автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему:
Изображение фрустрирующей языковой личности в русских художественных и эпистолярных текстах

  • Год: 2012
  • Автор научной работы: Колышкина, Ирина Михайловна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Липецк
  • Код cпециальности ВАК: 10.02.01
Диссертация по филологии на тему 'Изображение фрустрирующей языковой личности в русских художественных и эпистолярных текстах'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Изображение фрустрирующей языковой личности в русских художественных и эпистолярных текстах"

0050А«°14

На правах рукописи

КОЛЫШКИНА Ирина Михайловна

ИЗОБРАЖЕНИЕ ФРУСТРИРУЮЩЕЙ ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ В РУССКИХ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ И ЭПИСТОЛЯРНЫХ ТЕКСТАХ

Специальность 10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

г , г

J /4 П I ¿и ¡1

Тамбов-2012

005020616

Диссертация выполнена в ФГБОУ ВПО «Липецкий государственный педагогический университет».

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Попова Елена Александровна

Харченко Вера Константинова

доктор филологических наук, профессор Белгородский государственный университет кафедра русского языка и методики его преподавания, заведующий кафедрой

Левина Вера Николаевна

кандидат филологических наук, Тамбовский государственный университет имени Г.Р.Державина, институт филологии

кафедра русского языка, доцент, докторант Ведущая организация: Орловский государственный университет

Защита состоится 27 апреля 2012 года в 12.00 на заседании диссертационного совета Д 212.261.03 в Тамбовском государственном университете им. Г.Р.Державина по адресу: Россия, 392000, Тамбов, ул. Советская, 181 «И», зал заседаний диссертационных советов (ауд. 601)

С диссертацией и авторефератом можно ознакомиться в научной библиотеке Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина (ул. Советская, 6).

Автореферат отправлен на официальный сайт ВАК Министерства образования и науки РФ (адрес сайта http://vak2.ed.gov.ru/catalogue) 21 марта

Автореферат разослан «¿3» марта 2012 г.

Учёный секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, профессор Хворова Л.Е.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Обращение лингвистов к теме человеческого фактора в языке свидетельствует о важном методологическом сдвиге в языкознании, о переходе к изучению языка в тесной связи с человеком, его мышлением и практической деятельностью и, как результат, к изучению языковой личности. Феномен языковой личности широко исследуется на современном этапе развития науки о языке, что связано с утвердившимся в языкознании принципом антропоцентризма. Господство антропоцентризма как особого принципа исследования роднит лингвистику со многими другими науками и позволяет изучать внутренний мир человека во всем его многообразии, чему способствует появление новых научных дисциплин, сформировавшихся на стыке традиционных. Наша работа посвящена рассмотрению фрустрирующей языковой личности, исследование которой базируется на стыке разных гуманитарных наук: психологии, литературоведения и собственно лингвистики, важной чертой которой является экспансионизм. Языковая личность очень часто испытывает душевные мучения, подвергаясь стрессовым ситуациям: влиянию негативных эмоций, агрессии, депрессиям, фрустрациям. Основанием для реконструкции текстовой фрустрирующей языковой личности является анализ текста. Обращение к текстам, в которых воспроизводится напряженное психологическое состояние, душевные метания личности, соответствует еще одному принципу современной лингвистики -текстоцентризму. Все сказанное определяет актуальность данного исследования.

Объектом диссертационной работы выступает фрусгрирующая языковая личность.

Предметом исследования являются лингвистические особенности изображения фрустрирующей языковой личности в художественной литературе и письмах.

Цель диссертационной работы заключается в многоаспектном лингвистическом исследовании фрустрирующей языковой личности. Для достижения этой цели в работе решаются следующие задачи:

1) дать определение понятия «фрустрирующая языковая личность»;

2) выявить и охарактеризовать лексические, синтаксические и коммуникативные средства изображения фрустрирующей языковой личности в художественных и эпистолярных текстах;

3) классифицировать типы писем в зависимости от способа изображения реальной фрустрирующей языковой личности;

4) рассмотреть языковые способы преодоления состояния фрустрации;

5) проанализировать некоторые базовые концепты фрустрации в художественных текстах.

Новизна предпринятого исследования состоит в том, что в научный оборот вводится и на художественно-эпистолярном материале разрабатывается понятие фрустрирующей языковой личности. В диссертации впервые выявлен и охарактеризован комплекс языковых средств изображения фрустрирующей языковой личности в художественной литературе и письмах; рассмотрены некоторые базовые концепты в концептосфере фрустрации: «война», «смерть» «стра-

дание» и «зверь».

Теоретическими основаниями работы являются:

• труды отечественных и зарубежных лингвистов, посвященные исследованию языковой личности: В.В. Виноградова, Й.Л. Вайсгербера, Ю.Н. Ка-раулова, В.В. Воробьёва, Н.Д. Голева, О.Б. Сиротининой, В.П. Нерознака, С.Г. Воркачева, Т.В. Кочетковой, А.Г. Баранова, Ю.Е. Прохорова, Л.П. Клобуко-вой, И.А. Стернина, Т. Н. Снитко и др.;

• основополагающие работы по психологии, касающиеся состояния фрустрации и агрессии: 3. Фрейда, Н.Д. Левитова, Ф.Е. Василюка, B.C. Мерлина, P.C. Немова, A.A. Реана и др.;

• исследования, описывающие язык фрустрации: В.К. Харченко, Е.Ю. Кореневой, Ю.Б. Пикулевой, С.Н. Плотниковой;

• труды по психолингвистике, эмотивной, коммуникативной, когнитивной лингвистике и лингвокультурологии: В.К. Харченко, З.Д. Поповой, P.M. Фрумкиной, Л.Г. Бабенко, И.А. Стернина, В.И. Шаховского, Е.А. Поповой! Д.А. Романова, Ю.Д. Апресяна, В.Ю. Апресян, H.A. Красавского, Ю.В. Щербининой, Н.И. Белуновой и мн. др.

Основными методами и приемами исследования явились описательно-аналитический метод, позволяющий делать теоретические выводы на основе анализа эмпирического материала; методика анализа словарных дефиниций-, функциональная методика, с помощью которой можно изучить реализацию концепта и его репрезентантов в текстах художественных произведений; методика анализа парадигматических и синтагматических связей слов-репрезентантов концептов; методика учета ассоциативных связей концепта, помогающая выявить свойственные ему оттенки смысла; методика анализа паремий, способствующая более полному описанию базового смыслового слоя концептов.

Материалом исследования послужили произведения таких русских писателей и поэтов XIX-XXI вв., как A.C. Пушкин, В.К. Кюхельбекер, Н.В. Гоголь, М.Ю. Лермонтов, И.С. Никитин, Ф.М. Достоевский, И.А. Гончаров, Л.Н. Толстой, В.М. Гаршин, Л.Н. Андреев, Б.Л. Пастернак, М.А. Булгаков,' С.А. Есенин, М.А. Шолохов, Э.Г. Казакевич, В.М. Шукшин, В.П. Астафьев, Ю.В. Трифонов, B.C. Маканин, Л.С. Петрушевская, Л.Е. Улицкая, B.C. Токарева, Е.В. Гришковец, С.А. Щербаков, П.В. Санаев и др., а также письма Н.В. Гоголя, И.Э. Бабеля, Л.Н. Толстого, В.В. Розанова, С.А. Есенина, A.A. Ахматовой и др. Общее количество примеров, полученных методом частичной выборки, составляет 2500 фрагментов текста.

Теоретическая значимость данного исследования состоит в дальнейшей разработке теории языковой личности, в определении места и значимости негативных компонентов в ее структуре. Разработка приемов преодоления состояния фрустрации с помощью прецедентных текстов теоретически значима в психолингвистическом и социолингвистическом аспекте, а также для изучения негативного и позитивного потенциала языка. Диссертационная работа способствует дальнейшему развитию лингвокультурологии, когнитивной лингвистики, лингвистики текста и межкультурной коммуникации.

Практическая значимость работы заключается в том, что материалы исследования могут найти применение на занятиях в системе вузовского образования: при преподавании современного русского литературного языка (разделы «Лексика», «Синтаксис»), русского языка и культуры речи, русского языка как иностранного, стилистики, лингвистического и филологического анализа текста, педагогической риторики, в спецкурсах по когнитивной лингвистике, психолингвистике, лингвокультурологии, актуальным вопросам современного языкознания, а также в практике школьного обучения на уроках русского языка и русской словесности в рамках формирования коммуникативной, филологической и культуроведческой компетенции учащихся, на курсах повышения квалификации учителей-словесников. Результаты исследования могут быть использованы в языковых тренингах по преодолению состояния фрустрации.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Фрустрирующей называется языковая личность, которая находится в состоянии фрустрации. При этом необходимо различать фрустрирующую языковую личность персонажа в художественных произведениях и феномен реальной фрустрирующей самоидентификации, выраженный в эпистолярных текстах. Мы выделяем пять типов писем в зависимости от способа изображения фрустрирующей языковой личности. В первом типе фрустрирующая языковая личность констатирует сам факт состояния фрустрации; второй тип — это письма, представляющие собой просьбу о помощи у другого «я» выхода из состояния душевных метаний; третий тип писем представляет собой поддержку, совет для человека, испытывающего душевные метания; четвертый тип — это письма, в которых содержится благодарность близким людям за помощь, оказанную при преодолении душевных страданий; пятый тип — смешанный тип писем, где в различных комбинациях в одном письме могут содержаться данные

типы

2. Фрустрирующая языковая личность — это дериват эмоциональной языковой личности, в связи с чем в ее структуре выделяется эмотивно-прагматический аспект (эмотикон). Центральное место в эмотиконе фрустрирующей языковой личности занимают такие отрицательные эмоции, как раздражение, злость, гнев; опасение, страх, ужас; печаль, грусть, горе и др., которые репрезентируются определенными лексическими средствами.

