автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.11
диссертация на тему: Взаимодействие традиции и новации как проблема риторического конструирования социальной реальности

Полный текст автореферата диссертации по теме "Взаимодействие традиции и новации как проблема риторического конструирования социальной реальности"

На правахрукописи

Калайков Станислав Юрьевич

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ТРАДИЦИИ И НОВАЦИИ КАК ПРОБЛЕМА РИТОРИЧЕСКОГО КОНСТРУИРОВАНИЯ СОЦИАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ

Специальность 09.00.11 - социальная философия

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Екатеринбург 2004

Работа выполнена на кафедре социальной философии Уральского государственного университета им А. М. Горького

Научный руководитель:

доктор философских наук, профессор В. Е. Кемеров

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор Медведев А. В.

кандидат философских наук, доцент Зенкова А. Ю.

Ведущая организация: Уральская академия государственной службы (г. Екатеринбург)

Защита состоится «.!$» ЫЮИ9. 2004 г. в 1% час, на заседании диссертационного совета Д 212.286.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук при Уральском государственном университете им А. М. Горького (620083 г. Екатеринбург, К-83, пр. Ленина, 51, комн. 248).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Уральского государственного университета им А. М. Горького.

Автореферат разослан «IЬ» .М. Я А 2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор философских наук, профессор

Ким В. В.

Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования.

Актуальность диссертационного исследования определяется возрастанием темпа обновления традиции в современном обществе, взаимодействием различных традиций, поиском конструктивных подходов к сохранению и обновлению традиций. Прежние способы описаниями объяснения динамики традиций оказываются не достаточными в наличных условиях. Таким образом, возникает потребность обновления методологии исследования традиций, конкретизации социально-философского анализа проблемы обновления традиций.

В социальной реальности идет непрерывный процесс воспроизводства социальных смыслов и структур. Ключевую роль в этом процессе играют традиции, как механизм накопления, сохранения и трансляции социально значимого опыта. Социально-философский смысл традиций раскрывается не только как основа, или предпосылка человеческой деятельности, но и как результат усилий людей, прилагаемых с целью сохранения и воспроизводства социальных связей, и направленных на поддержание успешных (т. е. прошедших- историческую «апробацию») социальных институтов и форм социального общежития. Таким образом, сфера традиций охватывает широчайший спектр явлений социальной реальности: от обычно называемых традиционными - технических навыков и технологических схем, религиозных и светских обрядов и церемониалов, бытовых и профессиональных обычаев, - до научных и философских школ, идеологических конструкций и массы повседневных событий, опосредующих социальный опыт в индивидуальном бытии человека.

Проблема со-бытия различных традиций приобретает особенное звучание в связи с все возрастающим ускорением социальной динамики. Общество больше не может позволить себе роскошь «случайных открытий», метод «проб и ошибок», самопроизвольное «скольжение» технологического прогресса. Вопросы, связанные с совмещением традиций в современных реалиях, придают остроту социально-философскому подходу.

Очевидно, что традиции являются существенным аспектом социального воспроизводства. Традиция обеспечивает воспроизводство- социальных смыслов во времени, и единство социальной реальности в пространстве. Воспроизводство социальности и воспроизводство традиции - это взаимосвязанный процесс, ведь социальность - тоже «традиционный» способ человеческого бытия.

С другой стороны, каждое поколение наполняет традиционные формы новым содержанием. Другими словами, традиция неизбежно предполагает новационную динамику. Таким образом, адекватное рассмотрение традиции невозможно без учета механизма новаций, производящего трансформацию, традиций, переосмысление накопленного социальных форм.

РОС НАЦИОНАЛЬНАЯ| БИБЛИОТЕКА СПсмрФу 09 300'

Существенно, однако, отметить, что как сохранение и передача традиции, так и наполнение прежних социальных форм новым содержанием, обогащение новыми смыслами, т. е. механизм новаций - предполагают деятельность людей. Таким образом, взаимодействие традиции и новации может рассматриваться как деятельность (часто неосознаваемая), направленная на конструирование социальной реальности.

Конструирование социальной реальности — широкая тема, рассматриваемая в различных работах, использующих разные подходы. Наиболее разработанными являются подходы, практикуемые в социальной феноменологии и медиаисследованиях. Однако, на наш взгляд, чрезвычайно перспективным, хотя и слабо разработанным, является риторический подход к проблеме конструирования социальной реальности.

Риторический подход предполагает рассмотрение новаций, происходящих в социальной реальности, как результат действия механизма смыслового смещения при социальном воспроизводстве традиции. Ввиду особой роли языка (как организованной коммуникативной системы) в социуме, этот механизм действует аналогично механизму смыслопорождения в естественном языке. Так как в естественном, языке смыслопорождающим механизмом является механизм риторики, мы предлагаем называть аналогичный механизм, действующий в социальной реальности, -риторикой социальности.

Механизм риторики социальности организован и функционирует аналогично риторике естественного языка, нарушая традиционные причинно-следственные, формально-логические связи. Это совершенно иной принцип, организации целого, учитывающий нелинейное построение социального конструкта.

Риторическая организация социальной, реальности проявляется в неоднозначности социальных явлений: в несовпадении намерений и их реализации, в социальных конфликтах различных уровней, во всех типах взаимодействий (включая межличностные). Одним словом, каждый раз, когда за конкретным событием (например, политическим) мы замечаем «иной смысл» (например, экономический, психологический или социо-культурный), работает механизм риторического смещения. Особенно ярко риторика социальности проявляется в сфере «общественных связей» - в политике, в журналистике, в построении социальных теорий. Например, современное социально-политическое положение, излагается в библейской терминологии (П. Бьюкенен), а устройство военного парада развертывается как метафора порядка и власти.

Но далеко не только эта сфера использует риторические механизмы социального конструирования. Любой методологический подход также возможен только как эффект риторического «скольжения» смысла. Поскольку предмет исследования истолковывается в терминологии метода, постольку, помимо реалий исследуемого предмета, каждый термин отсылает еще и к конкретному методу (герменевтическому, феноменологическому, психоаналитическому, компаративистскому, структуралистскому,

социометрическому, статистическому и т. д.). Таким образом, каждое описание предмета создает сложную риторическую структуру «смещения» смысла как

относительно самого предмета, так и относительно метода описания. Л это, в свою очередь, является залогом динамики описания, ибо создает смысловые «зазоры», доступные для критики и оценки.

Социальная реальность сконструирована риторически. Понимание механизма функционирования риторики социальности важно во всех сферах социального бытия. Однако в данном исследовании мы подходим к взаимодействию традиции и новации как проблеме риторического конструирования социальной реальности с социально-философских позиций.

Степень научной разработанности темы.

Наш подход опирается на комплекс исследований, в которых уже были проработаны отдельные мотивы данной темы. Широкий спектр исследований можно разделить на несколько больших, иногда пересекающихся, групп.

Повышенное внимание к механизмам трансляции и методам интерпретации социальных явлений отличает философскую герменевтику (М. Хайдеггер, Х.-Г. Гадамер, П. Рикёр, Й. Грондин, Б. Ауэрохс, а также отечественные исследователи: В. У. Бабушкин, В. М. Малахов, А. А. Яковлев). В философской герменевтике распространена функциональная трактовка традиции. Традиция здесь - не мертвый груз прошлого, не «наследие», а «вечно живая история». Традиция - это уже сам «наследуемый» в Слове мир - то, что мы получаем от предшествующих поколений и передаем по эстафете наследующим нам поколениям. Философская герменевтика рассматривает интерпретацию как единственно возможный способ понимания мира, поскольку все, связанное с языком («договором»), подлежит толкованию. Таким образом, в акте понимания предмет творится заново. Тогда традиция - это уже не столько «передача», сколько воспроизводство социальных смыслов; новационная динамика осуществляется как критика через освоение, и наоборот, освоение через критику. Идеи о принципиальной историчности социальной реальности и о языке как основном хранилище социальной информации (единственно доступной сфере социально адаптированного знания), разработанные в философской герменевтике, оказались востребованы и в феноменологически ориентированных исследованиях.

Представление о социальном конструировании реальности является центральным в феноменологически ориентированных исследованиях. В первую очередь, это социальная феноменология (А. Шюц, М. Шеллер, Т. Лукман, П. Бергер, С. Харрис, Д. Силвермен, М. Филипсон, П. Филмер, Д. Уолш), этнометодология (Г. Гарфинкель, X. Сакс, А. Сикурел, М. Поллнер, Л. Видер, Д. Циммерман) и психологическая школа конструкционизма (Э. Гоффман, К. Джерджен, Р. Харре, Дж. Шоттер, Дж. Поттер, М. Уизерелл, А. Штраусе, Ян Паркер, Ш. Квейл, М. Линч, М. Майкл). Здесь же следует, отметить ряд отечественных авторов, близких по своим исследовательским предпочтениям феноменологическому подходу: И. В. Давыдова, Л. Г. Ионин, И. Т. Касавин, В. Н. Лукин, А. Н. Онучин, В. Г. Федотова, Е. В. Якимова. Проблема социального конструирования реальности при феноменологическом подходе рассматривается как проблема конструирования системы социального знания о

мире и о себе, посредством «обмена смыслами» в интерсубъективных взаимодействиях. При этом большое значение придается языку как основному средству трансляции значений, конституируемых в интерсубъективных процессах производства и функционирования социальных явлений. Традиции при феноменологическом подходе рассматриваются как варианты схем повседеневности, наряду с «рецептами» и «ритуализированными формами общения». Однако в целом феноменологический подход имеет характер принципиально узколокальной направленности, уделяя особое внимание микросоциологическим процессам и интеракциальным отношениям «лицом-к-лицу».

В социальной и культурной антропологии также проделана большая работа по осмыслению феномена традиции и осуществлены попытки объяснения новационной динамики в социальной реальности. Это работы, посвященные полевым исследованиям традиций и функционированию традиций в различных обществах, - работы этнографов и историков (Ф. Бродель, Ж. Ле Гофф, К. Леви-Стросс, Э. Б. Тейлор, Й. Хёйзинга, Дж. Дж. Фрэзер), а также философов и культурологов, занимавшихся общекультурной проблематикой - зарубежных: Э. Ауэрбах, Г. В. Ф. Гегель, Р. Генон, И. Гердер, Г. Люббе, X. Ортега-и-Гассет, Й. Хёйзинга, Е. Шацкий, М. Элиаде; и отечественных: Б. Гройс, П. М. Долуханов, М. Н. Кузьмин, В. Д. Плахов, А. И. Ракитов, М. Т. Степанянц, Ю. Н. Стефанов.

Особо стоит отметить комплексное исследование традиций у Е. Шацкого и В. Д. Плахова, стремящихся объединить различные взгляды на традицию, используя какое-либо единое основание. Так, например, польский исследователь Ежи Шацкий выделяет три типа понимания традиции -объектное, субъектное и функциональное. Объектное понимание Шацкий интерпретирует как проблему «наследия», т. е. тех «условий», в которых нам приходится действовать; субъектное понимание — как «проблему целей», т. е. той системы ценностей, которую мы «навязываем окружающему нас миру»; а функциональное понимание - как «проблему средств» формирования условий и целей. От того, какое «понимание» предпочтет исследователь зависит выбор явлений, которые он назовет «традиционными». Это определяет однонаправленность большинства антропологических исследований феномена традиции.

Существенный вклад в понимание традиций в сфере науки внесла отечественная методология науки (В. П. Визгин, П. П. Гайденко, Е. М. Кедров, В. С. Кирсанов, Л. М. Косорева, В. Ф. Кузнецова, Н. М. Кузнецова, В. С. Степин), а также зарубежные исследования в рамках «социологии науки» (Т. Куайн, Т. Кун, К. Поппер, П. Фейерабенд). В рамках методологии науки понятие традиции репрезентирует идею непрерывности, гармонизируя отношения «когнитивных структур» и их изменчивость. Также в философии науки разработано понятие «инновации», призванное объяснять смену «научных парадигм», технологические и научно-технические новшества.

Еще одна большая группа представлена современными работами по социальной философии и теоретической социологии. Речь идет о работах X.

Абельса, Ж. Батая, Д. Беккера, Д. Белла, П. Бергера, Ж. Бодрийара, П. Бурдьё, Р. Бхаскара, П. Дж. Бьюкенена, Э. Гидденса, Р. Гратхоффа, А. Дайкселя, В. Егера, Н. Лумана, А. Мендры, Ф. Рафаэля, Р. Рорти, Ю. Хабермаса, Д. Хэлда, Н. Элиаса; и о трудах отечественных исследователей - С. А. Азаренко, А. С. Ахиезера, О. Н. Ежова, Ю. Г. Ершова, Д. В. Иванова, В. Л. Иноземцева, В. Е. Кемерова, Т. X. Керимова, О. А. Матвейчева, А. В. Медведева, С. А. Никитина, Ю. В. Перова, Н. К. Серова, Е. Г. Трубиной, В. Г. Федотовой, А. Ф. Филиппова, О. В. Шабуровой. Исследования этих авторов, посвященные современным концепциям общества и осмыслению современной социальной реальности, служат тем фоном, на котором мы выстраиваем свою концепцию новационной динамики социальной реальности. Помимо феноменологически ориентированной социологии, ряд современных социологов в различных аспектах также допускают рассмотрение социальной реальности в качестве особого рода социального конструкта (Д. Беккер, П. Бергер, П. Бурдьё, Р. Бхаскар, Р. Гратхофф, Н. Луман, Н. Элиас, А. Ф. Филиппов).

Особую большую группу представляют работы, посвященные риторическому осмыслению социальной реальности. Здесь можно выделить несколько подгрупп. Во-первых, это работы классиков риторики языка, разработавших понятийный аппарат классической риторики, а также влиятельных исследователей в данной области. Поскольку интерес к риторике в истории носит периодический характер, то и в теории риторика представлена несколькими периодами: Античность - Исократ, Аристотель, Дионисий Галикарнасский, Деметрий Фалерский, Цицерон, Квинтилиан, Диоген Лаэртский, Августин; позднее Средневековье - Фома Аквинский, Иоахим Флорский, Р. Бэкон, Гуго Сен-Викторский; небольшие, но яркие всплески интереса к риторике в XIX веке (например: Ф. Шлегель, Ф. Ницше); и возрождение риторики с середины XX века. Здесь также следует отметить отечественных авторов, разрабатывавших риторическую проблематику в рамках лингвистических исследований: С. С. Аверинцев, Н. Я. Берковский, Л. С. Выготский, В. И. Исаева, А. Ф. Лосев, Ю. М. Лотман, В. Н. Маров, В. М. Мейзерский, И. В. Пешков, А. Рождественский, Т. Г. Хазагеров, Л. С. Ширина. А также значительные исследования риторической проблематики в связи с попытками разработки новой теории аргументации, учитывающей «логику повседневности» - например, работы И. А. Герасимовой и М. М. Новоселова. В последнее время тенденция рассматривать (отдельные) риторические механизмы как механизмы структурирования социальной реальности получает широкое распространение в философских исследованиях (Д. Коэн, В. М. Пивоев, Р. Рорти, В. И. Россман, М. Хаймер, М. Н. Эпштейн).

Вторая подгруппа представлена работами, обосновывающими методологическую часть диссертации, с одной стороны, и поддерживающими предлагаемую концепцию риторики социальности, с другой. Это структуралистские и постструктуралистские исследования (Ф. де Соссюр, К. Леви-Стросс, Р. Якобсон, Ж. Лакан, М. Фуко, Ц. Тодоров, Ш. Парэн, Ж. Женетт, А.-Ж. Греймас, К. Бремон, Ю. М. Лотман, Р. Барт, Ж. Деррида, У. Эко, Ю. Кристева). В работах структуралистско-семиотического направления

наиболее полно отражается риторический подход к проблеме конструирования социальной реальности. К этой же группе следует отнести критическую литературу по структурализму и постструктурализму: Дж. Р. Серль, П. Рикёр, У. Эко, в том числе отечественных авторов: Н. С. Автономова, С. Н. Зенкин, И. П. Ильин, Г. К. Косиков, 3. Сокулер; а также разработки «поэтик» иного, не риторического типа: онтологическая поэтика М. Хайдеггера, психоаналитическая поэтика Г. Башляра.

Ф. де Соссюр предложил структурную модель системы естественного языка, применение которой к нелингвистическим, культурно-символическим системам обосновал К. Леви-Стросс, обнаружив «структурную гомологию» всех «знаковых систем», т. е. систем элементов, обладающих значимостью и значением, и образующих устойчивые взаимосвязи. Работы Р. Якобсона вскрыли риторические (метафорические и метонимические) механизмы функционирования социальных смыслов как на уровне индивидуальной психики, так и на общекультурном уровне. Дальнейшие структуралистско-постструктуралистские исследования различным образом интерпретировали открытую Якобсоном «поэтическую функцию», работающую на различных уровнях социальной реальности. В рамках структурно-семиотических исследований был предложен способ рассмотрения социальной реальности как «текста», к которому применимы способы конструирования и «прочтения», аналогичные «грамматическим» (А.-Ж. Греймас) и риторическим (Р. Якобсон) практикам естественного языка.

