автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.04
диссертация на тему: Язык парламентских дебатов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Язык парламентских дебатов"

На правах рукописи

Правикова Людмила Владимировна

I

Язык парламентских дебатов (опыт системного описания дискурса по терроризму в Конгрессе США и Парламенте Великобритании)

Специальность 10.02.04 - германские языки

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Пятигорск 2005

Работа выполнена на кафедре западноевропейских языков и культур Пятигорского государственного лингвистического университета

Официальные оппоненты: доктор филологических наук

профессор Комова Татьяна Андреевна

доктор филологических наук профессор Манерко Лариса Александровна

доктор филологических наук профессор Мишкуров Эдуард Николаевич

Ведущая организация: Московский государственный

лингвистический университет

Защита состоится 23 июня 2005 года в 10 часов на заседании диссертационного совета Д 212.193.02 в Пятигорском государственном лингвистическом университете по адресу: 357533, г. Пятигорск, проспект Калинина 9.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Пятигорского государственного лингвистического университета.

Автореферат разослан мая 2005 года.

Ученый секретарь ^ /_

диссертационного совета Л.МХачересова

ЛЯ^ЯЛЯЯ

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемая диссертация посвящена исследованию когнитивно-фреймовых, семантико-синтаксических, модально-аксиологических и аргументативно-прагматических свойств дискурса парламентских дебатов по терроризму на материале английского языка.

Объектом исследования являются транскрипты парламентских дебатов Конгресса США (Congressional Records) и Парламента Великобритании (The Hansard Records).

Предметом изучения оказываются когнитивно-фреймовые, модально-аксиологические и аргументативно-прагматические свойства дискурса парламентских дебатов. Эти свойства дополнительно характеризуются в терминах релевантности, когерентности/когезивности, текстуальности/интертекстуальности, эвиденциальности и других свойств, которые выполняют конститутивную, системообразующую функцию формирования когнитивно-фреймового и когнитивно-аргументативного дискурса. Работа выполнена в рамках современной когнитивно-прагматической парадигмы, в которой ведущее место занимают теории концептуального фрейма, прототипичности, когерентности, когезии и когнитивно-прагматической аргументации.

Актуальность темы определяется тем, что дискурс в целом и аргу-ментативный дискурс по терроризму, в особенности, являются важнейшим способом реализации институциализированной и неинституциали-зированной коммуникации. Сфера институциализированной коммуникации представлена парламентскими дебатами, судебными разбирательствами, научными дискуссиями и т.д. Область неинсппуциализированной коммуникации образуют сферы бытового общения конфликтного и неконфликтного характера. Институциализированные аргументативные дискурсы функционируют по определенным правилам и канонам, что определяет их объективный характер. С другой стороны, они включают прагматические, социально-экономические и другие аспекты коммуникации, описание которых не может быть строго формализовано и ритуали-зовано. Поэтому институциализированные аргументативные дискурсы содержат элементы неинституциализированного дискурса, т.е. все то, что определяется субъективными интересами, желаниями, настроениями, эмоциями и т.д. Другими словами, институциализированный аргумента-тивный дискурс представляет собой компромисс между конститутивными и регулятивными принципами, с одной стороны, и неинституциализи-рованной обыденно-когнитивной практикой людей, которая воплощается в неинституциализированных аргументативных дискурсах, с другой.

В теоретико-методологическом плане актуальность диссертации определяется необходимостью вчяв пения псцпп когнитивно-фреймовой и когнитивно-прагматической интерпрЛтвв^НМИЙтигаЙя^ункциониро-

i библиотека 1

вания институциализированных дискурсов, в частности, дискурса парламентских дебатов по терроризму.

Актуальность темы, бесспорно, определяется и тем, что исследование дискурса по терроризму, изучение языкового портрета парламентских дебатов по терроризму способствует категориальному осмыслению самого феномена «терроризм» в современном мире. Актуальность темы исследования детерминируется и тем, что в настоящее время практически отсутствуют монографические исследования языка дебатов по терроризму на материале английского языка.

Новизна диссертации заключается в том, что в ней впервые на материале дискурса парламентских дебатов выявлены особенности консен-сусной институциализированной политической коммуникации, показано распределение по удельному весу и по функционально-прагматическому назначению таких признаков и свойств данного дискурса, как фреймо-вость, прагматичность, когерентность, релевантность и т.д. В диссертации впервые исследованы особенности функционирования аксиологических и модальных средств дискурса по терроризму, обнаружена специфика аргументативного строения этого дискурса и особенности его оценочно-содержательного лексического и сентенционального наполнения.

Цель исследования заключается в том, чтобы провести системное описание дискурса парламентских дебатов по терроризму на материале английского языка, выявить его концептуально-фреймовую организацию, дать анализ оппозитивно организованной аксиологической и модальной лексики в парадигматическом и синтагматическом планах. Цель диссертации заключается и в том, чтобы системно исследовать аргументатив-ные свойства дискурса парламентских дебатов по терроризму, показать их отличие от аргументативных свойств, характерных для стандартных парламентских дебатов.

Для реализации поставленной цели был решен целый комплекс исследовательских задач:

1) выявлены концептуально-фреймовые и когнитивно-прагматические свойства аргументативного дискурса парламентских дебатов по терроризму;

2) установлена аргументативная структура дискурса парламентских дебатов, в которой наряду с институциализированной аргументацией определены элементы неинституциализированной аргументации;

3) определены пропорции «мягкой», компромиссной и «жесткой», бескомпромиссной аргументации в исследуемых аргументативных контекстах;

4) обнаружены .модальные, -и аксиологические средства выражения аргументации парламентский дёбатОв;

» «Ж £1'

5) показаны аргументативные маркеры рассматриваемых дискурсов (сочинительные, каузальные, консекутивные, копулятивные союзы).

При решении поставленных задач были использованы следующие методы и приемы:

- когнитивно-фреймовый - для выявления системообразующих признаков институциализированного аргументативного дискурса (прагматичность, релевантность, когерентность, когезивность, интертекстуальность, эвиденциальность);

- дефиниционный - для определения лексико-семантического строения оппозитивно организованных аксиологических лексем, модальных и эпистемических глаголов и эпистемических наречий, а также сочинительных союзов, в том числе консекутивных и каузальных;

- контекстологический, или контекстуальный - для выявления конно-тативных значений модальных и союзных средств конституирования аргументации парламентских дебатов;

- конверсационный - для обнаружения контекстов функционирования модальных и союзных средств аргументации в эксплицитных и имплицитных значениях;

- аргументативный - для установления типов аргументации в парламентских дебатах;

- прагматический - для идентификации перлокутивной силы высказываний с прагматическими маркерами аргументации;

- дискурсивно-логический - для обнаружения инферентных и энтала-мированных связей в процессе аргументации;

- сопоставительный - для установления особенностей функционирования аксиологических, модальных и союзных средств аргументации в дискурсе дебатов в Конгрессе США и Парламенте Великобритании;

- метод корпусной лингвистики - для установления репрезентативности встречаемости аксиологических и аргументативно-прагматических маркеров в рассматриваемых дискурсах.

Достоверность и обоснованность полученных результатов обеспечивается совокупностью используемых методов и большим объемом исследовательского материала.

Положения, выносимые на защиту.

1. Дискурс парламентских дебатов по терроризму как важнейшая составная часть институциализированного дискурса характеризуется интегральными общедискурсными признаками (когерентность, когезивность, референциальность, релевантность, прагматичность и т.д.) и дифференциальными признаками (институциализированность/ неинституциализи-рованность, аксиологическая модальность, эпистемическая/деонтическая модальность, аргументативность, эвиденциальность, интертекстуальность и т.д.).

2. Аргументативный дискурс парламентских дебатов по терроризму является институциализированным, т.е. регулируется конкретными социальными правилами и положениями, которые предопределяют использование адекватных языковых средств. Эти средства образуют процедурный и регламентированный язык, употребление которого определяется институциализированными конвенциями общения.

3. Анализ аргументативного дискурса дебатов по терроризму направлен на воссоздание его языкового портрета как исследовательского продукта на основе реконструкции концептуального фрейма, лежащего в основе рассматриваемого дискурса. Концептуальный фрейм дискурса по терроризму представлен когнитивно-оппозитивным модусом «свои»-«чужие». Этот фрейм содержит, в свою очередь, совокупность концептуальных и лингво-технологических микрофреймов, таких какмикрофрейм "менталитет американцев", микрофрейм "изменение менталитета в форс-мажорных обстоятельствах", оппозитивно организованный аксиологический микрофрейм, аргументативно-структурный микрофрейм дебатов по терроризму (риторическая и стандартная аргументация) и т.д.

4. В аргументативной структуре парламентских дебатов по терроризму важное место занимают средства выражения риторической и формально-логической аргументации. К средствам выражения риторической аргументации относятся: аксиологическая лексика, представленная в оп-позитивном модусе «свои»-«чужие», модальные и эпистемические глаголы и эпистемические наречия, эмотивно-окрашенные высказывания, маркирующие речевые акты соболезнования пострадавшим, благодарности спасателям, осуждения террористов. К формально-логическим средствам выражения аргументации относятся высказывания с каузальными союзами, которые могут быть представлены как эксплицитно, так и имплицитно. С содержательной точки зрения, аргументация включает интертекстуальную референцию в самом широком смысле этого слова, тесно связанную с ней категорию эвиденциальности и прагматическую мотивированность. Аргументативные выводы маркируют консекутивные союзы, эпистемические глаголы и эпистемические наречия.

Теоретическое значение работы заключается в том, что ее выводы и результаты вносят определенный вклад в когнитивно-прагматическую теорию дискурса, в частности, политического дискурса, концептуального фрейма, в теории когнитивной прагмалингвистики и аргументации, в теорию институциализированного диалога, а также в теоретическую грамматику, лексикологию английского языка и теорию критического дискурсного анализа.

Практическая ценность работы состоит в том, что ее результаты могут использоваться в теоретических курсах лексикологии английского языка, в спецкурсах по теории дискурса и лингвистической аргумента-

ции, по когнитивной прагмалингвистике, а также на практических занятиях по теоретическим курсам английского языка. Они могут быть учтены при написании дипломных работ, магистерских и кандидатских диссертаций по английскому языку.

Материалом исследования послужили транскрипты парламентских дебатов по терроризму Конгресса США и Парламента Великобритании. Общий объем выборки составляет свыше 6000 примеров.

Материалы диссертации апробировались на секции «Аргументатив-ные стратегии и риторические стили в Европейских парламентах» Конференции ASLA в Университете Содертон (Швеция, 2004), на XVII Международном Конгрессе Лингвистов (Прага, Чехия, 2003), на VIII Международной конференции по когнитивной лингвистике (Логроньо, Испания, 2003), на XXX Международной конференции Лингвистической Ассоциации Канады и США (Виктория, Канада, 2003), на I Международном Симпозиуме "Intimacy. Media. Communication" (Франкфурт, Германия, 2003), на XXIX Международной конференции Лингвистической Ассоциации Канады и США (Толедо, США, 2002), на I Международном Симпозиуме "The Gender of translation. The translation of Gender" (Валенсия, Испания, 2002), на VII Международной конференции по когнитивной лингвистике (Санта Барбара, США, 2001), на международных конференциях в Москве (1995, 2002), Пятигорске (2002, 2003, 2004), Киеве (1985), Самарканде (1987), на научно-практических конференциях ПГЛУ (19852005), обсуждены на кафедре западноевропейских языков и культур, на кафедре лингвистики Джорджтаунского университета (Вашингтон, 2000). По теме диссертации опубликовано более 40 статей и тезисов общим объемом около 25 печатных листов и две монографии общим объемом 39,6 п.л.

В структурном отношении диссертация состоит из Введения, восьми глав, представленных в формате двух частей (Часть 1 - Главы 1-2, и Часть 2 - Главы 3-7), Заключения и библиографии общим объемом - 342 источника, из них на русском языке - 121, на иностранных языках - 221, списка используемых источников.

Во Введении определяется тема исследования, устанавливается ее актуальность, формулируются цель, задачи и методы, определяются новизна, теоретическая и практическая значимость работы.

В первой главе проводится системный аналитический обзор современной отечественной и зарубежной литературы по общей и когнитивно-фреймовой теории дискурса, осуществляется концептуальное разграничение категории текста и категории дискурса, выявляются основные типы дискурса, в том числе и аргументативного дискурса. Рассматриваются постклассические - когнитивно-фреймовые - теории дискурса, описыва-

ются и анализируются интегральные признаки и основания фреймового дискурса, такие как релевантность, когезивность и когерентность и т.д.

Во второй главе в обзорно-постановочном ключе исследуется основная проблематика теории аргументации и аргументативного дискурса, анализируется аргументация в области судебного, политического, парламентского и других типов дискурса.

В третьей главе рассматривается концептуально-фреймовая структура дискурса парламентских дебатов по терроризму, описываются лекси-ко-семантические средства выражения эмоциональных состояний американцев, анализируются первичные реакции конгрессменов на события 9/11, реализованные в форме речевых актов со значением соболезнования семьям пострадавших и осуждения террористов.

В четвертой главе проводится системный парадигматический анализ концептуального лексико-семантического поля «терроризм», осуществляется описание дистрибутивных семантико-номинативных свойств базисных лексем этого поля, выявляется корпус отрицательно-оценочных модификаторов базисных лексем и дается их системное аксиологическое описание.

В пятой главе анализируются языковые средства выражения позитивных качеств и ценностей американцев, единства/единения и решимости конгрессменов и американского народа в борьбе с терроризмом.

В шестой главе описываются особенности аргументативной организации дискурса парламентских дебатов по терроризму в Конгрессе США, выявляются основные типы аргументативного дискурса и проводится их системный анализ.

В седьмой главе осуществляется дискурсный анализ дебатов по международному терроризму в Парламенте Великобритании, анализируется язык концептуального фрейма речи Премьер-министра, описывается интертекстуальный язык общих оценок событий в США, а также рассматривается аргументативное строение этого дискурса.

В Заключении содержатся выводы по результатам проведенного исследования.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В части первой «Исследовательская парадигма теории дискурса» мы рассматриваем вопросы общей теории дискурса, фреймовой теории дискурса и, наконец, описываем основные подходы к аргументативной теории дискурса. Фреймовая теория дискурса образует систему предпосылок для понимания особенностей функционирования всякого типа дискурса, и в частности, функционирования институциализированных дискурсов. Когнитивный фрейм объясняет закономерности построения инсппуциа-лизированного парламентского дискурса, позволяет понять его инте-

тральные основания и на этой основе эксплицировать структуру парламентского дискурса по терроризму.

Важное место в структуре парламентского дискурса по терроризму занимает аргументация. В целом любой парламентский дискурс является аргументативным Однако рассматриваемый парламентский дискурс по терроризму характеризуется своими специфическими особенностями, которые проявляются в том, что в нем реализуется два типа аргументации - абстрактно-риторическая и стандартная. И тот, и другой тип аргументации получают различное языковое выражение, которое проявляется на лексическом, сентенциональном и когнитивно-прагматическом уровнях.

В первой главе осуществлен комплексный обзорный анализ общей, когнитивно-фреймовой и аргументативной теории дискурса. Общая теория дискурса содержит два ключевых категориальных термина - текст и дискурс, которые выполняют метатеоретическую функцию для оценки эволюции и современного состояния этой теории. Теория текста предшествовала теории дискурса, и теория дискурса унаследовала ряд теоретических положений и подходов от теории текста. Вместе с тем, теория текста и теория дискурса отличаются друг от друга не только на эволюционной оси своего развития: они имеют разные предметные измерения.

Текст как продукт речепроизводства был традиционным объектом лингвистического изучения в течение длительного времени. Дискурс начинает исследоваться лишь в последнее время и становится предметом изучения в когнитивной лингвистике, теории аргументации, в исследованиях специализированных институциализированных дискурсов, таких как судебный, политический, парламентский, медицинский и т.д.

Ряд исследователей употребляет термин «дискурс» (Grimes 1975, Sinclair & Coulthard 1975, Longacre 1983, Арутюнова 1990, Кибрик 1994, Борботько 1998, Карасик 1998, Кубрякова 2000, Демьянков 2002, Макаров 2003 и др.), в других работах применяется термин «текст» (Halliday & Hasan 1976, Гальперин 1981, Зарубина 1981, Москальская 1981, Quirk et al. 1985, Кухаренко, 1988, Каменская 1990, Богданов 1993, Тураева 1993, Залевская 2001 и др.). Эти два термина часто используются взаимозаменяемо, тем не менее, они концептуально не тождественны. Сравнивая содержание категорий текста и дискурса, Е.С.Кубрякова отмечает: «С когнитивной и языковой точек зрения понятия дискурса и текста связаны, помимо прочего, причинно-следственной связью: текст создается в дискурсе и является его детищем, ... хотя текст по сути дела являет собой образец эмерджентного образования "(Кубрякова 2001: 72-81).

В лингвистическом энциклопедическом словаре дискурс определяется как "связный текст в совокупности с экстралингвистическими - прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами;

текст, взятый в событийном аспекте..., речь как целенаправленное социальное действие, ... речь, 'погруженная в жизнь"1 (Арутюнова 1990: 136137). Ю.С.Степанов (1995: 43-44) отмечает, что "дискурс — это "язык в языке", но представленный в виде особой социальной данности». Это -"возможный (альтернативный) мир" в полном смысле этого логико-философского термина. Каждый дискурс — это один из "возможных миров".

Минимальное определение дискурса в лингвистике включает, по крайней мере, два направления (Widdowson 1971, Сусов 2000) - формальное - язык выше уровня предложения (Schiffrin 1994, Tannen 1999, etc.) и функциональное - ситуативный язык в действии (Brown & Yule 1983, Макаров 2003, Карасик 1998, etc.). Д.Эллис и У.Донахью понимают дискурс как вербальный объект и дискурс как коммуникативную секвенциальную единицу (Ellis & Donohue 1986). В.Дейк и Д.Шиффрин к дискурсу относят и монологическую, и диалогическую формы языкового использования, текст и конверсацию (van Dijk 1985, Schiffrin 1987). С.Левинсон разделяет конверсационный тип (разговор) и неконверсаци-онный тип (проповедь, лекция) (Levinson 1983). Дж.Синклер выделяет документы и диалог как части дискурса, т.е. дискурс может быть письменным и устным (Sinclair 1992). Дж.Гамперц считает, что дискурсный анализ базируется в основном на письменных текстах, указывая на роль коммуникативных целей в интеракции (Gumperz 1982). Он противопоставляет антропологическую традицию этнографии коммуникации традиции анализа дискурса в теории речевых актов, лингвистической прагматики и фреймовой семантики. Д. Шиффрин считает, что дискурс - это социальное взаимодействие, в котором появляющиеся конструкция и обсуждения значения облегчаются при помощи использования языка (Schiffrin 1987).

Анализ дискурса в различных ракурсах проводится в таких школах, как аналитическая философия, структурная лингвистика, текстовая лингвистика, прагматика, социолингвистика, лингвоантропология, интерак-циональная лингвистика, литературоведение, постструктурализм, семиотика и культурология, социальная теория, конверсационный анализ, эт-нометодология, лингвистическая концептология. Понятие дискурса используется при изучении регистра, стилистической вариативности, ин-дексальности и т.д.

Исследования по дискурсу включают различные области приложения, такие как его семиотика (Кирилюк 1998, Миловидов 2000), прагматика (Матвеева 1984, Фанян 2000), когнитивные аспекты (Рахилина 1998, Булатова 1999, Красных 1999, Трипольская 1999, Манерко 2000, Кравченко 2001, Болдырев 2000,Кубрякова 2004, Локтионова 2004 и др.). Дискурсы рассматриваются в различных социально-культурных модусах, таких как,

например, неинституциализированный (Beaugrande 1985, Зернецкий 1987, Фанян 1989, Голин 1995, Степанов 1995, Менджерицкая 1997, Oswick, Keenoy, Grant 2000), институциализированный (Corsaro 1985, Смирнова 1999, Карасик 2000) и в частности, судебный дискурс (Danet 1985, Maynard 1985, Wodak 1985), политический дискурс (Попова 1995, Вовк 1995, Паршин 1996, Ушакин 1996, Водак 1997, Амарзаяа 1999, Родионова 2000, Демьянков 2002, Баранов 2004), дискурс СМИ (Потапова, Потапов 2004) и др. Исследуются и такие проблемы, как метонимия и дискурс (Кожевникова 1996) и другие (Баженов 1994, Егорова 2003, Чабан, 1997, Номинация и дискурс 1999, Цырендоржиева 1999, Сигал 2001, Данилова 2001, Пономаренко 2004, Прохоров 2004, etc.) и т.д.

Во втором параграфе первой главы ставится задача показать основные направления изучения дискурса как продукта когнитивного фрейма. С содержательно-прагматической точки зрения, фрейм лежит в основе всякого дискурса, и сама последовательность развертывания дискурса определяется скриптовой, сценарной организацией когнитивного фрейма. Теория фрейма рассматривается ныне как важнейшая составная часть когнитивной лингвистики. Поэтому фреймовый подход к интерпретации дискурса является и когнитивным подходом.

Теория фрейма является едва ли не самой популярной среди когнитивных теорий конца двадцатого и начала двадцать первого веков. Такой статус фреймовой теории объясняется тем, что она приобретает интердисциплинарный характер и, интегрируя различные области лингвистического и нелингвистического знания, начинает выполнять функции научно-исследовательской методологии. В рамках когнитивных наук, и в особенности когнитивной лингвистики, фреймовая теория оказывается наиболее привлекательной благодаря ясности исходных посылок и практической приемлемости.

Теория фрейма имеет общий комплексный исток своего возникновения и развития. Мы имеем в виду, прежде всего, феноменологическую теорию «потока сознания» Э.Гуссерля (Husserl 1960). В рамках лингвистики аналогом феноменологической теории Э.Гуссерля является теория несобственно-прямой речи, которая получила ныне широкое распространение (Чугунников 1996 и др.). Согласно этой теории, автор художественного произведения моделирует несобственно-прямую речь персонажа, которая может быть как предикатной, так и непредикатной или допреди-катной («поток сознания»). Обычно мы не осознаем, как повседневно важен для нас мир пребывания с самим собой, наедине с собой, и постоянно оказываемся в ситуации перехода от коммуникативного использования языка (homo loquens - homo auditans) к его ментальному использованию при размышлениях про себя (homo cogitans) (Лазарев 1995). Термины «cogito», «cogitare» означают деятельность размышляющего.

Именно поэтому мы используем термины «когитативная лингвистика», «лингвистика размышляющего» как обозначающие разновидность когнитивной лингвистики.

