Амбивалентная языковая личность

Котова, Нина Сергеевна

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Амбивалентная языковая личность

Год: 2008
Автор научной работы: Котова, Нина Сергеевна
Ученая cтепень: доктора филологических наук
Место защиты диссертации: Ростов-на-Дону
Код cпециальности ВАК: 10.02.01

Диссертация по филологии на тему 'Амбивалентная языковая личность'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Амбивалентная языковая личность"

На правах рукописи

003453417

КОТОВА Нина Сергеевна

АМБИВАЛЕНТНАЯ ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ: ЛЕКСИКА, ГРАММАТИКА, ПРАГМАТИКА

Специальность 10.02.01 - русский язык

Автореферат диссертации на соискание учёной степени доктора филологических наук

2 1 Г.ОЯ'-ЭД

Краснодар - 2008

003453417

Работа выполнена на кафедре русского языка и теории языка Педагогического института ФГОУ ВПО «Южный федеральный университет»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор Меликян Вадим Юрьевич

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Теремова Римма Михайловна

доктор филологических наук, профессор Факторович Александр Львович

доктор филологических наук, профессор Кузнецова Анна Владимировна

Ведущая организация: Государственный институт русского языка им. А.С. Пушкина (г. Москва)

Защита состоится «10» декабря 2008 г. в _ часов на заседании

диссертационного совета Д 212.101.01 по филологическим наукам при ГОУ ВПО «Кубанский государственный университет» по адресу: 350040, Краснодар, ул. Ставропольская, 149, ауд. 231.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Кубанского государственного университета.

Автореферат разослан « / 2008 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета \у//7?епН.М. Новоставская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИССЛЕДОВАНИЯ

В современной лингвистике, включая науку о русском языке, растет интерес к языковой личности (ЯЛ), которая впервые обоснована как особый объект филологии Ю.Н. Карауловым в последней трети XX века. В типологии ЯЛ сочетаются строгость и определенная открытость, самодостаточность и связь с проблематикой языковой картины мира (ЯКМ). С этим связано осмысление элементов лексической, грамматической, прагматической подсистем как маркеров того или иного типа ЯЛ, например элитарной ЯЛ (см.: Исаева, Сичинава 2007).

Для понимания таких объектов, как ЯЛ, значим принцип интеллектуализма, особо актуальный для науки о языке в тех условиях, когда «на поверхность выходят незнакомые грани нас самих» (Загузов, Немец 2005, 97). Этим принципом мотивируются многомерные сущности. Поскольку «языковая личность представляет собой многомерное образование» (Карасик 2004, 21), постольку и учение о ней неизбежно откликается на те или иные тенденции в лингвистике и в смежных областях, на активизацию определенных феноменов в объектном пространстве гуманитарного знания. Среди таких феноменов заметное место занимает амбивалентность и амбивалентная личность (АЛ). Их концептуализация восходит к работам первой половины XX века австро-швейцарского ученого Э.Блейлера (2005), а в отечественной науке - к трудам И.Н.Михеевой 1980-1990 годов, особенно к ее монографии «Амбивалентность личности» (2000). Как считают современные исследователи, «амбивалентность стала фундаментальным понятием, которое используется при анализе и здоровой, и больной души. В настоящее время амбивалентность предстает как один из законов человеческой натуры, а именно - закон одновременности разнохарактерных (часто противоположных) влечений, чувств, мотивов поступков, ценностей, отношений. Амбивалентность связана с центральными оппозициями бытия. Среди них - правда и ложь... Добро и зло, сила и слабость, красота и уродство. Безопасность и страх, вера и безверие, надежда и отчаяние и т.п.» (Юревич 2007, 111-112, со ссылкой на А.В.Петровского и других авторов). Подчеркнем, что корни амбивалентности прослеживаются с древнейших времен на литературном материале как «...разговор человека с самим собой как с "другим", свидетельствующий о "раздвоении личности". Истоки этого диалога обнаруживаются уже в древнеегипетской "Беседе..."» (Бочкарева 2007, 141). В современный же период показательно проявление амбивалентности в самых различных ситуациях, включая официально-деловые: такова «раздвоенность образа государственного обвинителя...Проблема в том, что сам государственный обвинитель понимает раздвоенность своего положения (...) человек, облеченный властью государственного обвинителя, начинает воспринимать судебный процесс, в котором он участвует, так, как будто смотрит на него со стороны...» (По-дольный 2006, 61; это мнение практика и одновременно ученого, заведующего кафедрой правоведения Мордовского госуниверситета).

Важной тенденцией в исследовании АЛ является её раскрытие через языковые, речевые проявления. Причем как в продуцировании речи, так и в рецепции: амбивалентный характер личности может определяться путем ее характеристики другим лицом, в том числе исследователем, а также посредством самохарактеристики. Таковы общефилолошческие суждения, посвященные амбивалентным личностям: «Итак, личность Михаила Коробейнико-ва мы относим к эгоцентрическому типу. В противовес нашему мнению, автор в романе стремится представить его в образе амбивалентного типа, стремящегося к христианскому» (Евдокимова 2008, 137). В филологических исследованиях отмечают проявление амбивалентности образа-персонажа п языковых особенностях текста (см., например: Спой, 2007, 122 и др.).

Не менее существенная тенденция исследуемой сферы - обоснование амбивалентности определенных языковых средств. Например, исследователь на основе анализа трех видов фразеологических единиц (ФЕ) по характеру валентности (moho-, амби- и поливалентные) заключает: «самыми репрезентативными оказываются амбивалентные»; в то же время выявляет ограничения: «среди французских ФЕ сферы психоэмоционального состояния ... не зафиксировано ни одной амбивалентной единицы» (Луговая 2007, 11). Подчеркнем закономерное терминирование, представленное у различных исследователей: амбивалентная единица, амбивалентное имя-отчество, амбивалентная ФЕ и т.п. Таким образом, при определенных условиях единица подсистемы определяется именно как амбивалентная. На этом основании, в частности, амбивалентными могут быть амбисемичные номинации, рассматриваемые в первой главе.

Указанные тенденции и обусловливают лингвистическую актуальность исследования амбивалентной языковой личности (АЛЛ). Различаем три вектора этой актуальности. Первые два достаточно дифференцированы между собой. А именно, во-первых, важным модусом пространства гуманитарного знания считается мир как единство контрастов, включая полярные; во-вторых, в теории языка растет объяснительная сила понятия ЯЛ. В-третьих же, взаимодействие двух векторов имплицирует необходимость такого типа ЯЛ, который выступает носителем «единства полюсов» как сложного целого.

С этим связана корреляция между объектом исследования и природой познания. Так, «противоречивость характеристик; используемых для определения науки и научной деятельности, показательным образом проявилась в эволюции взглядов Р.Мертона, одного из ведущих ... социологов науки... В статье "Амбивалентность ученого" Мертон был вынужден говорить о том, что каждой норме может быть поставлена в соответствие прямо противоположная контрнорма» (Юдин 1986, 4). Применительно к исследуемой проблематике это обобщение перекликается с установкой «побивать Соссюра самим Соссюром» (Бодрийяр 2000,44).

Приведенные обоснования позволяют дать исходную рабочую дефиницию АЯЛ с опорой на концепцию ЯЛ В.И.Карасика. Это такой тип ЯЛ,

т.е. человека, существующего в языковом пространстве (в общении, в стереотипах поведения, закрепленных значениями языковых единиц, смыслами текстов), для которого определяющим является совмещение взаимоисключающих характеристик.

Опора в дефиниции на понятие пространства принципиальна по двум причинам. Во-первых, она связана с установкой осмыслять гуманитарные объекты континуально, с опорой на концепты «сфера», «область», «пространство» и ряд иных. Во-вторых, для АЯЛ особо важно углубление познавательной значимости пространства в связи с отношением часть - целое (оно, как показано во второй главе, является одним из самых существенных для представления АЯЛ). Для рассматриваемой проблемы справедливо обоснование этого отношения, выполненное на ином материале: «...люди осознают пространство через систему координат, представленную разнообразными отношениями между объектами в пространстве. Самыми распространенными среди них являются отношения части и целого, элемента и множества...» (Клемёнова 2008,96, с обобщением лингвокогнитивных подходов).

Объект исследования требует специальной характеристики. В общем виде - это средства лексической, грамматической и прагматической подсистем, представляющие АЯЛ. Условно именуем их маркерами амбивалентности. Это понятие может конкретизироваться (маркер-ориентир, маркер-амбисемия, маркер-смена лексических регистров и т.п.). АЯЛ бывает представлена тремя проявлениями: собственной речевой деятельностью, рецепцией со стороны другой ЯЛ (в том числе повествователя) и их взаимодействием.

не было ни хитрости, ни оппортунизма. И то и другое он искренно ненавидел. Но в людях, которых любил, он искал и, разумеется, находил основания их не любить. В тех, кого не любил или презирал, он не боялся почуять доброе и порою бывал обезоружен до нежности. Собираясь действовать примирительно - вдруг вскипал и разражался бешеными фтиппиками; собираясь громить и обличать — внезапно оказывался согласен с противником. Случалось ему спохватываться, когда уже было поздно, когда дорогой ему человек становился врагом, а презираемый лез с объятиями. Порой он лгал близким и открывал душу первому встречному. Но и во лжи нередко высказывал он только то, что казалось ему «изнанкою правды», а в откровениях помалкивал «о последнем». (Ходасевич. Некрополь).

В сложном и гармоничном целом, интегрирующем несколько плоскостей дифференциации, тесно взаимодействуют средства речевой рецепции и продукции. К первым относятся характеристики А.Белого автором (в таком притворстве нет внутренней лжи Потом ту же двойственность отношения он стал переносить на других людей). Вторые связаны с речевой активностью самого А.Белого, включая его художественное творчество (Собираясь действовать примирительно — вдруг вскипал и разражался бешеными филипниками; собираясь громить и обличать - внезапно оказывался согласен с противником; во лжи нередко высказывал он только то, что казалось ему «изнанкою правды».).

Тесное переплетение охватывает глубоко специфичную полисистему средств, включая имплицитные: обобщенный объект при абсолютивном употреблении предиката обличать коррелирует с эксплицитным именованием актанта при формально симметричном предикате: согласен с противником. В этих средствах закреплена интеграция контрастных, полярных «голосов». Судя по подобным примерам, целесообразно транспонировать на одно лицо, на достоверно художественную реальность выявленное на другом материале «столкновение множества дискурсов, диаметрально противоположных воззрений оппонентов о мире, концептуально представленных в форме различных символических реальностей» (Кудряшов 2008, 120; это суждение восходит к концепции A.B. Осташевского, развиваемой в его новых работах, см.: Осташевский 2007). Отмеченное «столкновение дискурсов» еще более обобщенно объясняется характерным для художественного мира «переходом от "внешней" к "внутренней" точке зрения, и наоборот. ...То, что является истинным в одном пространстве, может являться ложным в другом» (Кузнецова 2007, 133).

ным планом изображения, второй - с субъективно-оценочным (...) между понятиями "писатель" и его художественным инобытием, "образом писателя", в романе диалектически противоречивое отношение. Они соотносительны, но не равны. (...) Последний получает относительную независимость и самостоятельность в своем развитии. (...) Лирический повествователь и лирический герой (...) тесно взаимодействуют в тексте, уточняя и дополняя друг друга. Поэтому в ином плане их можно считать двумя ипостасями одного и того же субъекта речи (...) В ином плане можно говорить о переходе единого субъекта речи в другое амплуа, на другой регистр повествования (...) Главным языковым маркером ввода лирического героя в текст являются различные формы личных и притяжательных местоимений...» (Новиков 2000, 197-199. Выделено нами. -Н.К)

Предметом исследования являются свойства единиц и связей, благодаря которым распознается амбивалентность языковой личности. К этим свойствам относятся «семантическое расстояЕше» между отдельными компонентами значения, линейная контактность-дистантность носителей разных характеристик при реализации, взаимосвязь между лексическими, грамматическими и прагматическими характеристиками.

Источниками эмпирического материала послужили два основных корпуса текстов: 1) классические художественные и 2) современные художественные, публицистические и научные произведения. Пропорционально-сплошной выборкой извлечено по 1000 контекстов из каждого корпуса. Дополнительную выборку составили репрезентативные контексты из других источников, в том числе примеры из текстов официально-делового стиля. Специально акцентируются случаи соотнесенности между литературными контекстами и фрагментами «дохудожественной», «первой реальности». Всего использовано 2600 контекстов, из которых в тексте диссертации анализируются 260. Каждый контекст подвергался лексикографической обработке с опорой на толковые и аспектные словари, в том числе синтаксические. Специальное внимание уделено дискурсам авторов, раскрывающих тенденцию личностного раздвоения: А.Погорельского, А.С.Пушкина, А.Ф.Вельтмана, Ф.М.Достоевского, А.П.Чехова и далее, через М.А.Булгакова, В.Т.Шаламова, — до наших современников (Б.Екимов, Д.Корецкий, А.Попов, Г.Хмуров, 3 Прилепин и др.). Такой отбор мотивирован соображениями цельности: в сфере АЯЛ предполагается единство репрезентативности, соответствие между определенными текстами классической прозы и современных авторов.

При таких предпосылках цель исследования определяется комплексно, двупланово. Основная целевая установка - выявить взаимопредназначенность между феноменами языковой личности, амбивалентности и определенными системно-языковыми средствами. С этой установкой связана дополнительная целевая направленность - охарактеризовать соответствующие средства лексической, грамматической и прагматической системности, в том числе в их взаимосвязях.

Осуществление цели опирается на решение шести основных задач:

1) установить те аспекты лексической подсистемы, которые взаимообусловлены с репрезентацией АЯЛ;

2) проанализировать лексические ориентиры, амбисемию и смену лексических регистров как системные средства представления АЯЛ;

3) обосновать те характеристики грамматической подсистемы, которые благоприятствуют представлению АЯЛ;

4) рассмотреть категориальные значения, амбивалентно ориентированные грамматические и лексико-грамматические единства, репрезентирующие АЯЛ;

5) определить ту специфику прагматической системности, которая связана с АЯЛ;

6) систематизировать интегративную и дифференцирующую прагматические доминанты представления АЯЛ.

Методология настоящего труда заключается в следовании двум взаимодополняющим принципам, каждый из которых связан с сущностью исследуемого феномена и одновременно с системным подходом в гуманитарном познании. Первый методологический принцип, представленный в наследии М.М.Бахтина, - многомерное соотнесение целых и частей, коррелирующее с полиаспектностью объекта: в «дохудожественпой» реальности преобладают реакции на отдельные проявления, а не на целое человека, «в художественном же произведении в основе реакции автора на отдельные проявления героя лежит единая реакция на целое (курсив автора. - Н.К.) героя, и все отдельные его проявления имеют значение для характеристики этого целого как моменты его» (Бахтин 2000, 32-33). Данному принципу соположена другая установка, результирующая для лингвистической концепции В.И.Карасика и обладающая значительным методологическим статусом: «Языковая личность едина в ее различных проявлениях и аспектах изучения...» (Карасик 2004, 6; см. также: Карасик 2002, 164; Карасик 2007, 223). Таким образом, в общенаучном плане методология определяется как реализация принципа системности, а частнонаучной методологией является взаимно-неоднозначное соотнесение сущностей и проявлений лингвистического объекта, а также учет изоморфизма различных подсистем языка. Приведенные обобщения в дальнейшем применяются к анализу языковой системности.

прагматические феномены, включая граммемы и прагмемы. Компонентный анализ при этом традиционно определяется через два тезиса: «1) значение любой языковой единицы представляет собой определенный набор семантических компонентов; 2) все единицы языка могут быть описаны с помощью некоторого набора этих семантических компонентов» (Кузнецов 2000, 8). Для дополнительного подтверждения тождеств и различий привлекаются приемы субституции и конструирования, а также прием интерпретации, соответствующий концепции дискурсивного анализа Т.А. ван Дейка (ван Дейк 2000) и теории интенциональных состояний Дж. Серла (БеаНе 2004). В единстве с названными основными методами используются стилистический и лексикографический анализ.

Приведенные мстодолого-мстоднчсскис характеристики определяются в следующем познавательном контексте, возводимом к Р.Барту: «Современная ... научная методология считает условием исследования объекта относительность системы отсчета» (Степанов 2002,50). По нашему мнению, это касается и самой относительности - существуют свойства и связи, основательные, справедливые при самых разных, а возможно, и при любых системах отсчета.

На защиту выносятся следующие семь положений:

1. В типологии ЯЛ определяется АЯЛ как особый феномен, соотносимый с ранее описанными типами. Для АЯЛ принципиально единство двух свойств: сосуществование взаимоисключающих начал и его представление языковыми средствами. Взаимообусловленность двух данных свойств позволяет дифференцировать АЯЛ и смежные феномены.

Для выявления и анализа АЯЛ опорными служат средства языковой и речевой системности - среда проявления различных типов, видов и разновидностей языковой личности. В каждой подсистеме определяются средства двух видов, а именно существенные для представления АЯЛ и безразличные к нему.

2. АЯЛ - это специфический феномен, адекватный как давним традициям представления ЯЛ, так и нарастающей информационной полифонии, а конкретно - взаимодействию противоположностей. Эта специфика определяет полисистему средств, представляющих АЯЛ в дискурсах Своеобычная необходимость и достаточность АЯЛ как типа ЯЛ связана с динамикой информационного пространства и динамикой ощущения (переживания, переосмысления) субъектом собственной жизни.

Для феноменологического укрепления АЯЛ существенны определенные традиции дискурсии, в частности дискурса А.Погорельского и Ф.М.Достоевского.

3. АЯЛ как типу ЯЛ свойственна значительная емкость в выражении личностной динамики по сравнению с различными комбинациями, фиксирующими постепенные переходы от одной грани личности к другой.

При этом для АЯЛ релевантен целостный образ, позволяющий интегрировать контрастные грани личности и ситуации. В связи с этим субъект

вводится в поле, общее с разными средами. Данная особенность определяет систему различных направлений актуализации АЯЛ.

4. С сущностью АЯЛ взаимосвязана специфическая корреляция между формой и содержанием. Она фиксирует концентрацию особых качеств ситуации.

В АЯЛ как феномене лексическая семантика, грамматика и прагматика связаны тесно и специфично. Их связь вовлекает в репрезентацию АЯЛ те средства, которые емко передают взаимодействие контрастов (лексическую энантиосемию, особые виды категориальных сопоставительных отношений и некоторые другие). Определенная общность между лексической, грамматической и прагматической сторонами дискурса благоприятствует регулярной реализации тех единств, которые представляют АЯЛ.

5. Три аспекта представления АЯЛ - лексический, грамматический, прагматический - проявляются двумя различными «векторами». Первый -относительная независимость: так, специфическая лексико-семантическая организация оказывается достаточной для выявления и функционирования АЯЛ. Другой вектор отражает тесное взаимодействие: две или все три подсистемы совместно участвуют в репрезентации АЯЛ.

Сосуществование этих двух «векторов» позволяет акцентировать тс стороны подсистем, которые наиболее актуальны для представления АЯЛ. Их основу составляют комплексы, обладающие фрагментационным потенциалом (часть меня и т.п.).

6. Соответственно определяется необходимость уточнения общего понятия ЯЛ по степени определенности, включая различие цельности и амбивалентности. Это положение связано с дополнительной параметризацией ряда средств языка и речи: энантиосемии, амбисемии, аллосемии и др.

Существенна линейная специфика представления при несовместимых характеристик ЯЛ: они регулярно разделяются минимальными текстовыми отрезками (одна-две единицы того же порядка) или даже непосредственно соседствуют. Такая контактность раскрывает широкие возможности передать фрагментацию и служит средством типового представления АЯЛ.

7. Принципиальным является положение о взаимосвязи между двумя феноменами: с одной стороны, АЯЛ, а с другой, - языковой лексической, грамматической и прагматической системностью. Определенные системные средства избирательно нацелены на представление АЯЛ. Растущая потребность ее закрепления способствует развитию обозначенных средств. Например, структурно закрепленная модальность нежелания допускает обращенность на себя - нежелание быть, оставаться самим собой. Такие возможности характеризуются двойной релевантностью, поскольку они акцентируют границы языковой системности и в то же время показывают ее многообразие, динамику.

граней личности в сложном единстве, не теряющем целостность. Кроме того, раскрыты способы осуществления этой возможности, т.е. ранее не установленные соответствия между лексическими и грамматическими, лексическими и прагматическими, грамматическими и прагматическими средствами, которые определяют совмещение резко контрастных характеристик. Эти соответствия носят как общий, так и частный характер. В общем плане принципиальна амбисемия как особая семантическая гибкость, допускающая взаимопроникновение полярных значений у определенных единиц системы. В частном плане описаны" характеристики ряда полисемантов (например, ДРУГОЙ), благоприятствующие одновременному использованию взаимоисключающих сем при функционировании.

Другая сфера новизны - типология ЯЛ. Впервые охарактеризован особый тип языковой личности - амбивалентная языковая личность. С единых позиций описаны подсистемы средств, представляющих данный тип как сложную целостность.

Теоретическая значимость результатов - это их обращенность к разрешению трех проблемных комплексов разной степени обобщенности. Во-первых, для науки о языке небезразличны взаимосвязи, выявленные в сфере представления АЯЛ: они в особом направлении теоретизируют ограничения и предпочтения, раскрывающие языковую системность. Теоретически значимо проявление в сфере АЯЛ. в лингвистических координатах более общих закономерностей. Так, установлено действие в этой сфере бинарных оппозиций, преимущественно эквиполентных, всеобщая сущность которых взаимообусловлена с совершенно специфичным набором средств представления АЯЛ. Глубоко специфично подтверждаются в сфере АЯЛ две общесистемные закономерности; одна из них определяет особую системность текста: «текст - частный случай системы» (Лукин 2005, 63). Именно в русле этой закономерности необходимо отметить определенную условность разграничения текста-дискурса. Её устанавливают в общепознавательном плане: «Консерватизм науки и ученых сдерживает бурное продвижение новых идей, методов и терминов, поэтому по вопросу о сущности терминов текст/дискурс продолжаются дискуссии (...) Изучаемая в прагмалингвистике совокупность структурно-системных отношений, лежащих в основе текста, и наборы экстралингвистических компонентов, которые, как предполагается, находят отражение в структурно-семантическом содержании текста, называется дискурсом» (Матвеева 2008, 131). Также: «Дискурс всегда является текстом, но обратное неверно» (Белоус 2008,24).

Другая закономерность, восходящая к трудам Аристотеля, раскрывает многоаспектную сущность отношения «целое — часть»: «Целым называется то, у чего не отсутствует ни одна из тех частей, состоя из которых оно именуется целым от природы, а также то, что так объемлет объемлемые им вещи, что последние образуют нечто одно; а это бывает двояко: или так, что каждая из этих вещей есть одно, или так, что из всех них образуется одно» (Аристотель т. 1, 1975, 174-175). И образование единой сущности из иных («вещей»),

и представление о его двоякой возможности получает в области АЯЛ филологическую теоретизацию.

Во-вторых, для лингвистической теории существенны те дополнения, которые характеристика АЯЛ вносит в осмысление релевантных, базовых феноменов: «категория», «повествовательный план», «полисемия», «прагме-ма». Эти дополнения в ряде случаев способствуют более детерминированному, строгому, простому и полному пониманию таких явлений, как энантио-семия, оксюморон, «самофальсификация» и некоторые другие.

В-третьих, выполненный анализ способствует разноаспектной теорети-зации особенно спорных феноменов исследуемого пространства. Таковы, например, «самофальсифицируемые» высказывания, в отношении которых известны разные подходы, и более убедительным оказывается подход А.Д.Шмелева. Значимость такой теоретизация состоит также в том, что она открывает перспективу взаимодополнения внешне контрастных трактовок, расширяет плоскости исследования рассматриваемой сущности.

Практическая ценность работы заключается в трех основных аспектах. Первый - лингводидактический: результаты и материалы исследования могут, в частности, использоваться при вузовской подготовке будущих филологов в процессе изучения ряда тем курса современного русского языка и стилистики. Сюда входит и работа с иностранными студентами, где важна специфика внутреннего диалога и конкретная цель коммуникации - воздействовать на обучающихся, сформировать в них черты "вторичной языковой личности" (Р.М.Теремова). «Бесспорным признается факт, что речь ориентирована на партнера и всегда диалогична, поскольку автор письменного текста или говорящий вступает во внутренний диалог с адресатом» (Гаврилова 2007, 61). Второй аспект практической ценности связан с культурой общения в широком смысле слова. Третья сторона практической ценности результатов - лексикографическая, а именно возможное развитие таких словарных традиций, как лексикографирование речи одной определенной личности.

Апробация работы. Результаты данного исследования отражены в двух монографиях и тридцати восьми статьях. Концепция, положенная в основу работы, и основные идеи диссертационного исследования были представлены на международных, всероссийских, межвузовских научных конференциях, симпозиумах и конгрессах, в том числе: «Изменяющаяся правовая система России в условиях современного социально-экономического развития» (Ростов-на-Дону, 2006), «Язык. Текст. Дискурс» (Ростов-на-Дону, 2007), «Коммуникативные аспекты современной лингвистики и лингводидактики» (Волгоград, 2008), «Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах» (Челябинск, 2008), «Концепт и культура» (Кемерово, 2008), «Языковая семантика и образ мира» (Казань, 2008), «Язык профессиональной коммуникации: функции, среды, технологии» (Ростов-на-Дону, 2008).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Во введении представлены квалификационные характеристики исследования, причем особое внимание уделено обоснованию актуальности и теоретической значимости разрабатываемых проблем.

В главе 1 «ЛЕКСИЧЕСКАЯ СИСТЕМНОСТЬ КАК УСЛОВИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ЛИЧНОСТНОЙ АМБИВАЛЕНТНОСТИ» характеризуется лексическая подсистема в плане представления ею АЯЛ.

Анализ представления АЯЛ требует соотнести внешнюю и внутреннюю системность в "лексике. При этом мы исходим из следующего требования: «Нужно, отказавшись от попыток выстроить все подсистемы языковой системы в один ряд, установить основные структурные плоскости этой системы, из пересечения которых складывается ее целостная структура, а затем в пределах каждой плоскости выявить структуру соответствующей ей подсистемы языковых фактов» (Чесноков 2008а, 112).

Природа лексико-семантического представления АЯЛ побуждает избрать определенную последовательность рассмотрения: выявить общие характеристики основных групп материала (с ориентиром, амбисемией и сменой регистров); специфику соответствующего понятийного аппарата; определяющие и сопутствующие признаки системности. Соответственно членится настоящая глава и каждый ее подраздел.

В лексике проявляются те общие характеристики АЯЛ, которые определяются в грамматике и в прагматике. Но определяются они специфично, с опорой на лексическую системность. Лексические феномены, категории и отношения соотнесены с АЯЛ избирательно, и такая избирательность отражает природу лексической подсистемы.

При этом, на наш взгляд, уже в основе, в общекатегориальной сущности эта избирательность связана с личностной амбивалентностью. Определяются три ступени этой связи.

Первая характеризует обращенность слова, как основной единицы данной подсистемы (и, по мнению ряда авторов, языка вообще) к другим: «...в слове-лексеме всегда присутствуют еще и такие значения, которые объединяют ее с десятками и сотнями других слов-лексем» (Дяговец 2008, 25; указываются объединяющие отношения: абстрактные, ассоциативные и др.).