Еще одна группа работ, привлеченных в целях нашего исследования, связана с приводимыми в последнем параграфе примерами осмысления социальной реальности с учетом ее риторического производства. С этих позиций мы рассматриваем концепцию общества Н. Лумана и аллегоризацию действительности в работах В. Беньямина. Вследствие недостаточной представленности работ В. Беньямина на русском языке, мы привлекаем обширный теоретический материал. Это, с одной стороны, теоретики Франкфуртской школы, к которой принадлежит В. Беньямин: Т. В. Адорно, Г. Маркузе, Э. Блох, Г. Шолем, X. Арендт, 3. Кракауэр, Э. Фромм, Ю. Хабермас. С другой стороны, широкий спектр критических и комментаторских работ зарубежных - С. Бак-Морс, М. Бланшо, Н. Больц, М. Бродерсен, П. Бюргер, Р. Виггерсхаус, С. Инголфссон, В. ван Райен, Р. Тидемаи, Г. Шмид-Ноер, - и отечественных авторов - С. Козлов, Е. Петровская, В. А. Подорога, С. Ромашко.

Объединение отдельных элементов - исследований традиций и новационных механизмов, представления о конструировании социальной реальности и риторического подхода к проблеме взаимодействия традиции и новации -требует комплексной социально-философской работы. Данное диссертационное исследование осуществляет социально-философский подход к взаимодействию традиции и новации в горизонте риторического конструирования социальной реальности.

Цель и задачи исследования.

Объектом исследования являются взаимодействия различных социально-культурных форм в процессе становления и воспроизводства современного социального мира. Предметом исследования является проблема риторического конструирования социальной реальности как способа социального обновления.

Главная цель диссертационного исследования - дать социально-философскую характеристику роли взаимодействия традиции и новации в процессе риторического конструирования социальной реальности.

В соответствии с целью, были поставлены следующие задачи:

• Описать функционирование традиций в различных типах социальности и представить модель этого функционирования;

• Выявить механизмы взаимодействия традиции и новации в процессе конструирования социальной реальности;

• Охарактеризовать механизм новаций в процессе социального воспроизводства;

• Представить риторику социальности в качестве механизма, отвечающего за новационные процессы в социальной реальности.

Методологические основания исследования.

С учетом цели и задач исследования, в диссертационной работе нами применяется несколько методологических подходов.

Социально-философский подход определяет рассмотрение традиций как социальных форм (В. Е. Кемеров), а исторической динамики традиций, соответственно, как проблемы трансформации этих форм. Историческая динамика конкретизируется в различных типологиях [Д. Белл, Г. Кан, К. Маркс, А. Мендра), через призму которых рассматривается механизм социального воспроизводства. Также данный подход определяет исследование традиций и новаций как исследование взаимосвязанных аспектов единого процесса социального воспроизводства.

Феноменологический подход применяется нами в той части, которая характеризует социальную форму с точки зрения ее конструирования человеческими индивидами в процессах интерсубъективного производства и функционирования смыслов социальных явлений (П. Бергер, Г. Гарфинкель, Р. Гратхофф, Э. Гуссерль, Т. Лукман, М. Шелер, А. Щюц). В то же время данная диссертация представляет попытку сближения двух различных традиций семиотических теорий: с одной стороны, восходящей к Ч. С. Пирсу и Моррисону (следствием развития которой является и феноменологический подход в социальной лтеории), а с другой стороны, лингвистически ориентированные семиотические концепции (французский структурализм, московско-тартуская школа).

Нами широко применяется структурно-семиотический подход, позволяющий рассматривать традиции как структурные образования, которые выполняют в социальной реальности функцию аналогичную выполняемой грамматической структурой естественного языка (К, Леви-Стросс, Р. Барт, А.-Ж. Греймас, Ц. Тодоров). С другой стороны, методология структурно-

семиотических исследований является основанием предлагаемого нами риторического подхода к проблеме обновления традиций, обнаруживая в явлениях социальной реальности механизмы новаций, функционирующие аналогично риторическим в области естественного языка (Р. Якобсон, Ж. Лакан, Ю. Кристева, Ж. Деррида, Ю. М. Лотман, Б. Успенский).

К анализу трансформации традиций и описанию работы механизма новаций мы применяем методологию риторического конструирования. Данная методология восходит к классической риторике естественного языка и современной лингвистике языка. Однако работы структурно-семиотического направления (прежде всего, Р. Якобсон, К. Леви-Стросс) и школы социальной феноменологии расширили сферу применения риторики в область анализа социокультурных феноменов, где риторика выступает в качестве конструктивного (построение) и аналитического (объяснение) механизма. В свете постмодернистского понимания языка, освобождающего язык от связи с экстралингвистической реальностью, риторика становится основанием для интерпретаций всех семантических систем. При этом все в большей степени снимается различие между двумя моделями анализа собственно фигуративных процессов: «субститутивной» (основанной на референциалыюй функции знака и репрезентативной теории языка) и «интеракциональной» (рассматривающей фигуративные отношения как реализацию внутриязыкового напряжения) (П. Рикёр). При интеракциональном подходе риторика выполняет дескриптивные и когнитивные функции, а также служит конструктивным принципом социального воспроизводства.

Объединение этих методологических подходов определяет специфику и новизну диссертационного исследования.

Научпая новизна исследования.

Новизна исследования может быть сформулирована в следующих тезисах:

• Традиция и новация представлены как взаимосвязанные аспекты социального воспроизводства, а их конкретные взаимодействия - как механизм, формирующий тип социальности в целом;

• Показан механизм воспроизводства и обновления традиции в процессе конструирования социальной реальности;

• Проведено различение «грамматики» и «риторики» социальности как структур традиций и механизма новаций соответственно, функционирующих в социальной реальности аналогично грамматике и риторике естественного языка;

• Предпринята попытка риторической интерпретации проблемы конструирования социальной реальности.

Тезисы, выносимые на защиту.

1. При изучении социального воспроизводства традиция не может рассматриваться в отрыве от иовациошюй динамики. Процесс социального воспроизводства различен в исторически сменяющихся типах социальности. Механизм, формирующий тип социальности определяется типом

взаимодействия традиции и новации в процессе социального воспроизводства.

2. Механизм воспроизводства традиции изначально предполагает ее обновление, т. е. внесение в традицию новаций. При этом способ обновления, а также объем и сущность новаций определяется структурой конкретных традиций и их способностью к обновлению.

3. Структура традиции аналогична структуре грамматики естественного языка. В языке процесс смыслообразования, формирования нового смысла, связан с функционированием риторического механизма «отклонения», нарушения языковых норм. В процессе конструирования социальной реальности действует механизм, аналогичный риторическому механизму в естественном языке. Этим механизмом является риторика социальности.

4. Конструирование социальной реальности осуществляется как взаимодействие «грамматической» структуры традиций и «риторического» механизма новаций. В результате, социальная реальность конструируется риторически, и следовательно, может интерпретироваться и выстраиваться аналогично тексту.

Научно-практическая значимость работы.

Риторический подход к социальной реальности имеет важные следствия для обновления теорий социальной философии, теоретической социологии, философии истории, исторической науки. Как методологический принцип риторика социальности обеспечит ощутимые результаты в реальной политике, психологии, педагогике.

Результаты диссертационного исследования могут быть использованы в разработке курсов по социальной философии на гуманитарных факультетах ВУЗов. А также в практике организации социальных взаимодействий между общественными объединениями различных уровней.

Структура и объем работы.

Работа состоит из Введения, Основной части, Заключения и Библиографии. Основная часть диссертации содержит две главы: «Традиция как грамматика социальности» и «Риторика социальности». Каждая глава состоит из трех параграфов, которые логически подразделены на подпункты (от трех до шести). Библиография работы содержит 225 источников. Общий объем диссертации - 145 страниц.

Основное содержание диссертации

В Первой главе - «Традиция как грамматика социальности» - мы

проводим рассмотрение традиции как грамматики социальности, то есть как структуры, функционирующей в социальной реальности аналогично грамматике естественного языка. С этой целью мы предпринимаем ряд шагов, которые позволяют нам выявить и продемонстрировать эту аналогию.

1.1. Историческая изменчивость традиции. Используя типологию обществ Д. Белла - доиндустриальное, индустриальное и постиндустриальное общества, - мы отслеживаем историческое изменение соотношения традиции и новации в разных типах социальности: от преобладания традиции в доиндустриальном типе до «дефицита» новаций в постиндустриальном. Разрастание объема традиции оказывается взаимосвязанным с усложнением социальной реальности, а интенсификация социального воспроизводства зависимой от механизма новаций.

Различие типов социальности в типологии Белла основано на изменении комплекса применяемых технологий: в доиндустриальном обществе -добывающие технологии, в индустриальном - производящие, а в постиндустриальном - обрабатывающие. Однако, очевидно, что смена типа общества приводит к изменению не только технологической стороны деятельности людей, но и способа закрепления и передачи социального опыта. При этом во всех типах общества речь может идти о традициях как механизме такой передачи социальных смыслов. Но в каждом из типов традиции имеют различный ценностный статус.

Традиция в доиндустриальном обществе являет собой модель организации общества как целого; она поддерживает органическую концепцию общества, коллективизм, а также авторитет опыта как основу целостности человека. Принципиальным отличием индустриального общества является изменение отношения к процедуре новаций. Если в традиционном обществе к новациям относились насторожено, а подчас и враждебно, то в индустриальном обществе, наоборот: систематические новации становятся основой успешного развития как общества в целом, так и его подструктур, в то время как традиции вызывают неприятие и критику. В постиндустриальном обществе происходит изменение самого способа нововведений. Основой систематических новаций здесь является изменение в характере знания: рост и разветвление наук, развитие интеллектуальных технологий, систематические исследования, финансируемые государством, кодификация знания.

Далее, мы рассматриваем двуединство бытования традиции в социальности: функционально-регламентивный «схематизм» и динамическую изменчивость конкретной реализации. Как форма хранения и воспроизводства социального опыта традиция характеризуется схематизмом. Конкретное же осуществление традиции всегда предполагает наличие временных модусов и учет факторов непосредственно не представленных в схеме. Рассмотрение традиции как схемы позволяет выразить отношение между общей структурой и всегда особенным «материалом» традиции, ведь в исторической перспективе «материал» традиции никогда не тот же самый: меняются люди, меняются обстоятельства времени и места, но традиция сохраняет свою структуру. Показательным примером является отмечание праздников (например, почти повсеместное празднование «инородного» Хэллоуина или дня св. Валентина; 8-е марта или 1-е мая в современной России). Структура и социальная функция праздника остаются теми же самыми, хотя символическое наполнение и практический смысл перестраиваются согласно «требованиям времени».

Исследование какой-либо традиции в качестве механизма хранения и передачи социально вырабатываемых и имеющих значение для поддержания социальности смыслов всегда предполагает моделирование, при котором определяется наличие неизменных структур. Двуединство традиции позволяет рассматривать её как структурное образование. Это определяет перспективность применения структуралистской методологии при описании функционирования традиций.

1.2 Структурный анализ традиции. Традиция, как структурное образование, состоит из определенного множества элементов, каждый из которых имеет значение в конкретной традиции только как элемент этой традиции, и по отношению к которому определяется значение прочих элементов. Все конкретные факты реализации данной традиции могут быть интерпретированы как относящиеся к ней только с учетом схематической модели - структуры этой традиции. Поскольку все элементы традиции взаимоопределены (то есть, связаны устойчивыми отношениями), то изменение отношений между элементами приводит к переопределению всей структуры, результатом чего может быть как выделение других структур, так и преобразование единой структуры в иную, а также окончательное разрушение первоначальной структуры. Например, изменение отношения между работником и работодателем приводит к изменению традиции производства в данном обществе; изменение способа доступа к власти — наследственный сменяется на выборный, или наоборот - вызывает изменение политических традиций. Если смена отношений между элементами традиции носит принципиальный характер, то прежняя традиция разрушается и возникает совершенно иная. Например, перенесение социальных конфликтов из сферы статусов (горизонтальная стратификация общества) в сферу ситусов (вертикальная стратификация) разрушает традиции социальной («классовой») борьбы.

Поскольку наиболее обширной знаковой системой является язык, любая семиологическая система связанна с естественным языком. В сравнении с языком, рассматриваемым как система значений, любые социальные системы можно считать подчиненными, частными системами. При этом корреляция подсистем между собой происходит через «код», который связывает все системы с системой языка, обеспечивая тем самым «структурную гомологию» (термин Р. Якобсона).

Представление о структурном подобии всех знаковых систем позволило применять аналитический аппарат и методологические принципы лингвистики к другим социокультурным системам. Таким образом, в структурализме лингвистическая дихотомия Язык/Речь, введенная Ф. де Соссюром, стала применяться к различным знаковым системам как выражение дихотомии система значений (социальная по своей сути) / процесс актуализации значений (в индивидуальных актах).

Анализ традиций также позволяет обнаружить в их структуре Язык и Речь. Язык традиции - это система коллективно вырабатываемых значений, которая, будучи однажды создана и закреплена, передается во времени и

распространяется в пространстве, обладая в должной степени устойчивостью и обязательностью исполнения. При этом каждая традиция состоит из значащих единиц, объединенных в оппозиции, и правил их сочетания/ограничения (это показано в классических работах К. Леви-Стросса, Р. Барта, Ю. М. Лотмана). Речь в этом случае представлена различными конкретными «манифестациями» структуры в качестве частного осуществления в различных модусах пространства и времени.

Простейшим элементом семиотической системы является знак. При этом знаковая система подвергается двойному членению: знак определяется как референцией (т. е. тем, что он обозначает), так и отличием от других знаков (т. е. тем, какое место он занимает в системе знаков). Благодаря этой системе двойного членения, каждый знак приобретает свой смысл. Связь знака с тем, что он обозначает - это его значение (синтагматические отношения); а место, которое он занимает в системе, определяет его значимость (парадигматические отношения).

Синтагматические отношения в традиции это значащая последовательность действий, связывающая элементы традиции в единое целое согласно структурному образцу (например, ритуал приветствия состоит из набора необходимых элементов, подчиненных заданной последовательности, нарушение которой лишает ритуал его значения). Парадигматические отношения традиции образуются ее ролью в общем корпусе традиций группы и определяются в первую очередь бинарными оппозициями (например, приветствие/прощание, «приветствие близкого»/«приветствие постороннего»).

Последовательно проводя аналогию между языком и социальной реальностью, можно заметить, что схема традиции представлена языком как набором значений (понятий), а конкретная реализация («вариант») - как контекстное употребление значений (соотносимое с другими вариантами употребления этих же значений), благодаря чему возникает значимость. (Применительно к повседневности, сходную мысль высказывал Г. Гарфинкель: в его терминологии значение события определяется «формулировкой», а контекстуальная значимость представлена «индексичными» выражениями.)

Наиболее устойчивую к изменениям часть системы языка в лингвистике олицетворяет грамматическая структура. Используя «структурную гомологию» языка и традиции, мы предлагаем рассматривать традицию (ее устойчивую, структурную составляющую) аналогично грамматике естественного языка. Таким образом, мы рассматриваем традиции как структурные образования, структурированные аналогично естественному языку и выполняющие в социальной реальности функции, аналогичные грамматическим.

На этом, грамматическом уровне, структурализм можно успешно применять для описания традиций. Однако в силу внутренних интенций, структурализм не может объяснить механизма новаций ни в языке, ни в социальном воспроизводстве. Одной из причин этого, по нашему мнению, является классическая диалектика, лежащая в основе структуралистского принципа «бинаризма».

1.3. Разрушение структуры и поиск новаций. Дихотомия «Язык/Речь» воспроизводит классическую гегелевскую триаду: «тезис-антитезис-синтез», где Язык выступает в качестве общего (коллективного), Речь - в качестве особенного (индивидуального), а синтез происходит в конкретной «речевой деятельности» (по де Соссюру). Таким образом, «Речь» и «Язык» оказываются диалектически связанными.

Антиномия Языка и Речи возможна только в случае, когда система осуществляет себя как акт, а структура - как событие. В реальной речи, в дискурсе, мы переходим на совершенно иной уровень языка, нежели уровень «языка единиц» (языка как таксономии - совокупности текстов, законов, единиц). Этот другой уровень - уровень высказываний, на котором значение имеют организация дискурса, его направленность и пространственно-временная соотнесенность (контекстность).

Как диалектика Гегеля описывает динамику «завершившейся» истории, в которой все противоречия в конце концов «снимаются», так и структурализм отдает предпочтение Языку, парадигматическим отношениям и синхронии, т. е. замкнутым, внутренне соотнесенным системам. Новация же оказывается «по ту сторону» структурализма, поскольку связана с Речью, синтагмой и диахронией. Понимание новаций как в языке, так и в социальной реальности не возможно без учета процессуальности и дискурсивности.

