автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.22
диссертация на тему: Язык древнетюркских рунических памятников как источник сведений для построения тюркской морфологии

Полный текст автореферата диссертации по теме "Язык древнетюркских рунических памятников как источник сведений для построения тюркской морфологии"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

003450400

ДУБРОВИНА МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА

ЯЗЫК ДРЕВНЕТЮРКСКИХ РУНИЧЕСКИХ ПАМЯТНИКОВ КАК ИСТОЧНИК СВЕДЕНИЙ ДЛЯ ПОСТРОЕНИЯ ТЮРКСКОЙ МОРФОЛОГИИ (СУБСТАНТИВНОЕ СЛОВОИЗМЕНЕНИЕ)

Специальность 10 02 22 - Языки народов зарубежных стран Европы, Азии, Африки, аборигенов Америки и Австралии (стран Азии и Африки)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Я П ?г ' ^ <и ¿u.

Санкт-Петербург 2008

003450400

Работа выполнена на Кафедре тюркской филологии Восточного факультета Санкт-Петербургского государственного университета

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Гузев Виктор Григорьевич

Официальные оппоненты: доктор филологических наук Дмитрий

Михайлович Насилов

кандидат филологических наук Виктор Викторович Рыбин

Ведущая организация Институт лингвистических исследований

РАН (Санкт-Петербург)

Защита состоится <(/уу>нРи! /АХ 2008 года в часов на заседании

Диссертационного Совета Д 212 232 43 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу 199034, Санкт-Петербург, Университетская набережная, дом 11, ауд 167 Восточного факультета

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им М Горького Санкт-Петербургского государственного университета (199034, Санкт-Петербург, Университетская наб, 7/9)

Автореферат разослан

Ученый секретарь

Диссертационного совета Н Н Телицин

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Современная тюркологическая наука располагает, как известно, большим количеством фактического материала различных тюркских языков, что позволяет исследователям иметь в своём распоряжении подробное описание морфологии большинства тюркских языков и диалектов, как древних, так и современных Кроме того, благодаря наличию таких описательных грамматик, ученые-тюркологи имеют возможность работать над сопоставлением и сравнительным анализом грамматических категорий и форм, как тюркских языков различных групп, так и языков внутри одной группы При этом изучение языковых фактов осуществляется при четком разделении явлений, присутствующих на синхронном срезе рассматриваемого языка, и явлений диахронических, т е таких, которые возникали в ходе его эволюции Богатый материал, накопленный компаративистикой, подкрепляется разработками типологического характера, при которых анализ языковых систем происходит на более обобщенном уровне

Между тем, нельзя не отметить, что теоретическое осмысление механизмов, формирующих тюркские языки, в течение длительного периода (XIX - первая половина XX вв ) имело на пути некоторые препятствия Прежде всего, заслуживает внимания то обстоятельство, что долгое время тюркское языкознание занималось в основном собиранием, регистрацией и первичной систематизацией языковых фактов При этом зачастую происходило некритическое перенесение понятий и представлений, выработанных на индоевропейском флективном материале, на языки агглютинативные (к которым относятся и тюркские) Однако такое перенесение не всегда оказывается приложимым к фактам тюркских языков Но можно заметить, что в последнее время наблюдается поворот в сторону аналитического постижения особенностей тюркского языкового строя, так как большой объем фактического материала позволяет современному тюркологу переходить от частных моментов к более общим, дает возможность осмыслять конкретные языковые факты с позиций теоретического языкознания

Таким образом, перспективными для сегодняшнего времени следует признать те исследования, в которых осуществляются попытки на основании некоего общего принципа построить цельную стройную концепцию, стремящуюся объяснить функциональное предназначение каждого языкового средства в отдельности Актуальность настоящего исследования заключается в том, что оно ставит своей

задачей такое осмысление языкового материала, при котором каждый единичный факт рассматривается как отдельное проявление неких общих глубинных законов

Объектом исследования являются древнейшие памятники рунической письменности, именуемые в тюркологии «орхоно-енисейскими надписями», такие как Памятник в честь Кюль-тегина (большая и малая надписи), Памятник Могилян-хану (Бильге-кагану), Памятник в честь Тоньюкука, Памятник в честь Кули-чура, Памятник Моюн-чуру («Селенгинский камень»), Суджинская надпись, Онгинский памятник, Гадательная книга («Irk bitig»)n многочисленные енисейские эпитафии

Предметом исследования является субстантивное словоизменение как фрагмент языка памятников, т е система форм, конституирующих именные словоизменительные категории, их значения, структура их взаимоотношений, передаваемые ими смыслы

Цель работы состоит в том, чтобы на основании тех данных, которые предлагают тексты памятников рунического письма, и с опорой на принцип экономии служебных элементов, как ведущую тюркскую языковую особенность (Г П Мельников), вычленить наиболее важные характеристики собственно тюркского языкового типа в области именного словоизменения, и тем самым внести посильный вклад в совершенствование учения о строе тюркских языков В ходе исследования предпринимается попытка выявить и охарактеризовать те грамматические явления, которые присущи только и прежде всего тюркским языкам как языкам особого устройства, которое можно характеризовать как урало-алтайский (суффиксальный) агглютинативный тип Для достижения поставленной задачи представляется необходимым

- на базе научных положений, выработанных в рамках функционально-семантического подхода к языковым фактам, установить состав именных словоизменительных категорий в языке рунических памятников (язык ДТРП),

- выявить количество морфологических форм внутри каждой категории, и охарактеризовать наиболее важные составляющие означаемого (значения) каждой формы, а также очертить круг смыслов, выражение которых возможно на базе сформулированного значения,

- попытаться найти объяснения «загадочным» явлениям в сфере функционирования отдельных словоизменительных форм, таким как факультативное использование ряда морфологических средств, «многозначность» ряда показателей (их полифункциональность)

Необходимость данного направления исследований и, следовательно, настоящего сочинения определяется немногочисленностью работ в отечественной тюркологии, сочетающих в себе прочные базисные позиции функционально-семантического подхода,

учитывающие также концепцию детерминанты тюркских языков, и развернутый фактический материал, демонстрирующий справедливость отстаиваемых теоретических положений Кроме того, в последнее время в Турции можно заметить возрастание научного интереса к самим древнетюркским руническим текстам как свидетельствам национального величия предков современных турок, которые к VII веку не только изобрели автохтонное письмо, но и посредством него создали значительные эпитафийные произведения, позволяющие проследить историю и культуру этих кочевых племен Таким образом, в опоре на новейшие достижения теоретической лингвистики автор получает возможность вновь обратиться к исследованию этих надписей и внести свой вклад в интерпретацию многих спорных мест с целью адекватного понимания их содержатечьной стороны

Теоретическая и практическая значимость. Положения и выводы, содержащиеся в диссертации, могут быть полезны для дальнейшего совершенствования учения о строе тюркских языков Использованный в работе метод теоретического осмысления морфологических средств конкретного языка, может применяться тюркологами, чьи интересы в науке находятся на стыке сравнительного анализа и морфологической типологии языков агглютинативного типа. Полученные результаты будут использоваться автором для совершенствования курсов лекций по грамматике тюркских языков и спецкурсов, нацеленных на анализ фактического материала различных тюркских языков в свете теоретической грамматики Кроме того, исследовательская методика автора и полученные результаты могут быть использованы при изучении схожих языковых процессов в типологически близких языках

Методологической основой послужили основные теоретические концепции по общему языкознанию и русистике, изложенные в работах И А Бодуэна де Куртене, Ф де Соссюра, В В Виноградова, А М Пешковского, А А Потебни, А А Шахматова, Л В Щербы Теория функциональной грамматики, детально разработанная А В Бондарко, и затем нашедшая свое выражение в концепции функционально-семантического подхода к языку, предложенной В Г Гузевым, представляет собой своего рода фундамент диссертационного сочинения Отдельного внимания заслуживает концепция системной лингвистики, последовательно изложенная в монографиях и статьях ГП Мельникова, многие выводы настоящей работы стали возможными в опоре на результаты исследований этого ученого

Активно привлекались материалы по сравнительно-историческим исследованиям как алтайских языков вообще, так и тюркских языков в частности — работы В Котвича, Г И Рамстедта, В И Рассадина, М Рясянена, Б А Серебренникова, НЗ Гаджиевой, АМ

Щербака Кроме этого, стремясь иметь в своем распоряжении данные, отражающие самые последние достижения в области отечественной компаративистики, автор использовал коллективные монографии по сравнительно-исторической грамматике тюркских языков под общей редакцией ЭР Тенишева Фактический материал памятников рунической письменности рассматривался с учетом вклада, который внесли в изучение грамматики древнетюркских языков выдающиеся отечественные и зарубежные лингвисты, а именно В В Радлов, А фон Габен, К Гренбек, О Прицак, Т Текин, С Е Малов, А Н Кононов, С Н Иванов, В М. Насилов, В Г Кондратьев, С Г Кляшторный, В Г Гузев, И В Кормушин

Апробация работы. Апробацией настоящего исследования стали публикации соискателя, связанные с тематикой диссертационной работы (опубликовано 6 статей) Помимо этого, ряд положений исследования был изложен в научных сообщениях на конференции, посвященной 100-летию В И, Цинциус, в Институте лингвистических исследований РАН (октябрь 2003 г), на ежегодных научных заседаниях Кафедры тюркской филологии СПбГУ, посвященных памяти акад А Н Кононова (2003-2007 гг) и проф С Н Иванова (2003-2007 гг), на ежегодных научных заседаниях, посвященных памяти Н К Дмитриева, на Кафедре тюркской филологии Института стран Азии и Африки МГУ (2003-2007 гг) Концептуальные положения исследования были использованы в преподаваемом автором спецкурсе «Факты языка рунических памятников в свете теории тюркского языкознания», входящем в программу студентов Ш-1У курсов Кафедры тюркской филологии Восточного факультета СПбГУ

Структура и объем исследования. Поставленные перед соискателем цели определили структуру и общий объем диссертационного сочинения Работа состоит из предисловия, введения, 6 глав, заключения, списка цитируемой литературы и сокращений, применяемых в работе

II. СТРУКТУРА И ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Вследствие того, что настоящее исследование сочетает в себе методы и традиции, выработанные сравнительно-историческим языкознанием и типологической классификацией языков, в разделе 11 Введения предлагается обзор основных этапов истории этих лингвистических дисциплин, начиная с конца XVIII в В историографии вопроса отдельного внимания, безусловно, заслуживает личность В фон Гумбольдта, который одним из первых научно обосновал сопоставительный анализ языков различных типов, тем самым, положив начало фундаментальной языковой типологии Начиная с XIX в интерес к описанию неизвестных или малоизвестных языков захватил не только

западных лингвистов Отечественные языковеды, все больше и больше проникая в структуру родного языка, стремились объяснить также отличительные особенности языков, на которых говорили многочисленные народы, населявшие Российскую империю Таким образом, сравнительное изучение тюркских языков стало частью общего исследовательского процесса в области лингвистики В разделе 1 2. предлагается краткая характеристика памятников древнетюркской рунической письменности, их местонахождение, содержание и языковые особенности Памятники древнетюркской рунической письменности были обнаружены в Южной Сибири, в Монгочии, на территории современного Кыргызстана и Казахстана Они создавались в течение двух столетий с конца VII до середины IX в н о Наиболее ранним текстом рунического письма на сегодняшний момент признана Чойрэнская надпись, датируемая 688-691гг, к наиболее поздним крупным текстам, написанным руникой, можно отнести «Гадательную книгу», дата составления которой приблизительно определяется 933 г, кроме того, на Енисее и Алтае руническая письменность дожила до XI в Сложившаяся традиция подразделяет имеющиеся рунические надписи на орхонские и енисейские, что является оправданным в силу, прежде всего, языковых отличий, так как памятники в отдельных случаях отражали характерные особенности местных территориальных диалектов Литературный язык больших орхонских памятников в честь Кючь-тегина и Могилян-хана (Бильге кагана) возник и развивался, очевидно, на основе устно-эпической традиции крупных тюркских племенных образований Считается, что устное койне впитало в себя наиболее характерные черты двух, в ту пору наиболее крупных языковых групп — уйгурской и огузской Памятник в честь Тоньюкука, представляя собой крупное надгробное повествование, написан языком, тяготеющим преимущественно к устно-разговорным нормам Судя по этой надписи, автор текста принадлежал к племени ашиде и бьи носителем одного из языков огузской группы, наиболее характерным признаком которой было начальное Ь- Енисейские надписи распадаются на две группы с учетом их местонахождения — одни были найдены на территории современной Хакасии, др>гие на территории Тувы Енисейские рунические надписи представляют собой надгробные эпитафии, и, являясь произведениями «малых форм», состоят, в основном, из набора определенных стандартизованных лексических, морфологических и синтаксических оборотов-штампов Существует несколько ведущих точек зрения, касающихся определения языка, на котором эти надписи были составлены Согласно мнению одних ученых, язык енисейских надписей представляет собой древний вариант киргизского языка, другие рунологи настаивают на том, что все тексты независимо от своего месторасположения используют в качестве языковой основы единый литературный язык

древнетюркского мира В основу этого языка был положен диалект или диалекты, генетически близкие диалектам древнеуйгурского языка, а также диалектам - предкам современного тувинского

В разделе 1.3. излагаются технические вопросы, в частности, вопрос о принципах фонематического транскрибирования текстов исходя из положений современной тюркской фонологии для обозначения веляризованного аллофона смычного заднеязычного глухого /к/ вместо традиционного -я используется графема -к и вместо графического знака -у для обозначения заднерядного аллофона фонемы 1%1 принят вариант ■Ъ

В главе I «Основные положения функционально-семантического подхода» представлен и обоснован понятийно-терминологический аппарат диссертационного сочинения

Автор работы разделяет высказанное еще И А Бодуэном де Куртенэ и поддержанное Ф де Соссюром положение о необходимости разграничивать понятия «язык» и «речь» В свете функционально-семантического подхода к изучению языковых явлений справедливо говорить о том, что язык является объективно существующим в психике индивида коммуникативным механизмом, ведущим свойством которого признается прежде всего передача информации Все единицы языка, инвентарные и структурные, трактуются как идеальные образования, представляющие собой обобщенные, абстрактные образы Речь же в свою очередь является материальным звеном коммуникации, это знак или множество линейно расположенных знаков, которые выступают в функции представителей какого-либо мыслительного содержания

Проводя разграничение понятий «язык» и «речь», необходимым представляется разграничивать и единицы этих объектов В качестве минимальной двусторонней единицы языка вслед за А Мартине может быть принята «монема», которая есть единство двух абстрактных образов - означаемого и означающего - связанных в сознании коммуниканта устойчивой ассоциативной связью Разновидность монемы, являющаяся языковым соответствием слова в речи, именуется лексемой Это - основная, наиболее важная с коммуникативной точки зрения разновидность монем, которая в зависимости от типа своего значения сама подразделяетсятся на (1) знаменательные лексемы, те обладающие как вещественным, так и классифицирующим «частеречным» значением (существительное, прилагательное, наречие, числительное, предикатив, глагол), (2) словообразовательные (3) служебные (послелоги, союзы)

