автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.02
диссертация на тему: Аварско-андийские языковые контакты
Полный текст автореферата диссертации по теме "Аварско-андийские языковые контакты"
На правах рукописи
Шагалова Светлана Валерьевна
Мифология смеха в прозе М.А. Булгакова 1920-х годов
Специальность 10. 01. 01 — русская литература
АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических паук
Магнитогорск — 2006
Работа выполнена на кафедре русской литературы и фольклора ГОУ ВПО «Челябинский государственный университет»
Научным руководитель: доктор филологических наук, профессор
Михиюкевич Вячеслав Александрович
Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор
Маркова Татьяна Николаевна
кандидат филологических наук, доцент Таипова Татьяна Александровна
Ведущая организация:
Пермский государственный университет
Защита состоится « 6 » декабря 2006 г. в 10 часов в 211 ауд. на заседании диссертационного совета К 212.112.02 в Магнитогорском государственном университете по адресу: 455038, г. Магнитогорск, пр. Ленина, 114.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Магнитогорского государственного университета.
Автореферат разослан « 2.» ноября 2006 г.
Учёный секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, профессор
Л
М.М. Полехина
Общая характеристика работы
При изучении творчества М.А. Булгакова наибольший интерес вызывает специфика организации художественного мира писателя. Его своеобразие определяется особенностью художественного метода, сочетающего в себе романтические и реалистические традиции, «странностью» построения образов и сюжетных ситуаций. Очевидно и то, что «художественный мир Булгакова во многом сложился как смеховой со всеми особенностями, присущими подобного рода явлению».1 Гёте, творчество которого, бесспорно, оказало большое влияние на мироощущение М.А. Булгакова, однажды сказал, что поэт — это тот, кто сумеет овладеть миром и найти для него выражение. Таким «выражением» поэтического освоения мира для Булгакова стал смех. Однако смех, как самостоятельная, независимая эмоция, исключался из «серьёзной» идеологии советской системы. С одной стороны, М.А. Булгакову пришлось находиться «внутри» официального государственного мифа, доминантой которого была установка на абсолютную серьёзность; с другой, — писатель обладал трезвой насмешливостью, способностью видеть мир через призму смешного, а значит, испытывал потребность в выражении своего художнического мировидения через смех. Стремясь обезопасить духовное здоровье нации во времена реакции, смех М.А. Булгакова сохранял нравственные человеческие идеалы, выступая противоядием идеологической лжи и несвободы личности.
Актуальность темы исследования определяется открытием новых возможностей для понимания художественного мира М.А. Булгакова; возникает необходимость углубленного изучения смеховой культуры писателей XX века. Сегодня наблюдается возрастающий интерес нации к русской духовной культуре. В современной России вульгарная «смеховая» культура приобрела рамки массовой, что обезличивает духовную деятельность общества. В таких условиях изучение смеховых традиций, обозначенных в творчестве художников России, актуально и перспективно.
Объектом изучения в диссертации является карнавализованная проза ° М.А. Булгакова 1920-х годов, т.к. именно в этот период происходит становление специфичной поэтики писателя.
Изучение прозы этого периода в аспекте выражения в ней смехового начала делает естественной характеристику идейно-эмоциональной атмосферы, существующей в мире булгаковских произведений и в эпохе, к которой принадлежал художник.
Предметом исследования в диссертации является мифология смеха в прозе М.А. Булгакова. Многоаспектность этого предмета представляет возможность объяснить феномен булгаковского творчества с опорой на
1 Химич, В В. В мире Михаила Булгакова. - Екатеринбург, 2003. - С. 309.
мифологическую сущность смеха. Природа мифа, знака и символа у М. Булгакова раскрывается в рамках карнавализованного художественного мира, в котором смех является одним из главных компонентов. О карнавализации булгаковской прозы учёные заговорили давно, что позволяет сегодня предметно исследовать мифологию смеха в карнавализованной прозе писателя 1920-х годов.
Целью диссертации является определение функциональной и эстетической значимости смеха в карнавализованном художественном мире М.А. Булгакова 1920-х годов.
Достижению поставленной цели способствует решение следующих задач:
1) рассмотреть бытующие в науке авторитетные философско-эстетические
воззрения на проблему мифологии смеха;
2) выявить в контексте русской литературы 1920-х годов её карнавальные и
смеховые традиции;
3) определить стилеобразующую доминанту смеха в формировании театрально-карнавальной атмосферы булгаковской прозы 1920-х годов;
4) выявить основные функции смеха и «смеховых мифологем» в исследуемой
прозе;
5) выработать классификацию «смеховых мифологем», способствующих становлению целостного карнавализованного мира в прозе Булгакова.
Основные положения, выносимые на защиту
1. Изучению структуры и содержания художественного мира М.А. Булгакова может и должен способствовать анализ смеховой составляющей этого мира.
2. Проза писателя 1920-х годов отражает существенные концептуальные и формообразующие основы культуры 20-х годов прошлого столетия.
3. Смех в художественной прозе М.А. Булгакова эволюционирует: постепенно он утрачивает свою положительную природу и становится приметой деформации внутреннего мира человека.
4. Смеховые мифологемы являются структурирующими единицами художественного мира булгаковской прозы.
Методологию диссертационного труда составляют герменевтический, структурно-семиотический и сравнительно-сопоставительный методы. В своей работе мы опирались на труды С.С. Аверинцева, Аристотеля, A.C. Ахиезера, М.М. Бахтина, А. Бергсона, Л.В. Карасёва, Д.С. Лихачёва, А.Ф. Лосева, Е.М. Мелетинского, В.Я. Проппа, А. Шопенгауэра, О. Шпенглера и ДР-
Научная новизна обусловлена разработкой и использованием особого подхода к изучению смеховой природы художественного мира -исследования смеховых мифологем в карнавализованной прозе Булгакова 1920-х годов.
Практическая ценность. Материалы диссертации могут быть использованы в вузовских курсах по истории русской литературы XX века и теории литературы; для проведения спецсеминаров по булгаковедению. Полученные результаты могут быть востребованы в других гуманитарных науках (философии, социологии, культурологии).
Апробация. Основные положения диссертации докладывались на городской научно-методической конференции, посвященной 5-летию основания Троицкого филиала ГОУ ВПО «ЧелГУ» (г. Троицк, март — 2004); на городской научно-практической конференции преподавателей Троицкого филиала ГОУ ВПО «ЧелГУ», посвященной 60-летию победы в ВОВ (г. Троицк, май — 2005 г.); на Международной конференции «Литература в контексте современности» (ГОУ ВПО «ЧГПУ» г. Челябинск, февраль - 2005 г.); на Всероссийской науч. конференции с международ, участием «Третьи Лазаревские чтения: Традиционная культура сегодня: теория и практика» (Челябинск, 21-22 февраля, 2006); на Третьей Международной научно-практической конференции «Проблемы развития пограничных территорий» (г. Троицк, 7 апреля — 2006) и на заседании кафедры русской литературы и фольклора ЧелГУ (апрель, 2006).
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения и списка литературы, включающего 313 наименований.
Основное содержание работы
Во «Введении» обоснована актуальность темы, определены цель и задачи исследования, научная новизна и практическая значимость работы, обозначены методологические принципы анализа.
Глава I. Проблема мифологии смеха. В первой главе обосновывается необходимость рассмотрения понятий «миф» и «смех», как тесно связанных в поле разрабатываемой темы. Обоснование своеобразия смеха М.А. Булгакова его мифологической природой определяет и методологию исследования.
В §1 «Эстетическая природа мифа и его функции в литературе» исследуется взаимосвязь мифа и литературы. Ещё в XX веке литературоведы-мифологи стали заниматься вопросами использования древнего мифа в качестве инструмента для объяснения самой современной литературы. Литература давно предстала для исследователей насквозь пронизанной «мифологемами», «архетипами», которые понимаются как носители высшей художественности, мудрости и глубины. Мифология - древняя, но вполне устоявшаяся форма творческой фантазии. По своей сущности миф есть символическое описание модели мира посредством рассказа о происхождении различных элементов современного мироустройства. Это особенно важно, когда речь идёт о художественном творчестве. При всём своём своеобразии мифологическое мышление, несомненно, было формой познания окружающего мира и служило инструментом анализа действительности, без которого была бы немыслима даже материальная
культура человечества, не говоря о художественном постижении реальности. В этом смысле мифология — кладовая знаний о мироустройстве (и о природе смеха в том числе), В ходе интерпретации творчества М.А. Булгакова важным для нас явился ответ на вопрос: «Что же такое миф?». Изучением мифа в разные периоды занимались А.Н. Афанасьев, К. Леви-Стросс, А.Ф. Лосев, В.Н. Топоров, М. Элиаде и др. Но до настоящего времени так и не сформировалось общепринятого мнения о мифе. В вопросе о мифологии смеха мы придерживаемся точки зрения на миф Кассирера, который говорит о символичности мифологии.
В мифе мы обнаруживаем трёхэлементную систему: означающее, означаемое и знак. Но миф представляет собой особую систему, и особенность эта заключается в том, что он создаётся на основе некоторой последовательности знаков, а значит является вторичной семиологической системой. Миф о смехе представляет собой важное знание древнего человека о мире: оно определяло его взгляд на мир и поэтому регулировало поведение отдельного человека, было включено в магию и ритуал. Мифологическое мышление — шаг к постижению мира, попытка его осмысления. Миф — это и звено, исторически связующее магические реалии с литературным творчеством писателя. Миф и литература постоянно взаимодействуют. Миф используется художниками слова в качестве средства для создания символов, обобщения литературного материала; с помощью мифа художник выражает свои идеи.
В §2 «Систематизация гуманитарных концепций смеха» рассматриваются воззрения учёных на природу смеха. Сегодня смех признаётся равноправной стороной литературно-культурного диалога, важным пластом жизни человека и общества. Но всё же смех как философско-эстетическая категория остаётся на периферии философских и литературоведческих исследований. В отечественных словарях это понятие не рассматривается. Вопрос о смеховой символике поднимается лишь некоторыми учёными. В данном параграфе мы предприняли попытку систематизировать гуманитарные концепции смеха (М.М. Бахтина, В.Я. Проппа, С.С. Аверинцева, Ю.Б. Борева и др.), с целью выявления мифологической обоснованности символов, сопровождающих проявление смехового начала в художественном тексте. Основополагающими работами, определяющими исследование смеха в отечественной науке, являются труды М.М. Бахтина и В.Я. Проппа. Но и эти работы не исчерпывают всей природы смеха. У М.М. Бахтина сильно «народное культурное начало», а концепция В.Я. Проппа, на наш взгляд, представляет собой лишь методологию разграничения видов смеха. В зарубежной науке иррационалистическую традицию в теории смеха вслед за А. Шопенгауэром продолжали Ф. Ницше, О. Шпенглер, Ж. Батай; в современной мысли — Ж.Л. Нанси, Ж. Делез. Философско-психологический подход к теории смеха во многом обязан своим возникновением работам 3. Фрейда. В аспекте философии игры
рассматривает смех Й. Хейзинга. Наиболее перспективные попытки историко-литературоведческого рассмотрения смеховой культуры предпринимаются в появившихся в последние годы монографиях американского филолога и культуролога Б. Сандерса и немецкого теолога К.И. Кушеля. Интересны также работы H.H. Холланда, Р. Пиддингтона, А. Зива.
Систематизация концепций смеха как философско-эстетической категории показывает, что в различных исследованиях смеховой символике уделяется много внимания, однако их результаты не складываются в общепринятую систему знаний об этом феномене человеческой культуры.
В §3 «Разработка проблемы мифологии смеха в современной науке» исследуется мифологическое обоснование смеха. Смех, как символическое целое, развивается по своим внутренним законам. Мифы задают смеху «должный» порядок вещей. Для современного сознания миф о смехе в художественном тексте скрыт и требует герменевтического подхода к его изучению. В смехе булгаковской прозы присутствует своя символика, сопровождающая проявления смехового начала.
Примеры разделения видов смеха с учётом мифологических интерпретаций существуют, но в них игнорируется символическая наполненность мифа о смехе. В современной отечественной науке плодотворной явилась работа JI.B. Карасёва «Философия смеха». Учёный обоснованно утверждает, что проблема происхождения смеха не может рассматриваться изолированно от мифологии — древней формы мышления. Смех возникает одновременно с языком и мышлением. Непонимание специфики мифологии смеха составляет сквозной недостаток большинства работ, где смех и миф оказываются рядом. Рассматривая любой факт или случай, вызывающий смех, исследователь, на наш взгляд, должен ставить вопрос о наличии и интерпретации тех символов, которые сопровождают смех в карнавализованном художественном произведении. Ведь в древних ритуалах первоисточником рождения смеха служило событие, которое имело важный символический контекст.
Мы исследуем смех в прозе М.А. Булгакова 1920-х годов в связи с сопровождающими его символами, мифологическое обоснование которых проливает свет на природу самого смеха. Булгаков не символист, но часто использует символ и миф в создании смеховых образов и сюжетных ситуаций. Одна из причин столь широкого использования символов в мифологии смеха — наличие тесной диалектической взаимосвязи мифа и символа. События, связанные со смехом, о которых говорит миф, не нуждаются в объяснении - напротив, они служат объяснением всему, что происходит с человечеством. В смехе булгаковской прозы 1920-х годов присутствует своя символика, сопровождающая смех. Для её выявления необходимо проследить эволюцию смеха, определить его отрицающую и утверждающую функции в карнавализованной прозе М.А. Булгакова.
Глава II. Эволюция смеха в карнавализованном мире булгаковской прозы 1920-х годов. В этой главе выбранные для исследования художественные произведения рассматриваются как целостный смеховой карнавализованный мир. Прослеживается эволюция смеха, и определяются его функции в формировании особой театрально-карнавальной атмосферы в художественном мире писателя.
