автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: А.П. Чехов и И.А. Гончаров: проблемы поэтики

Полный текст автореферата диссертации по теме "А.П. Чехов и И.А. Гончаров: проблемы поэтики"

На правах рукописи

ЗАЙЦЕВА ТАТЬЯНА БОРИСОВНА

'/ / ^

А.П.ЧЕХОВ И И.А.ГОНЧАРОВ: ПРОБЛЕМЫ ПОЭТИКИ

10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ 1996

Работа выполнена на кафедре русской литературы Российского государственного педагогического университета имени А.И.Герцена

Научный руководитель: доктор филологических наук,

профессор Я.С.Билинкис

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор И.Н.Сухих

кандидат филологических наук, доцент О.В.Астафьева

Ведущая организация: Санкт-Петербургская академия

театрального искусства

Защита состоится /Уш'^'ЯТЭЭб г. в (6_ часов на заседании диссертационного совета К 113.05.05 по присуждению ученой степени кандидата филологических наук при Российском государственном педагогическом университете имени А.И.Герцена

Адрес: 199053, Санкт-Петербург, В.О., 1-я линия, д.52, аудитория 21

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке РГПУ имени А.И.Герцена

Автореферат разослан ->—1996 г.

Ученый секретарь Диссертационного

Совета кандидат филологических г/'. /

наук, доцент / с, Н.Н.Кякшто

Проблема традиций, литературных связей в творчестве Чехова, возникшая еще при жизни-писателя, до сих пор остается одной аз самых дискуссионных в чеховелении. Сложность ее обусловлено"'» той особой позицией независимости, которую занимал Чехов по отношению к опыту поедаествующей литературы и духовной культуры человечества, и его специфической художественной установкой на интертекстуальность /см., например, оаботы В.Толстой, Я.Силард/.

В исследованиях Н.Я.Берковского. Я.С.Билвнкиса. П.Громова. В.Б.Катаева, В.И.Кулешова, Р.Г.Назирова, Э.А.йолоцдой, H.H. Соболевской, И.Н.Сухих. А.ПЛудакова подчеркивается необходимость нового подхода в изучении феномена чеховского творчества. Глубина проникновений Чехова, открытие им новых измерений реального мира только сегодня получают свое осмысление.

Тема предлагаемого диссертационного исследования давно назревала в чеховедении. Отдельные замечания по этому вопросу можно найти в работах Н.А.Гузь, В.Б.Катаева, В.Я.Линкова, М.В.От-радина, В.Сватоня, Н.Д.Старосельской, И.Н.Сухих, Е.Толстой, А.П. Рудакова и других. Однако литературные притяжения-отталкивания Чехова и Гончарова до сих пор не становились предметом специального изучения. Кезду тем, в творческом самоопределении Чехова Гончаров как художник сыграл немаловажную роль; не случайно седа Чехов отмечал тревожившее его сходство с автором "Обломова".

Художественный принцип объективного изображения мипа, ставший основополагающим для произведений и Гончаоова и Чехова, в первув очередь объединяет писателей. Такие непохожие художественные миры, шзличие которых «нло обусловлено неодинаковостью исторических эпох, несходством мировоззрений и индивидуальных стилей Гончарова и Чехова, приверженностью каждого из них к определенному жанру, спецификой типизации и т. п., оказывается, . обнаруживают глубоко скрытую близость.

Интерес писателей к русской жизни в целом, к характерным особенностям русского менталитета обусловил своеобразный историко-литературный диалог ме:кду ними, продолжавшийся на протяжении всего творческого пути Чехова, начиная с его юношеской пьесы "Безотцовщина" и заканчивая комедией "Вишневый сад" и рассказом "Невеста", о чем свидетельствуют разнообразные реминисценции из трилогии Гончарова и его книги "Фрегат "Паллада"? име-

ющие важное значение для интерпретации многих чеховских произведений.

Кругом перечисленных соображений определяется актуальность темы предлагаемого диссертационного исследования, посвященного проблемам поэтики, общим для,творчества А.П.Чехова и И.А.Гончарова.

Цель работы заключается в попытке через "призму" составленных в процессе исследования представлений о художественном опыте Гончарова взглянуть на творчество Чехова зрелого периода и описать открывшиеся благодаря такому ракурсу частные и общие закономерности чеховской поэтики. В соответствии с целью работы были определены следующие задачи исследования: 1/ провести анализ структуры "объективного" повествования Чехова и Гончарова в типологическом аспекте, определить значение творческих поисков Гончарова для формирования оригинальной чеховской повествовательной манеры; 2/ рассмотреть основы художественной философии /си-стеку общих представлений, взглядов на действительность/ того и другого писателя, а также 3/ выявить основные положения художественно-философских концепций человека, представленных в произведениях Чехова и Гончарова.

