автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Творчество Генри Джеймса

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Анцыферова, Ольга Юрьевна

Введение

Часть первая

Глава первая. Литературная саморефлексия и проблемы ее изучения.

§ 1. Рефлексия в философии, науке, творчестве

§ 2. Литературная саморефлексия: определение, структура, формы, методологическое значение и эстетические функции.

§ 3. Из истории литературной саморефлексии.

Глава вторая. Научно-философские искания рубежа XIX—XX веков и эстетические новации Генри Джеймса.

§ 1. Проблема саморефлексии в философии и психологии второй половины XIX века '

§ 2. Новые методы психологических исследований и нарратологические новации Генри Джеймса

§ 3. Мимесис и саморефлективность прозы Генри Джеймса в свете научно-философских исканий конца XIX века

§ 4. Литература и психология рубежа веков о субъективности и ее границах

Глава третья. Автор в поисках читателя: Генри Джеймс и современная литературная культура.:.

§ 1. Изменения в литературной культуре США второй половины XIX века.

§ 2. Рецепция творчества Джеймса и художественная эволюция писателя

Часть вторая

Глава четвертая. Жанр автопредисловия. Его традиции в американской литературе и аетопредисловия Генри Джеймса.

§ 1. Автопредисловия как паратексты

§ 2. Традиция автопредисловия в литературе США

§ 3. Автопредисловия Генри Джеймса

A. Проблема повествовательных стратегий

B. Автопредисловия как обрамление

С Автопредисловия как саморефлексия в п-ой степени

Глава пятая. Литературная автопародия и ее модусы романтический, реалистический, постмодернистский.

§ 1. Литературная автопародия в новеллах Эдгара Аллана По.

§ 2. Политика самопародии: «Пандора» Генри Джеймса

Глава шестая. От жанровой саморефлексии—к саморефлексии культуры

Еще раз о романтической традиции в творчестве Джеймса).

§ 1. «Котапсе» как предмет жанровой саморефлексии («Американец»).

§ 2. Романтические стереотипы порубежного самосознания и их метафоризация («Зверь в чаще»)

§ 3. Идеологема утраты в саморефлексии культуры конца XIX века: Чехов и Джеймс.

Глава седьмая. О саморефлективности реалистического романа

ТургеневуКоуэллс, Джеймс).

§ 1. Саморефлективность романного жанра и становление американской реалистической традиции

§ 2. Роман «Рудин» и «литературоцентризм» русской культуры

§ 3, «Неотчужденное слов о» Уильяма Дина Хоуэллса.

§ 4. Культурные топосы и поиск нового художественного языка Генри Джеймсом.

Глава восьмая. Парадоксы «поздней манеры» Джеймса: роман

Золотая чаша» как summa литературной саморефлексии.

§ 1. Семантика стилистического экивока.

§ 2. «Центральное сознание» как «языковое сознание»

§ 3. Автопародия в романе

§ 4. Гносеология метафоры

§ 5. Образ языка

§ 6. Герменевтика финала

Глава девятая. (Авто)потрет художника в рассказах и интервью

Генри Джеймса.

§ 1. Бремя читателя, или герменевтика в ^ой степени («Узор ковра»)

§ 2. Художник и дискурс публичности (три интервью Генри Джеймса)

Введение диссертации2002 год, автореферат по филологии, Анцыферова, Ольга Юрьевна

Генри Джеймс (1843—1916) вошел в историю литературы как выдаюшийся мастер психологической прозы. Он остается одной из самых сложных и противоречивых фигур в американскЬй литературе рубежа XIX—ЛХХ веков. На протяжении последних десятилетий его творчество стало предметом исследования литературоведения самых различных методологических ориентации. Похоже, однако, что Генри Джеймс принадлежит к числу тех художников, в творчестве которых с течением времени открываются все новые горизонты. Широта эрудиции и литературного кругозора писателя позволяет рассматривать проблему традиции и контекста в его творчестве под самыми различными углами зрения, искать и находит в его произведениях перекличку с культурными явлениями самых разных эпох—от античности до постмодернизма. Отказ от прямого выражения авторской позиции в сочетании с четкостью морально-этических идеала, бросающего особый свет на мир джеймсовских героев, делают его произведения глубокими, неоднозначными, открытыми для новых и новых интерпретаций. Эксперименты с повествовательной техникой, которыми изначально насыщено творчество Джеймса, позволяют видеть в нем своего рода лабораторию, в которой рождались многие эстетические открытия литературы двадцатого века. Особенности жизни и творчества Генри Джеймса (американец по происхождению, большую часть жизни он провел в Европе) превращают в проблему даже его литературное подданство, делают его предшественником таких «билитературных»' фигур, как Т. С. Элиот, Э. Паунд, В. Набоков.

• т—I тт и и и с»

1. Джеймс был непосредственным и активным участником и английской и американской культурной жизни. Даже после эмиграции он не выпускал из виду интересовавшие его явления американской литературы и культуры. Его переписка с У. Д. Хоуэллсом сыграла важную роль в формировании реалистических нринципов в американской литературной теории и практики. В то же время важнейшие теоретические работы Джеймса являются одновременно и документами полемики, которую писатель вел в рамках современной английской литературной ситуации. Так, программная статья «Искусство прозы» ("The Art of Fiction", 1884) была написана как ответ на памфлет английского критика У. Безанта, статья о Мопассане (1888) содержит полемику с художественными установками викторианской литературы и т. д. Имея в виду синхронное участие писателя в двух национальных литературных процессах, по предложенной Д. Дюришином терминологии, Джеймса можно отнести к билитера-турным писателям (Дюришин Д. Теория сравнительного изучения литературы. М., 1979. С.248).

Творческое наследие Генри Джеймса очень велико. Оно включает более двадцати романов, такое же количество повестей, более ста рассказов, около десятка пьес, множество литературно-критических статей, восемнадцать автопредисловий к прижизненному изданию его художественной прозы, многочисленные путевые очерки, записные книжки 1878—1915 гг. и несколько тысяч писем. По количеству посвященных ему исследований Генри Джеймс среди англоязычных писателей может сравниться, пожалуй, только с Шекспиром, среди американских—Только с Фолкне-ромЛ. Существует целый ряд специальных изданий, где представлена библиография работ как самого Джеймса, так и публикаций о немЛ

История джеймсоведения в полной мере отразило историю зарубежной литературной теории и критики. По замечанию Ричарда А. Хокса, «как и критические исследования любой масштабной фигуры—будь то Шекспир, Данте, Гете,— джеймсоведение в своем развитии прошло по крайней мере три стадии: введение автора в обиход литературоведения и его первые оценки, как положительные, так и отрицательные; окончательное утверждение автора в качестве достойного объекта литературоведческого интереса; стадия переоценки и новых интерпретаций»'л.

Самым верным популяризатором творчества Генри Джеймса при его жизни оставался У. Д. Хоуэллс, который написал 16 рецензий и статей о своем литературном собрате. По сути, практически все авторы первых работ о Джеймсе сами были писателями: Джозеф Конрад, Форд Мэдокс Форд, Герберт Уэллс. Ребекка Уэст, Верной Ли, Вирджиния Вулф, Хамфри Уорд. Первые отклики на творчество Джеймса после его смерти принадлежали двум поэтам, что, конечно, свидетельствовало о том, что проза Джеймса ( в особенности, конечно, поздняя) по смысловой нафуженности слова, по его саморефлективности, по образной насыщенности была сродни поэзии и не л Hocks R. The Several Canons of Heniy James//American Realism. Hocks R The Several Canons of Heniy James/ZAmerican Realism. 1989. V.23.N 3. (1989). P.68. л Philips L. A Bibliography of the Writings of Heniy James. N.Y., 1930; Foley R.N. Criticism in American Periodicals of the Works of Henry James fdm 1866—1916. Washington (D.C.), 1944; Holman C.H. The American Novel through Henry James. N. Y., 1966; McKolgan K. P. Henry James, 1917—1959: A Reference Guide. Boston, 1979; ScmaD.M. Henry James, 1960—1974: A Reference Guide. Boston, 1979; Edel L., Lawrence D.H. A Bibliography of Henry James. Oxford (Mass.), 1982; Budd J. Henry James: A Bibliography of Criticism, 1975—1981. L., 1983, Bradbury N. Annotated Critical Bibliography of Henry James. N. Y., 1987 et al.

Hocks R.A. From Literary Ananlysis to Postmodern Theory: A Historical Narrative of James Criticism// A Companion to Henry James Studies/ Ed. D. M. Fogel. Westport, Connecticut; London: Greenwood press, 1993. P.3. могла не влиять на нее. Публикации Т. С, Элиота и Э. Паунда в журнале "The Little Review" 1918 г. явились своеобразным манифестом нового отношения к Джеймсу, который стал для модернистов непререкаемым образцом высокого искусства^ Для Элиота Джеймс бы «самым умным человеком своего поколения», писателем, по глубине не уступавшим Достоевскому, но более созвучным современности и будущему. Э. Паунд ставил акцент на интернационализме Генри Джеймса, на том, что он помог трем нациям понять друг друга, что все его творчество было «борьбой за коммуникацию», которая для него состояла прежде всего в «признании различий и их права на существование». Хвалебные отзывы «высоких модернистов» способствовали тому, что Джеймса долгое время будут подтягивать к модернизму и объявлять его предтечей.

Труды Элизабет Кэри (1905/, Джозефа Уоррена Бича (1918/ и Перси Лаббока (1921)Л заложили основы еще одного направления в джеймсоведении. Сосредотачивая свое внимания исключительно на формальном мастерстве Джеймса, рассматривая джеймсовские автопредисловия к нью-йоркскому изданию в качестве его непререкаемого эстетического кредо, эти критики и их последователи отстаивали подход, созвучный установкам «новой критики», подход, который более полувека сохранял свое влияние и определял интеллектуальный климат на страницах академических изданий и в университетских аудиториях. Перси Лаббок в своем «Ремесле прозы» довел культ джеймсовского мастерства до крайности, по сути провозгласив «драматический метод» и «точку зрения» величайшими литературными достижениями мировой литературы. Даже такие авторы, как Толстой и Флобер, оценивались Лаббоком исключительно по критериям, основанным на кодифицированных им эстетических принципах Джеймса. Именно выработанное Лаббоком представление о Джеймсе как далеком от жизни художнике-эстете станет главной мишенью «новой волны» джеймсоведения в 1980-х годах.

Период суровой и язвительной 1фитики для Джеймса наступил в 1920-е годы. Единственным исключением в общем хоре неодобрения были голоса Эрнеста Хемингуэя и в особенности Гертруды Стайн. Большинству читателей 20-х годов проза л The Little Review. Henry James Number. V.l. N 4. (August 1918). л Gary E. L. The Novels of Henry James. N.Y., 1905. л Beach J. W. The Method of Henry James. New Haven, 1918. л Lubbock P. The Craft of Fiction. N. Y., 1921.

Джеймса казалась излишне усложненной, а художественная смелость Д. Г. Лоуренса в изображении сексуальных отношений заставляли увидеть в Джеймсе излишнюю деликатность и уклончивость в этом вопросе. Ван Вик Брукс в 1925 году критиковал Джеймса как не реализовавшего себя эстета, оторвавшегося от родных корней, чьи поздние романы напоминают «туманности, имеюш;ие форму планет, но остаюш;иеся лишь светящимся дымом»А. Верной Луис Паррингтон в 1930 г. полностью отказывал утонченному психологизму Джеймса в какой бы то ни было художественной целесообразности. Именно от него идет традиция видеть в Джеймсе безнадежного солипсиста: Паррингтон утверждал, что весь изощренный психологический анализ замыкается на содержимом головы писателя ("in his subtle psychological enquiries he remained shut up within his own skuH")AA. Однако даже в это суровое время многим было ясно, что все язвительные упреки в формальной изощренности (при всей их возможной справедливости) не имели никакого отношения к ранней прозе писателя—к его «Дэзи Миллер», «Вашингтонской площади», «Американцу», или к «Женскому портрету». И тот же год, когда Паррингтон обнародовал свою уничтожающую критику Джеймса в «Основных течениях американской мысли», можно считать началом возрождения Джеймса: в 1930 г вышла книга Корнелии П. Келли «Раннее развитие Джеймса»'\ опровергавшая Паррингтона уже тем, что Джеймс в ней представал не только как писатель, но и как критик и рецензент, т. е. художник, чьи интересы вряд ли правильно было ограничивать «содержимым его черепной коробки». В 1931г. вышел в свет «Американский юмор» Констанс Турк, где Джеймс рассматривался как «великий экспериментатор», который, наряду с такими писателями, как Готорн, По и Твен, значительно расширил сферу комического в национальной литературе'А.

