автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Языковая экспликация хронотопа в постмодернистском тексте

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Кузнецова, Вера Александровна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. Пространство и время в постмодернистском тексте.

1.1. Категории пространства и времени и их осмысление в современных исследованиях.

1.2. Отражение понятия постмодернизма в научной литературе.

1.2.1. Хронология возникновения и формирования термина постмодернизм.

1.2.2. Философия постмодернизма. Постмодернизм и постструктурализм.

1.2.3. Специфика русского постмодернизма.

1.2.4. Постмодернизм как литературно-художественное явление

1.2.5. Языковые особенности постмодернистского текста.

1.3. Творческая позиция Саши Соколова как представителя постмодернизма.

1.4. Философская концепция пространства и времени в произведениях

Саши Соколова.

ВЫВОДЫ.

ГЛАВА 2. Языковое выражение категорий пространства и времени в повести Саши Соколова «Школа для дураков».

2.1. Художественная целостность повести Саши Соколов «Школа для дураков».

2.2. Говорящий субъект как точка отсчета в системе пространственно-временных координат текста.

2.3. Лексические средства организации хронотопа в повести «Школа для дураков».

2.3.1. Смыслообразуюгцая роль концепта СВОБОДА в структуре повести «Школа для дураков».

2.3.2. Текстовая реализация лексического значения слова ВРЕМЯ в произведении.

2.3.3. Языковое выражение текстовой категории времени.

2.3.4. Пространственные ориентиры в повести «Школа для дураков».

2.3.5. «Пространство памяти» как хронотоп произведения.

ВЫВОДЫ.

Введение диссертации2002 год, автореферат по филологии, Кузнецова, Вера Александровна

Диссертация представляет собой лингвистический анализ постмодернистского хронотопа на материале текста повести Саши Соколова «Школа для дураков». Данное исследование находится на стыке нескольких дисциплин: лингвистики, культурологии, философии и литературоведения. Комплексный подход является необходимым для определения языковой специфики организации постмодернистского текста.

Дискуссия вокруг феномена постмодернизма ведется уже на протяжении последних десяти лет, однако попытки лингвистического исследования постмодернистского текста пока единичны. В то же время привлечение методов лингвистического анализа в нашем исследовании открывает новые возможности при изучении постмодернистских произведений.

Этим и определяется актуальность избранной темы. В последнее время художественный текст и культура рассматриваются как два соположенных объекта. В современных лингвистических исследованиях признается наличие коррелятивных связей языка и культуры, поскольку их взаимодействие может быть рассмотрено на единой методологической основе: как взаимодействие двух семиотических систем (В.Н. Телия). Изменения, происходящие в культуре, в полной мере отражаются и в художественном тексте. Изучение текста как одной из форм фиксации знаний о мире является предметом изучения когнитивной лингвистики, рассматривающей проекции языковой картины мира на художественный текст.

Время и пространство являются центральными категориями картины мира человека, создавая наряду с другими категориями " сетку координат", при посредстве которых люди, принадлежащие к данной культуре, воспринимают и осознают мир и строят его образ.

В современной лингвистике сформировалась точка зрения на художественный текст как отражение знаний о мире говорящего (пишущего) субъекта. В основе исследования лежит идея о том, что точкой отсчета в системе пространственно-временных координат является человек (Бахтин 1974, Виноградов 1980, Апресян 1995, Вежбицка 1996, Арутюнова 1985, Чернухина 1984 и др.). Содержательные универсалии художественного текста ЧЕЛОВЕК — ПРОСТРАНСТВО — ВРЕМЯ эксплицируются на разных языковых уровнях: лексическом, грамматическом, композиционно-стилистическом.

Мифопоэтический хронотоп резко противопоставлен пространству и времени современной науки. В.Н. Топоров считает, что для архаического сознания пространство не противопоставлено времени, «они образуют единый пространственно-временной континуум с неразрывной связью составляющих его элементов». Возникает так называемый " мифопоэтический хронотоп", в котором время " сгущается" и становится его новым ("четвертым") измерением. Пространство же "втягивается" в движение времени, происходит "темпорализация" пространства. Архаическую циклическую модель времени, гармоничную по своей природе, сменяет восприятие времени современным человеком как векторной прямой, однонаправленной и дисгармоничной (Лихачев, Топоров, Мурьянов и др.). Наукой XX века трехмерность и однородность "реального" пространства ставится под сомнение, что отражается в многообразии пространственных форм в современной литературе, в том числе в рамках одного произведения. В литературе XX веке наблюдается отход от изображения художественного времени как проекции " реального" времени, привычного для большинства представления о времени как о луче, направленном из прошлого в бесконечно далекое будущее. Вместе с тем возникают и разнообразные попытки поставить, философски осмыслить проблему времени средствами искусства.

Цель работы заключается в выявлений языковых средств, участвующих в создании художественного времени и пространства в постмодернистском произведении.

Поставленная цель определяет необходимость решения следующих задач: выделить основные языковые особенности постмодернистского хронотопа; определить концептуально-значимую пространственную и временную лексику в произведении и проанализировать ее отличительные особенности; исследовать роль лексических и грамматических средств в создании хронотопа произведения.

Объектом исследования являются лексические и грамматические средства, участвующие в создании хронотопа повести.

Материалом для исследования послужила повесть писателя-эмигранта Саши Соколова "Школа для дураков".

В связи с отсутствием аналогичных исследований в данной области современной лингвистики, мы ограничиваемся детальным изучением одного произведения этого направления.

Повесть русского писателя-эмигранта Саши Соколова "Школа для дураков" сочетает в себе черты как постмодернистской, так и модернистской поэтики, что отражается и в критической литературе, относящей произведение то к модернизму, то к постмодернизму. Мы придерживаемся точки зрения, разделяемой большинством отечественных исследователей, считающих, что повесть является одним из первых русских постмодернистских произведений. В предлагаемой работе мы остановимся на языковом выражении характерных черт постмодернистской поэтики в повести.

В качестве основных методов исследования нами были использованы метод анализа текста по ключевым словам, элементы концептуального анализа, принципы комплексного лексико-грамматического контекстуального анализа; привлекались также методы компонентного и сопоставительного анализа с опорой на словарные дефиниции, отдельные приемы статистического анализа.

Статистические данные были получены в результате обработки текста повести Саши Соколова «Школа для дураков» с помощью компьютерной программы, анализирующей частотность слов в тексте.

Научная новизна работы заключается в том, что впервые предлагается лингвистическое исследование постмодернистского текста с точки зрения языкового выражения категории хронотопа; выявляется специфика языка постмодернистского текста, обусловленная особенностями постмодернистской модели мира; анализируется концептуально-значимая пространственная и временная лексика в отдельно взятом постмодернистском произведении; исследуются структура постмодернистского субъекта, особенности которого непосредственно влияют на формирование категории хронотопа.

Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что она представляет еще один этап в исследовании содержательных текстовых категорий. В диссертации выявлен смыслообразующий и структурообразующий потенциал языковых средств в постмодернистском тексте, являющихся маркерами изменений, происходящих в современной языковой и концептуальной картинах мира.

Постмодернистские произведения развивались как реакция на культуру модернизма. В связи с этим многие языковые особенности, характерные для литературы XX века в целом, актуальны и для постмодернистского текста.

Постмодернистский принцип "мир как текст" приводит к тому, что текст строится как некое подобие мира, еще один альтернативный мир. Грань между искусством и реальностью стирается. Творческий акт нацелен не на результат, а на бесконечный процесс общения, диалог, движение которого определяется не авторским замыслом, а случайностью и языковой игрой.

В соответствии с ключевым принципом постмодернизма "мир как текст" постмодернистская литература предлагает нам новый тип текста -"текст как мир" (Ермошина WWW), так называемый возможный (альтернативный) мир, являющийся общим для "создающего и его интерпретатора" (Степанов 1995:41).

По мнению известного исследователя русского постмодернизма М.Н. Липовецкого "осуществление философско-эстетического принципа "мир как текст" в постмодернизме приводит к инверсии традиционной логики художественного миромоделирования" (Липовецкий 1996:11). Постмодернистский "диалог с Хаосом" (Липовецкий 1996: 19) подразумевает некую противопоставленность Хаосу. М.Н. Липовецкий предлагает понятие Хаосмоса (хаос + космос) в качестве определения отношений постмодернизма с Хаосом. Это понятие лежит в основе художественной целостности постмодернистского произведения, которая " производит впечатление полной независимости от усилий автора организовать художественный мир с помощью замысла, каких-либо приемов и т.п." (Липовецкий 1996: 31). В соответствии с общими постмодернистскими принципами складывается и пространственно-временная организация постмодернистского текста. Постмодернистский хронотоп "переносит ценностный центр искусства с результата творческого акта на сам незавершенный и незавершимый процесс творчества" (Липовецкий 1996: 15).

Постмодернистский текст эклектичен по своей природе. В постмодернистском произведении можно найти характерные черты самых различных направлений искусства предыдущих эпох. Вслед за И.С. Скоропановой, определим язык постмодернистской литературы как "гибридно-цитатный сверхъязык симулякров" (Скоропанова 1999: 65). Ориентация художника на процесс творчества, а не на результат приводит к тому, что в центре внимания оказывается язык. Главной особенностью "постмодернистского языка" является приоритет формы над значением, стиля над содержанием. На первый план выходит игра с языком, со средствами выражения.

На защиту выносятся следующие положения:

1. План выражения приобретает роль важнейшего средства создания художественной целостности, преобразования хаоса в некую ризоматическую структуру, так называемый «хаосмос». Определяющее значение для постмодернистского текста играют языковая игра и сознательное нарушение речевых норм. В результате «случайности» и языковой игры возникает эффект неприсутствия автора. В произведениях Саши Соколова развитие сюжета производит впечатление полной независимости от авторского замысла; на первое место, в том числе и в создании пространственно-временной структуры произведения, выходят глубинные уровни текста: лексико-грамматический, фонетический, словообразовательный.

2. Постмодернистский тезис о «смерти субъекта» (М. Фуко, Р. Барт) распространяется и на героев постмодернистской литературы. В повести «Школа для дураков» достаточно сложно определить границы образа того или иного персонажа. Множественность говорящего субъекта обусловлена как раздвоением сознания основного героя-рассказчика, так и тем, что от первого лица говорят и другие персонажи. Многоголосье является одним из основных структурообразующих элементов произведения. Множество субъектов повествования и размытость их границ не задают единой точки отсчета с конкретной локализацией на пространственно-временной оси произведения. Подвижность точки отсчета позволяет создавать различные пространственно-временные характеристики в зависимости от индивидуального восприятия того или иного воплощения говорящего субъекта.

3. Основными характеристиками хронотопа повести «Школа для дураков» являются: свобода выбора любых пространственно-временных форм, в том числе выбора ряда альтернативных вариантов; наличие индивидуального, «личного» времени главного героя; отсутствие движения времени, все происходит в настоящем, в пространстве памяти; неопределенность времени, а именно невозможность указать конкретные временные параметры и расположить события в определенной последовательности на временной оси; мифологизированность пространства: с одной стороны, в повести представлено горизонтальное противопоставление свое — чужое пространство, причем в отличие от традиционного мифологического пространства, свое пространство объединяет «то», то есть потустороннее пространство, а чужое - «это»; с другой стороны, мы наблюдаем вертикальное пространственное противопоставление верхний — средний — нижний миры; причем, противопоставленные миры незамкнуты по отношению друг к другу.

Практическая значимость исследования определяется возможностью разрешения некоторых вопросов, связанных с языковым выражением категорий пространства и времени, увеличением сведений о современной языковой картине мира. Результаты исследования могут быть включены в спецкурсы, посвященные исследованию семантики и

10 структуры художественного текста, курсы по лингвистике современного текста.

Апробация работы. Основные положения диссертации были положены в основу докладов на международных научно-методических конференциях: "Язык. Культура. Образование" (Санкт-Петербургский государственный университет технологии и дизайна), "Говорящий и слушающий: языковая личность, текст, проблемы обучения" (РГПУ им. А.И. Герцена), на Всероссийских конференциях молодых ученых в СпбГУ им. М.В. Ломоносова и СПГГИ им. Г.В. Плеханова. Результаты работы обсуждались на проблемной группе «Слово в лексической системе русского языка» под руководством В.В. Степановой в РГПУ им. А.И. Герцена и на заседаниях кафедры русского языка и литературы СПГГИ им. Г.В. Плеханова.

По теме диссертации опубликованы 4 работы (3 статьи, 1 тезисы).

