автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Запад в русской литературе XVIII века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Запад в русской литературе XVIII века"

На правах рукописи

БЛУДИЛИНА НАТАЛЬЯ ДАНИЛОВНА ЗАПАД В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XVIII ВЕКА

Специальность 10.01.01 —русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва 2005

Работа выполнена в Отделе русской классической литературы Института мировой литературы им. А М Горького РАН

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Светлана Юрьевна Николаева

доктор филологических наук, профессор Александр Николаевич Николюкин

доктор филологических наук, профессор Борис Николаевич Тарасов

Ведущая организация: Самарский государственный

педагогический университет

Защита состоится 12 января 2006 г. в 15 часов на заседании диссертационного совета Д 212.155.01 по литературоведению при Московском государственном областном университете по адресу: 105С05, г. Москва, ул. Энгельса, д. 21-а.

С диссертацией можно будет ознакомиться в научной библиотеке Московского государственного областного университета по адресу: 105005, г. Москва, ул. Радио, д. 10-а.

Автореферат разослан « f С» декабря 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

доктор филологических наук, профессор Т.К.Батурова

1261410

196оо

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

XVIII век был тем нашим прошлым, которое «гляделось» в наше грядущее' тогда происходило культурное и нравственное сотворение новой России, полной неизведанных сил и содержавшей в себе все возможные формы «новой души» русской культуры, и литературы в том числе Для созидания нового внутреннего устроения страны горизонты познания нации неизбежно должны были раздвинуться В переломный XVIII век, когда Россию захлестнуло стремительное движение общественной жизни к Западу, произошел переход русского народа из статичного состояния национальной самодостаточности в нацию, открытую для познания мира и своего места в нем Как этот процесс отразился на становлении русской литературы XVIII века, мы исследуем в нашей диссертации

«Издавна русская душа живет и пребывает во многих веках или возрастах сразу Не потому, что торжествует или возвышается над временем Напротив, расплывается во временах», — утверждал русский историк-богослов Георгий Флоровский1 Эти исконные исторические особенности нашего «познающего» национального сознания, вмещающего в себя всю полноту прошедшего и постигающего всю непрерывность роста, сформировали «стать» русской культуры и литературы' жить в творчестве этой всевременной и целостной традиции, совмещающей в себе полноту откровений и прозрений не только родной культуры, но и мировой

В нашей работе мы ищем в словесности XVIII века (определившего на столетия вперед нравственный надрыв русского самосознания, излишне увлеченного идеями просвещенного Запада) истоки историософской концепции «Россия и Запад», воплощенной в литературных трудах лучших русских умов последующего столетия: Ф И.Тютчева, А С.Хомякова, Н.В.Гоголя, Н.Я.Данилевского, Ф.М.Достоевского и др

Еще одна из исследуемых в диссертации сторон нашей темы — восприятие культуры, языка, образа жизни, менталитета народов Запада в русской литературе XVIII века — как экспансия «чужого» или усвоение «чужого» как своего в культуре России В произведениях национальной словесности эти представления о другой стране и ее населении, культуре складываются в определенный образ, в большей или меньшей степени соответствующий ее реальности.

Актуальность темы исследования. Тема «Запад в русской литературе XVIII века» актуальна как в научном, так и в общественно-культурном от-

1 Флоровский Г.В. Пути русского богословия // Литература русского зарубежья Антология М, 1998 С 417 И>С."иАЦйи!,л.1омА*

БИБЛИОТЕКА I

"**' 1 .«-л» Л

ношениях. В настоящее время переосмысляются прежние концепции взаимоотношений России и Запада, выстроенные на устаревшей идеологической основе На первый план выдвинулась задача беспристрастного изучения исторической динамики противоречивых отношений между русской и европейской культурами на широком историческом материале, в том числе и литературном Сегодня, когда вновь говорится об особом положении России по отношению к Западу и о необходимости воссоздания подлинных национальных основ русской культуры, как никогда актуально обращение к истокам становления, условно говоря, славянофильски-западнической проблематики в русской литературе Выработка новой научной концепции истории русской литературы, задача создания которой стоит перед современной литературоведческой наукой с начала 1990-х годов, невозможна без учета этой проблематики.

Восприятие культуры, языка, образа жизни, менталитета чужих народов в литературе национальной — одна из актуальных проблем современного литературоведении и его особого научного направления — компаративистики Академик Н И.Конрад писал в первом томе «Истории всемирной литературы» «Всемирная литература — это с самого начала продукт деятельности всего человечества» (с. 690). Он утверждал, что в «мировом литературном процессе в целом» (всемирная литература по его определению) — идея развития неотделима от идеи преемственности На этом важном положении построена основная концепция нашей отечественной школы компаративистики

В западной компаративистике выделилось особое течение, изучающее проблему образов чужих стран и народов в национальных литературах — имагология, цель которой исследовать и постичь определенные формы проявления образов (стран или народов), равно как момент их зарождения и их бытования, осветить ту роль, которую играют такие литературные образы при встрече отдельных культур друг с другом, — утверждает немецкий ученый Хуго Дизеринк и другие западные ученые2.

Научная новизна исследования. Проблема отражения в русской словесности XVIII века действительных путей и особенностей формирования образа Запада до сих пор не получила должного научного освещения Впервые исследование проводится на широком диапазоне (в основном архивных, редких и новых) литературных источников, затрагивающих конфессиональные, этнографические, политические, литературные и другие

2 См Dysermk Hugo Komparativistik Eine Einführung Bonn, 1977 S 126, Fisher Manfred S. Nationale Images als Gegenstand Vergleichender Literaturgeschihte Untersuchungen zur Entstehung der komparativistischen Imagologie Bonn, 1981 S 222-245 (здесь указана общая библиография по проблемам имагологии), Bassnett Susan Comparative Literature A Critical Introduction Oxford-Cambridge, 1993

вопросы, которые придают многоуровневый и многоаспектный объем рассматриваемой проблематике

Методологические основы работы. В качестве основного метода в диссертации используется системный подход, основанный на единстве историко-литературного и текстологического разборов литературных источников, а также компаративный и критический анализы в освещении первичной фактологической основы (а не её последующей мифологизации и ре-мифологизации) в диалоге исторически неодинаково складывающихся культур, которые позволяют правомерно укрепиться в объективной концепции, свободной от идеологической предвзятости

Предмет исследования. Отражение в русской литературе XVIII века действительных путей и особенностей формирования образа Запада (восприятие и понимание культуры, языка, образа жизни, менталитета «чужеземных» народов) в сознании русского общества указанного периода.

Объект исследования Многочисленные сочинения русских (светских и церковных) авторов XVIII века, отражающие историю становления всех спектров отношений к Западу — художественные и документальные тексты, разнообразные по своему жанровому составу от прозы и поэзии до публицистики, церковных проповедей, путевых заметок, дипломатической и личной переписки

Цели и задачи исследования. Основной целью работы является анализ и разрешение важнейшей проблемы формирования национальных особенностей русской словесности, определявшей свое место через постижение западноевропейской культуры в ряду других литератур на протяжении XVIII века. Задача диссертации заключается в исследовании литературного процесса: обнаружить и показать, как возникла и развивалась в нем идея национального своеобразия в ходе постижения Россией Запада, как происходило разграничение понятий «своего» и «чужого» в рамках русской литературы в указанный период

Научно-практическая значимость работы. Результаты исследования могут быть использованы при составлении учебников, общих и специальных курсов по истории русской литературы XVIII века, а также при изучении творчества ряда русских писателей, о которых говорится в работе

Апробация. Основные положения диссертации обсуждались на заседаниях Отдела русской классической литературы и Научного совета «Россия Запад и Восток. Литературные источники Х1-ХХ1 веков» ИМЛИ РАН, отражены в докладах и сообщениях на всесоюзных и международных научных конференциях: «Н.М.Карамзин и русская литература» (ГМП, 1991), «Русская литература в эпоху Александра I» (ИМЛИ РАН, 1992), «Г.Р.Державин и русская литература» (ИМЛИ РАН, 1993), «Москва в русской и мировой литературе» (ИМЛИ РАН, 1997), «Литературный пантеон национальный и зарубежный Автор как эмблема национальной культуры

(Россия, Франция, Германия)» (ИМЛИ РАН, 1998); «Русская литература в контексте мировой культуры» (Литинституг им. А.М.Горького, 1999); «Россия и Запад: диалог культур» (МГУ, 2001), «Проблемы текстологии и эдиционной практики. Опыт французских и российских исследователей» (ИМЛИ РАН, 2002); «Русский М1р — проблемы и перспективы» (СПбГУ, 2002), «Диалог культур: Хафиз, Гёте, Пушкин» (ИМЛИ РАН, 2003); «Грани культуры, актуальные проблемы истории и современности» (ИБП, 2005) Основное содержание диссертации отражено в публикациях, в монографии, во вступительных статьях и комментариях к изданиям литературных источников на указанную тему (список опубликованных работ приложен в конце автореферата).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается актуальность темы, ее научная новизна, определяется предмет, цели и задачи работы, выдвигаются исходные положения и принципы исследования научной проблемы, рассматривается история вопроса.

В первой главе — «Новые горизонты в русской литературе первой четверти XVIII века» — изучается становление русской словесности в петровскую эпоху «преобразования» национального самосознания Исследование проводится на фоне широкого обзора новых умонастроений, которые наметились в русском обществе и отразились в сочинениях церковных и светских авторов.

В первом разделе главы анализируется «перекройка» национального самосознание в эпоху Петра I. противоречивое восприятие новой европейской культуры в русском обществе: как диалог и конфликт старого и нового. отображенные в словесности.

Хронологические грани перехода исторической жизни народа на иные пути развития весьма условны: нация в своем развитии лишь на время останавливается на переломном этапе, а затем развитие продолжается, идет дальше Вершится невидимая работа по преодолению, «перевариванию» новых явлений в национальной жизни — новое и старое подлаживаются друг к другу, и в недрах исторического процесса постепенно высвечиваются новые вехи исторического пути. Это показано в работе на примере становления новых идей и воплощения их в слове, противостояния их традиционным представлениям в русской литературе петровской эпохи.

В начале XVIII в Россия вернулась в число европейских народов, из числа которых оказалась исключенной в период татаро-монгольского нашествия В истоках этого мятежного века разгадка глубинной сути новой

европеизированной русской культуры, начало отчета времени нового миросозерцания нации, противоречиво отразившегося в русской словесности

Переломное восемнадцатое столетие явило России и миру такую всемирно-историческую фигуру, как Петр I — личность-событие и неразрешенная до сих пор загадка вот уже в течение более полутора веков не утихают споры «западников» и «славянофилов» о петровских преобразованиях, о путях развития русской нации, русской культуры после Петра Найдено согласие лишь в том, что образ Петра затрагивает глубинную суть новой русской культуры

Маятник новой русской истории был запущен властной рукой Петра I Движению на Запад самодержец-реформатор придал мощное ускорение, собрав, как в фокусе, долголетние усилия народа на протяжении прошедших веков Цели, поставленные Петром, и пути их достижения не были новы; новой была та жизненная энергия и железная воля, которые он вложил в свое дело — европеизации России Об этом писал Ф М Достоевский «Через реформу Петра произошло расширение прежней же нашей идеи, русской московской идеи, получилось умножившееся и усиленное понимание ее' мы сознали тем самым всемирное назначение наше, личность и роль нашу в человечестве . »3

Зависимость и подражание Европе в петровское время (введение чужих обычаев, платья, культурных навыков, которым приписывалась большая «правильность», чем русским, и т д) — это еще не было действительной встречей с Западом Европеизация — перестройка культуры на основе других законов, знаковых систем — проходила через перекройку умов, ломку миросозерцания нации Признать и принять новую программу жизни означало признать новый порядок вещей и принять новое мировоззрение Петровская реформа — сдвиг и даже надрыв в душевных глубинах нации

Веками независимость от «инославного» Запада выражалась в отчуждении от него, в разрыве с ним В древнерусской традиции понятие запада как стороны света имело совершенно определенную характеристику на западе помещался ад В «Хождении Богородицы по мукам» архангел Михаил ее спрашивает' «Куды хощеши, благодатная, на восток или запад, или в рай, на десно, или на лево, идеже суть великия муки»4 Поэтому европеизацию России многие русские люди воспринимали — как перенесение к нам с Запада еретичества, государственного и бытового

Русская душа раздваивалась в напряжении между двумя средоточиями жизни' традиционным церковным и новым мирским; в этом требовании времени — внутреннего перелома и приспособления к новой жизни, когда

3 Достоевский Ф М Полное собрание сочинений М, 1980 Т 23 С 47

4 Памятники старинной русской литературы СПб, 1862 Вып III С 122

«небесное и земное разделились в русском самочувствии», как писал И. А Ильин5

Это раздвоение национального самосознания особенно проявилось в противостоянии русской традиционной культуры (духовной) и новой европейской культуры (интеллектуальной) Это была великая драма интеллекта и духа' просветительство, «внешняя мудрость», упование на свой разум противостояли нравственному совершенствованию, «стяжанию Духа Свя-таго» Подобная противоречивость умонастроений в русском обществе была и накануне петровских реформ6

Духовное и эмоционально-психологическое ощущение раздвоения в русском обществе особенно обострилось, когда Петр стал последовательно проводить в жизнь идею полного подчинения церкви государству, строжайшего разделения светской и духовной власти. Тем самым в России и на уровне государственной идеологии произошло разделение «земного» и «небесного», что было закреплено законодательно в 1721 г Феофаном Прокоповичем был составлен, а царем отредактирован, «Духовный регламент», в котором было народу объяснено, «како разнствует власть духовная от самодержавной». Далее в 1721 г. последовало учреждение Духовной коллегии и Св Синода и упразднение патриаршества Чтобы утихомирить естественный народный ропот, было тогда же напечатано сочинение Феофана Прокоповича «О возношении имени Патриаршего в церковных молитвах, чего ради оно в России отставлено» Столь существенное изменение государственной идеологии не могло не отразиться на национальном самосознании, оно затронуло коренные и устоявшиеся понятия символов власти, их святость в религиозном мировосприятии русского народа Это был мощный удар по всей системе средневековой культуры

22 октября 1721 г Петру от благодарных за мир после долгой войны соотечественников был поднесен титул Отца Отечества, Великого императора Всероссийского. Этот титул как бы увенчал государя лавровым венком победителя и в его реформировании России: о чем было ясно сказано в торжественной речи канцлера Г И.Головкина и в ответном слове Петра Россия стала империей Тем самым было определено ее значимое место в мире Формула «Москва — третий Рим» получила новое воплощение.

Но титул «Отец Отечества» по православной традиции мог быть применен только к архипастырю-архиерею и, прежде всего, к патриарху это наименование государя могло быть воспринято народом в негативном смысле Петр возглавил церковь и объявил себя патриархом. Совпадение было роковым Для опровержения возможных народных пересудов в 1721 г в Петербурге было опубликовано рассуждение Феофана Прокоповича на эту

5 Ильин И.А. Наши задачи М , 1992. Т 1. С. 286-287

' Панченко А М Русская культура в канун петровских реформ Л , 1984 С 49

тему «Розыск исторический, коих ради вин и в Яковом разуме были и на-рицались Императоры Римстии, как Язычестии, так и Христианстии, Пон-тифексами, или Архиереями многобожнаго Закона, а в Законе Христиан-стем Христианстии Государи могут ли нарещись Епископы и Архиереи, и в каковом разуме?»

Титул «Отец Отечества» (на Западе «Pater Patriae»), уподобление Петра I Спасителю на языке царя и его сподвижников означало идеальный и просвещенный монарх, спаситель Отечества, творец новой России (большинство этих эпитетов было связано с европейской традицией) В слова «Отец Отечества» приверженцами Петра вкладывался новый смысл, совсем иной, чем привыкли понимать традиционалисты (например, в проповеди Феофана Прокоповича от 24 толя 1709 г этот титул звучит вполне в духе православной традиции, но в его слове 1725 г Петр уже характеризуется, как «воскресивший аки из мертвых Россию, рождший и воспитавший, прямый сый Отечества своего Отец »7) Для русского народа было традиционным высокое представление о царе как о заступнике, защитнике народном, помазаннике Божьем, наместнике Бога на земле (наиболее ярко это выразилось в сочинениях Ивана Посошкова)

Как кощунство этот титул был воспринят традиционалистами, что подтверждают проанализированные старообрядческие тексты на эту тему Этому способствовали и новые почести, воздаваемые царю, которые принадлежали лишь патриарху в Москве после победы над шведами (21 декабря 1709 г) Петра встречали словами церковного пения, обращенного к Христу в Вербное воскресенье, государь уподоблялся Христу, входящему в Иерусалим (Существовал церковный обряд шествия патриарха на «ослята» в Вербное воскресенье, который был отменен)

Однако для сподвижников Петра в этом не было ничего удивительного Сравнения Петра с Христом появились у церковных писателей Стефана Яворского в «Слове о победе над королем Швеции под Полтавою» и «Слове благодарственном» по случаю взятия Выборга В сочинениях Феофана Прокоповича («Слово похвальное о баталии Полтавской») и Феофилакта Лопатинского («Служба благодарственная о великой Богом дарованной победе под Полтавой) встречаются сравнения Петра с Христом, а сподвижников Петра — с апостолами, гетмана Мазепы — с Иудой В других произведениях этих авторов, зачастую отредактированных самим Петром, идея о том, что монархи суть «Бози и Христы», обосновывается теоретически Эта традиция сохранилась в русской литературе' в «Оде на восшествие на престол Елизаветы» М В Ломоносов рождение Петра уподобляет Рождеству Христову, обращаясь к матери Петра царице Наталье Кирилловне Нарышкиной словами архангела Гавриила к Богородице

' Феофан Прокопович Сочинения М-Л, 1961 С 36-37, С 126

Для традиционалистов же было естественным восприятие новой европеизированной культуры как культуры языческой и тем самым сатанинской, то есть осквернявшей православную Русь Отступление от традиционной культуры воспринималось ими как переход из благочестия в нечестие, в идолопоклонничество — в нечистую веру

Димитрий Ростовский в одной из своих проповедей говорил' «Нынешних времен некоторые господа стыжаются в домах своих поставляти икону Христову или Богородичну, но уже некия безстыдныя поставляются изображения Венеры или Дианы, или прочих ветхих кумиров, или и новых, например, королеву или Гишпанскую, или Английскую, или Французскую»8

Петровское поколение «новых русских» было воспитано на началах служилого утилитаризма Новый культурный класс России слагался из «обратившихся», т е принявших реформу, европеизацию И И Неплюев с гордостью писал о Петре и своем времени' «Сей монарх отечество наше привел в сравнение с прочими, научил узнавать, что и мы люди, — одним словом, на что в России не взгляни, все его началом имеет, и что бы вперед ни делалось, от сего источника черпать будут» (1725г)9 Так же думали и о том же говорили и другие сподвижники (П Шафиров «Рассуждения, какие законные причины его царское величество Петр Первый к начатию войны против короля Карла 12 шведского в 1700 году имел», 1715)

Новые люди стали привыкать и приучаться все свое существование осмысливать в одних только категориях государственной пользы и общего блага, что отразилось в текстах русской словесности того времени

Церковные писатели также не оставались в стороне — в проповедях Феофана Прокоповича и Гавриила Бужинского, анализируемых нами, отчетливо выражено то же, что и у реформаторов России — страстное желание стать «наряду с просвещенными народами Европы» Встреча с европейской культурой была осознана в одной из проповедей как «видение света» и Стефаном Яворским, одним из достаточно консервативных умов того времени.