Монема, наделенная служебным или лексемообразовательным значением и являющаяся средством преобразования облика, формы слова в речи, трактуется как

морфема К числу инвентарных единиц фонологической подсистемы языка относится фонема (односторонняя единица) В качестве структурных языковых единиц в настоящей работе признаются прежде всего форма и категория Речевыми соответствиями указанных языковых единиц являются соответственно фоны (звуки), морфологические показатели (аффиксы), слова, словоформы

Другим не менее важным является вопрос об обозначении границ двух объектов, пребывающих в человеческом сознании, — языка и мышления Как известно, нередко лингвисты смешивают эти понятия или различают их недостаточно дифференцированно Несомненно, вопросы о том, в каком соотношении находятся эти объекты, где проходит граница между ними, следует признать чрезвычайно сложными, решения которых возможны лишь с позиций других иелингвистических наук Тем не менее, на сегодняшнем этапе необходимым представляется осознание лингвистами того, что мышление может быть как вербальным, так и невербальным В настоящей работе тезис о разграничении языка и мышления признается одним из наиболее существенных На практике нетождественность этих объектов проявляется в последовательном разделении языковых элементов и элементов логических, мыслительных, тем самым предполагается разделение значений, которыми наделены языковые единицы, и смыслов, тех мыслительных содержаний, которые передаются в речи посредством различных языковых и речевых средств Значения всегда суть абстракции, максимально обобщенные отражения элементов объективной действительности, принятые в конкретной языковой системе Значения могут быть вещественными, знаменательными, грамматическими и т д, при этом, по причине языковой избирательности, в большинстве случаев они не универсальны, могут наличествовать только в одном определенном языке и отсутствовать в другом Это обстоятельство подталкивает специалистов к проникновению в данную языковую систему и обнаружению перечня значений (категориальных, словообразоватетьных, словоизменительных и тд), свойственных рассматриваемому языку Так, к примеру, в том или ином языке может не быть специализированного грамматического значения единичности, что неизбежно должно приводить к выводу об отсутствии в словоизменительной подсистеме специализированной формы единственного числа Таким образом, тезис о том, что значения языковых единиц отличны от тех смыслов, которые могут быть выражены посредством этих значений, еще раз убеждает в правомерности утверждения, что лингвистам необходимо подходить к каждому языку непредвзято, сознавая, что состав и функции исследуемых форм и категорий чаще всего уникальны Последнее обстоятельство в особенности касается удаленных от европейской цивилизации языков

Язык представляет собой иерархично организованную систему, состоящую из подсистем, которые в свою очередь разбиваются на микросистемы В настоящей работе выделяются следующие крупные подсистемы языка фонология, морфология, морфонология, лексикология, синтаксис Исходя из темы исследования, имеет смысл остановиться на определении сущности морфологии и синтаксиса Морфология - это фрагмент языка, включающий две основные подсистемы, одна из которых распределяет лексические единицы по лексико-грамматическим классам («частям речи»), вторая ответственна за «оперативно-грамматическое» преобразование слов, осуществляемое со словообразовательными (точнее, лексемообразовательными) или словоизменительными целями В работе проводится терминологическое разграничение понятий «формообразование» и «формоизменение», исходя из чего различается и сущность операций по преобразованию слова, которое производится или с целью репрезентации каких-либо категориальных значений, или же с целью представления посредством значения лица не категориального значения, а одного из участников описываемой ситуации, который в одной и той же роли вступает в связь, передаваемую категориальным значением

Структурными единицами морфологического фрагмента языка являются формы и категории Под грамматической формой в работе понимается минимальная структурная единица морфологического механизма языка, представляющая собой абстрактный образ (механизм), включающий набор правил, моделей, программ, по которым индивид изменяет облик слова в речи в пределах его узнаваемости, порождая при этом словоформу, с целью сопряжения значения лексемы (соответствующей в речи основе слова) со значением морфемы (реализующейся в речи конкретным аффиксом), при этом не нарушается тождество лексемы самой себе

Словоизменительная грамматическая категория - это структурная единица более высокого порядка, чем форма, так как она может представлять собой как совокупность форм, объединяемых на основе одного общего или разных, но родственных служебных значений, так и отдельную изолированную форму

В разделе «Типологическая характеристика тюркских языков» предпринимается попытка найти первопричину тех специфических черт тюркского языкового строя, которые регистрируются тюркологами Как писал В Гумбольдт «Необходимо отыскать общий источник отдельных своеобразий, соединить разрозненные части в единое целое . » Развивая идеи В фон Гумбольдта, отечественный лингвист Г П Мельников высказал предположение о том, что понятие «духа языка», его «главной тенденции» — это не фикция, не некая метафора, а вполне реальная характеристика

языка. Эта языковая характеристика называется исследователем «детерчинантой», так как она, по его мнению, предопределяет особенность всех конкретных единиц и ярусов языка в их системной взаимосвязи, будучи не чем иным, как главной характеристикой способа функционирования данной системы

В области морфологической типологии языков, лингвисты в качестве ведущего критерия выделяют способ соединения морфем Общим местом в языкознании является признание того, что в агглютинативных языках преобразование слов происходит посредством аффиксов Между тем, при более близком рассмотрении оказывается, что агглютинативные языки, в частности тюркские, имеют более существенные отличия от языков иного типа Так, И А Бодуэн де Куртенэ при сопоставлении строя индоевропейских и «туранских» языков отмечал, что во флективных индоевропейских языках наблюдается «слитие всех слогов, как суффиксов и т д в одно слово», тогда как в «туранских» языках «сохраняется отчетливость, обособленность суффиксов, сочетающихся так сказать, только временно с известным павным корнем» В этой подчеркнутой "временности" соединения морфем в одно слово ученому удалось нащупать чрезвычайно важную характеристику агглютинативных языков вообще Очевидно, именно само устройство агглютинативных языков предполагает меньшую степень спаянности между элементами со служебным грамматическим значением и элементами лексическими, знаменательными, которые и представляют собой предметы мысли В сфере морфологии этих языков отмечается относительная независимость, «несопряженность», «неслитность» лексических и служебных грамматических значений, относительная функциональная автономность лексем и служебных морфем В русском языке, к примеру, имя существительное в речи, как принято считать, не может использоваться вне категории рода, числа, падежа В тюркских же языках неаффигированное существительное, по-видимому, функционирует вне именных категорий По мере актуальной необходимости словоформа в речи собирается, «коллекционируется» (Г П Мельников) из корневого и служебных морфов, при этом состав этих морфов в значительной степени определяется ситуацией, контекстом, уровнем предварительной осведомленности собеседника Поэтому естественным является то, что в тюркских языках схожие по содержанию высказывания могут в речи отличаться как набором слов, так и морфным составом словоформ, конституирующих эти высказывания Специалисты по урало-алтайским языкам неоднократно обращали внимание на наличие подобного варьирования словоформ в эквивалентных с содержательной точки зрения высказываниях Так, В Котвич пишет « там, где порядок слов, а также содержание предложения гарантируют правильное понимание, такие грамматические элементы, как

падежные окончания показатели множественного числа и принадлежности, не обязательны - говорящий может ими пользоваться произвольно В то же время, если такой гарантии нет, употребление названных элементов обязательно» 1 Автор настоящего исследования полностью разделяет мнение, к которому удалось прийти Г.П Мельникову Анализируя различные факты тюркских языков, которые несвойственны индоевропейским языкам, исследователь приходит к выводу, что все эти факты являются следствием явления более общего порядка, все они могут быть сведены к единому понятию, к некоей единой абстракции Согласно формулировке Г П Мельникова, эта абстракция представляет собой то свойство, которое лежит в основе принципиального различия устройства флективных и агглютинативных языков В ходе анализа способов построения высказывания в языках различных типов исследователь делает вывод о существовании различия в операциях, производимых при порождении речи носителями индоевропейских и урало-алтайских языков В отличие от флективных языков, носители которых при построении высказываний выбирают, "селектируют" словоформы из некоего набора готовых словоформ, т е воспроизводят в знаковой форме готовые комбинации монем, в тюркских языках словоформа производится, составляется в момент формирования сообщения путем набора, «коллекционирования» морфем Таким образом, именно «коллекционность» словоформы агглютинативных языков, т е ее способность, во-первых, быть производимой, «собираемой» в момент порождения высказывания из неких исходных элементов (морфов), и, во-вторых, распадаться на эти исходные элементы после того, как высказывание передано, является самой базисной, определяющей все остальные черты урало-алтайских агглютинативных языков «Коллекционная природа этих языков», по мнению Г П Мельникова, внешне проявляется как тенденция к экономии служебных морфем, что и представляет собой детерминанту классического агглютинативного строя

Глава II «Категория множественности» посвящена анализу формы множественного числа с показателем -lar, рассмотрению зон функционирования этой формы, а также способам выражения в языке рунических памятников количественной информации (единичность, множественность).

В процессе исследования надписей рунического письма автору удалось придти к следующим выводам

1 Котвич В Исследования по алтайским языкам М,1962 С 341

2 Мельников ГП Языковая стратификация и классификация языков // Единицы разных уровней грамматического строя языка и их взаимодействие М , 1969 С 63-67

1 Форма с показателем lar представляет собой морфологическое средство сигнализации о множестве предметов Скудость фактического материала не дает возможности однозначно определить, является ли для языка того периода существенным качественный признак (делимое/ неделимое) множества предметов, о котором идет речь Можно лишь констатировать, что в речи словоформа с аффиксом -lar помимо количественной информации способна передавать смыслы 1) почтительного, вежливого отношения к предмету, называемому основой имени, 2) приблизительного исчисления при сочетании с числительными

2 В текстах рунических памятников имя существительное без аффикса -lar не передает никакой количественной информации В речи в зависимости от контекста или ситуации оно может называть и единичный предмет, и совокупное множество предметов Будучи индифферентной к количеству передаваемых предметов, форма без показателя множественности не может быть включена в состав категории числа Таким образом, нет оснований для признания того, что категория числа является двучленной категорией, построенной на оппозиции двух форм — формы без показателя -lar (единственное число) и формы с показателем -lar (множественное число)

3 В случае возникновения коммуникативной потребности предельно ясно передать информацию о том, что предмет мыслится в количестве одного, в текстах памятников существительное взаимодействует с числительным bir «один»

5 В языке памятников рунического письма существуют неморфологические средства, выражающие квантитативную информацию о предмете К числу лексических средств, выполняющих эту функцию, можно отнести прежде всего числительные и различные местоимения, кроме того, можно говорить о наличии синтаксического способа передачи кочичественного смысла в виде удвоения слов

В Главе III «Категория принадлежности» исследуются формы принадлежности, построенные по принципу сочетания основы имён и личных компонентов (показателей лица) В процессе работы оказалось возможным констатировать следующее

1 Фактический материал демонстрирует употребление 5 форм принадлежности, которые входят в механизм формоизменения, т е представляют обладателя посредством личного аффикса В памятниках не зарегистрирована форма с показателем 3 лица мн числа Из этого можно заключить, что информацию о том, какое количество лиц выступает в качестве обладателя некоего предмета, словоформа с показателем 3 лица не передавала, очевидно, эту информацию коммуникант выводил из всего контекста

2 Имеющиеся данные рунических текстов позволяют согласиться с бытующим в тюркологии мнением о том, что личные компоненты форм принадлежности восходят к

личным местоимениям Этому не противоречит также концепция о тюркской детерминанте, под влиянием которой в древнейшем тюркском языке идея принадлежности могла передаваться посредством соположения самостоятельных лексем Например, сочетание двух слов аЬ бйп 'дом ты' при определенных условиях могло быть интерпретировано как 'домный ты', те 'твой дом' С течением времени личное местоимение, находящееся в постпозиции, вероятно, потеряло свою самостоятельность и через стадию служебного слова превратилось в аффикс Можно предположить, что этот процесс подкреплялся употреблением личного местоимения и перед словосочетанием в целях надежной передачи семантики, как это зачастую происходит в якутском языке в притяжательных словосочетаниях, типа мин аташм 'моя нога' (доел 'я нога+моя'), эн дьиэц 'твой дом' (доел 'ты дом+твой'), кини бэргэЬэтэ 'его шапка' (доел 'он шапка+его')

3 Категория принадлежности языка древнетюркских рунических памятников представляет собой инструмент для выражения разнообразных предметных связей, которые носителем языка могут быть восприняты как притяжательные С помощью этих форм возможно передать а) указание на то, что предмет является частью большего по размерам предмета, б) частью целого, в) констатацию того, что предмет соотносится с чем-то (кем-то) уже упомянутым в предыдущем контексте Постепенно входит в употребление способ связывания двух компонентов посредством изафета, где также используются формы принадлежности

4 Изафетные конструкции в языке ДТРП строятся как при участии словоформы родительного падежа для выражения обладателя, так и без таковой При этом отношения принадлежности передавались не только полным изафетом, но и тем, который соответствует «второму» типу изафета современных тюркских языков Факты рунических надписей показывают, что конструкции, передающие принадлежность, развивались последовательно от простого соположения до полного морфологического оформления каждого из двух компонентов конструкции Однако в современных языках «второй» тип изафета (как в принципе и «первый»), вероятно, уже не ассоциируется коммуникантом с отношением, так или иначе выражающим принадлежность одного предмета другому С этой точки зрения, необходимо отметить, что участие форм категории принадлежности на современном этапе развития тюркских языков в изафетных конструкциях действительно семантически неодинаково во «втором» изафете аффикс принадлежности употребляется, вероятно, уже формально, в «третьем» - содержательно

В Главе IV «Категория склонения» анализируются падежные формы, которые встречаются в текстах рунических памятников, исследуется их функции А также

производится попытка на основании конкретных смыслов, регистрируемых в надписях, сформулировать значение каждого падежа

В настоящем исследовании принята точка зрения, согласно которой падеж — это морфологическое средство, имеющее в качестве значения сложный образ, содержащий представление о предмете, который вступает в ту или иную разновидность связи с какими-либо другими предметами, процессами или явлениями Как представляется, каждая падежная форма может иметь «одно или два значения, с опорой на которые она способна передавать широкий спектр разнообразных смыслов, являющихся отражением многочисленных предметных связей»3 Анализ категории падежа языка памятников обусловил возникновение версии о том, что исходным мотивом, предпосылкой возникновения падежных форм как специализированных морфологических средств в тюркских языках явилась необходимость ликвидировать многозначность высказывания посредством морфологического показателя Таким образом, выбор между использованием или неиспользованием грамматического знака конкретной падежной формы для коммуниканта дорунической эпохи эволюции тюркских языков сводился, предположительно, к антитезе неизвестное из контекста (использование знака) — известное из контекста (неиспользование знака) Как справедливо заметил Г Д Санжеев, в тюркских, а точнее в урало-алтайских языках, можно говорить о том, что при построении высказывания происходит в основном опора на контекст, на здравый смысл слушающего, на логику вещей Так, если существование некоей связи у предмета, передаваемого «корнем» счова, естественно вытекает из контекста или явтается известным из фоновых знаний участников коммуникации, то эта связь понятна без специальных служебных средств, и в этом случае нет необходимости в употреблении падежного показателя Если же сообщение содержит нечто неизвестное, если необходимо уточнить информацию о наличии какой-либо связи у предмета, выраженного исходной основой, и избежать, таким образом, непонимания или искаженного понимания смысла высказывания, то форма падежа, сигнализирующего о передаваемой разновидности связи, обязательно должна быть использована При этом на первый план выходит соположение слов (прежде всего основ имен, неаффигированных основ) как специализированный способ передачи служебной реляционной информации, без привлечения морфологических средств Этим вероятно и объясняется то, что «основной падеж в фольклоре и древних памятниках тюркских языков может замещать собой любой падеж» Совершенно обоснованным выглядит вывод, сделанный В Г Гузевым, согласно которому «оснбвная форма имени потому и оказывается пригодной передавать столь различные "падежные" смыслы, что

