автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Ядро ментального лексикона человека как естественный метаязык

Полный текст автореферата диссертации по теме "Ядро ментального лексикона человека как естественный метаязык"

На правах рукописи

ЗОЛОТОВА Наталия Октябревна

ЯДРО МЕНТАЛЬНОГО ЛЕКСИКОНА ЧЕЛОВЕКА КАК ЕСТЕСТВЕННЫЙ МЕТАЯЗЫК

10.02.19 - теория языка

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Тверь 2005

Работа выполнена на кафедре английского языка Тверского государственного университета.

Научный консультант: Заслуженный деятель науки РФ,

доктор филологических наук, профессор

A.А. Залевская

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

B.Б. Гольдберг

доктор филологических наук, профессор В.А. Пищальникова

доктор филологических наук, профессор Т.М. Рогожникова

Ведущая организация: Воронежский государственный

университет

Защита состоится «^»^^¿Ог^уйГ 2005 г. в /У ча.г-3& мин, на заседании диссертационного совета Д 212.263.03 в Тверском государственном университете по адресу: Россия, 170000, г. Тверь, ул. Желябова 33, зал заседаний.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Тверского государственного университета по адресу: г. Тверь, ул. Володарского, 42.

Отзывы можно направлять по адресу: Россия, 170000, г. Тверь, ул. Желябова, 33, Тверской государственный университет, ученому секретарю.

Автореферат разослан «А»/^^2005

г.

Ученый секретарь

диссертационного совета Д 212.263.03 кандидат филологических наук, доцент/ В.Н. Маскадыня

2 Мб - Ч

22 £¿4

12-18051

В настоящее время внимание исследователей, чьи интересы связаны с изучением языка и, в частности, лексики, сосредоточены непосредственно на его носителе - человеке, чье существование в мире неотделимо от языка. Признание важности «человеческого фактора» в языке и его последовательный учет в исследовательской практике обусловлены всеобщей заинтересованностью в человеческой личности, разочарованием в «рационализме» научного познания, фактически исключающего живого и непредсказуемого человека, его сложную взаимосвязанную психофизиологическую, историко-социальную и языковую природу. Наблюдается процесс изменения самого образа науки: современная наука отходит от наивных представлений о своей «абсолютной объективности», о возможности пользоваться научными результатами «в чистом виде», полностью абстрагируясь от людей, получивших эти результаты и пользующихся ими [Шрейдер 1978]. Подводя итоги уже сложившейся к концу XX века «новой парадигмы» в языковедении, следует признать, что роль человека в процессах порождения и восприятия смыслов, репрезентированных языком, невозможно игнорировать, как бы ни хотелось создать лингвистику «объективную», лишенную влияния субъективной деятельности индивида [Пищальникова

Гуманитаризация научного знания требует взаимосвязанного использования всего, что обретено человечеством на пути своего становления - рационального и иррационального, эстетического и мистического [Налимов 2001]. Многогранное по своей природе сознание человека требует целостного видения, дающего возможность понимания целостности мироздания. Еще В. Франкл [1990] определял человека как «единство вопреки многообразию», имея в виду сосуществование в человеческом бытии антропологического единства и онтологических различий. Язык человека может служить средством изучения дифференциации многообразных культур и в то же время способен указать путь к установлению общего глубинного родства человечества на уровне ментальных структур.

Развитие психолингвистики и других наук о человеке стимулировало интерес к устройству «словаря в голове» индивида, функционирующего в соответствии с закономерностями психического развития человека - носителя языка и культуры. Такой словарь принято называть ментальным, или внутренним, лексиконом человека.

Представление о ментальном лексиконе как об ассоциативной сети с центральной частью, имеющей множество связей, все более разреживающихся по направлению к периферии, характерно для современных исследований индивидуального сознания человека, его языковой компетенции. Выделение в пространстве ментального лексикона ограниченного количества единиц, обладающих максимальной ассоциативной силой, принято называть «ядром». Понятие ядра, заимствованное из естественных наук и

2003].

логическое ядро родственных языков, устойчивое ядро общенационального языка, лексикостатистическое ядро словаря и т.п.), в психолингвистических исследованиях, базирующихся на экспериментальных материалах, приобретает свою специфику.

В таких исследованиях обычно речь идет о совокупности реакций, наиболее часто воспроизводимых носителями языка при предъявлении им стимула в ходе свободного ассоциативного эксперимента. В то же время анализу могут подвергаться «обратные» ассоциации, т.е. во внимание принимаются единицы, которые были вызваны в качестве реакции на наибольшее количество стимулов. Так или иначе, общим стремлением исследователей является попытка выделения наиболее активного ядра ассоциативной сети с ограниченным количеством единиц, отличающихся по степени интенсивности ассоциативных связей: от самых активных к менее активным, сближающимся с периферией.

Факт выделения активного ядра в подобных исследованиях может рассматриваться как признание последнего универсальной тенденцией в организации ментального лексикона человека. На основании анализа ядра как более или менее стабильного образования в ментальном лексиконе делается вывод о системности образов сознания носителей того или иного языка, их системе ценностей с акцентированием внимания на национально-культурной специфике языкового сознания [Уфимцева 19%; 1998; 2000; 2003]; устанавливается смысловая доминанта языковой личности ребенка [Соколова 1999]; изучаются особенности образа мира дошкольника и младшего школьника [Береснева, Дубровская, Овчинникова 199S; Овчинникова, Береснева, Дубровская, Пенягина 2000]; реконструируется ассоциативный портрет языковой личности подростка [Гуц 2004]; выявляются особенности в картине мира профессионально ориентированных групп, в рамках одной социокультурной общности [Агибалов 1988; 1995; 1997] и т.п. Таким образом, в центре внимания оказываются проблемы сходства и различия образов сознания разных этносов или проблемы модусов существования языковой личности. Очевидно, назрела необходимость переключения внимания на саму сущность ядра ментального лексикона как функциональной основы, обеспечивающей общее психическое и языковое развитие человека независимо от его этнической принадлежности, с одной стороны, и его ориентацию в хаотическом мире, с другой.

Постановка проблемы в означенном ракурсе предполагает разработку психолингвистических основ исследования ядра ментального лексикона человека, что позволило бы открыть новые перспективы в изучении глубинных механизмов функционирования языка.

Опорой для формулирования таких основ послужила предложенная A.A. Залевской [1977] концепция слова как средства доступа к единой информационной базе человека, как сложному продукту перцептивно-когнитивно-аффективной переработки индивидом его многогранного опы-

та познания и общения. При таком подходе ментальный лексикон трактуется как функциональная динамическая (самоорганизующаяся) система, как постоянное взаимодействие ансамбля психических процессов и их продуктов при динамике разных уровней осознаваемости: то, что находит выход в «окно» сознания и поддается вербализации, базируется на широких кругах выводных знаний, описываемых спиралевидной моделью идентификации слова и понимания текста [Залевская 1988].

На текущем этапе изучения особенностей исследуемого феномена особую актуальность имеет обобщение знаний, накопленных в рамках когнитивных наук, лингвистики, логики, философии, психологии, теории искусственного интеллекта и т.п., в сочетании с анализом опыта экспериментальных исследований в целях обоснования общей точки зрения на ядро ментального лексикона как метаобразованш, являющегося одновременно элементом и условием функционирования самого лексикона.

Объектом настоящего исследования выступает ядро ментального лексикона человека, а предметом - специфика его единиц, обусловливающая их функциональную значимость как слов-идентификаторов, участвующих в толковании «плохо знакомых» и «сложных» единиц в процессах познания и общения.

Целью настоящего исследования явилось разработка психолингвистической теории, способной дать объяснение функциональной значимости единиц ядра лексикона индивида. Для достижения этой цели оказалось необходимым решить следующие задачи:

— обобщить опыт исследований, в которых разграничиваются ядро и периферия в структуре той или иной организации лексических единиц, и показать зависимость критериев разграничения лексических зон от исследовательского подхода и предмета исследования;

— обосновать применение психолингвистической теории лексикона к трактовке ядра ментального лексикона человека как наиболее активной его части, постоянно задействованной в речемыслительных процессах;

— описать специфику единиц ядра ментального лексикона человека и его природу в свете формирования в онтогенезе;

— на основании анализа экспериментальных исследований языкового сознания носителей разных языков и культур выявить метаязыко-вую/метакогнитивную функцию единиц ядра ментального лексикона человека в процессах идентификации слов человеком;

— по результатам обобщения теоретических изысканий и анализа экспериментальных данных сформулировать психолингвистическую концепцию ядра ментального лексикона как естественного метаязыка человека.

Материалом для исследования послужили результаты анализа данных «Ассоциативного тезауруса английского языка» (1972), «Русского ассоциативного словаря» (1994-1998), «Славянского ассоциативного сло-

варя: русский, белорусский, болгарский, украинский» (2004), а также факты описания ядер языкового сознания носителей русского языка разных возрастных диапазонов, почерпнутых их разных источников.

В качестве методов исследования использовались: теоретический анализ интегративного типа; обобщение фактов, полученных через анализ экспериментальных данных и наблюдений автора; межъязыковое сопоставление материалов ассоциативных словарей.

В результате проведенного исследования сформулированы и выносятся на защиту следующие теоретические положения:

1. Эффект опознания слова для рядового носителя языка заключается в «переживании» слова как понятого (правильно или неправильно) за счет соотнесения «неизвестного», «сложного» с «хорошо знакомой» и «простой» единицей, функционально достаточной, чтобы стать средством выхода на индивидуальный образ мира, вне которого никакое понимание и взаимопонимание невозможно.

2. Роль таких средств (идентификаторов) выполняют единицы ядра, которые служат отправными пунктами внутренней референции и активизации возможного выводного знания, направляющего процессы понимания.

3. В норме подобные процессы протекают в скрытых как от носителей языка, так и от исследователя формах и принадлежат к области подсознания. В ряде ситуаций, требующих разъяснения значений слов «для себя» или «для других», идентификатор может быть вербализован, сигнализируя таким образом о констатации факта понимания и о метаязы-ковой функции единиц ядра.

4. Роль ядра лексикона как функциональной основы общего психического и языкового развития человека обеспечивается спецификой значений относящихся к ядру лексикона слов, в том числе высокой степенью конкретности, образности, способностью легко вызывать мысленный образ, эмоциональной значимостью, легкостью включения в более обширную категорию, высокой степенью узнаваемости индивидом; все названные характеристики непосредственно связаны с еще одной важной особенностью единиц ядра: все они усваиваются в раннем возрасте и сохраняют свою значимость у взрослых носителей языка.

5. Эффективность функционирования слов-идентификаторов обеспечивается сложной конфигурацией ассоциативных связей, неравноценных по своей энергетике: наиболее активные связи фокусируются в ядро, выступающее в роли аттрактора, который направляет поиск нужных единиц в ментальном лексиконе как функциональной динамической системе, самоорганизующейся в каждый текущий момент в целях оптимизации речемыслительной деятельности.

Научная новизна исследования заключается в том, что изучение ядра ментального лексикона человека осуществляется на базе интегратив-ного подхода с учетом:

— энергетической неравноценности ассоциативных связей между единицами ментального лексикона, обусловливаемой сложной конфигурацией ментального пространства с центральной и периферийной зонами;

— специфики единиц ядра ментального лексикона человека, связанной с взаимодействием внешних и внутренних факторов, существенных для индивидуального сознания и обуславливающих активность этих единиц в речемыслительных процессах;

— необходимости функционального подхода для выявления роли единиц ядра лексикона как в формировании и развитии ментального лексикона человека в целом, так и в идентификационной значимости этих единиц для познавательной и коммуникативной деятельности.

Теоретическая ценность работы обусловлена вкладом в развитие психолингвистической теории языковой/речевой способности человека и состоит в трактовке единиц ядра ментального лексикона как первичного метаязыка. Предложена трактовка ядра ментального лексикона как естественного метаязыка, который вырабатывается индивидом в ходе формирования образа мира и социализации в раннем онтогенезе и служит целям идентификации, конкретизации, приобщения к живому знанию новых усваиваемых единиц лексикона. При этом проводится раз1раничение первичного метаязыка индивида, функционирующего у «наивного» носителя языка в его повседневной деятельности, и вторичного метаязыка, который используется лингвистом, строящим описательную модель исследуемого объекта.

Практическая значимость результатов проведенного исследования определяется возможностью их включения в учебные курсы по психолингвистике, языкознанию, лексикологии, теории перевода и теории обучения второму языку, использования в качестве теоретической основы для дальнейших экспериментальных исследований, а также в лингводидактических целях при разработке методических рекомендаций для преподавания второго языка.

Структура диссертации: работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и приложений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во «Введении» освещаются основные проблемы, решение которых сформулировано в виде задач реферируемой диссертации. Обосновывается актуальность исследования; отмечается научная новизна, теоретическая и практическая значимость полученных результатов; указываются базовые

теории, с опорой на которые, автором диссертации развивается психолингвистическая концепция ядра ментального лексикона как метаобразования.

В задачи первой главы («Проблема ядра и периферии в исследованиях организации лексики: возможные пути исследования») входит рассмотрение ряда вопросов теории, так или иначе связанных с проблемой организации лексических единиц. Поскольку под лексикой нередко понимаются разные вещи, в том числе - лексическая система языка или словарный состав общенационального языка, зафиксированный в словарях, лексический компонент речевой организации индивида или ментальный (внутренний) лексикон человека, представляется рациональным разграничить традиционно лингвистический и психолингвистический подходы к изучению структуры организации лексических единиц с акцентированием внимания на выделении центральных (ядерных) и периферийных зон. Критерии выделения ядра и специфика единиц, входящих в ядерные и периферийные зоны рассмотрены на материале исследований лексической системы языка в области сравнительно-исторического языкознания, лингвистической культурологии и антропологической лингвистки, отечественной и зарубежной лексикологии и учебной лексикографии как одной из составляющих методического инструментария, используемого в обучении лексике неродного языка. Психолингвистический критерий выделения ядра основывается на психологическом представлении о связях единиц сознания в психике человека, доступ к которой возможен через ассоциативный эксперимент. Получаемые в эксперименте ассоциации обозначаются словом и отражают степень их актуальности для носителя языка, что и является основанием для разграничения ядра и периферии в пространстве ментального лексикона.

Вопрос об устойчивых и неустойчивых категориях словарного состава издавна привлекал внимание исследователей. Тенденция фиксировать древнейшее ядро в составе того или иного языка является традиционной для сравнительно-исторических исследований родственных языков. С этой точки зрения все слова делятся на исконные, составляющие древнейшее ядро, и заимствованные. Выделение исконных слов осуществляется на основании устанавливаемых для них генетических связей в других (родственных) языках и времени появления их в данном языке по свидетельству древнейших памятников письменности. Наличие общих корней слов в ряде родственных славянских языков позволило французскому языковеду А. Мейе [1938] выделить (учитывая закономерности фонетических изменений) сначала общеславянский, а затем общеиндоевропейский фонд лексики, к которому он относил названия частей тела, космические понятия типа 'небо', 'солнце', некоторые термины родства и социальных отношений, некоторые прилагательные (черный/белый, холодный/горячий и т.п.), некоторые числительные, местоимения я, ты, мы, вы, кто, что,

и др.; слова, называющие элементарные действия и состояния: стоять, лежать, есть, пить, рождать,умирать, смотреть и т.п.

Представления о таком фонде как этимологическом ядре родственных языков существенно для сравнительно-исторической традиции. Используя терминологию М.М. Маковского [1971], лексические единицы, составляющие исконное ядро того или иного языка, можно было бы назвать «константами», т.е. лексемами, обладающими максимумом стабильности в различных окружениях (в синхронии и диахронии), а наиболее надежные этимологические соответствия, установленные еще в период зарождения сравнительно-исторического метода, - «уравнениями констант». Для того, чтобы ответить на вопрос о том, каковы, например, этимологические основы словарного состава современного английского языка, необходимо прежде всего изучить генетические истоки наиболее устойчивых элементов -первообразные корневые слова древнейшего происхождения (такие как, например, home, land, eye, foot, good и т.п.). Большая устойчивость, присущая подобным «отстоявшимся» пластам лексики, иногда сохраняющаяся на протяжении тысячелетий, позволяет увидеть, что известное количество слов восходит к общему индоевропейскому источнику и имеет соответствия за пределами собственно германской группы языков, обнаруживая тем самым индоевропейскую основу английского языка [Амосова 1956]. Естественно, что среди слов, составляющих исконное ядро английского языка, можно обнаружить все перечисленные А. Мейе разряды слов.

Нетрудно заметить, что разряды слов указанного типа относятся к общеупотребительному слою лексики в любом современном языке, что хорошо согласуется с выводом Дж. Ципфа о том, что частота и исторический возраст слова коррелированы, причем среди самых частотных слов больше всего слов древнего происхождения [Zipf 1945]. Основываясь на подобных наблюдениях, ряд лингвистов проводит различие между «культурным» словарем и узким, основным, или «базисным», словарем. Лексика первого из них гораздо менее стабильна за счет изменения конкретных культурно-географических условий его функционирования. Это слова, которые обозначают понятия, отражающие только определенные явления культуры. Базисный словарь состоит из слов, обозначающих предметы и явления, которые не связаны с определенной культурой. Слова этого типа отражают универсальные и общечеловеческие понятия, поэтому они обладают большой стабильностью. Сюда относятся обозначения «извечных» предметов, признаков, действий и некоторое число служебных слов - местоимений, предлогов, союзов, числительных. Названные категории полностью совпадают с категориями слов общеиндоевропейского фонда, перечисленными выше. Мысль о том, что во всех языках может быть выделено общее (универсальное) ядро, восходит к В. Гумбольдту, который подчеркивал, что в лексике, как и в грамматике, есть центр, вокруг которого вращаются все языки.

Подобная точка зрения нашла свое выражение и развитие в исследованиях семантических универсалий. Обсуждая «универсализм» в семантике, С. Ульманн указал на важность установления наличия «лексических констант» - предметов, событий или других явлений, столь существенных, что они должны быть тем или иным способом обозначены в любом языке; то, как они выражаются - связной основой, простым словом, сложным словом или даже словосочетанием, - является уже вторичным вопросом [Ульманн 1970]. Связь словарного состава языка (его относительно стабильной части, или ядра) с неязыковым содержанием культуры хорошо ощущалась лингвистами-антропологами и этнолингвистами и использовалась ими как один из способов изучения истории культуры [Гамкрелидзе, Вяч. Вс. Иванов 1984; Маковский 1996].

Среди исследований в названном ключе особое место занимают работы американских этнолингвистов, последователей Э. Сепира, пытавшихся узнать что-либо о неязыковой культуре коренных народов Америки. Область лингвистических исследований, посвященных в основном синхронному и диахронному изучению языков, на которых говорят народы, не имеющие письменности, может также рассматриваться в терминах антропологической лингвистики. Одним из наиболее интересных достижений этого лингвистического направления является глоттохронология или лек-сикостатистика. Метод глоттохронологии опирается на случайное открытие, сделанное М. Сводешем и заключающееся в том, что основная часть словарного состава (основное лексическое ядро, базисный словарь), представленная в виде небольшого опытного списка во всех языках, изменяется (или обновляется) с постоянной скоростью [8мгас1е511 1952; 1955]. Таким образом, в центре внимания исследователя оказалась относительная стабильность (универсального) базисного словаря, включающего в себя обозначения частей тела, числительные, определенные явления природы, элементарные, свойственные всем людям действия. Коэффициент сохраняемости был использован М. Сводешем в дальнейшем для метода абсолютного датирования по данным языка, с помощью которого можно было определить, когда разделились два языка одного происхождения, когда перестал существовать их общий праязык. Названный метод был применен к ряду бесписьменных языков североамериканских индейцев, народов Океании и Африки. Результаты, полученные в то время, представляли огромный интерес для лингвистов и историков культуры. Критика метода М. Сводеша сводится в основном к проблематичности перевода элементов опытного списка на другие языки, особенно далекие от европейской культурной традиции [Хойер 1999]. Заметим, что дискуссия по поводу критериев отбора элементов в основное лексическое ядро [Арапов 1974; Климов 1961; Хелимский 1974] носила специфический отпечаток своего времени, для которого характерно игнорирование проблемы значения и отсутствие адекватной семантической теории. Тем не менее, идея устойчивого лекси-

ко-семантического ядра в составе того или иного языка до сих пор находит свое применение как основание для установления родства языков и культур. Кроме того, подобный набор общеупотребительных лексических единиц естественного языка, отвечающих требованиям семантической неразложимости (самопонятности) и универсальности (вербализуемости во всех языках) может служить ключом к постижению психологии чужой культуры, национального характера. Такое универсальное ядро «семантических примитивов» используется А. Вежбицкой как орудие сопоставления лин-гвоспецифичных культур, как естественный метаязык их описания, преодолевающий этноцентрическую позицию [Вежбицкая 1999].

В 50-х гг. XX в. в советском языкознании разрабатывается теория устойчивого лексического ядра, которое получило название «основного словарного фонда». Подвергнув резкой критике существующие в языкознании подходы к проблеме устойчивого ядра лексики как схематически выделяемого на основании данных сравнительно-исторического изучения языков или внеисторической статической базы существования языка, В.В. Виноградов фактически обосновывает понятие основного словарного фонда с точки зрения единственно актуального для академической науки того времени подхода - марксистской диалектики. В центре внимания учения В.В. Виноградова - разграничение «внутреннего ядра лексики» и всего прочего словарного состава языка на данном этапе его исторического развития. Основной словарный фонд характеризуется, прежде всего, как понятие конкретно-историческое, как устойчивая, но исторически развивающаяся лексико-семантическая и словообразовательная база общего словарного состава данного языка в его историческом движении [Виноградов 1977: 56]. Диалектика обновления и обогащения основного словарного фонда достигается за счет взаимосвязи и взаимодействия «основы языка» и «общенационального запаса словаря». Периферийные элементы словаря подвержены большей интенсивности изменения, в то время как элементы основного фонда сохраняют устойчивость на протяжении длительного периода времени. Этим достигается как взаимопонимание членов данного коллектива, так и передача опыта разных поколений людей. Внутренняя структура основного словарного фонда представляет собой словообразовательное и в то же время предметно-семантическое ядро словаря: слова, принадлежащие к основному словарному фонду, характеризуются как опорные и вместе с тем отправные пункты, на которых базируются разные лексико-семантические и словообразовательные системы и разряды общего словарного состава языка.