В творчестве духовных писателей, ограниченных пределами религиозного сознания, где мир со всеми его составляющими, включая человека, воспринимался как творение Слова Божия, возникают едва уловимые литературные тенденции, отражающие неизбежное для нового рационального мировосприятия разделение веры и культуры Слово начинает восприниматься не мистически, а рационально, т.е как инструмент, элемент познания, упорядочивающий мировосприятие, если точно и соответственно сущности оно обозначает предметы и явления окружающего мира Интел-

8 Димитрий Ростовский Собрание разных поучительных слов и других сочинений М,1786 Ч 1 Л 14

9 Неплюев ИИ. Записки ИИ Неплюева СПб, 1893 С 112

лект, познание для духовных писателей петровского времени постепенно становится условием духовного совершенства, книги — учеными собеседниками Христианская идея оправдания человека перед Богом своими делами (человек должен так построить свою земную жизнь, чтобы унаследовать жизнь вечную) у духовных писателей петровского времени получает соответствующее рациональное развитие и литературный труд может быть засчитан в вечной жизни как нравственная заслуга

Исследование во втором разделе первой главы «Церковные писатели и время перемен» мировоззрения и творчества трех виднейших церковных писателей петровской эпохи Димитрия Ростовского, Стефана Яворского и Феофана Прокоповича, — показывает всю сложность и многоплановость эволюции (отраженной в русской словесности, переориентированной Петром на западное Просвещение) национального самосознания от мистического до рационального Их умонастроения отчасти сложились под влиянием осознания объективной необходимости назревших в стране перемен, как и у Петра I По убеждению царя, церковная проповедь, обращенная к народу, должна была без особенных ухищрений и красот вести к цели, объяснять и убеждать самим своим содержанием, внутренней логикой, словесный этикет, которого строго придерживались ученые монахи, Петр отождествлял с косностью, с шаблонным мышлением Проведенный анализ являет сложную картину общественно-литературного процесса того времени' среди церковных писателей не было единомыслия, особенно в понимании назначения слова, ораторского искусства; у них появились зачатки тенденций свободного индивидуального творчества, на западный манер, неизбежно сближавшие содержание их сочинений с европейски «обмирщенной» российской действительностью

В петровское время казалось, что «материальное развитие» страны, внешнее общественное служение на время подчинило и отчасти поработило духовное развитие нации; что русская душа теряется, растворяется в этом наплыве внешних впечатлений и переживаний, идущих с Запада Но и в строительной сутолоке перемен, когда порой некогда было одуматься и опомниться русскому человеку, вырастали те, кто хранил в душе и познавательную пытливость, и умозрительную обеспокоенность исследовательского «взирания» на мир и изумления им

В третьем разделе первой главы «Путевые записки о Западе» привлечен для анализа обширный материал, большая часть исследованных записок была введена нами в современный научный оборот (опубликована по рукописным и редким печатным источникам в труде «Россия и Запад », вып 1) «Записка путешествия в Европейские государства (1697-1699)» Б П Шереметева, «Дневник и путевые записки (1705-1708)» Б И Куракина, «Краткие сведения по географии Европы О Франции (1705)» И Н Зотова, «Записки (1716-1721)» ИИНеплюева, анонимный «Журнал путешествия

по Германии, Голландии и Италии в 1697-1699 гг., веденный состоявшим при Великом посольстве русском к владетелям разных стран Европы» (предполагаемый автор Г.И.Головкин).

Путевые записки дают яркое представление о том, как сторонники Петра воспринимали идеи времени, как они овладевали европейской культурой и как у них складывался идеал новой жизни Они также воссоздают живой образ Европы конца XVII — начала XVIII веков, увиденной глазами русских путешественников, дилетантов в литературном труде, но свободно и ярко проявлявших в записках свою индивидуальность, дух и требования времени Если они брались за перо, то видели в этом практическую надобность, не задумываясь над литературной отделкой и совершенством формы и стиля Их манера письма формировалась в первоначальном виде, ей присуща поразительная первозданная свежесть слов и суждений, ведь путевые записки чаще создавались начерно. В их языке причудливо сливалась современная и древняя русская лексика со словами из западноевропейских языков Их сочинения содержат в себе уникальный материал для изучения литературного стиля времени, для понимания литературных традиций и новаторства Важно, что образцом для русских записок петровского времени служили не западные путевые очерки, а выработавшаяся веками на Руси система описания путешествий' древнерусские хождения Таков парадокс словесности учеба у Запада не коснулась литературной формы и стиля путевых записок

Рубеж XVII—XVIII веков для России — порог возникновения нового сознания — мирского. В этот период в русских умах параллельно сосуществуют и религиозно-символическое миросозерцание, и новое — светское, рациональное.

Старообрядцы как хранители традиционного православия, национального благочестия, освященного временем патриархального порядка вещей, трагически воспринимали «надлом» в русской жизни до полного неприятия новой, обмирщенной Руси. В их понимании на смену «Святой Руси» пришло «Царство Антихриста». Они уходили от порочной действительности в глухие, недоступные для властей, места или решались на добровольное самосожжение

Этому негативному апокалипсическому мировосприятию противостояла иная — здравая, созидательная — позиция консервативной части православного русского общества Одним из самобытных и ярких ее представителей был Иван Тихонович Посошков, творчеству которого и посвящен четвертый раздел первой главы — «Свое и чужеземное в сочинениях Ивана Посошкова». Все его сочинения свидетельствуют о сильном, универсальном, здравом уме и ясном взгляде автора на существовавший тогда порядок вещей, о созидательном отношении к русской действительности. Его поиск истинного русского пути и отстаивание национальной самобытности

в век раболепия перед Западом — достойны уважения и памяти потомков «Понеже великая есть и трудная преграда между ведением и неведением», — как писал сам Иван Тимофеевич В работе анализируется основное сочинение Посошкова- «Книга о скудости и о богатстве, от чего приключается скудость и от чего гобзовитое богатство умножается», где с удивительной полнотою воплотились все понятия, мысли, «чувствования» русского человека петровской эпохи о своем переломном времени (М П Погодин, публикатор его наследия, считал этот труд «высоким произведением здравого русского смысла») В девяти главах книги, обращенных к рассмотрению государя, автор дает полное исследование состояния почти всех сфер государственного устройства в петровское время «елико предрекох о духовных делах, и о воинских, и о судейских, и о купеческих, и художних, и о истреблении разбойников, и о удержании беглых людей, и о земляных делах, и о крестьянстве, и о нетрудном умножении и собрании казны Его Царского величества »

Литературные достоинства сочинений Посошкова — прежде всего в их народной мудрости и глубоком содержании Он черпал из того сокровища высокого смысла, которое Бог вложил в его душу, сердце и разум, что не могло и не может не отозваться в душе, сердце и разуме русского читателя Главный пафос его трудов — постичь, в чем духовная скудость, а в чем духовное богатство русской нации Внутренняя, нравственная жизнь народа — основной предмет и цель его писаний

Посошков верил в будущее величие России, ему хотелось видеть это величие в незапятнанной чистоте, в сохранении патриархальных основ, где господствовало бы единство всего народа — от монарха до крестьянина, где гармонично сочетались бы интересы всех и каждого, бояр и холопов, где всё было бы основано на христианской вере и идеальной этике, на началах любви, добра, братства. Эти высокие, почти недостижимые идеалы и порождали критический характер его сочинений, выразившийся в его чрезвычайной требовательности к «своим» ближним, к народу, к стране Иван Тихонович прозревал глубинный смысл государства, ясно представлял его нравственное и христианское лицо Сверхзадача его писаний — воплощение в русской общественной жизни христианских идеалов. Внутреннюю задачу такого государства, как Россия, он видел в сохранении законов высшей нравственности и христианской правды

В России, реформируемой на западный манер, Посошков ставил важнейшую для того времени, да и для всех времен, проблему национальной самобытности, традиционализма. Он достаточно трезво оценивал реальное состояние дел в тогдашней Руси Наблюдая с тревогой разгул «иноземщины» в своей стране, Иван Тихонович говорил о предельно остороясном и взвешенно разумном подходе к иностранным заимствованиям, когда надо отбирать только действительно необходимое и полезное для судьбы госу-

дарства и народа

«Много ошибок помрачают славу преобразователя России, — писал А С Хомяков, — но ему остается честь пробуждения ее к силе и к сознанию силы Средства, им употребленные, были грубые и вещественные, но не забудет, что силы духовные принадлежат народу и церкви, а не правительству; правительству же предоставлено только пробуждать или убивать их деятельность каким-то насилием, более или менее суровым»10

«Птенцы гнезда Петрова» испытывали чувство национальной гордости за все внутренние и внешние преобразовательные успехи Петра, который дал им историческую возможность не только приложить свои силы, умение и талант во благо России, но и заново духовно родиться (И Н Зотов, И И Неплюев, учившиеся в Европе) Им были открыты новые культурные горизонты, но, увлекшись ими, они не забывали и о своих корнях, традициях (Б.П.Шереметев, П А.Толстой, путешествовавшие на Западе) Они были преданы новой России и всему, что ее воплощало, заботились о ее европейском престиже (дипломаты Б.И Куракин, А А Матвеев) Характер и особенности самосознания именно этой части общества определяли в значительной степени жизненную активность русской нации в петровское время, их сочинения, порой художественно беспомощные и дилетантские, явили «новое лицо» русской словесности. В это время началось многое, что воплотилось и получило завершение в течение последующих столетий

Н В Гоголь утверждал, что восторг, вызванный делами Петра, «отразился в нашей поэзии, или лучше — он создал ее»11 Новая государственность явилась сильнейшим стимулом к рождению новой словесности Новая русская литература с самого своего зарождения стала выразительницей и русской политической идеи — державной, и официальной государственной идеологии — просветительской, пришедшей к нам с Запада

Обзор новых умонастроений и «преобразований» национального самосознания, которые наметились в русском обществе и отразились в русской литературе при деятельном начале Петра, показывает, что старые и новые идеи стали предметом спора, отрицания или апологии На историческом переломе нация всегда испытывает потребность в самопознании, что особенно ярко выражается в литературе.

Большинство коренных перемен в государственном устройстве России, проведенных Петром, отразились в национальном сознании народа двойственно, соответственно с разных позиций они описывались и истолковывались в русской словесности Это двойственная интерпретация показывает всю сложность и противоречивость культурного процесса петровской эпохи, когда на смену традиционному религиозному миросозерцанию прихо-

10 Хомяков А.С О старом и новом М, 1988 С 54

" Гоголь Н В. Духовная проза М., 1992 С 220

дило новое рационалистическое, складывающееся под влиянием европейского Просвещения

Во второй главе диссертации «Восприятие культурного мира Европы в русской литературе 1726-1761 гг.» исследуется «духовное» состояние российского общества указанного периода — анализируется различное миросозерцание писателей (светских и церковных), восприятие ими европейской культуры, отраженное в содержании, стиле, языке их произведений, во всей их пестрой жанровой разнородности

В первом разделе второй главы «Открытие новых русских путей — обретение новых кругозоров нашей словесностью» представлен общий стереоскопичный взгляд на целостную историческую картину познания Россией Запада в 1726-1761 гт , который служит путеводной нитью в постижении многослойности культурных смыслов эпохи, ее эстетической много-язычности, помогает отчетливо понять всё в многозначной полноте

Особенностью русского литературного процесса описываемой эпохи являлся его ускоренный и концентрированный характер Не только хронологический, но и культурно-географический охват произведений, вошедших в головы и души русских читателей и литераторов XVIII века был предельно широким Знакомство с французской литературой XVII столетия Буало, Расином, Корнелем, Мольером «шло» одновременно с чтением Вольтера, Монтескье, Руссо, Пуфендорфа и Беккариа, Лейбница и Локка, Бэкона и Сен-Мартена, Шекспира, Аддисона, Мильтона, Фенелона, Прево, Сервантеса, Лесажа, Рамсея и Т Мора, Скаррона и Мариво (Примером может служить круг чтения А Д Кантемира, ярко представленный наименованиями книг его библиотеки) Ни одна из европейских культур той поры не знала такой меры открытости и таких контрастных столкновений разноликих культурных традиций При этом сохранялось стремление не включаться в какую-либо одну европейскую традицию, а усвоить западную культуру в целом Несовместимое или взаимоисключающее в идейной жизни Запада становилось деталями единой литературной картины в России Чтобы представить силовое поле культурного напряжения, создававшееся в русском XVIII веке, не следует также забывать о мощном воздействии античной традиции, и о связи с культурой допетровской Руси, никогда в реальности не обрывавшейся; хотя в этот период Россия сознательно строила свою культуру как «новую», оторванную от традиций и подлежащую реконструкции на основе идеальных теоретических западных моделей

Вторжение разнородных культурных традиций и различных теоретических программ нагляднее всего проявилось в литературных декларациях русских писателей — в особом жанре «литературных родословных» — перечне великих поэтов от начала поэзии до ее последнего времени Одним из ярких ее образцов была «Эпистола от Российския поэзии к Аполлину» Тредиаковского.

В творческой судьбе В К Тредиаковского полнее всего воплотились черчы духовною развития значительной части нового поколения послепетровской России' тяга к европейскому образованию, новое отношение к науке как делу всей жизни, ориентация на новейшие явления западной культуры и стремление пересадить их на русскую почву Тредиаковский был одним из первых русских писателей-классицистов, кто активно впитывал в себя достижения европейской, прежде всего французской литературы Многие его сочинения свидетельствуют об обширном знании Тредиа-ковским истории французской культуры, о его осведомленности в сути тех эстетических споров, которые кипели во Франции на протяжении почти двух веков

Тредиаковский перевел на русский язык роман Поля Талемана «Езда на Остров любви», что послужило одним из стимулов появления этого жанра в русской словесности. Этот роман в контексте французской литературы представлял собой рядовое явление прециозной прозы, будучи опубликован еще в 1663 г., он вовсе не был литературной новинкой Возможно, Тредиаковский обратился к роману Поля Талемана, чтобы перенести в Петербург 1730 г через текст прециозного романа дух культуры салона, который должен был в русских условиях породить определенную европеизированную культурную среду Побывав в Париже, он оценил роль литературного салона в действительности (В «Стихах похвальных Парижу» наиболее ярко выразилось восторженное отношение русского поэта к городу, центру западной культуры той эпохи ) Когда поэт в 1735-1736 гг пытался представить собрание французских переводчиков в нечто подобное Французской академии, он также видел перед собой не правительство Анны Ио-анновны, а Ришелье В Париже в то время уже шел процесс перерождения прециозного салона в просветительский Тредиаковский стал ориентироваться на обе борющиеся тенденции: и на культуру салонов, и на академическую традицию. Целью его было перенесение в Петербург французской литературной ситуации во всей ее полноте. В дальнейшем это стремление синтезировать тенденции, выступающие в западном контексте как непримиримые, станет характерным для русского отношения к европейской культурной традиции

Тредиаковский являл в своем творчестве характерный для эпохи тип художественного мышления — принципиального теоретического эклектизма, когда исходные представления стремились вместить в себя максимальный круг концепций, выработанных европейской культурой, и на максимально большом отрезке времени. Примером может послужить предисловие русского поэта к переводу «Науки о стихотворении и поэзии» Н.Буало. Зрелый Тредиаковский выразил и свое отношение к знаменитому «спору древних и новых» авторов («La querelle des Anciens et des Modernes») во Франции Если симпатии молодого Тредиаковского были полностью на

стороне «новых» французских авторов, творчество которых он знал превосходно (см «Эпистолу от Российския поэзии к Аполлину»), то поздний Тредиаковский все более склонялся в сторону «древних» Он признавал непревзойденный авторитет античной литературы и предпочитал из современной французской литературы тех писателей, которые стремились следовать античным образцам- Буало, Фенелона, Ролленя и др Тредиаковский был убежден, что «словесные науки» развиваются по иным законам, чем точные науки и к ним неприложима идея поступательного развития

На первом заседании в 1735 г Российского собрания Академии наук Тредиаковский выступил с программной речью, исполненной оптимистической веры в прогресс наук и искусств, ожидаемый в скором времени в России За точку отсчета истории была взята петровская эпоха Культурный процесс мыслился им как постоянное и неуклонное совершенствование во всех областях разума О том же Тредиаковский писал в «Слове о мудрости, благоразумии и добродетели», опровергая взгляды Ж -Ж Руссо Тредиаковский последовательно выражал Просветительскую историческую концепцию истории, по существу противопоставленную христианской, когда разум заменил веру: слабость Разума, невежество и простодушие человека Природы привели его к грехопадению и рабству духа, спасение должен был принести тот же Разум

Но в «европеизированной» ситуации русской послепетровской культуры в отличие от европейского образца было особое — высокое отношение к труду «поэта» Искусство «Слова» заняло в России той поры освободившееся после секуляризации место религиозных авторитетов «Поэзия» стала призванием, даром богов, вдохновением свыше, а не ремеслом, как на Западе (Руссо называл поэзию «подлым ремеслом») В поэте, высоком вдохновенном, тогда уже видели — пророка, служителя истины, готового ради нее к гонениям, лишениям и даже гибели Тредиаковский, переводя Горация, передал «с!штз уайЬив» (что у римского автора означает «свыше вдохновенные поэты») как «божественные прорицатели» — он впервые соединил античный идеал высокого поэта с образом библейского пророка Этот «слитый воедино» образ — поэта как пророка, носителя высших начал — в дальнейшем оказался устойчивым признаком и самооценки русского литератора, и отношения к нему общества Слово поэта и его жизнь стали восприниматься неразрывно, что всегда был присуще деятельности и самого Тредиаковского А последнее десятилетие своей жизни, после ухода в отставку, не стесненный никакими условными служебными обязанностями, поэт истово и бескорыстно посвятил просветительскому служению

Литературная жизнь эпохи была неотделима от общественных и политических событий и идей Со времени создания Петром в конце XVII века регулярной армии Россия сделала огромный шаг вперед в своей внешней политике Начало этому было положено двадцатилетней Северной войной

со Швецией, в результате которой Россия получила выход к Балтийскому морю и превратилась в одну из великих держав Европы Последующие военные успехи России победа в русско-шведской войне 1741-1743 гг, Рейнский поход российской армии 1747 г , ускоривший заключение мира в Европе после многолетней войны за австрийское наследство; разгром могущественной прусской армии в Семилетней войне с Пруссией 1756-1762 гг , — еще более укрепили международное положение России, позволили России занять ключевые позиции в Европе Россию теперь боялись и уважали, от нее зависело принятие важнейших решений, связанных с вопросами войны и мира.

В обширном творческом наследии М В Ломоносова, достаточно хорошо изученном, особый интерес для нашей темы представляют оды 1740-х-1760-х гг, поэма «Петр Великий» и «Слово похвальное Петру Великому» (эти сочинения поэта мы тщательно анализируем в диссертации), отражающие основные этапы выхода России на Запад в первой половине XVIII века Это взятие Ореховца (Нотебургской крепости) Петром I в Северной войне, Вильмандстрандская победа над шведами в 1741 г, Рейнский поход русской армии 1747 г, победа над прусской армией под Кунерсдорфом в 1759 г и, наконец, предательский по отношению к России мирный договор с Пруссией 1762 г.

Оды Ломоносова 1740—1760-х гг., созданные по законам похвального жанра, вовсе не сводятся лишь к воспеванию достоинств очередного монарха, они вмещают широкий спектр вопросов, имеющих непосредственное отношение к внешней и внутренней политике России, новой ее роли в международных событиях эпохи. К кому бы из царствующих лиц императорской фамилии не была обращена ломоносовская ода — к малолетнему Ивану Антоновичу, императрице Елизавете, Петру Федоровичу или Екатерине II — прежде всего говорится о величии России в мире в прошлом, настоящем и будущем и о необыкновенных, изумляющих всех успехах Российского государства («Петр Великий. Героическая поема», «Ода великому государю императору Петру Феодоровичу. »); о молодой силе России, которая пробивает себе дорогу в мире («Первые трофеи его величества Иоанна III ..»).

Оды Ломоносова 1740—60-х гг — история одоления Россией враждебных стихий, которые мирного «соседа в гнев ввели без вин» и сами явились причиной своих бед («Первые трофеи его величества Иоанна III. ») Поэт убежден, в полном согласии с древнерусской традицией, что Россия находится под небесным покровительством — «Россию сам Господь блюдет » («Ода на прибытие ея величества великия государыни императрицы Елиса-веты Петровны. .») Роль русской армии, осененной небесным покровительством, — сдерживать амбиции честолюбивых завоевателей «вечерних стран», прельщенных земным изобилием России и рвущихся к мировому

господству (там же) Ломоносов в пришедших к «пределам нашим» видит волка «в шерсти овечьей» и зрит их «мысли злыя», он грозно вопрошает их в оде, почему они поступили столь неразумно, раз плачевный результат их экспансии неизбежен («Первые трофеи его величества Иоанна III »)

Почти все оды Ломоносова, где затрагиваются проблемы внешней политики России, построены на антитезе миролюбивых и кротких российских монархов и агрессивных, тщеславных западных королей-завоевателей Императрица Елизавета в них — «ангел мира», покоя и тишины («Ода на прибытие ея величества великия государыни императрицы Елисаветы Петровны »), ее отличает «кротчайшая природа», весь мир свидетель ее «добродетели» («Ода на день восшествия на престол ея величества государыни императрицы Елисаветы Петровны ») Елизавете противопоставлены западные властители, желающие диктовать всему миру свою волю шведские короли Карл XII, Фридрих, прусский король Фридрих II («Ода императрице Елисавете Петровне, праздник тезоименитства ея величества сентября 5 дня 1759 года »). Итог их авантюрной политики — безмерные бедствия, разорение и обнищание народов Европы, изнемогающих под бременем затяжных и кровопролитных войн, — пресечены «Россов мужеством» (там же)

В одах Ломоносова образ России получает особое гордое и благородное звучание Международная роль России — обеспечить надежную защиту политически слабым государствам, установить прочный и стабильный мир («Ода императрице Елисавете Петровне, праздник тезоименитства ея величества сентября 5 дня 1759 года ») Россия стремится образумить западные народы, получившие жестокий урок войны, призывает их жить в добрососедстве («Ода на прибытие ея величества великия государыни императрицы Елисаветы Петровны »), поэтому страны Европы с надеждой смотрят на новую европейскую державу как на реальную силу, которая способна остановить войну («Ода на день восшествия на престол ея величества государыни императрицы Елисаветы Петровны. .»)