Структура диссертации. Диссерация состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Языковая экспликация хронотопа в постмодернистском тексте"

ВЫВОДЫ

1. Повесть «Школа для дураков» представляет собой особую художественную систему, целостность которой строится на двуполярной системе подвижных мифопоэтических образов, разделяющих всю повествовательную ткань на два мира, свой и чужой. Изменчивость образов, которая создается благодаря авторским языковым ассоциациям, определяет и развитие сюжетной структуры произведения

2. Мысль постмодернистов о "смерти" субъекта находит свое отражение в структуре говорящего субъекта повести. Герой не в состоянии ни идентифицировать свою личность, ни определить ее границы. Центральный повествователь имеет различные воплощения (велосипедист, лилия, ученик, дворник, больной и т.д.) и наименования (Нимфея, Те Кто Пришли), в том числе и «нулевое» (такой-то). В отношении него употребляется почти вся парадигма личных местоимений (я, ты, мы, вы, он). Теоретически возможно употребление местоимений она и они. Употребление ряда местоимений носит окказиональный характер. Местоимения ты, мы и он главный герой употребляет по отношению к своей второй ипостаси, то есть к самому себе, что противоречит нормам их употребления с точки зрения носителей языка. Помимо разных голосов центрального повествователя, в повествовательную ткань вплетаются голоса и других персонажей.

Множество субъектов повествования и размытость их границ не задают единой точки отсчета с конкретной локализацией на пространственно-временной оси произведения. Подвижность точки отсчета позволяет создавать различные пространственно-временные характеристики в зависимости от индивидуального восприятия данного воплощения говорящего субъекта.

3. Определяющую роль в организации хронотопа повести играет концепт свобода. Он является главным признаком, по которому разграничиваются два мира произведения. Слово свобода и его дериваты имеют низкую частоту употребления. Концепт свобода эксплицируется через слова, ассоциативно с ним соотнесенные.

Достижение свободы преимущественно выражается через пространственное движение от несвободы. Пространственное движение в повести выражается в образе поездки на велосипеде из пункта А в пункт Б через однокоренные лексемы велосипед, велосипедист, велосипедный, велос, веломашина, велосипедист-человек, веломашинист-гражданин, велонасылающий. Велосипед, принадлежащий своему миру главного героя, становится символом достижения свободы. Другим символом свободы является ветер, который в отличие от велосипеда принадлежит «верхнему миру». С одной стороны свобода достигается с помощью движения, с другой — приобретает признак динамики эксплицируясь в повести через лексемы, обладающие семантикой движения,.

Символами несвободы, рабства становятся город, мел, школа для дураков с тапочной системой им. Перилло, чернильным и меловым рабством и неукоснительными паучьими сетками учебных часов

4. Нестандартность восприятия и разнообразие форм времени героя является главной предпосылкой для индивидуально-авторского контекстуального употребления лексемы. Неоднократно в произведении повторяется мысль о том, что он "неверно" понимает время, что в контексте повести означает не "ошибочно", а "не так, как другие", " ошибочно с точки зрения других". В основе " неправильного" восприятия героем времени лежит свобода выбора любых пространственно-временных форм.

Основными значениями лексемы время в повести являются неопределенность, значение отсутствия времени и его уничтожения, что преимущественно выражается с помощью нарушения лексической сочетаемости и использования нетипичных синтаксических конструкций.

В системе языка лексема время имеет абстрактную семантику. В тексте произведения в ряде случаев абстрактное значение вытесняется благодаря предметно-бытовым, конкретным ассоциациям. С другой стороны, в одном контексте употребляются лексические единицы, указывающие как на вещественность времени, так и на его отсутствие.

Кроме этого, языковые средства участвуют в мифологизации времени. Существуют разные явления, обозначаемые одним словом время. Одно имеет отрицательную оценку. Второе нейтрально. Оба времени имеют пространственную соотнесенность. " Плохое" время соотносится с "чужим" пространством, "хорошее" - со "своим". Кроме этих линейно противопоставленных друг другу времен, существует " верхнее" время, вступающее с обоими временами в оппозицию "верх — низ", которое персонифицируется и наделяется сверхъестественными возможностями.

5. Пространство повести разделено на два противопоставленных друг другу мира, свой и чужой. Свой мир выражается через ключевые слова: пятая пригородная зона, дача, лес, река. Основные пространственные ориентиры чужого мира: город, квартира, двор, школа для дураков. Пограничная зона между ними это станция, железная дорога. Важной особенностью всей пространственной лексики является отсутствие названий (Например: "станция называлась"река называлась") и индивидуальных признаков. Мотив движения между двумя мирами выражается через поездку на велосипеде из пункта А в пункт Б. Два противопоставленных друг другу мира обозначаются здесь абстрактными лексическими единицами пункт А и пункт Б, которые взаимозаменяются без ущерба для смысла.

6. Антропонимы и ассоциативно соотнесенные с ними лексемы образуют своеобразную «географию» повести, поскольку соотносятся с теми или иными локусами пространства. Центр своего мира — главный герой, реальным воплощением которого является ученик такой-то. Своему «реальному» миру принадлежат также Павел Петрович Норвегов и почтальон Михеев-Медведев. Другие их воплощения соотносятся с верхним миром. Внутренние формы антропонимов, обозначающих героев своего мира, отражают семантику движения. Отдельную группу образуют женские персонажи Вета Акатова и Роза Ветрова. Внутренние формы антропонимов указывают на то, что персонажи не являются «реальными», а представляют собой олицетворения живой природы, с одной стороны, и принадлежат верхнему миру — с другой.

Внутренние формы персонажей, являющихся пространственными маркерами чужого мира, отражают признак статики, ассоциируются с неживой природой и механизмами и соотносятся с нижним миром. Доктор Заузе, соотносимый с больницей, не имеет определенных признаков, поскольку принадлежит еще более чужому и страшному миру.

7. Реальное пространство превращается в ментальное, пространство памяти. Герой повести помнит или не помнит определенные вещи по собственной воле. Соответственно, на страницах произведения появляется словосочетание «избирательная память».

Поскольку герой не воспринимает время как векторную прямую, идущую из прошлого в будущее, его память не столько отражает прошлый опыт, сколько моделирует некие возможные ситуации. Пространство памяти становится пространством воображения.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Постмодернистский принцип "мир как текст" приводит к тому, что текст строится как некое подобие мира, еще один альтернативный мир. Творческий акт нацелен не на результат, а на бесконечный процесс общения, диалог, движение которого определяется не авторским замыслом, а случайностью и языковой игрой.

Повесть русского писателя-эмигранта Саши Соколова "Школа для дураков" сочетает черты как постмодернистской, так и модернистской поэтики, что отражается и в критической литературе, относящей произведение то к модернизму, то к постмодернизму.

Отход Саши Соколова от литературных традиций очевиден. Во всех его произведениях отступают основные законы создания художественной целостности, вместо них первоначально хаотический языковой материал превращается из средства в создателя новой целостной художественной системы.

