автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Взаимодействие культур на Кавказе в конце XVIII - первой половине XIX вв.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Взаимодействие культур на Кавказе в конце XVIII - первой половине XIX вв."

На правах рукописи

УРУШАДЗЕ Амиран Тариелович

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ КУЛЬТУР НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX вв.

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Ростов-на-Дону 20) 1

Работа выполнена на кафедре отечественной истории исторического факультета Федерального государственного автономного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Южный федеральный

университет»

Научный руководитель: кандидат исторических наук, доцент

Самарина Наталья Васильевна

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

Гапуров Шахрудин Айдиевич

доктор исторических наук, доцент Сень Дмитрий Владимирович

Ведущая организация:

Институт гуманитарных исследований Правительства Кабардино-Балкарской Республики и Кабардино-Балкарского научного центра РАН

Защита состоится «30» сентября 2011 г. в 14.00 на заседании Диссертационного совета Д 212.208.08 по историческим наукам при Южном федеральном университете по адресу: 344006, Ростов-на-Дону, ул. Большая Садовая, 105/42.

С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке Южного федерального университета, (ул. Пушкинская, 148)

Автореферат разослан « » августа 2011 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат исторических наук, доцент

Н.Е. Пуховская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Культура кавказских народов развивалась в тесной связи с окружающими Кавказ государствами, цивилизациями. Во второй половине XVIII в. начинает стремительно укреплять и расширять свои позиции на Кавказе Российская империя. Часто, втянувшись в «хитросплетения» взаимоотношений кавказских народов, империя действовала с позиции силы. Местные имперские власти в этом случае пытались решительно разрубить кавказский «гордиев узел». Если история конфликтов на Кавказе получила более чем серьезную разработку в научной историографии и публицистике, то история диалога на Кавказе остается все еще не до конца реализованным исследовательским направлением.

Необходимость развития подобных исследований получила признание со стороны ведущих отечественных ученых-историков1. В условиях глобализации на повестку дня в исторической науке встал вопрос создания настоящей «всеобщей истории», в которой ключевую роль играют процессы культурных взаимодействий, порождающие «метаморфозы мира». Научная актуальность разработки темы взаимодействия культур связана в том числе и с тенденцией смещения интереса исследователей имперской истории от изучения определенных структур в сторону изучения практик и дискурсов, формирующихся и модифицирующихся под влиянием как внутренних, так и внешних условий. Кроме того, исследования процессов взаимодействия и диалога культур, очевидно, могут способствовать преодолению пока неразрешимой на строго научной основе проблемы определения и демаркации границ различных региональных образований2.

Актуальность исследований процессов взаимодействия культур на Кавказе определяется и необходимостью преодоления многочисленных кризисных явлений в общественной жизни современной Российской Федерации. Несмотря на многократное увеличение информационных потоков, современное общественное сознание России продолжает в значительной степени оставаться во власти устойчивых стереотипов, многие из которых сформировались еще в XIX столетии в условиях дефицита сведений о Кавказе и его жителях.

К этим стереотипным представлениям (о социально-политической отсталости народов Кавказа, горском «хищничестве», «воровстве» и «разбое» и т.д.) добавились новые, связанные с событиями новейшей истории независимой России. В российском обществе стремительно формируется и активно тиражируется образ врага, кавказской угрозы. Это подтверждается исследованиями, проводимыми Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ). Так, согласно его данным, чаще всего негативные эмоции у россиян вызывают представители именно кавказских

1 См. например: Решит Л.П. Теоретические новации в современной историографии // Хармвськпн ¡сторюграфгпшП збфннк Вппуск 10. 2010. С. 11.

2 Пестерев B.B. Проблема территориально-структурной квалификации региональных исторических исследовании и

подходы к се решению. URL: hltp://www.midday.nnrod.iu/problem.html [Дата обращения: 12 09.2010)

народов (29 %)3. В этих условиях на Кавказе преимущественно актуализируется образ жестокого российского колонизатора, захватившего земли предков. Это приводит к тому, что одним из инструментов познания друг друга для граждан России стали разрушительные ксенофобские мифы, основанные на взаимном незнании. Очевидно, что обращение к опыту взаимодействия культур, сосуществования различных народов в пространстве Кавказа имеет важное просветительское значение.

Историография проблемы. История изучения русско-кавказских отношений по праву считается одним из наиболее интересных интеллектуальных пространств отечественной историографии. Поэтому совершенно неслучайно появление в последние годы ряда обстоятельных работ, посвященных данной проблематике. Среди них, необходимо отметить труды В.В. Дегоева4, В.А. Шнирельмана5, М.Е. Колесниковой6.

Проблема взаимодействия культур на Кавказе в ХУШ-Х1Х вв. не относится к числу всесторонне разработанных в историографии сюжетов. В качестве самостоятельного материала исторических исследований она начала развиваться на рубеже ХХ-ХХ1 вв. Тем не менее, отдельные аспекты процесса взаимодействия культур на Кавказе в конце XVIII - первой половине XIX вв. частично затрагивались на предыдущих этапах развития исторических знаний о Кавказе.

В трудах дореволюционных авторов вопросы взаимодействия культур нашли отражение в форме фиксации отдельных сторон этого многогранного процесса. В ряде работ было отмечено взаимодействие в области материальной культуры. Это было характерно для работ «летописцев» Кавказской войны В.А. Потго7 и Н.Ф. Дубровина8.

В таком же ключе репрезентированы проблемы взаимодействия культур в работах, посвященных истории кавказских казачьих сообществ. Выделим работы таких исследователей, как Ф.А. Щербина, Е.Д. Фелицын9, И.Д. Попко10, П.П. Короленко", А.П. Певнев12, М.А. Караулов13. Еще одним дореволюционным историографическим направлением, затрагивающим отдельные аспекты регионального процесса взаимодействия культур на Кавказе, являлись исследования отечественных ученых в области становления, эволюции, развития правовых отношений у народов Кавказа14.

Этнические симпатии и лнтнпатпн россиян- URL: http://wciom nj/index,php?id=26$&utd=l3515 (Дата обращения: И 07,201))/

J[e.4iea H.B. Большая игра на Кавказе: история н современность. М , 2001.

5 Шпщк'льман H.A. Воины памяти: мифы, идентичность и политика в Закавказье. M., 2003; Он же. Быть аланами: интеллектуалы и политика на Северном Кавказе в XX веке. M., 2006,

' Колесникова Al.li. Северокавказская историографическая традиция: вторая половина XVIII - начало XX в. Ставрополь, 2011.

7 Поннно H.A. Кавказская воина. Ставрополь, 1994.

'JlvöjiiHHiit Н. Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. СПб, 1871; Он же. Закавказье от 1803 по 1806 г СПб, 1866.

ЩерОтш Ф.А.. Феиицып Е.Д. Кубанское казачество п его атаманы. М., 2007.

10 Полно IUI Черноморские казаки в их гражданском и военном быту // Черноморские казаки М., 2009.

" Короленко П.П. Черноморцы II Черноморские казаки М., 2009. 13 Пеанен А.П. Кубанские казаки. Краснодар, 1995. п Ktipay.ioa М.А. Терское казачество. M.. 2007

и Леошшкшч Ф.И. Адаты кавказских горцев Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа. Выпуск I. Одесса, 1882; KoatuertcKitii М.М. Закон и обычаи на Кавказе. M., 1890.

В целом дореволюционная историография внесла весомый научный вклад в разработку отдельных аспектов исследуемой темы. Проблема взаимодействия культур находила частичное отражение в их трудах как одна из составляющих комплексного рассмотрения других сюжетов и тем.

Советский период развития исторических знаний отличался повышенным вниманием к социально-экономическим проблемам, которое объяснялось господством формационной теории как единственно верного способа познания прошлого.

В рамках развития советского периода появляются работы, посвященные анализу многосторонних культурных связей между Россией н народами Кавказа. Однако их содержание ограничивалось характеристикой влияния «передовой российской общественной мысли» на формирование мировоззрения кавказских деятелей политики и культуры. В этом отношении показательны работы Г. Хачапуридзе15, М.С. Тотоева16, Ю.А. Жданова17, A.B. Фадеева18. В данных трудах участниками взаимодействия культур почти исключительно являлись интеллектуалы или представители интеллигенции. Менее прямолинейно тема культурных влияний была рассмотрена в исследовании Г.А. Дзидзарии19, в которой автор показал примеры взаимодействия между представителями абхазской и грузинской интеллигенции в процессе их формирования. Значительный вклад в разработку темы культурных связей между народами Кавказа внесли советские этнографы. Результаты кавказоведческих этнографических исследований были представлены на страницах такого периодического издания, как Кавказский этнографический сборник20.

Отдельно отметим работу этнографа Л.Б. Заседателевой21, посвященную терскому казачеству. Автор на богатом историко-этнографическом материале выявляет значение местного, кавказского этнокультурного субстрата в формировании сообщества терского казачества.

Советский историографический этап отмечен становлением историографической традиции изучения деятельности кавказских просветителей. Однако в работах того времени22 жизнь и деятельность кавказских просветителей рассматривалась как подвижничество поборников прогресса, борцов с пережитками и мракобесием, а не как часть регионального процесса взаимодействия культур.

13 ХачапуртЪе Г. К вопросу о культурных связях России и Грузии в первую половину XIX века // Вопросы истории

1950 Ife 5-6, С 76-89; Он же. Дворянское движение в Грузни в 30-х годах XIX столетия //Вопросы истории. 1950 № 7.

С. 45-60

16 Тотпеп А/. С История русско-осетинских культурных связей. Орджоникидзе. 1977

17 Жданов Ю.А. Кавказ н передовая русская культура // Великим Октябрь и передовая Россия в исторических судьбах народов Северного Кавказа. Грозный, 1982. С. 45-50.

" Фадеев A.B. Идейные связи и культурная жизнь народов дореформенной России М , 1966.

19 Дзидзарии Г.А. Формирование дореволюционной абхазской интеллигенции Сухуми, 1979.

10 См. например: Кавказский этнографический сборник. IX М , 1989

" Заседателем Л.В. Терские казаки (середина XV] - начало XX вв.). М„ 1974.

22 Кумыков Т.Х. Хан-Гирей. Жизнь и деятельность. Нальчик, 1968. Он же. Казы-Гмреп. Жизнь п деятельность. Нальчик, 1978, Хакуашев А.Х. Адыгские просветители Нальчик, 1978, Хашхожева Р.Х. Адыгские просветители. Избранные произведения адыгских просветителей. Нальчик, 19В0; Гmpmu)aitteimi ММ. Грузинское просветительство. Тбилиси, 1917; 1'заев А.К. Азербайджанские востоковеды. Баку, 1986.

В советский период в историографии проблемы взаимодействия культур на Кавказе произошел очевидный прорыв. Историки приступили к целенаправленной разработке темы культурных связей и влияний на Кавказе. При этом можно выделить несколько направлений научного поиска. Рассматривая вопросы русско-кавказских культурных связей и взаимодействий, историки преимущественно представляли данные процессы как эволюцию или радикализацию взглядов кавказских интеллектуалов, находящихся под воздействием передовой общественно-политической мысли декабристов и российских революционных демократов. С другой стороны, советские этнографы анализировали культурные связи народов Кавказа, выявляя общие и особенные черты их историко-культурного развития.

На современном (постсоветском) этапе развития отечественной историографии проблема взаимодействия различных культур на Кавказе приобрела самостоятельное значение. Это было связано с крушением господства формационной теории в изучении истории и открытым поиском новых методологических основ. Проблема взаимодействия культур на Кавказе стала рассматриваться сквозь призму цивилизационного подхода. Это породило внушительное количество оценок и попыток исторической реконструкции прошлого Кавказа23.

Одним из первых к систематическому и комплексному исследованию проблемы взаимодействия культур на Кавказе приступил В.В. Черноус24. Ученым были выделены и охарактеризованы основные этапы взаимодействия различных цивилизаций - русской и кавказской горской25. В.В. Черноус попытался рассмотреть Кавказ в качестве «контактной зоны цивилизаций и культур»26. Кроме того, ученый указал на особую роль терско-гребенского казачества в диалоге культур27. Данное положение находит свое подтверждение и расширенную аргументацию в работах

^О Ал -JQ

историков H.H. Великой" , И.Т. Цориевой и С.А. Козлова .

Особые отношения, сложившиеся между казаками и горцами, получили дальнейшее освещение в работе О.В. Матвеева31.

Для анализа этнокультурных взаимодействий на территории Кавказа отечественные исследователи все активнее используют концепт фронтира. Необходимо отметить, что данная концепция зародилась в американской

" Подробнее см.: Магимадав С.С. К вопросу об исследовании иивилизационного подхода к истории Кавказа И Историк и история Нелегкий путь к истине. Памяти Александра Ивановича Козлова М., 2010. С. 510-530 1-1 Черноус В.В. Роль казачества в диалоге русской н кавказской горской цивилизаций Н Россия: прошлые, сегодняшние реалии и перспективы развития Новочеркасск, 1994; Он же. Россия и народы Северного Кавказа: проблемы культурно-иивилизационного диалога // Научная мысль Кавказа 1999. № 3. С. 66-74.

"3 Черноус В.В. Культурно-цивилизационное взаимодействие на Северном Кавказе: история и некоторые современные

тенденции // История научные поиски и проблемы Ростов н/Д, 2000. С 164-187.

1(1 Каихазсхин регион: проблемы культурного развития и взаимодействия. Ростов н/Д, 2000. С. 112-116.

11 Черноус ПЛ Указ. соч. С. 168.

" Ве.чнкш H.H. Казаки Восточного Предкавказья bXVIU-XIX вв. Ростов н/Д, 2001.

2' Цорнеаа И. Т. О социокультурном взаимодействий казаков и осетин в ходе освоения равнинных территории Центрального Предкавказья в XIX в // Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа: Материалы седьмой международной Кубанско-Терской научно-практической конференции / под ред. H.H. Великой, С Н. Лукаша. Армавир, 2010, С. 49-51.

к'очшо С.А. Кавказ в судьбах казачества СПб, 2002. 11 Машем О.В. Историческая картина мира кубанского казачества (кон XVIII - нач. XX); категории воинской меитальности Краснодар, 2005.

историографии, ее автором является историк Ф.Дж. Тернер32. Поэтому неслучайно, что русско-кавказские взаимоотношения с последовательным использованием концепции фронтира были обстоятельно рассмотрены именно американскими историками. Среди этих работ выделим труды М. Ходорковского", В. Сандерленда14, Т. Баррета35. Исследования американских историков позволили определить особенности северокавказского фронтира и выявить наиболее перспективные аспекты его истории, которыми стали история окружающей среды, этническая история и процессы социальных трансформаций. Основываясь на достижениях американских исследователей к разработке темы северокавказского фронтира приступили и отечественные ученые36.

Отдельным сюжетом в современной историографии взаимодействия культур является изучение особенностей психологического облика участников событий эпохи Кавказской войны37. Изучению психологии офицера-горца на русской службе посвящена статья Д.И. Олейникова'8. Историк впервые в отечественной историографии для исследования процессов взаимодействия культур на Кавказе применил понятие культурного билингвизма, суть которого заключается в двойственности мировоззрения человека волею обстоятельств оказавшегося под влиянием различных культурных традиций. В статье Д.И. Исмаил-Заде анализу подвергаются специфические черты психологии «настоящего кавказца», особой категории русских чиновников и офицеров, служивших на Кавказе14. В данной работе показано, что «настоящие кавказцы» чувствовали себя отдельной, обособленной группой, а место своей службы - Кавказ - особым регионом со специфическими правилами, нормами поведения. В контексте анализа творчества М.Ю. Лермонтова своё отношение к образу «настоящего кавказца» выразили О.В. Матвеев и В.Б. Виноградов. При этом оценки исследователей не совпадают40. Представляется, что в отечественной историографии назрела необходимость нового прочтения кавказских произведений A.C. Пушкина, A.A. Бестужева-Марлинского,

М.Ю. Лермонтова и других русских писателей и поэтов. Это особенно очевидно на фоне появления в зарубежной историографии работ,

п Тернер Ф. Дж. Фронтир в американском истории. M, 2009.

п Khíxhrkov.dy M Of Christianity, Enlightenment, and Colonialism: Russia in the North Caucasus, 1550-1880 //The Journal of Modem History, Vol. 71, No. 2. (Jun , 1999), pp. 394-430; Klmlarkorsky M. Russia's steppe frontier: the making of a colonial empire, 1500-1B00. Indianapolis, 2002,

1-1 Sunderland W. Taming the wild field: colonization and empire on the Russian steppe Ithaca, 2004.

11 Beppens T.M. Линии неопределенности, северокавказскнй «фронтнр» России // Американская русистика вехи

историографии последних лет. Императорский период. Антология. Самара, 2000.

Колссов 8.И. Документы, идентификация, граница: земли Черноморского казачьего войска и этническая история закубанскнх армян // Армения и армяне в контексте мировой культуры: Материалы региональном научной конференции, г. Краснодар, 25 апреля 2006 г. /Отв ред. А.А Кочергин. Краснодар, 2008. С. 73-88; СеиьД И Казачество Дона н Северо-Западного Кавказа в отношениях с мусульманскими государствами Причерноморья (вторая половина XVII - начало XVIII в ) Ростов н/Д, 2009.

37 ГорОин Я.А. Русский человек и Кавказ// Культура м общество. Альманах Фонда мм. Д.С. Лнхачеоа. Вып. 2-3 СПб, 2006. С. 112-131.

п Олейников Д.И. Человек на разломе культур. Особенности психологии русского офицера-горца в период Большой Кавказской воины//Звезда. 2001. №8. С. 95-99

" Исмаи л-Заде Д.И. Настоящий кавказец//Родина. 2000. № 1-2. С 83-86.

Матвеев О.В. «И новый грозный Рим...» Имперские мотивы в наследии М.Ю. Лермонтова//Алексеевскне чтения / Науч. ред. O B. Матвеев. Краснодар, 2004. С. 19-31.

посвященных анализу особенностей имперского дискурса и ориенталистских мотивов в произведениях русских писателей. Среди таких исследований отметим труды С. Лэйтон41, X. Рам42, и А. Эткинда43. В отечественной историографии исследования В.А. Захарова44 остаются пока едва ли единственным примером попытки рассмотрения данной проблемы.

На современном этапе развития отечественной историографии продолжается исследование деятельности кавказских просветителей. В работах С.А. Айдаровой45 и С. Жемухова46 жизнь и деятельность кавказских просветителей были проанализированы с помощью новых теоретических подходов. Так, в докторской диссертации С.А. Айларовой деятельность просветителей помещена в контекст модернизации горских народов. В монографии С. Жемухова был представлен новаторский взгляд на деятельность адыгского просветителя Хан-Гирея, который, по мнению автора, был прежде всего выдающимся адыгским политиком. В то же время среди новейших работ о кавказских просветителях встречаются и исследования, выполненные в стиле, характерном для предыдущего, советского этапа развития отечественной историографии47.

Основные этапы, формы и особенности русско-кавказского социокультурного синтеза были обстоятельно рассмотрены в фундаментальной работе А.Х. Борова48.

Большое значение для нашего исследования имеют труды ученых Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого, в частности исследования Ю.Ю. Карпова49. Ученый убедительно доказывает тезис об особом характере взаимоотношений горцев Кавказа, которые были многогранны и которые невозможно редуцировать до практик взаимоуничтожения и войны «всех против всех».

Современный этап развития историографии взаимодействия культур на Кавказе отмечен также появлением ряда работ, освещающих особенности и принципы взаимных заимствований народами региона элементов и целых комплексов материальной культуры. Данная тематика рассматривалась в работах В.А. Дмитриева50, О.В. Матвеева51, Б.Е. Фролова52. Важным

LaylonS. Russian Literature and Empire: Conquest of the Caucasus from Pushkin to Tolstoy. Cambridge, 1904. Пат H. The imperial Sublime: A Russian Poetics of Empire. Madison, 2003.

41 Elkind A. Orientalism Reversed: Russian Literature in the Times of Empires // Modem Intellectual History. 2007. № 3-4. pp.

617-628.

11 jtixtipot; И.А. Лермонтов на Кавказе н проблемы ориентализма И Пространство и время в мировой политике п

международных отношениях: материалы IV Конвента РАМИ T 8. М., 2007 С. 28-35; Он же. Лермонтов н Кавказ -рождение темы II Кавказ в российской политике: история п современность. Материалы международной научной конференции. Москва, МГИМО (У) МИД России. 16-17 мая 2006 г. М , 2007. С. 101-112.

Aina/шчп С.А. Общественно-политическая мысль народов Северного Кавказа (XIX век). Дисс ... д-ра исторических наук М„ 2003.

^ Же.иухои С. Мировоззрения Хан-Гирея. Нальчик, 1997.

47 См например: U-wftx И.О. Становление люмьерпзма у северокавказских народов в первой половине XIX в, // Вопросы истории. 2008. № 11 С. 149-152

4Н Норчя А.Х. Северный Кавказ в российском цивилнзацнонном процессе. Нальчик, 2007.

Kupnoti Ю.Ю. Традиционное дагестанское общество: к принципам моделирования социального пространства // Лавровские (среднеаэптско-кавказские) чтения 2002-2003. СПб . 2003. С. 16-25; Он же. Горско-кавказскни социум в структурированной модели мира // Северный Кавказ: человек в системе социокультурных связей. СПб.. 2004. С. 13-31. Он же. Взгляд па горцев. Взгляд с гор. СПб., 2007.

ily//.iнинрнеи Н.А Типология русско-северокавказских заимствовании в материальном культуре Н Россия и Кавказ -сквозь два столетня. Исторические чтения СПб, 2001 С 58-67

сюжетом в проблеме культурно-цивилизационного диалога на Кавказе является история урбанизации края53.

