автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Большой Кавказ в XIV-IV вв. до н. э.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Большой Кавказ в XIV-IV вв. до н. э."

„ < сс ^ ; и цуч* о?/9

^ 9/]1 ~ 9 а г. а/с -/- ;'<? у

р. /иеь^о

АКАДЕМИЯ НАУК СССР ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ

¿4

На правах рукописи УДК 930.26

КОЗЕНКОВА Валентина Ивановна

БОЛЬШОЙ КАВКАЗ В XIV-IV ВВ. ДО Н. Э.

(кобанская культура: модель тысячелетия развития)

Исторические науки 07.00.06 — археология

Научный доклад, представленный в качестве диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Москва — 1989

Работа выполнена в отделе скифо-сарматской археологии ордена Трудового Красного Знамени Института археологии АН СССР.

ОФИЦИАЛЬНЫЕ ОППОНЕНТЫ:

доктор исторических наук Мерперт Н. Я. доктор исторических наук Погребова М. Н, доктор исторических наук Техов Б. В.

ВЕДУЩАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ — НИИ истории, языка и литературы им. Цадасы Дагестанского ФАН СССР.

Защита состоится « » 19 г. в 14 часов на заседа-

нии специализированного совета Д002Л8.Ш. по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Институте археологии АН ОООР — г. Москва, >117036, ул. Дм. Ульянова, !19, 4 этаж, конференц-зал.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института археологии АН СООР.

Научный доклад разослан « » 19 г.

Ученый секретарь специализированного совета

3. М. Сергеева

Середина П тыс. до н.э. на Кавказе - период активных культурных новообразований. На южной его территории, в Центральном Закавказье завершилось и отчасти завершалось оформление культур позднебронзового века типа ншдакартлийской, кахетской (иоро-алазанской), лчашенской и других. В Западной части Закавказья, главным образом в приморской зоне выкрис-тализавывались признаки древнексшсвдской культуры. И одновременно проявлялись не только первые признаки дифференциации культур (Г.А.Ломтатидзе), но и интеграции на новой основе, приведшие позднее к оформлению многочисленных культур заключительного этапа эпохи поздней бронзы - раннего железного века.. Процессы эти были неоднозначны и во многом специфичны в различных регионах; большинство из выявленных культур содержали многоукладное«, материальных слагаемых,'отражавших разные этапы их развития. Северная граница центрально-закавказских культур достигала южных предгорий Главного Кавказского хребта (Р.М.Абрамишвили, К.Н.Пицхелаури). Элементы культуры западного Закавказья (древнекояхидская культура) прослеживались до высокогорий Большого Кавказа (Г.Ф.Гобеджешвили, М.В.Барамидзе, О.Д.Лордкипанядзе, Т.К.Микеладзе, В.В.Бжания):

В степи и летостепи Евразии к середине П тыс. до н.э. в результате бурных культурных миграционных, ассимиляционных: процессов и последовательной внутренней трансформации культуры, образовалась широчайшая культурно-историческая область многочисленных культур срубной "основы (Н.Я.Мерперт, Н.К.Качалова, В.А.Сафронов, В.Е.Кузьмина, Т.М.Потемкина), влияние которых достигало не только северных предгорий Кавказа, но и Закавказья (Них. Ипрари, Зенети, Нацар-гора, Тхмори, Ошжви-ти, Ахмата).

Культурное развитие Большого Кавказа, точнее Центральной его части, во все эпохи происходило в условиях двойного воздействия юга и севера. Данное обстоятельство способствовало _ многовековой выработке коренным населением своеобразных черт культуры, располагавшим для этого собственным потенциалом, включавшим такие постоянно действующие факторы как природная среда, автохтонность ключевых элементов материального ядра, местоположение на географическом перешейке, где скрещивались

как в фокусе разнородные и разнообразные новшества Европы, Передней Азии, Ближнего Востока, в широком ареале Средиземноморья.

Кобанская культура - условно принятое (I88I-I886 гг. Р.Вирхов, Э.Шаятр, А.С.Уваров) самоназвание дая древностей эпохи перехода от бронзы к железу Северного Кавказа, наиболее полно и ярко отражают высказанные выше общие положения. Вошедший около 120 лет тому назад в научный обиход термин "культура Кобани" (Г.Д.Филимонов, 1878 г.), как обозначение конкретной совокупности археологических артефактов, оказался весьма устойчив, несмотря на имевшие место попытки заменить его, такими как "колзвдо-кобанская", "центральнокавказская". Однако они не отражали специфику, узнаваемость среди других этой группы и кажутся мне неудачными. Правомерность сохранения традиционного названия подтвердилась и всем последующим накоплением фундаментальных знаний о сходстве и различии диагностирующих признаков (погребальный обряд, керамика, типичные образцы оружия и орудий труда, украшений) обеих культур.

Первые предметы кобанского облика были обнаружены в 4050-ые годы XII века при строительстве мостов и укреплений в предгорьях Северного Кавказа русскими солдатами в период военных действий в регионе (Козенкова В.И., IP77, IS89). Но поскольку "наука кавказских древностей..." находилась "... только в зародыше" (Кондаков Н.П., 1878) они были ошибочно отнесены к средневековью и надолго оказались вне научного интереса специалистов по древнейшим периодам. Лишь позднее, после сенсационного открытия в 1869 голу кладбища с захоронениями в каменных ящиках на одном из высоких склонов близ аула Уолла-Кобань произошел переворот в общественном сознании, позволивший более пристально и непредвзято вглядеться в культуру этого "дикого" края.

Решавдую роль в пробуждении особого интереса к северокавказским древностям сыграли в 1876-1880 годах активная полевая и исследовательская деятельность Г.Д.Филимонова, В.Б. Антоновича, А.С.Уварова, П.С.Уваровой, Н.Г.Карцелли, В.1.Бен-штат, ф.Байерна, Ф.Хегера, Р.Вирхова, Э.Шантра, связанная с подготовкой и проведением в сентябре 1881 года У Археологиче-

ского съезда, состоявшегося в Тифлисе. Привлечение наиболее передовых научных сил России и Западной Европы к осмыслению обнаруженного пласта древностей способствовало известности кобанских бронз и за пределы Российской Империи, в первую очередь, в кругах немецких и австрийских ученых.

Однако уже до Тбилисского форума, в 1878 году Г.Д.Филимонов на основе находок близ Казбеги в Осетии пришел к выводу о существовании в бассейне реки Терек "самостоятельной и обширной культуры... если не чисто бронзового, то, по крайней мере, несомненно переходного от бронзового века к железному" и допускал вероятность "существования' здесь местной самостоятельной фабрикации" (Г.Д.Филимонов, 1878), т.е. местного бронзолитейного производственного очага.

Как бы подводя итоги первого коллективного "научного взгляда на открытые памятники, А.С.Уваров в докладе на У Археологическом съезде (1881 г.) справедливо сопоставил Верхне-кобанский могильник с Гальштаттским в Альпах и подчеркнул местный, не привносной характер, вновь выявленной кавказской культуры "начала железного века" (1887 г.).

Первоначально стилистика кобанских бронз была практиче-' ски превалирующей при определении характера культуры. Но затем было обращено внимание и на лепную с геометрическим орнаментом высокого качества посуду, которая формами и строго каноническим декорам отличала пласт кобанских древностей от остальных культур Кавказа и Европы "(Уварова П.С., 1900).

За прошедшее столетие источниковедческая база для изучения кобанской культуры обогатилась, по сравнению с числом первоначальных пунктов, во много раз. Однако глубина первых основополагающих определений черт культуры имеет непреходящую ценность.

Отдавая должное плеяде русских и европейских ученых (Г.Д.Филимонову, А.С.Уварову, П.С.Уваровой, В.И.Долбежеву, В.Ф.Миллеру, Э.Шантру, Р.Вирхову, Ф.Ганчару, С.Пршеворскому и многим другим), внесшим большой вклад в изучение кобанской культуры, все же необходимо подчеркнуть, что систематизация этих древностей, историзм в подходе к ним - несомненная заслуга советских археологов. В первую очередь, А.А.Иессена,

Б.Б.Пиотровского, Е.И.Крупнава, Б.А.Куфтина, А.П.Круглова, С. А. Ар там он ов оё-П ол тавцев ой. Предпринятые шли в свое время разработки в области классификации и хронологической периодизации памятников эпохи бронзы-раянего железа Кавказа, в том числе кобанской культуры, во многом остаются верными и в настоящее время. Главные положения развивались и во многом уточнялись рядом исследователей (О.М.Джапаридзе, Р.М.Абрамишвили, Г.Ф.Гобеджешвили, Б.В.Техов, Е.П.Алексеева, Р.М.Мунчаев, Н.Я. Мерперт, В.И.Марковин, Д.Газдапустаи, О.А.Дудко, Б.Б.Виноградов, И.М.Чеченов, Л.Г.Цитланадзе, М.П.Абрамова, В.И.Козенко-ва, В.М.Батчаев, Б.М.Керефов, А.Х.Сланов, А.Н.Гертман, G.I. Дударев, С.Н.Кореневский, Т.Б.Барцева, Н.Н.Терехова, В.В.Кри-вицкий, Ю.Н.Воронов, Л.Н.Панцхава, Я.В.Доманский, В.Б.Ковалевская, В.А.Кузнецов, Т.Н.Нераденко, В.Г.Котович, О.М.Даву-дов, А.П.Мошинский и многие другие). В 70-80-е годы пристальное внимание проблемам кобанской культуры уделяли Р.Гиршман (Франция), Г.Коссак (ФРГ), Р.Рсшю и Х.-Г.Хюттель (®Г),

B.Шильц (Франция), Я.Боузек (Чехословакия).

Особое место занимают разработки, кардинально влияющие на выводы по многим аспектам изучения кобанской культуры, принадлежащие специалистам, исследупдим проблемы Кавказской Скифии, в первую очередь, исследования 70-80-х годов В.Г.Петренко, Л.К.Галаниной, В.Ю.Мурзива, Д.С.Раевского, М.Н.Погребо-вой, С.В.Махортых и других.

Не были обойдены вниманием древности кобанского типа в обобщающих грудах специалистов по культурам эпохи поздней бронзы и раннего железа соседних регионов юга восточной Европы и Северного Причерноморья (Б.Н.Граков, А.И.Мелшова, А.И. Тереножкин, В.А.Ильинская, К.Ф.Смирнов, И.Т.Черняков, А.М.Лесков, В.С.Бочкарев, Е.Н.Черных, НД.Членова, А.Х.Халиков,

C.В.Кузьминых, В.В.Отрощенко, О.Р.Дубовская и другие). В исследованиях Н.В.Анфимова и Э.С.Шарафутдиновой кобанская тематика присутствует при исследовании вопросов взаимосвязей культур северо-западной "части Кавказа, таких как протомеотская и кобяковская.

В настоящее время известно около 500 памятников кобанской культуры в более чем 150 пунктах Кавказа. Карты зоны

расселения носителей этой археологической общности (Крупнов Е.И., I960; Чеченов И.М., 1969; Алексеева Е.П., 1971; Виноградов В.Б., 1972; Козенкова В.И., 1977, 1989) включают сведения о не менее чем 160 мест поселения, 240 могильниках, об около 20 пунктах, связанных с бронзолитейным делом (клады, очаги металлообработки), о 12 культовых площадках и святилищах на поселениях и в особых местах высокогорий Большого Кавказа, о 10 кладах воинского и всаднического снаряжения, включавших изделия безусловно кобанского облика и стиля. На основе этих данных наметились общие контуры всего ареала и отдельных ареалов локальных вариантов, детализировались специфические особенности локальных групп на разных хронологических этапах.

Сейчас не подлежит сомнению, что кобанская'культура занимала горные области Центрального Кавказа по обе стороны Большого Кавказа, но, преимущественно, северные склоны, включая предгорья и высокие плато в пределах современной Ставропольской возвышенности. На западе памятники кобанского типа фиксируются до междуречья Большого Зеленчука и У рула (Алексеева Е.П., 1971; Козенкова В.И., 1981), а на востоке - до левобережья реки Аксай (Козенкова В.И., 1969, 1977; Дударев С.Л., 1776, 1988).

Вопросам хронологии кобанской культуры уделялось большое внимание со стороны как отечественных, так и зарубежных ученых. Диапазон ее датировки разными исследователями колеблется в пределах более, чем полутора тысяч лет (Ж.Морган - IX в. до н.э.; Э.Шантр, В.А.Городцов - ХУ-ПУ вв. до н.э. А.С.Уваров, Р.Вирхов - ХП-1Х вв. до н.э.; Е.И.Крупнов - ХП-1У вв. до н.э.; А.А.Иессен - Х-УШ вв. до н.э.; Б.А.Куфтин, О.М.Джапаридзе - ХП-УШ вв. до н.э.; Д.Газдапустаи - ХП-У вв. до н.э.; Е.П.Алексеева - XI-Ш вв. до н.э.; А.П.Калитинский, М.М.Ива-щенко - 71-У вв. до н.э.). Но наиболее обоснованными датами бытования классических кобанских древностей остаются даты, предложенные Е.И.Крудновым, т.е. ХП-1У вв. до н.э. (Крупнов Е.И., I960), причем ее "классический" период определен им И-УШ вв. до н.э. (Крупнов Е.И., I960, 1962, 1966, 1969).

Е.И.Крупнову принадлежит и первая четкая хронологическая

периодизация культуры. Выделив Кобан из остальных культур Кавказа, он, вслед за О.М.Джапаридзе, уделил внимание специальному обоснованию самостоятельности комплекса ее признаков, принципиально отличающегося от характера признаков типологически родственной колхидской культуры. По его мнению, ко-банская культура, как и колхидская, развивалась по .близкой схеме. Отмечено три хронологических этапа: I этап - формирование и становление основных признаков кобанской культуры, середина ХП - середина IX вв. до н.э.; П этап - расцвет культуры, вторая половина И - середина УП вв. до н.э.; Ш этап -переоформление культуры под влиянием культур скифо-савромат-ского круга, вторая половина УП-У, а может быть начало 1У века до н.э. Хронологическая периодизация культуры Центрального Кавказа на основе обильных материалов Тлийского могильника в Южной Осетии разработана Б.В.Теховым (Техов Б.В., 1972, 1977, 1965). Кобанская культура, по Техову, соответствует в системе этой периодизации П этапу позднебронзового века (ХП-X вв. до н.э.) и раннему железному веку, охватывавшему 3 этапа (I. - Х-1Х вв. до н.э.; 2. - УШ-середина УП вв. до н.э.; 3. - середина УП-1У вв. до н.э.). Для позднекобанских древностей горной части Центрального Кавказа создана периодизация Е.П.Алексеевой (Алексеева Е.П., 1949), частично соответствующая Ш этапу периодизации Е.И.Крупнова. Период А - позднеко-банский 1-ый (У1-Ш вв. до н.э.) практически тесно связан со скифским периодом археология Предкавказья и раннеантичным Закавказья.