Текст первого произведения писателя, повести " Школа для дураков" разделен на фрагменты, которые могут быть рассмотрены как самостоятельное целое, тексты малой лирической прозы (Г.Ермошина). Однако повесть не теряет целостности. Отдельные фрагменты связаны между собой, но не единой фабулой, а едиными языковыми образами. Поскольку фабульный уровень оказывается для автора второстепенным, развитие сюжета в традиционном понимании прослеживается слабо, то огромная нагрузка ложится на внутренние языковые связи. На первое место выходят микрокомпоненты текста лексико-грамматического, словообразовательного, фонетического уровней, в том числе и в создании постмодернистского хронотопа.

Движение сюжета повести непосредственно связано с разного рода словесными ассоциациями. Языковые ассоциации одушевляются, превращаются в повести в мифопоэтические образы. Повесть представляет собой особую художественную систему, целостность которой строится на двуполярной системе подвижных мифопоэтических образов, разделяющих всю повествовательную ткань на два мира, свой и чужой. Изменчивость образов, которая создается благодаря авторским языковым ассоциациям, определяет и развитие сюжетной структуры произведения.

В повести " Школа для дураков" сложно определить границы образа того или иного персонажа. Стилистически произведение представляет собой образец интертекстуального потока сознания, перекликаясь с целым рядом произведений всемирно известных авторов (Дж.Джойс, У.Фолкнер, Томас Манн и др.), но в отличие от предшественников, основной текст у Соколова построен в виде диалога между двумя личностями главного героя, психически больного ребенка, чье измененное болезнью сознание является основой для формирования "возможного" художественного мира повести.

В результате анализа лексических единиц, относящихся к субъекту, т.н. антрополексем (антропонимов и имен нарицательных в функции наименования лица) и местоимений как основных маркеров внутриречевой ситуации, были сделаны следующие выводы:

Главный герой имеет два воплощения: я и ты. Поскольку диалог между ними оформлен как монологическая речь, невозможно определить, какая из этих двух личностей выступает в данный момент в роли я. Они едины и часто объединяются в одну личность мы. Метафорически снимается дейктическое противопоставление я — не я между я и ты главного героя, поскольку я к ты принадлежат одному миру мы. Появляется другое противопоставление мы - не мы. Местоимение мы становится контекстуальным синонимом местоимения я, благодаря чему возникает возможность проникновения и существования и других личностей в границах мира мы. Это подчеркивается тем, что вторая половина личности героя иногда обозначается как он, другой, а также тем, что от первого лица говорят и другие персонажи, однако это грамматически и композиционно не оформляется.

Отвлеченный характер лексического значения местоименных слов, содержательное наполнение которых определяется контекстом, активно используется автором для создания художественного мира повести. Так, не отступая от повествования от первого лица, Соколов задействует почти всю парадигму личных местоименных существительных в отношении главного героя. Вместо его имени выступает указательное местоимение такой-то (указывающее на объект, но не называющее его).Здесь можно говорить о значимом отсутствии имени, которое не детерминирует границы образа героя, открывая возможность любых внутритекстовых метаморфоз.

Существуют и другие воплощения героя: лилия Нимфея, велосипедист из разборника задач, Те Кто Пришли.

Другие герои повести разделены на два мира, свой (мир мы) и чужой (мир тупого и страшного универсума Школы для дураков). Принадлежащие миру мы герои повести являются своего рода двойниками главного героя. Так, автор книги вступает с главным героем в отношения я рассказывающий и я, записывающий рассказанное, поскольку повествование ведется от первого лица. На это же указывает и оформление диалогов между ними, такое же, как и оформление диалогов между ты и я главного героя, без использования пунктуации прямой речи. Мифологизированная фигура учителя/наставника/отставника Павла/Савла Петровича Норвегова является мертвым, но существующим идеалом для героя. Другого мифологизированного персонажа дачного почтальона Михеева/Медведева/Насылающего Ветер можно интерпретировать как возможное воплощение главного героя в старости, поскольку главным признаком почтальона является велосипед.

Отдельную группу образуют женские персонажи, с которыми связана любовная линия произведения. Они представляют собой персонификацию явлений природы, рождаясь в результате соответствующих языковых ассоциаций (ветка акации/ветла/ветка железной дороги/Вета Акатова, белая роза/роза ветров/Роза Ветрова).

Чужой мир представлен страшными полусказочными персонажами. (ведьма/кот Тинберген/завуч Трахтенберг, директор школы для дураков Николай Горимирович Перилло, доктор Заузе, отец героя товарищ прокурор, учительница русского языка Водокачка/В. Д. К./Валентина Дмитриевна Калн). Их пародийные функции, а также построенные на комических созвучиях или нарочито официальные имена подчеркивают неистинный характер этого мира.

Множество субъектов повествования и размытость их границ не задают единой точки отсчета с конкретной локализацией на пространственно-временной оси произведения. Подвижность точки отсчета позволяет создавать различные пространственно-временные характеристики в зависимости от индивидуального восприятия данного воплощения говорящего субъекта.

Определяющую роль в организации хронотопа повести играет концепт свобода. Он является главным признаком, по которому разграничиваются два мира произведения. Слово свобода и его дериваты имеют низкую частоту употребления. Концепт свобода эксплицируется через другие слова.

Достижение свободы преимущественно выражается через пространственное движение, движение от несвободы. Пространственное движение в повести выражается в образе поездки на велосипеде из пункта А в пункт Б через однокоренные лексемы велосипед, велосипедист, велосипедный, велос, веломашина, велосипедист-человек, веломашинист-гражданин, велонасылающий. Велосипед становится символом достижения свободы. Другим символом свободы становится ветер, который, в отличие от велосипеда, принадлежит «верхнему миру». С одной стороны свобода достигается с помощью движения, с другой, эксплицируясь в повести через лексемы, обладающие семантикой движения, свобода приобретает признак динамики.

Символами несвободы, рабства становятся город, мел, школа для дураков с тапочной системой им. Перилло, чернильным и меловым рабством и неукоснительными паучьими сетками учебных часов

Пространство повести разделено на два противопоставленных друг другу мира, свой и чужой. Свой мир выражается через ключевые слова: пятая пригородная зона, дача, лес, река. Основные пространственные ориентиры чужого мира: город, квартира, двор, школа для дураков. Пограничная зона между ними это станция, железная дорога. Важной особенностью всей пространственной лексики является отсутствие названий (Например: "станция называлась", "река называлась") и индивидуальных признаков. Мотив движения между двумя мирами выражается через поездку на велосипеде из пункта А в пункт Б. Два противопоставленных друг другу мира выражаются здесь абстрактными лексическими единицами пункт А и пункт Б, которые взаимозаменяются без ущерба для смысла.

