автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Зерновое производство СССР в 1923-1926 гг.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Зерновое производство СССР в 1923-1926 гг."

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК Санкт-Петербургский филиал Институт российской истории

на правах рукописи

Кочетков Игорь Викторович

ЗЕРНОВОЕ ПРОИЗВОДСТВО СССР В 1923-1926 г.г.

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК Санкт-Петербургский филиал Института российской истории

на правах рукописи

Кочетков Игорь Викторович

ЗЕРНОВОЕ ПРОИЗВОДСТВО СССР В 1923-1926 г.г.

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Работа выполнена в Санкт-Петербургском филиале Института российской истории РАН

Научный руководитель: Член-корреспондент РАН, доктор исторических наук Шишкин В.А.

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Флоринский М.Ф.

кандидат исторических наук, доцент Давыдов А.Ю.

Ведущая организация:

Санкт-Петербургский гуманитарный университет профсоюзов

мин. на заседании Дисс ж

Петербургском филиале Института российской истории РАН по адресу: г. Санкт-Петербург, ул. Петрозаводская, д. 7.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке СПбФИРИ

Защита состоится

РАН.

УЧЕНЫЙ СЕКРЕТАРЬ ДИССЕРТАЦИОННОГО СОВЕТА ДОКТОР ИСТОРИЧЕСКИХ НАУ1

В.А.НАРДОВА

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы. Рост производства зерна был важнейшим условием нормального функционирования советской экономики и поддержания социально-политической стабильности в "России нэповской". В 20-е годы хлеб оставался основным продуктом питания как сельского, так и городского населения, перебои в снабжении им городов порождали у населения недоверие к власти и могли спровоцировать разнообразные формы проявления недовольства. Денежная эмиссия, баланс внешней торговли, кредитование промышленности - все это, как и многое другое, самым тесным образом зависело от урожая зерновых. Данное обстоятельство также имело свою политическую сторону. Из четырех крупных кризисов в руководстве правящей партии за 1923-1928 г.г., по крайней мере, два (выступление "новой оппозиции" в 1925 г. и "группы Бухарина" - в 1928 г.) были непосредственно вызваны проблемами на "хлебозаготовительном фронте". Наконец, никак нельзя считать случайным, что именно обострение "зерновой проблемы" подтолкнуло руководство страны к радикальному пересмотру курса экономической политики на рубеже 20-30-х годов.

Таким образом, изучение динамики и факторов развития зернового производства СССР в 20-х годах позволяет углубить наши представления об предпосылках неудачи попытки создания эффективной многоукладной экономики на базе нэпа.

Анализ степени изученности темы подтверждает научную значимость нового исследования состояния и условий развития зернового хозяйства СССР в 20-х годах.

Вопросы развития зернового производства СССР первой половины 20-х годах рассматривались экономистами и историками в работах, посвященных более общим проблемам экономической истории рассматриваемого периода.

На рубеже 20-30-х годов первые попытки обобщения опыта развития сельского хозяйства СССР в условиях нэпа были предприняты в работах Н. Огановского, П. Лященко, Н. Кондратьева, Г. Пистрака и др. Большое внимания названные авторы уделили и зерновому производству. Когда в 50-70-х годах открылись более широкие возможности для изучения советской экономической истории, в работах В.П. Данилова, Ю.А. Мошкова, Ю.А. Полякова, В.Н. Яковцевского и др. были заложены основы современных представлений о развитии сельскохозяйственного (и, в частности, зернового) производства СССР в условиях нэпа. Тогда же большое внимание истории советского доколхозного сельского хозяйства

уделяли зарубежные историки и экономисты (J1. Волин, М. Левин, Н. Ясный (США), О. Шиллер, Ш.Мерль (ФРГ), Э. Kapp, А. Ноув, Р. Дэвис (Великобритания). В 70- первой половины 80-х годов появились коллективные обобщающие труды. Начиная со второй половины 80-х годов, при сохранении выработанных на предыдущем этапе представлений о динамике зернового производства и потенциальных возможностях крестьянских хозяйств по его наращиванию, отечественные специалисты по истории советского сельского хозяйства 20-х годов основное внимание стали уделять влиянию рыночной конъюнктуры и государственной политики на крестьянскую экономику (Ю.П.Бокарев, В.П.Данилов, Н.Л.Рогалина, В.В.Симонов, Н.К.Фигуровская и др.). Здесь, главным образом, повторялись выводы, сделанные западными исследователями ранее.

