автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему:
Былички о лесном духе в корейской и русской фольклорной традициях: опыт сравнительной типологии

  • Год: 2011
  • Автор научной работы: Ли Чжэ Чжун
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.09
Диссертация по филологии на тему 'Былички о лесном духе в корейской и русской фольклорной традициях: опыт сравнительной типологии'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Былички о лесном духе в корейской и русской фольклорной традициях: опыт сравнительной типологии"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

4841312

Ли Чжэ Чжун

БЫЛИНКИ О ЛЕСНОМ ДУХЕ В КОРЕЙСКОЙ И РУССКОЙ ФОЛЬКЛОРНОЙ ТРАДИЦИЯХ: ОПЫТ СРАВНИТЕЛЬНОЙ ТИПОЛОГИИ

Специальность - 10.01.09-10 - «Фольклористика»

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Санкт-Петербург 9 4 МАР 2011

2011

4841312

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы филологического факультета Санкт-Петербургского государственного

университета

Научный руководитель:

доктор филологических наук, доцент Светлана Борисовна Адоньева

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Сергей Николаевич Азбелев

доктор филологических наук, профессор Наталья Васильевна Дранникова

Ведущая организация:

Федеральное государственное бюджетное научно-исслсдоватсльское учреждение «Российский институт истории искусств»

Защита состоится «21» марта 2011 г. в 14.00 часов на заседании диссертационного совета Д.002.208.01 по присуждению ученой степени доктора филологических наук Института русской литературы (Пушкинском Доме) РАН (199034 Санкт-Петербург, наб. Макарова д.4). С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН.

С .А. Семячко

Ученый секретарь диссертационного^ Кандидат филологических наук

Общая характеристика работы

Актуальность проблемы. В русской фольклористике интерес к мифологическим рассказам возник в середине XIX в. В начале XX в. для мифологических рассказов исследуемого нами типа появился специальный термин «былички». Однако тексты такого рода длительное время не воспринимались как самостоятельный жанр и публиковались нередко в сборниках сказок, иных фольклорных собраниях.

Впервые на специфику данного вида крестьянской прозы обратили внимание собиратели конца XIX в., а первая монография, посвященная жанру былички, появилась только в 1975 году. Тем не менее, весь период с середины XIX до середины XX века характеризуется накоплением материала для последующих исследований, которые не могли бы быть осуществлены, если бы былички, привлекавшие неизменное внимание собирателей, не записывались в достаточно большом количестве. Начиная с 80-х годов XX в., после ослабления и снятия идеологических ограничений, возникших в советское время, появился целый ряд научных работ, посвященных структуре, функциям и поэтике мифологических рассказов.

Корейская научная традиция складывалась при иных исторических условиях. Фольклористика в Корее возникла в начале XX века, в то время, когда Корея была колонией Японии. Появление этой дисциплины было обусловлено ростом национального самосознания корейцев. После освобождения и обретения национальной независимости (1945 г.) и в особенности после окончания гражданской войны (1953 г.) фольклорные исследования в Корее были прямо связаны с теми идеологическими задачами, которые встали перед независимым национальным государством: формирование национальной идентичности и изучение собственного национального наследия.

Наряду с осознанием ценности собственной культурной традиции постепенно возникло беспокойство, обусловленное процессом вестернизации

национальной культуры и утраты традиционного знания. При этом народные верования и мифология корейцев рассматривались как полноправный компонент национального наследия, а мифологические рассказы служили и служат материалом для исследований не только национального фольклора, но и национальной религиозности.

Предметом исследования в настоящем диссертационном сочинении стали фольклорные мифологические нарративы определенного типа. В плане тематическом они входят в группу устных рассказов, посвященных лесному духу-хозяину: лешему - в случае русской традиции и лесному Токкэби - в случае корейской традиции. В плане жанровом они относятся к повествовательной форме, которую в русской научной традиции принято называть быличкой.

Специфика и новизна исследования состоит в том, что в качестве объекта изучения избраны фольклорные формы, принадлежащие двум очень далеким культурам: корейской и русской. Типологическое сопоставление тематики и формы этих нарративов составляет основную цель исследования. Его проблематика определена необходимостью проанализировать и сопоставить не только сами нарративы, но и научные аппараты, сложившиеся в русской и корейской фольклористике. Описание методологий исследования былички позволило найти точки схождения, на основе которых может быть построено сопоставление корейского и русского фольклорного материала.

Материалом послужили следующие источники:

Корейские материалы, использованные в данной диссертации, ограничены записями, собранными и публикованными в XX и начале XXI веков, так как с научной целью корейские фольклорные тексты начали фиксировать с начала XX века. Основным материалом для исследования послужило издание «Хангук губимунхак дэге (Большая серия корейского фольклора)» (82 т. Сеул, 1980-1989 гг.). В нем представлено 189 текстов о Токкэби. Ким Джонг Дэ в своей монографии «Миндамква синангыл тонгхе бон Токкэби сеге (Мир Токкэби в народной прозе и веровании)» (Сеул, 1994),

поместил 37 текстов, записанных им в 1991-1992 гг. в провинциях Кванвондо, Чхунчхоннамдо, Чолланамдо, Кёнгидо и Джеджудо. Ким Ёнг Хи опубликовал 20 мифологических рассказов в статье ««Токкэби чехомдам малхаги» ы ёнгу (Изучение вспомнинанийграссказов о Токкэби)», они были записаны в 19992002 гг. в провинциях Чхунчхоннамдо и Кёнсаннамдо; Ким Пёнг Вон в магистерской диссертации привел 15 текстов, записанных им в провинции Чоллабукдо в 1990 г.

Русские материалы, использованные в данной работе, относятся, в основном, к районам Севера и Северо-запада России. Эти регионы на протяжении многих веков сохраняли и продолжают сохранять богатые традиции народной культуры, таким образом, наш выбор региона был обусловлен наличием полного спектра богатых и доступных фольклорных источников. Материалом исследования послужили тексты мифологических рассказов, опубликованные или подготовленные к изданию с середины XIX -до начала XXI века и вошедшие в публикации: «Демонология жителей Архангельской губернии// Памятная книжка Архангельской губернии на, 1864 год» (П.С. Ефименко 1864); «Заонежекие поверья// Песни собранные Рыбниковым» (П.Н. Рыбников 1864); «Северные сказания о лембоях и удельницах» (Е.В. Барсов 1874); «Материалы по народным верованиям великороссов// Этнографическое обозрение» (Д.Н. Ушаков 1896); «Верования великорусов Шенкурского уезда// Этнографическое обозрение» (П.Г. Богатырев 1916), а также сборники: «Полное собрание этнографических трудов Александра Евгеньевича Бурцева» (А.Е. Бурцев 1910-1911гг.); «Легенды. Предания. Бывальщины» (H.A. Криничная 1989); «Мифологические рассказы и легенды Русского Севера» (O.A. Черепанова 1996); «Предания и былички» (В.П. Кузнецова 1997); «Традиционный фольклор Новгородской области» (М.Н. Власова, В.И. Жекулина 2001); «Кенозерские сказки, предания, былички» (Н.М. Ведерникова 2003); «Представления восточных славян о нечистой силе и контактах с ней» (В.Д. Кен 2004); «Мифологические рассказы Архангельской области» (Н.В. Дранникова 2009); а также записи фольклорного архива

филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета, которые были сделаны на территории южного и северного берегов Белого озера в 1988-2008 гг. Исследование в значительной степени основано на фольклорно-этнографическом материале А.Е. Бурцева («Полное собрание этнографических трудов»), изданном в 1910-1911 годах. В него мифологические рассказы вошли наряду со сказками, поверьями, приметами и другими жанрами фольклора, записанными на Русском Севере.

