автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.08
диссертация на тему: Жанровая структура концлагерного романа

Полный текст автореферата диссертации по теме "Жанровая структура концлагерного романа"

На правах рукописи

ПОДАВЫЛОВА ИРИНА АЛЕКСАНДРОВНА ЖАНРОВАЯ СТРУКТУРА КОНЦЛАГЕРНОГО РОМАНА

10.01.08. - Теория литературы. Текстология

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

15 АП? 2315

Екатеринбург - 2015

005567280

005567280

Работа выполнена в ФГБОУ ВПО «Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет»

Научный доктор филологических наук, доцент

руководитель: Петрова Наталия Александровна.

Официальные Гринштейн Аркадий Львович, доктор оппоненты: филологических наук, профессор ФГБОУ ВПО «Самарская государственная областная академия (Наяновой)», профессор кафедры теории и истории литературы. Поршнева Алиса Сергеевна, кандидат филологических наук, доцент ФГАОУ ВПО «Уральский государственный университет им. первого Президента России Б. М. Ельцина», доцент кафедры иностранных языков.

Ведущая ФГАОУ ВПО «Казанский (Приволжский)

организация: федеральный университет».

Защита состоится 28 апреля 2015 года в 13.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.283.01 на базе ФГБОУ ВПО «Уральский государственный педагогический университет» по адресу: 620017, г. Екатеринбург, проспект Космонавтов, 26, ауд. 316.

С диссертацией можно ознакомиться в диссертационном зале информационно-интеллектуального центра - научная библиотека ФГБОУ ВПО «Уральский государственный педагогический университет» и на сайте Уральского государственного педагогического университета

http://science.uspu.ru.

Автореферат разослан 2015 года.

Ученый секретарь

Р

диссертационного совета Кубасов Александр Васильевич

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Данная работа представляет собой исследование одной из жанровых модификаций романа, сложившейся в литературе второй половины XX века в результате взаимодействия документального повествования, основанного на свидетельствах очевидцев, выживших в нацистских концлагерях, с устоявшимися жанровыми формами классического романа. Понятие «лагерная литература» в России, возможно, первым ввел в обиход В. Шаламов в статье «О прозе» (1965) для обозначения тематики произведений, действие которых происходило в советских трудовых лагерях. Название «концлагерь» закрепилось за нацистскими «фабриками смерти».

Актуальность исследования обусловлена необходимостью теоретического и типологического анализа такого явления, как концлагерный роман. Новые произведения, осмысляющие опыт пребывания в концлагерях, продолжают появляться, несмотря на значительную временную дистанцию. Они востребованы читателем и привлекают внимание литературоведческой науки, прежде всего, своим этическим потенциалом. Их часто включают в антологии антифашистской литературы, учитывая тематику, связанную с лишением свободы, унижением, страданиями, насильственной гибелью и не проводя границы между художественным вымыслом антифашистского романа и синтезированной документально-художественной структурой произведения концлагерной модификации.

Изучение новой жанровой структуры требует новых подходов и методик анализа, причем новых не в том смысле, что они никогда не разрабатывались и не использовались ранее, но в том, что они практически не прилагались к произведениям со специфической проблематикой тотального насилия, в которых переплетаются нефикциональные и фикциональные пласты, что позволяет осмыслять случившееся событие в процессе воспоминания и рассказывания, становления самосознания и самоидентификации. Исследование взаимодействия

документальной основы с накладывающимися на нее классическими хронотопами и формирования специфического

апокалипсического хронотопа с его системой мифологем и архетипов позволяет выявить структурные составляющие новой жанровой модификации. В теоретическом плане актуальность исследования обусловлена еще и необходимостью упорядочивания терминологического аппарата (исторический, антифашистский, лагерный, концлагерный романы) для обоснования правомерности выделения предмета исследования.

Типологизация литературных произведений на тематической основе не дает возможности говорить о специфике жанровой разновидности, так же как и обязательность документальной составляющей, которая может присутствовать и в историческом романе, и в эго-повествованиях. Но топос лагеря за время его бытования в литературе XX века сформировал константную фабулу; сюжеты, объединяющие документальную основу с устоявшимися хронотопическими схемами и

«травестирующими» (М. Бахтин) их мотивами; особые способы разрешения конфликта; типы повествователей - участников, свидетелей, жертв, рассказывающих о пережитом. Совокупность выявленных содержательных и поэтологических характеристик позволяет рассматривать произведения такого рода как отдельную жанровую модификацию.