Согласно сформировавшимся в историографии представлениям, после окончания в России гражданской войны и перехода советской власти к новой экономической политике начался процесс быстрого восстановления крестьянами довоенных объемов зернового производства. Это привело к росту потребления хлеба в деревне, полному удовлетворению продовольственной потребности городского населения и возобновлению хлебного экспорта. Только после завершения "восстановительного периода", в связи с неблагоприятной для зерновых культур ценовой политикой государства, рост их производства, начиная с 1926 г., замедляется. Значительное увеличение потребления хлебов в деревне и господство натурально-потребительской ориентации крестьянских хозяйств привело к значительному отставанию товарности крестьянских хозяйств от довоенного уровня. Все это, на фоне быстрого роста потребностей городского населения и государства на зерно, и привело к возникновению зерновой проблемы. Иными словами, если в годы восстановительного периода сельское хозяйство "в основном справлялось с удовлетворением потребностей советского государства в товарном хлебе, то стремительное расширение этих потребностей в связи с переходом к индустриализации страны коренным образом изменило обстановку. В стране обнаружился острый недостаток продуктов сельского хозяйства и прежде всего недостаток хлеба". (В.П. Данилов).

Целый ряд фактов заставляет усомниться в адекватности приведенной системы взглядов реальности.

Потребности государства в зерне отражались в государственных планах хлебозаготовок (Ю.П. Бокарев). Сравнение размеров плановых заданий и фактических заготовок (по официальным данным) показывает, что за 1923-1927 г.г. (включительно) процент

выполнения государственного хлебозаготовительного плана только в 1923/24 и 1926/27 г.г. поднимался до 86 и 88,9 %%, соответственно, а остальные годы данный показатель держался на уровне около 60%, т.е. потребности, заложенные в государственных планах, не удовлетворялись.

Вопреки устоявшемуся в историографии мнению проблему голода в хлебопроизводящих районах в годы "восстановительного периода" ликвидировать не удалось. Уже в 1925 г. в "Русском экономическом сборнике", издававшемся С.Н.Прокоповичем в Праге, были опубликованы материалы, свидетельствовавшие, что в результате неурожая 1924 г. в стране разразился массовый голод. Как показывает анализ материалов, содержащихся в архивных фондах различных ведомств и в местной периодической печати 20-х годов, в отдельных крупных районах массовый голод сельского населения имел место не только в неурожайном 1924, но и в 1923 и 1925 годах. По сей день для доказательства факта роста крестьянского потребления зерновых продуктов в 20-х годах по сравнению с военно-революционным периодом исследователи ссылаются на данные выборочных обследований питания, проводившихся ЦСУ СССР. Однако, уже разработчики этих обследований признавали их нерепрезентативность.

Таким образом, тезис об отсутствии в СССР первой половины 20-х годов "зерновой проблемы", то есть острой нехватки зерна для удовлетворения неотложных потребностей населения и государства, нельзя признать обоснованным и вопрос о степени соответствия уровня и динамики зернового производства потребностям страны в годы "восстановительного периода" нуждается в дополнительном изучении.

Другое общепринятое положение как отечественной, так и западной историографии рассматриваемой проблемы состоит в том, что главная причина "хлебных затруднений" в 20-е годы состояла не в недопроизводстве зерна, а в понижении удельного веса той части крестьянской зерновой продукции, которая шла на продажу. Согласно расчетам B.C. Немчинова, среднегодовая норма товарности хлебов (отношение товарного зерна к валовому сбору) России в 19091913 г.г. 26 %. Н.Д. Кондратьев определял эту величину в 21,9%. П.И. Лященко, В.П. Данилов и В.Н.Яковцевский оценивали среднегодовую норму товарности хлебов для 1924-1928 г.г. в 19-21,1 %%. Если эти расчеты верны, а также верны данные советской официальной статистики о среднегодовых валовых сборах зерна в 1909-1913 и 1924-1928 г.г., то среднегодовое количество товарного хлеба, произведенного на территории СССР, уменьшилось с 14,3-17,0 млн.

т. в 1909-1913 г.г. до 13,2-14,6 млн. т. - в 1924-1928 г.г., т.е., в среднем, на 11%. В действительности имело место гораздо более масштабное сокращение количества товарного хлеба. Об этом свидетельствует тот факт, что среднегодовой объем железнодорожных перевозок зерна и зернопродуктов в 1924-1928 г.г. уменьшился, согласно данным транспортной статистики, по сравнению с 1909-1913 г.г" на 30 %.

