автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.02
диссертация на тему: Актуальные вопросы синтаксиса ингушского простого предложения

Полный текст автореферата диссертации по теме "Актуальные вопросы синтаксиса ингушского простого предложения"

На правах рукописи

Гандалоева Асет Закреевна

005011749

АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ СИНТАКСИСА ИНГУШСКОГО ПРОСТОГО ПРЕДЛОЖЕНИЯ

10.02.02. - Языки народов Российской Федерации (ингушский язык)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических н^ук

2 4 НОЯ 2011

Грозный -2011

005011749

Работа выполнена на кафедре чеченской филологии ГОУ ВПО «Чеченский государственный педагогический институт»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Халидов Айса Идрисович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, доцент,

профессор ДГПУ

Шихалиева Сабрина Ханалиевна

Ведущая организация: Институт языка, литературы и искусства

Дагестанского научного центра РАН

Защита состоится 10 декабря 2011 г. в 12.00 часов на заседании диссертационного совета К 212.320.02 при ГОУ ВПО «Чеченский государственный университет» по адресу: 364037, Чеченская Республика, г. Грозный, ул. Киевская, 33, корпус Института чеченской и общей филологии, ауд. 2-13.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Чеченский государственный университет» по адресу: 364037, Чеченская Республика, г. Грозный, ул. Киевская, 33

Автореферат диссертации разослан и размещен на сайте ГОУ ВПО «Чеченский государственный университет» размещена на официальном сайте ВАК Минобрнауки РФ 08 ноября 2011г. Адрес сайта: Chechen.St.univ@list.ru

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат филологических наук, профессор,

профессор ИнгГУ

Мальсагова Лидия Дошлуковиа

доктор филологических наук, доцент

М.У. Сулейбанова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования обусловлена тем, что, несмотря на существование достаточно большого количества публикаций по синтаксису, в том числе монографических исследований, в нахском языкознании до сих пор остаются малоисследованные проблемы, связанные с грамматической природой и простого, и сложного предложений, и в особенности это касается синтаксиса ингушского языка. Специальная литература по данной проблематике в ингушском языке представлена только отдельными статьями И.А. Оздоева, Ф.Г. Оздоевой, Л.Д. Мальсаговой и монографией З.М. Бар-кинхоевой и Х.Р. Хайровой, посвященной конструкциям простого предложения и сложноподчиненному предложению ингушского языка (Баркин-хоева, Хайрова 2007). В этих работах подвергаются анализу структура предложения и компоненты предложения, дается классификация предложений ингушского языка, но обращается мало внимания на такие вопросы, как осложнение предложения, синкретичные члены предложения, развернутые члены предложения, роль порядка слов в структурной организации предложения и в его коммуникативном членении, система залогов и залоговые преобразования.

Объектом диссертационного исследования является синтаксис простого предложения ингушского языка в той части, которая охватывает малоизученные и спорные вопросы.

Учитывая, что, с одной стороны, не все вопросы синтаксиса простого предложения нуждаются в дополнительном исследовании, с другой - есть целый ряд обозначенных выше проблем, без решения которых структурно-семантические свойства простого предложения в ингушском языке не могут считаться достаточно изученными, в качестве предмета исследования мы избрали не все, а актуальные, малоисследованные или неисследованные, вызывающие особые споры и разногласия вопросы синтаксиса, разрабатываемые нами на материале ингушского языка с привлечением материала других нахских языков, а также некоторых кавказских и иных языков.

Научная новизна работы видится в том, что синтаксис ингушского простого предложения в целом ряде аспектов, обозначенных выше, не исследовался до настоящего времени, или эти аспекты только затрагивались без основательного анализа языкового материала. Известная работа Н.Ф. Яковлева по синтаксису ингушского языка, опубликованная только 10 лет назад (Яковлев 2001), во многом устарела, к тому же в ней немало не соответствующих реалиям самого ингушского языка положений и интерпретаций тех или иных языковых единиц, явлений. Больше других ингушских языковедов занимавшийся вопросами синтаксиса ингушского языка И.А. Оздоев издал ряд работ, в которых характеризует синтаксис простого предложения и синтаксис сложноподчиненного предложения. Но в этих работах также нет исчерпывающего системного изложения всех вопросов синтаксиса простого предложения ингушского языка, особенно связанных с теми

3

синтаксическими явлениями и единицами, которые избраны в качестве основных объектов исследования в настоящей работе. Научная новизна работы видится и в том, что в ней синтаксические единицы и явления ингушского языка исследуются с учетом не только тех данных, которые получены исследователями на материале других языков, в том числе и нахских, но и достижений лингвистической типологии и общей грамматики.

В целом основные вопросы структуры и классификации предложений нахских языков, в том числе ингушского языка, удовлетворительно рассмотрены. Целый ряд вопросов, связанных со структурой простого предложения, поднимался в монографиях по синтаксису ингушского и чеченского языков Н.Ф. Яковлева (Яковлев 2001; Яковлев 1940). В этом ряду необходимо назвать также работы Ю.Д. Дешериева (Дешериев 1953; 1957; 1963), М.И. Чапанова (Папанов 1962, И.А. Оздоева (Оздоев 1964; 1981; 1982), Т.И. Дешериевой (Дешериева 1985) - исследователей, которые ввели в научный оборот большой фактический материал и теоретически осмыслили его; эти работы имеют особую научную ценность для решения вопроса эргативной конструкции предложения в ингушском, чеченском и бацбийском (цова-тушинском) языках.

Характеристика синтаксического строя ингушского языка содержится и в соответствующих разделах коллективных монографических трудов, посвященных описанию языков мира, в том числе языков кавказских. Так, Ю.Д. Дешериев и Т.И. Дешериева издали очерк ингушского языка в коллективном труде «Языки мира», где, в частности, отмечается: «Ингушский язык является эргативным с ярко выраженной тенденцией к номинативиза-ции. Для него наиболее характерны синтаксические конструкции: эргатив-ная, номинативная, аффективная» (Дешериев, Дешериева 1999, с. 195).

Докторская диссертация, монография и статьи А.И. Халидова полностью посвящены структуре и семантике простого предложения в нахских языках, в частности - в чеченском языке. Многие его положения и выводы имеют отношение и к структурно-семантическим особенностям ингушского предложения, поэтому в своем исследовании мы руководствовались и ими. Представляются совершенно обоснованными следующие положения, которые, безусловно, необходимо развивать и применительно к ингушскому языку.

1. Отрицание множественности конструкций предложения в нахских и других кавказских языках и отстаивание двух конструкций, определяемых по форме грамматического субъекта: а) эргативной конструкции переходного предложения и б) номинативной конструкции предложения непереходного с простым глагольным и неглагольным сказуемым, предложения переходного с составным и сложным глагольным сказуемым.

2. Оппонирование постулируемого многими и сейчас в кавказском языкознании положения о трехсоставности эргативной конструкции, в качестве главных членов которой, кроме подлежащего и сказуемого, выделяют

также прямое дополнение; утверждение, что, несмотря на известные особенности построения предложений и валентностных свойств их компонентов, в нахских языках и, в частности, в ингушском языке предикативная основа предложения включает в себя, как и в других языках, только два главных члена - подлежащее и сказуемое.

3. Признание переходной не только конструкции, содержащей эксплицитное или имплицитное прямое дополнение, но и конструкций с «компле-тивными» глаголами, распространяемыми «придаточными дополнительными» и различными оборотами - «развернутыми членами предложения» (типа Аз дика кхетадир, Керам ший деша т1ера варгвоацилга; Аз дика кхе-тадир, Керам ший деша т1ера варг ца хилар);

4. Отрицание многозалоговости синтаксических конструкций чеченского и ингушского языков или вообще внезалоговости.этих языков, признание дихотомической системы залогового противопоставления конструкций предложения (выделение активной и пассивной конструкций), с участием в этом процессе трех залогов — активного, прямого пассива (немодального пассива) и пассивного потенциалиса (модального пассива);

5. Признание «структурирующей» роли словопорядка, особенно на уровне дифференциации словосочетаний и предложений, различения, соответственно, спрягаемых глаголов в определенных временных формах и причастий.

6. Обоснование на фактическом языковом материале положения, что в ингушском языке, так же, как в чеченском, широко представлена синкре-тичность членов предложения, и связано это не в последнюю очередь с размытостью внешне-формальных границ между словоформами, выполняющими роль разных членов предложения.

