автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.14
диссертация на тему: Жанровая специфика речей Максима Тирского

Полный текст автореферата диссертации по теме "Жанровая специфика речей Максима Тирского"

МОСКОВСКИЙ ОРДЕНА ЛЕНИН*, ОРДЕНА. ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЩИЙ И ' ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ иы. М.В. ЛОМОНОСОВА

шолошшшй ФАКУЛЬТЕТ

На правах рукописи

КОВАЛЕВА ИРИНА ИГОРЕВНА ЖАНРОВАЯ СПЕЦИФИКА РЕЧЕЙ МАКСИМА ТИРСКОГО

Специальность 10.02.14. "Классическая филология"

Автореферат диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических Наук

Москва - 1990

Работа выполнена на кафедре классической филологии филологического факультета Московского государствеиного университета ' им. U.B. Ломоносова.

Научный руководитель : доктор филологических наук

профессор И.М. НахоЕ Официальные оппоненты: доктор филологических наук профессор D.S. Щгльц кандидат филологических наук H.A. Рубцова

Ведущее научное учреждение : кафедра истории и теории мировой

культуры философского факультета Московского государственного университета им. ¡A.B. Ломоносова Защита состоится 1990 г. на заседании

специализированного Совета Д-053.05.55 по классической филологии в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова. Адрес: II7234, г.Москва, Ленинские горы, МГУ, 1-й корпус гуманитарны% факультетов, филологический факультет.

С диссертацией мохно ознакомиться в библиотеке филологического фекультета MIT.

Автореферат разослан " 1990 г.

П /

!

Учений секретарь специализированного Совета М.Н.Славятинска'я

„л '

Диссертация посвящена изучению идейно-художественных особенностей творческого наследия »Максима Тирского - греческого автора П в.н.э. Актуальность такого исследования обусловлена тем, что сочинения Максима Ткрского недостаточно изучены как в зарубежной, так и в отечественной науке. Немногочисленные зарубек-нне работы касаются, в основной, текстологических и языковых вопросов, а е русской классической филологии нет ни одного монографического исследования, ни одной специальной работы, даже статьи, посвященной Максиму Тирсному*. Между тем сочинения этого писателя - уникальный памятник живого функционирования философской литература периода Среднего платонизма и Второй софистики. Сложившийся издавна взгляд на Максима Тярского как на второстепенного ритора предопределил, во-первых, почти полное исключение его текстов из сферы внимания историков философии, и, во-вторых, отсутствие интереса к специфике художественной формы сочинений Шкета а.

Цель диссертация - определить подлинное место Максима Тирского в истории античной культуры,и, для этого, исследовать отношение творчества Максима, ео-первых, к современной ему платонической традиции, во-вторых, к .жанру диатрибы. Эти взаимосвязанные аспекты проблемы ставятся в диссертации впервые, чем обеспечивается её научная новизна. Для решения вопроса о специфике положения Максима в истории античной культуры потребовалось решение ряда конкретных зада^:

- исследование проблемы единства и композиции корпусе текстов Максима Тирского;

- определение его отношения к философской традиций платонизма;

- изучение эсудожесгвенного своеобразия его сочинений в связи со спецификой его философских воззрений.

I. Работа автора нестоящей диссертации указаны в Библиографии.

Этими задачами обусловлена структура диссертации, состоящей из Введения, трех глав — 1-й "Проблемы композиции и структура корпуса речей Максима Тирского", 2-й "Речи "Об эросе": Структурно . -содержательное единство и платоническая традиция", 3-й "Максим Тирский и Средний платонизм" - и Заключения.

Во Введении излагаются биографические данные и гипотезы о

личности Максима Тирского, история изданий его речей от zMtío

* I 9

^г/nc^S Этьена до остающегося классическим издания Х.Хобайна ,

а текхе приводится обзор научной литературы, посвяценной Максиму, с конца XIX в. до конца 80-х гг. XX в., причем отмечается, что мнение о Максиме как о деятеле Второй софистики, риторе, эклектике, не представляющем интереса для истории философии, было сформулировано в трудах крупнейших представителей немецкой классической филологии XIX в., исходивших из принципов немецкой классической философии. С этой точки зрения заслуживало внимания лишь творчество Платона и неоплатоников; философия же Плутарха, Апулея, Нумения, Максима Терского и т.п. нэ соответствовала строгому представлению о системе и получила название ""эклектики". Такая оценка наследия Максима надолго предопределила выпадение его из поля зрения исследователей платонизма; и если в середине XX в. было разработано новое понимание того этапа развития платонической традиции, который получил название Среднего платонизма, и Плутарх, Апулей, Нумений были "возвращены" философии и стали предметом серьезного изучения, то Максим Тирский еще ждет своего часа. Настоящая диссертация, как надеется эетор, - это первый шаг в этом направлении.

Maxini Tyrii Philosophi Platonic! Sermones sive Disputationes XH. Craece nunc primum editae. Ex officina Henrlci Ktephani Pari siensi s typographic Anno MDLVn. 2 Maximi Tyrii Philosophumena, edidit H-Hobein, Hpsiae Teubner 191o.

Среди работ, посвященных специально Максиму Тирскому, преимущественное большинство составляют исследования проблем истории и критики текста, что обусловлено обилием рукописей и давней издательской традицией. Это направление в изучении творчества Максима является наиболее разработанным и продолжается, не прерываясь, от текстологических замечаний издателей корпуса Максима до настоящего Бремени. Наиболее значительными здесь являются дисертация и ряд статей американского ученого Дв.Л.Кониариса,готовящего новое издание Максима.