Еще более значим указанный аспект системности на второй ступени рассматриваемой связи - при более абстрагированной и в то же время конкретной характеристике, с помощью которой, например, выдающийся современный лингвист разрешает проблему «Слово и его виды»: «Благодаря цель-нооформленности слово воплощает в себе нерасчлененную единицу мышления, выступающую в конкретном мыслительном процессе в качестве его наименьшего отрезка, т.е. сегмента» (Чесноков 2008, 262-263. Выделено автором. - Н.К.). На основе этого глубоко обоснованного обобщения необходимая взаимная обращенность лексических единиц, многоплановая и разнонаправленная, может мотивироваться именно определяющими признаками слова и, соответственно, лексической подсистемы.

В таком русле закономерной выступает и третья ступень рассматриваемой связи между амбивалентностью и лексической системностью - принципиальная соотнесенность последней с содержательными контрастами. К примеру, философ языка, характеризуя столкновение «выразить невыразимое» и спор-диалог с самим собой, в показательном исследовании «К философии слова» отмечает: «Человек живет в двух содержательных мирах» (Бе-рестнев 2008, 58). Их разница и единство взаимообусловлены с внутренней личностной неоднозначностью, см. выделенные единицы в следующем контексте:

В горах совсем другое восприятие своего «я»...Эти неодинаковые чувства - любовь и тоска — высекают из меня слезы ...Сейчас я стоял и внутренне плакал, охваченный противоположными чувствами, которые я раньше в себе не соединял... Дойду ли я до своей вершины... (Токарева. Ехал грека)

Представлять амбивалентную языковую личность могут три феномена лексической системности, кратко оговоренные во введении: ориентир, амби-семия и смена лексических регистров.

Уточним, что ориентир в гуманитарном знании определяется как носитель целеуказания (Вайль 2002, 26; Виноградов 2007, 19-20). Логическую структуру этого понятия конкретизирует его соотнесенность со стратегией и тактикой: они выступают как более или менее обобщенные способы осуществить то направление, которое указано ориентиром. Показательна сущностная связь между ориентиром и смежными общегуманитарными понятиями, с одной стороны, и распадом личности - с другой. На эту связь указывают в связи с разносторонней, в том числе языковой, социализацией, которая должна быть «ориентирована на человека», чем актуализируются «проблемы ценностных ориентаций личности», на которые влияют отсутствие «ценностных ориентиров, а также увеличение открытости и объема информации» (Сердюков 2008, 189).

Амбисемия, на основе положений профессора В.А.Татаринова (1996, 28), определяется как совмещение в лексической единице разнонаправленных компонентов, прежде всего сем. Эта номинация соотносится с другими, именующими соответствующий феномен: аллопимия, разноименпость. См.: «Наличие семантических и/или этимологических дублетов, воплощающих "разноименность" культурных концептов, представляет собой, видимо, обязательный атрибут любого развитого естественного языка... однако наиболее значимо подобная аллонимия представлена, наверное, в русском языке» (Воркачев 2007, 127).

Смена лексических регистров основана на способности лексических единиц «вызывать представление о тех "регистрах", к которым они принадлежат» (Ульман 1980, 380; см. также Заика 2007,15).

Отмеченные свойства лексической системности позволяют перейти к характеристике соответствующих ориентиров, амбисемии и смены регист-

ров. Представим каждую из трех групп материалом одного художественно-документального текста (Б.П. Екимов. Посланец).

В примере а) на амбивалентность ориентирует лексема, выражающая распад личности:

а) Он распался, перестал быть собой - талантливым врачом-ЛОРом...

В нижеследующем отрезке б) ту же личность именуют разные онимы -налицо амбисемия, фиксирующая распад, «раздвоение» иным лексико-семантическим способом:

б) Теперь в «бригаде» он, новый боец и беспредельшик, звался Васю-той, а в стремительно сужавшемся кругу прежних знако.иых остался Иваном - врачом, которому пациенты доверяли абсолютно, беспредельно...

На такое употребление единиц Иван и Васюта распространяется специфическая закономерность: оним в тексте наполняется определенным содержанием, становится названием конкретной образной структуры, проникается концепцией автора. И тем самым «сближается с нарицательным именем, но превосходит его своей коннотативно-речевой конденсацией в силу семантического парадокса (номинативно-индивидуализирующий языковой знак становится в речи выразителем большого смыслового потенциала, связанного с конкретным объектом)» (Суперанская 2008, 212, со ссылкой на В.Н.Михайлова).

Наконец, во фрагменте в) другой персонаж сочувственно характеризует действие того же врача-«бойца бригады» (криминальной группировки), Ива-на-Васюты, определенным способом — сменой регистра, переключением с одной номинации на другую. Это средство также лексико-семантическое, но иного характера, нежели а) и б):

в) Он...не стащил, не стибрил - а вернул свое, недоплаченное государством... См.: «СТИБРИТЬ, разг.-сниж. Украсть (БТС 1269); «СТАЩИТЬ. 5 .разг. Украсть (БТС 1264).

Все три случая могут условно обобщаться следующей схемой:

81 ~ сАг1 х с-Аг2,

где 81 - амбивалентная личность, представленная определенными лексическими средствами. Причем цифровым индексом 1 акцентируется единство личности, пусть даже она и явлена амбивалентными гранями;

~ знак обобщения единой личностью своих полярных граней;

сАг1 - определенная сема, характеризующая личность 81 в «первой реальности»;

с-Аг2 - иная сема, находящаяся с семой А в отношениях референци-ального контраста, полярная ей и определяемая во «второй реальности»;

х - знак взаимодействия между ЯЛ-1 и ЯЛ-2.

В контексте а) схема раскрывается как следующая корреляция:

81 И-В ~ сАг1 «распад» х с-Аг2 «быть собой»;

И-В здесь и далее означает «единство» Ивана и Васюты. Схема фиксирует сложную связь между лексическим представлением распада и сохранения личности.

В контексте б) схема конкретизируется в такой последовательности:

S1 И-В~ cArl Васюта х с-Аг2 Иван.

Оба онима (согласно закономерности, приведенной выше в трактовке А.В.Суперанской) обладают конденсирующим потенциалом и соответствующими специфическими семами, относимыми одна к прошлому, а другая к настоящему.

В контексте в) та же схема реализуется иным соотношением:

S1 И-В~ не cArl «снижение» х с-Аг2 «нейтральность».

В последнем случае дифференцирующей служит коннотация, соотнесенность между двумя сферами: вначале используются закрепленные средства (одну лексему на основе словарных данных относим к разговорно-сниженному регистру, другую - к разговорному). Затем они сменяются нейтральным регистром.

Итак, он (Васюта-Иван) как ЯЛ определяется амбивалентно именно лексико-семантической системностью. При этом амбивалентность столь же значима, сколь и сложное единство: по Бахтину, в реальной жизни преобладают реакции на отдельные проявления, а не на целое человека, и это специфически соотносится с художественной реальностью, когда акцентируются лишь отдельные поступки проявления личности, как правило - актуализированные ранее.

Все три отмеченных случая, являя личностную амбивалентность с участием лексической системности, вместе с тем обладают существенными различиями.

Лексико-семантический ориентир амбивалентности, т. е. носитель личностной амбивалентной направленности, требует комплексной характеристики. Отметим два главных аспекта, связывающих суть ориентира и среду его проявления. Первый аспект — представление об ориентирах как носителях целеуказания, используемое лингвистами при общем анализе коммуникации (Почепцов 2008, 33, 126). Цели могут быть контрастны, что связано с многомерностью интенций, установок, с типичной, хотя и не обязательной для ЯЛ сложной системой условий.

Второй аспект - связь ориентира АЯЛ с лексической системностью. Элемент амбивалентности при этом связан с энантиосемией, которая в соответствующей научной школе рассматривается как универсальное явление (Острикова 2008, 184-186; см. также Острикова 2008а, 189).

Одним из истоков такого представления служит дискурс Ф.Достоевского, повлиявший и влияющий на развитие не только художественного, но и иных стилей. Он фиксирует, в частности, «время в его амбивалентных отношениях с пространством (...) Противоречия действительности, глубоко схватываемые Достоевским, эстетическая нсодносложность изображаемых им характеров создавали, естественно, неоднозначность его художе-

ственного пафоса, который мы определили бы, пользуясь терминологией М.Бахтина, как амбивалентный»... всепроникающая «тенденция к амбивалентности» (Гашева 2006, 171-172)

Для научного же стиля, например, принципиально. «Автору научного произведения свойственна многоликость, обусловленная многообразием функций, которые он выполняет в коммуникативно-познавательной деятельности» (Котюрова, Баженова 2007, 91).

Природа лексико-семантического ориентира опирается на познавательную суть исследуемого феномена - на «амбивалентное взаимопроникновение полюсов оппозиции» (Ахиезер 1998, 160. См. также: Автономова 2008). Проиллюстрируем ориентир в общем виде с целью соотнести его сущность и среду проявления. Так, личностная амбивалентность античных правителей акцентируется в популярном труде доктора исторических наук, академика А.Г.Ильяхова. В своеобразном «дискурсе АЯЛ» можно усмотреть взаимосвязь между ее индивидуальной неповторимостью и типичностью. См. три соотносимых контекста - а), б) и в), лексически системно представляющих две грани АЯЛ: ЯЛ-1 и ЯЛ-2 в координатах рецепции:

а) Пока Периандр правил Коринфом как тиран, в нем уживались две абсолютно противоречивые натуры: он проявлял жестокость к недругам и нежную заботливость к близким ему людям; его практическая мудрость, ясный разум, рассудительность и исключительная проницательность соседствовали с безрассудными поступками в отношении сограждан и близкой родни. С одной стороны, это был эгоист, беззастенчиво вмешивающийся в частную жизнь людей, а с другой — мудрейший правитель, денно и нощно заботящийся о своём народе. Мудреца Периан-дра обожала вся Греция, но многие коринфяне люто ненавидели его. А граждане других городов в трудную минуту даже обращались к нему за помощью и советами;

б) О Нероне однозначно говорить невозможно: народный любимец и мучитель... жестокий убийца и милостивый, мягкий император, щедрый и скупой... Все эти качества, возможные в обычной ситуации лишь в разных личностях, каким-то невероятным образом вместились в одном человеке — Нероне;

в) АДРИАН: ДВА ЛИЦА ОДНОГО ИМПЕРАТОРА

...При всех своих общечеловеческих достоинствах Адриан существовал как бы одновременно в двух лицах...Как отмечали античные авторы, он бывал серьезным и веселым, необузданным и осмотрительным, скупым и щедрым, откровенным и лицемерным, жестоким и милостивым, но всегда переменчивым во всем.... (А.Г. Ильяхов. Эросу посвященные)

Личностная амбивалентность представлена вполне определенно, причем в этом представлении значимы лексико-семантические средства. Акценту на амбивалентность подчинен весь контекст. Вместе с тем лексико-семантическое наполнение каждого из контекстов неравноценно в плане ори-

оптированиячна АЯЛ. Основным в этом плане служат соответственно такие лексико-семантические комплексы:

а) в нем уживались две абсолютно противоречивые натуры;

б) Все эти качества, возможные в обычной ситуации лишь в разных личностях, каким-то невероятным образом вместились в одном человеке;

в) существовал как бы одновременно в двух лицах...

Данные комплексы ориентируют на личностную амбивалентность, причем, абстрагированные от контекста, они могут потенциально соотноситься с характеристикой самых различных субъектов. В этом заключается обобщающая природа лексико-семантического ориентира как указателя амбивалентности. Для лингвистики она является сущностной, онтологической.

Далее перейдем к среде проявления этой сущности лексико-семантического ориентира. Амбивалентная личность - Периандр, Нерон, Адриан - представлена прежде всего в авторской языковой характеристике. АЯЛ характеризует система дискурсивных оппозиций: тождество-различие, целое-часть, устойчивость-изменчивость. Для наполнения характерно использование контрастных ссм, в том числе антонимических. В представлении АЯЛ определяется также единство двух макросем: грамматического значения соединительного союза и одного из лексико-семантических отношений - антонимического (оно реализуется в двух аспектах: во-первых, в системно-языковом и, во-вторых, в контекстуальном, близком к системно-речевому).

ЯЛ-1 во всех случаях явлена с участием позитивных характеристик.

См.:

а) рассудительность,

б) любимец, милостивый, мягкий,

в) милостивый

ЯЛ-2 же в трех приведенных фрагментах представлена с участием негативных характеристик. См.:

а) безрассудный,

б) мучитель, жестокий,

в) жестокий.

Амбисемия трактуется нами как такая характеристика языковых и речевых феноменов (единиц, признаков), которая выражает совмещение противоположностей (см.: Татаринов 1996, 28). Амбисемию в связи с гибкостью семантической структуры апеллятивных именований иллюстрирует следующее использование единицы другой в разных лексико-семантических вариантах, которые являются и грамматически дифференцированными:

Таня была замужем, но ...под большим секретом для окружающих и даже для самой себя она ждала Другого Искать этого Другого было некогда и негде, поэтому она ждала, что он сам ее найдет...возьмет за руку и уведет в интересную жизнь. А вместо этого входила очередная старуха и поднимала платье /в кабинете для инъекций/... Таня обижалась на свою жизнь... Выражение обиды и недоверия прочно застыло на Танином лице. И

если бы Другой действительно открыл дверь и явился, то не разглядел бы ее лица под этим выражением. Он сказал бы: «Извините...» и закрыл дверь.

Таня жила с одним, а ждала другого, и двойственное существование развинтило ее нервную систему. Человек расстраивается, как музыкальный инструмент. (B.C. Токарева. Один кубик надежды)

В первом абзаце реализуется производный лексико-семантический вариант, характеризуемый как субстантивированная единица мужского рода (см. пометы в словарной статье). Причем он наделен особой коннотацией исключительности, что в письменной форме контекста акцентировано прописной буквой.. Во втором же абзаце представлено исходное, местоименно-адъективное значение - см.:

«ДРУГОЙ. 1. Не этот, не данный... З.Не такой, как этот, иной.

> Другой, м. Кто-л. иной...» (Большой толковый словарь русского языка, 2004, 285)

Амбисемия, т. е. «приращение», формирующее единство контрастных значений, здесь закреплено в смысловой структуре слова. Ему сопутствует маркер амбивалентности, единица двойственное (подчеркнута в контексте).

Обратимся далее к онимическим номинациям и привлечем классический материал, который, однако, не подвергался анализу в указанном аспекте, - текст «Барышня-крестьянка» в «Повестях Белкина». Для пушкинского гения значимо представление главной героини Лизы-Акулины разными гранями единой сущности. Этому сопутствуют избирательные ассоциативные связи каждой номинации. При этом у каждого онима не полностью совпадают векторы гибкости семантической структуры. Так, выбор имени Акулина коррелирует с определенной сферой его употребления. (Ограничения в этом плане могут быть в операциональных целях конкретизированы: при всей неповторимости онима Акулина в ткани данного текста, он системно уподоблен, например, ониму Агафья и не уподоблен имени Полина.)

См.в контексте выделенные маркеры амбивалентности и единицы, ассоциируемые с амбисемичным онимом Акулина:

-Ах, Настя! Знаешь ли что? Наряжусь я крестьянкою!.

-Ив самом деле...

— А по-здешнему я говорить умею прекрасно .. Какая славная выдумка!..

Она повторила свою роль..., говорила на крестьянском наречии, смеялась, закрываясь рукавом, и получила полное одобрение Насти.

«...Небось, милая, — сказал он (молодой охотник. — Н.К.) Лизе, - собака моя не кусается».

... «Да нет, барин,— сказала она, притворяясь полуиспуганной, полузастенчивой, - боюсь: она, вишь, такая злая; опять кинется». Алексей ...между тем пристально глядел на молодую крестьянку. «Я провожу тебя, если ты боишься, — сказал он ей, - ты мне позволишь идти подле тебя?» — «А кто те мешает? - отвечала Лиза, - вольному воля, а дорога мирская». - «Откуда ты?» - «Из Прилучина; я дочь Васшья-кузнеца, иду по гри-

бы» (Лиза несла кузовок на веревочке). - А ты, барин? Тугиловский, что ли?» - «Так точно, - отвечал Алексей, - я камердинер молодого барина». Алексею хотелось уравнять их отношения. Но Лиза поглядела на него и засмеялась. «А лжешь, - сказала она, - не на дуру напал. Вижу, что ты сам барин». -«Почему же ты так думаешь? - «Да по всему...Да как же барина с слугой не распознать? И одет-то не так, и баишь иначе, и собаку-то кличешь не по-нашему». Лиза час от часу более нравилась Алексею Привыкнув не церемониться с хорошенькими поселянками, он было хотел обнять её; но Лиза отпрыгнула от него и приняла вдруг на себя такой строгий и холодный вид, что хотя это и рассмешило Алексея, но удержало его от дальнейших покушений. «Если вы хотите, чтобы мы были вперед приятелями, - сказала она с важностию, - то не извольте забываться». - «Кто тебя научил этой премудрости? - спросил Алексей, расхохотавшись. ...Лиза почувствовала, что выита было из своей роли, и тотчас поправилась. «А что думаешь? - сказала она, - разве я и на барском дворе никогда не бываю? небось: всего наслышалась и нагляделась. Однако, - продолжала она, - болтая с тобою, грибов не наберешь. Иди-ка ты, барин, в сторону, а я в другую. Прощения просим...» - «Как тебя зовут, душа моя?» — «Акулиной», — отвечала Лиза...

...«Милая Акулина, расцеловач бы тебя, да не смею...»

Она решилась на другое утро опять явиться в рощу Акулиной...

...Он бросился навстречу милой Акулины. Она улыбнулась восторгу его благодарности... Лиза призналась, что поступок ее (второе свидание. -Н.К.) казался ей легкомысленным, что она в нем раскаивалась ... и что она просит его прекратить знакомство, которое пи к чему доброму не может их довести. Всё это, разумеется, было сказано на крестьянском наречии; но мысли и чувства, необыкновенные в простой девугике, поразили Алексея. Он употребил всё свое красноречие, дабы отвратить Акулину от ее намерения; уверял ее в невинности своих желаний...заклинал ее не лишать его одной отрады: видаться с нею наедине, хотя бы через день, хотя бы дважды в неделю Он говорил языком истинной страсти и в эту минуту был точно влюблен. Лиза слушала его молча

Особенно показательны корреляции Лиза-Акулина в речи повествователя. Неслучайность именований в каждом фрагменте взаимодействует с относительной - «броскостью» или «незаметностью», той или иной степенью мотивации выбора. Таким образом, для амбисемии оказывается благоприятной специфическая смысловая структура онима (сложно, превращенно отражающая «произвольность» знака, этимологический план, фоностилистиче-ские характеристики и другие тесно взаимосвязанные системные признаки).

Тонкая и многогранная амбивалентность, «характерная для флиртующей языковой личности» (Дементьев 2007, 210), естественно, предполагает в системе языка и речи более элементарную амбисемию. В таких случаях векторы амбисемии связаны с разными сферами использования соотносительных номинаций. Например:

Ты спрашивал - кто я - Куприна или Леонтьева? Я и Леонтьева и Куприна. Для удобства я сделала себе двойную фамилию, и где нужно — я Куприна, а где нужно говорить фамилию Леонтьевой — я Леонтьева. Те люди, которые меня хорошо знают, знакомы давно, зовут меня Куприной. Те люди, с которыми я знакомлюсь мимолетно, зовут меня Леонтьевой... (Л.А. Куприна-Леонтьева. Письмо А.И. Куприну 14.09.1922)

Приведенный пример, являя амбивалентность в простейшем виде, акцентирует два взаимосвязанных свойства. Это, во-первых, принципиальная способность многих онимов к амбиссмии. А во-вторых - языковое единство такого элементарного представления с более сложным - единство, вытекающее из природы номинации и ее системных связей.

Комплексное акцентирование дифференциации иллюстрируется текстами А.Ф.Вельтмана — автора, которого справедливо считают одним из предшественников традиции Ф.М.Достоевского:

Зоя вдруг переменилась так, что нельзя было узнать ее. Всё прекрасное, всё пленяющее чувства как будто исчезло для неё. Всё стало в глазах её обыкновенно, недостойно внимания; все люди, казалось, поглупели в ее понятиях: слова их стали для нее пошлы, поступки бессмысленны. Равнодушие ко всему, презрение ко всем стало ее девизом...Роман Матвеевич привык понемногу считать это характером — и даже иногда восхищался этим, говорил, что Зоя вся в отца. (Вельтман. Сердце и Думка)

С ориентиром переменилась взаимодействуют системные средства смены лексического регистра, включая лексико-словообразовательные, лек-сико-грамматические: глагол поглупеть перфективно-финитивного способа Действия с соответствующей семой приставки по-, при которой она «7.Вносит значение результата действия» (БТС 848); фазисный глагол стать в единстве с негативным атрибутом пошлы. Этот комплекс представляет и текстовую перспективу дальнейшего раздвоения ЯЛ Зои, распавшейся, при развитии картины мира текста, на две контрастных сущности.

Приведенный сжатый контекст отражает в представлении АЯЛ сущность текста, в котором, как писал через сто лет после его создания, в XX веке В.Ф.Переверзев, «самый слог — и тот лукаво двоится, выглядит хитрым оборотнем. Вельтман и на язык перенес игру двупланностью», причем еще в первой половине XIX века именно данные стороны текста отмечены «читателем, оставившим восторженный отзыв о романе "Сердце и Думка"», - молодым Достоевским (см.: Кошелев, Чернов 1986, 12, 17. См. там же о раздвоении личности в тексте романа А.Ф.Вельтмана «Лунатик»). Как отмечают исследователи, это характерно не только для картины мира А.Ф.Вельтмана, Ф.М.Достоевского, но и для определенных типов личности того периода в целом, как представлено у той же Зои. Языковые особенности свидетельствуют «о разладе в сознании человека»: «думает то, а делает другое; хочет ласковое слово сказать, а скажет задорное... Не проси - обидится, попроси -рассердится».

Соответствующие сложные и притом органичные, «первоприродные» комплексы определялись и еще ранее в классике, например, в начальный период становления норм русского литературного языка Это совместимо с его сущностной чертой в тот период развития, получившей продолжение и в дальнейшем, - с синтезом различных начал, в частности рационального с иными, когда с необходимостью определялся «двойник - своего рода авторский голос, которому присуще рациональное начало» (Степанов 1960, 9). Таков фрагменты из текста начала XIX века, выделяющегося позитивной органикой, восхищавшего Пушкина и предвосхитившего поиски Ф.М.Достоевского, - повести Антония Погорельского (А.А.Перовского) «Двойник».

В комплексе выступают лексические ориентиры другой, совершенно похож и смена регистров, а именно семантически исходный, семантически вторичный планы и сопутствующие ассоциации (см. выделенные единицы):

Не удивительно, что черты лица моего вам кажутся знакомыми; если вы хотя изредка смотритесь в зеркало, то должны во мне узнать самого себя.

Тут я взглянул на незнакомца пристальнее, и внезапно холодный пот облил меня с ног до головы...Я удостоверился, что он в самом деле совершенно похож был на меня. Не знаю, почему мне это показалось страшным, и я несколько дрожащгш голосом сказал:

- Подлинно, милостивый государь! ... но пожалуйста, скажите, кто вы таковы?

- Не кто другой, - отвечал незнакомец, - как вы сами...вы, верно, слыхали, что иногда человеку является собственный его образ? Я, милостивый государь, я не кто иной, как образ ваш, явившийся вам.

- Батюшки! .. сколь ни было для меня приятно вас видеть, но ... говорят, что такие явления случаются перед смертию...

~ Стыдитесь, - сказал незнакома!, - стыдитесь таких вздорных предрассудков - и успокойтесь. Клянусь честию, что приход мой не предвещает вам никакого несчастья; я пришел усладить по мере возможности уединение ваше...

Слова незнакомца, уверительным тоном произнесенные, совершенно меня успокоили; я ему поверил, и в самом деле он не обманул меня. Теперь минуло уже лет десять после первого свидания нашего, и я не только жив и здоров, но, говорят, даже приметно потолстел с того времени

В этом первом известном отечественном тексте такого плана привлекает внимание особое взаимодействие смены регистров с лексическими ориентирами. А именно - оживление внутренней формы при использовании компонента другой, иной в составе устойчивого оборота. Их целостная семантика и сегодня лишена акцентирования семы «инаковости». Можно сравнить семантическую структуру местоименного выделения (а не инаковости), сложившуюся уже в ХУШ веке и фиксируемую современными словарями, например: «Не кто иной (другой), как Именно тот» (БТС 611). Эта целостная

семантика проявляется и в данном контексте: не кто иной, как вы сами, -«именно вы». Но она взаимодействует с семой «другой», изначальным носителем которой является одноименный компонент, как отдельное местоимение. Оживлению значения инаковости служат ассоциации с лексемой образ, близкой по значению к единству «второе Л», а также с различными носителями семы позитива: успокоили, не обманул, поверил. Эти переплетения создают своеобразную семантическую сеть, лексические узоры текста (Штайн 2006).

В главе 2 «ГРАММАТИЧЕСКАЯ СИСТЕМНОСТЬ КАК УСЛОВИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ АЯЛ: ОБЩЕЕ И ОСОБЕННОЕ» отмечается, что для системности релевантна общая и особенная связь между грамматикой и АЯЛ, а также выявленные в материале грамматические значения и формы. Это побуждает оговорить определенную очередность изложения, связанную с членением объектного пространства, а также определенное соотнесение опорных понятий, включая монолог и диалог.

При раскрытии грамматической системности учитывается «существование ... непрерывного спектра перехода от семантики к синтаксису и от синтаксиса к семантике» (Караулов 1981, 326).

Материал характеризуется в той последовательности, которая определяется его спецификой - языковым способом представления личностной амбивалентности. В свою очередь, способ соотносится с внеязыковыми свойствами - сущностной раздвоенностью, расчленением единства, корреляцией целого и частей. Эти свойства находят различное грамматическое соответствие. Наиболее существенны следующие два вида соответствий между амбивалентностью и грамматикой: использование для представления АЛ категориальных значений общего характера иамбивалентно ориентированных («специализированных») единств.

Амбивалентность, как комплексный феномен, может в языковом представлении тяготеть к определенным грамматическим (и лексико-грамматическим) подсистемам и соответствующим семам: сопоставлению, партитивности и некоторым другим. Развитая подсистема сопоставительных отношений оказывается предпосылкой для представления АЯЛ: сопоставление может органически «совмещать два полюса», становиться, условно говоря, АЯЛ-конструкцией. Принципиально также, что расчленение единства неодинаково передается в двух формах: в стандартном монологе и в диалоге, а также в смежных с диалогом формах (несобственно-прямой речи и подобным; причем дифференциация данных форм отчасти условна, что отмечают в связи с растущим вниманием к наследию М.М.Бахтина. Артюшков 2003 и др.).

С указанными грамматическими признаками связаны разнообразие и продуктивность определенных видов представления АЯЛ. Это побуждает дифференцировать анализ грамматической системности с учетом сфер общего и особенного, а также основных и неосновных условий и выделить четыре сферы системности. Три основных элементарных условия рассматриваются в

следующей очередности: реализация общего категориального значения сопоставления, представляющая АЯЛ в монологе; реализация этого же общего значения в диалоге и смежных с ним формах; использование специфических грамматических и лексико-грамматических единств. После трех основных элементарных реализаций могут рассматриваться периферийные и комплексные грамматические условия представления АЯЛ.