Из приведенных данных видно, что падение удельного веса товарной продукции в валовом зерновом производстве крестьянских хозяйств (по крайней мере, в том виде, как оно до сих пор представляется экономистам и историкам) не объясняет абсолютного сокращения крестьянского предложения хлеба на рынке в 20-е годы, по сравнению с довоенным периодом. Таким образом, вопрос о причинах упомянутого сокращения рыночного предложения зерна остается открытым.

Начиная с конца 50-х годов, историки советского доколхозного хозяйства пользуются статистическими данными об основных показателях сельскохозяйственного производства, опубликованными Центральным управлением народо-хозяйственного учета при Госплане СССР (ЦУНХУ) в 1934 г. и с тех пор воспроизводившихся во всех изданиях ЦСУ СССР. Общеизвестно, что данные ЦУНХУ были получены путем внесения "поправок на недоучет" в данные сплошных и выборочных обследований, проводившихся в 20-е годы ЦСУ. Никто из статистиков, экономистов и историков, так или иначе ссылавшихся на данные ЦУНХУ, не осветил вопроса о методике внесения "поправок на недоучет" в результаты первичного наблюдения. И.А.Чемирисский, пытавшийся выяснить природу этих "поправок" у сотрудников ЦСУ, не смог получить от них каких-либо разъяснений.

"Поправки на недоучет" вносились в данные урожайной статистики ЦСУ и до 1934 г. "Исправления" в данные о посевных площадях, урожайности и валовых сборах зерновых на протяжении 20-х годов делались непрерывно. Методы и основания этих исправлений до сих пор не подвергнуты критическому анализу, что не позволяет считать используемый сегодня историками статистический материал достаточно надежным.

Дело в том, что здесь мы имеем дело исключительно со сведениями государственных статистических органов, результаты работ которых неизбежно несли на себе печать идеологических и политических пристрастий своего времени.

Поскольку именно урожайная статистика 20-х годов уже тогда оказалась в эпицентре острых дискуссий, тщательная критика статистических источников составляет самостоятельную задачу,

решение которой должно предворять исследование собственно процесса зернового производства.

Исходя из анализа степени изученности темы может быть сформулирована цель исследования: определение уровня развития зернового производства СССР в 1923-1926 г.г. и потенциальных возможностей по его подъему, имевшихся в крестьянских хозяйствах хлебопроизводящих регионов страны.

Из поставленной цели вытекают следующие задачи исследования:

1) Историческая критика данных официальной статистики об основных показателях зернового производства 20-х годов и построение альтернативных оценок;

2) Анализ, на основе полученных альтернативных оценок, уровня и динамики основных показателей зернового производства изучаемого периода;

3) Изучение продовольственного положения крестьян-производителей зерна;

4) Выяснение состояния и динамики производительных сил крестьянских хозяйств хлебопроизводящих районов;

5) Определение характера и результативности воздействия на крестьянское зерновое производство внешних факторов - рыночной конъюнктуры и прямого государственного регулирования.

Хронологические рамки исследования. Период 1923-1926 г.г. -это время, когда чрезвычайные политические условия оказывали наименьшее воздействие, по сравнению с предыдущим и последующим периодами, на сельскохозяйственное производство В 1923 г. начинается переход от натурального обложения деревни к денежному, уже в следующем году единый сельскохозяйственный налог полностью взымался в денежной форме, т.е. товарно-денежные отношения были на практике признаны единственной формой экономических взаимоотношений между городом и деревней. 1926 г. был последним, когда государство не применяло систематически методов внеэкономического принуждения для изъятия хлеба у производителей. Статистические данные об основных показателях развития крестьянской экономики за этот период полностью сопоставимы, так как методика их получения существенно не менялась.

Географические рамки исследования. Под хлебопроизводящими регионами СССР понимаются Центральный Черноземный, Уральский, Средневолжский, Нижневолжский и Северо-Кавказский районы согласно схеме районов Госплана 1927 г., а также Юго-Западная Сибирь и Украинская ССР.

Методологическую основу исследования составляет принцип исторического объективизма, предполагающий проведение комплексного анализа исторических источников, выявление конкретных форм и характера искажающего влияния на статистическую. и экономическую информацию политических и идеологических интересов.