1934 год стал определенной вехой в джеймсоведении по двум причинам. Во-первых, Р. Блэкмур впервые собрал и издал в одной книге «Искусство романа»'А все автопредисловия Джеймса, написав к ним блестящую вступительную статью. В ней он попытался дать определения основным эстетическим концептам Джеймса, проа Brooks V.V. The Pilgrimage ofHenry James. N.Y., 1925. P.140—141.

Partington V. L. Main Currents in American Thought: An Interpretation of American Literature from the Beginning to 1920. N.Y., 1930. P.241. Kelley CP. The Early Development of Aenry James. Urbana: U of Illinois P, 1930.

Rourke C. American Humor: A Study of the National Character. N. Y., 1931

James H. The Art of the Novel: Critical Prefaces/ Ed. by and with pref of R. P. Blackmur. N. Y., 1934. должив, таким образом, направление, заданное Бичем и Лаббоком. Во-вторых, вышел специальный номер журнала "Hound and Horn.* под редакцией Аллена Тейта, Айвора Уинтерса и Л. Кирштейна, в который вошли статьи тринадцати авторов. Среди них были Стивен Спендер, Эдна Кентон и Эдмунд Уилсон, предложивший смелое фрейдистское прочтение «Поворота винта», не утратившее своего значения поныне.

В годы, предшествующие фашизму, многие литераторы по-новому оценили обостренное внимание Джеймса к природе зла и смелые эксперименты с его художественным воплощением. Так, Ньютон Арвин, в своей статье в "Hound and Horn" писал о том, что Джеймсу нет равных в английской литературе по силе изображения морально опустошенного мира. В 1936 г. Грэм Грин заявил, что важнейшим, по его мнению, творческим импульсом для Джеймса всегда было «ощущение зла, сопоставимое по своей интенсивности только с религиозным чувством» и что по силе своего анализа греха и развращенности он стоит наравне с Данте и Шекспиром'А.

Сороковые годы были отмечены подлинным расцветом джеймсоведения, толчок которому, кроме всего прочего, дали и столетние юбилей Генри и Уильяма— самых знаменитых из семьи Джеймсов'А. В 1944 г. вышла книга Фрэнка Отто Мат-тиссена "Henry James: The Major Phase", к которой восходит ставшее с тех пор общепринятым обозначение периода творческого расцвета Джеймса. Поздние романы Джеймса для Ф. О. Маттисена, как и для большинства его последователей, являются кульминацией творчества писателя, а все предшествующие произведения рассматривается как своеобразные подступы к ней. Английский литературовед Ф. Р. Ливис в своей книге «Великая традиция» (1948) ставит Джеймса в один ряд с Джейн Остин, Джордж Элиот и Джозефом Конрадом. Для Ливиса расцвет таланта Джеймса приходится на 1870—1880-е годы, наивысшими достижениями писателя являются романы «Женский портрет» и «Бостонцы». Поздняя же манера Джеймса свидетельствует об угасании его творческого дара''. Резкое различие в оценках Маттиссена и Ливиса по

The Hound and Hom. Homage to Henry James. V.7. N 3 (April-June 1934). 'a Greene G. The Lost Childhood and Other Essays. L., 1951. P.21—50. ,A CM.: The New Republic. Memorial Issue on WiUiam and Henry James. V.CVIIl. (Feb 15, 1943); The Kenyon Review. Henry James Number. V.5. N 4. (Autumn 1943); The Question of Henry James/ Ed. F. Dupee. N.Y., 1945. 'a Leavis F.R. The Great Tradition. N.Y., 1949. ложило начало разным канонам в джеймсоведении, которые отличаются своим отношением к творчеству позднего Джеймса.

Сороковые годы ознаменовались рядом важных изданий биографического характера. К ним принадлежит публикация в 1947 году записных книжек Джеймса под редакцией Маттиссена и К. Б. Мердока , а также исследование Маттиссена «Семья Джеймсов», включавшее комментированные отрывки из сочинений Генри Джеймса-старшего, Уильяма Джеймса и Алисы Джеймс. Обе книги впервые сделали достоянием широкого читателя тексты, весьма значимые для научного освоения творчества писателя, тем самым открыв новую страницу в истории критической рецепции Джеймса.

Еще одним важным событием сороковых годов стала глава о Генри Джеймсе, написанная Р. Блэкмуром для «Литературной истории США» (1948)'А. Наряду с его эссе 1943 г "In the Country of the Blue" и "The Loose and Baggy Monsters of Henry James"(1951)AA, эта статья стала важной вехой в морально-эстетическом прочтении Джеймса. Одним из первых Блэкмур прослеживал связь между эстетическими нова

TT U С» U 1 U циями Джеймса и ключевым понятием «новой критики»—«органической формой», а через него—с романтической эстетикой Колриджа.

Конец сороковых—Аначало пятидесятых годов было отмечено появлением новой значительной фигуры в джеймсоведении—АЛеона Эделя. Его первыми опытами в изучении Джеймса были две диссертации, защищенных в Сорбонне в 1930-х годах. В американском литературоведении он заявил о себе объемным предисловием к полному изданию пьес Генри Джеймса в 1949 годуА'. Главным же вкладом Эделя стала его пятитомная литературная биография ДжеймсаАА. Эдель трудился над ней в течение двадцати лет, и ее последние тома' были удостоены Пулитцеровской премии и National Book Award. Вплоть до недавнего времени она воспринималась как каноническое жизнеописание Генри Джеймса. Благодаря этой биографии, а также двум сотням других публикаций о Джеймсе Эдель вплоть до своей смерти в 1997 году оставался.

James Н. Notebooks/ Ed. F. О. Matthiessen and К. В. Murdock. N.Y., 1947. аа Блэкмур Р.П. Генри Джеймс// Литературная история США/ Под ред. Р. Спиллера и др.: В Зт.М., 1979.Т.З.С. 127—156.

Blackmur R.P. The Lion and the Honeycomb: Essay in Solicitude and Critique. N. Y., 1955.

The Complete Plays of Henry James. L., 1949.

Edel L. Henry James: In 5 v. Philadelphia, 1953—1972. и

U U U 1 U U "1—r пожалуй, самой влиятельной фигурой в джеймсоведении. Подобное исключительное положение безусловно упрочивалось еще и тем, что именно Л. Эделю, по договоренности с наследниками, принадлежало исключительное право работы в архивах Генри Джеймса и публикации архивных материалов. Ввиду этого все важнейшие публикации 1980-х годов, будь то полное издание литературно-критических и литературно-теоретических работ Джеймса или' первое полное издание его записных книжек и дневников связаны с именем Л. ЭделяА1

Джеймсоведение 1950-х развивалось по направлениям, намеченным, «новой критикой», биографической и социокультурной критикой 1940-х годов. В своей литературно-критической биографии Ф. Дьюпи рассматривает жизнь и творчество Джеймса в необычно широком культурном контекстеА'*, Г. 3. Кэнби, также в 1951 году, сопоставил жизнь и творчество Джеймса и Марка Твена . Сходная тенденция исследовать творчество Джеймса в литературно-историческом контексте обнаруживает

26 ся и в работе Мариуса Бьюли «Сложная судьба» . В ней исследователь, во многом опираясь на эссе самого Джеймса о Готорне, размышляет об особенностях «америкаf низма» этих двух художников. В эссе Лайонелла Триллинга о романе «Княгиня Ка-замассима»А'' впервые была сделана заявка на серьезный анализ социально-политического компонента в искусстве Джеймса (широкое распространение этот подход в джеймсоведении получит только в 1980-е годы). В целом же для критики 1950х—времени бесспорного господства «новой критики»—характерен либо чисто формалистический подход (этим отмечены главы, посвященные Джеймсу, в «Английском романе» Дороти Ван ГентАА и в «Американском романе и его традиции» Ричарда Чейза, которые утверждал, что Джеймс безоговорочно подчинил форму romance своим реалистическим задачамАА, либо сугубо тематический подход, как, на

James H. Essays on Literanjre. American Writers. English Writers. New York: Library of America, 1984; Literary Criticism: French Writers, Other European Writers, the Prefaces to the New York Edition. N.Y.: Library of America, 1984; The Complete Notebooks/ Ed. L. Edel and L. H. Powers. N.Y., 1987; Dupee F. F.W. Henry James: His Life and Writings. N.Y., 1951. Canby H.S. Turn West, Turn East: Mark Twain and Henry James. Boston, 1951. Bewley M. The Complex Fate: Hawthorne, Henry James, and Some Other American Writers. L., 1952. аа Trilling L. The Princess Casamassima// The Liberal Imagination. N.Y., 1950. P.55—88. Van Ghent D. On "The Portrait of a Lady"// The English Novel: Form and Function. N. Y., 1953 Chase R. The American Novel and Its Tradition. N.Y., 1957. P. l 19.

Пример, у Эдвина Боудена «Тематика произведений Генри Джеймса: система наблюдения через визуальные искусства»^. Последняя монография положила начало серьезному разговору об эстетике Джеймса в контексте пластических искусств, который в 1970-х годах продолжит, в частности, Вайола УиннерЛ', а в 1980-х новый поворот ей придаст Ралф Богардус, исследуя фотографический контекст нью-йоркского издания, созданный фронтисписами КобернаЛл. В 1990-е эту тему внимательно разрабатывала, в частности, Аделин Тинтнер. Одним из самых значительных исследований 1950-х годов стала небольшая по объему книга Кристофа Вегелина «Образ Европы у Генри Джеймса», в которой без излишнего упрощения и схематизма рассматривается развитие «международной темы» на материале романов и рассказов ДжеймсаЛЛ.

К 1960-м годам репутация Джеймса как «Мастера» настолько упрочилась, что в следующие десятилетия джеймсоведение становится настоящие литературоведческой индустрией, которая стремительно развивается и качественно и количественно. Теперь уже трудно выделить какое-либо одно доминирующее направление в изучении Джеймса, многообразие тематики и подходов поразительно. Так, в 1960 году Ричард Пойриер исследует комическое в ранней прозе ДжеймсаЛ'', и в это же время Дж. А. Уорд в книге «Воображение катастрофы», следуя традиции Грэма Грина и Стивена Спендера, обращается к проблеме зла у Джеймса и самое пристальное внимание уделяет поздним рассказам ДжеймсаЛЛ. Уэйн Бут в своей ставшей классикой литературоведения «Риторике художественной прозы»ЛЛ заставил по-новому взглянуть на концепт «точки зрения», обратив внимание на то, что завершенные произведения Джеймса часто оказывались весьма далеки от первоначальных авторских интенций, что и создавало «риторическую» недоговоренность, двусмысленность его прозы. Буту удалось показать, что и авторское всеведения и ограниченная точка зрения персонажа являются весьма относительными и условными приемами риторики— общения автора с читателями. В этом смысле Бут не только продолжил исследование

Bowden Е.Т. The Themes of Нешу James: The System of Observation through the Visual Arts. New Haven, 1956.

Winner V. H. Henry James and the Visual Arts. Charlottesville, 1970.

Bogardus R. Pictures and Texts: Henry James, A. L. Cobum, and New Ways of Seeing in Literary Culture. Ann Arbor, Mich., 1984.

Wegelin C. Image of Europe in Henry James. Dallas, 1958.

Poirier R. The Comic Sense of Henry James: A Study of the Early Novels. N. Y., 1960.

Ward J.A. The Imagination of Disaster: Evil in the Fiction of Henry James. Lincoln, 1961.

Booth W.C. The Rhetoric of Fiction. Chicago, 1961. повествовательной техники Джеймса, начатое Бичем и Лаббоком, но и предвосхитил методологию рецептивной эстетики. В том же 1961 году вышло первое целостное исследование романистики Джеймса «Романы Генри Джеймса» Оскара Карджилла'А', до сих пор не потерявшее своего значения благодаря систематизированному обзору критики и достаточно убедительной интерпретации поздних романов.