Одна из последних работ по периодизации и хронологии кобанской культуры принадлежит Г.Коссаку (1983). Положив в ос- • нову исследования комплекс могилы 85 из Тли, он путем тонкого, скрупулезного и сложного анализа,.с привлечением широкого круга взаимопереллетенных археологических данных Кавказа, Средней Европы, Северного Причерноморья, Малой и Передней Азии выделил группы диагностирующих синхронных памятников. Центральнокавказская (кобанская) культура прошла, по мнению исследователя, в своем развитии до середины У1 в. до н.э. четыре последовательные и непрерывные стадии. Ранняя стадия Тли-А датируется примерно ХШ - концом ХП вв. до н.э.; стадия

Тли-B развивалась от XI до середины X в. до н.э. Третья стадия Тли-С с двумя фазами, ранней и поздней охватывала вторую половину X - сер. УШ вв. до н.э. Последняя стадия Тли-Д, также с двумя фазами, отнесена ко второй пол. УШ в. и развивалась до второй пол. У1 в. до н.э. Погребение 85 Тлийского могильника отнесено ко времени около 700 г. до н.э.

Широкий ареал кобанской культуры, при общем сходстве ее основных элементов (погребальный обряд, керамика, украшения, некоторые типы оружия) обусловил наличие локальных особенностей в памятниках, удаленных друг от друга в широтном и меридиональном направлениях. Самую большую близость, особенно в керамике, обнаруживают памятники одного бассейна реки или речки (Козенкова В.И., 1977, 1982), как правило включающего все три вертикальных пояса (горы, предгорья и равнийу близкую к горам). По поводу локального членения кобанских древностей высказывались саше различные мнения. Так А.А.Иессен видел в них две локальные группы, западную и восточную (Иессен A.A., 1956). Е.И.Крупнов выделял три группы, осетинскую, кабардино-пятигорскую, вайнахскую или грозненскую (Крупнов В.И., i960). По мнению Е.П.Алексеевой, кобанская культура представлена 4-мя вариантами: центрально-кавказским, западно-кавказским (кабардинским), восточно-кавказским (дагестанским) и западно-закавказским (причерноморским). Материалы же скифского периода она считала возможным выделить в самостоятельную поздне-кобанскую культуру 1-го периода', "неразрывно связанную с древ-некобанской (до ГО в. до н.э.), и разделить ее на два варианта: восточный (тагауро-куртатинская культура или культура погребений в "колодцах") и западный (дигорская культура 1-го позднекобанского периода). Особую верхнекобанскую группу скифского периода Е.П.Алексеева выделила и в западном (по Е.И. Крупнову) варианте (Алексеева Е.П., 1971). Три варианта, в зависимости от ландшафта (горно-кавказский, пятигорский и плоскостной) усматривали в кобанских древностях УП-1У вв. до н.э. В.Б.Виноградов (В.Б.Виноградов, 1972) и И.МЛеченов (Чеченов И.М., 1974). Имеются и другие точки зрения, в тех или иных чертах близкие изложенным выше (Воронов Ю.Н., 1984, Абрамова М.П., 1984), но,' к сожалению, высказанные в тезисной 1

форме. Интересна одна из последних точек зрения относительно локальных вариантов в кобанской культуре, принадлежащая Б.Б. Ковалевской (1984). Она попыталась проникнуть к истокам разноречивости в определении локальных вариантов Кобани разными исследователями. По ее мнению существующая разноголосица обусловлена разницей в предпочтении выбора тем шш иным археологом того или иного приоритетного направления в географическом районировании Кавказа. По мнению В.Б.Ковалевской наиболее предпочтителен принцип исследования зависимости геоморфологии района и типа археологического памятника.

Метод "ареальной картографии" открывает новые, возможности для локального членения, но не безусловен для выявления особенностей этногенетического порядка в кобанской культуре. Ведь природные условия вертикальной зональности, накладывая дополнительный отпечаток своеобразия на отдельные группы, документируют не этнический момент, а лишь разные хозяйственно-культурные типы. Проявление же этнических особенностей, этого реального проявления локальности, наиболее вероятно в украшениях и керамике (Козенкова В.И., 1981). Именно эти категории материальной культуры в комплексе с типами погребальных сооружений и чертами погребального обряда делают наиболее вероятным выделение в древностях кобанской культуры в целом три большие локальные группы: центральную, западную и восточную (Козенкова В.И., 1981, 1989). Однако это не исключает выделение внутри локальных вариантов отдельных групп, своеобразие которых может быть обусловлено самыми различными факторами. Уже сейчас в центральном варианте, занимавшем фактически ойкумену Казбека с его горно-предгорной и водной системами, выделяются две группы, северная и южная, настолько близкие по культуре (Техов Б,В., 1969, 1977), что речь может идти о географическом разделении. В западной группе очевидно выделяется горная верхнекубанская группа по специфике украшений. Намечаются группы и по традиционно сложившимся связям.

По мнению большинства исследователей, за кобанской археологической культурой постулируется наличие "этнического ядра" (И.МЛеченов, 1974), принадлежность ее племенам родственным "этнически и культурно" (Е.И.Крупнов, 1960) или "эт-

нической общности, пребывающей на стадии закономерного дробления и расхождения дочерних этнографических групп" (В.Б.Виноградов,. 1972). Локальные варианты рассматриваются, соответственно, как культуры отдельных племенных образований. А в целом широкая география памятников кобанского типа, их специфическая "узнаваемость" среди древностей эпохи бронзы - раннего железа Европы позволили мне отнести их к "широкой общности этнически родственного населения" (Козенкова В.И., 1977. САИ, т.1, с. 48). В настоящее время наблюдения преемственности в традиционной культуре Предкавказья I тыс. до н.э. -I тыс. н.э. привели В.Б.Ковалевскую к выводу о выделении этого региона-в особую историко-культурную область со' стабильными границами и определенным этникосом (Ковалевская В.Б.,1984).

Предпринятыми экскурсами в историографию важнейших вопросов изучения кобанской культуры, я хотела заострить внимание на двух обстоятельствах. Во-первых, ясно показать, что познание разных аспектов такого сложного явления как кобан-ская культура не может быть результатом индивидуального опыта, а представляет опыт коллективного разума не менее 4-х поколений кавказоведов. Во-вторых, круг проблем кобанской культуры, их решение во всем объеме - задача посильная только пог этапному труду многих нынешних и будущих исследователей, вооруженных, кроме традиционных, и новейшими методами познания. Следовательно актуальность предложенной теш не сиюминутна, а постоянна, поскольку базируется на все более возрастающем интересе к корням многонационального населения Кавказа, который не может быть удовлетворен без конкретных сугубо фактологических и теоретических разработок.

Научная же новизна теш как раз заключается в дальнейшей самостоятельной интерпретации новых накопленных источников, значительная часть которых выявлена и представлена в распоряжение науки личными усилиями автора доклада. Именно такая целевая установка, по моему мнению, должна быть положена в основу предполагаемого научного доклада, положения которого опубликованы в полном объеме и детально в 4-х монографиях и 80 статьях автора данного доклада.

В 1881 г. на У Археологическом съезде Д.Я.Анучин, каса-

ясь кобанских бронз, отметил, что "опасно еще выступать с ка-ким-лиоо решительным мнением" относительно даже общего характера выявленной культуры, т.к. "перед нами столько вопросов, что мы и предположений никаких не можем делать". Оглядываясь назад, можно видеть опыт, суть которого - квинтэссенция жизнеспособных гипотез, своего рода вех познания кобанской культуры, которые можно корректировать в частностях, но невозможно отбросить как несостоятельные. В настоящее время в концептуальной стороне кобанской культуры предстают как абсолютные ее автохтонность, гомогенность классического периода и гетерогенность на заключительных этапах. Однозначно и безусловно очерчиваются пространственные и временные объемы ее ядра, комплекс ее основных материальных признаков, ее высокий производственный и духовный потенциал.

Магистральное направление в исследованиях направлено теперь на углубленное изучение ее внутренней структуры, на изучение механизма внутреннего развития слагаемых культуры, на выявление закономерностей во взаимоотношениях кобанской культуры с окружашцим миром. Все это зависит от дальнейшего расширения и углубления ее фактологической основы, что, в свою очередь, не может не приводить, по мере накопления новых данных, к выдвижению на передний план то одного, то другого аспекта изучения культуры. В ряде случаев это приводит к пересмотру ранее высказанных суждений, без чего не обходится ни одно нормально развиваицееся научное направление.

Менее 20 лет прошло с момента опубликования очередных обобщающих сводных трудов по Кобани, фундаментально исследовавших разные этапы развития культуры (Виноградов В.Б., 1972; Техов Б.В., 1977), но уже новые накопленные археологические данные и их анализ заставляют произвести корректировку ряда прежних выводов и положений, особенно касающихся древностей кобанского типа Северного Кавказа.

Одни лишь только почти 30-летние исследования их автором представленного доклада (не говоря о параллельных плодотворных изысканиях других специалистов) заставили иначе взглянуть на выводы вчерашнего дня. Мною по-новому разработаны концепции генезиса, ареалов, характера и относительной и абсолютной

хронологии восточного и западного вариантов, территория которых в ряде случаев превышает территории отдельных культур Западной и Восточной Европы. Уточнен механизм сложения и специфика культуры периферийных групп, детализированы стороны погребального обряда, быта, уровня домашнего ремесла, позволившего предполагать наличие специализации в такой важной отрасли как металлообработка. Выявлены особенности скотоводства и земледелия в разных природных зонах. К авторским разработкам, в частности, относится детальное исследование топографии поселений, форм и конструкций жилищ, приведших к выводу о поквартальной планировке и размещению бытовых и производственных объектов (1977, 1989). Одно из достижений - выявление уникального дач Кавказа факта: наличие благоустройства древних поселков в виде каменных мостовых улиц и общей площади (Сержень-юрт). Не менее важные открытия в изучении погребальных сооружении. Выявлены и интерпретированы ранее неизвестные в кобан-ской культуре сложные многокамерные погребальные конструкции, составлявшие специфику западнокобанских древностей скифского периода (1989). Один из аспектов, ранее не присутствовавший в историографии кобанских древностей, исследование истоков, характера и этапов развития обряда кремации (1979, 1982, 1983). Процесс проникновения обряда трупосожжения на Северный Кавказ моделируется мною как диффузия одного из компонентов в едином комплексе культурных элементов из области Подунавья на восток в рамках передвижения западносрубных групп населения в общем потоке процесса расселения индоевропейцев в середине - второй половине П тыс. до н.э.

Принципиально по-новому разработан мною вопрос о западной границе ареала кобанской культуры, что повлекло за собой пересмотр гипотезы А.А.Иессена о соотношении кобанского и при-кубанского очагов металлообработки в конце П тыс. до н.э. (1981, 1986э), выявило более сложную картину их взаимоотноше^.-ния с карпато-трансильванским и северопричерноморским очагами.

Одна из граней изучения культуры - возможность использования археологических источников для выявления этногенетичес-кой информации о носителях кобанской культуры как автохтонов Кавказа. Для этой цели проведено специальное исследование

(1981) по выявлению археологических критериев для выявления комплекса этнокультуры. Как одно из слагаемых этого комплекса выступает автохтонность культуры, рассматриваемая мною не как механическое повторение застывших форм и явлений, а как диалектический процесс смешения и контактов, поглощения и органического включения родственных и чужеродных элементов при сохранении постоянного этнического ядра. Тем самым был поставлен вопрос о соотношении традиций и инноваций, интерес к которому у исследователей весьма актуален.

Однако, несмотря на достигнутые успехи и рост новых фактов, дискуссии о существе древностей кобанского типа не утихают. Причем диапазон мнений остается весьма широким. По мере углубления наших знаний о Кобани, все белее открывается вся ее сложность, многообразие и многогранность, требующие и многомерности мышления. Особенно дискуссионны вопросы происхождения культуры, ее периодизация и хронология, проблема определения доли элементов субстрата и инноваций в сложении основных компонентов, генетическое и хронологическое соотношение памятников кобанской культуры и памятников культур Центрального и Западного Закавказья и многие другие аспекты.

Наиболее актуальны в настоящее время, на мой взгляд, три узловые проблемы, точку зрения на которые считаю необходимым более подробно осветить в данном докладе. Таковыми являются:

1. Проблема происхождения кобанской культуры и прочно связанный с ней вопрос о выделении наиболее ранних кобанских памятников.

2. Проблема уточнения основ периодизации кобанских памятников- и их относительной и абсолютной хронологии.

3. Проблема взаимоотношения кобанской культуры с периодически подступавшими к ее северным границам чужеродных культурных групп почти на всех этапах ее развития (срубных, позднее ранних кочевников доскифского времени - киммерийцев и последующих ираноязычных скифо-савроматских).

Было бы неверным утверждать, что вопросы по первой из указанных проблем не возникали ранее. Однако они не могли получить удовлетворительного разрешения и оставались на уровне предположений, поскольку количество источников было более

ограниченным, чем в настоящее время; не хватало промежуточных звеньев для соединения разрозненных фактов и воссоздания целостной кдртинн.