Дискурс - это язык, рассмотренный как «производство», а не как «продукт». Дискурсивность - это уже не диалектический процесс, и тем самым одна из классических структуралистских оппозиций оказывается внутренне подорванной. Нарушение диалектического принципа особенно заметно при попытках диахронических описаний.

Обнаружение «зазоров» - между «Языком» и «Речью», между «означающим» и «означаемым» - таит в себе возможность новаций, которую структурализм в силу своих методологических принципов не может вместить и объяснить.

Для нашей работы, однако, существенно то, что структурализм отходит от представления о внешней причинности, позволяя рассматривать традиции, а значит и социальность как имманентно (внутренне) детерминированную реальность. Это еще не та герметичность предмета исследования, к которой апеллирует философская герменевтика и социальная феноменология, ибо Структура остается трансцендентной по отношению к своим «манифестациям», и в этом смысле внешней. Но структурализм уже позволяет не противопоставлять традицию и новацию, не будучи, однако, в состоянии объяснить механизм социального воспроизводства.

Далее, мы интерпретируем некоторые аспекты критики, направленной против структурализма, как связанные с проблемой объяснения новационных механизмов в структурах как языка, так и традиции. В этой связи мы обратили особое внимание на постструктуралистскую критику «структурности структуры» и традиционной концепции знака - отношения означающего/означаемого и принципа репрезентации.

Критика структурализма, предпринятая Ж. Лаканом и Ж. Деррида, поставила под сомнение возможность независимости структуры (значений) от процесса ее

реализации, а также представление О знаке как фиксированном единстве означающего и означаемого.

Развивая критику традиционной концепции знака, Ю. Кристева выдвинула концепцию текстуальной продуктивности, где принципом, связывающим текст, служит процесс «означивания» (семиозиса): когда вместо фиксированного отношения между означающим и означаемым (т. е. «обозначения») речь идет об отношениях только означающих (т. е. «означивании»).

Процесс семиозиса, согласно Кристевой, является основной характеристикой «поэтического языка». Поэтический язык - это бесконечный код, сфера множества потенциальных возможностей (значений), одновременная реализация которых в конкретном дискурсе невозможна именно в силу потенциальной бесконечности, предполагающей, в числе прочих, и крайние оппозиции значений. Эта потенциальная бесконечность значений поэтического языка реализуется через комбинаторику системы языка, где преодоление или связывание оппозиций является не целью, а сутью самой поэтичности. Таким образом, в отличие от грамматического знака, предполагающего линейное отношение означающего/означаемого, поэтический язык устанавливает отношение между рядами (в результате чего выстраивается нелинейная структура - параграмма, а поэтический язык описывается «параграмматически»). Различие означающее/означающее раскрывается как отношение между процессом высказывания, где смысл еще неопределен, и результатом высказывания, где смысл уже определен. Тем самым, новый смысл рождается на границе между Языком и Речью.

Традиция — это такой же поэтический код, который за счет внутренних резервов (потенциальной бесконечности) порождает множество новаций. Каждая конкретная реализация традиции всегда имеет конкретный смысл востребованный здесь и сейчас.

Поэтический язык, как бесконечный процесс «означивания», обладает способностью к новациям и предполагает определенный механизм их производства. Такой механизм должен быть доступен для индивидуального освоения, и в то же время иметь возможность влияния на социальную реальность.

Критика традиционной концепции знака и языка как сферы репрезентации объективной реальности, предпринятая постструктурализмом, обнаруживает источник новаций (в языке) в экс-центричном, дискурсивном субъекте процесса «означивания» (семиозиса). Применительно к традиции это означает, что источник новационных процессов в социальной реальности также следует искать в механизмах и способах воспроизводства традиций, осуществляемых людьми с учетом их насущных (исторических) потребностей.

' Во Второй главе - «Риторика социальности» - мы показываем, что новации в социальной реальности, рассматриваемой как значащая система социального опыта, образованная структурами традиций (которые выполняют в социальной реальности функции, аналогичные грамматическим в языке), определяются механизмом, также сходным с механизмом новаций в естественном языке. Таким механизмом будет риторика социальности.

Риторика социальности - это механизм новаций, который в процессе социального воспроизводства, путем смыслового смещения (переопределения), изменяет сами традиции.

П.1. Языковое структурирование социальности. Концепция Л. С. Выготского и «исторической школы» в психологии раскрыли на опытных исследованиях роль языка и речи как «социального средства мышления». Социальное развитие индивида связано с трансформацией биологических функций - это процесс, в котором язык выступает как «социальный адаптер». Таким образом, мышление, как биологическая функция, через языковую сферу (языковое мышление), превращается в общественно-историческую функцию.

Языковое мышление определяет особые функции языка. Язык - это сфера осмысления всех феноменов мира, и наиболее прагматичный способ коммуникации. Усвоение основ языка (прежде всего, его грамматической структуры) происходит в раннем возрасте, некритично, и это определяет дальнейшее структурирование реальности по аналогии со структурой язьпса. Таким образом, язык репрезентует «социальное» в сознании индивидов и структурирует мир для человека прежде, чем сам человек «осознает» его. Между человеком и миром появляется посредник, который отныне и навсегда указывает «место» человека в мире.

Перефразируя Ж. Лакана, можно сказать: социальность структурирована как язык. Язык предоставляет ту категориальную сетку, которая как бы автоматически, непроизвольно, набрасывается человеком на весь спектр его восприятия. Язык производит разбив реальности «а значимые фрагменты, аналогично устройству собственной структуры. Этот «разбив» может осуществляться различными способами. А это значит, что не только мир, но и сам человек оказывается плодом «работы» знаковых систем - системы означающих, существующей до конкретного индивида и определяющих его существование.

Представление социально структурированной реальности как структурированной языком, позволяет рассматривать совокупность явлений культуры как текст, который поддается прочтению, подчиняясь правилам грамматик, специфичных для каждого вида текста, но организованных по аналогии с грамматикой естественного языка. Будучи соткана из той же материи, что и литературный текст (из языковых реалий), социальная реальность может рассматриваться как «поэтическое» пространство. А это означает, что к социальности применимы приемы, аналогичные действующим в языке.

Исходя из аналогии структур языка и структурного устройства традиций, мы предположили, что и в социальной реальности должна быть функция, аналогичная смыслопорождающей «поэтической функции» естественного язьпса. Верность этого предположения может быть доказана применением к традициям приемов, аналогичных приемам, применяемым в «поэтике» языка. Новизна высказывания, новый смысл не нуждается в какой-либо внеположенной языку реальной вещи. Напротив, трансформация смысла создает новую вещь - сущность с новым смыслом.

Применительно к традиции это' .означает, что новация должна рассматриваться в связи с проблемой обновления (воспроизводства) самой традиции. Ничто не проникает в социальную реальность «извне». Механизм новаций в социальной реальности работает аналогично поэтической функции естественного языка, создавая новые традиции за счет смыслового смещения, изменения значений и значимостей элементов существующих традиций. Например, в искусстве XX века произошло смещение системы значений содержания на форму, что породило массу новых традиций (направлений) как в художественном искусстве, так и в литературе, кинематографе.

По отношению к традиции, воспроизводство которой возможно благодаря правилам, организующим ее структуру, новация связана с нарушением правил, с выходом за пределы нормы традиции. В естественном языке нарушение грамматических норм (традиционной структуры) вызывается работой риторического механизма смыслового смещения. Аналогичный механизм, работающий в социальной реальности, мы будем называть риторикой социальности. Риторика социальности - это механизм социальной реальности, трансформирующий традиции и, тем самым, осуществляющий процедуру новаций.

Результатом действия риторического механизма в языке является образование нового смысла, отличного от чисто структурно-грамматического, формально-логического смыслообразования. Далее, мы рассматриваем два основных варианта риторики, аналоги которых можно обнаружить в социальной реальности: «риторику фигур» и «риторику текста».

II.2. Риторика как механизм новации. Риторика фигур традиционно занимается изучением смыслов, отличных от «прямого», буквального. Тропы и фигуры - это различные типы соотношений между «первым» и «вторым» смыслами. Отличие риторических фигур от тропов заключается в различии между синтагматическими и парадигматическими связями. Тропы - это проекция парадигматических отношений на последовательность элементов высказывания («связей in absentia»), фигуры же возникают непосредственно в синтагматической цепи («связи in praesentia»).

Фигуральное выражение значит больше, чем буквальное, несет дополнительные «косвенные» значения, создает эффект «приращения смысла». Дополнительный смысл выражению придает использование фигур, которые как раз и создают вторичные смысловые эффекты («коннотации»).

Коннотативное значение отличается от денотативного (т. е. первичного) повтором процесса означивания, при котором первичный знак (единство означающего и означаемого) становится означающим нового означаемого. Процесс вторичного означивания, единожды начавшись, потенциально может продолжаться до бесконечности; и поскольку не представляется возможным уверенно указать предполагаемую первичную (и потому «привилегированную») коннотацию, нет безоговорочного основания считать денотативное значение принципиально отличным от коннотативного.

В противоположность «точному» слову, обычно произвольному, слово в фигуральном значении мотивировано. Причем мотивировано двояко: а) потому

что выбрано (сознательно), а не «навязано языком»; б) и потому что замена слова определяется определенным типом связи между означаемыми (аналогия, смежность, включенность и т. д.), которая продолжает коннотативно присутствовать в новом означающем. Таким образом, именно мотивированность коннотативного значения придает ему вторичные смыслы.

Новационные процессы в традициях также мотивированны, как элементы в фигуре. Мотивированность здесь - это связь, устанавливаемая дискурсивным субъектом между явлениями социальной реальности (означаемыми в языке). Например, изменения методологических подходов в какой-либо научной сфере, которые приводят к смене сложившегося, традиционного подхода к предмету исследования, часто происходят за счет эффекта переноса принципов рассмотрения предмета из других областей исследования: по смежности, когда на данную область исследования распространяются методы непосредственно близкой науки (к примеру, нанохимия, социальная психология, геополитика и т. д.); по аналогии, когда в разных областях исследования обнаруживаются сходные признаки (например, структурная ботаника, зоосемиология, социальная инженерия и т. п.). Мотивированность в фигуративных процессах, по аналогии, позволяет рассматривать возникновение новых отношений элементов традиций как внесение индивидуальной «связности» в социальный опыт, что, в дальнейшем, служит залогом возникновения новых традиций. В гуманитарной сфере чрезвычайно влиятельными оказались коннотации: «общество - машина», «человек - машина», «общество - организм», «коллектив - конвейер», «время - деньги», «деньги - кровь общества» и пр. Все эти коннотации несут на себе очевидные следы перекрестных переносов методологических схем различных наук.

Различение фигурального и буквального смыслов на основе контекстной мотивированности позволяет избежать противопоставления смыслов. Поэтому в современной риторике прямой и переносный смыслы больше не противопоставляются. Виды соотношений буквального и фигурального смыслов интерпретируются в терминах теоретико-множественных отношений «теории отклонений». Четыре основных типа «отклонений» - добавление, сокращение, пермутация и субституция - производят смещение смысла на всех уровнях организации языка.

В равной мере теория отклонений может быть применена для описания потенциальных возможностей изменения традиций: включение в состав одной традиции элементов других традиций («добавление»), исключение части ее элементов («сокращение»), изменение связей между элементами данной традиции («пермутация»), дефрагментация нескольких традиций и простраивание новых связей между частью элементов этих традиций («субституция»). Показательным примером здесь может служить христианство (как традиция): исторически христианство возникает как результат «добавления» в иудаизм элементов мистических культов разных религий и сект Ближнего Востока; путем «исключения» части элементов христианской традиции (например, Священного предания и пышной обрядности) возникает протестантизм (некоторые ранние направления); одним из аспектов различия

православной и католической традиций являются акцентировка двуединой природы Христа (с акцентом на божественность, и с акцентом на человечность) - «пермутация» элементов; «субституция» наблюдается, например, в использовании христианских мотивов в светских учениях (идея спасения страждущих в марксизме, практика «исповеди» в психоанализе и т. д.).

Возникает вопрос: если традиция замкнута на себе, не допускает «внешнего» влияния, то каким образом возможна ее трансформация? На этот вопрос может ответить «тропология творчества», рассматривающая отношения слов, а не вещей. Тропология творчества, основанная на изначальной амбивалентности языка и равно действительная для всех знаковых систем, демонстрирует каким образом происходит создание нового в системе, ограниченной одними означаемыми - социально конструируемой системе значений и зиачимостей.

Основываясь на работах Р. Якобсона и Ж. Лакана, постструктуралисты усмотрели творческое начало в риторике как «нарушении нормы». Для постструктуралистов риторика - это не столько совокупность способов украшения речи, сколько индивидуальный опыт проживания в социальной реальности, структурированной как язык. Собственные механизмы традиции создают амбивалентности, «напряжения», снятие которых и происходит в новационных процессах. Таким образом, постструктурализм приходит к пониманию риторики как творческого механизма новаций.

Традиции, образующие ткань социальности, поддаются процедурам селекции и комбинации; социальный опыт предоставляет «подобия», оперируя которыми, индивид складывает «смежность» своей жизни; парадигматические отношения реализуются в синтагме, образуя уникальную фигуру личности человека. Особенность, индивидуальность личности человека образуется отбором (селекцией) схем мышления и действия и сложением (комбинацией) их в уникальной конфигурации личного опыта. Уникальность личного опыта, с риторической точки зрения, рассматривается как «речь языка» (индивидуальный способ бытования универсальных, человеческих способовмышления и поведения - «практик», «дискурсов»). Зазор между доступным для многих (наблюдаемым, понимаемым, «улавливаемым») «подобием» человеческого способа жизни и уникальной личной конфигурацией исторически отобранных (в жизненном опыте) схем образует фигуру — пространство нового индивидуального опыта и определяет специфику личностного восприятия, недоступного никому более.

Риторика фигур может рассматриваться как вариант риторики социальности, объясняя смысловые смещения в структурах традиций в локальных масштабах, т. е. на уровне элементов, составляющих традицию: актантов, отдельных правил и обрядов, смысловой нагружениости конкретных культурных кодов и сообщений. Для больших масштабов, образующих культурные целостности, аналогом риторики социальности служит риторика текста.

В отличие от риторики фигур, «риторика текста» относит образование риторического эффекта смещения смысла на счет организации текста. В процессе актуализации языковых норм образуется контекстуальный смысл, который изменяет сигнификативное отношение между означающим и

1 20

означаемым, в результате чего общий смысл высказывания не совпадает с референтами единиц, входящих в состав этого высказывания. Поэтому фигуру (или троп) можно рассматривать не только как отношение между двумя словами: заменяемым и заменяющим («субститутивная модель»), но и как отношение между словом, употребляемым в переносном смысле, и контекстом, сообщающим прямой смысл («интеракциональная модель» образования тропов). Таким образом, фигура (или троп) предстает как результат взаимодействия двух смыслов, из которых один является прямым, а второй фигуративным. Фигуральный смысл, в этом случае, это следствие не столько семантики языка, сколько конкретной реализации в контексте.

В пределе, сам текст как целое также соотносится с неким реальным или виртуальным корпусом других текстов. Реферснциалыгую функцию здесь выполняют другие тексты. Отношения текста к культурному контексту могут иметь как метафорический, так и метонимический характер. В результате такой соотнесенности с целым корпусом текстов (в пределе - всей сферой культуры), при каждом прочтении текст «отклоняется» от собственного «прошлого» смысла; текст становится неравным самому себе. Это явление соотнесенности всех опосредованных языком, а значит всех социальных, текстов называется интертекстуальностью. Понятие интертекстуальности объединяет реальность языкового текста и социальную реальность как системы значимостей и значений.

Понятие «интертекстуальность» позволяет рассматривать социальную-реальность аналогично литературному тексту. Соответственно, сложноорганизованная социальная структура может исследоваться и описываться как глобальный социальный текст, новации в котором осуществляются благодаря процедурам риторического смещения.

В результате, социальная реальность может прочитываться как единый «открытый» текст, то есть текст не имеющий границ (или «центра»: точнее, «центр» каждый раз - «другой»). В таком тексте важным риторическим принципом новации выступает цитирование. Однако категория цитации в постструктуралистской теории переосмысляется.

Если прежде категория цитации сводилась к проблеме формального присутствия фрагментов текстов («мыслей») предшественников или современников, то теперь всякий текст рассматривается как «реакция» на предшествующие «чужие тексты». И прежде всего, сам процесс «письма» стимулируется уже написанным, уже сказанным, уже созданным. Цитата пробуждает энергетику того произведения, из которого она заимствована, пробуждая тем самым и смыслы, дремлющие в диахронической глубине интертекстуальности. Конкретная цитата, ссылка или реминисценция - это только симптом иных смысловых языков, кодов и дискурсов, которые в латентной форме всегда уже содержатся в произведении (в данной церемонии, в данном ритуале, в данном обычае, в данной воспроизведении традиции). Однако, несмотря на свою цитатность, новый текст все же остается новым, поскольку обогащается новыми смыслами за счет процесса смещения означающих.