Одиноким голосом в общем хоре ученых, настаивающих на непреходящей ценности наследия Джеймса, оказался критик-марксист Максвелл Гайсмар, выступивший в 1962 году с книгой «Генри Джеймс и якобиты»АА, в которой он продолжил традицию поношения Джеймса, восходящую к пародийному эссе Герберта Уэллса "The Boon" и к работам Ван Вик Брукса, которому Гайсмар и посвятил свою книгу. К уже не раз звучавшим упрекам Джеймсу у Гайсмара добавился язвительный сарказм в адрес академической критики, старательно раздувавшей, по мнению Гайсмара, культ Джеймса в ущерб изучению других направлений романа.

Разнообразие подходов можно проиллюстрировать и сопоставив две книги, увидевшие свет в 1964 году. С одной стороны, это монография Роберта Гейла «Пойманный образ»АА, где языковая образность Джеймса досконально изучается и систематизируется посредством выделения образных лейтмотивов. Книга Гейла явно следует традиции, заложенной Каролиной Сперджен при изучении шекспировской образности. В1964 году увидела свет и монография Лоренса Холланда «Цена ясного видения»''*', озадачившая многих современников своей изощренной сложностью. Хотя в целом Холланд остается в рамках формализма «новой критики», но его магистральная задача—Аизучить соотношение между некоторыми произведениями Джеймса и автопредисловиями, а также попытки Холланда показать, как в чисто формальных особенностях произведений проявляют себя не только общелитературные, но и исторические закономерности, как Джеймс порой конструирует свой художественный мир, а не проецирует его, как это было принято в тематическом, или референциальном модусе письма,—все это ставит автора «Цены ясного зрения» в ряды предтеч постмодернистской литературоведческой мысли.

Cargill О. The Novels of Henry James. N. Y., 1961.

Geismar M. Henry James and the Jacobites. Boston 1963. аа Gale R. L. The Caught Image: Figшative Language in the Fiction of Henry James. Chapel Hill, 1964.

Holland L. The Expense of Vision: Essays on the Craft of Henry James. Princeton, N.J., 1964.

В 1972 году вновь заявило о себе британское джеймсоведение—в свет вышел сборник «Воздух реальности», само заглавие которого свидетельствовало о том, что для его авторов Джеймс остается прежде всего подлинным мастером реалистического мимесиса'*'.

Тогда же, в начале 1970-х годов появляются две структуралистские работы Цветана Тодорова (правда, переведенные на английский в 1977 г.)'*А Ряд высказанных в них идей, как например, тезис об «отсутствии присутствия», или об «отсутствии обозначаемого» как главном «секрете повествования» позднего Джеймса, предвосхищает постмодернистское прочтение писателя. Не менее важной для оформления постмодернистских методик в джецмсоведении окажется и работа Шломит Риммон-Кеннон о смысловой амбивалентности у Генри Джеймса''А. Исследование Вольфганга Изера 1977 года, где ученый на примере повести Джеймса «Узор ковра» демонстрирует, как смысл текста формируется в сознании читателя, стало одной из ранних манифестаций рецептивной эстетики.''''. Среди самых значительных работ конца 1970-х следует назвать, во-первых, монографию Рут Изелл «Язык и знание у Генри Джейм-са»'*А—одно из лучших исследований стиля позднего Джеймса; во-вторых, «Генри Джеймс и экспериментальный роман» (1978) Серджо Пероза, где творчество американского классика предстает как непрерывный эксперимент, а он сам провозглашается «двоюродным дедушкой постмодернизма» ("а great-uncle of postmodernism")'*A; в-третьих, «Поздние романы Генри Дкеймса» Никола Брэдбери''А—наилучшее, по мнению многих критиков, исследование Джеймса с позиций рецептивной эстетики.

Прежде чем перейти к 1980—1990-м годам, отмеченным необычайным многообразием подходов, следует отметить, что на протяжении всей долгой и насыщенной истории джеймсоведения наиболее распространенным подходом к творчеству Джеймса все же остается компаративистский подход в той или иной своей разновидности. Кажется, исследователи Джеймса, чтобы ярче оттенить его своеобразие, про"' The Air of Reality./ Ed. J. Good. L., 1972.

Todorov T. Introduction a la literature fantastique. Paris, 1970. Trans R. Howards as: The Fantastic: A Structural Approach to a Literary Genre. Ithaca, 1977; Idem. The Poetics of Prose. Ithaca, 1977. a Rimmon S. The Concept of Ambiguity:The Example of James. Chicago; L., 1977.

Iser W. The Act of Reading. Baltimore, 1978.

Yeazell R. Language and Knowledge in the Late Novels of Henry James. Chicago, 1976.

Perosa S. Henry James and the Experimental Novel. Charlottesville,1978. P.203.

Bradbury N. Henry James: The Later Novels. N. Y., 1979.

СТО обречены рассматривать писателя в параллели с тем или иным феноменом— литературным, художественным или философским. Так, параллели с живописью обычно сосредотачиваются вокруг импрессионизма, как в работе Джеймса Киршке''А. Образцом исследования литературного импрессионизма Джеймса стала книга Питера Стоуэлла, в которой американский писатель весьма неубедительно сопоставляется с Чеховым—возможно, единственным выдающимся писателем-современником, о существовании которого Джеймс, судя по всему, не подозревал. Среди великого множества других компаративистских исследований отметим еще одно, сближающее Джеймса с русской литературой. Это проникновенно написанная книга слависта Дей-ла Питерсона «Милосердный взгляд: поэтический реализм Тургенева и Джеймса»''А, которая остается, насколько мне известно, единственным монографическим исследованием связей Джеймса с русской литературой. В целом же, перечислять имена писателей, с которыми сопоставлялся Генри Джеймс, можно до бесконечности. По замечанию Ричарда Хокса, иногда кажется, что авторов, с которыми бы не сравнивали Джеймса, просто не существует^'.

В 1980-х годах оформляется то, что в американском литературоведении называют «второй волной» джеймсоведения: появляются работы, по-новому идеологически заряженные или насыщенные теорией. В 1980—90-х гг. творчество Джеймса становится полигоном для опробования различных методологий постмодернистского толка.

Феминистская критика Джеймса впервые внятно заявила о себе работой Альфреда Хабеггера «Пол, фантазия и реализм в американской литературе»А'. Вирджиния Фаулер в своей «Американской девушке Генри Джеймса: Вышивка на холсте»АА рассматривает героинь Джеймса как средоточие культурных ценностей и одновременно обнаруживает их духовную ущербность: патриархальное общество обрекает их на жизнь, замкнутую в пределах своего «я». И только в редких случаях, когда женщина выходит за эти рамки, обучается искусству власти и обмана, необходимому для полноценного существования в обществе, рождается новое «я» женщины, как у Мэгги

Kirschke J.J. Henry James and the Impressionism. Troy; N. Y., 1981.

Peterson D.E. The Clement Vision: Poetic Realism in Turgenev and James. L., 1975. A"AHocksR. A.0p.cit.P.21. a' Habegger A. Gender, Fantasy and Realism in American Literature. N.Y., 1982.

Fowler V. Henry James's American Girl: The Embroidery on the Canvas. Madison, 1984.

Вервер, которая к концу романа «Золотая чаша» уже перестает быть чьей-то вышивкой на холсте, но вышивает сама, как и ее создатель Джеймс. Одним из значительных явлений в обширной феминистской критике Джеймса стала и вторая книга А. Хабеггера «Генри Джеймс и «женское дело» , где Джеймс полемически объявляется завзятым патерналистом, поскольку он так и не смог преодолеть в себе эксцентричные взгляды на женский пол, унаследованные им от отца.

Еще одно из направлений джеймсоведенрм «второй волны» разрабатывалось авторами современных исследований культуры (Culture Studies) и было связано с никогда не покидавшим Джеймса стремлением к популярности и славе, к высоким гонорарам, что в общем-то противоречило стереотипному представлению о нем как о далеком от мирской суеты эстете, художнике-аскете. Марша Джекобсон выдвинула этот тезис в 1983 годул''. Этот новый взгляд на профессиональную карьеру Джеймса получил дальнейшее развитие в уже выдержавшей два издания книге Энн Марголис «Генри Джеймс и проблема аудитории»лл и в работе нынешнего президента «Общества Генри Джеймса» Майкла Анеско «Трения с рынком: Генри Джеймс и профессиональное авторство»лл.

Не обошла вниманием Джеймса и марксистская критика, для которой он всегда оставался автором, всем своим творчеством оправдывавшим капитализм. Наиболее изощренно эту позицию сформулировал Фредерик Джеймисон: «Джеймсовская «точка зрения», которая возникает как протест и самооборона против реификации, оказывается в конце концов мощным идеологическим орудием увековечивания все более субъективизированного и психологизированного мира,—мира, социальное видение которого основано на радикальной относительности сосуществующих в нем монад. Вот тот контекст, в котором наилучшим образом можно оценить трансформацию Генри Джеймс из второразрядного литератора XIX века в величайшего американского романиста»л'.

Habegger A. Henry Jamee and the "Woman Business". Cambridge, 1989.

Jacobson, Marcia Ann. Henry James and the Mass Market. University of Alabama Press, 1983.

Margolis A. T. Henry James and the problem of Audience. An International Act. Ann Arbor, Mich., 1985.

Anesco, Michael. "Friction with the Market": Henry James and the Profession of Authorship. N.Y., 1986.

Jameson F. The Political Unconscious: Narrative as a Social Symbolic Act. Ithaca, 1981. P.82.

Уходя от радикального марксизма, Дженнифер Уики продолжает традиции социологического джеймсоведения, самыми значимыми вехами которого можно считать статью Жана-Кристофера Эгнью в сборнике «Культура потребления: критические очерки американской истории 1880—1980гг.»ЛЛ, а также многие из последних работ Джона Карлоса РоуЛл. Уики рассматривает творчество Джеймса в связи с зарождением рекламного бизнеса в конце XIX векаЛ°.

На другом краю литературоведческой спектра 1980-х был деконструктивизм, и тт и и 1 и и и

Джеймс оказался ключевой фигурой для представителей его американской разновид-ностиЛ'. Во всех деконструктивистких исследованиях Джеймса, начиная с Джона Хиллиса Миллера и Джона К. Роу, неудобочитаемость поздних джеймсовских текстов становится аргументом против концепции референциальности языка, рассматривается как проявление неспособности языка адекватно репрезентировать реальность.

Множественность подходов проявлялась и в том, что продолжали появляться весьма значительные исследования, написанные во вполне традиционной манере—в манере «первой волны». Это, скажем, книга Сары Б. Дауэри «Литературная критика Генри Джеймса»ЛЛ, написанная с традиционных историко-литературных позиций. Или «Главное повествование Джеймса» Р. В. Д. ВилсонаЛЛ—первое монографическое исследование повествовательных стратегий Джеймса на материале романа «Золотая чаша», развивающее тонкие стилистические наблюдения Р. Изел и Н. Брэдбери. Или еще одна книга, как и две предшествующие также вышедшая в 1981 году,—«Генри

Agnew J.-C. The Consuming Vision of Henry James// The Culture of Consumption: Critical Essays in American History, 1880—1980/ Ed. R. Fox and T. J. Jackson bears. N.Y., 1983

См., к примеру, его статью "Henry James and the Critical Theory" в сборнике "A Companion to Henry James Studies".

Wicke J. Advertising Fictions: Literature, Advertising, and Social Reading. N. Y., 1988 Л' Rowe J. C. Henry Adams and Henry Jahies: The Emergence of a Modem Consciousness. Ithaca; N.Y., 1976; Sussman H. The Hegelian Aftermath: Readings in Hegel, Kierkegaard, Freud, Proust, and James. Baltimore, 1982; Hillis Miller J. The Ethics of Reading: Kant,, de Man, Eliot, Trollope, James, and Benjamen N.Y., 1987; Rivkin J. False Positions: The Representational Logics of Henry James's Fiction. Stanford, 1996 et al. Daughery S.B. The Literary Criticism of Henry James. Athens: Ohio UP, 1981. Wilson R. B. J. Henry James's Ultimate Nanative: The Golden Bowl. St. Lucia etc, 1981. Книга Вилсона, кроме всего прочего, знаменательна еще и тем, что она стала одним из первых провозвестников существенных изменений в джеймсовском каноне в 1980—1990-е годы. В это время титул «самого совершенного произведения» Джеймса переходит от «Послов», как это было заведено еще с П. Лаббока, к «Золотой чаше»,—Лроману, на который отныне перенесут свое основное внимание исследователи. Таким же центральным произведением станет в 1980—1990-х и культурологическая книга Джеймса "The American Scene".

