Закономерности и особенности российской модернизации в 1902-1935 гг.: опыт применения теоретических концепций развития крестьянских обществ

Бабашкин, Владимир Валентинович

автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Закономерности и особенности российской модернизации в 1902-1935 гг.: опыт применения теоретических концепций развития крестьянских обществ

Год: 2010
Автор научной работы: Бабашкин, Владимир Валентинович
Ученая cтепень: доктора исторических наук
Место защиты диссертации: Тамбов
Код cпециальности ВАК: 07.00.02

Диссертация по истории на тему 'Закономерности и особенности российской модернизации в 1902-1935 гг.: опыт применения теоретических концепций развития крестьянских обществ'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Закономерности и особенности российской модернизации в 1902-1935 гг.: опыт применения теоретических концепций развития крестьянских обществ"

БАБАШКИН Владимир Валентинович

ЗАКОНОМЕРНОСТИ И ОСОБЕННОСТИ РОССИЙСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ В 1902-1935 гг.: ОПЫТ ПРИМЕНЕНИЯ ТЕОРЕТИЧЕСКИХ КОНЦЕПЦИЙ РАЗВИТИЯ КРЕСТЬЯНСКИХ

ОБЩЕСТВ

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

004604315

БАБАШКИН Владимир Валентинович

ОБЩЕСТВ

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Работа выполнена на кафедре гуманитарных дисциплин экономического факультета Академии народного хозяйства при Правительстве Российской Федерации

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

Есиков Сергей Альбертович

доктор исторических наук, профессор Кондрашин Виктор Викторович

доктор исторических наук, профессор Корнилов Геннадий Егорович

Ведущая организация: Московский педагогический

государственный университет

Защита состоится 18 июня 2010 г. в 12.00 на заседании диссертационного совета ДМ. 212.261.08 при Тамбовском государственном университете имени Г.Р. Державина по адресу: 392002, г. Тамбов, ул. Советская, 6, зал заседаний диссертационных советов.

С диссертацией и авторефератом можно ознакомиться в научной библиотеке Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина и на официальном сайте ВАК Минобрнауки России http://vak.ed.gov.ru/.

Автореферат разослан « » мая 2010 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета ДМ 212.261 08, к.и.н., доцент

Морозова Э.А.

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования в том, что предлагаемый в нем общий взгляд на характер и внутреннюю логику основных событий отечественной истории первых трех десятилетий XX века изначально стремится уйти от идеологических крайностей, которые характерны для исторической литературы при формулировании связанных с этим обобщений и выводов.

В недавнем историческом прошлом наша страна представляла собой классическое аграрно-крестьянское общество со всеми теми характерными чертами и особенностями, которые описывает современное крестьяноведение. Воздействие этих особенностей на то, каким образом осуществлялась отечественная модернизация, невозможно переоценить. А вот недооценка была и остается обычным делом для нашей историографии места и роли крестьянства в революционных событиях в России. В исследованиях советского периода и постсоветских лет можно обнаружить существенно различные оценки в отношении городского, политического фактора этих событий, но в признании второстепенности и подчиненности деревенского фактора они в основном согласны, поскольку в основе обоих подходов - разные варианты теории прогресса1. Современные концепции аграрного развития, концепция «моральной экономики» крестьянства, содержат возможность третьего исследовательского подхода2, который бы исходил из относительно автономного положения деревни в русской революции XX века и значительно большего влияния общинного крестьянства на происходящее в городах, чем принято полагать в рамках первых двух подходов.

Сейчас ведутся очень актуальные споры, по каким учебникам преподавать отечественную историю в школе и вузе, при помощи каких экзаменов оценивать правильное отношение молодого поколения к прошлому своей страны. Отношение к прошлому, закрепленное институционально, т.е. в целой системе общественно-организованных идеологических институтов, начиная с рассказов по родной истории в школе и кончая газетной и телепропагандой, - это одна из важнейших характеристик любого общества. Так, современные американцы не были бы самими собой без своего несколько узколобого патриотизма и панамериканизма, которому учит и школьный учебник, и голливудовский боевик. У нас в советский период исправно функционировала похожая идейно-пропагандистская машина с целью выработки в гражданах СССР совершенно определенного отношения к своей истории. Схема, которая культивировалась в сознании и доводилась до уровня мировоззренческого стереотипа, была очень незамысловатой: до 1917 г. в России существовало несправедливое, эксплуататорское общество, начиная же с большевистской

1 Шанин Т. Идея прогресса // Вопросы философии. 1998. № 8; Shanin Т. The Idea of Progress // The Postdevelopment reader. L, 1997.

2 Гиренок Ф.И. Моральная экономика - третий путь // Философия хозяйства. Альманах центра общественных наук экономического факультета МГУ. 1999. № 1.

революции, стал складываться новый тип общественных отношений -высший, по сравнению со всеми другими странами мира, - окончательно восторжествовавший в 1930 - 1950-е гг.

Чтобы эта схема выглядела научно, требовалось написать тома по философии и политэкономии, основные положения которых были заведомо сформулированы, и очень доходчиво, в общедоступном издании «История ВКП(б). Краткий курс»1. Требовалось также засекретить целый ряд существенных исторических фактов и организовать идейную и административную изоляцию страны от внешнего мира, объявив все другие взгляды на историю СССР «антинаучными» и не заслуживающими внимания. Все это делалось на практике и парадоксальным образом совпадало с мироощущением огромного большинства населения страны4.

На протяжении 1990-х - начала 2000-х гг. на роль новой государственной идеологии претендовала другая схема, основанная на другом варианте теории прогресса: до 1917 г. наша страна естественным порядком развивалась примерно в том же направлении, что и страны Запада (в «правильном» направлении), а затем это развитие было злокозненно и искусственно прервано большевиками во главе с Лениным и теперь должно быть восстановлено. Актуальнейшая задача современной историографии состоит в разрушении представления о фатальном разломе, связанном с приходом к власти большевиков5. Пора уже уходить в прошлое идейному спору о том, что же прервалось в октябре 1917 г. - золотой век российского капитализма или позор эксплуатации человека человеком. В настоящем исследовании акцент переносится на то, что продолжалось в период гражданской войны и в нэповские годы. А продолжалась эволюция России как огромной крестьянской страны, подчиняясь определенным объективным закономерностям такой эволюции, одной из которых был бурный, революционный характер событий на данном ее этапе.

Объект и предмет исследования.

Объектом исследования выступает российская крестьянская община на завершающем этапе своего существования, когда в начале XX века начали набирать силу тенденции к разрушению основ «морально-экономического» бытия: нарушение помещиками и государством своих традиционных обязанностей перед крестьянами стало обычным делом, и нарушения одноплеменниками правового обычая и общинной традиции как следствие распространения товарно-денежных отношений превратились в постоянный и раздражающий фактор. Исследование сосредоточено на том, как община приспосабливалась к этим новым условиям, в результате чего сами

3 См.: Бухараев В.М. Идеальный учебник большевизма. Традиция и лингвокультура «Краткого курса истории ВКП(б)» // Новый мир истории России. Форум японских и российских исследователей. М., 2001.

4 Об этом парадоксе см., напр.: Бабашкин В.В. Крестьянский менталитет: наследие России царской в России коммунистической // Общественные науки и современность. 1995. № 3. С. 107-108,

5 О необходимости такого разрушения и об актуальности этой проблемы также и в западной историографии говорил, например, столь авторитетный специалист по истории России в XX веке, как профессор университета Филадельфии М.Л. Левин. И говорил он об этом в контексте обсуждения современных теоретических концепций развития аграрных обществ. - См.: Отечественная история. 1994. № 4-5. С. 75.

означенные нарушители чаще всего оказывались в весьма незавидном положении.

Предметом исследования является принципиальная применимость современных концепций аграрного развития, прежде всего разных аспектов теории «моральной экономики» крестьянства, к изучению заявленного периода в отечественной истории.

Хронологические и территориальные рамки исследования.

В последнее время ряд видных аграрников, развивая идеи В.П. Данилова, много пишут о крестьянской революции в России 1902-1922 гг.6 В этом безусловно есть большой резон, если рассматривать события 1905-1907 гг., широко известные как первая русская революция, в качестве одного из пиков того глобального процесса, который под названием «аграрных беспорядков» начинается в 1902 г. в Полтавской и Харьковской губерниях и цепной реакцией переходит практически на всю территорию гигантской империи. Затишье столыпинских реформ оказывается временным, и 1917 год предстает новым, еще более грозным валом бушующей в стране социальной бури. Не менее бурным и напряженным с точки зрения борьбы крестьян с государственными властями за землю и за право хозяйствовать на ней по собственному разумению представляется 1921 год, начало нэпа. Власти уступают напору крестьянства. Победа крестьян юридически закрепляется Земельным кодексом РСФСР, который был принят в декабре 1922 г. и отменил «социалистическое» земельное законодательство 1918-1920 гг.

Но, начавшись, условно говоря, в 1902 г., российская революция, по убеждению автора, не завершается в 1922 г. Завершается крестьянский ее этап - и на новый круг выходит этап политический. Тот год хоть и был годом полной победы крестьянства в борьбе с центральной властью за собственное представление о наилучшем обустройстве российского общества в целом, но он не стал и не мог стать годом окончательной победы общины над обществом. По словам В.П. Данилова, крестьянская революция победила, однако эта победа оказалась равносильной поражению: крестьянство не смогло создать отвечающую его интересам государственную власть. Таким образом, есть основание обозначить 1922 г. как завершение первого большого, двадцатилетнего этапа российской революции и начало второго ее этапа, на котором многим сложным и драматическим перипетиям модернизации аграрно-крестьянской России еще только предстояло материализоваться. И характер этой модернизации был в значительной мере обусловлен уровнем «крестьянственности» страны, логикой предшествующих эволюционных и революционных процессов в сфере

6 См., напр.: Данилов В.П. Аграрная реформа и аграрные революции в России //Великий незнакомец. Крестьяне и фермеры в современном мире. М., 1992. С. 310-321; он же. Не смей! Не ваше! Крестьянская революция в России. 1902-1922 годы // Россия. 1997, июль; он же. Великая крестьянская революция // Октябрь 1917; смысл и значение. М., 1998; он же. Крестьянская революция в России. 1902-1922 гт. // Крестьяне и власть. М.-Тамбов, 1996; Кондрадшн В.В. Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма. М., 2009. С. 56-37; он же. «Крестьянская революция в России. 1902-1922 гг.»: научный проект и научная концепция (предварительные заметки) // Уральский исторический вестник. 2008. №2 (19) и др.

внутриобщинных отношений н отношений крестьян с внешним для общины миром.

Понять эту логику помогает теоретическая концепция циклической мобильности российского крестьянства, разработка которой принадлежит Т. Шанину и Б.Н. Миронову: вопреки широко принятым в историографии представлениям о процессах социального расслоения деревни в условиях капитализма, а затем нэпа, в реальной деревне имели место циклические процессы, поддерживающие социальный статус основной массы деревенского населения на уровне среднего крестьянства. Расслоение, конечно, имело место, но масштабы кулачества сильно преувеличены. Причем это преувеличение по понятным причинам характерно как для советской, так и для антисоветской исторической литературы. События империалистической и гражданской войн существенно притормозили процессы расслоения в пользу выравнивания, заставили крестьян отмобилизоваться в рамках общины против вечного своего антипода -ужесточившейся государственной власти. Именно это социальное единство дало возможность крестьянам полностью победить в своей революции к 1922 г. Но всемерное укрепление общинных институтов под воздействием внешних факторов потребовало от сельского сообщества огромного напряжения внутренних сил. Поэтому в благоприятных условиях нэповской поры естественная для эпохи модернизации эрозия общинных отношений возобновляется. В результате к роковому историческому рубежу - началу коллективизации - община подошла в ослабленном, дезорганизованном состоянии, в то время как власть была отмобилизована и организованна, как никогда.

Коллективизация - центральное событие отечественной истории XX столетия, российский вариант модернизации аграрно-крестьянского общества. Теперь крестьянство уже разобщено и дезорганизовано, у него больше нет общины, и оно не может фатально влиять на политику высшей власти. Но у него еще достаточно традиционных средств, чтобы делать результаты этой политики плохо предсказуемыми для государства, выжимая из каждой конкретной ситуации хоть какую-то пользу для себя. Поэтому автор склоняется к тому, чтобы датировать завершение крестьянской революции в России (или революции в крестьянской России) примерно серединой 1930-х гт., когда Примерный устав сельскохозяйственной артели 1935 г. обозначил условия компромисса в отношениях между крестьянством и государственной властью, дозволив колхозникам вести личное подсобное хозяйство, и обязав участвовать в общественном. Для государства это был реванш за победу крестьянской общины в 1922 г., для колхозников -возможность оказывать серьезное влияние на суть и характер советских модернизационных процессов на длительную историческую перспективу.

Территориально исследование ограничено материалами тех монографий и других источников, которые привлечены для подтверждения обоснованности основных положений и выводов диссертации. Это преимущественно Европейская часть Российской Федерации: Центр,

Черноземье, Поволжье, Север. Это в отдельных случаях Западная Сибирь. Предлагаемое исследование стремится учитывать региональные особенности крестьянской жизни, но сосредоточивается все же на закономерностях, исходя из предположения, что во многом жизненный уклад и нормы поведения крестьян огромной страны были сходны повсеместно.

Историографическая ситуация подробно рассматривается в первой главе диссертации, где речь идет, в частности, о том, что изучение аграрных отношений в России в интересующий нас период всегда было тесно связано с интересами большой политики и идеологии. Причем это касается не только отечественных, но и зарубежных исследователей. Хотя на личных судьбах российских аграрников эта связь нередко отражалась драматически, иногда просто трагически.

Цель и задачи исследования.

Цель исследования состоит в том, чтобы аргументировано сформулировать некую общую логику основных событий российской истории первой трети XX века, исходя из того непреложного факта, что подавляющее большинство российского населения в этот период жило в крестьянской общине. Такая цель может быть достигнута только при опоре на основные достижения современного крестьяноведения.

Основные задачи, которые ставит перед собой автор, чтобы достичь этой цели, сводятся к следующему:

проанализировать те тенденции и противоречия, которые существовали и существуют в отечественной и зарубежной историографии при исследовании аграрной проблематики России указанного периода;

показать эволюцию и основные достижения современного крестьяноведения, раскрыть современные теоретические концепции развития аграрных обществ;

- доказать, что Россия в начале XX века вполне отвечала основным положениям теории «моральной экономики» крестьянства, и начало длительной крестьянской революции первой трети XX века было обусловлено именно тем, что в пореформенный период помещики постепенно утрачивали в глазах крестьян моральное право на крупную земельную собственность;

- показать, что основные неурядицы с осуществлением столыпинского аграрного законодательства также были связаны с глубоким противоречием между политическим курсом правительства и крестьянским ощущением справедливости;

- рассмотреть гражданскую войну в России как пик крестьянской революции, несколько расширив в этой связи хронологические рамки этой войны по сравнению с общепринятыми;

- представить взаимоотношения общинного крестьянства и государства в нэповский период как продолжение крестьянской революции, показав вызревание в этот период в городе и в деревне предпосылок перехода к завершающему ее этапу - коллективизации;

- показать, что политика коллективизации крестьянского хозяйства стала неотъемлемым этапом отечественной модернизации, закономерным результатом развития основных тенденций и противоречрш российского общества первых десятилетий XX века.

Методология исследования учитывает междисциплинарный характер поставленной проблемы и требует использования основных методов смежных обществоведческих дисциплин и их синтеза при главенстве традиционно-исторических методов. Принцип историзма предполагает признание объективной закономерности исторического процесса, диалектическое взаимодействие объективных и субъективных факторов в конкретно-исторических условиях, осознание и понимание эпохи, отталкиваясь от базовых представлений об основных ее фактах и их глубинных взаимосвязях. Принцип объективности обязывает исследователя черпать свое представление об этих фактах и самых различных их аспектах из разнообразных источников: монографии представителей разных исследовательских школ, имеющие прямое или косвенное отношение к изучаемой теме; документы и статистические материалы; воспоминания -письменные и устные - непосредственных участников событий; фольклор (сказка, поговорка, частушка, анекдот); художественная литература и публицистика.

Последний пласт источников исследования нуждается в дополнительном комментарии. Во времена господства методологий высокого модернизма историки, как советские, так и зарубежные, относились к этого рода литературе несколько свысока. Теперь явно происходит реабилитация беллетристики и публицистики как исторического источника7. Герменевтические приемы работы с текстом исторического источника все более уверенно входят в практику исторического исследования. Поэтому, рискуя навлечь на себя популярные ныне обвинения в постмодернизме, автор стремится широко опираться как на классические, так и на плохо изученные с этой стороны тексты отечественных авторов для подтверждения своих теоретических позиций. Сегодня наши исторические тексты часто бывают перегружены тяжеловесной, иной раз маловразумительной терминологией, обилие которой оправдывается излишне часто звучащим словом «дискурс». Мы и здесь слегка отстаем от западного постмодернизма, ярчайшие представители которого не только не стеснялись излагать результаты своих исследований удобоваримо и читабельно, но даже и вводили вымышленные персонажи на страницы своих книг, предлагая им действовать определенным образом в предложенных условиях8. В этой связи автор во многом солидарен с высказыванием известного современного постмодернистского теоретика истории Ф.Р. Анкерсмита: «Дикое, жадное и безудержное копание в

7 См.: Бабашкин В.В. О некоторых особенностях социального поведения крестьян: историк и художественная литература // Пути России: культура-общество-человек: материалы международного симпозиума (25-26 января 2008 г.) М„ 2008.

* Соколов А.Б. Постмодернизм и историческое знание // Проблемы исторического познания. М., ИВИ РАН, 2009. С. 165-168, 176.

прошлом, вдохновленное желанием обнаружить реальность прошлого и восстановить ее с позиций науки, не является более задачей историка. Мы бы добились большего успеха более внимательным исследованием результатов полутора сотен лет копания в прошлом, чаще спрашивая себя, а что все это составляет в целом. Пришло время скорее подумать о прошлом, чем исследовать его»9. Хотя, наверное, нет ничего плохого в том, чтобы и исследовать, и думать.

Неплохую возможность такого сочетания предполагает обращение к принципам методологии двойной рефлексивности, которая уходит корнями в практику включенных исследований в отечественном и зарубежном крестьяноведении. Эта методология доведена до определенной степени совершенства группой современных исследователей российского села, участвующих в научных проектах Т. Шанина, и предполагает поиск оптимального сочетания качественных и количественных исследований, «близости» и «отстраненности» исследователя, особое внимание к личностному значению действий объекта исследования, взаимообогащение объекта и субъекта научного поиска10.

Научная новизна диссертации заключается в попытке автора реализовать комплексный подход в осмыслении глобальных событий отечественной истории заявленного периода, основываясь на общем представлении о логике и характере модернизационных процессов в аграрно-крестьянских обществах. Это общее представление, общий угол зрения на исторические события складывается из выстраивания по определенной схеме основных современных теоретических концепций аграрного развития в эпоху модернизации: что крестьяне-общинники полагают нормальным, а что из ряда вон выходящим в своих взаимоотношениях с одноплеменниками и с представителями экономической и политической власти; каковы ожидания крестьян и их типичные реакции на обман ожиданий со стороны властей; как, зачем и против чего крестьяне восстают; что происходит с обществом в целом, когда количество открытых крестьянских антиправительственных выступлений переводит ситуацию в новое качество. В настоящее время в исследованиях российских социально-экономических и политических процессов рассматриваемого периода какие-то из этих теоретико-методологических соображений если и принимаются во внимание, то в качестве вспомогательных, второстепенных. Предлагаемая диссертация ставит их во главу утла методологии исторического анализа. При этом автор видит свою задачу не столько в том, чтобы вписать события российской революции в общий контекст аналогичных событий в других крестьянских странах, как это уже делалось западными историками", сколько в том, чтобы показать специфику крестьянской революции в России, лишь не упуская при

9 Анкерсмит Ф.Р. История и тропология: взлет и падения метафоры. М., 2003. С. 341.

10 Шанин Т. Методология двойной рефлексивности и исследования современной российской деревни // Рефлексивное крестьяноведение. М., 2002.

u Wolf E.R. Peasant Wars of the Twentieth Century. L., 1971; Hobsbawm E.J. Peasants and Politics //The Journal of Peasant Studies. October, 1973. Vol. 1. No. 1.

этом из виду, что многие ее закономерности подтверждаются историческим опытом других аграрных обществ.

Если вернуться к цитированной выше мысли Ф.Р. Анкерсмита, в настоящей диссертации предпринимается попытка подумать с означенных теоретических позиций над тем огромным фактическим материалом, который исследован историками в монографиях и статьях, опубликован в документальных сборниках, посвященных российской/советской деревне. Привлечены в работе и не опубликованные еще материалы из архива исследовательского проекта «Голоса крестьян». Кроме того, автор стремится подкреплять свои аргументы и выводы образцами фольклора (поговорки, деревенские частушки), зарисовками с натуры и творческими находками мастеров художественной прозы.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту:

1. В российской исследовательской литературе досталинской поры интерес к вопросам аграрных отношений и аграрного развития был велик в общем пропорционально удельному весу крестьянского населения и сложности общинно-крестьянской проблематики. С начала 30-х гг. политико-идеологическое давление резко изменило положение, внесло диспропорцию. Крестьяноведческие подходы в отечественных исследованиях были жестко прерваны, их возрождение в 50-е - 60-е гг. сталкивалось с большими административными препятствиями. С конца 80-х гг. в российской историографии наблюдается тенденция к возрождению методологии крестьяноведения.

2. В зарубежной англоязычной историографии существовали и существуют разные традиции в изучении проблем, связанных с темой диссертации. Традиция к определенной идеологизации данной проблематики обусловливалась не столько политическим заказом, сколько господством в обществоведении теории прогресса в ее либерально-демократическом варианте. Фундаментальные труды фактологического характера появлялись как результат стремления некоторых ученых сознательно уходить от идеологем господствующей традиции. Заметное влияние крестьяноведческих подходов на постановку проблем начинается с 60-х - 70-х гг. и связано с именами М. Левина, Т. Шанина, Р. Дэвиса, Д. Филда и др.

3. В 60-е - 70-е годы в западной исторической социологии быстро складываются основы особого научно-дисциплинарного направления -крестьяноведения или теории и истории аграрно-крестьянских обществ. В отечественном обществоведении этого периода аналогичное направление научного поиска сталкивалось с мощным противодействием идейно-политического характера.

4. Разработанная в западном обществоведении система теоретических концепций эволюции аграрных обществ может и должна применяться для историко-социологического анализа российского общества в XX веке. Это особенно актуально для исследования периода примерно первых трех десятилетий истекшего столетия, поскольку морально-экономическая теория позволяет несколько расширить общий взгляд на многие принципиальные

проблемы отечественной истории той поры. Для последующих периодов истории нашей страны объяснительная сила концепций «моральной экономики» и обыденного сопротивления также довольно велика.

5. В первое десятилетие XX века повседневная жизнь подавляющего большинства населения России вполне отвечала основным канонам теоретической концепции «моральной экономики» крестьянства. Начало длительной крестьянской революции в стране, растянувшейся практически на всю первую треть XX столетия, было обусловлено именно тем, что в пореформенный период помещики и государство все чаще нарушали свои морально-экономические обязанности перед крестьянами, постепенно утрачивая в глазах последних моральное право на крупную земельную собственность и на распоряжение землей.

6. Практика осуществления столыпинского аграрного законодательства весьма существенно расходилась с ожиданиями реформаторов и их сторонников, натолкнувшись на повседневное сопротивление большинства общинников в рамках «оружия слабых». Это, так же как и начало крестьянской революции с массовыми самозахватами земли по приговорам сельских сходов, было связано с глубоким противоречием между политическим курсом правительства и крестьянским ощущением справедливости.

7. Гражданская война в России стала одним из пиков крестьянской революции. Фактически она стала реальностью после принятия декрета «О земле», с которым слишком многие политические силы страны смириться никак не могли. Окончание же гражданской войны есть основания связывать не с разгромом вооруженных белогвардейских формирований, но с переходом к нэпу, ставшему основой для примирения большевистского режима с восставшим крестьянством.

8. В нэповский период глубинные предпосылки к отказу от товарообмена между городом и деревней складывались не только в умах и действиях политического руководства страны, но и в крестьянской общине, сельском обществе. По сути, это было продолжение крестьянской революции, когда значительная часть жителей деревни ожидали от Советской власти проведения морально-экономической политики и готовы были в этом солидаризироваться с властью.

9. Переход к политике коллективизации крестьянского хозяйства стал неизбежным шагом на пути отечественной модернизации, закономерным результатом развития основных тенденций и противоречий российского общества первых десятилетий XX века. Потенциал крестьянского сопротивления этой политике и приспособления к ней был задействован в огромном масштабе, что во многом определило социально-экономическую и идейно-политическую конфигурацию советского общества на последующих этапах исторической эволюции нашей страны.

Теоретическая и практическая значимость исследования.

Представленная диссертация носит концептуальный характер, она содержит общую концепцию сути и смысла основных событий российской

истории заявленного периода, логики их развития и характера взаимодействия. Данная концепция основана на изучении теоретических концепций современной теории и истории аграрных обществ и представляет собой опыт применения этих теоретических взглядов к анализу российского исторического материала.

Научные результаты, полученные в ходе диссертационного исследования, могут быть использованы при написании обобщающих трудов по истории России от пореформенного периода до коллективизации, равно как и последующих десятилетий XX века, учебников и учебных пособий для средней и высшей школы. Материалы и выводы диссертации, а также разработанные при этом подходы к анализу исторической информации и источников расширяют возможности для дальнейшего изучения российского общества с учетом особенностей общинного менталитета основной массы его населения в недавнем историческом прошлом.