При этом учитывается определенная условность границ между двумя основными формами речи: монологом и диалогом. В материале проявляется их закономерная общность, побуждающая некоторых ученых заключать, что «вообще не следует проводить резкую границу между монологом и диалогом» (Артюшков 2003, 63, с обобщением взглядов Д.Брчаковой и других авторов). Первую группу реализаций сопоставительного категориального значения в границах монолога отличает единая номинация АЯЛ.

Так, в следующем примере (из медиатекста) ЯЛ известного, достойного деятеля культуры определяется автором как амбивалентная, что подкрепляется мнением еще одной ЯЛ. Сопоставление, выраженное способом бессоюзия, реализуется таким образом, что контрастные характеристики одного и того же субъекта, подчеркнутые в тексте, интегрируются. Причем амбивалентность поддерживается и макроконтекстом - см. сочетание исключающие друг друга:

Люди верили героям Бернеса безоговорочно, возможно, потому, что он не играл, а просто раскрывал стороны своей собственной многогранной личности. «Добрый - злой, честный — несправедливый, ...смелый - нерешительный, простодушный - хитрый, доверчивый — подозрительный. веселый -мрачный ...Эти исключающие друг друга эпитеты можно длить и длить, и всё это будет верно» - сказал о нем Зиновий Гердт, старинный и преданный друг. (Баринова. Великий одессит из Харькова. Выделено нами. - Н.К.).

В дискурсе шестикратно использована схема 81п1- Р 1, а не Р 1 (символом предиката/распространителя Р отражены различные возможные синтаксические позиции, актанты, наполненные характеристикой ЯЛ, включая атрибутивную, объектную, синкретичную и т.д.). Она показывает, как у личности, номинируемой единообразно, говорящие отмечают сосуществование взаимоисключающих характеристик, предикатов и контрпредикатов. А именно:

81п1Бернес - Р 1 добрый - не Р 1 злой (т.е. не добрый)и т.д.

Амбивалентность личности представлена в языковой оценке других участников коммуникативного процесса (а не в ее собственной речи), в этом здесь реализуется природа АЯЛ. Отмеченная в контексте многогранность Бернеса как ЯЛ включает такие стороны, которые совместимы только в рамках амбивалентности. Данные стороны ЯЛ представлены предикативными характеристиками. Умножение противоположностей укрепляет закономерный характер АЯЛ и оказывается ясно воспринимаемым комплексом, своеобразным стандартом, а не излишеством. Приведенное построение обладает емкой простотой. Ей служит структурное закрепление категориальной семы,

синтаксическая организация. В «сопоставительном каркасе» взаимоотталкивание полюсов определяется как сложная цельность. Так выявляется взаимное благоприятствование между сопоставительной макросемой и амбивалентностью. С одной стороны, жесткость и гибкость модели таковы, что она способна удержать даже этот разительный контраст как сложную цельность, причем демонстрируются широкие границы, богатство наполнения модели. С другой стороны, сила ее крепления служит импульсом для развития амбивалентного наполнения, для испытания новых возможностей. Таким образом складывается сложное значение преодоления распада, снимаются ограничения на единство контрастов

Схема 81п1—Р1, анеР1 проявляет свою типичность как в свободной коммуникации, так и в нормативных ситуациях. Если в вышеприведенном примере так называемой свободной коммуникации (о Бернесе) регулярность представления АЯЛ подтверждалась емкостью и кратностью реализации схемы, то в нижеследующем контексте эту же регулярность подтверждает и акционалыюе обобщение. Такова научно-учебная рекомендация для попавших в экстремальные обстоятельства, например, для захваченных заложников:

Займитесь сознательным раздвоением своей личности, не дожидаясь, пока она раздвоится сама в результате шизофрении. Вариантов много: Я - энтузиаст и Я — циник и т.д. (Князев, Кейн 2005, 18; эти рекомендации характерны для различных условий и источников).

Личностная амбивалентность как феномен обладает, по данным ряда наук, определенной целостностью, завершенностью охвата явлений - от нормы до аномалии. Нормативная ситуация показала возможности сопоставительного категориального значения представлять АЯЛ. Коль скоро емкая схема представляет нормативную амбивалентность, было бы системно закономерным предположить представление аномальной АЯЛ: как таким же способом, так и иными. Предположение подтвердилось в отношении сопоставительных значений, рассматриваемых в настоящем разделе. Обратимся к синтаксически типовому контексту с союзом же:

Внутренний голос всё чаще стал повторять: чем просить и унижаться, лучше «свистнуть» и молчать. Другой же голос противоречил ...воровать - значит опять тюрьма. Первый голос, перебивая второй, говорил и ядовито шипел: «Что, тюрьмы испугался? (...) Иди и бери от жизни, что она тебе дает сегодня...» (Люксембург, Яндиев. Серийный убийца).

Основой представления амбивалентной, полярно двуголосой личности служит та же выявленная первая схема. См. её стандартный характер и стандартное лексическое наполнение:

Внутренний голос всё чаще стал повторять: чем просить и унижаться, лучше «свистнуть» и молчать. Другой же голос противоречил ...воровать — значит опять тюрьма. Первый голос, перебивая второй...

Перейдем к построениям, где сложная единая ЯЛ номинируется по-разному (а не одинаково, как в первой группе). При этом ее контрастные ха-

рактеристики распределены по сопоставляемым конструктивным центрам. См. схему (поясненную в начале подраздела): п1 -Р1,а81п2-неР1.

Сразу отметим количественное ограничение: выявлена лишь бинарная корреляция между именованиями ЯЛ-1 и ЯЛ-2, хотя теоретически и экспериментально возможно большее число разных номинаций одной личности. Предполагаем, что ограничение вызвано требованиями емкости: с увеличением числа наименований одной, хотя и сложной ЯЛ её единство теряется, «расползается»; реципиенту, адресату речи настолько сложно отождествить, соотнести «тройную номинацию» одной ЯЛ в отмеченных условиях, что она не востребуется даже для интригующего изложения, для эффектов коммуникативного шока. Бинарная корреляция оказывается единственной реализацией обобщенного набора соотношений, частное получает статус типового представителя общего. Более того, и эта «двойная номинация» встречается значительно реже, чем первая группа, что может объясняться сходными причинами. В то же время в других аспектах лицо может именоваться протяженным рядом, включающим даже 6-7, редко более разных номинаций (например, персонажи-«оборотни» романа В.О.Богомолова «В августе сорок четвертого». В данной, второй, группе для схемной семантики сопоставления значимы не только различия характеристик, но и смысловые оттенки субъекта, две соотнесенные противопоставленные номинации ЯЛ. Например:

1) Он (Семен по прозвищу Дуче, криминальный авторитет. - Н.К.) однажды окончательно ощутил себя Терминатором. В нем еще жил Дуче, но голос Терминатора звучал всё сильней, набирал мощь, силу. (...)

Непосредственную подготовку к операции начал Дуче еще в начале августа. А в середине сентября решение принимал уже Терминатор. Иногда эти двое пересекались, в одной голове звучало два голоса одновременно. Иногда Терминатор как бы уходил в тень, умолкал... по всегда возвращался. Его решения становились главными, обсуждению не подлежали. Дуче никогда не расстался бы с Очкариком, но Терминатор решил жестоко и бескомпромиссно: Очкарика слить. (Константинов, Новиков. Ультиматум губернатору Петербурга);

2) — Как это на стрелку без стволов?

- Делай, что говорят! - отрезал Шаман. — Центургюн действует по моей команде!

- «Центургюн», — передразнил Метис. - А кто ответит, если ребят положат7

- Может, ты вместо меня командовать будешь? - угрожающе процедил Шаман, но тут же сменил тон. - В городе сплошные засады. Сгореть хочешь? Те тоже без «стволов» явятся!

Недовольно бурча, Метис вышел. Генеральный директор и кандидат в законодательное собрание задумчиво смотрел ему вслед. При Толстяке таких демаршей быть не могло. Но Толстяка подбирал Шаман, а Центуриона — Воронцов, прежний и новый начальники службы безопасности от-

ражали разные половины личности руководителя группировки. И если Центурион был более респектабельным и вхожим во многие служебные кабинеты, то Толстяк умел выполнять грязную, а если нужно - кровавую работу. Сейчас Воронцов отчетливо понял, что Бобовкина нужно срочно менять «Ладно, - подумал Шаман. - Посмотрим, как он сумеет использовать своих бывших коллег». (Корецкий. Вопреки закону)

Оба контекста однотипны в плане распределения номинаций, представляющих АЯЛ. Главное в этом распределении - соотнесенность ЯЛ-1с одним действиями, а ЯЛ-2 - с другими, контрастными. Так, в контексте 2) директор центрального рынка города-миллионника, депутат Городской думы Воронцов с криминальным прошлым и отчасти настоящим, с уголовным «погонялом», прозвищем Шаман действует контрастно. В одном качестве он подбирает в начальники службы безопасности неподходящее лицо, между тем ранее, в иной своей ипостаси, осуществил адекватный «подбор кадров».

Этой особенности сопутствуют однотипные модификации общей схемы 81п1 -Р1, а 81п2- не Р1:

1) Э1 п1 Дуче Р 1 не расстался бы с Очкариком,

а 81п2 Терминатор решил жестоко (не Р1 — не оставлять Очкарика);

2) 81 п1 Шаман - Р1 подбирал Толстяка,

а Б1п2 Воронцов - подбирал Центуриона (не Р1 - Толстяка).

Для выявления различий между рассматриваемой второй группой и отмеченной выше первой уместен прием дистрибуции (в широком смысле слова). Вторая группа характеризуется специфической дистрибуцией: во всех представленных отрезках невозможна замена разных номинаций на какую-либо одну. При экспериментальной попытке превратить вторую схему в первую построение распадается и соответствующая семантика не устанавливается. Ср. реальный контекст 1) и варианты неотмеченного, бессмысленного-

1 *) В Семене еще жил Семен, но голос Семена звучал всё сильней, набирал мощь, силу. (...) Непосредственную подготовку к операции начал Семен еще в начале августа. А в середине сентября решение принимал уже Семен. Иногда эти двое пересекались, в одной голове звучало два голоса одновременно;

1 **) В Дуче еще жил Дуче, но голос Дуче звучал всё сильней, набирал мощь, силу (...) Непосредственную подготовку к операции начал Дуче еще в начале августа. А в середине сентября решение принимал уже Дуче. Иногда эти двое пересекались, в одной голове звучало два голоса одновременно

Крайне ограничена и обратная замена - первой схемы на вторую.

Разные номинации АЯЛ используются и при иной реализации сопоставительной семантики. В следующем контексте из остросюжетного романа АЯЛ - двойник первого лица в государстве, президента России, что показано корреляцией Василий Петрович - Сам. В представлении «традиционно» участвует сопоставительное категориальное значение (см. выделенную конструкцию, интегрирующую ЯЛ-1 и ЯЛ-2):

Эта всесторонняя продуманность и полная обеспеченность всем необходимым очень нравились Василию Петровичу. Не надо ни о чем думать, ни о чем заботиться, нет риска допустить ошибку, попасть впросак, опоздать на поезд или не достать билет на самолет. Все уже решено и организовано, каждый раз тебе дают подробный инструктаж, понятный любому кретину. От него требовалось лишь одно: точность и дисциплинированность.

Получив сигнал о дате вылета, Василий Петрович уже не отходил от телефона В любой момент могли позвонить: «Машина ждет», и происходило превращение: Василий Петрович исчезал, вместо него появлялся Сам. Теперь он ехал лишь на спецавтомобилях или в особом салон-вагоне, летел на президентском самолете, его окружала охрана, большая часть которой не знала, кого она охраняет. Часы воплощения в Самого являлись звездными для Василия Петровича. (Корецкий. Вопреки закону)

Показательна роль в конструкции оборота вместо него, а также соотнесенность с той же моделью, служащей характеристике разных лиц. Вполне естественен иной контекст, в котором речь идет об уходе одного лица и приходе вместо него другого, безо всякой амбивалентности. Ср.:

(Наступала очередь второй смены в цеху). Иван исчезал, а вместо него на рабочем месте появлялся Сергей.

Этот контекст, сам по себе не имеющий никакого отношения к амбивалентности, показывает разницу грамматических условий для представления АЛЛ и цельной личности. Цельную личность можно представить без специальных условий, корреляций. Амбивалентная языковая личность представлена специфическими корреляциями с участием элементов контекста. Это происходит «при прочих равных», т. е. при внешне однотипном лексическом наполнении.

В приведенном примере также приемом дистрибуции подтверждается невозможность замены двух разных номинаций одного лица Василий Петрович - Сам - на одну, единую (как в первой, ранее рассмотренной группе).

Относительную редкость приведенных типичных случаев второй группы по сравнению с первой заманчиво было бы объяснить некоторой прямолинейностью: сопоставляемые предикаты, распространители разные, да еще и субъект именуется по-разному. Однако невозможность взаимозамен побуждает к иному объяснению: у второй и у первой групп дифференцированы семантические возможности в представлении АЛЛ. Эта дифференциация свидетельствует об известной строгости исследуемой подсистемы и в то же время - о её относительной бедности на данном этапе становления АЛЛ.

Линейно возможны контактность/дистантность фрагментации, т. е. либо резкий стык, либо плавный переход. Они обладают своими возможностями, определяемыми спецификой реализации сопоставительного категориального значения.

В следующем фрагменте персонаж, Катя, первоначально отказывается от предложения Тимофея (ещё почти незнакомого) подвезти её. А затем, не сразу, но скоро, соглашается. Каждое решение выражено одной и той же ре-

пликой - спасибо и притом сопровождается объемными и достоверными внутренними мотивировками.

Амбивалентность предстает как закономерное проявление духовной сущности в сложных межличностных отношениях (см.: Михеева 2000, 4548). И мотивировки усиливают глубокую основательность каждой из полярных интенций личности (см. подчеркнутые отрезки):

- Садитесь, я подвезу вас, - монотонно и равнодушно, как будто выполняя скучную обязанность, велел он (Тимофей).

Она поставила его в неловкое положение, вдруг пошла Катерина с опозданием. Не предложить помощь он не может, раз уж он вообще с ней заговорил. Отправить охрану везти ее он тоже не может - охрана должна сопровождать его. Но это немыслимо, чтобы он вез ее!

Люди его положения не подвозят из аэропорта девиц, оказавшихся без машины. Ей попадет от Приходчепко, от Абдрашидзе, да это просто невозможно, черт возьми!

Нужно быстро и решительно отказаться, приказала себе Катерина.

- Спасибо, Тимофей Ильич, — пробормотала она застывшими от неловкости губами. - Я доберусь на такси. Спасибо.

Ей было плохо видно его лицо - ночь, снег, в очках отражались блики света от фонаря. Но ей вдруг показалось, что она разглядела усмешку.

- Я не понял, - сказал он после секундной паузы, - вы намерены со мной спорить?

И все стало предельно ясно. Нельзя отказываться, когда предлагает Тимофей Кольцов. Даже пытаться глупо и смешно. Нужно выполнять, и чем быстрее, тем лучше.

Потом, на досуге, она сможет все обдумать и выругать себя за излишнее любопытство, которое не позволило ей потихонечку шмыгнуть внутрь зала ожидания, подальше от греха и Тимофея Кольцова. И проанализировать чувства, более сложные, чем любопытство. А пока, чем дольше она мнется в нерешительности, тем нелепее выглядит ситуация, тем дольше она задерживает Великого и Ужасного и затягивает весь пикантный эпизод с ее доставкой.

- Спасибо, Тимофей Ильич, - пробормотала Катерина фальшивым голосом и полезла в джип, волоча за собой сумку.

-- Оставьте вещи, Катерина Дмитриевна, - посоветовал Кольцов. -Ребята положат в багажник. (Устинова. Персональный ангел)

Переход от отказа к согласию, от одного полюса амбивалентности к другому раскрыты подробно, что расширяет и углубляет картину фрагментации. Привлечены разнообразные ее средства. Среди них показательно высказывание Спасибо. Оно прагматически энантиосемично: во фрагменте а) означает отказ, а в отрезке б) передает контрастную ему интенцию, согласие. Исходный фрагмент семантически достоверен.

Представим эти фрагменты как соседние, при том, что в исходном анализируемом тексте они отдалены. «Стык» микрофрагментов а) - б), осуществленный в операциональных целях, производит впечатление неприемлемого, эстетически немотивированного поведения ЯЛ. Ср.:

а) Нужно быстро и решительно отказаться, приказала себе Катерина.

- Спасибо. Тимофей Ильич. — пробормотала она застывшими от неловкости губами. - Я доберусь на такси. Спасибо.

...- Я не понял, — сказал он после секундной паузы, — вы намерены со мной спорить?

б) — Спасибо, Тимофей Ильич, — пробормотала Катерина фальшивым голосом и полезла в джип..

Возможности сопоставления, развернутого в контексте разнообразными сопутствующими средствами, совмещаются с категориально-лексическими возможностями этикетного слова: «СПАСИБО 1 .частица. Выражает благодарность» (БТС, 1245). Как показано в специальном словаре, в смысловой структуре этой единицы с позитивным компонентом может, в несколько ином ракурсе, сочетаться контрастное - «2. Выражение возражения, несогласия, отказа что-либо сделать» (Меликян 2001, 179-180). В рассматриваемом контексте это закономерное взаимодействие проявляется в связи с АЯЛ. Оно поддерживается и системностью другого рода, не относимой к АЯЛ, но раскрывающей сложную и цельную суть подобных единиц (см. классический контекст):

...Хозяйка своим громким носовым голосом спроста:

— Чаю? Молока? Яблоков? Говорите, чего хотите.

- Merci, Анна Афанасьевна.

— Merci — oui, ou merci - non?

Подобные французские фразы были неизменны в семье Зиненко. Бобров отказался от всего. (Куприн. Молох); главный герой определяет такие клише как «узкий мещанский словарь». Возможности передачи контраста у единицы мегс1-мерси определяются и толкующей единицей, ср.: «МЕРСИ Разг. Спасибо, благодарю» (БТС, 534). Причем характеристики этих актуальных единиц по признаку происхождения подчеркивает энантиосемию, сближающую возможности французского и русского языков в представлении ЯЛ.

Примечательно, что в исследуемом контексте речевого поведения Катерины средства амбивалентности достаточно отдалены друг от друга. Между ними в двух абзацах пять протяженных конструкций из девяти предикативных единиц, что находится на грани оперативного восприятия (по В.Ингве — семь плюс/минус две единицы одного порядка).

Но и дистантный способ способствует прочности фрагментационного, раздваивающего контекста. По назначению он таков же, как и контактный. А в плане организации он реализует иные сближающие возможности - специфическую смысловую итеративность, включая своеобразные лексические повторы как ее средство.

Характерна такая группа реализации сопоставительного значения, представляющего АЯЛ в диалоге, как распределение ЯЛ-1 и ЯЛ-2 по двум речевым планам, сопровождаемое дифференцированными номинациями. Подобное было выявлено и в ранее рассмотренной сфере монолога.

В главе 3 «ПРАГМАЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ СИСТЕМНОСТЬ КАК УСЛОВИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ АЯЛ» намечаются и характеризуются системные отношения в плоскости прагматики. На основе дефиниции прагмемы в актуальном словаре (Брусенская, Гаврилова, Малычева 2005, 156) предлагается рабочее определение ее гипонима: амбивалентная прагме-ма - это носитель прагматического смысла, обращенный к представлению амбивалентности той или иной ЯЛ, т. е. к совмещению полярных, резко контрастных характеристик.

Именно в прагмалингвистическом контексте акцентируется единство ЯЛ. Отсюда вытекает последовательность характеристики материала: от наиболее элементарных проявлений с доминантой непроизвольной амбивалентности - к анализу намеренной амбивалентности, прагматики имитации, игры в этой сфере. При этом в представлении «игровой» амбивалентности учитывается ее всеобщность, связь с профессиональным статусом личности, крайние ситуации, когда имитации подвергается такое мерило искренности, как кончина лица.

Обратимся к трем типовым ситуациям борьбы, в которых проявляется «самопротиворечивость» АЯЛ.

В нижеследующем примере 1), в классической булгаковской «драматизации» толстовской эпопеи, а также в исходном более протяженном тексте Л.Толстого языковая личность одновременно испытывает два полярных намерения. А именно - вызвать и не вызвать на дуэль соперника, стремившегося обесчестить его невесту:

1) Андрей (один). Мне не стоит, не стоит унижаться до столкновения с ним. Не стоит. Но я не могу не вызвать его (Анатоля Курагина. - Н.К.), не могу, как не может голодный человек не броситься на пищу! Ах, боже мой, боже мой. И как подумаешь, что и кто - какое ничтожество может быть причиной несчастья людей!.. (Булгаков. Война и мир)

Каждое намерение представлено характерными средствами прагматической системности, причем в обоих статусах - с системным усилением:

Н1 Мне не стоит, не стоит унижаться до столкновения с ним. Не стоит.

Н2 Но я не могу не вызвать его, не могу, как не может голодный человек не броситься на пищу!

Единую языковую - прагматическую - системность характеризует использование повторов в обеих частях контекста. Специфику одного из намерений, как прагмалингвистическую системную характеристику, оттеняет своеобразное, предельно усиливающее - амплифицирующее - сравнение во второй части контекста.

Амбивалентной прагмемой является комплекс, заключительная часть которого (курсив в скобках) имплицитна, а всё построение, при яркой пластичности, ассоциируется в силу своей четкости с силлогизмом:

мне не стоит унижаться до столкновения с ним. Но я не могу не вызвать его (не вызвал)

Корреляцию между обеими гранями АЯЛ можно представить двумя уровнями обобщения. На первом отражается сам контраст между характеристиками АЯЛ:

ЯЛ-1, отказ от дуэли, раскрывает определенную личностную независимость:

ЯЛ-2, нацеленность на дуэль, показывает некую зависимость Андрея от поведенческих стандартов, от ритуала.

См. соотношение (с условными обозначениями «н» и «з»: соответственно независимость и зависимость):

ЯЛ-1н: не стоит унижаться до столкновения, ЯЛ-2з: я не могу не вызвать его

На втором уровне обобщения подтверждает свою объяснительную силу более многомерная схема, которая ранее была выявлена на материале лексической системности (глава 1). См.: ~НАг1 х НАг2

Здесь - амбивалентная личность, представленная определенными лексическими средствами. Причем цифровым индексом 1 акцентируется единство личности, пусть даже она и явлена амбивалентными гранями; ~ знак обобщения единой личностью своих полярных граней; НАг1 - определенное намерение, характеризующее личность в «первой реальности», в одном из фрагментов реальности и т.п.;

НАг2 - иное намерение, находящееся с предыдущим в отношениях системного прагмалингвистического контраста, полярное ему и определяемое во «второй реальности»;

х - знак взаимодействия между ЯЛ-1 и ЯЛ-2.

Принципиально сохранение определенного единства Андрея как личности. Результатом столкновения намерений не становятся распад, усугубление мучений - главным результатом, явленным специфическими языковыми средствами, оказывается медитация, которую представляет комплекс из эмоциональной коммуникемы, благоприятствующей прагматической дифференциации, и конструкции, организованной транспозитивным вопросительно-восклицательным местоименно-наречным словом как: Ах, боже мой, боже мой. И как подумаешь, что и кто - какое ничтожество может быть причиной несчастья людей1.. См.: «АХ, БОЖЕ. Выражение удивления, недоумения, неодобрения, негат. оц., возмущения, испуга и т.п.» (Меликян , 2001, 56).

С прагматическим представлением выбора взаимодействует внеязыко-вая феноменологизация - вмешательство судьбы (ранение и смерть Анатоля), избавившей Андрея от этой тяжкой альтернативы;так сохраняется сложная цельность его личности.

Отметим, что представление АЯЛ повышает прагмалингвистнческую достоверность языковой картины мира: будь здесь представлена моновалентная ЯЛ, ограничилась бы многомерность ситуации.

Рассмотренный крайне сжатый контекст подчеркивает достаточно всеобщую черту - самоценность, относительную обособленность прагмалингви-стической системности. Ни лексическое, ни грамматическое представление не объясняют всей сущности рассматриваемых феноменов АЯЛ. Именно категории и понятия лингвопрагматики существенны для систематики такого «совмещения несовместимого». Они позволяют установить, что связь «намерение - результат» (а также то, что их может сопровождать) закреплена в одной из подсистем языка - прагматической.

Интегративная установка проявляется во всех последующих примерах данного подраздела, даже при не совсем удачном или совсем неудачном притворстве. Он намечает закономерную природу вымысла, для которой значимо системно-языковое представление (отмеченное еще во введении в связи с идеями Л.А.Новикова о взаимодействии граней субъекта на материале романа «Евгений Онегин»). См. парадоксальное утверждение значимости лжи в следующем диалоге:

- Художник - всегда немного лжец. А вам хотелось бы говорить людям правду?

- На мой взгляд, истина — слишком простой и скучный инструмент для художника. Да и всему человечеству ложь принесла довольно много пользы. Представьте: во что превратилась бы жизнь стариков, больных или людей с какими-либо увечьями, если бы в мире существовала одна лишь истина? Так что все великие творцы, все великие любовники были лгунами. Они пользуются ложью, чтобы завлечь жертву в свои сети Но при этом расцвечивают и ее жизнь яркими красками. И вообще, если бы люди говорили в глаза всё, что они друг о друге думают, все бы давно перессорились!» (финал интервью) (Шигарева Ю. - Лелуш К. Любовь придумали женщины // АиФ. 2008. № 13. С.35)

В этом диалоге элемент теоретизации переплетается с подлежащим анализу представлением АЯЛ. В амбивалентной прагмеме существенны такие компоненты и их связь, соединяющая намерение и результаты: ложь принесла много пользы - пользуются ложью, чтобы завлечь...— если бы люди говорили в глаза всё, что они друг о друге думают, все бы давно перессорились! Немаловажна и статусная характеристика объекта коммуникации как «жертвы»

Это утверждение о всеобщности лжи справедливо, на наш взгляд, и для самого данного утверждения (что соотносится с некоторыми классическими софизмами). Иначе говоря, правда как таковая может обладать абсолютной ценностью. Вместе с тем прагмалингвистическая представленность лжи определяется именно во взаимодействии с истиной, о чем объективно свидетельствуют и системные связи в данном диалоге, где выделенные реплики деятеля культуры, реалиста «закольцовывают» экзистенцию истины.

Переходя к итогам анализа интегративной установки, отметим такой аспект, как писательское представление собственной раздвоенности.

См. суждение автора о своей героине: Ну и, наговорившись с Шуркой, раскладывала я вещи...и засаживалась в Троицком доме работать. Стихи писала, рассказы... В одном из них неожиданно и появилась моя Шурка: забежала на минутку к главной героине да так и остаюсь. Мало того - стала одеяло повествования перетягивать на себя. С удивлением я следила за ней... Я совершенно не ожидала того, что с ней случится. Я была потрясена. Я этого не хотела. (Николаева. Полет шмеля)

Амбивалентная языковая личность автора представлена достаточно искусно, не навязчиво, не демонстративно - и вполне определенно: «совершенно не ожидала того», что планировала. (Это представление соотносится с хрестоматийно известными суждениями А.С.Пушкина, Г.Флобера и других Мастеров). Так подтверждается дифференциация граней субъекта, автора, отмеченная ранее и укрепляемая в последние годы: «Говоря об авторской субъективности, организующей произведение, нельзя забывать о многозначности и иерархичности самого понятия "автор"» (Горохов 2007, 10).