Лагерная и концлагерная литературы при всей близости тематики и проблематики все-таки различны, что объясняется как предметом изображения (в лагерях - принудительный труд, совместное содержание осужденных по уголовным и политическим статьям; в концлагерях - заключение по национальному признаку и обреченность на принудительную смерть), так и литературными традициями. Прообразом отечественной лагерной прозы исследователи считают «каторжную прозу» Ф. М. Достоевского, художественную публицистику А. П. Чехова, роман П. Ф. Якубовича «В мире отверженных» и тому подобные явления (например, диссертации Л. В. Акуловой, Ю. В. Маловой; статьи Ю. Сохрякова, И. Н. Сухих, Г. Фельдштейна). Лагерная литература ориентирована на воссоздание образа лагеря как явления, с его бытом, отношениями охраны и заключенных,

разделяющих в большей или меньшей степени советскую идеологию, с непосильным трудом, с приговором, указывающим срок «отсидки» и, следовательно, возможностями и стратегиями выживания. Герой лагерной прозы (за исключением строго мемуарной и хроникальной) отделен от повествователя и часто является репрезентантом всякого безвинно осужденного.

Ближайшим предшественником концлагерного романа был антифашистский роман, поэтика которого, по мнению Н. С. Лейтеса, обусловлена «отчетливой соотнесенностью сюжетов, тем, проблематики с приходом Гитлера к власти и становлением фашизма». Но если в концлагерной литературе жизнь персонажей ограничена соответствующим топосом, то в историческом и антифашистском романах на первом плане оказывается описание социально-политического контекста. Так, в романе Л. Фейхтвангера «Семья Опперман» рассказывается о жизни еврейской семьи, обреченной на гибель при новом режиме. В концлагерь попадает один из ее членов, и второстепенная фабульная линия становится существенной составляющей сюжета, воспроизводящего внутреннее состояние человека, из обыденного и благополучного существования попадающего в мир жестокости и насилия. В романе А. Зегерс «Седьмой крест» (1942) действие основано на истории побега семи заключенных, концлагерь остается точкой отсчета: побега и насильственного возвращения. В отличие от антифашистского романа, где акцентируется ход времени и закономерности исторического процесса, роман концлагерной модификации реализует особую модель замкнутого пространства и конечно-бесконечного времени, при этом проблематика антифашистского, лагерного и концлагерного романов на уровне содержания может иметь множество точек соприкосновения.

Изучением антифашистского романа занимались многие отечественные литературоведы, но большинство работ имеют обзорный характер и акцентуируют отдельные аспекты проблематики и жанровой формы, способствующие формированию корпуса «антифашистской классики» (Т. Л. Мотылева). Поэтику антифашистского романа наиболее

глубоко анализировали Д. В. Затонский, Н. С. Лейтес, Н. С. Павлова. Большое воздействие на становление и развитие концлагерного романа оказала экзистенциальная философия, на редкость адекватная положению человека в условиях тотальной несвободы.

Произведения с антифашисткой тематикой критиками и литературоведами определяются как роман, а с лагерной и концлагерной - часто именуют прозой. Как считает Н. С. Лейтес, Л. Фейхтвангер ориентируется на семейную сагу, А. Зегерс - на роман-притчу с мифологическим обрамлением. Лагерная и концлагерная литература предполагает опору на документальный или биографический материал - на собственный опыт пережитого и переосмысленного, и потому не вписывается в рамки канонических эпических жанров. Лагерная и концлагерная проза начинается с книг-свидетельств узников: хроник, дневников, записок, автобиографий, очерков, в которых при установке на объективность и достоверность проступает глубоко личный эмоциональный опыт, способствующий творческому освоению пережитого. В результате формируется то, что В. Шаламов называет «преображенным документом», а Дж. Э. Юнг

«документированным вымыслом», т.е. беллетризированным документом. Вторую составляющую образует романное начало.

В концепции М. Бахтина, роман как повествование о вымышленных событиях - «единственно становящийся жанр» среди других, ставших каноническими. В качестве синтетического жанра роман, вбирая в себя документ или биографию, подчиняет их своей романной логике, переосмысливая и пародируя их. Внутренняя незавершенность романа, основанная на диалогических взаимоотношениях, требует строгой сюжетной завершенности. В концлагерном романе эта задача разрешается константностью фабулы и переакцентировкой классических хронотопов. Фабула организуется фактом, сюжет - вымыслом. На хронологически развертывающуюся фабулу - арест, лагерь, смерть или освобождение - накладываются классические хронотопы романа-идиллии, романа воспитания, семейного, авантюрного,

бытового, плутовского романов. Материал, не только не освоенный литературой, но и психологически непостижимый, вступая во взаимодействие с устоявшейся традицией, формирует инварианты романных схем. В результате образуются гибридные структуры со сложной системой внешних (документальное/вымышленное) и внутренних (взаимодействие и модификация хронотопов) границ.

Целью данной работы является исследование поэтики «концлагерного романа» как особой жанровой модификации, тематическая специфика которой реализуется во взаимодействии документа с исторически сложившимися романными хронотопами и способами повествования.

