автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Библейские речения, сюжеты и мотивы в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина

Полный текст автореферата диссертации по теме "Библейские речения, сюжеты и мотивы в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина"

Па правах рукописи

РЕМГГЕЛЬ Елена Александровна

БИБЛЕЙСКИЕ РЕЧЕНИЯ, СЮЖЕТЫ И МОТИВЫ В ТВОРЧЕСТВЕ М.Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА («ИСТОРИЯ ОДНОГО ГОРОДА», «ГОСПОДА ГОЛОВЛЕВЫ», «ПОШЕХОНСКАЯ СТАРИНА»)

Специальность 10.01.01- русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Саратов - 2004

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы и фольклора Саратовского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского

Научный руководитель".

кандидат филологических наук, доцент Галина Федоровна Самосюк

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Елена Генриховна Елина

кандидат филологических наук, доцент Людмила Петровна Борзова

Ведущая организация:

Коломенский государственный педагогический институт

!Р 1Ц оо

Защита состоится « / & » декабря 2004 г. в ' '' часов на заседании

диссертационного совета Д 212.243 02 при Сараювском государственном

университете им. Н.Г. Чернышевского по адресу- г Саратов, ул.

Университетская, 59. Отзывы на диссертацию можно направлять по адресу:

410012, г. Саратов, ул. Астраханская, 83

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Саратовского государственного университета им. Н Г. Чернышевского.

Автореферат разослан «_» ноября 2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, профессор Ю.Н. Борисов

f<rf

Русская классическая литература с момента своего возникновения широко обращалась к Библии, хотя функции библейского текста в XII -XVI столетиях были совершенно иными, чем даже в XVII веке. В средневековую пору развития словесности Священное Писание было своеобразным идеологическим образцом: его можно и нужно было цитировать точно и без всякой негативной окраски. Объяснялось это религиозностью сознания древнего человека, воспринимавшего Библию как сакральный текст. В XVII веке в связи с ослаблением влияния церкви в государстве, ростом посадского населения начался процесс демократизации идей и настроений и связанная с этим секуляризация мысли и литературы.

Стало возможным иное восприятие Библии. Наряду с традиционным «обожествлением» библейского слова появилось критическое отношение к тексту Священного Писания. Об этом свидетельствуют в первую очередь сатирические повести («Слово о бражнике», «Калязинская челобитная» «Повесть о куре и лисице», «Праздник кабацких ярыжек и др.)1

В литературе XVIII и XIX столетий обе эти тенденции в отношении к Библии продолжали существовать, приобретая в творчестве различных писателей свое индивидуальное художественное воплощение. Совершенно особое место текст Священного Писания занимает в произведениях Салтыкова-Щедрина, составляя основу как его реалистической, так и сатирической поэтики.

При всем том, что творчество Щедрина всесторонне изучено крупнейшими исследователями (В.Я. Кирпотиным, A.C. Бушминым, Е.И. Покусаевым, С.А. Макашиным, ДП Николаевым, саратовскими учеными - A.A. Жук, В.В. Прозоровым, Е.Г. Елиной, Ю.Н. Борисовым и др.), проблема функционирования библейского текста в художественных текстах сатирика так и не получила удовлетворительного разрешения в литературоведении. В Полном собрании сочинений Салтыкова-Щедрина (1933-1941) и в последнем 20-ти томном издании произведений писателя (1965-1977), в частности, были зафиксированы многие случаи включения в щедринские тексты реминисценций, парафраз из Библии. В примечаниях давалась отсылка к соответствующим, используемым писателем книгам и главам Священного Писания и иногда раскрывался самый общий смысл привлекаемого библейского материала. Однако все эти указания далеко не исчерпывали всего огромного корпуса библейских аллюзий в

1 Подробнее см об этом в кн Лихачев Д С , Панченко А М «Смеховой мир» Древней Руси Л , 1976, Адрианова-Перети В П У истоков русской сатиры // Русская демокражческая сатира XVI! века М , Л ,

1954

произведениях Салтыкова. Кроме того, комментаторами не ставилась задача выявления их особого смыслового и стилистического наполнения в щедринском тексте.

Только начиная с 1980-х годов в щедриноведении появляются работы, где библеизмы в сочинениях сатирика становятся объектом специального рассмотрения- предпринимаются попытки их контекстуального комментирования, устанавливается связь библейских включений с содержанием той или иной сиены, ситуации, с характером персонажа, обнаруживаются новые библейские параллели (И.Б. Павлова, Е.В. Литвинова, А П Ауэр, Г.Ф. Самосюк, Т.Н. Головина, Б И Матвеев, А О. Панич и др.). Несмотря на это, до сих пор исследователями не был произведен комплексный и системный анализ библейского пласта в творчестве Щедрина, так же, как остался открытым и вопрос о месте текста Священного Писания в художественной системе писателя и его роли в воплощении идейно-художественного замысла произведений Салтыкова. Именно эта неразработанность многих направлений диссертационной темы, а также возрастающий в последнее время в литературоведении интерес к проблеме библейского текста в русской литературе, в том числе и в художественном наследии М Е Салтыкова-Щедрина, обусловили актуальность представленной работы.

Предметом изучения является Библия в контексте щедринского творчества.

Объект исследования - библейские речения, сюжеты, мотивы, образы в произведениях Салтыкова «История одного города», «Господа Головлевы», «Пошехонская старина».

Тексты М.Е Салтыкова-Щедрина приводятся по двадцатитомному собранию сочинений писателя, выходившему с 1965 по 1977 год в Москве в издательстве «Художественная литература» и являющемуся на сегодняшний день наиболее полным.

Цель диссертационного исследования - выявить различные формы бытования Библии, способы ее введения и специфику функционирования в названных сочинениях сатирика.

В соответствии с этой целью были намечены следующие задачи:

1 Определить в контекстуальной связи идейно-структурное своеобразие привлекаемых Щедриным библейских тем, образов и мотивов в «Истории одного города».

2. Исследовать особенности включения библейских легенд, притч, мифов, афоризмов в структуру сюжета и образов романа-хроники «Господа Головлевы» Выявить новые функции

библеизмов в создании характеров героев и различных психологических ситуаций, в том числе и ситуации «пробуждения совести» у Порфирия Головлева.

3 Показать новые формы художественного освоения Библии в «Пошехонской старине»:

- раскрыть содержание подзаголовка («Житие Никанора Затрапезного»), установить его связь с библейским понятием «жития» как «жизни»;

- охарактеризовать смысл идейного, нравственно-эстетического и бытового наполнения церковных праздников, которые нашли отражение в «Пошехонской старине»;

- опираясь на биографические факты и особенности авторского присутствия в тексте семейной хроники и других произведений 80-х годов, предложить свое осмысление «религиозности» Щедрина и его нравственных позиций.

В основу методологии настоящего сочинения положен комплексный подход, включающий методы историко-литературного,

интертекстуального, смыслового анализа текста, учитывающий биографические аспекты, а также научные принципы, реализуемые в трудах, посвященных общим вопросам отношения русской литературы и христианства (М М. Дунаев, A.M. Любомудров, В А. Котельников, В.Н Захаров и др) и проблемам изучения различных аспектов щедринской сатиры (Е И. Покусаев, A.C. Бушмин, С. А. Макашин, Д.П. Николаев и др.).

Научная новизна диссертационной работы.

Впервые Библия рассмотрена в идейно-художественном контексте щедринских произведений с учетом изменения форм ее бытования в авторском тексте от «Истории одного города» к «Пошехонской старине». Исследованы как общие принципы использования Салтыковым-Щедриным библейского материала, так и различные, обусловленные тематикой, жанром произведений, построением сюжета, характером персонажей, авторским замыслом. Установлено, что привлекаемые писателем сюжеты, аллюзии, реминисценции из Библии дают возможность новой интерпретации социального и нравственно-философского смысла сочинений сатирика.

Апробация работы

Основные положения и выводы диссертации обсуждались на межкафедральном семинаре аспирантов и соискателей, в щедринском спецсеминаре кафедры истории русской литературы и фольклора СГУ (Саратов), были представлены в виде докладов на конференциях молодых

ученых в Саратовском государственном университете (2001-2004 гг.), на III Международной конференции «Литература и культура в контексте христианства» (Ульяновск, 2002 г.), на научной межвузовской конференции «Литература: миф и реальность» (Казань, 2003 г.), а также нашли отражение в шести опубликованных и двух сданных в печать статьях.

Практическая значимость

Материалы диссертации использовались автором в лекциях по курсу «История русской литературы XIX века», в коллективном спецкурсе «Библия и русская литература», на практических занятиях по этим же курсам. Результаты исследований могут применяться в школьной и вузовской практике, в спецкурсах и спецсеминарах.

Положения, выносимые на защиту:

1 Библейские речения, сюжеты, мотивы способствуют выявлению философских, социально-политических взглядов Щедрина, уточняют его нравственно-эстетические позиции, определяют художественную многомерность смыслового пространства произведений писателя.

2 Наряду со средствами реалистического гротеска и фантастики важное место в сатирическом изображении персонажей занимает текст Священного Писания Связь сакрального текста с текстом «Истории одного города» ощущается и на более глубинном уровне, а именно на уровне художественной структуры. Многие из привлекаемых сатириком библейских преданий и мифов служат основой для построения отдельных компонентов сюжета или глав щедринского произведения Более того, вся салтыковская книга, повествующая о постепенном приближении катастрофы в Глупове, структурно организована по аналогии с библейской историей.

3. Смысловым и сюжетообразующим началом романа-хроники «Господа Головлевы» являются притча о Блудном сыне, легенды о Страшном Суде и крестных мучениях Христа Имплицитно предсказывая принципиально важные повороты сюжета, евангельские притчи и легенды подготавливают ситуацию, возникающую в финале хроники, делая его многоплановым и художественно мотивированным

4. «Пошехонская старина» являет собой новые формы художественного освоения Библии Писателя занимает проблема бытования Библии в обычной жизни человека, ее место в

сознании, мировоззрении людей разных сословий. Включение же в текст произведения церковных праздников как бытового явления дает возможность Щедрину охарактеризовать и уровень народного сознания, и нравственный мир поместного дворянства, оттеняя его бездуховность. Наличие подзаголовка («Житие Никанора Затрапезного») свидетельствует о скрытых формах присутствия библейского материала, связанного с осмыслением «жития» как «жизни», а имени Никанора с именем одного из библейских апостолов. Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка.

Основное содержание диссертации Во введении обосновывается актуальность темы, определяется научная новизна работы, ее цель и задачи, объясняется методология исследования, формулируются основные положения, выносимые на защиту, говорится об апробации научных результатов и их возможном дальнейшем применении.

Первая глава «Текст Священною Писания и его функции в «Истории одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина» ставит своей целью выявить особенности функционирования в хронике библейского текста В это произведение сатирика Библия входит мощным потоком в самых разнообразных формах (библейские речения, мотивы, сюжеты, образы, аллюзии, реминисценции). Прежде всего в диссертации анализируются те места щедринского текста, в которых содержатся цитаты и выражения из Священного Писания. Устанавливается, что выражения из Библии («пастырь вертограда сего», «выстроенная на песце», «аспидово покаяние», «на лоне Авраамлем», «первый бросил камень», «плод познания добра и зла», «свет Фавора» и др.) присутствуют в тексте хроники не только как необходимый летописный элемент. Их роль в художественном пространстве «Истории» гораздо шире и многограннее. Библейская цитата является, с одной стороны, богатейшим источником комической стихии в произведении, вызывая зффект бурлеска (он будет возникать из-за несоответствия высокого смысла библейского изречения той ситуации, с которой оно оказывается внутренне связанным, причем, эта ситуация всегда подчеркнуто снижена и переведена в бытовой план). С другой стороны, сакральный текст выполняет непосредственно сатирическую функцию, помогая писателю не только раскрыть истинную сущность явлений или характеров, но и, что немаловажно, выразить свое отношение к ним.