Содержание диссертации

Во «Введении» обосновываются актуальность и научная новизна темы диссертационного сочинения, характеризуется степень изученности заявленной темы, формулируются цели и задачи работы, обосновывается выбор материала, а также дается описание структуры диссертации.

Первая глава «Проблемы изучения и описания мифологической прозы» посвящена анализу теоретических подходов к собиранию и изучению устных мифологических рассказов, их жанровой систематизации, определению признаков, которые положены в основу классификации устной прозы в русской и корейской фольклористике.

1. Проблемы терминологии в русской фольклористике: в параграфе последовательно рассматриваются понятия суеверие, миф, быличка, мифологический рассказ в их отношении к предмету исследования.

2. Жанровые особенности быличек^ в параграфе рассматриваются наиболее значимые российские исследования (Э.В. Померанцевой, В.П. Зиновьева, В.К. Соколовой, Е.Е. Левкиевской и др.), в которых были предложены классификации быличек. Отношения между жанрами устной фольклорной прозы представлены в виде схемы. Выделяются специфические жанровые черты, которые позволяют утверждать, что быличка может быть определена как самостоятельный фольклорный жанр. Формулируется самостоятельное определение термина быличка.

3. История изучения мифологической прозы: параграф подразделяется на три части:

3.1. История изучения мифологической прозы в русской фольклористике: в этой части в хронологическом порядке излагаются разные подходы к мифологической прозе. Рассматривается история определения былички как жанра в науке.

В этиографии, начиная со времени ее формирования как отдельной дисциплины, мифологические рассказы рассматриваются в качестве источника для изучения народных верований. Одним из первых ученых, работающих в этом направлении, был А.Н. Афанасьев. В работе «Поэтические воззрения славян на природу» (1865-1869) он отмечал, что корни мифологических образов восходят к культу природных стихий (огня, воды, земли) и к культу предков. Д.К. Зеленин в своем труде «Очерки русской мифологии. Вып. 1: Умершие неестественной смертью и русалки» (1916), высказал предположение о том, что мифологические персонажи (в частности - русалки) связаны с культом мертвых. С.А. Токарев, изучая поверья, верования и мифологические рассказы на мировоззренческом уровне, считал их продуктом мифо_религиозного сознания. В работе «Религиозные верования восточнославянских народов Х1Х-начала XX в.» (Токарев 1957) он рассматривал «самобытную» дохристианскую религию восточнославянских народов, раскрывая происхождение и значение мифологических верований. Российские фольклористы (Н.Е Ончуков, Б.М. Соколов и Ю.М. Соколов, И.В. Карнаухова и др.) стали понимать быличку как самостоятельный жанр только в начале XX века.

3.2. Место былички в несказочной прозе: в этой части рассматриваются существующие как в российской, так и в западной фольклористике классификации жанров несказочной прозы.

Одним из важных аспектов изучения мифологических рассказов в XX веке является их классификация. Она началась в зарубежной фольклористике.

Наиболее совершенными оказались указатели Ж.Р.В. Сииинге, Р.Т. Кристиансена и Л. Симонсуури, на базе которых и были созданы указатели русских мифологических рассказов. Зарубежные исследователи, рассматривая легенды и предания, которые соответствовали былинкам и бывальщинам в русском фольклоре, составили указатели по мифическим персонажам. В середине XX века появился иной подход к созданию классификации прозаических жанров фольклора. Учитывается ситуация коммуникации, ее цели и обстоятельства, а также социальные, идеологические, психологические и прочие характеристики повествователей и слушателей (К. Сидов).

В российской фольклористике В.Я. Пропп ввел свое деление прозаических жанров фольклора: выделяя в области эпической народной устной прозы виды несказочной и сказочной прозы, он отметил, что их различия определены отношением к действительности как объекту художественного творчества; а также эстетической нормой. Различие сказочной и несказочной прозы он видел в оценке достоверности рассказываемого, а следовательно, связывал с позицией рассказчика. Тем самым был учтен коммуникативный аспект / аспект ситуации рассказа, а не только характеристики самого текста.

Для К.В. Чистова при разграничении жанров несказочной прозы был важен функциональный признак. Исследователь предложил следующие признаки для различения жанров порозы: 1) по признаку времени (рассказы о давно прошедших временах, о недавнем прошлом); 2) по признаку локальной приуроченности или неприуроченности; 3) по наличию или отсутствию сверхъестественных образов; 4) по соотношению действующего лица, рассказчика и слушателя.

Проблемой разграничения жанров несказочной прозы занимался также С.Н. Азбелев. Он оспаривал классификацию К.В. Сидова, считая невозможным разграничивать произведения несказочной прозы по формальному (коммуникативному) принципу: предания, легенды и былички могут

существовать как в форме фабулата, так и в форме мемората.

Классификации жанров несказочной прозы Проппа, Чистова и Азбелева представлены в тексте диссертации в виде схем.

3.3. Попытки классификации былички: в заключительной части третьего параграфа описываются существующие в российской фольклористике попытки создания классификаций жанров русской несказочной прозы. Последовательно рассматриваются классификации и указатели С. Айвазян и Э.В. Померанцевой, В.П. Зиновьева и М.В. Рейли.

4. Мифологическая проза в корейской традиции: параграф посвящен рассмотрению жанров несказочной прозы в корейской традиции.

4.1. История изучения мифологической прозы в корейской фольклористике: в этой части в хронологическом порядке рассматриваются немногочисленные корейские исследования, посвященные мифологической прозе. В корейском фольклоре, также как и в русском, бытуют рассказы о встречах человека со сверхъестественным существом. Такое существо называют в Корее Токкэби. Первым источником, в котором упоминается Токкэби, является сборник «Самгук юса» конца Х111 века. Однако научный интерес к образу Токкэби появился в Корее только в 70-х годах XX века.

4.2. Проблемы терминологии в корейской фольклористике: во второй части параграфа рассматриваются проблемы, связанные со статусом мифологической прозы в корейской науке. В отличие от русской, в корейской фольклористике не существует определенного термина для тех рассказов, в которых Токкэби является главным действующим лицом. Корейские фольклористы в большинстве не уделяют большого внимания формам повествования рассказов о Токкэби (меморат, фабулат). Однако если все же сравнить русскую и корейскую терминологии и сложившиеся в процессе научного осмысления мифологической прозы представления, то окажется, что в некоторых чертах они совпадают. Так, мифологические рассказы или былички соотносятся с персонажами «низшей мифологии» или «квазимифологии».

Мифологические мотивы встречи со сверхъестественным существом могут быть представлены в разных фольклорных жанровых формах. Истоки этих представлений видятся в архаических формах сознания и древних религиозных представлениях. Вместе с тем, несомненно, теоретическая проблематика мифологической прозы в русской фольклористике разрабатывалась более тщательно, чему есть конкретные исторические объяснения. 4.3. Место рассказов о Токкэби в устной прозе и принципы их классификации: в заключительной части параграфа рассматриваются существующие в корейской фольклористике классификации рассказов о Токкэби.

Начиная с 70-х гг. XX в. в корейской фольклористике было предпринято несколько попыток систематизации рассказов о Токкэби. Тем ни менее, рассмотрение различных подходов к классификации рассказов о Токкэби показало, что общепринятая концепция в этой сфере еще не сложилась. Исследователи вводят каждый свои определения и по-разному размещают их в жанровой системе. Именно поэтому пользоваться этими классификациями при анализе материала достаточно сложно. Опираясь на разработки, предпринятые как в корейской, так и в русской фольклористике, мы разделили рассказы о Токкэби две группы. Во-первых, это - сказки, в них Токкэби действует как второстепенный персонаж, подобно лешему или чёрту в русских волшебных и бытовых сказках. Во-вторых, это - мифологические рассказы о Токкэби, по аналогии с «быличками» и «бывалыцинами» русской традиции.