Пункт назначения, цель поездки не имеет значения. Движение важно само по себе. Оно осмысливается через отношения путь — движение -средство передвижения велосипед — субъект движения велосипедист. В тексте повести лексема велосипед приобретает контекстуальное значение "средство достижения свободы", "средство спасения из школы для дураков", на что указывают авторские окказионализмы веломашинист-гражданин, велосипедист-человек, велонасылающий и контекст ("а мы, бывшие ученики, освобожденные от чернильного и мелового рабства, мы сядем на свои дачные велосипеды и помчимся по шоссе и проселкам", " ты являл собой иной, непреходящий во времени и пространстве тип велосипедиста" и др.).

Нестандартность времени героя и разнообразие его форм является главной предпосылкой для индивидуально-авторского контекстуального употребления лексемы. Неоднократно в произведении повторяется мысль о том, что он "неверно" понимает время, что в контексте повести означает не "ошибочно", а "не так, как другие", "ошибочно с точки зрения других". В основе " неправильного" восприятия героем времени лежит свобода выбора любых пространственно-временных форм.

Основными значениями лексемы время в повести являются неопределенность, значение отсутствия времени и его уничтожения, что преимущественно выражается с помощью нарушения лексической сочетаемости и использования нетипичных синтаксических конструкций.

В системе языка лексема время имеет абстрактную семантику. В тексте произведения в ряде случаев абстрактное значение вытесняется благодаря предметно-бытовым, конкретным ассоциациям. С другой стороны в одном контексте употребляются лексические единицы, указывающие как на вещественность времени, так и на его отсутствие.

Кроме этого, языковые средства участвуют в мифологизации времени. Существуют разные явления, обозначаемые одним словом время. Одно имеет отрицательную оценку. Второе нейтрально. Оба времени имеют пространственную соотнесенность. "Плохое" время соотносится с "чужим" пространством, "хорошее" - со "своим". Кроме этих линейно противопоставленных друг другу времен, существует " верхнее" время, вступающее с обоими временами в оппозицию "верх-низ", которое персонифицируется и наделяется сверхъестественными возможностями.

Автор использует специфичную лексику, указывающую на время, а точнее на размытость, неопределенность временных параметров ("Как всегда. В воскресенье","такого-то числа, такого-то года" и т.п.).

166

При описании действия писатель часто использует всю временную парадигму глаголов, а в одном контексте совмещает обстоятельства времени с антонимичными элементами значения ("Дорогой Леонардо недавно (сию минуту, в скором времени) я плыл (плыву, буду плыть) на весельной лодке по большой реке").

Таким образом, благодаря языковой игре, метафорически снимаются (хотя реально и остаются) дейктические противопоставления "я - не я " (поскольку противопоставленные друг другу "я" и "ты - не я" - это две половины одной личности ребенка), " здесь - не здесь" , и особенно четко -"сейчас - не сейчас", так как все, что происходило, происходит и будет происходить выстраивается для героя на полотне одновременности. Все одновременно и равнозначно.

Кроме того, все пространство произведения является либо пограничным, либо потусторонним. Реальный «этот» мир отсутствует. Именно память главного героя является пространством произведения.

Если память соотносит нас с прошлым, то воображение — с будущим. Однако время для ученика такого-то не является линейной последовательностью. Он не делает различий между прошлым и будущим. Его память не столько отражает прошлый опыт, сколько моделирует некие возможные ситуации. Пространство памяти и пространством воображения равнозначны для героя.

Список научной литературыКузнецова, Вера Александровна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Специальная литература:

2. Апресян Ю.Д. Избранные труды. В 2-х томах. Т.2: Интегральное описание языка и системная лексикография. — М., 1995.

3. Арутюнова Н.Д. Фактор адресата // Изв. АН СССР. Сер. лит. и языка. 1981. № 4. — С.356-368.

4. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. Изд. 2-е. — М., 1999.

5. Ащеулова И.В. Творчество Саши Соколова в контексте литературного процесса 60—80-х годов //www//http://vestnik.ru/41/hr41/htm

6. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989.

7. Д. Бартон Джонсон. Саша Соколов. Литературная биография // Соколов Саша. Палисандрия. — М.: Журн. "Глагол", 1992. С.270-291.

8. Бахтин М.М. Время и пространство в романе // Вопросы литературы. 1974. №3 — С.56-65.

9. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. — М., 1979.

10. Бахтин М.М. Человек в мире слова. — М., 1995.

11. Бенвенист Э. Человек в языке // Бенвенист Э. Общая лингвистика. — М., 1974. —С.257-328.

12. Битов А. К публикации романа С. Соколова "Школа для дураков" // Октябрь. 1989. №3. —С.11-13.

13. Благой Д.Д. История русской литературы XVIII века. — М., 1960.

14. Благой Д.Д. Бездна пространства // Проблемы теории и истории литературы. — М., 1971. — С. 194-210.

15. Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней. — М., 1979.

16. Богданова Е.Ю. Лексические приметы дискурса власти и дискурса личности в произведениях С. Довлатова. Автореферат. .к. филол. н. — СПб., 2001.

17. Болотнова Н.С. Гармонизация общения и лексическая структура художественного текста. — СПб., 1992.

18. Болотнова Н.С. Об изучении ассоциативно-смысловых полей слов в художественном тексте // Русистика: лингвистическая парадигма конца XX века. Сб ст. в честь С.Г. Ильенко. — СПб., 1998. — С.242-247.

19. Бондарко А.В., Буланин JI.JI. Русский глагол. — Л.,1967.

20. Бондарко А.В. Вид и время русского глагола (значение и употребление). — М., 1971.

21. Бондарко А.В. Опыт лингвистической интерпретации соотношения системы и среды // Вопросы языкознания. 1985. № 1. — С.13-23.

22. Бондарко А.В. К истолкованию понятия "функция" // Изв. АН СССР, Сер. лит. и языка. 1987. Т.46. № 3. — С. 195-207.

23. Брутян Г.А. Язык и картина мира // Философские науки. 1973. №1. — С.108-111.

24. Булыгина Т.Р., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). — М.,1997.

25. Васильев Л.Г. Текст и его понимание. — Тверь, 1991.

26. Вайль П., Генис Ал. Уроки "Школы для дураков" // Посев. 1977. №5. — С.59-60.

27. Вежбицка А. Язык. Культура. Познание. — М., 1996.

28. Вежбицка А. Семантические универсалии. — М., 1999.

29. Велып В. Постмодерн. Генеалогия и значение одного спорного понятия // Путь. Международный философский журнал. 1992. №1. — С.129-135.

30. Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. —М.-Л.,1947.

31. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. — М., 1963.

32. Виноградов В.В. Избранные труды: Поэтика русской литературы. — М.,1976.