Когитативная лингвистика - это концептуальная, фреймовая лингвистика, описывающая поведение размышляющего человека. Концептуальный фрейм размышляющего образует предпосылку для формирования вербализованного дискурса. Концептуальный мир и вербализованный дискурс оппозитивны в ряде принципиальных отношений. Концептуальный фрейм не имеет собственного плана выражения, и дискурс оказывается его планом выражения. В силу такого противопоставления плана содержания (концептуальный фрейм) и плана выражения (дискурс) возникает когнитивно-коммуникативная и когнитивно-номинативная ситуация, когда размышляющий должен свои целостные гештальтные представления выразить для другого дискретными средствами языка.

Теория фрейма, или фреймовая лингвистика имеет и других лингвистических предшественников, которые исследовали номинативные поля и тем самым занимались описанием и анализом конкретных номинативных областей. Это, прежде всего, разработки в области лексических и понятийных полей Йоста Трира и Лео Вайсгербера.

Трировский вариант семантического поля был адаптирован к теоретическим требованиям нового времени и, в частности, получил свое развитие в теории семантических фреймов. Вариант такой теории был создан Людвигом Витгенштейном (Wittgenstein 1953) на основе анализа семантического поля игры, в которой он показал, что компоненты такого поля не обязательно имеют единое интегральное основание, что могут существовать два и более интегральных центра с все более затухающей интегра-тивной силой (неаристотелевская логика). Своим подходом он создал предпосылки для теорий, которые основаны на прототипическом анализе концептуальной репрезентации (mapping) и стратегии прагматического выбора. Термин "фрейм" стал использоваться для обозначения принципа организации, который, с одной стороны, лежит в основе репрезентации знания, а с другой стороны, - семантической репрезентации. Исследования когнитивной лингвистики, когнитивной психологии и теории искусственного интеллекта стали пересекаться во многих отношениях. Исследователи этих научных областей стали фокусировать внимание на изучении концептуальной подосновы человеческого понимания и порождения значения.

Ч.Фильмор впервые употребил термин "фрейм" в своей работе по семантическим падежам (Fillmore 1968), анализируя падежные рамки как лингвистические описания концептуальных сцен. В 1975 году Ч.Фильмор определял фреймы как любую систему лингвистического выбора, который может ассоциироваться с прототипическими образцами сцен. Здесь

и

же он рассматривал понятие фрейма как совокупность лингвистических выборов, ассоциируемых с так называемыми сценами. В то же самое время Минский также использовал понятие "фрейм" при изучении зрительного узнавания и репрезентации знания (Minsky 1975). Шенк и Абельсон (Schank & Abelson 1977) изучали роль скриптов, таких как ресторанный скрипт в человеческом понимании. Этот факт имел громадное влияние на возникающую тогда текстовую лингвистику (Metzing 1980).

Наконец, в когнитивной лингвистике понятие фрейма стало использоваться в связи с такими понятиями, как фоновое знание, образная схема, идеализированная когнитивная модель, ментальное пространство и т.д. Следует отметить, что термин «фоновое знание» является общим термином, тогда как другие термины носят весьма специфический характер. Так, например, термин «образные схематы» был предложен Марком Джонсоном (Johnson 1987), и это понятие обычно используется для определения абстракции из пространственных понятий. Идеализированные когнитивные модели, или ICM, были предложены Джорджем Лаковым в 1987 году (Lakoff 1987). Они включают фреймы, образные схемы, метафорические и метонимические репрезентации. Ментальные пространства (Fauconnier 1985) были детально интерпретированы Марком Тернером и Жилем Фоконье как маленькие концептуальные "пакеты", которые были предварительно разработаны для ряда когнитивных операций как компонентов идеализированных когнитивных моделей. Дж. Лакофф (Lakoff 1987) отождествляет свои "пропозициональные ICM" с фильморовскими фреймами, а Р.Ленекер (Langacker 1987) рассматривает свои абстрактные области как фреймоподобные структуры, которые противопоставляются базисным областям подобно пространству и времени.

Когнитивно-фреймовая теория дискурса находит свою конкретизацию в ряде предметных конститутивных и регулятивных составляющих (когерентность и когезивность, релевантность, модальность и эвиденциаль-ность и т.д.). В теории когезии и когерентности дается обоснование и конкретизация фрейма с точки зрения объяснения связности дискурса. Концепт «когерентность» ориентирован на объяснение и иллюстрацию скриптовых, сценарных аспектов дискурса. Формирование дискурса осуществляется с опорой на концептуальный фрейм, в котором отбор и аранжировка содержания происходит на основе критерия релевантности. Принцип релевантности объясняет, почему одни аспекты действительности входят в качестве строительного материала в дискурс, а другие оказываются неприемлемыми, нерелевантными для построения конкретного типа дискурса. Концептуальное пространство фрейма и соответственно дискурса включает отношение коммуниканта к содержанию пропозиции, т.е. модальность дискурса, и средства обоснования его релевантности посредством аргументации. Для решения этой задачи широко привлека-

ется категория эвиденциальности, которая является концептуальным и фактуальным источником использования различных типов модальности.

Во второй главе дается комплексное аналитическое описание современных теорий аргументации.

В истории становления риторической аргументации во второй половине двадцатого века в качестве ведущих фигур принято рассматривать Х.Перельмана и С.Тулмина. Первый ввел в научный обиход в рамках теории аргументации категорию убеждения, противопоставив, тем самым, риторику и доказательство, а второй показал парадигмальную важность теоретических оснований риторической аргументации. Работы Х.Перельмана послужили методологическим основанием для теории риторической аргументации в целом, а работы С.Тулмина создали предпосылки для выделения в структуре риторической аргументации ее инсти-туциализированной составляющей, противопоставив ее неинституциали-зированной риторической аргументации.

Теория риторической аргументации раскрывает особенности речевой коммуникации в институциализированной и неинституциализированной сферах. Она имеет свои объективные основания, которые в значительной степени сопоставимы с основаниями в области естественнонаучной аргументации. Исследования Перельмана и Тулмина являются пионерскими, они в большой мере дополняют друг друга и создают хорошие теоретико-методологические предпосылки для развития теории аргументации в XXI веке.

Е.Барт и Дж.Мартенс (Barth & Martens 1982), анализируя историю становления теории аргументации в XX веке, высказали тезис о том, что эта теория прошла три фазы, или этапа. На первом этапе выявляется принципиальное различие между логико-семантическим и собственно риторическим компонентами аргументации, формулируется задача включения в теорию аргументации обсуждения не только алетического, но и эпистемического знания (Toulmin 1958). На втором этапе развития теории аргументации в связи с ее неориторической интерпретацией релевантным оказалось установление конвенциональных правил коммуникации, т.е. признание того, что выдвигаемые тезисы не претендуют на абсолютную истину и что антитезисы могут обладать свойствами истинности (Perelman & Olbrechts-Tyteca 1969). Третий этап развития теории аргументации знаменует понимание интеракции как важнейшей стороны прагматической/риторической аргументации. Феномен интерактивной аргументации характеризовал последнюю как целостный макрокоммуни-кативный процесс (van Eemeren and Grootendorst 1984).

Отечественные теории аргументации, бесспорно, занимают свое важное место в общей теории дискурса. Они формируют содержание аргу-ментативного дискурса, который противопоставляется другим типам

дискурса, пограничным случаем которых, на наш взгляд, является нарративный дискурс. Исследования по аргументативному дискурсу проводятся с различных точек зрения - философской, логико-семантической, лингвистической и т.д., поскольку аргументативный дискурс характеризуется значительным многообразием своих составляющих и теория аргументации, в той или иной степени, концептуально отображает важнейшие свойства и параметры составляющих дискурса.

У истоков отечественной теории аргументации находятся работы Г.А. Брутяна (1984). С конца восьмидесятых годов двадцатого века стали появляться отдельные работы, в том числе и монографического характера, в которых осуществлялось изучение аргументативного дискурса как целостного дискурса и его отдельных составляющих (Демьянков 1989, Баранов 1990, Васильев 2000 и др.).

В работах В.З Демьянкова (1982, 1989) ставится, в частности, задача выявить и определить критерии эффективности аргументации как речевого воздействия. Автор различает логическую аргументацию, в которой используются формально-логические аргументы, и прагматическую аргументацию, где ключевой становится категория интереса адресата, при этом область интересов образует открытый список.

Значительный интерес представляют работы Л.Г.Васильева, в которых дается достаточно компактное представление об аргументации, как междисциплинарной теории. Автор отмечает, что сама аргументация, ее составные процедурные и процессуальные компоненты производны от коммуникативной ситуации, т.е. от определенного когнитивно-концептуального пространства, в котором объективно возникают предпосылки аргументирования и которые формируют особый тип дискурса -аргументативный дискурс (Васильев 1992).

В качестве первого монографического изучения лингвистической аргументации можно рассматривать докторскую диссертацию А.Н. Баранова «Лингвистическая теория аргументации (когнитивный подход)» (1990), выполненную на материале русского языка. Эта работа выполнена в рамках когнитивного подхода, который в настоящее время является господствующим в лингвистической методологии и определяет инновационное лицо в современной лингвистике. Автор закладывает основы лингвистической теории аргументации, ориентированной на когнитивную модель аргументирования.

Во втором параграфе второй главы рассматриваются специализированные аргументативные дискурсы. Изучение аргументативных дискурсов проводится на материале политики, юриспруденции, образования, науки, публицистики и т.д. Эти исследования позволяют обнаружить и представить на метатеоретическом уровне особенности специализированной аргументации, показать, что специализированная аргументация и

специализированные аргументативные дискурсы оказываются продуктами дифференциации теоретического и практического знания, интегра-тивный синтез которого осуществляет общая теория аргументации. Наиболее разработанными в настоящее время являются теории судебного (Klug 1982, Rödig 1971, Комарова 200, Якутина 2002 и др.), политического (Баранов 1990, Шейгап 2000, Бакумова 2002, Демьянков 2002, Крячков 2002, Филинский 2002 и др.), парламентского (Куликова 1989, Белова 1996, Поляк 1998, van Dijk 2000, Файбышенко 2002, Ощепкова 2004 и др.), публицистического (Голубев 1996, Пермякова 1997, Алексеева 2002, Грушевская 2002 и др.), художественного (Фанян 1989, Грицкова 2003 и др.), научного (Дубинина 1991) и других типов дискурса.

Во второй - исследовательской - части диссертации ставится задача проанализировать и описать лексико-семантические, сентенциональ-но-прагматические и аргументативные особенности парламентских дебатов, проходивших в Конгрессе США, которые посвящены событиям 11 сентября 2001 года, а также откликов на эти события в Британском Парламенте с позиции когнитивно-фреймовой лингвистики.

Парламентские дебаты по международному терроризму представляют собой исключительное явление, которое с содержательной и языковой точек зрения характеризуется уникальными свойствами. Для того чтобы провести системное и, по возможности, исчерпывающее языковое описание парламентских слушаний в связи с событиями от 11 сентября и в целом по международному терроризму, необходимо выявить и реконструировать общий концептуальный фрейм, который лежит в основе языка этих парламентских слушаний.

Под общим концептуальным фреймом «терроризм» в данной работе понимается совокупность иерархически организованных микрофреймов, таких как «свои»-«чужие», генетический фрейм «менталитет США», микрофрейм «изменение менталитета», а также совокупность технических сценарных микрофреймов, которые отражают последовательность динамики обсуждаемых проблем в Конгрессе, определяющих вектор дебатов по терроризму.

В параграфе первом третьей главы выявляются и описываются языковые средства выражения менталитета граждан США в связи с событиями 9/11. Менталитет людей формируется как продукт, результат символьного мышления. Символы выступают как концептуальные метафорические фреймы, которые и наполняют содержание менталитета. Исследование причин событий 11 сентября 2001 года анализируется конгрессменами в рамках рассмотрения менталитета граждан США. Все приводимые в Конгрессе оценки, связанные с анализом менталитета, подразделяются на две группы: а) оценки, характеризующие менталитет граждан США до

событий 9/11 и б) оценки, характеризующие менталитет США после этих событий.

Менталитет граждан США до событий 9/11, как показывают выступления конгрессменов, выражался, прежде всего, их представлениями и взглядами о том, что США - это наиболее богатая, наиболее демократическая страна в мире, что это лидер всех цивилизованных стран в мире, страна, которая любит мир, свободу, открытость и т.д., т.е., по мнению американских политиков, величайшая в мире страна, неприступная крепость для внешних врагов и т.п. Менталитет американцев определялся, прежде всего, финансовым и военным могуществом этого государства, идеалами которого являются деньги и политическая власть.

В высказываниях американских политиков употребляется прилагательное great в превосходной степени в сочетании с выражениями in the world, on the face of the Earth, in the history of the world, которые в мифологизированной форме характеризуют мощь и величие Америки как самой великой, по мнению американцев, нации в мире.

The United States is the greatest, most powerful nation in the world H5537

Вместе с тем, менталитет американцев формировался в рамках их внутренних представлений о том, что США является самой свободной страной в мире, самой демократической страной, и в этой связи употреблялись выражения, подчеркивающие, что США - это маяк мира (beacon of), Статуя Свободы (Statue of Liberty) - символ свободной Америки и т.д. Для создания этого имиджа страны в большинстве высказываний употребляются прилагательные в превосходной степени. Приведем ряд высказываний конгрессменов, характеризующих данный аспект менталитета граждан США с опорой на словосочетания the brightest light of freedom, the most free, most open, most democratic nation, the light of freedom and opportunity, the preeminent champion of freedom.

America is the light of freedom and opportunity around the world. H5525

America is the preeminent champion of freedom. H5529

По мнению конгрессменов, менталитет граждан США сформировался под влиянием и того факта, что США - это многорасовая, многонациональная и многоконфессиональная страна, которая конструктивно решает свои проблемы, функционируя как своего рода «плавильный котел».

America is the world's greatest melting pot... H5537

Менталитет граждан США формировался также и под влиянием той ситуации, что за последние 183 года в США, за исключением гражданской войны, не было ни одной войны, которая была бы инициирована извне. Поэтому практически всем американцам казалось, что негативные процессы, террористические акты могут иметь место где угодно, но не в США.

Thousands of American families were hideously drafted into a war that they, and most of us, only dimly perceived and little understood. H5582

Убежденность в истинности этого мифа поддерживалась в течение всего двадцатого века. И эта убежденность проявилась в том, что объективно американцы позволили себе феномен незащищенности (vulnerability) вместо достаточно обоснованной бдительности (vigilance).

We struggle to comprehend our sudden and terrible loss of countless loved ones, of national innocence, of a sense that America was somehow invulnerable to a chaos that always seemed so very far away. H5506

События 11 сентября 2001 года, как подчеркивали многие члены Конгресса, радикально изменили менталитет американцев. Лексема change стала выражением концептуального фрейма изменения при описании всех событий 11 сентября.

Yesterday changed the world, today we are changed.... H5576 Комплекс восприятия американцами Америки как неприступной крепости сменился комплексом понимания того, что Америка такое же опасное место на Земле, как и все другие опасные места на планете.

In today's world, there can be no absolute security, no impenetrable "Fortress America." H5535

Концепт изменения фиксирует языковыми средствами не только негативную, ужасную, печальную сторону этих событий, но и раскрывает положительный потенциал Америки, американского народа в условиях национального кризиса. Конгрессмены нашли и многократно использовали образ Америки как «пробуждающегося гиганта». Этот метафорический символ впервые использовал в своей речи японский адмирал Исоро-ку Ямомото после неожиданной для американцев бомбардировки японской авиацией американской военной базы Перл Харбор 7 декабря 1941 года.

Shortly after Pearl Harbor, the commander of the Japanese forces, Admiral Isoroku Yamamoto, mused, "I fear we have roused a sleeping giant and filled him with a terrible resolve». H5508

Концептуальный фрейм «изменение» образует основу и для всего дальнейшего рассмотрения парламентских дебатов по терроризму в США. Содержание этого фрейма обуславливает характер выступлений конгрессменов, направленность обсуждения Объединенной Резолюции №61 (House Joint Resolution 61).

Во втором параграфе третьей главы описываются речевые акты выражения эмоционального состояния, соболезнования пострадавшим, благодарности спасателям и осуждения террористов. Рассматриваемые в данном разделе речевые акты мы в рамках существующей прагмалингвисти-ческой традиции подразделяем на акты выражения состояния и акты выражения отношения к различным аспектам экстралингвистической ре-

альности. Акты выражения соболезнования традиционно относятся к этикетным речевым актам, или, в другой терминологии - к бехабитивным актам. Сюда же, на том же основании, относятся и речевые акты выражения благодарности. Эти речевые акты достаточно репрезентативны и образуют ядро этикетных речевых актов. Речевые акты выражения осуждения входят в достаточно объемную группу репрезентативов.

Таким образом, речевые акты выражения состояния, с одной стороны, и речевые акты выражения отношения, с другой, образуют оппозицию, в структуре которой речевые акты выражения состояния функционируют как косвенные речевые акты, в указанном выше смысле, а речевые акты выражения отношения употребляются как прямые речевые акты, в этом же специальном смысле.

7. Лексико-семантические средства выражения эмоциональных состояний конгрессменов в связи с трагическими событиями 9/11

Абсолютное большинство конгрессменов в своих выступлениях делилось своими непосредственными впечатлениями, вызванными террористическими актами. Эти впечатления отображают целую гамму отрицательных эмоциональных состояний, чувств и переживаний, которые в языке выражаются значительным корпусом существительных, прилагательных и причастий с отрицательным эмотивным значением.

Средства выражения отрицательных эмоциональных состояний можно разделить на 4 группы:

(1) эмоции и чувства, которые выражают состояния испуга, боязни, шока, вызванные непосредственно восприятием, наблюдением за террористическими событиями: fear (90), terror (87), horror (55), shock (41), scourge (9), frustration (6), dismay (3), helplessness (2), hopelessness (1); shocked (16), stunned (8), horrified (4), sickened (3), terrified (1), etc.;

(2) эмоции и чувства, вызванные состраданием к жертвам террористических актов: loss (96), sorrow (59), pain (35), sadness (30), grief (45), heartbreak (4); saddened (15), sad (8), painftil (4), etc.;

(3)эмоции и чувства, выражающие резко отрицательное неприятие террористических актов, а именно, такие реактивные эмоции и чувства, как anger (61), outrage (22), rage (12), fury (10), contempt (3), disgust (3), indignation (3); outraged (10), angry (9), angered (5), etc.;

(4) чувства, выражающие неверие и непонимание происходящих событий: a disbelief (11), bad dream (2), unimaginable (12), unbelievable (11), incomprehensible (8), impossible to comprehend/measure/quantify/predict /understand (5), unthinkable (4), inconceivable (3), uncomprehending (1), etc.

Приведем ряд примеров.

(1) Эмоции и чувства, выражающие состояния испуга, боязни, шока

We are shocked that a terrorist attack of this magnitude could happen in the United States and that public buildings in our largest cities were attacked. H5505

(2) Эмоции и чувства, вызванные состраданием к жертвам террористических актов

Mr.Speaker, we are experiencing direct and deep feelings of grief and loss for the families of the victims, so many victims there were. H5559

(3) Эмоции и чувства, выражающие резко отрицательное неприятие террористических актов

We are also angry, angry that these terrorist criminals have resorted to using civilian airlines as their weapons of destruction and that they targeted thousands of innocent people going about their daily lives. H5518

(4) Чувства, выражающие неверие и непонимание происходящих событий

I am uncomprehending, and I am saddened beyond depths I could have imagined, at the terrorist attacks that have been launched against the United States. H5573

2. Речевые акты выражения соболезнования семьям и родственникам погибших

Эти речевые акты маркируются такими глагольными выражениями, как to express [deepest sorrow, special condolences, heartfelt grief, feelings of grief and sorrow, sadness, deep pain, condolences and prayers, the agony we feel], to be filled with [sympathy, condolence, the deep sense of loss], to extend deepest sympathy, to give sympathy to, heartfelt sympathy goes out, to grieve, to mourn for the dead, to pray, to offer [sympathy and condolences, my deepest condolences, support and console, heartfelt sympathies, deepest sympathies], shed tears, reach out with prayer and acts of compassion, etc.

Приведем примеры:

Words cannot properly express our sorrow for the victims and their families... H5520

I mourn for the dead and extend my sympathy to the families of the afflicted. H5533

We grieve for the victims and their families. H5494

Mr.Speaker, today we pray for the innocent victims who suffered and died in yesterday's heinous and horrific terrorist attacks H5571

3. Речевые акты со значением выражения благодарности

В выступлениях конгрессменов были зафиксированы следующие се-мантико-прагматические средства, фокусирующие значение благодарности в составе соответствующих высказываний - thank (144), thanks (21), thankful (3), honor (44), gratitude (24), grateful (11), appreciation (13), appreciate (7), praise (9), proud (50), pride (7), recognize (18), commend (16).

Приведем примеры.

Yet in the face of this unspeakable tragedy, we thank our firefighters, law enforcement officers, the Red Cross, FBMA, and numerous volunteers for their quick response, daring courage, and unrelenting commitment. Their noble service is immeasurable. H5569

I especially express my gratitude to all emergency and law enforcement personnel and other volunteers, many of whom have lost their lives. H5494

We honor the firefighters, the police officers, and the citizen volunteers who unselfishly gave what they or none of us can forever keep. H5558

I am deeply proud, as a New Yorker, of the great strength and courage showed by the people of this city and state and their leaders. H5566

4. Речевые акты выражения осуждения и презрения к террористам

Речевые акты со значением осуждения и выражения презрения сравнительно немногочисленны. Они выражены глаголом condemn, существительным condemnation и существительным disgust.

Глагол condemn является максимально репрезентативным по сравнению с другими языковыми средствами выражения осуждения и преимущественно употребляется перформативно.

I condemn these tragic acts. The Congress must now look in the mirror and do what is right and to be fair. H5495

В данном разделе было показано, что со структурно-когнитивной точки зрения речевые акты выражения состояния и отношения содержат объективную (онтологическую) и субъективную (эпистемологическую) модальность, т.е. являются семантико-прагматическими пространствами, которые по-разному реализуют блендинг этикетных речевых актов. В речевых актах выражения эмоционального состояния в связи с террористическими событиями отрицательная объективная модальность (-) и отрицательная субъективная модальность (-) совпадают. В речевых актах выражения соболезнования отрицательная объективная модальность (-) коррелирует с положительно субъективной модальностью (+). В речевых актах выражения благодарности положительная объективная модальность (+) совпадает с положительной субъективной модальностью (+). И наконец, в речевых актах выражения осуждения и презрения по отношению к террористам отрицательная объективная модальность (-) совпадает с отрицательной субъективной модальностью (-).