Далее рассказы о Токкэби систематизируются по функциям. Классификация корейских рассказов о Токкэби представлена в виде таблицы.

«Выводы»: первая глава заканчивается отдельным параграфом, в котором суммируются наиболее важные наблюдения и замечания, касающиеся теоретических вопросов, связанных со статусом мифологической прозы а русской и корейской фольклористике.

Рассмотрев существующие в науке точки зрения современных ученых и исследователей фольклора XIX века на русскую мифологическую прозу, можно выделить основные проблемы, которые требуют пристального внимания и

дальнейшего изучения. К ним относятся: проблема классификации жанров несказочной прозы в целом; проблема определения границ и жанровых особенностей одного из видов мифологической прозы - быличек. В русской фольклористике пока не существует единого принципа классификации несказочной прозы в системе устной народной прозы. В первой половине XX века господствовал тематический принцип. В середине XX века этот принцип сменился другим - коммуникативным принципом, при котором учитывались отношения «говорящий / высказывание / слушающий». Разногласия при классификации жанров несказочной прозы неизбежны, т.к. в каждом жанре несказочной прозы присутствуют некоторые признаки, характерные для других жанров. Именно в этом заключается трудность составления общепринятой классификации.

Такую трудность испытывают и корейские фольклористы. В современной корейской науке так же пока нет общепринятой классификации мифологических рассказов. В большинстве случаев эти рассказы систематизированы по содержанию, иногда основой классификации становится характерный атрибут персонажа. Проблематичность этих классификаций связана и с тем, что исследователи, занимаясь изучением мифологического персонажа, не учитывают жанровых различий тех нарративов, в которых он упоминается.

Во второй главе «Мифологические персонажи лесного пространства»

рассматриваются рассказы о природных мифологических персонажах в русской и корейской мифологической прозе. Впервые принципом рассмотрения стало структурное сопоставление повествовательных фольклорных форм, принадлежащих двум разным культурам с учетом различия их мировоззренческих оснований.

1. Дух-хозяин лесного пространства в русской традиции: рассматривается образ лесного духа в русской культуре в нескольких аспектах: представления о лесном духе, время и пространство появления, контакты людей с лесным духом.

и

1.1. Представления о духе-хозяине леса: в первой части параграфа рассматриваются существующие в русской культуре представления о лешем среди основных мифологических персонажей (домовой, дворовой, банник и т.д.) В разных регионах России он имеет разные названия: хозяин леса, леший, лесной дух, лешак, лесовик, дедушка-лесовой и т.д.

Образ лешего в верованиях и фольклоре русских крестьян зачастую синкретичен. Леший - «хозяин» леса, властвует не только над лесным пространством, он также влияет на многие жизненно важные моменты человеческого бытия. Поэтому некоторые исследователи соотносят образ лешего с образом Волоса (Велеса) и с образами святого Георгия и святого Николая, по народным представлениям обладающих властью и над природным и над человеческим миром. Складывался этот образ на протяжении длительного времени, вобрав в себя такие качества, как стихийность, непредсказуемость, вездесущность, могущество. Со временем, под влиянием христианства, образ лешего приобрел черты нечистого духа.

В мифологических рассказах образ лесного «хозяина» разнообразен. Леший может принимать целый ряд обликов: зверя, дерева; умершего либо живого человека (знакомого и незнакомого), человека в облике которого проступают черты зверя или нечистого духа.

1.2. Время и пространство появления: в мифологических рассказах человек сталкивается с лешим чаще в «нечистое» или пограничное время (утро и вечер, полдень и полночь). Пространство, в котором появляется леший, с одной стороны - природное (лес, болото, дерево, скала, камень), с другой - граничит с культурным, освоенным человеком пространством (перекресток, тропа, поле).

Столкновение и взаимодействие с лешим, как показал анализ, происходит как на пространственных, так и на временных границах.

1.3. Контакты с духом-хозяином леса: отношения между лешим и человеком неоднозначны. Проанализировав значительный корпус мифологических рассказов о лешем, можно отметить сложные (иногда противоречивые) отношения между человеком и лешим: наблюдается стремление к сохранению

порядков двух миров: своего и чужого. Безопасное проникновение в пространство лешего • зачастую возможно только при соблюдении определенных правил. Нарушение порядка одной стороной приводит к совершению ответных действий.

«Этот», «свой», «культурный» мир, в котором пребывают люди, отличен от «того», «чужого», природного мира, в котором действуют мифологические персонажи, в частности, леший. Между этими мирами существует взаимодействие, и известная граница, которую леший способен пересекать. Безопасные и даже выгодные для человека отношения с лешим возможны при соблюдении предписанных правил. Людям проходится вступать с лешим в сложные отношения взаимообмена. Тем не менее, какую бы пользу леший не приносил, он все-таки является представителем иного, природного мира, люди стараются избегать встречи с ним.

2. Дух-хозяин лесного пространства в корейской традиции: параграф посвящен описанию представлений о лесном духе Токкэби в корейской культуре и сопоставлению их с представлениями, бытующими в русской культуре. ..

2.1. Представления о духе-хозяине леса: в корейской науке существуют разные мнения о происхождении образа лесного Токкэби. В большинстве исследований говорится о Токкэби, как об одном из видов злых духов или нечисти. Но в образе лесного Токкэби прослеживается более сложное представление. Лесной Токкэби имеет разные облики: многолетнее дерево, старые хозяйственная утварь и орудия земледелия; природные стихии (ветер, огонь), живой или мертвый человек, человек, наделенный необычными свойствами.

2.2. Время и пространство появления: как показывает анализ корейских мифологических рассказов, Токкэби является посредником между светом и тьмой, «этим» и потусторонним, «культурным» и природным мирами. Также как и леший, Токкэби чаще всего появляется в переходное время суток: вечером, ночью, перед восходом солнца или после заката. Встреча с лесным

Токкэби происходит тогда, когда человек пересекает пространственные границы (перевал, тропу, перекресток).

2.3. Контакты с духом-хозяином леса: В корейских мифологических рассказах отношения между человеком и лесным Токкэби, так же как и в русской традиции, обычно строятся на договоре. Лесной Токкэби оказывает человеку помощь, если тот проявляет почтительное отношение к нему. Токкэби может наградить или помочь разбогатеть человеку, который приносит ему любимое угощение: кисель из гречневой муки, собачье мясо, кашу с красной фасолью. Угощение является залогом установления договора между Токкэби и человеком.

В отличие от русского лешего, который начинает взаимодействовать с человеком по большей части тогда, когда человек либо просит его о помощи, либо нарушает правила поведения, лесной Токкэби приходит к людям сам, без каких-либо мотивировок.

Вторая глава завершается «Выводами», сделанными на основе анализа и сопоставления русских и корейских мифологических рассказов.

Рассмотрев образ лесного духа в русской и корейской культурах в нескольких аспектах (представления о лесном духе, время и пространство появления, контакты людей с лесным духом), можно отметить и сходства, и существенные различия. В описании этих персонажей используются одни и те же образы: зооморфный, фитоморфный, невидимый, антропоморфный, смешанный.

В русских мифологических рассказах часто рассказывается о лешем, имеющем облик животных, но в корейских почти не встречается Токкэби в животном облике.

В русских поверьях и мифологических рассказах отражается связь лешего с миром мертвых (чаще - умерших неестественной смертью). Леший часто показывается человеку в образе покойника. В корейских представлениях эта связь отражена косвенно, в способности лесного Токкэби появляться в виде блуждающих огней или в образе человека, дурно пахнущего. Дурной запах указывает на связь с потусторонним миром. В образе огня предстает душа

умершего. Этот огонь обладает необычными свойствами: он может летать, разделяться на несколько частей, иметь синий цвет, и он не способен обжигать. Почти все эти свойства в русских поверьях имеет душа умершего, однако представления о лешем-огне в русской традиции отсутствуют.