Священная историческая миссия России, по Ломоносову, заповедован-ная предками, — нести в Европу мир («Ода на прибытие ея величества великия государыни императрицы Елисаветы Петровны ») Об этом же пишет поэт в «Слове похвальном блаженныя памяти государю императору, Петру Великому, говоренном апреля 26 дня 1755 года» Как трезвый политик, Ломоносов полагает, что путь к миру лежит через защиту своих государственных интересов с оружием в руках — это «правое, божеское дело» («Ода императрице Елисавете Петровне, праздник тезоименитства ея величества сентября 5 дня 1759 года »)

Оды Ломоносова 1740-1760-х гг (а также похвальные слова и неоконченная поэма «Петр Великий») стали не только летописью славных побед русского оружия в первой половине XVIII века, но и апофеозом новой ре-

альности русской жизни, преображенной «начинанием и ревностным рачением Петровым» Если в петровское время миф о чудесном создании императором новой России только формировался, то для поколения Ломоносова и Сумарокова он превратился в историческую данность («Петр Великий Героическая поема»)

Для А П Сумарокова, как и для Ломоносова, характерен новый просветительский взгляд на развитие мира, когда идеальное состояние человечества рассматривается как исходная точка, а вся дальнейшая история как цепь ошибок и заблуждений, поэтому путь к будущему — возвращение к исходному совершенству (при этом будущее и прошедшее как бы сливаются, а линейная траектория времени замыкается в круг, и время останавливается) Для Ломоносова губительный путь для России отождествлялся прежде всего с западным нашествием и его последствиями моральным (покорение) и физическим уничтожением нации, но при этом он не осуждал ни европеизацию государственного строя страны, ни Петербург, как образ «западного» города на русской земле, ни деятельность Петра I, который находился всегда вне критики как идеал царствующего государя, поэт поругивал лишь засилие «немецкой бюрократии» в академических кругах

Сумароков гибельное влияние западной цивилизации видел во «французской заразе», пришедшей к нам с середины XVIII столетия Здесь были корни его социального критицизма, наиболее ярко проявившегося в отрицательном отношении к засилию иностранных влияний в сфере языка Утверждая национальное достоинство, он осуждал отнюдь не европеизацию политического строя и культуры России, а моды, щеголей, «Кузнецкий мост» и их «французский язык» («О французском языке»)

А П Сумароков был писателем широкого диапазона (поэт, сатирик, драматург) и такой же образованности В 1748 г он опубликовал программу, построенную на принципах .Буало- брошюру «Две эпистолы В первой предлагается о русском языке, а во второй о стихотворстве», которая сыграла решающую роль в становлении русского классицизма (В 1774 г автор, сократив и переделав ее, издал под названием «Хотящим быти писателями») Сумароков, желавший возглавить русский Парнас, стремился создать эталоны и литературных жанров, и произведений как единую систему с упорядоченной структурой взаимных отношений (Его эстетическую концепцию — возвращение к исходному художественному идеалу — можно рассматривать как одно из проявлений просветительской историософии) Для «образцового» творчества необходим был правильный язык, поэтому Сумароков выступал против засилия иностранных слов в русском наречии- «Восприятие чужих слов, а особливо без необходимости, есть не обогащение, но порча языка» («О истреблении чужих слов из русского языка», 425-426)

Не обошел без внимания Сумароков и жанр путешествий Он дает в записке «О путешествиях»12 свое классически просветительское определение этого жанра, при этом совсем отрицая как его наличие в предшествующей русской литературе, так и его западные образцы, и заботясь исключительно о пользе отечества' «На Российском языке путешествий нет ни каких а путешествия не для того только, чтобы оныя вместо романов служили для потеряния времени, но для прояснения географии, мыслей и разсудка, а чтение оных больше приносит пользы человекам, ежели они писаны хорошим разумом Путешествия чужестранныя не могут большой пользы принести Россиянам, хотя бы они и лутчим духом и лутчим пером писаны были, ибо не довольно того, что нечто описывается, но кем оно описывается и с чем сравнивается; ради чего описатель должен быти Россиянин Какая разность между мертваго и живаго человека такая разность между мертваго и живаго описания Один описанием в чувствие вселяется и живо изображает то, что он видел на яву, а другой бредит то на яву, что он видел во сне' смешенно видел и еще смешенняе расказывает Такой описатель вместо просвещения смущает и самаго разумнаго читателя, и приводит ево иногда на кривую дорогу. Слепова следам верить не льзя»13

Таким «живым» российским пером А Р Воронцова, начинающего дипломата, была описана Испания Блестяще образованный, семнадцатилетний юноша Воронцов, по повелению императрицы Елизаветы Петровны, был отправлен во Францию, где полтора года обучался в Версале Позже он самостоятельно продолжил знакомство с Европой (Подробно его путевые записки, посвященные этим странам, исследованы в главе 3.1 ) Среди прочих стран он посетил Испанию, о которой и сочинил свою «Записку», которая представляет особый интерес она рассказывает об «испанских делах» в ту пору, когда Россия и Испания на протяжении 30 лет не поддерживали между собой ни дипломатических, ни экономических контактов (опубликована впервые по рукописным источникам в труде «Россия и Запад горизонты взаимопознания Литературные источники XVIII века (1726-1762)» (М ■ ИМЛИ РАН, 2003 Вып 2)

Русские люди середины XVIII столетия с жадным вниманием вслушивались в вести из Европы или Нового Света В этом им помогали «Санкт-Петербургские ведомости» и «Московские ведомости» 1728-1762 гг 14, которые были в это время чисто информационными изданиями

12 Первоначально это была записка А П Сумарокова от 3 мая 1764 г , предназначенная для императрицы и переданная через Г Г Орлова, в виде статьи, с указанным названием, она была напечатана Н И Новиковым в 1781 г в девятом томе «Полного собрания всех сочинений» См Письма русских писателей XVIII века JI,1980 С 196

13 Письма русских писателей XVIII века Л, 1980 С 95-98

14 Россия и Запад Вып 2 С 665-712 Далее с указанием страниц в скобках

Основу их составляли переводные материалы, заимствованные из европейской прессы. Но нередко в газетах помещались и «партикулярные письма» собственных корреспондентов, а то и просто сообщения, основанные на слухах, как это' «Из Руена пишут, что почти все тамошние жители 12-летную некотораго купецкаго человека девку видеть желают, которая околдована и из тела оной собачии, кошечии, овечии и попугаев голосы, как объявляют, веема ясно слышать можно», «Санкт-Петербургские ведомости» от 16 декабря 1729 г (672) Публику развлекали не только разными небылицами, но и вполне реальными курьезами заграничной жизни «На прошедших днях погребена здесь знаемая Мария Давис, которая в последней Фландрийской войне салдатом служила и от того времяни такожде всегда салдатское жалованье получала, с обыкновенными церемониями по салдатскому обыкновению. », — сообщали из Лондона «Санкт-Петербургские ведомости» от 19 августа 1729 г (672)

Страшили читателей и чужеземными хрониками преступлений «Убийства и грабежи здесь весьма умножились, и почти ни одного дня не проходит, в которой бы не находили на улицах убитых людей Прошлаго вторника некоторой женщине пред ея дверми отсекли голову и руки. Таких злодеев поймано уже до 12 человек, которые по большой части в абатское платье наряжаются» (681) Писали об ужасах Парижа «Санкт-Петербургские ведомости» от 8 ноября 1744 г.

В целом информативность русских газет середины XVIII в. была довольно высокой: их читатели были в курсе всех основных и многих частных событий в Европе, Азии и даже в экзотической Америке. Очень популярной была «индейская» тема: «Известие о нынешних Аглинских и Фран-цусских селениях в Америке» сообщали «Санкт-Петербургские ведомости» от 27 ноября 1750 г. (693-694).

Познавательный интерес читающей публики должны были удовлетворить прежде всех остальных «новости культуры», которые чаще носили не просветительский, а сенсационный характер О философском диспуте в Болонье некой девицы Христины Роккати, родом из Ровига, писали «Санкт-Петербургские ведомости» от 9 июля 1751 г «. .диспутовав уже прошлаго года в своем отечестве публично о философии, приехала на сих днях сюда, для такогож показания опытов своего искусства, ... дан был ей публично Докторский чин с общею похвалою» (694) Ошеломляющую новость «о жертве искусства» сообщали «Санкт-Петербургские ведомости» от 14 января 1752 г. из Мангейма: «Один из наилучших наших комедиантов на Францусском театре, именем Бисси, которой часто с похвалою представлял печальныя действия прежних героев, по развращенному и слепому великодушию живота самих себя лишивших, ныне в правду предал себя смерти Не можно сказать, меланхолия ли, или другая какая тому

причина была, но сие известно, что он бесчеловечным образом исколол себя ножом» (694).

«Санкт-Петербургские ведомости» от 14 октября 1757 г. поучительно извещали об аутодафе над литературными произведения, вольного содержания, и о наказании их сочинителей в Париже «Из парламента публикован указ, по силе котораго велено разных партикулярных людей, иных сослать С на галеры, других из государства выгнать, а еще иных другими штрафами

наказать Причина сего наказания происходит от того, что они отважились тайно сочинять богопротивныя и соблазнительныя книжки, и напечатав, в народ пускать Говорят, что по силе онаго указа публично на площади па-лачем сожжены быть имеют два сочинения, из которых одно имеет титул «Поэма», а другое «Пюселль д'Орлеан», т.е. «девка Орлеанская»» (704).

Газеты в то время не ставили перед собой сложных идеологических задач, они отражали хронику международной жизни, учитывая в первую очередь познавательный интерес простой читающей публики, общий уровень образование и просвещения которой был весьма невысок Статьи из «Санкт-Петербургских ведомостей» и из «Московских ведомостей» справедливо было бы отнести к жанру публицистики, анонимной (чаще всего) и фактографически-бесстрастной.

Второй раздел второй главы «Антиох Кантемир и западноевропейская культура» посвящен подробному исследованию — взаимосвязей с западноевропейской культурой жизни и творчества русского поэта — во многом базирующемуся на новых материалах по этой теме А Д.Кантемир — не только яркая личность русского Просвещения, но и знаковая фигура своего времени Он постиг во всей многозначности и почти в совершенстве культуру Запада в его прошлом и настоящем, пред которой он преклонялся, о чем свидетельствуют его произведения, эпистолярное наследство и список книг его личной библиотеки, который мы тщательно анализируем Общий же взгляд Кантемира на действительность Запада был скептическим и отчасти субъективным, в чем и сам признавался в своих личных письмах друзьям «Впрочем, не судите о Париже по моим высказываниям Наши пристрастия, настроения, порой наши капризы представляют собою род очков, заставляющих видеть предметы не в том цвете, в коем они существуют на самом деле: мои очки говорят мне, что Париж стол же скучен, сколь и Лондон Что касается до вас, возможно, вы найдете его очаровательным»15.

Начало интереса А.Д.Кантемира к европейской культуре было положено его воспитанием и общением в молодости с европейски образованными

15 Здесь и ниже цитаты приводятся по изданию «Россия и Запад » Вып 2 с 123 Далее ссылки в тексте с указанием страницы в скобках

людьми в России, поэтому особое внимание в работе уделено мало изученным сторонам этого периода его жизни

Юного Антиоха воспитывал секретарь его отца немец И Фокеродт, который помогал отцу поэта Д Кантемиру в работе над «Историей Османской империи» Задолго до Ломоносова Фокеродт, усердно штудировавший русскую историю и собиравший соответствующие рукописи и документы на русском языке, высказывался в письмах к петербургскому ученому Т С Байеру (автору биографии Д.Кантемира) против «норманской теории» (в этом он был солидарен с MB Ломоносовым), которой тот истово придерживался (в работе анализируются неопубликованные письма Фокерод-та, отражающие споры этих мужей) Это ученое окружение привило русскому поэту интерес к русской и мировой истории, не ослабевающий в течение всей жизни У профессора X Гросса молодой Кантемир брал в Петербурге частные уроки по философии морали Эти занятия впоследствии сыграли важную роль в формировании мировоззрения русского поэта, его интереса к европейскому Просвещению (сохранились письма X Гросса к Т Байеру, касающиеся взаимосвязей русской и европейской культур)

А.Кантемир в молодые годы был близок к деятелям, группировавшимся вокруг архиепископа Феофана Прокоповича, что способствовало формированию его национального сознания в духе петровских преобразований В 1730-е гг Кантемир входил и в окружение Артемия Волынского, который отстаивал национальные интересы, как истинный патриот он был на стороне дочери Петра I Елизаветы, выступал против засилия иностранцев в годы правления Анны Иоанновны

Назначение А.Кантемира на службу за границей в 1731 г. было и признанием заслуг и таланта молодого поэта, и широты его образования Для него открылся не только книжный, но и действительный мир культурной Европы Первый из них для него навсегда оказался более подлинным и значительным, о чем ясно свидетельствуют и его высказывания, и подбор книг в его личной библиотеке

Во время своего пребывания в Англии в 1732-1738 гг. в качестве российского посланника А.Кантемир, приверженец абсолютизма, проявил особый интерес к системе английской конституционной монархии Поэт позже писал уже из Парижа своему корреспонденту в Лондон. «. Английский Король самый достойный из людей, коих носит земля он приветлив и ничуть не посягает на права своих подданных, посему у них нет причин на него жаловаться» (119) И, подтверждая свое мнение, он добавлял в следующем письме' «Все, что я писал вам о Короле Великобритании, суть мои подлинные чувства и, разумеется, когда я посылал письмо, у меня в мыслях было только выказать мои чувства Так что никакой лести тут нет» (121).

Но более всего Кантемира интересовала современная общественно-политическая литература и английская философия Труды естествоиспыта-

теля и основателя механической натурфилософии Исаака Ньютона среди книг русского посланника можно найти на разных языках Кантемир познакомился с наиболее значительными произведениями английского Просвещения по французским переводам, в их числе труды Локка, Кларка, Волластона, Мандевиля В личной библиотеке русского поэта англоязычные книги представлены скромно' в оригинале лишь сочинения Мильтона, Поупа, Свифта, Конгрива, Стала Кантемир, интересуясь классиками английской литературы, читал их в основном во французских переводах В библиотеке русского посла находим также сатирические и моралистиче-ски-дидактические английские журналы

Общий же взгляд Кантемира и на происходившее в Англии был далеко не лестен' « здесь не происходит ничего выдающегося, кроме восстания в Шотландии, из коего совершенно напрасно сделали событие Толпа пожелала повесить Капитана и таки повесила его, однако Двор решил наказать исполнителей столь своеобразного правосудия, туда были посланы войска, а офицеры, стоящие во главе их, один за другим прибыли в Эдинбург» (101-102) Русский аристократ не одобрял и свободу нравов, воцарившуюся в светском английском обществе этого времени

Поэт вовсе не сочувствовал и тамошней свободе печати, что нашло яркое отражение в его письмах из Лондона Когда же в сочинении «Моско-витские письма», опубликованном на французском языке, была затронута государственная честь России, то он всячески препятствовал печатанию этого пасквиля После выхода в свет этого антирусского памфлета в 1735 г Кантемир делает все возможное, чтобы опровергнуть клевету публично, в прессе Совместно со своим секретарем Генрихом Гроссом и при активном участии его брата, немецкого ученого Христиана Гросса, находившегося на российской службе, он подготовил подробные примечания и возражения к немецкому изданию памфлета в 1738 г «Так называемые "Московитские письма", или Направленные против славной русской нации и составленные неким прибывшим с чужбины итальянцем немыслимые клеветы и тысячекратная ложь». В нашем труде подробно исследуется содержание этого раритеного издания (Франкфурт и Лейпциг, 1738 г ), часть этой книги впервые опубликована нами на немецком языке и в переводе с комментариями в труде «Россия и Запад' горизонты взаимопознания Литературные источники XVIII века (1726-1762)», вып 2 (с. 153-291)

В предисловии (мы постарались аргументировано доказать в диссертации, что авторство этого текста принадлежит русскому поэту) к книге «Так называемые "Московитские письма" ..» Кантемир дает свое обдуманное определение, как должно происходить взаимопознание наций. «Тот, кто собирается судить о целой нации как разумный и честный человек и дать надежные, проверенные сведения об особенностях ее души и нравов, должен обладать не только нормальным рассудком, но и незаурядной искрен-

ностью, и основательно разбираться и в людях, и во всем человеческом роде Он обязан, соответственно, знать, как из опыта истории, так и из собственного опыта, что из себя представляли известные нации в далеком и недавнем прошлом, что они представляют из себя теперь и каковы у них надежды и перспективы» (225-226).

Реляции и дипломатическая переписка русского посланника, подробно исследованные в работе, содержат серьезный анализ внешней и внутренней политики европейских государств, в сложной обстановке войны за Австрийское наследство Дух военной экспансии охватил Европу того времени Кантемир оценивал современную ему геополитическую ситуацию на Западе двояко' он здраво, не питая иллюзий в силу своего служебного положения, видел приготовления к грядущей войне, и в то же время, согласно своей «поэтической» интуиции, с упованием надеялся на мир между народами «Мне кажется, что последняя война так утомила людей необходимыми на ее ведение расходами, что почти во всей Европе преобладает дух переговоров » (120) У Кантемира выработался свой скептический взгляд и на «верность» европейских вестей, и на западную политику — особое недоверие у него вызывала лживая двуличность французской дипломатии Недоброжелательство к России было разлито в политической атмосфере Франции того времени Оно выражалось и в ложных слухах, распускаемых о наших якобы поражениях, которые оказывались блистательными победами русского оружия.

Парижская пора жизни Кантемира (1738-1744 гг) доставила ему много забот, огорчений и разочарований Реальность французской жизни оказывалась в резком противоречии с его прежними «поэтическими» представлениями о ней Он писал друзьям' «.. мне очень трудно освоиться с парижской модой Если вы когда-нибудь приедете пожить в этот город, вы лишитесь многих иллюзий, кои внушают нам иностранцы » (116) Кантемира поразили контрасты французской жизни- роскошь и распущенность нравов, царившие при дворе, — нищета и голод простого населения Об этом он сообщал из Парижа своим многочисленным корреспондентам Тщетно искал русский поэт во Франции черты просвещенной монархии В его письмах все больше проявлялось недовольство и разочарование парижской действительностью «Эта страна не для меня» — мотив многих посланий Кантемира к друзьям' «Эта местность хороша для охотников и для любителей обедов и игр, все эти три достоинства, слава Богу, полностью у меня отсутствуют» (112)

Французские письма Кантемира из Англии и Франции к различным иностранным корреспондентам (Сорбе, Жирардону, Полиньяку, Гастальди, Вазнеру и др) подробно исследуются в диссертации, наиболее интересные из них были впервые опубликованы нами на языке оригинала и в переводе с комментариями в указанном выше труде «Россия и Запад. », вып 2 (с 58-

152) Эти эпистолярные документы помогли нам расширить и уточнить представления- о связях русского поэта с западноевропейской культурой (литературой, искусством, наукой), о его знакомствах в европейском образованном обществе, пополнить его суждения и конкретизировать его позиции по отношению к разным общественным, политическим и культурным моментам взаимоотношений России с Западной Европой в период 17321744 гг.

Если круг лондонских знакомых А Кантемира (в общении с англичанами ему мешало недостаточное знание английского языка, при дворе и со своими коллегами он общался на французском языке) составляли в первую очередь итальянские дипломаты, «аккредитованные» при английском дворе (переехав в Париж, он продолжил общение со многими из них, но уже в письмах); то в числе парижских знакомых Кантемира были, маркиза Мон-консей, герцогиня д'Эгийон (в салонах которых он бывал постоянно), кардинал Полиньяк, писатель Монтескье, аббат Гауско, ученый Мопертюи (благодаря которому Кантемир познакомился с Вольтером) и другие видные лица «культурного» Парижа

По отношению к «фернейскому» патриарху Кантемир сначала проявил мало интереса Переписка Кантемира с маркизой де Монконсей 1737 г показывает, что русский поэт был обстоятельно знаком с «Историей Карла XII» Вольтера, которая не произвела на него большого впечатления он в письмах высмеивал французского писателя, посягнувшего на историю, и посоветовал писать сатиры и эпиграммы, а не заниматься философией Русский поэт считал «Письма об англичанах» Вольтера «разговорами, которые он слышал в лондонских кафе». Причина такого неприятия сатириком Кантемиром остроумца Вольтера, по-видимому, заключалась в его насмешливо-критической манере письма, которая приемлема в сфере беллетристики и публицистики, а не в истории и философии. Вольтер, не считаясь с авторитетами, щеголял своим остроумием. Кантемир предпочитал основательность и правдивость не только в дипломатической, но и в литературной деятельности Оба писателя не были знакомы лично, их общение происходило лишь через обмен письмами. Вольтер заинтересовался «Историей Оттоманской империи» Д.Кантемира Он в соответствии с новыми данными, содержащимися в этом труде, хотел скорректировать вновь издаваемую «Историю Карла XII». Возможно, под влиянием переписки с Вольтером Кантемир стал со временем испытывать к его творчеству больше симпатии Сочинения Вольтера со временем нашли также место в библиотеке Кантемира — что, конечно, является «знаковым» событием, ибо русский поэт очень тщательно подбирал свою библиотеку, и случайных книг там не было.