Характер проводимой империей в регионе политики во многом определялся личностью главы российской гражданской и военной администрации в крае. Для нашего исследования в наибольшей степени актуальны работы, посвященные А.П.Ермолову и М.С. Воронцову. Среди современных работ об А.П. Ермолове выделим исследования LILA. Гапурова54 и Ю.Ю. Клычникова55. Последнее десятилетие было отмечено выходом нескольких работ, посвященных М.С. Воронцову, в которых авторам удалось преодолеть устойчивый стереотип восприятия этого исторического деятеля, сводивший его личность к образу врага и гонителя A.C. Пушкина56. Кроме того, в одной из работ В.В. Дегоева57 деятельность М.С. Воронцова анализируется сквозь призму проблемы формирования имперской идентичности на Кавказе.

В ряде исследований получила освещение тема образовательной политики России на Кавказе, которая рассматривается как часть процессов инкорпорации и модернизации региона58.

Выявлению роли трансферов политического и социокультурного опыта во взаимоотношениях европейских империй Нового времени посвящена одна из книг серии «HISTORIA ROSSICA»59. В этой же серии ранее вышла и другая работа60, в которой была комплексно рассмотрена история Северного Кавказа в составе Российской империи. В одной из глав данного издания61 содержится характеристика места и значения развития на Кавказе светского образования и просветительства в процессе интеграции региона в империю.

Исследование взаимодействия культур на Кавказе в конце XVIII -начале XIX вв. как отдельное историографическое направление находится в стадии становления. Несмотря на приобретение самостоятельного статуса, рассматриваемая тема анализируется фрагментарно. Это проявляется на различных уровнях осмысления проблемы. Исследователи ограничиваются географией изучения, выделяя Северный Кавказ как отдельный регион. При этом из поля зрения историка выпадают многие важные аспекты проявления разнонаправленного, многоуровневого процесса взаимодействия культур. Для других работ характерна изоляция объекта исследования, рассмотрение

51 Матвеев О. В. Из исторического и военно-культурного наследия казачества Кубани Краснодар. 2011.

31 Фролов Б.Е. Оружие кубанских казаков. Краснодар, 2009.

" Гярунива H.H. Российские города-крепости в контексте пол!гтмки России на Северном Кавказе в X VIII - первой

половине XIX в.: проблемы политической, экономической и культурной интеграции. Махачкала, 2007: !т>>кк1рн H.H. Город Екатеринодар в пространстве и времени: опыты исторической урбанистики. Краснодар, 2006, ** Гану/юв Ш.А. Чечня и Ермолов (1816-1827 гг ). Грозный, 2006.

" Клыччпкоо Ю.Ю. Деятельность А.П. Ермолова на Северном Кавказе (1816-1827)// Сборник Русского исторического общества. Т. 2 (150)/Под ред РаповаО.М. М , 2000.

56 Удоен к В.А. Воронцов. М., 2004; Лпзаряч ОС Ворониовский Кавказ исторические очерки. Пятигорск, 2009

57 Дегоев В.В. Кавказ в составе России: формирование имперской идентичности (первая половина XIX в J // Кавказский сборник. Т. 1 (33). М„ 2004. С. 28^17.

JB Гатагова Л.С. Правительственная полт-ика и народное образование на Кавказе в XIX в М , 1993; ТтченкоД С. Школьное образование в этнокультурной политике на Северном Кавказе XIX - начала XX вв Ставрополь. 2009

Imperium inter pares: Роль трансферов в истории Российской империи (1700-1917) Сб ст. / Ред. Мартнн Ауст, Рпклрлл Вульпнус, Алексеи Миллер. М., 2010.

60 Северный Кавказ в составе Российской империи. М., 2007

м См. Там же. Глава 12. Культура и пол1гтпка в XIX - начале XX С. 269-283.

определенных акторов взаимодействия в отрыве от общего хода и логики процесса. Необходимо отметить, что в отечественной историографии продолжают появляться исследования62, авторы которых не прибегают к новому теоретико-методологическому инструментарию, продолжая (не безуспешно) осмысливать русско-кавказские взаимоотношения в традиционных категориях, что свидетельствует о теоретико-методологическом плюрализме современного отечественного кавказоведения.

Очевидно, что накопленный историографический потенциал позволяет перейти к исследованию более общих характерных черт и доминирующих тенденций взаимодействия культур на Кавказе в конце XVIII - первой половине XIX вв.

Цель диссертации состоит в исследовании сущности, механизмов, направлений преобразования кавказского пространства, в выявлении и характеристике основных этапов взаимодействия культур на Кавказе в конце XVIII --первой половине XIX вв. и его результатов.

В связи с этим выдвигается несколько задач:

- охарактеризовать территорию Кавказа как пространство столкновения/взаимодействия множества политических акторов, представленных в регионе соответствующими фронтирами;

- показать развитие кавказского фронтира Российской империи, оформление его в качестве преобладающей силы в крае;

- выявить условия появления и распространения культурного билингвизма как общественного явления, порождаемого особенностями фронтирной структуры взаимодействия культур;

- обозначить роль, место, значение Кавказской войны в процессе взаимодействия культур на Кавказе;

- проанализировать образовательную политику Российской империи на Кавказе как фактор модернизации традиционного социокультурного уклада;

- выявить сущностные черты, основные функции темы Кавказа в творчестве русских писателей, современников исследуемых явлений;

- рассмотреть механизмы становления на Кавказе новой, европейской культурной парадигмы, параметры и пределы её распространения.

Территориальные рамки исследования включают территорию как Северного, так и Южного Кавказа (Закавказья). Процесс инкорпорации Кавказа в Российскую империю, который сопровождался интенсивным и многосторонним процессом взаимодействия культур, представляется целостным явлением. Народы Северного и Южного Кавказа издревле имели самые различные социально-экономические, политические и культурные связи, значение которых продолжало сохраняться в исследуемый период. Инкорпорация Кавказа в пространство Российской империи происходила в масштабах всего региона. При этом стратегии социокультурной интеграции

"См. например: Кнычникова А/.й, К:1ычинков ЮЮ. Вхождение Северного Кавказа в культурное поле России (17771864 гг ) Пятигорск, 2006; Куилчпчи: П.А. Траектория сближения: утверждение России в степном Предкавказье в конце XVIII - первой половине XIX вв. // Кавказский сборннк Т. 4 (36). М,, 2007. С. 81-102.

южной окраины были преимущественно едины, универсальны и распространялись на всю территорию края.

Выделяя Северный Кавказ в качестве целостного региона и рассматривая его в отрыве от развития исторического процесса в Закавказье, исследователь искусственно «вычленяет в государстве некий регион, ретроспективно используя для его описания такие современные границы, которых раньше- не существовало»63. Историк в этом случае не определяет географию исследования, а воображает её.

Хронологические рамки работы - конец XVIII - первая половина XIX вв.

Азово-Моздокская укрепленная линия (1777 г.) стала стартовым рубежом для кавказского фронтира Российской империи. Однако собственно имперские структуры на Кавказе в период до 1801 г. прочно еще не обосновались. Основными акторами взаимодействия культур со стороны России в это время выступали периферийные имперские структуры (казачество). С 1801 г. наряду с изменением конфигурации российского кавказского фронтира происходит активное включение в процесс инкорпорации Кавказа центральных имперских структур (армия, бюрократия). После политической инкорпорации большей части региона империя приступает к его социокультурной интеграции. Наиболее активной фазой социокультурной интеграции Российской империи и Кавказа стало время наместничества М.С. Воронцова (1844-1854 гг.).

Объектом изучения выступает социокультурное пространство Кавказа и биоландшафт (как фактор развития человеческого общества) региона -традиционного перекрестка культур и цивилизаций.

Предметом исследования выступает процесс взаимодействия культур на Кавказе в конце XVIII - первой половине XIX вв.

Источниковую базу диссертационного исследования составили нормативные акты, материалы делопроизводства, воспоминания и письма участников описываемых событий, произведения кавказских просветителей, поэтов, писателей, произведения русских писателей о Кавказе, картины художников.

Нормативные акты и материалы делопроизводства представлены как опубликованными, так и неопубликованными документами. Опубликованные документы представлены в издании «Акты, собранные Кавказской археографической комиссией»64 (далее - АКАК), а также в других документальных сборниках".

Особую ценность для нашей работы имели документы АКАК под рубрикой «Учебная часть». Именно по этим источникам была восстановлена

а СеньД.В. Воображаемая география и имперский дискурс: практики Российской империи в Крыму и на Северо-Западном Кавказе в конце XVIII - начале XIX века // Этнографическое обозрение. 2008. №3 С. 146. м Акты, собранные Кавказском археографической комиссии Т. 1-Х Тифлис. 1866-1885

" Колониальная политика российского царизма в Азербайджане. М., 1936, Из истории аграрной политики царизма п Грузин, Азербайджане и Армении Сб архивных материалов Ереван, 1954; Документальная история образования многонационального государства Российского Россия и Северный Кавказ в X VI-XIX вв Кн. 1 N1.. 1998. Кавказ п Российская империя: проекты, идеи, иллюзии II реальность. Начало XIX - начало XX вв. СПб, 2005; Народы Центрального Кавказа в 40-х начале 60-х годов XIX в. Сб. документальных материалов. Т. 1 М., 2005

история Тифлисского благородного училища. Кроме того, среди документов, собранных в АКАК, наше особое внимание привлекли отчеты М.С. Воронцова. Они позволяют судить об основных принципах политики культурной экспансии, проводимой наместником. При работе с отчетами наместника мы учитывали их официальный характер.

Неопубликованные нормативные акты и материалы делопроизводства были изучены в ходе работы в Российском Государственном историческом архиве (РГИА). В процессе исследования документов фонда 1268 («Кавказский комитет») были выявлены источники, характеризующие цели, задачи, механизмы имперской политики образования и просвещения, а также дальнейшей социальной адаптации кавказских уроженцев. Не менее важны для диссертационного исследования и документы, относящиеся к торговой политике империи на Кавказе. В диссертации торговля рассматривается как один из каналов межкультурной коммуникации. Обнаруженные документы фонда 1268 отражают факты из истории переселенческой политики, проводившейся империей в регионе. Выявленные документы в большей части являются журналами заседаний Кавказского комитета, которые формировались в ходе рассмотрения дел различного характера. Журналы заседаний Кавказского комитета содержат отношения министров и главноуправляющих по различным вопросам, касавшихся их ведомств, запросы и официальные письма Кавказского наместника, проекты рассматриваемых преобразований и замечания к ним членов Кавказского комитета и Кавказского наместника, а также указы Правительствующего Сената, составленные в соответствии с принятыми решениями.

Для характеристики психологии и выявления мотивационных практик русских офицеров, офицеров-горцев, русских чиновников на Кавказе были привлечены многочисленные воспоминания участников Кавказской войны66. В большинстве случаев мемуары привлекались не в качестве документов, позволяющих восстановить детали событий политического характера, а для возможно наиболее полного анализа психологии личности автора мемуаров. Именно поэтому субъективность как объективно присущее свойство мемуарных источников в данном случае способствует решению поставленных задач исследования.

Кавказские письма российских военных и администраторов позволяют выявить место Кавказа в жизни имперских деятелей, уровень их представлений об управляемом крае, их частные взгляды на политику России

Гикемгаузен А. Закавказский край. СПб, 1857, Торнау Ф.Ф. Воспоминания кавказского офицера. М., 1864. JIjioîk'iiko И.Л. Воспоминания. Полувековая служба за Кавказом // Русская старина. Т. 25. X» 38. 1879; Воспоминания Григория Ивановича Фплипсона // Русским архив, № 3. 1884, Из воспоминании А А. Харитонова // Русская старина. № 5 1894; Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов ХП1-Х1Х вв. Нальчик, 1974; Русские авторы XIX века о народах Центрального и Северо-Западного Кавказа. T I Нальчик, 2001; Мемуары генерала Муса-паши Кунлухова (1837-1865) //Звезда № 8, 2001; Даргинская трагедия. 1845 год. СПб., 2001; Кавказская война, истоки и начало. 1770-1820 годы СПб , 2002, Ольшевский М. Кавказе 1841 по 1866 год. СПб., 2003; Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Д А, Милютина. 1856-1860 гг. М., 2004,

в регионе67. Рассматривались письма, которые можно отнести к эпистолярному жанру, т.е. к личной переписке.

Произведения кавказских просветителей68 и сочинения местных поэтов

-69

и писателен составляют отдельную группу исторических источников диссертационной работы. В данных произведениях отразилось формирование новых, европейских стандартов культуры, которые вытесняли различные местные и «восточные» (иранские, турецкие) культурные формы и образцы.

Следующую группу источников составили художественные произведения русских писателей, очевидцев кавказских событий конца XVIII - первой половины XIX вв.70. Значение данной группы источников определяется тем фактом, что долгое время российское общество не имело достоверных научных сведений о южной окраине империи. Художественная литература на протяжении первой половины XIX столетия являлась одним из основных источников информации о событиях на Кавказе.

Картины художников, побывавших на Кавказе в исследуемый период, а именно: Т. Горшельта, Г. Гагарина - дают представление об обоюдных заимствованиях предметов материальной культуры и быта, практиковавшихся участниками Кавказской войны. Эти картины и рисунки были сделаны авторами, что называется, «с натуры». Они представляют собой слепок с живого фрагмента исторической действительности.

Методологической основой исследования являются принципы историзма и объективности.

Принцип историзма требует изучать исследуемое явление в контексте эпохи, в соответствии с конкретно-исторической обстановкой. События конца XVIII - первой половины XIX вв. рассматриваются в развитии, при этом выявляются причины и основные факторы, особенности этапов и результаты процессов взаимодействия культур.

Принцип объективности предполагает учет существующих точек зрения на предмет исследования, привлечение максимально полной источниковой базы, критический анализ фактов для реконструкции диалога культур на Кавказе в конце XVIII - первой половине XIX вв.

В работе использовалась совокупность общеисторических методов научного исследования, к которым относятся: историко-генетический, историко-сравнительный, историко-типологический и историко-системный. При использовании того или иного общеисторического метода применялись и другие общенаучные методы (анализ и синтез, индукция и дедукция, описание и измерение, объяснение и т.д.).

61 Ермолов, Дибич и Пяскевпч на Кавказе в 1826-1827 гг. // Русская старина. Т. VI 1872. Архив князя Воронцова Кн.

XXXVIII М , 1892

™Ногмов Ш.Б. История Адыхеиского народа. Тифлис, 1861; Xati-1'iipcft. Избранные произведения. Нальчик, 1974; Л<ш-Гирен. Записки о Черкесни. Нальчик, 1978, Абвж-Куы-ага Кактаног,. Гюлистан-н Ирам. Баку, 1991

Грузинские повести XIX в. Тбилиси, 1964; Грузинские романтики Я , 1978; 10 Грибоедов A.C. Сочинения. М., 1956; Ьеетужгв-Ма/атст» A.A. Сочинения. T.II. М , 1981; Толстой ЯН. Казаки. Повести и рассказы. M , 1981; Кавказ в русской поэзии. Ростов н.'Д, 1986; Пушкин A.C. Сочинения. Т. J. М., 1987, Лермонтов М.Ю. Сочинения T.I. М.. 1988; Кестужев-Марлинскип A.A. Кавказские повести. СПб , 1995

Историко-генетичвский метод позволил последовательно раскрыть свойства, функции и эволюцию форм взаимодействия культур на Кавказе в исследуемую эпоху. Данный метод позволил охарактеризовать ряд описываемых в работе событий и личностей в их индивидуальности и образности.

Историко-сравиительный метод позволил выявить особенности кавказского фронтира России в сравнении с иными пограничными зонами.

Историко-типологический метод позволил представить в целостном виде различные аспекты проводимой Российской империей политики на Кавказе (образовательная и культурная политика, колонизация и развитие торговли) в виде регионального процесса взаимодействия культур.

Исторчко-системный метод позволил выявить единство индивидуального, особенного и общего в диалоге культур на Кавказе. Так, в частности, в диссертации на примерах жизни офицера-горца М. Кундухова и выпускника столичного института, уроженца Кавказа Сараджева показано как особенности индивидуального (личностного) характера были в значительной степени детерминированы особенностями протекания регионального процесса взаимодействия культур.

Теоретическая основа исследования. Для анализа избранной проблемы применялся цивилизационный подход изучения истории. Применение этой исследовательской теоретической модели обусловлено существованием на Кавказе пространства самобытной локальной цивилизации, признаком которой было этноконфессиональное разнообразие, скрепляемое повседневно практикуемыми социокультурными установками и императивами.

В конце XVIII - первой половине XIX вв. Кавказская локальная цивилизация сталкивается с европейской глобальной цивилизацией, представленной европеизированными имперскими структурами России. Кроме того, в пространстве кавказского фронтира горцы взаимодействовали с традиционной культурой казачества и русских крестьян-переселенцев.

Одной из основополагающих концептуальных категорий, получивших широкое применение в диссертации, является теория фронтира. Данная категория впервые была употреблена американским историком Ф. Тернером применительно к подвижной, расширяющейся границе США на Западе. Фронтир в американской истории «представляет собой внешний край волны - место контакта дикости и цивилизации», а также является «полосой наиболее быстрой и эффективной американизации»71. При употреблении термина «фронтир» возможно возникновение негативных коннотаций относительно горцев Кавказа, богатая культура которых в этом случае нивелируется, на первый план выводится набеговая традиция, которая в свою очередь трактуется как свидетельство «дикости», «хищничества», «варварства» местного населения. На наш взгляд, теория фронтира представляется гибким инструментом, способным к преодолению тупиковой

71 Тернер Ф. Дж. Фронтир в американской истории. М.. 2009. С. И.

14

дихотомии «цивилизация - варварство». Применение понятия фронтира возможно не только в классическом тернеровском смысле, но и в иных конфигурациях. Так, в работе Н.Ю. Замятиной фронтир - «это зона освоения; точнее территория, социальные и экономические условия которой определяются идущим на ней процессом освоения»72.

Можно с уверенностью утверждать, что если фронтир понимать как столкновение и взаимодействие двух не схожих культур в рамках определенной территории, то он представляется далеко не уникальным, исключительно североамериканским явлением. Мировая история дает нам огромное количество примеров существования подобных пограничных территорий, областей, характерной чертой которых было взаимодействие различных этносов, социальных групп, культурных традиций. Кроме того, в исследованиях, посвященных особенностям фронтирных (пограничных) областей, уже отмечалось, что «осваиваемая окраина - вполне типичное явление»73.

В одной из своих книг французский историк Ж. Дюби приводит многочисленные примеры существования в рамках относительно единой в культурно-цивилизационном плане Западной Европы областей культурных взаимодействий, заимствований и столкновений7'1.

В качестве отдельной историко-культурной области, сформировавшейся под перекрестным воздействием различных культурных импульсов, в работе историка A.C. Кана была рассмотрена северо-восточная территория Англии - Денло («область датского права»)75.

Отечественная историография имеет опыт применения теории фронтира к различным частям Российского государства. Одной из самых интересных работ в отечественной историографии, написанных с позиции теории фронтира, является книга А.Д. Агеева «Сибирь и американский Запад: движение фронтиров»76. А.Д. Агеев занимался и методологической разработкой понятия, давая ему такое определение: «Фронтир - понятие географическое, экономическое, социальное, правовое, но также и политическое. Фронтир - это физическое перемещение человека, уже привыкшего к гражданскому состоянию, в условия состояния естественного»77. Представляется возможным найти связь и сходство данного определения с традиционным рассмотрением русской истории, где «превращение степей в убежище для гражданственности»78 есть по существу процесс русской колонизации, которая одновременно являлась и распространением государственных начал и гражданского порядка. Такое

" Замятина Н.Ю. Зона освоения (фронтир) и ее образ в американской и русской культурах // Общественные науки и современность. 1998. № 5. С. 76. ' Там же. С. 75.

1АДюйиЖ. Время соборов. М„ 2002. С. 38.

75 Как А.С. История скандинавских стран. М., 1980. С. 16.

16 Агеев А.Д. Сибирь и американский запад: движение фронтнров. М., 2005.

Там же. С.22.

78 Соловьев СМ. Сочинения. Кн.1. Т. II. М„ 1988. С. 57.

сходство неслучайно. Определение фронтира по А.Д. Агееву весьма близко по смыслу с классической тернеровской дефиницией концепта, которая в свою очередь, как показал М. Бассин, имеет определенные общие черты с определением места, роли и значения колонизации в русской истории по С.М. Соловьеву79.

Если исследовать кавказский фронтир исходя из классического определения концепта, то, вероятно, такое исследование будет мало чем отличаться от истории русской или российской колонизации. И в этом случае следует согласиться с утверждением Э.А. Шеуджен, согласно которому, «Настойчивые поиски северокавказского фронтира все более свидетельствуют об ограниченности применения этой идеи к конкретным условиям региона»80. Фронтир, на наш взгляд, это, прежде всего, опыт совместной истории. Различные социальные, этнические, религиозные общности, сосуществуя в поле фронтира, вырабатывали способность к адекватной оценке соседней инаковости. Эта способность вырабатывалась как в мирных контактах, так и в конфликтных ситуациях. Наиболее развитой формой преодоления этнорелигиозной, социальной замкнутости в условиях фронтира являлся культурный билингвизм.

