автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.22
диссертация на тему: Язык бурятских летописных текстов XIX – нач. XX вв.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Язык бурятских летописных текстов XIX – нач. XX вв."

На правах рукописи

е/^Ц?

БАДМАЕВА Лариса Батоевна

ЯЗЫК БУРЯТСКИХ ЛЕТОПИСНЫХ ТЕКСТОВ Х1Х-нач. XX вв.: ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

специальность 10.02.22 — языки народов зарубежных стран Европы, Азии, Африки, аборигенов Америки и Австралии (монгольские языки)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

1 э дпр гш

«иг>019501

Улан-Удэ 2012

005019501

Работа выполнена в Федеральном государственном бюджетном учрежд! нии науки Институте монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирск< го отделения Российской академии наук

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Шагдаров Лубсан Доржиевич Официальные оппоненты: Пюрбеев Григорий Церенович

доктор филологических наук, профессор, Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт языкознания Российской академии наук, главный научный сотрудник Рассадин Валентин Иванович доктор филологических наук, профессор, Научный центр монголоведных и алтаистических исследований ФГБОУ ВПО «Калмыцкий государственный университет» директор

Дашинимаева Полина Пурбуевна

доктор филологических наук, доцент, ФГБОУ ВПО «Бурятский государственный университет»,

декан восточного факультета

Ведущая организация: ФГБОУ ВПО «Калмыцкий государственный

университет»

Защита состоится 03 мая 2012 г. в 13 часов на заседании диссертационнс го совета Д 003.027.02 при Федеральном государственном бюджетном учрс ждении науки Институте монголоведения, буддологии и тибетологии Сиби{ ского отделения Российской академии наук по адресу: 670047, Республик Бурятия, г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6

С диссертацией можно ознакомиться в Центральной научной библиотек Федерального государственного бюджетного учреждения науки Бурятског научного центра Сибирского отделения Российской академии наук по адрес} 670047, Республика Бурятия, г. Улан-Уда, ул. Сахьяновой, 6

Автореферат разослан « 01» апреля 2012 г.

Ученый секретарь '

диссертационного совета Цыбикова Бадма-Ханда Бадмадоржиевна

Актуальность темы исследования. Летопись - один из своеобразных и оригинальных жанров письменного наследия бурятского народа. Комплексное изучение языка бурятских летописных текстов не было предметом специального монографического исследования, но данная проблема чрезвычайно важна для полного представления о бурятской летописи как органичной части письменной культуры бурят. Изменения, происходящие в монголоведении в последние десятилетия, обусловленные стремлением понять место монгольской словесности в мировом литературном процессе, требуют рассмотрения особенностей становления и развития отдельных форм и жанров, их роли в формировании письменной традиции монголов.

История письменности и книжной культуры монголоязычных народов, в том числе бурят, имеет многовековые традиции. В ходе исторического развития письменной культуры монгольских народов были выработаны разнообразные жанры литературы на старописьменном монгольском языке. Старописьменный монгольский язык был общемонгольским письменным языком и являлся средством культурного общения всех монгольских племен. Среди памятников этой письменности летописи занимают исключительно важное место. Они, являясь наиболее крупными светскими произведениями, представляют собой не только ценные источники исторической и культурологической информации, но и важнейшее национальное достояние бурят. С литературно-художественной точки зрения, в летописях отразились не только историко-летописный жанр, но и другие письменные и устные, повествовательные и фольклорные жанры старописьменного монгольского языка.

Старописьменный монгольский язык выступал для монгольских языков в качестве своеобразной средневековой латыни, вобравшей в себя основные черты единого монгольского языка древности. Единство территориального и культурного ареала расселения монгольских народов и племен дает основание предполагать, что монгольская письменность получила распространение среди северных монгольских племен, в том числе бурят, ещё в раннем средневековье. В БЭС «Языкознание» указано, что монгольские языки являются результатом развития диалектов некогда единого (до ХУ1-ХУ11 вв.) монгольского языка, которые делятся на основные (собственно монгольский, бурятский, калмыцкий языки) и маргинальные: мо-гольский (в Афганистане), дагурский (в Северо-Восточном Китае), монтерский, дунсянский, баоаньский и шира-югурский (в кит. провинциях Ганьсу и Цинхай); для основных монгольских языков с XIII в. до начала XX в. (для калмыцкого - до середины XVII в.) упогреблялся единый старописьменный монгольский язык, которым продолжают пользоваться во Внутренней Монголии КНР [БЭС 1998, с. 306]. Китайскими монголоведами открыт и

описан еще один ранее неизвестный монгольский язык кандзя (ка§$а) ^¡фпсИаокеШ 1999].

Собственно бурятские сочинения на старомонгольской письменности стали появляться в XVIII в. в связи с консолидацией бурят в самостоятельную народность. Бурятские летописи, созданные в ХУШ-Х1Х вв., содержат богатый, уникальный лингвистический материал. На современном этапе лингвистическое источниковедение представляется одним из самых перспективных направлений монголоведения, поскольку дошедшие до нашего времени письменные памятники и их разностороннее изучение дают ценные сведения для разработки вопросов истории формирования языка, его исторической диалектологии, а также истории этноса.

Принятый в 1992 г. «Закон о языках народов Республики Бурятия» предписывает не только широкое практическое изучение современного бурятского языка, но и развертывание исследований по истории его развития, в том числе и письменных памятников на старомонгольском языке. Этим определяется актуальность данной работы.

Объект исследования - бурятские летописные тексты Х1Х-нач. XX вв.

Предмет исследования — языковые особенности и средства текстовой организации летописных текстов хоринских, баргузинских, селенгин-ских и шэнэхэнских бурят на старомонгольской письменности; статус языка бурятских исторических хроник как идиома.

Цель настоящей работы - выявление лексических, морфологических и синтаксических особенностей языка бурятских летописных текстов с позиций выделения языковых элементов, организующих летописный текст.

Исходя из заявленной цели, в работе ставится ряд взаимообусловленных задач:

- доказать, что основной речевой единицей летописей является текст - объединенная смысловой связью последовательность языковых единиц, основным свойством которой являются связность и цельность;

- установить, что связность и цельность летописного текста обеспечиваются средствами языковой системы всех уровней: лексического, морфологического и синтаксического;

- на основе типологического анализа летописного текста выделить ведущие типы речи: описание, повествование и рассуждение;

- выявить идентичность летописного текста;

- обосновать положение о том, что в летописных текстах реализуется повествование не о вымышленных, а реальных людях и событиях; выявить особенности перевода бурятских летописей на русский и современный бурятский язык с позиции лингвистики текста.

Методологической основой диссертационного исследования послужили работы в области лингвистики текста Н.Д. Арутюновой, Г.Д. Ахметовой, Р. Барта, Н.С. Валгиной, ИР. Гальперина, СМ. Гиндина КХА. Левицкого, БА. Масло-

ва, О.И. Москальской, ОА. Нечаевой, Т.М. Николаевой, НА. Николиной, ЕА. Ре-феровской, И.П. Севбо, Г Л Солганика, АА. Чувакина, В.М. Хамагановой и др., изучающие особенности структуры текста, его грамматические категории, их взаимодействие, а также труды по монгольским языкам А. Бобровникова, Б Я. Владимирцова, Г.Д. Санжеева, ТА. Бергагаева, H.H. Поппе, ДА. Алексеева, Д.Д. Амоголонова, Ц.Б. Цьщеццамбаева, ИД. Бураева, JI.B. Шулуновой, ЦД. Цы-дыпова, АА. Дарбеевой, BJC. Тодаевой, А Г. Митрошкиной, ГД. Пюрбеева, Д.Д. Доржиева, Л.Д. Шагдарова, В.И. Рассадина, МН. Орловской, Б. Пурэв-Очира, ДА. Сусеевой, Е.К. Скрибник, СМ Трофимовой, АД Цендиной, Н.С. Яхонтовой, Д.Д. Санжиной, ГА. Дырхеевой, ВМ Егодуровой, Е.О. Хундаевой и др.

Методы исследования основываются на общих принципах современных лингвистических исследований (прежде всего интегральность и экс-плицитность описания, сочетание функционально-семантического, структурного, когнитивного подходов). Ведущими явились методы описательно-аналитический, который применялся при непосредственном наблюдении над лексиконом летописей, сопоставительно-типологический - при выявлении общего и особенного в языке сопоставляемых текстов летописей, сравнительно-исторический - при сравнении старописьменных примеров с современными аналогами, а также методы этнолингвистического историко-этимологического анализа.

Степень изученности темы. В настоящее время все более утверждается мысль, что текст является основной формой человеческого общения. На первом этапе своего развития, в 60-х гг. XX в. лингвистика текста изучала этот феномен в основном как объект синтаксиса. В последних исследованиях коммуникативной лингвистики основной единицей не только речи, но и языка признается текст. Текст синтезирует языковые и речевые единицы всех уровней, объединяет в себе языковые сущности и речевые свойства. Он - одновременно единица языка и произведение речи. Языковые единицы, обслуживающие те или иные уровни языка, в процессе коммуникации, участвуя в построении текста, приобретают новые свойства, функции и становятся элементами текста, или же они выражаются по-другому. Например, в старомонгольском языке понятие «столица» выражалось словами neyislel, tob qota, а в бурятских летописях оно

обозначается составным словом ejen-ü qota (букв.) 'город хозяина'.

В языкознании текст - последовательность словесных знаков. Долгое время предложение оставалось самой крупной единицей лингвистического анализа. В то же время было замечено, что имеется много случаев, когда предложение не выражает законченную мысль.

В 60-х гг. XX в. лингвистика текста уделяла преимущественное внимание связности и целостности, правильности построения вербального текста, его понятности, распределению темы и ремы высказывания в со-

ответствии с требованиями актуального членения предложения. Успешному развитию этих исследований способствовали ранние работы A.M. Пешковского, J1.B. Щербы, В.В. Виноградова, В. Матезиуса, Ш. Бал-ли и др., посвященные правилам выбора и актуализации языковых единиц при переходе от языка к речи. В дальнейших работах изучаются сам текст и его структура, категории и составляющие, а также способы построения текста, его художественно-изобразительные средства. Одной из первых работ была статья Н.С. Поспелова [1948]. Затем появились работы И.А. Фигуровского, Г.Я. Солганика, В.А. Кухаренко, JI.M. Лосевой и др. Особенно много работ по проблемам текста было издано в 70-х - 90-х гг. прошлого века. В результате исследований, проведенных в последние десятилетия, выделились три самостоятельные научные дисциплины: общая теория текста (И.Р. Гальперин и др.), грамматика текста (О.И. Москальская и др.), стилистика текста (И.Р. Арнольд, В.В. Одинцов и др.).

В лингвистике текста выработаны следующие основные принципы его анализа: принцип историзма (учет эпохи, в которую написано произведение), принцип уровневого подхода к анализу текста (т. е. морфологических, лексико-фразеологических, синтаксических и стилистических особенностей текста); принцип учета общеязыкового, общежанрового в тексте и индивидуального и т. д.

В бурятоведении, да и в монголоведении в целом проблема изучения текста является новой, совершенно неразработанной темой.

Материалом для исследования послужили опубликованные H.H. Поппе, А.И. Востриковым, В.А. Казакевичем летописи Т. Тобоева (1863), В. Юмсунова (1875), Ш.-Н. Хобитуева (1887), Д.-Ж. Ломбоцэрэ-нова (1868), Ц.-Ж. Сахарова (1887). Привлечены «Qori buriyad-un quriyangyui teüke» - 'Анонимная хоринская летопись' (1903), а также «Buriyad-mongyul-un tobci teüke» - 'Краткая история бурят-монголов', написанная Бодонгут Абидой (1983).

Научная новизна диссертации состоит в том, что в бурятоведении впервые на монографическом уровне предпринято лингвоисточниковед-ческое исследование языка летописных текстов бурят с позиции лингвистики текста. В диссертации предлагаются новые теоретические принципы исследования и описания особенностей бурятских летописных текстов, разработана новая научная идея о текстовой организации старомонгольских текстов. В результате исследования выявлены лексические и морфологические особенности летописных памятников; определена основная синтаксическая единица текстов летописей, введен новый термин «сложный синтаксический комплекс» (ССК) - полипредикативная конструкция с финитным сказуемым. В диссертации впервые введены в научный оборот

языковые материалы летописных текстов «<Зоп Ьипуас1-ип quriyangyui геике» - 'Анонимная хоринская летопись', Бодонгут Абиды «Випуас1-шоп-gyul-un 1оЬс1 1еикё» - 'Краткая история бурят-монголов'; впервые изучены и описаны модели ССК старомонгольского текста; раскрыты функции причастий и деепричастий с аффиксами личного и субъектного притяжания в качестве когезивных средств, которые связывают между собой инфинит-ные единицы внутри ССК и представляют собой уникальные языковые средства когезии в старописьменных текстах бурят, шире - в текстах монгольских языков.

Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что изучение текста и его единиц имеет большое теоретическое значение в монголоведении для дальнейших исследований старописьменных монгольских текстов. Результаты исследования вносят существенный вклад в расширение представлений об уровне письменной культуры бурят эпохи ХУШ-Х1Х вв., о сложении традиций бурятского летописания, о периодизации функционирования бурятского извода старописьменного монгольского языка (ХУП-нач. XX вв.). Значимость исследования текстовой организации старописьменных памятников возрастает в связи с необходимостью разработки современного дискурса. Системный анализ морфологических, лексических, синтаксических особенностей письменных памятников значительно расширяет представление о формировании бурятского литературного языка и его истоках. Полученные результаты могут послужить основой для определения общих закономерностей развития морфологии, лексикологии и синтаксиса монгольских языков. Работа вносит определенный вклад в разработку проблем лингвистики текста на материале монгольских языков.

Практическая значимость работы определяется целесообразностью использования результатов исследования при изучении старомонгольских текстов (приемы транслитерации, перевода трудных слов и выражений, связных текстов); при изучении истории бурятского литературного языка, составлении исторической грамматики, лексикологии монгольских языков, а также при подготовке учебных пособий по старописьменному монгольскому языку, антологий по истории бурятской литературы ХУШ-ХГХ вв., истории книги Бурятии и разработке спецкурсов по лингвистике текста. Выработанные теоретические положения могут найти применение в теории и практике преподавания современного бурятского языка, что очень актуально на современном этапе в связи с включением бурятского языка в «Красную книгу языков, находящихся под угрозой исчезновения: северовосточная Азия»1.

1 Cm.: Juha Janhunen. Endagered Languages: Northeast Asia: report // UNESCO Red Book on Endangered Languages. P. 25-30.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. Летописи - тексты традиционной культуры бурят, являющиеся важнейшим национальным достоянием этноса. Текст - это языковая система, отражающая внешнюю объективацию субъективного мира. Адекватное понимание субъективного мира возможно только через интерпретацию текста. Летописные тексты выступают как носители культурной традиции бурят.

2. Языковой фонд бурятских летописей отражает общемонгольский старописьменный монгольский язык, в котором выделяются лексико-семантические, грамматические особенности, обусловленные влиянием бурятского народно-разговорного и русского языков. Термины, относящиеся к институту управления, титулатура, используемые в бурятских летописях, отличаются от монгольских летописей. Своеобразием бурятских летописей является наличие большого пласта русских заимствований. Вместе с тем языковые и речевые особенности бурятских летописей, под воздействием народно-разговорного языка, не дают оснований для утверждения о наличии самостоятельного старописьменного бурятского языка, ибо в рассматриваемых источниках система старописьменного монгольского языка не претерпела коренных изменений.

3.В бурятских летописях представлены все морфологические категории, имеющиеся в классическом монгольском языке. Кроме формантов множественного числа старописьменного монгольского языка, в них представлен ряд дополнительных показателей: -lid, -mad, -siyul, свидетельствующий о заметном сдвиге в употреблении показателей множественности в сторону разговорного бурятского языка.

4. Характерной особенностью синтаксиса бурятских летописей является наличие длинных конструкций, больших, чем сложное предложение. Синтаксические конструкции бурятских летописей близки к СФЕ или ССЦ. Эти конструкции состоят не из самостоятельных законченных предложений, а из зависимых предикативных единиц с одним финитным сказуемым, которое придает им формальную завершенность.

5. Единицей текста бурятских летописей является сложный синтаксический комплекс (ССК) с монофинитным синтаксическим механизмом построения, представляющий тематическое, смысловое и грамматическое единство тесно связанных между собой нескольких предложений летописного текста.

6. Языковой фон бурятских летописных текстов представляет собой промежуточный письменный вариант между классическим монгольским письменным языком и разговорной формой бурятского языка. Статус данного извода вслед за С. А. Крыловым [2004, с. 277] определяется как бурятский извод старописьменного монгольского языка, который охватывал период с XVII-нач. XX вв.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании отдела языкознания ФГБУН Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН. Основные выводы и результаты диссертационного исследования отражены в монографиях «Язык бурятских летописей» (Улан-Удэ, 2005, 12,6 п.л.), «Летопись Вандана Юмсунова — памятник письменной культуры бурят XIX в.» (Улан-Удэ, 2007, 23 п.л.), «Языковое пространство бурятского летописного текста» (Улан-Удэ, 2012, 17,2 п.л.), а также ряде научных статей по проблеме диссертационного исследования. Апробация представлена публикациями общим объемом 103,35 п.л. Из них 12 статей общим объемом 6,3 п.л. опубликованы в рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК Минобразования и науки РФ.

Материалы исследования использованы при разработке спецкурсов «Старописьменный монгольский язык», «Памятники книжной культуры монгольских народов» для студентов библиотечного факультета ВСГАКИ, а также спецкурса «Текст: единицы и категории» для студентов филологического факультета Бурятского государственного университета.

Отдельные вопросы изучения языка бурятских летописей обсуждались на конференциях разного уровня: международном симпозиуме по монго-ловедньм исследованиям (Хухэ-Хото, 2004), международном конгрессе востоковедов (Москва, 2004), международном симпозиуме "International Symposium on Mongolian-Chinese Bilingual Studies & Teaching Symposium Guide" (Пекин, 2005), III международной научной конференции "Язык и культура" (Москва, 2005), IX международном конгрессе монголоведов (Улан-Батор, 2006), международной научной конференции "Историческая лингвистика. Алтаистика. Тюркология" (Москва, 2009), II международной научной конференции "Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты" (Чита, 2009), международной научной конференции "Языки и письменные источники монгольских народов", проведенной в рамках Конвента монголов мира (Улан-Удэ, 2010), международной конференции "The International Conference on Cultural Diversity of Nomads" (Улан-Батор, 2011), X международном конгрессе монголоведов (Улан-Батор, 2011) и получили отражение в опубликованных научных статьях, список которых прилагается.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и библиографии.

Основное содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность темы, характеризуется степень ее изученности, формулируются цели и задачи исследования, излагаются методологические основы диссертации и ее теоретическая и практическая значимость.

В главе I «Бурятские летописи и их авторы, исследователи и публикаторы» представлена характеристика основных бурятских летописей, даны сведения об их авторах, первых исследователях и публикаторах.

1.1. Общая характеристика бурятских летописей. Известно, что монгольская письменная культура берет начало в XIII в. с «Сокровенного сказания монголов» (1240). В дальнейшем традиции фиксирования исторических событий породили обширную летописную литературу. Бурятские летописи не похожи на европейские или русские летописи, даже на собственно монгольские. Бурятские авторы излагают наиболее важные события, хронологически происходившие в жизни тех или иных родов и племен. В отличие от монгольских летописей, для которых больше характерны повествовательные модели фольклора и генеалогический принцип построения текста [Цендина 2004], в бурятских текстах содержится большое количество этнографических, хозяйственных, религиозных сведений.

В настоящее время выявлено около 40 больших и малых летописей, 21 хроника опубликована на современном бурятском языке, 14 летописей переведено на русский язык, на английский - 1 хроника, на старописьменном монгольском языке опубликовано 10 летописей.

В истории изучения данных памятников следует выделить следующие периоды: 1) довоенный (1935-1940), когда учеными Института востоковедения АН СССР H.H. Поппе, В.А. Казакевичем, А.И. Востриковым была осуществлена публикация текстов бурятских хроник на старомонгольской письменности, переводов некоторых из них на русский язык с комментариями; 2) послевоенный (1945-1955), когда на материале опубликованных текстов и переводов бурятских летописей были осуществлены исследования Т.А. Бурдуковой (1945), Д.Д. Доржиева (1955); 3) период 2 пол. XX в. характеризуется выходом в свет фундаментального труда Ц.Б. Цыдендамбаева «Бурятские исторические хроники и родословные» (1972), 4) постсоветский период ознаменован исследованиями и публикациями летописных памятников Д.Д. Доржиева (1992), Л.Б. Бадмаевой (1993), публикациями летописей на современном литературном бурятском языке Ш.Б. Чимитдоржиевым (1992, 1998), Г.Н. Очировой (2001), переизданием переводов летописей на русский язык составителями Ш.Б. Чимитдоржиевым, Ц.П. Ванчиковой, М.В. Аюшеевой (1995,2011).

1.2. Хоринские летописи. Одним из первых письменных памятников бурят является летопись Тугултура Тобоева „Qori kiged ayuyin buriyad-nar-un urida-dayan boluysart anu" ('О том, как в прошлом образовались хоринские и агинские буряты'), написанная в 1863 г. [ЛХБ 1935]. Старомонгольский текст был опубликован Н. Н. Поппе с комментариями и примечаниями в 1935 г. в первом выпуске "Летописей хоринских бурят".

В 1940 г. он осуществил перевод летописи на русский язык. Автор летописи - тайша агинских бурят, представитель восточно-хуацайского рода (подрода тогтор хуацай) Тугултур Тобоев. Текст летописи не разделен на отдельные тематические части.

Труд Вандана Юмсунова „ Qori-yin arban nigen ecige-yin jbn-u uy ijayur-un

tuyujî" ('История происхождения народа одиннадцати хоринских отцов') был написан в 1875 г. [ЛХБ 1935]. Текст летописи на старомонгольской письменности был опубликован H. Н. Поппе в 1935 г. в первом выпуске „Летописей хоринских бурят". В 1940 г. он издал летопись в переводе на русский язык. В хронике Вандана Юмсунова, состоящей из 12 озаглавленных разделов, прослеживается история хори-бурят, начиная с ранних времен до второй половины XIX в. Автор - глава цаганского рода, шуленга Вандан Юмсунов (1823-1883). В хронике В. Юмсунова широко использованы деловые документы, ранее написанные летописные работы, устные легенды и предания бурят. Все это придало его летописи характер научного очерка.

Летопись Шираб-Нимбу Хобитуева „Ros-ип gürün-ü jegün sibiiri-yin do-

tura ar/ci buriyad kemekii yasutan Jon-u terigün yaruysan ba tegün dotura-aca

qori-yin 11 ecige-yin buriyad Jon-u tegüke egürti siirabningbuva qobitu-yin eblegülen bicigsen bolüge" ('История происхождения бурят 11 хоринских родов, входящих в состав бурятской народности Восточной Сибири Российского государства',) написана в 1887 г. [ЛХБ-2 1935]. Автор текста - помощник главного тайши, зайсан галзутского рода хори-бурят Шираб-Нимбо Хо-бшуев. В 1935 г. хроника была опубликована на старомонгольской письменности В. А. Казакевичем во втором выпуске "Летописей хоринских бурят" без примечаний и комментарий. В отличие от текста В. Юмсунова события в нем располагаются в хронологической последовательности. Летопись Ш.-Н. Хобитуева имеет своих продолжателей. Их материалы представляют большой интерес как с точки зрения привлечения фактов, так и отражения собственных взглядов летописцев на историю своего народа.

Имеются неизвестные хроники, в личном архиве Д. 3. Зандановой хранится рукопись анонимной хоринской летописи (АХЛ) „Qori bitriyad-un quriyangyui teüke " ('Краткая история хори-бурят'), доведенной до 1903 г. Эта рукопись представляет собой список ранее неизвестной "Краткой истории хори-бурят". История хоринских бурят изложена в пяти озаглавленных разделах. В целом структура текста анонимной хоринской летописи достаточно логична и последовательна. Повествование ведется в соответствии с историческими событиями, происходившими в жизни хоринских бурят.

1.3. Селенгинские летописи. Летопись Дамби-Жалсана (Юмдылыка)

Ломбоцэрэнова «Selengge-yin mongyul buriyad-im darœ/a tayisa danbi jilean lom-

!

boceren-ü jokiyaysan mongfid buriyad-un teiike bolai» ('История селенгинских монголо-бурят, написанная дарга-тайшой селенгинских монголо-бурят Дамби-Жалцаном Ломбоцэрэновым') (1868). Текст летописи издан H.H. Поппе в 1936 г. [ЛСБ 1936]. Хроника переложена на современный бурягский язык в 1992 г. Ш.Б. Чимитдоржиевым и опубликована в сборнике «Буряадай туухэ бэшэгууд» (1992), затем она была переведена на русский язык в 1995 г. Б.Д. Доржиевым и Ш.Б. Чимитдоржиевым и опубликована в сборнике «Бурятские летописи» (1995,2011).

Селенгинские летописи по языку отличаются от других бурятских летописей. Их язык стоит несколько ближе к монгольскому языку. В лексике Ломбоцыренова употреблены такие монголизмы: darqan tayisa 'тай-

ша\janja-u поуап 'полководец', kelemürci 'переводчик',ßyudaqu 'бежать, обращаться в бегство', emegerkü 'стареть', siidekü 'решаться, принимать решение', kösiglekü в значении 'загораживать, прикрывать', sibege 'крепость, укрепление'; архаичный послелог письменного языка sehe 'вместе, совокупно' - nöküs selte 'вместе с друзьями' и др.

Летопись Д.-Ж. Ломбоцэрэнова является одним из первых источников, где отражены письменные формы заимствованных слов из русского языка в XVIII-XIX вв.: ostoroy < острог, derebing II derebeng II < деревня, kinis < князь, minister 'министр', stüdingte 'студент', yaramata < грамота, qaratopil < картофель, parangeus 'француз', pool 'полк' и др.

1.4. Баргузинские летописи. Наиболее популярными являются летописи

Цыдэб-Жаба Сахарова: "Baryujin-u buriyad-nar-im erete urida dalai-yin qoyin-a-

aca 1740 on baryufin-du onderui sibsing-e-im türütei negiijii iregsen teiike domity bui" ('История перекочевки в Баргузин в 1740 г. баргузинских бурят с севера Байкала под предводительством Ондрея Шибшеева'), доведенная до 1880 г. [Румянцев 1956, с. 027-050], атакже "Летопись баргузинских бурят" (1887).

Долгое время первая летопись считалась анонимной. Ж.С. Сажинов, сличив этот текст с летописью Ц.-Ж. Сахарова (1887), пришел к выводу, что эта летопись также принадлежит перу указанного автора [БЛ 1995, с. 187]. Летопись делимитирована на две части: первая часть - вводная, вторая -собственно летописная часть, где изложение дано в строго хронологическом порядке. Следует подчеркнуть, что выражение мыслей посредством длинных синтаксических конструкций, которые употреблены в хоринских летописях, в баргузинских летописях отсутствует. Это является характерной чертой летописей Ц.-Ж. Сахарова.

Отсутствие в баргузинской летописи сложных синтаксических конструкций, расчлененное выражение мысли обусловили, таким образом, разнообразие сказуемых: употребляются не только глагольные, но и именные, местоименные, наречные.

Вторая хроника "Летопись баргузинских бурят" была написана Ц.-Ж. Сахаровым в 1887 г. Летопись была опубликована вместе с русским переводом в 1935 г. А.И. Востриковым и H.H. Поппе [ЛББ]. В тексте летописи можно выделить две части: 1) представлена прошлая история баргузинских бурят; 2) хронологически последовательно изложены наиболее значительные факты и события из истории Баргузина. Содержание данной летописи перекликается с содержанием предыдущей баргузинской хроники "История перекочевки в Баргузин в 1740 году ..." Касаясь поздней истории края, автор использует материалы предыдущей хроники и хронологически дополняет ее.

1.5. Летописи шэнэхэнских бурят. В отечественной историографии до недавнего времени было принято умалчивать факт эмиграции бурят в Китай в начале XX в., т. к. все темы, связанные с бурятской эмиграцией, попадали в разряд «запрещенных». История эмиграции агинских бурят в Китай в местность Шэнэхэн подробно освещена в книге Бодонгут Абиды (1917-2006) "Buriyad mongyul-m tobci teüke" ('Краткая история бурят-монголов') [БА], изданной во Внутренней Монголии КНР в 1983 г. на старомонгольской письменности.

Как пишет Б. Абида, исход бурят в Шэнэхэн (КНР) был связан с историческими событиями, происходившими в России в начале XX в. Сочинение написано простым доступным языком, не использованы сложные синтаксические конструкции. Сложность могут представить монгольские слова, не употребительные в современном бурятском языке. В целом язык текста Б. Абиды богатый, образный. Лексика текста, в основном, общемонгольская, с вкраплениями русских, китайских, тунгусо-маньчжурских элементов.

Значительным событием в истории изучения и публикации письменного наследия бурят явилось издание в 1999 г. бурятских летописей на старомонгольской письменности во Внутренней Монголии Китая [BTSB].

Язык сочинений бурятских летописцев представляет яркий образец стиля летописей и исторических текстов. Стиль бурятских летописей в целом характеризуется как реалистически-очерковый с элементами жаргонно-высокого, канцелярски-делового и фольклорного стилей. Реалистичность стиля в сочинениях бурятских авторов проявляется в том, что они объективно описывают разные аспекты жизни бурят. По мнению Л.Д. Ша-гдарова, реалистически-очерковый стиль бурятских летописей обусловил их рационализм. В отличие от общемонгольского памятника «Сокровенное сказание монголов» в бурятских летописях не использованы фольклорно-художественные средства, стихотворные тексты, миниатюрные рассказы и новеллы, столь характерные сказанию [1974, с. 63].

Глава II «Летописный текст и его основные характеристики» посвящена рассмотрению особенностей текстовой организации летописных памятников Бурятии на старомонгольской письменности.

Параграф 2.1. «Основные категории текста» посвящен рассмотрению основных параметров феномена «текст». Согласно распространенному определению, "текст - объединенная смысловой связью последовательность знаковых единиц, основными свойствами которой являются связность и цельность" [БЭС 1998, с. 507]. Тексты в узком смысле слова или микротексты представляют собой тематические отрезки текста. Единицами текста считаются: 1) СФЕ (микротекст), 2) целое законченное произведение (макротекст).

При анализе текста лингвисты обычно имеют дело со СФЕ, которые описаны в трудах А.М. Пешковского, Н.С. Поспелова, И.А. Фигуровского, О.И. Москальской, Н.И. Серковой, И.Р. Гальперина, Т.И. Сильман, И.А. Слю-саревой, Е.А. Реферовской, JI.M. Лосевой, З.А. Тураевой, H.A. Николиной и др. СФЕ в свою очередь состоят из двух и более цепочек предложений, структурно-смысловых блоков, объединенных общностью содержания и структуры. При изучении бурятских летописей выделена старомонгольская разновидность СФЕ, а именно - сложный синтаксический комплекс (ССК), полипредикативная конструкция с финитным сказуемым. В бурятском языкознании в качестве родового СФЕ принят термин угуулэл [Цьщьшов 1988; Ша-гдаров 1986]. Предложения в составе СФЕ объединяются разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи.

Одной из важнейших характеристик СФЕ является общность темы предложений, объединенных в нем, т. е. любое СФЕ всегда монотематич-но. Смысловая целостность текста подкрепляется структурным объединением предложений при помощи лексико-грамматических средств. Тематическая и структурная целостность СФЕ предполагает, что каждое последующее предложение продвигает высказывание от известного к новому. Следующим признаком текста является то, что он относится к одному из функциональных стилей литературного языка (художественному, деловому, научно-популярному, публицистическому) и какому-либо функционально-смысловому типу речи - повествованию, описанию и рассуждению.

Представители Новосибирской синтаксической школы [Скрибник 1988] рассматривают категорию притяжания в единстве с категорией абсолютного и относительного (зависимого) лица. Эти показатели ими квалифицируются как аффиксы личного и субъектного притяжания. Тот факт, что значение лица у аффиксов безличного притяжания реализуется лишь при наличии субъекта действия, дало основание новосибирским монголистам использовать термин "субъектное притяжание" вместо термина "безличное притяжа-ние" [Наделяев 1988; Скрибник 1980]. В сочетании с инфинитными глагольными формами притяжательные частицы показывают не принадлежность, а зависимое грамматическое лицо [Скрибник 1980]. В составе СФЕ аффиксы притяжания связывают между собой не слова внутри предложения, а целые предложения в составе СФЕ. Частицы притяжания служат средством связи не только на уровне предложения, но и на уровне СФЕ и в целом текста.

Одним из обязательных признаков текста, как отмечается специалистами, является цельность текста, которая достигается благодаря единой теме и структурному единству. Тема обеспечивает смысловое единство СФЕ. А другой его обязательный признак - структурное единство - состоит в том, что все составляющие СФЕ предложения объединены вокруг обозначенной темы.

Кроме того, неотъемлемым признаком любого текста является его связность, которая выражается в связях между словами, предложениями и частями высказывания, проявляется в сцеплении отдельных членов текста между собой. В результате этого сцепления и образуется формально-смысловое единство, именуемое текстом. Между компонентами текста могут наблюдаться логико-семантические отношения: противопоставление, причина, следствие, вывод. Связь может быть эксплицитной (открыто выраженной, маркированной) и имплицитной (невыраженной, подразумеваемой).