У категории цитации, помимо собственно текстового, есть еще и социальное измерение. Прошлое не существует само по себе; прошлое возможно только в форме традиций, которые регулярно актуализируют это прошлое в настоящем. Процедура цитирования, разбивая прошлый опыт (традиции) на фрагменты, позволяет прошлому актуально присутствовать в современности.

Цитирование фрагментов текста «реальности» создает иной контекст, в котором соотношение элементов переосмысляется по-новому. Таким образом, контекст, выступающий референтом текста, обосновывает открытость традиции для новационной динамики. Эта динамика имеет место при различных культурных диалогах, т. е. в случаях заимствования фрагментов «чужеродного» социального опыта: фрагменты проходят период адаптации, наделяются новым контекстным смыслом, и только тогда включаются в состав данной культуры. В этом смысле следующая традиция предстает как «устоявшийся» набор новаций. Например, так можно сказать о (традиции) российской науке — основы которой были «импортированы» с Запада.

Анализ фигуративных процессов в языке показывает, что эффект, производимый риторическим механизмом, связан с нарушением языковой нормы. В результате такого нарушения происходит смысловое смещение -рождается новый смысл. За счет явлений, описываемых трансформацией коннотативных связей и теорией отклонений, возникают новации. Образование коннотативных смыслов во все более усложняющихся системах зависит уже не только от единичных эффектов смыслового смещения, но и во все большей степени от организации систем (текстов) и их соотнесенности с общим культурно-историческим контекстом.

Контекстность всех социальных явлений осуществляет референциалыгую функцию каждой семантической структуры и позволяет прочитывать смыслы, утраченные конкретным текстом, как упущенные возможности в истории общества.

ИЗ. Конструирование социальности риторическими средствами. В последнем параграфе мы рассматриваем несколько примеров, демонстрирующих механизмы риторики социальности как конструктивного принципа социальной реальности. В качестве таких примеров мы выбрали некоторые аспекты «теории общества» Никласа Лумана и «антропологического материализма» Вальтера Беньямина. В частности, конфликт информативности и избыточности при принятии социально-политических решений, в результате которого общество конструируется либо парадоксально, либо тавтологически (Н. Луман); и аллегоризация исторической действительности как способ сознательного конструирования новой реальности из фрагментов традиции (В. Беньямин).

Общество, в концепции Н. Лумана, как оперативно закрытая аутопойетичсская система, замкнутая в коммуникативной среде, осуществляет регулярно возобновляемое самопорождение с помощью самоописания системы. Референциальная функция системы общества, осуществляемая в рамках самой системы (самореференция) позволяет рассматривать изменения системы как ее собственные процедуры. В частности, это определяет рассмотрение новаций в

качестве условий «работы» традиций, и одновременно как результат этой работы.

С другой стороны, в условиях оперативной замкнутости все теории общества могут строиться только в спектре между тавтологическими и парадоксальными самоописаниями. Этот спектр заполняют идеологии, которые, с помощью симуляции позиции «наблюдателя» системы (искусственного создания различений между индивидом и обществом, обществом и государством - т. е. внесоциального наблюдателя социальной системы), избегают «рефлексии тождества» (т. е. никуда не ведущей констатации того, что «общество есть общество»).

Поскольку симуляция может осуществляться только в сфере значений, а не «объективной реальности», политика в концепции Лумана выступает как деятельность по внедрению «коллективно-обязательных решений», с помощью механизмов риторики — смыслового смещения значений и значимостей социальной реальности, - создающая убедительное описание общества.

Рассмотрение традиции как неосознаваемой данности социального опыта в работах В. Беньямина, проистекает из сущностных характеристик самой традиции. Беньямин рассматривает традицию с точки зрения ее содержания, а не структуры, как это делали мы. Поэтому традиция, обеспечивающая передачу социального опыта, парадоксальным образом оказывается непередаваемой. Действительно, содержанием традиции является, в первую очередь, непрерывность передачи. Это содержание не может быть непосредственно передано или осмысленно, как нельзя осмыслить бесконечность.

В то же время, не прерываясь, передача все же осуществляется. С точки зрения Беньямина, традиция наследуется в буквальном смысле - это генетическая память рода. В таком случае нет необходимости осознавать традицию.

Но есть и иной механизм передачи социального опыта - это порциальная передача фрагментированной традиции. Такую фрагментацию мы наблюдаем в феномене «информации», которая всегда субъективно воспринимается как новация. Фрагменты, вырванные из контекста традиции, несут в себе «память» о целом (традиции), образуя тем самым новую традицию.

В этом процессе трансформации традиции особая роль принадлежит аллегории как амбивалентному принципу, объединяющему разрушение и созидание. Аллегория способна непротиворечиво объединять крайности и в то же время вскрывать потаенные противоречия, намекая на альтернативность существующего положения дел. Тем самым аллегория демонстрирует искусственность социальных объектов, созданность социальной реальности, и может стать механизмом его сознательного конструирования.

Таким образом, и социологическая концепция Лумана, и способ осмысления исторических преобразований В. Беньямина допускают рассмторение социальной реальности как конструируемой. Ключевую роль в процессе конструирования играют механизмы риторики как способа осуществления процедуры новации в социальной реальности. Новации осуществляются в интересах дальнейшего социального воспроизводства, то есть в интересах

традиции: воспроизводство традиции «осуществляется как ее обновление, а новация возникает только в процессе воспроизводства традиции. «Ткань» новаций гомогенна «ткани» традиции (новые коммуникативные практики в обществе как системе коммуникаций — у Лумана, и «перетасовка» социальных контекстов (традиций) в аллегории ради создания нового контекста (традиции) — у Беньямина), и это основное условие возможности трансформации традиции.

В Заключении обобщаются итоги исследования, приводятся основные результаты, определяющие научную новизну исследования и выносимые на защиту.

Традиция и новация представлены как взаимосвязанные аспекты социального воспроизводства.

Показан механизм, формирующий тип социальности, определяется способом социального воспроизводства традиций и внедрения новаций. При этом традиция определяет направления и сущность осуществляемых новаций.

Проведено различие «грамматики» и «риторики» социальности как структур традиций и механизма новаций. Структура традиции аналогична грамматической структуре естественного языка, а обновление традиций осуществляется с помощью механизма риторики социальности.

Предпринята попытка риторической интерпретации проблемы конструирования социальной реальности. Конструирование социальной реальности осуществляется как взаимодействие «грамматической» структуры традиции и «риторического» механизма новаций.

По проблеме диссертационного исследования автором опубликованы следующие работы:

1. Катастрофа // Социальная философия: Словарь / Составление и редакция В. Е. Кемеров, Т. X. Керимов. - М: Академический проект, 2003. - 560 с. (в соавторстве с Никитиным С. А.) — 0,25 п.л.

2. Катастрофа // Современный философский словарь / Под общей редакцией д. ф. н. профессора В. Е. Кемерова. - 3-е изд., испр. и доп. М.: Академический проект, 2004. - 864 с. (в соавторстве с Никитиным С. А.) - 0,25 п.л.

3. Обычай // Современный философский словарь / Под общей редакцией д. ф. н. профессора В. Е. Кемерова. - 3-е изд., испр. и доп. М.: Академический проект, 2004. - 0,25 п.л.

4. Беньямин В. О понятии истории // Время. Философия. Пространство. (Хайдеггер. Шолем. Беньямин. Олсон. Эльштайн). Екатеринбург, 1996. -106 с. (Школа философского перевода. Вып. 7) (перевод) - 0,5 п.л.

5. Шолем Г. Десять неисторических тезисов о Каббале // Время. Философия. Пространство. (Хайдеггер. Шолем. Беньямин. Олсон. Эльштайн). Екатеринбург, 1996. - 106 с. (Школа философского перевода. Вып. 7) (перевод) - 0,25 п.л.

Подписано в печать И.05.04. Формат60x84/16. Бумага офсетная. Усл. пет. л. Заказ № Щ Тираж 100.

Отпечатано в ИПЦ «Издательство УрГУ». г. Екатеринбург, ул. Тургенева, 4.

№ 10 4 5 0

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Калайков, Станислав Юрьевич

Введение з

Глава I. Традиция как грамматика социальности

LI: Историческая изменчивость традиции

1.1.1 Типы социальности

1.1.2. Динамика традиций

1.1.3. Двуединство традиции: схема и процесс 30 *

1.2. Структурный анализ традиции

1.2.1; Традиция как структура

1.2.2. Анализ традиции с помощью методологии структурализма

1.2.3. Синтагматические и парадигматические отношения

1.2.4. Диалектика или дискурсивность?

1.3. Разрушение структуры и поиск новаций 46.

1.3.1. Проблема диахронии

1.3.2. Критика «структурности структуры»

1.3.3. Означающее/означаемое или цепочка означающих?

1.3.4.' «Поэтический язык» как источник новаций 58 i

Глава II. Риторика социальности;

II. 1. Языковое структурирование социальности

II.1.1; «Рождение в язык» как вхоиздение в социум

11.1.2. Структурирование реальности и «поэтическая функция»

11.1.3. Значения термина «риторика»

II.2. Риторика как механизм новаций 78<

11.2.1. «Риторика фигур»: буквальное и фигуральное 78 '

11.2.2. Механизм коннотации и «теория отклонения» 82 П.2.3.Тропология.творчества

11.2.4. «Риторика текста» 91 i

11.2.5. Понятие «интертекстуальность» и категория цитации

11.2.6. Некоторые эффекты отношений текста и контекста

П.З.Конструирование социальности риторическими средствами 106 П.З.Г. Никлас Луман: самоописание общества^ как его самоконструирование

11.3.2. Тавтологические и парадоксальные самоописания

11.3.3. Информативность и избыточность. в коммуникативной практике 112 II.3.4: Вальтер Беньямин: «аура» традиции и «профанное озарение»

II.3.5. Аллегоризация действительности:

Введение диссертации2004 год, автореферат по философии, Калайков, Станислав Юрьевич

Актуальность диссертационного исследования определяется возрастанием темпа обновления традиции в современном обществе, взаимодействием различных традиций, поиском конструктивных подходов к сохранению и обновлению традиций. В современной ситуации социальные представления обладают значительно большей подвижностью, чем в традиционном обществе. Поэтому акцент социального анализа смещается с ориентации на традицию к ориентации на анализ новаций. Прежние способы описания и объяснения динамики традиций оказываются не достаточными в наличных условиях. Таким образом, возникает потребность обновления методологии исследования традиций, конкретизации, социально-философского анализа проблемы обновления традиций.

В социальной реальности идет, непрерывный процесс воспроизводства социальных смыслов и структур. Ключевую роль в этом процессе играют традиции, как механизм накопления, сохранения и трансляции социально значимого опыта. Традиция - это то, что передается, как на протяжении жизни одного поколения, так и от одного поколения другому поколению1. Поскольку любое явление, имевшее место в, прошлом, , можно назвать традицией, «все прошлое - потенциальная традиция» . Социально-философский смысл традиций раскрывается не только как основа, или предпосылка человеческой деятельности, но и как результат усилий людей, прилагаемых с целью сохранения и воспроизводства социальных связей, и направленных на поддержание успешных (т. е. прошедших историческую «апробацию») социальных институтов и форм социального общежития. Таким образом, сфера традиций охватывает широчайший спектр явлений социальной реальности: от обычно называемых традиционными - технических навыков* и технологических схем, религиозных и светских обрядов и церемониалов, бытовых и профессиональных обычаев, - до научных и философских школ, идеологических конструкций и массы повседневных событий, опосредующих социальный опыт в индивидуальном бытии человека.

1 Мосс А.: «Из поколения в поколение передаются не.только выраженные словами религиозные или нравственные принципы, но и движения, жесты, рефлексы, чувства. Все социальные явления могут быть исследованы с точки зрения их "традиционности"». (Цит. по Шацкий Е. Утопия и традиция. С. 311.)

2 Шацкий Е. Утопия и традиция. С. 213. Ср.: «Традиция (от лат. traditio - передача) - передача духовных ценностей от поколения к поколению; на традиции основана культурная жизнь. Традицией называется также то, что передают; в то же время все, что на традиции основано, называют традиционным». (Краткая философская энциклопедия: М., 1994.)

Проблема со-бытия различных традиций приобретает особенное звучание в связи с все возрастающим ускорением социальной динамики. Общество больше не может позволить себе роскошь «случайных открытий», метод «проб и ошибок», самопроизвольное «скольжение» технологического прогресса.

Сегодня страны Запада, да и Россия тоже, столкнулись с проблемой старения и депопуляции «титульных» наций, носителей культурных традиций страны. Зато в геометрической прогрессии растет число мигрантов из чуждых этнокультурных образований. В зависимости* от конкретных условий, приток мигрантов можно оценивать как положительно, так и отрицательно. Существенно то, что эти новые граждане, а равно и их дети, не могут, а часто и не хотят приобщаться к традициям принявшей их страны. Такая ситуация создает социальное напряжение, грозящее перейти в острый конфликт, и всплеск терроризма, отчасти, тому подтверждение. Вопросы, связанные с совмещением традиций в современных реалиях, придают остроту социально-философскому подходу.

Главная функция каждой традиций, независимо от сферы ее бытования, - это поддержание целостности и стабильности социума. Этой функции подчинены такие характеристики традиции как: коллективное кодирование социальной информации, высокая степень устойчивости, сочетание сознательных и бессознательных факторов в кодировке и дешифровке, интегрирование индивидуального и надындивидуального опыта. Очевидно, что традиции являются существенным аспектом социального воспроизводства. Традиция обеспечивает воспроизводство социальных смыслов во времени, и единство социальной, реальности в пространстве. Воспроизводство социальности и воспроизводство' традиции - это взаимосвязанный процесс, ведь социальность - тоже «традиционный» способ человеческого бытия.

Социальный, механизм традиций функционирует в социальной реальности непрерывно. Тем не менее, «облик» реальности изменяется: обычно постепенно, иногда стремительно, но всегда заметно. Очевидно, что изменения провоцируются какими-то событиями, изменяющими обстоятельства существования социума. И в зависимости от характера этих событий, мы становимся свидетелями либо постепенных; трансформаций, либо «катастрофических» перемен. Так или иначе, мы сталкиваемся с Новым - с новым опытом, с новыми проблемами, с новой реальностью3.

3 Замечательные во всех отношениях примеры «природной» тяги человека к новизне можно увидеть в работах различных «утопистов». Знаменитая «папийонна» Ш. Фурье - страсть к разнообразию, диктующая каждых два часа сменять вид деятельности. Или примечательный пассаж из Оуэна, в котором он пишет о ячейке «совершенно новой организации человеческого общества, при которой все люди приобретут новое сознание, новые чувства, новый дух и усвоят совершенно иное поведение, по

Каждое поколение наполняет традиционные формы новым содержанием. Другими словами, традиция неизбежно предполагает новационную динамику. Таким образом, адекватное рассмотрение традиции невозможно без учета механизма новаций, производящего трансформацию традиций, переосмысление накопленного опыта и новое наполнение прежних социальных форм.

Существенно, однако, отметить, что как сохранение и передача традиции, так и наполнение прежних социальных форм новым содержанием, обогащение новыми смыслами, т. е. механизм новаций — предполагают деятельность людей. Таким образом, взаимодействие традиции инновации может рассматриваться как деятельность (часто неосознаваемая), направленная на конструирование социальной реальности.

Конструирование социальной реальности - широкая тема,, рассматриваемая в различных работах, использующих разные подходы. Наиболее разработанными являются подходы, практикуемые в социальной феноменологии4 и медиаисследованиях5. Однако, на наш взгляд, чрезвычайно перспективным, хотя и слабо разработанным, является риторический подход к проблеме конструирования социальной реальности.

Риторический подход предполагает рассмотрение новаций, происходящих в социальной; реальности, как результат действия механизма смыслового смещения при социальном воспроизводстве традиции. Ввиду особой роли языка (как организованной коммуникативной системы) в социуме, этот механизм действует аналогично механизму смыслопорождения в естественном языке. Так как в естественном языке смыслопорождающим механизмом является механизм риторики, мы предлагаем называть аналогичный механизм, действующий в социальной реальности, - риторикой социальности.

Механизм риторики социальности организован и функционирует аналогично риторике естественного языка, нарушая: традиционные причинно-следственные, формально-логические связи. Это совершенно иной принцип организации целого, учитывающий нелинейное построение социального конструкта.

Риторическая организация. социальной реальности проявляется в неоднозначности социальных явлений: в несовпадении намерений и их реализации, в социальных конфликтах различных уровней, во всех типах взаимодействий' (включая межличностные). Одним словом, каждый раз, когда за конкретным событием сравнению с человеком прежнего мира.» (Оуэн Р. Книга о новом нравственном мире. С. 332; курсив мой-С. К.).