Возможно также применение результатов исследования в разработке концепции современной аграрной политики, программ экономического, социального и культурного развития сельской местности.

Апробация работы. Автор диссертации неоднократно выступал с докладами на всероссийских и международных конференциях и симпозиумах. Доклад на международной теоретической конференции «Менталитет и аграрное развитие России (ХТХ-ХХ вв.)» (Москва, 1994) был затем опубликован журналом «Общественные науки и современность». Автор готовил все англоязычные материалы для заседаний международного теоретического семинара «Современные концепции аграрного развития» (Москва, 1992-1999) участвовал в заседаниях семинара и затем готовил стенографические отчеты об этих заседаниях к публикации в журнале «Отечественная история». Материалы диссертации звучали в трех докладах (1999, 2000, 2008) и одном выступлении (2003) на международном симпозиуме «Пути России», проходящем ежегодно в Москве. Автор является постоянным участником международной конференции «Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития», которая проходит в Омском государственном аграрном университете, и начиная с 1998 г. регулярно выступает с докладами на этой конференции. Доклады по проблематике диссертации также неоднократно делались автором на конференциях в Российском государственном аграрном заочном университете (РГАЗУ).

В разные годы по теме диссертации автором были прочитаны спецкурсы и проведены спецсеминары для студентов РГАЗУ и его многочисленных филиалов в РФ, Российского нового университета (РосНОУ), Академии народного хозяйства при Правительстве РФ (АНХ). Опубликованы авторские главы в двух учебных пособиях «История Отечества» для студентов аграрных вузов в 1994 г. (второе издание - 1996) и в 2009 г. По теме диссертации опубликованы одна индивидуальная монография и разделы в двух коллективных монографиях, а также 30 статей общим объемом 52 п.л.

II. СТРУКТУРА И ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Структура диссертации подчинена исследовательской логике и состоит из Введения, шести глав, в которых решаются поставленные задачи, Заключения, подводящего итог проделанной работе, списка использованных источников и литературы.

Во Введении определены актуальность темы, цель и задачи исследования, его методологические основы, хронологические и территориальные рамки, показана степень изученности темы, сформулированы новизна исследования и основные положения, которые выносятся на защиту.

В Главе I «Аграрные отношения в России в 1902-1935 гг.: проблемы отечественной и зарубежной историографии» выявлена степень научной разработки темы, дана характеристика источниковой базы исследования.

Первый параграф главы посвящен российским исследованиям по истории крестьянства. Уже вторая половина XIX века проходит под знаком напряженной полемики между мыслителями и общественными деятелями о сущности и исторических судьбах российской крестьянской общины. Когда одна из спорящих сторон (а точнее, столь радикальное крыло западников, как российские марксисты) в лице В.И. Засулич обратилась за разъяснениями непосредственно к К. Марксу, он ответил, что господствующая форма собственности, а следовательно, и весь общественный уклад России настолько далеки от таковых в Западной Европе, что путь дальнейшего развития российского общества имеет под собой другую основу. Исследование российской крестьянской общины убедило его в том, «что община - это основа социального возрождения России. Но для того чтобы она смогла выполнить эту свою роль, прежде всего необходимо оградить ее от губительных наскоков со всех сторон, а затем обеспечить нормальные условия для ее естественного развития»12.

К концу XIX века главной ареной полемики патриотов с западниками становится спор между народниками и марксистами. В начале XX века в эту полемику оказываются втянутыми и правительственные институты. В январе 1902 г. по инициативе С.Ю. Витге из представителей высшей бюрократии было созвано «Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности», образовавшее 618 местных комитетов. В большинстве своем комитеты пришли к выводу, что община составляет непреодолимое препятствие для аграрной модернизации13. Те исходные материалы, что поступили из уездных и губернских комитетов в Редакционную комиссию Министерства внутренних дел, легли в основу аграрной реформы, которую стало проводить правительство П.А. Столыпина. Дебатами по общине был

12 См.: Late Май and the Russian Road. New York, 1983. P. 124; Маркс К. Письмо В.И. Засулич // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 250-251.

13 Щербакова И.К. Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности и Редакционная комиссия Министерства внутренних дел как альтернативные центры обсуждения крестьянского вопроса в началеXX века(1902-1905 гг.). Дисс... канд. ист. наук. М., 2003.

создан прецедент включения результатов историографических исследований в разработку социальной реформы.

Если в 1890-е гг. С.Ю. Витте склонялся к идее поддержки общины, то теперь он выступил решительным противником общины. Его взгляд на историческую судьбу этого института оказался созвучен постановке вопроса В.И. Лениным в «Развитии капитализма в России». «Опять столпы автократии и их абсолютные противники были едины в своих воззрениях на общину, - подчеркивает в этой связи американская исследовательница проблемы Д. Аткинсон, - хотя теперь это было единство на почве неприятия. И министр, и революционер видели в общине фактор сдерживания экономического прогресса...»14.

В работе самарского историка JI.B. Теляк освещаются все основные направления исследований столыпинской реформы, что называется, по горячим следам, отражается отношение ученых, политиков, общественных деятелей тогдашней России к тому, что происходило в деревне, к тому, что проделывалось с деревней13. Автор дает обзор многих десятков монографий, брошюр, статей, публичных выступлений тех лет. Подчеркивается большое разнообразие аналитических подходов современников реформы к проблеме заимствования Россией западного аграрного опыта. Речь идет о весьма обширной экономической, юридической, даже философской литературе, в которой крайне критически оценивались ход и перспективы реформы. Отечественная социальная наука явно находилась в то время на подъеме. JI.B. Теляк в своей работе не ограничивается обзором выступлений либеральных, радикальных, консервативных и народнических теоретиков и политиков, но показывает также и отклики крупнейших мастеров художественной литературы на проводимую правительством политику в деревне, отображение ее в их художественных произведениях и публицистике. Наверное, пришла пора и сегодня преодолевать сложившийся в нашей академической традиции снобизм, расширяя круг источников знания по этой ключевой для отечественной истории проблематике за счет свидетельств больших художников слова16.

В 1909-1913 гг. складывается организационно-производственное направление в изучении аграрных проблем России (ОПН). «В работах ученых, представлявших ОПН, и лидера этой школы (A.B. Чаянова), - пишет A.B. Гордон, - были аккумулированы творческие потенции аграрной мысли

14 Atkinson D. The End of the Russian Land Commune, 1905-1930. Stanford, 1983. P. 35.

15 Теляк Л.В. Столыпинская аграрная реформа: Историография (1906-1917 гг.) Самара, 1995.

16 Об этом говорили Д. Филд и В.П. Данилов на одном из заседаний семинара «Современные концепции аграрного развития» - см.: Отечественная история. 1997 № 2. С. 148-149,159-160. См. также: Елуфимова H.M. Русская художественная литература и публицистика как источник по истории крестьянства // Общество и экономика. М., РГАЗУ, 1998; Елуфимова Н.М. Российское крестьянство второй половины XIX - начала XX вв.: исторический дискурс литературных источников. Дисс... канд. культурологии. Балашиха, 2005; Никольский С.А., Филимонов В.П. Миросознание русского земледельца в отечественной философии и классической литературе второй половины XIX - начала XX веков (Философско-литературоведческий анализ) // Вопросы философии. 2005. № 5; Никулин A.M. Андрей Платонов и крестьянская Россия: власть природы и природа власти (1919-1929 гг.) // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ученые записки. 2005. М„ 2006; Никольский С.А. Миросозерцание земледельца в русской литературе XIX столетия: горестно-обнадеживающий взгляд Чехова //Вопросы философии. 2007. № 6.

и свершения аграрно-экономической науки России всего пореформенного периода17, а в опосредованном виде - особенности самого аграрного развития страны»'8. Прекрасные возможности для осуществления исследований и для пропаганды своих научно-теоретических убеждений были у ученых ОПН в нэповские 1920-е годы, когда не было еще жесткой идейно-политической необходимости игнорировать реальное разнообразие форм и укладов в советской экономике и ее аграрном секторе. Идеи ОПН лежали в основе мощной политической платформы, которую занимали ряд руководителей партии и правительства во главе с Н.И. Бухариным и А.И. Рыковым. Однако «Краткий курс» истории ВКП(б) в 1938 г. дал набор добротных шаблонов и лекал, шаг влево - шаг вправо от которых для историков был уже весьма затруднителен.

В 1950-е гг. было по-прежнему небезопасно рассматривать проблемы истории российского сельского хозяйства с иной точки зрения, чем канонизированное развитие капитализма в деревне в дооктябрьский период и успешное вытеснение его социализмом после Октября19. В 1958 г. ученые из группы по истории советского крестьянства Института истории СССР АН СССР приступили к написанию двухтомной истории коллективизации. В 1963 г. рукопись первого тома была сдана в издательство «Мысль», и даже состоялся типографский набор. В октябре 1968 г. после разгромной рецензии кафедры истории КПСС АОН с формулировками «очернительство, ревизионизм» набор тома был рассыпан.

С середины 60-х гг. в советском востоковедении начинается обсуждение вопросов о характере и значении сельской общины как часть широкой дискуссии об азиатском способе производства. Историки отечества подхватывают инициативу. К началу 70-х гг. в рамках Симпозиума по аграрной истории активно работает секция по исследованию российской крестьянской общины разных регионов страны на разных этапах истории. Руководству Симпозиума удалось организовать публикацию ряда работ участников секции20. Однако широкая открытая полемика с защитниками официальных теоретических позиций на равных была уже невозможна. В 1970 г. А.И. Левковский публикует работу, в которой показывает, насколько бесплодно изучать так называемые развивающиеся страны с общетеоретических позиций социалистической или капиталистической ориентации. На основе обширной фактуры он делает заключение: «Перед нами смесь относительно сильных и устойчивых укладов. Это - стойкая многоукладность. Именно потому государства в мире делятся, если принять общий критерий, на капиталистические, социалистические и

17 Прекрасный историографический обзор см. в кн.: Макаров Н.П. Крестьянское хозяйство и его эволюция. Т. 1.М., 1920. С. 1-160.

" Гордон A.B. Типология семейного хозяйства в крестьяноаедении (90-е годы XIX в. - 90-е годы XX в.) // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ученые записки. 1999. М., 1999. С. 7.

19 См.: Тарновский К.Н. Проблемы аграрной истории России в советской историографии (конец 1930-х -первая половина 1950-х годов) // Исторические записки. 1969. Т. 83.

20 Проблемы истории русской общины // Ежегодник по аграрной истории. Вып. VI. Вологда, 1976; Александров В.А. Сельская община в России, XVII - XIX в. М., 1976; Крестьянская община в Сибири XVII - начала XX в. Новосибирск, 1977.

многоукладные»21. Это уже была заявка на особую методологию. В.П. Данилов писал о взаимодействии социально-экономических укладов в доколхозной деревне. Он открытым текстом заявил, как официальная идеология бьет и будет бить защитников этих теоретических позиций22.

С этого времени и вплоть до 1990-х гг. деятельность историков нового направления оказывается невостребованной, хотя исследования в этом направлении продолжались, и отдельными учеными достигнуто очень многое23. Известный специалист по изучению столыпинской аграрной реформы А.Я. Аврех, завершил свою последнюю монографию незадолго до своей смерти в 1988 г. И ему уже тогда удалось предвидеть тот «энтузиазм» по поводу столыпинских преобразований, который тогда еще не успел развернуться в полной мере24. В 90-е годы были опубликованы результаты научно-творческой деятельности таких великолепных знатоков общинной проблематики, как М.М. Громыко, Б.Н. Миронов, П.Н. Зырянов25.

Наконец, и в 90-е гг., и в текущем десятилетии опубликован на русском языке ряд исследований российских и зарубежных историков, освещающих многие проблемы и аспекты истории аграрных отношений в России в

<j и 26

интересующим нас период с позиции новых теоретических подходов .

11 Левковский А.И. Третий мир в современном мире (некоторые проблемы социально-экономического развития многоукладных государств). М., 1970. С. 8. Подробнее об этом см.: Многоукладная аграрная экономика и российская деревня (середина 80-х-90-е годы XX столетия). М., 2001. С. 12-14.

22 См.: Данилов В.П. Социально-экономические уклады в советской доколхозной деревне: их соотношение и взаимодействие // Новая экономическая политика: вопросы теории и истории. М., 1974. С, 70.

23 См.: Зырянов П.Н. Земельно-распределительная деятельность крестьянской общины в 1907-1914 гг. // Исторические записки. 1988. Т. 116. С. 103-160; он же. Крестьянская община Европейской России в 19071914 гг. M., 1992; Кучумова Л.И. Сельская поземельная община Европейской России в 60 - 70-е годы XIX в. // Исторические записки. 1981. Т. 106; она же. Некоторые вопросы методики исследования общинного землевладения сельского населения в пореформенной России // Комплексные методы изучения исторических источников: Сб. статей. М., 1987; Документы по истории крестьянской общины 1861-1880 гг./ Сост. Л.И. Кучумова. М., 1991; Анфимов A.M., Зырянов П.Н. Некоторые черты эволюции русской крестьянской общины в пореформенный период (1861-1914 гг.) // История СССР. 1980. № 4; Кабанов В.В. Октябрьская революция и крестьянская община//Исторические записки. 1984. Т. 111. С. 100-150; Данилов В.П. Советская докояхозная деревня; Население, землепользование, хозяйство. М., 1977 и др.

24 См.: Аврех А.Я. Царизм и третьеиюньская система. М., 1966; его же. Столыпин и Третья Дума. М,, 1968.

25 См.: Громыко М.М. Мир русской деревни. М., 1991; Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.). Т. 1,2, СПб., 1999; Зырянов П.Н. Крестьянская община Европейской России в 1907-1914 гг. М„ 1992.

26 Кабытов П.С. Русское крестьянство в начале XX века. Куйбышев, 1990; Буховец О.Г. Социальные конфликты и крестьянская ментальность в Российской империи начала XX века: Новые материалы, методы, результаты. М., 1996; Шанин Т. Революция как момент истины. Россия 1905-1907 -1917-1922 гг.: пер. с англ. М., 1997; Левин М. Деревенское бытие: нравы, верования, обычаи II Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1997. М., 1997; Шанин Т. Четыре с половиной аграрных программы Ленина: крестьяне, интерпретаторы Маркса, русская революция // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ученые записки. 1999. М., 1999; Линн В. ОГПУ, раскулачивание и спецпереселенцы // Там же; Миронов Б.Н. Социальная история России. СПб., 1999. Т. 2; Ивницкий H.A. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). M., 1994: КозноваИ.Е. XX век а социальной памяти российского крестьянства. М., 2000; Судьбы российского крестьянства. M., 1996; Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.). Материалы международной конференции. Москва. 14-15 июня. 1994 г. М., 1996; Гордон А. Пореформенная российская деревня в цивилизационном процессе (Размышления о постановке вопроса) // Рефлексивное крестьяноведение: Десятилетие исследований сельской России. М,, 2002; Безгий В.Г. Крестьянская повседневность (традиции конаа XIX - начала XX вв.). М. - Тамбов, 2004; Ковалева Л. Оружие слабых: села Александровка и Плотниково (преданализ) // там же; Линдер П. Колхозы как колыбель публичной сферы в Советском Союзе // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ученые записки. 2005. М., 2006; Никулин A.M. Андрей Платонов и крестьянская Россия: власть природы и природа власти (1919-1929 гг. // там же; Сухова O.A. Десять мифов крестьянского сознания: Очерки истории

Во втором параграфе главы показаны некоторые важные достижения западной англоязычной историографии в изучении аграрных отношений в России в интересующий нас период. В зарубежной историографии проблематика аграрного развития России в определенном смысле появляется с подачи выходцев из нашей страны - серьезных специалистов, ставших таковыми и на Западе27. Это фундаментальные работы, для которых не характерно присутствие какой бы то ни было идеологии и буржуазно-социалистической риторики, зато характерно чрезвычайно внимательное, скрупулезное отношение к фактам и данным, в основном историко-экономического характера. Данную традицию в последующем продолжают такие ученые, как Г. Хантер (США)28, считающий себя учеником Н. Ясного, Р.У. Дэвис (Великобритания), С.Г. Уиткрофт (Автсралия)29. Впрочем, их работам уже свойственен выход от обширнейшего экономико-статистического материала, который они обрабатывают самым добросовестным и тщательным образом, на те или иные теоретические обобщения.

Помимо аграрно-экономических проблем в западной историографии в разное время и с разных идейно-теоретических позиций поднималось много вопросов, связанных с социальной организацией российского крестьянства в первые десятилетия XX века, его культурными и ценностными ориентациями, с направлениями правительственной аграрной политики. Специально рассматривались вопросы общины на завершающей стадии ее существования30. Исследовались быт, настроения крестьян, их отношение к властям, отношение власти к крестьянству31. Во многих исследованиях большое место уделяется столыпинской аграрной реформе, которая, как правило, рассматривается с позиций, прямо противоположных официальной

социальной психологии и менталитета русского крестьянства (конец XIX - начало XX в.) по материалам Среднего Поволжья. М„ 2008; Кондрашин В.В. Голод 1932-1933 годов; трагедия российской деревни. М., 2008; Кондрашин В.В. Крестьянство России в гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма. М., 2009; Корнилов Г.Е. Аграрная модернизация России в XX в.: региональный аспект // Уральский исторический вестник. № 2 (19), Екатеринбург, 2008 и др.

27 Timoshenko V.P. Agricultural Russia and the Wheat Problem. Stanford, 1932.; Jasny N. The Socialized agriculture of the USSR. Stanford, 1949; Volin L. A Century of Russian Agriculture: from Alexander 11 to Khrushchev. Cambridge, Mass., 1970.

28 Hunter H. The Overambitious First Soviet Five-Year Plan U Slavic Review. 1973. № 2 (June). P. 237-257; Hunter H. Soviet Agriculture with and without Collectivization//Slavic Review. 1988. № 2 (Summer); Hunter H„ Szyrmer J.M. Faulty Foundations. Soviet Economic Policies, 1928-1940. Princeton, 1992.

a Davies R.W. The Socialist Offensive: The Collectivization of Soviet Agriculture, 1929-1930. Cambridge, 1980; idem. The Soviet Collective Farm, 1929-1930. Cambridge, 1980; Wheatcroft. The Soviet Economic Crisis of 1932: The Crisis in Agriculture. Working Paper. Birmingham, 1985; Уиткрофт С.Г., Дэвис Р.У. Кризис в советском сельском хозяйстве (1931-1933 гг.) H Отечественная история. 1998. № 6. С. 95-109.

30 Male D.J. Russian Peasant Organization Before Collectivization. Cambridge, Eng., 1971 ; Atkinson D. The End of the Russian Land Commune, 1905-1930. Stanford, 1983.

31 Maynard J. The Russian Peasant: and Other Studies. L., 1942; Mitrany D. Mara against the Peasant. A Study in Social Dogmatism. Durham, 1951 ; Dmerstine H. Communism and the Russian Peasant. Glencoe, 1955; Laird R.D., Laird B.A. Soviet Communism and Agrarian Revolution. Harmondswoith, 1970.

советской историографии, но очень сходных с теми, что возобладали в отечественной исторической литературе и публицистике в 90-е гг.32.

Нас не слишком интересовали исторические исследования, отражающие однобокие политизированные подходы к анализу места и роли сельской общины в российской революции, к рассмотрению эволюции общественных отношений в стране в советский период, каковых в зарубежной историографии хватает. Как подчеркивает М. Левин, подмена изучения советского общества антикоммунизмом - первая и главная ошибка многих западных историков31. Однако научное творчество самого М. Левина может служить образцом того, как следует избегать этого идеологического перекоса. Его монография «Российские крестьяне и Советская власть»34, стала заметным событием в западной советологии. В монографии, в частности, показано, как деревня успешно до поры до времени нейтрализовала поползновения центральной власти усилить свое присутствие здесь через советы, через сельских коммунистов, кооперацию, колхозы. Крестьянам какое-то время удавалось практично приспосабливать все это к своей привычной повседневности. Однако постепенно сложная игра всех этих факторов, важнейшим из которых стал ход и исход борьбы в верхах по вопросам политики в деревне, стала складываться в систему прямых предпосылок коллективизации по Сталину.

Известный английский историк-социолог Т. Шанин также рассматривает вопросы сельской общины и закономерностей развития этого института в своем исследовании «Россия как "развивающееся общество"». При этом он пользуется широкими историческими аналогиями, полагая, что национальные особенности русской передельной общины в специальной литературе явно преувеличены, и аналогичные институты существовали и существуют во всех регионах мира во все времена35. Его исследования российской проблематики также являют собою прекрасный пример того, что вещи недоступные ни для научного коммунизма, ни для антикоммунизма, аналитически улавливаются в рамках третьего, особого, крестьяноведческого подхода. В предисловии к русскому переводу монографии «Революция как момент истины»36, которое Т. Шанин озаглавил «В третьей России», он дает любопытную классификацию историографических традиций при изучении событий и процессов русской революции. Сущность основных теоретических подходов может быть выражена словами: прогресс, заговор, непознаваемость и обратная связь реалий и познания. Быстрый переход многих российских

32 Antsiferov A.N., etal. Russian Agriculture during the War. New York, 1930. Reprint New York, 1968;Treadgold D. The Great Siberian Migration. Princeton, 1957; Pavlovsky G. Agricultural Russia on the Eve of the Revolution. New York, 1968.

33 Левин M. Советский век. M., 2008. С. 597.

34 LewinM. Russian Peasants and the Soviet Power. L., 1975. Впервые опубликовано нафр. яз. Париж, 1966. Обзор содержания книги на русском языке и стенограмму обсуждения ее концепции см.; Отечественная история. 1994. № 4-5. С. 46-78.

ShaninT. Russia as a «Developing Society». London, 1984. P. 72-81; см. Также: Shanin Т. The Awkward Class. Political Sociology of Peasantry in a Developing Society: Russia 1910-1925. Oxford, 1972.

36 Шанин Т. Революция как момент истины. Россия 1905-1907 гг. -1917-1922 гг. М., 1997; в англ. Варианте: Shanin Т. Russia, 1905-1907: Revolution as a Moment of Truth. New Haven, 1986.

историков из «ярых марксо-прогрессистов в не менее завзятые рынко-прогрессисты сегодняшнего дня» Т. Шанин склонен без всякого скепсиса или сарказма объяснять не столько оппортунизмом, сколько общностью методологии, принадлежностью к первому из этих подходов. Просто данный тип мышления схож с таковым сильных мира сего. Бегло обрисовав особенности исторических работ, которые могут быть отнесены ко второй и третьей категориям, свое исследование Т. Шанин сознательно и однозначно относит к четвертой: «Это "теории среднего уровня", которые не признают как всеопределяющих ни однолинейности теории прогресса, ни господства случая в заговорщической историографии, ни абсолютной непознаваемости истории... Это историческая социология, особенности и внимание которой сфокусированы на перекличке, противоречивости, взаимосвязи и взаимопереходе "объективного" и "субъективного" в их обратной связи и особенно ее выражении "уроков истории" в массовом как и в элитном познании»37.

Крестьяноведение как специальная теория для анализа проблем истории и современности аграрных обществ в его современном виде стало формироваться на Западе на рубеже 1950 - 60-х гг., когда стал очевиден кризис господствующей там либерально-демократической теории прогресса. За последнее время появился ряд интересных публикаций зарубежных ученых, в том числе и в русском переводе, связанных с аграрной политикой в России в первой трети XX в., в которых в той или иной мере задействована методология крестьяноведения38. Так, в монографии американского историка Я. Коцониса «Как крестьян делали отсталыми» детально рассматривается все тот же принципиальный вопрос: насколько у российских реформаторов пореформенного периода, теоретиков и практиков социально-экономического преобразования аграрно-крестьянской России доставало готовности и желания рассматривать крестьянина тем, кто он есть в действительности, а не в соответствии с их амбициозными схемами общественного прогресса. Один из выводов исследования представляется принципиальным: корни трагических событий конца 1920-х гг., когда в ходе раскулачивания и военных рейдов в «кулацкие районы» местные особенности полностью растворились в социальной схеме, следует искать в вечной российской культурной дискриминации крестьян некрестьянами, полагавшими себя социальной и интеллектуальной элитой39.

В 1992 г. увидел свет русский перевод сборника хрестоматийных текстов ученых прошлого и современности по крестьяноведению под названием «Крестьяне и крестьянские общества»40. На Западе под редакцией

37 См.: Т. Шанин. Революция как момент истины. С. 16-18.

ÎS Viola L. The Best Sons of the Fatherland: Workers in the Vanguard of Soviet Collectivization. N.Y., 1987; idem. Peasant Rebels under Stalin: Collectivization and the Culture of Peasant Resistance. Oxford, N. Y., 1996; Figes О. Peasant Russia, Civil War. Oxford, 1989; idem. A People's Tragedy. The Russian Revolution 1891-1924. London, 1997; Getty A., Manning R.T. (eds.) Stalinist Tetror: New Perspectives. Cambridge, N. Y., 1993; Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. М, 2001 и др.

39 Коцонис Я. Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861-1914. М., 2006. С. 293.

40 Shanin Т. (ed.) Peasants and Peasant Societies. Harmondsworth, 1971.

Т. Шанина эта книга переиздавалась на английском языке восемь (!) раз, с каждым разом обогашаясь новыми отрывками из работ специалистов и специально написанными для издания статьями. На русском языке она вышла под характерным названием «Великий незнакомец»41 с явным намеком на то, что очень мало внимания и уважения к образу жизни и образу мысли крестьянина уделялось в российской исторической литературе, непропорционально месту и роли его в истории страны. Нельзя сказать, чтобы эта методология сегодня торжествовала победу в нашей или западной исследовательской практике - да это и не нужно. Достаточно того, чтобы «незнакомец» поскорее превращался в знакомца, а крестьяноведение - в один из общепринятых методологических подходов современной отечественной историографии.