Научная новизна диссертации состоит в том, что впервые предпринимается попытка специального исследования литературных типологических и интертекстуальных связей Чехова и Гончарова, что позволяет нетрадиционно взглянуть на особенности поэтики Чехова и по-новому интерпретировать отдельные его произведения.

В качестве основного метода исследования используется метод историко-сравнительного анализа, позволяющий выявить особенности генетических и типологических /контактных или контрастных/ отношений между произведениями Чехова и Гончарова. Частично используется и метод интертекстуального анализа, помогающий объяснить функции гончаровских цитат и реминисценций в чеховском творчестве .

Научная и практическая значимость диссертации определяется тем, что ее результаты могут быть использованы при чтении лекционных курсов и проведении спецкурсов и спецсеминаров по истории русской литературы Х1Х века и мировой художественной культуре, а также при дальнейшем изучении поэтики А.П.Чехова и И.А.Гончарова.

Апробация работы. Основные положения настоящего диссертационного исследования были изложены в докладах на Герценовских

чтениях /Санкт-Петербург. 1991, 1992, 1995/, на межвузовской конференции "Проблемы учебно-воспитательного процесса <? вузе" /~Лэг~ -нитогорск._1993/,_на ХУ111 Чеховских чтениях /Таганрог, 1994/, «з

заседаниях кафедры русской литературы РГПУ~№:ени*'А;И'.Герценэ-и—в---------

трех публикациях.

Структура и объем работы. Диссертация состоят из введения, трех глав, заключения, примечаний и библиографии. Общий объем 22? машинописных страниц. Список источников и литературы содержит 179 наименований.

Основное содержание работы.

Во введении обосновывается актуальность выбора темы, определяется проблематика работы, специфика гтодхопа к исследуемому материалу и логика композиционного построения диссертации.

В главе 1 - "Структура повествования А.П.Чехова и И.А.Гончарова" - рассматриваются особенности повествовательного стиля в произведениях этих писателей, позволяющие отнести того и другого к представителям "объективной" манеры повествования в русской прозе Х1л века.

Оригинальный тип чеховского повествования был подготовлен прозой Пушкина, Лермонтова, Гоголя, льва Толстого /су., напэтаео, работы В.В.Виноградова/. Романы Гончарова занимают в этом ряду особое место. Писатель не остался в стороне от развития принциыой многопланового повествования.

Анализ структуры повесгяованяя романа "Обадгюв"выявляет способы, с помощью которых Гончаров пытается добиться уногоракурсно-сти изображения, выразить многосложность объективного кипа.

Во-первых, повествователь как бы примеряет на себя различные "маска", позволяющие создать впечатление нахождения его рядом со своим героем: сослуживца, случайного посетителя, приятеля Обяомо-ва и т. д. Таким образом достигается эффект присутствия чьего-го конкретного /но не единственного/ воспринимающего сознания, как будто каждый /и читатель в том числе/ может стать субъектом повествования. Во-вторых, автор стремится "столкнуть" поогтоположные точки зрения героев, но тут же "уравновешивает" ах с помощью иоо-нических комментариев повествователя, не давая ни одной из них превосходить другую. В-трегькх, ни одно из высказываний повествователя в романах Гончарова не претендует на значение абсолютной истины. Ке случайно передающая речь насыщена неопределенным® местоимениями и различными модальными словами. В-четвертых, повеет-

вование нередко становится "слитным", включая в себя отголоски "чужой" речи и иерархически совмещая субъектные планы /обычно "смысловые кругозоры" или "стили жизни" и реже - речевые стили/ персонажей и повествователя. Образуются гибридные языковые конструкции, которые напоминают "почти чеховские стилевые "стыки" -иронические по существу, но исключающие использование явной иронии" /В.М.Маркович. Тургенев и русский реалистический роман Х1А в. - Л.. 1982. - С. 92/.

Возможность диффузии субъектных планов разных персонажей появляется благодаря значительной сближенности передающей речи и передаваемой по степени литературно-книжной обработки. Принципиальное отсутствие сказовости станет отличительной чертой и зрелой прозы Чехова.

