автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.20
диссертация на тему: Языковые контакты в Западной Ингерманландии
Полный текст автореферата диссертации по теме "Языковые контакты в Западной Ингерманландии"
Российская академия наук Институт лингвистических исследований
На правах рукописи
Муслимов Мехмед Закирович
Языковые контакты в Западной Ингерманландии (нижнее течение реки Луги)
Специальности:
10.02.20 - сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание
10.02.02 - языки народов Российской Федерации (финно-угорские языки)
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Санкт-Петербург 2005
Работа выполнена на факультете этнологии Европейского университета в Санкт-Петербурге и обсуждена в Отделе языков народов России Института лингвистических исследований РАН
Научный руководитель: кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник ИЛИ РАН Е. В. Головко
Официальные оппоненты: академик РАН, доктор филологических наук, профессор Вяч. Вс. Иванов, доктор филологических наук, доцент А. Ю. Русаков
Ведущая организация: Институт языка, литературы и истории Карельского НЦ РАН
Защита состоится 28 июня 2005 г. в. 12.00 час. на заседании диссертационного совета Д002.055.01. по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Институте лингвистических исследований РАН по адресу: 199053, Санкт-Петербург, Тучков пер., 9
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Института лингвистических исследований РАН (адрес: 199053, Санкт-Петербург, Тучков пер., 9)
Автореферат разослан 2$мая 2005 г.
Ученый секретарь диссертационного совета
кандидат филологических наук, доцент В. В. Казаковская
to ofc-У
11003 ¿ft, 9зчи
Общая характеристика работы
Реферируемая диссертация посвящена языковым контактам в нижнем течении р. Луга (лютеранский приход Нарвузи) между такими прибалтийско-финскими языками (ПФЯ), как водский, ижорский (нижнелужский и частично сойкинский диалект), финский (нижнелужский диалект, литературный язык, отчасти другие финские диалекты Ингерманландии), эстонский (литературный язык), и русским языком.
Актуальность темы
Прибалтийско-финские языки (водский, ижорский, диалекты финского), являющиеся объектом данного исследования, находятся в ситуации далеко зашедшего языкового сдвига (language shift), и некоторые местные говоры уже либо полностью исчезли, либо имеют очень небольшое число носителей; неотложная необходимость их изучения, пока для этого еще есть возможность, определяет актуальность данного исследования.
Научная новизна
Исследование языковых контактов имеет давнюю традицию, однако в течение долгого времени основное внимание исследователей было обращено на лексические заимствования, а также на такие явления на фонологическом, морфологическом и синтаксическом уровнях, которые уже стали неотъемлемой частью языка. Такие же явления, как смешение и переключение кодов, долгое время оставались в тени, и только в течение последних десятилетий положение стало меняться, что связано в первую очередь с работами Дж. Гамперца, Ш. Поплак, К. Майерс-Скотгон, П. Майскена, П. Ауэра, Дж. МакСвана и многих других исследователей. К настоящему времени эти исследования сложились в самостоятельную лингвистическую дисциплину. Однако, несмотря на то что предметом внимания исследователей становились самые разнообразные пары языков, в том числе и с участием прибалтийско-финских (см., например, работы А. Сархимаа по карельско-русскому переключению кодов, X. Халмари по финско-английскому переключению, К. Праакли по финско-эстонскому, А. Вершик по русско-эстонскому), переключение и смешение кодов с участием водского, ижорского языков, финских диалектов Ингерманландии, а также эстонского и русского языков до сих пор не становилось предметом систематического рассмотрения. Этим обстоятельством определяется научная новизна настоящего исследования.
Пели и задачи исследования
Целью данного исследования является изучение с точки зрения контактологии речевого поведения носителей прибалтийско-финских языков, проживающих в данном районе, причем основное внимание уделяется местным говорам водского, ижорского и финского языков. Достижение поставленной цели исследования предполагает решение следующих задач:
1.Выработка методов сбора и анализа материала на основе существующих исследований по проблемам, связанным г таияппгой работы.
нос. НАЦИОНАЛЬНА« БИБЛИОТЕКА С 09
IMIHQIEWI
2.Сбор языкового материала, отражающего речевое поведение носителей местных прибалтийско-финских языков, а также их представления о своем языке и языке соседей.
3.Изучение полученного материала методами лингвистического и социолингвистического анализа.
4.0писание и интерпретация полученных результатов в контексте существующих исследований на материале других случаев языковых контактов.
Материал и методы исследования
Основным материалом исследования послужили записи спонтанной речи носителей ПФЯ нижней Луги, собранные в ходе экспедиций в данный район в течение 1999-2004 годов. Всего в собранном нами материале представлены записи речи 200 информантов (около 300 часов), в основном 1910-1940 годов рождения. Для сравнения привлекались также опубликованные материалы по языкам и диалектам данного ареала, собранные другими исследователями (И. Савиярви с соавторами, П. Аристе,
A. Лаанест). С целью изучения особенностей местных говоров использовалось и диалектологические анкеты. Основным методом сбора данных о представлениях информантов о языке своей деревни и соседних деревень являлась беседа в свободной форме на том языке, которым пользовался информант, с использованием наводящих вопросов. Необходимая информация извлекалась также из бесед на другие темы. При анализе собранного диалектного материала использовались методы лингвистической географии. В связи с небольшим числом носителей ПФЯ в одной деревне использование статистических методов не представлялось целесообразным.
Теоретическая основа исследования
Теоретической базой исследования послужили современные работы, посвященные изучению языковых контактов. При этом не все подходы, предлагавшиеся разными исследователями, оказываются в равной степени применимы к описанию собранного материала. При описании переключения и смешения кодов мы основывались в первую очередь на работах П. Майскена, П. Ауэра и в несколько меньшей степени К. Майерс-Скотгон, Дж. Гамперца и М. Клайна, а также А. Сархимаа и А. Ю. Русакова. При описании изменений в языке или отдельном идиолекте основанием послужили работы
B. Дресслера.
Теоретическая значимость
Последние 20 лет характеризуются не только вовлечением в сферу
исследований переключения/смешения кодов все новых и новых языков, но и
попытками теоретического осмысления эмпирического материала. В
настоящее время существует несколько теорий переключения/смешения
кодов, эмпирической базой для создания которых послужили разные
языковые пары, и одной из целей данного исследования является проверка
предсказаний этих теорий на материале переключения/смешения кодов в
нижнелужрком- ареале и определение границ применимости этих теорий.
1 " 'г 4 »*,'.+>,),
* *Я К" * ,
Этим обстоятельством определяется теоретическая значимость данной работы.
Практическое применение результатов
Результаты исследования могут оказаться полезными для создания учебно-методических пособий по водскому и ижорскому языкам, а также могут использоваться в вузовском преподавании (курсы "Языковые контакты", "Социолингвистика") этим определяется практическая значимость данного исследования.
Положения, выносимые на защиту
1) Основные особенности, характерные для различных местных говоров, описанные А. Лаанестом, П. Аристе, М. Леппик, Ю. Мягисте, в основном сохранились. Ранее не описанные говоры дер. В. Лужицы, Хамолово являются переходными говорами между сойкинским и нижнелужским ижорским и между нижнелужским ижорским и курголовским финским соответственно. Говор дер. Такавелье очень близок говору дер. Остров, что объясняется тем, что данная деревня была основана именно выходцами из дер. Остров. Финский говор дер. Дубровка имеет ряд существенных отличий от других нижнелужских идиомов, что объясняется как тесными контактами с эстонским языком (и, вероятно, также с водским), так и связями с другими финскими диалектами Ингерманландии, расположенными восточнее, а также результатом перестройки некоторых словоизменительных парадигм по аналогии. Анализ некоторых изоглосс, связывающих южные нижнелужские говоры ижорского языка и большинство говоров водского языка, позволяет сделать предположение о водском субстрате в этих говорах и об их смешанном характере.
2) В зонах интенсивных контактов между близкородственными языками ситуация могла развиваться по-разному. В одних случаях возникал идиолектный континуум (дер. Ванаюоля, Б. Куземкино), причем информанты, говорящие на "смешанных" идиолектах, могли по-разному оцениваться другими информантами, и в подобных случаях провести четкую границу между двумя языками (например, между финским и ижорским) оказывалось невозможно ни на основании структурных, ни на основании социолингвистических критериев. Более того, объем самих понятий "ижорский язык", "водский язык", "финский язык" оказывался зависящим от того языка, на котором говорит информант, что, на наш взгляд, свидетельствует о некотором размывании границ между данными языками для их носителей. С другой стороны, отнесенность тех или иных черт к тому или иному языку продолжала оставаться значимой.
3) В других случаях возникал би- и мультилингвизм, характеризующийся постоянным смешением кодов, причем степень этого смешения могла различаться у разных говорящих. Смешение кодов сопровождалось интенсивной интерференцией на всех уровнях, что приводило в ряде случаев к невозможности отнести ту или иную морфему к конкретному языку. В таких случаях можно говорить о едином со структурной точки зрения коде с различными стилями, при этом отдельные
ПФЯ оказывались эквивалентами стилей. Различение отдельных ПФЯ в таких условиях оказывалось возможным только на основании социолингвистических критериев, а именно на основании осознания говорящими отнесенности тех или иных черт к конкретному ПФЯ. Такая ситуация характерна в первую очередь для водских деревень (в основном ижорский и водский языки), а также для финских деревень Курголовского полуострова (в основном курголовский диалект и финский литературный язык). В случае исчезновения такого осознания исчезает и противопоставление идиомов, как это отчасти имеет место в дер. Куровицы. Такой единый со структурной точки зрения код может постепенно утрачивать свою вариативность, что, вероятно, может привести к возникновению смешанных идиолектов и идиолектного континуума, подобного тому, который существует в дер. Ванакюля. Таким образом, смешение кодов может быть одним из механизмов распространения диалектных инноваций.
4) Контакты с русским языком привели к разнообразным последствиям для местных ПФЯ. Помимо многочисленных заимствований, местные ПФЯ подверглись влиянию со стороны русского и на уровне синтаксиса. У некоторых говорящих наблюдается разрушение языковой системы и на уровне морфологии, что проявляется в утрате сложных словоизменительных моделей, утрате чередований, и в некоторых случаях результаты влияния близкородственного ПФЯ трудно отличить от результатов такого разрушения.
5) Говоря о переключении/смешении кодов между русским языком и местными ПФЯ, следует отметить трудность разделения случаев переключения и случаев заимствования. Наш материал поддерживает точку зрения Майерс-Скотгон о невозможности проведения четкой границы между ними. Синтаксические ограничения на переключения, предлагавшиеся разными исследователями (в основном работавшими в рамках генеративизма), либо оказываются иррелевантными в силу далеко зашедшей синтаксической конвергенции, либо регулярно нарушаются. На наш взгляд, есть основания говорить о возникновении единой смешанной языковой системы, причем для многоязычных носителей ПФЯ сам прибалтийско-финский компонент может представлять собой "смешанный" код с "водским", "ижорским" или "финским" стилем.
Наиболее адекватные теоретические рамки для случая западной Ингерманландии дает подход Майскена, в то время как более "жесткие" подходы (в том числе и теория Майерс-Скотгон), накладывающие определенные синтаксические ограничения на переключение, по-видимому, имеют гораздо более узкую область применимости. Самым частотным типом переключения из выделенных Майскеном1 является конгруэнтная лексикапизация, в то время как инсерция и альтернация встречаются реже. Представляется полезным и рассмотрение исследуемой ситуации в рамках
' Muysken Р Bilingual speech A Typology of Code-Mixing Cambridge, 2000
модели Ауэра, что позволяет объяснить особенности использования ПФЯ, например, в дер. Куровицы.
Апробация работы
Основные положения диссертации отражены в докладах на заседаниях социолингвистического и полевого семинаров в Европейском Университете (2003, 2004, 2005), в докладах на заседаниях исследовательских семинаров (2002-2003) в Европейском Университете, в докладах секции урапистики ежегодной Международной филологической конференции на филологическом факультете СПбГУ (2002-2004), на первой Конференции по типологии и грамматике для молодых исследователей (ИЛИ РАН, 2004), на I Международном симпозиуме по полевой лингвистике (ИЯ РАН, 2003).
По теме диссертации опубликовано 3 статьи.
Структура работы
Работа состоит из введения, шести глав, заключения, приложения и списка литературы.
Содержание работы
Во введении обосновывается выбор темы, раскрывается актуальность, научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, определяются цели и задачи исследования, описывается материал и методы работы.
Первая глава содержит краткие сведения о грамматическом строе прибалтийско-финских языков, о численности их носителей и ее изменении, об истории исследования данных языков, а также о языковой политике в нижнелужском регионе на протяжении XX века.
Вторая глава. "Народная диалектология", посвящена представлениям носителей ПФЯ нижней Луги о своих языках/диалектах. Следует отметить, что между используемыми ими лингвонимами и этнонимами на русском языке и на ПФЯ не существует простого взаимно-однозначного соответствия. Можно выделить пять "народных классификаций", используемых носителями ПФЯ: русскоязычные лингвонимы и этнонимы, этнонимы и лингвонимы на ПФЯ, классификация по глаголам речи.
Если интервью берется на русском языке, то информантами упоминаются следующие этнонимы: ижоры, финны, водь, эстонцы, ингерманландцы, русские. Следует отметить еще существование этнонима талапанцы, который может употребляться и по отношению к води, и по отношению к ижорам, и, по словам некоторых информантов, раньше имел оттенок пренебрежения. При этом далеко не все информанты используют этноним водь, с другой стороны, не все информанты могут разграничить и этнонимы ижоры, ингерманландцы и финны.