3. К синтаксическим средствам изображения фрустрирующей языковой личности относятся бытийные предложения, предложения характеризации, а также безличные конструкции и средства экспрессивного синтаксиса (парцелляция, риторические вопросы и восклицания).

4. Коммуникативное поведение фрустрирующей языковой личности может быть как конструктивным, так и деконструктивным. Под деконструктивным поведением понимается речевая агрессия, которая, с одной стороны, может быть направлена языковой личностью на освобождение накопившейся отрицательной энергии, с другой — имеет целью оскорбить, унизить собеседника, привести его в состояние фрустрации. Конструктивным речевым поведением языковой личности является желание преодолеть состояние фрустрации с помощью обращения к прецедентным текстам.

5. Фрустрация реальной языковой личности, отраженная в эпистолярных текстах, выражается такими же способами, как и фрустрация языковой личности персонажа в художественной литературе, исключая парцелляцию и прямую речевую агрессию. Отсутствие речевой агрессии в проанализированных нами письмах объясняется тем, что их авторы являются носителями элитарной речевой культуры, в то время как литературные персонажи могут быть представителями всех типов русской речевой культуры. Так как в своей работе мы ограничились исследованием эпистолярных текстов XIX - 1-ой половины XX вв., то в них не было выявлено такого средства экспрессивного синтаксиса, как парцелляция, которое стало лишь зарождаться в конце XIX века, а своего расцвета достигло во 2-ой половине XX - начале XXI веков.

6. Ключевыми концептами фрустрации являются смерть, зверь, война, страдание. Фрустрация может быть как причиной страдания, так и самим страданием, терзающим человека. Семантика слова страдание выявляет заключенный в нем амбивалентный характер чувств, так как, с одной стороны, страдание приносит горе, муки, а с другой - заставляет человека бороться, совершенствоваться, работать над собой или над фрустрирующей ситуацией. Смерть вызывает у языковой личности фрустрирующий экзистенциальный страх. Само состояние фрустрации сопоставимо с психологической смертью. Базовый концепт зверь вскрывает связь фрустрирующей самоидентификации с животным началом в человеке, так как если языковая личность находится в состоянии фрустрации и не может обуздать животный инстинкт, то она уподобляется зверю. Война - это массовая фрустрация, которой подвержены не только воюющие, но и мирные граждане. Концепт война «вмещает» в себя все остальные концепты, так как на войне мы видим массовую смерть, страдание и человеческое озверение.

Апробация основных положений и результатов диссертационного исследования осуществлялась на конференциях различного уровня: II Международной научной конференции «Язык, литература, ментальность: разнообразие культурных практик» (Курск, май 2009 г.), Международной научной конференции «Русский язык в современном мире: константы и динамика» (Волгоград, 7-9 декабря 2009 г.), Международной научной конференции «Лингвистические основы межкультурной коммуникации» (Нижний Новгород, декабрь 2009 г.), Международной конференции, посвященной 50-летию со дня основания кафедры русского языка филологического факультета Воронежского государственного университета, 85-летию со дня рождения проф. И.П. Распопова, 75-летию со дня рождения проф. A.M. Ломова, «Грамматика III тысячелетия в контексте современного научного знания: XXVIII Распоповские чтения» (Воронеж, 12-14 марта 2010 г.), международной молодежной конференции «Чеховские чтения в Таганроге» (Таганрог, 22-23 апреля 2010 г.), III Всероссийской научно-практической конференции «Личность-Язык-Культура» (Саратов, 25-26 ноября 2009 г.), региональной научной конференции «Русская кон-цептосфера в историческом, социолингвистическом и лингвокультуроло-гическом аспектах» (Липецк, 21 ноября 2008 г.), региональной научно-практической конференции молодых ученых по гуманитарным наукам

«Жизнь традиции в диалоге времен» (Елец, июнь 2009 г.), региональной научно-практической конференции «Л.Н. Толстой в контексте русской культуры» (Липецк, 9-10 декабря 2010 г.), регионально-научной конференции «Функционально-коммуникативные и лингвокультурологические

аспекты изучения текста и дискурса» (Липецк, 22 апреля 2011 г.), областной научно-практической конференции «О научном потенциале региона и путях его развития» (Липецк, декабрь 2010 г.), на областном профильном семинаре школы молодых ученых по гуманитарным наукам (Елец, 16-17 июня 2011 г.), межрегиональной научной конференции «Ф.М. Достоевский в русском лингвокультурном пространстве», посвященной 190-летию со дня рождения Ф.М. Достоевского (Липецк, 23 ноября 2011 г.), ежегодных научно-практических конференциях преподавателей, аспирантов и соискателей Липецкого государственного педагогического университета по проблемам русистики (Липецк, 2008-2011 гг.). Основные положения диссертационного исследования докладывались и обсуждались на заседаниях кафедры русского языка и общего языкознания Липецкого государственного педагогического университета (2008-2011 гг.).

По теме диссертации опубликовано 20 работ, в числе которых есть две статьи в изданиях, входящих в перечень ВАК РФ.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников исследования, списка использованной литературы и б приложений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность выбора темы исследования, определяются его объект, предмет, цель и конкретные задачи, оценивается научная новизна, а также теоретическая и практическая значимость диссертации, характеризуется эмпирическая база и методология исследования, формулируются положения, выносимые на защиту, приводятся данные об апробации диссертационного исследования, описывается структура диссертации.

В первой главе «Теоретические основания исследования фрустри-ругощей языковой личности» определяются ведущие принципы современной лингвистической парадигмы, рассматривается понятийный аппарат исследования фрустрирующей языковой личности и теоретически осмысляются имеющиеся в лингвистике на данном этапе ее развития подходы к изучению языковой личности, вводится понятие «фрустрирующая языковая личность».

Отечественная и зарубежная лингвистика в последние десятилетия сменила вектор, парадигму развития, поставив в центр внимания человека, творящего язык и творимого языком. Антропоцентризм в качестве главного принципа современной лингвистики окончательно оформился в 90-е годы XX века. С тех пор человек становится центром современной лингвистики, которая проявляет большой интерес к понятию языковой личности, получившему статус парадиг-мообразующего. Так как «за каждым текстом стоит языковая личность» (Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность - М.: Наука, 1987, с. 27), то именно текст является той единицей, которая формирует языковую личность. Мы ис-

следуем фрустрирующую языковую личность персонажа в художественных текстах и реальную фруструющую языковую личность, отраженную в эпистолярных текстах. Фрустрирующей называется языковая личность, которая находится в состоянии фрустрации. «Фрустрация (от латинского frustratio - обман, неудача, тщетная надежда) - состояние подавленности, тревоги, возникающее у человека в результате крушения надежд, невозможности осуществления цели» (Современный словарь иностранных слов. — М.: Русский язык, 1993, с. 664). Одними из первых в лингвистическом анализе фрустрации явились кандидатская диссертация ЕЛО. Кореневой «Язык фрустрирующей самоидентификации: на материале зарубежной и отечественной художественной литературы» (Белгород 2007) и монография В.К. Харченко, Е.Ю. Кореневой «Язык фрустрации» (М., 2007), которые послужили основанием для нашего исследования. В данных работах фрустрирующая самоидентификация языковой личности рассматривается как ядро фрустрации и интерпретируется с помощью авторской методики, направляющей анализ материала от афористики через репрезентанты концептов к метафорике. Об актуальности исследования языковой фрустрации свидетельствует выход в свет брошюры с одноименным названием «Языковая фрустрация» (М„ 2007), где в статье С.Н. Плотниковой дискурсивная проблема фрустрации рассматривается с философской точки зрения, теории множественности миров американского философа Д. Льюиса. Существуют и отдельные лингвистические исследования, посвященные фрустрации, например, с позиции психолингвистической конфликтологии фрустрация рассматривается как причина коммуникативного конфликта (Горелов И.Н., Седов К.Ф. Основы психолингвистики - М.: Лабиринт, 2001), особое внимание уделяется анализу рекламных телевизионных текстов, которые нередко служат источником фрустраций, порождают напряжение и чувство озабоченности (Пикулева, Ю.Б. Телевизионная реклама как источник фрустриации // Философские и лингвокультурологиче-ские проблемы толерантности: Коллективная моногр. / Отв. ред. Н А Купина и М.Б. Хомяков. -М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2005, с. 246-261).

Экспансионизм современной лингвистики расширяет ее границы и позволяет исследователю рассмотреть языковую личность на стыке разных наук: психологии, литературоведения и собственно лингвистики.

Психологическое направление изучения фрустрирующей языковой личности дает нам следующий понятийный аппарат: фрустрация, депрессия, агрессия, негативные эмоции и др. Литературоведческое направление связано прежде всего с рассмотрением проблемы «лишнего человека». Среди лингвистических направлений исследования мы выделяем такие отрасли, как коммуникативная, эмотивная, когнитивная лингвистика и лингвокультурология. Благодаря коммуникативной лингвистике возникает возможность анализа коммуникативного поведения языковой личности, находящейся в состоянии фрустрации (речевая агрессия и обращение к прецедентным текстам). Эмотивная лингвистика способствует рассмотрению лексических средств изображения фрустрирующей языковой личности. Когнитивная отрасль языкознания и лингвокультурология позволяют выявить базовые концепты фрустрации.