Для достижения цели необходимо решение следующих задач:

- обосновать термин «концлагерный роман» и правомерность его применения;

- определить корпус текстов, которые могут быть отнесены к категории «концлагерного романа» и их специфику;

- выявить особенности взаимодействия документального и художественного начал на разных этапах становления «концлагерного романа»;

- проследить формирование жанровой модификации «концлагерного романа», ее фабульного и сюжетного своеобразия, пространственно-временной структуры, основных мотивов, повествовательных стратегий, способов соотношения образов героя и повествователя.

Объектом исследования является поэтика «концлагерного романа».

Предмет исследования - «концлагерный роман» как особая модификация жанровой формы романа.

В качестве материала исследования выбраны произведения, принадлежащие к разным национальным культурам, с разной дистанцией между временем события и временем рассказывания, что позволяет теоретически обосновать специфику «концлагерного романа» как особой жанровой модификации: «Лес богов» Б. Сруоги (1945), «На чем мир держится» И. Мераса (1965), «Без судьбы» И. Кертеса (1975), «Выбор Софи» У. Стайрона (1979), «Обменные головы»

и «"Вий", вокальный цикл Шуберта на слова Гоголя» (2005) Л. Гиршовича, «Крайний» М. Хемлин (2010) и др.

Поставленная цель и сформулированные задачи определяют теоретико-методологическую основу исследования. Это -концепция романа как неканонического синтетического открытого жанра, разработанная М. М. Бахтиным, его же теория хронотопа и системы отношений автора и героя. Труды по истории и теории романа В. В. Кожинова, Н. Л. Лейдермана, Е. М. Мелетинского, Н. Д. Тамарченко, О. М. Фрейденберг, В. Б. Шкловского и др., исследования особенностей «документированного вымысла» и мифологизированной реальности (Ю. М. Лотман); проблемы внешних и внутренних границ текста (Н. Т. Рымарь); а также работы Ю. П. Гусева, М. Н. Липовецкого, Е. Г. Местергази, посвященные анализу рассматриваемых произведений. Выбор методов исследования обусловлен спецификой материала - это сравнительно-типологический анализ, мифопоэтический подход, а также методики целостного анализа художественного текста. Изучение происхождения и развития содержательных форм (в данном случае - жанровой модификации «концлагерный роман») является задачей, решаемой в русле исследований по исторической поэтике.

Научная новизна исследования определена поставленными задачами и состоит в изучении концлагерного романа, прошедшего после Второй мировой войны периоды становления, фиксации собственной специфики и затем -размывания границ, вследствие ухода свидетелей и врастания концлагерной тематики в круг новых проблем. Большая часть анализируемых художественных текстов впервые вводится в сферу литературоведческого исследования.

В результате анализа:

1. Охарактеризованы различия между антифашистским, лагерным и концлагерным романами.

2. Выявлен круг произведений, в которых наиболее рельефно воплотились особенности жанровой структуры концлагерного романа.

3. Исследован механизм взаимодействия документального

и романного принципов создания образа мира в произведениях, относимых к анализируемой жанровой модификации.

4. Описана поэтика концлагерного романа.

5. Выявлены доминантные характеристики концлагерного романа, независимые от принадлежности произведений к разным национальным традициям и авторским идентичностям.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что:

- уточнен и систематизирован круг терминов и понятий, применимых к литературе, описывающей время существования нацистского режима и осмысляющей экзистенциальную проблематику концлагеря;

- с опорой на теоретические положения М. Бахтина о диалогизме романного жанра и типах взаимодействующих хронотопов описаны особенности гибридной структуры концлагерного романа, объединяющего фикциональные и нефикциональные компоненты, что порождает трансформацию жанра;

- прослежено становление исследуемой жанровой разновидности и обоснованы методики анализа концлагерного романа с точки зрения его художественной целостности, пространственно-временной организации, архетипических и мифологических мотивов, особенностей повествования.

- реализован алгоритм анализа взаимодействия документальных и романных принципов в соотношении константной фабулы и вариативного сюжета, рассказываемого события и события рассказывания, реальности и иллюзии, апокалипсического конца времен и возрождения в слове;

- конкретизировано понятие жанровой модификации, формирующейся в процессе освоения новой проблематики и постепенно порождающей гибридную жанровую структуру, которая, утрачивая установку на документальность, замещает ее усложнением повествовательных стратегий;

- сделаны выводы о соотношении национального и общечеловеческого в произведениях о трагедии человека в концлагере через обращение к творчеству писателей Австрии, Англии, Венгрии, Германии, Литвы, Польши, Украины.

Практическая значимость исследования заключается в

возможности использования материалов и выводов в преподавании вузовского курса «История зарубежной литературы» (XX век), в разработке общих и специальных курсов по теории и истории литературы. Положения диссертации могут быть использованы при изучении творчества отдельных авторов.