В исследовании ингушского предложения мы предполагаем не только развить эти положения, но и существенно расширить круг рассматриваемых вопросов и аспектов исследования и описания простого предложения ингушского языка, представить это описание в полном виде. Вместе с тем нам представляется, что нет необходимости дублировать в настоящем диссертационном исследовании изложение тех вопросов синтаксиса ингушского предложения, которые с достаточной полнотой изложены в имеющихся работах, и есть смысл сосредоточиться на аспектах и проблемах, которые не привлекали внимания исследователей или не получили достаточного освещения в ингушском языкознании. В соответствии с этим цель, которую мы ставим перед собой в настоящей работе, можно сформулировать в таком виде:

Исследование в описание структурно-семантических свойств ингушского простого предложения в рамках тех их особенностей, которые не получили достаточного освещения, тех проблем, которые все еще не рассмотрены на материале ингушского языка, вследствие чего синтаксис ингушского простого предложения остается недостаточно исследо-

ванным с точки зрения типологии предложения и его компонентов по конструктивным и иным принятым в синтаксисе признакам и критериям, особенно в части нетипичных конструкций и форм и их функционально-семантических свойств.

Реализация этой цели требует от нас решения целого ряда следующих основных задач:

1. Определить место ингушского языка в структурно-синтаксической классификации языков мира по важнейшим признакам структуры его простого предложения.

2. Выявить универсальные и типические (общекавказские) признаки структуры ингушского простого предложения.

3. Установить и исследовать в полном объеме все компоненты структуры ингушского простого предложения и способы их выражения.

4. Разработать и обосновать критерии классификации и дифференциации главных и второстепенных членов предложения, стремясь при этом к обоснованию двусоставности (а не постулируемой трехсоставности) эргативной конструкции; привести доказательства того, что даже в языках с классным спряжением глагола, в которых глагольное сказуемое может согласовываться в классе не с подлежащим, а с прямым дополнением, прямое дополнение не входит непосредственно в предикативную основу, не является главным членом.

5. Установить грамматическую природу залога и залоговых преобразований в ингушском предложении, учитывая, что залог - категория преимущественно синтаксическая, поддерживаемая изменением формы не только глагола-сказуемого, но и его основных актантов — субъекта и ближайшего объекта.

6. Определить свое отношение к концепции множественности конструкций предложения в ингушском и близких к нему по структуре иных (эргативных) языках.

7. Исследовать явления осложнения структуры простого предложения.

8. Проанализировать все варианты конструирования и употребления так называемых «развернутых членов предложения».

9. Дать полное описание синкретичных членов предложения в ингушском языке.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что ее результаты имеют важное значение для решения целого ряда вопросов, касающихся невыясненных и неоднозначно освещаемых свойств структуры и семантики ингушского простого предложения, особенно в части осложнения структуры предложения, постулируемой в ингушском языкознании и сейчас множественности конструкций предложения, статуса прямого дополнения в системе членов предложения, роли порядка слов в конструктивном устройстве и коммуникативном членении предложения, залоговой оппозиции и

пассивных преобразований глагола и формируемых им синтаксических конструкций.

Практическая значимость проведенного исследования в том, что его результаты могут быть использованы в практике преподавании теоретического и практического курсов современного ингушского языка в вузах и в преподавании ингушского языка в школе, а также в разработке спецкурсов по различным проблемам современного ингушского языка, проблемам лингвистической типологии и сопоставительной грамматики.

Понимая, что в рамках кандидатской диссертации практически невозможно охватить все вопросы синтаксиса ингушского простого предложения, мы сосредоточили свое внимание именно на актуальных, нерешенных или слабо освещенных, или спорных вопросах, поэтому в работе нет специальных разделов (глав, параграфов), посвященных некоторым другим вопросам синтаксиса ингушского простого предложения, в освещении которых не возникает разногласий. Так, при анализе осложненного простого предложения мы не выделили специально однородные члены предложения, достаточно хорошо проанализированные предшественниками. Правда, здесь следует отметить, что существует проблема упорядочения пунктуационных норм в связи с выделением однородных членов: когда-то установленная норма, в соответствии с которой между однородными членами, как правило, не ставится знак препинания, явно нуждается в пересмотре. Не выделили мы специально и вопросы классификации предложений по цели высказывания, эмоциональной окрашенности, так как здесь в принципе не может быть разногласий и разночтений: в этом отношении предложения во всех языках характеризуются одинаково.

В работе используются традиционные для изучения синтаксиса кавказских языков методы:

1. описательный;

2. сравнительно-типологический.

Описательный метод в принципе неизбежен во всяком объемном исследовании, посвященном рассмотрению крупных проблем и систематизации большого языкового материала. Он особенно необходим, когда речь идет о языках, фундаментальные грамматики которых еще не созданы, следовательно, каждое посвященное им исследование в этой или иной мере должно носить и нормативно-описательный характер.

Сравнительно-типологический характер нашего исследования проявляется в том, что мы не ограничиваемся сравнением данных ингушского языка с материалом близкородственных чеченского и бацбийского языков. В своей работе мы стремимся рассматривать синтаксические единицы и явления ингушского языка на фоне кавказских языков в целом, расширяя «сравнительно-типологический фон» привлечением языков других семей и структурных типов (индоевропейских, тюркских, самодийских и др., с одной стороны, и флективных, полисинтетических, номинативных и т.д. язы-

ков - с другой). Необходимость типологического подхода в описании любого конкретного языка обусловлена уже тем, что «за бесконечным поражающим многообразием языков мира ... скрываются общие для всех свойства». (Гринберг 1970, с. 31).

В источниках анализируемого материала мы себя не ограничивали, так как не преследовали цели изучения синтаксических единиц и явлений в стилистическом аспекте. В основном материал извлечен из произведений ингушской художественной литературы. Там, где это оправданно и необходимо, привлекается материал из устного народного творчества ингушей, периодической печати, живой разговорной речи.

Положения, выносимые на защиту, следующие:

1. В ингушском языке в целом отражены универсальные (общеязыковые) и типические (общие для кавказских языков) черты структурно-семантической организации простого предложения; вместе с тем в ингушском языке есть общие с чеченским и в значительном объеме с бацбийским идиоэтнические черты построения предложения.

2. Несмотря на продолжающееся отстаивание большинством исследователей кавказских языков концепции множественности конструкций предложения, в ингушском языке находятся основания для того, чтобы считать, что конструкций предложения, определяемых по падежу грамматического (не семантического) субъекта. Здесь все-таки только две - эргативная и номинативная. То, что для ингушского и других эргативных кавказских языков выделено в качестве дативной, генитивной и локативной конструкций, может рассматриваться как построенные по номинативному принципу конструкции.

3. Прямое дополнение в иерархии членов предложения занимает все-таки не то место, которое ему отводится в грамматической традиции. Это второстепенный член предложения, характеризующийся, впрочем, своими особенностями, связанными с согласованием (в том случае, если таковое возможно) глагольного сказуемого с прямым дополнением.

4. В структурной организации простого предложения, в том числе в составе и основных свойствах членов предложения, в классификации самих предложений по разным признакам, ингушский язык в основном отражает общенахские и общекавказские изоглоссные модели и свойства. Так же, как в чеченском языке, здесь есть определенные ограничения в сфере односоставных предложений, связанные, среди других причин, с отсутствием в языке категории грамматического лица, но вместе с тем с появлением письменности и художественной литературы односоставные предложения в ингушском языке стали употребляться шире - в основном под воздействием языка русской художественной литературы; в частности, достаточно широкое развитие в ингушском языке получили отдельные типы номинативных предложений, практически не употреблявшиеся до появления письменности.

5. Осложнение структуры простого предложения в ингушском языке в целом соответствует осложнению предложения в других языках. При этом следует иметь в виду, что членами предложения следует считать все элементы, включаемые в состав предложения и тем или иным образом влияющие не только на структуру, но и на семантику предложения, то есть следует различать как оформленные члены предложения (обособленные члены, однородные члены), так и включенные члены (обращения, вводные слова и др.).

6. Так называемые «глагольно-обстоятельственные обороты», осложняющие простое предложение, являются не членами предложения (обособленными оборотами), а придаточными предложениями, в которых «обстоятельственная форма» глагола является средством маркировки связи главного и придаточного предложений.