Во второй главе «Лексические, синтаксические, коммуникативные

средства изображения фрустрирующей языковой личности в художественных и эпистолярных текстах» анализируются языковые средства описания языковой личности в состоянии фрустрации.

Основными лексическими средствами репрезентации фрустрирующих эмоций являются следующие эмотивы: 1) раздражение, злость, гнев: Я свои поступки не оправдываю; да, всенародно признаюсь: я поступил как зверь с этим капитаном и теперь сожалею и собой гнушаюсь за зверскии гнев... (Достоевский Братья Карамазовы); 2) опасение, страх, ужас: Мне всегда страшно за себя и за других, когда подумаешь, что умрет тот, кому делаешь оольно (Л H Толстой. Письмо С.А. Толстой от 30 октября 1898 г.); 3) печаль грусть, горе- Я кончила жить, еще не начиная. Это грустно, но этот так (А. Ахматова Письмо СВ. Фон Штейну от января 1907 г.). Данные слова имеют общие семы «чувство», «состояние» и в каждой группе различаются интенсивностью проявления эмоций, на что указывают такие смысловые компоненты, как «длительность», «интенсивность переживания».

Классификация эмотивной лексики состояния фрустрации может строиться на основе сочетания категориально-лексической семы эмотивности с категориально-семантическими семами (типа «состояние», «отношение», «воздействие» и др.).

Субъектное начало пронизывает всю синтаксическую систему русского языка по-своему выражаясь в каждом типе предложений и помогая тем самым изобразить внутренний мир человека. Состояние фрустрации может оыть выражено с помощью бытийных предложений. Бытийными называется логико-семантический тип предложений, сообщающих о существовании (бытии) или небытии в мире или его фрагменте, в том числе человеке, абстрактных понятии, явлений, состояний, чувств, мыслей. Состояние фрустрации наиболее точно передают личностные бытийные предложения, в которых область бытия - личность человека. В этой группе выделяются такие семантические разновидности:

а) Предложения о физических свойствах и облике человека, в которых через описание внешности автор может выразить внутреннее противоречие героя, его душевное смятение, скорбь, терзание, то есть весь тот комплекс чувств, характерный для фрустрации. При этом область бытования может сужаться на «орган» (на лице, в глазах и др.), выявляющий чувство или состояние. Например: Она [Дуня] тоже вспыхнула, и в глазах ее мелькнул гнев (Достоевскии.

Преступление и наказание).

б) Предложения о физическом состоянии человека. Данная разновидность бытийных предложений выражает в русском языке такое состояние, когда признаки, симптомы фрустрации переходят в тяжелое физическое состояние. Например: Только Lise,- Lise <...> вдруг с ней ночью припадок, крик, визг, истерика! (Достоевский. Братья Карамазовы).

в) Предложения о внутреннем мире человека: Вчера у меня был «кризис» - я валялся целый день в полном изнеможении, а сегодня приступил к делам (Бабель. Письмо Т.В. Кашириной (Ивановой) от 27 марта 1926 г.).

В бытийных предложениях, сообщающих о состоянии фрустрации, в качестве имени бытующего предмета могут выступать репрезентанты отрица-

тельных эмоций {злоба, гнев, горе, скорбь, мука, ужас и др.), отвлеченные понятия (мысли, вихрь мыслей, настроение, кризис), названия проявлений симптомов болезни (припадок, лихорадка), а также слова в переносном значении (сквозняк, буря и др.).

Подобно бытийным предложениям, предложения характеризации также могут передавать состояние фрустрации. В них сообщается о признаках и состояниях субъекта. Эти предложения, если в них субъект является активным носителем состояния фрустрации, строятся на основе двусоставных схем: Я стала зла, капризна, невыносима (Ахматова. Письмо С. В. Фон Штейну от февраля 1907 г.). Если же состояние представлено как независимое от субъекта, то личностные предложения строятся на основе односоставных схем: Но как похоже, как одинаково Веронику (как и Дворикова) мучило от неумения сделать жизнь ни лучше, ни духовнее. Потихонечку, а грызло (Маканин. Андеграунд, или герой нашего времени). Позиция синтаксического субъекта может быть занята идеальными сущностями, выраженными абстрактными существительными (мысль, идея, реже другими), причем эти сущности находятся не в пространстве, а локализованы в сознании (голове, уме) человека: Так мучил он [Раскольников] себя и поддразнивал этими вопросами <...> Давно уже как они начали его терзать и истерзали ему сердце. Давным-давно как зародилась в нем вся эта теперешняя тоска, нарастала, накоплялась и в последнее время созрела и концентрировалась, приняв форму ужасного, дикого и фантастического вопроса, который замучил его сердце и ум, неотразимо требуя разрешения (Достоевский. Преступление и наказание). Абстрактные понятия, получающие характеризацию, ведут себя как живые существа (мучают, беспокоят, томят человека, давят его сердце, язвят его самолюбие, бросают в озноб и т. д.). Поэтому для сообщений о психической сфере, внутреннем мире человека, его душевных терзаний в предложениях характеризации используются физические глаголы, но во вторичных (метафорических) смыслах, которые сочетаются с персонифицированными существительными.

Фрустрирующая языковая личность может выражать свое состояние с помощью психоэмотивных безличных конструкций: Я очутился в положении, когда стыдно было появляться на глаза, потом стало стыдно того, что не являлся (Бабель. Письмо А.Г. Слоним от 7 декабря 1918 г.); Как же мне невыносимо! Господи!!! Зачем я так влюбился?!!! (Гришковец. Рубашка).

Для изображения фрустрирующей языковой личности в текстах художественной литературы используется такое средство экспрессивного синтаксиса, как парцелляция. На общеязыковые функции парцелляции, в частности функции экспрессивного выделения той или иной части высказывания, наслаиваются индивидуальные семантикообусловленные функции, например, выражение состояния фрустрации. Так как человек, испытывающий комплекс чувств, характерных для фрустрации, очень часто колеблется, мечется, мучается, и это состояние оформляется в форме парцеллированной конструкции. Например: Месяцев развернул машину и поехал обратно. Зачем? Непонятно. Что он мог ей предложить? Часть себя. Значит, и он тоже должен рассчитывать на часть. Не на целое (В. Токарева. Лавина). Месяцев терзается, разрывается мею

жду собственным домом и чужой женщиной. Его сбивчивые мысли оформляются с помощью парцелляции.

Испытывая чувство потерянности, подавленности, человек не знает, что ему делать, как вести себя, что может быть выражено в форме вопросительных предложений. Например, Яков Терехов из произведения Чехова «Убийство» не знает, как разрешить конфликт в самом себе, что необходимо сделать для этого, и задает себе множество риторических вопросов: Но как молиться? А, может быть, всё это только смущает бес и ничего этого не нужно?.. Как быть? Что делать? Кто может научить? Какая беспомощность! (Чехов. Убийство).

Восклицательные предложения также способны выступать в роли синтаксических репрезентантов фрустрации. Чаще всего это происходит для передачи агрессивного состояния языковой личности: Андрей Ефимыч вдруг почувствовал, что накипь подходит к горлу; у него страшно забилось сердце. <...> — Оба вон! - продолжал кричать Андрей Ефимыч. - Тупые люди! Глупые люди! Не нужно мне пи дружбы, пи твоих лекарств, тупой человек! Пошлость! Гадость! (Чехов. Палата № 6).

Речевое поведение языковой личности в состоянии фрустрации может быть как конструктивным, так и деконструктивным. Деконструктивное поведение проявляется в речевой агрессии, которая, с одной стороны, может быть направлена языковой личностью на освобождение накопившейся отрицательной энергии, с другой - имеет цель оскорбить, унизить, привести в состояние фрустрации собеседника. В таком коммуникативном поведении человека выделяются следующие формы речевой агрессии: оскорбление, угроза, грубое требование, грубый отказ, враждебное замечание, насмешка, ссора.

Яркие свидетельства деконструктивного речевого поведения фрустри-рующих языковых личностей отражены в произведениях современной русской литературы. Так, главному герою романа Е. Гришковца «Рубашка», находящемуся в состоянии фрустрации из-за влюбленности (Как же мне невыносимо! Господи!!! Зачем я так влюбился?!!!), приходится встречать своего друга Макса, который неожиданно прилетел в Москву. Герою сейчас не до друга, его душу раздирает неопределенность в отношениях с возлюбленной, а Макс является фрустратором, препятствием на пути к разрешению собственных проблем. Средством выражения душевной неопределенности является речевая агрессия, направленная на бороду друга (это первая фраза при встрече), так называемый перенос ассоциации по смежности: - Мне твоя борода не нравится! <...> Сбрей немедленно (требование)... Да где же она [машина. - И.К.], е-мое, а?! (имплицитный способ выражения агрессии: с помощью междометий, частиц, союзов). Наконец-то мы нашли машину. <...> Понимаегиь, вот есть у человека лицо, и слава Богу!!! А эти лысые длинноволосые люди. Отрастят с одной стороны длинные потные перья, и давай их зачесывать на лысину. Тошнит! Тошнит ведь! И лысина от этого у них выгладит, как какой-то мерзкий припудренный прыщ. Не могу просто! Герой заводится от неприятия одной «бороды» до неприятия всех, кто «трясется» над своей внешностью, то есть объект речевой агрессии перемещается и увеличивается.