В представлениях о действиях лесных мифологических персонажей в русской и корейской традициях отразилась их амбивалентная природа. Здесь закреплена та стадия мировосприятия, когда мифологическое существо представлялось в своих поступках похожим на человека: оно могло наказать, но могло и помочь, наградить, с ним можно было договориться, его можно было умилостивить жертвоприношениями. Духам леса приписывали способность (в зависимости от обстоятельств) приносить выгоду или убыток человеку. Чтобы заручиться покровительством мифологических персонажей и русские и корейцы использовали почтительные обращения: в русской традиции -дедушка, батюшка, хозяин, хозяюшка, в корейской традиции - дедушка, Чамбонг или Ёнгам, Джинсе, Ким Собанг, (последние обращения указывают на достаточно высокий социальный статус).

Обладание определенным знанием помогает человеку контролировать контакты с иной реальностью. Благодаря такому знанию человек может избежать подобных контактов или предпринять необходимые меры защиты.

Чтобы защищать себя от лешего, русские применяют магические средства, включающие как языческие, так и христианские обереги: крест, молитву; железные предметы, матерную брань. В корейской традиции для избавления от Токкэби использовали исключительно языческие обереги (священную веревку, коня, собаку, петуха, особенно белого окраса, а также их кровь или крик, железные и серебряные предметы и т.д.).

Существенные различия в функциях русского лешего и корейского Токкэби связаны с особенностями национальных традиций и религиозных верований в целом; с тем как - исторически по-разному - складывались представления об этих персонажах. Образ русского лешего более синкретичен, и его функции более разнообразны. Так, он наделен функцией покровительства

животным, скотоводам и охотникам, отсутствующей у Токкэби. Но в образе Токкэби усилены черты покровителя рода: благополучие или несчастье в семье зависит от правильного или неправильного места захоронения предков, места, которое указывает Токкэби.

Третья глава «Структура русских и корейских мифологических рассказов о лесном духе» посвящена сопоставлению структур русских и корейских мифологических нарративов. Сопоставительный структурный анализ потребовал привлечения дополнительного теоретического аппарата.

1. Изучение повествовательного фольклора в структурном аспекте в корейской научной традиции: параграф посвящен обзору корейских исследований, касающихся структуры устных нарративов. В корейской фольклористике единицы фольклорного повествования имеют терминологическое определение даплаксо. Джо Донг Иль в работе «Мир устного народного повествования», следуя за В.Я. Проппом и А. Дандесом, утверждает, что рассказы устной народной прозы определены последовательностью таких даплаксо, как «беда» и «удача».

В корейской филологии под данлак (слово, от которого был произведен термин даплаксо) понимается содержательная единица членения текста. Данлак состоит из одной или нескольких фраз.

Термин «даплаксо» соответствует термину функция В. Проппа и термину мотифема А. Дандеса. Главное отличие между этими тремя структурными подходами определяется количеством выделяемых исследователями структурных единиц. Джо Донг Иль считает, что фольклорный текст строится на двух даплаксо (беда и удача).

2. Сравнительный анализ корейских рассказов о Токкэби и русских мифологических рассказов о лешем: во втором параграфе на основе структурного анализа корейских рассказов о Токкэби и русских мифологических рассказов о лешем выявляются их общие закономерности. На

основе выделенных закономерностей определяется общее и специфически национальное в построении рассказов такого типа.

Для сравнительного анализа двух традиций был сформулирован принцип описания структуры корейских рассказов о Токкэби и русских быличек. Исходным стало предположение о том, что нарративная структура повествования одинакова во всех типах мифологических рассказов, вне зависимости от традиции. При сопоставительном анализе структуры мифологических нарративов был использован принцип, предложенный Ким Джонг Дэ, который выделил восемь типов рассказов о Токкэби, исходя из функций последнего. Каждой из восьми функций соответствует определенный тип рассказа.

2.1. Обнаружение МП (здесь и далее - мифологический персонаж): в рассказах данного типа сам пострадавший или его знакомые рассказывают о случившемся, т.е. особенностью данного типа рассказов является установка на достоверность.

2.2. Обогащение героя с помощью МП: в этом типе мифологических рассказов сообщается о том, как герой разбогател, встретив МП. После этого человек либо избавляется от МП, сохраняя свое богатство, либо теряет это богатство.

2.3. МП в роли благодетеля: в рассказах типа «МП в роли благодетеля» повествуется о том, как человек приобретает благополучие с помощью МП. Этот тип, на первый взгляд, похож на тип «Обогащение героя с помощью МП», но в нем представлен другой образ МП. Если в типе «Обогащение героя с помощью МП», МП помогает человеку решить его проблему, но при этом является существом, от которого человек должен непременно избавиться, то здесь МП является объектом почитания.

2.4. Предсказания МП: этот тип мифологических рассказов очень прост и по своей структуре и по своему сюжету: в этих рассказах демонстрируется способность МП предсказывать будущее.

2.5. Борьба-состязание с МП: мифологические рассказы этого типа повествуют о том, как герой борется с МП. МП появляется перед человеком и предлагает

состязаться с ним; человек и МП меряются силой или умом. Если в корейской традиции рассказы данного типа являются одними из самых популярных (особенно борьба-состязание в силе), то в русской традиции такие рассказы о лешем встречаются достаточно редко. Борьба-состязание происходит почти исключительно с чертом.

2.6. Козни МП: сюжет рассказов этого типа прост: МП появляется перед человеком и изводит его. Человек спасается от покушения на него с помощью оберегов или продолжает страдать от действий МП. Рассказчик, описывая МП как страшного и вредоносного, при этом представляет его как существо нечистое. Если человек вовремя догадывается, с кем он имеет дело, и использует силу оберега, он благополучно спасается. В противном случае человек заболевает или умирает.

2.7. Озорство МП: в рассказах подобного типа речь идет о людях, пострадавших от озорства МП. МП предпринимает какие-либо действия по отношению к человеку, шутит, пугает, но потом сам уходит (исчезает), причинив неприятности, но без серьезных последствий.

2.8. Возмездие МП: в рассказах типа «Возмездие МП» МП наказывает за неуважительное отношение к себе, разрушение договора, определенных правил поведения, за причинение вреда.

В «Выводах» к третьей главе суммируются результаты сопоставительного анализа выделенных типов корейских и русских мифологических рассказов. Эти рассказы состоят из следующих повествовательных данлаксо: обнаружение - описание внешнего облика (рассказы типа «Обнаружение МП»); недостача - контакт с МП - ликвидация недостачи (рассказы «МП в роли благодетеля»); контакт - предсказание -толкование предсказания - исход (рассказы «Предсказание МП»); контакт -борьба - победа (или поражение) (рассказы «Борьба с МП»); контакт - обман -следствие обмана - победа МП (рассказы «Козни МП»); контакт - озорство -

неблагополучный исход (рассказы «Озорство МП»); нарушение обычая (причинение вреда) - наказание (рассказы «Возмездие МП»),

Структура корейских и русских рассказов типа «Борьба с МП» может различаться. В корейских рассказах, состязаясь с Токкэби в силе, человек всегда побеждает его. В русских - леший одерживает победу над человеком. Состязаясь с МП в смекалке, человек выигрывает и в корейских и в русских рассказах.

Отдельно выделяются типы рассказов, которые бытуют только в корейской традиции - «Обогащение героя с помощью МП» и «Токкэби-геомант» (общий тип - «МП в роли благодетеля).

В русской традиции не существует мифологических рассказов о лешем, сходных с подтипом «Токкэби-геомант». Сюжет рассказов данного типа основан на представлениях фэн-шуй, отсутствующих в русской культуре.