Джеймс и структура романтического воображения» Дэниэля Марка ФогеляА", где связь Джеймса с романтизмом прослеживается на уровне структуры мышления и восходит к гегельянской концепции спирали.

В середине восьмидесятых вышли три монографии, значительно углубивших теоретическую основу джеймсоведения. Первая из них—Аэто «Феноменология Генри Джеймса» Пола АрмстронгаАА, изучающая типологические схождения между творчеством Джеймса и наиболее созвучной его мировоззренческим установкам философской школой XX века. Не менее значимой оказалась написанная с позиции «нового историзма» книга Марка Зельцера «Генри Джеймс и искусство власти»АА. В ней на материале трех произведений Джеймса—«Княгиня Казамассима», «Золотая чаша» и «Американская сцена» выстраивалась новая теоретическая парадигма, которая со всей очевидностью опровергала представление об аполитичности Джеймса-художника. Опираясь на структурализм Мишеля Фуко и своеобразно переосмысленную теорию М. М. Бахтина, Зельцер демонстрирует политическую пристрастность Джеймса, выявляя в эстетике его прозы скрытое взаимодействие между искусством и властью. Последнее из этой «большой тройки» исследований «новой волны»—книга Джона Карлоса Роу «Теоретические измерения Генри Джеймса»А'—одно из самых влиятельных и крупно масштабных исследований Джеймса с позиций деконструкти-визма. Эту книгу подчас рассматривают как «своего рода summa, каждая ее глава испытывает определенную литературную теорию применительно к творчеству Джеймса»^. Сам же Роу определяет ее суть как «конструктивное деконструктивистское исследование». Деконструктивизм Роу вполне определенно заявляет о себе и в плюрализме виртуозно представленных критических подходов—феминистская, психоаналитическая, марксистская критика, рецептивная эстетика,—каждому из которых отказывается в монополии на истину, и в «деконструировании» самого Джеймса, облик которого меняется вместе с каждой теоретической парадигмой.

Fogel D. M. Hemy James and the Structure of the Romantic Imagination. Baton Rouge: Louisiana UP, 1981.

Armstrong P. The Phenomenology of Henry James. Chapel Hill, 1983.

Seltzer M. Henry James and the Art of Power. Ithaca, N. Y., 1985.

Rowe J. C. The Theoretical Dimensions of Henry James. Madison, 1984.

Bradbury N. Annotated Critical Bibliography of Henry James. N.Y., 1987. P.3.

Стереоскопичность теоретического труда Роу не закрыла возможности поиска новых методологических установок, да иначе и быть не могло, ибо Джеймс, по замечанию Р, Хокса, остается для американского литературоведения важнейшим источником его жизненной силы ("too much the lifeblood of the academy itself)aa. в 1986 г. Джон Очард обратился к изучению молчания у Джеймса—молчания, понятого и как культурная категория и как пауза в коммуникации'"'. Донна Пжибылович в книге «Желание и подавление: диалектика «я» и «другого» в поздних произведениях Джеймса»'' представила показавшееся многим перспективным сочетание психоанализа Лакана с марксизмом. Работа Пжибылович имеет в американском литературоведении репутацию наиболее удачной попытки применить методологию Лакана к творчеству Джеймса. Тот же 1986 год был отмечен появлением первой из серии книг Аде-лин Тинтнер, автора ряда кропотливых источниковедческих исследований Джеймса'А.

Среди наиболее значительных работ рубежа 1980—1990-х годов следует упомянуть книгу Шерон Кеймерон «Мышление в творчестве Генри Джеймса»'А, посту-лируюшую концепт мета-сознания применительно к прозе Джеймса и рассматри-ваюшую его в контексте различных теорий сознания рубежа веков. Образцом тематической критики может считаться книга Дейвида МакУиртера «Желание и любовь у Генри Джеймса»''*. Книга Сьюзен Гриффин «Исторический взгляд: Природа визуального у позднего Джеймса»'А иллюстрирует мощные потенциальные возможности междисциплинарного подхода в литературоведении, рассматривая Джеймса одновременно в контексте истории искусства и психологических изысканий его брата. Прочтение Джеймса с позиций «нового историзма» предлагают и вышедшие в то же время сборник по редакцией Айэна Белла «Генри Джеймс и прошлое: вчитываясь во

Hocks R.A. From Literary Analysis to Postmodern Theory. P. 18. a° Auchard J. Silence in Hemy James: The Heritage of Symbolism and Decadence. Pennsylvania UP, 1986. Przybylowicz D. Desire and Repression: The Dialectic of Self and Other in the Late Works of Henry James. U of Alabama P, 1986. ' a Tintner A. The Museum World of Henry James. Ann Arbor, 1986; Idem. The Book World of Henry James. Ann Arbor, 1987; Idem. The Pop World of Henry James: From Fairy Tales to Science Fiction. Ann Arbor, 1989; Idem. Henry James's Legacy: The Afterlife of his Figure and Fiction. Baton Rouge, 1998.

Cameron S. Thinking in Henry James. Chicago, 1989. ''a McWhirter D. Desire and Love in Henry James. 1989 a Griffin S. The Historical Eye: The Texture of the Visual in Late James. Boston, 1991. время»'А и монография Розлин Джолли «Генри Джеймс: история, повествование, вымысел»''. В книге Джонатана Фридмана, написанной с позиций, близких к «социокультурной критике», «Эстепгаеский вкус и профессионализм: Генри Джеймс, британский эстетизм и культура потребления»^ глубоко исследуются связи Джеймса с Уолтером Пейтером, Оскаром Уайльдом, интересно ставится проблема американского эстетизма.

Монография Филипа Хорна «Генри Джеймс и новые редакции»'Аоткрыла для джеймсоведения проблемно-тематический пласт, очень мощно разработанный в 1990-X годах. Соотношение эстетических и экономических факторов в работе Джеймса над новой редакцией его произведений для нью-йоркского издания, его автопредисловия как своеобразная попытка подчинить себе будущую рецепцию своих произведений стали предметом многих научных исследований последнего десяти л етияА°.

Во второй книге Д. М. Фогеля «Завуалированные отношения»А' исследуется связь между творчеством Джеймса и «высоким модернизмом», а именно, Джеймсом Джойсом и Вирджинией Вулф. Близость Джеймса к модернизму стала общепризнанным фактом еще со времен эссе Элиота и Паунда, но природа ее до тех пор не становилась предметом специального анализа. Еще одним исследованием связей Джеймса с модернизмом стала книга Чарльза Карамелло «Генри Джеймс, Гертруда Стайн и биографический акт», вышедшая уже в середине 1990-хАА. Для Карамелло той сферой, где по-настоящему очевидной становится близость и преемственность между двумя американскими литераторами, оказывается биография как форма текстуальной репрезентации, самопознания и самосозидания. В течение последних лет тема «Джеймс и модернизм» продолжает волновать исследователей, однако те, кто ею занимаются,

Bell I.F., ed. Henry James and the Past: Readings into Time. N. Y., 1991.

Jolly R Henry James: History, Narrative, Fiction. Oxford, 1993. 'a Freedman J. Professions of Taste: Henry James, British Aestheticism, and Commodity Culture. Stanford, 1990. a Home Ph. Henry James and Revision. Oxford, 1990. aa Millgate M. Testamentary Acts: Browning, Tennison, James, Hardy. Oxford, 1992; Parker H. Deconstructing "The Art of the Novel" and Liberating James's Prefaces// Henry James review. 1993. V. 14; Henry James'sNew York Edition/ Ed. D. McWhirter. Stanford, 1995; Pearson The Prefaces of Henry James: Framing the Modem Reader. Pennsylvania State UP, 1997; Rundle V. Defining Frames: The Prefaces of Henry James and Joseph Conrad// Henry James Review. 1995. V. 16. 1995. P. 66—92 et al.

Fogel D.M. Covert Relations. Baton Rouge,1990.

Caramello Ch. Henry James, Gertrude Stein, and the Biographical Act. Chapel Hill, 1996. все больше поворачиваются от эстетики модернизма к научно-техническим достижениям эпохи и к ее социальным конфликтам. Тема James and Modernism все заметнее трансформируется в тему James and Modernity, и в этом нельзя не видеть влияния «социальной критики», восходящей к теориям «франкфуртской школы»лл.

Те же тенденции переноса внимания с собственно эстетических вопросов на социокультурные наблюдаются и в исследованиях соотношения творчества Джеймса

U / U 1—1 -1—Г 1—1 U U U и популярной/массовой культуры. Если Питер Брукс в своей ставшей классикой книге «Мелодраматическое воображение», написанной в 1976 годуЛ'*, рассматривает мелодраматические приемы у Джеймса в основном как средство интенсифицировать эстетическое переживание, то совсем иначе трактуется проблема «Джеймс и массовая культура», скажем, в работах Вильяма Видера и Ричарда Залмона. Дело в том, что за последние двадцать пять лет в академических кругах значительно возрос интерес к популярной культуре, в университетской программе появился новый предмет Culture Studies, который подвергает сомнению общепринятую иерархию культурных ценностей. Идущее параллельно этому наступление постструктуралистской теории подрывает идеологический барьер между высокой и популярной культурой и реабилитирует маргинализированный второй член оппозиции. Все эти изменения происходят в том пространстве, которое, фигурально говоря, открылось «после великого размежевания» между модернизмом и массовой культуройЛЛ. В этом контексте в центре внимания культурологической критики все чаще оказывается проблема «Джеймс и массовое искусство». Заслуженным авторитетом в этой области пользуется Ричард Залмон, автор книги «Генри Джеймс и искусство эпохи публичности»^. В своей статье «Генри Джеймс, популярная культура и теория культуры»л'. Р. Залман прослеживает динамику изучения творчества Джеймса в контексте популярной культуры. Точкой отсчета для него становится монография В. Видера «Уроки мастера: Популярная проза

Rowe J. The Other Henry James. Durham; L., 1998; Schwartz D.R. Reconfiguring Modernism: Explorations in the Relationship Between Modem Art and Modem Literature. N. Y., 1997 et al. ЛЛ Brooks P. The Melodramatic Imagination: Balzac, Henry James, Melodrama, and the Mode of Excess. New Haven; L., 1976.

Huyssen A. After the Great Divide: Modernism, Mass Culture and Postmodernism. Houndmills, 1988.

Salmon R Henry James and the Culture of Publicity. Cambridge: Cambridge UP, 1997

Salman R Henry James, Popular Culture, and Cultural Theory// The Henry James Review. 1998. yi9.N3.P.211—218.

И индивидуальный стиль в девятнадцатом веке» . Отвергая позитивистское определение популярной литературы через чисто внешние, количественные характеристики успеха, Видер взамен предлагал «нормативное» определение, когда текст оценивается по степени его соответствия доминируюш[им тематическим или стилистическим конвенциям. Великая литература, к которой принадлежит и Джеймс, характеризуется, по Видеру, значительным отступлением от нормы. В рамках такой концепции «популярное» предстает чем-то угнетающе однородным. Теоретические построения Видера обнаруживают несомненное сходство со взглядами представителей «франкфуртской школы». К примеру, Л. Ловенталь, как и В. Видер, рассматривал современную популярную культуру как стабилизирующую, консервативную силу позднекапиталистиче-ского общества, действующую в интересах общественного согласияАА. Со времени публикации книги Видера понимание популярной культуры коренным образом изменилось, произошла своего рода «концептуальная революция». Все чаще современные критики ассоциируют идею угнетающей нормативности с областью высокой культуры, в то время как в популярной культуре обнаруживается все больше следов сопротивления господствующей идеологии. Таким образом, манихейское противопоставление высокой и низкой культуры сохраняется, но изменяется его полярность. Исследования последних лет (и здесь Р. Залман вспоминает М. Джекобсон, М. Анеско и А. Хабеггера) отказываются от столь радикальной дихотомии и настаивают, что Джеймс занимал промежуточное место между популярной и высокой культурой. Однако, вопрос о природе взаимоотношений Джеймса с популярной культурой остается все еп];е не решенным. В последнее время писателя весьма часто рассматривают как своего рода мастера постмодернисА'ского бриколажа, свободно играющего стилями низкой и высокой культуры. Р. Залман не согласен с концепцией Джеймса-постмодерниста, т. к., по его мнению, здесь смешивается два понимания постмодер-низма—как стадии социально-исторического развития и как осознанной эстетико-теоретической позиции. Р. Залман полагает, что применительно к Джеймсу говорить о стирании границ было бы просто антиисторично. Для автора статьи, размышляю

Veeder W. Henry James—-The Lessons of the Master: Popular Fiction and Personal Style in the Nineteenth Century. Chicago, 1975

Lowenthal L. Literature, Popular Culture and Society. Englewood Cliffs, 1961. щего о соотношении высокой и массовой культуры, более убедительной оказывается позиция Т. Адорно, который писал об их негативно-диалектическом единствел*'.