Главный комический (и сатирический) эффект, вызываемый цитатами из Священного Писания в «Истории одного города», заключается в противоречии между незначительностью, абсурдностью событий, в которых участвовали глуповцы, и претензией архивариуса осветить их как важные и достойные быть записанными на «скрижалях истории»2 Этот комический эффект еще более усиливается благодаря присутствию фигуры издателя, в свою очередь также не без иронии комментирующего некоторые места «Летописца». Примером такой двойной иронии может служить следующий отрывок, повествующий о печальном конце «достославного» правления Брудастого: «И остался бы наш Брудастый на многие годы пастырем вертограда сего, и радовал бы сердца начальников своею распорядительностью, и не ощутили бы обыватели в своем существовании ничего необычайного, если бы обстоятельство совершенно случайное (простая оплошность) не прекратило его деятельности в самом ее разгаре».3

Здесь ироничной предстает сама попытка издателя имитировать церковно-книжный витийственный слог архивариуса Чувствуется также, что издатель, в котором часто проглядывает сатирик, иронически воспринимает и само отношение архивариуса к описываемым им собьниям (для летописца совершенно случайным, «простой оплошностью», показалось то обстоятельство, что градоначальническая голова - органчик несколько отсырела и потому пришла в неисправность, что и явилось причиной отстранения Брудастого от должности)

Как доказывается в работе, значительно чаще библейские речения, нередко иронически переосмысленные, выполняют в хронике непосредственно сатирическую функцию Выступая в основном в качестве средства эзоповского иносказания, они помогали автору высказать наиболее «опасные» и радикальные политические идеи Салтыкову удавалось это сделать с помощью таких перифразированных выражений из Библии, как «человек не одной кашей живет» (8, С 380); «только нищие да постники взойдут в царствие небесное, а богатые да бражники будут лизать раскаленные сковороды и кипеть в смоле» (8, С 417); «трудящийся да яст; нетрудящийся же да вкусит от плодов безделия своего» (8, С 420) Установлено, что при их использовании сатирический эффект возникал еще и в результате тою, что метафорический и обобщенный смысл

2 Подобную функцию будут выпочнягь и пушкинские цитаты в произведениях сатирика i (одробнее об ггом см нашу статью Ремпель Е А Функционирование пушкинских цитат в сатире М F Салтыкова-Щедрина («Дневник провинциала ц rieiep6ypie», «История одною города»)// Фичологическис ->тюды Сб научн статей молодых ученых Вып 4 Саратов, 2001 С 40-43

' Салтыков-Щедрин М Е Собр соч В 20-ти т М, 1969 Т 8 С 285 В дальнейшем ссылка на произведение даелся в тексте с обозначением в скобках тома и страницы

библейских изречений оказывается предельно конкретизированным и применяемым к вполне определенной ситуации (согласно проповеди Семена Козыря, в рай попадут не в евангельском смысле «нищие духом», то есть жаждущие праведности и чистые сердцем люди, а нищие - в буквальном смысле этого слова, люди, лишенные всех средств к существованию).

Особое внимание уделяется в главе и рассмотрению библейских реминисценций, аллюзий, образов из Библии, отсылающих к известным ветхо- и новозаветным сюжетам. Подчеркивается, что сюжеты Священного Писания Салтыковым также трансформируются и нередко пародируются. Связано это было прежде всего с тем, что библейская ситуация помещалась в новые социально-исторические условия. Но, самое главное, иронически переосмысляя библейские сюжеты, Салтыков имел возможность делагь резкие сатирические выпады против тех явлений современной действительности, которые, говоря словами писателя, делали ее «не совсем удобною» Но в любом случае, присутствует ли сакральный текст непосредственно в хронике или возникает в памяти читателя благодаря многочисленным аллюзиям и реминисценциям из Библии, он сохраняет в произведении свое качество абсолютной меры и абсолютного критерия совершающегося. Тем самым вплетение в повествование сюжетов из Священного Писания дает основание говорить о библейском контексте «Истории», в свете которого происходящие в Глупове события будут обретать совершенно иной смысл, а содержание образов - новое наполнение.

В диссертации подчеркивается, что библейские ассоциации, связанные с определенными сюжетами из Священного Писания, пронизывают все уровни текста хроники. Некоторые реминисценции лежат на поверхности, другие же уходят глубоко в подтекст. Имеются в хронике и фрагменты, в которых обнаруживается почти дословное воспроизведение текста Библии. В частности, описание расправы, учиненной над Ионом Козырем, одним из представителей так называемого «глуповского либерализма», заставляет вспомнить свидетельства евангелистов о казни Христа; сцена допроса Грустиловым Линкина содержит прямые аналогии со знаменитой библейской сценой допроса Христа у Каиафы и Пилата. Но самое большое количество аллюзий и реминисценций из Священного Писания возникает в щедринской хронике в связи с описанием деятельности глуповских градоначальников Отмечено, что некоторые библейские параллели уже были установлены

Т.Н. Головиной и А.О. Паничем.4Помимо их находок были выявлены и другие значимые соответствия щедринского текста с текстом Библии.

В главе «Голодный город» в эпизоде отправления глуповцами старого Евсеича ходоком к бригадиру Фердыщенко («И сделался Евсеич ходоком и положил в сердце своем искушать бригадира до трех раз» (8, С. 313)) имеются прямые указания на присутствие очень явной библейской реминисценции: бригадир подвергается трем искушениям, подобно тому, как Иисус искушался в пустыне дьяволом.

Обращение к этим и другим примерам позволяет доказать, что глуповские градоначальники самонадеянно берут на себя функции Бога. Более того, мотив посягательства земных правителей на божественные прерогативы становится одним из основных мотивов «Истории».

Однако, как замечено исследователями Щедрина (Е.В. Литвиновой, Т.Н. Головиной), глуповцы не всегда видят в своих правителях только богов и идолов. Нередко градоначальники предстают перед обывателями и в прямо противоположном облике - сатанинском, вызывая у них непреодолимый ужас и отвращение" «Говорили, что новый градоначальник совсем даже не градоначальник, а оборотень, присланный в Глупов по легкомыслию; что он по ночам, в виде ненасытного упыря, парит над городом и сосет у сонных обывателей кровь» (8, С. 283). «Проповедник (. .> перелагал фамилию «Бородавкин» на цифры и доказывал, что <. > выйдет 666, то есть князь тьмы» (8, С. 340) В Библии же 666 - число зверя, Антихриста. Угрюм-Бурчееву «народная молва» дала прозвище «сатаны».5

Таким образом, устанавливается, что аллюзии и реминисценции из Библии наряду со средствами реалистического гротеска и фантастики занимают исключительное место в сатирическом изображении глуповских деятелей. Благодаря библейским ассоциациям в хронике подчеркивается не только безграничность и масштабность глуповской власти, но и вся ее беспредельная жестокость и самодурство.

4 Головина ТН «История одного города» М Е Салтыкова Щедрина литературные параллели Иваново 1997 С 6-16, ПаничАО История одного человечества9//Филологические исследования сб науч работ Вып 1 Донецк 2000 С 71 84

Совмещение в образах Бородавкина и Угрюм-Бурчеева черт Христа и Антихриста может быть обусловлено и влиянием старообрядческой традиции Заметим, что Салтыков был хорошо шаком со старообрядчеством В вятской ссылке он вел следствие по дстам раскольников и неоднокрлио читал их рукописные сборники Материалы и впечатления, полученные писателем в холе этого расследования, отразились не только в «Истории», но и во многих других проичведениях Щедрина преимущественно 5060-х годов, в частности, в повести «Тихое пристанище» Подробнее об этом см Макашин С А Салтыков-Щедрин Биография 1951 С 352-366, а также примечания к тексту «Тихого пристанища» И И Покусаева и Г Ф Самоиок (4, 573-592)

Богатое и разнообразное привлечение библейских сюжетов позволило в итоге установить связь сакрального текста с текстом щедринской хроники и на более глубоком уровне, а именно на уровне художественной структуры. В работе доказывается, что многие из привлекаемых сатириком библейских преданий и мифов служат основой для построения отдельных компонентов сюжета или глав щедринского произведения. Более того, вся «История одного города», повествующая о постепенном приближении катастрофы в Глупове, структурно организована по аналогии с историей, запечатленной в Библии.

Библейско-метафорический пласт разворачивается в хронике в той же последовательности, с какой происходят и все события в Библии, начиная от Дней Творения. Так, глава «Сказание о шести градоначальницах» представляет собой стилизацию ветхозаветного рассказа о сотворении мира Богом за шесть дней. Вся глуповская «смута» также длится шесть дней, и при ее описании издатель постоянно использует речения, являющиеся концептуально значимыми для названного библейского мифа Например, в книге «Бытие» читаем: «И был вечер, и было утро: день шестый» (Бытие, 1-31).6 В щедринском контексте эта фраза приобретает следующее звучание- «Был, по возмущении, уже день шестый» (8, С. 302).

С первых же страниц в хронике получает развитие и тема грехопадения. В главе «О корени происхождения глуповцев» сатириком обращается особое внимание на тот факт, что уже самое начало глуповской истории было ознаменовано нарушением главной заповеди Бога-отца «Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим» (Исх. 20:3). Стремление найти себе царя, 5емного владыку, явилось тем первородным грехом, за который обыватели будут расплачиваться на протяжении всего существования Глупова.

Основные библейские коллизии воспроизводятся и в последующих главах «Истории», причем, сам их композиционный принцип чередования повторяет закономерности композиции библейского текста, где периоды процветания избранного народа, напрямую зависимые от его праведности, всегда чередовались с периодами беззакония, карающегося гневом Господним.

В жизни глуповцев тоже бывали периоды неслыханного изобилия и благоденствия. Как фиксируется архивариусом/издателем, «1776-й наступил для Глупова при самых счастливых предзнаменованиях Целых

6Библейскии теист приводится по изданию Библия Книги Священною Писания Нетхого и Нового Завета Москва, 1999

шесть лет сряду город не горел, не голодал <...> и граждане не без основания приписывали такое неслыханное в летописях благоденствие простоте своего начальника, бригадира Петра Петровича Фердыщенка <...> Но на седьмом году правления Фердыщенку смутил бес» (8, С. 306-307). Число 7 - очень важный сигнал, сразу отсылающий к сакральному тексту. Самая известная библейская ассоциация, вызываемая этой цифрой и имеющая непосредственное отношение к дальнейшему развертыванию событий в Глупове, - семь тучных и семь тощих коров и колосьев, приснившихся фараону. По толкованию Иосифа, «семь тощих коров» - это семь лет голода, которые вскоре наступят после семи лет великого изобилия. Как сбылось предсказание Иосифа в Египте, так это предзнаменование оказалось пророческим и для Глупова Шесть счастливых лет благоденствия и процветания сменяются на седьмой год страшным периодом повального голода, какого еще никогда не бывало в городе: «Женщины выли, церкви переполнялись гробами, трупы же людей худородных валялись по улицам неприбранные. Трудно было дышать в зараженном воздухе; стали опасаться, чтоб к голоду не присоединилась еще чума...» (8, С. 313).7

Немаловажно, что сюжет этой главы («Голодный юрод») соотносится также с не менее известной ветхозаветной историей об Ахаве и Иезавели (4 Цар. 9: 30-37). В Глупове тоже появилась своя Иезавель -посадская жена Аленка, которую Фердыщенко силой увел от мужа и сделал своей «полюбовницей» Причем, щедринская героиня повторила и трагическую судьбу израильской царицы.