Если интервью берется на каком-либо местном ПФЯ, то информанты используют следующие этнонимы (приведены ижорские варианты, водские и финские варианты незначительно отличаются фонетически): ИогаШогЫгеЫ, $иота1а\$е1, \adjalaiset, \irolaisetieestilaiset, ткегШяеЬ уепа1а1зе1/ге1Ы$е1 (этнонимы даны в том же порядке, что и по-русски). Здесь нужно особо подчеркнуть, что объемы этих понятий в русском и местных ПФЯ не
совпадают, и, более того, могут отличаться у разных информантов. С этнонимами связаны и лингвонимы. И в этом случае нет взаимнооднозначного соответствия между русскими и прибалтийско-финскими лингвонимами, более того, такое соответствие может отсутствовать и между этнонимами и лингвонимами внутри какого-то одного языка. Примеры таких несоответствий рассматриваются ниже. Приведем список соответствующих лингвонимов в русском и ижорском языках: ижорский язык, финский язык, водский язык, эстонский язык, ингерманландский язык, русский язык.; izor(k)an keeli, soomen keeli, vadjan keeli, viron keeli/eesti keel, inkerin kieli, vennaün keeli. Следует отметить чрезвычайно редкое употребление термина «ингерманландский язык», вместо которого обычно употребляется «ижорский язык». Производными от вышеперечисленных ижорских лингвонимов являются их транслативные формы, соответствующие русским «по-ижорски», «по-фински» и т. д., (например, soomeks 'по-фински'). При этом в местных ПФЯ может выступать еще одна форма, для которой нет адекватного русского соответствия - maaks 'по-местному'. Следует отметить, что этот лингвоним может относиться не только к местным ПФЯ, но и к центрально-ингерманландским диалектам:
(1) ижорский (ВВИж, Кейкино)
miul niinta интересно, sto maaks láátáá под Ленинградом.
мне так интересно, что maaks говорят под Ленинградом
Еще одна классификация, релевантная для данного ареала -классификация по глаголам речи. В местных ПФЯ, а также в литературных финском и эстонском языках глаголу «говорить» соответствуют разные лексемы, этимологически не сводимые друг к другу, вследствие чего они тоже могут использоваться как языковой маркер. (Например, фразу «ММ pajatan, a siá lákkáat» можно перевести «Я говорю (по-водски), а ты говоришь (по-ижорски)», буквально «Я говорю, а ты говоришь», жирным шрифтом здесь выделены водские слова, курсивом - ижорские) Перечислим эти глаголы с указанием языков: водский - pajattaa, ижорский - lááta, нижнелужский финский - haastaa, эстонский - raagida, литературный финский - puhua.
Все эти глаголы могут употребляться (в соответствующих языках и диалектах) примерно в тех же контекстах, что и русский глагол "говорить", например, соответствующий водский глагол может употребляться и в контекстах вида "говорить по-немецки", "говорить по-русски", за исключением контекстов вида "говорить на местном ПФЯ", когда будет употреблен глагол из соответствующего ПФЯ.
Следует отметить, что в настоящее время наиболее распространенным этнонимом в нижнелужском ареале является русскоязычный этноним "ижоры", который может включать в себя и тех, кто называет себя vad'd'alaizod (в дер. Краколье, Пески, Лужицы) или suumalaiset (в дер. Липово). Еще более распространенным является лингвоним "ижорский язык", к которому близок по своему объему лингвоним "maassi/maaks". Этот лингвоним может относиться почти к любому местному ПФЯ, кроме
эстонского, в том числе и к финским диалектам центральной Ингерманландии. Лингвоним "ткепп к'ш1Г, по-видимому, употребляется в тех случаях, когда необходимо подчеркнуть разницу между местным финским диалектом и финским литературным языком, причем он менее употребителен среди ижор, чем среди финнов. Русскоязычным соответствием этому лингвониму обычно будет являться "ижорский язык", хотя по отношению к речи на этом языке будет употребляться глагол ИааяШа. Если необходимо подчеркнуть разницу между финскими и ижорскими говорами, или между финнами и ижорами, то тогда скорее всего будут использоваться ьиотеп ШеН/Иопп кееН, яиотаШп/ИогЫгогЫп, финн/ижор. Если же необходимо подчеркнуть разницу между вожанами и ижорами, то будет использован этноним \ас1'с1'а1ат и лингвоним \а<1'й'а сееП, которому будет противопоставлен $01кки1ам (если речь идет о сойкинских ижорах) или Иог1~ИогШп. На наш взгляд, подобная оценка соотношения между понятиями уафаЫп и Ног весьма характерна и свидетельствует о "включенности" (в представлении информантов) одной группы в состав другой. Это хорошо согласуется и с тем фактом, что многие информанты кракольского ареала, как водскоязычные, так и ижороязычные, не используют русскоязычный этноним "водь", хотя соответствующий водский или ижорский этноним используется. В некоторых случаях происходит вставка соответствующего слова в русскую речь информанта:
(2) русский/ижорский (ДИФж Межники)
Мама знала уасГ(Гакко. папа нет, только ижорский знал.
(3) русский/ижорский (ОПЛж, Ивангород)
Ну хоть и уа^сГаЫгес!. но все равно мы ИогЫгеб.
Несмотря на это, большинство информантов различает 'Ч»асГс1'а бееН" и "гёогка Сее1Г\ при переходе на русский язык у некоторых информантов эта разница исчезает (используется термин "ижорский язык"). Термин же "таазБр' может означать как "уа^сГавзГ, так и "ЙогавзР' (НФНм, Лужицы).
Системы лингвонимов и этнонимов нижнелужского ареала не всегда были такими же, как в настоящее время. Еще в начале XX века по отношению к сойкинским ижорам использовался этноним кагуаШп, а в конце XVIII века, по данным Ф. Туманского, по отношению к части нижнелужских ижор употреблялся русскоязычный этноним "ямы", а по отношению к води -этноним "чюдъ".
Особо следует отметить, что оценки информантами друг друга по описанным выше параметрам могут не совпадать, как это имеет место в дер. Ванакюля с оценками по глаголу речи. В следующей таблице представлены оценки, данные информантами из этой деревни по отношению к своим односельчанам (символ Ь означает, что информант, указанный в соответствующей строке, считает, что информант, указанный в соответствующем столбце, 1Як$}8&; символ Н означает, что данный информант \\aas\aa).
Табл. 1.
оценка информанта МУм 1Тм ЫРм Шм МЬж УЬм УАм .1Ум
информант эксперт
МУм н ь/н н/ь н/ь ь ъ н н
1Тм н ь ь ь ь ь н ь
ИРм н ь ь ь ь ь н н
Шм 1 ь ь ь ь ь ь 9
УЬм н н ь ь ь ь ь ь
УАм н ? ь ь ъ ь н/ь ь
.ГУм н н ъ ь ь н ? н
Таким образом, основываясь только на этих оценках, мы не можем выделить две четкие группы носителей ижорского и финского языков (особенности идиолектов жителей данной деревни обсуждаются в третьей главе "Диалектное членение района нижней Луги"). С другой стороны, в водскоязычных деревнях информанты выставляют одинаковые оценки своим односельчанам.
В данной главе анализируются также языковые стереотипы, распространенные среди носителей ПФЯ. Эти стереотипы затрагивают разные уровни языка, однако наиболее многочисленными являются лексические и фонетические стереотипы. С другой стороны, стереотипы могут быть локальными, отражающими представления информантов из разных деревень об одном и том же говоре, и "плавающими", отражающими представления информантов о говоре соседей. Примером первого типа может служить
стереотип, связанный с дистрибуцией б/к (все информанты приписывают вариант с С языку окрестностей Краколья), примером второго типа -стереотип, связанный с палатализацией согласных (все информанты приписывают вариант без палатализации говору своей родной деревни, а вариант с палатализацией - говору одной из соседних деревень).
В третьей главе рассматривается диалектное членение нижнелужского ареала. Сравнение наших данных с данными А. Лаанеста, М. Леппик, П. Аристе, Ю. Мягисте позволяет сделать выводы о некоторых изменениях, произошедших в ПФЯ нижней Луги.
Как было показано выше, большая часть характерных особенностей отдельных говоров и языков в целом, зафиксированная в предшествующих описаниях, продолжает сохраняться, однако в некоторых случаях произошли определенные изменения. Наиболее заметным из таких изменений является ситуация с выпадением согласных п, I в презенсе ряда глаголов в южных нижнелужских ижорских говорах. В отличие от других зон, где в основном сохраняется положение вещей, описанное Лаанестом и Леппик, в данном случае наблюдается определенная нестабильность и довольно сильные
колебания между отдельными информантами. Следует отметить, что для большинства информантов из дер. Кейкино, Извоз, Д. Поляна, Волково, Орлы характерным является возникновение чередования в одной парадигме форм с выпадением согласного и с его сохранением, причем согласный выпадает только в том случае, когда находится в начале открытого слога: тапе "иди", но таап "иду". Колебания в употреблении форм с выпадением согласных и без него отмечались также Лаанестом для оредежского диалекта ижорского языка в ситуации далеко зашедшего языкового сдвига. Такое явление может быть вызвано как выравниванием по аналогии, так и влиянием эстонского языка. Влияние выравнивания по аналогии можно предполагать и в генерализации форм партитива множественного числа на -'¡а в ряде деревень Курголовского полуострова.
В некоторых деревнях можно констатировать существование идиолектного континуума, однако у нас слишком мало данных, чтобы установить время его возникновения. В идиолектах тех информантов, родители которых родились в разных деревнях, могли сохраняться и некоторые особенности идиолектов их родителей, причем такого рода смешанные идиолекты, как правило, не совпадали. Ниже представлены характерные особенности идиолектов носителей ПФЯ в дер. Ванакюля, Б. Куземкино и Куровицы.
Табл. 2 Дер. Ванакюля
изоглосс ы информант
VAm MYm JVm NOm VLm ITm МЬж NPm
st ss, st ss ss ss ss,st ss ss ss
tk tk tk tk t tk,t t t t
тЭппЭ M m m m m m m m
panna P P P P P Р P Р
tulla T T T t T T t t
olla o 0 0 Oo o Oo Oo 0
sannoa s s s s s s s s
*kr ur ur ur gr ur,gr gr fír gr
Imperf. i si si si si si si si
Сотр. mp mp (m)p P p p p p
Comit. nka nka ka ka ka ka ka ka
Partic. nnu nut, nt d d nut d d d
стол P P,L P,L L L L L L
В таблице использованы следующие обозначения:
1к - указана слабая ступень соответствующих сочетаний; М, Р, Т, О, 8 - представлены формы презенса соответствующих глаголов без выпадения согласного п или 1, строчная буква означает формы с выпадением согласного; иг, - рефлексы прибалтийско-финского *кг; ¡, б! - показатель имперфекта глаголов с основой на 0, и, о; шр, р - показатели сравнительной степени
прилагательных; nka, ka - показатели комитатива; nnu, nut, nt, d -преобладающий показатель активного причастия прошедшего времени; Р -рбйИ "стол"; L - lauta "стол".
Обращает на себя внимание, что в дер. Ванакюля невозможно выделить две группы информантов, и хотя "чисто ижорская" группа может быть выделена, идиолекты остальных информантов характеризуются как "ижорскими", так и "финскими" чертами, причем комбинация таких черт для каждого идиолекта индивидуальна. Во второй главе, посвященной "народной диалектологии", было показано, что и "народные классификации" не позволяют разделить информантов на группы, и, таким образом, не существует ни одного критерия, который позволил бы разделить "финские" и "ижорские" идиолекты дер. Ванакюля.
Ситуация в дер. Б. Куземкино довольно похожа на ситуацию в дер. Ванакюля, однако в данном случае речь идет просто об отдельных ижорских идиолектах, поскольку, в отличие от дер. Ванакюля, информанты дают похожие оценки речи друг друга.
Табл. 3 Куземкино
ЕТФм НПШж МНБж НПХж ПФРж
tk tk t t t t
mânna M m m m m m
tulla Т t t Tt t
panna ELE E S E E
olla о 0 0 Oo 0
*kr ur ffl g£ ur gr
лошадь hevone hepon hepone hepone hepone
малина vaapukk a vaapukka baabukka vaabukka faabukka
PartSg основ на -u Л ;0 ;0
Сотр. mo mp E mp mp
Partie. nt nut,d nut nut nut
стол pSQtâ lauta lauta lauta pdfltâ lauta peats
утро huomikk о huomikko huomikko aamu aamu
медведь karhu karhu karhu karu karhu
В данной деревне во всех идиолектах встречаются черты, общие с финскими диалектами Курголовского полуострова и Калливере (в таблице они выделены жирным шрифтом), а также с ижорскими диалектами Сойкинского полуострова и южной части нижнелужского ареала (в таблице они подчеркнуты), причем и в этом случае невозможно поделить информантов на две группы.
Ситуация в дер. Куровицы является более сложной, что связано с большей вариативностью в речи носителей куровицкого говора.
изоглосса ЛПГж BBBM АМПж ЛДМж ИИГм МПНж КЕВж
*ps hs hs hs hs,ps PS ps
*ks hs hs hs,ks hs,ks hs,ks hs ks
показатель GenSg -0 -0 -0 -0, -n -0, -n -0 -0
гласный в глаголе menna е a,e e,8 e,a e,S a,e a,e
Адессив местоимения "я" mill mill miul mill miul mill miul mill mill
показатель 3SgPres -b -b -b,- -b,-0 -b,-0 -b,-0 -0
Элатив -ssa -ssa,-st -ss,-st -ss,-st -ssa -St -st
Транслатив -ssi -ssi -ssi -ssi -ssi -ssi -ksi -ks
Имперсонал -ttas -ttas -ttas -ttas -taa -ttas -taa -taa
слабая ступень sk z s z z z s s
Рефлексы *st в сильной и слабой ступени ss/s ss/s st/ss ss/s ss/s st/ss ss/s st/ss st/ss
императив 2Sg глагола гпеппй mee mee mSne mee mS9 mee тйя mee mee m3ne mee m8ne
императив 2Sg глагола tulla tua tule tua tua taa tua tua tule tua
императив 2Sg глагола olla oo 00 00 00 00 ole ole 00
В правой части этой таблицы представлены информанты, идиолекты которых ближе к говору дер. Орлы (черты, близкие к этому говору, выделены в таблице жирным шрифтом). Следует отметить, что носители куровицкого говора осознают некоторые из различий между свои говором и говором дер. Орлы.