Источниковая база. Широко использованы опубликованные законодательные и нормативные акты органов власти СССР, РСФСР и УССР, рабочие документы Центрального статистического управления СССР, Наркомата земледелия (НКЗ) РСФСР, Наркомата внутренней и внешней торговли СССР, Наркомата рабоче-крестьянской инспекции СССР, Наркомата финансов СССР, Государственного банка СССР и других центральных ведомств СССР и РСФСР из фондов Государственного архива РФ (ГАРФ) и Российского государственного архива экономики (РГАЭ). Документы этой группы содержат сведения о состоянии сельского хозяйства хлебопроизводящих районов, методов государственного регулирования зернового производства и т.п., особенностях рыночного поведения крестьян, сообщаемые местными органами власти и представителями государственных и кооперативных хлебозаготовительных организаций, контролирующими органами. В частности, большой информативностью отличаются

информационные сводки Экономического управления ОПТУ, выявленные в фонде НКЗ РСФСР в РГАЭ.

Ценная информация по вопросам государственного регулирования зернового хозяйства в хлебопроизводящих районах почерпнута из документов фонда Ленинградского губернского земельного управления в Центральном государственном архиве Санкт- Петербурга.

Важные сведения о состоянии статистического учета в хлебной торговле и экономическом положении хлебопроизводящих районов содержаться в документах государственных и кооперативных хозяйственных организаций, хранящихся в фондах РГАЭ и Ленинградского областного государственного архива в г. Выборге (ЛОГАВ).

Большая часть использованных в работе документальных свидетельств и данных впервые вводится в научный оборот.

Значительный объем информации почерпнут из периодических изданий различных ведомств и организаций, местных органов власти. Важную роль сыграли материалы периодических изданий, в частности, для реконструкции хода дискуссий вокруг урожайной

статистики ЦСУ. Всего в работе использованы материалы 37 центральных и местных периодических изданий.

Формирование конкретно-исторической картины крестьянского зернохозяйства СССР 20-х годов было бы невозможно без использования специальной литературы того времени по вопросам экономики зернового производства, агрономии, статистике, организации хлебной торговли и т.п.

Критика официальной урожайной статистики была бы невозможна без сопоставления данных, содержащихся в статистических сборниках, издававшихся в разное время ЦСУ.

Научная новизна диссертационной работы. Показана недостоверность данных официальной статистики зернового производства, цели и методы фальсификации статистической информации государственными органами. Разработана методика реконструкции данных первичного статистического наблюдения за показателями зернового производства для крупных хлебопроизводящих районов. Впервые предпринимается попытка характеристики ситуации в зерновом хозяйстве СССР в первой половине 20-х годов с использованием оценок основных производственных показателей, альтернативных данным

официальной статистики. Выявлены признаки и причины кризиса крестьянского зернового хозяйства СССР в 1923-1926 г.г.

Практическая значимость диссертации. Результаты исследования позволяют переосмыслить многие ключевые проблемы экономической истории СССР 20-30-х г.г.: экономические взаимоотношения города и деревни, перспективы сохранения и эффективного^ функционирования мелкокрестьянского уклада, природу продовольственной проблемы, историческое значение новой экономической политики и др. Материалы диссертации могут быть использованы при написании обобщающих работ по социально-экономической истории России XX в, истории статистики, подготовке основных курсов и специальных курсов по историческим и экономическим специальностям.

Апробация исследования. Результаты работы докладывались на заседаниях сектора современной истории России Санкт-Петербургского филиала Института российской истории РАН. Отдельные положения и выводы диссертации были представлены в выступлениях автора на конференциях: "Поиски исторической психологии" (СПб.,1997), "Личность и власть в истории России Х1Х-ХХ в.в." (СПб., 1997),"Экономическая история России 19-20 в.в. Современный взгляд." (М.,1997). Основное содержание диссертации отражено в опубликованных и принятых к публикации статьях.

Структура исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка источников и литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ.

Во введении обосновывается актуальность и научная новизна работы, определяются ее цели и задачи, методологические основы, дается характеристика состояния научной разработки проблемы и источниковой базы исследования.

В первой главе - "Статистика зернового производства и хлебной тор говли в 1923-1926 г.г." - рассматриваются источники статистических данных ЦСУ СССР и различных ведомств об основных показателях зернового производства и рыночного хлебооборота; причины, ход и результаты дискуссии 20-х годов вокруг урожайной статистики ЦСУ; уровень научной обоснованности методов сбора и обработки статистических данных о посевных площадях, урожайности зерновых, с одной стороны, и аргументов в пользу внесения в них "поправок на недоучет" - с другой.

Сразу несколько ведомств давали в первой половине двадцатых годов собственные оценки размеров посевных площадей, валовых сборов и урожайности зерновых. При этом только методика и организация сбора и разработки данных ЦСУ позволяла получить адекватную действительности статистическую информацию. НКЗ и НКФ вообще не обладали необходимым аппаратом для проведения массовых статистических обследований.