Конструктивное коммуникативное поведение фрустрирующей языковой

и

личности представляет собой пример речевой толерантности и проявляется в обращении к прецедентным текстам для преодоления состояния фрустрации. Прецедентными в сложных психологических ситуациях могут быть Библия, молитвы, прозаические и поэтические произведения авторов, близких по духу, а также эпистолярные тексты.

Главный герой романа Л.Н. Толстого «Воскресение» Нехлюдов находит ответ на раздирающие его душу вопросы в Библии: Устав ходить и думать, он сел на диван перед лампой и машинально открыл данное ему на память англичанином Евангелие, которое он, выбирая то, что было в карманах, бросил на стол. «Говорят, там разрешение всего», - подумал он и, открыв Евангелие, начал читать там, где открылось: Матфея гл. XVIII <...> Вспомнив все безобразие нашей жизни, он ясно представил себе, чем могла бы быть эта жизнь, если бы люди воспитывались на этих правшах, и давно не испытанный восторг охватил его душу. Точно он после долгого томления и страдания нашел вдруг успокоение и свободу. Итак, мы видим, как Нехлюдов после «долгого томления и страдания нашел вдруг успокоение и свободу», более того, начало его духовного воскресения, преображения произошло благодаря осмыслению евангельского текста. В прозрении Нехлюдова прослеживается мировоззрение самого Толстого: его взгляд на христианскую веру, Евангелие. Писатель, переживший когда-то духовный кризис (хотел даже покончить жизнь самоубийством), нашел выход в евангельском тексте Нагорной проповеди (это и отразилось в романе «Воскресение»).

Еще одной конструктивной языковой стратегией преодоления фрустрации является молитва. Для русской литературы характерен жанр поэтической молитвы, над которым работали А. Пушкин, М. Лермонтов, И. Козлов, Д. Веневитинов, Е. Баратынский, Ф. Тютчев, А. Фет, И. Никитин, А. Григорьев, К. Романов, Ф. Глинка, И. Бунин, А. Ахматова, М. Цветаева, Н. Гумилев и другие поэты.

Анну Ахматову обращение к молитве как прецедентному тексту не раз спасало в драматических жизненных ситуациях. В стихотворении 1946 г. поэтесса очень точно назвала молитву «пречистым словом»: В каждом древе распятый Господь, В каждом колосе тело Христово, И молитвы пречистое слово Исцеляет болящую плоть.

Молитва духовно исцеляет, преображает, помогает в минуты душевных терзаний. Пребывая в состоянии душевных мучений, душа начинает постепенно умирать, но с помощью силы молитвы она словно воскрешается.

Тексты молитв, Библии помогают многим героям русской классической литературы: молитва преображает Наташу Ростову, чтение Евангелия духовно объединяет Соню Мармеладову и Родиона Раскольникова, по молитве Елены Тальберг, героини романа М.А. Булгакова «Белая гвардия», происходит чудо исцеления ее брата Алексея Турбина.

Возможность помогать и спасать имеют и прецедентные тексты светского характера. Так, измученный герой эпистолярного романа Ф.М. Достоевского

«Бедные люди», Макар Девушкин, восклицает: А хорошая вещь литература, Варенька, очень хорошая; это я от них третьего дня узнал. Глубокая вещь! Сердце людей укрепляющая, поучающая, и - разное там еще обо всем об этом в книжке у них написано. Очень хорошо написано! Литература - это картина, то есть в некотором роде картина и зеркало; страсти выраженье, критика такая тонкая, поучение к назидательности и документ. Действительно, литература - зеркало, в котором можно увидеть свое отражение. При этом такое отражение может и помочь, дать надежду, поднять самооценку, а может, наоборот, вызвать разочарование и даже бунт. Повесть «Станционный смотритель» A.C. Пушкина вызывает симпатию у героя, а «Шинель» Н.В. Гоголя -обиду и даже возмущение. Более того, описание жизни Вырина дает Девушкину надежду (заставляет в глубине души мечтать), в то время как описание судьбы Башмачкина ее отнимает. Итак, чтение книг на время облегчает состояние героя, но Девушкин продолжает жить в мучениях и страданиях. Возможно, верное осмысление его героев-предшественников, глубинный анализ судеб «маленьких людей» и собственная самоидентификация не привели бы Девушкина к такому трагическому финалу.

Как это ни странно звучит, книга может не только исцелить, но и привести к душевным болезням, терзаниям, отчаянию, заставить перевернуть жизнь. Именно такую роль сыграла книга в жизни героев произведения И.С. Тургенева «Фауст». Чтение гетевского «Фауста» стало завязкой, импульсом к разрушению внутреннего спокойного состояния главных героев - Веры Николаевны и Павла Александровича. Книга зажгла огонь страстей, приведших к непоправимым обстоятельствам: главная героиня после прочтения романа оказалась в состоянии фрустрации, а затем умерла.

Реальные фрустрирующие языковые личности также обращаются к прецедентным текстам в сложных жизненных ситуациях. Так, Л.Н. Толстой в письме к жене говорит об успокоительной силе молитвы: Для того же, чтобы не волноваться, надо молиться. Ты знаешь это, потому что сама теперь молишься. Только молиться я предпочитаю не по книжке, не чужими словами, а своими. Молиться я называю обдумывать свое положение не в виду каких-нибудь мирских событий, а в виду Бога и смерти, то есть перехода к нему или в другую обитель его. Меня это очень успокаивает и утверждает <...> От того-то и обращаемся мы в горе потерь, смертей к Богу, что чувствуем, что соединение с ними только через него (Л.Н. Толстой. Письмо С.А. Толстой от 3 октября 1895 г.).

Стихи возвышают, преображают человека и не дают ему «заразиться растлевающей силой мира». Именно об этом пишет В.Т. Шаламов в письме Б.Л. Пастернаку: Всего два месяца назад затерянный в зиме <...> среди полулюдей, которым нет дела ни до жизни, ни до смерти, я пытался то робко, то в отчаянии стихами спасти себя от подавляющей и растлевающей душу силы этого мира, мира, к которому я так и не привык за семнадцать лет (Шаламов. Письмо Б.Л. Пастернаку от 20 декабря 1953 г.).

Лично-прецедентными для фрустрирующей языковой личности могут быть и эпистолярные тексты, например: Получил твое письмо. Очень был рад.

Пожалуйста, пиши мне. Здесь, в глуши, письмо заменяет людей, книги и еще много вещей, о которых мне позволительно только мечтать (Бабель. Письмо Т.В. Кашириной (Ивановой) от 8 сентября 1926 г.).

Фрустрация реальной языковой личности, отраженная в эпистолярных текстах, выражается такими же способами, как и фрустрация языковой личности персонажа в художественной литературе, исключая парцелляцию и прямую речевую агрессию. Отсутствие речевой агрессии в проанализированных нами письмах объясняется тем, что их авторы являются носителями элитарной речевой культуры, в то время как литературные персонажи могут быть представителями всех типов русской речевой культуры. Так как в своей работе мы ограничились исследованием эпистолярных текстов XIX - 1-ой половины XX вв., то в них не было выявлено такого средства экспрессивного синтаксиса, как парцелляция, которое стало лишь зарождаться в конце XIX века, а своего расцвета достигло во 2-ой половине XX - начале XXI веков.

В зависимости от способа изображения фрустрирующей языковой личности выделяется несколько типов писем. Первый тип - фрустрирующая языковая личность констатирует сам факт состояния фрустрации, например: И.Э. Бабель -А.Г. Слоним «17 августа 1932 г., Москва. Дорогая А. Г. Живу так плохо, как только можно себе вообразить. Несколько месяцев ничего не работаю; душевно и физически изнемогаю. По-прежнему переходы от отчаяния к надежде. В довершение ко всему - все время болит сердце». В письмах данного типа, где фрустрирующая языковая личность описывает душевные метания, мы встречаем синтаксические средства «Я-сферы»: высказывания с личными местоимениями 1-го лица и глаголами 1-го лица (живу, не работаю и др.); оценочные и эмоционально-оценочные адресантные высказывания, выражающие внутреннее состояние (живу так плохо, душевно и физически изнемогаю), чувства адресанта (переходы от отчаяния к надежде), которые непосредственно не связаны с адресатом.

Во втором типе писем фрустрирующая языковая личность обращается за помощью, поддержкой к близким людям: Н.В. Гоголь - A.M. Виельгорской «Генуя. Мая 14. 1846. Что сказать вам о теперешнем болезненном состоянии? Молитесь обо мне Богу - вот все, что могу сказать. Молитесь Богу, чтобы послал мне среди недугов, как бы тяжки они ни были, сколько можно более светлых минут, нужных для того, чтобы, наконец, сказать все то, для чего я воспитывался внутри, для чего ниспослались мне и самые тяжелые минуты, и самые болезни, за которые я беспрерывно должен молить Бога». В тяжелые моменты душевной и физической болезни у верующего человека остается только одна надежда на Бога, поэтому писатель просит близкого человека молиться за него. В письмах второго типа («Ты-сфера») чаще всего встречаются побудительные конструкции, которые представляют собой просьбу (молитесь обо мне Богу и др.).

