автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Женский убор населения Предкавказья в эпоху Великого переселения народов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Женский убор населения Предкавказья в эпоху Великого переселения народов"

УЧРЕЖДЕНИЕ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ РАН

На правах рукописи

МАСТЫКОВА АННА ВЛАДИМИРОВНА

ЖЕНСКИЙ УБОР НАСЕЛЕНИЯ ПРЕДКАВКАЗЬЯ В ЭПОХУ ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ НАРОДОВ (КОНЕЦ IV - СЕРЕДИНА VI В.)

специальность 07 00 06 - археология

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Москва

2010 о с ,

1 5 2010

003492159

Работа выполнена в отделе охранных раскопок Учреждения Российском академии наук Института археологии РАН

Официальные оппоненты

Гаджиев Муртазали Серажутдинович

доктор исторических наук, профессор, зам председателя Дагестанского научного центра РАН

Засецкая Ирина Петровна

доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Отдела археологии Восточной Европы и Сибири Гос Эрмитажа

Яценко Сергей Александрович

доктор исторических наук, профессор кафедры истории и теории культуры Российского государственного гуманитарного университета

Ведущая организация

Воронежский государственный университет, исторический факультет, кафедра истории средних веков и зарубежных славянских народов

с и

Защита состоится «26» марта 2010 г часов на заседании

совета Д002 007 01 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Учреждении Российской академии наук Институте археологии РАН по адресу 117036, Москва, ул Дм Ульянова, 19, 4 этаж, конференц-зал

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ИА РАН по адресу 117036, Москва, ул Дм Ульянова, 19

Автореферат разослан февраля 2010 г

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор исторических наук

Е Г Дэвлет

Общая характеристика работы

Актуальность темы. Роль убора-костюма1 как одного из важнейших элементов материальной культуры традиционных обществ хорошо показана в современной культурологии. С одной стороны, костюм является средством самопрезентации личности, с другой - средством воздействия на других людей и представляет собой символическую систему как некий «передатчик» информации от его владельца к окружающим. Костюм, следовательно, представляет собой систему элементов, которые несут в себе некий образ, идею; он говорит об уровне развития и ориентированности культуры своего хозяина, о его психологии, материальных возможностях, социальном статусе. Он выполняет ряд значимых функций: биологические, социальные, сакральные, эстетические и пр.

Как известно, женский убор в традиционных обществах является одним из наиболее устойчивых и консервативных элементов материальной культуры, он сакра-лизован и его составляющие играют роль амулетов-оберегов. Все это в полной мере относится и к убору древнего населения Северного Кавказа.

При исследовании различных категорий и типов предметов стало очевидным, что женский северокавказский костюм эпохи Великого переселения народов включал значительное количество категорий вещей, как автохтонного, местного, так и аллохтонного, инородного, происхождения и распространялись они в северокавказском регионе неравномерно.

1 При изучении металлических и других предметов, некогда составлявших убор, термины «костюм» и «убор» употребляются как синонимы

Автохтонные элементы, имеющие корни в костюме предыдущего времени (фибулы, металлические зеркала, различные типы браслетов и т. д.), являются интереснейшим материалом для культурной и этнической истории региона, поскольку они отражают наиболее устойчивые и типичные черты женского убора. Именно эти элементы и должны в первую очередь привлекаться для изучения вопросов этнокультурной принадлежности той или иной группы северокавказского населения в эпоху Великого переселения народов.

В то же время для конца античности и начала средневековья хорошо известен факт существования женской интернациональной моды. Этот феномен нисколько не противоречит сказанному выше о традиционности женского «варварского» костюма, поскольку распространение моды в конкретном историческом контексте вызвано процессом подражания престижным группам.

Таким образом, женский костюм является важным источником реконструкции культурной, политической, этнической и экономической истории древнего населения Предкавказья.

Начиная с 1960-х годов северокавказский женский убор поздней античности и раннего средневековья, является актуальной темой исследований. Тем не менее, изучение северокавказского костюма эпохи Великого переселения народов, как единого целого, никем прежде специально не предпринималось Между тем на этот период приходится формирование современной этнической карты Предкавказья, что фактически соответствует началу истории большинства современных северокавказских народов. Представляется, что изучение такой важной диагностической составляющей, как женский костюм, позволит во многом по-новому осветить исто-

рию формирования средневековой культуры в данном регионе.

Цель и задачи исследования. Целью работы является создание целостной картины формирования и эволюции женского убора населения западной и центральной части Северного Кавказа в конце IV - середине VI в., когда здесь существуют два мощных этнокультурных массива - аланский в Центральном Предкавказье и протоадыгский в Западном Предкавказье.

К числу основных задач работы относятся:

- составление полного каталога предметов женского убора эпохи Великого переселения народов на территории от Черноморского побережья Северного Кавказа до бассейна Верхнего Терека;

- создание классификации массовых категорий предметов, имеющих отношение к женскому костюму;

- выявление автохтонных и аллохтонных элементов в женском уборе, уточнение их хронологии и территориального распространения;

- выявление основных типов женского северокавказского костюма, определение их происхождения, территориального распространения;

- попытка реконструкции социальной иерархии, по материалам женского убора для аланского, протоадыг-ского и готского населения Северного Кавказа.

- на основе полученных результатов, изучение этнокультурных, экономических, политических контактов северокавказского населения в конце IV - середине VI в и определение роли культурно-политического влияния «великих держав» древности - Восточно-Римской империи и сасанидского Ирана — на «варварские» народы Предкавказья;

Территориально-географические рамки: в данной работе рассмотрены памятники предгорий и гор Северного Кавказа от Черноморского побережья до Верхнего Терека. Памятники этого региона исследованы и опубликованы неравномерно. Наиболее изученными и опубликованными являются материалы Пятигорья и Верхней Кубани. Для Средней и Нижней Кубани, Черноморского побережья Кавказа, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии количество исследованных и опубликованных памятников пока незначительно. В бассейне Терека, на территории современных Ингушетии и Чечни, в свое время проводились большие работы, но в научный оборот введена лишь незначительная часть материала

Хронологические рамки диссертационного исследования определены эпохой Великого переселения народов, от момента появления гуннов в понтокавказских степях в 360е-370е годы до вхождения Северного Кавказа в сферу активности Первого Тюркского каганата в 560е-580е гг. В южной части Восточной Европы для эпохи Великого переселения народов выделены два общих для всех археологических культур горизонта: гуннский - 360/370^70/480 гг. и постгуннский, или «шиповский» горизонт, охватывающий период от 430/470 гг. по 530/570 гг.

Источники и методы исследования. Работа основывается на археологических источниках с привлечением данных этнографии, антропологии, культурологии и письменных свидетельств древних авторов. Основную источниковедческую базу исследования составили археологические материалы эпохи Великого переселения народов (коллекции Гос. Эрмитажа, Государственного исторического музея, Государственного музея искусства

народов Востока, Кисловодского краеведческого музея, Государственного Карачаево-Черкесского историко-культурного и природного музея-заповедника, Ставропольского Государственного краеведческого музея им. Г.Н. Прозрителева и Г.К. Праве, Музея Национальной археологии в Сен-Жермен-ан-Лэ, Лувра, Римско-Германского Центрального музея в Майнце, Римско-Германского музея в Кельне, музея Естественной Истории в Вене и др.; отчеты о полевых археологических исследованиях, публикации), связанные с женским убором населения Западного и Центрального Предкавказья конца IV - середины VI в., происходящие, в первую очередь, из погребальных комплексов. Письменные источники представлены, прежде всего, произведениями Про-копия Кесарийского, Агафия Миринейского, Иоанна Ма-лалы, Иордана, Захарии Ритора, содержащими ценную информацию об этнокультурной ситуации на Северном Кавказе в рассматриваемое время, а в отдельных случаях и сведения о костюме «варваров» эпохи Великого переселения народов. Для правильного понимания изучаемого материала были учтены работы этнографов и культурологов, посвященные костюму традиционных обществ, в частности в северокавказском регионе.

Методика исследования основывается на комплексном подходе к анализу различных видов источников. В диссертационной работе при изучении археологических источников использовались типичные для этой дисциплины методы, такие как сравнительно-типологический, картографический, стратиграфический. Для сравнения привлекался широкий материал как из Восточного Предкавказья, так и из Закавказья, Северного Причерноморья, Балкан, Средиземноморья, Среднего Подунавья и других регионов Европы, Ближ-

него Востока, Северной Африки. Отправной точкой для датировки археологического материала послужила так называемая варварская хронология европейских древностей, уже с успехом применявшаяся к северокавказским древностям. Для реконструкций костюма привлекались как стандартные археологические методы (по положению вещей на костяке), так и широко используемые в западноевропейской археологии иконографические данные об уборе средиземноморского и европейского населения IV-VI вв. При изучении социальной иерархии древнего северокавказского населения использовался сравнительный материал по сходным по своей структуре социумам, которые достаточно хорошо освещены письменными источниками. Сведения древних авторов об этногеографии Предкавказья привлекались для этнокультурных определений археологических находок. Результаты культурологических исследований о костюме и моде послужили методологической основой для интерпретации полученных данных. В работе использованы материалы кавказской этнографии, а также результаты археологических исследований по другим периодам истории северокавказского региона.

Научная новизна работы.

1. В диссертационной работе впервые в целостном виде охарактеризован женский убор населения Предкавказья в эпоху Великого переселения народов.

2. Изученный материал позволил выделить в северокавказском женском костюме автохтонные и аллохтон-ные компоненты и определить их происхождение.

3. Выявлены основные типы женского костюма, показано их территориальное распространение.

4. Предложены реконструкции костюмов, опирающиеся, прежде всего, на анализ расположения элементов убора на погребенных, а также использованы данные о костюме других народов эпохи Великого переселения народов по археологическим и иконографическим данным.

5. По материалам женского костюма определена имущественно-социальная иерархия северокавказских погребений конца IV - середины VI в.

6. Материал впервые осмыслен в историческом контексте рассматриваемой эпохи, что позволило получить на основе чисто археологического исследования важные выводы о культурной, социальной, этнической и политической истории народов Предкавказья в переходную эпоху от античности к раннему средневековью.

7. Ряд категорий археологического материала, ранее неизвестных и хранившихся в московских, петербургских и северокавказских музеях, изучен и введен в научный оборот.

Практическая значимость диссертации. Результаты диссертации можно использовать для написания обобщающих работ по археологии и истории культуры народов Северного Кавказа, а также в научно-просветительской работе и для создания музейных экспозиций. Изложенные в диссертации теоретические подходы и методы могут быть применены в учебном процессе для разработки спецкурсов и спецсеминаров по археологии Северного Кавказа для студентов высших учебных заведений. Подробный каталог, данный в приложении к диссертации, практически является сводом археологических комплексов по женскому убору Центрального и Западного Предкавказья конца IV - середины VI в. и может

послужить основой для дальнейших исследований в области раннесредневековой археологии.

Апробация результатов. Основные положения и выводы диссертации изложены в 4 монографиях, 8 статьях, опубликованных в научных изданиях, рекомендованных ВАК, 39 публикациях в российских и зарубежных изданиях, а также в 35 тезисах и заметках.

Результаты исследования неоднократно обсуждались на заседаниях Отдела славяно-русской археологии, Группы археологии эпохи Великого переселения народов, Группы средневековой археологии евразийских степей, Отдела охранных раскопок и Ученого совета ИА РАН. Разделы работы многократно докладывались на различных российских, в первую очередь на регулярных конференциях «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа (Кисловодск, 1994; Москва, 1996; Железноводск-Ставрополь, 1998; Кисловодск, 2000; Ессентуки, 2002; Москва, 2004; Нальчик, 2006; Владикавказ, 2008), а также на международных зарубежных конференциях (Равенна, 1997; Будапешт, 1998; Намюр, 1999; Безансон, 2000; Анжер, 2001; Арль, 2002; Прага, 2005; Барселона, 2007; Су-хум, 2008).

Структура исследования. Диссертация состоит из введения, пяти глав и заключения. Текст содержит приложение, включающее каталог предметов женского убора (погребения и локализованные хронологически определяемые находки) список использованной литературы и архивных источников, иллюстративный материал: рисунки, таблицы комплексов, карты, дополняющие информацию по рассматриваемой теме.

Содержание диссертации

Введение. Задачи исследования

Во введении формулируются основная цель и задачи исследования, определен понятийный аппарат, рассмотрены методические аспекты изучения древнего костюма в целом и роль костюма, как одного из важнейших элементов материальной культуры архаических обществ, обозначены хронологические и географические рамки работы. Кроме того, на основе сообщений древних авторов намечены основные вехи истории северокавказского региона в эпоху Великого переселения народов. Особо рассматривается соотношение между традиционным «этнографическим» женским убором, одним из наиболее консервативных и устойчивых культурных элементов, и хорошо известным в древности феноменом интернациональной моды. Противоречие между этими двумя явлениями только кажущееся мода интернационального характера распространялась, в первую очередь, среди знати - «аристократии», то есть среди наиболее мобильной, полиэтничной и подверженной внешним влияниям социальной группы. В этом социальном стратуме мода играла, прежде всего, престижную роль и позволяла представителям знати подчеркнуть свое особое положение, свою политическую и культурную ориентацию, свои связи с престижными кланами и правящими фамилиями Европы и Азии. Очень скоро престижная «княжеская» мода начинает копироваться другими слоями населения, которые пытаются подражать своей социальной верхушке. При этом иностранное происхождение тех или иных элементов в костюме не име-

ет значения, поскольку знатные кланы у «варваров» обычно объединяют не только управленческие и военные, но и религиозные функции и, следовательно, таким образом «гарантируют» сакральность новомодных инородных вещей.

При изучении металлических и других предметов, некогда составлявших убор погребенной, как уже подчеркивалось выше, в данной работе термины «костюм» и «убор» употребляются как равнозначные. При этом четко разделяются понятия «костюм» и «одежда». «Костюм» - свойственная различным историческим эпохам, странам и социальным группам единая система, включающая в себя одежду со всеми особенностями фасона, покроя, цвета и рода материи; обувью; головными уборами; аксессуарами (например, бытовыми предметами или даже оружием, носимыми на поясе); украшениями; прической; гримом; манерой носить бороду и усы и т. д. «Одежда» - органическая основа (текстиль, кожа, войлок, мех и т. д.), укрывающая человеческое тело, на основе которой «строится» комплекс костюма. К сожалению, для эпохи Великого переселения народов не сохранилось практически никаких данных о собственно одежде, то есть органической основе костюма древних народов Северного Кавказа.

В работе не привлекается в качестве параллелей женский северокавказский костюм УП-1Х вв., известный благодаря находкам текстильных изделий в Моще-вой Балке и других скальных могильниках СевероЗападного Кавказа (Равдоникас, 1990; 1еги8аПшзка]а, 1996; Доде, 2001), поскольку данные предметы одежды свидетельствуют о сильном влиянии тюркоязычных кочевников более позднего времени. Действительно, костюм, как и вся материальная культура северокавказских

народов, переживал сильную эволюцию на рубеже античности и средневековья.

Для реконструкции костюма привлечены, за редкими исключениями, материалы только тех погребений, где по публикациям и архивным материалам устанавливается позиция предметов убора в могиле Для проверки предлагаемых реконструкций костюма с инородными элементами, в частности с фибулами-брошами средиземноморского происхождения или с восточногерманскими фибулами, привлекались археологические и иконографические параллели из соответствующих регионов. Они, как правило, подтверждают реконструкции, сделанные на северокавказском материале.

Предметы убора, обнаруженные в рассматриваемых могилах, были разделены на две большие категории. К первой относятся вещи, найденные непосредственно на скелете погребенной, что позволяет предположить их принадлежность погребальному костюму. Во вторую категорию были объединены предметы, позиция которых не позволяет непосредственно отнести их к костюму покойной в момент погребения.

Политическая история региона в эпоху Великого переселения народов известна фрагментарно, при этом ситуация конца 1У-У в практически не освещена письменными источниками. Древние авторы фиксируют для этого времени военную активность алан и гуннов, а также появление с Запада готов-тетракситов. Для VI в. в Центральном Предкавказье засвидетельствовано союзное Византии аланское объединение, «царство», во главе которого в 550-70 гг. оказывается царь Саросий, сильный лидер, последовательно проводивший в северокавказских степях провизантийскую политику и занимавший независимую позицию по отношению к могу-

щественному Тюркскому каганату. На Черноморском побережье Северного Кавказа в это время известны про-тоадыгский народ - зихи и восточногерманские - готы-тетракситы, те и другие занимавшие провизантийские позиции. Очевидно, на данной территории существовали и другие этнические группы, названия которых до наших дней не сохранились.

К сожалению, четкая локализация большинства названных этносов, а тем более их разграничение на современной географической карте невозможны из-за фрагментарности сообщений древних авторов, а также по причине недостаточной археологической изученности региона. Ясно лишь, что в Западном и Центральном Предкавказье фиксируются два больших этнокультурных массива: аланский на востоке и протоадыгский на западе, возможно «покрывавших» и какие-то инородные группы. Из последних известны лишь готы-тетракситы. Как видно из дальнейшего изложения, эти три группы -аланы, протоадыги, готы - имеют свои особенности в женском уборе

Глава 1. История изучения северокавказского женского костюма эпохи Великого переселения народов

Впервые северокавказский материал был введен в научный оборот в последней трети XIX века, в период массовой колонизации края русскими и украинскими крестьянами. Именно в это время на Северном Кавказе как русские, так и иностранные археологи начинают проводить широкие раскопки могильников разных периодов, продолжавшиеся до Первой мировой войны. Материалы эпохи Великого переселения народов - на-

чала средневековья были обнаружены в Пятигорье, на Черноморском побережье Кавказа, на Верхней Кубани, в Северной Осетии. Известные исследователи, такие как П.С. Уварова и В.Ф. Миллер, проводят ознакомительные поездки, сопровождавшиеся сбором матерала и раскопками памятников. Тогда же северокавказские вещи, в основном происходящие из грабительских раскопок, проводимых местными жителями, стали попадать в западноевропейские музеи, например, в Римско-Германский музей в Кёльне (Fremersdorf, 1953; Werner, 1961; Damm, 1988) или в Венский Естественно-исторический музей (Хайнрих, 1995). Интересно, что при этом особое внимание уделялось так называемым готским украшениям, таким как двупластинчатые и пальчатые фибулы, пряжки с рельефным декором, полиэдрические серьги и пр.

В период между революцией 1917 г. и Великой Отечественной войной впервые появились итоговые работы по археологии отдельных частей северокавказского региона (напр., Иессен, 1941). Продолжалось и исследование раннесредневековых погребальных памятников. Однако, до 1950-х годов проблема изучения элементов костюма северокавказского населения поздней античности и раннего средневековья ни в советской, ни в зарубежной археологии не ставилась.

В 1950-2000е годы археологические исследования на Северном Кавказе приняли широкий размах. В Центральном и Западном Предкавказье проводятся планомерные раскопки целого ряда позднеантичных и ранне-средневековых погребальных памятников, итоги изучения которых освещаются в серии обобщающих работ и специальных исследованиях. В то же время, на основе синтеза археологических и письменных источников,

предпринимаются попытки воссоздания этнокультурной истории народов Северного Кавказа, рассматриваемой в данной работе эпохи. Северокавказский материал эпохи Великого переселения народов и раннего средневековья, благодаря выставкам, становится известен широкой публике, как в России, так и за рубежом. В самые последние годы появились развернутые публикации материалов могильников Мокрая Балка, Клин-Яр III или, для более восточных территорий, некрополей горной Чечни и курганов низовьев Сулака. Таким образом, можно заключить, что последние 60 лет были решающими в изучении северокавказских древностей.

Непосредственное изучение элементов женского северокавказского костюма начинается в 1950-1960 годы, и у его истоков стоит ныне ведущий кавказовед В.Б. Ковалевская. Именно ею впервые была предложена периодизация раннесредневековых украшений Северного Кавказа, в первую очередь аланских, позволившая надежно выделить группу материалов V-VII вв. Работы В.Б. Ковалевской позволили определить как общую эволюцию северокавказского женского костюма во времени, так и четко выделить основные категории предметов, относящиеся к эпохе Великого переселения народов.

Большой вклад в создание хронологии древностей Северного Кавказа внес А.К. Амброз. Им впервые в полном объеме была введена в научный оборот для римского времени и начала эпохи Великого переселения народов такая важная категория убора как фибулы. Путем сравнительного анализа древностей различных регионов А.К. Амброз попытался создать общую для Восточной Европы хронологическую схему древностей IV-VII вв., в которую были интегрированы и кавказские находки

(Амброз, 1989). Элементы женского костюма Северного Кавказа стали рассматриваться в общем восточноевропейском контексте. Однако схема А.К. Амброза сразу же вызвала справедливую критику относительно абсолютной хронологии выделенных им групп вещей

В настоящее время детальные хронологические разработки по материалам убора были предложены для трех регионов Западного и Центрального Предкавказья1 Пятигорье (могильник Мокрая Балка1 Афанасьев, 1979; Афанасьев, Рунич, 2001; Гавритухин, Малашев, 1998), Нижняя Кубань (могильник Пашковский-1: Гавритухин, Ковалевская и др., 1996), Черноморское побережье Кавказа (могильник Дюрсо: Дмитриев, 1979; 1982; 2003; Амброз, 1989; Казанский, 2001). В последние годы была проведена работа по сопоставлению датировок северокавказских древностей с принятыми в европейской археологии хронологическими схемами, а также со сравнительно хорошо разработанной хронологией гуннского и постгуннского времени на юге Восточной Европы и, наконец, с хронологией финальной фазы Черняховской культуры (Kazanski, Mastykova, 2003; 2007; Mastykova, 2007; Казанский, Мастыкова, 1998; Мастыкова, 2001; 2007; 2009).

Конкретные разработки по отдельным категориям вещей женского убора ведутся на северокавказском материале с начала 1960-х годов Пожалуй, лучше всего изучены фибулы и элементы поясной гарнитуры, по крайней мере, их основные категории, а также вещи по-лихромного стиля, парадное оружие, отдельные категории бус, зеркала (см. работы: М.П. Абрамовой, А.К Амброза, Г.Е. Афанасьева, Б Анке, A.B. Дмитриева, И.О. Гавритухина, И.П. Засецкой, Д. Кваста, В.Б. Ковалевской; см. также: Казанский, Мастыкова, 1998, Мас-

тыкова, 1999; 2000, 2001; 2004; 2007; 2008; 2009, Коробов, Мастыкова, 2009).

С точки зрения происхождения и культурных влияний, женский костюм северокавказского населения стал изучаться сравнительно недавно. Так, специальные работы были посвящены его германскому компоненту, при этом было установлено, что речь идет не о прямом заимствовании из восточногерманской материальной культуры, а об опосредованном воздействии интернациональной «княжеской» культуры, которая распространялась через позднеантичные центры СевероВосточного Причерноморья. Костюм готов-тетракситов Черноморского побережья Кавказа, естественно, составляет исключение, но и в его формировании престижная мода аристократических родов Среднего Дуная сыграла важную роль (Кагапэк!, Маз1укоуа, 2003; Казанский, Мастыкова, 2005; Мастыкова, 2008; 2009). Также изучался и женский костюм средиземноморского происхождения, особенно заметный в аланской культуре Центрального Предкавказья У-У1 вв., где он явно играл престижную роль (Мастыкова, 2000, 2005; 2007; 2008; 2009).

Роль женского костюма как социального индикатора лишь недавно стала предметом особого изучения. На аланском материале этот вопрос рассматривался Д С. Коробовым в рамках изучения погребального обряда. Вне аланского ареала были проведены исследования по социальной иерархии могил раннего этапа готского некрополя Дюрсо и могильника Г1ашковский-1, которые показали наличие нескольких страт женских могил (Мастыкова, 2001; 2009).

Итак, можно констатировать, что, начиная с 1950х -1960х гг. изучение женского убора населения Предкав-

казья поздней античности и раннего средневековья стало актуальной темой исследований и принесло весьма ощутимые результаты. Но, тем не менее, следует отметить, что вопросам реконструкции северокавказского костюма 1У-У1 вв. как единого целого, не уделялось достаточно внимания, особенно на фоне разработок по другим евразийским цивилизациям I тыс н.э Как следствие такой ситуации - обобщающие работы по костюму населения Предкавказья в эпоху Великого переселения народов единичны (Мастыкова, 2000, 2005; 2008; 2009).

Глава 2. Основные категории женского убора

В данной главе представлены категории и типы предметов северокавказского женского убора эпохи Великого переселения народов. Для каждого из типов определены хронология, территория распространения, возможные параллели за пределами изучаемого региона, рассмотрен вопрос происхождения.

Фибулы являются наиболее изученной категорией, хорошо представленной в северокавказских древностях. Из них фибулы-броши являются предметами, по преимуществу инородными по происхождению. Они довольно широко распространены на Северном Кавказе, но больше всего их найдено в Центральном Предкавказье. Некоторые типы надежно определяются как принадлежащие средиземноморской/ранневизантийской традиции. Это круглые, овальные, многолепестковые, в том числе так называемые тюрингские, а также «солярные», птицевидные фибулы. Другие, например, фибулы-цикады, являются «варварской» переработкой украшений римского лимеса.

Дуговидные фибулы являются более традиционными для Северного Кавказа, их различные типы здесь хорошо известны в предшествующий период. К их числу относятся так называемые лучковые, «понто-кавказские» подвязные, железные и бронзовые прогнутые подвязные, арбалетные, в целом относящиеся к черноморской традиции, имевшей глубокие корни и на Северном Кавказе. Некоторые подвязные и арбалетные фибулы восходят к восточногерманской традиции, их распространение может говорить о влиянии носителей Черняховской культуры. Наконец, немногочисленные абхазские «крестовидные» фибулы отражают связи Западного Предкавказья с восточным закавказским берегом Черного моря. Особняком «стоят» редкие Т-образные римские фибулы типа Келлер-Преттель 3-4. Они являлись элементом «официального» костюма функционеров и солдат поздней Римской империи, их появление в районе северокавказских перевалов, на Верхней Кубани и в Северной Осетии, может свидетельствовать о политических контактах этих регионов с Римом.

Двупластинчатые фибулы, вне всякого сомнения, показывают восточногерманское влияние на культуру Северного Кавказа. Такие фибулы формируются в Центральной и Восточной Европе в зоне расселения восточногерманских племен. Наиболее ранние экземпляры, связанные с черняховской традицией, попадают на Северный Кавказ не позднее второй половины IV в. Другие типы двупластинчатых фибул - Виллафонтана/ Амброз II, Синявка-Качин, полихромные - явно отражают влияние престижной «княжеской» культуры Среднего Дуная гуннского времени, они распространялись, прежде всего, среди местной знати. Двупластинчатые

фибулы постгуннского времени, особенно характерные для Западного Предкавказья, указывают на ту же дунайскую традицию, но переработанную в мастерских Бос-пора Киммерийского. И, наконец, значительная серия местных северокавказских двупластинчатых фибул свидетельствует о «демократизации» некогда престижной германской моды.

Пальчатые фибулы, типичные для «варварской» Европы второй половины V - первой половины VII в, на Северном Кавказе распространены гораздо меньше. Они известны на Нижней и Средней Кубани, на Черноморском побережье Кавказа (восточногерманские типы Гурзуф и Удине-Планис) и в Северной Осетии (местный тип). Как те, так и другие, скорее всего, отражают бос-порское влияние. Как известно, в эпоху Юстиниана власть Восточной Римской империи на Боспоре держалась, в первую очередь, на готских воинских континген-тах, перемещавшихся, как тогда было принято, вместе с семьями солдат.

Другую важную категорию женского северокавказского убора эпохи Великого переселения народов составляют пряжки, поясная и обувная гарнитура, также сравнительно подробно изученные в общеевропейском контексте. Здесь присутствует типы, обычные для Восточной и Центральной «варварской» Европы, а также для балкано-дунайского региона Византийской империи. Хоботковидные пряжки различных типов особенно характерны для гуннского времени, но продолжают существовать и в постгуннское время. Широко распространены в течение всего изучаемого периода В-образные и овальные пряжки без щитка. Пряжки с овальным кольцом и овальным, почковидным или треугольным щитком, а также пряжки с овальным кольцом

и прямоугольным щитком с тисненным декором (так называемые пряжки шиповского типа) более типичны для постгуннского времени. Также к постгуннскому периоду относятся «средиземноморские» пряжки, инкрустированные поясные накладки и наконечники ремней, обувная гарнитура с малыми овальными или В-образными пряжками, чрезвычайно редкие для Северного Кавказа сасанидские и столь же экзотические германские «рельефные» пряжки. Пряжки и элементы поясной гарнитуры так называемого геральдического стиля появляются в конце рассматриваемого периода, в целом они характерны для более позднего времени.

Браслеты являются одним из самых распространенных элементов женского костюма. Доминируют браслеты из металлического округлого в сечении стержня, с линейным декором или без него, иногда с расширенными концами, а также стержневые браслеты с расплющенными концами, часто с зооморфным или антропоморфным декором. Все эти браслеты имеют широкое распространение как в европейском Барбарикуме, так и на территории Византийской империи. Остальные типы представлены единичными находками.

Серьги также довольно многочисленны, особенно в Центральном Предкавказье. Это серьги из проволочных колец и калачевидной формы. Серьги с многогранником на конце или полиэдрические, которые, видимо, изначально являлись элементом убора оседлого понтийского и дунайского населения; каплевидные серьги, скорее всего, имеющие средиземноморское происхождение.

Перстни на Северном Кавказе крайне редки. Лучше представлены гривны из металлического стержня и витой проволоки, более характерные для западной части изучаемого региона. Особенно стоит отметить позолоченную

гривну с инкрустированным медальоном, найденную в одном из женских погребений могильника Клин-Яр III (недалеко от г. Кисловодска). Это явно статусная, «княжеская», вещь имеет параллели в привилегированных могилах Центральной и Восточной Европы V в.

Следующая категория предметов - подвески - представлены рядом типов. Среди них выделяются, типичные как для восточногерманской традиции (янтарные грибовидные, раковинные, возможно топорики) так и для понтийского региона (лунницы, листовидные, колесики). Также встречаются и антропоморфные металлические фигурки с петлей на оборотной стороне.

Металлические зеркала в отечественной историографии принято относить к числу сармато-аланских культурных элементов. Между тем их статистика показывает, что для эпохи Великого переселения народов зеркала более характерны для памятников оседлого пон-токавказского населения. На Северном Кавказе для этого времени представлены зеркала типов Карповка - Ан-ке-4, Березовка - Анке-2, Медлинг — Анке-5, Чми-Бригецио - Анке-1, Балта - Анке-3. Большая часть этих типов имеет параллели в древностях «варварского» населения Северного Причерноморья и Среднего Подуна-вья.

Точно также в древностях Барбарикума эпохи Великого переселения народов находят многочисленные параллели металлические цепочки, пинцеты, туалетные наборы, игольники, входившие в состав северокавказского женского убора. Зато металлические коробочки-буллы и ложки-цедилки явно имеют средиземноморские корни. Редкие металлические флаконы, подвешивавшиеся, видимо, к поясу, имеют аналогии в сарматских и боспорских древностях. Также редки гребни,

относящиеся как к германской (тип Томас III) так и римской/средиземноморской (двухсторонние) традициям.

Очень многочисленны каменные и стеклянные бусы, часто находимые в женских погребениях. Среди каменных бус надо отметить крупные эллипсоидные бусы из халцедона, восходящие к среднедунайским прототипам; крупные граненые хрустальные бусы, вероятно, средиземноморского происхождения; закавказские гагатовые бусы; редкие лазуритовые; сердоликовые граненые и многочисленные крупные янтарные бусы. Среди янтарных особо надо отметить крупные дисковидные бусы с нарезным линейным декором, скорее всего цен-тральноевропейского происхождения.

Все без исключения стеклянные бусы составляют импортную продукцию. Выделяются бусы с металлической прокладкой одночастные и многочастные, шаровидные бусы-миллефиори с шахматным декором, бусы удлиненной формы с накладным комбинированным (спиралевидные нити по краям и зигзагообразные - по центру тулова) декором, полихромные бусы округлой формы так называемые полосато-глазчатые. Многочисленны полиэдрические со срезанными или скругленными углами сине-фиолетовые бусы, имеющие общеевропейское распространение. Привлекают внимание средиземноморские синие и сине-фиолетовые бусы с накладным полихромным «крапчатым» декором, которые имеют широкое распространение и датируются второй третью V — первой третью VI в. (периоды D2/D3, D3 и D3/E «варварской» европейской хронологии).

Особую группу составляют сасанидские геммы-печати и стеклянные и янтарные псевдогеммы, входившие в состав ожерелий.

Таким образом, можно констатировать, что женский северокавказский убор эпохи Великого переселения народов включал значительное количество категорий вещей, как автохтонного, гак и инородного, аллохтонного, происхождения и эволюционировал во времени

Глава 3. Автохтонные и аллохтонные компоненты женского убора

Деление на «местные» и «инородные» элементы условно и между ними нет четкой границы. К автохтонным элементам костюма отнесены, в первую очередь, вещи достаточно распространенные в погребениях изучаемого периода и, в то же время, имеющиеся в древностях предшествующего, позднеримского времени. Это -большинство дуговидных фибул, браслеты, гривны, ка-лачевидные и проволочные серьги, зеркала и т.д.

Ряд элементов убора (например, хоботковидные пряжки, серьги с многогранником на конце - полиэдрические, различные детали поясной и обувной гарнитуры, туалетные наборы, игольники, подвесные флаконы, антропоморфные амулеты) бытуют на Северном Кавказе в эпоху Великого переселения народов, но и одновременно широко распространяются на юге Восточной Европы, отражая интернациональную моду эпохи. Эти вещи составляют общую для Восточной и Центральной Европы материальную культуру, сформировавшуюся в гуннское время в широких территориальных рамках. Вряд ли эти предметы воспринимались северокавказским населением как инородные, в силу этого они отнесены также к автохтонным элементам. Наконец, такие вещи как золотые геометрические накладки, полихром-ные лунницы отражают «княжескую» интернациональ-

ную моду, распространенную повсеместно в гуннское время. Эти вещи также можно условно причислить к местным элементам, поскольку они играли, прежде всего, роль социального маркера и их реальное происхождение вряд ли имело значение.