В заключении обобщаются основные результаты исследования и обосновываются его перспективы. Вынесенные на защиту положения подтверждаются итоговыми обобщениями, из которых наиболее значимы следующие три.

1. Языковая и речевая системность, служащая средой проявления различных типов, видов и разновидностей языковой личности, принципиально характерологична и для АЯЛ. Последняя представлена как тип ЯЛ, как объект теории языка только в той мере, в какой его характеризует лингвистическая системность, а не общие психологические свойства.

Общим признаком для различных видов проанализированного материала являются вышеотмеченное сосуществование взаимоисключающих начал, представленное языковыми средствами. Среди них показательны амбивалентные ФЕ, амбисемичные номинации, амбивалентные прагмемы и т. п.

Сущность АЯЛ не может быть сведена к логической связи между понятием АЛ и языковыми проявлениями (а также речевыми, речемыследеятель-ностными и проч.). АЯЛ - иной феномен, он определяется языковой и речевой системностью. Как объект лингвистики, АЯЛ вступает в сложные междисциплинарные соответствия с АЛ, принадлежащей к объектной сфере психологии и отчасти - социологии.

АЯЛ определяется в соотнесении с двумя понятиями: ЯЛ и АЛ По отношению к ЯЛ АЯЛ есть гипоним относительно гиперонима. А между АЯЛ и АЛ наблюдается частичное совпадение элементов логической структуры понятий, причем совпадающие элементы не являются конституирующими для АЯЛ, раскрывающейся в лингвистических координатах. Личностная амбивалентность не служит достаточным признаком для АЯЛ. В целом ряде случаев амбивалентность личности не ведет к появлению АЯЛ - они просто определяются в сферах разного знания, в понятиях разных наук.

Вопрос о том, выступает ли общая, психологическая и социальная амбивалентность личности необходимым признаком для АЯЛ, остается открытым, поскольку амбивалентная личность недостаточно концептуализована в психологии и в социологии.

Отметим также, что существуют ситуации, когда языковая амбивалентность определяется в том или ином дискурсе, но не связана с определенной языковой личностью.

Итак, ведущей для АЯЛ как типа ЯЛ оказывается её репрезентация средствами лексико-семантической, грамматической и прагматической системности.

2. Вместе с тем для АЯЛ значимо взаимодействие языковой системности с внешними условиями её проявления, с психолого-социокультурной динамикой.

Так, доля, значимость и типичность АЯЛ в современном рече-языковом континууме, в языковой картине мира ХХ-ХХ1 веков, в соответствующих текстах и дискурсах больше, нежели ранее. АЯЛ выступает как емкий феномен, адекватный нарастающей информационной полифонии и взаимодействию противоположностей. Увеличение информационной насыщенности, «взрывной рост смыслов» отражается на личности и социуме - происходит серьезная трансформация социума. Все, что окружает человека и формируется им, меняется вместе с ним. Соответственно меняются также формы репрезентативности в языковой картине мира. АЯЛ выступает как емкая реакция на эти процессы и в то же время как стимул их дальнейшего развития. Именно такой тип личности регулярно привлекается для формулирования и разрешения двойственности как одной из ведущих междисциплинарных проблем человека в современном мире.

Эта регулярность тем существеннее, что АЯЛ, при определенной новизне условий её развития, взаимодействует с более ранними и прочными факторами, благоприятствующими амбивалентности: от собственно языковых, например развитой энантиосемии, до художественно-дискурсивных, как картина мира в традиции Ф.М.Достоевского, и социально-психологических.

Емкость и адекватность АЯЛ в этом плане определяется взаимодействием разных плоскостей системности. Быстроменяющаяся окружающая реальность обусловливает проблему существования соответствующих - емких - форм репрезентативности семиотических феноменов разного масштаба. В различных сферах жизнедеятельности человека наблюдаются схожие тенденции появления особой репрезентативной сущности семиотических объектов. Она выражает динамику как информационного пространства, так и ощущения (переживания, переосмысления) субъектом собственной жизни. Тем самым устанавливается специфическая необходимость и возможность АЯЛ для выживания в определенных, в том числе типовых ситуациях.

3. Три аспекта представления — лексический, грамматический, прагматический - проявляются относительно независимо. В ряде дискурсов АЯЛ четко определяется лишь один из них, он необходим и достаточен для репре-

зентации АЛЛ. Это подтверждает сферой АЯЛ значительную специфику и высокую развитость каждой из трех данных подсистем языка-речи.

В то же время закономерны два других плана: своеобразная общность между подсистемами в представлении АЯЛ, а также взаимодействие лексики, грамматики и прагматики в ряде случаев реализации АЯЛ.

Для представления амбивалентности принципиальна корреляция между двумя компонентами (частями, подпространствами) контекста.

Лингвистическая системность в представлении АЯЛ состоит в регулярном использовании комплекса средств, обладающих фрагментационным потенциалом. Релевантны единицы, семантическая структура которых содержит корреляцию «часть-целое» (часть меня и т.п.). При этом как контактная, так и дистантная организация представления взаимоисключающих характеристик обладает контекстуальной прочностью.

Ей способствует особая дифференциация средств, причем единообразная в лексике, грамматике и прагматике. Это соотнесенность основного и дополняющих макрокомпонентов: например, лексического ориентира и семантического «спутника», грамматических единств и их грамматической «поддержки». Между двумя макрокомпонентами существует двоякая связь. С одной стороны, без основных средств амбивалентная установка определялась бы как расплывчатая. Но, с другой, если бы она ограничивалась только ими, то превратилась бы во фрагментарную, не связывалась бы с семантико-грамматической целостностью текста. А целостность особенно существенна, когда выявляется амбивалентность представленной в тексте языковой личности. При этом статус компонента соотносится со спецификой подсистемы: так, носитель смысла «доверия-неверия» в лексике и грамматике выступает как семантический «спутник» маркера амбивалентности, а в прагматике этот компонент входит в состав маркера - амбивалентной прагмемы.

На указанном основании отмеченная дифференциация «основной - дополняющий компонент» определяется как обобщающе-лингвистическая, общесистемная в языковом плане для пространства АЯЛ. При этом интегратив-ная установка представления АЯЛ контрастно оттеняет основу амбивалентности, самое несовместимость. А дифференцирующая установка служит балансом, необходимым системным «противовесом» для сложного единства в данной несовместимости.

Основные положения исследования отражены в следующих публикациях:

1. Котова Н.С. Представление амбивалентной языковой личности в лексической и грамматической подсистемах русского: монография. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ ЮФУ АПСН, 2008. (10,4 п.л.)

2. Котова Н.С. Амбивалентная языковая личность: сущность и прагматика: Монография. Армавир: Изд-во АЛУ, 2007. (8 п.л.)

3. * Котова Н.С. Аспекты характеристики амбивалентной языковой личности // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2006. №4. С. 176-182.

4. * Котова Н.С. Раздвоенность и разноименность как характеристики амбивалентной языковой личности // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2006. № 10. С. 135-139.

5. * Котова Н.С. О месте девиантности в характеристике амбивалентной языковой личности // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2006. №11. С.176-182.

6. * Котова Н.С. Разновидности АЯЛ в образной системе художественного текста // Культурная жизнь Юга России. 2007. № 5. С.77-78.

7. *Котова Н.С. Смена лексических регистров как способ репрезентации амбивалентной языковой личности // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. 2008. № 4. С.68-72.

8. *Котова Н.С. Терминирование амбивалентности и прагмалингвисти-ческое представление амбивалентной языковой личности // Вестник ИГЛУ. 2008. № 2. С.43-49.

9. * Котова Н.С. Амбивалентная языковая личность в аспекте функционально-системной соотнесенности лексических единиц // Культурная жизнь Юга России. 2008. № 3. С. 75-78.

10.* Котова Н.С. Амбисемия как характеристика амбивалентной языковой личности: предпосылки методологического анализа // Вестник ЧелГУ. 2008. №21. С.86-91.

П.* Котова Н.С. Языковая личность персонажа и амбивалентное начало в текстах прозы А.П. Чехова // Вестник ПГЛУ. 2008. № 3. С.52-58.

12.* Котова Н.С. Амбивалентная языковая личность в аспекте смены лексических регистров (на материале классической и современной литературы) // Научная мысль Кавказа. 2008. №1. С. 111-118.

13. Котова Н.С. Мена коммуникативных ролей в аспекте амбивалентной языковой личности // Социальные и гуманитарные науки. Приложение к журналу «Вестник Московского государственного открытого университета». 2004. № 5. С.16-19.

14. Котова Н.С. Утаивание информации как аспект амбивалентности языковой личности // Адыгская (Черкесская) Международная Академия наук: сборник научных статей. № 5. Нальчик; Армавир: Изд-во АМАН, 2005. С.80-86.

15. Котова Н.С. Амбивалентная языковая личность: информационно-семантический аспект // Журналистика: информационное пространство. 2006. №4. С. 27-30.

16. Котова Н.С. Аспектизация амбивалентности языковой личности // Изменяющаяся правовая система России в условиях современного социально-экономического развития: материалы международной научно-практической конференции профессорско-преподавательского состава // Ростов н/Д: РГЭУ Изд-во «РИНХ», 2006. С. 170-171.

17. Котова Н.С. О тождестве личности и границах амбивалентности в медиадискурсе // Журналистика: информационное пространство. 2007. № 3. С. 134-135.

18. Котова Н.С. Специфические мотивировки поведения в аспекте амбивалентной языковой личности // Социальные и гуманитарные науки. М.: Изд-во МГОУ, 2005. № 8. С. 19-28.

19. Котова Н.С. Автор текста как амбивалентная языковая личность: предпосылки трактовки // Социальные и гуманитарные науки. М.: Изд-во МГОУ, 2005. № 10. С.51-59.

20. Котова Н.С. Амбивалентная языковая личность и соотношение «дискурс-текст» // Сборник науч. статей АМАН. Нальчик; Армавир, 2007. Вып. 13. С.3-13.

21. Котова Н.С. Роль грамматических единств в представлении амбивалентной языковой личности (АЯЛ) //Вестник МГОУ. 2007. № 4. С. 147-149.

22. Котова Н.С. О моделях, выражающих расчленение целого при представлении амбивалентной языковой личности (АЯЛ) // Сборник науч. статей АМАН: Нальчик. Армавир, 2007. Вып. 12. С.60-63.

23. Котова Н.С. Сущность внутренней речи и амбивалентная языковая личность (АЯЛ) // Социальные и гуманитарные науки. М.: Изд-во МГОУ, 2007. №14. С.75-80.

24. Котова Н.С. Синтаксическое представление векторного расчленения при раскрытии амбивалентной языковой личности (АЯЛ) // Социальные и гуманитарные науки. М.: Изд-во МГОУ, 2007. № 13. С.34-39.

25. Котова Н.С. К общей характеристике грамматической системности при представлении амбивалентной языковой личности (АЯЛ) // Образование - Наука - Творчество. АМАН. Нальчик; Армавир, 2007. № 4. С.44-46.

26. Котова Н.С. Схемы реализации сопоставительного категориального значения при представлении амбивалентной языковой личности (АЯЛ) в монологе // Филология: Приложение к журналу «Синергетика образования». М.; Ростов н/Д: ЮО РАО, 2007. № 2. С.32-25.

27. Котова Н.С. Простота и сложность при представлении амбивалентной языковой личности (АЯЛ) в монологе // Филология: Приложение к журналу «Синергетика образования». М.; Ростов н/Д: ЮО РАО, 2007. № 1. С.11-15.

28. Котова Н.С. Двунаправленная контекстуальная поддержка при представлении амбивалентной языковой личности (АЯЛ) в монологе // Филология: Приложение к журналу «Синергетика образования». М.; Ростов н/Д: ЮО РАО, 2007. №3. С.10-13.

29. Котова Н.С. Степень семантической емкости при представлении амбивалентной языковой личности (АЯЛ) в монологе // Филология: Приложение к журналу «Синергетика образования». М.; Ростов н/Д: ЮО РАО, 2007. №4. С.9-15.

30. Котова Н.С. Девиантный аспект интерпретации амбивалентной языковой личности // Материалы Ш международной научной конференции «Язык. Дискурс. Текст». Ростов Н/Д: Изд-во ЮФУ, 2007. С. 30-33.

31. Котова Н.С. Сочетание модусов раскрытия амбивалентной языковой личности (АЯЛ) // Сборник науч. статей АМАН. Нальчик; Армавир, 2007. Вып.14. С.22-25.

32. Котова Н.С. Дифференцированные номинации при раскрытии амбивалентной языковой личности (АЯЛ) в монологе // Социальные и гуманитарные науки. М.: Изд-во МГОУ, 2007. № 15. С.3-9.

33. Котова Н.С. Амбивалентная языковая личность: функционально-системный аспект // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2008. №1. С. 146-150.

34. Котова Н.С. Лексическая системность как условие представления личной амбивалентности // Актуальные проблемы филологии и педагогической лингвистики. Владикавказ, 2008. С 122-125.

35. Котова Н.С. Амбивалентная языковая личность в аспекте сферы употребления лексической единицы // Материалы региональной научной конференции «Коммуникативные аспекты современной лингвистики и лин-гводидактики», г.Волгоград, 29 янв. 2008г. Волгоград: Волгоградское научное изд-во, 2008. С. 475-481.

36. Котова Н.С. О некоторых способах смены лексических регистров в аспекте представления амбивалентной языковой личности // Материалы IV Международной конференции «Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах». Челябинск, 2008. С.136-140.

37. Котова Н.С. Языковые девиации как способ репрезентации амбивалентной языковой личности // Материалы П1 Международной научной конференции «Концепт и культура». Кемерово: Кузбасвузиздат, 2008. С.828-830.

38. Котова Н.С. Дискурсивные характеристики личностной амбивалентности // Материалы Международной научной конференции «Языковая семантика и образ мира». Казань, 2008. С.93-96.

39. Котова Н.С. Осмысление амбивалентной языковой личности в свете феноменологических традиций начала XX в. // Человек и язык: сб. статей к 90-летию доктора филологических наук, почетного профессора Альберта Ав-густовича Гердта. Ростов н/Д: НПО ПИ ЮФУ, 2008. С.67-71.

40. Котова Н.С. Игровая направленность как средство репрезентации амбивалентной языковой личности в профессиональной коммуникации // Материалы Международной научной конференции «Язык профессиональной коммуникации: функции, среды, технологии». Ростов н/Д, 2008. С.28-35.

Подписано в печать 31.10.2008. Формат 60x84 'Лб. Печать офсетная. Объем ф. п. л. 2,0. Тираж 100. Заказ № 144.

НПО ПИ ЮФУ: 344082, г. Ростов-на-Дону, ул. Большая Садовая, 33.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Котова, Нина Сергеевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ЛЕКСИЧЕСКАЯ СИСТЕМНОСТЬ КАК УСЛОВИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ЛИЧНОСТНОЙ АМБИВАЛЕНТНОСТИ

1.1. Об основах лексической аспектности АЯЛ.

1.2. Лексико-семантические ориентиры амбивалентности.

1.2.1. Общая характеристика.

1.2.2. О дискурсивном аспекте АЯЛ.

1.2.3. Группы ориентиров, представляющих АЯЛ.:.

1.2.4. Ориентир и сопутствующие компоненты.

1.3. Амбисемичные номинации.

1.3.1. Общая характеристика.

1.3.2. Методологические аспекты амбисёмии.

1.3.3. К аспектизации амбисёмии.

1.3.4. О закрепленности онимов за ЯЛ-1 и ЯЛ-2.

1.3.5. Компоненты, сопутствующие амбисёмии.

1.4. Смена лексических регистров.

1.4.1. К общей характеристике смены регистров.

1.4.2. Сущность и репрезентация смены регистров.

1.4.3. К аспектизации смены регистров.

1.4.4. Основные группы смены регистров.

1.4.5. Смена регистров и более сложные целые.

Выводы к 1-й главе.

ГЛАВА 2. ГРАММАТИЧЕСКАЯ СИСТЕМНОСТЬ КАК УСЛОВИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ АЯЛ: ОБЩЕЕ И ОСОБЕННОЕ

2.1. Об основах грамматической аспектности АЯЛ.

2.2. Реализация категориального сопоставительного значения в монологе, представляющая АЯЛ.

2.3. Представление АЯЛ на основе реализации категориального сопоставительного значения в диалоге и смежных формах.

2.4. Представление ЯЛ амбивалентно ориентированными грамматическими и лексико-грамматическими единствами.

Выводы ко 2-й главе.

ГЛАВА 3. ПРАГМАЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ СИСТЕМНОСТЬ КАК УСЛОВИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ АЯЛ

3.1. Об основах прагматической характеристики АЯЛ.

3.2. К общей характеристике прагмалингвистической системности АЯЛ.

3.3. Интегративная установка в прагматике АЯЛ.

3.4. Дифференцирующая установка в прагматике АЯЛ.

Выводы к 3-й главе.

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Котова, Нина Сергеевна

В современной лингвистике, включая науку о русском языке, растет интерес к языковой личности (ЯЛ), которая впервые обоснована как особый объект филологии Ю.Н. Карауловым в последней трети XX века. В типологии ЯЛ сочетаются строгость и определенная открытость, самодостаточность и связь с проблематикой языковой картины мира (ЯКМ). С этим связано осмысление элементов лексической, грамматической, прагматической подсисI тем как маркеров того или иного типа ЯЛ, например элитарной ЯЛ (см.: Исаева, Сичинава 2007).

Для понимания таких объектов, как ЯЛ, значим принцип интеллектуализма, особо актуальный для науки о языке в тех условиях, когда «на поверхность выходят незнакомые грани нас самих» (Загузов, Немец 2005, 97). Этим принципом мотивируются многомерные сущности. Поскольку «языковая личность представляет собой многомерное образование» (Карасик 2004, 21), постольку и учение о ней неизбежно откликается на те или иные тенденции в лингвистике и в смежных областях, на активизацию определенных феноменов в объектном пространстве гуманитарного знания. Среди таких феноменов заметное место занимают амбивалентность и амбивалентная личность (АЛ). Их концептуализация восходит к работам первой половины XX века австро-швейцарского ученого Э. Блейлера (2005), а в отечественной науке - к трудам И.Н. Михеевой 1980-1990 годов, особенно к ее монографии «Амбивалентность личности» (2000). Как считают современные исследователи, «амбивалентность стала фундаментальным понятием, которое используется при анализе и здоровой, и больной души. В настоящее время амбивалентность предстает как один из законов человеческой натуры, а именно — закон одновременности разнохарактерных (часто противоположных) влечений, чувств, мотивов поступков, ценностей, отношений. Амбивалентность связана с центральными оппозициями бытия. Среди них - правда и ложь. Добро и зло, сила и слабость, красота и уродство. Безопасность и страх, вера и безверие, надежда и отчаяние и т.п.» (Юревич 2007, 111-112, со ссылкой на A.B. Петровского и других авторов). Подчеркнем, что корни амбивалентности прослеживаются с древнейших времен на литературном материале как «.разговор человека с самим собой как с "другим", свидетельствующий о "раздвоении личности". Истоки этого диалога обнаруживаются уже в древнеегипетской "Беседе."» (Бочкарева 2007, 141). В современный же период показательно проявление амбивалентности в самых различных ситуациях, включая официально-деловые: такова «раздвоенность образа государственного обвинителя.Проблема в том, что сам государственный обвинитель понимает раздвоенность своего положения (.) человек, облеченный властью государственного обвинителя, начинает воспринимать судебный процесс, в котором он участвует, так, как будто смотрит на него со стороны.» (По-дольный 2006, 61; это мнение практика и одновременно ученого, заведующего кафедрой правоведения Мордовского госуниверситета).

Важной тенденцией в исследовании АЛ является её раскрытие через языковые, речевые проявления. Причем как в продуцировании речи, так и в рецепции: амбивалентный характер личности может определяться путем ее характеристики другим лицом, в том числе исследователем, а также посредством самохарактеристики. Таковы общефилологические суждения, посвященные амбивалентным личностям: «Итак, личность Михаила Коробейнико-ва мы относим к эгоцентрическому типу. В противовес нашему мнению, автор в романе стремится представить его в образе амбивалентного типа, стремящегося к христианскому» (Евдокимова 2008, 137). В филологических исследованиях отмечают проявление амбивалентности образа-персонажа в языковых особенностях текста (см., например: Сной, 2007, 122 и др.).

Не менее существенная тенденция исследуемой сферы — обоснование амбивалентности определенных языковых средств. Например, исследователь на основе анализа трех видов фразеологических единиц (ФЕ) по характеру валентности (moho-, амби- и поливалентные) заключает: «самыми репрезентативными оказываются амбивалентные»; в то же время выявляет ограничения: «среди французских ФЕ сферы психоэмоционального состояния . не зафиксировано ни одной амбивалентной единицы» (Луговая 2007, 11). Подчеркнем закономерное терминирование, представленное у различных исследователей: амбивалентная единица, амбивалентное имя-отчество, амбивалентная ФЕ и т.п. Таким образом, при определенных условиях единица подсистемы определяется именно как амбивалентная. На этом основании, в частности, амбивалентными могут быть амбисемичные номинации, рассматриваемые в первой главе.

Указанные тенденции и обусловливают лингвистическую актуальность исследования амбивалентной языковой личности (АЯЛ). Различаем три вектора этой актуальности. Первые два достаточно дифференцированы между собой. А именно, во-первых, важным модусом пространства гуманитарного знания считается мир как единство контрастов, включая полярные; во-вторых, в теории языка растет объяснительная сила понятия ЯЛ.

В-третьих же, взаимодействие двух векторов имплицирует необходимость такого типа ЯЛ, который выступает носителем «единства полюсов» как сложного целого.

С этим связана корреляция между объектом исследования и природой познания. Так, «противоречивость характеристик, используемых для определения науки и научной деятельности, показательным образом проявилась в эволюции взглядов Р. Мертона, одного из ведущих . социологов науки. В статье "Амбивалентность ученого" Мертон был вынужден говорить о том, что каждой норме может быть поставлена в соответствие прямо противоположная контрнорма» (Юдин 1986, 4). Применительно к исследуемой проблематике это обобщение перекликается с установкой «побивать Соссюра самим Соссюром» (Бодрийяр 2000, 44).

Приведенные обоснования позволяют дать исходную рабочую дефиницию АЯЛ с опорой на концепцию ЯЛ В.И. Карасика. Это такой тип ЯЛ, т.е. человека, существующего в языковом пространстве (в общении, в стереотипах поведения, закрепленных значениями языковых единиц, смыслами текстов), для которого определяющим является совмещение взаимоисключающих характеристик.

Опора в дефиниции на понятие пространства принципиальна по двум причинам. Во-первых, она связана с установкой осмыслять гуманитарные объекты континуально, с опорой на концепты «сфера», «область», «пространство» и ряд иных. Во-вторых, для АЯЛ особо важно углубление познавательной значимости пространства в связи с отношением часть — целое (оно, как показано во второй главе, является одним из самых существенных для представления АЯЛ). Для рассматриваемой проблемы справедливо обоснование этого отношения, выполненное на ином материале: «.люди осознают пространство через систему координат, представленную разнообразными отношениями между объектами в пространстве. Самыми распространенными среди них являются отношения части и целого, элемента и множества.» (Клемёнова 2008, 96, с обобщением лингвокогнитивных подходов).

Личностную амбивалентность могут закреплять и намечать разноплановые языковые средства - см. выделенные единицы, характеризующие ЯЛ как сложную цельность, «единство полюсов» - т.е. как АЯЛ в следующем контексте (детально рассматриваемом в третьей главе): Каждое явление, попадая в семью Бугаевых, подвергалось противоположным ог^енкам со стороны отца и со стороны матери (.) «Раздираемый», по собственному выражению, между родителями, Белый (Андрей Белый, псевдоним поэта и писателя Бориса Бугаева. — Н.К.) по всякому поводу переживал относительную правоту и неправоту каждого из них. Всякое явление оказывалось двусмысленно, раскрывалось двусторонне, двузначаще. Сперва это ставило в тупик и пугало. С годами воишо в привычку и стало модусом отношения к людям, к событиям, к идеям. Он полюбил совместимость несовместимого, трагизм и сложность внутренних противоречий, правду в неправде, может быть — добро в зле и зло в добре. Сперва он привык таить от отца любовь к матери (и ко всему «материнскому»), а от матери любовь к отцу (и ко всему «отцовскому») — и научился понимать, что в таком притворстве нет внутренней лжи. Потом ту же двойственность отношения он стал переносить на других людей — и это создало ему славу двуличного человека. Буду вполне откровенен: нередко он и бывал двуличен, и извлекал из двуличия ту выгоду, . которую оно иногда может дать. Но в основе, в самой природе его двуличия не было ни хитрости, ни оппортунизма. И то и другое он искренно ненавидел. Но в людях, которых любил, он искал и, разумеется, находил основания их не любить. В тех, кого не любил или презирал, он не боялся почуять доброе и порою бывал обезоружен до нежности. Собираясь действовать примирительно - вдруг вскипал и разражался бешеными филиппиками; собираясь громить и обличать — внезапно оказывался согласен с противником. Случалось ему спохватываться, когда уже было поздно, когда дорогой ему человек становился врагом, а презираемый лез с объятиями. Порой он лгал близким и открывал душу первому встречному. Но и во лжи нередко высказывал он только то, что казалось ему «изнанкою правды», а в откровениях помалкивал «о последнем». (Ходасевич. Некрополь).

В сложном и гармоничном целом, интегрирующем несколько плоскостей дифференциации, тесно взаимодействуют средства речевой рецепции и продукции. К первым относятся характеристики А. Белого автором (в таком притворстве нет внутренней лжи. Потом ту же двойственность отношения он стал переносить на других людей). Вторые связаны с речевой активностью самого А. Белого, включая его художественное творчество (Собираясь действовать примирительно — вдруг вскипал и разражался бешеными Филиппинами; собираясь громить и обличать — внезапно оказывался согласен с противником; во лжи нередко высказывал он только то, что казалось ему «изнанкою правды».).

Тесное переплетение охватывает глубоко специфичную полисистему средств, включая имплицитные: обобщенный объект при абсолютивном употреблении предиката обличать коррелирует с эксплицитным именованием актанта при формально симметричном предикате: согласен с противником. В этих средствах закреплена интеграция контрастных, полярных «голосов». Судя по подобным примерам, целесообразно транспонировать на одно лицо, на достоверно художественную реальность выявленное на другом материале «столкновение множества дискурсов, диаметрально противоположных воззрений оппонентов о мире, концептуально представленных в форме различных символических реальностей» (Кудряшов 2008, 120; это суждение восходит к концепции A.B. Осташевского, развиваемой в его новых работах, см.: Осташевский 2007). Отмеченное «столкновение дискурсов» еще более обобщенно объясняется характерным для художественного мира «переходом от "внешней" к "внутренней" точке зрения, и наоборот. .То, что является истинным в одном пространстве, может являться ложным в другом» (Кузнецова 2007, 133).