Отличительной особенность!) остальных - столь немногочислен-ных-рэбот, посвященных Максиму, является их разрозненность, несоотнесенность друг с другом. Редко появляющиеся отдельные ста-яьи и редчайшие монографии вызывают, в лучшем случае, несколько рецензий, иногда - отклик в виде полемической статьи, но все эти публикации, подчас ввсъиа интересные и ценные, не соединяются ни в какое "максиыоведение" как отрасль классической филологии. Самыми крупными монографическими исследованиями конца прошлого века были две латинские диссертации - Р.Родиха^ и Х.Хобайна^, а такте прекрасная работа К.Дорра, посвященная изучению языка Максимовых речей и содержащая полный слоеник к ним . В начале XX в.

с

появляются описательный труд К.Мзйзера и издание Максима, осу-

3 " " ' .....

Rohdich П.,De Maximo Tytio theologo, Bythomiae 1B79.

4 Hobein «•< D» Maximo Tyrlo Ouaeationee j-hilologae selectae, Gofc-•tingae 1895.

5 uu'rr K., Sprachliche Untersuchungen zu den DiälexiiS авя Mit*llnos von Tyros, Tubingae 1899.

6 Heiser K. , Studien cu Manimo« Tytiosj Kunchen 1909.

щестЕленное Х.Хабайном (1910 г.), ЕЫЗЕаЕшеэ ряд рецензий, высоко оценивающих подготовку текста и аппарат издания, но критикующих предложенную Хобайном историю текста. Вскоре появились работы Х.Мучманна (1913 г.) и Ф.Шульте (1915 г.), установившие, что архетипом всех известных нам рукописей ягляется так назваемый кодекс Р. -СоаШ Чгри.^ (бт««Д19б2). Исследуя этот кодекс, Мучыашт пришел к мысли, что речи Максима распадаются на две неравные и самостоятельные части - шесть речей выделенного Мучманном "Римского цикла" и 35 "Философских рассуждений". Хо~ байн, отстаивавший идею единства корпуса, возразил, но его аргументы показались неубедительными, и точка зрения ЭДучманна надолго стала общепринятой. Лишь в 80-х гг. XX в. к вопросу о единстве корпуса речей Максима вернулся Кониарис, предложив оригинальное его решение. Более подробно эта проблема рассматривается в начале Первой главы.

До 70-х гг. нашего века ученые мало обращались к творчеству Максима. В 1942 г. появилась небольшая книга Ги Сури "Очерки религиозной философии Максима Тирского, платоника-эклектика", напи-сапная как дополнение к более крупной работе Сури "Демонология Плутарха", в 1947 - статья Т.Даниелв, поставившая вопрос о близости Максима и Оригвна по ряду важных технологических проблем,но оба эти работы рассматривают отдельные речи Максима енэ контекста исторзи затронутых ими философских проблем, вне контекста истории платонической традиции.

Лишь в 70-е и 80-е гг. XX в. можно констатировать появление определенного .интереса исследователой к Максиму. Публикаций становится больше, они затрагивают самые разнообразные стороны его творчества и, наконец, здесь появляются работы, ставящие вопрос о месте Максима е платонической ррадиции - такие,как работы В.

- б -

Фэццо, 0.Стока и М.Керча. Вопрос этот, однако, далеко еще не решен. Б то же время исследователи, специально занимащиеся Средним платонизмом, не вклотагат в предает сиоото рассмотрения тексты Максима, а крупнейшие исследования последнего времени, специально посвященные Максиму (как, например, ряд статей и дассерта-ция М.Шармаха) , на учитывают наличия разработанной концепции ■ Среднего платонизма. Наметить разрешение этого противоречия и было одной из важнейших задач диссертации.

В конце Введения дан об'зор русскоязычных публикаций, так или иначе связанных с Максимом, и сформулированы задачи исследования. Подчеркнуто, что главный акцент здесь делается на выяснении сеязи Максима с платонической традицией, поскольку эта проблема является наименее разработанной в научной литературе. Вопросы же отношения Максима ко Второй софистике в данной работе отошли на второй план, так как они хотя бы отчасти намечены в уже существующих исследованиях. Анализ специфики выражения платонических воззрений, проблема художественного своеобразия жанра диатрибы у Максима, обусловленная его положением популярного (а не школьного) философа, его обращением к непрофессиональной аудитории, составили- другу® важнейшую задачу диссертация. Для решения поставленных задач необходимо было определить, шраге ли мы интерпретировать содержание сборника речей Максима как единое целое. Поэтому выяснению вопроса.о единстве корпуса посвящена Henna? глава дасэргацан.

В начале Первой главы дается краткое описание расположения речей в различных рукописях, излагаются воззрения Хобайва и Муч-йзннв на яробгму бдизстеэ корпуса и новый езгяяц на эту проб до -

7

ssarnaeh Н. , И»я1яоа von Tyros« fiiai ittefÄiisehe tfönographle, •гегчй 1985.

С '

ну, содернавдйсн е работах Конизриса. Конгарлс убедительно показывает, что перегруппировки речей.в кодексе являются изменением существовавшего первоначально порядка (каковым Кониарис признает порядок, принятый в издании Хобайна), а появление второго заглавия могло еозникнуть при перегруппировке кодекса по сугубо техническим причинам. Кониарис сцраведливо связывает между собой четыре проблемы едаистЕа корпуса, аутентичности заглавий, аутентичности самого текста и проблему аудитории, к которой эти речи были обращены. Действительно, вопрос о составе корпуса носит не формальный, а глубоко содержательный характер и вплотную подводит к проблеме жанровой специфики сочинений Максима. Рассматривать /ш существующий сборник как серию риторических выступлений, или курс лекций философа в философской школе, или тщательно продуманную автором книгу - от этого зависит характер эстетического восприятия речей современным читателем и то место, которое определит им в истории культуры исследователь.