В §1 «Карнавальные и смеховые традиции в литературе 1920-х годов» рассматривается процесс трансформации зрелищных форм народной культуры средних веков и эпохи Возрождения в культуре 1920-х годов, способы интенсивного освоения языка карнавальных форм и символов. Карнавализация и смех явились в культуре и литературе двумя типами реакции на современность. В творчестве многих писателей советской России новая жизнь представала как «праздник обновления мира и человека» (В.В. Химич). М.А. Булгаков использует театрально-карнавальные образные средства для создания своей особенной модели мира, далёкой от возрожденческой, в формировании которой важную роль выполняет смех. Карнавальность булгаковской прозы была двуликой. Смех художника определял истинность и нелепость происходящего, формировал особый карнавализованный мир. В советском обществе 20-х годов смех был отдушиной для людей, задыхавшихся от приказов, указаний и директив. В таком «карнавализованном обществе» смех всегда был под подозрением и преследовался. В 20-е годы в творчестве одних художников смех помогает преодолеть паралич страха, становится предвестником свободы, пусть даже в чём-то ограниченной. У других — он принимает те уродливые формы, которые порождает карнавал. Проза М. Булгакова вместила в себе оба начала. Продолжая линию смеховой культуры, советский официоз доводит её до логической крайности, где смех, обслуживая монологическую серьёзность, теряет изначально присущие ему функции морально-нравственного обновления и очищения. В русской литературе 20-х годов смех становится основным приёмом сохранения и передачи народных жизнеутверждающих моральных ценностей в обстановке идеологической несвободы. В литературе смех передавал традиции оптимизма и телесной радости, нравственного возрождения и жизненных перемен, внутренней свободы и духовного здоровья. Смех Булгакова, с одной стороны, выступал действенным нравственным противоядием от догм моральных кодексов, насаждаемых сверху, с другой - он являлся средством формирования карнавального мироощущения, имеющего «дьявольскую» природу. Карнавализация и смех характеризуют существенные концептуальные и формообразующие основы литературы 20-х годов прошлого столетия, в том числе и основы булгаковской художественной прозы.
В §2 «Смеховое и театрально-карнавальное начало в «Записках на манжетах», рассказах и очерках М. Булгакова 1920-х годов» анализируются театрально-карнавальные мотивы и образы, имеющие
смеховую природу и являющиеся способом авторского высказывания о времени. Рассматриваются фолькпорно-мифологические архетипы, традиционные для народных театральных представлений. В «Записках» смеха мало, но он разный. Здесь есть место и «одобрительному хохоту», и «чеховскому юмору», и «стыдливой улыбке». Это смех «осторожный». Булгаковский герой пока сам опасается насмешки, «улыбается стыдливо» и «объясняет, что не шутит». Смех эволюционирует: он может быть далёк от доброго и возрождающего (не зря булгаковский герой «чертыхается»). Герой попадает в особый карнавализованный мир, в котором, помимо прочих, есть некая самостоятельная сила — третье лицо, которое формирует мир и принимает формы, порождаемые этим же миром. Это третье лицо — смех. Он может выносить приговор, может осуждать или миловать, а может стать частью этого мира, сумбурного и хаотичного. Появление смеха создаёт диссонанс между состоянием духовного мира человека и состоянием карнавализованного общества. Метафора «балаган», используемая для определения современности, наполняется зловещим смыслом. И в «Записках», и в других произведениях 1920-х годов верный спутник карнавала — смех. Москва — столица советского государства — в рассказах «День нашей жизни» и «Псалом» приобретает значение центра карнавализованного представления. Здесь человека повсюду подстерегает опасность, которую может нести судьба, смеющаяся над человеком (рассказ «Необыкновенные приключения доктора»). Московская жизнь лишена здорового смеха. Герой в такой атмосфере задыхается от пошлости, страха нищеты, утрачивает подлинную свободу. В очерках «Сорок сороков» и «Москва краснокаменная» автор сосредоточен на сценах возрождения жизни. Устранение разрухи ведёт к исчезновению хаоса в душах людей. Рождаются надежды на появление доброго животворящего смеха. В прозе Булгакова начала 1920-х годов смех постепенно деформируется и утрачивает свою положительную природу. Он деконструирует пространство вокруг героя. Смех перестаёт быть показателем свободы, но сопровождает переход от свободы к несвободе.
В §3 «Деструктивное, утверждающее и животворящее начала в романе М. Булгакова «Белая гвардия» исследуется изображение писателем практически «не смеющегося мира». Реальность в изображении автора явлена как катастрофически сломанная, исказившая естественные духовные движения и травмирующая физические первоначала человека, постоянно пребывающего в состоянии хаоса (даже «весёлые магазины ослепли»). Герои в романе зачастую не улыбаются, а «усмехаются», «ухмыляются», да и улыбка чаще искажена внутренней болью. Вместе с тем, смех в романе выступает в качестве своеобразной художественной «стихии». Именно с ним Булгаков связывает отказ от насилия, возрождение и утверждение мира, покоя. Во всех таких случаях смех выступает в романе в роли самостоятельного образа: «Над головой пробежали шаги по потолку, и
мёртвую тишину вскрыли смех и смутные голоса». Молитвенную и защитительную роль в романе исполняет женское начало (Елена, Юлия): улыбки и смех только этих героинь оказываются открытыми, «живительными». Мифология утверждает, что смех зачастую способствовал воскрешению из мёртвых. В сказочном фольклоре поэтическим отголоском этих представлений служит образ царевны, от улыбки которой расцветают цветы. То, что в прозе у Булгакова — поэтическая метафора, было некогда предметом веры: улыбка богини земледелия возвращает умершую землю к новой жизни. Булгаков оставляет за смехом в романе ещё и возрожденческую функцию. Таким образом, в романе можно выделить три функции смеха:
1) деструктивную (связана с выявлением разлада Дома и Города, зафиксированного в «кривых усмешках» героев);
2) утверждающую (смех, как самостоятельный «герой», утверждает в романе мир и покой, связанный с философским отношением автора к миру в целом);
3) животворящую (реализуется у Булгакова в улыбающихся женских образах романа).
В §4 «Смех как стилеобразующая доминанта театрально-карнавального мира в цикле М. Булгакова «Московские повести»» предметом анализа выступают повести «Дьяволиада», «Роковые яйца», «Собачье сердце». Карнавальное «снижение власти» в повести «Дьяволиада» — показатель разрушения, происходящего в художественной реальности. Смех здесь не выдерживает внутреннего напряжения и перестаёт удерживать в себе противоположности дуальной оппозиции: смех — серьёзность; вместо их соотнесения он приближается к яростной попытке насильственного разрушения одного из полюсов исходной оппозиции. Возникает дезорганизация, ведущая к катастрофе. При этом саморазрушение смеха происходит у Булгакова в трёх стадиях: рождение 1) «соблазняющего смеха»; 2) смеха «вымученного»; 3) дьявольского смеха. Эти три группы взаимосвязаны. «Глупая улыбка» трансформируется у Булгакова в «дьявольский» хохот. Мы приходим к выводу - смех Булгакова в балаганно-цирковом представлении, с одной стороны, выражает ощущение всесилия зла, царящего в балаганно-цирковом мире советской эпохи; с другой — сам смех является носителем этого зла в художественном пространстве повести. Такой «несмешной» смех свойственен сугубо трагической модели мироздания.
В созданном в повести «Роковые яйца» раешном театре смех особый. Здесь он является следствием глобальных катастроф, признаки которых сопровождаются едкими ухмылками, затаившими в себе страх и ужас. В повести раздаётся и цирковой смех, усиливающий сумбурность раешного мира произведения. «Клоуны» такого мира спешат перевернуть всё в существующем порядке вещей и смеются над действительностью, которая уже встала «с ног на голову».
В повести «Собачье сердце» чаще других смеётся Шариков. Смеховой мир является результатом раздвоения мира и, в свою очередь, может двоиться во всех своих проявлениях. Появление нового «очеловеченного существа» разделило мир на две части. В этом раздвоении мира - карнавального, смехового — происходит ещё большее снижение, подчёркивание его бессмысленности и «глупости» через смех. Смех Шарикова никогда никого «не заражает». Этот смех — субъективное достояние героя. А способность разделять чужую радость у Шарикова, как «новой человеческой единицы» с собачьим происхождением, вообще отсутствует. Смех Шарикова — смех над упорядоченным миром в квартире Преображенского. Это смех над «божеством», стремившимся победить смерть. Смеётся сам Шариков, но он же и вызывает «дикий хохот» Филиппа Филипповича. Булгаковский доктор, который знает и любит своё дело, не учитывает последствий своего медицинского тщеславия. Карнавализованный мир повести несёт в себе смеховое начало, которое разоблачает действительность. Смех здесь обращён и против самой личности смеющегося, и против норм морали. В целом, в цикле «Московские повести» смех разоблачает существование искусственного мира житейского благополучия; он является стилеобразующей доминантой театрально-карнавального мира.
Глава III. Система смеховых мифологем в прозе М.А. Булгакова 1920-х годов. В этой главе обозначается система «смеховых мифологем» и определяется их художественная значимость в произведениях М.А. Булгакова. JI.B. Карасёв (на концепцию которого во многом сориентировано настоящее исследование) в работе «Философия смеха», рассматривая понятие «мифология смеха», приводит множество антропологических номинаций, с которыми смех образует «символические звенья» («смех и рот», «смех и волосы», «смех и красное» и др.). Опираясь на этот символический набор, мы для анализа смеха Булгакова используем термин «смеховая мифологема», не претендуя на право его введения в научный обиход. В диссертации такая терминология представляется для нас удобной, так как понятие «смеховая мифологема» заключает в себе основную идею методологии анализа булгаковского смеха — миф говорит о символах, сопровождающих смех героев карнавализованного мира. Текстовой интерпретации «смеховой мифологемы» у Булгакова предшествуют описания проявлений смехового начала в архаическом мифе. Выявление символов, смыслов, ситуаций, сопутствующих проявлению смеха в рассматриваемой прозе, установление связей между ними составляет задачу нашего исследования в данной главе.
В §1 «Смеховая мифологема как структурирующая единица карнавализованного мира» исследуются конкретно-образные символические единицы модели мира Булгакова. Смеховая культура карнавала всегда оперировала карнавальным языком и символами. Рассмотрение истоков символики, берущей своё начало в глубокой древности, нельзя ограничивать смеховой культурой средневековья и
Ренессанса, необходимо обратиться к мифологии, в координатах которой все символы, так или иначе, взаимосвязаны. Всю прозу М.А. Булгакова 1920-х годов можно представить как своеобразный карнавализованный мир, в понимании которого одну из главных функций выполняет смех. В таком мире он является неотделимым от жизненной характерности человеческого бытия и является обязательным в своём прямом значении, своеобразно закреплённом в том или ином изобразительном знаке-символе. Как сами символы, так и связи между ними интересуют нас, поскольку представляются той общей составляющей, которая пронизывает карнавализованный мир прозы писателя 1920-х годов. В различном мы устанавливаем общее, чтобы отдельные единицы (смеховые мифологемы) дали нам общий «очерк» мифологии смеха в прозе художника. Таким образом, «смеховую мифологему» мы берём за единицу исследования мифологии смеха в прозе писателя 1920-х годов.
Смеховая мифологема — конкретно-образный, символический способ художественного воспроизведения модели мира, включающий смех как необходимый и составляющий компонент, обоснование которого происходит посредством мифологических архетипов.
Для смеховой мифологемы обязательно присутствие трёх константных составляющих: смеха, символа, мифа. В этом контексте сама семантика термина «смеховая мифологема» подразумевает: миф говорит о смехе. Ведь «хохот», «улыбка», «ор» сами по себе ничего не говорят. Мифологическая же интерпретация символов, окружающих смех, способствует пониманию природы смеха. Наличие «смеховой» составляющей в термине свидетельствует о доминанте исследуемого смехового начала. Изучение картины мифологии смеха предполагает дешифровку карнавализованых текстов писателя, предполагающую видение в художественной прозе некоего смехового мифотекста, отражающего макротекстовое художественное пространство М. Булгакова. В этом случае смеховая мифологема становится единицей формирования и одновременно исследования карнавализованной прозы писателя. Многие из мотивов-символов (волосы, одноглазие, красное, шар и т. д.), которые мы рассматриваем в мифологии смеха М. Булгакова, прежде со смехом писателя не сопоставлялись. Но, следуя за Л.В. Карасёвым в этом вопросе, мы можем признать правомерность его доказательств в вопросе соединения указанных символов со смехом. Красное, глаз, круг, рот, волосы и даже движение вверх-вниз — все эти символы учёный связывает между собой через метафоры пробуждения, рождения, роста, которые, в свою очередь, семантизируют смех. Представим семантическую цепочку этой мысли Карасёва: красное — солнце — рождение — радость — смех; круг — солнечный цикл — радость — смех; глаз — свет — солнце — радость — смех; волосы — трава земли — сила земли — рождение — радость - смех; движение вверх-вниз — желание прыгать от радости — смех; рот — главная примета см-гющегося лица. Выявление смеховых мифологем в карнавализованном
мире писателя должно начинаться с обоснования указанных символов, сопровождающих смех.
В §2 «Воплощение животворящего / утверждающего начала в прозе М.А. Булгакова 1920-х годов» предпринята попытка исследовать связь смеха с животворящим, воскрешающим началом, средством воплощения которого служат смеховые мифологемы: «смех и красное», «смех и круг».
В художественном мире М.А. Булгакова символика красного цвета имеет двойственное значение. С одной стороны, «красное» является в раннем творчестве писателя символом мучений, порождаемых экспериментами новой власти. Но это то, что обнаруживается «на поверхности» текста. С другой стороны, смех, соединённый у писателя с красным цветом, неожиданно открывает исходный смысл рыжего клоуна. «Цвет его волос — дань забытой традиции, осколок древнейшего культа рыжих — детей солнца»2. В романе «Белая гвардия» в построении образов Елены и Юлии цветовая символика играет особую роль. У Юлии волосы «не то пепельные, пронизанные огнём, не то золотистые». Говоря о Елене, Булгаков постоянно указывает на её рыжие волосы: «Елена рыжеватая», «Золотая Елена», «рыжеватая голова» и др. С женскими образами у Булгакова связаны живительные улыбки. Это ещё не сам смех, но он и возникает из улыбки, и по-своему предполагает её. Неслучайно этимология слова «смех» во многих языках показывает его происхождение от синонимов, обозначающих улыбку, радость. Сама же улыбка для архаичного сознания символизировала рождение ликующей жизни.