В Главе П. «Современные концепции аграрного развития»

рассматриваются принципиальные теоретические взгляды ученых по вопросам общих закономерностей внутреннего устройства аграрно-крестьянских обществ и основных особенностей их исторической эволюции. Основное внимание уделяется воззрениям западных историков и обществоведов, поскольку возрождение крестьяноведческих подходов в отечественной исследовательской литературе по известным причинам осуществлялось примерно с 30-летней задержкой по сравнению с западной практикой. Смысл работы международного теоретического семинара «Современные концепции аграрного развития», который под эгидой Института российской истории РАН и Междисциплинарного академического центра социальных наук (Интерцентра) работал на протяжении 1990-х годов42, состоял именно в том, чтобы поскорее сделать основные достижения западного обществоведения в этом направлении достоянием широкой научной общественности в России.

Труды историка-этнографа (или антрополога, как он сам себя позиционировал в традициях американского гуманитарного знания) Р. Редфилда, а также таких историков-социологов, как Э. Вулф, Т. Шанин снимают вопрос о том, необходимо ли теоретическое определение крестьянства как такового. Вопреки убежденным сторонникам разных вариаций теории прогресса, настаивающих на изучении сельских тружеников разных стран в разные эпохи по отдельности, в конкретно-историческом контексте, крестьяноведы убеждены, что крестьянское общество и культура обладают некоторыми родовыми признаками, определяя некоторый тип обустройства повседневной жизни людей, обнаруживающий какое-то сходство по всему миру. Малое крестьянское сообщество, аналог российской крестьянской общины, это чрезвычайно важная социальная форма, которая присутствует во всех уголках мира во все времена человеческой истории. Осознание этого оказывается возможным только через «взгляд изнутри» -

41 Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире: пер. с англ. М., 1992.

42 См.: Отечественная история. 1992. № 5; 1993. № 2,6; 1994. № 2,4-5,6; 1995. № 2,4,6; 1996. № 4; 1997. № 2; 1998. №1,6; см. также: Бабашкин В.В. Россия в 1902-1935 гг. как аграрное общество: закономерности и особенности отечественной модернизации. М., 2007. Приложения 1 и 2.

через способность исследователя воспринять, впитать то мироощущение, которое характерно для самих обитателей изучаемого сообщества. Принадлежность к высокой академической культуре дает ученому возможность опираться на определенный теоретический аппарат и методологический задел при рассмотрении и трактовке главнейших сторон жизни малого сообщества. Но он не должен вставать в позицию внешнего наблюдателя прежде, чем он выработает достаточно внимательный «взгляд изнутри», то есть научится разбираться в ценностных ориентациях, верованиях, стереотипах социального поведения изучаемых людей.

Общая картина всемирно-исторического процесса в крестьяноведении в целом не противоречит знаменитому формационному подходу или теории прогресса, стадий экономического роста, но существенно дополняет эти воззрения, делая главным героем истории не столько носителей того, что приверженцы этих теоретических подходов называют общественным прогрессом, сколько огромное большинство населения обществ -земледельцев, крестьян, обитателей малых сообществ. Как следствие, корректируется однолинейность формационного подхода (движение от низших формаций, или стадий экономического роста, к высшим), дается представление о многообразии и разнонаправленное™ эволюции разных обществ.

Разработка теоретической концепции «моральной экономики» крестьянства принадлежит одному из ведущих американских исследователей крестьян и крестьянских обществ Дж. Скотту. Она сформулирована в монографии, посвященной процессам модернизации в некоторых странах азиатско-тихоокеанского региона и, по авторитетному свидетельству В.П. Данилова, «может многое прояснить в поведении крестьян, например, в период столыпинской реформы, в ходе революции и гражданской войны, в условиях нэпа и коллективизации. Но даже и после коллективизации крестьянское сопротивление государственному насилию в общем и целом соответствует тому, что Дж. Скотт описал и представил как естественные свойства моральной экономики».

Суть концепции состоит в том, что каждая крестьянская семья любыми мыслимыми средствами стремится избежать потенциальной угрозы голода, которая в истории таких обществ слишком часто перерастает во вполне реальную и очень страшную опасность. Это стремление всячески подстраховаться от голода объясняет многие особенности технической, социальной и моральной организации крестьянского общества, которые без этого понять невозможно. Если взглянуть на действия земледельца, его взаимоотношения с соседями, с земельной знатью, с государством под тем углом зрения, насколько все это способствует решению его исконной задачи по обеспечению самого существования своего и своих близких, проясняются многие вещи, необъяснимые с позиций привычных социально-экономических теорий.

Общинная деревня разных стран и разных исторических эпох при всем разнообразии внешних форм сводится к единой категории общим

принципом: всем деревенским семьям гарантируется минимальный прожиточный минимум в тех размерах, в каких это позволяют сделать находящиеся в распоряжении деревни ресурсы. Весьма выразительной в этом плане представляется отечественная практика периодических земельных переделов в рамках общин. «Выживание слабейших» освящено деревенским общественным мнением, укоренено в обычном праве, что делает членство в общине социально привлекательным для любого крестьянина. Знаменитый крестьянский консерватизм проявляется, прежде всего, именно в стремлении крепко держаться за общинные институты и установления. Это, по представлениям общинников, по их жизненному опыту, наиболее эффективно страхует их от постоянной угрозы оказаться за нижней чертой потребления.

В такой системе координат помещик это не столько эксплуататор и классовый враг, сколько полноценный и очень важный участник социально-экономических отношений, сутью которых является существование и пропитание. В хороший год крестьяне с готовностью отдают помещику должное в виде барщины и оброка, ожидая от него помощи в случае недородов, которые, к сожалению, не редкость. Крестьяне глубоко убеждены, что государство и арендодатели, изымающие часть их продукции, поступают правомерно и логично, но они не должны делать это так, чтобы возникала голодная угроза самому существованию крестьянских семей, а в случае возникновения таковой - обязаны делать что-то, чтобы отвратить эту угрозу. На этом убеждении основывается то моральное негодование, которое явилось топливом для бесчисленных восстаний в крестьянских обществах -часто беспощадных, но отнюдь не бессмысленных. Их смысл в том, чтобы просигналить имущим классам и властям о нарушении ими этики существования и пропитания.

«Морально-экономический» подход, однако, отнюдь не отрицает постановку вопроса о классовой борьбе между крестьянством и дворянством и властью в более широком смысле. Борьба со стороны крестьянства против многих установлений и узаконений властей велась и ведется беспрестанно. Масштабы этой борьбы куда более внушительны, чем можно себе представить по имеющимся сведениям о крестьянских войнах и открытых выступлениях. Дж. Скотт разрабатывает специальную теорию обыденных форм крестьянского сопротивления. Наиболее действенны такие формы крестьянского противостояния властям, как браконьерство, воровство, потравы и другие нарушения прав собственности власть имущих, происходящие постоянно и при молчаливом одобрении соплеменников; разные способы уклонения от налогов и прочих повинностей; дезертирство. Огромная сила этого сопротивления - именно в повседневном его характере и молчаливой солидарности односельчан.

Открытое возмущение крестьян, бунт, восстание и т.п. - это почти всегда реакция на попытки резких изменений в сложившемся жизненном укладе со стороны помещиков и других властей. Крестьяне восстают не против помещиков и властей, т.е. не против существующего строя, а как раз

за таковой - против случающегося временами слишком уж вопиющего нарушения помещиками и администрацией канонов «моральной экономики», обычного права и этики пропитания. В эпоху модернизации характер крестьянского восстания существенно изменяется, все чаще имеет место развитие событий по типу цепной реакции, что делает масштабы выступлений поистине безграничными. Здесь уже требуется особое теоретическое осмысление, новые концептуальные подходы, которые разрабатываются в современном крестьяноведении.

В Главе III «Россия в 1902-1916 гг. под углом зрения современного крестьяноведения» автор ставит своей задачей проведение доказательства того, что основные закономерности существования и развития аграрно-крестьянских обществ, описанные теоретической концепцией «моральной экономики» крестьянства, так или иначе реализовывались в России не только в пореформенный период, т.е. накануне бурных общественно-политических событий XX века, но и на протяжении первых полутора десятилетий истекшего столетия. Это создает теоретическую базу для анализа того качественного сдвига, который произошел к 1902 г. в противостоянии общинной деревни и структур экономической и политической власти в России.

Основательные исторические труды Б.Н. Миронова, П.Н. Зырянова, М.М. Громыко и др. дают достаточно материала для решения этой задачи. Яркие картины обычаев взаимопомощи в деревне разных регионов России в конце XIX в., которые приводят, например, М.М. Громыко, В.Б. Безгин, сопровождаются авторскими комментариями, вполне созвучными с выводами разработчика концепции «моральной экономики» Дж. Скотта. Доказывать, что история аграрной России имеет прямое отношение к основным положениям морально-экономической теории - это ломиться в открытые ворота. Этика пропитания и выживания слабейшего (subsistence ethic) составляет основу основ данной теории. Освященная обычным правом практика земельных переделов по справедливости, по едокам, в российском крестьянском «обчестве», наряду с помочью, заставляет внимательнее отнестись к теориям современного крестьяноведения, а через их призму и к литературным свидетельствам бытия деревенского мира.

Поэтому в главе приводится довольно много свидетельств мастеров художественного слова в пользу того, что деревенское бытие, т.е. каждодневная жизнь огромного большинства россиян, во второй половине XIX века вполне соответствовало тому, как жили и живут крестьяне вообще. Например, H.H. Златовратский в глубоком художественно-социологическом исследовании «Деревенские будни» (1879) изучил двенадцать видов деревенских «помочей», сообразно их характеру, вытекающему из условий, при которых они оказывались. A.A. Потехин в повести «Крестьянские дети» опоэтизировал мирскую помочь, назвав ее «высоконравственной христианской формой благотворительности, выработанной русским сердцем, русской общинной жизнью». Апеллируя к произведениям Э. Золя, М.Е. Салтыкова-Щедрина, H.A. Некрасова, А.И. Гончарова, А.И. Эртеля, А.П.

Чехова, H.H. Златовратского, Г.й. Успенского, С. Каронина, Н.И. Наумова, автор стремится доказать, что российские крестьяне в своих житейских проявлениях мало чем отличаются от крестьян как таковых.

Глубинная предпосылка российской крестьянской революции сводится к утрате в глазах крестьянства помещиками и другими крупными земельными собственниками морального права на эту собственность. Первые два съезда Всероссийского крестьянского союза в Москве в июле-августе и ноябре 1905 г. вполне показали сознательность и самостоятельную (вне зависимости от деятельности и претензий политических партий) организованность крестьянских общин в борьбе за свои цели. Чем ближе подходила крестьянская революция к своему первому пику 1905-1907 гг., тем яснее осознавало правительство, что ни ружьями, ни артиллерией проблему уже не решить.

Для социологического мышления в России было весьма характерно представление о том, что полным ходом развивается некий спонтанный процесс исчезновения крестьянства через расслоение его под влиянием развития капитализма в стране. Было убеждение, что достаточно скоро Россия, подобно Западу, станет капиталистической, индустриальной, здоровой, богатой и т.д. Однако, история страны в целом пошла совсем не тем путем, какой мыслила себе образованная российская общественность. В революционных событиях 1905-1907 гг. практически не происходило ожидавшихся столкновений внутри крестьянства между бедными и богатыми за имущественный передел. Напротив, деревня с неожиданным единодушием составила оппозицию помещичьему землевладению, правительственной политике. Объяснение этому единству содержит крестьяноведческая концепция циклической социально-экономической мобильности крестьянства на первых порах развития процессов модернизации. Расслоение в деревне, впрочем, имело место, хотя его масштаб и темп его нарастания был не тот, о каком писали и говорили теоретики и практики революции и реформ. Этот рост богатства на одном полюсе деревенского социума и усиление роли денег в сельской жизни зафиксировала и художественная литература, и публицистика, и крестьянские поговорки. Но этот фактор не смог перевесить общинное единство и обеспечить революционерам успешную ставку на сельский пролетариат или реформаторам - на «трезвых и крепких».

Тот исторический факт, что российские крестьяне в большинстве своем не восприняли и не поддержали реформаторские усилия правительства П.А. Столыпина, также находит свое объяснение, если принимать во внимание одну из закономерностей поведения общинных крестьян в условиях нарастания модернизационных процессов. Э. Вульф описывает эту закономерность в своей классической монографии «Крестьяне». Если в условиях развития модернизационных процессов центральная власть в крестьянском обществе представляет собой жесткий политический режим диктаторского плана, то крестьяне инстинктивно стремятся к укреплению привычных устоев общинной организации. Дело здесь в том, что обитатели

деревни естественным порядком воспринимают энергичное вмешательство извне в свои дела как претензию не только на положенную к уплате в качестве налогов и податей часть своей продукции, но и на необходимую для пропитания семьи продукцию. А здесь проходит та грань, за которой крестьянское сопротивление власти приобретает новое качество, когда молчаливый и пассивный саботаж административных инициатив в любую минуту готов смениться открытым бунтом. Поэтому крестьяне всячески укрепляются в своей общинной организации, зная по опыту, что это их оружие отстаивания своих интересов непобедимо. И наоборот, если режим «поплыл», заигрался в либерализм, политический плюрализм и т.д. - значит ему не до деревни. Тогда набирают силу те естественные процессы эрозии общинных отношений, которые на материалах пореформенной России убедительно описал В.И. Ленин в книге «Развитие капитализма в России». В условиях либерального режима политика правительства по отношению к деревне, как правило, этому способствует: льготное кредитование, инвестиции в инфраструктуру и т.п. Естественные процессы разложения общины связаны с проникновением товарно-денежных отношений в деревню. Только рубль способен трансформировать экономику пропитания (моральную экономику крестьянства) в экономику рынка. Но для этого требуется очень много рублей и много лет - не двадцать и не тридцать.

Поколение реформаторов, представителями которого были и С.Ю. Витте и П. А. Столыпин, в условиях «аграрных беспорядков», а фактически - начала народной революции, было обречено на попытку форсированными темпами доделать то, что в свое время не дали доделать Н.Х. Бунге, и мечтать при этом о двадцати годах покоя, внутреннего и внешнего. Но все дело как раз в этих форсированных темпах и методах. Столыпин допускал насилие при демонтаже общинных институтов. Имея в виду закономерную реакцию общины на административный пресс, можно сказать, что Столыпин полагал разрушить общину именно тем способом, который мог повлечь лишь укрепление ее. Масштабы насилия были огромны, размах повседневного скрытого (а впоследствии и открытого) сопротивления крестьян им соответствовал.

Желание местного чиновничества выслужиться перед начальством, продемонстрировав быстрое выполнение его воли, становилось основной движущей силой реформы, а сопротивление крестьянских общин - основным тормозом. Чиновники стремились давать отлакированные победные реляции наверх о ходе «приватизации» земли. Английская исследовательница проблемы Дж. Пэллот приводит множество свидетельств того, что социально-экономические последствия реформы на бумаге выглядят куда более радикально, чем это было в реальности. В восприятии крестьян очень часто вступление их или их одноплеменников в наследственное владение землей совсем не означало выхода из земельной общины. По мнению П.Н. Зырянова, статистика также преуменьшает размах противодействия деревни реформаторским поползновениям правительства, поскольку многое из того, что реально делалось крестьянами в этом направлении, делалось скрытно,

чтобы как можно меньше привлекать внимание властей, и поэтому часто как статистический факт не отмечалось. Причем самым разнообразным действиям крестьян было свойственно чередоваться в зависимости от конкретной обстановки. Главное было добиваться хоть малых, но конкретных результатов, всячески избегая регистрации своих действий как антиправительственной деятельности.

Примерами этого разнообразия форм антистолыпинских действий может служить крестьянский отказ избирать из своей среды членов уездных землеустроительных комиссий и бойкот этих выборов; составление приговоров и наказов во II и III Думы вразрез с реформенным аграрным законодательством, но в соответствии с нормами обычного права; составление и принятие подобного рода приговоров на сходах как бы для «внутреннего пользования», своего рода торжественные обещания, которыми односельчане связывали себя в своих дальнейших действиях; прямые выступления на сельских сходах против реформы; агитация против реформы вне схода; отказ схода в составлении приговоров о выходе из общины, сопровождавшийся негласным давлением на «укрепленцев». Имели место также «самовольные» переделы земли, когда в передел общиной включались уже укрепленные или даже отмежеванные участки; случалось, что изгоняли землемеров, происходили столкновения с полицией, громились и поджигались хутора. П.Н. Зырянов образно писал, что статистика крестьянского движения «показывает нам лишь видимую, измеряемую часть тех рифов, на которые напоролся столыпинский корабль. Рифы не казались высокими и прочными. Столыпин же и его окружение были решительными, но малоискусными лоцманами. Они плохо представляли себе то, что было скрыто под поверхностью народной жизни. И им не удалось "протаранить" толщу крестьянства, чтобы окончательно навязать стране путь развития, выгодный горстке помещиков, но обрекающий основную часть народа на долгие годы нищеты и голодовок».

Глава ГУ «Гражданская война в России как форма противоборства крестьян и власти в условиях пика революции» открывается рассмотрением того, на каких теоретических позициях стояли и какие практические шаги предпринимали эсеры и большевики как две партии, имевшие реальную перспективу не только взять, но и удержать государственную власть в стране, когда весной 1917 г. самовольный захват крестьянами по приговорам сходов юридически не принадлежавших им земель вышел из-под контроля государства. Авторская гипотеза состоит в том, что у власти в тех условиях могла оказаться лишь та организованная политическая сила, которая могла бы дать крестьянам то, чего они вполне осознанно добивались к тому времени уже в течение полутора десятилетий. Большевики и левые эсеры оказались в этом плане куда решительнее правых эсеров. Последние скомпрометировали себя в глазах крестьянских представителей, когда, осуществляя руководство работой I Всероссийского съезда крестьянских депутатов, их лидеры предпринимали отчаянные усилия, чтобы удержать делегатов в рамках верности Временному

правительству и соответствующих резолюций о законодательных полномочиях Учредительного собрания. Состоявшиеся к тому времени уездные и губернские крестьянские съезды ставили вопросы более бескомпромиссно. И крестьяне, осуществляя свои революционные действия, использовали резолюции этих местных съездов как законодательные акты.

Большевики же, по свидетельствам современников, думали, чувствовали и поступали иначе, чем представители всех других политических партий страны. Более того, они были в непримиримой оппозиции ко всей остальной политической палитре города - от буржуазных либералов и социал-демократов до реакционеров и черносотенцев. Не аналогичное ли отношение к хитросплетениям городской политики и политической риторики было характерно для российского крестьянства начала XX века, искренне недоумевавшего, почему нельзя в стране решить земельный вопрос в одночасье и по уму, как это веками делалось на мирских сходах?

Есть определенный резон утверждать, что именно революционное крестьянство вознесло большевиков в 1917 г. к вершинам государственной власти. Неизбежной платой за это был Декрет о земле. Крестьянский натиск к осени был таков, что В.П. Данилов назвал это «настоящей крестьянской войной», подчеркнув, что в ходе ее положения этого Декрета уже фактически осуществлялись, и не дай его большевики, он все равно к весне 1918 г. был бы реализован крестьянами по всей стране. А вслед за этим Декретом с неизбежностью последовала Гражданская война в России. В узком смысле так принято называть военные действия, которые велись Красной Армией против регулярных частей белогвардейцев и интервентов. Но у этого словосочетания явно прочитывается и более широкий смысл: так можно и нужно называть те бурные события, которые в конечном итоге заставили большевистскую партию не на словах, а на деле признать не частную и не государственную собственность на землю, а именно крестьянское, общинное владение землей. Выход из гражданской войны в этом смысле данного словосочетания был возможен только через радикальное решение задач крестьянской революции.

Не будет ошибкой сказать, что гражданская война по сути началась уже тогда, когда Временное правительство по требованию помещиков готовилось снимать казачьи и офицерские подразделения с фронта, поскольку местные гарнизоны в основном сочувствовали «беспорядкам», т.е. самочинному захвату крестьянами помещичьих земель. Но когда лидер большевиков Декретом о земле легализировал этот самозахват, развитие крестьянской революции в направлении гражданской войны стало необратимым. Слишком многие политические силы страны не готовы были с смириться с таким статус кво.

О том, что идейно-политические позиции большевиков осенью 1917 г. на какое-то время совпали с общей направленностью крестьянской революции, сейчас пишут в специальной исследовательской литературе. Акцентируя эту мысль, итальянский историк А. Грациози даже ставит вопрос о столкновении двух большевизмов в гражданской войне - крестьянского

большевизма и собственно большевизма ленинской гвардии. Использование это изрядно мифологизированного в нашей историографии и публицистике слова не только для деятельности ленинской партии, но и для характеристики действий крестьян в своей революции обусловлено следующими соображениями. Во-первых, это четкое видение конечной цели революции. Для крестьян это полнота владения и распоряжения всей сельскохозяйственной землей в стране при минимальном участии государства в делах деревни. Для большевиков это вся полнота власти в стране, для чего непременным условием было как раз максимальное присутствие государства в крестьянской деревне. Во-вторых, это неуклонное движение к достижению данной цели с использованием всех мыслимых и немыслимых средств, например, обращение крестьян не только к открытым формам борьбы, но и к арсеналу непобедимого «оружия слабых». Наконец, в-третьих, это звериная, средневековая жестокость, которой не гнушались и те и другие носители большевизма в годы гражданской войны. Идея ментальной близости крестьян и большевиков разрабатывается и у H.A. Бердяева в «Истоках и смысле русского коммунизма».

Решить продовольственную проблему в ущерб деревне пытались в России И другие правительства. Большевики наполнили свою политику хлебной монополии новым содержанием: продовольственная диктатура, ленинское письмо к петроградским рабочим с призывом возглавить великий «крестовый поход» против «спекулянтов и кулаков», мобилизация в продотряды, организация комбедов. Даже в словах «продотряды», «продармия» отражается тот факт, что противостояние между государственно организованной политической верхушкой и общинно организованным народом принимает характер настоящей войны. В.В. Кондрашин пишет о докомбедовском и комбедовском периодах гражданской войны в 1918 г., подчеркивая, что если на первом этапе конфликты общин с властью сосуществовали с межобщинными и внутриобщинными конфликтами, то сутью второго этапа стало противостояние государства и крестьянства, борьба крестьян против государственной политики. Массовость, длительность и выраженная антибольшевистская направленность многих из крестьянских восстаний в 1918-1919 гг. - это в значительной мере заслуга комбедов, которые через злоупотребление властью, данной сверху, через разрушение сельской кооперации и последовательное уничтожение всех ростков мелкотоварной собственности (мельницы, крупорушки, потребительские лавки, постоялые дворы и т.д.) способствовали объединению деревни на общинной основе. Впрочем, искоренение ростков рыночных отношений в деревне - оборотная сторона небывалого укрепления сельской общины, закономерного и неизбежного в ситуации такого давления со стороны государства.

M.JI. Левин даже вводит в историческую литературу специальное понятие «архаизация деревни» применительно к периоду гражданской войны, чтобы подчеркнуть важность этого исторического. явления: российская деревня в эти годы в плане социально-экономического развития

вернулась на десятилетия назад в своем стремлении обособиться, автономизироваться от города со всеми его политическими амбициями. Можно поставить вопрос и так, что главным содержанием российской революции в этот период становится вторжение города в деревню с целью не дать ей окончательно замкнуться в своей скорлупе, что делало бы бессмысленными политические амбиции города и обрекало на голод население его.

Деревня ответила волной восстаний. Напряженное противостояние общины и государства сохранялось на всех последующих этапах гражданской войны - даже после формального упразднения комбедов. В 1919 г. важнейшим содержанием гражданской войны стало массовое обращение крестьян к такому виду «оружия слабых», как дезертирство из армий обеих воюющих сторон. Неявка крестьян на призывные пункты по центральным губерниям достигала 80-90%. Десятки тысяч дезертиров организовывались в армии «зеленых» и давали бой как Красной Армии, так и белогвардейцам. Крестьянский фронт в гражданской войне это те формы, в которых деревня вела свою войну с внешним миром. Во-первых, это спонтанные бунты в масштабах отдельных деревень, самосуды, акты насилия и жестокости против агентов режима. Они легко подавлялись властями, но их сила и опасность была в массовости, в постоянной готовности крестьян к таким взрывам негодования. Во-вторых, это масштабные пожары народного возмущения, почти мгновенно распространявшиеся от очага возгорания. Они отличались высокой степенью крестьянской самоорганизации и массовой поддержкой со стороны сельских жителей охваченных пожаром территорий. Такие восстания сковывали значительные силы регулярных армий, в первую очередь, Красной Армии. В-третьих, это мятежи в самой Красной Армии (А.П. Сапожков, Ф.К. Миронов и др.) и партизанская борьба дезертиров, сбивавшихся в банды «зеленых» в тылу воюющих армий.

В докладе главкома вооруженными силами страны С.С. Каменева председателю РВС Л.Д. Троцкому от 9 февраля 1921 г. говорится о шести больших очагах вооруженного сопротивления: Тамбовская губерния, Западная Сибирь, Правобережная и Левобережная Украина, Средняя Азия, Дагестан. Победа государства в «антоновщине» и других локальных крестьянских войнах стала возможна на основе сознательного поворота Советской власти от состояния гражданской войны с деревенским народом к новой экономической политике. Но этот поворот можно рассматривать и как поражение государства в той войне. «В гражданской войне крестьянство по-своему победило "белых" и "красных", - подчеркивает Т.В. Осипова. - Но оно недолго пользовалось плодами своей горькой победы, которой умело воспользовались коммунисты. В конечном итоге крестьянство оказалось обманутым классом, потерпевшим поражение в борьбе с коммунистическим государством».