В четвертой главе анализируются и описываются лексико-семантические средства выражения концептуального поля «терроризм». Концептуально-категориальное поле «терроризм» представляет собой совокупность базисных терминов, которые характеризуют в обобщенной концептуально-категориальной форме фактуальную и оценочную стороны событий 9/11. В силу этого концепты данного категориального поля наиболее репрезентативны по сравнению с концептами всех других кате-

гориальных полей рассматриваемого дискурса. В отличие от предыдущей главы, где лексико-семантические средства рассматривались в контексте их функционирования в речевых актах выражения состояния и соответственно отношения (соболезнование, благодарность и осуждение), в данном разделе лексико-семантические средства концептуального поля «терроризм» анализируются с точки зрения их функционирования за пределами прямых институциализированных речевых актов. Эти средства употребляются в составе многочисленных высказываний, которые сами по себе не являются прямыми речевыми актами, но, естественно, обладают вполне конкретной прагматической интенцией и поэтому могут рассматриваться как непрямые, косвенные речевые акты. В таких высказываниях аксиологическая семантика превалирует над прагматикой, хотя и выступает для последней в качестве ее предпосылки.

Для нас, однако, важно показать семантико-номинативный аспект функционирования средств выражения концептуального поля «терроризм». Семантическая структура таких лексико-семантических средств проявляется, прежде всего, в их парадигматической дистрибуции, которая характеризует и их лексическое окружение, и их репрезентативность. Другими словами, в данном разделе мы хотели бы показать не только синтагматические, но и парадигматические свойства рассматриваемых лексико-семантических средств.

При проведении дистрибутивного описания рассматриваемых лексико-семантических средств представляется необходимым установить их состав, выявить их репрезентативные характеристики, а также обнаружить их аксиологические свойства. Лексико-семантические средства выражения концептуального поля «терроризм», как правило, представлены атрибутивными и глагольно-именными словосочетаниями. При этом валентные свойства таких словосочетаний определяются семантическими параметрами их опорных компонентов. К этим параметрам принято относить их абстрактность, степень обобщенности, гиперонимно-гипонимные свойства и, наконец, собственно аксиологические характеристики. С другой стороны, важно выявить состав и репрезентативность модификаторов рассматриваемых словосочетаний и их оценочно-аксиологические свойства. В данной главе мы сначала рассмотрим се-мантико-номинативные свойства опорных компонентов атрибутивных и глагольно-именных словосочетаний, а затем специально остановимся на описании и анализе аксиологических параметров модификаторов этих словосочетаний.

Мы разделили весь макроблок именных оценочных лексем, характеризующих концептуальное поле «терроризм», на две группы:

(1) оценочные наименования террористических событий и

(2) оценочные наименования террористов.

В первую группу лексем мы относим негативно-оценочные наименования этих событий как явлений, которые в обобщенной концептуально-категориальной форме выражают аксиологическое отношение пострадавшей стороны к этим событиям: terrorism (272), tragedy (209)/tragedies (24), evil (142), terror (87), violence (58), crisis (45), destruction (43), crime (34)/crimes (39), cowardice (33), disaster (21), infamy (19), atrocity

(13)/atrocities (16), murder (14), killing (13), barbarism (9), slaughter (9), catastrophe (8), aggression (8), brutality (7), nightmare (6), coniusion (5), bar-bary (5), suicide (5), turmoil (2), assassination (1), etc.

Первую группу оценочных лексем можно разбить на две микрогруппы В первой микрогруппе терроризм характеризуется и как причина, приводящая к трагедии, разрушениям, катастрофам, к национальным кризисам и т.д., и как следствие. Это такие лексемы, как terrorism (272), tragedy (209)/tragedies (24), crisis (45), destruction (43), disaster (21), murder

(14), killing (13), slaughter (9), catastrophe (8), aggression (8), assassination (1) и др. Эти лексемы оценивают терроризм с общесоциальной точки зрения, показывают его социальные последствия. Во вторую микрогруппу входят такие оценочные существительные, которые подчеркивают субъектный, оценочно-психологический аспект терроризма и его последствий. В эту микрогруппу входят такие лексемы, как evil (142), terror (87), violence (58), crime/crimes (39/34), cowardice (33), infamy (19), atrocity/atrocities (16/13), barbarism (9), brutality (7), hell (7), nightmare (6), bar-bary (5), confiision (5), turmoil (1), etc. Лексемы в приведенных выше двух микрогруппах являются оценочными. При этом одни оказываются факту-ально-оценочными, а другие - субъектно-оценочными либо модально-оценочными.

Рассмотрим особенности дистрибуции лексем первой группы на примере слова «terrorism». Лексема terrorism в силу ее таксонного, организующего данное микрополе характера маркируется широкой словосоче-тательной дистрибуцией и самым разнообразным лексическим окружением. Можно выделить две группы словосочетаний с этой лексемой:

1) атрибутивные словосочетания, где лексема terrorism употребляется и как опорный компонент, и как модификатор, и

2) глагольно-именные словосочетания с этой лексемой.

Рассмотрим эти группы словосочетаний.

I. Атрибутивные словосочетания с лексемой terrorism

1. Лексема terrorism в функции опорного компонента

1а. Препозитивная модификация опорного компонента terrorism

Группа словосочетаний с препозитивными модификаторами представлена структурами Adj N, N Participle IIN и NN.

Adj N. abject, international, senseless, cowardly, vicious, new, wanton, subnational [[terrorism]]

N Participle IIN: state-sponsored, Nation-supported [[terrorism]]

lb. Постпозитивная модификация опорного компонента terrorism

В этой группе словосочетаний лексема terrorism используется в конструкциях с постпозитивными определениями, вводимыми предлогами against, on, of.

N against N: [[terrorism]] against the united states, against our people, against our country

N on N: [[terrorism]] on September 11,2001

N o/"(Adj)N: [[terrorism]] of the Barbary pirates

Достаточно репрезентативными в этой группе словосочетаний являются также модификаторы с предлогом against, by, on, at, которые вводятся причастиями прошедшего времени.

N Past Participle prep (against/by/on/at) (Adj) N: [[terrorism]] directed against the United States, committed against innocent Americans, carried out yesterday against fellow Americans, backed by millions of dollars of, perpetrated on these United States of, ever committed, directed at our civilian population, directed at our homeland, etc.

2. Лексема terrorism в функции модификатора

Лексема terrorism, однако, в составе атрибутивных словосочетаний употребляется в большинстве случаев в функции модификатора, а не опорного компонента, что объясняется ее объектно-модальной природой. Нам удалось обнаружить две модели атрибутивных словосочетаний, в которых лексема terrorism употребляется в функции модификатора.

a) N of (Adj) N: act of [[terrorism]], all entities of [[terrorism]], the evil of [[terrorism]], face of [[terrorism]], fear of [[terrorism]], forces of [[terrorism]], goal of [[terrorism]], horrors of [[terrorism]], etc.

b) (Adj) N/Ning against (Adj) N: battle against [[terrorism]], war against [[terrorism]], defenses against [[terrorism]], fight against [[terrorism]], fighting against [[terrorism]], etc.

II. Глагольно-именные словосочетания с лексемой terrorism

Рассматриваемые глагольно-именные словосочетания с существительным terrorism и с другими именами существительными из списка оценочных лексем характеризуются рядом особенностей. Имена существительные в этом списке являются оценочными независимо от контекста их функционирования в моделях с препозитивными модификаторами. Что же касается оценочных существительных с постпозитивными модификаторами, то они по параметру субъективной модальности могут маркировать как борьбу с терроризмом («свои»), так и поддержку терроризма («чужие»). Оценочная семантика глаголов в таких случаях определяет направление аксиологического вектора модальности. Глагольно-именные словосочетания с существительным terrorism в абсолютном большинстве

случаев содержат полнозначные глаголы, употребляемые в активном залоге и существенно реже - в конструкции с глаголом to be.

1. Полнозначные глаголы в активном залоге: support [[terrorism]], stop [[terrorism]], hide or support [[terrorism]], sustain [[terrorism]], tolerate [[terrorism]], actively combat [[terrorism]], unite and condemn [[terrorism]], condemn [[terrorism]], etc.

2. Конструкции с глаголом to be: be concerned about [[terrorism]], be vulnerable to [[terrorism]], be in opposition to [[terrorism]], be in a quiet war against [[terrorism]]

Приведенные глагольно-именные словосочетания с лексемой terrorism могут выражать: (а) активное отношение в борьбе с терроризмом со стороны США и других стран; (Ь) отношение поражения в борьбе с терроризмом, упадническое настроение; (с) характеризовать тех, кто укрывает терроризм.

(a) stop, actively combat, unite and condemn, combat, anticipate and control, defeat, destroy, eradicate, fight, fight against, stamp out, revenge and stamp out, root out, etc.

(b) tolerate, bow to, bow down to, yield to, give in to, allow [[terrorism]] to weaken our commitment, be vulnerable to [[terrorism]], etc.

(c) support, hide or support, sustain, condone, perpetrate, harbor, engage in, draw together, support [[terrorism]] with their prosperity, their currency and..., etc.

Таким образом, концептуальное лексико-семантическое поле «терроризм», представленное таксонной лексемой terrorism, образует достаточно широкий, разнообразный спектр наименований, характеризующих различные формы проявления терроризма. Эти лексемы функционируют в виде конвенционального концептуального фрейма, который интегрирует все остальные релевантные для этого микрополя менее конвенциональные и менее репрезентативные лексемы.

Наименования террористов образуют единый синонимический ряд с негативным значением, который мы представим по степени убывания репрезентативности каждого элемента этого синонимического ряда: terrorists (275), enemies (74)/ enemy (53), perpetrators (72), cowards (47), criminals (28), murderers (17), bin Laden (16), attackers (12), extremists (7), fanatics (7), pirates (4), assassins (3), barbarians (3), bombers (3), demons (3), zealots (2), killer (1), wrongdoers (1), lunatics (1), enablers of this cowardly acts (1), scoundrels (1), warmongers (1), suicide bombers (1), suicide pilots (1), the agents of evil and hatred (1), foes (1), a clearly identified aggressor (1), etc.

Приведенные наименования террористов с номинативно-мотивацион-ной точки зрения можно подразделить на несколько групп. Прежде всего, террористы именуются врагами (enemies, foes), далее они квалифициру-

ются как убийцы (murderers, assassins, killers). По своим моральным качествам они именуются трусами (cowards). Важное место в наименовании террористов занимает криминальный аспект их деятельности - perpetrators, criminals, wrongdoers, aggressors, attackers, bombers. В наименованиях подчеркивается экстремистский, непримиримый менталитет террористов (fanatics, zealots, extremists). Наконец, террористы именуются и в терминах их метафорической репрезентации (lunatics, demons, devils, barbarians). Террористы именуются также пиратами (pirates) и, с эмоциональной точки зрения, - мерзавцами (scoundrels).

Как видно из приведенного списка, лексемы по степени своей репрезентативности расположены в порядке перехода от гиперонимных наименований к гипонимным. Гиперонимные наименования (terrorists, enemy/enemies, perpetrators, cowards, criminals, murderers), характеризуясь сравнительно высокой степенью семантической обобщенности и абстрактности, оказываются немаркированными элементами этого ряда, и этим фактом объясняется их достаточно высокая репрезентативность. Остальные наименования являются узко специализированными и употребляются сравнительно редко.

В пятой главе анализируются лексико-семантические и прагматические средства выражения позитивных качеств и ценностей американцев, единства/единения и решимости Конгресса и американского народа в борьбе с терроризмом. В выступлениях конгрессменов было зафиксировано использование ряда языковых фреймов, среди которых наиболее важное место занимает фрейм, выражающий позитивные качества и ценности американцев, единство/единение и решимость Конгресса США и американского народа в борьбе с терроризмом. С лингвистической точки зрения, этот фрейм представлен тремя микрофреймами, тремя языковыми концептуальными фокусами. Первый фокусный микрофрейм репрезентирует средства выражения позитивных качеств и ценностей американцев, второй фокусный микрофрейм выражает единство/единение Конгресса и американского народа в борьбе с терроризмом, а третий фокусный микрофрейм подчеркивает решимость США на основе национального единства сокрушить терроризм. Эти три языковых микрофрейма, с логико-семантической точки зрения, образуют отношение основания (позитивные качества и ценности американцев) и следования (единство/единение и решимость Конгресса и американского народа сокрушить терроризм). Эти три фокуса конституируют, соответственно, три лекси-ко-семантических микрополя, которые построены по прототипической модели. Прототипичность, как известно, предполагает ядро, переходную зону и периферию, которые фиксируют уменьшение прототипичности, но не ее полное исчезновение по мере перехода от ядра к периферии. Мы

можем говорить о меньшей или минимальной прототипичности, но не об ее отсутствии в рамках конкретного семантического поля.

Интересно отметить, что, с языковой точки зрения положительные качества и ценности американского народа маркируются политиками, как правило, при помощи имен существительных, прилагательных и причастий, и в списке наименований этих качеств и ценностей практически отсутствуют глаголы и глагольные словосочетания с контекстно-свободной семантикой в рамках этого микрополя. Напротив, в средствах выражения единства и решимости, прежде всего, зафиксированы глаголы и глагольные словосочетания, которые маркируют вектор акциональной модальности. Особенно следует отметить глагольные средства выражения решимости, которые немногочисленны с точки зрения объема их парадигматического корпуса, однако чрезвычайно частотны и предопределяют вектор акциональной модальности дискурса.

/. Лексико-семантическая репрезентативность средств выражения перманентных позитивных качеств и ценностей американского народа

Репрезентативные параметры средств выражения перманентных положительных качеств и ценностей американского народа мы представим в форме двух лексико-семантических микрополей.

Группа 1. Средства выражения перманентных положительных качеств американцев

Имена существительные-, strength (109), courage (64), force (52), power (47), heroism (39), compassion (24), bravery (19), wisdom (18), goodness (14), patriotism (13), decency (10), patience (8), generosity (7), valor (6), independence (5), openness (4), professionalism (3), selflessness (3), vigor (3), fortitude (4), fairness (2), righteousness (1), etc.

Имена прилагательные', strong (118), democratic (38), brave (33), open (20), courageous (15), focused (10), diverse (10), selfless (10), decent (6), indivisible (5), generous (4), wise (4), tough (3), inspiring (2), steady (2), prudent (2), tolerant (1), capable of mustering (1), big-hearted (1), heartwarm-ing(l), independent (1), defiant (1), etc.

Группа 2. Средства выражения социальных ценностей американского общества

freedom (323), justice (214), democracy (154), liberty (85), peace (81), humanity (25), civilization (21), openness (4), tolerance (12), independence (5), equality (2), etc.

Если на первых порах ограничиться классификацией имен существительных, выражающих перманентные положительные качества американцев, то их можно подразделить на следующие подгруппы. Качества, выражающие:

(a) силу американцев: strength (109), force (52), power (47), vigor (3), etc.;

(b) смелость, храбрость, героизм, патриотизм: courage (64), heroism (39), bravery (19), valor (6), fortitude (4), patriotism (13), etc.;

(c) доброту, порядочность, щедрость: compassion (24), goodness (14), decency (10), generosity (7), selflessness (3), fairness (2), righteousness (1), etc.;

(d) терпеливость: patience (8), etc.;

(e) мудрость и профессионализм: professionalism (3), wisdom (18), etc.

Группа 2. Средства выражения социально-политических ценностей

американского общества

В выступлениях конгрессменов часто использовались наименования социально-политических ценностей американского общества, которые в совокупности послужили лейтмотивом для подчеркивания позитивных социально-политических ценностей американского народа. При этом наиболее репрезентативными среди имен существительных оказались такие лексемы, как freedom, justice, democracy, liberty, peace, humanity и т.д. Наиболее репрезентативными являются имена существительные и соответственно менее репрезентативными - имена прилагательные. И те, и другие служат лексико-семантическими средствами выражения социально-политических ценностей американского общества.

1. Имена существительные

Freedom: Why has this war been declared on America? Because we are the symbol offreedom and democracy around the world. H5496

Justice: God will continue to bless this Nation. Let us all fly our flags and renew our pledge to be one Nation, under God, with liberty and justice for all. H5497

Democracy: Our democracy, of course, will not crumble in the face of this disaster. Our democracy will endure this test and emerge stronger and more dedicated to freedom and justice throughout the world. H5503

Liberty: We are a nation based on the principles of freedom and liberty. H5508

Peace: Our love of peace will overcome our fear of war. H5529

Humanity: These horrendous acts are an attack not only on the United States but against humanity itself and the values and freedoms we all share. H5580

Tolerance: This is a time when, in tribute to the value of tolerance that is at the heart of our democracy, we must embrace one another. H5573

2. Имена прилагательные

Democratic: We survived the attack by a hostile power ..., and we will survive this attack on our democratic principles... H5556

Open: America's determination and indomitable spirit must not allow ter-

rorists and terrorism to weaken our commitment to an open and democratic society. H5571

2. Функционирование языковых средств выражения единства/ единения в выступлениях конгрессменов

Лексико-семантические средства выражения единства/ единения американского народа являются одними из наиболее репрезентативных при характеристике американцев в целом. Эти семантико-синтаксические средства представлены именами существительными, глаголами в активном залоге и причастиями настоящего и прошедшего времени. Имена существительные образуют незначительный микрокорпус наименований. Абсолютно подавляющее большинство средств выражения единства/ единения представлено глаголами и глагольными словосочетаниями и причастиями настоящего и прошедшего времени. Данный факт говорит о том, что в целом эти средства являются не просто назывными, а акцио-нальными, деонтическими, которые служат способом призыва американцев укреплять единство в борьбе с терроризмом. Приведем список лекси-ко-семантических средств выражения единства/единения.

a) Глаголы и глагольные словосочетания■ join (82), share (33), unite (23), unify (15), bond (7), mobilize (5), concentrate (4), agree (5), cooperate (2), congregate (2), summon (2), unite in support (1); stand united (34), stand together (27), stand with (22), stand tall (8), stand shoulder to shoulder (4), stand alongside (1), stand closer and more unified (1), propel smb into unprecedented unity (1); be united (26), be unified (6), close (17), be family (20), be all in this together (1); come together (29), pull together (9), draw together (2), be pulling together (2), pull together and strive to be one Nation (1), draw closer together (1), gather together (1), come together as one Nation, one people (1), come together around (1), move together (1), draw closer (1), get through this together (1), do everything in our power together (1); present a unified front (1), form a more perfect union (1), close ranks behind our President (1), work closely with (1), join hands with (1), come (around) (1), worship in unity (1), do so in concert with (1), hold to our common heritage and belief (1), find a common voice (1), worship in unity (1), etc.

b) Существительные, прилагательные и причастия: unity (55), family (82), bond (7), union (14), our nation (218), our people (75); common (17), capable of mustering (1); united (367), etc.

Очень многие конгрессмены высказывали мнение, что в создавшейся трагической ситуации, в ситуации американского кризиса, нерелевантным оказывается деление конгрессменов на демократов и республиканцев, черных и белых, католиков и протестантов, мусульман, евреев и т.д. В настоящий момент все конгрессмены - это единая партия, которая объединяет вокруг себя весь американский народ для отражения террористической агрессии.

Mr. Speaker, we often see ourselves as Democrats and Republicans, Methodists or Presbyterians, black or white, Gentiles, Jews or Muslims, before we see ourselves as Americans.

But today we are Americans first. We need to look no further than yesterday for evidence of this. Men and women, young and old, risking their lives, giving their lives, to come to the aid of those in need. H5523

В приведенных микротекстах маркированными средствами выражения единства являются, прежде всего, высказывания «we are Americans first», «we all stand united» и др. Таким образом, средством выражения единства на категориальном уровне оказывается подчеркивание общенациональной атрибуции американцев, Americans, в противовес социальной, религиозной, возрастной дифференциации жителей Америки. Осознание себя американцем оказывается основой для выражения солидарности и единства. Не случайно поэтому в выступлениях конгрессменов лексема Americans употребляется 508 раз, American - 449 раз, America - 620 раз, nation - 578 раз, United States - 287, the United States of America - 55, the USA - 5, our country - 117, our people - 68.

В менталитете американского народа, как и у многих других народов, особое место занимает концепт «семья» (family), как и у многих других народов. Употребление существительного family в качестве основания и характеристики единства является в высшей степени привлекательным и притягательным для американского сознания. Не случайно существительное family встречается в речи политиков 82 раза.

In times of threat and tragedy, the American family has always come together, and we do so again today. H5569

Таким образом, из описания приведенного корпуса примеров со значением единства/единения следует, что в них представлен достаточно широкий спектр глаголов и глагольных словосочетаний, которые маркируют вектор акциональной модальности данного подтипа дискурса. Небольшой корпус имен существительных с номинативным значением единства/единения можно рассматривать как совокупность концептов, которые в сжатой форме содержат скрипты и сценарии, показывающие развертывание поступков и действий, характеризующих единство и единение американского народа. Глаголы и глагольные словосочетания являются номинативными средствами выражения этих поступков и действий.

3. Языковые средства выражения решимости Конгресса и американского народа

Средства выражения решимости американского народа уничтожить международный терроризм на территории США и во всем мире также построены и функционируют по модели концептуального фрейма «мы» -«они». Однако с лексической точки зрения маркированными оказывают-

ся только те средства, которые номинируют содержание микрофрейма «мы» и имплицируют оппозицию к микрофрейму «они». Эта оппозиция в полной эксплицитной форме выражается в составе соответствующих высказываний, где прямо отмечается векторность акционально-праг-матической модальности решимости, связанной с «мы».

К средствам выражения решимости американского народа, как это явствует из выступлений американских конгрессменов, относятся имена существительные - resolve (205), determination (55), commitment (50), challenge (48), dedication (12), perseverance (5), devotion (4), resilience (4), fortitude (4), defiance (3), willpower (1); прилагательные и причастия - determined (26), firm (19), resolute (15), focused (10), vigilant (8), unwavering (7), resilient (6), steadfast (6), tough (3), tireless (3); модальные глаголы и глаголы с модальным значением will (1700), must (579), can (283)/cannot (116), may (232)/might (41), should (123), could (71)/could not (9), would (177), need (130), ought (6), have to (25)/ has to (5), be to (5)/is to (39), have got to (2); препозитивные глаголы fight (56) prevail (40), move forward (20), triumph (16), gain the inevitable triumph, recover (18), rebuild (26), move on (2), never turn back (2), overcome (25), win (34), assure (17) combat (9), defend (38), eradicate (11), struggle (19), wage (9), stand firm (3) и др.