В советском языкознании того периода имела место дискуссия по проблеме основного словарного фонда (см., например: [Будагов 1952; Гал-кина-Федорук 1954; Янко-Триницкая 1953]), однако в понимании некоторых вопросов так и не было достигнуто единства. Стремление выделить слова основного фонда, определить их характерные признаки и установить

границы фонда не было однозначно реализовано. Ни один из выдвигаемых критериев не был принят безоговорочно, поскольку допускал многообразие толкований. В результате выяснилось, что хотя такие критерии имеются, не существует резко выраженной границы между основным словарным фондом и всем прочим словарным составом языка. Позднее, рассматривая проблему основного словарного фонда применительно к лексике английского языка, И.В. Арнольд [1959] перечислит ряд признаков, «типических черт», наличие которых в каждом отдельном слове, по мнению автора, является причиной его устойчивости. К ним относятся: а) большая коммуникативная значимость (имеется в виду выражение наиболее важных для коммуникации понятий); б) употребительность, т.е. высокая частотность; в) многозначность (тесно связанная с частотой употребления; г) односложность (характерно для английской активной лексики); д) стилистическая нейтральность. Заметим, что ранее в работе Е.М. Галкиной-Федорук [1954] были также выделены и такие признаки, как словообразовательная непро-изводность и продуктивность, фразеологическая активность, т.е. широта сочетаемости, и устойчивость, т.е. древность, исконность.

Несмотря на категоричность суждений и резкость критических замечаний, характерных для научной полемики того времени, идея о наличии в языке устойчивого лексического ядра, определяющего (наряду с грамматическим строем) национальное своеобразие языка в целом и его лексико-семантической системы в частности, оказалась достаточно продуктивной и во многом направила дальнейшее развитие теоретической и практической лексикографии. Современная лексикология не отказалась ни от одного из перечисленных выше критериев, характеризующих единицы основного словарного фонда, однако рассматривает их по отдельности, вне их очевидной взаимосвязи. В связи с изменившейся исторической обстановкой в стране, неизбежно затронувшей и проблематику языкознания, термин «основной словарный фонд» был предан забвению и практически перестал употребляться. Однако сама идея была приспособлена к нуждам теоретической и практической лексикографии.

В 80-е годы XX в. возвращение к «незаслуженно оставленной» идее основного словарного фонда было осуществлено в системном исследовании A.A. Кретова [1987] на материале современной русской глагольной лексики. В комплексе взаимосвязанных признаков, обсуждаемых выше, автор выдвигает на первое место частотность и продуктивность как наиболее важные признаки ядерных слов, определяющие наличие всех остальных признаков. По мнению исследователя, ядро, в отличие от периферии, обозримо, компактно, и в то же время оно сохраняет, удерживает свойства системы в целом и в силу этого может выступать в качестве ее представителя. Этот тезис развивается далее в работах В.Т. Титова [2002; 2004; 2005]: минимизация обширного материала группы родственных языков в соответствии с важнейшими существенными параметрами (функциональ-

ная, деривационная, синтагматическая активность и парадигматическая поддержанность) позволила ему построить модель лингвистического пространства романских языков. Таким образом, компактное описание лекси-ко-семантической системы через ее ядро оказывается привлекательным приемом в исторической лексикологии, а также для создания типологии языковых явлений ряда языков.

С начала 60-х гт. XX в. понятие лексического ядра конкретизируется применительно к специфическим задачам описания лексики в учебной лексикографии и косвенным образом - к лингвистической интерпретации методических приемов, используемых в обучении лексике, в основном в связи с потребностью изучения второго/неродного языка (см., например: [Гугенейм 1967; Мишеа 1967; Fries 1964; Mackey 1966]). Вопросу отбора и организации лексического материала, который рассматривается как обязательное условие эффективности обучения второму языку, уделяется много внимания и в публикациях 80-х гг. (см. например: [Демьяненко и др. 1984; Методика обучения иностранным языкам в средней школе 1982; Основы методики преподавания иностранных языков 1986; Теоретические основы методики обучения иностранным языкам в средней школе 1981; Шатилов 1982; Ellis 1987]).

В 80-е годы внимание методистов распространяется и на методы преподавания русского как второго языка. Обобщая достижения практики преподавания русского языка иностранцам, П.Н. Денисов [1980; 1993] формулирует несколько принципов, лежащих в основе этой деятельности. Согласуясь с общей тенденцией выделения в языке и речи центральных ядерных и периферийных сфер, или зон, изучение языка, по мнению исследователя, должно двигаться от центра к периферии, от первичных функций к вторичным, а не наоборот. Автор называет этот принцип «принципом компрессии и минимизации языка».

В методике преподавания языка это означает отбор наиболее употребительной лексики, наиболее употребительных форм и конструкций, что практически отражено в проектах «базисного английского» и «фундаментального французского», в различных попытках классификации грамматических и лексических явлений на существенно необходимые для владения иностранным языком и явления, которыми можно до поры до времени пренебречь. В теории этот принцип тесно связан с проблемой устойчивого лексического ядра и ведет к обсуждению проблемы преобразования лексического состава языка в частные, минимальные, базисные и тому подобные системы и выводит на решение вопроса о количественных границах лексических минимумов, т.е. подразумевает проблему статистического анализа лексики в целом. Слова, образующие верхний, наиболее достоверный в статистическом отношении пласт, в который входят как служебные, так и полнозначные слова, зафиксированные частотными словарями современного русского языка, конечно, входящие во все частные лексические сис-

темы - как индивидуальные («индивидуальный запас личности»), так и групповые (лексические системы врачей, инженеров и т.д.), и составят лексическую основу «базисного русского языка».

Таким образом, казалось бы, явление частотности делает достижимой методическую цель отбора лексики. Однако, понятие «лексический минимум» наполняется разным содержанием при разных подходах: в методической литературе пока нельзя обнаружить аргументированного ответа на вопрос о том, сколько слов второго/неродного языка необходимо знать для осуществления различных видов деятельности в ситуации обучения второму/неродному языку [Медведева 1999]. Причина этого, очевидно, находится в отсутствии адекватной теории усвоения иноязычного слова, в связи с чем многие вопросы методики (и в том числе объем и конкретное содержание лексического минимума) до сих пор решаются интуитивно, с опорой на здравый смысл. Например, предлагается отбирать лексику для целей обучения с точки зрения простоты и пользы: слова, связанные с повседневной жизнью, такие как названия предметов быта и одежды, не только важны практически, но и являются в должной мере «скучными и обыденными» и в это смысле наиболее уместными для начального этапа обучения.

Тем не менее, при создании «базисного русского» традиционно использовался принцип частотности как один из исходных при составлении любого лексического минимума, включая проекты Basic English [Ogden 1930], Definition Vocabulary [West 1935; 1954] и другие словари основной лексики для изучающих английский язык в целях международной коммуникации. Высокочастотные слова как бы «прорисовывают» лексико-грамматическую канву текста, создавая его типовую «фактуру». Однако оригинальность смыслового и стилистического облика текста формируется за счет редких слов, обладающих, как известно, максимальной информативностью. В то же время отсутствие большой многозначности или обобщенности значений этих слов позволяет находить для них синонимы из среднечастотных и высокочастотных зон, т.е. они легко предаются другими словами. Редкие слова легко переводятся в расчлененные наименования (описательные выражения), в чем выявляется действие метаязыковой способности лексического ядра. Собственно в этой способности и заключается, на наш взгляд, главный смысл отбора ограниченного количества лексических единиц в целях презентации языкового материала в условиях учебного билингвизма. Изданный в 1935 году «Definition Vocabulary» М. Уэста включал 1500 слов, на основе которых в 1950-х годах был составлен список из 2000 слов, по сей день используемых издательством «Longman» для описания слов в своих толковых словарях, например: [Longman Dictionary of Contemporary English 1995]. Выбор списков M. Уэста и Ч. Огдена в качестве языков толкования можно отнести к удачным примерам использования слов естественного языка в этих целях. Кроме того, список Ч. Огде-

на часто используется в качестве одного из обязательных источников при отборе слов для предъявления в ассоциативных экспериментах с целью получения ассоциативных норм.

Распределение лексики в словарях идеографического типа также опирается на представление о некой общей для всех языков семантической базе. Представив идеографический словарь в виде концептуальной схемы, на которой «покоится» языковая наивная картина мира, нельзя не обратить внимания, что инвариантной, центральной частью такого словаря, независимой от языка и мировоззренческих установок авторов, является концептуальный блок, объединенный общим понятием «Человек». Анализ классификационных схем (синоптических карт) идеографических словарей разных языков (по крайней мере, индоевропейских) подтверждает их общую антропоцентрическую направленность (ср., например, схемы классификации лексики, положенные в основу словарей Дорнзайфа, Касареса, Молинер, представленные в работе: [Караулов 1976], а также схему идеографической части словаря «Лексическая основа русского языка» под редакцией В.В. Морковкина).

Таким образом, выделение общей центральной части в словарях разных языков, построенных на основе идеографического принципа, дает основание говорить об определенной универсальности структур этих словарей, отражающих реальную картину в живых языках и культурах, а именно, наличия в них того, что В.И. Карасик называет смысловыми областями, в большей мере подверженными универсализации, и смысловыми областями, в большей степени проявляющими самобытность [Карасик 2003]. Очевидно, в общей части словарей идеографического типа нашли отражение «более универсальные фрагменты бытия», которые, в свою очередь, обусловлены общностью разных языков как знаковых структур и общностью языкового поведения людей [Кузнецов 1980].

В 70-80 гг. предыдущего столетия внимание исследователей, чьи интересы связывались с изучением языка и его лексики, в частности, сосредотачивается непосредственно на его носителе - человеке, чье существование в мире неразрывно связано с языком. Общую мысль работ, так или иначе приближающихся к проблематике языковой личности, Ю.Н. Караулов сформулировал следующим образом: нельзя познать сам по себе язык, не выйдя за его пределы, не обратившись к его творцу, носителю, пользователю - к человеку, к конкретной языковой личности [Караулов 1987].

Стремление лингвистов включить человеческое начало в объект своих исследований привело к моделированию реальных лексиконов, которыми владеют носители языка. В зависимости от теоретических установок и конкретных целей исследования «воссоздание» лексикона осуществлялось различными путями: за счет обращения непосредственно к интуиции носителя языка, т.е. либо на основе данных свободного ассоциативного эксперимента, либо на основе анализа результатов большого массива текстов,

произведенных носителем языка [Вильтовская 1980; Пожилова 1986; Аги-балов 1988; 1995; 1997; Караулов 1987], однако анализ полученных таким образом данных традиционно осуществляется с позиций лексико-семантической системы языка как системно-структурного образования.

Развитие психолингвистики и других наук о человеке стимулировало интерес к устройству «словаря в голове» индивида, функционирующего в соответствии с законами психического развития человека - носителя языка и культуры. Динамика исследовательских подходов к трактовке лексикона индивида, начиная с 50-60 гг. XX в. до современного периода обсуждается в работах [Залевская 1977; 1978; 1990; 1999; 2001; 2005], где подчеркивается изначально психолингвистическая сущность этого термина и указывается на его широкое, но не всегда адекватное использование в публикациях последних лет. Начиная с семидесятых годов предыдущего столетия, в отечественной психолингвистике активно разрабатывается концепция внутреннего лексикона и психолингвистическая концепция слова как достояния индивида, обновляемая и дополняемая исследованиями последних лет как самим автором концепции, A.A. Залевской, так и ее учениками (см., например, [Рафикова 1999; Медведева 1999; Мягкова 2000; Сазонова 2000; Тогоева 2000; Рогожникова 2000; Лебедева 2002 и др.]).

Следует отметить, что идея словаря как ментальной сущности уже зрела в недрах отечественной лингвистики в 60-е гг. XX в., в частности в работах С.Д. Кацнельсона, в круг научных интересов которого входила проблема соотношения языка и мышления, исследуемая на материале лексики. Лексикон рядового носителя языка фигурирует у С.Д. Кацнельсона [Кацнельсон 1986], как «хранящийся в головах у говорящих запас слов», неоднородный по своему составу, распадающийся на несколько пластов, из которых основной и самый элементарный пласт образуют «абстракции, основанные на обобщении чувственных признаков и усваиваемые нами с детства путем «наглядного определения». Они же служат основой для образования более общих слов. Обозначив роль элементарных единиц в «стратиграфии лексических напластований», С.Д. Кацнельсон таким образом признал их значимость в функционировании лексикона развивающейся языковой личности.

Однако для того, чтобы подобные идеи оформились в полноценную научную концепцию потребовалась научная смелость A.A. Залевской, сумевшей интегрировать имеющиеся на тот момент достижения из разных областей знаний, изучающих и моделирующих языковое и неязыковое поведение человека в разработку принципов организации внутреннего (ментального) лексикона человека, которые легли в основу новой теории. Ей удалось предложить лапидарную формулировку определения ментального лексикона как динамической функциональной и самоорганизующейся системы.

По мнению Н.Д. Арутюновой, «смена научной парадигмы всегда сопровождается сменой ключевой метафоры, вводящей новую область уподоблений, новую аналогию» [Арутюнова 1990: 15]. В основе метафоры, дающей ключ к пониманию специфики индивидуального (ментального) лексикона как психолингвистического феномена в трактовке A.A. Залев-ской, лежит представление о голограмме «Голографическая» метафора этимологически восходит к греческому «holos» - 'весь', 'полный', 'целый'. Целостный, объемный образ лексикона выстраивается как система многоярусных многократно пересекающихся полей, с помощью которых упорядочивается и хранится в более или менее полной готовности к употреблению в деятельности разносторонняя информация о предметах и явлениях окружающего мира, об их свойствах и отношениях, об их оценке индивидом и т.п. Роль слова как единицы, функционирующей в ментальном лексиконе, при подобном подходе сравнивается с ролью лазерного луча при считывании голограммы: «... оно делает доступным для человека определенный условно-дискретный фрагмент континуальной и многомерной индивидуальной картины мира во всем богатстве связей и отношений, полнота которых обеспечивается в разной мере осознаваемой опорой на прямые и/или опосредованные выводные знания и переживания разных видов [Залевская 1999]. Идея «целостности» тесно переплетается с понятием «живого». Как подчеркивает В.П. Зинченко, непременным признаком живого знания является его целостность [Зинченко 1998: 34]. Живое знание - это знание живого о живом [Op. cit.: 30]. Мы понимаем это как знание пристрастного носителя языка и культуры о мире, о себе самом, включая язык, с позиций «для меня-здесь-и-сейчас». Доступ к живому знанию осуществляется через ментальный лексикон, а именно, через его ядро, единицы которого задействованы в процессах идентификации (опознании) актуальной для человека информации, выводящей в конечном итоге на образ мира, в контексте которого происходит понимание.

Во второй главе («Ядро ментального лексикона человека: общая характеристика») формирование ядра ментального лексикона человека как психофизиологического феномена рассматривается в связи с закономерностями становления интеллекта и речемышления на ранних этапах онтогенеза. Взаимодействие ребенка с окружающим миром через общение с взрослым увязывается с усвоением первичных единиц лексикона, которые, фокусируясь в ядро, образуют таким образом функциональную основу, обеспечивающую общее психическое развитие человека, с одной стороны, и его ориентацию в окружающем мире, с другой. Специфика единиц ядра ментального лексикона обсуждается в контексте психофизиологических процессов, имеющих место в раннем детств.

Моделирование лексикона человека средствами ассоциативного эксперимента наиболее успешно отражает картину естественных связей меж-

ду элементами лексикона, устанавливающимися и постоянно перестраивающимися в сознании индивида в течение его жизни.

Правомерность использования данных ассоциативных экспериментов в изучении языкового сознания человека в свое время была сформулирована A.A. Леонтьевым [1977]. Обсуждая возможности применения в научных исследованиях ассоциативных норм, т.е. наиболее стандартных для данной лингвокультурной общности слов-реакций на слова-стимулы, A.A. Леонтьев обратил внимание на следующие их преимущества для исследователя: «Во-первых, они дают результаты не избирательного, а действительного массового эксперимента, что позволяет использовать их как источник лингвистической и психолингвистической информации... Во-вторых, ассоциативные нормы, благодаря своей статистической "благонадежности" легко поддаются математической обработке. В-третьих, важно, что ассоциагивные нормы дают в очень удобной форме специфический для данного языка и данной культуры "ассоциативный профиль" лексических единиц. В-четвертых, ассоциативные нормы представляют собой мощное орудие социологического и социально-психологического исследования» [Леонтьев 1977].

Е.И. Горошко также отмечает большую надежность и объяснительную силу ассоциативного эксперимента как метода исследования: условия его проведения достаточно близки к естественным; форма проведения эксперимента без специальной ориентировки на конечный результат и его простота «снимают» искусственность экспериментальной обстановки и приближают ее к нормальным условиям функционирования речевой способности человека в целом. Последнее обстоятельство делает рассматриваемую методику свободного ассоциирования основополагающим компонентом в создании новой интегративной методологии [Горошко 2001]. Таким образом, в настоящее время ассоциативный эксперимент является признанным инструментом познания живого языка его живого носителя и пользователя.

В тексте реферируемой главы ассоциативно-сетевая структура лексикона рассматривается с точки зрения ее неоднородности и отражения в ассоциативных тезаурусах. Отмечается, что так называемые ассоциативные нормы первоначально создавались и использовались как психотехническое средство, направленное на решение медицинских проблем, связанных с психическим здоровьем пациентов. Основатель психоанализа 3. Фрейд и его ученик К.Г. Юнг считали исследование ассоциаций основным инструментом психоанализа. В русле этих интересов А. Розановым и Грейс Кент были составлены первые списки «эталонных» ассоциаций, служащих для суждения о норме и патологии. Таким образом, понятие ассоциативных норм восходит к списку Кент-Розанова, который был получен для американского варианта английского языка в 1910 г. и опубликован в «Американском журнале изучения психических заболеваний» [Kent,

Rosanoff 1910]. Позднее были изданы «Миннесотские Ассоциативные нормы» [Russel, Jenkins 1954], с которых, как считается, начались собственно психолингвистические исследования ассоциаций, а понятие ассоциативных норм утратило свой первоначальный смысл вместе с изменившимися целями изучения ассоциаций и стало использоваться наряду с понятием ассоциативного словаря того или иного национального языка. Первый «Словарь ассоциативных норм русского языка» (САНРЯ) под редакцией A.A. Леонтьева был издан в 1977 г. и имел, по выражению его авторов, «четко определенную практическую направленность на преподавание русского языка нерусским учащимся (в первую очередь иностранцам)» [Леонтьев и др. 1977:4].

С появлением проекта Дж. Киша в 1972 г. в научный обиход входит понятие ассоциативного тезауруса. До этого времени понятие тезауруса применялось к понятийным словарям особого типа, в которых лексика распределялась в соответствии с представлениями о семантических или лексических полях, объединяющих слова по разнообразным признакам. Принцип поля сохраняется и в структуре ассоциативного тезауруса, или словаря, построенного на базе широкомасштабных ассоциативных экспериментов, которые обеспечивают богатейший материал для анализа и наблюдений, позволяющий проследить более широкую сеть связей между элементами ментального лексикона, чем это происходит при умозрительном построении разных типов полей: ассоциативное поле фактически интегрирует все известные в лингвистике виды полей, как это было показано в исследовании [Залевская 1977].

Система многократно пересекающихся ассоциативных полей, или ассоциативно-вербальная сеть, достаточно надежно моделирует языковую способность носителя языка, его ментальный лексикон, и фиксируется в ассоциативных словарях тезаурусного типа. Необходимые требования к ассоциативному словарю, претендующему на статус тезауруса, были сформулированы составителями «Русского ассоциативного словаря» (далее - РАС) [Караулов и др. 1998], составленного по методике «Ассоциативного тезауруса английского языка» (далее - AT) [Kish et al. 1972] спустя 25 лет после выхода в свет последнего. Словарь тезаурусного типа должен, во-первых, охватывать всю лексику языка и, во-вторых, в явном виде фиксировать некоторые отношения между составляющими его единицами. Составители РАС поясняют, что следует отдавать себе отчет в относительности самого понятия «вся» лексика: многоэтапное проведение ассоциативного эксперимента, в котором каждый последующий этап вырастает из результатов предыдущего, способно обеспечить совокупное множество ассоциаций, охватывающих «всю» лексику (в данном случае русского языка), которую способен ассоциировать средний его носитель.

Что касается второго требования, то соответствие ассоциативного словаря статусу тезауруса предполагает фиксацию не только прямых (от

стимула к реакции), но и обратных (от реакции к стимулу) связей, которые не фиксируются в классических ассоциативных списках Наличие в материалах ассоциативных экспериментов информации о речемыслительной деятельности человека, связанной с оперированием словом, позволяет исследователю выявить место некоторой единицы в организационной структуре индивидуального лексикона и установить связи (или пути), которые ведут от одной единицы к другой. Говоря иначе, ассоциативные связи между словами можно рассматривать как индикаторы определенных структурных отношений между единицами лексикона индивида, как источник сведений о некоторой упорядоченности пространства лексикона, конфигурация которого выстраивается в зависимости от «силы» этих связей.

Анализ принципиально новой информации об обратных (входящих) связях, зарегистрированных в AT, позволяет увидеть любопытную картину: перед глазами исследователя выстраивается обширная ассоциативная сеть с центральной частью, имеющей множество связей, все более разрежающихся по направлению к периферии. Например, достаточно сказать, что всего лишь два слова из всего массива собранных в AT данных имеют более 1000 входящих связей, а именно: слово те - 1087 входящих связей и слово man - 1081 входящую связь. Это, в свою очередь, означает, что слово те явилось общей реакцией для 1087 разных слов-стимулов, аналогично слово man оказалось совпадающей реакцией на 1081 слово, предъявленное в ходе свободного ассоциативного эксперимента. С другой стороны, по подсчетам участников проекта, 60% слов имеет лишь по одной входящей связи [Kiss at et al. 1973], т.е. каждое из них было вызвано в качестве ассоциативной реакции только одним словом-стимулом. Тенденции, отмеченные для AT, были прослежены A.A. Залевской [1979] при обсуждении связей импликативного типа, выделенных в процессе анализа материалов AT. Это побудило автора провести дополнительное исследование [Залевская 1981], в результате которого было отобрано сначала 75, а затем 586 единиц с диапазоном входящих связей от более чем 1000 до 100. После некоторых уточнений это количество единиц было сокращено нами [Золо-това 1983] до 584, что и было принято далее за ядро лексикона носителя английского языка по данным AT.

Представление об ограниченном количестве наиболее активных в ассоциативном отношении единиц привлекательно с точки зрения возможностей исследований, выполняющих разные задачи. Позднее, с появлением ассоциативных словарей тезаурусного типа на базе русского и других славянских языков, стало возможным выделять наиболее активное ядро слов носителя того или иного языка или активного ядра лексикона носителя языка определенного возрастного диапазона. В табл. 1 представлены примеры исследований, связанных с анализом выделенного на основании тех или иных критериев ядра ментального лексикона человека.