Далее в Первой главе рассматривается общая композиция корпуса, выделяются' группы речей с тождественными 'или почти тождественными заглавиями. Такие речи отличаит ряд общих признаков (расположение рядом ео всех вариантах последовательности речей, антитетичность заглавий ели наличие дополнений - "еще о...", "речь Еторая" и т.п.). Исключением из всех этих общих признаков являются две речи с абсолютно тождественными заглавиями "О цели философии" {IV т1\<к, ц&омци', ,2Ъ-я и 33-я по нумерации Хобайна). Именно между 29-й и 30-й речью проходит гранит наделяемого Мучманном "Римского цикла"; Еопрос заключается в положении в корпусе речей 29,30-32, 33-35..., т.е. (I) нужно ли выделять речи 30-35 в особый цикл (концепция ЭДучманна); (2) сколько речей связано между собой и как они связаны - по принципу "тетралогии"

((Мучыанн), круговой кошозацчи(КонЕарис), и кому принадлежит композиция - Максиму шш позднему составителю кодекса? Поставленные вопросы решаются далее при помощи анализа жанровых самохарактеристик, самоопределений жанра у Максима, каковыми яеляются "речь/рассужде-

I /

ние" (.Уо^ос, ) и "пророчество'*, "прорицание** ( '¡{Р^^С^, ^и,' -/к ). При этом получается следующая картина.

I, 3 29-й речи констатируется стремление всех людей к счастью; нвЕэдание блага - причина величайших зол для лвдей. Отве-. та на вопрос о благе не дают знаменитые оракулы, и Максим просит пророчества о благе у философии. Каждый род живых существ, по Максиму, отличается сеош собственным благом, конституирующим данный образ жизни (р (ос, ) и даль ), т.е. существование каждого

рода как такового. Род же человеческий разобщается противоречивыми указаниями разных "колоний" философии на его благо. Речь завершается вопросом - с каким определением блага согласиться?

2. В начале ЗО-й речи ставится вопрос о "собственно человеческом благе" и указывается, что "многоголосие" разных философских определении этого блага объясняется сложностью данного объекта философского рассмотрения. После такой преамбулы вся 20-я речь представляет собой защиту тезиса, что наслаждение (^огу ) не

есть благо, причем дваадн упомянуто, что перед нами именно "речь/рас-сувдеяиэ", Ао¡[0<? .которое должно "сражаться" {Л^юV/^^^ ),чтобы убедить нас в том, что наслаждение на есть благо.

3. В 31-й речи читателю (слушателю) сразу напоминается, что перед ним - состязание "выступающих" рёчей/рзссуэдений, и далее следует теороткческое обоснование тезиса, чтс цйо^ц не есть благо, т.к. но удовлетворяет условию устойчивости. При этом все рассуждение опирается на определение блага, данное в 29-й речи.

Завершается 31-я речь "доказательством от противного": дается схема поиска "собственно ■человеческого блага" с подстановкой наслаждения е эту схему и с отрицательным ответом.

, 4. 32-я речь обозначена как "рассуждение с позиции наслааде- , ния" (о (¿<¿(5^0^/ .доказывающее, что именно наслаждение является благом и целью всех действий. Интересно, однако, что речь насыщена не столько эпикурейскими, сколько киническида мотивами: в качестве "-наслаждения" здесь представлены, например, подвиги Геракла и образ жизни Диогена.

5. 33-я речь начинается с констатации: "Грудао найти истинное <?уадение", - что возвращает к ситуации конца 29-й - начала 30-й речей (обилие несогласных мнений), и что понимается как затруднение предпочесть один из "логосов", "выступивших" в речах 30-32. Нали-чествунцее положение характеризуется как "состязание наслаждения и добродетели" ^(Цю^гю^ ) за право называться

"собственно человеческим благом". Но "состязание" окончено, решение должно быть нанесено уже в другом жанре, - и,оно произносится в "пророчестве философии", обещанном в 29-й речи. В этом "пророчестве" вновь повторяется схема поиска "собственно человеческого блага (ср. речь 31), но уже с "правильным ответом ("разумение", Уро'у^п^), Приемом "пророчества", разрешающего сомнения, Максим пользуется, например, в речи "О том, что есть бог согласно Платону" (Х1-я по нумерации Хобайна), где нет ситуации "состязания речей", Енрекенной композиционно, но где упомянуты несогласные представления философов о божестге; при этом и здесь "настоящее" прорицание, т.е. ответ оракула, подменяется воображаемым ответом Платона, т.е. "пророчеством философии".

в. Прис&динения речей 34 и 35 к речам 30-33 требовало представления Дучыанна.о "Римском цикле", однако речь 35-я так далека по содержании от речей о "собственно человеческом блага", что натяжку чувствует и сам {¿утакн, считавший, что эта речь присоединяется к предыдущим по принципу сатировской драмы, присоединяемой к трагедиям. Однако и е 34-й речи иэ говорится о "собственно человеческом благе", ситуации "состязания речей" здесь нет, и это закономерно, потому что нет и "состязания" крьТц а у $о у у } и слово кб^О^ ("речь/рассуждение") здесь на употреблено ни разу (а в 35-й речи лишь в значении "афинские предания").

Итак, рассмотрение речей 29-ч35 под углом зрения жанровых самоопределений приводит к мысли, что между собою связаны речи 2933, объединенные общей темой (чтб есть собственное благо человеческого рода) и общим кокятозодионнш приемом "состязания речей", соответствующего состязанию наслаждения ) и добродетели

(). Затруднения исследователей в определении взаимосвязи речей вполне объяснимы, ибо границы состязающихся "логосов" не соЕпядавт с границами речей самого Максима, но е речах указано и на начало, и на конец "состязания"; оно предааряется обещанием "прорицания", и окончательный итоги подеодятся в "прорицании". Такое сложное композиционное построение не- может, конечно, быть делом рук составителя кодекса (как полагает Кониарис), но принадлежит самому Максиму, том более, что существуют и другие связутацио моменты.

