автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Восточные и западные инновации золотордынской эпохи у населения Верхнего и Среднего Притеречья (Археолого-историческое исследование)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Восточные и западные инновации золотордынской эпохи у населения Верхнего и Среднего Притеречья (Археолого-историческое исследование)"

На правах рукописи

Нарожный Евгений Иванович

ВОСТОЧНЫЕ И ЗАПАДНЫЕ ИННОВАЦИИ ЗОЛОТООРДЫНСКОЙ ЭПОХИ У НАСЕЛЕНИЯ ВЕРХНЕГО И СРЕДНЕГО ПРИТЕРЕЧЬЯ (Археолого-историческое исследование)

Специальность 07.00.06 - Археология

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Воронеж -1998

Работа выполнена на кафедре истории России Армавирского государственного педагогического института

Научный руководитель: Доктор исторических наук, проф. ВИНОГРАДОВ В.Б.

Официальные оппоненты: Доктор исторических наук, профессор

ВИННИКОВ А.З., кандидат исторических наук ВОЛКОВ и.в.

Ведущая организация: Ставропольский Государственный университет.

Защита состоится ОрреЛЯ/9Я5года в /-3 часов на заседании диссерт; ционного совета К 063.48.16 в Воронежском государственном университет по адресу: 394693, г. Воронеж, Университетская пл., 1, конференцзал.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Воронежског государственного университета.

Автореферат разослан " /2 " МЗрТЗ 1998 года

Ученый секретарь диссертационного совета

В.И.Беседин

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Целесообразность выбора темы, вынесенной в заглавление работы, оп->еделена сразу несколькими факторами. Актуальность ее во многом была [родиктована тем, что современное понимание проблемы в целом, наиболее ;онцентрировано изложенное в существующих "Очерках истории..." и "Исто-)иях..." нынешних административно-территориальных образований Прите->ечья (впрочем, как и в соседствующих с этой территорией республик), давно [е отражает всей ныне существующей источниковой базы. Подобное "отста-ание" не было преодолено и в одном из последних обобщающих трудов -Истории народов Северного Кавказа. Т. 1" (М.: 1988). Доминирующее вни-1ание специалистов исключительно к примерам "героической борьбы против юнголо-татар и Тимура" оставляет в стороне динамику собственно золото-фдынской истории региона. Отчего предпринимающиеся характеристики оциально-экономического, политического, а также и культурного развития орских обществ нередко трактуются вне соответствия историко-рхеологическим материалам, имеющимся к сегодняшнему дню. Вызывает омнения и попытка характеристики всего периода ХШ-ХУ веков только как катастрофы", больше относящейся лишь ко времени 1238-1239 годов.

Широкомасштабные охранно-спасательные работы археологической аборатории ЧИГУ им. Л.Н.Толстого (г. Грозный) 1986-1991 годов под ру-оводством проф. В.Б.Виноградова охватили не только степную и равнинную олосы Притеречья, но и территорию горной зоны края и ее предгорий. На-опленный тогда археологический материал существенно расширил и качест-енно разнообразил источниковую базу. Существенно изменились представ-ения о географии собственно золотоордынских поселений и городищ, о по-ребальных памятниках кочевого и оседлого населения Золотой Орды. Отрылась перспектива и совершенно иного восприятия материальной культу-ы населения горной зоны края. Раскопки в горах дали возможность и иного тношения к "традиционной" материальной культуре горцев, до этого бази-овавшегося на ограниченных материалах, полученных в 1950-1970-е годы Е.И.Крупное, В.И.Марковин, В.Б.Виноградов, С.Ц.Умаров, М.Б.Мужухоев, ¡.Х.Тменов и другие). Прежде всего это произошло за счет огромного коли-ества вещевых заимствований, не позволяющих их объяснять (как это было аныпе) лишь "трофейным" характером происхождения. При этом вещевые аимствования, условно относимые нами к ремесленным изделиям Востока и апада, распространялись сначала в Золотой Орде, откуда они попали и на ерриторию Притеречья. Часть других инноваций распространялась через оседнюю Грузию, до Х1У века находившуюся в зависимости от южной ветви [ингизидов - государства Ильханов. Контекст контактов и взаимоотноше-ий указанных территорий и Притеречья во многом требует специального зучения, что отчасти рассматривается в настоящей работе.

Определение географических границ работы продиктовано все той же рхеологической базой материалов. Под Верхним и Средним Притеречьем одразумевается в основном территория современных Северной Осетии, Ин-ушетии и Чечни. Однако автор вынужден был привлекать материалы и с

территории прилегающих Кабардино-Балкарии (городище Нижний Джулат и Дагестана (Терско-Сулакское междуречье). Данные отсюда пространствен но отстоят от интересующей и исследуемой территории, но исторически ош составляют единое целое с нашими материалами. Учет археологических ма териалов с золотоордынского города Маджара (Ставрополье) создает свое образный фон, на котором информативными становятся и артефакты с тер ритории Притеречья.

Хронологические рамки исследования определены с 1222 года, т.е. врс мсни первого появления Чингизидов в Притеречье и вплоть до середины ХЪ века, ознаменовавшейся началом активного освоения предгорных равнин i плоскости выходцами из горной зоны края.

Цели и задачи работы определяются следующим образом:

- опираясь на имеющуюся источииковую базу и весь предшествующи! историографический опыт, составить исчерпывающую сводку бытовыз памятников Золотой Орды на территории Притеречья (и ее картографиро вание). Одновременно "вычленить" из имеющегося списка "городов" и "ну мизмагических центров" те, которые в Притеречье локализованы на ochobi письменных и нумизматических данных, но без должного их критическогс анализа. Эта цель делает реальной и задачу калькирования на карту объек тов данных с итальянских карт Х1У-ХУ веков. Это позволит решить про блему идентификации "городов" этих карт с конкретными археологиче скими памятниками региона.

- Уточнений требует архитектура "Большой" мечети Верхнего Джула та, церкви № 1 того же памятника, а также и остатки до м острой чел ь н о i архитектуры Притеречья. Главной задачей здесь является попытка расши рения представлений о внешнем облике притерских поселений и городищ i ХШ-ХУ веках и определение особенностей архитектуры Притеречья и ei отличий от архитектуры памятников Золотой Орды.

- Составление исчерпывающей сводки погребальных памятнико1 ХШ-ХУ веков Притеречья открывает перспективу этнической атрибут» известных погребальных комплексов, вычленение "волн" кочевнически; перемещений на Терек. Видится возможным осмысление динамики оформ леиия этнокарты региона и демографических ситуаций, обусловивших осо бенности этнокарты Притеречья постзологоордынской эпохи.

- Достаточно актуально изучение "отдельных составляющих" матери альную культуру золотоордынской плоскости и населения горной зонь края (керамика, предметы вооружения, нумизматический материал, пред меты мелкой христианской пластики, орудия труда и инструментарий, ук рашения и пр.). Посредством чего может быть реализована и задача выяв ленения "дальних" и "ближних" импортов, распространявшихся как ш плоскости, так и в горах. Реальна и задача определения степени культуро воздействующих влияний Золотой Орды и соседней Грузии, обусловивши: не только вещевые заимствования горцев, но и целый ряд процессов, вы званных к жизни ситуациями ХШ-ХУ веков.

- Самостоятельной целью является и анализ контекста обстановки ] Притеречье на основе письменных свидетельств, посредством которых дос

тигается и задача характеристики хода, последовательности и интенсивности инновационных воздействий на горцев и горские общества, в существенной мере оказавшихся вынужденными приспосабливаться и реагировать на быстро менявшуюся конъюнктуру событий и процессов ХШ-ХУ веков.

Основное защищаемое положение: оно определяется попыткой рассмотрения анализируемого материала (вопреки сложившейся традиции) не с позиций автохтонизма, а под углом зрения широких (азиатских и европейских) внешних заимствований, попадавших и распространявшихся на исследуемой территории (горы и плоскость) в результате интеграционных процессов, сопровождавших историю Золотой Орды. Вместе с тем - это и определение степени культуровоздействующих (если не культуроформирующих) последствий известных инноваций ХШ-ХУ веков.

Подобный подход существенно определяется методическими принципами генеральных научно-исследовательских направлений школы акад. В.Б.Виноградова, концентрирующей внимание на анализе процессов, протекавших в различных регионах и у разных народов во взаимодетерминирую-щей связи.

Новизна исследования объясняется прежде всего тем, что к настоящему времени выбранная тематика никем специально не исследовалась. Не получила она должного системного и комплексного освещения и в существующих публикациях по истории ХШ-ХУ веков. В этом смысле обозначенные цели и задачи исследования, вместе с используемой источниковой базой, анализируются впервые.

Источниковой базой диссертации явились археологические материалы из дореволюционных раскопок, сборов и приобретений Кавказского (в г. Тифлисе) музея (П.С.Уварова, В.Б.Пфаф, В.Б.Антонович, А.Фиркович, В.Долбежев и др.). Делается опора и на публикации материалов из раскопок СКАЭ под руководством Е.И.Крупнова и ее полевые отчеты (Е.И.Круппов, О.В.Милорадович). Учитываются и используются материалы раскопок на плоскости и в горах, происходивших в 1960-е-1980-х годах (Е.И.Круппов, В.И.Марковин, В.Б.Виноградов, С.Ц.Умаров, М.Б.Мужухоев, Р.А.Даутова, Х.М. Мамаев, Д.Ю.Чахкиев и др.). Авторские раскопки в горах и на плоскости Притеречья используются преобладающе.