К числу аллохтонных, а именно средиземноморских вещей или их имитаций, отнесены «тюрингские», пти-цевидные, «солярные», круглые и овальные инкрустированные фибулы-броши, фибулы-цикады, Т-образные фибулы, средиземноморские пряжки, поясные и обувные гарнитуры в технике перегородчатой инкрустации, браслеты из витой проволоки, стеклянные браслеты, каплевидные серьги, гривны с медальоном, ложки-цедилки, двухсторонние гребни, стеклянные бусы, крупные хрустальные бусы, коробочки-буллы. Средиземноморская мода У-У1 вв. оказала большое влияние на женский костюм населения Предкавказья, ряд элементов вошел в традиционный костюм и просуществовал в течение долгого времени, вплоть до конца VII в. Распространение общеевропейской средиземноморской моды в У-У1 вв. на Северном Кавказе свидетельствует о включении северокавказского региона в европейский культурный ареал раннего средневековья. Вероятно, эту моду следует связывать с культурным влиянием Византии. Действительно, политические и военные контакты северокавказских «варваров», в первую очередь алан, с Восточной Римской империей хорошо известны по письменным источникам. Видимо, средиземноморское культурное влияние следует рассматривать как последствие этих военно-политических связей.

Германские элементы в костюме населения Предкавказья, такие как, например, двупластинчатые фибулы в полихромном стиле, появляются в конце IV в. и связаны

с влиянием престижной культуры европейского Барбари-кума гуннского времени, распространенной на широкой территории, от Северного Причерноморья и Центральной России до вандальской Северной Африки. Скорее всего, интернациональный «княжеский» костюм европейских «варваров», включавший германские элементы, формируется в последней трети IV в. в Северном Причерноморье (Боспор Киммерийский, Танаис) и оттуда распространяется по всей Европе, включая и Северный Кавказ.

В постгуннское время германские компоненты лучше всего представлены на Северном Кавказе в костюме готов-тетракситов Черноморского побережья. Здесь, в некрополе Дюрсо найдены могилы с украшениями, типичными для престижного дунайского женского костюма V в. с парой больших двупластинчатых фибул на плечах. Крупные фибулы появляются у восточных германцев в понто-дунайской зоне к началу V в. и широко распространены на Дунае до 70-80 гг. V в. Их дальнейшее развитие прослеживается у готов в Италии и в Испании, а также в раннемеровингской Северной Галии до первой половины VI в. У готов в Крыму большие дву-пласгинчатые фибулы существуют и позднее. Местные кавказские дериваты двупластинчатых фибул, как правило, небольших размеров, свидетельствуют о постепенном «размывании» германского импульса в культуре местного северокавказского населения. Наконец, распространяющиеся в постгуннское время, пальчатые фибулы свидетельствуют о влиянии на северокавказский женский костюм не столько восточногерманский, сколько боспорской моды, формировавшейся под сильным германским воздействием.

В женском костюме населения Западного и Центрального Предкавказья в эпоху Великого переселения

народов четко выделяются некоторые категории вещей сасанидского происхождения. Это, прежде всего, каменные геммы-печати округло-сплющенной формы с различными резными изображениями на плоской поверхности и подражающие им по форме стеклянные, реже янтарные, бусы, которые в данной работе названы псевдогеммами, так как у них на плоскости-щитке изображение отсутствует. Сложнее обстоит дело с каменными бусами. Можно с известной долей вероятности предполагать иранское или, по крайней мере, средневосточное происхождение лазуритовых бус, найденных в Предкавказье. Очевидно, что хрустальные граненые бусы, некоторые типы сердоликовых и агатовых бус могут иметь иранское происхождение, хотя бы уже потому, что эти камни добывались на Среднем Востоке и Индии, обрабатывались там и вывозились из Ирана в Центральную Азию. Однако, эти же бусы изготовлялись и в средиземноморском бассейне и поэтому могут оказаться средиземноморским импортом. Металлические предметы женского убора сасанидского происхождения представлены пока лишь одной пряжкой, происходящей из могильника Мокрая Балка (Кисловодская котловина).

Итак, можно заключить, что сасанидские элементы все-таки достаточно четко выделяются в женском костюме населения Центрального и Северо-Западного Предкавказья. Они представлены как в изучаемый период (конец IV - середина VI в.), так и позднее По количеству находок выделяется Северная Осетия, где саса-нидское влияние было гораздо значительнее, чем в западной части. Видимо, это объясняется военно-политическими, культурными и экономическими связа-ми местных «варваров» с сасанидским Ираном.

Развитые военно-политические связи народов Северного Кавказа с Закавказьем, в первую очередь с Грузией и Кавказской Албанией, хорошо известны. Поэтому удивляет малое количество закавказских находок конца IV - середины VI в. в контексте Северо-Западного Кавказа. Однозначно к их числу можно отнести лишь гагатовые бусы, абхазские крестовидные фибулы и некоторые типы браслетов. Видимо, практически полное отсутствие закавказских импортов на рассматриваемой территории отражает некую реальность. Скорее всего, такие контакты имели место лишь на уровне знати, материальная культура которой, как и в Закавказье находилась под сильной «византийской вуалью».

Глава 4. Типы женского убора и региональные различия

Надо отметить, что местные, автохтонные предметы женского убора распространяются в северокавказском регионе неравномерно. Выделяется два больших массива.

Для западной части региона (Черноморское побережье Кавказа, Кубань) характерны зеркала типа Карповка - Анке-4, подвязные понто-кавказские фибулы, цепочки из пластинчатых колец, широкое использование гривен, браслеты из стержня с расширенными концами и с гравированным декором на концах, браслеты с концами в виде лопастей, малые В-образные и овальные пряжки обувной гарнитуры, пряжки с овальным кольцом и овальным или почковидным щитком.

Для Центрального Предкавказья, от Верхней Кубани до Верхнего Терека, типичны фибулы-броши в форме «X», бронзовые и железные подвязные фибулы, фи-

булы с завитком на ножке, пряжки шиповского типа, X-видные поясные накладки, четырехлепестковые и трех-лепестковые накладки на пояс, подвески-колесики с рельефными выступами, зеркала типов Балта - Анке-3 и Березовка - Анке-2, проволочные серьги, металлические флаконы. В целом, серьги здесь встречаются чаще, чем в Западном Предкавказье, а браслеты и гривны - реже

Разумеется, отдельные предметы, характерные для Западного Предкавказья, попадают и в Центральное, а вещи из Центрального Предкавказья распространяются на запад вплоть до Черноморского побережья.

Наконец, серия вещей представлена одинаково хорошо и в Западном, и в Центральном Предкавказье. Это туалетные наборы, зеркала типов Медлинг - Анке-5 и Чми-Бригецио - Анке-1, полиэдрические серьги, кала-чевидные серьги (хотя на Северо-Западном Кавказе они чаще встречаются в качестве приношений, в то время как в Центральном Предкавказье их обычно находят у черепа погребенной), различные виды хоботковидных, В-образных и овальных пряжек, браслеты с зооморфными или антропоморфными концами, гладкие браслеты из проволоки или стержня, пряжки с подвижным треугольным щитком, фибулы с рифленой спинкой, антропоморфные амулеты, игольники, различные виды дуговидных фибул со сплошным приемником.

Не исключено, что различия в костюме между Центральным и Западным Предкавказьем объясняются тем, что западная часть изучаемого региона была занята в основном протоадыгским населением, в то время как Центральное Предкавказье входило в зону формирования аланского этнокультурного массива Создается впечатление, что регион Верхней Кубани занимает пограничное положение между Северо-Западным Кавказом и

Центральным Предкавказьем, поскольку здесь одинаково хорошо представлены вещи, специфические как для западной части изучаемого региона (понто-кавказские подвязные фибулы, гривны, браслеты с концами в виде лопастей), так и для его восточной половины (Х-видные броши и накладки, железные фибулы, бронзовые подвязные фибулы, проволочные серьги).

Германские элементы в женском костюме северокавказского населения эпохи Великого переселения народов четко засвидетельствованы в гуннское время только в Центральном Предкавказье, от Верхней Кубани до Верхнего Терека. Это фибулы черняховской традиции, янтарные грибовидные подвески, гребни, поли-хромные двупластинчатые фибулы. Ситуация резко меняется в постгуннское время. Во второй половине V -начале VI в. на Черноморском побережье и на Нижней Кубани появляются вещи дунайской традиции и их распространение здесь, вероятно, надо связывать с миграцией германских групп, отступавших на восток «в обозе» гуннов после 454 г. Распространителями этих вещей стали крымские готы-тетракситы, переселившиеся, в «шлейфе» гуннского отступления с Боспора Киммерийского на Кавказ.

Средиземноморские элементы женского костюма в постгуннское время ярче всего выступают в Центральном Предкавказье. Это всевозможные типы фибул-брошей и их имитации, а также элементы поясной гарнитуры и другие вещи средиземноморского стиля клуа-зонне, ложки-цедилки. Как в Центральном, так и в Западном Предкавказье найдены фибулы-цикады, буллы, различные виды «средиземноморских»/римских бус.

Большая часть импортов, а также их имитаций найдена в Пятигорье, это связано с высокой степенью ис-

следованности данного района. Здесь, на территории Кисловодска, найден единственный на Северном Кавказе клад ранневизантийских монет, включавший, в частности, монеты Юстиниана. Многие византийские вещи происходят из богатых могил V - раннего VI в., принадлежавших местной знати. Возможно, именно в Пятиго-рье в У-У1 вв. находился один из политических центров алан. Скопление находок вещей ранневизантийског о происхождения У-У1 вв. и их имитаций отмечено и в Кабардино-Балкарии, особенно в долине Баксана Некоторые погребения можно уверенно отнести к числу «княжеских». Видимо, в долине Баксана сформировался собственный политический центр Наконец, серия средиземноморских находок происходит из бассейна в Верхней Кубани в Карачаево-Черкесии, к северу от перевалов Нахар, Далар, Чипер и Клухор. К западу от линии Теберда - Кубань ранневизантийские вещи V-VI вв., за редкими исключениями, отсутствуют География распространения ранневизантийских импортов позволяет наметить возможные трассы двух транскавказских путей: Кодор-Донгуз-Орунбаши-Баксан и Кодор-Чипер, Далар, Нахар и Клухор-Верхняя Кубань (Афанасьев, 1979; Ковалевская, 1984; Каминская, 1988; Воронов, 1992; Кузнецов, 1993; Мастыкова, 1997; Савченко, 1999; МаБ1укоуа, 1999; Прокопенко, 1999; Маз1укоуа, 2000; Казанский, Мастыкова, 2001).

Сасанидские импорты концентрируются в Центральном Предкавказье, от Пятигорья до Верхнего Терека Их практически нет на Кубани и на Черноморском побережье. Закавказские элементы, в первую очередь, гагатовые бусы, также лучше всего пока представлены в Центральном Предкавказье, хотя отдельные абхазские фибулы обнаружены и на могильниках Чер-

номорского побережья, а также в районе Верхней Кубани.

В работе определены ведущие типы костюма северокавказского населения эпохи Великого переселения народов. При их определении выделялись «диагностические» предметы, достаточно часто встречающиеся в погребениях. При этом подбирались такие элементы, которые позволяли наметить некие территориальные или социальные группы. Разумеется, определение выявленных наборов вещей как «типов костюма» достаточно условно и носит чисто рабочий характер. Тем не менее, такой подход показал, что некоторые выделенные типы соответствуют традициям костюма, известным по другим регионам (например, «средиземноморской», «восточногерманской/ дунайской», «понтийской»). Это подтверждает правомерность их выделения.

При определении типов был учтен общеизвестный факт, неоднократно отмечавшийся специалистами, что костюм европейских (и не только) «варваров» эпохи Великого переселения народов делится на две группы - с фибулами и без фибул.

Первый - «фибульный» костюм - в эпоху Великого переселения народов более характерен для оседлых народов (германцев, кельтов, славян, балтов, прибалтийских финнов и т. д.).

Второй - «бесфабульный» костюм - типичен для кочевников гуннского и постгуннского времени. Впрочем, «бесфибульный» костюм также хорошо представлен и у вышеперечисленных оседлых «варваров».

Группа «фибульных» костюмов представлена следующими типами

Первый: костюм с брошами средиземноморского происхождения.

Второй: костюм с дуговидными фибулами местной традиции.

Третий: костюм с двупластинчатыми фибулами германского происхождения

Четвертый: костюм с фибулами-цикадами римского провинциального происхождения.

Группа «бесфибульных» костюмов делится на следующие типы

Пятый: костюм с гривнами, возможно, понтий-ской традиции.

Шестой: костюм с браслетами местной традиции.

Седьмой: костюм с серьгами, также автохтонный по происхождению.

Восьмой: костюм с поясной гарнитурой.

Девятый: костюм с бусами.

Эти типы костюма распространяются на Северном Кавказе неравномерно, при этом выделяются две зоны -«западная», от Черноморья до Кубани, и «восточная» от Кубани до Терека. Так, первый тип костюма с брошами, седьмой тип с серьгами, восьмой тип с поясной гарнитурой, а также погребения без выраженных элементов костюма, но с приношениями, распространяются только в Центральном Предкавказье, от Верхней Кубани и восточнее Третий тип с двупластинчатыми фибулами, пятый тип с гривнами и шестой тип с браслетами, более всего характерны для Западного Предкавказья, то есть для Черноморского побережья и Нижней Кубани. Второй тип костюма с дуговидными фибулами известен по всему Предкавказью, однако погребения этого типа с фибулами на пояснице и серьгами известны только в Центральном Предкавказье, а погребения с фибулами на плече или с гривнами к востоку от Кубани не зафиксированы. Элементы обувной гарнитуры, гривны,

пряжки, застегивающие ворот, известны только в западной половине региона, от Кубани до Черноморья. Вероятнее всего, речь идет о культурных различиях между «западным», протоадыгским и «восточным», аланским массивами. Граница между ними проходила по Верхней и, возможно, Средней Кубани, где встречены элементы характерные как для «западной», так и для «восточной» зоны.

Глава 5. Женский убор и возможности социальной интерпретации

По письменным источникам известно, что в древних обществах костюм погребенных зачастую соответствовал их социальной позиции Однако вопрос социальной интерпретации данных погребальной археологии является одним из наиболее сложных, поскольку принципы соотнесения «погребальной» и реальной иерархии древних обществ остаются дискуссионными (Hedeager, 1992; Stout, 1994; Perin, 1998; Харке, Савенко, 2000; Delmaire, 2003, Коробов, 2003 и др.). Особенно сложной представляется классификация женских могил, поскольку обычно в них иерархия выступает не столь отчетливо, как в мужских. Тем не менее, привлечение этнографических параллелей и исторических данных позволяет утверждать, что погребальный обряд, как социальный акт, так или иначе отражает структуру социума.

В раннесредневековой Европе, где археологические данные частично проверяемы письменными источниками, погребения наиболее знатных лиц, имеют самый богатый и престижный погребальный инвентарь, содержат редкие импортные вещи, указывающие на статус их владельцев. В данной работе предпринята попытка, опира-

ясь на разработки, предложенные для других регионов Европы, установить иерархию женского костюма эпохи Великого переселения народов Предкавказья (Christlein, 1973; Bierbrauer, 1989; Martin, 1990; Мастыкова, 2001; 2007,2009).

При классификации женского костюма по уровню богатства, в первую очередь, учитывалось наличие или отсутствие в погребениях (в костюме и приношениях) металлических предметов убора Принимались во внимание следующие факторы:

- ценность металла (золото, серебро, бронза);

- частота встречаемости вещей в погребальном контексте;

- редкие импорты и «статусные» предметы - инсиг-нии;

- совстречаемость женских захоронений в парных погребениях с «богатыми» или «бедными» мужскими могилами;

- в отдельных случаях позиция могилы на территории некрополя.

В целом, для изучаемого региона, как для мужских, так и для женских, по принципам, разработанным на западноевропейском материале, выделяются с учетом богатства и разнообразия инвентаря три уровня захоронений (Мастыкова, 2008), хорошо известные в Западной и Центральной Европе.

- Уровень 1 — отнесены женские и мужские погребения с наиболее богатым и разнообразным инвентарем, включающим изделия из золота и/или «статусные» престижные предметы, а также редкие импортные вещи.

- Уровень 2 - объединяет погребения с украшениями распространенных типов из недорогих цветных металлов (бронза, реже серебро), в отдельных случаях - из

железа. Импортные изделия в погребениях чаще всего представлены стеклянными и каменными бусами Женским захоронениям соответствуют многочисленные мужские погребения с ножами или кинжалами, часто сопровождавшиеся поясной, реже обувной гарнитурой.

- Уровень 3 - включает в себя хронологически трудно выделяемые погребения без металлических элементов костюма на костяке или в приношениях. Этим женским захоронениям в целом соответствуют столь же трудно определимые мужские погребения без ножей и элементов поясной гарнитуры.

Обращение к конкретному северокавказскому материалу показало, что следует отдельно рассматривать возможности социальной интерпретации женского костюма в Центральном и Западном Предкавказье, занятых соответственно аланским и протоадыгским культурными массивами. Также было сочтено целесообразным отдельно изучить костюм готов-тетракситов некрополя Дюрсо на Черноморском побережье Северного Кавказа.

Иерархия женского костюма готов-тетракситов.

Иерархия женских могил некрополя Дюрсо варьирует от категории 16 с богатым женским убором, включающим большие серебряные двупластинчатые фибулы и многочисленные другие серебряные украшения (представители племенной знати низшего ранга?) до категории 2 - погребения с малыми фибулами из цветных металлов («свободные зажиточные члены общины»?). «Княжеские» могилы с золотыми вещами, декорированными в стиле «клуазоне» - категории 1а, также как и могилы бедного, возможно, зависимого населения, археологически на этом памятнике не выделяются. Такую

же ситуацию археологической неуловимости резкого социального расслоения А.К Амброз отметил для могильников крымских готов VI в. Видимо, слабая иерархиза-ция общества является достаточно распространенной среди «варваров» финальной фазы эпохи Великого переселения народов (Мастыкова, 2001; МаБ1укоуа, 2002).

До полной публикации некрополя Дюрсо сложно судить о его структуре, тем не менее, по имеющимся данным уже сейчас можно прийти к некоторым выводам о формировании этого могильника. Распределение опубликованных могил на плане некрополя показало, что выделяются три группы погребений. Практически в каждой из этих групп имеется богатое погребение воинского предводителя, которое сопровождается конским захоронением с седлом с металлическими накладками. В каждой из этих групп имеются богатые женские погребения с двупластинчатыми фибулами Видимо, эти группы соответствуют каким-то фамильным или клановым образованиям примерно одного и того же статуса.

Иерархия женского костюма Западного Предкавказья

Погребения уровня 1-е наиболее богатым и разнообразным инвентарем, включающим изделия из золота и/или «статусные» престижные предметы, а также редкие импортные вещи, на территории Западного Предкавказья на сегодняшний день не выявлены.

Практически все женские могилы, датированные временем Великого переселения народов, содержат тот или иной набор предметов из бронзы или серебра. Обычно в «варварской» Европе такого рода погребения с ординарными металлическими украшениями принято относить к «среднему классу», то есть к уровню 2, но по

степени богатства инвентаря женские погребения все же распадаются на более или менее богатые. Поэтому для территории Западного Предкавказья женские погребения уровня 2 по составу инвентаря были условно разделены на две категории. 2а и 26. В целом женским погребениям уровня 2 соответствуют мужские погребения с поясной гарнитурой и копьями или с поясной гарнитурой и ножами/кинжалами (Мастыкова, 2009).

Итак, женский убор свидетельствует о том, что для протоадыгского населения Западного Предкавказья эпохи Великого переселения народов характерна слабая социальная стратификация, по крайней мере, меньшая, чем у готов-тектракситов, живших рядом, на Черноморском побережье Кавказа.

Иерархия женского костюма Центрального Предкавказья

На территории Центрального Предкавказья, в зоне распространения аланской культуры, выделены три уровня женского костюма, которые соответствуют трем уровням мужского убора (Мастыкова, 2008). Интересно отметить, что эта стратификация находит параллели в более позднее время у алан в VIII - X вв. на Дону (Афанасьев, 1993).

К уровню 1 отнесены женские погребения с наиболее богатым и разнообразным инвентарем, включающим изделия из золота и/или «статусные» престижные предметы, а также редкие импортные вещи. При этом уровень 1 для женских погребений по составу инвентаря для территории Центрального Предкавказья был разделен на две категории: 1а и 16.

К категории 1а отнесены женские могилы, содержавшие, помимо золотых, прежде всего «статусные» ве-

щи. Разумеется, отнесение вещей к «статусным» в северокавказском контексте очень условно, поскольку их значимость не может быть проверена по другим источникам. Поэтому к этой категории причислены предметы, обычно считающиеся «статусными» у европейских «варваров». В женских могилах к числу таких вещей следует, видимо, относить украшения, обычные для «княжеских» находок (погребения и клады) европейского Барбарикума. Этой категории по составу инвентаря надежно соответствует только одно разрушенное женское «княжеское» погребение могильника Клин-Яр III.

Остальные женские погребения с золотыми вещами принадлежат, скорее всего, категории 16, поскольку не содержат интернациональных «статусных» вещей в уборе.

Погребения уровня 1 содержали «средиземноморский» костюм с брошами или заменяющими их бляхами, видимо считавшийся наиболее престижным. В меньшей степени представлен «германский» костюм с дву-пластинчатыми фибулами. Эти погребения были как одиночными, так и коллективными. В последнем случае они чаще всего сопровождают мужские погребения уровня 1, включающие набор из меча (иногда богато украшенного), котла, поясной, обувной и портупейной гарнитуры из золота или серебра, предметов конской упряжи. Интересно отметить, что в ряде случаев мужские и женские погребения уровня 1 на могильниках концентрируются на особых участках (элитарные участки кладбища?)

Женским погребениям соответствуют многочисленные мужские погребения с ножами или кинжалами, часто сопровождавшиеся поясной, реже обувной, гарнитурой на костяке или в приношениях, изредка с другими типами оружия - копьями и стрелами.

К уровню 2 в Центральном Предкавказье относятся погребения с женским костюмом, содержащим украшения из бронзы и серебра, и, в отдельных случаях -из железа, импортные изделия в них представлены чаще всего бусами Особенно часто встречаются в этом уровне погребения с костюмами первого -«средиземноморского», второго и седьмого «местных» типов.

Женским погребениям уровня 2 в Центральном Предкавказье соответствуют многочисленные мужские погребения с ножами и/или реже с кинжалами, часто сопровождавшиеся поясной, в отдельных случаях обувной и портупейной гарнитурой из цветных металлов или железа Последний, уровень 3, к которому отнесены могилы без металлических элементов убора на костяке или в приношениях, представлен лишь несколькими погребениями. Это объясняется, прежде всего, трудностью датирования могил с «бедным» инвентарем.

Таким образом, судя по материалам женского костюма, население Центрального Предкавказья в эпоху Великого переселения народов выглядит социально слабо дифференцированным, хотя достаточно четко выделяются различные страты. Обращает на себя внимание большее, по сравнению с Западным Предкавказьем, количество могил уровня 1, среди которых представлены «княжеские» могилы категории 1а и богатые могилы категории 16, как женские, так и мужские, пока полностью отсутствующие на памятниках Западного Предкавказья. Могилы уровня 2 в Центральном Предкавказье, соотносящиеся со «средним классом», по степени богатства погребального инвентаря на категории, в отличие от Западного Предкавказья, не разделяются.

Заключение

Итак, женский костюм населения Западного и Центрального Предкавказья эпохи Великого переселения народов содержит важную информацию о культурной, социальной и экономической ситуации региона в конце IV - середине VI в.

Прежде всего, по женскому костюму четко выделяются два культурно-исторических массива: «западный», протоадыгский, в Западном Предкавказье (Черноморское побережье и Нижняя Кубань), и «восточный», в Центральном Предкавказье (территория от Верхней Кубани до Верхнего Терека) Регион Средней Кубани остается плохо изученным. По-видимому, вместе с Верхней Кубанью он образовывал пограничную зону между двумя массивами, где распространялись элементы как «западного», так и «восточного» женского убора.

Социальная стратификация северокавказских «варваров» лучше проявляется в костюме алан Центрального Предкавказья и готов Черноморского побережья, у протоадыгов Кубани и Черноморья она выражена слабее. В целом северокавказское население по материалам женского костюма выглядит слабо стратифицированным.

Рассмотренный материал позволяет утверждать, что в женском костюме населения Северного Кавказа конца IV - середины VI в. четко выделяются, по крайней мере, три аллохтонных компонента: германский, средиземноморский (ранневизантийский), средневосточный (сасанидский).

Германский компонент в начале эпохи Великого переселения народов получает широкое распространение

по всему Кавказу, хотя лучше всего он представлен в Западном Предкавказье, особенно у готов-тетракситов. Повсюду имитируется восточногерманский костюм с парой двупластинчатых фибул, хорошо известный по понто-дунайским германским древностям, появляются местные серии престижных фибул полихромного стиля, имитирующие роскошные германские украшения горизонта Унтерзибенбрунн. Вероятно, это связано с особой ролью, которую играла восточногерманская аристократия при дворе Аттилы, а также в «варваризованной» пограничной армии Римской империи. С середины V в., после падения державы гуннов, германский костюм дунайского происхождения остается в моде на Кавказе лишь у черноморских готов-тетракситов, видимо, сохранивших связи как с гуннами (утигурами), так, и вполне возможно, и с германской средой.

Средиземноморская (ранневизантийская) мода хорошо зафиксирована у «варваров», прежде всего, в Центральном Предкавказье и, наверняка, отражает культурно-политическую ориентацию алан на Восточно-Римскую империю. Обращает на себя внимание сравнительно большое количество престижных вещей стиля «клуазонне», найденных в Пятигорье и в Кабардино-Балкарии, что позволяет предположить существование в этих регионах центров власти.

Сасанидские импорты выявляются хуже, что связано с их недостаточной изученностью в самом Иране. Тем не менее, можно говорить, что они концентрируются в восточной половине изучаемого региона. Это, скорее всего, отражает политические реалии того времени и вероятно связь восточных алан с Ираном.

Удивляет полное отсутствие женских вещей степного, гуннского происхождения, хотя женский кочевниче-

ский костюм хорошо известен в степях Предкавказья, например, по находкам в Зеленокумске, Татарке, Воздвиженском. Это тем более удивительно, т.к. хорошо известна престижность костюма кочевников среди их оседлых соседей. Создается впечатление, что оседлое население Северного Кавказа, аланы, готы и др. не воспринимали культурные импульсы из степи, что, видимо, отражает их враждебность по отношению к степному населению, даже, когда эти народы, подобно тетракси-там, были вынуждены подчиняться степнякам.

Таким образом, можно утверждать, что женский костюм населения Центрального и Западного Предкавказья, как чуткий индикатор, отражает этнокультурную историю, социальную структуру, культурно-политические и экономические связи региона с древним миром и является важным источником по реконструкции истории народов Северного Кавказа.

Список публикаций

ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИОННОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

Монографии

1. Мастыкова, А.В. Женский костюм Центрального и Западного Предкавказья в конце IV — середине VI в. / А.В Мастыкова. - М.: ИА РАН, 2009. - 502 с.

2. Mastykova, A. Les peuples du Caucase du Nord. Le début de l'histoire (1er - Vile siècle apr. J.-C.). / M. Kazanski, A. Mastykova - Paris, 2003. - 214 p.

3. Mastykova, A. Les nécropoles de Viminacium à l'époque des Grandes Migrations / V. Ivanisevic, M Kazanski, A Mastykova. - Paris, 2006. - Collège de France

- CNRS. Centre de Recherche d'Histoire et Civilisation de Byzance. Monographies 22. - 351 p.

4. Mastykova, A. Tsibilium. La nécropole apsile de Tsibilium (Vile av. J.-C.-VIIe ap. J-C.) (Abkhazie, Caucase). L'étude du site. / M. Kazanski, A. Mastykova -Oxford, 2007. - Vol. 2. BAR. International Series S1721.-164 p.

Статьи, опубликованные в научных изданиях, рекомендованных ВАК для публикации основных результатов диссертации

5. Мастыкова, А.В. Средиземноморский женский костюм с фибулами-брошами на Северном Кавказе в V-VI вв. / А.В. Мастыкова // Российская Археология. -2005. -№ 1.-С. 22-36.

6. Мастыкова, А.В. «Княжеская» мода эпохи Великого переселения народов и северокавказский женский костюм / А.В Мастыкова // Российская Археология. -2008.-№3.-С. 26-34.

7. Мастыкова, А.В. «Варварские королевства» эпохи Великого переселения народов у алан Центрального Предкавказья / А.В. Мастыкова // Проблемы истории, филологии, культуры - Москва-Магнитогорск-Новосибирск, 2008. - Выпуск XXI. В честь 80-летия P.M. Мунчаева. - С. 149-159.

8. Мастыкова, А.В. Федераты Восточной Римской империи на Черноморском побережье Кавказа и эволюция некрополя Цибилиум (II-VII вв ) / А В. Мастыко-

ва // Научные Ведомости Белгородского Гос. Университета. Серия: История. Политология. Экономика. Информатика. - Белгород, 2008. - № 17(57) - Вып. 8. - С. 26-32

9. Мастыкова, A.B. Набор бус из погребения VII в. на аланском могильнике близ Кисловодска / Д С. Коробов, А В. Мастыкова // Российская Археология - 2009. - № 4. - С. 160-167

10. Мастыкова, A.B. Женский костюм оседлого населения Нижней Кубани V-VI вв. (по материалам могильника Пашковский-1) / A.B. Мастыкова // Научные Ведомости Белгородского Гос. Университета. Серия: История. Политология. Экономика. Информатика - Белгород, 2009. - № 7(62) -Вып. 10. - С. 26-32.

11. Мастыкова, A.B. Социальная иерархия женского костюма протоадыгского населения Западного Предкавказья в эпоху Великого переселения народов / А.В Мастыкова // Проблемы истории, филологии, культуры. - Москва-Магнитогорск-Новосибирск, 2009 -Вып. 3 (XXV). - С. 115-125.

12. Мастыкова, A.B. Привилегированные погребения у федератов Восточной Римской империи на территории Абхазии (II—VII вв.) / А.В Мастыкова, М.М. Казанский // Научные Ведомости Белгородского Гос. Университета. Серия: История. Политология. Экономика Информатика. - Белгород, 2009. - № 9(64) - Вып. 11.-С. 25-31.

Публикации по теме диссертации в русских и зарубежных изданиях

13. Мастыкова, A.B. Типология бус из погребений Маяцкого селища / A.B. Мастыкова / В кн.: А.З. Винни-ков, Г.Е. Афанасьев. Культовые комплексы Маяцкого селища. - Воронеж, 1991.-С. 170-182.

14. Мастыкова, A.B. Бусы / A.B. Мастыкова / В кн.: И.О.Гавритухин, A.M. Обломский. Гапоновский клад и его культурно-исторический контекст - М, 1996. - С. 16-21,42-46,210-212.

15. Мастыкова, A.B. К изучению роли Кавказа в системе восточноевропейских торговых связей второй половины I тыс. н.э. (по материалам салтово-маяцкой культуры) / A.B. Мастыкова // Историко-археологический альманах. - Армавир-Москва, 1997. -№ 3. - С 80-88.

16. Mastykova, A. Study of the trade links of southeastern Europe during the second half of the first millennium A. D on the basis of the Saltovo-Mayatskoye archaeological culture / A. Mastykova // Exchange and Trade in Medieval Europe Papers of the «Medieval Europe Brugge 1997» Conference. - Zellik, 1997. - Vol. 3.1.A.P. Rapporten 3.-P. 89-96

17. Mastykova, A. Glass Beads as an Archaeological Source / A. Mastykova // Craft Specialization: Operational Sequences and Beyond. - Oxford, 1998. - Vol. 4. BAR. International Series 720. - P. 139-148.

18. Мастыкова, A.B. Германские элементы в культуре населения Северного Кавказа в эпоху Великого переселения народов / М.М. Казанский, А В. Мастыкова // Историко-археологический альманах. - Армавир-Москва, 1998.-№4.-С. 102-135.

18а. Mastykova, A. Les Elements Germaniques dans la Civilisation de la Population du Caucase du Nord à l'epoque des grandes Migrations / M. Kazanski, A. Mastykova // Kontakt-Kooperation-Konflikt Germanen und Sarmaten zwischen dem 1. und 4. Jahrhundert nach Christus. -Neumünster, 2003. - S. 135-176.

19. Mastykova, A. Le Caucase du Nord et la région méditerranéenne aux 5e - 6e siècles. À propos de la formation de la civilisation aristocratique barbare / M. Kazanski, A. Mastykova // Eurasia Antiqua. Zeitschrift fïir Archäologie Eurasiens. - Berlin, 1999. - Band 5. - S. 523573.

20. Мастыкова, A.B. О распространении янтарных грибовидных бус-подвесок позднеримского времени на юге Восточной Европы и в Закавказье / А В. Мастыкова // 100 лет Черняховской культуре. - Киев, 1999. - С. 171-202.

21. Mastykova, A. La route de la soie au Caucase au Moyen Age / A Mastykova // L 'Archéologue. Archéologie Nouvelle. - Paris, 1999. - № 41. - P. 40-42.

22. Мастыкова, A.B. Аланы на Днепре в эпоху Великого переселения народов: свидетельство Маркиана и археологические данные / М.М Казанский, A.B. Масты-

кова // Российская Археология. - 1999. - № 4. - С. 119130.

22а. Mastykova, A. Les Alains sur le Dniepr a l'époque des Grandes Migrations: Le témoignage de Marcien et les données archéologiques / M. Kazanski, A. Mastykova // Gentes, Reges und Rom. AuseinandersetzungAnerkennung-Anpassung. Festschnft fur Jaroslav Tejral zum 65. Geburstag. -Brno, 2000. - S. 209-220.

226. Mastykova, A. The Alans on the Dniepr During the Great Migration Period. Marcianus's Evidence and Archeo-logical Data / M. Kazanski, A. Mastykova // Antropology. Archeology of Eurasia. From Warfare to Worship. - Spring, 2002. - Vol. 40, NO. 4. - P. 22-34.

23. Мастыкова, A.B. Средиземноморские элементы в женском костюме у населения Северного Кавказа (V-VI вв.) / А.В. Мастыкова // Археология восточноевропейской лесостепи. Евразийская степь и лесостепь в эпоху раннего средневековья. - Воронеж, 2000. - Вып. 14.-С. 31-47.

24. Mastykova, A. Soie, fourrures, ambre. Les routes de l'Europe orientale / A. Mastykova // Dossiers dArchéologie. Les échanges au Moyen Age. - Paris, 2000 - № 256 - P. 78-81.

25. Мастыкова, А.В Халцедоновые бусы эллипсоидной формы эпохи раннего средневековья: распространение, датировка, социальная атрибуция / А.В. Мастыкова // Российская Археология. - 2001. - № 2. - С. 2337.