Глава V «Нэп как победа крестьянской революции в России и начало ее поражения» посвящена анализу сложного комплекса тех противоречий, которые вызревали в экономике, политике и идеологии нашей

страны в нэповский период. Поворот к нэпу и, как логическое его продолжение, принятие в декабре 1922 г. Земельного кодекса РСФСР, приводившего решение земельного вопроса в соответствие с требованиями крестьянского Наказа 1917 года, трактуется рядом современных историков как полная победа общинного крестьянства в своей революции 1902-1922 гг. В декабре 1921 г. Всероссийский съезд Советов поручил Наркомзему в кратчайший срок выработать свод законов о земле, «доступный пониманию каждого земледельца». Предшествующее земельное законодательство мало считалось с мнением и пониманием земледельцев. Практика показала, что у последних имеется целый арсенал способов спускать на тормозах действие таких законов.

Но логическим продолжением нэпа было и нечто противоположное узаконению общинных поземельных отношений: денежная реформа 19221924 гг., введение в обращение твердого червонца, постепенное возвращение товарно-денежных отношений в деревню. Наделив крестьян землей сообразно крестьянским ожиданиям, государство оказалось достаточно последовательным и в своей налоговой политике первых нэповских лет.

С 1924/25 г. единый сельскохозяйственный налог начинает взиматься только в денежной форме, что свидетельствует о полном восстановлении внутреннего рынка и об определенной степени интеграции крестьянства в этот рынок, т.е. денатурализации крестьянского хозяйства. При этом Советская власть, верная своей коммунистической доктрине, проводит дифференцированную политику в области налогообложения деревни. В 1924/25 г. до 20% крестьянских хозяйств, или основная часть бедноты, были освобождены от уплаты сельхозналога. Для огромного большинства деревенского населения такие действия властей были понятными и обоснованными, шли в унисон с общинным мировоззрением, отвечая базовым представлениям общинников о справедливости и равенстве. Деревенская община готова была к делегированию своих уравнительных функций наверх.

Анализ широкого потока крестьянских писем в журнал «Крестьянка» и «Крестьянскую газету» в 1923-1924 гг. позволяет говорить о своеобразной «государственно-централистской» направленности сознания, характерной чертой которой является ориентация не столько на собственные силы, сколько на помощь «сверху». После тягостного периода гражданской войны и «архаизации» деревни, когда крестьянство стремилось обособиться в общине, отгородиться от бурного и враждебного внешнего мира, усиливая натурально-потребительский характер своего производства, пришел государственно регулируемый рынок и практически невмешательство государства в дела деревни (хотя, как оказалось, временное). Это не могло не обусловить стремительное возрождение деревенской кооперации.

Если община оказывается востребованной в наиболее тяжелых для крестьян условиях, когда «не до жиру, быть бы живу», то крестьянская кооперация - это свидетельство того, что тяжкие дни миновали (временно), и рынок (тот самый «жир») продолжает разлагать устои общинного

натурально-потребительского уклада, как это было и в достолыпинский, и в довоенный период, когда процессы социального расслоения деревни шли своим чередом. Нэповский кулак по масштабу своего хозяйства, конечно, не достигал уровня кулака довоенного, но его возрождение не вызывало сомнения. И не только представители большевистского руководства из идейно-политических соображений склонны были считать его капиталистом-эксплуататором. Нечто подобное ощущали и многие его односельчане.

В 1924-1925 гг. на страницах «Крестьянской газеты» широко освещалась дискуссия на тему «Кого считать кулаком, кого - тружеником? Что говорят об этом крестьяне?». Раздражение ловкачеством тех, кого прежде именовали мироедами, чувствовалось в крестьянских письмах. Против чего почти единодушно протестовали авторы писем, так это против определения кулака исключительно по имущественному признаку, что, как известно, впоследствии все же возобладало в партийной политике. Партийные теоретики, нащупывая контуры будущей политической линии, стремились аналитически вычленить кулаков в отдельный класс сельских производителей и поставить знак тождества между ними и имущим классом капиталистического общества, противопоставив их трудовому крестьянству.

Крестьянская деревня, организованная в земельные общества, действительно оказалась в 20-е гг. победителем в российской революции, и ей удавалось пользоваться основными плодами этой победы на протяжении периода нэпа. A.C. Енукидзе в выступлении на XV съезде ВКП(б) говорил о множестве примеров, «когда земельные общества являлись действительной властью на местах, где они распоряжаются землей, одним из основных объектов жизни и деятельности местных Советов», и предлагал «законодательным порядком установить такие отношения, чтобы Советы являлись хозяином деревни».

Предпосылки крутого поворота от нэпа к линии на коллективизацию вызревали в умах известных представителей партийно-государственного руководства страны в связи с целым комплексом обстоятельств в экономике страны, в партийно-политической борьбе, на внешнеполитической арене. Но таковые предпосылки складывались и в советской деревне в связи с теми социально-экономическими противоречиями, что были обусловлены эрозией общинных отношений и денатурализацией крестьянского хозяйства под воздействием нэповского рынка. Молодая в возрастном отношении деревня ожидала от Советской власти такого изменения политической линии, которое помогло бы быстро и радикально разрешить означенные противоречия. И нельзя недооценивать энергию этого ожидания как один из важнейших факторов, сделавших переход к коллективизации реальным. По мнению В.В. Кабанова, «нэпу мог, должен, просто обязан был быть противопоставлен только один метод - а-ля "военный коммунизм", сравнительно мягкий, что маловероятно, а скорее всего жесткий, как оно и вышло. И никаких альтернатив!»

Некоторые специалисты более осторожны в своем анализе, полагая, что и в экономическом, и в социальном плане объективно было возможно

относительно длительное сохранение тенденций развития, присущих нэповским временам. Это означало более или менее безболезненный для непосредственного производителя путь медленного экстенсивного роста сельского хозяйства, которое поглощало бы практически все трудовые ресурсы страны. Незначительным бы оказался отток населения из деревни, замедлился бы процесс урбанизации. В городе развивались бы главным образом те производства, которые не требуют больших капиталовложений, сложной техники, быстро дают отдачу. «Прыжок» к индустриальному обществу был бы, вероятно, невозможен. Но эта альтернатива политической линии, возобладавшей на рубеже 20-х - 30-х годов, по каким-то причинам не реализовалась. Думается, что внутренняя ситуация в стране и, конечно же, внешнеполитическая обстановка настоятельно требовали этого «прыжка» в области развития индустрии. И это чувствовали и понимали не только «левые» сторонники сталинского большинства, но и те, кого называли «правыми».

Говоря о внутренней ситуации в стране, еще раз подчеркнем тот ее важнейший аспект, каким была общая атмосфера в самой доколхозной деревне. Многие в деревне сами были готовы отказаться от нэпа. Реальная политика, проводимая в эти годы, несла в себе детонатор его уничтожения. Не были заинтересованы в его продолжении в том же виде достаточно широкие слои деревенских жителей. Предпосылки свертывания нэпа имелись не только в городе, но и на селе.

Глава VI называется «Коллективизация крестьянского хозяйства как отечественный вариант модернизации аграрных обществ». Она начинается с констатации того факта, что экономически наша страна на рубеже 20-х - 30-х гг. была зависима от западного капитала, западных технологий. И средства на преодоление этой зависимости могли быть изысканы только в крестьянском производстве. Других источников экономического развития, модернизации не существовало. О взаимовыгодном партнерстве с Западом речь не шла и идти не могла.

В 1926-1927 гг. хлебный рынок страны был окончательно ремонополизирован государством, а рыночный механизм ценообразования заменен на директивный. Чрезвычайные меры хлебозаготовок в 1928 г. дали, с точки зрения государства, позитивный экономический эффект, что сыграло свою роль в стремительном восхождении Сталина как главного поборника данных мер в тот период к вершине государственной власти. Весной 1928 г. Сталин в своих публичных выступлениях щедр на похвалу чрезвычайным мерам и на критику тех товарищей, которые отказываются видеть здесь научно обоснованную «линию».

В какой-то момент новый культ личности, видимо, попал в резонанс и со стереотипами крестьянского менталитета, с вековечной привычкой крестьян во времена чиновного произвола обращаться к мысли о «добром царе-заступнике», который о безобразиях на местах не знает, а узнает - накажет виновных, перед которым все равны - и обычный крестьянин, и партийный функционер любого ранга. В дальнейшем Сталин неоднократно и очень

старательно пытался изображать из себя перед крестьянами такого царя, хотя и не всегда успешно. Наибольший успех в этой роли он имел в марте 1930 г. в связи с «Головокружением от успехов». Весной-летом 1930 г. этот трюк сработал вполне, позволив разобщить открытое крестьянское сопротивление коллективизации и раскулачиванию. В последующие годы, когда крестьянство под невиданным давлением военно-репрессивной машины сталинского государства было вынуждено обратиться к «оружию слабых», подобные попытки «царя» терпели провал у деревенской публики. Этому не приходится удивляться, если вспомнить, сколь важное место в арсенале «оружия слабых» занимает злословие в отношении высшей власти, хлесткая деревенская частушка, политический анекдот.

Государственные хлебозаготовки 1929 года были выполнены в минимальные сроки, и при почти завершенной к началу декабря заготовительной кампании в распоряжении властей оставалась мощная репрессивно-административная машина, созданная для этой кампании, которую можно было использовать и для других целей. Опыт заготовок и полученные в ходе их тактические уроки подталкивали режим к тому решению, что вся эта мощь должна быть брошена на коллективизацию.

Статистика открытых крестьянских бунтов и восстаний против линии на коллективизацию в 1928, 1929 и первой половине 1930 г. говорит о том, что основная часть крестьянской деревни быстро расставалась со своими иллюзиями и надеждами на то, что правительственная линия будет соответствовать тому, чего ожидали, о чем многочисленные селькоры писали во власть, в «Крестьянскую газету». Но упомянутый тактический маневр Сталина в сочетании с мощью репрессивного механизма государства сделали свое дело, заставляя крестьян уходить от открытого сопротивления, обращаясь к привычным замаскированным формам повседневного сопротивления политике властей. Более того, непременным условием решительного перехода государства к коллективизации стал сокрушительный удар по традиционным общинным организациям сельского населения, поэтому теперь обыденное сопротивление, эффективность которого напрямую связана с общинной солидарностью, часто сочетается с теми или иными способами индивидуального приспособления к стремительно меняющимся условиям. В августе 1930 г., когда исход из колхозов в связи с публикацией мартовским номером «Правды» «Головокружения от успехов» прекратился, 21,4% крестьянских хозяйств все же оставались в колхозах. Этим подтверждается тот факт, что деревня была разобщена, уже не представляла собою той «задруги», того монолита, о который разбивались все благие намерения и реформаторские поползновения предшествующих политико-административных режимов по демонтажу общины.

Цели, которые государство преследовало при осуществлении масштабной политики раскулачивания, сводились к тому, чтобы разобщить деревню и сломать сопротивление коллективизации; решить проблему аграрного перенаселения центральных районов страны; направить трудовые

ресурсы в необжитые и малонаселенные регионы; обеспечить гигантские стройки пятилетки дешевой рабочей силой.

Бегство ссыльных крестьян из спецпоселений под управлением ОГПУ стало главной формой борьбы раскулаченных против произвола властей. Непродуманность и анархия при депортации тех, что шли под раскулачивание по второй и третьей категориям, порождали такуто беспрецедентную форму перемещения людей, как «высылка-забвение». С течением времени использование трудпоселений становилось все более эффективным, спецпереселенцы перемещались поближе к большим стройкам, шахтам и промышленным предприятиям. В некоторых районах их доля среди рабочих была очень значительной и даже преобладающей. Вчерашние раскулаченные и «самораскулаченные» быстро входили в новое общество в новом качестве - жителей городов-новостроек, строителей заводов и электростанций. Они несли сюда свой менталитет, взгляд на мир, базовые стереотипы социального поведения, в том числе, в области взаимоотношений с представителями экономической и политической власти.

Зерновую проблему в 1930 г. удалось решить в основном за счет необычайно хороших погодных условий, давших небывалый урожай. Кроме того, коллективизация свыше 20% крестьянских хозяйств существенно облегчила государству изъятие из деревни порядка 20% собранного зерна в качестве госпоставок. В свою очередь, наличие в казне достаточного количества зерна облегчало задачу дальнейшей коллективизации. Поэтому, когда в следующем году погодные условия и валовой сбор оказались существенно хуже, благодаря значительному проценту коллективизации в хлебопроизводящих регионах, государству удалось не только не сократить, но значительно увеличить объем поставок и экспорт зерна. При этом доля поставок превысила треть крестьянского урожая. Ситуация повторилась в 1932 г.

О голоде 1933 года исследователи часто пишут как о страшном возмездии сталинского режима за непокорность крестьян, их упорство в повседневном сопротивлении коллективизации - убой скота, саботаж, воровство и т.д. Есть в историографии и стремление к более сдержанному анализу проблемы: урожаи 1931 и 1932 годов были ниже, чем принято думать, что ограничивало реальные возможности государства по предотвращению голода; кроме погодных условий на плохих урожаях отражалась организационная неразбериха, характерная для форсированного перехода к новым формам организации в сельском хозяйстве. В политике центрального руководства было много неопределенности, импульсивности, компромиссов. Хаос и нерешительность были столь же характерны для политики центра, как грубый напор и репрессии. Существенным было воздействие агротехнических факторов: значительное расширение посевов истощило почву и обусловило всплеск заболеваемости растений; недостаток зерна в деревне из-за фанатизма в хлебозаготовках обернулся резким сокращением рабочего стада, что, в свою очередь, повлекло серьезные затяжки со сроками вспашки, сева и уборки.

1933 год стал переломным для осуществления политики коллективизации. Пассивное сопротивление этой политике, частью которого было бегство из деревни в города и на стройки, стало постепенно сменяться пассивным приспособлением к новой реальности, к колхозам, которые, похоже, пришли всерьез и надолго. Стратегия приспособления в основном оставалась прежняя, как и при крепостном праве: побольше работать на себя, поменьше на хозяина; всячески приспосабливать хозяйское для своих нужд. Не случайно крестьяне повсеместно расшифровывали ВКП(б) как «второе крепостное право». Пишут сейчас также и о стратегиях активного приспособления части сельских жителей к колхозной системе: стремление занять руководящую должность в правлении, стать механизатором на местной МТС или влиться в энергично поощряемое государством движение ударников труда. Колхозному руководству часто приходилось лавировать, многие председатели и бригадиры руководствуясь практической целесообразностью, старались любыми способами предохранить вверенное им хозяйство или бригаду от разорения, создать запасы на будущее, сохранить работников. Они самыми изощренными средствами ослабляли прессинг государства. В 1933 г. среди осужденных за преступления, связанные с хлебоуборкой высок был процент местных должностных лиц.

Если анализировать статистику урожайности зерновых и производства другой крестьянской продукции в 30-е годы, нельзя все же не отметить, что валовые показатели сельского хозяйства обнаруживают тенденцию к росту, несмотря на резкое сокращение занятых в производстве. Можно говорить и о сокращении фатальной зависимости этих валовых показателей от погодных условий, которая столь характерна для средневекового общинного производства. Наконец, обращает на себя внимание процесс замены конной тяги на машинную. Это можно объяснять вынужденным напряжением сил государства в ответ на массовый убой крестьянами своего скота, резкое сокращение рабочего стада, а можно рассматривать как характерный факт отечественной модернизации.

К 1935 г. основное противостояние между центральной властью и колхозным крестьянством сводилось к тому, что колхозники оказывали всемерное давление на государство, отстаивая свои права по ведению личного подсобного хозяйства. Государственное руководство не могло не видеть, что все «неонэповские» меры имеют наибольший материальный эффект именно здесь. Созданные решением пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) в январе 1933 г. политотделы МТС, «партийный глаз и контроль» на селе, раньше всех поняли, что сферой компромиссов между государством и крестьянством могло стать только приусадебное хозяйство колхозника. Усилия политотделов были направлены на то, чтобы преодолеть негативное отношение к ЛПХ, изменить представление о нем как пережитке прошлого, отвлекающем крестьянина от работы в общественном хозяйстве.

На II съезде колхозников-ударников, состоявшемся в феврале 1935 г., проект нового Примерного устава сельскохозяйственной артели обсуждался чрезвычайно заинтересованно и конструктивно. 17 февраля принятый

съездом Устав был утвержден СНК СССР и ЦК ВКП(б), и колхозники получили известную юридическую гарантию своего главного социально-экономического права - на ведение приусадебного хозяйства. На долгие десятилетия вперед ЛПХ становилось главным источником продуктов питания и денег для огромной части населения страны, составляя одну из важнейших черт всего облика советского общества. Не сумев добиться при обсуждении на съезде включения в Устав пункта, который бы обязывал правления колхозов заботиться об обеспечении нужд ЛПХ, колхозники в последующем реализовывали это явочным порядком, часто рассматривая колхозное хозяйство как подсобное по отношению к своему собственному.

В Заключении обобщаются основные выводы по главам диссертации. Здесь вновь акцентируется вопрос о том, что, по убеждению автора, горючим материалом для русской революция XX века стала жадность реформаторов, их отношение к жителям деревни как к людям второго сорта и ясно осознаваемая последними утрата крупными земельными собственниками морального права на такую собственность и несправедливость основных правительственных подходов к решению земельного вопроса.

Революция эта, как и в ряде других регионов так называемого «третьего мира», оказалась крестьянской по сути и консервативной по определению, т.е. как и положено крестьянской революции. Шанс взять политическую власть в этой революции мог быть только у партии, которая готова была считаться с позицией крестьянства. Большевизм как идейно-организационная основа этой партии приходил в резонанс с действиями общинников на пиках революции.

Крестьянская революция отдала власть в городе большевикам, коммунально-организованное крестьянство заставило коммунистов к началу 20-х гг. признать де-юре победу общинной революции де-факто. После этого в годы нэпа, а затем и перехода к коллективизации обе стороны вековечного противостояния - крестьяне и власть - с большевистской энергией и крестьянской практичностью приспосабливались к новой реальности. Новая реальность состояла, в частности, в том, что сбылась мечта реформаторов предшествующих десятилетий: громада российской крестьянской общины рухнула в одночасье. Общество оказалось завалено обломками этого гигантского обрушения, и для строительства нового общественного здания не было под руками другого материала. Небывалые темпы советской урбанизации позволяют даже говорить, что социальную основу советской политико-экономической модели составили коллективизированные крестьяне в деревнях и урбанизированные крестьяне в городах. Советское общество унаследовало от общины многие существенные черты в области социально-экономического и духовно-культурного уклада повседневной жизни.

В результате гиперурбанизации крестьяне пришли в советский город, принеся сюда свои ценности и стереотипы поведения. Переизбыток неквалифицированной рабочей силы в советской индустрии не позволяет и речь вести о рынке труда, а в условиях форсированного становления командно-распределительной экономики потребительский рынок также

надолго ушел в прошлое и будущее. Деньги - в полном согласии с общинной традицией - продолжают носить в системе общественных отношений второстепенный, подчиненный характер по сравнению с личными связями, знакомством, родством.

Очень органично для советской идеологической системы звучал тот же тезис, но со знаком минус: а «они» там, по ту сторону «железного занавеса», такой уверенности не имеют и иметь не могут. Воззрение на мир через призму «мы - они», как известно, является одной из базовых характеристик общинной ментальности. «Они» там чем-то смутно притягательны, но в основном непонятны и враждебны, от «них» исходит угроза. Такая социально-психологическая особенность огромного большинства населения страны, видимо, сыграла важную роль в идейно-политической самоизоляции СССР как непременном условии становления тоталитарного режима. Сам тоталитаризм, кстати, глубоко согласен с общинной соборностью, привычкой решать все важнейшие вопросы единогласием.

Слабые материальные стимулы к труду в советской экономике были связаны с чисто крестьянскими мотивациями трудовой деятельности. И вряд ли правомерно было усматривать причину низкой производительности и невысокого качества труда в общественном секторе этой экономики только в слабом материальном стимулировании. Ненацеленность крестьянского труда на получение прибыли в сочетании с такими социально-психологическими характеристиками, как минимизация трудозатрат, стремление сохранить энергию и силы для работы на семью, во многом объясняет, почему в колхозно-совхозном производстве нередко отсутствовала забота о своевременной уборке и рациональном хранении урожая, дорогая импортная техника доводилась до ума кувалдой, а отделочные работы в домах-новостройках производились «тяп-ляп».

Параллельно существовала другая экономика, в которой всех этих явлений попросту не было (или они присутствовали в зависимости от личностных особенностей того, кто осуществлял работу), поскольку были другие мотивации. Очень многие важнейшие социально-экономические проблемы решаются в посткрестъянасих обществах именно в этой сфере, й не принимая этого во внимание, исследователь крайне затрудняет себе анализ особенностей таких обществ.

Таким образом, рассмотрение закономерностей российской революции XX века как крестьянской революции позволяет увидеть какие-то закономерности в эволюции нашего общества и в последующие периоды истекшего столетия.

Основные положения и научные результаты диссертационного исследования изложены в следующих работах:

Монографии

1. Бабашкин В.В. Россия в 1902-1935 гг. как аграрное общество: закономерности и особенности отечественной модернизации. [Текст] /В.В. Бабашкин. - М.: Изд-во РГАЗУ, 2007. - 232 с. (14,5 пл.)

2. Земельный вопрос. [Текст] /Е.С. Строев (отв. ред.), В.В. Бабашкин, H.A. Борхунов, Г.Е. Быстров, И.Н. Буздалов, П. Гвидичини, У. Германсторфер, С.Д. Домников, С.С. Емельянова, Т.Н. Ивлева, И.А. Иконицкая, В.И. Кирюшин, И.Е. Кознова, М.А. Коробейников, Т.А. Кузьмина, У. Кульман, Г. Леркен, С.Б. Маркарьян, С.А. Маруев, Ф. Марасти, И.Ю. Морозова, A.C. Мугрузин, A.B. Никифоров, С.А. Никольский, H.A. Новикова, Э.И. Павлова, В.Г. Растянников, Н.Л. Рогалина, A.B. Федорченко, Л.П. Фомина, П.Ю. Фомичев, В.Н. Шердаков /Под ред. Е.С. Строева. Коллективная монография. - М.: Колос, 1999. - 536 е., [30] л. ил. (43,5 пл. Авторский вклад - 1,0 п.л.)

3. Многоукладная аграрная экономика и российская деревня (середина 80-х - 90-е годы XX столетия). [Текст] /Е.С. Строев (отв. ред.), В.В. Бабашкин, H.A. Борхунов, М.В. Гончарова, В.В. Демьяненко, В.Н. Демьяненко, Н.П. Доценко, А.Л. Злочевский, Н.В. Зубаревич, В.П. Иванова, О.В. Карамышева, В.И. Кирюшин, В.А. Клюкач, И.Е. Кознова, М.А. Коробейников, Н.В. Краснощеков, А.И. Манелля, С.Б. Маркарьян, С.А. Никольский, Э.И. Павлова, М.И. Палладина, H.A. Проскурякова, Г.А. Родионова, В.В. Устюкова, A.B. Федорченко, C.B. Фефелов, В.П. Филимонов, П.Ю. Фомичев, Г.И. Шмелев, И.Е. Штейнберг, Ю.А. Шушкевич, Г.А. Ястребинская /Под ред. Е.С. Строева. Коллективная монография. - М.: Колос, 2001. - 622 с. (50,7 пл. Авторский вклад - 1,0 пл.)

Работы, опубликованные в периодических научных изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ

4. Бабашкин В.В. Выступление. Современные концепции аграрного развития. Теоретический семинар по книге Дж. Скотта «Моральная экономика крестьянства» (Выступление В.В. Бабашкина) [Текст] /В.В. Бабашкин // - Отечественная история. - 1992. - № 5. - С. 23-24. (0,1 пл.)

5. Бабашкин В.В. Выступление. Современные концепции аграрного развития. Теоретический семинар по книге Т. Шанина «Определяя

крестьянство» (Выступление В.В. Бабашкина) [Текст] /В.В. Бабашкин // -Отечественная история. - 1993. ~№ 2. - С. 20-21. (0,1 п.л.)

6. Бабашкин В.В. Выступление. Современные концепции аграрного развития. Теоретический семинар по книге Э. Вульфа «Крестьяне» (Выступление В.В. Бабашкина) [Текст] /В.В. Бабашкин // - Отечественная история. -1993. - № 6. - С. 100-101. (0,1 п.л.)

7. Бабашкин В.В. Выступление. Современные концепции аграрного развития. Теоретический семинар по книге А. Мандра «Конец крестьянства» (Выступление В.В. Бабашкина) [Текст] /В.В. Бабашкин // - Отечественная история. - 1994. - № 2. - С. 56-57. (0,1 п.л.)

8. Бабашкин В.В. Выступление. Современные концепции аграрного развития. Теоретический семинар по книге М. Левина «Российские крестьяне и Советская власть» (Выступление В.В. Бабашкина) [Текст] /В.В. Бабашкин // - Отечественная история. - 1994. - № 4-5. - С. 70 (0,1 п.л.)

9. Бабашкин В.В. Выступление. Современные концепции аграрного развития. Теоретический семинар по книге Р. Редфилда «Малое сообщество. Крестьянское общество и культура» (Выступление В.В. Бабашкина) [Текст] /В.В. Бабашкин // - Отечественная история. - 1994. - № 6. - С. 27-28. (0,1 п.л.)

10. Бабашкин В.В. Выступление. Современные концепции аграрного развития. Теоретический семинар по книге Ш. Мерля «Аграрный рынок и новая политика» (выступление В.В. Бабашкина) [Текст] /В.В. Бабашкин // -Отечественная история. - 1995. - № 3. - С. 131-132. (0,1 п.л.)

11. Бабашкин В.В. Выступление. Современные концепции аграрного развития. Теоретический семинар по книге Р. Сиви «Голод в крестьянских обществах» (выступление В.В. Бабашкина) [Текст] /В.В. Бабашкин // -Отечественная история. - 1995. - Аг» 4. - С. 22-23. (0,1 п.л.)