Испытали глуповцы и ощущение богооставленности, какое в свое время пережил Христос непосредственно перед окончанием своей земной жизни. Не случайно издатель замечает, что обрушившееся на глуповцев несчастье (пожар), которое, возможно, явилось следствием жестокой расправы с Аленкой, в первый раз пробудило в них осознание того, что, может бьггь, «вот это и есть тот самый конец всего» (8, С. 324). В диссертации подчеркивается, что именно с этого момента явственно обозначится трагическая предопределенность Глупова.

В главе «Поклонение мамоне и покаяние» будет уже открыто звучать не только библейский мотив богоотступничества, поклонения идолам. Выразительную реализацию в ней получит и мотив нечестивого города. В салтыковской хронике возникает прямая ассоциация между

7 Как отмечает Е В Литвинова, описание засухи, голо,ы и мора - вообще очень распространенные мотивы эсхатологической литературы Подробно см Литвинова Е В Эсхатологические мотивы в «Истории одного города» М Е Салтыкова Щедрина // Материалы XVIII Всесоюзной науч студ конференции «Студент и научно-технический прогресс» Новосибирск 1980 С 5 "5-59

Глуповым и Вавилоном, который, согласно пророческим предсказаниям, сделался «грудою развалин, жилищем шакалов, ужасом и посмеянием» (Иер. 51:37). Знаменательно, что верхом «бесстыжего глуповского неистовства» явилось строительство башни, какую пытались в свое время построить и вавилонцы. Устанавливая параллель между Глуповым и нечестивым Вавилоном, Салтыков еще раз подводит читателя к мысли о неизбежности страшной катастрофы, надвигающейся на город Глупов. А в последней главе хроники, повествующей о самом дерзком и кощунственном намерении человека (Угрюм-Бурчеев замыслит построить идеальный город в соответствии с божественным градом) ноты Апокалипсиса будут уже звучать с наибольшей силой и непосредственно выльются в мощный аккорд Апокалипсиса.

В конце главы диссертации рассматриваются разноречивые толкования как содержания образов «оно», Перехват-Залихватского («всадника на белом коне»), так и смыслового наполнения заключительной фразы «история прекратила печение свое». В итоге выдвигается предположение, что Щедрин создает свой особый «Апокалипсис», намеренно лишая его каких-либо конкретных очертаний. Прежде всего эго было связано с тем, что писатель всегда очень осторожно относился ко всем планам и проектам, «усчитывающим будущее». Для Щедрина наиболее важным было выявление лишь основных тенденций, прослеживаемых в данном обществе, в данный период времени. Немаловажно, что эти основные тенденции и вехи развития человеческого общества были обнаружены сатириком в Библии. Именно поэтому вся глуповская история, несмотря на свою абсурдность и бессмысленность, оказалась подчиненной этой строгой библейской логике в следовании событий. В Библии же предрекается и наступление жестокой развязки как закономерной расплаты людей за все их прегрешения. И в этом отношении салтыковская книга является весьма своевременным предостережением человечеству.

Во второй главе диссертационного исследования «Библейские мифы, притчи, легенды в художественной системе романа-хроники М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» была поставлена задача выявления функционального назначения вводимых в повествовательную ткань хроники притч, легенд, мифов из Библии. В «Господах Головлевых» важны все упоминаемые сюжеты и легенды из Библии. Это и история о десяти девах, встречающих со светильниками жениха, страсти Иова многострадального, освобождение из египетского плена, суд фарисеями мытаря. Спецификой их функционирования в щедринском тексте

является то, что, представляя собой структурно-смысловое целое, они репрезентируются автором на всех уровнях романа: смысловом, сюжетно-композиционном, лексическом. Главная их смыслообразуюшая функция заключается в том, что они дают ключ к интерпретации произведения, помогая постичь его глубинный смысл, а также вводят основные темы и мотивы, образуя скрытый сюжет романа. Среди всех библейских мифов, несущих самую сильную смысловую нагрузку, в диссертации особо были выделены притча о Блудном сыне, миф о предательстве Иуды, легенды о крестных мучениях Христа и о Страшном суде.

Литература конца 18 - начала 19вв. буквально пронизана отсылками -прямыми и опосредованными - к сюжету притчи о Блудном сыне. Она, как и многие библейские мотивы и сюжеты, по верному наблюдению А В. Чернова, перешла уже на уровень архетипа, то есть «приобрела характер устойчивой психической схемы, бессознательно воспроизводимой и обретающей содержание в художественном творчестве»8

Обращение же Салтыкова к притче обусловлено во многом ее тесной связью с проблематикой «Господ Головлевых». Семья, ссмейные узы, вернее, их отсутствие будут, как известно, находиться в центре изображения щедринской хроники, весь обличительный пафос которой направлен на развенчание этого «краеугольного камня» общества Для реализации глубинной идейной концепции произведения будут значимы такие мотивы, вводимые полисемантическим сюжетом этой притчи, как мотив возвращения, прощения, милосердия, мотив родительской любви, полной щедроты, братской ревности.

Введение данной притчи в структуру текста диктовалось и собственно художественными задачами, связанными с особенностями поэтики произведений сатирика. Исследователями (A.C. Бушминым, Е.И. Покусаевым, В.В Прозоровым, А П. Ауэром) отмечалось, что одним из важнейших компонентов щедринской художественной системы является символ. В «Господах Головлевых» притча о Блудном сыне, определяющая духовную основу жизни, становится символической формой воплощения идеальных, истинных семейных отношений. Благодаря этой универсальности

8 В зависимости от формы художественной реализации архетипа «блудного сына» Л В Чернов даже всю русскую литературу разделяет на две части два онтологически противоположных «направления» К первом) он относит произведения в сюжетной основе которых происходит «возвращение» i ероя к себе к семье, возлюбленной, родине, 6oiy, жизни ("Пушкин, Достоевский, Лесков) У истоков противоположного направления исследователь видит фигуру Гоголя отличающегося «обостренным осознанием необходимости возрождения и невозможности его осуществления» Отметим, что Щедрин в этой связи даже не упоминается Подробно см Чернов А В Архетип «блудного сына» в русской литературе XIX века II Евангельский текст в русской литературе XVIII XX веков Петрозаводск, 1994 С 152-154

своего значения, она оказалась способной выполнять не только существенные смысловые, но и организующие художественные функции. Эта притча стала своеобразной схемой, моделью, по которой выстраиваются основные этапы и события в жизни героев.

Все члены головлевского семейства в определенный момент по разным причинам покидают семью, рвут с ней все связи, но в конце концов, после многочисленных жизненных скитаний и мытарств чувствуют неизбежную, инстинктивную потребность вернуться в родовое гнездо. Каждая жизненная история в романе - это разные варианты драмы Блудного сына (более того, слово «блудный» в различных своих коннотациях станет важнейшей смысловой доминантой хроники).9 Однако, как отмечается в диссертации, Салтыков существенно трансформирует библейскую притчу: ни один из головлевских «блудных сыновей», вернувшись в семью, не получит мучительно ожидаемого прощения и избавления от бедствий, а найдет только равнодушие, пустоту и смерть. Во многом это было связано с тем, что героям оказывается некуда и не к кому возвращаться. Господа Головлевы всегда создавали лишь видимость существования у них крепкой семьи, наличия в ней теплых, дружественных связей. «Семейная твердыня», неутомимо воздвигаемая Ариной Петровной, была только призраком, мгновенно рассеявшимся при первом испытании на жизненность. Поэтому родовое I нездо для всех щедринских героев станет источником смерти. При такой, казалось бы, полемической заостренности салтыковского произведения по отношению к библейскому источнику происходит, наоборот, утверждение смысла, заложенного в притче о Блудном сыне. Только крепкие семейные узы вызывают ощущение полнокровного и гармоничного существования, и потому притча о Блудном сыне становится в хронике тем нравственным критерием, по которому оценивается жизнь I ероев Так как ни один из членов головлевского семейства не выдерживает такой проверки, то и получает соответствующее наказание. Притча о Блудном сыне делает логически обоснованным возникновение в щедринском произведении мотива расплаты, вводимого с помощью упоминания легенды о Страшном Суде (возвращающемуся в Головлево Степану казалось, что он идет на Страшный Суд). Причем, в тексте хроники важна четко прослеживаемая параллель' справедливый божественный суд и несправедливый, безнравственный земной суд,

' А А Колесников, вычленяя и разбирая некоторые элементы системы архетипов «Господ Головчевых», также подчеркивает, что архетип «Блудного сына» является одним и! важнейших и основообразующих См Колесников А А Переосмысление архегипа «блудного сына» в романе М Е Салтыкова Щедрина «Господа Головлевы» Ч Писатель, творчество современное восприятие Курск 1999 С 38-52

который некоторые господа Головлевы чинят над своими же членами семьи (первая глава так и называется «Семейный суд»).

Мотив Божьего наказания реализуется с первых страниц романа с помощью нагнетания жуткой атмосферы угасания и вырождения головлевского рода. В словах почти всех героев возникает образ «склепа», «гроба», так как все они ощущают себя узниками. Постоянно повторяются слова бездна, прорыв, пропасть, зияние, а образ «светящейся пустоты» превратится в предсмертное кошмарное видение, в роковой час неотступно преследующее участников головлевской драмы.

В связи с этим в диссертации отмечается также еще один важный момент Воссоздавая атмосферу всеобщего разлада и умирания, Салтыкову-просветителю важно было показать, что у каждого из героев в виду близости неотвратимого суда тем не менее наступают минуты «нравственного отрезвления». Перед смертью ко всем Головлевым приходит осознание бесплодности и бессмысленности прожитой ими жизни. И самое трагичное заключается в том, что ни один из них не получает возможности обрести спасение, начать новую жизнь Слишком поздно наступают эти минуты «отрезвления», слишком поздно до них доходит смысл еще одной притчи, недвусмысленно вплетенной в повествовательную ткань хроники. Покидая родовое гнездо, Аннинька и Любинька объясняют Арине Петровне свой отъезд тем, что «они в Погорелке никого не видят, кроме попа, который к тому же постоянно, при свидании с ними, заговаривает о девах, погасивших свои светильники» (13, С. 94). Тогда для них, молодых и жаждущих войти, по их словам, «в светлое царство человеческой жизни», не требующее никаких светильников, остался скрытым глубинный смысл этой притчи (Мф. 25: 1-13) Он заключается в том, что человек не знает ни дня, ни часа, когда ему придется предстать перед Богом, и потому он должен всегда бодрствовать и быть готовым к этой встрече. Но осознание это, как уже говорилось, наступает слишком поздно, в том числе и для главного героя романа - Иудушки Головлева.

В диссертации доказывается, что он также является «блудным сыном», хотя в его судьбе не было тех жизненных метаний, которыми была наполнена история библейского героя «Блудным» сыном он является в том смысле, что, как и все остальные члены головлевского семейства, легко свернул с праведного пути, предал забвению все нравственные нормы и принципы (уже само прозвище героя «Иудушка», заключающее в себе

аллюзию на историю библейского персонажа Иуды Искариота, подчеркивает, что предательство - доминирующая черта характера Порфирия). Порфирий является «блудным сыном» и в том отношении, что заблудился в сетях собственного словоблудия и пустомыслия. В его устах слово становится действительно злым, блудливым, способным превратить в прах любую живую мысль, любое наполненное смыслом содержание, касающееся быта и бытия человека10 Иудушка омертвляет даже слова Евангелия И в этом заключается самое страшное его преступление. Как справедливо отмечает Л.М Ракитина, «он совершает предательство по отношению к слову Христа, насилует его, выворачивает наизнанку, заставляет это слово служить своим гнусным целям»."