25a. Mastykova, A. Les grosses perles du haut Moyen Age en calcédoine et en forme de tonneau: diffusion, datation, signification sociale / A. Mastykova // De l'Age du Fer au haut Moyen Age. Archéologie funéraire, princes et élites guerrières. - Saint-Germain-en-Laye, 2006. - C. 234250

26. Mastykova, A. Amber beads with incised linear decoration in the Great Migration Period / A.V. Mastykova // International Connections of the Barbarians of the Carpathian Basin in the 1st - 5th centuries A.D. Proceedings of the international conference held in 1999 in Aszôd and Nyiregyhâza. - Aszöd-Nyiregyhaza, 2001. - P. 341-361.

27. Мастыкова, A.B. Раннесредневековые бусы северокавказского могильника Клин-Яр III (по раскопкам B.C. Флерова) / A.B. Мастыкова // Практика и теория археологических исследований Труды отдела охранных раскопок.-М., 2001.-С 56-104.

28. Мастыкова, A.B. Центры власти и торговые пути в Западной Алании в V-VI вв. / М.М. Казанский, A.B. Мастыкова // Северный Кавказ: историко-археологические очерки и заметки. Материалы и исследования по археологии России. - М., 2001. - 3. - С. 138161.

29. Мастыкова, A.B. Социальная иерархия женских могил северокавказского некрополя Дюрсо в V-VI вв. (по материалам костюма) / A.B. Мастыкова // Историко-археологический альманах. - Армавир-Москва, 2001 -№ 7 - С. 59-69.

29a. Mastykova, A. Soziale Hierarchie der Frauengräber der nordkaukasischen Dürsonekropole im fünften bis sechsten Jahrhundert (anhand der Trachtmaterialien) / A. Mastykova // Probleme der frühen Merowingerzeit im Mitteldonauraum. - Brno, 2002. - S. 225-236

30. Mastykova, A. Les perles /А. Mastykova / В кн.: M. Kazanski. La nécropole gallo-romaine et mérovingienne de Breny (Aisne) d'après les collections et les archives du Musée des Antiquités Nationales. - Paris, 2002. - P. 68-78, 249, 250.

31. Mastykova, A. Byzance et les royaumes Barbares d'Occident au début de l'époque mérovingienne / M. Kazanski, A. Mastykova, P. Périn // Probleme der frühen Merowingerzeit im Mitteldonauraum - Brno, 2002. - S. 159-193.

32. Mastykova, A. Les origines du costume "princier" féminin des Barbares à l'époque des Grandes Migrations / M. Kazanski, A. Mastykova // Costume et société dans l'Antiquité et le haut Moyen Âge - Paris, 2003. - P. 107120

33. Мастыкова, A.B. Янтарные бусы с нарезным декором эпохи Великого переселения народов / A.B. Мастыкова // Российская Археология. - 2004. - № 3. - С. 55-67.

34. Мастыкова, A.B. Глава 7. Стеклянные бусы комплекса поселений у с. Замятино / A.B. Мастыкова / В

кн.: Острая Лука Дона в древности. Замятинский археологический комплекс гуннского времени - Раннеславян-ский мир. Археология славян и их соседей. - М., 2004. -Вып 6 - С. 84-88.

35. Мастыкова, А.В. Стеклянные изделия из раскопок в г. Козельске / А В. Мастыкова / В кн РА. Нигма-туллин, O.JI. Прошкин, Г.А. Массалитина, Т.М. Хохло-ва Древний Козельск и его округа. Материалы исследований Деснинской экспедиции Института археологии РАН. - Труды отдела охранных раскопок. - M 2005. -Т. 4.-С. 156-175.

36. Mastykova, A. Les contacts entre la Gaule du Nord et la côte sud-est de la mer Baltique durant l'époque des grandes migrations et au début de l'époque mérovingienne / M. Kazanski, A. Mastykova // Voies d'eau, commerce et artisanat en Gaule mérovingienne. - Namur, 2005. - Études et Documents, Archéologie, 10. - P. 115-132.

37. Мастыкова, A.B. О происхождении «княжеского» женского костюма варваров гуннского времени (горизонт Унтерзибенбрунн) / А В. Мастыкова, М.М. Казанский // II Городцовские Чтения. Материалы научной конференции, посвященной 100-летию деятельности В.А. Городцова в ГИМ. Апрель 2003 г Труды ГИМ. - М., 2005 - Вып. 145. - С. 253-268.

38. Мастыкова, А.В. Российско-французское сотрудничество в области раннесредневековой археологии (1997-2003) / Г.Е. Афанасьев, А.В Мастыкова // Краткие сообщения Института Археологии. - M, 2005 - Вып. №218.-С. 6-11.

39. Mastykova, A. Les perles multicolores d'origine méditerranéenne provenant de la nécropole mérovingienne de Saint-Martin-de-Fontenay (Calvados) / A. Mastykova, C. Pilet, A. Egorkov // La Méditerranée et le monde mérovingien: témoins archéologiques Actes des XXIIIe Journées internationales d'archéologie mérovingienne. Supplément au Bulletin Archéologique de Provence. - Aix-en-Provence, 2005. - 3. - P. 299-311.

40. Mastykova, A. A propos des Alains en Occident á l'époque des Grandes Migrations: le costume à appliques en or / A. Mastykova, M. Kazanski // Gallia e Hispania en el contexto de la presencia 'germánica' (ss.V-VII). Balance y Perspectivas. - Oxford, 2006. - BAR. International Series 1534.-P. 289-305.

41. Мастыкова, A.B. Гривна из могильника Клин-Яр и возможности выделения привилегированных женских погребений эпохи Великого переселения народов в Центральном Предкавказье / А.В. Мастыкова // Северный Кавказ и мир кочевников в раннем железном веке. Сборник памяти М.П. Абрамовой. - М., 2007. - С. 472-490.

42. Мастыкова, А.В. О датирующих возможностях некоторых типов бус из северокавказских погребений эпохи Великого переселения народов / А.В. Мастыкова // Археология, этнография и фольклористика Кавказа. Новейшие археологические и этнографические исследования на Кавказе. Материалы Международной научной конференции. - Махачкала, 2007. - Р. 176-179.

43. Мастыкова, А.В. Золотая гривна из Фанагории: о германцах на Боспоре Киммерийском в позднерим-

ское время / ММ. Казанский, A.B. Мастыкова// Босиор Киммерийский и варварский мир в период античности и средневековья. Святилища и сакральные объекты. -Боспорские чтения. - Керчь, 2007. - Вып. 8. - С. 169— 177.

44. Mastykova, A. Le costume féminin de la civilisation de Cernjahov avec des fibules en tôle métallique / A. Mastykova // Barbaren im Wandel Beiträge zur Kultur- und Identitätsumbildung in der Volkerwanderungszeit. - Brno, 2007 -S. 201-217.

45. Mastykova, A. Machtzentren und Handelswege in Westalamen im V. - VI Jahrhundert / M. Kazanski, A. Mastykova // Barbaren im Wandel. Beiträge zur Kultur- und Identitatsumbildung in der Völkerwanderungszeit. - Brno, 2007.-S. 173-197.

46. Mastykova, A. Die Archäologie der Westgoten in Nordgallien. Zum Stand der Forschung / M. Kazanski, A. Mastykova, P. Périn // Zwischen Spätantike und Frühmittelalter. Ergänzungsbande zum Reallexikon der Germanischen Altertumskunde. - Berlin-New York, 2008 -Band 57. -S. 149-192.

47. Мастыкова, A.B. О костюме с пальчатыми фибулами в Восточной Европе / A.B. Мастыкова // Лесная и лесостепная зоны Восточной Европы в эпохи римских влияний и Великого переселения народов. - Тула, 2008. -Вып 1 -С. 367-382.

48. Мастыкова, A.B. О характере отношений кочевого и оседлого населения Восточной Европы в гунн-

скую эпоху / М.М. Казанский, А.В. Мастыкова // Восточнославянский мир Днепровско-Донского междуречья и кочевники южно-русских степей в эпоху раннего средневековья Материалы научной конференции. - Воронеж, 2008. - С 24-28.

49. Мастыкова, А.В. Погребения коней в Абхазии в позднеримское время и в эпоху Великого переселения народов / М.М. Казанский, А.В Мастыкова // Пятая Кубанская археологическая конференция: Материалы конференции. - Краснодар, 2009. - С. 150-155.

50. Мастыкова, А.В. Женский убор населения Центрального и Западного Предкавказья в эпоху Великого переселения народов / А В. Мастыкова // Официальный сайт Учреждения Российской академии наук Института археологии РАН. - 2009 - Интернет: http.// www.archaeolog.ru/?id=2&id_nws= 110&zid_nws= 1

51. Mastykova, A. Les perles en Espagne et en Gaule méridionale á l'époque wisigothique (Ve-VIIe s.) / A. Mastykova // Zona Arqueológica. - Alcala de Henares, 2009.-P. 459-175.

Тезисы докладов на конференциях и заметки

52. Мастыкова, А.В. Раскопки Лысогорского могильника / А.З Винников, А.В. Мастыкова // Археологические открытия 1978 года. - М., 1979. - С. 52-53.

53. Мастыкова, А.В. V Всесоюзная конференция по применению методов естественных наук в археологии «Комплексные методы исследования археологических

источников» (Москва, 1989) / Ю.А. Лихтер, А В. Масты-кова, А.К. Станюкович // Советская Археология. - 1991. - № 4. - С. 290-298.

54. Мастыкова, А.В. К изучению культурных связей юго-восточной Европы VII в.н.э. / И.О. Гавритухин, А.В. Мастыкова // Культуры степей Евразии второй половины I тыс. н э. Тезисы докладов Международной научной археологической конференции. - Самара, 1995. -С. 16-19.

55. Mastikova, A. The trade links of the Don Alans (the example of glass objects) / A. Mastikova // European Association of Archaeologists. 2nd Annual Meeting. - Riga, 1996. -P 82-83.

56. Мастыкова, А.В. Компьютерная обработка ран-несредневековых бус Юго-Восточной Европы / В.Б. Ковалевская, А.В. Мастыкова // Античная цивилизация и варварский мир. Тезисы докладов V археологического семинара. - Новочеркасск, 1996. - С. 29-30.

57. Мастыкова, А.В. Стеклянные бусы могильника Гастон Уота / А.В. Мастыкова, А П Мошинский // Актуальные проблемы археологии Северного Кавказа. XIX «Крупновские чтения». Тезисы докладов. - М., 1996. -С. 113-114

58. Мастыкова, А. Бусы как источник изучения культурных контактов Средиземноморья и Восточной Европы / А Мастыкова // Международная конференция "Византия и Крым". Тезисы докладов. - Севастополь, 1997 - С. 57-63.

59. Mastykova, A. Some aspects of the glass beads study / A. Mastykova // Third Annual Meeting of the European Association of Archaeologists. Abstracts. - Ravenna, 1997.-P. 80-81.

60. Mastikova, A. Study of the trade links of southeastern Europe during the second half of the first millennium A. D. / A. Mastikova // An International Conference of Medieval and Later Archaeology. Abstracts. - Brugge,

1997.-P. 16.

61. Mastykova, A. International Symposium "Byzantium and the Crimea" Centre for the Archaeology of Central and Eastern Europe / I. Gavritukhin, M. Kazanski, A. Mastykova // Space Archaeology. - 1998. - № 5. - P. 11.

62. Mastykova, A. Beads from the North Caucasian Klin-Yar III cemetery (the 5th - 8th cc. A.D.). A chemical-technological analysis / A. Mastykova // 31st International Symposium on Archaeometry. Abstracts. - Budapest, 1998. - P. 99.

63. Мастыкова, A.B. Северный Кавказ и Средиземноморье в V - VI вв. К вопросу о формировании культуры варварской аристократии / М.М. Казанский, А.В. Мастыкова // Юбилейные Международные XX «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа (тезисы докладов). Железноводск - Ставрополь,

1998. С. 47-50.

64. Mastykova, A. Le Caucase du nord et la région méditerranéenne aux Ve-VIe siècles / A Mastykova, M. Kazanski // Bulletin de Liaison. XIXe Journées

Internationales d'Archéologie mérovingienne. - Saint-Denis, 1998.-№22 -P. 9-13

65. Mastykova, A. Les perles en ambre à décor gravé de l'époque des Grandes Migrations / A. Mastykova // Bulletin de Liaison. XIXe Journées Internationales d'Archéologie mérovingienne. - Saint-Denis, 1998 - № 22. - P. 73-77.

66. Mastykova, A. Les Elements Germaniques dans la civilisation de la population du Caucase du Nord à l'epoque des Grandes Migrations / M. Kazanski, A. Mastykova // 5 Internationales Kolloquium des Vorgeschichtlichen Seminars in Marburg. «Kontakt-Kooperation-Konflikt Germanen und Sarmaten zwischen dem 1. und 4. Jahrhundert nach Christus». - Marburg, 1998. - S. 26.

67. Мастыкова, A.B. Международная конференция "Византия и Крым" (Севастополь, 1997) / A.B. Мастыкова, И.О. Гавритухин, М.М. Казанский // Российская Археология. - 1999. - № 1. - С. 242-245.

68. Mastykova, A. Amber beads with incised decoration of Great Migration period in the Carpathian basin and in the Caucasus / A. Mastykova // International Connections of the Barbarians of the Carpathian Basin in the 1st - 5th centuries A.D. - Aszôd-Nyiregyhâza, 1999. - P. 72-74.

69. Mastykova, A. Les contacts entre la Gaule du Nord et la côte sud-est de la mer Baltique durant l'époque des grandes migrations et au début de l'époque mérovingienne / M. Kazanski, A. Mastykova // Bulletin de Liaison. XXe Journées Internationales d'Archéologie mérovingienne. -Namur, 1999. -№ 23. - P. 61-65.

70. Мастыкова, А.В. Франко-российское сотрудничество в области раннесредневековой археологии / А.В. Мастыкова // Российская Археология - 1999. -№4.-С. 241-244.

71. Мастыкова, А.В. Раскопки меровингского могильника в Лонгруа в Верхней Нормандии / Э.Мантель, М.М. Казанский, А.В. Мастыкова, З.Х.-М. Албегова, А.Г. Атавин, Д С. Коробов // Археологические открытия 1998 года. - М, 2000. - С. 369-371.

72. Мастыкова, А.В. Центры власти и торговые пути в Западной Алании в V-VI вв. / А.В. Мастыкова, М.М. Казанский // XXI "Крупновские чтения" по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. - Кисловодск, 2000.-С. 99-102

73. Mastykova, A. La méditerranée et les royaumes barbares d'occident durant la deuxième moitié du Ve siècle / M. Kazanski, A. Mastykova // Bulletin de Liaison. XXIe Journées Internationales d'Archéologie mérovingienne -Besançon, 2000. - № 24. - P. 16.

74. Мастыкова, А.В. Завершение раскопок меровингского могильника Лонгруа в Верхней Нормандии / Э. Мантель, М. Казанский, А.В. Мастыкова, З.Х.-М. Албегова, Б.Е Янишевский, Д.С. Коробов // Археологические открытия 1999 года. - М., 2001. - С. 303-305.

75. Mastykova, A. Le costume féminin de la civilization de Tcherniakhov: parallèles avec les tombes d'Angers / A. Mastykova // Bulletin de Liaison. XXIIe Journées Internationales d'Archéologie mérovingienne. Militaires

Barbares dans L'Armée Romaine en Occident. - Angers, 2001. -№ 25. - P. 14-15.

76. Мастыкова, А.В. Франко-российское сотрудничество в области раннесредневековой археологии: новые результаты / Г.Е. Афанасьев, А.В. Мастыкова // Российская Археология - 2001. -№ 2. - С. 180-182.

77. Мастыкова, А.В. Костюм алан Верхней Кубани в эпоху Великого переселения народов (по материалам могильника Байтал-Чапкан) / А.В. Мастыкова // XXII "Крупновские чтения" по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. - Ессентуки-Кисловодск, 2002. -С. 87-90.

78. Mastykova, A. Les perles méditerranéennes de la nécropole mérovingienne de Saint-Martin-de-Fontenay (Calvados) / A. Mastykova, C. Pilet, A. Egorkov // Bulletin de Liaison. XXIIIe Journées Internationales d'Archéologie mérovingienne. - Arles, 2002. - № 26. - P. 86-92.

79. Мастыкова, А.В. О происхождении "княжеского" женского костюма варваров гуннского времени (горизонт Унтерзибенбрунн) / А В. Мастыкова, М.М. Казанский // Чтения, посвященные 100-летию деятельности Василия Алексеевича Городцова в Государственном Историческом музее. Тезисы конференции. -М., 2003. - Часть II. - С. 75-79.

80. Мастыкова, А.В. Гривна с медальоном инкру-стационного стиля эпохи Великого переселения народов из могильника Клин-Яр / А.В. Мастыкова // Древний Кавказ: ретроспекция культур. Международная научная

конференция, посвященная 100-летию со дня рождения Евгения Игнатьевича Крупнова. XXIV Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов.-М., 2004.-С. 121-123.

81. Мастыкова, А.В. «Царские» гунны и акациры: попытка археологической идентификации / М.М. Казанский, А.В Мастыкова // Евразия. Этнокультурное взаимодействие и исторические судьбы. Тезисы докладов научной конференции. - М., 2004. - С. 166-169.

82. Mastykova, A. Le contacts de la population de la Russie Centrale avec le Nord de la mer Noire à l'époque des Grandes Migrations et la voie fluviale du Don (d'après la diffusion des perles en verre) / A. Mastykova, O. Rumyantceva, A. Yegorkov // Third International Congress on Black Sea Antiquities (Pontic Congress). -Prague, 2005.-P. 42^13.

83. Мастыкова, A.B. Связи населения Центральной России и понтийского региона в эпоху Великого переселения народов (по материалам стеклянных бус) / А.В. Мастыкова, О.С. Румянцева, А.Н. Егорьков // Археологической изучение Центральной России. Тезисы Международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения В.П. Левенка. - Липецк,

2006 - С. 264.

84. Mastykova, A. La culture «princière» barbare de l'époque des grandes migrations et les Alains / M Kazanski, A. Mastykova // Scythias, Sarmatians, Alans. Iranian-Speakinds Nomads of the Eurasian Steppes. - Barcelona,

2007 - P. 24-25.

85. Мастыкова, A.B. Социальная иерархия женского костюма населения Западного Предкавказья в эпоху Великого переселения народов / A.B. Мастыкова // Отражение цивилизационных процессов в археологических культурах Северного Кавказа и сопредельных территорий. Юбилейные XXV «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. - Владикавказ, 2008. - С. 247-249.

86. Мастыкова, A.B. Эволюция некрополя Цибили-ум (II-VII вв.) / М.М. Казанский, A.B. Мастыкова // Отражение цивилизационных процессов в археологических культурах Северного Кавказа и сопредельных территорий. Юбилейные XXV «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. - Владикавказ, 2008. - С. 173-178.

Подписано к печати 23 12 2009 Формат 60x84/1/1 б Бумага офсетная Печать на ризографе Гарнитура Times New Roman Тираж 100 экз

Отпечатано в Лаборатории множительной техники Учреждения Российской академии наук Института археологии РАН 117036, Москва, ул Дм Ульянова, 19

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Мастыкова, Анна Владимировна

ВВЕДЕНИЕ.

Задачи исследования.

Основные понятия и определения.

Методические аспекты изучения древнего костюма.

Хронологические и географические рамки.

Письменные источники и история региона.

Глава 1. ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ СЕВЕРОКАВКАЗСКОГО ЖЕНСКОГО КОСТЮМА ЭПОХИ

ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ НАРОДОВ.

Глава 2. ОСНОВНЫЕ КАТЕГОРИИ ЖЕНСКОГО УБОРА.

ФИБУЛЫ.

Фибулы-броши.

Дуговидные фибулы.

Двупластинчатые фибулы.

Пальчатые фибулы.

ПРЯЖКИ, ПОЯСНАЯ И ОБУВНАЯ ГАРНИТУРА.

Пряжки.

Ременные наконечники и кольца.

Ременные накладки и заклепки.

БРАСЛЕТЫ.

Браслеты из металлического округлого стержня.

Пластинчатые браслеты.

Браслеты из витой проволоки.

Стеклянные браслеты.

ПЕРСТНИ.

СЕРЬГИ.

Серьги в виде проволочного кольца.

Калачевидные серьги.

Серьги с многогранником на конце, или полиэдрические.

Каплевидные серьги.

ГРИВНЫ.

Гривны из металлического стержня.

Гривны из витой проволоки.

Гривны с медальоном.

ПОДВЕСКИ.

Листовидные подвески.

Колесики-подвески.

Топорики-подвески.:.

Янтарные грибовидные подвески.

Раковины-подвески.

Лунницы-подвески.

Колокольчики-подвески.

АППЛИКАЦИИ.

АНТРОПОМОРФНЫЕ ФИГУРКИ С ПЕТЛЕЙ.

ЗЕРКАЛА.

Зеркала типа Карповка - Анке-4.

Зеркала типа Березовка — Анке-2.

Зеркала типа Медлинг — Анке-5.

Зеркала типа Чми-Бригецио — Анке-1.

Зеркала типа Балта — Анке-3.

Зеркала редких типов.

БУЛЛЫ.

ЛОЖКИ-ЦЕДИЛКИ.

ЦЕПОЧКИ.

ПИНЦЕТЫ.;.

ФЛАКОНЫ.

ИГОЛЬНИКИ.

ТУАЛЕТНЫЕ НАБОРЫ.

ГРЕБНИ.

БУСЫ.

Каменные и янтарные бусы.

Стеклянные бусы.

ГЕММЫ И ПСЕВДОГЕММЫ.

Геммы.

Псевдогеммы.

Глава 3. АВТОХТОННЫЕ И АЛЛОХТОННЫЕ КОМПОНЕНТЫ ЖЕНСКОГО УБОРА.

АВТОХТОННЫЕ КОМПОНЕНТЫ.

СРЕДИЗЕМНОМОРСКИЕ КОМПОНЕНТЫ (карта 5).

ВОСТОЧНОГЕРМАНСКИЕ КОМПОНЕНТЫ (карта 4).

САСАНИДСКИЕ КОМПОНЕНТЫ (карта 6).

ЗАКАВКАЗСКИЕ КОМПОНЕНТЫ (карта 7).

Глава 4. ТИПЫ ЖЕНСКОГО УБОРА И РЕГИОНАЛЬНЫЕ РАЗЛИЧИЯ.

ОСОБЕННОСТИ РАСПРОСТРАНЕНИЯ «АВТОХТОННЫХ» ЭЛЕМЕНТОВ.

ОСОБЕННОСТИ РАСПРО СТРАНЕНИЯ «АЛЛОХТОННЫХ» ЭЛЕМЕНТОВ.

ТИПЫ ЖЕНСКОГО КОСТЮМА.

Фибульные» костюмы.

Бесфибульные» костюмы.

Глава 5. ЖЕНСКИЙ УБОР И ВОЗМОЖНОСТИ СОЦИАЛЬНОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ.

ИЕРАРХИЯ ЖЕНСКОГО КОСТЮМА ГОТОВ-ТЕТРАКСИТОВ.

ИЕРАРХИЯ ЖЕНСКОГО КОСТЮМА ЗАПАДНОГО ПРЕДКАВКАЗЬЯ.

ИЕРАРХИЯ ЖЕНСКОГО КОСТЮМА ЦЕНТРАЛЬНОГО ПРЕДКАВКАЗЬЯ.

Введение диссертации2010 год, автореферат по истории, Мастыкова, Анна Владимировна

Задачи исследования

Тема костюма как одного из важнейших элементов материальной культуры традиционных обществ хорошо разработана в современной культурологии. Подчеркивается, что костюм выполняет ряд значимых функций: социальные, биологические, сакральные, эстетические и пр. (Яценко, 2006. С. 5, 6). Как известно, женский костюм в традиционных обществах является одним из наиболее устойчивых и консервативных элементов материальной культуры, он сакрализован, и его составляющие играют роль амулетов-оберегов. Все это в полной мере относится и к костюму населения Северного Кавказа (Чурсин, 1929. С. 28-35; Карпов, 2001. С. 15, 16). Поэтому в архаических социумах традиционный женский костюм в целом не мог являться предметом торговли или дарения, если речь не шла о престижных «княжеских» украшениях и одеждах. Разумеется, отдельные составляющие костюма, производство которых требует особых профессиональных навыков, например стеклянные бусы, изготовлялись в определенных центрах и затем распространялись на широкой территории. Металлические детали традиционного костюма, скорее всего, производились мастерами не «для рынка», а «на заказ», для конкретных людей и согласно определенной моде1. Показательно, например, что для эпохи викингов в Северной Европе известно около 4000 славянских женских украшений, однако из них лишь 3% найдены в погребениях в составе костюма, остальные происходят из кладов. Эти чужеродные изделия явно служили сырьем для изготовления местных украшений (Капелле, 1989. С. 136, 137).

1 Некоторые уральские исследователи предполагают, что носители ломоватовской культуры в Прикамье покупали пояса для своих женщин у представителей соседней неволинской культуры. Подтверждение этому они видят в том факте, что неволинские пояса в ломоватовских некрополях «встречены в комплексах, где все остальные предметы были типично местными» (Крыласова, Белавин, 2001. С. 90). Такое объяснение, однако, не является единственно возможным. Инородные пояса могли войти в моду у женщин ломоватовской культуры и изготовляться на месте.

За пределы ареала данной цивилизации элементы женского костюма, как правило, попадали вместе с их носительницами, например вследствие межэтнических браков или каких-то экстраординарных событий, нарушавших ход жизни древних коллективов (захват воинской добычи, кража, угон пленниц, депортация отдельных групп населения и т. д.) (Werner, 1970; Петрухин, 1983; Стальсберг, 1994. С. 194). При этом не надо упускать из виду, что такого рода контакты могли связывать общины, территориально удаленные друг от друга. Именно перекрестными браками объясняется появление в V в. на Эланде и Борнхольме восточнопрусских фибул со звездчатым окончанием ножки (Bitner-Wröblewska, 2001. Р. 124, 125).

Для хорошо изученной территории Западной и Центральной Европы конца античности и раннего средневековья этот постулат легко проверяется на археологическом материале. Здесь зоны массового распространения определенных типов фибул, пряжек и других элементов, женского убора хорошо соотносятся с географией варварских королевств, известной по письменным источникам. В качестве примера можно назвать характерные гепидские орлиноголовые пряжки (Bona, 1976. Fig. 1), тюрингские (Böhme, 1988. Fig. 6, 8, 10-12; Koch 1998. Т. 1. S. 15, 24-27), аламаннские (Koch, 1998. Т. 2. Karte 3, 4) или меровингские фибулы (Vallet, 1997. Fig. 20-23; Koch, 1998. Т. 2. Karte 1, 2, 4—8, 10). Их «выброс» за пределы основной территории представляет редкое явление и связан, как правило, с определенными событиями (Werner, 1970). Поэтому данные украшения справедливо рассматриваются западными археологами как «этнографические» показатели.

Автохтонные» элементы, имеющие корни в традиции костюма предыдущего времени (фибулы, металлические зеркала, различные типы браслетов, некоторые типы бус и т. д.), являются интереснейшим материалом для реконструкции культурной и этнической истории региона, поскольку отражают наиболее устойчивые и типичные черты женского костюма.

Именно они должны привлекаться в первую очередь для определения этнокультурной принадлежности той или иной группы северокавказского населения.

В то же время общеизвестен факт существования женской интернациональной моды, хорошо представленный в материалах эпохи, которая рассматривается в данной работе (конец античности и начало средневековья): исследователи часто говорят о «дунайской», «средиземноморской», «меровингской» моде в раннесредневековой Европе.

Феномен моды, известный во все исторические эпохи, открывает в i костюме широкие возможности для выражения индивидуальности человека, позволяющие изменять свой внешний вид, демонстрировать или скрывать определенные личные качества. Распространение моды в конкретном историческом контексте вызвано стремлением к подражанию престижным группам. Интенсификация общения между правящими домами, их соперничество в могуществе и влиятельности, частое и продолжительное пребывание иностранцев в других государствах — все это было благодатной почвой для появления интернационального костюма и развития моды (Килошенко, 2001. С. 6-8).

Существование международной моды нисколько не противоречит сказанному выше о традиционности женского «варварского» костюма. Мода интернационального характера распространялась в первую очередь среди аристократии, т. е. наиболее мобильной, полиэтничной и подверженной внешним влияниям социальной группы (Мастыкова, 20086. С. 27). В этом социальном слое мода играла прежде всего престижную роль и позволяла представителям знати подчеркнуть свое особое положение, свою политическую и культурную ориентацию2 (отсюда, на мой взгляд, феномен «византийской» или «сасанидской» моды на Кавказе), свои связи с

2 Показательно в этом смысле сообщение Иоанна Малалы о дарении Юстинианом «царских одежд» предводительнице союзного северокавказского народа савир Boa (Боа) (Малала. Хронография. С. 469) (подробнее см. ниже). престижными кланами и правящими фамилиями Европы и Азии. Последним обстоятельством, возможно, объясняется и широкое распространение украшений германского звериного стиля в раннесредневековой Европе (см. ниже).

Очень скоро престижную «княжескую» моду начинают копировать другие слои населения, стремящиеся подражать своей социальной верхушке. При этом иностранное происхождение тех или иных элементов костюма не имеет значения3, поскольку представители знатных кланов у варваров обычно выполняют не только управленческие и военные, но и религиозные функции и, следовательно, таким образом «гарантируют» сакральность новомодных инородных вещей.

Эта «демократизированная» мода хорошо представлена в археологическом материале эпохи Великого переселения народов. Не стоит забывать, что погребальные памятники — на сегодняшний день основной источник наших знаний о варварском костюме - отражают прежде всего культуру «среднего класса». Основная масса известных датируемых могил, содержащих типичные предметы женского убора (как правило, крупные, но из недорогих металлов), принадлежит именно рядовым, но достаточно состоятельным членам слабо дифференцированного социума варваров эпохи переселения народов (об этом см.: Christlein, 1973; Амброз, 1968. С. 22; Мастыкова, 20086. С. 29). Могилы аристократии все-таки редки или отсутствуют вовсе, а погребения «низших» слоев населения с трудом подвергаются надежной датировке из-за бедности погребального инвентаря.

3 Приведу подобный пример распространения моды, хотя уже из другой эпохи: «В 1192 году султан Саладин преподнес и послал графу Генриху де Шампань великолепную тунику и тюрбан. Граф ответил, что обязательно будет носить его подарки, тем более что император Бодуэн I уже подал пример и при въезде в Иерусалим (1100) был одет в тканый золотой бурнус. Франкские женщины, обосновавшиеся на востоке, не замедлили последовать этим примерам и восприняли барберийские моды. Они носили длинные платья с расширенными рукавами из муслима (расшитый золотом шелк из Мосула), из газа и крепа местной выработки индийской работы, а также китайские платки» (Boucher, 1965).

Возникновение и быстрое распространение аристократической интернациональной моды в эпоху Великого переселения народов обусловливалось конкретной исторической ситуацией того времени. Воины самого различного происхождения бок о бок сражались в рядах позднеримской/ранневизантийской армии или противостоящих ей варварских дружин. Разноплеменные князья и вожди составляли дворы престижных варварских предводителей (например, Аттилы или Теодориха), они входили также и в состав военной знати поздней Римской империи. Представители знати легко перемещались от одного королевского двора к другому, часто на очень большие расстояния. Так, скандинавский король Родвульф прибыл ко двору итало-остроготского короля Теодориха (Иордан. «Getica». § 24. С. 65), лангобардский принц Ризнульф с Дуная уехал в изгнание к североморским варнам (Прокопий из Кесарии. Война с готами. Кн. III. 35. 15. С. 357), а остроготский принц Видимер Амал переселился со своим двором и дружиной со Среднего Дуная в визиготское королевство в Южной Галлии (Иордан. «Getica». § 284. С. 116).

Хорошо известны многочисленные междинастические браки в европейских королевских домах (например, скандальный брак Хильдерика и Базины: Grégoire de Tours. Histoire des Francs. Livre II. XII. P. 102-103), a также межэтнические браки в среде варварской аристократии (главнокомандующий армией Западной Римской империи Стилихон был наполовину вандалом, наполовину свевом). Биографии таких персонажей, как Аэций, Орест, Хильдерик, Одоакр, Теодорих, Мунд, служат прекрасной иллюстрацией мобильности варваризованной знати эпохи конца Римской империи (об этом см.: Ellegard, 1986. Р. 53).

Особое внимание следует уделить роли отдельных престижных кланов в формировании моды. Например, из «Истории августов», апокрифического сочинения конца IV — начала V в., известно, что отдельные знатные римские familia имели отличительные черты в декоре костюма: женщины из фамилии

Macriani носили вуали для прически, браслеты, перстни, пояса, украшенные изображением Александра Македонского, и это изображение имелось таюке на туниках или плащах (Histoire auguste. XXIV. Vie des trente tyrans. Quiétus. XIV. 4. P. 885). Вполне допустимо, что подобное явление существовало и у варваров. Поэтому исследователи связывают, например, те или иные характерные элементы североевропейского звериного стиля VI—VII вв. с отдельными элитными кланами (см. подробнее: tfoilund Nielsen 1998; 1999; 2000. P. 167, 168). Возвышение и падение этих правящих кланов, их политическая история должны были влиять на развитие и распространение моды среди их сторонников.

Анализ французской придворной моды XVII в. позволил М.И. Килошенко исследовать ее психологические механизмы. Так, например, следование королевской моде этого периода определялось, по ее мнению, прежде всего осознанным стремлением представителей высших сословий подчеркнуть свое расположение к автору новшества, признанием его вкуса и, как следствие, желанием вызвать его расположение к себе. Кроме того, это позволяло показать свою принадлежность к знатному сословию, продемонстрировать свой образ жизни, приближенный хотя бы внешне, посредством костюма, к королевскому (Килошенко, 2001. С. 7-11). Все эти соображения, руководившие людьми позднего средневековья, очень напоминают те, что лежали в основе процессов формирования международной моды в эпоху Великого переселения народов. В этих процессах задействованы те же психологические механизмы и факторы, учитываются социальные установки. Мода, и особенно интернациональная, рассматривается как знаковая система. Повторю, что появление интернациональной моды нисколько не противоречит существованию «традиционного», или «национального», костюма. Наоборот, это закономерный процесс, поскольку мода — многоплановое социально-психологическое явление.

Таким образом, женский костюм является важным источником реконструкции культурной, политической, этнической и экономической истории древнего населения. С этой точки зрения представляется интересным изучить женский убор населения Северного Кавказа. Такая работа для эпохи Великого переселения народов никем прежде специально не проводилась. Однако в кавказской археологии есть устойчивая традиция изучения металлических элементов костюма, а также бус, что и позволяет предпринять исследование обобщающего характера.