Говоры не существующих в настоящее время деревень Хамолово и В. Лужицы являются переходными говорами между нижнелужским ижорским и курголовским финским с одной стороны и между нижнелужским и сойкинским ижорским с другой. Говор же дер. Такавелье оказался близок говору дер. Остров. Диалект дер. Дубровка довольно сильно отличается от других нижнелужских говоров, ряд изоглосс связывают его с финскими ингерманландскими диалектами более восточных районов (например, показатель множественного числа в косвенных падежах - /о, отсутствие показателя -vat в ЗР1 имперфекта), с другой стороны, в возникновении его особенностей, по-видимому, сыграли свою роль эстонский (отпадение - п в
генитиве, отпадение кратких гласных в ауслауте, генерализация показателя иллатива -s s, формы имперфекта nàkin, tekiri) и отчасти водский языки (иллатив односложных имен вида pdahàss). Некоторые особенности данного говора возникли в результате выравнивания по аналогии (формы 2Р1 императива и активного причастия прошедшего времени стяженных глаголов lepakà, lepânt, формы 3Sg презенса глаголов с основой на краткий гласный antap). Интересной особенностью данного диалекта является утрата личного местоимения ЗР1 и замена его указательным местоимением пата, что может являться результатом влияния эстонского языка либо заимствованием из водского.
Южные нижнелужские ижорские говоры имеют некоторые общие изоглоссы с водским языком (особенно на лексическом уровне, например peesas "куст", inimâine "человек", kaatsad "штаны"), причем в некоторых случаях эти особенности имеют меньшее распространение в современных западно-водских говорах, подвергшихся влиянию ижорского языка. По-видимому, это является свидетельством более широкого распространения водского языка в нижнелужском ареале в прошлом и ижорнзации южных нижнелужских деревень (от Волкова до Извоза). Следует напомнить, что диалект дер. Куровицы, непосредственно граничащий с данными деревнями, является переходным диалектом между водским и ижорским языками.
Отдельные изоглоссы (начальный согласный лексемы vaapukka "малина" ) отделяют финские говоры дер. Калливере, Федоровка и Дубровка от финских говоров Курголовского полуострова (в первых представлена форма faabukka, во вторых vaapukka). В идиолектах некоторых финноязычных информантов с Курголовского полуострова конкурируют распространенные по всему нижнелужскому ареалу лексемы valo "навоз", noissa "вспомогательный глагол для образования будущего времени", kitsi "коза" , panki "ведро" и представленные только у отдельных информантов варианты tae, kawù, kili, âmpâri, которые имеют соответствия в финских диалектах восточнее нижней Луги. Остается открытым вопрос, являются они следствием влияния литературного финского на курголовские диалекты, или же, наоборот, современный облик этих диалектов является результатом влияния ижорского языка с водским субстратом на данные финские диалекты.
В четвертой главе рассматриваются проблемы, связанные с переключением и смешением кодов. Вначале рассматриваются различные теоретические подходы, применявшиеся в работах по переключению кодов. Формулировавшиеся разными исследователями разного рода синтаксические ограничения на переключение кодов (Free Morpheme Constraint, Equivalence Constraint Ш. Поплак; Government Constraint Ди Шулпо и соавторов; Functional Head Constraint X. M. Белаци и соавторов; ограничение Ш. Махутян) не носят универсального характера, и для них были обнаружены контрпримеры, относящиеся к различным языковым парам. Контрпримеры к данным ограничениям могут быть найдены и в наших материалах. Теория Майерс-Скоттон (Matrix Language Frame Theory) дает удовлетворительное
объяснение для большинства случаев переключения в паре ПФЯ/русский язык (причем ПФЯ выступает в роли так называемого матричного языка, а вставки из русского языка оказываются включенными в прибалтийско-финскую морфосинтаксическую рамку), однако существует целый класс контрпримеров, противоречащих предсказаниям этой теории. Это случаи согласования между определяемым словом и определением, относящимися к разным языкам, причем согласование оказывается возможным не только по числу, но также по роду и по падежу:
(4) куровицкий/русский (ЛДМж, Куровицы)
siz обжирались kai пе жирн-ой süümise-kä
потом обжирались все те жирный-Instr.F.Sg пища-Сот
потом обжирались все жирной пищей
Такого рода взаимодействие между одноименными грамматическими категориями двух языков позволяет сделать предположение об объединении систем этих языков в одну гибридную систему.
Более адекватными, на наш взгляд, являются подходы Майскена, Ауэра и МакСвана. Майскен различает три стратегии переключения: альтернацию, для которой характерно отсутствие взаимодействия между системами двух языков, что проявляется в переключении преимущественно на границах клауз или адьюнктных непосредственных составляющих, инсерцию, которая характеризуется асимметрией между языками (составляющие из одного языка оказываются как бы включены в большие составляющие из другого языка, и, таким образом, смешанные составлящие в модели Майерс-Скоттон (EL+ML islands) соответствуют случаям инсерции в модели Майскена), конгруэнтную лексикализацию, для которой характерным является объединение двух систем в одну, причем получившаяся структура заполняется элементами из двух языков достаточно случайно. Для конгруэнтной лексикализации характерным является наличие определенного количества межъязыковых омонимов (диаморфов в терминологии Майскена), что облегчает переключение с одного языка на другой до или после такого диаморфа. Объединение двух систем в одну подразумевает значительную степень изоморфизма между ними, что может являться либо результатом конвергенции, либо близкого родства контактирующих языков. Согласно Ауэру2, такого рода гибридная система может возникнуть в результате постепенной эволюции паттерна переключения. Для такой гибридной системы характерна высокая вариативность в выборе элементов того или иного языка. Следующий пример является иллюстрацией такого рода вариативности:
(5) ижорский/русский (НСНж, Лужицы)
siz männöö Федоровку. Кейкино. suur kruga on, vot senen tiijen varia:ntan. таким вариантом saab männä.
потом проходит Федоровку, Кейкино, большой круг, вот этот вариант знаю, таким вариантом можно проехать.
2 Auer P From the code-switching via language mixing to fused lects Toward a dynamic typology of bilingual speech // International Journal of Bilingualism 1998a Vol 3, №4 C 309 332
В этом примере существительное шриант встречается как в морфологически адаптированном, так и не адагтированном виде, причем оба варианта отмечены в похожем окружении. В дальнейшем такая гибридная система может эволюционировать в направлении уменьшения вариативности, что в конечном итоге может привести к возникновению нового смешанного кода. Тем не менее, говсрить о возникновении такого смешанного кода (как, например, медновский алеутский или мичиф) в нашей ситуации еще не приходится.
Для пары ПФЯ/русский язык характерными являются трудности при отделении случаев заимствования от случаев переключения кодов. Предлагавшиеся рядом исследователей критерии (фонетическая, морфологическая и синтаксическая адаптация) не позволяют четко выделить заимствования, поскольку степень адаптации может довольно сильно варьировать, а сами адаптированные и неадапгированные варианты могут встречаться в речи в одних и тех же контекстах.
Синтаксическая конвергенция ПФЯ и рус?кого языка привела к отождествлению грамматических категорий разных языков, что проявляется, в частности, в случаях переключения, затрагивающего однородные члены, в случаях согласования, подобных примеру (4) и в некоторых других случаях. Приведем таблицу соответствий между ПФ и русскими падежами и конструкциями с предлогами: Табл. 5.
контекст русский язык ПФЯ
1 Instr Ess
2 Instr Com
3 c+Instr Com
4 Dat Allât
5 Gen Part
6 Acc Part
7 с, из+Gen Elat
8 в+Loc Iness
9 Nom Nom
10 Acc Acc
Тенденция к достижению взаимно-однозначного соответствия между категориями двух языков приводит к переносу отождествления из одного контекста в другой, что может проявляться на поверхностном уровне как синтаксическая интерференция (аномальный род существительных в русской речи носителей ПФЯ, необычные для данного языка модели глагольного управления). Другой возможный результат этой тенденции - случаи так называемой двойной морфологии при переключении кодов. Следующий пример иллюстрирует данное явление:
(6) ижорский/русский (ОПЛж, Ивангород)
соседка siz tuli и ключи ollaa sel y sase:tka-lla
соседка потом пришла и ключи быть-Рге-ЗР1 там у соседка-Adess соседка потом пришла и ключи были там у соседки.
На наш взгляд, причиной такого явления может быть поморфемное отождествление, в результате чего ПФ падежный показатель заменяет только русскую падежную флексию.
Особенностью пары ПФЯ/русский язык является и почти полное отсутствие морфологической адаптации русских глаголов, в отличие от довольно частой адаптации русских существительных и более редкой, но тем не менее представленной в нашем материале адаптации прилагательных. При этом переключение внутри аналитической глагольной формы или между модальным (или фазовым) глаголом и инфинитивом основного глагола возможно:
(7) водский/русский (ЗВСж, Пески) Kôig ôli закры-т-о. все 6brrb-Impf-3Sg закрыть-PPP-N все было закрыто
(8) водский/русский (АКЕм, Лужицы)
Mokomain koira piâ-b pois ликвидирова-ть
такой-Nom собака-Nom HaflO-3SgPraes прочь ликвидировать-Inf Такую собаку надо ликвидировать
Такого рода стратегия вставки иноязычного глагола характерна не только для пары ПФЯ/русский язык, но и для пар карельский/русский, цыганский/русский, эрзянский/русский, в то время как для других языковых пар обычными стратегиями являются либо морфологическая адаптация вставного глагола, либо использование вспомогательных глаголов. К сожалению, отсутствие данных по многим языковым парам не позволяет сделать выводов о причине такого различия.
Еще более сложные проблемы возникают при анализе переключения с одного ПФЯ на другой. Обилие диаморфов затрудняет установление точного места переключения, и способствует интенсивной интерференции, что приводит в ряде случаев к возникновению гибридных форм, не имеющих соответствий в "чистых" ПФЯ. Результаты такой интерференции в ряде случаев трудно отличить от результатов разрушения языковой системы на индивидуальном уровне, поскольку некоторые морфонологические правила характерны только для части ПФЯ нижней Луги, в частности, это касается многих случаев чередования ступеней. Гибридные формы возникают не только на уровне слова, но и на уровне морфемы:
(9) водский/ижорский/финский
ôsli-n, osi-n "я купил" при водском ôsin, ижорском ossin, финском os tin.
(10) водский/эстонский
te та "он(а)" при эстонском tema, водском tama Еще чаще встречаются случаи, когда основа и словоизменительные показатели относятся к разным языкам:
(11) водский/ижорский
тшьза-Ь "помнит" при югорском ти'Шаа, водском такШаЬ
(12) водский/ижорский
сй1а-з1, ки1а-5ха "из деревнй' при водском сгИа^а, ижорском &и/ск$Г Таким образом, выделить матричный язык не представляется возможным, поскольку не только затруднено определение точного места переключения, но и те фрагменты, которые можно отнести к одному определенному языку/диалекту, включены в общую ПФ матрицу. Следующий фрагмент дает представление о распределении явных водских и ижорских фрагментов в тексте (различающиеся фрагменты подчеркнуты, их языковая принадлежность указана подстрочным индексом (В - водский, И -ижорский)):
(13) водский/ижорский (ТИБ, Краколье)
Paiato.ni ь\г шки ш? ММ ШО шки 1аЬой Баауу Щ„Ш ше^? Мек пСП пи
уаЬа]Ш...РаГГ,о ¿Дууаа...
Поговорим теперь? Что Вы хотите узнать о нас? Нас теперь так
мало осталось...Многие ходят...
Очевидно, что в подобных случаях совершенно невозможно разграничение элементов двух языков на основании морфологической или фонетической адаптации. Следует отметить, что многие информанты осознают многие различия между языками/диалектами, на которых они говорят или с носителями которых они контактировали. При этом в их речи может наблюдаться как смешение элементов, принадлежащих разным ПФЯ, так и стремление избежать подобного смешения. На наш взгляд, в сложившейся ситуации единственным критерием, позволяющим разделить элементы двух языков, является оценка их самими говорящими как маркеров идентичности. Иными словами, возникновение единой гибридной языковой системы делает невозможным применение структурных критериев, но не препятствует применению социолингвистических критериев.
Рассматривая положение с переключением кодов в разных частях нижнелужского ареала в рамках модели Ауэра, можно отметить, что языковые системы разных информантов попадают в разные точки континуума между смешением кодов (=конгруэнтной лексикализацией), для которого характерны объединение систем двух языков в одну гибридную с высокой вариативностью, и смешанным кодом с низкой вариативностью. Для водских деревень характерна высокая степень вариативности, для некоторых финских информантов с Курголовского полуострова средняя степень вариативности, и для дер. Куровицы - невысокая степень вариативности. Тем не менее, носители куровицкого говора осознают его отличия от соседнего ижорского говора дер. Орлы, что дает основания интерпретировать ситуацию в дер. Куровицы как смешение кодов, в отличие от ситуации в дер. Куземкино, Ванакюля или Орлы, где варианты либо относятся к разным идиолектам, либо не осознаются говорящими как принадлежащие к разным кодам.
Следует отметить, что ситуация в разных деревнях нижнелужского ареала различается и по набору языков/диалектов, участвующих в смешении. В окрестностях дер. Краколье в переключении участвуют в основном водский, ижорский и русский, а финский и эстонский могут участвовать в смешении только у отдельных информантов. На Курголовском полуострове в смешении участвуют нижнелужский финский, литературный финский, русский языки, для ряда информантов имеет значение и эстонский язык. В дер. Куровицы смешение происходит между куровицким говором и ижорским говором дер. Орлы, а также русским языком. Для дер. Калливере в смешении участвуют в основном росонский финский, эстонский и русский языки. В остальных частях нижнелужского ареала смешение мевду ПФЯ почти не представлено.