Утверждающий тон в прозе писателя задаёт смех, принадлежащий не только главным, но и второстепенным героям. Он очень важен и выступает в качестве символического звена в мифологеме «смех и круг». Булгаков-философ в романе «Белая гвардия» среди снега, крови и стрельбы оставляет место философскому миросозерцанию, в котором таится надежда и утверждающее добро начало: «Когда Николка пришёл к началу своей улицы <...> он увидел у ворот дома №7 картину: двое мальчуганов в сереньких вязаных курточках и шлемах только что скатились на салазках со спуска. Один из них, маленький и круглый, как шар, залепленный снегом, сидел и хохотал. Другой, постарше, тонкий и серьёзный, распутывал узел на верёвке». У Булгакова гармонию олицетворяет не просто ребёнок, а маленький, круглый, как шар, смеющийся мальчик. Смех и детство в художественной концепции писателя едины, потому что они, действуя вместе, возвращают жизни её реальный лик, очищая его от скверны авторитарности. У Булгакова смех, соединённый с шаром, — символ доброго, всепобеждающего, возрождающего начала, заключающего в себе память о вечности и покое. Эта смеховая мифологема означает целостность,
2 Карасев, Л.В. Мифология смеха // Вопросы философии. - 1991. - № 7. - С. 76.
непрерывность, первоначальное совершенство. Во сне Петьки Щеглова мир, Земля соотносятся с шаром. Круг — это шар, универсальный символ, означающий целостность, непрерывность, первоначальное совершенство. В повести «Дьяволиада» символ шара имеет несколько иной смысловой оттенок. Шар представляет угрозу для героев с «дьявольской усмешкой» на лице. Символ биллиардного шара появится ещё в начале повести (когда Короткову повредило глаз, он уснул и увидел сон, в котором фигурировал биллиардный шар). Символ шара в контексте «дьявольского смеха» приобретает значение оружия нападения и средства защиты.
В §3 «Смех как необходимая составляющая булгаковской «дьявол иады» рассматриваются мифологемы «смех и одноглазие», «смех и рот». Одной из главных портретных деталей в прозе М.А. Булгакова являются глаза. Глаз имеет прямое отношение к свету. А значит, и сам свет может быть соотнесён с воспринимающим глазом. Мифология поясняет, что смех прочно связан с солнцем-кругом, и если глаз начинает мыслиться как свет, то он также оказывается включённым в магический круг смеха. В повести «Роковые яйца» осмеянию подвергается профессор Персиков. Писатель акцентирует внимание на том, что учёный воспринимает мир лишь одним глазом. Видение науки одним глазом — метафора однобокого подхода к решению проблемы ответственности учёного и государства за использование «открытий». Писатель показал опасность того, что плоды этих открытий присвоят люди непросвещённые и самоуверенные, но обладающие неограниченной властью, — одним словом, «одноглазые». На красном носу Персикова — старомодные маленькие очки, — ещё одно доказательство ограниченного видения. «Старомодность» предстаёт здесь не только как смешное, но и как нечто неистребимое. А в повести «Собачье сердце» писатель восклицает: «О, глаза - значительная вещь! Вроде барометра. Всё видно — у кого великая сушь в душе, кто ни за что, ни про что может ткнуть носком сапога в рёбра, а кто сам всякого боится...». Преображенский — ещё один экспериментатор, человекобог, у которого мировидение оказывается «близоруким». Булгаков высмеивает не только результат эксперимента, но и его создателя.
Образ «подбитого глаза» героя возникает в повести «Дьяволиада». Вокруг Короткова слышится дьявольский смех, и, наконец, уже сам герой смеётся «гулкими раскатами», а бумаги читает только «правым глазом». Короткое один из многих, кто причастен к «дьяволиаде». Мир, сошедший с ума, состоит их таких, как Короткое, который и сам однажды засмеётся «сатанинским смехом». В романе «Белая гвардия» обращают на себя внимание «разные по цвету глаза» поручика Мышлаевского. Но Булгаков использует ещё одну, более глубокую характеристику глаз: «двухслойные глаза» капитана генерального штаба Тальберга. Этот недостаток — некая двухслойность глаз (а значит и души героя; вспомним высказывание Булгакова о глазах в «Собачьем сердце») — явился причиной разлада в семье *
Турбиных: «... образовалась какая-то трещина в вазе турбинской жизни <...> Пожалуй, главная причина этому в двухслойных глазах капитана...». Двойственность глаз подкрепляется Булгаковым и двойственностью смеха Тальберга, что прямо свидетельствует о двуличности героя.
Интерпретация мифологемы «смех и одноглазие» позволяет утверждать, что смех и символ глаза у Булгакова глубоко взаимозависимы. Символика дефекта глаз (отсутствие глаза, «двухслойность глаз» и разный их цвет) углубляет у писателя рождение «дефектного, искусственного смеха», который сопровождает карнавал, разыгрываемый в художественной реальности.
Интересна интерпретация следующей мифологемы - «смех и рот». Согласно концепции Л.В. Карасёва, рот — в символическом понимании не только орган приёма пищи и воспроизведения речи, но и дыхательное отверстие, и зубы. Логика мифа, играющая сходством, объединяет эти крайности, которые переплетаются между собой и дают в концепции учёного совершенно неожиданный эффект. Обряд открытия ротового отверстия при погребении мумии является магическим действием, которое может вернуть умершему жизненную силу.
У Булгакова символ рта характеризует смех «оскалившегося лица». Это искусственный смех, которым смеётся большинство героев булгаковской карнавализованной прозы. Символом такого смеха является машинка, «безмолвно улыбающаяся белыми зубами» в «Дьяволиаде». Многие герои булгаковской «дьяволиады» такие же механические натуры, улыбка которых метафорично обнажает не столько оскал, сколько их марионеточные души и односложные характеры. У Булгакова «безмолвная улыбка с белыми зубами» — постоянный спутник коротковых, персиковых, Преображенских. Она не несёт ни радости, ни удовольствия, ни умиротворения. Такая улыбка -необходимая примета дьяволиады, в условиях которой Человек не может существовать, а мифологема «смех и рот» в данном аспекте соотносится у Булгакова со злом. Здесь писатель провидит неизбежные перспективы в развитии идеологии бездуховности. В повести «Собачье сердце» Филипп Филиппович «захохотал так, что во рту у него засверкал золотой частокол». В таком смехе — явное выражение агрессии. Метафора «золотой частокол» содержит ту же семантику искусственности, углублённую ощущением невозможности вырваться из агрессивной действительности, которая плотно обступила героев-винтиков со всех сторон. «...Сдохну со смеху как собака», — говорит в «Белой гвардии» «смешливый Щур». Сверкание и каскады — характерные составляющие вертепного театра в «Белой гвардии». А в десятой главе «Необыкновенных приключений доктора» сверкают улыбки — сверкают зубы — сверкает серебро. Окружающая героя жизнь сверкает, потому, что вокруг — карнавал, в котором слышится звон, блеск серебра, блеск шашек: «А те глядят, в грудь себя бьют, «зубы скалят», указывают вдаль» и «...улыбаются'». В мифологии белый цвет
имеет смысл смеха, дружелюбной общительности и одновременно насмешки. В прозе М.А. Булгакова 1920-х годов символы рта и зубов объединены вторым значением и выражают дионисийскую природу смеха.
В §4 «Смех в символико-дуалистической системе художественной прозы М.А. Булгакова» исследуется пара противоположностей, которая является самой важной и наиболее широко распространённой из всех символических дуалистических систем. Миф демонстрирует устойчивую связь смеха и повторяющегося движения вверх и вниз. Смех — это спазмы, заставляющие сотрясаться наше тело. Смех — это желание прыгать -«прыгать от радости»; смех - это радостный танец, ритмические движения вверх и вниз. В повести «Собачье сердце» Булгаков сразу вводит две оппозиции — «низ-верх» — бродячий пёс и пролетарии, улица — бельэтаж. Трансформация собаки в «очеловеченное существо» — тоже пример игры «верха и низа». В романе «Белая гвардия» дом №13 по Алексеевскому спуску представлен «верхом и низом» двух разных миров. Низовой (не смеющийся) мир представлен семьёй Лисовичей, верхний (смеющийся) — Турбиных. Смех делит мир, создаёт бесчисленные пары, дублирует явления и объекты. Формы раздвоения смехового мира разнообразны. Одна из них — появление смеховых двойников в «Дьяволиаде»: Кальсонер и Кальсонер II. Два комических персонажа, в сущности, одинаковы. Они похожи, делают одно и то же, неразлучны, оба принадлежат к низовому, кромешному миру миру антикультуры.
Смех находится в едином семантическом поле с символом волос. Эта связь отчасти понятна нам и сегодня. Карасёв утверждает: «Кто хочет рассмешить, взбивает волосы на своей голове; растрепать кому-то волосы — значит одобрительно посмеяться». Миф убеждает: тот, кто смеётся, чаще всего и сам имеет длинные волосы. Смысловая цепочка, соединяющая смех и волосы, становится более понятной, когда мы включаем в неё звенья рождения и роста. Волосы человека или зверя — та же растительность земли, и если смех — это метафора солнца — рождающего и взращивающего травы и деревья, то мифу ничего не остаётся, как соединить смех с темой волос. Булгаковский Короткое в «Дьяволиаде» — «тихий блондин». После первого столкновения с сумбурным миром на лице героя появляется первая «глупая улыбка», и он сбивает волосы на голове — так герой преображается, и мы видим рождение «клоуна», над которым будет насмехаться весь «дьявольский» мир. Смех перестаёт быть радостным. Герой мучительно ищет варианты спасения, а найти их не может. Волосы, вставшие дыбом, олицетворяют магические силы, божественную одержимость или страх, сопровождающийся диким смехом. А растрёпанные волосы символизируют печаль и траур. Обычно тот, кто в мифологической культуре обладает густыми и красивыми волосами (шерстью), владеет удивительной силой и способностью смеяться и возрождать. В романе «Белая гвардия» красивые волосы у спасительниц: Елены Турбиной и Юлии. Если миф связывает
здоровый смех с сильными, красивыми волосами через метафору растительности земли, то жидкие и скудные волосы свидетельствуют об обратном явлении. В повести «Дьяволиада», как и в большинстве булгаковских произведений, автор использует приём «двойничества» персонажей (Кальсонер, Кальсонер II). Кальсонер «был настолько маленького роста, что достигал высокому Короткову только до талии, но примечательнее всего была голова. Она представляла собой точную гигантскую модель яйца, насаженного на шею горизонтально и острым концом вперёд. Лысой она была тоже как яйцо и настолько блестящей, что на темени у неизвестного, не угасая, горели электрические лампочки». Когда появляется «двойник» Кальсонера, мы видим в облике героя новую деталь - бороду. Борода — своеобразная «растительность лица». Казалось, именно эта трансформация наделит Кальсонера II силой, а значит, и здоровым смехом. Но Короткое замечает: «Борода фальшивая — это что же такое?». Оба «двойника» лишены волос: один — с лысой головой, другой — с фальшивой бородой. Они привносят в повесть «дьявольский» смех. Фальшивость в данном случае указывает на псевдовласть и неспособность смеяться. Борода — символ силы и мужества, верховной власти. Кальсонер обладает фальшивой бородой, а значит, и фальшивой властью. Мотив фальшивой бороды пройдёт через всю повесть, а героя будет в такие моменты сопровождать «косая улыбка». Не обладает силой смеха и профессор Персиков в повести «Роковые яйца»: «Голова замечательная, толкачом, лысая, с пучками желтоватых волос, торчащими по бокам». В повести «Собачье сердце» доктор Борменталь ведёт дневник наблюдений за пациентом: «30-го декабря. Выпадение шерсти приняло характер общего облысения...». Собака постепенно становится «неприятно и искусственно» смеющимся существом. Интерпретация мифологемы «смех и волосы» приводит к выводу: автор вкладывает семантику здорового, жизнеутверждающего начала в смех, принадлежащий героям с сильными и красивыми волосами, которые в карнавализованной прозе выступают в качестве метафоры растительности земли - солнечных лучей как символа жизненной силы. Подвижность же границ между низом и верхом в прозе Булгакова сопровождается проявлением смехового начала, природа которого раскрывается через символы, находящиеся в его контексте и сохраняющие «карнавальную закваску».
В «Заключении» подводятся основные итоги работы.
Проза писателя 1920-х годов - карнавализованный смеховой мир - это некий субкультурный контекст, попадая в который, смеющийся герой начинает выстраивать собственную мыслительную деятельность и поведение в соответствии с этим контекстом. Природу этого смеха раскрывает мифология.
Мифологемы «смех и красное», «смех и круг» в художественном мире писателя наделены, безусловно, позитивной семантикой, включающей
возможность реализации положительного начала в мироустройстве посредством смеха.
Интерпретация таких смеховых мифологем, как «смех и рот», «смех и одноглазие», позволяет убедиться в том, что смех булгаковских героев служит средством раскрытия их негативных качеств. Перед нами всего лишь имитация настоящего смеха, за которой проглядывают зловещие смыслы разрушающих сил.
Смеховые мифологемы «смех и волосы», «смех и движение вверх-вниз» дуалистичны, их интерпретация позволяет выявить дисгармонию советского карнавала и двойственную природу самого смеха.
Интерпретация смеховых мифологем позволила убедиться в том, что в художественном мире булгаковской прозы 1920-х годов смех является и неотъемлемой составляющей характеров героев, и самостоятельной художественной «стихией», которая во многом определяет специфику реальности, воссоздаваемой писателем.
Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:
1. Шаталова, C.B. Миф и герменевтика в литературоведческом аспекте
[Текст] / C.B. Шаталова // Аспирант и соискатель [Журнал актуальной научной информации, ISSN 1608-9014]. - M.: Изд-во «Компания Спутник +»,2004. -№ 1 (20). - С. 67-70.
2. Ретуева, Ю.С., Шаталова, C.B. К вопросу об интертекстуальности на
примере романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» [Текст] / Ю.С. Ретуева, C.B. Шаталова // Направленность на саморазвитие и самосовершенствование: Сборник научных статей / Под ред. доктора пед. наук Н.В. Лежнёвой. — Челябинск: Фрегат, 2004. — С. 120-126.
3. Бреусова, A.A., Шаталова, C.B. Мифопоэтические традиции в литературе
[Текст] / A.A. Бреусова, C.B. Шаталова // Направленность на саморазвитие и самосовершенствование: Сборник научных статей / Под ред. доктора пед. наук Н.В. Лежнёвой. — Челябинск: Фрегат, 2004. — С. 116-120.
4. Шаталова, C.B. Повесть «Собачье сердце» М.А. Булгакова как звено в
формировании карнавализованной художнической картины мира писателя [Текст] / C.B. Шаталова // Проблема развития пограничных территорий. Сборник трудов преподавателей ТФ ГОУ ВПО ЧелГУ. — Челябинск: Фрегат, 2005. - С. 81-83.
5. Шаталова, C.B. Смеховые аспекты творчества М.А. Булгакова [Текст] /
C.B. Шаталова // Актуальные проблемы современной науки [Информационно-аналитический журнал, ISSN 1680-2721]. — M. : Изд-во «Компания Спутник +», 2004. - № 6. - С. 169-172.
6. Шаталова, C.B. Смеховая культура в рамках диалога с литературной
наукой [Текст] / C.B. Шаталова // Материалы II Международной научной
конференции «Литература в контексте современности». (Часть 1). — Челябинск: ГОУ IIBO «ЧГПУ», 2005. - С. 235-237. 7. Шагалова, C.B. Мифологема «смех и красное» в символико-мифологической колористике прозы М.А. Булгакова [Текст] / C.B. Шаталова // Третьи Лазаревские чтения: Традиционная культура сегодня: теория и практика: материалы Всерос. науч. конф. с международ, участием. Челябинск, 21-22 февраля, 2006 г.: В 3 ч. / Глав. ред. проф. В.А. Михнюкевич, Челябинск: Челяб. гос. акад. культуры и искусств. -Челябинск, 2006. - 4.2. -£. 120-124.
Подписано в печать 31.10.2006 г. Формат 60x84 1/16. Заказ 1966. Усл. п.л. 1.3. Тираж 110 экз.
Отпечатано в ООО «Типография им. Сыромолотова» 457100. г. Троицк Челябинской области, В/гор.-2, д.2б.
Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Халидова, Рашидат Шахрудиновна
ВВЕДЕНИЕ.
ГЛАВА I. ОБЩЕЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ ЯЗЫКОВЫХ КОНТАКТОВ И ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ ЗАИМСТВОВАННОЙ ЛЕКСИКИ В ДАГЕСТАНСКИХ ЯЗЫКАХ.
1.1. Некоторые теоретические вопросы языковых контактов
1.2. История изучения заимствованной лексики в дагестанских языках.
ГЛАВА II. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА АВАРСКО
АНДИЙСКИХ ЯЗЫКОВЫХ КОНТАКТОВ.
ГЛАВА III. КЛАССИФИКАЦИЯ АВАРСКИХ ЛЕКСИЧЕСКИХ
ЗАИМСТВОВАНИЙ В АНДИЙСКИХ ЯЗЫКАХ.
I. Имена существительные.
1.1. Общественно-политическая терминология.
1.1.1. Административно-юридические термины
1.1.2. Религиозные термины.
1.1.3. Социальные термины.
1.1.4. Термины просвещения, науки и искусства
1.1.5. Термины войны и мира.
1.1.6. Названия этнонимов.
1.2. Лексика, связанная с человеком.
1.2.1. Названия, связанные с профессией, занятием и должностью человека.
1.2.2. Термины родства и свойства.
1.2.3. Названия людей с положительными качествами
1.2.4. Названия людей с отрицательными качествами
1.2.5. Названия, характеризующие душевное состояние человека.
1.2.6. Названия, характеризующие физическое состояние и здоровье человека.
1.2.7. Названия, характеризующие красоту человеческой и окружающей природы.
1.2.8. Названия, характеризующие отрицательные качества людей.
1.2.9. Названия, характеризующие человеческие чувства и состояние окружающей природы
1.2.10. Названия, характеризующие материальное состояние человека.
1.3. Тело человека и животного.
1.4. Домашние животные.
1.5. Животный мир природы.
1.6. Растительный мир.
1.7. Пища и напитки.
1.8. Одежда, обувь и украшения.
1.9. Средства материальной деятельности.
1.10. Предметы домашнего обихода.
1.11. Жилище и хозяйственные постройки.
1.12. Объекты на земле.
1.13. Субстанции неживой природы.
1.14. Время.
1.15. Varia (абстрактные и другие понятия).
И. Имена прилагательные.
2.1. Общество.
2.2. Религия.
2.3. Природа.
2.4. Богатство и бедность.
2.5. Красота.
2.6. Молодость и сила.
2.7. Характеристика людей и животных.
2.8. Положительные черты характера.
2.9. Отрицательные черты характера.
2.10. Вес.
2.11. Вкус.
2.12. Возраст.
2.13. Форма и размер.
2.14. Цвет.
2.15. Varia.
III. Местоимения.
IV. Глаголы.
4.1. Бытие и наличие.
4.2. Обладание.
4.3. Движение.
4.4. Физические и телесные состояния.
4.5. Физические изменения и воздействия.
4.6. Трудовая деятельность и быт.
4.7. Речь и звукопроизводство.
4.8. Физиологические процессы, состояния.
4.9. Восприятие, эмоции.
4.10. Интеллектуальная деятельность.
4.11. Модальность, фазисность.
V. Наречия.
5.1. Наречия образа действия.
5.2. Наречия количества.
5.3. Наречия времени.
5.4. Наречия места.
VI. Служебные части речи.
ГЛАВА IV. СТРУКТУРНО-ГРАММАТИЧЕСКАЯ И
ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ АВАРСКИХ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЗАИМСТВОВАНИЙ В
АНДИЙСКИХ ЯЗЫКАХ.
ГЛАВА V. ФОНЕТИКО-МОРФОЛОГИЧЕСКОЕ ОСВОЕНИЕ АВАРСКИХ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЗАИМСТВОВАНИЙ В
АНДИЙСКИХ ЯЗЫКАХ.
5.1 Фонетическое освоение.
5.2. Морфологическое освоение.
ГЛАВА VI. ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКОЕ ОСВОЕНИЕ
АВАРСКИХ ЗАИМСТВОВАНИЙ В АНДИЙСКИХ
ЯЗЫКАХ.
6.1. Лексическое освоение.
6.2. Семантическое освоение.
Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Халидова, Рашидат Шахрудиновна
Объектом исследования являются результаты контактов аварского и всех бесписьменных андийских (собственно андийского, бот-лихского, годоберинского, каратинского, ахвахского, багвалинского, тиндинского, чамалинского) языков, нашедших отражение в лексико-грамматической структуре последних.
Актуальность исследования. Проблема языковых контактов, важная в теоретическом и практическом отношениях, в настоящее время представляет собой одну из актуальных задач отечественного языкознания. Соответственно, изучение языковых связей на материале на-хско-дагестанских языков имеет важное теоретическое и практическое значение для выяснения общих закономерностей и специфических особенностей взаимодействия и взаимовлияния родственных языков.
В истории дагестанских языков происходили процессы конвергентного развития. Однако в дагестанском языкознании эти процессы пока еще не стали предметом специального изучения, хотя необходимость их исследования и трудности, связанные с этим, указывались в литературе (A.C. Чикобава, Г.А. Климов, И.Х. Абдуллаев и др.). «Изучение процессов конвергенции в дагестанских языках, - отмечает И.Х. Абдуллаев, - должно базироваться на исследовании и обобщении материалов конкретных языков, должны быть выявлены и определенные зоны конвергенции, в особенности там, где проходят языковые границы. В первую очередь следует выявить различные случаи конвергенции, в частности в лексике (начиная с заимствований), затем в морфологии, словообразовании, синтаксисе и т.д.» (1988: 88). В этом плане представляется весьма актуальным исследование связей на межгрупповом уровне близкородственных аварско-андийских языков.
Аварские заимствования отмечены во всех андийских языках. При этом, естественно, имеется общая аварская лексика, характерная или представленная практически во всех андийских (в андийском, ботлих-ском, годоберинском, каратинском, ахвахском, багвалинском, тиндин-ском, чамалинском) языках. Вместе с тем, отдельные группы слов усвоены одним или двумя-тремя языками. Поэтому сбор, фиксация и анализ всех аварских заимствований на уровне лексики, фонетики, морфологии, синтаксиса, словообразования, фразеологии - задача очень обширная и актуальная. Выделение и анализ аварской заимствованной лексики представляется весьма важным для сравнительно-исторического изучения аваро-андо-цезских, шире - дагестанских, языков.
Освещение результатов влияния аварского языка на близкородственные андийские языки представляет несомненный интерес как в плане дагестановедения, так и в плане теории языковых контактов. Вместе с тем оно актуально еще тем, что может оказать неоценимую помощь в исследовании истории формирования аварского и андийских языков, а также и истории происхождения аварцев и андийских народов. Как отмечает В.А. Звегинцев, «по лексическим заимствованиям иногда можно восстановить не только историю отношений того или иного народа с другими народами, но и характер этих отношений. Поэтому лексические заимствования из одного языка в другой часто используются как весьма ценные исторические свидетельства» (1962: 245).
Цели и задачи исследования. Основная цель исследования заключается во всестороннем изучении характерных особенностей фоне-тико-морфологического и лексико-семантического освоения аварских заимствований, выработавшихся в андийских языках в результате многовекового развития в различных исторических условиях.
Исходя из этого намечены следующие основные задачи:
- осветить общелингвистические вопросы заимствования и историю изучения заимствованной лексики в дагестанских языках в целом;
- дать общую характеристику аварско-андийских языковых контактов и установить типы аварско-андийских языковых связей;
- изучить пути и способы проникновения аварских лексических заимствований в собственно андийский, ботлихский, годоберинский, каратинский, ахвахский, багвалинский, тиндинский, чамалинский языки;
- определить примерный объем аварских лексических заимствований в андийских языках;
- дать классификацию аварских лексических заимствований по лексико-тематическому, структурно-грамматическому и хронологическому уровням;
-изучить способы фонетико-морфологического и лексико-семантического освоения аварских лексических заимствований в андийских языках;
- определить в количественном и качественном отношении восточные и русские лексические заимствования, проникшие в андийские языки через аварское языковое посредство.
Научная новизна исследования. В работе впервые монографически исследованы аварские лексические заимствования в собственно андийском, ботлихском, годоберинском, каратинском, ахвахском, баг-валинском, тиндинском, чамалинском языках. В ней на богатом фактическом материале прослеживается история аварско-андийских языковых контактов, характеризуются их лингвистические и экстралингвистические предпосылки, результаты и основные особенности. В настоящем исследовании не только выявляются и анализируются аварские лексические элементы в андийских языках на фонетико-морфологическом и лексико-семантическом уровне, но и проводится их структурно-грамматическая и хронологическая классификация. Помимо этого, в нем определяются отношения фактов аварского языка к определенным спорным вопросам андийских языков, не получивших еще своего однозначного решения.
Степень разработанности темы. В исследованиях дагестано-ведов освещены отдельные стороны языковых связей на уровне дагестанских языков. В этом плане некоторые вопросы аваро-андо-цезских, аварско-арчинских, аварско-лакских, аварско-цахурских языковых контактов изучены в работах И.Х. Абдуллаева, Х.Г. Азаева, М.Е. Алексеева, З.М. Алиевой, Б.М. Атаева, Т.Е. Гудава, И.А. Исакова, З.М. Маго-медбековой, Д.С. Самедова, М.Ш. Халилова и др. В монографии Х.М. Магомаевой и М.Ш. Халилова «Аварские заимствования в некоторых андийских языках» (2005) в общих чертах рассмотрены аварские лексические элементы в ботлихском, годоберинском и чамалинском языках.
Методологическая основа диссертации определяется важностью изучения языка в его взаимоотношениях с другими видами общественной деятельности, с учетом межъязыковых взаимодействий и взаимовлияний в течение исторического процесса развития, сложной внутренней взаимосвязи различных структурных уровней и элементов языка.
Научной базой исследования явились труды отечественных и зарубежных ученых по языковым контактам и языковым союзам. При изложении вопросов аварско-андийских языковых связей мы исходили из теоретических положений, выдвинутых в трудах исследователей по языковым взаимоотношениям (У. Вайнрайх, В.Б. Горнунг, Л.П. Ефремов, Л.П. Крысин, А. Мартине, Е.В.Опельбаум, В.Ю. Розенцвейг, А. Росетти, Э. Хауген, И.Х. Абдуллаев, Н.С. Джидалаев, М.С. Забитов, М.Ш. Халилов, И.И. Эфендиев и др.).
Теоретическая значимость. Исследование аварско-андийских языковых связей имеет важное научно-теоретическое значение. Результаты исследования могут быть использованы, в частности, в сравнительно-исторических исследованиях по дагестанским языкам, поскольку анализ лексических и грамматических параллелей аварского и андийских языков создает возможность разграничения заимствованной лексики от исконной. Материалы исследования обогатят общую теорию языковых контактов конкретными фактами и положениями.
Практическая значимость работы заключается в том, что материалы исследования могут быть использованы при составлении двуязычных и многоязычных и других типов словарей. Результаты работы могут служить базой для дальнейшего сравнительного и сравнительно-исторического исследования аваро-андо-цезских языков, шире - дагестанских языков. Исследование может быть использовано при построении и преподавании курса лексикологии аваро-андо-цезских языков. Кроме того, выводы и положения, полученные в диссертации, могут быть учтены при изучении языковых контактов на уровне других родственных нахско-дагестанских языков.