В третьем типе писем изображения душевных метаний языковая личность стремится помочь, посодействовать, посоветовать другому «я», как избавиться от душевных страданий, облегчить их. Так, критик H.H. Страхов пытается повлиять на В.В. Розанова советами, как справиться с состоянием фрустрации:

«1890, 17 апр. СПб. Очень мне жаль Вас; теперь я вижу, что Вы болезненно впечатлительны и что за Вами нужно ходить, как за ребенком. Пожалуйста, думайте об этом, - сознавайте, как Вы неудобны для других и для себя, твердите себе, что Вы взрослый человек, отвечающий за свои действия и которому стыдно говорить, что он может вести себя как балованное дитя. "Не могу, не умею" - отвыкните повторять эти слова с такою развязностью». В данном типе писем встречаются побудительные конструкции, содержащие глаголы в форме повелительного наклонения, которые представляют собой совет, предостережение, убеждение, предложение выхода из состояния фрустрации {думайте, сознавайте, твердите, отвыкните), а также оценочные и эмоционально-оценочные высказывания с местоимениями 2-го лица {Вы болезненно впечатлительны, Вы неудобны для других и для себя).

Четвертый тип - это письма, в которых содержится благодарность близким людям за помощь, оказанную при преодолении душевных страданий: О.М. Фрейденберг - Б.Л. Пастернаку «Ленинград, 10.01.1944. Дорогой мой Боря, сердечное спасибо за телеграмму и участье, которое в такие дни особенно утешает душевную боль. Спасибо за надежду». В данных типах письмах содержат средства речевого этикета, связанные с выражением благодарности {спасибо, сердечное спасибо, благодарю).

Пятый тип - смешанный тип писем, где в различных комбинациях в одном письме могут содержаться данные типы: А. Ахматова - С. В. Фон Штейну «2 февраля 1907 г. Меня бесконечно радуют наши добрые отношения и Ваши письма, светлые яселанные лучи, которые так нежно ласкают мою больную душу. Не оставляйте меня теперь, когда мне особенно тяжело, хотя я знаю, что мой поступок не может не поразить Вас <...> Я убила душу свою, и глаза мои созданы для слез, как говорит Иоланта. Или помните вещую Кассандру Шиллера. Я одной гранью души примыкаю к темному образу этой великой в своем страдании пророчицы. Но до величия мне далеко». Ахматова благодарит адресата за теплое письмо, согревающее ее больную душу, и просит не оставлять ее. Кроме того, с помощью интертекстуальности поэтесса описывает свое фрустрирующее состояние.

В третьей главе «Базовые концепты фрустрации» подробно рассматриваются некоторые базовые концепты: смерть, страдание, зверь и война.

В работе были проанализированы парадигматические и синтагматические связи концептов: рассмотрены синонимические, антонимические, ассоциативные ряды, связанные с ключевыми лексемами фрустрации, описаны паремии и фразеологизмы, включающие их в свой состав.

Ключевое слово «смерть» является базовым в концептосфере фрустрации, ибо, «применив теорию фрустрации к проблеме смерти, можно сказать, что смерть другого человека фрустрирует нас трояко» (Налчаджян А. А. Загадка смерти. Очерки психологической танатологии. - СПб.: «Питер», 2004, с. 27): смерть других - наша собственная социальная смерть, особенно это чувствуется при потери близких родственников и друзей; она приводит к предвидению нашей собственной смерти, вследствие чего у нас возникает страх перед небытием. Это так называемый экзистенциальный страх, который в свою очередь мо-

жет привести даже к смерти. Кроме того, само состояние фрустрации сопоставимо с психологической смертью.

Структура концепта смерть включает в себя четыре основные семы: 1) конец жизни; 2) неизбежность; 3) предопределённость; 4) необратимость (Новый объяснительный словарь синонимов русского языка / Под общ. рук. Ю.Д. Апресяна. - М.: Языки русской культуры, 1997, с. 379). Смерть неизбежна, стихийна и не зависит от человека, что и приводит его к состоянию фрустрации.

Наличие индивидуально-авторских смыслов расширяет значение данного концепта. Так, в «Рассказе о семи повешенных» Л. Андреева «смерть» является центральным персонажем: Смерть, которую замыслили для него люди и которая была только в их мыслях, в их намерениях, как будто уже стояла тут, и будет стоять, и не уйдёт, пока тех не схватят, не отнимут у них бомб и не посадят их в крепкую тюрьму. Вон в том углу она стоит и не уходит - не может уйти, как послушный солдат, чьей-то волею и приказом поставленный на караул. <...> и шуба, и его тело, и кофе, которое в нем, будет уничтожено взрывом, взято смертью. Точно оголила его смерть, которую готовили для него люди, оторвала от пышности и внушительного великолепия, которые его окружали... Смерть оживает в пограничной ситуации: между жизнью и смертью, в ситуации экзистенциальной фрустрации, в которой и находится министр из повести Л. Андреева. Перед ним приоткрыли завесу будущего: в час дня террористы готовили на него покушение. Сановник жил обыденной жизнью, просыпался, собирался на работу, даже осознавал, что вскоре умрет из-за больных почек, о чем его предупредили врачи, но это никак не мешало ему, и вдруг перед ним возникает барьер, препятствие - сообщение точного времени собственной смерти. Страх смерти отнимает часть жизни, так как человек не может полноценно есть, спать, думать, существовать, его сознание разъедается им, он находится на границе разума и безумия, жизни и смерти. Более того, знание о своей смерти - это проверка жизни человека, которая насквозь высвечивает его внутренний мир. Министр потерпел поражение: он практически сошел с ума. Такую же проверку проходят семеро приговоренных к смертной казне через повешение.

В тяжелейшем состоянии фрустрации смерть - это выход, преодоление страданий. Анна Каренина приходит к такому выводу в разговоре с братом: она признается в своем мучительном положении и в том, что нет никаких сил находиться в ситуации неразрешенности. Героиня пока, не проговаривает это страшное слово: И мне ничего не остается, кроме... Она хотела сказать смерти, но Степан Аркадьич не дал ей договорить. Отчаяние, тревога, ощущение безысходности настолько овладевают ей, что Анна видит выход в смерти. И только в разговоре с самой собой Анна до конца осознает и проговаривает то, что давно засело в ее подсознание: «Зачем я не умерла?» <...># она вдруг поняла то, что было в ее душе. Да, это была та мысль, которая одна разрешаю все. «Да, умереть!..» Анна решает, что ее собственная смерть разрубит гордиев узел: станет легче мужу, сыну и ей, а Вронский, которого Анна подозревает в неверности, будет мучиться и страдать. Итак, в данном языковом примере можно выделить сле-

дующий сценарий употребления концепта: фрустрация —Самоубийство.

Концепт «страдание» также является одним из основных в концептосфере фрустрации. При этом фрустрация может быть как причиной страдания, так и самим страданием, терзающим человека. Более того, семантика слова страдание выявляет заключенный в нем амбивалентный характер чувств, так как, с одной стороны, страдание приносит горе, муки, а с другой - заставляет человека бороться, совершенствоваться, работать над собой или над фрустрирующей ситуацией. В этом смысле значение концепта «страдание» сходно с его христианским толкованием, смысл которого сводится к отречению от себя, отказу от собственной воли и устремленности человека ко Христу, оно является источником нравственных ценностей, приводит нас к вере, любви и духовной силе. Связь «страдания» с трудом и терпением прослеживается и на этимологическом уровне: образованное от старославянского страда «работа, нужда», оно отражает восприятие славянами труда как мучения, вызванного нуждой. Страдать - значит «биться, бороться, бедовать, мучиться, маяться», производное от страда «работа, нужда» (Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 Т. Т. 4. - Репринт, изд. - М.: TEPPA-TERRA, 1998, с. 563).

Соприкасаясь со страданиями другого, человек также попадает во фруст-рирующую ситуацию, что может вызвать в нем либо отвращение, либо сострадание. Сострадание - это сочувствие, сопереживание. Например: Впрочем, Б. встретил его [отца Неточки Незвановой] два раза, но в таком жачком виде, что сострадание еще раз взяло в нел! верх над отвращением (Достоевский. Неточка Незванова). <...> Сострадание всегда брало в ее [Александры Михайловны] душе верх даже над самим отвращением <...> (Там же). Реакция человека на страдание другого является внутренней проверкой: способен ли он сострадать или же только испытывать отвращение к чужому горю.

Так как страдание другого - это по сути тоже фрустрирующая ситуация, то нам представляется такой сценарий: фрустрация (связанная со страданием другого) —>далее альтернатива в зависимости от состояния внутреннего мира человека: либо сострадание, либо отвращение.

Кроме того, страдание персонифицируется и настолько сильно проникает в человека, что оно может иссушить, опустошить, внутренне его раздавить: Юрий Андреевич поднял от письма отсутствующие бесслезные глаза, никуда не устремленные, сухие от горя, опустошенные страданием (Пастернак. Доктор Живаго). Сообщенная ваши новость ошеломила меня. Я раздавлен страданием, которое отнимает у меня способность думать и рассуждать (Там же). В данном контексте страдание синонимично фрустрации, краху надежд, оно также выбивает почву из-под ног и дезорганизует человека, на что указывают глаголы раздавлен, отнимает способность думать и рассуждать.

Самое глубокое страдание - материнское. Оно восходит к страданию Божией Матери. Русская женщина, чьи сыновья испокон веков воевали, настолько сильно страдает (передается наречиями в превосходной степени больше всех, мужественнее всех), что чувства ее разрастаются до звериной тоски, но именно этим она очищается и спасается. В этом крике души о страдании слышится и обвинение, и укор, и жалость с восхищением. В данном примере мы

видим пересечение концептов страдание, зверь, война, смерть-.