Целью работы является воссоздание целостной картины формирования и эволюции женского убора населения западной и центральной части Северного Кавказа в конце IV — середине VI в., когда здесь возникают два мощных этнокультурных массива - аланский в Центральном Предкавказье и протоадыгский в Западном Предкавказье (карта 1).

К числу основных задач работы относятся:

1) составление каталога предметов женского убора эпохи переселения народов на территории от Черноморского побережья Северного Кавказа до бассейна Верхнего Терека;

2) попытка создания первичной классификации массовых категорий погребального инвентаря, имеющих отношение к женскому костюму;

3) выявление автохтонных и аллохтоных элементов в женском костюме, уточнение их хронологии и территориального распространения, а затем, на основе полученных результатов, исследование направлений этнокультурных, экономических, политических контактов северокавказского позднеантичного и раннесредневекового населения, определение роли культурно-политического влияния «великих держав» древности - Восточно-Римской империи и сасанидского Ирана - на «варварские» народы Предкавказья, а точнее, на их племенные и предгосударственные образования;

4) выявление основных типов женского северокавказского костюма, выяснение их происхождения, территориального распространения;

5) выяснение возможностей социальных реконструкций, в первую очередь социальной иерархии, по материалам женского убора для протоадыгских, готско-причерноморских и аланских групп населения Северного Кавказа в эпоху Великого переселения народов.

Основные понятия и определения

При изучении металлических и других предметов, некогда составлявших убор погребенной, термины «костюм» и «убор» использованы как синонимы. При этом, на мой взгляд, не следует путать понятия «костюм» и «одежда».

Костюм (от франц. costume) - это свойственная различным историческим эпохам, странам и социальным группам единая система, включающая в себя одежду со всеми особенностями фасона, покроя, цвета и рода материи; обувью; головными уборами; аксессуарами (например бытовыми предметами или даже оружием, носимыми на поясе); украшениями; прической; гримом; манерой носить бороду и усы и т. д. (ср.: Терешкович, 1999. С. 118). Костюм, по мнению психолога М.И. Килошенко, исторически появился значительно раньше моды, предопределив ее «триумфальное шествие», но мода, в свою очередь, способствует дальнейшему развитию костюма (Килошенко, 2001. С. 120). «Многообразие мира костюма неисчерпаемо, а прогресс человечества увеличивает и ускоряет его», - пишет Р.В. Захаржевская (1967. С. 2). Костюм, с одной стороны, является средством самопрезентации личности, а с другой — средством воздействия на других людей. Костюм, как формулирует М.И. Килошенко, это ритуал, способ выражения большинства, акт узнавания, знакомства. Костюм представляет собой символическую систему, он некий «передатчик» информации от его владельца к окружающим. (Килошенко, 2001. С. 121). Под информацией в костюме психологи моды понимают сложность и своеобразие пластического и пространственного расположения элементов, степень их качественного и количественного изменений, особенности их взаимоотношений (Моль, 1966; Килошенко, 2001). Для передачи необходимой1 информации костюм формирует свой «язык», т. е. свою знаковую — кодовую — систему. Набор определенных знаков в костюме позволяет нам «узнать» его и определить, к какой эпохе он относится. Костюм выстраивает у нас, зрителей, ассоциативный ряд и заставляет иногда реагировать на него как на целое художественное явление: мы слышим музыку этой эпохи, мы чувствуем запах, манеру поведения, пластику танца. ит. д.

Знаковость» в костюме имеет двойное значение: она выражает, во-первых, индивидуальность личности и, во-вторых, принадлежность ее к той или иной группе общества. Отмечаются следующие аспекты знаковой роли костюма: костюм — знак классовой дифференциации; костюм — знак богатства (экономической престижности), отражение общественной интеграции («униформенность»); костюм — знак принадлежности к определенной идеологической группе; костюм — знак респектабельности; костюм — знак полового различия; костюм — знак вкуса человека; костюм — знак культуры.

По мнению М.И. Килошенко, иерархические установки общества выражались в сложной регламентации сочетаний элементов костюма; одним периодам в развитии костюма была присуща большая знаковость, другим -меньшая (Килошенко, 2001. С. 126).

Костюм, следовательно, представляет собой систему элементов и несет в себе некий образ, идею; он говорит об уровне развития и ориентированности культуры своего хозяина, о его психологии, материальных возможностях, социальном статусе. В русском языке слово «убор» имеет то же значение, но с XVIII—XIX вв. стало чаще употребляться слово «костюм».

Убор, убиранье, убранье (Псковская, Тверская губернии) - все, что идет на украшенье, наряд, праздничное платье, убранство (Даль, 1991.Т. IV. С. 458).

Убранство — наряд, украса, украшенье; нарядное платье, ожерелье и прочие принадлежности; в том числе щегольская отделка комнат, праздничное украшение (Даль, 1991.Т. IV. С. 458).

Понятие «одежда» для меня связано, в первую очередь, с укрывающей человеческое тело органической основой (текстиль, кожа, войлок, мех и т. д.), на которой «строится» комплекс костюма. Этимологи считают, что слово «одежда» относится к праславянским языкам: «одедь» — то,-чем покрывают, одевают тело (напр.: Фасмер, 1971. С. 121). Интересно, что В.И. Даль, указывая значение слова «одежда», делает уточнение: «кроме шапки, рукавиц, обуви» (Даль, 1989. С. 650). Так, например, в XVI-XVII вв. в Москве для обозначения собственно одежды употреблялись следующие слова: одежда (одежа), платье, платно, порты, портище, одеяние, убор. Причем, слово «убор» обозначало не только одежду, но и головной убор, и прочее, т.е. костюм в целом (Политковская, 2005. С. 15- 20).

Таким образом, понятие «костюм» гораздо шире, чем понятие «одежда»; последняя является только частью костюма, хотя, надо согласиться, — его базовой частью. Показательно, что в современной европейской археологии четко проводится разделение: костюм, или убор, традиционно изучается в рамках общих археологических исследований, а история одежды в последнее время выделяется в отдельную отрасль (так называемая археология текстиля или археология одежды). Точно так же в археологической европейской литературе существует четкое разделение терминов: например, costume - vêtement, habit; Kostüm, Tracht - Kleidung.

Изложенная мною точка зрения, опирающаяся на работы русских и зарубежных историков материальной культуры, на сегодняшний день не единственная. Очень часто понятия «костюм» и «одежда» употребляются в археологической и этнографической литературе как тождественные. Например, в известной книге Т1Д. Равдоникас «Очерки по истории одежды населения Северо-Западного Кавказа» помимо одежды как таковой рассматриваются и головные уборы, и обувь, и украшения (Равдоникас, 1990). Точно так же в монографиях этнографов E.H. Студенецкой «Одежда народов Северного Кавказа XVIII-XX вв.» и С.Ш. Гаджиевой «Одежда народов Дагестана» помимо непосредственно одежды, ее кроя и особенностей изучаются головные уборы, обувь, украшения и даже оружие (Студенецкая, 1989; Гаджиева, 1981. С. 53-59). В этнографической литературе часто используется понятие «костюмный комплекс», которое означает «определенное сочетание более или менее устойчиво бытующих вместе элементов традиционного костюма» (Булатова, Гаджиева, Сергеева, 2001. С. 60). По сути, в цитируемых работах рассматриваются различные наборы элементов одежды, обуви, головных уборов, разнообразных украшений, что позволяет авторам отождествлять понятия «одежда» и «костюм». Интересно отметить следующую закономерность в археологических публикациях: те исследователи, которые занимаются изучением только элементов костюма, традиционно используют понятия «костюм» или «убор», но как только в центре внимания оказывается костюм в целом как ансамбль, возникает подмена понятий «одежда» и «костюм» (напр.: Древняя одежда народов Восточной Европы, 1986).

Зато в искусствоведческой литературе по истории костюма существует очень четкое разделение, и работы, как правило, предваряются главой, в которой определяются основные понятия — «одежда», «костюм», «исторический костюм», «национальный костюм» и т. д. (Каминская, 1986;

Мерцалова, 1972; 1993; 1995; 1998; Плаксина, Михайловская, Попов, 2003; Неклюдова, 2004; Захаржевская, 2006 и др.). Еще в конце 1930-х гг. русский искусствовед Н.И. Тарабукин в своих лекциях по истории костюма отмечал, что следует различать термины «костюм» и «одежда», и если одежда, по его мнению, «есть бытовая и необходимая принадлежность обихода», призванная облекать, скрывать, изолировать тело от окружающей внешней среды, «то костюм это некая традиция, обладающая смысловой значимостью и имеющая социальную функцию» (Тарабукин, 1994. С. 8, 9).

Пример такого четкого разделения терминов содержится в работе З.В. Доде, посвященной средневековому костюму народов Северного Кавказа VII—XIV вв., в которой автор в качестве костюмного комплекса рассматривает одежду, обувь, головные уборы, украшения, аксессуары и т. д. (Доде, 2001). Сошлюсь также на исследование этнографа O.A. Сухаревой «История среднеазиатского костюма», где каждая глава посвящена составной части костюма: одежде и обуви, головным уборам и прическам, украшениям (Сухарева, 1982).

К сожалению, текстиль и другие органические остатки одежды эпохи Великого переселения народов на Северном Кавказе практически не сохраняются. Поэтому источником изучения костюма Западного и Центрального Предкавказья в рассматриваемое время служат в основном металлические, стеклянные и другие изделия, некогда входившие в его состав. Эти предметы дают некоторое представление о костюме: например, по наличию двух фибул, которые предполагают платье на бретелях типа сарафана, можно обсуждать способы скрепления одежды, возможный ее покрой. По расположению бляшек, нашивных накладок и т. д. можно судить об отделке одежды и даже в некоторых случаях о ее длине и ширине, например, рукавов. Ременная гарнитура свидетельствует о наличии пояса, а обувная позволяет рассуждать об определенном типе обуви. Сохранившиеся украшения — серьги, браслеты, кольца, гривны, ожерелья и т. д. — помогают дополнить ансамбль костюма, но все-таки восстановить весь его облик почти невозможно. По основным, диагностическим, как я их называю, элементам («костюм с гривной», «костюм с фибулой-брошью» и т. д.) можно предложить лишь некую схему реконструкции костюма, которая, разумеется, будет достаточно условной.

Мною часто употребляется и понятие «мода» (от лат. моёш - мера, образ, способ, правило, норма). По мнению психолога М.И. Килошенко, мода возникла, когда стало появляться все большее количество новых одежд различной формы и различных названий, и это понятие как нельзя лучше отразило особенности объединения существующего разнообразия одежд в костюм. Иными словами, понятие «мода» стало обозначать правила сочетания разнообразных одежд в одном костюме, и первыми исполнителями этих правил, по мнению автора, были представители высшего сословия (Килошенко, 2001. С. 8; 2006. С. 6).

Существует много разных определений этого понятия. Одно из первых дал Иммануил Кант в своей работе «О вкусе, отвечающем моде»: «Закон этого подражания (стремления) казаться не менее значительным, чем другие, и именно в том, причем не принимается во внимание какая-либо польза, называется модой. при этом имеется некоторое принуждение - поступать в рабской зависимости исключительно от примера, который дают нам в обществе многие» (цит. по: Орлова, 1989. С. 9). Приведу и точку зрения современных исследователей: мода - это специфическая и весьма динамичная форма стандартизованного массового поведения, возникающая преимущественно стихийно, под влиянием доминирующих в обществе настроений и быстроизменяющихся вкусов, увлечений и т. д. (Парыгин, 1971). Законодатель мировой моды Пьер Карден говорит так: «Мода - это способ выражения. Другими словами, мода - это отражение индивидуальных качеств отдельной личности в социальном и моральном аспектах» (цит. по: Орлова, 1989. С. 10). Но, пожалуй, точнее других о сущности моды сказал известный русский кутюрье Вячеслав Зайцев: «Мода — это та условность, соблюдать которую мы приговорены пожизненно».

Методические аспекты изучения древнего костюма

В- работе рассматриваются основные категории предметов женского убора Центрального и Западного Предкавказья, в том числе и Черноморского побережья Северного Кавказа, эпохи Великого переселения народов. Предлагаемые реконструкции костюма опираются, в первую очередь, на анализ позиции элементов убора на костяке4, как это уже давно принято в археологии германцев (Hinz, 1978; Schulze, 1976; Clauss, 1987; Martin, 1994; 1995b; Zeller, 1996; Vida, 2004), балтов<Нукшинский могильник, 1957. С. 3139; Волкайте-Куликаускене, 1986; Вашкевичюте, 1989; Зариня, 1986), финно-угорских народов ^Кравченко, 1974. С. 132, 136-139; Лаул, 1986; Воронина, Зеленцова, Энговатова, 2005. С. 82-99), а также пестрого в этническом отношении населения Северного Причерноморья- (Хайрединова, 1999; 2000; 2002; Damm, 1999). У германцев, балтов и финнов в изучаемый период доминируют ингумации с выразительным погребальным инвентарем, что и допускает подобные реконструкции. Используется этот метод и в раннеславянской археологии, хотя подчеркивается, что в этом контексте данные* о позиции вещей на костяке практически отсутствуют и исследователям приходится обращаться к внешним параллелям (Щеглова, 1999).

Остановлюсь более подробно на основных методических положениях, которыми я руководствовалась в своей работе.

1. Для реконструкцииj костюма были привлечены, за редкими исключениями, материалы только тех погребений, где по публикациям и > архивным материалам устанавливается позиция предметов убора в могиле.

Это, несомненно, сужает круг используемого материала, но зато придает

4 О методике изучения древнего костюма см.: Яценко, 2001. С. 4—6; 2006. С. 15-21. t х заключениям большую доказательность5.

Для проверки предлагаемых реконструкций костюма с инородными элементами, в частности с брошами средиземноморского происхождения или с восточногерманскими фибулами, мною привлекались археологические и иконографические параллели из соответствующих регионов. Они, как правило, подтверждают реконструкции, сделанные на северокавказском материале.

2. Предметы убора, обнаруженные в рассматриваемых могилах, были разделены на две большие категории. К первой отнесены вещи, найденные непосредственно на скелете, что дает основание, помимо особо оговоренных случаев (помещение предметов на тело погребенного в особой оболочке — кошельке, мешочке, сумочке, коробочке и т. д.), прямо отнести их к погребальному костюму.

Во вторую категорию объединены предметы, позиция которых (чаще всего в могиле рядом со скелетом или в особой оболочке на скелете, см. выше) не позволяет непосредственно отнести их к костюму покойника в момент погребения. Такие вещи могли быть положены в качестве заупокойных даров, приношений. Их роль и значение в погребальном обряде в данной работе рассматриваться не будет6.

3. Вопрос о том, является ли костюм покойника в момент совершения захоронения повседневным, «праздничным» или сугубо погребальным, не является предметом изучения. Тема эта сложна и требует специального исследования, материалов для которого крайне мало. Необходим, например, трасологический анализ, который сможет показать степень «изношенности»

5 Не только набор украшений, но и цветовая символика костюма тоже несет много информации, она тесно связана с отражением жизненных процессов. Цвет костюма использовался для выражения общественной дифференциации, религиозных представлений, обозначения возрастных и половых различий, праздничности, траура и т. д. К сожалению, в изучаемом мною археологическом материале эта информация практически полностью отсутствует.

6 Исключение составляют престижные предметы и оружие в мужских погребениях, где они играют, как оказалось, более важную роль, чем собственно элементы костюма. предметов убора в погребении, что будет свидетельствовать о частоте их использования. Возможно, в дальнейшем, по мере накопления необходимых сведений и проведения специальных исследований, мы сможем более обоснованно судить о реальном предназначении этих предметов.

4. Я не привлекаю в своей работе данные о крое одежды, относящиеся к изучаемому периоду, но касающиеся соседних регионов, где могли быть свои особенности . Так, в частности, вряд ли можно прямо применять к реалиям Северного Кавказа данные письменных источников и иконографии о покрое одежды гуннов и болгар, которые населяли предкавказские степи (см., напр.: Равдоникас, 1990. С. 62-65). О характере отношений оседлого населения Северного Кавказа с этими степными кочевниками можно только догадываться, поскольку прямых свидетельств древних авторов на этот счет не сохранилось. Тем более являются гипотетичными догадки о культурных контактах с этими народами.

Наблюдения, касающиеся других эпох и регионов, свидетельствуют о том, что костюмы оседлых и кочевых народов часто резко различаются, даже если те и другие входят в состав одного политического объединения (ср., напр., костюмы русских и татар в эпоху Золотой Орды), хотя взаимовлияния и возможны, как об этом свидетельствует татарское воздействие на русский костюм эпохи Московского царства ХУ1-ХУП вв.

5. Мною не привлекается в качестве параллелей раннесредневековый

7 Проиллюстрирую опасность таких сравнений лишь одним примером. На материалах гепидского погребения в некрополе Сентеш-Надьхедь И. Бона реконструировал женскую одежду, очень напоминающую халат (Bona, 1976. Fig. 8). Такая реконструкция, кстати не единственно возможная, объяснялась тем, что в этой могиле на женском костяке ниже пояса была найдена симметричная скандинавская фибула, вероятно застегивавшая полы халата или разрезной юбки, вроде шотландского килта. Видимо, данная реконструкция, отражающая частный случай, была воспринята крымскими археологами как типичная для восточных германцев и широко ими используется для своих реконструкций (см., напр.: Айбабин, 1999. Рис. 65; Хайрединова, 1999. Рис. 5, 3; 9; 2000. Рис. 1; 4; 2002. Рис. 16, 7; 18, 8; 24), хотя костюм крымских готов, как известно, не содержит фибул ниже пояса. Парные фибулы в их уборе, скорее всего, свидетельствуют, как справедливо указала O.A. Щеглова, о ношении одежды «типа прямой высокой юбки на лямках, похожей на сарафан» (Щеглова 1999. С. 306, 307). костюм УП-1Х вв., хорошо известный благодаря находкам текстильных изделий в Мощевой Балке и других скальных могильниках Северо-Западного Кавказа (Равдоникас, 1990. С. 66, 67; 1еш8аНш5ка]а, 1996; Доде, 2001). Женский северокавказский костюм У11-1Х вв., известный по находкам текстиля, свидетельствует о сильном влиянии тюркоязычных кочевников этого времени.

6. В своей работе я отказалась от поиска каких бы то ни было параллелей в костюме населения Северного Кавказа нового и новейшего времени (XVII—XIX вв.), хотя такой подход и представлен в археологических исследованиях. Это, например, часто делается для реконструкции костюма древнего населения Прибалтики или Поволжья: женский убор восстанавливается по находкам в погребальном контексте, однако археологические находки позиционируются на этнографическую одежду, в основном ХУШ-Х1Х вв.

Этнографические исследования по Северному Кавказу показали, насколько кардинально костюм этого региона менялся уже в новое время, и особенно под влиянием мусульманской культуры. Путешественник первой половины XVII в. Адам Олеарий отмечал, что у черкесов «в летнее время женщины ходят в одних сорочках. сверху до пупа раскрытых, так что можно видеть груди, живот и пуп» (цит. по: Карпов, 2001. С. 279), что было бы немыслимо в последующие столетия. Уже в том же XVII в. турецкий путешественник Эвлия Челеби отмечал мусульманское, точнее турецкое и иранское, влияние на костюм населения Черкесии и Кабарды, в частности распространение среди женщин знатного происхождения кафтанов, облегавших фигуру (Там же. С. 279, 280). Известно также, что Шамиль в своем исламском государстве в Дагестане, руководствуясь установками традиционного ислама, предписал женщинам носить шаровары (Там же. С. 280).

Кстати, именно по причине достаточно резкой эволюции традиционного костюма во времени в раннесредневековой западноевропейской археологии поздние этнографические параллели не используются. Никому не придет в голову реконструировать, скажем, меровингский женский костюм по немецким или французским этнографическим материалам ХУ1-Х1Х вв.

На мой взгляд, если исследователь для реконструкции древнего убора какого-либо народа берет за основу этнографический костюм нового времени (если, конечно, он не имеет в виду факт наличия штанов, рубашек, сапог и т. д. как базовых составляющих, присутствующих в восточноевропейском костюме по крайней мере со скифского времени), то тем самым он невольно утверждает, что изучаемый им социум культурно не эволюционировал, т. к. костюм — один из важнейших элементов материальной культуры и является чутким индикатором изменений в культурной, политической и экономической истории древнего населения.

Разумеется, я не против использования этнографических параллелей в археологических исследованиях. Понятно, что образ жизни и формы деятельности многих традиционных обществ, которые мы можем наблюдать в настоящее время, сложились очень давно, поэтому ряд черт их материальной и духовной культуры восходит чуть ли не к доисторическим временам. Уже в раннем железном веке в материальной культуре Северного Кавказа присутствует целый ряд артефактов, хорошо известных и у современных народов данного региона; налицо и совпадения в области духовной культуры, например в погребальной обрядности. Однако это не дает нам права вырывать из контекста современной цивилизации какой-то один культурный элемент и механически переносить его в древний контекст, хотя бы потому, что его роль в разные исторические эпохи могла меняться.

Напомню, что, по определению Х.-Ю. Эггерса, археологические остатки являются «мертвой культурой» древнего социума (Е§§егБ, 1950; 1959), отличающейся от некогда существовавшей «живой культуры» примерно в той же степени, в какой скелет отличается от живого полнокровного организма. Для реконструкции этой «живой культуры» по археологическим остаткам специалист должен проделать работу, сопоставимую с работой палеонтолога, восстанавливающего облик динозавра по нескольким костям. В реконструкциях такого рода необходима особая осторожность, и привлечение этнографических параллелей из других эпох должно быть всегда обоснованным.

7. Мною не используются данные фольклора, например, столь излюбленного кавказоведами нартского эпоса. Памятники устного творчества представляют собой «многослойные» произведения, где отложились сведения о самых разных периодах долгой истории различных северокавказских народов, и датировать их — дело очень непростое, требующее специальной филологической подготовки. Поэтому практически всегда археолог должен при чтении таких произведений полностью полагаться на переводчика, который зачастую основное внимание уделяет литературным качествам, а не точности изложения «мелких», по его мнению, деталей8.

8 Продемонстрирую это на примере германского эпоса. В «Песне о Гильдебранде», известной по записи VIII в., в одном из эпизодов рассказывается о том, как король Гильдебранд вручал своему сыну в качестве символического дара золотой браслет. В немецком переводе, который используется западными археологами, указывается, что браслет был сделан из римских монет, которые Гильдебранд получал от короля гуннов (цит по: Kyhlberg, 1986. Р. 71), а в единственном на сегодняшний день русском переводе Е. Балабановой и О. Петерсон это «витые кольца, сделанные из королевского кольца, что дал ему король, властитель Гуннов» (Наследники Вюльфингов, 1994. С. 356). Разница этих двух версий, как видим, весьма существенная.

Иногда переводчики просто искажают текст до неузнаваемости. Так в «Истории лангобардов» Павла Диакана, автора VIII в., имеется чуть ли не самое раннее упоминание лыж, которые использовали охотники саамы. Это специально подчеркивается в большинстве переводов текста Павла Диакона на современные европейские языки (напр.: «ils chassent les bêtes en faisant des bonds avec un bout de bois habilement recourbé, un peu comme un arc»: Paul Diacre. Histoire des Lombards. I. 5. P. 15. Перевод и комментарии F: Bougard. P. 155. Note 6: «Autrement dit des skis, dont les Lapons sont inventeurs»). Однако, в недавнем переводе Ю.Б. Циркина данный пассаж выглядит следующим образом: «прыгая, они изогнутым наподобие лука деревом искусно убивали диких зверей» (Павел Диакон. История лангобардов. Книга I. 5. С. 43), текст переводчиком никак не комментируется.

8. Крайне опасной в реконструкциях костюма представляется и ориентация на «здравый смысл» или «удобство» ношения, так как содержание этих понятий определяется менталитетом конкретной эпохи. Проиллюстрирую это одним примером. При изучении могилы королевы Арегонды (VI в.) в базилике Сен-Дени под Парижем французскими исследователями была предложена первоначальная реконструкция ее костюма, предполагавшая наличие короткого, до колен, платья (см. воспроизведение: Рёпп, Са1^аго е1 а1., 2005. 26). Обоснованием для такой реконструкции являлся тот факт, что на голенях погребенной были обнаружены роскошные серебряные с позолотой детали обувной гарнитуры, которые, с современной точки зрения, было бы бессмысленно закрывать подолом длинного платья. Однако повторный анализ костных остатков Арегонды показал, что погребенная была облачена в длинную тунику, полностью закрывавшую ноги (Рёпп, СаШ§аго е! а1., 2005. Р. 195). Это, кстати, соответствует средиземноморской моде, глубоко укоренившейся при дворах варварских королей. Если верить многочисленным изображениям, то наиболее распространенным у женщин средиземноморского региона в начале средневековья было платье-туника, поверх'которого надевалась стола или далматика. Часто такой наряд сопровождался накидкой типа пенулы, надеваемой через голову, или пелериной - накидкой без рукавов. Такие одеяния полностью скрывали, «закутывали» женскую фигуру до пят (Мастыкова, 2005. С. 28).

9. Некоторые вещи определены в данной работе как имеющие инородное происхождение. Они заимствованы северокавказскими народами в других цивилизациях Европы, Средиземноморья и Среднего Востока. Мною не разбирается вопрос, идет ли речь об импортах (кроме очевидных случаев), или же о местных имитациях модных вещей. Для выделения тех и

Надо иметь очень живое воображение, чтобы догадаться о том, что в данном эпизоде Павел Диакон описывает лыжи. других необходимы детальные трасологический и технологический анализы, осуществить которые не представилось возможным. Однако как импорты, так и их имитации в женском уборе отражают, на мой взгляд, один и тот же процесс инородного культурного воздействия, и потому могут изучаться как единая категория.

Хронологические и географические рамки

Под эпохой Великого переселения народов в Восточной Европе я понимаю исторический период от момента появления гуннов в понто-кавказских степях в 360-370-е гг. до вхождения южной части Восточной Европы в сферу активности Первого Тюркского и раннего Аварского каганатов в 560-580-е гг. В южной части Восточной Европы для эпохи переселения народов могут быть выделены следующие общие для всех археологических культур горизонты: гуннский», датируемый в рамках 360/370 - 470/480 гг. и соответствующий в хронологии европейского Барбарикума периодам (так называемый горизонт Виллафонтана: 360/370-400/410 гг.), 02 (горизонт Унтерзибенбрунн: 380/400-440/450 гг.) и ранней части периода ТУ2ЮЪ (горизонт Смолин или среднедунайская фаза МБ 1: 430/440-470/480 гг.); постгуннский», или горизонт Шипово, охватывающий время от 430/470 до 530/570 гг., начальная фаза которого в общей «варварской» хронологии соответствует периодам Б2/Г)3 (горизонт Смолин или среднедунайская фаза МБ 1: 430/440-470/480 гг.), БЗ (горизонт Каравуково-Косино или среднедунайская фаза МО 2, для «княжеских» находок — горизонт Блучина-Апахида-Турнэ: 450-480 гг.), 03/Е1 (или среднедунайская фаза МО 3: 480-500/510 гг.), и, наконец среднедунайские фазы МБ 4 (510540/550 гг.) и МО 5 (540-560 гг.).

За ним следует горизонт «геральдических» поясов (550-670/700-е гг.), уже не относящийся к собственно эпохе Великого переселения народов. В тех случаях, когда в тексте при определении времени вещей указываются абсолютные даты, я опираюсь именно на эту схему, представляющую собой восточноевропейский вариант общеварварской европейской хронологии переселения народов.

Датировка ряда изучаемых вещей была рассмотрена в предыдущих работах, где при определении дат принималась во внимание общеевропейская хронология, хорошо разработанная для Западной и Центральной Европы, в первую очередь для дунайского региона (Казанский, Мастыкова, 1998; 2001; Kazanski, Mastykova, 1999; 2003а; Мастыкова, 2001 в; 2007). Очевидно, что даты вещей, которые были широко распространены в Европе, в кавказских закрытых комплексах вряд ли будут существенно отличаться от установленных для Дуная. Надо отметить, что хронология центральноевропейского Барбарикума, изученная К. Годловским и Я. Тейралом (Godlowski, 1970; Tejral, 1988; 1997а; 1999; 2002; 2005), хорошо согласуется с датировками, предложенными для западноевропейского материала, и в этом смысле образует с ними единую хронологическую шкалу. Эта, по сути общеевропейская, шкала уже была с успехом применена М.Б. Щукиным и его учениками к восточноевропейским древностям (см., напр.: Щукин, 2005; Shchukin, Kazanski, Sharov, 2006; Казанский, 2001).

В целом, предложенные даты по европейской шкале соответствуют хронологии, разработанной Г.Е. Афанасьевым для могильника Мокрая Балка (Афанасьев, 19796; Афанасьев, Рунич, 2001) и A.B. Дмитриевым для ранней фазы некрополя Дюрсо, с уточнениями М.М. Казанского (Дмитриев, 1982; 2003; Казанский, 2001). Близки они (с рядом оговорок) и датам, которые определили для Пятигорья И.О. Гавритухин и В.Ю. Малашев (последняя версия: Малашев, 2001; Гавритухин, 2001а). Наконец, предлагаемые мною датировки в целом соответствуют хронологии Боспора, разработанной И.П. Засецкой (1993; 1998). К сожалению, оказалось невозможным использовать крымскую хронологию А.И. Айбабина (1990; 1999). Его хронологическая схема не соответствует общеевропейским, хорошо аргументированным, датам и поэтому отвергается европейскими археологами (Лоэ, 2000; Kazanski, 2002b; Schulze-Dörrlamm, 2002; Quast, 2006 и др.).

Таким образом, к интересующему меня периоду (конец IV - середина VI в.) я отношу, за несколькими исключениями, могилы, соответствующие степным и боспорским древностям гуннского и постгуннского времени — периодам 1 и 2, по И.П. Засецкой; периодам D1-D2 и MD1-MD5, по Я. Тейралу; фазе 1-2 и 3 Дюрсо, по В.А. Дмитриеву и М.М. Казанскому; первому этапу Мокрой Балки, по Г.Е. Афанасьеву; этапу I древностей Кисловодской котловины, по И.О. Гавритухину и В.Ю. Малашеву.

В данной работе рассматриваются памятники предгорий и гор Северного Кавказа от Черноморского побережья до Верхнего Терека (карта 1). Памятники этого региона изучены и опубликованы неравномерно. Благодаря работам Т.М. Минаевой, Е.П. Алексеевой, М.П. Абрамовой, А.П. Рунича, Г.Е. Афанасьева, В.Б. Ковалевской, B.C. Флерова и других археологов известно значительное количество раскопанных и опубликованных могильников Пятигорья и Верхней Кубани. Особо стоит отметить подробные публикации материалов, происходящих из таких могильников, как Мокрая Балка, Клин-Яр 3, Бермамытский, Кугульские Западные склепы, Лермонтовская Скала 1 и 2, Байтал-Чапкан, Гиляч.

Значительно хуже обстоит дело с изучением древностей Средней и Нижней Кубани и Черноморского побережья Кавказа. Количество исследованных памятников здесь незначительно. Для рассматриваемого периода можно назвать такие некрополи, как Прочноокопский, Пашковский 1, Сопино, Бжид 1, Дюрсо, Цемесская Долина, Ясеновая Поляна, Хутор Ленина, Тауйхабль, Ново-Вочепшийский (обзор см.: Гавритухин, Пьянков, 2003а). Исследованные памятники концентрируются либо на Нижней Кубани, в районе Краснодарского водохранилища (Пашковский 1, Городской, Хутор Ленина, Тауйхабль, Ново-Вочепшийский), либо двумя небольшими группами на Черноморском побережье — в районе Новороссийска (Дюрсо, Мысхако, Цемесская Долина) и Новомихайловского (Сопино, Бжид 1). К сожалению, из перечисленных памятников в полном объеме опубликован лишь немногочисленный материал Прочноокопского могильника (Анфимов, Пьянков, 2006).

В Кабардино-Балкарии в настоящее время ведутся широкомасштабные спасательные работы под руководством Б.Х. Атабиева, но на сегодняшний день в научный оборот введены только единичные могилы и случайные находки (например, могила 118 с богатым погребальным инвентарем некрополя Зарагиж: Atabiev, 2000. Р. 162-165; 2002. Р. 76-79).

По Северной Осетии опубликованы материалы некрополя Чми 1 и курганные находки IV-V вв. (Брут, Октябрьское и др.), а также значительная коллекция дореволюционных покупок и сборов, большая часть которых издана в выпуске 8 «Материалов по Археологии Кавказа» (Уварова, 1900).

В бассейне Верхнего Терека, на территории современных Ингушетии и Чечни, в свое время проводились большие работы под руководством В.Б. Виноградова, но в научный оборот введена лишь незначительная часть материала.

Такое состояние исследований, когда наиболее изученными являются материалы Пятигорья и Верхней Кубани, естественно, не может не отразиться на моих заключениях, касающихся территории распространения и хронологии предметов женского убора.

Письменные источники и история региона

Политическая история региона в эпоху Великого переселения народов известна фрагментарно, при этом ситуация конца IV — V в. практически не освещена письменными источниками. Из «Римской истории» Аммиана Марцеллина известно, что вся северокавказская степь до появления здесь гуннов была занята аланами (Аммиан Марцеллин. Римская история. XXXI. 2.

21. С. 494). Военная активность гуннов в Закавказье в 395^-50-е гг. свидетельствует о том, что степи к северу от Кавказского хребта в это время находились под их контролем (Артамонов, 1962. С. 57-61; Гадло, 1979. С. 2837). Прокопий Кесарийский рассказывает, что в V в., после закрепления вандалов в Северной Африке, т. е. после 429 г., крымские готы-тетракситы, увлеченные гуннами, переселились на Северный Кавказ (Прокопий из Кесарии. Война с готами. IV. 4, 5. С. 383-388). На этом, собственно, и исчерпываются сообщения древних авторов, которые можно так или иначе связать с историей Центрального и Западного Предкавказья в конце IV - V в.

