автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.05
диссертация на тему: Бельгийская франкоязычная литература ХХ века: идейно-тематические и жанровые искания

Полный текст автореферата диссертации по теме "Бельгийская франкоязычная литература ХХ века: идейно-тематические и жанровые искания"

р г Б ОД

г и иоа да

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ОРДЕНА ДРУЖБЫ НАРОДОВ ИНСТИТУТ МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ им, А.М.Горького

На правах рукописи

ТИМАЩЕВА Оксана Владимировна

БЕЛЬГИЙСКАЯ ФРАНКОЯЗЫЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА XX ВЕКА: ИДЕЙНО-ТЕМАТИЧЕСКИЕ II ЖАНРОВЫЕ ИСКАНИЯ

10.01.05 — Литература народов Европы, Америки, Австралии

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва — 1994

Работа выполнена в Ордена Дружбы народов Московском государственном лингвистическом университете

Официальные оппоненты:

1. Доктор филологических наук, профессор Л.Г.Андреев

2. Доктор филологических наук Т.В.Балашова

3. Доктор филологических наук, профессор З.И.Кирнозе

Ведущая организация — Санкт-Петербургский

совета Д 002 44 03 по филологическим наукам при Институте мировой литературы им. А.М.Горького РАН: 121069, Москва, ул. Поварская, д. 25-а.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института мировой литературы им. А.М.Горького РАН

государственный университет

Защита состоится

</сГ

О

часов на заседании специализированного

Автореферат разослан

Ученый секретарь специализированного совета Кандидат филологических наук

В.А.Никитнн

В диссертации исследуется бельгийская "литература на французском языке в период с 1945 года до наших дней и вместе с тем проливается свет на важнейшие литературные явления предшествовавшего периода между двумя мировыми войнами. Бельгия — сложная страна, двуязычная культура которой представляет немалый интерес своеобразным преломлением общеевропейских проблем. Бельгийская франкоязычная литература XX столетия, в целом не достигающая уровня конца XIX — начала XX века, когда ряд ее представителей завоевал мировую известность, выдвинула тем не менее плеяду интересных писателей, продолжающих и развивающих национальные традиции, как в области романа, так в области поэзии и драмы. Творчество многочисленных современных авторов этой непрестанно пытающейся осознать себя в слове страны, представляет непознанную область, знакомство с которой только начинается. Несмотря на внимание международной критики к произведениям отдельных бельгийских писателей, драматургов, поэтов, Бельгия — страна значительно менее известная в литературном отношении, чем Франция, Англия, Германия.

Ее центральное положение в Европе наших дней, средоточие в ней общеевропейских политических и экономических механизмов вынуждают присмотреться к ней пристальнее, чтобы осмыслить процессы, ведущие к интеграции европейских культур. Этим определяется, в частности, актуальность темы диссертации. Важно также само исследование значительной и малоизученной литературы. Если литература XIX — начала XX века относительно исследована в российской науке, то в области представлений о современной франкоязычной литературе существует провал.

Целью исследования, таким образом, является изучение пласта современной бельгийской литературы на французском языке вширь и вглубь, определение его параметров, "глубины залегания", "ценности породы". Работа выявляет наибо-

лее значимые имена бельгийских авторов, характеризует • ведущие темы бельгийской литературы, отмечает неожиданно "вспыхивающие", но ограниченные во времен«, или постоянные, непрестанно развивающиеся тенденции, разнообразие жанров, приводит их примеры и указывает общие и индивидуальные черты этой литературы. Крупным планом дано творчество наиболее представительных с точки зрения диссертанта франкоязычных прозаиков XX века: А.Эгпарса, М.Юрсснар и Ф.Малле-Жорис.

В работе представлена также проблема развития бельгийской франкоязычной литературы XX века, как самобытной, национальной, и как части двуязычной бельгийской литературной общности, чья эволюция осложнена непрерывно меняющимся отношением 'к "исходным", "материнским" для этой общности, литературам — французской и нидерландской. Иными словами, в данном труде делается также попытка постичь диалектику функционирования двусоставного литературного организма, Закономерности развития подобных организмов исследуются в работах известного словацкого компаративиста Диониза Дюрншина и возглавляемого им международного коллектива, куда входят и российские ученые (см., например, издание "Проблемы особых межлитературных общностей". М., 1993). При этом автор отправляется от анализа конкретных художественных фактов и жанровых структур.

Научная новизна диссертации заключена также в 'попытке впервые комплексно рассмотреть развитие бельгийской литературы на французском языке с момента окончания первой мировой войны до наших дней. Автор работы старался охватить значительное число авторов XX века, творчество которых до последнего времени фактически не попадало в поле зрения российских ученых. Диссертация намечает подходы к истории бельгийского романа, драматургии и поэзии XX века, обращается к бельгийской теоретической мысли, запечатленной о эссеистике и научных исследованиях. Отдельные жанры бельгийской литературы охарактеризо-

паны с указанием национальных особенностей и принадлежности к традиции, подчеркнута социальная значимость произведений бельгийских писателей, их общественный резонанс. Теоретический аспект исследования сочетается в работе с историко-литературным и литературно-критическим.

Практическая ценность диссертации определяется тем, что она вводит в научный обиход обширный новый материал, характеризующий развитие в XX веке одной из крупных европейских литератур. На основе научных разработок диссертанта было создано научно-популярное исследование "Сова и зеркало. Наследники Де Костера" (М., 1990). Эта книга может рассматриваться и как учебное пособие для вузов, потому что в ней при относительно широком освещении предмета учтены примерная степень подготовленности ее потенциальных читателей, а также то количество времени, которое они смогут уделить ее изучению. Книга касается наиболее интересного к существенного из того, что есть в современной бельгийской франкоязычной литературе. Практическая ценность диссертации заключена также в том, что представленный в ней материал может быть использован при подготовке истории бельгийской литературы XX века, а также при определении вклада бельгийских авторов в бельгийскую и мировую литературу, то есть при создании соответствующих страниц "Истории европейских литератур" и "Истории всемирной литературы".

Апробация работы. Исследование развития отдельных жанров позволило диссертанту создать небольшую антологию бельгийской новеллы 60—80-х гг. и собрать материал для аналогичных антологий драмы (70—80-е гг.) и лучших страниц эсссистики. Литературные портреты МЛОрсенар, Ф.Малле-Жорис и А.Эгпарса представляют собой законченные эссе, которые могут служить в качестве предисловий или послесловий к изданиям этих авторов, а также материалом для лекций об их творчестве. Большая информативность работы, введение новых имен и явлений делает ее одновременно полезным справочным изданием. Диссертантом

подготовлены специальные справки о бельгийских авторах конца XIX — начала XX века для "Литературного энциклопедического словаря" (Мм 1987). Предисловие диссертанта к опубликованной на русском языке книге Ф.Малле-Жорис "Дикки-король" <М„ 1983) переведено и издано в Болгарии. Подготовленная диссертантом публикация сборника бельгийской новеллы получила положительный отклик бельгийских писателей. Апробация работы осуществлялась также в ходе чтения докладов и лекций в МГЛУ, Рижском университете, публичных лекциях.

Работа состоит из Введения, четырех глав и Заключения.

Введении рассматривается вопрос о своеобразии бельгийской литературы, дается оценка основных, посвященных ей работ. Франкоязычная литература Бельгии представляет собой часть бельгийской межлитературной общности, поэтому выкссти обоснованное суждение о ней можно лишь при рассмотрении последней как целокупности, а также при учете места этой общности в многосоставном целом западноевропейской литературы. В трудах бельгийских и французских историков литературы, обособляющих без рассуждений франкоязычную словесность Бельгии, подобная попытка никогда не предпринималась (См., например: Cassai Gustave. Les lettres française de Belgique, 1938; Les lettres vivantes, Brx, Î975; Burniaux C., Trickx R. La littérature belge d'expression française. P., 1973; Terre d'écart. Ecrivains français de Belgique, Brx, 1980 и другие).

Автор диссертации определяет оригинальные черты франкоязычной бельгийской литературы, Ок выявляет также направления >; течения этой литературы и сравнивает их с аналогичными направлениями не только во Франции, но также и в Португалии, почитаемой, как и Бельгия, "малой" европейской страной, В -диссертации предпринимается попытка сопоставления в самом общем виде двух национально-литературных комплексов: бельгийского (франко-фламаи-дского) н бразильского (португзло-афро-индейского). Интересные выводы позволяет сделать сравнение произведений,

написанных литераторами, покинувшими Бельгию и Россию и живущих ныне во Франции. Диссертант исследует моменты схождения разных литератур, перекрещиваемость традиций, рассматривает значение современной переводческой деятельности для формирования комплементарности, т.е. взаимодополняемости литератур.

В работах российских литературоведов, посвященных бельгийской франкоязычной литературе (Л.Г.Андреев "Сто лет бельгийской литературы", М„ 1967; И.Д.Шкуиаева "Бельгийская драма от Метерлинка до наших дней", М., 1973) также отмечена непререкаемость идеи ее самостоятельного существования и постоянные споры внутри этой страны о ее национальном облике. Если Л.Г.Андреев описал и классифицировал бельгийскую литературу от истоков до кульминационного ее взлета в начале XX века (развитие по восходящей за сто лет), то И.Д.Шкунаева осмысляет национально-историческое своеобразие путей развития бельгийской драмы, сосредотачиваясь на творчестве всемирно известных бельгийских драматургов XX века; исследовательница отмечает при этом сближение русской и бельгийской культур в начале нашего столетия. Автор настоящей диссертации, обратившись к литературе 20—90 гг. XX века, описывает ее эволюцию, объясняет взлеты и разрушение жанров, ищет индивидуальные и национально-своеобразные черты бельгийских литераторов, то есть занимается систематизацией и классификацией обширного художественного материала, не получившего доселе осмысления в российском литературоведении (в работе упомянуты не менее семидесяти современных бельгийских авторов). В любой науке классификация является основой или предпосылкой, из которой неходят при углубленном изучении материала. Однако сама она есть результат длительного и детализированного предварительного исследования.