В целом новые тенденции в джеймсоведении 1990-х связаны с двумя факторами. Первым безусловно стала сто пятидесятилетняя годовщина писателя—событие знаменательное не только тем, что, 'как и всякий юбилей, оно подвигло к переоценке и новому прочтению жизни и творчества классика, но и тем, что к этому моменту в обиход джеймсоведения вошел огромный пласт ранее неизвестных архивных материалов (около двенадцати тысяч ранее неопубликованных писем). Отличным подарком к юбилею стал превосходное по объему и качеству представленной научной информации издание "А Companion to Henry James Studies"^, для которого ведущие американские ученые написали статьи обо всех жанрах литературного наследия Джеймса.

В это же время появилось два новых жизнеописания Джеймса, оба своеобразно отразивших дух постмодернистской эпохилл. Биографическое исследование Фреда

I от

Каплана «Генри Джеймс: воображение гения» , вышедшая в 1992 году, ярко отразила такие тенденции постмодернистской эпохи, как отмена иерархии эстетических ценностей, дихотомии массовой и элитарной культур, стирание границ между художественной прозой и документально критическими жанрами. Свое повествование u тт с» и с» ученый основывает преимущественно на переписке Джеймса, в большой своей части ранее не публиковавшейся и касающейся подчас самых тривиальных сторон его жизни. Личность художника становится таким образом производным от созданных им нарративов, причем нарративов «маргинальных», которые, по замыслу исследователя, видимо призваны стереть в сознании читателя привычные бинарности существенного и несущественного, искусства и ремесла, размыть очевидность сексуальной самоидентификации.

Adomo Т. The Culture Industry: Selected Essays on Mass Culture/ Ed. J.M.Berbstein. L., 1993. л' A Companion to Henry James Studies/ Ed. D. M. Fogel. Westport, Connecticut; London: Greenwood press, 1993. 545 p.

Тезис о постмодернисткой природе биографических исследований Ф. Каплана и Ш. Новика был апробирован в моем докладе "Postmodern Biographies of Henry James", прочитанном на 115 конференции MLA в Чикаго, в декабре 1999 года.

Kaplan F. Henry James: The Imagination of Genius. A Biography. L. ; Sydney; Auckland, 1992. 620p.

Шелдон Новик в первом томе задуманной им двухтомной биографии Джейм-сал'*, прослеживает жизнь писателя вплоть до середины 1880-х годов. Новик использует особенности восприятия Джеймса в качестве «светильника», подобно тому, как сам писатель прибегал к освещению событий с точки зрения своих персонажей, поэтому основополагающую реальность для биографа обретают не факты жизни, но воспоминания о них, запечатленные в мемуарах и художественной прозе. Этот новый для джеймсоведения тип биографии оказывается ближе всех предшествующих версий к автобиографии (жизнь художника предстает такой, как ее ощущал сам Джеймс). При этом биограф пытается заполнить пробелы в автобиографическом портрете. Они, по мнению Новика, во многом связаны с потаенностью натуры писателя, с тем покровом конфиденциальности, которым он неизменно окружал мир своих интимных чувств. Давно маячащие вокруг имени Джеймса ассоциации с гомосексуализмом Новик подает как бесспорный факт. Сама категоричность биографа в этом вопросе, его искусственно подверстанная система доказательств, способствовали тому, что даже на фоне пансексуализма западного литературоведения, биография Новика заслужила репутацию работы спорной и эпатажной.

Вторым фактором, определившим лицо джеймсоведения 1990-х годов, стало мощное влияние идеологии мультикультурности. Разработанная в США концепция множественности равноправных культур, подменившая идеологию «плавильного

U U U U с» котла»—единой целостной американской культуры, и связанный с этим обостренный интерес к вопросам этнического, расового, сексуального и классового самосознания, заставили зазвучать имя Джеймса в новых, неожиданных контекстах. Так, Сара Блэр строит свой анализ на выявлении классовых и расовых идеологем в творчестве Джеймсалл. В том же контексте расовых различий предстает Джеймс и в книге Кеннета Уоррена «Черные и белые незнакомцы: раса и американский литературный реа-лизм»лл. Расово-этнический подход определяет и проблематику книги Эли Бен-Джозефа «Эстетическое убеждение: Генри Джеймс, евреи и раса»л''. Несколько другой отпечаток та же идеология «мультикультурности» и связанный с ней интерес к этнографии накладывают на книгу Нэнси Бентли «Этнография манер: Готорн,

Novick S. M. Henry James: The YomgMaster. N.Y. : Random House, 1996. 560 p. лл Blair S. Henry James and the writing of Race and Nation. Cambridge, 1994.

Warren K. Black and White Strangers: Race and American Literary Realism. Chicago, 1993.

Ben-Joseph E. Aesthetic Persuasion: Henry James, the Jews, and the Race. Lanham, 1996

Джеймс, Уортон»ЛЛ. Глава, посвященная Джеймсу, рассматривает повесть «Сокровища Пойнтона» как «выражение кризиса современного племенного сознания». По мнению Н. Бентли, Джеймс наделяет мир вещей мощью примитивного тотема, а вкус рассматривает как «ворожбу среднего класса».

Очень мощно заявляет о себе в 1990-х и исследование Джеймса с позиций культуры сексуальных меньшинств (Gay and Lesbian, Queer Studies). Одна из наиболее радикальных в этом отношении исследовательниц Ив Седжвик-Кософски в своей «Эпистемологии клозета» сводит содержание творчества Джеймса к проявлениям латентного гомосексуализма . Ту же тему развивают Майкл Мун, Венди Грэхэм, Эрик Савой, Хью Стивене'*"'.

Достаточно обширное место продолжают занимать и исследования стиля писателя, причем все они, будучи написаны в постструктуралистскую эпоху, так или иначе касаются саморефлективности языка художественной литературы. Монография Мэри Кросс «Генри Джеймс: Непредсказуемость стиля»'*", основанная на методологии постструктурализма и деконструктивизма, все романы Джеймса интерпретирует как «романы о языке», их главные персонажи, по мнению М. Кросс, учатся «прочитывать» себя и других, чтобы в ходе этого процесса оценить гносеологические возможности языка. Эти усилия персонажей аналогичны попыткам автора взять под контроль процесс означивания собственных текстов. В изображении М. Кросс, Джеймс прекрасно осознает всю неадекватность языка и все его ловушки и пытается преодолеть трудности, выстраивая саморефлективную структуру отношений между значением и референтом. Хотя Кросс без тени сомнения утверждает, что язык, разговор, означивание определяют проблематику прозы Джеймса, думается, сведение тематики произведений исключительно к этим вопросам лишает наследие Джеймса его идейно

Bentley N. The Ethnography of Manners: Hawthorne, James, Wharton. N.Y., 1995. ЛЛ Sedgwick E. Epistemology of the Closet. Berkley, 1990. Graham W. Henry James's Subterranean Blues: A Rereading of "The Princess Casamassima"// Modem Fiction Studies. V.40 (1994). P. Л1—84; Idem. Henry James's Thwarted Love. Stanford, 1999; Savoy E. "In the Cage" and the Queer Effects of Gay History// Novel. V.28 (1995). P. 284— 307; Moon M. A Small Boy and Others: Imagination and Initiation in American Culture from Henry James to Andy Warhol. Durham: Duke UP, 1998; Stevens H. Queer Henry in "The Cage"// The Cambridge Companion to Henry James. P. 120—138; Idem. Henry James and Sexuality. Cambridge UP, 1998; Idem. Homoeroticism, Identity, and Agency in James's Late Tales// Enacting History in Henry James/ Ed. G.Buelens. Cambridge UP, 1997. '*" Cross M. Henry James: The Contingencies of Style. N.Y., 1993. художественного богатства и преграждает путь другим прочтениям, иным методикам интерпретации.

Монография Адре Маршалл "The Tum of the Mind: Constituting Consciousness in

Henry James.'л представляет собой дескриптивно-нарратологическое исследование, автор которого применяет широко известную методиьоЛ, разработанную Доррит Кон в книге «Прозрачные умы: способы повествовательного воспроизведения сознания в художественной прозе» "Л Формальные способы репрезентации вербальных или невербальных форм опыта, которые систематизировала Кон, Маршалл изучает на материале джеймсовского повествования в третьем лице.

Джеффри Дж. Вильяме в своей книге «Теория и роман: повествовательная рефлективность в британской традиции»'*''' достаточно традиционно рассматривает обрамления, авторские отступления и вставные новеллы как проявления литературной саморефлексии (само он пользуется термином «повествовательная рефлективность»). Ученый совершенно справедливо заключает, что подобные рефлективные моменты обнаруживают себя не только в металитературе, но в любом художественном тексте. Канонические тексты, выбранные им для анализа, включают «Тристрама Шенди», «Джозефа Эндрюса», «Грозовой перевал», «Поворот винта», «Сердце тьмы» и «Лорд Джим». Пожалуй, оригинальность подхода Вильямса состоит в том, что он связывает рефлективность повествования с его идеологичностью. Причем для него любое повествование идеологично, вне зависимости от тематики, ибо «оно воспроизводит модель нарративного производства» (тавтология автора—О.А.)'"л. В этом контексте «Поворот винта» драматизирует «формализованное соревнование конкурирующих повествований». В «Теории романа» Вильямса мы находим характерное для постструктуралистов стремление продемонстрировать размытость границ между реальностью автора и вторичной реальностью романа, а также выявить подчинение этого общего (пантекстуального) пространства одним и тем же социально-идеологическим закономерностям.

Marshall A. The Tum of the Mind: Constituting Consciousness in Henry James. L., 1998. '*'•' Cohn D. Transparent Minds: Narrative Modes for Presenting Consciousness in Fiction. Princeton: Princeton UP, 1978.

0'' Williams J. Theory and the Novel: Narrative Reflexivity in the British Tradition. Cambridge UP, 1998.

Ibid.P.8.

Весьма репрезентативным сборником работ о Джеймсе 1990-х годов стал "The Cambridge Companion to Henry James" под редакцией Джонатана Фридмана'*'A, среди авторов которого Марта Банта, Филип Хорн, Милисент Белл, Сара Блэр, Хью Стивене и др.

Своеобразные итоги многоликому джеймсоведению девяностых подвел Джон Роу в своей книге «Другой Генри Джеймс»"'', где он обосновывает «новое представление о Джеймсе как социальном критике, чьи произведения, в тоже время, насыщены гомоэротическими ассоциациями». Отдавая дань избыточному социологизму и пансексуализму современной литературной теории, Джон Роу безусловно прав в том, что «сегодня Джеймс предстает перед нами не как элитарный мастер формально изощренной прозы, но как чуткий критцк своей сложной и противоречивой эпохи»'**А.

Особую роль в развитии джеймсоведения играет журнал "The Henry James Review", издаваемый с 1979 года, чья издательская политика отмечена гармоничным балансом между работами, написанными в традиционном ключе, и исследованиями, апробирующими на материале творчестве Джеймса новые литературоведческие мето

109 дологии

Первые статьи о Джеймсе на русском языке появились еще в последних десятилетиях XIX века. Однако эти публикации носили спорадический характер, и, можно сказать, что при жизни Генри Джеймса в России практически не знали. Отдельные русские переводы его рассказов и повестей стали появляться в журнала с 1876 года по свежим следам их публикации на Западе. Повесть «Дэзи Миллер» завершила в 1898 году список прижизненных русских переводов Джеймса. О параллельном серьезном критическом осмыслении творчества писателя говорить не приходится: в доре

The Cambridge Companion to Henry James/ Ed. J.Freedman. Cambridge UP, 1998.

Rowe J.C. The Other Henry James. Durham; L., 1998. '"AlbidP.l.