Учитываются в работе материалы раскопок позднекочевнических захоронений на Тереке, исследовавшихся В.Б.Антоновичем, Б.Б.Пиотровским, Г.А.Федоровым-Давыдовым, В.Б.Виноградовым, А.О.Наглером,

Б.М.Хашегульговым, Е.И.Нарожным, Е.В.Ростуновым. Прорабатывались также сведения о мусульманских и христианских захоронениях на Верхнем и Нижнем Джулатах (Ф.С.Гребенец-Панкратов, Е.И.Круппов, О.В.Милорадович, И.М.Чеченов), часть из которых подвергалась изучению антропологами (В.П.Алексеев, К.Х.Беслекоева). Учтены материалы из археологических коллекций, хранящихся в северокавказских краеведческих музеях, а также и из школьных музеев ст. Старогладовской, ст. Гребенской и с. Майртуп.

Археологические материалы дополняются данными итальянских карт Х1У-ХУ веков. Заметную помощь оказывают письменные источники: русские летописи, восточные (арабские, персидские, китайские, монгольские) хроники, свидетельства западноевропейского происхождения (П.Карпини, Г.Рубрук, Юлиан, М.Поло, И.Шильтбергер, И.Барбаро, "брат Журден", Ма-риньоли, отрывки из писем папы Иоанна ХХП и др.). Особый интерес представляют сочинения, оставленные кавказскими (грузинскими и армянскими) авторами. Эпизодически используются и данные дагестанской хроники "Дер-бент-Наме". Наряду с последними учитываются данные ономастики и топонимии.

Практическая значимость. Часть материалов может быть использована при разработке обобщающих трудов по истории Северного Кавказа. Отдельные ее положения могут найти применение в трудах, обобщающих историю Золотой Орды. Можно надеяться на использование некоторых частей работы при разработке различного рода тематических исследований регионального, краеведческого характера, а также в лекторской и музейной практике. Видится возможным использование положений работы при разработке спецкурсов в вузовской работе (часть материалов уже использовалась в разработке и при чтении спецкурса по истории сельского населения и крестьянства Северного Кавказа (С.Л.Дударев, С.Н.Савенко)).

Апробация основных положений диссертации предпринималась неоднократно. Автор выступал с докладами и сообщениями на конференциях различных уровней, начиная от студенческих и студенческо-аспирантских, до региональных, всесоюзных и одной международной (гг. Грозный, Орджоникидзе-Владикавказ, Махачкала, Ставрополь, Армавир, Краснодар, Ростов-на-Дону, Тбилиси, Кисловодск, Москва, Ташкент, Новосибирск и др.). По теме диссертационной работы опубликовано свыше 70 тезисов докладов, статей и сообщений, посвященных анализу разнотипных средневековых комплексов на исследуемой территории ХШ-ХУ веков и в последующее время.

Совместно с к.и.н. И.М.Мизиевым был подготовлен соответствующий раздел готовящейся к изданию "Истории сельского населения и крестьянства Северного Кавказа. Т. 1. С древнейших времен до ХУ века". Отдельные положения авторских подходов получили и частичный (в том числе и полемического характера) резонанс в нескольких десятках работ специалистов-кавказоведов и исследователей археологии и истории Золотой Орды.

Структура диссертации. Представленная работа состоит из введения, 4-х глав, заключения, 14-ти текстовых приложений, библиографии и 78 таблиц с иллюстрациями и картами-схемами.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении формулируются предмет, задачи и цели, характеризуются географические границы исследования и его хронологические рамки.

Часть "Введения" составляет раздел , посвященный обзору письменных источников, картографического материала, данных общеисторического характера, а также - история изучения проблемы и ее этапы. Нами предприни-

мается попытка удрсвнсния времени начала изучения исследуемой территории. Она связана с деятельностью астраханского губернатора В.Н.Татищева, в 40-е годы XVIII века снарядившего экспедицию не только на Маджары (Н.Г.Волкова, В.Л.Егоров, А.И.Юхт), которая, описав и обследовав "Тар-туб"-Верхний Джулат в Северной Осетии, достигла современного балкарского селения Уллу-Эльт ("Юлат") в Чегемском ущелье.

Последующий вклад исследователей ХУШ века оценивается достаточно скромно: И.Гюльденштедт, поручик Бирюбилеев, Я.Рейннегс, Я.Потоцкий описывают руины Татартупа-Верхнего Джулата. Параллельно осматривается мавзолей нач. ХУ века (Борга-Каш) на Сунже. Я.Рейннегс и Ю.Клапрот сопоставляют Татартуп с "городом Шехри-Татар" из "Дербент-Наме". М.М.Щербатовым делается попытка идентификации "града Дедякова" русских летописей с конкретным объектом, что послужило началом дискуссии, продолжающейся и по сей день.

Исследовательский вклад XIX века более разнообразен и достаточно представителен. Х.М.Френ опубликовал монету "Джюллада", одновременно предложив соответствующую локализацию "города" на Верхнем Тереке. И.Бларамберг пытается разделить сведения о двух притерских городищах (Верхнем и Нижнем Джулатах). С.Броневский, А.Бержс публикуют историко-этнографические данные, касающиеся ХШ-ХУ веков. Появляются и труды первых северокавказских просветителей (Ч.Ахриев, У.Лаудаев), публикующих чеченские и ингушские предания, освещающие события золотоордьш-ской эпохи. Другие ученые и исследователи вводят в оборот историко-фольклорные сведения о Татартупе (Н.Бутков, Н.Барсов, С.Белокуров, Н.Семенов). В XIX веке начинается и археологическое изучение региона -В.И.Долбежев, В.Б.Пфаф, А.А.Бобринский, В.Б.Антонович, П.С.Уварова и др.

Особо выделяется вклад исследователей XX в., фактически определивших интерес к проблеме в целом. Ф.С.Гребенец-Панкратов начинает археологическое изучение на Верхне-Джулатском городище. Л.П.Семенов и И.Щсблыкин издают планы и разрезы Борга-Каш. В 1930-е годы Б.Б.Пиотровским была раскопана группа позднекочевнических курганов у ст. Моздок, впоследствии изучавшаяся Г.А.Федоровым-Давыдовым и В.П.Алексеевым. После Великой Отечественной войны Т.М.Минаевой выявлены первые золотоордынские поселения. Появились и версии, объяснявшие ситуацию ХШ-ХУ веков в Притеречье (Л.И.Лавров). В 1950-60-х годах на Верхнем Джулате начала свою деятельность СКАЭ под руководством Е.И.Крупнова, впоследствии, отдельными отрядами продолжившая раскопки и разведки по Тереку (В.А.Кузнецов, О.В.Милорадович), на Сунже (В.Б.Виноградов), а также и в горах (В.И.Марковин, В.Б.Виноградов). На базе экспедиции "вырастают" и молодые специалисты С.Ц.Умаров и М.Б.Мужухоев, защитившие диссертации, посвященные материальной культуре горной Чечни и Ингушетии.

В последующее время интерес к золотоордыиской тематике существенно расширился посредством специальных публикаций В.А.Кузнецова, обосновавшего версию об исторических судьбах северокавказских аланов, подверг-

шихся в1238-1239 гг. "катастрофе". Вплоть до 1986 года в кавказоведении интерес к проблеме поддерживается выходом в свет отдельных статей и эпизодическими раскопками в горах. Работы археологической лаборатории ЧИГУ им. Л.Н.Толстого (1986-1991 годы) привели к мощному процессу накопления археологических материалов на фоне появившихся диссертационных исследований М.К.Джиосва, Х.А.Хизриева и др. авторов, однозначно диктовавших необходимость специального изучения истории ХШ-ХУ веков.

Особо отмечается деятельность научной школы Г.А.Федорова-Давыдова и его учеников. То же относится и к исследованиям иных специалистов: М.Д.Полубояриновой, М.Г.Крамаровского, С.П.Карпова, А.Г.Еманова, М.В.Горелика и др. Однако исследования указанных авторов не всегда учитывались кавказоведами в должной мере.

Именно в таком контексте весь имеющийся историографический опыт наглядно демонстрировал потребность в разработке проблемы, ставшей темой настоящего диссертационного исследования.

Первая глава работы посвящена проблеме изучения поселений,и городищу "нумизматических центров". Необходимость ее продиктована наличием в литературе разных точек зрения, локализовавших на Тереке более полусотни бытовых объектов ХШ-ХУ веков. Среди которых были "центрыУ якобы чеканившие свои собственные монеты, в том числе от имени Ильханов (Ц.М.Гваберидзс). Наиболее достоверной является группа памятников, засвидетельствованная археологически. Из числа "городов", локализованных здесь на основе письменных источников, были оставлены лишь "город" и "область Джулат", г. Магас", "Дедяков". В непосредственной близости от Терека следует размещать и "страну Симсим" Шами и Йезди, а также и "провинцию Элохци" И.Барбаро. В числе "нумизматических центров", достоверной видится лишь версия Х.М.Френа о "Джюлладе". Иные локализации (Х.М.Фрсн, Х.А.Хизриев, Ц.М.Гваберидзе) к Притеречью не имеют отношения.