Все, что сказано выше о признаках текста, в полной мере присуще и бурятским летописным текстам. Рассмотрено ССК из летописи В. Юмсунова: 4. (1). degere ögülegsen-ber börtü cinu-a-yin ll-diiki tiy-e-yin yisügei bayatur-tur

1162 on-du öngge Jisíi sayiqan laysin beiges tegülder nigen köbegün törügsen-i

temüjin kernen neridbei:(.)' (2). egünü degüü-ner anu: tabun köbegün nige ökin

bölüge:(.) (3). ene-anu yeke bolju kümüjiküi-degen kümün-ü yabudal-aca ketürkei:

(,) oyun bilig-inu qurca:(,) kücün Joriy-anu yeke aysan-iyar:(,) bide qori-yin ijayur-

un böged: börtü cinu-a-yin-cu ijayur-un Jon ber edüge bayiysan engdeki biden-ü

onong mürin-ü köbege degere ciyulju qamturan kelelceged:(,) yisügei bayatur-un

köbegün temüjin-i öber-ün dumda qayan kernen ergümjilen:(,) tegün-ü medel-dü

degereki ayimay-un yisün qosiyun Jon qamturaju köke mongyul kernen nerejijü 9

köke mongyul-un degere 1188 on-du qayan siregen-e JalaJu:(,) ene anu coytu ocir

pani-yin qubilyan tngri-ece Jayay-a-tai yajar-un esrua kücün-ü kürdün-i ergigülegci

temüjin cutu boyda cinggis qayan kernen aldarsibai:(.)

5. (4). Tere-anu degereki 9 köke mongyul Jon-iyan daqayulan yabuju:(,) kitad töbed terigülen barayun ba: qoyitu Jüg-üd-ün eris-ün 13 qayan orud-i medel-degen abuyad:Q ner-e aldar-anu edüge tuqayilabasu:(,) edüge-yin yirtincü-yin ajiy-a ye-bropu qoyar yajar-tur degürin aldarsiju: tedeger orud-tur yeke erke medel-tei boluysan ajuyu:(.) [ЛХБ 1935, c. 56-57]. 4. 'Родившегося у Исугей батура, в

1 Цифры в скобках указывают порядковый номер предложения в составе СФЕ. Чтобы показать, насколько совпадают проставленные в старомонгольском тексте знаки препинания с тем, как принято в бурятском литературном языке, после знака в скобках дается его современный эквивалент.

11-м поколении от вышеупомянутого Бурту Чоно, в 1162 году сына, преисполненного телесных признаков и внешностью прекрасного, назвали Тэ-муджином. Братьев и сестер моложе его было у него пять юношей и одна девица. Когда он подрос и возмужал, он превысил обычные поступки людские. Ум его был остер, а сила и смелость его велики. Вследствие этого народ нашего хоринского происхождения и ведущий род от Бурту Чоно созвал сборище на берегу нашего нынешнего здешнего Онона, устроил совещание и возвел Тэмуджина, сына Исугей батура, ханом в своей среде. Под его властью объединился народ девяти хошунов вышеупомянутых аймаков и стал называться «синими монголами». Он был возведен на ханский престол над девятью синими монголами в 1188 году и прославился как Тэмуджин, гениальный богдо Чингис-хан, вращающий колесо могущества земного Эсруа, небом предопределенный перерожденец лучезарного Ваджрапани.

5. Он повел за собою свой народ вышеупомянутых девяти синих монголов, подчинил своей власти Китай, Тибет и прочие тринадцать царств героев запада и севера. Слава о нем прогремела примерно повсюду в Азии и Европе нынешнего мира, и он получил большую силу и власть над теми странами' [ЛХБ 1940, с. 44].

Текст состоит из двух частей. В первой части говорится о рождении Тэмуджина, о его братьях и сестре, о его личных достоинствах, благодаря которым он был возведен ханом над объединенными им монгольскими племенами. Во второй части сказано о его внешних завоеваниях и о его всемирной славе. Структура текста состоит из одной полипредикативной конструкции, одного простого предложения, одного ССК и одного СФЕ. Первое (полипредикативное) предложение представляет собой зачин текста. В нем говорится о том, у кого родился герой и кто был его предком, какими признаками обладал герой и как его назвали. Средняя часть текста представлена коротким простым предложением о его братьях и сестре и одним ССК, в котором повествуется о том, каким он стал, когда подрос и возмужал и о том, кто его возвел в ханы и каких монголов он объединил и кем он прославился. В СФЕ (4) описывается о том, кого он повел за собой и какие страны он покорил. В конечной части текста сказано о том, что Чингисхан получил большую силу и власть в покоренных странах, и слава о нем прогремела по всей Евразии.

Основная мысль текста состоит в том, что Чингисхан своими деяниями прославился как гениальный полководец. В тексте усматривается еще одна, прямо не выраженная целеустановка. Она состоит в том, что «мы, хоринский народ» участвовали в выдвижении Темуджина в ханы, входили в состав «синих монголов» - ядро монгольской народности того времени, участвовали во всех делах Чингисхана.

Параграф 2.2. «Летописный текст и вопросы перевода его па современный бурятский и русский язык» посвящен проблеме перевода лето-

писных памятников Бурятии на русский язык. Одной из важных проблем изучения языка летописных сочинений являются вопросы перевода текстов со старомонгольского на русский и современный бурятский языки. По данной проблеме отсутствуют какие-либо изыскания, кроме замечаний Ц.Б. Цыдендамбаева о переводах H.H. Поппе и Г.Н. Румянцева.

H.H. Поппе, безусловно, глубоко вник в тексты бурятских летописей, поэтому переводы бурятских летописей, осуществленные им, являются наиболее полньми, точными, адекватными. В его переводах не допускаются пропуски и опущения, трудные места находят свое отражение в переводе. Для достижения высокого качества перевода необходимо творчески совмещать элементы частного решения проблем перевода на уровне слов и словосочетаний и целого (перевода всей мысли на уровне предложения, сверхфразового единства, всего текста в целом).

В главе III «Лексические особенности бурятских текстов» рассматриваются лексические особенности бурятских летописных текстов. В бурятских летописях рассматриваются одни и те же вопросы, поэтому при их освещении в летописях использована идентичная лексика. В связи с этим лексика рассматривается по идеографическому принципу, т. е. по тематическим группам. Тема «История, традиционная культура и быт бурят XVII-XIX вв.», объединяющая тексты бурятских летописей в единое информационное полотно, делимитирована на ряд последовательно изложенных подтем и субподгем.

В подтеме «Об управлении забайкальских бурят» представлены термины, обозначающие должности в старой административной системе бурят. Выявлены термины управления и делопроизводства, которые велись на старомонгольской письменности в бурятских конторах: bicig-iin üyiledberi 'письменное делопроизводство', qori-yin buriyad-nar-un alban-u kereg 'казенные дела хоринских бурят'. Органы управления бурят обозначались в основном русскими составными терминами: yasasanui iijlba 'ясашная изба\Jmske süd 'земский суд', miirsqui ger 'мирская изба', inorodnui upraba 'инородная управа', stipnui düm-e 'степная дума' и др. Даны названия должностных лиц, обслуживающих степные думы и управы: bicigeci 'писарь', dins ig 'денщик',

qarayulcin 'караульный', trapißniy 'трапезник'.

В подтеме «Тнтулатура» представлены названия различных должностей, чинов, титулов, которые также передавались в основном заимствованными составными терминами; иногда в них основное слово являлось заимствованием из восточных языков, чаще маньчжурским, а атрибутивная часть - русским словом: galavnui tayisa 'главный тайша', tituliirnui sobiitniy

'титулярный советник', sibiiri-yin ese ßysayaydaysan qasay cereg-üd-ün yesa-a-iivl 'есаул сибирского нерегулярного казачьего войска', stipnoi düme-yin

Jasidatil 'заседатель степной думы', glavnui tayisa-giin pomosniy qangdidat tayisa 'кандидат в тайши, помощник главного тайши'.

В подтеме «Об образе жизни» представлены следующие терминологические пласты: 1) Названия, связанные с животноводством и полеводством: mal-un qoyol 'корм для скота', ebiisü 'сено', urtayin posqotin 'длинные поскотины', tüküriyeng qayamal qoriy-a 'круглые ограды', buuca qoriy-a 'стойбище', usitn-u subay 'оросительный канал', tariyan-u üyiledbeñ 'земледелие', yaranca-yin talq-a 'гарнцевый хлеб, приберегаемый на случаи засухи и неурожая' и др.;

2) Названия орудий труда, промыслов, их частей: gülmi 'сеть из волос

конского хвоста для ловли рыб', Jangfu 'ловушка, капкан для ловли птиц',

bökütür qajiyur 'горбуша', morin-u tonuy 'конская упряжь', у oui 'ось', sar-un köömegci 'воловье ярмо', buq-a terge 'арба (телега)' и др.;

3) Названия домашней утвари: mochín qangja 'деревянные ящики и сундуки', uutu 'ута - род мешка', muqur tulam 'кожаный, Ьоуса 'богцо - дорожная сума', teke modun 'пазы' и др.;

4) названия различных кушаний, блюд, продуктов питания: süü 'молоко', örm-е 'молочные пенки', ayirul 'сырки из творога', tömiisü 'корнеплоды',

miq-a 'мясо\Jyasud 'рыба', sibayun 'дичь';

5) названия видов жилья, построек и их частей: icigeiger 'юрга\/етоЫу-е 'зимовье', ros bayisin ger 'дом русского образца', darniica 'драница', modun ger 'деревянная летняя юрта', poviit 'поветь', sarai 'сарай'; nayiman qana-tu ger 'восьмистенная юрта'.

6) названия игр, охоты, развлечений, их принадлежностей: scryaday 'колчан', потип 'лук', somun 'стрела', aba qayiday 'большая облава' [AXJÏ, с. 4], modun, yaswií ebür buruu-nud 'деревянные, костяные и роговые свистунки стрел', bai sur, tüngküii 'мишени для стрельбы из лука (бай, сур, тунху)'.

В подтеме «О повинностях» отражено выполнение разных повинностей:

qayan orun-u tusa-dur slujba kikü 'нести службу на благо империи', alba ergükü

'вносить ясак', alba tatari-ban tölükü 'плать дань', qayucin egelßye-ben sakiqu

'соблюдать свои старые казенные наряды', ködüge Jam-ud-un qaryui-yiJasalcaqu 'чинить проселочные дороги', sayuri örtüge bayilyaqu 'содержать постоянные

уртоны (почтовые станции)', qaryui-nud-un Jasabari kikü 'чинить дороги' и др.;

В подтеме «О здравоохранении» указаны термины, относящиеся к медицине и врачеванию: ет пот 'учение врачевания', nörüge taqul 'эпидемия оспы', yasun-dur bertelge bolqu 'перелом костей', bariyasi 'костоправ', dorn

'заговор от болезни', buduy-a 'оспа', eldeb ning kejíg taqul-nud 'различные заразные болезни', icirgene 'сыпи', abural-tu Oker ceceg 'предохранительные прививки коровьей оспы', buduy-a taqul 'эпидемия оспы', nörüge üker ceceg-ün tarily-a 'оспопрививание', abural-tu üker ceceg-üd-im iisinig 'оспопрививательные ученики', emci blam-a-nar 'ламы-лекари' и др.

Бурятскими летописцами употреблены устойчивые словосочетания, присущие разговорной стихии бурятского языка, особенно активно использованы разговорные клише в языке более поздней летописи (AXJI 1903): kül aldan yabicysan < kül alduqu 'терять почву под ногами; суетиться, метаться; отступаться, сбиваться с ноги', (бур.) хул алдаха id.; ayiqubtar nayadatai cenggelig ekener 'весьма игривая, жизнерадостная', ср. (бур.) айхабтар '1.страшный,

ужасный; 2. страшно, крайне, очень, весьма'; qasilan-ügei bolju 'не подвергаясь притеснению', в современном бурятском языке данное выражение несколько расширило свое значение - хашалангуй 'беззаботный, беспечный; непринужденный; не стесняясь, не обращая внимания ни на что' и др.

3.2. Шаманнстическая терминология. Обозрение шаманистической лексики летописных текстов показывает, что бурятские летописные тексты содержат в себе фактический материал по обрядовой стороне шаманизма (еке cayan cinar 'мать-белый шанар', burqcm yarbul-un cinar 'шанар родовой преемственности', qamniyan yarbul-im cinar 'шанар хамниганского рода' и др.), по божествам шаманского пантеона (bhang idaryan tngri 'гений, охраняющий души живых существ', кокс mangqan tngri 'податель счастья людям', odon

Jayayan tngri 'хранитель всех живых существ' и др., представляя названия уже исчезнувших реалий и понятий, таких как dcrytai 'кусок бересты, сложенный

треугольником, в который кладут масло и сметану', dalabci/jiber 'наплечники/крылья (ткань с пришитыми изображениями змей и звериными шкурками, нашитая вокруг воротника шубы)', cinar 'обряд посвящения в шаманы', iltasu 'человеческая фигурка из меди или железа, олицетворяющая тело онгона', amitai 'шаманские атрибуты', mayiqabci 'ритуальный головной убор шамана', yisünggüd 'помощники шамана - расторопные люди в количестве от 3 до 9' и др. В.И. Рассадин отмечает, что ключевые термины шаманизма (iduyan < др.-тюрк. i'duq 'священный', böge < др.-тюрк. bögü 'мудрец' и др.) имеют тюркское происхождение и свидетельствуют о древних контактах тюркского и монгольского этносов в области ранних верований1.

Параграф 3.3. Буддийская лексика посвящен распространению буддийской религии сначала в Монголии, затем и в Бурятии.

В данную тематическую группу входит буддийская лексика, понятная

мирянину: öglige-yin ejín 'милостынедатель', erdeni-yin ergül-nüd 'драгоценные подношения', takil-un edlel 'богослужебная утварь', bey-e Jarliy sedkil-ün sitiigen 'реликвии тела, речи и духа', oían adistid-tai sakiyusan 'талисман с

множеством благословений', yurban erdeni 'три драгоценности', bosuy jarliy

1 Рассадин В. И. Очерки по истории сложения тюрко-монгольской языковой общности. Ч. 1. Тюркское влияние на лексику монгольских языков. — Элиста: Изд-во Калм. ун-та, 2007.-С. 65.

'предсказание высокого духовного лица' и др. Приведены названия санов и ученых степеней лам, буддийских школ, функционировавших в Бурятии, например: soyiru-yin suryuli 'чойри - факультет изучения религии и буддийской философии'. Вместе с тем специальных буддийских терминов, относящихся к обрядам и ритуалам буддийской конфессии, к буддийской философии употреблено мало. В связи с тем, что буддизм у бурят является привнесенной извне религиозной системой, большая часть терминологии заимствована из тибетского языка и санскрита. В настоящее время буддийская лексика вновь приобретает актуальность в связи с возрождением буддийской религии среди бурят и калмыков.

3.4. Русские заимствования в языке бурятских летописей. Факт вхождения народов Сибири в состав Российского государства имел важное историческое значение для бурят не только в социальном и культурном плане, но и в языковом отношении. В связи с проникновением элементов русской материальной и духовной культуры в язык бурят вливается огромное количество заимствованной лексики из русского языка. В текстах бурятских летописей наблюдается большой пласт русских заимствований. Так, в текстах бурят отражены заимствования из русской деловой лексики ХЕХ в., например: prikodska suryuli 'приходская школа', voyevod 'воевода', podpiske 'подписка', obsistau-a 'общество', cinobniy 'чиновник', yalabnui tayisa-a 'главный тайша', qompeled

'комплект', yepiskob 'епископ', misionir 'миссионер', Jasidatil 'заседатель' и др. Органы управления бурят также обозначались русскими составными терминами: yasasanui iijiba 'ясачная изба', mirsqid ger 'мирская изба', stipnui diim-e

'степная дума!, Jemsке siid 'земский суд' и др. Русизмы используются в качестве синонимов: qomud// boyoly-a 'хомут', dir/a // murui 'дуга', sirsidillniy II bog-

turgejiloy-a 'чересседельник', qayan //ca-a-ri 'царь', yourud//qot-a 'город'и др.

В летописных текстах бурят письменные формы русских заимствований в основном точно транскрибируются: adyutant 'адъютант', polqobnly 'полковник', fabriy 'фабрика', povinosti 'повинности', napoleon 'Наполеон', general gubirnatur 'генерал-губернатор', psiniica 'пшеница', priyovor 'приговор' и т. д., а лексические единицы, проникшие через разговорный язык и прошедшие фонетическую адаптацию, фиксируются в бурятском произношении, например: qangtor 'контора', patiira 'квартира', piidisedniy 'пятидесятник', iisinig 'ученик' и т. д. Отмечено, что наличие русских заимствований является одной из главных лексических особенностей бурятских летописей.

Параграф 3.5. Элементы фольклорных жанров в бурятских летописях посвящен рассмотрению фольклорных элементов в текстах. В бурятских летописных текстах наблюдаются не только проявления стихии разговорной речи (qaril qaltaril-ugei 'неотступные и непоколебимые' (о войске), но и вкрапления фольклорных жанров (бурятские народные песни о мифической прародине

бурят "Наян набаа", героическом предводителе хори-бурят Шилдэй-занги);

образные выражения из шаманской мифологии (barayun urida ßg-tü casuta car/an ayida nituy-tai: cafan arsulan külge-tei: cayan mongytin tuluyur-tai: cay-i cayan ebtigen 'живущий на юго-западе, на белой снежной горе, едущий на белом льве, имеющий белый серебряный посох, Вечный Белый старец'); элементы из шаманских призываний (qung sibayim yarbul manu: qusun modun cerge manu: budcai qatim eke manu: alung yuva egeci manu: oyiqon Ulmen nutuy manu: 'Лебедь - наш предок, береза - наша коновязь, Будан-хатун - наша мать, Алун-гуа - наша сестра, Ольхон, Хилмэн - наша родина'). Вместе с тем следует отметить, что подобных примеров в летописных текстах немного, т.к. они относятся к описательно-повествовательному типу речи, а им присущ реалистически-очерковый стиль. Все это свидетельствует о том, что в бурятских летописных текстах сконцентрирована историческая память народа.

В параграфе 3.6. Ономастический материал рассмотрены топонимы (гидронимы, оронимы, ойконимы) и антропонимы, представленные в летописных текстах. В диссертации даны общее обозрение топонимов, их структурная характеристика. Анализ лексической структуры топонимов показал языковую неоднородность имен собственных. Этимология названий указывает на языковое взаимодействие в области топонимии, явившееся следствием контактов бурят с тюркскими, тунгусо-маньчжурскими племенами, например: kölüng пауиг < тюрк, kölün 'плавни, водоем', бур. Хулэн нуур будет означать 'неглубокое озеро, поросшее камышом'; ongyosîui 'рч., мест. Онгостой' < эвенк, онггаса 'сосняк' + -тай > онггасатай 'местность, где растет сосновый лес' и др.

В исследовании проведен семантический и структурный анализ антропонимов. Ценность антропонимического материала бурятских летописных текстов состоит в том, что он содержит имена реальных личностей, фигурировавших в истории бурят. По языковой принадлежности в именнике выявлены три пласта: исконно бурятский (boltiray 'глиняный горшок', tübtür 'крышка котла в виде полушария', sono 'волк' и др.), тибетско-санскритский

(ayvang püngsüg, badma cereng, siirab ningbuu и др.), славянский (pavil dorß

Jb-un 'Павел Доржижабон', miqayila bataqu-yin 'Михаил Батахуин', yumjab ivang-un 'Юмжаб Ивано' и др.).

Многие апеллятивы личных имен со значением названий растений

(hadan 'бот. бадан', Jandan 'сандал'), птиц (tura-a-ki 'эвенк, грач'), животных (tuyal 'теленок', ипауап 'жеребенок', sono 'волк'), домашней утвари (boltiray 'глиняный горшок', tübtür 'крышка котла в виде полушария'), качественные слова со значением признака человека (qosiyui 'без чувства юмора', tübüüsü 'белесый, перен. вялый, хворый', borongsiu 'сероватый'), «могут быть универсальными для всех языков» [Митрошкина 1987].

В целом языковой фон бурятских летописных текстов отражает общемонгольский словарный фонд. Вместе с тем титулатура, термины, относящиеся к институту управления, отличаются от монгольских.

Глава IV «Морфологические особенности бурятских летописей» посвящена исследованию морфологических особенностей бурятских летописных текстов Х1Х-нач. XX вв. на старомонгольской письменности. Все летописные и генеалогические сочинения забайкальских бурят по своему языку идентичны. Основные правила письма, грамматические категории и лексика являются общими для исторических сочинений всех регионов Бурятии. Ц.Б. Цыдендамбаев, сравнивая язык исторических сочинений бурят с классическим монгольским языком, с одной стороны, и с разговорным бурятским и халха-монгольским языками, с другой, делает вывод, что бурятские летописцы в основном придерживались грамматических канонов классического монгольского языка и допускали лишь некоторые отступления от них под влиянием разговорных бурятского и монгольского языков. Мало обнаруживается отклонений от классического монгольского языка в употреблении частиц притяжания, глагольных форм и синтаксических конструкций, но довольно много «бурятских» своеобразий наблюдается в составе и употреблении показателей множественности, падежных показателей, словообразовательных моделей и служебных слов.

Д.Д. Доржиев в своих исследованиях отмечает, что традиционная старобурятская письменность сделала «довольно резкие сдвиги в сторону сближения разговорной и письменной форм языка и в области морфологического строя языка старомонгольской письменности бурят» [1992]. По его мнению, влияние разговорного бурятского языка наиболее сильно ощущается в документах делового характера, в литературных памятниках. Вместе с тем он признает, что в исторических хрониках, особенно в религиозных сочинениях, это влияние не такое сильное1 Представляется, что по-своему прав каждый из авторов. Отклонения от норм классического монгольского письменного языка встречаются не только в памятниках бурятского летописания, но и в монгольских летописях, например, в монгольской летописи XVIII в. "Алтан тобчи" Мэргэн гэгэна.

4.1. Именные формы. Поскольку по морфологическим формам исследователями высказаны разные суждения, в диссертации выявлены особенности употребления показателей множественности. В других формах не наблюдается такое количество отступлений от правил старомонгольского языка.

4.1.1. Форма множественности. Относительно существования категории числа в монгольских языках существуют разные суждения. По мнению Г.Д. Санжеева, М.Н. Орловской, Ж.С. Сажинова и других ученых, в мон-

1 Доржиев Д. Д. Старобурятский язык. - Улан-Удэ, 1992. - С. 221.

гольских языках категория числа базируется на противопоставлении двух грамматических форм - единственного и множественного числа Вместе с тем Ц.Б. Цыдендамбаев, В.И. Рассадин, С.М. Трофимова, Д.Ш. Харанугова отрицают существование данной категории, они считают, что существует лишь категория множественности и что эта категория является единственным средством выражения категории множественности [Трофимова 2002].

Фактические материалы показывают, что в монгольских языках существует категория множественного числа В бурятских летописях категория множественного числа представлена посредством ряда показателей: -s, -d, -ud/ -üd, -nud/-nüd, -паг/-ner, -tan/-ten, некоторых единичных показателей: -lid, -mad, -siyul; что касается единственною числа, то оно, как и в бурятском языке, формально совпадает с основой, являясь по содержанию категорией единственного числа, выраженной нулевой формой. Для языка бурятских летописей характерно употребление двойных показателей множественности: sayin gegsen moris-ud-iyan 'лучших коней' и др. В текстах летописей представлены все форманты множественности, имеющиеся в классическом монгольском языке, а также ряд дополнительных показателей множественного числа

4.1.2. Падежные показатели. Категория падежа достаточно полно разработана в трудах монголоведов [Бобровников 1849, Санжеев 1953, Цыдендамбаев 1979, Орловская 1961]. Падежные суффиксы, как правило, пишутся отдельно от слова, но в летописных текстах иногда наблюдается их слитное написание. В языке бурятских летописей зафиксированы девять падежей: именительный, родительный, винительный, дательно-местный, местный, исходный, орудный, соединительный, совместный.

Именительный падеж не оформлен. Во многих словах форма этого падежа и основа слова совпадают. Однако, имея внешнее сходство, по существу они представляют разные категории [Санжеев 1953]. Основа, внешне совпадающая с этим падежом, выступает в предложении как определение или как обстоятельство. В языке бурятских летописей именительный падеж совпадает по форме с полной основой слова.

В текстах бурятских летописей имена в позиции подлежащего часто сопровождаются особыми показателями: 1) inu, апи, считающимися^формами родительного падежа от омертвелых основ личных местоимений 3-го лица обоих чисел: *i- 'он', *а- 'она', например, nere inu ese medegdebei 'их имена неизвестны'; 2) bolbasu - форма условного деепричастия от основы глагола bol- 'стать, быть'; 3) кетекй 'именовать, называть', например, пег-е апи alung-yicva кетекй bólüge 'её звали Алун-гоа'; 4) gegci - однократное причастие от основы глагола ge- 'говорить, сказать'.

В классическом монгольском языке подлежащее может сопровождаться показателями исходного и орудного падежей. В летописях факты маркировки подлежащего исходным падежом не обнаружены. Употребление же подлежащего в форме имени в орудном падеже - довольно частое явление в бурятских летописях.

Родительный падеж в языке бурятских летописей имеет показатели: -yin после гласных, -и / -й после согласного п, -un / -ün после всех других согласных, например, tendeki bede-yin кетекй ulus-nar-aca 'у тамошнего народа

бэдэ', kiimün-ü küjügün degere 'на шеи людей', eb-iin taraytat jofáyoju 'составили мирный трактат'. В родительном падеже употребляется полная основа, но изредка наблюдаются отступления: arisu-yin ürtüsüd вм. arisun-u ürtüsüd 'лоскутья шкуры'.

Винительный падеж оформляется посредством показателей -i после основ с любым согласным, -yi - после основ с любым конечным гласным: oían youl-i

yataljfu 'переправился через множество рек'; yisügei bayatur-un köbegün temiljin-i öber-ün dumda qcryan kernen 'возвели Темуджина, сына Есугей багура, ханом в своей среде'; mongyid-dur nom-un suryidi-yi amurlrysan кетекй 'основал впервые в Монголии школы'. В тексте летописей показатель -i иногда употребляется после основ с конечным гласным, при этом добавляется соединительный -п: tegünü

segül-dü kiai-ni dengbil tayisa bolju 'после него тайшей стал его сын Дембил'. Иногда этот форматив встречается без соединительного согласного -п. obuy-a bumqa-a-i roos misioniir blam-a-nar bolun <...> yal-dur sitayaysan-iyar 'русские миссионеры и другие предали сожжению обо и бумханы'.

Датсльно-местный падеж, имеет показатели -dur / -dür после основ с конечными согласными п, ng, I, mu любыми гласными; -tur / -tür - после основ с конечными согласными (за исключением перечисленных выше), например, qoyar yar-un aliyan-dur kürdün-ii Jruy-tai 'изображение молитвенного колеса на ладонях обеих рук', yisügei baryatur-tur <...> nigen köbegün tö-

rügsen-i temüjin kernen neridbei 'родившегося у Исугей батура сына назвали

Темуджином', ajiy-a yebropo qoyar yajar-tur degürin aldarsiju 'слава о нем прогремела повсюду в Азии и Европе', yurban yum-i mongyul-un kelen-dür orsiyulbai 'перевел на монгольский язык все три Юма'. Наряду с ними встречаются еще форманты -du / -dû, -tu / -tü, -da / -de, -ta / -te: bayiyal кетекй nayur-im emün-e tala-du 'на южном берегу озера Байкал', nirciu-giin youl-un barayim eteged-tü 'на правой стороне реки Нерчи'. В бурятских летописях довольно часто употребляются и показатели -dur /-tur.

Местный падеж, отсутствующий в разговорном бурятском языке, имеет показатель -а / -е, образуется от некоторых именных основ с конечным согласным п, г и дифтонгом: casutu töbed ortm-a irejíi 'прибыл в страну снегов

Тибет', toyon turner qayan 1333 on-du begeßn qotun-a qayan boluyad 'Тогон Тэмур хан воссел императором в Пекине в 1333 году', quvangdai-tu kemekü

yajar-a tcrytuju 'обосновались в местности Хуандашу'. Местный падеж довольно широко употребляется в бурятских летописных текстах.

Орудный падеж оформляется посредством показателей -bar / -ber после основ с конечными гласными, -iyar / -iyer - после основ с конечными согласными: qartayana-bar kümiin kijii 'сделали из растения хартагана фигуры людей'; celengge youl-un aday-iyar 'по устью реки Селенги'; yar kölün quryad ami yalcr/ud-urt metii: toor-iyar barildaysan 'пальцы рук и ног как у гуся, соединенные между собой перепонкой'; degedü privitilstaba-yin üyeledberi-ber 'по решению высших властей'; eyüli-yin 14 edüre 1799 оп-а 4166 toyatu ögtügsen

ccryaja-bar 'указом № 4166, данным 14 июля 1799 года'.Особенностью употребления этого падежа в летописи является то, что он довольно часто заменяет именительный падеж aqalayci blam-a ayvang püngsüg-ün naswi-aca nög-

cigsen-ü qoyina: tere Jay-a-giin ber bandida mqambicva blam-a-du batulitydabai: 'После кончины главного ламы Агвана Пунцука тот Заяев был утвержден в должности пандита хамбо ламы'.

Соединительный падеж, отсутствующий в современном бурятском языке, имеет показатель -luya / -lüge. Как известно, наряду с ним употребляется и показатель совместного падежа разговорного языка -tai / -tei. Совместный падеж в классическом монгольском языке под влиянием халхаского диалекта постепенно вытеснил собою соединительный падеж [Санжеев 1953]. В летописных памятниках бурят форматив соединительного падежа

употребляется довольно часто, например: qaryan tüsimel-lüge JolyuJu 'встретился с императором и сановниками', 1712 on-du 150 blam-a-nar irejü

celengge-yin ba qori-yin Jon-luy-a neyileßi 'B 1712 году прибыли 150 лам и соединились с селенгинским и хоринским народом' и др. Доминирующим является показатель -tai / -tei: aqamad-un batulaly-a-tai dacang busu tula 'поскольку этот дацан не был утвержден властями' и др.

Исходный падеж имеет показатели -аса / -есе, присоединяющихся к основам с любым конечным согласным и гласным, например, dacang-ud-аса 'из дацанов', angqan-aca 'издавна', qayan-aca 'от хана', köbegüd-ece

'от сыновей', biden-ece 'от urdc\ßig-ece 'со стороны'.

В текстах летописей употребляются двойные падежи. Первым их компонентом выступает родительный или совместный падеж, а вторым - винительный, орудный или соединительный падежи. В текстах встречаются следующие случаи употребления двойных падежных форм: 1) совместного и винительного падежей: qarayul-tai-yi 'с караульными', keüked-tei-yi 'с детьми', Jebceg-üd-

tei-yi 'с орудиями'; 2) родительного и орудного падежей: ßdba dorß-yin-iyar 'Зодбо Доржиевым'; 3) совместного и исходного падежей: negiidel-tei-ece 'из-за кочевий'. Спорадически наблюдается употребление одного падежа вместо

другого, например, 11 ßyil-ün küdöge poloflin-i Jokiyolyafu abuyad 'заставил co-

ставить степное уложение в 11 пунктах'. В разговорном бурятском языкeßyil звучало бы более естественно в совместном падеже, нежели в родительном: 11 зуйлтэйхудввгэйуложени 'степное уложение в 11 пунктах'.

Отмечается, что парадигма склонения имен классического языка в основе своей соблюдалась бурятскими летописцами. Имеющиеся в летописях отклонения рассматриваются как следствие влияния разговорной стихии халха-монгольского и бурятского языков.

4.2. Глагольные формы. В языке старописьменных текстов употребляется более 40 глагольных форм: повелительно-желательные, изъявительные, причастия и деепричастия, залоговые и видовые образования. Эти формы не имеют существенных отличий от соответствующих форм классического монгольского языка. От форм разговорного бурятского языка они отличаются лишь звуковым оформлением суффиксов.

4.2.1. Повелительно-желательные и изъявительные формы. Формы повелительно-желательного наклонения часто употребляются в разговорном языке и художественном стиле, но в таком жанре, как летопись встречаются реже по сравнению с другими глагольными формами. В бурятских летописных текстах часто употребляется повелительно-желательная форма с суффиксом -tuyai / -tügei, когда передается воля высокопоставленных лиц: obesüsüd-ün törügsen nitity busatu/aini kemegsen-iyer 'поскольку было сказано, чтобы они вернулись в свои родные кочевья'.

4.2.2. Причастия. В языке бурятских летописей представлены различные формы причастий: 1) форма причастия будущего времени с суффиксами -qu / -kü, -qui / -kür, 2) форма причастия прошедшего времени с суффиксом -ysan / -gsen\ 3) форма причастия настоящего времени с суффиксом -ya / -ge; 4) форма многократного причастия с суффиксом -day / -deg; 5) форма однократного причастия (по существу - многократное) с суффиксом -yci / -gci: qamwy-i ayiladuyci. Причастия настоящего времени с суффиксом -уа/ -ge в наших текстах употреблены только в отрицательной форме с частицами edüi, ügei 'нет, не, не-': delgerege-ügei 'не распространилось', sonusqiey-a-edüi 'не оповестили' и т.д.

Глагольность причастий проявляется в том, что они имеют категории залога, вида и времени. Причастия, как правило, с вспомогательными глаголами выступают в качестве простых и составных глагольных сказуемых или финитных форм: böge апи uridu metü kürgegdekü yosutai 'шамана полагается провожать так же, как было описано раньше', tere qori-yin stipnui düme-dü iriged: оЪщ-а biimqan abqayulaysan ba: tere ilegegdegsen dobiirnui-yin ucira mördülge kigsen amui: 'произвел следствие относительно снятия обо и бумханов, а также тех посланных доверенных'.

Причастия склоняются так же, как имена существительные. Яркой особенностью языка бурятских летописей является то, что в них активно

употребляются падежные формы причастий, главным образом, для связи и распространения ССК. Используются все падежные формы причастий.

Выражая наряду с глагольными признаками и уменные признаки, причастия в исходных формах могут употребляться как определение и

подлежащее: angqan-u yurban ribiije-dü bicigdegsen anu coqum medeg-denem-iigei böged 'To, записанное в первые три ревизии, неизвестно'.