В библиотеке Кантемира, насчитывавшей более 900 названий, преобладали французские книги О литературном развитии русского поэта можно

судить по годам их издания и приобретения Изучение библиотеки Кантемира в нашей работе показывает, что вместе с напыщенными, по моде того времени, романами (П Брайтона), он интересовался сатирическими и дидактическим сочинениями с социально-критической тенденцией Лафон-тена, Фенелона, Монтескье, Лабрюйера, П Скаррона, Фонтенеля и комедией Мольера, Реньяра и Бурсо, увлекался новыми тенденциями во французской литературе- новой драматургией де ла Шоссе, Кребийона Старшего, Ж -Б, Руссо и прозой Лесажа, Прево, Кребийона Младшего, Ш Дюкло и др Во Франции Кантемир продолжал интересоваться трудами ведущих мыслителей эпохи Просвещения Если английская философия была скорее умозрительной, то французская — более радикальной и деятельной' она постоянно приходила в самое живое соприкосновение с задачами общественной жизни, в том числе и искусства Кантемир понимал силу влияния нового мышления на современную французскую литературу направленность на аналитическое постижение действительности и поиск адекватных художественных форм отражения нового самосознания Во французской литературе (иногда границы между художеством и философией были стерты, как у Вольтера) смелее, резче и сильнее выражались новые воззрения, порой в поражающих и парадоксальных, живых и образных формулировках, сильнее воздействующих на читателя, чем выкладки холодного английского ума Возможно, поэтому русский поэт проявлял к французской философии более живой интерес в его библиотеке она представлена достаточно полно (есть даже ряд книг французских философов, запрещенных на родине и изданных в Амстердаме), особо почетное место занимают труды Декарта и Паскаля

Русский поэт с 1740 г (в последние годы своей жизни) и сам занялся философствованием, в результате которого был написан трактат «Письма о природе и человеке» (1743) Форма и содержание этого сочинения свидетельствуют (в «Письмах» появились отображения внутренних переживаний поэта и описания природы), что в творчестве русского поэта начался новый период, не без влияния современных ему веяний в европейских литературах отдаление от классицизма, которому он следовал в своих стихах и сатирах Кантемир в первой части «Писем», отдавая дань господствовавшей в его эпоху идее «естественной религии», во второй их части уходит от рационального миросозерцания и обращается к познанию жизни сердцем, исполненным любви, заглушающей в человеке эгоизм и ведущей к Богу

Церковная литература, уходящая корнями в древнерусскую письменность, была одним из особых эстетических пространств русской литературы второй трети XVIII века, не смыкавшимся с новой светской литературой, но все же менявшимся, испытывавшим влияния западно-русской, южно-русской и античной традиций, культуры барокко В церковном ело-

весном творчестве также нашла отражение тема — «Россия о Западе» — практически не исследованная в современном литературоведении16

Особый интерес в ряду церковной литературы представляет уникальный памятник русской словесности — «Пешеходца Василия Григоровича-Барского Плаки-Албова, уроженца Киевского, монаха Антиохийского, путешествие к святым местам в Европе, Азии и Африке находящимся, предпринятое в 1723, и оконченное в 1747 году, им самим писанное» (СПб, 1778), который продолжает древнерусскую традицию жанра «хождений» В диссертации подробно анализируется в третьем разделе второй главы часть книги В Григоровича, посвященную его путешествию по святым местам Европы (откомментированный текст части этого памятника был опубликован нами в труде «Россия и Запад », вып 2, с. 475-620).

Во всех своих странствиях, начиная от Киева до последнего своего пребывания на Афоне, русский писатель-пешеходец вел обстоятельные записи своего путешествия Сочинение В Григоровича выходило за рамки простых путевых очерков его современников Писатель-монах сберег в своей душе традиционное религиозно-символическое мировоззрение как единственное и универсальное средство познания мира и сохранил в своем произведении старинные принципы и приемы создания «хождений»

Для верующего человека — «путь есть Христос», паломничество — это путь к Христу. Главный смысл хождений к святым местам в том, чтобы прийти к истокам христианства когда-то единого мира Запада и Востока, в силу исторических обстоятельств со времен «Великой схизмы» ставших жить совершенно отдельной жизнью, имея свои надежды, свое мировосприятие, свои духовные центры тяготения и свою особую судьбу. В своих писаниях В Григорович постоянно помнил о конфессиональном разъединении Запада и Востока, размышлял об истоках и истории развития конфликта. Например, он подробно пишет о Ферраро-Флорентийском соборе 1438-1445 гг, созванном с целью заключения унии между католической и православной церквью.

Изначальный взор В.Григоровича на Запад был вполне традиционен для человека православной культуры — он заранее воспринимал «кривовер-ный» мир как чуждый по духу и образу жизни, но во время пути его взгляды на латинян усложнялись. Ничего он не принимал на веру, всё «испытывал» сам в чужеземном мире, неоднозначное мнение о котором смело высказывал в «путнике» Во время странствий В.Григорович постиг на себе последствия разделения христианского мира, когда религиозная отчужденность людей приводила не только к невозможности их общения, но и — враждебности к «иноверцам». Его душевно ранило на чужбине нехристи-

16 Э Л Афанасьев исследует тему «Церковная проповедь елизаветинского времени о Западе и России» с публикацией текстов в труде «Россия и Запад », вып 2 (с 621661) и в своей книге «На пути к XIX веку Русская литература 1770-1810 гт » М, 2002

анское отношение к православным путникам местного населения (в «неметчине»)- « .просихом милостины якоже и в первом, обаче более смеющихся нежели дающих обретохом, нецыи бо наридаху нас схизматиками, инные же и еретиками, и не хотяху давати» (606) Но он был объективным автором, описывал равно и редкое дружелюбие «иноверцев» (в Неаполе), и доброжелательность «единоверцев» (сербов, греков), для которых он и на чужбине был «своим»' «Он убо познав мя от беседы, яко единоверен ему есмь, прият мя благодарственне» (500) В Григорович с большой критической осторожностью и бдительностью относился к чуждым религиозным учениям на Западе (к «базилианам» в Италии), маскирующимся под православие и являющим соблазн тонкой подмены истинной веры для неискушенного ума.

В Григорович ясно осознавал, что давно минули те времена, когда «на всей земле был один язык и одно наречие» (Быт. 11; 1) «Смешение языков» и рассеяние их по всей земле, для русского паломника было не просто фактом Священной истории, а действительностью западного мира, когда языки стали границами для всенародного общения Лишь единая вера (единение всех языков во Христе) разрушает преграды взаимонепонимания (братья по вере — свои), в чем убедился В Григорович, общаясь с «единоверцами» и на службе в греческой церкви в Италии, где «понимахом самую вещь, ибо вся тако, якоже и в Руссии» (517) Евангельское представление о человечестве в виде единого древа, в коем корень — Христос, а отдельные народности — ветви, не было чуждо православной душе писателя-паломника Он на своем странническом опыте постиг, что Истина вселенская и национальная усваиваются людьми по-своему и в христианстве существуют различные точки зрения Среди узренных им народов В Григорович видел, что разъединяет нас земное, относительное, а подлинное христианство, выражающее собой начало небесное, безусловное, не обособляет, а объединяет Пристально вглядываясь в иной образ жизни, в иное отношение к воплощению в ней идеалов христианства, он видел единство людей Вселенской Церкви: в общих для Запада и Востока христианских святынях, в общности любовного отношения к братьям во Христе

Русский странник не скрывал ни тяготы путешествия, описывая их с незаурядным литературным мастерством, правдиво и зримо для читателя, ни собственные немощи, которые он преодолевал с Божьей помощью « на многих же местех шествовахом горами высокими и зело неравный путь и острое камение имущими, идеже велик» нужду претерпевахом, но мы сия вся претерпехом помощию Вышняго» (507-508). В этом преодолении себя, своей телесной слабости и всех тягот путешествия заключалась для Григоровича суть паломничества как подвига — подвижничества ради ду-

ховной радости познания красоты единого Божьего мира, о чем он постоянно пишет в своем «путнике».

Под пером Григоровича многочисленные описания святых мест (посещение которых было основной целью его путешествия) расцвечиваются яркими подробностями до мельчайших деталей, сохраняя при этом полную достоверность (точность его записок, до начала XIX века они служили хорошим путеводителем, засвидетельствовали многие из русских, позже побывавших в тех же местах). Правдоподобию его записок в значительной степени способствовал «реалистический» принцип письма русского пеше-ходца, утверждавшего: «...аз сие токмо пишу, еже разсмотрех» (518).

Григорович был просвещенным путешественником все свои описания он подтверждает не одним простым сказанием, но часто ссылкой на древних и средневековых греческих авторов, которых он прилежно изучал в монастырских архивах. Главное отличие его записок от письменных свидетельств «иноверных» путешественников и русских странников-простолюдинов заключалось в том, что он, будучи сам православным и просвещенным в науках, мог лучше и в самих истоках понимать «заведения», обряды и уставы святых мест Европы, часто искажавшиеся от незнания другими авторами того времени.

Смысл избранности земного пути Григоровича-странника заключался в том, чтобы ясно видеть открытым миру сердцем земное и небесное, их вечное борение в жизни, и «зрить» безусловную победу непреходящего — христианского единения, наполняющего народы общей духовной жизнью. Так, в облике дома Богородицы и его истории он осознал самое время в форме вечности — непрерывности всеединства прошлого, настоящего и будущего для любого христианина, верящего в ход мировой истории, имеющей в Боге свое начало и завершение.

В отличие от европейски просвещенных русских людей новой формации, того же молодого Воронцова, Григорович воспринимал свое путешествие не как образовательное и рациональное познание западного мира, а как постижение «премудрости Божией», разлитой равно на все христианские страны: «Елико не откровенна есть премудрость Божия, толико недомыслим Его о смертных промысл и смотрение: его же судьбы суть бездна многа, яко же опытом я в себе познал. Никогда же помышляюще мне хо-дити по толиким далеким странам, понесши и подъяти толь великие труды, освободиться от множества бед и посетити многие святостию прославленные места, зрети же и описати различные страны и грады, изрядная здания и преславные монастыри, пустыни, скиты, церковные чины, жития и деяния народов, мною зримых; пачеже знаменитых мужей, и иныя достопа-мятныя и достохвальныя вещи, обаче сподоби мя премудрый вселенныя Зиждитель' Сего ради вся сия, яже видех, не в собственное тщеславие, но в

славу и благодарствие Божие и в пользу чтущим и слышащим предлагаю зде» (479-480)

В русской литературе середины XVIII века соседствовало несколько эстетических пластов (в их числе светская и церковная литература), отличавшихся своим стилем, языком и подходом к художественной форме и теме произведения, регулируемых разными законами, в том числе и жанровыми Не была едина и новая светская литература В этом убеждает эстетическое путешествие во второй главе по историко-литературным лабиринтам этого времени, неизменно сопряженное с разгадыванием и постижением духовных пространств эпохи Но у всех этих различных до полной несовместимости художественных сфер был часто общий читатель и высокопоставленный государственный деятель, возможный ревнитель старины, и простой мелкопоместный дворянин, любитель деревенского уединения, и поклонник европейской культуры Книголюб, который своим интересом к чтению, постоянно повышавшимся в течение столетия, объединял их в своем сознании воедино

Этот разнообразный мир художества не стоял на месте — он менялся со временем, порой на протяжении жизни одного поколения (Тредиаковский и его эстетические взгляды ) В отличие от петровской эпохи литературная эволюция во второй трети XVIII века проходила достаточно органично, неизменно следуя за стремительными изменениями и в общественных отношениях того времени, и во всей русской культуре, которые неизбежно должны были произойти вслед за европеизацией России и секуляризацией ее культуры Они были вызваны необходимостью дать русскому сознанию свободу светского, исследовательского «взирания» на мир Исследования, проведенные во второй главе диссертации, позволили установить, как в русской литературе второй половине XVIII века отразился процесс национального духовного пробуждения — возврат к национальным истокам, открытие новых русских путей — обретение новых кругозоров нашей словесностью

Тема третьей главы диссертации — «Рецепция в литературе 17621800 гг. формирования нового менталитета "русского европейца"»

В первом разделе главы исследуются тексты путевых заметок русских авторов указанного периода под углом зрения: «Западное учение и русские ученики»

Противодействуя традиционному укладу воспитания в дореформенной Руси, Петр I впервые стал посылать значительное число русских дворян за границу, в основном учится военному ремеслу Через полстолетия после путешествий петровского времени ситуация изменилась. Во второй половине XVIII столетия студенты составляли уже подавляющее большинство русских путешественников в Европе Это свидетельствует и о значительно-

ста интеллектуальных запросов русского общества в этот период, и о существенном западноевропейском «крене» в его духовном развитии. Сроки пребывания русских учащихся на Западе удлинялись, и их знакомство с ним становилось глубже Менялась и точка зрения на «иноземный» мир он приблизился и стал для многих почти своим и по культуре, и по науке, и по языку Многие русские дворяне не только по одежде, но и по поведению, образованию и языку начали походить на иноземцев, стали «русскими европейцами» При Петре Великом более всего усваивалась западная военная наука, теперь значительно реже занимались фортификацией и навигацией Во второй половине столетия преимущественно стали изучать в Европе медицину, юриспруденцию и гуманитарные науки Война — «как коллективное путешествие русских за границу» — столь долго понимаемая как основа «всех вещей», со временем утратила печальную функцию посредницы в получении познаний о сущности соседних наций

Очень точно охарактеризовал эту перемену русский историк В.О.Ключевский, писавший, что раньше дворян посылали за границу для изучения артиллерии и навигации; потом они ездили туда, чтобы усвоить хорошие манеры, а позднее они путешествуют «ради проявления своего почтения к философам»17 «Большой прогресс» в сторону обмирщения душ произошел в русском обществе, особенно по сравнению с петровским временем. тогда записки путешественников были переполнены описаниями христианских реликвий Запада, теперь об этом говорилось лишь вскользь, наряду с другими культурными достопримечательностями Европы.

В разделе анализируются тексты самых разнообразных по содержанию путевых заметок русских авторов: А.Р.Воронцова («Заметки о моей жизни и о различных событиях, совершившихся в течение этого времени как в России, так в Европе»), А.Б Куракина («Воспоминания о путешествии в Голландию и Англию ... 1770, 1771 и 1772 г.», на французском языке), ЕР.Дашковой («Записки»); В.Н.Зиновьева («Журнал путешествия ... по Германии, Италии, Франции и Англии в 1784-1788 гг.»), А Я Поленова («Письма в Академию наук .»); М.И Поленова («Письма из Страсбурга» 1790 г. и публицистические сочинения); Ф.В.Растопчина («Путешествие по Пруссии» конца 1780-х гг) и др. Всеми этими русскими путешественниками, совершавшими турне за свой и или государственный счет, правил познавательный интерес к европейской культуре и науке.

В конце столетия новый чужеродный росток, с трудом привитый на древо русской культуры, был заморожен: интеллектуальное движение на Запад за просвещением было приостановлено. Уже в последние года правления Екатерины Великой, считавшей себя законной наследницей Петра Великого, с началом французской революции, наблюдались ощутимые ограни-

—Г"»

чиьндх ТЕКЛ

С-йдаИя' |

•» 9М айт л

чения После восшествия на престол Павла I обучение за границей было подвергнуто жесткому запрету 9 апреля 1798 г Павел I обнародовал запрет на посещение заграничных университетов Было так же запрещено ввозить с Запада, за редкими исключениями, научную литературу Эти ограничения объяснялись вполне понятным страхом императора (как и его венценосной матери) перед влиянием идей французской революции на души подданных Но оказать существенного влияния на ход просвещения в России они не могли вследствие краткости правления Павла

Анализ путевых заметок показал, как разносторонни и серьезны были интересы русского путешественника конца XVIII в , с каким серьезным научным багажом отправлялся такой путешественник в Западную Европу, и как относился ко всему виденному и слышанному В конце века уже сделалось невозможным то преклонение перед Францией, которым были полны записки, к примеру, А А Матвеева, или то наивное, доверчивое отношение к Европе, которое на каждом шагу сквозит в записках других современников Петра I Теперь в русском образованном обществе возникло и укреплялось критическое отношение к Западу, переходившее часто в суровое осуждение его порядков Письма Д И.Фонвизина, которые дают полную и обстоятельную картину Франции и отчасти Германии, полны злой иронии и сарказма — в этом отношении наиболее характерны

В конце столетия пришло другое поколение русских людей, путешествовавших тоже с образовательными целями, но с иными духовными запросами — под знаком интереса к расцветавшему сентиментализму Их путевые заметки, в силу их изначально литературного замысла, менее документальны и более художественны, их форма часто определяется западноевропейскими образцами, такими как «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» (1768) Стерна и «Путешествие в Италию» Дюпати (1785) Наилучшие произведение этого жанра — «Письма русского путешественника» — принадлежит перу Н.М Карамзина Сравнивая «Письма» с романами Ричардсона, Фильдинга, писатель просит читателя простить «некоторые бездельные подробности» и дает «авторское» определение жанрового своеобразия своего сочинения «Человек в дорожном платье, с посохом в руке, с котомкою за плечами, не обязан говорить с осторожною разборчивостию какого нибудь Придворного, окруженного такими же Придворными, или Профессора, сидящего в Шпанском парике на больших, ученых креслах — А кто в описании путешествий ищет одних статистических и географических сведений, тому, вместо сих Писем, советую читать Бишингову Географию»18.

Анализ литературных источников первого раздела третьей главы наглядно показывает, как сказался на русских душах и умах «громадный шаг

18 Карамзин НМ Письма русского путешественника М , 1984 С. 393

вперед» в познании Запада Западноевропейское просвещение и обогащало духовный опыт русского человека, и одновременно подтачивало его самобытные корни; мутило и сушило родники, питавшие русскую душу животворными соками Глубинной основой новой культуры (и словесности, в частности) России — европеизированной дворянской — явилось не чувство классового родства, а новое рационально-философское миросозерцание дворянства, их вовлеченность в новую «религию» Просвещения.

О горьких плодах европейского учения, которые мы, его русские ученики, пожинали, подробно писал И В.Киреевский, тоже выученик Запада «Европейское просвещение достигло ныне полного развития, но результатом этой полноты было почти всеобщее чувство недовольства и обманутой надежды Самое торжество европейского ума обнаружило односторонность коренных его устремлений Жизнь была лишена своего существенного смысла .. Многовековой холодный анализ разрушил все те основы, на которых стояло европейское просвещение от самого начала своего развития, так что его собственные коренные начала, из которых оно выросло (т е христианство), сделались для него посторонними и чужими, а прямой его собственностью оказался этот самый, разрушивший его анализ, этот самодвижущийся нож разума, этот силлогизм не признающий ничего, кроме себя и личного опыта, этот самовластный рассудок, эта логическая деятельность, отрешенная от всех познавательных сил человека»19

Торжество «автономного разума», неизбежно повлекшее распад духовной цельности личности — эта духовная болезнь Запада — перекинулась к нам в XVIII столетии вместе с европейским просвещением и нашла наиболее полное свое воплощение в философии русского масонства. Отражение философии русских масонов в литературе 1760-1790-х гг. анализируется во втором разделе третьей главы «Западноевропейское Просвещение и русские масоны».

История развития духовной культуры России восемнадцатого столетия содержит много еще непрочитанных страниц. Одна из них — история русского масонства как философского, идеологического течения среди мыслящих кругов русского общества. Ни «тайны» масонских «работ», ни религиозные достижения мистиков-масонов не служат предметом рассмотрения этого раздела по своему существу, а лишь в той степени, в какой они преломились, войдя через западную литературу в сознание образованного русского дворянства. В работе определяются главные связующие нити этого философского движения, пришедшего к нам из Европы, с русской словесностью, анализируется, что именно и как их соединяло, как на этой основе создавались литературные произведения, отражавшие психологию определенных лиц данного общества. Ключом к пониманию западного влияния

" Киреевский И.В. Сочинения. М , 1861. Т. 2. С. 231-232.