...Матери, матери! Зачем вы покорились дикой человеческой памяти и примирились с насилием и смертью? Ведь больше всех, мужественнее всех страдаете вы в своем первобытном одиночестве, в своей священной и звериной тоске по детям. Нельзя же тысячи лет очищаться страданием и надеяться на чудо. Бога нет! Веры нет! Над миром властвует смерть. На что нам надеяться, матери? (Астафьев. Пастух и пастушка).

Базовый концепт зверь вскрывает связь фрустрируювцей самоидентифика-цш с животным началом в человеке. Человек, подвергаясь фрустрации, может прибегнуть к конструктивной либо деконструктивной линии поведения. При этом когда деконструктивное поведение, реализующееся прежде всего во всех проявлениях агрессии (физической, вербальной, прямой, косвенной, инструментальной, аутоагрессии), достигает наивысшего предела, то в наивном представлении это поведение характеризуется как звероподобное. Таким образом, если языковая личность находится в состоянии фрустрации и не может обуздать животный инстинкт, то она уподобляется зверю. Кроме того, если человек, потерявший смысл жизни, то есть испытывающий экзистенциальную фрустрацию, становится апатичным, безразличным или же, наоборот, кидается в бурю разврата, подчиняясь животным инстинктам, теряя то главное, что отличает его от животного, то его также можно сравнить со зверем. Состояние фрустрации и звероподобное поведение человека связано и с фрустрирующей, разрушительной энергией войны. Концепт зверь насквозь символичен, на протяжении многих веков он является средоточием темных сторон личности. Образ зверя - это один из ключевых образов язычества, христианства, психологии бессознательного.

В структуре лексемы зверь к фрустрации относится второе, переносное, значение «жестокий человек». В плане фрустрирующей самоидентификации концепт зверь выступает как символ темного начала. В таком понимании концепт зверь мы можем встретить в творчестве Ф.М. Достоевского, души героев которого раздираются терзаниями и противоречиями от постоянных фрустрирую-щих ситуаций. Очень верно подмечает Иван Карамазов связь концепта зверь с греховным, темным началом, пороком, страстью: Во всяком человеке, конечно, таится зверь, — зверь гневливости, зверь сладострастной распаляемости от криков истязуемой жертвы, зверь без удержу спущенного с 11епи, зверь нажитых в разврате болезней, подагр, больных печенок и проч. (Достоевский. Братья Карамазовы). Человек может потерять контроль над душевными метаниями настолько, что все то темное, что бессознательно таится внутри каждого человека, способно «разрастись» в нем до порока (здесь прослеживается связь с толкованием архетипа К. Юнга, а также связь с экзистенциональной фрустрацией).

Образ войны находится настолько глубоко в сознании русского человека, что многие ассоциации, связанные с данным концептом, относятся к фрустри-рующему состоянию личности. Война - это массовая фрустрация, которой подвержены не только воюющие, но и мирные граждане. Война затрагивает детей, женщин, особенно матерей. Астафьев задает риторический вопрос об участии женщин в этом аду: Разве этот ад для женщин? Как же изменится мир и

человек, если женщина приучится к войне, к крови, к смерти. Создательница жизни, женщина, не должна участвовать в избиении и уничтожении того, ради чего Господь создал Царство Небесное... (Астафьев. Прокляты и убиты). Женщине, по природе своей призванной созидать, рождать новую жизнь, приходится участвовать в разрушении, уничтожении жизней для защиты своей Родины.

Война уничтожает внутренний порядок семьи, привносит сумятицу в домашний очаг: ... Война все перепутала и лишила старика возможности жить и править своим домом так, как ему хотелось. Война разорила его, лишила прежнего рвения к работе, отняла у него старшего сына, внесла разлад и сумятицу в семыо (Шолохов. Тихий Дон). Война разрушает человека, дом, семью, село, город, страну. Война персонифицируется, что передается однородными сказуемыми. В психике человека, побывавшего на войне, в системе его ценностей, происходят необратимые изменения: люди ожесточаются, звереют, только некоторым удается пройти проверку войной. Возвращение воюющих к мирной жизни также приводит их к фрустрации, и лишь некоторым после деконструктивных способов преодоления фрустрации, к которым относится физическая агрессия, алкоголизм, наркомания, удается самореализоваться. К конструктивным способам выхода из тяжелого душевного состояния прибегают и во время самой войны. На войне солдату помогают молитвы, песни, письма, автокоммуникация.

Итак, и страдание, и смерть, и война, как и само состояние фрустрации, стихийно, непроизвольно, всеохватно. Данные концепты представляют собой проверку для фрустрирующей языковой личности. И если человек внутренне не справляется со страданием, со смертью другого, с войной, то он может превратиться в зверя. Кроме того, все они пересекаются в ассоциативном поле: у всех четырех базовых концептов есть общая ассоциация страх (Русский ассоциативный словарь. В 2 т. / Ю.Н. Караулов, Г.А. Черкасова, Н.В. Уфимцева, Ю.А. Сорокин, Е.Ф. Тарасов. Т. I. - М.: АСТ-Астрель, 2002). Страх является одной из фундаментальных эмоций в эмотиконе фрустрирующей языковой личности. Пресечение концептов происходит и в материнском страдании, которое связано с мыслями о возможной смерти ребенка на войне. Более того, концепт война «вмещает» в себя такие концепты, как смерть, страдание, зверь, причем именно на войне мы видим массовую смерть, страдание и человеческое озверение.

В Заключении подводятся основные итоги исследования, формулируются перспективы дальнейшего изучения проблемы фрустрирующей языковой личности.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Колышкина, И.М. «В минуту жизни трудную...» (Библиотерапия -лечение книгой) [Текст] / И.М. Колышкина // Русская речь: Научно-популярный журнал Российской академии наук, Российского фонда культуры. - М.: Наука, 2011.-№3.-С. 3-7.-0,3 п.л.

2. Колышкина, И.М. Изображение фрустрирующей языковой личности в письмах [Текст] / И.М. Колышкина // Филонов. - Выпуск 10. -

Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2011. - С. 18-24. - 0,3 п.л.

3. Колышкина, И.М. Изображение фрусгрирующей языковой личности в перволичном нарративе [Текст] / И.М. Колышкина // Документ как текст культуры: Межвузовский сборник научных трудов.- Выпуск 2. - Тула: «Тульский полиграфист», 2009. - С. 87-92. - 0,4 п.л.

4. Колышкина, И.М. Речевое поведение фрустрирующей языковой личности [Текст] / И.М. Колышкина // Сборник научных трудов аспирантов и соискателей. - Липецк: Изд-во ЛГПУ, 2009. - С. 133-139. - 0,4 п.л.

5. Колышкина, И.М. Концептосфера фрустрации [Текст] / И.М. Колышкина // О русском языке в историческом, теоретическом и лингвокультуролошческом аспектах. К 80-летию доцента Г.Л. Щеулиной- Липецк: Изд-во ЛГПУ, 2009. - С. 215-240.-1,6 п.л.

6. Колышкина, И.М. Фрустрирующая языковая личность как один из типов языковой личности [Текст] / И.М. Колышкина // Язык, литература, ментальность: разнообразие культурных практик: Материалы II Международной научной конференции. Часть 2. - Курск, 2009. - С. 63-66. - 0,2 п.л.

7. Колышкина, И.М. Лексические средства изображения фрустрирующей языковой личности в рассказе В. Шукшина «Горе» [Текст] / И.М. Колышкина // Русский язык в современном мире: константы и динамика: материалы Междунар. научн. конф. Волгоград, 7-9 дек. 2009 г. - Волгоград: Изд-во ВГПУ «Перемена», 2009. - С. 312-317. - 0,3 п.л.

8. Колышкина, И.М, Парцелляция как синтаксическое средство изображения фрустрирующей языковой личности [Текст] / И.М. Колышкина // Грамматика III тысячелетия в контексте современного научного знания: XXVIII Распоповские чтения: материалы Международной конференции, посвященной 50-летию со дня основания кафедры русского языка филологического факультета ВГУ, 8 5-летаю со дня рождения проф. И.П. Распопова, 75-летию со дня рождения проф. A.M. Ломова (Воронеж, 12-14 марта 2010 г.): в 2 ч. - Воронеж: ВГПУ, 2010. -Ч. I. - С. 183-187. - 0,3 п.л.

9. Колышкина, И.М. Синтаксические средства выражения душевных метаний фрустрирующей языковой личности [Текст] / И.М. Колышкина // Личность-Язык-Культура: материалы III Всероссийской научно-практической конференции. - Саратов: ООО Издательский Центр «Наука», 2010. - С. 58-63. -0,3 п.л.

10. Колышкина, И.М. Концепт «зверь» в концептосфере фрустрации [Текст] / И.М. Колышкина // Лингвистические основы межкультурной коммуникации. Часть I: Сборник материалов международной научной конференции. - Нижний Новгород: НГЛУ им. H.A. Добролюбова, 2010. -С. 180-188.-0,6 п.л.

11. Колышкина, И.М. Изображение душевных метаний личности в письмах И.Э. Бабеля [Текст] / И.М. Колышкина // Сборник научных трудов аспирантов и соискателей. - Липецк: Изд-во ЛГПУ, 2010. - С. 3-7. - 0,3 п.л.