4.2.3. Деепричастия. В текстах бурятских летописей употреблены следующие деепричастные формы:

1) соединительное деепричастие с аффиксом -Ju / -ß (после гласных и согласного /: cr/saju 'надев', asaraju 'принеся', ayuljaju 'встретившись', aldar-siju 'прославившись'и др.; с аффиксом -си/-ей (после согласных b, d, г): ау-iladcu 'соизволяя', abcu 'взяв', уагси 'выйдя' и др.; с аффиксом -jv. batulaydafi

'утвердив', bayirißji 'обосновавшись', tusalají 'помогая' и др.;

2) слитное деепричастие с аффиксом -п: bayalan 'заставив', buriqudan 'убежав', daqcr/idan 'увлекая, ведя за собой', qabsuryan 'присоединяя' и др.;

3) разделительное деепричастие с аффиксом -yad / -ged: aldarsiyad 'прославившись', yaruyad 'выйдя', oluyad 'найдя' и др.;

4) продолжительное деепричастие с аффиксом -ysayar / -gseger: bayiysayar 'продолжая быть', daba.ysa.yar 'переваливая', dayun yaruysayar 'издавая крики' и др.;

5) предельное деепричастие с аффиксом -tala / -tele: bögetele 'пока есть', bayitala 'пока есть', degüürtele 'пока не наполнится', önggürtele 'пока не пройдет', kiirtele 'пока не достигнет' и др.;

6) предварительное деепричастие с аффиксом -тауса / -megce: busalamayca 'как только вскипел', dütülemegce 'как только подошел', degiiürgemegce 'как только закончил' и др.;

7) уступительное с аффиксом -bacu / -beeil: bayibacu 'хотя и (есть) существует', bolbacu 'даже если и стал' и др.;

8) условное с аффиксом -basu / -besü: ayiladqabasu 'если соизволит', kemebesü 'если скажет' и др.

Такие конвербиальные формы как целевая, «цитатная» (приготовительная), а также условная II с аффиксом -quia / -küle, условная III с аффиксом -bala / -bele в бурятских летописях не отмечены.

Следует отметить, что деепричастные формы обладают высокой частотностью употребления в текстах бурятских хроник. Они образуют различные деепричастные обороты, или зависимые предикативные единицы (ЗПЕ), которые логически связаны между собой и образуют одно целое -сложные синтаксические комплексы (ССК).

4.2.4. Вспомогательные глаголы и их эволюция. В старописьменном монгольском языке формы архаичных глаголов a-, bö- 'быть' с давних пор

употребляются в качестве вспомогательных глаголов. Отмечено, что в современном бурятском языке некоторые из этих форм превратились в частицы. Спорадически встречаются в качестве вспомогательных глаголов отдельные формы глаголов bol- 'становиться', М- 'делать, производить', кете-'именовать, называть', ge- 'сказать, называть'. Р азличные формы архаичных вспомогательных глаголов *a-, *bö- (ayad, aysan, aqui, amui, bui, bolügé) бытуют в современном литературном языке в виде предикативных частиц (hon, аад, ха, юм, бии, болоо, бэлэй).

4.3. Служебные слова (союзы, послелоги, частицы). В текстах бурятских летописей употреблены следующие союзы: присоединительные фа, böged, kiged, bolurí), разделительные (Ъиуи, уи, esebesü), условные (bögesü, ker-bey-é). Например, tegün-ece уауса ökin törügsen böged ner-e anu alimg-yova kemekii bölüge 'от нее родилась одна дочь, и звали ее Алун гуа'. Из разговорного бурятского языка изредка употребляются противительные союзы jíiger, ayad и некоторые союзные слова. Кроме того, в текстах употребляются следующие послелоги: inadu, inaysi 'по эту сторону', kürtele 'до', selte 'с, вместе с', tus 'относительно', cinadu, cinaysi 'по эту сторону', етйп-е 'перед', qoyordumdu 'между', dergede 'возле; при, у', metü 'подобно', ögede 'вверх; на', tula, tulada 'для, за', tuqai 'около, о, об', qoyina 'после, сзади, за', ildar-a 'при случае, во время, попутно', yadna 'кроме', deger-e 'над, на', qamtu 'совместно с, с' и др.

Встречаются разговорные формы бурятского языка: tursi / tursi-dur 'в течение', urida 'перед, до', qoyisi 'после', tusiy-a 'о, про', si¿¡am 'почти, примерно', tedüi 'около', teyisi 'в направлении к', уагип 'свыше, более, после'. Отмечено, что в летописях употреблены все частицы отрицания, употребляемые в классическом монгольском языке, кроме частицы bitegei. Анализ служебных слов в текстах бурятских летописей показал, что состав и употребление не только знаменательных, но и служебных частей речи в языке летописей совпадает с таковыми классического монгольского языка.

4.4. Архаичные лексико-морфолопнческие элементы. В языке бурятских летописей выделяется большой пласт архаичных глаголов. К устаревшим словам относим ряд стилистически окрашенных глаголов, относящихся к высокому почтительному стилю: (стп.-монг.) soyurqaqu 'соизволить, разрешить, пожаловать', (лит. бур.) соёрхол (уст.) 'соизволение, позволение, разрешение'; (стп.-монг.) orüsiyekü 'помиловать, соблаговолить, милостиво относиться', (лит. бур.) уршввхэ 'благоволить, милостиво относиться', (монг.) вршввх 'помиловать, пощадить, оказать милость, прощать'; (стп.-монг.) anjíraqu 'узнавать, знать, обращать внимание', anjiralta 'усмотрение', (прич. ф.)

anprayulaysan > (лит. бур.) анжарха 'замечать, видеть, примечать, понимать; помнить'; (стп.-монг.) ayilatqaqu 'докладывать, доложить, довести до сведе-

ния, донести', (бур., уст.) айладхаха 'доводить до сведения, докладывать (уважаемому лицу), рапортовать', причем, фразеологически связанное - старые айладхаха 'посылать приветствие, почтительно приветствовать'; (стп.-монг.) bara/alqaqu 'представляться, являться на аудиенцию', в современном бурятском языке данный глашл в форме бараалхаха 'быть на приеме, получать аудиенцию' также относится к словам высокого стиля; (стп.-монг.) debsigülekü 'возвышать, повышать, поднимать вверх; подносить, представлять'.

В текстах использованы архаичные наречия: уаусауага 'единый, одинокий, в одиночестве', (бур. барг.) гагсаараа, ср. (лит. бур.) 'ганса, гансаараа,\ edüge 'ныне, теперь', ср. (лит. бур.) мунвв 'ныне, теперь': edüge /oírtele 'доныне', ср. (лит. бур.) мунвв хурэтэр id.; cinagsi 'далее, дальше, туда', ср. (лит. бур.) сааша id.; местоимение óber 'лично сам; особо, иначе, кроме', ср.

(лит. бур.) вороо id.; nijiged 'по-одному' (разделительное числительное от

nigen 'один'), ср. (бур. эхир.-бул.) нэжээд id; kerkijü 'как, каким образом', ср. (лит. бур.) хэр, хайшап гээд id.

Рассмотренные в бурятских летописях архаичные лексические единицы с точки зрения современного бурятского языка, их функционирования в активной лексике, представляют собой: 1) лексические архаизмы: уатип (министерство, управлени), jakiruyci (даагша, эрхшэгшэ или управляющи, заведующий) 'руководитель', kergem (нэрэ зэргэ) 'звание', motur (гар) 'рука', pünglü (салил, пепси) 'зарплата, пенсия', büsütórelten (ондоо яИатан) 'люди иной национальности', barayalqaqu (уулзаха) 'встречаться', siba (тэмдэг) 'знак, метка в виде обоо, сложенного из аргала, на месте, выбранном для пе-рекочевки'и др.; 2) семантические архаизмы: tayalal 'любовь, воля, желание, удовольствие, приятность; мнение, мысль' > (лит. бур.) тагаалал 'кончина' (вежливая, почтительная форма); 3) лексико-фонетические архаизмы: kürtele (хурэтэр) 'до', cinagsi (сааша) 'далее, дальше', уаусауага (гансаараа) 'только один, в одиночестве' и др.

В бурятских хрониках наблюдается большой пласт историзмов, касающихся делопроизводства и культового обслуживания. Эти слова вышли из активного употребления в связи с исчезновением конкретных реалий объективной действительности, которые они обозначали. Выявлена достаточно большая группа терминов, относящихся к деловому стилю. К лексико-семантической группе (ЛСГ) «Делопроизводство» относятся следующие слова: 1) термины, обозначающие должностные лица: galavnid rodunacilniy pridsi-datil 'главный родоначальник-председатель', diputad 'депутат', üneker ilegeg-

degsen 'действительный полномочный', itigemjitü tüsimed 'доверенные сановники', tituliimui sobiitniy 'титулярный советник', misioniir-nud 'миссионеры' и др. 2) канцеляризмы, обозначающие присутственные места: ayuyin galavnui inorodnui uprava 'главная агинская инородная управа' и др.; 3) имена и титулы

царских властей: tede yeke degedü ejtn imperaturica nigedüger yekaterina qatun qayan 'Ее величество государыня императрица Екатерина Г, aqalcryci tayisa / ycdavnui tayisa 'главный тайша', did tayisa 'заместитель тайши' и др.

ЛСГ «Религия» включает в себя религиозную лексику, относящуюся к буддизму: названия степеней и санов лам, служителей дацана (тибетские заимствования).

К историзмам также следует отнести названия должностных лиц, титулы высокопоставленных особ, а также слова, связанные с административным управлением, заимствованные из китайского, маньчжурского языков. Данные заимствования проникли в монгольские языки, в т. ч. и в бурятский, в

период эскпансии маньчжуров в Центральную Азию (1616-1694): tayiji 'княжич, наследник князя или хана, (бур.) тайжа 'князь, дворянин' < кит. tái-zi

'наследник престола, царевич'; dayiqung tayiji 'старший сын князя', (бур.) дайхун тайжа id. < кит. da quang tai zi 'великий цесаревич' [Дондокова 2004]; tayisa 'родовой правитель, председатель Степной думы', (бур.) тай-шаа id. < кит. tai shi 'великий учитель; почетный титул, жалуемый первостепенным вельможам'; уатгт 'официальное учреждение, присутственное место', (бур.) яаман 'министерство' < кит. уа теп 'приказ, присутствие'; janggi 'невысокий феодальный чин, введенный в период маньчжурского господства', (бур.) занги 'предводитель рода' < маньч. jangin 'начальник, штаб-офицер, командир полка или рода, начальник отдела министерства, (бур.) шуулингэ id. — титул маньчжурского происхождения (шуленгой в феодальный период в Халхе называли сборщика податей); jasayul 'управитель, урядник', (бур.) закуул 'есаул'\Jayisang 'управитель отока, родовой глава', (бур.) зайсан /зайкан 'младший административный чин в дореволюционной Бурятии' - древний титул, известный со времен Юаньской империи (зайсаны стояли во главе отока, иногда улуса, в качестве наследственных владений) < кит. zaixiang 'канцлер, великий визирь' [Баскаков 1987].

Таким образом, парадигма склонения имен и изменения глаголов классического монгольского языка выдерживаются авторами бурятских летописных текстов. В большинстве случаев сложные правила правописания классического монгольского языка ими соблюдаются. Имеющиеся отклонения рассматриваются как влияние разговорного бурятского языка.

Глава V «Синтаксические особенности бурятских летописей» посвящена рассмотрению старомонгольской синтаксической конструкции, большей, чем предложение, которая доминирует в синтаксисе бурятских летописей.

В параграфе 5.1. «Сложный синтаксический комплекс как основная единица синтаксиса бурятских летописей» показывается, что синтаксиче-

ские конструкции летописей состоят из аналогов тесно взаимосвязанных законченных предложений, образующих особую синтаксико-стилистичес-кую единицу - сложное синтаксическое целое (ССЦ) или сверхфразовое единство (СФЕ). Синтаксические конструкции бурятских летописей более близки к СФЕ или ССЦ ввиду того, что они состоят из множества распространенных частей, которые при их расщеплении и соответствующем оформлении могут составить несколько тесно связанных самостоятельных предложений. Существует целый ряд синонимов для выражения этого понятия, но все они имеют одно инвариантное значение - единица, более крупная, чем предложение, в которой само предложение выступает в качестве конституэнта. Более употребительны в частотном плане термины СФЕ и ССЦ. В бурятском языкознании для выражения понятия СФЕ употребляется термин 'угуулэл' < (стп. монг.) 'изречение, сказание'. Однако безоговорочно признать старомонгольские конструкции СФЕ или ССЦ не представляется возможным, т. к. эти конструкции состоят не из самостоятельных законченных предложений, а из зависимых предикативных единиц с одним финитным сказуемым, которое придает им формальную завершенность. Подобные полипредикативные конструкции названы сложными синтаксическими комплексами (ССК) с монофинитным синтаксическим механизмом построения. Текст же представляет собой объединение нескольких простых и сложных предложений. Такие отрезки объединяют слова и предложения тематически.

При изучении текста существенны такие характеристики автора, как мировоззрение, теоретический и практический опыт. Необходимо учитывать и особенности получателя информации - адресата, реципиента с его социальным положением, мировоззрением, видом трудовой и общественной деятельности, с образованием. В связи с этим исследователи оперируют понятием пресуппозиции. При исследовании текстов бурятских летописей в этом плане вырисовывается следующая картина. Летописи относятся к историческим сочинениям, которые составляли один из важнейших жанров бурятской дореволюционной светской письменной литературы. Составителями летописей, кроме устного народного творчества, личных наблюдений или услышанных от старых людей, широко использованы документальные материалы бурятских канцелярий и личных архивов тайшей, хам-бо-лам, архивные документы бурятских дацанов, а также материалы монгольских летописей, в частности "Егёеш-ут иЛсГ' Саган Сэцэна и анонимной летописи "Алтан Тобчи", изданной Галсан Гомбоевым в 1858 г.

Особенно положительное влияние на них оказали традиции русской исторической науки. Это проявилось в том, что, восприняв форму и композицию монгольских летописей, бурятские авторы стали делать ссылки на сообщаемые ими факты, указывая дату и номер документов. Многие

из летописей по своему содержанию, исполнению и композиции не стали укладываться в понятия «летопись» или «хроника», а представляют исто-рико-этнографические очерки, разделенные на главы по тематическому, а не хронологическому принципу. С точки зрения коммуникативной задачи эти летописи относятся к классу информирующих текстов с элементами активизирующих текстов, в частности, к текстам научно-популярного характера, знакомящих читателя со знаниями, добытыми путем исследования и анализа, отчасти путем прагматических умозаключений. В бурятских текстах доминирует фактуальная информация, лишь иногда присутствует концептуальная информация.

Бурятские летописцы историю бурятского народа излагают в свете тех событий, которые действительно имели место в истории, поэтому бурятские летописи представляют собой ценные источники знаний по истории Бурятии. В целом же, в языке бурятских летописей доминирует реалистический аспект. Тема «История бурят» является семантической базой текста бурятских летописей, которая деагрегируется на следующие подтемы: 1) происхождение бурят, 2) вероисповедование, 3) управление, 4) землевладение, 5) нравы, б) образ жизни, 7) официальная служба. Каждая подтема состоит из семантически более конкретных элементов - субподтем. Процесс раскрытия данной темы представлен в виде иерархии подтем и субподтем, появление которых дополняет, насыщает тему текста, позволяет более полно раскрыть ее. В качестве основного признака иерархии выделяются самостоятельность и соподчиненность отдельных подтем текста

Смысловая целостность текста, тесная органичная взаимосвязь его семантических компонентов (подтем) обеспечивает восприятие темы как единого целого. Тема реализуется в виде развертывания подтем текста, которые представляют собой динамику субподтем. Каждая субподтема в синтаксическом плане оформлена в виде ССК - единства, состоящего из множества компонентов - зависимых предикативных единиц, с финитным сказуемым. Такое единство рассматривается как единица сверхфразового уровня. Эти речевые построения выражают взаимосвязанные языковые явления действительности на ярусе более высоком, чем суждение. О. А. Нечаева считает единицы сверхфразового уровня особыми функционально-смысловыми типами речи, этими типами речи являются описание, повествование и рассуждение1. Сложные синтаксические комплексы бурятских летописей по своей конкретной структуре отличаются от сверхфразовых единств, изучаемых русистами, но по своему содержанию в языковой организации они относятся именно к этому классу явлений.

Нечаева О. А. Функционально-смысловые типы речи (описание, повествование, рассуждение). - Улан-Удэ, 1974. - С. 3.

По функциональному признаку ССК бурятских летописей принадлежат, в основном, к повествовательному типу. Например, teyin bayitala: tede yeke

degedü ejin imperatur nigediiger ilaysangdur qayan ber: arad amitan-i angqaran örsi-

yejü: tedeger-iyen eldeb buduy ba icirgene ning qalayun taqul-nud-aca arsilaqu-yin

tulada: 1808 on-du qori-yin medel-ün Jon doturaca: 19 böged uqayan ba sidal-tai niyur-nud-i sungyayulan: tedeger-ün ros emci-ner liikar-nud-un suryayulin-a abcu: abural-tu üker ceceg tariqu-yin tula suryayad: teden-dur sang-aca salin ögcü: teden-ü

alba pobinosti eldeb egeljiyen-nüd-i künggiilejü: Jon doturaca moris-ud-i unaju

sayad-ügei yabuqu-yin uluyan-u Jakirulta-nudi qayiralan: Jon-dur yabuyulaju: abural-tu üker-ün ceceg-i cimdayulan tari-yulaysan-iyar uriduni boluduy budiry-a taqul anu

joysoju: arad ber tegün-ece ayuqu-ügei amurayad: tedeger ceceg tariycid anu: abural-tu üker ceceg-üd-ün üsinig kernen nerelegdedeg bui: [ЛХБ 1935, c. 154-155]. 'Тем временем его величество государь император Александр I оказал внимание и милосердие к людям и приказал в 1808 году, в целях охранения их от оспы и различных сыпей, горячек и поветрий, выбрать из среды хорин-ского народа 19 умных и способных лиц и, приняв их в русские лекарские школы, обучать их производству предохранительных прививок коровьей оспы, дать им казенное содержание, освободить их от повинностей и соблюдения всяких казенных нарядов. Он соизволил издать распоряжение насчет подвод на предмет беспрепятственного передвижения их верхом на конях, (которые предоставлялись бы им народом), послал их к народу и приказал производить предохранительные прививки коровьей оспы, благодаря чему прежде появлявшиеся эпидемии оспы приостановились, народ перестал их бояться, и получил покой. Что же касается тех, прививающих оспу, то они называются оспопрививательными учениками' [ЛХБ 1940, с. 85].

Этот ССК представляет собой довольно подробное информационное повествование, т. к. в нем сообщается о расчлененных, хронологически последовательных действиях или состояниях одного и того же или нескольких субъектов в данной конкретной обстановке в пределах одной микротемы («Оспопрививание»). Этот состоит из 4 блоков, в первом подлежащее -ilcr/sangdur qayan, во втором - taqul anu, в третьем - arad ber, в четвертом -ceceg tariycid anu. Опустив несущественные второстепенные члены, ССК можно трансформировать в ряд самостоятельных предложений, связанных по смыслу: nigediiger ilaysangdur qayan ber üker-ün ceceg-i cimdayulan

tariyulabai (tegün-ece) budicy-a taqul anu joysobai. arad anu amurabai. tedeger ceceg tariycid anu üsinig kernen nerelegdedeg bui. 'Император Александр I в спешном порядке заставил производить предохранительные прививки коровьей оспы. (Благодаря чему) эпидемии оспы приостановились. Народ получил покой. Те люди, которые прививали оспу, называются оспопрививательными учениками'.

Трансформация свидетельствует о том, что инфинитные формы в этих блоках функционируют в роли финитных форм. Таковыми здесь являются:

ХапуЫаузстЛуаг (прич. прош. вр. в орудн. пад.), "\crysoJii (соединит, дееприч.), атигауси! (раздел, дееприч.). Эти формы, функционируя в роли сказумемых, не зависят от конечного сказуемого nerelegdedeg Ьш. В отличие от них инфинитные формы внутри этих блоков зависят от субъекта и сказуемого этих блоков.

Например, к субъекту ilaysangdш относятся огауе/й (соед. деепр.), агяНади-ут Мси1а (буд. прич. в род. п. с предлогом ы1сиИ), аЪси (соед. деепр), зигуауаё

(разделит, дееприч.), б£си (соед. деепр), кип§2Д1е}и (соед. дееприч.), цауггсйап

(слит, деепр.), уаЬиуи1а/и (соед. деепр.). Все они, по традиционной терминологии, образуют простые деепричастные и причастные обороты. Следует отметить, что сказуемые блоков выполняют функцию связи между блоками.

Все 4 блока, хотя их предикаты и не являются конечными формами, соответствуют по структуре и содержанию простым предложениям. 2 и 3 блоки описывают действия, которые предшествуют результату, представленному в 1 блоке, то между ними и 1-м блоком можно усмотреть причинно-следственное отношение. Так, 1, 2, 3-й блоки условно представляют собой сложную полипредикатавную конструкцию, в которой 1-я часть является зависимой, а 2, 3 части - главными. Конечный предикат ССК выражен многократным причастием в форме страдательного залога nerelegdedeg с глагольной связкой Ьш, являющейся формой причастия настоящего времени вспомогательного глагола Ъд- 'быть'.

ССК имеет общий связующий элемент - 1еу'ш ЪауИа1а 'тем временем'. В качестве когезивных элементов выступают формы указательных местоимений: tegйn-ece (3 блок), tedeger (4 блок). Кроме повествований встречаются описания и, реже, рассуждения, а также контаминированные функционально-смысловые типы речи.

В параграфе 5.2. «Структура сложного синтаксического комплекса (ССК), модели ССК» рассмотрены структура и модели ССК. Дан подробный анализ одного из распространенных в текстах бурятских летописей ССК [ЛХБ 1935, с. 110-111].

Комплекс делится на две части в зависимости от грамматических основ. Выделяются 2 грамматические основы односоставных глагольных

предложений: 1) ¡аЫди, ШЫуггекй, /а1Ьапди, уиущи\ 2) kйrgedeg уоэШш Ьш. Эти предложения осложнены многочисленньми деепричастными оборотами и придаточными в виде прямой речи, поэтому они в то же время являются сложными предложениями. Эти две части соединены между собой бессоюзной связью. В придаточной части в форме прямой речи имеются однородные члены, выраженные причастиями будущего

времени на -qu /-kü (üskekü, sayuqu-yin tulada), причем последнее причастие оформлено родительным падежом с послелогом tulada 'для, ради, из-за'; придаточное предложение «аги-угп 13 noyad-i qatun keüqed-tei kibe bide» завершено изъявительной формой настояще-прошедшего времени на -ba / -be с личным местоимением kibe bide 'мы' (ср. бур. хэбэбди). Придаточные предложения соединены с последующими деепричастными оборотами дицендиальным глаголом kernen.

В большинстве деепричастных оборотов ведущими являются соединительные деепричастия, лишь изредка - разделительные. В морфологическом плане обращает на себя внимание оформление вининительного падежа в форме полной основы: mal adayusun-i oían bolju üskekü, degesün-i, oían toyon-i quriyan, что чередуется с винительным падежом в неполной основе с аффиксом: böge-yi, adayusu-yi, miq-a-yi. Каждый деепричастный оборот с зависимыми частями осмысливается как самостоятельное предложение, что позволяет этот ССК рассматривать как сверхфразовое единство.

Новосибирские языковеды ввели понятие полипредикативной конструкции (ППК) в бурятском языке [Скрибник 1980]. Главный структурный, конституирующий компонент ППК - это сказуемое зависимой части. Ядро всей системы сложного предложения в монгольских языках составляет подсистема синтаксических конструкций. Именные глагольные формы выступают в роли сказуемых в управляемых и некоторых других зависимых предикативных единицах (ЗПЕ). В роли определения и сказуемого определительной ЗПЕ выступает собственно причастие. Присоединение послелога позволяет существенно расширить диапазон временных отношений, выражаемых падежными показателями.

Зависимый инфинитный предикат не способен организовать простое автономное предложение. Деепричастия (с притяжанием) в функции зависимых предикатов сохраняют важнейший признак собственно глаголов: они способны не только вступать в сочетание с субстантивной или прономинальной формой, представляющей субъект данного действия, но и спрягаться, т.е. передавать грамматическое лицо и число субъекта.

В бурятском языке субъект зависимой предиктивной единицы с инфи-нитным сказуемым более или менее регулярно принимает форму родительного падежа. При этом зависимый предикат выступает в деепричастной, причастно-падежной и причастно-послеложной формах. Неопределенный падеж субъекта характерен лишь для некоторых деепричастных зависимых предикативных единиц. Вхождение конечной формы, чаще глагольной, делает любое предложение - простое, монопредикативное предложение или полипредикативное, сложное - законченным. В сложных предложениях кроме конечного сказуемого, есть ещё одно или несколько конечных сказуемых. В этой

функции используются деепричастия, восходящие к причастно-падежным формам. Возглавлять блоки ССК могут инфинитные формы глагола - деепричастные, причастно-падежные, причастно-послеложные формы. В роли инфинитных сказуемых используются всего около 15 деепричастных форм, около 10 причастных форм, многие из которых выступают в сказуемостной функции с падежными показателями или служебными словами.

Итак, блоки - это моносубъектные конструкции с единым для всех частей подлежащим. Есть конструкции с собственным подлежащим. Внутри блоков в ППК представлены все 3 типа конструкций: синтетические, анали-тико-синтетические и аналитические. Первые два типа конструкций - ведущие. Отличия от СП состоят в следующем: сложное предложение — это, особая синтаксическая форма, предназначенная выражать отношения между двумя событиями, представленными её предикативными составляющими. В ССК эта последние могут быть равноправными, не зависеть друг от друга.

ССК приобретает формально законченный характер лишь с вхождением конечных форм. В отличие от СП в нем есть предикативные блоки, со своими подлежащими, как правило, в прямом или орудном падежах, сказуемыми, в роли которых выступают нефинитные формы, не зависящие от конечного сказуемого. Поскольку свойство быть законченным предложением синтаксическая конструкция обретает только тогда, когда завершается финитной формой, блоки ССК старописьменного монгольского языка нельзя называть простыми или сложными предложениями в истинном смысле слова. Блоки формально лишены свойства финитности. Предикативные единицы с таким сказуемым конструктивно не самостоятельны, поэтому они называются с добавлением слова «квази»: квазипростое предложенш, квазисложное предложение. Слово «квази» подчеркивает неподлинность, ущербность этих предложений. Вместе с тем ППК как единица языка - бинарная структура, бином; «многочленность» характерна для речевых построений, к которым относятся и тексты бурятских летописей. Таким образом, ССК или периоды, являющиеся смысловым и структурным элементом текстов бурятских летописей, представляют собой полипредикативные конструкции с зависимыми предикативными единицами и монофинитным механизмом построения.

Основные признаки ССК как синтаксической единицы, отличающие его от других синтаксических единиц: 1) ССК состоит из предикативных единиц или их контекстуальных эквивалентов, не способных к самостоятельному функционированию, но при опоре на контекст всего ССК, имеющие свой модально-временной план; 2) Блоки ССК соединены в его составе по определенной схеме; структурные модели ССК различны; 3) ССК, подобно простому предложению, представляет статическую структуру, функционирующую в качестве одной коммуникативной единицы.

В летописных текстах средством когезии выступают местоимения, аналитические скрепы от местоименно-указательных глаголов, аффиксы личного и субъектного притяжания, которые структурируюттекстнамакроуровне, обеспечивая связи между отдельными текстовыми блоками и тем самым, маркируя разрыв тематической прогрессии, границы блоков и переходы между ними. В качестве элементов когезии, соединяющих ССК в цепь последовательных повествовательных и описательных сообщений, выступают местоимения и местоименные слова близкого (ene 'этот', ende 'здесь' egünu 'его, её') и дальнего {tere 'тот, он, она, оно', tegün-ü 'его, её, того', tede 'они, их', tedeger 'они, те') указания, которые являются генеральным средством когезии между ССК в летописных текстах и типологически универсальным языковым средством связи. Также когезивными средствами выступают причастия и деепричастия с аффиксами личного и субъектного притяжания, которые связывают между собой инфинитные единицы внутри ССК и представляют собой уникальные языковые средства когезии в старописьменных текстах бурят. Указанные элементы когезии располагаются в абсолютном начале ССК, образуя динамичный континуум текста

В составе ССК насчитывается до 10 и более предикативных звеньев. Общее количество инфинитных предикатов достигает нескольких десятков. В качестве инфинитных сказуемых выступают соединительное, слитное, разделительное деепричастия, причастия прошедшего времени, будущего времени, прилагательные, а также различные аналитические формы.

В функции финитных сказуемых выступают причастия прошедшего времени, многократные причастия, более активно в частотном плане употребляются глагольные формы настояще-будущего времени (-mui / -müi, -пат / -пет), формы настояще-прошедшего времени неожиданного действия (-juqui / -Jüküi). Причастия прошедшего времени и многократные причастия, как правило, сопровождаются предикативными частицами: ají, aysan, amui, bui, bdlüge, bolumui, bolai, которые являются различными формами архаичных вспомогательных глаголов *а- и *Ьд- 'быть'.

Таким образом, ССК бурятских летописей можно рассматривать как аналоги современных СФЕ, поскольку предикативные блоки компонентов легко трансформируются на ряд простых предложений. В современном бурятском языке данные ССК бытуют как ряд простых или сложных предложений, соединенных между собой союзами харин 'однако, но, а только', теэд 'но, однако же, и все же, впрочем', зугевр 'но, однако же'.

В Заключении отмечается, что бурятские летописные тексты, сохранившие архаичные формы монгольской летописной традиции и вобравшие новые формы традиции русской исторической науки, содержат мощный заряд национальной памяти о своей истории. В них получили подробное освещение история, традиционная культура и другие стороны жизни бурят дореволюционной эпохи.

Основу словаря данных летописей составляют слова, унаследованные из общемонгольского лексического фонда. Широко и детализированно представлены шаманские, буддийские, юридические и канцелярские термины, а также лексические единицы, относящиеся к управлению, бьпу и хозяйству. Тексты содержат и богатый ономастический материал. Обзор общей лексики бурятских летописей показывает, что многие из отмеченных терминов присущи только бурятскому языку. Наблюдается большой пласт русских заимствований, калькированных слов и выражений (üsinig 'ученик', diputat 'депутат', gineral-porusiy 'генерал-поручик', tituliirnuisobiidniy 'титулярный советник', somolulyu 'снаряжение, обеспечение', tere óndür erkim-i debcegülegci 'его высокопревосходительство'). Наличие русизмов является одной из главных лексических особенностей бурятских летописей. В языке исторических хроник отражены проявления стихии разговорной речи (qaril qaltaril-ügei 'неотступные и непоколебимые', iligen qar-a qábcayai 'печеночно-черные скалы'), фольклорные элементы (легенды, исторические песни о Шилдэй-занги, мифической прародине хори-бурят Наян-Набаа, строки из шаманских призываний).

В настоящее время перестройка всех структур культурной, социально-политической жизни обусловили кардинальные изменения, среди которых -процессы лексической деархаизации и возвращения в активный речевой обиход некоторых устаревших слов. Лексика, некогда вышедшая из употребления и возвращенная в наше время, в основном, относится к тематическим группам «Социальное устройство, идеология», «Религия, верования».

Лексическая деархаизация отличается от употребления архаизмов в современных текстах тем, что вернувшееся в употребление слово {губернатор, губерни, дума, хурал, гулваа) достаточно быстро теряет экспрессивную окраску и временную отмеченность, хотя обозначает похожую, но другую реалию. Реалия попадает в иную культурную ситуацию, а слово - в новый контекст.

Обзор морфологических форм имен и глаголов показывает, что парадигма склонения имен и изменения глаголов в своей основе соблюдена авторами в соответствии с правилами классического монгольского языка. Архаичные грамматические формы (некоторые показатели числа, падежные аффиксы, глагольные формы, служебные слова) вышли из употребления в современном литературном бурятском языке. Различные формы архаичных вспомогательных глаголов *a-, *bó- (aysan, ayad, aqui, amui, bui, bólüge) бытуют в современном литературном языке в виде предикативных частиц (Нэп, аад, ха, юм, бии, болоо, бэлэй).

Характерной особенностью синтаксиса бурятских хроник является наличие в них длинных конструкций, больших, чем сложное предложение. Синтаксические конструкции бурятских летописей более близки к СФЕ

или ССЦ ввиду того, что они состоят из множества распространенных частей, которые при их расщеплении и соответствующем оформлении могут составить несколько самостоятельных предложений. Данные конструкции состоят не из самостоятельных законченных предложений, как в СФЕ или ССЦ, а из зависимых предикативных единиц; завершенность всей конструкции придает финитное сказуемое. Подобные полипредикативные конструкции названы «сложными синтаксическими комплексами» (ССК), тем самым, отличая их от СФЕ или ССЦ. В работе проведен анализ структуры ССК, которая чрезвычайно разнохарактерна и вариативна, что свидетельствует о том, что это не столько языковые модели, сколько речевые образования. Компоненты ССК связываются между собой не только логически, семантически, но и формально. В результате исследования выявлено, что генеральными средствами когезии в старомонгольских текстах выступают местоимения (типологически универсальное языковое средство связи), аналитические скрепы от местоименно-указательньгх глаголов, аффиксы личного и субъектного притяжания, присущие только бурятским летописным текстам (уникальные языковые средства когезии), которые структурируют текст на макроуровне, обеспечивая связи между отдельными текстовыми блоками и тем самым, маркируя разрыв тематической профессии, границы блоков и переходы между ними. Указанные элементы когезии располагаются в абсолютном начале ССК, образуя динамичный континуум текста. Неотъемлемым признаком бурятского летописного текста является его связность, когезия проявляется в сцеплении отдельных блоков текста между собой. В результате этого сцепления образуется фор-матьно-смысловое единство, именуемое текстом.

Основными свойствами бурятских старописьменных текстов являются связность, цельность и завершенность. Тексты заключают в себе три вида информаций: фактуальную, концептуальную, подтекстовую. ССК тесно связаны с типами речи: имеются ССК повествовательного, описательного вида, а иногда и ССК-рассуждения.

В итоге рассмотрения летописных памятников Бурятии Х1Х-нач. XX вв. можно сделать вывод о том, что характер языка данных текстов в своей основе не отошел от системы классического монгольского языка, вместе с тем имеются довольно существенные отклонения в сторону разговорного бурятского языка. Наличие летописных памятников у бурят показывает, прежде всего, высокую стадию письменной культуры, которой еще в XIX в. достигло бурятское общество Забайкалья.