Методы исследования. В зависимости от исследуемого материала и конкретных целей и задач исследования использованы различные методы, основными из которых являются ареальный, синхронно-описательный, сопоставительный и статический. В необходимых случаях используется сравнительно-исторический метод. Данные методы в совокупности дают возможность подвергнуть анализу вхождения аварских заимствований в лексико-семантическую систему андийских языков и выделить критерии для их разграничения.
Источники и материалы. При исследовании аварско-андийских языковых контактов мы опирались не столько на представленные в разных лингвистических источниках факты, сколько на новые богатые по содержанию и разнородные по характеру материалы, собранные автором. Вместе с тем лингвистический материал для анализа аварских заимствованных слов в андийских языках черпался из фольклорных произведений и научной литературы по андийским языкам, а также из двуязычных словарей по аварско-андийским языкам. В частности, были использованы: аварско-русский словарь М-С.М. Саидова (1967), включающий около 18000 слов; русско-аварский словарь (2003), включающий около 40000 слов; русско-аварский словарь И.А. Исакова и М.-Р. Хайбуллаева (1992), объединивший около 12000 слов; изданные словари по бесписьменным андийским языкам - чамалинско-русский словарь П.Т. Магомедовой (1999), каратинско-русский словарь П.Т. Магомедовой и Р.Ш. Халидовой (2001), багвалинско-русский словарь П.Т.Магомедовой (2003), тиндинско-русский словарь П.Т. Магомедовой (2004), годоберинско-русский словарь П.А. Саидовой (2006) и подготовленные к изданию - ахвахско-русский словарь (П.Т. Магомедова, И.А. Абдулаева), ботлихско-русский словарь (П.А. Саидова). В совокупности эти словари дают достаточно полное представление о лексическом богатстве андийских языков. Некоторые незначительные по объему словарные материалы были обнаружены также в различных грамматических очерках андийских языков и специальных статьях.
Апробация и публикации. Рукопись диссертации обсуждена на расширенном заседании отдела лексикологии и лексикографии Института языка, литературы и искусства им. Г.Цадасы Дагестанского научного центра РАН. Концептуальные положения исследования докладывались на различных научно-практических конференциях и опубликованы в различных научных сборниках: «Достижения и современные проблемы развития науки в Дагестане» (1999), «Педагогический процесс: проблемы и перспективы» (2001), «Язык и общество на пороге нового тысячелетия: итоги и перспективы» (2001), «Актуальные вопросы языка и литературы» (2001), «XI Международный коллоквиум Европейского общества кавказоведов» (2002), «Вестник Дагестанского научного центра РАН» (2005), «Материалы юбилейной научной конференции, посвященной 80-летию Института ЯЛИ им. Г.Цадасы ДНЦ
РАН» (2005), «Контактологический словарь: национально-русские языковые связи» (2006) и т.д.
Решение поставленных задач обусловило структуру диссертационного исследования. Работа состоит из введения, шести глав, заключения, а также списков использованной литературы и принятых сокращений. Общий объем работы - 329 страниц компьютерного текста.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Аварско-андийские языковые контакты"
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Как известно, историко-сравнительное изучение базируется на выявлении и исследовании процессов дивергенции. Однако развитие языков происходит и в условиях взаимовлияния и взаимодействия, т.е. в условиях конвергентного развития языков.
Взаимодействие и взаимосвязи дагестанских и кавказских языков с различными языками на межгрупповом и внутригрупповом уровне в условиях экономических, политических и культурных связей народов и народностей в определенной степени оказало влияние на лексику и грамматику контактирующих языков.
По многим дагестанским языкам проводились и проводятся основные и целенаправленные исследования по изучению иноязычной (восточной, армянской, грузинской и русской) лексики. Сравнительно меньше работ по изучению взаимосвязей и взаимовлияния родственных дагестанских языков между собой. Соответственно, проблема внутригрупповых и, в особенности межгрупповых, языковых связей на уровне дагестанских, в том числе аваро-андо-цезских, языков является одним из основных аспектов историко-лингвистического изучения дагестанских языков и имеет как самое непосредственное практическое, так и теоретическое значение.
Как известно, дагестанские языки делятся на аваро-андо-цезские, лезгинские и лакско-даргинский языки. Внутри первой языковой группы выделяется близкородственная аваро-андийская подгруппа. После распада аваро-андийской языковой общности между аварским и андийскими языками продолжались и продолжаются языковые контакты, следы которого отражаются на грамматике и, особенно на лексике, андийских языков. Аварский язык с древних времен и по сей день является языком более высокого социального престижа и имеет давние литературные традиции. Вместе с тем в регионе проживания андо-цезов он служит языком межэтнического общения для этих народностей.
Естественно, это явилось основой для возникновения аваро-андийских двуязычий, которое обусловило проникновение в бесписьменные андийские языки большого числа аварских лексических элементов. Наряду со словарными заимствованиями отмечаются некоторые фонетические, морфологические, словообразовательные и синтаксические элементы контактного характера, а также кальки, полукальки и семантические заимствования.
Аварская заимствованная лексика в рассматриваемых андийских -в собственно андийском, ботлихском, годоберинском, каратинском, ах-вахском, багвалинском, тиндинском и чамалинском - языках представлена не одинаково. В андо-ботлихско-годоберинской генетической подгруппе лексические заимствования многочисленны в ботлихском и годоберинском языках; в ахвахско-каратинской подгруппе - в каратинском языке; в багвалинско-тиндинско-чамалинской подгруппе они представлены в одинаковой степени. Сравнительно малочисленны лексические проникновения в андийском и ахвахском языках.
Семантика андийских аваризмов варьируется очень широко, отражая самые разнообразные сферы человеческой деятельности и окружающей природы. Анализ аварских лексических заимствований в андийских языках позволяет выделить следующие предметно-тематические группы и подгруппы по сфере их употребления:
I. Имена существительные 1.1. Общественно-политическая терминология: а) административно-юридические термины; б) религиозные термины; в) социальные термины; г) термины просвещения, науки и искусства; д) термины войны и мира; е) названия этнонимов.
1.2. Лексика, связанная с человеком: а) названия, связанные с профессией, занятием и должностью человека; б) термины родства и свойства; в) названия людей с положительными качествами; д) названия людей с отрицательными качествами; е) названия, характеризующие душевное состояние человека ё) названия, характеризующие физическое состояние и здоровье человека; ж) названия, характеризующие красоту человеческой и окружающей природы; з) названия, характеризующие отрицательные качества людей; и) названия, характеризующие человеческое чувство и состояние окружающей природы; й) названия, характеризующие материальное состояние человека.
1.3. Тело человека и животного: а) названия, связанные с головой и шеей; б) названия, связанные с телом и туловищем; в) названия конечностей; г) названия внутренних органов и костей; д) названия, характеризующие поверхность тела; е) названия мягких субстанций и выделений.
1.4. Домашние животные: а) названия мелкого рогатого скота; б) названия, связанные с лошадью и ослом; в) названия прочих домашних животных.
1.5. Животный мир природы: а) названия зверей; б) названия птиц; в) названия насекомых и пресмыкающихся.
1.6. Растительный мир: а) названия деревьев и кустарников; б) названия трав; в) названия плодов и овощей; г) названия злаков.
1.7. Пища и напитки.
1.8. Одежда, обувь и украшения.
1.9. Средства материальной деятельности: а) названия орудий, инструментов и вспомогательных материалов; б) названия оружий и охотничьих принадлежностей; в) названия нош, средств передвижения и снаряжений для лошади; г) названия металлов и топлива.
1.10. Предметы домашнего обихода.
1.11. Жилище и хозяйственные постройки: а) названия, связанные с селением и домом; б) названия хозяйственных построек в) названия полей.
1.12. Объекты на земле: а) названия географических и астрономических объектов; б) названия водных объектов.
1.13. Субстанции неживой природы: а) названия, связанные с землей и камнями; б) названия воды и ее производные; в) названия, связанные с огнем, светом и ветром.
1.14. Время.
1.15. Varia (абстрактные и другие понятия).
II. Имена прилагательные: а) общество; б) религия; в) природа; г) богатство и бедность; д) красота; е) молодость и сила; ё) характеристика людей и животных; ж) положительные черты характера; з) отрицательные черты характера; и) вес; й) вкус; к) возраст; л) форма и размер; м) цвет; н) varia.
III. Местоимения.
IV. Глаголы: а) бытие и наличие; б) обладание; г) движение; д) физические и телесные состояния; е) физические изменения и воздействия; ё) речь и звукопроизводство; ж) физиологические процессы, состояния; з) восприятие, эмоции и) интеллектуальная деятельность; й) модальность, фазисность.
V. Наречия: а) наречия образа действия; б) наречия количества; в) наречия времени; г) наречия места.
VI. Служебные части речи
Основная масса аваризмов - это непроизводные (простые) основы. К ним примыкают производные слова, сложные и составные основы, словосочетания, отдельные устойчивые выражения, фразеологические и идиоматические обороты, а также некоторые фразовые примеры типа пословиц, поговорок и крылатых выражений. Установить точные структурные данные аварских лексических единиц, тем более на уровне каждого из языка андийской подгруппы, весьма сложно. Однако примерный подсчет заимствований показывает, что простые лексемы, какими они являются в языке-источнике, составляют примерно пятьсот единиц, производные основы (аваризмы с разными слово- и формообразовательными аффиксами) достигают до четырехсот единиц, сложные слова (композиты) разных моделей и типов образования составляют около двухсот единиц, а словосочетания (прямые заимствования, кальки, полукальки) - более ста единиц.
Лексика, заимствованная из аварского языка андийскими, усваивалась в разные периоды их исторического развития. Условно периоды проникновения аварских лексических заимствований можно разделить на два этапа: ранний и поздний (современный). При этом основной слой заимствований приходится на современный период (в основном на XX столетие).
В принципе существование более ранних контактов аварского и андийских языков не исключается. Соответственно, некоторые авариз-мы проникали в период общеандийского единства. Затем, после распада праязыкового состояния, заимствования оформлялись фонетическими нормами каждого языка. Проследить этот процесс весьма сложно и трудно из-за отсутствия письменных источников по аваро-андийским языкам.
Одним из критериев хронологизации аваризмов является его наличие во всех андийских языках. Такие слова, на наш взгляд, усвоены в более древний период. Другим основанием отнесения аваризма к более раннему периоду можно считать полное фонетическое освоение, при котором происходят сильные фонетические изменения облика аварского слова. Иноязычная лексика, проникшая через аварское языковое посредство, можно подразделить на более ранние (восточные заимствования) и поздние (русизмы) и т.д.
Среди основных вопросов языковых связей является вопрос о фо-нетико-морфологическом и лексико-семантическом освоении иноязычной лексики. Хотя аваро-андийские языки являются близкородственными, однако фонемы и их соответствия не совсем одинаковы. Вместе с тем из-за языковой близости аварские лексические заимствования легко усваиваются андийскими языками. В одних языках, например в ботлихском, годоберинском и тиндинском, они не подвергаются сильным фонетическим изменениям, а в других - в ахвахском, багвалинском и ча-малинском - аваризмы подвергаются иногда сильным фонетическим изменениям.
В области гласных для андийских аваризмов характерны: чередование (субституция) гласных в корне и в слове, наращение ауслаутных вокалов в основе, вставки гласных в инлаутных консонантных комплексах, усечение ауслаутных гласных в основе, выпадение инлаутных гласных в основе, назализация инлаутных и ауслаутных гласных, долгота, ассимиляция, диссимиляция.
В области согласных для андийских аваризмов характерны: чередование (субституция) смычных, спирантов, аффрикат и сонорных, взаимозамены сонорных и смычных согласных в слове, наращение согласных и слогов в ауслауте слова, вставки согласных и слогов инлауте слова, выпадение анлаутных, инлаутных и ауслаутных согласных в слове, аффрикатизация, спирантизация, деспирантизация, палатализация, геминация, дегеминация, удвоение согласных и обратный процесс, аб-руптивизация, дезабруптивизация, ассимиляция и диссимиляция, лабиализация и делабиализация, метатеза.
Морфологическое освоение аварских заимствований обычно проявляется в том, что они включаются в грамматическую систему андийских языков, приобретая свойственные исконным словам словоизменительные характеристики. Аваризмы входят в соответствующие лексико-грамматические классы (части речи), получая характерные для них морфологические признаки. Большая часть пополняет класс имен существительных, прилагательных, глаголов, наречий, в меньшей степени - остальных частей речи.
С точки зрения словоизменения, усвоенные существительные подчиняются закономерностям, действующим в рассматриваемых андийских языках: они включаются в систему грамматических классов, присоединяют форманты множественности и склоняются по основным и локативным падежам как исконные слова. В глагольной лексике ава-ризмы, приобретая слово- и формообразовательные аффиксы, имеют полные парадигмы спряжений. Некоторая часть заимствований функционирует в качестве составной части сложных глаголов.
Лексическая освоенность аварских заимствований проявляется в их способности создавать новые слова путем использования собственных словообразовательных средств, таких как суффиксация, словосложение и конверсия. В аваризмах суффиксальный способ деривации является самым распространенным приемом производства новых слов. Наиболее многочисленны словообразовательные аффиксы в именах существительных, прилагательных и глаголах ботлихского, годоберин-ского, каратинского и чамалинского языков. В большинстве андийских языков с заимствованными аварскими основами образуются сложные слова (композиты и повторы), которые дифференцируются на сложные имена существительные, сложные имена прилагательные, сложные глаголы и сложные наречия. Некоторые аварские этимоны при заимствовании переходят в другие части речи: имена существительные —> наречия, имена прилагательные —> имена существительные и наречия, наречия —> имена существительные и имена прилагательные, местоимение —»частица, деепричастия —> наречия.