Выделение северокавказских древностей, непосредственно предшествовавших кобанской культуре, предпринималось Б.А.Куф-тиным, А.П.Кругловым, Е.И.Крупновым, В.А.Сафроновым, Б.В.Техо-вым и др. Так, например, Б.А.Куфтин отмечал близость некоторых материалов второй половины П тыс. до н.э. из Эшерских дольменов древностям колхидо-кобанского круга (Куфтин, 1949). Б.Е. Деген-Ковалевский и А.А.Иессен указывали в материалах т.н. П стадии культуры Северного Кавказа Памятники ее заключительного этапа, предметы из которых типологически почти смыкались с кобанскими (Деген, 1941; Иессе,. 1941). Е.И.Крупнов выделил т.н. дигорскую культуру, считая ее предшественницей кобанской культуры на территории Северной Осетии (Крупнов, 1951). В.И. Марковин среди материалов северокавказской культуры Ш этапа особо отмечал памятники с переходными чертами в инвентаре (Марковин, 1960). Выделяла такие памятники (или отдельные предметы) без определенной атрибуции на территории Карачаево-Черкессии А.Л.Нечитайло (Нечитайло, 1978). В.А.Сафронов "на ' основе дробного членения северокавказских импортов в хорошо стратифицированных материалах северных степных областей и Калмыкии" различал комплексы Ш этапа (НУ-ХШ вв. до н.э.) и комплексы 1У этапа (ХП в. до н.э.), непосредственно смыкавшиеся с кобанскими (Сафронов, 1974). Типологическую близость и синхронность некоторых памятников второй половины П тыс. до н.э. северного и южного склонов Центрального Кавказа и некоторые признаки, роднившие их с кобанскими, отмечал Б.В.Техов (Техов, 1977). К выводу о необходимости постановки вопроса о сложении в предкобанское время в Предкавказье "особой общности населения, представляющей новое образование по сравнению с предшествующим массивом племен эпохи средней бронзы конца Ш - середи-^. ны П тыс. до н.э. пришел С.Н.Кореневский (Кореневский и др., 1986).

Но характеристики этих древностей позднебронзового периода, несмотря на некоторые уточнения и оговорки, давались суммарно, без определенного хронологического разграничения и

главным образом в контексте с основными диагностирующими группами материалов эпохи средней бронзы и, как бы замыкающими эту эпоху, материалами культур развитого бронзового века (северокавказской, предкавказской или раннесрубной).

Естественно, что развитые комплексы кобанской культуры в ее классическом проявлении выступают на фоне предшествующих культур, как качественно новое явление, а сама культура, с уже определенным устойчивым стереотипом признаков, выглядит не иначе, как своего рода феномен, неизвестно откуда появившийся. Но это далеко не так. Накопление новых материалов эпохи бронзы на Северном Кавказе и в окружающее регионах (Закавказье, Причерноморье, Средней Европе), новый более высокий уровень систематизации их разными исследователями диктовал необходимость пересмотра атрибуции некоторых памятников "докобанского" периода", с одной стороны, а с другой - необходимость определения в собственно кобанских материалах той наиболее ранней группы, которая из-за ущербности состояния источников как бы растворилась среди массовых находок развитой ступени культуры рубежа П-1 тыс. до н.э.

Один из подходов (концепция переходной т.н. протокобан-ской группы) предложен около 10 лет тому назад автором данного доклада и обоснован в ряде работ (Козенкова, 1981, 1987, 1989). Этот подход сводится к специальному пересмотру под определенным углом уже известных и вновь открытых новых источников, главным образом металлических изделий, которые ранее традиционно рассматривались дифференцированно, в отрыве друг от друга, и определялись как "докобанские" и "раннекобанские". Рассмотрение этой группы в едином контексте поставило под сомнение не только правомерность такой дифференциации, но и заставило в ряде случаев пересмотреть установленную для них хронологию. В результате такого подхода только на Северном Кавказе выделилось около двух десятков памятников с комплексными и разрозненными находками, которые культурно и хронологически теснейшим образом примыкают к развитым и постоянным по набору инвентаря комплексам кобанской культуры, но еще имеют на себе печать особенностей предшествующих культур середины - начала второй половины П тыс. до н.э.

Эта группа включает некоторые материалы могильников Бе-ахникуп, Верхней Рутхи, Галиата (Фаскау), Кумбулты, разрушенных могил.Кобанского и Зашковского-1 могильников (коллекции Э.Шантра, К.Ольшевского, В.И.Долбежева), погребение в урочшце Аман-кол (раскопки И.Ы.Мизиева), ряд находок Эшкаконского (Н.М.Егоров) и Терезинского (В.И.Козенкова) могильников, Клин-ярский курган (А.П.Рунич), погребение на Константиновском плато близ Пятигорска (раскопки А.С.Уварова), погребения у горы Машук и на Бык-горе в том же районе, материалы из курганов станицы Удобной (Н.В.Анфимов). Можно назвать еще целый ряд памятников бытового характера, но особенно аыразительны предметы из Былымского клада с верховья Баксана и клада из станицы Упорной из верховий р. Чамлык (А.З.Аптекарев, В.И.Козенкова, 1986).

Что жа объединяет все эти памятники? Прежде всего сходство по составу вещей. Там, где мы имеем дело с бесспорными могильными комплексами, например, с погребением Аман-кол, гробницами Эшкакона и Терезе, Клинярским курганом и погребениями у Машука и на горе Бык, а также с могилой на Константиновском плато - там отчетлива сопряженность по 3-4 одинаковым признак кам всех этих источников. Кроме того, проглядывает в них органичное сочетание модифицированных типов вещей предшествовавшего времени с однородными вещами уже несомненно кобанской культуры ее развитых стадий. В некоторых случаях такая неразрывность документируется стратиграфией. Например, в каменном ящике 2 Верхнерутхинского могильника первоначальное захоронение со смешанными чертами в инвентаре было вскоре, судя по идентичности обряда и сходства большинства сопрововдавдих вещей, перекрыто другим погребением, в составе комплекса которого уже имелась бронзовая дуговидная фибула, синхронная тем, что обнаружены в комплексах конца ХП-И вв. до н.э. Тлийского могильника. Близкая ситуация засвидетельствована и при раскопках ^ гробницы 2 могильника Терезе западного варианта (Козенкова В.И., 1982).

Все материалы вышеперечисленных памятников условно я считаю правомерным выделить в особый переходный период названный протокобанским, поскольку в нем достоверно различима прямая

связь с собственно комплексом Кобани. Качественно этот период отражает не стабильное состояние культуры, а лишь находящееся в процессе формирования.

Новейшие исследования могильника Верхняя Рутха (А.П.Мо-шинский, 1985-1987 гг.) заставляют еще более удревнить нижнюю грань наметившегося протокобанского периода, поскольку здесь в новых погребениях при хорошей стратиграфии удалось проследить полное смыкание и даже переплетение материалов "докобан-ского" (или дигорского) и кобанского облика. Особое значение этих работ заключается, между прочим и в том, что анализ новой керамической серии заставил обратиться к пересмотру материалов из могильника Загли барзонд (погреб. I и 2, раскопки Е.И.Круп-нова 1935 г.). Сопоставление сосудов отсвда с некоторыми верх-нерутхинскими показало очень большую близость. Следует вспомнить, что первоначально Е.И.Крупнов на основе указанных-погребений, определил могильник Загли барзонд как "предшествовавший знаменитому Кобанскому могильнику..." (Крупнов Е.И.,1935). Позднее, работая над периодизацией древностей докобанского периода Северной Осетии, исследователь отнес его к начальным векам П тыс. до н.э. (Крупнов Е.И., 1951). Основанием для углубления даты послужило отдаленное сходство элементов формы и орнаментации с энеолитическими сосудами Закавказья. Приведенные аналогии однако и морфологически, и типологически, и по декору далеки от имевших место в Загли барзонде. Позднее В.И.Ыарко-вин, следуя за Е.И.Крупновым, на тех же основаниях включил погребения Загли барзонда в группу памятников первого этапа северокавказской культуры (Марковин В.И., 1960). Однако детальный анализ вещей, произведенный самим же исследователем не показал столь архаичной даты. Так сосуды имеют черты, сближающие их с сосудами Ш-его этапа (банковидные-формы, резной геометрический узор и налепы, черно-серая лощеная поверхность). Бронзовый листовидный нож блике стоит к Ш-ему типу, характерному, по В.И.Марковину, для второй пол. П тыс. до н.э. То же самое можно сказать и о кремневом наконечнике стрелы из могилы I. Его симметричная треугольная форма со слабой выемкой в основании аналогична форме стрел их погребения 10 могильника Верхняя Рутха (Крупнов Е.И., 1951), где их дата третьей четвертью

П тыс. до н.э. более основательно подкреплена сопряженностью с материалами погребения 16, среди которых имелись пастовые "бородавчатые" бусы и каменный топор, контуры которого повторяли форму ранних бронзовых топоров кобанского типа. Таким образом в протокобанском периоде наметились два этапа: ранний и поздний. На первом - древнейшем этапе происходит синкретическое сращивание элементов различных северокавказских и закавказских культур. Именно в это время начинается переход к позд-небронзовой металлургии. На втором же этапе на базе сложного синтеза составляющих элементов, новых внешних импульсов (степных и центральноевропейских) и внутреннего развития в ее'нед-, рах вызревают черты, известные позднее в кобанской культуре классического периода. Ведущие признаки еще не устойчивы и не завершены как в дальнейшем. Таким образом, основная особенность протокобанского периода - переходный характер всех слагаемых признаков. Одни из них еще близки признакам не только раннего этапа поздней бронзы, но и более ранним - эпохи средней бронзы. В других признаках проступают элементы развитой кобанской культуры.

Незавершенность и неустойчивость отмечаются в погребальном обряде, в формах керамики, в наличии ранних модификаций некоторых типов украшений, ставших позднее типичными опознава-телями кобанской культуры, в сосуществовании ранних форм оружия. характерного для среднебронзового периода с формами характерными для классической Кобани~Г~

В погребальном обряде, наряду с традиционным для местной культуры обрядом трупоположения, именно в этот период заметно прослеживается новый компонент - частичная и полная кремация (Козенкова В.И., 1982, 1989). Она отмечена в Эшкаконском, Те-резинском и особенно в Верхнерутхинском могильнике, т.е. главным образом в западной части ареала. Оба обряда сосуществуют около 500 лет, а затем кремация почти полностью исчезает. Происходило становление новых черт в обряде погребения. Но в этом процессе инновации в обряде не оказывались победителями, а были растворены и поглощены традиционными обычаями. В погребении 6 Верхней Рутхи (раскопки А.П.Мошинского) перекрытие устроено по принципу, характерному для погребений северокавказской

Г7

культуры: береста, уложенная на деревянные плахи и перекрытая сверху каменным закладом.

Для первого этапа протокобанского периода характерна особая эклектичность в керамике. Показателен в этом плане ненарушенный керамический комплекс из 5-ти сосудов в погребении 3 могильника Верхняя Рутха (Мопшнский А.П., 1985-1987 гг.). По технологии, особенностям формы и орнаменту (сочетание нарезного геометрического узора с налепами и т.п.), они находят близкие аналогии в посуде середины и второй половины П тыс. до н.э. Северного Кавказа и Закавказья, но преимущественно в пред-кавказской катакомбной культуре, в каякентско-хорочоевской культуре и поздней северокавказской. И для других ранних сосудов кз могильников Фаскау, Догуй-хунта наблюдаются те же явления.

Крайне пестрый набор несомненно синхронной керамика ди-горских могильников однозначно указывает на неустойчивость облика культуры на этом этапе ее развитая. В облике керамики второго этапа по-прежнему сохраняется переходный характер. Формы еще близки тем, что распространены в середине и в самом начале второй половины П тыс. до н.э., но по технологии изготовления и орнаментации уже сходны с кобанскими. Таковы сосуды из могильника Беахни-куп, Клинярского кургана, из погребения в Аман-коле и в Былымском кладе. Морфологически они близки сосудам поздней поры северокавказской культуры (Нечитайло А.Л., 1978), но отличаются от них хорошим лощением и нарезным геометрическим орнаментом с сочетанием элементов и зон, аналогичным кобанскому. Но самое главное - эти сосуды уже находятся с предметами очевидно кобанского облика (Былымский клад, Аман-кол).

С металлическим инвентарем дело обстоит столь же непросто. На первом этапе наряду с широко распространенными на Северном Кавказе подвесками в полтора оборота для Верхней Рутхи типичными являются сурьмяные изделия, характерные для каякентско-хорочоевской культуры: подвески в виде гусиных лапок, кувшино-образные подвески (Крупнов Е.И., 1960), ромбические подвески, плоские нашивные бляшки-пуговицы.

В то же время по крупным бронзовым изделиям прослежива-

ется четкая связь с территорией Закавказья, а именно с Рачей. Здесь распространены одни и те же типы боевых топоров, что дало возможность А.А.Иессену выделять особый Дигорско-Рачин-ский район (Иессен A.A., 1956). В металле распространенных здесь в данный период топоров наблюдаются значительные примеси сурьмы (Кореневский С.Н., 1981), что говорит о новых по отношению к среднебронзовому периоду веяниях, фактически начинающемуся переходу к позднебронзовому периоду. Среди этих топоров появляются отдельные экземпляры, легированные оловом, не отличающиеся по своему облику от аналогичных изделий, легированных сурьмой и мышьяком.

Несомненно к этой же эпохе относятся присутствующие как в дигорских могильниках, так и в Брильском могильнике в Раче птицевидные бляхи с головой барана. Форма крыльев у этих птиц идентична форме лезвий топоров типа Фаскау 7 (по С.Н.Коренев-скому), что дает основание говорить о них как об изображении двойной секиры (Мошинский А.П., 1988). Присутствующие в этих же могильниках миниатюрные навершия сходной формы подтверждают это предположение. Голова барана у этих блях выполнена в манере с одной стороны близкой к исполнению бараньих головок' на топорах типа Фаскау 7, а с другой - на булавках следующего этапа протокобанской стадии (с навершиями в виде волют и "павлиньего пера") и раннекобанских подвесках.

Бронзовые ножи Верхней Рутхи перекликаются с экземплярами, найденными в Верхнем Прикубанье в погребениях северокавказской культуры (Нечитайло А.Л., 1978) в комплексе с сосудами, близкими верхнерутхинским и характерным для дигорских могильников бородавчатым бисером.

Стрелы в этот период продолжают изготавливаться из кремня. Булавы - каменные, в том числе близкие по форме булаве из Бородинского клада.

В результате обзора инвентаря первого этапа перед нами ^ встает пестрая картина, которая и заставляет нас предполагать изменение этнокультурной ситуации по сравнению с эпохой средней бронзы и неустойчивое состояние культуры. Очевидны предстоящие изменения в металлургии, только приглядывающейся к оловянистым бронзам. Эта задача была решена на втором этапе

протокобанского периода.