Подчеркнем важность для анализа таких понятий, как маркер и регистр, специально отмечаемых в последующих главах. Она связана с той традицией соотносить грани субъекта, которая неотделима от расширения границ текстового пространства и времени - например, на материале текста романа «Евгений Онегин»: «В структуре категории автора здесь отчетливо дифференцируются и взаимодействуют два субъекта речи повествователя: эпический и лирический. Первый соотносится главным образом с объективным планом изображения, второй — с субъективно-оценочным (.) между понятиями "писатель" и его художественным инобытием, "образом писателя", в романе диалектически противоречивое отношение. Они соотносительны, но не равны. (.) Последних! получает относительную независимость и самостоятельность в своем развитии. (.) Лирический повествователь и лирический герой (.) тесно взаимодействуют в тексте, уточняя и дополняя друг друга. Поэтому в ином плане их можно считать двумя ипостасями одного и того же субъекта речи (.) В ином плане можно говорить о переходе единого субъекта речи в другое амплуа, на другой регистр повествования (.) Главным языковым маркером ввода лирического героя в текст являются различные формы личных и притяжательных местоимений.» (Новиков 2000, 197-199. Выделено нами. -Н.К.)

Предметом исследования являются свойства единиц и связей, благодаря которым распознается амбивалентность языковой личности. К этим свойствам относятся «семантическое расстояние» между отдельными компонентами значения, линейная контактность-дистантность носителей разных характеристик при реализации, взаимосвязь между лексическими, грамматическими и прагматическими характеристиками.

Источниками эмпирического материала послужили два основных корпуса текстов: 1) классические художественные и 2) современные художественные, публицистические и научные произведения. Пропорционально-сплошной выборкой извлечено по 1000 контекстов из каждого корпуса. Дополнительную выборку составили репрезентативные контексты из других источников, в том числе примеры из текстов официально-делового стиля. Специально акцентируются случаи соотнесенности между литературными контекстами и фрагментами «дохудожественной», «первой реальности». Всего использовано 2600 контекстов, из которых в тексте диссертации анализируются 260. Каждый контекст подвергался лексикографической обработке с опорой на толковые и аспектные словари, в том числе синтаксические. Специальное внимание уделено дискурсам авторов, раскрывающих тенденцию личностного раздвоения: А. Погорельского, A.C. Пушкина, А.Ф. Вельтмана, Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова и далее, через М.А. Булгакова, В.Т. Шала-мова, - до наших современников (Б. Екимов, Д. Корецкий, А. Попов, Г. Хму-ров, 3. Прилепин и др.). Такой отбор мотивирован соображениями цельности: в сфере АЯЛ предполагается единство репрезентативности, соответствие между определенными текстами классической прозы и современных авторов.

Осуществление цели опирается на решение шести основных задач:

1) установить те аспекты лексической подсистемы, которые взаимообусловлены с репрезентацией АЯЛ;

3) обосновать те характеристики грамматической подсистемы, которые благоприятствуют представлению АЯЛ;

5) определить ту специфику прагматической системности, которая связана с АЯЛ;

6) систематизировать интегративную и дифференцирующую прагматические доминанты представления АЯЛ.

Методология настоящего труда заключается в следовании двум взаимодополняющим принципам, каждый из которых связан с сущностью исследуемого феномена и одновременно с системным подходом в гуманитарном познании. Первый методологический принцип, представленный в наследии М.М. Бахтина, - многомерное соотнесение целых и частей, коррелирующее с полиаспектностью объекта: в «дохудожественной» реальности преобладают реакции на отдельные проявления, а не на целое человека, «в художественном же произведении в основе реакции автора на отдельные проявления героя лежит единая реакция на г^елое (курсив автора. - Н.К.) героя, и все отдельные его проявления имеют значение для характеристики этого целого как моменты его» (Бахтин 2000, 32-33). Данному принципу соположена другая установка, результирующая для лингвистической концепции В.И. Кара-сика и обладающая значительным методологическим статусом: «Языковая личность едина в ее различных проявлениях и аспектах изучения.» (Кара-сик 2004, 6; см. также: Карасик 2002, 164; Карасик 2007, 223). Таким образом, в общенаучном плане методология определяется как реализация принципа системности, а частнонаучной методологией является взаимно-неоднозначное соотнесение сущностей и проявлений лингвистического объекта, а также учет изоморфизма различных подсистем языка. Приведенные обобщения в дальнейшем применяются к анализу языковой системности.

Методологизация единства различий, в том числе полярных, обусловливает систему привлекаемых методов и приемов анализа. Согласно утвердившемуся наполнению понятия «метод», он включает представление «1) о способах выявления нового материала и его внедрения в научную теорию; 2) .о способах систематизации и объяснения этого материала» (Степанов 2002, 5; см. также: Жеребило 2005, 155-157 и др). Соответственно главным способом выявления нового материала в работе является «контекстный анализ — анализ части через целое» (Жеребило 2005, 136), фиксирующий столкновение двух несовместимых характеристик. Основным же способом объяснения и систематизации материала выступает компонентный анализ, направленный на лексемы, лексико-семантические варианты, грамматические и прагматические феномены, включая граммемы и прагмемы. Компонентный анализ при этом традиционно определяется через два тезиса: «1) значение любой языковой единицы представляет собой определенный набор семантических компонентов; 2) все единицы языка могут быть описаны с помощью некоторого набора этих семантических компонентов» (Кузнецов 2000, 8). Для дополнительного подтверждения тождеств и различий привлекаются приемы субституции и конструирования, а также прием интерпретации, соответствующий концепции дискурсивного анализа Т.А. ван Дейка (ван Дейк 2000) и теории интенциональных состояний Дж. Серла (8еаг1е 2004). В единстве с названными основными методами используются стилистический и лексикографический анализ.

Приведенные методолого-методические характеристики определяются в следующем познавательном контексте, возводимом к Р. Барту: «Современная . научная методология считает условием исследования объекта относительность системы отсчета» (Степанов 2002,50). По нашему мнению, это касается и самой относительности — существуют свойства и связи, основательные, справедливые при самых разных, а возможно, и при любых системах отсчета.

На защиту выносятся следующие семь положений:

2. АЯЛ - это специфический феномен, адекватный как давним традициям представления ЯЛ, так и нарастающей информационной полифонии, а конкретно - взаимодействию противоположностей. Эта специфика определяет полисистему средств, представляющих АЯЛ в дискурсах. Своеобычная необходимость и достаточность АЯЛ как типа ЯЛ связана с динамикой информационного пространства и динамикой ощущения (переживания, переосмысления) субъектом собственной жизни.

Для феноменологического укрепленияАЯЛ существенны определенные традиции дискурсии, в частности дискурса А. Погорельского и Ф.М. Достоевского.

При этом для АЯЛ релевантен целостный образ, позволяющий интегрировать контрастные грани личности и ситуации. В связи с этим субъект вводится в поле, общее с разными средами. Данная особенность определяет систему различных направлений актуализации АЯЛ.

5. Три аспекта представления АЯЛ — лексический, грамматический, прагматический - проявляются двумя различными «векторами». Первый — относительная независимость: так, специфическая лексико-семантическая организация оказывается достаточной для выявления и функционирования АЯЛ. Другой вектор отражает тесное взаимодействие: две или все три подсистемы совместно участвуют в репрезентации АЯЛ.

Сосуществование этих двух «векторов» позволяет акцентировать те стороны подсистем, которые наиболее актуальны для представления АЯЛ. Их основу составляют комплексы, обладающие фрагментационным потенциалом (часть меня и т.п.).

7. Принципиальным является положение о взаимосвязи между двумя феноменами: с одной стороны, АЯЛ, а с другой, - языковой лексической, грамматической и прагматической системностью. Определенные системные средства избирательно нацелены на представление АЯЛ. Растущая потребность ее закрепления способствует развитию обозначенных средств. Например, структурно закрепленная модальность нежелания допускает обращенность на себя — нежелание быть, оставаться самим собой. Такие возможности характеризуются двойной релевантностью, поскольку они акцентируют границы языковой системности и в то же время показывают ее многообразие, динамику.

Научная новизна результатов определяется в двух взаимосвязанных сферах. Одной областью характеристики новизны является лингвистическая системность. Выявлена возможность языкового представления полярных граней личности в сложном единстве, не теряющем целостность. Кроме того, раскрыты способы осуществления этой возможности, т.е. ранее не установленные соответствия между лексическими и грамматическими, лексическими и прагматическими, грамматическими и прагматическими средствами, которые определяют совмещение резко контрастных характеристик. Эти соответствия носят как общий, так и частный характер. В общем плане принципиальна амбисемия как особая семантическая гибкость, допускающая взаимопроникновение полярных значений у определенных единиц системы. В частном плане описаны характеристики ряда полисемантов (например, ДРУГОЙ), благоприятствующие одновременному использованию взаимоисключающих сем при функционировании.

Теоретическая значимость результатов - это их обращенность к разрешению трех проблемных комплексов разной степени обобщенности. Во-первых, для науки о языке небезразличны взаимосвязи, выявленные в сфере представления АЯЛ: они в особом направлении теоретизируют ограничения и предпочтения, раскрывающие языковую системность. Теоретически значимо проявление в сфере АЯЛ. в лингвистических координатах более общих закономерностей. Так, установлено действие в этой сфере бинарных оппозиций, преимущественно эквиполентных, всеобщая сущность которых взаимообусловлена с совершенно специфичным набором средств представления АЯЛ. Глубоко специфично подтверждаются в сфере АЯЛ две общесистемные закономерности; одна из них определяет особую системность текста: текст - частный случай системы» (Лукин 2005, 63). Именно в русле этой закономерности необходимо отметить определенную условность разграничения текста-дискурса. Её устанавливают в общепознавательном плане: «Консерватизм науки и ученых сдерживает бурное продвижение новых идей, методов и терминов, поэтому по вопросу о сущности терминов текст/дискурс продолжаются дискуссии (.) Изучаемая в прагмалингвистике совокупность структурно-системных отношений, лежащих в основе текста, и наборы экстралингвистических компонентов, которые, как предполагается, находят отражение в структурно-семантическом содержании текста, называется дискурсом» (Матвеева 2008, 131). Также: «Дискурс всегда является текстом, но обратное неверно» (Белоус 2008, 24).

Другая закономерность, восходящая к трудам Аристотеля, раскрывает многоаспектную сущность отношения «целое - часть»: «Целым называется то, у чего не отсутствует ни одна из тех частей, состоя из которых оно именуется целым от природы, а также то, что так объемлет объемлемые им вещи, что последние образуют нечто одно; а это бывает двояко: или так, что каждая из этих вещей есть одно, или так, что из всех них образуется одно» (Аристотель т. 1, 1975, 174-175). И образование единой сущности из иных («вещей»), и представление о его двоякой возможности получают в области АЯЛ филологическую теоретизацию.

В-третьих, выполненный анализ способствует разноаспектной теорети-зации особенно спорных феноменов исследуемого пространства. Таковы, например, «самофальсифицируемые» высказывания, в отношении которых известны разные подходы, и более убедительным оказывается подход А.Д. Шмелева. Значимость такой теоретизации состоит также в том, что она открывает перспективу взаимодополнения внешне контрастных трактовок, расширяет плоскости исследования рассматриваемой сущности.

Практическая ценность работы заключается в трех основных аспектах. Первый — лингводидактический: результаты и материалы исследования могут, в частности, использоваться при вузовской подготовке будущих филологов в процессе изучения ряда тем курса современного русского языка и стилистики. Сюда входит и работа с иностранными студентами, где важна специфика внутреннего диалога и конкретная цель коммуникации — воздействовать на обучающихся, сформировать в них черты "вторичной языковой личности" (Р.М.Теремова). «Бесспорным признается факт, что речь ориентирована на партнера и всегда диалогична, поскольку автор письменного текста или говорящий вступает во внутренний диалог с адресатом» (Гаврилова 2007, 61). Второй аспект практической ценности связан с культурой общения в широком смысле слова. Третья сторона практической ценности результатов - лексикографическая, а именно возможное развитие таких словарных традиций, как лексикографирование речи одной определенной личности.

Язык профессиональной коммуникации: функции, среды, технологии» (Ростов-на-Дону, 2008).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Амбивалентная языковая личность"

Выводы к 3-й главе

Из рассмотренных аспектов прагмалингвистической системности вытекают следующие основные выводы.

1. Прагмалингвистическая системность представления АЯЛ связана с амбивалентными прагмемами. Они обладают как общностью, так и заметными отличиями по сравнению с различными смежными феноменами: с лексическими и грамматическими средствами представления АЯЛ, с прагмемами, не имеющими отношения к амбивалентности. Амбивалентная прагмема - это прагматически упорядоченный комплекс, синтезирующий представление контрастных намерений и их соотнесенность с результатом. Протяженность и устроенность такой прагмемы вариативна. Минимальным ее репрезентантом является соответствующий оксюморон. Нередки более объемные комплексы значительной протяженности, сохраняющие прагмалингвистическую целостность.

Анализ дает основания подчеркнуть специфику прагмалингвистического представления: в тех случаях, когда возможности лексики, грамматики представить АЯЛ слишком расплывчаты, слабо системны, - прагматика может предоставить для соответствующих целей компактные, специализированные средства.

2. Прагмалингвистической системностью представления АЯЛ во многом определяется существенная черта соответствующих контекстов — их цельность, даже при значительном объеме и/или семантической, грамматической разноплановости. Благодаря упорядоченной организации амбивалентной прагмемы многоабзацные, пространные совокупности определяются как компактное единство, уподобленное в этом плане непротяженным отрезкам.

О системности и репрезентативности отмеченной амбивалентности свидетельствует то, что она представлена крайне разнообразно: от элементарных до многомерных проявлений. Элементарные случаи амбивалентности рельефно подчеркивают широту возможностей, тенденцию к усложнению, когда взаимодействуют в контекстах «по два голоса» у нескольких АЯЛ.

3. Разработка разных видов представления АЯЛ позволяет дополнить и категоризацию ЯЛ в целом, и проблематику прагмалингвистики. Так, расширяется характеристика статусно-лабильных речевых актов. Выявленное использование определенных речевых актов при представлении АЯЛ уточняет представления о взаимно-неоднозначных соответствиях в сфере прагматики. В сфере прагматики, как и в лексике, грамматике, существенным свойством репрезентации амбивалентного начала оказывается соотношение двух соответствующих частей контекста. Исследованное представление АЯЛ уточняет осмысление тождества личности и границ амбивалентности.

При этом мена коммуникативных ролей может создать иллюзию, будто амбивалентность безгранична. Однако обратное, то есть ограничения, показательнее и в общеязыковом, и в прагматическом плане.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Вынесенные на защиту положения подтверждаются такими итоговыми обобщениями.

1. Языковая и речевая системность, служащая средой проявления различных типов, видов, разновидностей языковой личности, принципиально характерологична и для АЯЛ. АЯЛ представлен как тип ЯЛ, как объект теории языка только в той мере, в какой его характеризует лингвистическая системность, а не общие психологические свойства.

Общий признак для различных видов проанализированного материала -вышеотмеченное сосуществование взаимоисключающих начал, представленное языковыми средствами. Среди них показательны амбивалентные ФЕ, ам-бисемичные номинации, амбивалентные прагмемы и др. под.

Сущность АЯЛ не может быть сведена к логической связи между понятием АЛ и языковыми проявлениями (а также речевыми, речемыследеятель-ностными и проч.). АЯЛ - иной феномен. Он определяется языковой и речевой системностью; АЯЛ, как объект лингвистики, вступает в сложные междисциплинарные соответствия с АЛ, принадлежащей к объектной сфере психологии и отчасти - социологии.

АЯЛ определяется в соотнесении с двумя понятиями: ЯЛ и АЛ. По отношению к ЯЛ АЯЛ - гипоним относительно гиперонима. А между АЯЛ и АЛ наблюдается частичное совпадение элементов логической структуры понятий, причем совпадающие элементы не являются конституирующими для АЯЛ. АЯЛ раскрывается в лингвистических координатах. Личностная амбивалентность не является достаточным признаком для АЯЛ. В целом ряде случаев амбивалентность личности не ведет к появлению АЯЛ - они просто определяются в сферах разного знания, в понятиях разных наук.

Вопрос о том, является ли общая, психологическая, социальная амбивалентность личности необходимым признаком для АЯЛ, — открытый постольку, поскольку амбивалентная личность недостаточно концептуализована в психологии и в социологии.

Отметим также, что есть и ситуации, когда языковая амбивалентность определяется в том или ином дискурсе, но не связана с определенной языковой личностью.

Так, доля, значимость и типичность АЯЛ в современном рече-языковом континууме, в языковой картине мира ХХ-ХХ1 вв., в соответствующих текстах и дискурсах больше, нежели ранее. АЯЛ выступает как емкий феномен, адекватный нарастающей информационной полифонии, взаимодействию противоположностей. Нарастание информационной насыщенности, «взрывной рост смыслов» отражается на личности и социуме - происходит серьезная трансформация социума. Все, что окружает человека и формируется им, меняется вместе с ним. Соответственно меняются также формы репрезентативности в языковой картине мира. АЯЛ выступает как емкая реакция на эти процессы и в то же время как стимул их дальнейшего развития. Именно такой тип личности регулярно привлекается для формулирования и разрешения двойственности как одной из ведущих междисциплинарных проблем человека в современном мире.

Эта регулярность тем существеннее, что АЯЛ, при определенной новизне условий её развития, взаимодействует с более ранними и прочными факторами, благоприятствующими амбивалентности: от собственно языковых, например развитой энантиосемии, до художественно-дискурсивных, как картина мира в традиции Ф.М. Достоевского, и социально-психологических.

Емкость и адекватность АЯЛ в этом плане определяется взаимодействием разных плоскостей системности. Быстроменяющаяся окружающая реальность обусловливает проблему существования соответствующих - емких — форм репрезентативности семиотических феноменов (разного масштаба). В различных сферах жизнедеятельности человека наблюдаются схожие тенденции появления особой репрезентативной сущности семиотических объектов. Она выражает динамику информационного пространства и динамику ощущения (переживания, переосмысления) субъектом собственной жизни. Так определяется специфическая необходимость и возможность АЯЛ для выживания в определенных, в том числе типовых ситуациях.

3. Эти закономерности маркируются одним общим свойством - динамически адекватно отражать положение говорящего субъекта в пространстве своей жизнедеятельности при помощи особых феноменов, специфических типов бытования ЯЛ. АЯЛ более емко выражает отмеченную динамику по сравнению с различными комбинациями, фиксирующими постепенные переходы от одной грани личности к другой.

В реальной практике дискурса, текста, диалогического единства репрезентации АЯЛ соответствуют знаковым образованиям максимально емких форм. Такое использование соотносится с понятием дискурс-взрыва, когда объем конструктивного выражения относительно незначителен, а содержательная масса - бесконечна.

Принцип репрезентации АЯЛ базируется на четырех основных когнитивных структурах. Это /1/целостный образ, позволяющий схватывать ситуацию в целом; /2/смысловой код — свернутое состояние информации, которая обладает потенцией переходить в развертывающуюся внешнюю речь; /3/антиципация - предпонимание на базе конвенционального ожидания; /4/интуиция — довербальное схватывание смысла, глубинная настройка на решение проблемы.

Целостность такого дискурса связана со способностью реализовать цель до конца, до завершения действия. Эта репрезентация композиционно цельна и обладает свойствами завершенности, подчиненности аргументации цели, замыслу, а в интерактивном плане - она вводит субъект в общее с разными средами поле.

С учетом вышеприведенных обобщений важна связь АЯЛ с сущностными свойствами дискурса. Поэтому АЯЛ актуальна при концептуализации интерактивной действительности человеком и ее репрезентации в языковой картине мира, при установлении роли говорящего в осуществлении дискурсивной деятельности и даже при разработке критериев макросегментации дискурсии, обусловленных социальными, межличностными отношениями коммуникантов, типовыми ситуациями диалогического общения.

4. В общефункциональном плане АЯЛ динамически обеспечивает способность выделять субъектов, объекты, явления и идеи как целостность, единство во множестве. Определяется специфическое соотношение между репрезентативностью формы и содержанием, отражающим концентрацию особых качеств ситуации. И это в силу объективирования формально делает ее непохожей на иные ситуации общения.

Репрезентация фокуса амбивалентности, с взаимопереходами от целостного видения ситуации к фрагментному, связана с особым квантованием смысла. Функционирование АЯЛ, соответственно, позволяет участникам коммуникации полнее, глубже через дискурс распознавать реальные предметы их жизненного пространства - особые целые единства (гештальты, «чан-ки», по У. Чейфу), опыты, события, процессы, целевые комплексы, установки, кореллирующие с реальной картиной жизни в ее повседневных проявлениях. АЯЛ призвана динамически адекватно отражать особое состояние личности, которая выражает себя таким специфическим и в то же время типовым образом.

Это взаимосвязано с тем, что в АЯЛ принципиально обобщаемы многомерная информативность и многомерная же интенциональная направленность на реципиента. В таком обобщенном феномене лексическая семантика-грамматика-прагматика связаны тесно и специфично. Причем динамическая специфика соответствующего дискурса зачастую проявляется в экспликации процесса ментально-эмоциональной обработки информации, направленной на скоординированную организацию общения. Дискурсивные практики такой формы вносят определенный вклад в реализацию участниками интеракции регулятивной деятельности, направленной на решение конкретных коммуникативных задач в речевом общении.

5. АЯЛ, в том числе персонажи художественного дискурса, принимают участие в реализации диалогоорганизующей (диалогонаправляющей, диало-гоконтролирующей, диалогоуправляющей) деятельности. Поэтому их репрезентация обладает широким диапазоном регулятивных функций, направленных на достижение результирующего эффекта, на успешную организацию и управление речевой деятельностью партнеров по коммуникации. Регулятивные действия контактоустанавливающего плана, маркированные представлением АЯЛ, служат для привлечения внимания собеседника, сосредоточения его внимания к инициирующим шагам, для обрисовки тематического фокуса на конкретном участке общения, для оживления общения. В заключительной фазе дискурсии такие репрезентации ведут к конечному результату, нередко сигнализируют о степени достижении согласия, выработке общей платформы и общности взглядов коммуникантов. В условиях наступления коммуникативного сбоя или коммуникативного рассогласования репрезентации АЯЛ сигнализируют о необходимости выработки общей платформы и установлению позитивных отношений между коммуникантами.

Есть основания выделять два класса репрезентаций: способствующие согласованному общению, т.е. кооперативные, - и препятствующие ему. Кооперативные репрезентации АЯЛ призваны эксплицировать коммуникативные проявления инициирующей и реагирующей сторон, включая линию «автор /повествователь, продуцент/ - реципиент», с точки зрения соответствия выбранному сценарию взаимодействия. Противодействующие направлены на сдерживание или подавление стратегической инициативы реципиента /собеседника/, что проявляется в изменении последовательности ходов-цепочек в функционально-семантическом представлении типового фрейма общения.

6. Три аспекта представления: лексический, грамматический, прагматический — проявляются относительно независимо. В ряде дискурсов АЯЛ четко определяется лишь один из них, он необходим и достаточен для репрезентации АЯЛ. Это подтверждает сферой АЯЛ значительную специфику и высокую развитость каждой из трех данных подсистем языка-речи.

Ей способствует особая дифференциация средств, причем единообразная в лексике, грамматике и прагматике. Это соотнесенность основного и дополняющих макрокомпонентов: например, лексического ориентира и семантического «спутника», грамматических единств и их грамматической «поддержки». Между двумя макрокомпонентами - двоякая связь. С одной стороны, без основных средств амбивалентная установка определялась бы как расплывчатая. Но, с другой, если бы она ограничивалась только ими, то превратилась бы во фрагментарную, не связывалась бы с семантико-грамматической целостностью текста. А целостность особенно существенна, когда выявляется амбивалентность (представленной в тексте языковой личности). При этом статус компонента соотносится со спецификой подсистемы: так, носитель смысла «доверия-неверия» в лексике и грамматике выступает как семантический «спутник» маркера амбивалентности, а в прагматике этот компонент входит в состав маркера-амбивалентной прагмемы.

На указанном основании отмеченная дифференциация «основной - дополняющий компонент» определяется как обобщающе-лингвистическая, общесистемная в языковом плане для пространства АЯЛ. Причем интегратив-ная установка представления АЯЛ при этом контрастно оттеняет основу амбивалентности, саму несовместимость. А дифференцирующая установка служит балансом, необходимым системным «противовесом» для сложного единства в этой несовместимости.

7. Материал дает основания и для уточнения общего понятия ЯЛ. Она должна характеризоваться в плане степени определенности, включая различие цельности и амбивалентности.

Средства языка и речи в этом плане получают дополнительную параметризацию. Так, уточняется представление об энантиосемии: коль скоро явление закреплено на относительно сжатом пространстве слова, то в силу системных закономерностей оно может проявляться и на более объемных пространствах, служа представлению АЯЛ.

Подчеркнем, что несовместимые характеристики ЯЛ регулярно разделяются минимальными текстовыми отрезками (одна-две единицы того же порядка) или даже непосредственно соседствуют. Эта контактность раскрывает широкие возможности передать фрагментацию и служит одним из приемов такого прочного закрепления АЯЛ в картине мира, которое контрастно характеристике цельной, «моновалентной» ЯЛ. В связи с этим, например, значимость эмоционального компонента для представления АЯЛ подтверждается и в контекстах с рациональной доминантой.

Важнейшее из соответствующих обобщений — подтверждение в привлеченном эмпирическом пространстве ранее выявленной языковой избирательности: АЯЛ закономерно раскрывается в таких корреляциях, как сфера внутреннего - сфера внешнего, характеристика разных этапов развития ситуации и личности, искренность - фальшь, а также в акцентировании противоречивости. Ему служат вполне эксплицитные средства различных подсистем, среди которых особую роль играют специализированные единицы (часть меня и т.п.).

8. Благодаря АЯЛ одно и то же «состояние дел» может быть представлено с разных точек зрения, причем, по И. Жагару, соответствующая ориентация закрепляется в лексических, грамматических, прагматических средствах языковой системы. Их анализ приводит к двунаправленному обобщению. Во-первых, он подчеркивает единство двух сфер: внеязыковой и языковой амбивалентности. Например, психологически спасительная амбивалентная установка, исполнение которой вовсе не ограничено сферой языка, может, однако, осуществиться только при своем «оязыковлении», с использованием достаточно ограниченного лексико-семантического и жесткого грамматического оформления, определенной схемной семантики, соответствующего ей наполнения. Во-вторых, «совмещение полюсов» определяется в нормативном модусе, как необходимость, определяемая позитивной социально-психологической установкой и допускающая системно-нормативное языковое соответствие. Так, можно сопоставить целому ряду предикатов своего рода системно выступающий «контрпредикат». Единицы в соответствующей синтаксической реализации должны характеризоваться как потенциальные участники амбивалентной ситуации, чем подтверждается сущность амбивалентной ориентации.

Основное же результирующее обобщение — органичная взаимосвязь между двумя феноменами: амбивалентной личностью, в том числе характеризуемой в статусе ЯЛ как АЯЛ, - и языковой лексической, грамматической, прагматической системностью. Соответствующие средства могут быть ориентированы именно на представление АЯЛ. В ряде единств определенные компоненты благоприятствуют представлению амбивалентности. Например, структурно закрепленная модальность нежелания допускает нежелание быть, оставаться самим собой.

И установка углубленно представить репрезентации языковой личности сопрягается с возможностью использовать определенную структуру, единство для типовых корреляций; принципиальны среди них такие: субъект экзистенциален, он идентичен себе — нежелание субъекта быть собой; состояние - его нежелательность.