Исследование языка бурятских летописей в аспекте грамматической нормы однозначно показывает об ориентации бурятских авторов на нормы старописьменного монгольского языка. Фактический материал летописных текстов Х1Х-нач. XX вв. свидетельствует о том, что они написа-

ны на старописьменном монгольском языке сниженной нормы, сочетающей в себе старомонгольскую основу и влияние народного языка бурят. Язык бурятских летописей представляет собой переходную гибридную форму книжного языка, сложившуюся в результате смешения письменного монгольского и разговорного бурятского языков, поскольку в то время нормы создания письменных текстов не были кодифицированы.

В целом языковой фон бурятских старописьменных текстов представляет собой промежуточный письменный вариант между классическим монгольским письменным языком и разговорной формой бурятского языка. Статус данного идиома определяется как бурятский извод старописьменного монгольского языка, который охватывал период с XVII-нач. XX вв.

Основные публикации по теме диссертации

Монографии:

1. Буряадай туухэ бэшэгууд — Бурятские исторические летописи / Сост. Ш. Б. Чи-митдоржиев. - Улаан-Удэ, 1992. - 240 н. - 13, 95 п.л. /авт. 22 стр./ - 1 п.л.

2. Бадмаева, Л. Б. Язык бурятских летописей / Л. Б. Бадмаева. - Улан-Удэ : Изд-во Бурятского научного центра СО РАН, 2005. — 215 с. - 12,6 п.л.

3. Бадмаева, Л. Б. Летопись Вандана Юмсунова - памятник письменной культуры бурят XIX в. / Л. Б. Бадмаева - Улан-Удэ: Изд-во Бурятского научного центра СО РАН, 2007. - 394 с. - 23 п.л.

4. Бадмаева, Л. Б. Языковое пространство бурятского летописного текста / Л. Б. Бадмаева. - Улан-Удэ : Изд-во Бурятского научного цетра СО РАН, 2012. - 295 с. —17,2 п.л.

Публикации летописных текстов

5. Востриков, А. И., Поппе Н. Н. Летопись баргузинских бурят. Тексты и исследования. / Подготовка к изданию, вступ. ст., транслитерация, комментарии Л. Б. Бадмае-вой. / А. И. Востриков, Н. Н. Поппе. - Улан-Удэ : Изд-во Бурятского научного центра СО РАН, 2007. - 120 с. - 7 п.л. / авт.42 стр./ - 2,3 п.л.

6. Галзут Тубшиннима. Baryucud-un teiiken irelte - История происхождения баргутов (транслитерация, перевод, примечания). / Ввод. ст. и прим. Д. Д. Нимаева, Л. Б. Бад-маевой; транслит., перевод со старомонг. Л. Б. Бадмаевой, Ю. Д. Бацмаевой / Галзут Тубшиннима. - Улан-Удэ : Изд-во Бурятского научного центра СО РАН, 2008. - 186 с. - 11 п.л. - / авт. 72 стр./ - 3,7 п.л.

7. Бадмаева, Л. Б. История бурятской книги [Электронный ресурс]: справочно-библиографический CD. - Улан-Удэ, 2009. - 2 эл.опт. диска (CD-ROM) / Д. В. Базарова, Н. Г. Лубсанова, И. Д. Хобракова, А. И. Лященко.

Учебники, учебные пособия

8. Бадмаева, Л. Б. Буряад эхин Ьургуулиин номуудые хэрэглэхэ тухай. Методическэ заабаринууд / Л. Б. Бадмаева, Д. Д. Ошоров. - Улаан-Удэ : Буряадай номой хэблэл, 1990. - 120 х. - 6,97 п.л. / авт. 60 стр./ - 3,5 п.л.

9. Бадмаева, Л. Б. Буряад хэлэн. 1-дэхи класста узэхэ ном / Л. Б. Бадмаева, У. Б. Мангутова. - Улаан-Удэ : Буряадай номой хэблэл, 2004. - 146 х. - 10,5 п.л. / авт. 80 стр. /-5,5 п.л./

Статьи в журналах, рекомендованных ВАК для публикации основных положений докторской диссертации:

10. Бадмаева, Л. Б. Летописные памятники Бурятии / Л. Б. Бадмаева // Восток (Oriens). - М„ 2006. - № 2. - С. 18-27. - 1 п.л.

11. Бадмаева, Л. Б. Сложный синтаксический комплекс как единица текста бурятских летописей / Л. Б. Бадмаева // Вопросы филологии. - М., 2006. - № 1. - С. 108-113.-0,5 п.л.

12. Бадмаева, Jl. Б. Баргу-бурятские языкопые связи / Л. Б. Бадмаева // Вестник Бурятского университета. Серия 6: Филология. Вып.11. - Улан-Удэ : Изд-во Бурятского госуниверситета, 2006. - С. 29-38. - 0,7 п.л.

13. Бадмаева, Л. Б. Летопись Бодонгуг Абиды «Buriyad mongyul=un tobci teüke» (Краткая история бурят-монголов) / Л. Б. Бадмаева // Восток (Oriens). - М., 2007. - № 6.-С. 22-29.-0,5 п.л.

14. Бадмаева, Л. Б. Особенности языка исторического сочинения Бодонгут Абиды «Buriyad mongyul-un tobci teüke» / Л. Б. Бадмаева // Гуманитарные науки в Сибири. -Новосибирск, 2007. - № 4. - С. 45-48. - 0,4 п.л.

15. Бадмаева, Л. Б. «С. Д. Бабуев, Ц. Д. Бальжинимаева. Буряад зоной урданай /гуудал байдалай тайлбари толи ('Тематический толковый словарь традиционного быта бурят')». - Улан-Удэ : Изд-во «Бэлиг», 2004. - 352 е., ил. (Рецензия) / Л. Б. Бадмаева, В. Э. Раднаев // Восток (Oriens). - М.; 2007. - № 4. - С. 204-205. - 0,2 п.л.

16. Бадмаева, Л. Б. О синтаксических особенностях летописи Ц. Сахарова / Л. Б. Бадмаева // Сибирский филологический журнал. - Новосибирск : НГУ, 2009. - № 2. -С. 144-151. -0,5 п.л.

17. Бадмаева, Л. Б. Текст селенгинской летописи как лингвистический источник / Л. Б. Бадмаева // Ученые записки Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета им. Н. Г. Чернышевского. Серия «Филология, история, востоковедение». - Чита, 2009. - № 3 (26). - С. 48-53. - 0,4 п.л.

18. Бадмаева, Л. Б. Бурятские летописи как источники социальной информации // (0,5 п.л.) от 13.01.2009 г. www.globecsi.ru / Articles /2008/Badmaeva2.pdf.

19. Бадмаева, Л. Б. Старописьменный монгольский язык и современный бурятский язык / Л. Б. Бадмаева // Гуманитарный вектор. - Чита, 2010. - № 2 (22). - С. 202-207. - 0,4 п.л.

20. Бадмаева, Л. Б. Бурятский летописный текст и вопросы его перевода на русский язык / Л. Б. Бадмаева // Вопросы филологии. - М., 2010. - N° 2 (35). - С. 57-64. - 0,5 п.л.

21. Бадмаева, Л. Б. Категория притяжания как средство когезии в летописных текстах бурят / Л. Б. Бадмаева // Искусство и образование. - Уфа, 2010. - № 8. - С. 121-125.-0,3 п.л.

22. Бадмаева, Л. Б. Принципы построения старомонгольского текста [текст] / Л. Б. Бадмаева // Ученые записки Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета им. Н. Г. Чернышевского. - Чита, 2011. - С. 27-32. - 0,4 п.л.

23. Бадмаева, Л. Б. Бурятские летописи как источники для изучения бурятского языка /Л. Б. Бадмаева // Ученые записки Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета им. Н. Г. Чернышевского. - Чита, 2012. - № 2 (43). - С. 114-119. - 0,4 п.л.

24. Бадмаева, Л. Б. Изучение языка письменных памятников в Бурятии /Л. Д. Шагдаров, Л. Б. Бадмаева // Ученые записки Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического универсигетаим.Н.Г. Чернышевского.-Чига,2012.-Х°2(43).-С. 171-174.-0,3 пл/авт. 0,15 пл./.

Статьи в научных сборниках и журналах

25. Бадмаева, Л. Б. Формы множественного числа в языке летописи Вандана Юмсу-нова / Л. Б. Бадмаева // Грамматическое своеобразие бурятского языка. - Улан-Удэ,

1987.-С. 121-135.-0,9 п.л.

26. Бадмаева, Л. Б. Топонимические названия в летописи Вандана Юмсунова / Л. Б. Бадмаева // Исследования по ономастике Бурятии. - Улан-Удэ, 1987. - С. 55-74. - 1 п.л.

27. Бадмаева, Л. Б. Лексические особенности языка летописи Вандана Юмсунова / Л. Б. Бадмаева // Лексикологические исследования монгольских языков. - Улан-Удэ,

1988.-С. 93-103.-0,5 п.л.

28. Бадмаева, Л. Б. Национальная форма и национальное содержание в поэтическом переводе / Л. Б. Бадмаева, П. А. Ковалев // Вопросы социально-экономического и культурного развития общества : исторический опыт и современность : мат-лы VIII респуб. конф. молодых ученых и специалистов. - Улан-Удэ, 1989.-С. 12-14.-0,2 пл. — /авт. 0,1 п.л./

29. Бадмаева, Л. Б. Антропонимы в бурятской летописи Вандана Юмсунова / Л. Б. Бадмаева // Исследования по ономастике Прибайкалья. - Улан-Удэ, 1990. - С. 83-89. - 0,4 п.л.

30. Бадмаева, Л. Б. Сложный синтаксический комплекс в языке бурятской летописи В. Юмсунова / Л. Б. Бадмаева // Исследования по синтаксису монгольских языков. -Улан-Удэ, 1990.-С. 37-50. - 1 п.л.

31. Бадмаева, JI. Б. Семантическая характеристика деловой лексики бурятских летописей / JI. Б. Бадмаева // Язык. Образование. Культура. - Улан-Удэ, 1999. - С. 138-142. - 0,3 п.л.

32. Бадмаева, Л. Б. Структура текста анонимной хоринской летописи / JI. Б. Бадмаева // Актуальные проблемы бурятского языка, литературы, истории (к 10-летию кафедры бурятской филологии ИГУ). - Иркутск, 2000а. - С. 7-9. - 0,4 п.л..

33. Бадмаева, Л. Б. О специфических синтаксических конструкциях бурятских летописей / Л. Б. Бадмаева // Проблемы истории й культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии. Язык. Фольклор. Литература. - Улан-Удэ, 20006. - С. 17-21. - 0,4 п.л.

34. Бадмаева, Л. Б. Англо-бурятский словник (8 тыс. слов) [CD-ROM] / Л. Б. Бадмаева, Н. О. Балсунаева, Ц. О. Балсунаев // Словарь 225 языков мира Грэгга Кокса. - М. : ЗАО Изд-во «Импрессум» А & А, 2000в.

35. Бадмаева, Л. Б. О летописании хоринских бурят / Л. Б. Бадмаева // Народы Бурятии в составе России: от противостояния к согласию (300 лет Указу Петра I). Ч. 1. — Улан-Удэ, 2001. - С. 54-62. - 0,5 п.л.

36. Бадмаева, Л. Б. Бурятские летописи как источники по истории буддизма в Бурятии / Л. Б. Бадмаева // Иволгинский дацан : история, современность и перспектива. -Верхняя Иволга, 2002. - С. 112-114. - 0,3 п.л.

37. Badmayeva, L. В. Qori buriyad-un teüke biöilge-yin tuqai / L. В. Badmayeva // Mongyol kele udq-a jokiyal. - Huhhot, China, 2003. - № 4. - P. 65-74. - 1 п.л.

38. Бадмаева, JI. Б. Современное состояние монгольских языков северо-восточного ареала Центральной Азии / Л. Б. Бадмаева // ALTAICA. III. - Улаанбаатар, 2004. - X. 116-124.-0,5 п.л.

39. Бадмаева, Л. Б. «Сокровенное сказание монголов» и его переводы на бурятский язык / Л. Б. Бадмаева // «Монголын нууц товчоо» зохиолын гадаад орчуулга. - Улаанбаатар, 2006а. - С. 93-102. - 0,5 п.л.

40. Бадмаева, Л. Б. Языковые контакты монгольских народов северо-восточного ареала Центральной Азии / Л. Б. Бадмаева // Этнокультурное взаимодействие в Евразии. - М.: Наука, 20066. - Т. 2. - С. 41 -50. - 1 п.л.

41. Бадмаева, Л. Б. Языковые параллели баргутов и бурят (па материале экспедиционных исследований) / Л. Б. Бадмаева // Диаспоры в контексте современных этнокультурных и этносоциальных процессов. - Улан-Удэ, 2006в. - С. 99-108. - 0,5 п.л.

42. Бадмаева, Л. Б. Фольклорные мотивы в бурятских летописях / Л. Б. Бадмаева // Мир фольклора в контексте истории и культуры монгольских народов : мат-лы меж-дунар. науч. конф., посвящ. 90-летию Н. О. Шаракшиновой. - Иркутск : ИГУ, 2006г. -С. 276-280.-0,4 п.л.

43. Badmayeva, L. В. Baryu bolun buriyad-un uysayan-u qariöay-a / L. В. Badmayeva // Külün Buyir degedü suryayuli: Erdem äinjilegen-ü setkül. -Külün Buyir, China, 2007. - .Ys l.-P. 19-22.-0,3 п.л.

44. Бадмаева, Л. Б. Летописи Ц. Сахарова как письменные памятники бурят / Л. Б. Бадмаева // Диаспоры в современном мире : мат-лы Междунар. Круглого стола. -Улан-Удэ : Изд-во БГУ, 2007. - С. 148-156. - 0,4 п.л.

45. Бадмаева, Л. Б. Хориин буряадуудай туухэ бэшээшэ Вандан Юмсунов тухай / Л. Б. Бадмаева // Буряад хэлэнэй шухала асуудалнууд. - Улаан-Удэ : Буряадай эрдэмэй тубэй хэблэл, 2007. - С. 32-37. - 0,3 п.л.

46. Бадмаева, Л. Б. Новое в истории изучения летописного наследия бурят / Л. Б. Бадмаева // История и культура народов Центральной Азии: наследие и современность. Часть I. - Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2008а. - С. 68-74. - 0,5 п.л.

47. Бадмаева, Л. Б. Историко-культурный пласт лексики бурятского языка по письменным источникам / Л. Б. Бадмаева // «Баяртуевские чтения - 1. Мир бурятских традиций в контексте истории и современности». - Улан-Удэ : Изд-во БГУ, 20086. - С. 11-15.-0,5 п.л.

48. Бадмаева, Л. Б. Летопись Д-Ж. Ломбоцэрэнова как памятник письменной культуры бурят / JI. Б. Бадмаева // Традиционная система управления кочевых сообществ Южной Сибири. - Улан-Удэ, 2008в. - С. 123-127. - 0,4 п.л.

49. Бадмаева, Л. Б. Летопись Бодонгут Абиды как памятник книжной культуры бурят / Л. Б. Бадмаева // Книжная культура Байкальского региона : сб. статей / Отв. ред. Р. И. Пшеничникова, 3. Д. Дамбинова, Р. Б. Ажеева и др. - Улан-Удэ : Изд.-полиграф. комплекс ФГОУ ВПО ВСГАКИ ВСГАКИ, 2008д. - С. 10-14. - 0,4 п.л.

50. Бадмаева, Л. Б. Вклад Н. Н. Поппе в исследование письменных памятников бурят / Л. Б. Бадмаева // Гомбожаб Цыбиков - выдающийся ученый и путешественник. -Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2008е. - С. 138-145. - 0,4 п.л.

51. Бадмаева, Л. Б. Бурятские летописи как памятники письменной культуры бурят / Л. Б. Бадмаева // Языковая картина мира Байкальского региона. - Улан-Удэ : Изд-во БГУ, 2009а. - С. 77-84. - 0,4 п.л.

52. Бадмаева, Л. Б. Летопись селенгинских бурят как лингвистический источник / Л. Б. Бадмаева // Историческая лингвистика. Алтаистика. Тюркология : мат. междунар. конф., Москва, 4-7 июня 2009 г. -М., 20096. - С. 92-96.-0,3 п.л.

53. Бадмаева, Л. Б. Особенности синтаксиса баргузинской летописи Ц. Сахарова / Л. Б. Бадмаева // Язык как национальное достояние: проблемы сохранения лингвистического разнообразия : сб. трудов Междунар. конф., Улан-Удэ, 9-13 сентября 2009 г. -Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2009в. - С. 233-240. - 0,4 п.л.

54. Бадмаева, Л. Б. Буддийская лексика в письменных памятниках бурят / Л. Б. Бадмаева // Бурятский язык : исторические судьбы и современность. - Улан-Удэ : Изд-во БГУ, 2009г. - С. 51-61. - 0,7 п.л.

55. Бадмаева, Л. Б. Роль сгаромонгольской письменности в развитии современного бурятского языка / Л. Б. Бадмаева // Тувинская письменность и вопросы исследования письменностей и письменных памятников России и Центрально-Азиатского региона : мат-лы междунар. науч. конф., посвященной 80-летию создания тувинской письменности, Кызыл, 1 -4 июля 2010 г. - Абакан : Хакасское книжное изд-во, 2010а. - С. 57-61. - 0,4 п.л.

56. Бадмаева, Л. Б. Заимствования в языке текста Бодонгут Абиды «Buriyad mongyul-un tobCi teilke» / Л. Б. Бадмаева//Этническая история и культурно-бытовые традиции народов Байкальского региона. - Иркутск : Изд-во «Оттиск», 201 Об. - С. 179-186. - 0,5 п.л.

57. Бадмаева, Л. Б. Особенности текстовой организации бурятских летописных текстов / Л. Б. Бадмаева, Л. Д. Шагдаров // Языки и письменные источники монгольских народов : мат. Междунар. науч. конф., Улан-Удэ, 14-18 июля 2010 г.-Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2010в. - С. 99-106. - 0,5 п.л. -/ авт. 0,25 п.л.

58. Бадмаева, Л. Б. Текст как объект анализа в современной лингвистике / Л. Б. Бадмаева // Актуальные проблемы бурятской филологии и культуры: мат-лы регион, на-уч.-практ. конф., Иркутск, 23 апреля 2010 г. - Иркутск : Изд-во Иркут.гос.ун-та, 2010г.-С. 21-27.-0,4 п.л.

59. Бадмаева, Л. Б. Бурятские летописи как памятники истории языка / Л. Б. Бадмаева // Глобализация и монгольский мир : Сб. статей по мат. Междунар. науч. конф., проведенной 15-18 июля 2010 г. - Улан-Удэ : 2011а.-С. 272-275.-0, 4 п.л.

60. Бадмаева, Л.Б. Влияние старописьменного монгольского языка на сложение литературного бурятского языка / Л. Б. Бадмаева // Динамика языковой ситуации в монгольском мире : мат. междунар.научно-метод. семинара, Улан-Удэ, 21-22 октября 2010 г. - Улан-Удэ, 2011. - С. 61-65. - 0,5 п.л.

61. Бадмаева, Л.Б. Структура сложных синтаксических комплексов бурятских летописей / Л. Б. Бадмаева // Актуальные проблемы монгольского языкознания. Вып. 4. — Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 20116. - С. 76-87. - 0,7 п.л.

62. Badmaeva, L.B. The Buryat Chronicles as a Cultural Heritage of Nomads / L.B. Bad-maeva // The International Conference on "Cultural Diversity of Nomads" 6th-7th August, 2011, Ulaanbaatar. - Ulaanbaatar, 2011в. - P. 47-50. - 0,3 п.л.

63. Бадмаева, Л.Б. Сложные синтаксические комплексы бурятских летописных текстов / Л.Б. Бадмаева // Илтгэлуудийн товчлол Summaries of Congress: Mongolia's External Relationship & Experiences : The 10-th International Congress of Mongolists on August 9-13, 2011 in Ulaanbaatar. - Ulaanbaatar, 2011. - C. 24-26. - 0,2 п.л.

Подписано в печать 29.03.2012 г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Объем 2,5 печ. л. Тираж 120. Заказ № 52.

Отпечатано в типографии Изд-ва Федерального государственного бюджетного учреждения науки БНЦ СО РАН 670047 г. Улан-Удэ ул. Сахьяновой, 6.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Бадмаева, Лариса Батоевна

Введение 3-

Глава I. Бурятские летописи и личность авторов, исследователи и публикаторы 37

1.1. Общая характеристика бурятских летописей 37

1.2. Хоринские летописи 39

1.3. Селенгинские летописи 50

1.4. Баргузинские летописи 53

1.5. Летописи шэнэхэнских бурят 67

1.6. Исследователи бурятских летописей 75

1.7. Бурятские летописи об исторических и языковых контактах бурят84-

Глава II. Летописный текст и его основные характеристики 101

2.1. Основные категории текста 101

2.2. Летописный текст и вопросы его перевода на современный бурятский и русский языки 110-

Глава III. Лексические особенности бурятских летописей 121

3.1. Общая характеристика лексики бурятских летописей 122

3.2. Шаманистическая терминология 133

3.3. Буддийская лексика 143

3.4. Русские заимствования в языке бурятских летописей 153

3.5. Элементы фольклорных жанров в бурятских летописях 159-163 3.5. Ономастический материал 164

3.5.1. Топонимы 164

3.5.2. Антропонимы 179-

Глава IV. Морфологические особенности бурятских летописей 187

4.1. Именные формы 188

4.1.1. Форма множественности 188

4.1.2. Падежные показатели 207

4.2. Глагольные формы 214

4.2.1. Повелительно-желательные и изъявительные формы 215

4.2.2. Причастия 218

4.2.3. Деепричастия 225

4.2.4. Вспомогательные глаголы и их эволюция 231

4.3. Служебные слова (союзы, послелоги, частицы) 241

4.4. Архаичные лексико-морфологические элементы 245-

Глава V. Синтаксические особенности бурятских летописей 254

5.1. Сложный синтаксический комплекс (ССК) - основная единица синтаксиса летописей, необходимость ее изучения с позиции лингвистики текста 254

5.2. Структура ССК, модели ССК 280-315 Заключение 316-329 Сокращения 330-334 Библиография 334

Введение диссертации2012 год, автореферат по филологии, Бадмаева, Лариса Батоевна

Как установлено российскими монголоведами, монгольские племена с древних времен занимали сравнительно узкую территорию от современного Улан-Удэ до Ордоса Внутренней Монголии. Старописьменный монгольский язык выступал для них в качестве средневековой латыни, вобравшей в себя основные черты единого монгольского языка древности. Единство территориального и культурного ареала расселения монгольских народов и племен дает основание предполагать, что монгольская письменность получила распространение среди северных монгольских племен, в том числе бурят, ещё в раннем средневековье. Как указано в Большом энциклопедическом словаре «Языкознание», подводящем итоги развития языкознания в нашей стране за последние десятилетия, монгольские языки являются результатом развития диалектов некогда единого (до ХУ1-ХУП вв.) монгольского языка, они делятся на основные (собственно монгольский, бурятский, калмыцкий) и маргинальные: могольский (в Афганистане), дагурский (в Северо-Восточном Китае), монгорский, дунсянский, баоаньский и шира-югурский (в кит. провинциях Ганьсу и Цинхай); для основных монгольских языков с XIII в. до начала XX в. (для калмыцкого -до середины XVII в.) употреблялся единый старописьменный монгольский язык, которым продолжают пользоваться во Внутренней Монголии КНР [БЭС 1998, с. 306]. Новым словом в классификации монгольских языков являются исследования китайского монголоведа Сэчэнцокто. Он впервые обнаружил и описал ранее неизвестный «широнгольский» язык, так называемый язык кандзя (кап§^а), на котором говорит группа людей, проживающих в уезде Дзяндза (провинция Цинхай). По мнению ученого, язык кандзя является промежуточным между баоаньским и дунсянским языками ^ятсИаокеШ 1999]. Маргинальные монгольские языки подверглись сильному влиянию иранских говоров, тибетского и китайского языков.

В работах Ц. Б. Цыдендамбаева и других монголоведов указывается, что бурятские племена булагатов, хоринцев, эхиритов и селенгинцев стали консолидироваться в отдельную народность со второй половины XVII в. до конца XVIII в. До этого времени они находились в составе монгольской общности и обитали разрозненно, в силу чего исторически не были подготовлены к созданию собственного литературного языка. Поэтому письменные памятники, начиная с "Сокровенного сказания монголов" рассматриваются как общемонгольское культурное наследие вплоть до сложения монгольских народов в ХУ1-Х1Х вв. [Цыдендамбаев 1972, с. 643644].

Собственно бурятские сочинения на старомонгольской письменности стали появляться в XVIII в. в связи с консолидацией бурят в самостоятельную народность. Бурятские летописи, созданные в ХУШ-Х1Х вв., содержат богатый, уникальный лингвистический материал. На современном этапе лингвистическое источниковедение представляется одним из самых перспективных направлений монголоведения, поскольку дошедшие до нашего времени письменные памятники и их разностороннее изучение дают ценные сведения для разработки вопросов истории формирования языка, его исторической диалектологии, а также истории этноса.

Принятый в 1992 г. «Закон о языках народов Республики Бурятия» предписывает не только широкое практическое изучение современного бурятского языка, но и развертывание исследований по истории его развития, в том числе и письменных памятников на старомонгольском языке. Этим определяется значимость данной работы.

Кроме того, актуальность данного исследования определяется и важностью изучения языка письменных памятников бурят на старомонгольской письменности для сравнительно-исторических исследований монгольских языков.

Объект исследования - бурятские летописные тексты XIX - нач. XX вв.

Предмет исследования - языковые особенности и средства текстовой организации летописных текстов хоринских, баргузинских, селенгинских и шэнэхэнских бурят на старомонгольской письменности; статус языка бурятских исторических хроник как идиома.

Цели и задачи иследования. Целью настоящей работы является изучение лексических, морфологических и синтаксических особенностей языка бурятских летописей с позиций выделения языковых элементов, организующих летописный текст.

Исходя из заявленной цели, в работе ставится ряд взаимообусловленных задач: доказать, что основной речевой единицей летописей является текст -объединенная смысловой связью последовательность языковых единиц, основным свойством которой являются связность и цельность; установить, что связность и цельность летописного текста обеспечиваются средствами языковой системы всех уровней: лексического, морфологического и синтаксического; на основе типологического анализа летописного текста выделить ведущие типы речи: описание, повествование и рассуждение; выявить идентичность летописного текста; обосновать положение о том, что бурятские летописи - это историческая память народа: в летописных текстах реализуется повествование не о вымышленных, а реальных людях и событиях; выявить особенности перевода бурятских летописей на русский и современный бурятский язык с позиции лингвистики текста. Методологической основой диссертационного исследования послужили работы в области лингвистики текста Г. Д. Ахметовой, Р. Барта, И. Р. Гальперина, С. И. Гиндина, Ю. А Левицкого, Б. А. Маслова, О. И. Москальской, О. А. Нечаевой, Т. М. Николаевой, Е. А. Реферовской, И. П. Севбо, В. В. Одинцова, Г. Я. Солганика, В. М. Хамагановой, А. А. Чувакина и др., изучающие особенности структуры текста, его грамматические категории, их взаимодействие, а также труды по монгольским языкам А. Бобровникова, Б. Я. Владимирцова, Г. Д. Санжеева, Т. А. Бертагаева, Н. Н. Поппе, Д. А. Алексеева, Д. Д. Амоголонова, Чингэлтэя, Ц. Б. Цыдендамбаева, И. Д. Бураева, Ц. Ц. Цыдыпова, А. А. Дарбеевой, А. Г. Митрошкиной, Ж. С. Сажинова, Б. X. Тодаевой, Г. Ц. Пюрбеева, Даваадагбы, Д. Д. Доржиева, Л. Д. Шагдарова, В. И. Рассадина, М. Н. Орловской, Д. А. Сусеевой, Е. К. Скрибник, С. М. Трофимовой, А. Д. Цендиной, Н. С. Яхонтовой, С. А. Крылова, Д. Д. Санжиной, Г. А. Дырхеевой, Л. В. Шулуновой, В. М. Егодуровой, Е. О. Хундаевой, С. Д. Бабуева, Ц. Ц. Бальжинимаевой, Л. Д.

Бадмаевой, Н. Б. Даржаевой и др. Кроме того, основой для нашего исследования послужили и труды по истории бурят Г. Н. Румянцева, Ш. Б. Чимитдоржиева, Ц. П. Ванниковой, Д. Д. Нимаева и др.

Методы исследования основываются на общих принципах современных лингвистических исследований (прежде всего интегральность и эксплицитность описания, сочетание функционально-семантического, структурного, когнитивного подходов). Ведущими явились методы описательно-аналитический, который применялся при непосредственном наблюдении над лексиконом летописей, сопоставительно-типологический -при выявлении общего и особенного в языке сопоставляемых текстов летописей, сравнительно-исторический - при сравнении старописьменных примеров с современными аналогами.

Примеры из текстов приводятся в традиционной научной транслитерации. Слитное и раздельное написание аффиксов следует оригиналу. Аффиксы, написанные раздельно от основы, в транслитерации даны через знак "дефис".

Степень изученности темы. В языкознании долгое время изучались такие единицы языка, как слово и предложение. Однако во второй половине XX в. постепенно было обосновано положение, что это только подступы к изучению языка и речи. Но язык существует и выполняет свое назначение в форме текстов. В настоящее время все более утверждается мысль, что текст является основной формой человеческого общения [Золотова 2002, с. 68]. Люди общаются не отдельными словами и предложениями, а именно текстами.

На первом этапе своего развития, в 60-х гг. XX в. лингвистика текста изучала этот феномен в основном как объект синтаксиса. Но в последних исследованиях коммуникативной лингвистики основной единицей не только речи, но и языка признается текст. В исследованиях отмечается, что текст синтезирует языковые и речевые единицы всех уровней, объединяет в себе языковые сущности и речевые свойства. Он - одновременно единица языка и произведение речи [Сиротинина 1998, с. 63]. Языковые единицы, обслуживающие те или иные уровни языка (фонетику и графику, словообразование, лексику, морфологию и синтаксис), в процессе коммуникации, участвуя в построении текста, приобретают новые свойства, функции и становятся элементами текста, или же они выражаются по-другому. Например, в старомонгольском языке понятие "столица" выражалось словами ие^и/е/, /оЬ до^я, а в бурятских летописях оно обозначается составным словом е}еп-й цо1а (букв.) 'город хозяина'.

В семиотике под текстом понимается осмысленная последовательность любых знаков, любая форма коммуникации, в том числе обряд, танец, ритуал, азбука Морзе, шифровка и т. п., в языкознании текст -последовательность словесных знаков. Любой обряд можно выразить вербально. Так, раньше существовал обычай выкупа жизни, обмена души больного, захваченной владыкой смерти Эрликом (Ямой) и находящейся в его руках. Для этой цели из сена или соломы вязали человеческую фигуру, рисовали на бумаге человеческое лицо и привязывали его к голове чучела, надевали на него хорошую шапку, одежду, пояс, штаны, сапоги больного и сажали его около больного, а для езды его привязывают снаружи к коновязи лучшего коня или быка, надев на него полную сбрую и седло с потником. С наступлением темноты шаман устраивал разного рода камлания, а после полночи чучело в одежде больного выносили, сажали на приготовленное верховое животное, отвозили в степь. Снимали с него всю надетую на него одежду, и эту соломенную фигуру, называемую золиг, сжигали в огне. Всю снятую одежду, коня и седло брали с собой и оставляли вне юрты. С наступлением утра шамана отвозили домой вместе с теми вещами, с большими подарками и живой овцой.

Этот семиотический текст вербально изложен Ванданом Юмсуновым в летописи хоринских бурят (1875 г.) в тексте под § 44 [ЛХБ, 1935, с. 109110].

В настоящее время феномен «текст» изучается под разными названиями: лингвистика текста, структура текста, грамматика текста, герменевтика текста (т. е. выявление системы неочевидных смысловых связей и оппозиций). Появление последнего названия объясняется тем, что лингвистика текста начиналась как герменевтика (от греч. герменеутикос 'толкующий' - истолкование сначала библейских, а затем и других древних текстов.

Ниже представлен краткий обзор истории развития лингвистики текста в нашей стране.

Долгое время предложение оставалось самой крупной единицей лингвистического анализа. Настойчиво проводилась мысль, что уровня более высокого, чем уровень предложения, в языке нет. В то же время было замечено, что имеется много случаев, когда предложение не выражает законченную мысль. Например, в памятнике монгольского феодального права XVIII в. «Халха джирум», составленном на старомонгольском языке, имеется такая фраза: ulay-a sigüsü tasulbasu qamuy yayum-a-yi <inu> cüm tataju sang-du bariy-a, qar-a biy-e qalayun amin inu noyan-dayan bariqu ("Великое уложение трех хошунов 1709 года", статья 1) - 'За отказ подводы и довольствия все имущество конфисковать в пользу казны, а самих оставить в распоряжении их нойона'. Здесь в первом предложении не ясно, об отказе кому подводы и довольствия идет речь и конкретно, чье имущество конфискуется; в третьем предложении не ясно, о чьем qar-a biy-e qalayun amin 'черном теле и горячем дыхании' идет речь. Многое проясняется при прочтении первого предложения этой статьи: qutuytu-yin gegen qamiy-a ögede bolbasu erten-ü doluyan qosiyun-du kelelcegsen-ü yosuyar ulay-a siyüsü kemjiy-e ügei 'куда бы не изволил ехать хутугта-гэгэн (или богдо-гэгэн - духовный глава ламаистской церкви Халхи - Л.Б.)\ предоставлять ему подводы (и1ау-а) и довольствие ^уиБи) без ограничения, как было установлено раньше [уложением] семи хошунов.

В переводе Ц. Жамцарано под редакцией С. Д. Дылыкова второе и третье предложения приобрели следующий вид: "За отказ [в подаче] подводы и довольствия все имущество [виновных] конфисковать в пользу казны [гэгэна], а самих [виновных] оставить в распоряжении их нойона". Как видно, исходя из контекста статьи в целом и уложения 7 хошунов, переводчик в квадратных скобках добавил ряд конкретизирующих и поясняющих слов, а редактор добавил примечание: "При полной конфискации движимого и недвижимого имущества в казну богдо-гэгэна простолюдин (харачу) фактически становился рабом своего хозяина-нойона".