Существуют и различия между отдельными информантами по степени интерференции. У одних информантов такая интерференция очень невелика, а переключение с одного ПФЯ на другой осознается, и место переключения может быть точно определено. У других информантов даже осознанное переключение с ПФЯ на другой сопровождается интерференцией, что затрудняет определение точного места переключения:
(14) водский/ижорский/финский (языки указаны подстрочными индексами, различие между нижнелужским финским и литературным финским не указывается, фрагменты, статус которых неясен, не выделены)
Инф. miDä mie o^st^in, saappa^D Оф^т itse^Jle, paPjatntM, no vaatte^t (^„sj^imma. mi en, em тиц^Ца kui tä, §ашюф„.
Соб. vadjnassi.
Инф. vadj-asse.? ö^im platja da siine Оф^т, jalkaa siine, panna midä, rätteit, ^„sjmmos, pähhe miDä panna, ^„sBimmo, k^„iG a^„at 0ф„§,Дтт0. i sis, sielt vö.tim раЦфИо sôppa. pois tänne. a siis ku tulima müö sinne, vennämaalla, siis ne, s8va.t j^„äjesij,„ leivä-a, piäl möimme, ja jäim ilma k^„ikkaa. е|ф„ Ь.Оф„11и.И miDä süüwä.
Инф. Что я купила, сапоги купила себе, матрас, но одежду мы купили. Я не помню, как это сказать.
Соб По-водски.
Инф. По-водски? Купила платье, да там купила,..., кладут что, платков, мы купили, на голову что одевают, мы купили, все вещи купили И потом, оттуда мы забрали(=взяпи прочь) много одежды сюда А потом когда приехали мы сюда, в Россию, то их, одежды с рук продавали за хлеб, и остались без всего. Не было чего есть.
Наконец, встречаются и спонтанные колебания (code fluctuation по Ауэру) в выборе элементов того или иного кода:
(15) водский/ижорский/русский
Инф1: kannii. viisii легче.
Инф2: eb, lee» ebB lee,
Инф1: a mitä lee.b„?
Инф2: miä duuman, veel pahö.b. 1еепиои
Инф1: paho^ leegb,? vo„ib ôa el leeg pahö^i
Инф2: pare„mp„aa eb, lee,
Инф1: no рагб.р.аа va oottdd,! pira,mp„aa ebB lee., par6.mp„aa eb„ lee.
Инф1: Таким образом легче...
Инф2: Не будет, не будет
Инф1 • А что будет?
Инф2: .Я думаю, еще хуже будет.
Инф1: Хуже будет? Может быть не будет хуже.
Инф2: Лучше не будет.
Инф1: Ну лучшего только и жди! Лучше не будет, лучше не будет.
В пятой главе анализируются изменения в системе языка, которые имеют место как на уровне отдельных идиолектов, так и на уровне идиома в целом. Наиболее часто встречаются случаи выравнивания словоизменительных парадигм, в частности, переход отдельных лексем, принадлежащих непродуктивным типам склонения (lühut, kaíiit, vene, láhe, susi) в тип одноосновных имен с основой на краткую гласную. Другой важный тип таких изменений - утрата чередования ступеней в парадигме. Такого рода утрата регулярных чередований может являться и результатом влияния другого ПФЯ, в котором данное чередование отсутствует, как это имеет место с нижнелужским ижорским (в котором есть чередование tk/t), и нижнелужским финским, в котором tk не чередуется. Сокращение числа алломорфов, таким образом, затрагивает в первую очередь основу, в то время как для словоизменительных показателей сокращение числа алломорфов нехарактерно. Тем не менее, встречаются и случаи распространения одного из алломорфов в те типы склонения, в которых он ранее не был представлен. Примером такой экспансии одного из алломорфов является распространение показателя партитива множественного числа на -ja: venejá, kirveja, lampaja вместо vennei-venneit(a), kirvei~kirveit(á), lampai~lampait(a). Это изменение довольно широко распространено на Курголовском полуострове, как среди финнов, так и среди ижор, и таким образом, может считаться примером изменения в системе всего диалекта.
В шестой главе анализируется социолингвистический статус ПФ языков и диалектов данного ареала. Первый раздел этой главы посвящен оценке степени владения ПФЯ их носителями. Методика, разработанная Н. Б. Бахтиным для языков народов Севера, в нашем случае нуждается в определенной модификации, что вызвано нечеткостью границ между современными ПФЯ, а также небольшим числом носителей этих языков. В работе используется модифицированная шкала, для которой характерна редукция ее "верхней части".
Основываясь на имеющихся данных, можно оценить, в какие годы рождалось "поколение перелома"3, начиная с которого степень владения языком начинает падать. Для большей части нижнелужского ареала это 40-е годы, время войны и депортаций. В ряде деревень (Ванакюля, многие
3 Бахтин Н Б Языки народов Севера в XX веке Очерки языкового сдвига СПб, 2001
деревни Курголовского полуострова), однако, такой перелом произошел позже, в 50-е годы, что было, по-видимому, связано с большей долей носителей ПФЯ в этих деревнях. С другой стороны, в таких деревнях, как Манновка и Извоз, судя по всему, таким поколением было поколение 30-х годов. В дер. Венекюля (и в соседней дер. Саариоля) ижорский язык вытеснялся как русским, так и эстонским, и "поколением перелома", по-видимому, можно считать поколение 20-х годов.
Второй раздел данной главы посвящен описанию основных сфер (domains) употребления ПФЯ. Отмечается, что основной сферой употребления водского, ижорского и нижнелужского финского является внутрисемейное общение информантов старшего поколения. В некоторых случаях эти языки могут использоваться и при общении соседей.
Еще одна ситуация, когда используется водский язык - это ситуация общения с исследователем. Следует иметь в виду, что дер.Краколье, Пески и Лужицы довольно интенсивно посещаются лингвистами из разных стран. Внимание, уделяемое этому языку лингвистами, говорящими по-водски, на наш взгляд способствовало повышению престижности этого языка. Наконец, в последние годы в связи с ежегодным празднованием юбилея деревни в середине июля, по-видимому, возник еще один domain: водский язык может употребляться в качестве языка торжественных речей, а также небольших устных рассказов и песен во время праздников. Подобного рода рассказы и песни, как правило, исполняются детьми.
Ижорский язык имеет еще один domain - церковь. Он используется прихожанами-ижорами лютеранской церкви в Б. Куземкине. По словам информантов-ижор старшего поколения из дер. Ропша и Куземкино, посещающих богослужения, они используют ижорский язык при беседах друг с другом, а также при беседе со священниками (в основном финнами из Финляндии). Эта церковь единственная функционирующая в настоящее время в данном районе, поэтому ее посещают не только лютеране, но и православные.
Еще одна сфера употребления ижорского языка и/или финского диалекта - ингерманландское общество "Инкерин Лиитто". По словам некоторых информантов, уезжающих на зиму в Эстонию, они пользуются «inkerin kielel», встречаясь с другими ингерманландцами в этом обществе.
Во время официальных мероприятий в нижнелужских деревнях ижорский язык почти никогда не используется. Можно упомянуть всего один случай, когда, по словам информантов, этот язык использовался: во время открытия памятника жертвам сталинского террора на куземкинском кладбище некоторые из ораторов выступали по-ижорски.
По утверждению многих информантов, с их собственными родителями (к настоящему времени умершими) они всегда говорили по ижорски, а в некоторых случаях их родители плохо владели русским языком.
В Краколье и соседних деревнях ситуация, однако, существенно отличается от вышеописанной. В некоторых семьях ижорский язык может использоваться информантами среднего возраста при разговоре с их
водскоязычными родственниками старшего поколения. В других семьях ижорский язык может употребляться и лицами старшего возраста.
Как ижорский, так и водский языки могут использоваться лицами старшего поколения в тех случаях, когда им необходимо что-либо скрыть от посторонних или от своих детей (или внуков), если последние не понимают водский/ижорский язык.
В районе Краколья ижорский язык конкурировал с водским языком, причем в довоенное время перевес оказывался на стороне ижорского языка, который постепенно вытеснял водский, о чем свидетельствуют такие семьи, в которых старшее поколение говорило по-водски, а среднее по-ижорски. С другой стороны, в последнее время налицо повышение роли водского языка по сравнению с ижорским.
Финский язык употребляется старшим поколением, но нередки и случаи использования финского языка средним и младшим поколением. Он употребляется в семье, причем если среди старшего поколения может встречаться употребление местного нижнелужского диалекта или смешанных форм речи, то младшие обычно пользуются литературным языком. Еще одна сфера употребления финского языка - церковь. В дер. Конново, также как и в дер. Куземкино, периодически проводятся богослужения на финском языке (священниками из Финляндии). Еще один важный domain, в котором финский литературный язык сохраняет свое присутствие - это СМИ, в основном радио.
В деревнях на левом берегу Луги осталось очень мало носителей финского языка. Как правило, язык может употребляться старшим поколением при общении соседей, а также в семье, если оба супруга -носители ПФЯ. Фактически в этих деревнях местный финский (представленный единичными носителями) и ижорский язык занимают одну и ту же нишу.
В Краколье, Песках и Лужицах ситуация другая. За исключением отдельных носителей финского языка, для подавляющего большинства носителей водского и ижорского этот язык не является ни родным, ни основным, и многие им не владеют. Единственная сфера его использования -общение с финнами из Финляндии, в том числе и с исследователями.
Эстонский язык почти не используется в пределах нижнелужского ареала, поскольку в настоящее время эстонцев на территории исследуемого района почти нет. Носители ПФЯ, уезжающие на зиму в Эстонию (в основном в Нарву), могут использовать эстонский язык при общении с пограничниками, таможенниками, коллегами по работе. Дети и внуки в таких семьях обычно изучали или изучают в настоящее время в школе эстонский язык.
Особо следует сказать о районе Краколья. Эти деревни периодически посещаются эстонскими лингвистами и фольклористами, многие из которых хорошо говорят по водски, и при общении с ними носители водского языка обычно пользуются водским языком. Тем не менее, и эстонский язык тоже
может употребляться некоторыми водскими информантами (владеющими эстонским) в такой ситуации.
Русский язык является доминирующим в исследуемом районе и может употребляться почти во всех случаях. В частности, скорее всего именно по-русски будет вестись разговор с незнакомым человеком, если только сам этот человек не выберет какой-либо другой язык. Только русский язык будет использоваться при обращении в какие-либо официальные инстанции. В школе, за исключением факультативов по ижорскому или водскому языкам, также господствует русский язык. Более того, русский язык конкурирует со всеми местными языками и во всех тех domains, которые были описаны выше. Такое положение вещей, по-видимому, свидетельтствует об отсутствии диглоссии, при которой местные ПФЯ могли бы быть устойчивыми хотя бы в некоторых сферах.
В третьем разделе этой главы описывается отношение к ПФЯ со стороны их носителей. В настоящее время среди носителей ПФЯ преобладает положительное отношение к своим языкам, причем несколько большая приверженность языку (language loyalty) отмечается в северной части нижнелужского ареала. Предпринимаются попытки остановить языковой сдвиг, результатом чего явилось факультативное преподавание ижорского и водского языков в школах дер. Б. Куземкино и Краколье соответственно. Отмечается, что в водских деревнях в последние годы более престижным становится водский язык, в то время как в первой половине XX века более высокий статус был, по-видимому, у ижорского языка.
В Заключении подводятся общие итоги исследования.
Была уточнена диалектная карта данного ареала, в частности, получены данные о языке четырех деревень, не существующих в настоящее время. В зонах интенсивных контактов между местными ПФЯ возникал идиолектный континуум и/или смешение кодов, причем с течением времени наибольшее распространение получали черты, характерные для ижорского языка. В случае возникновения идиолектного континуума граница между языками/диалектами размывалась, и ее точное определение оказывалось невозможным даже на основании социолингвистических критериев.
В результате контактов с русским языком местные ПФЯ не только заимствовали лексику, но и подверглись влиянию со стороны русского на уровне синтаксиса. У некоторых говорящих наблюдается разрушение языковой системы и на уровне морфологии, что проявляется в утрате сложных словоизменительных моделей, утрате чередований, и в некоторых случаях результаты влияния близкородственного ПФЯ трудно отличить от результатов такого разрушения.
Наиболее подходящей теоретической рамкой для описания переключения и смешения кодов в нижнелужском ареале являются подходы Майскена, Ауэра и Клайна, в то время как "жесткие" модели, ориентированные на поиск синтаксических ограничений, не позволяют адекватно описать имеющийся материал.
В Приложении к диссертации помещены: диалектологическая анкета и диалектный атлас нижнелужского ареала.
По теме диссертации опубликованы следующие статьи:
1. Муслимов М.З. Финский диалект дер. Дубровка (виокуШ) // Труды Европейского университета. Антропология. Фольклористика. Лингвистика. Вып. 2. СПб.: Издательство ИДПО "Европейский университет в Санкт-Петербурге", 2002. С. 344 - 362.
2. Муслимов М.З. Финско-водские языковые контакты в окрестностях дер. Котлы (Кингисеппский р-н Ленинградской области) // I Международный симпозиум по полевой лингвистике. Институт языкознания РАН. 23 - 26 октября 2003 г. Тезисы докладов. М.: Советский писатель, 2003. С. 106 - 107.
3. Муслимов М.З. "Эквивалентность" грамматических категорий и смешение кодов // Первая конференция по типологии и грамматике для молодых исследователей. Институт лингвистических исследований РАН. 24 - 25 сентября 2004 г. Тезисы докладов. СПб.: Наука, 2004. С. 78-82.
Отпечатано в ООО "Копи-Р". Санкт-Петербург, ул. Пестеля, 11. Тел. 272-30-36 Подписано в печать 23.05.05. Тираж 100 экз.
1
РНБ Русский фонд
2006-4 12009
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Муслимов, Мехмед Закирович
Введение
1. Методика сбора материала
2. Характеристика собранного материала
3. Принятые сокращения и обозначения
1. Общие сведения о прибалтийско-финских языках нижней Луги
1.1. Краткие сведения о грамматическом строе и типологической характеристике прибалтийско-финских языков нижней Луги
1.2.Из истории исследования языков и диалектов нижней Луги 23 1.3.Численность носителей прибалтийско-финских языков в настоящее время и ее изменение в течение XX века 29 1.4.Краткий обзор языковой политики в Западной Ингерманландии в течение XX века.