Таблица 1

Примеры исследований, связанных с выделением и описанием ядра лексикона человека

Публикации Объект исследования Предмет исследования Критерии выделения ядра лексикона Метод исследования Язык

Агабалов 1988, 1995, 1997 Ядро лексикона членов профессиональных общностей Специфика единиц актуальных лексиконов членов профессиональных групп Частотность слов по субъективным суждениям информантов Анкетирование Русск.

Береснева и др. 1995; Овчинникова и др. 2001 Ядро лексикона ребенка (6-10 лет) Образ мира ребенка Наиболее частотные ассоциативные реакции Свободный АЭ Русск.

Боргоякова 2000; 2002 Ядро языкового сознания хакасов, русских и англичан Национально-культурная специфика языкового сознания русских, хакасов, англичан Наиболее частотные ассоц. реакции; ассоциации с наиб, числом входящих связей Свободный АЭ, анализ материалов АТ, РАС Русск., хакасск., англ.

Вильтовская 1980 Корневое ядро лексикона подростка Объем словаря, его статистические и морфологические характеристики Наиболее частотные единицы Анализ письм. сочинений, лингвистич. интервьюирование Русск.

Гуц 2004 Ядро языкового сознания подростка Структур.-сем., половые, возрасти., поведенческие и др. особенности языкового сознания подростка Наиболее частотные реакции Свободный АЭ Русск.

Залевская 1981 Ядро лексикона носителя английского языка Наиболее активные единицы внутреннего лексикона Обратные ассоциации с наибольшим количеством входящих связей Анализ материалов АТ Англ.

Окончание таблицы 1

Зо логова 1981; 1983; 1984; 1989 Ядро лексикона носителя английского языка Специфика единиц ядра лексикона индивида Обратные ассоциации с наибольшим количеством входящих связей Анализ материалов АТ Англ.

Караулов 1987; Караулов 2000 Ядро языковой личности (базовая личность); ядро языкового сознания испанцев Структура языковой личности; особенности менталитета испанцев Наиболее частотные единицы; ассоциации, имеющие наибольшее число входящих связей Дискурсивный анализ в сочетании с АЭ; свободный АЭ Русск.

Нгуен Тхи Хьюнг 2000 Ядро языкового сознания вьетнамцев Мир в образах сознания вьетнамцев Ассоциации, имеющие наибольшее число входящих связей Свободный АЭ Вьнтнам.

Пожнлова 1980 Ядро коммуникативной системы лексикона языкового коллектива учителей Социально-прагматическая релевантность идеологически значимой лексики Наиболее частотные единицы Вероятн.-статистич. анализ фрагментов идеолектов. из публицист. и худ. лит-ры Немецк.

Соколова 1999 Ядро лексикона ребенка (3-6 лет) Смысловые доминанты языковой личности ребенка Наиболее частотные реакции Свободный АЭ Русск.

Старинец и др. 1968 Активное ядро лексикона взрослого носителя языка Особенности языковой личности испытуемого Слова, имеющие максимальную ассоциативную силу Лонгитюдный свободный АЭ Русск.

Уфимцева 1996;2000 Ядро языкового сознания русских Система ценностей, системность образов сознания русских Ассоциации, имеющие наибольшее число входящих связей Анализ материалов РАС, АТ, РУ99К-. Англ.

Уфимцева и др. 2004 Ядро языкового сознания русских, англичан, белорусов, болгар, украинцев Система ценностей, системность образов сознания соответствующей культуры; системность образа мира славянского этноса Ассоциации, имеющие наибольшее число входящих связей Анализ материалов РАС, АТ, свободный АЭ Русск., англ., белорус., болг., укр.

Ядро лексикона носителя английского языка изучалось в психолингвистическом ракурсе. Имел место разносторонний анализ единиц ядра с их обратными связями [Золотова 1981; 1983; 1984; 1985; 1989; 1990; 1991; 1994; 1999] с опорой на АТ и экспериментальные материалы [ОНЬоо1у & Ьо^е 1980; То^а & Ва^ 1978].

Специфические характеристики единиц ядра выявлялись и описывались с точки зрения факторов, существенных для функционирования слова в индивидуальном сознании, через обращение к данным, полученным разными авторами методами ассоциативного эксперимента и субъективного шкалирования. Тогда же было высказано предположение о том, что благодаря специфике своих значений исследуемые единицы играют роль своеобразных опор в процессах опознания (идентификации) других слов. В задачи реферируемой главы входят, во-первых, соотнесение результатов нашего исследования конца 80-х гг. XX в. с современными отечественными и зарубежными исследованиями, полученными в области изучения ментального лексикона носителей разных культур и человека как социо- и психофизиологического феномена и живой системы, а во-вторых, постановка проблемы функциональной значимости единиц ядра ментального лексикона в процессах понимания и общения.

К специфическим характеристикам структуры ядра ментального лексикона следует отнести его неоднородность: в его составе можно разграничить своеобразный «центр» и «периферию». Анализ формальной структуры ядра лексикона приводит к выводу, что элементарность формы единицы не является универсальной характеристикой ядра лексикона и зависит от конкретного языка: сравнение выборок русских и английских слов позволяет усмотреть наряду с некоторыми универсальными характеристиками слов, которые, скорее всего, определяются общими психофизиологическими особенностями работы сознания, характеристики, которые вытекают из специфики языка как кода. Независимой от языка характеристикой единиц ядра является их частотность. Рассматривая фактор частотности, нельзя забывать о том, что он относится к числу чисто лингвистических характеристик слова как единицы лексико-семантической системы языка: речь идет о частоте употребления, понимаемой как частота встречаемости слова в текстах, преимущественно письменного жанра. На самом деле, как замечает по этому поводу А. Вежбицкая, задача полностью объективного «измерения» частотности слов по своей природе неразрешима. Результаты подсчетов всегда будут зависеть от размера корпуса и выбора входящих в него текстов [Вежбицкая 1999]. В исследовании [Сазонова 2000] отмечается, что высокочастотные слова распознаются быстрее, а длина слова не влияет на скорость и качество его распознавания. Как будет показано далее, единицы ядра - это слова, хорошо знакомые человеку с детства, доступ к которым в норме ничем не затруднен, в том числе и по причине их частотности, взаимодействующей с другими параметрами, такими, напри-

мер, как узнаваемость. Постоянная востребованность таких единиц, в том числе и в ситуациях коммуникативного затруднения, создает эффект частоты слова в процессах речевой деятельности человека, что может также фиксироваться частотными словарями.

Анализ имеющихся в литературе данных о принадлежности к лекси-ко-грамматическому разряду (части речи) единиц ядра ментального лексикона человека по ряду языков показал значительное преобладание существительных по сравнению с другими частями речи. Ведущая роль существительных в ядре ментального лексикона обсуждается нами с обращением к классическим исследованиям детской речи и онтолингвистики [Гвоздев 1961; Кольцова 1979; Лепская 1984; Цейтлин 2000; Brown 1973; Jones 1970], к результатам исследования асимметрии мозга [Иванов Вяч. Вс. 1973], результатам анализа речи больных аграмматизмом (эфферентной моторной афазией) [Зубкова 1980; Якобсон 1985; Кубрякова 1986; Рябова, Штерн 1968], к исследованиям из области психологии и нейрофизиологии [Выготский 1996; Лурия 1998], лингвистики измененных сознаний [Спивак 1983; 1985; 1987; 1989; 2000].

Обзор научных исследований, содержащих не всегда согласованные между собой результаты, тем не менее в принципе позволяет говорить об особой роли образов объектов и лиц для формирования невербальных и вербальных значений слов в раннем онтогенезе, оформляющихся позднее как самостоятельные части речи. Возможно, корректнее было бы ставить вопрос не о преимуществе той или иной части речи, или морфологической категории, в ходе онтогенетического развития человека, а о ведущей роли предметности как центрального компонента, вокруг которого формируются значения слов начального лексикона ребенка. Ср. указание A.M. Пешковского на важность значения морфологической категории, а не формы его обнаружения; тесное единство морфологии и семантики слова обнаруживается и в последовательности, с которой осознаются существительные, глаголы и другие части речи ребенком [Лурия 1998].

Результатом параметрического описания ядра ментального лексикона явилось установление таких специфических свойств его единиц как ранний возраст усвоения, достаточно выраженная степень конкретности, образности и эмоциональности, легкость включения в более широкую категорию (категориабельность), узнаваемость носителем языка (т.е. зна-комость). Количественные показатели по названным параметрам исчислялись для английской лексики с использованием данных, которые приводятся в работах [Gilhooly & Logie 1980; Toglia & Battig 1978]. Тем не менее, указание на общие закономерности работы памяти человека как на основания для возможности рассматривать некоторые характеристики единиц ядра ментального лексикона в качестве универсальных, не зависящих от языкового кода, позволяют говорить о специфической природе единиц ядра ментального лексикона как элемента психофизиологической и

духовной организации человека как вида. В тексте реферируемой главы анализируются данные по ядру языкового сознания ряда славянских языков, ядру лексикона русского ребенка разного возрастного диапазона в сопоставлении с аналогичными данными по взрослым испытуемым зрелого и преклонного возраста.

Проведенный анализ ядра ментального лексикона с точки зрения указанных параметров позволяет рассматривать их как: (1) слова, усваиваемые в раннем возрасте, что во многом определяет (2) достаточно выраженную степень конкретности их значений, (3) способность вызывать мысленный образ в сознании носителя языка, (4) эмоциональную значимость для человека как личности, (5) способность легко включаться в ту или иную категорию, что позволяет трактовать их значения в терминах базисного уровня обобщения, (6) высокую степень узнаваемости.

Формируемый через посредство ядра лексикона образ мира отражает «наивный реализм» носителя языка, для которого характерно ставить себя (человека) в центр мироздания. В ядре лексикона сконцентрированы актуальные для человека образы действительности в их взаимосвязях и отношениях: расположение этих образов в ментальном пространстве обнаруживает универсальный характер по линии фабульного построения: «Вселенная - Человек - Человек и Вселенная».

Третья глава («Метаязыковая и метакогнитивная функция ядра ментального лексикона») содержит обсуждение вопросов, касающихся онтологической сущности единиц ядра ментального лексикона человека. Выявление многообразных связей между функцией, структурой и генезисом позволяет приблизиться к пониманию целостности такого объекта, как рассматриваемый феномен. Метакогнитивная/метаязыковая трактовка функции, которую выполняют единицы ядра лексикона, соотносится со специфически человеческим свойством - рефлексией как способом понимания мира и самопостижения. В качестве объекта рефлексии выступают и образ мира, и способы регуляции человеком действий и поступков, сами процессы рефлексии, и, наконец, собственное сознание. Однако, лишь выйдя за границы области «субъект - объект» можно создать язык описания, который относится к условиям «работы» самого сознания и языка (а не знания о них). С этой точки зрения объект (в данном случае - сознание и язык) будут тождественны своей интерпретации. В реферируемой главе обсуждается методологическое осмысление сознания и рефлексии в работах М.К. Мамардашвили и A.M. Пятигорского [1996; 1999] и психосемантический подход к рефлективным процессам у В.Ф. Петренко [1997]. Идея посредничества как универсального механизма, предшествующего освоению других способов взаимодействия с миром, развиваемая в работах Б.Д. Эль-конина [2001], увязывается нами с разрабатываемой психологических исследованиях В.П. Зинченко [1997; 1998] концепцией функционального органа, приобретаемого человеком в ходе его духовного развития. Возмож-

ность моделирования ядра ментального лексикона в качестве «странного аттрактора» с позиций теории хаоса рассматривается с обращением к исследованию К. Харди [Hardy 1998].

Рост словаря ребенка начинается с концентрации первых усваиваемых ребенком слов в ядро и напоминает процесс роста годовых колец в стволе дерева: чем раньше усвоено слово, тем оно оказывается ближе к центру, в то время как вновь усваиваемые слова «оседают» на периферии [Carrol & White 1973]. Онтогенетическая природа ядра лексикона соотносится с метафорой кольцевой структуры ствола дерева, которая, существенно упрощая сложную научную картину психического развития человека, в частности его языка, «визуализирует» ход этого развития и иллюстрирует сензитивность отдельных периодов этого развития к тем или иным влияниям. Процесс формирования лексикона, в частности его ядра, берет свое начало в дословесный период и протекает одновременно с необходимыми структурными изменениями психики новорожденного ребенка, в контексте общего системного психофизиологического развития, которое может рассматриваться как «то русло, в границах которого "зреет зерно" будущей речевой способности» [Ушакова 1999: 59]. Аналогичный образ используется и М. Коулом, когда он говорит о «семенах языка», с которыми рождаются дети, имея в виду их богатые речевые возможности [Коул 1997: 227]. Условия, при которых семена дадут ростки, связаны с наличием солнечного света. Точно так же человеческое дитя должно быть согрето и накормлено, чтобы не умереть. Кроме того, для того, чтобы достигнуть в своем развитии стадии зрелого языка, детям необходимо не только слышать (видеть) речь, но и участвовать в деятельности, которую этот язык помогает осуществить. Совместная деятельность является, с одной стороны, необходимым условием формирования функциональных свойств единиц, усваиваемых в первую очередь, а с другой - успешность такой деятельности зависит от постоянного обращения к этим единицам, т.е. от их востребованности в процессах коммуникации.

Место «между» идеей и реалией должно быть занято кем-то, кто является посредником и «передает» ребенку идеальную форму. В отношении ребенка это взрослый в разных своих социальных функциях: родитель, учитель, воспитатель, мастер и др. Посредничество - это способ инициации поиска, а суть посредничества - в способе построения опосредования [Эльконин 2001]. В процессе становления языковой личности опосредование строится при помощи ядра лексикона, а языковой образ посредника запечатлевается и «просвечивает» в ядре ментального лексикона взрослого человека всю его жизнь. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на реакции испытуемых преклонного возраста, на фоне ассоциативного разнообразия которых сохраняются слова, зафиксированные в качестве реакций в эксперименте с детьми дошкольного возраста [Овчинникова и др. 2000; Рогожникова 2000; Спивак 2001].

Идея посредника, посредническая функция слова находится в центре внимания органической психологии. Слову здесь (наряду со знаком, символом, мифом) отводится роль медиатора, с помощью которого осуществляется формирование функциональных органов индивида [Зинченко 1997]. Важнейшей характеристикой живой системы (человека, социума) оказывается возможность создания ею в процессе ее становления и развития недостающих ей органов. Без общения с медиаторами, по мнению В.П. Зинченко, не будет взращивания сознания, свободного поступка, ответственной деятельности. Сказанное можно в полной мере отнести и к ситуации овладения языком в раннем детстве: «вырастающий» в первые годы жизни функциональный орган человека - ядро его ментального лексикона -«проживает» вместе с ним все этапы развития: от детства до зрелости и старости, а его медиаторы - единицы ядра - «присваиваются» личностью в качестве средства выхода на образ мира и являются необходимым условием оперирования языком в речемыслительной деятельности.

Изучение самоорганизующихся живых систем, к которым относится и ментальный лексикон, связано с осознанием их хаотической динамики, которая характеризуется резкими изменениями состояний в периоды нестабильности. Понятие нестабильности освобождается теперь от негативного отгенка. Неустойчивость может выступать условием стабильного и динамичного мира [Пригожин 1991]. Открытие фрактальных объектов -странных аттракторов - позволило по-новому взглянуть на мир форм, существующих в природе. Большинство из них не являются правильными геометрическими объектами (точка, линия), но могут быть охарактеризованы дробными размерностями.

Семантическая теория К. Харди [Hardy 1998] использует идею аттрактора при описании семантических констелляций: последние организуют сходный предшествующий опыт. Значительные расхождения в контексте или параметрах этого опыта могут вызвать модификацию аттрактора и привести к бифуркации. Взаимодействие конвергентных и дивергентных сил такого рода обеспечивает гибкость соответствующих процессов, их способность к развитию. Например, при создании новых значений семантическая констелляция может разбиться на две суб-констелляции, содержащих конфликтные, антагонистические установки (или типы поведения) по отношению к одному и тому же опыту. Такое поведение констелляций обеспечивает мозг (психику) способностью к выбору и адаптации.

Нетрудно вообразить, что при таком подходе границы семантических констелляций причудливо изрезаны, фрактальны; они одновременно разъединяются и соединяются, создавая тем самым, динамичный («живой») пейзаж ментальной структуры человека. На наш взгляд, в эту картину можно удачно вписать единицы ментального лексикона, его ядра, как сущностей, очертания которых также фрактальны, одновременно являясь границей между стабильным и нестабильным состоянием всей системы:

ментального лексикона. Ментальный лексикон детерминируется странным аттрактором - его ядром, которое выступает в качестве области притяжения; такая модель описывает эволюцию системы с течением времени.

В работе «Элементы мысли» И.М. Сеченов выделяет особую форму умственной деятельности, возникающую уже в раннем детстве, так называемое «толкование явлений» [Сеченов 2001]. Эта форма психической деятельности, по мнению исследователя, всегда служила главным основанием для признания в человеке деятельного начала - ума как истолкователя фактов. Интеллектуальное развитие ребенка происходит вместе с процессом усвоения языка, которым ребенок овладевает в целом к трехлетнему возрасту. В это же время формируются первые метаязыковые навыки, проявляющиеся в размышлении над языковыми фактами, что часто отражается в детском словотворчестве.

Цель исследования детской речи заключается не только в том, чтобы выявить структуру ее самой, но и в том, чтобы узнать, что думает ребенок о своей и чужой языковой деятельности, т.е. выяснить, способен ли ребенок к рефлексии над языком и речью. Наблюдения над фактами языка и высказывания по этому поводу в дошкольном возрасте носят яркий творческий характер и отражают становление языковой личности. Регистрируя яркие примеры проявления метаязыковых способностей детей этого возраста, исследователи детской речи отмечают, что не все наблюдения над устройством языковой системы вербализуются: осознание маленькими детьми языка и речи происходит на уровне автоматического неосознаваемого контроля и регулирования ребенком своей речи. В целом метаязыко-вая деятельность ребенка в раннем возрасте, по наблюдениям В.М. Швец [2000], включает следующие компоненты: комментарии своих высказываний в соответствии с особенностями коммуникативной ситуации, контроль за своей и чужой речевой деятельностью, оценку своих знаний языка, рефлексию над языковым материалом. В исследованиях детской речи также отмечается, что, например, уже в четыре года дети в разговорах с двухлетними пользуются более короткими словами, чем в разговорах со сверстниками или взрослыми. Это говорит о том, в четыре года ребенок уже чувствует, насколько он удачно общается. Как считает P.M. Фрумкина [2001], видимо, дети весьма рано способны занять позицию «наблюдателя» по отношению к ситуации общения и использованию речи - они значительно менее «эгоцентричны», чем полагал Ж. Пиаже, подчеркивавший, что до определенного возраста ребенок преимущественно адресует свою речь самому себе. В научной литературе предпринимались попытки выделить конкретные критерии метаязыковой способности, исходя из введенного Д.Н. Узнадзе понятия объективации: задержка потока речи, замечания ребенком факта говорения, расчленения целого, преодоления ситуативной ограниченности др. Кроме того, указывается на стимулирующую роль билингвизма в развитии метаязыковой способности [Имедадзе, Птадзе 1988].

В школьном возрасте, с началом обучения ребенка чтению и письму, а затем и второму (иностранному) языку на первый план выступает сознательное отношение к закономерностям языка и речи. Процесс развития языковой личности продолжается вместе с интеллектуальным ростом, одним из важных показателей которого выступает наличие контроля над работой собственного ума. Психологической основой регулирующих эффектов в работе интеллекта являются особые ментальные структуры, отражающие метакогнитивный опыт человека. Их основное назначение - определять, где, когда и как будут использоваться наличные индивидуальные интеллектуальные ресурсы [Холодная 2002]. В ряд основных психологических индикаторов сформированное™ метакогнитивных структур опыта, лежащих в основе произвольного интеллектуального контроля, входит способность выбирать стратегию собственного обучения и модифицировать ее под влиянием новых требований и с учетом своих интеллектуальных возможностей. Как считает М.А. Холодная, «жизнь и другие люди, конечно, учат многому». Однако вопрос заключается в том, что эти уроки могут оказаться бесполезными, если они не сочетаются со способностью человека к произвольному самообучению [Op. cit.: 131]. Таким образом, формирование метаязыковых способностей находится в зависимости от уровня когнитивного развития ребенка, в частности от специфики протекания метакогнитивных процессов, отвечающих за управление ходом текущей интеллектуальной деятельности.

Размышления о языке свойственны и его взрослым носителям, причем не только профессиональным лингвистам: «наивный» пользователь языка также думает о языковых процессах и делает это довольно часто. Зыбкость границ между «профессионалом» и «непрофессионалом» в языковой ситуации обусловлена тем, что и тот, и другой являются действующими языковыми субъектами, носителями одного языка и культуры. В этой связи трудно не согласиться с В.Б. Кашкиным [2002] по поводу того, что человек является и субъектом, и объектом в сфере гуманитарных исследований, граница между ними лишь функциональна и возникает в процессе деятельности, метакогнитивной по своей сути. Это приводит к тому, что в научных теориях можно увидеть следы наивных представлений об устройстве языка, а рядовой пользователь «позволяет себе» рассуждать о языковых явлениях, развивая так называемую «повседневную философию языка». Эксплуатация одного и того же свойства языка - его метаязыковой функции, т.е. способности описывать самого себя, используется как исследователем - профессиональным лингвистом, так и наивным пользователем языка. Подобная деятельность позволяет видеть корни многих концепций «профессиональной» лингвистики в бытовом языковедении [Дуфва и др. 2000].

Находясь в позиции «профессионала», исследователь языка прибегает к тому или ному метаязыку описания его единиц в зависимости от гно-

сеологических установок направления, к которому он принадлежит. Это находит свое отражение и в сфере интерпретации лексики, а именно, в словарном толковании. К числу критериев «успешности» любого словаря относится прежде всего язык толкований, от выбора которого зависит степень успешности и способ представления в словаре языковых единиц.

С.Д. Кацнельсон в свое время отмечал, что ощущение неловкости и тяжеловесности, производимое многими примерами толкования слов в лингвистических словарях, проистекает оттого, что в естественном процессе обучения языку мы усваиваем такие слова путем «наглядного определения». В нашем уме слова эти хранятся как элементарные единицы, в общем не требующие пояснений [Кацнельсон 1986]. По мнению исследователя, «степень доступности вещи и способ ознакомления с нею» играет существенную роль при раскрытии содержания слова. Поэтому толкование ели в словаре Ушакова несколько подавляет своей научностью: «крупное, вечнозеленое хвойное дерево конусообразной формы с длинными чешуйчатыми шишками», тогда как пояснение таких слов, как бамбук и баобаб не производит такого впечатления (ср. соответственно: «тропический древовидный злак с очень крепкой, внутри полой древесиной» и «гигантское тропическое дерево с очень толстым стволом»). Все дело в том, говорит С.Д. Кацнельсон, что о ели мы узнаем очень рано, нередко ведя наше знакомство с ней от новогодней елки, тогда как о тропических растениях в наших широтах узнаем гораздо позже. Многое в определении ели (вечно-зеленость, конусообразность формы, чешуйчатость шишек) представляется нам более сложным, чем сам по себе предмет. Но такие же элементы в определении бамбука («тропический», «древовидный», «полая древесина») нас не смущают и представляются нам вполне уместными. Вряд ли, однако, точно так же воспримет определение бамбука житель Сухуми, имевший возможность рано познакомиться с данным растением с помощью «наглядного определения». Таким образом, при раскрытии содержания слова в словаре важно воспроизвести содержание лежащего в основе значения формального понятия, не преуменьшая и не преувеличивая его.