Археологические памятники ХШ-ХУ веков "вытягиваются" двумя линиями: от Дербента к северу до правого берега Терека, переходя затем на его левобережье к дельте, где она "отворачивает" к р.Куме. Вторая линия простирается вдоль р.Сунжи - от Алхан-Калы до Верхнего и Нижнего Джулатов. Третья группа памятников, почти по кругу концентрируется вокруг Верхнего Джулата. Отмеченная топографическая протяженность сопоставима с известной у Чингизидов ("монголов") спецификой освоения пространства и новых территорий (Н.Л.Жуковская). Расселение в регионе после событий 1238-1239 годов кочевого населения и начало освоения ими Притеречья происходило по традиционным стандартам, использовавшимся еще в Центральной Азии.

Во 2-м параграфе главы предпринимается попытка рассмотрения особенностей домостроительства на Тереке. Лапидарность публикаций применительно к поселениям на Сунже (Т.М.Минаева) и в отношении Верхнего Джулата (О.В.Милорадович) продиктовали необходимость опоры на материалы с территории Нижнего Джулата (И.М.Чеченов). Но и они потребовали уточнений. "Многокомнатное" сооружение (И.М.Чеченов) определяется типичным для Золотой Орды типом жилья, имевшего во внутреннем интерьере

кан и суфу. Уточнение позволяет более реально воспринимать и аналогичные заимствования, отмеченные в горной зоне Центрального Кавказа (В.М.Батчаев).

Другие жилища Притеречья, вероятно, имели сырцовый фундамент и стены с использованием дерева. Отмечены и остатки развалов от турлучных строений, датированных ранее "домонгольским" временем, хотя по стратиграфии памятника они соотносятся с золотоордынскими слоями Нижнего Джулата. Они, вероятно, свидетельствуют о продолжении домостроительных традиций раннего средневековья.

"Юрта" того же городища характеризуется в работе не как собственно переносной тип жилья (Н.Л.Жуковская, В.Л.Егоров), а как "юртообразная" постройка, имевшая черты стационарного жилья с использованием столбовых конструкций и глинобитных стен. Предлагается и ее увязка не с привнесениями из Центральной Азии (В.Л.Егоров), а с характерными для региона и известным по описаниям еще хазарского Семендера (Х.Х.Биджиев) типом стационарного жилья. Промежуточным этапом (между салтово-маяцкими и хазарскими с одной стороны и золотоордынскими с другой) мы считаем остатки подобной конструкции "ХШ века" на Алхан-Калинском городище (В.Б.Виноградов) - "г. Магасе".

Параллельно рассматриваются и архитектурные объекты: "Большая Верхи е-Джулатская мечеть" и церковь № 1 того же городища, известные еще с ХУШ столетия, но в отношении к которым до сих пор пет единообразных подходов (И.Гюльденштсдт, Е.И.Крупнов, В.А.Кузнецов, О.В.Милорадович, В.Л.Егоров, В.Б.Виноградов, С.А.Голованова, З.Зиливкинская и др.)

По версии историка архитектуры из Баку Ф.Г.Мамедова мечеть имеет азербайджанские истоки архитектуры, построена, как считается, угнанными оттуда пленными строителями (В.А.Кузнецов). Тем не менее специалистами пе учитываются остатки фундаментов между внешней стенкой мечети и минаретом, равно как и заметные на минарете следы нарушенной кладки со стороны мечети. Вместе с учетом других данных указывается на наличие у объекта (ныне не сохранившегося) портала, вынессипого вперед. Вполне реальным видится и предположение о существовании у мечети не плоской кровли (Г.А.Федоров-Давыдов, Ф.Г.Мамедов), а купольного покрытия, что и определило своеобразие минарета: излишнюю вытянутость его пропорций, неоднократно отмечавшуюся специалистами. Всс вместе: минарет, некогда существовавший портал и мечеть, позволяет расценивать строение как единый архитектурный ансамбль, не позволяющий соглашаться с мнением об исключительно азербайджанских архитектурных истоках культового сооружения, хотя отмеченная проблема по-прежнему продолжает быть открытой.

Верхне-Джулатская церковь № 1, опубликованная Е.И.Крупновым, в конце концов была им датирована ХП веком. Отысканная по описаниям ХУШ века (И.Гюльденштедт), эта постройка представляет собой сложное сооружение, отдельные части которой были определены как фундамент церкви, ее "ограда" и "придел". Последующие попытки атрибуции строения вызывают споры. Более или менее правдоподобным видится мнение о первом строительном горизонте, который соотносится с концом раннего средпевеко-

вья и возведенном при непосредственном воздействии христианской Грузии (В.Б.Виноградов, С.А.Голованова). "Католическая" атрибуция церкви на основе наличия у нее подалтарной крипты (В.А.Кузнецов) сомнительна.

Соотнося описание размеров церкви (И.Гюльдеиштедта) с обмерами Е.И.Крупнова (учитывая соотношение мер длины XVШ и XX веков), открылась возможность проверки существующих версий. Оказалось, Гюльденштедт видел и описал остатки одноапсидного строения, находящегося в центре всего комплекса, раскопанного О.В.Милорадович и Е.И.Крупновым. Ни "ограды", ни "придела" Гюльденштедт не видел.

Предпринятые уточнения демонстрируют следующее. Верхне-Джулатская церковь № 1 имеет несколько строительных горизонтов, (В.А.Кузнецов). 1. В виде небольшой одноапсидной церкви, как это описывают В.Б.Виноградов и С.А.Голованова. После ее разрушения (1277-78 гг. - ?) возводится "ограда" (2-й горизонт), возможно, также являвшейся фундаментом церковной постройки значительных размеров (апсидная ее часть уничтожена крутым склоном и существовавшим с этой стороны оврагом). 3. После разрушения "ограды" возводится церковь на фундаменте 1-го горизонта, но с сооружением подалтарной крипты. 4. После уничтожения церкви с криптой (заманчиво следы разрушений и сброшенных внутрь крипты людей сопоставлять с событиями 1396 года) на новом месте, частично "перекрывая" фундамент церкви 1-го и 3-го горизонтов и "ограду", возводится "придел" -церковь, находящая аналогии среди "малых" церквей горной зоны края ХШ-XV веков (В.А.Кузнецов). Нельзя исключать, что "придел" сопоставим и с часовней, возникшей для обслуживания христианского могильника. 5-й, последний горизонт снова "базируется" на самом раннем фундаменте церкви 1-го горизонта. Эта церковь просуществовала вплоть до посещения городища И.Ггольденштедтом.

При всех аргументах и определенной заманчивости предложенной последовательности существования церкви № 1 Верхнего Джулата. хронологию этапов строительства и разрушений из-за отсутствия надежных критериев установить не удалось, хотя период наиболее активного функционирования церкви и ее разрушений приходится на Х1У-ХУ века.

Вторая глава диссертации посвящена анализу погребальных памятников исследуемой территории. Состоит из 2-х параграфов.

1-й параграф содержит сведения и типологическую классификацию погребальных комплексов. Для удобства работы с которыми подразделяются на условные группы: 1. Памятники кочевого населения; 2. Памятники "оседлого" населения. Внутри они разделяются по конфессиональной принадлежности: 1.1. - "языческого"; 1.2. - "мусульманского" периодов. Также и во второй группе: 2.1. - "мусульманские"; 2.2. - "христианские" погребения.

Позднекочевнические захоронения подвергаются этническому определению. Это "монголы" (захоронения с северной ориентировкой). А также иные - центральноазиатскис, сибирские или алтайские племена, имевшие также северную (или ее вариации) ориентировку и дополнительную конструкцию в яме - решетчатую раму. Последняя обычно сопоставляется с "половецкими" критериями (С.А.Плетнева). Но эта конструкция достаточно хоро-

шо известна в "монгольских" и иных захоронениях ХШ-Х1У веков в Забайкалье и близ Каракорума. Одно погребение "монгола" содержит выразительный инвентарь: пластины доспеха, шлем и остатки колчана (Д.Ю.Чахкиев).

Другая группа "языческих" захоронений (с восточной и западной ориентировками) определяется как половецкие "ХШ-Х1V" и XIV века. Ряд признаков (Г.А.Федоров-Давыдов) позволяет видеть в них часть населения, перемещенного сюда с территории Северо-Западного Кавказа.

Наличие в регионе целого ряда находок "черноклобуцкого" типа или их северокавказских вариантов позволяет считать, что в регионе совершали перекочевки и "черные клобуки" и не только по р. Куме (Г.А.Федоров-Давыдов), но и вплоть до подошвы Главного Кавказского хребта.