7. Словопорядок в ингушском языке, как, видимо, во многих других, играет, вопреки установившемуся мнению, существенную роль в коммуникативном устройстве синтаксических единиц. По расположению компонентов можно определить, например, принадлежность той или иной синтаксической конструкции к предложению или словосочетанию.

8. В ингушском языке получили широкое распространение так называемые «развернутые члены предложения».

9. Категория залога в ингушском языке представляет собой корреляцию двух синтаксических залогов (актива и пассива), морфологически маркируемую тремя залогами - активом и двумя формами пассива (модального, выражаемого потенциалисом, и немодального, образуемого инфинитизаци-ей глагольного предиката). При этом происходит функционально-синтаксическая «рокировка» актантов глагольного действия с изменением внешней формы одного из них-того, который выражает значение субъекта. Таким образом, материал ингушского языка также подтверждает, что залог является категорий не морфологической (категорией одного только глагола), а морфолого-синтаксической категорией.

Апробация результатов исследования.

Основные положения работы докладывались на Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 150-летию ученого и просветителя Ч.Э. Ахриева (Назрань, 2000), региональной научно-практической конференции «Вузовское образование и наука» (г. Магас, 2002), региональной научно-практической конференции «Вузовское образование и наука» (г. Магас, 2009), региональной научно-практической конференции «Вузовское образование и наука», посвященной 15-летию ИнгГУ (г. Магас, 2009). Материалы диссертации апробированы автором также на протяжении трех десятилетий в лекционных курсах и на практических занятиях по современному ингушскому языку в Чечено-Ингушском государственном универси-тетете и (с 1992 года) в Ингушском государственном университете.

По теме диссертации опубликовано 9 статей общим объемом 4,5 печ.л., 1 учебник, 2 учебное пособие и 2 методические разработки общим объемом более 30 печ.л.

Структура диссертации. Мноаспектность исследования сложного объекта исследования обусловила и его сложную структуру: диссертация состоит го введения, семи глав, заключения, списка использовайной литературы и списка литературных источников фактического языкового материала. Объем диссертации - 200 стр., текст - 182 стр.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы диссертационного исследования, определяются объект, предмет, цель и задачи, раскрыты научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, определена теоретико-методологическая база исследования, приведены сведения об апробации результатов работы, сформулированы основные положения, выносимые на защиту.

Глава I «История изучения простого предложения в нахских языках» содержит в себе последовательный и достаточно полный обзор работ, посвященных синтаксису ингушского языка или содержащих в себе материал, имеющий отношение и к синтаксическому строю ингушского языка. Обзор начинается с трудов П.К. Услара и А.М. Дирра и завершается работами последних лет. Такой обзор позволил нам выделить проблемы, заслуживающие внимания к себе, вопросы, в которых в ингушском и в целом кавказском языкознании продолжаются споры. Необходимость такой главы в диссертационном исследовании, в котором объектом исследования является не весь синтаксис простого предложения, а только та его часть, которая нуждается в дополнительном исследовании и прояснении малоизученных и спорных вопросов, была для нас очевидна, без этого было бы трудно объяснить подбор включенных в предмет исследования проблем изучения синтаксиса ингушского простого предложения.

Глава II «Универсальные и типические (общекавказские) признаки структуры ингушского предложения» посвящена рассмотрению синтаксических единиц и явлений ингушского языка в сопоставлении с данными близкородственных чеченского и отчасти бацбийского языков на фоне кавказских языков в целом, с расширением «сравнительно-типологическго фон» привлечением языков других семей и структурных типов. Типологический подход к анализу соответствующих явлений и единиц выдерживается и в последующих главах, но специальное предварение дальнейшего анализа конкретного языкового материала таким теоретическим вступлением вполне обоснованно.

В ряду других актуальных вопросов ингушского синтаксиса мы рассмотрели и проблему залогов, обычно рассматриваемую в морфологии, но имеющую, несомненно, прямое отношение и к синтаксису.

10

По целому ряду причин не согласившись с одиннадцатизалоговой системой, предложенной Т.Н. Дешериевой, мы пришли к выводу, что к ингушскому языку применима та, которую на материале чеченского языка разработал А.И. Халидов. В соответствии с концепцией А.И. Халидова залог в чеченском языке (и в ингушском соответственно) представляет два синтаксических залога (актив и пассив) и две морфологические формы выражения пассива (инфинитная и финитная, или модальная и немодальная). Такая система залогов является более предпочтительной, чем одиннадцатизаголо-вая система, она соответствует сложившимся в общей грамматике представлениям о залоге и залоговых преобразованиях. Проведенный в рамках этой концепции анализ залоговой корреляции глаголов и конструкций предложений привел нас к выводу, что сам глагол, на базе которого осуществляются залоговые преобразования, заслуживает большего внимания к своей семантической и грамматической природе, чем оно уделяется им до сих пор. Нельзя не согласиться с тем, что залог и в вайнахских языках, и во многих других не является собственно морфологической категорией одного глагола, а является категорией морфолого-синтаксической, но сама морфология глагола здесь играет весьма существенную роль.

Залоговое оформление стоит в прямой связи со значением субъекта и объекта в предложении ингушского языка, соответственно, строй предлог жения может передавать деление на активность и пассивность действия и решающая роль принадлежит глагольному значению переходности действия. Глагол в залоговых языках с целью передачи актива и пассива должен менять свою форму, но иногда этот глагол не изменяется вообще, и тогда можно говорить об отсутствии грамматически выраженной категории залога. В ингушском языке, с точки зрения Н.М. Барахоевой, выраженной в одной из статей (Барахоева 2001), залоговая корреляция не заложена в формах глагола, следовательно, в нем нет и залогов. Но тогда залогов нет в большинстве языков мира, в которых он на самом деле исследователями выделяется, в том числе и в русском, поскольку языков, в которых в рамках одного только спрягаемого глагола были бы грамматически коррелированы действительный и страдательный залоги, очень мало. Залог в ингушском языке, безусловно. Есть, и в этом убедилась и сама Н.М. Барахоева, выделившая в докторской диссертации, правда, даже не три, а четыре залога (Барахоева 2011).

Таким образом, анализ нашего материала позволил, в частности, определить, что при всех своих специфических чертах построение предложения в ингушском языке и в целом в нахских языках подчиняется определенным общим правилам и принципам. Это касается не только того, что для ингушского предложения также свойственны модальность, предикативность, пресуппозиция и др., но и того, что есть все признаки разграничения главных и второстепенных членов по тем же признакам и основаниям, по которым это принято делать в отношении членов предложения других языков. Известная

проблема с определением статуса прямого дополнения, обсуждение которой и сейчас приводит к спорам и разногласиям, может быть успешно решена, если отказаться от чрезмерного морфологизма при анализе синтаксических явлений и отдавать предпочтение функционально-синтаксическим признакам там, где речь идет о характере и статусе члена предложения. При таком подходе можно решить вопрос о прямом дополнении, которое многие исследователи и составители грамматик кавказских языков все еще продолжают включать в число главных членов. С другой стороны, признание общих принципов, моделей, схем построения предложений, в реализации которых отдельные языки и их группы могут сильно различаться, позволяет отказаться от постулирования характерного для грамматик кавказских языков отождествления логического и грамматического субъектов и - как следствие этого - выделения более двух конструкций предложения, определяемых по форме подлежащего. Вслед за авторами, отрицающими трехсостав-ность эргативной конструкции (Г.А. Климов, О.П. Суник, А.И. Халидов и др.), мы исходим из того, что при всей специфичности эргативного типа предложения он все же подчиняется определенным общим законам и принципам. Вводимость генитивных, дативных и иных «конструкций» предложения в сферу номинативных, отстаиваемая в применении не только к нахским языкам А.И. Халидовым, подтверждается и на семантическом, и на собственно грамматическом уровне материалом и ингушского языка.