12. Колышкина, И.М. Изображение душевных метаний героя в рассказе А.П. Чехова «Убийство» [Текст] / И.М. Колышкина // Чеховские чтения в

Таганроге. Материалы I и II Международных молодежных конференций 2009-2010.-Таганрог: Изд-воТГПИ, 2010.-С. 19-21.-0,3 п.л.

13. Колышкина, И.М. Деконструктивное речевое поведение фрустрирующей языковой личности [Текст] / И.М. Колышкина // Жизнь традиции в диалоге времен: материалы научно-практической конференции молодых ученых по гуманитарным наукам. - Елец, ЕГУ им. И.А. Бунина, 2010. -С. 119-122.-0,2 п.л.

14. Колышкина, И.М. Изображение фрустрирующей языковой личности в повести В. Распутина «Живи и помни» [Текст] / И.М. Колышкина // «Прошли в огне солдаты русские, Отчизну славя и народ» (К 65-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне). Сборник статей. - Липецк: Изд-во ЛГПУ, 2010. - С. 200-208. - 0,4 п.л.

15. Колышкина, И.М. Изображение душевных метаний Л.Н. Толстого в дневниках [Текст] / И.М. Колышкина // Л.Н. Толстой в контексте русской культуры: сборник материалов научно-практической конференции. 9-10 декабря 2010 года. - Липецк: ЛИРО, 2010. - С. 91-97. - 0,4 п.л.

16. Колышкина, И.М. Речевая агрессия как отражение состояния фрустрации (на примере Липецкого информационно-справочного портала «Оогос! 48») [Текст] / И.М. Колышкина // Материалы итоговой научной конференции «О научном потенциале региона и путях его развития» в 2 ч. -Липецк: ЛИРО, 2010. - Ч. 1.-С. 147-153.-0,4 п.л.

17. Колышкина, И.М. Свидетельства фрустрирующей самоидентификации творческих личностей в письмах и дневниках [Текст] / И.М. Колышкина // Сборник научных трудов аспирантов и соискателей. -Липецк: Изд-во ЛГПУ, 2011.-С. 70-76. -0,4 п.л.

18. Колышкина, И.М. Концепт «смерть» в концептосфере фрустрации (на примере произведений Л. Андреева) [Текст] / И.М. Колышкина // Функционально-коммуникативные и лингвокультурологические аспекты изучения текста и дискурса. - Липецк: Изд-во ЛГПУ, 2011. - С. 99-112. - 0,7 п.л.

19. Колышкина, И.М. Изображение фрустрирующей языковой личности в рассказах Евгения Гришковца [Текст] / И.М. Колышкина // Функционально-коммуникативные и лингвокультурологические аспекты изучения текста и дискурса. - Липецк: Изд-во ЛГПУ, 2011. - С. 228-239. - 0,5 п.л.

20. Колышкина, И.М. «Ничто не дало миру столько добра и зла, как книга... (изображение душевных метаний в рассказе И.С. Тургенева «Фауст») // Школа молодых ученых по проблемам гуманитарных наук: сборник материалов областного профильного семинара. 16-17 июня 2011 г. - Елец, ЕГУ им. И.А. Бунина, 2011. - С. 84-87. - 0,2 п.л.

Статьи под № 1, 2 опубликованы в изданиях, входящих в перечень Высшей аттестационной комиссии.

Подписано в печать 21.03.2012 Бумага офсетная. Гарнитура «Тайме» Формат бумаги 60/84 Усл. п.л. 1,3 Тираж 100 экз. Заказ № 929

Федеральное, государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Липецкий государственный педагогический университет» г.. Липецк, ул. Ленина, 42

Отпечатано в РИД ЛГПУ

 

Текст диссертации на тему "Изображение фрустрирующей языковой личности в русских художественных и эпистолярных текстах"

61 12-10/1135

Федеральное государственное бюджетное образовательное

учреждение высшего профессионального образования «Липецкий государственный педагогический университет»

На правах рукописи

Колышкина Ирина Михайловна

Изображение фрустрирующей языковой личности в русских художественных и эпистолярных текстах

Специальность 10.02.01 - русский язык

ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель -доктор филологических наук, профессор Е.А. Попова

Липецк — 2012

Содержание

Введение..........................................................................................................4

Глава I. Теоретические основания исследования фрустрирующей языковой личности..............................................................................................12

§ 1. Фрустрация как объект изучения лингвистики

антропоцентризма.................................................................................................12

§ 2. Фрустрирующая языковая личность как один из типов языковой

личности..................................................................................................................29

Выводы по I главе..........................................................................................36

Глава II. Лексические, синтаксические, коммуникативные средства изображения фрустрирующей языковой личности в художественных и

эпистолярных текстах........................................................................................37

§ 1. Лексические средства репрезентации отрицательных

эмоций.....................................................................................................................37

§ 2. Синтаксические средства изображения фрустрирующей языковой личности..................................................................................................................54

2.1. Бытийные предложения....................................................54

2.2. Предложения характеризации.............................................63

2.3. Безличные предложения....................................................67

2.4. Парцелляция.......................................................................73

2.5. Вопросительные и восклицательные предложения..........78

§ 3. Коммуникативные средства изображения фрустрирующей языковой

личности..................................................................................................................87

3.1. Речевая агрессия - коммуникативное средство изображения фрустрирующей языковой личности...............................87

3.2. Обращение к прецедентным текстам как один из способов преодоления фрустрации.......................................................................100

§ 4. Особенности изображения реальной фрустрирующей языковой личности в эпистолярных текстах............................................................................125

Выводы по II главе..................................................................

Глава III. Базовые концепты фрустрации..........................................146

.146

§ 1. Концепт «смерть»...........................................................................

...170

§ 2. Концепт «страдание»....................................................................

183

§ 3. Концепт «зверь»..................................................................................

...196

§ 4. Концепт «воина».............................................................................

219

Выводы по III главе....................................................................................

223

Заключение................................................................................................

227

Источники исследования........................................................................

.........................230

Литература..........................................................................

247

Список использованных словарей........................................................

„ ! .....................250

Приложение 1...........................................................................

„ ~ .......................256

Приложение 2..........................................................................

259

Приложение 3.1.........................................................................................

Приложение 3.2.........................................................................................^^

„ л .........................269

Приложение ..........................................................................

„ - ......................289

Приложение 5.................................................................................

„ ,. .......297

Приложение 6.1..............................................................................

Приложение 6.2.........................................................................................^^

Введение

Обращение лингвистов к теме человеческого фактора в языке свидетельствует о важном методологическом сдвиге в языкознании, о переходе к изучению языка в тесной связи с человеком, его мышлением и практической деятельностью и, как результат, к изучению языковой личности. Феномен языковой личности широко исследуется на современном этапе развития науки о языке, что связано с утвердившимся в языкознании принципом антропоцентризма. Господство антропоцентризма как особого принципа исследования роднит лингвистику со многими другими науками и позволяет изучать внутренний мир человека во всем его многообразии, чему способствует появление новых научных дисциплин, сформировавшихся на стыке традиционных. Наша работа посвящена рассмотрению фрустрирующей языковой личности, исследование которой базируется на стыке разных гуманитарных наук: психологии, литературоведения и собственно лингвистики, важной чертой которой является экспансионизм. Языковая личность очень часто испытывает душевные мучения, подвергаясь стрессовым ситуациям: влиянию негативных эмоций, агрессии, депрессиям, фрустрациям. Основанием для реконструкции текстовой фрустрирующей языковой личности является анализ текста. Обращение к текстам, в которых воспроизводится напряженное психологическое состояние, душевные метания личности, соответствует еще одному принципу современной лингвистики - текстоцентризму. Все сказанное определяет актуальность данного исследования.

Объектом диссертационной работы выступает фрустрирующая языковая личность.

Предметом исследования являются лингвистические особенности изображения фрустрирующей языковой личности в художественной литературе и письмах.

Цель диссертационной работы заключается в многоаспектном лингвистическом исследовании фрустрирующей языковой личности. Для достижения этой цели в работе решаются следующие задачи:

1) дать определение понятия «фрустрирующая языковая личность»;

2) выявить и охарактеризовать лексические, синтаксические и коммуникативные средства изображения фрустрирующей языковой личности в художественных и эпистолярных текстах;

3) классифицировать типы писем в зависимости от способа изображения реальной фрустрирующей языковой личности;

4) рассмотреть языковые способы преодоления состояния фрустрации;

5) проанализировать некоторые базовые концепты фрустрации в художественных текстах.

Новизна предпринятого исследования состоит в том, что в научный оборот вводится и на художественно-эпистолярном материале разрабатывается понятие фрустрирующей языковой личности. В диссертации впервые выявлен и охарактеризован комплекс языковых средств изображения фрустрирующей языковой личности в художественной литературе и письмах; рассмотрены некоторые базовые концепты в концептосфере фрустрации: «война», «смерть» «страдание» и «зверь».

Теоретическими основаниями работы являются:

• труды отечественных и зарубежных лингвистов, посвященные исследованию языковой личности: В.В. Виноградова, Й.Л. Вайсгербера, Ю.Н. Караулова, В.В. Воробьёва, Н.Д. Голева, О.Б. Сиротининой, В.П. Нерознака, С.Г. Воркачева, Т.В. Кочетковой, А.Г. Баранова, Ю.Е. Прохорова, Л.П. Клобу-ковой, И.А. Стернина, Т. Н. Снитко и др.;

• основополагающие работы по психологии, касающиеся состояния фрустрации и агрессии: 3. Фрейда, Н.Д. Левитова, Ф.Е. Василюка, B.C. Мерлина, P.C. Немова, A.A. Реана и др.;

• исследования, описывающие язык фрустрации: В.К. Харченко, Е.Ю. Кореневой, Ю.Б. Пикулевой, С.Н. Плотниковой;

• труды по психолингвистике, эмотивной, коммуникативной, когнитивной лингвистике и лингвокультурологии: В.К. Харченко, З.Д. Поповой, P.M. Фрумкиной, Л.Г Бабенко, И.А. Стернина, В.И. Шаховского, Е.А. Попо-

вой, Д.А. Романова, Ю.Д. Апресяна, В.Ю. Апресян, H.A. Красавского, Ю.В. Щербининой, H.H. Белуновой и мн. др.