Если в речевой практике билингвизм - это свободное владение двумя языками, то в социальных отношениях - это двойственность мировосприятия человека, оказавшегося под воздействием двух не схожих культур.

При определении воздействия Кавказской войны на процесс взаимодействия культур была использована теория позитивно-функционального конфликта, предложенная американским классиком социологии Л. Козером81. Данная теория предлагает рассматривать конфликты с точки зрения их функциональных последствий, которые заключаются в поиске новых форм разрешения противоборства. В свете теории позитивно-функционального конфликта Кавказская война выступает как условие эволюции имперской политики, заключавшейся в переходе от силовых методов давления к тактике поэтапной, в том числе основанной и на социокультурной, а не только на военно-силовой экспансии в регионе.

При анализе значения и функций русской художественной литературы о Кавказе в контексте процесса взаимодействия культур нами использовалась концепция ориентализма Э. Сайда.

Научная новизна диссертации заключается в достижении оригинальных исследовательских результатов. Во-первых, существенно расширены представления о кавказском фронтире России:

- южное порубежье Российской империи представляло собой развивающуюся зону освоения нового экологического и социокультурного пространства и было направлено на расширение границ империи;

14 Подробнее см.: Hassm М. Turner, Solov'ev, and the "Frontier Hypothesis": The Nationalist Signification of Open

Spaces// The Journal of Modem History, Vol. 65, No. 3 (Sep., 1993), pp. 473-51 1.

" Шеуджен Э.10. Путь в историю: в поисках методологии исследования. Майкоп, 2007. С. 171. 1,1 КозерЛ. Функции социального конфликта. М., 2000.

- фронтир России на Кавказе представлен как структура, состоящая из различных элементов, каждый из которых играл свою роль в присоединении региона к империи;

- элементами российского фронтира являлись: кавказские укрепленные линии и казачьи станицы, поселения и колонии крестьян-переселенцев, города и крепости, сооруженные силами пришельцев, административные учреждения, образовательные и культурно-просветительские учреждения.

Во-вторых, в региональном процессе взаимодействия культур на Кавказе в конце XVIII - первой половине XIX вв. были выделены и охарактеризованы следующие этапы:

- первым этапом взаимодействия культур на Кавказе стало формирование российского фронтира на Кавказе, которое происходило в условиях параллельного существования в регионе нескольких пограничных зон (турецкой, персидской, крымской);

- вторым этапом взаимодействия культур на Кавказе стал культурно-цивилизационный конфликт, выразившейся в Кавказской войне, между традиционной кавказской локальной цивилизацией и Российской империей, представлявшей собой европейскую цивилизацию;

- третьим этапом взаимодействия культур на Кавказе стал период 1844-1854 гг. (наместничество М.С.Воронцова). Администрации края удалось скорректировать вектор имперской политики в регионе за счет расширения самостоятельности Тифлиса от центральных министерств и ведомств. Это позволило проводить сбалансированную политику, где военно-силовая и культурно-образовательная составляющие дополнили друг друга.

В-третьих, выявлены особенности процессов, сопутствующих и являющихся частью взаимодействия культур в регионе:

- социокультурная модернизация Кавказа (открытие учебных заведений, театров, библиотек), проводимая Российской империей, способствовала преодолению культурной дистанции на Кавказе, существовавшей между имперской администрацией и лояльной элитой с одной стороны и большинством коренного населения с другой;

- в качестве основного содержания деятельности кавказских просветителей определен разрыв с традиционным культурным укладом Кавказа, который способствовал интеграции региона в империю.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Кавказский фронтир России являлся опытом совместной истории народов Кавказа, способствовал развитию такого общественного явления, как культурный билингвизм, для которого характерно распространение как среди отдельных индивидов, так и в отношении этносоциальных сообществ;

2. Российский имперский фронтир выполнял функцию поглощения или освоения кавказского пространства. Параметры данного фронтира и их эволюция определяются в зависимости от развития, распространения в структуре фронтира элементов различного типа;

3. Развитие, распространение таких элементов фронтирной структуры, как образовательные (школы, гимназии, училища и т.д.) и культурно-просветительские учреждения (библиотеки, театры) активизировало процессы взаимодействия культур в регионе. В рассматриваемый период фаза активизации взаимодействия культур совпадает с периодом наместничества на Кавказе МС. Воронцова (1844-1854), проводившего политику культурной экспансии, которая эффективно дополнила военно-силовые методы инкорпорации региона в состав Российской империи;

4. Кавказская война наряду с очевидными деструктивными последствиями имела в контексте развития процессов взаимодействия культур позитивно-функциональную роль, которая выразилась в эволюции имперской политики в регионе, а именно в дополнении военно-силовой стратегии «умиротворения Кавказа» принципами социокультурной интеграции;

5. Русская литература о Кавказе, сформировавшаяся как отдельное художественное направление в исследуемый период, выполняла функции одного из основных каналов информации о Кавказе, его жителях, происходящих там событиях, способствуя конвергенции различных культурных традиций и вместе с тем порождая устойчивые стереотипы, циркулирующие в общественном сознании.

Практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы при дальнейшем изучении процессов этнокультурных взаимодействий на Кавказе в целом, при подготовке лекционных курсов, учебных пособий и учебников по истории и этнографии народов Кавказа.

Апробация работы. Основные положения диссертации неоднократно обсуждались в рамках работы девяти международных и всероссийских научных конференций в Москве, Санкт-Петербурге, Ростове-на-Дону, Нальчике и Волгограде в 2007-2011 гг. По теме диссертации опубликовано 14 научных работ. Из них три статьи опубликованы в периодических изданиях, рекомендованных ВАК РФ. Ряд работ был выполнен и представлен (в ходе научных конференций, заседаний Ученого Совета) на базе Института социально-экономических и гуманитарных исследований Южного научного центра РАН*. Материалы исследования использовались при реализации Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Фундаментальные проблемы пространственного развития Российской Федерации: междисциплинарный синтез» Подпрограммы «Проблемы социально-экономического и этнополитического развития южного макрорегиона».

Струнггура работы построена в соответствии с её целью и задачами. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, приложения, списка использованных источников и литературы.

' Институт социально-экономических и гуманитарных исследований Южного научного центра Российской академии наук. 344006, Ростов-на-Дону, пр. Чехова, 41.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается актуальность темы; анализируется степень ее разработанности; определяются цель и задачи работы; обосновываются хронологические и территориальные рамки исследования; определяются объект и предмет работы; характеризуется источниковая база; методологическая и теоретическая основы исследования; выявляется научная новизна; формулируются положения, выносимые на защиту; определяется практическая значимость диссертации; даются сведения по апробации результатов и структуре исследования.

Первая глава диссертационного исследования «Особенности взаимодействия культур на Кавказе в конце XVIII - первой половине XIX вв.» посвящена выявлению и анализу пространственных и темпоральных особенностей процесса взаимодействия культур. Глава состоит из двух параграфов. В первом из них «Российский фронтир на Кавказе: условия формирования, развитие» показано становление российского пограничья на Кавказе в соответствии с тремя основными направлениями истории фронтира: история окружающей среды, социальная история фронтира, этническая история. Экосистема Кавказа испытывала воздействие со стороны пришельцев, выражавшееся в преобразовании кавказского пространства путем создания городов, крепостей, казачьих станиц, укрепленных линий, которые разграничивали и упорядочивали географическое кавказское пространство в соответствии с принципами порядка и систематизации европейского Нового времени. В социальной истории кавказского фронтира Российской империи выделено несколько ведущих тенденций. Во-первых, это обострение социальных противоречий внутри кавказских обществ. Во-вторых, появление в крае кавказской молодежи, воспитанной и получившей образование в имперских учебных заведениях (как местных, так и столичных), а также распространение на Кавказе ряда новых профессий, что явилось предпосылкой к формированию местной интеллигенции. Этническая история кавказского фронтира Российской империи отличалась динамичностью, мобильностью этнических границ, которые менялись в соответствии с миграционными процессами, протекавшими под влиянием как внутренних, так и внешних факторов. При этом в формировании казачьих сообществ (терского и черноморского) значительную роль сыграл местный этнический субстрат.

К группе пространственных особенностей процесса взаимодействия культур на Кавказе в конце XVIII - первой половине XIX вв. относится, прежде всего, наличие в регионе целой группы фронтиров (турецкого, персидского, крымско-османского), к которым со второй половины XVIII столетия присоединился российский фронтир. Данное явление нам представляется возможным обозначить термином «полифронтирность осваиваемой территории». В отличие от монофронтирности, характерной для Северной Америки, российский фронтир на Кавказе имел несколько отличительных признаков. Во-первых, структура российского фронтира

состояла из множества элементов (города, укрепленные линии, казачьи станицы, крестьянские поселения и т.д.), каждый из которых был призван способствовать реализации главной задачи фронтира - освоения, присвоения территории. Во-вторых, высокая скорость движения российского фронтира, которая была связана с военно-политическим противостоянием в регионе между Российской империей, Турцией и Персией. К 1830-м гг. граница России продвинулась далеко на юг. В пространство империи вошла не только значительная часть Северного Кавказа, но и значительная часть Южного Кавказа (Закавказья). Однако включение всего Восточного побережья Черного моря в состав России в 1829 гг. для российского фронтира на Кавказе, равно как и выход к Тихому океану экспедиции М. Льюиса и У. Кларка в 1805 г. для североамериканского фронтира, не ознаменовало собой «закрытия» фронтира. Освоение региона и его символическое присвоение Российской империей продолжалось на протяжении всего исследуемого периода.

Во втором параграфе «.Фактор Кавказской войны в процессе взаимодействия культур» было рассмотрено влияние, оказываемое указанным конфликтом на региональный диалог культур. Кавказская война, являясь функциональным конфликтом, оказывала прямое и косвенное влияние на процессы взаимодействия культур на Кавказе. Прямое влияние заключалось в стимулировании такого социокультурного явления, как культурный билингвизм. Для различных акторов исследуемого явления были характерны определенные особенности проявления и роли культурного двуязычия. В жизни офицера-горца приобретение качества культурной билингварности имело противоречивые последствия. Оно не только открывало горцу путь к продвижению по службе, но и обнажало противоречия между долгом службы и чувством принадлежности к вековой традиции предков. На примере жизни М. Кундухова мы проследили процесс того, как данное противоречие могло привести сначала к разочарованию офицера-горца в цивилизаторской миссии России, а затем и к открытому противостоянию с ней. Культурный билингвизм «настоящих кавказцев» имел обратный характер. Воспитанные в дискурсе дисциплины, порядка, регулярности русские офицеры и чиновники, погружаясь в атмосферу свободы фронтира, испытывали колоссальное влияние окружавшей их природной и социальной среды. Кавказ была пространством еще не скованным дисциплинирующими европейскими практиками Нового времени. Офицеры и чиновники имели здесь большую самостоятельность, свободу действий. Косвенное влияние Кавказской войны выражалось через трансформацию или модификацию характера проводимой в регионе имперской политики, изменения которой нами показаны на примере русско-кавказских торговых отношений. Военные победы порождали иллюзии возможности быстрого подчинения горцев, неудачи вынуждали вновь искать стратегии иного содержания. Убедившись в бесперспективности методов подчинения горцев, основанных на карательных акциях (это произошло после Даргинской экспедиции 1845 г.), имперская администрация во главе с

М.С. Воронцовым начала искать иные варианты подчинения Кавказа. Развитие торговли на Северном Кавказе позволило коронной администрации продемонстрировать кавказским народам альтернативу тяготам и бедствиям войны. Торговые отношения наряду с развитием образования и просвещения стали на Кавказе одним из проводников повышения этнической и социальной валентности населения.

Вторая глава диссертационного исследования «Имперские учебные заведения их функции и роль на Кавказе» посвящена развитию имперского образовательного пространства в крае и состоит из двух параграфов. В первом параграфе «Образовательная политика Российской империи на Кавказе в 1802-1844 гг.» рассматривается становление первых имперских образовательных учреждений, их модификация, роль в процессе модернизации региона и социокультурная миссия. Подготовка чиновников и офицеров для нужд края стала главной задачей развития образования на долгие годы. Инкорпорация Кавказа в пространство империи проходила в условиях хронического недостатка кадров квалифицированных чиновников местной администрации. Русские чиновники с неохотой ехали в незнакомый край, который к тому же имел репутацию «теплой Сибири», места для изгнанников, подвергнутых остракизму столичными сообществами. Среди тех чиновников, которые все же прибыли на Кавказ, трудно было отыскать человека, знавшего край, его особенности, традиции и обычаи местного населения. Без этих качеств эффективная административная работа на Кавказе была немыслима и чаще всего приводила к потере авторитета коронной власти. Практическая полезность знаний, получаемых кавказскими уроженцами, была главным принципом проводимой политики в области образования. Ввиду особой важности роли учебных заведений на Кавказе их работа контролировалась и направлялась лично первыми лицами российской администрации на Кавказе. Наиболее престижными и эффективными стали Тифлисское (1804 г.) и Ставропольское (1837 г.) училища, которые смогли быстро приобрести популярность, став неотъемлемой частью социокультурного облика кавказского фронтира. Для края и его жителей имперские учебные заведения являлись абсолютно новым явлением, которое со временем занимало в жизни Кавказа все более значимое место. Имперские учебные заведения в условиях этнического, конфессионального многообразия Кавказа становились местом интенсивного этнокультурного взаимодействия между учениками. Курс обучения в кавказских училищах и гимназиях становился для кавказских уроженцев новым опытом, который заключался в приобщении к новым ценностям, императивам поведения.

Во втором параграфе «Образовательная политика Российской империи на Кавказе в период наместничества М.С. Воронг/ова (1844-1854 гг.)» анализируются источники формирования, цели, методы и результаты политики в области образования Кавказского наместника М.С. Воронцова. Образовательная политика империи на Кавказе в этот период развивалась на основе различного: как мирового, так и отечественного - опыта управления колониальными и окраинными территориями. Отчасти это было

продиктовано личным административным опытом и субъективными предпочтениями М.С. Воронцова. Так, Кавказский наместник в проводимой политике руководствовался положительным опытом, полученным им на посту новороссийского и бессарабского генерал-губернатора. При сравнении методов управления, практиковавшихся М.С. Воронцовым в Новороссии и позже на Кавказе, очевидны сходства. Наибольшее внимание М.С. Воронцов уделял вопросам развития торговли и сельского хозяйства, строительству общественных зданий, прокладке дорог, созданию новых учебных заведений и увеличению числа учащихся в уже существующих. Англофильство М.С. Воронцова отмечается в многочисленных воспоминаниях и письмах его современников. Кавказский наместник следил за содержанием дебатов в английском парламенте, которые посвящались поискам средств оптимального развития заморских колоний британской короны. Кроме того, М.С. Воронцов учитывал и французский опыт управления Алжиром, возможности применения элементов которого обсуждались в Кавказском комитете при участии императора Николая I.

Целью развития сферы образования на Кавказе в годы наместничества М.С. Воронцова являлось преодоление культурной дистанции между осуществляющими власть субъектами (имперской администрацией) и повинующимися (принуждаемыми к повиновению) объектами (большинством населения Кавказа), т.е. полноценная социокультурная интеграция южной окраины в пространство империи. Одним из основных принципов, легших в основу функционирования системы управления кавказского наместничества, было возможно более масштабное привлечение местных уроженцев на административные военные и гражданские должности. Соответственно, для реализации данного положения коренным жителям Кавказа предоставлялись возможности получения профессиональных знаний и навыков. Согласно Положению о Кавказском учебном округе 1848 г. на Кавказе не организовывались высшие учебные заведения, однако для уроженцев края вводилась система их распределения в столичные и другие имперские институты и университеты. Успешно оконченный курс обучения позволял «кавказским воспитанникам» занимать высшие должности в администрации региона. Отличительной чертой развития образовательной сферы на Кавказе в годы наместничества М.С. Воронцова являлась возросшая доступность образования. В работе Тифлисской гимназии удалось ликвидировать существовавшие сословные барьеры, сделав процедуру приема в учебное заведение открытой и прозрачной. Увеличение числа воспитанниц Закавказского девичьего института и открытие ряда учебных заведений благотворительного общества Св. Нины заложило прочный фундамент для последовательного развития женского образования в крае. Для обучения детей мусульманского вероисповедования были открыты специальные училища. Если ранее основной функцией учебных заведений на Кавказе была подготовка чиновников, разбирающихся в особенностях места службы, то в период деятельности М.С. Воронцова образовательные учреждения становятся

инструментом преодоления культурной дистанции, а следовательно, колониальной ситуации (основанной на символических знаках различия п дуальной оппозиции «мы - они»; «цивилизация - дикость») на Кавказе.

В третьей главе диссертационной работы «Формирование новых познавательных практик на Кавказе и их значение», состоящей из двух параграфов, анализируются различные виды появившихся в регионе когнитивных традиций. В первом параграфе «Русская литература о Кавказе: романтизм, реализм, ориентализм» отмечено, что характерной чертой процесса взаимодействия культур является увеличение информационных потоков. В контексте рассматриваемой проблематики данный процесс имел ряд особенностей. Российская империя, приступив к инкорпорации Кавказа, столкнулась с проблемой недостатка сведений о южной окраине. Наиболее серьезным образом это сказывалось в повседневной работе имперских военных и гражданских начальников на Кавказе, которые, не имея соответствующей подготовки и минимума необходимых сведений, вынуждены были знакомиться со спецификой нового места службы «методом проб и ошибок».

В этих условиях функцию источника информации о Кавказе и его жителях приобретают художественные произведения русских писателей (A.C. Пушкина, A.A. Бестужева-Марлинского, М.Ю. Лермонтова и др.) на кавказскую тематику. Оформление и развитие русской литературной традиции о Кавказе протекало под воздействием внешних и внутренних факторов. Значительное формальное влияние на этот вид литературного творчества оказала эпоха главенства романтизма в европейском художественном творчестве. Осознаваемая недостаточность иных источников информации о регионе провоцировала русских писателей на собирание и введение в художественные произведения историко-этнографический сведений. Данный тренд развития оказался востребованным российской литературной критикой и читающей публикой, что явилось одной из причин элиминирования «воображений романтизма» и соответственно утверждению традиции реализма в русской «кавказской» литературе. Произведения русских писателей о Кавказе имели ряд признаков «ориентализма», выделенных Э. Саидом. Так, Кавказ репрезентировался как принципиально иное пространство, отличное от остальной империи, а часто и напрямую ей противопоставлялся. Кроме того, в русской литературе о Кавказе был сформирован и специфический «знак власти» над Кавказом. Им стала «легенда о Ермолове» как о покорителе края.

Во втором параграфе «Новый культурный дискурс Кавказа и его признаки» рассматриваются изменения кавказского культурного поля и появление в нем новых определяющих элементов. Стержневой идеологемой Российской империи являлась европейская идея эпохи Просвещения. Основными ее параметрами были рациональность, порядок, систематизация, дисциплина, иерархия. Именно в соответствии с этими принципами Россия интегрировала Кавказ в имперское пространство.

Адептами новых культурных норм и стандартов стали многие кавказские писатели, поэты. Позже они получили наименование просветителей. Одним из главных аспектов содержания деятельности кавказских просветителей было создание и внедрение письменной культуры на Северном Кавказе. Для культуры северокавказских народов, основанной на устной традиции, это имело революционное значение, выходящее далеко за рамки задачи, сформулированной самими просветителями. Для традиционных обществ «научиться книгам» означало пройти посвящение в практику культа пришельцев. Такой поступок имел в представлении традиционного сознания то значение, которым на самом деле обладает крещение или иной переход в другую веру.

Империя и ее различные институты и структуры преобразовывали интеллектуальные традиции края, формировали новые принципы и способы передачи информации (периодическая печать, библиотечная сеть), основанные на категориях порядка, системы, регулярности. Империя стремилась сделать кавказское интеллектуально-информационное пространство соответствующим имперским (европейским) стандартам.

В заключении подведены общие итоги исследования.

Взаимодействие культур на Кавказе в период конца XVIII - первой половины XIX вв. в своем развитии миновало несколько последовательных этапов. Первым из таких этапов стало становление и развитие российского фронтира на Кавказе, которое происходило в условиях наличия в регионе иных пограничных зон (турецкой, крымской, персидской). За геополитическое влияние в регионе соседние государства соперничали, используя системы культурных связей и каналы обмена информацией. Среди кавказских элит соответственно выделялись различные группы, лоббирующие интересы той или иной державы.

Кавказский фронтир Российской империи формировался на основе синтеза различных материальных, социальных, этнических и культурных элементов. Материальные элементы фронтира (города, крепости, фортификационные элементы, крестьянские поселения, казачьи станицы) являлись фактором, преобразующим местную экосистему, ландшафт и устанавливающим новое пространственное деление региона. Социум российского фронтира на Кавказе представлял собой конгломерат, состоящий из таких акторов взаимодействия, как: крестьянство (местное и пришлое), местная аристократическая элита (пророссийской ориентации), российское дворянство (офицеры, чиновники), купечество (заинтересованное в новых рынках сбыта и источниках сырья). При этом данные субъекты имели различные этнические и культурные маркеры. Коренное население являлось носителем традиционной самобытной кавказско-горской культуры. Пришлое русское крестьянство было консолидировано на основе традиционной культуры, в которой конституирующим фактором выступало православие. Российские офицеры и чиновники были представителями европейской культурной традиции эпохи Нового времени. Именно этой группе предстояло управлять Кавказом и одновременно «умиротворять» его.