Проделанный анализ употребления жанровых самохарактеристик в речах 29-33 помогает разрешить еще одно недоумение исследователей. Так как в разбираемых речах затрагиваем круг тем, , обычных для современной Максиму моралистической философии, и при этом используются отдельные положения различных философских школ -отшурокской, о

стоической, ккнической, платонической, то представлялось затруднительны.! определить собственную позицию Максима.

Однако выделенное противопоставление "речь/раосуждение" -"прорицание", т.е. противопоставление "игры" и "истины", ленащеэ е основе композиции речей 29-33, позволяет ответить на вопрос о собственных воззрениях Максима. Позиция Максима - платоническая, т.к. решение проблемы "собственно человеческого блага" с платонической точки зрения ("разумение") высказано в "прорвдзнии", тогда как тезисы прочих шкал фигурируют в состязающихся "речах". Кроме того, платоническим является данное е 29-й речи определение блага, на которое опирается, как уке отмечалось, все рассуждение Максима.

Особый интерес представляет композиция речей 29-33, достаточно сложная: в основе нсего цикла лежит оппозиция "раосуждение" (игра) -"прорицание" (истина), причем мотив прорицания обрамляет "выступления" состязающихся "рассуждений". Само же состязание рассуждений в защиту наслаждения и против него соотносимо*с известной в истории платонической традиции практики "рассувдений за и против", й! рцг-^ст сЬ'аегспеи . Имитация этой практики имеет место у Максима ТУрского в парных речах о созерцательном и деятельном образе жизни (15 и 16) о сравнительной пользе воинов и земледельцев (23 и 24), об> абсолютном и относительном благе (39 и 40). Есть основания полагать, что е данном случае могшо говорить не просто-о воспроизведении традиционного для Академии "рассуждения за и против": состязания речей в защиту добродетели и наслаждения представляет собой определенное содержательно-композиционное единство, имеющее свою историю.

У Максима, действительно, речь идет о "состязании наслаждения и добродетели" за право считаться тем благом, обладание кото-

рым гарантирует счастье человеческому роду д делом и каздому конкретному человеку, избравшему как благо одну из состязающихся сторон: добродетель или насяаадение должно быть именно "избранно", "предпочтено". Избрание блага влечет за собой избрание определенного образа жизни (), так как всякий 'о$ и конституируется лежащим в его основе благом. Итак, у Максима состязаются добродетель и наслаждение, определяющие - каэдое - особенный образ лизни, который и долкен быть предпочтен.

• Можно предполагать, что образцовой моделью такого состязания послужила знаменитая притча Продика о Израиле, Максиму хорошо известная (он пересказывает её в начале 14-й речи). У Продика речь шла тэнно о выборе образа жизни, и состязались за Еыбор Геракла Добродетель САрьщ ) и Порочность (£«№«( )• Интересно, что Максим, излагая эту притчу, переименовывает Порочность в Наслаждение 0Н<5оу»! ). Именно у Продика два эта отвлеченные понятия персо-шфщирэЕанн, представлены в обликах двух споряцих женщин; состязаясь за Геракла, каждая из них произносит речь, содержащую восхваление соотЕвтатущвго образа яизяи. На основании этих речей Геракл и совершает свой выбор.

Есть, однако, основания предполагать, что Максим не просто заимствовал у'Продика модель состязания ЩгТу-у&п!'. эта модель засвидетельствована такке и в платонической традиции. 1Ьк, у самого Платона весь диалог "Сялеб" построен как состязание, опять за право называться бларо^ и доставить лидям' счастливую жизнь, наслаждения (|}<Го^ ) и разумения (го с{¡>огг£у ,ср. у Максима признание истинно человеческим благом в результате состязания речей именно "разумения", Мэтив "сражения", "состязания", "победы" буквально процизывает весь диалог, объектом рассмотрения являются образы жизни, связанные с наслаадениом и с разумением. Состязающиеся

я

стороны выступают здесь но сами (как ^ Иродика), но речь в защиту ^¿Ьуг] доверена Протарху, а речь в защиту ЦроГ^Щ -Сократу.

Как состязание Наслаждения и Добродетели построен и философский диалог Цицерона 4спо'шм е£ . Здесь токе речи в защиту состязающихся сторон произносят участники диалога; и хотя сталкиваются тут различные точки зрения (против эпикурейской, с которой, как и у Максима, соединяется идея Наслаждения, - и стоическая,' и перипатетическая, и платоническая), сама баша» вероятно, заимствована из академической традиции.

Вце одним своеобразным свидетельством популярности модели ''состязания Наслаждения и Добродетели" в платонической традиции является диалог современника Максима - Лукиана "Дважды обвиненный", где фигурируют подчеркнуто дублируюцке друг друга "иски" Опьянения к Академии, Стой к Наслаждению и Роскоши к Добродетели. Предметом разбирательства и тут служат обтзазц жизнц (ср.тк. диалог "Продажа жизней"), представляемые тянущимися и внбрэнннр соответственно По-леманом, Дионисием и Аристиппом. Чрезвычайно характерно, что е этом диалоге Академия названа привычной "к речам за и против", и она действительно произносит речь и за свою соперницу, и за себя.

Таким образом, можно предполагать, что содержательно-композиционная модель состязания Наслаждения и Добродетели, зародившись в морализаторской аллегории Иродика, была затем воспринята Академией. У Платона закреплена связь этой модели с понятном ^(ос, -образ жизни. В диалоге "Филей" речь идет о том, что долено быть признано благом - ^¿оу^ или урсг^л^,т.е. о выборе определенной фило- . софта (оппонентами Платона могли быть в этом вопросе киренаикя или, может быть, внутри Академии - Евдокс, считавший наслаждение

благом). В диалектической практике Академии, гдэ произнесение "речей за и против" было излюбленным упражнением, была, вероятно,

отработана именно д-оркальная сторона модели состязания Ти-

«о / „ . ., у

ЛДОК«, дававши благодатный материал для защиты противоположных те-

,1 ср / .