Отдельные кочевнические захоронения ("мусульманского" периода -В.Б.Антонович, А.Фиркович и Е.И.Крупнов), находят аналогии среди соответствующих древностей Х1У-ХУ веков в Заволжье и Приуралье. Предполагается о существовании (во времена Пулада или Шадибека - ?) активных перекочевок из-за Волги на Терек, обусловленых конкретными политическими условиями в Золотой Орде.

Ныне есть основания полагать: в Притеречье находились и иные группы номадов. Появление в районе Дербента, а затем и в Придарьялье 30-тысячного корпуса темника Ногая сопровождалось перемещением кочевых групп из Пруто-Поднестровья. В их среду были включены и северокавказские "борганы", известные здесь еще с раннего средневековья, впоследствии, уведенные Ногаем в свой личный домен в Пруто-Поднестровье, где появляется топоним: "Бэрэганская степь", фиксируемый картами Х1У-ХУ веков и письменными свидетельствами.

Памятники "оседлого" населения представлены погребениями на христианском могильнике у церкви № 1 Верхнего Джулата и его окрестностей (Ф.С.Гребенец-Панкратов). Отмечены в грунтовых ямах и каменных ящиках. Другая часть раскопана на территории Верхне-Джулатской мечети и вокруг нее. Большая их часть подвергалась определению антропологами. Представляется возможным утверждать: во-первых, мусульманская часть населения обоих Джулатов являла собой социальную элиту, включавшую в себя и представителей (потомков) "домонгольского" населения региона, получившего не только определенный социальный статус, но и особенности физического типа (приобретенную монголоидность). В сравнении с погребальными памятниками золотоордынского Поволжья основная масса притерских погребений сопоставляется с захоронениями "средних слоев" городов Поволжья (Л.Т«Яблонский).

Христианский могильник Верхнего Джулата у церкви А1>' 1 и каменные ящики того же памятника сопоставимы со временем начала выхода горцев на плоскость, вероятно, имевшего несколько "волн".

2-й параграф этой главы посвящен суммарной оценке имеющихся разновидностей погребальных комплексов горной зоны края. К достаточно хорошо разработанной видо-типологической характеристике погребальных сооружений горной зоны (Л.П.Семенов, Е.И,Крупнов, С.Ц.Умаров, М.Б.Мужухоев, Н.Н.Бараниченко, Х.М. Мамаев), добавлены: "грунтовые

захоронения". А в число вариантов каменных ящиков включаем ящики, содержавшие более одного погребенного (предыдущие скелеты смещались в сторону вместе с инвентарем, представляя собой нагромождения из костных останков). Этот вариант ныне известени в Грузии: могильник Накалакари, оставленный жителями средневекового г.Жинвали (В.А.Джорбснадзе). Любопытно, что этот город был определен для постоянного жительства северокавказским аланам, переселившимся в Грузию, самим, Хулагу-ханом (60-е годы ХШ века).

Обращается внимание и на появление на территории камсноящичных некрополей "семейных участков", а среди полуподземых склепов с явно коллективным (до ЗОО-т погребенных Ф.Х.Гутнов) характером погребений, склепов, содержавших от 2-х до 10-ти захоронений (Е.И.Нарожный, Д.Ю.Чахкиев). Это существенно меняет восприятие картин внутренних процессов, проходивших в горах в ХШ-ХУ веках.

Подчеркивается в параграфе и изменение характера расположения могильников, заметно удаленных вглубь горных ущелий и отделенных от плоскости сложной системой естественного ландшафта. Происходит это наряду с резким ростом площадей самих некрополей. Соседство с золотоордыпекой плоскостью, вероятно, потребовало организации мер предосторожности для защиты "могил предков". Одновременно в отмеченных изменениях получили отражение и демографические процессы, происходившие глубоко в горах.

Третья глава диссертации озаглавлена "Предметы "дальнего" и "ближнего" импортов в горах и на плоскости". Необходимость именно такой постановки вопроса определяется стремлением экспозиционного представления лишь тех категорий вещевых наборов (плоскость и в горы), которые не являются сугубо "местными и традиционными" для населения гор.

Глава состоит из 6-ти параграфов, которым соответствуют приложения № 4-14.

Параграф 1-й посвящен анализу находок керамики как в горной зоне, так и на плоскости. Они подразделяются на несколько групп, наиболее массовыми из которых являются изделия поливной и неполивной керамики. Эти группы, в свою очередь, разделимы на подгруппы, типы, виды, классы и более мелкие подразделы.

Поливная (кашинная и красноглиняная) керамика и изделия, за редким исключением, анализируются впервые. На плоскости поливная керамика отражена практически всеми известными в Золотой Орде типами и видами и, вероятно, имела привозной (из различных городов Золотой Орды) характер. Особенно многочисленные аналогии им отмечаются в золотоордынском Поволжье, Маджарах, Азаке и Херсонесе. Изредка - в Белгороде-на-Днестре. Особняком стоит группа находок поливной посуды красной глины, находящих аналогии в Северо-Восточном Азербайджане (Т.Достиев).

Красноглиняная поливная и неполивная посуда Притеречья также типична для находок, известных на территории всей Золотой Орды.

Нами выделяются находки тарной керамики. Вслед за И.В.Волковым, часть Притерских амфор сопоставляется с амфорами из Трапезунда, Средиземноморья и Палестины.

Несколько пифосов Притеречья дают основания для их сопоставлений с изделиями мастеров-керамистов, опиравшихся на салтово-маяцкие традиции.

В горной зоне края находки поливной керамики немногочисленны и находят аналогии в Мцхете, Жинвали, Душети и Тбилиси ХП-Х1У вв.

Неполивная керамика горной зоны края во многом отражает ремесленные традиции, бытовавшие на раннесредневековых поселениях и городищах плоскости ("аланоидные" формы и приемы декора). Любопытно, что керамические изделия с памятников ущелья р. Арм-хи по технологической системе весьма близки керамике Верхнего Джулата XIII-XV веков. Керамика ущелья р. Ассы больше сопоставима с массовым производством, представленном на золотоордынских поселениях вдоль р. Сунжи.

Самостоятельную группу составляют лепные кружки с боковым сливом (типа кружки из Тхаба-Ерды), вероятно, местного производства. Другие кружки тонкого и ровного прокала из белой (с розоватым оттенком) глины имеют раскраску по тулову органическими красителями. Аналогии им известны с территории соседней Грузии.

Обзор находок керамики и керамических изделий демонстрирует достаточно широкое разнообразие типов и видов подобных изделий на территории Притеречья, часть которых попадала в горы. Все вместе взятое подтверждает наблюдение Е.И.Крупнова о бытовании в горах (ХШ-ХУ вв.) видов и типов керамики, дублирующих образцы золотоордынские, плоскостные.

Параграф 2-й посвящен нумизматическим материалам. Все монеты отмечены как на плоскости, так и в горах. Существующие сводки монетных находок (В.Б.Виноградов), мы дополняем за счет выявления сведений о монетах в Северной Осетии и за счет новых образцов. Некоторые нумизматические материалы взвешивались, что позволило определить часть анэпигра-фичных монет. Другие, по сохранившимся изображениям на них имеют аналогии среди сборов в Азаке (Н.М.Фомичев) и Болгаре (С.А.Янина). Часть монет была определена Г.А.Федоровым-Давыдовым.

Монетные находки делятся на несколько групп: 1. Грузинские чекана Русудан в 1227 году; 2. Монеты "раннеордынского" чекана: медный пул Менгу-каана, битый в Тифлисе; 3. Грузино-хулагуидские монеты (Аргун и Казан); 4. Хулагуидские дирхемы Тебриза от имени Аргуна, Улджейту, Абу-Саида; 5. Золотоордынские (пулы и дирхемы) Токты, Узбек-хана, Джанибе-ка, Хызра, Бирдибека, Кильдибека, Мухаммед-Булака, Токтамыша, Пулада и Шадибека, чеканившихся в Маджарах, Орде, Гюлистане, Азаке и обоих Сараях; 6. "Западноевропейские" монеты (вводятся в оборот впервые) единичны. Это монеты Лаврентия Феупуло, Иоанна П, Андронника П и Михаила IX, Михаила Шишмана и его сына Иоанна Стефана, Алексея 1У Ком-нина, Вацлава 1У; 7. Единственная "русская" монета из Верхнего Какадоя (В.И.Марковин, В.Б.Виноградов); 8. Последняя группа представлена двумя биллоновыми подражаниями куфическим монетам, имевших в центре надче-канку в виде тамги "Дома Бату" ).

Причины подобного разнообразия монетных находок скорее всего связаны с особенностями географии и интенсивности торговли на плоскости,

оттуда часть монет распространялась в горах, где их основная масса использовалась не по прямому назначению (пробивались и составляли мониста или привесные украшения - Р. А.Даугава). "Западноевропейские" монеты, имевшие силуэты людей с нимбами, кресты и прочую христианскую символику и могли использоваться в качестве предметов культа.