В «Заключении» представлены основные выводы, полученные в ходе исследования.

Представления о лесных пространствах, сложившиеся в ходе познавательной и хозяйственной деятельности человека (как в русской, так и в корейской культуре) стали одними из основополагающих в его мировоззрении: лес олицетворяли и почитали. Олицетворением леса является в русской культуре леший, в корейской - лесной Токкэби.

В русской и корейской фольклорной традиции существуют рассказы, повествующие о духах-олицетворениях или «хозяевах» леса. В русской фольклористике такой рассказ определен как быличка. В корейской нет специального термина для подобных рассказов (их условно можно назвать «рассказы о Токкэби»),

В русской исследовательской традиции существуют различные представления о функции былички. Одни исследователи считают основной функцией концептирующую, т.е. обосновывающую совокупность определенных представлений о мироустройстве. Другие полагают, что

основная функция былинки - сугубо утилитарная (она «иллюстрирует нормы поведения»).

Подобное мнение было высказано и корейским ученым Ким Хак Сон. Он считает, что само происхождение Токкэби связано с несоблюдением запретов. Если человек нарушает регламентированное в традиционной культуре обращение с предметами, они могут превратиться в Токкэби. Особенно важным является строгое соблюдение правил уничтожения предметов, на которые попала кровь человека.

В русском и корейском мифологических представлениях важное место занимается оппозиция «свой» - «чужой», «чистый» - «нечистый». Для русских и корейцев внешнее («чужое», «нечистое») пространство ассоциируется с лесом, горой, рекой, морем и т.д., и противостоит «культурному» («своему», «чистому») пространству, обустроенному для повседневной жизни человека и его ближайшего родственного окружения.

Временная оппозиция складывается из соотношений «света» и «тьмы», «дня» и «ночи». Эта оппозиция в содержательном смысле также соответствует оппозициям «свой» - «чужой», «чистый» - «нечистый». Опасное («нечистое») время суток - ночь, а также переходные («пограничные») промежутки времени: полдень, полночь, рассвет, закат, сумерки. Действительно, контакт с мифологическими персонажами зачастую происходит тогда, когда человек находится в пределах «нечистого» (опасного) пространства и времени.

Русские и корейские представления об обликах лешего и лесного Токкэби в общих чертах схожи. Они фитоморфны, антропоморфны, а также могут иметь облик стихии - ветра или вихря.

Самое существенное отличие в представлениях о лесном духе в русской и корейской традициях обусловлено связью Токкэби с культом умерших, в образе которых появляется Токкэби (в виде огня, который в корейской культуре огонь ассоциируется с духом умерших). Другое отличие связано с тем, что в русских мифологических рассказах нередко повествуется о лешем, принимающем облик зверей и птиц. Такое представление связано с функцией лешего как

покровителя лесных зверей и домашнего скота. Это не характерно для лесного Токкэби. В корейской традиции функцию хозяина животных выполняет Сансин - высшее божество, горный дух-покровитель охотников и искателей женьшеня.

Некоторые действия лешего схожи с действиями лесного Токкэби: и тот, и другой принимают различные облики; выдают себя звуками; заводят людей; пугают; награждают понравившегося человека; служат ему; предсказывают будущее; наказывают человека, пришедшегося не по нраву; насылают наваждения.

Однако некоторые действия способен совершать только леший: похищать проклятых, отданных ему «неосторожным словом»; помогать (либо, напротив, вредить) пастухам и охотникам. Такие действия, как поджег строений; геомантика, подношение богатства человеку характерно только для Токкэби.

Представление о лесном Токкэби как о геоманте основано па древнекитайской традиции фэн-шуй, которая широко применяется в Корее, особенно в выборе места захоронения предков, поскольку погребенные в «счастливом» месте предки обеспечивают благополучие потомков. Место такого захоронения указывает Токкэби.

И в русской, и в корейской традициях совершались обряды жертвоприношения лесному духу для обеспечения благополучного исхода различных дел и событий. У русских принести жертву лесному хозяину мог любой человек, попавший в лесу в беду либо желавший заручиться его милостью. В корейской традиции существуют два вида обрядов, имеющих целью умилостивить Токкэби: индивидуальный и общедеревенский. Индивидуальный обряд обычно проводился с целью получения благосостояния от Токкэби. Общедеревенские обряды были направлены на защиту деревни от пожара либо эпидемии. Как жертвенную еду использовали блюдо, приготовленное из гречи (густой кисель из гречневой муки, гречневую кашу), мясо (собачье, свинину, говядину), фрукты и др. Важной чертой этих обрядов, имеющих коллективный и открытый характер, является их связь с конфуцианской религией и шаманизмом.

Сопоставление структур мифологических рассказов привело к выводу о том, что повествовательные стратегии - способ рассказа о мифологическом персонаже - явление универсальное, не имеющее этнокультурной специфики. Специфика обнаруживается на уровне тематики, обусловленной различием мифологических и религиозных представлений русского и корейского народов, но не на уровне повествовательной структуры.

Сопоставление мифологических рассказов двух культур позволяет сделать вывод о том, что мифологический персонаж и связанный с ним круг представлений изоморфен формам практики, свойственным культуре. В мифологических рассказах отражена практика, как хозяйственная, так и религиозно-социальная. Традиция мифологических рассказов обеспечивает формы исторической преемственности определенного типа практик, очерчивая появлением духов-хозяев границы присущих той или иной культуре социальных, ментальных, хозяйственных, имущественных и прочих норм. Именно различие норм и практик, как нам представляется, лежит в основе тематических различий быличек и функций их персонажей в русской и корейской традициях.

«Приложение №1» включает типы и структуры рассказов о Токкэби, выделенные Ким Джонг Дэ, а также типы и структуры рассказов о Токкэби, выделенные автором настоящей диссертации.

В «Приложении № 2» приведен корпус корейских мифологических рассказов о Токкэби, переведенных диссертантом.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях: Публикации в журналах, рекомендованных ВАК:

1. Ли Чжэ Чжун Сакральная топография дома: домашние духи в корейской традиции // Научные чтения - 2004: Материалы конференции 6-17 декабря 2004 г.: Приложение к журналу «Язык и речевая деятельность». СПб., 2005. С. 192198.

Другие публикации:

1. Ли Чжэ Чжун Домашшге духи в русской и корейской традиции Н Живая старина 2005. С. 24-27.

Подписано в печать 17.02.2011г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,3- Тираж 100 экз. Заказ № 1913.

Отпечатано в ООО «Издательство "JIEMA"» 199004, Россия, Санкт-Петербург, В.О., Средний пр., д. 24 тел.: 323-30-50, тел./факс: 323-67-74 e-mail: izd_lema@mail.ru http://www.lemaprint.ru

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Ли Чжэ Чжун

Введение

Глава I. Проблемы изучения и описания мифологической прозы.

§1.Проблемы терминологии в русской фольклористике.

§2. Жанровые особенности быличек

§3. История изучения мифологической прозы.

3.1. История изучения мифологической прозы в русской фольклористике.

3.2. Место былички в несказочной прозе.

3.3. Попытки классификации былички.

§4. Мифологическая проза в корейской традиции.

4.1. История изучения мифологической прозы в корейской фольклористике.

4.2. Проблемы терминологии в корейской фольклористике.

4.3. Место рассказов о Токкэби в устной прозе и принципы их классификации.

Выводы.

Глава II. Мифологические персонажи лесного пространства.

§1. Дух-хозяин лесного пространства в русской традиции.

1.1. Представления о духе-хозяине леса.

1.2. Время и пространство появления.

1.3. Контакты с духом-хозяином леса.

§2. Дух-хозяин лесного пространства в корейской традиции.

2.1. Представление о духе-хозяине леса.

2.2. Время и пространство появления.