12. Бабашкин В.В. Выступление. Современные концепции аграрного развития. Теоретический семинар по книге Г. Хантера и Я. Ширмера «Негодные основы. Советская экономическая политика. 1928-1940. Гл.VI. Аграрная политика необольшевиков и альтернатива» (выступление В.В. Бабашкина) [Текст] /В.В. Бабашкин // - Отечественная история. - 1995. - № 6.-С. 165-166. (0,2 пл.)

13. Бабашкин В.В. Выступление. Современные концепции аграрного развития. Теоретический семинар по книге Д. Филда «Повстанцы во имя царя» (выступление В.В. Бабашкина) [Текст] /В.В. Бабашкин // -Отечественная история. - 1996.-№4.-С. 151-152.(0,1 п.л.)

14. Бабашкин В.В. Выступление. Современные концепции аграрного развития. Теоретический семинар по книге О.Вебера «Из мужиков во французы» (выступление В.В. Бабашкина) [Текст] /В.В. Бабашкин // -Отечественная история. -1997. - № 2. - С. 158. (ОД п.л.)

15. Бабашкин В.В. Выступление. Современные концепции аграрного развития. Теоретический семинар по книге научному докладу С.Г. Уиткрофта и Р.У. Дэвиса «Кризис в советском сельском хозяйстве (19311933 гг.) (выступление В.В. Бабашкина) [Текст] /В.В. Бабашкин // -Отечественная история. - 1998. - № 6. - С. 122-123. (0,1 п.л.)

16. Бабашкин В.В. Крестьянский менталитет: наследие России царской в России коммунистической // - Общественные науки и современность. -1995. - № 3. - С. 99-110. (1,0 п.л.)

17. Бабашкин В.В. Крестьянская революция в России и концепции аграрного развития // - Общественные науки и современность. - 1998. - № 2. -С. 84-94. (1,0п.л.)

18. Бабашкин В.В. Кто и за что воевал в гражданской войне? // -Общественные науки и современность. - 2005. - № 4. - С. 113-123. (1,2 п.л.)

19. Бабашкин В.В. Коллективизация крестьянского хозяйства как отечественный вариант модернизации аграрных обществ // - Гуманитарные науки в Сибири. - 2009. - № 2. - С. 78-82. (0,5 п.л.)

Работы, опубликованные в других научных изданиях

20. Бабашкин В.В., Пелевина Б.А. Идеологическая борьба: возможен ли компромисс? [Текст] /В.В. Бабашкин, Е.А. Пелевина. - Ярославль: Верхневолж. книж. издат., 1988. - 96 с. (4,0 п.л. Авторский вклад - 3,0 п.л.)

21. Бабашкин В.В. Крестьянский менталитет как системообразующий фактор советского общества // Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.). Материалы международной конференции 14-15 июня 1994 г. - М.: РОССПЭН, 1996. - С. 276-284,414-416. (0,7 пл.)

22. Бабашкин В.В. Современные концепции аграрного развития: теоретический семинар // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1996. - М.: МВШСЭН-Интерцентр, 1996. - С. 291-300. (0,5 п.л.)

23. Бабашкин В.В. Крестьяноведение как особое научно-дисциплинарное направление // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. - Омск: ОмГАУ, 1998. - С. 3-5. (0,2 п.л.)

24. Бабашкин B.B. Вузовский курс «Отечественная история» с позиций крестьяноведения // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. - Омск: ОмГАУ, 1998. - С. 202-204. (0,2 п.л.)

25. Бабашкин В.В. Современные концепции аграрного развития: семинар продолжается // Крестьяноведение. Теория. История. Современность.Ученые записки. 1999. - М.: МВШСЭН-Интерцентр, 1999. -С. 280-288. (0,5 п.л.)

26. Бабашкин В.В. Россия XX века: о некоторых подходах современной западной историографии // Куда идет Россия. Международный симпозиум 15-16января 1999г.-М.: МВШСЭН-Интерцентр, 1999.-С. 68-75. (1,0п.л.)

27. Бабашкин В.В. История как область знания // Общество, экономика и научно-технический прогресс. - М.: РГАЗУ, 1999. - С. 5-8. (0,2 п.л.)

28. Бабашкин В.В. О некоторых закономерностях эволюции власти в посткрестьянском обществе // Куда идет Россия. Международный симпозиум 17-18 января 2000 г. - М.: МВШСЭН-Интерцентр, 2000. - С. 105-111. (1,0 п.л.)

29. Бабашкин В.В. О некоторых явлениях в современной англоязычной историографии советской деревни // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. - Омск: ОмГАУ, 2000. - С. 78. (0,2 п.л.)

30. Бабашкин В.В. Об A.B. Чаянове и организационно-производственном направлении в российском крестьяноведении // Общество, экономика и научно-технический прогресс. - М.: РГАЗУ, 2002. - С. 110-113. (0,2 пл.)

31. Бабашкин В.В. Зарубежные исследования крестьянства России // Общество, экономика и научно-технический прогресс. - М.: РГАЗУ, 2003. -С. 75-87. (0,5 п.л.)

32. Бабашкин В.В. К вопросу о конфликте поколений в России // Куда идет Россия? - М.: МВШСЭН-Интерцентр, 2003. - С. 159-161. (0,1 п.л.)

33. Бабашкин В.В. К вопросу о роли крестьянства в российской модернизации первой трети XX в. // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. Сборник научных трудов. Вып. XVII. - М.: МИГУ, 2003. - С. 17-23. (0,4 п.л.)

34. Бабашкин В.В. К вопросу о мировоззренческой роли крестьяноведения // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Ч. I. - Омск: ОмГАУ, 2004. - С. 10-12. (0,3 пл.)

35. Бабашкин В.В Как и почему деревня отвергла столыпинскую реформу // Вестник Российского нового университета. Выпуск 7. - М.: РосНОУ, 2005. - С. 42-49. (1,2 п.л.)

36. Бабашкин В.В. Современное крестьяноведение: почему «Великий незнакомец» продолжает оставаться незнакомцем? // Информационные технологии в управлении и подготовке кадров АПК. - М.: РГАЗУ, 2005. - С. 140-143. (0,3 пл.)

37. Бабашкин В.В. НЭП в российской деревне и закономерность коллективизации // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. - Омск: ОмГАУ, 2006. - 271-274. (0,3 п.л.)

38. Бабашкин В.В. О терминологических ловушках при анализе путей России в XX в. // Вестник Российского государственного аграрного университета. - М.: РГАЗУ, 2006. - №1(6). - С. 21-22. (0,1 п.л.)

39. Бабашкин В.В. Крестьянское сопротивление коллективизации: частушка в арсенале «оружия слабых» // Наука и инновационное развитие России. Материалы международной научной конференции 25 апреля 2007 года. -М.: РГАЗУ, 2007. -С. 9-11. (0,2 п.л.)

40. Бабашкин В.В. Предпосылки коллективизации: экономические, политические, культурно-психологические // Цивилизация знаний: российские реалии: Труды Восьмой Всероссийской научной конференции Москва, 20-21 апреля 2007 г. Ч. I. - М.: РосНОУ. - С. 30-42. (1,2 п.л.)

41. Бабашкин В.В. О противоречиях коллективизации // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. - Омск: ОмГАУ, 2008. - 118-122. (0,3 п.л.)

42. Бабашкин В.В. О некоторых особенностях социального поведения крестьян: историк и художественная литература // Пути России: культура-общество-человек: материалы Международного симпозиума (25-26 января 2008 г.) -М.: МВШСЭН-Интерцентр, 2008. - С. 365-375. (0,5 п.л.)

43. Бабашкин В.В. 1930-е годы как время складывания основной модели взаимоотношений меясду народом и властью на длительную историческую перспективу // Проблемы аграрного и демографического развития Сибири в XX - начале XXI в.: Материалы всероссийской научной конференции. - Новосибирск: Институт истории СО РАН, 2009. - С. 64-67. (0,2 пл.)

Учебные пособия для студентов

44. Бабашкин В.В. Глава XI. Россия в 1917-1940 годах / Алешков В.И., Булашев Ю.В., Бабашкин В.В. История Отечества. Пособие для студентов-заочников. Часть III. /Под общ. ред. В.Н. Окорокова. -М.: ВСХИЗО, 1994 (2-е изд. - М.: ВСХИЗО, 1996). - 133 с. (7,9 п.л. Авторский вклад - 1,5 п.л.)

45. История России: учебное пособие. В 3-х ч. Ч. 2. /A.A. Андросов, В.В. Бабашкин, Д.И. Бараков, JI.B. Бочкова, Ю.В. Булашев, В.Н. Окороков /Под общ ред. JI.B. Бочковой. М.: РГАЗУ, 2009. - 168 с. (10,75 п.л. Авторский вклад - 2,5 п.л.)

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Бабашкин, Владимир Валентинович

Введение.

Глава I. Аграрные отношения в России в 1902-1935 гг.: проблемы отечественной и зарубежной историографии.

1.1. Российские исследования по истории крестьянства.

1.2. Аграрные отношения в России в 1902-1935 гг. в зарубежной историографии.

Глава П. Современные концепции аграрного развития.

11.1. Крестьяноведение: определение крестьянства, «взгляд изнутри» и взгляд с уровня «каркаса».

11.2. Теоретическая концепция «моральной экономики» крестьянства

Глава III. Россия в 1902-1916 гг. под углом зрения современного крестьяноведения.

III. 1. Реализация закономерностей моральной экономики на начальном этапе «аграрных беспорядков» в России: 1902-1907 гг.

III.2 Закономерность реакции общины на попытки аграрного реформирования 1906-1916 гг.

Глава IV. Гражданская война в России как форма противоборства крестьян и власти в условиях пика революции.

IV. 1. Позиции эсеров, большевиков и действия крестьян накануне октябрьского переворота 1917 г.

IV.2. Крестьяне в Гражданской войне: октябрь 1917 — март года.

Глава V. Нэп как победа крестьянской революции в России и начало ее поражения.

V.l. НЭП как победа крестьянской революции в России.

V.2. Предпосылки коллективизации: экономические, политические, культурно-психологические.

Глава VI. Коллективизация крестьянского хозяйства как отечественный вариант модернизации аграрных обществ.

VI. 1. Использование репрессивной машины чрезвычайных хлебозаготовок для подавления открытого сопротивления деревни коллективизации. .342 VI.2. Народ и партия: стратегии приспособления с обеих сторон к новой социально экономической реальности начала 30-х годов.

Введение диссертации2010 год, автореферат по истории, Бабашкин, Владимир Валентинович

Говорят, если не можешь изменить ситуацию, измени свое отношение к ней. Можно ли изменить ситуацию с тем, «куда идет Россия», куда она, начиная с «перестройки», шла и продолжает идти? В конце 80-х - начале 90-х гг. люди, тогда привычно называвшие себя «демократами», с энтузиазмом заверяли со съездовских трибун, газетных полос и телеэкранов: «Да! Можно и нужно!». Теперь, оглядываясь на прожитые годы, приходится убеждаться, что наша страна двигалась каким-то своим путем, который имеет мало общего с программными положениями и выборными лозунгами главных политических сил. И вместо восторженного «да» все чаще звучит обреченное «нет».

Однако ни «да», ни «нет» — это не ответы на вопрос, потому что постепенное превращение первого во второе — и есть изменение отношения к ситуации. А когда мы начинаем иначе воспринимать ситуацию, непосредственными участниками которой являемся, ситуация

1 Межуев В.М. Отношение к прошлому - ключ к будущему// Куда идет Россия?. Кризис институциональных систем: век, десятилетие, год М., 1999. тем самым постепенно и изменяется. В этом смысл формулы: «Отношение к прошлому — ключ к будущему».

Отношение к прошлому, закрепленное институционально, т.е. в целой системе общественно-организованных идеологических институтов, начиная с рассказов по родной истории в школе и кончая газетной и телепропагандой, — это одна из важнейших характеристик любого общества. Так, современные американцы не были бы самими собой без своего несколько узколобого патриотизма и панамериканизма, которому учит и школьный учебник, и голливудовский боевик. У нас в советский период исправно функционировала похожая идейно-пропагандистская машина с целью выработки в гражданах СССР совершенно определенного отношения к своей истории. Схема, которая культивировалась в сознании и доводилась до уровня мировоззренческого стереотипа, была очень незамысловатой: до 1917 г. в России, существовало несправедливое, эксплуататорское общество, начиная же с большевистской революции, стал складываться новый тип общественных отношений - высший, по сравнению со всеми другими странами мира, - окончательно восторжествовавший в 1930 - 1950-е гг.

История ВКП(б). Краткий курс» (М., 1938) . Требовалось также засекретить целый ряд существенных исторических фактов и организовать идейную и административную изоляцию страны от внешнего мира, объявив все другие взгляды на историю СССР «антинаучными» и не заслуживающими внимания. Все это делалось на

2 См.: Бухараев В.М. Идеальный учебник большевизма. Традиция и лингвокультура «Краткого курса истории ВКП(б)» // Новый мир истории России. Форум японских и российских исследователей. М., 2001. практике и парадоксальным образом совпадало с мироощущением огромного большинства населения страны3.

Конечно, отношение к прошлому в каждом конкретном случае отнюдь не ограничивалось той схемой, которую навязывала политическая система. Здесь играли свою роль и индивидуальная память, и семейная традиция, и элементарный здравый смысл, и здоровый скептицизм. Однако нельзя недооценивать фактор идеологии в стране, где вековым обычаем было освящено почтительное отношение к мудрости старших и где в то же время огромная часть молодого населения стечением исторических обстоятельств получила широкий доступ к вершинам всеобщего образования («культурная революция», о которой В.И. Ленин писал в «Страничках из дневника»). Как показывает исторический опыт, при таком раскладе вера в истинность печатного слова чрезвычайно высока, и логичная наукообразная схема родной истории может стать огромной силой, как и положено идеям, овладевающим умами масс.

В этой схеме необходимо разрушить представление о фатальном разломе, связанном с приходом к власти большевиков, и перенести основное внимание с того, что разделяет разные этапы исторического пути России в XX в., на то, что их объединяет4. Тогда исчезает наукообразие истории как особой области знания и как учебной дисциплины в школе и вузе. Тогда история предстает в виде громадного набора фактов, данных, событий, биографий, которые, безусловно, должны быть каким-то образом систематизированы и осмыслены как единый исторический процесс единой страны, единого народа. Без определенной систематизации история не может выступать как учебная дисциплина; а знание истории, изучение и обучение истории —

3 Об этом парадоксе см., напр.: Бабашкин В.В. Крестьянский менталитет как системообразующий фактор советского общества // Менталитет и аграрное развитие России (Х1Х-ХХ вв.) М., 1996.

4 О необходимости такого разрушения и об актуальности этой проблемы также и в западной историографии говорил, в частности, столь известный специалист по истории России в XX в., как профессор университета Филадельфии М.Л. Левин. - См.: Отечественная история. 1994. № 4-5. С. 75. неотъемлемая характеристика нормального здорового общества. Просто в этом случае систематизация перестает быть монополией «ученых», по отношению к деятельности которых любые другие попытки систематизации «антинаучны», и их авторы подвергаются общественному порицанию (в худшем случае - административному преследованию).

В российском обществе советского периода (в особенности в 1960 -80-е гг.) много говорилось и писалось о так называемом стирании грани между городом и деревней, умственным и физическим трудом. А вот о том, чтобы стереть грань, проложенную в умах людей, - грань между дореволюционным и послереволюционным периодами родной истории, и думать не приходилось. И это естественно. Эту грань можно назвать ребром жесткости государственной идеологии. Без - нее разваливается логическая схема нашей истории, и последняя предстает во всей своей сложности, непостижимости и многообразии. А в таком виде она непригодна в качестве важнейшей составляющей тоталитарной идеологии. В этом ответ на вопрос, почему при всей радикальности перемен в российском обществе в 1990-е гг. сохранилась государственная пропаганда разломного, разрывного исторического мышления (просто плюсы поменялись на минусы, и если прежде мыслилось, что до революции все было плохо, а после — хорошо, что Столыпин был плохой, а Ленин — хороший, то теперь наоборот). Наше государство пытается, таким образом, воспринять главное наследство прежнего режима - власть над прошлым. Между тем, пора, наверное, перестать диктовать прошлому языком голых идеологических схем, каким образом ему надлежит воздействовать на настоящее, и повнимательнее присмотреться, как оно на самом деле на него воздействует.

Главный недостаток современной либерально-рыночной схемы российской истории XX века, которая на протяжении всех 1990-х, да и начала 2000-х гг. претендовала на роль новой государственной идеологии и согласно которой до 1917 г. наша страна естественным порядком развивалась примерно в том же направлении, что и страны Запада (читай — в правильном направлении), а затем это развитие было злокозненно и искусственно прервано большевиками во главе с Лениным и теперь должно быть восстановлено5, — главный ее недостаток тот же, что и у предшествующей научно-коммунистической схемы: она весьма неадекватно отражает историческую действительность. Чтобы поддерживать ее на плаву, по-прежнему приходится утаивать и затушевывать огромное количество исторических фактов, приписывать большинству населения России - крестьянству — ментальные свойства, на самом деле для него не характерные, как например, стремление к ведению индивидуального частного хозяйства товарно-рыночной ориентации, фермерского типа.

Спрашивается, можно ли обойтись в обществоведении без схем? Полагаю, что нет. Специалисты занимаются изучением тех или иных аспектов нашего прошлого, имеют дело с невероятным количеством данных и фактов. Их задача, кроме прочего, состоит в том, чтобы уловить во всем этом некие общие тенденции, закономерности, руководствуясь интуицией, чутьем, здравым смыслом, знанием предшествующих историографических достижений. Кроме того, очень желательно, чтобы они делали свои работы читабельными и удобовоспринимаемыми для людей, которые естественным порядком интересуются историей своей страны. А это и есть схематизация. Но тут важно, чтобы эти схемы не ругались между собой, как в описанном случае с либеральным и коммунистическим подходами, а дополняли и обогащали друг друга,

5 У истоков пропаганды этой идеологии в посткоммунистическое время стоял, в частности, известный кинорежиссер С. Говорухин. Его документальный фильм «Россия, которую мы потеряли» мощно воздействовал на сознание, поскольку талантливый человек талантлив во всем - даже и в пропаганде своих искренних заблуждений. Хорошо, что он весьма скоро понял, кому выгодны эти идеи, и столь же энергично выступил с тезисом о криминальной революции в стране в 90-е гг., творцам которой очень кстати пришелся пропагандистский шаблон о потерянном в 1917 году российском капиталистическом рае допуская взаимоотрицание лишь в той мере, в какой разные стороны изучаемой действительности отрицают друг друга (банальный пример: вечный конфликт поколений6).

В настоящем исследовании предлагается своя схема для обобщения и интерпретации важнейших событий отечественной истории на протяжении примерно первой трети XX века. Главное в этой схеме — акцент на то, что такое крестьянство как таковое и российское крестьянство эпохи модернизации как громадное большинство населения страны. Под этим углом зрения исчезает вышеупомянутая пресловутая грань, связанная с большевистским переворотом, в другом свете предстают многие вещи. Например, довольно суетным представляется теоретический и пропагандистский спор о том, что же прервалось в октябре 1917 г. — золотой век российского капитализма или позор эксплуатации человека^ человеком. Акцент переносится на то, что же продолжалось в период гражданской войны и в нэповские годы. Если принять во внимание, что продолжалась Россия как огромная крестьянская страна, то многое в родной истории становится на свои места, и об «ошибках» этой истории говорить становится значительно! труднее.

Хочу подчеркнуть, что данная схема не высмеивает и не отрицает либерально-прогрессистского или марксистско-коммунистического подходов к анализу российской исторической действительности, подобно тому, как обе эти разновидности теории прогресса действуют в отношении друг друга. Напротив, должен быть некий обобщающий подход, который, по достоинству бы оценивал оба методологических подхода, и в частности, был бы в состоянии объяснить, почему и та, и другая идеологические доктрины составляли мощный фактор отечественной истории в прошедшем столетии, весьма решительно

6 См.: Бабашкин В.В. К вопросу о конфликте поколений в России // Куда идет Россия? М., 2003. становясь господствующей идеологией государства на том или ином историческом этапе. Теоретический подход, который предлагается в последующих главах в качестве концептуальной основы для рассмотрения важнейших событий российской модернизации указанного периода, претендует на вариант такого обобщения, или на его неотъемлемую составляющую.

Соответственно, цель исследования состоит в том, чтобы аргументировано сформулировать некую общую логику основных событий российской истории первой трети XX века, исходя из того непреложного факта, что подавляющее большинство российского населения в этот период жили в крестьянской общине. Такая цель может быть достигнута только при опоре на основные достижения современного крестъяноведения.

Основные задачи, которые ставит перед собой автор, чтобы достичь этой цели, сводятся к следующему:

- проанализировать те тенденции и противоречия, которые существовали и существуют в отечественной и зарубежной* историографии при исследовании аграрной проблематики.России указанного периода; показать эволюцию и основные достижения современного крестъяноведения, раскрыть современные теоретические концепции развития аграрных обществ;

- показать, что политика коллективизации крестьянского хозяйства стала неотъемлемым этапом отечественной модернизации, закономерным результатом развития основных тенденций и противоречий российского общества первых десятилетий XX века.

Методология исследования учитывает междисциплинарный характер поставленной проблемы и требует использования основных методов смежных обществоведческих дисциплин и их синтеза при главенстве традиционно-исторических методов. Принцип историзма предполагает признание объективной закономерности исторического процесса, диалектическое взаимодействие объективных и субъективных факторов в конкретно-исторических условиях, осознание и понимание эпохи, отталкиваясь от базовых представлений об основных ее фактах и их глубинных взаимосвязях. Принцип объективности обязывает исследователя черпать свое представление об этих фактах и разнообразных их аспектах из разнообразных источников: монографии представителей разных исследовательских школ, имеющие прямое или косвенное отношение к изучаемой теме; документы и статистические материалы; воспоминания - письменные и устные - непосредственных участников событий; фольклор (сказка, поговорка, частушка, анекдот); художественная литература и публицистика.

Последний пласт источников исследования нуждается в дополнительном комментарии. Во времена господства методологий высокого модернизма историки, как советские, так и зарубежные, относились к этого рода литературе несколько свысока. Теперь явно происходит реабилитация беллетристики и публицистики как исторического источника7. Герменевтические приемы работы с текстом исторического источника все более уверенно входят в практику исторического исследования. Поэтому, рискуя навлечь на себя популярные ныне обвинения в постмодернизме, автор стремится широко опираться как на классические, так и на плохо изученные с этой стороны тексты отечественных авторов для подтверждения своих теоретических позиций. Сегодня наши исторические тексты, по-моему, часто бывают перегружены наукообразной тарабарщиной, которая декорируется излишне часто звучащим словом «дискурс». Мы и здесь слегка отстаем от западного постмодернизма, ярчайшие представители которого не только не стеснялись излагать результаты своих исследований удобоваримо и читабельно, но даже и вводили вымышленные персонажи на страницы своих книг, предлагая им действовать определенным о образом в предложенных условиях . В этой связи я во многом солидарен с высказыванием известного современного постмодернистского теоретика истории Ф.Р. Анкерсмита: «Дикое, жадное и безудержное копание в прошлом, вдохновленное желанием обнаружить реальность прошлого и восстановить ее с позиций науки, не является более задачей историка. Мы бы добились большего успеха более внимательным исследованием результатов полутора сотен лет копания в прошлом, чаще спрашивая себя, а что все это составляет в целом. Пришло время скорее

8 Соколов А.Б. Постмодернизм и историческое знание // Проблемы исторического познания. М., ИВИ РАН, 2009. С. 165-168, 176. подумать о прошлом, чем исследовать его»9. Хотя что плохого в том, чтобы и исследовать, и думать?

Если в нескольких словах представить ту теоретическую схему развития событий в начале XX века, которую предстоит аргументировать в последующих разделах, это может выглядеть следующим образом.

Предпосылки социально-революционных "потрясений вызревали в России не одно десятилетие, а, как и положено, примерно два поколения, порядка сорока лет — весь пореформенный период, на протяжении которого расшатывались, а к концу окончательно разболтались чрезвычайно важные устои в отношениях крестьян с представителями экономической и политической власти. Помещики в классическом аграрном обществе - это не столько классовые враги крестьян, как трактовал марксистский вариант теории прогресса, и не столько сдерживающий фактор социально-экономического прогресса, как трактуют другие ее варианты, сколько важнейшие участники морально-экономических отношений. В хорошие и нормальные по урожайности

9 Анкерсмит Ф.Р. История и тропология: взлет и падения метафоры. М., 2003. С. 341

10 Шанин Т. Методология двойной рефлексивности и исследования современной российской деревни // Рефлексивное крестьяноведение. М., 2002. С. 69-92. годы крестьяне спокойно и с пониманием исполняют свои обязанности по отношению к господам и властям, несут тягло. Но в случае недорода они справедливо рассчитывают на помощь со стороны власть имущих.

После реформы, когда вторжение рыночных отношений в этот морально-экономический уклад жизни было узаконено, помещики вопреки обычаю все чаще предлагали крестьянам самим разбираться со своими проблемами, главными из которых были малоземелье, потенциальная угроза неурожая и голода. Помещики и бюрократия получали новые, рыночные возможности: земли закладывались и перезакладывались в банках, обращаясь в денежную наличность. Дворянская молодежь стремилась в города — этакие «новые дворяне» на русский манер. Поэтому к рубежу столетий земельная аристократия решительно утрачивает в глазах крестьянства моральное право на свои земли.