Соответствие содержания диссертации паспорту специальности, по которой она рекомендуется к защите. Диссертация соответствует специальности 10.01.08 - Теория литературы. Текстология. Диссертационное исследование. Выполнено в соответствии со следующими пунктами паспорта специальности: п. 1. Разработка научных основ соотношений общего и художественного мировоззрений; п. 2. Разработка научных основ и методов изучения связи между различными видами духовной деятельности - художественной, религиозной, философской, имея в приоритетах деятельность литературно-художественную, т.е. искусство слова и религия, искусство слова и философия в их подразделениях; п. 4. Дальнейшая разработка научных основ философии литературно-художественного стиля - центральной литературоведческой категории, обозначающей собою соотношение между внешним и внутреннем в творчестве; п. 5. Дальнейшая разработка научных основ поэтики как теории литературно-художественного стиля; п. 6. Дальнейшая разработка соотношения категорий литературно-художественного стиля, творческого метода, жанра, речевого стиля и других, конкретных научно-методологических категорий.

Апробация работы состоялась в выступлениях на конференциях разного уровня: международных конференциях -IV международная конференция «Синтез документального и художественного в литературе и искусстве» (Казань, 2-7 мая 2012 г.); 22-я Международная научная конференция «Проблема национального глазами Старого и Нового света» (Минск, 26-28 сентября 2012 г.); III международная научно-практическая конференция «Актуальные вопросы теории и практики филологических исследований» (Прага, 25-26 марта 2013 г.); международная конференция «Настоящее как сюжет» (Тверь,

11-13 апреля 2013 г.); XXII международная научная конференция им. проф. С. Бураго «Язык и культура» (Киев, 24-27 июня 2013 г); всероссийских конференциях - XVII всероссийская научно-практическая конференция Лейдермановские чтения «Пространство литературы: контексты и проблемы границ» (Екатеринбург, 29 марта 2013 г.); всероссийская (с международным участием) научно-практическая конференция «Апокалипсис как явление культуры» (Санкт-Петербург, 14 июня 2013 г.); итоговых научно-практических конференциях преподавателей и студентов «Молодая филология» (Пермь, апрель 2013, 2014 гг.).

На защиту выносятся следующие положения:

1. «Концлагерный роман» - особая жанровая разновидность романа, в основу которого положена история о пребывании человека в нацистском концлагере.

2. Документальный компонент «концлагерного романа», образующий его устойчивую фабулу (арест - лагерь -освобождение или смерть), обусловлен содержанием, почерпнутым из собственного опыта автора и фактографических источников.

3. Романный компонент «концлагерного романа» ориентирован на классические типы романа-идиллии, романа воспитания, плутовского романа, кардинально изменяющие свою семантику под влиянием документа. Их взаимодействие приобретает сюжетообразующий характер.

4. Специфика документального материала формирует апокалипсический хронотоп.

5. Повествование в «концлагерном романе» может принимать форму хроники, биографии, метаописания; повествователь может выступать в качестве свидетеля, действующего лица, подставного рассказчика или совмещать разные функции - в любом случае, его задача состоит в фиксации катастрофических событий и сохранении памяти об их жертвах.

Структура работы определяется поставленными целями и задачами, теоретическими и методологическими установками исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка.

и

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновываются постановка проблемы, актуальность темы исследования, ее научная разработанность; формулируются цели и задачи работы, определяется ее научная новизна и теоретическая значимость.

Документальное начало присутствовало в литературных произведениях всегда, но в разных формах и проявлениях. Дневники, записки, путевые очерки фиксировали происходящие события и подтверждали их документами или отсылками к документу, но факты, пропущенные через авторское сознание, облекались домыслом и вымыслом, что размывало грань между реальностью и представлением о ней. Взаимодействие компонентов nonfiction и fiction рассматривается в Главе 1. «Документальное и художественное в концлагерной прозе XX века».

В первой трети XX века сложилось два типа отношения к факту. Один, наследующий принципы «физиологий», натурализма и социального романа, включающего в себя документ, газетные заметки, дневник, провозглашал «примат литературы факта» над литературой «праздной выдумки» (Н. Чужак). Другой, восходящий к теории А. Бергсона, рассматривал время как субъективную длительность, которую невозможно удержать и восстановить иначе, чем зафиксировав какой-либо фактографической, пробуждающей память привязкой. Субъективность нуждалась в опоре на безусловную реальность, а факт, пропущенный через сознание писателя и зачастую идеологизированный, не мог претендовать на объективность. Эта проблема рассматривается в первом параграфе «Факт и вымысел: проблема взаимодействия».

В. Шаламов, одним из первых обратившийся к лагерной проблематике, документ противопоставил роману: «Людям, прошедшим революции, войны и концентрационные лагеря, нет дела до романа... Сегодняшний читатель... убеждается только документом» («О прозе»), Л. Гинзбург в работе «О психологической прозе» предложила подойти к анализу взаимодействия документального и вымышленного с точки

зрения не антитезы, а синтеза, где факты являются структурным принципом организации повествования, что «делает документальную литературу документальной; литературой же как явлением искусства ее делает эстетическая организованность... отбор и творческое сочетание элементов, отраженных и преображенных словом» Наибольшей способностью к интеграции обладает, по наблюдениям М. Бахтина, роман - свободный, «не готовый» жанр.