Но даже этот откровенно бездуховный и «выморочный» герой оказался способным испытать муки совести. В диссертации подчеркивается, что Иудушка проникается чувством своей виновности после прослушивания всенощной, сопровождаемой чтением двенадцати евангелий (это финальное событие разворачивается на исходе марта, в конце страстной недели) Самое сильное впечатление произвели на Порфирия евангельские рассказы о крестных мучениях Христа. Как пишет Салтыков, «он понял впервые, что в этом сказании идет речь о какой-то неслыханной неправде, совершившей кровавый суд над Истиной» (13, С 260). Но более всего его поразило то, что, несмотря на жестокую расправу, учиненную над ним, Христос всех простил, навсегда простил Иудушке внезапно открывается еще одна истина, заложенная, кстати, и в притче о Блудном сыне" показателем настоящей духовной высоты, нравственной силы является умение прощать И он, который никогда и никого не прощал в своей жизни, с отчаянием взывает к Анниньке: «Надо меня простить! - за всех<. .> И за себя <...> И за тех, которых уж нет <...> » (13, С. 260).

Таким образом, легенды о крестных мучениях Христа оказали решающее воздействие на переворот в сознании Порфирия Головлева и предопределили финал романа. Но получил ли Иидушка прощение после перенесенных им стольких нравственных страданий? Ответ на этот вопрос вызвал целую полемику в щедриноведении Думается, что писатель все-таки не прощает героя (не прощает Салтыков и другого своего Иуду, героя сказки «Христова ночь»). За свои преступления Иудушка должен ответить как на Страшном божественном суде, так и получить по заслугам еще в этой, земной

10 Эгог процесс превращения обычного слова в блудливое содержательно раскрывает Е И Покусаев См Покусаев Е И «Господа Головлевы» М Е Салтыкова-Щедрина М, 1975 С 56

11 Ракитина Л М К вопросу о евангельских мотивах в произведениях М Ь Салтыкова-Щедрина // Филологические исследования Выл 3 Донецк 2001 С 144

жизни, иначе сатира Щедрина не одухотворялась бы идеей создания разумного гуманистического общества.

В третьей главе - «Специфика форм художественного освоения Библии в семейной хронике М.Е. Салтыкова-Щедрина «Пошехонская старина» - рассматриваются новые принципы и приемы использования писателем библейских источников. В этом романе сравнительно мало цитат из Библии и других непосредственных отсылок к Священному Писанию. Однако стихия библейского слова пронизывает весь образный и композиционный строй произведения. Отмечается, что значительный интерес с точки зрения специфики функционирования библейского текста представляет уже подзаголовок хроники - «Житие Никанора Затрапезного». В романном творчестве сатирика это единственный пример, когда писатель почувствовал необходимость уточнить название своего произведения, предлагая читателю еще и подзаголовок. Но этот факт в щедриноведении остался без внимания Единственное, что заинтересовало исследователей (Н В. Яковлева, И.Г1. Видуэцкую, С А Макашина), - это слово «житие». С одной стороны, Щедрин действительно использует это слово как обозначение определенно: о жанра. «Пошехонскую старину» тоже можно рассматривать как своеобразное «житие» Никанора Затрапезного, так как в хронике рассказывается о его детстве и, что особенно важно, о его духовном развитии История Никанора, ощутившего на себе всю тяжесть и незавидность положения нелюбимого сына, испытавшего все виды физических страданий, какие только можно предположить (постоянное чувство голода, полное «отсутствие гигиены и опрятности во внешней обстановке»), мало чем отличается от мученической жизни святого Однако следует заметить, что если в житиях тяжелый и долгий путь аскетического подвижничества героя, носящего на себе уже с детства печать «избранности», являлся испытанием его праведности, стойкости и ревности в православной вере, то у Салтыкова лишения, выпавшие на долю Никанора (тоже сильно отличающегося от остальных детей Затрапезных) предстают как жестокая несправедливость, как трагедия, в результате которой «детская жизнь подтачивается в самом корне, подтачивается безвозвратно и неисправимо» (17, С 79). Таким образом, слово «житие» как жанровое обозначение создает в хронике очень важный и сложный смысловой слой, необходимый для реализации авторского замысла

Указывается также, что это слово, обладающее богатой семантикой, интересует писателя и в своем прямом значении, в том, в каком оно употребляется в святоотеческой литературе, а также в Библии, означая

жизнь, образ жизни («Вот житие Ноя' Ной был человек праведный и непорочный в роде своем; Ной ходил пред Богом» - Бытие, 6:9). Главной же задачей Салтыкова в хронике было, по его собственному определению, восстановить «характеристические черты так называемого доброго старого времени», изобразить пошехонскую жизнь, причем, в ее обычном, будничном, повседневном проявлении, охватывая все ее существенные моменты.

Установлено, что богатые возможности для постижения авторского замысла заключает в себе и само имя героя щедринского жития - Никанор Затрапезный, также обнаруживающее непосредственную связь с текстом Священного Писания Имя Никанор означает «видящий победы». Как повествуется в Деяниях Апостолов, это был один из семи, «изведанных, исполненных Святого Духа и мудрости», избранных Иерусалимской общиной верующих, чтобы «пещись о столах», то есть заботиться о малоимущих и раздавать им дары, приносимые другими христианами. Предполагается, что Щедрин, «награждая» своего героя этим говорящим именем, хотел еще больше подчеркнуть его обособленное по отношению к друхим персонажам положение, связанное во многом с его умственным и нравственным превосходством, с его обостренным чувством вины за бесправное положение крепостных, его внутренним, сердечным порывом к справедливости.

Использование имени Никанор, имеющего своего «прототипа» в Библии, в той ее части и в том сюжете, которые мало известны современному читателю (Никанор - «один из семи» учеников апостолов, поставленный четвертым в этом ряду), свидетельствует о блестящем знании писателем Евангелия, которое воспринималось им не только как Священное Писание, но и как богатый источник образности и выразительности.

Не менее содержательно наполнение фамилии Затрапезный. Слово «затрапезный», трактуемое в словарях В И. Даля, С.И. Ожегова и др. как «за церковной трапезой находящийся», «будничный, повседневный, заношенный», оказывается также непосредственно связанным с главной творческой установкой писателя изобразить обычное, повседневное течение жизни.

Восстанавливая «характеристические черты» пошехонского быта, который прежде всего являлся церковно-православным12, писатель широко вводит в повествование и описание церковных праздников, имеющих

Как отмечает В 11 Захаров православный церковный быт был тогда «естественным образом жизни» не только русского человека но и литературных героев См Захаров В Н Русская литература и христианство // Евангельский текст в русской литературе XVIII - XX веков Петрозаводск, 1994 С 9

своим источником, как известно, евангельские «истории» из жизни Христа. В «Пошехонской старине» подробно описываются многие православные праздники: Преображение, Рождество Богородицы, Рождество Христово и др. Но наибольшее количество страниц в хронике уделено описанию Светлого праздника Пасхи. Именно к Пасхе приурочено ключевое, поворотное событие в романе, связанное с пробуждением сознания, духовным прозрением главного героя - Никанора Затрапезного. Не случайно, что и заканчивается хроника упоминанием первой недели Великого Поста, предшествующего Пасхе- «В чистый понедельник до усадьбы доносился звон маленького церковного колокола, призывавший к часам и возвещавший конец пошехонскому раздолью» (17, С. 459) Тем самым в романе задается православно-христианский художественный хронотоп.

В диссертации отмечается, что церковные праздники выполняют также роль бытовых зарисовок, позволяя рассматривать описываемые в хронике события в широком историко-культурном аспекте Кроме того, они структурируют художественное пространство романа. Являясь отражением важнейших вех повседневного бытия человека, в щедринском тексте они последовательно воспроизводят основные этапы жизни обитателей Пошехонья, благодаря чему в хронике постепенно разворачивается полная и завершенная картина пошехонской «старины», пошехонского «раздолья». Но, самое главное, описания церковных православных праздников являются своего рода «узлами» произведения, так как в них с наибольшей силой и убедительностью раскрывается духовный и нравственный уровень пошехонцев

Рассматриваются в главе и другие формы присутствия текста Священного писания. В частности, подробно анализируются библейские цитаты и выражения, включенные в речь всех персонажей хроники. В связи с этим устанавливается, что Библия, особенно Евангелие, под которым «большинство уже разумело известный церковно-служебный момент», была не только неотъемлемой частью их быта, она прочно вошла и в сознание пошехонцев. Евангельские истины оказались способными и определять нравственные идеалы крестьян, их особое отношение ко всему происходящему. Крепостная Аннушка, например, безропотно несла на себе иго рабства, так как считала, что оно есть только временное испытание, предоставленное лишь избранникам, которых за это ждет «вечное блаженство в будущем». «Христос-то для черняди с небеси сходил, чтобы черный народ спасти, и для того благословил его рабством. Сказал' рабы, господам повинуйтеся, и за это сподобитесь венцов

небесных» (17, С 257), - любила говорить она, внушая крепостным смиренно переносить выпавшие на их долю тяготы.

Таким образом, выявление специфики функционирования библейского слова в «Пошехонской старине» позволило прийти к следующим выводам: Салтыкова в этом произведении интересовала прежде всего непосредственная, живая сила слов Священного Писания, его бытование как в среде представителей поместного дворянства, так и в среде крепостных или вольных крестьян Писателю важно было установить, какая роль отводится Евангелию в обычной жизни человека, какое место оно занимает в сознании, мировоззрении людей разных сословий, как соотносится с их духовными потребностями. Кроме того, «Пошехонская история», насыщенная автобиографическими подробностями, дает богатый материал, уточняющий непосредственно авторское отношение к религиозно-духовным источникам. В частности, признание Никанора Затрапезного о роли в его жизни Евангелия многими исследователями воспринимается как принадлежащее самому писателю: «<. > Главное, что я почерпнул из чтения Евангелия, заключалось в том, что оно посеяло в моем сердце зачатки общечеловеческой совести и вызвало из недр моего существа нечто устойчивое, свое, благодаря которому господствующий жизненный уклад уже не так легко порабощал меня <. >»(17, С. 71).

В Заключении делаются общие выводы, подводятся итоги, намечаются перспективы дальнейшей разработки темы

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Ремпель Е.А. Функционирование пушкинских цитат в сатире М.Е. Салтыкова-Щедрина («Дневник провинциала в Петербурге», «История одного города») // Филологические этюды Сб. науч. ст. молодых ученых. Саратов- Изд-во Сарат. ун-та, 2001. Вып. 4. С. 40-43.

2. Ремпель Е.А. Библейский текст и его функции в сатире М.Е. Салтыкова-Щедрина («История одного города», «Современная идиллия») // Литература и культура в контексте христианства: Материалы III Международн. конф Ульяновск Изд-во УлГТУ, 2002 С. 67-73.

3 Ремпель Е.А. Библейский текст и его функции в «Истории одного города» М.Е Салтыкова-Щедрина // Филологические этюды Сб науч ст. молодых учёных, посвящ. 100-летию со

дня рожд. Г А Гуковского. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2003. Вып. 6. С. 84—88.