В романе "Обрыв" развивается тип персонального повествования, когда повествование ведется в "тоне" и "духе" главных героев /Райского, Веры/. По сравнению с "Обломовым", центральный герой которого был замкнут на себе, в своем идиллическом мире, в "Обрыве" сфера восприятия главных персонажей значительно расширена. Множество впечатлений Райского, вкупе с воспринимающими сознаниями других героев, создает не выборочные, раздробленные картины, но целостную мозаику изображаемой жизни.

Границы воспринимающего сознания размываются, и сознание читателя легко погружается в мир романа, расценивая его как "объективную" действительность.

Анализ структуры чеховского повествования осуществляется на материале повести "Степь", которая была первым опытом зрелой повествовательной манеры писателя 1890-х - 1900-х годов, и повести "Три года" /1895 г./.

Стилистическим принципом повести "Степь" можно назвать изображение через восприятие самых разных ее персонажей в формах речи повествователя.

Закономерно появляются в тексте неопределенно-личные и обобщенно-личные предложения, отражающие восприятие не конкретного,но любого субъекта; впечатления разных персонажей часто сливаются в единое целое, в лирико-философский монолог, объединяющий чувства и мысли всех.

Язык повествователя становится языком самых разных героев повести. К ним относится и Егорушка, еще "не доросший" до проявления всех своих потенциальных возможностей, сохраняющий свежесть и непосредственность восприятия; именно поэтому повествователь чередуе

наивно-поэтические детские впечатления мальчика с лирико-философ-сккки монологами, как бы продолжающими и дополняющими а перспективе эти" впечатления.______________________________________________ _______________________________

Образ Емельяна, потерявшего свой певческий голос, чо страстно чсаадущего спеть что-нибудь "божествешюе", с^алволичсскн сбл;> каегся с образом самой сгепи. Язнхом повествователя "'ог-оряг' -л обитатели степи: птицы, звери, насекомые, трава.

Глубинное родство человека к ?шра сказывается в саг-.ой речевой структуре повествования: в субъекте повествования огра/>аегея единый субъект восприятия. Многопланность повествования становится необходимой для изображение мира через единое воспринимающее сознание, передающее "общий запах и общий тон".

Такой способ изображения позволяет писателю непосредственно включить читателя в художественную структуру произведения, сделав его как бы сотворцом автора.

Сила воздействия чеховской повествовательной манеры возрастает в конце 1890-х годов, когда писатель тщательно скрывает от читателя повествовательные приемы, добиваясь впечатления непосредственности изображаемого. Детальный анализ повести "Три года"на-глядно показывает, как усложнился тип повествования по сразнеькю с романами Гончарова.

Чеховское повествование предстает в нескольких измерениях: равноправные разные субъективные точки зрения и точка зрения повествователя, модальность которых оставляет место и для "достраивания" ситуации читателю, создают в целом иллюзию жизни, "как она есть". Скрытая полифония характерна для многих фрагментов повествования. Говорить о преобладании речи повествователя можно только с поправкой на ее многопланность. Ни разу повествователь не высказывает свои оценки открыто, потому что для автора не обязательно опровергнуть или скорректировать мнение героя, главное - добиться смежной многоракурсности изображения. Отношение повествователя к герою предстает как изменчивее, динамичное, вследствие чего и сам образ героя приобретает объемную неоднозначность.

Основополагающий принцип чеховского повествования - егс объемная многопланность способствует абсолютной деперсонализации передающего лица, вследствие чего авторская позиция приобретает Свободную неопределенность" /Я.С.Билинкис/.

Взгляд на изображаемую действительность складывается из мно-

жества индивидуальных восприятий, обогащающих друг друга, которые в своей единой целокупности и создают иллюзию объективного мира.

Особенности повествования Гончарова способствуют органичному взаимодействию в его произведениях эпического и лирического. Эпичность чеховского художественного мира /широта и цельность охвата действительности/ гармонично сочетается с проникновенной лирикой, рождающейся в результате слияния воедино чувств повествователя и героя.

Независимо от интеллектуального уровня, любой герой Чехова и Гончарова оказывается способным, благодаря особой роли повествователя и динамическим отношениям между ним и персонажами, к выражению собственного мироощущения и миропонимания.

Диффузия субъектных планов повествователя и персонажа в предельных случаях переходит в произведениях Чехова и Гончарова в "поток сознания".