Многозначные аварские слова, проникнув в андийские языки, в одном или двух и более значениях, уже внутри этих языков приобретают новую семантику. В дальнейшем, в ходе самостоятельного развития заимствованные слова, сохранив свое значение, под влиянием ряда лингвистических и экстралингвистических факторов приобретают специфические значения в лексике андийских языков. Языковой материал показывает, что семантические изменения аварских заимствований, различаясь качественно, количественно не обнаруживают каких-либо значительных различий.
Аваризмы в семантической системе андийских языков характеризуются следующими особенностями:
Сужение семантического объема слова является основным видом смыслового преобразования аварских заимствованных слов, то есть в процессе поступления в андийские языки они упрощают свою семантическую структуру, присущую им в языке-источнике. При этом сужение сопровождается уменьшением количества значений слова, либо выражается в сужении номинативной функции слова.
Процесс расширения значений заимствованных слов можно объяснить общим развитием материальной и духовной культуры носителей андийских языков, в связи, с чем возникает необходимость обозначить новые понятия, входящие в язык в процессе языковых контактов. Часть этих новых понятий в той или иной мере вытекает из значений заимствованных слов, имеет с ними прямую логическую связь.
Характерным явлением для аваризмов является и изменение значений, то есть утрата заимствованиями своих исконных понятий и приобретение ими новых значений в андийских языках. Анализ заимствований, лексические значения которых смещены, показывает, что в них часто прослеживается семантическая связь со своими этимонами.
Системность заимствованных слов проявляется в их синонимических связях с лексикой андийских языков. Аварские заимствования образуют многочисленные синонимические пары с исконными словами. Антонимы, в отличие от синонимов, представляют собой явление универсальное и образуют антонимические пары не в результате тех или иных процессов в лексике и фонетике, а вследствие логического противопоставления слов. В отдельных случаях аваризмы выступают и в качестве омонимов.
В отличие от лексики, в области фонетики, морфологии и словообразования андийских языков влияние аварского языка незначительно
Х.Г. Азаев, М.Е. Алексеев, З.М. Магомедбекова, П.Т. Магомедова, З.М. Алиева, Х.М. Магомаева и М.Ш. Халилов и др.).
Вышеизложенное позволяет заключить, что аварские лексические заимствования образуют существенный пласт лексико-семантической системы андийских языков, выполняя в них значительную функциональную нагрузку. С точки зрения адаптированности, они полностью приспособлены к фонетико-морфологической и лексико-семантической системам андийского, ботлихского, годоберинского, каратинского, ах-вахского, багвалинского, тиндинского и чамалинского языков.
Таким образом, проведенное исследование является попыткой специального монографического изучения аварско-андийских языковых взаимоотношений. И, естественно, оно не может претендовать на исчерпывающее освещение всех проблем. Перед дагестановедами открывается широкое поле деятельности для дальнейшего более углубленного и детального анализа языковых контактов не только на уровне аваро-андийских, но и остальных дагестанских языков. Проблемы конвергенции в дагестанских языках заслуживают более пристального внимания и специальных исследований.
Список научной литературыХалидова, Рашидат Шахрудиновна, диссертация по теме "Языки народов Российской Федерации (с указанием конкретного языка или языковой семьи)"
1. Абаев В.И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. М.: Наука. Т. 1, 1958; Т. 2, 1974; Т. 3, 1979; Т. 4, 1989.
2. Абдулжалилов И.Г. Функциональные особенности арабских лексических элементов в современном аварском литературном языке: Ав-тореф. дисс. канд. филол. наук. Махачкала, 2002.
3. Абдуллаев А.К. О двух суффиксах в цезском языке, заимствованных из аварского языка // журнал "Гьудуллъи" ("Дружба"), 1980. № 4 (На авар. яз.).
4. Абдуллаев А.К. Словообразование в цезском языке: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Махачкала, 1981.
5. Абдуллаев И.Х. К истории названия пророка в дагестанских языках//Этимология 1970.-М., 1972.
6. Абдуллаев И.Х. К генезису суффиксов отвлеченных имен существительных в лакском языке // Очерки по морфологии иберийско-кавказских языков. Тбилиси, 1981.
7. Абдуллаев И.Х. О процессах конвергенции в дагестанских языках // Перестройка и гуманитарные науки в Дагестане. Тез. докл. Махачкала, 1988.
8. Абдуллаев И.Х. К истории одного миграционного культурного термина в языках Кавказа // Историко-лингвистические связи народов Кавказа и проблемы языковых контактов. Тез. докл. Грозный, 1989.
9. Абдуллаев И.Х. Аварско-лакские языковые связи: архаизмы или инновации // IX Международный коллоквиум Европейского общества кавказоведов. Тез. докл. Махачкала, 1998.
10. Абдуллаев И.Х. Аваризмы в словаре А. Каяева // Актуальные проблемы синхронного, диахронического и контактного анализа языков Дагестана и Северного Кавказа на пороге III тысячелетия. Махачкала, 2001.
11. Абдуллаев И.Х. Межкавказский лексический фонд и дагестанские языки // Современные проблемы кавказского языкознания и тюркологии. Тез. докл. Махачкала, 1997.
12. Абдуллаева H.A. Ратлубский говор ахвахского языка: Автореф дисс. канд. филол. Наук. Махачкала, 2002.
13. Абдулхалимова P.O. Развитие и становление аварской терминологии: Автореф. дис. канд. филол. наук. Махачкала, 2002.
14. Абдушелишвили М.Г. Об эпохальной изменчивости антропологических признаков // КСИЯ. Вып. 33. Тбилиси, 1975.
15. Абукаров Ш.Г. Тюркские заимствования в лезгинском языке: Автореф. дис. канд. филол. наук. Махачкала, 1997.
16. Агларов М.А. Сельская община в Нагорном Дагестане: исследование взаимоотношения форм хозяйства, социальных структур этноса. -М., 1988.
17. Агларов М.А. Этногенез в свете политантропологии и этнонимии в Дагестане. Махачкала, 1998.
18. Агларов М.А. Андийцы. XIX- нач. XX вв.: Историко-этнографическое исследование. Махачкала, 2002.
19. Азаев Х.Г. Словообразование и лексика ботлихского языка: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Тбилиси, 1975.
20. Айтберов Т.М., Оразаев Г. М.-Р. Тюркизмы в аварском языке XII в. (По данным перечня имущества княгини Кихилей) // Тюркско-дагестанские языковые контакты. Махачкала, 1982.
21. Айтберов Т.М. Аваро-арабская надпись из сел. Корода (XIII -XIV вв.) // Эпиграфика Востока. Вып. XXIII. М., 1985.
22. Алексеев М.Е. Сравнительно-историческая грамматика лезгинских языков. М.: Наука, 1985.
23. Алексеев М.Е. Сравнительно-историческая морфология аваро-андийских языков. М.: Наука, 1988.
24. Алексеев М.Е. Внутригрупповые контакты и сравнительно-историческая грамматика // Проблемы языкового контактирования в конкретных полиэтнических регионах СССР. Всесоюзная научная конференция. Тез. докл. Махачкала, 1991.
25. Алексеев М.Е. Андийские языки (общие сведения) // Дагестан: село Хуштада. М., 1995.
26. Алексеев М.Е. Нахско-дагестанские языки // Языки мира: Кавказские языки. М.: Academia, 1999.
27. Алексеев М.Е. Андийские языки // Языки мира: Кавказские языки. -М.: Academia, 1999.
28. Алексеев М.Е., Атаев Б.М. Аварский язык. М.: Academia, 1998.
29. Алексеев М.Е. Сравнительно-историческая морфология нахско-дагестанских языков. Категория имени. М.: Academia, 2003.
30. Алексеев М.Е. Проблема внутригрупповых заимствований в языках лезгинской группы // Проблемы общего и дагестанского языкознания. Махачкала, 2005. Вып. 3.
31. Алиева З.М. Словообразование в чамалинском языке: Автореф. дисс. канд. филол. наук.- Махачкала, 2002.
32. Алиева З.М. Словообразование в чамалинском языке.- Махачкала,2003.
33. Алимова Б.М., Магомедов Д.М. Ботлихцы. XIX нач. XX вв.: Ис-торико-этнографическое исследование. - Махачкала, 1993.
34. Алимова Б.М., Лугуев С.А. Годоберинцы. XIX нач. XX вв.: Исто-рико-этнографическое исследование. - Махачкала, 1999.
35. Алиханов С.З. О роли суффикса -лъи в словообразовании аварского языка // V конференция молодых ученых. Тез. докл. Махачкала, 1985.
36. Амарова Г.Г. Заимствование и его роль в развитии синонимии: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Баку, 1975.
37. Апресян Ю.Д. К проблеме синонима // Вопросы языкознания. № 6,1957.
38. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. М., 1974. Аристова В.М. Англо-русские языковые контакты (Англизмы в русском языке) - Л., 1972.
39. Асланов A.M. Взаимоотношения азербайджанского и цахурского языков (на материале закатальско-кахских говоров): Автореф. дисс. канд. филол. наук. Баку, 1965.
40. Асланов A.M. Взаимодействие азербайджанского языка с другими языками на территории Азербайджанской ССР: Автореф. дисс. докт. филол. наук. Баку, 1982.
41. Атаев В.М. Аварцы: История. Язык. Письменность. Махачкала, 1966а.
42. Атаев Б.М. Морфология аваро-андо-цезских языков. Махачкала,19666.
43. Атаев Б.М. Очерки по истории формирования литературного аварского языка. Махачкала, 2000.
44. Атаев Д.М. Нагорный Дагестан в раннем средневековье. Махачкала, 1961.
45. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1966. Ахмеднабиев А. У. История каратинского вольного общества. -Карата, 2003.
46. Ахунзянов Э. Русские заимствования в татарском языке. Казань,1968.
47. Баламамедов А.-К. С. Социолингвистический аспект сопоставительного исследования заимствованной лексики // Сравнительно-сопоставительное исследование лексики. Махачкала, 1992.
48. Балкаров Б.Х. Лексические встречи адыгских языков с дагестанскими // Уч. зап. КБНИИ гуманитарных исследований. Серия филологическая. Нальчик, 1964. Т. 20.
49. Баскаков H.A. Двуязычие и проблемы взаимопроникновения различных уровней при взаимодействии языков // Проблемы многоязычия. -М., 1972.
50. Биржакова Е.Э., Воинова J1.A., Кутина JI.J1. Очерки по исторической лексикологии русского языка XVIII века // Языковые контакты и заимствования. Л., 1972.
51. Блумфилд Л. Язык. М., 1968.
52. Бодуэн де Куртенэ H.A. Избранные труды по общему языкознанию. ТТ. 1-2, М., 1963.
53. Бокарев A.A. О классных показателях в аваро-андо-цезских языках // Язык и мышление. М.-Л., 1940. Т. 10.
54. Бокарев A.A. Очерк грамматики чамалинского языка. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1949.
55. Бокарев Е.А. Цезские (дидойские) языки Дагестана. М.: Изд-во АН СССР, 1959.
56. Бокарев Е.А. Дагестанские языки. Введение // Языки народов СССР. Т. 4. Иберийско-кавказские языки. М., 1967.
57. Будагов P.A. Слово и его значение. Л., 1947.
58. Будагов P.A. Сравнительно-семасиологические исследования. -М., 1963.
59. Будагов P.A. Процессы развития в языке. М.-Л., 1965.
60. Булаховский JJ.A. Русский литературный язык первой половины XIX в.-М., 1954.
61. Бутина P.M. К проблеме контактов языков (на материале лексических элементов в английском языке): Автореф. дисс. канд. филол. наук.-Алма-Ата, 1971.
62. Вайнрайх У. О семантической структуре языка // Новое в лингвистике. Вып. 5, М., 1970.
63. Вайнрайх У. Языковые контакты: Состояние и проблемы исследования. Киев: Высшая школа, 1979.
64. Вандриес Ж. Язык. М., 1937.
65. Василевская И.К. К методологии изучения заимствований // Изв. АН СССР. Серия литературы и языка. Т. 26. Вып. 2, 1967.
66. Верещагин Е.М. Психологическая и методологическая характеристика двуязычия // Изв. Московского Университета. М., 1969.
67. Виноградов В.В. Основные типы лексических значений слов // ВЯ, № 5, 1953.
68. Виноградов В.В. Лексикология и лексикография. Избранные труды.-М., 1977.
69. Виноградова О.И., Климов Г.А. Об арменизмах в дагестанских языках // Этимология 1977. М., 1979.
70. Виноградова О.И. Древние лексические заимствования в дагестанских языках: Автореф. дисс. канд. филол. наук. -М., 1982.
71. Вопросы языковых контактов (Северокавказский ареал).- Черкесск: Кар.-Черк. отд. Ставроп. книжн. изд-ва. 1982.
72. Гаджиев М.Г. Северо-Восточный Кавказ как географическая и этнокультурная область // Древние культуры Северо-Восточного Кавказа. -Махачкала, 1985.
73. Гаджиева Д. Р. Заимствованные имена прилагательные в аварском языке // "Дружба", 1977. № 2-3 (На кумык, яз.).
74. Гайдаров Р.И. Лексика лезгинского языка. Махачкала: Дагкни-гоиздат, 1966.
75. Гайдаров Р.И. Лингвистические контакты лезгин и азербайджанцев и их роль в развитии и обогащении лезгинского языка // Вопросы тюркских языков и взаимоотношения их с другими языками. Баку, 1972.
76. Гайдаров Р.И., Гасанова P.P. Арабский пласт лексики агульского языка. (Исследование. Словарь. Тексты). Махачкала, 1996.
77. Гамзатов Г.Г. Бесписьменный, но живой, реальный (предисловие к серии "Бесписьменные языки Дагестана") // Бежтинско-русский словарь. Махачкала, 1995.
78. Гамзатов Г.Г. Лингвистическая планета Дагестана. Этноязыковой аспект освоения. М.: Наука, 2005.
79. Гамзатов Р.Э. Языковая жизнь народов Дагестана. Махачкала,1986.