Таким образом, во многих случаях предложение без опоры на предыдущие предложения оказывается семантически недостаточным, синсемантичным. Еще А. А. Потебня предполагал, что речь строится не только из предложений, но и из единиц, больших, чем предложение. В советское время правилам построения связного текста и его смысловым категориям, выражаемых по этим правилам, уделяется большое внимание, и во второй половине XX в. в составе филологических наук формируется особое направление языковедческих исследований - лингвистика текста. На пересечении текстологии, лингвистики текста, поэтики, риторики, прагматики, семиотики и герменевтики складывается новая филологическая дисциплина - теория текста. Она охватывает любые знаковые последовательности, однако основным ее объектом является вербальный текст.

На первых этапах своего развития, в 60-х гг. XX в., лингвистика текста уделяла преимущественное внимание связности и целостности, правильности построения вербального текста, его понятности, распределению темы и ремы высказывания в соответствии с требованиями актуального членения предложения. Успешному развитию этих исследований способствовали более ранние работы А. М. Пешковского, Л. В. Щербы, В. В. Виноградова, В. Матезиуса, Ш. Балли и др., посвященные правилам выбора и актуализации языковых единиц при переходе от языка к речи.

В дальнейшем появились работы, в которых непосредственно изучаются сам текст и его структура, категории и его составляющие, а также способы создания, построения текста, его художественно-изобразительные средства. Одной из первых работ была статья Н. С. Поспелова [1948]. Далее появились работы И. А. Фигуровского, Г. Я. Солганика, В. А. Кухаренко, Л. М. Лосевой и др. Особенно много работ по проблемам текста было издано в 70-х - 90-х гг. прошлого века.

В результате исследований, проведенных в последние десятилетия, выделились три самостоятельные научные дисциплины: общая теория текста (И. Р. Гальперин и др.), грамматика текста (О. И. Москальская и др.), стилистика текста (И. Р. Арнольд, В. В. Одинцов и др.).

При этом в лингвистике и теории текста выявилось много спорных моментов. Прежде всего, это касается вопроса о том, к какой системе относится текст: языка или речи. По мнению И. Р. Гальперина, О. И. Москальской, Е. И. Шендельс, Г. В. Колшанского и других ученых, текст -это моделируемая единица языка (а не речи), основная языковая единица, обладающая смысловой коммуникативной законченностью в общении. Согласно другой, более распространенной точке зрения, текст - это явление речевое и только речевое [Ипполитова 1998, с. 5-13]. В энциклопедии "Русский язык" отмечено: "В лингвистике существует две сферы исследований: в одной изучаются языковые системы, в другой - речь" [2003, с. 419].

К лингвистике речи относится и лингвистика текста, которая "изучает структуру речевых произведений, их членение, способы создания связности текста, частотность встречаемости единиц языка в тех или других типах текста, смысловую и структурную полноту текста, речевые нормы в разных функциональных стилях, типы речи (монолог, диалог, полилог), особенности письменной и устной форм реализации языка и другие" [Там же, с. 420].

По-разному определяется текст как лингвистическое явление. Так, И. Р. Гальперин понимает текст как ".произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное в соответствии с типом этого документа, произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющее определенную целенаправленность и прагматическую установку" [Гальперин 2006, с. 18].

Е. А. Реферовская, обобщив высказанные определения, приходит к выводу, что под понятием "текст" рассматривается ". некое структурированное по определенным законам единство, состоящее из языковых единиц - предложений, объединенных между собой и образующих более крупные единицы - СФЕ (сверхфразовые единства) -тематические отрезки текста, параграфы, главы, разделы и т. д., служащие для передачи определенного законченного содержания, отвечающего целям коммуникации" [Реферовская 1983, с. 5].

Следует обратить внимание на положение И. Р. Гальперина о том, что "под текстом необходимо понимать не фиксированную на бумаге устную речь, всегда спонтанную, неорганизованную, непоследовательную, а особую разновидность речетворчества, имеющую свои параметры, отличные от параметров устной речи. Устная речь имеет лишь звуковое воплощение, рассчитанное на слуховое восприятие. Она только линейна. Устная речь -это движение, процесс. <.> Текст обладает двойственной природой состояния покоя и движения" [Гальперин 2006, с. 18-19].

В лингвистике текста термин "текст" употребляется для обозначения двух различных единиц без последовательной дифференциации. Во-первых, под "текстом" имеется в виду любое высказывание, состоящее из одного или нескольких предложений, имеющее законченный смысл, во-вторых, под ним разумеются такие произведения речетворчества, как повесть, роман, газетная или журнальная статья, научная монография, документы различного рода, т. е. различаются два основных объекта лингвистики текста: 1) СФЕ - текст в узком смысле слова, или микротекст; 2) целое речевое произведение - текст в широком смысле слова, или макротекст.

Иногда границы микро- и макротекста совпадают, когда целое речевое произведение состоит из одного СФЕ (газетная заметка, короткий рассказ, сообщение о погоде, объявление), поэтому не наблюдается различие термина "текст" в узком и широком смыслах слова [Москальская 1981, с. 12-13].

Предметом лингвистики текста является изучение моделей построения связной речи, а объектами изучения: 1) СФЕ (микротекст), 2) целое речевое произведение (макротекст), которые являются единицами лингвистики текста.

Статус СФЕ как основной единицы текста вполне очевиден, но нет единого термина для этой синтаксической единицы. Существует целый ряд синонимов для выражения этого понятия: "сверхфразовое единство - СФЕ" (О. А. Ахманова), "сложное синтаксическое целое - ССЦ", "компонент текста, целый ряд текста" (И. А. Фигуровский), "дискурс-рассуждение, состоящее из последовательного ряда логических звеньев, каждое из которых зависит от предыдущего и обусловливает последующее" (пражские лингвисты), "регистр" (эдинбургская школа), "высказывание", прозаическая строфа" (Г. Я. Солганик), "синтаксический комплекс" (И. А. Овсянникова), "монологическое высказывание", "коммуникативный блок", "комплекс предложений", "связный текст", "цельный текст". Но все эти термины имеют одно инвариантное значение - единица, более крупная, чем предложение, в которой само предложение выступает в качестве конституэнта. Более употребителен в частотном плане термин "сверхфразовое единство - СФЕ" (И. Р. Гальперин, Е. А. Реферовская, О. И. Москальская и др.), которым мы и оперируем в данном исследовании.

В лингвистике текста выработаны следующие основные принципы его анализа: принцип историзма (учет эпохи, в которую написано произведение), принцип уровнего подхода к анализу текста (т. е. изучение фонетико-графических, морфологических, лексико-фразеологических, синтаксических и стилистических особенностей текста); принцип учета общеязыкового, общежанрового в тексте и индивидуального и т. д.

В бурятоведении, да и в монголоведении в целом проблема изучения текста является новой, совершенно неразработанной темой.

Материалом для исследования послужили опубликованные H. Н. Поппе, А. И. Востриковым, В. А. Казакевичем на старописьменном монгольском языке летописи Т. Тобоева (1863), В. Юмсунова (1875), Ш.-Н. Хобитуева (1887), Д.-Ж. Ломбоцэрэнова (1868), Ц. Сахарова (1887), привлечены «Qori buriyad-un quriyangyui teiike» - «Анонимная хоринская летопись» (1903), а также летопись шэнэхэнских бурят «Buriyad-mongyul-un tobci teiike» - "Краткая история бурят-монголов", составленная Бодонгут Абидой (1983); изданные Ш. Б. Чимитдоржиевым летописи на современном бурятском языке «Буряадай туухэ бэшэгууд» (1992, 1998), а также их переводы на русский язык «Бурятские летописи» (1995, 2011), подготовленные Ш. Б. Чимитдоржиевым, Ц. П. Ванчиковой, М. В. Аюшеевой.

Научная новизна диссертации состоит в том, что в бурятоведении впервые на монографическом уровне предпринято лингвоисточниковедческое исследование языка летописных текстов бурят с позиции лингвистики текста. В диссертации предлагаются новые теоретические принципы исследования и описания особенностей бурятских летописных текстов, разработана новая научная идея о текстовой организации старомонгольских текстов. В результате исследования выявлены лексические и морфологические особенности летописных памятников; определена основная синтаксическая единица текстов летописей, введен новый термин «сложный синтаксический комплекс» (ССК) - полипредикативная конструкция с финитным сказуемым. В диссертации впервые введены в научный оборот языковые материалы летописных текстов «<Зоп Ьипуаё-ип quriyangyui 1еике» - "Анонимная хоринская летопись", Бодонгут Абиды «Buriyad-mongyul-un 1:оЬ<!п 1:ейке» -"Краткая история бурят-монголов"; впервые изучены и описаны модели ССК старомонгольского текста; раскрыты функции причастий и деепричастий с аффиксами личного и субъектного притяжания в качестве когезивных средств, которые связывают между собой инфинитные единицы внутри ССК и представляют собой уникальные языковые средства когезии в старописьменных текстах бурят, шире - в текстах монгольских языков.

Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что изучение текста, его единицы и составляющих имеет большое теоретическое значение в монголоведении для дальнейшего изучения старописьменных монгольских текстов. Результаты исследования вносят существенный вклад в расширение представлений об уровне письменной культуры бурят эпохи ХУШ-Х1Х вв., о сложении традиций бурятского летописания, о периодизации функционирования бурятского извода старописьменного монгольского языка (XVII - нач. XX вв.). Кроме того, значимость исследования текстовой организации старописьменных текстов возрастает в связи с необходимостью разработки современного дискурса, исследования механизмов порождения речи, изучения стратегии понимания связного текста. Системный анализ морфологических, лексических, синтаксических особенностей письменных памятников значительно расширяет представление о формировании бурятского литературного языка, о его истоках. Полученные результаты могут послужить основой для определения общих закономерностей развития морфологии, лексикологии и синтаксиса монгольских языков. Работа вносит определенный вклад в разработку проблем лингвистики текста на материале монгольских языков.

Практическая значимость работы определяется целесообразностью использования результатов исследования при дальнейшем изучении старомонгольских текстов (приемы транслитерации, перевод трудных слов и выражений, связных текстов); при изучении истории бурятского литературного языка, при составлении исторической грамматики, исторической морфологии и лексикологии, исторического синтаксиса монгольских языков, а также при подготовке учебных пособий по старописьменному монгольскому языку, антологий по истории бурятской литературы XVIII-XIX вв., по истории книги Бурятии и разработке спецкурсов по лингвистике текста. Вместе с тем выработанные теоретические положения могут найти применение в теории и практике преподавания литературного бурятского языка, что очень актуально на современном этапе в связи с включением бурятского языка в "Красную книгу языков, находящихся под угрозой исчезновения: северо-восточная Азия"1.

На защиту выносятся следующие основные положения: 1. Летописи - тексты традиционной культуры бурят. Летописи занимают особое место в бурятской письменной культуре. Они представляют собой не См.: Juha Janhunen. Endangered Languages: Northeast Asia: report// UNESCO Red Book on Endangered Languages. P. 25-30. только ценные источники исторической и культурологической информации, но и важнейшее национальное достояние бурят. Текст - это языковая система, отражающая внешнюю объективацию субъективного мира. Адекватное понимание субъективного мира возможно только через интерпретацию текста. Летописные тексты выступают как носители культурной традиции бурят. Летописание у бурят представляет открытую систему, с одной стороны, сохраняющей и использующей традицию, с другой - пополняющейся инновациями: новыми формами, оригинальными текстами.

2. Языковой фон бурятских летописей отражает общемонгольский старописьменный монгольский язык, в котором выделяются лексико-семантические, грамматические особенности, обусловленные влиянием бурятского народно-разговорного и русского языков. Термины, относящиеся к институту управления, титулатура, используемые в бурятских летописях, отличаются от монгольских летописей. Своеобразием бурятских летописей является наличие большого пласта русских заимствований. Вместе с тем языковые и речевые особенности бурятских летописей, возникшие под воздействием народно-разговорного языка, не дают оснований для утверждения о наличии самостоятельного старописьменного бурятского языка, ибо в рассматриваемых источниках система старописьменного монгольского языка не претерпела коренных изменений. Язык летописных памятников бурят характеризуется развитой системой деловой, религиозной лексики, наличием большого пласта архаичной и исторической лексики, ушедшей в пассивный запас словаря современного бурятского языка.

3. В бурятских летописях представлены все морфологические категории, имеющиеся в классическом монгольском языке. Однако, кроме формантов множественного числа старописьменного монгольского языка, в них представлен ряд дополнительных показателей: -lid, -mad, -siyul, свидетельствующий о заметном сдвиге в употреблении показателей множественности в сторону разговорного бурятского языка.

4. Характерной особенностью синтаксиса бурятских летописей является наличие длинных конструкций, больших, чем сложное предложение. Синтаксические конструкции бурятских летописей близки к сверхфразовым единствам (СФЕ) или сложным синтаксическим целым (ССЦ). Данные конструкции состоят не из самостоятельных законченных предложений, а из зависимых предикативных единиц с одним финитным сказуемым, которое придает им формальную завершенность.

5. Единицей текста бурятских летописей является сложный синтаксический комплекс (ССК) с монофинитным синтаксическим механизмом построения, представляющий тематическое, смысловое и грамматическое единство тесно связанных между собой нескольких предложений летописного текста.

6. Языковой фон бурятских летописных текстов представляет собой промежуточный письменный вариант между классическим монгольским письменным языком и разговорной формой бурятского языка. Статус идиома вслед за С. А. Крыловым [2004, с. 277] определяется как бурятский извод старописьменного монгольского языка, который охватывал период с XVII-нач. XX вв.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании отдела языкознания Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН. Отдельные вопросы изучения языка бурятских летописей обсуждались на международных, всесоюзных и всероссийских, региональных конференциях и симпозиумах и получили отражение в опубликованных научных монографиях, статьях. Апробация представлена публикациями общим объемом 105,85 п.л. Из них 14 статей общим объемом 6,85 п.л. опубликованы в рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК Минобразования и науки РФ.

Материалы диссертационного исследования использованы при разработке спецкурсов «Бурятский язык», «Старописьменный монгольский язык», «Памятники книжной культуры монгольских народов» для студентов библиотечного факультета ВСГАКИ, а также при разработке спецкурсов «Текст: единицы и категории», «Сопоставительная лингвистика (на материале русского, бурятского, английского языков)» для студентов Ш-1У курсов филологического факультета Бурятского госуниверситета. Электронный ресурс СБ "История бурятской книги" применяется как учебное пособие в средних школах и высших учебных заведениях Республики Бурятия.

Работа состоит из введения, 5 глав, заключения и библиографии.

История изучения языка старописьменных памятников бурят

Долгое время аспекты письменной культуры монгольских народов оставались вне поля зрения исследователей. Между тем история письменности и книгопечатания монголов имеет многовековые традиции. Монголы создали самобытную кочевую цивилизацию, одним из достижений и составной частью которой является письменность. Как отмечает монгольский историк Л. Чулуунбаатар, «в мировой истории нет другого такого народа как монголы-кочевники, пользовавшиеся за свою многовековую историю более чем десятью разновидностями письменности» [2000, с. 3].

Как известно, новая письменность возникала при образовании нового государства, И это было одним из проявлений идеи государственного суверенитета. Чингисхан, вступив на престол (XIII в.), провозгласил монгольскую письменность государственным языком своей империи. В связи с этим все государственные дела, официальные документы, дипломатические послания, записи бесед хана и князей с другими лицами, завещания составлялись на монгольском языке. В эпоху государства Их Монгол Улс много внимания уделялось развитию культуры, науки, разработке законодательных документов, созданию городов. Более того, в 1237 г. по всей империи была разработана программа по организации экзамена по письменности, который охватывал не только писарей. По итогам экзамена были отобраны 4030 человек, которые были приняты на государственную службу или назначены писарями. В это же время была создана даже филологическая академия (bicig-un кйпуе1еп), в функцию которой входило составление, ведение летописей; по приказу Угэдэя-хагана в Каракоруме были организованы монгольские школы, созданы секретный архив каганата, библиотека [Там же, с. 14].

Вместе с тем появление новой письменности связывалось с распространением определенной религии, так как религия представляет собой особую форму мировоззрения и мироощущения, кроме того, она выполняет функцию регулятора общественного поведения. Исходя из этого можно предположить, что персидско-арамейское письмо стало популярным среди согдийцев вместе с зороастризмом, в свою очередь к согдийскому письму восходят тюркское руническое письмо и уйгурская письменность, которыми пользовались тюрко-монгольские племена. О популярности идей Зороастра среди древних монголов свидетельствует фонетическое соответствие имен иранских верховных божеств и имен небожителей бурятской мифологии: (ир.) Ахурамазда - (бур.) Хан Хурмаста тэнгэри -'божество добра и света'; (ир.) Анхра-Майнью > Ахриман - (бур.) Хан Хара Манан тэнгэри - 'божество зла и тьмы'.

Уйгурской письменностью монголы стали пользоваться в эпоху Чингисхана (в начале XIII в.). Единство территориального и культурного ареала расселения монголоязычных народов и племен дает основание предполагать, что эта письменность попала к северным монгольским племенам, в том числе и бурятам, еще в раннем средневековье. Возможно, некоторые монгольские племена пользовались монгольской письменностью ещё до формирования Монгольской империи, так как в «Сокровенном сказании монголов» содержатся устоявшиеся лексические элементы, характерные для языка с развитой письменной культурой, например: bicik 'письмо', debter 'тетрадь', ca'alsun 'бумага' [Rachewiltz 1972, р. 116].

Таким образом, истоки зарождения письменного наследия монгольских народов, в том числе и бурят, могут быть отнесены к данному периоду, так как, согласно "Сокровенному сказанию монголов", предки бурят - племена хори и баргуты - относились к протомонгольским и имели близкую генеалогию с правящим у монголов родом борджигинов, которые, как и хори, произошли от Алан-гоа и Бодончара.

В монголоведной литературе существует несколько версий о времени возникновения старописьменного монгольского языка, о диалектной базе и о племени, которое заимствовало его у древних уйгуров. Одну из гипотез, связывающих заимствование уйгурской письменности с найманами и кереитами, разделяли такие ученые, как Я. Шмидт, А. М. Позднеев, Б. Я. Владимирцов, Г. Д. Санжеев, Н. Н. Поппе и др. Однако в последние годы появилась новая версия, согласно которой старомонгольская письменность впервые возникла у киданей, эту мысль поддерживают ученые JI. Лигети, Д. Кара, Чингэлтэй, Ц. Шагдар, Е. А. Кузьменков.

Аспекты истории языка и письменности монгольских народов были предметом научных изысканий лингвистов Я. Шмидта, О. Ковалевского, К. Ф. Голстунского, Г. И. Рамстедта, Б. Лауфера, Б. Я. Владимирцова, Н. Н. Поппе, Г. Д. Санжеева, Д. Кара, F. W. Cleaves, Е. Haenisch, L. Ligeti, Б. Ринчена, Ц. Дамдинсурэна, Чингэлтэя, А. Лувсандэндэва, X. Лувсанбалдана, Ц. Шагдарсурэна, Ц. Б. Цыдендамбаева, И. Д. Бураева, А. А. Дарбеевой, Ш. Бира, Д. Томертогоо, М. Н. Орловской, Л. Д. Шагдарова, В. И. Рассадина, Г.

Ц. Пюрбеева, Д. А. Сусеевой, Н. С. Яхонтовой, Ю. Д. Бадмаевой и др., а также историков Г. Сухбаатара, W. Heissig, X. Пэрлээ, Н. Сэр-Оджава, Ч. Далая, Ц. Шугэра, Б. Сумьябатора, JI. Чулуунбаатара и др.

Старописьменный монгольский язык в течение долгого времени был общемонгольским литературным языком, обслуживающим нужды собственно монголов, а также ойратских и бурятских племен. В настоящее время им активно пользуются как письменным литературным языком только во Внутренней Монголии Китая.

Литературное наследие бурят на старомонгольской письменности включает в себя исторические, дидактические, медицинские, филологические, лексикографические, юридические, буддийские сочинения. Буряты в условиях кочевого образа жизни сумели создать, сохранить и донести до наших дней редчайшие памятники культуры монголоязычных народов, среди которых особое место занимают исторические хроники.

Характерная особенность бурятских летописей - это их синкретизм, смешение исторического и литературного жанров, стилей. Данные памятники пользовались большой популярностью среди бурятских читателей, имели хождение исключительно в рукописях, которые распространялись подвижниками-библиофилами бурятских степей.

Изучение летописных памятников бурят и их критическое издание все еще остается одной из наиболее слабых сторон филологической и исторической наук в Бурятии. Многие бурятские исторические сочинения неизвестны даже по названиям. Между тем изучение летописных сочинений важно с той точки зрения, что они дают возможность расширить и углубить наши знания о прошлой истории бурятского народа. Изданные бурятские хроники (1935, 1940, 1956, 1992, 1995, 1998) составляют лишь некоторую часть летописного наследия бурят, большая их часть все еще остается в рукописях [Бадмаева 2000, с. 7].

Как известно, старописьменный монгольский язык наиболее широкое развитие получил в ХУШ-Х1Х вв., когда на его основе стало развиваться ксилографическое книгопечатание. В течение этого времени «язык этот распространяется у большинства монгольских племен, причем большое значение для этого имели буддизм и Маньчжурская империя. Кроме южных монголов, Халхи и Барги, монгольский письменный язык распространяется в XVIII в. среди бурят, главным образом забайкальских и западномонгольских ойратов» [Владимирцов 19296, с. 25].

В дореволюционной Бурятии наряду с тибетским старомонгольский язык использовался в качестве языка религиозных буддийских сочинений с конца XVII в., когда среди забайкальских бурят начала распространяться буддийская религия. В 1741 г. указом российской императрицы Елизаветы Петровны буддизм в Бурятии был официально признан в статусе государственной религии в России. С тех пор начинается строительство дацанов и дуганов. Во времена маньчжурских правителей, которые понимали большую роль религии в усмирении и покорении беспокойных монгольских кочевников, в XVIII в. были созданы печатные дворы, затем они появились у чахаров в Южной Монголии, у халхасцев в Северной Монголии, у бурят в самой северной части монгольского мира и в других местах.

Миряне тибетским языком не владели. Все, что им было адресовано, выпускалось на старомонгольском языке. За весь период издательской деятельности бурятских дацанов было опубликовано около 300 текстов на старомонгольском языке. Религиозные сочинения на этом языке в большинстве своем представляли переводы с тибетского, характеризующиеся схоластическо-метафизическим содержанием и малопонятным языком вследствие дословного перевода и обилия незнакомых слов и терминов.

Кроме того, старомонгольский язык использовался в Бурятии, как и в Монголии, в качестве языка средневековой науки. В бурятских дацанах издавались переводные и оригинальные труды по философии и логике, по языкознанию и поэзии, по медицине и прикладным наукам, по астрономии и географии. Для перевода и написания научных сочинений в лексикографических трудах была разработана специальная терминология. Авторами таких сочинений, как правило, выступали ламы. В результате обучения бурятских мальчиков в дацанах и заграничных монастырях среди бурят появилась прослойка духовной интеллигенции.

На старописьменном монгольском языке записывались улигеры, песни и другие произведения устного народного творчества, делались переводы художественных произведений с русского языка, создавались произведения дидактического характера.

После вхождения Бурятии в состав Российского государства старописьменный язык у забайкальских бурят использовался и для ведения делопроизводства. В уцелевших архивах Хоринской, Селенгинской, Агинской и Баргузинской степных дум сохранился значительный фонд материалов по истории хозяйства и управления бурят, написанных на старомонгольском языке. Кроме деловых писем (отношений, рапортов, уведомлений, донесений, предписаний, челобитных, жалоб, прошений и т. д.), на старописьменном языке составлялись постановления сугланов и официальные сборники обычного права, т. е. степные законы. Так, известны «Согласно принятое положение о правилах бурятского податного народа» (1749), Хоринские уложения 1763, 1781, 1808, 1823 гг., Селенгинские уложения 1775, 1823 гг. и другие юридические руководства.

Буряты пользовались данным письмом (хуушан монгол хэлэн) вплоть до 30-х гг. XX в. В этот период старописьменный монгольский язык обслуживает большинство сфер национальной жизни бурятского общества -публицистику, художественную литературу, государственное управление, делопроизводство, школьно-издательское дело, потребности агитации, пропаганды и просвещения [История бурятской книги 2009].

Как известно, в соответствии с общественными функциями, которые выполнял старописьменный монгольский язык в Бурятии, в нем были представлены следующие стилевые разновидности: 1) язык религиозных буддийских сочинений; 2) язык средневековой науки (языкознание, медицина, прикладные науки, философия); 3) язык учебных пособий; 4) язык отработанных произведений устного народного творчества, дидактических произведений, оригинальных переложений и переводов индийских басен, притчей и изречений, произведений художественной литературы, написанных бурятскими авторами под влиянием традиционных культур народов Центральной Азии; 5) язык делопроизводства и степных законов; 6) язык летописей и исторических сочинений; 7) язык газет ("Жизнь на восточной окраине" и "Кооперативное слово"); 8) язык частной переписки [Шагдаров 1974, с. 56].

В 1931 г. осуществился переход на латинский алфавит, в 1939 г. - на кириллицу. Однако до 1936 г. газеты, делопроизводство частично печатались на старомонгольском языке, который выполнял функцию книжно-письменного языка. В дальнейшем русская графическая основа бурятского языка постепенно вытеснила старомонгольскую вертикальную графику, которая в 1930-х гг. была объявлена как «архаичная феодально-теократическая», «вредная, ламская письменность, оружие панмонголистов». Только за хранение и чтение книг на старомонгольской письменности людей объявляли «врагами народа, панмонголистами» и бросали в застенки2.

Исследователь бурятской дидактической литературы Д. Б. Дашиев пишет: "После революции в ходе борьбы с так называемым буржуазным

2 По устному сообщению Ц.Б. Бальжинимаевой, 1924 г.р., в классе был арестован ее учитель только за то, что он читал книгу на старомонгольской письменности «Коке топ§уо1-ип коке Шу». национализмом и панмонголизмом вся эта литература (на старомонгольской письменности. - Л. Б.) была объявлена антинародной и изъята из обращения. Смена письменности в последующие годы привела почти к полному забвению как авторов, так и самих памятников" [1997, с. 3].

Как отмечают ученые-монголоведы, "сложившаяся в настоящее время языковая ситуация в Бурятии показывает, что эта критика (старомонгольской письменности. - Л.Б.) во многом была необоснованной. Из-за того, что напрочь был отброшен в свое время старомонгольский язык, культурное наследие, созданное на нем бурятами и другими монгольскими народами, стало для бурятского народа "книгой за семью печатями". Бурятский литературный язык, созданный на своей диалектной основе, оказался ограниченным в своем функциональном развитии, он способен дать только небольшую часть той информации, которая нужна современному человеку" [Шагдаров 19896, с. 186].

Вместе с тем среди светских сочинений, написанных на старописьменном языке до революции в Бурятии, выделяются летописи и исторические сочинения разных жанров (записки, мемуары, генеалогии и т. д.). Они, являясь наиболее крупными светскими произведениями, представляют собой не только ценные источники исторической и культурологической информации, но и значимые оригинальные литературные памятники. С литературно-художественной точки зрения в летописях отразились не только историко-летописный жанр, но и другие письменные и устные, повествовательные и фольклорные жанры старописьменного монгольского языка.

Известный историк Г. Н. Румянцев отмечал, что «буряты в течение одного столетия создали богатую историческую литературу, главным образом летописного характера. В своем творчестве бурятские авторы испытывали двойное влияние: с одной стороны, оказала воздействие старинная традиция монгольской историографии, в основном двух хроник, имевших в Бурятии большую известность - Саган Сэцэна и Алтан Тобчи; с другой стороны, знакомство с русской литературой отразилось на более критическом отношении к источникам. Восприняв форму и композицию монгольских летописей, бурятские историографы стараются подтвердить сообщаемые ими факты ссылками на соответствующий документ, с большой педантичностью указывая дату и номер документа. Последнее придавало бурятским хроникам наукообразный характер» [1960, с. 13].

О характере письма бурятских сочинений В. А. Казакевич отмечает, что "письменность бурят-монголов XIX в. носит уже своебразный характер, резко отличающий ее от зарубежной монгольской, с установившимися специфическими для нее особенностями лексики и орфографии, неосторожно воспринимаемыми иногда как деградация монгольского литературно-письменного языка, как неграмотность. Вопреки этому мнению я позволю себе утверждать, что мы имеем здесь тенденцию к сложению особой чисто бурятской формы письменности, ярко проявляющейся именно в светских произведениях, в то время как духовные буддийские сочинения, заимствуемые из Монголии, продолжают рабски переписываться с соблюдением всех канонов монгольского литературно-письменного языка" [ЛХБ-2 1935, с. 9].

Бурятские летописи появились в конце XVIII в., но наиболее крупные из них - во второй половине XIX в.: история хоринских бурят Тугултура Тобоева (1863), Вандана Юмсунова (1875), Шираб-Нимбу Хобитуева (1887), «История селенгинских бурят» Дамби-Жалцана Ломбоцэрэнова (1868), история баргузинских бурят Цыдэб-Жаба Сахарова (1869) и др.

Бурятские летописи имели довольно широкое распространение. Так, известно более 30 рукописных списков хроники Ш.-Н. Хобитуева. Следует отметить, что летописи почти не издавались ксилографическим способом, а распространялись в рукописном виде.

До революции публиковались лишь отдельные бурятские летописи. В частности, в 1869 г. в «Иркутских губернских ведомостях» был издан труд Николая Цыван-Жаба Сахарова «Об инородцах, обитающих в Баргузинском округе Забайкальской области», в 1900 г. А. М. Позднеев в своей «Монгольской хрестоматии» опубликовал «Предание о Бальжин хатуне», в 1905 г. вышел в свет труд Агвана Доржиева о происхождении бурят.

Помимо известных летописей Т. Тобоева, В. Юмсунова, Ш.-Н. Хобитуева, Д.-Ж. Ломбоцэрэнова, Ц. Сахарова и других авторов, существуют и неизвестные хроники, хранящиеся в семейных архивах. Например, в архиве Д. 3. Зандановой сохранилась рукопись анонимной хоринской летописи, доведенной до 1903 г. [Бадмаева 2008, с. 68-74].

Широкое изучение и издание бурятских летописей началось в 1930-х гг. в Институте востоковедения АН СССР благодаря усилиям известных монголистов Н. Н. Поппе и А. И. Вострикова. В 1935 г. в Ленинграде ими была издана «Летопись баргузинских бурят»; на старомонгольском языке были изданы летописи Т. Тобоева, В. Юмсунова, Ш.-Н. Хобитуева (издал В. А. Казакевич), в 1936 г. - «История селенгинских монголо-бурят» Д.-Ж. Ломбоцэрэнова (издал Н. Н. Поппе). В 1940 г. Н. Н. Поппе выпустил на русском языке книгу «Летописи хоринских бурят», куда вошли в переводе ученого на русский язык летописи Т. Тобоева и В. Юмсунова.

В 1945 г. была защищена кандидатская диссертация Т. А. Бурдуковой по хронике Ш.-Н. Хобитуева. Но она имела исторический уклон, что видно из ее названия - "Материалы для истории Бурят-Монголии (бурятская историческая хроника Ш.-Н. Хобитуева)". После войны некоторые баргузинские летописи были изданы Г. Н. Румянцевым [1956], селенгинские -3. Т. Тагаровым [1952].

В послевоенные годы началось изучение языка бурятских летописей бурятоведами Д. Д. Доржиевым, Ц. Б. Цыдендамбаевым. В это же время Б. Д. Цыбиковым были изданы памятники обычного права хоринских и селенгинских бурят в оригинале и в переводе на русский язык. В 1955 г. Д. Д. Доржиев защищает кандидатскую диссертацию "Язык старомонгольской письменности Бурятии".

Исследователи давно заметили, что духовные буддийские сочинения, заимствуемые бурятами из Монголии, переписывались без изменений, тогда как в светских произведениях наблюдались довольно заметные отклонения от классического монгольского языка. Об этом писали А. Д. Руднев, Б. Я. Владимирцов, Н. Н. Поппе и В. А. Казакевич. Это обстоятельство дало основание Б. Я. Владимирцову и его ученикам и последователям Г. Д. Санжееву и Т. А. Бертагаеву выдвинуть положение о том, что в Бурятии постепенно стал образовываться особый бурятский литературный диалект старомонгольского языка, названный Б. Я. Владимирцовым одним из "диалектических монгольских письменностей" [1929, с. 29].

В своей диссертации Д. Д. Доржиев идет дальше и считает, что это даже не диалект, а самостоятельный письменно-литературный бурятский язык. Для доказательства этого положения автор выделяет более 30 особенностей в письме, фонетике, морфологии, синтаксисе и лексике, отличающих его от классического монгольского языка. В 1972 г. вышел в свет капитальный труд Ц. Б. Цыдендамбаева "Бурятские исторические хроники и родословные", защищенный в качестве докторской диссертации. Работа состоит из двух частей. Первая часть посвящена рассмотрению бурятских исторических хроник и родословных таблиц как источников изучения прошлой истории бурят, вторая - описанию особенностей языка бурятских исторических сочинений по отношению к классическому монгольскому языку. Одной из конкретных задач автора являлось выяснение характера старописьменного языка Бурятии.