Важной составляющей деятельности коронной администрации была «цивилизаторская миссия», которая претворялась в жизнь различными способами, связанными с демаркацией и регулированием культурной дистанции между имперскими властями и большинством автохтонного населения Кавказа.

Деятельность П.Д. Цицианова и А.П. Ермолова представляет яркий пример сознательного увеличения культурной дистанции на Кавказе. Это находило выражение в специфическом дискурсе кавказских главноуправляющих, который изобилует самыми экзотичными примерами подчеркивания бинарных оппозиций: «цивилизация- дикость», «порядок -хаос», «гражданственность- варварство», «трудолюбие- леность», «полезность- бесполезность» и т.д. (негативные коннотации неизменно сопутствовали коренному кавказскому населению). В то же время история фронтира Российской империи имеет примеры принципиально иного характера. Терско-гребенское и Черноморское казачество в значительной степени сформировались на основе местного социокультурного и этнического субстрата. Горцы для данных казачьих сообществ являлись противниками, но не объектом дифференцирующего, расиалистского дискурса.

Существование расширяющейся культурной дистанции предопределило характер Кавказской войны как войны взаимного непонимания. С эскалацией данного конфликта в 1817 г. связано и начало второго этапа взаимодействия культур на Кавказе, которое начинает развиваться на фоне и под влиянием Кавказской войны. В условиях Кавказской войны приобретение индивидом культурного билингвизма имело неоднозначные последствия. Для горцев культурный билннгвизм становился способом индивидуальной интеграции в имперские иерархии и продвижения по ним, но на определенном этапе жизни представитель коренных народов сталкивался с внутриличностным конфликтом, сутью которого являлось непримиримое противоречие между долгом службы и чувством принадлежности к конкретной этнической общности.

Результатом этого конфликта мог стать как открытый антиимперский протест (Муса Кундухов), так и сублимация личностных психологических коллизий в повседневной деятельности.

Военные неудачи империи вынуждали представителей российской администрации на Кавказе размышлять над поисками выхода из создавшегося в регионе военно-политического тупика. Российская империя актуализировала и расширила методы социокультурной интеграции Кавказа. Произошла эволюция характера имперской экспансии в регионе. Культурно-образовательная парадигма экспансии дополнила военно-административную. Это повлияло и на параметры российского фронтира на Кавказе. В его структуре расширили свое значение элементы, способствующие развитию культурного билингвизма и сокращению культурной дистанции (образовательные учреждения, библиотеки, театры).

Трансформация вектора имперской политики связана с деятельностью М.С.Воронцова, занимавшего должность Кавказского наместника в 1844— 1854 гг. Этот период составляет следующий этап регионального взаимодействия культур. Образовательная политика наместника выступила в качестве фактора, стимулирующего развитие культурного билингвизма как результата взаимодействия культур и, что не менее важно, сокращающего культурную дистанцию. Среди офицерства и чиновников кавказской администрации появилось множество местных уроженцев, стоявших на позициях апологии империи и новых порядков в регионе. Приобретение культурного билингвизма русскими офицерами, солдатами и чиновникам выражалось через появление на Кавказе фигуры «настоящего кавказца». Данная группа имела чувство корпоративного единства, которое основывалось на представлении о собственном привилегированном положении, в свою очередь определявшимся особенностями службы на Кавказе (менее строгое соблюдение уставов, отсутствие парадной муштры).

Не меньшую роль в деле сокращения культурной дистанции в крае имела практика распределения кавказских уроженцев в высших учебных заведениях империи, после обучения в которых они нередко занимали важные административные и военные должности на Кавказе. Кроме того, активизация процессов взаимодействия культур происходила не только по средствам развития образования и просвещения, но и в ходе оживления торговых отношений в регионе, которое наблюдалось после введения «Положения о меновой торговли с горцами» в 1847 г.

Составной частью процесса взаимодействия культур выступает русская литературная традиция, сформировавшаяся вокруг кавказской тематики. Данное явление представляет собой не только осмысление места Кавказа в истории России отдельными писателями, но и, учитывая функциональный статус кавказской литературы как одного из основных и наиболее популярного источника сведений о южной окраине империи, отражает формирование, эволюцию общественных стереотипов, их влияние на восприятие русским образованным обществом событий на Кавказе. Ориентальные конструкции, созданные русскими писателями, пережили империю и продолжают существовать. Русская литература стимулировала интерес российского общества к проблеме Кавказа, а зачастую выступала и побудительным мотивом в выборе места службы, что в перспективе могло завершиться приобретением культурного билингвизма.

Для кавказских просветителей, испытавших социокультурное влияние имперского (европейского) культурного дискурса, было характерно «геродианство» (А. Тойнби) - осознанное и добровольное усвоение ценностей европейской цивилизации, которые они рассматривали как более совершенные в сравнении с традиционной аксиологической системой Кавказа. В значительной степени деятельность кавказских просветителей имела характер разновидности локальной внутренней колонизации. В случае с кавказскими просветителями этнография, путешествия, собирание фольклора, характерные феномены колониализма были обращены внутрь

родной земли. Обычаи, верования, традиции собственного народа представлялись ими как экзотические. Внутренняя колонизация стала фактором раскола общего цивилизационного поля Кавказа, который оказался неизбежен при сохранении, противостоящей «геродианству» тенденции -«зелотства» - противоборства, которое нередко протекало при использовании социокультурных форм, заимствованных в ходе взаимодействия культур.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

Статьи в рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК Министерства

образования и науки РФ:

1. Социокультурная модернизация Грузии в первой половине XIX века// Известия Высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2011. № 2. С. 45^8.

2. Формирование и развитие курортной инфраструктуры Кавказских минеральных вод в первой половине XIX в. // Современные проблемы сервиса и туризма. 2011. № 1. С. 17-22.

3. От Кавказского наместничества к Северо-Кавказскому краю: поиск оптимальной модели управления (в соавт. с Хлыниной Т.П.) // Вестник Южного научного центра РАН. 2011. Том 7, № 2. С. 94-102.

Другие публикации:

4. Культурный билингвизм в Кавказской войне // Перспектива-2007: Материалы международного конгресса студентов, аспирантов и молодых ученых. Т.1. Нальчик: Каб.-Балк. ун-т, 2007. С. 73-75.

5. «Римская» историография Кавказской войны на современном этапе // Модернизация России: в историко-культурном представлении: Вестник РМИОН. Вып.З. Ростов н/Д: Изд-во ЮФУ, 2009.С. 75-79.

6. А. Бакиханов и гармония культур // Россия и Азербайджан: история, современность и перспективы сотрудничества: сборник материалов научно-образовательного и культурно-просветительского форума 2122 мая 2010 года. Ростов-на-Дону: Рост. гос. ун-т путей сообщения, 2010. С. 47—49.

7. Региональная история и её возможности в обеспечении безопасности Юга России // Фундаментальные проблемы пространственного развития Юга России: междисциплинарный синтез. Тезисы Всероссийской научной конференции (28-19 сентября 2010 г. Ростов-на-Дону). Ростов н/Д, Изд-во ЮНЦ РАН, 2010. С. 331-334.

8. Казачество как фактор стабилизации межэтнических отношений на Юге России // Казачество в социокультурном пространстве России: исторический опыт и перспективы развития. Тезисы Всероссийской научной конференции (28-19 сентября 2010 г. Ростов-на-Дону). Ростов н/Д, Изд-во ЮНЦ РАН, 2010. С. 377-380.

9. Образовательная политика М.С. Воронцова на Кавказе // Труды аспирантов и соискателей Южного федерального университета. Т. XV. Ростов н/Д: ИПО ПИ ЮФУ, 2010. С. 117-120.

10.Традиции и обычаи в управлении Северным Кавказом (исторический опыт) (в соавт. с Хлыниной Т.П.) // Современное состояние и сценарии развития Северного Кавказа. Материалы Расширенного заседания

Ученого совета ИСЭГИ ЮНЦ РАН (29 июня 2010 г., Ростов-на-Дону). Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2010. С. 77-82.

11.Имперский и советский опыт управления Северным Кавказом (в соавт. с Хлыниной Т.П., Батиевым Л.В.) // Юг России: проблемы, прогнозы, решения. Сборник научных статей. Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2010. С. 12-50.

12.Имамат Шамиля и танзимат Османской империи - два типа модернизации // Былые годы. Черноморский исторический журнал.

2010. №4. С. 10-13.

13.Торговля в политике Российской империи на Северном Кавказе в конце XVIII - первой половине XIX вв. // Вопросы регулирования экономики. 2011. Т. 2, № 1. С. 75-84.

14.Региональный компонент в образовании как способ актуализации исторических знаний // Будущее нашего прошлого. Материалы Всероссийской научной конференции. Москва, 15-16 июня 2011 г. М.,

2011. С. 249-257.

Урушадзе Амиран Тариелович

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ КУЛЬТУР НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX вв.

АВТОРЕФЕРАТ

Печать цифровая. Бумага офсетная. Гарнитура «Тайме». Формат 60x84/16. Объем 1,0 уч.-иэд.-л. Заказ № 2300. Тираж 100 экз. Отпечатано в КМЦ «КОПИЦЕНТР» 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Суворова, 19, тел. 247-34-88

2011159549

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Урушадзе, Амиран Тариелович

Введение.

Глава I.

Особенности взаимодействия культур на Кавказе в конце XVIII — первой половине XIX вв.

§ 1. Российский фронтир на Кавказе: условия формирования, развитие.

§ 2. Фактор Кавказской войны в процессе взаимодействия культур.

Глава II.

Имперские учебные заведения их функции и роль на Кавказе.

§ 1. Образовательная политика Российской империи на Кавказе в 1802-1844 гг.

§ 2. Образовательная политика Российской империи на Кавказе в период наместничества М.С. Воронцова (1844 - 1854 гг.).

Глава III.

Формирование новых познавательных практик на Кавказе и их значение.

§ 1. Русская литература о Кавказе: романтизм, реализм, ориентализм.

§ 2. Новый культурный дискурс Кавказа и его признаки.

Введение диссертации2011 год, автореферат по истории, Урушадзе, Амиран Тариелович

Актуальность исследования. В научных и публицистических работах, посвященных процессу вхождения Кавказа в состав Российской империи, стало общим местом подчеркивание «особого», «уникального» и «неповторимого» своеобразия края. В то же время, дальше констатации порождаемых для различных имперских институтов трудностей, связанных с «феноменом Кавказа» большинство авторов, зачастую, не идет. Признание кавказского культурного многоголосья, во многом, превратилось в определенное ритуальное действие, обязательное, но, в тоже время, малосодержательное.

Культура кавказских народов существовала, и формировалась в тесной связи с окружающими Кавказ государствами, цивилизациями. Кавказ, находясь на стыке Европы и Азии, часто привлекал внимание различных завоевателей, армии которых несли с собой не только разрушения, но оставляли отпечаток в культуре, социальных отношениях народов региона. Во второй половине XVIII в. начинает стремительно укреплять, и расширять свои позиции на Кавказе Российская империя. Часто, втянувшись в «хитросплетения» взаимоотношений кавказских народов, империя действовала с позиции силы. Местные имперские власти, в этом случае, пытались решительно разрубить кавказский «гордиев узел». Сложная традиционная аксиология и знаковая система горцев Кавказа была непонятна русским офицеру и чиновнику, воспитанным на принципах европейской культуры эпохи Просвещения и имевших совершенно иные представления о иерархии ценностей.

Кавказ, являясь ареалом взаимодействия различных культур, приобретал уникальные полярные характеристики, которые определялись, с одной стороны, ярко выраженной общностью, а с другой сохранением многообразия и конфликтности. Если история конфликтов на Кавказе получила более чем серьезную разработку в научной историографии и 3 публицистике, то история диалога на Кавказе остается все еще не до конца реализованным исследовательским направлением. Необходимость развития подобных исследований получила признание со стороны ведущих отечественных ученых-историков. Так, например, Л.П. Репина отмечает: «В связи с процессом так называемой "глокализации" (речь идет о процессе регионализации, который сопровождает и — более того — является реакцией на глобализационные процессы) чрезвычайно актуальной и критически важной задачей становится разработка проблемы диалога культур и цивилизаций в её историческом измерении и интенсификация сравнительно-исторических исследований на основе современных теоретических подходов»1. Исследования процессов взаимодействия и диалога культур, очевидно, могут способствовать преодолению пока неразрешимой, на строго научной основе, проблемы определения и демаркации границ различных региональных образований .

Кроме того, в отечественном кавказоведении уже достаточно давно сложились, во многом, противоборствующие историографические направления, придерживающиеся различных теоретических моделей, по-разному интерпретирующих русско-кавказские взаимоотношения. Как справедливо отмечает JI.C. Гатагова: «Увы, но обе стороны практически освободили себя от разработки и представления позитивных сюжетов, коими полна совместная (курсив мой - А.У.) история и которые могли бы способствовать гармонизации межэтнических отношений» . На наш взгляд история взаимодействия культур представляет собой пример совместной истории различных народов Кавказа.

Актуальность исследований процессов взаимодействия культур на Кавказе определяется и необходимостью преодоления многочисленных

1 Репина Л.П. Теоретические новации в современной историографии // Харківський історіографічний збірник Випуск 10.2010. С. 11

2 Пестерев В В. Проблема территориальио-структурной квалификации региональных исторических исследовании и подходы к ее решению // URL- http://www.midday.narod.ru/problem.html (Дата обращения: 12.09.2010)

3 Национальные истории в советском и постсоветских государствах. М., 2003. С 264. кризисных явлений в общественной жизни современной Российской Федерации.

Несмотря на многократное увеличение информационных потоков, современное общественное сознание России продолжает, в значительной степени, оставаться во власти устойчивых стереотипов, многие из которых сформировались еще в XIX столетии в условиях дефицита сведений о Кавказе и его жителях.

К этим стереотипным представлениям (о социально-политической отсталости народов Кавказа, горском «хищничестве», «воровстве» и «разбое» и т.д.) добавились новые, связанные с событиями новейшей истории независимой России.

В российском обществе стремительно формируется, и активно тиражируется образ врага, кавказской угрозы. Это подтверждается исследованиями, проводимыми Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ). Так, согласно его данным, чаще всего негативные эмоции у россиян вызывают представители именно кавказских народов (29%)4. При этом, необходимо отметить, что в качестве причин неприязни и раздражения в отношении уроженцев Кавказа россияне указывают наряду с угрозой террористических актов, нежелание данной группы людей «считаться с обычаями и нормами поведения принятыми в России»5.

В этих условиях, на Кавказе преимущественно актуализируется образ жестокого российского колонизатора, захватившего земли, предавшего огню селения. Это приводит к тому, что одним из инструментов познания друг друга для граждан России стали разрушительные ксенофобские мифы, основанные на взаимном незнании.

4 Этнические симпатии и антипатии россиян // ЬИрг/Лусют ги/тс!ех.р11р?1'(1=268&шс1=13515 (Дата обращения: 14.07 2011)

5 Там же.

В этой ситуации обращение к опыту взаимодействия культур, сосуществования различных народов в пространстве Кавказа имеет важное просветительское значение.

Кроме того, проблема обустройства и модернизации Северного Кавказа сейчас является одной из наиболее острых в современных общественно-политических дискуссиях. Выработка оптимальных решений, способствующих динамичному и устойчивому развитию российского Кавказа невозможна без учета исторического опыта взаимодействия различных культурных традиций, а также исторической памяти кавказских народов.

Историография проблемы. История изучения русско-кавказских связей по праву считается одним из наиболее интересных интеллектуальных пространств отечественной историографии. Поэтому совершенно неслучайно появление в последние годы ряда обстоятельных работ, посвященных данной проблематике. Среди них, необходимо отметить труды В.В. Дегоева6, В.А. Шнирельмана7, М.Е. Колесниковой8.

Проблема взаимодействия культур на Кавказе в ХУШ-Х1Х вв. не относится к числу всесторонне разработанных в историографии сюжетов. В кавказоведческой исторической литературе, которая начала формироваться в первой четверти XIX в., данная тема является едва ли не самой «молодой». В качестве самостоятельного материала исторических исследований она начала развиваться на рубеже ХХ-ХХ1 вв. Тем не менее, отдельные аспекты процесса взаимодействия культур на Кавказе в конце XVIII — первой половине XIX вв. иногда затрагивались на предыдущих этапах развития исторических знаний о Кавказе.

В трудах дореволюционных авторов вопросы взаимодействия культур нашли отражение в форме фиксации отдельных сторон многогранного

6 Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе, история и современность. М., 2001.

7 Шнирельман В.А. Войны памяти- мифы, идентичность и политика в Закавказье. М , 2003; Он же Быть аланами: интеллектуалы и политика на Северном Кавказе в XX веке. М., 2006.

8 Колесникова М.Е. Северокавказская историографическая традиция: вторая половина XVIII - начала XX в. Ставрополь, 2011. процесса взаимодействия культур. Так, в частности, в ряде работ было отмечено взаимодействие в области материальной культуры. Это было характерно для работ «летописцев» Кавказской войны В.А. Потто9 и Н.Ф. Дубровина10. В их масштабных, во' многом не утративших научную значимость работах, примеры взаимодействий различных культурных традиций не систематизированы, и не обобщены и, как уже было отмечено, ограничены одной стороной рассматриваемого явления.

В таком же ключе репрезентированы проблемы взаимодействия культур в работах, посвященных истории кавказских казачьих сообществ. Работы таких историков как: Ф.А. Щербина11, Е.Д. Фелицын12, И.Д. Попко13, П.П. Короленко14, А.П. Певнев15, М.А. Караулов16 — носят энциклопедический характер, и наряду с боевыми подвигами казаков знакомят читателя с обстоятельствами поселения казачьих сообществ на Кубани и Кавказе, взаимоотношениями с соседями, горцами Северного Кавказа, способами и особенностями адаптации казаков к новым условиям жизни, приобретению казаками новых элементов материальной культуры.

Еще одним дореволюционным историографическим направлением, затрагивающим отдельные аспекты регионального процесса взаимодействия культур на Кавказе, являлись исследования отечественных ученых в области становления, эволюции, развития правовых отношений у народов Кавказа.

Различным культурным влияниям, которые отразились в правовой жизни народов Кавказа, посвящен первый том исследования М.М.

9 Потто В.А. Кавказская война. Ставрополь, 1994.

10 Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. СПб, 1871; Он же. Закавказье от 1803 по 1806 г. СПб, 1866.

11 Щербина Ф.А., Фелицын Е.Д. Кубанское казачество и его атаманы. М., 2007.

12 Там же.

13 Попко И.Д. Черноморские казаки в их гражданском и военном быту // Черноморские казаки. М., 2009.

14 Короленко П.П. Черноморцы // Черноморские казаки. М., 2009.

15 Певнев А.П. Кубанские казаки. Краснодар, 1995.

16 Караулов М.А. Терское казачество. М., 2007.

Ковалевского17. Влияние русского " права на адат горцев Кавказа рассматривается и в труде Ф.И. Леонтовича18.

Анализ противоречий и непонимания между российской и грузинской-сторонами, возникший в связи с различным толкованием термина «подданство», представлен в работе З.Д. Авалова19.

В целом, дореволюционная историография внесла весомый научный вклад в разработку отдельных аспектов исследуемой темы. В этот период ученые еще не рассматривали проблемы культурных связей, взаимовлияний как • отдельное направление исторических исследований. Данная проблематика находила частичное отражение в их трудах как одна из составляющих специального рассмотрения других сюжетов и тем.

Советский- период развития исторических знаний отличался повышенным, вниманием к социально-экономическим проблемам, которое объяснялось господством формационной теории, как единственно верного способа познания прошлого. Это предопределило тематический горизонт отечественного кавказоведения на данном этапе, где главенствовали работы, рассматривающие в первую очередь, социально-экономические особенности истории народов Кавказа20. Советский историографический этап отмечен становлением историографической традиции изучения деятельности кавказских просветителей. Однако, в работах того времени21 жизнь и деятельность кавказских просветителей рассматривалась как подвижничество поборников прогресса, борцов с пережитками и

17 Ковалевский M.M. Закон и обычай на Кавказе. М., 1890.

18 Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа. Выпуск 1. Одесса, 1882.

19 Авалов З.Д. Присоединение Грузни к России. СПб, 2009.

20 Кумыков T.X. Вовлечение Северного Кавказа во всероссийский рынок. Нальчик, 1962; Он же. Экономическое и культурное развитие Кабарды и Балкарии в XIX в. Нальчик, 1965; Гарданов B.K. Общественный строй адыгских народов (XVIII - первая половина XIX в.). М., 1967; Фадеев A.B. Очерки экономического развития Степного Предкавказья в дореформенный период М., 1957; Он же. Россия и Кавказ в первой трети XIX в. М., 1961; Чекменев С.А. Социально-экономическое развитие Ставрополья и Кубани в конце XVIII и в первой половине XIX в. Пятигорск, 1967; Покровский Н.И. Кавказские войны и имамат Шамиля. М., 2009.