2. «Народная диалектология»
2.1. Лингвонимы и этнонимы, известные в нижнелужском ареале.
2.1.1. Район Кейкина (включая дер. Орлы)
2.1.2. Долина р. Росоны
2.1.3. Дер. Куровицы
2.1.4. Район Куземкина щ щ 2.1.5. Район Краколья
2.1.6. Курголовский полуостров
2.1.7. Дер. Дубровка
2.1.8. Общий обзор нижнелужского ареала
2.2.Некоторые распространенные языковые стереотипы
2.3. "Народная диалектология" и диалектное членение нижнелужского ареала
3. Диалектное/языковое членение района нижней Луги 71 3.1.Первая группа изоглосс
3.2.Вторая группа изоглосс
3.3.Третья группа изоглосс 114 3.4.0бзор особенностей отдельных районов
3.4.1. Район Краколья
3.4.2. Долина р. Росоны
3.4.3. Диалект дер. Дубровка
3.4.4. Район Кейкина
3.4.5. Район Куземкина
3.4.6. Курголовский полуостров.
3.5.Выводы
3.6."Народная диалектология" и диалектное членение нижнелужского ареала
4. Языковые контакты и смешение кодов.
4.1 .Теоретические аспекты смешения кодов 167.
4.1.1. Подход Майерс-Скоттон
4.1.2. Подход Мак-Свана
4.1.3. Подход Майскена
4.1.4. Эволюция типа переключения кодов по Ауэру
4.2.Критерии для выделения случаев заимстствований, переключения кодов и интерференции.
4.3.Интерференция и разрушение языковой системы
4.4.Механизм интерференции
4.5.Маркеры переключения кодов
4.6.Функции переключения кодов
4.7.Синтаксис переключения кодов 208 4.7.1. Прибалтийско-финский язык/ русский язык
4.7.1.1. Переключения, затрагивающие именную группу
4.7.1.2. Альтернация
4.7.1.3. Конгруэнтная лексикализация
4.7.1.4. Общий обзор оформления ИГ
4.7.1.5. Вставка одиночного глагола
4.7.1.6. Выводы 254 4.7.2. Смешение между несколькими ПФЯ
4.7.2.1. Район Краколья
4.7.2.2. Курголовский полуостров
4.7.2.3. Долина р. Росона
4.7.2.4. Дер. Куровицы
4.7.2.5. Район Куземкина и Кейкина
4.8.Сравнение с другими языковыми парами.
4.8.1. Переключение кодов с участием финно-угорского языка.
4.8.2. Переключение кодов с участием русского языка
4.8.3. Переключение кодов с участием близкородственных языков
4.8.4. Некоторые специфические синтаксические явления, характерные для переключения кодов
4.8.4.1. Двойная морфология
4.8.4.2. Согласование
4.9.Выводы
5. Разрушение языковой системы
6. Социолингвистические данные о языковой ситуации в регионе в настоящее время.
6.1. Степень владения языками.
6.2. Domains и выбор языка
6.2.1. Водский язык
6.2.2. Ижорский язык
6.2.3. Финский язык 6.2.4. Эстонский язык
6.2.5. Русский язык
6.3. Отношение к языку
Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Муслимов, Мехмед Закирович
Предмет настоящего диссертационного исследования — контакты между прибалтийско-финскими языками в районе нижнего течения р. Луги (водским, ижорским, финским, эстонским) с точки зрения современных подходов к таким явлениям, как смешение и переключение кодов, интерференция, языковой сдвиг и изменения в языке при языковом сдвиге.
Целью данного исследования является изучение с точки зрения контактологии речевого поведения носителей прибалтийско-финских языков, проживающих в данном районе, причем основное внимание уделяется местным говорам водского, ижорского и финского языков. Достижение поставленной цели исследования предполагает решение следующих задач:
1. Выработка методов сбора и анализа материала на основе существующих исследований по проблемам, прямо или косвенно связанным с тематикой работы
2. Сбор языкового материала, отражающего речевое поведение носителей местных прибалтийско-финских языков, а также отражающего их представления о своем языке и языке соседей.
3. Изучение полученного материала методами лингвистического и социолингвистического анализа.
4. Описание и интерпретация полученных результатов в контексте существующих исследований на материале других случаев языковых контактов.
Исследование языковых контактов имеет давнюю традицию, однако в течение долгого времени основное внимание исследователей было обращено на лексические заимствования, а также на такие явления на фонологическом, морфологическом и синтаксическом уровнях, которые уже стали неотъемлемой частью языка. Такие же явления, как смешение и переключение кодов долгое время оставались в тени, и только в течение последних десятилетий положение стало меняться, что связано в первую очередь с работами Дж.Гамперца, Ш.Поплак, К.Майерс-Скоттон,
П.Майскена, Дж.МакСвана и многих других исследователей, и к настоящему времени сложилось в самостоятельную лингвистическую дисциплину. Однако, несмотря на то, что предметом внимания исследователей становились самые разнообразные пары языков, в том числе и с участием прибалтийско-финских (например, работы А.Сархимаа по карельско-русскому переключению кодов (ЗагЫтаа 1999), Халмари по финско-английскому переключению (На1тап 1993, 1997), Праакли по финско-эстонскому (РгаакН 2002), А.Вершик по русско-эстонскому (УегэсЫк 2002)) переключение и смешение кодов с участием водского, ижорского языков, финских диалектов Ингерманландии, а также эстонского и русского языков до сих пор не становилось предметом систематического рассмотрения. Этим обстоятельством определяется научная новизна настоящего исследования.
Последние 20 лет характеризуются не только вовлечением в сферу исследований переключения/смешения кодов все новых и новых языков, но и попытками теоретического осмысления эмпирического материала. В настоящее время существует несколько теорий переключения/смешения кодов, эмпирической базой для создания которых послужили разные языковые пары, и одной из целей данного исследования является проверка предсказаний этих теорий на материале переключения/смешения кодов в нижнелужском ареале и определение границ применимости этих теорий. Этим обстоятельством определяется теоретическая значимость данной работы.
Следует отметить, что прибалтийско-финские языки (водский, ижорский, финский) являющиеся объектом данного исследования, находятся в ситуации далеко зашедшего языкового сдвига, и некоторые местные говоры уже либо полностью исчезли (говоры дер. Венеюоля и Струппово), либо имеют очень небольшое число носителей, что делает неотложным их изучение, пока для этого еще есть возможность, это определяет актуальность данного исследования. Результаты исследования могут оказаться полезными и при решении проблемы ревитализации названных прибалтийско-финских языков, и этим определяется практическая значимость данного исследования.
Решение поставленной задачи невозможно без тщательного диалектологического изучения нижнелужского региона, без описания современного состояния языков и диалектов данной территории. Существующие на данный момент описания ижорских диалектов, нижнелужского финского, водского языка относятся либо к ситуации 60—70 годов прошлого века или к еще более раннему времени и не охватывают все населенные пункты, в которых до второй мировой войны проживали носители прибалтийско-финских языков. В настоящей работе впервые приводятся данные по нескольким населенным пунктам, не представленным в предшествующих работах, в частности по финскому говору дер. Дубровка.
Работа состоит из введения, шести глав, заключения, приложения, списка литературы и диалектного атласа нижнелужского региона. Во введении, кроме описания методики сбора материала и характеристики собранного материала содержатся также краткие сведения о Первая глава и носит вспомогательный характер и содержит краткие сведения о грамматическом строе ПФЯ, о языковой политике в данном регионе и о численности и географическом положении носителей местных прибалтийско-финских языков (ПФЯ), известные из разных источников обзора предшествующих исследований. Во второй главе анализируются представления носителей прибалтийско-финских языков данного ареала о границах между языками, об их характерных особенностях с точки зрения носителя языка, а также связи между этнонимами и лингвонимами. Третья глава посвящена описанию языков и диалектов данного ареала с диалектологической точки зрения, причем сначала выделяются релевантные для данного региона изоглоссы, а затем дается краткая характеристика 0 особенностей различных локальных говоров всех ПФЯ, представленных в настоящее время в данном регионе. В четвертой главе обсуждаются существующие в настоящее время теоретические подходы к переключению и смешению кодов, описывается собранный материал по смешению и переключению кодов между ПФЯ и русским языком, исследуется приложимость существующих теоретических подходов к ситуации контактов ПФЯ между собой и с русским языком. Пятая глава посвящена обсуждению некоторых изменений, характерных для ситуации языкового сдвига, произошедших в языковой системе ПФЯ, как на уровне целой языковой общности, так и в отдельных идиолектах. Эта глава носит вспомогательный характер, поскольку мы не ставили задачи описания всех такого рода изменений, что потребовало бы специального исследования. В шестой главе обсуждаются проблемы, связанные с социолингвистическим статусом местных ПФЯ
Заключение научной работыдиссертация на тему "Языковые контакты в Западной Ингерманландии"
Заключение
Итак, в ^нашей диссертации на основании собранного полевого языкового материала были описаны особенности речи современных носителей ПФЯ нижнего течения р. Луга как с точки зрения диалектологии, так и с точки зрения контактологии, а также описано состояние данных языков с социолингвистической точки зрения.
Как показано во второй главе, основные особенности, характерные различных местных говоров, в основном сохранились, если проводить сравнение с предшествующими описаниями Лаанеста, Леппик, Мягисте и Аристе. Полученная нами информация о ранее не описанных говорах дер. В. Лужицы, Хамолово позволяет утверждать, что они являются переходными говорами между сойкинским и нижнелужским ижорским и между нижнелужским ижорским и курголовским финским соответственно. Говор дер. Такавелье очень близок говору дер. Остров, что объясняется тем, что данная деревня была основана именно выходцами из дер. Остров. Финский говор дер. Дубровка имеет ряд существенных отличий от других нижнелужских идиомов, что объясняется как тесными контактами с эстонским языком (и, вероятно, также с водским), так и связями с другими финскими диалектами Ингерманландии, расположенными восточнее. Анализ некоторых изоглосс, связывающих южные нижнелужские говоры ижорского языка и большинство говоров водского языка, позволяет сделать предположение о водском субстрате в этих говорах и об их смешанном характере.
В зонах интенсивных контактов между близкородственными языками ситуация могла развиваться по-разному. В одних случаях возникал идиолектный континуум (дер. Ванакюля, Б. Куземкино), причем информанты, говорящие на 'смешанных' идиолектах, могли по-разному оцениваться другими информантами, и в подобных случаях провести четкую границу между двумя языками (например, между финским и ижорским) оказывалось невозможно ни на основании структурных, ни на основании социолингвистических критериев. Более того, объем самих понятий 'ижорский язык', 'водский язык', 'финский язык' оказывался зависящим от того языка, на котором говорит информант, что, на наш взгляд, свидетельствует о некотором размывании границ между данными языками для их носителей. С другой стороны, отнесенность тех или иных черт к тому или иному языку продолжала оставаться значимой.
В других случаях возникал би- и мультилингвизм, характеризующийся постоянным смешением кодов, причем степень этого смешения могла отличаться у разных говорящих. Смешение кодов сопровождалось интенсивной интерференцией на всех уровнях, что приводило к невозможности в ряде случаев отнести тот или иной элемент к конкретному языку. В таких случаях можно говорить фактически о едином со структурной точки зрения коде с различными стилями, при этом отдельные ПФЯ оказывались эквивалентами стилей. Различение отдельных ПФЯ в таких условиях оказывалось возможным только на основании осознания говорящими отнесенности тех или иных черт к конкретному ПФЯ. Такая ситуация характерна в первую очередь для водских деревень (в основном ижорский и водский языки), а также для финских деревень Курголовского полуострова (в основном диалект и литературный язык). В случае исчезновения такого осознания исчезает и противопоставление идиомов, как это отчасти имеет место в дер. Куровицы. Такой единый со структурной точки зрения код может постепенно утрачивать свою вариативность, что, вероятно, может привести к возникновению смешанных идиолектов и идиолектного континуума, подобного тому, который существует в дер. Ванакюля. Таким образом, смешение кодов может быть одним из механизмов распространения диалектных инноваций.
Контакты с русским языком привели к разнообразным последствиям для местных ПФЯ. Помимо многочисленных заимствований, местные ПФЯ подверглись влиянию со стороны русского и на уровне синтаксиса. У некоторых говорящих наблюдается разрушение языковой системы и на уровне морфологии, что проявляется в утрате сложных словоизменительных моделей, утрате чередований, и в некоторых случаях результаты влияния близкородственного ПФЯ трудно отличить от результатов такого разрушения.
Говоря о переключении/смешении кодов между русским языком и местными ПФЯ, следует отметить трудность разделения случаев переключения и случаев заимствования. Наш материал поддерживает точку зрения Майерс-Скоттон о невозможности проведения четкой границы между ними. Морфологически адаптированные и неадаптированные включения из русского языка могут выступать как свободные варианты, степень же их фонологической адаптации может довольно сильно варьироваться. Синтаксические ограничения на переключения, предлагавшиеся разными исследователями (в основном работавших в рамках генеративизма), либо оказываются иррелевантными в силу далеко зашедшей синтаксической конвергенции, либо регулярно нарушаются. Некоторые синтаксические эффекты свидетельствуют об эквивалентности одноименных грамматических категорий контактирующих языков, особенно показательно в этом отношении согласование по падежу между существительным и прилагательным, принадлежащими к разным языкам. Все позволяет говорить о возникновении единой смешанной языковой системы, причем для многоязычных носителей ПФЯ сам прибалтийско-финский компонент может представлять собой 'смешанный' код с 'водским', 'ижорским' или 'финским' стилем.