4 См. например, Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. например, политическим) мы замечаем «иной смысл» (например, экономический, психологический или социо-культурный), работает механизм риторического смещения. Особенно ярко риторика социальности проявляется в сфере «общественных связей» — в политике, в журналистике, в построении социальных теорий.

Социальная реальность сконструирована риторически. Понимание механизма функционирования риторики социальности важно во всех сферах социального бытия. Однако в данном исследовании мы подходим к взаимодействию традиции и новации как проблеме риторического конструирования социальной реальности с социально-философских позиций.

Наш подход опирается на комплекс исследований, в которых уже были проработаны отдельные мотивы данной темы. Однако в таком ключе, как взаимодействие традиции и новации в риторическом конструировании социальной реальности, данная проблема еще не рассматривалась.

Наиболее ранние работы, посвященные традиции как принципиально важному явлению социальной жизни — это работы «традиционалистов»6. Однако здесь традиция воспринимается некритически, выступая в качестве своеобразного метафизического понятия, все объясняющего, но необъяснимого.

Большинство авторов, обращавшихся к понятию, традиции, на наш взгляд, неоправданно сужали это понятие, ограничивая его какими-либо специфическими рамками. Например, сферой народного творчества, религиозной обрядностью, научной или философской «школой». Например, в методологии науки понятие «традиция» репрезентирует идею непрерывности, гармонизируя отношения «когнитивных структур» и их изменчивость7.

Такое сужение исторически восходит к классической этнографии девятнадцатого — начала двадцатого веков, которая под традицией понимала сферу «мифологического»8. Традиция как способ жить, или «способ; оперировать временем», сообразуясь с мифологическим образцом, возникает и в философской герменевтике9, а в структуралистской этнографии вообще является базовым10.

Некоторые авторы рассматривали традиции, подчеркивая лишь какую-то одну ее сторону. Как, например, в исследованиях некоторых русских авторов, где в качестве русского аналога понятия, «традиции» принимали слово «обычай». Именно такие

5 См. Дьякова Е. Г., Трахтенберг А. Д. Массовая коммуникация и проблема конструирования реальности: анализ основных теоретических подходов.

6 Например, работы де Бональда, Р. Генона, некоторые работы М. Элиаде.

Например: Визгин В. П. Традиция и инновация: взгляд историка науки.

8 См. например, Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь.

Например, Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Статья «Герменевтика и традиция». сближения «традиции» и «обычая» можно встретить в лексических словарях11. Между тем, определение обычая как «традиционный порядок», или «традиционно установившиеся правила», подчеркивают только одну сторону традиции -преемственность и устойчивость. Другой необходимой стороной традиции является способность изменяться, структурно перестраиваться, обогащаться новыми компонентами.

Большая работа была проделана по исследованиям отдельных традиций. Например, история христианства, традиция резьбы по дереву, традиции народного творчества и т.п. Но эти исследования рассматривают не столько свой предмет - традицию, -сколько ее бытование во времени и пространстве: распространенность по территории, изменения технологий и т. д.

Существует тенденция рассматривать традиции как разновидность ценностей, защита или критика которых предполагает апелляцию к их давнему происхождению. Такая тенденция характерна не только для обыденного понимания традиции, но часто встречается и в научной литературе. На самом деле, сложно отыскать такую работу, в которой при упоминании традиции не встретилась бы оценка: традиции — это хорошо, или, напротив, это плохо. А между тем, вне зависимости от оценки - является; ли традиция условием или препятствием в деятельности людей, - прежде всего, традиция: есть факт, с которым следует считаться.

Традиция» объединяет множество различных явлений общественной жизни. В сферу традиции входят праздники, обряды, обычаи, ритуалы, церемонии, привычки, технологии, нравы, мода и т. п.12 Понятие «традиция» охватывает организованную «систему социальных представлений», «способов поведения», «мировоззрение», «нормы» и «образцы», систему социального принуждения, и даже «идеологию».

А между тем все эти явления обладают рядом общих характеристик, которые и позволяют рассматривать их в качестве явлений, соотносимых с «традицией» как родовым понятием. Это такие характеристики, как воспроизводимость (преемственность), устойчивость во времени; целостность, определенная самодостаточность и императивность условий осуществления.

Особо стоит отметить комплексное исследование традиций у Е. Шацкого и В. Д. Плахова, стремящихся объединить различные взгляды на традицию, используя какое-либо единое основание. Так, например, польский исследователь Ежи Шацкий выделяет три типа понимания традиции - объектное, субъектное и функциональное. Объектное

10 См. работы К. Леви-Стросса: Первобытное мышление, Печальные тропики. Обширный анализ словарных значений слова «традиция» см. в Плахов В. Д. Традиции и общество. понимание Шацкий интерпретирует как проблему «наследия», т. е. тех «условий», в которых нам приходится действовать; субъектное понимание - как «проблему целей», т. е. той системы ценностей, которую мы «навязываем окружающему нас миру»; а функциональное понимание - как «проблему средств» формирования условий и целей13. От того, какое «понимание» предпочтет исследователь зависит выбор явлений, которые он назовет «традиционными».

Как субъектная, так и объектная трактовки традиции поднимают проблему интерпретации, т. е. возможности влияния посредников и реципиентов на «передаваемое». «Передача общественного наследия — это метаморфоза»14, отбор и коррекция того, что мы перенимаем от прошлого.

Такой взгляд на традицию характерен, например, для философской герменевтики. Так для Поля Рикёра традиция - это не мертвый груз прошлого, не «наследие», а некая живая длительность, живущая благодаря непрекращающемуся процессу интерпретации; непрерывность традиции возможна только как непрерывность ее интерпретации, как непрекращающаяся работа с традицией. И только интерпретация, только вхождение в «герменевтический круг», позволяют открыть все богатство традиции, ее «жизнь». Поэтому и «подлинная традиция» для Рикёра есть не что иное, как «серия повторяющихся интерпретаций»15.

Позиция Шацкого не учитывает распространенность .традиции в пространстве. Ведь есть традиции, перенимаемые в настоящее время: как, например, российские бизнесмены сейчас перенимают традиции деловой этики.

Для' «объяснения» изменений научно-технологического, социологического и экономического характера используется термин «инновация». Этот термин иногда, используется для описания динамических преобразований и в других сферах. Однако по своему значению термин «инновация»16 уже термина «новация». В отличие от инновации, новация может и не осознаваться как поиск нового решения в изменившихся условиях, и не быть таковым, и даже напротив, манифестировать себя

12 См., например: Шацкий Е. Утопия и традиция; Плахов В. Д. Традиции и общество.

13 Шацкий Е. Утопия и традиция. С. 330.

14 Там же. С. 300.

15 Рикёр П. Конфликт интерпретаций. С. 46. В итоге, Рикёр говорит о совокупности трех «историчностей»: историчность событий (время), историчность интерпретаций' («традиция») и историчность понимания (герменевтика).

16 Например, А. И. Ракитов так определяет инновацию: «инновация — это деятельность по принятию и реализации рискованных решений в условиях высокой неопределенности, ориентированная на быстрое достижение целей, конкурентный выигрыш, значительное повышение рентабельности или иную форму выгоды» (Ракитов А. И. Новый подход к взаимосвязи истории, информации и культуры: пример России. С.17). как возврат к основам, к «корням», к «почве». Таким образом, объем термина «новация» поглощает и превышает объем термина «инновация».

Новационные процессы не означают отказа от традиций, а в ряде случаев опираются на них. Если «новое» оказывается востребованным, оно фиксируется, структурируется, сохраняется, вливается в существующую структуру традиции и, благодаря ей, передается во времени и пространстве. Если нет, то новое благополучно тает в океане следующих новаций.

Наиболее близким к нашему исследованию является феноменологический подход, основывающийся, на интерпретационной герменевтике. Поэтому мы считаем необходимым уделить здесь внимание описанию ключевых положений современных герменевтико-феноменологических направлений.

Философская герменевтика (М. Хайдеггер, Х.-Г. Гадамер, П. Рикёр) уделяет повышенное внимание механизмам трансляции и методам интерпретации социальных явлений. Само понятие «традиция» в философский оборот первым ввел Х.-Г. Гадамер. Для Гадамера традиция — это сам «наследуемый» в Слове мир — то, что мы получаем и передаем по эстафете наследующим, нам поколениям. При этом за; единственно возможный способ понимания мира принимается интерпретация, поскольку все, что связанное с языком («договором»), подлежит толкованию. Таким образом, в акте понимания предмет как бы твориться творится заново. Тогда традиция - это уже не столько «передача», сколько воспроизводство социальных смыслов; новационная динамика осуществляется как критика через освоение, и наоборот, освоение через; критику.

Герменевтика показала, что всякой интерпретации предшествуют социальные представления, закрепленные в традициях. Картина мира определяется - социальными практиками. Поэтому знание о мире рассматривается как «значение», а не «обнаружение»: люди не находят объективное, внеположенное человеку знание, а определяют значения в, своей деятельности. Знание как практика — это опыт непрерывного общения с Другим; (человеком, текстом, событием). Принципиальная диалогичность любого социального знания; обуславливает тот факт, что это знание всегда исторично и возможно только <? языке и посредством языка. Тогда понимание мира - следствие «истории текстов». А сам «мир» трактуется как социально-лингвистическая конструкция.

Идеи: о принципиальной историчности социальной реальности и о языке как основном хранилище социальной информации (единственно доступной сфере социально адаптированного знания), разработанные в философской герменевтике, приняты и в феноменологически ориентированных исследованиях.

Представление о социальном конструировании реальности является центральным в феноменологически ориентированных исследованиях. Речь идет о социальной феноменологии (А. Шюц, Т. Лукман, П. Бергер, Д. Силвермен, П. Филмер, Д. Уолш), об этнометодологии; (Г. Гарфинкель, X. Сакс, А. Сикурел, Д; Циммерман) и о психологической школе конструкционизма17 (Э. Гоффман, К. Джерджен, Р. Харре, Дж. Шоттер, М. Уизерелл, А. Штраусс). Проблема социального конструирования реальности; при; феноменологическом подходе рассматривается как проблема конструирования системы социального знания о мире и о себе, посредством «обмена смыслами» в интерсубъективных взаимодействиях.

Феноменологический подход перенимает из герменевтики идею интерпретации: уникальные Я-интерпретации локальных социальных связей индивидов; а также контекстное (культурно-историческое) рассмотрение всех социальных феноменов. При этом большое значение придается языку как основному средству трансляции значений, конституируемых в интерсубъективных процессах производства и функционирования^ социальных явлений.

Основываясь на интерпретативной герменевтике, феноменологический подход рассматривает социальную практику в качестве аналога завершенного текста, который , доступен социальным, актерам только в виде какой-либо интерпретации,-осуществляемой посредством языковых конвенций. Таким образом, интерпретация текста (социального действия, ментальных процессов) оказывается механизмом' тождественным их конструированию. При,этом вопрос об «объективности» считается некорректным, поскольку не существует такой «независимой» реальности, с которой-можно соотносить осуществляемые интерпретации18. Конституирующим принципом конструкции социальной реальности выступает язык (как форма социальной практики). Социальный мир, с точки зрения феноменологического подхода — это сфера; коммуникативного смыслосозидающего взаимодействия его обитателей:

17 «Конструкционизм» - термин, предложенный Кеннетом Джердженом для обозначения совокупности методологических подходов к социальным феноменам. Конструкционизм следует отличать от «конструктивизма» (математической школы, трактующей идеальность математических сущностей как мыслительные конструкции) И- от «конструкционализма» (направление в логике, восходящее к логическому позитивизму и рассматривающее понятия и прочие логические категории как сконструированные сущности). (Ян Хэкинг) Основная установка социального конструкционизма состоит в «изучении смыслосозидающей активности людей и формирования значений в мире повседневности посредством символоического взаимодействия в соответствии с локальными правилами дискурсивной корректности» (Р. Харре).

Основываясь на открытии Гуссерля, что образование смысла исходит от познающего субъекта, социальная феноменология показывает, как человек конструирует мир и как мир конституируется в его сознании. То, что может быть воспринято (варианты повседневного опыта) социально определено (наделено «смыслом») — типизировано. Типизации служат упорядочиванию всего объема нового опыта. Хранилищем и резервуаром типизированного опыта является язык.

Задача, которую поставил перед собой А. Шюц - основатель социальной феноменологии - состояла в необходимости понять процесс становления объективности; социальных феноменов на основе субъективного опыта индивидов. Шюц показал, как неизбежная ограниченность и специфичность индивидуального опыта преодолеваются благодаря свойственным повседневному взаимодействию идеализациям ("тождества объектов" и "взаимозаменяемости точек зрения"), в силу действия которых складывается стандартизованная типологическая структура восприятия объектов, личностей, мотивов деятельности в повседневной жизни. При этом он рассматривал повседневность несколько иначе, чем Гуссерль. Для Шюца повседневность — это одна из сфер человеческого опыта, характеризующаяся особой формой восприятия и осмысления мира, возникающей на основе трудовой деятельности. Как таковая, повседневность является "высшей реальностью", она: неизбежно оказывается той основой, на которой только и могут формироваться все прочие миры личностного опыта.

В психологии феноменологический подход приводит к смещению объяснения? поведения из сферы ментальных. процессов в сферу социальных, взаимодействий. А различные атрибуты традиционно индивидуалистической психологии, такие как мышление, ощущения, представления, эмоции, рассматриваются как продукты лингвистических взаимодействий и интерпретаций (К. Джерджен, Р. Харре).

Конструкционизм базируется- на идее, что люди конструируют мир своего социального опыта, осуществляя передачу культурных ценностей с помощью символов и метафор. Поэтому и ментальная жизнь толкуется как социально сконструированный текст, где язык выступает в качестве «конструктора» (Ш. Квейл). Таким образом, основными механизмами^ данного направления психологии становится лингвистический анализ в сочетании с микросоциологией (анализом интеракций), что приводит к «смыканию» конструкционизма в психологии с этнометодологическими исследованиями, направленными на изучение структуры локальных взаимодействий.

18 Вопрос об онтологическом статусе «объективной реальности» как соотносимой с реальностью личного опыта либо вовсе не ставится в конструкционистски, ориентированных направлениях, либо

Этнометодология, как феноменологическое направление социальных исследований, рассматривает социальную упорядоченность как результат межличностных взаимодействий. С точки зрения; этнометодологов, участники взаимодействий сами продуцируют социальную структуру. При этом основным механизмом конструирования социальных и институциональных образований являются речевые взаимодействия. Таким образом, речь идет о рефлексивном производстве предмета разговора, когда описание ситуации тождественно ее созиданию. Создание смысла тождественно самому смыслу: смысл значим (а не «существует») только в процессе своего производства. Поэтому этнометодология: занимается эмпирическим исследованием повседневных социальных практик людей, «принципов конструирования конкретных действий» (X. Абельс). Метод Гарфинкеля заключается в демонстрации воспроизводства «нормального порядка», путем нарушения рутины повседневности. «Кризисные» эксперименты Гарфинкеля показали, что социальный порядок - это упорядоченный опыт социальных взаимодействий в индивидуальных сознаниях, становящийся доступным и значимым для всех («объективным»), благодаря языковым интеракциям («разговорам»).

Общий язык - это язык «индексов», ибо каждое слово отсылает еще к чему-то, помимо того, что непосредственно говориться. Это свойство Гарфинкель называет, «индексичностью» - отсылкой к контексту (первой и, наверное, главной из таких отсылок будет сообщение о самом говорящем). Употребление «индексичных» выражений основано на допущении существования знания, общего всем участникам*; взаимодействия: они' адаптируют особенное в соответствии с контекстом, дабы привести участников к согласию. Неоднозначность языковых выражений позволяет каждому участнику с большим успехом определять совместную реальность, поскольку знание участниками контекста очевидно различно. Это можно интерпретировать как риторичность.

Социальная реальность не данность, а реальность в процессе исполнения. Конструирование - это принятие решения о том, что делать, принимаемое нами, и только нами (людьми) в процессе повседневных взаимодействий: (прежде всего, осуществляемых через язык). Смысл всегда контекстуален; он возникает как устанавливаемая внешним образом связь описания и события. Можно сказать, что, с точки зрения этнометодологии, смысл события возможен: только в. ситуации^ его «проговаривания», т. е. оформления в языке, структурирования языком. При таком подходе социальные события не могут иметь никакого скрытого значения: событие рассматривается исключительно в прагматическом аспекте, как условие дискурса. значимо ровно настолько, насколько ему придается значение его участниками: Социальный опыт внутренне структурирован только процессом созидания и его участниками. Поэтому главную задачу этнометодологии сам Гарфинкель определил как задачу демонстрации тождества социальных феноменов и «процедур» их осуществления действующими лицами.

При феноменологическом подходе традиция рассматривается как один из «культурных образцов, групповой жизни» (А. Шюц), который конституирует социальную группу в любой момент ее исторического существования. При этом социальный опыт складывается как схема. «Каждый член, рожденный и воспитанный в группе, - пишет А. Шюц, - принимает готовую стандартизированную схему культурного паттерна, вручаемую ему его предками, учителями и авторитетами в качестве бесспорного и> неоспоримого руководства^ для всех ситуаций, обычно случающихся в социальном мире»19. Такая схема насыщена «рецептами» интерпретации социального; мира, отношений между людьми и обращения с вещами. Набор рецептов, схема интерпретации составляет «живую историческую традицию» каждой конкретной группы.