A CM. русскоязычные обзоры этого журнала за 1996—1999 годы в РЖ: Дружкова Н.Б. Современные тенденции в исследовании творчества Генри Джеймса (По материалам журнала «Генри Джеймс Ревью» за 1996—1997 гг.)// Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. РЖ.Серия 7. Литературоведение. № 1. 1999; Анцыферова О. Ю. Тенденции изучения творчества Генри Дялеймса: Обзор журнала "The Henry James Review"—1998. T.19. № 1 / / Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. РЖ. Серия 7. Литературоведение. 2000. № з. Реферат 2000.03.017; Анцыферова О. Ю. По страницам журнала «Генри Цяаеймс Ревью»// Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. РЖ Серия 7. Литературоведение. 2000. №4. Реферат 2000.04.020. волюционных журналах можно найти лишь три критических очерка о нем, и все они касаются произведений, неизвестных русскому читателю (правда, при публикации повести «Вашингтонская площадь» в «Заграничном вестнике в 1881г. Генри Джеймс-младший назван «одним из даровитейших американских писателей»"'').

В рецензии на роман «Женский портрет» в том же журнале верно схвачены особенности психологизма Джеймса, его мастерство в воспроизведении «тех почти неуловимых черт, которые не составляют характера, но дают его предчувствовать и предугадывать». «Открытый финал» романа рецензент относит за счет «артистического пуризма писателя», не угадывая в нем новых форм художественного отображения жизни'".

В критическом этюде «Гауэльс и Джеймс» в журнале «Колосья» делается первая попытка вписать Джеймса в некий историко-культурный контекст. Малоизвестные Джеймс и Хоуэллс объявляютск преемниками Брет Гарта, чрезвычайно популярного в России. Оба писателя рассматриваются как продолжатели традиций английского реалистического романа, получившего новое рождение на американской почве. Весьма произвольно проводятся параллели между Хоуэллсом—Диккенсом и Джеймсом—Теккереем. Вместе с тем, автор этюда улавливает важнейшие новаторские черты прозы Джеймса: ее «интернациональный характер и особую форму авторской позиции («неприступная объективность, за которой личность автора исчезла»"А).

Рецензенту романа «Золотая чаша» в символистском журнале «Весы» (1905)"а обаяние искусства Джеймса видится в отказе от авторской монополии на истину. Однако на сей раз это расценивается не как «объективистская» художественная манера, но как определенная мировоззренческая установка: роман Джеймса трактуется в духе солипсизма, под которым автор рецензии понимает переплетение множества субъективных миров, за которыми нет никакой объективной реальности. В целом, вероятно, тематика и художественный строй произведений американского современника были мало созвучны духовному климату России рубежа веков, хотя новаторство его творчества интуитивно угадывалось критикой.

Заграничный вестник. СПб., 1881. Т.1. Октябрь. С.93. '"Там же. Декабрь. С.244.

Колосья. Ред. А.Баталин. СПб, 1890. №4. С.272.

Аннибал Л. [Ред.]// Весы. 1905. № 6i Рец на: James И. The Golden Bowl. L., 1905.

В советское время литературоведение вплоть до последнего десятилетия XX века развивалось в условиях идеологического диктата, ограничивавшего как методологическую свободу, так и поле исследования. За эти годы сложился своеобразный канон американской литературы, который в значительной степени скрадывал сложи и "1—' тх с» ность идейно-эстетических исканий заокеанских литераторов. 1 енри Джеймс оставался маргинальной фигурой, практически неизвестной советскому читателю: его произведения представлялись чересчур аполитичными, далекими от насущных проблем строительства коммунистического общества. Вплоть до известной статьи А. А. Елистратовой"'', ставшей первым целостным и относительно непредвзятым разговором о Джеймсе и Хоуэллсе, все немногочисленные отечественные работы о Джеймсе объявляли единственным достоинством всемирно известного американского классика его преклонение перед И. С. Тургеневым.

С конца 1950-х—начала 1960-х годов (до этого публикации носили справочно-библиографический характер"Л) появилось несколько десятков статей о Генри Джеймсе, имя его непременно упоминается в общетеоретических и историко-литературных монографиях, авторы которых обращаются к истокам «субъективной» прозы и современной западной теории литературы"*. На рубеже 1980—90-х годов вышло две книги о Джеймсе, рассматривающие его преимущественно в контексте английского литературного процесса"'. Трудно переоценить вклад авторов вступительных статей к русским изданиям Джеймса, трепетно и серьезно готовящим нашего читателя к встрече с художественным миром американского классика"Л.

Елистратова A.A. Вильям Дин Гоуэллс и Генри Джеймс//Проблемы истории литературы США. М., 1964.

См.: Либман В.А. Американская литература в русских переводах и критике. М., 1977. С.101—102.

См., например: Урновы М. и Д. Литературы и движение времени: Из опыт англоамериканской литературы XX века. М., 1978; Урнов Д. Литературное произведение в оценке англо-американской «новой критики». М., 1982; Засурский Я.Н. Американская литература XX века. М., 1984; Анастасьев H.A. Продолжение диалога: Советская литература и художественные искания XX века. М., 1987; Морозова Т.Л. Художественный мир Генри Джеймса// Романтические традиции американской литературы 19 века и современность. М., 1982 "' Селитрина Т.Л. Генри Джеймс и проблемы английского романа (1880—1890-е годы). Свердловск, 1989; Она же. Проблематика и поэтика романов Г. Джеймса 1890-х гг. Уфа, 1991.

А Елистратова A.A. Предисловие// Джеймс Г. Повести и рассказы. М., 1974; Зверев A.M. Уроки Генри Джеймса// Джеймс Г. Избр. произв.: В 2 т. Л., 1979; Он же. С двух берегов Атлантики// Джеймс Г. Повести и рассказы. Л., 1983; Он же. Джеймс: пора зрелости// Джеймс

Изучение обширного творческого наследия Генри Джеймса обязывает к поискам некоего свежего теоретического подхода и методологического инструментария. Они, в идеале, должны способствовать изучению художественной системы Джеймса в ее полноте и внутренней динамике, во всем богатстве культурно-исторического контекста, способствовавшего ее формированию и эволюции. (Каждый из заявленных аспектов уже представляет собой проблему: художественную систему Джеймса нельзя свести к какой-либо общепринятой «этикетке», обозначающей литературно-художественное направление. Понятие «культурно-исторического контекста» также лишено однозначности, т.к. Генри Джеймс был одновременно участником и америu u и с» Т X канской и европейской культурной жизни. Исследование генезиса его эстетики обнаруживает и американские и европейские влияния). Вместе с тем, методологический подход, который станет основой исследования, должен дать четкие ориентиры как в отборе материала, так и в отборе явлений культурного контекста и придать концепту-альность исследованию творчества Джеймса. Постановка проблемы литературной саморефлексии в связи с творчествам Генри Джеймса, думается, отвечает этим требованиям.

Как показал проделанный обзор зарубежных и отечественных работ о Джеймсе, проблема литературной саморефлексии применительно к творчеству Генри Джеймса никогда еще не становилась предметом специального исследования. Отдельные аспекты этой проблемы безусловно затрагивались в ряде работ (сноски на которые будут даны в тексте диссертации), но комплексно и систематически она еще не исследовалась ни у нас, ни за рубежом. Новизна заявленной темы определяется и тем, что проблема литературной саморефлексии практически не разработана в отечественном литературоведении. Между тем, ее исследование отвечает насущным потребностям современного гуманитарного знания в междисциплинарной и межаспектг ной интеграции: изучение литературной саморефлексии включает анализ психологии творчества, читательской рецепции, литературной культуры, изучение этого феномена в плане диахронии подразумевает историко-литературный подход. Таким образом, обращение к проблеме литературной саморефлексии представляется весьма актуаль

Г. Послы. М., 2000; Шерешевская М.А. Генри Джеймс и его роман «Женский портрет»// Джеймс Г. Женский портрет. М., 1982; Демурова Н.М. Предисловие// James И. Short Stories. М.,1982. ным и созвучным задачам, стоящим перед современным отечественным литературоведением.

Методологическая основа данного литературного исследования включает и лучшие достижения отечественного литературоведения (историко-литературный подход в сочетании с новыми методами, получившими распространение в связи с развитием «философии слова» М. М. Бахтина и семисиологии Ю.М.Лотмана) и конструктивный опыт современных западных литературоведческих школ и направлений (структурализм, постструктурализм, нарратология, рецептивная эстетика). Намеченная методология предполагает междисциплинарное исследование, подразумевающее плодотворное и взаимообогащающее сочетание методологических практик литературоведения, философии, психологии, социологии.

В исследовании проблемы литературной саморефлексии можно наметить следующие направления (не изолированные, но переплетающиеся и взаимодополняющие):

• исторический подход: проблема саморефлексии рассматривается в контексте развития литературно-эстетической! мысли. Исследование генезиса такого эстетического феномена, как саморефлексия, предусматривает обращение к истории и развитию американской литературной саморефлексии, истоки которой восходят к эстетическим теориям позднего Просвещения и романтизма;

• изучение духовной жизни рубежа XIX—XX веков с учетом тех факторов, которые выдвигали проблему саморефлексии на одно из центральных мест;

• исследование литературной практики Генри Джеймса с точки зрения усиления рефлективного начала в его творческом мышлении.

По объему и глубине литературной саморефлексии творчество Генри Джеймса не имело прецедентов в национальной (а может быть и в мировой) литературе. Одна из важнейших целей исследования—изучить причины этого феномена.

Поставленная цель определила и структуру работы. Она состоит из введения, двух частей, включающих девять глав, и заключения.

Часть первая носит теоретический характер и состоит из трех глав. Глава первая состоит их трех разделов. В первом делается обзор современных теорий рефлексии в философии, науке и культуре. Во втором разделе ставится проблема собственно литературной саморефлексии. В третьем развитие рефлективных процессов в литературе ставится в историко-культурную перспективу и делается попытка оценить значение этих процессов для разных этапов искусства словесности.

Во второй главе творчество Джеймса рассматривается в научно-философском контексте эпохи. В первом разделе делается краткий обзор психолого-философских учений, оказавшихся созвучными, интересующей нас тенденции к усилению саморефлективности литературного творчества в конце XIX века. Второй раздел связывает нарратологические новации Генри Джеймса с новыми методами психологических исследований. В третьем разделе природа реализма Джеймса связывается с формированием новых представлений о субъективности и ее границах.

В главе третьей изучается американская литературная культура второй половины XIX века, современная рецепция творчества Джеймса рассматривается как один из векторов, определивших художественную эволюцию писателя.

Часть вторая диссертации состоит из шести глав, каждая из которых посвящена различным формам литературной саморефлексии в творчестве Джеймса. В главе четвертой и пятой рассматриваются паратекстуальные формы саморефлексии (автопредисловия и автопародия). В этих главах исследование отношений между текстами дополняется историко-литературным подходом: и автопредисловия и автопародия рассматриваются в контексте национальной литературной традиции и в динамике ее развития.

Следующие три главы посвящены в основном интротекстуальным формам саморефлексии. В главе шестой эволюция литературной саморефлексии Джеймса связывается с динамикой его отношения к романтической традиции. Тексты Джеймса рассматриваются как продукты самосознания автора, жанра, культуры. В главе седьмой становление американской реалистической традиции изучается с учетом саморефлективности, по определению присущей романному жанру, сопоставляются особенности литературной саморефлексии в произведениях Тургенева, Хоуэллса, Джеймса. В главе восьмой предлагается интерпретация последнего законченного романа Джеймса «Золотая чаша»: разнообразные виды литературной саморефлексии, которой насыщен роман, рассматриваются в плане их герменевтических функций. Последняя девятая глава посвящена тем произведениям, где саморефлексия темати-зируется и саморепрезентация художника получает самое непосредственное выражение (рассказы о писателях и художниках, интервью писателя).

33

Основные положения диссертации апробированы на научных конференциях в Москве, Санкт-Петербурге, Чикаго, Франкфурте-на-Майне, Минске, Севастополе, Иванове, Нижнем Новгороде, Твери, Краснодаре, Перми, Тамбове, Набережных Челнах и др. Публикации по теме диссертации включают две монографии, 20 статей, около 30 тезисов выступлений на конференциях, 6 рефератов, опубликованных в журнале ИНИОН АН России.

Актуальность исследования пЬдтверждается получением трех научных грантов:

1. Грант по программе поддержки научных исследований Институтом «Открытое Общество» (№395/1997).

2. Исследовательский грант для работы в библиотеке крупнейшего европейского центра американистики (Институт им. Дж.Ф.Кеннеди, Берлин, Германия). 1999 г.