Основным материалом для этой работы послужили бурятские исторические сочинения, поскольку они среди светских жанров бурятской литературы на старомонгольской письменности представляли собой более тщательно отработанный вид литературного творчества бурятских авторов. В итоге рассмотрения своего материала автор пришел к выводу, что бурятские племена булагатов, хоринцев, эхиритов и селенгинцев стали консолидироваться в отдельную народность со второй половины XVII в. до конца XVIII в. Исследователь отмечает: "Раньше же этого времени, несмотря на создавшиеся этноязыковые отличительные черты у основных племен бурят, они находились в составе монгольской общности и обитали разрозненно, в силу чего исторически не были подготовлены к созданию собственного литературного языка. Вот почему нет ничего удивительного в том, что характер языка старомонгольской письменности в основе своей не отошел от системы монгольского письменного языка более позднего, лучше сказать, халхаского периода его развития" [Цыдендамбаев 1972, с. 643-644]. Для большей убедительности своих выводов Ц. Б. Цыдендамбаев сопоставил язык исторических сочинений бурят с наиболее существенными графическими и орфографическими особенностями, с некоторыми грамматическими и лексическими данными, полученными при знакомстве с языком деловых бумаг на старомонгольской письменности, хранящихся в Государственном архиве Бурятской АССР (НАРБ). В итоге этой работы он пришел к заключению об идентичности особенностей графики, орфографии и морфологии языка деловых документов с соответствующими особенностями языка исторических памятников. Имеющиеся между ними расхождения весьма незначительны, единичны и случайны. Кроме того, автор подробно рассмотрел доводы, выдвигаемые Д. Д. Доржиевым в обоснование существования «старобурятского» литературно-письменного языка.

В старомонгольской письменности дореволюционной Бурятии обнаруживается ряд специфических для данного региона особенностей графического и орфографического порядка. Например, откидные (орхисо) буквы в бурятском языке пишутся то отдельно, то вместе; долгие гласные довольно часто обозначаются удвоенным написанием гласных букв; в старом письме бурят во всех позициях графически четко различаются согласные и г.

В бурятском письме наличествуют новые графические знаки для передачи специфических бурятских фонем. В частности, отсутствие в бурятском языке аффрикатов с, с и наличие фарингального к вызвало появление иного способа обозначения фонем в бурятских письменных памятниках, чем в классическом монгольском языке ттТТттОО) celengge вм. ШттОО} selengge 'Селенга'; Цб1 Бши вм. т^-) сти-а 'волк'.

Некоторые знаки передают по одной соответствующей фонеме бурятского языка безразлично к ее позиции в слове, тогда как в классическом языке эти знаки являются полифонами. Например, знак (б, й) пишется не только в начале, но и в середине, и в конце слова: -ы^тО бпсШг вм. -ьтт^иО бпёйг 'высокий' и т. д.

Д. Д. Доржиев полагает, что такие особенности в старом письме бурят обусловлены стремлением их авторов приспособить старомонгольское письмо к фонетическим особенностям бурятского языка, тем самым сблизить разговорную и письменную формы языка. Однако, как показал Ц. Б. Цыдендамбаев, большинство отклонений оказалось присущим языку памятников не только бурят, но и халхасцев, частично также южных и западных монголов. Только небольшое количество отклонений второстепенного характера были обусловлены влиянием разговорного бурятского языка. Далее ученый подробно рассматривает морфологические, синтаксические и лексические явления, выдвинутые Д. Д. Доржиевым в качестве специфических бурятских черт. Однако и здесь оказывается, что большинство из них присуще классическому монгольскому языку или выделено необоснованно. По утверждению Ц. Б. Цыдендамбаева, лишь три следующих явления могут быть признаны особенностями, присущими бурятским памятникам, такие как употребление: 1) показателя множественности -паг с именами, обозначающими неодушевленные предметы; 2) многократного причастия на -day в качестве конечного сказуемого; 3) отрицания tigei. Но и эти три явления при ближайшем рассмотрении не являются присущими лишь бурятскому языку. Например, причастие на -day и отрицание iigei хотя и довольно часто употребляются в бурятских рукописях, все же, пусть в меньшей степени, имеют место в монгольском языке. В итоге обзора Ц. Б. Цыдендамбаев приходит к выводу, что в Бурятии пользовались монгольским письменным языком и не было выработано ни самостоятельного старобурятского языка, ни даже литературно-письменного диалекта.

Поддерживая это мнение, А. А. Дарбеева и Э. Р. Тенишев в своей рецензии на книгу М. Н. Орловской "Язык "Алтан тобчи" пишут, что мнение автора, согласно которому "<.> с конца XVI в. старописьменный монгольский язык становится средством письменного общения только собственно монголов на территории Халхи (ныне МНР) и Внутренней Монголии" [1984, с. 12], вызывает возражение в связи с тем, что бурятские и ойратские племена, особенно бурятские, продолжали пользоваться "классическим" старомонгольским языком и в XX в., вплоть до образования своего литературно-письменного языка на хоринской диалектной основе" [1988, с. 144].

Таким образом, по вопросу о характере старой письменности бурят исследователи пришли к диаметрально противоположным выводам. На наш взгляд, более обоснованной представляется точка зрения школы академика Б. Я. Владимирцова о диалектном характере указанной письменности. Однако для того чтобы решить этот вопрос более основательно, необходимо предпринять скрупулезное монографическое изучение всех более или менее значимых бурятских письменных памятников.

В последних исследованиях монгольских языков фигурирует новое определение языка делопроизводства, летописей, хроник и родословных бурят -"бурятский извод старомонгольского языка", который "охватывает период примерно с 1691 по 1857 г." [Крылов 2004, с. 277]. На наш взгляд, период использования бурятского извода старомонгольского языка длился до времени создания Агваном Доржиевым письменности Вагиндара в 1905 г., так как все крупные бурятские летописи были созданы в конце XIX в., кроме того, бурятские авторы продолжали традиции летописания и в начале XX в. Так, в 1903 г. была создана "Анонимная хоринская летопись", в 1913 г. Аюши Очировым было написано приложение к летописи Ш.-Н. Хобитуева "yaljud оЪиу-ип Jayisang sirabningbuva qobitu-yin-iyar. 1887 on-du Jokiyaydaysan. Qori-yin buriyad-un tiiiike bicig-ece qoyisi boluysan-i temdeglegsen", в 1917 г. — "Ацагатский очерк о хори-бурятах", в 1908, 1917 гг. созданы летописи Цэжэба Цэрэнова и др.

Благодаря инициативе и усилиям Ш. Б. Чимитдоржиева в 1992 г. были изданы 9 бурятских летописей в переводе на бурятский язык. К этой работе были привлечены ученые со знанием старописьменного монгольского языка (Ж. С. Сажинов, Д. Д. Доржиев) и сотрудники Бурятского института общественных наук (Р. Е. Пубаев, Ц.-А. Н. Дугарнимаев, Г. О. Туденов, JI. Д. Шагдаров, Б. 3. Базарова, Г. Н. Очирова, Ц. П. Ванчикова, X. Ж. Гармаева, Л. Б. Бадмаева).

В 1993 г. защищена кандидатская диссертация Л. Б. Бадмаевой «Язык летописи Вандана Юмсунова (лексико-грамматическое исследование)».

В 1995 г. на русском языке было опубликовано 9 летописей в книге «Бурятские летописи» (составители Ш. Б. Чимитдоржиев, Ц. П. Ванчикова). В 2011 г. эта работа переиздана с добавлением 8 письменных памятников, переведенных Ц. П. Ванчиковой и М. В. Аюшеевой. В 2001 г. Г. Н. Очирова перевела на современный бурятский язык и опубликовала в журнале «Морин хуур» «Ацагатский очерк о хори-бурятах» {'Хори буряадууд тухай Асагадта бэшэгдэнэн тобшо туу*3 ')■

В настоящее время выявлено более 40 больших и малых бурятских летописей, из них опубликовано на современном бурятском языке 21 хроника, переведены на русский язык и вышли в свет 14 летописей, на английском - 1 хроника, на старописьменном монгольском опубликовано 9 летописей. Изданные бурятские хроники составляют лишь некоторую часть летописного наследия бурят, большая их часть все еще остается в рукописях.

Учитывая значимость летописных текстов в изучении письменной культуры бурят, на данный момент переизданы летописи Вандана Юмсунова и Цыдэб-Жаба Сахарова с транслитерацией и в сопровождении исследования языковых особенностей памятников3.

В переводе на бурятский и русский языки Ц.-А. Дугарнимаевым издано буддийское сочинение дорамбы Анинского дацана Э.-Х. Галшиева «Зерцало мудрости», в транслитерации знаками бурятского алфавита опубликованы буддийские сочинения «Доржо Жодбо», «Найман гэгээн», на бурятском языке - «Ульгэрэй далай», «Алтан гэрэл», «Субашид» Гунга-Жалцана и др.

3 Бадмаева, Л. Б. Летопись Вандана Юмсунова - памятник письменной культуры бурят XIX в. / Л. Б.

Бадмаева. — Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2007. — 394 е.; Востриков, А. И., Поппе, Н. Н. Летопись баргузинских бурят. Тексты и исследования / А. И. Востриков, Н. Н. Поппе. / Вступ. ст., транслит., коммент. Л. Б. Бадмаевой. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РА, 2007. - 120 с.

Несмотря на то, что издано довольно много переводных текстов со старомонгольского на бурятский и русский языки, переводческая практика научного освещения не получила: переводы не изучаются, накопленный положительный опыт не обобщается, не вскрываются недостатки.

Стремясь преодолеть этот пробел в бурятском языкознании в 1980-х гг. было начато изучение языка и стиля бурятских летописей, а также вопросов их перевода на бурятский и русский языки. Результаты исследований опубликованы в монографиях и научных статьях [см. Бадмаева Л. Б. 20056, 2007, 20086, 2009а, б, в, 2010а, б, в, 2011а, б, в, 2012 и др.; Балсунаев Ц. О. 2001; Шагдаров Л. Д. 2010, 2011, 2012].

Готовится к изданию «История селенгинских монголо-бурят» Д.-Ж. Ломбоцэрэнова: старомонгольский оригинал, научная транслитерация на латинском алфавите, переложение на бурятский и перевод на русский языки, а также опыт исследования языка и стиля этого сочинения и вопросов его перевода на бурятский и русский языки.

В последние десятилетия появились интересные исследования по языку старомонгольских и заяпандитских письменных текстов разных периодов монгольской истории: J. Street (1957), А. В. Бадмаев (1968), Ц. Д. Номинханов (1976), Шагдаров (1977), Д. А. Павлов (1979), М. Н. Орловская (1984, 1999, 2010), Г. Ц. Пюрбеев (1984, 1987, 2011), Н. С. Яхонтова (1987, 1996), П. А. Дарваев (1990), Б. В. Бадмаев (2001), Д. А. Сусеева (2003), Ю. Д. Бадмаева (2003, 2011), Д. Б. Гедеева (2006), Е. В. Бембеев (2006), С. Г. Атсанавонг (2009) и др.

В условиях общего подъема филологических монголоведных исследований возникло новое научное направление - лингвистическое источниковедение, его формированию способствовало богатое наследие старописьменных памятников монгольских народов.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Язык бурятских летописных текстов XIX – нач. XX вв."

Заключение

В монголоведении сравнительно-историческое исследование, основанное на сравнительном анализе старописьменных форм с данными современных языков, является приоритетным.

Бурятские летописи, созданные в ХУШ-Х1Х вв., содержат богатый, уникальный лингвистический материал. На современном этапе лингвистическое источниковедение представляется одним из самых перспективных направлений монголоведения, поскольку дошедшие до нашего времени письменные памятники и их разностороннее изучение дают ценный материал для разработки вопросов истории формирования языка, его исторической диалектологии, а также истории этноса.

Проведенное исследование показывает, что бурятские летописные тексты, сохранившие архаичные формы монгольской летописной традиции и вобравшие в себя новые элементы традиций русской исторической науки, содержат мощный заряд национальной памяти о своей истории. В них получили подробное освещение история, традиционная культура - все стороны жизни бурят дореволюционной эпохи. В связи с этим сочинения бурятских летописцев отличаются богатством лексического состава: представлены лексические пласты, характеризующие историю, вероисповедание, управление, землевладение, вопросы хозяйственной и официальной жизни, нравы и образ жизни бурятского народа. Лексика указанных тематических блоков способствует воссозданию панорамного изображения жизни бурят прошлой эпохи ХУП-Х1Х вв.

Основу словаря исследованных летописей составляют слова, унаследованные из общемонгольского лексического фонда. Широко и детализированно отражены шаманские, буддийские, юридические и канцелярские термины, а также лексические единицы, относящиеся к управлению, быту и хозяйству. Кроме того, данные тексты содержат богатый ономастический материал, подвергнутый более полному освещению, так как в исследованиях по ономастике материалы памятников на старомонгольском языке используются не в полной мере. Анализ лексической структуры топонимов и антропонимов показал языковую неоднородность имен собственных. Этимология названий указывает на языковое взаимодействие в области топонимии, явившееся следствием контактов бурят с тюркскими, тунгусо-маньчжурскими племенами, например: kólüng пауиг < тюрк, kóliin 'плавни, водоем', бур. Хулэн нуур будет означать 'неглубокое озеро, поросшее камышом'; ongyostui 'рч., мест. Онгостой' < эвенк, онггаса 'сосняк' + -тай > онггасатай 'местность, где растет сосновый лес' и др.

Обзор общей лексики бурятских летописей показывает, что многие из отмеченных терминов присущи только бурятскому языку (bicig-ün üyiledberi 'письменное делопроизводство', siidkelge 'разрешение', aman sigübüri 'устное расследование', busutórel-ten 'инородцы', yoluba 'глава', jasabari 'починка' и др.). Наблюдается большой пласт русских заимствований, калькированных слов и выражений (diputat 'депутат', gineral-porusiy 'генерал-поручик', tituliirnui sobiidniy 'титулярный советник', tede уеке degedü ejin imperatur nigedüger piotur qayan 'Его величество государь-император Петр I', somolulyu 'снаряжение, обеспечение', tere óndür erkim-i debcegülegci 'его высокопревосходительство'). Наличие русских заимствований является одной из главных лексических особенностей бурятских летописей. Важно отметить, что в текстах на старописьменном монгольском языке письменные формы русских заимствований, в основном, транскрибируются: adyutant 'адъютант', polqobniy 'полковник', fabric 'фабрика', povinosti 'повинности', napoleon 'Наполеон', general gübirnatur 'генерал-губернатор', psiniica 'пшеница', priyovor 'приговор' и т. д., а лексические единицы, проникшие через разговорный язык и прошедшие фонетическую адаптацию, фиксируются в бурятском произношении: qangtor 'контора', раШга 'квартира', рисНьейту 'пятидесятник', usinig 'ученик', /ггза1 'зерцало' и т. д.

Также наблюдается достаточно разработанная лексика, относящаяся к высокому стилю, что подтверждает стилистическую дифференциацию языка летописей, причем формулы изысканно-почтительных выражений разработаны по образцу соответствующих русских оборотов.

Как известно, словарь каждой эпохи отражает не только ее реалии, но и идеологию. Перемены во всех областях жизни, перестройка всех структур культурной, социально-политической жизни стали ключевыми в России конца XX - начала XXI в. В этот период произошли кардинальные изменения, среди которых особый интерес представляют процессы лексической деархаизации и возвращения в активный речевой обиход некоторых устаревших слов из фонда старописьменного монгольского языка.

В наше время нейтральными и вполне современными стали отдельные единицы административно-политической лексики, которые были актуальны до революции 1917 г.: губернатор, губернии, дума, хурал, гулваа — уо1иЬа < (рус.) голова, глава > лит.-бур. гулваа 'глава администрации': Могойтын районной гулваа С. Б. Мажиев ерээ 'Прибыл глава администрации Могойтуйского района С. Б. Мажиев'.

С началом возрождения буддийской религии, появления интереса к изучению старомонгольского языка в современном бурятском литературном языке, особенно в языке средств массовой информации (СМИ), стали чаще употребляться такие формы, как старые модели порядковых числительных: XIУ-дугаар Далай-лама 'Далай-лама XIV'; глагольная форма на -лай: ябалай 'изволил идти'; составные глагольные лексемы: буян уйлэдэхэ 'совершать добродетели', нугэл абаха 'совершать грех', хандиб ургэхэ // ургэл ургэхэ 'вносить пожертвование', ургэл хэхэ 'совершать обряд пожертвования', угаа хундэлхэ 'совершать обряд почитания предков рода', ном уншуулха приглашать домой ламу для чтения молитвы', обоо тахиха 'проводить религиозный обряд на обоне', обоодо гараха 'участвовать в религиозном обряде на обоне'; слова из высокого стиля: бараалхаха 'быть на приеме, получать аудиенцию', морилхо 'соизволить, пожаловать; прибывать (о высоком госте), нугшэхэ 'скончаться (о высоких лицах)', арамнайлха 'освятить, освящать' и др. [Бадмаева 20056, с. 194]. Более того, в бурятском литературном языке стали широко употребляться архаичные слова из лексики старописьменного монгольского языка: сансара 'материальный мир', оршолон 'бренный мир', галаб 'эра, эпоха, период', дид 'вице-', дид доктор, дид хамба; субарга 'ступа', дасан 'буддийский храм', бурханай хурэг 'изображение Будды', бойпуур 'курильница для благовоний', бумба 'священный сосуд', дугжуубэ 'буддийский обряд очищения огнем', далга 'жертвенная снедь', юртэмсэ 'мир, Вселенная', жанша 'шелковая обертка для священных книг', мандал 'алтарь', жиндагууд 'верующие', лама 'буддийский монах', хадаг 'сложенное вдвое шелковое полотнище, которое подносится как приветственный дар почетным гостям', хии морин 'флажок с изображением всадника на коне, олицетворяющий мощь, энергетическую силу духа человека', шэрээтэ 'кафедральный или престольный лама', эмхи зургаан 'учреждение, организация', например: Россиин эрдэмэй академиин эмхи зургаан 'Учреждение Российской академии наук'.

Кроме того, даже стали использоваться некоторые архаичные послелоги: "7он туруун арадайнгаа умэнэ экономическа болон социальна урэ дунгуудэй тулов Правительство бодото харюусалгатай байха хэрэгтэй" [БУ. 2001, 19 апреля, 5 н.] и др.

Лексика, подвергнутая процессу деархаизации, относится, в основном, к тематическим группам "Идеология", "Религия, верования". Лексическая деархаизация отличается от употребления архаизмов в различных текстах нашего времени тем, что вернувшееся в употребление слово достаточно быстро теряет экспрессивную окраску и временную отмеченность, хотя обозначает похожую, но другую реалию. Реалия попадает в иную культурную ситуацию, а слово - в новый контекст. Таким образом, возвратившаяся в активное употребление в результате деархаизации лексика, некогда сознательно отодвинутая в пассивный запас, вновь обретает свое место в современном бурятском языке.

В будущем, думается, в количественном плане употребление старомонгольских грамматических, лексических, словообразовательных элементов в языке современных бурят будет увеличиваться, так как старомонгольский язык как один из источников формирования основы письменного литературного языка бурят, является одним из внутренних ресурсов обогащения, обновления современного бурятского языка. В связи с этим один из путей ревитализации бурятского языка в условиях развивающегося русско-бурятского двуязычия нам видится в активном использовании и внедрении элементов из богатейшего фонда языка старописьменных памятников, в том числе и летописных, из языка талантливых бурятских писателей.

Обзор морфологических форм имен и глаголов показывает, что парадигма склонения имен и изменения глаголов в своей основе соблюдена авторами в соответствии с правилами классического монгольского языка. Архаичные грамматические формы (некоторые показатели числа, падежные аффиксы, глагольные формы, служебные слова) вышли из употребления в современном литературном бурятском языке. Различные формы архаичных вспомогательных глаголов *а~, *Ьд- {ауай, аузап, адш, атш, Ъш, bдluge) бытуют в современном литературном языке в виде предикативных частиц {кэн, аад, ха, юм, бии, болоо, бэлэй). Однако в последнее время в стилистических целях стали употребляться и старые формы.

Синтаксису бурятских летописей присущи все основные типы предложений, бытующие в монгольских языках: простые предложения всех видов, сложносочиненные и сложноподчиненные, союзные и бессоюзные.

Но все же характерной особенностью синтаксиса бурятских хроник является наличие в них длиннейших конструкций, больших, чем сложное предложение.

В нашей работе впервые исследованы сложные синтаксические конструкции бурятских старописьменных текстов (периоды). В результате мы пришли к выводу, что, во-первых, для их обозначения термин "период" не подходит, во-вторых, их следует изучать с позиции лингвистики текста и типологии речи. Термин "период" некорректен, потому что под ним в языкознании понимается очень распространенное простое предложение или многочленное сложное предложение с характерной интонацией, употребляемое обычно в эмоционально-приподнятой речи, например, в поэзии.

А синтаксические конструкции бурятских летописей не имеют такого специального функционального назначения, да и по структуре не похожи на периоды, используемые в поэзии и художественной литературе. Приведем образец периода из поэмы X. Намсараева "Убгэн гэлэнэй угэ" ('Слово старого гэлэна'): "Баян Дарын хубуун Бадма гэдэг би болбол бага балшар накандаа баабай эжын зарлигаар баруун хуреэн ошожо, бараг лама боложо, бата сагаан дуганда баруун мурэй зхиндэ барас шэнгеэр бажаганажа, зуун мурэй эхиндэ луу шэнгеэр лужаганажа, дээбэрииень дэжэгэнуулжэ, дэмы зондо гайхуулжа, хаалгыень хашагануулжа, хамаг зондо гайхуулжа, шара дэгэл шалхалзуулжа, шанам малгай кэгсэлзуулжэ, манан хввргэ ялалзуулжа, мааниин эрхи кубарюулжа, убсуу сэлин улеэсэгээн, ургэн сээжэеэ зайласагаан куужа байтарни, - бунда манжын эхиндэ дуганай уудэн нээгдэжэ, хасар дээрээ халуутай, хамба торгон дэгэлтэй, духа дээрээ дулаатай, дурдам торгон букэтэй Дулма хуухэн орожо ерэлэй". В переводе на русский язык: 'Однажды, когда я, Бадма Дараев, по велению родителей ставший ученым ламой в Лхасе, в одном большом белом дугане с упоением читал молитву, удивляя добрых людей, рокоча, как дракон, в зачине, рыча, как тигр, в конце, так, что крыша дрожала, дверь скрипела, моя одежда разлетелась, шапка моя распушилась; сидел, покачиваясь в аромате благовоний, перебирая четки, во время второй чайной церемонии дверь приоткрылась, и вошла красавица Дулма с румяными щечками, с игривыми глазками, в дэгэле из узорного китайского шелка с поясом из гаруса'.

Фрагмент из поэмы X. Намсараева в целом представляет собой простое предложение. В первой части имеется 14 деепричастных оборотов, во второй - один деепричастный оборот и четыре распространенных определения. Первая часть периода завершается предельным деепричастием куужа байтарни, она произносится с повышением, а вторая - с понижением голоса. В первой части рассказывается о том, как сын богача Дараева Бадмы, став ламой в Лхасе, однажды с большим воодушевлением и пафосом нес службу, как вдруг открылась дверь дугана, и вошла красавица Дулма. Члены периода связываются между собой только соединительным деепричастием.

Синтаксические же конструкции бурятских летописей более близки к сверхфразовым единствам (СФЕ) или сложным синтаксическим целым (ССЦ) ввиду того, что они состоят из множества распространенных частей, которые при их расщеплении и соответствующем оформлении могут составить несколько самостоятельных предложений. Однако данные конструкции состоят не из самостоятельных законченных предложений, как в СФЕ или ССЦ, а из зависимых предикативных единиц. Завершенность всей конструкции придает финитное сказуемое. Подобные полипредикативные конструкции мы назвали сложными синтаксическими комплексами (ССК), тем самым отличая их от СФЕ или ССЦ.

В работе проведен анализ структуры ССК, которая чрезвычайно разнохарактерна и вариативна, что свидетельствует о том, что это не столько языковые модели, сколько речевые образования. Компоненты ССК связываются между собой не только логически, семантически, но и формально, т. е. языковыми средствами.

В результате проведенного исследования выявлено, что основным фактором в организации связного старомонгольского текста выступают средства когезии. В частности, генеральными текстообразующими средствами выступают местоимения, аналитические скрепы от местоименно-указательных глаголов, аффиксы личного и субъектного притяжания, которые структурируют текст на макроуровне, обеспечивая связи между отдельными текстовыми блоками и тем самым маркируя разрыв тематической прогрессии, границы блоков и переходы между ними. В частности, в качестве элементов когезии, соединяющих сложные синтаксические комплексы (ССК) в цепь последовательных повествовательных и описательных информаций, выступают местоимения и местоименные слова близкого {ene 'этот', ende 'здесь' egünu 'его, ее') и дальнего (tere 'тот, он, она, оно', tegün-ü 'его, её, того', tede 'они, их', tedeger 'они, те') указания, которые являются генеральным средством когезии между ССК в бурятских летописных текстах и типологически универсальным языковым средством связи. Также средствами межфразовой связи выступают аналитические скрепы от местоименно-указательных глаголов и различные причастия и деепричастия с аффиксами личного и субъектного притяжания, которые связывают между собой инфинитные единицы внутри ССК и представляют собой уникальные языковые средства когезии в старописьменных текстах бурят, шире - в текстах монгольских языков. Указанные элементы когезии располагаются в абсолютном начале ССК, образуя динамичный континуум текста (последовательность фактов, событий, развертывающихся во времени и пространстве). ССК тесно связан с типами речи: имеются ССК повествовательного, описательного вида, а иногда и ССК-рассуждения.

Текст - это языковая система, отражающая непосредственную действительность сознания и культуры. Он выступает и как носитель культурной традиции. В нем объективирован субъективный мир, а адекватное восприятие этого субъективного мира возможно только через интерпретацию текста.

В итоге филологического анализа бурятских летописных текстов на старописьменном монгольском языке можно сделать вывод о том, что характер языка бурятских летописей в своей основе не отошел от системы классического монгольского языка. Вместе с тем имеются довольно существенные отклонения в сторону разговорного бурятского языка. Наличие летописных памятников у бурят показывает, прежде всего, высокую стадию культуры, которой еще в XIX в. достигло бурятское общество Забайкалья, обладавшее вполне сложившейся письменностью на родном языке.

Однако старописьменный монгольский язык в силу своего наддиалектного характера остается письменным, мертвым языком, своего рода "латынью" для монгольских народов, говорящих на различных монгольских языках и диалектах, т. е. языком, на котором только пишут, но не говорят. Один и тот же текст на классическом монгольском письменном языке монголы читают, произнося графемы языка по фонетическим правилам тех диалектов, носителями которых они сами являются.

Начиная с конца XVI в. и до настоящего времени старописьменный монгольский язык претерпел большие изменения: утратил многие архаичные лексические и грамматические элементы, испытал сильное влияние устной народной речи.

Между тем трудно оценить роль старомонгольской письменности в культурно-историческом процессе развития бурятского этноса и цивилизационном ее значении для бурятского народа. Старописьменный монгольский язык оказал огромное влияние на формирование бурятского литературного языка в постреволюционный период - 20-30-е гг. XIX в. В этот период в нем проявились дифференциальные признаки, присущие национальным литературным языкам: поливалентность, нормированность, наддиалектный характер и стилистическая дифференцированность.

Письменный литературный бурятский язык первой половины XX в. был во многом новый язык, основанный на синтезе старомонгольской письменности и разговорного бурятского языка. Этот вариант литературного языка вошел в основу современного литературного письменного бурятского языка. Но в дальнейшем влияние старописьменного монгольского языка на сложение литературного бурятского языка несколько ослабло под веянием новой идеологии, подвергшей сильнейшей критике "архаичную феодально-теократическую" старомонгольскую письменность, и ввиду смены вертикального старомонгольского алфавита на латиницу, затем на горизонтальное кириллическое письмо.

В советскую эпоху общепринято было считать, что старописьменный монгольский язык, которым пользовались буряты до революции, был языком религиозных, буддийско-философских, исторических, грамматических сочинений, т. е. того, что сейчас мы называем духовным наследием.

Сложившаяся в настоящее время языковая ситуация в Бурятии показывает, что критика старомонгольской письменности во многом была необоснованной. Бурятский литературный язык, созданный на диалектной основе, оказался ограниченным в своем функциональном развитии, способным дать небольшую часть той информации, которая необходима современному человеку.

И нам представляется, что смена типов визуальной коммуникации привела к забвению на долгие годы старомонгольской письменности и отрицательно сказалась на дальнейшем изучении истории развития бурятского языка и культуры. В результате этого процесса бурятский народ утратил доступ к своим уникальным памятникам письменной культуры: сочинениям по истории, медицине, астрологии, языкознанию, этнографии, фольклору, литературе, буддийской философии.

Исследование языка бурятских летописей в аспекте грамматической нормы однозначно показывает об ориентации бурятских авторов на нормы старомонгольской письменности. Материалы летописных текстов XIX -нач. XX вв. свидетельствуют о том, что они написаны на старописьменном монгольском языке сниженной нормы, сочетающей в себе старомонгольскую основу и влияние народного языка бурят. На наш взгляд, в целом язык бурятских летописей представляет собой переходную гибридную форму книжного языка, сложившуюся в результате смешения письменного монгольского и разговорного бурятского языков, поскольку в то время нормы создания письменных текстов не были кодифицированы. Если в языке летописных текстов В. Юмсунова, Т. Тобоева, Ш.-Н. Хобитуева, Д.-Ж. Ломбоцэрэнова чувствуется влияние письменных традиций старописьменного монгольского языка, то в летописях Ц.-Ж. Сахарова, анонимного хоринского автора заметно проявление народной разговорной стихии.

В целом языковой фон бурятских старописьменных текстов представляет собой промежуточный письменный вариант между классическим монгольским письменным языком и разговорной формой бурятского языка. Статус данного идиома вслед за С. А. Крыловым [2004, с. 277] определяем как бурятский извод старописьменного монгольского языка, который охватывает период с ХУП-нач. XX вв.

В результате исследования языковых норм летописных текстов выявлены меры и степени утверждения нормативных традиций в письменной культуре бурят XIX в. Более того, некоторые лексемы языка бурятских старописьменных текстов нашли дальнейшее отражение в современном литературном бурятском языке: suryuli вм. стп.-монг. suryayuli 'школа', ср. лит.-бур. кургуули id.; lama вм. стп.-монг. Ыата 'лама, буддийский монах', ср. лит.-бур. лама id.; nituy вм. стп.-монг. nutuy 'родина, родное место, родной улус', ср. лит.-бур. нютаг id.; Jed вм. стп.-монг. Jes 'медь, медный', ср. лит.-бур. зэд id.; belei вм. стп.-монг. bóluge 'связка, выражающая 1) при глагольном сказуемом - прошедшее время; 2) при именных сказуемых и причастиях будущего времени - сослагательность', ср. лит.-бур. бэлэй id.; aramnai вм. стп.-монг. rabnai 'тиб. освящение', ср. лит.-бур. арамнай id.; niite вм. стп.-монг. neyite 'весь, все, всего, в совокупности' ср. лит.-бур. ниитэ id.; kirpiice < (русск.) кирпич > лит.-бур. хирпиисэ; serepei < (русск.) серп > лит.-бур. сеэрпэ // шээрпэ\ yoluba < (рус.) голова, глава > лит.-бур. гулваа 'глава администрации' и т. д.

Эти примеры показывают, что орфографические сдвиги в бурятских летописных текстах, воспринимаемые в XIX в. как ошибки и отклонения от норм классического старомонгольского письма, перешли в разряд норм современного бурятского языка в XX в., доказывая тем самым, что ошибки и нормы - это взаимосвязанные явления одного и того же языкового процесса.

Смысловая целостность текста, тесная органичная взаимосвязь его семантических компонентов (подтем) обеспечивает восприятие темы как единого целого. Например, в бурятских летописных текстах тема "История (агинских, хоринских, баргузинских, селенгинских, шэнэхэнских) бурят" реализуется в виде развертывания подтем текста, которые представляют собой динамику субподтем. Каждая субподтема в синтаксическом плане оформлена в виде сложного синтаксического комплекса (ССК), который является доминирующей синтаксической единицей старомонгольского текста.

ССК - единство, состоящее из множества компонентов - зависимых предикативных единиц, с финитным сказуемым. Такое единство мы рассматриваем как единицу сверхфразового уровня. Эти речевые построения выражают взаимосвязанные языковые явления действительности на ярусе более высоком, чем суждение.

Сложные синтаксические комплексы бурятских летописей по своей конкретной структуре отличаются от сверхфразовых единств, изучаемых русистами, но по своему содержанию и языковой организации они относятся именно к этому классу явлений. Поэтому их вполне можно рассматривать как функционально-смысловые типы речи, складывающиеся не из одного или двух языковых средств, а являющиеся совокупностью, целостной системой выражения мысли.

ССК, будучи смысловыми и структурными элементами бурятских летописных текстов, представляют собой полипредикативные конструкции с несколькими зависимыми предикативными единицами и монофинитным механизмом построения. Подобные синтаксические единицы являются отличительной чертой текстов бурятских летописей на старомонгольской письменности.

Кроме того, неотъемлемым признаком любого текста является его связность, которая выражается в связях между словами, предложениями и частями текста, когезия проявляется в сцеплении отдельных блоков текста между собой. В результате этого сцепления и образуется формально-смысловое единство, именуемое текстом.

Если в русистике под СФЕ подразумевается ряд самостоятельных (финитных) предложений, объединенных микротемой, то в монголистике тематическое единство ССК поддерживается не только одной темой, но и формальными средствами.

В дальнейшем представляется возможным предпринять: а) сравнительное исследование ССК и других языковых явлений с соответствующими феноменами монгольских летописей; б) продолжение исследования значений падежей, глагольных форм, фразеологии в сравнении с монгольскими историческими сочинениями.

Освоение памятников письменной культуры бурят нам представляется одним из важных аспектов языковой политики в Республике Бурятия в плане возрождения национального самосознания бурят и расширения общественных функций бурятского языка.