Рассматривая структуру и семантику ингушского простого предложения с точки зрения отражения в этом языке общих и типических черт построения предложения с опорой на результаты исследований А.И. Халидо-ва, мы попытались внести некоторые коррективы в интерпретацию соответствующих синтаксических структур ингушского языка, также рассматриваемых на фоне достаточно большого количества других языков. При рассмотрении вопроса о расщеплении ЯС I SOP возможна, с нашей точки зрения, и другая интерпретация ее «суженного» варианта [S]-P, иллюстрируемого такими чеченскими предложениями, как Садайна, Сан сакъерало. А.И. Халидов характеризует такие предложения как конструкции, сохраняющие связь с двусоставным предложением и разложимые на две части: са дайна и са къерало. Вместе с тем нам кажется, что они вряд ли прямо сопоставимы с немецк. Es regnet и франц. Il pleut («Дождит», «Идет довдь»). В ингушском языке, так же как и в чеченском, первая «субъектная» часть сложных по образованию глагольных предикатов слилась с глаголом, она потеряла самостоятельное значение, но не до такой степени, чтобы быть приравненной к неопределенным артиклям «es» и «il». Только несовершенство вайнахской орфографии, которая в одних случаях рекомендует слитное написание сложных по образованию предикатов, образованных слиянием с глаголом имен существительных (сахул, садов, саготлу, сатосс), а в других случаях -раздельное написание таких словоформ (са дог лаз цох; са мецала дог 1увд), заставляет по-разному квалифицировать предикативные основы соответст-

вующих предложений. На самом деле это, безусловно, формально двусоставные предложения (независимо от слитного или раздельного написания предикатов), они семантически односоставны в том смысле, что выражаемые ими сообщения не являются в полном смысле двучленными. Ca готлу «душа сжимается, сокращается» и саготлу «скучно, скучается» в семантическом плане разошлись, однако здесь (как и в других подобных случаях) мы имеем лишь употребление соответ-ствующих глаголов в переносном значении, не прямо мотивируемом значениями исходных слов; это не десе-мантизация, позволяющая говорить об отсутствии какого-либо указания на субъект, как это свойственно формально двусоставным и семантически односоставным предложениям типа немецк. Es regnet и франц. Il pleut или формально и семантически односоставным предложениям типа русск. Дождит. В таком случае «суженная» ядерная структура-I, обозначенная А.И. Халидовым как [S]-P-[P] - это формально двусоставное предложение, в семантическом плане тяготеющее к односоставным, отличающееся от предложений со свободными в употреблении субъектами и предикатами, таких, как Хьа бер делх «Твой ребенок плачет». Сюда примыкают ингушские эквиваленты приведенным немецким и французским примерам, типа Дог1а до-аг!а «Дождь идет».

В реферируемой главе рассмотрены и другие вопросы, связанные с отражением в синтаксическом строе ингушского языка общих и типических черт построения и членения предложения. Среди них следует выделить вопрос о структуре предикативного ядра (правомерности включения в него третьего главного члена - прямого дополнения). Изложив точки зрения разных авторов, мы поддержали здесь мнение А.И. Халидова о том, что и в нахских, и вообще в эргативных языках предикативную основу предложения составляют все-таки только подлежащее и сказуемое, оснований для отрицания универсальной двучленной структуры предложения, даже при известных особенностях прямого дополнения, у нас нет. В ингушском языке согласование глагола-сказуемого с прямым дополнением в переходных конструкциях выдерживается, как известно, последовательнее, чем в чеченском или бац-бийском (вследствие развития в нем отражения класса субъекта в непереходном и класса объекта в переходном предложении не только префиксальным, но и постфиксальным экспонентом), но даже это не дает оснований считать прямое дополнение главным членом. Одного факта согласования для этого недостаточно, хотя бы потому, что член предложения - понятие функционально-синтаксическое, а в этом смысле прямое дополнение в тех же кавказских и, скажем, индоевропейских языках существенно не отличаются.

В контексте проявления в ингушском языке общих и типических черт структуры предложения в этой главе рассмотрено и деление предложений на односоставные и двусоставные. Выявлено, в частности, что в ингушском языке, как и в чеченском, существуют формально и семантически односоставные предложения с глагольными предикатами, составленными не из су-

ществиТельного и глагола, а из прилагательного и глагола (баъдъерза, сийнъ-яла, к!аьдъяла, шеръела). А.И. Халидов отмечает в ряде своих работ, что в вайнахских языках безличный тип предложения представлен главным образом конструкциями с предикатом, выраженным безличным предикативом, или словом категории состояния: (Ща) чохь бодане ду «Дома темно есть» (доел.). Есть все основания полагать, что подобные предложения (и соответственно слова категории состояния, безличные предикативы) необходимо выделять и в ингушском языке, поскольку всем случаям, рассматриваемым А.И. Халидовым в чеченском языке, мы находим соответствия в ингушском: Ц1аг1абаъдеяищ>.

Проведенный анализ показал, что в шпушском языке, как и в чеченском, есть определенные ограничения для употребления односоставных предложений. В обоих языках, как известно, нет грамматической категории лица, а это значит, нет возможности отражения лица субъекта в структуре глагола. Вследствие этого все три типа личных односоставных предложений, в принципе наличествующие в языке, ограничены своим употреблением ситуативной диалогической речью. Вместе с тем под влиянием языка русской художественной литературы в ингушском языке расширилась сфера употребления и личных односоставных предложений: определенно-личные предложения особенно часто встречаются, скажем, в ингушской поэзии. То, что в ингушском языке при наличии субъекта в принципе обязательно присутствие предиката, хотя бы в виде вспомогательного глагола, ограничивает распространение в ингушском языке иных типов номинативных предложений, кроме вокативных, но и здесь под влиянием русской литературы в письменной художественнной речи уже используются практически все разновидности номинативных предложений, кроме полупредикативных.

Исследование синтаксических единиц в ингушском языке в типологическом аспекте убеждает, что языковедам, изучающим ингушский язык и другие кавказские языки, давно пора активизировать типологическое изучение собственных языков, отказаться, с одной стороны, от традиции «переводного синтаксиса», с другой - не замыкаться в своем конкретном языке и рассматривать его единицы и явления на фоне как можно большего количества языков. Игнорирование универсальных признаков предложения часто приводит к тому, что языковеды преувеличивают специфичность исследуемого языка, придают ему такие качества, какими он на самом деле не обладает в той высокой степени, какую они ему приписывают.

В главе Ш «Осложнение структуры простого предложения» рассмотрены все случаи структурного, а также семантического осложения простого предложения. Важность этой главы в том, что одна из проблем и теории ингушского языка, и практики обучения ингушскому языку связана с осложнением простого предложения и особенно с теми элементами, которые грамматическая традиция выводит за структуру предложения, несмотря на явное влияние этих элементов на семантику и модальность предложения.

Отказывая вводным словам, словосочетаниям и предложениям, обращениям и т.д. в функции члена предложения и вместе с тем вводя их в число осложнителей предложения, грамматика противоречит сама себе. Если такие элементы осложняют предложение, то, видимо, они осложняют его структуру, а если осложняют структуру, то соответственно, являются и членами предложения. Структура предложения не может быть осложнена иначе, как элементами, которые входят в неё на правах членов предложения. С другой стороны, если не считать имеющиеся в виду слова и их сочетания с членами предложения, логично вывести их из числа средств, осложняющих структуру предложения. Но тогда встаёт проблема выяснения места подобных элементов в предложении и в высказывании: они реально присутствуют в них и существенно влияют на смысл и интонационное оформление предложения, но в то же время не входят в его состав?

Приемлемое решение этой проблемы, видимо, только в том, чтобы допустить, что членом предложения может быть и элемент, не связанный с какой-либо его частью формально, но имеющий все признаки смысловой и интонационной связи с предложением или его частью. В этом случае члены предложения должны быть разделены на два вида: 1) оформленные члены предложения те, которые вошли в состав предложения, войдя с ним или его частью в смысловую, интонационную, экспрессивную и формально-грамматическую (морфологизованную) связь; 2) включённые члены предложения — те, которые вошли в состав предложения, войдя с ним или его частью в смысловую, интонационную и экспрессивную связь и не имеющие признаков морфологизации этих связей. К включённым членам предложения относятся вышеназванные слова и группы слов: а) обращения, представляющие обозначения лиц, к которым обращено высказывание; б) вводные слова, словосочетания, вводные предложения, выражающие оценки высказываемого в предложении; в) междометия, выражающие эмоциональную окраску предложения. В работе нами достаточно детально рассмотрены все эти включенные члены предложения. Включенные члены предложения также являются осложнителями простого предложения, но, скорее всего, для дифференциации осложнения оформленного и включенного нужно различать понятия «осложнение структуры предложения» и «семантическое и модальное осложнение».