4. Ремпель Е.А. Библейские мифы, притчи, легенды в художественной системе романа-хроники М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» // Литература: миф и реальность. Казань: Изд-во КГУ, 2004. С. 43^6.

5. Ремпель Е.А. «Пошехонская старина» М.Е. Салтыкова-Щедрина: смысл и поэтика подзаголовка «Житие Никанора Затрапезного» // Н.Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы: Сб. науч. трудов. Вып. 15. Саратов- Изд-во МГПУ, 2004. С. 166-171.

6. Ремпель Е.А. Библейские речения в нравственно-психологической и социально-бытовой характеристике Арины Петровны Головлевой // Изучение литературы в ВУЗе Вып 5. Саратов: Изд-во «Науч. книга». 2004. С. 25-29.

Подписано в печать 15 11 2004 Формаг 60x84 1/16 Бумага офсетная Гарнитура Times Печать RISO Объем 1,0 неч л Тираж 100 экз Заказ № 382

Отпечатано с готового оригинал-макета Центр полиграфических и копировальных услуг Предприниматель Герман Ю Б Свидеяельство № 304645506500043 410600, Саратов, ул Московская, д 152, офис 19

»2 6 в О О

РНБ Русский фонд

2006-4 545

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Ремпель, Елена Александровна

Введение.

Глава I.

Текст Священного писания и его функции в «Истории одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина.

Глава II.

Библейские мифы, притчи, легенды в художественном пространстве романа-хроники М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы».

Глава III.

Специфика форм художественного освоения Библии в семейной хронике М.Е. Салтыкова-Щедрина «Пошехонская старина».

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Ремпель, Елена Александровна

Русская классическая литература с момента своего возникновения широко обращалась к Библии, хотя функции библейского текста в XII - XVI столетиях были совершенно иными, чем даже в XVII веке. В средневековую пору развития словесности Священное Писание было своеобразным идеологическим образцом: его можно и нужно было цитировать точно и без всякой негативной окраски. Объяснялось это религиозностью сознания древнего человека, воспринимавшего Библию как сакральный текст. В XVII веке в связи с ослаблением влияния церкви в государстве, ростом посадского населения начался процесс демократизации идей и настроений и связанная с этим секуляризация мысли и литературы.

Стало возможным иное восприятие Библии. Наряду с традиционным «обожествлением» библейского слова появилось критическое отношение к тексту Священного Писания. Об этом свидетельствуют в первую очередь сатирические повести («Слово о бражнике», «Калязинская челобитная» «Повесть о куре и лисице», «Праздник кабацких ярыжек и др.).1

В литературе XVIII и XIX столетий обе эти тенденции в отношении к Библии продолжали существовать, приобретая в творчестве различных писателей свое индивидуальное художественное воплощение. Совершенно особое место текст Священного Писания занимает в произведениях Салтыкова-Щедрина, составляя основу как его реалистической, так и сатирической поэтики.

При всем том, что творчество Щедрина всесторонне изучено крупнейшими исследователями (В.Я. Кирпотиным, А.С. Бушминым, Е.И. Покусаевым, С.А. Макашиным, Д.П. Николаевым, саратовскими учеными -А.А. Жук, В.В. Прозоровым, Е.Г. Елиной, Ю.Н. Борисовым и др.), проблема

1 Подробнее см. об этом в кн.: Лихачев Д.С., Панченко A.M. «Смеховой мир» Древней Руси. Л., 1976; Адрианова-Перетц В.П. У истоков русской сатиры // Русская демократическая сатира XVII века. М.; Л., 1954. функционирования библейского текста в художественных текстах сатирика так и не получила удовлетворительного разрешения в литературоведении. В Полном собрании сочинений Салтыкова-Щедрина (1933-1941) и в последнем 20-ти томном издании произведений цисателя (1965-1977), в частности, были зафиксированы многие случаи включения в щедринские тексты реминисценций, парафраз из Библии. В примечаниях давалась отсылка к соответствующим, используемым писателем книгам и главам Священного Писания и иногда раскрывался самый общий смысл привлекаемого библейского материала. Однако все эти указания далеко не исчерпывали всего огромного корпуса библейских аллюзий в произведениях Салтыкова. Кроме того, комментаторами не ставилась задача выявления их особого смыслового и стилистического наполнения в щедринском тексте.

Только начиная с 1980-х годов э щедриноведении появляются работы, где библеизмы в сочинениях сатирика становятся объектом специального рассмотрения: предпринимаются попытки их контекстуального комментирования, устанавливается связь библейских включений с содержанием той или иной сцены, ситуации, с характером персонажа, обнаруживаются новые библейские параллели. Так, И.Б. Павлова, рассмотрев ритмическую организацию, закономерности сюжетного движения заключительного отрывка «Истории одного города», впервые указала на наличие в нем смысловых, лексических, эмоциональных аналогий с л

Откровением Иоанна Богослова . . Ю. Лебедев также рассматривает финальную главу «Истории одного города» с его грозным оно в библейском ключе: устами пророка библейская история «поведала нам о Божьем гневе, приводившем к разрушению страны и города за разврат и нечестие отпавших от Бога жителей - Содом, Гоморра, Вавилон, Иерусалим»3. Е.В. Литвиновой

2 Павлова И.Б. Роль символа «оно» в «Истории одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина // Филологические науки. 1979. № 3. Стр. 85-86.

3 Лебедев Ю.В. Животворные лучи сатиры М.Е. Салтыкова-Щедрина //Литература в школе. 2001. № 6. С. 13. были рассмотрены некоторые эсхатологические мотивы в хронике4. Особую роль «библейскго фона» в сюжете хроники отмечает и А.П. Ауэр. Как считает исследователь, расширение смыслового объема финала произошло именно благодаря своему внутреннему соотнесению с библейским мифом. Говоря о содержательных потенциалах финала «Истории», исследователь устанавливает также его скрытую связь с книгами библейских пророков, «в грозной патетике которых вырастают картины гибели человечества»5. М.И. Назаренко, анализируя мифопоэтические истоки произведений Щедрина («История одного города», «Господа Головлевы», «Сказки»), отдельно рассматривает и библейский пласт6. Среди работ, в которых затрагивается проблема функционирования библейского текста в сочинениях сатирика, выделяется исследование Т.Н. Головиной, установившей многие значимые параллели между «Историей» и Библией7.

Необходимо указать и на работу Б.И. Матвеева «Библеизмы в прозе М.Е. Салтыкова-Щедрина» , отметившего факт нравственного и эстетического воздействия Священного Писания на Щедрина, различные формы присутствия библейского текста (в сюжетах, образной системе, стилистике) в сатире писателя. Отчетлива его система классификации библеизмов у Щедрина (собственные имена, фразеологизмы, афоризмы), плодотворно исследование их роли в сюжете, в установлении особой стилистической окраски, наполнении библейских выражений новым содержанием, изменении лексического состава цитаты. Все это позволило автору установить различные «смысловые и эмоциональные функции» библейского источника.

4 Литвинова Е.В. Эсхатологические мотивы в «Истории одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина // Материалы XV11I Всесоюзной студ. конф. «Студент и научно-технический прогресс». Новосибирск. 1980. С. 53-59.

5 Ауэр А.П. Художественная диалектика символического финала «Истории одного города» // Ауэр А.П., Борисов Ю.Н. Поэтика символических и музыкальных образов М.Е. Салтыкова-Щедрина. Саратов. 1988. С. 54.

6 Назаренко М.И. Мифопоэтика М.Е. Салтыкова-Щедрина («История одного города», «Господа Головлевы», «Сказки»): Дисс.[.] канд. филол. наук. Электронный вариант: www.geocities/petrogulak/ Schedrin. ntw.

7 Головина Т.Н. «История одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина: литературные параллели. Иваново. 1997. С. 6-16.

8Матвеев Б.И. Библеизмы в прозе М.Е. Салтыкова-Щедрина// Русская речь.2001. № 2. С. 3-12.

Господа Головлевы» менее исследованы с точки зрения присутствия в них библейского текста. Интересный аспект в изучении хроники в ее соотнесенности с Библией был предложен И.А. Есауловым в его статье «Категория соборности в русской литературе», в которой, в частности, исследуется финальная сцена романа Щедрина, где момент «пробуждения совести» у главного героя рассматривается «в духе православного представления о человеке»9. Позже эта же тема стала объектом внимания автора в одноименной монографии (1995).

А.А. Колесников, рассматривая некоторые архетипы в «Господах Головлевых», в частности, подчеркивает особую важность архетипа «Блудного сына»10.

Значение работ Н.В. Яковлева, И.П. Видуэцкой, С.А. Макашина11 состоит в том, что они, исследуя идейно-художественную ткань «Пошехонской старины», вычленили «житие» как один из сюжетных пластов хроники.

Методологически значимыми для нашей диссертации оказались многочисленные исследования, посвященные общим вопросам отношения русской литературы и православия, русской литературы и христианства, православной церкви и русской словесности. Эти труды во многом определили поворот научной мысли, произошедший в 90-е годы, в сторону изучения библейского контекста творчества писателей XVIII-XX веков. Во многих из этих книг освещаются проблемы форм воплощения библейских тем, сюжетов, образов в художественном произведении. Кроме того, авторов привлекает разработка писателями библейских (и в частности христианских) мотивов.

9 Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе (к постановке проблемы) // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. Петрозаводск. 1994. С. 32-61.

10 Колесников А.А. Переосмысление архетипа «блудного сына» в романе М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» // Писатель, творчество: современное восприятие. Курск. 1999. С. 38-52. Яковлев Н. В. «Пошехонская старина» М. Е. Салтыкова-Щедрина. - M., 1958. С. 35.; Видуэцкая И. П. «Пошехонская старина» в ряду семейных хроник русской литературы.// Салтыков-Щедрин. 1826-1976. - Л., 1976. С. 206; Макашин С. А. Салтыков-Щедрин. Последние годы. - М., 1989. С. 439.

Для нашей диссертации особое теоретико-литературное значение имеет шеститомный труд М.М. Дунаева «Православие и русская литература»

М., 1996-2000), в котором, по точному замечанию A.M. Любомудрова, осуществлено «систематизированное религиозное осмысление особенностей развития отечественной словесности с XVIII до конца XX в.». По мнению рецензента, «отличительная особенность методологии Дунаева использование самого широкого спектра понятий и категорий, как

10 богословско-церковных, так и эстетических, общекультурных» . Последнее представляется наиболее значимым в нашем исследовании нравственных и эстетических функций библейского материала в сатире Щедрина.

С проблемами бытования евангельского текста в русской литературе связаны сборники Петрозаводского университета, выпускаемые под редакцией В.Н. Захарова. Здесь, например, принципиально важной представляется программная статья В.Н. Захарова «Русская литература и христианство», в которой вскрываются истоки христианского характера русской литературы и ставится вопрос о необходимости разработки ее «новой концепции»13.

Несмотря на наличие исследований специального и методологического характера, до сих пор не был произведен комплексный и системный анализ библейского пласта в творчестве Щедрина, так же, как остался открытым и вопрос о месте текста Священного Писания в художественной системе писателя и его роли в воплощении идейно-художественного замысла произведений Салтыкова. Именно эта неразработанность многих направлений диссертационной темы, а также возрастающий в последнее время в литературоведении интерес к проблеме библейского текста в русской литературе, в том числе и в художественном наследии М.Е. Салтыкова-Щедрина, обусловили актуальность представленной работы.

12 Любомудров A.M. О православии и церковности в художественной литературе // Русская литература. 2001. №1.

Захаров В.Н. Русская литература и христианство // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. Петрозаводск, 1994. С.5.

Предметом изучения является Библия в контексте щедринского творчества.