Диссертант выдвигает также свои соображения по поводу перспектив развития бельгийской культуры и литературы в XX веке, ссылаясь на концепцию взаимодействия этносов, а

также на возникновение в Европе т.н. суперэтиоса1, а также на саму идею "развития" в рамках теории, выдвинутой крупнейшим бельгийским ученым и философом русского происхождения, Нобелевским лауреатом Ильей. Пригожи-иым2. Советское литературоведение, говоря о развитии, прогрессе или регрессе в литературе, чаще всего опиралось на идеи революционных изменений или классовой борьбы, исход которой всегда был предрешен. Новейшее сравнительное литературоведение в лице ДДюришина предложило категорию диалектики литературного процесса и соответственно диалектики развития межлитературных общностей. Однако, как кажется диссертанту, его стройная концептуальная схема была бы еще интересней, если бы приняла во внимание некоторые идеи, настойчиво звучащие во многих работах современных литературоведов от М.Бахтина до А.Гуревича. Последние обращают внимание на ускорение и замедление времени, на внутреннюю пульсацию цивилизаций, а также используют культурологическую и социологическую терминологию, значительно уточняющую параметры "развития". Илья Пригожнн, единодушно поставленный во главе Брюссельской школы философов, опираясь на идеи своего учителя Эрнеста Сольвея (1838—1922), рассматривавшего человеческую жизнь, как непрерывную химическую реакцию, развивающуюся несмотря ни на какие препятствия, ввел в науку термии "синергетика" (самоорганизация хаоса), которым сегодня пользуются политики, социолога и даже литературоведы3. Далекий от занятий социологией и тем более

1 С;!.: Коп Л. С. К проблеме национального характера. "История к физиология". М., 1971; Рудольф И тс. Ее*а. и поколения (Этнографические этюды). Л., 1956; Гумилев Л. Этногенез н биосфера земли. М., 1990.

2 См.: Пригажип ¡1,, Стенгерс Я. Порядок из хаоса. М., 1956; Николис Г., Лригожин Я. Познание сложного. Введение. М., 1986; Пригожип И. От существующего * возникающему. Время и сложность в физических науках. М., 1955; Даблоянц А. Молекулы, динамик« и жизнь. Введение в самоорганизацию материи. М., 1990.

3 Хакеч Г. Синергетика. М., 1985; Вснгероъ Л. "Синергетика и политика" в журнале "Общественные науки и современность", 1993, № 4; Иванова Н. "Поэтика политики, или о роли мышки в историческом процессе. "Литературная газета", 1994, N2 27 (5507). .

литературой, И.Прнгожин постоянно интересуется всем материальным доисторическим и историческим миром в самом ходе его становления, выясняя, как инертная материя приобретает .свойства самоорганизации. Он по сути дал новую модель для логических построений, носящих междисциплинарный характер. Опираясь на его логику, которой подчинены и мысли современных футурологов-оптимистов (в противовес апокалиптикам) можно сказать, что европейская цивилизация — это дряхлеющий мир, но пока еще интеллектуальное-ядро универсума. Судьба каждой из культур Европы зависит от общеевропейской судьбы, от судьбы ее суперэтноса, стирающего национальность в ее прежнем значении. Сам по себе XX век — открытая система, уходящая от однозначных решений, и такой же открытой системой является бельгийская франкоязычная литература. Пока еще она "необратима", то есть имеет свои характерные черты, которые диссертант пытался продемонстрировать в главах настоящей ргботы.

Глава I "Два этапа развития бельгийской литературы" представляет период развития бельгийской литературы между двумя войнами и период, последовавший после 1945 года. Развитие литературы в двадцатые—тридцатые годы осуществляется п соответствии с запросами времени, для которого характерно стремление осмыслить итога первой мировой войны и перспективы дальнейшего общественного развития. Чаще всего писатели этого периода не замыкаются в узко личном мире, а выражают настроения широких слоев. Их внимание привлекают новые социальные типажи: рабочий авангард, разочарованный во всем вчерашний воин, солдат первой мировой войны, и шире, потерянное поколение, а также комм>вист-интернационалист и беспокойный, стремящийся ухватить ритмы нового века, интеллигент-художник. Не остается без внимания литераторов также национальное начало бельгийской жизни, где преобладает фла-мандизм. Во многих книгах рисуется Бельгия, соблюдающая традиции, невозмутимая, замкнутая в себе, таящая в памят-

никах старины загадка средневековых мастеров. Пока живы писатели старшего поколет« (Метерлинк), пока работают удачно вписавшиеся в несущую печать фламандизма традицию Кроммелин«с и Гельдерод, бельгийская литература имеет ;;ще отчетлив;,- национальное лицо.

Выделяя и подчеркивая фламандизм» как основу определенной литературной традиции, диссертант имеет в виду такой способ построения художественной модели, при котором главную роль играют современные франкоязычные транскрипции древней культуры Нидерландов. Именно эта художественная модель была принята за "истинно национальное" лицо Бельгии в конце XIX — начале XX века. Разумеется, фламандизм Де Костера, Метерлинка и Верхар-на не был идентичен. Писатели противостояли друг другу в идейном и стилистическом отношении, но нельзя не видеть у них известного внутреннего единства, которое и было выделено, как общий для всех "настоящих бельгийцев" специфический опыт видения, весьма характерный для авторов выше обозначенного момента (см. об этом у выше названных авторов в книгах Л.Г.Аидреева и И.Д.Шкунаевой).

У Кроммелинка и Гельдерода, широко признанных драматургов, получивших прижизненную славу, безусловный приоритет перед прозаиками этого периода: Эллснсом, Байоном, Плинье, значительно более французскими, межнациональными. Но изучение творческого пути каждого из последних также позволяет говорить о бельгийской проблематике, традпгш; или печати нацпоналыю-сшлевых течений, п это означает, что бельгийская литература 20—30-х гг. XX века еще имеет достаточно яркое национальное лицо, хотя она уже менее монолитна, чем в 10-е годы.

На этапе после 1945 года бельгийская франкоязычная литература постепенно утрачивает то, что ее резко отличало от французской литературы — фламандизм. Сохраняя это качество или его отголоски в бельгийской литературе, еще работают некоторые поэты, писатели и драматурга (М.Тири, Ж.Сигрид, Л.Вутерс), но все больше литераторов примыкает

ю

к французским и общеевропейским течениям. Ослабевают позиции национальных издательств, начинается "эмиграция" в "метрополию", нарастание центробежных сил. Живущие на . родине " писатели тоже не всегда чувствуют себя причастными национальной действительности, жизни своей общности, своего государства. Все чаще их влечет мировая политика, перемены в любых точках земного шара, а также сугубо интимная жизнь семьи. Излюбленные персонажи — индивидуумы, занятые самосозерцанием.

В стране есть немало писателей, рассказывающих о второй мировой войне, осмысляющих ее итоги, но никто из них не переживает в отличие от французских писателей экзистенциальные настроения п никто не выходит на какой-нибудь новый отчетливо уловимый философский уровень осознания проблем бытия. Попытки постижения природы зла делаются постоянно, особенно в драматургии, где много пьес »я исторические сюжеты и пьес-аллегорий, «о ни одна из них не выходит настолько совершенной, чтобы получить громкую известность.

В этот период увеличивается число контактов бельгийских литераторов с внешним миром. Если прежде до войны с ними были знакомы только во Франции, а в переводах иногда во Фландрии-и Нидерландах, то теперь бельгийские франкофонные писатели становятся известными за океаном, во франкоязычной Канаде. Страны Магриба бельгийскую современную литературу воспринимают лишь во французском контексте, как его неотрывную часть. Такое отношение к бельгийским франкофонам можно увидеть повсюду в Европе и в России также. В бельгийских газетах вновь и вновь вспыхивают дискуссии о существовании бельгийской литературы. Решая этот вопрос, современные романисты, писатели военного и послевоенного поколений чаще всего перечисляют собственные заслуги, рассказывают о произведениях своих коллег. Они не осознают по существу проблему самобытности своей литературы, вошедшей в новую полосу развития, не отмеченную центростремительными процесса-

ми, они не отдают себе отчета в необходимости йнтеици-альной эволюции, т.е. серьезной программы самоутверждения в области культуры на государственном уровне (см. об этом у Диониза Дюришина "Особые формы межлитературных общностей" в журнале "Slavica Slovaca" 1980, № 4, с. 313).

В послевоенные годы в разное время в Бельгии блистали различные имена А.Кюрверс, Ш.Парон, П.Мертенс, К.Де-трез. Но есть в стране писатели, чей успех был ровным все послевоенные десятилетия: Т.Овен, Ж.Рэ, Д.Роллен, С.Лн-ляр и другие. После 1945 года в России, а также в Европе и в мире громко прозвучало имя поэта М.Карэма, чье творчество, обращенное к детям, символизировало борьбу за мир и покой в европейском доме. Сравнительно часто в России переводили Д.Жиллеса, А.Эгпарса, хороших, но не единственно достойных перевода авторов. Романы и новеллы этих писателей весьма напоминают французские. Среди художественных достоинств этих книг нет таких, которые можно было бы охарактеризовать как "истинно бельгийские". Но это еще не говорит об окончательном крахе бельгийской национальной культуры. И вышеназванных авторов, и многих их соотечественников волнует бельгийская проблематика. В стране есть немало писателей, которые выросли на национальной традиции, на оттенках национальных школ романтизма, натурализма, символизма, сюрреализма. Они интересуются национальной историей и пытаются уловить образ современника в контексте нашего времени (Ж.Мюно, П.Мертенс, Ж.Л.Утерс, Ж. Де Декср и другие).

Глава вторая "Три портрета бельгийских авторов" открывается литературным портретом Маргариты Юрсенар, выдающегося автора философских и исторических романов, чье творчество настолько глубоко с постижении мира, что ее можно поставить в ряд с такими классиками XX века как Ромен Роллан или Томас Манн.

В книгах своих воспоминаний ("Благочестивые воспоминания"; "Вечность? Да, она". "Северные архивы") М.Юрсе-

кар изыскательски точно и романтически возвышенно рассказывает обо всех своих предках по материнской и отцовской линиям, начиная со времен ярчайшей эпохи Возрождения в . Нидерландах. Пращуры отца и матери жили во Французской Фландрии, занимались торговлей, искусствами, дипломатией, вступали в браки в выдающимися людьми своего времени. История под пером Юрсенар предстает как беспрерывная цепочка кровного родства, к которому и она, так уж случилось, оказалась причастной, и по тому, как писатель она обязана рассказать, как в нем "циркулировала кровь".

В "Благочестивых воспоминаниях" ее занимают не только отец и мать, но также ближайшие родственники по материнской линии, в частности, брат ее бабушки бельгийский писатель XIX века Октав Пирме (1832—1883). Ему писательница посвящает центральную' часть первой книги своих мемуаров. Философ романтического склада, он оказал на свою внучатую племянницу несомненное влияние. Во всяком, случае следует подчеркнуть, что именно у него М'.Юрсенар усвоила "франко-фламандский" характер мышления и способы подхода к реальному миру, ее покорил и всепроникающий лиризм этого писателя. Отметим также, что выражение "благочестивые воспоминания" принадлежит ему, Юрсенар воспользовалась им, озаглавив так первую часть своих мемуаров.