21 Кумыков T.X. Хан-Гирей. Жизнь и деятельность. Нальчик, 1968; Он же. Казы-Гирей. Жизнь и деятельность. Нальчик, 1978; Хакуашев А.Х. Адыгские просветители. Нальчик, 1978; Хашхожева Р.Х. Адыгские просветители. Избранные произведения адыгских просветителей. Нальчик, 1980; Гаприндашвили M.M. Грузинское просветительство. Тбилиси, 1977; Рзаев А.К. Азербайджанские востоковеды. Баку, 1986. мракобесием, а не как часть регионального процесса взаимодействия культур.

Сходным образом была разработана история отдельных институтов культуры, сыгравших важную, преобразующую роль на Кавказе22.

В рамках развития ' советского периода появляются работы, посвященные анализу многосторонних культурных связей между Россией и народами Кавказа. Однако их содержание ограничивалось характеристикой влияния «передовой российской« общественной мысли» на формирование мировоззрения кавказских деятелей политики и культуры. В этом отношении показательны работы Г. Хачапуридзе23, М.С. Тотоева24, Ю.А. Жданова23, A.B. Фадеева26. В данных трудах взаимодействовали почти исключительно интеллектуалы или представители интеллигенции. Менее прямолинейно тема культурных влияний была рассмотрена в исследовании Г.А. Дзидзарии27, в которой автор- показал примеры взаимодействия между представителями абхазской и грузинской интеллигенции в процессе их формирования. Однако, приоритетной темой в советский период, все же, являлся анализ культурных связей кавказской интеллектуальной элиты с представителями революционно-демократического крыла русской общественно-политической мысли. Взаимодействие выражалось в переходе местных интеллектуалов на более радикальные («прогрессивные») принципы общественно-политического и социального устройства, оформленные в различных философских традициях.

Необходимо отметить, что в советский период появляются работы, рассматривающие определенные аспекты русско-кавказских взаимоотношений как примеры дружественных отношений между - (

22 Узнадзе В.В. История Тифлисской публичной библиотеки (1846-1917). Тбилиси, 1957.

23 Хачапуридзе Г. К вопросу о культурных связях России и Грузии в первую половину XIX века // Вопросы истории. 1950. № 5-6. С. 76-89; Он же. Дворянское движение в Грузии в 30-х годах XIX столетия // Вопросы истории. 1950. № 7. С. 45-60.

24 Тотоев М.С. История русско-осетинских культурных связей. Орджоникидзе, 1977.

25 Жданов Ю.А. Кавказ и передовая русская культура // Великий Октябрь и передовая Россия в исторических судьбах народов Северного Кавказа. Грозный, 1982. С. 45-50.

26 Фадеев A.B. Идейные связи и культурная жизнь народов дореформенной России. М., 1966.

27 Дзидзария Г.А. Формирование дореволюционной абхазской интеллигенции. Сухуми, 1979. различными народами СССР. В этом отношении, особую ценность для нашей

28 работы имеет работа А.Ю: Чирга , в которой исследователь развивает до-сих пор малоизученную проблему роли, места и значения русско-горской торговли в истории Кавказа.

Значительный» вклад в разработку темы культурных связей между народами Кавказа внесли советские этнографы. Результаты кавказоведческих этнографических исследований были* представлены- на страницах такого периодического издания как Кавказский этнографический сборник29.

ЛЛ

Отдельно отметим работу этнографа Л.Б. Заседателевой" , посвященную терскому казачеству. Автор на. богатом историко-этнографическом-материале выявляет значение местного, кавказского этнокультурного субстрата в формировании сообщества терского казачества.

В' советский период в историографии проблемы взаимодействия культур на Кавказе произошел очевидный, прорыв. Историки'1 приступили к целенаправленной разработке темы культурных связей и влияний на Кавказе. При этом; можно выделить, несколько направлений научного поиска. Рассматривая вопросы русско-кавказских культурных связей и взаимодействий историки, преимущественно, представляли данные процессы как эволюцию или радикализацию взглядов кавказских интеллектуалов, находящихсяхпод воздействием передовой общественно-политической мысли декабристов^ и. российских революционных демократов. С другой- стороны, советские этнографы, анализировали культурные связи народов. Кавказа, выявляя общие и особенные черты их историко-культурного развития: Такая модель развития данной проблематики ограничивалась узкими или изолированными сюжетными рамками, которые не позволили советским ученым перейти к более масштабному и глубокому осмыслению процессов культурного взаимодействия.

28 Чирг А.Ю. Из истории русско-адыгейских торговых связей на черноморском побережье Кавказа в первой четверти XIX в. // Вопросы общественно-политических отношений на Северо-Западном Кавказе в XIX в. Майкоп, 1987. С. 3-14.

29 См. например: Кавказский этнографический сборник. IX. М., 1989.

30 Заседателева Л.Б. Терские казаки (середина XVI - начало XX вв.). М., 1974.

На современном (постсоветском) этапе развития историографии проблема взаимодействия различных культур на Кавказе приобрела самостоятельное значение. Это было- связано с крушением господства формационной теории' в изучении истории и открытым поиском новых методологических основ. Проблема взаимодействия культур на Кавказе стала рассматриваться сквозь призму цивилизационного подхода. Это породило внушительное количество оценок и попыток исторической реконструкции прошлого Кавказа31.

Одним из первых к систематическому исследованию проблемы взаимодействия культур на Кавказе приступил В.В. Черноус . Ученым были выделены и охарактеризованы основные этапы взаимодействия различных цивилизаций — Русской и Кавказской горской* . В.В! Черноус попытался рассмотреть Кавказ в качестве «контактной зоны цивилизаций и культур»34. Кроме того, ученый указал на особую роль терско-гребенского казачества, «которое начинает играть» посредническо - передаточную роль в цивилизационно — культурном диалоге России и Северного Кавказа»35. К подобным выводам пришел в своей монографии и С.А. Раздольский . Рассматривая трансформацию ядра культуры адыгов, произошедшей в результате взаимодействий культур ХУШ-ХГХ вв. на Северо-Западном Кавказе, ученый отметил, что даже в условиях Кавказской войны в регионе продолжился «взаимовыгодный диалог традиционных культур в ходе быстро развивавшейся крестьянско-казачьей колонизации региона»37.

31 Подробнее см.: Магамадов С.С. К вопросу об исследовании цивилизационного подхода к истории Кавказа // Историк и история. Нелегкий путь к истине. Памяти Александра Ивановича Козлова. М., 2010. С. 510-530.

32 Черноус В.В. Роль казачества в диалоге русской и кавказской горской цивилизаций // Россия: прошлые, сегодняшние реалии и перспективы развития. Новочеркасск, 1994; Он же. Россия и народы Северного Кавказа: проблемы культурно-цивилизационного диалога// Научная мысль Кавказа. 1999. № 3. С. 68-74.

33 Черноус В.В. Культурно-цивилизационное взаимодействие на Северном Кавказе: история и некоторые современные тенденции // История: научные поиски и проблемы. Ростов н/Д, 2000. С. 164-187.

34 Кавказский регион: проблемы культурного развития и взаимодействия. Ростов н/Д, 2000. С. 112-116.

35 Черноус В.В. Культурно-цивилизационное взаимодействие на Северном Кавказе: история и некоторые современные тенденции // История: научные поиски и проблемы. Ростов н/Д, 2000. С. 168.

36 Раздольский С.А. Ядро и периферия адыгской культуры в ее трансформации. Майкоп, 2008.

37 Там же. С. 281.

Данное положения находит свое подтверждение и расширенную аргументацию в работах историков H.H. Великой"58, И.Т. Цориевой39 и С.А. Козлова40. Последний отметил, что: «Терско-гребенские казаки впитали в себя немало северокавказских черт, что наложило свой! отпечаток на их культуру и быт»41.

Особые отношения, сложившиеся» между казаками и горцами, получили дальнейшее освещение в работе О.В: Матвеева42: «Длительная совместная, жизнь кавказских народов и казаков в рамках единого региона и государства укрепляла чувство общности исторических судеб. Казаки нередко владели языком соседей, уважали их обычаи, ценили добрососедские отношения и личное куначество»43.

Для анализа этнокультурных взаимодействий на территории Кавказа отечественные исследователи все активнее используют концепт фронтира. Необходимо отметить, данная концепция зародилась в американской историографии, ее автором является историк Ф.Дж. Тернер44. Поэтому неслучайно, что русско-кавказские взаимоотношения с последовательным использованием концепции фронтира были обстоятельно рассмотрены именно американскими историками. Среди этих работ выделим труды М. Ходорковского45, В. Сандерленда46, Т. Баррета47. Исследования.американских историков позволили определить особенности северокавказского фронтира и» выявить наиболее перспективные аспекты истории фронтира, которыми

38 Великая Н Н. Казаки Восточного Предкавказья в XVIII-X1X вв Ростов н/Д, 2001.

39 Цориева И Т. О социокультурном взаимодействии казаков и осетин в ходе освоения равнинных территорий Центрального Предкавказья в XIX в. // Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа: материалы седьмой международной Кубанско-Терской научно-практической конференции / под ред. Н.Н. Великой, С.Н. Лукаша. Армавир, 2010. С. 49-51.

40 Козлов С.А. Кавказ в судьбах казачества. СПб, 2002.

41 Там же. С. 121.

42 Матвеев О.В. Историческая картина мира кубанского казачества (кон. XVI11 — нач. XX): категории воинской ментальности. Краснодар, 2005.

43 Там же. С 359.

44 Тернер Ф. Дж. Фронтир в американской истории. М., 2009.

43 Khodarkovsky М. Russia's steppe frontier: the making of a colonial empire, 1500-1800. Indianapolis, 2002; Khodarkovsky M. Of Christianity, Enlightenment, and Colonialism: Russia in the North Caucasus, 1550 - 1880 // The Journal of Modern History, Vol 71, No 2. (Jun., 1999), pp. 394-430.

46 Sunderland W. Taming the wild field: colonization and empire on the Russian steppe. Ithaca, 2004.

47 Баррет T.M. Линии неопределенности: северокавказский «фронтир» России // Американская русистика: вехи историографии последних лет. Императорский период. Антология. Самара, 2000. стали история окружающей среды, этническая история и процессы социальных трансформаций.

Основываясь на достижениях американских исследователей к разработке темы северокавказского фронтира приступили отечественные ученые. Пограничные взаимодействия между казаками, горцами и мусульманскими государствами на Кавказе в XVIII — начале XIX вв. сквозь

48 призму теории фронтира рассмотрел Д.В. Сень . Историк выявил особую природу пограничных территорий. на Кавказе, где границы пересекались, моделировались и поддерживались соответствующими этно-социальными группами49. Исследователь В.И. Колесов показал перспективы применения концепта фронтира к территории Закубанья и всего Северо-Западного Кавказа в целом50.

Изучению психологии офицера-горца на русской службе посвящена статья Д.И. Олейникова31. Историк впервые в отечественной историографии для исследования процессов взаимодействия культур применил понятие культурного билингвизма, суть которого заключается в двойственности мировоззрения человека волею обстоятельств, оказавшегося под влиянием различных культурных традиций. Данное социокультурное явление ученый поместил в пространство северокавказского фронтира.

В тоже время, в отечественной историографии продолжают появляться исследования52, авторы которых не прибегают к новому теоретико-методологическому инструментарию, продолжая (не безуспешно)

48 Сень Д.В Казачество Дона и Северо-Западного Кавказа в отношениях с мусульманскими государствами Причерноморья (вторая половина XVII - начало XVIII в.). Ростов н/Д., 2009

49 Сень Д В Российско-османские пограничные отношения на Северо-Западном Кавказе рубежа XVIII-XIX вв // Традиционная культура славянских народов в современном социокультурном пространстве. Материалы VI международной научно-практической конференции. Славянск-на Кубани, 2010. С. 80.

50 Колесов В.И. Документы, идентификация, граница: земли Черноморского казачьего войска и этническая история закубанских армян // Армения и армяне в контексте мировой культуры: Материалы региональной научной конференции, г. Краснодар, 25 апреля 2006 г. / Отв. ред. А.А. Кочергин. Краснодар, 2008 С. 73 — 88

51 Олейников Д И. Человек на разломе культур Особенности психологии русского офицера-горца в период Большой Кавказской войны//Звезда 2001. №8. С 95-99.

52 См. например: Клычникова М.В., Клычников Ю.Ю Вхождение Северного Кавказа в культурное поле России (1777 - 1864 гг.). Пятигорск, 2006; Кузьминов П.А. Траектория сближения: утверждение России в степном Предкавказье в конце XVIII — первой половине XIX вв. // Кавказский сборник. Т 4 (36). М., 2007. С. 81-102 осмысливать русско-кавказские взаимоотношения в традиционных категориях.

Отдельным сюжетом в современной историографии взаимодействия культур является изучение особенностей психологического облика участников событий эпохи Кавказской войны. Историко-психологические сюжеты русско-кавказского взаимодействия активно разрабатывает Я.А.

53

Гордин . В одной из своих работ ученый сосредоточил внимание на проблеме формирования так называемой «кавказской утопии» русского дворянства как сублимации психологического дискомфорта отрешенности от «великих дел». Именно в этом историк видит причину особого отношения части кавказского офицерства и чиновничества к событиям на Кавказе.

В статье Д.И. Исмаил-Заде анализу подвергаются специфические черты психологии «настоящего кавказца», особой категории русских чиновников и офицеров, служивших на Кавказе54. В данной работе показано, что «настоящие кавказцы» чувствовали себя отдельной, обособленной группой, а место своей службы, Кавказ особым регионом со специфическими правилами, нормами поведения.

В контексте анализа творчества М.Ю. Лермонтова своё отношение к образу «настоящего кавказца» выразили О.В. Матвеев и В.Б. Виноградов. При этом оценки исследователей противоположны. О.В. Матвеев считает, что в образе «настоящего кавказца» М.Ю. Лермонтов воплотил, прежде всего «рядовых строителей и защитников империи»53. Однако, В.Б. Виноградова «. не убеждают попытки представить «настоящего кавказца» воплощением доминирующих признаков русской армии, отстаивающей державные, имперские интересы»56. Очевидно, что тема «настоящего кавказца» не

53 Гордин Я.А. Русский человек и Кавказ // Культура и общество. Альманах Фонда им. Д.С. Лихачева. Вып. 2-3. СПб, 2006. С. 112-131.

54 Исмаил-Заде Д.И. Настоящий кавказец// Родина. 2000. № 1-2. С. 83-86.

55 Матвеев О.В «И новый грозный Рим.» Имперские мотивы в наследии М.Ю. Лермонтова // Алексеевские чтения / Науч. ред. О.В. Матвеев. Краснодар, 2004. С. 19-31.

56 Цит. по: там же. С. 29. раскрыта полностью и представляет собой перспективный исследовательский материал.

Представляется, что в отечественной историографии назрела необходимость нового прочтения кавказских произведений A.C. Пушкина, A.A. Бестужева-Марлинского, М.Ю. Лермонтова и др. русских писателей и поэтов. Это особенно очевидно на фоне появления в зарубежной историографии работ, посвященных анализу особенностей имперского дискурса и ориенталистских мотивов в произведениях русских писателей. Среди таких исследований отметим труды С. Лэйтон57, X. Рам58, и А. Эткинда59. В отечественной историографии исследования В.А. Захарова60 остаются пока едва ли единственным примером попытки рассмотрения данной проблемы.

На современном этапе развития отечественной историографии продолжает развиваться исследование деятельности кавказских 1 АО просветителей. В работах С.А. Айларовой и С. Жемухова жизнь и деятельность кавказских просветителей были проанализированы с помощью новых теоретических подходов. Так, в докторской диссертации С.А. Айларовой деятельность просветителей помещена в контекст модернизации горских народов. В монографии С. Жемухова был представлен новаторский взгляд на деятельность адыгского просветителя Хан-Гирея, который, по о мнению автора, был, прежде всего, выдающимся адыгским политиком .

В тоже время, среди новейших работ о кавказских просветителях встречаются и исследования, выполненные в стиле характерном для

57 Layton S. Russian Literature and Empire: Conquest of the Caucasus from Pushkin to Tolstoy. Cambridge, 1994.

58 Ram H. The imperial Sublime: A Russian Poetics of Empire. Madison, 2003.

59 Etkind A. Orientalism Reversed: Russian Literature in the Times of Empires // Modern Intellectual History. 2007. №3-4. pp. 617-628.

60 Захаров B.A. Лермонтов на Кавказе и проблемы ориентализма // Пространство и время в мировой политике и международных отношениях: материалы IV Конвента РАМИ. Т. 8. М., 2007. С. 28-35; Он же. Лермонтов и Кавказ - рождение темы // Кавказ в российской политике: история и современность. Материалы международной научной конференции. Москва, МГИМО (У) МИД России, 16-17 мая 2006 г. М., 2007. С. 101 - 112.

61 Айларова С.А. Общественно-политическая мысль народов Северного Кавказа (XIX век). Дисс. д-ра исторических наук. M.: РГБ, 2003.

62 Жемухов С. Мировоззрение Хан-Гирея. Нальчик, 1997.

63 Там же. С. 156. предыдущего, советского этапа развития отечественной историографии. Так, например, в работе исследовательницы Н.О. Блейх кавказские просветители: «Выражая волю своих народов и требуя единения всех сил, они в то же время < выступали против помещичьего произвола, в защиту угнетенных»64. Очевидно, что подобным конструкциям как на логическом; так и на семантическом уровне уже несколько десятков лет.

В последнее время проблемы взаимодействия культур, мультикультурализма на различных этапах развития отечественной истории стали вызывать растущий интерес у историков, этнологов, политологов. При этом, такие работы зачастую не посвящены исследуемому нами периоду специально, но в тоже время содержат ряд ценных наблюдений и положений.

Отдельно выделим работу А.Х. Борова65, в которой автор последовательно проследил особенности, определил формы, пределы и выделил основные этапы русско-кавказского социально-культурного синтеза. Кроме того, исследователь в качестве одной из предпосылок перехода империи к военно-силовой стратегии присоединения региона отметил модернизацию самого Российского государства, осуществленную в начале XVIII столетия, в результате которой был обозначен, со временем расширяющийся, социально-культурный разрыв между модернизирующейся империей и традиционными кавказскими социумами66.

В статье М.Ю. Унароковой подчеркивается противоречивый характер адыго-русского взаимодействия в период Кавказской войны.

На современном этапе значительный вклад в разработку проблем диалога культур в многонациональной России внесли ученые Института этнологии и антропологи РАН. В фундаментальной серии исследований «Народы и культуры» вышел том, посвященный народам Дагестана68.

64 Блейх Н.О. Становление люмьеризма у северокавказских народов в первой половине XIX в. // Вопросы истории. 2008. № 11. С. 151.

65 Боров А.Х. Северный Кавказ в российском цивилизационном процессе. Нальчик, 2007.

66 Там же. С. 26-27.

67 Унарокова М.Ю. Адыго-русские отношения и диффузия культур // Актуальные проблемы истории и этнографии народов Кавказа: Сборник статей к 60-летию В.Х. Кажарова. Нальчик, 2009. С. 45-57.

68 Народы Дагестана / отв. ред. С.А. Арутюнов, А.И. Османов, Г.А. Сергеева. М., 2002.

Необходимо отметить и коллективные труды, выходящие под редакцией директора ИЭА РАН, академика В.А. Тишкова69.

Большое значение для нашей работы имеют исследования ученых Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого, в частности, труды

70

Ю.Ю. Карпова . Ученый убедительно доказывает тезис об особом характере взаимоотношений горцев Кавказа, которые были многогранны и которые невозможно редуцировать до практик взаимоуничтожения и войны «всех против всех».

Современный этап развития историографии взаимодействия культур на Кавказе отмечен также появлением ряда работ, освещающих особенности и принципы взаимных заимствований народами региона элементов и целых комплексов материальной культуры. Данная тематика рассматривалась в

V1 72 73 работах В.А. Дмитриева , О.В. Матвеева , Б.Е. Фролова . Исследователи выявили причины заимствования северокавказским казачеством горского вещного комплекса, которые заключались не только в материальной сфере (удобство одежды, удачная конструкция оружия и т.д.), но и во влиянии психологических факторов (образ горца - искусного война).

Важным сюжетом в проблеме культурно-цивилизационного диалога на Кавказе является история урбанизации края. Исследуемый период отмечен появлением в регионе новых городских центров, которые стали одним из элементов преобразования пространства Кавказа (наряду с казачьими станицами и военными укреплениями). В постсоветский период данная

69 См. например: Этнокультурное взаимодействие в Евразии: в 2 кн. / отв. ред. А.П. Деревянно, В.И. Молодин, В.А. Тишков. М., 2006.

70 Карпов Ю.Ю. Взгляд на горцев. Взгляд с гор. СПб, 2007; Он же. Традиционное дагестанское общество: к принципам моделирования социального пространства // Лавровские (среднеазитско-кавказские) чтения 2002-2003. СПб, 2003. С. 16-25; Он же. Горско-кавказский социум в структурированной модели мира // Северный Кавказ: человек в системе социокультурных связей. СПб, 2004. С. 13-31.

71 Дмитриев В.А. Типология русско-северокавказских заимствований в материальной культуре // Россия и Кавказ — сквозь два столетия. Исторические чтения. СПб, 2001. С. 58-67.

72 Матвеев О.В. Из исторического и военно-культурного наследия казачества Кубани. Краснодар, 2011.

73 Фролов Б.Е. Оружие кубанских казаков. Краснодар, 2009. пл. проблематика получила научную разработку в трудах H.H. Гаруновой и

B.В. Бондаря75.