Источником урожайных данных для НКФ были так называемые "поселенные списки", ежегодно составляемые на местах для распределения единого сельскохозяйственного налога между отдельными крестьянскими хозяйствами. Поселенные списки включали в себя похозяйственные данные о населении, размере угодьев, посевных площадях(по культурам), обеспеченности скотом и т.п.. Само руководство НКФ не очень высоко оценивало качество этих списков, указывая местам на грубейшие ошибки и элементарную небрежность при составлении поселенных списков. Согласно действовавшим инструкциям, результаты учета объектов обложения должны были соответствовать "контрольным цифрам", ежегодно спускавшимся "сверху" до начала составления поселенных списков. "Контрольные цифры" посевных площадей для СССР в целом определялись специальной межведомственной комиссией в феврале-марте, т.е. еще до начала полевых работ. Все это делает совершенно невозможным использование данных НКФ в качестве источника статистических сведений о состоянии зернового хозяйства СССР.

Собственную урожайную статистику имел и Наркомат земледелия (НКЗ). Организационная и методологическая структура этой статистики неясны. Точно известно только то, что НКЗ имел сеть добровольных корреспондентов численностью 3 тыс. человек (для сравнения - у ЦСУ такая сеть составляла 40 тыс. человек). Сами сотрудники НКЗ не могли объяснить методику своих статистических исследований. Бывало и так, что местные органы НКЗ выдавали за свои искажённые данные ЦСУ. НКЗ был прямо заинтересован в завышении данных о посевных площадях, так как нуждался в аргументах за эффективность своих усилий по подъёму сельского хозяйства, а его низовые органы были связаны конкретными плановыми заданиями по росту посевной площади в крестьянских хозяйствах. Как бы то ни было, отсутствие конкретного и ясного изложения методов получения данных урожайной статистики НКЗ не даёт возможности сказать ничего определённого о мере её соответствия действительности, а значит и лишает её научной ценности как источника.

ЦСУ начиная с 1923 г. ежегодно в мае-июне (сразу после окончания сева) ЦСУ проводило весеннее выборочное обследование крестьянских хозяйств для определения состояния основных элементов крестьянского хозяйства (демографическая ситуация, посевные площади и др.). Для проведения таких работ имелась разветвленная сеть волостных статистиков и добровольных корреспондентов из числа сельских жителей, прошедших специальный инструктаж. Численность и распределение волостных статистиков позволяли равномерно охватить всю территорию страны. Весенние выборочные обследования были организованы в строгом соответствии с требованиями выборочного метода, главным из которых является соблюдение принципа случайности отбора исследуемых единиц (в данном случае- крестьянских хозяйств). Допускавшиеся в процессе проведения обследования отклонения от данного принципа носили разнонаправленный и несистематический характер. Последнее обстоятельство позволяет утверждать, что эти отклонения в сумме, при достаточно большом объеме выборки, стремились к нулю, согласно закону больших чисел.

ЦСУ неоднократно подвергалось жестокой критике представителей различных ведомств за, якобы, занижения размеров посевных площадей и валовых сборов зерновых в крестьянских хозяйствах против действительности.

Главная причина такого занижения виделась критикам в том, что крестьяне, участвовавшие в опросе намеренно преуменьшали размер своих посевов, предполагая наличие прямой связи между

результатами статистических работ и величиной налогообложения. Однако, никому из критиков не удалось доказать, что укрывательство отдельными участниками весенних выборочных обследований части посевной площади от учета было общим правилом, а не имело место в отдельных, случаях. Последнее более вероятно, так как в действительности между результатами весенних выборочных обследований и налогообложением не было никакой связи. Ставки налогообложения не зависели даже от показаний крестьян, дававшихся при составлении "поселенных списков". Сельские жители это понимали, о чем свидетельствуют их многочисленные жалобы на неправильное определение количества объектов обложения в их хозяйствах при установлении ставок налога.Таким образом, стремление населения "прибедниться" было всего лишь одним из случайных отклонений, о которых говорилось выше. Дискуссия о степени точности данных урожайной статистики ЦСУ была инициирована сотрудниками Госплана СССР и носила, с их стороны, явно политизированный характер.

Госплан пытался определить степень отклонения статистики валовых сборов ЦСУ от действительности с помощью так называемого балансового метода, когда "истинный" объем производства хлебов определялся по объёму его конечного потребления населением и государством.