Защищая своего дядю от поверхностей критики современников, она объявляет его незаурядным мыслителем и находит точные определения для его особенного поэтического мышления. При чтении книг Пирме по многим признакам можно догадаться, что ему удалось создать свой "метод", как она выражается, 'свой стиль". От открыл и перечислил все элементы столь важной для Юрсенар созерцательной жизни: нежность, спокойствие, внутреннюю силу, чистоту. "Стиль Октава Пнрме,— пишет племянница,— представляет собой пример преодоления большого разрыва, который существует между высокой культурой художника и его творче-

ск»ш почерком"4. Литературоведы называют Пирме мечтателем, идеалистом, меланхоликом. Именно эти качества его таланта имеет и М.Юрсепар, приземлив романтику и лиризм, унаследованные от своего родственника на почву апробированной веками, глубоко ею освоенной еще в юности античной философии, определившей также особенную структуру ее мышления.

Умение не превратить мемуары в научный труд, найти верный тон и не сделать историю приложением к своей личности, свидетельствуют о филигранном искусстве МЛОр-сенар, способной проникав в глубь веков смотреть на отдаленные эпохи глазами современного человека.

Во втором разделе литературного портрета М.Юрсснар говорится о Зеноне, герое романа "Философский камень"» которого можно поставить рядом с героем Де Костера — Тилем Уленшпигелем. Романы Де Костера и М.Юрсснар достойны рассмотрения в одном ряду, потому что у Юрсенар, как и у старшего ее соотечественника, родился образ неоднозначный, многообъемлющий н абсолютно конкретный. Тиль упрям и смешлив, крепок и могуч духом, с ним Де Костер связывал идею национально-освободительной борьбы. Зеион сродни Фаусту, стремится разгадать загадки и тайны мира, готов противостоять силам зла, но так же, как знаменитый чернокнижник, попадает в их сети. И, хотя иичто не может покорить его волн, жизнь его прервана до срока.

В своей речи при вступлении в Бельгийскую академию <1971) М.Юрсснар призналась, что никогда не читала книги Де Костера. но позднее, взяв "Тиля Уленшпигеля" в руки поняла, что при написании "Философского камня", она пользовалась теми же источниками, что и Де Костер, которому когда-то ее дядя, Октав Пирме, помог утвердиться как писателю, подсказав, 0 частности, написать историю о Тиле Уленшпигеле (факт, зафиксированный с литературоведе-

4 кЫоигсепаг. Ьс« соиусШг» р!си*. Р., 1974, 1Ь0.

нни). Зенон сопоставим с Тилем, потому что его образ характерен для фламандского Возрождения и в той же мере выражает суть его, в какой выражает ее сын Клааса. Зенон не поднимает гёзов на восстание, но делает все, чтобы облегчить страдания соотечественников.

М.Юрсенар живописует историю жизни ученого, ум которого стремился за границы отведенного ему веком пространства, вырывался в неизведанные дали, но пребывал в тяжелом одиночестве. События жизни Зенона изображены писательницей на широком социальном фоне, оттого главный герой не кажется ходячей квинтэссенцией абстрактных идей, вроде Каина или Манфреда. Он как будто один из многих, порожденных эпохой, сословием, нацией, Зенон родился в Брюгге и вернулся туда умирать. Автор "Философского камня" строго соблюдает хронологию. Зенон родился предположительно в 1510 году и в 1569 году принял решение умереть. Мы узнаем из романа, что Зенон, как все виднейшие гуманисты того времени, исколесил Европу и даже нсбывая в Африке, обогатив знание европейцев в медицине я алхимии. Он посетил, в частности, Испанию, Австрию, Швейцарию, Англию, Алжир и Турцию. Родившись фламандцем, Зенон не переставал жить и совершать поступки как гуманист, как истинный герой Возрождения.

Одно и то же время может быть по-разному представлено в человеческой памяти. К.Паустовский5, перефразируя Де Костера, верно заметил, что Тиль — дух Фландрии, славная и милая девушка, спутница Уленшпигеля, подобно ему бессмертная — это любовь, Ламме Гудзак — это брюхо, плоть Фландрии. Есть место среди этих персонажей и для Зенона, он — ум Фландрии, он залог расцвета науки в будущем. Тиль, Неле, Ламме, Зенон — герои сымышлен-ные, рожденные в воображении влюбленных в свою страну и культуру Возрождения писателей. Эти образы очень емкие, скульптурно выписанные, правдивые. М.Юрсенар раци-

5 Ш. Де Костер "Легенда об Уленшпигеле", М., 1969, с. 7.

опально, но с оттенком трагизма показала, чего стоили Зенону его убеждения. В эпиграфе романа она приводит рассуждения Пкхо делла Мирандолы из "Речи о достоинстве человека", смысл которых сводится к тому, что Всевышний создал человека ни небесным, ни земным, ни бессмертным, дабы он сам, подобно славному Живописцу и Ваятелю, завершил собственную форму. Зенон развил свой ум и унаследованные от родителей способности: он выстрадал научные истины и выковал милосердие.

Однако при всем сходстве героев Де Костера и Юрсснар между ними зияет пропасть — опыт человека XX века. Роман Юрсенар посвящен гуманисту ликующего Возрождения, но он увиден с позиций человека, познавшего крайний индивидуализм философов-экзистенциалистов. М.Юрсенар не склоняется в сторону какого-либо из "измов", а видит перед собой только человека, однако глубина и четкость ее ведения, широта обзора, усвоение традиции и уроков истории суть принадлежность нашего столетия. Спокойная уверенность, с которой написан роман о Зеноне, умение заставить читателя поверить в то, что он существовал, и все именно так н было, делают этот образ выразительным, надолго запоминающимся. Неоспоримо, что М.Юрсенар внесен большой вклад в новое представление о гуманисте н породившей его эпохе.

Следующий литературный портрет посвящен творчеству Франсуазы Маллс-Жорис. Если М.Юрсенар была первой жемщнной-членом Французской академии, то Франсуаза Маллс-Жор*.;с ~ единственная женщина член Академии Гонкуров, исполняющая обязанности вице-президента. Так же, как М.Юрсенар, Франсуазу Малле-Жорнс называют ао Франции французской писательницей, в Бельгии — бельгийской.

В сборнике "Живая литература", посвященном вопросам бельгийской культуры наших дней, Жак-Жсрар Лэнз пишет: "Франсуаза Малле-Жорис сделала в литературе блестящую карьеру, сравнимую разве что с карьерой ее матери Сюзан-

ны Лиляр, крупнейшей нашей писательницы..."*. Альбер Эгпарс. добавляет там же: "Когда наши писатели устремляются к Парижу, они не копируют рабски произведения получивших признание авторов. Они абсолютно самостоятельны... Франсуаза Малле-Жорис пишет а традиционной манере и создает значительные произведения, окрашенные интригующей эротикой..."7 Леон Торенс называет Малле-Жорис живой, близкой, человечной.

С Бельгией писательница связана многими нитями, одна из них идет от ее матери Сюзанны Лиляр, известной бельгийской эссенстки и драматурга, пишущей свои произведения в манере философской эссеистнки Кьеркегорз. Факт духовного родства с Сюзанной Лиляр и несомненная тяга к Фландрии не без оснований позволяет бельгийцам называть Малле-Жорис своим национальным автором, против чего она не возражает, хотя и не оставляет Парижа, где находятся ее издатели.

Жизнь н творчество, быт писателя н его ремесло тесно сплетены между собой. Об этом книга-рассуждение "Я бы хотела играть на аккордеоне" (1975), которую можно интерпретировать как творческое кредо писательницы. В форме аллегории книга содержит мысли о том, что ремесло писателя сродни ремеслу аккордеониста. Писатель творит для того, чтобы радовать людей. Так радует целый вечер танцующих без устали играющий музыкант. Без музыкантов нет народного гулянья, нет той атмосферы жизни, которую высоко ценит автор. Она сама пишет слова к популярным песенкам, обычно звучащим в исполнении Мари-Поль Бель. Как ее соотечественник Жак Б рель, она любит в песне атмосферу праздника, ярмарочного балагана, площадной шутки, внезапной грусти...

Проделав трудный путь по дорогам писательского мастерства, Малле-Жорис прочно утвердилась па литературном

6 "Жим* литература*. М., 1983, с.

? Т»м же, с.

Олимпе. Романы ее публикуются большими тиражами, каждое новое произведение входит в пятерку самых читаемых книг года. По сути дела ей подвластны любые стили, любые жанры. Если начинала она с создания романов в ключе "голубых гусаров", то в период расцвета экзистенциалистского романз Малле-Жорис приблизилась к попытке выразить в своих книгах философию существования, а в эпоху взлета нового романа старалась отрешиться от героев, которые обязали бы ее к традиционному повествованию. Но везде она оставалась самой собой, реалистически мыслящей, тонко чувствующей. Все книги писательницы- обнаруживают в ней острую наблюдательность, умение создавать беллетристику самого высокого класса. Ее прозу отличает внимание к скромным людям, желание запечатлеть и большие социальные драмы, и маленькие психологические конфликты. Есть у нее несколько книг биографического содержания, весьма причудливых по форме ("Письмо самой себе", "Бумажный домик"). Во многих ее книгах трактуется тема боли наивного и слабого, но такого естественного в своем желании быть счастливым, человека ("Ложь", "Подземные ходы", "О любви и о чем-то еще").

Среди западно-европейских критиков, писавших о Малле-Жорис, есть немало таких, которые толкуют ее творчество с помощью категорий католицизма. Они полагают, что в ее романах, так же, как скажем, среди персонажей, которые не умеют ни любить, ии ненавидеть, всегда есть некто, он или она, кого можно назвать "очистительной жертвой". Это обычно странный человек, в глазах окружающих даже безумный, но никто, кроме него не способен, как "агнец божий", отдать себя на заклание во имя установления высшей истины, высшей справедливости, пусть даже его смерть кажется окружающим абсурдной. Ф.Малле-Жорис сама признает, что ей близко томистское учение о "божественном промысле". Искренность и простосердечие ее героев противопоставлены в романах писательницы бездушному прагматизму современного общества.

Вторая половина очерка-портрета характеризует роман писательницы "Аллсгрз", очень хорошо ложащийся в выше изложенные представления автора, а также ее книга, написанные на исторические темы. Последние имеют, как исторические романы свои специфические, присущие только ни черты, Это романы-жизнеописания "Персонажи", "Мария Манчини", "Три возраста тьмы". В истории есть немало личностей, достойных поклонения. Но не всегда молва и святая церковь канонизировали тех, кто действительно того заслуживал. Погружаясь в Историю, Ф.Малле-Жорнс обыкновенно отыскивает в ней существа, исключительные по своим душевным свойствам, обычно женщин, которых обвиняли в полном отсутствии святости, в нарушении религиозного долга, в отступничестве и других смертных грехах. Пример жизни этих женщин, отличавшихся исключительной скромностью может и должен, как полагает писательница, «лпхиовлять и пробуждать лучшие движения души современного человека.