'ГузевВГ Очерки по теории тюркского словоизменения Имя Л, 1987 С 101

15

лишена собственного падежного значения» 4

Таким образом, анализ фактов языка рунических текстов и других тюркских языков не дает основания для включения основы имени в тюркскую категорию склонения и признания ее основным падежом Вследствие особой функциональной природы тюркских языков за основой имени, лишенной аффикса, в психике коммуниканта, видимо, не закреплено никакого служебного грамматического значения, что, очевидно, требует от исследователей отказаться от попыток рассматривать неаффигированные основы в качестве нулевых компонентов тех или иных грамматических категорий

Наряду с этим, по результатам изучения конкретных реализаций падежных словоформ в текстах памятников необходимым представляется остановиться на следующих моментах

1 На момент создания рунических надписей в категорию склонения входили 7 падежных форм родительный -уд 1-щ1-пуд /-шг), винительный -у£/-1^-пу/-ш/-уп/-1п/-п, дательный -ка/-ке/^а/^е/-да/-де, направительный ^аги/^аги/- дата/- д&ги, местно-исходный -с1а/-с)е/-1а/-1е, орудный (орудно-совместный) -уп/-т, сравнительный (экватив) -са/-б&

2 Анализ формы родительного падежа в рунических текстах показывает, что эта форма используется реже, чем в современных тюркских языках, те функционирует факультативно Объяснение этому факту может быть найдено в том, что указание на участие предмета в притяжательной связи в функции обладателя, которое выражает этот падеж, передается в тюркских языках и посредством соположения слов, те без привлечения морфологии, что, возможно, долгое время практиковалось в древнейших тюркских языках

Таким образом, ту информацию, которая вытекает из контекста, в частности информацию о том, что слово обозначает какую-то качественную характеристику того или иного предмета, носитель тюркских языков имеет возможность выражать с помощью препозиционного примыкания Как известно, в языке памятников рунической письменности именно таким способом передаются атрибутивные отношения двух предметов Согласно замечанию В Г Кондратьева, в языке ДТРП основа без показателя родительного падежа употребляется для передачи информации об обладателе, что действительно имеет место на практике

Допустимо, что возникновение формы родительного падежа связано с развитием цивилизации, усложнением содержания коммуникации, появлением необходимости

4 Там же

уточнить знание участников речевого акта об обладателе притяжательных отношений, т е особо выделить его в высказывании

3 В ходе исследования на основании фактов рунических памятников высказывается гипотеза о том, что форма родительного падежа могла произойти от формы некоего объектного падежа с показателем -уп

4 Значением винительного падежа в языке древнетюркских памятников является образ, в котором предмет, называемый основой, выступает в качестве прямого объекта воздействия В этом случае необходимо добавить, что прямой объект в отличие от прочих косвенных объектов характеризуется максимальным включением в действие, действие полностью его охватывает Последнее обстоятельство помогает объяснить причины факультативного использования этого винительного падежа, которое демонстрируют рунические надписи В опоре на «логику вещей» в любом тюркском языке заложен механизм выражения прямого объекта посредством соположения, что зачастую и имеет место в рунических памятниках Вследствие этого аффикс винительного падежа употребляется в тех случаях, когда с точки зрения коммуниканта сопотожение не может бьггь реализовано в рамках высказывания или когда отсутствие показателя влечет за собой неверное понимание текста

5 Вследствие того, что прямой объект в текстах зачастую передается посредством показателя -уп, делается предпотожение о том, что в предшествующий языковой период в сферу функционального использования объектного падежа -уп также входила функция прямообъектности В более позднее время, вероятно, к моменту создания рунических памятников, в языке появляется специализированное средство с показателем -yg, которое берет на себя эту функцию, форма -уп продолжает использоваться для передачи прямого объекта только в счовоформах категории принадлежности

6 В группу пространственных падежей языка ДТРП представляется оправданным включать 3 формы форму дательного падежа с показателем -ka, форму местно-исходного падежа с показателем -da и форму направительного падежа с показателем -garu В качестве непродуктивной на этом этапе развития языка можно отметить форму, показатели которой имеют нестабильный материальный состав, а именно -dan /-dantan/-dantajan Эти служебные морфемы имеют отложительное значение, но в работе делается вывод о том, что нет оснований для признания наличия в падежной системе языка ДТРП специализированной формы исходного падежа На момент создания памятников можно говорить лишь о зачатках оформления отложительного смысла самостоятельными служебными средствами

7 Можно констатировать довольно широкий диапазон смыслов, которые выражаются с помощью падежных форм с показателями -ка и -с!а В текстах рунических памятников словоформы с аффиксом -ка при взаимодействии с глаголами движения указывают на то, что обозначаемый именем предмет может быть 1) объектом (местом), в направлении которого совершается действие, 2) объектом, которого действие достигает, 3) объектом, в которое действие вторгается В качестве спорного момента, представляется верным обозначить возможность с помощью этого средства указывать на объект, от которого исходит действие Кроме того, значение формы -ка способно «намекать» на то, что предмет, называемый основой, имени есть

1) объект-адресат, 2) объект, в отношении которого происходит подчинение, 3) объект-место, в котором совершается действие, 4) объект переживаний, при расставании, 5) объект противодействия, 6) объект обольщения, 7) объект подражания, 8) объект, в пользу которого или для которого совершается действие

В орхонских памятниках форма -ка также выступает в синтаксической функции обстоятельства времени На основании смыслов, которые выражаются в речи с помощью словоформ с аффиксом -ка, можно заключить, что значение этой формы в языке ДТРП является пока еще общим, нечетким, крайне размытым В качестве означаемого формы с показателем -ка можно предполагать абстрактный образ, содержание которого сводится к тому, что предмет, называемый основой, воспринимается как некий косвенный объект действия, при этом, как представляется, в эпоху рунических текстов вектор направленности действия еще не приобрел отчетливый характер Так, например, в более поздних тюркских языках значение формы дательного падежа содержало в себе образ того, что предмет, называемый основой, вступил в связь, вектор которой направлен этому предмету Во время же создания рунических надписей этот косвенный объект чаще всего ассоциируется с местом, которое каким-то образом связано с действием, при этом сама взаимосвязь предмета и действия (компонент передаваемого смысла) выявляется коммуникантом II в процессе декодирования высказывания

Словоформы местно-исходного падежа с показателем -<1а в речи реализуют в качестве смыслов указание на то, что предмет, называемой основой имени, еегь 1) объект

- место, внутри границ которого происходит действие, 2) объект - совокупное множество предметов, среди которых происходит действие, 3) объект - место, рядом с границами которого происходит действие, 4) объект, от границ которого исходит действие, 5) объект

— часть целого (партитивное значение), 6) объект чувственного восприятия, 7) объект, с которым расстаются

Также в енисейских памятниках отмечается способность этой формы использоваться для передачи обстоятельства времени, что в орхонских текстах выполняется формой -ка

Таким образом, форма -ёа в языке ДТРП указывает на какой-то все еще неопределенный косвенный объект Несмотря на некоторую отвлеченность служебного значения, это падежное средство стало специализироваться на представлении предмета в виде объекта, границы которого бъти задействованы действие происходило либо внутри границ, либо в непосредственной близости от этих границ вплоть до отложительного отношения По крайней мере, так удается интерпретировать ту абстракцию, которая в качестве означаемого рассматриваемой формы является пределом сводимости всех ее речевых реализаций, всех выражаемых смыслов

8 Анализируемый материал позволяет утверждать, что значение падежной формы -£аги очень конкретно — оно сигнализирует о том, что предмет, называемый основой, является объектом, к которому направлено действие в прямом, пространственном смысле

9 В ходе исследования словоформы с показателем -уп в рунических надписях удалось разграничить синхронное значение этой формы и то функциональное предназначение, которое она имела в диахронии В языке ДТРП это форма инструментально1 о падежа, значение которой представляет собой образ соучастника действия Посредством своего значения эта форма в текстах памятников реализует следующие смыслы 1) предмет — орудие, средство осуществления действия, 2) предмет есть объект, совместно с которым осуществляется действие, 3) предмет - обстоятельство времени, 4) предмет - обстоятельство образа действия, 5) предмет - обстоятельство места совершения события

Есть основания предполагать, что в диахронии форма -уп представляла собой некий «объектный» падеж, показатель которого в каждом конкретном случае добавлял к значению основы имени служебную информацию о наличии некоей связи, в которую вступил предмет, выражаемый основой Именно указание на наличие связи без уточнения характера этой связи, очевидно, и было грамматическим значением формы -уп В соответствии с идеями Г П Мельникова, коммуникативным предназначением многозначной формы -уп в древнейшую, доруническую эпоху, по всей видимости быть названа прежде всего способность сигнализировать об участии предмета в объектной (косвенной или прямой) связи Этот «объектный» падеж при актуализации выражал, вероятно, самые разнообразные смыслы, каждый из которых легко мог быть выведен коммуникантом из передаваемой ситуации или из контекста

В языке рунических надписей наблюдаются, как представляется, остаточные, реликтовые случаи употребления этой формы для репрезентации, помимо сопроводительных смыслов, также смыслы притяжательности и прямообьектности

Предположительно в этом языке из некоей общей объектной функции, которую ранее имела форма -уп, выделилось несколько функций, которые закрепились за самостоятельными падежными формами форма инструментального падежа стала специализироваться только для выражения соучастника действия, функцию приименного атрибута стала выполнять форма родительного падежа -уд, для передачи функции прямого объекта стала употребляться форма -yg, из чего следует, что форма -уп к этому времени уже не использовалась носителями языка как былой общеобъектный падеж

10 Форма с показателем -са встречается только в орхонских памятниках В текстах памятников эта форма с именами используется крайне редко, но в каждом зарегистрированном случае ее семантика достаточно ясна форма -Са предстает как средство выражения такого отношения предмета и действия, при котором предмет выступает объектом сравнения Кроме этого, узуальным для текстов этого периода является, вероятно, передаваемый этой формой смысл приблизительного исчисления предметов Можно предположить, что служебное значение сравнительного отношения является одной из разновидностей более общего значения сопутствования действию, выражения соучастника действия

В различных тюркских языках именно на базе того, что сравнение представляет собой более тонкую специализацию внутри функции передачи объекта-соучастника, этот падеж может быть средством выражения как объекта сравнительного, сопоставитечьного соотнесения (например, сравнительный падеж в языке памятников и в якутском языке), так и обстоятельственной семантики, на основе которой реализуются все обстоятельственные смыслы в других тюркских языках (направление, орудие, обстоятельство времени и образа действия и тд) Именно возможность истолкования предмета, называемого основой, в качестве сопутствующего объекта, по всей видимости, лежит в основе адвербиализации этой формы, констатируемой многими исследователями Ведь общеизвестно, что любое обстоятельство суть явление, которое сопутствует другому явлению — действию, предмету и т д

11 Родственность функций, которые выполняют форма инструментально! о падежа и форма сравнительного падежа, позволяет объединить эти морфологические средства в одну группу - группу сопроводительных (обстоятельственных) падежей В значении каждой формы этой группы закреплен абстрактный образ сопутствующего явления, на базе которого в речи возможно построение словоформ, передающих самые различные

«сопроводительные» смыслы В тюркских языках помимо форм инструментального и сравнительного падежей форма совместного падежа также имеет возможность передавать «соучастника» действия В качестве рабочей гипотезы выдвигается предположении о способности каждой из этих падежных средств исполнять роль всех остальных, совмещая в себе функции отсутствующих Так, например, отсутствие в языке ДТРП совместного падежа «вынуждает» инструментальный падеж замещать его для передачи комитативного смысла

12 Предполагается, что все падежные формы, кроме формы родительного падежа, выступают в качестве средств, передающих участника отношения при действии При этом форма винительного падежа имеет функцию «оформителя» прямообъектного отношения, а все прочие падежные формы - функцию «оформителей» косвеннообъектного отношения Если предположить, что в конкретном языке на раннем этапе развития по каким-то причинам нет необходимости морфологически выражать различные косвенные объекты, то тогда в этом языке гипотетически можно говорить о наличии одного служебного средства с общей косвенпообъектпой функцией С помощью этого «общекосвеннообъекпюго» падежа умозрительно возможна передача всех косвенных объектов при действии Однако в тюркских языках прослеживается тенденция деления падежей, так или иначе выражающих косвенный объект, на падежи с «пространственной» семантикой (дательный, местный, исходный) и падежи с «непространственной» семантикой (инструментальный, сравнительный, совместный) Следовательно, можно полагать, что общекосвенная функция, свойственная всем указанным падежным формам, разделяется на узкоспециализированные функции функцию указания на «пространственный» объект и функцию указания на «непространственный» объект При анализе так называемых «непространственных» форм, в число которых входит и инструментальный падеж, возникает предположение, что общим для всех этих форм является способность в высказывании нести информацию о соучастнике действия

Глава V «Именная категория сказуемости» посвящена рассмотрению финитных форм имени языка ДТРП

Изучение функционирования и устройства финитных словоформ в текстах рунических надписей и сравнение этих фактов с материалом ряда других тюркских языков позволило прийти к следующим гипотетическим выводам

1 В доруническую эпоху любое высказывание строилось, по-видимому, как атрибутивная цепочка компонентов Личное местоимение, занимая в предложении конечную позицию, представляло собой завершающее уточняемое По всей видимости, нет веских аргументов предполагать наличие в те времена служебных средств выражения

предикативной связи Затем в ходе эволюции происходит переосмысление роли конечного местоимения, вследствие чего оно начинает восприниматься как морфологическое средство указания на субъект суждения в рамках единой аналитической формы (появляется собственно финитная форма) Конструкция имя + личное местоимение переживает превращение в специальную форму, которая становится средством выражения суждений Именно процесс, а, возможно, и результат формирования финитной формы, наблюдаются в языке ДТРП Личное местоимение превращается, таким образом, в морфологический показатель, который традиционно и едва ли справедливо именуется аффиксом сказуемости

2 Родственность аффиксов принадлежности и аффиксов сказуемости в ряде тюркских языков обусловлена общностью происхождения (и те, и другие восходят к личным местоимениям), что может подтверждать тот факт, что предикативная конструкция прошла через стадию атрибутивной, выросла из нее Так, позволительно себе представить, что на каком-то этапе формирования тюркских языков лишь в опоре на контекст (в том числе и на семантику исходных основ) высказывание типа Ьйп 11 Ьап могло было интерпретировано как 'я есть государство' или как 'мое государство'