В этой главе нами также детально рассмотрены практически все оформленные члены, осложняющие предложения, кроме однородных членов, не вызывающих особых вопросов ни в лингвистике, ни в практике обучения. Обособленные члены предложения, в качестве которых очень часто выступают разного рода обороты (причастные, деепричастные, масдарные, глагольно-обстоятельственные), вызывают особый интерес, поскольку предложения с такими компонентами стоят на периферии между простыми предложениями и предложениями сложными. Проведенный анализ убедил нас, что первые три типа оборотов действительно являются членами пред-

ложения, обособляемыми или необособляемыми при соответствующих условиях, но так называемые глагольно-обстоятельственные обороты вряд ли можно считать членами предложения, а включающие их предложения -простыми. Тщательно проанализировав и «глагольно-обстоятельственные формы», и «глагольно-обстоятельственные обороты», мы пришли к выводу, что в большинстве случаев глагольно-обстоятельственные «обороты» формируют придаточные предложения - времени, причины, цели и т.д. Дополнительным аргументом в пользу нашего такого вывода является анализ одного из структурно-семантических подтипов таких предложений у Л.Д. Мальсаговой (Мальсагова 1998), убедительно показавшей, что глагольные «формы» со значением условия обычно формируют придаточные условия. Таким образом, можно говорить о наличии в ингушском языке (а следовательно, и в чеченском) особого способа маркировки связи между частями сложноподчиненного предложения, не требующего использования союзных средств. Вместе с тем, в редких случаях отсутствия у обстоятельственной формы глагола своего субъекта, не общего с основным глаголом, мы имеем член предложения - обстоятельство.

Наши наблюдения и выводы, содержащиеся в главе III, в практическом отношении в первую очередь важны потому, что в ингушской грамматике до сих пор есть серьезные проблемы, связанные с пунктуацией. Каких-то четких, ясно сформулированных правил постановки знаков нет, и это затрудняет обучение ингушскому языку и вызывает затруднения у пишущих на ингушском языке. Например, сложившаяся традиция не упорядочила использование знаков препинания в случаях осложнения предложения с обращениями (обращения, скажем, не всегда отделяются запятой или иным знаком от остальной части предложения) или однородными членами предложения с перечислительной интонацией (иногда не ставятся знаки даже между тремя и более следующими один за другими однородными членами), а это и создает проблемы с обучением ингушскому языку в сооветствующей части, й не дает возможности выяснить роль подобных осложняющих элементов в структуре предложения ингушского языка.

Глава IV «Коммуникативная расчлененность предложения, порядок слов и его роль в формировании синтаксических единиц в ингушском языке» посвящена выяснению роли порядка следования компонентов синтаксических структур с точки зрения его влияния не только на их коммуникативную, но и конструктивную устроенность. В лингвистической литературе роль словопорядка в предложении ингушского языка до сих пор не определена, а порядок размещения слов (членов предложения) оказывается, как выясняется, важным не только для коммуникативного, но и конструктивного устройствыа предложения. От словопорядка зависят существенные черты грамматического строя языка и порядок расположения компонентов связан со структурной организацией предложения.

В некоторых научных работах на материале нахских языков утверждается, что роль словопорядка в предложении не играет существенной роли в структурной организации предложения (Оздоев И.А., Чапанов О.И. и др.) На самом деле порядок слов оказывается очень важным фактором, имеющим значение для различения синтаксических единиц: словосочетаний и предложений, для дифференциации членов предложения, в целом для синтаксического строя нахских языков.

В ингушском языке, как в чеченском и во множестве других иберийско-кавказских языков, структуроопределяющая функция порядка слов распространяется только на те члены синтаксической временной парадигмы, в которых глагольное сказуемое является грамматическим омонимом инфинит-ных «глаголов»-причастий: Михо гаьнаш эгаю «Ветер деревья качает» (предложение) - михо эгаю гаьнаш «ветром качаемые деревья» (словосочетание). Грамматическая функция словопорядка связана не столько с самим ближайшим объектом, сколько с характером самого глагола, который из-за своей омонимичности причастиям в форме настоящего времени избегает предобъектной позиции, которая превращает его из сказуемого в причастно оформленное определение эгаю гаьнаш «качаемые деревья». В чеченском языке такая омонимичность возникает также у глагола прошедшего совершенного времени и причастия: Вахас книга ешна - Вахас ешна книга. В ингушском языке из временных форм спрягаемого глагола причастиям омонимична только форма настоящего времени, поэтому, соответственно, порядок слов в ингушском оказывается релевантным только для различения причастий и глаголов в настоящем времени. В прошедшем совершенном времени омонимичность теряется из-за того, что в ингушском языке в этой временной форме любой глагол приобретает классный показатель, полученный из слившегося с глаголом вспомогательного глагола (верзаваь ва -верзаваьв, аьнна да — аъннад, кхехкадаь да — кхехкадаьд), а причастие такого показателя не имеет: саг верзаваьв — верзаваь саг. При этом различие между спрягаемым глаголом прошедшего совершенного времени и причастием прошедшего времени этим не ограничивается: конечный аь (или другой гласный в ауслаует) в причастии долгий. Следовательно, релевантность словопорядка при различении спрягаемых глаголов и причастий в ингушском языке ограничивается формой настоящего времени, тогда как в чеченском она распространяется и на прошедшее совершенное.

Порядок слов оказывается релевантным не только в переходных, но и в непереходных конструкциях предложения. Это относится к нераспространенным и распространенным предложениям: Воша воаг1а «брат идет» - во-аг1а воша «идущий брат»; Тха воша селхана Москвера ц1акхаъчав «Наш брат вчера из Москвы прибыл» - селхан Москвера ц1акхаьча тха воша «Вчера из Москвы прибывший наш брат». При этом и здесь релевантность порядка слов ограничена стилистически нейтральным (нормальным) порядком слов, изменение порядка слов, выполняющее коммуникативную (актуа-

лизирующую один из членов предложения) функцию, к структурным изменениям не приводит: Селхан (рема) Москвера ц1акхаъча тха воша (тема) -Селхан Москвера (рема) ц1акхаъча тха воша (тема).

Подчеркивание релевантности порядка слов для непереходных конструкций предложения ингушского и других нахских языков очень важно.

Проведенный нами анализ языкового материала на предмет выяснения роли словопорядка в коммуникативном устройстве предложения показал, что здесь в целом действуют те же факторы, которые обусловливают коммуникативное членение предложения в других языках, и есть определенные ограничения, связанные со структурными признаками ишушского и в целом нахского предложения.

В главе V «Развернутые члены предложения» рассмотрен следующий важный вопрос, требующий своего основательного рассмотрения на материале ингушского языка, который до настоящего времени на этом материале не рассматривался, - это вопрос о так называемых «развернутых членах предложения». В настоящей главе эти особые обороты нами проанализированы подробно.

Анализ материала показал, что развернутые члены предложения представляют собой явление, когда предложение осложняется семантико-синтаксически, но само такое осложнение рассматривается совершенно независимо от понятия обособления. С осложнением предложения обособляемыми членами «развернутые члены» роднит то, что в обоих случаях в предложении создается ситуация пропозиции, связанная с употреблением полупредикативных элементов. Употребление именно необособленных пропозициональных элементов связано с тем, что создание в предложении комплекса с неполной предикацией, в основе которого лежат слова с большой «синтаксической ёмкостью», служат средством компактного грамматического выражения. Подобные элементы получили широкое распространение в кавказских языках. В ингушском языке, как мы убедились, очень часто встречается такое распространение членов предложения.

Развернутые члены предложения в ингушском языке так же, как в чеченском и других, семантико-синтаксически осложняют предложение, но с формально-синтаксической точки зрения предложение остается неослож-ненным, поскольку ни интонационных, ни пунктационных признаков осложнения нет.

Развернутые члены предложения бывают часто выражены разными фразеологическими сочетаниями: Говрах дата цавихьар нуврах лийтав «С лошадью подраться боявшийся с седлом дрался» (доел.). В этом предложении развернутое подлежащее выражено фразеологическим сочетанием, необособленным, употребленным в препозиции.