Однако моральное право и правовой обычай — это удел крестьянского бытия. А в тот период довольно динамично происходило складывание предпосылок для вступления России в начальную стадию политического, гражданско-правового, многопартийного общества11. В начале XX в. в общинно-крестьянской России соревнование теорий и программ политических сил, партий и движений, противостоявших на общенациональной арене, становится реальным и очень действенным фактором текущей политики. Возникавшие после Манифеста 17 октября политические партии, равно как и возникшие ранее партии социалдемократов и эсеров, в российских условиях обязаны были бороться между собой за влияние на крестьян (или за иллюзорную демонстрацию

12 такового влияния друг перед другом ). Каким было это влияние и насколько оно соответствовало заявляемым претензиям, это вопрос, до

11 См.: Авилова Н.Л. Российская многопартийность: региональный аспект (на материалах политических партий и движений Центрального Черноземья). 1900-1999 гг. Дисс. докт. ист. наук. М., 2001. Раздел II.

12 Куренышев A.A. Всероссийский крестьянский союз 1905-1930 гг. Мифы и реальность. М.-СПб., 2004. С. 7. сих пор открытый для историков. Но партийные идеологи явно преувеличивали роль своих партий в революции.

Есть основания полагать, что революция началась до возникновения политических партий, была самоорганизованной в силу общинной организованности крестьянства. В последнее время ряд видных аграрников, развивая идеи В.П. Данилова, много пишут о крестьянской революции в России 1902-1922 гг.13 В этом безусловно есть большой резон, если рассматривать события 1905-1907 гг., широко известные как первая русская революция, в качестве одного из пиков того глобального процесса, который под названием «аграрных беспорядков» начинается в 1902 г. в Полтавской и Харьковской губерниях и цепной реакцией переходит практически на всю территорию гигантской империи. Затишье столыпинских реформ оказывается временным, и 1917 год предстает новым, еще более грозным валом бушующей в стране социальной бури. Не менее бурным и напряженным с точки зрения борьбы крестьян с государственными властями за землю и за право хозяйствовать на ней по собственному разумению представляется 1921 год, начало нэпа. Власти уступают напору крестьянства. Победа крестьян юридически закрепляется Земельным кодексом РСФСР, который был принят в декабре 1922 г. и отменил «социалистическое» земельное законодательство 1918-1920 гг.14

13 См., напр.: Данилов В.П. Аграрная реформа и аграрные революции в России // Великий незнакомец. Крестьяне и фермеры в современном мире. М., 1992. С. 310-321; он же. Не смей! Не ваше! Крестьянская революция в России. 1902-1922 годы // Россия. 1997, июль; он же. Великая крестьянская революция // Октябрь 1917: смысл и значение. М., 1998. с. 9-17; он же. Крестьянская революция в России. 1902-1922 гг. // Крестьяне и власть. М.-Тамбов, 1996. С. 4-23; Кондрашин В.В. Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма. М., 2009. С. 56-57 и др.

14 В.П. Данилов так писал о значении бурных деревенских событий для эволюции российского общества в целом: «Совершенно неожиданно и для правых, и для левых - и для самодержавия, и для революционеров - по черноземной полосе Украины и России в 1902 г. прокатилась волна крестьянских восстаний, сопровождавшихся захватами помещичьих земель, поджогами усадеб и т.п. В России начиналась крестьянская революция, на фоне (и основе) которой развертывались все другие социальные и политические революции, включая Октябрьскую 1917 г. .Крестьянская революция оставалась основой всего происходившего в стране и после Октября 1917 г. — до 1922 г. включительно. Аграрная революция в деревне и нежелание воевать крестьян, одетых в серые шинели, отдали власть большевикам. .Крестьянская революция заставила отказаться от продовольственной разверстки, ввести нэп, признать особые интересы и права деревни.» - Данилов В.П. Аграрная реформа и аграрные революции в России. С. 314, 319.

Но, начавшись, условно говоря, в 1902 г., российская революция, с моей точки зрения, не завершается в 1922 г. Завершается крестьянский ее этап - и на новый круг выходит этап политический. Тот год хоть и был годом полной победы крестьянства в борьбе с центральной властью за собственное представление о наилучшем обустройстве российского общества в целом, но он не стал и не мог стать годом окончательной победы общины над обществом. «Можно было бы сказать, что крестьянская революция победила, - пишет В.П. Данилов, - однако эта победа оказалась равносильной поражению, ведь крестьянство не смогло создать отвечающую его интересам государственную власть, поскольку демократические возможности сгорели в огне гражданской войны, а из жесточайшего столкновения насилий вырастала государственная диктатура»15. Таким образом, есть свое основание в том, чтобы обозначить 1922 г. как завершение первого большого, двадцатилетнего этапа российской революции и начало второго ее этапа. Многим сложным и драматическим перипетиям модернизации аграрно-крестьянской России еще только предстояло материализоваться. И характер этой модернизации был в значительной мере обусловлен уровнем «крестьянственности» страны, логикой предшествующих эволюционных и революционных процессов в сфере внутриобщинных отношений и отношений крестьян с внешним для общины миром.

Понять эту логику помогает теоретическая концепция циклической мобильности российского крестьянства, объясняющая сущность и направление социально-экономического развития деревни в России в пореформенный период. Английский историк-социолог Т. Шанин, оперируя обширным фактическим материалом, показал, что, вопреки широко принятым представлениям о процессах социального расслоения деревни в условиях капитализма, а затем нэпа, в реальной деревне имели

15 Данилов В.П. Не смей! Не ваше! С. 20. место циклические процессы, поддерживающие социальный статус основной массы деревенского населения на уровне среднего крестьянства16. Российские специалисты по аграрной истории, принимающие в целом такую постановку вопроса, подчеркивают однако, что на протяжении пореформенного периода наряду с процессами циклической мобильности и в определенном смысле вопреки им, все же развивались процессы наследственного закрепления того или иного социального статуса в крестьянской деревне17.

События империалистической и гражданской войн существенно притормозили процессы расслоения в пользу выравнивания, заставили крестьян отмобилизоваться в рамках общины против вечного своего антипода - ужесточившейся государственной власти. Некоторые ученые называют это «архаизацией деревни»: имеется в виду стремительный срыв ее в средневеково-общинное состояние, когда жители деревни стихийно или сознательно разрушали и искореняли всевозможные элементы и проявления развития товарно-денежных отношений. И именно это социальное единство дало возможность крестьянам полностью победить в своей революции к 1922 г. Но «архаизация» деревни, всемерное укрепление общинных институтов под воздействием внешних факторов потребовало от сельского сообщества огромного напряжения внутренних сил. Поэтому в благоприятных условиях нэповской поры (тут и помощь голодающим как фактор замирения крестьян и власти, и твердый рубль, и налоговая политика Советской власти, и культурно-просветительные мероприятия на селе, и пропаганда севооборотов, и т.д.), буйным цветом зацвело в деревне то, что подавлялось в период «архаизации». Эрозия общинных отношений

16 См.: Shanin Т. The Awkward Class. Oxford, 1972; idem. Socio-Economic Mobility and the Rural History of Russia 1905-30 // Shanin T. Defining Peasants. Oxford, 1990; Шанин Т. Социально-экономическая мобильность и история сельской России 1905-1930 гг. Н Социологические исследования. 2002. № 1.

17 См.: Миронов Б.Н. Социальное расслоение русского крестьянства под углом зрения социальной мобильности // Янин B.JI. (ред.) Проблемы аграрной истории (XIX - 30-е годы XX в.) Минск, 1978. Ч. 2. С. 106-115; Миронов Б.Н. Социальная мобильность и социальное расслоение в русской деревне XIX — начала XX в. // Проблемы развития феодализма и капитализма в странах Балтики. Тарту, 1972. С. 156-183. возобновляется, новый импульс получают процессы, которые можно обозначить как альтернативные циклической мобильности, т.е. осереднячению деревни. В результате к роковому историческому рубежу — началу коллективизации — община подошла в ослабленном, дезорганизованном состоянии, в то время как власть была отмобилизована и организованна, как никогда.

Таким образом, полная победа крестьянской общины в революции становится залогом полного ее поражения и решительного разрушения в ходе коллективизации десятилетием позже. Такой взгляд на события 1920-х гг. под углом зрения современных концепций аграрного развития несколько корректирует и дополняет распространенную ныне трактовку нэпа как исторического подтверждения эффективности рынка и товарно-денежных отношений для восстановления промышленного и аграрного потенциала страны после разрухи. Иными словами, учет особенностей крестьянского мышления, экономического и политического поведения, а также демографической ситуации в российской деревне в 20-е гг. позволяет рассматривать предпосылки отбрасывания нэпа «к черту» и коллективизации общинной крестьянской деревни во всей их противоречивости и многообразии.

Коллективизация — центральное событие отечественной истории XX столетия, российский вариант модернизации аграрно-крестьянского общества. На нее также весьма плодотворно взглянуть с точки зрения энергичной политики государства в деревне и специфических реакций крестьянства. Теперь крестьянство уже разобщено и дезорганизовано (хотя и коллективизировано - все та же терминологическая казуистика18), у него больше нет общины, и оно не может фатально влиять на политику высшей власти. Но у него еще достаточно традиционных средств, чтобы делать результаты этой политики плохо предсказуемыми для государства,

18 Бабашкин В.В. О терминологических ловушках при анализе путей России в XX в. // Вестник Российского государственного аграрного университета. Научный журнал. № 1 (6). М., 2006. выжимая из них хоть какую-то пользу для себя. Поэтому я склоняюсь к тому, чтобы датировать завершение крестьянской революции в России (или революции в крестьянской России) примерно серединой 1930-х гг., когда Примерный устав сельскохозяйственной артели 1935 г. обозначил условия компромисса в отношениях между крестьянством и государственной властью, дозволив колхозникам вести личное подсобное хозяйство, и обязав участвовать в общественном. Это был реванш власти за победу крестьянской общины в 1922 г.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Закономерности и особенности российской модернизации в 1902-1935 гг.: опыт применения теоретических концепций развития крестьянских обществ"

Заключение

Русская революция XX века — это комплекс событий, глубоко закономерных для всего хода отечественной истории. Правда, это не совсем те закономерности, о которых было принято писать в исторической литературе советского периода. И уж тем более, это не цепь трагических случайностей, тенденция к обнаружению которых обрисовалась в постсоветской историографии и публицистике. Такой вывод напрашивается сам собой, если внимательно изучать современные теоретические концепции модернизации аграрных обществ и сосредоточивать внимание на тех аспектах российского общественного развития, которые в свете данных концепций представляются ключевыми.

Реформа 1861 г. носила несправедливый и грабительский характер по отношению к крестьянству. Жадность реформаторов, отношение к жителям деревни как к людям второго сорта в конечном итоге обрекли страну на революцию, растянувшуюся на всю первую треть двадцатого столетия. Революция эта, как и в ряде других регионов так называемого «третьего мира», оказалась крестьянской по сути и консервативной по определению, т.е. как и положено крестьянской революции. Вопреки ожиданиям либералов всех мастей, революционные события ясно и недвусмысленно показали, что огромное большинство российского населения привержено традиционным общинным формам ведения хозяйства. Это обрекало политические теории и политические партии европейского образца на банкротство. Шанс мог быть только у такой партии, которая на деле готова была считаться с крестьянской позицией. И хотя теоретическую основу партийной программы большевиков составляли идеи европейского прогрессизма, большевизм как идейно-организационная основа этой партии приходил в резонанс с действиями общинников на пиках революции. Большевизм в данном случае состоял в непримиримой оппозиции ко всем другим политическим силам страны, и это к осени 1917 г. в точности совпадало с настроениями огромного большинства крестьянства относительно хитросплетений городской риторики и политики.

Крестьянская революция отдала власть в городе большевикам, коммунально-организованное крестьянство заставило коммунистов к началу 20-х гг. признать де-юре победу общинной революции де-факто. А затем обе стороны вековечного противостояния — крестьяне и власть — вступили в период морально-психологической подготовки к какому-то рывку, большому скачку, который бы обеспечил партийно-государственной верхушке реализацию социалистического идеала в социально-экономической организации советского общества; крестьянам — что-то еще более смутно-утопическое, но без периодических голодовок и перманентного грабежа со стороны властей. Коллективизация как форма материализации этих ожиданий могла показаться обеим сторонам не вполне тем, о чем мечталось. Впрочем, обе стороны с большевистской энергией и крестьянской практичностью приспосабливались к новой реальности. Вехой на пути партийного приспособления стал «Краткий курс истории ВКП(б)», где в традициях оруэлловского Министерства правды было «научно» доказано, что это и есть социализм, а другим он и быть не мог.

Однако, с моей точки зрения, то общество, основы которого складывались в нашей стране в 30-е гг., больше резонов называть не социализмом, а коммунизмом. Дело в том, что в результате действия глубинных предпосылок коллективизации советской деревни сбылась мечта Столыпина: громада российской крестьянской общины рухнула в одночасье. Образно говоря, общество оказалось завалено обломками этого гигантского обрушения, и для строительства нового общественного здания не было под руками другого материала. Небывалые темпы советской урбанизации позволили M.JI. Левину даже так поставить вопрос, что социальную основу советской политико-экономической модели составили коллективизированные крестьяне в деревнях и урбанизированные крестьяне в городах. Один из издателей М.Л. Левина довольно образно комментировал это умопостроение ученого: когда крестьянская община в России исчезла столь же внезапно, как Чеширский кот с ветки дуба, когда «аграрное царство» рухнуло, то общинность, крестьянственность как важнейшая черта «аграрного царства» осталась, подобно улыбке того кота, и царству промышленно-городскому пришлось 668 ее унаследовать . Иными словами, советское общество восприняло от общины (коммуны) очень многое в области социально-экономического и духовно-культурного уклада повседневной жизни. Парадокс получается: строили-строили коммунизм от Хрущева до Горбачева, а и не замечали, что в коммунизме и живем. История российского общества и его историография вообще парадоксальны669.

Более конкретное рассмотрение вопроса о том, что же было унаследовано советским общественным укладом от крестьянской общины, я, будучи материалистом по первоначальному воспитанию и образованию, должен был бы начинать с экономики, поскольку духовное вторично. Но в данном случае отделить одно от другого даже чисто аналитически представляется невозможным. В результате гиперурбанизации крестьяне пришли в советский город, принеся сюда свои ценности и стереотипы поведения. Переизбыток неквалифицированной рабочей силы в советской индустрии не позволяет

66S Wildman A. From the Editor И The Russian Review. An American Quarterly Devoted to Russia Past and Present.

1991. Vol. 50. №3. P. VI.

669 См.: Бабашкин В.В. О терминологических ловушках при анализе путей России в XX в. // Вестник

Российского государственного аграрного университета. Научный журнал. № 1 (6). М., 2006. и речь вести о рынке труда, а в условиях форсированного становления командно-распределительной экономики и потребительский рынок также надолго ушел в прошлое и будущее. Деньги — в полном согласии с общинной традицией - продолжают носить в системе общественных отношений второстепенный, подчиненный характер по сравнению с личными связями, знакомством, родством, т.е. тем, что называют «блат»670.

Своеобразием в советском обществе отличался и такой чисто крестьянский ценностный ориентир, как уверенность в завтрашнем дне. Если прежде ее воплощали полный амбар и членство в общине, то теперь на первых порах это были рабочая продуктовая карточка и вера в крепость Советской власти. Эта «уверенность» на всех этапах развития советского общества составляла самый крупный козырь партийной пропаганды. И работал данный тезис не только потому, что многое в советской экономической политике было направлено на создание определенных социальных гарантий. К примеру, совсем по-общинному, по-коммунистически, выглядит практика централизованного перераспределения через партийно-хозяйственные структуры продукции сельского хозяйства с целью не дать «лежачим» колхозам развалиться окончательно — разумеется, за счет нажима на рентабельные хозяйства. Идея уверенности в завтрашнем дне срабатывала безотказно, находя устойчивый отзвук в душах советских горожан — даже и во втором поколении, но все же в большинстве своем выходцев своем выходцев из деревни.

670 См.: Леденева А. Блат и рынок: трансформация блата в постсоветском обществе // Неформальная экономика.

Россия и мир / Под ред. Т. Шанина. М., 1999. С. 111-124. мы — они», как известно, является одной из базовых характеристик общинной ментальности. «Они» там, на уровне «каркаса» чем-то смутно притягательны, но в основном непонятны и враждебны, от «них» исходит угроза. Такая социально-психологическая особенность огромного большинства населения страны, видимо, сыграла важную роль в идейно-политической самоизоляции СССР как непременного условия становления тоталитарного режима. Сам тоталитаризм, кстати, глубоко согласен с общинной соборностью, привычкой решать все важнейшие вопросы единогласием. Когда в «Кратком курсе» было напористо заявлено, что в стране построены основы наиболее разумного и передового общества, основная масса советских граждан склонна была принять это на веру: «мы» тут живем лучше и толковее, чем «они» там, в

671 мире чистогана и наживы, безработицы и нищеты .

Если переходить к экономическим аспектам данного в общем-то культурологического явления, вспомним о крайне незначительной роли товарно-денежных отношений в советской экономике по сравнению с такими регуляторами, как план, госзаказ, централизованное распределение и др. Все это составляло настолько существенное отличие от экономической организации западных стран, что в советских учебных заведениях «политэкономия социализма» изучалась отдельно от таковой капитализма. Слабые материальные стимулы к труду в советской экономике были связаны с чисто крестьянскими мотивациями трудовой деятельности. И совершенно неправомерно было усматривать причину низкой производительности и невысокого качества труда в общественном секторе этой экономики только в слабом материальном стимулировании. Ненацеленность крестьянского труда на получение прибыли в сочетании с такими социально-психологическими характеристиками, как минимизация трудозатрат, стремление сохранить энергию и силы для

671 Бабашкин В.В. Крестьянский менталитет: наследие России царской в России коммунистической // Общественные науки и современность. 1995. № 3. С. 107-108. работы на семью, во многом объясняет, почему в колхозно-совхозном производстве нередко отсутствовала забота о своевременной уборке и рациональном хранении урожая, дорогая импортная техника доводилась до ума кувалдой, а отделочные работы в домах-новостройках производились «тяп-ляп».

Параллельно существовала другая экономика, в которой всех этих явлений попросту не существовало (или они существовали зависимости от личностных особенностей того, кто осуществлял работу), поскольку были другие мотивации. Т. Шанин обозначил ее термином «эксполярная экономика», т.е. не принадлежащая ни к одному из полюсов — ни к частнокапиталистической, ни к государственно-коммунистической экономике672. Очень многие важнейшие социально-экономические проблемы решаются в посткрестьянских обществах именно в этой сфере,

673 как правило, силами членов семьи . Не принимая (не желая принимать?) во внимание данную особенность таких обществ, либеральные экономисты, как западные, так и отечественные, на рубеже 80-х - 90-х годов единодушно прогнозировали, что советские колхозники и работники совхозов охотно бросятся в пучину частной собственности на землю и фермерского предпринимательства. Однако советские труженики села предпочли как-то иначе приспосабливаться к изменившимся условиям и законодательному давлению правительства Ельцина в направлении приватизации земельных паев674. По-видимому, многие из них привычно рассматривали колхозы как некие придатки к

672 См.: Шанин Т. Эксполярные структуры и неформальная экономика современной России // Там же. С. 11-32.

673 На одном из симпозиумов «Куда идет Россия?», участники которого весьма широко пользовались словом «посткоммунистическое общество», имея в виду постсоветскую Россию, я предложил нечто вроде определения общества посткрестьянского: это традиционное (или крестьянское, или аграрное) общество, втянувшееся в процесс модернизации и потому постепенно перестающее быть крестьянским — значительно менее постепенно, чем проходили этот путь страны западноевропейской цивилизации, но значительно более постепенно, чем склонна трактовать официальная идеология этого общества. - См.: Бабашкин В.В. О некоторых закономерностях эволюции власти в посткрестьянском обществе // Куда идет Россия?. Власть, общество, личность. М., 2000. С. 107.

674 См.: Данилов В.П. Судьбы сельского хозяйства в России (1861-2001 гг.) // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ученые записки. 2005. Вып. 5. М., 2006. С. 22-27. своему личному хозяйству и не видели необходимости в отказе от столь важного страхующего фактора.

В связи с упомянутым стремлением «демократического» правительства законодательно продавить введение частной собственности на землю хотелось бы предложить еще одно, последнее в контексте этой работы умозаключение-гипотезу, обоснование которой могло бы стать еще одной из перспектив дальнейших исследований по заявленной теме. В посткрестьянском обществе законы и распоряжения властей реализуются в тесной увязке с тем, насколько рядовые граждане такого общества видят в них смысл и пользу. В тех случаях, когда политическая линия власти совпадает с умонастроениями огромного большинства людей, происходят какие-то реальные сдвиги. Когда расхождения слишком велики, в лучшем случае, большинство рядовых граждан общества включают скрытое повседневное сопротивление, унаследованное от недавних предков, и законотворческая инициатива политической «элиты» спускается на тормозах. В худшем — возникают драматические коллизии. В целом же противостояние народа и власти в таком обществе достаточно плотное, и реальное движение осуществляется в направлении как бы резюмирующего вектора этих двух

675 Бабашкин В.В. О некоторых закономерностях эволюции власти в посткрестьянском обществе. С. 110-1 И.

Список научной литературыБабашкин, Владимир Валентинович, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Аврех А.Я. П.А. Столыпин и судьбы реформ в России. М.: Политиздат, 1991.

2. Аврех А.Я. Столыпин и Третья Дума. М.: Наука, 1968.

3. Аврех А.Я. Царизм и третьеиюньская система. М.: Наука, 1966.

4. Александров В.А. Сельская община в России (XVII начало XIX в.) М.: Наука, 1976.

5. Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. Сергей Юльевич Витте и его время. СПб.: ИРИ РАН, 2000. 430 с.

6. Анкерсмит Ф.Р. История и тропология: взлет и падение метафоры. М., 2003.

7. Анфимов A.M. Крестьянское движение в России во второй половине XIX века // Вопросы истории. 1973. № 5.

8. Анфимов A.M. Новые собственники (из итогов столыпинской реформы) // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. Под ред. В. Данилова, Т. Шанина. М.: Аспект-Пресс, 1996. С. 60-95.

9. Анфимов A.M. П.А. Столыпин и российское крестьянство. М.: ИРИ РАН, 2002.-300 с.

10. Анфимов A.M. Экономическое положение и классовая борьба крестьян Европейской России. 1881-1904 гг. М., 1984.

11. Анфимов A.M., Зырянов П.Н. Некоторые черты эволюции русской крестьянской общины в пореформенный период (1861-1914 гг.) // История СССР. 1980. № 4.

12. Аптекарь П.А. Крестьянская война // Военно-исторический журнал. 1993. № 1-2.

13. Бабашкин В.В. К вопросу о конфликте поколений в России // Куда идет Россия? М.: МВШСЭН-Интерцентр, 2003. С. 159-161.

14. Бабашкин В.В. Крестьянский менталитет как системообразующий фактор советского общества // Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.) М.: РОССПЭН, 1996. С. 276284.

15. Бабашкин В.В. Крестьянский менталитет: наследие России царской в России коммунистической // Общественные науки и современность. 1995. № 3. С. 99-110.

16. Бабашкин В.В. Кто и за что воевал в гражданской войне? // Общественные науки и современность. 2005. № 4. С. 113-123.

17. Бабашкин В.В. О некоторых закономерностях эволюции власти в посткрестьянском обществе // Куда идет Россия?. Власть, общество, личность. М.: МВШСЭН-Интерцентр, 2000. С. 105-111.

18. Бабашкин B.B. О некоторых особенностях социального поведения крестьян: историк и художественная литература // Пути России: культура, общество, человек. Международный симпозиум 2526 января 2008 г. М.: МВШСЭН-Интерцентр, 2008. С. 365-375.

19. Бабашкин В.В. О терминологических ловушках при анализе путей России в XX в. // Вестник Российского государственного аграрного университета. Научный журнал. № 1 (6). М., 2006. С. 21-22.

20. Бабашкин В.В. Россия в 1902-1935 гг. как аграрное общество: закономерности и особенности отечественной модернизации. М.: РГАЗУ, 2007. 232 с.

21. Бабашкин В.В. Россия XX века: о некоторых подходах современной западной историографии // Куда идет Россия? М.: МВШСЭН-Интерцентр, 1999. С. 68-75.

22. Байрау Д. Янус в лаптях: крестьяне в русской революции 19051917 гг. // Вопросы истории. 1992. № 1. С. 19-31.

23. Безгин В.Г. Крестьянская повседневность (традиции конца XIX начала XX вв.). М. - Тамбов: Изд-во Тамбов, гос. тех. ун-та, 2004. -304 с.

24. Бердинских В.А. Крестьянская цивилизация в России. М.: Аграф, 2001.-432 с.

25. Бердяев H.A. Истоки и смысл русского коммунизма. Репринтное воспроизведение издания YMCA-PRESS, 1955. М.: Наука, 1990.-224 с.

26. Бордюгов Г.А., Козлов В.А. Поворот 1929 года и альтернатива Бухарина // Вопросы истории КПСС. 1988. № 8. С. 15-33.

27. Бородкин Л.И., Свищев М.А. Социальная мобильность крестьянства в период нэпа // Вестник сельскохозяйственных наук. 1992. №2.

28. Бруцкус Б. Народное хозяйство Советской России, его природа и его судьбы // Вопросы экономики. 1991. № 10.

29. Буганов A.B. Отношение к русским царям в народном сознании XIX начала XX веков // Куда идет Россия. М.: МВШСЭН-Интерцентр, 2002. С. 253-261.

30. Бухараев В.М. Идеальный учебник большевизма. Традиция и лингвокультура «Краткого курса истории ВКП(б)» // Новый мир истории России. Форум японских и российских исследователей. К 60-летию проф. ВадаХаруки. М.: «АИРО-ХХ», 2001. С. 316-333.