На наш взгляд, наиболее удобными теоретическими рамками для нашего случая является подход Майскена, в то время как более 'жесткие' подходы (в том числе и теория Майерс-Скоттон), накладывающие определенные синтаксические ограничения на переключение, по-видимому, имеют гораздо более узкую область применимости. Наиболее часто встречающимся типом переключения из выделенных Майскеном является конгруэнтная лексикализация, в то время как инсерция и альтернация встречаются реже. Представляется полезным и рассмотрение нашей ситуации в рамках модели Ауэра, что позволяет объяснить ситуацию, складывающуюся, например, в дер. Куровицы.
Следует подчеркнуть, что ситуация в нижнелужском ареале имеет аналоги и в других районах, однако в нашем случае многие эффекты, отмеченные исследователями для других языковых пар, выражены более ярко. К сожалению, далеко не для всех представляющих интерес пар имеется информация о переключении кодов, что затрудняет решение многих теоретических вопросов.
Список научной литературыМуслимов, Мехмед Закирович, диссертация по теме "Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание"
1. Агранат Т.Б. Инфинитивы и отглагольные имена в во деком языке // Перспективные направления развития в современном финноугроведении. Тезисы международной конференции. М., 1997. С. 9 - 13.
2. Агранат Т.Б. К именным категориям водских диалектов // Труды международного семинара Диалог'98 по компьютерной лингвистике и ее приложениям. Т.1. Казань, 1998. С. 272 278.
3. Агранат Т.Б. Системы временного дейксиса в водском языке и русском языке водско-русских билингв // Международный симпозиум по дейктическим системам и квантификации в языках Европы и Северной и Центральной Азии. Ижевск, 2001а. С. 75 77.
4. Агранат. Т. Б. Живые процессы в вымирающем языке // Третья зимняя типологическая школа. Международная школа-семинар молодых ученых по лингвистической типологии и антропологии. 29 января 4 февраля 2002, Московская область. М., 2002а. С. 92 - 94.
5. Агранат Т. Б. Исторический опыт обучения водских детей на ижорском языке // Актуальные вопросы финно-угроведения и преподавания финно-угорских языков. Международная научная конференция. М., 2002Ь. С. 177-180.
6. Агранат Т. Б. О дистрибуции двух отглагольных форм в водском языке // Лингвистический беспредел. (Сборник статей к 70-летию А.И. Кузнецовой). М., 2002с. С. 56-63.
7. Агранат Т. Б. Специфика полевой работы с носителями вымирающих языков (на материале водского языка) //1 Международный симпозиум по полевой лингвистике. ИЯ РАН. 23—26 октября 2003 г. Тезисы докл. М., 2003. С. 19-20.
8. Агранат Т.Б. О двух типах пассивных конструкций в водском языке // Международный симпозиум 'Типология аргументной структуры и синтаксических отношений. 11-14 мая 2004, Казань. Тезисы докладов. Казань, 2004а. С. 134 136.
9. Агранат Т.Б. Ирреальность в водском языке // Исследования по теории грамматики. Вып. 3: Ирреалис и ирреальность. М., 2004b. С. 177 187.
10. Агранат Т.Б., Шошитайшвили И. Водский язык: в конце пути // Малые языки Евразии: социолингвистический аспект. М., 1997. С. 75 78.
11. Адлер Э. Водский язык // Языки народов СССР. Т. 3: Финно-угорские и самодийские языки. М., 1966. С. 118 137
12. Брайт // Новое в лингвистике. Вып. 6: Языковые контакты. М., 1972.
13. Бубрих Д. В., Беляков А. А., Пунжина А. В. Диалектологический атлас карельского языка — Karjalan kielen murrekartasto. Helsinki, 1997.
14. Бахтин Н.Б. Языки народов Севера в 20 веке: очерки языкового сдвига. СПб., 2001.
15. Вайнрайх. У. Одноязычие и многоязычие // Зарубежная лингвистика. Вып. III. М., 1999. С. 7-42.
16. Викторова К.В. Анализ языкового сдвига на примере диалектов языка мариупольских греков / Дипломная работа. Санкт-Петербургский гос. университет. Филологический факультет. СПб., 2003.
17. Всесоюзной коммунистической (большевиктнень) партиянть историязо. Краткой курс. Саранск, 1939.
18. Галахова Л.Я. Консонантизм первого слога в финских диалектах Ленинградской области // Проблемы комплексного изучения Северо-Запада РСФСР. Сборник статей. Л., 1972.
19. Галахова Л.Я. Согласные в конце первого слога в финских говорах Ленинградской области // Fenno-Ugristica 5. Uurali keelte grammatiline ehitus. Tartu, 1978 C. 26-35.
20. Галахова Л.Я. К вопросу о геминации согласных в финских говорах Ленинградской области // Советское финно-угроведение. 1979. №15. С. 221 -225.
21. Галахова Л.Я. Личные и временные формы глагола в финских говорах Ленинградской области // Вопросы финно-угорской филологии. Вып. 5. Л., 1990. С. 72-81.
22. Галахова Л.Я. Чередование ступеней согласных в основе слова в финских говорах Ленинградской области // Кафедра финно-угорской филологии: К 75-летию кафедры. Избранные труды. Отв. ред. Л.И.Сувиженко. Л., 2000. С. 115 133.
23. Гамперц Дж. Дж. Переключение кодов хинди-пенджаби в Дели // Новое в лингвистике. Вып. 6. Языковые контакты. М, 1972.
24. Головко Е.В. Медновских алеутов язык // Языки мира: Палеоазиатские языки. М, 1997. С. 117-125.
25. Головко Е.В. Переключение кодов или новый код? // Труды факультета этнологии. Вып. 1. СПб, 2001. С. 298-316.
26. Зайцева М. И. Грамматика вепсского языка. Л., 1981.
27. Ильиш Б.А. История английского языка. М, 1968.
28. Каск А.Х. Эстонский язык // Языки народов СССР. Т. 3: Финно-угорские и самодийские языки. М., 1966. С. 35 60.
29. Кирпу Л.П. О некоторых фонетических особенностях марковского говора финского языка Ленинградской области // Fenno-Ugristica 15: Soome-ugri keelte grammatika ja sonavara kiisimusi. Tartu, 1989. C. 80 — 87.
30. Кирпу Л.П. Личные окончания глагола презенса в марковском говоре финского языка Ленинградской области // Вопросы финской филологии. Сб. науч. трудов. Петрозаводск, 1992. С. 37-43.
31. Киуру Е., Коски Т. Кюльмясу Э. Народные песни Ингерманландии. Л, 1974.
32. Коппалева Ю. Э. Финские говоры Ингерманландии // Финны в России: История, культура, судьбы. Петрозаводск, 1998. С. 88 94.
33. Кузнецова А.И. Количественная оценка билингвизма в Коми АССР и зависимость ее от социальных факторов // Теоретические и экспериментальные исследования в области структурной и прикладной лингвистики. Т.6. / Под ред. В.А.Звегинцева. М, 1973. С. 134 144.
34. Лаанест А. Ижорские диалекты. Лингво-географическое исследование. Таллин, 1966а.
35. Лаанест А. Ижорский язык // Языки народов СССР. Т. 3: Финно-угорские и самодийские языки. М., 1966b. С. 102 — 117.
36. Ленсу Й.Й. Материалы по говорам води. Западнофинский сборник // Труды комиссии по изучению племенного состава населения СССР и сопредельных стран. Вып. 16. Л.,1930. С. 201 305.
37. Лисицкая Е.П. Грамматическая интерференция и переключение кодов в приазовском диалекте новогреческого языка / Дипломная работа. Санкт-Петербургский гос. университет. Филологический факультет. СПб., 2003.
38. Лисковец И.В. Отношение к русскому и белорусскому языкам у коренных жителей г. Минска / Дисс. на соиск. уч. степени канд. филол. наук. Рукопись.
39. Маркус Е.Б. Морфонология водского глагола (Системное описание и опыт словаря) / Дипломная работа. Московский гос. лингвистический университет. Факультет гуманитарных и прикладных наук. М., 2002
40. Миренков В.И. Эстонско-финско-ижорский педагогический техникум // Новый Часовой, 2000. №10.
41. Мусаев В.М. Политическая история Ингерманландии в конце XIX-XX веке. Кишинев СПб., 2001.
42. Муслимов М.З. Финский диалект дер. Дубровка (Suokyla) // Труды Европейского университета. Антропология. Фольклористика. Лингвистика. Вып. 2, СПб., 2002. С. 344 362.
43. Муслимов М.З. Финско-водские языковые контакты в окрестностях дер. Котлы (Кингисеппский р-н Ленинградской области) //1 Международный симпозиум по полевой лингвистике. ИЯ РАН. 23 26 октября 2003. Тезисы докл. М., 2003. С. 106 - 107.
44. Муслимов М.З. "Эквивалентность" грамматических категорий и смешение кодов // Первая Конференция по типологии и грамматкие для молодых исследователей. ИЛИ РАН. 24 25 сентября 2004. Тезисы докл. СПб., 2004. С. 78 - 82.
45. Парфенова О.С. Функции и статус русизмов в эвенкийской речи билингвов // Лингвистический беспредел. (Сборник статей к 70-летию А.И.Кузнецовой). М., 2002. С. 210-223.
46. Поносова О. Н. Русины Словакии: символические аспекты самосознания
47. Рожанский Ф.И. Чужой среди своих (языковые стратегии адаптации заимствований) // Лингвокультурлогические проблемы толерантности. Тезисы докладов Международной конференции. Екатеринбург 24—26 октября 2001 г. Екатеринбург, 2001.
48. Русаков А.Ю. Проблемы языковой интерференции. Учебное пособие. Л., 1990.
49. Русаков А.Ю. Интерференция и переключение кодов (севернорусский диалект цыганского языка в контактологической перспективе). Диссертация в виде научного доклада на соиск. уч. степени д. филол. наук. На правах рукописи. СПб., 2004.
50. АН СССР. Петрозаводский институт языка, литературы и истории / Отв. ред. М. Муллонен, В. Оллыкайнен. JL, 1967. С. 44 49.
51. Смирницкая С.В., Баротов М.А. Немецкие говоры северного Таджикистана. СПб, 1997.
52. Цветков Д. Эсимейн ваддя чээлэ грамматикк. Рукопись. 61.Чекмонас В. Функционирование языков и билингвизм. (На материалерамашканских говоров) // Lietuvi^ Kalbotiras klausimai XXVII: Lietuviq kalba ir bilingvizmas. Vilnius, 1988. С. 37 53.
53. Хейнсоо Х.Ю. Водь и ее этнокультурное состояние // Прибалтийско-финские народы. Сост. М. Йокипии. Ювяскюля, 1995. С. 168 182.
54. Ыйспуу Я. Принципы морфологической классификации карельского глагола // Советское финно-угроведение. 1984. №2. С. 91 98.
55. Adler Е. Vatja// Lahisukukielten lukemisto. Helsinki, 1967. С. 171 182. (Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran Toimituksia, 280)
56. Adler E., Leppik M.(toim.) Vadja keele sonaraamat (1 4). Tallinn, 1990 -2002
57. AhIqvist A. Wotisk Grammatik jemte sprákprof och ordforteckning. Helsingfors,1856. (Acta Societatis Scientiarum Fennica; VI)
58. Aikhenvald A.Y. Language Awareness and Correct Speech among the Tariana of Northwest Amazonia// Anthropological Linguistics. 2001. Vol. 43, №4. C. 411 -430.
59. Airila.M. Vatjan kielen taivutusoppi. I. Nominien taivutus. Helsinki, 1934. 55 s. Nid. (Váhaisia kirjelmia LXXXVII)
60. Alvares-Caccamo C. From the "switching code" to "codeswitching": Towards a reconceptualisation of communicative codes // Code-switching in Conversation. Language, Interaction and Identity / Ed by P.Auer. London, 1998. C. 29-48.
61. Alvares-Caccamo C. Para um modelo do "code-switching" e a alternáncia de variedades como fenómenos distintos: dados do discurso galegoportugués/ espanhol na Galiza // Estudios de Sociolingüística, 2000. №1(1). C. 111-128.
62. Alvre P. Soome keelenáiteid // Emakeele Seltsi Aastaraamat; 17. Tallinn, 1971. C.173 — 186.
63. Alvre P. Paarist refleksiiv-translatiivsete verbide segatüübist (Leningradi oblasti soomlastel) //Emakeele Seltsi Aastaraamat; 18. Tallinn,1972. C. 197 -214
64. Alvre P. Soomlaste malestusi (Keelenáiteid) // Fenno-Ugristica 17, 1990, 178—204
65. Alvre P. Inkerin suomalaismurteiden nominitaivutus // Virittájá. 1991. №1. C. 1-15.
66. Alvre P. Vadja keele páritolust ja selle kontaktidest sugulaskeeltega // Fenno-Ugristica 18. Pühendusteos Paula Palmeóse málestuseks. Tartu, 1992. C. 18 30. Ariste P. Vadja keelenáiteid. Tartu, 1941. (Acta et Commentationes Univ. Tartuensis B XLIX).
67. Ariste P. Vadja keele grammatika. Tartu, 1948.
68. Ariste P. Isuri keelest // Emakeele Seltsi Aastaraamat 2; 1956
69. Ariste P.Vadjalaste laule. Tallinn, 1960a
70. Ariste P. Isuri keelenáiteid // Keele ja Kirjanduse Instituuti Uurimused V, 1960b
71. Ariste P. Ületaotlusest (eriti vadja keeles) // Emakeele Seltsi Aastaraamat. 7,1961. C. 3-10.
72. Ariste P. Teiste láánemere keelte elemente Vaivara murrakuis // Emakeele Seltsi Aastaraamat 8, 1962a. C. 11 18.
73. Ariste P.Vadja muinasjutte. Tallinn, 1962b.
74. Ariste P. Vanaküla isuri murrakust // Emakeele Seltsi Aastaraamat 14-15, 1968-1969. C. 173-180.
75. Ariste Р. Etwas über den Kontakt zwischen dem Wotischen und dem Schwedischen // Советское финно-угроведение. 1969a. № 2. С. 103 — 104.