В приведенном списке средств выражения решимости мы, с одной стороны, выделяем существительные, прилагательные, причастия, а с другой, - глаголы и глагольные выражения. Имена существительные, прилагательные и причастия прямо номинируют разнообразные формы и способы проявления выражения решимости. В свою очередь, глаголы контекстно-связанно выражают намерение, интенцию американцев сокрушить терроризм, непосредственно характеризуя вектор акциональной модальности.

При описании глагольных средств выражения решимости, прежде всего, необходимо установить принципиальное различие между модаль-но-акциональными значениями собственно модальных глаголов, с одной стороны, и сильных эпистемических глаголов и эпистемических глагольных словосочетаний, с другой. Принципиальное различение по функциональному назначению модальных и модусных глаголов проявляется, прежде всего, в частотности их употребления. Так, глагол will зафиксирован 1700 раз, глагол must - 579, глагол сап - 285, cannot - 116, need -130, should - 123, be to/is to - 44, have to/has to - 30, ought - 6, have got to -2 и т.д. Максимально частотными являются глаголы will, must, can, need, should. Очевидно, эти глаголы выполняют основную модально-акционапьную, деонтическую функцию выражения решимости.

Разительный контраст представляет также частотность употребления эпистемических глаголов и глагольных словосочетаний с сильными эпи-стемическими наречиями. Эпистемические глаголы с сильным и средним

эпистемическим значением достоверности - это глаголы believe и think. Глагол believe встретился 73 раза, а глагол think - 64 раза. Остальные эпистемические глаголы малорепрезентативны. Примерно то же можно сказать о репрезентативности глагольных словосочетаний с эпистемиче-скими наречиями: sure - 65, certain - 35, certainly - 29. Остальные сильные эпистемические наречия мало репрезентативны (of course - 8, obviously - 8, surely - 6, apparently - 4). Естественно, малорепрезентативны наречия со средней и слабой степенью достоверности.

Следует со всей определенностью сказать, что высказывания с модальными глаголами в контексте парламентских дебатов по терроризму функционируют как средство выражения деонтической модальности, т.е. модальности, фиксирующей принятие на себя обязательств вести себя соответствующим образом, выражающие решительность в достижении поставленной цели, поскольку они отображают интересы всего народа, высказываются от имени и по поручению всего народа. Поэтому мы можем, например, рассматривать глагол will с местоимением we в институциональных контекстах как перформативный глагол.

В противоположность высказываниям с модальными глаголами, высказывания с эпистемическими глаголами, даже такими, как глагол believe, как правило, выражают мнение отдельного лица, которое построено на субъективной оценке ситуации. Такое высказывание может объективно совпадать с мнением коллектива, в данном случае - с мнением всех конгрессменов и американского народа в целом, но оно при этом не перестает быть субъективным, личностным, поэтому высказывания с эпистемическими глаголами не могут функционировать как средство выражения деонтической модальности. Они выражают мнение, мнение-предположение, но не принятие на себя обязательств в категорической форме (партикулярная модальность).

Итак, для парламентских дебатов по терроризму характерно проявление особого типа модальности - а именно, институционально-интенциональной, деонтической модальности, которая обличена в эмо-тивно-риторическую форму. Ей противопоставляется партикулярная модальность, которая сама по себе не является ни интенциональной, ни институциональной.

Таким образом, модальные глаголы в дискурсе парламентских дебатов по терроризму употреблялись в составе соответствующих высказываний и в функции деонтического вывода (will, must и отчасти need), и в функции деонтического обоснования тезисов, которые, в конечном счете, в результате аргументации трансформируются в выводы. К таким модальным глаголам относятся глаголы сап и отчасти need. Если распределить эти глаголы по аргументативно-деонтической шкале, то их аранжировка примет следующий вид: сап и отчасти need (средства аргумента-

тивного обоснования), need, частично - should - must - will (средства деонтического вывода). Те же самые глаголы с местоимением первого лица единственного числа функционируют как средства эпистемического ар-гументативного обоснования и соответственно как средства эпистемического вывода.

В шестой главе описываются два типа аргументативного дискурса парламентских дебатов по терроризму в Конгрессе США. Это - 1) абстрактно-риторический аргументативный дискурс, когда конгрессмены, с одной стороны, единодушно убеждают американский народ в необходимости сплотиться в борьбе с международным терроризмом, а с другой стороны, убеждают террористов в том, что их цели не достигнуты и не могут быть достигнуты, и 2) стандартный аргументативный дискурс. В этом случае конгрессмены оказываются подразделенными на две группы, каждая из которых выражает собственное понимание оценки характера мер по борьбе с терроризмом. Рассмотрим два этих типа аргументатив-ных дискурсов в указанном порядке в соответствии с их репрезентативным весом.

1. Абстрактно-риторический аргументативный дискурс

Данный тип аргументации носит необычный характер, так как имеет разные адресаты. Этот наиболее репрезентативный тип аргументативного парламентского дискурса протекает в рамках противостояния «своих» и «чужих». Это своего рода абстрактно-риторическая аргументация, потому что, во-первых, она обращена к противнику, который не присутствует в Конгрессе, который находится, возможно, как на территории США, так и в других странах мира.

Во-вторых, указанная аргументация, имеет в качестве адресата не только международный терроризм, но и весь американский народ и всех миролюбивых людей во всем мире. Но это уже другой адресат. Это реципиенты, в которых необходимо вдохнуть убежденность, уверенность в правоте и надежду в том, что предпринимаемые правительством меры достигнут цели, что американский народ един перед лицом угрозы. И это форма позитивной организации нового менталитета американского народа и менталитета цивилизованных людей в закладывании основ антитеррористической коалиции.

Учитывая эту раздвоенность абстрактного адресата, конгрессмены в оценке террористов могут делать акцент на самих террористах, непосредственно обращаясь к ним, но могут в оценке террористов в большей степени обращаться к самому американскому народу и ко всем людям в мире. Это различие в расстановке акцентов на конкретный тип адресата приводит к тому, что в стенах Конгресса используются различные формы и контексты аргументации. Если непосредственным адресатом являются сами террористы, т.е. обращение направлено прямо к террористам, то в

этом случае ораторы используют призывы, обращения, угрозы. В этом контексте имеет место аргументация с прямым абстрактным адресатом. В том же случае, если террористы используются как синкретический адресат, когда идет постоянная отсылка к террористам, но адресатом обращения оказывается американский народ, мы имеем дело с аргументацией с косвенным абстрактным адресатом.

Аргументация первого подтипа, т.е. аргументация с прямым абстрактным адресатом, является наиболее репрезентативной, а аргументация второго подтипа является значительно менее репрезентативной.

1.1. Аргументация с прямым абстрактным адресатом

Формальными маркерами обращения к прямому абстрактному адресату являются такие выражения, как make no mistake, make this message be clear, let the enemy know, let it be known, let us, let me assure you, let me say to those..., I can assure you, we say to you, I say, 1 promise you, you, etc. Средствами выражения прямого абстрактного адресата являются словосочетания those who, to those who, you, who..., everyone of you, who..., those of you, who..., you, who perpetrated..., to the perpetrators of this crime against human life, etc.

Приведем пример, в котором имеется прямое обращение к обобщенному образу террориста.

Mr. Terrorist, make no mistake about it, we will act. We will be patient but deliberate. We will be open but focused. We will not seek senseless revenge, but we will insist on justice.

And justice will be decisive, swift, compelling, horrible, and justified. Woe be to those that call evil good. Woe be to the terrorists who claim some sort of victory today. Woe be to the murderers who celebrate the killing of innocent people. You will soon be dancing to a very different tune.

You terrorists will find no hysteria here. You will find no fear. We are in no ways tired. In fact, we speak with a united voice and stand behind our President who said that those who took part in this horrible act and those who harbor these criminals will be held accountable. H5541

В этом микроотрывке используется сильное средство обращения к абстрактному террористу - Mr. Terrorist. Вторым показателем прямого обращения к террористам является использование выражения make no mistake about it Кроме того, оратор использует местоимение второго лица you: "You will soon be dancing to a very different tune. You terrorists will find no hysteria here. You will find no fear."

С содержательно-аргументативной точки зрения, в структуре этой аргументации используется эмотивно-нагруженное выражение woe be to, которое в контексте употребляется как маркер обоснования справедливости неизбежного наказания террористов.

1.2. Аргументация с косвенным абстрактным адресатом

В дискурсе дебатов по терроризму были зафиксированы косвенные обращения к террористам. Средствами маркирования косвенного адресата в данном случае являются наименования террористов, широкое использование местоимения they, а также ряд других средств, которые свидетельствуют о том, что имеет место обращение к косвенному адресату. Прямое обращение, как известно, имеет место на основе использования местоимения you, косвенное - посредством местоимения they, а синкретическое прямое, или непрямое - посредством использования местоимения we.

В данном типе аргументации постоянно противопоставляются эксплицитно выраженные ценности цивилизованных людей и подразумеваемая система ценностей террористов. Цивилизованные люди и террористы, не знающие национальности, национальной границы, обладают противоположными системами ценностей. Для цивилизованного мира и американского народа ценности - это свобода, демократия, единство, терпеливость, уважение к жизни человека и т.д. Для террористов система ценностей - это ненависть, стремление к убийству неповинных людей, пренебрежение к свободе и демократии и др. Именно поэтому террористы не понимают, недооценивают значение ценностей американского народа, и поэтому не одерживают победу, а терпят поражение. Конгрессмены в своих выступлениях стремятся пояснить истоки непонимания террористами системы ценностей цивилизованных людей и подчеркивают систему ценностей последних как основы гаранта их побед в борьбе с терроризмом. Ораторы часто употребляют выражения do not understand, underestimate, miscalculate и другие.

Приведем пример.

Mr. Speaker, there are no words to describe the unbelievable horror and the traumatic shock that all Americans feel in the aftermath of yesterday's cowardly attack upon our great nation. These murderers, terrorists, and their sponsors clearly do not understand America. If they did, they would have known that American resolve and the spirit of democracy and freedom cannot be broken by these heinous actions of brutality and disregard for all human life. H5517

В этом примере в качестве тезиса употребляется высказывание "These murderers, terrorists, and their sponsors clearly do not understand America", в котором ключевым является словосочетание do not understand America.

В следующем за ним предложении дается аргументативное пояснение причин такого непонимания, а именно, отмечается, что американская

свобода и демократия не могут быть рг зрхзденодй^РЛВИИртЬррористи-

ческими актами.

ЬИБЛИОТЕК.А 1

С Петербург I

99 âOO txf I --- ...

2. Стандартный аргументативный дискурс

В результате анализа парламентских дебатов по терроризму был выявлен второй тип аргументации, который практически совпадает со стандартной аргументацией, поскольку он связан, во-первых, с наличием противоположных точек зрения у самих конгрессменов, среди «своих», и во-вторых, имеет в качестве цели принять резолюцию в конкретной интерпретации.

При обсуждении этого вопроса выявились две точки зрения. В соответствии с первой точкой зрения, события 9/11 должны интерпретироваться как акт войны с вытекающими отсюда последствиями. Согласно второй точки зрения, события 9/11 необходимо интерпретировать как криминальные события, связанные с агрессивной деятельностью небольшой группы людей, направляемых и финансируемых из-за океана.

Ниже мы проиллюстрируем «жесткую» и «мягкую» аргументацию по выработке стратегии и тактики по отношению к террористам.

2.1. Интерпретация террористических актов от 9/11 как актов войны

Как показал анализ парламентских дебатов по событиям 9/11 в Конгрессе США, абсолютное большинство конгрессменов придерживалось точки зрения, что террористические акты должны быть интерпретированы как акты войны, а не просто преступные акты. Та или иная оценка этих событий влечет различные последствия. Различные формы борьбы с терроризмом предопределяют различную систему мер по недопущению подобных террористических актов в США и по искоренению международного терроризма на планете. Конгрессмены прекрасно понимают, что возможна двойственная интерпретация этих событий. Поэтому важно привести примеры, в которых дается строгое различение интерпретации террористических актов 9/11 с указанием возможных следствий из разных интерпретаций этих событий.

There are criminal acts and there are acts of war. Criminal acts are answered in court within the judicial system. Acts of war are answered militarily. Yesterday was an act of war, and there will be a military response. You know it. It is coming. Those who have visited that destruction upon America yesterday had better get themselves ready for it. H5543

Из этого примера следует, что оратор четко разграничивает криминальные акты и акты войны. Криминальные акты рассматриваются в суде в рамках законодательства, а на акты войны необходимо отвечать военными методами. В этом микроотрывке схвачена вся суть проблемы различия точек зрения на интерпретацию событий 9/11. Интересно отметить, что приведенное высказывание имеет особую логическую структуру, В первых трех предложениях выражаются два фрейма в чисто абстрактном теоретическом плане и указывается, что принятие того или иного кон-

цептуального фрейма (криминальный акт или акт войны) влечет за собой соответствующие следствия, которые представляют собой комплекс мер по отношению к террористам: "There are criminal acts and there are acts of war. Criminal acts are answered in court within the judicial system. Acts of war are answered militarily." Однако в этом микроотрывке фигурирует и эмпирическое фактофиксирующее предложение "Yesterday was an act of war", которое является оценкой событий 9/11 и соответственно интерпретируется и с точки зрения следствий в терминах приведенного выше концептуального фрейма. А именно, если вчера имел место акт войны, то отсюда с необходимостью вытекает принятие военного ответа на действия террористов - "and there will be a military response". В логике такое явление называется modus ponens.

В приведенном микроотрывке интерпретация событий 9/11 в терминах криминальных актов и актов войны основана на соответствующих концептуальных фреймах. Сами концептуальные фреймы никак не обосновываются. Они принимаются как данные. Если они верны, то верны и вытекающие из них следствия. Задача оратора - подвести события от 9/11 под концептуальный фрейм «военные действия». И он считает эти события настолько очевидными, что они сами служат аргументами для интерпретации их в терминах военных действий.

These attacks were an act of war, not a crime, and should be met with a swift and overwhelming response. H5587

В этом примере констатируется то, что террористические атаки на США от 9/11 были актами войны, а не просто преступными актами, и в соответствии с концептуальным фреймом делается вывод, что на эти террористические акты должен быть дан быстрый и решительный ответ.

2.2. Интерпретация террористических актов 9/11 как криминальных актов

Меньшинство конгрессменов выражало точку зрения, что террористические акты 9/11, несмотря на всю их чудовищность, являются криминальными актами, а не актами войны. В рамках этого концептуального микрофрейма террористы и их пособники должны преследоваться и быть осуждены в соответствии с международным правом и с американским законодательством. Основной аргумент, который приводится представителями решения этого вопроса в рамках законодательства, а не в рамках решения этого вопроса военными средствами, заключается в том, что жесткий подход может привести к резкому сворачиванию гражданских свобод в США, к осложнению отношений между мусульманами, живущими в США, и носителями других конфессий в США.

Приведем ряд примеров.

The nations of this world should understand both our determination to find the patrons of these heinous acts, and our collective faith that we will pursue

this goal with the integrity and conviction that the gravity of the situation - and that the principles and Constitution that have shaped this great Nation require.

In pursuing the criminals and their conspirators who carried out this attack on our nation, we will not, however, proceed with disregard of either international or U.S. Law. It is centrally important that this nation proceed hand in hand with the rule of law. The world must know that these are not the acts of a vengeful nation. Instead, we must act with the conviction and certainty the laws created under our Constitution allow. H5536

Как видно из приведенного примера, представители второй точки зрения не рассматривают проект резолюции как объявление войны терроризму. Они полагают, что война с терроризмом, в том числе и с международным терроризмом, не должна проводиться вне рамок американской конституции и вне рамок международного права: "In pursuing the criminals and their conspirators who carried out this attack on our nation, we will not, however, proceed with disregard of either international or U.S. Law". Приведенный тезис подтверждается следующими аргументами:

1) Чрезвычайно важно, чтобы американская нация совершала наказания террористам в соответствии с законом, а не по меркам военного времени: "It is centrally important that this nation proceed hand in hand with the rule of law".

2) Мир должен знать, что наше наказание террористам - это не акт национальной мести: "The world must know that these are not the acts of a vengeful nation. Instead, we must act with the conviction and certainty the laws created under our Constitution allow".

Конгрессмены данной политической ориентации высказывают мнение, что в случае ослабления американской демократии и индивидуальных свобод Америка превратится в полицейское государство.

Our most hopeful thoughts are with those who have risked their lives in heroic rescue efforts. In this grim moment, we must be resolute in protecting the fabric of our democracy and the individual freedoms that make America a great nation. As we grieve, we cannot let terrorists win by turning the United States into a police state. H5582

Таким образом, с лингвистической точки зрения, обе группы политиков использовали аргументы, в которых акцент ставился либо на языковых средствах оценки террористов и террористических актов, либо на языковых средствах, выражающих демократические ценности американского народа.

В седьмой главе анализируется дискурс дебатов по терроризму в Парламенте Великобритании. Корпус нашего исследования содержит тексты дебатов в Палате Общин Британского Парламента от 14 сентября 2001 года по проблемам международного терроризма (the Hansard Records). Выбор материала исследования по содержательным признакам

определяется его сущностным общественно-политическим и социальным значением. С лингвистической точки зрения, жанр парламентских дебатов по терроризму обладает специфическими лингвоаргументативными свойствами, которые также ждут своего описания и анализа. Кроме того, представляет значительный интерес сопоставительное описание дискурса парламентских дебатов по терроризму в Конгрессе США и в Парламенте Великобритании. В текстах транскриптов парламентских дебатов мы исследуем препозитивные, модальные и текстуальные компоненты как основу для когнитивной лингвистической интерпретации прагматических параметров коммуникации.

Главная цель нашего исследования - выяснить, как несколько основных характеристик дискурса парламентских дебатов по терроризму (аксиологическая, эпистемическая, деонтическая и логическая концептуализации) помогают выявить общую структуру текста, очертить его основные темы и усилить действенность его прагматических функций.

В дебатах по терроризму в Парламенте Великобритании широко представлено явление интертекстуальности как важнейший признак описываемого дискурса. Интертекстуальность формально является результатом анафорической отсылки к содержанию выступлений партнеров по коммуникации, в данном контексте - к содержанию стержневого выступления Премьер-министра Т.Блэра, выступлений Министра иностранных дел Дж.Стро, Министра обороны Дж.Хуна и парламентариев. Соотносясь с другими текстами, интертекстуальная аргументация создает связи, выходя за рамки формальных фреймов, разделяй одни и те же темы и горо\, снимая различия между внутренней и внешней структурой текста дебатов. Создается так называемая «система интеркодовых отношений», которые порождают сами по себе новый код. Эта отношения текстуальных систем не изолированы, они динамичны и создают модели доминирования. Взаимодействие кодов выявляет несоответствия, несвязанность, неясности, противоречия, пропуски и т.п., что позволяет раскрыть интер-претативную сферу деконструирования текста.

Выступление Премьер-министра было программным, и все пункты его речи были в процессе заседания деконтекстуализированы и в прямой или косвенной форме использованы для аргументации и принятия решений. В своем выступлении Премьер-министр обращает внимание на тот факт, что атаки террористов не были просто атаками на людей и здания и даже просто атаками на Соединенные Штаты Америки. Это были атаки на базисные демократические ценности, которыми руководствуется цивилизованный мир. Поэтому Парламент как оплот демократии имеет полное право возвысить свой демократический голос с тем, чтобы он был услышан во всем мире.

I thought it particularly important in view of the fact that these attacks were not just attacks upon people and buildings; nor even merely upon the United States of America; these were attacks on the basic democratic values in which we all believe so passionately and on the civilised world. It is therefore right that Parliament, the fount of our own democracy, makes its democratic voice heard.

Оратор обосновывает свое видение ситуации тем, что столкновение происходит в рамках концептуального фрейма «мы»-«они». Премьер-министр Блэр обосновывает в сопоставительно-аргументативном ключе неизбежность столкновения менталитета людей демократического мира и менталитета террористов. Он показывает, что европейцы и американцы демократичны, а террористы не являются таковыми. Он утверждает, что мы уважаем человеческую жизнь, а они не уважают, мы придерживаемся базисных либеральных ценностей, а они не придерживаются. Мы верим в разум, демократию, толерантность, которые являются фундаментом нашего цивилизованного мира. Террористы фанатичны и даже готовы совершить самоубийство.

We know a good deal about many of these terror groups. But as a world we have not been effective at dealing with them. Of course it is difficult. We are democratic. They are not. We have respect for human life. They do not. We hold essentially liberal values. They do not. As we look into these issues it is important that we never lose sight of our basic values. But we have to understand the nature of this enemy and act accordingly...

Обоснование непримиримости двух менталитетов, невозможность установления компромисса между цивилизованным миром и миром террористов, тяжесть совершенных преступлений, приведших к гибели невинных и беззащитных мужчин, женщин и детей, неизбежно приводит к выводу, что эти преступления не могут быть оправданы никакими нравственными, религиозными, политическими и другими соображениями.

Содержание выступления Премьер-министра Блэра послужило отправным пунктом для обсуждения парламентариями всего комплекса вопросов по международному терроризму. Здесь в полной мере проявилась интертекстуальность радиального дискурса парламентских дебатов. Ниже приводится аналитическое описание выступлений парламентариев, министра иностранных дел Дж. Стро и министра обороны Дж. Хун. При этом в выступлениях парламентариев и членов правительства Великобритании важно выделить общность оценок событий в США.

Ряд ораторов отмечал, что данная сессия парламента протекает в атмосфере единства взглядов, которые отражают направленность на защиту цивилизованных ценностей против тех, кто стремится разрушить их при помощи насилия. Соответственно, выступления парламентариев и членов правительства прямо или косвенно строятся с опорой на консенсусную

интертекстуальность. Приводимый ниже аргументативный блок содержит тезис, контртезис, аргументы и соответственно вывод, который маркируется консекутивным выражением that is why.

We are party politicians in a stable democracy, and we are used to the cut and thrust of political debate, here and outside, yet we are also, as the Prime Minister said, the guardians of a set of values that are underpinned by that democracy and the rule of law. It is those values that were attacked with such callous and brutal ferocity, and contempt for human life, in New York and Washington on Tuesday. That is why we are united in the House in our determination not only to extend our genuine and heartfelt sympathy to the United States but to defend civilised values against those who seek to bring them down by violence.

В этом аргументативном блоке представляет интерес использование оценочного выражения the cut and thrust of political debate, которое и образует фокусный элемент тезиса. Контртезис начинается с выражения yet we are also, as the Prime Minister said, the guardians of a set of values that are underpinned by that democracy and the rule of law.

В выступлениях парламентариев и членов правительства также на интертекстуальной основе были выражены солидарность с американским народом, единство взглядов в оценке ситуации, поддержка в преодолении национального кризиса и широко использовались такие слова, как solidarity, unity, cooperation, coalition, support, assistance, help, etc.