на духовное развитие русского общества второй половины восемнадцатого столетия может послужить изучение типов миросозерцания интересующего нас слоя русского дворянства, их взаимоотношений и их смене Выбрав это направление исследования, мы стремились разрешить вопрос о взаимоотношении рационализма и мистики в духовной культуре России рассматриваемого периода и определить их связь с идеями западного Просвещения В диссертации подробно рассматривается рационалистическое масонство периода 1760-1770-х гг (наименее изученное из-за отсутствия ярко выраженной по своей идейной направленности литературы) и мистическое масонство 1780-1790-х гг во взаимосвязи с западноевропейским Просвещением Нами анализируются сочинения русских масонов, известных и малознакомых (Д Аничкова, С Башилова, И Ф Богдановича, А Р Воронцова, Л Давыдовского, А Я Ильина, А Львова, И В Лопухина, А А Нартова, Н И Новикова, О А Поздеева, А П Сумарокова, М М Хераскова, М М Щербатова и др), по архивным документам, первым публикациям в периодической печати («Доброе намерение», «Ежемесячные сочинения », «Магазин свободнокаменщической», «Невинное упражнение», «Покоящейся трудолюбец», «Полезное увеселение», «Праздное время», «Трудолюбивая пчела») и редким изданиям книг того времени

В масонских системах этики и в катехизисах все положения выводились объективно-абстрактно, теоретически, из предполагаемых общих свойств, будь то свойства общечеловеческого разума или чувства Как только казалось, что найдены нравственные или религиозные идеи, будто бы общепонятные для каждого человека, они считались и общесущественными, следовательно, общеобязательными, задача признавалась решенною И литература масонского «просвещения» обогащалась либо новой «системой всемирной нравственности», либо новым учением естественной религии И авторы произведений этого рода не замечали, как далеко от слов до дел и от составления программ до их выполнения. Масоны гордились именно космополитическим характером своих учений и доводили объект своих будто бы вечных истин до того, что в них не оставалось ничего оригинального, самобытного, жизненного. Безжизненной схеме теоретически построенной системы мировоззрения и духовных обязанностей какого-то отвлеченного идеального человека всегда противостояла богатая противоречиями и заблуждениями, но вместе с тем и полная жизненными силами человеческая личность, руководимая порой непосредственными импульсами своего сердца, своего темперамента, своего неповторимого миросозерцания, словом — неподдельными силами врожденных индивидуальных свойств человеческой натуры Несмотря на широту интеллектуальных интересов русских масонов XVIII в. (действительно поражает широкий охват ими исторических эпох, разных культур) в действительности они не подходили в своей деятельности ни к чему реальному, жизненному Их филан-

тропия была поверхностной, проекты нравственного изменения личности и преобразования целого мира были утопическими и фантастическими, когда сталкивались с непосредственными требованиями самой жизни.

Таким образом, исследования, проведенные в третьем разделе, показывают, что русское масонство второй половины XVIII века отразило теневую, пагубную для духовного национального развития, сторону идей западноевропейского Просвещения и в рационализме, и в мистицизме. Русская просвещенная мысль продолжила поиск своего истинного пути. Своим путем развивалась и русская словесность, преодолевая исторические ступени формирования эстетического сознания классицизм и сентиментализм, заимствованные у западноевропейской культуры.

В заключении подводятся итоги проведенного исследования.

В течение XVIII столетия высшее сословие, создававшее новую светскую литературу, культивировало свои чувства и мысли в духовной атмосфере Запада. Оно все дальше уходило в своем миросозерцании и творчестве от патриархальных взглядов и вкусов простого народа, от традиционной культуры. Верхи, еще в петровское время порвавшие со стариной, были захвачены переменами, со временем европеизация их образа жизни, образования и даже мышления — стала нормой, что также сказалось на отечественной словесности. Даже православие сменилось у них религиозным равнодушием или тяготением к протестантизму — культура стала заступать место веры Русское вольтерьянство и масонство — последствия этих драматических перемен в миросозерцании высших слоев общества Дворянством создавалась новая европеизированная культура, чуждая простому народу Стремление вернуться к своим национальным корням — к народности — появилось у лучших умов России лишь во второй половине XVIII века. Все эти сложные процессы получили неоднозначное отражение в русской литературе.

Можно ли сказать, что Запад у нас знали? Почти в течение всего XVIII века путешествия на Запад были не только свободными, но и поощрялись Русские люди часто и подолгу бывали за границей Для многих Европа стала даже «второй родиной» Исследования, проведенные в настоящей диссертации, показывают, что образ Европы в русской словесности воображаемой или искомой слишком часто заслонял лик Европы действительной Привычных схем было больше, чем подлинного видения. Несоответствие реальной западной жизни утопическому образцу «правильности», мифу русского XVIII в. о Западе, воспринималось одними как личное оскорбление, другими как общественная трагедия К Западу относились не как к определенной политико-географической реальности, а как к утверждаемому или ниспровергаемому идеалу. Страстность такого утверждения или опровержения определялась тем, что фактически речь шла не о реальном Западе, а о некоторой ценностной характеристике внутри русской

культуры С таким отношением к реальному географическому понятию как к понятию идеальному связана отчетливая сакрализация в культуре XVIII века понятия «Россия — Запад» (Это было отчасти перенесением в новые условия традиционного соотношения «Русь — Византия») Эта параллель позволила осмыслить в литературе новый идеал на языке старой культуры

Наше исследование показало, что больше всего душа Запада открывалась через эстетическое «вчувствование», культуру Здесь нужно искать истоки нашей способности к тем культурным перевоплощениям, о которых говорил Достоевский в своей пушкинской речи, и запечатлел А.Блок в стихе: «Нам внятно всё — и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений». Этот дар «всемирной отзывчивости», отчасти роковой, полученный нами в XVIII в , создал ту опасную склонность сложной русской души, когда чрезмерная впечатлительность и повышенная чуткость к «чужому» и странствия по временам и культурам — отвлекали ее от своего родства и приводили порой к его отрицанию и отречению.

В XVIII в мы еще слишком веровали в твердость Запада, его историческую устойчивость; тоска западной души, терявшей Христа, пришла к нам позже Но уже тогда было сознание христианского сродства; мы выводили задачи русской культуры и литературы, в частности, из европейских потребностей, из нерешенных или неразрешимых вопросов другой половины единого христианского мира

Русская литература на протяжении всего восемнадцатого столетия не только повторяла готовые западные ответы, но распознавала и сопереживала именно западным вопросам, входила и вживалась во драматическую и сложную проблематику западной мысли, духовно проследила и на свой лад истолковывала трудный и очень запутанный путь западной культуры Войти внутрь чужой жизни, восчувствовать и пережить ее во всей ее проблематичности, вопросительности, тревожности — была одна из задач становления новой русской литературы восемнадцатого столетия

Зачем нам было нужно такое сострадающее переживание чужой культуры? Возможно, это был наш русский путь к воссозданию гармонии мира, в том числе к воссоединению распавшегося христианского мира, к приобретению и возвращению духовной общности с ушедшими от нас в своем историческом формировании западными братьями во Христе. И русский дух не только опровергал или отвергал решения и погрешности в западом развитии, но успешно преодолевал и превосходил в новом творческом делании — в становлении новой национальной литературы. «Это было лучшим противоядием от тайных и с трудом распознаваемых отравлений западным тлетворным духом, — утверждал Георгий Флоровский. — Мы отвечали на западные вопросы из глубин своего исторического народного опыта, где русская душа оставалась нераздельной и целостной Не столько обличали

западный путь, сколько свидетельствовали об истинности своего русского пути»20

Со второй половины XVIII в. начинается национальное духовное пробуждение •— возврат к национальным истокам, открытие новых русских путей — обретение новых кругозоров нашей словесностью — поступательное движение к стремительному взлету русской литературы в утро следующего столетия

Сущность сложного становления культуры России XVIII в, во все периоды, была заключена в напряжении между культурой России как целым и ее европейским контекстом, которые явились предпосылками стремительности ее развития. Антитеза «своего» — «западному» играла в литературной эволюции значительную роль «Тема Запада» была злободневна в русской словесности в течение всего столетия. Она опиралась в значительной степени на европейское духовное пространство в прошлом и настоящем (у большинства новых светских писателей) или на жизненный опыт познания западного мира во всей его многозначности. Русские писатели постигали, воспринимая с новой глубиной, понятие «со-временность», как одновременность времен, синхронность настоящего, прошлого и будущего, когда род человеческий — это ты сам, являющийся каждым из тех, кто жил, кто живет и будет жить Не в отчуждении от культурного опыта человечества, а в усвоении его выработалась национальная оригинальность русской литературы.

Основные публикации по теме диссертации:

1. Блудилина Н.Д. Запад в русской литературе XVIII века <Монография>. М., 2005. — 21 п.л.

2. Блудилина Н.Д. «Записки» И.В.Лопухина как один из литературных источников «Войны и мира»// Русская словесность, 1994 № 5 С 10-16 — 0,5 п л. (Издание, рекомендованное ВАК).

3 Блудилина НД Предисловие (в соавторстве с Е Н.Лебедевым)// Россия и Запад- горизонты взаимопознания. Литературные источники первой четверти XVIII века. Вып.1. М.: Наследие, 2000. С. 7-19 — 0,8 п.л.

4 Блудилина НД Письма и бумаги Петра I (1698-1716)/ Вступительная статья Подготовка текстов по рукописным и печатным источникам Комментарии (в соавторстве с Е.Н Лебедевым)// Россия и Запад, горизонты взаимопознания. Литературные источники первой четверти XVIII века. Вып.1. М.: Наследие, 2000 С. 20-27. С. 27-48. С. 48-57. — 0,5 п.л. 1,4 п.л. 0,63 п.л.

5. Блудилина Н.Д. Записка путешествия графа Бориса Петровича Шереметева в Европейские государства (1697-1699)/ Вступительная статья

30 Фяоровский Г.В. Указ. соч . С. 427.

Подготовка текста по рукописному и первому печатному (раритетному) источнику Комментарии// Россия и Запад' горизонты взаимопознания Литературные источники первой четверти XVIII века Вып 1 М Наследие, 2000 С. 58-60 С 60-151 С 162-179. — 0,2 п л 5,8 п л 1,77 п л

6 Блудилина НД Журнал путешествия по Германии, Голландии и Италии в 1697-1699 гг, веденный состоявшим при Великом посольстве русском к владетелям разных стран Европы/ Вступительная статья Подготовка текста по рукописным и печатным источникам Комментарии// Россия и Запад: горизонты взаимопознания. Литературные источники первой четверти XVIII века Вып 1. М : Наследие, 2000 С 180-184 С 184-203. С. 203-214, — 0,3 п.л. 1,3 п.л 0,76 а.л.

7 Блудилина НД. Б И. Куракин Дневник и путевые заметки/ Вступительная статья Подготовка текста по рукописному и печатному источникам Комментарии// Россия и Запад- горизонты взаимопознания. Литературные источники первой четверти XVIII века. Вып 1 М Наследие, 2000 С 215-217 С 217-295 С 295-310 — 0,2 п л 5 п.л 1пл

8 Блудилина НД И Н Зотов Краткие сведения по географии Европы О Франции (1705)/ Вступительная статья и комментарии// Россия и Запад горизонты взаимопознания Литературные источники первой четверти XVIII века Вып 1 М. Наследие, 2000. С. 350, 356-362 — 0,5 п л

9 Блудилина НД ИИНеплюев Записки (1716-1721)/ Вступительная статья Подготовка текста по рукописному и печатным источникам Комментарии// Россия и Запад- горизонты взаимопознания Литературные источники первой четверти XVIII века Вып.1. М.: Наследие, 2000 С 363-364. С. 364-388. С. 388-393. — 0,13 п.л. 1,6 п.л. 0,4 п л.

10 Блудилина НД. Великое посольство Петра I и отношение к Москве в Европе на рубеже XVII-XVIII вв //Москва в русской и мировой литературе М • Наследие, 2000 С 34-41 —0,5 п л

11 Блудилина НД. Россия и Запад: горизонты взаимопознания. Литературные источники XVIII века//Вестник Российского гуманитарного научного фонда, 2001. № 3. С. 118-122. — 0,5 п.л

М.Блудилина НД В Европу на равных правах// Родина, 2001 № 4 С. 26-29. — 0,5 п.л.

13 Блудилина НД Что нам папа римский и что мы папе римскому?// Российский писатель, 2002. № 9. — 0,55 п.л.

14 Блудилина НД Петр Великий и судьба русского народа// Российский писатель, 2002 №11. — 0,8 п.л.

15 Блудилина НД «Записки сенатора И.В.Лопухина» и масонские сцены в книге «Война и мир»// Толстой и о Толстом. Материалы и исследования Вып 2 М,- ИМЛИ РАН, 2002. С 54-66. — 0,8 п.л.

16 Блудилина Н.Д. Эдиционный принцип и его необходимость при решении научных задач издания (проблемы издания текстов XVIII в)// Проблемы текстологии и эдиционной практики. Опыт французских и российских исследователей М., 2003. С 209-222 — 0,9 п.л.

17 Блудилина НД « . наряду с просвещенными народами Европы» (Новые горизонты в русской культуре первой четверти XVIII в )// Вестник Литературного института им А М Горького, 2003. № 1-2 С 7-15 — 0,57 п.л.

18 Блудилина НД «Я не видывала никогда такого существа». К 260-летию Екатерины Романовны Дашковой// Наш современник, 2003. № 3. С 152-160 — 0,56 п л

19 Блудилина Н.Д От редактора// Россия и Запад' горизонты взаимопознания. Литературные источники XVIII века (1726-1762). Вып.2 М ИМЛИ РАН, 2003. С. 5-7 — 0,2 п.л

20 Блудилина Н.Д. Предисловие// Россия и Запад- горизонты взаимопознания Литературные источники XVIII века (1726-1762) Вып.2 М ИМЛИ РАН, 2003 С. 8-57 — 3,2 п.л.

21 Блудилина НД Антиох Кантемир и западноевропейская культура/ Вступительная статья Подготовка текста по рукописным источникам Комментарии// Россия и Запад: горизонты взаимопознания Литературные источники XVIII века (1726-1762) Вып.2. М ИМЛИ РАН, 2003 С. 58-66. С 66-99 С. 135-152 —0,57 п.л 2,2 п.л. 1,2 п.л

22 Блудилина НД. А Д Кантемир, X Ф Гросс Так называемые «Моско-витские письма»/ Вступительная статья Подготовка текста по первому печатному (единственному и раритетному) источнику. Комментарии// Россия и Запад горизонты взаимопознания. Литературные источники XVIII века (1726-1762). Вып.2. М.: ИМЛИ РАН, 2003. С. 153160 С. 160-221 С. 282-291 —0,5 п.л. 3,9 п.л. 0,6 п.л.

23 Блудилина НД В.Григорович-Барский Путешествие к святым местам в Европе (1723-1725)/ Вступительная статья Подготовка текста по первому печатному источнику. Комментарии// Россия и Запад горизонты взаимопознания. Литературные источники XVIII века (17261762) Вып.2 М. ИМЛИ РАН, 2003 С. 475-479 С. 479-607 С 607620. — 0,3 п.л. 8 п.л. 0,9 п.л.

24 Блудилина НД. Так называемые «Московитские письма», или Достойный ответ «клеветникам России» восемнадцатого столетия// Наш современник, 2004, № 4. С. 249-256. — 0,5 п.л.

25.Блудилина НД. Странствие как постижение «премудрости Божией»// Новая книга России, 2004. №11. с. 23-25 —0,3 п.л.

26 Блудилина Н Д. Антиох Кантемир и «Московитские письма»// Тобольск и вся Сибирь, 2005. № 4. С. 123-131 — 0,5 п л

Подготовлено при содействии издательской группы при Международном институте гуманизации экономики (ООО «МИГЭК»)

Подписано в печать 21.11.2005. Формат 29,6 х 42 1/8. Усл. печ. л 2,6. Тираж 150 экз. Заказ № 81

ООО «МИГЭК» 119049, г. Москва, В-49, Ленинский пр-т, д. 6

«125 8 0 Ii

РНБ Русский фонд

2006-4 29600

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Блудилина, Наталья Даниловна

Введение.

Глава 1. Новые горизонты в русской литературе первой четверти XVIII века

1.1. Национальное самосознание в эпоху Петра I и новая европейская культура: диалог и конфликт, отображенные в словесности.

1.2. Церковные писатели и время перемен.

1.3. Путевые записки о Западе петровского времени.

1.4. «Свое» и «чужеземное» в сочинениях Ивана Посошкова.

Глава 2. Восприятие культурного мира Европы в русской литературе

1726-1761 гг.

2.1. Открытие новых русских путей — обретение новых кругозоров нашей словесностью.

2.2. Антиох Кантемир и западноевропейская культура.

2.3. В.Г.Григорович-Барский и его «Путешествие к святым местам Европы».

Глава 3. Рецепция в литературе 1762-1800 гг. формирования нового менталитета «русского европейца»

3.1. Западное учение и русские ученики.

3.2. Западноевропейское Просвещение и русские масоны.

Отражение их философии в литературе 1760—1790-х гг.).

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Блудилина, Наталья Даниловна

1. История вопроса в литературоведении

Восприятие культуры, языка, образа жизни, менталитета других народов в литературе национальной — одна из актуальных проблем современного литературоведения. В произведениях словесности эти представления об иной стране и ее населении, культуре складывались в определенный образ, в большей или меньшей степени соответствующий реальности.

В литературоведении всегда присутствовал интерес к сравнительному сопоставлению образов стран и народов в произведениях национальных литератур; со временем выделилось и отдельное научное направление — компаративистика. Одним из зачинателей этого «подразделения» литературоведения на Западе был Луи-Поль Бетц, автор книги «Критические наблюдения над существом, задачей и значением сравнительной истории литератур» (Париж, 1896).

Со временем из этого направления выделилось особое течение, изучающее проблему образов стран и народов в литературах других стран — имагология, цель которой исследовать и постичь определенные формы проявления образов (стран или народов), равно как момент их зарождения и их бытования; осветить ту роль, которую играют такие литературные образы при встрече отдельных культур с другом, — утверждает немецкий ученый Хуго Дизеринк и другие западные исследователи1. По этим законам построены книги под редакцией Льва Копелева, выходившие в Германии в двух сериях: «Россия и русские: взгляд с немецкой стороны» и «Немцы и Германия: взгляд с русской стороны»2.

Принципам западной имаго логической компаративистики следует и большинство авторов литературоведческих работ, составляющих совсем небольшую часть научных сборников МГУ «Россия и Запад: диалог культур», изданных по результатам одноименных конференций. Особенно умы университетских ученых занимает понятие «стереотипа», одно из центральных понятий западной имагологии.

1 См.: DyserinkHugo. Komparativistik. Eine Einführung. Bonn, 1977. S. 126; Fisher Manfred S. Nationale Images als Gegenstand Vergleichender Literaturgeschihte. Untersuchungen zur Entstehung der komparativistischen Imagologie. Bonn, 1981. S. 222-245 (здесь указана общая библиография по проблемам имагологии); Bassnett Susan. Comparative Literature. A Critical Introduction. Oxford-Cambridge, 1993.

Английский исследователь-компаративист Сьюзан Басснетт утверждает: «Важно изучить причины по которым создаются совершенно различные образы одной и той же страны в освещении разных авторов, или, наоборот, намечается единообразный стереотипный подход к восприятию определенной страны.» . Об этом ранее писал немецкий философ Освальд Шпенглер: «Нации понимают друг друга столь же мало, как и отдельные люди. Всякая понимает лишь тот образ другой, который сама же себе создала, и немногие, совершенно обособленные знатоки проникают глубже»4.

Ученые МГУ в своих работах «в связи с проблемой аберрации видения иноязычной культуры» последовательно рассматривают «разноуровневую» систему стереотипов: бытовых, антропологических, философских, психологических, социально-политических, литературных5. А.В.Павловская в статье «Стереотипы восприятия России и русских на Западе» пишет о системе стереотипов: «Миф о стране как коллективного национального образа этой страны, имеющего синтетическое, сложное строение, как систему составляющих его мифологем, иначе стереотипов»6.

И.В.Павловский в работе «В поисках кентавров» считает: «Привычный круг стереотипов . является определяющим для выбора годных в употребление стереотипов

7 г чужой культуры» . Под стереотипами он понимает «образы, вызывающие определенную эмоциональную рефлексию у говорящего о своей культуре, а не адекватное отображение реальной действительности»; и дополняет свое определение утверждением, что «самое важное в своей культуре, а также самое интересное и просто достойное внимания — это все те же стереотипы, только направленные на себя»8.

2 Russen und Rußland aus deutcher Sicht. 18. Jahrhundert: Aufklärung. München, 1987; Deutche und Deutchland aus russisher Sicht. 18. Jahrhundert: Aufklärung. München, 1992.

3 Bassnett Susan. Comparative Literature. A Critical Introduction. Oxford-Cambridge, 1993. P. 94.

4 Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. М., 1998. Т. 2. С. 176.

5 См.: Шестаков В.П. Англия глазами русских// Россия и Запад: диалог культур. МГУ, 1996. Вып. 3. С. 109-138; Жбанкова ЕВ. Бальный танец Западной Европы в России XVII-XVIII вв.// Россия и Запад: диалог культур. МГУ, 1999. Вып. 7. С. 125-131; Пидопрыгора Ю.Н. Барокко в России: сотворчество или конфликт культур?// Россия и Запад: диалог культур. МГУ, 1999. Вып. 7. С. 143-15.

6 Павловская A.B. Стереотипы восприятия России и русских на Западе// Россия и Запад: диалог культур. МГУ, 1996. Вып. 3. С. 19-30.

7 Павловский И.В. В поисках кентавров// Россия и Запад: диалог культур. МГУ, 1999. Вып. 7. С. 272.

8 Там же. С. 267.

Основная научная задача декларируемая имагологической компаративистикой — изучение особенностей и закономерностей, имеющих место при встрече разных культур друг с другом9.

Академик Н.И.Конрад писал в первом томе «Истории всемирной литературы»: «Всемирная литература — это с самого начала продукт деятельности всего человечества» (с. 690). Он утверждал, что в «мировом литературном процессе в целом» — всемирная литература по его определению — идея развития неотделима от идеи преемственности. На этом важном положении построена основная концепция нашей отечественной школы компаративистики.

В сравнительном литературоведении исследования темы западных влияний на русскую культуру представлены достаточно широко, ограничимся рассмотрением работ, наиболее приближенных к нашей теме.