Последнее замечание представляется важным в связи с поиском адекватных средств толкования значений слов. В этом смысле примером может служить предложенный для целей практической лексикографии «семантический метаязык», теоретические основы которого разрабатываются в Московской школе семантики Ю.Д. Апресяном [1995]. Для описания национальной семантики естественных языков предлагается подъязык языка объекта, составленный из относительно небольшого и унифицированного словаря и синтаксиса. Фундаментом этого метаязыка являются семантические примитивы: реально существующие слова естественного языка, редуцированные до определенной структуры семантических примитивов, т.е. неопределяемые слова, не допускающие дальнейшей семантической редукции.

Использование в качестве инструмента семантического описания слов естественного языка в отличие от искусственных слов-конструктов, заимствованных из точных наук, типа сила, множество, функция сближает концепцию Ю.Д. Апресяна с концепцией естественного семантического метаязыка (ЕСМ) А. Вежбицкой [Вежбицкая 1999; 2001].

Ключи к пониманию того, как мог бы выглядеть список фундаментальных концептов, дает эмпирическое исследование языков. Предполагается, что эффективный метаязык для описания значений может быть найден в общем ядерном фонде естественных языков. В отличие от Московской школы ЕСМ претендует на роль универсального метаязыка, применимого к самым разным областям семантики: от описания значений частей речи или синтаксических конструкций до толкования евангельских притч и характеристики свойственных той или иной культуре сценариев поведения. Пока практические поиски кандидатов на роль семантических примитивов продолжаются, вопрос о некоем абсолютном метаязыке как средстве анализа, в частности, культур остается открытым.

И.Э. Клюканов справедливо предупреждает о своеобразном «люфте», который предполагает интерпретация любых знаков, поэтому какими бы примитивными ни были семантические метаязыковые категории, они могут лишь сглаживать - на более высоком уровне - культурные различия в интерпретации, а не полностью преодолевать их. С другой стороны, автор признает, что чем примитивнее выбранные координаты, тем надежнее анализ межкультурных взаимодействий [Клюканов 1998]. Приходится также сомневаться в самой постановке вопроса, подразумевающего бескомпромиссное противопоставление языка-объекта и метаязыка.

В реферируемой главе рассматривается проблема метаязыка в контексте гуманитарных исследований. Приводится общенаучное определение метаязыка, традиционно понимаемого как любой естественный или искусственный язык (язык «второго уровня»), на котором описывается другой язык (язык «первого уровня»), служащий для описания предметов и свойств окружающего мира.

В каждой из этих гуманитарных сфер знания применение термина «метаязык» при сохранении его общего значения приобретает некоторые специфические черты. В отечественной лингвистической традиции термин «метаязык» связан с метаязыковой функцией естественного человеческого языка, которая проявляется в использовании языка для описания самого себя, а также для уточнения и пояснения своей речи в ситуациях, в которых общение по тем или другим причинам затруднено. Язык о языке, пока он не выделился в лингвистическую теорию и терминологию, является составной частью языка, ареалом естественной лингвистики [Арутюнова 2000]. Особое значение проблема метаязыка приобретает в контексте психологических и психолингвистических исследований, рассматривающих язык не как абстрактную систему, а как одну из психических функций че-

ловека, неотделимой от мышления, речи, памяти, восприятия и др., т.е. от самого носителя языка. Н.И. Жинкин видел особую роль метаязыка в становлении живого языка как самоорганизующейся системы в отличие от фиксированного мертвого языка. Он подчеркивал, что живой язык не фиксирован: посредством ограниченного числа языковых средств может быть высказано бесконечное множество мыслимых содержаний. Это достигается благодаря особому механизму - механизму метаязыка, который работает как пульс в каждом языковом акте [Жинкин 1998].

Проблема метаязыка связана с именем семиолога и литературоведа Р. Барта [1989], который подчеркивал, что любой язык способен оставаться метаязыком описания лишь до тех пор, пока сам не станет языком-объектом для другого метаязыка; именно эта судьба постигла позитивизм, ставший в двадцатом столетии не только объектом полемики, но и, главное, предметом историко-культурного объяснения и исследования. Сменяя друг друга в истории, метаязыки способны надстраиваться друг над другом до бесконечности, ибо они такие же порождения культуры, как и любые другие социальные феномены; ученый не должен воображать, будто говорит от имени субстанциональной истины, ибо «любая наука, включая, разумеется, и семиологию, в зародыше несет собственную гибель в форме языка, который сделает ее своим объектом».

Проблема метаязыка соотносится с понятием рефлексии. В русле психосемантического подхода [Петренко 1997] осознание средств познания (понятий, системы значений) необходимо субъекту для разведения картины (образа) мира и собственно действительности. Действительность репрезентирована субъекту через призму чувственной модели мира (перцептивный образ) или через знаковые, концептуальные модели. Для «наивного», нерефлексирующего субъекта действительность, манифестированная некоторой моделью мира, оказывается «слитной» с этой моделью. Рефлексия средств познания позволяет через констатацию множественности возможных моделей мира развести (вычленить) объект познания и выработанные в истории науки средства познания. Тем самым преодолевается позиция «наивного реализма» и субъекту обеспечивается определенная свобода в выборе и конструировании средств познания, необходимых как в научном мышлении, так в и сфере обыденного сознания. Философская трактовка сознания предполагает в качестве выбора базисных оснований для описания всего многообразия окружающей действительности категории как понятия метауровня. В психологии используют термин «категориальные структуры» применительно и к сфере восприятия, и к области понятийного, вербального мышления. В роли категорий обыденного, житейского сознания могут выступать синкретические, расплывчатые обобщения, а в качестве их носителей - образы, символы, поэтические метафоры.

Таким образом, описание языковых явлений возможно с разных методологических позиций, от которых будут зависеть как средства описа-

ния, так и «качество» получаемых в каждом случае продуктов описания. При этом, как отмечает A.A. Залевская [2003], позиция профессионального лингвиста предполагает логико-рационалистический анализ и стремление к максимальной «объективности» за счет изгнания всего субъективного как случайного и пристрастного, в то время как позиция носителя языка и культуры, наоборот, предполагает субъективность как одну из обязательных характеристик активного субъекта деятельности. Ср. позицию Абсолютного Наблюдателя у Ф.Е. Василюка и «участную позицию в бытии», включающую исследователя внутрь изучаемой действительности [Васи-люк http]. Очевидно, что получаемые в результате таких описаний продукты различны (описательная модель языка в первом случае и своеобразная переработка речевого опыта - во втором), как и сам способ описания: в первом случае дается эксплицитное вербальное описание «для других», а во втором формируются функциональные опоры «для себя» в нужных и понятных для человека (не обязательно вербальных и осознаваемых) индивидуальных кодах, которые обеспечивают базу для понимания и использования языковых единиц [Залевская 2003: 48]. Соответственно, метаязык лингвиста-исследователя и метаязык говорящего носителя языка и культуры формируются и функционируют по-разному.

Нетрадиционное понимание сознания в работах М.К. Мамардашвили и A.M. Пятигорского обусловливает оригинальную постановку проблемы метаязыка как достояния самого сознания, а не теории (или науки о нем) [Мамардашвили, Пятигорский 1996; 1999]. Рассуждая о сознании, авторы рассматривают первичный метаязык самого сознания как некоторую естественно функционирующую силу. Следы первичного метаязыка можно обнаружить в древнеиндийских трактатах о языке или других мифологических системах: индологи и лингвисты привычно рассматривают древнеиндийские грамматические представления как знание о языке и как зачатки научной грамматики языка, якобы содержащиеся в этих текстах. По мнению М.К. Мамардашвили и A.M. Пятигорского, эти представления являются «естественными метаобразованиями», условиями «работы» самого языка, внутренней возможностью функционирования любого языка, независимо от существования какой-либо науки о языке. Такого же рода параллель наблюдается и в древнеиндийских теориях сознания. Сознание и язык, в понимании авторов, относятся к такому типу предметов, которые могут функционировать лишь при условии существования каких-либо представлений (метапредметов) о самих этих предметах, т.е. сознание функционирует лишь поскольку, есть нечто о сознании. Язык функционирует, если есть нечто о языке. Важно отметить, что эти метавысказывания о предметах, являющиеся одновременно элементами функционирования самого этого предмета, могут существовать в совершенно объективной форме как метаобразования, условно называемые прагмемами (термин авторов). Последние существуют в силу п с си~

33 БИБЛИОТЕКА I

" ш т '

ti

туацией его деятельности и возникают в силу этой прагматической связи как объекты, обусловливающие ее.

Понимание первичного метаязыка сознания в терминах М.К. Мамар-дашвили и A.M. Пятигорского, сформулированное вне классической проблемы соотношения субъекта и объекта, находит свое развитие в наших представлениях о метаязыковой и метакогнитивной функции ядра ментального лексикона человека [Золотова 2000; 2002; 2003]. Ребенок, осваивая язык, прибегает к метаязыковой и метакогнитивной деятельности, при этом происходит переживание понятого, которое фиксируется в специфических мозговых кодах, но не всегда доступно для вербализации. Полученные при этом продукты носят функциональный характер, связаны со знаниями процедурного типа и выполняют роль деятельностных ориентиров в процессах говорения и понимания речи ребенком, который вырабатывает их «для себя», в своих индивидуальных кодах и использует на разных уровнях осознаваемости. Эти свойства функциональных ориентиров оказываются удобными и эффективными для пользующегося ими индивида, но в то же время трудно соотносимыми с вербальными формулировками прескриптивных правил и с лингвистическими терминами при школьном обучении родному языку, поскольку последние связаны со знанием качественно иного - декларативного типа. Взрослый человек, успешно окончивший школу и не являющийся лингвистом, продолжает пользоваться не столько заученными правилами, сколько функциональными ориентирами разных видов, успешно справляясь со многими проблемами взаимопонимания при общении, но, испытывая трудности, когда требуется установить или объяснить, как и почему правильно говорить и писать нужно так, а не иначе (о роли языковых и метаязыковых знаний в организации опыта человека см. подробно: [Залевская 1991]).

Представляется, что ведущее место в наборе функциональных ориентиров (опор) пользователя языком занимают единицы ядра лексикона как первично усвоенные и связанные с процедурным знанием. Очевидно, обращение к ним является достаточным для установления факта понимания (и взаимопонимания) при общении. Добавим, что метаязыковая деятельность рядового носителя языка в норме протекает в скрытых как от исследователя, так и от самого человека формах и эксплицируется в экспериментальных ситуациях или ситуациях затруднений при общении.

Результаты анализа обратных ассоциация по ряду языков и возрастных категорий испытуемых позволяет говорить о единицах ядра как словах, неизбежно присутствующих в процессах идентификации предъявляемых в ходе эксперимента стимулов. Механизм идентификации значений слов испытуемыми через единицы ядра наиболее наглядно проявляется в именно в обратных реакциях, там, где такая информация имеется: практически любой стимул сдержит в качестве ассоциатов слова, эквиваленты которых представлены в ядре ментального лексикона носителя английско-

го языка или ядре русского языкового сознания, однако, картина имеет хаотический вид и трудно поддается формальному описанию.

В качестве примера действия механизма идентификации слов через рассматриваемые нами единицы можно привести прямые реакции в виде дефиниций русских детей 11-12 лет из «Толкового словаря русского языка глазами детей» [Палкин 2004]. По признанию автора, его испытуемые употребляли слово человек в каждой словарной статье. Например, на стимул БАБУШКА дети дают следующие дефиниции: человек, который родил папу и маму; близкий человек; родной человек; человек, увидевший многое за вою жизнь; старый человек женского пола; человек, который воспитал дочь, и у нее родился сын и т.д. Стимул БОГ опознается через следующие дефиниции: не человек', человек, которому все люди поклоняются; это человек, сотворивший мир; человек, который главнее всех нас; бессмертный библейский человек-, это человек, который на земле самый главный; святой человек-, идеал человека; это умерший человек, который в чем-то прославился. ДЯДЯ толкуется как человек, похожий на родного папу; ЖЕНА - как любимый человек мужа.

Примеры идентификации ряда стимулов с опорой на слово человек, относящееся к ядру ментального лексикона человека, приводятся в табл. 2, составленной по результатам анализа обратных ассоциаций (от реакций к стимулам), приводимых в САС, РАС и АТ по пяти языкам: русскому, белорусскому, болгарскому, украинскому и английскому. В графе с обозначением языка указано общее число вызвавших данную реакцию стимулов. Прочерк означает отсутствие сведений по данному языку.

Идентификация огромного количества слов через единицу человек обусловлена как специфическими свойствами значений этой единицы (ранний возраст усвоения, срединное положение по линии абстрактности/конкретности - базисный уровень обобщения, способность без усилий включаться в более общую и в то же время более конкретную категории, узнаваемость слова для носителя языка как узнаваемость знакомого предмета и т.п.), так и важностью ее в культурном отношении. На это указывает Ю.С. Степанов [1997]: человек как важный культурный предмет имеет множество параметров; ничто так не параметризовано, как человек. Сотни, если не тысячи слов в каждом языке - это названия одного и того же -«человека», но в зависимости от его разных «параметров». Определения таких слов в словарях обычно начинаются словом «человек», вслед за которым следует указание сферы или ряда, в котором данное слово является в качестве специального имени «человека»: мужчина - человек противоположный женщине по полу; муж - мужчина («человек» уже вошло в определение «мужчина»; отец - мужчина по отношению к своим детям; учитель - человек, который обучает чему-либо, преподаватель; коммерсант -человек, занимающийся коммерцией; продавец - человек, который продает что-либо в данный момент; пациент - человек, лечащийся у врача; и т.д.

Таблица 2

Корреляты стимулов, идентифицированных через слово человек, в материалах ассоциативных экспериментов по 5-ти языкам

Русский Белорусский Болгарский Украинский Английский

1259 1360 629 174/531 1071

Бог Бог Бог Бог God

богатый бататы богат багатий rich

больной хворы болен хворий sick, illness

большой ВЯЛ1КИ голям великий great

враг ворог враг ворог enemy

глупый дурны — дурний silly

голова галава глава голова head

гость госць гост петь —

добро дабро — добро kind

ДРУГ сябар приятел Друг friend

дурак дурань глупак дурень fool

душа душа Душа душа soul

жадный прагны алчен жад1бний -

жизнь жиццё живот життя life

женщина жанчина — жшка wife

жена — жена дружина woman

зеленый зялены зелен — —

зло - зло зло -

Окончание таблицы 2

красивый прыгожи красив 1фасивий nice, beautiful

лицо твар лице оббличчя face

любовник любовный любоу клханне - любов love

маленький маленыи мальк маленький small

молодой малады — young

мужчина мужчина — — man

муж муж мъж ЧОЛОВ1К husband

мальчик хлопчык момче хлопчик boy

народ народ народ народ people

новый новы нов —

ненавидеть ненавщзеть - йена вид пи hatered

памятник помшк паметник пам'ятник monument

ребенок дз1ця дете дитина baby, child

работа работа работа — work

родной родны роден рщний kindred

руки РУК1 ръце — hand

свободный вольны свободен вшьный free, liberty

сила сша — сила strength

слабый слабы слаб слабкий weak

смерть — смърт — death

старый стары стар старий old

умный разумны умен розумны, розумш clever, mind

черный чорны черен - black

В материалах РАС (обратный словарь) содержится большое количество примеров идентификации слов через уточнение какого-то из «параметров человека» (в терминах Ю.С. Степанова), через конкретизацию образа ситуации, в которую включен человек. Например: панк - человек с альтернативным для всех поведением; интеллигент - человек с образованием; татарин - человек в узкими глазами; журналист - человек с тетрадкой и микрофоном; утопленник - человек умерший; умник - человек, делающий вид, что он умен; гуманоид - человек, животное; особый - человек, которого не понимают; хапуга - человек, которому все мало; рыбак -человек, которому нечем заняться; шустрик - человек, который все делает быстро; ябеда - человек, который жалуется; неряха - человек, одетый неопрятно; вампир - человек, пьющий кровь; шпион - человек, состоящий на военной службе государства; лишний - человек (Печорин что ли); писатель - человек мысли; лентяй - человек разумный; смелый - человек в буденовке; псих - человек с больной нервной системой; на работу - человек с дипломатом; раб - человек СССР; идеал - человек-бот; алмаз - человек, с которым всем хорошо и т. п. Исчерпывающий образ ситуации актуализован в ассоциативных парах типа: вон - человек типа Хлестакова, вытянувший руку и указательный палец; опять - человек с закатанными к небу глазами, баранки - человек, обвешанный ими; сомнение - человек, чешущий в голове и т.п. Интересна «народная» идентификация, в которой используется формальная стратегия с опорой на морфему: пролетариат - человек, который пролетает мимо; и на звукобуквенный комплекс с ошибочным опознанием имени собственного: Шиллер - человек, который крутит деньгами, картами или чем-либо (примеры ассоциативных пар приведены в направлении от стимула к реакции). Можно привести аналогичные примеры по другим языкам. Так, в белорусском через лексему человек испытуемые уточняют представление о друге в ассоциативной паре: сябар - чалавек, якому можно даверяць; сябар - чалавек, яю не подвядзе; жадный перетолковывается как скупой: прагны - чалавек, скупы; глупый опознается как чалавек, яи не можа звязаць двух слов. В болгарском человек участвует в идентификации таких слов, как, например, враг - човек, който мрази друг; глупый ассоциируется с человеком, которого водят за нос: глупав - човек, който се оставя да водят за носа. В украинском умный (розумний) опознается как людина в окулярах, а глупый (дурень) как людина, що не хоче ду-мати. В английском через man разъясняется имя собственное Adam как а man, who was created by God.

В целом множество параметров человека можно свести к трем линиям его естественной параметризации, или аспектации, присутствующим во всех культурах и во многих из них как «концептуализованные» [Степанов 1997]. Эти три аспекта следующие: а) человек в отношении к миру, а тем самым, в том же самом отношении и к Богу; б) человек в отношении к себе подобным, к своему роду, клану, племени, вообще в отношении к «своим»

и «чужим»; в) человек в отношении к обществу. Не удивительно поэтому, что «представления о человеке обнаруживается в самых неожиданных слоях словаря» [Апресян 1997: 5].

Таким образом, метаязыковая деятельность рассмотренного типа вне экспериментальной ситуации и некоторых других указанных случаев является естественным (спонтанным) условием работы речемыслительных механизмов, обеспечивающих автоматизм оперирования языком.

В трактовке М.К. Мамардашвили и A.M. Пятигорского проблема осознания/неосознания связывается с природой знака. С этой точки зрения о природе знака можно думать так: нечто, чтобы быть знаком, предполагает остановку сознания и одновременно рефлексию человека о самом себе как существе в принципе знаковом, оперирующим знаками и существующим среди знаков. И тогда знаки не изобретаются; они являются человеку стихией, в которую он погружен, и ее элементы находятся или могут находиться как вне человека данные и «готовые» знаковые системы. Всякий раз, когда он «извлекает» из рефлексии свой психический механизм, он обнаруживает знаки [Мамардашвили, Пятигорский 1999].

Размышления в этом направлении приводят авторов к указанию на двойственность знания и понимания, что имеет уже непосредственное отношение к означенной выше проблеме осознания языка: «Ведь когда мы говорим, что сознание оперирует знаками и предметами, то фактически (а не метафорически) понимаем, что любой факт оперирования знаком предполагает, что по сути дела, это не оперирование языком как системой, которую мы понимаем, а наше действие как существ, которые уже знают язык и оперируют предметами как таковыми И тогда факт языка для нас будет не знаком, а фактом, который в принципе можно использовать естественнонаучным образом в порядке «подмены» или «вытеснения» [Op. cit.: 92]. На вопрос, каким образом можно правильно говорить на языке, не опосредствуя акт говорения реконструкцией и экспликацией законов говорения, т.е. «правил правильности», следует очевидный ответ: главным условием таких правил правильности (без того, чтобы совершилась рефлексия об этих правилах) является некоторый механизм идентификации обозначаемого с обозначающим и одновременная их натурализация. Об этом говорит тот факт, что мы думаем о предметах, а не о знаках языка, посредством которых мы об этих предметах рассуждаем. Мы соединяем стол со стулом по правилам грамматики, а не слово «стол» со словом «стул». И мы можем задавать языковой механизм, действующий автоматически именно потому, что условие извлечения информации, лежащее в сознании, вытеснено действием самого этого механизма. Поскольку механизм уже переведен на автоматический уровень, мы можем говорить о языке, следуя его правилам без какого-либо понимания этих правил [Op. cit.: 92-93].

По нашему мнению, мысль о «натуральности» знака перекликается с понятием «естественных метаобразований», присущих сознанию. Взгляд

на метаязыковую деятельность со стороны сознания позволяет преодолеть дуализм метаязыка и языка-объекта, существующих в силу чисто условного допущения различия «субъекта» и «объекта»: можно представить, что какие-то явления (а не именно субъект) сами могут вырабатывать какие-то образования. Наличие естественно функционирующей силы со стороны сознания есть проявление метаязыка, первичного по отношению к метаязыку исследователя. С этой точки зрения, лингвистическое описание языка осуществляется в пределах вторичного метаязыка. Таким образом, оказывается, что первичный метаязык, с одной стороны, и научное знание о первичном метаязыке как предмете (вторичный метаязык исследователя), с другой, представляют собой разнородные явления.

В контексте изложенных выше взглядов М.К. Мамардашвили и A.M. Пятигорского кажется естественным рассматривать единицы ядра ментального лексикона как факты, аналогичные сознанию, способные спонтанно воспроизводиться в качестве первичных метаобразований, которые нужно можно условно назвать прагмемами (термин авторов), поскольку они существуют в силу прагматической связи человека с ситуацией его деятельности и возникают благодаря этой прагматической связи как объекты, обслуживающие ее. В этом смысле термины «прагмемы» и «функциональные ориентиры» отражают суть одного и того же явления.