Характерным признаком, отличающим повествование Чехова и Гончарова от повествовательных стилей других русских писателей Х1Х века, становится модальность, пронизывающая весь авторский текст. Именно модальная форма повествования делает возможным взаимодействие множества субъектных интерпретаций действительности, слитная многоплановость которых способствует достижению иллюзии "объективности" изображаемой жизни.

С полным правом можно говорить о том, что художественный опыт Гончарова как одного из предшественников Чехова стал весомым вкладом в развитие русской прозы Х1Х века.

В сеязи с тем, что структура повествования обусловлена всей художественной моделью мира, основное внимание главы 2 -"О художественной философии А.П.Чехова и И.А.Гончарова" - обращено на "определенные принципы видения и отражения действительности в художественном образе" /И.Н.Сухих/.

В § 1 - "Природа, люди, вещи и способы их изображения в творчестве И.А.Гончарова" - рассматривается художественно-философская основа романа "Обломов". Повествовательная манера Гончарова во многом определяется художественной философией "фламандства", которое имеет в своей основе недифференцированный взгляд на изображаемую жизнь, отражающийся на принципах и способах описания предметов, героев, событий.

Некоторые детали повествования Гончарова /обломовский пирог, халат, ветка сирени, снег и др./ обретают символический смысл и

предстают как точки взаимопроникновения природного, вещного и человеческого, становясь опорой для возникновения образа е д и-еоТо мира, все составляющие которого, равны _ между собой и равноинтересны писателю. В этом смысле повествование гончаров-ских романов неиврархично.

Представление о нераздельности мира, в котором каждая частица неповторима и самоценна и в то же время отражает в себе весь макрокосм, стало для Гончарова одним из важнейших принципов изображения. Разрыв или искажение хотя бы одной из связей приводит к утрате человеком своей бытийной полноты, лишает его жизнь целостности.

Множество текстуальных перекличек 'Обломова" с книгой Гончарова "Фрегат "Паллада" говорит о том, что впечатления, полученные писателем во время путешествия в Японию, нашли отражение в его лучшем романе. Не случайно мечта Ильи Ильича напоминает не только об античном представлении о покое; пассивная созерцательность Обломова близка идее древних философов Востока о Недеякки как идеале человеческой жизни. Оппозиция романа "созерцатель -деятель" в этом смысле может прочитываться как противопоставление "восточного" и "западного" типов сознания. Изображая два ги-па сознания - "восточное" и "западное" - Гончаров искал пути их синтеза, так как в представлении писателя они являются двумя полюсами единого человеческого Бытия.

Неуловимая, странная двойственность, которую отмечают многие исследователи в образе Обломова, зго, вернее всего, двуедин-ство,. совмещение противоположностей, каждая из которых как бы Еытекает из другой.

Такое двуединство противоположностей, свойственное в той или иной степени персонажам Гончарова, некоторым эпизодам романа "Обломов", и в целом - недифференцированный взгляд на изображаемую жизнь соответствует недуальному отношению к миру, которое присуще восточному мировоззрению и определяет художественную традицию Японии и Китая.

Недуальность образного мышления и "объективность" изображения соответствующей модели мира находятся в романе Гончарова в тесной взаимосвязи и как бы порождают друг друга.

В отличие от японской художественной традиции, в которой целостная картина мира воссоздается минимумом изобразительных средств, произведения Гончарова характеризуются насыщенностью фактуры. Писатель тяготеет к самой полной пласти-

ческой разработке картины жизни. Изобилие подробностей создает даже впечатление их некоторой избыточности, что тоже помогает писателю воплотить полнокровно-насыщенный образ объективного мира.

§ 2 - "Природа, люди, вещи в художественной философии А.П. Чехова" - выстраивается на сравнениях-параллелях художественных моделей мира Чехова и Гончарова. Анализ производится на материале чеховского творчества 1890-х - 1900-х годов /около двадцати произведений/ и повести "Степь".

Аналогию "представления жизни" /М.Горький/ Чехова трудно отыскать в русской литературе Х1Х века или вообще в европейской культуре. Можно говорить только об отдельных совпадениях, о некоторой приближенности к предшественникам и современникам, будь то реалисты, импрессионисты, символисты.

Существует сходство, более принципиальное, чем в случае Гончарова, чеховской эстетики с художественной традицией Японии и Китая /не случайно возник сегодня "японский феномен" Чехова/. Речь идет не о сознательной ориентации на Восток, а об общих философских основаниях взгляда на мир и удивительной способности Чехова предчувствовать пути развития человека и человечества, которое только в конце XX века приходит к необходимости соединения Дао и Логоса /см., например, работы Т.П.Григорьевой/.