зисов ("благо есть " и "благо есть ¿¡оои-у ").

Модель состязания «(¡НТ^1 - ^60 уу оказалась способно;: обслуживать различную историко-философскую реальность. Так, с появлением философии Эпикура, провозгласившего /|<Г(т|' высшим благом, понятие наслаздешш было отождествлено с основным принципом эпикуреизма, а защита Ц^оу^ в состязании отводилась эпикурейцу или услоЕно-диатрибической фигуре Зпикура. Реальное содержание понятия крШ} тоже могло быть стоическим, перипатетическим или плато-ничоским, но связь с традицией платонизма оказывается наиболее тесной. Именно из платонической традиции почерпнул эту модель, наряду с "двойными речами", и Максим Тирский. Протагонистами у Максима оказываются не защитники и ¿¡рег^' , произносящие речи, но сами этц речи., "логосы", отвечающие на вопрос - "что' есть собственно че-ОЕвческое благо".

На основании проведенного анализа форг$лруюгся сладувдио вывода:

1. Речи 29-33 представляют собой несомненное сюжетно-композкцион-ное единство; в основа их лежит модель состязания и ^оуу » получившая у Максима изощренно-риторическую разработку.

2. Речи 34-35 лежат за проделай! этого единства; следовательно, нет веских оснований выделять речи ЭО-35 в особый цикл,-£аков выделение нарушает необходимую связь, речи 29 с речами 30-33. Но поскольку рукописная традиция не дэет нявэких оснований для выделения в особый корпус речей 29-33, то следует высказатъо;

е поддержку идеи единого корпуса.

3. Признание корпуса единым позволяет интерпретировать содержа- . щкеся е нем философские воззрения тоже как некую целостность и, следовательно, определить, езгляды какой философской школы выражает Максим. Необходимо отметить тяготение Максима к.яанро-еым <Т'С?рмзм, связанным с платонической традицией - "деойным речам", модели состязания «ргг// - цсРощ и т.д.

4. Ключевыми понятиями рассмотренных речей являются тесно связанные меаду собой понятия "собственного блага", обеспечивавшего счастье каждому роду .кивых сущестЕ, и "образа кизни", конституируемого этим благом.

5. В сборнике речей Максима заметно стремление к укрупнению формы, объединению речей в группа по различным моделям. 3 Первой главе рассмотрено самое крупное объединение -пять речей, объединенных моделью "состязания".

Логично рассмотреть теперь второе крупнейшее единство - четыре речи об эросе - и выяснить, какую роль играет е них выдоенные ключевые понятия и какие философские воззрения е них представлены. Этим вопросам и посЕящена йещщя ££223 диссертации.

Во Второй главе рассматривается роль в композиции корпуса и внутренняя структура-самого крупного, после уже проанализированного комплекса "О цели философии" - "О наслаждении", объединения речей Пер! ¿'рютос, (18-21 по нуморащш Хобайна).

Эти четыре речи отличает весьма аморфная композиция, нечеткость которой отражена уке е заглавиях:

речь 18-я "О том, что есть Сократово любовное искуссгто, речь первая"; 19-я "Ещо об эросе, речь нторал"; 20-я "Еи;о о Сокротогой любовном искусстве, речь третья"; 21-я "2цо ой орсоо, речь

четвертая" - т.е. предметом рочл кап бы оказывается тс эрос ео~ обще, то применительно к Сократу, 18-я речь Ероде б к посвядена Сократу, но при этом изобилует вставными новеллами - об Азстеоно Коринфском, о Периандре и т.д., - здесь я:е дается подробнейшая рубрикация различных типов эроса и различных его свойств, разбирается значение его у Гомера, Сапфо п Анакреонта. Речь I9-fr, по названию посвященная эросу, е максимальной степени относится к Сократу, В 20-й речи, хотя в заглавии её обецано развитие теш Сократа, о Сократе нет ни слова, зато есть подробная характеристика эроса как такового. В 21-й речи эрос рассматривается с точки зрения того, что он является стремлением к прекрасному, и далее вся речь посвящена ужо только этому прекрасному, а Сократ еспош-нается лишь однажды - в связи с его воззрениями на прекрасное.

Однако при Есен этой рыхлости и нечеткости в отношении Сайра • та Есе четыре речи подчинены последовательному, яэстойчявому и четкому противопоставлению $&ю$("нецраЕедныК эрос")

-ipuic, â/um^ ("праведный эрос", 18.4.е). Тему к детому дается под- . робнейшая характеристика. Так,Е 18-й речи сообщается, что "непра-ведннй эрос" есть "болезнь" (vfóoí, ), тогда как "праведный" -бог первый - "солриродеи распутству" (jnofóijfií* <»Vy4JΣ-

tfvtèç), второй - "обладающий добра^телью" Cuj>íV¡j$ )

- 18.8,а. В 19—ií речи характеристика "неправедного эроса" дополняется те», что он - "вводящее в заблуждение стремление у. нзелав-ШШГа." (19.2. Í-) h начало его - "цветение тела", начоро же "праведного эросо" - "цЕетенне душ, разлгчпкое в теле" (19.2. пЛ, которое еость "цвет грядущей добродетели" (19.2.р.). В 21-й речи-устанавливается очень паяное различна "праведного" и "неправедного эроса": они различаются объекте;:, ;:бо эрос есть любовь к прекрасному (что кШо^ ,21.3. b}, i; только он и есть, собственно, эрос,

ибо стремление к наслаждению есть всего лишь вожделение ( 21.4. Ь). Различаются они и носителями -субъектом "неправедного эроса" названы "незаконные и поддельные поклонники" (УОиЬс- Км ¡сф-сГ^Хос, фшгл1- 18.3,с)субъектом "праведного" - "истинные поклонни-. ки" (\ в 19~й-речи эти определения расшифровываются -

"поддельный'поклонник" - это "поклонник наслаждения" (¿{¿с/у^ г^ад-, и в качестве такового назван Эпикур; "истинный поклонник" -это "поклонник добродетели" и примером здесь

является Сократ (19.3.е), или обобщенно, субъектами зроса являются "распутник" (^в^ЦрС*^ ¿^'р ) и философ (19.4.а).