3 Формирование в конечном итоге морфологических средств выражения предикации также может быть объяснено сформулированной выше детерминантой экономной аффиксации В том, что предикативная связь мыслительных единиц в рамках высказывания получила морфологическое выражение, можно видеть проявление стремления к минимальному использованию служебных элементов в одном высказывании Как известно, наиболее экономичным способом передачи любой служебной информации является соположение слов в высказывании Но если выражагь отношение между субъектом и предикатом таким образом, те аморфно, то возникает необходимость все остальные виды служебной информации — различные атрибутивные отношения (определение — определяемое, дополнение — дополняемое, обстоятельство — обстоятельственное уточняемое) передавать с помощью лексических единиц (аффиксов или служебных слов), что, естественно, должно приводить к громоздкости высказывания Исходя из этого, наиболее логичным выглядит стремление тюркских языков к созданию преимущественно оперативно-морфологических средств (т е способов преобразования формы слова) для выражения предикативной связи в каждом высказывании, так как между компонентами высказывания наблюдается только одно предикативное отношение, в отличие от множества атрибутивных По всей видимости, именно этим можно объяснить наличие некоторого многообразия в способах передачи как именного (более архаичного), так и глагольного сказуемого В языке ДТРП встречаются конструкции, в

которых финитная форма строится путем сочетания именных основ или словоформ а) с личными местоимениями всех лиц, б) с предикативами bar (var) и jok (yok)

4 Для выражения прошедшего времени, предикативная связь передается посредством сочетания именной или гтагольно-именной основы с каким-тибо «бытийным» глаголом, имеющим показатель прошедшего времени

В Главе VI «Категория вторичной репрезентации» понятия «гипостазирование» (Э Лейзи) и «вторичное гипостазирование» (В Г Гузев) применяются для анализа формы с показателем -ki Вопреки традиционному мнению, рассматривающему эту форму как прилагательное, в настоящей работе в результате исследования стало возможным утверждать, что в сфере именного счовоизменения языка ДТРП форма с показателем -ку/-ki представляет собой морфологическое средство по преобразованию первичной семантики слова или целой словоформы (в частности, обстоятельственного значения положения предмета в пространстве или во времени) во вторичный образ со значением предмета или признака

Представляется, что функционирование показателя -ki в атрибутивной функции в период создания памятников рунической письменности было факультативным Без сомнения, устройство языка посредством только препозиционной постановки счовоформ с аффиксом -da, тес помощью определенного порядка слов в высказывании, позволяет передать ту атрибутивную функцию, в которой эти словоформы выступают Исходя из понятной для коммуникантов ситуации, удается достичь заданной цели без привлечения морфологических средств, в частности, без показателя -ki

Форма с показателем -м представляет собой одночленную именную категорию вторичной репрезентации

В «Заключении» подведены обобщающие итоги исследования. Основные положения диссертации изложены в стедующих публикациях

1 Дубровина М Э (Губайдуллина М Э) К вопросу о значении так называемого инструментального падежа // Материалы конференции, посвященной 100-летию со дня рождения проф В И Цинциус (13-14 октября 2003г) СПб, «Наука», 2003 С 88-99

2 Дубровина М Э (Губайдуллина М Э) О многофункциональности морфологических единиц (на примере формы -уп) как следствии особенности сгроя тюркских языков // Материалы конференции, посвященной 100-летию со дня рождения проф В И Цинциус (13-14 октября 2003г) СПб, «Наука», 2003 С 100-107

3 Дубровина М Э (Губайдуллина М Э) К вопросу о функциональном использовании падежных форм с показателями -(у)п и-(у)у (на материале языка древнетюркской

рунической письменности) II Вопросы тюркской филологии Выпуск VI Материалы Дмитриевских чтений М Академия гуманитарных исследований, 2006 С 40-48

4 Дубровина М Э К вопросу о количественном значении тюркской субстантивной основы //Вестник Санкт-Петербургского университета Серия 9 Филология, востоковедение, журналистика Вып 3 (Ч I) Сентябрь 2007 СПб Издательство СПбГУ, 2007 С 119-125

5 Дубровина М Э О так называемом собирательном значении тюркской категории числа // Вопросы тюркской филологии Выпуск VIII Материалы Дмитриевских чтений М Издательство «Гуманитарий», 2007 -С 95-103

6 Дубровина М Э К вопросу о коммуникативных функциях так называемых «грамматических» падежей (основной, винительный, родительный) в тюркских языках //Россия и тюркский мир Востоковедение и африканистика в университетах Санкт-Петербурга, России и Европы II Международная научная конференция 5-7 апреля 2006 г Доклады и материалы СПб , 2007 С 124-133

7 Дубровина М Э Возможные причины взаимозаменяемости форм дательного (-ka) и местно-исходного (-da) падежей в текстах рунических памятников // Вестник Санкт-Петербургского университета Серия 9 Филология, востоковедение, журналистика Вып 2 (Ч И) Июнь 2008 СПб Издательство СПбГУ, 2008 С 274-278

Подписано в печать 25 09 2008 г Тираж 100 экз Заказ 6 Отдел новых учебных технологий СПбГУ, Факультет филологии и искусств 199034, Санкт-Петербург,Университетская наб, д 11

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Дубровина, Маргарита Эмильевна

Предисловие 3

Введение 6-

Глава I. Основные положения функционально-семантического подхода 20

Глава II. Категория множественности 56

Глава III. Категория принадлежности 75

Глава IV. Категория склонения 102

Глава V. Именная категория сказуемости 194—

Глава VI. Категория вторичной репрезентации 215

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Дубровина, Маргарита Эмильевна

В настоящей работе предпринимается попытка воссоздать путем осмысления материала языка памятников древнетюркской рунической письменности диахронические процессы, которые вели к формированию подсистемы именного словоизменения тюркской морфологии и разработать научную модель этой подсистемы. При разработке этой теоретической модели наиболее существенным представляется выявление характерных особенностей, которые отличают тюркскую морфологию от аналогичных подсистем других, прежде всего флективных языков. Необходимо сразу обозначить границы предлагаемого исследования. Целью работы является не создание реконструкций различных грамматических форм, чем занимались и занимаются выдающиеся лингвисты прошлого и настоящего, а на основании тех данных, которые содержатся в текстах памятников рунического письма, вычленить наиболее важные характеристики так называемого тюркского языкового типа в области грамматики (на примере субстантивных категорий). Таким образом, в ходе исследования предпринимается попытка выявить и охарактеризовать те грамматические явления, которые присущи прежде всего тюркским языкам как языкам определенного устройства.

Вследствие того, что к нынешнему этапу исторического развития большая часть тюркских языков претерпела сильное иноязычное влияние, что естественным образом дало о себе знать в области грамматики, выявление исконно тюркских закономерностей, действующих в морфологическом, прежде всего, в словоизменительном механизме, представляется возможным именно на материале самого раннего из письменно засвидетельствованных тюркских языков. Таким образом, главным источником материала работы является язык, на котором составлены древнейшие тюркские камнеписные надписи VTI-IX вв. — памятники древнетюркской рунической письменности.

Вместе с тем в процессе исследования при необходимости привлекался материал и других тюркских языков. Ведь, как известно, древние тюрки, а также племена уйгуров и киргизов играли большую роль на территории расселения современных тюркских народов Южной Сибири, вступая с их предками и между собой в различные отношения. В этих условиях древние тюркские языки, особенно, после того как их носители занимали господствующее положение в каганатах, могли стать источником тюркизации иноязычных племен и побеждали во взаимодействии с родственными тюркскими языками. В связи с этим представляется возможным использование фактов тюркских языков Южной Сибири (тувинского, тофаларского, хакасского, чулымско-тюркского, шорского), так как в них исследователями отмечаются факты, сближающие их с языком рунических текстов.1 Кроме того, поскольку язык древних тюрок бассейна р. Орхон признается преимущественно огузским, в настоящей работе возможным видится привлечение также фактов и некоторых огузских языков. Материалом для собственно сравнительных исследований также оправданно считать материал якутского языка, так как этот язык чрезвычайно близок к языку рунических памятников по своему грамматическому строю.2 По мнению Е.И. Убрятовой, в якутском языке следы древних тюркских языков проявляются не в единичных явлениях, а во всем грамматическом строе языка, что «позволило думать, что в основе якутского языка был какой-то древний тюркских язык, близкий языку рунических памятников».3

Также признавая то, что язык рунических памятников, во-первых, входит в группу урало-алтайских языков, а во-вторых, является языком агглютинативного типа, для выявления типологических свойств и закономерностей, присущих тюркским языкам, привлекались факты языков алтайской группы в частности (монгольских языков) и агглютинирующих языков вообще.

1 Убрятова Е. И. Историческая грамматика якутского языка. Учеб. пособие. Якутск, 1985. С. 24.

2 Убрятова Е. И. Якутский язык //Языки народов СССР. Тюркские языки. М., 1966. С. 403.

3 Убрятова Е. И. Историческая грамматика якутского языка. С. 24; Подробнее: Убрятова Е. И. Якутский язык и его отношение к другим тюркским, а также к монгольским и туигусо-маньчжурским языкам. М., 1960.

Широко использовался опыт, накопленный современной теорией тюркской грамматики, опора на который, несомненно, способствует более глубокому пониманию тюркского языкового строя.

Введение

Предлагаемое исследование продолжает те традиции языкознания, которые сочетают сравнительно-исторические приемы изучения языкового материала с разработкой типологических языковых проблем. В настоящее время придается большое значение исследованию конкретных языков, прежде всего языков мертвых или малоизученных, с целью выявления их структурных особенностей. Как справедливо отметил Й. Коржинек, в любом конкретном, даже в самом незначительном по объему высказывании всегда реализуется вся его языковая типологическая сущность. В любом речевом отрезке проявляются все структурные закономерности, присущие языку в целом. Языковая же система исчерпывающе представлена совокупностью индивидуальных речевых актов, в которых она получает 4 осязаемое воплощение.

Язык древнетюркских рунических памятников является наиболее удачным примером для подобных изысканий. Являясь наиболее ранним языком, зафиксированным в письменных текстах, он максимально свободен, насколько это возможно, от влияний других, нетюркских языков. Именно в языке древнейших текстов целесообразно пытаться обнаружить подлинно тюркскую языковую структуру, так или иначе присутствующую во всех тюркских языках. Условно принимаемый в настоящей работе термин «общетюркская модель» — это такое идеальное состояние языка, в котором находят свое место все важнейшие особенности, присущие тюркскому языковому строю.

Для того чтобы выявить особенности собственно тюркских языков, необходимо иметь представление об особенностях языков иного типа, инкорпорирующих, изолирующих и флективных, с целью показать языковые отличия как отличия типологические. Ведь само понятие «особенность» возникает в мозгу человека, языковое мышление которого принадлежит к

4Ср.: Коржинек Й. К вопросу о языке и речи // Пражский лингвистический кружок. М., 1967. С. 317318. иному типу. Недаром те или иные явления в тюркских языках уже в течение длительного периода вызывают споры среди исследователей, многие из которых вынуждены были ограничиться лишь характеристикой большинства этих явлений в качестве «своеобразных», так как аналогий в известных языках, родных для исследователей, найдено не было. Отсюда возникает и другое следствие — склонность лингвистов «навязывать» явлениям чужого языка объяснения, свойственные родному, зачастую не учитывая то обстоятельство, что языки (исследуемый и родной) принадлежат к разным языковым типам и устройство у них различное. В специальной литературе неоднократно отмечалось, что тюркские языки долгое время изучались, точнее, описывались сквозь призму индоевропеистических представлений о свойствах языковых единиц, и к ним некритически прилагался индоевропеистический понятийный аппарат.5

Таким образом, настоящее исследование представляет собой опыт обобщения методов, выработанных в течение длительного периода различными направлениями в языкознании. Как известно, начиная с XIX века лингвистическая мысль развивалась преимущественно в двух направлениях: в области компаративистики и в языковой типологии.

Толчком для развития сравнительно-исторического языкознания, прежде всего его ядра — сравнительно-исторической грамматики, послужило, как принято считать, открытие в конце XVIII века санскрита. Английский востоковед Уильям Джоунз одним из первых среди европейцев изучил санскрит и первым начал его сопоставлять с греческим, латинским и другими языками Европы.6 Открытие санскрита стало тем недостающим звеном, после появления которого началось бурное развитие исследований в области сопоставления европейских языков с санскритом и между собой. Поначалу сопоставления были очень несовершенны. Однако в 1816 году выходит в свет первая в полном смысле научная работа Ф. Боппа (1791-1867)

5 Иванов С. Н. Родословное древо тюрок Абу-л-Гази-хана. Грамматических очерк (Имя и глагол. Грамматические категории). Ташкент, 1969. С. 16.

6 См. напр.: Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С. 432, 486. 7

О системе спряжения санскритского языка в сравнении с таковым греческого, латинского, персидского и германского языков», заложившая основы сравнительно-исторического метода7. Затем практически одновременно в разных странах публикуются работы, в которых осуществлялись попытки найти действительно научный метод сравнительного исследования. Так, в 1818 г. появилось сочинение Р. Раска (1787-1832) «Исследование в области древнесеверного языка, или происхождение исландского языка», в 1819 — первый том «Немецкой грамматики» Я. Грима (1785-1863), в 1820 — работа А.Х. Востокова (1781о

1864) «Рассуждение о славянском языке».

Наряду со сравнительно-историческим языкознанием, другим важным направлением лингвистики, результатами которого пользуются и современные ученые, была типологическая классификация языков. Это направление лингвистических исследований, возникшее в начале и развившееся во второй четверти XIX в. (первоначально в виде морфологической классификации языков), имело целью установить сходства и различия языкового строя, которые коренятся в наиболее общих и наиболее важных свойствах языка и не зависят от их генетического родства. Эта классификация оперирует классами языков, объединяемых по тем признакам, которые выбраны как отражающие наиболее значимые черты языковой структуры (напр., способ соединения морфем).9 Одним из первых о типологии заговорил Вильгельм фон Гумбольдт (1767-1835). В своих ранних работах ученый высказывает идеи, связанные с так называемой стадиальной концепцией языка.10 Эти идеи были основаны на анализе значительного для того времени количества языков; в частности, на основании материалов языков американских индейцев. В своих размышлениях о развитии языков В. Гумбольдт приходит к выводу, что после достижения тем или иным языком «состояния стабильности» принципиальное изменение языкового строя уже

7 Звегинцев В. А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях. Ч. I. М., 1960. С.25.

8 Там же.

9 Лингвистический энциклопедический словарь. С. 511.