СОКРАЩЕНИЯ Языки барг. - баргутский язык баргуз. - баргузинский говор бурятского языка байк.-кудар. - байкало-кударинский говор бурятского бич. - бичурский говор бурятского языка бур. уст. - бурятский устаревший бур. - бурятский язык бурНУ - нижнеудинский говор бурятского языка дагур. - дагурский язык джид. - джидинский говор бурятского языка др.-тюрк. - древнетюркский язык зап.-бур. - западная группа бурятских говоров кит. - китайский язык лит.-бур. - литературный бурятский язык маньчж. - маньчжурский язык монг. - монгольский язык нов.-баргут. - язык новых баргутов рус. - русский язык скр. - санскрит согд. - согдийский язык уйгур ст.-баргут. - язык старых баргутов стп.-монг. - старописьменный монгольский язык стр.-слав. - старославянский язык тиб. - тибетский язык тунг.-маньчж. - тунгусо-маньчжурские языки тюрк. - тюркские языки хор.-бур. - хоринский диалект бурятского языка, эвенк. - эвенкийский язык эхир.-булаг. - эхирит-булагатский говор бурятског языка як. - якутский язык

Источники

AXJ1 - Анонимная хоринская летопись "Qori buriyad-un quriyangyui teüke" 'Краткая история хори-бурят' (1903). Рукопись. 17 л.

БАМРС - Большой академический монгольско-русский словарь. В 4-х т. Отв. ред. Г. Ц. Пюрбеев. - М.: Academia, 2001-2002.

БЛ - Бурятские летописи / Сост. Ц. П. Ванникова, Ш. Б. Чимитдоржиев, М. В. Аюшева. - Улан-Удэ : Изд-во ОАО «Республиканская типография», 2011. - 224 с.

БРС - Бурятско-русский словарь. / Сост.К. М. Черемисов. - М.: Изд-во «Советская энциклопедия», 1973.

БТБ - Буряадай туухэ бэшэгууД- ¡ Сост. Ш. Б. Чимитдоржиев. - Улаан-Удэ, 1992,-240 н.

БУ - Буряад унэн, 2001, 19 апр.

ВЮ - Вандан Юмсунов. Qori-yin arban nigen ecige-yin jon-u uy ijayur-un tuyuji // Летописи хоринских бурят. Вып.1. Хроники Тугултур Тобоева и Вандана Юмсунова. Текст издал H.H. Поппе. Тр.института востоковед. IX. -М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1935. - С. 52-172.

ГБЯ - Грамматика бурятского языка. Фонетика и морфология. - М., 1962.-340 с.

ДТС - Древнетюркский словарь. Л., 1969.

ЛББ - Летопись баргузинских бурят. Тексты и исследования издали А. И. Востриков и Н. Н. Поппе. - М.; Л. : Изд-во АН СССР, 1935. - 75 с.

ЛСБ - Летописи селенгинских бурят: Хроника убаши Дамби Джалцан Ломбоцэрэнова (1868 г.) // Тр. Института востоковедения.XII. -М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1936.-55 с.

ЛХБ - Летописи хоринских бурят. Вып. 1. Хроники Тугултур Тобоева и Вандана Юмсунова. Текст издал H.H. Поппе. Тр.института востоковед. IX. -М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1935. - 172 е.;

ЛХБ - Летописи хоринских бурят. Хроники Тугулдур Тобоева и Вандана Юмсунова. Перевод H.H. Поппе. / Тр. Института востоковедения. XXXIII. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1940. - 106 с.

ЛХБ-2 - Летописи хоринских бурят. Вып. 2. Хроника Шираб-Нимбо Хобитуева. Текст издал В.А. Казакевич. Тр. Института востоковедения, т. 9.

- М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1935. - 125 с.

МОТ - Монгол орос толь. Под ред. А. Лувсандэндэва. - М., 1957. ОИКБ - Очерки истории культуры Бурятии. T. I. - Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1972.-489 с.

ЭРС - Василевич Г. Н. Эвенкийско-русский словарь. - М., 1958. ЯРС - Якутско-русский словарь. Под ред. П. А. Слепцова. - М., 1972. БА - Bodongyud, Abida. Buriyad-mongyul-un tobei teüke / A. Bodongyud.

- Öbür Mongyul-un soyol-un keblel-ün qoriy-a, 1983. - 114 q.

BTSB - Buriyad-un teüke surbulji bicig. Mongyul tulyur bicig-ün cubural. Nasunöljei Bilig emkidken tayilburilaba. Öbür Mongyul-un soyol-un keblel-ün qoriy-a, 1999.-408 q.

MKT - Mongyul kelen-ü toli / "Mongyul kelen-ü toli" nayirayulqu duyuyilang. Öbür mongyul-un arad-un keblel-ün qoriy-a. 1999. - 3142 q.

SHM - Index to The Secret History of the Mongols by Igor de Rachewiltz. -Bloomington, Indiana University, 1972. - 347 p.

Условные сокращения род. пад. - родительный падеж дат.-м. пад. - дательно-местный падеж вин. пад. - винительный падеж оруд. пад. - орудный падеж совм. пад. - совместный падеж соедин. пад. - соединительный падеж д/обор., д/ об. - деепричастный оборот дееприч. - деепричастие

ЗПЕ - зависимая предикативная единица

ЛСП - лексико-семантическое поле

ЛСГ - лексико-семантическа группа

ЛТ - лингвистика текста

НЛЯ - новый литературный язык

ПЕ - предикативная единица подл. (S) - подлежащее

1I11K - полипредикативная конструкция предл. - предложение прич. - причастие буд. прич. - будущее причастие прич. наст. вр. - причастие настоящего времени прич. обор. - причастный оборот

СЛЯ - старый литературный язык сказ. (Р) - сказуемое

ССК - сложный синтаксический комплекс

ССЦ - сложное синтаксическое целое

СФЕ - сверхфразовое единство букв. - буквально ирон. - иронически ср. - сравни уст. - устаревший суф. - суффикс охран. - охранное значение перен. - переносное значение редкоупот. - редкоупотребительный ф. - форма

Условные обозначения дало ., развилось в . заимствовано из ., развилось из ., произошло от . // параллельная форма ¿(1. то же

А +1:) - модель топонима (апеллятив + географический термин) (А'б +1 ) - модель топонима (апеллятив в родительном падеже географический термин)

Список научной литературыБадмаева, Лариса Батоевна, диссертация по теме "Языки народов зарубежных стран Азии, Африки, аборигенов Америки и Австралии"

1. Агеева, Р. А. Происхождение имен рек и озер / Р. А. Агеева. М., 1985.- 142 с.

2. Актуальные проблемы монголоведения. Вып. 4. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2011. - 123 с.

3. Алдарова, Н. Б. Бурятская антропонимическая лексика. Исконные личные имена : автореф. дис. канд. филол. наук / Алдарова Надежда Борисовна. М., 1979. - 19 с.

4. Алпатов, В. М. Николай-Николас Поппе / В. М. Алпатов М.: Изд-я фирма «Восточная литература» РАН, 1996. - 144 с.

5. Амоголонов, Д. Д. Деепричастие в бурят-монгольском языке / Д. Д. Амоголонов. Улан-Удэ, 1948 - 112 с.

6. Амоголонов, Д. Д. Современный бурятский язык / Д. Д. Амоголонов. Улан-Удэ, 1958.

7. Алексеев, Д. А. О некоторых показателях множественности в бурят-онгольском языке / Д. А. Алексеев // Сборник трудов по филологии. -Улан-Удэ : Бурмонгиз, 1948.-Вып. 1.-С. 121-135.

8. Ахметова, Г. Д. Языковые процессы в современной русской прозе (на рубеже ХХ-ХХ1 вв.). Новосибирск : "Наука", 2008. - 167 с.

9. Ахметова, Г. Д. Языковое пространство художественного текста / Г. Д. Ахметова. СПб. : Реноме, 2010. - 243 с.

10. Бадмаев, Б. В. Сарын герел памятник ойратской письменности XVII в.: текстолого-лингвистический анализ : дис. канд. филол. наук / Бадмаев Барлык Васильевич. - М,. 2001. - 167 с.

11. Бадмаева, Л. Б. Формы множественного числа в языке летописи Вандана Юмсунова / Л. Б. Бадмаева // Грамматическое своеобразие бурятского языка. Улан-Удэ, 1987. - С. 89-105.

12. Бадмаева, Л. Б. Топонимические названия в летописи Вандана Юмсунова / Л. Б. Бадмаева // Исследования по ономастике Бурятии. Улан-Удэ, 1987.-С. 55-74.

13. Бадмаева, Л. Б. Лексические особенности языка летописи Вандана Юмсунова / Л. Б. Бадмаева // Лексикологические исследования монгольских языков. Улан-Удэ, 1988. - С. 93-103.

14. Бадмаева, Л. Б. Текст как лингвистическая единица и средство обучения / Л. Б. Бадмаева // Тез. докл. XX науч.-практ.конф. ВСГИК. -Улан-Удэ, 1988.-С. 81-82.

15. Бадмаева, Л. Б. Бурятские летописи как памятники книжной культуры / Л. Б. Бадмаева, Р. Б. Ажеева // Книга и книжное дело в Сибири : история, современность, перспективы развития. Новосибирск, 1989. - С. 167-170.

16. Бадмаева, Л. Б. Антропонимы в бурятской летописи Вандана Юмсунова / Л. Б. Бадмаева // Исследования по ономастике Прибайкалья. -Улан-Удэ, 1990. С. 83-89.

17. Бадмаева, Л. Б. Сложный синтаксический комплекс в языке бурятской летописи В. Юмсунова / Л. Б. Бадмаева // Исследования по синтаксису монгольских языков. Улан-Удэ, 1990. - С. 37-50.

18. Бадмаева, JI. Б. Бурятские летописи память народа / Л. Б. Бадмаева // Книжная культура Сибири и Дальнего Востока. - Улан-Удэ, 1996.-С. 7-9.

19. Бадмаева, Л. Б. К мотивации бурятских топонимов / Л. Б. Бадмаева // Проблемы ономастики Северной, Центральной и Восточной Азии : тез. докл. регион, научно-практ. конф., Иркутск, 29-30 марта 1996. -Иркутск, 1996.-С. 57-63.

20. Бадмаева, Л. Б. Семантическая характеристика деловой лексики бурятских летописей / Л. Б. Бадмаева // Язык. Культура. Образование. -Улан-Удэ, 1999.-С. 138-142.

21. Бадмаева, Л. Б. Структура текста анонимной хоринской летописи / Л. Б. Бадмаева // Актуальные проблемы бурятского языка, литературы, истории (К 10-летию кафедры бурятской филологии ИГУ). Иркутск, 2000. -С. 7-9.

22. Бадмаева, Л. Б. О летописании хоринских бурят / Л. Б. Бадмаева // Народы Бурятии в составе России: от противостояния к согласию (300 лет Указу Петра I), ч. I. Улан-Удэ, 2001. - С. 54-62.

23. Бадмаева, Л. Б. Qori buriyad-un teiike bicilge-yin tuqai / Л. Б. Бадмаева // Mongyul kele udq-a jokiyal. No 4, 2003a. Vol.No 188. P. 65-74. Huhhot, China.

24. Бадмаева, Л. Б. Этнолингвистический очерк о баргутах / Л. Б. Бадмаева // Материалы конференции, посвященной 100-летию со дня рождения профессора Веры Ивановны Цинциус (13-14 октября 2003 г.) /

25. Отв. редакторы Н. Я. Булатова, С. Л. Чареков. СПб. : «Наука», 20036. - С. 50-56.

26. Бадмаева, Л. Б. Современное состояние монгольских языков северо-восточного ареала Центральной Азии / Л. Б. Бадмаева // ALTAICA. III. Улаанбаатар, 2004. - С. 116-124.

27. Бадмаева, Л. Б. Баргу-бурятские языковые связи / Л. Б. Бадмаева // ICANAS XXXVII. Тез. Междунар-го конгресса востоковедов. М., 2004. -С. 18-19.

28. Бадмаева, Л. Б. Лексические паралллели в языке хори-бурят и шэнэ-баргутов / Л. Б. Бадмаева // Проблемы этнокультурных связей монгольских и тюркских народов. Улан-Удэ : Изд-й центр ИД «Буряад Унэн», 2004.-С. 171-174;

29. Бадмаева, Л. Б. Язык бурятских летописей / Л. Б. Бадмаева. -Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2005 б. 216 с.

30. Бадмаева, Л. Б. Летопись Вандана Юмсунова памятник письменной культуры бурят XIX в. / Л. Б. Бадмаева. - Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2007. - 394 с.

31. Бадмаева, Л. Б. Вклад Н. Н. Поппе в исследование письменных памятников бурят / Л. Б. Бадмаева // Гомбожаб Цыбиков выдающийся ученый и путешественник. - Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2008 а. - С. 138-145.

32. Бадмаева, Л. Б. Бурятские летописи как источники социальной информации // (0,5 п.л.) от 13.01.2009 г. www.globecsi.ru / Articles /2008 б / Badmaeva2.pdf.

33. Бадмаева, JI. Б. Бурятские летописи как памятники письменной культуры бурят / Л. Б. Бадмаева // Языковая картина мира Байкальского региона. Улан-Удэ : Изд-во БГУ, 2009 а. - С. 77-84.

34. Бадмаева, Л. Б. О синтаксических особенностях летописи Ц. Сахарова / Л. Б. Бадмаева // Сибирский филологический журнал. -Новосибирск : НГУ, 2009 б.-№2.-С. 144-151.

35. Бадмаева, Л. Б. Старописьменный монгольский язык и современный бурятский язык / Л. Б. Бадмаева // Гуманитарный вектор. -Чита, 2010 а. № 2 (22).-С. 202-207.

36. Бадмаева, Л. Б. Бурятский летописный текст и вопросы его перевода на русский язык / Л. Б. Бадмаева // Вопросы филологии. -М., 2010 б.-№2(35).-С. 57-64.

37. Бадмаева, Л. Б. Категория притяжания как средство когезии в летописных текстах бурят / Л. Б. Бадмаева // Искусство и образование. -Уфа, 2010 в. -№ 8. -С. 121-125.

38. Бадмаева, Л. Б. Принципы построения старомонгольского текста текст. / Л. Б. Бадмаева // Ученые записки Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета им. Н. Г. Чернышевского. -Чита, 2011 а.-С. 27-32.

39. Бадмаева, Л. Б. Бурятские летописи как памятники истории языка / Л. Б. Бадмаева // Глобализация и монгольский мир : Сб. статей по мат. Междунар. науч. конф., проведенной 15-18 июля 2010 г. Улан-Удэ : 2011 б.-С. 272-275

40. Бадмаева, Л. Б. Структура сложных синтаксических комплексов бурятских летописей / Л. Б. Бадмаева // Актуальные проблемы монгольского языкознания. Вып. 4. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2011. - С. 76-87.

41. Бадмаева, Л. Б. Языковое пространство бурятского летописного текста / Л. Б. Бадмаева. Улан-Удэ : Изд-во Бурятского научного центра СО РАН, 2012.-297 с.

42. Бадмаева, Л. Д. Монгольская терминология медицинского трактата «Чжуд-ши» / Л. Д. Бадмаева. Улан-Удэ, 1994. - 153 с.

43. Бадмаева, Л. Д. О шаманской терминологии бурят / Л. Д. Бадмаева // История развития монгольских языков. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 1999. - С. 223-236.

44. Бадмаева, Ю. Д. Грамматические категории языка «Сокровенного сказания монголов» (в сопоставлении с бурятским языком) / Ю. Д. Бадмаева. Улан-Удэ, 2003. - 107 с.

45. Бадмаева, Ю. Д. Язык памятников старомонгольской письменности в контексте исторической грамматики и лексики. Ч. 1. / Ю. Д. Бадмаева. Улан-Удэ, 2011. - 142 с.

46. Балсунаев, Ц. О. Язык памятника «Улигер-ун далай» : дис. канд. филол. наук : 10.02.22 / Балсунаев Цокто Олегович. Улан-Удэ, 2001. - 180 с.

47. Бальжинимаева, Б. Д. Современный монгольский язык / Б. Д. Бальжинимаева, С. Б. Бухоголова. Улан-Удэ : Изд-во Бурят, гос-та, 2010. — 543 с.

48. Бальжинимаева, Ц. Ц. Именные словосочетания в бурятском языке / Ц. Ц. Бальжинимаева. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 1997. - 131 с.

49. Бальжинимаева, Ц. Ц. Лингвостилистические особенности перевода художественных произведений с русского на бурятский и монгольский языки / Ц. Ц. Бальжинимаева. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2006.- 108 с.

50. Базаров, Б. В. Поппе Николай Николаевич // Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии. История. Философия. Социология. Филология. Искусство / Б. В. Базаров, И. Д. Бураев. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2000. - С. 208-224.

51. Барадин, Б. Краткое руководство по грамматике и графетике нового бурят-монгольского литературного языка / Б. Барадин. -Верхнеудинск, 1931.-75 с.

52. Баскаков, Н. А. К проблеме китайских заимствований в тюркских языках / Н. А. Баскаков // Советская тюркология. 1987. - №5. - С. 69-75.

53. Башкуев, Б. В. Своеобразие личных имен предбайкальских бурят / Б. В. Башкуев // Бурятские антропонимы и топонимы. Улан-Удэ, 1981. - С. 23-40.

54. Бертагаев, Т. А. К исследованию сложноподчиненных предложений в бурят-монгольском языке / Т. А. Бертагаев // Записки Бурят-Монгольского науч.-исследов. ин-та культуры. Улан-Удэ, 1947. - Вып. 2.

55. Бертагаев, Т. А. К проблеме сложных предложений / Т. А. Бертагаев // Вопросы языкознания. 1953. - № 4.

56. Бертагаев, Т. А. Синтаксис современного монгольского языка в сравнительном освещении / Т. А. Бертагаев. М. : Наука, 1964. - 279 с.

57. Бертагаев, Т. А. Суффикс -тан и его производные в монгольских языках // Записки калмыц. науч.-исслед. инс-та языка, литературы, истории. Сер. Филология. 1964. - Вып. 3. - С. 100-107.

58. Бертагаев, Т. А. Лексика современных монгольских литературных языков / Т. А. Бертагаев. М., 1974.

59. Бертагаев, Т. А. О монгольских и бурятских гидронимах / Т. А. Бертагаев // Ономастика Востока. М., 1980. - С. 124-129.

60. Биткеев, П. И. Языки и письменные системы монгольских языков / П. И. Биткеев. Элиста, 1995.

61. Благова, Г. Ф. Комбинация аффиксов множественности исконно алтайская константа или типологический параллелизм? / Г. Ф. Благова // Проблема общности алтайских языков. - Л.: Изд-во «Наука», 1971. - С. 351361.

62. Бобровников, А. Грамматика монгольского языка / А. Бобровников. СПб., 1835.

63. Бобровников, А. А. Грамматика монгольско-калмыцкого языка / А. А. Бобровников. Казань, 1849. - 400 с.

64. Будаев, Ц. Б. Лексика бурятских диалектов в сравнительно-историческом освещении / Ц. Б. Будаев. Новосибирск : Наука, 1978. - 300 с.

65. Бураев, И. Д. Звуковой состав бурятского языка / И. Д. Бураев. -Улан-Удэ, 1959.- 194 с.

66. Бураев, И. Д. Становление звукового строя бурятского языка / И. Д. Бураев. Новосибирск : Наука, 1987. - 185 с.

67. Бураев, И. Д. О бурятских личных именах / И. Д. Бураев, Л. Д. Шагдаров // К изучению бурятского языка. Улан-Удэ, 1969. - С. 106-117.

68. Бурдукова, Т. А. Материалы для истории Бурят-Монголии (Бурятская историческая хроника Ш-Н. Хобитуева) : Дис. .канд. филол наук / Т. А. Бурдукова. Л., 1945.

69. Бурчинова, Л. С. Источниковедческие вопросы изучения истории Калмыкии / Л. С. Бурчинова. Элиста : Калм. кн. изд-во, 1980. - 118 с.

70. Бурятские летописи / Сост. Ш. Б. Чимитдоржиев, Ц. П. Ванникова (Пурбуева). Улан-Удэ, 1995.- 198 с.

71. Буряты / Отв. ред. Л. Л. Абаева, Н. Л. Жуковская. М., 2004.633 с.

72. Владимирцов, Б. Я. Турецкие элементы в монгольском языке / Б. Я. Владимирцов // Зап. Вост. Отделения ИР АО. СПб., 1911. - Т. 20.

73. Владимирцов, Б. Я. Монгольский сборник рассказов из Рапса1ап1га / Б. Я. Владимирцов. Петроград : Академ. Двенадцатая Госуд-я Тип-я, 1921.- 164 с.

74. Владимирцов, Б. Я. Географические имена орхонских надписей, сохранившиеся в монгольском / Б. Я. Владимирцов // Докл. АН СССР. М., 1929а.

75. Владимирцов, Б. Я. Сравнительная грамматика монгольского письменного языка и халхаского наречия: Введение и фонетика / Б. Я. Владимирцов. М.-Л., 19296. - 438 с.

76. Владимирцов, Б. Я. Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм / Б. Я. Владимирцов. Л. : Изд-во АН СССР, 1934. 230 с.

77. Вопросы грамматики монгольских языков. Новосибирск : Наука, 1991.

78. Воробьева-Десятовская, М. И. Тибетоведение / М. И. Воробьева-Десятовская, Л. С. Савицкий // Азиатский музей Ленинградское отделение Института востоковедения АН СССР. - М., 1972. - С. 149-176.

79. Востриков, А. И. Тибетская историческая литература. ВШПоШеса ВгкМЫса Уо1. XXII / А. И. Востриков. М. : Изд-во восточной лит-ры, 1962.

80. Востриков, А. И., Поппе, H. Н. Летопись баргузинских бурят. Вып. 1. Тексты и исследования. Тр. Института востоковедения / А. И. Востриков, H. Н. Поппе. М.-Л. : Изд-во АН СССР, 1935. - Т. 8. - 75 с.

81. Галзут Тубшиннима. История происхождения баргутов Baryucud-ип teiiken irelte / Ввод. ст. и прим. Д. Д. Нимаева, Л. Б. Бадмаевой; транслитерация, перевод со старомонг. Л. Б. Бадмаевой, Ю. Д. Бадмаевой / -Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2008. 188 с.

82. Гальперин, И. Р. Грамматические категории текста: опыт обобщения // Изв. АН СССР. Сер. литературы и языка / И. Р. Гальперин. -1977.-№6.-С. 522-532.

83. Гальперин, И. Р. Текст как объект лингвистического исследования / И. Р. Гальперин. М. : КомКнига, 2006. - 144 с.

84. Гармаева, X. Ж. Книгопечатание в бурятских дацанах на монгольском языке : автореф. дис.канд. ист. наук : 07.00.09 / Гармаева Хандама Жаповна. Улан-Удэ, 2001. - 24 с.

85. Гомбоев, Г. "Алтан тобчи". Монгольская летопись в подлинном тексте и переводе с приложением калмыцкого текста истории Убаши-хунтайджия и его войны с ойратами /Г. Гомбоев. // Тр. Вост. отд. Русского археологического об-ва. СПб., 1858. - T.VI.

86. Гиндин, С. И. Внутренняя организация текста. Элементы теории и семантический анализ : автореф. дис. . канд. филол. наук / С. И. Гиндин. -М., 1972.- 16 с.

87. Грамматика бурятского языка: Фонетика и морфология. М. : Изд-во восточной литературы, 1962. - 339 с.

88. Дамбуева, П. П. Категория модальности в бурятском языке / П. П. Дамбуева. Улан-Удэ : Изд-во Бурят, госуд. универ-та, 2000. - 252 с.

89. Дамдинов, Д. Г. Предварительные данные о языке хамниганов Читинской области / Д. Г. Дамдинов // Краткие сообщения БК НИИ. Улан-Удэ, 1962.-Вып. 4.

90. Дамдинов, Д. Г. К истории изучения языка хори-бурят / Д. Г. Дамдинов. Улан-Удэ : Изд-во «Бэлиг», 2000. - 146 с.

91. Дарбеева, А. А. Влияние двуязычия на развитие изолированного диалекта А. А. Дарбеева. М. : Наука, 1978. - 207 с.

92. Дарбеева, А. А. Русско-монгольские языковые контакты в условиях двуязычия / А. А. Дарбеева. М. : Наука, 1984. - 190 с.

93. Дарбеева, А. А. Орловская М. Н. Язык «Алтан тобчи». М.: Наука, 1984. - 235 с. / А. А. Дарбеева, Э. Р. Тенишев: рец. // Вопросы языкознания. - 1988. - № 6. - С. 144-146.

94. Даржаева, Н. Б. Полипредикативные конструкции бурятского языка с подчинительной связью / Н. Б. Даржаева. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2001.- 100 с.

95. Даржаева, Н. Б. Полипредикативные конструкции обусловленности в бурятском языке / Е. К. Скрибник, Н. Б. Даржаева. -Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2007. 179 с.

96. Даржаева, Н. Б. Межфразовые скрепы местоименного происхождения в бурятских письменных памятниках / Н. Б. Даржаева // Вестник Читинского государственного университета. 2010. - С. 84- 87.

97. Дашибалова, Д. В. О неизвестном архиве H.H. Поппе / Д. В. Дашибалова // Вестник Бурятского университета. Сер. 18: Востоковедение. -- Улан-Удэ : Изд-во Бурят-го госунивер-та, 2006. Вып. 2. - С. 230-233.

98. Дашиев, Д. Б. Бурятская дидактическая литература : проблемы жанрового состава : автореф. дис.канд. филол. наук : 10.01.02 / Дашиев Дандар Базаржапович. Улан-Удэ, 1997. - 15 с.

99. Долгих, Б. О. Родовой и племенной сосатв народов Сибири в XVII в. / Б. О. Долгих. М.: Изд-во АН СССР, 1960.

100. Дондокова, Д. Д. Китайские заимствованные элементы в бурятском языке / Д. Д. Дондокова // История и внешние связи бурятского языка. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2004. - С. 120-137.

101. Доржиев, Д. Д. Язык старомонгольской письменности Бурятии : автореф. дис. . канд. филол. наук / Д-Н. Д. Доржиев. М., 1955. - 18 с.

102. Доржиев, Д. Д. О причастных и деепричастных оборотах бурятского языка / Д. Д. Доржиев // К изучению бурятского языка. Улан-Удэ, 1969.-С. 79-84.

103. Доржиев, Д. Д. Старобурятский язык / Д-Н. Д. Доржиев. Улан-Удэ, 1992.-244 с.

104. Доржиев, Д. Д. Мунеенэй буряад хэлэн. Синтаксис / Д. Д. Доржиев. Улан-Удэ : «Бэлиг», 2002. - 160 н.

105. Доржиева, Ж. Д. Старописьменный монгольский язык : учебник / Ж. Д. Доржиева. Улан-Удэ : Изд-во БГУ, 2008. - 384 с.

106. Д'Оссон К. История монголов. / К. Д'Оссон. Иркутск: Вост-Сиб. обл. изд-во, 1937. - Т. 1.

107. Дугаров, Н. Б. Ойконимы-словосочетания в географических названиях Бурятии / Н. Б. Дугаров // Бурятские антропонимы и топонимы. -Улан-Удэ, 1981.-С. 85-89.

108. Дырхеева, Г. А. Бурятский язык : современное состояние (социолингвистический аспект) / Г. А. Дырхеева, Б. Ж. Будаев, Т. П. Бажеева. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 1999. - 142 с.

109. Дырхеева, Г. А. Бурятский язык в условиях двуязычия: проблемы функционирования и перспективы развития / Г. А. Дырхеева. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2002. - 187 с.

110. Дырхеева, Г. А. Морфологическая структура слова в бурятском языке : лингвостатистическое описание (на материале художественного текста) / Г. А. Дырхеева, О. С. Ринчинов. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2005.-97 с.

111. Дырхеева, Г. А. Бурятский художественный текст: лингвостатистическое описание (на материале прозы X Намсараева) / Г. А. Дырхеева. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2007. - 203 с.

112. Егодурова, В. М. Бурятский глагол / В. М. Егодурова. Улан-Удэ, 2003.- 140 с.

113. Жамцарано Ц. Ж. Монгольские летописи XVII века. Тр. ИВ АН СССР. - 16. - М.; Л. : Изд-во АН СССР, 1936. - 122 с.

114. Залкинд, Е. М. Присоединение Бурятии к России / Е. М. Залкинд. Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1958.

115. Зарубина, Н. Д. Сверхфразовое единство как лингвистическая единица : автореф. дис. . канд. филол. наук / Н. Д. Зарубина. М., 1973. -16 с.

116. Зарубина, Н. Д. Текст : лингвистический и методический аспект / Н. Д. Зарубина. М., 1981. -111с.

117. Золотова, Г. А. Очерк функционального синтаксиса / Г. А. Золотова. М., 1973.

118. Золотова, Г. А. Коммуникативные аспекты русского снтаксиса / Г. А. Золотова. М., 1982.

119. Золотова, Г. А. Коммуникативная грамматика русского языка / Г.

120. A. Золотова, Н. К. Онипенко, М. Ю. Сидорова. М., 2004. - 544 с.

121. Зориктуев, Б. Р. Актуальные проблемы этнической истории монголов и бурят / Б. Р. Зориктуев. М. : Изд-я фирма «Восточная литература» РАН, 2011. - 278 с.

122. Иркутские губернские ведомости. 1869. - № 30. - 26 июля. - С. 6-7; №33.-16 августа. - С. 4-5.

123. Исследование бурятских говоров. Вып. 2. Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1968. - 196 с.

124. Исследования бурятских и русских говоров. Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1977. - 220 с.

125. История Бурят-Монгольской АССР : В 2-х т. Улан-Удэ, 1954.

126. Кара, Д. Книги монгольских кочевников / Д. Кара. М. : Изд-во вост. литературы, 1972. - 194 с.

127. Козин, С. А. К вопросу о показателях множественности в монгольских языках. Ученые записки. Серия филологических наук / С. А. Козин.-Л., 1946.-Вып. 10.-С. 120-136.

128. Котков, С. И. Лингвистическое источниковедение и история русского языка / С. И. Котков. М. : Наука, I960. - 292 с.

129. Колшанский, Г. В. Коммуникативная функция и структура языка / Г. В. Колшанский. М. : Наука, 1984. - 173 с.

130. Кормазов, В. А. Барга/ В. А. Кормазов. Харбин, 1928.

131. Кормушин, И. В. Системы времен глагола в алтайских языках / И.

132. B. Кормушин. М. : Наука, 1984. - 85 с.

133. Котвич, В. А. Исследование по алтайским языкам / В. А. Котвич. -М. : Наука, 1962.-367 с.

134. Кох, В. Предварительный набросок дискурсивного анализа семантического типа / В. Кох // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1978.-Вып. 8.

135. Крупное, В. Н. В творческой лаборатории переводчика / В. Н. Крупнов. М.: Междунар. отношения, 1976. - 192 с.

136. Крючков, С. Е. Современный русский язык / С. Е. Крючков, JI. Ю. Максимов. -М. : Просвещение, 1969.

137. Кузьменков, Е. А. Глагол в монгольском языке / Е. А. Кузьменков. Л. : Изд-во ЛГУ, 1984. - 139 с.

138. Левицкий, Ю. А. Лингвистика текста / Ю. А. Левицкий. М. : «Высшая школа», 2006. - 207 с.

139. Лосева, Л. М. К изучению межфразовой связи (абзац и ССЦ) / Л. М. Лосева // Русский язык в школе. М., 1967. - № 1.

140. Лосева, Л. М. Межфразовая связь в текстах монологической речи : автореф. дис. . докт. филол. наук. Одесса, 1969. - 20 с.

141. Лувсандэндэв А. Формирование монгольского национального литературного языка / А. Лувсандэндэв // Олон улсын монголч эрдэмтний III их хурал II боть. Улаанбаатар, 1977.

142. Лувсанжавын Чулуунбаатар. Письменность монгольских народов и её культурно-историческое значение : автореф. дис. . канд. ист. наук / Ч. Лувсанжавын. Улан-Удэ, 2000. - 29 с.

143. Манжигеев, И. А. Бурятские шаманистические и дошаманистические термины / И. А. Манжигеев. М., 1978. - 125 с.

144. Маслов, Б. А. Проблемы лингвистического анализа связного текста / Б. А. Маслов. Таллин, 1975.

145. Маслов, Ю. С. Очерки по аспектологии / Ю. С. Маслов. JI. : Изд-во ЛГУ, 1984.

146. Мельхеев, M. Н. Географические названия Восточной Сибири М. Н. Мельхеев. Иркутск : Вост. - Сиб. кн. изд-во, 1969. - 119 с.

147. Мельхеев, M. Н. Топонимика Бурятии / M. Н. Мельхеев. Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1969. - 186 с.

148. Меньшиков, П. Н. Краткий исторический очерк Маньчжурии / П. Н. Меньшиков // Вестник Азии, 1917, № 2 (42).

149. Митрошкина, А. Г. Говор качугских (верхоленских) бурят // Исследования бурятских говоров. Улан-Удэ, 1968. - С. 47-73.

150. Митрошкина, А. Г. Из опыта изучения бурятской топонимии / А. Г. Митрошкина // Исследования по топонимике. М., 1974.

151. Митрошкина, А. Г. Бурятская антропонимия / А. Г. Митрошкина.- Новосибирск : Наука, 1987. 222 с.

152. Митрошкина, А. Г. Личные имена бурят / А. Г. Митрошкина. -Иркутск, 1995. 377 с.

153. Митрошкина, А. Г. Словарь бурятских личных имен. Опыт лингво-социально-локально-хронологического словаря / А. Г. Митрошкина.- Иркутск, 2008. 384 с.

154. Москальская, О. И. Грамматика текста / О. И. Москальская. М. : Наука, 1981а. - 183 с.

155. Москальская, О. И. Проблемы системного описания синтаксиса / О. И. Москальская. М. : Высш. школа, 19816. - 173 с.

156. Монгольский лингвистический сборник. М. : Наука, 1985. - 156с.

157. Монгольский сборник. Экономика, история, археология. М. : Изд-во вост. лит-ры, 1959. - 203 с.

158. Мучник, В. С. Человек и текст / В. С. Мучник. М., 1985. - 252 с.

159. Наделяев, В. М. Современный монгольский язык. Морфология / В. М. Наделяев. Новосибирск: «Наука», 1988. - 112 с.

160. Насилов, 3. М. Язык тюркских памятников уйгурского письма XI-XV вв. / 3. М. Насилов. М., 1974. - 99 с.

161. Нечаева, О. А. Функционально-смысловые типы речи (описание, повествование, рассуждение) / О. А. Нечаева. Улан-Удэ, 1974. - 260 с.