76. Ariste Р. Über die Dreisprachigkeit unter einigen finnougrischen Völkern // Советское финно-угроведение. 1969b. №4. С. 245 -254.
77. Ariste P.Vadja muinasjutte ja muistendeid // Töid eesti flloloogia alalt, 4. Tartu, 1974. C. 3 34. (TRÜ toimetised 323).
78. Ariste P. Das russische Modell für die funktionen wotischer Postpositionen // Советское финно-угроведение 1975 . №1. С. 4 20.
79. Ariste Р. Das Partizipium Perfekti des Aktivs im Wotischen // Советское финно-угроведение. 1976. №1. С. 1 -20.
80. Ariste P.Vadja muistendeid. Tallinn, 1977a.
81. Ariste P. Wotisch tagaa und takana // Fenno-Ugristica 4. Uurali keelte ajaloo ja ehituse küsimused. Tartu, 1977b. C. 17 21. (TRÜ toimetised, 427).
82. Ariste P. Possesiivsufiksid tänäpäeva vadja keeles // Fenno-Ugristica 4. Uurali keelte ajaloo ja ehituse küsimused. Tartu, 1977c C. 3 16. (TRÜ toimetised, 427).
83. Ariste P. Die Epithesis in wotischen Volksliedern // Советское финноугроведение. 1978. №1. С. 15 19.
84. Ariste P.Vadja möistatusi. Tallinn, 1979.
85. Ariste P. Deutsche Lehnwörter im Wotischen // Fenno-Ugristica 6: töid uurali keelte sönavara ja grammatika alalt. Tartu, 1980a. C. 27 38.
86. Ariste P. Vadja keele lugemik. Eesti flloloogia üliöpilastele. Tartu, 1980b.
87. Ariste P. Keelekontaktid. Eesti keele kontakte teiste keeltega, Tallinn, 1981a
88. Ariste P. Zur dritten Person Plural and zum Personal im Wotischen // Советское финно-угроведение. 1981b. №1. С. 1 -9.
89. Ariste Р. Vadja pajatusi. Tallinn, 1982.
90. Ariste P. Vadja rahvalaulud ja nende keel. Tallinn, 1986. (Emakeele seltsi toimetised; 22).
91. Ariste P. Vadjalaste ja eestlaste kokkupuuteid // Fenno-Ugristica 14. Uurali keelte sonavara ja grammatiline ehitus. Tartu, 1987. C. 21 31. (TRU toimetised, 776).
92. Ariste P. Illatiiv vadja keeles // Fenno-Ugristica 15. Soome-ugri keelte grammatika ja sonavara kusimusi. Tartu, 1989. C. 40 61. (TRU toimetised, 860).
93. Ariste P. Vadja keelt Jogoperalt // Fenno-Ugristica 17. In memoriam Paul Ariste. Tartu 1990a. C. 205 208. (TRU toimetised; 902)
94. Ariste P. Nippeid-nappeid vadja keelest // Fenno-Ugristica 17. In memoriam Paul Ariste. Tartu 1990b. C. 62-65. (TRU toimetised, 902).
95. Alfonzetti G. II discorso bilingue. Pavia, 1992.
96. Alfonzetti G. The conversational dimension in code-switching between Italian and dialect in Sicily // Code-switching in Conversation. Language, Interaction and Identity / Ed. by P.Auer. London, 1998b. P. 180 214.
97. Auer P. The pragmatic of code-switching: a sequential approach // One speaker, two languages, cross-disciplinary perspectives on code-swithcing / Ed. by L.Milroy, P.Muysken. Cambridge, 1995. P. 115 135.
98. Auer P. From the code-switching via language mixing to fused lects: Toward a dynamic typology of bilingual speech // International Journal of Bilingualism. 1998a. Vol. 3, №4. C. 309-332. http://inlist.uni-konstanz.de/inlisttexts/inlist6.pdf
99. Auer P. Bilingual conversation revisited // Code-switching in Conversation. Language, Interaction and Identity / Ed. by P.Auer. London, 1998b. C.
100. Babionyshev. An Analysis of Russian-English Intrasentential Code-Switching.(pyKoriHCb).
101. Backus E. Units in code switching: evidence for multimorphemic elements in lexicon// Linguistics. 2003. Vol. 41, №1. P. 83 132.
102. Backus A. Can a mixed language be conventionalized altemational codeswitching? // The Mixed Languages Debate / Ed. by Y. Matras, P.Bakker. Berlin, New York, 2004. P. 237 270.
103. Bakker P. The language of Our Own: the Genesis of Michif, the Mixed Cree-French Language of the Canadian Metis. Oxford, New York, 1997
104. Belazi H.M., Rubin E.J., Toribio A.J. Code-Switching and X'-bar theory: the Functional Head constraint // Linguistic Inquiry. 1994. Vol. 25. P. 221 -232.
105. Bentahila A., Davies E.D. The syntax of Arabic-French code-switching // Lingua. 1983. Vol. 59. P. 301 -330.
106. Berg-Seligson S. Linguistic constraint on intra-sentential code-switching: a study of Spanish/Hebrew bilingualism // Language in Society. 1986. Vol. 15. P. 313 -348.
107. Blom J.-P., Gumperz J.J. Social meaning in linguistic structure: code-switching in Norway // Directions in Sociolinguistics / Ed. by J.J.Gumperz and D.Hymes. New York, 1972. P. 407 434.
108. Chan B. H.-S. Functional heads, Cantonese phrase structure and Cantonese-English code-switching // University College London Working Papers in Linguistics. 1998. Vol. 10.http://www.phon.ucl.ac.uk/publications/WPL/98papers/chan.pdf
109. Campbell L., Muntzel M.C. The structural consequences of language death // Investigating obsolescence: Studies in language contraction and death / Ed. by N.C.Dorian. Cambridge, 1989. P. 181 198.
110. Clyne M. Triggering and language processing // Canadian Journal of Psychology. 1980. Vol. 34, № 4. P. 400 406.
111. Clyne M. Constraints on code-switching: how universal are they? // Linguistics.1987. Vol. 25. P. 739 64.
112. Di Sciullo A-M., Muysken P., Singh R. Code-mixing and government // Journal of Linguistics. 1986. Vol. 22. P. 1 24.
113. Dabene L, Moore D. Bilingual speech of migrant people // One speaker, two languages, cross-disciplinary perspectives on code-swithcing / Ed. by L.Milroy, P.Muysken. Cambridge, 1995. P. 17-44.
114. Dawkins R.M. Modern Greek in Asia Minor. A study of the dialects of Silli, Cappadocia and Pharasa with grammar, texts, translations and glossary. Cambridge, 1916.
115. Dorian N. Language Death: The Life Cycle of a Scottish Gaelic Dialect. Philadelphia, 1981.
116. Dressier W.U. The Sociolinguistic and patholinguistic attrition of Breton phonology, morphology and morphonology // First Language Attrition: theoretical perspectives / Ed. by Seliger H., Vago R. Cambridge, 1991. P. 99 112.
117. Eliason S. English-Maori language contact: Code-Switching and the FreeMorpheme Constraint // Reports from Uppsala University Department of Linguistics. 1989. P. 1 -28.
118. Emits E. Zur Phonetik, Morphologie und Lexikologie des Kreewinischen // Lingüistica Uralica. 1996. №4. S. 249 259.
119. Emits E. Ein neuer Rekonstruktionversuch der kreewinischen Texte// Lingüistica Uralica. 1997. №3. S. 181 192.
120. Emits E. Setu sona siit, kreevini lause seal // Emakeele Seltsi Aastaraamat Kd. 43. Tartu, 1999. Lk. 13-21.
121. Femandez-Vest J. Cognitive processes and the construction of bilingual meaning: the case of Finnish spoken in California // Congressus Nonus Intemationalis Fenno-Ugristarum. 7 -13.8.2000. Pars IV. Tartu, 2001.1. P. 237-246.
122. Franchescini R. Code-switching and the notion of code in linguistics: Proposal for a dual focus model // Code-switching in Conversation: Language, Interaction ana Identity / Ed. by P.Auer. London, New York, 1998.
123. Gal S. Language shift: social determinants of linguistic change in bilingual Austria. New York, 1979.
124. Gardner-Chloros P., Edwards M. Assumption behind grammatical approaches to code-switching: when the blueprint is a red herring // Transactions of the Philological Society. 2004. Vol. 102, №1. P. 103 129.
125. Giacalone Ramat A. Code-switching in the context of dialect-standard language relations // One speaker, two languages, cross-disciplinary perspectives on code-swithcing / Ed. by L.Milroy, P.Muysken. Cambridge, 1995. P. 45-67.
126. Giesbers H. Code-switching tussen dialect en standaardtaal. Amsterdam, 1989. (Publicaties van het P. J. Meertens Instituut; 14).
127. Golovko E.V. Medniy Aleut of Copper Island Aleut: An Aleut-Russian mixed language // Mixed languages: 15 Cases of Language Intertwining / Ed. by P.Bakker ana M.Mous. Amsterdam, 1994. P. 118 121.
128. Golovko E.V. Language contact and group identity: The role of 'folk' linguistic engineering // The Mixed Languages Debate / Ed. by Y.Matras, P.Bakker. Berlin, New York, 2003. P. 177 208.
129. Grenoble L. A. Morphosyntactic change. The Impact of Russian on Evenki // Languages in Contact. Amsterdam Atlanta, 2000 (Studies in Slavic & General Linguistics; vol. 28)
130. Grosjean F. A psycholinguistic approach to code-switching: the recognition of guest words by bilinguals // One speaker, two languages, cross-disciplinary perspectives on code-swithcing / Ed. by L.Milroy, P.Muysken. Cambridge, 1995. P. 255-275.
131. Gumperz J.J. The Sociolinguistic Significance of Conversational Code-Switching // Papers on Language and Context: Working Papers 46. Berkeley, 1976. P. 1-46.
132. Gumperz J.J. Discourse Strategies. Cambridge, 1982.
133. Halmari H, Structural relation and Finnish-English code-switching// Linguistics. 1993. Vol. 31. P. 1043 1070.
134. Halmari H. Government and code-switching: explaing American-Finnish, Amsterdam, Philadelphia, 1997.
135. Hasselmo N. Amerikasvenska: en bok om spräkutveckling i NordAmerika. Stockholm, 1974.
136. Heinsoo H. Ühepöördelised verbid vadja keelest // Fenno-Ugristica, 11: Soome-ugri ja samojeedi keelte grammatika ja sönavara küsimusi / Toim. P.Alvre. Tartu, 1984. Lk. 27 36.
137. Heinsoo H. Vadja keele partiaalsubjektist // Fenno-Ugristica, 12: Paul Ariste ja tema tegevus. Pühendusteos Paul Ariste 80. sünnipäevaks 3. veebruaril 1985 / Toim. A.Künnap. Tartu, 1985. Lk. 111 123.
138. Heinsoo H. Aluse ja öeldise arvukongruentsist vadja keeles // Fenno-Ugristica, 13: Paul Ariste fennougristikakoolkond ja seile sidemed / Toim. P.Alvre. Tartu, 1986. Lk. 46 58.
139. Heinsoo H. Modaaliverbidest vadja keeles // Fenno-Ugristica, 16: Uurali keelte aktuaalseid probleeme / Toim. P.Alvre, T.Kukk. Tartu, 1990a. Lk. 38 -45.
140. Heinsoo H. Näiteid vadja keelest // Fenno-Ugristica, 17: In memoriam Paul Ariste / Toim. A.Künnap. Tartu, 1990b. Lk. 209 217.
141. Heinsoo H. Predikaat vadja keeles // Fenno-Ugristica, 17: In memoriam Paul Ariste / Toim. A.Künnap. Tartu, 1990c. Lk. 88 100.
142. Heinsoo H. Subjektita tarindid vadja keeles // Minor Uralic Languages and their contacts / Ed. by A. Künnap. 1993. Lk. 43 48.
143. Heinsoo H. Vadjalased ja vadja keele kujunemine // Kaheksa keelt, kaheksa rahvast / Koost. J.Oispuu, toim. M. Joalaid. Tallinn, 1998. Lk. 14 -29.
144. Heinsoo H., Kuusk M. Jogopera vadjalaste keelekasutus 20. sajandi 15pus // Fenno-Ugristica, 24: Keelekontaktidest keelevahetuseni / Toim. P.Klesment. Tartu, 2002. Lk. 95 118.
145. Hellstrom R.W. Finglish // American Speech. 1976. Vol. 51. P. 85 93.
146. Hoenigswald H.M. A proposal for the study of folk-linguistics // Sociolinguistics. The Hague Paris, 1996. P. 16 - 20.
147. Hoenigswald H.M. Language obsolescence and language history: Matters of linearity, leveling, loss, and like // Investigating obsolescence: Studies in language contraction and death / Ed. by N.C.Dorian. Cambridge, 1989.1. P. 347-354.
148. Hout R. van. De structuur van taalvariatie: Een sociolinguistisch onderzoek naar het stadsdialect van Nijmegen. Dordrecht, Foris, 1989.
149. Jake J. Intrasentential codeswitching and pronouns: on the categorial status of functional elements // Linguistics. 1994. Vol. 32. P. 271 298.
150. Junus V.I. Izoran keelen grammatikka. M.- L.,1936.
151. Jaaskelainen I. Suomenvirolaisten kotoutuminen Suomeen // Congressus Nonus Internationalis Fenno-Ugristarum. Tartu, 7 13.8.2000. Pars IV Tartu, 2001. S. 451-458.
152. Kaufman D., Aronov M. Morphological disintegration and reconstruction in first language attrition // First Language Attrition: theoretical perspectives / By ed. H.Seliger, R.Vago. Cambridge, 1991. P. 175 188.
153. Kettunen L. Vatjan kielen aannehistoria. Helsinki, 1915. (Suomi IV: 15:1).
154. Kettunen L. Suomen murteet I. Murrenaytteita. Helsinki, 1930a. (Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran Toimituksia, 188).