Представление о мире как о едином, целом организме,об опосредованной, но несомненной взаимозависимости всего . сущего, близкое к идее Единого, распространенной на Востоке, было, по убеждению Чехова, одной из норм человеческой жизни и важным качеством для писателя.

Для художников Японии высшее назначение искусства - проникнуть в подлинную природу вещей. Красота состоит в перевоплощении одной формы в другую: "чтобы нарисовать сосну, нужно уподобиться сосне. Это не значит, что человек становится сосной, это значит, что он начинает чувствовать сосну" /'Г.П.Григорьева. Японская художественная традиция. - М., 1979. - С. 200/. Чеховская способность чувствовать природу, вещи была поистине уникальной, она рождала непринужденность 'разговора" двух пирожков /"Рассказ неизвестного человека"/, естественность "раздумий" волчицы /"Белолобый"/.

Самоценность природного, вещного и человеческого выражена у Чехова гораздо ярче, чем у Гончарова. Модель мира романа "Об-

ломов" все-таки "растекается" по полюсам, несмотря на всю его уравновешенность: на одном полюсе оказывается созерцательная жизнь Обломовагде полновесно- проявляется недифференцированный. езгляд на мир; на другом - деятельная жизнь Штольца, Ольги, в описании которой вновь возвращается "западный", антропоцентрический взгляд.

В произведениях Чехова происходит разрушение антропоцентрической модели мира, что способствует возвращению чувства "соприкосновения" с Целым макрокосма и подводит к осознанию ответственности человека за течение всей земной жизни. Не уравновешенность, но двуединство противоположностей - основополагающий художественный принцип чеховского творчества.

Единство мира определяет, что у Чехова уже любая деталь может стать опорной точкой повествования, приобрести символический смысл: серый забор, зонтик, крыжовник, тройка с бубенчиками, свет луны и т. д. Развеществленная деталь предстает не просто на грани вещного и духовного. В ней воедино сливаются и признаки реальных предметов, и вызванные ими ощущения, и нечто, рыходящее за пределы этих предметов и ощущений, то есть, как кажется Наде Шуминой /"Невеста"/, "присутствие тайны", ко тайны отнюдь не мистического содержания, а той тайны - загадки мира, которая служит неугасающим стимулом к познанию окружающего.

Главным способом постижения мира в буддизме и китакских учениях считается проницание. "Дар проникновения в жизнь" /"По делам службы"/ в чеховской художественной философии имеет необычайно важное значение. И то, что он "удается, очевидно, не всем" и далеко ке все способны жить единой с миоом жизнью и чу-встЕовать полноту бытия в каждом мгновении - и вина и трагедия чеховских героев.

Сходство поэтики Чехова и восточной художественной традиции прослеживается и в отношении к слову. Японская поэзия предпочитает не слово, но молчание, или же "простейшие слова , что подчеркнуто просто поставлены рядом" /Ясунари Кавабата/. Чехову было близко такое понимание искусства. Чтобы представить вещь во Есей ее целостности и суверенности, ее достаточно лишь назвать. Изображение вещи должно быть правдивым, точным, объективным, отстраненным от авторских эмоций, но именно такая истинная объективность и движет человеческими чувствами.

Основное значение в художественной системе японцев имеет

пауза, намек, недосказанность. Присущие и чеховской прозе, они способствуют установлению особых отношений произведения с читателем. Возникает подвижный тип связи, тип взаимопроникновения предмета искусства и воображения читателя. Под воздействием особой организации чеховских текстов читатель вынужден перестраивать уже известные и, казалось бы, неизменные представления о мире, благодаря чему происходит и "перекодировка" личности самого читателя.

Мировоззренческой позицией Чехова было представление о мироздании, устроенном гармонично и справедливо, и вера в человека, способного к совершенствованию самого себя и преобразованию общества согласно законам Бытия.

Человеку как основному объекту художественного познания и посвящена глава 3 - "О художественно-философской концепции человека в творчестве А.П.Чехова и И.А.Гончарова".

В § 1 - "Повесть А.П.Чехова "Три года" и роман И.А.Гончарова "Обыкновенная история": человек и действительность" на первый план выдвигается тема общечеловеческих ценностей /любовь, семья, поиски нравственных ориентиров/. Замеченные аллюзии на роман "Обыкновенная история" позволяют говорить о том, что в широком литературном контексте повести творчество Гончарова играет особую роль. Основное внимание уделяется сопоставлению двух "обыкновенных историй" - Алексея Лаптева и Александра Адуева.