Построением хлебофуражных балансов с целью проверки точности данных сельскохозяйственной статистики ЦСУ занялся, начиная с 1923г., и Конъюнктурный Институт Наркомата финансов СССР. Из проведённого нами анализа методики составления хлебофуражного баланса Госпланом и Конъюнктурным Институтом видно, что, во-первых, в её основе, в обоих случаях, лежал эмпирически недоказанный тезис о преуменьшенное™ результатов урожайной статистики ЦСУ, полученных в результате выборочного статистического наблюдения; во-вторых, составители балансов, как в Госплане ,так и в Конъюнктурном Институте, не имея данных статистического наблюдения ,альтернативных данным ЦСУ, и используя именно данные ЦСУ в качестве источника своих расчётов, тем не менее произвольно подменяли статистику ЦСУ собственными исчислениями, основанными на гипотетических предположениях и содержавших грубые расчётные ошибки (например, "двойной счёт" в балансе Конъюнктурного Института .нелепая формула расчёта расхода семян в балансе Госплана и игнорирование импорта в обоих случаях), в-третьих, советская статистика 20-х годов, в целом, не была готова к составлению сколько-нибудь правдоподобного хлебофуражного баланса, в его

расходной части, так как не располагала достаточно достоверными данными о ряде важнейших статьях расхода (информация о питании сельского населения была слишком неточна, а данных о размере натуральных запасов в крестьянском хозяйстве и вовсе не было).

Вопрос о степени точности данных урожайной статистики ЦСУ сразу же был переведён нападавшей стороной из плоскости статистики в плоскость идеологических и политических обвинений, что, в конкретных обстоятельствах места и времени, обеспечивало критикам ЦСУ беспроигрышную позицию.

Оказавшись под сильнейшим политическим давлением ЦСУ было вынуждено вносить в свои данные о посевных площадях "поправки на недоучет". Размеры этих поправок постоянно менялись и, в конце концов, в научный оборот вошли данные, опубликованные ЦУНХУ Госплана в 1934 г.

Анализ содержания постановлений Коллегии ЦСУ по данному вопросу за 1923-1925 г.г. показывает, что специалисты этого ведомства так и не признали научной обоснованности аргументов своих критиков, поэтому внесение "поправок" выглядит именно как политическая уступка.

Предпринимавшиеся неоднократно попытки эмпирически доказать преуменьшенность данных весенних выборочных обследований о посевных площадях против действительности (повторные обмеры посевов в селениях, где проводились весенние обследования и составление индивидуальных хлебофуражных балансов на хозяйства, участвовавшие в весенних обследований) не давали достоверных аргументов в руки оппонентов ЦСУ, так как подобные обследования проводились статистически некорректными методами и охватывали слишком незначительное количество крестьянских хозяйств.

Таким образом, итоги весенних выборочных обследований давали наиболее научно обоснованные данные о размере крестьянских посевов и не нуждались в каких бы то ни было "поправках".

Итоги весенних выборочных обследований, по посевным площадям, неизменно публиковались с уже внесенными в них "поправками на недоучет". Чтобы увидеть эти итоги в их первозданном виде, необходимо элиминировать упомянутые "поправки". Задача осложняется тем, что величины поправочных коэффициентов не всегда сообщались, а часто и вовсе "поправленные" данные выдавались публикаторами за данные "без поправок". Поскольку поправочные коэффициенты, использовавшиеся для корректировки результатов весенних опросов в каждой новой публикации одних и тех же данных менялись, что каждый раз давало

новые значения величин, реконструкция нескорректированных итогов весенних обследований (для крупных хлебопроизводящих районов) может быть осуществлена лишь путем сопоставления одноименных данных из различных публикаций.

Среди всего разнообразия находившихся в употреблении в 20-е годы данных об урожайности (подесятинных сборах) зерновых следует различать данные о биологическом и амбарном (фактическом) урожаях. Как показал критический анализ альтернативных источников данных, наиболее надежные оценки фактического урожая по отдельным губерниям и хлебопроизводящим районам давали осенние выборочные обследования крестьянских хозяйств, проводившиеся по методике, аналогичной методике весенних выборочных обследований.

Статистика хлебооборота 20-х годов не отличалась точностью. На отчетные данные государственных и кооперативных хлеботорговых организаций значительное искажающее воздействие оказывали как прямые приписки, так и "эффект двойного счета" (одни и те же партии заготовленного зерна проходили в отчетах по несколько раз), что было обусловлено сложившейся практикой организации хлебной торговли, хаотическим состоянием учета хлебозаготовок и хлебных запасов, отсутствием систематического контроля со стороны соответствующих государственных органов. По целому ряду важнейших показателей данные статистического наблюдения и учета вообще отсутствовали. Наиболее адекватное представление о динамике хлебооборота в рассматриваемый период можно получить по данным транспортной статистики ЦСУ.