Релевантны также аспекты эмпирического и операционального обоснования обобщений. Уточнение характера выборки соотносится с категоризацией исследованного пространства и значимо для отнесенности АЯЛ: в данном случае рассматриваются, согласно традициям анализа ЯЛ, персонажи в рамках языковых картин мира определенных произведений, а не реальные люди. Дистрибутивные процедуры, верифицирующие не)взаимозаменимость соотносимых контекстов, позволили выявить, во-первых, определенные ограничения, характеризующие сопоставительные конструктивные элементы; и, во-вторых, сущностно значимые оттенки, закрепленные за отдельными группами представления АЯЛ.

Список научной литературыКотова, Нина Сергеевна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Абашев В.В. Борис Пастернак "Как будто ты воскрес." // Пермский период. 2007. № 2. С. 96-97.

2. Абашев В.В. ПЕРМь/ПЕРеМена: ключевое имя в развитии локального текста // Дергачевские чтения-98: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Екатеринбург: УрГУ, 1998. С. 17-20.

3. Абашева М.П. Переломные периоды в литературе XX века: кризис идентичности художника // Переходные периоды в смене культурных эпох. Пермь: ПГТУ, 2001. С. 158-165.

4. Абрамов В.П., Бревнова C.B. Семантические поля художественного текста в идиостиле И.А. Бунина // Филология как средоточие знаний о мире. Юбилейный сб. М.; Краснодар: АПСН; КубГУ, 2008. С. 433-435.

5. Автономова Н.С. О некоторых схемах общения в теории и практике психоанализа // Педагогика, психология, коммуникативистика: Новые исследования. Краснодар: КубГУ, 2008.

6. Агапова С.Г. Прагматические особенности английской диалогической речи. Ростов н/Д: АПСН, 2002. 235 с.

7. Агошкова Е.Б., Ахлибинский Б.В. Эволюция понятия системы // Вопросы философии. 1998. № 7. С. 170-178.

8. Айрапетян Р.Г. Достоевский о русском разъединении и обособлении // Журналистика в многополярном мире. М.: Изд-во МГУ, 2005. Ч. 2. С. 274275.

9. Акопов Э.Л. О противоречивости человека. Краснодар: КубГУ, 1996. 128 с.

10. Александрова О.В. Проблемы экспрессивного синтаксиса (на мат-ле англ. яз). М.: Высшая школа, 1984. 211 с.

11. Александрова O.B. Когнитивно-дискурсивная парадигма в изучении языка // Филология как средоточие знаний о мире. Юбилейный сб. М.; Краснодар: АПСН; КубГУ, 2008. С. 117-120.

12. Алефиренко Н.Ф. Этноязыковое кодирование смысла и культура // Филология и культура. Материалы III международной научной конференции. Тамбов, 2001. Ч. 2. С. 82-84.

13. Алефиренко НФ. Языковая картина мира и культура //Когнитивно-дискурсивные аспекты лингвокультурологии. Волгоград: Перемена, 2004. С. 6-53.

14. Аллахвердов В.М. Сознание как парадокс. СПб.: Алетейа, 2000.

15. Алтабаева Е.В. Концепт "желание" в русской языковой картине мира // Филология и культура. Материалы III международной научной конференции. Тамбов, 2001. Ч. 2. С. 135-137.

16. Ананьев Б.Г. Очерки психологии личности. М.: Academia, 2004. 484 с.

17. Анисимова, Е.Е. Лингвистика текста и межкультурная коммуникация. М., 2003.

18. Апинян Т.А. Сущностно-универсальное определение игры: феноменология фантома//Вопр. философии. 2008. № 2. С. 58—73.

19. Апресян Ю.Д. Интегральное описание языка и системная лексикография // Апресян Ю.Д. Избранные труды. М.: Языки русской культуры, 1995. Т. 2. С. 135-177.

20. Аристотель. Метафизика // Соч.: В 4т. М.: Мысль, 1975.

21. Армина С.Т. Фукидид как языковая личность (логика построения парных речей) // Языковая личность и семантика. Волгоград: Перемена, 1994. С. 11.

22. Аронов P.A. Три мира есть у человека // Вопр. философии. 2007. № 1. С. 106-114.

23. Артемова A.B. Концептообразующая функция фразеологических единиц // Университетские чтения 2002: Материалы научно-методических чтений ПГЛУ. Пятигорск, 2002. Ч. II. С. 81-83.

24. Артюшков И.В. Внутренняя речь и ее изображение в художественной литературе (на материале романов Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого). М.: МПГУ, 2003. 348 с.

25. Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.

26. Арутюнова Н.Д. Лингвистические проблемы референции // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XIII. Логика и лингвистика. М.: Прогресс, 1982. Вып. XIII. С. 5-40.

27. Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры. Вступит, ст. М.: Прогресс, 1990. С. 5-32.

28. Арутюнова Н.Д. О стыде и стуже // Вопросы языкознания. 1997. № 2. С. 59-70.

29. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. М., 2003.

30. Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология / Под ред. проф. В.П. Нерознака. М.: Academia, 1997. С. 267-280.

31. Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта (Социокультурная динамика России). Т. 2. Теория и методология. Словарь. Новосибирск: Новосиб. хронограф, 1998.

32. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 2004.

33. Бабаева Е.В. Лингвокультурологические характеристики русской и немецкой аксиологических картин мира: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. М., 2004. 40 с.

34. Бабаева Ю.Д., Войскунский А.Е. Психологические последствия информатизации//Психологический журнал. 1998. Т. 19. № 1. С. 89-100.

35. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1996. 103 с.

36. Базылев В.Н. Обособленные концепты русской культуры: свобода-воля // Филология и культура. Материалы III международной научной конференции. Тамбов, 2001. Ч. 3. С. 125-126.

37. Балли Ш. Французская стилистика. М.: Эдиториал УРСС, 2001. 392 с.

38. Баранов А.Г. Взаимодействие кодов и субкодов в интерпретации дискурса// Экологический вестник. Краснодар, 2006. С. 5-11. Приложение № 1.

39. Баранов А.Г. Лингводидактика: семиотический аспект // Иностранные языки: лингвистические и методические аспекты. Тверь, 2006. Вып. 3. С. 8— 13.

40. Баранов А.Н. Введение в прикладную лингвистику. М., 2003.

41. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Постулаты когнитивной лингвистики // Известия РАН. Сер. лит. и языка. 1997. Т. 56, № 1.

42. Баранов А.Г. Функционально-прагматическая концепция текста. Ростов н/Д, 1993.

43. Барминская A.M. Доминанта художественного текста // Дискурс: концептуальные признаки и особенности их осмысления. Краснодар: КубГУ, 2007. С. 20-24.

44. Басова А.И. Метод сравнения в диалоге культур как одно из условий формирования языковой личности, ее коммуникативно-познавательных и культурных компетенций // Русский язык: исторические судьбы и современность: Тез. конф. М., 2001. С. 343.

45. Бахтин М. Слово в романе. Вопросы литературы и эстетики. М.: Искусство, 1975. С. 72-233.

46. Бахтин М.М. Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук. М., 2000.

47. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979.

48. Белоус H.A. Инвариантные характеристики основы речевого произведения в конфликтном дискурсе // Вестник МГУ. Сер. 9: Филология. 2008. № 4. С. 35-46. (Белоус 2008)

49. Белоус H.A. К вопросу о структурной организации конфликтного дискурса // Вестник МГОУ: Психологические науки. 2008. № 2. С. 159-170. (Белоус 2008а)

50. Белоус H.A. Структурно-семантические аспекты конфликтного дискурса в коммуникативном пространстве. М.: РАН, 2007. 246 с.

51. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: София, 2002.

52. Бенвенист Э. Уровни лингвистического анализа // Новое в лингвистике. М., 1965. Вып. 4.

53. Бердяев Н. Ставрогин // Русская мысль. 1914. № 5. С. 81.

54. Беседа с Жаком Деррида // Ad Marginem: Жак Деррида в Москве. М., 1993. С. 168-171.

55. Бибок К. Проблемы концептуальной семантики русского и венгерского языков // Вопросы языкознания. 1996. № 2. С. 156-165.

56. Блейлер Э. Избранные труды. Харьков: ОКО, 2005. 340 с.

57. Блэр М. Метафора //Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С. 153172.

58. Блюменкранц М. В поисках имени и лица. Феноменология современного ландшафта // Вопр. философии. 2007. № 1. С. 47-60.

59. Блягоз З.У. Язык и его роль в общественной жизни // Сфера языка и прагматика речевого общения. Краснодар, 2003. Кн. 3. С. 249-257.

60. Бобкова Ю.Г. Концепт в философских исследованиях, или Штрихи к философскому портрету концепта // Филолог. Науч. журнал ПГПУ, 2005. Вып. 7. С. 72-77.

61. Богданов Е.П. Психология личности в конфликте Текст./ Е.П. Богданов. СПб., 2004. 210 с.

62. Богданович Т.Г. Системность лексики писателя (лингвостилистиче-ское исследование "Трилогии желания" Т. Драйзера): Дис. . канд. филол. наук. Львов, 1980.

63. Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. М.: Добросвет, 2000.

64. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2000. 392 с.

65. Боженкова H.A. Логико-синтаксические механизмы кодирования возможных культурных смыслов в тексте: Монография. М., 2005.

66. Болдырев H.H. Когнитивная семантика: Курс лекций по английской филологии. Тамбов, 2000.

67. Болдырев H.H. Концептуальные структуры и языковые значения // Филология и культура. М., 2001.

68. Болотнова Н.С. Об эстетической функции слова и текста // Стереотипность и творчество в тексте. Пермь: ПТУ, 2007. Вып. 11. С. 67-76.

69. Большакова А.Ю. Литература и идеология // Наследие В.В. Кожинова и актуальные проблемы критики, литературоведения, истории, философии в изменяющейся России: Мат. 5-й междунар. науч.-практ. конф. Армавир: АГ-ПУ; РГНФ, 2006. Ч. 1. С. 9-21.

70. Бондарко A.B. Категории в системе функциональной грамматики //Коммуникативные и смысловые параметры грамматики и текста. М.: РАН, 2002. С. 15-21.

71. Бондарко A.B. Проблемы категоризации семантики // Международный конгресс по когнитивной лингвистике. Тамбов: ТамбовГУ, 2006. С. 3133.

72. Борзенкова М.О. Концепт "благо" в диалоге культур // Когнитивная семантика. Тамбов, 2000. Ч. 2. С. 43-45.

73. Боровиков С.И. Загадка Эренбурга // Знамя. 2007. № 10. С. 205-210.

74. Бочкарева Н.С. Я и Другой в романе Чака Паланика «Бойцовский клуб» и в повести Амели Нотомб «Косметика врага» // Я и Другой в пространстве текста. Пермь; Любляна: ПТУ; Ун-т в Любляне, 2007. С Л 41-148.

75. Бразговская Е.Е. Об истинности "соответствий" между текстом и миром // Я и Другой в пространстве текста. Пермь; Любляна: ПТУ; Ун-т в Любляне, 2007. С. 164-180.

76. Братусь Б.С. К изучению смысловой сферы личности // Вестник МГУ: Сер. 14: Психология. 1981. № 2. С. 46-56.

77. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Пространственно-временная локализация как суперкатегория предложения // Вопр. языкозн. 1983. № 3.

78. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997.

79. Бурдина С.В. О жанровой уникальности итогового произведения А. Ахматовой //Вестник Пермского ун-та: Филология. 2006. № 3. С. 150-157.

80. Буров С.Г. М.И. Цветаева как скрытый раздражитель в "Докторе Живаго" Б.Л. Пастернака // Вестник ПГЛУ. 2006. № 1. С. 119-125.

81. Бутусова A.C. Об одном приеме гармонизации дискурса //Языковая система и речевая деятельность. Ростов н/Д: ЮФУ, 2007. Вып. 2. С. 193-197.

82. Бухштаб Б.Я. Русские поэты. Л.: Наука, 1970.

83. Бушев А.Б. Русский язык и современный социум // Русский язык как русский дом. Октябрь. 2007. № 11. С. 172-176.

84. Буянова Л.Ю. Национальный язык как живая система фиксации, хранения и отражения ментальных констант // Личность в пространстве языка и культуры. М.; Краснодар, 2005. С. 242-247.

85. Буянова О.Н. Концептосфера языка: статус и характеристика // Владимир Даль и современная филология. Н. Новгород, 2001. Т. 1. С. 107-109.

86. Буянова О.Н. Языковая концептуализация любви: Лингвокультурный аспект: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Краснодар, 2003.

87. Бубер М. Я и ТЫ // Бубер М. Два образа веры. М.: ACT, 1999. С. 24121.

88. Бэлза С. Предисловие // Грин Г. Романы. М.: Правда, 1986. С. 5—19.

89. Вайль П. Принципы фатализма. М.; Лондон: Свобода, 2002. 290 с.

90. Валгина Н.С. Теория текста. М.: Логос, 2003. 280 с.

91. Васильев А.Д. Слово в российском телеэфире. М., 2003.

92. Васильева Е.В. Отражение архетипического противопоставления "СВОЕ"-"ЧУЖОЕ" в языковых данных: (на материале русского языка) //Русский язык: исторические судьбы и современность: Тез. конф. М., 2001. С. 69-70.

93. Васильева Н.Н., Врублевская С. Амбивалентность концепта "свой-чужой" в современной немецкой прозе // Личность, речь и юридическая практика. Ростов н/Д: ДЮИ, 2008. Вып. 11. С. 31-36.

94. Васильева Т.В. Когнитивные механизмы формирования и функционирования заголовка // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9: Филология. 2006. № 1. С. 154-171.

95. Василюк Ф.Е. Психология переживания. М., 1984.

96. Введенская Л. А. Словарь антонимов русского языка. М.: АСТ/Астрель, 2002. 448 с.

97. Вежбицка А. Семантика: примитивы и универсалии. Универсальный синтаксис слова // Лингвистика XX века: система и структура языка. М., 2004. Ч. 1.С. 404-410.

98. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание: Пер с англ. М.: Русские словари, 1996.416 с.

99. Вендлер 3. Иллокутивное самоубийство //H3JI. Вып. XVI. М.: Прогресс, 1985.

100. Вепрева И.Т. Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2005. 384 с.

101. Визгин В.П. В поисках Другого: опыт философской автобиографии // Вопр. философии. 2006. № 9. С. 156-164.

102. Виноградов В.В. Из анонимного фельетонного наследия Достоевского // Исследования по поэтике и стилистике. JL: Наука, 1972.

103. Виноградов В.В. Избр. тр. Поэтика русской л-ры. М.: Наука, 1976. 511 с.

104. Виноградов В.В. О задачах истории русского литературного языка // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка, 1945. Вып. 3.

105. Виноградов В.В. Русский язык (Грамматическое учение о слове). М.: Высшая школа, 1986. 640 с.

106. Виноградов В.В. Современный русский язык. М., 1938. 416 с.

107. Виноградов Д.Н. Социальное корректирование: междисциплинарные аспекты. Томск: ТГУ, 2007. 346 с.

108. Власова Г.Б. Правосудие и тюрьма в романе Ф.М. Достоевского «Записки из Мертвого дома» // Юридическая риторика в современном информационном пространстве. Ростов н/Д: РГЭУ «РИНХ», 2007. С. 96-98.

109. Власова Ю.Н., Загоруйко А.Я. Теория языковых полей // Функционально-семантические и словообразовательные поля в лингвистике. Ростов н/Д: РГПУ, 1998. С. 7-19.

110. Володина М.Н. Когнитивно-информационная природа термина. М., 2000.

111. Воркачев С.Г. Любовь как лингвокультурный концепт. М.: Гнозис, 2007. 284 с.

112. Воркачев С.Г. "Две доли" две концепции счастья Текст. // Языковая личность: Проблемы креативной семантики. Волгоград: Перемена, 2000. С. 54-61.

113. Ворожбитова A.A. Теория текста: Антропоцентрическое направление. 2-е изд., испр. и доп. М.: Высшая школа, 2005. 367 с.

114. Гаврилова B.JI. Фактор адресата и способы его экспликации в учебном тексте // Язык. Культура. Проблемы обучения: Сб. статей, посвященных юбилею P.M. Теремовой. СПб.: РГПУ им. А.И.Герцена, 2007. С. 60-63.

115. Гаврилова Г.Ф. Системные отношения синтаксических единиц в аспекте синкретизма их формы и семантики // Словесность: традиции и современность. Ростов н/Д: РГПУ, 2006. С. 42-45.

116. Гаврилова Г.Ф. Сложное предложение в функциональном аспекте. Ростов н/Д: РГПИ, 1991. 72 с.

117. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981.

118. Гапон Е.С. Концепция человека в рассказе В.Г. Распутина «В ту же землю.» // Наследие В.В. Кожинова и актуальные проблемы критики, литературоведения, истории, философии в изменяющейся России. Армавир: РГНФ; АГПУ, 2005. Ч. 1. С. 202-204.

119. Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос. М.: Изд. Группа Прогресс: Культура, 1995.

120. Гашева H.H. Синтетическое становление новых промежуточных смыслов в рецепции литературы (Ф. Достоевский и В. Ван Гог) // Вестник Перм-ГУ: Филология. 2006. № 3. С. 160-173.

121. Гельгардт P.P. Рассуждение о диалогах и монологах: К общей теории высказывания // Сб. докладов и сообщений лингвистического общества. Калинин: Калининский ун-т, 1971. Вып. 1. Ч. 2. С. 28-153.

122. Гетьман З.А., Архипович Т.П. Модальность как общетекстовая категория // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2006. № 2. С. 34-48.

123. Гийому Ж., Мальдидье Д. О новых приемах интерпретации,или Проблема смысла с точки зрения анализа дискурса // Квадратура смысла. М., 1999.

124. Глаголев Н.В. Ложная информация и способы её выражения в тексте // Филологические науки. 1987. № 4. С. 61-68.

125. Глюксман А. Новейшие похождения двуногого без перьев. Цит.по: Проблема человека в современной религиозной и мистической литературе. М., 1988. С.199.

126. Гойхман О.Я., Надеина Т.М. Речевая коммуникация. М., 2004.

127. Голев Н.Д., Ким Л.Г. Амфиболическое (вариативно-интерпретационное) функционирование текста // Филологич. науки. 2007. №4. С. 80-88.

128. Голованова A.B. Экспертиза конфликтных текстов в аспекте лингвистической прагматики, 2006. Электронный ресурс: <http://matling.spb.ru/files/semiot/Q13141516.doc>.

129. Гончарова Н.Ю. Концепт "факт" в представлении человека // Связи языковых единиц в системе и реализации. Когнитивный аспект. Тамбов, 1999. Вып. 2. С. 48-52.

130. Голованивская М.И. Противоречие по сути. М.: ACT, 2006. 134 с.

131. Горохов М.Ю. Автор публицистического текста как субъект высказывания. Воронеж: ВГУ, 2007.

132. Грановская Л.М. Русский литературный язык в конце XIX и XX вв. М.: Элпис, 2005.

133. Грачев М.А. Язык мрака. Словарь русского жаргона. М.: Словари плюс, 2006. 616 с.

134. Греймас А.Ж., Курте Ж. Семиотика. Объяснительный словарь. Дискурс // Лингвистика XX века: система и структура языка. М., 2004. Ч. 2. С. 136-142.

135. Гринберг Дж. Антропологическая лингвистика: вводный курс. М., 2004.

136. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984. 397 с.

137. Гуревич П.С. Жница с косой. М., 1991. 204 с.

138. Гуреев А. Проблема субъективности в когнитивной лингвистике // Известия РАН. Серия литературы и языка. Т. 64. 2005. № 1. С. 3-9.

139. Гуссерль Э. Открытость личностей. Полемика о редукционизме // Гуссерль. Избр. труды. Минск, 2007.

140. Гутнер Д.Б. Дискретность и непрерывность в структуре математического дискурса // Бесконечность в математике: философские и исторические аспекты. М.: Янус-К, 1997. С. 242-265.

141. Данеш Ф., Гаузенблас К. Проблематика уровней с точки зрения структуры высказывания и системы языковых стредств // Лингвистика XX века: система и структура языка. М., 2004. Ч. 1. С. 235-244.

142. Данилюк Н.В. О границах концепта толерантности в немецком языке // Филология и культура. Материалы III международной научной конференции. Тамбов, 2001. Ч. 2. С. 102-103.

143. Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. Благовещенск: Гуманитарный колледж им. И.А. Бодуэна де Куртенэ, 2000. 308 с.

144. Демьянков В.З. Конвенции, правила и стратегии общения: (Интерпри-тирующий подход к аргументации) // Изв. АН СССР: Сер. Литературы и языка. Т.1. 1982. №4.327 -337.

145. Демьянков В.З. Понятие и концепт в художественной литературе и в научном языке // Вопросы филологии. 2001. № 1. С. 35^17.

146. Депутатов В.А. Текстовая номинация концепта "Человек-природа" (на материале научных англоязычных текстов по экологии // Филология и культура. Материалы III международной научной конференции. Тамбов, 2001. Ч. 2.С. 55-56.

147. Деррида Ж. Письмо японскому другу //Вопр. философии. 1992. № 4. С. 55.

148. Дорохов Ю.М. Деконструкция и поэтика психоанализа //Ступени. 1991. № 1.

149. Доценко ЕЛ. Психология манипуляции. М.: София, 2000. 353 с.

150. Дубровский Д.И. Проблема "другого сознания" // Вопр. философии. 2008. № 1. С.19-28.

151. Дэвидсон Д. Что означают метафоры //Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С. 173-193.

152. Дяговец И.И. Система единиц русского языка: Иерархический разрез. Донецк: Донецкий нац. ун-т; ООО "Лебедь", 2008. 100 с.

153. Ермаков Ю.А. Манипуляция личностью: Смысл, приемы, последствия. Екатеринбург: УрГУ, 2001. 212 с.

154. Ермакова О.П. Семантические оппозиции как отражение жизни российского общества в последние десятилетия XX века // Языковая личность и картина мира: Тез. конф. М., 2001. С. 71.

155. Жаравина JI.B. Шаламов и Гоголь: проблема само отчуждения личности // Гуманитарные исследования: Вып. 2 (18). Проблемы художественного слова. 2007. С. 43-49.

156. Жирмунская Н.В. Предисловие // Гофман Э.Т.А. Отшельник Серапион //Новеллы. Л.: Лениздат, 1990. С. 5-20.

157. Журавлев И.В., Никитина Е.С., Сорокин Ю.А., Реут Д.В., Тхостов А.Ш. Психосемиотика телесности / Под общ. ред. и с предисл. И.В. Журавлева, Е.С. Никитиной. М.: КомКнига, 2005. 152 с.

158. Заботкина В.И. Когнитивно-прагматический подход к изучению английской неологии // Проблемы английской неологии: Материалы науч. конф. М., 2002. С. 11-20.

159. Загузов Н.И., Немец Г.П. Интеллектуализм научного познания //Синергетика образования. М.; Ростов н/Д: Южное отделение РАО, 2005. Вып. 3. С. 95-112.

160. Заика В.И. Эстетическая реализация языка: функционально-прагматическое исследование: Дис. . д-ра филол. наук. В.Новгород: НГУ им. Ярослава Мудрого, 2007. 488 с.

161. Зализняк A.A. Контролируемость ситуации в языке и жизни // Логический анализ языка. Модели действия. М.: Наука, 1992. С. 138-145

162. Звегинцев В.А. Язык и лингвистическая теория. М., 2001.

163. Зеленская В.В., Тхорик В.И. Семантическое измерение личности по данным языка: (на материале фразеологизмов) // Языковая личность: структура и эволюция: Монография. Краснодар, 2000. С. 188-202.

164. Зеркин Д. П. Основы конфликтологии: Курс лекций. Ростов н/Д: Феникс, 1998. 480 с.

165. Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М.: РАН; УРСС, 2003. 368 с.

166. Золотова Г. А., Онипенко Н.К. Функциональная грамматика // Современный русский литературный язык: Учебник / Под ред. В.Г. Костомарова и В.И. Максимова. М.: Гардарики, 2003. С. 656-692.

167. Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М.: Наука, 1973.274 с.

168. Золотова Г.А. Синтаксический словарь. Репертуар элементарных единиц русского синтаксиса. М.: Наука, 1988.

169. Иванова Н. Варлам Шаламов и Борис Пастернак: к истории одного стихотворения // Знамя. 2007. № 9. С. 198-207.

170. Ивин A.A. Социальная философия. М. : МГУ, 2003.

171. Ильин Д.Л. Две правды одной истины // Наш современник. 2007. № 9.С.273-281.

172. Исаева Л.А. Виды скрытых смыслов в художественном тексте: Дис. . д-ра филол. наук. Краснодар, 1996. 362 с.

173. Исаева Л.А., Сичинава Ю.Н. Элитарная языковая личность: штрихи к портрету профессора А.Г. Лыкова // Континуальность и дискретность в языке и речи. Краснодар: КубГУ, 2007. С.18-19.

174. Ишханова Д.И. Противительные отношения на различных ярусах синтаксиса: Автореф. дис. . канд. филол.наук. Ставрополь, 2007. 22 с.

175. Канныкин C.B. Текст как явление культуры (пролегомены к философии текста). Воронеж: ВГУ, 2003. 142 с.

176. Карасик В.И. Институциональные концепты // Vita in lingua: Сб. науч. статей. Краснодар: Атриум, 2007. С. 87-96.

177. Карасик В.И. Культурные доминанты в языке //Языковая личность: Культурные концепты. Волгоград; Архангельск, 1996.

178. Карасик В.И. Язык социального статуса. М.: Гнозис, 2002. 333 с.

179. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. М.: Гнозис, 2004. 390 с.

180. Карасик В.И. Языковые ключи. Волгоград: Парадигма, 2007. 520 с.

181. Карасик В.И., Прохвачева О.Г., Зубкова Я.В., Грабарова Э.В. Иная ментальность. М.: Гнозис, 2005. 352 с.

182. Караулов Ю.Н. Лингвистическое конструирование и тезаурус литературного языка. М.: Наука, 1981.

183. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: УРСС, 2002. 264 с.

184. Караулов Ю.Н. Языковая личность и национальный характер // Современная наука: познание человека. М.: Наука, 1988. С. 182-199.

185. Карпов А.О. Дискурс: классификация контекстов // Вопр. философии. 2008. № 2. С.74-87.

186. Карпухин С.А. Семантика русского глагольного вида. Самара: Изд-во «Самарский университет», 2006. 187 с.

187. Карякин Ю. Человек в человеке // Вопр. литературы. 1971. № 7.

188. Касевич В.Б. О когнитивной лингвистике // Общее языкознание и теория грамматики. СПб., 1998.

189. Кашкин В.Б. Бытовая философия языка и языковые контрасты // Теоретическая и прикладная лингвистика. Аспекты метакоммуникативной деятельности. Воронеж, 2002. Вып. 3. С. 4-34.

190. Кибрик А.Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания. М., 2002.

191. Кибрик А.Е. Функционализм в лингвистике // Электронная энциклопедия "Кругосвет". 1998. http://www.krugosvet.ru/articles/82/1008265/print.htm>.

192. Кирнозе З.И. "Друг другу чужды по судьбе, Они родня по вдохновенью." (О том, что сближало П. Мериме и A.C. Пушкина) // Мериме Пушкин: Сборник / Сост. З.И. Кирнозе. М.: Радуга, 1987.

193. Киселева JI.A. Вопросы теории речевого воздействия. М., 1978.

194. Клемёнова E.H. О некоторых компонентах лингвистической теории кванторности // Личность, речь и юридическая практика. Ростов н/Д: ДЮИ, 2008. С.96-100.

195. Клоков В.Т. Символика и язык // Спецкурсы по романской филологии. Саратов, 1998.