Все добытые трудным опытом уроки, открывшие гончаровскому герою тривиальные, но вечные истины о закономерностях человеческой судьбы, о жизни чувств, используются Адуевым лишь для того, чтобы лучше приспособиться к давлению среды, обыденности. Из плана бытийного эти истины переведены героем в план сугубо бытовой. Гончаров выходит к важной проблеме: жизненный опыт человека может оказаться нетворческим.

Чехов показывает не просто опасность утилитарных представлений о действительности, но прежде всего опасность их культивирования в себе человеком. В повести "Три года" итоги "превращений" героя не подведены, перед Лаптевым открыты несколько возможностей. Одна из них - "научиться" подменять естественную правду жизни расхожими истинами обыденного сознания, от которых не свободны и Рассудина, и Федор, и Кочевой, и отец Лаптева, и доктор Белавин. Многим персонажам повести легче казаться кем-то. чем быть самим собой. "Чужие" социальные и психологические роли -

одно из средств защиты от алогичной жизни, однако они угрожают опасностью потерять свое "Я" /что и происходит с Федором/. Другая возможность /от которой- уходит-и.Александр. Адуев/ - питаться оценивать окружающее с помощью "искусственных" эталонов, опираясь па устоявшиеся литературные "образцы" /например, образ Ромео, ставший идеалом возлюбленного/. Однако реальная жизнь лишена желанно? односторонности /белое или черное/, в душе самого Лаптева уживаются противоположные чувства /черное в белом/, вот почему "искусственные" эталоны функционально равны житейской "премудрости" л сами становятся штампами. Будучи приложимы к каждому индивидуальному сдучаю. они как *удто объясняют все и ... не объясняют ничего.

Герой не избавляется окончательно от шаблонных представлений о действительности. Однако невеселое резюме Лаптева в финале "поживем - увидим" содержит глубокий подтекст, размыкающий рамки готового клише народной поговорки, которая теперь наполнена для героя сугубо индивидуальным пережитым смыслом: здесь и терпеливое отношение к тому, что было, есть и будет, и новое знание жизни, трагическое по сути, не позволяющее предвзято и однобоко судить о ней. Позиция Лаптева в финале повести - это позиция равнодушного наблюдателя в особом чеховском смысле: "Только равнодушные лпзя способны ясно смотреть на вещи, быть справедливыми и работать" /А.С.Суворину 4 мая 1889 года/.

В § 2 - "Рассказ Чехова "Душечка" и литературный прототип его героини: поэтика образа" - в качестве литературного источника чеховского текста рассматривается роман И.А.Гончарова "Обломов".

Пренебрежительная оценка, данная Чеховым героям гончаровско-го романа, не коснулась Агафьи .Матвеевна. Образ Яшеншданой близок образу Душечки - как тип женщины, беззаветно и преданно любящей. понимающей все только "умом сердца". С генетической точки зрения эти образы восходят к библейской Марфе. В чеховской героине происходит наложение предшествующих смыслов, благодаря чему Душечка приобретает символические черты.

Образ Душечки подчиняется особым законам "художественного эксперимента" Чехова. Характер героини не претерпевает по ходу рассказа никаких качественных изменений; поскольку образ Душечки - это квинтэссенция материнской любви, которая будет отдана каждому, кто в ней нуждается. У такой любви нет памяти, иначе она не была бы в другой раз такой же всепоглощающей. Сознание Оленьки -

вечная TABULA KASA, сознание ребенка, никогда не взрослеющего. Не случайно у Душечки нет детей, ведь она сама воплощает мать и дитя в одном лице.

Вместе с тем, детскость в характере Оленьки во многом комична и порой оборачивается инфантилизмом. Однако нельзя говорить о саркастическом отношении Чехова к своей героине. Не раз подчеркивается в тексте, что все "привязанности" душечки были счастливы. Любовь Оленьки утверждает непосредственно абсолютную ценность даже таких людей, как Кукин и Пус-товалов.

Создавая необходимые условия для счастья Душечки, Чехов поместил ее в замкнутый мирок, выстроенный по законам идиллии. В этом смысле правомерно говорить о пародии на обломовскую идиллию и даже о некоторой гротесковости чеховского рассказа, в котором тесно сплетаются комическое и трагическое, высокое и низменное, условность и реальность. В рассказе ощутима стихия бурлеска /тра-вестии/: образы Оленьки и ее возлюбленных предстают как образы-маски, напоминающие о комедии дель арте.