Завершает Вторую главу литературный портрет Альбгра Эгпарса. Старейшина современной бельгийской литературы, поэт, прозаик, издатель журналов, член Бельгийской Королевской Академии языка и литературы, глава левого движения писателей в двадцатые—тридцатые годы, автор, снискавший дружбу, уважение;, восхищение многих прогрессивных деятелей Европы, бравших в руки перо или занимавшихся исключительно политикой, внимательно следящий за событиями в СССР, Испании, Франции, Альбер Эгпарс у себя на родине сумел сплотить силы левой интеллигенции. Он никогда не прерывал дружбы с советскими писателями к литературоьо зми, старался быть в курсе новой литературы в СССР.

По отзывам многих современников, Альбер Эгпарс всегда был на высоте того, о чем он писал. "Накануне войны,-обращаясь к писателю, говорит Ален Боске,— ты был для меня человеком редкостного великодушия, добровольно испившим чашу риска, человеком светлых порывов и наверное

первых разочарований. Но удивительно, что и в послевоенные годы ты жил в поразительном согласии с миром, ты был вновь с теми, кто лелеет надежду, а не с теми, кто полон страха"8. Действительно, после войны и в особенности после XX съезда в СССР для Альбера Эгпарса наступило время поисков новых струн души, которые, быть может, диссонировали с теми, что звучали прежде, но звучали по-прежнему искренне. Корректировка собственной личности в связи с меняющимся временем — призвание настоящего поэта. "С Альбером Эгпарсом в нашу современную жизнь,-пишет Бенжамеи Горелли,- вошел новый тип интеллигента, в котором нет следа тщеславия, легковесности, пустословия, позы"®.

В разделе анализируются поэзия и проза Эгпарса с 30-х до 70-х годов и, в первую очередь, его романы "Мертвая рука", "Час правды", "Человек идет за своей тенью".

В семидесятые—восьмидесятые годы А.Эгпарс выступает в основном как автор-новеллист и главный редзктор прогрессивного бельгийского литературоведческого журнала "Маргиналии". Основанный в 1945 году, этот журнал в отличие от многих других изданий проявил необыкновенную живучесть и продолжает выходить сегодня, пользуясь постоянным вниманием читателей. В журнале публикуются литературные портреты писателей, отрывки из прозы, рассказы, стихотворения, теоретические изыскания. Журнал привлек огромное количество авторов, начинающих и маститых, из разных стран мира. На его страницах можно найти подборки европейской поэзии или статьи, посвященные одному значительному автору.

Трудно переоценить роль А.Эгпарса в этом издании. Труд Эгпарса, по мысли Ю.Жюэна в статье, посвященной писателю,— был не из легких. Он создавал, основывал, способствовал рождению, вдохновлял, выращивал таланты.

* Margínale*. 1965. № 100. р. 7.

® Там же, р.5.

Ведь начинающий писатель — это "зернышко", за которым, посадио его в землю, надо ухаживать, только тогда будут всходы. В "Маргиналиях" дебютировали как французы, так и бельгийцы, но именно о развитии бельгийской литературы всегда беспокоился писатель. Потому очевидно с самым большим пристрастием анализируются на страницах журнала труды бельгийских литераторов, едва замеченных французской прессой. Большое внимание сам Эгпарс как критик уделяет бельгийской поэзии — живому источнику современной литературы.

В 1986 году в Брюсселе, о Королевской библиотеке имени Альбера I состоялась выставка писем, адресованных Эг-парсу, литературных документов, автографов. У А.Эгпарса оказалось около полутысячи адресатов, бельгийских к зарубежных литераторов. Все они свидетельствуют о глубоком уважении к автору, говорят о его чрезвычайной общительности, доброжелательности. Из писем видно, в какой степени у разных писателей вызывает доверие сама личность Эгпарса, как важно было появление такой фигуры на литературных горизонтах Бельгии.

Действие лучших романов Эгпарса разворачивается не з Бельгии, а во Франции и это имеет принципиальное значение с той точки зрения, что французские и бельгийские проблемы схожи и тесно переплетены. Оказавшись во Франции а период оккупации и первые послевоенные годы, которые совпали со временем зрелости писателя и творческого расцвета, Эгпарс пишет о том, что хорошо знает, что наблюдал воочию. Бельгийская критика гордится расцветом своего литератора и не высказывает и намека на обнду за то, что действие романов "Час правды" и "Человек идет за своей тенью" разворачивается во французской, а не в бельгийской провинции. Романы насыщаются иными, чем бельгийские, реалиями, выросло мастерство писателя, но остался все тот же критический пафос, желание познать суть современного мира. Стачечное движение, революционные изменения, интернациональные действия отоаыш з его творчестве

на второй план, важно в настоящем познать стабильность прежнего уклада жизни, посмотреть изменился ли человек. Трезвый ум писателя высветил человека-собственника, человека, чье творческое начало приносится в жертву деньгам, большому состоянию. Сугубый реалист Эгпарс показывает обусловленность судеб логикой обстоятельств, и некоторые критики усматривают в этом известную прямолинейность. Но там, где одни узревают недостаток, другие, и среди них большинство литераторов его поколения, видят его достоинства. Недаром в общественном мнении Эгпарс —> первый на левом фланге бельгийских писателей. '

Представив общую панораму развития бельгийской литературы XX века и творчества трех наиболее крупных бельгийских художников этого времени, диссертант переходит к рассмотрению и характеристике их идейно-тематических особенностей.

Третья глава "Идейно-тематические искания" открывается разделом, в котором анализу подвергнут региональный роман. В Бельгии он связан в первую очередь с темой деревни, природы и экологии. Течение регионального романа развернулось в Бельгии с конца прошлого века. Юбер Крейнс и Ж.Виррес, Э.Глезнер и Ю.Штирнерт идеализировали края, где они родились, воспевали обычаи, привычки сельских жителей, восхваляли крестьянскую общину, как образец для подражания. Мысль А.Франса о том, что самое прекрасное в моральном облике крестьянина это умение хранить все лучшее, что свойственно человечеству, могла бы стать девизом этого круга писателей. Ю.Крейнс сделал се эпиграфом к своей книге "Мои друзья" (1921). В этом повествовании он говорит о товарищах своей молодости, людях цельных н справедливых, сочно передавая детали их жизни, донося выразительность разговорного языка. Картины природы обязательно связаны у него с состоянием души. Они как бы вторят событиям их жмзни. Знма - тусклое время, рабочая пора. Но наступает веема, время сева, и

благодатных дождей, н тогда крестьяне женят и выдают замуж.своих детей, радуются еще крепче связывая между собой узы дружбы. Критическое начало в книгах региокалк-стов этого периода мало заметно.

В тридцатые годы возникает содружество писателей, которое отвергает узкий регионализм. Глава этой группы, назвавшей себя "группой Понедельника" писатель Ф.Элленс » Манифесте от I Мая 1937 года пишет, что опасно сводить литературную деятельность к защите и прославлению географических особенностей, потому что подобные произведения мешают бельгийской литературе занять достойное место среди других литератур. Сам Ф.Элленс, а также А.Байон и Ш.Плинье сумели преодолеть региональную замкнутость и "путем овладения новой литературной техники" продолжить традиции более значимого и весомого социально-пснхологи-ческого романа.

Своеобразным манифестом сельского регионализма стал роман Мари Жевер "Мир на полях" (1940). Он написан в манере региональных авторов конца XIX — начала XX века, правдиво и с большим чувством симпатии к крестьянам. Отличает книгу Жевер от предшествующих повествований на ту же тему особый поэтический мир, который возвышает несложный сюжет. Детали крестьянского быта прежде подавались натуралистически, у Жевер они получают мягкое, спокойное освещение, поэтому драмы ее героев и героинь не звучат душераздирающе. Писательница пользуется терминами христианства, ссылается на деревенские суеверия, но по духу она скорее пантенстка. Ее умение в тот или иной напряженный момент рассказа "вознестись" над событием и взглянуть на него как бы со стороны: с высоты неба, из лесной чащи или с гонимого ветром, облака, отчетливо об этом свидетельствуют.

Весьма обширна региональная литература, связанная с живописным краем Арденн. Проблемы экологии, вырубки лесов, истощения недр, загрязнения воздуха занимают многих писателей-уроженцев этих мест (К.Бронн, Ж.Буйои и

др.). Но больше всего внимания в разделе уделено широко известному (как французскому) писателю Юберу Жюэну. Помимо исследований о современной поэзии, беллетристических книг о французских и русских литераторах, им написано немало романов и эссе на темы бельгийской деревни, откуда он родом.

Эпоха прощания с деревней — время смутное, устройство в городе не несет с собой больших надежд, отсюда, как следствие, возникает общая тональность книг Жюэна, в которых преобладают ноты безысходности, тоски, удивления перед варварством и насилием. Юбер Жюэн любит деревню и ненавидит ее. Через описание многочисленных смертей он как будто хочет освободиться от се притяжения, от чар волшебной природы, от магии черных Арденн.

Романы и эссе Жюэна имеют общее название "Деревушки", Речь в них идет об изолированно стоящих на юге Бельгии поселках Виллене, Тиже и городке Лисе. Расположенные вдали от центральных дорог эти деревушки живут уединенно, образуя своего рода закрытое, весьма традиционное общество, где господствуют законы патриархального мира. Время действия — первая половина XX века.

Хронология в серии романов "Деревушки" не играет большой роли. Они связаны между собой общими персонажами, причем то в одной, то в другой книге один из них выходит на первый план. Будучи очерчены более подробно, они не становятся героями эпопеи в первичном смысле этого слова. Круг сведений о ник недостаточен для глубокого суждения об их характерах. Все полученные нами сведения слишком поверхностны; отсутствуют позедеические мотивировки, обусловленность событий, более или менее определенная расстановка социальных сил. Начав создание этих романов в эпоху взлета "нового романа", Юбер Жюэн в большой степени испытывал его влияние. Отказавшись от сюжета, он рисует картину деревушки как бы отдельными штрихами, случайными мазками, сменой света и тени. В конце концов писатель достигает цели — доносит до чи-

тателя то, что ему хорошо было известно и детстве и 'юности: атмосферу этих, отдаленных мест, общее настроение, эмоционально сгущенные мрачные воспоминания. Несмотря на то, что деревенская жизнь была невеселой, Ю.Жюэн дышал там полной грудью. Именно это ощущение вольности и варг.арстка, дикости нравов, позволило ему так экспрессивно написать о деревне. "Он же задыхается в Париже!" — сказал о нем один критик. Пусть это метафора, ощущение завидной легкости, с которой творил Ю.Жюэн, не покидает читателя. Но картина жизни деревни а Арденнах станет полной, только если серию романов Ю.Жюэна рассмотреть вместе с серией автобиографических эссе: "Болтливые", "День рождения деда", "Пейзаж с рекой", "Дерево женского рода" <1956—1974). В романах писатель ограничил себя отвлеченным разговором о нравах, о трагизме человеческих судеб. Фактически происходящие в деревне события затронуты в них лишь вскользь. В эссе oje позволяет себе рассуждения о разорении мелких крестьянских хозяйств, о надвигающейся волне предприятий индустрии, коверкающей человека быстрее, чем он может к ней приспособиться. Покинувший землю становится для деревенских жителей парией, выскочкой, пополняющим "класс болтливых". В свою очередь Ю.Жюэн отказывает деревне, откуда он родом, » истинно духовной жизни, в интеллекте. Автор чувствует, что общинный уклад содержит ш'олтестпо противоречий: неравенство перед урожаем, неравенство 6 распределении благ, а также иерархию. В общине вершили дела старики, их слово было самым весомым и непререкаемым. Молодым надлежит безропотно им подчиняться. При этом выживут только самые сильные, самые стойкие, самые практичные. В нынешнюю эпоху многое изменилось п деревне. Бессловесное племя крестьян стали дергать пз стороны г сторону. Сначала красноречивые бургомистры, нотариусы и кюре, путь позднее депутаты. Крестьяне никак не реагировали на происходящее, со всем соглашались, однако гозник-шис перемены развернулись не в лучшую для «и к сторону.