Проблема обновления традиции в этом, случае рассматривается как проблема; преодоления «кризиса», когда отдельные люди («чужаки», аутсайдеры), группы, или крупные социальные образования (этнические, культурно-исторические общности) сталкиваются с иными схемами интерпретации, или же с неспособностью своих «родных» схем. интерпретировать. вновь поступающую информацию. Очевидно, что; при такой постановке вопроса проблема источника новаций не ставится. Проблема новаций постулируется как проблема децентрации интерпретативной схемы, т. е. выдавливания индивида из центра схемы его ценностно-ориентированного знания. В результате, возникает ситуация ценностного смещения, непонимания и дезориентации; схема интерпретации не служит более схемой ориентации в социальном пространстве. Субъективно такая ситуация воспринимается как новая. Итогом столкновения с Новым является перестройка всего запаса знания с тем, чтобы схема интерпретации и схема ориентации вновь пришли'в состояние корреляции. Новая, иначе организованная; система значений постепенно в процессе «рутинизации» опять становится привычной, традиционной.

Феноменологический подход отказывается от каузальных объяснений действий в пользу «шаблонов» («рецептов», в терминологии А. Шюца, П. Бергера и Т. Лукмана; правил» и «планов», по Р. Харре), которые отражают не причинно-следственные связи, а нормативно-конвенциональные регулярности. Таким образом, социальная реальность, прочитываемая как текст, оказывается сферой не каузальных, а семантических отношений («грамматика социокультурного дискурса», по Р. Харре).

Вместо концепции «реперезенциализма» - допущения; существования внутренних фиксированных отношений между миром вещей, и миром слов (т. е. «принципа репрезентации» в терминологии французского постструктурализма) — конструкционизм предлагает «реляционную» теорию языка, восходящую к позднему творчеству Л. Витгенштейна. Согласно реляционной теории, язык выражает содержание социальных отношений внутри локального сообщества, и таким образом; каждое слово несет как следы своих прошлых употреблений, так и потенции возможных будущих.

Конвенциональность связи означаемых с означающими позволяет рассматривать «объяснения» и «описания» реальности как определяемые внутренними правилами языка, а не закономерностями внешних объектов. Возможность не принимать в расчет план означаемых, таящаяся в представлении языка как «договора», подрывает «доверие» к внеязыковой реальности. Так рождается идея, впервые четко сформулированная Ж. Деррида: если основание всевозможных структур и смысла как такового покоится в словах, а значение слова определяется его отношениями с другими; словами (отношениями «договора»), то вне текста нет ничего. Социальная реальность замыкается в языке, а значит и способом ее познания оказывается чтение. Механизмы чтения лишь частично подчинены формально-логическим, причинно-следственным; связям. Большую роль играет контекстуальная логика повседневности.

Логика повседневности ставит во главу угла проблему интерпретации текста индивидами, которые всегда необходимым образом погружены в социально-исторический контекст. Таким образом, прочтение социальной реальности осуществляется в игре различных контекстов, смысловых планов: исторического, экономического, культурного, личностного и пр. (эти планы, несомненно, сплетены, однако различным образом акцентированы в зависимости от конкретной ситуации). Это постоянное смещение смысловых планов, когда за одним («прямым») смыслом возникает другой («переносный») или другие, определяет риторический принцип чтения.

В целом феноменологический подход имеет характер принципиально узколокальной направленности, уделяя особое внимание микросоциологическим процессам и

19 Шютц А. Чужак: социально-психологический очерк // РЖ «Социология». 1998. № 3. С. 181. «.Культурный образец обеспечивает своим реципиентам типичные решения типичных проблем, с интеракциальным отношениям «лицом-к-лицу». Феноменологический подход в социальной теории является продуктом развития семиотической теории, которая восходит к работам Ч. С. Пирса, Моррисона и Л. Витгенштейна. Наше исследование, частично основываясь на феноменологическом подходе, в тоже время развивает другую семиотическую традицию > — лингвистически-ориентированные французский структурализм и московско-тартуская школа. Таким образом, мы стремимся сблизить разные семиотические концепции на основе общего понимания социальной реальности как социального конструкта, в производстве которого принципиальную роль играет язык.

Структурно-семиотический подход позволяет: рассматривать традиции как структурные образования, которые выполняют в социальной реальности функцию аналогичную выполняемой грамматической структурой естественного языка (К. Леви-Стросс, Р. Барт, А.-Ж. Греймас, Ц. Тодоров). С другой стороны, методология структурно-семиотических исследований является основанием предлагаемого нами риторического подхода к проблеме обновления традиций, обнаруживая в явлениях социальной реальности: механизмы новаций, функционирующие аналогично риторическим в области естественного языка (Р. Якобсон, Ж. Лакан, Ю: Кристева, Ж. Деррида, Ю. М. Лотман, Б. Успенский).

К анализу трансформации традиций. и описанию работы механизма новаций мы применяем методологию риторического конструирования. Данная методология восходит к классической риторике естественного языка и современной лингвистике-языка. Однако работы структурно-семиотического направления (прежде всего, Р. Якобсон, К. Леви-Стросс) и, школы социальной феноменологии расширили сферу применения риторики в область анализа социокультурных феноменов, где риторика выступает в качестве конструктивного (построение) и аналитического (объяснение) механизма. В свете постмодернистского понимания языка, освобождающего язык от связи с экстралингвистической реальностью, риторика становится основанием для интерпретаций всех семантических систем. При этом все в большей степени снимается различие между двумя моделями анализа собственно фигуративных процессов: «субститутивной» (основанной на референциальной функции знака и репрезентативной теории языка) и «интеракциональной» (рассматривающей фигуративные отношения как: реализацию внутриязыкового напряжения) (П. Рикёр). При интеракциональном подходе риторика выполняет дескриптивные и когнитивные функции, а также служит конструктивным принципом социального воспроизводства. которыми приходится сталкиваться типичным актерам» (С. 188).

Объединение отдельных элементов: — исследований традиций и новационных механизмов, представления о конструировании социальной реальности и риторического подхода к проблеме взаимодействия традиции и новации - требует комплексной социально-философской работы. Данное диссертационное исследование осуществляет социально-философский подход к взаимодействию традиции и новации в горизонте риторического конструирования социальной: реальности, что определяет специфику и новизну диссертационного исследования.

Традиция в нашей работе - это организованное (т. е. построенное по правилам), регулярно воспроизводимое единство взаимосвязей людей, вещей и событий. Такое определение включает в себя все основные характеристики частных проявлений традиций, и в то же время сохраняет специфику традиции как таковой.

Оговорившись, что так понимаемая традиция имеет первостепенное значение для существования социальности, мы не будем выносить. оценочных суждений и делить традиции (или новации) на хорошие и плохие. Также вне нашей работы останутся вопросы о происхождении традиции, а равно и вопросы, связанные с типологизацией традиций.

Новацией мы будем называть, процесс изменения традиций, образования новых смыслов, нового содержания социальных форм. А функционирование этого процесса в. традиции - механизмом новаций.

Сразу оговоримся, что мы рассматриваем все социальные явления, как явления направленные на поддержание самого социума. А поскольку задача воспроизведения : себя сквозь время и пространство, это, по определению, задача традиции, как «передачи», то все содержание социальной реальности можно рассматривать как совокупность некоего количества традиций. В этом случае историю можно рассматривать как постоянную работу по самовоспроизводству социальности, которая! осуществляется в форме традиций.

Соответственно, для нас неприемлемо объяснение новационных процессов как результат какого-либо внешнего влияния. Механизм производства новаций должен быть «передаваем», как и прочие важные социальные смыслы. Поэтому производство новаций - это процесс, принадлежащий самой традиции.

Таким образом, из поля нашего внимания выпадают все единичные явления. Новационными же мы будем считать только такие явления, которые могут выводиться из традиции как ее последствия или как следствия ее функционирования. Только в этом случае изменения могут рассматриваться как имеющие отношение к социальной реальности.

Традиционным является принципиально воспроизводимое событие, а не то, что происходит лишь однажды. Фактор передаваемости, принципиальной «повторимости», отличает традицию от единичных событий, которые не «производят» традицию и не «исходят» из нее20.

Отсюда следует, что хотя конкретная новация может быть уникальна, сам механизм производства таких уникальностей должен быть традиционным. То есть, новации систематически возобновляемы и потенциально могут также создавать традицию. В этом и заключается динамика конструирования социальной реальности.

Для того чтобы не нарушать нашего принципа «закрытости» традиции для внешних влияний, а также в силу того, что мы рассматриваем функционирование традиции в социальной реальности как эффект ее структурной организации, в нашей работе мы также будем придерживаться одной традиции — структуралистско-постструктуралистской методологии (с привлечением близких к этой традиции семиотических исследований).

Объектом исследования являются взаимодействия различных социально-культурных форм в процессе становления и воспроизводства современного-социального мира. Предметом исследования является проблема риторического конструирования социальной реальности как способа социального обновления.

Главная цель диссертационного исследования - дать социально-философскую характеристику роли взаимодействия традиции и новации в процессе риторического конструирования социальной реальности.

В соответствии с целью, были поставлены следующие задачи:

• Описать функционирование традиций в различных типах социальности и представить модель этого функционирования;:

• Выявить механизмы взаимодействия традиции и новации в процессе конструирования социальной реальности;

• Охарактеризовать механизм новаций в процессе социального воспроизводства;

• Представить риторику социальности в качестве механизма, отвечающего за новационные процессы в социальной реальности.

Структура работы подчинена цели и строится с учетом задач исследования. Работа состоит из Введения, Основной части, Заключения и. Библиографии. Основная часть диссертации содержит две главы: «Традиция как грамматика

Заключение научной работыдиссертация на тему "Взаимодействие традиции и новации как проблема риторического конструирования социальной реальности"

Заключение

Человек живет в мире, где все меняется: происходит смена дня и ночи, времен года, меняются окружающие нас вещи - стареют, ветшают, изнашиваются, уничтожаются, создаются новые, преобразуются, переоформляются уже существующие. Изменяемся мы сами, изменяется общество, меняется объем знаний о мире. Изменения мира фиксируются в «историях», изменения нас самих фиксируются в «биографиях». Цель, этих фиксаций - ухватить уникальность, неповторимость событий и вещей. Однако, будучи уже зафиксированными, события попадают в систему значимостей и значений, в которой их уникальность единственно значима, но, уже поэтому, не уникальна.

Также «фиксируется» и структурируется в индивидуальном сознании вся социальная i реальность. Эти устойчивые, социально вырабатываемые и социально функционирующие структуры суть традиции. Таким образом, социальная реальность, рассматриваемая в статичном плане, предстает как некая совокупность традиций. Другими словами, все факты социальной реальности предстают в качестве значимых и воспроизводимых, структурно организованных и функционирующих по правилам. Каждому данному факту находится аналог в каком-либо прежнем «состоянии» реальности. Каждое предложение повторяет структуру предыдущего предложения. Каждый знак оказывается знаком другого знака.

Поскольку вся значимая информация о мире и о себе непосредственно связана с языком как системой значений и значимостей, мы сравнили структуры языка и традиции. Это сравнение позволило нам рассмотреть структуру традиции как аналог грамматической структуры языка в социальной реальности. Подчиняясь логике «универсальной грамматики», традиции в социальной реальности опосредуют коллективный и индивидуальный опыт. Однако как структура грамматики в языке, так и структура традиции в социальности не в состоянии объяснить изменений, новаций.

Вероятно, можно представить такое грамматическое описание, которое высказало бы весь наличный универсум. Но такое описание будет описанием закончившегося мира, мира, которого больше нет. Это описание статики, с которым мы сталкиваемся каждый раз, когда, «оглядываясь», пытаемся постичь социальность.

Необходимо объяснить каким; образом «конечная» грамматика может бьггь использована для сообщения потенциальной бесконечности смысловых вариантов. Грамматика языка — это конечный набор элементов и правил их сочетания. Однако очевидно, что каждое грамматически правильное высказывание (индивидуальная комбинация грамматических элементов согласно правилам их отбора и комбинирования) не сообщает ничего нового. Новизна в высказывании возникает как следствие нарушения языковых норм, или как эффект контекстуальной вписанности высказывания.

С нарушением языковых норм связан механизм риторического смещения. Риторика создает смысловое смещение, за счет внедрения «зазоров» между означающими, обогащая высказывание коннотативными значениями, неоднозначностью и многозначительностью. Нелинейно располагая смысловые детерминанты, риторика также нарушает логику последовательной организации текстовой ткани. Механизм риторики - это совокупность способов, с помощью которых новое пробивает себе дорогу в наезженных колеях традиций.

Продолжая нашу аналогию, мы предложили риторику социальности как механизм, ответственный за новации в ткани социальной реальности. Далее, мы рассмотрели несколько механизмов и вариантов риторического «прочтения» социальной реальности. Это приводит нас к тому же выводу, к которому в свое время пришёл постструктурализм, только с другой стороны. Социальная реальность может быть «прочитана» как риторический текст, потому что социальная реальность изначально сконструирована как риторический текст.

Но как риторика языка, так и риторика социальности, сами по себе непроизводительны, они лишены материала. Материалом для риторических преобразований служит грамматическая структура в случае языка: и традиция в социальной реальности.

Таким образом, мы можем заключить, что социальная реальность риторически конструируется благодаря взаимодействию традиции, образующей ткань (основу) социальности, и новации, работающей по принципу риторического «искажения» традиционных норм, правил и элементов.

В результате исследования, мы пришли к следующим выводам:

• При изучении социального воспроизводства традиция не может рассматриваться в отрыве от новационной динамики. Механизм, формирующий тип социальности; определяется типом взаимодействия традиции и новации в процессе социального воспроизводства.

• Механизм воспроизводства традиции изначально предполагает ее обновление, т. е. внесение в традицию новаций. При этом способ обновления, а также объем и сущность новаций определяется структурой конкретных традиций и их способностью к обновлению.

• Структура традиции аналогична структуре грамматики естественного языка. В языке процесс смыслообразования, формирования нового смысла, связан с функционированием риторического механизма «отклонения», нарушения языковых норм. В процессе конструирования социальной реальности действует механизм, аналогичный риторическому механизму в естественном языке. Этим механизмом является риторика социальности.

• Конструирование социальной реальности осуществляется как взаимодействие «грамматической» структуры традиций и «риторического» механизма новаций. В результате, социальная реальность конструируется риторически, и следовательно, может интерпретироваться и выстраиваться аналогично тексту.

Мы не настаиваем на единственности риторического подхода к конструированию социальной реальности. Одной из задач этой работы, была задача показать допустимость такого подхода, что значит показать конкретные возможности его применения.

Примеры, приведенные в третьем параграфе второй главы показывают, что риторический подход к социальной реальности определенно оправдан в теоретической социологии и в философии истории. Мы бы хотели наметить еще несколько областей исследований, где применение риторики социальности может быть перспективным с точки зрения достижения конкретных результатов.

Риторика социальности рассматривает риторику как свойство самой *. социальной реальности. Методологическим же подходом риторику социальности делает сознательное применение риторических средств (аналогичных риторическим средствам естественного языка) на практике для объяснения явлений социальной реальности, с одной стороны, и для ее намеренной трансформации, с другой.

Как свойство социальной реальности, риторика социальности может быть обнаружена во всех областях общественной жизни. Сознательное же применение риторических механизмов для конструирования, или трансформации социальной реальности пока наблюдается лишь в узкой сфере торговой и политической рекламы. Некоторое применение риторика социальности находит также в имиджмейкерстве, политическом консалтинге и в некоторых разновидностях шоу-бизнеса.

Не только в теоретической, но и в практической социологии риторический подход мог бы стать чрезвычайно плодотворным. Об одной из актуальных проблем современной социологии, где следует применить этот подход, мы уже упоминали во Введении. Другая проблема находится на стыке социологии, психологии и педагогики. Это проблема адаптации образовательных программ для усвоения учащимися, с учетом все возрастающего объема культурного наследия, с одной стороны, и все ускоряющегося темпа социальной динамики, с другой. Осознание и овладение механизмами, ответственными за новации в социуме, позволило бы избежать многих трудностей в этой сфере.

В исторической науке можно разработать типизацию общества на основе риторических фигур, к которым та или иная эпоха, то или иное сообщество наиболее охотно прибегали с целью трансформации существующих общественных отношений1. Это тем более насущно, что прежние типизации во многом «исторически» устарели, а среди современных нет таких, которые достаточно тонко учитывали бы различия и в то же время имели единое основание.

В сфере естественнонаучных технологий риторика социальности также может найти успешное применение. Назовем только две таких сферы — технологии виртуальной реальности и построение искусственного интеллекта.