В украшениях второго этапа переходные черты выделенной группы заметны в модификациях булавок. Традиционные формы, такие как булавки с дисковидными навершиями, с большими биспи-ральными навершиями ("бараньи рога"), о веерообразными навершиями, с навершиями в виде пяти шишечек еще не сменились полностью формами, характерными для самого конца П тыс. до н.э. и представлены промежуточными поздними модификациями. Отметим ранние модификации пластинчатых браслетов с двумя завитками на концах (Былымский клад, 'Тлииский и Терезинский могильник) и с четырьмя завитками, позднее окончательно превратившимися в массивные браслеты с завитками классического кобанского типа. Характерны дважды изогнутые височные подвески, с закрученными в плоскую спираль концами, крупные и массивные (Беахни-куп, Терезе, Эшкакон), а позднее уменьшенные в размере. Продолжают изготовляться украшения в виде бронзовых птичек, но уже с признаками характерными для птичек-подвесок в развитых кобанских комплексах.

Здесь уместно вспомнить и завершить спор о месте в цент-ральнокавказских древностях второй половины П тыс. до н.э. полуовальных (или сегментовидных) поясных пряжек с крючком и тремя петлями для крепления. На лицевой стороне в центре пряжки узор в виде трех спиралей, обрамленных одним или двумя поясами из углубленных чеканных треугольников. Ни одна из пряжек на Северном Кавказе не происходит из бесспорного комплекса (Верхняя Рутха, Кобань, Заюково), но все они находились в окружении бронз классического кобанского типа, не ранее самого конца П тыс. до н.э. Противоречие возникло при обращении к материалам Самтаврского могильника, где такие пряжки входили в достоверные комплексы ИУ-ХП вв. до н.э. погребений Вё 176 и 261, т.е. очевидно докобанского периода, если придерживаться традиционных рамок хронологии раннего этапа кобанской культуры конца Ш-Х1 вв. до н.э. и позже. Стараясь объяснить это противоречие, Р.М.Абрамижвшш, например, полагал, что на основе этих пряжек о начале эпохи Кобана следует говорить, характеризуя древности Х1У в. до н.э. (АЪгагшиЬгШ, 1971). С такой датой вряд ли можно согласиться, т.к. для раннего этапа позд-

ней бронзы (ХУ-Х1У вв. до н.э.) на Северном Кавказе известна (Марковин В.И., Кореневский С.Н.) достаточно изученная группа материалов, но таких пряжек в них не обнаружено. Следовательно, прав Р.М.Абрамишвили в том, что полуовальные пряжки со спиральным узором - древнейшие среди материалов именно кобан-ского типа. Предполагая относительную синхронность северокавказских пряжек с самтаврскими и учитывая, что погребения Г76 и 261 не выпадают из группы погребений, дата которых не позднее первой половины Ш в. до н.э., считаем, что подобные пряжки являются одной из диагностирующих категорий 2 этапа. В связи с этим требует удревнения и наиболее достоверный из северокавказских- комплексов с такой пряжкой - комплекс II Верхнерут-хинского могильника, датированный "начальными веками I тыс. до н.э." (Крупнов Е.И., 1960).

Переходный характер носит и вооружение 2 этапа. Он проявляется чаще всего в несомненном сочетании в одном и том же комплексе поздних разновидностей оружия характерного еще для -предшествующих культур с формами оружия, почта не отличимыми от классических кобанских. Наглядно зафиксировано такое положение в комплексе погребения в склепе 2 в Верхней Рутхе (рас^-копки В.И.Долбежева). Здесь при погребенном находился трубча-тообушный топор со сферической шишкой на "пятке" (самая поздняя разновидность топоров среднебронзового облика по Е.И.Круп-нову и А.А.Иессену) вместе с бронзовым кинжалом, тип которого характерен для ранней поры позднего бронзового века (Козенко-ва В.И., 1982). Подобные сочетания отмечены и в других комплексах выделенной группы (погребение 3 на Константиновском плато, раскопки А.С.Уварова, гробница 2 Терезинского могильника, гробница I Эшкаконского могильника и др.).

Именно в этот период изготовлялись кинжалы с рукоятками близкими кобанским в сочетании с плоскими листовидными клинками архаического облика (Беахне-кул, Кобань, Эшкакон, Упорная)., . Наряду с цельнолитыми наконечниками копий, характерными для эпохи поздней бронзы, продолжали изготовляться кованые с расщепленной втулкой (погребение 15 из Верхней Рутхи, раскопки Е.И.Крупнова, Эшкаконский могильник). Продолжали бытовать черешковые листовидные ножи и кинжалы (Былымский клад, Аманкол,

Удобная), но в отличие от среднебронзовых, на клинке появилось жесткое рельефное ребро. Тогда же шел процесс оформления дважды изогнутого топора кобанского типа.

Наиболее вероятно происхождение двоякоизогнутых топоров от топоров типов Уреки и Бериславский (Кореневский С.Н. ,1981), имеющих еще не овальное, но круглое отверстие, отлиты не в обух, но в спинку; на обухе - характерные каннелюры. В отдельных случаях значительна изогнутость клина. В качестве лигатур в этих топорах выступают еще мышьяк и сурьма. Непосредственными предшественниками двоякоизогнутых топоров вероятно являются топоры типа Лескен с овальным отверстием, отлитые в обух, с каннелюрами по втулке, с изогнутым клином и с оловом в качестве лигатуры. О дальнейшем развитии свидетельствует, например, литейная форма из Зилги, отнесенная А.А.Иессеном, Е.И. Крупновым и Б.А.Куфтиным к концу П тыс. до н.э., хотя по готовым изделиям подобные литейные формы скорее всего появились в начале последней четверти П тыс. до н.э. В этом плане чрезвычайно интересен экземпляр бронзового топора из Беахни-куп. Форма его как у классических кобански, но еще с узким лезвием. Главное - он украшен не гравированным, а литым орнаментом "елочки", характерной для орнаментации изделий предшествовавшей поры.

Заметное место в переходный период занимают костяные наконечники стрел с длинними черешками (Беахни-куп, Былымский клад) и кинжалы с клинками пламевидной формы самтаврского типа (Тлийский могильник).

К особенностям протокобанского периода, по нашим наблюдениям, следует отнести факт заметного предпочтения в орнаментации мотиву в виде бегущей спирали или в виде 3-4 сплетенных спиралей "микенского" типа. Наряду с традиционными геометрическими узорами, спиралевидный декор постоянно присутствует на украшениях, оружии и даже на керамике. Выразительна такая орнаментация на сосудах 2 этапа древнего жилища близ сел. Былым на Баксане (Батчаев В.М., 1986). Находки отсюда важны тем, что помогают определить истинное культурно-историческое место некоторых разрозненных изделий, в свое время без достаточных оснований отнесенных к первой половине П тыс. до н.э. Я имею в

виду фрагменты сосудов из Верхнерутхинского могильника, близких по фактуре кобанским (структура теста, лощение, прием нанесения декора), но отнесенных Е.И.Крупновым к эпохе средней бронзы только на том основании, что резной спиральный орнамент, якобы никогда не встречался на кобанских сосудах (Круп-нов Е.И., 1951). Что это не соответствует действительности подтверждают не только находки из былымского жилища, но и некоторые сосуды из старых расколок Кобанского могильника (Уварова П.С., 1900). Безусловно, этот узор действительно более характерен для украшений (пряжки, подвески, браслеты) и в период развитых стадий кобанской культуры на керамике почти не встречается.

Специфику 2 этапа протокобанского периода составляет присутствие оружия и предметов, типы которых по прбисховдению связаны с культурами финального этапа эпохи бронзы Восточной и Средней Европы, особенно Карпато-Дунайского бассейна, примерно Х1У-ХП вв. до н.э. В могильниках Верхняя Рутха, Фаскау, Кумбулта, Эшкакон, Удобная в сочетании с местными по происхождению вещами встречались кинжалы и серпы раннесрубного типа. В кладе из Упорной (Аптекарев, Козенкоаа, 1986) вместе с то-' порами и кинжалом кобанского типа находились наконечники копий и кельты переходного позднесабатиновского - раннебелозер-ского времени (Черных E.H., 1976). В Кобанском, Верхнерутхин-ском, Эшкаконском и Терезинском могильниках дважды изогнутые сложные височные подвески не просто похожи, а идентичны тем, что обнаружены в венгерских кладах группы Опай В1У (А.Можашч, 1973) примерно конца ХШ-ХП вв. до н.э. Именно для этого же периода и несколько раньше характерны в Трансильвании и Подуна-вье манжетовидные рифленые и пластинчатые с 4-мя завитками и без них бронзовые браслеты, аналогичные формы которых присутствуют в материалах Верхней Рутхи, Фаскау, Былыме и не находят убедительных истоков на Кавказе (Козенкова В.И., 1975; 1989 Серия вещей повторяет формы западных изделий вышеуказанного периода. Наиболее ранние из них - бронзовая секира крендорф-ского типа (клад на Упорной) и бронзовая поясная пряжка из могильника Рутха ("Хоргон"), бронзовые антропоморфные подвески культуры Ноа из могильника Беахни-куп, бронзовая булавка с

шароЕидной головкой и косым отверстием, характерная для саба-•тиновских древностей (гробница I в Терезе), бронзовая бляха-уибон (клад на Упорной;.

Скорее всего на 2 этапе протокобанского периода, судя по комплексным находкам из Стырфазского могильника (Техов Б.Б., 1974), интенсивно проникали на Центральный Кавказ, в том числе и на северные склоны, бронзовые кинжалы переднеазиатского типа (Фаскау, Кумбулта, Верхняя Рутха) и бронзовые булавки с проволочной обмоткой петлевидного навершия (Стырфаз, Цхинва-ли), датирующихся Х1У-ХП вв.

Конечно, на общем фоне многочисленности и разнообразия местных кавказских предметов, представляющих прямую эволюцию субстрата, все перечисленные материалы эпизодичны. Но в данном случае важна не количественная (хотя и она со временем может оказаться весомой), а качественная сторона контактов, и как это отразилось на процессе формирования кобанской культуры.

Засвидетельствованный факт обогащения местной культуры инновациями в результате разного рода связей проливает свет на особенность протокобанского периода - синкретизм во многих проявлениях и элементах культуры. Рождение синкретических форм, в которых еще отчетливо можно различить каждый в отдельности компонент, автохтонный и привнесенный извне, больше заметно в металлообработке и в меньшей степени - в керамическом производстве (Козенкова В.И., 1982, 1989). Внимательное изучение металлических предметов раннего этапа формирования кобанской культуры (оружия, украшений) показывает, как шел процесс взаимодействия с чужеродными особенностями формы и орнаментации. . Сначала они развиваются параллельно с местными, затем какие-то формы исчезают. Но некоторые проявили себя своего рода катализаторами при выработке качественно новых форм, органично вплетаясь в ткань местной культуры, но сохраняя морфологические признаки, позволяющие определить их первоначальное происхождение.

Абсолютная хронология первого этапа определяется в пределах третьей четверти Д тыс. до н.э. (возможно, ИУ-ХШ вв. до н.э.). Второго этапа - в пределах второй половины ХШ в. до н.э. - середины Ш в. до н.э. В последнем это обосновывается

присутствием в комплексе западноевропейских и северопричерноморских предметов этого времени, а с другой - наличием вещей протокобалского типа в могильных комплексах не позднее середины ХП в. до н.э. на территории Закавказья.

Протокобанский период выделяется в общих чертах. Источники малочисленны и далеки от исчерпывающей полноты. Мало комплексных находок. Тем не менее, при всей ущербности исходных данных, черты группы проявляются достаточно отчетливо. И это очень важный момент.

Факт стабильного существования по обе стороны центральной части Большого Кавказского хребта уже в начале второй половины ХП в. до н.э. сходных по комплексу признаков памятников делает сомнительным бытующее мнение о моноцентризме происхождения и распространения кобанской культуры из Закавказья. Материалы протокобанского типа свидетельствуют об имевшей место более сложной реальности. Скорее можно предполагать, что такого единого центра не было.' Наличие на Северном Кавказе не просто отдельных ранних вещей, а целого пласта ранних материалов кобан-ского типа не позволяет отказаться от высказанного в свое время Е.И.Крупновым мнения, что здесь, как и на южном склоне, • шло одновременное формирование кобанской культуры. Механизм сложения был многоступенчатым, а материальная основа многокомпонентной. Прямое выведение кобанской культуры из раннекол-хидской (Д.Коридзе, О.Д.Лордкипанидзе, Т.Микеладзе, Б.В.Техов) так не согласуется с тем синкретическим сплавом, который мы имеем на Северном Кавказе непосредственно перед появлением чисто кобанского облика изделий, что эти суждения мне кажется упрощают проблему.

Процесс этот завершился к середине (центральный вариант) - второй половине (западный вариант) ХП в. до н.э. созданием стабильного и однородного в своих главных чертах классического кобанского комплекса.

В свете гипотезы о наличии протокобанского периода, в недрах которого выкристаллизовывалась кобанская культура, и большого значения в ее формировании северокавказского компонента становятся более ясны истоки отличия ее от колхидской культуры Западной Грузии. Различия, прослеживаемые в северо-

кавказских и южнокавказских памятниках отражают лепту, внесенную предшествующими и синхронными окружающими культурами южного и северного склонов в оформлении конкретной специфики памятников микролокальных районов. Генезис северокавказской группы центрального варианта и западного варианта кобанской культуры предстает как результат очень сложного многоактного процесса, протекавшего на Центральном Кавказе в ИУ-ХП вв. до н.э. Главная роль в нем принадлежала элементам раннего этапа позднебронзовой культуры южного склона Большого Кавказа (Юго-Осетия), которая продвинулась на северные склоны и вступила во взаимодействие с синхронными культурами Предкавказья и некоторыми культурными элементами более западных областей Европы, постоянно достигавшими северного подножия Кавказа сшосредст-венными путями. В результате смешения и творческой переработки ко второй половине Ш в. до н.э. оказались выработанными черты совершенно новой культуры, кобанской. Как и однопорядко-вые среднеевропейские культуры типа ранней ^альштатской или лужицкой она развивалась от позднебронзового к раннежелезному периоду без перерыва (Крупнов Е.И., 1960; Техов Б.В., 1977; Козенкова В.И., 1989).