10 Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 2000. С. 244-245. 8 невозможно. Ученому принадлежит мысль о том, что «если язык уже обрел свою структуру, то важнейшие грамматические формы уже не претерпевают никаких изменений; тот язык, который не знает различий в роде, падеже или страдательном залоге, этих пробелов уже не восполнит».11 Языки проходят принципиально единый путь развития, но «состояние стабильности» может достигаться на разных этапах. Здесь ученый развивает существовавшие и до него идеи о стадиях развития языков, отражающих разные уровни развития тех или иных народов. Но при этом он обращает внимание на следующую уникальную языковую особенность, заключающуюся в том, что «даже так называемые грубые и варварские диалекты обладают всем необходимым для

12 совершенного употребления». Ссылаясь на опыты переводов с различных языков, В. Гумбольдт отмечает, что «пусть даже с различной точностью, каждая мысль может быть выражена в любом языке».13 В вопросе о стадиях развития языков ученый продолжил высказанные незадолго до него идеи братьев Шлегелей. Именно они - Август и Фридрих Шлегели — ввели понятия аморфных (изолирующих), агглютинативных и флективных языков, понятия, которые используются и в современной науке. В. фон Гумбольдту в статье «О сравнительном изучении языков применительно к различным эпохам их развития» удалось достаточно подробно описать особенности языков разных «ступеней развития», три из которых соответствуют изолирующему, агглютинативному и флективному строю. Кроме того, в этой статье ученый ставит важную и не потерявшую актуальности проблему описания «экзотических» языков в их собственных категориях, без «европеизации», «во избежание ошибки необходимо изучать язык во всем его своеобразии, чтобы при точном расчленении его частей можно было определить, при помощи какой определенной формы в данном языке в соответствии с его строем обозначается каждое грамматическое

11 Там же. С. 307.

12 Там же. С. 308.

13 Там же. С.307, 315. отношение».14 В этой связи он разбирает некоторые испанские и португальские грамматики индейских языков, показывая, что инфинитивом в них именуют то, что не соответствует европейскому инфинитиву. Занимаясь типологическими проблемами при изучении индейских языков, В. фон Гумбольдт выделил наряду с тремя типами братьев Шлегелей еще один языковой тип — инкорпорирующий.15 Понятия агглютинативных, флективных, изолирующих (аморфных) и инкорпорирующих языков, также как и сопряженные с ними понятия агглютинации, инкорпорации и др. до настоящего момента находятся в арсенале лингвистической науки. Представления, впервые высказанные Вильгельмом фон Гумбольдтом, развивались в течение XIX — XX вв. в различных направлениях языкознания (лингвистическая типология, структурализм, генеративная лингвистика и др.). В той или иной мере многие выдающиеся лингвисты, такие как: А. Шлейхер, X. Штейнталь, Ф. де Соссюр, Б. Уорф, И. П. Минаев, А.А. Потебня находились под влиянием гумбольдтовских идей. В середине XX века тезис В. Гумбольдта о «духе языка», определяющем устройство системы конкретного языка на всех его уровнях, лег в основу работ отечественного языковеда Г.П. Мельникова. С позиций системной лингвистики, ' представителем которой он является, понятие «духа языка», его «главной тенденции» - это не фикция, а вполне реальная характеристика языка, которая может быть названа детерминантой, так как предопределяет особенность всех конкретных единиц и ярусов языка в их системной взаимосвязи.16

Помимо общетеоретических и типологических исследований, В. Гумбольдтом также был дан определенный толчок в области изучения «экзотических» языков. К середине XIX века лингвисты в работах по сравнительно-историческому языкознанию уже не ограничивались

14 Там же. С. 320.

15 Гумбольдт В. фон. Указ. соч. С. 144-155.

16 Мельников Г. П. Синтаксический строй тюркских языков с позиций системной лингвистики // Народы Азии и Африки. М., 1969, № 6 С. 105. материалом германских, романских языков, древнегреческого и санскрита. Впервые объектом изучения стали такие языки как иранские, балтийские, армянский, развились славистика и кельтология. Сопоставления в работах компаративистов стали значительно надежнее. Параллельно с накоплением фактического материала шлифовался и метод. Разработки отечественных и зарубежных востоковедов в области конкретных тюркских языков, систематизация фактов, описания грамматического строя отдельных языков также были частью этого исследовательского процесса.

Первый опыт сравнительной грамматики тюркских языков (на примере татарского, турецкого и киргизского) принадлежит И.И. Гиганову (СПб.,

1801), который сделал наиболее полное описание грамматической структуры татарского языка по образцу русских грамматик, прежде всего «Российской грамматики» М.В.Ломоносова.17 Последняя оказала огромное влияние на ранние грамматические описания тюркских языков, среди которых одной из первых была печатная грамматика чувашского языка («Сочинения,

1 ft принадлежащие грамматике чувашского языка». СПб., 1769). Политическая обстановка на Ближнем Востоке первой половины XIX века требовала от отечественных ориенталистов подготовки учебных пособий по овладению турецким языком. Одной из самых крупных работ в этой области была «Общая грамматика турецко-татарского языка» М.А. Казем-Бека, первое издание которой вышло в 1839 году, а второе — в 1846. В основу этой монографии была положена грамматика французского исследователя А. Жобера, переведенная на русский язык молодым тюркологом того времени И.Н. Березиным. Этот труд являлся подробным изложением грамматики турецкого языка в сравнении с «татарскими» языками (языками казанских, сибирских, оренбургских татар и азербайджанским языком). 19При описании фактического материала (в области фонетики и морфологии) автор

17 Закиев М. 3. Роль идей М.В. Ломоносова в становлении лингвистических взглядов представителей казанской школы тюркологов // Вопросы тюркологии. УЗ Каз. ГПИ. 1970. С. 15-16.

18 Кононов А. Н. История изучения тюркских языков в России. Дооктябрьский период. Л., 1972. С. 180181.

19 Там же. С. 190-191. пользовался схемой Жобера, вследствие чего во всем изложении можно проследить влияние понятийного аппарата индоевропейского языкознания, что в принципе также характерно для всех ранних грамматик тюркских

9П языков. Несомненно, наиболее значимой работой в области сравнительного языкознания признается труд О.Н. Бётлингка, посвященный грамматике якутского языка (О. Bohtlingk. Uber die Sprache der Jakuten. St.-Pb., 1851.).21 Введение к этой монографии было издано отдельно: «О языке якутов. Опыт исследования отдельного языка в связи с современным состоянием всеобщего языкознания» (УЗИАН, 1853, т. I, вып. 4, С. 377-446.). Эта грамматика дополнена якутскими текстами с немецким переводом и якутско-немецким словарем (более 4600 слов), который является первым лексикографическим опытом на материале якутского языка. Ценность этой работы состоит не только в наличии огромного фактического материала якутского языка, столь отличного от других тюркских языков, но и в попытке предложить максимально адекватный вариант интерпретации этого материала. Грамматика Бётлингка содержит помимо якутского языкового материала еще и материал турецкого языка, что позволяет делать сравнительные сопоставления тюркских языков различных групп. О.Н. Бётлингк, стремясь проникнуть в суть языковых явлений и размышляя о строе тюркских языков, поднимает планку научного исследования необычайно высоко. Вся работа пропитана мыслью, которую позже высказал А.Н. Самойлович: «Грамматику изобрести нельзя, ее можно только открыть и обнародовать. Никакому языку нельзя произвольно навязать грамматику и никакой язык в такой грамматике не нуждается, имея свою природную грамматику с момента своего возникновения».22 Недаром именно эта

20 Там же. С. 191.

21 Монография была переведена на русский язык: О.Н. Бётлингк. О языке якутов. Перевел с нем. д.ф.н. В.И. Рассадин. Новосибирск, 1989.

Цит. по: Кононов А. Н. История изучения тюркских языков в России. Дооктябрьский период. 2-е изд., доп. и исправ. Л., 1982. С. 303-304. монография служила базой в процессе создания многих работ как в якутском, так и в общетюркском языкознании.23

При анализе тюркологических работ и монографий по грамматикам тюркских языков, созданных в XIX и XX вв., напрашивается вывод о том, что тюркология вообще и та ее область, которая занимается изучением древних языков, в течение долгого времени существовала, прежде всего, как наука описательная, скрупулезно излагающая чисто внешние факты рассматриваемого языка. К одним из лучших образцов подробного изложения фактического материала, бесспорно, можно отнести «Грамматику алтайского языка», составленную членами «Алтайской миссии» (Казань, 1869). В этой работе, наряду с русско-алтайским и алтайско-русским словарями, читатель находит интереснейшие наблюдения относительно грамматического устройства языка, попытки проникновения «в тайны

24 внутренних законов его развития».

Богатейший грамматический материал, накопленный тюркологией XIX -начала XX вв., позволил современным исследователям перейти от собирания, простой систематизации и описания тюркского материала25 к осмыслению особенностей строя тюркских языков. Кроме того, в середине XX в. появляется перспективное лингвистическое направление — исследование строя древних языков с позиций самых последних достижений общего языкознания. Тюркологи стали создавать сравнительные и сравнительно-исторические грамматики тюркских языков путем наложения современных лингвистических знаний на материал языков древних, что стало также способствовать и совершенствованию самой системы описания

23 См. напр.: рукопись [С.В. Ястремский]. Якутская грамматика по Бётлингку (1887-1888); Петров Н. Е. Якутский язык. (Указатель литературы). Якутск, 1958, № 314; также Убрятова Е. И. Очерк изучения якутского языка. Якутск, 1945. С.15; Коркина Е. И. Работа О.Н. Б&глингка «О языке якутов» //СТ. Баку, 1971, № 4, С. 124-131; Гузев В. Г. Очерк по теории тюркского словоизменения: Имя. Л., 1987. С.7-14.

24 Кононов А.Н. История изучения тюркских языков в России. Дооктябрьский период. С. 199.

25 См. напр.: Грамматика алтайского языка, Казань, 1869; труды А.К. Казем-Бека, B.B. Радлова, С.Е. Малова, В.М. Насилова и др.

26 Одним из первых ярких примеров обращения к осмыслению строя тюркских языков стала известная монография: Баскаков Н.А. Каракалпакский язык И. Фонетика и морфология. Часть I (части речи и словообразование). М., 1952. рассматриваемых языков.27 Такие исследования могут служить самым различным целям, наиболее важной из которых представляется реконструкция структурной эволюции тюркских языков от их древнейшего состояния до их современного строя.

Причины смены исследовательских задач заключены, очевидно, в том, что современное состояние науки требует от исследователей стремления переходить от частных вопросов в той или иной области научного знания к рассмотрению вопросов более общего порядка, от исключительно описательного характера работы к осознанию глубинных закономерностей объекта. Наличие огромного материала, собранного и систематизированного описательными исследованиями отдельных аспектов грамматики конкретных языков, позволяет в настоящее время приступить в области теории тюркской грамматики к разработке более общих вопросов и положений. Путь постепенного восхождения к фундаментальным вопросам строя тюркских языков, процесс выявления общих закономерностей на базе конкретного материала может быть признан, как представляется, одним из важнейших направлений развития тюркского языкознания. Именно такой подход, по всей видимости, может послужить отправным моментом для адекватного анализа того же самого фактического материала каждого конкретного языка.

Как было отмечено, в течение длительного периода на тюркский языковой материал переносились терминология, представления и концепции лингвистической науки, разработанной на материале индоевропейских языках, в частности русского и латинского, которые, как представляется, зачастую просто не приложимы к фактам тюркских языков. Поэтому в современном тюркском языкознании возникла необходимость пересмотра

27 См. напр. работы И.А. Батманова, С.С. Майзеля, А.П. Поцелуевского, Н.А. Баскакова, Н.З. Гаджиевой, Э.А. Груниной, С.Н. Иванова, В.Г. Гузева, Д.М. Насипова, Б.А. Серебренникова, A.M. Щербака, Э.Р. Тенишева, а также Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков: Синтаксис. М., 1986; Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков: Морфология. M., 1988; Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Региональные реконструкции. M., 2002.

28 О. Bohtlingk. Uber die Sprache der Jakuten. SPb., 1851; Грамматика алтайского языка. Казань, 1869; Кононов А.Н. Грамматика современного турецкого литературного языка. М.; Л., 1956; Иванов С.Н. Родословное древо тюрок Абу-л-Гази-хана. Грамматический очерк: Имя и глагол. Грамматические категории. Ташкент, 1969; а также: Языки народов СССР. Тюркские языки. M., 1966.

14 некоторых теоретических положений и внесения изменений в понятийно-терминологический аппарат. Поскольку сам термин представляет собой слово со строго определенным значением, которое употребляется для 29 точного выражения понятии, то он не допускает многозначности, полисемии. Таким образом, положение дел в тюркском языкознании свидетельствует о необходимости дальнейшего приложения усилий как в области углубления знаний о строе тюркских языков, так и в области разработки более универсальных теоретических понятий, положений и совершенствования терминологического аппарата. В частности, эти вопросы актуальны для изучения морфологического строя тюркских языков.

Краткая характеристика памятников древнетюркской рунической письменности.

Благодаря открытиям и достижениям в области археологии XIX - XX вв. ученые получили в свое распоряжение большое количество древних письменных источников, содержащих ценнейшую информацию о различных сферах человеческой жизнедеятельности. Открытие древнетюркских памятников Центральной Азии неразрывно связано с освоением и заселением русскими людьми территории Сибири. Уже с середины XVII в. в записях различных путешественников попадаются указания о находках письменных

•ЗЛ изображений на утесах и больших камнях. Крупные орхонские рунические памятники в честь Кюль тегина и Могилян хана, а также Памятник Тоньюкуку были открыты в конце XIX в. После удачной дешифровки этих надписей, осуществленной В. Томсеном в 1893 г., тюркологи получили возможность исследовать фонологический, морфологический и синтаксический аспекты самого раннего тюркского языка.31

29 См. напр.: Будагов Р.А. Очерки по языкознанию. М., 1953.

30 Кляшторный С.Г. Памятники древнетюркской письменности и этнокультурная история Центральной Азии. СПб., 2006. С. 36-37.

31 Обзор наиболее значимых работ в области исследования рунической письменности представил в своей вводной статье Тапат Текин: Tekin Т. Orhon yazitlari. Ankara, 1988. S. V-XI.

Как известно, памятники древнетюркской рунической письменности, обнаруженные в Южной Сибири, в Монголии, на территории современного Кыргыстана и Казахстана, создавались в течение двух столетий с конца VII до середины IX веков нашей эры. Наиболее ранним датируемым текстом рунического письма на сегодняшний момент признана Чойрэнская надпись, относящаяся к 688-691 гг., к наиболее поздним крупным текстам, написанным руникой, можно отнести «Гадательную книгу», дата которой приблизительно определяется 933 г., кроме того, на Енисее и Алтае руническая письменность дожила до XI в.34

Письменно-литературный язык памятников, разбросанных по столь обширной пространственной и временной плоскости, естественно, не был однороден: памятники в отдельных случаях отражали характерные особенности местных территориальных диалектов. Енисейские рунические надписи представляют собой надгробные эпитафии, и, являясь произведениями «малых форм», состоят, в основном, из набора определенных стандартизованных лексических, морфологических и синтаксических оборотов-штампов. Литературный язык больших орхонских памятников в честь Кюль-тегина и Могилян-хана (Бильге-кагана) возник и развивался на основе устно-эпической традиции крупных тюркских племенных образований. А устное койне, по мнению большинства исследователей, впитало в себя наиболее характерные черты двух, в ту пору наиболее крупных языковых групп — уйгурской и огузской.35 Этим объясняется тот факт, что язык древнетюркских рунических памятников, особенно орхонских, представляет собой «довольно пеструю картину в отношении использования грамматических форм уйгурского и огузского

32 См. напр.: Кляшторный С.Г. Руническая надпись из Восточной Гоби //Studia Turcica. Budapest, 1971. P. 256-257; Кононов A.H. Грамматика языка тюркских рунических памятников VII-IX вв. Л., С. 4. Об изобретении древнетюркского рунического письма в VII в. см.: Guzev V.G. KljashtornyjS.G. The Turkic Runic script: Is the hypothesis of its indigenous origin no more viable? //Rocznik Orientalistyczny. T. XLIX. Zeszyt 2. Warszawa, 1995. P. 83-92.