3-й параграф главы посвящен анализу предметов мелкой христианской пластики. Дискуссионный характер историко-культурной атрибуции которых (трактовка как "византийских" или как "русских", но также дозолотоор-дынского времени) заставила учесть всю известную коллекцию интересующих предметов от Черного до Каспийского моря (всего - более 80-ти местонахождений). Учитывая переатрибуцию части "византийских" крестов в число "русских" (С.А.Голованова), приводим аналогии из русских земель и другим "византийским" (В.А.Кузнецов) крестам. Последующая их дифференциация позволяет выделять группы ("энколпионы", "большие кресты", "змеевики" и т.д.). С учетом аналогий, подобранных предшественниками, выделяются несколько их групп, указывающих на географию "исхода" носителей этих предметов, вместе с которыми изделия христианской пластики попали на Терек. Это выходцы из Московской и Новгородской земель, Тверского княжества и Южной Руси. Каждая группа находит письменные подтверждения, отчасти объясняющие условия перемещения сюда русичей из различных земель Руси. Здесь же указывается и на расширение географии находок, в том числе и в закрытых комплексах. Ныне они отмечаются как на золотоор-дынской территории, так и в предгорьях ("буферная зона"), и глубоко в горах. Есть и кресты, явно выполненные в регионе по оттиску с находок более раннего времени. Акцентируется внимание и на том, что приток славян не носил единовременного характера, на что указывают находки, датируемые "ХП-ХШ", "ХШ", "ХШ-Х1У" и "Х1У-ХУ" веками. В связи с предметами особый интерес вызывает пласт фольклорного материала Ичкерии (А.Берже), повествующий о проживании "русских, прежде живших по Тереку с монголами)' в среде средневековых предков чеченцев и ингушей. Предпринятые уточнения позволяют расширить представления о характере и степени интенсивности расселения русичей на территории Притеречья в ХШ-Х1У веках и составить представление о судьбах их потомков.

4-й параграф работы касается предметов вооружения и конского снаряжения. Это шлемы, представленные различными видами и вариантами. Значительная их часть имеет и детали (на основе изучения изображений тебриз-ских миниатюр), считающиеся признаками "монгольских" (М.В.Горелик). Наши материалы могут являться археологическим подтверждением отмеченных наблюдений. Некоторые шлемы находят аналогии в раннем средневековье у аланов (Рим-Гора - А.П.Рунич). "Шлем" из Ярыш-Марды, атрибутированный как "русский" (Х.М.Мамаев и Д.Ю.Чахкиев), расценивается в работе лишь как верхняя часть боевого наголовья (высота - 13 см), сопоставимого со шлемом из Белой Калитвы, в свою очередь соотносящегося с западноевропейским генезисом (шлем из Артиллерийского музея в Париже).

Наручи ("базубанды") с территории Притеречья - самая представительная коллекция с Северного Кавказа, заставляющая соглашаться с

М.В.Гореликом (вопреки А.Н.Кирпичникову) в их "центральноазиатском" ("монгольском" для Восточной Европы) происхождении.

Достаточно выразительна и коллекция наверший от булав, шестоперов из горной зоны. Часть образцов этого вида ударного оружия находит полные аналогии среди росписей киданьских мавзолеев Китая (М.В.Горелик). Распространение их через Золотую Орду ныне документируют находки многогранных наверший, известных в столицах Золотой Орды (Г.А.Федоров-Давыдов, Л.Л.Галкин) и в позднекочевническом захоронении на Дону (А.И.Гармашов), а также - и в Каракоруме (Ю.С.Худяков).

Деревянные луки, представленные еще тремя новыми находками, слож-носоставные, по типу золотоордынских (Р.А.Даутова, Х.М.Мамаев, Д.Ю.Чахкиев). Вместе с конструкцией в горах распространились ("монгольский способ стрельбы" - Д.Ю.Чахкиев) и предохранительные кольца, достаточно известные в Золотой Орде (И.В.Волков).

Колчаны: из бересты и в виде деревянных рамок, обтянутых кожей с аппликациями. Известны (в горах и на плоскости) и колчанные костяные обкладки, декорированные сложным растительным и геометрическим орнаментом, находящим аналогии в Золотой Орде (Н.В.Малиновская). Рассматриваемые в работе колчанные крюки в абсолютном большинстве повторяющие типы, имеющиеся в позднекочевнических древностях Восточной Европы (В.А.Иванов) ХП-Х1У вв.

Защитный доспех воинов представлен четырьмя кольчужными рубашками, из горной зоны две из них почти идентичны покрою доспеха из позд-некочевнического захоронения у сел. Ковали (Г.А.Федоров-Давыдов). Пластинчатый доспех имеет пластины, характерные для "монгольского" доспеха (Д.Ю.Чахкиев, М.В.Горелик). Части другого (горная зона), как и система их креплений, весьма близки конструкции защитного доспеха из Азака-Таны, атрибутируемого как "итальянский" (М.В.Горелик, Н.М.Фомичев).

В работе предпринимается реконструкция щита. Воспроизводимая на основе его деталей, она свидетельствует о тождественности щита изображениям на миниатюрах 1333 года к рукописи "Шах-Наме", демонстрируется и тот факт, что подобный тип щитов распространяется в горах уже в Х1У веке, эволюционно развиваясь здесь вплоть до XIX столетия.

Достаточно представительна коллекция коляще-рубящего вооружения (70 сабель, 2 палаша и 2 меча) ХШ-ХУ веков. Часть сабель (без перекрестия) близка типу этой разновидности вооружения, известных нам как по кочевническим древностям, так и аланским захоронениям "домонгольской" поры (всего 8%). Другие - с перекрестием, имевшим утолщения на концах, идентичны саблям со Змейского катакомбного могильника и в Мартан-Чу (ВА.Кузнецов, В.Б.Виноградов, Х.М.Мамаев). Они составляют около 25% всей коллекции. Вероятно на их основе складывается тип сабель с близким перекрестием, сильно опущенным вниз и на клинке имеющих ребра жесткости (51%). На лезвиях сабель этого типа имеются крепления от ножен, повторяющие таковые в раннесредневековых памятниках Северного Кавказа.

Самостоятельную группу составляют сабли с перекрестием, идентичным оформлению такового на сабле, найденной на Куликовом поле (11%).

Весь имеющийся комплекс вооружения свидетельствует о происхождении его от некоторых типов оружия, характерные для региона еще с эпохи раннего средневековья. Что заставляет считать возможным существование сохраненных традиции и в золотоордынское время (на плоскости). То же усиливает и сообщение Г. Рубрука, описавшего "аланских" оружейников, обслуживавших Чингизидов. С другой стороны, имеющиеся материалы дают основания и для утверждений о существенных заимствованиях типов и видов вооружения, имевших место в Золотой Орде.

Предметы конского снаряжения малочисленны и представлены лишь креплениями узды (в горах) и находками стремян и удил на плоскости. Все их разновидности достаточно хорошо известны на территории Золотой Орды. Однако, частота встречаемости предметов конского снаряжения в горах не дает оснований соглашаться с использованием терминов "конница" и "кавалерия" (Д.Ю.Чахкиев) применительно к военным подразделениям горцев ХШ-ХУ вв.

В предпоследнем, 5-м параграфе главы рассматриваются орудия труда и ремесленный инструментарий ХШ-ХУ веков. Эта категория предметов многообразна по своему видовому составу, но малочисленна по количеству предметов в каждом виде. Наиболее массовыми находками являются ножницы для стрижки овец, являющиеся "обязательным" атрибутом каждого захоронения "взрослых женщин" в горах. Достаточно многочисленны бронзовые наперстки, имеющие аналогии не только в "византийских" слоях западноевропейских памятников раннего средневековья (В.А.Кузнецов), но и в Золотой Орде (В.Л.Егоров, Г. А. Федоров-Давыдов и др.). Эти предметы демонстрируют (наряду с шильями, иглами и проколками) преобладание домашних промыслов внутри горского общества, где основным занятием женской части населения (помимо ухода за скотом) было и портняжничество.

В качестве "мужских" занятий (кроме военного "ремесла") отмечается деревообработка, что опирается на находки соответствующего инструментария, но, вероятно, не выходившего за рамки кустарного промысла. Выделены находки, связанные с камнеобработкой. Отмечены и железные предметы, связываемые в работе с инструментами "керамистов". Навершия железных молоточков, находящих аналогии в "домонгольской" Булгарии могут восприниматься как показатель существования в горской среде и такого занятия, как ювелирное дело. Соотношение находок с общей численностью погребенных на могильниках людей (более 1 тыс. человек) создает впечатление о слабой развитости ремесленной базы в горах хотя существенно и расширившейся уже в ХШ веке за счет мигрантов-ремесленников, оказавшихся в среде горцев.

Здесь же рассматриваются украшения, предметы туалета и детали одежды, также в преобладающем количестве происходящие с территории горной зоны.

Украшения - серьги и подвески разнотипны. Особняком стоят украшения в виде "знака вопроса". Обосновывая возможность разграничения находок на собственно "серьги" и "подвески", автор солидаризируется с Р.А.Даутовой, отвергающей их "кобанские" истоки, предложенные Е.И.Крупновым, а затем

С.Ц.Умаровым и М.Б.Мужухоевым. Но и попытки "вывода" этих украшений с территории соседнего Дагестана (Р.А.Даутова) не соответствуют действительности. Появление этих украшений на территории Притеречья связано только с Золотой Орды, что делает маловероятной и попытку В.А.Кузнецова трактовать их как северокавказский, "аланский" признак при вычленении соответствующих погребений на могильнике Недьсалаш в Венгрии.