3. Грант Программы Фулбрайт (США) 1999—2000 г. для исследовательской работы в Калифорнийском университете (Ирвайн, США).

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Заключение научной работыдиссертация на тему "Творчество Генри Джеймса"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Последние десятилетия XIX и начало XX в. стали временем подлинного расцвета литературной и культурной саморефлексии. Творчество Генри Джеймса несомненно представляет богатейший материал для исследования этого феномена. Установка на сознательное отношение к творчеству выделяло Джеймса среди многих его литературных соотечественников. Создатель англо-американской теории романа, он пространно размышлял в письмах и автопредисловиях о собственных произведениях, щедро разъясняя в литературно-критических статьях свои эстетические принципы, свое понимание взаимоотношений между автором и читателем, и это может рассматриваться как паратекстуалъная форма литературной саморефлексии. Его литературная карьера увенчалась нью-йоркским изданием его произведений, для каждого из томов которого Джеймс не только написал автопредисловия, но и подготовил новые редакции своих ранних произведений, которые могут прочитываться как авторские палимпсесты. Другой пример таковых представляют авторские инсценировки повестей и романов Джеймса. Даже сравнительно новый для того времени жанр интервью Джеймс берет в свои писательские руки и режиссирует его, внедряя рефлексивно-рфонический момент, в чем можно видеть попытку самоидентификации Джеймса в контексте все возрастающего значения публичности в общественной жизни.

О литературной саморефлексии можно говорить и как о важнейшем компоненте художественного мира прозы Джеймса. Она определяет своеобразие художественных произведений на тематическом уровне (когда проблемы искусства и культуры становятся темой романов и рассказов о художниках и писателях); литературная саморефлексия проявляется на уровне закодированных в тексте культурологических ассоциаций, игры с эстетическими конвенциями—как осознание себя в некоем литературном ряду, как осознанный поиск повествовательно-коммуникативных стратегий. Этот уровень литературной саморефлексии наиболее очевидно присутствует в творчестве позднего Джеймса. Наконец, можно говорить о нарастании рефлектирующего начала как факторе, определившем художественную эволюцию Джеймса.

С самого начала писатель отдавал себе отчет в сложности и неоднозначности человеческого поведения, в неповторимости каждого личностного взгляда на мир, все больше переносил акцент на мотивы человеческих поступков. Он очень рано осознал богатейшие перспективы, которые открывали перед художником отказ от догматической заданности произведения авторским произволом, воссоздание событий с точки зрения одного из персонажей, когда задачей писателя становилась не декларация единственно возможной истины, но констатация существования множественности истин, ни одна из которых не отражает всей сложности бытия. Поиски художественной истины идет у Джеймса в направлении создания субъективного образа реальности. При этом художник во главу угла ставит исследование жизни Америки и Европы второй половины XIX века. Концентрируя свое внимание в основном на этической проблематике, художник видит главное зло в предвзятости, предубежденности, ограниченности культурного кругозора, невосприимчивости к иным культурным ценностям. Воспроизведение субъективного образа реальности приобретает поэтому важнейшее нравственное значение.

С самых первых своих литературных опытов Генри Джеймс ищет разные пути актуализации субъективности повествования. В этих целях он экспериментирует с фигурой рассказчика или же, сохраняя за повествователем внесюжетное положение, все же ограничивает взгляд на события точкой зрения одного или нескольких персонажей. Соотношение этих двух повествовательных манер в прозе Джеймса с течением лет меняется. Для автора, изначально более заинтересованного не действительностью как таковой, а осмыслением характера ее восприятия, все больше стушевывается дуализм субъективного и объективного, внешней и внутренней реальности (вполне в духе эпохи, в русле феноменологической школы мысли, предшественником которой в философии был брат писателя Уильям Джеймс). Бытие обнаруживает себя в произведениях Генри Джеймса только как сознание (хотя существует вне и до познания). Подобная феноменологическая ориентация, постулирующая неразрывность объекта и субъекта в акте познания, настраивала на поиски нового подхода к явлениям внутренней жизни. Одним из них становилась рефлексия—осознание сознания субъекта. Воспринимающее сознание все больше становится для Джеймса объектом рефлексии. В этом можно видеть причину отказа позднего Джеймса от традиционной фигуры рассказчика, его кардинальное предпочтение формы третьего лица. Использование Джеймсом 1сЬ-формы, множественности рассказчиков в малых жанрах можно рассматривать как средство миметического воспроизведения тех «мириадов форм», в которых существовала для Генри Джеймса реальность («Исьсусство прозы»). Динамика использования Ich-формы—-литературной конвенции, обычно используемой для достижения достоверности—показывает, что в художественную задачу автора все менее входило непосредственное отождествление читателя с персонажем. Все важнее для него становятся не законы мимесиса, а вовлечение читателя в процесс рефлексии— осмысления чужого сознания. В то же время ассоциирующаяся с Ich-формой установка на достоверность все больше оказывается предметом иронической рефлексии. Это проявляется, к примеру, в использовании фигуры ненадежного рассказчика («Письма Асперна», 1888 и др.). Эта тенденция будет доведена до своей крайней формы в «Повороте винта»(1898), где Ich-форма станет эстетическим аналогом онтологической недостоверности и гносеологических аберраций. «Прощанием» с формой IchErzählung станет для Джеймса повесть «Священный источник» (1901), воспринятая многими как «непреднамеренная самопародия» Джеймса.

Эстетика Джеймса отмечена несомненной двойственностью. Категория «точки зрения», «центральное сознание», разработанные Джеймсом,—-эстетические концепты, которые в теории и истории литературы ассоциируются прежде всего с открытой субъективностью повествования, с прагматистской концепцией множественности исi тин. Однако, «точка зрения» у Джеймса имеет двойственный характер: она подразумевает и пассивный отпечаток в авторском сознании определенной картины мира, и передачу автором читателю личного, субъективного впечатления—и рецепцию и проекцию одновременно. Неслучайно Джеймс может описывать процесс написания романа и как «самовыражение» и как «протокольную запись».

Современное художни!-' состояние научно-философского знания определялось радикальным пересмотром взглядов на суть внутренней жизни человека, на природу человеческого Я, на структуру субъективности. В трудах философов и психологов субъективность теряет свою целостность и монолитность, отменяется оппозиция между субъектом и объектом. Субъективность отныне не увязывается непосредственно с телом как ее «вместилищем», но ассоциируется в первую очередь с сознанием и его содержимым. Остро поставленная философией проблема границ субъективности для художника Генри Джеймса стояла особенно драматично: любой эстетический акт имеет коммуникативную природу, предполагает трансляцию своих мыслей и чувств другому. Думается, можно утверждать, что для Генри Джеймса субъективности как изолированного, самозамкнутого феномена вообще не существовало. Писатель считал, что человек вбирает в себя и переживает не только свой личный опыт, но и опыт

Гтт и и и и Джеймс полагал, что любой художник сталкивается с некой эстетической необходимостью—выходить за пределы личностно-индивидуального, преступать пределы своего Я, чтобы сделать субъективный опыт общеинтересным и общедоступным. И свою задачу художника, соответственно, он видит в том, чтобы ощущаемую им полиморфность сознания, многослойность и безграничность субъективности сделать очевидной. Повествовательная перспектива позднего Джеймса принципиально множественна и диффузна. «ТсЛчку зрения» персонажа невозможно выделить в чистом виде, ибо на видение персонажа накладываются чужие взгляды и представления, реально пережитое соседствует с гипотетически воображаемым, разные стадии жизни сознания представлены синхронно, позиции повествователя и персонажа становятся взаимопроницаемыми. По сути, главным открытием Джеймса стало не столько «точка зрения», не «центральное сознание», как это до сих пор принято считать, а диффузностъ сознаний.

При всей типологической близости Генри Джеймса ряду современных философских идей, он не разделял концепцию субъективности как «пучка ощущений», был безусловно солидарен с викторианскими культурфилософами в том, что реальность не может и не должна восприниматься человеком как непреложная данность непосредственных ощущений. Суть «человеческого, гуманного» для него раскрывается через «искусственное», через культуру. Джеймсу чрезвычайно близка идея о том, что посредством интерпретационной деятельности человеческий разум преобразует грубые факты природы в культуру. Через все творчество Джеймса проходит стремление ухватить суть реальности, воспринятой как бесконечная сеть взаимоотношений. Для того, чтобы понять объект, нужно рассмотреть его во взаимосвязи с другими предметами. Чтобы овладеть сутью предмета, следует отыскать возможные аналогии ему среди того, что уже известно и освоено. Исследователь человеческой жизни, понятой как нескончаемая сеть взаимоотношений, с необходимостью опирается на некое пред-знание. Процесс познания для Джеймса есть во много процесс узнавания уже известного, он с необходимостью несет в себе элемент кругового движения мысли, элемент замкнутости интеллектуальных структур на себе, т.е. саморефлективности.

С этим связано столь ярко вьфаженное культурологическое измерение его прозы. Художественный мир Джеймса насыщен культурологическим аллюзиями и ассоциациями. Это можно объяснить, во-первых, тем, что со временем литература, в силу оторванности Джеймса от родины, стала восполнять недостаток жизненных фактов и наблюдений. Во-вторых, (и это, быть может, гораздо важнее), неизменно призывая воспроизводить «дух реальности», Джеймс никогда не противопоставлял реальность литературе столь радикально, как это делал, скажем, Хоуэллс. Само понятие «литературы» в сознании Джеймса изначально имеет иное наполнение, чем у его американского собрата. Джеймс никогда не офаничивал свой взгляд на нее кругом чтения рядового американца, свободно паря в пространствах великой мировой литературы. Для него (и здесь он ближе к Тургеневу) литература была не противопоставленной реальности искажающей выдумкой, но инструментом, позволяющим открыть в ней новые измерения, обнаружить вещи, скрытые для обыденного сознания. Использование литературных и культурных аллюзий подчинено не идее трансформации, преображения действительности в высшую эстетическую реальность, как это было, скажем, у символистов или в эстетизме. Вместе с тем, назначение их и не в том, чтобы напомнить читателю, насколько далека реальная жизнь от тех представлений, которые формируются в его сознании литературой, как это было у Хоуэллса, занятого утопическим проектом поиска «неотчужденного слова». Литературные аллюзии у Джеймса подчинены поискам нового художественного языка для отображения бездонных глубин человеческой субъективности, и в этом смысле можно говорить о языке культуры как о «ключе к сокровищнице сознания, где находятся все самые ценные вещи».

В этом же русле идет у Генри Джеймса переосмысление романтической традиции. Четко обозначившийся с самого начала творческой деятельности писателя интерес к внутреннему миру человека корнями своими уходит в литературу романтизма. Особый джеймсовский тип духовного освоения действительности во многом опирается на достижения таких писателей, как Эдгар Аллан По и Натаниэль Готорн*. Вряд ли справедливо говорить о «преодолении» Джеймсом в своем творчестве романтической традиции: она всегда продолжала сохранять для него актуальность, а конвенции романтической искусства во многом определяли своеобразие его прозы. Динамику Подробнее см. об этом: Анциферова ОЮ. Повести и рассказы Генри Джеймса: от истоков к свершениям. Иваново, 19981 С.26—48. отношения Джеймса к романтической традиции помогает определить исследование литературной саморефлексии в его художественной прозе. Если в своих ранних произведениях (к примеру, в романе «Американец») Джеймс активно прибегает к романтическим конвенциям в построении системы образов и сюжета, пусть даже чаще иронически остраняя их, то в поздней прозе, романтическое, экзотическое, выпадающее из привычного течения событий переходит в метафорический план, становится означающим для событий сокровенной, внутренней жизни.

Значение культуры еще и в том, что она становится для джеймсовских персонажей тем пространством, где происходит их самопознание. Герой романа «Послы» Стрезер в Париже поднимается на новую ступень самопознания, и это для него это оказывается самопознанием в зеркале культуры. Образ Европы как особого культурного пространства создается благодаря тому, что европейская жизнь воспринимается Стрезером как эстетическая реальность, имеющая вторичную, пересотворенную природу.