33 Кляшторный С.Г. Указ.соч. P. 256-257.

34 Кляшторный С.Г. Памятники древнетюркской письменности и этнокультурная история Центральной Азии. С. 187.

35 Тентиев Э.Р. Отражение диалектов в тюркских рунических и уйгурских памятниках //СТ. Баку, 1976, № 1. С. 27-33. фондов».36 Памятник в честь Тоньюкука, еще одно крупное надгробное повествование, написан языком, тяготеющим преимущественно к устно-разговорным нормам. Судя по этой надписи, языком автора текста из племени ашиде был один из языков огузской группы, наиболее характерным лч признаком, которой было начальное Ь-.

Таким образом, материал языка ДТРП позволяет обратиться к первым письменным источникам, которые демонстрируют «начальное» состояние тюркского языка. Бесспорным является тот факт, что язык уже первых рунических текстов, созданных в конце VII века, представляет собой явление, далеко ушедшее от момента своего возникновения, язык, который уже пережил фазу своего становления. Появившаяся письменность застала уже сформированный и довольно хорошо развитый язык, находящийся в некоей интерпозиции между предполагаемым праязыком и современными тюркскими языками. Исходя из этого положения, язык ДТРП лишь условно может быть принят как язык, стоящий в самом начале диахронического ряда тюркских языков. Как было уже отмечено, тюркоязычные племена задолго до употребления рунического письма выработали свой вариант обобщенной речи, стоящей над различными диалектами, которая использовалась в поэтической практике. Кроме того, как было уже сказано, в основе языка рунических памятников лежит архаизованное устное койне, которое к о моменту появления письменности приобрело права литературной нормы.

Транскрибирование текстов Примеры из памятников рунического письма приводятся в фонематической транскрипции, в основу которой положена транскрипция,

39 применяемая в «Древнетюркском словаре». Эта транскрипция принята, тем не менее, с некоторыми изменениями: во-первых, знак 'у' используется вместо Т. Кроме того, к настоящему времени в области тюркской фонетики

36 Кононов А.Н. Грамматика языка тюркских рунических памятников VII-IX вв. С. 4.

37 Там же.

38 Тенишев Э.Р. О наддиалектном характере языка тюркских рунических памятников //Turcologica. К семдесятилетию академика А.Н. Кононова. JL, 1976. С. 165.

39 Древнетюркский словарь. Л., 1969. исследователи пришли к заключению, что употребление графического варианта -q для обозначения алломорфа заднеязычной фонемы /q/40 лишено мотивировки. По мнению ряда ученых в языке ДТРП существовала одна фонема — смычная заднеязычная глухая /к/.41 В настоящей работы признается справедливость этого мнения, вследствие чего при транскрибировании рунических текстов используется вариант —к для обозначения заднерядного аллофона фонемы /к/. Точно также при транскрибировании рунических текстов в отличие от традиционного употребления графического знака -у для обозначения аллофона фонемы /g/ в настоящей работе принят вариант g.

При переводе иллюстративного материала использовались наработки предшественников, в основном приводятся переводы С.Е. Малова, однако в тех случаях, когда интерпретация высказывания видится автору исследования спорной, приводятся собственные предположительные варианты перевода, не претендующие на истинность, но, по мнению автора, более адекватно передающие мыслительное содержание данного отрывка. В тюркском варианте примеров подчеркиваются исследуемые словоформы, а в русском варианте подчеркивается одно слово или группа слов, которые передают соответствующий тюркской словоформе смысл. Если в тюркском высказывании имеется несколько словоформ, относящихся к исследуемой в разделе теме, то после каждой словоформы стоит номер, который соответствует номеру компонента в русском переводе, что, как представляется, облегчает анализ иллюстративного материала.

Источники

Основной базой для извлечения фактического материала рунических памятников послужили:

Аманжолов А.С. История и теория древнетюркского письма. Алматы, 2003.

40 Рясянен М. Материалы по исторической фонетике тюркских языков. М., 1955. С. 131.

41 См. напр.: Аврутина А.С. Опыт реконструкции фонологии языка древнетюркских рунических памятников. Дисс. на соиск. уч. степ. канд. фил. наук. СПб., 2005. С. 89.

18

Кормушин И.В. Тюркские енисейские эпитафии. Тексты и исследования. М., 1997.

Малов С.Е. Памятники древнеиоркской письменности. М; JL, 1951. Малов С.Е. Енисейская письменность тюрков. Тексты и переводы. М; Л., 1952.

Малов С.Е. Памятники древнеиоркской письменности Монголии и Киргизии. М; Л., 1959.

Tekin Т. Orhon yazitlan. Ankara, 1988.

Thomsen Vilh. Orhon ve Yenisey Yazitlanmn ^oziimii. Ilk Bildiri.£6ziilmu§ Orhon Yazitlan. £eviren Vedat Koken. Ankara, 1993.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Язык древнетюркских рунических памятников как источник сведений для построения тюркской морфологии"

Заключение

В работе была предпринята попытка установить на материале языка древнейших тюркских рунических надписей (VII-IX вв.) (язык ДТРП) общие тенденции в грамматическом строе, которые можно было бы распространить на большую часть тюркских языков. Ввиду обширности поставленной задачи автор позволил себе на этом этапе ограничиться сферой субстантивного тюркского словоизменения.

Проведенное исследование подтверждает положение о том, что своеобразие тюркского языкового устройства базируется на некоей общей характеристике, установление которой позволяет объяснить многие специфические черты как языка ДТРП, так и других тюркских языков.509 В ходе детальной проработки фактического материала удалось найти подтверждения концепции Г. П. Мельникова, в соответствии с которой важнейшей функциональной характеристикой тюркских языков, их детерминантом, является стремление к экономному использованию служебных элементов (аффиксов).

В процессе исследования оказалось возможным выявить ряд закономерностей формирования и функциональных особенностей категорий: множественности, принадлежности, склонения, именной категории сказуемости, вторичной репрезентации. В результате изучения этих категорий можно говорить о наличии в арсенале языка, на котором были составлены рунические памятники древних тюрок, грамматических форм, в значениях которых закреплен весь спектр словоизменительных значений, а именно: 1) передача информации о второстепенных (с точки зрения данной цивилизации) свойствах или связях элементов объективной действительности, отраженных в значениях знаменательных лексем; 2) окказиональное представление значений исходных знаменательных лексем

509 Гузев В. Г., Бурыкин А. А. Общие строевые особенности агглютинативных языков // Acta Linguistica Petropolitana. Труды Института лингвистических исследований. Т. III, Ч. 1. СПб., 2007. С. 109-117. или комбинаций морфем (словоформ в речи) в образах иных элементов действительности (предметов, признаков, обстоятельств).

Вследствие разграничения понятий «формообразование» и «формоизменение» уместно отметить, что в формоизменительном механизме участвуют категории принадлежности и сказуемости, так как только формы этих категорий преобразуются с целью переменного представления в речи предметов, участников ситуации, которые вступают в передаваемую категориальным значением связь в одном и том же амплуа (например, производителя действия, субъекта передаваемого конкретного суждения, субъекта обладания как одного из участников отношения принадлежности).

Названная детерминанта языка ДТРП проявляется прежде всего в том, что морфологические показатели практически всех именных категорий употребляются в речи факультативно и содержательно, т.е. в большинстве случаев, тогда когда в их присутствии в словоформе имеется коммуникативная потребность. При этом имеющиеся факты показывают, что значения многих форм представляют собой очень туманные и обобщенные образы, вследствие чего образуемые в речи конкретные словоформы выражают разнообразные смыслы, порой весьма далекие друг от друга. Таким образом, справедливым будет указать на «многосмысловость» морфологических формантов, что никоим образом нельзя отождествить с многозначностью самих грамматических форм, являющихся языковыми единицами.

Имеются все основания для предположения, что в языке ДТРП число аффиксов, использующихся факультативно, значительно выше, чем, скажем, в современном турецком языке. Так, судя по имеющимся данным, меньшей облигаторностью в языке памятников обладают показатель множественности -1аг, показатель 3-го лица при втором компоненте изафетной конструкции (3-го типа), аффиксы родительного, винительного, дательного, местно-исходного падежей, показатель вторичной репрезентации -ki.

В отношении формы множественности следует подчеркнуть, что в языке ДТПР факультативность, необязательность этой формы проявляется максимально ярко. В языке памятников информация о множественности предметов передается в основном иными, неморфологическими способами.

Автор настоящего исследования склоняется к тому, что наиболее существенным в разработке представления о становлении модели тюркской категории падежа в диахронии является предположение, что формы всех косвенных падежей функционально вытекают из некой общей коммуникативной потребности — иметь морфологическое средство указания на объект любого косвенного воздействия (точнее, участника любой косвенной связи).

Исходя из чего, морфологическое оформление на первобытной стадии формирования тюркских языков могла потребовать функция, представляющая весь спектр косвенных связей без конкретизации объекта, с которым связано действие. Очевидно, в более поздний период из общей объектной функции отпочковывались более специализированные функции, которые обуславливали формирование падежных средств выражения пространственных отношений (эту функцию мог выполнять некий общий «пространственный» падеж, например, дательный или местно-исходный) и средства выражения косвенных объектов или явлений, не ассоциируемых языковым мышлением с пространственными отношениями, а так или иначе сопровождающие действие, т.е. являющиеся обстоятельственными. По всей видимости, именно существованием стадии, когда многие функции не разделялись внутри общей пространственной или общей сопроводительной функций, можно объяснить многочисленные случаи синонимичного употребления разных падежных форм в текстах рунических надписей.

Факты памятников демонстрируют, как с помощью одной падежной формы можно передать информацию о разных объектах, или, напротив, что один и тот же объект может быть выражен разными морфологическими средствами. Из чего позволительно заключить, что категория склонения складывается под влиянием принципа экономной аффиксации, вследствие которого в первую очередь получают морфологическое оформление объекты максимально удаленные от действия. К таким объектам можно причислить прежде всего любого соучастника действия, такого как орудие совершения действия, объект, с которым совершается действие, разного рода обстоятельства при которых совершается действие, объект, с которым что-то сравнивается (как в прямом смысле, так и в переносном) и т. д. Таких сопроводительных объектов при действии может быть неограниченное множество, однако анализ различных тюркских языков показывает, что не все из них получают выражение в системе склонения. Это обусловлено, вероятно, тем, что во-первых, многие объектные отношения передаются послелогами или иными морфологическими и лексическими способами, а во-вторых, при наличии падежного средства большая часть таких сопроводительных объектов входит в число узуальных смыслов, не получая при этом отдельных показателей. Так, в языке ДТРП форма -уп обслуживает широкое поле смыслов, выражая в речи в зависимости от контекстуальных условий различные объекты сопроводительной связи. В языке более ранней эпохи таких падежных средств, очевидно, бывает меньше, чем в более позднее время, все они обладают полифункциональной природой, вероятно, вследствие тяготения языка к экономной аффиксации. При этом большая часть таких показателей пребывает в сфере факультативного использования, когда употребление того или иного аффикса оказывается излишним с точки зрения поддержания эффективности коммуникации.

Опираясь на гипотезу о том, что тенденция к экономии служебных элементов диктует языковой системе максимально эффективно использовать аморфные, безморфемные способы передачи реляционной информации, предполагается, что наиболее естественный для носителей языка смысл передается с помощью соположения или твердого порядка слов, без привлечения морфологического оформления. К числу таковых в области падежных значений можно отнести сигнал о прямом объекте, который может быть передан в тюркском высказывании путем постановки имени непосредственно перед глаголом. Таким образом, в грамматической системе тюркских языков потребность в появлении специального «знака», т.е. формы винительного падежа, вероятнее всего, возникает не сразу. Но так как любой косвенный объект в большей степени отстоит от действия, с которым он связан, и не всегда определяется лексическим значением глагола, учитывая то, что при одном глаголе может быть несколько объектов, именно такой косвенный объект обязан получить морфологическую «помету» в целях однозначной интерпретации высказывания. Иными словами, одним из наиболее существенных коммуникативных «запросов» в области склонения может быть названа необходимость указания на косвенный объект действия, что позволяет предполагать возникновение сопроводительных и пространственных падежей раньше, чем винительного и родительного.

В процессе изучения форм именной сказуемости языка ДТРП сложилось твердое убеждение, что на стадии примитивного тюркского языка любое высказывание строилось как атрибутивная цепочка компонентов. При этом личное местоимение, занимая в предложении конечную позицию, представляло собой завершающее уточняемое. В структурном отношении подобная атрибутивная цепочка представляла собой простое соположение исходных элементов, в котором еще не сформировалась собственно финитная форма. Затем в ходе эволюции происходит переосмысление роли конечного местоимения, вследствие чего оно начинает восприниматься как морфологическое средство указания на субъект суждения в рамках единой формы (появляется собственно финитная форма). Конструкция имя + личное местоимение переживает превращение в специальную форму, которая становится средством выражения суждений. Именно процесс, а возможно, и результат формирования финитной формы наблюдаются в языке ДТРП. Личное местоимение превращается, таким образом, в морфологический показатель, который традиционно едва ли справедливо именуется аффиксом сказуемости.

Таким образом, анализ функционирования именных категорий языка рунических надписей приводит к выводу, что в качестве важнейших черт грамматического строя общетюркской модели языка являются следующие.

1. Тенденция к факультативной аффиксации имеет следствием выражение максимума значения через контекст.

2. Чистый корень имеет возможность функционировать как самостоятельное слово (в индоевропейских языках слово всегда словоформа).

3. Велика роль простого соположения как универсального способа указания на самые различные смысловые отношения между называемыми словами мыслительными образами, представленными в виде или атрибутивного отношения «уточнение — уточняемое» (определение — определяемое, дополнение—дополняемое, обстоятельство— обстоятельственное уточняемое), или предикативного отношения «субъект

510 предикат».

310 Гузев В.Г., Бурыкин А.А. Общие строевые особенности агглютинативных языков. С. 109-117.

225

Список научной литературыДубровина, Маргарита Эмильевна, диссертация по теме "Языки народов зарубежных стран Азии, Африки, аборигенов Америки и Австралии"

1. Адмони В. Г. Грамматический строй как система построения и общая теория грамматики. JL: Наука, 1988. 238 с.

2. Адмони В. Г. Система форм речевого высказывания. М.: Наука, 1994. 160 с.

3. Акбаев Ш. X. К вопросу о происхождении поссесивных аффиксов в тюркских языках // Тюркологические исследования. М., 1976. — С.3-11.

4. Алиева Н. Ф., Аракин В. Д., Оглоблин А. К., Сирк Ю. X. Грамматика индонезийского языка. М.: Наука, 1972. 462 с.

5. Алпатов В. М. История лингвистических учений. М.: «Языки русской культуры», 1999. — 367 с.

6. Аманжолов А. С. Глагольное управление в языке древнетюркских памятников. М.: Издательство «Наука». Главная редакция восточной литературы, 1969. — 102 с.