Основными методами и приемами исследования явились описательно-аналитический метод, позволяющий делать теоретические выводы на основе анализа эмпирического материала; методика анализа словарных дефиниций', функциональная методика, с помощью которой можно изучить реализацию концепта и его репрезентантов в текстах художественных произведений; методика анализа парадигматических и синтагматических связей слов-репрезентантов концептов; методика учета ассоциативных связей концепта, помогающая выявить свойственные ему оттенки смысла; методика анализа паремий, способствующая более полному описанию базового смыслового слоя концептов.

Материалом исследования послужили произведения таких русских писателей и поэтов XIX-XXI вв., как A.C. Пушкин, В.К. Кюхельбекер, Н.В. Гоголь, М.Ю. Лермонтов, И.С. Никитин, Ф.М. Достоевский, И.А. Гончаров, Л.Н. Толстой, В.М. Гаршин, Л.Н. Андреев, Б.Л. Пастернак, М.А. Булгаков, С.А. Есенин, М.А. Шолохов, Э.Г. Казакевич, В.М. Шукшин, В.П. Астафьев, Ю.В. Трифонов, B.C. Маканин, Л.С. Петрушевская, Л.Е. Улицкая, B.C. Токарева, Е.В. Гришковец, С.А. Щербаков, П.В. Санаев и др., а также письма Н.В. Гоголя, Н.Э. Бабеля, Л.Н. Толстого, В.В. Розанова, С.А. Есенина, A.A. Ахматовой и др. Общее количество примеров, полученных методом частичной выборки, составляет 2500 фрагментов текста.

Теоретическая значимость данного исследования состоит в дальнейшей разработке теории языковой личности, в определении места и значимости негативных компонентов в ее структуре. Разработка приемов преодоления состояния фрустрации с помощью прецедентных текстов теоретически значима в психолингвистическом и социолингвистическом аспекте, а также для изучения негативного и позитивного потенциала языка. Диссертационная работа способствует дальнейшему развитию лингвокультурологии, когнитивной лингвистики, лингвистики текста и межкультурной коммуникации.

Практическая значимость работы заключается в том, что материалы исследования могут найти применение на занятиях в системе вузовского образования: при преподавании современного русского литературного языка (разделы «Лексика», «Синтаксис»), русского языка и культуры речи, русского языка как иностранного, стилистики, лингвистического и филологического анализа текста, педагогической риторики, в спецкурсах по когнитивной лингвистике, психолингвистике, лингвокультурологии, актуальным вопросам современного языкознания, а также в практике школьного обучения на уроках русского языка и русской словесности в рамках формирования коммуникативной, филологической и культуроведческой компетенции учащихся, на курсах повышения квалификации учителей-словесников. Результаты исследования могут быть использованы в языковых тренингах по преодолению состояния фрустрации.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Фрустрирующей называется языковая личность, которая находится в состоянии фрустрации. При этом необходимо различать фрустрирующую языковую личность персонажа в художественных произведениях и феномен реальной фрустрирующей самоидентификации, выраженный в эпистолярных текстах. Мы выделяем пять типов писем в зависимости от способа изображения фрустрирующей языковой личности. В первом типе фрустрирующая языковая личность констатирует сам факт состояния фрустрации; второй тип — это письма, представляющие собой просьбу о помощи у другого «я» выхода из состояния душевных метаний; третий тип писем представляет собой поддержку, совет для человека, испытывающего душевные метания; четвертый тип — это письма, в которых содержится благодарность близким людям за помощь, оказанную при преодолении душевных страданий; пятый тип — смешанный тип писем, где в различных комбинациях в одном письме могут содержаться данные типы.

2. Фрустрирующая языковая личность — это дериват эмоциональной языковой личности, в связи с чем в ее структуре выделяется эмотивно-прагма-

тический аспект (эмотикон). Центральное место в эмотиконе фрустрирующей языковой личности занимают такие отрицательные эмоции, как раздражение, злость, гнев; опасение, страх, ужас; печаль, грусть, горе и др., которые репрезентируются определенными лексическими средствами.

3. К синтаксическим средствам изображения фрустрирующей языковой личности относятся бытийные предложения, предложения характеризации, а также безличные конструкции и средства экспрессивного синтаксиса (парцелляция, риторические вопросы и восклицания).

4. Коммуникативное поведение фрустрирующей языковой личности может быть как конструктивным, так и деконструктивным. Под деконструктив-ным поведением понимается речевая агрессия, которая, с одной стороны, может быть направлена языковой личностью на освобождение накопившейся отрицательной энергии, с другой — имеет целью оскорбить, унизить собеседника, привести его в состояние фрустрации. Конструктивным речевым поведением языковой личности является желание преодолеть состояние фрустрации с помощью обращения к прецедентным текстам.

5. Фрустрация реальной языковой личности, отраженная в эпистолярных текстах, выражается такими же способами, как и фрустрация языковой личности персонажа в художественной литературе, исключая парцелляцию и прямую речевую агрессию. Отсутствие речевой агрессии в проанализированных нами письмах объясняется тем, что их авторы являются носителями элитарной речевой культуры, в то время как литературные персонажи могут быть представителями всех типов русской речевой культуры. Так как в своей работе мы ограничились исследованием эпистолярных текстов XIX - 1-ой половины XX вв., то в них не было выявлено такого средства экспрессивного синтаксиса, как парцелляция, которое стало лишь зарождаться в конце XIX века, а своего расцвета достигло во 2-ой половине XX - начале XXI веков.

6. Ключевыми концептами фрустрации являются смерть, зверь, война, страдание. Фрустрация может быть как причиной страдания, так и самим страданием, терзающим человека. Семантика слова страдание выявляет за-

ключенный в нем амбивалентный характер чувств, так как, с одной стороны, страдание приносит горе, муки, а с другой - заставляет человека бороться, совершенствоваться, работать над собой или над фрустрирующей ситуацией. Смерть вызывает у языковой личности фрустрирующий экзистенциальный страх. Само состояние фрустрации сопоставимо с психологической смертью. Базовый концепт зверь вскрывает связь фрустрирующей самоидентификации с животным началом в человеке, так как если языковая личность находится в состоянии фрустрации и не может обуздать животный инстинкт, то она уподобляется зверю. Война - это массовая фрустрация, которой подвержены не только воюющие, но и мирные граждане. Концепт война «вмещает» в себя все остальные концепты, так как на войне мы видим массовую смерть, страдание и человеческое озверение.

Апробация основных положений и результатов диссертационного исследования осуществлялась на конференциях различного уровня: II Международной научной конференции «Язык, литература, ментальность: разнообразие культурных практик» (Курск, май 2009 г.), Международной научной конференции «Русский язык в современном мире: константы и динамика» (Волгоград, 7-9 декабря 2009 г.), Международной научной конференции «Лингвистические основы межкультурной коммуникации» (Нижний Новгород, декабрь 2009 г.), Международной конференции, посвященной 50-летию со дня основания кафедры русского языка филологического факультета Воронежского государственного университета, 85-летию со дня рождения проф. И.П. Распопова, 75-летию со дня рождения проф. A.M. Ломова, «Грамматика III тысячелетия в контексте современного научного знания: XXVIII Распоповские чтения» (Воронеж, 12-14 марта 2010 г.), международной молодежной конференции «Чеховские чтения в Таганроге» (Таганрог, 22-23 апреля 2010 г.), III Всероссийской научно-практической конференции «Личность-Язык-Культура» (Саратов, 25-26 ноября 2009 г.), региональной научной

конференции «Русская концептосфера в историческом, социолингвисти-

ческом и лингвокультурологическом аспектах» (Липецк, 21 ноября 2008 г.), региональной научно-практической конференции молодых ученых по гуманитарным наукам «Жизнь традиции в диалоге времен» (Елец, июнь

2009 г.), региональной научно-практической конференции «Л.Н. Толстой в контексте русской культуры» (Липецк, 9-10 декабря 2010 г.), регионально-научной конференции «Функционально-коммуникативные и лин-гвокультурологические аспекты изучения текста и дискурса» (Липецк, 22 апреля 2011 г.), областной научно-практической конференции «О научном потенциале региона и путях его развития» (Липецк, декабрь

2010 г.), на областном профильном семинаре школы молодых ученых по гуманитарным наукам (Елец, 16-17 июня 2011 г.), межрегиональной научной конференции «Ф.М. Достоевский в русском лингвокультурном пространстве», посвященной 190-летию со дня рождения Ф.М. Достоевского (Липецк, 23 ноября 2011 г.), ежегодных научно-практических конференциях преподавателей, аспирантов и соискателей Липецкого государственного педагогического университета по проблемам русистики (Липецк, 2008-2011 гг.). Основные положения диссертационного исследования докладывались и обсуждались на заседаниях кафедры русского языка и общего яз