И в теоретическом, и в практическом отношении очень важно исследование синтаксиса ингушского простого предложения в плане проявления в

нем синкретичности членов предложения. Это явление рассмотрено нами в главе VI «Синкретичность членов предложения в ингушском языке».

Явления синкретичности в синтаксисе представлено шире (оно охватывает, скажем, и проблемы разграничения типов предложения, типов придаточных предложения в структуре сложноподчиненного и т.д.), но особенно широко распространены на уровне разграничения членов предложения, и это главная проблема преподавателей ингушского языка.

Многозначность (или многофункциональность) не затрагивает в ингушском языке, как, в принципе, в любом другом, главные члены предложения - подлежащее и сказуемое. Синкретизм затрагивает все второстепенные члены предложения. В первую очередь он проявляется в том, что одни и те же по своей внешней форме словоформы идентифицируемы и с определением, и с дополнением. Синкретичность - возможность неоднозначной интерпретации тех или иных единиц, конструкций - требует, чтобы языковеды сформулировали четкие критерии и правила, которые позволяют сделать правильный выбор при грамматическом анализе.

Подобный синкретизм наблюдается с относительными прилагательными и именами существительными родительного падежа. Они бывают омонимичны и употребляются только в «прилагательной» позиции: Веший во1 дукха вгзар сона «Брата сына очень любил я». Словоформа веший во1 при анализе хъанЧ (чей?)- веший в родительном падеже, который может функционировать как несогласованное определение, и хъан1- кого?- веший можно считать и косвенным дополнением.

Представляет большой интерес возможная синкретичность функций определения и обстоятельства в случаях употребления относительных прилагательных со значением места (происхождение, пребывание) и времени. Синтаксическая функция прилагательных со значением места происхождения или проживания типа лоамара саг, Яндарера школа, гаънара ц1ог1а имеют грамматические омонимы в сфере существительных, все эти прилагательные по происхождению являются формой I исходного (местного) падежа имен существительных.

В контексте синкретизма можно рассматривать синтаксическую функцию прилагательных со значением времени: ахканарай овхал, 1айнара ше-яал, таханара ди, 1уйранара тхир. Это атрибутивные словоформы, которые являются определениями, хотя они могут вызвать затруднения при анализе, связанные с обозначением в них времени, так как могут быть ассоциации с обстоятельством места или времени. Ничего нет удивительного, что в синтаксических разборах не всегда могут определить, каким членом является такая словоформа в предложении: Лоамара кьоаной баг1а букарбийрза уй-лашка а баха «Горские старцы сидят сгорбившись, в души уйдя» (доел.). Относительно таких форм всегда возникает вопрос: определение или обстоятельство? Для специалиста-языковеда здесь нет ничего сложного. Обстоятельствами места такие словоформы могут быть, если они зависят от

глагола: Уж къоаной лоамара баьхкаб «Эти старики с гор приехали». Здесь «лоамара» является обстоятельством места, а в первом предложении в «лоамара къоаной» является определением, потому что «лоамара» является относительным прилагательным, характеризующим определяемый предмет по месту проживания.

Проблема синкретизма снимается, если это словосочетание поставить в косвенный падеж, так как меняет свою форму только определение: лоамар-ча къоаной, лоамарча къоапошта и т.д. В косвенных падежах появляется окончание -ча, такое окончание присуще прилагательному.

В главе VII «Категория залога и залоговые отношения в синтаксических конструкциях ингушского языка» поднимается проблема, которая стала привлекать к себе внимание ингушских исследователей лишь в последнее время, при этом удовлетворительного решения проблемы нет до сих пор. Это и сложная, и одна из самых интересных проблем, имеющих непосредственное отношение к синтаксису, хотя еще не преодолена традиция ее рассмотрения только в морфологии.

По целому ряду причин не согласившись с одиннадцатизалоговой системой, предложенной Т.Н. Дешериевой, мы пришли к выводу, что к ингушскому языку применима та, которую на материале чеченского языка разработал А.И. Халидов. В соответствии с концепцией А.И. Халидова залог в чеченском языке (и в ингушском соответственно) представляет два синтаксических залога (актив и пассив) и две морфологические формы выражения пассива (инфинитная и финитная, или модальная и немодальная). Такая система залогов является более предпочтительной, чем одиннадцатизаголо-вая система, она соответствует представлениям о залоге и залоговых преобразованиях, сложившимся в современной лингвистической науке в первую очередь благодаря многолетней работе, которую в этом направлении провела ленинградская-петербургская типологаческая школа А.А. Холодовича. Проведенный в рамках этой концепции анализ залоговой корреляции глаголов и конструкций предложений привел нас к выводу, что сам глагол, на базе которого осуществляются залоговые преобразования, заслуживает большего внимания к своей семантической и грамматической природе, чем оно уделяется им до сих пор. Нельзя не согласиться с тем, что залог и в вайнах-ских языках, и во многих других не является собственно морфологической категорией одного глагола, а является категорией морфолого-синтаксической, но сама морфология глагола здесь играет весьма существенную роль.

Залоговое оформление стоит в прямой связи со значением субъекта и объекта в предложении ингушского языка, соответственно, строй предложения может передавать деление на активность и пассивность действия и решающая роль принадлежит глагольному значению переходности действия. Глагол в залоговых языках с целью передачи актива и пассива должен менять свою форму, но иногда этот глагол не изменяется вообще, и тогда

можно говорить об отсутствии грамматически выраженной категории залога. В ингушском языке, с точки зрения Н.М. Барахоевой, выраженной в одной из статей (Барахоева 2001), залоговая корреляция не заложена в формах глагола, следовательно, в нем нет и залогов. Но тогда залогов нет в большинстве языков мира, в которых он на самом деле исследователями выделяется, в том числе и в русском, поскольку языков, в которых в рамках одного только спрягаемого глагола были бы грамматически коррелированы действительный и страдательный залоги, очень мало. Залог в ингушском языке, безусловно, есть, и в этом убедилась и сама Н.М. Барахоева, выделившая в докторской диссертации даже не три, а четыре залога (Барахоева 2011).

В заключении подведены итоги, определены перспективы дальнейшего изучения проблем, ставших предметом диссертационного исследования.

Основные положения диссертационного исследования изложены в следующих публикациях автора:

Статьи:

Публикации в периодических научных изданиях, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией Министерства образования и науки Российской Федерации:

1. Развернутые члены предложения в ингушском языке. // Вестник Российской Академии образования. 2011. № 2. СС. 46-49.

Публикации в иных изданиях:

2. Простое предложение, обособленное масдарным оборотом, в ингушском языке. - Рукопись депонирована в ИНИОН АН СССР за № 280153. М„ 1987.12 с.

3. К вопросу о причастных, деепричастных и масдарных оборотах в ингушском языке. // Вопросы синтаксиса вайнахских языков. Грозный, 1991. С. 61-67.

4. Место инфинитивных оборотов в синтаксисе ингушского языка. // Сборник тезисов научно-практической конференции ИнгГУ «Вузовское образование и наука» (г. Магас, 25 апреля 2002). Магас, 2002. С. 5-7.

5. Особенности изучения пунктуации в ингушском языке. // Сборник научных трудов ИнгГУ, № 2. Нальчик, 2004. С. 150-158.

6. Структурные признаки сложных предложений в ингушском языке в сопоставлении с русским языком. // «Научный вестник ИнгГУ» (1-2). Магас, 2006. С. 57-63.

7. Восклицательные и междометные предложения в ингушском языке. // Научный вестник ИнгГУ (1-2). Магас, 2007. С. 94-97.

8. Синкретичность членов простого предложения в ингушском языке. // Материалы Всероссийской научной конференции «Вопросы кавказского языкознания». Вып. 4. Махачкала, 2011. С. 52-57.

9. Проблемы определения ингушского текста как объекта лингвистического анализа. // Сборник научных трудов ИнгГУ, Вып. 5. Магас, 2007. С. 343-354.

Учебники, учебные пособия, научно-методические и учебно-методические издания:

10. Методическая разработка с контрольными заданиями по ингушскому языку для абитуриентов и слушателей заочных подготовительных курсов. Чечено-Ингушское книжное издательство. Грозный, 1982.19 с.

11. Практикум ингушского языка. Для студентов педучилищ. Учебное пособие Чечено-Ингушское книжное издательство. Грозный, 1988. 160 с.