2.3. Контакты с духом-хозяином леса.

Выводы.

Глава 3. Структура русских и корейских мифологических рассказов.

§ 1. Изучение повествовательного фольклора в структурном аспекте в корейской научной традиции.

§2. Сравнительный анализ корейских рассказов о Токкэби и русских мифологических рассказов.

2.1. Обнаружение МП.

2.2. Обогащение героя с помощью МП.

2.3. МП в роли благодетеля.

2.4. Предсказания МП.

2.5. Борьба-состязание с МП.

2.6. Козни МП.

2.7. Озорство МП.

2.8. Возмездие МП.

Выводы.

 

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Ли Чжэ Чжун

Предметом исследования в настоящем диссертационном сочинении служат фольклорные мифологические нарративы определенного типа. В плане тематическом они входят в группу устных рассказов, посвященных лесному духу-хозяину: лешему — в случае русской традиции и лесному Токкэби - в случае корейской традиции. В плане жанровом они относятся к повествовательной форме, которую в русской научной традиции принято называть быличкой. Специфика нашего исследования состоит в том, что в качестве объекта изучения избраны фольклорные формы, принадлежащие двум очень далеким культурам: корейской и русской. Типологическое сопоставление тематики и формы этих нарративов составляет основную цель исследования.

Его проблематика определена необходимостью проанализировать и сопоставить не только сами нарративы, но и теоретический и методологический научные аппараты, сложившиеся в русской и корейской фольклористике. Описание методологий исследования былички позволит найти точки схождения, на основе которых может быть построено сопоставление корейского и русского фольклорного материала.

Сложность теоретической задачи обусловлена тем, что не только фольклор, но и фольклористики как гуманитарные дисциплины складывались в истории России и Кореи в очень разных историко-культурных и идеологических условиях.

В русской фольклористике интерес к мифологическим рассказам возник в середине XIX в. В начале XX в. для мифологических рассказов исследуемого нами типа появился специальный термин «былички». Однако тексты такого рода длительное время не воспринимались как самостоятельный жанр и публиковались нередко в сборниках сказок, иных фольклорных собраниях. Впервые на специфику данного вида крестьянской прозы обратили внимание собиратели конца XIX в., а первая серьезная работа, посвященная жанру былички, появилась только в 1975 году. Тем не менее, весь период с середины

XIX до середины XX века характеризуется накоплением материала для последующих исследований, которые не могли бы быть осуществлены, если бы былинки, привлекавшие неизменное внимание собирателей, не записывались в достаточно большом количестве. Начиная с 80-х годов XX в., после ослабления и снятия идеологических ограничений; возникших в» 30-ые годы XX в., появился целый ряд научных работ, посвященных структуре, функциям и; поэтике мифологическихрассказов.

Корейская научная традиция складывалась при иных исторических условиях. Фольклористика в Корее возникла в начале XX века; в то время; ■ когда: Корея: была колонией Японии; Появление этой дисциплины было обусловлено ростом; национального самосознания; корейцев. Ведущими, фольклористами того времени были Цой Нам Сон, Ли Нынг Хва, Сон Джин Тэ, Сонг Сок Ха. После освобождения и обретения национальной независимости (1945 г.) и- в особенности после окончания гражданской войны (1953 г.) фольклорные исследования в Корее были прямо связаны с теми идеологическими задачами; которые встали перед независимым национальным? государством: формирование национальной идентичности и изучение собственного национального наследия: Наряду с осознанием ценности собственной культурной» традиции постепенно возникло беспокойство, обусловленное процессом вестернизации национальной культуры и утраты традиционного знания. При этом народные верования и мифология; не оценивались некий курьез либо не заслуживающее серьезного внимания «суеверие», но составляли; полноправный багаж корейского национального религиозного наследия, а мифологические рассказы служили и служат материалом для исследований не только национального фольклора, но и национальной религиозности.

Специфика названных выше исследовательских задач определила структуру работы. Первая глава посвящена анализу теоретических подходов к собиранию и изучению устных мифологических рассказов, их жанровой систематизации, определению признаков, которые положены в основу классификации устной прозы в русской и корейской фольклористике. Поскольку русскоязычному читателю по большей части не знаком корейский фольклористический контекст, мы уделили этому вопросу особое внимание. Чтобы не увеличивать объем теоретической главы, в нее вынесены только основные положения и идеи, высказанные корейскими специалистами в области фольклора, реферативное изложение работ, посвященных структуре корейской устной прозы, составило Приложение 1.

Вторая глава исследования посвящена последовательному рассмотрению корейских и русских народных представлений о лесном духе-хозяине в том виде, в котором они раскрываются на материале мифологических рассказов.

Предметом рассмотрения в третьей главе диссертационного сочинения является^ сопоставление структур русских и корейских мифологических нарративов. Сопоставительный структурный анализ потребовал привлечения дополнительного теоретического аппарата в виде обзора работ, посвященных структуре устного нарратива, который составил вводную часть третьей главы.

Отдельной задачей настоящего исследования была подготовка перевода на русский язык репрезентативного объема корейской мифологической прозы, опубликованной в научных изданиях: этот материал был использован в качестве примеров в тексте диссертации, но большая его часть составила Приложение 2.

В качестве материала были привлечены следующие источники.

Корейские материалы, использованные в данной диссертации, ограничены записями, собранными и публикованными в XX и начале XXI веков, так как с научной целью корейские фольклорные тексты начали фиксировать с начала XX века. Основным материалом для исследования послужило издание «Хангук губимунхак дэге (Большая серия корейского фольклора)» (82 т. Сеул, 1980-1989 гг.). В нем представлено 189 текстов о Токкэби. Хотя в предисловии к «Хангук губимунхак дэге» отмечено, что фольклорная экспедиция была проведена равномерно по всей территории

Южной Кореи, но на самом деле текстов, собранных в провинциях Южной и Северной частей Чунгчёнг, Кёнги, а также в провинции Южной части Джонра немного, по сравнению количеством текстов, записанным в других провинциях (в провинциях Южной и Северной части Кёнсанг, в« провинции Кангвон). Оставались территории, на которых исследование не было проведено. Поскольку в«Хангук губимунхак дэге» помещен материал, не достаточный для получения а полной и четкой картины, в настоящем исследовании? мы восполнили этот пробел, используя ряд других изданий. Во-первых, это -серийные издания «Хангук гуджон солхвадип (Сборник корейского устного народного повествования)» (16 т. 2000-2005 гг.). Во-вторых - издание «Кёнгги букбу гуджон джарёдип (Сборник устно-поэтических материалов Северной части провинции Кёнги)» (Джо Хи Вунг 2 т. Сеул, 2001) и «Ёнгнам1 гуджон джарёдип (Сборник устно-поэтических материалов региона Ёнгнам» (8 т. 2003). Также для исследования' было привлечено несколько личных коллекций фольклорных рассказов о Токкэби, опубликованных в качестве приложений к исследованиям фольклористов: Ким Джонг Дэ в своей монографии «Миндамква синангыл тонгхе бон Токкэби*сеге (МиргТоккэби в народной прозе и веровании)» (Сеул, 1994), поместил 37 текстов, записанных им в 1991-1992 гг. в провинциях Кванвондо, Чхунчхоннамдо, Чолланамдо, Кёнгидо и Джеджудо. Ким Ёнг Хи опубликовал 20 мифологических рассказов в статье ««Токкэби чехомдам малхаги» ы ёнгу (Изучение вспомнинаний-рассказов о Токкэби)», они были записаны в 1999-2002 гг. в провинциях Чхунчхоннамдо и Кёнсаннамдо; Ким Пёнг Вон в магистерской диссертации привел 15 текстов, записанных им в провинции Чоллабукдо в 1990 г.