Прежде всех следует назвать фундаментальный труд П.П.Пекарского «Наука и литература в России при Петре Великом» (СПб., 1862), том 1 («Введение в историю просвещения в России XVIII столетия») и том 2 («Описание славяно-русских книг и типографий 1698-1725 годов»), где впервые была представлена и проанализирована русская и переводная литература того времени, в достаточно полном виде.

Начало исследованиям отечественной словесности на широком культурно-историческом фоне эпохи (мы стараемся в своей работе по мере сил следовать этой традиции) положили ученые: А.Н.Пыпин, Н.С.Тихонравов, Л.Н.Майков, Я.К.Грот. Они возглавили русскую культурно-историческую школу второй половины XIX века. Можно выделить их отдельные труды по теме «Россия о Западе»: А.Н.Пыпин «Путешествия за границу времен Петра Великого» (Вестник Европы, 1897. № 9), Л.Н.Майков «Материалы для биографии кн. А.Д.Кантемира» (Сборник Отделения русского языка и словесности императорской Академии Наук. СПб., 1903. Т. 73), Я.К.Грот «О русских товарищах Радищева в Лейпцигском университете» (Известия Академии наук. Отдел II. Т. 9. Вып. 3).

Среди других общих работ дореволюционного периода, близких нашей теме, следует отметить следующие: Н.Белозерская «Влияние переводного романа и западной цивилизации на русское общество XVIII в.» (Русская старина, 1895); Н.А.Смирнов

9DyserinkHugo. Котрагайлазйк. Ете ЕЫйкгш^. Вопп, 1977. Я. 126

Западное влияние на русский язык в Петровскую эпоху» (СПб., 1910);

A.Н.Веселовский «Западное влияние в новой русской литературе» (М., 1916).

В литературоведческих работах советского периода заслуживают внимания труды

B.М.Жирмунского, особенно его исследование «Гёте в русской литературе» (JL, 1981, одно из последних изданий). В «Западном сборнике», вышедшем в 1937 г. под редакцией В.М.Жирмунского, достойно представляет нашу тему статья С.А.Пумпянского «Тредиаковский и немецкая школа разума» (с. 157-186).

О влиянии западных идей на русскую литературу писали известные исследователи

XVIII века: Г.А.Гуковский «Очерки по истории русской литературы и общественной мысли XVIII века» (JL, 1938); Д.Д.Благой «Роль художественной литературы в формировании русской нации» (Известия Академии наук. Отделение литературы и языка, 1954. № 13. С. 22-36); П.Н.Берков «Немецко-русские культурные связи XVIII столетия» (Berkov P.N. Deutschrussische kulturelle Beziehungen im 18. Jahrhundert// Die deutsch-russische Begegnung und Leonhard Euler. Hrsg. von Eduard Winter. Berlin (Ost), 1958. S. 64-85); П.Р.Заборов «Русская литература и Вольтер. XVIII — первая треть

XIX века» (Л, 1978).

В отечественном литературоведении тема «международных связей русской литературы» всегда занимала важное место. В серии книг «Литературного наследства» представлены: «Гёте и русская культура» (т. 4-6, 1932 г.), «Русская культура и Франция» XVIII- XIX века (тт. 29-30 и 33-34, 1937 и 1939 гг.); «Русско-английские литературные связи XVIII век — первая половина XIX века» (т. 91, 1982 г.)

Особый интерес в исследованиях, близких нашей теме, представляют следующие коллективные труды и сборники статей по сравнительному литературоведению: «Вольтер» (Статьи и материалы под ред. М.П.Алексеева. Л., 1947); «Международные связи русской литературы» (М.-Л., 1963); «Русско-европейские литературные связи» (М.-Л., 1966); «Эпоха просвещения. Из истории международных связей русской литературы» (Л., 1967); «От классицизма к романтизму. Из истории международных связей русской литературы» (Л., 1970); «Русская литература XVIII века и ее международные связи» (Л., 1975); «Русская культура XVIII века и западно-европейские литературы» (Л., 1980); «Русская литература XVIII века и западно-европейские литературы» (Л., 1980); «Русский и западноевропейский классицизм. Проза» (М., 1982); «Вольтер и Россия» (М., 1999).

Анализировать содержание всех этих трудов в пределах нашего введения не представляется необходимым, поскольку многое в них уже учтено «друг другом» и учитывается нами по ходу изложения работы. В качестве предваряющего примера остановимся только на одном из них, методологически важном для нашей работы — «Русский и западноевропейский классицизм. Проза». «Проза эпохи классицизма — это огромный художественный мир», — точно заметил А.С.Курилов, ответственный ' редактор труда, — и целью этого коллективного исследования было стремление показать ее во всем жанровом многообразии. А.С.Курилов справедливо утверждает, что благодаря прозе эпохи классицизма расширились познавательные возможности литературы, что привело к появлению массового читателя, для которого художественные произведения становятся, хотя и не единственным, но практически основным источником самых разнообразных знаний и сведений об окружающем его мире, природе и обществе, быте и нравах других народов, государственном устройстве различных стран, философских, естественно-научных и политических системах, всемирной истории и т.п. (с. 371).

Автор третьей главы этого труда — «Философская мысль писателей эпохи классицизма» — Е.Н.Лебедев приходит к значимому выводу, что писатели эпохи классицизма, утверждая новые представления о художественности, осваивая творческий опыт предшествовавших веков и народов, не могли стоять в стороне и от философских исканий их времени, не могли не участвовать в той ожесточенной борьбе идей, которая определяла развитие западноевропейской и русской мысли ХУП-ХУШ вв.; эти философские веяния являлись «идеологической базой русского классицизма» (138, 176).

В.И.Сахаров исследует «масонский роман», ставший особой разновидностью этого жанра русской прозы XVIII в. (глава 4 — «Проза эпохи классицизма. Освоение новых художественных форм»). Исследователь полагает, что социальные перемены тех лет V властно вторгались в отвлеченные философские аллегории русских масонов, заставляли наших писателей мыслить более конкретно и говорить не только о вневременных категориях разума и добродетели, но и по-своему соотносить исторические судьбы России и Западной Европы (с. 234).

В той же главе Г.Г.Елизаветина анализирует «Становление жанров автобиографии и мемуаров», справедливо полагая, эти жанры привлекают особое внимание и своей новизной для русской литературы XVIII в., и той своеобразной ролью, которую они в ней сыграли. Ученый особо отмечает, что в отличие от отвлеченного и идеального мира высокой поэзии, это был мир конкретный и трезвый мир наблюдений и анализа окружающей дествительности. «Литературные задачи, которые решались мемуарно-автобиографическими жанрами вообще, и эпохи классицизма в частности, нередко, таким образом, оказывались важными для всего дальнейшего развития литературы», — к такому очень важному заключению приходит исследователь (с. 250).

В этом труде, многоаспектном и многообразном по своему материалу, к сожалению, не нашлось места для специального описания жанра путешествий. Этот пробел восполняет книга В.М.Гуминского «Открытие мира, или Путешествия и странники» (М., 1987). Исследователь считает, что главная идея «путешествий» была осознана в русской литературе (и не в ней одной) прежде всего как идея жанровой свободы; отсюда проистекало и понимание «путешествия» как литературной формы, «обладающей максимумом возможностей для ничем не ограниченного выбора предметов изображения и столь же свободного, по воле автора, переходящего от одного такого предмета к другому, вне зависимости от места, которое тот занимает в любой условной иерархической системе: будь то система литературная, или какая другая.», — здесь впервые дано, насколько нам известно, полное определение этого жанра (с. 141). В.М.Гуминский утверждает, что идея жанровой свободы пронизывает все уровни художественной структуры «путешествия» и закрепляется в его конструктивной основе как принцип свободного, бессюжетного повествования; с другой стороны, она подспудно разрушает замкнутость «путешествия» как автономного художественного текста, стремится вывести произведение за пределы литературного ряда как такового; «путешествия», оставаясь фактом литературы, все время стремятся покинуть литературу как особую форму человеческой деятельности, обособленную от реальной жизни (с. 141). Подводя итоги своего исследования развития жанра путешествий на протяжении восьми веков, ученый пишет: «Таким образом, хотя на развитие литературы "путешествий" оказывают влияние разнообразные факторы, необходимое условие ее существования одно: сами путешествия, перемещения людей в пространстве, "просто поездки". Одна из специфических черт жанра "путешествий" в том и состоит, что он связан с пространством и своей внешней и своей внутренней жизнью одновременно: как действительное путешествие» (с. 145).

Наконец, следует особо отметить монографию Э.Л. Афанасьева «На пути к XIX веку. (Русская литература 70-х гг. XVIII в. — 10 гг. XIX в.)» (М.: ИМЛИ РАН, 2002). В книге рассматриваются некоторые из механизмов «повзрослевши» русской литературы, обнаружения и раскрытия ее творческого потенциала, ее масштабности на рубеже ХУШ-Х1Х веков: обретения отечественной словесностью идейной, художественной и языковой зрелости. Автор ищет ответа на вопрос, благодаря чему литература, бывшая одной из провинциальных литератур Европы, превращается в величину, сначала европейски значимую, а потом и мировую.

Особенностью работы является то, что факты и явления литературной жизни соотносятся здесь с некоторыми важными идеологическими переменами в осмыслении истории России и ее судьбы, а также в обдумывании опыта, накопленного русской историографией XVIII века, заметно повлиявшей на становление и развитие литературы. Русские историографии этого времени, считает исследователь, — своеобразные сочинения, в которых литература и история «нерасторжимо сплавлены, соединены и пребывают в неразрывном и весьма плодотворном единстве».

Автор исследует сложные взаимоотношения литературного творчества церковных и светских писателей и литературы и Церкви вообще. Явления литературы, идеологии (в широком смысле) и церковной жизни рассматриваются в соотнесении и единстве, благодаря чему становятся понятными многие сложные процессы, которые иначе объяснялись бы с трудом или не понимались вовсе. Пристальный взгляд исследователя в «пространства-площади» литературы под углом зрения историософии и религии представляется очень значимым для познания русской словесности, и мало разработанным в литературоведении.

Русская литература конца XVIII — начала XIX веков совершает разительный качественный скачок; происходит некий геологический сдвиг, — утверждает Э.Л.Афанасьев. — Русская литература набирает силу и ход, и исключительно плодотворно плодоносит до самого конца 19-го столетия, одаряя первоклассными произведениями, великими шедеврами мирового значения. Самые возможности такого долгого и плодоносного цветения, самые потенциалы закладывались именно в ту, предшествующую эпоху. Залог подъема, его основания сложены как раз в самом конце XVIII века, на рубеже XVIII и XIX столетий» (с. 4).

Завершим обзор необходимых для нашей темы трудов книгой С.А.Небольсина «Пушкин и Европейская традиция» (М.: «Наследие», 1999). Историко-теоретические работы, собранные в этой монографии, отражают главную идею труда: «Европейская художественная традиция представляет собою сложную совокупность длинных линий преемственности: предшествований и наследования» (с. 3). Автору особенно важна длительность таких связей, в которых сочетается опыт не отдельных фигур или смежных периодов, а целых тысячелетий. Большим достоинством монографии является «стереоскопичность» взгляда исследователя, когда одно понятие или явление литературы рассматривается в разных смысловых и временных проявлениях у писателей многих народов. Тезис С.А.Небольсина: «Питание традицией — своего рода правоотношение наподобие римского узуфрукта . — воспринимающему поручается добропорядочное обладание взятым, его выращивание и собирание плодов без повреждения сущности взятого», характеризует усвоение европейских традиций нашей литературой, например, в начале восемнадцатого столетия, с середины которого уже пошло «облагораживание породы» (с. 325). А.С.Пушкин, явившийся в начале следующего века и впитавший в себя «всю Европу», полагает ученый, является вместе со своими наследниками «единственной по всей Европе дружиной последних европейцев» (с. 325). При всем «неповрежденном богатстве европейского и всемирного» в Пушкине, «самое яркое, полное, блистательно-сочное и живое» в нем, справедливо утверждает С.А.Небольсин, — это его русскость» (с. 326).

2. Обзор историософских концепций и литературных трудов по постановке проблемы «Россия и Запад»

Для понимания всей глубины проблематики темы «Запад в русской литературе» необходимо обратиться к традиции исследовательской русской мысли, достойно пытавшейся разгадать тайну земного общественного мироздания, поставленную самим течением исторической жизни: драматическое противостояние в веках России и Европы.

Одним из таких великих русских мыслителей был поэт Ф.И.Тютчев, автор знаменитого историософского трактата «Россия и Запад» (1849-1850). «Тютчеву было свойственно стремление заглянуть за "край" культурного, идеологического, экономического и т.п. пространства и времени и проникнуть в заповедные тайники мирового бытия и человеческой души, постоянно питающие и сохраняющие ядро жизненного процесса при всей изменяемости в ходе истории (до неузнаваемости) его внешнего облика. Можно сказать, что за "оболочкой зримой" событий и явлений поэт пытался видеть саму историю.», — точно характеризует поэта Б.Н.Тарасов, исследователь, переводчик, публикатор и комментатор текста указанного сочинения в академическом издании10. Основу тютчевской историософской и политической мысли ученый справедливо видит в христианской метафизике, которая определяет духовно-нравственную антропологию поэта.

Исследователь рассматривает и анализирует историософскую систему Тютчева в культурном контексте современной ему и последующей общественно-исторической мысли, чтобы хотя бы эскизно воссоздать «целостный и полномерный горизонт и контекст его мысли». Благодаря этому и тема «Россия и Запад» в его комментариях приобретает историческую наполненность в ее истоках — у П.Я.Чаадаева,

A.С.Пушкина, Н.В.Гоголя и славянофилов (С.П.Шевырева, И.В.Киреевского, АС.Хомякова, И.С.Аксакова), современников Тютчева; и в продолжении вечного спора последующих П.Я.Чаадаеву западников (А.И.Герцена, В.Г.Белинского,

B.С.Соловьева, Д.С.Мережковского, с оговоркой о трансформации его взглядов, и др.) и новых славянофилов, по определению Д.С.Мережковского, (Ю.Ф.Самарина, К.Н.Леонтьева, С.Н.Булгакова, Н.А.Бердяева, В.Ф.Эрна, П.А.Флоренского).

Более широко историческое развитие этой темы представлено в книге Б.Н. Тарасова «Куда движется история? (Метаморфозы идей и людей в свете христианской традиции)» в главах: «Христианские аспекты историософского спора А.С.Пушкина с П.Я.Чаадаевым» и «"Дело идет об истине. о России" (культурно-историческая и литературно-эстетическая полемика западников и славянофилов)»; в предисловии. «Новый Ренессанс или ускоренный Апокалипсис» представлен своеобразный полифонический диалог писателей и мыслителей прошлого и современности о путях истории, неизменно связанных с перепутьем «Россия — Запад»11.

Тютчевские раздумия связаны с идеями АС.Хомякова (его критика западных вероисповеданий в труде «Церковь одна») и других славянофилов относительно православия и католицизма как главных начал, определяющих расхождение в судьбах Рос

10 Тютчев Ф.И. Полное собрание сочинений. Письма. В 6-ти томах. М., 2003. Т. 3/ Сост. Тарасов Б.Н. Комментарии. С. 415.

11 Тарасов Б.Н. Куда движется история? (Метаморфозы идей и людей в свете христианской традиции). СПб., 2001. С. 219-263, 5-44. сии и Запада (об этом писал в свое время И.С.Аксаков)12. Но тот же А.С.Хомяков утверждал, что Тютчев первый заговорил о судьбах России и Запада в неотрывном единстве с религиозным вопросом.

Понятие «христианской империи», одно из центральных в мысли поэта, появляется на стыке христианской метафизики, антропологии и историософии. По убеждению Тютчева, истинная жизнеспособность подлинной христианской державы заключается не в сугубой державности и материальной силе, а в чистоте и последовательности ее христианства, дающего духовно и нравственно соответствующих ей служителей13.

Подтверждением подлинно реалистического значения внутренней логики убеждений поэта, что государственная и общественная жизнь не могут быть надлежащим образом устроены без опоры на христианский фундамент, могут служит слова Н.В.Гоголя, писавшего о «высшей битве» в современной цивилизации — не за временную свободу, права и привилегии, а за человеческую душу, отсутствие света в которой не заменят никакие конституции и которой для ее исцеления необходимо вернуть забытые и отвергнутые христианские святыни14. Эти суждения, мы считаем, на полном основании можно отнести и к восемнадцатому столетию.

Основной пункт историософии поэта, по мнению Б.Н.Тарасова, определен в словах Иисуса Христа, обращенных к Понтию Пилату: «. .Царство Мое не от мира сего.» (Ин. 18, 36). Поэтому с тютчевской точки зрения, перенесение внимания с «сокровищ на небе» на «сокровища на земле» изнутри подрывало само христианское начало в католицизме, который разорвал с преданием Вселенской церкви и поглотил ее в «римском я», отождествившем собственные интересы с задачами самого христианства и устраивавшем «Царство Христово как царство мира сего», способствовавшем образованию «незаконных империй» и закреплению «темных начал нашей природы»15.

Такая острая характеристика поэтом истинной сущности европейских христианских империй затрагивала и прошлое, и настоящее, современное поэту, и будущее Запада. По историософской логике Тютчева искажение христианского принципа в «римском устройстве», отрицание «Божественного» в Церкви во имя «слишком чело

12 Тарасов Б.Н. Комментарии// Тютчев Ф.И. Полное собрание сочинений. С. 402.

13 Там же. С. 420.

14 Там же. С. 401.

15 Там же. С. 420-421. веческого» в жизни, и «проложило дорогу через взаимосвязь католицизма, протестантизма и атеизма безысходной драме и внутренней тупиковости современной истории. .», — утверждает Б.Н.Тарасов1б.

Истоки этой драмы, на наш взгляд, надо искать в XVIII в., определившем на столетия вперед нравственный надрыв русского самосознания, излишне увлеченного идеями просвещенного Запада.

Исследователь находит «типологическое» сходство мировоззрения Ф.И.Тютчева с «высшей логикой» Ф.М.Достоевского: «Подобно Ф.М.Достоевскому, Тютчев также и ранее его искал спасительного выхода из овладевшей Россией западной духовно-исторической традиции в неповрежденных корнях восточного христианства, сосредоточенного на духовном делании и преодолении внутреннего несовершенства человека, сохранявшего в полноте и чистоте принципы Вселенского предания и переносящего их на идеалы социально-государственного устройства»17.

Иван Посошков, один из «крестьянских мудрецов» земли русской, еще веком ранее предлагал подобное народное христиански праведное «жизнеустроение» государства Российского в своей записке царю Петру — «Книга о скудости и о богатстве, от чего приключается скудость и от чего гобзовитое богатство умножается».

Подлинную христианскую империю будущего Тютчев видел в России (в ее идеальном начале неукоснительного следования Высшей Воле), вместе с объединенным ею славянством; в которой всякая государственная деятельность будет соотнесена с

18 духовно-нравственной наполненностью учреждении» .

Стоит вспомнить «славянское пророчество» немецкого философа Гердера, пристально наблюдавшего со второй половины XVIII в. за развитием России и видевшего в ней примиряющую силу между Востоком и Западом, с центром Российской империи в Константинополе; он писал и об обособлении славян от западных соседей, их объединении, — все эти суждения можно найти в четвертой главе шестнадцатой книги его труда «Идеи к философии истории человечества» (1784-1791)19.

16 Там же. С. 421.

17 Там же. (Дальнейшее развитие идей Ф.М.Достоевского можно найти в книге Ю.И.Сохрякоеа «Творчество Ф.М.Достоевского и русская литература XX века» М.: ИМЛИ РАН, 2002, в том числе и по теме «Россия и Запад».)

18 Там же.

19 Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества. М., 1977. С. 470-490.

Эта проблема волновала и философа русского зарубежья Г.В.Флоровского (18931979), который был последователем идей Тютчева во многих своих исследованиях темы «Россия и Запад». (В их числе его труд «Пути русского богословия». Париж, 1937.) Он в своих работах «Исторические прозрения Тютчева» и «Тютчев и Владимир Соловьев» (1933) рассматривает историософскую систему поэта в контексте «русской идеи»20 и борьбы добра и зла (двух «универсальных метафизических законов», двух «заветов человеческого миропорядка»; скрепленных одно — «кровью и железом», другое — «любовью»). Эти две «власти», два духовных закона воплощаются на Востоке и на Западе, который через создание узурпаторской Империи, отпадение Рима от Вселенской Церкви и последующую Реформацию образовал «круг разрушительных последствий первородного своеволия». Выход же из него заключается в признании узлового «христианского факта» (законная Империя начинается с Константина Великого на Востоке), продолжающегося в «другой Европе», в формирующейся «Великой

21

Греко-российской Православной Империи» .

Русский пешеходец-писатель Василий Григорович-Барский, странствуя по святым местам Европы в первой половине восемнадцатого столетия, воочию наблюдал эту борьбу добра и зла в мироустроении западных стран. Православный душою, ратуя за единство разделенного христианского мира, на который в равной степени разлита «благодать Божия», он с болью писал о зримой им нравственной порче Запада, прикрывавшейся завесой лживого цивилизованного благополучия.