America sees us not just as an ally and a part of America's foreign policy baggage. Americans look to us as friends and brothers, sisters and cousins. In a sense, we are the people from whom they feel they came. I hope that we will continue to repeat the assurances that we will stand by them. We must show support and solidarity, but also offer wise counsel. The delegation stood united behind the Prime Minister and the Foreign Secretary in offering solidarity and help in bringing the perpetrators to justice.

Отметим, что в выступлениях политиков давалась высокая оценка открытой поддержки России и Президента Путина Соединенным Штатам в ситуации национального кризиса.

Indeed, almost all of us must have been warmed by the near universal condemnation from the international community. President Putin and Russia have been forthright in their support.

Как видно из приведенных выше примеров, выстраивание совместного принятия решения парламентариями проводится последовательно на выдерживании общей линии, инициированной в речи Премьер-министра через дословные повторения, ссылки, обращения и оценки, солидаризацию. Парламентарии употребляют такие интертекстуальные структуры, как цитирование, прямая и косвенная речь, ссылки на речь Премьер-министра и других парламентариев. В целостном тексте дебатов присут-

ствует несколько параллельных текстов, относящихся к одному гипертексту (претексту). Эти тексты представляют вариативные способы передачи одного и того же смысла через прямую цитацию или оценки. Используется метатекстуальность, т.е. критические комментарии на претек-сты, гипертекстуальность, так как текстуальные смыслы расширяются, трансформируются и видоизменяются. Структуры с непрямой речью, которая почти дословно цитирует речь Премьер-министра, используются как основа для создания высказываний, выражающих высшую степень уверенности в поддержке и позиции главы парламента, и оценки действий террористов. Эти высказывания содержат сильную эпистемическую модальность, выраженную модальными глаголами и оценочными выражениями must, should, need, ought to, will, it is important that и др.

В проанализированных нами текстах парламентских дебатов по международному терроризму наблюдается общая линия на консенсусную аргументацию, направленную против общего врага, что в других социальных ситуациях не является характерным для дискурса дебатов. Соответственно, члены парламента ведут аргументативный диалог во фрейме всеобщего единства мнений, состоящего в идее объединения и поддержки США, а также привлечения к ответственности виновных за теракты. 3. Два типа аргументативно-дискурсной интерпретации террористических актов в Парламенте Великобритании В выступлениях политиков содержался один важный аспект парламентских дебатов, который мы хотели бы выделить в качестве предмета специального описания. Речь идет о юридической оценке действий террористов, квалификации самих террористических актов и, соответственно, о формах принятия ответных действий по отношению ко всему международному терроризму. Как и в Конгрессе США, одна группа политиков придерживалась точки зрения, что это акт войны, и соответственно, должны быть предприняты военные действия против террористов. Другая группа политиков считает, что это чудовищное преступление, террористы - это преступники, они должны быть наказаны в рамках американской Конституции, американского правосудия, международного права. 3.1. Интерпретация террористических актов как актов войны Оценивая события от 9/11 в США, некоторые парламентарии и представители правительства высказали и обосновали точку зрения, что данные террористические акты являются актами войны. Представители этой группы ораторов, в частности, ссылались на заявление президента Буша о том, что данные террористические акты являются актами войны.

President Bush described Tuesday's outrage as an act of war. He was right. The message needs to go out loud and clear: those Governments who harbour terrorists will have to learn to live with the consequences of their actions. Today, sombre yet determined, we affirm once again our solidarity and our unity

of purpose. Terrorism, wherever it rears its evil head, will never succeed, and democracy must always prevail.

Точка зрения, в соответствии с которой террористические акты в США - это акты войны, была эксплицитно высказана и обоснована Министром иностранных дел Великобритании Джеком Стро.

This is not a conflict in which nation state is pitted against nation state. Instead, this is a deliberate act of war by calculating groups formally outside states against the rest of the civilised world. Indeed, the rise of the warlord and the terrorist funded by conflict, drugs and other criminal activity is one of the growing threats that we have faced, particularly since, paradoxically, the fall of the Berlin wall.

Из приведенного микротекста видно, что обосновываемый тезис "this is a deliberate act of war by calculating groups formally outside states against the rest of the civilised world" противопоставляется исходному положению, а именно, это не конфликт между одним национальным государством, а преднамеренно продуманный акт войны, в которой отдельные группы людей выступают против всего цивилизованного мира: "This is not a conflict in which nation state is pitted against nation state".

Парламентарий Джулиан Льюис отмечает, что в условиях толерантной демократии спецслужбы не могут выполнить надежно свою работу, поскольку их руки связаны британским законодательством. В качестве аргументативного обоснования своей точки зрения он приводит высказывание сэра Карла Поппера из его работы «Открытое общество и его враги», в которой автор рассматривает «парадокс толерантности». Смысл его в том, что в открытом обществе мы должны быть толерантны ко всем, за исключением нетолерантных людей, поскольку если мы будем к ним толерантны, то исчезнут сами условия толерантности, а с ними исчезнет и сам толерантный человек.

When talking about an open society, I have regard to that great work of the late Sir Karl Popper, «The Open Society and its Enemies», in which he refers to something entitled «the paradox of tolerance». It states that in a free society we must tolerate all but the intolerant, because if we tolerate the intolerant the conditions for toleration disappear and the tolerant go with them.

В этом микроотрывке в качестве тезиса употребляется предложение: "It states that in a free society we must tolerate all but the intolerant". В качестве аргумента приводится предложение, маркированное союзом because: "because if we tolerate the intolerant the conditions for toleration disappear and the tolerant go with them".

В целом, в качестве содержательных компонентов обоснования этой точки зрения используются утверждения о противоположности и несовместимости менталитетов демократических народов и террористов, о поддержке террористов террористическими группами и правительствами,

о необходимости корректирования применения принципов толерантной демократии в ситуациях террористических ударов и др.

3.2. Интерпретация террористических актов как криминальных актов

Рассмотрим теперь точки зрения тех политиков, которые квалифицировали террористические акты от 9/11 не как акты войны, а как криминальные акты. Подход сторонников интерпретации террористических актов как криминальных актов основан на противопоставлении концептов «месть», «расплата» (revenge, retaliation, vengeance, retribution, payback, reprisal, getting even, requital, reciprocation, tit for tat и другие), с одной стороны, и «справедливость» (justice, fairness, equity), «примирение» (reconciliation), с другой. Этот подход неоднократно выражен тезисом: "we must act not out of revenge, but out of a sense of justice."

Приведем ряд аргументативных отрывков из выступлений политиков в Парламенте. Парламентарий Мензис Кэмпбел высказал мнение в форме тезиса, что ответную реакцию на террористические акты необходимо оценивать на основе принципов международного права.

I suggest that any response should be based on clear and unequivocal intelligence, that it must not be disproportionate and that it must be consistent with the principles of international law. I do not rule out for a moment the use of United Kingdom forces and material for the purpose of such a response if that be appropriate....

Другой парламентарий Элфин Ллвид приводит аргументы против точки зрения или тезиса «око за око, зуб за зуб», т.е. сторонников интерпретации террористических актов как актов войны с вытекающими отсюда ответными военными мерами. В этом случае могут погибнуть многие тысячи невинных людей, и он приводит знаменитую максиму Махатмы Ганди, что политика «око за око, зуб за зуб» закончится тем, что мир останется слепым и беззубым.

I was pleased to hear it said that those who harbour terrorists will be subject to the same wrath as those who perpetrate the crimes. Without those who harbour them, the terrorists would be unable to carry out their dastardly deeds. The response will have to be measured and careful. We do not want to go down the old «eye for an eye», lex talionis route. That would mean several thousand innocent people being killed for no reason. I believe that it was Mahatma Gandhi who said that the problem with an eye for an eye and a tooth for a tooth is that we would soon end up with a blind, toothless world.

В данном микроотрывке приводится основополагающий тезис о взвешенности ответных мер по отношению к террористам: "The response will have to be measured and careful". Далее дается обоснование этого тезиса: "We do not want to go down the old 'eye for an eye', lex talionis route". Далее следует вывод, который подчеркивается посредством использова-

ния глагола mean с консекутивным значением: "That would mean several thousand innocent people being killed for no reason".

Мы проиллюстрировали особенности аргументации террористических актов как криминальных актов. Было показано, что к основным аргументам относятся утверждения, согласно которым принятие альтернативного подхода приведет к нарушению или ущемлению демократических прав и свобод граждан открытого общества, к нарушению принципов и практики толерантной демократии, к неоправданным дополнительным человеческим потерям. Наконец, в широком контексте рассматривалась и этическая аргументация. Высказывалось мнение, что в конфронтации justice-revenge, reconciliation-retaliation необходимо придерживаться буквы и духа первых компонентов.

***

В заключение покажем языковые особенности дискурса парламентских дебатов в Великобритании с тем, чтобы отметить языковые сходства и различия дебатов по терроризму в Конгрессе США и в Парламенте Великобритании.

Сравнение парадигматических корпусов американского и британского парламентских дискурсов по терроризму показало, что в них имеется общее лексическое ядро и достаточно широкие переходные области, которые в значительной степени не совпадают. Нами было обнаружено, что многие лексемы, встречающиеся в сопоставляемых корпусах, характеризуются различными позиционными параметрами и различной частотностью встречаемости. Этот факт объясняется, на наш взгляд, тем, что в американском фрейме по терроризму и соответственно в английском по-разному акцентируются аспекты одних и тех же событий в силу различия положения американцев и британцев. Так, например, глагол will в американском корпусе встретился 1700 раз, а в Британском корпусе - 298 раз. При этом важно отметить, что в американском корпусе данный глагол в сочетании с препозитивными глаголами в абсолютном большинстве случаев употреблялся в деонтическом значении выражения уверенности и решимости одержать победу над терроризмом. В британском тексте данный глагол в большинстве случаев употреблялся в его темпоральном значении, и соответственно, значительно реже в деонтическом значении выражения решимости. Сам термин "resolve" в американском корпусе встретился 153 раза, а в британском корпусе - 17 раз. В американском тексте глагол prevail (одержать победу) встретился 39 раз, а британском тексте - ни разу. Для британских парламентариев оказалось нерелевантным употребление лексемы giant (гигант), которая ни разу не зафиксирована в транскриптах британских заседаний. В американском дискурсе мотив пробуждающегося гиганта зафиксирован 29 раз. Важная для аме-

риканцев тема «единство», выражаемая лексемой unity, встретилась 43 раза, а в британском - только 6 раз.

Вместе с тем, нами было обнаружено существенное сходство при ар-гументативном обсуждении вопроса о том, надо ли понимать террористические акты от 9/11 как акты войны или как криминальные акты. И в американском Конгрессе, и в Британском Парламенте среди политиков выявились две позиции в оценке этих событий. Большинство американских конгрессменов по горячим следам событий интерпретировало террористические акты, в той или иной степени, как акты войны. В Британском Парламенте большее число выступающих оценивали террористические акты как криминальные акты.

Дискурс парламентских дебатов как механизм обоснования совместного принятия социально значимого решения состоит из трехкомпонент-ного модуля: аксиологический - эпистемический - деонтический. Продвигаясь от первого к последнему, парламентарии создают информативные состояния и определяют концептуальные рамки обсуждения, тем самым, сдвигая перспективу с определения проблемы к выбору из возможных альтернатив и рекомендаций по осуществлению политического курса через аргументативное выстраивание представлений, мнений и утверждений, проявление состояний менталитета, оправдывая на основе каузальных объяснений акты совместного принятия решений.

Риторические стратегии в речах парламентариев содержат такие черты, как презентация себя и других (оппозиция «мы» - «они»), каузальные объяснения и доказательства, осуждение террористов, пропаганда идеологии демократии, толерантности и свободы, выдвижение на первый план ценностей цивилизованного мира как обоснование союза против террористов.

Таким образом, мы видим, что при обсуждении одного и того же события в Конгрессе США и в Парламенте Великобритании наблюдается принципиальное единство и сходство в оценке этого события, подтверждаемое совпадением лексической репрезентации общего фрейма «терроризм», так и определенные различия, обусловленные некоторым объективным несовпадением занимаемых позиций.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях автора:

Монографии:

1. Язык дебатов по терроризму в Конгрессе США и Великобритании. - Пятигорск: ПГЛУ, 2004. - 367 с. (22,5 п.л.)

2. Современная теория дискурса: когнитивно-фреймовый и аргументативный подходы. - Пятигорск: ПГЛУ, 2003. - 300 с. (17, 6 п.л.)

Публикации в изданиях, определенных ВАКом:

3. Аргументативный дискурс дебатов по терроризму в Конгрессе США // Научная мысль Кавказа. - Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 2005. -№4, с. 157-162.

4. Когнитивно-прагматические свойства судебного дискурса // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Приложение. - 2004. - N 11. - С. 79-87.

5. Эвиденциальность как средство верификации истины // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Приложение. - 2004. - N 11. - С. 105-110.

Статьи:

6. The dual nature of language as an organon and as a cognitive phenomenon: linguistic paradigms and semantic representations. //Studies in English language and linguistics. - Valencia: Universität de Valencia, 2001. -Pp.179-197.

7. Argumentation markers in legal discourse. //Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. - Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 1999. - №4. - С. 27-29.

8. Когнитивная и когитативная лингвистика // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. - Пятигорск: ПГЛУ. - 1999. - №4. - с.37-44.

9. Когнитивные и акогнитивные подходы к теории аргумента-ции.//Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. - Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 1999. - №4. - С. 27-29.

10. Conceptual and procedural features of legal discourse language // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. - Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2000. - №3. - С.47-48.

11. Аргументация в диалогических текстах //Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. - Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2000.-№1,-С.41-50.

12. Дискурсные маркеры: современное состояние проблемы // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. -Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2000. - №4. - С. 22-34.

13. Теория релевантности в лингвистике //Стилистика и культура речи. Межвузовский сборник научных трудов. - Пятигорск: ПГЛУ, 2000. -С.153-173.

14. Язык как органон и как когнитивный феномен в свете лингвистической парадигмы и семантических репрезентаций // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. - Пятигорск: ПГЛУ, 2000. - №2. - С.92-100.

15 The means of argumentation in different intellectual domains: gradual approach. //Вестник Пятигорского Государственного Лингвистического университета. - №4. - Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2001. - С.15-24.

16. Когерентные аспекты устного и письменного дискурса. // Вопросы романо-германской и русской филологии. Межвузовский сборник научных статей. - Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2001. - С.180-192.

17. Эпистемические и культурологические основания эвиденциальности в судебном дискурсе // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. - Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2001. - №12. - С.67-74.

18. Языковая картина мира в семантических исследованиях //Романо-германская филология. Вып. II. - Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2001. - С. 141-150.

19. Epistemological foundations of language: Cognition and cogitation // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. - Пятигорск: ПГЛУ. - 2002. - №1. - С.45-53.

20. Modal and argumentative features of parliamentary debates discourse on international terrorism // Вопросы романо-германской и русской филологии. Межвузовский сборник научных трудов. - Пятигорск: ПГЛУ. -Вып.2. -2002. - С. 159-170.

21. Аргументативный дискурс: структура и средства репрезентации. //Университетские чтения-2002. Материалы научно-методических чтений ПГЛУ 9-10 января 2002 года. - Часть 2. Секции симпозиума 2. - Пятигорск: ПГЛУ. - 2002. - С.133-136.

22. Аргументация в парламентских дебатах. //Вопросы романо-германской и русской филологии. Межвузовский сборник научных трудов. - Пятигорск: ПГЛУ. - Вып. 1. - 2002. - С.65-71.

23. Дискурсный анализ парламентских дебатов по международному терроризму //Методы современной коммуникации: проблемы теории и социальной практики. Материалы 1-й международной научной конференции 27-29 ноября 2002 года. - М.: МГЛУ. 2002. - С.69-71.

24. Неинституциализированные и институциализированные сферы аргу-ментативной коммуникации. // Коммуникация: теория и практика в различных социальных контекстах. (Коммуникация - 2002). Материалы международной научно-практической конференции. - 4.2. -Пятигорск: ПГЛУ. - 2002. - С.58-60.

25. Релевантность как когнитивная и лингвистическая категория. //Текст и дискурс. Межвузовский сборник научных трудов. - Рязань: Рязанский гос. пед. ун-т, 2002. - С.40-49.

26. Теория фрейма: интердисциплинарный подход. // Когнитивная парадигма: фреймовая семантика и номинация. - Пятигорск: ПГЛУ, 2002. - С.3-19. (в соавт. с В.В.Лазаревым)

27. Modal and argumentative features of parliamentary debates on international terrorism: a case study // LACUS FORUM XXIX "Linguistics and the Real World". Ed.by D.Coleman, W.Sullivan & A.Lommel. - Toledo: Linguistic Association of Canada and the United States, 2003. - Pp. 293304. (в соавт. с В.В.Лазаревым)

28. О дискурсных маркерах английского языка // Материалы научно-методических чтений ПГЛУ, ч.З. Университетские чтения-2003. -Пятигорск: ПГЛУ, 2003. - С.36-39.

29. Судебный дискурс: языковые аспекты // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. - Пятигорск: ПГЛУ. -2003. -№3.-С.42-46.

30 Текстуальность и интертекстуальность (на материале парламентских дебатов) // Вопросы романо-германской и русской филологии. Межвузовский сборник научных трудов. - Пятигорск: ПГЛУ. - Вып.1. -

2003. - С.132-149.

31. Аргументативные теории Х.Перельмана и С.Тулмина //Вопросы романо-германской и русской филологии. Межвузовский сборник научных трудов. - Пятигорск: ПГЛУ. - Вып. 1. - 2004. - С.224-231.

32. Аргументация: истина и релевантность // Университетские чтения -

2004. Материалы научно-методических чтений ПГЛУ. - Часть 2. Секция симпозиума 14. - Пятигорск: ПГЛУ. - 2004. - С. 160-163.

33. Об основных направлениях аргументативной лингвистики // Классическое лингвистическое образование - в современном мультикуль-турном пространстве. - Пятигорск: ПГЛУ. - 2004. - С.216-231. (в соавт. с В.В.Лазаревым)

Тезисы:

34. Language, Thought and Reality: a Frame Interpretation // Book of Abstracts, LACUS FORUM XXX «Language, Thought, and Reality». - Canada, University of Victoria: VUP, 2003. - p.24. (в соавт. с В.В.Лазаревым)

35. The Relationship of Brain, Language and Mind: Cognitive Universals // E. Hajicovd, A. Kotesovcovd, and J. Mirovsky (eds.), Proceedings of the XVII International Congress of Linguists (CIL17), Prague, Czech Republic, July 24-29, 2003; CD-ROM. Prague: Matfyzpress, MFFUK. ISBN: 80-86732-21-5.

36. The discourse of emotions // Proceedings of the International Symposium "Intimacy, Media and Communication". - Frankfurt: Museum der Kommunikation, 2003. - P.49.

37. Ettiquette speech acts in the mirror of blending theory // Proceedings of the VIII International Cognitive Linguistics Conference "Cognitive Linguistics, Functionalism, Discourse Studies: Common Ground and New Di-

rections", Logrofto, 2003, Spain. - Logrofio: University of la Rioja, 2003.

- P.173. (в соавт. с В.В.Лазаревым)

38 The discourse of parliamentary debates on international terrorism: epis-temic argumentative features // // Proceedings of the LACUS XXIX Conference "Linguistics and the Real World", July 30 - August 3, 2002, the University of Toledo, Toledo, Ohio. - 2002. - P. 16. (в соавт. с

B.В.Лазаревым)

39. Discourse markers in coordinative syntax // Университетские чтения-2002. Материалы научно-методических чтений ПГЛУ 9-10 января 2002 года. - Часть 2. Секции симпозиума 2 - Пятигорск: ПГЛУ. -2002. - с.136-137.

40. The language of terrorism: fundamentalism against tolerance. Коммуникация: теория и практика в различных социальных контекстах (Коммуникация - 2002). //Материалы международной научно-практической конференции. - 4.1. - Пятигорск: ПГЛУ. - 2002. -

C.223-224.

41. Язык и коммуникация //Методы современной коммуникации: проблемы теории и социальной практики. Материалы 1-й международной научной конференции 27-29 ноября 2002 года. - М.: МГЛУ. 2002.

- С.54-56. (в соавт. с В.В.Лазаревым)

42. Особенности аргументативного строения естественнонаучного и художественного текста. //Когнитивная парадигма. Тезисы конференции 27-28 апреля 2000. - Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2000. - С. 142.

Подписано в печать 16.05.2005.

Формат 60x84 '/16. Бумага офсетная. Печать офсетная.

Усл.печ.л. 2,4. Уч.-изд.л. 2,3. Тираж 100 экз. Заказ 142.