Теснейшим образом с проблемой выделения протокобанского переходного периода связана и вторая из проблем, на которой считаю необходимым заострить внимание в данном докладе: проблема уточнения основ периодизации памятников Кобани и их относительной и абсолютной хронологии. Во многом недостаточностью внимания в выделению и надлежащему осмыслению сути памятников переходного типа, является на мой взгляд одной из причин широчайшего разброса абсолютных дат кобанских памятников от XX в. до П вв. до н.э. Вторая причина неоднозначного определения разными исследователями эпохальной принадлежности кобанской культуры -заключалась в самом характере материалов с очевидными признаками эвшшционности и преемственности большинства основополагающих признаков (погребальный обряд, технологические, морфологические и типологические особенности металлопроизвод-ства, керамики, этнографические черты украшений). Они не позволяют доказательно и жестко разделить последовательно сменявшие друг друга разновременные культурные комплексы, в особен-

ности те, которые имели следы "стыка" или взаимопереплетения черт разных эпох. Отсвда проистекало стремление определить ко-банскую культуру то как бронзового, то чисто раннежелезного веков. Но каждый раз, в связи с этим неизбежно возникали обоснованные противоречия в конкретной оценке тех или иных археологических источников и в суждениях относительно размещения их по хронологической шкале. Выделение переходного протокобанско-го периода, в памятниках которого имелись близкие аналогии достаточно надежно датированным вещам среднеевропейского и пе-реднеазиатского типа, создают основу для хронологии, намечают первоначальную убедительную грань отсчета. Некоторые хронологические индикаторы в виде редко встречающихся изделий или с коротким периодом бытования в сочетании с данными абсолютного радиоуглеродного датирования позволяют наметить-диапазон и более поздних периодов модели развития. Но в целом для кобанской культуры основой периодизации служит сочетание всей суммы наших знаний о ней.

Проблема датирования кобанских древностей - второй ключевой момент, который на протяжении всего периода их изучения не терял актуальности. В блоке гипотез кобанской проблематики разработка подходов к периодизации культуры и основ ее хронологии отражает ход постепенного и достаточного запутанного их осмысления. Сначала оно осуществлялось в самых общих рамках' больших исторических периодов, а затем все более углубляющейся конкретики относительного и абсолютного хронологического соотношения отдельных комплексов или отдельных объектов.

Большой Кавказ - это стык Европы и Азии. Такое положение предопределило и создало оправданную традицию при рассмотрении вопросов хронологии кобанской культуры обращаться к двум основным регионам: к Переднему и Ближнему Востоку и к Центральной Европе - двум мостам, соединяющим ее с достаточно точно датирующимися культурами собственно Средиземноморья. Естест-^,. венно учитывались и факторы воздействия культур промежуточных территорий. К злу - культур Закавказья, к северу - культур юго-восточной Европы, особенно Северного Причерноморья. Наши современные знания о кобанской культуре свидетельствуют, что для подобной традиции имелись и имеются основания, хотя при-

оритет силы воздействия того или другого региона определялся раньше зачастую появлением на исследовательском горизонте каждой новой, хотя и выразительной, но единичной диагностирующей находкой. Таким образом, имелись знания о предметах на соответствующем времени уровню, но не было системы.

Тем не менее, к несомненным достижениям первых трех четвертей века в разработке вопросов хронологии кобанских древностей следует отнести два, на мой взгляд, главных: точное определение эпохи бытования этого культурного комплекса как позд-небронзового или переходного от бронзового к первым шагам железного века. И второе достижение - твердо сложившееся мнение о неодновременности бытования разных групп вещей, что выразилось в опытах создания первых схем периодизации кобанской культуры (А.С.Уваров - 2-х этапная; Д.Я.Самоквасов - 2 периода; П.С.Уварова - 5 периодов). Несовершенство схем относительного датирования лоровдало широкий разброс абсолютных дат Ко-оани почти в 2 тысячи лет, но на заре создания подлинно науч-ьой периодизации и хронологической классификации памятников кобанской культуры эти несообразности абсолютного датирования не влияли существенно на целостное, в главном-то правильное, представление о месте Кобаяи в общем историческом процессе Евразии.

Новому этапу, продвинувшему проблемы периодизации и абсолютной хронологии кобанской культуры на качественно более высокий рубеж в конце 40-ых - начале 50-ых годов XX века предшествовали интенсивные полевые и теоретические исследования на Кавказе конца 20-ых и в 30-ые годы во всех областях археологии:- в новых раскопках конкретных памятников, в исследованиях вопросов древней металлургии и металлообработки, гончарства, е типологии и классификации древних предметов и т.п. Они связаны в первую очередь с именами А.А.Миллера, А.П.Круглова, Г.В.Подгаецкого, А.А.Иессена, Б.Б.Пиотровского, Б.А.Куфтина, а из зарубежных - Ф.Ганчара и многих других. Но особое место принадлежит Е.И.Крулнову, методично и специально разрабатывавшего проблемы именно самой кобанской культуры и как одну из ее главных проблем - проблему периодизации и хронологии (1947, 195?, i960, 1962, 1966, 1969). Им были критически проанализи-

рованы все подходы предшественников к проблеме хронологии Кобани, исчерпываще учтены все новейшие достижения в данном вопросе не .только по северокавказскому региону, но и в Северном Причерноморье, но главным образом в Закавказье. Результатом этих разработок стала схема, в которой 3 выделенных периода имели дробную абсолютную датировку, включенных в них памятников. В ряде случаев была предпринята попытка относительного датирования отдельных погребений внутри могильников.

Основы относительного и абсолютного датирования кобанской культуры, по Е.И.Крупнову, базировались на уточненных датировках культур Закавказья доурартского периода, Луристана, галь-_ штатской культуры Западной Европы, но главным образом на темпах "общего процесса внедрения железа на широкой территории Восточной Европы, ... Малой и Передней Азии". Последнему фактору исследователь отдавал очевидное предпочтение, считал его "наиболее существенным критерием для определения времени бытования культур переходного периода от бронзы к железу". Еще более прочную основу хронология Кобани получила после широких раскопок Е.И.Крупновым и автором данного доклада поселения Сержень-юрт (восточный вариант).

Важная роль как критерия точной даты Кобани принадлежала серии из 4-х анализов радиокарбонного анализа (С^) определения времени жизни поселения, чем было сказано совершенно новое слово в вопросе хронологии кобанской культуры. Ранний рубеж знакомства кавказцев с изделиями кобанского типа к востоку от исконной территории обитания этих племен, по крайней мере в XI-X вв. до н.э. (3140 ± 95; 2890 ± 75; 2860 ± 60; 2620 ± 75 гг.) получил объективное подкрепление. Но этим значение анализов из Сержень-юрта не исчерпывалось. Они создали прочную опору абсолютного датирования для определенных групп кобанских изделий, выделенных сравнительно-типологическим методом в других частях ареала. -

Параллельно с Е.И.Крупновым вопросы периодизации и хронологии памятников эпохи бронзы и раннего железа Северного Кавказа разрабатывались в конце 40-ых и в 50-ые годы и другими исследователями, среди которых упомяну важные для интересующей темы работы А.А.Иессена. В разное время и по разным поводам

-.¿¿ли опубликованы в интервале 10 лет (1941, 1950, 1951 гг.) три схемы периодизации памятников Северного Кавказа, в которых намечено достаточно обоснованное хронологическое соотношение главных памятников кобанской культуры и ее ближайшего окружения.

Технологически кобанская культура отнесена А.А.-Иессеном к позднему этапу бронзового века и соответствовала позднеку-банскому периоду его схемы развития культуры Прикубанья.

Динамичны взгляды А.А.Иессена на абсолютную хронологию кобанской кулыуры. В ранних статьях ее нижний рубеж определялся концом П тыс. до н.э., а верхний - скифским периодом. Но обе эти границы конкретизировались по мере углубления в имеющиеся источники пли в связи с выявлением некоторых новых.

Зарождение форм "собственно кобанской группы" А.А.Иессен относил к Л1-Х1 вв. В этой схеме Верхне-Кобанскому могильнику отводилось не самое раннее время (1Х-УШ вв. до н.э.). Аргументы этому в полной мере не были представлены, за исключением одного, но чрезвычайно важного. А.А.Иессен обратил внимание на рисунок К.И.Ольшевского погребения 12 из раскопок Э.Шантра, где с типично кобанским погребальным инвентарем в одном комплексе были изображены двукольчатые удила с типами-шишечками на стержнях. Определяя по ним абсолютную дату 12-го погребения УШ веком до н.э., исследователь считал его старте могил Каменномостского могильника на Малке, точнее того курганного погребения 1921 года, в котором биметаллический кинжал "кабар-дино-пятигорского" типа сочетался со скифоидной когтевидной бляшкой-распределителем для перекрестных ремней.

- Исследования, связанные с выделением памятников группы Новочеркасского клада, позволили А.А.Иессену выделить и синхронные кобанские комплексы УШ-УП вв. до н.э., где конская узда новочеркасского (кобанского) типа сочеталась с оружием кавказского кобанского облика. Анализ материалов близких Новочеркасскому кладу и новые факты, появившиеся в 1953 году, заставили А.А.Иессена еще раз возвратиться к хронологии могил Верхне-Кобанского могильника. В 1955 году исследователь выделял среди них не одну, как раньше, а две хронологические группы могил: I) могилы УШ-УП вв. до н.э. - позднего комплекса

древнекобанской культуры, синхронные Новочеркасскому кладу и содержавшие ранние железные предметы как доказательство "довольно широкого освоения железа"; 2) группа ранних погребений Х-1Х вв. до н.э., "где железо еще не встречается вовсе или может быть встречено как декоративный материал..."

В конце 50-х годов заметное место принадлежало разработкам по затронутой теме Е.П.Алексеевой (1949). Ев были систематизированы позднекобанские древности горной северной части Центрального Кавказа. Предложенная Е.П.Алексеевой схема периодизации и хронологии финала древней кобанской культуры частично соответствовала Ш этапу периодизации Е.И.Крупнова. Позднее она была использована Е.П.Алексеевой и для древностей эпохи поздней бронзы - раннего железа на территории Карачаево-Черкесии (Алексеева Е.П., 1971). Основу хронологии составляли сравнительно-типологический метод и стратиграфические наблюдения.

Из работ начала 60-х годов интересны работы Д.Газдапустаи (1962, 1963). Чрезвычайно ценным в них являются попытки не только поэтапного разделения кобанских памятников северного склона Центрального Кавказа, но и стремление максимально привлечь дая обоснования абсолютной хронологии выделенных групп материалы Западной Европы. Так же как и у Е.И.Крупнова, у Д.Газдапустаи представлена 3-х членная модель развития кобанской культуры.

Наиболее ранний этап - перйод-А (ХП-Х вв. до н.э.) - это время формирования и кристаллизации черт культуры из элементов предшествующих (северокавказской и дигорской) и новых, "из которых создается инвентарь следующего периода". Второй этап развития - период-В - Х-УП вв. до н.э., по мнению Д.Газдапустаи, время расцвета кобанской культуры, ее наибольшего распространения и образования локальных вариантов. Третий этап - период-С - УП-У вв. до н.э. - скифский "достаточно охарак-^-теризованный Е.И.Крупновым и Е.П.Алексеевой".

Периодизация Д.Газдапустаи отличалась от периодизации Е.И.Крупнова тем, что первый уже в 1962 году попытался разделить доскифский период на два этапа (А и В), что было впослед-ствие учтено Е.И.Крупновым при уточнении этого вопроса в кон-

це 60-х годов. Основой периодизации, по мнению Д.Газдапустаи, "должно служить прежде всего внутреннее развитие... культуры", которое можно проследить по данным стратиграфии и типологии кобанских памятников, используя, кроме того, и косвенные данные (наблюдения о появлении новых черт в инвентаре, выявлении предметов импорта и т.п.). Исходя из этих общих посылок, критерий для отграничения, например, первого раннего периода, Д.Газдапустаи видел в появлении фибул, как индикатора для обозначения начала периода-А. Первые железные предметы, по его мнению, указывали на конец и переход к новому этапу. Многие детали этой периодизации в настоящее время схематичны, нет четкого обоснования для конкретного поэтапного разделения памятников. Но тем не менее эти разработки были заметным шагом вперед, т.к. показали необходимость более пристально взглянуть на те материалы, которые находились на стыке кобан-ской культуры с более ранними. Собственно, Д.Газдапустаи первый подметил и указал на то, что выделенный им период-А обозначает то же самое, что и "докобанский период" Северной Осетии, по Е.И.Крупнову, и "Ш период северокавказской культуры", по В.И.Марковину. По сути, исследователь почти подошел к качественно новому этапу изучения кобанской культуры: выделению переходного периода в ее самой ранней группе. Однако этого не произошло, поскольку состояние источников еще не позволяло отдельные звенья фактов осмысливать как единую цепь.

В середине 60-х и в 70-е годы внимание специалистов по кобанской культуре было обращено на планомерное уточнение относительной и абсолютной хронологии отдельных памятников и комплексов, число которых к этому времени значительно возросло. Причем дальнейшие позитивные сдвиги в разработке вопроса опирались на опыт работы, проделанной-рядом исследователей по упорядочению хронологических схем для древностей смежных регионов. К ним относились, в первую очередь, работы А.И.Теренож-кина по хронологии памятников предскифского периода юга Восточной Европы. В данных исследованиях была учтены все новейшие достижения в вопросах относительной и абсолютной хронологии и синхронизации памятников Средиземноморья и Центральной Европы от середины П тыс. до н.э. и до первой половины I тыс.