Характер проводимой империей в регионе политики во многом-определялся личностью главы российской гражданской и военной администрации в крае. В рамках современного этапа развития отечественной историографии исследования, посвященные как выдающимся, так и менее значимым политическим и военным деятелям, получили новый импульс для развития, что связано с широко обсуждающейся темой роли личности в

7/л — истории . Для нашего исследования в наибольшей степени актуальны, работы, посвященные А.П. Ермолову и М.С. Воронцову. Среди современных

77 работ об А.П. Ермолове выделим исследования Ш.А. Гапурова и Ю.Ю. по

Клычникова . В' этой связи необходимо отметить также сборник статей о

7Q

А.П: Ермолове , вышедший в издательстве журнала «Звезда». Последнее десятилетие было отмечено выходом нескольких работ, посвященных М.С. Воронцову, в которых авторам удалось преодолеть устойчивый стереотип восприятия-этого исторического деятеля, сводивший его личность к образу врага и гонителя A.C. Пушкина. Выделим исследования В.А. Удовика80 и

C.С. Лазаряна81. Исследователи отмечают, что деятельность М.С. Воронцова на Кавказе носила комплексный характер, в которой находилось место и для проблем развития овцеводства и для решения задач распространения просвещения в регионе. Отметим также публикации Н.Б. Семиной • и B.C.

74 Гарунова H.H. Российские города-крепости в контексте политики России на Северном Кавказе в XVIII — первой половине XIX в.: проблемы политической, экономической и культурной интеграции. Махачкала, 2007.

75 Бондарь В.В. Город Екатеринодар в пространстве и времени: опыты исторической урбанистики. Краснодар, 2006.

76 См. например: Человек второго плана в истории. Выпуск 5.: Сборник научных статей. Ростов н/Д, 2008.

77 Гапуров Ш.А. Чечня и Ермолов (1816-1827 гг.). Грозный, 2006.

78 Клычников Ю.Ю. Деятельность А.П. Ермолова на Северном Кавказе (1816 - 1827) // Сборник Русского исторического общества. Т. 2 (150) / Под ред. Рапова О.М. М., 2000.

79 Генерал А.П. Ермолов и российско-кавказские отношения в XIX - начале XX века. СПб, 2009.

80 Удовик В.А. Воронцов. М., 2004.

81 Лазарян С.С. Воронцовский Кавказ: исторические очерки. Пятигорск, 2009.

82 Семина Н.Б. Культурная политика М.С. Воронцова на Кавказе // Историко-культурные процессы на Северном Кавказе (взаимодействие, взаимовоздействие, синтез): материалы всероссийской научно-практической конференции (17-18 октября 2007 г.) / под ред. Ю.А. Стецуры. Армавир, 2007. С. 105 - 109.

Мунаева83, в' которых анализируются отдельные стороны деятельности М.С.

84

Воронцова на Кавказе. Кроме того, в одной из работ В.В. Дегоева деятельность М.С. Воронцова анализируется сквозь призму проблемы

Of формирования имперской идентичности на Кавказе. Работа JI.C. Гатаговой , посвященная анализу правительственной политики в области образования, выявляет особую, определяющую роль преобразований в этой сфере в годы наместничества М.С. Воронцова. В труде Д.С. Ткаченко86 образовательная политика М.С. Воронцова рассмотрена в связи с известным англофильством

Кавказского наместника. Выявлению роли трансферов политического и социокультурного опыта во взаимоотношениях европейских империй Нового времени посвящена одна из книг серии «HISTORIA ROS SICA»87. В этой же

88 серии ранее вышла и другая работа , в которой была комплексно рассмотрена история Северного Кавказа в составе Российской империи. В

89 одной из глав рассматриваемого издания содержится характеристика места и значения развития на Кавказе светского образования и просветительства в процессе интеграции региона в империю. Авторы полагают, что развитие образования и просветительства на Кавказе являлось для империи «важнейшим рычагом» развития «имперской идентичности и сознания»90.

С выделением проблемы взаимодействия культур на Кавказе в отдельное направление кавказоведения была существенно расширена исследуемая тематика. Если, как уже было отмечено выше, в советский период рассмотрение взаимодействия культур, преимущественно, ограничивалось взаимоотношениями между представителями интеллектуальных элит, то в постсоветский период субъектами (акторами)

83 Мунаев B.C. Деятельность М.С. Воронцова на Кавказе в 1844-1854 гг. // Вопросы истории. 2010. №10. С. 110-118.

84 Дегоев В.В. Кавказ в составе России: формирование имперской идентичности (первая половина XIX в ) // Кавказский сборник. Т. 1 (33). М., 2004. С. 28-47.

85 Гатагова Л.С. Правительственная политика и народное образование на Кавказе в XIX в. М., 1993.

86 Ткаченко Д.С. Школьное образование в этнокультурной политике на Северном Кавказе ХІХ-начапа XX вв. Ставрополь, 2009.

87 Imperium inter pares: Роль трансферов в истории Российской империи (1700 - 1917) Сб. ст. / Ред. Мартин Ауст, Рикарда Вульпиус, Алексей Миллер. М., 2010.

88 Северный Кавказ в составе Российской империи М., 2007.

89 См. Там же. Глава 12. Культура и политика в XIX - начале XX. С. 269-283.

90 Там же. С. 269. взаимодействия культур на Кавказе становятся казаки, горцы, русские солдаты и чиновники.

Принципиально иное рассмотрение получили проблемы связанные с историей культурных учреждений на Кавказе и их ролью, функциями в регионе91. Библиотеки и театры, появившиеся (возобновившиеся) на Кавказе в XIX в. рассматриваются как структуры, систематизирующие и стандартизирующие кавказское пространство в соответствии с определенной иерархией ценностей; правилами, новым дискурсом.

Возможности микроисторического подхода при анализе истории регионального книжного дела исследуются в статье А.Ю. Рожкова и А.И. Слуцкого92.

Исследование взаимодействия культур на Кавказе в конце XVIII' — начале XIX вв. как отдельное историографическое направление находится в стадии становления. Несмотря на приобретение самостоятельного статуса, рассматриваемая тема анализируется фрагментарно. Это проявляется на различных уровнях осмысления проблемы. Исследователи ограничивают свое внимание географией изучения, выделяя Северный Кавказ как отдельный регион. При этом, из поля зрения историка элиминируются многие важные аспектьи проявления разнонаправленного, многоуровневого процесса взаимодействия культур. Для других работ характерна^ «изоляция» объекта исследования, рассмотрение определенных акторов взаимодействия в отрыве от общего хода и логики процесса. Очевидно, что накопленный историографический потенциал позволяет перейти к исследованию более общих характерных черт и доминирующих тенденций взаимодействия культур на Кавказе в конце XVIII — первой половине XIX вв.

Цель диссертации состоит в исследовании сущности, механизмов, направлений преобразования кавказского пространства, в выявлении и

91 Jersild A., Melkadze N. The Dillemas of Enlightenment in Eastern Borderlands: The Theater and Library in Tbilisi // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2002. pp. 27-49.

92 Рожков А.Ю., Слуцкий А.И. Микроисторический подход к изучению книжного дела, или как «не открыли» в 1818 году библиотеки в Екатеринодаре // Книжное дело на Северном Кавказе: методы, источники, опыт исследований. Вып. 5. Сборник статей. Краснодар, 2009. С. 79 - 96. характеристике основных этапов взаимодействия культур на Кавказе в конце XVIII - первой половине XIX вв. и его результатов. В связи с этим выдвигается несколько задач:

-охарактеризовать территорию Кавказа как пространство столкновения/взаимодействия множества политических акторов, представленных в регионе соответствующими фронтирами;

-показать развитие кавказского фронтира Российской империи, оформление его в качестве преобладающей силы в крае;

-выявить условия появления и распространения культурного билингвизма, как общественного явления, порождаемого особенностями фронтирной структуры взаимодействия культур;

-обозначить роль, место, значение Кавказской войны в процессе взаимодействия культур на Кавказе;

-проанализировать образовательную политику Российской империи на Кавказе как фактор модернизации традиционного социокультурного уклада;

-выявить сущностные черты, основные функции темы Кавказа в творчестве русских писателей, современников исследуемых явлений;

-рассмотреть механизмы становления на Кавказе новой, европейской культурной парадигмы, параметры и пределы её распространения.

Территориальные рамки исследования включают территорию как Северного Кавказа, так и Южного Кавказа (Закавказья). Процесс инкорпорации Кавказа в Российскую империю, который сопровождался интенсивным и многосторонним процессом взаимодействия культур, представляется целостным явлением. Народы Северного и Южного Кавказа издревле имели самые различные социально — экономические, политические и культурные связи, значение которых продолжало сохраняться в исследуемый период. Инкорпорация Кавказа в пространство Российской империи происходила в масштабах всего региона. При этом стратегии социокультурной интеграции южной окраины были, преимущественно, едины, универсальны и распространялись на всю территорию края.

Выделяя Северный Кавказ, в качестве целостного региона и рассматривая его в отрыве от развития исторического процесса в Закавказье, исследователь искусственно «вычленяет в государстве некий регион, ретроспективно используя для его описания такие современные границы, которых раньше не существовало»93. Историк в этом случае не определяет географию исследования, а воображает её.

Хронологические рамки работы охватывают конец XVIII — первую половину ХЕК вв.

Азово-Моздокская укрепленная линия (1777 г.) стала стартовым рубежом для кавказского фронтира Российской империи. Однако собственно имперские структуры на Кавказе, в период до 1801 г. прочно еще не обосновались. Основными акторами «иррегулярного» взаимодействия культур стали казаки, русские крестьяне-переселенцы с одной стороны — и горцы с другой. С 1801 г. наряду с изменением конфигурации российского кавказского фронтира, происходит активное включение в процесс инкорпорации Кавказа новых имперских структур (армия, бюрократия). После политической инкорпорации большей части региона, империя приступает к его социокультурной интеграции. Наиболее активной, фазой социокультурной интеграции Российской империи и Кавказа стало время наместничества М.С. Воронцова (1844 - 1854 гг.).

Объектом изучения выступает социокультурное пространство Кавказа и биоландшафт (как фактор развития человеческого общества) региона — традиционного перекрестка культур и цивилизаций.

Предметом исследования выступает процесс взаимодействия культур на Кавказе в конце XVIII — первой половине XIX вв.

Источниковую базу диссертационного исследования составили нормативные акты, материалы делопроизводства, воспоминания и письма участников описываемых событий, произведения кавказских просветителей,

93 Сень Д В. Воображаемая география и имперский дискурс: практики Российской империи в Крыму и на Северо-Западном Кавказе в конце XVIII — начале XIX века // Этнографическое обозрение. 2008. №3 С 146.

22 поэтов, писателей, произведения русских писателей о Кавказе, картины художников.

Нормативные акты и материалы делопроизводства представлены как опубликованными, так неопубликованными документами. Опубликованные документы представлены в «Актах, собранных Кавказской археографической комиссией»94, а так же в других документальных сборниках95.

Особую ценность для нашей работы имели документы АКАК под рубрикой «Учебная часть». Именно по этим источникам была восстановлена история Тифлисского благородного училища. Кроме того, среди документов, собранных в АКАК, наше особое внимание привлекли отчеты М.С. Воронцова. Они позволяют судить об основных принципах политики культурной экспансии, проводимой наместником. При работе с отчетами наместника мы учитывали их официальный характер. .

Неопубликованные нормативные акты и материалы делопроизводства были извлечены в ходе работы в Российском Государственном историческом архиве (РГИА). Работая с документами фонда 1268 («Кавказский комитет»), мы выявили документы, характеризующие цели, задачи, механизмы имперской политики образования и просвещения, а также дальнейшей социальной адаптации «кавказских уроженцев». Не менее важны для диссертационного исследования и документы, относящиеся к торговой политике империи на Кавказе. В диссертации торговля рассматривается как один из каналов межкультурной коммуникации. Обнаруженные документы фонда 1268 отражают факты из истории переселенческой политики, проводившейся империей в регионе. Выявленные документы, в большей части, являются журналами заседаний Кавказского комитета, которые формировались в ходе рассмотрения дел различного характера. Журналы

94 Акты, собранные Кавказской археографической комиссии (далее - АКАК). Т. 1-Х. Тифлис, 1866-1885.

95 Колониальная политика российского царизма в Азербайджане. М., 1936; Документальная история образования многонационального государства Российского. Россия и Северный Кавказ в ХУ1-Х1Х вв. Кн. I. М., 1998; Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX - начало XX вв. СПб, 2005; Из истории аграрной политики царизма в Грузии, Азербайджане и Армении. Сб. архивных материалов. Ереван, 1954; Народы Центрального Кавказа в 40-х начале 60-х годов XIX в. Сб. документальных материалов. Т.1. М., 2005. заседаний Кавказского комитета содержат отношения министров и главноуправляющих по различным вопросам, касавшихся их ведомств, запросы и официальные письма Кавказского наместника, проекты рассматриваемых преобразований и замечания к ним членов Кавказского комитета и Кавказского наместника, а так же указы Правительствующего Сената, составленные в соответствии с принятыми решениями.

Для характеристики психологии и выявления мотивационных практик русских офицеров, офицеров-горцев, русских чиновников на Кавказе нами были привлечены многочисленные воспоминания участников Кавказской войны96. В большинстве случаев, мемуары привлекались нами не в качестве документов, позволяющих восстановить детали событий политического характера, а для возможно наиболее полного анализа психологии личности автора мемуаров. Именно поэтому субъективность, как объективно присущее свойство мемуарных источников, в данном случае способствует решению поставленных задач исследования.

Особо следует отметить серию публикаций воспоминаний участников Кавказской войны, предпринятую в начале 2000-х гг. журналом «Звезда»97. По объему привлеченных материалов, а также по научному уровню вступительных статей и комментариев данный проект не имеет аналогов в отечественном кавказоведении. В сборниках воспоминаний собраны мемуары людей, занимавших различное иерархическое положение, это создает необходимую стереоскопичность представляемой исторической картины. Кроме того, в отличии от большинства других сборников, каждый том «Воспоминаний участников Кавказской войны XIX» посвящен четко

96 Воспоминания Григория Ивановича Филипсона// Русский архив, № 3. 1884; Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Д.А. Милютина. 1856-1860гг. M., 2004; Гакстгаузен А. Закавказский край. СПб, 1857; Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-X1X вв. Нальчик, 1974; Торнау Ф.Ф. Воспоминания кавказского офицера. М., 1864; Русские авторы XIX века о народах Центрального и СевероЗападного Кавказа. Т. I. Нальчик, 2001;Мемуары генерала Муса-паши Кундухова (1837-1865) // Звезда. №8. 2001; Дзюбенко В.А. Воспоминания. Полувековая служба за Кавказом // Русская старина. Т. 25. №38. 1879; Из воспоминаний A.A. Харитонова// Русская старина. №5. 1894.

97 Даргинская трагедия. 1845 год. СПб, 2001; Кавказская война: истоки и начало. 1770-1820 годы. СПб, 2002; Ольшевский M. Кавказ с 1841 по 1866 год. СПб, 2003. определенным периодам, что позволяет без особых усилий сравнить оценки-тех или иных событий, высказанные различными людьми.

Кавказские письма российских военных и администраторов позволяют выявить место Кавказа в жизни имперских деятелей, уровень их представлений об управляемом крае, их частные взгляды на политику России в регионе98. Нами г рассматривались письма, которые можно отнести к эпистолярному жанру, т.е. к личной переписке.

Особую ценность для нашей работы представляют собой кавказские письма А.П. Ермолова М.С. Воронцову99. «Ценность переписки Ермолова увеличивается тем, что в ней он мог позволить себе весьма высокую степень откровенности, не стесняясь цензурными условиями. В годы службы на Кавказе Алексей Петрович и его корреспонденты. пользовались для доставки своих частных писем фельдъегерской почтой, исключавшей цензурное вмешательство. В годы отставки Ермолов использовал особые отношения со своим старым, еще петербургским знакомым А.Я. Булгаковым, в 1832-1856 годах московским почт-директором»100.

Произведения кавказских просветителей101 и сочинения местных поэтов и писателей102 составляют отдельную группу исторических источников диссертационной работы. В данных произведениях отразилось формирование новых, европейских стандартов культуры, которые вытесняли различные местные и «восточные» (иранские, турецкие) культурные формы и образцы.

Следующую группу источников составили художественные произведения русских писателей, очевидцев кавказских событий конца XVIII

93 Ермолов, Дибич и Паскевич на Кавказе в 1826-1827 гг. // Русская старина. Т. VI. 1872; Архив князя Воронцова. Кн. XXXVIII. М., 1892.

99 Письма А.П. Ермолова М.С. Воронцову. СПб, 2011.

100 Там же. С. 17.

101Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик, 1978; Хан-Гирей. Избранные произведения. Нальчик, 1974; Ногмов Ш.Б. История Адыхейского народа. Тифлис, 1861; Аббас-Кули-ага Бакиханов. Гюлистан-и Ирам. Баку, 1991.

102 Грузинские романтики. Л., 1978, Грузинские повести XIX в. Тбилиси, 1964.

- первой половины XIX вв.103 Значение данной группы источников определяется тем фактом, что долгое время российское общество не имело достоверных научных сведений о южной окраине империи. Художественная литература на протяжении первой половины XIX столетия являлась одним из основных источников информации о событиях на Кавказе.

Картины художников, побывавших на Кавказе в исследуемый период, а именно: Т. Горшельта, Г. Гагарина - дают представление о взаимных заимствованиях предметов материальной культуры и быта, практиковавшихся участниками Кавказской войны. Эти картины, рисунки были сделаны авторами, что называется, «с натуры». Они представляют собой «слепок» с живого фрагмента исторической действительности.

В качестве исторического источника использовались и полотна Ф. Рубо, написанные спустя несколько лет после окончания Кавказской войны. Последний был призван в своих работах отразить официальную версию этапов вхождения Кавказа в империю. Работы Ф. Рубо, это источник, позволяющий оценить официальную версию событий на Кавказе, которая внедрялась как через исторические произведения «летописцев Кавказской войны», так и через картины, вошедшие в Тифлисскую галерею славы.

Методологической основой исследования являются принципы историзма и объективности.

Принцип историзма требует изучать исследуемое явление в контексте эпохи, в соответствии с конкретно-исторической обстановкой. События конца XVIII — первой половины XIX вв. рассматриваются нами в развитии, при этом выявлялись причины и основные факторы, особенности этапов и результаты процессов взаимодействия культур.

Принцип объективности предполагает учет существующих точек зрения на предмет исследования, привлечение максимально полной

103 Грибоедов A.C. Сочинения. М., 1956; Лермонтов М.Ю. Сочинения. T.I. М., 1988; Бестужев-Марлинский A.A. Сочинения. T.II. М., 1981; Он же. Бестужев-Марлинский A.A. Кавказские повести. СПб, 1995; Пушкин A.C. Сочинения. Т. 3. M., 1987; Толстой Л.Н. Казаки. Повести и рассказы. М., 1981; Кавказ в русской поэзии. Рн/Д, 1986. источниковой базы, критический анализ фактов для реконструкции диалога культур на Кавказе в конце XVIII — первой половине XIX вв.

В работе использовалась совокупность общеисторических методов научного исследования, к которым относятся: историко-генетический, историко-сравнительный, историко-типологический и историко-системный 1 методы. При использовании того или иного общеисторического метода применялись и другие общенаучные методы (анализ и синтез, индукция и дедукция, описание и измерение, объяснение и т.д.).

Историко-генетический метод позволил последовательно раскрыть свойства, функции и эволюцию форм взаимодействия культур на Кавказе в исследуемую эпоху. Данный метод позволил охарактеризовать ряд описываемых в работе событий и личностей в их индивидуальности и образности.

Историко-сравнительный метод позволил выявить общие черты в политике, проводимой на Кавказе российской администрацией с английской политикой в отношении Индии и французской в отношении Алжира.

Историко-типологический метод позволил представить в целостном виде различные аспекты, проводимой Российской империей политики на Кавказе (образовательная и культурная политика, колонизация и развитие торговли) в виде регионального процесса взаимодействия культур.

Историко-системный метод позволил выявить единство индивидуального, особенного и общего в диалоге культур на Кавказе. Так, в частности, в диссертации на примерах жизни офицера-горца М. Кундухова и выпускника столичного института, уроженца Кавказа Сараджева показано как особенности индивидуального (личностного) были, в значительной степени детерминированы особенностями протекания регионального процесса взаимодействия культур.

Теоретическая основа исследования. Для анализа избранной проблемы применялся цивилизационный подход изучения истории. Применение этой исследовательской теоретической модели обусловлено

27 существованием на Кавказе пространства самобытной локальной цивилизации, признаком которой было этно-конфессиональное разнообразие, скрепляемое повседневно практикуемыми социокультурными установками и императивами.

В конце XVIII — первой половине XIX вв. Кавказская локальная цивилизация сталкивается с европейской глобальной цивилизацией, представленной европеизированными имперскими структурами России. Кроме того, в пространстве кавказского фронтира горцы взаимодействовали с традиционной культурой казачества и русских крестьян-переселенцев.