196. Клоков Т.В., Алексеева В.А. Символический компонент значения в семантике языковых единиц // Язык, коммуникация и социальная среда. Воронеж, 2001. Вып. 1.

197. Князев А., Кейн Э. Цензура смерти: Журналистика конфликта. М.: СЖ, 2005. 188 с.

198. Ковтунова И.И. Поэтический синтаксис. М.: Наука, 1986. 206 с.

199. Колесов В.В. Язык и ментальность. СПб.: Петербургское востоковедение, 2004. 240 с.

200. Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и в языке. М., 2005.

201. Комлев Н.Г. Компоненты содержательной структуры слова. М.: УРСС, 2003. 192 с.

202. Костомаров В.Г. Наш язык в действии: очерки современной русской стилистики. М., 2005.

203. Костомаров В.Г., Бурвикова Н.Д. Пространство современного русского дискурса и единицы его описания // Русский язык в центре Европы. Банска Быстрица, 1999.

204. Котова Н.С. Аспекты характеристики амбивалентной языковой личности // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2006. № 4. С. 176-182.

205. Котова Н.С. Мена коммуникативных ролей в аспекте амбивалентной языковой личности // Социальные и гуманитарные науки. Приложение к журналу "Вестник МГОУ". 2004. № 5. С. 16-19.

206. Котова Н.С. Разновидности амбивалентной языковой личности в образной системе художественного текста /Культурная жизнь Юга России. 2007. № 5. С.77—78.

207. Котюрова М.П., Баженова Е.А. Культура научной речи: текст и его редактирование. Пермь: ПТУ, 2007. 282 с.

208. Кошелев В.А., Чернов A.B. Мудрая фантазия сказочника. // Вельтман А.Ф. Сердце и думка. М.: Сов. Россия, 1986. С. 3-21.

209. Кристева Ю. Достоевский. Писание страдания и прощения // Постмодернизм и культура. М., 1991.

210. Кройчик JI.E. Неуловимый Чехов. Воронеж: ВГУ, 2007. 284 с.

211. Крысин Л.П. Толерантность языковой нормы //Язык и мы. Мы и язык. М., 2006. С. 175-183.

212. Кубрякова Е.С. Семантика в когнитивной лингвистике. (О концепте контейнера и формах его объективации в языке.) // Известия РАН. Серия литературы и языка. 1999. № 5-6. С. 3-6.

213. Кудряшов И.А. Феномен коммуникативной свободы в устном и письменном дискурсе: Дис. . д-ра филол. наук. Ростов н/Д, 2005. 402 с.

214. Кузнецов A.M. Семасиология. М.: МГУ, 2000.

215. Кузнецова A.B. Лирический универсум М.Ю. Лермонтова: семантика и поэтика. Ростов н/Д: РГПУ, 2003. 212 с.

216. Кузнецова A.B. О некоторых конституирующих признаках жанра //Концептуальные проблемы литературы: типология и синкретизм жанров. Ростов н/Д: ПИЮФУ, 2007. С. 131-138.

217. Кузнецова A.C., Шнпарева O.B. Профессия "актер": о способах саморегуляции эмоциональных состояний //Вестник МГУ. Сер. 14: Психология. 2005. № 1. С. 50-53.

218. Куликова Э.Г. Норма в лингвистике и паралингвистике: Монография. Ростов н/ Д, 2004.

219. Кумлева Т.М. Категория персонажа и её текстообразующая функция //Контекстная семантика и стилистика. М.: МГПИИЯ им. М. Тореза, 1985. С. 111-127.

220. Курганов A.B. Особенности поэтики позднего творчества JI. Андреева // Проблемы филологии и преподавания филологических дисциплин. Пермь: ПТУ, 2007. С. 166-170.

221. Лакофф Дж. Лингвистические гештальты // НЗЛ. Вып. X. Лингвистическая семантика. Вып. XXIII. М., 1981. С. 350-368.

222. Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов //НЗЛ. М.: Прогресс, 1988. Вып. XXII. С. 12-52.

223. Ларин Б.А. Очерки по фразеологии: (о систематизации и методах исследования фразеологических материалов). М., 1977 // Современный русский язык. Лексикология, фразеология, лексикография. СПб., 2002. С. 370-381.

224. Левиков А.И. Весы доверия. М.: Инфра-М, 2004. 398 с.

225. Левицкий Ю.А. Лингвистика текста. М., 2006.

226. Леденев Ю.И., Леденев Ю.Ю. Язык. Ставрополь: Изд-во СГУ, 2002. 184 с.

227. Лейбниц Г.В. Монадология. Сочинения В 4-х т. М.: АН СССР, 1982. Т. 1.

228. Лейбниц Г.В. Сочинения: В 4-х т. М.: АН СССР, 1983. Т. 2.

229. Лейчик В.М. Изменение стилистической системы в современном русском языке // Язык и мы. Мы и язык. М., 2006. С. 184-192.

230. Лекант П.А. Очерки синтаксиса русского языка. М.: МГОУ, 2002. 402 с.

231. Ленец A.B. Трактовка лжи в рамках скрытой прагмалингвистики //Актуальные проблемы прагмалингвистики. Ростов н/Д: ПИ ЮФУ, 2007. С. 51-55.

232. Ленец A.B., Матвеева Г.Г. «Прагматический поворот» в отечественном и зарубежном языкознании // Человек и язык. Ростов н/Д: ПИ ЮФУ, 2008. С. 78-82.

233. Леонгард К. Акцентуированные личности. М.: Ун-т им. A.C. Грибоедова, 2004. 398 с.

234. Леонтьев A.A. Основы психолингвистики. М.; СПб., 2003.

235. Леонтьев Д.А. Выбери себя // Психология/Psychologies. 2008. № 25. С. 90-93.

236. Леонтьев Д.А. Психология смысла: Природа, структура и динамика смысловой реальности. М.: Ф-т психологии МГУ; Смысл, 1999. 487 с.

237. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка //Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология /Под ред. проф. В.П. Нерознака. М.: Academia, 1997. С. 280-288.

238. Лосев А.Ф. Филологическая теория и исследовательская практика. М., 1989.

239. Лотман Ю.М. Воспитание души. СПб., 2005.

240. Луговая Н.В. Национально-культурные особенности фразеологических единиц сферы псиохоэмоционального состояния человека (на материале русского и французского языков): Дис. . канд. филол. наук. Краснодар, 2007. 202 с.

241. Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории. Аналитический минимум. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Ось-89, 2005. 560 с.

242. Лучинская E.H., Симоненко М.Ю. Интегралистский подход к изучению текстов культуры // Дискурс: концептуальные признаки и особенности их осмысления. Краснодар: КубГУ, 2007. Вып. 1. С. 185-193.

243. Лыков А.Г. Опыт модели языка. Краснодар: КубГУ, 1999. 199 с.

244. Любимова И.Г., Рябов В.Н. Необычные слова и формы слов в повестях И.А. Бунина "Суходол" и А.И. Куприна "Гранатовый браслет" // Язык и речь в парадигмах современной лингвистики. Краснодар: КубГУ, 2006. С. 130-134.

245. Люксембург A.M., Яндиев А.Х. Серийный убийца: портрет в интерьере. Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 2001. 384 с.

246. Макаров А.В. Содержание определительных отношений и средства их выражения в системе сложного синтаксического целого: Дис. . канд. филол. наук. Таганрог, 2007. 181 с.

247. Макаров М.Л.Основы теории дискурса. М.: Гнозис, 2003. 492 с.

248. Максимов В.И. Синтаксис // Современный русский литературный язык: Учебник / Под ред. В.Г. Костомарова и В.И. Максимова. М.: Гардари-ки, 2003. С. 516-625.

249. Малащенко В.П. Слово в синтаксисе. Ростов н/Д: РГПУ, 2004. 368 с.

250. Мальцева Р.И. Коммуникативные и манипулятивные цели СМИ // Инновационные процессы в СМИ: выражение авторских интенций. Краснодар: КубГУ, 2006. С. 39-52.

251. Манаенко Г.Н. Осложненное предложение в языке и речи. Краснодар: КубГУ, 2003. 144 с.

252. Мартине А. Основы общей лингвистики. М., 2004.

253. Маслова В.А. Когнитивная лингвистика: Учеб. пособие. Минск, 2004.

254. Матвеева Г.Г. Введение // Теория и практика анализа текста в аспекте скрытой прагмалингвистики: Монография / Под ред. Г.Г. Матвеевой. Ростов н/Д: ИУБиП, 2007. С. 7-9.

255. Матвеева Г.Г. Функциональная и скрытая прагмалингвистика // Функционально-системный подход к исследованию языковых единиц разных уровней. Ростов н/Д, 2004. С. 85-87.

256. Матвеева Г.Г. Подходы к отбору материала исследования в скрытой прагмалингвистике // Личность, речь и юридическая практика. Ростов н/Д: ДЮИ, 2008. Вып. 11. С.131-134.

257. Меликян В.Ю. "Внутренняя антонимия" и способы ее выражения в языке // РЯШ. 1998. № 2.

258. Меликян В.Ю. Актуальные вопросы синтаксиса русского языка: теория нечленимого предложения. Ростов н/Д: РГПУ, 2002. 243 с.

259. Меликян В.Ю. К вопросу о типологии фразеологического состава языка // Язык. Дискурс. Текст: Труды и материалы конф., посвящ. юбилею проф. Г.Ф. Гавриловой. Ростов н/Д: РГПУ, 2005. Ч. 1. С. 195-199.

260. Меликян В.Ю. Об одном из типов нечленимых предложений и его эстетических функциях // Рус. язык в школе. 1999. № 2.

261. Меликян В.Ю. Проблема статуса и функционирования коммуникем: язык и речь. Ростов н/Д: РГПУ, 1999.

262. Меликян В.Ю. Синтагматические свойства коммуникем со значением "утверждения / отрицания" и "оценки" // Язык. Текст. Дискурс. Ставрополь; Пятигорск: СГПИ; ПГЛУ, 2004. Вып. 2. С. 261-269.

263. Меликян В.Ю. Словарь: Эмоционально-экспрессивные обороты живой речи. М.: Флинта; Наука, 2001. 250 с.

264. Меликян В.Ю. Экспрессивные текстообразующие функции коммуникем // Филологич. науки. 1998. № 1.

265. Меликян В.Ю., Меликян A.B. Эстетические функции испанских фра-зеосхем с опорным компонентом-вопросительным словом // Язык. Дискурс. Текст. Ростов н/Д: ПИ ЮФУ, 2007. С. 187-190.

266. Меликян В.Ю., Остапенко А.И. Словарь фразеологизированных сложноподчиненных предложений русского языка. Ростов н/Д: РГПУ, 2005. 79 с.

267. Мечковская Н.Б. Семиотика. Язык, природа, культура: Курс лекций. М., 2004.

268. Миллер Р. Опыт систематики индивидуальности. М.: Слово, 1997.

269. Миронова Н.И. Языковая картина мира личности как зеркало мотивов и потребностей // Русский язык: исторические судьбы и современность: Тез. конф. М., 2001.С. 76.

270. Михайлов А.Д. Предисловие // Фрестье Ж. Проспер Мериме. М.: Радуга, 1987. С. 5-17.

271. Михеева И.Н. Амбивалентность личности: Морально-психологический аспект. М.: МГПУ, 2000. 226 с.

272. Мозговая H.H. Синкретизм наук: психологические приемы в мировом литературном процессе // Концептуальные проблемы литературы: художественная когнитивность. РГПУ, 2006. С. 154-157.

273. Мокиенко В.М. Загадки русской фразеологии. М.: Высшая школа, 1990. 159 с.

274. Москвин В.П. Эвфемизмы: системные связи, функции, способы образования // Вопр. языкознания. 2001. № 3. С. 58-70.

275. Мухина B.C. Личность: мифы и реальность. (Альтернативный взгляд. Системный подход. Инновационные аспекты). Екатеринбург: ИнтелФлай, 2007. 1072 с.

276. Мэйс И. Правовые и этические контексты языковых девиаций на страницах газеты "Guardian" // Язык в контексте социально-правовых отношений современной России. Ростов н/Д: РГЭУ "РИНХ", 2006. С. 37-39.

277. Негодаев И.А. Информатизация культуры. Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 2002.

278. Немец Г.П. Социально-мировоззренческая задача создания портрета языковой личности // Личность в пространстве языка и культур: юбилейный сб. М.; Краснодар, 2005. С. 42^5.

279. Непшекуева Т.С. Внутриличностный конфликт как лингвистический феномен. Краснодар: КГАУ, 2006. 416 с.

280. Непшекуева Т.С. Коммуникативная функция языка как объект философского анализа // Философия в реформируемом обществе. Краснодар: КГАУ, 2002. С. 120-128.

281. Никитин М.В. Основы лингвистической теории значения. М.: Высш. шк., 1988. 168 с.

282. Николаева Т,М. "Лингвистическая демагогия" //Прагматика и проблемы интенсиональности. М.: Наука, 1988. С. 154-165.

283. Николаева Т.М. Теория текста // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.

284. Новиков Л.А. A.C. Пушкин и автор романа в стихах «Евгений Онегин». Опыт герменевтического анализа // Слово и текст в диалоге культур: Юбилейный сб. М.: МАПРЯЛ, 2000. С. 195-206.

285. Одинцова М.П. Образные семантические категории субъекта, объекта, инструмента, пространства в грамматике "внутреннего человека": (на материале русского языка) //Русский язык: исторические судьбы и современность: Тез. конф. М., 2001. С. 77-78.

286. Ойзерман Т.П. Амбивалентность великих философских учений (К характеристике философских систем Канта и Гегеля) // Вопр. философии. 2007. № 10. С. 121-137.

287. Олешков М.Ю. Моделирование коммуникативного процесса. Нижний Тагил: УрГПУ; Нижне-Тагильская гос. соц.-пед. акад., 2006. 336 с.

288. Ортони А., Клоур Дж., Коллинз А. Когнитивная структура эмоций // Язык и интеллект. М.: Прогресс, 1996.

289. Осташевский A.B., Осташевский A.A. Теория и практика по делам и защите чести и достоинства. Краснодар: Традиция, 2007. 240 с.

290. Острикова Г.Н. К вопросу об универсальности явления энантиосемии // Личность, речь и юридическая практика. Ростов н/Д: ДЮИ, 2008. Вып. 11. С. 184-186. (Острикова 2008)

291. Острикова Г.Н. О диалектике отношений формы и содержания энан-тиосемичных языковых единиц //Человек и язык. Ростов н/Д: ПИ ЮФУ, 2008. С.121—126. (Острикова 2008а)

292. Павленко Т.Д. Анализ мотивационных отношений фразеологизмов со словами: к постановке вопроса // Язык. Дискурс. Текст: Труды и материалы конф., посвящ. юбилею проф. Г.Ф. Гавриловой. Ростов н/Д: РГПУ, 2005. Ч. 2. С. 23-24.

293. Павленко T.JI. Лексико-фразеологическая регулярность переносных значений // Словесность: традиции и современность. Ростов н/Д: РГПУ, 2006. С. 168-170.

294. Павлова Е.К. Лексические аспекты дисгармонии политического дискурса // Филолог, науки. 2008. № 1. С. 85-93.

295. Пепеляева Е.В., Егошина М.М. Автор и герой романа Гончарова "Обрыв": взаимодействие творческих принципов //Национально-культурная специфика текста. Пермь: ПГУ, 2007. С. 253-270.

296. Пересыпкина В.В. Примечания // Чехов А.П. Избр. соч. М.: Худож. литература, 1979. T.l. С.665-700.

297. Петровский A.B. Личность // Большая российская энциклопедия. М.: РАН, 2002.

298. Петровский H.A. Словарь русских личных имен. М.: Росс, 2006. 1020 с.

299. Подольный H.A. Государственный обвинитель: проблема правового статуса // Право и слово. Саранск: Мордовский гос. ун-т, 2006.

300. Порус В.Н. Антиномии духа как основание культуры // Вопр. философии. 2008. № 1.С. 51-64.

301. Потебня A.A. Из лекций по теории словесности. Басня. Пословица. Поговорка. Харьков, 1930.

302. Почепцов Г. Г. Теория коммуникации. М., 2001.

303. Прохоров Ю.Е. Действительность. Текст. Дискурс. М., 2006.

304. Рахимкулова Г.Ф. Языковая игра в прозе Владимира Набокова (к проблеме игрового стиля): Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Ростов н/Д, 2004. 46 с.

305. Ревзин И.И. Модели языка. М., Изд-во АН СССР, 1962. 324 с.

306. Рикер П. Конфликт интерпретаций: очерки о герменевтике. М., 1995.

307. Розенталь Д.Э. Русский язык. М.: Мир и Образование, 2007. 304 с.

308. Розин В.М. Природа и особенности гуманитарного познания и науки // Актуальные проблемы методологии педагогического исследования в постне-классический период развития науки. М.; Краснодар: РАО; КубГУ, 2008. С. 33-49.

309. Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М.: Наука, 1988.212 с.

310. Рубинштейн М.М. О целях и принципах педагогики // Вопросы философии и психологии. 1913. № 116.

311. Рубинштейн М.М. Идея личности как основа мировоззрения. М., 1909. С. 123-124.

312. Рымарь Н.Т., Скобелев В.П. Теория автора и проблема художественной деятельности. Воронеж: ЛОГОС-ТРАСТ, 2000. 264 с.

313. Рябцева Н.К. Контрастивная фразеология в культурном контексте // Актуальные проблемы межкультурной коммуникации: Сб. МГЛУ. М.,1999. №444. С. 133-142.

314. Савватеева Л.В. Идеи политкорректности и их воплощение в современном лингвориторическом пространстве (на материале русского языка). Дис. . канд. филол. наук. Ростов н/Д, 2008. 156 с.

315. Савенкова Л.Б. Концепт "счастье" в русских паремиях 11 Фразеология2000. Тула, 2000. С. 103-106.

316. Сай С.С. Прагматически обусловленные возвратные конструкции "опущенного объекта" в русском языке // Вопр. языкозн. 2007. № 2. С. 75-91.

317. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. М.: Языки русской культуры, 1999. 544 с.

318. Свидерский В.И. О диалектике элементов и структуры в объективном мире и в познании. М.: Соцэкгиз, 1962. 275 с.

319. Семенова М.В. Языковая личность и социальные роли говорящих. 2000.<http://vmw.tol.tversu.ru/M4Semjonova.doc>.

320. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993.

321. Сердюков J1.B. Статус молодежи: социокультурные противоречия // Человек и язык. Ростов н/Д: ПИ ЮФУ, 2008. С. 166-70.

322. Серебряков A.A. Художественная система Генриха фон Клейста как "множественность языков": лингвопоэтический аспект. Ставрополь: СГУ, 2007. 180 с.

323. Серио П. Структура и целостность: Об интеллектуальных истоках структурализма в Восточной Европе. 1920 1930-е гг. М.: Языки славянской культуры, 2001. 360 с.

324. Сёрль Дж. Введение // Философия языка. М., 2004. С. 6-22.

325. Синеокова Т.Н. Речемыслительная деятельность при измененных состояниях сознания как объект когнитивного исследования // Международный конгресс по когнитивной лингвистике: Сб. материалов. Тамбов: ТГУ, 2006. С. 246-248.

326. Скрипник А.П. Моральное зло. М.: Слово, 1992.

327. Слышкин Г.Г. Полиапеллируемость лингвокультурного концепта и ситуация концептуального диссонанса // Современные парадигмы лингвистики: традиции и инновации. Волгоград: Перемена, 2005. С. 16-26.

328. Смирнова H.A. Отраженный взгляд, или истинная жизнь Владимира Набокова// Филологич. вестникРГУ. 2006. № 1. С. 71-74.

329. Сной В. Другой и его искусство //Я и Другой в пространстве текста. Пермь; Любляна: ПГУ; Университет в Любляне, 2007. С. 119-128.

330. Соболева М.Е. Истина: свойство, оператор, событие? // Вопр. философии. 2008. № 2. С. 117-124.

331. Солганик Г.Я. Современная публицистическая картина мира // Публицистика и информация в современном обществе. М., 2000.

332. Солганик Г.Я. Толковый словарь: Язык газеты, радио, телевидения. М.: МГУ; Астрель; ACT, 2004.

333. Соловьев Г.М. Установки и предубеждения в процесе подачи медиа-факта // Коммуникационные системы и текстовые струкутры. Краснодар: КубГУ, 2007. С. 30-48.

334. Солодуб Ю.П. О семантико-грамматической классификации фразеологизмов // Рус. язык в школе. 1998. № 3. С. 28- 31.

335. Соломоник А. Язык и знаковая система. М., 1992.

336. Сорокин Ю.А., Михалева И.М. Прецедентный текст как способ фиксации языкового сознания // Язык и сознание: парадоксальная рациональность: Коллект. моногр. / Отв. ред. Е.Ф.Тарасов. М.: РАН, 1993. 174 с. С. 98117.

337. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 1999. 432 с.

338. Спасов Д. О природе отношений (об их внутреннем или внешнем характере) // Философские науки. 1972. № 4. С. 133-142.

339. Степанов H.JI. Антоний Погорельский // Погорельский А. Двойник, или Мои вечера в Малороссии. Монастырка М.: ГИХЛ, 1960. С. 3-22.

340. Степанов Ю.С. Методы и принципы современной лингвистики. М., 2002.

341. Степанов Ю.С., Проскурин С.Г. Константы мировой культуры. М.: Наука, 1993. С. 14-30.

342. Степанов Ю.С. Семиотика. М.: Наука, 1999. 322 с.

343. Стернин H.A. Социальные факторы и развитие современного русского язык // Теоретическая и прикладная лингвистика. Вып. 2. Язык и социальная среда. Воронеж: Изд-во ВГТУ, 2000. С. 4-16.

344. Суперанская A.B. Общая теория имени собственного. М.: Наука, 1973. 372 с.

345. Суперанская A.B. Общая теория имени собственного. М.: Росс, 2008. 490 с.

346. Сусов И.П. Говорящая личность в лингвосоциальном и лингвопрагма-тическом пространствах // Социальная стратификация языка. Пятигорск, 1989. С. 57-59.

347. Сухих С.А. Личность в коммуникативном процессе. Краснодар, 2004.

348. Сучкова Г.М. Прагматика межличностного взаимодействия: Монография. СПб., 2005.

349. Сэпир Э. Язык. Введение в изучение речи // Лингвистика XX века: система и структура языка. М., 2004. С. 119-133.

350. Тарасов П.Г. Истоки учения о внутреннем человеке в раннехристианской антропологии // Журнал научных публикаций аспирантов и докторантов. 2008. №2. С.139-144.

351. Татаринов В.А. Теория терминоведения. Теория термина. М.: Наука, 1996. Т. 1.200 с.

352. Телия В.Н. Вторичная номинация и ее виды // Языковая номинация. Виды наименований. М.: Наука, 1977. С. 129 221.

353. Телия В.Н. Культурно-национальные коннотации фразеологизмов // Славянское языкознание. М., 1992.

354. Телия В.Н. Метафора как модель смыслопроизводства и её экспрессивно-оценочная функция // Метафора в языке и тексте. М.: Наука, 1988.

355. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2000.

356. Техника дезинформации и обмана / Под ред. Я.Н. Засурского. М., 1978.

357. Ткаченко С.Н. Концепция человека в повести Г.Семенова "Дней череда" // Наследие В.В. Кожинова и актуальные проблемы критики, литературоведения, истории, философии в изменяющейся России. Армавир: АГПУ, 2006. Ч. 2. С. 214-221.

358. Токарева И.Е. Лексико-стилистическая вариативность языка: социальный и тендерный аспекты: Дис. .канд. филол. наук. Ростов н/Д, 2006. 186 с.

359. Томас P.P. "Негативные" образы в рассказе "Скандал в Богемии" //Иностр. литература. 2008. № 1. С.289-297.

360. Томилина C.B. Имплицитные представления о лжи в русских и английских пословицах // Язык и духовность. Пермь: Информатика, 2007. С. 145-147.

361. Тугаринов В.П. Основы теории личности. М.: РГГУ, 1995.

362. ТягуноваЕ.Г. Разделительно-категорические силлогизмы, относящиеся к двум модусам одновременно // Личность, речь и юридическая практика. Ростов н/Д: ДЮИ, 2008. Вып. 11. С. 243-246.

363. Улыбина Е.В. Психология обыденного сознания. М.: Смысл, 2001. 263 с.

364. Ульман Ст. Стилистика и семантика // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 9: Лингвостилистика. М.: Прогресс, 1980. С. 227-253.

365. Уорф Б.Л. Лингвистика и логика // Лингвистика XX века: система и структура языка. М., 2004. Ч. 1. С. 156-169.

366. Урысон Е.В. Фундаментальные способности человека и наивная "анатомия" II Вопросы языкознания. 1995. № 3. С. 3-16.

367. Успенский Б.А. История и семиотика (восприятие времени как семиотическая проблема) // Труды по знаковым системам. Тарту, 1989. T. XXII.

368. Уфимцева A.A. Лексическое значение. Принципы семиологического описания лексики. М., 2002.

369. Уэбстер Ф. Теории информационного общества. М.: Аспект Пресс, 2004.

370. Фанян Н.Ю. Аргументация как лингвопрагматическая структура: Ав-тореф. дис. . д-ра филол. наук. Краснодар, 2000.

371. Фаустов A.A. К вопросу о концепции автора в работах М.М. Бахтина //(http://teneta.rinet.ru/rus/fe/faustovauthor.htm) (12.07.2005)

372. Фершуерен Дж. Прагматика и мониторинг международной коммуникации. Новосибирск, 2001. С. 14.

373. Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса. М.: Речь, 2000.

374. Флоренский П.А. Строение слова // Контекст-72. М., 1973.

375. Фреге Г. Логика и логическая семантика. М.: Аспект Пресс, 2000. 512 с.

376. Фрестье Ж. Проспер Мериме / Пер. З.Я. Лесюка и З.В. Федотовой. М.: Радуга, 1987. 314 с.

377. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: Республика, 2002. 502 с.

378. Фрумкина P.M. Концептуальный анализ с точки зрения лингвиста и психолога // Научно-техническая информация. 1992. Сер. 2. № 3. С. 3-29.

379. Фрумкина P.M., Звонкин А.К., Ларичев О.И., Касевич В.Б. Представление знаний как проблема // Вопросы языкознания. 1990. № 6. С. 85-101.

380. Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Касталь, 1996.

381. Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М.: Academia, 1995.

382. Халеева И.И. Основы теории обучения пониманию иноязычной речи. М.: Высшая школа, 1987. 290 с.

383. Харитончик З.А. О принципах единства и целостности категорий // Филология и культура. Ч. 1. Международная конференция. 12—14 мая 1999 г. Тамбов, 1999. С. 21-22.

384. Хейзинга Й. Осень средневековья. М.,1988.

385. Хомский Н. Теория врожденных идей // Философия языка. М., 2004. С. 167-177.

386. Хоружий С.С. Конституция личности и идентичности в перспективе опыта древних и современных практик себя // Вопр. философии. 2007. № 1. С. 75-85.

387. Чеботарева М. Тема гражданской войны в "Донских рассказах" М. Шолохова и "Конармии" И. Бабеля // Юбилею Шолохова посвящается. Ростов н/Д: РГПУ, 2005. С. 59-61.

388. Чейф У.Л. Значение и структура языка // Лингвистика XX века: система и структура языка. М., 2004. Ч. 1. С. 170-178.