Издательство Пятигорского государственного лингвистического университета 357532, г. Пятигорск, пр. Калинина, 9

Отпечатано в центре информационных и образовательных технологий ПГЛУ

»11203

РНБ Русский фонд

2006-4 28260

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Правикова, Людмила Владимировна

Введение

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Исследовательская парадигма теории дискурса

ГЛАВА 1. Общая и когнитивно-фреймовая теория дискурса

§ 1. Общая характеристика дискурса

1.1. Определение дискурса

1.2. История вопроса

§ 2.Когнитивно-фреймовая теория дискурса

2.1. Когитативная лингвистика как методологическая предпосылка теории фрейма

2.2. Теория поля как когнитивно-лингвистический источник фреймовой лингвистики

2.3. Концептуальное содержание теории фрейма

§ 3. Когезия и когерентность, релевантность

3.1. Когезия и когерентность

3.2. Теория релевантности

Выводы по первой главе

ГЛАВА 2. Теорияаргументативногодискурса

§ 1. Основные направления изучения аргументации

1.1. Зарубежные теории аргументации

1.2. Отечественные теории аргументации

§ 2. Типы аргументативного дискурса

2.1. Судебный дискурс

2.2. Политический дискурс

2.3. Парламентский дискурс

2.4. Публицистический, художественный и научный дискурсы

Выводы по второй главе

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Фреймовое содержание и языковая структура дискурса парламентских дебатов по международному терроризму

ГЛАВА 3. Менталитет и язык первичных реакций конгрессменов на события

§ 1. Языковые средства описания менталитета граждан США в связи с событиями 9/

1.1. Языковая характеристика менталитета граждан США до событий 9/

1.2. Языковая характеристика изменения менталитета американцев после событий 9/

§ 2. Речевые акты выражения эмоционального состояния, соболезнования пострадавшим, благодарности спасателям и осуждения террористов

2.1. Лексико-семантические средства выражения эмоциональных состояний конгрессменов в связи с трагическими событиями 9/

2.2. Речевые акты выражения соболезнования семьям и родственникам погибших

2.3. Речевые акты со значением выражения благодарности

2.4. Речевые акты выражения осуждения и презрения к террористам 172 Выводы по третьей главе

ГЛАВА 4. Лексико-номинативные средства концептуального поля терроризм»

§1. Признаковые лексико-номинативные средства поля «терроризм»

§2. Лексико-семантические средства наименования террористов

Выводы по четвертой главе

ГЛАВА 5. Лексико-семантические и прагматические средства выражения позитивных ka честв и ценностей американцев, единства/единения и решимости Конгресса и американского народа в борьбе с терроризмом

§ 1. Лексико-семантическая репрезентативность средств выражения перманентных позитивных качеств и ценностей американского народа

1.1. Лексико-семантические и прагматические средства выражения нравственных качеств американского народа

1.2. Лексико-семантические и сентенциально-прагматические средства выражения социально-политических ценностей американского общества

§ 2. Функционирование языковых средств выражения единства/ единения в выступлениях конгрессменов

§ 3. Языковые средства выражения решимости Конгресса и американского народа

3.1. Именные средства выражения решимости (существительные, прилагательные и причастия)

3.2. Глагольные средства выражения решимости

Выводы по пятой главе

ГЛАВА 6. Два типа аргументативногодискурса парламентских дебатов по терроризму в Конгрессе США

§ 1. Абстрактно-риторический аргументативный дискурс

1.1. Аргументация с прямым абстрактным адресатом

1.2. Аргументация с косвенным абстрактным адресатом

§ 2. Стандартный аргументативный дискурс

2.1. Интерпретация террористических актов от 9/11 как актов войны

2.2. Интерпретация террористических актов 9/11 как криминальных актов

Выводы по шестой главе

ГЛАВА 7. дискурсный анализдебатов по международному терроризму в

Парламенте Великобритании

§ 1. Эмотивно-аксиологические и модальные свойства дискурса парламентских дебатов

1.1. Эмотивно-аксиологический компонент дискурса

1.2. Модальный компонент дискурса

1.3. Логические концептуализации аргументации

1.4. Интертекстуальность

§ 2. Анализ интертекстуальной аргументации в дебатах по терроризму в

Парламенте Великобритании

2.1. Язык концептуального фрейма выступления Премьер-министра Т.

Блэра

2.2. Интертекстуальный язык общих оценок событий в США в выступлениях парламентариев и членов правительства

§ 3. Два типа аргументативно-дискурсной интерпретации террористических актов в Парламенте Великобритании

3.1. Интерпретация террористических актов как актов войны

3.2. Интерпретация террористических актов как криминальных актов 369 Выводы по седьмой главе

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Правикова, Людмила Владимировна

Данная диссертация посвящена исследованию когнитивно-фреймовых, семантико-синтаксических, модально-аксиологических и аргументативно-прагматических свойств дискурса парламентских дебатов по терроризму на материале английского языка.

Объектом исследования являются транскрипты парламентских дебатов Конгресса США (Congressional Records) и Парламента Великобритании (The Hansard Records).

Предметом изучения оказываются когнитивно-фреймовые, модально-аксиологические и аргументативно-прагматические свойства дискурса парламентских дебатов. Эти свойства дополнительно характеризуются в терминах релевантности, когерентности/когезивности, текстуальности/ интертекстуальности, эвиденциальности и других свойств, которые выполняют конститутивную системообразующую функцию формирования когнитивно-фреймового и когнитивно-аргументативного дискурса. Работа выполнена в рамках современной когнитивно-прагматической парадигмы, в которой ведущее место занимают теории концептуального фрейма, прототипичности, когерентности, когезии и когнитивно-прагматической аргументации.

Актуальность темы определяется тем, что дискурс в целом и аргументативный дискурс по терроризму, в особенности, являются важнейшим способом реализации институциализированной и неинституциализиро-ванной коммуникации. Сфера институциализированной коммуникации представлена парламентскими дебатами, судебными разбирательствами, научными дискуссиями и т.д. Область неинституциализированной коммуникации образуют сферы бытового общения конфликтного и неконфликтного характера. Институциализированные аргументативные дискурсы функционируют по определенным правилам и канонам, что определяет их объективный характер. С другой стороны, они включают прагматические, социально-экономические и другие аспекты коммуникации, описание которых не может быть строго формализовано и ритуализовано. Поэтому институциализированные аргумента-тивные дискурсы содержат элементы неинституциализированного дискурса, т.е. все то, что определяется субъективными интересами, желаниями, настроениями, эмоциями и т.д. Отсюда модус формирования институциализирован-ного дискурса оказывается производным от компромисса между требованиями формальных объективных правил и их фактуально-прагматическим и эмоционально-модальным наполнением. Другими словами, институциализированный аргументативный дискурс представляет собой компромисс между конститутивными и регулятивными принципами, с одной стороны, и неинституциали-зированной обыденно-когнитивной практикой людей, которая воплощается в неинституциализированных аргументативных дискурсах, с другой.

В теоретико-методологическом плане актуальность диссертации определяется необходимостью выявления основ когнитивно-фреймовой и когнитивно-прагматической интерпретации особенностей функционирования институциа-лизированных дискурсов, в частности, дискурса парламентских дебатов по терроризму.

Актуальность темы, бесспорно, определяется и тем, что исследование дискурса по терроризму, изучение языкового портрета парламентских дебатов по терроризму способствует категориальному осмыслению самого феномена «терроризм» в современном мире. Актуальность темы исследования детерминируется и тем, что в настоящее время практически отсутствуют монографические исследования языка дебатов по терроризму на материале английского языка.

Новизна диссертации заключается в том, что в ней впервые на материале дискурса парламентских дебатов выявлены особенности консенсусной инсти-туциализированной политической коммуникации, показано распределение по удельному весу и по функционально-прагматическому назначению таких признаков и свойств данного дискурса, как фреймовость, прагматичность, когерентность, релевантность и т.д. В диссертации впервые исследованы особенности функционирования аксиологических и модальных средств дискурса по терроризму, обнаружена специфика аргументативного строения этого дискурса и особенности его оценочно-содержательного лексического и сентен-ционального наполнения.

Цель исследования заключается в том, чтобы провести системное описание дискурса парламентских дебатов по терроризму на материале английского языка, выявить его концептуально-фреймовую организацию, дать анализ оп-позитивно организованной аксиологической и модальной лексики в парадигматическом и синтагматическом планах. Цель диссертации заключается и в том, чтобы системно исследовать аргументативные свойства дискурса парламентских дебатов по терроризму, показать их отличие от аргументативных свойств, характерных для стандартных парламентских дебатов.

Для реализации поставленной цели был решен целый комплекс исследовательских задач:

1) выявлены концептуально-фреймовые и когнитивно-прагматические свойства аргументативного дискурса парламентских дебатов по терроризму;

2) установлена аргументативная структура дискурса парламентских дебатов, в которой наряду с институциализированной аргументацией определены элементы неинституциализированной аргументации;

3) определены пропорции «мягкой», компромиссной и «жесткой», бескомпромиссной аргументации в исследуемых аргументативных контекстах;

4) обнаружены модальные и аксиологические средства выражения аргументации парламентских дебатов;

5) показаны аргументативные маркеры рассматриваемых дискурсов (сочинительные, каузальные, консекутивные, копулятивные союзы).

При решении поставленных задач были использованы следующие методы и приемы:

- когнитивно-фреймовый - для выявления системообразующих признаков институциализированного аргументативного дискурса (прагматичность, релевантность, когерентность, когезивность, интертекстуальность, эвиденциальность);

- дефиниционный - для определения лексико-семантического строения оппозитивно организованных аксиологических лексем, модальных и эпистемических глаголов и эпистемических наречий, а также сочинительных союзов, в том числе консекутивных и каузальных;

- контекстологический, или контекстуальный - для обнаружения контекстов функционирования модальных и союзных средств аргументации в эксплицитных и имплицитных значениях;

- конверсационный - для выявления коннотативных значений модальных и союзных средств конституирования аргументации парламентских дебатов; аргументативный - для установления типов аргументации в парламентских дебатах;

- прагматический - для идентификации перлокутивной силы высказываний с прагматическими маркерами аргументации; . дискурсивно-логический - для обнаружения инферентных и энталамированных связей в процессе аргументации;

- сопоставительный - для установления особенностей функционирования аксиологических, модальных и союзных средств аргументации в дискурсе дебатов в Конгрессе США и Парламенте Великобритании;

- метод корпусной лингвистики - для установления репрезентативности встречаемости аксиологических и аргументативно-прагматических маркеров в рассматриваемых дискурсах.

Достоверность и обоснованность полученных результатов обеспечивается совокупностью используемых методов и большим объемом исследовательского материала.

Положения, выносимые на защиту: 1. Дискурс парламентских дебатов по терроризму как важнейшая составная часть институциализированного дискурса характеризуется интегральными об-щедискурсными признаками (когерентность, когезивность, референциальность, релевантность, прагматичность и т.д.) и дифференциальными признаками (ин-ституциализированность/ неинституциализированность, аксиологическая модальность, эпистемическая/деонтическая модальность, аргументативность, эви-денциальность, интертекстуальность и т.д.).

2. Аргументативный дискурс парламентских дебатов по терроризму является институциализированным, т.е. регулируется конкретными социальными правилами и положениями, которые предопределяют использование адекватных языковых средств. Эти средства образуют процедурный и регламентированный язык, употребление которого определяется институциализированными конвенциями общения.

3. Анализ аргументативного дискурса дебатов по терроризму направлен на воссоздание его языкового портрета как исследовательского продукта на основе реконструкции концептуального фрейма, лежащего в основе рассматриваемого дискурса. Концептуальный фрейм дискурса по терроризму представлен когнитивно-оппозитивным модусом «свои»-«чужие». Этот фрейм содержит, в свою очередь, совокупность концептуальных и лингво-технологических микрофреймов, таких как микрофрейм «менталитет американцев», микрофрейм «изменение менталитета в форс-мажорных обстоятельствах», оппозитивно организованный аксиологический микрофрейм, аргументативно-структурный микрофрейм дебатов по терроризму (риторическая и стандартная аргументация) и т.д.

4. В аргументативной структуре парламентских дебатов по терроризму важное место занимают средства выражения риторической и формальнологической аргументации. К средствам выражения риторической аргументации относятся: аксиологическая лексика, представленная в оппозитивном модусе «свои»-«чужие», модальные и эпистемические глаголы и эпистемические наречия, эмотивно-окрашенные высказывания, маркирующие речевые акты соболезнования пострадавшим, благодарности спасателям, осуждения террористов. К формально-логическим средствам выражения аргументации относятся высказывания с каузальными союзами, которые могут быть представлены как эксплицитно, так и имплицитно. С содержательной точки зрения, аргументация включает интертекстуальную референцию в самом широком смысле этого слова, тесно связанную с ней категорию эвиденциальности и прагматическую мотивированность. Аргументативные выводы маркируют консекутивные союзы, эпистемические глаголы и эпистемические наречия.

Теоретическое значение работы заключается в том, что ее выводы и результаты вносят определенный вклад в когнитивно-прагматическую теорию дискурса, в частности, политического дискурса, концептуального фрейма, в теории когнитивной прагмалингвистики и аргументации, в теорию институциализированного диалога, а также в теоретическую грамматику, лексикологию английского языка и теорию критического дискурсного анализа.

Практическая ценность работы состоит в том, что ее результаты могут использоваться в теоретических курсах лексикологии английского языка, в спецкурсах по теории дискурса и лингвистической аргументации, по когнитивной прагмалингвистике, а также на практических семинарских занятиях по теоретическим курсам английского языка. Они могут быть учтены при написании дипломных работ, магистерских и кандидатских диссертаций по английскому языку.

Материалом исследования послужили транскрипты парламентских дебатов по терроризму Конгресса США (Congressional Records) и Парламента Великобритании (The Hansard Records). Общий объем выборки составляет свыше 6000 примеров.

Материалы диссертации апробировались на секции «Аргументативные стратегии и риторические стили в Европейских парламентах» Конференции ASLA в Университете Содертон (Швеция, 2004), на XVII Международном Конгрессе Лингвистов (Прага, Чехия, 2003), на VIII Международной конференции по когнитивной лингвистике (Логроньо, Испания, 2003), на XXX Международной конференции Лингвистической Ассоциации Канады и США (Виктория, Канада, 2003), на I Международном Симпозиуме "Intimacy. Media. Communication" (Франкфурт, Германия, 2003), на XXIX Международной конференции Лингвистической Ассоциации Канады и США (Толедо, США,

2002), на I Международном Симпозиуме «The Gender of translation. The translation of Gender» (Валенсия, Испания, 2002), на VII Международной конференции по когнитивной лингвистике (Санта Барбара, США, 2001), на международных конференциях в Москве (1995, 2002), Пятигорске (2002, 2003, 2004), Киеве (1985), Самарканде (1987), на научно-практических конференциях ПГЛУ (1985-2005), обсуждены на кафедре западноевропейских языков и культур, на кафедре лингвистики Джорджтаунского университета (Вашингтон, 2000). По теме диссертации опубликовано две монографии общим объемом 39,6 п.л. и более 40 статей и тезисов общим объемом около 25 п.л.

В структурном отношении диссертация состоит из Введения, семи глав, представленных в формате двух частей (Часть 1 - Главы 1-2, и Часть 2 - Главы 3-7), Заключения, библиографии (общий объем - 342 источника, из них на русском языке - 121, на иностранных языках - 221), списка используемых источников.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Язык парламентских дебатов"

Выводы по седьмой главе

1.Дискурс парламентских дебатов по терроризму в Великобритании, с содержательной точки зрения, построен на том же концептуальном фрейме, что и дискурс по терроризму в Конгрессе США. Составными частями этого фрейма являются концепт «свои»-«чужие» и концепт «изменение менталитета британцев, обусловленное событиями 9/11». Изменение менталитета потребовало осмысление системы ценностей демократического общества перед угрозой терроризма, что нашло свое прямое выражение в дебатах в дискурсно-языковой картине обсуждаемых этих событий.

2.С композиционной точки зрения, британский дискурс по терроризму отличается от американского дискурса тем, что он организован с опорой на принцип радиальной интертекстуальности. Ядром этой радиальной интертекстуальности является выступление Премьер-Министра Т.Блэра, на которое ссылалось большинство парламентариев. Концептуальные положения Премьер-Министра в контексте интертекстуальности использовались как средства выражения солидарности, единства/единения с американским народом и как средство аргументативного обоснования выдвигаемых конкретных положений по всему комплексу вопросов, связанных с террористическими актами.

3.Трагичность ситуации предопределила эмотивно-аксиологический настрой всего обсуждения. Интерпретативной основой обсуждения стал концептуальный фрейм «мы»-«они», в рамках которого парламентарии противопоставляли систему социальных ценностей свободного общества (the basic democratic values, etc.) и соответственно террористов (no civilized values, etc.), этические качества противопоставляемых сторон (Открытое общество: dedication, dignity, etc. vs. террористы: barbarism, fanaticism, terrorism, etc.), действующих лиц (guardians of a set of values, vast majority of decent people vs. enemy, perpetrators, fanatics, suicidal fanatics, etc.) и характер самих действий (support for action, defence of freedom and democracy, etc. vs. murder, atrocities, onslaught, organized crime, etc.).

4.Важное место в британском дискурсе по терроризму занимают средства выражения модальности, которые используются для маркирования эпистемической и деонтической модальностей. Наряду с ними широко используются акциональные глаголы и глагольные словосочетания со значением согласия, готовности помочь в контексте солидарности, единства взглядов, моральной и материальной поддержки. Сами эти глаголы в составе высказываний употребляются как конвенциональные прототипические средства, которые способствуют формированию концептуального фрейма «единство и солидарность».

5.В интертекстуальных выступлениях парламентариев использовалась оценочная лексика, которая служила средством оппозитивной характеристики характера протекания традиционных дебатов в парламенте и духа солидарности парламентских дебатов по терроризму. Отмечалась тема незащищенности британцев на их собственной территории и т.д.

6.В дебатах по терроризму в Парламенте Великобритании были обнаружены два типа аргументативно-дискурсной интерпретации террористических актов, которые были выявлены и в дебатах по терроризму в Конгрессе США. Одна группа парламентариев давала оценку террористическим актам как актам войны с вытекающими отсюда практическими последствиями для борьбы с теерроризмом. Другая группа парламентариев интерпретировала террористические акты как криминальные акты, полагая, что принятие альтернативной точки зрения повлекло бы за собой сворачивание демократических прав и свобод в Открытом обществе.

7.В дискурсах дебатов по терроризму в США и Великобритании выявились некоторые содержательно-обусловленные языковые различия в акцентировании микрофреймов базисного фрейма по терроризму. Эти различия в основном касались акционально-деонтической стороны дебатов по терроризму. Они самым непосредственным образом отразились и на лексических характеристиках дискурса. Модальные глаголы и глаголы с модальным значением в американском корпусе встретились в 10 раз больше, чем в британском корпусе. При этом эти модальные средства использовались, как правило, для выражения деонтической семантики, маркирующей единство/единение американского народа, его решимости сокрушить терроризм. В британском корпусе они использовались в значительной степени для маркирования эпистемической модальности.

Список научной литературыПравикова, Людмила Владимировна, диссертация по теме "Германские языки"

1. Алексеева А.А. Аргументативный потенциал крылатых слов:: На материале текстов современной немецкоязычной прессы: Автореф. дис... канд. филол. наук: 10.02.04 /Моск. гор. пед. ун-т Ком. образования Правительства Москвы. М., 2001. 18 с.

2. Алферов А.В. Релевантность высказывания// Вестник ПГЛУ. Пятигорск: ПГЛУ. 2005. №1. 54-58.

3. Амарзаяа Д. Современный русский политический дискурс: лексико-семантический аспект: (Па материале яз. Рос. газ. 90-х гг.): Автореф. дис... канд. филол. наук /Моск. пед. гос. ун-т. М., 1999. -13 с.

4. Аристотель. Риторика /Пер. с древнегреч. О. Цыбенко. М.: Лабиринт, 2000.-221 с.

5. Арнольд И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность: Сб. ст. /Пауч. ред. Бзаркин П.Е.; -Петерб. гос. ун-т. СПб.: Изд-во СПетерб. ун-та, 1999. 443 с.

6. Арутюнова П.Д. Дискурс Лингвистический энциклопедический словарь.-М., 1990.-С. 136-137.

7. Баженов А.А. Коммуникация, дискурс, понимание /Иркут.гос. техн. ун-т. Пркутск, 1994. 116 с. Рукопись деп. в ИПИОП РАП N 49422 от 4.07.94.

8. Бакумова Е.В. Ролевая структура политического дискурса: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Волгоград, 2002. 20 с.

9. Баранов А. П. и др. Политический дискурс: методы анализа тематической структуры и метафорики. М.: Фонд ИПДЕМ, 2004. 94 с.

10. Баранов А.П. Лингвистическая теория аргументации:: (Когнитивный подход): Автореф. дис... д-ра филол. наук: 10.02.01; 10.02.19 /АП СССР. Ин-т рус. яз. М., 1990. 48 с.

11. Белова Е.П. Структура и семантика аргументативного дискурса:: Па материале слушаний комитетов и подкомитетов Конгресса США:

12. Блинов А.Л., Петров В.В. Элементы логики действий. М.,1991. ВИНИТИ, АН СССР, Ин-т философии М.: Наука, 1991 232 с.

13. Блох М.Я. Теоретическая грамматика английского языка. -М.: Высш. школа, 1994. 381 с.

14. Богданов ВВ. Текст и текстовое общение. СПб.: -Петербургск. гос. ун-т, 1993.- 63 с.

15. Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика. Курс лекций по английской филологии. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. 123 с.

16. Борботько В.Г. Обш;ая теория дискурса (принципы формирования и смыслопорождения): Автореф. дис.докт. филол. наук. Краснодар: Кубанск.гос. ун-т, 1998. 48 с.

17. Брутян Г.А. Аргументация. Ереван: Изд-во АН Арм. ССР, 1984. 105 с.

18. Булатова А.П. Лингво-когнитивный анализ искусствоведческого дискурса (тематические разновидности-музыка, архитектура): Автореф. дис... кандидата наук; Филологические науки: 10.02.01 /Моск. гос. ун-т им. М.В. Ломоносова. М., 1999. 22 с.

19. Буров А.А. Когниолингвистические вариации на тему русской языковой картины мира. Пятигорск: ПГЛУ, 2003. 361 с.

20. Бюлер К. Теория языка Звегинцев В.А. (ред.) История языкознания XIX-XX веков в очерках и извлечениях. Ч. 2. М.: Просвещение, 1965. 22-28.

21. Васильев Л.Г. Особенности понимания естественно-языковых аргументов в научном тексте [электр.источ.] http: www. argumentation, spb.ru /2002_l /papers /l_2002p2.html

22. Васильев Л.Г. Понимание аргументативного дискурса: коммуникативный метод VS интерактивного. Тула: Тульск. гос. ун-т, 2000. С 19-24.

23. Вовк В. Монологизм сознания и язык политики Полит, думка Полит, мысль. Киев, 1995. 2 /3. 21-26.

24. Водак Р. Язык. Дискурс. Политика. Волгоград: Перемена, 1997. -139 с.

25. Володина М.Н. Когнитивно-информационная природа термина (на материале терминологии средств массовой информации). М., 2000. 127с.

26. Грейдина Н.Л. Реалии коммуникативно-культурного воздействия. Пятигорск: ПГЛУ, 2001. 462 с.

27. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: Наука, 1981.-138 с.

28. Голин Е.Г. Разговорный дискурс Функционирование языковых единиц в разных формах речи. Саратов, 1995. 78-81.

29. Голубев В.Ю. Аргументация как один из функциональных элементов газетного стиля речи:: Па материале американской прессы: Автореф. дис... канд. филол. наук /Санкт-Петербургский гос. ун-т. СПб., 1996.- 16с.

30. Грицкова А.В. Аргументативный дискурс в свете диктемной теории строя текста:: Па материале современного английского языка: Автореф. дис... канд. филол. наук /Сам. гос. пед. ун-т. Самара, 2003. 18 с.

31. Грушевская Т.М. Политический дискурс в аспекте газетного текста. Спб.: РГПУ им. А.И.Герцена, 2002. 116с.

32. Гуткова К.В. Логико-семантический и прагмалингвистический анализ аргументации в рубриках "Letters to the Editor": http: rchgi.spb.ru /Pr chmOO /gutkova.htm

33. Данилова П.К. «Знаки субъекта» в дискурсе. Самара: Самар. унт, 2001.-225 с.

34. Демьянков В.З. Эффективность аргументации как речевого воздействия Проблемы эффективности речевой коммуникации. М.: ИНИОН АН СССР, 1989. 13-40.

35. Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода Вопросы языкознания. М., 1994. Ш 4. С 17-33.

36. Демьянков В.З. Политический дискурс как предмет политологической филологии Политическая наука. Политический дискурс: История и современные исследования. М.: ИНИОП РАП, 2002. 3. 32-43.

37. Добрякова П.П. Аргументативное сообщение как единица политической речи. Прагмалингвистический и интеракциональный аспекты анализа: Автореф. дис... канд. филол. наук. С-Петербургск. гос. ун-т, 2003. 18 с.

38. Дубинина Н.А. Аргументативный анализ текста:: (Па материале научной статьи): Автореф. дис... канд. филол. наук: 10.02.01 /Ин-т русского языка. М., 1991. 20 с.

39. Егорова М.А. Дискурс и текст в аспекте перевода. Воронеж: Воронежск.гос. ун-т, 2003. 50с.

40. Жаботинская А. Когнитивные и номинативные аспекты класса числительных (на материале современного английского языка). М., 1992.-216 с.

41. Залевская АА. Текст и его понимание. Тверь: Тверск. гос. ун-т, 2001. 177 с.

42. Зернецкий П.В. Единицы речевой деятельности в диалогическом дискурсе //Языковое общение. Калинин, 1987. 89-95.

43. Каменская О.Л. Текст и коммуникация. М.: Высшая школа, 1990.-151с.

44. Карасик В.И. О категориях дискурса Языковая личность: социолингвистические и эмотивные аснекты: Сб. науч. тр. ВолгоградСаратов: Перемена, 1998. 185-197.

45. Карасик В.И. Этнокультурные типы институционального дискурса Этнокультурная специфика речевой деятельности: Сб. обюров. М: ИНИОНРАН, 2000. 37-64.

46. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. М.: ГНОЗИС, 2004. 389с.

47. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987.-261 с.

48. Каринский М.И. Классификация выводов. С-Петербург: 1

49. Переп. Избр. труды русских логиков XIX века. М.: Изд-во АН СССР, 1956.-С.3-177

50. Кибрик А.А. Когнитивные исследова1шя по дискурсу Вопросы языкознания. -1994. №1. 126-139.

51. Кирилюк А.С. Универсалии культуры и семиотика дискурса. Новелла /НАН Украины. Центр гуманит. образования. Одес. фил. Одесса: Астропринт, 1998. -143 с.

52. Кожевникова Л.Н. Метонимия и дискурс Нроблемы семантики и прагматики. Калининград, 1996. 50-53.

53. Козинцева Н.А. Категория эвиденциальности (проблемы типологического анализа) Вопросы языкознания, 1994, 3. 92-104.

54. Комарова Р.Н. Язык закона: лингвистические характеристики (на материале текста Германского гражданского уложения): Автореф. дисс. канд. филол. наук. Санкт-Нетербург, 2000. 18 с.

55. Комова Т.А. Концепты языка в контексте истории и культуры: Курс лекций. М.: МАКС Нресс, 2003. 119 с.

56. Кравченко А.В. Знак, значение, знание: Очерк когнитивной философии языка. Иркутск: Изд-во Иркут.экон.акад., 2001. 261с.

57. Красных когнитивного Автореф, В.В. Структура коммуникации акт, свете лингвотекст): подхода: (Коммуникативный дискурс, дис. докт. филол. наук /Моск. гос. ун-т им. М.В. Ломоносова. М., 1999. 72 с.

58. Крячков Д.А. Языковой афоризм как средство репрезентации говорящего в американском политическом дискурсе (на материале избирательной кампании 2000 г.): Автореф. дисс.... канд. филол. наук. Москва, 2002. 24 с.

59. Кубрякова Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика психология когнитивная наука Вопросы языкознания. 1994.-.№4.-С. 34-47.

60. Кубрякова Е.С. О понятиях дискурса и дискурсивного анализа в современной лингвистике Дискурс, речь, речевая деятельность. М., 2000. 7-25.

61. Кубрякова Б. О тексте и критериях его определения Текст. Структура и семантика. Т. 1. М., 2001. 72-81

62. Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М.: Яз. славян, культуры, 2004. 555 с.

63. Кубрякова Е.С, Александрова О.В. О контурах новой парадигмы знания в лингвистике Структура и семантика художественного текста. Доклады VII Междунар. конф. М., 1999. 186-197.

65. Демьянков, и др. Краткий словарь когнитивных терминов. М.: Моск. гос. ун-т, 1996. 245 с.

66. Куликова О.В. Лингвостилистические средства развертывания аргументации в публицистическом тексте (на материале парламентских выступлений): Автореф. дисс.... канд. филол. наук: 10.02.04 /Моск. гос. ин-т иностр. яз. им. Мориса Тореза. М., 1989.- 22 с.

67. Кухаренко В.А. Интерпретация текста. Л.: Просвещение, 1988. 192 с.

68. Лазарев В,В. Лингвистика размышляющего и лингвистика говорящего /слушающего (сознание и текст Смирнов Б.А. (отв. ред), XI Международная Конференция «Логика, методология, философия науки». Москва, Обнинск: Институт философии РАН, 1995. с.58-63.

69. Левенкова Е.Р. Языковые средства аргументации в политическом дискурсе США //Вестник факультета иностранных языков СамГПУ. Самара: СамГПУ, 2003. 4. 87-102.

70. Локтионова В.Г. Когнитивные механизмы реализации точек контакта «адресант адресат речи» (фактор субъекта речи) Стилистика и культура речи. Пятигорск: ПГЛУ, 2000. С139-148.

71. Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М.: Гнозис, 2003. 280 с.

72. Манерко Л.А. Язык современной техники: ядро и периферия. Рязань: Рязанский гос. нед. университет, 2000. 140 с.

73. Матвеева Г.Г. Актуализация прагматического аспекта научного текста. Ростов-на-Дону: РГУ, 1984. -132 с.

74. Менджерицкая Е.О. Когнитивный синтаксис художественной литературы: Современный английский язык МГУ им. М.В. Ломоносова. Филол. фак. Москва: Диалог-МГУ, 1997.-141с.

75. Миловидов В.А. От семиотики текста к семиотике дискурса: Пособие по спецкурсу. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2000. 93 с.

76. Миронова Н.Н. О понятии «дискурс» в современной лингвистике Тенденции развития в лексике и синтаксисе германских языков. Самара, 1997. 94-99.

77. Михалев А.Б. Теория фоносемантического поля. Краснодар: ПГЛУ, 1995.-213 с.

78. Мишланова Л., Пермякова, Т.М. Дискурс: в поисках новой парадигмы Стереотипность и творчество в тексте. Пермь, 2001. 384-393.

79. Москапьская О.И. Грамматика текста. М.: Высшая школа, 1981. 183 с.

80. Николаева Т.М. Лингвистика текста. Современное состояние и перспективы Новое в зарубежной лингвистике. Выпуск VIII. М.: Нрогресс, 1978. 5-39.

81. Николаева Т.М. Текст Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1990. 507.

82. Новодранова В.Ф. Когнитивные аспекты терминологии Когнитивная лингвистика. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 1998. 4 1 С 13-16.

83. Номинация и дискурс: Межвуз. сб. науч. тр. /Ряз. гос. пед. ун-т им. А.Есенина; Отв. ред. Манерко Л.А. Рязань, 1999. 136 с.

84. Оганесян Г. Нредметная область теории аргументации и основные понятия теории аргументации Философские проблемы аргументации/Ред. Г.А. Брутян. Ереван, 1986. 8-20.

85. Орлов Г.А. Современная английская речь. М.: Высш. шк., 1991. 238 с.

86. Ощепкова Н.А. Стратегии и тактики в аргументированном дискурсе: прагмалингвистический анализ убедительности рассуждения (на материале политических дебатов): Автореф. дисс. канд. филол. наук. Тверь, 2004.-18 с.

87. Навлова К.Г. Нсихология спора: логико-психологические аспекты. М.: Знание, 1988-61 с.

88. Наршин Н.Б. Идиополитический дискурс Труды Международного семинара «Диалог96 по компьютерной лингвистике и ее приложениям» «Dialogue 96 Computational linguistics and its applications» international workshop, Нущино, 4-9 мая 1996 г. М., 1996. 192-198.

89. Нермякова Т.М. Динамика соотношения категорий оценки и аргументативности в газетных текстах 1980-1990-х гг. под влиянием социальных факторов (на материале газет русского и английского

90. Петров В.В. Язык и логическая теория Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1986. Вып.

91. Логический анализ естественного языка. 5-23.

92. Поляк О.Е. Когнитивная модель иллокутивной составляющей дискурсной аргументативной единицы: На материале русского политического дискурса: Автореф. дис... канд. филол. наук. М., 1998. 22 с.

93. Пономаренко Е.В. Функциональная системность дискурса (на материале английского языка). М.: МГУ, 2004. 328 с.

94. Попова Е.А. Культурно-языковые характеристики политического дискурса: На материале газетных интервью: Дис... канд. филол. наук. Волгоград. 1995, 201 с

95. Потапова Р. К., В. В. Потапов. Семантическое поле «наркотики». Дискурс как объект прикладной лингвистики. М.: УРСС, 2004. 190с

96. Пропп В.Я. Морфология сказки. Д.: Academia, 1928. -152 с

97. Прохоров Ю.Е. Действительность. Текст. Дискурс. М.: Флинта: Наука, 2004.-221с

98. Рахилина Е.В. О тенденциях и развитии когнитивной семантики Нзв.АН. Серия литературы и языка, 2000, т.59, «3. 3-15. 99. Родионова Е. Националистический дискурс газеты «Завтра» Логос. М., 2000. Вып. 1. 9-17.

100. Рябко О.П. Сложноструктурные флоронимы в английском языке: когнитивно-фреймовая и мотивационно-номинативная интерпретация:: Автореф. дисс докт. филол наук. Пятигорск, 2004. 43 с

101. Сигал К.Я. Сочинительные конструкции и дискурс Изв. Акад. наук. Сер. лит. и яз. М., 2001. Т.60, №5. 42-45.

102. Сластенов М.Ю. Логические и внелогические аспекты аргументации:: Автореф. дис... канд. филос. наук: 09.00.01 /Ереванский ун-т. Ереван, 1989. -16 с.

103. Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах: Тез. междунар. науч.-практ. конф., 7-9 дек. 2001 г., Челябинск /Челяб. гос. ун-т; Редкол.: Азначеева Е.Н (отв. ред.) и др. Челябинск, 2001. 179 с.

104. Слышкин Г.Г. Дискурс и концепт (О лингвокулыурном подходе к изучению дискурса) Языковая личность: институциональный и персональный дис- курс. Волгоград: Перемена, 2000. 38 45.

105. Слюсарева Н.А. Аспекты общей и частной лингвистической теории текста. М.: Наука, 1982 -192 с.

106. Смирнова Г.Ю., Фомин, А.И. К вопросу о межнаучном термине дискурс Пространство культуры. СПб., 2001. 33-38.

107. Смирнова П.И. Академический язык как разновидность научного дискурса: социопсихолингвистическая модель: Автореф. дисс. канд. филол. наук: 10.02.19 /Ульян, гос. ун-т. Ульяновск, 1999. 22 с.

108. Соколов А.Н. Проблемы научной дискуссии. Логико- гносеологический анализ. Под ред. В. Н. Боряза. Л.: Паука. Ленингр. отд-ние, 1980. 157с.

109. Степанов Ю.С. Альтернативный мир. Дискурс, Факт и принцип Причинности Язык и наука конца 20 века. М., 1995. 35-73.

110. Суздалев Е.П. Теория аргументации: перспективы анализа правовых контекстов Учен. зап. юрид. фак. СПб.: Изд-во С-Петерб. гуманит. ун-та профсоюзов, 1996. Вып. 1. 44-46.

111. Трипольская, Т.А. Эмотивно-оценочный дискурс: когнитивный и прагматический аспекты. Новосибирск: Повосиб. гос. пед. ун-т, 1999. 166с.

112. Тураева З.Я. Лингвистика текста: (Текст: структура и семантика). /Рос. гос. пед. ун-т им. А. И. Герцена. СПб.: Образование, 1993. 38 с.

113. Ушакин А. После модернизма: язык власти или власть языка ОНС: Обществ, науки и современность. М., 1996. N 5. 130-141.

114. Файбышенко Н.Л. Функционально-семантический и прагматический анализ регулятивных средств аргументативного дискурса:: На материале текстов парламентских выступлений в Конгрессе США: Автореф. дис... канд. филол. наук: 10.02.04 /Рос. гос. пед. ун-т им. А. И. Герцена. СПб., 2002. 16 с.

115. Фанян Н.Ю. Аргументация как лингвопрагматическая структура: Автореф. дис.... д-ра филол. наук /Кубан. гос. ун-т. Краснодар, 2000. 49 с.

116. Фанян Н.Ю. Аргументирующий дискурс во французской диалогической речи: Автореф. дис... канд. филол. наук. М.: Ин-т языкознания АН СССР, 1989.-22с.

117. Филинский А.А. Критический анализ политического дискурса предвыборных кампаний 1999-2000 гг.: Автореф. дисс.... канд. филол. наук. Тверь, 2002. 16 с.

118. Филлмор Ч. Фреймы и семантика понимания Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1988. Вьш.

119. Когнитивные аспекты языка. 52 -92..

120. Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления: Пер. с нем. М.: Республика, 1993.

121. Цырендоржиева Т.Б. Дискурсивная модель аллюзивных средств: (На материале соврем, англ. яз.): Автореф. дис. канд. филол. наук:: 10.02. 04 /Моск. пед. гос. ун-т. М., 1999. -16 с.

122. Чабан Н.А. Политические мифы в языке, дискурс, ментальные модели Язык и культура Мова и культура. Киев, 1997. Т. 1. 137-138.

123. Чернявская В. Е. Интерпретация научного текста: Теоретическое учеб. Пособие. СПб.: Наука РАН, 2004. -127 с.

124. Чесноков П.В. Спорные проблемы курса «Общее языкознание». Таганрог: Изд-во Таганрогского гос.пед.инст-та, 1996. 175 с.

125. Чугунников Г. От семиозиса к семиолизису: К проблеме цитатного /риторического анализа Пробл. истории, филологии, культуры J. of hist., philol. а. cultural studies. М.; Магнитогорск, 1996. Вып. 3. 342-347.

126. Шейгал Е.И. семиотика политического дискурса: Автореф. дис.... д-ра филол. наук: 10.02.01, 10.02.19 Волгоград, гос. пед. ун-т Волгоград, 2000.-31 с.

127. Язык и дискурс: Когнитивные и коммуникативные аспекты: Сб. науч. тр. Ред. И.П. Сусова. Тверь, Твер. гос. ун-т, 1997. 83 с.

128. Якутина М.В. Просодические формы речевого поведения участников судебного процесса (экспериментально-фонетическое исследование на материале аудиозаписей заседаний Верховного суда США): Автореф. дисс. канд. филол. наук. Москва, 2002. 16с.

129. Adler J.E. Comparisons with Grice Behavioral and Brain Sciences, 1987, 10.-Pp. 710-711.

130. Alexy R. A Theory of legal argumentation: The theory of rational discourse as theory of legal justification. /R. Adler N. MacCormick, trans. Oxford: Clarendon Press, 1989. 323 p.

131. Ariel M. Retrieving propositions from context: Why and how Journal of Pragmatics, 1988, 12. Pp. 567-600.

132. Austin J.L. How to do things with words. Oxford: Clarendon Press, 1962.-166 p.

133. Bach K. Introduction to meaning, speech acts and communication Hamish R. (ed.), Basic topics in the Philosophy of Language. Englewood Cliffs, NJ: Prentice Hall, 1994. Pp.3-20.

134. Bach K. On communicative intentions: A reply to Recanati Mind Language, 1987, 2. Pp. 141-154.

135. Bach К. The myth of conventional implicature Linguistics and Philosophy, 1999, 22. Pp. 327-366.

136. Barth E.M. and Martens J.L. (eds.). Argumentation. Approaches to theory formation. Containing the contribution to the Groningen Conference on the theory of argumentation, October, 1

137. Amsterdam: John Benjamins, 1982.-333 p.

138. Bartlett F. С Remembering: a study in experimental and social psychology Cambridge: Cambridge University Press, [1932], 1967. 317 p.

139. Barton E.L. Autonomy and modularity in a pragmatic model CLS 25. B. Music, R. Graczyk C. Wiltshire (eds.). Chicago: University of Chicago Press, 1989. Pp. 1-14.

140. Beaugrande R.-A. de Dressier W. Introduction to text linguistics. L.:N.Y., 1981.-270p.

141. Beaugrande R.-A. de. Text linguistics in discourse studies Handbook of discourse analysis. L. etc., 1985. Vol. 1: Discipline of discourse. Pp. 41-70.

142. Berbeira Gardon J.L. Relevance and modality Revista Alicantina de Estudios Ingleses, 1998, 11.- Pp. 3-22.

143. Berlin B. P.Kay. Basic color terms: their universality and evolution. Berkeley, CA: University of California Press, 1969. -178 p.

144. Bertuccelli-Papi M. Implicit meaning between implicature and explicature Lo spazio della conversazione. Eds. A. Johnson et al. Pisa, 1993.

145. Bertuccelli-Papi M. Semantic vagueness and degree of precision adverbs Textus. -1996. Vol.VII. Pp. 313-332.

146. Biber D. Variation across speech and writing. Cambridge [Cambridgeshire]; New York, NY, USA: Cambridge University Press, 1988. 299 p.

147. Blakemore D. Semantic constraints on relevance. Blackwell, 1987.-160 p. Oxford:

148. Blakemore D. The organization of discourse F.Newmeyer (ed.), Linguistics: The Cambridge survey. Cambridge: Cambridge University Press, 1988. Vol.4. Pp. 229-250.

149. Blakemore D. Denial and contrast: A relevance theoretic analysis of but Linguistics and philosophy. 1989a. Vol.12. P. 15-37.

150. Blakemore D. Linguistic form and pragmatic inteфretation: The explicit and the implicit The Pragmatics of style. Ed. L. Hickey. London: Routledge, 1989b. Pp. 29-51.

151. Blakemore D. Understanding utterances. Oxford: Blackwell, 1992. 191p.

152. Blass R. Conceptual indication on procedural marking. Paper presented at the Second Relevance Theory Workshop. Luton: University of Luton, September, 1998.

153. Blass R. Relevance relations in discourse: A study with special reference to Sissala. New York: Cambridge: Cambridge University Press, 1990.-284 p.

154. Bransford J.D. Franks, J.J. The abstraction of linguistic ideas IICognitive psychology, 1971,2. Pp. 331-350.

155. Brizuela M. The selection of definite expressions in Spanish: A note on processing effort. Paper presented at the International Cognitive Linguistics Conference. Amsterdam, July 14-19, 1997.

156. Brown G. G.Yule. Discourse analysis. Cambridge: Cambridge University Press, 1983. 288p.

157. Brown P. S. Levinson. Politeness. Some universals in language usage. Cambridge: Cambridge University Press, 1987. 345 p.

158. Carston R. S.Uchida (eds.) Relevance theory. Applications and implications. Amsterdam: John Benjamins, 1998. 299 p.

159. Carston R. The architecture of the mind: Modularity and modularization Cognitive Science: An Introduction, ch. 3, Ed. D. Green. Oxford: Blackwell, 1996. Pp. 53-83.

160. Carston R. The semantics/pragmatics distinction: A view from relevance theory K. Turner (ed.), The semantics /pragmatics interface from different points of view. Amsterdam: Elsevier, 1999. Pp. 85-125

161. Carston R. The relationship between generative grammar and (relevance-theoretic) pragmatics Language Communication 2000. Pp. 20: 87-103.

162. Chafe W. Discourse, consciousness, and time: the flow and displacement of conscious experience in speaking and writing. Chicago: University of Chicago Press, 1994. 327 p.

163. Chafe W. J. Nickols. Evidentiality: the linguistic codi ng of epistemology. Norwood, N.J.: Ablex Pub. Corp. 1986. Pp. 346 p.

164. Charaudeau P. Langage et discours: Elements de semiolinguistique (theorie et pratique). P.: Classiques Hachette, 1983. p.6-72.

165. Chomsky N. Rules and representations. Oxford: Blackwell, 1980. 299 p.

166. Clark B. Stylistic analysis and relevance theory Language and Literature 1996. Pp. 5: 163-178.

167. Corsaro W.A. Sociological approaches to discourse analysis Dijk T.A. van (ed.). Handbook of discourse analysis. London: Academic Press, 1985. Vol.

168. Discipline of discourse. Pp. 167-192.

169. Coulthard R. M. An introduction to discourse analysis. 2nd ed. London: Longman. 1977. 195p.

170. Crystal D. A First dictionary of linguistics and phonetics. Boulder, Colorado: Westvieo, 1980. 390 p.

171. Curco C. Irony: negation, echo and metarepresentation Lingua, 2000, 110.-Pp.: 257-280.

172. Danes F. Functional sentence perspective and the organization of text F.Danes (ed.). Papers on Functional Sentence Perspective. Praha: Academia, 1974. Pp. 106-128.

173. Danet В. Legal discourse Handbook of discourse analysis, vol.

174. London: Academic Press, 1985. Pp. 134-152

175. Davies M. Relevance and mutual knowledge Behavioral and brain sciences, 1987,10. Pp. 716-717.

176. Desalles J.-L. Altruism, status, and the origin of relevance J.R. Hurford, M. Studdert-Kennedy С Knight (eds.), Approaches to evolution of language: social and cognitive bases. Cambridge: Cambridge University Press, 1998.-Pp. 130-147.

177. Dijk T.A.van. Introduction: Levels and dimensions of discourse analysis Handbook of discourse analysis. L. etc., 1985. Vol. 2: Dimensions of discourse. P. 1-11.

178. Dijk T.A. van. On the analysis of parliamentary debates on immigration. Working paper for the Project Racism at the Top. http: www.discourse-in-society.org/categori.htm.

179. Dijk T.A. van. On the analysis of parliamentary debates on immigration. M. Reisigl R. Wodak (eds.). The semiotics of racism. Approaches to critical discourse analysis. Vienna: Passagen Verlag, 2000a. Pp. 85-103.

180. Dijk T. A. van. Pariiamentary Debates R. Wodak and T.A. van Dijk (eds.). Racism at the top. Parliamentary discourses on ethnic issues in six European states. Klagenfurt: Drava Veriag, 2000b. Pp. 45-78.

181. Dijk T.A. van W.Kintsch Strategies of discourse comprehension. New York: Academic Press, 1983. 418 p.

182. Dooley R. S.Levinson. Analyzing discourse: a manual of basic concepts. Summer Institute of Linguistics.//A Manual of Basic Concepts. Dallas, TX: SIL International. (Handapparat), 2001. p.27-50.