На Северном Кавказе украшения в виде "знака вопроса" существенно видоизменяются за счет разнотипности нижней их части, где преобладающей становится "виноградная гроздь". Последняя явилась эволюционным завершением типа серег, имевших на конце три жемчужины. В регионе, скорее всего на плоскости, жемчужные бусинки превратились в бронзовые и серебряные "грозди", составлявшиеся из трех и более шариков, спаянных между собой.

Иные типы украшений, как правило, находят аналогии в позднекочевни-ческих древностях Восточной Европы и на золотоордынских поселениях Поволжья. Именно эти обстоятельства не позволяют соглашаться с мнениями тех кавказоведов, которые весь комплекс имеющихся украшений трактуют как сугубо горский.

В Золотой Орде находят аналогии бронзовые, серебряные и стеклянные перстни из горной зоны. "Восточное" их происхождение документируют и находки перстней с арабоязычпой надписью "Мухаммед" или арабоязычным эпиграфическим орнаментом.

Достаточно представительна коллекция бронзовых и серебряных зеркал (горы и плоскость). За исключением экземпляров (с крестовидно-арочным орнаментом), имеющим аналогии как в аланских памятниках "домонгольского" времени, так и в Золотой Орде, другие типы зеркал воспроизводят основные их разновидности, встречающиеся исключительно в позднекочевниче-ских древностях Восточной Европы и в золотоордынских городах (оба Сарая, Увек, Болгар, территория Прикамья). Часть зеркал с изображением животных, "бегущих по кругу". Подобные металлические диски у монголов этнографами сопоставляются с обереговыми предметами: "банд жорло" (Н.Л.Жуковская).

Заключают параграф разнообразные детали одежды (верхняя часть кожаных сапог, поливные кашинные и костяные пуговицы и пр.). И они находят параллели среди золотоордынских древностей, свидетельствуя об использовании горцами отдельных видов одежды или ее деталей в своем быту.

Заключительный, 6-й параграф главы посвящен анализу "прочих" находок, имеющих индивидуальный характер. Это стеклянный сосуд из Махческа, сопоставляемый М.Т.Крамаровским с продукцией каффеких итальянцев ХУ века. Фрагменты от нескольких стеклянных сосудов (Верхний Джулат и Ста-рогладовская) имеют сюжетные изображения всадников, играющих в "конное поло", вероятно, сирийского происхождения. Замочек в виде фигурки лошади из Майртупа (Д.Ю.Чахкиев, Х.М.Мамаев) имеет близкие аналоги на мусульманском Востоке (Г.А.Федоров-Давыдов) и в Волжской Булгарии (Е.П.Казаков, М.Д.Полубояринова), а также и в Золотой Орде (Г.А.Федоров-Давыдов). Приводятся и бронзовые ложечки, предназначав-

шиеся для подношения "причастия".

В целом весь комплекс предметов, являющихся составной частью материальной культуры населения горной зоны края, создает впечатление о преобладающе заимствованном их характере. Культуровоздействующий (если не культуроформирующий) характер и значение Золотой Орды в этих процессах "пересекаются" в горах с аналогичными явлениями со стороны Грузии. Очевидность этого, тем не менее, диктует необходимость уточнений контекста подобных (равно как и иных) заимствований, что пока плохо исследовано в кавказоведении.

Четвертая глава, учитывающая рассмотренные выше материалы, в основном носит общеисторический характер. Она состоит из 3-х параграфов. В 1-м из них предпринимается попытка осмысления имеющихся данных с целью определения места Притеречья в административной политике и политических ситуациях Золотой Орды до конца ХШ века.

После событий 1238-1239 годов активность Джучидов была сосредоточена на участке, прилегающем к Дербенту, что было обусловлено началом оформления пограничной линии на юге новообразованного государства. Создание государства Хулагуидов привело к началу военно-территориальных споров из-за Закавказья, что и определило появление близ Дербента различных кочевых групп, а затем и 30-тысячного корпуса Ногая, осуществлявшего здесь караульные функции, а впоследствии и военные мероприятия против Ильханов. Однако в начале 1260-х годов ситуация осложняется. Вторжение Хулагуидов, предпринятое в ответ на военный рейд Ногая, привело к участию на стороне Ильханов части аланов (и, вероятно, горцев) Придарьялья. В результате часть аланов вынуждена была переселиться в Грузию, получив от самого Хулагу-хана "вознаграждение за службу". Переселившаяся группа возглавлялась "Царствующей особой по имени Лимад-жав", уведшей с собой и малолетних "царевичей": Бакатара и Пареджана. Переселенцам были определены места расселения в Грузии. Указанная миграция - лишь одна из "волн" переселения из Предкавказья. Рассмотрение Константинопольским Собором в 1276 году вопроса о "дезурбанизации и депопуляции" в северокавказской Алании (С.Н.Малахов), шедших в сторону "Скифии и Сарматии" (согласно этим анахронизмам в византийской традиции - в сторону Крыма и Приазовья) - свидетельство о продолжении подобных процессов, наиболее ощутимо обозначившихся накануне известных событий, разыгравшихся вокруг Дедякова (1277-1278 годы). Карательная акция Менгу-Тимура, опиравшегося на силы русских дружин, вряд ли оказалась лишь акцией, направленной на подавление "восстания в Дедякове", вспыхнувшего там, как реакция на проведенную в ХШ веке перепись населения (В.А.Кузнецов). Скорее всего, на 1277-1278 годы в Предкавказье было запланировано антиордынское выступление, предусматривавшее одновременное (со стороны Дарьяла и Дербента) вторжение. В связи с чем Рашид-ад-Дин сообщает (1278 г.) о походе "сахиб-дивана" Ильханов - "Шамс-ад дина Джувейни" в пределы Дербента. Тогда последнему удалось установить свой контроль "над Дербентом, Лекзистаном и горой Эльбурса". Хулагуидский сахиб-диван действовал при этом "добрыми мероприятиями", что и позволи-

ло ему привести в повиновение все те "народы, которые ни в какие годы никому не подчинялись". Спланированность синхронного вторжения, вероятно, не удалась, поскольку Менгу-Тимур нанес упреждающий (?) удар, осадив, а затем и взяв Дедяков. Менгу-Тимур действовал зимой, т.е. тогда, когда Дарьял был закрыт снегами и возможности отхода в Закавказье (либо надежды на получение помощи оттуда) у его противников не было.

Но эти события не привели к окончательному установлению контроля над Придарьяльем со стороны Золотой Орды, оставившую там лишь "стражу татарскую". Последняя, по данным армянских источников, просуществовала вплоть до 1295 года, когда грузинский царь, опираясь на закавказские и северокавказские отряды, смог "изгнать" ее оттуда.

Подобное развитие ситуаций во многом объяснимо с позиций другой группы письменных источников.

Известно : первоначально в Притеречье существовал какой-то "замок аланов" (Г.Рубрук), отданный самому Менгу-каану в качестве личного домена (В.Л.Егоров). Несмотря на различные точки зрения искомый "замок" следует идентифицировать с остатками Алхан-Калинского городища, сопоставляемого с ранней столицей Алании городом Магасом (В.Б.Виноградов и др.). Расположенность Алхан-Калы (Maraca) как раз посередине между Дербентом и Дарьялом делает понятной и причину нахождения именно здесь "замка аланов", после событий 1238-39 годов по-прежнему ассоциировавшегося если не с бывшим столичным центром, то с местом нахождения традиционных институтов власти, превратившегося в центр домена Менгу-каана, олицетворявшего контроль за Предкавказьем. Но положение Джучидов было достаточно сложным: Дербент и, судя по всему, Дарьял находились под контролем Ильханов или вассальной от них Грузии; золотоордынские владения оказались отрезанными от выхода в Закавказье, а их южные рубежи стали своего рода "тупиком". Грузинский "Хронограф" описывает попытки Джучидов при помощи подарков и "подношений" грузинскому царю (Г.В.Цулая) овладеть и "дорогой Запада", локализуемой нами вдоль восточного Причерноморья и через Абхазию. И эта "дорога" контролировалась антиордынскими силами. Ситуация вынуждает Золотую Орду активизировать свои действия в дербентском направлении, а затем и в Придарьялье. Возможно, что с Северного Кавказа начала осуществляться и военная акция, возглавляемая Ногаем, направленная против далекой Византии. Помимо византийско-хулагуидского союза против Золотой Орды и золотоордынско-египетских отношений (В.Л.Егоров) сближение Византии и Ильханов во многом способствовало усилению антиордынских настроений в среде населявших Золотую Орду христианских обитателей Северного Кавказа. Военный поход Ногая скорее всего имел и задачу ликвидации сложной системы византийско-ильхано-грузино-северокавказского сближения, ориентировавшего аланов и горцев региона против Золотой Орды, но в союзе с Ильханами.