Наш «чужеземный» современник Сэмюэль Хантингтон в своей нашумевшей на Западе статье «Столкновение цивилизаций?» отнес Россию к числу «расколотых стран, относительно однородных в культурном отношении», но внутри которых «нет согласия по вопросу о том, какой именно цивилизации они принадлежат»22. Раскол национального самосознания в России начинался с религиозного раскола XVII в., который сменился «культурным» расколом последующего столетия, когда и возникла в русских умах вековая неопределенность ответа на вопрос: принадлежит ли Россия европейской цивилизации или, напротив, в своем историческом своеобразии находит

20 Развитие этой темы см.: СохрякоеЮ.И. Национальная идея в отечественной публицистике XIX — нач. XX в. М.: ИМЛИ РАН, 2000.

21 Цит.: Тарасов Б.Н. КомментарииII Тютчев Ф.И. Полное собрание сочинений. С. 413.

22 Цит.: Античное наследие в культуре России. М., 1995. С. 108. (Российский научно-исследовательский институт культурного и природного наследия РАН). основание для самобытного существования и даже изоляции от всякого западного влияния?

На этот важнейший вопрос можно найти ответ в фундаментальном труде Н.Л.Данилевского «Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому» (написан в 1868 г., издан в 1871 г.). Это исследование столь же методологически последовательно, как в трактате Тютчева, но в «естественно научных» формах, определило направление исследований на тему «Россия и Запад». Методологическим стержнем книги является органическая теория, из которой автор выводит теорию социальных общностей — наций, обозначенных термином «культурно-исторические типы» (все вослед предлагаемые определения восходят с некоторыми несущественными поправкам к этому термину, где духов

23 ность признается главным определяющим признаком нации) . Написана книга со славянофильских позиций: Данилевский следовал в своих убеждениях учению А.С.Хомякова, И.В.Киреевского и К.С.Аксакова.

Труд «Россия и Европа» (проблемы, которые в нем исследовались, особенно были остры в период написания книги по следам событий 1850-1860-х гг.: Крымская война и начало объединения Германии) сохранил свое значение благодаря своим обобщениям, ближним и дальним прогнозам. Главная тема труда «Россия и Европа» — судьба России, условия бытия русского народа на протяжении почти двух веков во всех многосложных и изменчивых связях и взаимодействиях со странами Европы. Историческая ретроспектива отношений Европы и России, исследованная в книге Данилевского, важна и интересна не только для историков и социологов, но и для литературоведов занимающихся исследованиями в области компаративистики: автор подчеркивал в своем труде своеобразие русской культуры, требовал ее защиты от чужеродных влияний, протестовал против «европейничанья». Русская культура, по его прогнозам, будет выше европейской по уровню достижений, но, прежде всего — полнокровнее,

23 Немецкий философ Освальд Шпенглер построил свой знаменитый труд «Закат Европы» (издан в 1918 г.) во многом следуя органической теории (у него сравнительная морфология мировой истории), открытой русским мыслителем. Напомним его определение европейских наций: «Идея отчизны, которая следует из национального существования, повлекла за собой другую, которая, собственно, и порождает фаустовские нации: династическую идею. Фаустовские народы — это исторические народы, они ощущают свою связь не через место или consensus, но через историю; и в качестве символов и носителей общей судьбы повсюду является зримый правящий дом». См.: Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. М., 1998. Т. 2. С. 184. гармоничнее благодаря народному «внутреннему сокровищу духа»24. Если критерием истины в истории является осуществление предвидения или последствия забытого предостережения, то правота Данилевского — во многих его точных прогнозах судеб нынешнего мира, при историческом анализе прошедшего, в том числе и XVIII в., — неоспорима.

Русский мыслитель был убежден: что Россия не принадлежит к Европе, а Европа в свою очередь не признает нас своими и видит в нас препятствие к развитию европейской цивилизации, что она невежественна относительно нашей страны и даже враждебна. Он предупреждал об опасности нашего броска на Запад: «Если же — наперекор истории, наперекор мнению и желанию самой Европы, наперекор внутреннему сознанию и стремлениям своего народа — Россия все-таки захочет причислиться к Европе, то ей, чтобы быть логической и последовательной, ничего другого не остается, как отказаться от самого политического патриотизма, от мысли о крепости, цельности и единстве своего государственного организма, от обрусения своих окраин; ибо эта твердость наружной скорлупы составляет только препятствие к европеизации России. Европа, не признающая (как и естественно) другого культурного начала кро

25 ме германо-романской цивилизации, так и смотрит на это дело» . Об эту «твердость наружной скорлупы» разбилось множество экспансий из Европы, упорно следовавшей излюбленному лозунгу «Drang nach Osten», в том числе и в XVIII веке, о чем выразительно писал в своих одах М.В.Ломоносов.

Евразийцы также ставили перед собой историософскую проблему России и Европы. Это движение, созданное на заре XX века (1920-е гг.), было определено задачами и проблемами «новой» России, а также осознанием современного кризиса европейской культуры. В глухом уголке Европы (София) четверо молодых изгнанников: Н.С.Трубецкой (1890-1938), П.Н.Савицкий (1895-1968), Г.В.Флоровский (1893-1979), позднее Сувчинский (1892-1895), — выпустили в свет сборник статей «Исход к Востоку», манифест нового мировоззрения, возвещавший новый взгляд на русскую и мировую историю. Они развертывали иную, чем «западноцентристская», перспективу истории, включали в рассмотрение новые исторические пространства, и одновремен

24 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. СПб., 1995. С. 55.

25 Там же. С. 56. но хранили в ряду высших ценностей Православие и Россию, утверждая за ними будущее. Они противостояли монополии «новизны», принадлежавшей в то время большевикам, строившим «новый мир». Это было продолжение старого спора, но новых «западников» и «славянофилов», на новом витке истории. Новые последователи Достоевского, сойдясь на краю славянских земель, решали все те же вечные вопросы о Христе и России, о смысле истории и назначении человека .

Евразийство родилось как порыв, слагающийся из двух отталкиваний: от прошлого и от чужого. Прошлым была императорская Россия, чужим — Запад. И кризис Запада, хотя и был больше в области ожиданий, однако мыслился и глубже, и окончатель-ней, нежели крушение России. Православие и Россия были нескрываемыми и неоспоримыми ценностями в мире евразийцев, а отказ от европоцентристской модели истории имел заметный оттенок неприязни к Западу. Типологически их идеи и прогнозы напоминали Данилевского, с его неприятием Запада, и Шпенглера, с его знаменитым реквиемом по Европе. Но евразийцы в своем разоблачении и осуждении Запада шли дальше —: они имели горький опыт отношений России и с Европой в период мировой и гражданской войн. Гораздо тесней и органичней была связь нового движения со славянофильством. Славянофильская тема о самобытных основах российской истории и культуры, — по сути, центральная тема евразийства.

Евразийство видело в России особый культурный — евразийский мир, мир раскрывающейся православной культуры, (равно отличной от европейской и азиатских), центральное и руководящее значение которой евразийство зрело в будущей уже начинавшейся исторической эпохе. Основной круг декларируемых евразийцами интересов и проблем был широк: органические основы культуры и государственности, разложение Европы, евразийско-русский культурный мир, Церковь и государство, смысл русской революции, преодоление революции, будущее устройство России. Так декларировали свои взгляды сами евразийцы в своем первом сборнике статей «Исход к Востоку. Предчувствия и Свершения. Утверждение Евразийцев» (1921).

В каталоге книг «Евразийского Книгоиздательства», основанного в 1923 г. по нашей теме можно найти следующие работы: Н.С.Трубецкой «Русская Проблема», П.М.Бацилли «Восток и Запад в истории старого света», — в издании «На путях. Ут

26 См.: Хоружий С.С. Жизнь и учение Льва Карсавина// Карсавин Л.П. Религиозно-философские сочинения. М, 1992. Т. 1. С. ХХХУШ-ХЬ. верждение Евразийцев. Книга Вторая» (1922); Н.С.Трубецкой «Вавилонская башня и смешение языков» — в издании «Евразийский временник. Книга третья» (1923); Н.С.Трубецкой «Мы и другие» — «Евразийский временник. Книга четвертая» (1925); С.Г.Пушкарев «Россия и Европа в их историческом прошлом» — «Евразийский временник. Книга пятая» (1927); Н.С.Трубецкой «Европа и человечество» (1920); П.Савицкий «Россия и Латинство», Г.Вернадский «Соединение Церквей в исторической действительности», Н.С.Трубецкой «Соблазны Единения», Г.Флоровский «Два Завета» — в сборнике статей «Россия и латинство» (1923); Н.С.Трубецкой «К проблеме русского самопознания» (1927) и другие.

Идеи «евразийцев» в настоящее время находятся еще в стадии собирания и изучения, они включены в программу фундаментальных исследований Президиума РАН «Этнокультурное взаимодействие в Евразии» (Отделение истории и филологии) 20032005 гг., в число участников которой мы входим с нашим научным проектом «Запад и Восток в русской публицистике XVIII века».

В завершении обзора историософских концепций и литературных трудов по постановке проблемы «Россия и Запад» хотелось бы отметить работы М.А. Алпатова, которые отчасти исследуют эту проблему в ретроспективе: «Концепции всемирной истории в русской исторической традиции XII-XVIII вв.» (Вопросы истории, 1968. № 12. С. 59-71); «Русская историческая мысль и западная Европа XVII - первая четверть XVIII в.» (М., 1976); «Русская историческая мысль и западная Европа (XVIII — первая половина XIX в.)» (М., 1985). * *

Мы убеждены, что через изучение национального самосознания эпохи, отраженного в литературе, можно понять, что думали люди XVIII века о насущных вопросах своего времени, чем для них была проблема «Россия и Запад». Были ли это люди, потерявшие «восточный» путь, бредущие по западным перепутьям, или ищущие свой русский путь? Требовало ли осознание своего как «своего» предварительного знания «чужого» и осознание его как «чужого»? Какой создавали они образ западной культуры? Был ли это условный, мифологический образ? Насколько он был далек от реального Запада? Призван ли он был служить образцом для русской культуры? Вопросы, которые по-прежнему требуют ответа от исследователей XVIII в. Вопросы, которые необходимо освещать, обращаясь к конкретному изучению литературных источников эпохи, чем мы и занимались на протяжении ряда лет: публиковали литературные материалы русских авторов о Западе в выпусках антологии «Россия и Запад: горизонты взаимопознания. Литературные источники XVIII века», серия I «Россия о Западе» (Вып. 1. М., 2000. Вып. 2. М., 2003. Вып. 3. В печати). Наша диссертация — логическое завершение и итог проведенной ранее исследовательской и публикаторской работы. История русской души в XVIII в. еще пишется. Мы все еще знаем из нее только отдельные главы, не хватает многих эпизодов, связующих всё. Множество письменных свидетельств современников эпохи в архивах, редких изданиях ждут своего обнаружения исследователями и последующей публикации, комментирования, анализа. Поставив перед собой исследовательскую задачу: подробно отразить, по мере возможностей, в нашей диссертации — мало изученные и забытые литературные источники по теме «Россия о Западе», мы сознательно ограничили круг анализируемого материала русской словесности XVIII в. по теме «Россия о Западе», весьма обширного и необъятного для одной работы. Мы стремились через погружение в эпоху, порой противоположные «голоса» очевидцев происходившего, показать и понять, как разрешались современниками во времени, но разных социальных групп и взглядов, указанные выше вопросы; и по мере сил, послужить расширению изученного культурного и литературного пространства XVIII в.

Актуальность темы исследования. Тема «Запад в русской литературе XVIII века» актуальна и в научном, и в общественно-культурном отношениях. В настоящее время переосмысляются прежние концепции взаимоотношений России и Запада, выстроенные на устаревшей идеологической основе. На первый план выдвинулась задача беспристрастного изучения исторической динамики противоречивых отношений между русской и европейской культурами на широком историческом материале, в том числе и литературном. Сегодня, когда вновь говорится об особом положении России по отношению к Западу и о необходимости воссоздания подлинных национальных основ русской культуры, как никогда актуально обращение к истокам становления, условно говоря, славянофильски-западнической проблематики в русской литературе. Выработка новой научной концепции истории русской литературы, задача создания которой стоит перед современной литературоведческой наукой с начала 1990-х годов, невозможна без учета этой проблематики. Восприятие культуры, языка, образа жизни, менталитета чужих народов в литературе национальной — одна из актуальных проблем современного литературоведении и его особого научного направления — компаративистики. В западной компаративистике выделилось даже особое течение, изучающее проблему образов чужих стран и народов в национальных литературах — имагология.

Научная новизна исследования. Проблема отражения в русской словесности XVIII века действительных путей и особенностей формирования образа Запада до сих пор не получила должного научного освещения. Впервые исследование проводится на широком диапазоне (в основном архивных, редких и новых) литературных источников, затрагивающих конфессиональные, этнографические, политические, литературные и другие вопросы, которые придают многоуровневый и многоаспектный объём рассматриваемой проблематике.

Методологические основы работы. В качестве основного метода в диссертации используется системный подход, основанный на единстве историко-литературного и текстологического разборов литературных источников, а также компаративный и критический анализы в освещении первичной фактологической основы (а не её последующей мифологизации и ремифологизации) в диалоге исторически неодинаково складывающихся культур, которые позволяют правомерно укрепиться в объективной концепции, свободной от идеологической предвзятости.

Предмет исследования. Отражение в русской литературе XVIII века действительных путей и особенностей формирования образа Запада (восприятие и понимание культуры, язьпса, образа жизни, менталитета «чужеземных» народов) в сознании русского общества указанного периода.

Объект исследования. Многочисленные сочинения русских (светских и церковных) авторов XVIII века, отражающие историю становления всех спектров отношений к Западу — художественные и документальные тексты, разнообразные по своему жанровому составу: от прозы и поэзии до публицистики, церковных проповедей, путевых заметок, дипломатической и личной переписки.

Цели и задачи исследования. Основной целью работы является анализ и разрешение важнейшего вопроса формирования национальных особенностей русской словесности, определявшей своё место через постижение западноевропейской культуры в ряду других литератур на протяжении XVIII века. Задача диссертации заключается в исследовании литературного процесса: обнаружить и показать, как возникла и развивалась в нем идея национального своеобразия в ходе постижения Россией Запада, как происходило разграничение понятий «своего» и «чужого» в рамках русской литературы в указанный период.

Научно-практическая значимость работы. Результаты исследования могут быть использованы при составлении учебников, общих и специальных курсов по истории русской литературы XVIII века, а также при изучении творчества ряда русских писателей, о которых говорится в работе.

Апробация. Основные положения диссертации обсуждались на заседаниях Отдела русской классической литературы и Научного совета «Россия: Запад и Восток. Литературные источники Х1-ХХ1 веков» ИМЛИ РАН; отражены в докладах и сообщениях на всесоюзных и международных научных конференциях: «Н.М.Карамзин и русская литература» (1991, ГМП); «Русская литература в эпоху Александра I» (1992, ИМЛИ РАН); «Г.Р.Державин и русская литература» (1993, ИМЛИ РАН); «Москва в русской и мировой литературе» (ИМЛИ РАН, 1997); «Литературный пантеон: национальный и зарубежный. Автор как эмблема национальной культуры (Россия, Франция, Германия)» (ИМЛИ РАН, 1998); «Русская литература в контексте мировой культуры» (Ли-тинститут им. А.М.Горького, 1999); «Россия и Запад: диалог культур» (МГУ, 2001); «Проблемы текстологии и эдиционной практики. Опыт французских и российских исследователей» (ИМЛИ РАН, 2002); «Русский М1р — проблемы и перспективы» (СпбГУ, 2002); «Диалог культур: Хафиз, Гёте, Пушкин» (ИМЛИ РАН, 2003) и др. Основное содержание диссертации отражено в публикациях, в монографии, во вступительных статьях и комментариях к изданиям литературных источников на указанную тему (см.: библиографию).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Запад в русской литературе XVIII века"

Заключение

Поиск своего пути в русской литературе XVIII века: взаимодействие и отталкивание западных влияний и русской традиции

Мы сегодняшние, растерянные и сомневающиеся, колеблющиеся между услужливым западничеством и преданностью своим исконным корням, особенно болезненно ощущаем размах исторического маятника. То шире, то уже его амплитуда, то охватывает она судьбы нескольких поколений, то рассекает жизни человеческие. Вот, кажется, мы пришли к крайней точке — Запад наша стезя, но нет, качнет нас, и мы движемся уже в противоположную сторону. И насущный и вечный вопрос — найти точку равновесия русской ясизни.

Издавна русская душа живет и пребывает во многих веках или возрастах сразу. Не потому, что торжествует или возвышается над временем. Напротив, расплывается во временах», — утверждал русский философ Георгий Флоровский \ Мы все время меняем смысл своего существования под влиянием двух типов отношений к самим себе: в своем прошлом и в своем будущем. Возможно, поэтому несоизмеримые и разновременные душевные формации как-то совмещаются в нас и срастаются между собой. Мы всё стремимся к идеальному порядку вещей, который мыслим как вполне земной, но в России он еще не достигнут: как будто процесс сотворения мира еще не завершен, и нам еще предстоит его довершить у себя. Мы живем в том будущем, которое формируется реализацией нашего прошлого, накапливавшегося и углублявшегося веками. Каждое наше мгновение не только было, но и осталось будущим для целых поколений, в сущности, пожертвовавших собой ради этого будущего, то есть ради нашего настоящего.

Эти исконные исторические особенности нашего «познающего» национального сознания, вмещающего в себя всю полноту прошедшего и постигающего всю непрерывность роста, сформировали «стать» русской культуры: жить в творчестве этой всевременной и целостной традиции, совмещающей в себе полноту откровений и прозрений.

1 Флоровский Г.В. Пути русского богословия// Литература русского зарубежья. Антология. М., 1998. С. 417.

XVIII век был тем нашим прошлым, которое «страстно гляделось» в наше грядущее: тогда происходило культурное и нравственное сотворение новой России, полной неизведанных сил и содержавшей в себе все возможные формы «новой души» русской культуры. Для созидания нового внутреннего устроения страны — горизонты познания нации неизбежно должны были раздвинуться. В переломный XVIII век, когда Россию захлестнуло стремительное движение общественной жизни к Западу, произошел переход русского народа из статичного состояния национальной самодостаточности в нацию, открытую для познания мира и своего места в нем. Маятник новой русской истории был запущен властной рукой Петра I. Движению на Запад Петр I придал мощное ускорение, собрав как в фокусе долголетние усилия нации на протяжении прошедших веков. Цели, поставленные Петром, и пути их достижения не были новы; новой была та жизненная энергия и железная воля, которые он вложил в свое дело — европеизации России.

Об этом писал Ф.М. Достоевский: «Через реформу Петра произошло расширение прежней же нашей идеи, русской московской идеи, получилось умножившееся и уси-I ленное понимание ее: мы сознали тем самым всемирное назначение наше, личность и роль нашу в человечестве.»2

Зависимость и подражание Европе в петровское время (введение чужих обычаев, платьев, культурных навыков, которым приписывалась большая «правильность», чем русским, и т.д.) — это еще не было действительной встречей с Западом. Европеизация — перестройка культуры на основе других законов, знаковых систем — проходила через перекройку умов, ломку миросозерцания нации. Признать и принять новую программу жизни означало признать новый порядок вещей и принять новое мировоззрение. Петровская реформа — сдвиг и даже надрыв в душевных глубинах нации, отразившийся в русской словесности.

Веками независимость от «инославного» Запада выражалась в отчуждении от него, в разрыве с ним. В древнерусской традиции понятие запада как стороны света имело совершенно определенную характеристику: на западе помещался ад. В «Хождении Богородицы по мукам» архангел Михаил ее спрашивает: «Куды хощеши, благодатная, . на восток или запад, или в рай, на десно, или на лево, идеже суть великия му

2 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. М., 1980. Т. 23. С. 47. ки»3. Поэтому европеизацию России многие русские люди воспринимали, как перенесение к нам с Запада еретичества, государственного и бытового.

Русская душа раздваивалась в напряжении между двумя средоточиями жизни, традиционным церковным и новым мирским; в этом требовании времени — внутреннего перелома и приспособления к новой жизни, когда «небесное и земное разделились в русском самочувствии», как писал И.А.Ильин4.

Это раздвоение национального самосознания особенно проявилось в противостоянии русской традиционной культуры (духовной) и новой европейской культуры (интеллектуальной). Это была великая драма интеллекта и духа: просветительство, «внешняя мудрость», упование на свой разум противостояли нравственному самосовершенствованию, «стяжанию Духа Святаго».

Для петровского времени характерно культурное «двуязычие», проявившееся в параллельном существовании в русской словесности кириллицы, сохраненной для церковных книг, и гражданского шрифта, созданного для светских книг.

Традиционалисты (та часть общества, которая не желала порывать с прошлым) употребляли в своих писаниях церковнославянский (язык православного средневековья в его национальном изводе). Приверженцы реформ, родившиеся и выросшие в Древней Руси, этот язык понимали, но отвергали его, как отживший. Они осваивали, в согласии с пожеланиями царя-реформатора, новый язык европеизированной культуры, эклектически смешавший русское просторечие и иностранные слова.