Во второй главе - "Состояние и перспективы развития крестьянского зернового производства в 1923-1926 г. г." рассматриваются динамика и факторы развития производства зерна в крестьянских хозяйствах хлебопроизводящих регионов СССР.

Анализ данных о показателях развития зернового производства, полученных в результате критики статистических источников, показывает, что зерновое хозяйство переживало в рассматриваемый период жесточайший кризис, выразившийся в стагнации посевных площадей на уровне 1920 г. и резких колебаниях урожайности, не поднимавшейся даже в самом урожайном 1925 г. выше средних, по довоенным меркам, значений. Качественный состав зерновых посевов сохранил, свойственную военно-революционному периоду, тенденцию к сокращению удельного веса кормовых хлебов.

Результаты рассмотрения характера распределения в рассматриваемый период структуры посевов и урожайности зерновых по посевным группам приводят к выводу об отсутствии признаков

более высокой продуктивности зернового производства в крупнопосевных хозяйствах, по сравнению с хозяйствами средними. Из этого следует, что процесс "осереднячивания" деревни не мог быть одной из непосредственных причин отмеченного кризиса зернового хозяйства.

Уровень зернового производства оказывался, зачастую, недостаточным даже для удовлетворения продовольственной потребности производителей. В 1923 г. неурожай породил недостаток продовольствия в ряде районов Юго-Восточного Края и Поволжья. В 1924/25 сельскохозяйственном году страна пережила голод, не уступавший по масштабам бедствию 1921 г. В урожайном, в целом, 1925 г. голодало сельское население Рязанской, Пензенской, Тульской, Нижегородской, Одесской, Подольской, Екатеринославской губерний, Молдавской, Татарской, Чувашской АССР, Ставропольского округа Северо-Кавказского и Троицкого округа Уральского районов.

Именно остротой проблемы крестьянского продовольствия позволяет объяснить отмеченный выше факт отставания производства кормовых хлебов относительно продовольственных культур, что препятствовало восстановлению поголовья рабочего скота и повышению интенсивности его использования. Кроме того, в ситуации угрозы голода крестьяне, прежде всего, стремились избавляться от скота, в том числе и рабочего. Возникал "порочный крут" - нехватка рабочего скота задерживала рост зернового производства, что порождало голод, а голод не позволял увеличивать количество рабочего скота.

Корни кризиса зернового производства 20-х годов лежали внутри самих крестьянских хозяйств. Их производственный потенциал оказался недостаточным для обеспечения роста объемов производства. Речь идет, прежде всего, о естественных производительных силах, составлявших основу крестьянского способа производства- рабочей силе членов крестьянской семьи и рабочем скоте.

Численность трудоспособного населения в хлебопроизводящих районах, в целом, сократилась от 1920 к 1926 г.г. несколько больше, чем общая число сельских жителей, а это означало необходимость постоянного увеличения нагрузки на одного работника даже для поддержания уровня производства 1920 г. Особенно

неблагоприятной, в этом плане, ситуация была в Северо-Кавказском крае и Сибири. Ситуация, по всем хлебопроизводящим районам усугублялась аномально низким удельным весом взрослых мужчин в составе сельского самодеятельного населения.

~ Теоретически нехватка рабочих рук могла быть компенсирована повышением производительности крестьянского труда. Это, однако, было невозможно в силу острого недостатка рабочего скота. К моменту перехода от войны к миру крестьянское зерновое хозяйство не располагало необходимым потенциалом для начала "восстановительного процесса": обеспеченность одного работника рабочим скотом, в целом по хлебопроизводящим районам, была значительно ниже довоенной,

В 1923-1926 г.г. данный показатель в хлебопроизводящих районах вырос ничтожно мало и находился на уровне значительно ниже довоенного. Крестьяне обладали крайне ограниченными возможностями по увеличению нагрузки на единицу рабочего скота, так как это требовало улучшения условий его содержания и, прежде всего, количества и качества кормления. С учетом обеспеченности крестьянских хозяйств кормовыми ресурсами нагрузку рабочего скота уже в начале 20-х годов следует признать предельно высокой.

Повышение производительности крестьянского труда в рассматриваемый период было проблематично и в силу невозможности компенсировать его повышением количества и качества продовольственного потребления, о чем уже шла речь.