31. Буховец О.Г. К методике изучения приговорного движения // История СССР. 1979. № 3.

32. Буховец О.Г. Массовые источники по общественному сознанию российского крестьянства // История СССР. 1986. № 4.

33. Буховец О.Г. Социальные конфликты и крестьянская ментальность в Российской империи начала XX века: Новые материалы, методы, результаты. М.: Мосгосархив, 1996.

34. Васильев A.A. Крестьянские наказы Самарской губернии. Самара, 1906.

35. Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире: Пер. с англ. / Сост. Т. Шанин; Под ред. A.B. Гордона. М.: Издательская группа «Прогресс» «Прогресс-Академия», 1992. - 432 с.

36. Виола JI. ОГПУ, раскулачивание и спецпереселенцы // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Вып. 3. М.: МВШСЭН, 1999. С. 114-162.

37. Вопросы истории капиталистической России. Свердловск, 1972.

38. Вылцан М.А., Ивницкий H.A., Поляков Ю.А. Некоторые проблемы истории коллективизации в СССР // Вопросы истории. 1965. №3.

39. Герасименко Г.А. Аграрная реформа Столыпина: замыслы и результаты // Народный депутат. 1992 № 12.

40. Герасименко Г.А. Борьба крестьян против столыпинской аграрной политики. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1985.

41. Герасименко Г.А. Борьба общинников против отрубщиков и хуторян в 1917г.// Крестьянство Поволжья в Октябрьской революции и гражданской войне. Куйбышев, 1983.

42. Герасименко Г.А. Противодействие крестьян столыпинской аграрной политике // История СССР. 1984. № 3.

43. Гиренок Ф.И. Моральная экономика: третий путь // Философия хозяйства. Альманах центра общественных наук экономического факультета МГУ. 1999. № 1. С. 48-49.

44. Глаголев А.И. Второе раскрепощение русского крестьянства // Вестник АН СССР. 1991. № 9. С. 74-90.

45. Глаголев А.И. Формирование экономической концепции П.А. Столыпина (1885-1905)//Вопросы экономики. 1990. № 10. С. 56-74.

46. Глумная М. К характеристике колхозного социума 1930-х гг. (на материалах Европейского Севера России) // XX век и сельская Россия. Токио: CIRJE, 2005. С. 265-285.

47. Гордон A.B. Пореформенная российская деревня в цивилизационном процессе (Размышления о постановке вопроса) // Рефлексивное крестьяноведение: Десятилетие исследований сельской России. М.: МВШСЭН-РОССПЭН, 2002. С. 141-160.

48. Гордон A.B. Крестьянство и рынок. Научно-аналитический обзор. М.: ИНИОН, 1995. 79 с.

49. Гордон A.B. Типология семейного хозяйства в крестьяноведении (90-е годы XIX в. 90-е годы XX в.) //

50. Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ученые записки. 1999. М.: МВШСЭН, 1999. С. 5-25.

51. Гражданская война в России: перекресток мнений. М.: Наука, 1994.-377 с.

52. Грациози А. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917-1933. М.: РОССПЭН, 2001. 135 с.

53. Гришаев В. «Сростинское дело» // Отечество. Краеведческий альманах. № 4. М.: Отечество, 1993. С. 204-226.

54. Громов М.П. Тропа к Чехову: Документально-художественная книга о жизни и творчестве А.П. Чехова. М.: Детская литература, 2004. 459 с.

55. Громыко М.М. Мир русской деревни. М.: Молодая гвардия,1991.-446 с.

56. Громыко М.М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в. М.: Наука, 1986. 278 с.

57. Данилов В.П. «Бухаринская альтернатива» // Бухарин: человек, политик, ученый. М.: Политиздат, 1990. С. 82-130.

58. Данилов В.П. Аграрная реформа и аграрные революции в России // Великий незнакомец. Крестьяне и фермеры в современном мире. М.: Издадельская группа «Прогресс» — «Прогресс-Академия»,1992. С. 310-321.

59. Данилов В.П. «Бухаринская альтернатива» // Бухарин: Человек, политик, ученый: Сб. статей. М.: Политиздат, 1990.

60. Данилов В.П. Великая крестьянская революция // Октябрь 1917: смысл и значение. М.: Издательство «Апрель-85», 1998. С. 9-17.

61. Данилов В.П. Из истории «перестройки». Переживания шестидесятника-крестьяноведа // Новый мир России. Форум японских и российских исследователей. К 60-летию проф. Вада Харуки. М.: АИРО-XX, 2001. С. 413-428.

62. Данилов В.П. Крестьянская революция в России. 1902-1922 гг. //Крестьяне и власть. М.: МШСЭН, Тамбов: ТГТУ, 1996. С. 4-23.

63. Данилов В.П. Не смей! Все наше! Крестьянская революция в России. 1902-1922 гг. //Россия. 1997. № 7. С. 15-20.

64. Данилов В.П. О русской частушке как источнике по истории деревни // Советская культура: 70 лет развития: Сб. статей. К 80-летию акад. М.П. Кима. М.: Наука, 1987. С. 376-392.

65. Данилов В.П. Основные итоги и направления изучения истории советского крестьянства. // Проблемы аграрной истории советского общества. Материалы Научной конференции 9-10 июня 1969 г. М: Наука, 1971.

66. Данилов В.П. Русская революция в судьбе A.B. Чаянова // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1996. М.: Аспект-Пресс, 1996. С. 96-133.

67. Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: население, землепользование, хозяйство. М.: Наука, 1977. — 318 с.

68. Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: социальная структура, социальные отношения. М.: Наука, 1977.

69. Данилов В.П. Советская налоговая политика в доколхозной деревне // Октябрь и советское крестьянство. М.: Наука, 1977. С. 164191.

70. Данилов В.П. Социально-экономические уклады в советской доколхозной деревне: их соотношение и взаимодействие // Новая экономическая политика: вопросы теории и истории. М.: Наука, 1974. С. 58-79.

71. Данилов В.П. Судьбы сельского хозяйства в России (1861-2001 гг.) // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ученые записки. 2005. Вып. 5. М.: МВШСЭН, 2006. С. 10-29.

72. Данилов В.П., Ильин А., Тепцов Н.В. Коллективизация: как это было // Правда. 1988. 26 августа, 16 сентября.

73. Данилов В.П., Славко Т.И. О путях исследования данных налоговых сводок по сельскому хозяйству СССР за 1924/25 1927/28 гг. // История СССР. 1972. № 5. С. 90-104.

74. Данильченко З.Р. Крестьянство и власть в годы нэпа: к проблеме эволюции взаимоотношений // Информационные технологии в управлении и подготовке кадров АПК. М.: РГАЗУ, 2005. С. 137-140.

75. Деникин А.И. Кто спас Советскую власть от гибели. М., 1991.

76. Домников С.Д. Мать-земля и Царь-город. Россия как традиционное общество. М.: Алетейа, 2002. — 672 с.

77. Дружинин Н.Д. Право и личность крестьянина. Ярославль, 1912.

78. Дубровский С.М. Крестьянское движение в революции 19051907 гг. // Доклады и сообщения Института истории СССР АН СССР. Вып. 9. М., 1956. С. 18-39.

79. Дубровский С.М. Столыпинская земельная реформа. М.: АН СССР, 1963.

80. Дьяков И. Забытый исполин: К биографии П.А. Столыпина // Наш современник. 1990. № 3. С. 131-143.

81. Дэвис Р.У. Советская экономика в период кризиса. 1930-1933 годы // История СССР. 1991. № 4.

82. Дякин B.C. Был ли шанс у Столыпина? // Звезда. 1990. № 12. С. 113-124.

83. Дякин B.C. Столыпинская земельная реформа // Кризис самодержавия в России. 1895-1917. Л., 1984.

84. Елуфимова Н.М. Русская художественная литература и публицистика как источник по истории крестьянства // Общество и экономика. М., РГАЗУ, 1998. С. 12-14.

85. Есиков С.А. «Бухаринская альтернатива» сталинскому аграрному курсу // История сталинизма: Итоги и проблемы изучения: Международная научная конференция. Москва, 5-7 декабря 2008 г. Готовится к печати.

86. Есиков С.А. Могла ли быть осуществлена «бухаринская альтернатива» // Проблемы аграрного и демографического развития Сибири в XX начале XXI в.: Материалы всероссийской научной конференции. Новосибирск: Институт истории СО РАН, 2009. С. 38-41.

87. Есиков С.А. На пути к военному коммунизму. Государственное регулирование хлебозаготовок в Тамбовской губернии в 1914 начале 1917 г.// Крестьяне и власть. М.: МВШСЭН, Тамбов: ТГТУ, 1996. С. 66-77.

88. Еферина Т.В., Еферин Ю.Г. История села Старое Синдорово // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. М.: Аспект-Пресс, 1996. С. 160-205.

89. Ефименко А. Исследования народной жизни. Обычное право. М., 1884.

90. Ефименко А. Южная Русь. В 2-х т. СПб., 1905.

91. Жидков Г.П., Забоенкова A.C. К оценке характера столыпинского указа 9 ноября 1906 года // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 1985. С. 117-127.

92. Зеленин И.Е. Был ли «колхозный неонэп»? // Отечественная история. 1994. № 2. С. 105-121.

93. Земсков В.Н. Кулацкая ссылка в 30-е годы // Социологические исследования. 1991. № 10. С. 3-21.

94. Земсков В.Н. Спецпереселенцы // Социологические исследования. 1990. №. 11. С. 3-17.

95. Зырянов П.Н. Земельно-распределительная деятельность крестьянской общины в 1907-1914 гг. //Исторические записки. 1988. Т. 116. С. 103-160.

96. Зырянов П.Н. Крестьянская община Европейской России 19071914 гг. М., 1992.

97. Ибрагимова Д.Х. НЭП и перестройка. Массовое сознание сельского населения в условиях перехода к рынку. М.: Памятники исторической мысли, 1997. — 217 с.

98. Ивницкий Н. А. Репрессивная политика советской власти в деревне (1928-1932 гг.). М., 2000.

99. Ивницкий H.A. Голод 1932-1933 годов. М., 1995.

100. Ивницкий H.A. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). М.: Интерпракс, 1994. 272 с.

101. Измозик B.C. Политический анекдот// Аргументы и факты. 1996. №20.

102. Измозик B.C. Политический контроль в Советской России. 1918-1928 годы//Вопросы истории. 1997. № 7. С. 32-53.

103. Иконникова И.П., Угроватов А.П. Сталинская репетиция наступления на крестьянство // Вопросы истории КПСС. 1991. № 1. С. 68-81.

104. Ильиных В.А. Государственное регулирование заготовительного хлебного рынка в условиях нэпа (1921-1927 гг.) // НЭП: приобретения и потери. М, 1994. С. 164-175.

105. Ильиных В.А. Государственное регулирование сельскохозяйственного рынка Сибири (1921-1928 гг.) Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2005. 284 с.

106. Ильиных В.А. Урало-сибирский метод хлебозаготовок: поиски оптимального варианта // Гуманитарные науки в Сибири. 2006. № 2.

107. Ионин Л.Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие. М.: Логос, 2000.-280 с.

108. История ВКП(б). Краткий курс. М., 1938.

109. История северного крестьянства. Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд., 1985.

110. История советского крестьянства и колхозного строительства. М., 1963.

111. История СССР с древнейших времен до наших дней: в 12 томах. Т. 8. М., 1967.

112. Кабанов В. В. Аграрная революция в России // Вопросы истории. 1989. № 11. С. 28-45.

113. Кабанов В.В. Кооперация, революция, социализм. М.: Наука, 1996.-205 с.

114. Кабанов В.В. Октябрьская революция и крестьянская община. //Исторические записки. 1984. Т. 111. С. 100-150.

115. Кабанов В.В. Судьбы кооперации в Советской России: проблемы, историографии // Судьбы российского крестьянства / Под общ. ред. Ю.Н. Афанасьева. М.: РГГУ, 1995. С. 212-248.

116. Кабанов В.В. Крестьянская община и кооперация России XX века. М.: ИРИ РАН, 1997.

117. Кабытов П.С. Русское крестьянство в начале XX века. Куйбышев, 1990.

118. Кавтарадзе А.Г. Военные специалисты на службе Республики Советов. М., 1988.

119. Казарезов В.В. О Петре Аркадьевиче Столыпине. М., 1991.

120. Качоровский K.P. Народное право. СПб., 1906.

121. Ким Чан Чжин. Государственная власть и кооперативное движение в России-СССР (1905-1930). М.: ИРИ РАН, 1996. 251 с.

122. Китанина Т.М. Война, хлеб и революция (Продовольственный вопрос в России. 1914 октябрь 1917 г.). JL, 1985.

123. Климин И.И. Переход к нэпу и голод 1921 г. // Россия нэповская: политика, экономика, культура. Новосибирск, 1991.

124. Ковалева JI. Оружие слабых: села Александровка и Плотниково (преданализ) // Рефлексивное крестьяноведение. М.: МВШСЭН-РОССПЭН, 2002. С. 313-342.

125. Козмин А. Обычные суды в хуторах Донской области // Этнографическое обозрение. 1891. № 3.

126. Кознова И.Е. XX век в социальной памяти российского крестьянства. М.: ИФ РАН, 2000. 207 с.

127. Кондратьев Н.Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М.: Наука, 1991. 486 с.

128. Кондрашин В.В. Голод 1932-1933 годов в деревнях Поволжья (по воспоминаниям очевидцев) // Новые страницы истории Отечества. Пенза, 1992. С. 164-170.

129. Кондрашин В.В. Голод 1932-1933 годов: Трагедия российской деревни. М.: РОССПЭН, 2008. 519 с.

130. Кондрашин В.В. История села Лох // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. М.: МВШСЭН-Интерцентр, 1997. С. 176-216.

131. Кондрашин В.В. Крестьянство России в гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма. М.: РОССПЭН, 2009. 575 с.

132. Кондрашин В.В., Слепнев И.Н. К 80-летию со дня рождения Андрея Матвеевича Анфимова // Отечественная история. 1998. № 3. С. 206-208.

133. Корелин А.П. П.А. Столыпин и российское общество: политическая программа правительства и попытки ее реализации // Куда идет Россия? М.: МВШСЭН-Интерцентр, 2000. С. 37-44.

134. Корнилов Г.Е. Аграрная модернизация России в XX в.: региональный аспект // Уральский исторический вестник. № 2(19), Екатеринбург, 2008. С. 4-14.

135. Корсакова P.P. Почему A.B. Чаянов почти ничего не писал об общине // Общество, экономика и научно-технический прогресс. М.: РГАЗУ, 2002. С. 104-110.

136. Кострикин В.И. Земельные комитеты в 1917 году. М.: Наука, 1975.-336 с.

137. Кострикин В.И. Крестьянское движение накануне Октября // Октябрь и советское крестьянство, 1917-1977. М.: Наука, 1977. С. 10-42.

138. Коцонис Я. Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 18611914. М.: Новое литературное обозрение, 2006. 320 с.

139. Коэн С. Бухарин. Политическая биография. 1888-1938. М.: Прогресс, 1988.-574 с.

140. КудюкинаМ.М. Зажиточное крестьянство в конце 1920-х гг.: попытка выживания) // Зажиточное крестьянство России в исторической ретроспективе: материалы XXVII сессии Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы, Вологда, 2001.

141. Куренышев A.A. Всероссийский Крестьянский союз 1905-1930 гг. Мифы и реальность. М.: АИРО-ХХ; СПб: Дмитрий Буланин, 2004. -336 с.

142. Куртуа С., Верт Н., Панне Ж.-Л. и др. Черная книга коммунизма. Преступления, террор, репрессии. М.: Издательство «Три века истории», 1999. — 768 с.

143. Кучумова Л.И. История русской общины в освещении современной немарксистской историографии // История СССР в современной западной немарксистской историографии: Критический анализ. М., 1990.

144. Кучумова Л.И. Некоторые вопросы методики исследования общинного землевладения сельского населения в пореформенной России // Комплексные методы изучения исторических источников: Сб. статей. М., 1987.

145. Кучумова Л.И. Сельская поземельная община Европейской России в 60 70-е годы XIX в. // Исторические записки. 1981. Т. 106.

146. Лавров В.М. «Крестьянский парламент» России (Всероссийские съезды Советов крестьянских депутатов в 1917-1918 годах). М.: Археографический центр, 1996. -238 с.

147. Лебедев C.B. Русские идеи и русское дело. Национально-патриотическое движение в России в прошлом и настоящем. СПб.: Алетейя, 2007. 560 с.

148. Левин М. Деревенское бытие: нравы, верования, обычаи // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1997. М.: МВШСЭН-Интерцентр, 1997. С. 84-127.

149. Левин М. Режимы и исторические процессы в России XX в. // Куда идет Россия? Социальная трансформация постсоветского пространства. М., 1996.

150. Левин М.Л. Обычное право и сельское общество в пореформенный период // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. М.: МВШСЭН-Интерцентр, 1997. С. 84-127.

151. Левин М. Советский век. М., 2008.

152. Левковский А.И. Третий мир в современном мире (некоторые проблемы социально-экономического развития многоукладных государств). М., 1970.

153. Леденева А. Блат и рынок: трансформация блата в постсоветском обществе // Неформальная экономика. Россия и мир / Под ред. Т. Шанина. М.: Логос, 1999. С. 111-124.

154. Ленин В.И. От какого наследства мы отказываемся // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 505-550.

155. Ленин В.И. Развитие капитализма в России // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 3.

156. Ленин В.И. Выборы в Думу и тактика русской социал-демократии // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 15. С. 37-48.

157. Ленин В.И. Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции 1905-1907 годов // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 16. С. 193-413.

158. Ленин В.И. Марксизм и ревизионизм. // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 17. С. 15-26.

159. Ленин В.И. О задачах пролетариата в данной революции // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 113-118.

160. Ленин В.И. Съезд крестьянских депутатов // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 270-273.

161. Ленин В.И. Государство и революция // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 1-120.

162. Ленин В.И. Уроки революции // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 53-69.

163. Ленин В.И. Речь на объединенном заседании ВЦИК, Московского Совета и Всероссийского съезда профессиональных союзов 17 января 1919 г. // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 37. С. 412427.

164. Ленин В.И. Речь на Всероссийском съезде транспортных рабочих 27 марта 1921 г. // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 130144.

165. Леонтьев A.A. Волостной суд и юридические обычаи крестьян. СПб., 1895.

166. Леонтьев A.A. Крестьянское право. СПб., 1909.

167. Линдер П. Колхозы как колыбель публичной сферы в Советском Союзе // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ученые записки. 2005. М.: МВШСЭН, 2006. С. 128-147.

168. Линн В. ОГПУ, раскулачивание и спецпереселенцы // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ученые записки. 1999. М.: МВШСЭН, 1999. С. 114-162.

169. Литвак Б.Г. Крестьянское движение в России в 1775-1904 гг.: История и методика изучения источников. М.: Наука, 1989.

170. Литвак К. Б. Жизнь крестьянина 20-х годов: современные мифы и исторические реалии // НЭП: приобретения и потери. М., 1994. С. 186-202.

171. Логинов В.Т. Столыпин как реформатор // Кто и куда стремится вести Россию?. Международный симпозиум. М.: МВШСЭН, 2001. С. 26-31.

172. Люкшин Д.И. Вторая русская смута: крестьянское измерение. М.: АИРО, 2006.-144 с.

173. Люкшин Д.И. Крестьяноведение в исследовательском поле аграрной истории // Исторические исследования в России II. Семь лет спустя. М., 2003. С. 268-281.

174. Макаров Н.П. Крестьянское хозяйство и его эволюция. Т. 1. М., 1920.

175. Макаров Н.П. Организация сельского хозяйства. М., 1926.

176. Мальцева H.A. О количестве крестьянских выступлений в период столыпинской аграрной реформы // История СССР. 1965. № 1. С. 126-131.

177. Малявский А.Д. Крестьянское движение в России в 1917 г.: март-октябрь. М., 1981.

178. Маркс К. Наброски ответа на письмо В.И. Засулич // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 400-421.

179. Маркс К. Письмо В.И. Засулич // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 250-251.

180. Маслов П. Аграрный вопрос в России. Т. 1. СПб., 1908.

181. May В.А. Реформы и догмы. Очерки истории становления хозяйственной системы советского тоталитаризма. М.: Дело, 1993. — 254 с.

182. Мединский В.Р. О русском пьянстве, лени и жестокости. М., 2008.

183. Межуев В.М. Отношение к прошлому — ключ к будущему // Куда идет Россия?. Кризис институциональных систем: век, десятилетие, год. М.: МВШСЭН-Интерцентр, 1999. С. 39-47.

184. Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.). Материалы международной конференции. Москва. 14-15 июня. 1994 г. М.: РОССПЭН, 1996. 440 с.

185. Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М.: РОССПЭН, 2001. 576 е., илл.

186. Миронов Б.Н. Историк и социология. Л., 1984.

187. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII начало XX в.). СПб.: «Дмитрий Буланин», 1999. Т. 1 - 548 е.; Т. 2-566 с.

188. Миронов Б.Н. Социальная мобильность и социальное расслоение в русской деревне XIX начала XX в. // Проблемы развития феодализма и капитализма в странах Балтики. Тарту, 1972. С. 156-183.

189. Миронов Б.Н. Социальное расслоение русского крестьянства под углом зрения социальной мобильности // Янин В.Л. (ред.) Проблемы аграрной истории (XIX 30-е годы XX в.) Минск, 1978. Ч. 2.

190. Миронов Б.Н. Социология и историческая социология: взгляд историка// Социологические исследования. 2004. № 10. С. 55-63.

191. Михайлова В.М. Советская историческая литература о крестьянских наказах и приговорах // Некоторые проблемы отечественной историографии и источниковедения. Днепропетровск, 1972.

192. Многоукладная аграрная экономика и российская деревня (середина 80-х- 90-е годы XX столетия) /Е.С. Строев, С.А. Никольский, В.И. Кирюшин и др.; Под ред. Е.С. Строева. М.: Колос, 2001.-622 с.

193. Мухин В. Обычный порядок наследования у крестьян. СПб., 1888.

194. Наумов В.П. Возвращение к правде // Бухарин: человек, политик, ученый. М.: Политиздат, 1990.

195. Никифоров Е.А. К проблеме альтернативности в социальном развитии России // Историческое значение нэпа: Сборник научных трудов. М., 1990. С. 204-206.

196. Никольский С.А. Аграрный курс России (Мировоззрение реформаторов и практика аграрных реформ в социально-историческом, экономическом философском контекстах). М.: КолосС, 2003. 376 с.

197. Никольский С.А. Власть и земля. М.: Агропромиздат, 1990. -238 с.

198. Никольский С.А. Миросозерцание земледельца в русской литературе XIX столетия: горестно-обнадеживающий взгляд Чехова// Вопросы философии. 2007. № 6. С. 83-99.

199. Никольский С.А., Филимонов В.П. Миросознание русского земледельца в отечественной философии и классической литературе второй половины XIX начала XX веков (Философско-литературоведческий анализ) // Вопросы философии. 2005. № 5. С. 108131.

200. Никулин A.M. Андрей Платонов и крестьянская Россия: власть природы и природа власти (1919-1929 гг. // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ученые записки. 2005. М.: МВШСЭН, 2006. С. 171-182.

201. Никулин A.M. Власть, подчинение и сопротивление в концепции «моральной экономики» Джеймса Скотта // Вестник РУДН. Серия: Социология. 2003. № 1 (4). С. 130-140.

202. Никулин A.M. Чаяновская версия коллективизации // Отечественные записки. 2004. № 1. С. 215-229.

203. Окнинский A.JI. Два года среди крестьян. М.: Русский путь, 1998.-272 с.

204. Осипова Т.В. Классовая борьба в деревне в период подготовки и проведения Октябрьской революции. М., 1974.

205. Осипова Т.В. Крестьянский фронт в гражданской войне // Судьбы российского крестьянства. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1996. С. 90-161.

206. Осипова T.B. Развитие социалистической революции в деревне // Октябрь и советское крестьянство 1917-1927 гг. М.: Наука, 1977. С. 43-78.

207. Осипова Т.В. Российское крестьянство в революции и гражданской войне. М.: ООО Издательство «Стрелец», 2001. 400 с.

208. Осокина Е.А. Жертвы голода 1933. Сколько их? // Отечественная история. 1995. № 5. С. 18-26.

209. Оськин Д.П. Записки прапорщика. М., 1931.

210. Очерки истории коллективизации сельского хозяйства в Союзных республиках. М., 1962.

211. Першин П.Н. Аграрная революция в России. В 2-х кн. М.: Наука, 1966.

212. Петр Аркадьевич Столыпин: «Нам нужна великая Россия». Полное собрание речей в Государственной думе и Государственном совете. 1906-1911. М., 1991.

213. Петр Столыпин: Гениальный реформатор или чиновник-неудачник? // Аргументы и факты. 2008. № 51.

214. Поршнева О.С. Крестьяне, рабочие и солдаты России накануне и в годы Первой мировой войны. М.: РОССПЭН, 2004. — 368 с.

215. Проблемы истории русской общины // Ежегодник по аграрной истории. Вып. VI. Вологда, 1976.

216. Пэллот Дж. Разрушила ли общину столыпинская реформа // Отечественные записки. 2004. № 1. С. 172-187.

217. Рогалина H.JI. Борис Бруцкус — историк народного хозяйства России. М.АО «Моск. учеб.», 1998. 192 с.

218. Румянцев М. Столыпинская аграрная реформа: предпосылки, задачи, итоги // Вопросы экономики. 1990. № 10.

219. Румянцев П. К вопросу об эволюции русского крестьянства // Очерки реалистического мировоззрения. СПб., 1906.

220. Свищев М.А. Мелкое производство в 20-е годы // НЭП: приобретения и потери. М., 1994. С. 175-185.