В. Шаламов, вводя понятие «преображенного документа», говорит, в сущности, о таком документе, который предполагает рассказ от первого лица, от лица очевидца и свидетеля, повествующего о времени и о себе. Повествование такого типа, свойственное автобиографиям, дневникам и мемуарам, обычно называется эго-документом, промежуточным звеном между фактографией и художественным произведением.

Так выстраивается схема интеграции документального и художественного: с одной стороны, собственно документ информативного характера, с другой - художественное произведение, могущее включать в себя некое документальное начало, а между этими точками - промежуточные, переходные жанры, наиболее распространенными из которых являются хроника, автобиография и мемуары.

Мемуаристика XIX века представляла собой «записки-воспоминания исторического лица о реальных событиях прошлого, очевидцем которых ему довелось быть» (В. Полонский). Во времена «массовых стихийных движений», по словам О. Мандельштама, действующим лицом становится не «исторический герой», а обыкновенный человек, разделяющий судьбу своего народа. Эти жанры, ориентированные на фактографичность и объективность, предполагают временную дистанцию между событием и рассказом о нем, что создает возможность рефлексии и интерпретации пережитого. Рассказывая собственную биографию, повествователь создает ее, индивидуализируя исторические факты. Процесс рассказывания сопровождается углублением самопознания рассказчика и его постепенной самоидентификацией. В автобиографиях, обращенных на себя, и особенно в мемуарах,

обращенных вовне, грань между nonfiction и fiction крайне тонка. Вопрос о принадлежности произведения к документальному или художественному типу повествования однозначно решается только в тех случаях, когда одно из них превалирует.

Во втором параграфе «Процесс интеграции художественного в документальное» становление концлагерного романа рассматривается на материале таких произведений, как «Гетто в огне» М. Эдельмана (1945), «Я пережила Освенцим» К. Живульской (1946), «Гибель города» (1946) или «Пианист. Варшавские дневники 1939-1945» (1998) В. Шпильмана, «Завтра не наступит никогда» (1992) Т. Биргер.

Книга Эдельмана - документированная хроника образования, существования и уничтожения варшавского гетто; книги Живульской и Биргер - автобиографии, Шпильмана -воспоминания, а во втором издании - дневники. Вымысел у Эдельмана очевидно минимален. Там, где основой оказываются такие промежуточные жанры, как автобиография и мемуары, его функция возрастает. Каждый из авторов проходит через узловые сюжетообразукяцие коллизии, становящиеся неотъемлемой составляющей последующего концлагерного романа. Воспроизводимые события складываются в константную фабулу (гетто - смерть; гетто - лагерь - смерть; арест - лагерь - смерть). «Погружение во тьму» (О. Волков) осуществляется поэтапно: унижение и угроза насильственной смерти, привыкание к тому, к чему привыкнуть нельзя, утрата способности сострадать и стремление выжить, спасение для того, чтобы поведать о погибших. Фикциональная составляющая проявляется в кольцевой композиции (заключение в гетто или в лагере и освобождение), формирующей специфическое пространство; в заголовках книг и названиях глав (особенно выразительных у Шпильмана); в «сочиненности» разговоров заключенных (Живульская); в завязывающихся любовных историях (Живульская, Биргер); в спасительных поворотах судьбы и, наконец, в многослойности повествования, выводящего за пределы фактографии в метафизику бытия. У Шпильмана история семьи вписывается в

историю Варшавы - центра цивилизованного мира, - гибель которой символизирует конец истории человечества, ход времени обращается вспять - к концу цивилизации, к Средневековью. Шпильмана, известного пианиста, трижды спасает музыка. Двойной заголовок книги предполагает двуслойность конфликта и сюжета, мультиплицируемую говорящей фамилией автора. Образ пианиста наполняется метафизическим смыслом, обретая семантику поруганной чистоты и отвергнутой человечности.

Книга Т. Биргер, написанная в 1990-е годы, представляет собой своего рода конденсат сюжетных мотивов концлагерного романа, доведенный до состояния той формульности, что характерна для массовой литературы. Жизнь Труди делится на «нормальную», довоенную и «годы страха» в гетто и концлагере. В «нормальной жизни» семья состоятельна и уважаема, в концлагере мать и Труди моют туалеты в солдатском госпитале, радуясь подобранной хлебной корке. Переход происходит через уже известные этапы: столкновение с немецкими солдатами, пребывание в леднике, где семья скрывалась от депортации в Сибирь, гетто, концлагерь. То, что у Живульской было везением, в случае Биргер становится «чудом», благодаря которому она спасает от селекции свою мать, избегает крематория, уберегается от снаряда, попавшего в ее больничную палату. «Чудо» случается оттого, что Труди живет заботой о матери, «преисполнена верой в удачу» и верой в Бога. «Чудеса» персонифицируются, принимая облик Акселя Бенца или коменданта концлагеря (у Шпильмана был Вильм Хозенфельд). Не все немцы повинны в преступлениях. Сказочные формулы пародируются и выворачиваются наизнанку: Труди - «заколдованная принцесса», ставшая Золушкой, освободившись, вновь превращается в принцессу, которой она в любой ситуации не переставала себя ощущать.