Для VI в. на Северном Кавказе засвидетельствовано союзное Византии аланское объединение, «царство», в состав которого, вероятно, входили территории Пятигорья (включая Кисловодскую котловину), Верхней Кубани и Кабардино-Балкарии (Ковалевская, 1984а. С. 134; Кузнецов, 1999; Казанский, Мастыкова, 2001). Некое аланское объединение9, видимо, оформилось в Центральном Предкавказье к 550-м гг. (Мастыкова, 2008а). Во главе его оказывается царь Сарозий (упоминается древними авторами с 558 по 572 г.), сильный лидер, последовательно проводивший на этой территории провизантийскую политику и занимавший независимую позицию по отношению к могущественному Тюркскому каганату (Гадло, 1979. С. 98, 99;

9 В советской и современной российской исторической и археологической литературе часто разделяются «Западная» и «Восточная» Алании: первая соответствует территории от Верхней Кубани до бассейна Верхнего Терека, вторая размещается исследователями в основном в бассейне Терека. Однако в своих последних работах К. Цукерман поставил под сомнение существование «Восточной» Алании, локализовав на Тереке ираноязычных ассов, родственных аланам (2искегшап, 2000; Цукерман, 2005). В мои задачи не входит обсуждение этого вопроса, но, во избежание недоразумений, я воздерживаюсь от деления Алании на «Западную» и «Восточную», тем более что существование Алании как устойчивого политического формирования относится ко времени, выходящему за хронологические рамки моего исследования. Отмечу лишь, что в середине VI в. аланы, если верить Захарии Ритору, все же проживали не только в западной половине северокавказского региона, но и где-то к северу от Каспийских ворот, т. е. на территории, обычно соотносимой российскими исследователями с «Восточной» Аланией.

Ковалевская, 1984а. С. 134-135; Кузнецов, 1984. С. 54-59)10.

Захария, сирийский автор середины VI в., локализует алан, а также болгар, к северу от Каспийских ворот (Дарьял, с меньшей вероятностью Дербент). Он уточняет, что речь идет об оседлом населении, имеющем города (Пигулевская, 1941. С. 165). Аланы занимали и часть Западного Предкавказья, поскольку по Прокопию они являются соседями населения современной Абхазии (Прокопий из Кесарии. Война с готами. IV. 4. 1. С. ^ 383-384). В Западном Предкавказье Прокопий локализует в середине VI в. и другие народы: брухов — где-то в горах Западного Кавказа, на северной границе современной Абхазии (Там же), зихов - на Черноморском берегу, по-видимому, между Сочи и Новороссийском (Там же. С. 383) и готов-тетракситов — на побережье, скорее всего, в районе современного Новороссийска (Там же. С. 384, 385). По мнению А.В. Гадло (1979. С. 75), бассейн Средней и Нижней Кубани был занят в это время сагинами, об этом народе также упоминает Прокопий (Прокопий из Кесарии. Война с готами. IV. 4. 1, 2. С. 383). Анонимный перипл V-VI вв. отмечает присутствие на Черноморском побережье зихов и германоязычных евдусиан (Continuation du Périple anonyme. С. L. § 18, 20, 22), скорее всего тех же тетракситов. Германская атрибуция готов не вызывает сомнений. Зихи, брухи и сагины были, вероятно, народами протоадыгской группы.

Очевидно, на данной территории существовали и другие этнические группы, названия которых до наших дней не сохранились. К сожалению, четкая локализация большинства названных этносов, а тем более их

10 По мнению В.А. Кузнецова, союз алан с Восточно-Римской империей, возможно, был установлен в 450-470-е гг., когда «римляне приняли в качестве союзников скиров, алан и другие готские племена» (Прокопий из Кесарии. Война с готами. 1.1. С. 77; Кузнецов, 1985). Не исключено все-таки, что речь в данном тексте идет не о кавказских аланах, а о какой-то аланской группе на Дунае, действовавшей в союзе с германцами, что, вероятно, и объясняет их «готскую» атрибуцию у Прокопия. Известно, что после крушения гуннского союза в 454—455 гг. какие-то аланы под предводительством Кандака вместе со скирами нашли убежище в дунайских провинциях империи (Иордан. «Getica». § 265. С. 112). С этими аланами, в частности, была связана семья известного историка VI в. Иордана. разграничение, на современной географической карте невозможны из-за фрагментарности сообщений древних авторов, а также по причине недостаточной археологической изученности региона. Некоторые народы, вроде вышеупомянутых брухов, вообще не могут быть соотнесены с конкретными археологическими памятниками. С готами-тетракситами, по общему мнению, связан некрополь Дюрсо в своей ранней фазе, а также некоторые находки восточногерманского характера под Новороссийском. Зихам, видимо, соответствуют памятники типа некрополей Сопино и Бжид 1, расположенные на Черноморском побережье; сагинам — могильники Кубани, такие как Пашковский 1, Хабль, Городской, Хутор Ленина и Ясеновая Поляна; а аланам, по общему убеждению, принадлежат катакомбные могильники Северного Кавказа.

Население, оставившее в бассейне Верхней Кубани погребения с каменными конструкциями (каменные ящики, плитовые могилы, ямные могилы с каменным закладом и т. д.), также часто считается аланским, хотя такая атрибуция не является единственно возможной. Если политически это население вполне могло составлять часть аланских племен, то погребальная архитектура с использованием камня представляется более типичной для автохтонного горного населения (например, протоадыгов), чем для потомков ираноязычных степных племен. С другой стороны, некоторые черты материальной культуры данного населения, например керамика, являются типично аланскими.

Несомненно, в состав аланского объединения входили не только собственно аланы, но также и другие, ираноязычные и протоадыгские, группы. Следует отметить, что для эпохи поздней античности, Великого переселения народов и раннего средневековья характерно существование полиэтничных по происхождению варварских образований (например, «королевство» Германариха, конфедерация вандалов, свевов и алан, гото-гунно-аланская армия федератов в Паннонии, «империя» Аттилы, королевство Одоакра в Италии, включавшее скиров, торкилингов/тюрингов, ругов и герулов). В варварских формациях этого времени наличие сильной королевской власти, часто объединяющей различные этнические группы, непосредственно предопределяло этногенез и интенсифицировало его (Wolfram, 1997).

В данной работе не рассматривается кочевое население степей Предкавказья, известное Прокопию под именем гуннов, населяющих страну Эвлисия (Прокопий из Кесарии. Война с готами. IV. 4. 7-9. С. 384). Кочевнические погребения гуннского и постгуннского времени, такие как в Зеленокумске, Воздвиженской, Татарке (Засецкая, 1994), составляют отдельную специфическую группу и должны изучаться особо, в общем контексте степных древностей Восточной Европы. Впрочем, некоторые импортные вещи из этих памятников, имеющие аналогии в интересующем меня регионе, привлекаются и включены в список находок.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Женский убор населения Предкавказья в эпоху Великого переселения народов"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Женский костюм населения Западного и Центрального Предкавказья эпохи Великого переселения народов содержит важную информацию о культурной, социальной и экономической ситуации в регионе в конце IV - середине VI в. «Автохтонные» элементы, имеющие корни в костюме предыдущего времени (фибулы, металлические зеркала, различные типы браслетов, некоторые типы бус и т. д.), — интереснейший материал для реконструкции культурной и этнической истории, поскольку они отражают наиболее устойчивые и типичные черты женского костюма. Именно они должны привлекаться в первую очередь для изучения вопросов этнокультурной принадлежности той или иной группы северокавказского населения. В то же время, для Северного Кавказа эпохи переселения народов четко устанавливается факт существования женской интернациональной моды, такой как «византийская» («средиземноморская») или «восточногерманская». Мода интернационального характера распространялась в первую очередь среди аристократии - наиболее мобильной, полиэтничной и подверженной внешним влияниям социальной группы. В этой среде мода играла прежде всего престижную роль, позволяя представителям знати подчеркнуть свое особое положение, свою политическую и культурную ориентацию, свои связи с престижными кланами и правящими фамилиями Европы и Азии. Очень скоро престижную «княжескую» моду начинали копировать другие слои населения, пытавшиеся подражать своей социальной верхушке.

К автохтонным элементам костюма отнесены прежде всего вещи, достаточно распространенные в погребениях изучаемого периода и в то же время присутствующие в древностях предшествующего, позднеримского времени. Это - большая часть дуговидных фибул, браслеты, гривны, калачевидные и проволочные серьги, зеркала и т. д. Ряд элементов убора, такие как хоботковидные пряжки, полиэдрические серьги, различные детали поясной и обувной гарнитуры, туалетные наборы, игольники, подвесные флаконы, антропоморфные подвески и др., бытуют на Северном Кавказе в эпоху переселения народов и одновременно широко распространяются на юге Восточной Европы, отражая интернациональную моду эпохи. Эти изделия составляют общую для Восточной и Центральной Европы часть материальной культуры, сформировавшуюся в гуннское время в широких территориальных рамках. Вряд ли эти вещи воспринимались северокавказским населением как инородные, поэтому они отнесены мною также к «автохтонным» элементам.

Рассмотрение основных категорий женского убора показало, что четко выделяются два культурно-исторических массива: «западный», протоадыгский, в Западном Предкавказье, от Черноморского побережья до бассейна Кубани, и «восточный», аланский, в Центральном Предкавказье, от Верхней Кубани до Верхнего Терека. Регион Средней Кубани остается малоизученным. Похоже, что вместе с Верхней Кубанью он образовывал пограничную между двумя массивами зону, где распространялись элементы как «западного», так и «восточного» женского убора.

Для западной половины изучаемого региона (Черноморское побережье Кавказа, Кубань) характерны зеркала типа Карповка — Анке-4, подвязные понто-кавказские фибулы, цепочки из пластинчатых колец, широкое использование гривен, браслеты из стержня с расширенными концами и с гравированным декором на концах, малые В-образные и овальные плоские пряжки обувной гарнитуры, овальные пряжки с овальным или почковидным щитком.

Для Центрального Предкавказья (от Верхней Кубани до Верхнего Терека) характерны фибулы-броши в форме «X» и их дериваты, бронзовые подвязные прогнутые фибулы, железные прогнутые фибулы, фибулы с завитком на ножке, пряжки «шиповского» горизонта с тисненым декором, Х-видные поясные накладки, четырехлепестковые и трехлепестковые накладки на пояс, подвески- колесики с рельефными выступами, зеркала типов Балта — Анке-3 и Березовка — Анке-2, проволочные серьги, металлические флаконы. В целом, серьги здесь встречаются чаще, чем в Западном Предкавказье, а браслеты и гривны — реже.

Наконец, серия вещей одинаково хорошо представлена как на Северо-Западном Кавказе, так и в Центральном Предкавказье. Это туалетные наборы, зеркала типов Медлинг - Анке-5 и Чми-Бригецио -Анке-1, полиэдрические серьги, калачевидные серьги (хотя на СевероЗападном Кавказе они чаще встречаются в качестве приношений, в то время как в Центральном Предкавказье их обычно находят у черепа погребенной), различные виды хоботковидных, В-образных и овальных пряжек, браслеты с зооморфными или антропоморфными концами, гладкие браслеты из проволоки или стержня, пряжки с подвижным треугольным щитком, фибулы с рифленой спинкой, антропоморфные подвески, игольники, различные виды дуговидных фибул со сплошным приемником.

Рассмотренный материал позволяет утверждать, что в женском костюме населения Северного Кавказа конца IV — VI в. четко выделяются по меньшей мере три аллохтонных компонента: германский, средиземноморский (ранневизантийский), средневосточный (сасанидский).

Восточногерманское влияние выражается, прежде всего, в распространении двупластинчатых больших и малых фибул. Германский компонент в начале эпохи Великого переселения народов широко распространяется по всему Кавказу, хотя со второй половины V в. лучше всего он представлен в Западном Предкавказье, особенно у готов-тетракситов, поселившихся на Черноморском побережье Кавказа. Повсюду копируется восточногерманский костюм с парой двупластинчатых фибул, хорошо известный по понто-дунайским германским древностям, появляются местные серии престижных фибул полихромного стиля, имитирующие роскошные германские украшения горизонта

Унтерзибенбрунн. Вероятно, это связано с особой ролью, которую играла восточногерманская аристократия при дворе Аттилы, а также в варваризованной пограничной армии Римской империи. С середины V в., после падения державы гуннов, германский костюм дунайского происхождения остается в моде на Кавказе лишь у черноморских готов-тетракситов. Об этом свидетельствуют находки на готском могильнике Дюрсо (под Новороссийском), для ранней стадии которого характерен женский убор, полностью ориентирующийся на восточногерманскую моду. Престижный «княжеский» костюм дунайского происхождения, так называемого смолинского горизонта середины V в., является прототипом убора тетракситских женщин.

Средиземноморские элементы женского костюма в постгуннское время ярче всего представлены в Центральном Предкавказье. К числу несомненно средиземноморских вещей или их имитаций относятся круглые и овальные инкрустированные броши, птицевидные фибулы, «солярные» броши, Т-образные фибулы, средиземноморские пряжки, поясные и обувные гарнитуры стиля перегородчатой инкрустации, браслеты из витой проволоки, стеклянные браслеты, каплевидные и полиэдрические серьги, гривны с медальоном, ложки-цедилки, двухсторонние гребни, стеклянные бусы, крупные хрустальные бусы, коробочки-буллы. Средиземноморская (ранневизантийская) мода, зафиксированная в первую очередь в Центральном Предкавказье, наверняка отражает культурно-политическую ориентацию алан на Восточно-Римскую империю. Обращает на себя внимание сравнительно большое количество престижных вещей, в частности стиля «клуазонне», а также редких импортов, найденных в Пятигорье (Лермонтовская Скала, Клин-Яр 3, Кугуль) и в Кабардино-Балкарии, в долине Баксана (Былым

Кудинетово, Былым-Озоруково), что позволяет предположить существование в этих регионах центров власти.

Серия средиземноморских находок представлена также в бассейне Верхней Кубани. К западу от линии Теберда — Кубань ранневизантийские вещи V—VI вв., за редкими исключениями, отсутствуют. Затем предметы средиземноморского происхождения снова появляются на Нижней Кубани и на Черноморском побережье.

География распространения ранневизантийских импортов позволяет наметить возможные трассы двух транскавказских путей. Оба они начинались в Абхазии, в долине Кодора, занятой союзниками Византии — апсилами. Отсюда один из них, более восточный, «Мисимианский», шел через территорию византийских вассалов мисимиан и сванов, и далее через перевал Донгуз-Орунбаши, в обход Эльбруса, на верховья Баксана. Второй, «Даринский», более западный путь из Кодорского ущелья, вел через перевалы Чипер, Далар, Нахар и Клухор в бассейн Верхней Кубани. С этой дорогой связано появление импортных вещей в некрополях Карачаево-Черкесии. С Верхней Кубани можно было попасть в гунно-болгарские степи, в частности, к союзникам Византии утигурам, а также и к аланам в Пятигорье.

Сасанидские импорты - каменные геммы-печати с различными резными изображениями на плоской поверхности и подражающие им по форме стеклянные, реже янтарные, бусы, из-за отсутствия изображения на плоскости-щитке названные псевдогеммами, — выявляются хуже, что связано с их недостаточной изученностью в самом Иране. К востоку от Верхнего Терека, на территории Северной Осетии, Ингушетии, Чечни и Дагестана, средиземноморских предметов гораздо меньше. Таким образом, можно сказать, что распространение средиземноморского убора показывает культурную и политическую ориентацию алан западной половины Предкавказья на Византию, в то время как варвары более восточных регионов, в частности асы и савиры, ориентировались по преимущественно на сасанидский Иран. Сасанидские импорты концентрируются в Центральном Предкавказье, от Пятигорья до Верхнего Терека. Их практически нет на Кубани и на Черноморском побережье (за исключением блюда из Красной Поляны). Это, скорее всего, отражает политические реалии того времени, и прежде всего связь населения восточных территорий изучаемого региона с Ираном.

Еще менее выражены в археологическом материале контакты с Закавказьем, хорошо документированные в письменных источниках. Однозначно к числу закавказских импортов можно отнести лишь гагатовые бусы, абхазские крестовидные фибулы и некоторые браслеты редкой формы. Закавказские элементы лучше всего пока известны в Центральном Предкавказье, хотя отдельные абхазские фибулы есть и на могильниках Черноморского побережья, а также в районе Верхней Кубани. Видимо, малое число закавказских импортов на Северном Кавказе отражает некую реальность и свидетельствует о слабых саязях северокавказских варваров с населением Южного Кавказа. Скорее всего, такие контакты имели место лишь на уровне аристократии, материальная культура которой по обе стороны Кавказского хребта находилась под сильной «византийской вуалью». Поэтому эти связи правящих кланов могли и не найти отражения в археологическом материале.

Удивляет практически полное отсутствие женских вещей степного, гуннского происхождения, хотя женский кочевнический костюм хорошо известен в степях Предкавказья, хотя бы по находкам в Зеленокумске, Татарке, Воздвиженском. Это тем более удивительно, т.к. хорошо известна престижность костюма кочевников среди их оседлых соседей (Яценко, 2001. С. 15). Создается впечатление, что оседлое население Кавказа -аланы, готы и др. — не воспринимали культурные импульсы из степи, что, видимо, отражает их враждебность по отношению к степному населению, даже когда эти народы, подобно тетракситам, были вынуждены подчиняться степнякам.

Анализ материалов 78 погребений, где позиция вещей на погребенной была ясна, позволил выделить ведущие типы женского северокавказского костюма. Основой для их выделения служили «диагностические» предметы, достаточно часто встречающиеся в погребениях. При этом подбирались такие элементы, которые позволяли наметить некие территориальные или социальные группы. Выделяются следующие типы: 1) костюм с брошами, средиземноморского происхождения; 2) костюм с дуговидными фибулами, местной традиции; 3) костюм с двупластинчатыми фибулами, германского происхождения; 4) костюм с фибулами-цикадами, провинциально-римского происхождения;

5) «бесфибульный» костюм с гривнами, возможно понтийской традиции;

6) «бесфибульный» костюм с браслетами, местной традиции; 7) «бесфибульный» костюм с серьгами, также автохтонный по происхождению; 8) «бесфибульный» костюм с поясной гарнитурой; 9) «бесфибульный» костюм с бусами.

Выделенные типы костюма распространяются на Северном Кавказе неравномерно, при этом, как и для отдельных категорий вещей, выделяются две зоны - «западная» (от Черноморья до Кубани), и «восточная» (от Кубани до Терека). Так, первый тип костюма, с брошами, седьмой тип с серьгами, восьмой тип с поясной гарнитурой распространяются только в Центральном Предкавказье, от Верхней Кубани и восточнее. Третий тип с двупластинчатыми фибулами, пятый тип с гривнами более всего характерны для Западного Предкавказья, т. е. для Черноморского побережья и Нижней Кубани. Второй тип костюма, с дуговидными фибулами, известен по всему Северному Кавказу. При этом костюм данного типа с фибулами на поясе и серьгами известен только в Центральном Предкавказье, а убор с фибулами на плече и с гривнами к востоку от Кубани не зафиксированы. Также по всему региону распространен шестой тип костюма, с браслетами.

Скорее всего, речь идет о культурных различиях между «западным» протоадыгским и «восточным» аланским массивами. Граница между ними проходила по Верхней и, возможно, Средней Кубани, где встречены элементы, характерные как для «западной», так и для «восточной» зоны.

Как уже говорилось, в архаических коллективах личный убор играет роль маркера социального статуса владельца. Опираясь на разработки, предложенные для других регионов Европы, я предприняла попытку установить иерархию женского костюма эпохи переселения народов для Северного Кавказа. В целом в изучаемом регионе по принципам, разработанным на западноевропейском материале, выделяются три уровня погребений, как мужских, так и женских: 1) погребения с наиболее богатым и разнообразным инвентарем, включающим изделия из золота и/или «статусные» престижные, а также импортные вещи; 2) женские погребения с украшениями распространенных типов из недорогих цветных металлов (бронза, реже серебро), в отдельных случаях - железа. Импортные изделия чаще всего представлены только стеклянными и каменными бусами. Им соответствуют многочисленные мужские погребения с ножами или кинжалами, часто сопровождавшиеся поясной, реже обувной, гарнитурой; 3) трудно выделяемые хронологически погребения без металлических элементов костюма на костяке или в приношениях. Им в целом соответствуют столь же трудно определимые мужские погребения без ножей и элементов поясной гарнитуры.

Обращение к конкретному материалу показало, что следует отдельно рассматривать возможности социальной интерпретации женского костюма в Центральном Предкавказье и в Западном, занятых соответственно аланским и протоадыгским культурными массивами.

Отдельного изучения требует и явно центральноевропейский по происхождению костюм готов-тетракситов некрополя Дюрсо. Иерархия женских могил некрополя Дюрсо варьирует от уровня 16 (племенная знать низшего ранга?) до уровня 2 (свободные зажиточные члены общины?). «Княжеские» погребения, равно как и могилы бедного, возможно зависимого, населения, археологически не выделяются. Такая же ситуация археологической неуловимости резкого социального расслоения отмечена и для некоторых других «варварских» культур, что можно видеть на примере могильников крымских готов VI в. или испанских визиготов. Видимо, слабая иерархизация общества - достаточно распространенное явление у варваров финальной фазы эпохи Великого переселения народов. Распределение опубликованных могил на плане некрополя Дюрсо показало, что выделяются три группы погребений. Практически в каждой из этих групп имеется богатое погребение военного предводителя, которое сопровождается конским захоронением с седлом с металлическими накладками. В каждой группе есть богатые женские погребения с двупластинчатыми фибулами. Видимо, эти группы соответствуют каким-то фамильным или клановым образованиям примерно одного статуса.

На территории Западного Предкавказья обнаруженные могилы с элементами женского костюма по степени богатства инвентаря надежно не расчленяются. Практически все датированные временем переселения народов женские погребения содержат тот или иной набор предметов из бронзы или серебра. Для территории «варварской» Европы такого рода погребения с ординарными металлическими украшениями обычно принято считать принадлежащими представителям «среднего класса», т. е. они относятся к выделенному уровню 2. Некоторые погребения содержали несколько предметов из серебра. Скорее всего, они соответствуют верхней прослойке уровня 2 («старшие» женщины семей и кланов?). В целом женским погребениям уровня 2 соответствуют мужские погребения с поясной гарнитурой и копьями или с поясной гарнитурой и ножами/кинжалами. Таким образом, женский убор свидетельствует о том, что протоадыгское население Западного Предкавказья эпохи переселения народов было слабо стратифицировано по социальному признаку, по крайней мере, в меньшей степени, чем соседствующие с ними готы-тектракситы и аланы Центрального Предкавказья.

На территории Центрального Предкавказья, в зоне формирования раннесредневековых алан, выделены три уровня женского костюма, которые соответствуют трем уровням мужского убора. К первому уровню относятся женские погребения, содержавшие предметы убора из золота, а также импортные и, реже, «статусные» вещи. Из них только одно погребение в могильнике Клин-Яр 3 по составу инвентаря может быть надежно отнесено к интернациональной «княжеской» категории 1а. Остальные женскйе погребения с золотыми вещами принадлежат, скорее всего, к категории 16. Погребения уровня 1 содержали «средиземноморский» костюм с брошами или заменяющими их бляхами, видимо считавшийся наиболее престижным. В меньшей степени представлен «германский» костюм с двупластинчатыми фибулами. Рассмотренные погребения были как одиночными, так и коллективными. В последнем случае они чаще всего сопровождали мужские погребения уровня 1 - захоронения, содержавшие набор из меча, котла, поясной, обувной и портупейной гарнитуры из золота или серебра, предметов конской упряжи. Интересно отметить, что в ряде случаев мужские и женские погребения уровня 1 на могильниках концентрируются на особых участках (привилегированные кладбища?).

К уровню 2 в Центральном Предкавказье относятся погребения с женским костюмом, содержащим украшения из бронзы и серебра, импортные изделия в них представлены чаще всего бусами. Особенно часты в этой группе погребения с костюмами первого средиземноморского», второго и седьмого («местных») типов. Женским погребениям уровня 2 в Центральном Предкавказье соответствуют многочисленные мужские погребения с ножом или кинжалом, часто сопровождавшиеся поясной, в отдельных случаях обувной и портупейной, гарнитурой из цветных металлов или железа. Последний, третий уровень, к которому отнесены могилы с женским костюмом, не содержавшим металлических элементов в уборе, представлен лишь несколькими погребениями. Это объясняется прежде всего трудностью датирования могил с «бедным» инвентарем. Судя по материалам женского костюма, население Центрального Предкавказья в эпоху переселения народов выглядит всё же социально слабо дифференцированным, хотя достаточно четко выделяются различные страты. Обращает на себя внимание большее по сравнению с Западным Предкавказьем количество могил высшего, первого уровня, а также наличие «княжеских» могил уровня 1а, как женских, так и мужских, пока полностью отсутствующих на памятниках протоадыгского населения Западного Предкавказья.

Итак, социальная стратификация северокавказских варваров отчетливее проявляется в костюме алан Центрального Предкавказья и готов Черноморского побережья; у протоадыгов Кубани и Черноморья она выражена слабее. В целом надо отметить, что северокавказское население по материалам женского костюма выглядит слабо стратифицированным.

Таким образом, можно утверждать, что женский костюм северокавказских варваров достаточно четко отражает этнокультурную историю, социальную структуру, культурно-политические и экономические связи региона с древним миром и является немаловажным источником по реконструкции истории народов Кавказа в эпоху Великого переселения народов.

Список научной литературыМастыкова, Анна Владимировна, диссертация по теме "Археология"

1. Абакаров А.И., Давудов О.М., 1993. Археологическая карта Дагестана. М.

2. Абрамова М.П., 1967. Раннесредневековые погребения Нижне-Джулатского могильника // Уч. зап. КБНИИ. Т. XXV.

3. Абрамова М.П., 1971. Зеркала горных районов Кавказа в первые века н. э. // История и культура Восточной Европы по археологическим данным. М.

4. Абрамова М.П., 1972. Нижне-Джулатский могильник. Нальчик.

5. Абрамова М.П., 1974. Памятники горных районов Центрального Кавказа рубежа и первых веков нашей эры (по материалам Северной Осетии и Кабардино-Балкарии) // Археологические исследования на юге Восточной Европы. М.

6. Абрамова М.П., 1975. Катакомбные погребения IV-V вв. н. э. из Северной Осетии // CA. № 1.

7. Абрамова М.П., 1986. Раннесредневековый могильник у с. Чми в Северной Осетии // Новые материалы по археологии Центрального Кавказа в древности и средневековье. Орджоникидзе.

8. Абрамова М.П., 1993. Центральное Предкавказье в сарматское время (III в. до н. э. IV в. н. э.). М.

9. Абрамова М.П., 1995. Римские провинциальные фибулы IV-V вв. на Северном Кавказе // ИАА. 1.

10. Абрамова М.П., 1997. Ранние аланы Северного Кавказа III-V вв. н.э. М.

11. Абрамова М.П., Красильников К.И., Пятых Г.Г., 2000. Курганы Нижнего Сулака. Могильник Львовский Первый 2 // МИАР. 2.

12. Абрамова М.П., Красильников К.И., Пятых Г.Г., 2001. Курганы Нижнего Сулака. Могильник Львовский Первый 4 // МИАР. 4.

13. Абрамова М.П., Красильников К.И., Пятых Г.Г., 2004. Курганы Нижнего Сулака. Могильник Львовский Шестой // МИАР. 5.

14. Агафий о царствовании Юстиниана / Пер. и коммент. М.В. Левченко. М.; Л., 1953.

15. Айбабин А.И., 1979. Погребения второй половины V первой половины VI в. в Крыму // КСИА. Вып. 158.

16. Айбабин А.И., 1990. Хронология могильников Крыма позднеримского и раннесредневекового времени // МАИЭТ. Вып. I.

17. Айбабин А.И., 1999. Этническая история ранневизантийского Крыма. Симферополь.

18. Айбабин А.И., 2001. Склеп эпохи «Великого переселения народов» на могильнике близ с. Лучистое в Крыму // Средневековые древности евразийских степей. Воронеж.

19. Айбабин А.И., Хайрединова Э.А., 1998. Ранние комплексы могильника у села Лучистое в Крыму // МАИЭТ. Вып. VI.

20. Акритас П.Т. 1957. Вновь открытые аланские подземные склепы в Баксанском ущелье (недалеко от Эльбруса) // Уч. зап. КЕНИИ. 11.

21. Алборов Б.А., 1963. Археологические находки в местности Архон // Отдел рукописных фондов СОИГИ. Ф. 19 (шт). Оп. 1. Д. 135. Владикавказ.

22. Алексеева Е.М., 1975. Античные бусы Северного Причерноморья // САИ. Вып. Г1-12.

23. Алексеева Е.М., 1978. Античные бусы Северного Причерноморья //САИ. Вып. Г1-12.

24. Алексеева Е.М., 1982. Античные бусы Северного Причерноморья //САИ. Вып. Г1-12.

25. Алексеева Е.П., 1967. Очерки истории Карачаево-Черкесии. Ставрополь. Т. 1.

26. Алексеева Е.П., 1971. Древняя и средневековая история Карачаево-Черкесии. Вопросы этнического и социально-экономического развития. М.

27. Алексеева Е.П., 1976. Этнические связи сарматов и ранних алан с местным населением Северо-Западного Кавказа. Черкесск.

28. Алексеева Е.П., 1992. Археологические памятники Карачаево-Черкесии. М.

29. Амброз А.К., 1966. Фибулы юга европейской части СССР // САИ. Вып. Д1-30.

30. Амброз А.К., 1968. Дунайские элементы в раннесредневековой культуре Крыма (У1-УИ вв.) // КСИА. Вып. 113.

31. Амброз А.К., 1971. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы. II // СА. №. 3.

32. Амброз А.К., 1980. Бирский могильник и проблемы хронологии Приуралья в 1У-УП вв. // Средневековые древности евразийских степей. М.

33. Амброз А.К., 1989. Хронология древностей Северного Кавказа У-УП вв. М.

34. Аммиан Марцеллин. Римская история / Пер. с лат. Ю.А. Кулаковского и А.И. Сонни. СПб., 2000.

35. Анфимов Н.В., 1941. Река Кубань, 1936 г. // Археологические исследования в РСФСР 1934-1936 гг. М.; Л.

36. Анфимов Н.В., 1980. Зихские памятники Черноморского побережья Кавказа // Северный Кавказ в древности и в средние века. М.

37. Анфимов Н.В., 1988. Катакомбные погребения Прочноокопского могильника // Методика исследований и интерпретация археологического материала Северного Кавказа. Орджоникидзе.

38. Анфимов И.Н., Пьянков А.В., 2006. Могильник Прочноокопского городища № 3 по материалам архива Н.В. Анфимова // Материалы и исследования по археологии Кубани. Краснодар. Вып. 6.

39. Арсеньева Т.М., 1977. Некрополь Танаиса. М.

40. Арсеньева Т.М., Безуглов С.И., Толочко И.В., 2001. Некрополь Танаиса: Раскопки 1981-1995 гг. М.

41. Артамонов М.И., 1962. История хазар. JI.

42. Асланов Г.М., 1955. К изучению раннесредневековых памятников Мингечаура // КСИИМК. Вып. 60.

43. Атаев Д.М., 1963. Височные привески с четырнадцатигранником // СА. № 3.

44. Афанасьев Т.Е., 1979а. К вопросу об экономических связях раннесредневекового населения Кисловодской котловины -Малокарачаевского района (вторая половина V — первая половина VIII в.) // Вопросы средневековой истории народов Карачаево-Черкесии. Черкесск.

45. Афанасьев Г.Е., 19796. Хронология могильника Мокрая Балка // КСИА. Вып. 158.

46. Афанасьев Г.Е., 1980. Пряжки катакомбного могильника Мокрая Балка у г. Кисловодска // Северный Кавказ в древности и в средние века. М.

47. Афанасьев Г.Е., Рунич А.П., 1970. Могильник № 1 у Лермонтовской Скалы близ г. Кисловодска // СА. № 4.

48. Афанасьев Г.Е., Рунич А.П., 2001. Мокрая Балка. Вып. 1: Дневник раскопок. М.

49. Афанасьев Г.Е., Савенко С.Н., Коробов Д.С., 2004. Древности Кисловодской котловины. М.

50. Ахмедов И.Р., Белоцерковская И.В., 1996. Вещевые комплексы могильника Заречье 4 // Археологические памятники Окского бассейна. Рязань.

51. Ахмедов И.Р., Казанский М.М., 2004. После Аттилы: Киевский клад и его культурно-исторический контекст // Культурные трансформации и взаимовлияния в Днепровском регионе на исходе римского времени и в раннем средневековье. СПб.

52. Багаев М.Х., 2004. Из истории фибул Северо-Восточного Кавказа (Чечня и Дагестан) // РА. № 2.

53. Багаев М.Х., 2008. Культура горной Чечни и Дагестана в древности и средневековье VI в. до н. э XII в. н. э. М.

54. Багаев М.Х., Виноградов В.Б., 1972. Раскопки раннесредневекового могильника у сел. Харачой // КСИА. Вып. 132.

55. Банк Г., 1979. В мире самоцветов / Пер. с нем. М.

56. Баранов И.А., 1973. Погребение V в. н. э. в Северо-Восточном Крыму // CA. № 3.

57. Безуглов С.И., Ильяшенко С.М., 2000. Богатое погребение гуннской эпохи близ Танаиса // Донская археология. № 1.

58. Бгажба О.Х., Воронов Ю.Н., 1980. Памятники села Герзеул. Сухуми.

59. Беляев Н.М., 1929. Очерки по византийской археологии. I. Фибула в Византии // Seminarium Kondakovianum. Vol. III. Prague.

60. Богачев A.B., 1996. К эволюции калачиковидных серег IV VII вв. в Волго-Камье // Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. Самара.

61. Богачев A.B., 1998. Кольцевые подвески с выпуклинами I тыс. н.э. // Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (Вопросы хронологии). Самара.

62. Биджиев X. X., 1993. Тюрки Северного Кавказа. Черкесск.

63. Блаватский В.Д., 1951. Раскопки некрополя Фанагории в 1938, 1939 и 1940 гг. // МИА. № 19.

64. Борисов А.Я., Луконин В.Г., 1963. Сасанидские геммы. Л.

65. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А., 1892. Энциклопедический словарь. СПб. Т. VIII.

66. Булатова А.Г., Гаджиева С.Ш., Сергеева Г.А., 2001. Одежда народов Дагестана: Историко-этнографический атлас. Пущино.

67. Бурков С. Исследование археологических памятников в зоне строительства столицы Ингушетии — города Магас в 1993—1996 гг. // Сайт «Наследие»: http:// www.nasledie.org

68. Вашкевичюте И., 1989. Древнейшие головные венки земгалов // Древности Белоруссии и Литвы. Минск.

69. Веймарн Е.В., Айбабин А.И., 1993. Скалистинский могильник.1. Киев.

70. Веймарн Е.В., Амброз А.К., 1980. Большая пряжка из Скалистинского могильника // CA. № 3.

71. Виноградов В.Б., Мамаев Х.Д., 1979. Некоторые вопросы раннесредневековой истории и культуры населения Чечено-Ингушетии // Археология и вопросы этнической истории Северного Кавказа. Грозный.

72. Волкайте-Куликаускене Р.К., 1986. Одежда литовцев с древнейших времен до XVII в. // Древняя одежда народов Восточной Европы. М.