С развитием промышленности стало расти число деревенских нуворишей, а вместе с ними число покидающих деревню бедных крестьян.

Со времен первых региональных романов, где жизнь на лоне природы рисовалась как утопический рай (далекий от порохов цивилизации человек живет чистой жизнью на лоне природы), сделан существенный шаг вперед, что заметно в творчестве Жюэка, но также многих других региональных авторов. Появилось совершенно новое звучание темы. Природа своей стихийностью, неуправляемостью взяла над ним верх. Испортилась природа, испортился человек.

В разделе "Тема войны* речь идет о романах на военную тему, написанных в период после 1945 года до наших дней. Как справедливо отмечал исследователь бельгийской литературы о войне Ф.Наркирьер, в стране *е сложилась литература Сопротивления, как особый феномен национальной культуры. Однако совершенно очевидно, что военная проблематика занимает важное место в послевоенной литературе. Строгое сухое изложение фактов постепенно сменяется попытками осознания истоков трагедии, возможности ее предотвращения, поисками истинных виновников войны, порабощения вольнолюбивого народа. Впоследствии особенная бельгийская чувствительность к вере выдвигает на первый план размышления о жертвах войны, о сгустившейся атмосфере всеобщего зла, губительного для юных и слабых существ. Альтруистические мотивы поведения участников Сопротивления все чаще подвергаются сомнению — ведь их усилия могут быть сведены на "нет" непредсказуемостью мира, иррациональностью ощущений, инстинктивностью поведения. Бельгийским авторам несвойственно подчеркивать цельность убеждений коммунистов или антифашистов. Неколебимость веры чате всего у них бывает связана с христианами, именно они поражают красотой души, щедростью всепрощения, жертвенностью. Истинными христианами у них обычно оказываются персонажи, не облеченные духовным званием (Рената фон Розегг у Жиллеса), правда. слу-

чаются прозрения и у служителей культа (священник Леон Морен в одноименном романе Беатрис Бек).

Бельгийские авторы, чьи книгн посвящены теме войны, различны по мировосприятию, манере изложения и методу. Их опыт неадекватен, информированность неравноценна, неодинаково отношение к истории. Однако читатель видит серьезность их поисков, честность в описании фактов, гуманистическую устремленность, попытку правдиво рассказать о сложной и противоречивой эпохе. Круг авторов, пишущих в послевоенные годы на темы войны, достаточно широк, стоит вспомнить имена известных и популярных писателей Роже Фулона, Марн-Луиз Омон, Габриэля Дебландера и других. Но с наиболее характерным и значимым в бельгийской прозе о войне связаны имена Марселя Тири, Даниэля Жил-леса, Давида Шайнерта и Мод Фрер. Их романы нельзя упрекнуть в плоском реализме, бытовщине или голом иллюстрировании фактов. ; -

Среди мемуарной литерзтуры обращает на себя внимание книга М.Тири "Бельгия во время войны" (1947). Участник первой мировой войны, Марсель Тири не был свидетелем и активным членом Сопротивления в период второго немецкого нашествия, о чем он пишет впрямую, но из многих его замечаний можно уловить его честную позицию патриота и гуманиста. Непосредственно войне он посвятил две новеллы ' шестидесятых годов "Одно из двух" и "Я приду как вор". Они написаны в более привычном для этого автора мнстико-романтическомключе.

Тема войны стала ведущей в творчестве Даниэля Жилле-са. Романы, посвященные войне или касавшиеся этого события, автор создавал всё послевоенные десятилетия. Писатель этического склада, он подробнейшим образом зафиксировал состояние бельгийского общества во время войны, выделил его лидеров и : протагонистов, его героев истинных и мин* мых. '

Книга "Плата за присутствие* сильна тем, что выдает тайные пружины фашизма, связь гитлеровской верхушка с

космополитическим капиталом. В ней нарисован выразительный образ дельца, надежного ставленника плутократии. Ничто, даже такое серьезное событие как мировая воина, ис способно изменить образ жизни и образ мысли финансовых и промышленных магнатои.

Смерть помешала закончить Жиллесу задуманную им восьмитомную эпопею "Пятая заповедь". Вышло лишь пять томов этого романного цикла: "Фестиваль в Зальцбурге", "Рожденные умереть", "Кровавое пятно", "Бравдснбургский наблюдатель", "Кочнах Лоране" (1976—1981).

Углубляясь п историю, Жиллес ищет в ней специфику национального развития Бельгии, стремясь рассказать об особенностях се участия во второй мировой войне, решить сложные проблемы этического порядка, ь частности, проблему отношения к революционному террору. Антивоенная тема сопрягается у него с проблематикой социальной, политической, с нравственными исканиями героев. Череда исторических событий показана писателем хронологически точно, порою документально. Жиллес использует высказывания политических деятелей, газетную хронику, рисует персонажей, принадлежащих к разным слоям общества.

Мод Фрер, как писательница "истинно бельгийская", вспоминая о войне, задумалась о природе гуманизма и милосердии, которое кажется ей таким естественным при ощущении полноты жизни. Ее герои — молодые люди, увлекающиеся, любящие, любимые; тем труднее им становиться свидетелями смерти тех, кого они называют врагами, даже если эти враги лично им не принесли никакого вредз. ("Тысячелетние близнецы", 1962.)

Любопытный роман о войне создал Давид Шайнсрт. "Пир Клок Длинные уши", 1966 — немножко сказка, немножко антивоенный памфлет. Ее герой Пир Клок — пацифист» наивный гуманист, вызывающий смех своим простодушие« Пир надеется обезоружить зло, но его бесконечная: доброт* ни в чек не помогает соотечественникам..

В разделе "Политический роман" исследуется "иностранная тема" з произведениях писателей-бельгийцев, анализируются персонажи-иностранцы и персонажи-бельгийцы в незнакомой стране.

Современная бельгийская литература обладает прозой весьма различной по материалу и истокам, и, если темы, не связанные непосредственно с национальной жизнью страны, в ней все-таки преобладают, это обусловлено целым рядом историко-зкономических и социальных причин. Будучи, по выражению самих бельгийцев, перекрестком Западной Евро-пи, эта маленькая страна раньше других осознала небывалое многообразие и одновременно рзстущую взаимозависимость государств Европы, а потом и всего земного шара. Она давно поняла, что такое интеграция экономической жизни, ощутила ее хорошие и дурные стороны, испытала мощное воздействие заокеанских средств массовой информации. Так же как и другие европейские страны, она осознала опасность ядерного взрыва и экологической катастрофы. Почти утратив национальное начало в экономике, она пытается его бережно сохранять в культуре и традициях сельской жизни.

В послевоенные годы Бельгия, благодаря своему центральному положению з Европе, стала участницей всех экономических и военно-политических группировок (НАТО, ЕЭС, Европарламент. и др.). Связи Бельгии со всем миром разнообразны и многоаспектны. Именно это разнообразие я одновременно растущая вззимосвязанность требует от художника, от тех кто ведет летопись современного мира, вдумчивого отношения к связям привычного бельгийского с оригинальным небельгийским, национального с интернациональным, традиционного для европейской культуры с нетрадиционным, редким и исключительным.

Строго говоря, разобранные в данной главе романы, не объединены ни сходством тематики, ни характером рассмотренных героев, не методом. Будучи з основном реалистическими. по мз:гсре изложения они примыкают друг ... другу

благодаря остроте изложенной темы, важной к актуальной для того или иного десятилетия. 50-е годы — жизнь в бельгийских колониях, миссионерство истинное и мнимое (А.Корнелюс "Куфа"); послевоенная безработица, американская помощь Бельгии и Европе (А.Кюрверс "В темпе Ри-,. ма"); 60-е годы — поиск новых рынков сбыта и стран для вывоза и ввоза капитала, создание экономического исследовательского комитета "Бельгия—Китай" (Ш.Парон "Волны могут затихнуть"); 70-е годы — молодежные революции и католицизм (К.Детрез "Сожженная травинка"), арабо-израильский конфликт Щ.Шайнерт "Путешествие; в Палестину"); борьба с латиноамериканскими диктатурами и Европа (К.Детрез, П.Мертенс). Разумеется, романы бельгийских авторов не посвящены исключительно политико-экономическим проблемам, и задумывались они не как специально заданные на них отклики, ко время их вписало в историю страны, выявило их как актуальные, переломные, социально-значимые. Каждый из упомянутых здесь романистов создал немало других произведений, но именно эти книги были выделены критикой, получили национальные и международные премии. Они запечатлели те глобальные исторические процессы, которые ждали своего осмысления и развернутого объяснения, их художественный уровень не вызывает сомнения.

Обращает на себя внимание также и то, что ни одно из произведений на "иностранную тему" не является подчеркнуто публицистическим. Все авторы стремятся увидеть проблему и героя, как ее носителя изнутри, со стороны "слабого", а не "сильного" человека. Оппозицию "слабый"—"сильный" в данном случае следует понимать как "индивидуум-уникум" — "социальная единица". Общественное звучание той или иной рассказанной в романе истории вырастает постепенно из множества, казалось бы разрозненных нехарактерных деталей. Обобщение оказывается возможным благодаря мастерству автора, видящего и общечеловеческие корни излагаемого и ее единичное, направленное к сердцу

Европы преломление. Заесь речь идет не о том, что бельгийцам доступно создание любого национального "образа мира", а о глубоком понимании культурно-исторического процесса нового времени, смешавшего до сей поры разнородные структуры.