Типологизировать концлагерный роман по времени написания практически невозможно: то произведение, созданное сразу после войны, отличается неожиданной сложностью, то вызревавшее более чем полвека демонстрирует редкую привязанность к фактам (Шпигель-Антонович).

Определенный баланс двух начал зафиксирован А. Кузнецовым подзаголовком «Бабьего яра» - «Роман-документ». Специфика произведений такого типа рассматривается в 3-ем параграфе «От романа-документа к роману»).

В любой автобиографии или мемуарах повествователь является и участником события, и рассказчиком о нем. В романе Кузнецова фигура рассказчика усложняется, поскольку повествование не только восстанавливает трагедию, увиденную глазами ребенка, но и включает в себя историю создания книги, определившей судьбу вынужденного эмигрировать диссидента. Этой многослойности сопутствует комментарий «От автора» («Итоги жизни» у Шпигель-Антонович), и цитатность заголовков (Шпильман). Избыточно сложный для документального произведения образ повествователя, композиционная выстроенность, отступления, читаемые «между строк», свидетельствуют о движении повествования, начинавшегося как документальное, к роману.

Специфика концлагерного романа рассматривается в Главе 2. «Поэтика концлагерного романа». В 1-ом параграфе «Хронотоп апокалипсиса» анализируются структура концлагерного топоса и мифологическая семантика апокалипсического времени, с одной стороны, разделенного на отдельные фазы, с другой - не имеющего начала и завершения, что придает ему характер длящегося конца. Взаимодействие временных и пространственных параметров воссоздает мифологему опространствленной вечности.

Апокалипсический хронотоп проступает в названиях романов («Гибель города», «Завтра не наступит никогда», «Самоликвидация») и реализуется в пространстве, одновременно ограниченном и безграничном. Апокалипсический хронотоп с его героем-жертвой, «маленьким» человеком, неспособным влиять не только на исторические и социальные обстоятельства, но и на собственную судьбу, демонстрирует завершение антропоцентрического этапа развития культуры. Топика концлагеря трансформируется в антиреальность, простирающуюся за свершившимся апокалипсисом.

Переход границы между обыденным временем и

апокалипсическим сопровождается сменой одежды («Мальчик в полосатой пижаме» Д. Война), унизительным осмотром, стрижкой, татуировкой номера. Запредельность человеческого существования характеризуется скудностью вещного мира, способствующего сохранению индивидуальности. Вещи из долагерной жизни наделяются сакральным смыслом (флейта в «Выборе Софи» У. Стайрона или мыло в «Крайнем» М. Хемлин). Статус абсолютной ценности и этического мерила получает еда.

Во 2-ом параграфе «Мотивы смерти, стыда, страха» рассматриваются функции повторяющихся семантических единиц, обязательное присутствие которых позволяет говорить о формировании в этом корпусе текстов сюжетных пластов, основанных на архетипических мотивах и образах. В концлагерном романе мотивы смерти, стыда, страха, могут наполняться мифологическим содержанием, работая и как мифологемы, и как архетипы. Ключевым мотивом концлагерного романа является смерть. В концлагерном тексте жизнь может рассматриваться как загробное существование лишенного индивидуальности персонажа (герои романов Э. Визеля, М. Хемлин, И. Кертеса, К. Рансмаера, А. Майкле). Даже преодоленная им на физическом уровне, метафизическая смерть продолжает уничтожать человека уже после освобождения. Концлагерный роман не воспроизводит содержание мифа, но лишь усваивает отдельные его элементы. Концлагерная фабула «арест - заключение - освобождение или смерть» совпадает с фабулой одного из базовых мифов - мифа об испытании героя. Страх, испытываемый героем перед арестом и заключением, дополняется страхом перед свободой, поскольку любой поворот судьбы непредсказуем. Страх приводит к исчезновению стыда, бывший узник начинает стыдиться того, что сделали с ним и того, что делал он с другими в условиях концлагеря (Кертес, Стайрон, Росней). Архетипы смерти и страха могут осмысляться метафорически как смерть духа и культуры (В. Шпильман). Возрождение культуры осуществимо через сознание стыда. Функции мотивов и архетипов анализируются на материале романа

М. Хемлин «Крайний».

Третий параграф «Трансформация классических хронотопов» подразделяется на три подпараграфа: «Плутовской хронотоп». «Идиллический хронотоп». «Элементы романа воспитания» (авантюрный подробно исследуется в третьей главе).