Жизнеутверждающий комизм рассказа, берущий начало в юмористической атмосфере романа "Обломов", придает "Душечке" неповторимое обаяние.

В § 3 - ""Маленькая трилогия" А.П.Чехова и роман И.А.Гончарова "Обломов": историко-литературный диалог" - предпринята попытка определить роль творчества Гончарова в литературном контексте чеховских произведений. На основании сравнительного анализа, материалом для которого становятся трилогия Гончарова и его книга "Фрегат "Паллада" , а также чеховские пьесы "Безотцовщина", "Иванов", "Леший", "Дядя Ваня", "Вишневый сад", рассказы "Палата № б", "Рассказ неизвестного человека", "Человек в футляре","Крыжовник", "О любви", выявляется особая чеховская трактовка темы "обломовщины" и уточняются авторские намерения при создании "маленькой трилогии".

Начиная с первой пьесы, в произведениях Чехова появляется и играет заметную роль мотив ленивой души, всеобщей сонной одури, апатии и безволия. Для Иванова, например, "халат" означает преждевременную старость души, лишившую его веры, любви, цели, смысла.

Несмотря на все принципиальные различия между образами Иванова и Обломова, их сближает интерес авторов к истокам русского

характера, причинам, обусловившим его отличительные черты. Обращаясь во многих произведениях к проблемам русской менталыюсти, - Чехов не мог. не^учитывать художественного опыта Гончарова, предметом размышления которого в книге "-¿регат "Паллада" были " ело-" жкые переплетения общечеловеческого и национального начал. В романе "Обломов", центральный образ которого по громадной широте художественного обобщения приближается к "вечным типам", национальное объясняет поведение главных героев не в меньшей степени, чем социальное.

1889 год стал для Чехова годом решительного критического переосмысления гончаровского романа. Письма писателя внпяот в нем личность, не имеющую практически ничего общего с теми его героями, которые незаслуженно принесли ему имя "певца сумерек":мягкотелыми, вечно колеблющимися. Надо полагать, Чехова отталкивала в "Обломове" некоторая "прекраснодушность" Гончарова в отношении к своим персонажам.

В конце Х1Х века Россия переживала кризисную эпоху, рождавшую необходимость пересмотра старой аксиологической системы. По сравнению с классиками русской литературы Х1Х века Чехов оезче выдвигает на первый план проблему ответственности человека за существующий порядок вещей, непосредственно воздействуя на те качества человека, которые делают его личностью, обращаясь к совести, чувству лолга перед самим собой, к мужественно? готовности сделать выбор в любой, даже самой прозаической, ка первый взгляд, ни к чему не обязывающей ситуации.

Чехов заостряет внимание читателя на самых крайних, негативных проявлениях "обломовщины", этого социального и психологического феномена, обернувшегося на рубеже веков "тутлярностью".которая угрожала полным распадом человеческой личности. писатель поднимает проблемы, связанные и с особенностями русского менталитета, и с общечеловеческими свойствами, такими, как склон-кость к и н ± а н т и л и з м у, к бесплодной мечтательности к оправданию душевной леки, следование м а к о и м а -л и с т с к о м у принципу "все или ничего", отвергающему постепенное преобразование жизни путем создания не только высших, но и средних /промежуточных/ культурных ценностей, завороженность идеалами, которая сковывает развитие личности и даже ведет к ее разрушению.

Особенно ярко проявилось чеховское неприятие в "маленькой

трилогии", где тонко используются парафразы из романа Гончарова "Обломов". В свете гончаровских реминисценций "Крыжовник" прочитывается как рассказ о том, что любая возвышенная или ограниченная мечта, обращенная лишь на самого себя, без духовного пути саморазвития неизбежно оборачивается жалким и страшным суррогатом счастья. Судьба Николая Ивановича показывает, что никакие иллюзии не могут подменить подлинной жизни, потому что жизнь - это не результат, а непрерывный процесс, постоянное усилие быть, несмотря ни на какие внешние обстоятельства, и способность не терять живых связей с миром.