Петровское поколение было воспитано на началах служилого утилитаризма. Новый культурный класс России слагался из «обратившихся», т.е. принявших реформу, европеизацию. Новые люди стали привыкать и приучаться все свое существование осмысливать в одних только категориях государственной пользы и общего блага. Тогда казалось, что «материальное развитие» страны, внешнее общественное служение на время подчинило и отчасти поработило духовное развитие нации; что русская душа теряется, растворяется в этом наплыве внешних впечатлений и переживаний, идущих с Запада. Но и в строительной сутолоке перемен, когда порой некогда было одуматься и опомниться русскому человеку, вырастали те, кто хранил в душе и познавательную пытливость, и умозрительную обеспокоенность исследовательского

3 Памятники старинной русской литературы. СПб., 1862. Вып. III. С. 122.

4 Ильин ИЛ. Наши задачи. М, 1992. Т. 1. С. 286-287. взирания на мир и изумления им.

Много ошибок помрачают славу преобразователя России, — писал А.С.Хомяков, — но ему остается честь пробуждения ее к силе и к сознанию силы. Средства, им употребленные, были грубые и вещественные; но не забудет, что силы духовные принадлежат народу и церкви, а не правительству; правительству же предоставлено только пробуждать или убивать их деятельность каким-то насилием, более или менее суровым»5.

Особенно важна для понимания нового русского мироощущения речь Петра I в 1714 г. в Риге при спуске нового корабля русского флота, которую мы приводим в первой главе. (Эта речь Петра позднее привлекла особое внимание Ивана Киреевского.) Она — просветительский манифест, в котором Государь, «Отец Отечества», обращается к своему народу, к своим сынам, в тот исторический момент, когда пускается в плаванье корабль новой российской истории

Н.В.Гоголь утверждал, что восторг, вызванный делами Петра, «отразился в нашей поэзии, или лучше — он создал ее»6. Новая государственность явилась сильнейшим стимулом к рождению новой словесности. Новая русская литература с самого своего зарождения стала выразительницей и русской политической идеи — державной; и официальной государственной идеологии — просветительской, пришедшей к нам с Запада. Глубинной основой новой европеизированной дворянской культуры (и словесности в частности) России явилось не чувство классового родства, а новое рационально-философское миросозерцание дворянства, их вовлеченность в новую «религию» Просвещения.

Можно ли сказать, что Запад у нас знали? Почти в течение всего XVIII века путешествия на Запад были не только свободными, но и поощрялись. Русские люди часто и подолгу бывали за границей. Для многих Европа стала даже «второй родиной». Но образ Европы воображаемой или искомой слишком часто заслонял лик Европы действительной. Привычных схем было больше, чем подлинного видения. Несоответствие реальной западной жизни утопическому образцу «правильности», мифу русского XVIII века о Западе, воспринималось одними как личное оскорбление, другими как общественная трагедия. К Западу относились не как к определенной политико

5 Хомяков A.C. О старом и новом. М, 1988. С. 54.

6 Гоголь Н.В. Духовная проза. М, 1992. С. 220. географической реальности, а как к утверждаемому или ниспровергаемому идеалу. Страстность такого утверждения или опровержения определялась тем, что фактически речь шла не о реальном Западе, а о некоторой ценностной характеристике внутри русской культуры. Такое отношение к реальному географическому понятию как к понятию идеальному, было перенесением в новые условия традиционного соотношения «Русь — Византия». С этой традицией связана отчетливая сакрализация в культуре XVIII века понятия «Россия — Запад». Эта параллель позволила осмыслить новый идеал на языке старой культуры.

Сущность сложного становления культуры России XVIII века, во все периоды, была заключена в напряжении между культурой России как целым и ее европейским контекстом, которые явились предпосылками стремительности ее развития. Антитеза «своего» — «западному» играла в литературной эволюции значительную роль. Тема «Россия и Запад» была злободневна в русской словесности все «осмнадцатое» столетие. Она опиралась в значительной степени на европейское духовное пространство в прошлом и настоящем (у большинства новых светских писателей) или на жизненный опыт познания западного мира во всей его многозначности. Эти писатели постигали, воспринимая с новой глубиной, понятие «со-временность», как одновременность времен, синхронность настоящего, прошлого и будущего, когда род человеческий — это ты сам, являющийся каждым из тех, кто жил, кто живет и будет жить. Не в отчуждении от культурного опыта человечества, а в усвоении его выработалась национальная оригинальность русской литературы.

Больше всего душа Запада открывалась через эстетическое «вчувствование», культуру. Здесь нуясно искать истоки нашей способности к тем культурным перевоплощениям, о которых говорил Достоевский в своей пушкинской речи, и запечатлел А.Блок в стихе: «Нам внятно всё — и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений». Этот дар «всемирной отзывчивости», отчасти роковой, полученный нами в XVIII веке, создал ту опасную склонность сложной русской души, когда чрезмерная впечатлительность и повышенная чуткость к «чужому» и странствия по временам и культурам отвлекали ее от своего родства и приводили порой к его отрицанию и отречению.

В XVIII веке мы еще слишком веровали в твердость Запада, его историческую устойчивость; тоска западной души, терявшей Христа, пришла к нам позже. Но уже тогда было сознание христианского сродства; мы выводили задачи русской культуры и литературы, в частности, из европейских потребностей, из нерешенных или неразрешимых вопросов другой половины единого христианского мира.

Русская литература на протяжении всего восемнадцатого столетия не только повторяла готовые западные ответы, но распознавала и сопереживала именно западным вопросам, входила и вживалась в драматическую и сложную проблематику западной мысли, духовно проследила и на свой лад истолковывала трудный и очень запутанный путь западной культуры. Войти внутрь чужой жизни, восчувствовать и пережить ее во всей ее проблематичности, вопросительности, тревожности — была одна из задач становления новой русской литературы.

Зачем нам было нужно такое сострадающее переживание чужой культуры? Возможно, это был наш русский путь к воссозданию гармонии мира, в том числе к воссоединению распавшегося христианского мира, к приобретению и возвращению духовной общности с ушедшими от нас в своем историческом формировании западными братьями во Христе. Русский дух не только опровергал или отвергал решения и по-|> грешности в западом развитии, но успешно преодолевал и превосходил в новом творческом делании — в становлении новой национальной литературы. «Это было лучшим противоядием от тайных и с трудом распознаваемых отравлений западным тлетворным духом — утверждал Георгий Флоровский. — Мы отвечали на западные вопросы из глубин своего исторического народного опыта, где русская душа оставалась нераздельной и целостной. Не столько обличали западный путь, сколько свидетельсту вовали об истинности своего русского пути» . * *

Если для историка всякое индивидуальное лицо тонет в сумраке прошлого, то для нас, литературоведов, оно воскресает в литературных источниках: в сочинениях, записках, мемуарах, дневниках и письмах писателей и их современников со всеми частностями и подробностями, которые позволяют проследить не только закономерности развития эпохи, но и ее случайности, наполнить высохшее русло реки исторической жизни, отчасти воссоздать ее.

Так «незабвенно» предстает перед нами «мощно, велико» восемнадцатое столетие, с рожденными им «чадами новыми» (А.Н.Радищев «Осмнадцатое столетие»), с их мыслями, чувствами, страстями и страданиями, с предостережениями и предсказаниями нам, потомкам, о нашей России, где мы у себя дома; а чужбина — лишь зеркало, в которое смотрим мы, в растерянных поисках себя.

Жизнь одной эпохи переливается в жизнь другой эпохи почти незаметно, хотя на историю принято смотреть как на вечную смену, как на уничтожение старого новым, — только эта борьба нового со старым происходит на поверхности исторической жизни. Однако живая жизнь развивается, примиряя в себе старое и новое. Так XVIII век явился развитием века XVII, усложнением его. Внутри общества подготавливалась и велась подспудная работа по усвоению новой ментальности, усложнялось мышление, расширялся кругозор, менялись настроения и привычки. Это были и сознательные, и бессознательные усилия отдельных личностей, сливавшиеся воедино и направляемые духом времени — времени перемен, времени жажды познать мир, времени поисков новых путей национального возрождения. Просветительские и рационалистические настроения в русском обществе восемнадцатого столетия сочетались с религиозно-символическим видением мира. Одни стремились сохранить духовное наследие православной Руси, другие — перенимать опыт просвещенной Европы. Национальное самосознание было трагически разделено в своих устремлениях в XVIII веке. Но со второй половины восемнадцатого столетия начинается мощное национальное духовное пробуждение мыслящей части общества — возврат к национальным истокам, открытие новых русских путей — обретение новых кругозоров нашей словесностью — поступательное движение к стремительному взлету русской литературы в утро следующего века.

Европа бросила вызов России, она ответила ему Пушкиным», — из нового века судил А.И.Герцен. Итогом бурного развития русской культуры в XVIII веке, когда Россия прожила три века европейской жизни, явилось творчество Пушкина, гармонично соединившее в неразделимое «свое» и «чужое».

7 Флороеский Г.В. Указ. соч. С. 427.

Список научной литературыБлудилина, Наталья Даниловна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Рукописные источники

2. Грамота императрицы Анны Иоанновны о назначении Антиоха Кантемира русским резидентом в Англии, 1731 г.// ПФА РАН. Р. I. Оп. 2. № 3. JL 139.

3. Дневник князя Бориса Ивановича Куракина, 1705-1710// ГИМ ОПИ. Ф. 3. Оп. С. Ед. хр. 2, 3.

4. Дневные записки А.Я. Ильина 1775-1776 гг.// РГБ РО. Ф. Собрание Михайловского Н.М. Q. 87. Ч. 1. Оп. 88. Ч. 2.

5. Донесения кн. Львова из Голландии в кабинет Петра I 1705 г.// РГАДА. Госархив. Разряд IX. Отд. II. Кн. 13. Л. 613-614; 626-627.

6. Донесение Конона Зотова из Франции в кабинет Петра I 1717 г.// РГАДА. Госархив. Разряд IX. Отд. II. Кн. 32. Л. 526.

7. Журнал путешествия Петра Великого по Европе// РГБ РО. Ф. 228. Собр. Д.В.Пискарева. № 181. 71 л. <скоропись>.

8. Журнал путешествия Петра Первого за границу 1697— 1698 гг.// РГБ РО. Ф. 218. № 473. Л. 56-77 <1753 г., скоропись>.

9. Журнал Петра Великого, когда изволил ходить своею особою за море// РГБ РО. Ф. Собр арх. Амфилохия. № 50. Л. 46об.—82об. <скоропись, сер. XVIII в>

10. Журнал, сочиненный во время присутствия вынастранных государствах. Петра Великого отца отечества. 1697-1699// РГБ РО. Ф. 229. 41 л. <скоропись, поел. четв. XVIII в.>

11. Лекции И.Г.Шварца!I РГБ РО. Ф.147. Собрание масонских рукописей. Q. III. 175.Л. 16-17.

12. Магазин свободнокаменпцической// РГБ РО. Ф. 147. Собрание масонских рукописей. Q. III. 39. Л. 1-5.

13. Ньютонизм для дам Франческо Алъгаротти. 1739 г.// РНБ РО. Собрание Дубровского. Авт. 148. Л. 26, 28об.

14. Переписка А.В.Макарова, кабинет-секретаря Петра I, по делам русских волонтеров за границей// РГАДА. Госархив. Разряд IX. Отд. I. Кн. 53. Л. 56, 78. Кн. 33. Л. 200-202. Кн. 31. Л. 77.

15. Переписка А.В.Макарова. Указ Петра I об обучении русских живописцев и архитекторов заграницей// РГАДА. Госархив. Разряд IX. Отд. I. Кн. 53. Л. 34.

16. Письма графа Гасталъди к А.Кантемиру // МИД АВПРИ. Ф. Парижская миссия, 1739 г. Д. 10. Л. 9-12об., 14-15об., 18-19, 21-21об., 22-25об., 27-27об., 28, 30, 32-33, 34, 35-36, 37-38, 38-38об., 39-41, 42, 44-45об„ 49, 51-51об., 52.

17. Письма Х.Гросса к Г.З.Байеру, 1730-1731 гг.// ПФА РАН. Р. I. Оп. 72. № 3. Л. 14-14об., 27-28об„ 48-49, 61, 82-82об, 101-103, 108, 110-111об., 135-137, 139.

18. Письма Курбатова к А.Кантемиру о приобретенных книгах// МИД АВПРИ. Ф. Сношения России с Англией, 1734 г. Д. 553. Л. 60-60об., 62. Д. 581. Л. 90, 92об., 94 об.// РГБ РО. Ф. Переписка Курбатова с А.Кантемиром. Ед. хр.1, 2, 4.

19. Письма о природе и человеке Антиоха Кантемира// РНБ РО. Ф. Q. XV. Л. 24 (рукописный титул русского издания).

20. Письма русских волонтеров из-за границы в кабинет Петра I// РГАДА. Ф. Госархив. Разряд IX. Отд. II. Кн. 18. Л. 135, 361.

21. Письма И Фокеродта к Г.З.Байеру, 1730-1731 гг.//ПФА РАН. Разряд I. Оп. 72. № 3. Л. 17-18об, 33-34об, 39-40, 85-86об., 91-92, 152-153.

22. Письмо Г.З.Байера к А.Д.Кантемиру, 1729 г.// ПФА РАН. Ф. 784. Оп. 2. № 8. Л. 125-125об.

23. Письмо А.ДЖантемира к Г.З.Байеру, 1730 г.// ПФА РАН. Ф. 784. Оп. 2. № 3. Л. 50-51об.

24. Письма О.А.Поздеееа.П ГИМ ОПИ. Ф. Собрание рукописей Е.В.Барсова. XV. Л. 106.

25. Речи О.А.ПоздеееаП РГБ РО. Ф. 147. Собрание масонских рукописей. № 1971. № 2128. Л. 4, 5, 7.

26. Ритуал приема в Елагину ложу// ГПБ РО. Ф. Михайловского Н.М. Q. 216. Л. ЗЗоб. Q. 214. Л. 20об.

27. Слово о погибели русской земли// «Изборник» (Сборник произведений литературы Древней Руси). М, 1969. С. 327.

28. Статейный список путешествия графа Бориса Петровича Шереметева в Европейские государства, 1697-1699 гг.// РГАДА. Ф. 66. On. 1. Ед. хр. 1.

29. Старообрядческие тексты// ИР ЛИ РО. Собрание Мезенское. № 26. Л. 41 об.// ГИМ ОПИ. Собрание Хлудова. № 361. Л. 39.

30. Стихотворное послание-напутствие С.Волчкова А.Кантемиру// МИД АВПРИ. Ф. Сношения России с Англией, 1734 г. Д. 553. Л. 64-64об.

31. De ZothoffYame gentil homme Moscovite l'an 1705 le 3/24 Juillet à Paris// РНБ PO. Ф. 777. Собрание П.Н.Тихонова. On. 3. № 354. Л. 101-112.1.. Печатные источники

32. Аничков Д. Рассуждение о бессмертии души человеческой// Полезное увеселение, 1762. Т. 4.2. Апофегматы. М., 1716.

33. Барское Я.Л. Переписка московских масонов XVIII-ro века. 1780-1792 гг. Пг., 1915.

34. Богданович И. Ф. О источнике страстей//Невинное упражнение, 1763. Вып. 1-6.

35. Богданович И.Ф. О всегдашнем поведении человека. О постоянстве// Невинное упразднение, 1763. Вып. 1.

36. Болотов А. Т. Памятник протекших времян или краткие исторические записки о бывших происшествиях и о носившихся в народе слухах. М., 1775.

37. Болотов А.Т. Из записок. Кенигсберг во время семилетней войны. СПб., 1863.

38. Болотов А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им самим для своих потомков, 1738-1793 гг.//Русская старина, 1870. Приложение. Т. 1.

39. Болотов А.Т. Записки Андрея Тимофеевича Болотова, 1737-1796. Тула, 1988.

40. Веницеев СЛ. Описание случая во время падения М.Аврелия Антонина Римского Императора с римским гражданином Антигоном. Марк Аврелий Император Антигону в ссылке утешения от бессмертных богов желает. Переводы// Доброе намерение, 1764. Май.

41. Вечерняя заря, 1782. Ч. 3.

42. Вивес. Путеводитель к премудрости/Перевод С.И.Гамалеи. М., 1768.

43. Вольтер. Кандид/Перевод С.Башилова. СПб., 1769, 1779.

44. Вольтер. Микромегас/ Перевод А.Р.Воронцова// Ежемесячные сочинения., 1755-1757 гг. Т. 3/ Перевод А.П.Сумарокова //Трудолюбивая пчела, 1759 г.

45. Вольтер. Путь счастия человеческого. СПб., 1772.

46. Вольтер. Философские сочинения. М.: Наука, 1988.

47. Воронцов А.И. Заметки о моей жизни и о различных событиях, совершившихся в течение этого времени как в России, так в Европе// Русский архив, 1883. Кн. 1. Вып.2. С. 227-290.

48. Воронцов А.Р. Записка об Испании// Россия и Запад: горизонты взаимопознания. Литературные источники XVIII века (1726-1762). М.: ИМЛИ РАН, 2003. Вып. 2. С. 448-463.

49. Воронцов А.И. Notice sur ma vie et les événements différents, qui se sont passés tant en Russie qu'en Europe pendant ce temps-là// Архив князя Воронцова. M., 1872. T. 5. С. 6-87.

50. Гавриил Бужинский. Полное собрание поучительных слов. М., 1784.

51. Газета «Ведомости» (1703-1727)// Россия и Запад: горизонты взаимопознания. Литературные источники первой четверти XVIII века. М.: Наследие, 2000. Вып. 1. С. 440-442.

52. Геллерт. Басни и сказки/Перевод М.Матинского. СПб., 1775.

53. Геллерт. Нравоучение. М., 1775, 1777. Ч. 1-2.

54. Геллерт. Утешительные рассуждения против немощной и болезненной жизни/ Перевод А.Шумлянского. М., 1773.

55. Голиков И.И. Деяния Петра Великого, мудраго преобразователя России, соб-ранныя из достоверных источников и расположенныя по годам. М., 1788-1789. Т. 1-12.

56. Голиков И.И. Дополнения к Деяниям Петра Великого. М., 1790-1797. Т. 1(13)-18(30).

57. Господина Геллерта достойная любви// Ежемесячные сочинения, 1755. Т. 2. С. 153-155.

58. Григорович-Барский В. Путешествие к святым местам в Европе (1723-1725)// Россия и Запад. Вып. 2. С. 479-607.

59. Григорович-Барский В. Странствования Василья Григоровича-Барского по Святым местам Востока с 1723 по 1747 г. СПб., 1885. Ч. I.

60. Григорович-Барский В. Странствования Василья Григоровича-Барского по святым местам Востока с 1723 по 1747 г. М., 2004. Ч. I.

61. Давыдовский Л. Рассуждение о истинном человеческом благе Лаврентия Давыдовского. Изд. Университетской типографии. М., 1782.

62. Дашкова Е.Р. Путешествие одной знатной российской госпожи по некоторым английским провинциям// Опыты трудов Вольного российского собрания, 1775. Ч. 2.

63. Дашкова Е.Р. Записки. Лондон, 1840, 1859.

64. Дашкова Е.Р. Записки// Современник, 1845.

65. Дашкова Е.Р. Записки// Отечественные записки, 1859. № 9-12.

66. Дашкова Е.Р. Записки. 1743-1810. Л., 1985. С. 3-209.

67. Димитрий Ростовский. Собрание разных поучительных слов и других сочинений. Ч. 1-6. М, 1786.

68. Димитрий Ростовский. Рассуждение о Образе Божии и подобии в человеце. М., 1717.

69. Димитрий Ростовский. Розыск, т.е. рассмотрение о раскольнической Брынской вере, о учении и делах их. М., 1745. Ч. 1-2.

70. Додели Р. Китайский мудрец, или наука жить благополучно в обществе, состоящая в нравоучительных наставлениях, сочиненных древним Восточным Брамином, с дополнением рассуждений о христианском законе Европейского мудреца/Изд. В.Г.Рубана. СПб., 1773.

71. Додели Р. Книга премудрости и добродетели/ Перевод В.С.Подшивалова. Изд. Н.Новикова. М., 1786.

72. Документальные материалы по делу А.П.Волынского и о других событиях в России 1738-1740 гг. (Переписка А.П.Волынского 1729-1730 гг. Дипломатическая переписка фон Зума, фон Мардефелъда, де ла Шетарди 1738-1740 гг.)// Россия и Запад. Вып. 2. С. 740-807.

73. Документы и материалы по истории Московского университета второй половины века. В 3 тт. М., 1960-1963.

74. Ежемесячные сочинения и известия об ученых делах, 1763-1764.

75. Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению служащие, 1755-1757.

76. Екатерина II. Обманщик. Обольщенный. Шаман Сибирский// Сочинения императрицы Екатерина II на основании подлинных рукописей с объяснительными примечаниями акад. АН.Пыпина. СПб., 1907. Т. 5.50,5154,55.