Стагнации зернового производства в рассматриваемый период способствовало также, осуществлявшееся крестьянами хлебопроизводящих районов, перераспределение производственных ресурсов от земледелия к животноводству, о чем свидетельствуют более высокие темпы роста последнего в хлебопроизводящих районах, по сравнению с районами Нечерноземной полосы с традиционной животноводческой специализацией.

Недопроизводство зерна в 20-е годы не может быть объяснено действием внешних, по отношению к крестьянской экономике, факторов - рыночной конъюнктуры и мер прямого государственного вмешательства. В равной мере эти факторы не могли оказать и сколько-нибудь значительного стимулирующего воздействия. Дело в том, что крестьянское хозяйство по природе своей автаркично. Таковым оно оставалось и в рассматриваемый период.

Предпринятый в работе анализ взаимоотношений между частными и государственно-кооперативными заготовителями хлеба, с одной стороны, и крестьянами-производителями хлеба, с другой показал, что крестьяне фактически не были участниками конкурентной борьбы на хлебном рынке 20-х годов. Конкурируя друг с другом .заготовители предпочитали строить свои отношения с производителем на принципах внеэкономического принуждения. Даже на сельские базары попадали со своим хлебом исключительно

представители относительно немногочисленного слоя зажиточных крестьян, достаточно обеспеченные тягловой силой. Остальные, не имея возможности выбора, продавали свою продукцию не по местной рыночной цене, а по цене, назначенной заезжим (как правило, "частником") заготовителем или владельцем ближайшей мельницы. Иными словами, нэповский хлебный рынок был рынком почти исключительно посредническим. Колебания цен, вызываемые изменением соотношения спроса и предложения, либо мероприятиями властей, воздействовали исключительно на поведение торговых посредников, но не могли существенно повлиять на производственную деятельность крестьян.

В качестве примера попытки прямого широкомасштабного вмешательства государства в процесс зернового производства в работе рассматриваются семссудные операции 1923 г., в результате которых правительство рассчитывало добиться значительного роста крестьянских посевов через натуральное кредитование хозяйств. На практике деревня не получила вовремя большей части даже того, явно недостаточного, семенного фонда, который был выделен. Значительная часть полученного семенного зерна оказалась использовано не по назначению. На примере семссудных кампаний 1923 г. хорошо видно, что государство мерами прямого регулирования было не'в состоянии сломить господство натурально-потребительских тенденций в крестьянской экономике. С другой стороны, имевшихся у правительства ресурсов оказалось явно недостаточно для выполнения возложенной им на себя задачи.

Соответствующие государственные органы не располагали достаточно достоверной информацией о реальном положении дел с семенным зерном в деревне и имеющихся государственных резервах. Однако, самое главное состояло в том, что уже на этапе планирования кампаний высшие правительственные чиновники и их подчиненные на местах столкнулись с непримиримым противоречием целей семссудных операций- либо обеспечить через семссуду рост производства товарного зерна, для чего обеспечить семенами "крепкие" хозяйства; либо- спасение погибавших, лишенных средств производства, хозяйств, которых было большинство. На решение обеих задач одновременно средств не было. Такая ситуация неизбежно порождала конфликты в правительственных учреждениях и между Центром и местами, что затягивало планирование и выполнение семссудных операций, снижало их эффективность.

В заключении диссертации подведены основные итоги исследования и сформулированы выводы. "Зерновая проблема" не возникла в конце 20-х годов, она существовала и в первой половине

десятилетия. Корень проблемы лежал не в снижении товарности крестьянских хозяйств, а в отсутствии роста зернового производства, который в рассмотренных конкретно-исторических условиях на базе мелкокрестьянской экономики был невозможен.

Основные положения диссертации отражены в статьях автора:

1. Монопсония советского государства на рынке зерна.// Экономическая школа. Вып. 4. СПб 1998. С. 88-93.

2. Социально-психологические предпосылки раскрестьянивания советской деревни.// Поиски исторической психологии. Сообщения и тезисы докладов Междунар. науч. конф. Ч.З. СПб 1997. С. 144-147.

3. Крестьянство и власть в условиях нэпа. // Личность и власть в истории России ХГХ-ХХ в.в. Материалы науч. конф. СПб 1997. С. 133137.

4. Кризис зернового хозяйства СССР в 1923-1926 г г.//Материалы науч. конф. "Экономическая история России Х1Х-ХХ в.в. Современный взгляд" М. (в печати) 1 а.л.

5. Статистика хлебозаготовок в СССР в 1923-1926 г.г.// Вспомогательные исторические дисциплины. Вып. XXVI. СПб. (в печати) 1 а.л.