Всматриваясь в художественные особенности бельгийских романов на "иностранную тему", следует отметить также их повышенную информативность. Сообщение в них преобладает как способ изложения, становится в конечном счете самодовлеющим. Второстепенна в них философия, манера рассуждать. Наибольший интерес для читателя представляет глубокое, знание авторами того или иного, затронутого в романах вопроса, логика ситуации, опирающаяся на логику истории.

Бельгийский роман на "иностранную тему* отличается от немецкого, австрийского или советского на ту же тему не только изображением реалий соответствующей жизни, но и тем, что при сравнении конкретных произведений замечаешь разницу в школах, методологии, исторических принципах. Подчеркивая "белыизм" данных книг следует обратить внимание на объективность, простирающуюся до объективизма, на авторскую позицию не просто стороннего, а случайного наблюдателя, на сознательный отказ от проникновения . в суть хакого-либо учения или философии, лишь поверхно-ет'се их касание. Перечисленные черты литературоведение часто полагает негативными, но как в природе редко встречаются химически чистые элементы, так и а этих художественных произведениях то, что оказалось определенно, как специфически бельгийское едва намечено, порою просто незаметно, а иногда вступает в противоречие с откровенной ангажированностью и социальной эмфазой писателя.

В разделе "Социальный роман* рассказывается о многочисленных романах бельгийских авторов, представляющих современного растерявшегося в супериндустриальиом городе - челогека. - ■ - ''-'.

Социальный прогресс и, в частности, тоталитарные тенденции современного общества не освободили, а еще больше закабалили горожанина. Глубоко продумать и тщательно изучить состояние человека в современном городе сумели Жак Стернберг, Жан Мюно, Жак Де Декер, Жан-Люк Утере. Отчуждение, ненужность, затеряннность маленького чиновника в современном мире они сумели преподнести стилистически разнопланово ярко, образно и насыщенно. В главе анализируются роман Жака Стернберга "Предместье" <1976), роман Жана Мюно "Невыдающаяся история одного брабантца" (1980), автобиографическое повествование Жюля Брюнена "Приговоренный жить" (1979), роман Жака Де Декера "Колесо обозрения" (1985) и роман Жана-Люка Утерса "Повестка дня" (1989).

Жака Стернберга называют писателем-фантастом, но он не уводит читателя в далекие миры, а видит фантастически-бредовое в настоящем. В анализируемом романе "Предместье", а также в прочих своих произведениях, писатель ярко демонстрирует, как современный человек растворен в толпе, в потоке людей, нивелирующих его индивидуальность. Никого не интересует настоящее или будущее человека, его конкретная личность. Происходит резкая девальвация ценностей. Технократическое общество пытается завладеть не только действительностью, но и мечтами человека, . поэтому писатель должен делатб все возможное, чтобы объяснить читателю процессы, которых он не замечает.

Жан Мюно, качав беседу с читателем об одной бельгийской семье, постепенно поднимается до дискуссии о том, что представляет собой тип современного бельгийца. С его точки зрения, это человек во всех отношениях средний, часто ханжа, обыватель, спешащий жить гребя под себя. Характеризуя современного гражданина Бельгии, писатель проявляет себя как острый сатирик. По негласно существующим правилам, думает он, принято считать, что валлонцы добродушны: они живут в маленьких долинах, гордятся евоик сельским хозяйством, своей принадлежностью к народу,

правда они неотесанны. Фламандцы невыносимо грубы и порою "зверски" серьезны. Брюссельцы либо силятся произнести что-то умное, либо впадают в крайний либерализм, а чаще совмещают и то, и другое. Бот брабантцы — те интеллектуалы, они всегда были "слева". Во время гражданской войны в Испании они были за республиканцев. Во время второй мировой войны они были против Муссолини и значительно более определенно против Гитлера. В тридцатые годы они восхищались пятилетними планам» в СССР, плотинами, тракторами, друзьями-металлургами, расцветшими крестьянами-колхозниками. "Быть бельгийцем сегодня,- говорит один из героев,— не имеет смысла. Маленькая страна, маленькие люди. Лавочники, футбольные болельщики, велосипедисты".

Жюль Брюнеи не касается в своей книге ни особенностей национальной жизни, ни политики, но сконцентрированный в его книге материал показывает еще одну грань современной бельгийской действительности. Бывший неблагополучный подросток, дезертир из армии, пытается разобраться я мотивах своих поступков, ищет социальное объяснение своей истории.

Мягким лиризмом проникнута книга Жака Де Декера. С большой теплотой он пишет о своих современниках, жителях Брюсселя, машинистке и делопроизводителе, художнике я проститутке, столоначальнике с большим окладом и бедней служащей — поэтессе, пенсионерах и школьниках, верующих и неверующих. Обращаясь х рассказам о неурядицах самых обычных, иногда жалких людей можно было сбиться ка мелодраму, черный юмор или гротеск. Ж. Де Декер выдержал свое повествование в чеховских интонациях, фиксируй внимание на мелочах: быта,'на разговорах, которые чаще всего можно услышать а кафе, из диалогах начальника со своей секретаршей или дзух знакомых семьями, друзей, на типичных уличных сценах. Автор дал читателю возможность как бы рассмотреть столицу с верхней точки колеса обозрения в Луна-парке. В жизни иной

раз важно, как бы замечает писатель, сменить точку зрения.

Роман Ж.-Л,Утерса рассказывает о чиновнике. Фигура чиновника непоэтична, порою гротескна, комична, иногда вызывает жалость. Много блестящих страниц посвятили ему русские литераторы XIX столетия и английские писатели XX века. Менее популярен чиновник у французских авторов, но и они сумели создать его интересные воплощения (Бувар и Пекюше Флобера, Салавен Дюамеля, Арангрюд Рёне-Виктора Пиля). Жан-Люк Утере рассказал о «времен- > ных бельгийских чиновниках и буднях одной адмннистра- , ции. Роман Утерса написан в сугубо реалистической манере. И в общем, и в деталях в книге все кажется правдивым, но как традиционный бельгийский художник во имя занимательности повествования Утере допускает легкое смещение реальности, веселый вымысел. Рассказывая о буднях администрации, писатели прибегают к разным ситуациям, например: "потревоженный муравейник", "освобождение от рутины" или "смерть чиновника". ЖЛ.Утерс написал роман, герой которого изо всех сил стремится не забыть, что он человек.

Бельгийскую литературу иногда называют камерной, консервативной, уходящей от социальной проблематики. С этим нельзя не согласиться. Не только упомянутые выше писатс- -ли, но и многие другие современные авторы, анализируя день сегодняшний, выступают с критической точки зрения. Проблем немало: человек-машина, современные люмпены, изменения качества и тонуса жизни в эпоху компьютеров, причины, достижения и издержки технократии, экология современного города. Общечеловеческие глобальные проблемы переплетаются в сложный клубок с коренными социально-экономическими проблемами и запросами личностей, не желающих "тушеваться". В эпоху супериндустриализации возрастают отрицательные последствия экономической деятельности, угрожающие будущим поколениям, появляются бюрократические слои, с которыми государство бороться не

в силах. Как думает футуролог Аурелио Печчеи, человеческий вид на данной стадии эволюции оказался неспособным в культурном отношении идти в ногу со временем и полностью приспособиться к тем изменениям, которые сам внес в этот мир. Все писатели гуманисты, размышляющие в той или иной форме о будущем, приходят к мысли о том, что проблема заключена в самом человеке, в его внутреннем самоусовершенствовании. Только через развитие человеческих качеств и человеческих способностей можно добиться изменения ориентированной на материальные ценности цивилизации и использовать ее огромный потенциал для благих целей.

Глава IV "Жанровое разнообразие бельгийской литературы" открывается разделом "Новеллистика". Бельгийская новелла в малом объеме воспроизводит то же, что характеризует бельгийскую литературу в. целом. Читатель не находит " в новеллистике остросюжетного повествования, живых экспрессивных диалогов, быстрой смены событий, философских размышлений. Бельгийские рассказы часто бессюжетны, иной раз представляют собой простые зарисовки, легкие эскизы. По интонациям они грустны и даже часто случается, болезненны, а по изложению монотонны. Вместо сладостного упоения гармонией, они несут ощущение дискомфорта, разлада, неуверенности. Бельгия, издалека кажущаяся ' более, чем благополучной страной, устами своих писателей уверяет нас в обратном. Маленькая, цветущая, красивая, с великолепными архитектурными памятниками, современная, экономически высоко развитая, она была подвержена всем бедам, которые обрушивались на западноевропейские страны.

Форма рассказа с давних пор и по нынешний день — одна из самых распространенных в стране. Жанр оперативный и гибкий, рассказ быстрее и точнее, чем роман, отмечает черты бельгийской жизни, представления бельгийцев о добре и красоте. Невольно ищешь оправдание устойчивости и живучести этого жанра в сюжетной живописи "малых

голландцев". Мощные импульсы культуры Возрождения и по сей день питают бельгийскую литературу. Среди книг, выпускаемых современными авторами, солидную часть занимают именно новеллы. Многие молодые авторы, начиная как журналисты или стихотворцы, в дальнейшем в краткой повествовательной форме развивают свое поэтическое видение мира. Зачастую героем этих новелл становится одинокий субъект с его личностным восприятием мира. Новеллы как будто пропитаны запахом тления осенних листьев, кладбищенских аллей. Создается впечатление, что Бельгия, сохраняя в отличном состоянии свои древние города-музеи Брюгге, Гент, Антверпен, Остенде одновременно законсервировала и дух символистской поэзии начала века.

Разумеется, рассказы современных авторов, зарекомендовавших себя и утвердивших на родине и за рубежом, очень различны, но имеют то общее, что показывают не олеографическую Бельгию, рай для туристов, а совсем далекую от дурных журналистских штампов страну одиноких, часто разобщенных людей, тоскующих о прошлой жизни, об утраченных фольклорных традициях, об исчезающей христианской вере, о подорванной евангельской морали, о наступлении города на деревню, об уделе маленького человека, сторонящегося политики, истории, философии.