Технологии виртуальной реальности сегодня охватывают широкий спектр практических задач: от создания реалистичных игр до конструирования моделей и симуляторов, применяемых в медицине, оборонном комплексе, геомоделировании и климатологии, и даже в исследованиях космоса. Использование смыслопорождающих механизмов риторики могло бы привести к качественному прорыву в создании виртуальных моделей реальности.

В кибернетике уже давно предпринимаются попытки создания искусственного интеллекта. На этом пути уже многого удалось достичь. Однако, главная цель -научить машину самостоятельно обучаться, что значит усваивать новое, используя накопленный опыт, - не достигнута. И хотя регулярно повторяются попытки «привить» машине «лингвистическую модель», эти попытки основываются на логическом принципе. Возможно, применение методологии риторики социальности позволит преодолеть часть трудностей.

Социальная реальность, в качестве некоей «родовой традиции» человечества, бесконечно повторяясь, каждый раз проживает жизнью новых поколений. Каждое поколение создает свою, новую реальность, но даже в своей новизне, она лишь воспроизводит реальность общества как такового, а значит и «предыдущего».

1 Справедливости ради, скажем, что попытки подобной типизации уже предпринимались, правда, в более узких областях исторической науки. Так, существует несколько риторических типизации в истории культуры. См. например, работы Ю. М. Лотмана.

Список научной литературыКалайков, Станислав Юрьевич, диссертация по теме "Социальная философия"

1. Абельс X. Романтика, феноменологическая социология и качественное социальное исследование //Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. Т. 1. № 1.

2. Августин Аврелий. О христианском учении II Антология средневековой мысли (Теология и философия европейского Средневековья): В 2 т. СПб.: РХГИ, 2001. Т. 1.С. 66-112.

3. Аверинцев С. С. Риторика как подход к обобщению действительности II Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. С. 158-190.

4. Автономова Н. С. Мишель Фуко и его книга «Слова и вещи» И Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб.:А-сас1,1994.С.7-27.

5. Адорно Т. В. О технике и гуманизме II Философия техники в ФРГ. М.: Прогресс, 1989. С. 364-371.

6. Азаренко С. А Топология культурного воспроизводства (на материале русской культуры). Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2000.-224 с.

7. Античные риторики. М.: Издательство Московского университета, 1978. 352с.

8. Антология французского сюрреализма: 20-е годы. М.: ГИТИС, 1994.-392с.

9. Аристотель. Риторика. Поэтика. М.: Лабиринт, 2000. 224с.

10. Арендт X. Вальтер Беньямин II «Иностранная литература». 1997, №12. С.174-182.

11. П.Ауэрбах Э. Мимесис. Изображение действительности в западноевропейскойлитературе. М.: Прогресс, 1976.

12. Бак-Морс С. Биография мысли. «Passagen-Werk» В. Беньямина II Историко-философский ежегодник'90. М.: Наука, 1991. С. 247-266.

13. Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов II Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: издательская группа «Прогресс», 2000. С. 196-238.

14. Барт Р. Война языков И Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: «Прогресс», 1994. С. 535-540.

15. Барт Р. Воображение знака II Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: «Прогресс», 1994. С. 246-252.

16. Барт Р. Драма, поэма, роман II Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: издательская группа «Прогресс», 2000. С. 312-334.

17. Барт Р. Мифологии. М.: Издательство имени Сабашниковых, 1996.

18. Барт Р. Нулевая степень письма II Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: издательская группа «Прогресс», 2000. С. 50-96.

19. Барт Р. Основы семиологии II Структурализм: «за» и «против». М.: Прогресс, 1975. С. 114-163.

20. Барт Р. Основы семиологии // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: издательская группа «Прогресс», 2000. С. 247-310.

21. Барт Р. От произведения к тексту II Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: «Прогресс», 1994. С. 413-423.

22. Барт Р. Разделение языков II Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: «Прогресс», 1994. С. 519-534.

23. Барт Р. Смерть автора И Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: «Прогресс», 1994. С. 384-392.

24. Барт Р. Удовольствие от Текста II Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: «Прогресс», 1994. С. 462-519.

25. Барт Р. Фрагменты речи влюбленного. М.: Ad Marginem, 1999. 432с.

26. Батай Ж. Внутренний опыт. СПб.: Аксиома, Мифрил, 1997.- 336с.

27. Батай Ж. Гегель, смерть и жертвоприношение II Танатография Эроса: Жорж Батай и французская мысль середины XX века. СПб.: Мифрил. С.245-267.

28. Батай Ж. Литература и зло. М.: МГУ, 1994.

29. Батай Ж. Психологическая структура фашизма II «Новое литературное обозрение», №13 (1995). С.80-102.

30. Башляр Г. Вода и грезы. Опыт о воображении материи. М.: Издательство гуманитарной литературы, 1998. 268 с.

31. Башляр Г. Грезы о воздухе. Опыт о воображении движения. М.: Издательство гуманитарной литературы, 1999. 344 с.

32. Башляр Г. Земля и грезы о покое. М.: Издательство гуманитарной литературы, 2001.-320 с.

33. Башляр Г. Психоанализ огня. М.: Издательство гуманитарной литературы, 1994.

34. Бекер Д. Понятие системного насилия II Проблемы теоретической социологии. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1994. С. 55-72.

35. Беккер Д. В обществе об обществе II Социо-логос. М.: Прогресс, 1991.С. 189-193.

36. Белл Д. Возобновление истории в новом столетии // Вопросы философии. 2002. № 5. С.13-25.

37. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М.: Academia, 1999. 956 с.

38. Беньямин В. Гёте //Большая советская энциклопедия, 1929. С. 530-560.

39. Беньямин В. Задача переводчика // «Комментарии», №11 (1997). С. 65-81.

40. Беньямин В. Московский дневник. М.: Ad Marginem, 1997, 222с.

41. Беньямин В. О понятии истории // Время. Философия. Пространство. Екатеринбург, 1996. С. 50-59.

42. Беньямин В. Париж — столица XIX столетия И Историко-философский ежегодник' 90. М.: Наука, 1991. С. 235-246.

43. Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. М.: Медиум, 1996.

44. Беньямин В. Франц Кафка. М.: Ad Marginem, 2000. С. 320.

45. Беньямин В. Центральный парк // «Иностранная литература». 1997, №12.С.167-174.

46. Беньямин В. Я распаковываю свою библиотеку // Человек читающий = Homo legens. М.: Мысль, 1989. С. 393-399.

47. Бергер П. Приглашение в социологию: Гуманистическая перспектива. М.: Аспект Пресс, 1996.-168с.

48. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: «Медиум», 1995. 324 с.

49. Берковский Н. Я. Романтизм в Германии. Л.: Художественная литература. 1973. -567с.

50. Бланшо М. О переводе // «Иностранная литература». 1997, №12. С.183-185.

51. Блох Э. Принцип надежды // Утопия и утопическое мышление: антология зарубежной литературы. М.: Прогресс, 1991. С. 49-78.

52. Блум X. Страх влияния. Карта перечитывания. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1998.-352 с.

53. Бодлер Ш. Стихотворения. Проза. М.: Рипол Классик, 1997. 960с.

54. Бодрийар Ж. Эстетика иллюзий, эстетика утраты иллюзий. Перевод А. Д. -Журнал «Krisis». Опубликовано в Интернете.

55. Бодрийар Ж. Экстаз и инерция II «Аполлинарий». 1998, №5. С. 81-95.

56. Бремон К. Структурное изучение повествовательных текстов после В. Проппа И Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: издательская группа «Прогресс», 2000. С. 239-346.

57. Бродель Ф. Время мира. Т. 3.: Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XVIII вв. М.: Прогресс, 1992.

58. Бродель Ф. Что такое Франция? М.: Издательство им. Сабашниковых. Кн. первая: Пространство и история, 1994. Кн. вторая: Люди и вещи. 1995.

59. Бурдьё П. Начала. М.: Socio-Logos, 1994. 288 с.

60. Бурдьё П. Структуры, Habitus, Практики И Современная социальная теория: Бурдье, Гидденс, Хабермас. Новосибирск: НГУ, 1995. С. 16-31.

61. Буркхардт Я. Культура Возрождения в Италии. М.: Юристъ, 1996. -591с.

62. Бхаскар Р. Общества И Социо-логос. М.: Прогресс, 1991. С. 219-240. .

63. Бьюкенен П. Дж. Смерть Запада. М.: ООО «Издательство ACT», 2003. 444 с.

64. Бэкон P. Opus Tertium II Антология средневековой мысли (Теология и философия европейского Средневековья): В 2 т. СПб.:РХГИ, 2002. Т.2. С.89-121.

65. Визгин В. П. Традиция и инновация: взгляд историка науки И Традиции и революции в истории науки. М.: Наука, 1991. С. 187-204.

66. Выготский Л. С. Мышление и речь. М.: Лабиринт, 1999. Гл. 4. Генетические корни мышления и речи. С.81-109.

67. Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М.: Прогресс, 1988. 699с.

68. Гайденко П. П. К истории проблемы непрерывности: трансформации и традиции II Традиции и революции в истории науки. М.: Наука, 1991. С. 166-187.

69. Гарфинкель Г. Понятие «доверия»: Доверие как условие стабильных согласованных действий и его экспериментальное изучение // Реферативный журнал: социальные и гуманитарные науки. Серия 11. 1999. № 4. С. 126-166; 2000. № 1. С.146-184.

70. Гарфинкель Г., Сакс X. О формальных структурах практических действий // Реферативный журнал: социальные и гуманитарные науки. Серия 11. 2003. № 2. С. 94-136.

71. Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. М.: Мысль, 1959.

72. Генон Р. Традиция и бессознательное II «Вопросы философии», № 4, 1991. С. 51-53.

73. Герасимова И. А. Формальная грамматика и интенсиональная логика. М. 2000 156 с.

74. Герасимова И. А., Новоселов М. М. Аргументация как методология убеждения // Вопросы философии. 2003. № 10. С. 72-84.

75. Гидденс Э. Элементы теории структурации II Современная социальная теория: Бурдье, Гидденс, Хабермас. Новосибирск: НГУ, 1995. С.40-72.

76. Гоффман Э. Моральная карьера душевнобольного пациента // Реферативный журнал: социальные и гуманитарные науки. Серия И. 2001. № 1. С. 105-148.

77. Гоффман Э. Поддерживающие взаимообмены // Реферативный журнал: социальные и гуманитарные науки. Серия 11. 1997. № 2. С. 44-81.

78. Гратхофф Р. Современное состояние социальной теории в Германии II Проблемы теоретической социологии. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1994. С. 126-141.

79. Греймас А.-Ж. В поисках трансформационных моделей II Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: Издательская группа «Прогресс», 2000. С. 171-195.

80. Греймас А.-Ж. Размышления об актантных моделях II Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: Издательская группа «Прогресс», 2000. С.153-170.

81. Гройс Б. Дневник философа. Париж: «Беседа»- «Синтаксис», 1989. —236 с.

82. Гуго Сен-Викторский. Семь книг назидательного обучения, или Дидаскалион II Антология средневековой мысли (Теология и философия европейского Средневековья): В 2 т. Т. 1. СПб.: РХГИ, 2001. С.298-341.

83. Дайксель А. Стиль это категория, в которой заключена душа масс II Проблемы теоретической социологии. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1994. С. 219-223.

84. Деметрий. О стиле II Античные риторики. М.: Издательство Московского университета, 1978. С.237-285.

85. Деррида Ж. «Генезис и структура» и феноменология II Деррида Ж. Письмо и различие. М.: Академический Проект, 2000. С. 249-274.

86. Деррида Ж. Московский дневник. М.: Ad Marginem, 1996.

87. Деррида Ж. Невоздержанное гегельянство II Танатография Эроса: Жорж Батай и французская мысль середины XX века. СПб.: Мифрил, 1994. С. 135-173.

88. Деррида Ж. Письмо японскому другу II «Вопросы философии». 1992, №4. С. 53-57.

89. Деррида Ж. Структура, знак и игра в дискурсе гуманитарных наук II Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: издательская группа «Прогресс», 2000. С. 407-426.

90. Деррида Ж. Театр жестокости и завершение представления II Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: издательская группа «Прогресс», 2000. С. 379-406.

91. Деррида Ж. Фрейд и сцена письма II Деррида Ж. Письмо и различие. М.: Академический Проект, 2000. С. 319-369.

92. Деррида Ж. Эллипс // Деррида Ж. Письмо и различие. М.: Академический Проект, 2000. С. 467-475.

93. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М.: Мысль, 1998.-576с.

94. Дионисий Галикарнасский. О соединении слов И Античные риторики. М.: Издательство Московского университета, 1978. С. 167-221.

95. Дионисий Галикарнасский. Письмо Помпею II Античные риторики. М.: Издательство Московского университета, 1978. С. 222-233.

96. Долуханов П. М. Истоки этноса. СПб. 2000.

97. Дьякова Е. Г., Трахтенберг А. Д. Массовая коммуникация и проблема конструирования реальности: анализ основных теоретических подходов. Екатеринбург: УрО РАН, 1999. 130 с.

98. Егер В. На пути к обществу услуг? Структурное изменение современной Европы II Проблемы теоретической социологии. Выпуск 2. СПб.: Издательство СПбГУ, 1996. С. 251-262.

99. Ежов О. Н. Время как проблема социологии II Проблемы теоретической социологии. Выпуск 2. СПб.: Издательство СПбГУ, 1996. С. 195-206.

100. Женетт Ж. Фигуры. В 2-х томах. М.: Издательство им. Сабашниковых, 1998. Т. 1. -472 е.; Т. 2.-472 с.

101. Зенкин С. Н. Преодоленное головокружение: Жерар Женетт и судьба структурализма II Женетт Ж. Фигуры. В 2-х томах. М.: Издательство им. Сабашниковых, 1998. Т. 1. С. 5-56.

102. Зенкин С. Н. Ролан Барт теоретик и практик мифологии II Барт Р. Мифологии. М.: Издательство имени Сабашниковых, 1996. С. 5-53.

103. Зенкин С. Н. Стратегическое отступление Ролана Барта II Барт Р. Фрагменты речи влюбленного. М.: Ad Marginem, 1999. С. 5-77.

104. Иванов Д. В. К пониманию современности: критической вызов И Проблемы теоретической социологии. Выпуск 2. СПб.: Издательство СПбГУ, 1996. С. 93-111.

105. Ильин И. П. Постмодернизм. Словарь терминов. М.: ИНИОН РАН -INTRADA. 2001.-460 с.

106. Ильин И. П. Словарь терминов французского структурализма И Структурализм: «за» и «против». М.: Прогресс, 1975. С. 450-461.

107. Иноземцев В. JI. Социология Даниела Белла и контуры современной постиндустриальной цивилизации // Вопросы философии. 2002. № 5. С. 3-12.

108. Иноземцев В. JI. Постиндустриальный мир Д. Белла II Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М: Academia, 1999. C.VII-LXXXIV.

109. Иоахим Флорский. Согласование Ветхого и Нового Заветов // Антология средневековой мысли (Теология и философия европейского Средневековья): В 2 т. Т. 1. СПб.: РХГИ, 2001. С. 509-537.

110. Ионин Л.Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие: Учеб. пособие для студентов вузов. М.: Логос, 2000. 431 с.

111. Исаева В. И. Античная Греция в зеркале риторики: Исократ.М.'.Наука, 1994-255с.

112. Ш.Исократ. Избранные речи // Исаева В. И. Античная Греция в зеркале риторики: Исократ. М.: Наука, 1994. С. 183-234.

113. Касавин И. Т. Повседневность в контексте феноменологической философии // Социемы. 2003, № 9. Екатеринбург.: Изд-во Урал, ун-та, 2003, № 9. С. 90-103.

114. Касавин И. Т. Язык повседневности: между логикой и феноменологией // Вопросы философии. 2003. № 5. С. 14-29.

115. Кемеров В. Е. Введение в социальную философию. М.: Академический проект, 2000.-314с.

116. Кемеров В. Е., Керимов Т. X. Хрестоматия по социальной философии. М.: Академический проект, 2001. 576с.

117. Кожев А. Введение в чтение Гегеля И «Новое литературное обозрение», №13 (1995). С.59-77.

118. Косиков Г. К. Ролан Барт семиолог, литературовед И Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: «Прогресс», 1994. С. 3-45.

119. Косиков Г. К. «Структура» и/или «текст» (стратегии современной семиотики) II Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: издательская группа «Прогресс», 2000. С. 3-48.

120. Кракауэр 3. Психологическая история немецкого кино: от Калигари до Гитлера. М.: Искусство, 1977. -321с.

121. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман II Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: издательская группа «Прогресс», 2000. С.427-457.

122. Кристева Ю. Болгария, боль моя И «Иностранная литература», № 10, 1997.

123. Кристева Ю. Дискурс любви И Танатография Эроса: Жорж Батай и французская мысль середины XX века. СПб.: Мифрил, 1994. С. 101-109.