73. Воронина Р.Ф., Зеленцова О.В., Энговатова A.B., 2005. Никитинский могильник: Публикация материалов 1977-1978 гг. М.

74. Воронов Ю.Н., 1979а. Материалы по археологии Абазгии и Санигии

75. Материалы по археологии Абхазии. Тбилиси.

76. Воронов Ю.Н., 19796. Древности Сочи и его окрестностей. Краснодар.

77. Воронов Ю.Н., 1982. Древности Азантской долины. Тбилиси.

78. Воронов Ю.Н., 1992. Еще раз о раннесредневековых перевальных путях через Западный Кавказ // XVII «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. М.

79. Воронов Ю.Н., 1994/1995. Захоронения женщин с брошами в могильниках Апсилии (Абхазия) // МАИЭТ. Вып. IV.

80. Воронов Ю.Н., 2003. Могилы апсилов. Итоги исследования некрополя Цибилиума в 1977—1986 годах. Пущино.

81. Воронов Ю.Н., Бгажба О.Х., Шенкао Н.К., Логинов В.А., 1982. Исследования в Цебельде // Археологические открытия 1980 года в Абхазии. Тбилиси.

82. Воронов Ю.Н., Вознюк А.С., Юшин В.А., 1970. Апуштинский могильник IV—VI вв. н. э. в Абхазии // СА. № 1.

83. Воронов Ю.Н., Шенкао Н.К., 1982. Вооружение воинов Абхазии IV—VII вв. // Древности эпохи великого переселения народов V—VIII веков. М.

84. Воронов Ю.Н., Юшин В.А., 1971. Погребение VII в. н. э. в с. Цебельда в Абхазии // КСИА. Вып. 128.

85. Воронов Ю.Н., Юшин В. А., 1973. Новые памятники цебельдинской культуры в Абхазии // СА. № 1.

86. Высотская Т.Н., Рыжова Л.А., 1999. Бусы могильника «Совхоз-10» (Севастопольский) // Древности 1997-1998. Харьковский историко-археологический ежегодник.

87. Габуев Т.А., 2005. Аланский всадник: Сокровища князей 1-ХП веков. М.

88. Гаврилов А.В., 1996. Погребение кочевника на античном поселении в Восточном Крыму // МАИЭТ. Вып. V.

89. Гавритухин И.О., 1991. Пальчатые фибулы пражских памятников Поднепровья // Древности Северного Кавказа и Причерноморья. М.

90. Гавритухин И.О., 1997. Боспор и Поднепровье в VI—VII вв. (к изучению северо-понтийских ювелирных школ) // Между нар. конф. «Византия и Крым». Севастополь, 6-11 июня 1997 г. Симферополь.

91. Гавритухин И.О., 1999. В-образные пряжки, изготовленные вместе с обоймой // Пермский мир в раннем средневековье. Ижевск.

92. Гавритухин И.О., 2001а. Периодизация раннесредневековых древностей Кисловодской котловины на основе керамики в свете изучения изделий из металла // Малашев Ю.А. Керамика раннесредневекового могильника Мокрая Балка. М.

93. Гавритухин И.О., 20016. Эволюция восточноевропейских псевдопряжек // Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (из истории костюма). Самара. Т. 2.

94. Гавритухин И.О., 2004. Среднеднепровские ингумации второй половины V — VI вв. // Культурные трансформации и взаимовлияния в Днепровском регионе на исходе римского времени и в раннем средневековье. СПб.

95. Гавритухин И.О., 2005. Хронология эпохи становления Хазарского каганата (элементы поясной гарнитуры) // Евреи и славяне. Иерусалим; М. Т. 16: Хазары.

96. Гавритухин И.О., Иванов А.Г., 1999. Погребение 552 Варнинского могильника и некоторые вопросы изучения раннесредневековых культур Поволжья // Пермский мир в раннем средневековье. Ижевск.

97. Гавритухин И.О., Казанский М.М., 2006. Боспор, тетракситы и Северный Кавказ во второй половине V VI в. // Археологические Вести. № 13.

98. Гавритухин И.О., Ковалевская В.Б., Коробов Д.С., Малашев В.Ю., Мошкова М.Г., 1996. Аланы Северного Кавказа и степи Евразии // Гуманитарная наука в России: соросовские лауреаты. М.

99. Гавритухин И.О., Малашев В.Ю., 1998. Перспективы изучения хронологии раннесредневековых древностей Кисловодской котловины // Культуры евразийских степей второй половины 1 тысячелетия н. э. (проблемы хронологии). Самара.

100. Гавритухин И.О., Обломский A.M., 1996. Гапоновский клад и его культурно-исторический контекст. М.

101. Гавритухин И.О., Паромов Я.М., 2003. Ильичевское городище и поселения его округи // Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья: IV — XIII века. М.

102. Гавритухин И.О., Пьянков A.B., 2002. Двупластинчатые фибулы из новых поступлений Краснодарского музея // Древности Боспора. 5.

103. Гавритухин И.О., Пьянков A.B., 2003а. Могильники III—IV веков // Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья: IV XIII века. М.

104. Гавритухин И.О., Пьянков A.B., 20036. Могильники V—VII веков // Там же.

105. Гавритухин И.О., Пьянков A.B., 2003в. Древности V—VII веков // Там же.

106. Гаглойти Ю.С., 1966. Аланы и вопросы этногенеза осетин. Тбилиси.

107. Гаджиев М.С., 1987. Памятники сасанидской глиптики из Дагестана // Художественная культура средневекового Дагестана. Махачкала.

108. Гаджиев М.С., 2002. Древний город Дагестана. М.

109. Гаджиева С.Ш., 1981. Одежда народов Дагестана XIX начала XX в. М.

110. Гадло A.B., 1979. Этническая история Северного Кавказа IV-Xвв. JI.

111. Гей O.A., Бажан И.А., 1997. Хронология эпохи «готских походов» (на территории Восточной Европы и Кавказа). М.

112. Гиджрати Н.И., 1979. Разведка и раскопки в Северной Осетии // АО 1978 г.

113. Гмыря Л.Б., 1993. Прикаспийский Дагестан в эпоху Великого переселения народов. Махачкала.

114. Голдина Р.В., Королева О.П., Макаров Л.Д., 1980. Агафоновский I могильник — памятник ломоватовской культуры на севере Пермской обл. // Памятники эпохи средневековья в Верхнем Прикамье. Ижевск.

115. Голофаст Л.А., 1996. Стеклянные браслеты III—IV вв. из раскопок Херсонеса // Херсонесский сборник. Вып. 7.

116. Горюнов Е.А., 1981. Ранние этапы истории славян Днепровского Левобережья. Л.

117. Гришаков В.В., Зеленеев Ю.А., 1990. Мурома VII-XI вв. Йошкар-Ола.

118. Гудименко И.В., 1990. Погребение эпохи раннего средневековья из дельты Дона // Историко-археологические исследования в г. Азове и на Нижнем Дону в 1989 г. Вып. 9.

119. Гунба М.М., 1978. Новые памятники цебельдинской культуры. Тбилиси.

120. Даль В., 1989. Толковый словарь живого великорусского языка. М. Т. II.

121. Даль В., 1991. Толковый словарь живого великорусского языка. М. Т. IV.

122. Даркевич В.П., 1976. Художественный металл Востока VIII -XIII вв. Произведения восточной торевтики на территории европейской части СССР и Зауралья. М.

123. Дашевская О.Д., 2003. Третье захоронение гуннского времени на Беляусе // РА. № 1.

124. ДеопикВ.Б., 1959. Классификация бус Северного Кавказа IV-IX вв. // С А № 3.

125. Деопик В.Б., 1961. Классификация бус Юго-Восточной Европы VI-IX вв. // С А. № 3.

126. Деопик В.Б., 1963. Хронология и классификация украшений VI-IX вв. (по материалам могильника северокавказских алан в Чми) // Средневековые памятники Северной Осетии. (МИА. № 114.)

127. Джорбенадзе В.А., 1982. Археологические памятники Иорского ущелья. IV. Эрцо-Тианети в средние века. Тбилиси.

128. Дзаттиаты Р.Г., 1986. Раннесредневековый могильник в селении Едыс (Южная Осетия) // С А. № 2.

129. Дзаттиаты Р.Г., 1992. Алано-сасанидские отношения по материалам археологических раскопок в Южной Осетии // Аланы и Кавказ (Alanica II). Владикавказ; Цхинвал.

130. Дзаттиаты Р.Г., 1994. Пряжки и поясные наборы Едысского могильника (VI-VII вв. н. э.) // Аланы: история и культура (Alanica III). Владикавказ.

131. Дзаттиаты Р.Г., 2006. Царциатские памятники: едысское городище и могильники. Владикавказ.

132. Дитлер П.А., 1961. Могильники в районе поселка Колосовка на реке Фарс // Сборник материалов по археологии Адыгеи. II.

133. Дитлер П.А., 1995. Раннесредневековый могильник Мешоко // Археология Адыгеи. Майкоп.

134. Дмитриев А.В., 1979а. Погребения всадников и боевых коней в могильнике эпохи переселения народов на р. Дюрсо близ Новороссийска // СА. № 4.

135. Дмитриев A.B., 19796. Могильник эпохи переселения народов на реке Дюрсо // КСИА. Вып. 158.

136. Дмитриев A.B., 1982. Раннесредневековые фибулы из могильника на р. Дюрсо // Древности эпохи Великого переселения народов V-VIII веков. М.

137. Дмитриев A.B., 2003. Могильник Дюрсо — эталонный памятник древностей V-IX веков // Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья: IV — XIII века. М.

138. Доде З.В., 2001. Средневековый костюм народов Северного Кавказа. М.

139. Домбровский О.И., 1993. Архитектурно-археологическое исследование Загородного крестообразного храма Херсонеса // МАИЭТ. Вып. III.

140. Древняя одежда народов Восточной Европы: Материалы к историко-этнографическому атласу. М., 1986.

141. Жиронкина О.Ю., 1998. Бусы могильника Клин-Яр // Ковалевская В.Б. Хронология восточно-европейских древностей V—IX веков. М. Вып. 1 : Каменные бусы Кавказа и Крыма.

142. Зариня А.Э., 1986. Одежда жителей Латвии VII-XVII вв. // Древняя одежда народов Восточной Европы. М.

143. Засецкая И.П., 1975. Золотые украшения гуннской эпохи. Л.

144. Засецкая И.П., 1982. Классификация полихромных изделий гуннской эпохи по стилистическим данным // Древности эпохи великого переселения народов V-VIII веков. М.

145. Засецкая И.П., 1993. Материалы Боспорского некрополя второй половины IV первой половины V вв. н. э. // МАИЭТ. Вып. III.

146. Засецкая И.П., 1994. Культура кочевников южнорусских степей в гуннскую эпоху (конец IV — V вв.). СПб.

147. Засецкая И.П., 1998. Датировка и происхождение пальчатых фибул Боспорского некрополя раннесредневекового периода // МАИЭТ. Вып. VI.

148. Засецкая И.П., Маршак Б.И., Щукин М.Б., 1979. Обзор дискуссии на симпозиуме // Проблемы хронологии памятников Евразии в эпоху раннего средневековья. (КСИА. Вып. 158.)

149. Засецкая И.П., Казанский М.М., Ахмедов И.Р., Минасян P.C., 2007. Морской Чулек. Погребения знати из Приазовья и их место в истории племен Северного Причерноморья в постгуннскую эпоху. Спб.

150. Захаржевская Р.В., 1967. Костюм для сцены. М.

151. Захаржевская Р.В., 2006. История костюма. М.

152. Захаров A.A., 1928. Геммы и античные перстни Государственного Исторического музея // Тр. секции археологии РАНИОН. III.

153. Земцов Г.Л., 2003. Миграционные потоки III—V вв. н. э. и Верхнедонской регион (на примере поселения Мухино 2) // Контактные зоны Евразии на рубеже эпох. Самара.

154. ЗотовиЙ. Jb., 1980. Некропола из времена сеоба народа са уже територще Виминаци)а // Старинар. 31.

155. Иванов A.A., Луконин В.Г., Смесова Л.С., 1984. Ювелирные изделия Востока: Коллекция Особой кладовой отдела Востока Государственного Эрмитажа. М.

156. Иванова М.И., Голубев П.М., 1961. Находки в Лоо // CA. № 3.

157. Иерусалимская A.A., 1972. «Великий Шелковый путь» и Северный Кавказ. Л.

158. Иерусалимская A.A., 1992. Кавказ на шелковом пути. СПб.

159. Иессен A.A., 1941. Археологические памятники Кабардино-Балкарии // Материалы по археологии Кабардино-Балкарии. ( МИА. № 3.)

160. Иордан. О происхождении и деяниях готов. «Getica» / Лат. текст, пер. и коммент. Е.Ч. Скржинской. СПб., 2001.

161. Искусство Византии в собраниях СССР. М., 1977. Т. 1-3.

162. Исланова И.В., 1997. Удомельское Поозерье в эпоху железа и в раннем средневековье. М.

163. Кабузан В.М., 1996. Население Северного Кавказа в XIX-XX веках: Этностатистическое исследование. СПб.

164. Казаков Е.П., 1996. К вопросу о турбаслинско-именьковских памятниках Закамья // Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н. э. Самара.

165. Казаков Е.П., 1998. Коминтерновский II могильник в системе древностей эпохи тюркских каганатов // Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н. э. (вопросы хронологии). Самара.

166. Казанский М.М., 1994. Могилы алано-сарматских вождей IV века в понтийских степях // МАИЭТ. Вып. IV.

167. Казанский М.М., 1997. Остроготские королевства в гуннскую эпоху: рассказ Иордана и археологические данные // Stratum + Петербургский Археологический Вестник. Кишинев.

168. Казанский М.М., 1999. Готы на Боспоре Киммерийском // Сто лет Черняховской культуре. Киев.

169. Казанский М.М., 2001. Хронология начальной фазы могильника Дюрсо // ИАА. 7.

170. Казанский М.М., 2002. Пряжки раннесасанидской традиции в Северной Евразии // Первобытная археология. Человек и искусство. Новосибирск.

171. Казанский М.М., Мастыкова A.B., 1998. Германские элементы в культуре населения Северного Кавказа в эпоху Великого переселения народов // ИАА. 4.

172. Казанский М.М., Мастыкова A.B., 1999. Аланы на Днепре в эпоху Великого переселения народов: свидетельство Маркиана и археологические данные // РА. № 4.

173. Казанский М.М., Мастыкова A.B., 2001. Центры власти и торговые пути в Западной Алании V-VI вв. // Северный Кавказ: историко-археологические очерки и заметки. (МИАР. 3).

174. Казанский М.М., Перен П., 2005. Могила Хильдерика (481/482 г.): состояние исследований // КСИА. Вып. 218.

175. Казиев Ш.М., Карпеев И.В., 2003. Повседневная жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке. М.

176. Капитанский А.П., 1928. К вопросу о некоторых формах двупластинчатых фибул из России // Seminarium Kondakovianum. Vol. III.

177. Каменецкий И.С., Кропоткин В.В., 1962. Погребение гуннского времени близ Танаиса // CA. № 3.

178. Каменецкий И.С., Маршак Б.И., Шер Я.А., 1975. Анализ археологических источников. М.

179. Каминская И.В., 1984. Фибула эпохи переселения народов // CA.1.

180. Каминская И.В., 1988. Лабинские варианты торговых дорог Северо-Западного Кавказа // Византийский Временник. Вып. 49.

181. Каминская Н.М., 1986. История костюма. М.

182. Каминский В.Н., 1987. Погребальные комплексы из окрестностей Краснодара // CA. № 2.

183. Капелле Т., 1989. Славяно-скандинавское художественное ремесло эпохи викингов // Славяне: Этногегнез и этническая история. Л.

184. Каргопольцев С.Ю., Бажан И.А., 1993. К вопросу об эволюции трехрогих пельтовидных лунниц в Европе (III—VI вв.) // Петербургский археологический вестник. № 7.

185. Карпов Ю.Ю., 2001. Женское пространство в культуре народов Кавказа. СПб.

186. Каталог собрания древностей графа Алексея Сергеевича Уварова. М., 1887.

187. Каталог собрания древностей графа Алексея Сергеевича Уварова. М., 1907.

188. Килошенко М.И., 2001. Психология моды. СПб.

189. Килошенко М.И., 2006. Психология моды. М. 2-е изд., испр.

190. Кишш А., 1995. Опыт исследования археологических памятников алан в Западной Европе и Северной Африке // Аланы: история и культура (Alanica III). Владикавказ.

191. Ковалевская В.Б., 1979. Поясные наборы Евразии IV-IX вв. Пряжки // САМ. Вып. El-2.

192. Ковалевская В.Б., 1981. Северокавказские древности // Степи Евразии в эпоху средневековья. М.

193. Ковалевская В.Б., 1983. Антропоморфные амулеты IV-IX вв. на Северном Кавказе // КСИА. Вып. 176.

194. Ковалевская В.Б., 1984а. Кавказ и аланы. М.

195. Ковалевская В.Б., 19846. Датировка Пашковского могильника I // Древности Евразии в скифо-сарматское время. М.

196. Ковалевская В.Б., 1991. Амулеты солнечного культа на Северном Кавказе // Проблемы археологии Евразии. М.

197. Ковалевская В.Б., 1992. Методические приемы выделения аланских древностей I тыс. н. э. в Закавказье // Аланы и Кавказ (Alanica II). Владикавказ; Цхинвал.

198. Ковалевская В.Б., 1993. Анализ признаков раннесредневековых пряжек для хронологического и историко-культурного сравнения (по материалам Кавказа) // Новое в средневековой археологии Евразии. Самара.

199. Ковалевская В.Б., 1995а. Археологическая культура: практика, теория, компьютер. М.

200. Ковалевская В.Б. 19956. Хронология древностей I северокавказских алан // Аланы: история и культура (Alanica III). Владикавказ.

201. Ковалевская В.Б., 1998. Хронология восточно-европейских древностей V—IX веков. М. Вып. 1: Каменные бусы Кавказа и Крыма.

202. Ковалевская В.Б., 2000. Компьютерная обработка массового археологического материала из раннесредневековых памятников Евразии // Хронология восточно-европейских древностей V—IX веков. М. Вып. 2: Стеклянные бусы и поясные наборы.

203. Ковалевская В.Б., 2005. Кавказ скифы, сарматы, аланы I тыс. до н. э. — I тыс. н. э. М.

204. Коробов Д.С., 1998. Выделение локальных вариантов катакомбных могильников III IX вв. на Северном Кавказе // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Ставрополь. Вып. I: Археология.

205. Коробов Д.С., 1999. Новый комплекс из могильника Мокрая Балка I // Древности Северного Кавказа. М.

206. Коробов Д.С., 2003. Социальная организация алан Северного Кавказа IY-IX вв. М.

207. Корпусова В.М., 1973. Сшьсысе населения шзньоантичного Боспору // Археолопя. № 8.

208. Котович В.Г., 1959. Новые археологические памятники Южного Дагестана // Материалы по археологии Дагестана. Вып. 1.

209. Котович В .Г., Котович В.М., Магомедов С.М., 1980. Утамыщские курганы // Северный Кавказ в древности и в средние века. М.

210. Кравченко Н.М., 1967. Косановский могильник (по материалам раскопок В.П. Петрова и Н.М. Кравченко в 1961-1964 гг.) // История иархеология юго-западных областей СССР начала нашей эры. (МИА. № 139.)

211. Кравченко Т.А., 1974. Шатрищенский могильник (по раскопкам 1966-1969 гг.) // Археология Рязанской земли. М.

212. Краснов Ю.А., 1980. Безводнинский могильник. М.

213. Крупнов Е.И., 1957. Древняя история и культура Кабарды. М.

214. Крупнов Е.И., 1960. Древняя история Северного Кавказа. М.

215. Крыласова Н.Б., Белавин A.M., 2001. Неволинские пояса в системе международных связей // Миграции и оседлость от Дуная до Ладоги в первом тысячелетии христианской эры: Пятые чтения памяти Анны Мачинской. СПб.

216. Кудрявцев A.A., Гаджиев М.С., 1991. Погребальные памятники Дербента позднеалбанского времени (по материалам раскопа XIV) // Горы и равнины Северо-Восточного Кавказа в древности и в средние века. Махачкала.

217. Кузнецов В.А., 1962. Аланские племена Северного Кавказа // МИА. № 106.

218. Кузнецов В.А., 1980. Археологические памятники на южной окраине г. Орджоникидзе // Вопросы осетинской археологии и этнографии. 1. Орджоникидзе.

219. Кузнецов В.А., 1984. Очерки истории алан. Орджоникидзе.

220. Кузнецов В.А., 1985. Алания и Византия // Археология и традиционная этнография Северной Осетии. Орджоникидзе.

221. Кузнецов В.А., 1993. Алано-осетинские этюды. Владикавказ.

222. Кузнецов В.А., 1999. Аланы и ассы на Кавказе (некоторые проблемы идентификации и дифференциации) // Древности Северного Кавказа. М.

223. Кулаков В.И., 1989. Могильники западной части Мазурского Поозерья конца V VIII в. (по материалам раскопок 1878— 1938 гг.) // Barbaricum. Т. 1.

224. Кулаков В.И., 1990а. Звериноголовые фибулы балтов (V-VII вв.) // СА. № 2.

225. Кулаков В.И., 19906. Древности пруссов VI XIII вв. // САИ. Вып.П-9.

226. Кулаков В.И., 1990в. Погребальный обряд пруссов в эпоху раннего средневековья // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Погребальный обряд. М.

227. Кулаков В.И., 1994. Пруссы (V XIII вв.). М.

228. Лавров Л.И., 1982. Этнография Кавказа (по полевым материалам 1924-1978 гг.). Л.

229. Лаул С.К., 1986. Одежда эстонцев I-XVII вв. // Древняя одежда народов восточной Европы. М.

230. Левина Л.М., 1996. Этнокультурная история Восточного Приаралья. I тысячелетие до н.э. -1 тысячелетие н.э. М.

231. Левина Л.М., Никитин А.Б., 1995. Иранские резные камни из памятников джетыасарской культуры Восточного Приаралья // Низовья Сырдарьи в древности. Вып. V. М.

232. Лобода И.И., 1977. Раскопки могильника Озерное III в 19631965 гг. // СА. № 4.

233. Лордкипанидзе М.Н., 1954. Геммы Государственного Музея Грузии. I: Каталог гемм, найденных в Самтавро в 1940^41 и 1946-48 г.г. Тбилиси. (На груз, яз.)

234. Лордкипанидзе М.Н., 1958. Геммы Государственного Музея Грузии. II: Памятники глиптики, найденные в Армазисхеви и Багинети. Тбилиси.

235. Лордкипанидзе М.Н., 1961. Геммы Государственного Музея Грузии. III: Каталог памятников глиптики, найденных на территории Грузии. Тбилиси.

236. Любчанский И.Э., Таиров А. Д., 1999. Археологическое исследование комплекса Курган с «усами» Солончанка I // Курган с «усами» Солончанка I. Челябинск.

237. Магомедов М.Г., 1981. Исследования Агачкалинского могильника // АО 1980 г.

238. Мажитов H.A., 1968. Бахмутинская культура. М.

239. Малала, Иоанн. Хронография // Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная история / Пер. и коммент. A.A. Чекаловой. СПб., 2001.

240. Малахов С.Н., 1988. К истории алано-иранских культурных контактов в раннем средневековье // Методика исследования и интерпретация археологических материалов Северного Кавказа. Орджоникидзе.

241. Малашев В.Ю., 2000. Раннесредневековая керамика могильника Клин-Яр III. М.

242. Малашев В.Ю., 2001. Керамика раннесредневекового могильника Мокрая Балка. М.

243. Марковин В.И., Мунчаев P.M., 2003. Северный Кавказ: Очерки древней и средневековой истории культуры. М.

244. Марковин В.И., Твердохлебов A.M., 1955. Акушинский могильник // КСИИМК. Вып. 60.

245. Марченко И. Д., 1956. Раскопки восточного некрополя Фанагории в 1950-1951 гг. // МИА. № 57.

246. Масленников A.A., 1997. Семейные склепы сельского населения позднеантичного Боспора. М.

247. Масленников A.A., 2000. Грунтовые некрополи сельских поселений Караларского побережья (Восточный Крым) первых веков н. э. // Древности Боспора. 3.

248. Мастыкова A.B., 1996. Бусы // Гавритухин И.О., Обломский A.M. Гапоновский клад и его культурно-исторический контекст. М.

249. Мастыкова A.B., 1997. К изучению роли Кавказа в системе восточноевропейских торговых связей второй половины I тысячелетия н. э. (по материалам салтово-маяцкой культуры) // ИАА. 3.

250. Мастыкова A.B., 1999. О распространении янтарных грибовидных бус-подвесок позднеримского времени на юге Восточной Европы и в Закавказье // Сто лет Черняховской культуре. Киев.

251. Мастыкова A.B., 2000. Средиземноморские элементы в женском костюме у населения Северного Кавказа (V VI вв.) // Евразийская степь и лесостепь в эпоху раннего средневековья. Воронеж.

252. Мастыкова A.B., 2001а. Халцедоновые бусы эллипсоидной формы эпохи раннего средневековья: распространение, датировка, социальная атрибуция // РА. № 2.

253. Мастыкова A.B., 20016. Социальная иерархия женских могил северокавказского некрополя Дюрсо V VI вв. (по материалам костюма) // ИАА 7.

254. Мастыкова A.B., 2001в. Раннесредневековые бусы северокавказского могильника Клин-Яр III (по раскопкам B.C. Флерова) // Практика и теория археологических исследований. М.

255. Мастыкова A.B., 2002. Костюм алан Верхней Кубани в эпоху Великого переселения народов (по материалам могильника Байтал-Чапкан) // XXII «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Ессентуки; Кисловодск.

256. Мастыкова A.B., 2004а. Янтарные бусы с нарезным декором эпохи Великого переселения народов // РА. № 3.

257. Мастыкова A.B., 20046. Стеклянные бусы комплекса поселений у с. Замятино // Острая Лука Дона в древности: Замятинский археологический комплекс гуннского времени. М.

258. Мастыкова A.B., 2005. Средиземноморский женский костюм с фибулами-брошами на Северном Кавказе в V-VI вв. // РА. № 1.

259. Мастыкова A.B., 2008а. «Варварские королевства» эпохи Великого переселения народов у алан Центрального Предкавказья // Проблемы истории, филологии, культуры. Вып. XXI. М. Магнитогорск -Новосибирск.

260. Мастыкова A.B., 20086. «Княжеская» мода эпохи Великого переселения народов и северокавказский женский костюм // РА. № 3.

261. Матюхин А. Д., 1992. Сарматские памятники I-IV вв. Саратовского Правобережья // Археология восточно-европейской степи. Вып. 3.

262. Мацулевич Л.А., 1934. Погребение варварского князя в Восточной Европе. М.; Л.

263. Медведев А.П., 1990. Сарматы и лесостепь: по материалам Подонья. Воронеж.

264. Менандра Византийца продолжение истории Агафиевой // Византийские историки / Пер. С.Ю. Дестуниса. Рязань, 2003.

265. Мерцалова М.Н., 1972. История костюма. М.

266. Мерцалова М.Н., 1993, 1995, 1998. Костюм разных времен и народов. Т. I—III. М.

267. Миллер A.A., 1909. Разведки на Черноморском побережье Кавказа // Известия Археологической комиссии. Вып. 33.

268. Миллер В.Ф., 1888. Археологические экскурсии в горские общества Кабарды. (МАК. Т. I.)

269. Минаева Т.М., 1950. Могильник Байтал-Чапкан // Материалы по изучению Ставропольского края. Вып. 2-3.

270. Минаева Т.М., 1951. Археологические памятники на р. Гиляч в Верховьях Кубани // МИА. № 23.

271. Минаева Т.М., 1956. Могильник Байтал-Чапкан в Черкесии // CA. Вып. XXVI.

272. Минаева Т.М., 1960. Поселение в устье р. Узун-Кол // CA. № 2.

273. Минаева Т.М., 1971. К истории алан Верхнего Прикубанья по археологическим данным. Ставрополь.

274. Минаева Т.М., 1982. Раскопки святилища и могильника возле городища Гиляч в 1965 г. // Древности эпохи Великого переселения народов V-VIII веков. М.

275. Минасян P.C., 1979. Поселение и могильник на берегу озера Узмень // Тр. ГЭ. 20.

276. Моль А., 1966. Теория информации и эстетическое восприятие.1. М.

277. Наследники Вюльфингов: Предания Германских народов средневековой Европы в пересказах Е. Балабановой, О. Цетерсон. М., 1994.

278. Неклюдова Т.П., 2004. История костюма. Ростов-на-Дону.

279. Новооткрыты старины, 1934 // Известия на Археологически Институт. № 8.

280. Носкова JI.M., 2002. К вопросу об этническом составе Закубанья в эпоху раннего средневековья // Материальная культура Востока. 3.

281. Носов E.H., 1984. К вопросу о сложении погребального обряда культуры длинных курганов // КСИА. Вып. 179.

282. Нукшинский могильник, 1957. // Материалы и исследования по археологии Латвийской ССР. I. Рига.

283. Отчет Императорской археологической комиссии 1882-1888 годы. С. Петербург. 1891.

284. Отчет Императорской археологической комиссии за 1897 г. С.Петербург. 1900.

285. Отчет Императорской археологической комиссии за 1901 г. С. Петербург. 1903.

286. Отчет археологической комиссии за 1913-1915 гг. Петроград.1918.

287. Орлова Л.В., 1989. Азбука моды. М.

288. Павел Диакон. История лангобардов / Пер. с лат. и примечания Ю.Б. Циркина. СПб., 2008.

289. Парыгин Б.Д., 1971. Основы социально-психологической теории.1. М.

290. Петров В.П., 1964. Масловский могильник на р. Товмач // Древности эпохи сложения восточного славянства. (МИА. № 116.)

291. Петров В.П., 1982. Рассказы о поделочном камне. М.

292. Петрухин В.Я., 1983. Об особенностях славяноскандинавских отношений в раннефеодальный период (IX—XI вв.) // Древнейшие государства на территории СССР: Материалы и исследования. 1981 год. М.

293. Пигулевская Н.В., 1941. Сирийские источники по истории народов СССР: Хроника Захарии Ритора. М.; Л.

294. Пиоро И.С., 1990. Крымская Готия. Киев.

295. Плаксина Э.Б., Михайловская Л.А., Попов В.П., 2003. История костюма: Стили и направления. М.

296. Покровский М.В., 1936. Пашковский могильник № 1 // СА. I.

297. Политковская Е.В., 2005. Как одевались в Москве и ее окрестностях в XVI—XVIII веках. М.

298. Приаралье в древности и средневековье. М., 1998.

299. Прокопенко Ю.А., 1998. Березовский склеповый могильник близ г. Кисловодска // Из истории народов Северного Кавказа. Ставрополь. Вып. 2.

300. Прокопенко Ю.А., 1999а. История северокавказских торговых путей IV в. до н. э. XI в. н. э. Ставрополь.

301. Прокопенко Ю.А., 19996. К вопросу о находках в Центральном и Восточном Предкавказье иранских монет VI—VII вв. // Проблемы археологии и истории Северного Кавказа. Ставрополь.

302. Прокопенко Ю.А., 2001а. Многолепестковые инкрустированные фибулы из памятников Северного Кавказа // ИАА. 7.

303. Прокопенко Ю.А., 20016. О многолепестковых инкрустированных фибулах как элементе средиземноморской моды у населения Северного Кавказа в V—VI вв. // Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н. э. (из истории костюма). Самара. Т. 2.

304. Прокопенко Ю.А., Фоменко В.А., 1998. Комплексы эпохи раннего железного века и раннего средневековья Клин-Ярского III могильника // Из истории народов Северного Кавказа. Ставрополь. Вып. 2.

305. Прокопий из Кесарии. Война с готами / Пер. С.П. Кондратьева. М., 1950.

306. Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная история / Пер. А.А.Чекаловой. СПб., 2001.

307. Пьянков A.B., 1998. Раннесредневековые находки из разрушенного могильника у хутора Хабль Абинского района Краснодарского края // Древности Кубани. Краснодар.

308. Пьянков A.B., 2002. Погребение с серебряной фибулой с антропоморфной накладкой из могильника Бжид 1 // Донская археология. № 1-2.

309. Пьянков A.B., Строчевой A.A., 1992. Раскопки средневекового могильника Бжид 1 // Археологические раскопки на Кубани в 1989-1990 годах. Ейск.

310. Равдоникас Т.Д., 1990. Очерки по истории одежды населения Северо-Западного Кавказа (V в. до н. э. конец XVII в.). JI.

311. Родинкова В.Е., 2006. Структура женского убора «древностей антов» и возможности ее автохтонного формирования // Славяно-русское ювелирное дело и его истоки. СПб.

312. Рунич А.П., 1969а. Аланские катакомбные могильники V-VIII вв. в городе Кисловодске и его окрестностях // Материалы по археологии и древней истории Северной Осетии. Орджоникидзе. Т. 2.

313. Рунич А.П., 1976. Захоронение вождя эпохи раннего средневековья из Кисловодской котловины // CA. № 3.

314. Рунич А.П., 1979. Раннесредневековые склепы Пятигорья // CA.

315. Салихов Б.М., 1985. Калкнинский могильник // Древние культуры Северо-Восточного Кавказа. Махачкала.

316. Саханев В.В., 1914. Раскопки на Северном Кавказе в 1911-12 годах // ИАК. Вып. 56.

317. Савенко С.Н., 1993. Предметы египетского, китайского, иранского происхождения в комплексах 1 тысячелетия н. э. Пятигорья // Кавказ и цивилизации Востока в древности и средневековье. Владикавказ.

318. Савченко Е.И., 1999. Мощевая Балка — узловой пункт Великого Шелкового пути на Северном Кавказе // РА. № 1.

319. Сибилев Н.В., 1928. Старовинност11зюмщини. 1зюм.

320. Скалон K.M., 1961. О культурных связях Восточного Прикаспия в позднесарматское время // Археологический сборник Эрмитажа. 2.

321. Смирнов К.Ф., 1951. О некоторых итогах исследования могильников меотской и сарматской культуры Прикубанья и Дагестана // КСИИМК. Вып. 37.

322. Снорри Стурлусон, 1995. Круг земной / Пер. М.И. Стеблин-Каменского. М.

323. Сорокина Н.П., 1971. О стеклянных сосудах с каплями синего стекла из Причерноморья // CA. № 4.

324. Спицын A.A., 1901. Древности бассейнов рек Оки и Камы // MAP. № 25. СПб.

325. Спицын A.A., 1907. Могильник V века в Черноморье // ИАК. Вып. 23.