до н.э. (1965, 1976). Немаловажен был также опыт работ в этом направлении, принадлежавший К.Ф.Смирнову, А.И.Мелшовой, А.М.Лескову, В.С.Бочкареву, В.А.Сафронову, Е.Н.Черных, Г.И. Смирновой, Э.С.Шарафутдиновой, и многим другим. Среди этих исследований важны два этвда В.А.Сафронова и В.С.Бочкарева, посвященные типологии, основам хронологии и интерпретации вещей Бородинского клада, многими нитями связанного с кавказскими древностями предкобанского периода (1968). В частности, например, В.А.Сафронову удалось при этом выделить т.н. "рутхин-ский погребальный комплекс северокавказской культуры". Он убедительно уточнил узко в пределах ХП века до н.э. не только погребения-М II, 15-17 могильника Верхняя Рутха, очевидно омоложенные в схеме Е.И.Крупнова,- но и целую цепочку близких им источников на северо-западе Центрального Кавйаза (типа Эш-какона и др.). Лишь некоторая "заданность" интереса к "северокавказским" элементам этой группы, а также господствовавшая в то время установка определять нижний рубеж Кобани только с XI в. до н.э. (с появлением первых признаков железа в инвентаре), не позволили В.А.Сафронову более взвешенно оценить присутствие кобанских черт в "рутхинском комплексе".

В Закавказье на основе обобщения новых археологических данных были созданы схемы периодизации по отдельным культурам эпохи бронзы и раннему железу центральной и восточной частей региона (А.Каландадзе, Г.Ломтатидзе, Т.Н.Чубинишвили, О.М.Джапаридзе, Р.М.Абрамишвили, А.А.Мартиросян, К.Х.Кушнарева, К.Н. Дицхелаури, С.А.Есаян, М.Н.Погребова и многие другие). Специально вопросы периодизации и хронологии кобанской культуры в этих исследованиях не затрагивались, но отчетливо видимая взаимовстречаемость материалов кобанского типа с материалами изучаемых культур Закавказья, в особенности колхидской культуры, побуждала специалистов задумываться и о хронологическом соотношении всех указанных групп. ^

Парадоксально, но факт: материалы кобанского облика на периферии ареала в контексте хронологических схем культур Северного Причерноморья.и Закавказья оказывались значительно архаичнее тех аналогичного типа, что были представлены в рамках схемы традиционной периодизации культур Северного Кавказа.

Это противоречие начало постепенно осмысливаться (А.М.Лесков, 1967; Р.М.Абрамишвили, 1971) а устраняться дишт, с выявлением новых комплексных источников по кобанской культуре и их обобщением на более высоком уровне. Интенсивно анализировались данные конкретных памятников, главным образом могильников, выявленных на востоке и западе ареала культуры. Детально прослеживалось их хронологическое соотношение с соседними культурами, такими как каякентско-хорочоевская и прикубанская (В.И. Марковин, В.Г.Котович, В.Б.Виноградов, М.И.Пикуль, О.М.Даву-дов, Е.П.Алексеева, А.П.Руняч и другие). Имелись такие разработки и у автора данного доклада (1963, 1966-1969).

Важную роль в дальнейшем продвижении в вопросах упорядочения хронологии Кобани сыграли массовые и выдающиеся по своим художественным качествам материалы Тлийского могильника в Южной Осетии (Техов Б.В., 1957, 1971, 1977, 1980, 1985). На основе стратиграфических наблвдений над расположением могил, скрупулезного изучения типологии вещей из комплексов, тщательного сопоставления многих изделий с аналогичными, но лучше датированными изделиями более южных культур Б.В.Техову удалось путем многократных перекрестных привязок довольно убедительно включить материалы Тлийского могильника в общую шкалу хронологической периодизации закавказских культур эпохи бронзы и раннего железа, правильно соотнести комплексы из Тли с комплексами таких приоритетных для проблемы хронологии Кавказа памятников как Самтаврский и Артикский могильник. Подобная же работа была проделана Б.В.Теховым и с аналогичными материалами Северного Кавказа, но с меньшей тщательностью. Они менее проработаны и-выступают лишь как фон. Недооценены, на мой взгляд, и материалы собственно Кобана.

К началу 70-х годов Б.В.Теховым для всего Центрального Кавказа была создана новая 5-ти членная периодизация, в основу которой были положены, в первую очередь, тлийские погребальные комплексы (1972). До начала 80-х годов эта периодизация постепенно усовершенствовалась автором (1985), в связи с разработкой внутренней хронологии новых материалов, например, таких памятников как Стырфазский могильник и тех, что были получены в результате дальнейших раскопок у Тли. Но в целом

основы полученной типолого-хронологической схемы оставались прежними. По Б.В.Техову, кобанская культура Северного Кавказа представляла лишь часть общей центральнокавказской культуры, причем не самую раннюю.

К позитивным чертам периодизации Б.В.Техова следует отнести также попытки конкретного датирования целого ряда отдельных могил. Конечно,, абсолютное датирование и хронологическое соотношение некоторых захоронений в каждом из выделенных этапов не бесспорно, но в целом периодизация Б.В.Техова представляла еще один шаг вперед в упорядочении накопленной лавины артефактов. Она наглядно свидетельствовала о расширенных хро-__ нологических рамках существования кобанской культуры, о ее механизме плавного развития через вызревание в недрах старой предшествующей культуры и формирования через переходные стадии. Поэтапность прослеживалась не умозрительно, а на основе непосредственно наблюдаемой стратиграфии погребений эталонных могильников, в первую очередь, наиболее изученного из них -Тлийского. Именно поэтому попытки иногда справедливой критики частностей периодизации Б.В.Техова не были убедительны для всей схемы в целом.

Опыт критической переоценки и передатировки всех (а ве только кобанских) древностей Кавказа эпохи бронзы - раннего железа содержат работы конца 70-х - начала 80-х годов Ю.Н.Воронова (1980, 1984). Формальный подход к материалам как к некой взаимосцепленной сумме фактов только конкретного региона, вне контекста прослеженных взаимосвязей и привязок опорных комплексов-индикаторов, привели автора к логически как будто бы убедительной конструкции схемы сжатой хронологии в пределах УШ-У1 вв. до н.э. Но эта схема не отражала реального места кавказских древностей, в том числе и кобанских, в существующих хронологических схемах, как переднеазиатской, так и евразийской. Примененный Ю.Н.Вороновым метод составления корреля^-ционно-эволюционных таблиц для бронзовых изделий Тли и Самтав-ро, убедительно подтверждая лишь традиционность ярких черт культур или может быть стереотипизацию как признак стабильности и некоторого застоя, по сути ничего не дает для абсолютного датирования. И даже те факты, которые могли бы продвинуть

решение вопроса, шш не использованы совсем, или использованы не корректно, например, фибулы средиземноморского типа ХП-X вв. до н.э., которым исследователь в своих рассуждениях отводит одно из первостепенных мест. По мнению Ю.Н.Воронова, бронзовые дуговидные фибулы могли попасть на Кавказ не ранее Уё в. до н.э. на том основании, чтоих находят на поселениях метрополии в слоях IX-УШ вв. до н.э. (1984). Но при этом совершенно забывается обстоятельство, отмечаемое всеми без исключения исследователями древностей Средиземноморья: а именно, что в указанный период не засвидетельствовано изготовление этой формы. Могли ли греческие мореплаватели завезти в УШ в. до н.э. в Восточное Причерноморье предметы, которые, судя по закрытым комплексам, уже не были в быту населения. На это обстоятельство еще в 30-е годы обратил внимание А.А.Иессен, возражая А.П.Калитинскому, точка зрения которого на даты дуговидных фибул была близка точке зрения Ю.Н.Воронова

Не согласуется точка зрения Ю.Н.Воронова и со специальными разработками относительной и абсолютной хронологии белозерской культуры, в которых ранние арочные фибулы из степных памятников Северного Причерноморья надежно увязываются со всем кругом материалов XI-X вв. до н.э., абсолютная хронология подкреплена серией дат по Cj4 из курганного могильника Степной (Отрощенко, 1986). Об этом же свидетельствует синхронизация с памятниками Юго-запада СССР (Смирнова Г.И., 1985)'.

В 70-е - в первой половине 80-х годов проводилась работа по упорядочению хронологии собственно кобанских памятников северного склона, главным образом на восточной и западной периферии ареала. На первых порах исследовательские усилия были сосредоточены не на создании общих хронологических схем, а на продолжении начатой в конце 60-х годов разработке внутренней хронологии отдельно взятых памятников, главным образом могильников. Это Серкеньюртовский могильник (Козенкова В.И.), Алле-роевский и Новогрозненский могильники (В.Б.Виноградов), могильники Ахкинчу-барзой и Майртуп-2 (С.Л.Дударев), Каменномостский и Нартанский (В.М.Батчаев), могильник Мебельная фабрика в Кисловодске (Виноградов В.Б., Рунич А.П., Дударев С.Л.), Исправ-ненский (Козенкова В.И., Найденко A.B.), могильник Индустрия-1

-"Кабардинская балка" (Афанасьев Г.Е., Козенкова В.И.), Тере-зинский (Биджиев Х.Х., Козенкова В.И.), могильник Уллубаганалы (Ковалевская В.Б., Козенкова В.И.), Белореческий-2 могильник (Дударев С.Л.) и многие другие. Основное в этих исследованиях не просто публикация новых данных или типология и хронологическая классификация категорий предметов, а целенаправленное выявление тех резервов, которые бы вывели разработку проблемы хронологии на новый уровень.

Постепенно позникала своего рода "кристаллическая.решетка" опорных источников дая абсолютного датирования кобанской культуры на Северном Кавказе. Исключительно важное место при-__ надлежало здесь и тем работам по уточнению и упорядочению внутренней хронологии раннескифских памятников, которые велись В.Г.Петренко (1974, 1980, 1983, 1986, 1989) на бснове курганных древностей Ставрополья (типология и хронология наконечников стрел, конской узды, монументальной скульптуры) и Л.К.Га-ланиной в Прикубанье.

. В результате этих усилий были опубликованы некоторые новые опыты дальнейших обобщений по уточнению абсолютной датировки региональных групп памятников: 1980 - трехэталная схема ' В.Г.Котовича и О.М.Давудова периодизации и хронологии памятников Дагестана и юго-восточной Чечни (НУ - пер.пол. УП вв.); 1983 - трехэталная схема В.Б.Виноградова и С.Д.Дударева памятников доскифского периода Пятигорья и Карачаево-Черкесии (X-УП вв. до н.э.). В ряде случаев~авторы были вынуждены пересмотреть свои ранее высказанные соображения.

Более фундаментален вышеупомянутый труд по созданию общей периодизации и абсолютной хронологии кобанских памятников, предложенный Г.Коссаком (1983). В основу 4-х членной периодизации им положен факт появления фибул в могилах Тли и последующие их изменения. Кроме того учитывался опыт наблюдения за развитием типов оружия, ассиро-урартские формы в кобанских древ_^ -ностях, появление изделий в "скифо-иранском зверином стиле". Особо выделяет исследователь элементы форм и декора на кобанских изделиях, которые подражают стилистическим особенностям декора на ближневосточных изделиях конца УШ-УП вв. до н.э. Например, бронзовым и костяным наконечникам ножен с изображением

свернувшегося хищника. По мнению исследователя, эти предметы доказательно маркируют нижнюю хронологическую грань периода Тли Д, т.к. подобный наконечник найден во 2-м индийском слое в Сардах в сочетании с протокоринфской, эфесской и индийской керамикой середины УП в. до н.э. Не менее важны и роговые трех-дырчатые псалии с изображением копыта на одном конце, обнаруженные в погребении 68 Тлийского могильника. Наиболее ранние аналогии им Г.Коссак указывает в слое Хасанлу Ш (УП в. до н.э.), в Кавус-тепе и Кармир-блуре.

"Взгляд со стороны", не подверженный невольным субъективным пристрастиям к тем или иным направлениям и школам, блестящее доскональное знание опубликованных в советской литературе данных, широкий охват проблемы, все это делает многие заключения Г.Коссака убедительными и заставляет с главными из них соглашаться. К уязвимым чертам хронологической периодизации Г. Коссака, возможно, относится несколько абстрактный характер выделенных этапов, что сознает и сам автор.

Кивая ткань использованных памятников более сложна и не так однозначна как представленные в работе матрицы - блоки изделий. Не всегда убеждают искусные цепочки предметов, объединенных сравнительно-типологическим методом. И тем не менее, по глубине проникновения в материал, по детальной проработке ключевых групп памятников в настоящее время мы не располагаем более объективным опытом определения места древностей кобанского типа в шкале синхронизации евразийских культур эпохи бронзы и раннего железа.

Но даже в таком, казалось бы всеохватывающем исследовании, почти не обращено должного внимания на пересмотр основ хронологии памятников центральной группы северного склона Кавказа. Между тем корректировка дат, в свете всего вышесказанного, очевидна и здесь. Собственно в ряде исследований она предложена. Более чем 10-ти летнее целенаправленное изучение проблемы происхождения кобанской культуры привело меня к пересмотру некоторых традиционных взглядов на относительную и абсолютную хронологию конкретных памятников Северной Осетии и Кабардшзо-Пятигорья (Козенкова В.И., 1989), тем самым обозначив наиболее раннюю грань культуры на северном Кавказе в рамках выделенных

Б.В.Теховым и С.Н.Кореневским центральнокавказских древностей начала поздней бронзы. Раскопки Николаевского, Комаровского, Нартаяского и Пседахского могильников (Кузнецов В.А., 1965; Тургиев Т.Е., 1970; Абрамова М.П., 1974; Батчаев В.М., Кере-фов Б.М., 1985, 1988; Козенкова В.И., 1986) внесли существенные коррективы в хронологию позднего предскифского и ранне-скифского периодов. В наметившемся широком диапазоне развития культуры были пересмотрены и уточнены абсолютные даты уже известных источников.