Мотивы плутовского хронотопа очевидны в ироническом, а порой и саркастическом, романе Балиса Сруоги «Лес богов» (с подзаголовком «Очерк-воспоминание», 1945), где герой-профессор вынужден стать плутом, чтобы выжить под властью «палачей профессионалов и палачей любителей».

Концлагерная проза парадоксальным образом соединяет «положительно прекрасное» с ситуацией, его существованию не способствующей. Идиллический хронотоп латентно присутствует в романе Ицхака Мераса «На чем мир держится» (мотивы многодетной семьи, материнства, преодоления социального неравенства и т.д.), подзаголовок «Баллада» сопрягает идиллию с трагедией. В романе И. Кертеса «Без судьбы» герой - простак, носитель невинного идиллического сознания, скиталец «по чужому миру среди чужих людей» (Бахтин), готов принять «идеальное» функционирование концлагеря за идиллический мир.

Исторически сложившийся сюжет романа воспитания служит структурированию представлений о новом миропорядке. Способы включения и функции его составляющих рассматриваются на примере романа И. Кертиса «Без судьбы».

Мотивы идиллического, плутовского романов и романа воспитания, как все в художественном мире концлагеря, выворачиваются наизнанку. Хранительница идиллических начал у Мераса вынуждена убить их разрушителя. Герой Кертеса обретает идиллию в лагерной «семье», и время пребывания там кажется ему «счастливым». Герой «Леса богов», как и положено плуту, отправляется в «большую дорогу», но она ведет обратно в лагерь. В качестве плута он приноравливается к обстоятельствам и совершает «карьеру», по пути меняясь и воспитываясь, но эволюционирует по нисходящей. Деградирует и герой Кертеса, воспитание приобретает приставку «анти»

(например, «Смерть - мое ремесло» Р. Мерля, 1952).

В трех параграфах Главы 3. «Смена повествовательных стратегии» анализируется процесс замены повествователя подставными рассказчиками разного типа, отказ от установки на документ и свертывание константной фабулы, организующей сюжет. Концлагерный роман повторяет судьбу других жанровых модификаций (например, «колониальный», «невольнический», «антифашистский», «университетский» и т.д. роман). Сначала новое содержание формирует структуру новой жанровой модификации, период становления которой отмечен появлением классических образцов, где реальность и фантасмагория концлагеря осваиваются через традиционные хронотопы. В литературе последней трети XX и начала XXI веков размывание границ концлагерного романа как особой жанровой модификации переводит его проблематику и поэтику в ранг одной из составляющих романного сюжета. С другой стороны, устоявшиеся фабула и коллизии начинают тиражироваться беллетристикой и массовой литературой.

Предметом анализа являются разные формы организации повествования, приходящие на смену характерной фигуре концлагерного романа - повествующему свидетелю и участнику описываемых событий. В случае его смерти эта функция может быть передана подставному рассказчику (что оговаривается в предисловии к «Детям Ноя» Э.-Э. Шмитга), или - вымышленному рассказчику («Крайний» М. Хемлин). В результате документальная составляющая замещается псевдодокументом. По мере убывания свидетелей структура повествования меняется, повествователь дистанцируется от героя. В параграфе 3.1. «Свидетель, подставные рассказчики и стереоскопическая форма повествования» анализируется нарративная структура романа У. Стайрона «Выбор Софи». Имя единственной в романе свидетельницы и участницы концлагерного существования вынесено в заголовок, но основным повествователем оказывается начинающий писатель Стинго, выслушивающий и пересказывающий истории многочисленных персонажей. Он же является автобиографическим героем - по отношению к

автору романа, отдавшему ему название своего первого произведения. В параграфе 3.2. «Коллективный рассказчик эпистолярного романа» анализируются образ и функции коллективного рассказчика в романе М. Шеффер «Клуб любителей книг и пирогов с картофельными очистками». Представление о концлагерях складывается, как мозаика, из воспоминаний разных персонажей, восстанавливающих историю жизни той, что погибла в лагере и уже не может ничего рассказать. Интертекстуальная перекличка создает специфический фон культуры, противопоставляющей насилию «хорошие книги».

В параграфе 3.3. «Функция рассказчика в постмодернистском романе» анализируются способы организации повествования в романах Л. Гиршовича «Обменные головы» и «"Вий", Вокальный цикл Шуберта на слова Гоголя». В этих произведениях события вымышлены (кроме факта оккупации Киева). Интертекстуальный пласт задается заголовками и цитатами, описание нравов переплетается с детективом и мелодрамой. У Шеффер множество рассказчиков равноправны, у Гиршовича функция рассказчика заключается в совмещении разных планов: осмыслении хода истории и доведении до абсурда «постмодернистского письма», вскрывающего абсурд реальности. Концлагерную проблематику осваивает беллетристика и массовая литература («Ключ Сары» Татьяны де Росней, «Семейная тайна» Филиппа Гримбера и т.п.), акцентирующая мелодраматические коллизии и зачастую профанирующая ужасы нацизма.