326. Стальсберг А., 1994. Проблемы культурного взаимодействия Руси и Скандинавии в VIII-XI вв. (по археологическим собраниям СНГ) // Археологические вести. № 3.

327. Стоянова A.A., 2005. Металев1 пщвюки у форм1 сокирок i3 Криму // Археолопя. № 2.

328. Студенецкая E.H., 1989. Одежда народов Северного Кавказа XVIII-XX вв. М.

329. Сухарева O.A., 1982. История среднеазиатского костюма. Самарканд (2я половина XIX начало XX в.). М.

330. Съкровище на хан Кубрат // Култура на българи, хазари, славяни. София, 1989.

331. Тарабукин Н.М., 1994. Очерки по истории костюма. М.

332. Текеев Г.Х., 1980. Новые сведения о Нижне-Архызском городище // АО 1979 г.

333. Терешкович Т.А., 1999. Словарь моды: Терминология, история, аксессуары. Минск.

334. Техов Б., 1981. Раскопки Стырфазского и Тлийского могильников // Полевые археологические исследования в 1978 г. Тбилиси.

335. Трапш М.М., 1971. Труды. Тбилиси. Т. 3: Культура цебельдинских некрополей.

336. Трапш М.М., 1975. Труды. Сухуми. Т. 4: Материалы по археологии средневековой Абхазии.

337. Тревер К.В., Луконин В.Г., 1987. Сасанидское серебро: Собрание Государственного Эрмитажа. М.

338. Труфанов A.A., 2001. К вопросу о хронологии браслетов с зооморфными окончаниями (по материалам крымских могильников позднескифского времени) // Поздние скифы Крыма. (Тр. ГИМ. Вып. 118.)

339. Труфанов A.A., Колтухов С.Г., 2001. Могильник III—IV вв. н. э. у с. Курское на западной периферии Боспора // Боспорский феномен:колонизация региона, формирование полисов, образование государства. СПб. Ч. I.

340. Уварова П.С., 1900. Могильники Северного Кавказа. (МАК. Т.1. VIII).

341. Фасмер М., 1971. Этимологический словарь русского языка. М. Т. III (Муза-Сят).

342. Федоров Я.А., Федоров Г.С., 1978. Ранние тюрки на Северном Кавказе. М.

343. Флеров B.C., 2000. Аланы Центрального Предкавказья V VIII веков: обряд обезвреживания погребенных. М. (Тр. Клин-Ярской экспедиции. I).

344. Фон Лоэ К., 2000. Могильник Скалистое в Крыму и ранние фазы этногенеза крымских готов (конец IV начало VI в.) // Stratum plus. № 5.

345. Хазанов A.M., 1963. Генезис сарматских бронзовых зеркал // СА.4.

346. Хайнрих А., 1995. Раннесредневековые катакомбные могильники у селений Чми и Кобан // Аланы, история и культура (Alanica. III). Владикавказ.

347. Хайрединова Э.А., 1995. Бусы из могильника Дружное // Проблемы археологии древнего и средневекового Крыма. Симферополь.

348. Хайрединова Э.А., 1999. Женский костюм с большими пряжками с христианской символикой из Юго-Западного Крыма // Херсонесский сборник. Вып. X.

349. Хайрединова Э.А., 2000. Женский костюм с южнокрымскими орлиноголовыми пряжками // МАИЭТ. Вып. VII.

350. Хайрединова Э.А., 2002. Женский костюм варваров Юго-Западного Крыма в V первой половине VI в. // МАИЭТ. Вып. IX.

351. Халилов Д.А., 1962. Раскопки на городище Хыныслы, памятнике древней Кавказской Албании // СА. № 1.

352. Халилов Д. А., 1965. Археологические памятники I тысячелетия у с. Худжбала в Азербайджанской ССР // CA. № 3.

353. Харке Г., Савенко С.Н., 2000а. Проблемы исследования древних погребений в западноевропейской археологии // РА. № 1.

354. Харке Г., Савенко С.Н., 20006. Проблемы исследования древних погребений в американской археологии // РА. № 2.

355. Храпунов И.Н., 2002. Могильник Дружное (III—IV вв. нашей эры). Lublin.

356. Цукерман К., 2005. Аланы и асы в раннем Средневековье // КСИА. Вып. 218.

357. Чеченов И.М., 1969. Древности Кабардино-Балкарии (материалы к археологической карте). Нальчик.

358. Чеченов И.М., 1987. Новые материалы и исследования по средневековой археологии Центрального Кавказа // Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балкарии. Нальчик.

359. Чурсин Г.Ф., 1929. Амулеты и талисманы кавказских народов. Издание Ассоциации С Кавказских Горских Краеведческих организаций. Махач-Кала.

360. Шамба Г.К., 1970. Ахаччарху древний могильник нагорной Абхазии. Сухуми.

361. Шаров О.В., 1999. О времени появления Т-образных шарнирных фибул в Северном Причерноморье // Stratum plus. № 3.

362. Шелов Д.Б., 1984. Антропоморфный амулет из Танаиса // Древности Евразии в скифо-сарматское время. М.

363. Щапова Ю.Л., 1978. О происхождении некоторых типов позднеантичных стеклянных бус // Алексеева Е.М. Античные бусы Северного Причерноморья. (САИ. Вып. Г1-12.)

364. Щеглова O.A., 1999. Женский убор из кладов «древностей антов»: готское влияние или готское наследие? // Stratum plus. № 5.

365. Щукин М.Б., 1977. Современное состояние готской проблемы и Черняховская культура // АСГЭ. 18.

366. Щукин М.Б., 2005. Готский путь. СПб.

367. Яценко С.А., 2001. О некоторых вопросах изучения «археологического» костюма. Механизмы костюмных связей народов Великой Степи // Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н. э. (из истории костюма). Самара. Т. 1.

368. Яценко С.А., 2006. Костюм древней Евразии (ираноязычные народы). М.

369. Aberg N., 1919. Ostpreussen in der Völkerwanderugnszeit. Uppsala; Leipzig.

370. Adams N., 2000. The Développement of Early Garnet Inlaid Ornaments // Kontakte zwischen Iran, Byzanz und der Steppe in 6.-7 Jh. Budapest.

371. Aibabin A., Khairedinova E., 1999. Les ensembles clos de la phase initiale de la nécropole de Loutchistoe en Crimée // L'Occident romain et l'Europe centrale à l'époque des grandes migrations. Brno.

372. Akhmedov I., 2002. Cheeck-pieces and elements of harness with zoomorphic décoration in the Great Migration period // Probleme des frühen Merowingerzeit im Mitteldonauraum. Brno.

373. Ament H., 1992. Das alamannische Gräberfeld von Eschborn (MainTaunus Kreis). Wiesbaden.

374. Anke В., 1998. Studien zur Reiternomadischen Kultur des 4. bis 5. Jahrhunderts. Weissbach.

375. Annibaldi G., Werner J., 1963. Ostgotische Grabfunde aus Acquasanta, Prov. Ascoli Piceno (Marche) // Germania. Bd. 41.

376. Andersson K., 1993. Romartida Guldsmide i Norden. I: Katalog. Uppsala.

377. Andersson K., 1995. Romartida Guldsmide i Norden. III: Övriga smycken, teknisk analys och verkstadsgrupper. Uppsala.

378. Apakidze A., Nikolaishvili V., 1994. An Aristocratie Tomb of the Roman period from Mtskheta, Georgia // The Antiquaries Jornal. Vol. 74.

379. Arrhenius B., 1985. Merovingian Garnet Jewellery. Stockholm.

380. Atabiev B., 2000. Tombe 118. Zaragij, Naltchik (Caucase du Nord, République de Kabardino-Balkarie), Russie // L'Or des princes barbares. Du Caucase à la Gaule, Ve siècle après J.-C. Paris.

381. Atabiev B., 2002. La riche tombe de Zaragij dans le Caucase du Nord // Russie, carreefour de l'Homo sapiens: Les révélations de l'archéologie russe. (Dossiers d'Archéologie. № 270.)

382. Baschmakoff A., 1948. La synthèse des périples pontiques. Paris.

383. Bénazeth D., 1992. L'art du métal au début de l'ère chrétienne. Paris.

384. Beninger E., 1931. Der Wandalenfunde von Czeke-Cejkov // Annalen des Naturhistorisches Museum. 45. Wien.

385. Bierbrauer V., 1968. Das westgotische Fibelpaar von Villafontana // Hessen, O. von. I ritrovamenti barbarici nelle collezioni civiche veronesi del Museo di Castelvecchio. Verona.

386. Bierbrauer V., 1971. Zu den Vorkommen ostgotischer Bugelfibeln in Raetia II // Bayerische Vorgeschichtsblatter. Bd. 36/1.

387. Bierbrauer V., 1975. Die ostgotischen Grab- und Schatzfunde in Italien. Spoleto. (Biblioteca degli «Studi medievali». VII).

388. Bierbrauer V., 1980. Zur chronologischen, soziologischen und regionalen Gliederung des ostgermanischen Fundstoffs des 5. Jahrhunderts in Südosteuropa // Die Völker an der mittleren und unteren Donau im fünften und sechsten Jahrhundert. Wien.

389. Bierbrauer V., 1989a. Ostgermanischer Oberchichtgraber der romischen Kaiserzeit und des Frühen Mittelalters // Peregrinatio Gothica. Lodz.

390. Bierbrauer V., 1989b. Bronzene Bügelfibel des 5. Jahrhundert aus Südosteuropa // Jahresschrift für Mitteldeutsche Vorgeschichte. Bd. 72.

391. Bierbrauer V., 1997. Les Wisigoths dans le royaume franc // Antiquités Nationales. 29.

392. Bierbrauer V., 2005. Verbreitung und Interpretation der ostgotischen Bügelfibeln. Ostgoten ausserhalb ihrer italischen patrial II Reliquiae Gentium. Festschrift für Horst Wolfgang Böhme zum 65. Geburtstag. Teil I. Rahden.

393. Binford L.H., 1971. Mortuary Practices: Their study and their potential // American Antiquity. 26.

394. Birô M., 2000. Qualitätive Analyse der Wechselwirkung der provinzialen und barbarischen Beinwerkstätte aufgrund der spätantiken Kämme // Gentes, Reges und Rom. Auseinandersetzung-Anerkennung-Anpassing. Brno.

395. Bitner-Wrôblewska A., 2001. From Samland to Rogaland: East-West connections in the Baltic basin during the Early Migration Period. Warszawa.

396. Böhme H.W., 1974. Germanische Grabfunde des 4. bis 5. Jahrhunderts zwischen unterer Elbe und Loire. München.

397. Böhme H.W., 1988. Les Thuringiens dans le Nord du royaume franc // Revue Archéologique de Picardie. T. 3-4.

398. Bona I., 1976. A l'aube du Moyen Age. Gepides et Lombards dans le bassin des Carpates. Budapest.

399. BonaL, 1991. Das Hunnenreich. Budapest; Stuttgart.

400. Bona I., 2002. Les Huns. Le grand empire barbare d'Europe, IVe -Ve siècles. Paris.

401. Boom, G.P.F. van den, б/г. Oud Iran. Pre-islamitische kunst en Voorwerpen in het Rijksmuzeum van oudheden te Leiden. Leiden.

402. Boucher F., 1965. Histoire du costume en Occident de l'antiquité a nos jours. Paris.

403. Boulanger C., 1905. Le mobilier funéraire gallo-romain et franc en Picardie et en Artois. Paris.

404. Boulanger C., 1909. Le cimetière franco-mérovingien et carolingien de Marchélepot (Somme). Paris.

405. Bovini G., Pierpaoli M., 1991. Ravenna: Treasures of Light. Ravenna.

406. Brulet R., 1990. Les fouilles du quartier Saint-Brice a Tournai. 1. Louvain-La-Neuve.

407. Brulet R., Yilvorder F., 1991. Etude typo-chronologique du matériel archéologique // Brulet R. Les fouilles du quartier Saint-Brice a Tournai. 2. Louvain-La-Neuve.

408. Burzler A., Höneisen M., Leicht J., Ruckstuhl В., 2002. Das frühmittelalterliche Schieitheim Siedlung, Gräberfeld und Kirche. Schaffhausen.

409. Busch U., Korteweg W.K., 1988. Ein merowingerzeitliches Kindergrab aus Aulnizeux. Überlegungen zu Bergkristallobjekten aus merowingerzeitlichen Grabern // Bulletin de la Société Archéologique Champenoise. T. 81. № 4.

410. Büsing H., Büsing A., Bierbrauer V., 1993. Die Dame von Ficarolo // Archeologia Medievale. 20.

411. Bustacchini G., 1991. Ravenne: Capitale de Mosaïque. Ravenna.

412. Callu J.-P., 2004. L'habit et l'ordre social: le témoignage de Y Histoire Auguste II Antiquité tardive. T. 12.

413. Christlein R., 1973. Besitzabstfungen zur Merowingerzeit im Spiegel reicher Grabfunde aus West- und Süddeutschland // Jahrbuch des RömischGermanischen Zentralmuseums Mainz. Bd. 20.

414. Cicikova M., 1997. La basilique et la nécropole paléochrétiennes extra muros de Novae (Mésie I inférieure) // Late Roman and Early Byzantine Sites on the Lower Danube. Poznan.V

415. Cizmâr M., 1997. Das Gräberfeld der Völkerwanderungszeit in Pohorelice (Bez. Breclav) // Neue Beiträge zur Erforschung der Spätantike im mittleren Donauraum. Brno.

416. Cizmâr M., Geislerova K., Rakovsky I., 1985. Pohrebistë z doby stëhovâni nârodû ve Strachotinë // Pamätky Archeologické. T. LXXVI.

417. Clauss G., 1987. Die Tragsitte von Bügelfibeln. Eine Untersuchung zur Frauentracht im Frühen Mittelalter // Jahrbuch des Römisch-Germanischen Zentralmuseums Mainz. Bd. 34.

418. Continuation du Périple anonyme depuis le fleuve Ophius jusqu'au Palus-Méotis, selon le Codex Londoniensis // Baschmakoff A. La synthèse des périples pontiques. Paris, 1948.

419. Cosentino R., 1986. Sepolture tardo-antiche presso Ladispoli // Bolletino d'Arte. 71. № 37-38.

420. Csallâny D., 1958. Hamvasztâsos és csontvâzas hun temetkezések a felsö-Tisza vidéken // A Herman Otto Muzeum Evkönyve. 2.

421. Curie A., 1923. The Treasure of Traprain, a Scottich Hoard of Roman Silver Plate. Glasgow.

422. Damm I.G., 1988. Goldschmiedearbeiten der Völkerwanderungszeit aus dem Nördlichen Schwarzmeergebiet: Katalog der Sammlung Diergardt 2 // Kölner Jahrbuch für Vor- und Frühgeschichte. Bd. 21.

423. Damm I.G., 1999. Völkerwanderungszeitliche Frauentracht // Unbekannte Krim. Archäologische Schätze aus drei Jahrtausenden. Heidelberg.

424. Dax M., 1980. Keleti germân nöi sirok Kapolcson // A Veszprém Megyei MuzeumokKôzleményei. 15.

425. De Baye J., 1894. Note sur les bojoux barbares ennforme de mouches // Mémoires de la Société Nationale des Antiquaires de France. Vol. 4.

426. Delmaire R., 2003. Le vêtement, symbole de richesse et de poiuvoir, d'après les textes patristiques et hagiogrpahiques // Costume et société dans l'Antiquité et le haunt Moyen Age. Paris.

427. Dentzer-Feydy J., Teixidor J., 1993. Les antiquités de Palmyre au Musée du Louvre.

428. Diaconu Gh., 1965. Tîrgçor. Necropola din secolele III IV e.n. Bucureçti.

429. Diaconu Gh., 1986. Gräber des V. Jhs. U.Z. von Pietroasele // Dacia. Vol. 30.

430. Diaconu G.H., Dörner E., 1967. Zwei ostgotische Fibeln im Arader Museum // Dacia. Vol. 11.

431. Die Alamannen. Stuttgart, 1997.

432. Die Franken. Wegbereiter Europas. Mainz, 1996.

433. Die Schraube zwischen Macht und Pracht. Das Gewinde in der Antike. Sigmaringen, 1995.

434. Doxiadis E., 1995. The Mysterious Fayum Portraits: Faces from Ancient Egypt. London.

435. Ebert M., 1909. Ein Spangenhelm aus Ägypten // Praehistorische Zeitschrift. Bd. 1.

436. Eggers H.-J., 1950. Das Problem der ethnischen Deutung in der

437. Frühgeschichte // Kircher H. (dir.). Ur- und Frühgeschichte als historische Wissenschaft. Heidelberg.

438. Eggers H.-J., 1959. Einführung in die Vorgeschichte. München.

439. Ellegárd A., 1986. The ancient Goths and the concepts of tribe and migration // Vetenskap och Omvärderung. Till Curt Weilbull pâ hundraâsdagen. Göteborg.

440. Erdrich M., Voss H.-U., 1997. Die Perlen der Germanen des 1.-5. Jahrhunderts in Mecklenburg-Vorpommern, Schleswig-Holstein und Niedersachsen // Perlen. Archäologie. Techniken. Analysen. Bonn.

441. Fellmann Brogli R., Fünfschilling S., Marti R., Rütti B., Schmid D., 1992. Das römisch-fnihmittelalterliche Gräberfeld von Basel/Aeschenforstadt. Solothurn.

442. Fettich N., 1953. La trouvaille de la tombe princière hunnique à Szeged-Nagyszéksos. Budapest.

443. Fischer S., 2005. Roman Imperialism and Runic Literacy. The Westernization of Northern Europe (150-800 AD) (Aun. 33). Uppsala.

444. Fleury M., France-Lanord A., 1979 (dir.). Bijoux et parures mérovingiens de la rèine Arégonde, belle-fille de Clovis // Dossiers de l'archéologie. № 32.

445. Forrer R., 1893. Die frühchristlichen Alterthümer aus dem Gräberfeld von Achmim-Pentapolis. Strassburg.

446. Fremersdorf F., 1953. Goldschmuck der Völkerwanderungszeit. Ausstellung der Sammlung Diergardt. Köln.

447. Garam E., Vaday A.H., 1990. Sarmatische Siedlung und Begrabnisstatter in Tiszavalk // Communicationes Archaeologicae Hungariae.

448. Garcia-Hoz-Rosales M.C., 1998-1999. Los mosaikos de la villa romana del "Olivar del Centeno" (millanes de la Mata, Cáceres): un repertorio iconográfico bajoimperial // Anas. 11-12.

449. Gath J., Rahmani L.J., 1977. A Roman tomb at Manahat, Jerusalem // Israel Exploration Journal. 27.

450. Gebers W., Hinz H., 1977. Ein Körpergrab der Völkerwanderungszeit aus Bosau, Kreis Ostholstein // Offa. Bd. 34.

451. Geisler H., 1998. Das frühbäirische Gräberfeld Straubing-Bajuwarenstrasse I. Rahden/Westf.

452. Gening V.F., 1995. Völkerwanderungszeitliche Kriegergräber aus Turaevo im Uralvorland // Eurasia Antiqua. Bd. 1.

453. Gepidische Gräberfelder am Tiszagebiet. Budapest. Bd. I 2002. Bd. 11-2005.

454. Gercen A., M^czynska M., 2000. Ein fmhvölkerwanderungszeiutliches Kammergrab aus dem Gräberfeld Alamlyk-Dere bei Mangup auf der Krim // Die spätrömische Kaiserzeit und die frühe Völkerwanderungszeit in Mittel- und Osteuropa. Lodz.

455. Germanen, Hunnen und Awaren. Schätze der Völkerwanderungszeit. Nürnberg, 1987

456. Ghirshman R., 1977. La fibule en Iran II // Iranica Antiqua. Vol. 12.

457. Ghirshman R., 1979. La ceinture en Iran // Iranica Antiqua. Vol. 14.

458. Giessler-Müller U., 1992. Das frühmittelalterliche Gräberfeld von Basel-Kleinhüningen. Solothurn.

459. Godlowski K., 1970. The Chronology of the Late Roman and Early Migration Period in the Central Europe. Krakow.

460. Godlowski K., 1985. Przemiany kulturowe i osadnicze w poludniowej i srodkowej Polsce w mlodszym okresie predrzymskim i w okresie rzymskim. Wroclaw; Warszawa; Krakow; Gdansk; Lodz.

461. Gomolka-Fuchs G., 1982. Die Kleinfunde vom 4. bis 6. Jh. aus Iatrus. // Iatrus-Krivina. II. Berlin.

462. Gomolka-Fuchs G., 1991. Die Kleinfunde vom 4. bis 6. Jh. // Iatrus-Krivina. IV.

463. Grabar A., 1966. L'Age d'or de Justinien. Paris.

464. Grabschätze vom Kaukasus: Neue Ausgrabungen sowjetischer Archäologen in der Adygee und im nördlichen Ossetien. Spire, 1991.

465. Grégoire de Tours. Histoire des Francs. T. I. Vol. 27. (Пер. с лат. P. Latouche.). Paris, 1975.

466. Grempler W., 1888. Der II. und III. Fund von Sackrau. Berlin.

467. Harhoiu R., 1998. Die frühe Völkerwanderungszeit in Rumänien. Bukarest.

468. Harper P.O., 1993. La vaisselle en métal // Splendeur des Sassanides. Bruxelles.

469. Härke H. 1993. Les tombes à armes anglo-saxonnes : sépultures des guerriers ou symbolisme tituel? // L'armée romaine et les Barbares du Ille au Vile s. Saint-Germain-en-Laye.

470. Hedeager L., 1992. Iron-Age Societies: From Tribe to State in Northern Europe, 500 ВС to AD 700. Oxford (UK); Cambridge (USA).

471. Heinrich A., 1990. Ein völkerwanderungszeitliches Gräberefeld bei Mitterhof, GD Laa an der Thaya, Niederösterreich // Archaeologia Austiraca. Bd. 74.

472. Henig M., 1984. Amber Amulets // Britannia. 15.

473. Hinz H., 1978. Zur Frauentracht der Völkerwanderungszeit und Vendelzeit im Norden // Bonner Jahrbücher. Bd. 178.

474. Histoire auguste. (Пер. с лат. d'A. Chastagnol). Paris, 1994.

475. Hoffmann M.J., 1996. Wielokulturowy obiekt grobowy w Pomielnie na Pojezierzu Ilawskim // Concordia. Warszawa.

476. H0ilund Nielsen К., 1998. Animal style. A symbol of might and myth. Salin's Style II in a European context // Acta Archaeologica. Vol. 69.

477. Hoilund Nielsen K., 1999. Style II and the Anglo-Saxon Elite // Anglo-Saxon Studies in Archaeology and History. 10.

478. Hoilimd Nielsen К., 2000. The Political Geography of Sixth- and Seventh-Century Southern and Eastern Scandinavia on the Basis of Material Culture // Archaeologia Baltica. 4.

479. Horedt K.5 1979. Die Polyedreohrringe des 5.-6. Jh. U. Z. aus der SR Rumänien // Zeitschrift für Archäologie. Bd. 13.

480. Horedt K., Protase D., 1972. Das zweite Grab von Apahida (Siebenburgen) // Germania. Bd. 50.4851 Goti. Milano, 1994.

481. Ibn Fadian. Voyage chez les Bulgares de la Volga. (Пер. на франц. M. Canard). Paris, 1983.

482. Ierusalimskaja A., 1996. Die Gräber der Moscevaja Balka: Frühmittelalterliche Funde an der Nordkaukassischen Seiderstrasse. München.

483. Ierusalimskaja A., Borkopp В., 1996. Von China nach Byzanz.i1. München.

484. Ilife J.H., 1933. Vaulted tomb at Askalon // The Quarterly of the Department of Antiquities in Palestine. 2.

485. Istvänovits E., 1992. Some Data on the Late Roman Early Migration Period Chronology of the Upper Tisza Region // Probleme der relativen und absoluten Chronologie ab Latenezeit bis zum Frühmittelalter. Krakow.

486. Istvänovits E., 1993. Das Gräberfeld aus dem 4.-5. Jahrhundert von Tiszadob-Sziget//AAASH. T. 45.

487. Ivanisevic V., Kazanski M., 2002. La nécropole de l'époque des Grandes Migrations à Singidunum // Singidunum. 3. Beograd.

488. Ivanisevic V., Kazanski M., Mastykova A., 2006. Les nécropoles de Viminacium à l'époque des Grandes Migrations. Paris.

489. Johns C., Potter T., 1983. The Thetford Treasure: Roman Jewellery and Silver. London.

490. Jorgensen L., 1987. Family Burial Practices and Inherence Systems: The Développement of an Iron Age Society from 500 BC to AD 1000 on Bornholm, Denmark // Acta Archaeologica. Vol. 58.

491. Jorgensen L., 1990. Baskkegard and Glasergârd: Two Cemeteries from the Late Iron Age on Bornholm. Kobenhavn.

492. J0rgensen L., 1991. Castel Trosino and Nocera Umbra: A Chronological and Social Analysis of Family Burial Practices in Lombard Italy (6th- 8th cents. AD) // Acta Archaeologica. Vol. 62.

493. Kazakevicius V., 1993. Plinkaigalio kapinynas // Lietuvos Archeologija. 10. Vilnius.

494. Kazanski M., 1984. A propos de quelques types de fibules ansées de l'époque des Grandes Invasions trouvées en Gaule // Archeologie Medievale. XIV.

495. Kazanski M., 1985. Le peigne en os // Larrieu M., et al. La necropole mérovingienne de la Turraque, Beaucaire-sur-Baise (Gers). Toulouse.

496. Kazanski M., 1991. Les Goths (1er-Vile siècle après J.-C.). Paris.

497. Kazanski M., 1992. Les Goths et les Huns: A propos des relations entre les Barbares sédentaires et les nomades // Archéologie médiévale. XXII.

498. Kazanski M., 1993a. L'archéologie de «l'empire» hunnique: A propos d'un livre récent // Francia. Bd. 20/1.

499. Kazanski M., 1993b. The Sedentary Elite in the «Empire» of the

500. Huns and its Impact on Material. Civilisation in Southern Russia during theit.

501. Early Middle Ages (5 7th centuries AD) // Chapman J., Dolukhanov P. (eds.). Cultural Transformations and Interactions in Eastern Europe. Aldershot; Brookfield; Hong Kong; Singapore; Sidney.

502. Kazanski M., 1993c. Les Barbares orientaux et la défense de la Gaule aux IVe-Ve siècles // L'armée romaine et les Barbares du Ille au Vile siècle. Saint-Germain-en-Laye.

503. Kazanski M., 1994a. Les plaques-boucles méditerranéennes des Ve Vie siècles // Archéologie Médiévale. XXII.

504. Kazanski M., 1996a. Les Germains orientaux au Nord de la mer Noire pendant la séconde moitié du Ve et au Vie s. // МАИЭТ. Вып. V.

505. Kazanski M., 1996b. Les tombes "princières" de l'horizon Untersiebenbrunn, le problème de l'identification ethnique // L'identité des populations archéologiques. Sophia Antipolis.

506. Kazanski M., 1997. La Gaule et le Danube a l'époque des Grandes Migrations // Neue Beiträge zur Erforschung der Spätantike im mittleren Donauraum. Brno.

507. Kazanski M., 1998. Les Barbares à Chersonèse (Ve Vie s.) // Eu\|/uxioc. Mélanges offerts à Hélène Ahrweiler. II. Paris.

508. Kazanski M., 1999. Les tombes des chefs militaires de l'époque hunnique // Germanen beiderseits des Spätantiken Limes. Köln; Brno.

509. Kazanski M., 2000. Les Slaves dans la zone forestière d'Europe orientale au début du Moyen Age // Les Centres proto-urbains russes entre Scandinavie, Byzance et Orient. Paris.

510. Kazanski M., 2001. Les épées «orientales» à garde cloisonnée du Ve Vie siècle // International Connections of the Barbarians in the Ist - 5th centuries A.D. Aszod-Nyiregyhâza.

511. Kazanski M., 2002a. La nécropole gallo-romaine et mérovingienne de Breny (Aisne). Montagnac.

512. Kazanski M., 2002b. Les antiquités germaniques de l'époque romaine tardive en Crimée et dans la région de la mer d'Azov // Ancient West&East. Vol I. № 2.

513. Kazanski M., Mastykova A., 1999. Le Caucase du Nord et la région mediterraneenne aux 5e-6e siècles: A propos de la formation de la civilisation aristocratique barbare // Eurasia Antiqua. Bd. 5.

514. Kazanski M., Mastykova A., 2003b. Les origines du costume «princier» feminine des Barbares de l'epoque des Grandes Migrations // Costume et société dans l'Antiquité et le Haut Moyen Age. Paris.

515. Kazanski M., Mastykova A., 2003c. Les peuples du Caucase du Nord. Le début de l'histoire (I VII s. apr. J.-C.). Paris.

516. Kazanski M., Mastykova A., 2007. Tsibilium. La nécropole apsile de Tsibilium (Vile av. J.-C. — Vile ap.J.-C.). (Abkhazie, Caucase). L'étude du site. Vol. 2. (BAR International Sériés S1721). Oxford.

517. Kazanski M., Mastykova A., Périn P., 2002. Byzance et les royaumes barbares d'Occident au début de l'époque mérovingienne // Probleme der frühen Merowingerzeit im Mitteldonauraum. Brno.

518. Kazanski M., Périn P., 1988. Le mobilier funéraire de la tombe de Childéric 1er. Etat de la question et perspectives // Revue Archéologique de Picardie.T. 3—4.

519. Kazanski M., Perin P., 1997. Les Barbares «orientaux» dans l'armée romaine en Gaule // Antiquités Nationales. 29.

520. Kazanski M., Périn P., 2006. Les tombes féminines a costume «étranger» dans les nécropoles mérovingiennes de Gaule // Gallia e Hispania enel contexto de la presencia 'germanica' (ss.V—VII). Balance y Perspectivas. Oxford, 2006.

521. Khrapunov I.N., Mould S.A., 2003. The 4th Century AD Alan Vault from Druzhnoe Cemetery in the Crimea // Kontakt-Kooperation-Konflikt. Germanen und Sarmaten zwischen dem 1. und dem 4. Jahrhundert nach Christus. Neumünster.

522. Kiss A., 1981. Germanischer Grabfund der Völkerwaderungszeit in Jobbägyi // Alba Regia. 19.

523. Kiss A., 1983. Die Skiren im Karpatenbecken, ihre Wohnsitze und ihre materielle Hinterlassenschaft // AAASH. T. 35 (1-2).

524. Kiss A., 1984. Über eine silbervergolete gepidische Schnalle aus dem 5. Jahrhundert von Ungarn // Folia Aarchaeologica. 35.

525. Kiss A., 1987. Die Herrscher des Karpatenbeckens im 5/6. Jahrhundert aus archäologischer Sicht // Anzeiger des Germanischen Nationalmuseums.

526. Kiss A., 1994/1995. Stand der Bestimmung archäologischer Denkmaler der «Gens Alanorum» in Pannonien, Gallien, Hispanien und Africa // Acta Antiqua Hungarica. 35. (Русский перевод опубликован в: Alanica III. Владикавказ, 1994/1995).

527. Kiss А., 1996. Das Gräberfeld von Szekszard-Palank aus der zweiten Hälfte des 5. Jh. und der ostgotische Fundstoff in Pannonien // Zalai Muzeum. 6.

528. Kivikoski E., 1973. Die Eisenzeit Finnlands. Helsinki.

529. Kleeman J., 2002. Quelques réflexions sur l'interprétation ethnique des sépultures habillées considérées comme vandales // Antiquité Tardive. 10.

530. Koch A., 1998. Bügelfibeln der Merowingerzeit im westlichen Frankenreich. Teil 1-2. Mainz.

531. Koch U., 1993. Alamannen in Heilbronn. Archäologische Funde des 4. und 5. Jahrhunderts. Heilbronn. (Museo. 6.)

532. Koch U., 2001. Das alamannisch-fränkische Gräberfeld bei Pleidelsheim. Stuttgart.

533. Koenig G.G., 1980. Archäologische Zeugnisse westgotischer Präzenz im 5. Jahrhundert // Madrider Mitteilungen. Bd. 21.

534. Koenig G.G., 1981. Wandalische Grabfunde des 5. und 6. Jhs. // Madrider Mitteilungen. Bd. 22.

535. Kokowski A., 1991. Lubelszczyna w mlodszym okresie przedrzymskim i w okresie rzymskim. Lublin.

536. Kokowski A., 1993. Grôdek nad Bugiem. Cmentarzysko grupy maslomçckiej. Lublin.

537. Kokowski A., 1995. Schätze der Ostgoten. Stuttgart.

538. Kokowski A., 1998. Metalowe wisiorki w kstalcie topora na terenie Barbaricum na pölnoc i pölnocny-wschöd od limesu rzymskiego, w okresie rzymskim i we wczesnym okresie wçdrôwek ludöw // 20 lat archeologii v Maslomçczu. Lublin. Vol. I.

539. Kouznetsov V., Lebedynsky I., 2005. Les Alains: Cavaliers des steppes, seigneurs du Caucase 1er — XVe siècles apr. J.-C. Paris.

540. Kubitschek W., 1911. Grabfunde in Untersiebenbrunn auf dem Marchfeld // Jahrbuch für Altertumskunde. Bd. 5.

541. Kühn H., 1935. Die Zikadenfibeln der Völkerwanderungszeit // Jahrbuch für prähistorische und ethnographische Kunst.

542. Kühn H., 1974. Die germanischen Bugelfibein der Völkerwanderungszeit in Suddeutschland. Graz. Bd. II.

543. Kuznecov V.A., 2000. Deux tombes alaines des Ve Vie s. à Hasaut et à Klin-Yar (Caucase du Nord) // Les sites archéologiques en Crimée et au Caucase durant l'Antiquité tardive et le haut Moyen-Age. Leiden. (Colloquia Pontica. Vol. 5.)

544. Kyhlberg O., 1986. Late Roman and Byzantine Solidi // Excavations at Helgö X: Coins, Iron and Gold. Stockholm.

545. La Baume W., 1934. Urgeschichte der Ostgermanen. Danzig.

546. Lânyi V., 1972. Die spätäntiken Gräberfelder von Pannonien // AAASH. T. 24.

547. Legoux R., Périn P., Vallet F., 2004. Chronologie normalisée du mobilier funéraire mérovingien entre Manche et Lorraine. Saint-Germain-en-Laye.

548. Les Perses sassanides. Fastes d'un empire oublié (224-642). Paris,2006.

549. L'Or des princes barbares: Du Caucase à la Gaule Ve sicècle après J.-C. Paris, 2000.

550. Lundström A., 1981. Survey of the glass from Helgö // Excavations at Helgö VII: Glass — Iron Clay. Stockholm.

551. M^czynska M., 1992. Westgotische Perlen: Funde vom Graberfeld Carpio de Tajo und aus den Sammlungen in Barcelona und Nürnberg // Madrider Mitteilungen. Bd. 33.