162. Нимаев, Д. Д. Об этнической принадлежности древнего населения Прибайкалья / Д. Д. Нимаев // Этническая история и культурно-бытовые традиции в Бурятии. Улан-Удэ, 1984. - С. 3-19.

163. Нимаев, Д. Д. Проблемы этногенеза бурят / Д. Д. Нимаев. -Новосибирск : Наука, 1988. 168 с.

164. Нимаев, Д. Д. Барга и баргуты / Д. Д. Нимаев // Мат.-лы научн. конф. «Цыбиковские чтения-7». Улан-Удэ, 1998. - С. 44-45.

165. Нимаев, Д. Д. Буряты: этногенез и этническая история / Д. Д. Нимаев. Улан-Удэ : Изд. полиграф, комплекс ВСГАКИ, 2000. - 190 с.

166. Нимаев, Д. Д. Основные вехи этнической истории Агинских бурят / Д. Д. Нимаев // Этническая история и культурно-бытовые традиции народов Байкальского региона. Иркутск : Изд-во «Оттиск», 2010. - С. 3343.

167. Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXIII. Когнитивные аспекты языка: Пер. с англ. / Сост., ред., вступ. ст. В. В. Петрова и В. И. Герасимова. М.: «Прогресс», 1988. - 320 с.

168. Ономастика Бурятии. Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1976. - 248с.

169. Орловская, М. Н. Употребление причастий в "Сокровенном сказании" монголов / М. Н. Орловская // Филология и история монгольских народов. М., 1958.

170. Орловская, М. Н. Имена существительные и прилагательные в современном монгольском языке / М. Н. Орловская. М., 1961.

171. Орловская, М. Н. Язык "Алтан тобчи" / М. Н. Орловская. М. : Наука, 1984.-231 с.

172. Орловская, М. Н. Язык монгольских текстов XIII-XIV вв. / М. Н. Орловская. М., 1999. - 182 с.

173. Орловская, М. Н. Очерки по грамматике языка древних монгольских текстов / М. Н. Орловская. М.: Изд-я фирма «Восточная литра», 2010.-303 с.

174. Пашков, Б. К. Маньчжурский язык / Б. К. Пашков. М., 1963. - 64с.

175. Позднеев, А. М. Монгольская хрестоматия для первоначального преподавания / А. М. Позднеев. СПб., 1900.

176. Позднеев А. М. Очерки быта буддийских монастырей и буддийского духовенства в Монголии в связи с отношениями сего последнего к народу. Элиста : Калмыцкое книжное изд-во, 1993. - 495 с.

177. Полипредикативные конструкции и их морфологическая база. Новосибирск : Наука, 1980.

178. Поппе, Н. Н. Грамматика бурят-монгольского языка / Н. Н. Поппе. М. - Л. : Изд-во АН СССР, 1938. - 268 с.

179. Предикативное склонение причастий в алтайских языках. -Новосибирск : Наука, 1984. 190 с.

180. Проблемы общности алтайских языков. Л. : Изд-во ЛГУ, 1971.401 с.

181. Пучковский, Л. С. Монгольские рукописи и ксилографы Института востоковедения / Л. С. Пучковский. М.; Л., 1957.

182. Пюрбеев, Г. Ц. Глагольная фразеология монгольских языков / Г. Ц. Пюрбеев. М., 1972. - 208 с.

183. Пюрбеев, Г. Ц. Вопросы изучения синтаксической структуры калмыцкого языка / Г. Ц. Пюрбеев // Филологические вести. Элиста, 1973. -№3.-С. 3-14.

184. Пюрбеев, Г. Ц. Типы сложных предложений в монгольских языках / Г. Ц. Пюрбеев. М., 1979.

185. Пюрбеев, Г. Ц. "Их цааз" и "Халха джирум" как источники исторической фразеологии монгольских языков / Г. Ц. Пюрбеев // Всесоюз. науч. конф., посвященная 100-летию со дня рождения акад. В.Я. Владимирцова. М., 1984. - С. 97-99.

186. Пюрбеев, Г. Ц. Синтаксические явления в памятниках монгольского феодального права ХУН-ХУШ вв. «Их цааз» и «Халха Джирум» / Г. Ц. Пюрбеев // ВЯ. 1987. - №3. - С. 125-132.

187. Пюрбеев, Г. Ц. Современная монгольская терминология / Г. Ц. Пюрбеев. М. : Наука, 1984. - 119 с.

188. Пюрбеев, Г. Ц. Историко-сопоставительные исследования по грамматике монгольских языков. Синтаксис словосочетания / Г. Ц. Пюрбеев. М., 1993. - 297 с.

189. Пюрбеев, Г. Ц. Буддийская терминология в памятнике монгольского права XVIII в. «Халха Джирум» / Г. Ц. Пюрбеев // Актуальные проблемы монголоведения. Вып. 4. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2011. -С. 15-23.

190. Раднаев, Э. Р. Баргузинский говор / Э. Р. Раднаев // Исследования бурятских говоров. Улан-Удэ, 1965. - Вып. I. - С. 71-107.

191. Раднаева, С. Б. История бурятской письменности и становление орфографических норм современного бурятского литературного языка : автореф. дис.канд. филол. наук : 10.02.16 / Раднаева Светлана Байдуевна. -Улан-Удэ, 2000. 19 с.

192. Развитие литературных языков народов Сибири в советскую эпоху : мат-лы координ. конф., Улан-Удэ, 22024 августа 1963 г. Улан-Удэ Бурят кн. изд-во, 1965 - 220 с.

193. Рамстедт, Г. И. Введение в алтайское языкознание / Г. И. Рамстедт. М., 1957. - 253 с.

194. Рассадин, В. И. О тюркизмах в бурятском языке / В. И. Рассадин // К изучению бурятского языка. Улан-Удэ, 1969. - С. 129-135.

195. Рассадин, В. И. Тюркизмы в халха-монгольском языке / В. И. Рассадин // Материалы по истории и филологии Центральной Азии. Улан-Удэ, 1970. - Вып. 5. - С. 52-58.

196. Рассадин, В. И. Антропонимы у тофаларов / В. И. Рассадин // Ономастика Бурятии. Улан-Удэ, 1976. - С. 1 Ю-140.

197. Рассадин, В. И. Очерки по исторической фонетике бурятского языка / В. И. Рассадин. М., 1982. - 197 с.

198. Рассадин, В. И. Тюркские лексические элементы в калмыцком языке / В. И. Рассадин // Этнические и историко-культурные связи монгольских народов. Улан-Удэ, 1983. - С. 78-89.

199. Рассадин, В. И. Историческая связь бурятского языка с языком баргутов / В. И. Рассадин // Цыбиковские чтения. Улан-Удэ, 1989. - С. 173-176.

200. Рассадин, В. И. Очерки по истории сложения тюрко-монгольской языковой общности. Часть I. Тюркское влияние на лексику монгольских языков / В. И. Рассадин / Под ред. Д. М. Насилова. Элиста : Изд-во Калм. ун-та, 2007. - 165 с.

201. Реферовская, Е. А. Лингвистические исследования структуры текста. 1983.-213 с.

202. Ринчен, Б. К истории перевода в Монголии / Б. Ринчен // Мастерство перевода. Улаанбаатар, 1988. - № 5.

203. Розенталь, Д. Э. Словарь-справочник лингвистических терминов / Д. Э. Розенталь, М. А. Теленкова. М.: Просвещение, 1976.

204. Рудов, Л. Н. Проблемы киданьской письменности / JI. Н. Рудов // Советская этнография. М., 1963. - № I.

205. Румянцев, Г. Н. Баргузинские летописи / Г. Н. Румянцев. Улан-Удэ : Бур.-монг. кн. изд-во, 1956. - 150 с.

206. Румянцев, Г. Н. Бурятские летописи как исторический источник / Г. Н. Румянцев // Труды БК НИИ СО АН СССР. Сер. Востоковедение. -Вып. 3. Улан-Удэ, I960. - С.

207. Рыгдылон, Э. Р. Топонимические этюды / Э. Р. Рыгдылон // Записки БМНИИК. Улан-Удэ, 1955. - Т. XX.

208. Сажинов, Ж. С. Сопоставительная грамматика русского и бурятского языков (морфология) / Ж. С. Сажинов. Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1984.

209. Санжеев, Г. Д. Синтаксис монгольских языков / Г. Д. Санжеев. -М. : Издание НИ АН КП, 1934. 149 с.

210. Санжеев, Г. Д. Грамматика бурят-монгольского языка / Г. Д. Санжеев. М. - Д., 1941.-С. 171.

211. Санжеев, Г. Д. Сравнительная грамматика монгольских языков / Г. Д. Санжеев. М. : Изд-во АН СССР, 1953. - 237 с.

212. Санжеев Г.Д. Сравнительная грамматика монгольских языков. Т. 2. Глагол. М., 1963. - 266 с.

213. Санжеев, Г. Д. Старописьменный монгольский язык / Г. Д. Санжеев. -М., 1964.

214. Санжеев, Г. Д. Лингвистическое введение в изучение истории письменности монгольских народов / Г. Д. Санжеев. Улан-Удэ, 1977. - 159 с.

215. Санжина, Д. Д. Язык бурятских исторических романов / Д. Д. Санжина. Улан-Удэ : Изд-во БФ СО АН СССР, 1991. - 132 с.

216. Санжина, Д. Д. Язык бурятской художественной литературы (лингвостилистическое описание лексики) / Д. Д. Санжина. Улан-Удэ : Изд-во БГУ, 2000. - 202 с.

217. Санжина, Д. Д. Бурятская лингвостилистика. Стилистические средства лексики / Д. Д. Санжина. Улан-Удэ : «Бэлиг», 2007. - 112 с.

218. Санжина, Д. Д. Бурятский язык : стилистический аспект лексической синонимии. Словарь-справочник / Д. Д. Санжина. Улан-Удэ : Изд-во БГУ, 2008.-384 с.

219. Севбо, И. П. Структура связного текста и автоматизация реферирования / И. П. Севбо. М., 1969.

220. Семенова, В. И. Личные имена эхиритских бурят / В. И. Семенова. Иркутск : Изд-во ИГУ, 2005.

221. Серкова, Н. И. Сверхфразовое членение текста (теория и метод) / Н. И. Серкова // Иностранный язык в школе. М., 1967. - № 3. - С. 3-8.

222. Серкова, Н. И. Сверхфразовое единство как функционально-речевая единица : автореф. дис. . канд. филол. наук / Н. И. Серкова. М., 1968.

223. Сильман, Т. И. Проблемы синтаксической стилистики (на мат. нем. яз.) / Т. И. Сильман. Л., 1968.

224. Скирдач, О. М. Лингвистические принципы тематической организации текста (к проблеме динамики текстовых структур) / О. М. Скирдач : дисс. канд. филол. наук. -М., 1984.

225. Скрибник, Е. К. Выражение субъекта в бурятских изъяснительных конструкциях с показателем гэжэ / Е. К. Скрибник // Аналитические средства связи в полипредикативных конструкциях. -Новосибирск, 1980.-С. 81-91.

226. Скрибник, Е. К. Способы выражения в системе зависимой предикации (на материале бурятского языка) : Дисс. . канд. филол. наук / Е. К. Скрибник. Новосибирск, 1980. - 194 с.

227. Скрибник, Е. К. Полипредикативные синтетические предложения в бурятском языке / Е. К. Скрибник. Новосибирск : Наука, 1988а.

228. Скрибник, Е. К. О статусе конструкций с инфинитными глагольными формами в системе полипредикативного синтаксиса / Е. К. Скрибник // Проблемы монгольского языкознания. Новосибирск : Наука, 19886.

229. Скрибник, Е. К. Проблемы описания синтаксиса сложного предложения бурятского языка / Е. К. Скрибник // Вопросы грамматики монгольских языков. Новосибирск : Наука, 1991.

230. Солганик, Г. Я. Синтаксическая стилистика / Г. Я. Солганик. М.,1973.

231. Солганик, Г. Я. Современный русский язык. Ч. 2. Синтаксис / Г. Я. Солганик. М. : Высшая школа, 1979.

232. Стилистика и лексикология бурятского языка / Тр. БИОН БФ СО АН СССР, вып. 18. . Улан-Удэ, 1972. - 133 с.

233. Суперанская, А. В. Общая теория имени собственного / А. В. Суперанская. М., 1973. - 363 с.

234. Суперанская, А. В. Ваше имя? Рассказы об именах разных народов / А. В. Суперанская. М. : Армада-пресс, 2001. - 254 с.

235. Суперанская, А. В. Эволюция теории имени собственного в Европе / А. В. Суперанская // Вопросы филологии. 2002. - № 3 (12). - С. 515.

236. Сусеева, Д. А. Письма хана Аюки и его современников (17141724 гг.) : опыт лингвосоциологического исследования / Д. А. Суееева. -Элиста : АПП «Джангар», 2003. 456 с. (ил.).

237. Тагаров, 3. Т. Заметки о бурят-монгольской летописи «Бичихан запискэ» / 3. Т. Тагаров // Тр. Бурят-Монгол. НИИК. Вып. XV. - Улан-Удэ, 1952.

238. Тагарова, Т. Б. Концептуально-прагматическая характеристика фразеологических единиц бурятской художественнолй прозы / Т. Б. Тагарова. Иркутск : Изд-во Иркут. гос. ун-та, 2008. - 341 с.

239. Тагарова, Т. Б. Буряад хэлэнэй тогтомол холбуулалнуудай найруулга / Т. Б. Тагарова. Иркутск : Изд-во Иркут. гос. ун-та, 2008 а. -103 с.

240. Тиваненко, А. Легенды и быль озера Гусиного / А. Тиваненко, Э. Демин // Правда Бурятии, 1987, 16 янв.

241. Тодаева, Б. X. Монгольские языки и диалекты Китая / Б. X. Тодаева. М., I960. - 135 с.

242. Тодаева, Б. X. Дунсянский язык / Б. X. Тодаева. М., 1961. - 148с.

243. Тодаева, Б. X. Опыт лингвистического исследования эпоса "Джангар" / Б. X. Тодаева. Элиста : Калмыц. кн. изд-во, 1976. - 530 с.

244. Тодаева, Б. X. Язык монголов Внутренней Монголии / Б. X. Тодаева. М., 1985. - 129 с.

245. Тодаева, Б. X. Дагурский язык / Б. X. Тодаева. М., 1986.

246. Трофимова, С. М. Именные части речи в монгольских языках / С. М. Трофимова. Улан-Удэ : Изд-во БГУ, 2001. - 335 с.

247. Тулохонов, М. И. Бурятские исторические песни / М. И. Тулохонов. Улан-Удэ, 1973. - 197 с.

248. Турмачева, Н. Д. О типах формальных и логических связей в СФЕ : автореф. дис. . канд. филол. наук / Н. Д. Турмачева. М., 1973. - 16 с.

249. Ульзетуева, 3. Д. Сравнительное исследование бурятского и старописьменного монгольского языков : автореф. дис.канд. филол. наук : 10.02.22 / Ульзетуева Замира Доржиевна. Улан-Удэ, 2006. - 23 с.

250. Филологические исследования старописьменных памятников. -Элиста, 1987. 144 с.

251. Фридман, Jl. Г. Грамматические проблемы лингвистики текста : автореф. дис. . канд. филол. наук. / Л. Г. Фридман. Пятигорск, 1976.

252. Хамарханов, А. 3. Этнографические исследования Д. Г. Мессершмидта в Бурятии / А. 3. Хамарханов // Исследования по исторической этнографии монгольских народов. Улан-Удэ, 1986. - С. 3655.

253. Хамгушкеев, И. С. Язык поэтических произведений X. Намсараева : автореф. дис. . канд. филол. наук. / И. С. Хамгушкеев. Улан-Удэ, 1963.

254. Цааджин бичиг («Монгольское уложение»). Цинское законодательство для монголов. 1627-1694 гг. Перевод и комментарии С. Д. Дылыкова. М. : Изд-ская фирма «Восточная литература» РАН, 1998. - 342 с.

255. Цендина, А. Д. Структурные и сюжетно-стилистические особенности монгольских летописей 17-19 вв. : автореф. дис.д-ра филол. наук : 10.01.03 / Цендина Анна Дамдиновна. М., 2004. - 44 с.

256. Цэдэндамба Ц. Очерки по сопоставительной грамматике русского и монгольского языков / Ц. Цэдэндамба. Улан-Батор : Изд-во Мин-ва нар-го обр-я, 1974. - 134 с.

257. Цыдендамбаев, Ц. Б. Переводы художественной литературы с русского языка на бурят-монгольский / Ц. Б. Цыдендамбаев // Свет над Байкалом. Улан-Удэ, 1955.

258. Цыдендамбаев, Ц. Б. За дальнейшее развитие бурят-монгольского литературного языка / Ц. Б. Цыдендамбаев // Сборник трудов по филологии. -Улан-Удэ, 1958.-Вып. З.-С. 3-11.

259. Цыдендамбаев, Ц. Б. Бурятские исторические хроники и родословные / Ц. Б. Цыдендамбаев. Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1972. -662 с.

260. Цыдендамбаев, Ц. Б. Изучение ономастики Бурятии и исторически связанных с ней регионов одна из актуальных задач современного бурятоведения / Ц. Б. Цыдендамбаев // Ономастика Бурятии. -Улан-Удэ, 1976.-С. 3-22.

261. Цыдендамбаев, Ц. Б. Об эвенкийских элементах в этническом составе и языке бурят / Ц. Б. Цыдендамбаев // Взаимовлияние языков Бурятии. Улан-Удэ, 1978.

262. Цыдендамбаев, Ц. Б. Грамматические категории бурятского языка в историко-сравнительном освещении Ц. Б. Цыдендамбаев. М. : Наука, 1979,- 147 с.

263. Цыдендамбаев, Ц. Б. О влиянии монгольского письменного языка на язык бурятского фольклора / Ц. Б. Цыдендамбаев // Монгольский лингвистический сборник. М., 1985. - С. 129-136.

264. Цыденжапов, Ш.-Н. Р. К характеристике фразеологического фонда дидактических произведений на старописьменном монгольском языке / Ш.-Н. Р. Цыденжапов // Стилистика и лексикология бурятского языка. Улан-Удэ, 1972.-С. 124-130.

265. Цыденжапов, Ш.-Н. Р. Фразеологизмы старописьменного монгольского языка / Ш.-Н. Р. Цыденжапов. Улан-Удэ : Бур. кн изд-во, 1990.

266. Цырендоржиева, Б. Д. Роль аффиксов личного притяжания в формировании пространственно-временных параметров текста (наматериале бурятского языка) / Б. Д. Цырендоржиева // Кулагинские чтения: мат. IV межрегион, науч.-практ.конф. Чита, 2004. - С. 280-283.

267. Цырендоржиева, Б. Д. Межфразовые связи в современном бурятском языке (на материале категории личного притяжания) : автореф. дис.канд. филол. наук : 10.02.22 / Цырендоржиева Баирма Дамбиевна. -Улан-Удэ, 20086. 22 с.

268. Цыдыпов, Ц.-Ж. Ц. Аналитические конструкции в бурятском языке / Ц.-Ж. Ц. Цыдыпов. Улан-Удэ, 1972. - 297 с.

269. Цыремпилов, В. Б. Истоки монгольской письменности / В. Б. Цыремпилов // Культура Монголии в средние века и новое время. Улан-Удэ, 1986.-С. 13-21.

270. Цыренов, Б. Д. Язык бурятских сказок / Б. Д. Цыренов. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2004. - 128 с.

271. Чагдуров, С. Ш. О выразительности слова в художественной прозе / С. Ш. Чагдуров. Улан-Удэ : БКНИИ, 1959.

272. Чаковская, М. С. Текст как сообщение и воздействие / М. С. Чаковская. М., 1986.

273. Чареков, С. Л. О поливалентности суффиксов бурятского языка / С. Л. Чареков // V Международный конгресс монголоведов. Докл. советской делегации. -М., 1987.-С. 195-201.

274. Чареков, С. Л. Прилагательные в монгольских языках в сравнении с другими алтайскими / С. Л. Чареков. Л. : «Наука», Ленинградское отд-е, 1990. - 137 с.

275. Чареков, С. Л. Эволюционная морфология. Ч. II. Очерки формирования и эволюции категории глагола в алтайских языках / С. Л. Чареков. СПб., 2000.

276. Чареков, С. Л. Семантическая структура словообразования в русском и алтайских языках / С. Л. Чареков. СПб, 2009. - 115 с.

277. Чувакин, А. А. Основы теории текста: учебн. пос. / под ред. А. А. Чувакина. Барнаул, 2003. - 181 с.

278. Чулуунбаатар Л. Письменность монгольских народов и её культурно-историческое значение : автореф. дис.канд. ист. наук : 24.00.02 / Лувсанжавын Чулуунбаатар. Улан-Удэ, 2000. - 29 с.

279. Шагдаров, Jl. Д. Изобразительные слова в современном бурятском языке / Л. Д. Шагдаров. Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1962. -149 с.

280. Шагдаров, Л. Д. Становление единых норм бурятского литературного языка в советскую эпоху / Л. Д. Шагдаров. Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1967. - 106 с.

281. Шагдаров, Л. Д. Разработка вопросов фонетики, диалектологии, лексики и орфографии бурятского языка за советский период / Л. Д. Шагдаров // К изучению бурятского языка. Улан-Удэ, 1969. - С. 10-28.

282. Шагдаров, Л. Д. Функционально-стилистическая дифференциация бурятского литературного языка / Л. Д. Шагдаров. Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1974. - 345 с.

283. Шагдаров, Л. Д. "Халха Джирум" как образец документально-делового стиля старописьменного языка монголов / Л. Д. Шагдаров // Олон улсын монголч эрдэмтний III их хурал. II боть. Улаанбаатар, 1977.

284. Шагдаров, Л. Д. Старописьменный язык и формирование бурятского литературного языка / Л. Д. Шагдаров // Всесоюз. науч. конф., посвященная 100-летию со дня рождения акад. Б. Я. Владимирова. М., 1984.-С. 120-122.

285. Шагдаров, Л. Д. Синтаксические особенности языка произведений Ц. Дона / Л. Д. Шагдаров // Грамматическое своеобразие бурятского языка. Улан-Удэ, 1987. - С. 3-17.

286. Шагдаров, Л. Д. Лексические и изобразительные особенности языка произведений Ц. Дона / Л. Д. Шагдаров // Лексические исследования монгольских языков. Улан-Удэ, 1988. - С. 29-40.

287. Шагдаров, Л. Д. Бурятские летописи и современный бурятский литературный язык (проблемы преемственности) / Л. Д. Шагдаров // История и культура монголоязычных народов : источники и традиции. -Улан-Удэ, 1989 а. С. 74-76.

288. Шагдаров, Л.Д. Г.Ц. Цыбиков об использовании старомонгольского языка в качестве литературного языка бурят / Л.Д. Шагдаров // Цыбиковские чтения. Тез. Докладов и сообщений. Улан-Удэ, 1989 б.-С. 183-187.

289. Шагдаров, Л. Д. Г.Д. Санжеев о глагольной основе в монгольских языках / Л. Д. Шагдаров // Актуальные проблемы монголоведения. Вып. 4. -Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2011. С. 4-14.

290. Шагдаров, Л.Д. Изучения языка письменных памятников в Бурятии / Л.Д. Шагдаров, Л.Б. Бадмаева // Ученые записки Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета им. Н.Г. Чернышевского. Чита, 2012. - № 2 (43). - С. 171-174.

291. Шагдарова, Д. Л. Сопоставительно-типологическое исследование лексико-фразеологических систем бурятского и русского языков (на материале переводов и двуязычных словарей). Улан-Удэ : Изд-во БГУ, 2003.-298 с.

292. Шагдарын Бира. Монгольская историография Ш-ХУП вв. / Бира Шагдарын. М. : Наука, 1978. - 303 с.

293. Шархуу, А. Деепричастие и деепричастные конструкции в современном монгольском языке (в сопоставлении с аналогичными фактами русского языка): дис. канд. филол. наук / А. Шархуу. М., 1971. - 211 с.

294. Шевернина, З.В. Некоторые наблюдения над актуальным членением предложения в монгольском языке /З.В. Шевернина // Восточное языкознание: грамматическое и актуальное членение предложения. М., 1984.-С. 158-165.

295. Шулунова, Л. В. Ономастика Прибайкалья / Л. В. Шулунова. -Улан-Удэ : Бур. кн. изд-во, 1995. 207 с.

296. Яхонтова, Н. С. Ойратский литературный язык XVII в. (по материалам "Сутры золотого блеска") : автореф. дис.канд. филол. наук : 10.02.22 / Яхонтова Наталья Сергеевна. Л., 1983. - 16 с.

297. Яхонтова, Н. С. Ойратский литературный язык XVII века. / Н. С. Яхонтова. М. : Изд-я фирма "Восточная литература" РАН, 1996. - 152 с.

298. Буряадай туухэ бэшэгууд / Сост. Ш. Б. Чимитдоржиев. Улаан-Удэ : Буряадай номой хэблэл, 1992. - 240 н.

299. Буряадай туухэ бэшэгууд. 2-дугаар ном / Сост. Ш. Б. Чимитдоржиев. Улаан-Удэ, 1998. - 142 с.

300. Дугар-Жабон Д. Д. Буряад хэлэн. Нэгэдэхи хуби / Д. Д. Дугар-Жабон. Улаан-Удэ, 1964.

301. Дугарнимаев, Ц. А. Буряад уран зохеолой туухын баримтанууд / Ц. А. Дугарнимаев. Улаан-Удэ, 1986. - 189 н.

302. Буряад хэлэнэй шухала асуудалнууд. Улаан-Удэ : Буряадай эрдэмэй тубэй хэблэл, 2007. - 207 н.

303. Монгол хэлнуудийн харьцуулсан хэл зуй. Улаанбаатар, 1985.257 н.

304. Намсараев, X. Н. Рассказууд, повестьнууд / X. Н. Намсараев. -Улаан-Удэ : Буряадай номой хэблэл, 1986. 336 н.

305. Харгана Ж. Олзий. Барга монголын туух. Улаанбаатар: «Содпресс» хэвлэлийн газар. 1999.

306. Цыдендамбаев, Ц. Б. ОродЬоо буряад болгогдоЬон уранЬайханай литературын оршуулга тухай / Ц. Б. Цыдендамбаев // Байгалай толон. -Улаан-Удэ, 1955.

307. Цыдыпов, Ц. Ц. Буряад халэнэй синтаксис / Ц. Ц. Цыдыпов. -Улаан-Удэ, 1986.- 192 н.

308. Шагдаров, JI. Д. Буряад хэлэн (синтаксис) / Л. Д. Шагдаров. -Улаан-Удэ, 1985.- 173 н.

309. Badmaeva, L. В. The Buryat Chronicles as a Cultural Heritage of Nomads / L. B. Badmaeva // The International Conference on "Cultural Diversity of Nomads" 6th-7th August, 2011, Ulaanbaatar. Ulaanbaatar, 2011. - P. 47-50.

310. Bawden, Charles R. English Mission Schools among the Buryats, 1822-1840 // Zentralasiatische studien. Wiesbaden, 1982. - 16. - P. 211-250.

311. A brief History of the six Tribes and eight Clans. Satapitaka. Vol.11, edited by prof. Dr.Raghu Vira. Four Mongolian historical records. Prof. Dr. Rinchen. New Delhi, 1959.

312. Bodongyud, Abida. Buriyad-mongyul-un tobci teiike / A. Bodongyud.- Ôbiir Mongyul-un soyol-un keblel-iin qoriy-a, 1983. 114 q.

313. Bodongyud, Abida. Sineken-u buriyadcud-un oyir-a-yin teiike-yin toyimu / A. Bodongyud. Ôbiir Mongyul-un Qayilar-daki sinquva keblel-iin uyiledberi, 1985.-32 q.

314. Bousiyang, Bu. Baryu aman ayalyu / Bu. Bousiyang, Jiranige. Ôbiir Mongyul-un Yeke suryayuli-yin keblel-iin qoriy-a, 1996. - 385 q.

315. Biirintegiis. Mongyul kelen-ii job dayudalya job bicilge-yin toli. Ôbiir mongyul-un suryan kiimiijil-iin keblel-iin qoriy-a, 1977.

316. Buriyad-un teiiken surbulji bicig. Mongyul tulyur bicig-iin cubural. Nasunôljei, Bilig emkidken tayilburilaba. Ôbiir Mongyol-un soyul-un keblel-iin qoriy-a, 1999.-408 n.

317. Galjud Tiibsinnim-a. Baryucud-un teiiken irelte. ('История происхождения баргутов'). Ôbiir Mongyul-un soyul-un keblel-iin qoriy-a, 1985.- 152 c.

318. Cilayunubaqan-a. Mongyul kelen-ü barimjiy-a abiy-a / Cilayunubaqan-a. Öbür mongyul-un arad-un keblel-ün qoriy-a, 1977.

319. Mongul kelen-ü sinjilel-ün durasqal bicig. Öbür mongyul-un arad-un keblel-ün qoriy-a, 1959. - 198 q.

320. Uuta nar. Baryu aman ayalyun-u üges. Mongyul törül-ün kele ayalyun-u sudulul-un cuburil / Uuta nar. Öbür Mongyul-un arad-un keblel-ün qoriy-a, 1985.-225 q.

321. Poppe, N. Introduction to Mongolian comparative studies / N. Poppe. -Helsinki, 1955.-300 p.

322. Poppe, N. Introduction to Altaic-Linguistics / N. Poppe. Wiesbaden, 1965.- 195 p.

323. Poppe, N. Grammar of Written Mongolian / N. Poppe. Wiesbaden, 1964.- 195 p.

324. Poppe, N. Reminiscences /N. Poppe. -Bellingham, 1983.

325. Rachewiltz De, Igor. Index to the Secret History of the Mongols / I. Rachewiltz De. Bloomington, Indiana University, 1972. - 343 p.

326. Sanzheyev, G. D. The Classification of the Mongolian languages and Dialects. Papers presented by the USSR Delegation. XXV. 11 International Congress of Orientalists / G. D. Sanzheyev. M., 1967. - P. 1-12.

327. Siqinchaoketü, Kangjia yu yanjiu. Zhogguo Xin FaxianYangjiu Congshu. Shanghai: Yuandong Chubanshe, 1999.

328. Street, J. The language of the Secret History of the Mongols / J. Street. -New Haven, 1957.1. Словари

329. Бабуев, С. Д. Буряад зоной урданай Ьуудал байдалай тайлбари толи / С. Д. Бабуев, Ц. Ц. Бальжинимаева. Улаан-Удэ : "Бэлиг" хэблэл, 2004.-351 х.

330. Бимбаев, Р. Монгольско-русский словарь / Р. Бимбаев. -Троицкосавскъ, 1914. 200 с.

331. Большой академический монгольско-русский словарь. В 4-х т. Отв. ред. Г. Ц. Пюрбеев. М. : Academia, 2001-2002.

332. Бурят-монгольско-русский словарь. Сост. К. М. Черемисов. Под ред. Ц. Б. Цыдендамбаева. М. : Гос. изд-во иностр. и национ. словарей, 1951.-852 с.

333. Василевич, Г. Н. Эвенкийско-русский словарь / Г. Н. Василевич. -М., 1958.

334. Гантогтох Г. Буриад аялгууны толь / Г. Гантогтох. Улаанбаатар хот, 2010 (2011).-720 с.

335. Дамдинсурэн, Ц. Орос монгол толь. I-II боть / Ц. Дамдинсурэн, А. Лувсандэндэв. Улаанбаатар, 1982. - 840 х.

336. Древнетюркский словарь. Л., 1969.

337. Калмыцко-русский словарь. Под ред. Б. Д. Муниева. М., 1977.764 с.

338. Ковалевский, О. Е. Монгольско-русско-французский словарь / О. Е. Ковалевский. Т. I. - Казань, 1844. - 594 с.

339. Монгол орос толь. Под ред. А. Лувсандэндэва. М., 1957.

340. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка : 80 ООО слов и фразеологических выражений / С.И. Ожегов и Н. Ю. Шведова. М. : ООО «ИТИ ТЕХНОЛОГИИ», 2005. - 4 изд., доп. - 944 с.

341. Орос монгол толь. I-II боть. Улаанбаатар, 1967. - 939 н.

342. Словарь русского языка (СРЯ). В 4-х т. М.: Гос. изд-во иностр. и национ.словарей, 1961.

343. Толковый словарь русского языка (ТСРЯ). Под ред. проф. Д. Н. Ушакова. М.: Огиз, 1935. - Т. I. - 1565 с.

344. Фразеологические единицы языка бурятской прозы. Словарь-справочник / Сост. Тагарова Т. Б. Иркутск, 2006. - 420 с.

345. Черемисов, К. М. Бурятско-русский словарь / К. М. Черемисов. -М. : "Советская энциклопедия", 1973. 804 с.

346. Шагдаров, Л. Д. Буряад-ород толи. Бурятско-русский словарь / Л. Д. Шагдаров, К. М. Черемисов. Улан-Удэ : Республиканская типография, 2006. - Т. 1. - 636 е.; 2008. - Т. 2. - 708 с.

347. Шагдаров, Л. Д. Русско-бурятский словарь. Ород-буряад толи / Л. Д. Шагдаров, Н. А. Очиров. Улан-Удэ : «Буряад-унэн», 2008. - 904 с.

348. Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В. Н. Ярцева. 2-е изд. - М. : Большая Российская энциклопедия, 1998. - 685 с.

349. Якутско-русский словарь. Под ред. П. А. Слепцова. М., 1972.

350. Mongyul kelen-ü toli / "Mongyul kelen-ü toli" nayirayulqu duyuyilang. Öbür mongyul-un arad-un keblel-ün qoriy-a. 1999. - 3142 q.

351. Sayja. Mongyul üsüg-ün dürim-ün toli bicig / Sayja. Öbür Mongyul-un arad-un keblel-ün qoriy-a, 1951-1960. - 920 q.

352. Бадмаева, Л. Б. История бурятской книги Электронный ресурс.: справочно-библиографический CD. Улан-Удэ, 2009. - 2 эл. опт. диска (CD-ROM)/ Л. Б. Бадмаева, Д. В. Базарова, Н. Г. Лубсанова, И. Д. Хобракова, А. И. Лященко.