7. Аманжолов А. С. История и теория древнетюркского письма. Алматы: «Мектеп», 2003. — 368 с.

8. Артемьев Н. М. Категория падежа: системный анализ (на материале долганского и якутского языков). СПб.: Издательство РГПУ им. А.И. Герцена, 1999. 143 с.

9. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. М.: Издательство «Советская энциклопедия», 1966. 607 с.

10. Базелл Ч. Е. Лингвистическая типология //Принципы типологического анализа языков различного строя. М.: Наука, 1972. С. 1530.

11. Барулин А. Н. Теоретические проблемы описания турецкой именной словоформы. Канд. дисс. М., 1984. 228 с.

12. Баскаков Н. А. и др. Грамматика хакасского языка. М.: Наука, 1975.-418 с.

13. Баскаков Н. А. Историко-типологическая морфология тюркских языков (структура слова и механизм агглютинации). М.: «Наука», 1979. 275 с.

14. Баскаков Н. А. Каракалпакский язык II. Фонетика и морфология. Часть I (части речи и словообразование). М.: Издательство АН СССР, 1952. -544 с.

15. Баскаков Н. А. К вопросу о происхождении условной формы на -caj-ce в тюркских языках //Академику В. А. Гордлевскому к его семидесятилетию. Сборник статей. М.: Издательство Академии Наук СССР, 1953.-С. 35-69.

16. Баскаков Н. А. О соотношении значений личных и указательных местоимений в тюркских языках //Доклады и сообщения ИЯ АН СССР, № 1, 1951. М.: Изд-во АН СССР, 1952. С. 132-143.

17. Баскаков Н. А. Словосочетания в каракалпакском языке //ИСГТЯ. Ч. III. Синтаксис. М: Издательство Академии Наук СССР. 1961. -С. 50-61.

18. Бертагаев Т. А. Синтаксис современного монгольского языка в сравнительном освещении. М.: Наука, 1964. — 280 с.

19. Бётлингк О. Н. О языке якутов. /Перевел с нем. д.ф.н. В.И. Рассадин. Новосибирск: «Наука». Сибирское отделение, 1989. 645 с.

20. Благова Г. Ф. Тенденции к усложнению тюркского падежного склонения (опыт сравнительно-типологического изучения) //ВЯ, М.: Наука. 1970, № 1.-С. 60-81.

21. Благова Г.Ф. Тюркский аффиксальный плеоназм в сравнительно-историческом и арреально-лингвистическом освещении //ВЯ, М.: Наука. 1968. №6.-С. 81-97.

22. Блох М.Я. Теоретические основы грамматики. М.: «Высшая школа», 1986. 159 с.

23. Бодуэн де Куртенэ И. А. Избранные труды по общему языкознанию М.: Изд-во АН СССР, 1963. Т. I. 384 с; Т. II. - 391 с.

24. Богородицкий В.А. Введение в татарское языкознание в связи с другими тюркскими языками. Казань, 1953. — 220 с.

25. Богородицкий В.А. Эволюция окончаний родительного падежа в тюркских диалектах //Вестник Научного Общ-ва Татароведения, 1925, № 3. —

26. Бондарко А.В. Направления функционально-грамматического описания "от формы" и "от семантики" //Функциональный анализ грамматических форм и конструкций: Межвузовский сборник научных трудов. Л.: ЛГПИ им. А.И Герцена, 1988. С. 5-11.

27. Бондарко А.В. Теория морфологических категорий. JL: «Наука», Ленинградское отделение, 1976. — 255 с.

28. Боргояков М.И. Развитие падежных форм и их значений в хакасском языке. Абакан, 1976. 160 с.

29. Будагов Р.А. Очерки по языкознанию. М.: Изд-во Акад. наук, 1953.-280 с.

30. Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. ' М; Л.: Учпедгиз, 1947. 784 с.

31. Восточное языкознание: факультативность. М.: Издательство «Наука», главная редакция восточной литературы, 1982. — 151 с.

32. Гаджиева Н.З. О методах сравнительно-исторического анализа синтаксиса // ВЯ. М.: Наука, 1968, № 3. С. 19-30.

33. Гаджиева Н.З. Основные пути развития синтаксической структуры тюркских языков. М.: Издательство «Наука», 1973. — 408 с.

34. Гаджиева Н.З. Существовал ли глагол-связка настоящего времени в тюркских языках //СТ. Баку, 1971. № 5. С. 3-10.

35. Гетманова А. Д. Учебник по логике. М.: Издательство «Владос», 1994.

36. Грамматика алтайского языка. Казань, 1869. Репринтное воспроизведение издания «Грамматика алтайского языка». Горно-Алтайск: Ак Чечек, 2005. - 640 с.

37. Грамматика современного якутского литературного языка. Фонетика и морфология. М.: Наука, 1982. 496 с.

38. Губайдуллина М.Э. К вопросу о значении так называемого инструментального падежа // Материалы конференции, посвященной 100-летию со дня рождения проф. В.И. Цинциус. (13-14 октября 2003г.). СПб., «Наука», 2003. С. 88-99.

39. Гузев В.Г., Бурыкин А. А. Общие строевые особенности агглютинативных языков // Acta Linguistica Petropolitana. Труды Института лингвистических исследований. Том III, часть 1. СПб., 2007. С. 109-117.

40. Гузев В.Г. А.Н.Кононов — педагог, ученый, историк науки // Востоковедение. Филологические исследования. Вып. 27. СПб.: Издательство С.-Петербургского ун-та, 2006. С. 3-15.

41. Гузев В.Г., Насилов Д.М. Конкретно-предметные значения тюркского имени существительного как зона релевантности категорий числа и определенности-неопределенности //СТ. Баку, 1971. №.5. — С. 21-25.

42. Гузев В.Г. Некоторые вопросы теории тюркского словоизменения в функционально- семантическом аспекте //СТ. Баку, 1985, №2.-С. 3-11.

43. Гузев В.Г. Опыт применения понятия «гипостазирование» к тюркской морфологии //Востоковедение. Филологические исследования. Вып. 21. СПб.: Издательство С.-Петербургского ун-та, 1999. С. 29-36.

44. Гузев В.Г. Опыт разработки теоретических основ описания тюркского функционального синтаксиса //Востоковедение. Филологические исследования. Вып.27. СПб.: Издательство С.-Петербургского ун-та, 2006. — С. 40-63.

45. Гузев В.Г. О разграничении понятий «финитная форма» и «личная форма» //Востоковедение. Филологические исследования. Вып. 18. СПб: Издательство С.-Петербургского ун-та, 1993. С. 36-42.

46. Гузев В.Г. О функциональных особенностях родительного и винительного падежей в староанатолийско-тюркском языке //Востоковедение2: Филологические исследования. Вып. 18. Л.: Издательство ЛГУ, 1976. С. 8-12.

47. Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: Имя: На материале, староанатолийско-тюркского языка. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1987. — 144 с.

48. Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: Глагол: На материале староанатолийско-тюркского языка. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1990. — 165 с.

49. Гузев В.Г. Проблемы основного и медиального залогов в функциональном аспекте (на материале староанатолийско-тюркского языка) //СТ. Баку, 1984. № 5. С. 59-63.

50. Гузев В.Г., Насилов Д.М. Словоизменительные категории в тюркских языках и понятие "грамматическая категория"// СТ. Баку, 1981, № 3.-С. 21-35.

51. Гузев В.Г. Староосманский язык. М.: Издательство «Наука». Главная редакция восточной литературы, 1979. — 95 с.

52. Гузев В.Г. Узбекский квазимасдар //Теоретические проблемы языкознания. Сборник статей к 140-летию кафедры общего языкознания Филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета. СПб., 2004. С.277-286.

53. Гузев В.Г., Насилов Д.М. К интерпретации категории числа имен существительных в тюркских языках //ВЯ. М.: Наука. 1975. № 3. — С. 22-35.

54. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 2000. 400 с.

55. Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985.-451 с.

56. Гухман М.М. Грамматическая категория и структура парадигм //Исследования по общей теории грамматики. М.; Наука, 1968. С. 117-174.

57. Дениз-Иылмаз О. Категория номинализации действия в турецком языке. СПб.: Издательство С.-Петербургского ун.-та, 2006. 227 с.

58. Данеш Фр., Вахек И. Пражские исследования в области структурной грамматики на современном этапе. //Пражский лингвистический кружок. М.: Издательство «Прогресс», 1967. С. 325-337.

59. Дмитриев Н.К. Детали простого предложения // Исследования по сравнительной грамматике тюркских языков. Ч. III. Синтаксис. М.: Изд-во АН СССР, 1961.-С. 19-49.

60. Дмитриев Н.К. Категория числа //Исследования по сравнительной грамматике тюркских языков. Ч. II. Морфология. М.: Изд-во АН СССР, 1956. С. 65-71.

61. Дмитриев Н.К. Строй тюркских языков. М.: Издательство Восточной литературы, 1968. — 607 с.

62. Дыренкова Н.П. Грамматика ойротского языка. М; Л.: Изд-во АН СССР, 1940.-302 с.

63. Дыренкова Н.П. Грамматика хакасского языка. Абакан: Хакоблнациздат, тип изд-ва «Новая Хакассия», 1948. 124 с.

64. Дыренкова Н.П. Тофаларский язык //Тюркологические исследования. М; Л., 1963. — С. 5-23.

65. Еловков Д.И., Касевич В.Б. Некоторые проблемы лингвистики в свете материала языков Юго-Восточной Азии //Вестник Ленинградского университета. 1979. № 8. — С. 71-76.

66. Жирмунский В.М. О границах слова //Морфологическая структура слова в языках разных типов. М; Л.: Изд-во АН СССР, 1963. — С. 633.

67. Жирмунский В.М. О природе частей речи и их классификации //Вопросы теории частей речи на материале языков различных типов. Тезисыдокладов на открытом расширенном заседании Ученого совета Института языкознания А.Н. СССР (ноябрь 1965.) Л., 1965. С. 4-5.

68. Закиев 3. Современный татарский литературный язык. 4.2. Синтаксис. М.: Наука, 1971. 311 с.

69. Зализняк А.А. О понимании термина "падеж" в лингвистических описаниях //Проблемы грамматического моделирования. М.: Издательство «Наука», 1973.-С. 53-87.

70. Звегинцев В.А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях. Ч. I. М.: Государственное учебно-педагогическое издательство министерства просвещения РСФСР, 1960. 406 с.

71. Звегинцев. В. А. Смысл и значение //Теоретические и экспериментальные исследования в области структурной и прикладной лингвистики. М.: Изд-во МГУ, 1973. С. 91-98.

72. Иванов С.Н. Курс турецкой грамматики. Ч. 1. Грамматические категории имени существительного. Л.: Издательство ЛГУ, 1975. 100 с.

73. Иванов С.Н. О сохранении в строе языка его прежних состояний //СТ. Баку, 1973. № 6. С. 9-16.

74. Иванов С.Н. Родословное древо тюрок Абу-л-Гази-хана. Грамматических очерк (Имя и глагол. Грамматические категории). Ташкент, Издательство «Фан» Узбекской ССР, 1969. -203 с.

75. Исаченко А.В. Грамматический строй русского языка в сопоставлении со словацким. Морфология, Т. I. 2-е изд. Братислава: Изд-во Словацкой АН, 1965. 303 с.

76. Исхаков Ф.Г., Пальмбах А.А. Грамматика тувинского языка. Фонетика и морфология. М.: Издательство восточной литературы, 1961. — 472 с.

77. Карабаева Л.А. Падежные показатели как средство связи структурных частей монгольского предложения //Грамматические исследования по отдельным алтайским языкам. Л., 1989. — С. 6-58.

78. Касевич В.Б. Семантика. Морфология. Синтаксис. М.: «Наука» Главная редакция восточной литературы, 1988. 309 с.

79. Касевич В.Б. Труды по языкознанию. СПб.: Филологический факультет СПбГУ. 2006. 663 с.

80. Касевич В.Б. Функциональные нули и их место в фонологической системе бирманского языка //Народы Азии и Африки. 1970. №6.-С. 129-134.

81. Касевич В.Б. Элементы общей лингвистики. М.: «Наука» Главная редакция восточной литературы, 1977. — 184 с.

82. Кацнельсон С.Д. Общее и типологическое языкознание. JL: «Наука», Ленинградское отделение. 1986.-297 с.

83. Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. Второе, исправленное и дополненное, издание. М.: «Наука», 1976. — 720 с.

84. Кондратьев В.Г. Конструкция изафета и прямое дополнение в языке памятников тюркской рунической письменности //Ученые записки ЛГУ. № 306. Серия востоковедческих наук. Вып. 16. 1962- С. 68-79.

85. Кондратьев В.Г. Эволюция изафета в тюркских языках //Вестник ЛГУ. 1985. № 2. С.53-56.

86. Кононов А.Н. История изучения тюркских языков в России. Дооктябрьский период. Л., Издательство «Наука», 1972. 272 с.

87. Кононов А.Н. Грамматика современного турецкого литературного языка. М; Л.: Изд-во АН СССР, 1956. 571 с.

88. Кононов А.Н. Грамматика современного узбекского литературного языка. М; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. 447 с.

89. Кононов А.Н. Грамматика языка тюркских рунических памятников YII-IX вв. Л. Издательство «Наука», 1980. — 255 с.

90. Кононов А.Н. О фузии в тюркских словах //Структура и история тюркских языков. М.: Издательство «Наука», 1971. С. 108-120.

91. Кононов А.Н. Показатели собирательности-множественности в тюркских языках. Сравнительно-исторический этюд. JL: Издательство «Наука», 1969.-32 с.

92. Копнин П.В. Диалектика, логика, наука. М.: Наука, 1973. 464 с.

93. Коржинек И. К вопросу о языке и речи //Пражский лингвистический кружок. М.: Издательство «Прогресс», 1967. С. 317- 337.

94. Коркина Е.И. Работа О.Н. Бётлингка «О языке якутов» //СТ. Баку, 1971, №4.-С. 124-131.

95. Кормушин И.В. Древние тюркские языки. Учебное пособие. Абакан, 2004. 336 с.

96. Кормушин И.В. «Сожаление о смерти» в енисейских эпитафиях //Вопросы тюркской филологии, вып. 6: материалы Дмитриевских чтений. М.: Акад. гуманитар, исслед., 2006. С. 64-70.

97. Кормушин И.В. Тюркские енисейские эпитафии. Тексты и исследования. М., 1997. 303 с.

98. Коротков Н.Н., Панфилов В.З. О типологии грамматических категорий//ВЯ. 1965. № 1. С. 37-47.

99. Котвич В. Исследование по алтайским языкам. М.: Издательство иностранной литературы, 1962. 371 с.

100. Кляшторный С.Г. Памятники древнетюркской письменности и этнокультурная история Центральной Азии. СПб.: «Наука», 2006. — 591 с.

101. Кляшторный С.Г. Руническая надпись на каменном изваянии из Чойрэна // Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока. Л.: Наука. 1969. С. 46-47.

102. Кузнецов П.С. Морфологическая классификация языков. М.: Изд-во МГУ, 1964. 35 с.