124. Кристева Ю. Душа и образ II Интенциональность и текстуальность. Философская мысль Франции XX века. Томск: «Водолей», 1998. С. 253-277.

125. Кристева Ю. Знамения на пути к субъекту II Интенциональность и текстуальность. Философская мысль Франции XX века. Томск: «Водолей», 1998. С. 290-297.

126. Кристева Ю. К семиологии параграмм II Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: Издательская группа «Прогресс», 2000. С. 484-516.

127. Кристева Ю. От одной идентичности к другой II От Я к Другому: Сборник переводов по проблемам интерсубъективности, коммуникации, диалога. Мн.: «Менск», 1997. С. 254-275.

128. Кристева Ю. Разрушение поэтики II Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: Издательская группа «Прогресс», 2000. С. 458-483.

129. Кристева Ю. Ребенок с невысказанным смыслом II Интенциональность и текстуальность. Философская мысль Франции XX века. Томск: «Водолей», 1998. С. 297-305.

130. Кристева Ю. Читая Библию II Интенциональность и текстуальность. Философская мысль Франции XX века. Томск: «Водолей», 1998. С. 279-289.

131. Кузьмин М. Н. Переход от традиционного общества к гражданскому: изменение человека II «Вопросы философии», 1997. № 2. С.57-70.

132. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М.: «Гнозис», 1995. 192 с.

133. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М.: Прогресс, 1992. 376с.

134. Леви-Строс К. Первобытное мышление. М.: Республика, 1999.

135. Леви-Стросс К. Из книги «Сырое и вареное» II Семиотика и искусствометрия. Современные зарубежные исследования. М.: «Мир», 1972. С. 25-49.

136. Лосев А. Ф. Античные теории стиля в их историко-эстетической значимости. // Античные риторики. Под редакцией А. А. Тахо-Годи. М.: Изд-во Моск. Ун-та, 1978.-352с. С. 5-12.

137. Лотман Ю. М. Избранные статьи в трех томах. Таллинн: «Александра», 1992. Т.1.: Статьи по семиотике и типологии культуры.

138. Луман Н. Метаморфозы государства: эссе II Проблемы теоретической социологии. Выпуск 2. СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 1996. С. 112-127.

139. Луман Н. Понятие общества II Проблемы теоретической социологии. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1994. С. 25-42.

140. Луман Н. Почему необходима «системная теория»? // Проблемы теоретической социологии. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1994. С.43-54.

141. Луман Н. Тавтология и парадокс в самоописаниях современного общества II Социо-логос. М.: Прогресс, 1991. С. 194-216.

142. Луман Н. Теория общества И Теория общества. Сборник. М.: Канон-Пресс-Ц, 1999. С. 196-235.

143. Люббе Г. В ногу со временем. О сокращении нашего пребывания в настоящем II «Вопросы философии». 1994, №4. С.94-107.

144. Люббе Г. Историческая идентичность И «Вопросы философии». 1994, №4. С.108-113.

145. Маркузе Г. Одномерный человек И Американская социологическая мысль: Тексты. М.: МГУ, 1994. С.121-146.

146. Маркузе Г. Эрос и цивилизация. М.: ООО «Издательство ACT»: ЗАО НПП «Ермак». 2003.-312, 8.с.

147. Маров В. Н. Культурно-исторический памятник или настольная книга? II Аристотель. Риторика. Поэтика. М.: Лабиринт, 2000. 224с. С. 190-220.

148. Матвейчев О. А. Что такое политический консалтинг? Проблемы манипуляции. М.: «Институт учебника «Пайдейя», 1999. 296 с.

149. Мейзерский В. М. Философия и неориторика. Киев: Лыбидь, 1991. 192 с.

150. Мендра А. Основы социологии: Учебное пособие для вузов. М.: Nota Bene, 1998. -344с.

151. Мэмфорд Л. Миф машины II Утопия и утопическое мышление: антология зарубежной литературы. М.: Прогресс, 1991. С. 79-97.

152. Никитин С. А. Теоретическое осмысление интерсубъективно-трансцендентальной социальности и воображение // Социемы. 2003, № 9. Екатеринбург.: Изд-во Урал, ун-та, 2003; № 9. С. 31-54.

153. Ницше Ф. Об истине и лжи во вненравственном смысле II Ницше Ф. О пользе и вреде истории для жизни: Сборник. Мн.: ООО «Попурри», 1997. С.359-377.

154. Ницше Ф. Сочинения. В 2-х тт. М.: Мысль, 1996.

155. Ортега-и-Гассет X. Восстание масс И Избранные труды. М.: Весь Мир, 1997. С.43-163.

156. Оуэн Р. Книга о новом нравственном мире // Утопический социализм: Хрестоматия. М.: Политиздат, 1982. С. 327-335.

157. Парэн Ш. Структурализм и история II Структурализм: «за» и «против». М.: Прогресс, 1975. С. 361-376.

158. Перов Ю. В. Социальная философия и общетеоретическая социология И Проблемы теоретической социологии. Выпуск 2. СПб.: Издательство СПбГУ, 1996. С.6-22.

159. Пешков И. В. Еще раз «Мышление и речь», или о предмете риторики II Выготский Л. С. Мышление и речь. М.: Лабиринт, 1999. С. 341-347.

160. Пешков И. В. М. М. Бахтин: от философии поступка к риторике поступка. М.: Лабиринт, 1996.-176 с.

161. Пивоев В. М. Ирония как феномен культуры. Петрозоводск: Изд-во ПетрГУ, 2000.-106 с.

162. Плахов В. Д. Традиции и общество: опыт философско-социологического исследования. М.: Мысль, 1982. — 220 с.

163. Плотников Н. С. Реабилитация историзма. Философские исследования Германа Люббе II «Вопросы философии». 1994, №4. С. 87-93.

164. Подорога В. А. Феномен города и философия истории XIX столетия («Passagen-Werk» Вальтера Беньямина) II Историко-философский ежегодник' 90. М.: Наука, 1991. С. 232-234.

165. Ракитов А. И. Новый подход к взаимосвязи истории, информации и культуры: пример России II «Вопросы философии». 1994, №4. С. 14-34.

166. Рафаэль Ф. Работа памяти: воссоздание прошлого перед лицом вызова современности II Проблемы теоретической социологии. Выпуск 2. СПб.: Издательство СПбГУ, 1996. С. 217-232.

167. Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М.: Academia, 1995. -416с.

168. Рикёр П. Повествовательная идентичность II Рикёр П. Герменевтика. Этика. Политика. М.: Academia, 1995. С. 19-37.

169. Рорти Р. От религии через философию к литературе: путь западных интеллектуалов // Вопросы философии. 2003. № 3. С. 30-41.

170. Рорти Р. Философия и будущее II «Вопросы философии». 1994, №6. С. 29-34.

171. Россман В. И. Техники пунктуации: знак препинания как философский метод // Вопросы философии. 2003. № 4. С. 68-76.

172. Силвермен Д. Некоторые игнорируемые вопросы о природе социальной реальности // Новые направления в социологической теории. М.: «Прогресс», 1978. С. 272-299.

173. Словарь средневековых терминов // Антология средневековой мысли (Теология и философия европейского Средневековья): В 2 т. СПб.: РХГИ, 2002. Т. 2. С.512-607.

174. Соссюр де Ф, Курс общей лингвистики. М.: «Логос», 1998. — 296 с.

175. Социологические размышления: Интервью с проф. Н. Луманом // Проблемы теоретической социологии. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1994. С. 236-248.

176. Серль Дж. Р. Перевернутое слово II «Вопросы философии». 1992, №4. С. 58-69.

177. Серов Н. К. Конструктивное понимание времени и процессная трактовка социальных явлений И Проблемы теоретической социологии. Выпуск 2. СПб.: Издательство СПбГУ, 1996. С. 207-216.

178. Современная социальная теория: Бурдье, Гидценс, Хабермас. Новосибирск: НГУ, 1995.

179. Сокулер 3. Структура субъективности, рисунки на песке и волны времени И Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб.: Университетская книга, 1997. С.5-20.

180. Степанянц М. Т. Метафора «золотая середина» как ключ к пониманию общего и частного в философии морали // Вопросы философии. 2003. № 3. С. 42-48.

181. Степанянц М. Т. Человек в традиционном обществе Востока II «Вопросы философии». 1991, №3. С.140-151.

182. Стефанов Ю. Н. Рене Генон и философия традиционализма II «Вопросы философии». 1991,№4. С. 31-42

183. Тарасевич Г. Интервью с Эко: классик в борьбе ЗА курение. 2000. (Опубликовано в Интернете).

184. Тодоров Ц. Поэтика // Структурализм: «за» и «против». М.: Прогресс, 1975. С.37-113.

185. Тощенко Ж. Кентавр-проблема как особый случай парадоксальности общественного сознания// Вопросы философии. 2002. № 6. С. 29-37.

186. Федотова В. Г. Неклассические модернизации и альтернативы модернизационной теории // Вопросы философии. 2002. № 12. С. 3-21.

187. Федотова В. Г. Социальное конструирование приемлемого для жизни общества (к вопросу о методологии) // Вопросы философии. 2003. № 11. С. 3-18.

188. Филиппов А. Ф. Теоретическая социология II Теория общества. Сборник. М.: Канон-Пресс-Ц, 1999. С. 7-34.

189. Филипсон М. Феноменологическая философия и социология // Новые направления в социологической теории. М.: «Прогресс», 1978. С. 204-271.

190. Филмер П. Об этнометодологии Гарольда Гарфинкеля // Новые направления в социологической теории. М.: «Прогресс», 1978. С. 328-375.

191. Фома Аквинский. Сумма теологии // Антология средневековой мысли (Теология и философия европейского Средневековья): В 2 т. СПб.: РХГИ, 2002. Т. 2. С. 144184.

192. Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: Издательская группа «Прогресс», 2000. 536 с.

193. Фрейд 3. Очерки по психологии сексуальности. Минск: ООО Попурри, 1997. — 480с.

194. Фрейд 3. Психоаналитические этюды. Минск: ООО Попурри, 1997. 606с.

195. Фрейд 3. Толкование сновидений. Минск: ООО Попурри, 1997. — 576с.

196. Фромм Э.Душа человека. М.: Республика, 1992. 430 с.

197. Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. М.: Политиздат, 1983.-703 с.

198. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб.: Университетская книга, 1997.-576 с.

199. Фуко М. О трансгрессии // Танатография Эроса: Жорж Батай и французская мысль середины XX века. СПб.: Мифрил, 1994. С. 111-131.

200. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб.: A-cad, 1994. — 406с.

201. Хабермас Ю. Модерн незавершенный проект // «Вопросы философии». 1992, №4. С.40-52.

202. Хабермас Ю. Понятие индивидуальности // О человеческом в человеке. М.: Политиздат, 1991. С. 195-206.

203. Хазагеров Т. Г., Ширина Л. С. Общая риторика: Курс лекций; Словарь риторических приемов. Ростов н/Д.: Феникс, 1999. — 320 с.

204. Хайдеггер М. Бытие и время // Время. Философия. Пространство. Екатеринбург, 1996. С. 5-41.

205. Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993. 447с.

206. Хайдеггер М. Гёльдерлин и сущность поэзии II «Логос». № 1 (1991). С.37-47.

207. Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. М.: Гнозис, 1993. 467с.

208. Хайтун С. Д. Феномен «избыточности» мозга, генома и других развитых органических и социальных структур // Вопросы философии. 2003. № 3. С. 85-96.

209. Хёйзинга Й. Осень Средневековья. М.: Культура, 1995.

210. Хэлд Д. Интересы, знание и действие (К критической методологии Юргена Хабермаса) // Современная социальная теория: Бурдье, Гидденс, Хабермас. Новосибирск: НГУ, 1995. С. 81-114.

211. Цицерон. Топика И Цицерон. Эстетика: Трактаты. Речи. Письма. М.: Искусство, 1994. С.56-81.

212. Цицерон. О наилучшем виде ораторов // Цицерон. Эстетика: Трактаты. Речи. Письма. М.: Искусство, 1994. С. 81-88.

213. Цицерон. Об ораторе // Цицерон. Эстетика: Трактаты. Речи. Письма. М.: Искусство, 1994. С. 162-372.

214. Шацкий Е. Утопия и традиция. М.: Прогресс, 1990. 456 с.

215. Шевалье Д. Пауль Клее. М.: Слово/Slovo, 1995. 96с.

216. Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. В 2-х тт. М.: Искусство, 1983.

217. Шолем Г. Вальтер Беньямин и его ангел Н «Иностранная литература». 1997. №12. С. 186-192.

218. Шолем Г. Десять неисторических тезисов о Каббале И Время. Философия. Пространство. Екатеринбург, 1996. С. 44-49.

219. Шолем Г. Основные течения в еврейской мистике. В 2-х тт. Иерусалим: Библиотека-Алия, 1993.

220. Шютц А. Социальный мир и теория социального действия // РЖ «Социология». М.: ИНИОН РАН, 1997. №2. С. 24-43.

221. Шютц А. Чужак: Социально-психологический очерк // РЖ «Социология». 1998, № 3. С. 177-193.

222. Шюц А. Структура повседневного мышления И «Социологические исследования». 1988, № 2. С.129-137.

223. Шюц А. Формирование понятия и теории в общественных науках П Американская социологическая мысль: Тексты. М.: МГУ, 1994. С.481-496.

224. Эберт К. Семиотика на распутье. Достижения и пределы дуалистической модели культуры Лотмана/Успенского // Вопросы философии. 2003. № 7. С. 44-55.

225. Эко У. Заметки на полях «Имени розы» // Эко У. Имя розы. СПб.: Симпозиум, 1997.-685с.

226. Эко У. Имя розы. СПб.: Симпозиум, 1997. 685с.

227. Эко У. К семиотическому анализу телевизионного сообщения. (Опубликовано в Интернете).

228. Эко У. Как написать дипломную работу. М.: Книжный дом «Университет», 2003. -240с.

229. Эко У. Маятник Фуко. СПб.: Симпозиум, 1998. 764с.

230. Эко У. От Интернета к Гутенбергу: текст и гипертекст. Отрывки из публичной лекции на экономическом факультете МГУ 20 мая 1998. (Опубликовано в Интернете).

231. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. — ТОО ТК «Петрополис», 1998.-432с.

232. Эко У. Под сетью (интервью) // «Искусство кино». № 9, 1997.

233. Эко У. Пять эссе на темы этики. СПб.: Symposium, 2000. — 96 с.

234. Элиаде М. Космос и история. М.: Прогресс, 1987. 311с.

235. Эпштейн М. Н. Предлог «В» как философема. Частотный словарь и основной вопрос философии // Вопросы философии. 2003. № 6. С. 96-95.

236. Эпштейн М. Н. Философия возможного. Модальности в мышлении и культуре. СПб.: Алетейя, 2001.- 334с.

237. Якимова Е. В. Социальное конструирование реальности: социально-психологические подходы: научно-аналитический обзор. М.: ИНИОН, 1999. 115 с.

238. Якобсон Р. К вопросу о зрительных и слуховых знаках II Семиотика и искусствометрия. Современные зарубежные исследования. М.: «Мир»,1972.С.82-87.

239. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика II Структурализм: «за» и «против». М.: Прогресс, 1975. С. 193-230.

240. Adorno Th. W. Charakteristik Walter Benjamin II Adorno Th. W. Gesammelte Schriften. Frankfurt am Mein: Suhrkamp Verlag. B. 10.1,1977. S. 238-254.

241. Adorno Th. W. Astetische Theorie II Adorno Th. W. Gesammelte Schriften. Frankfurt am Mein: Suhrkamp Verlag. B. 7.

242. Benjamin W. Gesammelte Schriften in 8 Bd. Frankfurt am Mein: Suhrkamp Verlag, 1989-91.

243. Bolz N., van Reijen W. Walter Benjamin. Frankfurt am Mein; New York: Campus Verlag, 1991.

244. Brodersen M. Spinne im eigenen Netz. Walter Benjamin: Leben und Werk. Elster Verlag, 1990.

245. Burger P. Theorie der Avantgarde. Frankfurt am Mein: Suhrkamp Verlag, 1990.

246. Gergen K. J. The Decline and Fall of Personality. Psychology Today, 1992, November, 25(6): 58-63.

247. Marz R. Malerei der Neuen Sachlichkeit. Leipzig: VEB EA. Seeman Verlag, 1983.

248. Reijen van W., Schmid Noerr G. Grand Hotel Abgrund: Eine Photobiographie der Frankfurter Schule. Frankfurt am Mein: Suhrkamp Verlag, 1990.

249. Tiedeman R. Einleitung der Herausgeber // Benjamin W. Gesammelte Schriften in 8 Bd. Frankfurt am Mein: Suhrkamp Verlag, 1989-91. B.5. T.l. S. 15-38.

250. Scholem G. Judaica 1 -4. Frankfurt am Mein: Suhrkamp Verlag, 1986-88.

251. Wiggershaus R. Die Franiltfurter Schule. MUnchen, Wien: Carl Hanser Verlag. 1987.