В «Заключении» подводятся общие итоги исследования. Заложенные в работе теоретические основания психолингвистического исследования ядра ментального лексикона человека дают возможность наметить перспективы дальнейшего изучения роли ядра лексикона, например, в процессе формирования вторичной языковой личности в условиях естественного и искусственного двуязычия и формулирования на этой основе методических рекомендаций по овладению неродным языком как живым знанием, ставшим достоянием личности.

Основные положения диссертационной работы отражены в следующих публикациях автора:

1. Золотова Н.О. К проблеме «ядра лексикона человека // Психолингвистические исследования в области лексики и фонетики: Сб. науч. тр. - Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1981. - С. 45-48.

2. Золотова Н.О. О ходе исследования «ядра» лексикона человека // Психолингвистические исследования в области лексики и фонетики: Сб. науч. тр. - Калинин: Калинин, гос ун-т, 1983. - С. 41-44.

3. Золотова Н.О. Опыт составления семантической карты ядра лексикона носителя английского языка // Психологические и лингвистические аспекты проблемы языковых контактов: Сб. науч. тр. - Калинин, гос ун-т, 1984. - С. 124-127.

4. Золотова Н.О. О некоторых характеристиках единиц ядра лексикона носителя английского языка // Психолингвистические исследования: лексика, фонетика: Сб. науч. тр. - Калинин, гос. ун-т, 1985. - С. 24-29.

5. Золотова Н.О. Разграничение ядра и периферии в исследованиях организации лексики // Психолингвистические исследования: звук, слово, текст: Сб. науч. тр. - Калинин, гос. ун-т, 1987. - С. 101 -108.

6. Золотова Н.О. Эмоциональная значимость единиц ядра лексикона носителя английского языка // Психолингвистические проблемы семантики: Сб. науч. тр. - Тверь: Твер. гос. ун-т. - 1990. - С. 83-88.

7. Золотова Н.О. «Картина мира и ядро лексикона носителя английского языка // Проблемы семантики: психолингвистические исследования: Сб. науч. тр. -Тверь: Твер. гос. ун-т, 1991. - С. 40-45.

8. Золотова Н.О. Степень конкретности и образности единиц ядра лексикона носителя английского языка. // Актуальные проблемы лингвистики и методики обучения иностранным языкам. Мат-лы межрег. конф. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 1992.-С. 22-23.

9. Золотова Н.О. Роль предметных имен в формировании ядра лексикона человека // Слово и текст в психолингвистическом аспекте: Сб. науч. тр. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 1992. - С. 16-19.

10. Золотова Н.О. Некоторые факторы, определяющие специфику ядра лексикона индивида // Проблемы психолингвистики: слово и текст: Сб. науч. тр. -Тверь: Твер. гос. ун-т, 1993. - С. 40-43.

11. Золотова Н.О. Роль единиц ядра лексикона индивида в понимании текста // Языковое сознание и образ мира: XII Международный симп. по психолингв, и теории коммуникации. Тезисы докладов. - Москва, 2-4 июня 1997 г. - М.: ИЯРАН, 1997.-С. 69.

12. Золотова Н.О. Ядро лексикона человека и процессы понимания // Тверская психолингвистическая школа: воспоминания о будущем: Сб. науч. тр. -Курск: Изд-во Курск, гос. пед. ин-та, 1999. - С. 38-41.

13. Золотова Н.О. Единицы ядра лексикона и процессы понимания // Психолингвистические исследования: слово, текст: Сб. науч. тр. - Тверь: Твер. гос. унт, 1999.-С. 53-57.

14. Золотова Н.О. Слово в словаре и лексиконе: проблема метаязыка II Слово и текст в психолингвистическом аспекте: Сб. науч. тр. - Тверь: Твер. гос. ун-т,

2000.-С. 32-38.

15. Золотова Н.О. Специфика и функции единиц ядра ментального лексикона ребенка // Психолингвистика и проблемы детской речи - 2000: Мат-лы Рос. науч. конф. - Череповец: ЧГУ, 2000. - С. 27-28.

16. Золотова Н.О. Ядро лексикона человека как феномен языкового сознания // Языковое сознание: содержание и функционирование: XIII Международный симпозиум по психолингвистике и теории коммуникации. Тезисы докладов. -Москва, 1-3- июня 2000 г. / Ред. Е.Ф. Тарасов. - М.: ИЯ РАН, 2000. - С.94.

17. Золотова Н.О. Взаимодействие культур: психолингвистический аспект // Культура мира: перспективы на рубеже XXI века: Мат-лы междунар. науч. конф. (Тверь, 12-14 апреля 2001года). - Тверь: Изд-во «Компания Фолиум»,

2001.-С. 64-67.

18. Золотова Н.О. Ядро ментального лексикона: чувственная природа единиц // Иностранные языки в объединяющемся мире: описание, преподавание, овла-

дение: Тезисы второй региональной конф. (Курск, 5-7 апреля 2001года). Ч. 1.

- Курск: Изд-во Курск, гос. пед. ун-та, 2001. - С. 50-51.

19.3олотова Н.О. Статус единиц ядра ментального лексикона в общей картине психического // Язык и мышление: психологические и лингвистические аспекты: Мат-лы Всероссийск. науч. конф. (Москва-Пенза, 15-19 мая 2001г.). -М.; Пенза: Ин-т психологии и Ин-т языкознания РАН; ПГПУ им. В.Г. Белинского и др., 2001. - С. 15-16.

20. Золотова Н.О. Ядро ментального лексикона: функциональный аспект // Филология и культура: Мат-лы III Междунар. конф. (Тамбов, 16-18 мая 2001 г.).

- Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2001. - Ч.Ш. - С. 62-64.

21. Золотова Н.О. Единицы ядра лексикона как опоры при обучении иностранному языку // Процесс обучения и воспитания: содержание и методы реализации: Мат-лы науч.-метод. конф, посвященной 30-летию Тверского государственного университета (Тверь, 22 октября -1 ноября 2001 г.) В 2 ч. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002. - 645 с. - 4.2. - С. 372-381.

22. Золотова Н.О. Ядро лексикона человека: формирование в онтогенезе // Психолингвистические исследования: слово и текст. - Тверь: Твер. гос. унт-т, 2002. - С.46-52. (а)

23.Золотова Н.О. Единицы ядра ментального лексикона как функциональные ориентиры // Психолингвистические исследования слова и теста. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002. - С. 36-41. (в)

24. Золотова Н.О. Ядро ментального лексикона как специфический функциональный орган индивида // Актуальные проблемы исследования языка: теория, методика, практика обучения. - Курск: Изд-во Курск, гос. пед. ун-та, 2002. -С. 30-33.

25. Золотова Н.О. Структура ментального лексикона и процессы идентификации // Проблемы ТИП0Л01ИИ языковых единиц разных уровней: Mar-лы Всероссийск. науч.-практич. конф. (14-15 ноября 2002 г.). - Бийск: НИЦ БГПУ им

B.М. Шукшина, 2002. - Вып. II. - С. 70-72.

26. Золотова Н.О. Ментальный лексикон, его ядро и функции единиц // Филология и культура: Мат-лы IV Междунар. науч. конф. (Тамбов, 16-18 апреля 2003 г). - Тамбов: Изд-во ТГУ им Г.Р. Державина, 2003. - С. 25-27.

27. Золотова Н.О. Функционирование единиц ядра лексикона в ментальных процессах // Язык и культура: функционирование и взаимодействие. Материалы Международной научной конференции. - Шымкент: Международный казахско-турецкий ун-т им. А. Ясави, 2003. - С. 101-106.

28. Золотова Н.О. Роль единиц ментального лексикона в функционировании языкового сознания // Языковое сознание: устоявшееся и спорное: XIV Междунар. симп. по психолингвистике и теории коммуникации: Тез. докл. (Москва, 29-31 мая 2003 г.) - М.: ИЯ РАН, ИП РАН, Новый Российский ун-т, 2003. -

C. 97-99.

29. Золотова Н.О. Функциональная роль единиц ядра ментального лексикона человека // Психолингвистика и социолингвистика: состояние и перспективы: Мат-лы междунар. научн. конф (Алматы, 18-19 сентября 2003 г.) - Алматы: Казах, нац. ун-т им. аль-Фарби, 2003. - С. 232-234.

ЗО.Золотова Н.О. Ядро лексикона человека: анализ метаязыковой функции // Мат-лы Междунар. конф., поев. 60-летию ф-та иностранных языков. - 4.1: Сб. науч. тр. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2003. - С. 69- 77.

31.3олотова Н.О. Принцип лексического ядра в учебной лексикографии: критерий частотности // Мат-лы междунар. конф., поев. 60-летию ф-та иностранных языков. -41: Сб. науч. тр. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2003. - С. 41- 47.

32. Золотова Н.О. Теория хаоса: новая концепция мироздания И Слово и текст: психолингвистический подход: Сб. науч тр. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2003. -Вып. 1.-С. 56-62.

33.Золотова Н.О. Метаязык как проблема гуманитарных исследований // Вопросы философии науки и образования: Сб. науч. тр. - М.: Изд-во МГОУ, 2003. -Вып. 2 (18).-С. 5-11.

34. Золотова Н.О. Метаязыковые структуры: средства описания и условия функционирования языка индивида // Лингводидактические и культурологические аспекты обучения иностранным языкам в вузе: Сб. науч. тр. - Уфа: Уфимский авиационный тех. гос. ун-т, 2003. - Вып. 3. - С. 58-66.

35. Золотова Н.О. Ядро ментального лексикона: функциональная роль в познании и общении // Вопросы психолингвистики. - 2003. - № 1. - С. 35-42.

36. Золотова Н.О. Роль единиц ядра ментального лексикона в процессах овладения иноязычной лексикой // Лингводидактические проблемы обучения иностранным языкам в школе и в вузе // Мат-лы межрег. конф.: Сб. науч. ст. -вып. 3. - Белгород: Изд-во БелГУ, 2003. - С. 243-246.

37. Золотова И.О. Ядро лексикона человека как средство выхода на картину/образ мира: формирование базы для взаимопонимания // Картина мира и способы ее репрезентации: Науч. докл. конф. «Национальные картины мира: язык, литература, культура, образование» (21-24 апр. 2003 г., Курск) / Ред. Л.И. Гришаева, М.К. Попова. - Воронеж: Воронеж, гос. ун-т, 2003. - С. 66-69.

38. Золотова Н.О. Ядро ментального лексикона: метаязыковая функция // «Slova, slova, slova» ...w kommunikaeji jezykowej II / pod redakeija Marceliny Grabskiej. - Gdansk: Fundacija Rozwoju Uniwersytetu Gdanskiego, 2004. - S. 345-352.

39. Золотова Н.О. Ядро ментального лексикона человека в контексте онтогенеза психических процессов // Вестник У Г АТУ. - Уфа: Уфимский гос. авиационный техн. ун-т, 2004. - Т.5. - № 2 (10). - С. 17- 24. (в соавт. с Т.М. Рогожни-ковой).

40. Проблема ядра и периферии в исследованиях лексикона человека // Слово и текст: психолингвистический подход: Сб. науч. тр. - Вып. 2. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2004. - С. 71-83.

41. Метаязык в разных ракурсах // Вестник ТвГУ. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2004. -№1(7)-С. 38-48.

42. Предметное значение и частеречная принадлежность единиц ядра ментального лексикона // Актуальные проблемы иноязычного образования: Мат-лы Междунар. конф. (Курск 26-29 апреля 2005 г.): В 3 ч. Ч. 1 / Отв. ред. В.И. Пивоваров. - Курск: Курск, гос. ун-т, 2005. - С. 71-73.

43.Ядро ментального лексикона человека: как естественный метаязык.' ' Монография. - Тверь: Лилия Принт, 2005. - 204 с.

Формат 60x84/16. Объем 2,75 пл. Тираж 100. Заказ № 104

Отпечатано с готового оригинал-макета в ЗАО «Лилия Принт» 170000, г. Тверь, ул. Советская, 25

i (

? о

^ РНБ Русский фонд

2006-4 22624

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Золотова, Наталия Октябревна

Введение

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 1. ПРОБЛЕМА ЯДРА И ПЕРИФЕРИИ В ИССЛЕДОВАНИЯХ ОРГАНИЗАЦИИ ЛЕКСИКИ: ВОЗМОЖНЫЕ ПУТИ ИССЛЕДОВАНИЯ

1.0. Вводные замечания.

1.1. Выделение ядерных и периферийных зон в лексической системе языка.

1.1.1 .Древнейшее ядро в лексическом составе родственных языков; универсальная семантическая база языка.

1.1.2.Устойчивое лексическое ядро основной словарный фонд языка).

1.2.Выделение центральной и периферийной зон словаря в учебной лексикографии.

1.2.1. Лексикостатистическое ядро частотного словаря как основа лексического минимума.

1.2.2. Инвариантная часть идеографических словарей тезаурусов).

1.3. Ядро словаря, функционирующего в языковом сознании.

1.4. Выводы по главе 1.

Глава 2. ЯДРО МЕНТАЛЬНОГО ЛЕКСИКОНА ЧЕЛОВЕКА: ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

2.0. Вводные замечания.

2.1. Ассоциативно-сетевая структура ментального лексикона: неоднородность ментального пространства и его отражение в ассоциативных тезаурусах.

2.2. Специфика единиц ядра ментального лексикона (по результатам исследования AT и более поздних источников).

2.2.1. Послойная организация ядра и его формальная структура.

A. Протяженность (количество слогов) единиц ядра лексикона.

Б. Частотные характеристики единиц ядра лексикона.

B. Принадлежность исследуемых единиц к лексико-грамматическому разряду (части речи).

2.2.2. Параметрическое описание ядра ментального лексикона и его онтогенетическая природа.

A. Возраст усвоения единиц ядра ментального лексикона. ^

Б. Степень конкретности и образности значений единиц ядра лексикона.

B. Эмоциональная сторона значений единиц ядра.

Г. Степень категориабельности и узнаваемости единиц ядра.

2.3. Семантическая карта и картина/образ мира в ядре ментального лексикона.

Выводы по главе 2.

Глава 3. МЕТАЯЗЫКОВАЯ И МЕТАКОГНИТИВНАЯ ФУНКЦИИ ЯДРА МЕНТАЛЬНОГО ЛЕКСИКОНА

1.0. Вводные замечания.

3.1. Онтогенетическая природа ядра ментального лексикона человека.

3.1.1. Медиативная функция единиц ядра лексикона как отправных пунктов внутренней референции.

3.1.2. Ядро ментального лексикона и хаотические системы.

3.2. Ядро ментального лексикона как естественный метаязык.

3.2.1. Проблема метаязыка в контексте гуманитарных исследований.

3.2.2. Единицы ядра ментального лексикона как функциональные ориентиры / прагмемы.

Выводы по главе 3.

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Золотова, Наталия Октябревна

В настоящее время внимание исследователей, чьи интересы связаны с изучением языка и, в частности, лексики, сосредоточены непосредственно на его носителе - человеке, чье существование в мире неотделимо от языка. Признание важности «человеческого фактора» в языке и его последовательный учет в исследовательской практике обусловлены всеобщей заинтересованностью в человеческой личности, разочарованием в «рационализме» научного познания, фактически исключающего живого и непредсказуемого человека, его сложную взаимосвязанную психофизиологическую, историко-социальную и языковую природу. Наблюдается процесс изменения самого образа науки: современная наука отходит от наивных представлений о своей «абсолютной объективности», о возможности пользоваться научными результатами «в чистом виде», полностью абстрагируясь от людей, получивших эти результаты и пользующихся ими [Шрейдер 1978]. Подводя итоги уже сложившейся к концу XX века «новой парадигмы» в языковедении, следует признать, что роль человека в процессах порождения и восприятия смыслов, репрезентированных языком, невозможно игнорировать, как бы ни хотелось создать лингвистику «объективную», лишенную влияния субъективной деятельности индивида [Пищальникова 2003].

Гуманитаризация научного знания требует взаимосвязанного использования всего, что обретено человечеством на пути своего становления - рационального и иррационального, эстетического и мистического [Налимов 2001]. Многогранное по своей природе сознание человека требует целостного видения, дающего возможность понимания целостности мироздания. Еще В. Франкл определял человека как «единство вопреки многообразию», имея в виду сосуществование в человеческом бытии антропологического единства и онтологических различий [Франкл 1990]. Язык человека может служить средством изучения дифференциации многообразных культур и в то же время способен указать путь к установлению общего глубинного родства человечества на уровне ментальных структур.

Развитие психолингвистики и других наук о человеке стимулировало интерес к устройству «словаря в голове» индивида, функционирующего в соответствии с закономерностями психического развития человека - носителя языка и культуры. Такой словарь принято называть ментальным или (внутренним) лексиконом человека.

Представление о ментальном (внутреннем) лексиконе как об ассоциативной сети с центральной частью, имеющей множество связей, все более разреживащихся по направлению к периферии, характерно для современных исследований индивидуального сознания человека, его языковой компетенции. Выделение в пространстве ментального лексикона ограниченного количества единиц, обладающих максимальной ассоциативной силой, принято называть «ядром». Понятие ядра, заимствованное из естественных наук и восходящее к традиционным исследованиям организации лексики (этимологическое ядро родственных языков, устойчивое ядро общенационального языка, лексикостатистическое ядро словаря и т.п.), в психолингвистических исследованиях, базирующихся на экспериментальных материалах, приобретает свою специфику.

В таких исследованиях обычно речь идет о совокупности реакций, наиболее часто воспроизводимых носителями языка при предъявлении им стимула в ходе свободного ассоциативного эксперимента. В то же время анализу могут подвергаться «обратные» ассоциации, т.е. во внимание принимаются единицы, которые были вызваны в качестве реакции на наибольшее количество стимулов. Так или иначе, общим стремлением исследователей является попытка выделения наиболее активного ядра ассоциативной сети с ограниченным количеством единиц, отличающихся по степени интенсивности ассоциативных связей: от самых активных к менее активным, сближающимся с периферией.

Факт выделения активного ядра в подобных исследованиях может рассматриваться как признание последнего универсальной тенденцией в организации ментального лексикона человека. На основании анализа ядра как более или менее стабильного образования в ментальном лексиконе делается вывод о системности образов сознания носителей того или иного языка, их системе ценностей с акцентированием внимания на национально-культурной специфике языкового сознания [Уфимцева 1996; 1998; 2000; 2003]; устанавливается смысловая доминанта языковой личности ребенка [Соколова 1997; 1999]; изучаются особенности образа мира дошкольника и младшего школьника [Береснева, Дубровская, Овчинникова 1995; Овчинникова, Береснева, Дубровская, Пенягина 2000], реконструируется ассоциативный портрет языковой личности подростка [Гуц 2004]; выявляются особенности в картине мира профессионально ориентированных групп в рамках одной социокультурной общности [Агибалов 1988, 1995, 1997] и т.п. Таким образом, в центре внимания оказываются проблемы сходства и различия образов сознания разных этносов или проблемы модусов существования языковой личности. Очевидно, назрела необходимость переключения внимания на саму сущность ядра ментального лексикона как функциональной основы, обеспечивающей общее психическое и языковое развитие человека независимо от его этнической принадлежности, с одной стороны, и его ориентацию в хаотическом мире, с другой.

Постановка проблемы в означенном ракурсе предполагает разработку психолингвистических основ исследования ядра ментального лексикона человека, что позволило бы открыть новые перспективы в изучении глубинных механизмов функционирования языка.

Опорой для формулирования таких основ послужила предложенная А.А. Залевской [Залевская 1977] концепция слова как средства доступа к 7 единой информационной базе человека, как сложному продукту перцептивно-когнитивно-аффективной переработки индивидом его многогранного опыта познания и общения. При таком подходе ментальный лексикон трактуется как функциональная динамическая (самоорганизующаяся) система, как постоянное взаимодействие ансамбля психических процессов и их продуктов при динамике разных уровней осознаваемости: то, что находит выход в «окно» сознания и поддается вербализации, базируется на широких кругах выводных знаний, описываемых спиралевидной моделью идентификации слова и понимания текста [Залевская 1988].

На текущем этапе изучения особенностей исследуемого феномена особую актуальность составляет обобщение знаний, накопленных в рамках когнитивных наук, лингвистики, логики, философии, психологии, теории искусственного интеллекта и т.п., а также опыта экспериментальных исследований и обоснование общей точки зрения на ядро ментального лексикона как метаобразования, являющегося одновременно элементом и условием функционирования самого лексикона.

Объектом настоящего исследования выступает ядро ментального лексикона человека, а предметом - специфика его единиц, обусловливающая их функциональную значимость как слов-идентификаторов, участвующих в токовании «плохо знакомых» и «сложных» единиц в процессах познания и общения.

Целью настоящего исследования явилось разработка психолингвистической теории, способной дать объяснение функциональной значимости единиц ядра лексикона индивида. Для достижения этой цели оказалось необходимым решить следующие задачи: — обобщить опыт исследований, в которых разграничиваются ядро и периферия в структуре той или иной организации лексических единиц и показать зависимость критериев разграничения лексических зон от исследовательского подхода и предмета исследования; 8 обосновать применение психолингвистической теории лексикона к трактовке ядра ментального лексикона человека как наиболее активной его части, постоянно задействованной в речемыслительных процессах; описать специфику единиц ядра ментального лексикона человека и его природу, с точки зрения формирования в онтогенезе; на основании анализа экспериментальных исследований языкового сознания носителей разных языков и культур выявить метаязыко-вую/метакогнитивную функцию единиц ядра ментального лексикона человека в процессах идентификации слов человеком; по результатам обобщения теоретических и экспериментальных данных сформулировать психолингвистические основы концепции ядра ментального лексикона как естественного метаязыка человека.

Материалом для исследования послужили результаты анализа данных «Ассоциативного тезауруса английского языка» (1972), «Русского ассоциативного словаря» (1994-1998), «Славянского ассоциативного словаря: русский, белорусский, болгарский, украинский» (2004), а также факты описания ядер языкового сознания носителей русского языка разных возрастных диапазонов.

В качестве методов исследования использовались: теоретический анализ интегративного типа; обобщение фактов, полученных через анализ экспериментальных данных и наблюдений автора; межъязыковое сопоставление данных ассоциативных словарей.

В результате проведенного исследования сформулированы и выносятся на защиту следующие теоретические положения:

1. Эффект опознания слова для рядового носителя языка заключается в «переживании» слова как понятого (правильно или неправильно) за счет соотнесения «неизвестного», «сложного» с «хорошо знакомой» и «простой» единицей, функционально достаточной, чтобы стать средством выхода на индивидуальный образ мира, вне которого 9 выхода на индивидуальный образ мира, вне которого никакое понимание и взаимопонимание невозможно.

2. Роль таких средств (идентификаторов) выполняют единицы ядра, которые служат отправными пунктами внутренней референции и активизации возможного выводного знания, направляющего процессы аони-мания.