. Таким образом, основным противопоставлением, скрепляющим речи "Об эросе", оказывается противопоставление "наслаждения" и "добродетели". Именно. С'этой точки зрения рассматривается в речах "Об эросе" и "любовное искусство" (¿рмТ/кц } Сократа, трактуемое как особый еид философии, отличный от традиционного этического или физико-теологического аспектов. При этом Максим Тцрский обращает особенное внимание на то, что соответствие этого"йскус-стаа" традиционно понимаемому рбтезу кизщ философа (^//1 оъо^и! ВнО)требует специального объяснения: по мнению Шкета, такой способ философствования есть своего рода иносказание (оОИ(^Мо( )» которое необходимо истолковывать нэ в меньшей степе, и, чем поэмы ГЬиера с их скрытны смыслом (18.4-5).

• Предметом рассмотрения в речах "Об .эросе" являются, таким образом, не эрос и не Сократ сами по себе, но противопоставление прекрасного (ТО представленного как собственно прек-

расное" (ро "добродетель" (куъху ), "мудрость (<ГеуЫ )

"счастье" (г-У&л^иоу/дО» к наслаждают (^¿оу^То ^¡5/). Эрос важен

- Г7 -

здесь для Максима Тярского как подлинное стремление к подлинно

прекрасному, противопоставленное Еоядеяению как стремление к не- .

подлинно прекрасному. Сократ же важен как "поклонник добродетели",

т.е. философ, противопоставленный "поклоннику наслаждений". При

этом Сократ но только противопоставлен "поддельным поклонникам",

■» \ /

но и вступает о ними в состязание при помощи своей вусОТкц Ту^у , т.е. своей философии, смысл которой - спасение юношей и приобщение их к добродетели (19;4. Ь).

Таким образом, в речах "Об эросе" обнаруживается значительное соответствие кругу идей и основным структурным и содержательным моментам, отмеченным для цикла речей "О цели философии" - "О наслаждении" (29-33):

1. Основная композиционная роль отводится противопоставлению ¿¡>£~

^¿оку',оцениваемым в их отношении к прекрасному.

2. Понятие Т£соотнесено с представлением о философии и с

. понятием " ¡)10$ философа". С этой точки .зрения сформулирован- .

/__о \

ный в 29.7.К принцип философии Сократа -¿сокрОс ии

("Сократ [призывает^ к любоЕнда увлечениям") -нужно понимать но как риторическую фразу, а как элемент концепции, раскрытой в речах "Об эросе".

3. Обращенная к Сократу в 32.8.а критика его образа жизни разъясняется в речах 18-21 как. "иносказание", «о'Ц^ с<

4. В обеих группах речей присутствуют фигуры Сократа и Эпикура как защитников, соответственно, "добродетели" и "назлаадения", и мотив состязания их друг с другом.

5. В обеих группах речей наблюдается определенное содержательное, единство, скрошшемоо понятиями "образ жизни" ([ъ{ос, ) и "спасительное искусство" (Т^Я^уц философия.

Представление о филосомш как о является одной

из содержательных констант корпуса речей '.'акскаа. Кроме уде указанных речей 29-33 и 18-21, философия какТ£^^ рассматривается Максимом- в целом ряде речей, связанных с проблемой науч; мости добродетели: 27-й "О том, является ли добродетель искусс еом" (П/Ц^ 38-й "О том, по божественному ли спреде.

на) становятся добродетельными" (^¿уоях* г<-с, 37-й "О том, содействуют ли добродетели общие науки" (Е7 (н/^ф, Лро«^, ^рЕГ^И ГЫ щЩ^МН )., 6-Й "О ТС

что есть знание" (Т/ $л«гс^ц) • и др. Философия в ряду других "искусств", определяемая через понятия "цели" (те'До^), "резул! тата" (¿р^ои), "орудия" (¿р^уо/) и т.п., для Максима имеет своей целью приобщение своих адептов к "благу" (¡¡¡¡¿дог), т.е. к добродетели и счастью (¿р$Т||, ). Философия для Маис

I

ыа - это богов, ЗеЕса, Афины и Аполлона, доставлящая бле го в виде плодое соответствующего ей образа.жизни (5.8,е); филе софия - "искра блага" е человеческой жизни (5.8.^.), спасительное покрывало Левкотеи (11.10.Ь ), руководительница человека не дуги жизни. Такая высокая роль, отведенная Максимом философии, свидетельствует в пользу протрептического характера всего сборк ка речей: целью этих речей являлось привлечь слушателей к филос фии.