События 1295 года, когда "стража татарская" была изгнана из Придарь-ялья, в том же, 1295 или в последующем, 1296 году, должны были повлечь за собой и ответную реакцию со стороны Джучидов, не только вернувших себе Придарьялье, но и окончательно установивших здесь свой диктат и кои-

троль. Заманчиво в связи с этим фактом приурочить к данному успеху Джу-чидов и выпуск монеты в "Джюлладе", описанной Х.М.Френом.

В контексте приведенных событий становятся понятными и причины появления в регионе различных этнических групп кочевников, начавших активное хозяйственное освоение Притсречья, обеспечивших появление и первых поселений ХШ в. Применительно к горам, обстановка делает понятными и причины массовых "аланских" заимствований, широко начавших распространяться там в связи с притоком в горы части плоскостного населения, и в результате участия горцев и аланов на стороне грузино-хулагуидского альянса, направленного против Золотой Орды.

2-й параграф главы посвящен вопросам исторической географии Притсречья в Х1У-ХУ вв.

Опираясь на сводку бытовых памятников Золотой Орды, делается попытка скалькировать на нес сведения итальянских карт XIУ-ХУ веков. В итоге предлагается следующая идентификация "городов" этих карт: "г. Фаби-наги" отождествляется с упоминающимися "Книгой Большому Чертежу" развалинами "мечети Аисы-Ахмета", локализуемой в работе на правом берегу р. Кумы (напротив места слияния Сунжи и Терека). "Город Кубипе" сопоставляется с "Кара-Базаром" ("Черным Рынком"), следы которого следует искать в районе современного г. Кочубея (Дагестан). "Тарки" карг вряд ли могут быть сопоставимы с Таркинским городищем близ совр. г.Махачкалы в Дагестане: данный "город" соотносится в работе с золотоордынским поселением в дельте Терека, подстилающим русские Терки 1588 года. "Город Баш-циай'" карт соотносим со Старогладовским поселением на левом берегу Терека. Группа поселений ХШ-Х1У веков в Терско-Сулаеском междуречье соответствует городам "Цицис", "Кобасо" и "Барх" итальянских карт. Но и при такой локализации интересующих объектов, между современными Тарками (близ Махачкалы), которым соответствует "г. Барса'" карг) и Дербентом должны находиться "г. Абскиах" и "г. Сасах", помеченные на картах, но которым здесь пока неизвестны соответствующие археологические памятники.

На роль "г. Акле" с равным успехом могут претендовать как Верхне-, так и Нижне-Джулатскос городища.

Подобная "густота" бытовых памятников на Тереке и определенный интерес к ним, проявленный со стороны итальянских предпринимателей XIV-XV веков, скорее всего объяснимы с точки зрения интенсивности итальянской торгово-предприниматсльской активности. Последняя эпизодически; подтверждается письменными данными по "линии": Тана-Маджары (С.П.Карпов) и Каффа-Маджары (Е.Г.Еманов). Вероятно интерес итальянцев к Притсречью отражал и определенное значение данного участка сухопутного пути, связывавшего Закавказье и южные регионы Золотой Орды с торговыми путями, ведущими через Дербент на Терек (с ответвлением на Сунжу) и Куму с последующей протяженностью как в направлении к Волге, так и в сторону причерноморских и приазовских торговых факторий. Подобный интерес объясняет и причины распространения по Тереку (и вблизи от него) европейских монет, тарной керамики и прочих предметов "дальнего" импорта. Хотя по этим путям на Северный Кавказ шли предметы и из близких золото-

ордынских центров.

3-й, заключительный параграф этой главы озаглавлен "Об инновациях и инновационных процессах на Верхнем и Среднем Притеречье в ХШ-ХУ веках". В нем делается попытка демонстрации последствий инновационного характера как на плоскости, так и в горах. Прежде всего это изменение демографической ситуации, вызванной миграциями аланов и других "домонгольских" обитателей региона. Это и увеличение доли кочевого компонента населения: "монголов", племен из центральной Азии, Сибири и Алтая, половцев, "черных клобуков", кочевников из Заволжья и Приуралья. Потомки их, так или иначе повлияли на этнокарту региона. "Монголы", вероятно, растворились в среде иных потомков кочевого населения. Половцы и другие кочевые обитатели оставили ощутимый след в истории региона, участвуя в этногенезе современных балкарцев и карачаевцев. Нередко кавказоведы в своих оценках "наследия" кочевников средневековья отмечают лишь процесс "тюркизации" северокавказских обитателей, либо ведут речь лишь о седентаризации половцев (В.М.Батчаев). На этом фоне в работе делается попытка выделить и процесс "мош олизации", обеспечивший распространение монголоидной примеси у части северокавказского населения. Подобные явления стали возможными лишь в XIV веке, когда "монголы" перестают выступать в качестве "замкнутых" этнических групп населения (Л.Т.Яблонский), вступая в межэтнические контакты, в том числе и с плоскостными обитателями региона. Потомки таких групп населения в большей мере заимствовали и широко употреблявшиеся в обиходе лексические влияния, тюркскую и монгольскую ономастику, 12-летний тюрко-монгольский календарь и пр. Впоследствии в ходе выселения горцев на плоскость, потомки смешанных групп населения, влившись в среду переселенцев, во многом способствовали распространению этих и подобных заимствований в среде своих сородичей.

Инновационные процессы были обеспечены и самим фактом включения плоскости и ее населения в состав золотоордынских владений, что и определило изменение внешнего облика северокавказских городов и поселений, сочетавших в себе элементы типично восточного города с мусульманской архитектурой и характерным для Золотой Орды домостроительством, общественными зданиями и пр. Соседствовали они и с архитектурой и домостроительством, характерными для облика "домонгольских" городищ и поселений Северного Кавказа.

Подобные изменения существенно воздействовали и на быт, одежду, материальную культуру населения северокавказских владений Золотой Орды, а также и на языковую ситуацию.

Существенные изменения претерпела и этнокарта, постепенно складывавшаяся к XIV веку и в последующее время. Частично отраженная археологически, она дополняется письменными данными. В городах на Тереке этническое представительство было значительно пестрее, чем это показано в специальных изданиях кавказоведов. Русская летопись (применительно к ставке Узбек-хана на Сунже, где был убит М.Я.Твсрской) сообщала: там были "мнози язык" ("аки песок"), в т. ч., "и немец и литва". Помимо тверского кпязя и его окружения летопись сообщает и о присутствии здесь его против-

ников из Московской земли. Археологически засвидетельствовано на Тереке присутствие выходцев из Средней Азии и Азербайджана, Волжской Булга-рии и Дальнего Востока, а также и из различных русских земель.

На базе кочевого населения Золотой Орды, включившего в себя и потомков северокавказских "борганов", на Северном Кавказе в постзолотоор-дынское время фиксируются различные компактные "орды", в конечном счете влившиеся в кочевые подразделения предков современных ногайцев, кумыков и "брагунцев". А на базе потомков славянского населения, в горах и предгорьях Притеречья начинают формироваться основы будущего терского и гребенского казачества. В среду последних, в ХУ столетии вливается "волна" переселенцев из Червленного Яра (И.Попко, А.А.Шенников). Тем самым, Золотая Орда во многом предопределила возникновение на Тереке предков сразу нескольких этнических единиц, постепенно оказавшихся в числе "паспортных" обитателей региона.

Инновации и инновационные процессы коснулись и горной зоны Притеречья. Фиксируемые здесь миграции с плоскости в горах существенно расширяют ремесленную базу. С другой стороны, удаление горцев вглубь горных ущелий определило и процессы консолидирующего характера. В горах более активными темпами продолжается процесс дальнейшей феодализации горских обществ. Прослеживается это по появлению "семейных" участков на могильниках и распространению склепов с малым количеством погребенных внутри. Это документируется и различным имущественным и социальным статусом погребальных комплексов. На общем фоне преобладающего занятия овцеводством (скотоводством) и широкой базе кустарных (домашних) промыслов, пути изменения статуса внутри общества видятся в прямой зависимости от характера и динамики взаимоотношений горцев с Золотой Ордой и соседней Грузией. На золотоордынской плоскости (Г.Рубрук) горцами "добывался" скот и подобным же образом "приобретались" отдельные предметы и категории инвентаря, открывавшие возможность изменения если не социального статуса, то имущественного положения. Иллюстрирует это находка золотого комплекса из Гашун-Уста, до попадания в горы явно находившаяся в распоряжении кого-то из знатных Чингизидов (М.Г.Крамаровский).

В числе иных возможных путей, "подталкивающих" процесс расслоения в горском обществе, следует обозначать и соседство с Дарьяльским военно-стратегическим и торговым горным проходом, где всегда (и после XV века) имелись возможности для "добычи" и занятия "наездничеством" (термин в ХУШ-Х1Х веке активно используется представителями горской "национальной" интеллигенции). Аналогичные возможности открывало и участие в военных акциях как на стороне грузино-хулагуидского военного альянса, так и на территории самой Грузии.