Объект исследования - библейские речения, сюжеты, мотивы, образы в произведениях Салтыкова «История одного города», «Господа Головлевы», «Пошехонская старина».

Тексты М.Е. Салтыкова-Щедрина приводятся по двадцатитомному собранию сочинений писателя, выходившему с 1965 по 1977 год в Москве в издательстве «Художественная литература» и являющемуся на сегодняшний день наиболее полным.

Цель диссертационного исследования - выявить различные формы бытования Библии, способы ее введения и специфику функционирования в названных сочинениях сатирика.

В соответствии с этой целью были намечены следующие задачи:

1. Определить в контекстуальной связи идейно-структурное своеобразие привлекаемых Щедриным библейских тем, образов и мотивов в «Истории одного города».

2. Исследовать особенности включения библейских легенд, притч, мифов, афоризмов в структуру сюжета и образов романа-хроники «Господа Головлевы». Выявить новые функции библеизмов в создании характеров героев и различных психологических ситуаций, в том числе и ситуации «пробуждения совести» у Порфирия Головлева.

3. Показать новые формы художественного освоения Библии в «Пошехонской старине»: раскрыть содержание подзаголовка («Житие Никанора

Затрапезного»), установить его связь с библейским понятием «жития» как «жизни»;

- охарактеризовать смысл идейного, нравственно-эстетического и бытового наполнения церковных праздников, которые нашли отражение в «Пошехонской старине»;

- опираясь на биографические факты и особенности авторского присутствия в тексте семейной хроники и других произведений 80-х годов, предложить свое осмысление «религиозности» Щедрина и его нравственных позиций. В основу методологии настоящего сочинения положен комплексный подход, включающий методы историко-литературного, интертекстуального, смыслового анализа текста, учитывающий биографические аспекты, а также научные принципы, реализуемые в трудах, посвященных общим вопросам отношения русской литературы и христианства (М.М. Дунаев, A.M. Любомудров, В.А. Котельников, В.Н. Захаров и др.) и проблемам изучения различных аспектов щедринской сатиры (Е.И. Покусаев, А.С. Бушмин, С.А. Макашин, Д.П. Николаев и др.).

Научная новизна диссертационной работы. Впервые Библия рассмотрена в идейно-художественном контексте щедринских произведений с учетом изменения форм ее бытования в авторском тексте от «Истории одного города» к «Пошехонской старине». Исследованы как общие принципы использования Салтыковым-Щедриным библейского материала, так и различные, обусловленные тематикой, жанром произведений, построением сюжета, характером персонажей, авторским замыслом. Установлено, что привлекаемые писателем сюжеты, аллюзии, реминисценции из Библии дают возможность новой интерпретации социального и нравственно-философского смысла сочинений сатирика.

Апробация работы

Основные положения и выводы диссертации обсуждались на межкафедральном семинаре аспирантов и соискателей, в щедринском спецсеминаре кафедры истории русской литературы и фольклора СГУ (Саратов), были представлены в виде докладов на конференциях молодых ученых в Саратовском государственном университете (20012004 гг.), на III Международной конференции «Литература и культура в контексте христианства» (Ульяновск, 2002 г.), на научной межвузовской конференции «Литература: миф и реальность» (Казань, 2003 г.), а также нашли отражение в шести опубликованных и двух сданных в печать статьях.

Практическая значимость

Материалы диссертации использовались автором в лекциях по курсу

История русской литературы XIX века», в коллективном спецкурсе «Библия и русская литература», на практических занятиях по этим же курсам. Результаты исследований могут применяться в школьной и вузовской практике, в спецкурсах и спецсеминарах.

Положения, выносимые на защиту:

1. Библейские речения, сюжеты, мотивы способствуют выявлению философских, социально-политических взглядов Щедрина, уточняют его нравственно-эстетические позиции, определяют художественную многомерность смыслового пространства произведений писателя.

2. Наряду со средствами реалистического гротеска и фантастики важное место в сатирическом изображении персонажей занимает текст Священного Писания. Связь сакрального текста с текстом «Истории одного города» ощущается и на более глубинном уровне, а именно на уровне художественной структуры. Многие из привлекаемых сатириком библейских преданий и мифов служат основой для построения отдельных компонентов сюжета или глав щедринского произведения. Более того, вся салтыковская книга, повествующая о постепенном приближении катастрофы в Глупове, структурно организована по .аналогии с библейской историей.

3. Смысловым и сюжетообразующим началом романа-хроники «Господа Головлевы» являются притча о Блудном сыне, легенды о Страшном Суде и крестных мучениях Христа. Имплицитно предсказывая принципиально важные повороты сюжета, евангельские притчи и легенды подготавливают ситуацию, возникающую в финале хроники, делая его многоплановым и художественно мотивированным.

4. «Пошехонская старина» являет собой новые формы художественного освоения Библии. Писателя занимает проблема бытования Библии в обычной жизни человека, ее место в сознании, мировоззрении людей разных сословий. Включение же в текст произведения церковных праздников как бытового явления дает возможность Щедрину охарактеризовать и уровень народного сознания, и нравственный мир поместного дворянства, оттеняя его бездуховность. Наличие подзаголовка («Житие Никанора Затрапезного») свидетельствует о скрытых формах присутствия библейского материала, связанного с осмыслением «жития» как «жизни», а имени Никанора с именем одного из библейских апостолов.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Библейские речения, сюжеты и мотивы в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина"

Заключение

Итак, в произведения сатирика Библия входит мощным потоком в самых разнообразных формах: библейские речения, сюжеты, мотивы, образы, аллюзии, реминисценции и др. Писатель (в зависимости от художественно-эстетических задач) по-разному вводит библейский текст или образ в свое произведение: иногда он ограничивается воспроизведением смысла первоисточника, чтобы напомнить читателю забытый эпизод или сюжет, иногда выражения и обороты из Библии используются как художественно-изобразительные средства, повышающие эмоциональность и выразительность текста. Но значительно чаще наблюдается ироническое переосмысление писателем библейского материала. Если говорить о привлекаемых автором цитатах из Священного писания, то они у Щедрина приобретают нередко двойную смысловую нагрузку. С одной стороны, они являются богатейшим источником комической стихии в произведениях Салтыкова, вызывая эффект бурлеска, возникающего из-за несоответствия высокого смысла библейского речения той ситуации, с которой оно оказывается внутренне связанным. С другой стороны, библейские афоризмы одновременно выполняют непосредственно сатирическую функцию, помогая писателю не только раскрыть истинную сущность явлений или характеров, но и, что особенно важно, выразить свое отношение к ним.

Анализ художественных текстов писателя позволяет говорить о сложившихся, устоявшихся приемах и принципах использования Щедриным сакрального текста. Специфика функционирования библейского текста во многом определяется жанром произведения и его художественной структурой.

В «Истории одного города» сакральный текст чаще всего выполняет непосредственно сатирическую функцию, занимая, наряду со средствами реалистического гротеска и фантастики, важное место в сатирическом изображении персонажей. Однако привлечение библейского материала придает хронике не только особую смысловую насыщенность и художественную многомерность. Связь сакрального текста с текстом «Истории» ощущается и на более глубоком уровне, а именно на уровне художественной структуры. Многие библейские предания и мифы явились основой для построения отдельных компонентов сюжета или глав этого произведения. Более того, вся салтыковская книга, повествующая о постепенном приближении катастрофы в Глупове, структурно организована по аналогии с историей, запечатленной в Библии.

В семейной хронике «Господа Головлевы», где писатель не прибегает к собственно сатирическим приемам письма, сакральный текст становится главным средством нравственно-психологического раскрытия персонажей. Доказано, что смысловым и сюжетообразующим началом этого романа являются притча о Блудном сыне, легенды о Страшном Суде и крестных мучениях Христа. Имплицитно предсказывая принципиально важные повороты сюжета, евангельские притчи и легенды подготавливают ситуацию, возникающую в финале хроники, делая его многоплановым и художественно мотивированным.

Пошехонская старина» демонстрирует качественно новые приемы и принципы использования библейского текста. Для этого произведения характерны скрытые связи с Библией (подзаголовок «житие» и имя Никанор Затрапезный). Одной из основных форм художественного использования Евангелия становится широкое включение в повествовательную ткань хроники описаний церковно-православных праздников, имеющих своим источником «истории» из жизни Христа. Рождество, Преображение, Пасха и др. становятся не только важными бытовыми и нравственно-психологическими узлами хроники, но и создают в значительной мере православно-христианский художественный хронотоп. Кроме того, хроника дает возможность подчеркнуть, наряду с другими источниками, религиозные основы социального этизма Щедрина, что существенно обогащает понимание мировоззрения Щедрина, в частности, его просветительских идей.

Поскольку нас интересовали лишь произведения Щедрина 1870-1880-х годов, полезно и даже целесообразно проследить эволюцию приемов и способов использования библейского текста в его сочинениях от 1850-х к 1870-м годам.

Богатый материал в этом отношении дадут, несомненно, публицистика и литературно-критические работы писателя. А так как эти жанры щедринского творчества несут в себе сильный полемический заряд, функционирование Библии здесь будет весьма специфичным: сакральный текст увеличит полемический аспект сатиры. Плодотворные результаты принесет расширение историко-литературного контекста, введение широкого сопоставительного материала (Библия у Ф.М. Достоевского, Н.С. Лескова, JI. Н.Толстого). Такой подход позволит ярче выявить функции библейского слова в творчестве Салтыкова-Щедрина.

129

Список научной литературыРемпель, Елена Александровна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений: В 20-ти томах. М.: Художественная литература, 1965 - 1977 (Т. 8. 1969 - «История одного города», Т. 13. 1972 - «Господа Головлевы», Т. 17. 1975 - «Пошехонская старина»)

2. Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. соч.: В 20-ти т. Письма. М.: Художественная литература, Т. 18 (кн. 1, 2), Т. 19 (кн. 1,2), Т. 20. 1975-1977.

3. М.Е. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников: В 2 т. М.: Художественная литература, 1975.

4. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета Канонические. М.: Российское библейское общество, 1998.

5. Новый завет. Анахайм: Служение «Живой поток» и Уитнесс Ли, 1998. 1458 с. II

6. Августин. О граде Божием: В 4-х т. М.: Изд. Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1994.

7. Аверинцев С. Истоки и развитие раннехристианской литературы // История всемирной литературы: В 9 т. М.: Наука, 1983. Т. 1. 501-516.

8. Аверинцев С. Бахтин, смех, христианская культура // М.М. Бахтин как философ. М.: Наука, 1992. 7-19.

9. Аверинцев С. Поэтика ранневизантийской литературы. М.: Coda, 1997. 343с.

10. Архангельский А. Огнь бо есть. Словесность и церковность: литературный сопромат // Новый мир. 1994. №2. 230-242.

11. Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу: В 3 т. М.: Индрик, 1994.

12. Балашов Н. Достоевский и русский перевод Библии // Волга. 1996. №8-9. 143-149.

13. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Советская Россия, 1979. 376 с.

14. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1990. 543 с.

15. Белова Т.Н. Сквозь призму мифа: библейский пласт и его художественное воплощение в романах В. Набокова //Литература: миф и реальность. Казань: Изд. КГУ, 2004. 34-37.

16. Белоусова Е.В. Библия в восприятии Л.Н. Толстого // Литературная учеба. 2000. №2. 124-158.

17. Бережная Н.И. Специфика содержания и формы библейского мифа // Вестник Запорожского государственного университета. 2001. №4. 1-3.