Фольклорные записи, опубликованные в «Хангук гуджон солхвадип», были сделаны в провинциях Южной и Северной части Чунгчёнг, и в некоторых местах в южной части провинции Кёнги. А издание «Кёнгги букбу гуджон джарёдип (Сборник устно-поэтических материалов Северной части провинции Кёнги)» посвящено материалам, записанным в северной части провинции

1 Регион Ёнгнам - в этом регионе входят провинции Южной и Северной части Кёнсанг, Пусан, Ульсан, Тэгу.

Кёнги.

Русские материалы, использованные в данной работе, относятся, в основном, к районам Севера и Северо-запада России. Эти регионы на протяжении многих веков сохраняли и продолжают сохранять богатые традиции народной культуры, таким образом наш выбор региона обусловлен наличием полного спектра богатых и доступных фольклорных источников. Материалом исследования послужили тексты мифологических рассказов, опубликованные или подготовленные к изданию с середины XIX - до начала XXI века и вошедшие в публикации: «Демонология жителей Архангельской губернии// Памятная книжка Архангельской губернии на 1864 год» (П.С. Ефименко 1864); «Заонежские поверья// Песни собранные Рыбниковым» (П.Н. Рыбников 1864); «Северные сказания о лембоях и удельницах» (Е.В. Барсов 1874); «Материалы по народным верованиям великороссов// Этнографическое обозрение» (Д.Н. Ушаков 1896); «Верования великорусов Шенкурского уезда// Этнографическое обозрение» (П.Г. Богатырев 1916), а также сборники: «Полное собрание этнографических трудов Александра Евгеньевича Бурцева» (А.Е. Бурцев 1910-1911гг.); «Легенды. Предания. Бывальщины» (H.A. Криничная 1989); «Мифологические рассказы и легенды Русского Севера» (O.A. Черепанова 1996); «Предания и былички» (В .П. Кузнецова 1997); «Традиционный фольклор Новгородской области» (М.Н. Власова, В.И. Жекулина 2001); «Кенозерские сказки, предания, былички» (Н.М. Ведерникова 2003); «Представления восточных славян о нечистой силе и контактах с ней» (В.Д. Кен 2004); «Мифологические рассказы Архангельской области» (Н.В. Дранникова 2009); а также записи фольклорного архива филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета, которые были сделаны на территории южного и северного берегов Белого озера в 19882008 гг.

Исследование в значительной степени основано на фольклорно-этнографическом материале А.Е. Бурцева («Полное собрание этнографических трудов»), изданном в 1910-1911 годах. В него вошли малоизвестные сказки, мифологические рассказы, поверья, приметы и другие жанры фольклора, собранные на Русском Севере.

Для получения более полной картины, были также использованы записи, сделанные в Западной и Восточной Сибири, так как тексты, записанные в этих регионах в значительной своей части принадлежат группе населения, мигрировавшей из районов Русского Севера и Северо-Запада: «Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири» (В.П. Зиновьев 1987). Материалы, опубликованные в этом сборнике, были записаны в основном в 1966-1980 гг. на территории Забайкалья и Иркутской области; «Рождественская ночь» (Г.В. Афанасьева-Медведева 1994). Сборник объединяет записи сказок, мифологических рассказов, заговоров, зафиксированных на территории Восточной Сибири. Эти материалы в основном собраны в 1983-89 гг.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Былички о лесном духе в корейской и русской фольклорной традициях: опыт сравнительной типологии"

Выводы

В настоящей главе, проведя сопоставительный анализ 8 типов корейских и русских мифологических рассказов о лесном духе, мы рассмотрели их сходство и отличия.

Эти рассказы состоят из следующих повествовательных данлаксо (структурных единиц): обнаружение — описание внешнего облика (рассказы типа «Обнаружение МП»); недостача — контакт с МП - ликвидация недостачи (рассказы «МП в роли благодетеля»); контакт - предсказание - толкование предсказания - исход (рассказы «Предсказание МП»); контакт - борьба -победа (или поражение) (рассказы «Борьба с МП»); контакт - обман — следствие обмана - победа МП (рассказы «Козни МП»); контакт — озорство — неблагополучный исход (рассказы «Озорство МП»); нарушение обычая (причинение вреда) — наказание (рассказы «Возмездие МП»).

Структура корейских и русских рассказов типа «Борьба с МП» может различаться. В корейских рассказах состязаясь с Токкэби в силе, человек всегда побеждает его. В русских рассказах, в отличие от корейских, леший одерживает победу над человеком. Состязаясь с МП в смекалке, человек выигрывает и в корейских и в русских рассказах.

Следует выделить сюжеты, которые присутствуют только в корейской традиции - «Обогащение героя с помощью МП» и «Токкэби-геомант» (общий тип - «МП в роли благодетеля»). Структура корейских и русских рассказов типа «Обогащение героя с помощью МП» строится следующим образом: герой-бедняк ликвидирует материальную недостачу с помощью Токкэби. Но из-за необходимости постоянно уделять повышенное внимание Токкэби, герой истощает свои физические и душевные силы, отчего возникает их недостача и, применяя обереги, избавляется от Токкэби.

В отличие от корейских рассказов о Токкэби, в русской традиции нет рассказов подобного типа. Этот сюжетный тип связан обычно с образами огненного змея или черта.

Также в русской традиции нет мифологических рассказов о лешем, сходных с подтипом «Токкэби-геомант», сюжет рассказов которого основан на представлениях фэн-шуй, отсутствующей, естественно, в русской культуре.

С другой стороны, корпус сюжетов о лешем в русской традиции многообразнее, чем в корейский и не исчерпывается только 8-ю сюжетными типами (см.: Померанцева 1975: 167-171).

Вероятно, в дальнейшем было бы продуктивно сравнить русские и корейские рассказы не только по типам, но и по конкретным сюжетам и мотивам.

169

Заключение

В России и Корее лес (или гора) был существенной составляющей географического пространства, и соответственно, лес оказывал огромное влияние на культуру и традиции народов, населявших эти земли. Представления о лесных пространствах, сложившиеся в ходе познавательной и хозяйственной деятельности человека стали одними из основополагающих в его мировоззрении: лес олицетворяли и почитали. Олицетворением леса является в русской культуре леший, а в корейской - лесной Токкэби. В русской и корейской фольклорной традициях существуют рассказы, повествующие о духах-олицетворениях и «хозяевах» леса. В русской фольклористике такой рассказ определен как быличка. В корейской нет специального термина для подобных рассказов: их условно можно назвать «рассказы о Токкэби».

В русской исследовательской традиции существуют различные представления о функции былички. Одни исследователи считают основной их функцией концептирующую, т.е. обосновывающую совокупность определенных представлений о мироустройстве. Другие полагают, что функция былички - сугубо утилитарная (она «иллюстрирует нормы поведения»). Так В.П. Зиновьев и Э.К. Шумов отмечали, что главная цель рассказывания былички состоит в том, чтобы «предупредить человека о возможной встрече со сверхъестественными существами, сообщить об их свойствах с целью научить, как нейтрализовать вредные действия этих существ» [Зиновьев 1987: 395] и закрепить, предать непосвященными корпус правил, запретов и предписаний, относящихся к сфере норм поведения [Шумов 1998].

Подобное мнение было высказано и корейским ученым Ким Хак Сон. Он считает, что само происхождение Токкэби связано с несоблюдением запретов. Если человек нарушает регламентированное в традиционной культуре обращение с предметами, они могут превратиться в Токкэби. Особенно важным является строгое соблюдение правил уничтожения предметов, на которые попала кровь человека.