389. Человеческий фактор в языке: Язык и порождение речи. М.: Наука, 1991.240 с.

390. Червоный A.M. Выражение ментальных действий в современном русском языке // Активные процессы в современном русском языке. Ростов н/Д; Таганрог: ТГПИ;Легион, 2006, С. 234-237.

391. Черкасова М.Н. Амбивалентность как свойство конфликтогенного дискурса: лингвостилистическая характеристика медиатекста // Журналистика в 2007 г.: СМИ в усл. глоб. трансформации социальной среды. М.: МГУ, 2008. С. 398-399.

392. Черкасова М.Н. Речевая агрессия как деструктивная составляющая коммуникативной ситуации: социально-правовая оценка // Язык в контексте социально-правовых отношений современной России. Ростов н/Д: РГЭУ "РИНХ", 2006. С. 288-296.

393. Черкашина Э.А. Вербализация концепта "СОН/DREAM" в русской и английской культуре: Дис. .канд. филол. наук. Ставрополь, 2007.

394. Чесноков П.В. Слово и его виды II Личность, речь и юридическая практика. Ростов н/Д: ДЮИ, 2008. Вып. 11. С. 260-263. (Чесноков 2008)

395. Чесноков П.В. Об основных измерениях в языковой системе // Филология как средоточие знаний о мире. Юбилейный сб. М.; Краснодар: АПСН; КубГУ, 2008. С. 112-114. (Чесноков 2008а)

396. Чмыхова Н.П., Татарникова Г.Ф. Вербальная репрезентация концептов (А.П. Чехов «душа») // Языковая система и речевая деятельность. Ростов н/Д: ЮФУ, 2007. Вып. 1. С. 120-127.

397. Шалютин Б.С. Человек лгущий // Человек. 1996. №5. <http://anthropology.ru/ru/texts/shalutin/homo.html>.

398. Шафиков С.Г. Категории и концепты в лингвистике // Вопр. языкознания. 2007. № 2. С. 3-17.

399. Шахматов A.A. Синтаксис русского языка. Л.: Гос. уч-пед. изд-во нар-компроса РСФСР, Ленинградское отделение, 1941. 620 с.

400. Шахнарович A.M., Голод В.В. Когнитивные и коммуникативные аспекты речевой деятельности // Вопр. языкозн. 1986. № 2. С. 52-56.

401. Шведова Н.Ю. Простое предложение // Русская грамматика. М.: АН СССР, 1980. Т. 2.

402. Швейцер А.Д. Современная социолингвистика. Теория, проблемы, метод. М., 1976.

403. Шейгал Е.И., Иванова Ю.М. Игровой дискурс: игра как коммуникативное событие // Известия РАН: Серия литературы и языка. Т. 67. 2008. № 1. С.3-20.

404. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. М.: ACT, 2004. 221 с.

405. Ширяева Т.А. Когнитивная модель делового дискурса. Пятигорск: ПГЛУ, 2006. 256 с.

406. Шихилина K.M. Вербальные способы модификации поведения и эмоционально-психологического состояния собеседника в российской и американской коммуникативных культурах. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Воронеж, 1999. 24 с.

407. Шмелев А.Г. Психологическая обусловленность индивидуальных различий в понимании значения слова // Исследование проблемы речевого общения. М., 1979.

408. Шмелев А.Г. Психосемантика и психодиагностика личности. М., 1994.

409. Шмелев А.Д. Русская языковая модель мира. М.: "Языки русской культуры", 1997. 598 с.

410. Шмелева Т.В. Тривиальность и имидж автора // Я и Другой в пространстве текста. Пермь; Любляна: ПГУ; Ун-т в Любляне, 2007. С. 154-163.

411. Шпет Г.Г. Герберт Спенсер и его педагогические идеи // Шпет Г.Г. РЬПоБорЫа Ма1аНз. Избранные психолого-педагогические труды. М., 2006.

412. Шпет Г.Г. Герменевтика и ее проблемы // Шпет Г.Г. Мысль и слово: Избр. труды. М., 2005.

413. Штайн К.Э. Гармония поэтического текста: Склад: Ткань: Фактура. Ставрополь: СГУ, 2006.

414. Шульженко В.И. Русский Кавказ: Очерки междисциплинарных исследований. Пятигорск: Пятигорская ГФА. 2007. 216 с.

415. Шустер В.Г. Идея-концепция-авторская позиция (к вопросу о понимании) // Наследие В.В. Кожинова и актуальные проблемы критики, литературоведения, истории, философии в изменяющейся России. Армавир: АГПУ, 2005. Ч. 2. С. 266-171.

416. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. М., 2004.

417. Юдин Б.Г. Методологический анализ как направление изучения науки. М.: Наука, 1986. 264 с.

418. Юдин Э.Г. Методология науки. Системность. Деятельность. М.: Эди-ториал УРСС, 1997.

419. Юнг К.Г. "Улисс": Монолог // Юнг К.Г. Собр. соч.: В 19 т. М., 1992. Т. 15.

420. Юнг К.Г. Архетип и символ. // Юнг К.Г. Собр. соч.: В 19 т. М., 1992. Т. 15.

421. Юнг К.Г. Пикассо // Юнг К.Г. Собр. соч.: В 19 т. М., 1992. Т. 15.

422. Юревич А.В. Основные тенденции развития психологической науки. М.: МГУ, 2007. 402 с.

423. Юревич А.В. Психология и методология. М.: Изд-во "Ин-т психологии РАН", 2005. 312 с.

424. Юсупова О.В. Самоидентичность «Я» как инвариант целевого функционала педагогических действий // Известия АПСН. 2008. Вып. 12. Ч. 1. С. 198-200.

425. Яновская JI.M. Эстетика греха и кары. СПб.: Питер, 2005. 240 с.

426. Akmajian, A. Linguistics: An Introduction to Language and Communication / A. Akmajian. Massachusetts: Massachusetts Institute of Technology, 2001.

427. Andersen, Gisle. Pragmatic markers in teenage and adult conversation / G. Andersen. N.-Y., 1997.

428. Anderson, Jenny. That Line at the Ferrari Dealer? It's Bonus Season on Wall Street / J. Anderson // The New York Times. 2004. December, 28.

429. Baker, M. In Other Words: A Course book on Translation / M. Baker . -Oxford: Oxford University Press, 1992.

430. Barsalou L.W. Frames, concepts, and conceptual fields // Frames, fields, and contrasts. Hillsdale, 1992. P.21-74.

431. Bassnett, Susan. Translation Studies / Susan Bassnett. 3d edition. L.; NY., 2003.

432. Bever, Thomas G. Different sources of linguistic universals. Thomas G. Bever // Cornell Symposium on Language Universals / Cornell University. -Ithaca; N.-Y., 2004. May. <http://kybele.psych.cornell.edu/LU/#Bever>.

433. Bowles, Hemish. Like a duchess / H. Bowles // Vogue: (American edition). 2005. August. P. 232.

434. Brown, P. Universals in Language Usage: Politeness Phenomena / P. Brown, S. Levinson // Politeness Strategies in Social Interaction. Cambridge University Press, 1978.

435. Chomsky N. Language and mind. New York, 1968.

436. Clark R. Developing intercultural awareness through experiential tandem partners // Essays on Language and Translation: from textual analysis to pedagogical application. Krasnodar; Portsmouth: KubSU; University of Portsmouth, 2008. P.62-70.

437. Cook, Guy. Applied Linguistics / Guy Cook . Oxford, 2003.

438. Croft, William. Explaining language change / William Croft. Oxford: Longman linguistics library, 2000.

439. Cronin, Michael. Globalization and Translation / Michael Cronin. L.; N.-Y. Routledge, 2004.

440. Cruse D.A. Prototype theory and lexical semantics // Meaning and prototypes. Studies in linguistic categorization / Ed. by Tsohatzidis S.L. London; New York, 1990. P. 382-402.

441. Cutting, Joan. Pragmatics and Discourse / Joan Cutting. L.; N.-Y. Routledge, 2002.

442. Eco U. The Role of the Reader. Bloomington, 1979.

443. Fairclough N, Language and power. N.Y.: Longman, 1989.

444. Festinger L. A theory of cognitive dissonance. Stanford, 1957. 292 p.

445. Freedman, Thomas L. The World is Flat: A Brief History of the Twenty-First Century / Thomas L Freedman. N Y., 2006.

446. Gudykunst,W Communicating With Strangers: An Approach to Intercultural Communication / W. Gudykunst, Y. Kim // Bridges Not Walls. / ed. John Stewart 6th edition. N - Y.: McGraw-Hill, 1995. P. 429-442.

447. Hawkins, John A. Efficiency and Complexity in Grammars / John A. Hawkins- Oxford: Oxford University Press, 2005. P. 303.

448. He, Xianbin Guangdong. Foreignization / Domestication and Yi-hua/Guihua: A Contrastive Study // Translation Journal. 2005. <http: //accurapid. com/j ournal/3 2foreignization.htm>.

449. Heider F. The psychology of interpersonal relations. N.Y., 1958.

450. Herbert, B. Education is No Protection / B. Herbert // The New York Times. 2004. January 26.

451. Hewings, Martin. Advanced Grammar in Us / Martin Hewings. 7 edition. Cambridge: Cambridge University Press, 2002.

452. Hirsth E.D. Jr. The Theory Behind the Dictionary of Cultural Literacy // The Lictionary of Cultural Literacy Boston, 1988. P xn.

453. Jackendoff R. Semantics and cognition. London. Cambridge (Mass.), 1993.

454. Jackendoff R. What is a concept? // Frames, fields, and contrasts. New essays in semantics and lexical organization. Hillsdale, 1992. P. 191-209.

455. Janosik, Robert. Rethinking the Culture-Negotiation Link / Robert Janosik // Negotiation Theory and Practice. Cambridge: The Program on Negotiation at Harvard Law School, 1991. P.23 5-246.

456. Jaspers K. Die phänomenologische Forschungsrichtung in der Psychopathologie. Berlin, 1939. S. 314-328.

457. Keenan, Elinor. The Universality of Conversational Implicatures / Elinor Keenan // Studies in Language Variation / edited by Fasold, Ralph and Shuy, Roger. Washington: Georgetown University Press, 1977. P.255-268.

458. Keller, Rudy. On language change: the invisible hand in language / Rudy Keller. London, 1994.

459. Khutyz, Irina. Creativity in Translating Borrowings and Realia / Irina Khutyz // Proceedings of the Conference "Translation and Creativity: how creative a translator should be?" Portmsouth, 2005. P. 116-126.

460. Kiparsky, Paul. Distinguishing universals from typological generalizations / Paul Kiparsky // Cornell Symposium on Language Universals / Cornell University. Ithaca; N.-Y. 2004. May. <http://kybele.psych.comell.edu/LU/ #Kiparsky>.

461. Kramsch, Claire. Language and Culture / Claire Kramsch. Oxford, 2006.

462. Kramsch, Claire. Language and Culture / Claire Kramsch. Oxford: University Press, 2006.

463. Lacan J. Ecrits. P., 2007.

464. Lakoff, George. Metaphors we live by / Lakoff George, Mark Johnson. Chicago: The University of Chicago Press, 2003.

465. Laurent J. The Strategy of Form // French Literary Theory Today. A Reader. Cambridge, 1982.

466. Leech, G. Principles of Pragmatics / G. Leech. L.: Longman, 1983.

467. Levin B., Pinker S. Lexical and conceptual semantics. London. Cambridge, 1991.

468. Levinson, Stephen. Pragmatics / Stephen Levinson. Cambridge, 2003.

469. Maney, Kevin. Common in Asia, text messaging via cellphone catches on in USA / Kevin Maney // USA Today. 2005. July 28.

470. Marshall, Lawrence C. We cannot go on executing prisoners while our justice system is broken / Lawrence C. Marshall // Newsweek. 2000. June.

471. Martin, Elizabeth. Global advertising à la française: Designing ads that "speak" to French consumers / Elizabeth Martin // The Journal of Language for International Business. 2005. 16 (1). P.76-95.

472. McCathy, Michael. Matthiessen, Christian. Slade, Diana. Discourse Analysis / Michael McCathy // An Introduction to Applied Linguistics. Ed. Schmitt, Norbert. Oxford: Oxford University Press. 2002. P.55-73.

473. Merton R.K. The ambivalence of scientists: Reprint 364. Columbia Univ.: Bureau of Appl. Social Res. 1946.

474. Merton R.K. The ambivalence of scientists: Reprint 364. Columbia Univ.: Bureau of Appl. Social Res. 1946.

475. Moeschler J. Argumentation et conversation. Element pour une analyse pragmatique du discours. Paris: Hatier-Credif, 1985.

476. Mower, Sarah. Phoebe Philo / Sarah Mower I I Vogue: (American edition). 2005. August. P.228.

477. Munday, Jeremy. Introducing Translation Studies. Theories and Applications / Jeremy Munday. London Routledge, 2005.

478. Nida, Eugene. Signs. Sense. Translation / Eugene Nida. Cape Town: Bible Society of South Africa, 1991.

479. Pareles, John. With Radiohead, and Alone, the Sweet Malaise of Thom Yorke / John Pareles // N-Y. Times, 2006. July 2.

480. Peden, Margaret Sayers. Building a translation, the reconstruction business: poem 145 of Sor Juana Ines De La Cruz / Margaret Sayers Peden // The Craft of Translation. Chicago: University of Chicago Press, 1989. - P. 13-27.

481. Pellatt, Valerie. Translators find their own norms // Translation Norms. What is "normal" in the translation profession? Conference Proceedings / Valerie Pellatt; University of Portsmouth, 2004. Portsmouth, 2005. P. 134-145.

482. Pravikova L.V. Epistemological foundations of language: cognition and cogitation//Вестник ПГЛУ. 2002. №1. С. 45-53.

483. Pullman, Phillip. Why I don't believe in Ghosts / Phillip Pullman // N Y. Times. 2003. October 31.

484. Qvale, Per. From St. Jerome to Hypertext. Translation in Theory and Practice / Per Qvale. Oxford, 2003.

485. Rapaille, Clotaire. The Culture Code. Broadway Books / Clotaire Rapaille. N.-Y, 2006.

486. Reppen, R. Corpus Linguistics / R Reppen, R. Simpson // An introduction to applied linguistics / ed. Norbert Schmitt. Oxford: Oxford University Press, 2002. P.92-111.

487. Ross, Nigel. Writing in the Information Age / Nigel Ross // English Today: Cambridge University Press. 2006. Vol. 22, № 3, July. P.39^15.

488. Sapir, Edward. Selected Writings in Language, Culture, and Personality/ Edward Sapir . Los Angeles: University of California Press, 1985.

489. Schiffer S., Steel S. (Eds.) Cognition and representation. Boulder (Colorado), 1988.

490. Smith, Sean. Sharon Stone Strikes Again / Sean Smith // Newsweek. 2006. March 27. P.48-50.

491. Snell, Julia. Schema theory and the humour of Little Britain / Julia Snell // English Today: Cambridge University Press. 2006. Vol. 22, №1, January. P.59-64.

492. Spencer—Oatey, H. Pragmatics // An introduction to applied linguistics / Spencer-Oatey H, V. Zegarac . Oxford: Oxford University Press, 2002. P.74-91.

493. Stalnaker Robert C. Context and Content. Oxford University Press, 2003.

494. Tannen, Deborah. That's Not What I Meant! / Deborah Tannen. N Y., 1987.

495. Toulmin S. The uses of argument. Cambridge: Cambridge University Press, 1974.

496. Toury, Gideon. The nature and role of norms in translation / Gideon Toury // The Translation Studies Reder. L.; N Y., 2002. P. 198-211.

497. Toury, Gideon. The nature and role of norms in translation / Gideon Toury //The Translation Studies Reder. L.; N.-Y., 2002. P. 198-211.

498. UchiteJle, Louis. New Patterns Restrict Hiring / Louis Uchitelle // The NY. Times. 2004. March 6.

499. Van Eemeren F.H, Grootendorst R, and Kruiger T. The study of argumentation. New York: Irvington Publishers, Inc., 1984.

500. Vencat, Emily Flynn. The Perfect Score / Emily Flynn Vencat // Newsweek. 2006. March 27. P.44-47.

501. Venutti, Lawrence. Introduction / Lawrence Venutti // The Translation Studies Reader. L.; N.-Y., 2002.-P.1-14.

502. Wiersema, Nico. Globalization and Translation / Nico Wiersema // Translation Journal, 2003. <http://accurapid.com/journal/271iter.htm>.

503. Wierzbicka A. Lexicography and conceptual analysis. Ann Arbor, 1985.

504. Wierzbicka A. Semantics, culture and cognition. Universal human concepts in culture-specific configuration. New York. Oxford, 1992.

505. Wierzbicka, Anna. Cross-Cultural Pragmatics / Anna Wierzbicka. Berlin; N.-Y., 2003.

506. Yule, G. Pragmatics / G. Yule. Oxford: Oxford University Press, 2006.

507. Zagar I. Z. Argumentation in language and the Slovenian connective pa. Antwerp: Antwerp Papers in Linguistics 84. 1995.

508. Zagar I. Z. From reported speech to polyphony, from Bakhtin to Ducrot. In Bakhtin and the Humanities, Proceedings of the International Conference, October 19-21, 1995. Ljubljana: ZIFF, 1997.

509. Zagar I. Z. How to Do Things with Words The Polyphonic Way. In Zagar, I.Z. (ed.). Speech Acts: Fiction or Reality. Ljubljana: Institute for Social Sciences. 1991(a).

510. Zagar I. Z. O polifoniji, argumentativnem prizakovanju in njegovem sprevrasanju. Casopis zakritiko znanosti 140/141. 1992.

511. Zinsser, William K. On Writing Well / William K. Zinsser. N Y.: Harper Collins Publishers, 2001.1. СЛОВАРИ И СПРАВОЧНИКИ

512. Александрова З.Е. Словарь синонимов русского языка / Под ред. Л.А. Чешко. М.: Русский язык, 1986. 600 с.

513. Ашукин Н.С., Ашукина М.Г. Крылатые слова. М.: Худ. Лит., 1966.

514. Баранов А.Н., Добровольский Д.О., Михайлов М.Н., Паршин П.Б., Романова О.И. Англо-русский словарь по лингвистике и семиотике / Под ред. А.Н. Баранова и Д.О. Добровольского. М.: Эдиториал УРСС, 2002. 288 с.

515. Бирих А.К., Мокиенко В.М., Степанова Л.И. Словарь русской фразеологии: Историко-этимологический справочник. СПб.: Фолио-Пресс, 1999. 704 с.

516. Большой толковый словарь русского языка / Гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб.: РАН; Норинт, 2004. 1536 с. (БТС)

517. Большой энциклопедический словарь. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Большая Российская энциклопедия; СПб.: Норинт, 1998. 1456 с.

518. Брусенская Л.А., Гаврилова Г.Ф., Малычева Н.В. Учебный словарь лингвистических терминов. Ростов н/Д: Феникс, 2005. 256 с.

519. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: Т. 1-4. М.: Рус. яз., 1980. Т. 4. 683 с.

520. Жеребило Т.В. Словарь лингвистических терминов. Назрань: ИнгГУ; Пилигрим, 2005. 376 с.

521. Золотова Г.А. Синтаксический словарь: Репертурар элементарных единиц русского синтаксиса. М.: Наука, 1988. 440 с.

522. Краткий словарь когнитивных терминов / Под ред. Е.С. Кубряковой. М.: Изд-во МГУ, 1996. 247 с. (КСКТ)

523. Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. М.: Большая Российская энциклопедия, 2002. 709 с.

524. Львов М.Р. Словарь антонимов русского языка. М.: Аст-Пресс Книга, 2002. 592 с.

525. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1996. 416 с.

526. Национальный корпус русского языка: http://www.rascorpora.ru/search-main.html

527. Новый Большой англо-русский словарь. В 3-х т. / Под общим рук. Ю.Д. Апресяна и Э.М. Медниковой. М., 2000.

528. Преображенский А.Г. Этимологический словарь русского языка: В 2-х т. М.: Госуд. изд-во иностранных и национальных словарей, 1959. Т. 2.

529. Руднев В.П. Словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты. М.: Аграф, 1997.381 с.

530. Руднев В.П. Энциклопедический словарь культуры XX века. М.: Аграф, 2001. 608 с.

531. Русское культурное пространство: Лингвокультурологический словарь: Вып. 1 / И.С. Брилева, Н.П. Вольская, Д.Б. Гудков, И.В. Захаренко, В.В. Красных. М.: Гнозис, 2004. 318 с.

532. Словарь синонимов русского языка: В 2-х т. / Под ред. А.П. Евгенье-вой. Л.: Наука, 1971.

533. Словарь современного русского литературного языка: В 17-ти т. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1950-1965. (БАС)

534. Советский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1985. 1600 с.

535. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. М.: Академический проект, 2001. 990 с.

536. Тихонов А.Н. Словообразовательный словарь русского языка: В 2-х т. М.: Русский язык, 1985.

537. Толковый словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. Д.Н. Ушакова. М., 1935-1940. Т. 4. 1552 стлб.

538. Толковый словарь русского языка конца XX века. Языковые изменения /Под ред. Г.Н. Скляревской. СПб.: "Фолио-Пресс", 1998. 700 с.

539. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4-х т. М.: Прогресс, 1987.

540. Фразеологический словарь русского языка / Под ред. А.И. Молоткова. М.: Русский язык, 1986. 543 с.

541. СПИСОК ОСНОВНЫХ ИСТОЧНИКОВ ЭМПИРИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛА

542. Азольский A.A. Маргара, или Расстреляйте меня на рассвете // Дружба народов. 2007. № 11. С. 7-29.

543. Банников Н.В. Комментарии // Три века русской поэзии. М.: Просвещение, 1986. 754 с.

544. Богуславская З.В. Действующие лица: 1990-е 2000-е // Октябрь. 2007. № 11. С. 126-170.

545. Быков Д.— Бабенко А.: Умной трудней родить, но легче вырастить // Собеседник. 2007. № 30. С. 12-13.

546. Герцен А.И. Письма издалека. М.: ГИХЛ, 1971. 704 с.

547. Грин Г. Романы. М.: Правда, 1986.704 с. Пер. Е. Голышевой и Б. Изакова.

548. Давыдов Г.Г. Возьми меня в Египет // Знамя. 2007. № 12. С. 120-127. Донец Е.М. Страна Бомжария // Новый мир. 2008. № 1. С. 109-119. Достоевский Ф.М. Двойник //Полн: собр. соч.: В 30 тт. Л.: Наука, 1982. Т.2.527 с.

549. Доценко В.Н. Кремлевское дело Бешеного. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2006. 430 с.

550. Евдокимов A.A. Ноль-ноль // Октябрь. 2008. № 2. С. 63-110. Екимов Б.П. Избранное в двух томах. Волгоград: Комитет по печати и информации, 1998.

551. Екимов Б.П. Соч. в трех томах. Волгоград: Гос. учреждение «Издатель», 2000.

552. Жолковский А.К. «Хорошо!»: Виньетки // Новый мир. 2007. № 9. С.70-93.

553. Кирпильцов В.В. Перекрестки. Пришелец. Реликвия. М.: Астрель; Аст, 2008.

554. Козлов В.А. Кара за содеянное. Краснодар: Сов. Кубань, 2007. 304 с. Константинов А.Д. Сочинитель. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2005. 882 с . Константинов А.Д., Новиков А.Н. Ультиматум губернатору Петербурга. СПб.; М.: Нева; ОЛМА-ПРЕСС, 1999. 428 с.

555. Корецкий Д.А. Вопреки закону. Парфюм в Андорре. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2007. 588 с.

556. Кудрявцев Д.Д. Близнецы // Октябрь. 2008. № 1. С. 26-97.

557. Куприн А.И. Повести. М.: ЭКСМО, 2002. 422 с.

558. Куприна К.А. Куприн мой отец. М.: Худож.л-ра, 1979. 290 с.

559. Кучкина О.В. Роль // Знамя. 2008. № з. С.77-80.

560. Ильяхов А.Г. Эросу посвященные. Ростов н/Д: Феникс, 2008. 444 с.

561. Липатов В.В. Избранное. М.: Ретро, 2002. 822 с.

562. Люксембург A.M., Яндиев А.Х. Серийный убийца. Портрет в интерьере. Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 2001. 384 с.

563. Маринина А. Я умер вчера. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2006. 374 с. Мелихов A.M. Девушки и смерть // Новый мир. 2007. № 7. С. 71-90. Мериме П. Двойная ошибка // Собр. соч. В 4-х тт. М.: Правда, 1983. Т.2. С. 159-219. Пер. М.Кузмина.

564. Николаева O.A. Полет шмеля // Новый мир. 2007. № 11. С. 9-13 Пагина O.E. Как зарождается амбивалентность // (Дис)гармония. М.: Ас-трель, 2007. С. 29-37.

565. По Э.А. Похищенное письмо. Пер. Н. Демуровой // По Э.А. Стихотворения. Рассказы. Эссе. М.: РИПОЛ-классик, 2005. 1010 с. Вступ. ст., сост. Л.И. Володарская.

566. Погорельский А. Двойник, или Мои вечера в Малороссии. Монастырка М.: ГИХЛ, 1960. 352 с. (A.A. Перовский)

567. Попов A.C. "БЛАГО\\ГЕ8Т", или Невероятное сумасшествие // Наш современник. 2007. № 3. С. 80-100.

568. Попов В.В. Лето красное олигархов // Наш современник. 2007. № 12. С.202—220.

569. Прилепин З.А. Жилка // Наш современник. 2007. № 10. С.7-12. Рассадин Ст. Советская литература. Побежденные победители: Почти учебник. М.; СПб.: Новая газета; ИНАПРЕСС, 2006. 368 с.

570. Сегень A.A. Расстрел // Наш современник. 2007. № 11. С.7-88; № 12. С. 6-90.

571. Сивков В.Ф. Чрезвычайные полномочия // Из истории создания и становления органов безопасности Прикамья. Пермь: Прикамское кн.изд-во, 2008. С. 47-51.

572. Сухов Е. Слово авторитета. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2005. 390 с. Токарева B.C. Летающие качели: Повести, рассказы. М.: Сов. писатель, 1987. 592 с.

573. Токарева B.C. Когда стало немножко теплее: Рассказы. М.: Сов. Россия, 1972. 272 с.

574. Трегубова Е.В. Записки кремлевского диггера. М.: «Новое изд-во», 2008. 216 с.

575. Тургенев И.С. Собр. соч.: В 12 тт. М.: ГИХЛ, 1953-1954. Тучков В .Я. Линии жизни // Новый мир. 2007. № 7. С.6-39.

576. Успенская С.С. Королеву играет свита. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2007. 338 с. Устинова Т.В. Персональный ангел. Богиня прайм-тайма. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2007. 437 с.

577. Фокина E.H. Скворечник // Нева. 2008. № 1. С. 98-113. Хмуров Г.Г. Тихоокеанские пальмы // Нева. 2008. № 1. С. 66-96. Ходасевич В.Ф. Тяжелая лира. М.: Панорама, 2000. 448 с. Чанцев А.П. Алхимия изнанки памяти // Новый мир. 2007. №7. С. 185-90.

578. Чехов А.П. Собр. соч.: В 12 тт. М.: ГИХЛ, 1954-1956. Т.1. Шукшин В.М. Рассказы. М.: ХЛ, 1984. 495 с.

579. Щупов А.Ю. Женщина плавных обводов // Нева. 2008. № 3. С.172-180.