Одним из художественных завоеваний бельгийских авторов следует считать пейзаж. Общеизвестно, что природа неизменно участвует в формировании народного сознания, существенно определяя его своеобразие. С момента возникновения бельгийской литературы изображение земли, "переживание" родной природы было важным признаком приближения литературы к национальной действительности. Энгельс в статье "Ландшафты" писал о том, что образ родной природы неизменно отпечатывается во всех формах человеческого сознания: "Эллада имела счастье видеть, как характер ее ландшафта был осознан в религии ее жителей,... голландские пейзажи по существу, кальвинистические. Всепоглощающая проза, отсутствие одухотворения, как бы ви-

сящее над голландскими видами серое небо, так подходяще к ним — все это вызывает те же впечатления, какие пробуждают в нас непогрешимые сооружения Дордрехтского собора*10. Считая архитектурное сооружение, хорошо вписавшееся в природу, неким символом, можно утверждать, что Бельгия — это музейная древность и деловая новь, вместе взятые, это звон холоколов Малина и тишина дома Эразма Роттердамского, это особый, неповторимый гул здания стран ЕЭС н пугающая внушительность натовских учреждений. Достаточно получасз на самолете или четырех-пяти часов на автомашине, чтобы проехать эту страну из конца в конец. За столь короткое время глазам предстанут курорты и рыбачьи деревушки, очень ровные низменности, каналы с застывшей водой, польдеры, усеянные крупными фермами луга, леса, плоскогорья и наконец, Арденны. Города поразят обилием памятников средневековой архитектуры: брюссельская ратуша, ратуша в Дамме, дворец правосудия в Льеже, крытый рынок в Генте — повсюду здесь доминируют контуры готики. В разных краях Бельгии можно встретить и старинные живописные деревни, облик которых за пять-шссть веков мало в чем изменился. Мир старины невозмута-мо взирает на соседствующую современность. Образы жителей маленьких городов и маленьких селений кажутся производными от окружающего их мира.

В данном разделе анализируются рассказы писателей, пк зущз!х по-французски и по-фламандски Хонстана Бюр-иье, Марселя Тири, Альбера Эгпзрса, Пьера Мертенсл, Хуго Раса, Хуго Клауса а некоторых других авторов.

8 рамках любого художественного направленна бельгийский? рассказ выдвигает на первый план характер, четко очерченный образ, яркую личность. В сфере его тзямаиня драматические, редко комичеегше (абсурдные) сл^ацки, богатые диалогом или интересными рештаками. иш! пли едгз обозначенный конфликт предстзаляет кнтергс

*К.М.чр*с м искусит", М., 1937, е. 641.

за счет "прорисовки фона", обилия живописных деталей или концентрации на одном предмете, получающем почти символическое выражение (Альбер Эгпарс "Торс", "Сапоги"). Композиция новелл бывает порой очень слабо выраженной (Констан Бюрньо, Марсель Леконт) и тогда повествование движется с помощью поэтического стиля, но бывает порой автор выстраивает сюжеты очень умело в притчевой или слегка назидательной форме (Ф.Кизель, М.Тири). Обаяние авторской речи, простор для воображения свойственны далеко не каждой истории, но все они подмечают характерное, . хотя чаще статическое, "граничащее с художественно выполненным "фотографированием". Торопливость и "цикличность" современного мира отмечают все авторы, но далеко не всем из них удается адекватно выразить себя через героя-одиночку, перього попавшегося в спешащей толпе.

Раздел "Три поэтических почерка" представляет попытку определить почерк. Анри Мишо, Мориса Карэма и Жака Бреля, которые не соприкасались в своем глубоко индивидуальном творчестве, но имеют одну общую точку притяжения — Бельгию.

Как отмечает критика, Анри Мишо вписывался со своими стихами во все наимоднейшие поэтические течения. Его называли и символистом, и дадаистом, и футуристом и т.д. Но если сопоставить его произведения разных лет, включая сегодняшние стихи, в них можно заметить некое единство. А.Мишо — мастер словесной алхимии, превращающей простые металлы в золото, звуки в слова-понятия, слова в понятия-образы, где всегда есть перспектива от маленького "я" к необозримому бесконечному.

Первичные составляющие его "будущих смыслов" порою определяются достаточно четко. Например, плод его фантазии некий Плюм из однонменного сборника стихотворений в прозе, забавный человечек, которого одни критики сравнивают со Швейком, другие с Чаплиным, имеет и черты среднего бельгийца (одна из логических версий персонажа, против которой сам поэт не возражал). Все, что происходит

с Плюмом, можно назвать абсурдными путешествиями и приключениями, заставляющими не только улыбаться, но и ловить некий общий смысл понятия "обыватель".

Рассуждая о бельгийской поэзии критик Жан Клузе полагает, что каждому при чтении стихов Анри Мишо ясно, что он бельгийский поэт, потому что его путь в творчестве "слишком интроспективен". Внешний мир лишь поставил на нем свое "клеймо". Иными словами, Жан Клузе связывает бельгийское начало в его творчестве с мечтательностью, со склонностью к внутреннему миросозерцанию. Это звучит не очень убедительно, потому что поэтов подобной духовной организации немало и во Франции, и в других странах. Не докажет "бельгизма* Анри Мишо и иероглифичность его мышления, склонность к восточному письму. Разговор об Анри Мишо как о бельгийском авторе стал возможным лишь потому, что сам поэт полагал, что его сформировала тихая поэтическая Бельгия, и десятки критиков повторяют это суждение, подчеркивая выход Мишо из маленькой страны не в страну побольше, которой является "метрополия" (Франция), а в большой мир, каким является планета. Анри Мишо тянут и Азия, и Латинская Америка, л Африка. Однако просто стремление выйти за границы своего государства тоже не может доказать бельгийского начала его поэзии. Случай "бельгийского поэта" Анри Мишо — один из самых спорных.

' гмприую -и подлинно всенародную славу завоевал Морис Карэм. Явление объяснимо, его начинают читать в детском возраста. Это писатель, прозрачный язык образов которого помогает открывать мир. Внешне простовато и капано, а в действительности мудро он радуется свежей зелени, чистому утру, красным цветам, голубому небу. Рассматривая в целой его поэтическую деятельность гзизедвааь в пей фольклорное начало, а также влияние раалп-шш: поэтических школ (символизма, сюрреализма), которые, скрещиваясь, вес? ма своеобразно преломлялись в его языке. Вель-гийцы, как вчера, так и сегодня всматриваются з таинство

вечности. Карэму оказалась близка) мысль' Метерлинка о том, что человеческая душа "проходит века" далеко не в одном состоянии и настроении, он по-своему выражает ее, придавая ей языческую окраску. Как многие сюрреалисты, М.Карэм отталкивается от реальности, видит порой мир абсурдным, но живя в тишине провинции, на морском берегу, он сравнительно с другими авторами остается ясным и гармоничным. Структуру его стихов образуют фламандский мистицизм и французская "раскованность", экспрессия, народная ритмика и кропотливая филологическая работа над словом, обращенным к специально неподготовленной молодежной аудитории (М.Карэм был учителем). Ничто так убедительно не воздействует на ребенка как беседа, как диалогическая форма, при которой автор, нарочито раздваиваясь, ведет нас к единственно возможному ответу. При этом • М.Карэм совсем не озабочен классической отточенностью мысли, заложенной в отдельных репликах, создавая порой хаотическую картину мнений, пеструю как картина самой жизни, открывающейся ребенку.

Обращаясь к взрослым М.Карэм напоминает о мире легенд, известных и любимых с детства, хотя и канувших в глубину памяти. Пословицы, поговорки, прибаутки, счита-лочки, присловья, песенки перекочевывают из поколения в поколение, имея прежнюю силу воздействия. Поэтическое слово Карэма создает образ мира традиционный и индивидуальный. Настаивая на простоте и обыденности мира, в котором живет человек, поэт "облегчает" его в поэтических строфах, романтизирует. Лирика не всегда осваивает будущее, иногда она опирается на психологический опыт, уже давно отраженный прозой, но делает это по-своему. Она направлена не на пространственные толкования и теоретические внушения, а ка создание системы быстродействующих ассоциаций; ими наполнена поэзия Карэма.

Поэтическое развитие народных традиций характерно к для творчества Жака Вреля, как и Карэм, имеющего очень большую аудиторию читателей и слушателей. Случается,

что в его стихах появляются приметы французской или испанской жизни, но убедительность и силу воздействия они получают благодаря их особенному интонационному строю, своей "грубости" и шероховатости. Эти качества невозможно имитировать, они свойственны всем франкоязычным фламандцам. В мире природы, в деревне, в городском предместье, на берегу моря все предметы и явления имеют постоянные эпитеты, свой шифр, свою функцию. В стихах Бреля, и в тех, что отражают картины природы, и в тех, что написаны на другие темы, отражаются и поющие ка ветру дюны, и долгие при отливе пляжи, и удивительно ровные луга, и чернильные тучи на горизонте. Восторженность и воодушевление поэта, эмоциональный накал и ирония глу-"боко самобытны и оригинальны.

Многие стихотворения Бреля сложены в распространенной форме баллады, небольшого сюжетного стихотворения, ' содержанием которого становится подлинная история. Темой их становится счастливая и несчастная любовь, беды и радости супружества, тяжелая доля моряка и солдата.

Другой ряд стихов использует форму литании, молитвы, что часто придает им щемящую пронзительность и хороший песенный строй. Лирическая напевность в контрасте с банальностью жанровой зарисовки или жизненной ситуации делает стихи Бреля неповторимыми, глубоко икдивидуаль-* и:.: 1, воздействующими как гипнотическое внушение.

Известно, что Брель писал "сценарий" для каждой своей песня, выверяя звучание отдельных строк, подхваченных на улице в выразительной речи проститутки или пьянчужки, . насыщая затем текст философскими раздумьями. Личностное начало пессн-стихсп Бреля сильно» но стремлений опереться на образцы народной и церковной музыки тогл'е несома заметно.

В разделе "Тенденции современной драматургии" характеризуется театр семидесатых-вссьмидесятых годов. Бельгийски«'драматургам так же, как и писателям, работающим в других жаир«х, приходятся открещиваться от обвинений в

регионализме или, наоборот, в подчинении центробежным силам, уводящим драматургов от национальных проблем. Дело в том, что пьесы бельгийских авторов, когда их ставят во Франции, непременно принимают за французские. В пятидесятые годы это случилось даже с таким крупным драматургом как Гельдерод. Все это больно уязвляет самолюбие бельгийцев, драматургов и театральных критиков, справедливо считающих, что у них есть свои, ни с кем не сопоставимые, резко отличные от других стран проблемы.

Бельгийский театр не всегда прямо отзывается на события внутренней жизни, но он и не обходит их стороной, нужно лишь внимательно присмотреться к тому, что пишут драматурга сегодня.