Одной из основополагающих концептуальных категорий, получивших широкое применение в диссертации, является теория «фронтира». Данная категория впервые была употреблена американским историком Ф. Тернером применительно к подвижной, расширяющейся границе США на Западе. Фронтир в американской истории «представляет собой внешний край волны — место контакта дикости и цивилизации», а так же является «полосой наиболее быстрой и эффективной американизации»104. При употреблении термина «фронтир» возможно возникновение негативных коннотаций относительно горцев Кавказа, богатая культура которых в этом случае нивелируется, на первый план выводится набеговая традиция, которая в свою очередь трактуется как свидетельство «дикости», «хищничества», «варварства» местного населения. На наш взгляд, теория фронтира представляется гибким инструментом, способным к преодолению тупиковой дихотомии «цивилизация-варварство». Применение понятия фронтира возможно не только в классическом тернеровском смысле, но и в иных конфигурациях. Так, в работе Н.Ю. Замятиной «фронтир — это зона освоения; точнее территория, социальные и экономические условия которой определяются идущим на ней процессом освоения»105.

104 Тернер Ф. Дж. Фронтир в американской истории. М., 2009. С. 14.

105 Замятина Н.Ю. Зона освоения (фронтир) и ее образ в американской и русской культурах // Общественные науки и современность. 1998. № 5. С. 76.

Можно с уверенностью утверждать, что если фронтир понимать как столкновение и взаимодействие двух не схожих культур в рамках определенной территории, то он представляется далеко не уникальным, исключительно североамериканским явлением. Мировая история дает нам огромное количество примеров существования подобных пограничных территорий, областей, характерной чертой которых было взаимодействие различных этносов, социальных групп, культурных традиций. Кроме того, в исследованиях, посвященных особенностям фронтирных (пограничных) областей уже отмечалось, что «осваиваемая окраина - вполне типичное явление. В случае расширения территорий стран на их периферии формировался легко узнаваемый регион порубежья. Его связи с другими регионами, состав населения, особый местный дух - все это повторялось из раза в раз. Порубежья' типологически похожи друг на друга (так же как многомиллионные мировые столицы - шумные и многоязычные, или провинциальные городки - тихие и консервативные). Они напоминают зоны, которые образно называют "воротами страны" (обычно это портовый город с его характерной "одесской" атмосферой), или пограничные регионы (уже чуть-чуть "не свои", где часты контакты с "зарубежом", другой говор и Т.д.)»'06.

Одним из примеров является Придунайская периферия Византийской империи, к которой, отечественный исследователь В.Д. Королюк применил понятие «контактная зона».

В одной из своих книг французский историк Ж. Дюби приводит многочисленные примеры существования, в рамках относительно единой в культурно-цивилизационном плане Западной Европы, областей культурных

- ~107 взаимодеиствии, заимствовании и столкновении .

В качестве отдельной историко-культурной области, сформировавшейся под перекрестным воздействием различных культурных

106 Там же. С. 75.

107 Дюби Ж. Время соборов. М., 2002. С.38. импульсов, в работе историка A.C. Кана, была рассмотрена северо-восточная территория Англии — Денло («область датского права»)108.

Отечественная историография имеет опыт применения теории фронтира к различным частям Российского государства. Одной из самых интересных работ в отечественной историографии, написанных с позиции теории фронтира, является книга А.Д. Агеева «Сибирь и американский Запад: движение фронтиров»109. А.Д. Агеев занимался и методологической разработкой понятия, давая такое определение: «Фронтир — понятие географическое, экономическое, социальное, правовое, но также и политическое. Фронтир — это физическое перемещение человека, уже привыкшего к гражданскому состоянию, в условия состояния естественного»110. Нам представляется возможным найти связь и сходство данного определения с традиционным рассмотрением русской истории, где «превращение степей в убежище для гражданственности»111 есть по существу процесс русской колонизации, которая одновременно являлась и распространением государственных начал и гражданского порядка. Такое сходство неслучайно. Определение фронтира по А.Д. Агееву весьма близко по смыслу с классической тернеровской дефиницией концепта, которая в свою очередь, как показал М. Бассин, имеет определенные общие черты с определением места, роли и значения колонизации в русской истории по С.М. Соловьеву112.

Если исследовать российский фронтир на Кавказе в рамках, предложенных А.Д. Агеевым, то, вероятно, такое исследование будет мало чем отличаться от истории русской или российской колонизации. И в этом случае следует согласиться с утверждением Э.А. Шеуджен, согласно которому: «Настойчивые поиски северокавказского фронтира все более

103 Кан A.C. История скандинавских стран. М., 1980. С. 16.

109 Агеев А.Д. Сибирь и американский запад: движение фронтиров. М., 2005.

1,0 Там же. С.22.

111 Соловьев С.М. Сочинения. Кн.1. T. II. M., 1988. С. 57.

112 Подробнее см.: Bassin M. Turner, Solov'ev, and the "Frontier Hypothesis": The Nationalist Signification of Open Spaces // The Journal of Modern History, Vol. 65, No. 3 (Sep., 1993), pp. 473-511. свидетельствуют об ограниченности применения- ЭТОЙ" идеи к конкретным 1Л условиям региона» . Фронтир — это тем более и не история формирования и развития имперских административных учреждений и государственного порядка. Фронтир бесперспективно ограничивать «перемещением» в новые, естественные, кавказские условия имперской модели власти и управления. Это, прежде всего, опыт совместной истории. Различные социальные, этнические, религиозные общности, сосуществуя в поле фронтира, вырабатывали способность, к адекватной оценке соседней инаковости. Эта способность вырабатывалась как в мирных контактах, так и в конфликтных ситуациях. Наиболее развитой формой преодоления этнорелигиозной; социальной замкнутости в условиях фронтира являлся культурный билингвизм.

Если в речевой практике билингвизм — это свободное владение двумя, языками, то в социальных отношениях — это двойственность мировосприятия человека, оказавшегося под воздействием двух не схожих культур.

При определении воздействия Кавказской войны на процесс взаимодействия культур была использована теория позитивно-функционального конфликта, предложенная американским классиком социологии Л. Козером114. Данная теория предлагает рассматривать конфликты с точки, зрения их функциональных последствий, которые заключаются в поиске новых форм разрешения противоборства. В свете теории позитивно-функционального конфликта Кавказская война выступает как условие эволюции имперской политики, заключавшейся в переходе от силовых методов давления к тактике поэтапной, основанной на социокультурной, а не только на военно-силовой экспансии в регионе. Научная новизна диссертации заключается в достижении оригинальных исследовательских результатов. Во-первых, существенно расширены представления о кавказском фронтире России:

113 Шеуджен Э.Ю. Путь в историю: в поисках методологии исследования. Майкоп, 2007. С. 171.

114 Козер Л. Функции социального конфликта. М., 2000.

-южное порубежье Российской империи представляло собой развивающуюся зону освоения нового экологического и социокультурного пространства, и было направлено на расширение границ империи;

-фронтир России на Кавказе представлен как структура, состоящая из различных элементов, каждый из которых играл свою роль в присоединении региона к империи;

-элементами российского фронтира являлись: кавказские укрепленные линии и казачьи станицы, поселения и колонии крестьян-переселенцев, города и крепости, сооруженные силами пришельцев, административные учреждения, образовательные и культурно-просветительские учреждения.

Во-вторых, в региональном процессе взаимодействия культур на Кавказе в конце ХУНТ — первой половине XIX вв. были выделены, и охарактеризованы следующие этапы:

-первым этапом взаимодействия культур на Кавказе стало противоборство различных фронтиров, окончившееся преобладанием российского кавказского фронтира;

-причинами ожесточенности и упорности Кавказской войны стал I культурно-цивилизационный конфликт между традиционной Кавказской локальной, цивилизацией и Российской империей, представлявшей собой европейскую цивилизацию — это явилось содержанием второго этапа взаимодействия культур на Кавказе;

-третьим этапом взаимодействия культур на Кавказе в исследуемый период стал период 1844-1854 гг. (наместничество М.С. Воронцова). Администрации края удалось скорректировать вектор имперской политики в регионе за счет расширения самостоятельности Тифлиса от центральных министерств и ведомств. Это позволило проводить сбалансированную политику, где военно-силовая и культурно-образовательная составляющие дополнили друг друга.

В-третьих, выявлены особенности процессов, сопутствующих и являющихся частью взаимодействия культур в регионе:

-социокультурная модернизация-Кавказа (открытие учебных заведений, театров, библиотек) проводимая Российской империей являлась не только результатом взаимодействия культур, но и способом инкорпорации региона, направлением имперской политики;

-в качестве основного содержания деятельности кавказских просветителей определен разрыв с традиционным культурным укладом Кавказа, который способствовал инкорпорации региона в империю.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Кавказский фронтир России являлся опытом совместной истории народов Кавказа, способствовал развитию такого общественного явления как культурный билингвизм, для которого характерно распространение как среди отдельных индивидов, так и в отношении этносоциальных сообществ;

2. Российский имперский фронтир выполнял функцию поглощения или освоения нового, в данном случае, кавказского пространства. Параметры, данного фронтира и их эволюция определяются в зависимости от развития, распространения в структуре фронтира элементов различного типа.

3. Развитие, распространение таких элементов фронтирной структуры как образовательные (школы, гимназии, училища и т.д.) и культурно-просветительские учреждения (библиотеки, театры) активизировало процессы взаимодействия культур в регионе. В рассматриваемый период фаза активизации взаимодействия культур совпадает с период наместничества на Кавказе М.С. Воронцова (1844-1854), проводившего политику культурной экспансии, которая эффективно дополнила военно-силовые методы инкорпорации региона в состав Российской империи.

4. Кавказская война, наряду с очевидными деструктивными последствиями, имела в контексте развития процессов взаимодействия культур позитивно-функциональную роль, которая

33 выразилась в эволюции имперской политики в регионе, а именно в дополнении военно-силовой стратегии «умиротворения Кавказа» принципами социокультурной интеграции.

5. Русская литература о Кавказе, сформировавшаяся как отдельное художественное направление в исследуемый период, выполняла функции одного из основных каналов информации о Кавказе, его жителях, происходящих там событиях, способствуя конвергенции различных культурных традиций и вместе с тем порождая устойчивые стереотипы, циркулирующие в общественном сознании.

Апробация работы. Основные положения диссертации неоднократно обсуждались в рамках работы девяти международных и всероссийских научных конференций в Москве, Санкт-Петербурге, Ростове-на-Дону, Нальчике и Волгограде в 2007-2011 гг. По теме диссертации Урушадзе А.Т. опубликовано 14 научных работ. Из них три статьи опубликованы в периодических изданиях, рекомендованных ВАК РФ. Ряд работ Урушадзе А.Т. были выполнены, и представлены (в ходе научных конференций, заседаний Ученого Совета) на базе Института социально-экономических и гуманитарных исследований Южного научного центра РАН*.

Практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы при дальнейшем изучении процессов этнокультурных взаимодействий на Кавказе в целом, при подготовке лекционных курсов, учебных пособий и учебников по истории и этнографии народов Кавказа. Институт социально-экономических и гуманитарных исследований Южного научного центра Российской академии наук, 344006, Ростов-на-Дону, пр. Чехова, 41.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Взаимодействие культур на Кавказе в конце XVIII - первой половине XIX вв."

Заключение

Взаимодействие культур на Кавказе в период конца XVIII — первой половины XIX вв. в своем развитии миновало несколько последовательных этапов. Первым из таких этапов стало становление и развитие российского фронтира на Кавказе, которое происходило в условиях наличия в регионе иных пограничных зон (турецкой, крымско-турецкой, персидской). За геополитическое влияние в регионе соседние государства соперничали,

I " используя системы культурных связей и каналы обмена информацией. Среди кавказских элит соответственно выделялись различные группы, •лоббирующие интересы той или иной державы.

Кавказский фронтир Российской империи формировался на основе синтеза различных материальных, социальных, этнических и культурных элементов. Материальные элементы фронтира (города, крепости, фортификационные элементы, крестьянские поселения, казачьи станицы) являлись фактором, преобразующим местную экосистему, ландшафт и устанавливающим новое пространственное деление региона. Социум российского фронтира на Кавказе представлял собой конгломерат, состоящий из таких акторов взаимодействия как: крестьянство (местное и пришлое), местная аристократическая элита (пророссийской ориентации), российское дворянство (офицеры, чиновники), купечество (заинтересованное в новых рынках сбыта и источниках сырья). При этом данные субъекты имели различные этнические и культурные маркеры. Коренное население являлось носителем традиционной самобытной кавказско-горской культуры.

Пришлое русское крестьянство было консолидировано на основе традиционной культуры, в которой конституирующим фактором выступало православие. Российские офицеры и чиновники были представителями европейской культурной традиции эпохи Нового времени. Именно этой группе предстояло управлять Кавказом и одновременно «умиротворять» его.

Важной составляющей деятельности коронной администрации была

179 цивилизаторская миссия», которая претворялась в жизнь различными способами, связанными с демаркацией и регулированием культурной дистанции между имперскими властями и большинством автохтонного населения Кавказа.

Деятельность П.Д. Цицианова и А.П. Ермолова представляет яркий пример сознательного увеличения культурной дистанции на Кавказе. Это находило выражение в специфическом дискурсе кавказских главноуправляющих, который изобилует самыми экзотичными примерами подчеркивания бинарных оппозиций: «цивилизация-дикость», «порядок-хаос», «гражданственность-варварство», «трудолюбие-леность», полезность-бесполезность» и т.д. (негативные коннотации неизменно сопутствовали коренному кавказскому населению). В тоже время, история фронтира Российской империи имеет примеры принципиально иного характера. Терско-гребенское и Черноморское казачество в значительной степени сформировались на основе местного социокультурного и этнического субстрата. Горцы для данных казачьих сообществ являлись противниками, но не объектом дифференцирующего, расиалистского дискурса.

Существование расширяющейся культурной дистанции предопределило характер Кавказской войны как войны взаимного непонимания. С эскалацией данного конфликта в 1817 г. связано и начало второго этапа взаимодействия культур на Кавказе. В условиях Кавказской войны приобретение индивидом культурного билингвизма имело неоднозначные последствия. Для горцев культурный билингвизм становился способом индивидуальной интеграции в имперские иерархии и продвижения по ним, но на определенном этапе жизни, представитель коренных народов сталкивался с внутриличностным конфликтом, сутью которого являлось непримиримое противоречие между долгом службы и чувством принадлежности к конкретной этнической общности.

Результатом этого конфликта мог стать как "открытый антиимперский протест (Муса Кундухов), так и сублимация личностных психологических коллизий в повседневной деятельности.

Военные неудачи империи вынуждали представителей российской администрации на Кавказе размышлять над поисками выхода из создавшегося в регионе военно-политического тупика. Российская империя актуализировала и расширила методы социокультурной интеграции Кавказа. Произошла эволюция характера имперской экспансии в регионе. Культурно-образовательная парадигма экспансии дополнила военно-административную. Это повлияло и на параметры российского фронтира на Кавказе. В его структуре расширили свое значение элементы, способствующие развитию культурного билингвизма и сокращению культурной дистанции (образовательные учреждения, библиотеки, театры).

Трансформация вектора имперской политики связана с деятельностью М.С. Воронцова, занимавшего должность Кавказского наместника в 18441854 гг. Этот период составляет следующий этап регионального взаимодействия культур. Образовательная политика наместника выступила в качестве фактора, стимулирующего развитие культурного билингвизма как результата взаимодействия культур и, что не менее важно, сокращающего культурную дистанцию. Среди офицерства и чиновников кавказской администрации появилось множество местных уроженцев, стоявших на позициях апологии империи и новых порядков в регионе. Приобретение культурного билингвизма русскими офицерами, солдатами и чиновникам выражалось через появление на Кавказе фигуры «настоящего кавказца». Данная группа имела чувство корпоративного единства, которое основывалось на представлении о собственном привилегированном положении, определявшимся особенностями службы на Кавказе (менее строгое соблюдение уставов, отсутствие парадной муштры).

Не меньшую роль в деле сокращения культурной дистанции в крае имела практика распределения кавказских уроженцев в высших учебных

181 заведениях империи/ после обучения в которых, они нередко занимали важные административные и военные должности на Кавказе. Кроме того, активизация процессов взаимодействия культур происходила не только по средствам развития образования и просвещения, но и в ходе оживления торговых отношений в регионе, которое наблюдалось после введения «Положения о меновой торговли с горцами» в 1847 г.

В этот период происходит тотальное изменение, как всего социокультурного пространства, так и его отдельных частей интеллектуального и информационного. Это стало одновременно и способом и результатом интеграции Кавказа в империю.

Составной частью процесса взаимодействия культур выступает русская литературная традиция, сформировавшаяся вокруг кавказской тематики. Данное явление представляет собой не только осмысление места Кавказа в истории России отдельными писателями, но учитывая функциональный статус кавказской литературы как одного из основных и наиболее популярного источника сведений о южной окраине империи, отражает формирование, эволюцию стереотипов, их влияние на восприятие русским образованным обществом событий на Кавказе. Ориентальные конструкции, созданные русскими писателями, пережили империю и продолжают существовать. Русская литература стимулировала интерес российского общества к проблеме Кавказа, а зачастую выступала и побудительным мотивом в выборе места службы, что в перспективе могло завершиться приобретением культурного билингвизма.

Для кавказских просветителей, испытавших социокультурное влияние имперского (европейского) культурного дискурса, было характерно геродианство» (А. Тойнби) — осознанное и добровольное усвоение ценностей европейской цивилизации, которые они рассматривали как более совершенные в сравнении с традиционной аксиологической системой

Кавказа. В значительной степени деятельность кавказских просветителей имела характер разновидности локальной внутренней колонизации. В случае

182 с кавказскими просветителями этнография, путешествия, собирание фольклора, характерные феномены колониализма были обращены внутрь родной земли, собственного народа. Обычаи, верования, традиции собственного народа представлялись ими как экзотические. Внутренняя колонизация стала фактором раскола общего цивилизационного поля Кавказа, который оказался неизбежен при сохранении, противостоящей «геродианству» тенденции — «зелотства» - противоборства, которое нередко протекало при использовании социокультурных форм, заимствованных в ходе взаимодействия культур.

Список научной литературыУрушадзе, Амиран Тариелович, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Неопубликованные источники

2. Российский Государственный исторический архив (РГИА):

3. Ф. 1268 («Кавказский комитет»). Оп. 1. Д. 671,765. Оп. 3. Д. 16, 17, 18, 266, 279, 287, 289. Оп. 26. Д. 8, 9, 10.1. Опубликованные источники

4. Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIX вв. Нальчик: Эльбрус, 1974. 633 с.

5. Акты, собранные Кавказской археографической комиссии. Т. I. Тифлис: Типография Главного Управления Наместника Кавказского, 1866. 816 с.

6. Акты, собранные Кавказской археографической комиссии. Т. II. Тифлис: Типография Главного Управления Наместника Кавказского,1868. 1238 с.

7. Акты, собранные Кавказской археографической комиссии. Т. III. Тифлис: Типография Главного Управления Наместника Кавказского,1869. 760 с.

8. Акты, собранные Кавказской археографической комиссии. Т. IV. Тифлис: Типография Главного Управления Наместника Кавказского,1870. 1013 с.

9. Акты, собранные Кавказской археографической комиссии. Т. V. Тифлис: Типография Главного Управления Наместника Кавказского,1873. 1170 с.

10. Акты, собранные Кавказской археографической комиссии. Т. VI. Ч. 1. Тифлис: Типография Главного Управления Наместника Кавказского,1874. 941 с.

11. Акты, собранные Кавказской археографической комиссии. Т. VI. Ч. 2. Тифлис: Типография Главного Управления Наместника Кавказского, 1874. 950 с.

12. Акты, собранные Кавказской археографической комиссии. Т. VII. Тифлис: Типография Главного Управления Наместника Кавказского, 1878.996 с.

13. Акты, собранные Кавказской археографической комиссии. Т. VIII. Тифлис: Типография Главного Управления Наместника Кавказского, 1881. 1009 с.

14. Акты, собранные Кавказской археографической комиссии. Т. X. Тифлис: Типография Канцелярии Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, 1884. 949 с.

15. Акты, собранные Кавказской археографической комиссии. Т. X. Тифлис: Типография Канцелярии Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, 1885. 938 с.

16. Архив князя Воронцова. Кн. XXXVIII. М.: Университетская типография, 1892. 536 с.

17. Н.Бакиханов Аббас-Кули-ага. Гюлистан-и Ирам. Баку: Элм, 1991. 304 с.

18. Бестужев-Марлинский A.A. Кавказские повести. СПб.: Наука, 1995. 701 с.

19. Бестужев-Марлинский A.A. Сочинения. T.II. М.: Художественная литература, 1981. 643 с.

20. Бларамберг И. Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа. М.: Изд. Надыршин А.Г., 2005. 432 с.

21. Воспоминания Григория Ивановича Филипсона // Русский архив, № 3. 1884.

22. Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Д.А. Милютина. 18561860 гг. М.: РОССПЭН, 2004. 558 с.

23. Гакстгаузен А. Закавказский край. Ч. 1-2. СПб.: Типография Главного Штаба Его Императорского Величества по Военно-Учебным заведениям, 1857. 215 с.

24. Грибоедов A.C. Сочинения. М.: Гостлитиздат, 1956. 798 с.

25. Грузинские повести XIX в. Тбилиси: Ганатлеба, 1964. 651 с.

26. Грузинские романтики. JL: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1978. 335 с.

27. Даргинская трагедия. 1845 год. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2001.616 с.

28. Документальная история образования многонационального государства Российского. Россия и Северный Кавказ в XVI-XIX вв. Кн. I. М.: Издательство НОРМА, 1998. 672 с.

29. Из воспоминаний A.A. Харитонова // Русская старина. №5. 1894.