Заключение обобщает результаты исследования. Концлагерный роман - эпическое произведение, проблематика которого основана на опыте пребывания заключенных в гетто и нацистских концлагерях, зарождаясь как документальное повествование, постепенно становится синтетическим жанровым образованием, соединяющим документальное и художественное начала. Документальный компонент «концлагерного романа» формирует устойчивую фабулу, основанную на собственном опыте автора, бывшего участником

и очевидцем описываемых событий. Романный компонент, формирующий сюжет, определяется специфическим топосом, апокалипсическим восприятием времени, взаимодействием с переосмысляемыми классическими хронотопами, типом повествователя.

Концлагерный роман как особая жанровая модификация переживает период становления (Шпильман), фиксации собственной специфики (Мерас, Кертес, Сруога) и постепенного размывания границ вследствие ухода свидетелей, введение подставных рассказчиков, «вымышленности» происходящего, врастания концлагерной тематики в круг новых проблем (Стайрон, Хемлин). Поэтика концлагерного романа травестируется в так называемом «постмодернистском» романе (Гиршович) или приобретает формульность, свойственную массовой литературе.

По теме диссертации автором опубликованы следующие работы:

Работы, опубликованные в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, рекомендованных ВАК МОиН РФ:

1. Подавылова, И. А. Модификация классического «романа воспитания» в мемуарной «лагерной» прозе / И. А. Подавылова // Филология и культура. - Казань, 2012. -Вып. 4 (30). - С. 148-151.

2. Подавылова, И. А. Холокост как апокалипсис / И. А. Подавылова // Вестник Ленинградского государственного университета имени А. С. Пушкина. Научный журнал. - СПб,

2013. - Вып. 3. Т. 2. Философия. - С. 255-261.

3. Подавылова, И. А. Концлагерная проза: от документа к роману. / Н. А. Петрова, И. А. Подавылова // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. -

2014. - Выпуск 3 (27). С. 146-153.

Другие статьи и материалы докладов:

4. Подавылова, И. А. Структура романа Л. Гиршовича «"Вий", вокальный цикл Шуберта на слова Гоголя» / И. А. Подавылова // МОВА I КУЛЬТУРА. (Науковий журнал). -К. : Видавничий д1м Дмитра Бураго, 2013. - Вип. 16. - Т. V (167). - С. 367-373 (ВАК Украины).

5. Подавылова, И. А. Функция идиллического в биографических романах Ицхака Мераса «На чем мир держится» и Имрс Кертеса «Без судьбы» / И. А. Подавылова // Настоящее как сюжет : Материалы международной научной конференции / ред. С. А. Васильева. - Тверь Изд-во М. Ю. Батасовой, 2013. - С. 320-326.

6. Подавылова, И. А. Интерпретация «американской мечты» в романе У. Стайрона «Выбор Софи» / И. А. Подавылова // Philologia nova: лингвистика и литературоведение : сборник статей молодых исследователей. -Киров : Изд-во ВятГГУ, 2013. - С. 156-161.

7. Подавылова, И. А. Типы повествования в романах о концлагерях (постановка вопроса) / И. А. Подавылова // Молодая филология : сборник статей по материалам студенческой научной конференции «Методы и методика гуманитарных исследований: интерпретация, перевод и преподавание языка». - Пермь: Перм. гос. гуманит.-пед. ун-т, 2013.-С. 43-47.

8. Подавылова, И. А. Мотивы плутовского романа в мемуарной «лагерной прозе» / И. А. Подавылова // Жанр. Стиль. Образ: Актуальные вопросы теории и истории литературы : межвузовский сборник статей / науч. ред. Д. Н. Черниговский. -Киров : Изд-во ВятГГУ, 2013. - С. 165-171.

9. Подавылова, И. А. К вопросу о типологии «Концлагерного романа» / И. А. Подавылова // Актуальные вопросы теории и практики филологических исследований: материалы III международной научно-практической конференции 25-26 марта 2013 года. - Прага : Vdeko vydavatelske centrum «SociosféraCZ», 2013 - С. 229-231.

22

Ю.Подавылова, И. А. Внутренние границы в романе М. Хемлин «Крайний» / И. А. Подавылова // Филологический класс. - Екб.: УрГПУ, 2014. - № 1 (35). - С. 92-95.

11. Поэтика концлагерного романа: Л. Гиршович «Обменные головы» / И. А. Подавылова // Филология в зоне актуальности: вызовы времени: Сборник статей по материалам российской научной конференции молодых ученых. - Пермь : ПГГПУ, 2014.-С. 68-72.

Подписано в печать 2014. Формат 60x84 Vi6

Бумага для множительных аппаратов. Печать на ризографе.

Усл. печ. л. 1,5. Уч.-изд. л. 1. Тираж 100 экз. Заказ №_

Отдел множительной техники Уральского государственного педагогического университета 620017, Екатеринбург, пр. Космонавтов, 26 E-mail: uspu@uspu.ru