18. Бочаров Холод, стыд и свобода (История литературы sub specie Священной истории) // Вопросы литературы. 1995, Вып. 5. 126-157.

19. Булгаков Н. Два града: исследование о природе общественных идеалов. Спб., 1997.

20. Воропаев В.А. «Нет другой двери...» Евангелие в жизни Гоголя // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: Сб. науч. трудов. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 2001. Вып. 3. 179-197.

21. Головко В.М. Реминисценции из Библии в «Странной истории» И.С. Тургенева (Материалы к текстологическому комментарию) // Русская литература XIX века и христианство. М.: МГУ, 1997. 200-206.

22. Долженков П.Н. «Запечатленный ангел» Н.С. Лескова: «очеловеченное Евангелие» // Филологические науки. 2002. №6. 31-34.

23. Дунаев М.М. Православие и русская литература: В 4 т. М., 1996-1998.

24. Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в XVII-XX веках. М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2002. 1056 с.

25. Еремина Т.С. Русский православный храм. История. Символика. Предания. М.: Изд-во «Прогресс-Традиция», 2002, 480 с.

26. Есаулов И. Тоталитарность и соборность: два лика русской культуры // Вопросы литературы. 1992. Вып. 1. 148-170.

27. Живов В.М., Успенский Б.А. Царь и бог (Семиотические аспекты сакрализации монарха в России) // Успенский Б.А. Избранные труды: В 3-х т. Т. 1. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. 205-337.

28. Жилякова Э.М. Последний псалом А.П. Чехова («Архиерей) // Евангельский текст в русской литературе XVII1-XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: Сб. науч. трудов. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1994. Вып.1. 274-284. 29. Жития святых православной церкви / Сост. священник и законоучитель И. Бухарев/ М.: Изд-во «Отчий дом», 2003, 693 с.

30. Захаров В.И. Русская литература и христианство // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: Сб. науч. трудов. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1994. Вып.1. 5-11.

31. Захаров В.Н. Пасхальный рассказ как жанр русской литературы // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: Сб. науч. трудов. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1994. Вып. 1. 249-261.

32. Ипьяшенко Т.А. Евангельские купели (Библеизмы у Н.С. Лескова) // Русская речь. 2001. №1. 73-79.

33. Книга Иуды: Антология (сост., предисл, коммент. Ершова). СПб.: Амфора, 2001.310 с.

34. Коран и Библия в творчестве А.С. Пушкина /Под ред. Д. Сегала и Шварцбанда. Иерусалим, 2000. 254 с.

35. Котельников В.А. Язык церкви и язык литературы // Русская литература. 1995. №1. 5-26.

36. Котельников В.А. Христианский текст русской литературы // Вестник российского гуманитарного научного фонда. 2000. №3. 154-162.

37. Литвинова Н.А. Трансформация мотива «блудного сына» в повести Гоголя «Тарас Бульба» // Молодая филология: Сб. науч. трудов / Под ред. Н.Е. Меднис, М.А. Лаппо. Новосибирск: Изд. НГПУ. Вып.2. 1998. 83-87.

38. Любомудров A.M. О православии и церковности в художественной литературе // Русская литература, 2001, №1. 107-125.

39. Ляху В. О влиянии поэтики Библии на поэтику Ф.М. Достоевского // Вопросы литературы. 1998. Вып. 4. 129-143.

40. Мень А. Православное богослужение. Таинство, Слово и образ. М.: СП «Слово», 1991. 191 с.

41. Мень А. Библия и русская литература // Наука и религия. 1994. №1. 17- 20.

42. Монастыри. М.: Изд. дом РИПОЛ КЛАССИК, 2002. 608 с.

43. Николаев О.Р., Тихомиров Б.Н. Эпическое православие и русская литература (Материалы и постановка проблемы) // Русская литература. 1993. №2. 3-16.

44. Пономарева Г.Б. Одно написанное житие Ф.М. Достоевского // Русская литература XIX века и христианство. М.: МГУ, 1997. 91-96.

45. Сальвестрони Библейские и святоотеческие источники романов Достоевского: Пер. с ит. СПб: Акад. проект, 2001. 187с.

46. Сурат И. Пушкин как религиозная проблема // Новый мир, 1994, №1. 207-222.

47. Телегин СМ. Философия мифа. Введение в метод мифореставрации. М., 1994.

48. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное, М.: Прогресс-культура, 1995. 623 с.

49. Федоров B.C. Христианская доминанта в духовно-образной картине мира А. Платонова // Литература и культура в контексте Христианства: Материалы Ш Междун. науч конф. Ульяновск: Ул ГТУ, 2002, 93-101.

50. Федоров В.Ф. Гуманитарная наука и христианство на пороге третьего тысячелетия // Вестник российского гуманитарного научного фонда. 2000. №З.С. 11-18.

51. Хрячкова Л.А. Отбор и использование библеизмов в художественном наследии Михаила Афанасьевича Булгакова // Автореф. дис. ... канд. филологич. наук. Воронеж, 2004. 23 с.

52. Шульц А. Хронотоп религиозного праздника в творчестве Н.В. Гоголя // Русская литература XIX века и христианство. М.: МГУ, 1997. 229-232.

53. Щеголева Е. Православный храм. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. 239 с.

54. Юрьева И.Ю. Библейская книга Иова в творчестве Пушкина // Русская литература. 1995. №1. 184-188.

55. Юрьева И.Ю. Пушкин и христианство: Сб. произведений А.С. Пушкина с парал. текстами из Священного Писания и коммент. М.: Изд. дом «Муравей», 1998. 278 с.

56. Адрианова-Перетц В.П. У истоков русской сатиры // Русская демократическая сатира XVII века. М.; Л.: АН СССР, 1954. 292 с.

57. Ауэр А.П. О структуре щедринского гротеска (Стилистический этюд) // Поэтика и стилистика. Саратов: Изд. Саратовского ун-та, 1980. 14-20.

58. Ауэр А.П. О природе символической образности в «Истории» Щедрина // «Шестидесятые годы» в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина. Калинин: Изд. КГУ, 1985. 59-66.

59. Ауэр А.П. Салтыков-Щедрин и • поэтика русской литературы второй половины XIX века. Коломна: Изд. Коломенского пединститута, 1993. 110 с.

60. Ауэр А.П., Борисов Ю.Н. Поэтика символических и музыкальных образов М.Е. Салтыкова-Щедрина. Саратов: Изд. Саратовского ун-та, 1988. ИЗ с.

61. Ауэр А.П. Салтыков-Щедрин и Лесков (к поэтике русской сатиры второй половины XIX века) // М.Е. Салтыков-Щедрин и русская сатира XVIII-XX веков. М.: Наследие, 1998, 320 с.

62. Борисов Ю.Н. Грибоедов и Салтыков-Щедрин (К истории образа Чацкого) // Сатира М.Е. Салтыкова-Щедрина. 1826-1876: Межвуз. темат. сб. Калинин: Изд. КГУ, 1977. 75-88.

63. Борисов Ю.Н. Музыкальные образы как средство комического в сатире Щедрина 1860-х годов // «Шестидесятые годы» в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина. Калинин: ИздКГУ, 1985. 50-59.

64. Борщевский Щедрин и Достоевский. История их идейной борьбы. М.: ГИХЛ, 1976. 392 с.

65. Бушмин А.С. Сказки Салтыкова-Щедрина. Л.: Художественная литература, 1976. 280 с.

66. Бушмин А.С. Салтыков-Щедрин. Искусство сатиры. М.: Современник, 1976. 252 с.

67. Бушмин А.С. Эволюция сатиры Салтыкова-Щедрина. Л.: Наука, 1984. 342с.

68. Введение в литературоведение: Литературное произведение: основные понятия и термины: Учебное пособие / Ред. Чернец Л.В., Хализев В.Е. и др. М.: Высшая школа, 1999. 555 с.

69. Видуэцкая И.П. «Пошехонская старина» в ряду семейных хроник русской литературы // Салтыков-Щедрин. 1826-1976. Статьи. Материалы. Библиография. Л.: Наука, 1976. 206-219.

70. Гурвич-Лищинер Д. Щедрин и проблема историзма в русском эстетическом сознании 1860-х годов. К спорам вокруг картины Н.Н. Ге «Тайная вечеря» // «Шестидесятые годы» в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина. Калинин: Изд. КГУ, 1985. 42-50.

71. Герасимович М.М. Уроки М.Е. Салтыкова-Щедрина. Мн.: Нац. Институт образования, 1993. 400 с.

72. Гиппиус В.В. Люди и куклы в сатире Салтыкова // Гиппиус В.В. От Пушкина до Блока. М. Л.: Наука, 1966. 295-330.

73. Головина Т.Н. «История одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина: литературные параллели. Иваново: Изд. ИвГУ, 1997. 76 с.

74. Горячкина М.С. Сатира Салтыкова-Щедрина. М.: Просвещение, 1976. 239с.

75. Григорьян К. Роман Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы». М. Л., 1962. 116 с.

76. Дмитренко Ф. Щедрин: незнакомый мир знакомых книг: В помощь преподавателям, старшеклассникам и, абитуриентам. М.: Изд. МГУ, 1998. 96с.

77. Елизарова Л.В. Повествование в «Истории одного города» // Сатира М.Е. Салтыкова-Щедрина. 1826-1876: Межвуз. темат. сб. Калинин: Изд. КГУ, 1977. 28-41.

78. Елина Е.Г. Эпистолярные формы в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина / Под ред. д. ф. н. В.В. Прозорова/ Саратов: Изд. Саратовского ун-та, 1981. 90с.

79. Ефимов А.И. Язык сатиры Салтыкова-Щедрина. М.: Изд. Московского ун-та, 1953. 495 с.

80. Жук А. Сатирический роман М.Е. Салтыкова-Щедрина «Современная идиллия». Саратов: Изд. Саратовского ун-та, 1958. 135 с.

81. Жук А.А. Русская проза второй половины XIX века: Пособие для учителей. М.: Просвещение, 1981. 254 с.

82. Злочевская А.В. В. Набоков и М.Е. Салтыков-Щедрин // Филологические науки. 1999. №5. 3-12.

83. Зыкова Г.В. Ещё раз об Угрюм-Бурчееве и революционных демократах // Русская речь. 1998. №3. 11-13.

84. Иванов Г.В. Из наблюдений над «Историей одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина // Ученые записки ЛГУ. 1957. №229. Сер. филологич. наук. Вып. 30. 160-179.

85. Ищенко И.Т. Пародии Салтыкова-Щедрина. Мн.: Изд. БГУ им. Ленина, 1973. 117 с.

86. Ищук Г.Н. Читатель в литературно-творческом сознании М. Е. Салтыкова-Щедрина // Сатира М.Е. Салтыкова-Щедрина. 1826-1976. Калинин: Изд. КГУ, 1977. 59-75.

87. Кирпотин В. Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество. М.: Советский писатель, 1955. 721 с.

88. Колесников А.А. Переосмысление архетипа «блудного сына» в романе М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» // Писатель, творчество: современное восприятие. Курск: Изд. КГПУ, 1999. 38-52.

89. Кондаков Б.В. «Демифологизация» русской культуры в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина // Типология литературного процесса и творческая индивидуальность писателя. Пермь: Изд. ПГУ, 1993. 13-22.

90. Королева В.Б. «Пошехонская старина» в системе романного творчества М.Е. Салтыкова-Щедрина // Автореф. дис. ... канд. филологич. наук. М.: МИГУ, 1999. 17 с.

91. Кривонос В.Ш. Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин //Русская литературная классика XIX века: Учебное пособие / Под ред. А.А. Слинько и В.А. Свительского. Воронеж: Родная речь, 2003. 333-358.