У героя рассказа "О любви" Алехина существует некое представление об идеальной любви, во многих отношениях романтическое: возвышенное чувство, оберегаемое от "низменных" проявлений действительности, должно длиться бесконечно долго и счастливо. Обыденности чеховский герой противопоставляет жизнь духа, проявляющуюся в занятиях наукой или искусством. Алехин испытывает двойственные чувства: с одной стороны, он понимает, что не соответствует идеалу героя любовного романа, а с другой, явно претендует на особенность своего положения. С подобными проблемами сталкивается и идеалист Обломов. Осуществление в реальной жизни концепции романтической любви Алехина и Обломова оказывается изначально невозможным, так как воплощение их идеала заведомо не может быть совершенным, И в конце концов любимая женщина становится для Алехина только "легкой тенью", вполне гармонирующей с мечтами о невоплотимом, прекрасном ускользающем идеале.

Образ Беликова, героя рассказа "Человек е футляре", представляет собой крайнее, гротескное проявление обломовского страха перед жизнью в эпоху "безвременья". Беликов не в силах подавить свою человеческую природу, но его стремление к общению с людьми принимает болезненные формы. Своего Штольца, который мог бы рассказать о том, что заменяло Беликову внутреннюю жизнь, у героя просто не могло быть: "футляр" из запретов и ограничений делал Беликова полностью "овнешненным", непроницаемым для общения. Именно поэтому смех Вареньки над падением Беликова не был пустяковой причиной для отказа от жизни: он означал, что наде-г жда героя найти близкое ему существо, способное разделить непосильный груз, который несет Беликов, исполняющий функции обезличенной государственной машины, оказалась ложной. Беликову не

суждено избавиться от угнетающего чувства отвратительного, но вынужденного одиночества. Сюжетная история судьбы Обломова,представленная в свернутом виде как эмблематический знак, породившего его предтекста, смягчает "односторонность" образа Белякова, не давая ограничить текст рамками однозначной интерпретации, и способствует символизации образа "человека в футляре". Беликов выступает в рассказе как сиг/вол всего города, олицетворяющего, в свою очередь, затхлость русской провинциальной чязни. Многие герои Чехова, как большинство людей, часто не способны реализовать голос собственного "Я" и тем самым выбрать духовный рост вместо страха и отступления перед голосом государственной власти, традиции, собственных предубеждений. Эга проблема была заявлена Чеховым как наиболее актуальная с точки зрения развития личности, общества и всей нации.

Чеховская концепция самоактуализации человека определяется всем его "представлением жизни". На рубеже веков писатель остро чувствовал приближение "хаоса", к которому неизбежно вело нарушение связи человека с миром. Лишая своих героев прежних жизненных оснований, всяческих опор к иллюзий. Чехов оставляет их лицом к лицу с истиной бытия. Выход из сложившейся предельной ситуации зависел только от самого человека.

В заключении подводятся основные итоги исследования и определяются пути выхода рассматриваемой проблематика е более широкий историко-литературный и философский контекст.

'Магистральная линия русской литературы XIX века Пушкнн-Гон-чаров-Чехов рельефно обозначается не только с точки зрения развития "объективной" прозы, но и исходя из характерной для них художественной установки на "мнтертекстуальнасть", способствующей образованию сложного смыслового целого, насыщенного "литературными отражениями" /В.М.Маркович/.

Изображение мира в его недуальности сталкивалось в чеховских произведениях с отражением дуального, поотиворечирого взгляда на действительность, свойственного в целом европейскому сознанию. Важное значение для интерпретации творчества Чехова имеет убеждение писателя, художественно выраженное, что опора только на рациональное дознание мира, пренебрегающее путем "проницания", неизбежно ведет к отклонению от истины. Мысль о необходимости синтеза двух миропониманий - "западного" и "восточного" -как отух сторон единого Бытия, который даст новое качество жиз-

ни - Целого человека, не выражаясь у Чехова преднамеренно, получает свое чисто художественное воплощение.

По теме диссертации опубликовано:

1. Художник и его отношение к действительности в романе И.А. Гончарова "Обрыв" и пьесе А.П.Чехова "Чайка". // Наука - вуз -школа. Тезисы докладов ХХХ1 научной конференции преподавателей МГ1Ш. - Магнитогорск, 1993. - С. 144 - 145.

2. Мир вещей и природы в творчестве И.А.Гончарова и А.П.Чехова. // Индивидуальное и типологическое в литературном процессе. - Магнитогорск, 1994. - С. 50 - 5?.

3. Рассказ А.П.Чехова "Душечка" и литературный прототип его героини. // Проблемы истории, филологии, культуры. Вып. 3. - М.Магнитогорск , 1996. - С. 27-45.