552. Maioli M.G., 1989. Nuovi dati sulle necropoli gote in Emilia-Romagna // XXXVI Corso di cultura sull'arte ravennate e bizantina. Ravenne, 1989.

553. Makhouly N., 1939. Rock-cut tombs at El-Jish // The Quarterly of the Department of Antiquities in Palestine. 8.

554. Mamalaucä M. (dir.), 2005. Obiceiuri de port î aria culturii Sântana de Mureç. Bucureçti.

555. Manière-Lévêque A.-M., 1997. L'évolution des bijoux «aristocratiques» féminines à travers les trésors proto-byzantins d'orfèvrerie // Revue Archéologique. 1.

556. Marti R., 1990. Das frühmittelalterliche Gräberfeld von Saint-Sulpice VD. Lausanne.

557. Martin M., 1984. Weinsiebchen und Toilettgerat // Der Spatromische Silberschatz von Kaiseraugst. Derendingen.

558. Martin M., 1987. Redwald Börse: Gewicht und Gewichtskategorien völkerwanderunfszeitlicher Objekte aus Edelmetall // Frühmittelalterliche Studien. Bd. 21.

559. Martin M., 1988. Grabfunde des 6. Jahrhunderts aus der Kirche St. Peter und Paul in Mels S G // Archäoloige der Schweiz. 11.

560. Martin M., 1990. Le Haut Moyen Age // Peuples et archéologie.1. Bâle.

561. Martin M., 1991a. Das spätromisch-frühmittelalterliche Gräberfeld von Kaiseraugst, Kt. Aargau. Solothurn.

562. Martin M., 1991b. Zur frühmittelalterlichen Gürteltracht der Frau in der Burgundia, Francia und Aquitania // L'art des invasions en Hongrie et en Wallonie. Mariemont.

563. Martin M., 1994. Fibel und Fibeltracht: Späte Völkerwanderungszeit und Merowingerzeit auf dem Kontinent // Reallexikon der Germanischen Altertumskunde. Bd 8. Lief. 5/6. Berlin; New York.

564. Martin M., 1995a. Die Gräberfelder von Straubing-Bajuwarenstrasse und Strasskirchen // Frühe Baiern im Straubinger Land. Straubing.

565. Martin M., 1995b. Tradition und Wandel der fibelgeschmucken frühmittelalterlichen Frauenkleidung // Jahrbuch des Romisch-Germanischen Zentralmuseums Mainz. Bd. 38.

566. Mastykova A., 1998. Glass Beads as an Archaeological Source // Craft Specialization: Operational Sequences and Beyond: Papers from EAA Third Annual Meeting at Ravenna 1997. Vol. IV. Oxford. (BAR International Series 720.)

567. Mastykova A., 2001. Amber beads with incised linear decoration in the Great Migration Period // International Connections of the Barbarians of the Carpathian Basin in the 1st 5th Centuries A.D. Aszod-Nyregyhaza.

568. Mastykova A., 2002. Soziale Hierarchie der Frauengräber der Nordkaukasischen Dürsonekropole im fünften bis sechsten Jahrhundert (anhand der Trachtmaterialien) // Probleme der frühen Merovingenzeit im Mitteldonauraum. Brno.

569. Mastykova A., 2006. Les grosses perles du haut Moyen Age en calcédoine et en forme de tonneau: diffusion, datation, signification sociale // De l'Age du Fer au haut Moyen Age. Archéologie funéraire, princes et élites guerrières. Saint-Germain-en-Laye.

570. Mastykova A., 2007. Le costume féminin de la civilisation de Cernjahov avec des fibules en tôle métallique// Barbaren im Wandel: Beiträge zur Kultur- und Identitätsumbildung in der Völkerwanderungszeit. Brno.

571. Meaney A.L., 1981. Anglo-Saxon Amulets and Curing Stones. (BAR British Series 96.) Oxford.

572. Mitrea B., Preda C., 1966. Necropole din secolul al IVlea e.n. în Muntenia. Bucureçti.

573. Moliner-Arbo A., 2003. «Imperivm in virtute esse non in decore»: Le discours sur le costume dans l'Histoire Auguste II Costume et société dans l'Antiquité et le haut Moyen Age. Paris.

574. Molinero Perez A., 1971. Aportaciones de las excavaciones y hallazgos casuals (1941-1959) al Museo Arqueológico de Segovia. Madrid. (Excavaciones Arqueológicas en España. 72.)

575. Molodin V.l., 1995. Sopka 2, Grab 688 ein reiches hunno-sarmatisches Männergrab in der westsibirischen Waldsteppe // Trans Europam. Beiträge zur Bronze- und Eisenzeit zwischen Atlantik und Altai. Antiquitas. Bd. 34. Bonn.

576. Mrázek I., 1996. Drahé kameny v pravéku Moravy a Slezska. Brno. Müller H.F., 1976. Das alamannische Gräberfeld von Hemmingen (Kreis1.dwigsburg). Stuttgart.

577. Müller-Wille M., 1997. Les tombes royales et aristocratiques á tumuli // Antiquités Nationales. 29.

578. Musche B., 1988. Vorderasiatischer Schmuck zur Zeit der Arsakiden und der Sasaniden. Leiden; New York; Kobenhavn; Köln.

579. Nagy M., 2005. Gyulavari //Gepidische Gräberfelder im Tiszagebiet II. Budapest.

580. Niezabitowska B., 2004. Lustra z kollekcji wroclawskiej // Sarmaci i Germanie. Lublin.

581. Novotny B., 1984. Nové nálezy z doby stahovania národov na Slovensku//Musaica. 17.

582. Nowakowski W., 1996. Das Samland in der romischen Kaiserzeit und seine Verbindungen mit dem romischen Reich und der barbarischen Welt. Marburg; Warszawa.

583. Okulicz-Kozaryn J., 1992. Centrum kulturowe z pierwszych wiekow naszej ery u ujscia Wysly // Barbaricum. T. 2.

584. Olldag J.E., 1994. Glasperler i danske firnd fra romersk jernalder // Aarboger for Nordisk Oldkyndighed og Historie 1992. Kobenhavn.593 . 0rsnes M., 1988. Ejsb0l I: Waffenopferfunde des 4.-5. Jahrh. Nach Chr. Kobenhavn.

585. Overlaet B.J., 1989. Swords of the Sassanians, Notes on Scabbard Tips //Archaeolgia iranica et orientalis. Gent.

586. Paul Diacre. Histoire des Lombards. (Пер. с лат. и комментарии F. Bougard). Brepols, 1994.

587. Paris de Clovis à Dagobert. Paris, 1997.

588. Pcelina I., 1929. Ein Katakombengrab der Völkerwanderungszeit in Nordossetien // Eurasia Septentrionalis Antiqua. 4.

589. Périn P., 1980. La datation des tombes mérovingiennes. Historique-Méthodes-applicaitons. Genève.

590. Périn P., 1993. L'armée de Vidimer et la question des dépôts funéraires chez les Wisigoths en Gaule et en Espagne (Ve Vie siècles) // L'armée romaine et les Barbares du lile au Vile siècle. Saint-Germain-en-Laye.

591. Périn P., 1998. Possibilités et limites de l'interprétation sociale des cimetières mérovingiennes // Antiquités Nationales. 30.

592. Périn P., Calligaro T. et al., 2005. La tombe d'Arégonde: Nouvelles analyses en laboratoire du mobilier métallique et des restes organiques de la défunte du sarcophage 49 de la basilique de Saint-Denis // Antiquités Nationales. 37.

593. Périn P., Feffer L.-C., 1997. Les Francs. Paris.

594. Périn P., Kazanski M., 1996. Das Grab Childerichs I // Die Franken, Wegbereiter Europas. Mainz.

595. Peroni A., 1967. Oreficerie e metalli lavorati tardoantichi e altomedievali del territorio de Pavia. Spoleto.

596. Petre A., 1962. Sapaturile de la Piatra Frecatei // Materiale §i Cercetare Arheologice. 8.

597. Pieta K., 1993. Osídlenie z doby rímskej a stáhovani národov v Nitre // Nitra: Príspevky k najstarsim dejinám. Nitra.

598. Pieta K., 2002. Neue Erkenntnisse zum Grab von Sikenica-Velky Pesek // Probleme der früheren Merowingerzeit im Mitteldonauraum. Brno.

599. Pieta K., 2006. Hradiská Bojná II a Bojná III. Vyznamne sídlo z doby st'ahovania národov a opevnenia z 9. storicia // Bojná: Hospodarske a politické centrum Nitranskeho kniezatstva. Nitra.

600. Pietrzak M., 1997. Pruszcz Gdañski. Fundstelle 10: Ein Gräberfeld der Oksyvie- und Wielbark-Kultur in Ostpommern. Krakow.

601. Pietrzak M., Tuszynska M., 1988. Inventaría Archaeologica. Pologne. Fase. LX : PL 369-373. Periode romaine tardive (Pruszcz Gdanski 7). Warszawa; Lodz.

602. Pilet C., 1980. La nécropole de Frénouville. Oxford. (BAR International Series. 83.)

603. Pilet C., 1994. La nécropole de Saint-Martin-de-Fontenay (Calvados). Paris.

604. Pilet C., Buchet L., Kazanski M., 1994. Derniers vestiges des «peuples barbares»: La mode «danubienne» // Pilet C. La nécropole de Saint-Martin-de-Fontenay (Calvados). Paris.V

605. Poulik J., 1995. Zurañ in Geschichte Mitteleuropas // Slovenská Archeológia. XLIII. 1.

606. Preda C., 1980. Callatis. Necropolä romano-bizantina. Bucureçti.

607. Pröttel P.M., 1988. Zur Chronologie der Zweibenknopffibeln // Jahrbuch des Römisch-Germanischen Zeuntralmuseums Mainz. Bd. 35/1.

608. Quast D., 1993. Die merowingerzeitlichen Grabfunde aus Gültlingen. Stuttgart. (Forschungen und Berichte zur Vor- und Frühgeschichte in BadenWürttemberg. Bd. 52.)

609. Quast D., 1996. Ein byzantinischer Gürtelbeschlag der Zeit um 500 aus Weingarten (Lkr. Ravensburg) Grab 189 // Fundberichte aus BadenWürttemberg. Bd. 21.

610. Quast D., 1999a. Closionnierte Scheibenfibeln aus Achmim-Panopolis (Ägypten) // Archäologisches Korrespondenzblatt. Bd. 29.

611. Quast D., 1999b. Garnitures de ceintures méditerranéennes à plaques cloisonnées des Ve et début Vie siècles // Antiquités Nationales. 31.

612. Quast D., 2006. Mediterrane Scheibenfibeln der Völkerwanderungszeit mit Closionnéverzierung-èine typologische und chronologische Übersicht // Archäologisches Korrespondenzblatt. Bd. 36.2.

613. Quast D., 2007. Zwischen Steppe, Barbaricum und Byzancz: Bemerkungen zu prunkvollem Reitzubehör des 5. Jahrhunderts n. Chr. // Acta Praehistorica et Archaeologica. Bd. 39.

614. Rau G., 1972. Körpergräber mit Glasbeigaben des 4. nachchristlichen Jahrhunderts im Oder-Weichsel-Raum // Acta Praehistorica et Archaeologica. Bd. 3.

615. Ripoll Lopez G., 1991. Materiales funerarios de la Hispania visigoda: problemas de cronologia y tipologia // Gallo-Romains, Wisigoths et Francs en Aqitaine, Septimanie et Espagne. Rouen.

616. Roger F., 1967. Un cimetière de la fin du IVe s. près de la nécropole franque de Liévin (Pas-de-Calais) // Revue du Nord. T. 49/2.

617. Ross M.C., 1965. Catalogue of the Byzantine and Early Médiéval Antiquities in the Dumbarton Oaks Collection. Vol. 2: Jewelry, Enamels and Art of the Migration Period. Washington.

618. Roth H., Theune C., 1995. Das frühmittelalterliche Gräberfeld bei Weingarten (Kr. Ravensburg) // Forschungen und Berichte zur Vor- und Frühgeschichte in Baden-Württemberg. Bd 44/1. Stuttgart.

619. Rutschowscaya M.-H., 1990. Tissus coptes. Paris.

620. Sage W., 1984. Das Reihen Gräberfeld von Altenerding in Oberbayern. Berlin.

621. Salin B., 1904. Die altgermanische Tierornamentik. Stockholm.

622. Schach-Dörges H., 2004. Das frühmittelalterliche Gräberfeld bei Aldingen am mitteleren Neckar. Stuttgart.

623. Schmidt B., 1961. Die späte Völkerwanderungszeit in Mitteldeutschland. Halle.

624. Schmidt B., 1982. Die münzdatierten Grabfunde der Spätrömischen Kaiserzeit im Mittelelbe-Saale-Gebiet // Inventaria Archaeologica. Deutsche Demokratische Republik. Heft 1. Blatt DDR 1-12. Berlin.

625. Schulze M., 1976. Einflüsse byzantinischer Prunkgewander auf die frankische Frauentracht // Archäologisches Korrespondenzblatt. Bd. 6.

626. Schulze-Dörrlamm M., 1986a. Romanisch oder Germanisch? Untersuchungen zu den Armbrust- und Bügelknopffibeln des 5. und 6. Jahrhunderts n. Chr. Weslich der Rheins und südlich der Donau // Jahrbuch des Römisch-Germanischen Zentralmuseums Mainz. Bd. 33.

627. Schulze-Dörrlamm M., 1986b. Gotische Amulette des 4. und 5. Jahrhunderts n. Chr. // Archäologisches Korrespondenzblatt. Bd. 16.

628. Schulze-Dörrlamm M., 2002. Byzantinische Gürtelschnallen und Gürtelbeschläge im Römisch-Germanischen Zentralmuseum. Teil 1: Die Schnallen ohne Beschläg des 5. bis 7. Jahrhunderts. Mainz.

629. Schuster J., 2001. Untersuchungen zu den spätkaiserzeitlichen Fibelformen Almgren 185 und 172 und deren gegenseitigem Verhältnis // Veröffentlichen zur Brandenburgischen Landesarchäologie. Bd. 35.

630. Shchukin M., Kazanski M., Sharov O., 2006. Des Goths aux Huns. Le Nord de la mer Noire au Bas-Empire et à l'époque des Grandes Migrations. Oxford. (BAR International Sériés. 1535.)

631. Slabe M., 1975. Dravlje: Grobisce iz casov preseljevanja ljudstev (Situla 16). Ljubljana.

632. Soupault V., 2003. Les éléments métalliques du costume masculin dans les provinces romaines de la mer Noire. Ille Ve s. ap. J.-C. Oxford. (BAR International Sériés. 1167).

633. Splendeur des Sassanides: L'empire perse entre Rome et Chine (244-642). Bruxelles, 1993.

634. Steinklauber U., 2002. Das spätantike Gräberfeld auf dem Frauenberg bei Leibnitz, Steiermark. Wien.

635. Steuer H., 1977. Bemerkungen zur Chronologie der Merowingerzeit // Studien zur Sachsenforschung. Bd. 1.

636. Steuer H., 1989. Archaeology and History: Proposals on the Social Structure of the Merovingian Empire // Birth of Europe. Rome. (Analecta Romana Instituti Danici. Vol. 16.)

637. Stout A.M., 1994. Jewelry as a Symbol of Status in the Roman Empire // The World of Roman Costume. Madison.

638. Stutz F., 1998. Les objets mérovingiens de type septentrional dans la moitié sud de la Gaule // Acta Praehistorica et Archaeologica. Bd. 30.

639. Svoboda B., 1965. Cechy v dobë stëhovani nârodû. Praha.

640. Swift E., 2000. Regionally in Dress Accessories in the Late Roman West. Montagnac.

641. Tautavicius A., 1981. Taurapilio "kungaikscio" kapas // Lietuvos Arheologija. 2. Vilnius.

642. Tejral J., 1973. Mähren im 5. Jahrhundert. Praha.

643. Tejral J., 1974. Völkerwanderunszeitliches Gräberfeld bei Vyskov (Mähren). Praha.

644. Tejral J., 1982. Morava na sklonku antiku. Praha.

645. Tejral J., 1986. Fremde Einflüsse und kulturelle Veränderungen nördlich der mittleren Donau zu Beginn der Völkerwanderungszeit // Peregrinatio Gothica. Lodz.

646. Tejral J., 1987. Zur Chronologie und Deutung der südöstlichen Kulturelemente in der frühen Völkerwanderungszeit Mitteleuropas // Anzeiger des Germanischen Nationalmuseums. Nürnberg.

647. Tejral J., 1988. Zur Chronologie der frühen Völkerwanderungszeit im mittleren Donauraum // Archaeologia Austriaca. Bd. 72.

648. Tejral J., 1992. Einige Bemerkungen zur Chronologie der späten römischen Kaiserzeit in Mitteleuropa // Probleme der relativen und absoluten Chronologie ab Latenezeit bis zum Frühmittelalter. Krakow.

649. Tejral J., 1997a. Neue Aspekte der fnihvölkerwanderungszeitlichen Chronologie im Mitteldonauraum // Neue Beiträge zur Erforschung der Spätantike im mittleren Donauraum. Brno.

650. Tejral J., 1997b. Les fédérés de l'Empire et la formation des royaumes barbares dans la région du Danube moyen à la lumière des données archéologiques // Antiquités Nationales. 29.

651. Tejral J., 1999. Die spätantiken militärischen Eliten beiderseits der norisch-pannonischen Grenze aus der Sicht der Grabfunde // Germanen beiderseits des Spätantiken Limes. Köln; Brno.

652. Tejral J., 2002. Beiträge zur Chronologie des frühmerowingischen Fundstoffs nördlich der mittleren Donau // Probleme der frühen Merowingerzeit im Mitteldonauraum. Brno.

653. Tejral J., 2003. Neue Erkenntnisse zur Frage der donauländisch-ostgeramnischen Krieger- beziehungsweise Männergräber des 5. Jahrhunderts // Fundberichte aus Österreich. Bd. 41.

654. Tejral J., 2005. Zur Unterscheidung des vorlangobardischen und elbgermanisch-langobardischen Nachlasses // Die Langobarden. Herrschaft und Identität. Wien.

655. Tempelmann-M^czyrïska M., 1985. Die Perlen der römischen Kaiserzeit und der frühen Phase der Völkerwanderungszeit im mitteleuropaischen Barbaricum. Mainz am Rhein.

656. Trohanu G., Zorzoliu T., 1983. O nekropolä din sec. Al IV lea e.n. descoperita la Drägäne§ti-01t // Cercetäri arheologice. VI.

657. Uenze S., 1992. Die spätantiken Befestigungen von Sadovec (Bulgarien). München.

658. Vagalinski L., 1994. Zur Frage der ethnischen Herkunft der späten Strahlenfibeln (Finger oder Bügelfibeln) aus dem DonauKarpatenbecken // Zeitschrift für Archäologie. Bd. 28.

659. Vägö E.B., Bona I., 1976. Die Gräberfelder von Intercisa. Der spätrömische Südostfriedhof. Budapest.

660. Vallet F., 1997. Regards critiques sur les témoins archéologiques des Francs en Gaule du Nord à l'époque de Childéric et de Clovis // Antiquités Nationales. 27.

661. Vida T., 1995. Frühmittelaltetliche Scheiben- und kugelförmige Amulettkapseln zwischen Kaukasus, Kastilien und Picardie // Bericht der Romisch-Germanischen Komission. Bd. 76.

662. Vida T., 2004. Reconstruction of a Germanie Noble Woman's Costume (Kölked-Feketekapu B, Grave 85) // Zbornik na pocest Dariny Bialekovej. Nitra.

663. Vierck H., 1977. Zur relativen und absoluten Chronologie der anglischen Grabfunde in England // Archäologische Beiträge zur Chronologie der Völkerwanderungszeit. Bonn.

664. Vierck H., 1981. Imitatio imperii und interpretatio Germanica vor der Wikingerzeit // Les pays du Nord et Byzance. Uppsala.r

665. Visy Z., 1981. 5. szâzadi sir intercisâban // Archaeologiai Ertesitö.108.

666. Von Rummel F., 2002. Habitus Vandalorum? Zur Frage nach einer gruppen-speziefischen Kleidung der Vandalen in Nordafrika // Antiquité Tardive. 10.

667. Von Rummel F., 2007. Habitus barbarus. Kleidung und Repräsentation spätantiker Eliten im 4. und 5. Jahrhundert. Berlin; New York.

668. Voronov You.N., 2007. Tsibilium. La nécropole apsile de Tsibilium (Vile s. av. J.-C. -Vile s. ap. J.-C.) (Abkhazie, Caucase). Les fouilles de 19771986. Vol. 1. (BAR International Sériés S1721). Oxford.

669. Waldbaum J.C., 1983. Metalwork from Sardis: The Finds through 1974. Cambridge/Massachusetts; London. (Archaeological Exploitation of Sardis. 8.)

670. Welkow I., 1938. Ein Silberschatz des 3. Jahrhunderts aus Tchauchewo // Germania. Bd. 22.

671. Werner J., 1956. Beiträge zur Archäologie des Attila-Rechies. München.

672. Werner J., 1961. Die Fibeln der Sammlung Diergardt. Bd. 1. Berlin.

673. Werner J., 1970. Zur Verbreitung frühmittelaltelicher Metallarbeiten (Werkstatt-Wanderhandwerk-Handel-Familienverbindung) // Early Medieval Studies. 1. Stockholm. (Antikvarskt Arkiv. 38.)

674. Werner J., 1977. Der Grabfund von Taurapilis, Rayon Utna (Litauen) und die Verbindung des Balten zum Reich Theodorichs // Archäologische Beiträge zur Chronologie der Völkerwanderungszeit. Bonn.

675. Werner J., 1980. Der goldene Armring des Frankenkönigs Childerich und die germanischen Handgelenkringe der jüngeren Kaiserzeit // Frühmittelaltelich Studien. Bd. 14.

676. Werner J., 1989. Zu den römischen Mantelfibeln zweier Kriegergräber von Leuna // Jahresschrift für mitteldeutsche Vorgeschichte. Bd. 72.

677. Windl U., 1997. Weiter völkerwanderungszeitliche Gräber aus Schietz, Mg. Aspern an der Zaya, VB Mistelbach, Niederösterreich // Fundberichte aus Österreich. Bd. 35.

678. Wolfram H., 1997. La typologie des ethnogeneses: un essai // Antiqites Nationales. 29.688. «The Work of Angels»: Masterpieces of Celtic Metalwork, 6th 9th centuries AD. London, 1989.

679. Wührer B., 2000. Merowingerzeitlicher Armschmuck aus Metall. Montagnac.

680. Zaharia Em., Zaharia N., 1975. Les nécropoles des IVe Ve siecles de Botoçani-Dealul Caramidariei // Dacia. 19.

681. Zellêr C., 1996. Tracht der Frauen // Die Franken, Wegbereiter Europas. Mainz. Bd. 2.

682. Zichi E., 1897. Voyages au Caucase et en Asie Centrale. Budapest.

683. Zuckerman C., 2000. A propos du Livre des cérémonies, II, 48 // Travaux et Mémoires. 13.1. АРХИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

684. Алексеева Е.П., 1953. Отчет о работе археологической экспедиции Черкесского научно-исследовательского института летом 1953 г. // Архив ИА. Р-1. № 787.

685. Анфимов Н.В., 1958. Отчет об археологических работах в Краснодарском крае, проведенных в 1958 г. по Открытому листу № 196, форма 1 // Архив ИА. Р-1. № 2795.

686. Атабиев Б.Х., 1991а. Отчет об археологической разведочной экспедиции Кабардино-Балкарского научно-исследовательского института истории, филологии и экономики в Советском районе Кабардино-Балкарской республики в 1991 г. // Архив ИА. Р-1. № 18088.

687. Атабиев Б.Х., 19916. Альбом иллюстраций к отчету о работе археологической разведочной экспедиции Кабардино-Балкарского НИИистории, филологии и экономики в Советском районе Кабардино-Балкарской республики в 1991 г. // Архив ИА. Р-1. № 18089.

688. Биджиев Х.Х., 1978. Отчет археологической экспедиции КЧ НИИ за 1978 год // Архив ИА. Р-1. № 7121.

689. Виноградов В.Б., Петренко В.А., Березин Я.Б., Савенко С.Н., 1981. Сводный отчет о полевых работах в Чечено-Ингушетии и Ставропольском крае в 1981 году // Архив ИА. Р-1. № 8710.

690. Дмитриев A.B., 1974. Отчет об исследовании двух могильников на реке Дюрсо близ Новороссийска // Архив ИА. Р-1. № 6290.

691. Зеест И.Б., 1951. Синдская экспедиция. Дневник // Архив ИА. Р-1. № 582а.

692. Ковалевская В.Б., 1971. Отчет о работе Средневекового отряда Северокавказской экспедиции летом 1971 г. // Архив ИА. Р-1. № 5433.

693. Мамаев Х.М., 1978. Отчет о полевых работах 3-его отряда Предгорно-плоскостной археологической экспедиции в 1978 году // Архив ИА. Р-1. №7052.

694. Минаева Т.М., 1949. Отчет об археологических обследованиях р. Зеленчук // Архив ИА. Р-1. № 292.

695. Минаева Т.М., 1953. Отчет о раскопках в Черкесской Автономной области в 1953 году могильника Байтал-Чапкан в Хабезском районе // Архив ИА. Р-1. № 794.

696. Минаева Т.М., 1965. Отчет о раскопках городища Гиляч в 1965 году // Архив ИА. Р-1. № 3149.

697. Рунич А.П., 1957. Отчет об археологических разведках по району Кавминвод // Архив ИА. Р-1. № 1480.

698. Рунич А.П., 1959. Отчет о полевых исследованиях в районе Кавминвод // Архив ИА. Р-1. № 2036.

699. Рунич А.П., 1962. Отчет о полевых исследованиях в районе Кавминвод за 1962 год // Архив ИА. Р-1. № 2454.

700. Рунич А.П., 1963. Отчет о полевых исследованиях в районе Кавминвод за 1963 год // Архив ИА. 1963. Р-1. № 2694.

701. Рунич А.П., 1964. Отчет о полевых исследованиях по району Кавминвод за 1964 год // Архив ИА. Р-1. № 2869.

702. Рунич А.П., 1968. Отчет об археологической разведке в окрестностях г. Кисловодска в 1968 г. // Архив ИА. Р-1. № 3636.

703. Рунич А.П., 19696. Отчет о полевых исследованиях в районе Кисловодска за 1969 год // Архив ИА. Р-1. № 5244.

704. Рунич А.П., 1970. Отчет о полевых исследованиях в районе Кисловодска за 1970 год // Архив ИА. Р-1. № 4179.

705. Рунич А.П., 1971. Отчет о полевых исследованиях в районе Кавминвод за 1971 год // Архив ИА. Р-1. № 4633.

706. Рунич А.П., 1972. Отчет о полевых исследованиях в районе Кавминвод за 1972 г. // Архив ИА. Р-1. № 4684.

707. Рунич А.П., 1973. Отчет о полевых исследованиях в районе Кавминвод за 1973 год // Архив ИА. Р-1. № 5009.

708. Рунич А.П., 1974. Отчет о полевых исследованиях в районе Кавминвод за 1974 год // Архив ИА. Р-1. № 5249.

709. Рунич А.П., 1975. Отчет о полевых исследованиях в районе Кавминвод за 1975 год // Архив ИА. Р-1. № 5624.

710. Смирнов К.Ф., 1947-1949. Пашковский могильник № 1 (раскопки 1947, 1948, 1949 гг.) // Архив ИА. Личный фонд К.Ф. Смирнова. Б/н.

711. Спицын A.A. Личный архив «Корочки» // Архив ИИМК РАН. Ф. 5. Д. 335.

712. Текеев Г.Х., 1976. Отчет о работе археологической экспедиции Карачаево-Черкесского областного краеведческого музея летом 1976 года на Амгате // Архиа НА. Р-1. № 6143.

713. Флеров B.C., 1984. Отчет о работе в урочище Клин-Яр под Кисловодском в 1983 г. (памятники кобанской культуры и раннего средневековья). Хранится у B.C. Флерова.

714. Флеров B.C., 1985. Отчет о работе в урочище Клин-Яр под Кисловодском в 1984 г. (поселение и могильник кобанской культуры; могильник раннесредневековый) // Архив ИА. Р-1. № 9399.

715. Флеров B.C., 1986. Раскопки в урочище Клин-Яр в 1985 году (г. Кисловодск). Памятники кобанской культуры, погребения первых веков н. э. и раннего средневековья // Архив ИА. Р-1. № 11402.1. СОКРАЩЕНИЯ

716. АО Археологические открытия. М.

717. АСГЭ — Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Л./1. СПб.

718. КЕНИИ Кабардино-Балкарский Научно-Исследовательский институт. Нальчик.

719. КСИА — Краткие сообщения Института археологии. М. КСИИМК Краткие сообщения Института истории материальной культуры. Л.; М.

720. КЧНИИ Карачаево-Черкесский научно-исследовательский институт. Черкесск.

721. МАИЭТ Материалы по археолгии, истории и этнографии Таврии. Симферополь.

722. МАК — Материалы по археологии Кавказа. М.

723. MAP Материалы по археологии России. СПб.

724. МИА Материалы и исследования по археологии СССР. М.; Л.

725. МИАР — Материалы и исследования по археологии России. М.

726. OAK Отчет Императорской Археологической комиссии. СПб.

727. РА Российская археология. М.

728. РАНИОН — Российская Ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук. М. СА Советская археология. М.

729. САИ Свод археологических источников. М.; JI. СОИГИ - Северо-Осетинский Институт гуманитарных исследований. Владикавказ.

730. AAASH Acta Archaeologica Academiae Scientiarum Hungaricae. Budapest.

731. BAR British Archaeological Reports. Oxford.1. О 1 см0 1 2 3 см1 ' ' и!1. О 1 см1. О 1 2 3 см0 1 2 3 см1 ' 1 -11. О 1 см1. О 1 см10

732. Рис. 1. Фибулы-броши и накладки в форме «X» или четырехрогие (1-6). Четырехлепестковые фибулы-броши (7-11).

733. Рис. 2. Круглые и овальные инкрустированные фибулы-броши.

734. Байтал-Чапкан, п. 1 (Минаева, 1956); 2 - Байтал-Чапкан, п. 1 (Минаева, 1956); 3 -Байтал-Чапкан, п. 24 (Минаева, 1956); 4 - Клин-Яр 3, п. 62 (Флеров, 2000); 5 - Кугуль 1, п. 1 (Рунич, 1969а); 6 - Пашковский 1, п. 2.1936 г. (Анфимов, 1936).

735. Рис. 3. Круглые и овальные инкрустированные броши и их имитации.1, 2 Хасаут (Кигпесоу, 2000); 3-7 - Верхняя Рутха (Абрамова, 1997); 8 - Камунта (Уварова, 1900); 9 - Кобань (Уварова, 1900); 10 - Клин-Яр 3, п. «Княжеское» (Кдтгесоу, 2000).

736. Рис. 4. Круглые и овальные многолепестковые инкрустированные броши.

737. Майкоп (Damm, 1988); 2 - Былым-Озоруково (Миллер, 1888); 3, 4 - Магас (Quast, 2006); 5 - Клин-Яр 3, п. «Княжеское» (Kuznecov, 2000); 6 - Клин-Яр 3, п. 2 (Флеров, 2000).

738. Рис. 5. «Тюрингские» броши.

739. Рис. 6. «Тюрингские» броши.

740. Клин-Яр 3, п. «Княжеское» (Kuznecov, 2000); 2 - Прочноокопский, п. 4 (Анфимов, Пьянков, 2006); 3 - Лермонтовская Скала 2, п. 10 (Рунич, 1976); 4 - Нальчик (OAK, 19131915); 5 - Кумбулта (Абрамова, 1997).0 1 2 3 см

741. Рис. 7. Птицевидные фибулы-броши.

742. Мокрая Балка, п. 11 (Афанасьев, Рунич, 2001); 2 - Мокрая Балка, п. 22 (Афанасьев, Рунич, 2001); 3 - Мокрая Балка, п. 25-К (Ковалевская, 1971); 4 - Бермамытский, п. 3 (Рунич, 1969а); 5 - Стырфаз, п. 86 (Техов, 1981).

743. Рис. 8. «Солярные» фибулы-броши.

744. Гиляч, п. 3 (Минаева, 1951); 2 - Гиляч, п. 30 (Минаева, 1951); 3 - Байтал-Чапкан, п. 9 (Минаева, 1949); 4 - Мокрая Балка, п. 4-К (Ковалевская, 1983); 5 - Пятигорск, п. 7 (Каталог собрания древностей, 1907).

745. Рис. 9. «Солярные» фибулы-броши.

746. Верхняя Рутха (Абрамова, 1997), отнесение к брошам предположительно; 2-5 -Верхняя Рутха (Уварова, 1900); 6 - Чегем (Миллер, 1888); 7 - Пашковский 1, находка 1927 г. (Покровский, 1936); 8 - Гижгид-Песчанка (Амброз, 1989).

747. Рис. 10. «Трехлепестковые» броши (1, 2). Прямоугольные шарнирные бляхи (3-5).

748. Рис. 12. Дуговидные «понто-кавказские» (с ленточным корпусом) прогнутые подвязные фибулы.

749. Рис. 13. Дуговидные лучковые подвязные фибулы (1, 2). Бронзовые дуговидные прогнутые подвязные фибулы (3-10).

750. Рис. 14. Железные дуговидные подвязные (?) прогнутые фибулы.

751. Рис. 15. Дуговидные прогнутые фибулы со сплошным или подвязным, довольно коротким, приемником, нижней тетивой и поперечным рифлением или его имитацией обмоткой на спинке.

752. Рис. 16. Дуговидные прогнутые фибулы со сплошным или подвязным, довольно коротким, приемником, нижней тетивой и поперечным рифлением или его имитацией обмоткой на спинке и их поздние параллели.

753. Рис. 17. Дуговидные прогнутые фибулы со сплошным приемником, треугольной в сечении спинкой и завитком на конце ножки.

754. Вольный Аул, п. 1923 г. (Амброз, 1989); 2 - Клин-Яр 3, п. «княжеское» (Кигпесоу,2000); 3 Ясли, п. 3 (Виноградов и др., 1981); 4 - Мокрая Балка, п. 79 (Афанасьев, Рунич,2001); 5 Чми 1, п. 4 (Абрамова, 1997); 6 - Кугульский Западный склеп 2 (Рунич, 1979).

755. Рис. 19. Дуговидные прогнутые фибулы со сплошным, сравнительно коротким приемником и короткой пружиной.