33. Виноградов В.В. Стиль "Пиковой дамы" // Виноградов В.В. Избранные труды. О языке художественной прозы. — М., 1980.1. С.229-235.

34. Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий: варианты речевого поведения. — М., 1993.

35. Волгин М. Бессмертное вчера. Чехов и Саша Соколов // Литературное обозрение. — 1994. №11-12. — С.13-15.

36. Всеволодова М.В. Способы выражения временных отношений в современном русском языке. — М., 1975.

37. Всеволодова М.В., Владимирский. Способы выражения пространственных отношений в современном русском языке. — М., 1975.

38. Гак В.Г. К типологии форм языковой политики // Вопросы языкознания. 1989. № 5. — С.104-133

39. Гак В.Г. Сравнительная типология французского и русского языков.1. Л., 1977.

40. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. -М., 1987.

41. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. — М., 1996.

42. Генис Ал. Беседы о новой русской словесности. Беседа седьмая: горизонт свободы. Саша Соколов // Звезда. 1997, №8. — С.236-238.

43. Голынко-Вольфсон Д. Фавориты отчаяния («Отчаяние» Владимира Набокова: преодоление модернизма) // Русский текст. — СПб., 2001, №6. —С. 131-139.

44. Гройс Б. Утопия и обмен. — М., 1999.

45. Грушина Н.Б. Концепт "время" в дискурсе современных художественно-публицистических журналов (на материале журнала "Новый мир"). Автореферат. .к. филол. н. — СПб., 2002.

46. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. — М., 1984.

47. Гуревич А.Я. Время как проблема истории и культуры // Вопросы философии. 1969. №3. —С.105-116.

48. Гуревич А.Я. Смерть как проблема исторической антропологии: о новом направлении в зарубежной историографии // Одиссей. — М., 1989. — С.26-38.

49. Дарк О. Мир может быть любой // Дружба народов. 1990. №6. — С.45-47.

50. Дарк О. Миф о прозе // Дружба народов. 1992. № 5-6. — С.51-54.

51. Дейк ТА. Язык. Познание. Коммуникация. — М., 1989.

52. Деррида Ж. Эссе об имени. СПб., 1998.

53. Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. 1994. №4. — С. 17-33.

54. Днепров В.Д. Идеи времени и формы времени. — Jl.,1980.

55. Дымарский М.Я. Проза В.В. Набокова: " дискурсивизация" текста // Аспекты сверхфразовой организации. — СПб, 1997.

56. Жолковский А.К. " Блуждающие сны" и другие работы. — М., 1994.

57. Заневская А. А, Слово в лексиконе человека: Психолингвистическое исследование. —Воронеж, 1990.

58. Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. — М., 1982.

59. Золотова Г.А. Говорящее лицо и структура текста // Язык — система. Язык — текст. Язык — способность. — М., 1982. — С. 120-132.

60. Золотова ГА. "Коммуникативная грамматика": идеи и результаты // Русистика сегодня. 1994. № 3. — С.65-73.

61. Зорин А. Насылающий ветер // Новый мир. 1989. №12. — С.96-98

62. Зыбайлов JI.K., Шапинский В.А. Постмодернизм. Учебное пособие. — М," Прометей", 1993.

63. Иванов В.В. Избранные труды по семиотике и истории культуры. — М., 2000. В 2-х томах.

64. Ильин И. Постструктурализм, деконструктивизм, постмодернизм. — М., 1996.

65. Ильин И. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. — М., 1998.

66. Ищук Д.Г. Лексико-семантическое поле как выражение концептуальной модели времени в языке (на русско-славянском материале). Автореферат . к. филол. н. — СПб., 1995.

67. Каган М.С. Морфология искусства. — Л., 1972.

68. Каган М.С. Время как философская проблема // Вопросы философии. 1982. №10. —С.117-124.

69. Казарина Т.В. Эстетизм Саши Соколова как нравственная позиция // www//http ://netrover.narod.ru/lit3 wave/5 1 /htm

70. Каменская О.Л Текст и коммуникация. — М., 1990.

71. Капинос Л.И. Проверка и опенка содержания и речевого оформления сочинения и изложения // Оценка знаний, умений и навыков учащихся по русскому языку. — М., 1978. — С.8-23.

72. Караулов Ю.Н. Языковое время и языковое пространство // Вестник МГУ. — М., 1970. №1. — С.57-68.

73. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. — М., 1976.

74. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. — М., 1987.

75. Караулов Ю.Н. Словарь языка Пушкина и эволюция русской языковой способности. — М., 1992.

76. Караулов Ю.Н., Коробова М.М. Языковая способность в зеркале ассоциативного поля // Изв. РАН. Сер. лит. и языка. 1993. Т. 52. № 2.1. С. 16-31.

77. Карпенко М.В. Русская антропонимика. Конспект лекций спецкурса.- Одесса, 1970.

78. Касевич В.Б. Буддизм. Картина мира. Язык. — СП б., 1996.

79. Кацнельсон СД Речемыслительные процессы // Вопросы языкознания. 1984. № 4. — С.3-12.

80. Кацнельсон СД Типология языка и речевое мышление. — JL, 1972.

81. Колесова Д.В. Принципы организации текста в повести А. Платонова "Котлован". Автореферат.к. филол. н. — СПб., 1995.

82. Концепт движения в языке и культуре. — М., 1996.

83. Кошелев А.Д. К эксплицитному описанию концепта "свобода" // Логический анализ языка. Культурные концепты. — М., 1991. — С. 61-64.

84. Кронгауз М.А. Время как семантическая категория имени // Вопросы кибернетики. Семиотические исследования. — М., 1989. — С. 3-25.

85. Кубрякова Е.С. Лексикализация грамматики: пути и последствия // Язык — система. Язык — текст. Язык — способность. — М.,1995. — С. 16-24.

86. Кун Н.А. Легенды и мифы древней Греции. — М., 1975.

87. Курицын В. Постмодернизм: новая первобытная культура // Новый мир. 1992. №2. —С.49-53.

88. Курицын В. Русский литературный постмодернизм. — М., 2000.

89. Кюнг X. Религия на переломе эпох // Иностранная литература. 1990. №11. — С.223-229

90. Ланин Б.А. Постмодернистская проза Саши Соколова //www//http ://vestnik.ru/41 /hr41 /htm

91. Леви-Стросс К. Структура мифа // Вопросы философии. 1970. №7. — С.152-164.

92. Леденева Т.В. Постмодернизм и современная культура // www//http ://www.yspu .yar.m./vestnik/novyeIssledovanie/1 1 /index/html

93. Лиотар Ж.-Ф. Заметка о смысле "пост" // Иностранная литература. 1994. №1. — С.56-59.

94. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. — СПб, 1998.

95. Липовецкий М.Н. Мифология метаморфоз (поэтика "Школы для дураков" С. Соколова) // Октябрь. 1995. №7. — С.183-192.

96. Липовецкий М.Н. Специфика русского постмодернизма // Знамя. 1995А. №8. — С.

97. Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм: поэтика прозы. Автореф. дисс.докт. филол. наук. — Екатеринбург, 1996.

98. Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм. Очерки исторической поэтики. — Екатеринбург. УГПУ, 1997.

99. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. — Л., 1979.

100. Логический анализ языка. Ментальные действия. — М., 1993.

101. Логический анализ языка. Языки пространств. — М., 2000.

102. Лосев А.Ф. Эстетика символической выразительности // Искусство слова. Сборник статей к 80-летию Д.Д. Благого. — М., 1973. — С.253-259.

103. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. — СПб., 1992.

104. Лотман Ю.М. Избранные статьи. В 3-х томах. — Таллин, 1992А.

105. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. — М., 1983.

106. Магазинник Э.Б. Ономатопоэтика или "говорящие имена" в литературе. — Ташкент, 1978.

107. Мартьянова И.А. Киносценарная интерпретация текстов разных жанров (композиционно-синтаксический аспект). — Л., 1990.

108. Маслов В.А. Связь мифа и языка // Фразеология в контексте культуры. — М., 1998. — С. 159-163.

109. Маслов Ю.С. Очерки по аспектологии. — Л., 1987.

110. Михайлов А. Спасение в языке: беседа с С. Соколовым // Литературная учеба. 1990. №2. — С. 180.

111. Михайлов В.Н. Собственные имена как стилистическая категория в русской литературе. — Луцк, 1965.

112. Ш.Михайлов В.Н. Лингвистический анализ ономастической лексики в художественной речи. — Симферополь, 1981.

113. Молчанов В.В. Время как прием мистификации читателя в современной западной литературе // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. — Л.,1974. С. — 200-209.

114. Мочалов Л.В. Пространство мира и пространство картины. — М., 1983.

115. Мотылева М.Л. О времени и пространстве в современном зарубежном романе // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. — Л., 1974, — С. 186-200.

116. Мурьянов М.Ф. Время (понятие и слово) // Вопросы языкознания. 1978, №2. — С. 52-66.

117. Налимов В.В. В поисках иных смыслов. — М., 1993.

118. Налимов В.В., Дрогалина Ж.А. Реальность нереального: вероятностная модель бессознательного. — М., 1995.

119. Немзер А. Несбывшееся // Новый мир. 1993. № 4. — С.

120. Николаева Т.Л. Лингвистика контекста. Современное состояние и перспективы. //Новое в зарубежной лингвистике. Вып.8. Лингвистика текста. — М., 1978. — С.33-56.

121. Падучева Е.В. Семантика вида и точка отсчета // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. — Л.,1986, Т.45 №5. — С.412-418.

122. Падучева Е.В. Семантические исследования. Семантика времени и вида в русском языке. — М., 1996.

123. Поспелов Н.С. Мысли о русской грамматике. — М., 1990.

124. Постмодерн в философии, науке, культуре. Хрестоматия. — Харьков, 2000.

125. Постмодернизм и культура. —М., 1991.

126. Постнов О.Г. Тема смерти в ранней лирике А.С. Пушкина.//" Вечные" сюжеты русской литературы (" блудный сын" и другие). Под ред. Е.К. Ромодановской, В.И. Тюпы. — Новосибирск, 1996. — С. 29-41.

127. Поцепня Д.М. Образ мира в слове писателя. — СПб., 1997.

128. Прокофьева В.Ю. Элементы мифологической картины мира в структуре текстов ВячеславаИаванова. Автореферат.к. филол. н. — СПб., 1996.

129. Пропп В .Я. Исторические корни волшебной сказки. — СПб., 1996.

130. Проскуряков М.Р. Концептуальная структура текста. —СПб, 2000.

131. Проскурякова И.Г. Слово в учебном тексте. — СПб., 1994.

132. Пространство и время в искусстве. — Л., 1988.

133. Радутная О.А. Пространственно-временной синкретизм и его выражение в русском языке. Автореферат.к. филол. н. — Л., 1988.

134. Реброва И.В. Концепт ПРОРОК в литературно-критическом дискурсе газеты "Руль". Автореферат.к. филол. н. —СПб., 2000.

135. Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. — М., 1988.

136. Руднев В. "Назову себя Гантенбайн": Собтвенные имена в культуре XX столетия // Даугава. — Рига, 1989. №12. — С.

137. Руднев В. Феноменология события // Логос. 1993. Вып.4. — С.

138. Руднев В. Словарь культуры XX века. —М., 1997.

139. Русская грамматика. —М.,1980.

140. Садуллаева Ж.Р. Концепты русской ментальности в романе И.А.Гончарова "Обломов". Автореферат.к. филол. н. — СПб., 2000.

141. Скобликова Е.С. Согласование и управление в русском языке. — М., 1971.

142. Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература. — М, 1999.

143. Славиньский Я. К теории поэтического языка // Структурализм: "за" и "против": Сб. статей. — М., 1975. — С.256-277.

144. Спивак Д.Л. Лингвистика измененных состояний сознания. — Л, 1986.

145. Степанов Ю.С. Альтернативный мир. Дискурс. Факт и принцип причинности // Язык и наука конце XX века (под ред. Ю.С. Степанова). — М., 1995. — С.33-44.

146. Сулименко Н.Е. Антропологические аспекты изучения лексики. Учебное пособие к спецкурсу. — СПб., 1994.

147. Суперанская А.В. Языковые и внеязыковые ассоциации собственных имен // Антропонимика. — М., 1970. — С.314-319.

148. Суперанская А.В. Общая теория имени собственного. — М., 1973.

149. Суслов А. Те, кто пришли II Посев. 1977. №5. — С.59-60.

150. Таич Р.У. Опыт антропонимического словаря писателя // Антропонимика. — М., 1970. — С.314-319.

151. А.А. Тахо-Годи. Жизнь как сценическая в представлении древних греков // Искусство слова. Сборник статей к 80-летию Д.Д. Благого. — М., 1973.—С.

152. Тахо-Годи А.А. Художественно-символический смысл трактата Порфирия " О пещере нимф" // Тахо-Годи А.А., Лосев А.Ф. Греческая культура в мифах, символах и терминах. — СПб, " Алетейя", 1999. — С.557-576.

153. Телия В.Н. Первоочередные задачи и методические проблемы исследования фразеологического состава языка в контексте культуры // Фразеология в контексте культуры. — М., 1999. — С.18-21.

154. Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура.1. М., 1983. — С.227-235.

155. Топоров В.Н. Время человеческого бытия. — М., 1987.

156. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: исследования в области мифопоэтического. — М., 1994.

157. Топорова Т.В. О древнеисландских формулах хаоса и конца мира и их индоевропейских соответствиях // Вопросы языкознания. 1994. №4.1. С.48-51.

158. Трубников Н.Н. Время человеческого бытия. — М., 1987.

159. Тураева З.Я. Время грамматическое и время художественное. Автореф.докт. филол. наук. — JI.,1974.

160. Тюпа В.И. Мотив пути на раздорожье русской поэзии XX века // "Вечные" сюжеты русской литературы ("блудный сын" и другие). Под ред. Е.К. Ромодановской, В.Н. Тюпы. — Новосибирск, 1996. — С. 29-41.

161. Успенский Б.А. История и семиотика (восприятие времени как семиотическая проблема) // Труды по знаковым системам. — Тарту, 1989. Т.23. — С.

162. Фуко М. Что такое автор? // Лабиринт-Эксцентр. 1991. №3. — С.

163. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. — СПб., 1994.

164. Фуре В.В. Философия Мишеля Фуко и проблема человека в французском постструктурализме. Автореферат.к. филос. н. -Минск, 1997.

165. Фридман Д. Ветру нет указа // Литературное обозрение. 1989. №12. — С

166. Халипов В. Постмодернизм в системе мировой культуры // Иностранная литература. 1994. №1. — С.235-240.

167. Человеческий фактор в языке. Коммуникация, модальность, дейксис.1. М., 1992.

168. Чернейко Л.О. Способы представления пространства и времени в художественном тексте // Научные труды высшей школы. Филологические науки. — М., 1994. №2. — С.58-70.

169. Чернухина И.Я. Элементы организации художественного прозаического текста. — Воронеж, 1984.

170. Черняк В.Д. Лексическая синонимия в современной прозе: штрихи к портрету современника // Говорящий и слушающий: языковая личность, текст, проблемы обучения. — СПб., 2001. — С.328-336.

171. Шаталов С.Е. О характерологической значимости имен персонажей у Тургенева // Искусство слова. Сборник статей к 80-летию Д.Д. Благого. — М., 1973. — С.253-259.

172. Шатин Ю.В. Архетипические мотивы и их трансформация в новой русской литературе // "Вечные" сюжеты русской литературы (" блудный сын" и другие). Под ред. Е.К. Ромодановской, В.И. Тюпы.

173. Новосибирск, 1996. — С.29-41.

174. Эпштейн М. Парадоксы новизны. О литературном развитии XIX-XX веков. — М., 1988.

175. Эпштейн М. Постмодерн в России. Литература и теория. — М., 2000.

176. Яблоков Е.А. «Нашел я начало дороги отсюда —туда» (о мотивной структуре романа Саши Соколова «Между собакой и волком») //www//http://netroyer.narod.ru/lit3wave/5l/htm

177. Якобсон P.O. Лингвистика и поэтика // Структурализм: "за" и "против" : Сб. статей. — М., 1975. — С.193-230.

178. Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модель пространства, времени и восприятия). — М., 1994.

179. The Anti-aesthetics: Essays on Postmodern Culture. — Port Townsend, 1984.

180. Butler Chr. After the Wake: An essay on the contemporary avantgarde. — Oxford, 1980.

181. Fokkema D.W. The Semantic and Syntactic Organization of Postmodernist Texts. // Approaching postmodernism. / Ed. by Fokkema D.W., Bertens H. — Amsterdam, Philadelphia, 1986.

182. Freedman J. Memory, Imagination and the Liberating Force of Literature in Sasha Sokolov's A School for Fools // Canadian-American Slavic Studies. Vol.21 (1987). — P.260-269.

183. Hassan I. The Dismemberment of Orpheus: Toward a Postmodernist Literature. — Urbana, 1971.

184. Jameson F. The Political Unconscious: Narrative as a Socially Symbolic Act.— Ithaca, 1981.

185. Karriker A. Double Vision: Sasha Sokolov's "School for Fools"// World Literature Today. 53. №3. / Autumn. 1979.

186. Kuberski Ph. Chaosmos: Literature, Science, and Theory. — New York, 1994.

187. Pannwitz R. Die Krisis der europeischen Kultur. Werke. Bd.2. — Nurnberg, 1917.

188. Toynbee A. A Study of History. Abridgement of Volumes I-VI by D.S. Sommerville. — Oxford, 1947.

189. Словари и справочные пособия:

190. Александрова З.Е. Словарь синонимов русского языка: Ок. 11 ООО синоним. Рядов. — 6-е изд., перераб., доп. — М., 1989.

191. Англо-русский словарь: 70 ООО слов и выражений / Сост. Проф. В.К. Мюллер. — М., 1969.

192. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. —М., 1966.

193. Ахманова О.С. Словарь омонимов русского языка. —М., 1984.

194. БАС— Словарь современного русского литературного языка/ АН СССР. — М.; JL, 1948-1965.— Т. 1—17. 197.

195. Вишнякова О.В. Словарь паронимов русского языка. — М., 1984.

196. Даль — Даль Вл. Толковый словарь живого великорусского языка. — СПб, 1996. —Т. 1—4.

197. Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь: Ок. 50 ООО слов. — М., 1976.

198. ЛЭС — Лингвистический энциклопедический словарь. — М., 1980.

199. Мифы народов мира. Энциклопедия. Гл. ред. С.А. Токарев. — М., 1987. Т. 1—2.

200. Немецко-русский словарь: 20 000 слов. — М.,1998.

201. Новый объяснительный словарь синонимов русского языка / Под общ. рук. акад. Ю.Д. Апресяна. — М., 2000.

202. Огольцев В.М. Краткий словарь устойчивых сравнений русского языка. — Ижевск, 1994.

203. Ожегов Г.И. Словарь русского языка: 70 000 слов / Под ред. Н.Ю. Шведовой. — М., 1987.

204. От Ромула до наших дней. Словарь лексических трудностей художественной литературы. —М., 1993.

205. Павлович Н. Словарь поэтических образов. На материале русской художественной литературы XVIII-XX веков. В 2-х томах. — М., 1999.

206. Петровский Н.А. Словарь русский личных имен: Ок. 2600 имен. —-М.,1984.

207. Русский ассоциативный словарь. Кн. 1. — М., 1994.

208. Славянские древности. Этнолингвистический словарь. — М., 1999.

209. СИС — Современный словарь иностранных слов. Ок. 20 000 слов. — СПб., 1994.