92. Лебедев Ю.В. Животворные лучи сатиры М.Е. Салтыкова-Щедрина // Литература в школе. 2001, №6. 9-15.

93. Лебедев Ю.В. Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин // Литература. Учеб. Пособие для учащихся 10 кл. сред, шк.: В 2 ч. М.: Просвещение, 1992. Ч. 2.С. 3-23.

94. Литвинова Е.В. Эсхатологические мотивы в «Истории одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина // Материалы XVIII Всесоюзной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс». Филология. Новосибирск: Изд. ИГУ, 1980. 53-59.

95. Лихачев Д.С., Панченко A.M. «Смеховой мир» Древней Руси. Л.: АН СССР, 1976.204 с.

96. Лихачев Д.С. Избранные работы: В 3 т. Л.: Художественная литература, 1987. Т. 1.653 с.

97. Лищйнер Д. На грани противоположностей (Из наблюдений над сатирической поэтикой Щедрина 1870-х годов) // Салтыков-Щедрин. 1826-1976. Статьи. Материалы. Библиография. Л.: Наука, 1976. 164-181.

98. Макашин А. Салтыков-Щедрин. Биография. М.: ГИХЛ, 1951. 587 с.

99. Макашин А. Салтыков-Щедрин на рубеже 1850-1860-х годов. Биография. М.: Художественная литература, 1972. 600 с.

100. Макашин А. Салтыков-Щедрин. Середина пути. 1860-1870-е годы. Биография. М.: Художественная литература, 1984. 575 с.

101. Макашин А. Салтыков-Щедрин. Последние годы. 1875-1889. Биография. М.: Художественная литература, 1989. 527 с.

102. Макеев М. Договор с дьяволом в условиях становления капитализма в России (Экономическое значение христианской символики у Салтыкова-Щедрина) // Новое литературное обозрение. 2002. №58. 44-54.

103. Матвеева Н.П. Библеизмы в русской словесности; Словарь - справочник // Русская словесность. 1993. №№2-5; 1994, №№2-6; 1996, №1,2 и др.

104. Матвеев Б.И. Библеизмы в прозе М.Е. Салтыкова-Щедрина // Русская речь. 2001, №2. 3-12.

105. Мысляков В.А. Искусство сатирического повествования (Проблема рассказчика у Салтыкова-Щедрина). Саратов: Изд. Саратовского ун-та, 1966. 106 с.

106. Мысляков В.А. Салтыков-Щедрин и народническая демократия. Л.:. Наука, 1984.262 с.

107. Назаренко М.И. Мифопоэтика М.Е. Салтыкова-Щедрина («История одного города», «Господа Головлевы», «Сказки») // Дис. ... канд. филологич. наук (Россия XX век. Электронные публикации: www.geocities/petrogulak/ Schedrin. ntw.)

108. Николаев Д.П. Сатира Щедрина и реалистический гротеск. М.: Художественная литература, 1977. 358 с.

109. Николаев Д.П. Смех Щедрина: Очерки сатирической поэтики. М.: Советский писатель, 1988. 400 с.

110. Николаев Д.П. Два пути сатирического переосмысления истории («История одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина и «История государства Российского» А.К. Толстого) // М.Е. Салтыков-Щедрин и русская сатира XVIII-XX веков. М.: Наследие, 1998. 114-147.

111. Никольский В.А. Салтыков-Щедрин и Пушкин. Калинин: Изд. КГУ, 1989. 64 с.

112. Обухова И.Н. Магия взгляда героя-манипулятора в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина // Молодая филология: Сб. науч трудов / Под ред. Н.Е. Меднис, М.А. Лаппо. Вып. 4. Ч. 1. Новосибирск: Изд. НГПУ, 2002. 78-87.

113. Павлова И.Б. Проблема воплощения идеала в романе Салтыкова- Щедрина «Господа Головлевы» // Известия АН СССР. Сер. литературы и языка. 1976. Т. 35. №1. 13-21.

114. Павлова И.Б. Роль символа «оно» в «Истории одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина // Филологические науки. 1979. №3. 85-86.

115. Павлова И.Б. Художественные обобщения Салтыкова-Щедрина о судьбах русского самодержавия // «Шестидесятые годы» в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина. Калинин: Изд. КГУ, 1985. 66-69.

116. Павлова И.Б. Тема рода и семьи у Пушкина и ее развитие М.Е. Салтыковым-Щедриным // Филологические науки. 1998. №5-6. 21-29.

117. Павлова И.Б. Тема рода и семьи у Салтыкова-Щедрина в литературном контексте эпохи. М.: ИМЛИ РАН, 1999. 152 с.

118. Паклина Л.Я. К расшифровке финала «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина // Вопросы сюжета и композиции. Горький: ГГУ, 1978. 77-84.

119. Панич А.О. История одного... человечества? // Филологические исследования: сборник научных работ. Вып. 1. Донецк: Юго-Восток, 2000. 71-83.

120. Покусаев Е.И. Революционная сатира Салтыкова-Щедрина. М.: Художественная литература, 1963. 469 с.

121. Покусаев Е.И. «Господа Головлевы» М.Е. Салтыкова-Щедрина. М.: Художественная литература, 1975. 120 с.

122. Покусаев Е.И., Прозоров В.В. М.Е. Салтыков-Щедрин. Биография. Л., 1969. 165 с.

123. Прозоров В.В. Салтыков-Щедрин: Книга для учителя. М.: Просвещение, 1988. 176 с.

124. Прозоров В.В. «Суд истории» в идейно-художественной трактовке М.Е. Салтыкова-Щедрина // Классическое наследие и современность. Л.: Наука, 1981. 224-231.

125. Прозоров В.В. Мотив в сюжете // Мотивы и сюжеты русской литературы. От Жуковского до Чехова. К 50-летию научно-педагогической деятельности Ф.З. Кануновой /Отв. ред. А.Ф. Янушкевич. Томск: Знамя мира, 1997. 8-12.

126. Ракитина Л.М. К вопросу о евангельских мотивах в произведениях М.Е. Салтыкова-Щедрина // Филологические исследования. Вып. 3. Донецк, Юго-Восток, 2001. 140-148.

127. Самосюк Г.Ф. Библеизмы в структуре образа Иудушки Головлёва // Литературоведение и журналистика. Саратов: Изд. Саратовского ун-та, 2000. 91-102.

128. Самосюк Г.Ф. Библеизмы в сказках М.Е. Салтыкова-Щедрина: опыт словаря // Н.Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы: Сб. науч. трудов. Вып. 15. Саратов: Изд-во МГПУ, 2004.

129. Соколова К.И., Билинкис Я.С. Михаил Евграфович Салтыков-IJЩедрин // История русской литературы XIX века (вторая половина) / Под ред. проф. Н.Н. Скатова, 2-е изд. М.: Просвещение, 1991. 275-303.

130. Строганов М.В. О финале «Истории». К проблеме: Щедрин и декабристы // «Шестидесятые годы» в творчестве CaJГгыкoвa-lЦcдpииa. Калинин: Изд. КГУ, 1989. 69-80.

131. Строганов М.В. Три заметки к текстам М.Е. Салтыкова-Щедрина // Творчество М.Е. Салтыкова-Щедрина в историко-литературном контексте. Калинин: Изд. КГУ, 1989. 58-66.

132. Строганова Е.Н. Забытое произведение и его автор (Об одном из источников романа М.Е. Салтыкова-Щедрина «История одного города») // Русская словесность. 1995. №4. 12-22.

133. Телегин С М . Мифологические мотивы в творчестве русских писателей 60-80-х годов XIX века (Ф.М. Достоевский, М.Е. Салтыков-Щедрин, Н.С. Лесков) // Литературные отношения русских писателей XIX - начала XX в. М.: Изд. МПУ, 1995. 148-162.

134. Телегин С М . «Не так страшен черт, как его малютки» (Миф на страницах романа М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы») // Русская словесность. 1997. №5. 22-28.

135. Трубаева О.А. Биографическое начало в романах М.Е. Салтыкова- Щедрина «Господа Головлевы» и «Пошехонская старина» как способ выражения авторской позиции // Писатель, творчество: современное восприятие. Курск: Изд. КГПУ, 1999. 66-81.

136. Эйхенбаум Б.М. «История одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина (Комментарий) // Эйхенбаум Б.М. О прозе: Сб. статей. Л.: Художественная литература, 1969. 455-502.

137. Яковлев Н.В. «Пошехонская старина» М.Е. Салтыкова-Щедрина (Из наблюдений над работой писателя). М.: Советский писатель, 1958. 204 с. IV

138. Бауэр В., Дюмотц И., Головин Энциклопедия символов / Пер. с нем Г. Гаева. М.: КРОН-ПРЕСС, 1998. 512 с.

139. Библейская цитата: словарь-справочник. М.: Эдиториал УРСС, 1999. 224с.

140. Библейские афоризмы / Сост. Н.А. Горбачев. Саратов: Приволж. кн. изд- во, 1991. 184 с.

141. Библейская энциклопедия. Труд и издание архимандрита Никифора. М., 1891. Репринтное издание. М.: Тера, 1990. 902 с.

142. Библиография литературы о М.Е. Салтыкове-Щедрине. 1918-1965 /Сост. В.Н. Баскаков. М., Л.: Наука, 1966. 291 d.

143. Большой путеводитель по Библии: Пер. с нем. М.: Республика, 1993. 479с.

144. Большой энциклопедический словарь: В 2 т. / Гл. ред. A.M. Прохоров. М.: Советская энциклопедия, 1991.

145. Всемирный библиографический словарь. М.: Большая российская энциклопедия, 1998. 926 с.

146. Добровольский Л.М. Библиография литературы о М.Е. Салтыкове- Щедрине. 1848-1917. М., Л.: АН СССР, 1961. 432 с.

147. История русской литературы XIX в.: Библиографический указатель /Под ред. К.Д. Муратовой. М., Л.: Наука, 1962. 966 с.

148. Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. / Гл. ред. А.А. Сурков. М.: Советская энциклопедия, 1962-1978.

149. Литературный энциклопедический словарь /Под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. М.: Советская энциклопедия, 1987. 751 с.

150. Литературная энциклопедия терминов и понятий /Гл. ред. и сост. А.Н. Николюкин. М.: НПК «Интелвак», 2003. 1596 с.

151. Ольминский М.С. Щедринский словарь. М.: ГИХЛ, 1937. 759 с.

152. Павловский А.И. Популярный библейский словарь. Книга для чтения. М.: Панорама, 1994. 464 с.

153. Полная энциклопедия быта русского народа / Сост. И. Панкеев. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1998. Т. 1. 688 с.

154. Сирот И.М. Русские пословицы библейского происхождения. Брюссель: Изд. «Жизнь с богом», 1985. 112 с.

155. Словарь литературоведческих терминов / Ред.-сост. Л.И. Тимофеев и СВ. Тураев. М.: Просвещение, 1974. 509 с.

156. Современный словарь-справочник по литературе / Сост. и науч. ред. СИ. Кормилов. М.: Олимп: ООО «Издательство ACT», 2000. 704 с.

157. Словарь-указатель сюжетов и мотивов русской литературы. Экспериментальное издание. Новосибирск: Изд. СО РАН, 2003. Вып. 1. 241с.

158. Христианство. Энциклопедический словарь: В 3 т. М.: Большая российская энциклопедия, 1993-1995.

159. Энциклопедия русских обычаев / Автор-сост. Юдина Н.А. М.: Вече, 2000.512 с. .