Обращаясь к проблематике традиционной или актуальной, драматурги как правило развивают национальные черты своего театра. Их специфика определена двумя факторами: генетическим наследием и уровнем культурного развития. Считается, что "золотой век" бельгийской драмы приходится на двадцатые—сороковые годы. Метерлинк, Гельдерод, Кроммелинк — выдающиеся современные авторы, оставившие глубокий след в национальном сознании. Ориентацию на их творчество можно заметить в драматических произведениях некоторых авторов 60—80-х гг. (Виллемс, Снгрид). Другие авторы, полагающие вопрос о национальной . самобытности бессмысленным, потому что сценическое искусство общечеловечно и по природе космополитично пишут в подражание популярным западным драматургам или просто делают вольные переводы их произведений на французский или фламандский языки (адаптации Ж. Де Декера). Драматурги исследуют современную семью, ее нравственный климат, психологию интеллигента и замечательных людей прошлого, человека в сложной психологической ситуации. Если Ж.Снгрид тяготеет к поэтической символике, то Жан Луве ищет натуралистические решения. Реалистическая ирония Л.Вутсрс и Ж. Де Декера, звучащая в пьесах, которые можно было бы назвать бельгийскими интеллектуальными

драмами, приближает их к повседневности. Они динамичны, психологичны и вызывают интерес, как в сценическом воплощении, так и на страницах драмзтических сборников ("Кайе дго Ридо"). При данном состоянии изучения бельгийской драматургии последнего десятилетия рано еще делать окончательные суждения о будущих направлениях ее развития, но нельзя не отметать плодотворность, разнообразие и основательность поисков,

В разделе "Эссеистика" рассматриваются такие распространенные в бельгийской литературе формы, как очерк, эссе, критическое исследование. Бельгийская пресса очерков не печатает, предпочитая им более оперативные критические статьи и рецензии, так что очерки публикуются отдельными изданиями, часто небольшими тнрзжами, но они читаются. Публика охотно раскупает эти издания, подготовленные романистами или драматургами, поэтами или сценаристами. 8 них опыт художника сочетается с фактами, с попыткой философского или поэтического осмысления темы. Иногда этот ряд перестраивается: или поэзия теснит факты и философию, или абстрактные истины заслоняют собой реальный мир. Эссе, более, чем какой-либо другой жанр, подтверждают, что созерцательность — отличная черта бельгийской литературы.

В жанровом отношении критика и эссеистика современна ' Бельгии мало чем отличаются от критики и эссеистики других европейских стран, включая Россию. Бытовое наблюдение, физиологическая зарисовка, картины природы, литературный портрет, структуралистское изыскание, философское размышление, аналитический эскиз — все эти жанры не представляются исключительными. Читатель привык искать в них разнообразные вопросы сегоднпкшегс дкя.

Рассматриваемые в данном разделе авторы г бояггвинстве своем профессионалы короткого жанра. Выделение отдел;.-иых их сочинений не было случайным. Своеобразные книги Мари Жевер, изыскания Сюзан Лиляр хорошо известки в Взльпш и во Франции. Мпрозую известность имеет один из

основоположников "новой критики" Жорж Пуле. Более ограниченную локальную славу получили Анри Давикьон и Жорж Буйон. Все эти авторы принадлежат к старшему поколению современных бельгийских литераторов. Молодые авторы редко обращаются к размышлениям, их излюблен^ ный жанр сегодня — стихи и экспериментальный роман весьма причудливой формы.

Мари Жевер принадлежит к тем редким художникам XX века, которые посвятили свой талант рассказам о природе, попытке выстроить неуловимое, запечатлеть знакомое, ежесекундно меняющееся, объять словами и моря, и туманы, и лес, и запахи, и звуки. В Бельгии она — первая женщина, ставшая членом Королевской академии языка и литературы. Родственница Верхарна, подруга Колетт, Эльскампа и Шарля Вильдрака, она автор сборников эссе и нескольких романов. По общему признанию ей удавались именно эссе. Два заголовка к ним начинаются со слова "радость": "Радость метеоров", "Радость параллелей", счастье жить в согласии с природой и счастье путешествовать. Мари Жевер кажется, что слово "метеор" надо употреблять не только для характеристики падающих звезд, "этого слабого, но прекрасного росчерка пера в космическом пространстве", но и вообще для обозначения всех атмосферических явлений. Скользя от одного времени года к другому, писательница создает портрет родного края Кампина. Однако ее действующие лица не только дожди и туманы, но и люди, живущие в этом краю, беспокоящиеся о выпавшей из гнезда пташке, о сломавшей крыло сороке, о добром сне сурка.

Посетив несколько раз Бельгийское Конго она передала в прозаической форме "странное удовольствие" от встречи северянина с чужой природой. Девственные леса, плантации незнакомых культур, дикие звери, богатые рыбой реки — радость от общения с природой занимает немалое место в воображении Мари Жевер. Писательница бывает сентиментальна, но чаще ее проза ярко метафорична.

Литература о литературе редко удерживает внимание широкого читателя, но среди бельгийских литературоведов есть такие, которые способны удержать внимание не только своего читателя, но и французского, европейского, русского. Это прежде всего Робер Пуле, занимающий в новой критике место одного из законодателей. Как выразился один из критиков, Робер Пуле в литературоведении сделал то же, что Марсель Пруст в литературе. Изучая литературное произведение, полагает он, следует двигаться вспять, "как бы з поисках утраченного времени", для того, чтобы потом найти его и соединить в единое целое. Изучая категории пространства и времени в творчестве различных писателей XIX и XX веков, он полагает наиболее совершенной формой круг ("Превращение круга", 1961).

В работах семидесятых годов он увлекается идеей сознания читателя, проблемами восприятия. ("Критическое созна-' вне", 1971). Внимательно читая первых литературоведов-профессионалов — Сент-Вева, Бальзака, Стендаля, Бодлера, Р.Пуле подчеркивает у них одну и ту же идею поиска в себе того, что потом предстанет глазам воспринимающего их читателя. Произведение искусства может состояться, 'только если оно попало к талантливому читателю, и созидательная мысль автора слилась с творческой мыслью читателя.

Книги Пуле восьмидесятых годов повторяют идеи кряти-" ки редыдущих десятилетий. Перефразируя поэтическую строчку Валери: "Я замкнут между мной и "я", критик утверждает, что жизнь наших чувств текуча и зыбка, поэтому следует найти какие-то постоянные величины, на которые можно было бы опереться; ими становятся отлитые в форму слова мгновения, ощущения каждого нашего шага, нашего "бытия н небытия".

Среди многих прочих автораз как критик оссслсл* выделяется Сюзанна Лиляр, известная и как драматург. Проявляя ингоргс к допросам литературы, СЛиляр специально оста зли вастсл на вопросах нравственности и христианской этнкг5. Она принадлежит к поколению Ж.-П.Сартра и

С. де Бовуар, к направлению их идей, к их манеру мышления, хотя и не полностью разделяет философское кредо экзистенциалистов. Ее политические взгляды отличаются умеренностью, ни в одном из своих эссе она не приближается к газетным и журнальным дебатам, почитая их вульгарной временностью. В большой степени ее занимают вопросы нравственности: любовь и проблемы пола, семьи, брак и религия, их социологический аспект. Одна из излюбленных и часто используемых ею категорий "святое—священное" (зажженное "искрой божьей", "освещенное светом высшей духовности"). В эссе "Чета", 1963 она пытается выяснить смысл таких понятий как "эротика, эротизм". Из логически и стилистически очень стройного текста становится известной история двух браков Питера Пауля Рубенса. Опуская момент эстетический, не связывая образное мышление художника с нормами и запросами времени, она подчеркивает его повышенное внимание к обнаженной натуре. В эссе Лиляр много интересных наблюдений над жизнью пары, природой их взаимоотношений. Ее интересуют браки и любовные связи Джона Донна и Виктора Гюго. Главный вывод писатсл-ницы: "Эротика будет священной, или этого понятия не будет вообще".

В книге "О Сартре и о любви", 1967 она разоблачает Сартра-"рззоблачителя", показывая его как человека, похожего на обычных людей своими устремлениями, печалями, сожалениями, тревогами, порывами. Но став оппонентом философа, Лиляр не слишком ему противоречит. Она лишь углубляет, заостряет и поворачивает в сторону христианской этики отдельные его постулаты. С ее точки зрения французский писатель, следуя за Ясперсом, нашел созвучный его поискам метод "конкретного понимания" действительности на основе интуиции, по характеру скорее чувственной, чем интеллектуальной, но обладающей неопровержимой достоверностью и активностью воздействия.

У бельгийцев нет очерков о выдающихся личностях, нет сугубо документальных рассказов, особо примечательных ре-

портажей. У каждого очеркиста своя правда, свое восприятие жизни. Мари Жевер наблюдает ее со стороны бельгийских просветителей-миссионеров, Сюзан Лиляр, исходя из экзистенциалистских постулатов Сартра. Анри Давиньон вхож в гостиные дипломатов и высоких персон, Жорж Буй-он пропагандировал социальный оптимизм с лицейских и университетских кафедр. Многообразие форм эссеистики есть отражение разносторонних запросов современного человека, частой смены его настроений, поисков веры и любви. Если роман бывает нужен читателю как однз из моделей с трудом поддающегося познанию мира, эссе ему нужно как перевод самых непредсказуемых его жизненных впечатлений, как обнаруженная связь случайных смыслов бытия.

В Заключении предпринята попытка проанализировать общее и индивидуальное в бельгийской литературе, выделить и систематизировать элементы текста, участвующие в формировании ее эстетической панорамы, подчеркнуть специфику литературных жанров, течений и направлений, стилей и методов. Большое внимание обращено па франко-бельгийские связи, непрекращающиеся контакты французской и бельгийской литератур со времен романтизма до постмодернистской эстетики наших дней. Отмечены и проанализированы германские влияния на бельгийскую литературу. Помимо связи с литературно-художественными тече-шш.п! соседних стран выделено также тяготение бельгийской литературы к натуралистическому видению (традиция Возрождения) и одновременно к символике (усвоение средневекового опыта и опыта поэтов-символистов), стремление к seps, к обновлению христианства, слабость философского осмысления жизни, сила эмоционального ее ьсспрняткя.

Основные работы, опубликованные по теме диссертации:

1. 'Сова н зеркало. Наследники Де Костсра. (монография) — М.» Художественная литература, 1990.- 15 ал.

2.' Бедьгийдм открывают Бельгию.- Иностранная литература, 1977, № 5 — 0,5д./г

3. "Контур лица" (о современной франкоязычной литературе Бельгии) -т- Иностранная литература, 1981, № 8 — 1 Ел.

4. Предисловие к роману Ф.Малле-Жорис "Днкки-ко-роль" —- М., Молодая гвардия, 1984 — 1 ал.

5. Предисловие к роману Ф.Малле-Жорис "Аллегра" — М., Радуга, 1985 — 1 а.л.

6. Предисловие к книге "Бельгийская новелла" — М., Известия, 1986.

7. Я.Фрид. Эмиль Верхарн "Творческий путь" — Реферативный журнал, 1987, № 3 — 0,2 ал.

8. Франко-бельгийские литературные связи 1880-1914.-Реферативный журнал, 1987, № 4 — 0,2 а.л.

9. Предисловие к книге "Зарубежный детектив" — М., Молодая гвардия, 1991 — 1 а.л.

10. Глава "Бельгийская литература" для 9-го тома "Истории всемирной литературы" (издательская подготовка) — 1,5 ал.

-ип НоскоВский не^йтни^ . за*.605í -пр. lO<W