103. Курилович Е. Проблемы классификации падежей //Очерки по лингвистике. М., 1962. — С. 175-203.

104. Левитская Л.С. Историческая морфология чувашского языка. М.: Издательство «Наука». Главная редакция восточной литературы, 1976. — 206 с.

105. Любимов К.М. О числовом значении нулевой формы тюркских существительных//СТ. Баку, 1972. № 5. С. 78-83.

106. Майзель С.С. Изафет в турецком языке. М; Л.: Издательство Академии наук СССР, 1957. 187 с.

107. Малов С.Е. Енисейская письменность тюрков. Тексты и переводы. М; Л.: Издательство Академии наук СССР, 1952. — 116 с.

108. Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности. Тексты и исследования. М; Л.: Издательство АН СССР, 1951.-452 с.

109. Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности Монголии и Киргизии. М; Л.: Изд-во АН СССР, 1959. 112 с.

110. Маслов Ю.С. Введение в языкознание. М.: Высшая школа, 1987. 272 с.

111. Матезиус В. О системном грамматическом анализе //Пражский лингвистический кружок. М.: Издательство «Прогресс», 1967. С. 226-238.

112. Мейе А. Основные особенности германской группы языков. М.: Издательство иностранной литературы, 1952. — 168 с.

113. Мельников Г.П. Бодуэновское понимание системности языка //Языковая практика и теория языка. Вып.2. М.: Издательство МГУ, 1978. -32-51.

114. Мельников Г.П. О взаимоотношении агглютинации и сингармонизма //Морфологическая типология и проблема классификации языков. М; Л.: Издательство «Наука», 1965. С. 298-301.

115. Мельников Г.П. Принципы системной лингвистики в применении к проблемам тюркологии //Структура и история тюркских языков. М.: Издательство «Наука», 1971. С. 121-137.

116. Мельников Г.П. Природа падежных значений и классификация падежей //Исследования в области грамматики и типологии языков. М.: Издательство Московского университета, 1980. С. 39-64.

117. Мельников Г.П. Психолингвистические особенности грамматического строя языков (на примере анализа атрибутивных конструкций) //Теория речевой деятельности (Проблемы психолингвистики). М.: Издательство «Наука», 1968. С. 104- 119.

118. Мельников Г.П. Рецензия. // ВЯ.1966.№ 5.С.130. Рец. на кн.: Черкасский М.А. Тюркский вокализм и сингармонизм: (Опыт историко-типологического исследования). М.: Наука, 1965. - 142 с.

119. Мельников Г.П. Синтаксический строй тюркских языков с позиций системной лингвистики // Народы Азии и Африки. М.: Издательство «Наука»,1969, № 6. С.104-113.

120. Мельников Г.П. Системная типология языков. М.: Наука, 2003. -395 с.

121. Мельников Г.П. Системология и языковые аспекты кибернетики. М.: «Советское радио», 1978. — 368 с.

122. Мельников Г.П. Языковая стратификация и классификация языков //Единицы разных уровней грамматического строя языка и их взаимодействие. М.: Наука, 1969. С. 45-73.

123. Мусаев К.М. Грамматика караимского языка. М.: Наука, 1964. — 344 с.

124. Насилов В.М. Древнеуйгурский язык. М.: Издательство восточной лит-ры, 1963. —122 с.

125. Насилов В.М. Язык тюркских памятников уйгурского письма XI-XV вв. М.: Издательство «Наука». Главная редакция восточной литературы, 1974.- 101 с.

126. Нигматов Х.Г. Морфология языка восточно-тюркских памятников XI-XII вв. (по материалам сочинений Юсуфа Баласагунского,

127. Махмуда Кашгарского и Ахмада Югнакского). Автореф. дисс. Баку, 1978. -48 с.

128. Никольский Л.Б. К интерпретации случаев отсутствия падежных форм в корейском языке //Исследования по восточной филологии. К 70-летию проф. Г.Д. Санжеева. М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1974. 180-183.

129. Общее языкознание. Внутренняя структура языка. М.: Наука, 1972.-565 с.

130. Орловская М.Н. О множественном числе и винительном падеже в монгольских языках в связи с проблемой факультативности //Восточное языкознание: факультативность. М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1982. С. 69-73.

131. Панфилов В.З. Философские проблемы языкознания. Гносеологические аспекты. М.: Издательство «Наука», 1977. — 287 с.

132. Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. Изд. 7-е. М.: Учпедгиз, 1956. 511 с.

133. Потебня А. Из записок по русской грамматике. Т. I-II. М.: Учпедгиз, 1958.- 536 с; Т. III. М.: «Просвещение», 1968. 551 с.

134. Потебня А.А. Мысль и язык. Киев: СИНТО, 1993. 191 с.

135. Поцелуевский А.П. Избранные труды. Ашхабад: Издательство «Ылым», 1975. -237 с.

136. Рамстедт Г.И. Введение в алтайское языкознание: Морфология. М.: Издательство иностранной литературы, 1957. — 254 с.

137. Рассадин В.И. Морфология тофаларского языка в сравнительном освещении. М.: Издательство «Наука», 1978. 287 с.

138. Ревзина О. Г. Общая теория грамматических категорий //Структурно-типологические исследования в области грамматики славянских языков. М.: Наука, 1975. С. 5-38.

139. Реформатский А.А. Введение в языкознание. М.: «Аспект пресс», 1996. 536 с.

140. Реформатский А.А. Число и грамматика //Вопросы грамматики. Сб. статей к 75-летию акад. И.И. Мещанинова. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960.-С. 384-400.

141. Рясянен М. Материалы по исторической фонетике тюркских языков / Перевод с нем. А.А. Юлдашева. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1955. -221 с.

142. Санжеев Г.Д. Проявление логики вещей в языке //Конференция по проблемам изучения универсальных и ареальных свойств языков. Тезисы докладов. М., 1966. С.62-68.

143. Севортян Э.В. Категория сказуемости //ИСГТЯ.Ч.И. Морфология. М.: Изд-во Академии Наук СССР, 1956. С. 16-21.

144. Севортян Э.В. К истории падежной системы в тюркских языках //Уч. Зап. Военного Института Иностранных Языков. 1948, № 6. С. 90-101.

145. Севортян Э.В. Морфологическое строение слова в связи с другими характеристиками (по данным тюркских языков) //Тюркологический сборник. 1971.М.: Наука, 1972.-С. 132-144.

146. Сепир Э. Язык: введение в изучение речи //Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологи. М.: «Прогресс», 1993.- 654 с.

147. Серебренников Б.А. Вероятностные обоснования в компаративистике. М.: «Наука», 1974. 352 с.

148. Серебренников Б.А. Значимые детали //Turcologica. К семидесятилетию академика А.Н. Кононова. Л.: «Наука. Ленинградское отделение», 1976.— С. 157-163.

149. Серебренников Б.А. Об устойчивости агглютинативного строя //Морфологическая типология и проблема классификации языков. М.: Наука, 1965.-С. 7-26.

150. Серебренников Б.А. О некоторых проблемах исторической морфологии тюркских языков //Структура и история тюркских языков. М.: Издательство «Наука», 1971. -С. 276-288.

151. Серебренников Б.А. О материалистическом подходе к явлениям языка. М.: Издательство «Наука», 1983. 319 с.

152. Серебренников Б.А., Гаджиева Н.З. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Издание 2-е, исправленное и дополненное. М.: Издательство «Наука». Главная редакция восточной литературы, 1986. — 302 с.

153. Смирницкий А.И. Объективность существования языка //История советского языкознания: Некоторые аспекты общей теории языка: Хрестоматия. М.: Высшая школа, 1988. С. 76-87.

154. Смирницкий А. И. Синтаксис английского языка. М.: Изд. лит. на иностр. яз, 1957. 286 с.

155. Соссюр Ф. де. Заметки по общей лингвистики: Пер. с фр./Общ. ред., вступ. ст. и коммент. Н.А. Слюсаревой. М.: Издательская группа «Прогресс», 2000. 280 с.

156. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики/ Перевод с фр. A.M. Сухотина. М.: «Логос», 1999. -XXIX, 235, XXII с.

157. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков: Морфология. М.: «Наука», 1988. 560 с.

158. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков: Синтаксис. М.: «Наука», 1986. 283 с.

159. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Региональные реконструкции. М.: «Наука», 2002. 767 с.

160. Сыромятников Н.А. Есть ли в японском языке основной падеж?//Морфологическая типология и проблема классификации языков. М; Л.: Изд-во «Наука», 1965. С. 271-278.

161. Тенишев Э.Р. О наддиалектном характере языка тюркских рунических памятников //Turcologica. К семидесятилетию академика А.Н. Кононова. Л.: «Наука. Ленинградское отделение», 1976. С. 164-172.

162. Тенишев Э.Р. Отражение диалектов в тюркских рунических и уйгурских памятниках //СТ. Баку, 1976, № 1. С. 27-33

163. Теория функциональной грамматики. М.: «Наука, Ленинградское отделение», 1987.— 347 с.

164. Убрятова Е.И. Исследования по синтаксису якутского языка. Ч. I. Простое предложение. М; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. 304 с.

165. Убрятова Е.И. Историческая грамматика якутского языка. Учебное пособие. Якутск, Изд. Якутского университета, 1985. 61 с.

166. Харитонов Л.Н. Современный якутский язык. 4.1. Фонетика и морфология. Якутск, 1947. 313 с.

167. Цыдендамбаев Ц.Б. Грамматические категории бурятского языка в историко-сравнительном освещении. М.: Наука, 1979. — 148 с.

168. Шахматов А. А. Синтаксис русского языка //Хрестоматия по истории русского языкознания. М.: Высшая школа, 1973. 503 с.

169. Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М.: Учпедгиз, 1957.- 188 с.

170. Щерба Л.В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании //Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974. С. 24-39.

171. Щерба Л.В. О частях речи в русском языке //Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974. С. 77-100.

172. Щербак A.M. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков. (Имя). Л.: Издательство «Наука». Ленинградское отделение, 1977. -191 с.

173. Щербак A.M. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков (Глагол). JL: Издательство «Наука». Ленинградское отделение, 1981. 183 с.

174. Языки народов СССР Т. II. Тюркские языки. М.: , Издательство «Наука», 1966.-531 с.

175. Якобсон Р. Избранные работы. Переводы с английского, немецкого, французского языков. Составление и общая редакция доктора филологических наук В.А. Звегинцева. М.: «Прогресс», 1985. — 455 с.

176. Якобсон Р. К общему учению о падеже //Избранные работы. М.: «Прогресс», 1985. -С.133-175.

177. Ястремский С.В. Падежные суффиксы в якутском языке: Этюд.

178. Иркутск: Восточно-Сибирское отделение РГ общ-ва «Труды якутскойэкспедиции», 1898.— 51 с.

179. Brockelmann С. Osttiirkische Grammatik der islamischen Literatursprachen Mittelasiens. Leiden: E. J. Brill, 1954. -VIII, 430 s.

180. Brugmann K. unt Delbriick B. Grundriss der vergleichenden Grammatik der indogermanischen Sprache. Bd. 3. Leipzig, 1901. — 203 s.

181. Bohtlink O. Uber die Sprache der Jakuten. Grammatik, Text und Worterbuch. SPb. 1851. -LIII, 300 c. + 97 c. + 184 c.

182. A. von Gabain, Alttiirkische Grammatik. Leipzig: Otto Harrassowitz, 1950.-XVII, 357 s.

183. Gronbech K. Der turkische Sprachbau. Kopenhagen: Levin und Munksgaad, 1936. 182 s.

184. Guzev V.G., Kljashtornyj S.G. The Turkic Runic script: Is the hypothesis of its indigenous origin no more viable? //Rocznik Orientalistyczny. T. XLIX. Zeszyt 2. Warszawa, 1995. P. 83-92.

185. De Groot A.W. Classification of Cases and Uses of Cases //For Roman Jakobson. The Hague, 1956.-P. 187-194.

186. Danes F. К otazce pofadku slov v slovanskych jazycich //Slovo a slovesnost, Rocznik 20. 1959. № 1. C. 1-9. (Резюме нарусск. языке, С. 9-10.)

187. Hatipoglu V. Dilbilgisi terimleri sozlugu. 2. Baski. Ankara: TDK. yayinlari: 364. 1972. 145 s.

188. Hatipoglu V. Tiirk9enin sozdizimi. Ankara: Ankara Universitesi Basimevi, 1972. -207 s.

189. Korkmaz Z. Turkcede eklerin kullanili§ §ekilleri ve ek kalipla§masi olaylari. Ankara: TTK Basimevi, 1962. VIII + 98 c.

190. Kowalski T. Zur semantischen Funktion des Pluralsuffixes —lar, -lar in den Ttirksprachen. Krakow: Polska Akademja umiejatnosci, 1936.- 37 s.

191. Leisi E. Der Wortinhalt. Seine Struktur im Deutschen und Englischen. 2. erweiterte Auflage. Heidelberg, 1961. S. 23-25.

192. Pritsak O. Das Altturkische //Handbuch der Orientalistik. V. Altaistik. I. Turkologie. Leiden-Koln: E.J. Brill. 1963. S. 27-52.

193. Radloff W. Die alttiirkischen Inschriften der Mongolei, Neue Folge. SPb., 1897.-VII, 181 s. + 36s.

194. Radloff W. Einleitende Gedanken zur Darstellung der Morfologie Turkspraschen. СПб.: Записки Импер. Ак. Наук, 1906. 35 с.

195. Tekin Т. Orhon yazitlan. Ankara: Turk tarih kurumu basim evi, 1988. -S. 200, 23, 11, IV tabl.

196. Tekin T. Orhon Ttirk9esi Grameri. Istanbul: Mehmet Olmez, 2003. -272 s.

197. Thomsen Vilh. Orhon ve Yenisey Yazitlannin £6ztimu. ilk Bildiri.^ozulmu§ Orhon Yazitlan. Qeviren Vedat Koken. Ankara: Turk Tarih Kurumu Basimevi, 1993. 240 s.

198. Winkler H. Das Uralaltaishe und seine Gruppen. Berlin: Harrwitz und Gossmann, 1885. 184 s.

199. Vietze. H.-P. Plural, Dual und Nominalklassen in altaischen Sprachen. //«Wissenschaftliche Zeitschrift der Humboldt-Universitat zu Berlin». Ges.-Sprachwiss. Reihe, XVIII, 3. 1969. S. 481-511. (Резюме на русск. языке, S. 512).

200. Список условных сокращений

201. ДТРП древнетюркские рунические памятники Е — енисейские памятники О — Онгинский памятник

202. КТт — Памятник в честь Кюль-Тегина малая надпись

203. КТЬ — Памятник в честь Кюль-Тегина большая надпись

204. Mh — Памятник Могилян-хану (Бильге-кагану)

205. Tk — Памятник в честь Тоньюкука

206. Кс — Памятник в честь Кули-чура

207. Мс — Памятник Моюн-чуру («Селенгинский камень»)1. S — Суджинская надпись1. — «Irk bitig» Гадательная книга

208. ВЯ — Сборник «Вопросы Языкознания»

209. СТ— Сборник «Советская тюркология»

210. ИСГТЯ — Сборник «Исследования по грамматике тюркских языков»