В свете новых данных раскрылась основополагающая роль для установления нижней хронологической границы кобанской культуры ряда находок из слоя Змейского поселения. Наряду с роговыми псалиями, бронзовым серпом, роговыми пуговицами, имевшими аналогии в раннебелозерских памятниках Северного Причерноморья, здесь была найдена вместе с раннекобанской керамикой бронзовая фибула, варианта близкого коленчатой италийской фибуле типа Панталича-П XI-X вв. до н.э. (Козенкова В.И., 1975). Это первая находка из достоверно и научно раскопанного памятника, позволяющая при разработке датировки кобанской культуры прямо опираться на материалы Средиземноморья конца П - рубежа П-1 ' тыс. до н.э. Мало того, она доказывает не случайность, а закономерность присутствия в кобанских древностях и других, казавшихся здесь ранее непонятых, среднеевропейских предметов. Например, таких как бронзовая дисковидная поясная пряжка из гро-. бницы (склеп ¡i I - Хоргон) могильника Верхняя Рутха (Алексеева Е.П., 1949), точная аналогия ранним пряжкам ХУ-ХШ вв. до н.э. из Сёрег и Велем-Сентвид (Ковач Т., 1973). Еще более выразителен фрагмент бронзовой щитковой фибулы из "могилы девочки" в Северном могильнике Кобани из раскопок 1887 года В.И.Долбеже-ва. Как на один из примеров импорта из Лодунавья, на нее обратил внимание и впервые проанализировал Д.Газдалустаи. Щитковые фибулы типичные для памятников культуры полей погребальных ypß-периода На-А, т.е. Ш-Н вв. до н.э. (Велачик Д., 1983), лишь эпизодически встречены в памятниках более позднего периода. Клижайшая аналогия экземпляру из Кобани - это фибула позднего варианта из разрушенного погребения могильника Брно-Обжаны периода На-В (Подборский Вл., 1970). Примечательно, что в этом

памятнике подольской культуры Средней Моравии засвидетельствовано, как и в Кобани, присутствие элементов характерных для черногоровского этапа позднекиммерийской культуры, по А.И.Те-реноккину, и культуры УШ в. до н.э. Трансильвании, по Е.Датек: У-образная бляшка для уздечки, грибовидная бронзовая ворвор-ка, бронзовая фибула, дужка которой украшена скульптурой хищника.

Реконструкция по литературе и архивам комплексов могил 9, 13, 15-17 Уолла-Кобани (раскопки Э.Шантра) открывает новые возможности для уточнения их более узких дат. В этих могилах типичные кобанские изделия с широким хронологическим диапазоном бытования сочетались с некоторыми предметами, близкими среднеевропейским, короткие даты которых на современном этапе хорошо разработаны исследованиями А.Можолич, Т.Кеменцей, К. Вински-Гаспарини, В.Подборским, Л.Велачиком и многими другими. Так дата могилы 9 и особенно могилы 15 Верхней Кобани может быть определена в пределах Х1-Х вв. до н.э. по многовитковым бронзовым браслетам, поразительно наломинащим браслеты из трансильванских и венгерских кладов горизонта Араньош, по А. Моаолич, периода На-А|, т.е. примерно ХП-Х вв. до н.э. (Можо-шч А., 1985). Для узкой даты могил 16 и 17 началом - первой половиной X в. до н.э. важную роль играют находки в погребальном комплексе глиняных изящно орнаментированных цилиндрических сосудов с крышками - пиксид. Пиксиды - типичный элемент культуры Эгейского бассейна на протяжении всего П тыс. до н.э. Встречаются они и на близлежащих территориях (эпизодически как и в Кобани) до XI-X вв. до н.э. В памятниках восточной Европы пиксады засвидетельствованы в культурных группах Сахарна-Со-лончены и Гава-Голиграды, тяготеющие по раду существенных признаков к культурам фракийского гальштата X - первой половины УШ вв. до н.э. Причем в указанных группах они относятся к ванным предметам, маркирующим именно их нижний хронологический рубеж. Кобанские комплексы с пиксидямд очевидно доскифского периода. Мало того, в них нет железных изделий. Можно предполагать только инкрустацию железом на бронзовых поясных пряжках. Однако тип фибул не самый ранний.

Важны для уточнения хронологии кобааской культуры и син-

хронизации ее с западноевропейскими древностями новые находки из могильника Верхний Акбаш (Атабиев Б., 1987). В собрании сочетались ранние бронзовые ножи, пластинчатые "манжетовидные" браслеты с продольным рифлением, поясная полуовальная пряжка, подвески-секиры и другие украшения. Примечательна бронзовая цилиндрически-лопастная височная привеска, т.н. "михалковского типа", вторая на Северном Кавказе после аналогичной из погребения 5 протомеотского Николаевского могильника (Анфимов Н.В., 1961). Благодаря этим своеобразным украшениям и некоторым типам оружия, в настоящее время обнаруживается поразительная близость и связь ряда кобанских и протомеотских комплексов с комплексами на территории Юго-восточной Европы, в частности в северной Хорватии. Например, в кладе У фазы культуры полей погребальных урн (850-750 гг. до н.э.) близ Саренграда вместе с такими подвесками находились витые однокольчатые удила и трубчатые псалии, железный наконечник копья с малым пером и очко-видные фибулы, типичные для памятников На-В Средней Европы (Вински-Гаспарини К., 1973). В кладе из Матиевиц такие фибулы сочетались с бронзовыми наконечниками копий с шестигранными втулками, почти тождественные аналогичным копьям из погребений 7 и 32 Николаевского могильника. В кладе из Матиевиц наконечники с гранеными втулками сочетались также с бронзовыми одно-ушковыми кельтами аналогичными кельтам из клада в Адашевичах. В последнем же такие кельты сопряжены с трубчатыми псалиями с большой грибовидной шляпкой народном конце как в Толне, Хаслау -Регельсбрун, Камышевахе и Сержень-юрте. В свою очередь по кельтам синхронные клады в Матиевицах и Адашевичах соответствовали кладу из Првдь (Венгрия), где они лежали в сосуде культуры Гава вместе с бронзовыми изделиями, близкими кобанским (рифленое наверише булавы, скипетр с головой лошади, кольца с подвесками от конской сбруи). Дата клада из Првдь. по Т.Кемен-цей (1981), не позднее IX в. до н.э., с чем согласны и Г.Кос- . сак и Г.И.Смирнова. Кстати, наконечники с гранеными втулками обнаружены на территории северной Хорватии, по К.Вински-Гаспа-рини, уже в кладах конца 1У фазы ее периодизации, т.е. в первой половине IX в. до н.э.

Таким образом, на'основе сравнительного сопоставления

выявляется более значимая, чем это предполагалось еще четверть века тому назад, роль памятников эпохи поздней бронзы и раннего железа юго-восточной и центральной Европы для уточнения деталей хронологии северокавказских памятников кобанской культуры, а вместе с тем и всех кобанских древностей.

Учитывая новейшие достижения в изучении кобанской культуры, в особенности разрешения проблемы периодизации и относительной и абсолютной хронологии, назрела необходимость в новой схеме ее развития, конкретное наполнение и детальные подробности которой представлены в специальном исследовании (Козенко-ва В.И., 1990, Сов. арх. I 3). Б новой схеме я постаралась отразить динамизм кобанской культуры Большого Кавказа, как этносоциальной системы, постоянно пребываицей в изменении разной интенсивности как вглубь, так и вширь.

В связи с результатами проделанной работы в центральном варианте можно выделить следующие 4 основных периода. Соответственно для периферии культуры (западный и восточный варианты) просматривается модель развития с более коротким диапазоном. В каждом из периодов выделены диагностирующие памятники, маркирующие, в определенной степени условно, начало и конец периодов.

1. Протокобаяский, или период Кобан I - начало НУ - первая половина ХП вв. до н.э., в котором различаются два этапа: ранний (а) до середины Ж в. и поздний (б) до середины ХП в. до н.э.

2. Ранний, или период Кобан П - середина ХП - рубеж XIX вв., возможно, начало X в. до н.э.

. а. Классический, или период Кобан Ш - начало второй половины X - начало УП вв. до н.э.. Условно выделяются памятники раннего этапа (Ш-А) с признаками затухания срубного влияния и заметным воздействием киммерийской культуры черногоровского этапа; памятники поздние (Ш-Б) с признаками, характерными для новочеркасской группы.

4. Позднекобанский, иди Кобан 1У - середина УП - начало 1У вв. до н.э. Условно выделяется ранний этап (1Уа) до второй пол. У в. с признаками воздействия раннескифской культуры; поздний этап (1У6) конца У - начала 1У вв. с признаками воз-

действия савроматской культуры и элементы культуры греков и Ахеменидов, возможно, через Закавказье.

Основная характеристика протокобанского переходного периода изложена выше. Здесь подчеркнем, что диагностирующие памятники Кабардино-Пятигорья (западный вариант) свидетельствуют о том, что наиболее ранние позднебронзовые памятники отсюда (период I) соответствуют только самому концу периода Кобан I, но, главным образом, они относятся к периоду Кобан П. Активные процессы формирования культуры в протокобанский период способствовали распространению раннекобанских изделий далеко за пределы Кавказа. Об этом свидетельствует факт появления топоров раннекобанского типа в Северном Причерноморье (Черняков И.Т.)' и в бассейне Дуная (М.Петресву-Дымбовица, Е.Н.Черных) именно в кладах ХШ-ХП вв. до н.э., что также подтверждает абсолютную дату переходного периода.

Период Кобан П характеризуется завершением оформления основных признаков культуры центральной части ареала, а к концу на западной и восточной периферии. В этот период в кобанских памятниках появляется дуговидная бронзовая фибула с асимметричной дужкой и узким иглодержателем (В.Кобан, Тли, пл. 105,' 115), тесловидный топор с боковыми уступами, типа Трои УПб, ранние формы глиняных пиксид (В.Кобан, пп. 16, Г7) и крупные корчаги типа протовилланова (Змейская). Расцвет бронзолитейно-го производства, а к концу периода появление железа как украшения (железная инкрустация по-бронзе). Завершается оформление бронзового топора с двавды изогнутым корпусом. Просматривается стремление к изощренной гравированной орнаментации бронз целыми фигурами хищников и земноводных. Начало стереотипизации престижных изделий (оружия, украшений, бронзовых сосудов и т.п.). Заметно присутствие изделий, характерных для позднеса-батиновских и раннебелозерских древностей: кельтов (Чегемский мост, Бекешевская, Упорная), коленчатых серпов (Змейская, Ха-баз, Бекешевская, Боргустанская, Бык-гора, Эшкакон), наконечников копий с прорезным пером и многого другого. Выдающееся достижение эпохи - овладение искусством взнуздывания лошади при помощи мягкой ременной уздечки и роговых псалиев (Змейская, Бамут, Майртуп-2 и 3, Дагбаш). В памятниках восточной

группы ее I периода, который соответствует концу периода Кобан П и началу периода Кобан Ш, абсолютные даты в пределах конца Н - первой половины X вв. до н.э. подтверждаются кроме изделий и датами по С^ из Сержень-юрта.

Период Кобан Ш, классический, характеризуется расцветом всех элементов культуры. Количество' и качество металлических изделий свидетельствует о мощном функционировании бронзолитей-ных очагов металлообработки с некоторой застойностью в технологии и формотворчестве престижных изделий типа бронзовых ваз, гравированных топоров, поясных пряжек. Отмечено появление ранних бронзово-железных кинжалов с индивидуальными рукоятками. Дальнейшее местное развитие арочных фибул, дужки которых приобретают симметричную форму, иногда утолщенную в центре ("пи-явкообразную"). Начало стилизации гравированных изображений на топорах и других предметах. Начало использования металлической узды черногоровского типа на втором этапе (Кобан Ш-Б). В материалах заметно присутствие форм оружия, близкого урартскому, ассирийских и урартских шлемов (Фаскау, Верхняя Рутха, Клин-яр). Отмечены предоеты, подражающие центральноевропейским и заладносредиземноморским (этрусским), такие как удила с овальными наружными кольцами, удила с фигурными напускными псалиями типа Эсте и Болонья, фибулы с дужкой в виде фигурки хищника. В конце периода Кобан Ш начинается активное изготовление железного оружия.

Основное отличие периода Кобан Ш от более позднего последующего периода Кобан 1У состоит в отсутствии предметов безусловно скифо-савроматского облика, появляются изделия с признаками) которые станут позднее типичными.

Период Кобан 1У, или поздний характеризуется новой резкой деформацией традиционной культуры. В основе две главные причины - полное овладение железоделательным и железокузнечным искусством и начавшимися интенсивными передвижениями в Предкавказье и по доступным горным проходам к перевалам степных ираноязычных кочевников - скифо-савроматского облика. Наблюдается некоторое изменение местного погребального обряда. Традиционные черты сохраняют многие украшения костша, хотя отдельные категории претерпевают изменения (фибулы, пояса, браслеты и

т.п.). Оружие в подавляющем большинстве железное, а его формы повторяют скифские. Традиционные местные типы кинжалов и топоров дублируют в железе. На первом этапе особо заметен процесс синкретического сращивания элементов старой культуры с очередными чужеземными новациями. Позднейший этап Кобан 1У6 отличается стабильным характером. Появляются изделия, в которых ощущается воздействие через Закавказье греческой культуры (аттические шлемы, чаши-фиалы, оружие близкое махайре) и связь с ахеменидским Ираном (узда, биконические серьги, браслеты с прогнутой серединой и т.п.). Основы хронологии периода Кобан 1У покоятся на присутствии в очень мн'огих памятниках изделий раннескифского типа: наконечников стрел, кинжалов, предметов в скифском зверином стиле т.н. зеркал ольвийского типа, хронологическая классификация которых досконально разработана ски-фологами с учетом греческих импортов (Мелшова А.И., Ильинская В.А., Тереножкин А.И., Яковенко Э.В.). Реальность абсолютных дат многих погребений южнокавказской группы центрального варианта подкреплена точными параллелями в материалах позд-неколхсках памятниках Ванского царства (Лордкипанидзе О.Д.). Особо выделяется группа позднекобанских древностей из памятников верховий Кубани (Домбай, Теберда, Байбарис и др.), хронологию которой уточняют особый тип бронзовых фибул, напоминающий фракийские У-Л вв. до н.э. и греческий аттический шлем' У-Ш вв. до н.э. Известна находка такого шлема и из района Орджоникидзе (Владикавказ). На востоке наиболее ранним является погребение 5 на поселенки Сержень-юрт, датирующееся крупным бронзовым втульчатым двулопастным наконечником стрелы с ромбическими очертаниями пера, относившегося, возможно, даже к первой половине УП в. до н.э. (Мелшова А.И., 1964; Ильинская В.А., Тереножкин А.И., 1983). К наиболее поздним восточноко-банским памятникам относилось погребение 29 Нестеровского могильника, в инвентаре которого обнаружен браслет с шишечками^., по периметру "латенской схемы". Близкие браслеты известны в скифских древностях У-1У вв. до н.э. (Петренко В.Г., 1978).