12. Сборник упражнений по синтаксису ингушского языка. Магас, «Сердало», 2008.100 с.

13. Г1алг1ай мотт. Учебник для студентов 1-го курса. Магас, «Сердало», 2009. 220 с,

Подписано в печать 01.11.2011 г. Формат 60x90 1/6 Бумага офисная. Печать-ризография. Тираж 100 экз.

Издательство Чеченского государственного университета Адрес: 364037 ЧР, г. Грозный, ул. Киевская, 33.

Текст диссертации на тему "Актуальные вопросы синтаксиса ингушского простого предложения"

61 12-10/173

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ ЧЕЧЕНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ

На правах рукописи

Гандалоева Асет Закреевна

АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ СИНТАКСИСА ИНГУШСКОГО

ПРОСТОГО ПРЕДЛОЖЕНИЯ

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук 10.02.02. - Языки народов Российской Федерации (ингушский язык)

Научный руководитель -доктор филологических наук, профессор Халидов А.И.

Грозный - 2011

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ...............................................................................................................5

ГЛАВА I. ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ ПРОСТОГО ПРЕДЛОЖЕНИЯ В

НАХСКИХ ЯЗЫКАХ............................................................................................19

ГЛАВА II. УНИВЕРСАЛЬНЫЕ И ТИПИЧЕСКИЕ (ОБЩЕКАВКАЗСКИЕ)

ПРИЗНАКИ СТРУКТУРЫ ИНГУШСКОГО ПРЕДЛОЖЕНИЯ......................28

§ 1. Лингвистические универсалии, лингвистическая типология и их роль в

исследовании конкретных языков.......................................................................28

§ 2. О конструкциях предложения в ингушском языке с точки зрения

отражения в них общих и типических черт синтаксического строя языка.....32

§ 3. Конструктивное членение предложения в ингушском языке...................38

§ 3.1. Вопрос о членах предложения и структуре предикативной основы.....38

§ 3.2. Главные члены предложения.....................................................................45

§ 3.3. Второстепенные члены предложения.......................................................54

§ 3.3.1. Дополнения...............................................................................................55

§ 3.3.2. Обстоятельства.........................................................................................63

§ 3.3.3. Определения.............................................................................................65

§ 4. Односоставные предложения........................................................................70

§ 4.1. Безличные предложения.............................................................................70

§ 4.2. Личные дносоставные предложения.........................................................72

§ 4.3. Номинативные предложения.....................................................................73

§ 4.3.1. Бытийные предложения, или экзистенциальные, описательные........74

§ 4.3.2. Вокативные предложения........................................................................74

§ 4.3.3. Полупредикативные предложения.........................................................74

§ 4.3.4. Назывные предложения...........................................................................75

§ 4.3.5. Именительные представления и темы...................................................75

ГЛАВА III. ОСЛОЖНЕНИЕ СТРУКТУРЫ ПРОСТОГО ПРЕДЛОЖЕНИЯ . 76 § 1. Осложнение простого предложения словами или группой слов, грамматически не связанных с членами предложения.....................................76

§1.1. Проблема определения места «не членов» предложения в его структуре

.................................................................................................................................76

§ 1.2. «Включенные члены предложения».........................................................79

§ 1.2.1. Обращения................................................................................................79

§ 1.2.2. Вводные слова и словочетания...............................................................82

§ 1.2.3. Междометия и их место в предложении................................................86

§ 2. «Оформленные» обособленные члены предложения»...............................91

§ 2.1. Обособленные члены предложения (обороты) и придаточные

предложения: проблема разграничения..............................................................92

§ 2.2. Причастный оборот.....................................................................................97

§ 2.3. Деепричастный оборот и его синтаксические функции. Место деепричастных оборотов в структуре простого предложения ингушского

языка.....................................................................................................................100

§ 2.4. Масдарный оборот, его синтаксические функции. Место масдарного

оборота в структуре простого предложения....................................................102

§ 2.5. Глагольно-обстоятельственный «оборот», его синтаксические функции,

место и выражение в предложении ингушского языка...................................105

ГЛАВА IV. КОММУНИКАТИВНАЯ РАСЧЛЕНЕННОСТЬ ПРЕДЛОЖЕНИЯ, ПОРЯДОК СЛОВ И ЕГО РОЛЬ В ФОРМИРОВАНИИ

СИНТАКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ В ИНГУШСКОМ ПРЕДЛОЖЕНИИ........112

ГЛАВА V. РАЗВЕРНУТЫЕ ЧЛЕНЫ ПРЕДЛОЖЕНИЯ................................131

ГЛАВА VI. СИНКРЕТИЧНОСТЬ ЧЛЕНОВ ПРЕДЛОЖЕНИЯ В

ИНГУШСКОМ ЯЗЫКЕ......................................................................................139

§ 1. Двойные семантические связи и отношения многозначных (или

многофункциональных) членов предложения.................................................139

§ 2. Соотношение формы и содержания у синкретичных членов предложения

...............................................................................................................................143

§ 3. Синкретичные члены предложения ингушского языка...........................147

ГЛАВА VII. КАТЕГОРИЯ ЗАЛОГА И ЗАЛОГОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ В СИНТАКСИЧЕСКИХ КОНСТРУКЦИЯХ ИНГУШСКОГО ЯЗЫКА...........155

§ 1. Залог и залоговые преобразования как теоретическая проблема...........155

§ 2. Залог в ингушском языке.............................................................................158

ЗАКЛЮЧЕНИЕ...................................................................................................169

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА (УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ):.....183

СЛОВАРИ............................................................................................................198

ИСТОЧНИКИ......................................................................................................199

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность исследования обусловлена тем, что, несмотря на существование достаточно большого количества публикаций по синтаксису, в том числе монографических исследований, в нахском языкознании до сих пор остаются малоисследованные проблемы, связанные с грамматической природой и простого, и сложного предложений, и в особенности это касается синтаксиса ингушского языка. Специальная литература по данной проблематике в ингушском языке представлена только отдельными статьями И.А. Оздоева, Ф.Г. Оздоевой, Л.Д. Мальсаговой и монографией З.М. Баркинхоевой и Х.Р. Хайровой, посвященной конструкциям простого предложения и сложноподчиненному предложению ингушского языка (Баркинхоева, Хайрова 2007), состоящей из объединенных в одну совместную монографию диссертаций авторов - диссертации по простому предложению (З.М. Баркинхоева) и диссертации по сложному предложению (Х.Р. Хайрова). В этих работах подвергаются анализу структура предложения и компоненты предложения, дается классификация предложений ингушского языка, но обращается мало внимания на такие вопросы, как осложнение предложения, синкретичные члены предложения, развернутые члены предложения, роль порядка слов в структурной организации предложения и в его коммуникативном членении, система залогов и залоговые преобразования. Поэтому мы сочли необходимым и важным в качестве предмета исследования в своей работе выбрать именно эти проблемы.

Объектом диссертационного исследования является синтаксис простого предложения ингушского языка.

Научную новизну работы мы видим в том, что синтаксис ингушского простого предложения в целом ряде аспектов, обозначенных выше, не исследовался до настоящего времени. Вышеупомянутая работа Н.Ф. Яковлева, где характеризуется синтаксис ингушского языка, во многом устарела, к тому же в ней немало не соответствующих реалиям самого ингушского языка положений и интерпретаций тех или иных языковых единиц, явлений. Больше

других ингушских языковедов занимавшийся вопросами синтаксиса ингушского языка И.А. Оздоев издал ряд работ, в которых характеризует синтаксис простого предложения и синтаксис сложноподчиненного предложения. Но эти работы тоже во многом устарели, в них нет исчерпывающего системного изложения всех вопросов синтаксиса простого предложения ингушского языка, особенно связанных с теми синтаксическими явлениями и единицами, которые избраны в качестве основных объектов исследования в настоящей работе. Монографии А.И. Халидова полностью посвящены структуре и семантике простого предложения в нахских языках, в частности - в чеченском языке. Многие ее положения и выводы имеют отношение и к структурно-семантическим особенностям ингушского предложения, поэтому, исследуя простое предложение в ингушском языке, мы руководствовались основными положениями, изложенными в его названных работах.