На эволюцию художественного сознания Джеймса оказали несомненное влияние колоссальные сдвиги в литературной культуре конца XIX века. Новые условия литературного рынка, амбивалентные чувства по отношению к литературной славе, страстное желание обрести устойчивую литературную популярность в сочетании с неспособностью поступиться заветными художественными принципами приводили к появлению в его творчестве особого, автопародийного измерения. Автопародия маркирует ощущение некой творческой исчерпанности, необходимости поиска новых творческих горизонтов (даже при условии несомненно читательского успеха). Так, исчерпанность «международной темы» у Джеймса выразилось, в частности, в появлеи и "1—г и и и нии автопародийной новеллы «Пандора», написанной «по следам» популярнейшей «Дэзи Миллер». Автопародийный момент в творчестве Джеймса, нашедший также выражение в «Священном источнике», в «Золотой чаше» и др., связан со все более напряженными размышлениями о рецепции собственного творчества и о судьбах своего наследия.

Принимая активное участие в литературной жизни по обе стороны Атлантики, Джеймс с особой остротой ошущал свою особую позицию писателя-экспатрианта, свою нетождественность, неслиянность как по отношению к европейским, так и к американским культурным ценностям, что служило постоянным источником внутреннего диалогизма его творчества, его обостренного чутья к различным национальным, социальным и прочим модификациям культуры с присущим каждой из них особым дискурсом. Отношения Джеймса, как и любого крупного художника, с современной ему культурой—^то отношения взаимовлияния. Джеймс как художник формировал современную культуру, но и сам формировался ею, был ее творцом и продуктом одновременно. Особенность Джеймса была в том, что он хорошо сознавал эту двойственность, и это делало его художественное сознание локусом саморефлексии культуры. Литературная культура в его лице размышляла о своих судьбах, о своем статусе и своей неизбежной фрагментации. Это влекло за собой напряженную рефлексию писателя о месте в современной культуре, приводила к попыткам самоотождествления с одним из оформлявшихся культурных сообществ.

Джеймс остро переживал глубокий кризис культуры и цивилизации, которым был отмечен конец XIX века. Ощущение конца, ухода чего-то важного, безвозвратной утраты, в целом, весьма характерн9е для эпохи Гт-(1е-8с1ес1е, было связано у Джеймса с ощущением того, что культура и цивилизация, созиданию которой он отдавал все свои творческие усилия, начинала терять свою целостность, начинала растворяться в неких новых тенденциях, угрожавших самому ее существованию. Кризис европейского культурного сознания обернулся для Джеймса кризисом его собственной системы художественных, нравственных и философских ценностей и стало эмоциональной и интеллектуальной доминантой его творчества 1890—1900гг.

Глубоко неверно видеть в Джеймсе художника, занятого самоценными т~ч и и эстетическими экспериментами. В свете усложнившейся ситуации в литературной культуре США второй половины XIX века, художественную эволюцию Джеймса можно рассматривать как непрекращающийся поиск автором своего читателя. В начале своей карьеры Джеймс заявляет о' себе декларацией утопического единства автора и его читательской аудитории. Писатель до конца сохранит стремление к этому единству, к разделению творческих усилий между автором и читателем, но в позднем творчестве это перейдет на качественной иной уровень. Искомое тождество между писателем и читателем у позднего Джеймса из социокультурной сферы (несколько упрощенного уравнивания труда писателя и читателя) будет перенесено в сферу текстуальных процедур. Благодаря саморефлективности его прозы сами границы, отделяющие автора от читателя, читателя от персонажа, будут размыты, станут проницаемы. Позднюю прозу Джеймса с ее сложным синтаксисом. прозу Джеймса с ее сложным синтаксисом, изощренным психологизмом, запутанным стилистическим рисунком, требующую от читателя невероятных герменевтических усилий, вряд ли правомерно рассматривать как пренебрежение литературного мэтра к вкусам широкого читателя и привычной для него практике чтения. Приняв в конце XIX века стратификацию читательской аудитории как неизбежное условие новой литературной ситуации, Джеймс надеялся и верил, что его творчество найдет своего читателя, о чем, собственно, говорит, в частности, предпринятое им нью-йоркское издаи /—ч и и и тт и ние произведений. Однако на этой заключительной стадии своей карьеры Джеймс уже однозначно формулирует свои представления о своем читателе как о начитанном, искушенном в вопросах литературного мастерства. В это время Джеймс осознает свой статус писателя для немногих, для избранной читательской аудитории, и принимает его. Однако, Джеймс вовсе не мог абстрагироваться от многомиллионной массы современного читателя и продолжал сознательно выстраивать отношения с ним. Свидетельством этому стала одна их самых значительных литературно-критических работ Джеймса, анализирующая отношения между литературой и современным читателем— «Будущее романа»(1899), где писатель предвосхищает многие мысли современных исследователей социологии чтения и литературной рецепции. О том же говорят и эксперименты с различными читательскими аудиториями, театральные эксперименты Джеймса.

Итогом этих поисков стала все более твердая убежденность Джеймса в том, что самоотождествления зрителя/читателя с персонажем, к которому должен стремиться художник и которое является необходимой предпосылкой эстетического переживания, основано не на элиминации идеи авторства, которую провоцирует драматическая форма и к которой неизбежно приводит, скажем, формульность популярных жанров. В представлениях Джеймса о способах художественной коммуникации авторское сознание (и сфера его реализации—Лязык) является не прозрачным стеклом, сквозь которое читатель смотрит на происходящее в мире художественного произведения, но и и и и некой пограничной субстанцией, о существовании которой не должен забывать читатель (и даже, видимо, театральный зритель), если он намерен воспринять произведение искусства адекватно авторскому замыслу. Таким образом, эстетика Джеймса подразумевает две казалось бы взаимоисключающие цели: непосредственное переживание зрителем/читателем чужого опыта как своего собственного и необходимость помнить о сотворенности, об опосредованном характере этого чужого опыта.

Саморефлективность прозы позднего Джеймса ярче всего выражается в следующих моментах. Автор представляет сознание персонажа как арену взаимодействия разных дискурсов. Саморефлективная метафоризация повествования становится основополагающим гносеологическим принципом. Повествовательная саморефлек-сия—метанарративные ремарки, интертекстуальные аллюзии, эти явные выходы текста за свои границы—всякий раз маркирует важный сдвиг в самосознании персонажа; иначе говоря, осознание текстом своей литературности и своей интертекстуальной природы становится симптомом сдвига в самоопределении персонажа. Смысловая за-темненность стиля Джеймса невольно привлекает внимание читателя к функционированию языковых механизмов, словно бы вырывающихся из-под власти писателя и начинающих жить собственной жизнью. У позднего Джеймса практически неразличимы голоса повествователя и персонажей, потому что мы видим и слышим не голоса, а голос—голос самого языка, видим работу языка, одновременно пытающегося овладеть реальностью и избежать несостоятельных клише, счистить окаменевшие смыслы с застывших категорий. Работа языковых механизмов обнажается с тем. Чтобы представить работу сознания. Романная полифония Джеймса—не столько социокультурное разноречие, о котором писали М. М. Бахтин, А. Д. Михайлов и др., сколько контрапункт сознаний (автора—-читателя—-персонажей).

Проблема художественного метода Генри Джеймса, его отношения к многочисленным эстетическим направлениям и художественным течениям конца XIX века вряд ли получит когда-либо однозначное решение. Сам Джеймс всегда настаивал, что его творчество питает «воздух реальности». Функция отражения, воспроизведения жизни, репрезентации реальности (во всех ее измерениях—культурологическом, социальном, экономическом) всегда оставалась для Джеймса важнейшей функцией литературы. В этом смысле он всегда* оставался и осознавал себя реалистом. Эстетика Джеймса предполагает сочетание миметического и саморефлективного начал. В этом смысле реализм Джеймса можно назвать рефлективным: литература «рефлективного реализма» не отказывается от функции отражения внеположной реальности, но рефлектирует над этой своей задачей. Язык Джеймса словно создает некий полупрозрачный занавес, некий экран между читателем и описываемыми событиями. Однако

Джеймс плетет эту словесную вязь отнюдь не только во имя того, чтобы заставить читателя любоваться ее узором. Нравственная суть происходящего при этом остается достаточно очевидна и убедительна. В своих записиых книжках Джеймс писал о "the cold Medusa-face of life"A. Этот образ хорошо передает не только отношение Джеймса к жизни, но и его морально-эстетическую позицию. Джеймс никогда не отказывался от изображения реальной жизни, но лицо жизни—Ачем дальше, тем больше— представлялось ему устрашающим ликом Горгоны Медузы, непосредственный взгляд на который мог оказаться губительным (превратить в камень, если разворачивать дальше мифологические ассоциаций этой метафоры). Подобно Персею, победившего Медузу с помощью зеркального щита, ДлАеймс предлагает читателю не непосредственную картину жизни, а ее образ, опосредованный сложной стилистической вязью. Главное назначение «поэтики стилистического экивока» не в том, чтобы запутать, отвлечь читателя, но в том, чтобы предохранить его, сохранить хотя бы подобие гармонии.

Сочетание литературоведческого теоретизирования и художественного вымысла позволяет говорить о вызревании в творчестве Генри Джеймса неких эстетических качеств, предвосхищающих высокую степень теоретической рефлексии, характерной для многих современных художников Запада. Таким образом, предпринятое исследо-ванне проблемы литературной саморефлексии позволило не только изучить ее роль в творческой системе Генри Джеймса, но и проследить то направление литературно-эстетической мысли, которое было связано с нарастанием рефлектирующего начала и важнейшим этапом развития которого стало творчество Генри Джеймса.

James Н. The Complete Notebooks. Р.240. Запись от 29 марта 1905 г.

Список научной литературыАнцыферова, Ольга Юрьевна, диссертация по теме "Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)"

1. Henry James Letters/Ed. L. Edel: 1. 4 v. Cambridge, 1974—1984.

2. Henry James on Culture: Collected Essays on Politics and the American Social Scene/ Ed. P.A. Walker. Lincoln; L., 1999.

3. Henry James: The Critical Heritage/ Ed. R. Card. New York, 1968.

4. James H. Autobiography: A Small Boy and Others. Notes of a Son and Brother. The Middle Years/ Ed. F. W. Dupee. N.Y., 1956.

5. James H. Essays on Literature. American Writers. English Writers. N. Y, 1984.

6. James H. French Poets and Novelists. Leipzig, 1883.

7. James H. French Writers and American Women: Essays/ Ed. P. Buitenhuis. Branford (Conn.), 1960.

8. James H. Is there Life after Death?// Howells W. D., James H. et al. In After Days: Thoughts on the Future Life. L., 1910.

9. James H. Literary Criticism: French Writers, Other European Writers, the Prefaces to the New York Edition. N.Y., 1984.

10. James H. Notebooks/ Ed. F. O. Matthiessen and K. B. Murdock. N. Y., 1947.

11. James H. Notes and Reviews. N. Y., 1968.

12. James H. Notes of a Son and Brother. London, 1914.

13. James H. Short Stories. Moscow, 1л82.

14. James H. The Ambassadors. N.Y., 1979.

15. James H. The American Scene. BloomingtOn: Indiana UP, 1968.

16. JamesH. The American. L., 1921.

17. James H. The Art of the Novel: Critical Prefaces/ Ed. by and with pref. of R.P.Blackmur.N.Y., 1934.

18. James H. The Complete Notebooks/ Ed. L. Edel and L. H. Powers. N. Y., 1987.

19. James H. The Complete Plays. L., 1949.

20. James H. The Complete Tales: In 12 v./ Ed. L. Edel. Philadelphia; N. Y, 1962—1965.

21. James H. The Figure in the Carpet and Other Stories. Harmondsworth, 1986.

22. James H. The Future of the Novel/ Ed. L. Edel. N. Y., 1956.

23. James H. The Golden Bowl. L., 1982.

24. James H. The Novels and Tales of Henry James: New York Edition. N. Y., 1909.

25. James H. The Tales of Henry James: In 5 v./ Ed. M. Aziz. Oxford: Oxford UP, 1973.

26. James H. The Turn of the Screw and Other Short Stories. N.Y., 1962.

27. James H. The Wings of the Dove. N. Y., 1962.

28. The Letters of Henry James/ Ed. P. Lubboqk. In 2 v. N. Y., 1920.

29. The Portable Henry James/ Ed. M. Zabel. Harmondsworth, 1978.

30. Джеймс Г. Женский портрет. М., 1982.

31. Джеймс Г. Избр. произв.: В 2 т. Л., 1979.

32. Джеймс Г. Повести и рассказы. Л., 1983.

33. Джеймс Г. Повести и рассказы. М., 1974.

34. Джеймс Г. Послы. М., 2000.

35. Писатели США о литературе: В 2 т. М., 1982.36