3. В норме подобные процессы протекают в скрытых как от носителей языка, так и от исследователя формах и принадлежат к области подсознания. В ряде ситуаций, требующих разъяснения значений слов «для себя» или «для других», идентификатор может быть вербализован, сигнализируя таким образом о констатации факта понимания и о метаязы-ковой функциях единиц ядра.

4. Роль ядра лексикона как функциональной основы общего психического и языкового развития человека обеспечивается спецификой значений относящихся к ядру лексикона слов, в том числе высокой степенью конкретности, образности, способностью легко вызывать мысленный образ, эмоциональной значимостью, легкостью включения в более обширную категорию, высокой степенью узнаваемости индивидом; все названные характеристики непосредственно связаны с еще одной важной особенностью единиц ядра: все они усваиваются в раннем возрасте и сохраняют свою значимость у взрослых носителей языка.

5. Эффективность функционирования слов-идентификаторов обеспечивается сложной конфигурацией ассоциативных связей неравноценных по своей энергетике: наиболее активные связи фокусируются в ядро, выступающего в роли аттрактора, который направляет поиск нужных единиц в ментальном лексиконе как функциональной динамической системе, самоорганизующейся в каждый текущий момент в целях оптимизации речемыслительной деятельности.

Научная новизна исследования заключается в том, что изучение ядра ментального лексикона человека осуществлялось на базе интегративно-го подхода с учетом:

- энергетической неравноценности ассоциативных связей между единицами ментального лексикона, обусловливаемой сложной конфигурацией ментального пространства с центральной и периферийными зонами; специфики единиц ядра ментального лексикона человека, связанной с взаимодействием внешних и внутренних факторов, существенных для индивидуального сознания и обусловливающих активность этих единиц в речемыслительных процессах;

- необходимости функционального подхода для выявления роли единиц ядра лексикона как в формировании и развитии ментального лексикона человека в целом, так и в идентификационной значимости этих единиц в познавательной деятельности.

Теоретическая ценность работы обусловлена вкладом в развитие психолингвистической теории языковой/речевой способности человека и состоит в трактовке единиц ядра ментального лексикона как первичного метаязыка. Предложена трактовка ядра ментального лексикона как естественного метаязыка, который вырабатывается индивидом в ходе формирования образа мира и социолизации в раннем онтогенезе и служит целям идентификации, конкретизации, приобщению к живому знанию новых усваиваемых единиц лексикона. При этом проводится разграничение первичного метаязыка индивида, функционирующего у «наивного» носителя языка в его повседневной деятельности, и вторичного метаязыка, который используется лингвистом, строящим описательную модель объекта.

Практическая значимость результатов проведенного исследования определяется возможностью их включения в учебные курсы по психолингвистике, языкознанию, лексикологии, теории перевода и теории обучения

11 второму языку, использования в качестве теоретической основы для дальнейших экспериментальных исследований, а также в лингводидактических целях при разработке методических рекомендаций для преподавания второго языка.

Структура диссертации: работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и 8 приложений.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Ядро ментального лексикона человека как естественный метаязык"

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 3

1 .Онтогенетическая природа ядра ментального лексикона соотносится с метафорой кольцевой структуры ствола дерева, которая, «визуализируя» ход этого развития, иллюстрирует сезитивность отдельных периодов этого развития к тем или иным влияниям.

2. В процессе становления языковой личности опосредствование строится при помощи ядра лексикона, а языковой образ посредника запечатлевается и «просматривается» в ядре ментального лексикона взрослого человека всю его жизнь.

3.Формирующееся в первые годы жизни человека ядро его лексикона представляет собой функциональный орган, с помощью которого строятся последующие функциональные органы - новообразования в следующем акте функционального развития.

4. Участие единиц ядра ментального лексикона в процессах внутренней референции позволяет трактовать их в качестве удобных опор для активизации выводного знания.

5. Ядро ментального лексикона относится к такому типу явлений, которые моделируются с помощью странных аттракторов. Ментальный лексикон детерминируется странным аттрактором - его ядром, единицы которого выступают в качестве областей притяжения и описывают эволюцию системы с течением времени.

6. Ребенок, осваивая язык, прибегает к метаязыковой и метакогни-тивной деятельности, опираясь на единицы ядра как ориентиры, функционально достаточные для понимания и общения.

7. Ядро ментального лексикона является естественным метаобразо-ванием, а его единицы - инструментами первичного метаязыка (по сравнению с вторичным метаязыком описания объекта).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В проведенном исследовании обсуждались вопросы, связанные с описанием онтологической и функциональной сущности ядра ментального лексикона человека, что предполагало выявление многообразных связей между генезисом, структурой и функциями рассматриваемого объекта. Сложность такого многоаспектного феномена, как ядро ментального лексикона человека, предопределила необходимость использования интегративного метода исследования как основного, учитывающего достижения из области лингвистики, философии, культурологии, психологии, нейронаук, когнитивной науки и семиотики.

Постановка проблемы в означенном ракурсе потребовала рассмотрения ряда вопросов теории, так или иначе связанных с организацией лексики, в частности с тенденцией разграничивать в лексическом пространстве центральные (ядерные) и периферийные зоны. Предпринятое изучение структуры организации лексических единиц с позиций разных подходов позволяет сделать вывод о зависимости принципов выделения ядра и периферии от исследовательского подхода и выбора предмета исследования.

В русле традиционно лингвистического подхода, направленного на изучение лексико-семантической системы, неоднородность словаря может рассматриваться в диахронии и синхронии, соответственно фиксация устойчивых и неустойчивых зон словаря реализуется на уровне выделения исконного ядра в составе родственных языков и устойчивого лексического ядра как основы обогащения и развития словарного состава языка, определяющего национальное своеобразие языка в целом.

Связь словарного состава языка с неязыковым содержанием культуры находит свое отражение в концепции универсального базисного словаря, существование которого обеспечивается антропологическим и психологическим единством человечества. Значения единиц такого словаря настолько неизбежно являются частью общечеловеческого опыта, что легко переступают преграды, возводимы национальной культурой, становясь семантическими универсалиями. Изучение универсалий, или лексических констант, выводит лингвистов на общефилософские проблемы, проблемы психологии культуры, кросс-культурной психологии, которые связаны с глобальной проблемой базового понимания психического функционирования всех людей.

Понятие устойчивого лексического ядра национального языка конкретизируется применительно к специфическим задачам описания лексики в учебной лексикографии и находит свое развитие в лингводидактике и методике, в частности - в методических приемах, используемых в обучении лексике, в основном в связи с изучением второго/неродного языка, что ведет к обсуждению вопроса о принципах отбора лексики для первичного предъявления изучающим иностранный язык.

В практике идеографического описания лексики можно выделить общую центральную часть в словарях, построенных на базе разных языков, что дает основания говорить об определенной универсальности структур этих словарей, отражающих реальную картину в живых языках и культурах: фабульное построение словарей такого типа опирается на «более универсальные фрагменты бытия» [Карасик 2003].

Психолингвистический ракурс рассматриваемой проблемы предполагает обращение к ментальному лексикону как достоянию индивида. В изученных нами моделях словаря, функционирующих в индивидуальном сознании, принято выделять относительно стабильное образование - ядро, с которым соотносятся все приписываемые данной модели свойства. Критерием выделения такого ядра выступает частотность единиц в структуре анализируемого дискурса или в ассоциативной сети.

Анализ исследований, связанных с выделением и описанием ядра лексикона, нередко трактуемого как ядро языкового сознания, показал их общую направленность на изучение образа мира человека, с акцентированием внимания на его этнокультурной, социально-профессиональной, возрастной и т.п. специфике.

Объективные данные о наличии связи между словами в сознании человека, полученные с помощью метода свободного ассоциативного эксперимента, позволяют не только обнаружить сформировавшиеся в прошлом опыте человека системы связей, но и измерить степень близости между элементами этой системы и степень актуальности этих связей для носителя языка. Наиболее актуальные связи концентрируются в ядро, находящееся в отношениях динамической связи с периферией.

В настоящей работе рассмотрена онтогенетическая природа единиц ядра лексикона, специфика их значений и функциональные свойства, обеспечивающие возможность выступать в качестве естественных опор в процессах познания и общения в условиях спонтанного пользования языком.

Основной результат работы - раскрытие механизмов, лежащих в основе процессов идентификации человеком слова, эксплицирующихся в ситуациях коммуникативных затруднений разного характера.

На основе проведенного анализа материалов свободного ассоциирования с носителями разных языков были выделены универсальные стратегии идентификации, опорными элементами в которых выступают единицы ядра ментального лексикона человека, благодаря специфике своих значений, независящих от языкового кода и связанных с общими закономерностями работы памяти человека.

Исходная психолингвистическая теория внутреннего лексикона (А.А. Залевская) и неклассический философский подход к феномену сознания (М.К. Мамардашвили, A.M. Пятигорский) позволили сформулировать оригинальную концепцию ядра ментального лексикона как метаобразования, координирующего взаимодействие факторов, которые определяют развитие языковой способности человека.

С этой точки зрения, единицы ядра лексикона могут рассматриваться в качестве единиц естественного метаязыка, которые одновременно служат и средством толкования, и условием функционирования языка, элементами которого они являются.

В рамках предложенной концепции единицы ядра ментального лексикона можно рассматривать как факты, способные спонтанно воспроизводиться в качестве первичных метаобразований, которые можно условно назвать «прагмемами» (термин Мамардашвили и Пятигорского), поскольку они существуют в силу прагматической связи человека (рядового носителя языка) с ситуацией его деятельности и возникают благодаря этой прагматической связи как объекты, обслуживающие ее. В этом смысле «прагмемы» и «функциональные ориентиры» отражают суть одного и того же феномена - естественного метаязыка, к которому прибегает индивид при встрече со словом.

Затронутые в работе вопросы сохраняют свою актуальность для дальнейшего исследования ядра ментального лексикона человека и его единиц в контексте проблемы естественного семиозиса. В частности, представляется важным трактовать единицы ядра ментального лексикона как отправные пункты для внутренней референции, поскольку настало время разграничивать референцию не только в языке и речи, но и в индивидуальном сознании, что требует целенаправленного изучения.

Заложенные в работе психолингвистические основы исследования ядра ментального лексикона человека дают возможность наметить перспективы дальнейшего изучения роли ядра лексикона в процессе формирования вторичной языковой личности в условиях естественного и искусственного двуязычия и формулирования на этой основе в последнем случае методических рекомендаций по овладению неродным языком как живым знанием, ставшим достоянием личности.

Список научной литературыЗолотова, Наталия Октябревна, диссертация по теме "Теория языка"

1. Абаев В.И. Осетинский язык и фольклор: В 2 т. М-Л.: Изд-во АН СССР, 1949.-Т. 1.-601 с.

2. Агибалов А.К. Отражение в ядре лексикона человека актуальной «картины мира» // IX Всесоюз. симпозиум по психолингвистике и теории коммуникации: Тез. докл. М.: ИЯ РАН, 1988. - С. 6-7.

3. Агибалов А.К. Вероятностная организация внутреннего лексикона человека: Автореф. дис. . канд. филол. наук. СПб., 1995. - 18 с.

4. Агибалов А.К. Актуальный лексикон как модель адекватного образа мира // Языковое сознание и образ мира: Мат-лы XII междунар. симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. М.: ИЯ РАН, 1997.-С. 6-7.

5. Адамопулос Дж., Лоннер У. Дж. Культура и психология на распутье: историческая перспектива и теоретический анализ // Психология и культура / Под ред. Д. Мацумото СПб.: Питер, 2003. - С. 37-72.

6. Алпатов В.М. Сто лет спустя или сбываются ли прогнозы // Вопросы языкознания.-2003.- №2.-С. 114-121.

7. Амосова Н.Н. Этимологические основы словарного состава современного английского языка. М.: Изд-во лит-ры на иностр. языках, 1956.-218 с.

8. Апресян Ю.Д. Предисловие // Ю.Д. Апресян, О.Ю. Богуславская, И.Б. Левонтина, Е.В. Урысон, М.Я. Гловинская, Т.В. Крылова. Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Первый выпуск. М.: Школа «Языки русской школы», 1997. - С. 5-6.

9. Апресян Ю.Д. Избранные труды. Т. 1. - Лексическая семантика: 2-е изд. испр. и доп. - М.: Школа «Языки русской культуры», Изд. фирма «Восточная лит-ра» РАН, 1995. - 472 с.

10. Ю.Апресян Ю.Д. О языке толкований и семантических примитивах // Апресян Ю.Д. Избранные труды. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. - Т. 2. - Интегральное описание языка и системная лексикография. - С. 466-481.

11. П.Арапов М.В. Изменение словаря во времени (математическая модель и экспериментальные данные): Автореф. дис. . канд. филол. наук. -М., 1974.-27 с.

12. Арнольд И.В. Лексикология современного английского языка. М.: Изд-во лит-ры на иностр. языках, 1959. - 351 с.

13. З.Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка: Стилистика декодирования. Л.: Просвещение. Ленинг. отд-ние, 1981. -295 с.

14. Арутюнова Н.Д. Аномалия и язык (К проблеме языковой картины мира) // Вопросы языкознания. 1987. - № 3. - С. 3-19.

15. Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990.-С. 5-32.

16. Арутюнова Н.Д. Введение: Наивные размышления о наивной картине языка // Язык о языке: Сб. статей. М.: «Языки русской культуры», 2000.-С. 7-19.

17. Аршинов В.И., Буданов В.Г. Синергетика постижения сложного // Синергетика и психология: Тексты. Вып. 3: Когнитивные процессы / Под ред. В.И. Аршинова, И.Н. Трофимовой, В.М. Шендяпина. -М.: «Когито-Центр», 2004. - С. 82-125.

18. Афанасьева В.В. К философскому обоснованию феномена детерминированного хаоса // http: // ivanem. chat, ru / afanasieva 1. htm.

19. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. (Ред.) Англо-русский словарь по лингвистике и семиотике. М.: Помовский и партнеры, 1996. -656 с.

20. Барсук JI.B. Широкозначное слово и возможность его идентификации через частный пример // Психолингвистические исследования: Звук. Слово. Текст. Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1987. - С.81-87.

21. Барсук JI.B. Опыт экспериментального исследования процесса идентификации значения широкозначных слов индивидом // Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1988. С. 54-60.

22. Барсук JI.B. Проблема идентификации значений слов широкой семантики // Психолингвистические проблемы семантики. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1990. - С. 31-39.

23. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. Прогресс, 1989. -386 с.

24. Баттерворд Дж., Харрис М. Принципы психологии развития / Пер. с англ. М.: «Когито-Центр», 2000. - 350 с.

25. Белая И.В. Дао путь или истина? // Вопросы философии науки и образования. - М.: Изд-во ТГОУ, 2003. - С. 25-32.

26. Белянин В.П. Об одном способе языковой самозащиты // Тезисы IX Всесоюзного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. М.: ИЯ АН СССР, 1988. - С. 22-23.

27. Бережан С.Г. Значение сопоставительного изучения лексики родственных и контактирующих языков // Сопоставительная лингвистика и обучение неродному языку. М.: Наука, 1987. - С. 5328. Б1ереснева Н.И., Дубовицкая JI.A., Овчинникова И.Г., Е.Б. Пенягина

28. Ассоциации детей от шести до десяти лет (ассоциативное значение слова в онтогенезе). Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 1995. - 256 с.

29. Берестов В.Д. Школьная лирика. Стихи. М.: Дет. лит., 1977.- 159 с.

30. Би X. Развитие ребенка 9-е изд. - СПб: Питер, 2004. - 768 с.

31. Блонский П.И. Избранные психологические произведения. М.: Педагогика, 1964. - 548 с.

32. Большой англо-русский словарь: В 2т. / Под ред. И.Р. Гальперина. -М.: Рус. яз., 1979.-Т. 1.- 822 е.; Т. 2.-863 с.

33. Большой психологический словарь / Сост. и общ. ред. Б. Мещерякова, В. Зинченко. СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2004. - 672 с.

34. Бондарко А.В. Семантические категории в аспекте сопоставительных исследований // Сопоставительная лингвистика и обучение неродному языку. М.: Наука, 1987. - С. 26-37.

35. Боргоякова А.П. Элементы традиционного мировоззрения в языковом сознании хакассов // Языковое сознание и образ мира. М.: ИЯ РАН, 2000. - С. 237-247.

36. Боулби Дж. Привязанность: Пер. с англ. / Общ. ред. и вступ. статья Г.В. Бурменской. М.: Гардарики, 2003. - 477 с.

37. Брутян Г.А. Языковая картина мира и ее роль в познании // Методологические проблемы анализа языка. Ереван: Изд-во Ереванск. гос. ун-та, 1976. - С. 57-64.

38. Брушлинский А.В. Деятельность и опосредствование // Психологический журнал. Т. 19. - № 6. - 1998. - С. 119-127.

39. Будагов Р.А. Устойчивые и подвижные элементы в лексике // Изв. АН СССР. Отд. лит. и яз. 1952а. - Т. 10. - Вып. 2. - С. 301-316.

40. Будагов Р.А. Об основном словарном фонде и словарном составе языка. Стенограмма публичной лекции. Л., 19526. - 31 с.

41. Будагов Р.А. Человек и его язык. М.: Изд-во МГУ, 1976. - 429 с.

42. Василюк В.Ф. Структура образа // Вопросы психологии. 1993. - С. 5-32.

43. Василюк В.Ф. Методологический смысл психологического схизиса// http: // www/voppsy. ru/ journalsall / issues/.

44. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков / Пер. с англ. А.Д. Шмелева под ред. Т.В. Булыгиной. М.: «Языки русской культуры», 1999. - 780 с.

45. Вежбицкая А. Сопоставление культур через посредство лексики и прагматики / Пер. с англ. А.Д. Шмелева. М.: Языки славянской культуры, 2001. - 272 с.

46. Вейнрейх У. О семантической структуре языка // Новое в лингвистике.-М.: Прогресс, 1970.-Вып. V. С. 163-249.

47. Ветров А.А. Семантика и ее основные проблемы. М.: Изд-во полит, лит-ры, 1968.-263 с.

48. Вильтовская Я.И. Исследование объема и состава лексикона подростка: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Минск, 1980. - 29 с.

49. Виноградов В.В. Лексикология и лексикография // Виноградов В.В. Избранные труды. -М.: Наука, 1977. 311 с.

50. Выготский Л.С. Избранные психологические исследования / Под. ред. и со вступит, статьей А.Н. Леонтьева и А.Р. Лурия М.: Изд-во Акад. пед. наук РСФСР, 1956. - 519 с.

51. Выготский Л.С. Воображение и творчество в детском возрасте. Психологический очерк. М.: Просвещение, 1967. - 92 с.

52. Выготский Л.С. Мышление и речь. Психологические исследования. М.: Лабиринт, 1996. - 416 с.

53. Выготский J1.C. Педагогическая психология / Под ред. В.В. Давыдова. М.: Педагогика-пресс, 1999. - 536 с.

54. Галкина-Федорук Е.М. Современный русский язык. Лексика. М.: Изд-во МГУ, 1954.-203 с.

55. Гармкрелидзе Т.В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Т. 1, Т. 2. - Тбилиси: Изд-во Тбилисского ун-та, 1984. -1120 с.

56. Гвоздев А.А. Вопросы изучения детской речи. М.: Изд-во АПН РСФСР, 1961.-471 с.

57. Геодакян И.М. О конвергенции между интонацией и синтаксическими структурами в ранней речи ребенка // Тезисы IX Всесоюзного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. М.: ИЯ АН СССР, 1988.-С. 39-41.

58. Горелов И.Н. Проблема функционального базиса речи в онтогенезе. Челябинск: Челябинский гос. пед. ин-т, 1974. - 116 с.

59. Горелов И.Н. Разговор с компьютером: психолингвистический аспект проблемы. М.: Наука, 1987. - 256 с.

60. Горелов И.Н. Избранные труды по психолингвистике М.: Лабиринт, 2003.-С. 225.

61. Горошко Е.И. Интегративная модель свободного ассоциативного эк-перимента Харьков; М.: Изд. гр. «РА - Каравелла», 2001. - 320 с.

62. Гридин В. А. Психолингвистические функции эмоционально-экспрессивной лексики: Автореф. . дис. канд. филол. наук. М., 1976.-21 с.

63. Губман Б.Л. Введение в философию культуры. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1995.- 197 с.

64. Гугенейм Г. Некоторые выводы статистики словаря // Методика преподавания иностранных языков за рубежом. М.: Прогресс, 1967. -С. 299-305.

65. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984.-350 с.

66. Гуц Е.Н. Ассоциативный словарь подростка. Омск: «Вариант-Сибирь», 2004.- 156 с.

67. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М.: ГИС, 1955-1956. - Т. I-IV. - 2716 с.

68. Дашиева Б.-Х.В. Концепт образа мира в языковом сознании русских, бурят и англичан (национально-культурный аспект): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2000. - 19 с.

69. Демьяненко М.Я., Лазаренко К.А., Мельник К.А. Основы общей методики обучения иностранным языкам. Киев: Вища школа, 1984.-255 с.

70. Денисов П.Н. Лексика русского языка и принципы ее описания. М.: Русский язык, 1980. - 253 с.

71. Денисов П.Н. Лексика русского языка и принципы ее описания. -2-е изд. перераб. и доп. М.: Русский язык. - 1993. - 245 с.

72. Дерфер Г. Базисная лексика и алтайская проблема // Вопросы языкознания. 1981. -№ 4. - С. 35-44.

73. Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. М.: Наука, 1982. -157 с.

74. Жинкин Н.И. Избранные труды. Язык. Речь. Творчество. М.: Лабиринт, 1998.-366 с.

75. Журавлев А.П., Павлюк Н.А. Язык и компьютер. М.: Просвещение, 1989.- 159 с.

76. Залевская А.А. Проблемы организации внутреннего лексикона человека: Учеб. пособие Калинин: Калинин, гос. ун-т. - 1977. - 83 с.

77. Залевская А.А. Вопросы организации лексикона в лингвистических и психолингвистических исследованиях. Калинин: Калинин, гос. унт, 1978.- 88 с.

78. Залевская А.А. Межъязыковые сопоставления в психолингвистике: Учебное пособие. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1979. - 84 с.

79. Залевская А.А. Психолингвистическое исследование принципов организации лексикона человека (на материале межъязыкового сопоставления результатов ассоциативных экспериментов): Автореф. . дис. д-ра филол. наук. 1980. - 32 с.

80. Залевская А.А. О комплексном подходе к исследованию закономерностей функционирования языкового механизма человека // Психолингвистические исследования в области лексики и фонетики. Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1981. - С. 28-44.

81. Залевская А.А. Психолингвистические проблемы семантики слова. -Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1982. 136 с.

82. Залевская А.А. Ассоциативный тезаурус английского языка и возможности его использования в психолингвистических исследованиях

83. Психолингвистические исследования в области лексики и фонетики. -Калинин: Калинин, гос. ун-т., 1983. С. 26-41.