Исследование этих вопросов может быть результативным только в том случае, если, с одной стороны, будет проводиться с учетом тех данных, которые получены исследователями на материале других языков, в том числе и нахских. До сих пор в исследовании грамматического строя кавказских языков типологический подход явно не был определяющим, хотя такая традиция, заложенная И.И. Мещаниновым, Г.А. Климовым и нек. др., существовала. Но в последние годы типологические исследования, в особенности в области синтаксиса, активизировались, и здесь нужно отметить ряд книг (Ха-лидов 2003; 2004,) и статей проф. А.И. Халидова (Халидов 1986; 20042; 2006; 2007 и др.), в которых поднимаются и решаются проблемы синтаксиса всех трех нахских языков с учетом отражения в них общих и типических (в первую очередь типических кавказских) черт. Действительно, одной из важнейших задач изучения кавказских языков является типологическое описание их синтаксического строя, без этого сложно (если это возможно вообще) проводить само исследование и описание конкретных языков народов Кавказа. При этом типология основных моделей предложения всегда занимала одно

из ведущих мест в исследованиях по синтаксису языков различных типов, в том числе и кавказских.

В целом основные вопросы структуры и классификации предложений нахских языков, в том числе ингушского языка, удовлетворительно рассмотрены. Целый ряд вопросов, связанных со структурой простого предложения, поднимался в монографиях по синтаксису ингушского и чеченского языков Н.Ф. Яковлева (Яковлев 2001; Яковлев 1940). В этом ряду необходимо назвать также работы Ю.Д. Дешериева (Дешериев 1953; 1957; 1963), М.И. Папанова (Чапанов 1962), И.А. Оздоева (Оздоев 1964; 1981; 1982), Т.И. Деше-риевой (Дешериева 1985) - исследователей, которые ввели в научный оборот большой фактический материал и теоретически осмыслили его; эти работы имеют особую научную ценность для решения вопроса эргативной конструкции предложения в ингушском, чеченском и бацбийском (цова-тушинском) языках.

«Синтаксис ингушского литературного языка» Н.Ф. Яковлева (переиздан в 2001 году) является единственным фундаментальным трудом, где в полном объеме изложены все основные проблемы ингушского синтаксиса. Это наиболее объемный труд по синтаксису ингушского языка, который, при всех своих недостатках, отмеченных впоследствии многими авторами, остается лучшим из того, что было написано о синтаксическом строе ингушского языка. Приступая к изложению основного содержания своего труда, Н.Ф. Яковлев начал со следующего важного заявления: «Вопреки утверждениям всякого рода маловеров и ликвидаторов в области языкового строительства, факты чеченского, ингушского синтаксиса еще раз с несомненностью доказывают, что все национальные языки Советского Союза, в том числе и чеченский и ингушский языки, обладают достаточным богатством и разнообразием, гибкостью и красотой форм, чтобы полностью обеспечить передачу тончайших оттенков мысли... способствовать цветущему росту оригинальной национальной литературы на этих языках» (Яковлев 1940, 2001, с. 6).

Профессор Н.Ф. Яковлев сделал все возможное для описания грамматического строя формирующегося литературного ингушского языка, но, конечно, он не мог исчерпать все проблемы и преодолеть все трудности научного описания языка, предпринимавшегося в таком объеме и в таком виде в принципе впервые: осталось много нерешенных вопросов; не все интерпретации синтаксических явлений и единиц соответствуют реальному синтаксическому строю нахских языков, где до сих пор постулируются созданные или упроченные Н.Ф. Яковлевым теории и концепции, неукоснительное следование которым многих языковедов тормозит и сейчас дальнейшее развитие исследований в этой области. При всей своей важности и значимости труды Н.Ф. Яковлева и некоторых его современников привели к тому, что синтаксис нахских и других кавказских языков оказался по сути «переводным», основанным на анализе синтаксических структур не самих этих языков, а их переводов на русский язык.

Не удовлетворенный синтаксическими исследованиями в области кавказских языков, A.C. Чикобава писал, что нельзя мириться с положением, когда грамматики иберийско-кавказских языков строятся исходя из грамматики языков индоевропейских (в первую очередь русского), в результате чего «синтаксис простого и сложного предложения и теперь переводный» (Чикобава 1963, с. 101).

Справедливость этого замечания относится в разной степени и к тем работам по синтаксису нахских языков, которые были опубликованы в последующие годы, в т.ч. к работам H.A. Оздоева и Я.У. Эсхаджиева, не до конца преодолевших традицию «переводного синтаксиса», и И.Ю. Алироева, во многом повторившего яковлевскую характеристику синтаксического строя нахских языков, и нек. др.

Характеристика синтаксического строя ингушского языка содержится и в соответствующих разделах коллективных монографических трудов, посвященных описанию языков мира, в том числе языков кавказских. Так, Ю.Д. Дешериев и Т.И. Дешериева издали очерк ингушского языка в коллективном

труде «Языки мира», где, в частности, отмечается: «Ингушский язык является эргативным с ярко выраженной тенденцией к номинативизации. Для него наиболее характерны синтаксические конструкции: эргативная, номинативная, аффективная» (Дешериев, Дешериева 1999, с. 195).

Эргативная конструкция предложения и ингушского языка, и в целом нахских языков по сравнению с остальными конструкциями изучена наиболее детально. Исследованию этой конструкции было посвящено множество работ, среди которых в первую очередь следует назвать монографии по теории эргативности И.И. Мещанинова, Г.А. Климова, специально посвященную особенностям функционирования эргативной конструкции в иберийско-кавказских языках работу A.C. Чикобава (Чикобава 19422).

Ведущую роль в формировании структуры простого предложения играют субъектно-объектные отношения, которые имеют особое значение для синтаксиса в целом: «Субъектно-объектные отношения являются одной из самых универсальных категорий языка, поскольку они связаны с выражением в языке универсальнейших категорий человеческой мысли» (Гецадзе, Гайдарова 1982, с. 154).

Аффективная модель предложения в типологическом аспекте рассматривается в работе М.Е. Алексеева (Алексеев 1984) - с привлечением целого ряда языков с опорой на материал языков лезгинских. Как правило, аффективная модель иллюстрируется дативной конструкцией, специальные работы, посвященные генитивной и локативной конструкциям, в кавказоведении не представлены. Видимо, потому, что в этих конструкциях предикат также выражает обычно «аффективную» семантику и они рассматриваются в одном контексте с дативными.

Необходимость отказа от устаревших и в своем большинстве неверных установок и интерпретаций в описании и исследовании синтаксиса чеченского и других языков народов Кавказа декларировалась многими лингвистами, но реальный результативный шаг в этом направлении сделал, пожалуй, только А.И. Халидов - в своей докторской диссертации (Халидов 1999) и после-

довавшей за ней монографии (Халидов 20042). Это заставило нас во многом по-иному взглянуть на структуру и семантику простого предложения в нахских языках.

В монографии А.И. Халидова «Типологический синтаксис чеченского простого предложения» выдвигается целый ряд новых для нахского языкознания положений, в ней предлагаются не противоречащие общеграмматическим принципам и законам и в то же время адекватные самому чеченскому языку подходы и критерии анализа простых и сложных предложений, которые, в силу близкоструктурности чеченского и ингушского языков, вполне приложимы и к ингушскому языку. В этой и других своих работах он отрицает множественность конструкций предложения, определяемых по падежу подлежащего (грамматического субъекта), и находит аргументы в пользу отнесения дативной, генитивной и локативной «конструкций предложения» к номинативной.

В своей работе мы руководствуемся основными положениями, изложенными в названных и других работах А.И. Халидова. Представляются совершенно обоснованными следующие положения, которые, безусловно, необходимо развивать и применительно к ингушскому языку:

1. Отрицание множественности конструкций предложения в нахских и других кавказских языках и отстаивание двух конструкций, определяемых по форме грамматического субъекта: а) эргативной конструкции переходного предложения и б) номинативной конструкции предложения непереходного с простым глагольным и неглагольным сказуемым, предложения переходного с составным и сложным глагольным сказуемым.

2. Оппонирование постулируемого многими и сейчас в кавказском языкознании положения о трехсоставности эргативной конструкции, в качестве главных членов которой, кроме подлежащего и сказуемого, выделяют также прямое дополнение; утверждение, что, несмотря на известные особенности построения предложений и валентностных свойств их компоне