Остается выяснить, н щ$ой философии собира; зя привлечь сва слушателей Максим Тирский. В Первой главе уже делался вьшод о платонической позиции Максима. Анализ речей "Об эросе" - наибол традиционно-платонических в корпусе - позволяет подкрепить этот выеод новыми аргументами:

- во-первых, традиционно-платоническим является понимание эроса как стремления к прекрасному (см. "Пир" Платона);

- Ео-Еторых, е речи 20-й (20.4.а-с) излагается, со ссылкой на Платона, учение о двухчастном строении души, усвоенное Средним платонизмом;

- в-третьих, платоническим является определение прекрасного, приводимое в 21-й речи (21.7.е) со ссылкой на "пророчество

. Сократа" применяется тот

же прием изложения ванного для Максима предмета в виде "про- • рочестЕа" философа, что и в речах 29-33 ("пророчество" Платона, раскрывающее подлинное благо). 3 21-й рзчи провозглашается вышняя природа прекрасного, его неизреченность,'недоступность телзспому зрению, т.о. здесь разрабатываются темы,, весьма важные для Среднего платонизма и получившие особенное значение в неоплатонизме.

Общие, выводы ПерЕой и Второй глав формулируются следующим образом:

1. Анализ двух крупнейших объединений речей - Г.5-33 и 18-21 '

■> I СП /

- показал, что в осноей их лежит противопоставление ыуяу-ЦдОЦ, являющееся основной содержательно-композиционной константой корпуса, и понятия (/ЦоГо^/*- и р/ос, , являющиеся основными содержательными контантами корпуса. Это свидетельствует в пользу содержательного единства корпуса, что позволяет интарретировэть его как единое целое.

2. Особенная концепция "философии" в сборнике объясняется

I

его протрептической направленностью.

3. Основная философская позиция, излагаемая Максимом, - пла-

' тоническая. Выяснению специфики этой платонической позиции посвящена Третья глава диссертации.

В начале Третьей главы излагается современная концепция Среднего платонизма, существующая в научной литературе. Затем

пригодятся тексты Максима Тнрского, показывающие, что основные мировоззренческие проблемы - такие, как концепция еысшогс божества, строения ж иерархии космоса, строения человеческой души и т.п. -решаются Максимом с позиций Среднего платонизма. Особенное место в речах Максима занимает .интерпретация собственно платоновского тек' ста. С одной стороны, у Максима множество яеных и скрытых цитат из сочинений Платона, е том числе из таких малопопулярных е современную Максиму эпоху, как диалог "Законы", много ссылок на "мнение Платона" и т.п. С другой стороны,, "плэтоноеский текст" представлен в речах Максима в различных вариантах, отличающихся друг от друга и по содер жанию, и по способу репрезентации. Тек, подлинных цитат, вводимых выражениями типа "как говорит Платон..." и излагающих подлинный плат новский текст, у Максима минимальное количество, а тютю две: е 13-й речи (13.7.(6) цитируются "Законы" Платона (701. В), а в 26-й речи - знаменитынпассак о крылатой колеснице из "Бедра" (246 е). В обоих случаях к "оговоренному цитироЕани»"можно сделать Еажное замечание. "Законы" не входили в число тех популярных в эпоху Среднег платонизма диалогов Платона, знание.которых было обязательно для человека образованного, но не специалиста-философа, - а именно такова была, по—Еидымому, аудитория Максима. Отсюда следует, что сам Максим . как философ, получйЕпшй соответствующее образование, '"Законы" знал, но ддя своих слуша^ей-непрофессионалоЕ оговорку сделал, привлекая их внимание к подлинному платоновскому тексту. Процитированный во Етором случае "Федр", напротив, принадлежал к самым популярным диало гпм, а образ процессии богов - к самым популярным его фрагментам, и ■ здесь слушатель должен был обрадоваться собственной образованности. Все остальные случаи цитирования "платоновского текста" распадаются на 3 неравные части:

(1) Преимущественное большинство составляют скрытые цитаты и аллюзии, построенные по тому же принципу, что и разобранная ешо' . цитата из "Оедра", только шля, Платона не упоминается: слушатель должен догадаться сам и получить удовольствие от своей догадливости и образованности. Неудивительно поэтому, что таким образом цитируются • или обыгрываются саше знаменитые диалоги и самые знаменитые в них образы» Так, в 5-й речи цитируется первая фраза "1ЬсударстЕа", .в ро-чи 18-й - цитаты из "Пира", "Хармида" и "Апологии Сократа", в 36-й речи - символ пещеры из "ГЬсударстЕэ", а е 41-й - идея души-колесницы из "ведра", и т.п.

(3) Другую немногочисленную, но интересную группу составляют контексты, содержащие как бы пересказ целых сочинений. Так, в 37-й речи пересказываются "Государство" и "Законы". Интересно, что сам прием такого пересказа использован как раз в "Государстве" (393 р ~ • 394В)» где Сократ излагает прозой 1-ю песнь "Илиады". Этот изящный' риторический прием "пересказа-намека" у Максима.вероятно, имел целью развлечь слушателей.

Л (3) Наконец, самый интересный случай представляет контексты, в которых Максим, пользуясь конструкциями типа "как говорит Платон", излагает ключевые среднеплатонические воззрения, причем возможно да-ке противоречие с реальным текстом Платона. Таково настойчиво вкладываемое Шксдапм в уста Платона учение о делении душ на две часта -разумную и аффицнруемую. Этот стоический тезис, противоречащий уче-. гшз Платона о трехчастном строении душ, был, тем не !./енэе, вполне усвоен Средним платонизмом (ср. Альбин, у , 8).