155. Kettunen L., Posti L. Naytteita vatjan kielesta. Helsinki, 1930b. (Suomalais-ugrilaisen Seuran toimituksia, LXIII).
156. Kettunen L. Suomen murteet III. Murrekartasto. Helsinki, 1940.
157. Kettunen L. Vatjan kielen Mahun murteen sanasto. Helsinki, 1986. (Castrenianumin toimitteita, 27).
158. Kokko O. Paikallissijojen variaatio nykyinkerissä // Congressus Nonus Internationalis Fenno-Ugristarum. 7 13.8.2000. Pars V. Tartu, 2001.1. S. 106-112.
159. Koväcs M. Code-switching and case marking in Australian Finnish and Australian Hungarian // Congressus Nonus Internationalis Fenno-Ugristarum. 7 13.8.2000. Pars V. Tartu, 2001. P. 139 - 144.
160. Koppen P. Erklärender Text zu der ethnographischen Karte des St.-Petersburger Gouvernements. St.-Petersburg, 1867.
161. Laakso J. Haisee provosoidulta: aineiston arvioinnin ongelmia Dmitri Tsvetkovin vatjan sanaston valossa // Virittäjä. 1996. № 2. S. 219 238.
162. Laanest A. Isuri murdetekste. Tallinn, 1966.
163. Laanest A. Über die Entwicklung der schwachen Stufe von к und t im Izorischen und in nahverwandten Sprachen // Советское финноугроведение. 1976. № 3. S. 187- 193.
164. Laanest A. Isuri keele ajalooline foneetika ja morfoloogia. Tallinn, 1986.
165. Laanest A. Isuri keele Hevaha murde sönastik. Tallinn, 1997.
166. Labov W. Sociolinguistic patterns. Philadelfia, 1972.
167. Lambert W., Gardner R., Olton R., Tunstall К. A study of the Roles, Attitudes and Motivation in Second-Language Learning // Readings in the Sociology of Language / Ed. by J. Fishman. The Hague, 1968.
168. Larmouth D.W. Differential Interference in American Finnish cases // Language. 1974. Vol. 50, №2 P. 356 366.
169. Lauerma P. Vatjan vokaalisointo. Helsinki, 2000.
170. Lauttamus Lainaaminen ja koodinvaihto: havaintoja amerikansuomalaisten kielistä // Virittäjä. 1992. №1 С. 3 15.
171. Lehtinen M. K. T. An analysis of a Finnish-English bilingual corpus. Doctoral dissertation. Indiana University. Bloomington, 1966.
172. Lehto M. I. Ingrian Finnish Dialect preservation and change.Uppsala, 1996.
173. Leppik M. Ingerisoome Kurgola murde fonoloogilise susteemi kujunemine. Tallinn, 1975.
174. Leppik M. Kurkolan murteen erikoispiirteitâ (erityisesti âyrâmôismurteisiin verrattuna) // Virittâjâ.1972. S. 44 48.
175. Lotfabbadi L.N. Disagreement in Agreement. A study of grammatical aspects of code-switching in Swedish-Persian bilingual speech. Doctoral dissertation. Stockholm University. Stockholm, 2002. http://www.ling.su.se/avh/disagreement in agreement.pdf
176. Lustig W. Mba'éichapa oiko la guarani? Guarani y jopara en el Paraguay. Papia. 1996. Vol. 4, №2. P. 19 43.
177. Maandi K. Estonian among immigrants in Sweden // Investigating obsolescence: Studies in language contraction and death / Ed. by N.C.Dorian. Cambridge, 1989. P. 227-242.
178. MacSwan J. A Minimalist approach to intra-sentential code-switching: Spanish-Nahuatl Bilingualism in Central Mexico. Doctoral dissertation. University of California. Los Angeles, 1997
179. Maher J. A crosslinguistic study of language contact & language attrition // First Language Attrition: theoretical perspectives / By ed. H.Seliger, R.Vago. Cambridge, 1991. P. 67 86.
180. Mahootian S. A Null Theory of Codeswitching. Doctoral dissertation. Northwestern University. 1993
181. Mahootian S., Santorini B. Adnominal adjectives, codeswitching and lexicalized TAG // 3-e colloque international sur les grammaires d'arbres adjoints / Ed. by A.Abeille, S.Aslanides, O.Rambow. 1994. P. 73 76.
182. Maschler Y. On the transition from code-switching to a mixed code// Code-switching in Conversation. Language, Interaction and Identity / Ed. by P.Auer. London, 1998. P. 125 150.
183. Moyer M.G. Bilingual conversational strategies in Gibraltar // Code-switching in Conversation. Language, Interaction and Identity / Ed. by P.Auer. London, 1998. P. 215-234.
184. Mullonen M.(toim.) Elettiinpä ennen Inkeris. Näytteitä inkerinsuomalasista murteista. Petroskoi, 2004.
185. Must M. Kirderannikumurre: Häälikuline ja gramatiline ülevaade. Tallinn, 1987.
186. Mustonen J. Inkerin suomalaiset seurakunnat. Helsinki, 1931.
187. Mustonen O. A. F. Muistoonpanoja vatjan kielestä // Virittäjä. 1883. S. 144-188.
188. Muysken P. Bilingual speech. A Typology of Code-Mixing. Cambridge, 2000.
189. Myers-Scotton C. Duelling languages: Grammatical Structure in Codeswitching. Oxford, 1993.
190. Myers-Scotton C. A lexically based model of code-switching // One speaker, two languages, cross-disciplinary perspectives on code-swithcing / Ed. by L.Milroy, P.Muysken. Cambridge, 1995.
191. Myers-Scotton C. Contact linguistics: Bilingual Encounters and Grammatical Outcomes. Oxford, 2002.
192. Myers-Scotton C. What lies beneath: Split (mixed) languages as contact phenomena // The Mixed Language Debate / Ed. by Y.Matras, P.Bakker. Berlin, New York, 2003. P. 73 106.
193. Mägiste J. Rosona (Eesti Ingeri) murde pääjooned. Tartu, 1925 (Acta et Commentationes Univ. Tartuensis B, VII:3).
194. Mägiste J. Woten erzählen. Wotische Sprachproben. Helsinki, 1959 (Suomalais-ugrilaisen Seuran toimituksia, 118).
195. Nartey J. Code-switching: interference or faddism? Language use among educated Ghanaians // Anthropological Linguistics. 1982. Vol. 24. P. 183 — 192.
196. Naiditch L. Code-switching & -mixing in Russian-Hebrew Bilinguals // Languages in Contact. Amsterdam, Atlanta, P. 277 282. (Studies in Slavic & General Linguistics; vol. 28).
197. Nazarova A. Yksi-ja kaksitavuisten nominien vartalotyypit karjalan kielen Aunuksen murteessa // Fenno-Ugristica 17. In memoriam Paul Ariste. Tartu 1990. S. 135-146.
198. Nieuweboer R. The Altai Dialect of Plautdiitsch (West-Siberian Mennonite Low German). Groningen, 1998.
199. Nirvi R.E. Inkeroismurteiden sanakirja. Helsinki, 1971. (Lexica Societatis Fenno-Ugricae; XVIII).
200. Nirvi R.E. Soikkolan ayramoismurteessa // Virittaja. 1978. №4 C. 45 54.
201. Nuutinen O. Kosemkinan Laukaansuun inkeroismurretta // Virittaja, 1963. S. 360-367.
202. Oesch Serra C. Discourse connectives in bilingual conversation: The case of an emerging Italian-French mixed code // Code-switching in Conversation. Language, Interaction and Identity / Ed. by P.Auer. London, 1998.
203. Pandit I. Grammaticality in code-switching // Code-switching as worldwide phenomenon / Ed. by R.Jacobson. New York, 1990. P. 33 69.
204. Pallonen J. Moloskovitsan murretta. Helsinki, 1986. (Suomen kielen naytteita, 26)
205. Pfaff C. Constraints on language-mixing: Intrasententional code-switching and borrowing in Spanish/English // Language. 1979. Vol. 55. P. 291 318.
206. Poplack S. Sometimes I'll start a sentence in Spanish Y TERMINO EN ESPANOL//Linguistics. 1980. Vol. 18. C. 581-618.
207. Poplack S. Contrasting patterns of code-switching in two communities // Codeswitching: Anthropological and Sociolinguistic Perspectives / Ed. by M. Heller. Berlin, New York, Amsterdam, 1988.
208. Poplack S. Variation theory and language contact // Preston D. (ed) American dialect research: an anthology celebrating the 100th anniversary of the American Dialect Society / Ed. by D.Preston. Amsterdam, 1993. C. 251 -286.
209. Porkka W. Ueber den ingrischen Dialekt mit Berücksichtigung der übrigen finnisch-ingermanländischen dialekte. Helsingfors,1885.
210. Posti L. Vatjan kielen Kukkosin murteen sanakirja. Helsinki, 1980. (Lexica Societatis Fenno-Ugricae; XIX)
211. Rapola M. Suomen kielen äännehistorian luennot. Helsinki, 1966.
212. Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran Toimituksia; 283).
213. Riionheimo H. Morfologinen variatio lähisukukielten kontaktissa. Joensuu, 1996. http://www.kolumbus.fi/raimo.riionheimo/helka/tutsem96.htm
214. Riionheimo H. Lainaa, koodinsekoitusta vai transferia? Si-imperfektin status Viron Inkerinsuomessa. Tampere, 1998a. http://www.kolumbus.fi/raimo.riionheimo/helka/ktptre98.htm
215. Riionheimo H., Kokko O. Yksilallinen variaatio hiipuvassa kielessa -Viron ja inkerinmaan inkerinsuomalainen idiolektit profiilivertailussa. Turku 26. Kielitieteenpaivat Turussa 14. 15 .5. 1999.
216. Romaine S. Bilingualism. Oxford, 1989.
217. Romaine S. Pidgins, Creoles, immigrant, and dying languages // Investigating obsolescence: Studies in language contraction and death / Ed. by N.C.Dorian. Cambridge, 1989. P. 369 384.
218. Ruoppila V. Ayramoismurteiden aannehistoria. Helsinki, 1955. (Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran Toimituksia; 245)
219. Sankoff D., Poplack Sh., Vanniarajan S. The case of the nonce loan in Tamil // Language variation and change. 1990. Vol. 2. P. 71 101.
220. Santorini B., Mahootian S. Codeswitching and the syntactic status of adnominal adjectives // Lingua. 1995. Vol. 96, № 1. P. 1 27.
221. Sarhimaa A. Syntactic transfer,contact-induced change, and the evolution of bilingual mixed codes. Helsinki, 1999.
222. Savijarvi I. Lahisukukielet kontaktissa // Congressus Nonus Internationalis Fenno-Ugristarum. 7 13.8.2000. Pars VI. Tartu, 2001. P. 161 - 166.
223. Savijarvi I., Savijarvi M., Heikkinen J. Vot,ihminen tahtoo kotimaalle / Studia Carelica Humanística, 8. Saarijarvi,1996.
224. Savijarvi I., Palander M. Inkeriláiskertomuksia. Joensuu, 1994. (Studia Carelica Humanística; 4).
225. Schmidt A. Young people's Dyirbal. An example of language death from Australia. Cambridge et al., 1985.
226. Seliger H.W., Vago R.M. The study of first language attrition: an overview // First Language Attrition: theoretical perspectives / By ed. H. Seliger, R. Vago. Cambridge, 1991. P. 3 16.
227. Sridhar S.H., Sridhar K.K. The syntax and psycholinguistics of bilingual code mixing // Canadian Journal of Psychology. 1980. Vol. 34, №4. P. 400 -406.
228. Sobrero A.A. Code switching in dialectal communities in Italy // Rivista di Lingüistica. 1994. № 6(1). P. 39 55.
229. Suhonen S. Láhisukukielten muoto-oppia ja lainasuhteita. Helsinki, 1974. (Castrenianumin toimitteita; 9).
230. Stenson N. Phrase structure congruence, government and Irish-English code-switching // Syntax and semantics: the syntax of the modern Celtic languages. Vol. 23. San Diego, 1990. P. 167 97.
231. Szabó L. Russian loanwords in Wotic // Congressus Quintus Internationalis Fenno-Ugristarum. Turku 20 27 VIII 1980. Pars VI. Turku, 1981. P. 279-284.
232. Timm L. A. Spanish-English Code-Switching: El Porqué and How-Not-To // Romance Philology. 1975. № 28. P. 473 482.
233. Toribio A.J. On the emergence of bilingual code-switching competence // Bilingualism: Language and Cognition 2001. № 4(3). P. 203 231.
234. Tsvetkov D. Vaháizee juttua vad'd'olaisiis // Eesti keel, 1925
235. Tsvetkov D. Vadjalased // Eesti keel, 1931
236. Tsvetkov D. Vatjan kielen Joenperán murteen sanasto. Helsinki, 1995. (Léxica Societatis Fenno-Ugricae, XXV).
237. Turunen M. Nykyvatjan koodinvaihdosta // Virittaja. 1997. №2. S. 208 -232.
238. Vago R.M. Paradigmatic regularity in first language attrition // First Language Attrition: theoretical perspectives / By ed. H.Seliger, R.Vago. Cambridge, 1991.P. 241-251.
239. Verschik A. Russian-Estonian contacts and mechanisms of interference // Trames. 2002. Vol. 6. P. 245 -265.
240. Virtaranta P. Náytteitá Inkerin murteista Koprinan, Iisaron ja Siiverskan kylista // Virittaja. 1953. S. 384 405.
241. Virtaranta P. Naytteita Inkerin murteista Narvusin, Fyodromaan, Ropsun ja Kurkulan kylista // Virittaja. 1955. S. 41 70.
242. Wertheim S. Linguistic purism, language shift, and contact-induced change in Tatar. Doctoral dissertation. University of California. Berkeley, 2003.
243. Woolard K.A. Language convergence and language death as social processes // Investigating obsolescence: Studies in language contraction and death / Ed. by N.C.Dorian. Cambridge, 1989. P. 355 368.