84. Залевская А.А. Понимание текста. Психолингвистический подход. -Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1988. 96 с.

85. Залевская А.А. Слово в лексиконе человека. Психолингвистическое исследование. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та., 1990. - 206 с.

86. Залевская А.А. Вопросы теории обучения иностранным языкам. -Тверь: Твер. гос. ун-т, 1991. 48 с.

87. Залевская А.А. Индивидуальное знание. Специфика и принципы функционирования. Тверь: Твер. гос. ун-т., 1992. - 136 с.

88. Залевская А.А. Введение в психолингвистику. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1999. 382 с.

89. Залевская А.А. Текст и его понимание: Монография. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001.- 177 с.

90. Залевская А.А. Концепт как достояние индивида // Психолингвистические исследования: Слово и текст. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002.-С.5-18.

91. Залевская А.А. «Образ мира» VS «Языковая картина мира» // Национальные картины мира: язык, литература, культура, образование: Мат-лы Всероссийск. науч. конф. 21-24 апреля 2003 г. Воронеж; Курск: МИОН, 2003а.

92. Залевская А.А. Различные подходы к трактовке языка // Слово и текст: психолингвистический подход: Сб. науч. тр. Тверь: Твер. гос. ун-т, 20036. - С. 48-55.

93. Залевская А.А. Некоторые особенности естественного семиозиса // Слово и текст: психолингвистический подход: Сб. науч. тр. / Под общ. ред. А.А. Залевской. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2004. - С.49-61.

94. Залевская А.А. Психолингвистические исследования. Слово. Текст: Избранные труды. М.: Гнозис, 2005. - 543 с.

95. Зинченко В.П. Психологическая педагогика. Материалы к курсу лекций. Часть 1. Живое Знание (2-е исправл. и дополн. издание). Самара: «Самарский Дом печати», 1998. - 296 с.

96. Зинченко В.П., Эльконин Б.Д. Психология развития (по мотивам Л. Выготского) // http: www. psyed. ru / view, php? id.

97. Золотова H.O. О ходе исследования «ядра» лексикона человека // Психолингвистические исследования в области лексики и фонетики: Сб. науч. тр. Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1983. - С. 41-44.

98. Золотова Н.О. Опыт составления семантической карты ядра лексикона носителя английского языка // Психологические и лингвистические аспекты проблемы языковых контактов: Сб. науч. тр. -Калинин, гос ун-т, 1984. С. 124-127.

99. Золотова Н.О. О некоторых характеристиках единиц ядра лексикона носителя английского языка // Психолингвистические исследования: лексика, фонетика: Сб. науч. тр. Калинин, гос. ун-т, 1985. - С. 24-29.

100. Золотова Н.О. Специфика ядра лексикона носителя английского языка (на материале «Ассоциативного тезауруса английского языка»): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Одесса, 1989. - 21 с.

101. Золотова Н.О. Эмоциональная значимость единиц ядра лексикона носителя английского языка // Психолингвистические проблемы семантики. Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1990. С. 83-88.

102. Золотова Н.О. Некоторые факторы, определяющие ядро лексикона индивида // Проблемы психолингвистики: слово и текст. -Тверь: Твер. гос. ун-т, 1993. С. 63-69.

103. Золотова Н.О. Слово в словаре и лексиконе: проблема метаязыка // Слово и текст в психолингвистическом аспекте: Сб. науч. тр.- Тверь: Твер. гос. ун-т, 2000. С. 32-38.

104. Золотова Н.О. Единицы ядра ментального лексикона как функциональные ориентиры // Психолингвистические исследования: слово и текст: Сб. науч. тр. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002. - С. 46-5

105. Золотова Н.О. Метаязык как проблема гуманитарных исследований // Вопросы философии науки и образования: Сб. науч. тр. -М.: Изд-во МГОУ, 2003а. Вып. 2 (18). - С. 5-11.

106. Золотова Н.О. Ядро ментального лексикона: функциональная роль в познании и общении // Вопросы психолингвистики. № 1. -2003в. - С. 35-42.

107. Зубкова Т.И. Речевые и языковые аспекты аграмматизма (эфферентная моторная афазия): Автореф. дис. . канд. филол. наук. -Л., 1980.-21 с.

108. Иванов Вяч. Вс. Чет и нечет: Асимметрия мозга и знаковых систем. М.: Сов. Радио, 1985. - 185 с.

109. Иванова О.В. Динамические аспекты функционирования лексикона билингва: Автореф. . дис. канд. филол. наук. Тверь, 2004. - 15 с.

110. Имедадзе Н.В., Птадзе Б.О. Онтогенез метаязыковой функции и билингвизм // Тезисы XI Всесоюзного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. «Языковое сознание», М. 30 мая -2 июня 1988 г. М.: ИЯ АН СССР, 1988.-С. 78-79.

111. Исенина Е.И. Противоречия как движущая сила развития про-тоязыка // Фонетика и психология речи: Сб. науч. трудов. Иваново: Иван. гос. ун-т, 1984. - С. 57-71.

112. Казарин Ю.В. Языковая картина процессуально-событийного мира как вариант языковой картины мира // Лингвистика на исходе 20 века: итоги и перспективы: Тезисы межд. конф. М., 1995. Т.1. -С. 199-200.

113. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. -Волгоград: Перемена, 2002. 447 с.

114. Караулов Ю.Н., Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф., Уфимцева Н.В., Черкасова Г.А. Русский ассоциативный словарь. М.: ИРЯ РАН, 1994-1998.

115. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. М.: Наука, 1976.-356 с.

116. Караулов Ю.Н. Лингвистическое конструирование и тезаурус литературного языка. М.: Наука, 1981. - 368 с.

117. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987.-264 с.

118. Караулов Ю.Н. Показатели национального менталитета в ассоциативной сети // Языковое сознание и образ мира. М.: ИЯ РАН, 2000.-С. 191-206.

119. Кацнельсон С.Д. Общее и типологическое языкознание. Л.: Наука, 1986.-298 с.

120. Кашкин В.Б. Бытовая философия языка и языковые контрасты // Теоретическая и прикладная лингвистика: Сб. науч. трудов. Вып. 3. Аспекты метакоммуникативной деятельности. - Воронеж: Вро-неж. гос. техн. ун-т, 2002. - С. 4-34.

121. Кибрик А.Е. От ядра к периферии: стратегии согласование в цахурском языке // Поэтика. История литературы. Лингвистика.: Сб. статей к 70-летию Вяч. Вс. Иванова. М.: ОГИ, 1999. - С. 729-753.

122. Кларк Е.В. Универсальные категории: о семантике слов-классификаторов и значениях первых слов, усваиваемых детьми // Психолингвистика, М.: Прогресс, 1984. С. 221-240.

123. Климов Г.А. О лексико-статистической теории М. Сводеша // Вопросы теории языка в современной зарубежной лингвистике. М.: Изд-во АН СССР. - 1961. - С. 239-253.

124. Клюканов И.Э. Языковое сознание и языковая картина мира // Тезисы IX Всесоюзного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. М.: ИЯ РАН, 1988. - С.86-87.

125. Клюканов И.Э. Динамика межкультурного общения. Системно-семиотическое исследование. Тверь: Твер. гос. ун-т., 1998. -100 с.

126. Кожина М.Н. Стилистика русского языка. М.: Просвещение, 1983.-223 с.

127. Колодкина Е.Н. О специфике психолингвистической трактовки параметров конкретности, образности и эмоциональности значений существительных // Психолингвистические проблемы семантики и понимания текста. Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1986. - С. 70-81.

128. Кольцова М.М. Ребенок учится говорить. М.: Советская Россия, 1979.- 192 с.

129. Косиков Г.К. Ролан Барт: семиолог, литературовед: Предисловие // Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1989.-С.З-45.

130. Коул М. Культурно-историческая психология: наука будущего. М.: «Когито-центр», Изд-во «Ин-т психологии РАН», 1997. - 432 с.

131. Кравченко А.В. Знак, значение, знание. Очерк когнитивной философии языка. Иркутск: Издание ОГУП «Иркутская областная типография № 1», 2001. - 261 с.

132. Кретов А.А. Принципы выделения ядра лексико-семантической системы // Семантика слова и синтаксической конструкции. Воронеж: Воронеж, гос. ун-т, 1987. - С. 84-93.

133. Кубрякова Е.С. Номинативный аспект речевой деятельности. М.: Наука, 1986.- 158 с.

134. Кузнецов A.M. Структурно-семантические параметры в лексике: (на материале английского языка). -М: Наука, 1980. 159 с.

135. Кузнецов A.M. Основы для контрастивной семасиологии // Сопоставительная лингвистика и обучение неродному языку. М.: Наука, 1987.-С. 64-72.

136. Курдюмов С.П. Интервью с С.П. Курдюмовым // Пригожин И. Философия нестабильности // Вопросы философии. 1991. - № 6. -С. 52-57.

137. Лакофф Дж. Лингвистические гештальты // Новое в зарубежной лингвистике: Сб. статей. Вып. 10. - Лингвистическая семантика. - М.: Прогресс, 1981. - С. 350-368.

138. Лакофф Дж. Когнитивное моделирование (Из книги «Женщины, огонь и опасные предметы») // Язык и интеллект. Сб. / Пер. с англ. и нем. / Сост. и вступ. ст. В.В. Петрова. М.: Издательская группа «Прогресс», 1995.-С. 143-184.

139. Лебедева С.В. Синонимы или праксонимы? Курск: Изд-во Курского гос. пед. ун-та, 2002. - 203 с.

140. Лебедева С.В. Человек и слово // Ученые записки Курского гос. ун-та. Курск: Курск, ун-т, 2004 - № 1. - С. 14-19.

141. Лексическая основа русского языка: Комплексный учебный словарь / Под ред. В.В. Морковкина. М.: Рус. яз., 1984. - 1167 с.

142. Леонтьев А.А. Психологическая структура значения // Семантическая структура слова. М.: Наука, 1971. - С. 7-19.

143. Леонтьев А.А. Психолингвистический аспект языкового значения // Принципы и методы семантических исследований. М., 1976. -С. 46-73.

144. Леонтьев А.А. Формы существования значения // Психолингвистические проблемы семантики. М.: Наука, 1983. - С. 5-20.

145. Леонтьев А.А. Общие сведения об ассоциативных нормах русского языка // Словарь ассоциативных норм русского языка / Под ред. А.А. Леонтьева. М.: Изд-во МГУ, 1997. - С. 5.- 16.

146. Леонтьев А.А. Языковое сознание и образ мира // Язык и сознание: парадоксальная рациональность-М.: ИЯРАН, 1993-С. 16-21.

147. Леонтьев А.А. Социальное и естественное в семиотике // Леонтьев А.А. Язык и речевая деятельность в общей и педагогическойпсихологии: Избранные психологические труды. М.: Московский психолого-соц. ин-т, Воронеж: НПО «МОДЭК», 2001. - С. 9-18.

148. Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. М.: Изд-во МГУ, 1972.-584 с.

149. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. 2-е изд. -М.: Политиздат, 1977. 304 с.

150. Леонтьев А.Н. К психологии образа // Вестник МГУ. Сер. 14. Психология. 1986 а. - № 3. - С. 72-76.

151. Леонтьев А.Н. Проблемы деятельности в истории советской психологии // Вопросы психологии. 1986 б. - № 4. - С. 109-120.

152. Леонтьев А.Н. Лекции по общей психологии. М.: Смысл, 2001.-511 с.

153. Леонтьев Д.А. Личностный смысл и трансформация психического образа // Вестник МГУ. Серия 14. Психология. 1988. - № 2. -С. 3-14.

154. Леонтьев Д.А. Психология смысла: Природа, структура и динамика смысловой реальности. М.: Смысл, 1999. - 496 с.

155. Лепская Н.И. Языковая номинация и процесс ее становления (на материале детских высказываний) // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 1984. -№ 6. - С. 59-65.

156. Ломов Б.Ф. Когнитивные процессы как процессы психического отражения // Когнитивная психология. М.: Наука, 1986. - С.7-21.

157. Лукашевич Е.В. Когнитивная семантика: Эволюционно-прогностический аспект: Монография / Под ред. и с вступ. ст. В.А. Пищальниковой. Москва; Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002. - 234 с.

158. Лурия А.Р. Язык и сознание. М.: Изд-во МГУ, 1979. - 319 с.

159. Лурия А.Р. Язык и сознание. / Под. ред. Е.Д. Хомской. Ростов н/Д: Изд-во «Феникс», 1998. 416 с.

160. Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М.: ИТДГК «Гно-зис», 2003.-280 с.

161. Маковский М.М. Теория лексической аттракции (Опыт функциональной типологии лексико-семантических систем). М.: Наука, 1971.-252 с.

162. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. -М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1996. 416 с.

163. Мамардашвили М.К., Пятигорский A.M. Символ и сознание (метафизические рассуждения о сознании, символике и языке). Иерусалим: «Малер», 1982. - 276 с.

164. Мамардашвили М.К., Пятигорский A.M. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. М.: Школа «Языки русской культуры», 1999. - 216 с.

165. Мартине А. Основы общей лингвистики // Новое в лингвистике. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1963. - Вып. 3. - С. 366-558.

166. Маскадыня В.Н. Лингвистический и психолингвистический подходы к проблеме категоризации // Психолингвистические исследования: Лексика. Фонетика. Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1985. -С. 42-48.

167. Маскадыня В.Н. Процесс категоризации и базисный уровень обобщения // Психолингвистические проблемы семантики и понимания текста. Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1986.-С. 114-121.

168. Маскадыня В.Н. Нормативные данные для 50 субстантивных категорий: На материале русского языка / КГУ. Калинин, 1987. -168 с. - Деп. в ИНИОН АН СССР 31.07.87, № 30609.

169. Маскадыня В.Н. Психолингвистическая трактовка категоризации как способа идентификации значения слова индивидом // Психолингвистические исследования значения слова и понимания текста. Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1988. - С. 22-26.

170. Медведева И.Л. «Знание» слов и понимание текста // Залевская А.А., Каминская Э.В., Медведева И.Л., Рафикова Н.В. Психолингвистические аспекты взаимодействия слова и текста. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1998.-С. 143-176.

171. Медведева И.Л. Психолингвистические аспекты функционирования слова: Монография. Тверь: Твер. гос. ун-т, 19996. - 112 с.

172. Методика обучения иностранным языкам в средней школе / Гез Н.И., Ляховицкий М.В., Миролюбов А.А. и др. М.: Высшая школа, 1982. - 373 с.

173. Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков / Под. ред. и с прим. Р. Шоу; вступит, статья М. Сергиевского. -М-Л.: Соцэкгиз, 1938. 509 с.

174. Миролюбов АА. Споры по основным вопросам российской методики в первой половине 50-х годов // Иностранные языки в школе. № з. 1993. с. 22-29.

175. Миролюбов А.А. Проблемы методики обучения иностранным языкам во второй половине 50-х годов // Иностранные языки в школе. 1994. -№ 5. - С. 22-29.

176. Мирошниченков Ю.И., Потемкина В.Н. Чувственное сознание и язык // Отражение и язык. Свердловск: Уральск, гос. ун-т, 1980. -С. 60-64.

177. Мишеа Р. Словари основной лексики // Методика преподавания иностранных языков за рубежом. М.: Прогресс, 1967. - С. 286298.

178. Морковкин В.В. Идеографические словари. М.: Изд-во МГУ, 1970.-71 с.

179. Москович В.А. Принцип построения словарей-тезауросов // Актуальные проблемы лексикологии. Новосибирск: Наука, 1969. -С. 88-95.

180. Мошникова Д.А. Номинативная активность ребенка на раннем этапе развития билингвизма // Психолингвистика и проблемы детской речи 2000: Мат-лы Российской научной конференции. - Череповец: Черепов, гос. ун-т, 2000 - С. 53-54.

181. Мягкова Е.Ю. Психолингвистическое исследование эмоциональной нагрузки слова: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1986.- 16 с.

182. Мягкова Е.Ю. Некоторые новые тенденции в исследовании эмотивности лексики // Психолингвистические исследования: звук, слово, текст. Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1987. - С. 76-81.

183. Мягкова Е.Ю. Эмотивность и эмоциональность две научные парадигмы // Психолингвистические исследования значения слова и понимания текста. - Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1988. - С. 73-79.

184. Мягкова Е.Ю. Когнитивная теория эмоций: новые возможности исследования эмоциональной лексики // Психолингвистические проблемы семантики. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1990а. - С. 110-115.

185. Мягкова Е.Ю. Эмоциональная нагрузка слова: опыт психолингвистического исследования. Воронеж: Изд-во Воронежского унта, 19906,- 110 с.

186. Мягкова Е.Ю. Эмоционально-чувственный компонент значения слова. Курск: Изд-во Курс. гос. пед. ун-та, 2000. - 110 с.

187. Налимов В.В. Требования к изменению образа науки // Проблема знания в истории науки и культуры: СПб.: Алтейя, 2001; М.: Ин-т истории естеств. и техники Рос. Акад. Наук, 2001. С. 6-25.

188. Нгуен Тхи Хьюнг. Мир в образах сознания вьетнамцев // Языковое сознание и образ мира. М.: ИЯ РАН, 2000. - С. 220-236.

189. Негневицкая Е.И., Шахнарович A.M. Язык и дети. М.: Глав, редакция вост. лит-ры издат. «Наука», 1981. - 111 с.

190. Николис Дж. Хаотическая динамика лингвистических процессов и образование паттернов в поведении человека // Вопросы философии. 1997. - № 3. - С. 85-89.

191. Новая философская энциклопедия. М.: Мысль, 2000. - Т. 2. -640 с.

192. Новиков JI.A. Семантика русского языка. М.: Изд-во МГУ, 1982.-272 с.

193. Новоселова C.J1. Генетически ранние формы мышления. М.: Моск. психолого-соц. ин-т; Воронеж: Изд-во НПО «МОДЭК», 2002. -320 с.

194. Носенко Э.Л. Особенности речи в состоянии эмоциональной напряженности. Днепропетровск, 1975. - 132 с.

195. Обухова Л.Ф. Детская (возрастная) психология // http: // psy. piter. com /

196. Общение и речь: развитие речи у детей в общении со взрослыми. М.: Педагогика, 1985. - 207 с.

197. Овчинникова И.Г., Береснева Н.И., Дубровская Л.А. Лексикон младшего школьника. Пермь: Изд-во Перм. ун-та., 2000. - 312 с.

198. Олсон Д.Т. О стратегии построения понятий // Исследование развития познавательной деятельности. М.: Наука, 1971. - С. 172192.

199. Ономасеология, основной словарный состав М.: Ин-т рус. яз., 1976.-67 с.

200. Осанов А.А. Творчество как искусство претворять смыслы (о прозрении гармонии в обличье хаоса) //http: // ivanem. chat. ru.

201. Основы методики преподавания иностранных языков. Киев: Вища школа, 1986. - 335 с.

202. Пассов Е.И. Коммуникативный метод обучения иноязычному говорению. М.: Просвещение, 1985. - 208 с.

203. Палкин А.Д. Возрастная психолингвистика: Толковый словарь русского языка глазами детей. М.: НОУ МЭЛИ, 2004. - 360 с.

204. Пенягина Е.Б. Возрастные изменения тематической организации актуального лексикона и картины мира. // Проблемы детской речи: Докл. Всесоюз. науч. конф-Череповец: ЧТУ, 1998. С. 93-96.

205. Петренко В.Ф., Нистратов А.А. Коэффициенты образности, конкретности и ассоциативной значимости для 84 русских существительных // Общение, текст, высказывание. М.:, Изд-во МГУ, 1981. -С. 5-7.

206. Петренко В.Ф. Введение в экспериментальную психосемантику: Исследование форм репрезентации в обыденном сознании. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1983. - 176 с.

207. Петренко В.Ф. Психосемантика сознания. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1988.-208 с.

208. Петренко В.Ф. Основы психосемантики: Учеб. Пособие. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1997. - 400 с.

209. Петрищева Е.Ф. Стилистически окрашенная лексика русского языка. М.: Наука, 1984. - 222 с.

210. Пиаже Ж. Психология интеллекта // Пиаже Ж. Избранные психологические труды. М.: Просвещение, 1969. - С. 55-232.

211. Пищальникова В.А. Психолингвистика и современное языковедение // Методология современной психолингвистики: Сб. статей. Москва; Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2003. - С.4-21.

212. Пожилова В.В. Социально-коммуникативная система лексикона учителя ГДР: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Калинин, 1986. - 16 с.

213. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике // Хрестоматия по истории русского языкознания. / Под. Ред. Ф.П. Флина. Учеб. Пособие для филол. специальностей ун-тов и пед. ин-тов. М.: «Высшая школа», 1973. - С. 213-237.

214. Потебня А.А. Эстетика и поэтика. -М.: Искусство, 1976.-614 с.

215. Потебня А. А. Мысль и язык. Киев: СИНТО, 1993. - 192 с.

216. Пригожин И. Философия нестабильности // Вопросы философии, 1991.-№6.-С. 46-57.

217. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант: Пер. с англ. -М.: Издат. группа «Прогресс», 1999. 268 с.

218. Пятигорский A.M. Три беседы о метатеории сознания (краткое введение в учение виджнянавады). Беседа с М.К. Мамардашвили // Пятигорский A.M. Избранные труды. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. - С. 61-107.

219. Рафикова Н.В. Психолингвистическое исследование процессов понимания текста: Монография. -Тверь: Твер. гос. ун-т, 1999 144 с.

220. Радбиль Т.Б Языковая картина мира как коррелят классической дихотомии «язык речь» // Лингвистика на исходе 20 века: итоги и перспективы: Тезисы междунар. конф. - М., 1995. - Т. 2. - С. 434435.

221. Рахманов И.В. Очерки по истории методики преподавания новых западноевропейских языков. Методическое пособие для учителей средней школы. М.: Учпедгиз, 1945. - 194 с.

222. Рибо Т. Творческое воображение. Пер. с франц. СПб: тип. Ю.Н.Эрлих, 1901.

223. Рогожникова Т.М. Сопоставление ассоциативных реакций детей ранних возрастных групп в условиях нормы и патологии // Психолингвистические исследования в области лексики и фонетики. -Калинин, 1983.-С. 133-139.

224. Рогожникова Т.М. Свободный ассоциативный эксперимент с людьми преклонного возраста // Психолингвистические проблемы фонетики и лексики. Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1989. - С. 105110.

225. Рогожникова Т.М. Психолингвистическое исследование функционирования многозначного слова: Монография. Уфа: Уфимск. гос. авивц. техн. ун-т, 2000. - 242 с.

226. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии: В 2 т. Т. II. М.: Педагогика, 1989.-328 с.