221. Седов A.B. Массовое движение крестьян в России за организацию волостных исполнительных комитетов в марте-июне 1917 года // Ученые записки Горьковского ун-та. 1971. Вып. 152. С. 162-189.

222. Селюнин В. Истоки: историко-экономический очерк // Новый мир. 1988. №5.

223. Сенчакова JI.T. Крестьянские наказы 1905-1907 гг. // Деревня в начале века: революция и реформа. М., 1995.

224. Сенчакова JI.T. Крестьянские наказы и приговоры 1905-1907 годов // Судьбы российского крестьянства. М. : Российск. гос. гуманит. ун-т, 1996. С. 56-89.

225. Сенчакова JI.T. Крестьянские наказы и приговоры 1905-1907 годов. М.: ИРИ РАН, 1994. 206 с.

226. Сенчакова JI.T. Крестьянское движение в революции 19051907 гг. М., 1989.

227. Симонова М.С. Крестьянское движение 1905-1907 гг. в советской историографии // Исторические записки. 1975. Т. 95. С. 204253.

228. Сироткин В.Г. Великие русские реформаторы России. М., 1991.

229. Скотт Дж. Благими намерениями государства. Почему и как проваливались проекты улучшения условий человеческой жизни. М.: Университетская книга, 2005. 576 с.

230. Скотт Дж. Оружие слабых: обыденные формы сопротивления // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. Под ред. В. Данилова, Т. Шанина. М.: Аспект-Пресс, 1996. С. 26-59.

231. Слепнев И.Н. Новые рыночные реалии и их преломление в менталитете пореформенного крестьянства // Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.). М.: РОССПЭН, 1996. С. 215-227, 404405.

232. Соколов А.Б. Постмодернизм и историческое знание // Проблемы исторического познания. М., ИВИРАН, 2009. С. 163-177.

233. Солопов А.Н. Кого считали кулаком в 20-е годы (К истории предпосылок перегибов в деревне) // Вопросы истории КПСС. 1990. № 10. С 59-71.

234. Сталин И.В. О работах апрельского объединенного пленума ЦК и ЦКК. Доклад на собрании актива московской организации ВКП(б) 13 апреля 1928 г. / Сталин И.В. Соч. Т. 11.

235. Сталин И.В. К вопросам аграрной политики в СССР. Речь на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г. / Сталин И.В. Соч. Т. 12.

236. Степанов В.Л. Политика Министерства финансов в 80-е годы XIX века и нереализованные возможности экономической модернизации России // Кто и куда стремится вести Россию? М.: МВШСЭН, 2001. С. 19-26.

237. Стрижков Ю.К. Принятие декрета о продовольственной разверстке и его осуществление в первой половине 1919 г. // Октябрь и советское крестьянство 1917-1927 гг. М.: Наука, 1977. С. 131-163.

238. Струмилин С.Г. Индустриализация СССР и эпигоны народничества // Плановое хозяйство. 1927. № 7.

239. Судьбы российского крестьянства. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1996.-624 с.

240. Сухова O.A. Десять мифов крестьянского сознания: Очерки истории социальной психологии и менталитета русского крестьянства (конец XIX начало XX в.) по материалам Среднего Поволжья. М.: РОССПЭН, 2008. - 679 с.

241. Тарковский К.Н. Проблемы аграрной истории России в советской историографии (конец 1930-х — первая половина 1950-х годов)//Исторические записки. 1969. Т. 83. С. 196-221.

242. Тарновский К.Н. Социально-экономическая история России. Начало XX в. М., 1990.

243. Тархова Н. «Крестьянские настроения» в Красной Армии в 1928-1931 гг. (реакция армии на процессы коллективизации и раскулачивания в деревне) // XX век и сельская Россия. Токио: CIRJE, 2005. С. 192-233.

244. Теляк Л.В. Столыпинская аграрная реформа: Историография (1906-1917 гг.) Самара, 1995.

245. Тенишев В.В. Правосудие в русском крестьянском быту. Брянск, 1907.

246. Токарев Н.В. Тамбовское крестьянство и столыпинское землеустройство в годы первой мировой войны // Крестьяне и власть. М.: МВШСЭН, Тамбов: ТГТУ, 1996. С. 77-89.

247. Трапезников С.П. Исторический опыт КПСС в социалистическом преобразовании сельского хозяйства М.: Госполитиздат, 1959.

248. Трапезников С.П. Ленинизм и аграрно-крестьянский вопрос. В 2-х т. Т. 1. М.: Мысль, 1974.

249. Тютюкин C.B. Последний шанс императорской России // Куда идет Россия. М.: МВШСЭН-Интерцентр, 1999. С. 61-68.

250. Уиткрофт С.Г., Дэвис Р.У. Кризис в советском сельском хозяйстве (1931-1933 гг.) // Отечественная история. 1998. № 6. С. 95112.

251. Фигуровская Н.К. Аграрные проблемы в советской экономической литературе 20-х гг. М.: Наука, 1978.

252. Филд Д. 1861: Год юбилея // Великие реформы в России, 18561874 гг./ Под ред. Л.Г. Захаровой, Б. Эклова, Дж. Бушнела. М., 1992.

253. Филд Д. Социальные представления в дореволюционной России//Реформы или революция? Россия 1861-1917. СПб., 1992.

254. Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. М.: РОССПЭН, 2008. 422 с.

255. Цвет гражданской войны и сегодня красный: беседа В.П. Данилова и И.Н. Муравьевой // Век. 1995. № 14.

256. Чаянов A.B. Крестьянское хозяйство: избранные труды. М.: Экономика, 1989 492 с.

257. Чаянов A.B. Организация крестьянского хозяйства. М., 1925.

258. Чернышев И.В. Община после указа 9 ноября 1906 г. Пг., 1917.

259. Чупров В.И. Приговоры и наказы северного крестьянства в I Государственную Думу. Сыктывкар, 1991.

260. Шанин Т. Идея прогресса // Вопросы философии. 1998. № 8. С. 33-38.

261. Шанин Т. Методология двойной рефлексивности и исследования современной российской деревни // Рефлексивное крестьяноведение. М.: МВШСЭН-РОССПЭН, 2002. С. 69-92.

262. Шанин Т. Обычное право в крестьянском сообществе // Куда идет Россия? М.: МВШСЭН, 2002. С. 267-274.

263. Шанин Т. Перспективы исследования крестьянства и проблема восприятия параллельности общественных форм // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1996. М.: Аспект-Пресс, 1996. С. 8-25.

264. Шанин Т. Революция как момент истины. Россия 1905-1907 -1917-1922 гг. М.: Издательство «Весь мир», 1997. 560 с.

265. Шанин Т. Социально-экономическая мобильность и история сельской России 1905-1930 гг. // Социологические исследования. 2002. № 1.С. 30-40.

266. Шанин Т. Умом Россию понимать надо: тезис о трехъединстве России // Куда идет Россия? М.: МШСЭН-Интерцентр, 1999. С. 3-11.

267. Шанин Т. Четыре с половиной аграрных программы В.И. Ленина // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ученые записки. 1999. М.: МВШСЭН-Интерцентр, 1999. С. 26-61.

268. Шанин Т. Эксполярные структуры и неформальная экономика современной России // Неформальная экономика. Россия и мир / Под ред. Т. Шанина. М.: Логос , 1999.

269. Шаповалов В.Ф. Россиеведение. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2001. — 575 с.

270. Шаповалова Н.Е. Коммунистическая перспектива в представлениях крестьян Европейской части России (1921-1927 гг.). Армавир: Издательский центр АГПИ, 2001. 206 с.

271. Шарапов Г.В. Критика антикоммунизма по аграрному вопросу. М.: Мысль, 1966.

272. Шевоцуков П.А. Кронштадт, весна 1921 года: что это было? // Судьбы российского крестьянства. М. : Российск. гос. гуманит. ун-т, 1995. С. 192-211.

273. Шелохаев В.В. Масштаб репрессий преувеличен // Аргументы и факты. 2008. № 51.

274. Шолохов и Сталин: Переписка начала 30-х годов / Вступ. статья Ю.Г. Мурина // Вопросы истории. 1994. № 3. С. 2-24.

275. Якушкин Е. Обычное право. Ярославль, 1896.

276. Яров C.B. Крестьянин как политик. Крестьянство Северо-Запада России в 1918-1919 гг.: политическое мышление и массовый протест. СПб., 1999.

277. Монографии и статьи на английском языке

278. Antsiferov A.N., et al. Russian Agriculture during the War. New York, 1930. Reprint. New York, 1968.

279. Arensleag C.N. The Irish Countrymen. Macmillan, 1937.

280. Atkinson D. The End of the Russian Land Commune 1905-1930. Stanford (Calif.): Stanford University Press, 1983. 457 p.

281. Bourne J. Change in the Village. N.Y., 1912.

282. Carr E.H. The Bolshevik Revolution 1917-1923. Vol. I. Harmondsworth: Penguin Books, 1975. 596 p.

283. Chayanov's Message: Illuminations, Miscomprehensions, and the Contemporary "Development Theory"//Shanin T. Defining Peasants. Oxford: Basil Blackwell, 1990. P. 319-340.

284. Czap P. Peasant Class Courts and Peasant Customary Justice in Russia, 1861-1912 // Journal of Social History. 1967. N 2.

285. Davies R.W. The Socialist Offensive: The Collectivization of Soviet Agriculture, 1929-1930. Cambridge, 1980.

286. Davies R.W. The Soviet Collective Farm, 1929-1930. Cambridge, 1980.

287. Dinerstine H. Communism and the Russian Peasant. Glencoe (Illinois): The Free Press, 1955.

288. Erlich A. The Soviet Industrialization Debate, 1924-1928. Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1960. — 214 p.

289. Fei Hsiao Tung. Peasant Life in China. Duton, 1939.

290. Field D. Rebels in the Name of the Tzar. Boston, 1976. 220 p.

291. Figes O. A People's Tragedy. The Russian Revolution 1891-1924. London, 1997.

292. Figes O. Peasant Russia, Civil War. Oxford: Clarendon Press, 1989.-401 p.

293. Fitzpatric Sh. Stalin's Peasants. Resistance and Survival in the Russian Village after Collectivization. Oxford: Oxford University Press, 1994.-386 p.

294. Francis E.K.L. The Personality type of the Peasant according to Hesiod's Works and Days: A Culture Case Study // Rural Sociology. 1945. Vol. X. No. 3.

295. Getty A., Manning R.T. (eds.) Stalinist Terror: New Perspectives. Cambridge, N. Y., 1993.

296. Gouldner A.W. The Norm of Reciprocity: a Preliminary Statement // American Sociological Review. 1960. Vol. 25. N 2.

297. Hobsbawm E.J. Peasants and Politics // The Journal of Peasant Studies. October, 1973. Vol. 1. No. 1. P. 3-22.

298. Hunter H. Soviet Agriculture with and without Collectivization // Slavic Review. American Quarterly of Soviet and East European Studies. 1988. № 2 (Summer).

299. Hunter H. The Overambitious First Soviet Five-Year Plan // Slavic Review. American Quarterly of Soviet and East European Studies. 1973. Vol. 32 № 2. P. 237-257.

300. Hunter H., Szyrmer J.M. Faulty Foundations. Soviet Economic Policies, 1928-1940. Princeton, 1992.-XVI+339 p.

301. Jasny N. The Socialized agriculture of the USSR. Stanford: Stanford Univ. Press, 1949. 837 p.

302. Kenez P. The Prosecution of Soviet History: A Critique of Richard Pipes' "The Russian Revolution" (N.Y.: Knopf, 1990. -XXIV+944 p.) // The Russian Review. An American Quarterly Devoted to Russia Past and Present. 1991. Vol. 50. № 3. P. 345-351.

303. Kohan S. Stalin's Revolution Reconsidered // Slavic Review. American Quarterly of Soviet and East European Studies. 1973. Vol. 32. N 2. P. 264-270.

304. Kroeber A.L. Antropology. N.Y., 1948.

305. Laird R., Laird B. Soviet Communism and Agrarian Revolution. Harmondsworth (Middlesex): Penguin Books, 1970.

306. Late Marx and the Russian Road. New York, 1983.

307. Leninism without Lenin// Observer. July, 8, 1923.

308. Lewin M. Russia / USSR in Historical Motion: an Essay in Interpretation // The Russian Review. An American Quarterly Devoted to Russia Past and Present. 1991. Vol. 50. № 3. P. 249-266.

309. Lewin M. Russia/USSR/Russia. The Drive and Drift of a Superstate. New York, 1995.

310. Lewin M. Russian Peasants and the Soviet Power: A Study of Collectivization. N.Y.: Norton, 1975. 539 p.

311. Lewin M. The Immediate Background of the Soviet Collectivization// Soviet Studies. Vol. XVII. No. 2 (October 1965).

312. Lewin M. The Making of the Soviet System. New York, 1985.

313. Lewin M. Who Was the Soviet Kulak // Soviet Studies. October, 1966. Vol. XXVIII. No. 2. P. 189-212.

314. Lipton M. The Theory of the Optimizing Peasant // Journal of Development Studies, 1969.

315. Male D.J. Russian Peasant Organization Before Collectivization: A Study of Commune and Gathering. 1925-1930. L.: Cambridge Univ. Press, 1971. VIII+253 p.

316. Manning R.T. The Crisis of the Old Order in Russia: Gentry and Government. Princeton, N.J.: Princeton Univ. Press, 1982. XV+555 p.

317. Marx K. Precapitalist Economic Formations. L., 1964.

318. Maynard J. The Russian Peasant: and Other Studies. L.: Victor Gollancz, Ltd., 1942. 512 p.

319. Meehan-Waters B. Aristocracy and Autocracy. New Brunswick, N. J., 1982.

320. Mitrany D. Marx against the Peasant. A Study in Social Dogmatism. Durham (North Carolina): The Univ. of North Carolina Press, 1951.-301 p.

321. Moore B. Origins of Dictatorship and Democracy. Boston, 1969.

322. Myrdal G. Economic Theory and Underdevelped Regions. L., 1957. Chapt. 2,3, 10.

323. Pavlovsky G. Agricultural Russia on the Eve of the Revolution. New York, 1968.

324. Perrie M. The Russian Peasant Movement of 1905-1907 // Past and Present, 1972. Vol. 57.

325. Pitt-Rivers J. A. The People of the Sierra. Chicago, 1961.

326. Redfield R. The Little Community. Peasant Society and Culture. Chicago: The University of Chicago Press, 1956. 182+92 p.

327. Redfield R. A Village that Chose Freedom. Chicago, 1950.

328. Schlesinger R. Note on the Context of Early Soviet Planning // Soviet Studies. Vol. XVI. No. 1 (July 1964).

329. Schultz T.W. Transforming Traditional Agriculture. Chicago, 1964.

330. Scott J.C. Moral Economy of the Peasant: Rebellion and Subsistence in Southeast Asia. New Haven, L.: Yale Univ. Press, 1976. -IX+246 p.

331. Scott J.C. Weapons of the Weak: Everyday Forms of Peasant Resistance. New Haven, 1985.

332. Seavoy R.E. Famine in Peasant Societies. N. Y.- L.: Greenwood Press, 1986.

333. Shanin T. (ed.) Peasants and Peasant Societies. Harmondsworth, 1971.

334. Shanin T. Defining Peasants. Essays concerning Rural Societies, Expolary Economies, and Learning from them in the Contemporary World. Oxford: Basil Blackwell, 1990. 348 p.

335. Shanin T. Russia as a "Developing Society". London, New Haven: Macmillan, 1985.

336. Shanin T. Russia, 1905-1907: Revolution as a Moment of Truth. New Haven, London: Yale Univ. Press, 1986.

337. Shanin T. Socio-Economic Mobility and the Rural History of Russia 1905-30 // Shanin T. Defining Peasants. Oxford, 1990.

338. Shanin T. The Awkward Class. Political Sociology of Peasantry in a Developing Society: Russia 1910-1925. Oxford, 1972.

339. Shinn W.T. The Law ot the Russian Peasant Household // Slavic Review. 1961. N4.

340. Solomon S.G. The Soviet Agrarian Debate: A Controversy in Social Science, 1923-1929. Boulder, Colo., 1977.

341. Soviet Agriculture with and without Collecnivization // Slavic Review. 1988. № 2 (Summer).

342. Tawney R.H. Land and Labor in China. Boston, 1966.

343. Thomas W.I., Znaniecki F. The Polish Peasant in Europe and America. N. Y., 1958

344. Timoshenko V.P. Agricultural Russia and the Wheat Problem. Stanford, 1932.

345. Tonnies F. Community and Society. East Lancing, Mich., 1957.

346. Treadgold D. The Great Siberian Migration. Princeton, 1957.

347. Tucker R. Stalin in Power. The Revolution from Above. 19281941. New York London, 1990. - 707 p.

348. Viola L. Peasant Rebels under Stalin: Collectivization and the Culture of Peasant Resistance. N.Y. Oxford: Oxford University Press, 1996.-312 p.

349. Viola L. The Best Sons of the Fatherland: Workers in the Vanguard of Soviet Collectivization. N.Y., 1987.

350. Volin L. A Century of Russian Agriculture: from Alexander II to Khrushchev. Cambridge, Mass., 1970.

351. Weber E. Peasants into Frenchmen. The Modernization of Rural France, 1870-1914. Stanford (Calif.), 1976.

352. Wheatcroft S.G. The Soviet Economic Crisis of 1932: The Crisis in Agriculture. Working Paper. Birmingham, 1985.

353. Wildman A. From the Editor // The Russian Review. An American Quarterly Devoted to Russia Past and Present. 1991. Vol. 50. № 3. P. V-VI.

354. Wolf E. Group Relations in Complex Society // Peasants and Peasant Societies. Harmondsworth, 1971.

355. WolfE. Peasants. Englewood Clifts, N.J., 1966. -XI+116 p.

356. Wolf E.R. Peasant Wars of the Twentieth Century. L., 1971.

357. Yaney G. The Urge to Mobilize. Agrarian Reform in Russia, 18611930. Chicago, 1982.

358. Опубликованные документальные материалы

359. Быт великорусских крестьян-землепашцев. Описание материалов этнографического бюро князя В.Н. Тенишева. (На примере Владимирской губернии). СПб.: Изд-во Европейского Дома, 1993. 472 с.

360. Голос народа. Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918-1932 гг. М.: РОССПЭН, 1997. 326 с.

361. Голоса крестьян: Сельская Россия XX века в крестьянских мемуарах. М.: Аспект Пресс, 1996. 413 с.

362. Деревня при нэпе. Кого считать кулаком, кого — тружеником? Что говорят об этом крестьяне? М., 1924.

363. Документы по истории крестьянской общины 1861-1880 гг. / Сост. Л.И. Кучумова. М., 1991.

364. Документы свидетельствуют: из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 1927-1932 гг. / Под ред. В.П. Данилова и H.A. Ивницкого. М., 1989.

365. Коллективизация сибирской деревни. Январь-май 1930 г.: Сборник документов. Новосибирск: Институт истории СО РАН, 2009. — 488 с.

366. КПСС в резолюциях съездов, конференций и Пленумов ЦК. Изд. 9-е, дополн. и испр. М., 1984. Т. 3, 4.

367. Крестьянское движение в России в 1901-1904 гг. / Под ред. A.M. Анфимова. М.: Наука, 1998. 368 с.

368. Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919-1921 гг. («Антоновщина»): Документы и материалы / Интерцентр; Гос. архив Тамбовской обл. и др. Тамбов, 1994. — 334с.

369. Крестьянское движение в Поволжье. 1919-1922 гг.: Документы и материалы / Серия: «Крестьянская ревоюция в России: Документы и материалы» / Под ред. В. Данилова и Т. Шанина. М.: РОССПЭН, 2002. 944 с.

370. Крестьянская община в Сибири XVII начала XX в. Новосибирск, 1977.

371. Крестьянское движение в Полтавской и Харьковской губерниях. Харьков, 1962.

372. Крестьянское движение в России в годы первой мировой войны. Июль 1914 февраль 1917 г. М., 1965.

373. Крестьянское движение в России. Июнь 1907 июль 1914. М.-Л., 1966.

374. Крестьянское движение в Тамбовской губернии (1917-1918): Документы и материалы / Серия: «Крестьянская революция в России: Документы и материалы» / Под ред. В. Данилова и Т. Шанина. М.: РОССПЭН, 2003.-480 с.

375. Кронштадтская трагедия 1921 года//Вопросы истории. 1994. №4. С. 3-21.

376. Материалы по крестьянскому вопросу. Отчет о заседаниях делегатского съезда Всероссийского крестьянского союза. Ростов-на-Дону, 1906.

377. Отчет губернского экономического совета за период с октября 1926 г. по май 1927 г. Курск, 1927.

378. Письма во власть. 1917-1927. Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и большевистским вождям / Сост. Лившин А.Я., Орлов И.Б. М.: РОССПЭН, 1998. 664 с.

379. Политика раскрестьянивания в Сибири. Вып. 2: Формы и методы централизованных заготовок. 1930-1940 гг. Хроникально-документальный сборник. Новосибирск: РИЦ НГУ, 2002. 253 с.

380. Протоколы Учредительного съезда Всероссийского крестьянского союза. СПб., 1905.

381. Тяжесть обложения в СССР: Социальный состав, доходы и налоговые платежи населения Союза ССР в 1924/25, 1925/26 и 1926/27 г. М., 1929.

382. Хлебозаготовительная политика советского государства в Сибири в конце 1920-х гг. Хроникально-документальный сборник / отв. Ред.: В.А. Ильиных, O.K. Кавцевич. Новосибирск, Институт истории СО РАН, 2006.-260 с.

383. Финансы и кредит СССР. М., 1940.1. Диссертации

384. Авилова H.JI. Российская многопартийность: региональный аспект (на материалах политических партий и движений Центрального Черноземья). 1900-1999 гг. Дисс. . докт. ист. наук. М., 2001.

385. Елуфимова Н.М. Российское крестьянство второй половины XIX начала XX вв.: исторический дискурс литературных источников. Дисс. канд. культурологии. Балашиха, 2005.

386. Кондрашин В.В. Голод 1932-1933 годов в деревне Поволжья,-Дис. канд. ист. наук. М., 1992. Прил.

387. Никулин A.M. Организационно-производственный романтизм A.B. Чаянова. Дисс. канд. ист. наук. М., 1992.

388. Яхшиян О.Ю. Крестьянская община и местные органы власти в русской деревне 1920-х гг. Дис. канд. ист. наук. М., 1998.

389. Художественная литература, публицистика, фольклор

390. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1989 (репринтное издание 1880-1882 гг.).

391. Даль В.И. Пословицы русского народа: Сборник В. Даля: В 2 т. Т. 1.М., 1989.

392. Засодимский П.В. Черные вороны // Крестьянские судьбы. Рассказы русских писателей 60 70 годов XIX века. М.: Современник, 1986. С. 471-484.

393. Засодимский П.В. Пропал человек // Крестьянские судьбы. Рассказы русских писателей 60 70 годов XIX века. М.: Современник, 1986. С. 429-454.

394. Златовратский H.H. Деревенские будни // Письма из деревни. М.: Современник, 1987. С. 236-380.

395. Златовратский H.H. Золотые сердца // Златовратский H.H. Деревенский король Лир. М., 1988. С. 137-321.

396. Каронин С. Светлый праздник // Каронин С. Повести и рассказы. Горький, 1983. С. 17-26.

397. Наумов H.H. Умалишенный // Наумов Н.И. Паутина. Очерки. Рассказы. Кемерово, 1988. С. 23-35.

398. Наумов H.H. Умалишенный // Крестьянские судьбы. Рассказы русских писателей 60 — 70 годов XIX века. М.: Современник, 1986. С. 179-203.

399. Потехин А. Крестьянские дети // Крестьянские судьбы. Рассказы русских писателей 60 70 годов XIX века. М.: Современник, 1986. С. 226-311.

400. Романов П.С. Дым // Романов П.С. Черные лепешки. М.: Современник, 1981.

401. Салтыков-Щедрин М.Е. Дневник провинциала в Петербурге // М.Е. Салтыков-Щедрин. Собр. соч. в десяти томах. Т. 4. М.:1. Правда, 1988. С. 5-322.

402. Салтыков-Щедрин М.Е. Мироеды // Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. соч. в 20-ти томах. Т. 16. Кн. 2. М., 1974. С. 77-85.

403. Селиванов В. Год русского земледельца // Письма из деревни. М.: Современник, 1987. С. 24-145.

404. Телешов Н.Д. Самоходы // Деревенские летописи. М.: Современник, 1990. С. 130-139.

405. Успенский Г.И. Крестьянин и крестьянский труд // Успенский Г.И. Сочинения: в 2 тт. М., 1988. Т. 2. С. 5-90.

406. Успенский Г.И. Чудак-барин // Успенский Г.И. Власть земли. М.: Советская Россия, 1988. С. 200-212.

407. Чехов А.П. Злоумышленник // Собр. соч. в 12 томах. М., 1961.1. Т. 3.

408. Энгельгардт А.Н. Из деревни. 12 писем 1872-1887. М., 1987.

409. Эртель А.И. От одного корня // Эртель А.И. Записки Степняка М.: Правда, 1989. С. 55-84.

410. Эртель А.И. Офицерша // Эртель А.И. Записки Степняка. М.: Правда, 1989. С. 381-402.

411. Степняка М.: Правда, 1989. С. 403-438.

412. Эртель А.И. Серафим Ежиков // Эртель А.И. Записки Степняка. М.: Правда, 1989. С. 168-202.

413. Эртель А.И. Степная сторона // Эртель А.И. Записки Степняка. М.: Правда, 1989. С. 24-28.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Бабашкин, Владимир Валентинович

Введение диссертации2010 год, автореферат по истории, Бабашкин, Владимир Валентинович

Список научной литературыБабашкин, Владимир Валентинович, диссертация по теме "Отечественная история"

Похожие темы диссертаций