Таким образом, функционировать "платоновского текста" у Максима Гирского отличается специфической двойственностью: подлинная плато-

новская цитата, изятая из знаменитых диалогов, не оговаривается как таковая, в уста же Платона вкладывается изложение средне-платонической доктрины. Эта двойственность связана с особым положением Максима в истории платонизма - положением популярного философа, выступающего перед непрофессоинальной аудиторией, шея целью привлечь ее. к учению своей школы. В речах Максима исполняются ДЕе риторические заповеди - гиоиеге. (изложить информацию) и сЬ£ей(мсС (доставить удовольствие слушателям, обнаружив перед ними их собственную образованность). К исполнению последней цели служит цитирс гание первого и второго типа, к исполнению первой - цитирование ■ третьего типа. При этом (и это основной вывод Третьей главы) тексты самого Максима оказываются ценным свидетельством по истории V Среднего платонизма, фиксируя не только то, что считалось общепринятым в пределах школы, но и то, что она выносила за пределы сЕое-: го профессионального круга на суд непрофессиональной, но зато широкой аудитории. Шксиы дает нам то представление о платонизме, которое было у современной ему обыкновенной образованной публики, показывает платонизм-не с внутренней, школьной его стороны, но со стороны внешней, обращенной к массовому восприятию.

В Заключении разбирается специфическое место речей Максима в традициидаатрибы. С одной стороны, эти речи отвечают всем формальным признакам жанра диатрибы (наличие фиктивного собеседника, обилие Еымызлешиос диалогов с ним, персонификаций, риторических фигур и т.п.). С другой стороны, речи Максима отличает во многих случаях наличие серьезных "профессиональных", подчас непростых для понимания философских пассажей. Речь Максима - это 22ШШ философа, стремящегося донести до слушателей определенную информацию - учение своей школы. Однако лекции эти предназначались

для непрофессиональной, нешкольной аудитории, целью их было - заинтересовать, а не спугнуть, поэтому серьезные части пере- .. . ыежаются в этих речах с частями сугубо риторическими? насыщенными яркой образностью, сравнениями, вставныяи новеллами, баснями, стихотворными цитатами и т.п. Однако Евсъ этот риторический арсенал для Максима - не самоцель, а средство доходчивого изложения философского материала. Не философия дает Максиму повод для риторических построении, а риторика привлекается как подспорье для философии.

Окончательные Шводн диссертации тэкоеы:

1. Речи Максима Тирского составляют специфическую форму в диат-рибической традиции. Это лекции философа - но "популярного" философа, обращенные сразу ко многим, поэтому они сочетают е себе и развлекательно-риторические, и серьезно-философские част Речи группируются в микро- и какроединства ("двойные" речи, 5 речей, 4 речи), ведущие к формированию целостности всего сборника.

2. Речи Максима составляют также специфическую форму в традиции Среднего платонизма: они представляют функционирование философ- ' ского текста вне школы, в среде непрофессионалов; будучи популярными лекциями, они принципиально отличаются от таких жанров, как трактат, комментарий, учебник и т.п. способоя организации . материала.

3. Однако этот риторически-организованный материал является важным источником по истории Среднего платонизма; тексты 1.!вксиш Терского должны рассматриваться е исследованиях по истории этого периода наряду с текстами Альбина, Апулея и Плутарха.

4. Понимание специфической позиции ¡.¡аксимэ-'популярного" философа, использующего риторические средства для пропаганды воззре-

ний CEO oí* L"i?o.4L! - углубляет наше представление об эпохе Второй со{ист;з-з, I раг„>ках которой дейстасгал Максим. Риторический жанр диатрибы подвергся е его творчестве существенной трансфо] мации, а в контексте истории жанров, историк литературы текст-i Мэкс:ща долены рассматриваться наряду о текстами Лиона и Лу-кианг.

5. Сопоставление Максима с другими авторами не еходило в задачи настоящей работы, представляющей собой первую в отечественной науке попытку комплексного описания наследия Максима, попытку путем филологически-содержательного анализа определить место его в культурно-философской традиции. Детальное сопоставление Максима с его совреаеЕнпкаки-плзтоникаш, с одной стороны, к о такими авторами,' как Луккан и Дион, с другой, должно ста&ь предметом специальных научных исследований. ■■ Завериавдэя диссертацию Библиогпяйия содержат описание изданий текста Максима Тирского, переводов Максима на различные яз; ки (включая переводы отдельных речей на русский язык), а также связанных о Мзксимом л целиком- посвященных ему работ с конца XIX в. до середины 80-х гг, XX в. '

'Материалы и вкеоды диссертации могут быть использованы при подготовке научного'издания переводов Максима Тирского на русски язык, в чтении курса лекций и проведении сзшкаров по истории ан тичкой литературы и истории античной философии, при далыгайшеы изучении творчества Максима Тирского.

Работа проводилась в общем русле исследований кафедры класса ческой филологии МГУ им. М.В. Ломоносова. Её апробация состоялас на IT Доватуровсквх что леях в ЛУ (1985 г.), на Ломоноссгсккг Ч1 нвдх в МГУ (IS8? г. >, ей X Авторско-читатэльской конференции scyi пала "Зестнак-дравк-З иоторян" (ÎS37 г.), на Дамской научной кс ; $врввдш "Звщбежнее лдае^вщаая критика ; цройлвиа изучения

и преподавания" в СжДвропольском государственном университете

(1989 г. )д.

Основные положения диссертации отражены в слэдуетлх публикациях:

1. Вопросы композита! корпуса речей Максима Тирского./Вестник Московского университета. Серия 9. антология. № 3, 1987. г. С. 41-47.

2. Модель состязания речей: один из аспектов истории //X /всесоюзная авторско-читатольская конференция журнала "Вестник, древней истории": Тезисы докладов. -М: Ин-т всеобщей истории ' АН СССР, 1987, - С. 59-60.

3. Интерпретация платоновского текста в традиции платонизма (один из аспектов проблемы). //Крымская научная конференция "Ззрубеж--ная литературная критика: проблемы изучения и преподавания": Тезисы докладов. - Симферополь, 1989. - С. 73-74.

4. Максим Тирский. О том, следует ли молиться, (перевод и комментарий) . //Античность в контексте I современности. Вопросы классической филологии X, М., 1990 - С.196-204.

(