183. Eemeren F.H. van R.Grootendorst. Speech Acts in Argumentative discussions. A theoretical model for the analysis of discussions directed towards solving con flict of opinion. Dordrecht, Berlin: Foris; De Gruyter, 1984. 215 p.

184. Ellis D.G., W.A. Donohue (eds.). Contemporary issues in language

185. Enkvist N.E. Text and discourse linguistics, rhetoric, and stylistics Discourse and literature. Amsterdam; Philadelphia, 1985. Pp. 11-38.

186. Enkvist N.E. Seven problems in the study of coherence and interpretability U. Connor and A. M. Johns (eds.). Coherence in writing: research and pedagogical perspectives. Alexandria Va.: Teachers of English to Speakers of Other Languages, 1990. Pp.9-28.

187. Epstein R. Reference and definite referring expressions Pragmatics cognition 1998, 6. P p 189-208.

188. Espinal M.T. On the semantic content of lexical items within linguistic theory//Linguistics, 1996. Vol.34. Pp. 109-131.

189. Fauconnier G. Mental spaces: aspects of meaning construction in natural language. Cambridge, MA.: Bradford, 1985. -185 p.

190. Feteris E. Prakken H. Introduction: Dialectical legal argument: Formal and informal models Artificial Intelligence and Law. Kluwer Academic Publishers, September 2000, vol. 8, №.2-3. Pp. 107-113(7).

191. Fillmore Ch.J. The case for case Bach E. R.T.Harms (eds.), Universals in linguistic theory. -New York: Holt, Rinehart Winston, 1968. Pp. 1-88.

192. Fillmore Ch.J. An alternative to checklist theories of meaning Cogen С et al. (eds.). Proceedings of the First Annual Meeting of the Berkeley Linguistics Society. Berkeley, Calif.: Berkeley Linguistics Society. Vol. 1,1975.-Pp. 123-131.

193. Fillmore Ch.J. Scenes-and-frames semantics Zampolli A. (ed.) Linguistic structures processing, Amsterdam: North-Holland, 1977. Pp.5581.

194. Firbas J. Some thoughts on the function of word-order in Old English and Modem English Sbomik praci filosoficke fakulty bminske university, 1957,A5.-Pp.72-100.

195. Firth J. R. The tongues of men, and Speech. London, Oxford University Press, 1964. 21 lp.

196. Fodor J. A. The Language of thought. New York: Crowell 1975. 214p.

197. Foster-Cohen S.H. Exploring the boundary between syntax and pragmatics: Relevance and the binding of pronouns Journal of Child Language 1994. Pp. 21: 237-255.

198. Franck D. Sentences in conversational turns: a case of syntactic double bind M.Dascal (ed.) Dialogue: an interdisciplinary approach. Amsterdam: John Benjamins, 1985. Pp.233-245.

199. Franken N. The status of the principle of relevance in relevance theory Pragmatics in 1998. Vol. 2. Ed. J. Verschueren. Antweф: IPrA, 1998.-Pp. 142-158.

200. Frawley, W. Text and epistemology. Norwood, N.J.: Ablex Pub. Соф., 1987.-200 p.

201. From axiom to dialogue: a philosophical study of logics and argumentation E.M. Barth, E.C.W. Krabbe. Berlin; New York: W. de Gruyter, 1982.-337 p.

202. Furlong A. Relevance theory and literary interpretation. Ph.D. Thesis. University of London, 1996.

203. Gibbs R.W. Mutual knowledge and the psychology of conversational inference Journal of Pragmatics, 1987, 11. Pp. 561-588.

204. Giora R. Discourse coherence and theory of relevance: Stumbling blocks in search of a unified theory Journal of Pragmatics, 1997, 27. Pp. 17-34.

205. Goffman E. Frame analysis: an essay on the organization of experience. Cambridge: Harvard University Press, 1974. 568 p.

206. Goodenough W.H. (ed.) Exploration in cultural anthropology. New York: McGraw-Hill 1964. 635 p.

207. Green К. Relevance theory and the literary text: Some problems and perspectives Journal of Literary Semantics, 1993, XXII. Pp. 207-217.

208. Grice H. P. Meaning The Philosophical review, 1957, 64. Pp. 377388.

209. Grice P. Logic and conversation P.Cole J.Morgan (eds.). Syntax and semantics. Speech Acts. New York: Academic Press, 1975. Vol.3. P. 41-58.

210. Grimes J.E. The thread of discourse. The Hague: Mouton, 1975. 408 p.

211. Guijarro J.L. The possible place of relevance theory in a cognitive explanation of literature Revista Alicantina de Estudios Ingleses 1998, 11.Pp. 117-137.

212. Gumperz J.J. Discourse University Press, 1982. 225 p.

213. Gutierrez Rexach J. Rhetorical questions, relevance and scales Revista Alicantina de Estudios Ingleses, 1998. Pp. 11: 139-155.

214. Gutt E.-A. Towards an analysis of pragmatic connectives in Silti Proceedings of the Eighth International Conference of Ethiopian Studies, Addis Abeba University, 26-30 November 1

215. Huntingdon: ELM Publications, 1988. -Vol. 1. Pp. 665-678.

216. Habermas J. Discourse ethics: Notes on a program of philosophical justification Moral consciousness and communicative action, Lenhardt Ch. and Sh.W. Nicholsen, trans. Cambridge: The MIT Press, 1990. Pp. 43-115.

217. Hage J.C, J.P.J.Span A.R.Lodder. A dialogical model of legal reasoning C.A.F.M.Grutters et al. (eds.). Legal knowledge based systems, information technology and law. JURIX 92, Koninklijke, Lelystad, 1992. Pp. 135-146.

218. Hage J.C, R.Leenes A.R.Lodder. Hard cases: a procedural approach Artificial intellegence and law, 1994, 2. Pp. 113-167. strategies. Cambridge: Cambridge

219. Halliday М. Language as social semiotic: the social interpretation of language and meaning M. A. K. Halliday. Baltimore: University Park Press, 1978.-256 p.

220. Halliday M. R.Hasan. Cohesion in English. London: Longman 1976.-374 p.

221. Hansen M.-B. The Functions of discourse particles. A study with special reference to spoken French. Amsterdam: John Benjamins. 1998. 417 p.

222. Harris Z. Discourse analysis Language, 1952, 28. Pp.1-30.

223. Harweg R. Pronomina und Textkonstitution. Munchen: Fink, 1968. 392 p. 216. He Z. R. Yongping. The pragmatic constraints of discourse connectives Foreign Language Teaching and Research. 1999. Vol. 3. Pp.112-135.

224. Heysse T. Why logic doesnt matter in the (philosophical) study of argumentation//Argumentation, 1997, 1,2.-Pp.211-224.

225. Higashimori L A combinatory dictionary of English discourse connectives. Based on relevance theory// Euralex 96 Proceedings, University of Goteborg, Sweden, 1996. P. 223-236.

226. Husserl E. Cartesian meditations: an introduction to phenomenology. Transl. by D. Cairns. The Hague: Nijhoff, 1960. 157 p.

227. Hymes D. Foundations in sociolinguistics; an ethnographic approach. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1974. 245 p.

228. Ifantidou-Trouki E. Sentential adverbs and relevance Lingua. 1993.-Vol.90.-P. 69-90.

229. Itani R. What is the literal meaning of a sentence? Links Letters, 1996,3.-Pp. 39-48.

230. Jakobson R. On language. /L.R. Waugh M.Monville-Burston (eds.). Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1990. 646 p.

231. Jaszczolt K.M. Discourse, beliefs and intentions. Amsterdam: Elsevier, 1999. 384p.

232. Johnson M. The Body in the mind: The bodily basis of meaning, imagination and reason. Chicago: Univ. Of Chicago Press, 1987. 233 p.

233. Johnson-Laird Ph. Procedural semantics Cognition, 1977, vol. 5. Pp.189-214.

234. Johnson-Laird Ph. Mental models. Cambridge: University Press 1983. 513 p.

235. Jorgensen S.W. What are referring expressions? How do we recognize them? Pragmatics cognition, 1998, 6. Pp. 99-120.

236. Jucker A.H. Pragmatics of the definite article in English F.J.H. Dols (ed.). Pragmatic grammar components. Tilburg: Tilburg University Press, 1992.-Pp. 117-133.

237. Jucker A.H. Discourse analysis and relevance F. Hundsnurscher and E. Weigand (eds.). Future perspectives of dialogue analysis. (Beitrage zur Dialogforschung 8). Tubingen: Niemeyer, 1995. Pp. 121-146.

238. Jucker A.H. The relevance of cleft constructions Multilingua, 1997, 16.-Pp.l87-198.

239. Kalinowski G. La logique des normes. Paris: Presses Universitaires de France, 1972.-165 p.

240. Kempson R. Grammars as input systems Behavioral and brain sciences, 1987,10.-Pp.721-722.

241. Kempson R. Logical form: The grammar-cognition interface Journal of Linguistics, 1988,24. Pp.393-431.

242. Klinge A. On the linguistic inteфretation of contractual modalities Journal of Pragmatics, 1995,23. Pp. 649-675.

243. Klug U. Juristische Logik. Berlin: Springer, 1982.

244. Kjiobloch С Reference: Grammaticalizing joint attention Cambridge Pragmatics cognition, 1998, 6. Pp.245-264.

245. Kopperschmidt J. Rhetorica: Aufsatze zur Theorie, Geschichte und Praxis der Rhetorik. Hildesheim etc.: 01ms, 1985.

246. Krabbe E.C.W. Theory of argumentation and the dialectical garb of formal logic Barth and Martens (eds.), 1982. P. 123-132.

247. Labov W. Language in the inner city. University of Pennsylvania Press, 1972.-412 p.

248. Lakoff G. Women, fire, and dangerous things. Chicago, IL: University of Chicago Press 1987. 614 p.

249. Langacker R.W. Foundations of cognitive grammar. Vol.

250. Theoretical prerequisites. Stanford: Stanford University Press, 1987. 540 p.

251. Langacker R.W. Foundations of cognitive grammar. Vol.2: Descriptive application. Stanford: Stanford University Press, 1991. 626 p.

252. Launspach S. Literal or loose talk: The negotiation of meaning on an Internet discussion list L. Pemberton and S. Shurville (eds.). Words on the Web. Exeter: Intellect Books, 2000. Pp. 87-95.

253. Lehrer A. Semantic fields and lexical structure. Amsterdam: NorthHolland 1974. 225 p.

254. Leonetti M. El articulo Nueva gramatica descriptiva de la lengua espanola, vol. 1. I. Bosque and V. Demonte (eds.). Madrid: Espasa-Calpe, 1999.-Pp. 787-890.

255. Levinson S.C. Pragmatics. Cambridge: Cambridge University Press, 1983. 420 p.

256. Linell P. The written language bias in linguistics studies in communication 2 (SIC 2). Department of Communication Studies, Link"oping University, 1982. -195 p.

257. Longacre R. E. An anatomy of speech notions. Lisse: Peter de Ridder Press, 1976. 394 p.

258. Longacre R. E. The grammar of discourse. Topics in language and linguistics. New York and London: Plenum Press, 1983. 423 p.

259. Lorenzen P. and Lorenz R. Dialogische Logik. Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1978. 238 p.

260. Luchjenbroers J. Relevance theory and context selection: A discussion of Sperber Wilsons comprehension model La Trobe University Working Papers in Linguistics, 1989, 2. Pp. 191-204.

261. Lyons J. Semantics, vol. 2. New York: Cambridge UP. On Sentence Types 1977. Pp.: 745-753; Chapter 17, Modality, 787-84. 2 v. 897 p.

262. Malinowski B. The problem of meaning in primitive languages C.K. Orden LA. Richards (eds.). The meaning of meaning. London: Oxford, 1923.-Pp. 296-336.

263. Mandler J. Stories, scripts, and scenes: aspects of schema theory. Hillsdale, NJ: Erlbaum, 1984. 132 p.

264. Mann W.S. S. Thompson. Rhetorical structure theory and text analysis W.S.Mann S.Thompson (eds.). Discourse description. 1992. Pp. 39-78.

265. Mathesius V. Zur Satzperspektive im modemen English ASSL, 1929, 155.-Pp. 202-210.

266. Matoesian G. Intertextual authority in reported speech: production media in the Kennedy Smith Rape Trial Journal of Pragmatics, 2000, 32. Pp. 879-914.

267. Maynard D.W. The problem of justice in the courts approached by the analysis of plea bargaining discourse Handbook of discourse analysis. L. etc., 1985. Vol. 4: Discourse analysis in society. P. 153-179.

268. Metzing D. Frame conceptions and text understanding. Berlin: de Gruyter, 1980.-167 p.

269. Minsky M. A framework for representing knowledge P.H.Winston (ed.) The psychology of computor vision. New York: MacGraw-Hill, 1975. P p 211-

270. Morton A. Where demonstratives meet vagueness: Possible languages Proceedings of the Aristotelian Society, Autumn, 1998.

271. Nicolle S. Conceptual and procedural encoding in relevance theory: a study with reference to English and Kiswahili. Ph.D. Thesis. University of York, 1996.

272. Nicolle S. A relevance theory perspective on grammaticalization Cognitive Linguistics, 1998, 9. Pp. 1-35. 265. Noh E.-J. A relevance-theoretic account of metarepresentative uses in conditionals UCL Working Papers in Linguistics, 1996, 8. Pp. 125-163. 266. ONeill J. Relevance and pragmatic inference Theoretical Linguistics, 1988, 15.-Pp.241-261.

273. Ochs E. B.Schieffelin. Acquiring conversational competence. London; Boston: Routledge Kegan Paul, 1983. 208 p.

274. Ostman J.-O. You know: a discourse-functional approach. Amsterdam: John Benjamins, 1981. 91 p.

275. Oswick C Keenoy, T.W., Grant, D. Discourse, organizations and organizing: concepts, objects and subjects Human relations. L. etc., 2000. Vol. 53,№9.-Pp. 1115-1123.

276. Palmer F.R. Mood and modality. Cambridge: Cambridge UP, 1986. 243 p.

277. Papafragou A. On speech-act modality Journal of pragmatics, 2000, 32.-Pp.519-538.

278. Penas В., (ed.) The intertextual dimension of discourse: pragmalinguistic-cognitive-hermeneutic approaches. Zaragoza: Servicio de Publicaciones de la Universidad de Zaragoza, 1996.

279. Perelman Ch. L. Olbrechts-Tyteca. The new rhetoric: a treatise on argumentation. /Transl. by J.Wilkinson and P.Weaver. -Notre Dame, IN: University of Notre Dame Press, 1969. 566 p.

280. Pettit P. Inference and information Behavioral and brain sciences, 1987, 10.-Pp. 727-737.

281. Rumelhart D.E. Schemata: The building blocks of cognition R.J. Spiro, B.Bmce, W.F. Brewer (eds.), Theoretical issues in reading and comprehension. Hillsdale, NJ: Erlbaum, 1980. pp. 334-345.

282. Sacks H. Schegloff E.A., Jefferson G. A Simplest systematics for organization of turn-taking for conversation Language. -1974. Vol. 50 (4). Part I.-Pp. 696-735.

283. Saussure F. de. Cours de linguistique generate. Paris: Payot. 1976 [1916].-509 p.

284. Schank R.C. Conceptual information processing. New York: Elsevier, 1975.

285. Schank R.C. Dynamic memory: a theory of reminding and learning in computers and people. Cambridge University Press 1982a. 234 p.

286. Schank R.C. Reading and understanding. Hillsdale, NJ: Erlbaum 1982b.-196 p.

287. Schank, R.C. Explanation patterns: understanding mechanically and creatively. Hillsdale, NJ: Erlbaum 1986. 256 p.

288. Schank R.C. Tell me a story: a new look at real and artificial intelligence. New York: Simon Schuster, 1991.

289. Schank R.C. R.P. Abelson. Scripts, plans, goals, and undestanding. Hillsdale, NJ: Erlbaum 1977. 248 p.

290. Schiffrin D. Discourse markers. Cambridge: Cambridge University Press, 1987.-364 p.

291. Schiffrin D. Approaches to discourse. Oxford: Blackwell, 1994. 470 p

292. Schiffrin D., Tannen D. H. Hamilton (eds.) The Handbook of discourse analysis. Maiden, Mass: Blackwell. 2001. 851 p.

293. Schourup L. common discourse particles in english conversation. New York: Garland, 1985. -173 p. (Outstanding diss. in linguistics)

294. Searle J.R. Speech acts: an essay in the philosophy of language. Cambridge: Cambridge University Press, 1969. 203 p.

295. Sinclair J. M. Priorities in discourse analysis Advances in spoken discourse analysis. London; N.Y., 1992. Pp. 1-34.

296. Sinclair J.M. M.Coulthard. Towards an analysis of discourse. London: Oxford 1975.-163 p.

297. Smith N.V. A. Smith. A relevance-theoretic account of conditionals L. Hyman and C. Li. (eds.) language, speech and mind: essays in honor of Victoria Fromkin. London: Routledge, 1988. Pp. 322-352.

298. Smith N.V. Observations on the pragmatics of tense UCL Working Papers in Linguistics, 1990,2. Pp. 82-94.

299. Soeteman A. Logic in law. Remarks on logic and rationality in normative reasoning. Dordrecht: Kluwer, 1989. 326 p.

300. Sperber D. D.Wilson. Relevance. Communication and cognition. Oxford: Blackwell, 1986 [1995]. 279 p.

301. Stubbs M. Discourse Analysis: the sociolinguistic analysis of natural language. Chicago: University of Chicago Press; Oxford, [Oxfordshire]: B. Blackwell, 1983.-272 p. 309. Sun Y. Pragmatic inference and relevance theory Waiguoyu, 1993, 4 P p 39-43.

302. Takeuchi M. Conceptual and procedural encoding: Cause- consequence conjunctive particles in Japanese UCL Working Papers in Linguistics, 1997, 9. Pp. 127-148. ЗП.Тапака К. The Japanese adverbial Yahari or Yappari R. Carston and S. Uchida (eds.). Relevance theory. Applications and implications. Amsterdam: John Benjamins, 1998. Pp. 23-46.

303. Tannen D. Framing in discourse. Oxford: Oxford University Press 1993.-263 p.

304. Tannen D. Talking voices. Repetition, dialogue and imagery in conversational discourse. Cambridge: Cambridge University Press, 1989.

305. Thibaut J., L.Walker E.Lind. Adversary presentation and bias in legal decision making Harvard Law Review, 1972, 86. Pp. 386-401.

306. Toulmin St. The uses of argument. London, Cambridge: Cambridge University Press, 1958. 415p.

307. Trier J. Das sprachliche Feld: Eine Auseinandersetzung Neue Jahrbucher fur Wissenschaft und Jugendbildung, 1973 [1934]). Pp. 145-178

308. Uchida S. Immediate contexts and reported speech UCL Working Papers in Linguistics, 1997, 9. Pp.: 149-175.

309. Uchida S. Text and relevance R. Carston and S. Uchida (eds.). Relevance theory. Applications and implications. Amsterdam: John Benjamins, 1998.

310. Ullmer-Ehrich V. Linguistische Aspekte der forensischen Argumentation P. Schroder, H. Steger (eds.) Dialogforschung. Dusseldorf: Schwann, 1981.-Pp. 188-225.

311. Unger C.J. The scope of discourse connectives: Implications for discourse organization Journal of linguistics. 1996. Vol.32. Pp. 403438.

312. Ungerer F. H.-J. Schmidt. An introduction to cognitive linguistics. London; New York: Longman, 1996. 306 p.

313. Utsumi A. Explaining the time-course of literal and nonliteral comprehension The Second International Conference on Cognitive Science and The 16th Annual Meeting of the Japanese Cognitive Science Society. Joint Conference (ICCS /JCSS99), 1999. Pp.771—774.

314. Vackov V. Free word order and relevance: from Prague to London or to London from Prague Oxford Working Papers in Philology, Phonetics and Linguistics, 1997, 2. Pp.119-135.

315. Verschueren J. Pragmatics as a theory of linguistic adaptation IprA Working document 1. 1987.

316. Vicente В. Non-literal speech and indirection. /Paper presented at the International Pragmatics Conference. Mexico City, 1996.

317. Virtanen T. Discourse functions of adverbial placement in english: clause-initial adverbials of time and place in narratives and procedural place descriptions, Abo Akademi University Press, 1992.

318. Weil H. The order of words in the ancient languages compared with that of the modem languages. Amsterdam: J. Benjamins, 1978. 114 p.

319. Weinberger O. Rechtslogik. Versuch einer Anwendung modemer Logik auf das juristische Denken. Wien: Springer, 1970.

320. Weisgerber L. Die Bedeutungslehre ein Irrweg der Sprachwissenschaft Germanisch-Romanische Monatsschrift, 1927,15. Pp. 161-183.

321. Wenzel J.W. Jurgen Habermas and the dialectical perspective on argumentation Journal of the America Forensic Association, 16(2). 1979. Pp. 83 94.

322. Widdowson H.G. Directions in the teaching of discourse S.P.Corder E.Roulet (eds.). Theoretical linguistic models in applied linguistics, 1973. Pp.65-76.

323. Wiezbizka, A. Lingua Mentalis: The semantics of natural language. Sydney: Academic Press, 1980. 367 p.

324. Wilks Y. Relevance and beliefs Reasoning and discourse processes. Eds. T. Myers. K. Brown and B. McGonigle. London: Academic Press, 1986.-Pp. 265-289.

325. Wilson D. D.Sperber. Linguistic form and relevance Lingua, 1993,90.-Pp.l-25.

326. Wilson D. Discourse, coherence and relevance: A reply to Rachel Giora Journal of Pragmatics 1998,29. Pp. 57-74.

327. Wilson D. Presupposition and non-truth conditional semantics. London: Academic Press. 1975. -161 p.

328. Wilson J. Politically speaking: the pragmatic analysis of political language. Oxford: Blackwell, 1990. 203 p.

329. Witherspoon G. Language and art in the Navajo universe. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1977. 214 p.

330. Wittgenstein L. Philosophical investigations. Transl.by G.E.M. Anscombe. New York, Macmillan, 1953. 232 p.

331. Wodak R. The interaction between judge and defendant Handbook of discourse analysis. Vol. 4: Discourse analysis in society. L. etc., 1985. Pp. 181-191. 341. Yus F. Misunderstandings and explicit /implicit communication Pragmatics, 1999, 9 (4). Pp.487-517.

332. Zegarac V. Pragmatics and verbal aspect UCL Working Papers in Linguistics, 1990, 2. Pp.113-143.