227. Рябова Т.В., Штерн А.С. К характеристике грамматического структурирования // Психология грамматики. М.: Изд-во МГУ, 1968.-С. 78-95.

228. Саган К. Драконы Эдема. М.: Знание, 1986. - 256 с.

229. Сазонова Т.Ю. Различные подходы к трактовке концепта // Слово и текст в психолингвистическом аспекте: Сб. науч. тр. -Тверь: Твер. гос ун-т, 2000а. С. 70-76.

230. Сазонова Т.Ю. Моделирование процессов идентификации слова человеком: психолингвистический подход: Монография. Тверь: твер. гос. ун-т, 20006. - 134 с.

231. Сапогова Е.Е. Психология развития человека: Учебное пособие. М.: Аспект Пресс, 2001. - 460 с.

232. Сводеш М. Лексикостатистическое датирование доисторических контактов (на материале племени эскимосов и северомерикан-ских индейцев // Новое в лингвистике: Сб. статей. / Пер. с англ. и фр. Вып. 1. - М.: Изд.-во иностр. лит., 1960. - С. 23-52.

233. Сеченов И.М. Элементы мысли. СПб: Питер, 2001. - 416 с.

234. Славянский ассоциативный словарь: русский, белорусский, болгарский, украинский / Н.В. Уфимцева, Г.А. Черкасова, Ю.Н. Караулов, Е.Ф. Тарасов. М.: Ин-т языкознания РАН, 2004. - 792 с.

235. Смирнов А.А. Взаимоотношение образа и слова в развитии памяти // Смирнов А.А. Избранные психологические труды: В.2 т. -М.: Педагогика, 1987. Т. 1. - С. 186-203 .

236. Соколова Т.В. Ассоциации ребенка. Часть 1. - Модель до-семантического ассоциирования. - Архангельск: Изд-во Поморского гос. ун-та им. Ломоносова, 1997. - 165 с.

237. Соколова Т.В. Ассоциативный тезаурус ребенка 3-6 лет: Авто-реф. дис. д-ра филол. наук. -М., 1999. 65 с.

238. Солганик Г.Я. Значение слова и представление // Семантика слова и синтаксические конструкции. Воронеж: Воронежск. гос. ун-т, 1987.-С. 6-15.

239. Соловьева Н.В. Проблемы психолингвистического исследования предметного значения // Психолингвистические исследования: звук, слово, текст. Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1987. - С. 6-15.

240. Соловьева Н.В. Изучение ассоциативных полей ряда русских глаголов // Психолингвистические исследования значения слова и понимания текста. Калинин: Калинин, гос. ун-т. - 1988. - С. 27-42.

241. Соловьева Н.В. Место предметного компонента в психологической структуре значения глагола. Дис. . канд. филол. наук. Калинин, 1989.- 195 с.

242. Солсо Р.Л. Когнитивная психология. Пер. с англ. - М.: Три-вола, 1996.-600 с.

243. Сорокин Ю.А. Концепт методологическая категория? // Языковое бытие человека и этноса: психолигвистический и когнитивный аспекты. - Вып. V / Под ред. В.А. Пищальниковой. - М: МГЭИ. -2002.-С. 131-137.

244. Спивак Д.Л. Язык в условиях измененных состояний сознания // Вопросы языкознания. 1983. - № 5. - С. 43-49.

245. Спивак Д.Л. Лингвистика измененных состояний сознания: проблемы и перспективы // Вопросы языкознания. 1985. - № 1. - С. 50-57.

246. Спивак Д.Jl. Лингвистика измененных состояний сознания. -Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1986. 92 с.

247. Спивак Д.Л. Лингвистика измененных состояний сознания: проблема текста // Вопросы языкознания. 1987. - № 2. - С. 77-84.

248. Спивак Д.Л. Язык при измененных состояниях сознания. Л.: Наука, 1989.-88 с.

249. Спивак Д.Л. Измененные состояния сознания: психология и лингвистика. Спб.: «Издат. Дом Ювента»; Филол. ф-т СПбГУ, 2000.-296 с.

250. Спиркин А.Г. Формирование абстрактного мышления на ранних ступенях развития человечества // Вопросы философии. 1954. -№ 5. - С. 62-76.

251. Старинен B.C., Агабабян К.Г., Недялкова Г.И. Экспериментальное исследование структуры ассоциативных связей // Моделирование в биологии и медицине. Киев, 1968. - Вып. 3. - С. 14-20.

252. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: Школа «Языки русской культуры», 1997 - 824 с.

253. Ступин Л.П. Лексикография английского языка. М.: Высшая школа, 1985. - 168 с.

254. Тарасов Е.Ф. К построению теории речевой коммуникации // Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф., Шахнарович A.M. Теоретические и прикладные проблемы речевого общения. М.: ИЯ АН СССР, 1979. -С. 5-147.

255. Тарасов Е.Ф. Тенденции развития психолингвистики. М.: Наука, 1987.- 168 с.

256. Тарасов Е.Ф. Межкультурное общение новая онтология анализа языкового сознания // Этнокультурная специфика языкового сознания: Сб. статей. - М.: ИЯ РАН, 1996. - С. 139-162.

257. Теоретические основы методики обучения иностранным языкам в средней школе / Под. ред. А.Д. Климентенко, А.А. Миролюбо-ва. М.: Педагогика, 1981. - 456 с.

258. Титов В.Т. Общая квантитативная лексикология романских языков. Монография. Воронеж: Изд-во Воронежского гос. ун-та, 200<2. — 240 с.

259. Титов В.Т. Частотная квантитативная лексикология романских языков. Монография. Воронеж: Изд-во Воронежского гос. ун-та, 2004. - 552 с.

260. Титов В.Т. Принципы квантитативной лексикологии (на примере романских языков): Автореф. . дис. д-ра филол. наук. -Тверь: Твер. гос. ун-т., 2005. 35 с.

261. Тогоева С.И. Психолингвистические проблемы неологии. -Тверь: Твер. гос. ун-т, 2000. 155 с.

262. Трошина Н.Н., Кюн П. Основной лексический состав немецкого языка: Дефиниции и систематизация // РЖ Общественные науки за рубежом. Серия 6. - Языкознание. - 1980. - № 4. - С. 186-192.

263. Ульманн С. Семантические универсалии // Новое в лингвистике- М.: Прогресс, 1970. Вып. V (Языковые универсалии). - С. 250-299.

264. Уфимцева Н.В. Русские: опыт еще одного самопознания // Этнокультурная специфика языкового сознания. Сб. статей / Отв. ред. Н.В. Уфимцева. -М.: ИЯ РАН, 1996. С. 139-162.

265. Уфимцева Н.В. Этнический характер, образ себя и языковое сознание русских // Языковое сознание: формирование и функционирование. Сб. статей. -М.: ИЯ РАН, 1998. С.135-169.

266. Уфимцева Н.В. Языковое сознание и образ мира славян // Языковое сознание и образ мира: Сб. статей. М.: ИЯ РАН, 2000. - С. 207-219.

267. Уфимцева Н.В. Языковое сознание: этнопсихолингвистическая парадигма исследований // Методология современной психолингвистики. М.; Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2003. - С. 162-174.

268. Уфимцева Н.В. Предисловие // Славянский ассоциативный словарь: русский, белорусский, болгарский, украинский / Н.В. Уфимцева, Г.А. Черкасова, Ю.Н. Караулов, Е.Ф. Тарасов. М.: ИЯ РАН, 2004.-С. 3-9.

269. Уфимцева Н.В., Стернин И.А., Эккерт X., Милехина В.И., Топорова В.М. Ассоциативные нормы русского и немецкого языков. -Москва-Воронеж: «Истоки», 2004. 130 с.

270. Ухтомский А.А. Избранные труды. Л.: Наука, 1978. 358 с.

271. Ушакова Т.Н. Функциональные структуры второй сигнальной системы. М.: Наука, 1979. - 248 с.

272. Ушакова Т.Н. Речь как когнитивный процесс и как средство общения // Когнитивная психология. -М.: Наука, 1986. С. 131-143.

273. Ушакова Т.Н. Детская речь ее истоки и первые шаги в развитии // Психологический журнал, 1999. - Т. 20 - № 3. - С. 59-69.

274. Урысон Е.В. Языковая картина мира vs обиходные представления (модель восприятия в русском языке) // Вопросы языкознания, 1998.- №2.-С. 3-22.

275. Филлмор Ч. Дж. Об организации семантической информации в словаре // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Изд-во «Прогресс», 1983-Вып. 24. Проблемы и методы лексикографии - С.23-60.

276. Фрумкина P.M. Статистические методы изучения лексики. -М.: Наука, 1964.- 116 с.

277. Фрумкина P.M. Психолингвистика: Учебник. М.: Изд. центр «Академия», 2001. - 320 с.

278. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. М.: Прогресс, 1977.-488 с.

279. Хелимский Е. От лета 974-го // Знание сила. - 1974. - № 2. -С. 48-51.

280. Хойер Г. Лексикостатистика (критический обзор) // Зарубежная лингвистика: Пер. с англ. / Общ. ред. В.А. Звягинцева и Н.С. Че-моданова. М.: Издательская группа «Прогресс», 1999. - С. 37-56.

281. Холодная М.А. Психология интеллекта. Парадоксы исследования. СПб: Питер, 2002. - 272 с.

282. Хофман И. Активная память. М.: Прогресс, 1986. - 310 с.

283. Цейтлин С.Н. Язык и ребенок: Лингвистика детской речи: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2000. - 240 с.

284. Частотный словарь русского языка / Под ред. Засориной. М.: «Русский язык», 1977. 936 с.

285. Чейф У. Значение и структура языка. М.: Прогресс, 1975. -159 с.

286. Черниговская Т.В., Деглин В.Л. Гетерогенность языкового сознания в свете функциональной асимметрии мозга // Тезисы IX Всесоюзного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. М.: ИЯ АН СССР, 1988. - С. 189-190.

287. Чуковский К.И. От двух до пяти. Издание исправленное М.: Советский писатель, 1955. - 234 с.

288. Шатилов С.Ф. Методика обучения немецкому языку в средней школе. М.: Просвещение, 1986. - 222 с.

289. Шафиков С.Г. Языковые универсалии и проблемы лексической семантики. Уфа: Изд-во Башкирск. ун-та, 1998. - 251 с.

290. Шафиков С.Г. Семантические универсалии в лексике. Уфа: Изд-во Башкирского ун-та. - 1996. - 196 с.

291. Шахнарович A.M. Психолингвистические проблемы овладения общением в онтогенезе // Теоретические и прикладные проблемы речевого общения. М.: Наука, 1979. - С. 148-253.

292. Шахнарович A.M. Исследование синтаксиса детской речи и идея Л.С. Выготского о семантическом синтаксировании // Научное творчество Л.С. Выготского и современная психология. М.: Изд-во АПН СССР, 1981.-С. 166-279.

293. Шахнарович A.M. Семантический компонент языковой способности // Психолингвистические проблемы семантики. М.: Наука, 1983.-С. 181-279.

294. Шаховский В.И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка. Воронеж: Изд-во Воронежского гос. ун-та, 1987.- 192 с.

295. Шведова Н.Ю. Теоретические результаты, полученные в работе над «Русским семантическим словарем» // Вопросы языкознания -1999.-№ 1.- С. 3-15.

296. Швец В.М. О метаязыковой деятельности в раннем возрасте // Психолингвистика и проблемы детской речи 2000: Материалы Российской научной конференции - Череповец: Череп, гос. ун-т, 2000. -С. 101-103.

297. Шмелев А.Г. Введение в экспериментальную психосемантику: Теоретико-методологические основания и психодиагностические возможности. М.: Изд-во МГУ, 1983. - 157 с.

298. Шрейдер Ю.А. Гуманитаризация знания и управление информационной средой // Вестн. АН СССР, 1978. № 9. - С. 85-95.

299. Шумова Н.С. Абстрактная лексика в английских переводах с латыни // Психолингвистические проблемы семантики и понимания текста. Калинин: Калинин, гос. ун-т., 1986. - С. 161-166.

300. Ыйм Х.Я. Семантика и теория понимания языка. Анализ лексики и текстов директивного общения эстонского языка: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Тарту, 1983. - 32 с.

301. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию / Перев. с итал. В.Г. Резник и А.Г Погоняйло. СПб.: «Симпозиум», 2004. - 544 с.

302. Эльконин Б.Д. Психология развития: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. М.: Издательский центр «Академия», 2001. -144 с.

303. Эльконин Д.Б. Избранные психологические труды. М.: Педагогика, 1989.-560 с.

304. Энциклопедия мифологии М.: Олма-Пресс Образование, 2002.-302 с.

305. Якобсон P.O. Избранные работы: Пер. с англ., нем., фр. яз. / Сост. и общ. ред. В.А. Звегинцева. М.:. Прогресс, 1985. - 455 с.

306. Янко-Триницкая Н.А. О границах основного словарного фонда в словарном составе языка // Вопросы языкознания. 1953. - № 6. -С. 129-140.

307. Aitchison J. Word in the mind: An introduction to the mental lexicon. 3-d ed. Maiden MA; Oxford UK: Melbourne etc: Blackwell Publishing, 2003.-314 p.

308. Anderson R.C., Shiffrin L. The Meaning of Words in Context // Theoretical Issues in Reading Comprehension: Prospective from Psychology, Linguistics, Artificial Intelligence and Education. New Jersey, 1980.-P. 331-349.

309. Armstrong C.M., Piper J.R.I. The Structuring of an Associative Empirical Thesaurus of English. Paper Presented at the International Conference on Computer and the Humanities. Minnesota, 1973. - 21 p.

310. Bloom L. The transition from infancy to language. Acquiring the power of expression New York: Cambridge Univ. Press, 1993. - 350 p.

311. Brown R. A first language. The early stages. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1973. - 437 p.

312. Carroll D.W. Psychology of language. 2nd ed. - Pacific Grove. CA: Brooks/Cole, 1994.

313. Carroll J.B., White M.N. Word frequency and age of acquisition as determiners of picture-naming latency // Quarterly Journal of Experimental Psychology, 1973. № 25. - P. 85-95.

314. Crystal D. The Cambridge Encyclopedia of the English Language. London; New York: Cambridge Univ. Press, 2000. - 489 p.

315. Damasio A. Descartes' error: Emotion, reason, and the human brain. New York: Avon Books, 1995. - 313 p.

316. Damasio A. The feeling of what happens: Body and emotion in the making of consciousness. New York, etc.: Harcourt Brace & Co, 1999. -386 p.

317. Damasio A. Looking for Spinoza: Joy, sorrow, and the feeling brain. Orlando, Austin, New York etc.: Harcourt, Inc., 2003. - 356 p.

318. Eiser J. Richard. Attitudes, chaos and connectionist mind. Cambridge, Mass.: Blackwell Publishers, 1994. - 252 p.

319. Ellis R. Understanding Second Language Acquisition. Oxford Univ. Press, 1987.-327 p.

320. Fries С. Teaching and Learning English as a Foreign Language. -Ann Arbour: The Univ. of Michigan Press. 1964. - 153 p.

321. Gilhooly K. J., Logie R.H. Age-of-Acquisition, Imagery, Concrete-ness and Ambiguity for 1944 words // Behaviour Research Methods and Instrumentation. 1980. - Vol. 12 (4). - P. 395-427.

322. Hallig R., Wartburg W. von Begriffsaysten als Grundlage fur die Lexicographie. 2 Auflage. Berlin, 1963.

323. Handke J. Mental and machine readable lexicons: What can machine learn from the mind // Current approaches to the lexicon: Selection of papers presented at the 18th LAUD Symposium, Duisburg, March 1993. Frankfurt am Main, 1995. Pp. 274-299.

324. Hardy C. Networks of meaning: A bridge between mind and matter. Westport, Connecticut; London; Praeger, 1998. - 217 p.

325. Horn E. The Commonest Words in the Spoken Vocabulary of Children up to and Including Six Years of Age // National Society for Study of Education. Twenty-Fourth Year Book, Part. Chicago, Illinois: Univ. of Chicago, 1925.-P. 186-193.

326. Hymes D. H. Lexicostatistics so far // Current Anthropology. -1960.-Vol. l.-P. 3-44.

327. Jespersen 0. Growth and Structure of the English Language. Oxford, 1945.

328. Jones R.M. System in Child Language. Cardiff: Univ. of Wales Press, 1970.-265 p.

329. Kent G., Rosanoff A. A Study of Association in Insanity. // American Journal of Insanity. 1910. - № 67. - P. 37-96.

330. KissG.R. A Computer Model for Certain Classes of Verbal Behavior // Proceedings of the International Joint Conference on Artificial Intelligence. Washington D.C., May 1969a. - P. 703-714.

331. Kiss G.R. Steps towards a model of word selection // Machine Intelligence № 4. Edinburgh, 1969b.

332. Kiss G.R., Armstrong C., Milroy R. The Associative Thesaurus of English. Edinburgh: Univ. of Edinb., MRC Speech and Communication Unit, 1972.- 1539 p.

333. Kiss G.R. Armstrong C., Milroy R. An Introduction to the Microfilm Version of Associative Thesaurus. Edinburgh: Univ. of Edinb., 1973a.

334. Kiss G.R., Armstrong C., Milroy R., Piper J. An Associative Thesaurus of English and its Computer Analysis // The Computer and Literary Studies. Edinburgh. - 1973b. - P. 153-165.

335. Mackey W. F. Language Teaching Analysis. Bristol: Western Printing Services Ltd., 1966. - 554 p.

336. Mervis G.B. Category structure and the development categorization // Theoretical issues in reading comprehension / Ed. By R.G. Spiro, B.C. Bruce, W.F. Brewer. Hillsdale, 1980. - P. 279- 308.

337. Miller G. A. Language and Communication. New York; Toronto; London. - 1963.-288 p.

338. Ogden C.K.Basic English.-London- 1930.

339. Ogden C.K. Basic English. London: Kegan Paul, Trench and Trubner, 1954.

340. Palmer H. Interim Report on Vocabulary selection. London. -1936.-89 p.

341. Paivio A., Juille J.C., Madigan S.A. Concreteness, Imagery and Meaningfulness: Values for 953 Nouns // Journal of Exp. Psychology. Monograph Supplement. 1968. - Vol. 76, № 1, Part 2. - P. 1-25.

342. Rips L.S., Shoben E. J., Smith E.E. Semantic Distance and the Verification of Semantic Relations // Journal Of Verbal Learning and Verbal Behavior. 1973. - Vol. 12. - P. 1-20.

343. Rosh E. Internal structure of Categories // Cognition Development and the Acquisition of Language. New York; London, 1973. - P. 112144.

344. Rosh E. Linguistic Relativity // Human Communication: Theoretical Explorations. New York, 1974. - P. 95-121.

345. Rosh E. Cognitive Representation of Semantic Categories // Journal of Experimental Psychology. Geneve, 1975. - Vol. 104. - P. 192-233.

346. Rosh E. Principles of Categorization // Cognition And Categorization. New York. - 1979. - P. 28-49.

347. Russell W.A., Jenkins J.J. The Complete Minnesota Norms for Responses to 100 Words from the Kent-Rosanoff Word Association Test, Minneapolis. 1954.

348. Swadesh M. Towards Greater Accuracy in Lexico-Statistic Dating // International Journal of American Linguistics. 1955. - Vol. 21. - P. 133-137.

349. Thorndike E.L., Lorge I. The Teacher's Word Book of 30 000 words. New York: Columbia Univ. Press, 1944.

350. University Roget's Thesaurus of Synonyms and Antonyms. Univ. Books; London. - 1972. - 428 p.

351. Toglia M.P., Battig W.F. Handbook of Semantic Word Norms. -Hillsdale; New Jersey: Erlbaum Association, 1978. 159 p.

352. West M. Definition Vocabulary. Toronto: Toronto U.P., 1935.

353. Zipf G.K. The Meaning-Frequency Relationship of Words // The Journal of General Psychology. 1945. - № 33. - P. 251-256.

354. Bible 120 clever 124 English 115 horror 1001113 meal 107 please 146 silver 101idea 124 mean 105 politics 114 sin 109illness 144 medicine 125 post 127 smile 113

355. John 123 moon 114 pretty 101 soap 115joke 112 mountain 131 prison 128 society 128joy 147 move 108 problem 114 soldier 133

356. КОЛИЧЕСТВЕННЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ ПАРАМЕТРОВ ВОЗРАСТА УСВОЕНИЯ (ОАО), КОНКРЕТНОСТИ (С) И ОБРАЗНОСТИ (I) 137 СЛОВ ЯДРА ЛЕКСИКОНА НОСИТЕЛЯ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА (по данным Д. Джилхули и Р. Логи)1.й слой ядра лексикона.

357. ПЕРЕЧЕНЬ СЛОВ ЯДРА ЛЕКСИКОНА НОСИТЕЛЯ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА ПО КОНЦЕПТУАЛЬНЫМ ГРУППАМ1. ЧЕЛОВЕК

358. Человек как живое существо1. Названия лиц baby female I peopleboy friend John personbrother friends King queenchild fool lady soldierchildren girl man teachercrowd girls me whodoctor group men wifefather him mother youyouth

359. I. Человек как мыслящее существо

360. Работа, предметы и явления, связанные с жизнедеятельностью человекаact cut restaction dance rugbyball do shipballs engine shipsbeat football shopboat game stickbox machine sportbreak make tiredbus money traincar paint wheelcards paper workcricket race

361. Государственные службы и учрежденияbank police bar post club power court prison law pub office society party television

362. Политические отношения, война и мирarmy gun politicsfight kill soldierfreedom peace war

363. Человек в населённом пунктеcity farm square waycountry road town

364. V. Человек и окружающий мир

365. Поверхность земли, географические объекты1. America foreign place1. American Prance river1. English French rockfield London top

366. ЦЕНТР ЯДРА (ПЕРВЫЕ 75 СЛОВ) МЕНТАЛЬНОГО ЛЕКСИКОНА НОСИТЕЛЯ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА (ПО ДАННЫМ AT)

367. ЯДРО РУССКОГО ЯЗЫКОВОГО СОЗНАНИЯ (ПОДАННЫМ РАС)

368. ЯДРО (ПЕРВЫЕ 30 СЛОВ) ЯЗЫКОВОГО СОЗНАНИЯ СЛАВЯНСКОГО ЭТНОСА: РУССКИЙ, БЕЛОРУССКИЙ, БОЛГАРСКИЙ, УКРАИНСКИЙ1. ПО ДАННЫМ САС)

369. Русские Белорусы Болгары Украинцы

370. ЯДРО ВНУТРЕННЕГО ЛЕКСИКОНА РЕБЕНКА (ОТ 6 ДО 10 ЛЕТ) ПО ДАННЫМ «ЛЕКСИКОНА МЛАДШЕГО ШКОЛЬНИКА» (ОВЧИННИКОВА и др. 2000)