Видоизменение положения части горцев внутри своего общества, нередко порождалось самим процессом феодализации; повышение статуса горцев и их отдельных фамилий вызывало потребность в окружении своего быта, а также и "загробной жизни" специальными, внешне выразительными способами. Это порождало потребность в различного рода "профессиональных" занятиях (камнеобработка, строительство "фамильных" и родовых

склепов и пр.). Достижение определенных социальных "высот" стимулировало и окружение соответствующим бытом, предметами материальной культуры, одеждой и пр. по "образу и подобию" социальной знати как на золото-ордынской плоскости, так и в соседней Грузии.

Однако рассматривавшееся нами обилие и разнообразие вещевых заимствований в горах вряд ли может быть объяснимо только "трофейным" характером этих и подобных инноваций. Уже в XIV веке создаются "буферные" зоны между золотоордынскими владениями и горами. Они фиксируются не только в приграничье с юго-восточной Чечней, но, вероятно, были и в прилегающей к Дарьялу зоне. Их появление способствует и началу активных, товарообменных, а в ряде случаев и торгово-денежных отношений, втягивавших не только отдельные группы горского населения, но и целые их фамилии. Обмен и торговля обусловили основной приток в горы всех известных ныне вещевых заимствований, часть которых "отложилась" в виде погребального инвентаря. Однако наличие обмена должно предусматривать и возможность "потока" эквивалентов, которые горцы могли "предложить" торговцам плоскости. Ко второй половине XIV века и в последующее время, особенно с началом "великой замятии" в Золотой Орде, вынудившей основную массу кочевого населения Притеречья активно участвовать во внутриполитических кризисах золотоордынского государства (в "мирные" периоды поставлявших в города сырье: шерегь, и кожи), способствовало появлению "вакансии", занятой горцами. На фоне не уменьшавшегося спроса на сырье, горские "поставки" могли восполнить его. Во всяком случае, именно такая постановка вопроса во многом способна объяснить существование у горцев не только массовых ремесленных изделий Золотой Орды, но и цикл исторических преданий о подобных взаимоотношениях с Золотой Ордой. А также и то, что именно в золотоордынскую эпоху у горцев появляются отдельные фамилии (и после Золотой Орды), "специализирующиеся" исключительно на торговле.

Подобное отношение во многом меняет подходы к проблеме в целом, а также и картину взаимоотношений населения гор с золотоордыпекой плоскостью, впрочем, как и представления об аналогичных связях и с соседней Грузией.

В Заключении подводятся некоторые итоги работы, дается хронология динамики золотоордынского "освоения" региона, во многом объясняющая и специфику взаимоотношений с горной зоной края. Оценивается характер инновационных заимствований, а также последствия золотоордынского господства на плоскости, приведшего и к началу формирования основы будущей эт-нокарты региона, обусловив тем самым давность появления на Тереке тех или иных этнических единиц. Последние, после распада Золотой Орды и начала расселения в регионе кабардинцев, ногайцев и других обитателей, на длительное время станут "основными" и "старожильческими" группами населения.

ОСНОВНЫЕ РАБОТЫ, ОПУБЛИКОВАННЫЕ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

1. Детское погребение золотоордынского времени из горной Ингушетии II Археолого-этнографическис исследования Северного Кавказа. -Краснодар: КубГУ,Т984. С. 63-70 (в соавт. с Д.Ю.Чахкиевым);

2. О находках золотоордынской поливной керамики в Предкавказье // Материалы 1-го Симпозиума но проблеме "Поливная полихромная керамика Закавказья - истоки и пути распространения". Аннотации. -Тбилиси: Мец-пиереба, 1985. С. 33-35 (в соавт. с В.Б.Виноградовым);

3. К изучению динамики золотоордынского присутствия па Центральном Кавказе (некоторые назревшие вопросы)// Археология и вопросы хозяйственно-экономической истории Северного Кавказа. -Грозный: ЧИГУ, 1987. С. 5465;

4. Л.П.Семенов и изучение ранней истории ногайцев// Научное наследие Л.П.Семенова и проблема комплексного изучения литературы и культуры Северного Кавказа. -Орджоникидзе: СОГУ, 1988. С. 125-133;

5. Монетные чеканы закавказских городов в северокавказских древностях ХШ-Х1У вв. // Научная конференция "Средневековые города и городская жизнь Кавказа (В свете археологических данных)". Тезисы. -Тбилиси: Мецнисреба, 1989, С. 44-46 (в соавт. с В.Б.Виноградовым);

6. К этно-социальной атрибуции городского населения Тсрско-Кумского междуречья (По материалам мусульманских захоронений Золотой Орды)// Погребальный обряд древнего и средневекового населения Северного Кавказа. -Орджоникидзе: СОГУ, 1989. С. 159-172.

7. О роли христианства в Хулагуидо-Джучидских взаимоотношениях в Предкавказской зоне // Северное Причерноморье и Поволжье во взаимоотношениях Востока и Запада в ХП-ХУ1 вв. -Ростов-на-Дону: РГУ, 1989. С. 108-116;

8. Новые данные о материальной культуре горной Ингушетии (но раскопкам Шуанского могильника)// Традиционная материальная культура Чечено-Ингушетии. -Грозный: ЧИНИИИСФ, 1989. С. 15-71 (В соавт. с Р.А.Даутовой, Х.М.Мамаевым и Д.Ю.Чахкиевым);

9. Погребение знатного горского воина из ссл. Верхний Алкун нач. ХУ века // Военное дело древнего и средневекового населения Северной и Центральной Азии. -Новосибирск, 1990. С. 129-140 (В соавт. с Д.Ю.Чахкиевым);

10. Полуиодземныс склепы Келийского могильника // Археологические открытия на новостройках Чечено-Ингушетии. -Грозный: ЧИНИИИСФ, 1990. С. 49-79 (В соавт. с Р.А.Даутовой, Х.М.Мамаевым и Д.Ю.Чахкиевым);

11. Об этнокарте плоскостных районов Среднего Притеречья в ХШ-ХУ вв.// Актуальные проблемы истории дореволюционной Чечено-Ингушетии. Тез докл. регион, конф. -Грозный: ЧИГУ, 1990. С. 15-17;

12. Новые археологические материалы золотоордынского времени из горной Ингушетии // Актуальные проблемы археологии и этнографии народов Чечено-Ингушетии. -Грозный: ЧИНИИИСФ, 1990. С. 23-35 (в соавт. с Д. Ю. Чахкисвым);

13. О древнерусских предметах на Северном Кавказе // Россия и Северный Кавказ. -Грозный: ЧИГУ, 1990. С. 5-17 (в соавт. с В.Б.Виноградовым и С.А.Головановой);

14. К изучению бытовых памятников среднего течения р.Сунжа // Тез. Докл. 3-й Зональной Северокавказской олимпиады по археологии и краеведению. -Грозный: ЧИГУ, 1991. С. 47-49;

15. Дискуссионные проблемы ранней истории ногайцев // Основные аспекты историко-географического развития Ногайской Орды. Всесоюзная на-учн. конф. Тез. Докл. -Москва-Терекли-Мектеб, 1991. С. 15-19 (в соавт. с В. Б. Виноградовым);

16. Два погребения с древнерусскими предметами христианской пластики на Келийском могильнике II Археология на новостройках Северного Кавказа. -Грозный: ЧИГУ, 1991. С. 40-45;

17. А.П.Рунич и его вклад в изучение золотоордынских древностей Пяти-горья // Археология и краеведение Кавминвод. Материалы 1-й регион, конф. -Кисловодск: ККМ, 1992. С. 47-51;

18. Погребения Келийского могильника // Археологические и этнографические исследования Северного Кавказа. -Краснодар: КубГУ, 1994. С. 6894 (в соавт. с В.Б.Виноградовым);

19. К историко-культурной атрибуции двух предметов XIУ века из горной Ингушетии // ХУШ "Крупновские чтения" по археологии Северного Кавказа. Тез докл. регион, конф. -Кисловодск, 1994. С. 62;

20. Материальные свидетельства евроазийских контактов ХШ-ХУ веков в восточном Придарьялье // Международное сотрудничество археологов на важных торговых и культурных путях древности и средневековья. -Кисловодск: ККМ, 1994. С. 8-10 (в соавт. с В.Б.Виноградовым);

21. Несколько деревянных изделий ХШ-Х1У веков с территории СевероВосточного Кавказа // Вопросы северокавказской истории. Вып. 1. -Армавир: АГПИ, 1995. С. 13-22;

22. Еще раз о предметах мелкой христианской пластики с Северного Кавказа// Актуальные проблемы археологии Северного Кавказа (XIX "Крупновские чтения"). Тез. Докл. Регион, конф. -М.: ИА РАН, 1996. С. 119121;

23. О маршруте движения Чингизидов в 1222 году // Археология и краеведение Кубани. Материалы 1У-Й аспиранско-студенческой конф. -Армавир-Краснодар: АГПИ-КубГУ, 1996. С. 18-19;

24. "Пещеры" Бамутского и Келийского могильников // Из опыта кавказоведческих исследований (1986-1996 гг.). -Армавир-Грозный: АГПИ, 1996. С. 32-35;

25. Монеты грузинской царицы Русудан на Северном Кавказе в контексте событий пер. пол. ХШ века // Историческое регионоведение - вузу и школе. Тез. докл. У-й Регион конф. -Славянск-на-Кубани, 1997. С. 23-25.