30. Из истории аграрной политики царизма в Грузии, Азербайджане и Армении. Сб. архивных материалов. Ереван: Ереванский государственный университет, 1954. 124 с.

31. Кавказ в русской поэзии. Ростов н/Д: Изд-во Рост, уни-та, 1986. 175 с.

32. Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX — начало XX вв. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2005. 634 с.

33. Кавказская война: истоки и начало. 1770-1820 годы. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2002. 552 с.

34. Кавказский календарь на 1846 год. Тифлис: Главное управление Наместника Кавказского, 1845.246 с.

35. Кавказский календарь на 1852 год. Тифлис: Главное Управление Наместника Кавказского, 1851. 720 с.

36. Колониальная политика российского царизма в Азербайджане. М.: Издательство Академии наук СССР, 1936. 464 с.

37. Лермонтов М.Ю. Сочинения. T.I. М.: Правда, 1988. 719 с.

38. Мемуары генерала Муса-паши Кундухова (1837-1865) // Звезда. 2001. №8.

39. Дзюбенко В.А. Воспоминания. Полувековая служба за Кавказом // Русская старина. Т. 25. №38. 1879.

40. Народы Центрального Кавказа в 40-х начале 60-х годов XIX в. Сб. документальных материалов. Т.1. М.:.Поматур, 2005. 368 с.

41. Ногмов Ш.Б. История Адыхейского народа. Тифлис: Типография Главного Управления Наместника Кавказского, 1861. 182 с.

42. Ольшевский М. Кавказ с 1841 по 1866 год. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. 608 с.

43. Письма А.П. Ермолова М.С. Воронцову. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2011. 376 с.

44. Поэзия народов СССР XIX — начала XX века. М.: Художественная литература, 1977. 831 с.

45. Пушкин A.C. Сочинения. Т. 3. М.: Художественная литература, 1987. 360 с.

46. Русские авторы XIX века о народах Центрального и Северо-Западного Кавказа. Т. I. Нальчик: Эль-Фа, 2001. 323 с.

47. Толстой Л.Н. Казаки. Повести и рассказы. М.: Художественная литература, 1981. 350 с.

48. Торнау Ф.Ф. Воспоминания кавказского офицера. Ч. 1-2. М.: Университетская типография, 1864. 116 с. 173 с.

49. Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик: Эльбрус, 1978. 333 с.

50. Хан-Гирей. Черкесские предания: избранные произведения. Нальчик: Эльбрус, 1989. 285 с.1. Литература

51. Imperium inter pares: Роль трансферов в истории Российской империи (1700-1917): Сб. ст. / Ред. Мартин Ауст, Рикарда Вульпиус, Алексей Миллер. М.: Новое литературное обозрение, 2010. 392 с.

52. Авалов 3. Д. Присоединение Грузии к России. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2009. 264 с.

53. Агеев А.Д. Сибирь и американский запад: движение фронтиров. М.,: Аспект Пресс, 2005. 330 с.

54. Алексеевские чтения / Науч. ред. О.В. Матвеев. Краснодар: «Кубанькино», 2004. 92 с.

55. Баддели Дж. Завоевание Кавказа русскими. 1720 1860 гг. М.: ЗАО Центрполиграф, 2010. 351 с.

56. Баррет Т.М. Линии неопределенности: северокавказский «фронтир» России//Американская русистика: вехи историографии последних лет. Императорский период. Антология. Самара, 2000.

57. Библиотека Флорентия Павленкова. T. XXII. Челябинск: Урал, 1997. 497 с.

58. Блейх Н.О. Становление люмьеризма у северокавказских народов в первой половине XIX в. // Вопросы истории. 2008. № 11. С. 150-152.

59. Бобровников В.О. Ишкиль в Дагестане XVII-XIX вв.: обычай или преступление на южных границах Российской империи // Восток. 2006. №2. С. 67-73.

60. Ботяков Ю.М. Россия в пространстве абрека // Лавровские (среднеазитско-кавказские) чтения 2002-2003. СПб, 2003. С. 36-38.

61. Гаприндашвили М.М. Грузинское просветительство. Тбилиси: Ганатлеба, 1977. 355 с.

62. Гапуров Ш.А. Чечня и Ермолов (1816-1827 гг.). Грозный: ГУП «Книжное издательство», 2006. 516 с.

63. Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов (XVIII первая половина XIX в.). М.: Наука, 1967. 328 с.Іб.Генерал А.П. Ермолов, и российско-кавказские отношения в XIX — начале XX в. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2009. 128 с.

64. Гордин Я.А. Кавказская Атлантида. 300 лет войны. М.: Время, 2011. 480 с.

65. Гордин Я.А. Русский человек и Кавказ // Культура и общество. Альманах Фонда им. Д.С. Лихачева. Вып. 2-3. СПб, 2006. С. 112-131.

66. Грибовский В., Сень Д. Фронтирные элиты и проблема стабилизации границ Российской и Османской империй в первой трети XVIII в.: деятельность кубанского сераскера Бахты-Гирея // Украіна в Центрально-Східній Європі. Вип. 9-10. К., 2010.

67. Данилевский Н. Кавказ и его горские жители в нынешнем их положении. М.: Университетская типография, 1846. 188 с.

68. Дзидзария Г.А. Махаджирство и проблемы истории Абхазии XIX столетия. Сухуми: Алашара, 1982. 530 с.

69. Дон и степное Предкавказье. XVIII первая половина XIX в. (заселение и хозяйство). Ростов/нД: Изд-во Рост. гос. ун-та, 1977. 243 с.

70. Доного Х.М. Победит тот, кто владеет Кавказом. Миниатюры Кавказской войны 1817 1864 гг. М.: Яуза, Эксмо, 2005. 384 с.

71. Дубровин Н.Ф. Закавказье- от 1803 по 1806 г. СПб.: Типография Департамента уделов, 1866. 543 с.

72. Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. Т. 16. СПб.: Типография Департамента уделов, 1871 1888. 6 т.

73. Дюби Ж. Время соборов. М.: Ладомир, 2002. 378 с.

74. Жданов Ю.А. Кавказ и передовая русская культура // Великий Октябрь и передовая Россия в исторических судьбах народов Северного Кавказа. Грозный, 1982. С. 45-50.

75. Жданов Ю.А. Солнечное сплетение Евразии. Ростов н/Д: «Тодикс Папир», 1998. 40 с.

76. Жидков B.C., Соколов К.Б. Десять веков российской ментальности. СПб.: Алетейя, 2001. 640 с.

77. ЗО.Заседателева Л.Б. Терские казаки (середина XVI- начало XX вв.). М.: Издательство Московского университета, 1974. 424 с.

78. Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа: материалы Шестой4 Международной Кубанско-Терской научно-практической конференции / под ред. H.H. Великой, С.Н. Лукаша. Краснодар; Армавир: Б.и., 2008. 247 с.

79. Исмаил-Эаде Д.И. Настоящий кавказец// Родина. 2000. № 1-2. С. 83-86.

80. История Калмыкии с древнейших времен до наших дней. Т. I. Элиста: ГУ «Издательский дом «Герел», 2009. 848 с.

81. История народов Северного Кавказа (конец XVIII-1917 г.). М.: Наука, 1988. 659 с.

82. Кабузан В.М. Эмиграция и реэмиграция в России в XVIII — начале XIX века. М.: Наука, 1998. 268 с.

83. Кавказский регион: проблемы культурного развития и взаимодействия. Ростов н/Д, 2000. С. 112-116.

84. Кавказский сборник. Т. 1. (33). М.: «Русская панорама», 2004. 352 с.

85. Кавказский сборник. Т. 4. (36). М.: «Русская панорама», 2007. 416 с.

86. Кавказский сборник. Т. 6. (38). М.: «Русская панорама», 2010. 408 с.

87. Казиев ILL, Карпеев И. Повседневная жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке. М.: Молодая гвардия, 2003. 451 с.

88. Кан A.C. История скандинавских стран. М.: Высшая школа, 1980. 311 с.

89. Кантор В.К. Санкт-Петербург: Российская империя против российского хаоса. К проблеме имперского сознания в России. М.: РОССПЭН, 2009. 543 с.

90. Каппелер А. Образование наций и национальные движения в Российской империи // Российская империя в зарубежной историографии. М., 2005. С. 410-430.

91. Караулов М.А. Терское казачество. М.: Вече, 2007. 318 с.

92. Карпов Ю.Ю. Взгляд на горцев. Взгляд с гор. СПб.: ПВ, 2007. 655 с.

93. Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России. М.: Изд-во МГУ, 1984. 328 с.

94. Кипкеева З.Б. Северный Кавказ в российской империи: народы, миграции, территории. Ставрополь: Изд-во СГУ, 2008. 432 с.

95. Клычников Ю.Ю. Из истории формирования российского Северного Кавказа во второй половине XVI XVIII вв. Пятигорск: ПГЛУ, 2008. 136 с.

96. Козер Л. Функции социального конфликта. М.: Идея-пресс: Дом интеллектуал, кн. 2000. 205 с.

97. Козлов С.А. Кавказ в судьбах казачества. СПб.: Ист. ил, 2002. 284 с.51 .Колесникова М.Е. Северокавказская историографическая традиция: вторая половина XVIII начало XX в. Ставрополь: Изд-во СГУ, 2011. 524 с.

98. Колонизация Кавказа и казаки. СПб.: Типография Е. Евдокимова, 1886. 6 с.

99. Короленко П.П. Черноморцы // Черноморские казаки. М.: Вече, 2009. 441 с.

100. Кумыков Т.Х. Казы-Гирей. Жизнь и деятельность. Нальчик: Эльбрус, 1978. 134 с.

101. Кумыков Т.Х. Культура и общественно-политическая мысль Кабарды первой половины XIX века. Нальчик: Эльбрус, 1991. 176 с.

102. Кумыков Т.Х. Общественная мысль и просвещение адыгов и балкаро-карачаевцев в XIX-начале XX в. Нальчик: Эльбрус, 2002. 446 с.

103. Кумыков Т.Х. Хан-Гирей. Жизнь и деятельность. Нальчик: Эльбрус, 1968. 142 с.

104. Лавровские (среднеазитско-кавказские) чтения 2002-2003. СПб., 2003.

105. Лапин В.В. Армия России в Кавказской войне XVIII-XIX вв. СПб.: Издательство «Европейский Дом», 2008. 400 с.

106. Леви-Брюль Л. Первобытный менталитет. СПб.: Издательство «Европейский Дом», 2002. 399 с.

107. Лурье C.B. Российская империя как этнокультурный феномен // Общественные науки и современность. №1. 1994. С. 54-59.

108. Магамадов С.С. К вопросу об исследовании цивилизационного подхода к истории Кавказа // Историк и история. Нелегкий путь к истине. Памяти Александра Ивановича Козлова. М., 2010. С. 510-530.

109. Максудов С. Чеченцы и русские. Победы, поражения, потери. М.: ИГПИ, 2010. 480 с.

110. Матвеев О.В. Историческая картина мира кубанского казачества (кон. XVIII нач. XX): категории воинской ментальности. Краснодар: Кубанькино, 2005. 417 с.

111. Национальные истории в советском и постсоветских государствах. М.: АИРО-ХХ, 2003.445 с.

112. Олейников Д.И. Россия в Кавказской войне: поиски понимания // Россия и Кавказ: сквозь два столетия. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2001. С. 82-117. 411 с.

113. Олейников Д:И. Человек на разломе культур. Особенности:психологии русского офицера-горца в период Большой Кавказской войны//Звезда; 2001. №8. С. 95-99.

114. Очерки истории Кубани с древнейших времен по 1920 г. // под. общ. ред. В1Н; Ратушняка. Краснодар: Совет. Кубань, ! 996. 654 с.

115. Па гракова В.Ф; Кавказская война в общественном сознании. России первой трети XIX века// Esse quam vieler!: Памяти Ю.И. Серого (1922-1986)i Ростов;н/Д, 2003. С. 150-161.

116. Певнев.А.П. Кубанские казаки. Краснодар: Б.и., 1995. 72 с.71 .Петрушевский ИЛТ. Джаро-Белоканские вольные общества» в первой половине XIX в. Махачкала: Б:И;., 1993. 165 с.

117. По крове кий М.В. Социальная- борьба внутри адыгейских племен в конце XVIII — первой половине XIX вв. и её отражение в общем ходе Кавказской войны. М.: Б.и., 1956. 63 с.

118. Покровский I Г.И. Кавказские войны и имамат Шамиля. М.: РОССПЭН, • 2009:580 с. •

119. Попко И.Д. Черноморские казаки в их гражданском и военном быту // Черноморские казаки. М.: Вече, 2009. 441.

120. Г1отто В.А. Кавказская война. Т. I-V. Ставрополь: Стрижамент, 1994. 5 т. . '' ''.■'".,

121. Проблемы российской и европейской истории и историографии: общественно-политический и социально-экономический аспекты. Ученые записки. Выпуск XII / Под общей ред. В.П. Ермакова. Пятигорск: ПРЛУ, 2009. 329 с.

122. Проблемы социально-экономической истории и революционного движения на Дону и Северном Кавказе (XIX — нач: XX) / отв. ред. В.П. Крикунов. Ростов н/Д: Издательство Ростовского университета, 1992. 160 с.

123. Пылков О.С. Политические аспекты участия российской армии в трансформационных процессах развития Северного Кавказа (первая198 'половина XIX в.) // Региональные политические исследования. №3. 2010. С. 77-81.

124. Раздольский С.А. Ядро и периферия адыгской культуры в ее трансформации. Майкоп: ООО «Качество», 2008. 327 с.

125. Рзаев А.К. Азербайджанские востоковеды. Баку: Элм, 1986. 139 с.

126. Романовский Д. Кавказ и Кавказская война. М.: Государственная публичная историческая библиотека России, 2004. 403 с.

127. Российская государственность в судьбах народов Северного Кавказа — III. Материалы региональной научно-практической, конференции. Пятигорск, 26-28 ноября 2010 г. Пятигорск: ПГЛУ, 2011. 332 с.

128. Россия и Кавказ — сквозь два столетия. Исторические чтения. СПб.: АОЗТ «Журнал «Звезда», 2001.416с.

129. Садовень В.В. Русские художники-баталисты XVIII-XIX вв. М.: Искусство, 1955. 372 с.

130. Сайд Э. Ориентализм. Западные концепции Востока. СПб.: Русский Mipb, 2006. 636 с.

131. Сборник Русского исторического общества. Т. 2. (150) / под ред. Рапова О.М. М., РИО, «Русская панорама», 2000. 304 с.

132. Северный Кавказ в составе Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, 2007. 460 с.

133. Северный Кавказ с древних времен до начала XX столетия (историко-этнографические очерки) / Под ред. и с предисловием В.Б. Виноградова. Пятигорск: ПГЛУ, 2010. 318 с.

134. Сень Д.В. Воображаемая география и имперский дискурс: практики Российской империи в Крыму и на Северо-Западном Кавказе в конце XVIII начале XIX века // Этнографическое обозрение. 2008. №3. С. 144-147.

135. Сень Д.В. Казачество Дона и Северо-Западного Кавказа в отношенияхлс мусульманскими государствами Причерноморья (вторая половина XVII начало XVIII в.). Ростов н/Д: Изд-во ЮФУ, 2009. 280 с.

136. Соловьев С.М. Сочинения. Кн. 1. Т. II. М.: Мысль, 1988. 797 с.

137. Сопленков С.В. Дорога в Арзрум: российская общественная мысль о Востоке (первая половина XIX века). М.: Вост. лит-ра, 2000. 210 с.

138. Тарсаидзе Н.Г. Исторические этюды. Тбилиси: Ганатлеба, 1972. 200 с.

139. Тернер Ф. Дж. Фронтир в американской истории. М.: Весь мир, 2009. 303 с.

140. Тотоев М.С. История русско-осетинских культурных связей. Орджоникидзе: Сев.-Осет. гос. ун-т, 1977. 78 с.

141. Традиции народов Кавказа в меняющемся мире: преемственность и разрывы в социокультурных практиках: Сб. статей к 100-летию со дня рождения Леонида- Ивановича Лаврова. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2010.496 с.

142. Трапш H.A. Инкорпорация Абхазии в состав Российской империи в контексте формирования региональной модели модернизации (18101917 гг.) // Логос. 2004. №5<44). С. 216-224.

143. Узнадзе В.В. История Тифлисской публичной библиотеки (1846-1917). Тбилиси: Ганатлеба, 1957. 182 с.

144. Фадеев A.B. Идейные связи и культурная жизнь народов дореформенной России. М.: Наука, 1966. 154 с.

145. Фадеев A.B. Очерки экономического развития Степного Предкавказья в дореформенный период М.: Изд-во АН СССР, 1957. 160 с.

146. Фадеев A.B. Россия и Кавказ в первой трети XIX в. М.: Изд-во АН СССР, 1961.397 с.

147. Фадеев P.A. Государственный порядок. Россия и Кавказ. М.: Институт русской цивилизации, 2010. 986 с.

148. Формы национального движения в современных государствах: Австро-Венгрия, Россия, Германия // Под. ред. А.И. Кастелянского. СПб.: Типография т-ва «Обществ, польза», 1910. 824 с.

149. Фролов'Б.Е. Оружие кубанских казаков. Краснодар: Традиция, 2009. 128 с.

150. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem, 1999. 478 с.

151. Хакуашев А.Х: Адыгские просветители. Нальчик: Эльбрус, 1978. 259 с.

152. Хачапуридзе Г. Дворянское движение в Грузии в 30-х годах XIX столетия // Вопросы истории. 1950. № 7. С. 45-60.

153. Хачапуридзе Г. К вопросу о культурных связях России и Грузии в первую половину XIX века // Вопросы истории. 1950. № 5-6. С. 76-89.

154. Хашхожева Р.Х. Адыгские просветители. Избранные произведения адыгских просветителей. Нальчик: Эльбрус, 1980. 358 с.

155. Чекменев С.А. Социально-экономическое развитие Ставрополья и Кубани в конце XVIII и в первой половине XIX в. Пятигорск, 1967.

156. Чернова-Дёке Т.Н. Немецкие поселения на Кавказе. 1816-1914 гг. //Вопросы истории. 2010. №3. С. 93-98.

157. Черноус В.В. Культурно-цивилизационное взаимодействие на Северном Кавказе: история и некоторые современные тенденции // История: научные поиски и проблемы. Ростов н/Д, 2000. С. 164-187.

158. Черноус В.В. Роль казачества в диалоге русской и кавказской горской цивилизаций // Россия: прошлые, сегодняшние реалии и перспективы развития. Новочеркасск, 1994.

159. Черноус В.В. Россия и народы Северного Кавказа: проблемы культурно-цивилизационного диалога // Научная мысль Кавказа. 1999. № 3. С. 68-74.

160. Шеуджен Э.А. Адыги (черкесы) в пространстве исторической памяти. Москва-Майкоп: Изд-во Адыгейского государственного университета, 2010. 279 с.

161. Шеуджен Э.Ю. Путь в историю: в поисках методологии исследования. Майкоп: ООО «Качество», 2007. 266 с.

162. Щербина Ф.А., Фелицын Е.Д. Кубанское казачество и его атаманы. М.: Вече, 2007. 318 с.

163. Эсадзе С.С. Историческая записка об управлении Кавказом. Т. III. Тифлис: Типография «Гуттенберг», 1907. 2 т.

164. Etkind A. Orientalism Reversed: Russian Literature in the Times of Empires // Modern Intellectual History. 2007. № 3-4. pp. 617-628.

165. Jersild A. Orientalism and Empire. McGill-Queen's University. 2002.

166. Jersild A., Melkadze N. The Dillemas of Enlightenment in Eastern Borderlands: The Theater and Library in Tbilisi // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2002. pp. 27-49.

167. Khodarkovsky M. Of Christianity, Enlightenment, and Colonialism: Russia in the North Caucasus, 1550 1880 // The Journal of Modern History, Vol. 71, No. 2. (Jun., 1999), pp. 394-430.

168. Khodarkovsky M. Russia's steppe frontier: the making of a colonial empire, 1500-1800. Indianapolis, 2002.

169. Layton S. Russian Literature and Empire: Conquest of the Caucasus from Pushkin to Tolstoy. Cambridge, 1994.

170. Ram H. The imperial Sublime: A Russian Poetics of Empire. Madison, 2003.

171. Sunderland W. Taming the wild field: colonization and empire on the

172. Russian steppe. Ithaca, 2004.

173. Диссертации й авторефераты

174. Айларова С.А. Общественно-политическая мысль народов Северного Кавказа (XIX век). Дисс. доктора исторических наук. М.: РГБ, 2003. 500 с.

175. Аутлев Д.М. Военное дело у адыгов и его трансформация в период Кавказской войны (XVIII 60 гг. XIX в.). Автореферат дисс. кандидата исторических наук. Майкоп, 2009. 35 с.

176. Кубашичева З.Ю. Формирование этнической карты СевероЗападного Кавказа (конец XVIII начало 20-х гг. XX вв.). Автореферат дисс. кандидата исторических наук. Майкоп, 2009. 28 с.

177. Пылков О.С. Участие российской армии в социально-экономическом и культурном развитии Северного Кавказа (первая половина XIX в.). Автореферат дисс. кандидата исторических наук. Ставрополь, 2008. 28 с.

178. Рыбаков A.JI. Западная Грузия в составе Российской империи: трансформация традиционных институтов (первая половина XIX). Автореферат дисс. кандидата исторических наук. М., 2009. 29 с.У