80. Гарунова К.И. Названия некоторых деревьев, кустарников и их плодов в южном наречии аварского языка // Проблемы отраслевой лексики дагестанских языков: Названия деревьев, кустарников и трав. -Махачкала, 1989.
81. Гасанова A.M. Термины родства и свойства в ботлихском, годобе-ринском и андийском языках // Проблемы отраслевой лексики дагестанских языков: Термины родства и свойства. Махачкала, 1985.
82. Гасанова A.M. Соматическая терминология ботлихского языка // Проблемы отраслевой лексики дагестанских языков: Соматические термины. -Махачкала, 1986.
83. Гасанова A.M. Названия деревьев, кустарников и трав в ботлихском языке // Проблемы отраслевой лексики дагестанских языков: названия деревьев, трав и кустарников. Махачкала, 1989.
84. Гасанова Г.Ш. Именная синонимия лезгинского и арабского языков: Автореф. дис. канд. филол. наук. Махачкала, 2004.
85. Гецадзе И.О. Следы ареальных контактов в грамматических явлениях // Проблемы ареальных контактов и социолингвистики. Л., 1978.
86. Гецадзе И.О. Особенности ареального распределения лингвистических явлений в условиях языкового взаимодействия: На материале иберийско-кавказских языков // Взаимодействие лингвистических ареалов: Теория, методика и источники исследования. Л., 1980.
87. Гинзбург P.C. О взаимосвязях лингвистического и экстралингвистического в лексике // Иностранные языки в школе, № 5, 1972
88. Горнунг В.Б. К вопросу о типах и формах взаимодействия языков // Доклады и сообщения Института языкознания АН СССР. М., 1952. №2.
89. Гринберг Д. Изучение языковых контактов в Африке // Новое в лингвистике. М., 1972. Вып. 6.
90. Гудава Т.Е. Фонетические изменения показателя грамматического класса в аварском и андийских языках // Иберийско-кавказское языкознание. 1955. Т.7.
91. Гудава Т.Е. К изменению лабиализованных согласных в аварском и андийских языках // Иберийско-кавказское языкознание. 1956. Т.8.
92. Гудава Т.Е. К вопросу о фарингальных согласных в аварском и андийских языках // Иберийско-кавказское языкознание. 1958. Т. 9-10.
93. Гудава Т.Е. Сравнительный анализ глагольных основ в аварском и андийских языках. Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1959.
94. Гудава Т.Е. Ботлихский язык. Тбилиси: Мецниереба, 1962. На груз. яз.
95. Гудава Т.Е. Консонантизм андийских языков. Тбилиси: Мецниереба, 1964а.
96. Гудава Т.Е. О грузинско-аварских встречах // Сообщения АН Груз. ССР. 19646. Т. 15. №10. На груз. яз.
97. Гудава Т.Е. Андийские языки. Введение // Языки народов СССР. Т. 4. Иберийско-кавказские языки. М., 1967.
98. Гудава Т.Е. Из истории корреляции «сильный-слабый» в аварско-андийско-дидойских языках // Ежегодник иберийско-кавказского языкознания. 1974. Т. 1.
99. Гудава Т.Е. Историко-сравнительный анализ консонантизма ди-дойских языков. Тбилиси: Мецниереба, 1979.
100. Десницкая A.B. К теории языковых контактов // Вопросы иранской и общей филологии. Тбилиси, 1977.
101. Дешериев Ю.Д. Закономерности развития литературных языков народов СССР в советскую эпоху. Развитие общественных функций литературных языков. М., 1976.
102. Дешериев Ю.Д., Протченко М.Ф. Основные аспекты исследования двуязычия и многоязычия // Проблемы двуязычия и многоязычия. М., 1972.
103. Джавахишвили И.А. Основные историко-этнографические проблемы истории Грузии, Кавказа и Ближнего Востока древнейшей эпохи //ВДИ. № и. м., 1939.
104. Джидалаев Н.С. К характеристике тюркского лексического влияния на дагестанские языки // Вопросы тюркских языков и взаимоотношения их с другими языками. Баку, 1972.
105. Джидалаев Н.С. К характеристике тюркско-дагестанских языковых контактов: Автореф. дисс. докт. филол. наук. Баку, 1972.
106. Джидалаев Н.С., Алиханов С.З. Генезис аварского словообразовательного суффикса -чи // Тюркско-дагестанские языковые взаимоотношения. Махачкала, 1985.
107. Джидалаев Н.С. Тюркизмы в дагестанских языках: Опыт истори-ко-этимологического анализа. М.: Наука, 1990.
108. Джидалаев Н.С. Тенденции функционального развития языков в дореволюционном Дагестане. Махачкала, 2004.
109. Дирр A.M. Краткий грамматический очерк андийского языка. Тифлис, 1906.
110. Дирр A.M. Материалы для изучения языков и наречий андо-дидойской группы // СМОМПК. Тифлис, 1909. Вып. 40.
111. Дьяконов И.М. Ассирийско-вавилонские источники по Урарту // Вопросы древней истории. 1951. № 2-4. Анналы Саргона II.
112. Дьяконов И.М., Старостин С.А. Хуррито-урартские и восточно-кавказские языки // Древний Восток: этнокультурные связи. М., 1988.
113. Ефремов Л.П. Сущность лексического заимствования и основные признаки освоения заимствованных слов: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Алма-Ата, 1959.
114. Жирков Л.И. Словообразование в аварском языке // Языки Дагестана. -Махачкала, 1948. Вып. 1.
115. Забавников Б.И. Французские заимствования и их освоение в современном немецком языке: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Калинин, 1971.
116. Забитое С.М., Эфендиев ИИ. Словарь арабских и персидских заимствований в лезгинском языке. Махачкала, 2000.
117. Забитое С.М. Арабизмы в лексике восточнокавказских языков. -М.: Советский писатель, 2001.
118. Загиров В.М. Историческая лексикология языков лезгинской группы. -Махачкала: Дагучпедгиз, 1987.
119. Зеегинцев В.А. Очерки по общему языкознанию. М., 1962.
120. Ибрагимова Э.Р. Арабизмы в табасаранском языке. Махачкала,2003.
121. Ионова С.Х. Лексические связи абазинского языка с кабардино-черкесским: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Махачкала, 1982.
122. Исаков И.А., Халилов М.Ш. Некоторые особенности освоения аварских заимствований дидойцами // Материалы научной сессии, посвященной по итогам экспедиционных исследований в Дагестане 19781979гг. Махачкала, 1981.
123. История Дагестана. Т. 1. М., 1967.
124. История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. М.: Наука, 1988.
125. История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. 1917г.). -М.: Наука, 1988.
126. Казиев Г.К. Лексика аварского языка. Махачкала: Дагучпедгиз, 1969 (На авар. яз.).
127. Калинин A.B. Лексика русского языка. -М.: Русский язык, 1971.
128. Кибрик А.Е., Кодзасов C.B., Оловянникова И.П., Самедов Д.С. Опыт структурного описания арчинского языка. М.: Изд-во МГУ, 1977. Т. 1.
129. Кибрик А.Е., Кодзасов C.B. Сопоставительное изучение дагестанских языков. Глагол. М., 1988.
130. Кибрик А.Е., Кодзасов C.B. Сопоставительное изучение дагестанских языков. Имя. Фонетика. М., 1990.
131. Alexandr Е. Kibrik (editor) Godoberi (lincom Studies in Caucasian Languages 2). München-Newcastle: LINCOM Europa, 1996 (Кибрик A.E. Годоберинский язык).
132. Климов Г.А. Кавказские языки. М.: Наука, 1965.
133. Климов Г.А. Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка. М., 1970.
134. Климов Г.А. Вопросы методики сравнительно-генетических исследований. Л.: Наука, 1971.
135. Климов Г.А. Введение в кавказское языкознание. М.: Наука,1986.
136. Климов Г.А., Алексеев М.Е. Типология кавказских языков. М.: Наука, 1980.
137. Климов Г.А. О задачах ареального кавказоведения // Историко-лингвистические связи народов Кавказа и проблемы языковых контактов. Тез. докл. Грозный, 1989.
138. Климов Г.А., Халилов М.Ш. Словарь кавказских языков: сопоставление основной лексики. М.: Восточная литература, 2003.
139. Кодухов В.И. Методы лингвистических исследований. М., 1978.
140. Крысин Л.П. К определению терминов «заимствование» и «заимствованное слово» // Развитие лексики русского литературного языка. -М., 1965.
141. Крысин Л.П. Иноязычные слова в современном русском языке. -М., 1968.
142. Кубатов А.Б. Лексическое взаимоотношение азербайджанского и лезгинского языков (На материале кубинских говоров): Автореф. дисс. канд. филол. наук. Баку, 1973.
143. Курбатаева Н.Б., Эфендиев И.И. Словарь арабских и персидских лексических заимствований в лакском языке. Махачкала, 2002.
144. Лотте Д. С. Вопросы заимствования и упорядочения иноязычных терминов и терминоэлементов. -М., 1982.
145. Магаррамова М. Д. Арабские лексические единицы в цахурском языке: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Махачкала, 2005.
146. Магомаева X. М., Халилов М.Ш. Фонетико-морфологическое влияние аварского языка на некоторые андийские языки // Вестник Дагестанского государственного университета. Махачкала, 2004.
147. Магомаева X. М., Халилов М.Ш. Аварские заимствования в некоторых андийских языках. Махачкала, 2005.
148. Магомедбекова З.М. Ахвахский язык (Грамматический анализ, тексты, словарь). Тбилиси: Мецниереба, 1967а.
149. Магомедбекова З.М. Чамалинский язык // Языки народов СССР. Т. 4. Иберийско-кавказские языки. -М., 19676.
150. Магомедбекова З.М. Ахвахский язык. Тбилиси. 1967.
151. Магомедбекова З.М. О некоторых особенностях глагола в гигат-линском диалекте чамалинского языка // Иберийско-кавказское языкознание. Тбилиси, 1968. Т.6.
152. Магомедбекова З.М. Каратинский язык (Грамматический анализ, тексты, словарь). Тбилиси: Мецниереба, 1971.
153. Магомедбекова З.М. О контактах между аварским и андийскими языками // Материалы пятой региональной научной сессии по истори-ко-сравнительному изучению иберийско-кавказских языков. Орджоникидзе, 1977.
154. Магомедов М.Г. История аварцев. Махачкала, 2005.
155. Магомедов P.M. История Дагестана. Махачкала, 1968.
156. Магомедова JI.K. Роль иноязычных заимствований в развитии лексической семантики в лезгинском литературном языке: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Махачкала, 2005.
157. Магомедова П.Т. Показатели множественности в именах существительных чамалинского языка // Учен. зап. ИИЯЛ Даг. Филиала АН СССР. 1964. Т.13.
158. Магомедова П.Т. Основные вопросы склонения в андийских языках в сравнительном аспекте // Именное склонение в дагестанских языках. Махачкала, 1979.
159. Магомедова П.Т. Об одном суффиксе глагольного словообразования в чамалинском языке // Глагол в языках Дагестана. Махачкала, 1980.
160. Магомедова П.Т. О функциональных особенностях суффиксов распространения -ссу, -лъи в чамалинском языке // Материалы сессии, посвященной итогам экспедиционных исследований в Институте ИЯЛ в 1978-1979 гг. Махачкала, 1980.
161. Магомедова П.Т. К вопросу об омонимии, синонимии и антонимии в чамалинском языке // Материалы сессии, посвященной итогам экспедиционных исследований. Махачкала, 1981.
162. Магомедова П. Т. Тюркские заимствования в чамалинском языке // Тюркско-дагестанские языковые контакты. Махачкала, 1982.
163. Магомедова П.Т. Термины родства и свойства в чамалинском, тиндинском и багвалинском языках // Отраслевая лексика дагестанских языков. Махачкала, 1984.
164. Магомедова П.Т. К характеристике наименований частей тела человека и животных в чамалинском языке // Проблемы отраслевой лексики дагестанских языков: Соматические термины. Махачкала, 1986.
165. Магомедова П.Т. Термины овцеводства в чамалинском языке // Отраслевая лексика дагестанских языков: Названия животных и птиц. -Махачкала, 1988.
166. Магомедова П.Т. Чамалинско-русский словарь. Махачкала,1999.
167. Магомедова П.Т., Халидова Р.Ш. Каратинско-русский словарь. -Махачкала-Санкт-Петербург, 2001.
168. Магомедова П.Т. Багвалинско-русский словарь. Махачкала,2003.
169. Магомедова П.Т. Тиндинско-русский словарь. Махачкала, 2004.
170. Магомедова П.Т., Абдулаева И.А. Ахвахско-русский словарь. -Махачкала, 2005 (Рукопись).
171. Мадиева Г.И. Грамматический очерк бежтинского языка. Махачкала, 1965а.
172. Мадиева Г.И. Аварский язык: Фонетика, морфология, лексика. -Махачкала: Дагкнигоиздат, 19656 (На авар. яз.).
173. Мадиева Г.И. Морфология аварского литературного языка. Махачкала, 1980.
174. Мамедов Н. Об источниках и способах обогащения словарного состава языка. Баку, 1958.
175. Мартине А. Основы общей лингвистики // Новое в лингвистике. М., 1963. Вып. III
176. Мартине А. Распространение языка и структурная лингвистика // Новое в лингвистике. М., 1972. Вып. 6.
177. Мартинек В.Ю. Лексико-семантическая ассимиляция английских заимствований в русском литературном языке советской эпохи. Днепропетровск, 1972.
178. Мейланова У.А., Талибов Б.Б. Дагестанская лексикология и лексикография // Языки Дагестана. Махачкала, 1976. Вып. 3
179. Меликишвили Г.А. К истории древней Грузии. Тбилиси: Изд-во АНГССР, 1959.
180. Меновщиков Г.А. К вопросу о проницаемости грамматического строя языка // ВЯ. М., 1964. № 5.
181. Микаилов К.Ш, Ещё несколько дагестанских аланимов // Этимология 1970.-М., 1972.
182. Микаилов Ш.И., Саидов М-С. Д. Русско-аварский словарь. Махачкала: ИИЯЛ Даг. филиала АН СССР, 1951.