Проблема взаимоотношений кобанцев со степным населением Северного Причерноморья и Приазовья - это проблема не только взаимодействия двух чужеродных миров, имеющая самостоятельный

аспект рассмотрения, но и проблема выявления во всех деталях механизма ускорения и замедления темпов развития культуры коренного кавказского населения.

Три заметных этапа такого внешнего воздействия на кобан-скую культуру различают исследователи с момента ее окончательного оформления.

Первый этап прослеживается довольно слабо. Он связан с проникновением в Предкавказье позднесрубных племен (В.А.Сафро-ьов, Э.С.Шарафутдинова, И.А.Сорокина), элементы которой вплетались в канву кобанской культуры в виде инноваций в области конского снаряжения и оружия и эпизодически в керамическом производстве (Козенкова В.И., Батчаев В.М.). Темпы воздействия замедленные, растянутые во времени не менее, чем на 2 века. Основная форма внедрения - скорее всего разного рода связи экономического характера, но не исключающие и частные миграции небольших групп лвдей, например, связанных с обменом и металлообработкой. Видало, экстремальные ситуации не характерны, что для местного населения выражалось, в первую очередь, в нарушении альпийского скотоводческого цикла в связи с потерей зимних пастбищ в предгорьях. Наоборот засвидетельствованы археологически расцвет неукрепленных предгорных поселений (Сер-жень-юрт, Змейская, Бамут), функционирование местных бронзоли-тейных мастерских, распространение предметов северокавказского (кобанского) происховдения далеко на запад (Верхнехортицкий и Широчанский могильники, Степной, Солонцы, Уиора де Сус, Достат, Сёрег).

Второй этап - связан с предвижениями первых всадников евразийских степей, начавшимся, возможно, в конце X в., но главным образом в 1Х-УШ вв. до н.э. В кобанской культуре эти явления фиксируются более интенсивным проявлением, тлеющим направленный военный характер. Стойкий "кочевнический комплекс" (металлическая узда, каменные и бронзовые молоты, биметаллические кинжалы, оселки и многие другие предметы) в кобанской культуре оценивается неоднозначно. По мнению одних ученых - он является результатом взаимодействия двух миров, северокавказского и степного, при котором кобанские мастера литейщики и кузнецы приспосабливались к вкусам и потребностям степняков. Вероятно,

это било, главным образом, причиной выработки на Северном Кавказе многих элементов "кочевнического комплекса" для нужд кочевого наделения степи, а вместе с тем и для носителей местной культуры. Именно поэтому на Кавказе находятся не только готовые изделия, но и такие, которые свидетельствуют об опытах поиска форм (Иессен A.A., Крупнов Е.И., Козенкова В.И.). Другая точка зрения объясняет интенсивную "киммерийскую" окраску ко-банской культуры эпохи расцвета непосредственным воздействием культуры предскифского периода юга степей восточной Европы на "более отсталую" кобанску® культуру Северного Кавказа (Тере-ножкин А.И., Виноградов В.Б., Дударев СЛ. и другие), с чем согласиться, исходя из имеющихся археологических свидетельств, очень трудно. Проявление контактов носило форму не только экономических ж обменных связей, но, возможно, и союзнических военных экспедиций в районы Передней и Малой Азии (Виноградов В.Б.) и вдоль северного побережья Черного моря в Карпато-Ду-найский бассейн (Козенкова В.И., 1975).

Наиболее ощутимо проявилось на местной культуре влияние культуры кочевников скифской эпохи, вызвавшее значительную деформацию многих ее элементов. Объяснение этому исследователи-видят на сегодняшний день не только в активности и мощи военных передвижений скифских отрядов через Кавказ в Закавказье и Переднюю Азию по многим традиционным путям сношений (Крупнов Е.И., Виноградов В.Б., Погребова М.Н. и другие), но и в длительном пребывании, не менее 200~лет, массива собственно скифской культуры на территории, непосредственно примыкавшей к горам (Петренко В.Г., Галанина Д.К., Мурзин В.Ю. и др.). Подобная ситуация неоднозначно интерпретируется исследователями. Особые споры возникают по поводу характера конкретных памятников типа Нартанского курганного могильника, имеющего очевидные следа синкретического сращивания кобанской и степной культур скифо-савроматского облика. Очевидно встает вопрос об этапно-^.. сти взаимопроникновения разных элементов и об определении характера сметанной культуры. На мой взгляд, неправомочно вводить термины типа "скифо-кобаяская" или "савромато-кобанская", т.к. они не отражают существа процесса. Дискутируется вопрос о функционировании поселений местной кульчуры в скифский пе-

риод. По мнению одних, нашествие скифов было разрушительны:.! для них (В.Б.Виноградов), в определенной мере это так. Но все же наблвдаемая картина более сложна (Козенкова В.И., 1989). Вероятно, при первой опасности и потере зимних пастбищ большая часть населения отступила в горы. Давление избытка населения ощутили даже южные предгорья Большого Кавказа (Сланов A.Z.). Ко через короткое время, возможно при жизни одного поколения (т.к. не ощущается разрыва традиций в бытовой культуре), начался приток на прежние места (Серкень-шрт, Уллубаганалы 2), что положило начало новым взаимоотношениям со степняками. Дискуссии показывают настоятельную необходимость многопланового изучения проблемы, что выходит за рамки поставленных в докладе задач. Можно лишь отметить, что характер синхронных памятников собственно кобанской культуры горно-предгорной полосы не отражает грубой и прямой зависимости коренного населения от чужеземцев. Большой военный потенциал, сеть неукрепленных поседений в У1-У вв. до н.э., развитие бронзодитейного и железоделательного производства высокого уровня (Терехова H.H.) скорее может свидетельствовать о многообразии связей, основанных на вооруженном нейтралитете. Последнее понятие включает мирные и немирные контакты, -экономическое взаимодействие, посреднический обмен, договоры на взаимной основе, обеспечивающие нормальное функционирование жизненно важной дая горцев отгонно-яйлаж-ной системы скотоводства. Наконец, не исключены этнические спе-шения (Виноградов В.Б., Ковалевская В.Б., Абрамова М.П. и др.), что в конечном счете привело через 2-3 поколения к растворению оторванного от основного ядра собственно скифского компонента в местной среде.

Таким образом, развитие древней кобанской культуры в метрополии фиксируется на протяжении около. 1000 лет и на 2-3,5 столетий короче на периферии ареала, отражая неравномерность в эволюционных преобразованиях под влиянием разнообразных факторов внешнего порядка (среды обитания, демографии, социальных коллизий и т.п.). В течение длительного периода кобанская культура постепенно видоизменялась и обогащалась за счет инноваций и внутреннего поступательного саморазвития, тем не менее сохраняя генофонд многих признаков. Почти во всех выделенных пе-

риодах, наряду с местной культурной основой, засвидетельствованы датирунцие предметы некавказского происхождения, что обусловило ¡возможность включения кобанской культуры Кавказа в общеевропейскую систему хронологии (табл. ). При всей условности этой схемы в ней наглядно представлено место кобанской культуры на всех этапах ее многовекового развития.

Подавляющее большинство кавказоведов (археологов, антропологов, языковедов, этнографов) придерживаются мнения, что древняя кавказская этническая общность - носитель кобанской культуры, являлась субстратом в последующем формировании почти всех современных народов Северного Кавказа от Кубани на западе до Дагестана на востоке. Эта общность - носитель кавкасионско-го антропологического комплекса (Алексеев В.П., 1973, Ш74), относилась по языку на раннем этапе к группе картвело-нахских диалектов. Позднее со скифского периода носители центрального варианта начали подвергаться воздействию древнеиранских языков (Абаев В.И.). В национальной культуре современных адыгов, балкарцев, вайнахов, карачаевцев, осетин кобанская культура составляет ее древнейший пласт. Для любого из упомянутых народов Северного Кавказа и Юго-Осетии отчетлива ретроспекция в их материальной культуре вглубь до позднейшего комплекса несомненно кобанского облика. Такая ретроспекция видна в домостроительстве (Ковалевская В.Б., 1974, 1984), в погребальных сооружениях (Батчаев В.М., Сланов А.Х.), в ряде форм украшений костила, орнаментации и ритуальных обнчаев~ХКрупнов Е.И.

Кобанская культура - одно из слагаемых, причем древнейшее, двуприродной основы этногенеза осетин. Без учета и рассмотрения этого .слагаемого в органическом единстве с более поздним иранским невозможно проникнуть в суть характера и мироощущения осетинского народа. Но преувеличивать этот фактор также было бы неправомерным. Мало того, представляется неверным напрямую связывать культуру современного народа с той, что существовал^, в среде его обитания 2,5-3 тысячи лет тому назад. Сказанное в равной мере, на мой взгляд, может быть отнесено к любому из народов Кавказа, имеющему здесь глубокие корни. Но, к сожалению, вульгарный подход к древности еще бытует в сознании некоторых исследователей Кавказа, что приводит к спекулятивным

*

подтасовкам и построениям. Наша действительность показала, что это чревато опасностью в межнациональных отношениях. Необходимо помнить, что каждая гипотеза или концепция по сути - умозрительная модель творческого восприятия и переработки накопленных наблвдений не всегда адекватна некогда существовавшей реальности.

Список основных работ, опубликованных по теме диссертации Монографии:

1. Кобанская культура. Восточный вариант. САИ, вып. В2-5. М., 1977. 12,4 п.л.

2. Типология и хронологическая классификация предметов кобан-ской культуры. Восточный вариант. САИ, вып. В2-5, т. 2. М. 1982. 27,5 П.л.

3. Кобанская культура. Западный вариант. САИ, вып. В2-5, т.З. М. 1989. 31,6 п.л.

4. Археология СССР, Степи европейской части СССР в скифо-сар-матское вреда. М. 1989, общий объем 60 п.л., авторский 3 ал. Глава 8. Кобанская культура Кавказа.

Статьи:

5. Исследование Сергее яь-юртовского поселения в 1962 г. // КСЙА, вып. 98. 1964. 0,5 п.л.

6. Исследование Сержень-юртовского поселения в 1963 г. // КСИА, вып. 103. 1965. 0,5 п.л.

7. Антропоморфные статуэтки из Сераень-юрта // КСИА, вып.108. 1966. 0,7 п.л.

8. Исследование памятников раннего железного века ус. Сержень-юрг // КСИА, вып. 112. 1967. 0,5 п.л.

9. Металлообработка у племен эпохи раннего железа на территории Чечено-Ингушетии // Археолого-этнографический сборник, т. 2. Грозный. 1968. 1,2 п.л.

10. Раннекобанский могильник у сел. Серкень-юрт // СА, Jé 4. 1969. I п.л.

11. Погребение военачальника из Сержень-юртовского могильника // КСЙА, вып. 123. 1970. 0,5 п.л.

12. Об одном типе кобанских булавок // КСИА, вып. 132. 1972. 0,5 п.л.

13. Предметы из Ца-ведено (Чечено-Ингушетия) середины I тыс. до н.э. // Кавказ и Восточная Европа в древности. М. 1973.

0.5 о.л.

14. Рецензия на кн.: Виноградов В.Б. Центральный и Северо-восточный Кавказ в скифское время. Грозный // СА, № 2. 1974. I п.л.

15. К вопросу о ранней дате некоторых кинжалов так называемого кабардино-дятигорского типа // Фрако-скифские культурные связи. Б-ЬисНа !И1гас1оа. Т. I. София. 1975 . 0,5 П.Л.

16. Связи Северного Кавказа с Карпато-Дунайскшл миром (некоторые археологические параллели) // Скифский мир. Киев. 1975.

1. п.л. •

17. Вопросы хронологии восточного варианта кобанской культуры в свете новых раскопок в Чечено-Ингушетии // Древние памятники Северо-восточного Кавказа. Махачкала. 1977. 2 п.л.

18. О южной границе восточной группы кобанской культуры // СА, & 3. 1978. I п.л.

19. Восточный вариант кобанской культуры в свете последних археологических исследований // Памятники эпохи бронзы и раннего железа в Дагестане. Махачкала. 1978. 0,75 п.л.

20. Новейшие раскопки поселения поздней бронзы - раннего железа Уллубаганалы-2 в Карачаево-Черкесии // Тез. док. IX Крупновских чтений. Элиста. 1979. 0,2 п.л. (соавтор В.Б. Ковалевская).

21. Кобанский могильник близ станицы Исправной (Ставропольский край) // СА, № I. 1980. I п.л. (соавтор А.В.Найденко).

22. Совещание по хронологии-периодизации памятников Кавказа // СА, № 4. 1980. 0,5 п.л.

23. О границах западного варианта кобанской культуры // СА, № 3. 1981. I п.л.

24. Некоторые археологические критерии в этногенетических исследованиях (по материалам кобанской культуры) // Памятники эпохи раннего железа и средневековья Чечено-Ингушетии. Грозный. 1981. 0,75 п.л.

25. Обряд кремации в кобанской культуре Кавказа // СА, № 3. 1982. I п.л.

26. Синкретизм материальных форм-как проявление культурного

прогресса (на примерах кобанской культуры) // Культурный прогресс в эпоху бронзы и раннего железа. Тез. док. Ереван. 1982. 0,2 п.л.

27. К вопросу о выделении древнейшего этапа кобанской культуры на Северном Кавказе // Конференция по археологии Северного Кавказа. Ш Крудновские чтения (тез. док.). M. 1982.

0,2 п.л.

28. Rite de l'incinération des cadavres chez les Cobans du Caucase // Savaria, № 11-12 ( 1977-1ЭТ8 ). Szombathely. 1984.

29. Сюжетные изображения'на сосудах кобанской культуры // СА, ¡i I. 1984 . 0,5 п.л. (соавтор Т.Н.Шшшна).

30. Пседахский могильник кобанской культуры // Новое в археологии Северного Кавказа. M. 1986. 1,5 п.л.

31. Клад эпохи поздней бронзы из станицы Упорной // СА, № 3. 1986. I п.л. (соавтор А.З.Аптекарев).

32. Хронология кобанской культуры в трудах А.А.Иессена // КСИА, вып. 192. 1987. 0,5 п.л.

33. Инновации и процесс формотворчества в кобанской культуре Кавказа (на примере зооморфных браслетов) // СА, & 3. 1989. 0,5 п.л.

3aK¿23«; ТиР 120 Тип- Ман-ва культуры СССР