183. Микаилов Ш.И. Сравнительно-историческая фонетика аварских диалектов. Махачкала: ИИЯЛ Даг. филиала АН СССР, 1958.
184. Микаилов Ш.И. Очерки аварской диалектологии. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1959.
185. Микаилов Ш.И. Сравнительно-историческая морфология аварских диалектов. Махачкала: ИИЯЛ Даг. филиала АН СССР, 1964.
186. Милитарев А.Ю., Старостин С.А. Общая афразийско-севернокавказская культурная лексика // Языковая ситуация Передней Азии в X VI тысячелетиях до н. э. Тез. докл. - М., 1984.
187. Мирзаханова Б.М, Лексико-семантическая структура лезгинского слова: Автореф. дисс.канд. филол. наук. Махачкала, 2003.
188. Михайлов М. М. Двуязычие и взаимодействие языков // Проблемы двуязычия и многоязычия. М., 1972.
189. Мусаев М.-С.М. Заимствованная лексика даргинского языка // Проблемы лингвистического анализа. -М., 1966.
190. Мусаев М.-С.М. Лексика даргинского языка (сравнительно-исторический анализ). Махачкала, 1978.
191. Мусакаев Б.Х. Балкарско-кабардинские языковые связи. Нальчик: Изд-во "Эльбрус", 1984.
192. Народы России: Энциклопедия. М.: Наука, 1994.
193. Народы Дагестана: Энциклопедия. -М.: Наука, 2003.
194. Нерознак В.П. Языковой союз // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
195. Николаев C.JI. Северокавказские заимствования в хетском и древнегреческом //Древняя Анатолия. -М., 1985.
196. Николаев C.JI., Старостин С.А. Этимологический словарь север-нокавказских языков. М., 1994 (На англ. яз.).
197. Никольская З.А. Исторические предпосылки консолидации аварцев // Советская этнография. 1953. № 1.
198. Нуриев А.Г. Лексические взаимоотношения азербайджанского и грузинского языков: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Баку, 1983.
199. Опельбаум Е.В. Восточнославянские лексические элементы в немецком языке. Киев, 1971.
200. Османова P.A. Многозначность слова и явление омонимии в лезгинском языке: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Баку, 1962.
201. Османов У.Ю. Структура сложных слов в аварском литературном языке. Махачкала, 2000.
202. Отраслевая лексика дагестанских языков. Махачкала, 1984.
203. Отраслевая лексика дагестанских языков: Названия животных и птиц. Махачкала, 1988.
204. Очерки истории Дагестана. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1957.1. Т.1.
205. Пауль Г. Принципы истории языка. М.: Наука, I960.
206. Пахрудинова P.O. Словообразование в каратинском языке: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Махачкала, 2004.
207. Принцвальд 1938) Pritzwald К. S. Schprachwissenschaftliche Minderhietenforschungen, ein Arbeitsplan und eine Statistik.Wörter und Sachen. 1938.
208. Проблемы отраслевой лексики дагестанских языков: Термины родства и свойства. Махачкала, 1985.
209. Проблемы отраслевой лексики дагестанских языков: Соматические термины. Махачкала, 1986.
210. Проблемы отраслевой лексики дагестанских языков: Названия деревьев, кустарников и трав. Махачкала, 1989.
211. Ревзин И.И., Розенцвейг В.Ю. Основы общего и машинного перевода. М., 1964.
212. Реформатский A.A. Введение в языкознание. М., 1955.
213. Розенцвейг В.Ю. О языковых контактах // ВЯ М., 1963. № 1.
214. Розенцвейг В.Ю. Языковые контакты. JL: Наука, 1972а.
215. Розенцвейг В.Ю. Основные вопросы теории языковых контактов // Новое в лингвистике. М., 19726. Вып. 6.
216. Росетти З.А. Смешанный язык и смещение языков // Новое в лингвистике. М., 1972. Вып. 6.
217. Рот A.M. Венгерско-восточнославянские языковые контакты: Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1969.
218. Русско-аварский словарь. Махачкала, 2003.
219. Саидов М-С. Д. Возникновение письменности у аварцев // Языки Дагестана. Махачкала, 1948. Вып.1.
220. Саидов М-С. Д. Аварско-русский словарь. М.: Советская энциклопедия, 1967.
221. Саидова П.А. Образование множественного числа имен существительных в годоберинском языке // Учен. зап. ИИЯЛ Даг. филиала АН СССР. 1964. Т.13.
222. Саидова П.А. Годоберинский язык (Грамматический анализ, тексты, словарь). Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1973.
223. Саидова П.А. Терминология родства и свойства в аваро-андийских языках // Проблемы отраслевой лексики дагестанских языков: Термины родства и свойства. Махачкала, 1985.
224. Саидова П.А. Некоторые соматические термины в аваро-андийской группе языков // Проблемы отраслевой лексики дагестанских языков: Соматические термины. Махачкала, 1986.
225. Саидова П.А. Названия животного мира в языках аваро-андийской группы // Отраслевая лексика дагестанских языков: Названия животных и птиц. Махачкала, 1988.
226. Саидова П. А. Лексическая синонимия в аварском языке // IX международный коллоквиум Европейского общества кавказоведов. Тез. докл. Махачкала, 1998.
227. Саидова П.А. Годоберинско-русский словарь. Махачкала, 2006.
228. Салимое Х.С. Гагатлинский говор андийского языка: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Махачкала, 1968.
229. Самедов Дж.С. Некоторые вопросы лексики арчинского языка: Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1975.
230. Севортян Э.В. Этимологический словарь тюркских языков: Общетюркские и межтюркские основы на гласные. М.: Наука, 1974.
231. Севортян Э.В. Этимологический словарь тюркских языков: Общетюркские и межтюркские основы на буквы "Б". М.: Наука, 1978.
232. Севортян Э.В. Этимологический словарь тюркских языков: Общетюркские и межтюркские основы на буквы "В", "Г", "Д". М.: Наука, 1980.
233. Севортян Э.В. Этимологический словарь тюркских языков: Общетюркские и межтюркские основы на буквы "Ж/', "Ж", "Й". М.: Наука, 1989.
234. Севортян Э.В. Этимологический словарь тюркских языков: Общетюркские и межтюркские основы на буквы " К,", "К", М.: Наука, 1997.
235. Севортян Э.В. Этимологический словарь тюркских языков: Общетюркские и межтюркские основы на буквы "К" М.: Наука, 2000.
236. Севортян Э.В. Этимологический словарь тюркских языков: Общетюркские и межтюркские основы на буквы "JI", "М", "Н" ,"П", "С". -М.: Наука, 2003.
237. Селимое A.A. Словарь ориентализмов лезгинского языка. Махачкала, 2001.
238. Серебренников Б.А. Взаимодействие языков (Проблемы субстрата) //ВЯ.-М., 1955. № 1.
239. Серебренников Б.А. Проблемы субстрата // Доклады и сообщения Института языкознания АН СССР. М., 1956. № 9.
240. Серебренников Б.А. Теория волн И. Шмидта и явления аттракции //ВЯ.-М., 1957. №4.
241. Серебренников Б.А. и др. Общее языкознание. М.: Наука, 1970.
242. Серебренников Б.А. Вероятностные обоснования в компаративистике. М.: Наука, 1974.
243. Сравнительно-историческая лексика дагестанских языков. М.: Наука, 1971.
244. Старостин С.А. Культурная лексика в общесеверокавказском словарном фонде // Древняя Анатолия. М., 1985.
245. Старостин С.А. Индоевропейско-севернокавказские изоглоссы // Древний Восток: этнокультурные связи. М., 1988.
246. Степанова М.Д. Методы синхронного анализа лексики. М.,1968.
247. Стоянова Н.И., Эфендиев И.И. Словарь арабских и персидских заимствований в даргинском языке. Махачкала, 2005.
248. Сулейманов Г.Я. Грамматический очерк андийского языка (по данным говора сел. Риквани): Автореф. дисс. канд. филол. наук.- Махачкала. 1960.
249. Талибов Б.Б. Сравнительная фонетика лезгинских языков. М.: Наука, 1980.
250. Телия В.Н. Типы языковых значений // Связанное значение слова в языке. М., 1981.
251. Топуриа Г.В. Морфология склонения в дагестанских языках: Автореф. дисс. докт. филол. наук. Тбилиси, 1987.
252. Трубецкой Н.С. | N. Trubetzkoy.| Studien auf dem Gebiete der vergleichenden Lautlehre der nordkaukasischen Sprachea. I. Die "kurzen" und "geminierten" Konsonanten der awaro-andishen Sprachen. Caucasica, вып. 3. Лейпциг, 1926.
253. Тюркско-дагестанские языковые контакты. Исследования и материалы. Махачкала, 1982.
254. Уитней 1981) Whitney W.D. On Mixture in Language Transactions of the American Philological Association. 1981, № 2.
255. Урусилов А. У. Роль русского языка в развитии и обогащении лексики аварского языка: Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1967.
256. Урусилов А. У. Дву- и многоязычие и культура речи ( Аваро-андо-цезский регион). Махачкала, 1988.
257. Услар П.К. Этнография Кавказа. Языкознание. Аварский язык. -Тифлис. 1889. Вып. III.
258. Уфимцева A.A. Опыт изучения лексики как системы. М., 1962.
259. Уфимцева A.A. Слово в лексико-семантической системе языка. -М., 1968.
260. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М.: Прогресс, 1986. Т. I - IV.
261. Филин Ф.П. Современное общественное развитие и проблемы двуязычия // Проблемы двуязычия и многоязычия. М., 1972.
262. Флекенштейн К. О некоторых теоретических проблемах калькирования. // Этимологические исследования по русскому языку. Вып. V, Изд-во Московского университета, 1966.
263. Хайдаков С.М. Очерки по лексике лакского языка. М.: Изд-во АН СССР, 1961.
264. Хайдаков С.М. Сравнительно-сопоставительный словарь дагестанских языков. М.: Наука, 1973.
265. Хайдаков С.М. Система глагола в дагестанских языках. М.: Наука, 1975.
266. Хайдаков С.М. Принципы именной классификации в дагестанских языках. М.: Наука, 1980.
267. Халиков К.Г. Арабизмы в багвалинском языке: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Махачкала, 2000. -19с.
268. Халиков К.Г., Эфендиев И.И. Словарь ориентализмов в аварском языке. Махачкала, 2002.
269. Халилов М.Ш. Аваризмы в бежтинском языке // журн. "Гьу-дуллъи" ("Дружба"). 1981а. № 1. (На авар. яз.).
270. Халилов М.Ш. Фонетическая адаптация заимствований в бежтинском языке // Фонетическая система дагестанских языков. Махачкала, 19816.
271. Халилов М.Ш. Лексика бежтинского языка: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Махачкала, 1981в.
272. Халилов М.Ш. Грузинско-дагестанские языковые контакты. М.: Наука, 2004.
273. Халунов А.Н. Ориентализмы в аварском языке: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Махачкала, 1998.
274. Хауген Э. Процесс заимствования // Новое в лингвистике. М., 1972. №6.
275. Церетели Г.В. О языковом родстве и языковых союзах // ВЯ. -М., 1968. №3.
276. Церцвадзе И.И. К звуковым изменениям в аварско-андийских языках: 1. К изменению гласного а в аварско-андийских языках // Иберийско-кавказское языкознание. 1958. № 9-10.
277. Церцвадзе И.И. Андийский язык: Грамматический анализ с текстами. -Тбилиси: Мецниереба, 1965 (На груз. яз.).
278. Чикобава A.C. Предисловие редактора // Гудава Т.Е. Консонантизм андийских языков. Тбилиси: Мецниереба, 1964.
279. Чикобава A.C. К вопросу о контакте языков (по материалам картвельских бесписьменных языков) // Материалы пятой региональной научной сессии по историко-сравнительному изучению иберийско-кавказских языков. Орджоникидзе, 1977.
280. Шагиров А.К. Очерки по сравнительной лексикологии адыгских языков. Нальчик: Кабард.-Балкар, книжн. изд-во, 1962.
281. Шагиров А.К. Заимствованная лексика абхазско-адыгских языков. -М.: Наука, 1989.
282. Шанский Н.М. Лексические и фразеологические кальки. Русский язык в школе. 1955. № 3.
283. Шапиро А.Б. Некоторые вопросы теории синонимов // Доклады и сообщения Института языкознания АН СССР.- М., 1955. Т. VII.
284. Шахрай О.Б. К проблеме классификации заимствованной лексики //ВЯ.-М., 1961. №2.
285. Шейхов Н. Элементы персидского языка в аварском // журн. «Гьу-дуллъи» («Дружба»). Махачкала, 1974. № 2 (На авар. яз.).
286. Щерба J7.B. О понятии смешение языков // Избранные работы по языкознанию. Л., 1958. Т. 1.
287. Шиллинг Е.М. Дагестанская экспедиция 1946 г. // Краткие сообщения Института этнографии. М., 1978. Вып. IV.
288. Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики. М.,
289. Эфендиев И.И. Персидские лексические заимствования в системе нахско-дагестанских языков: Автореф. дисс. докт. филол. наук. М., 2003.
290. Эфендиев Т.Н. Взаимоотношения азербайджанского и табасаранского языков: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Баку, 1973. Языки мира: Кавказские языки. - М., 1999.
291. Языки народов СССР. Иберийско-кавказские языки.- М., 1967.1. Т. 4.
292. Языки Дагестана. Энциклопедический справочник. М., 2000.
293. ВДИ Вопросы древней истории
294. ЕИКЯ Ежегодник иберийско-кавказского языкознания
295. ИКЯ Иберийско-кавказское языкознание
296. КАЯ Консонантизм андийских языков (Гудава Т.Е.
297. Уч. зап. ИИЯЛ Ученые записки Института ИЯЛ им. Г. Цадасы Дагестанского филиала АН СССР Уч. зап. КЕНИИ - Ученые записки Кабардино-Балкарского научно-исследовательского института гуманитарных исследований