В русском и корейском мифологических представлениях важное место занимается оппозиция «свой» - «чужой», «чистый» - «нечистый». Б.А. Успенский пишет: «. не только в географическом макропространстве, но и в микропространстве, связанном с обычным, повседневным бытом, существуют «чистые» и «нечистые» места, причем последние (к ним относятся, например, баня, овин, болото, лес, распутье и т.п.) рассматриваются как область, подвластная нечистой силе. Пребывание в «нечистом» месте, как и пребывание в «нечистом» времени в принципе обусловливают непременное отклонение от нормы поведения» [Успенский 1979: 62-63]. Для русских и корейцев внешнее («чужое», «нечистое») пространство ассоциируется с лесом, горой, рекой, морем и т.д., и противостоит «культурному» («своему», «чистому») пространству, обустроенному для повседневной жизни человека и его ближайшего родственного окружения.

Мифологические персонажи нередко появляются во внешнем пространстве (в лесу, заброшенном доме, около реки, на мосту). Появление во внешнем (природном) пространстве особенно характерно для персонажей-олицетворений и «хозяев» леса (лешего, лесного Токкэби).

Временная оппозиция складывается из соотношений «света» и «тьмы», «дня» и «ночи». Эта оппозиция в содержательном смысле также соответствует оппозициям «свой» - «чужой», «чистый» - «нечистый». Опасное («нечистое») время суток - ночь, а также переходные («пограничные») промежутки времени: полдень, полночь, рассвет, закат, сумерки. Действительно, контакт с мифологическими персонажами зачастую происходит тогда, когда человек находится в пределах «нечистого» (опасного) пространства и времени.

Русские и корейские представления об обликах лешего и лесного Токкэби в общих чертах схожи. Они способны принимать фитоморфное, антропоморфное, гибридное обличье; олицетворяют природную стихию (ветер, вихрь).

Самое существенное отличие в представлениях о лесном духе в русской и корейской традициях обусловлено связью Токкэби с культом умерших, в образе которых появляется Токкэби (в виде огня, который в корейской, культуре ассоциируется с духом умерших). Другое отличие связано с тем, что в русских мифологических рассказах нередко повествуется о лешем, принимающем облик зверей и птиц. Такое представление связано с функцией лешего как покровителя лесных зверей и домашнего скота. Это не характерно для лесного Токкэби. В корейской традиции функцию хозяина животных выполняет Сансин — высшее божество, горный дух-покровитель охотников и искателей женьшеня.

Некоторые действия лешего схожи с действиями лесного Токкэби: и тот, и другой принимают различные облики; выдают себя звуками; заводят людей; пугают действием, звуками; награждают понравившегося человека; служат ему; предсказывают будущее; наказывают человека, пришедшегося не по нраву; насылают наваждения. Однако некоторые действия способен совершать только леший: похищать проклятых, отданных ему «неосторожным словом»; помогать (либо, напротив, вредить) пастухам и охотникам. Такие действия, как поджег строений, геомантика, подношение богатства человеку характерно только для Токкэби.

Особо можно выделить роль Токкэби-геоманта. Представление о лесном Токкэби как геоманте основано на древнекитайской традиции фэн-шуй, которая широко применяется в Корее, особенно в выборе места захоронения предков, поскольку погребенные в «счастливом» месте предки обеспечивают благополучие потомков. Место такого захоронения указывает Токкэби.

И в русской, и в корейской традициях совершались обряды жертвоприношения для обеспечения благополучного исхода различных дел и событий. У русских принести жертву лесному хозяину мог любой человек, попавший в лесу в беду либо желавший заручиться его милостью. Так, заболевший в лесу крестьянин, приписывая болезнь гневу лешего, относил умилостивительную жертву (яйца, блины, соль) на лесной перекресток. Обряд жертвоприношения лешему совершали таюке охотники, пастухи. В корейской традиции существуют два вида обрядов, имеющих целью умилостивить жертвоприношением Токкэби: индивидуальный и общедеревенский. Индивидуальный обряд обычно проводился с целью получения благосостояния от Токкэби. Общедеревенские обряды были направлены на защиту деревни от пожара либо эпидемии. Как жертвенную еду использовали блюдо, приготовленное из гречи (густой кисель из гречневой муки, гречневую кашу), мясо (собачье, свинину, говядину), фрукты и др. Важной чертой этих обрядов, имеющих коллективный и открытый характер, является их связь с конфуцианской религией и шаманизмом,

Сопоставление структур мифологических рассказов (Гл. III) привело к выводу о том, что повествовательные стратегии - способ рассказа о мифологическом персонаже - явление универсальное, не имеющее этнокультурной специфики. Специфика обнаруживается на уровне тематики, обусловленной различием мифологических и религиозных представлений русского и корейского народов, но не на уровне повествовательной структуры.

Так, рассказы «Обогащение героя с помощью МП» и «МП в роли геоманта», являющиеся подтипом рассказов «МП в роли благодетеля», тематически не характерны для корпуса русских мифологических рассказов о лешем. С другой стороны, вероятно, в дальнейшем стоило бы предпринять исследование структуры русских мифологических рассказов, оставшихся за рамками диссертации, поскольку она может отличаться от выявленной выше.

Сопоставление мифологических рассказов двух культур позволяет сделать вывод о том, что мифологический персонаж и связанный с ним круг представлений изоморфен формам практики, свойственным культуре: «так же как люди уподобляют внешний вид богов своему виду, так точно они распространили это представление и на образ жизни богов» [Аристотель IV: 378]. В мифологических рассказах отражена практика, как хозяйственная, так и религиозно-социальная. Традиция мифологических рассказов обеспечивает формы исторической преемственности определенного типа практик, очерчивая появлением духов-хозяев, границы присущих той или иной культуре социальных, ментальных, хозяйственных, имущественных и прочих норм.

Именно различие норм и практик, как нам представляется, лежит в основе тематических различий быличек и функций из персонажей в русской и корейской традициях. Для исчерпывающего выявления и обоснования этих различий необходимы дополнительные исследования, которые невозможно предпринять в рамках настоящей работы.

174

 

Список научной литературыЛи Чжэ Чжун, диссертация по теме "Фольклористика"

1. Литература по теме исследования На русском языке

2. Адоньева 2004 Адоньева С.Б. Прагматика фольклора. СПб., 2004. - 321 с.

3. Азбелев 1965 — Азбелев С.Н. Отношение предания, легенды и сказки к действительности (с точки зрения разграничения жанров)// Славянский фольклор и историческая действительность. М., 1965. С. 5-25.

4. Азбелев 1966 Азбелев С.Н. Проблемы международной систематизации преданий и легенд// Русский фольклор. Специфика фольклорных жанров. Т. 10. Л., 1966. С. 176-195.

5. Азбелев 1974 Азбелев С.Н. Отражение действительности в преданиях, легендах, сказаниях// Прозаические жанры фольклора народов СССР. Минск, 1974. С. 96-109.

6. Азбелев 1978 Азбелев С.Н. О подразделениях несказочной прозы// Фольклор народов РСФСР: Межвуз. науч. сб. Уфа, 1978. Вып.5. С. 28-37.

7. Айвазян 1975 — Айвазян С. Указатель сюжетов русских быличек и бывальщин о мифологических персонажах// Мифологические персонажи в русском фольклоре. М., 1975. С. 162-182.

8. Алпатов 1994 — Алпатов C.B. Двоеверие как диглоссия (к проблеме жанровой дифференциации устной несказочной прозы)// Филологические науки. 1994. № 4. С. 29-37.

9. Аникин 1966 — Аникин В.П. Возникновение жанров в фольклоре (к определению понятия жанра и его признаков)// Русский фольклор.

10. Афанасьев 1868 Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т.2.М., 1868. С. 277-349.

11. Байбурин 1993 Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов СПб., 1993. -240 с.

12. Байбурин 1995 Байбурин А.К. Семиотический статус вещей и мифология// Кунсткамера (Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого РАН): Избранные статьи. СПб., 1995. С.80-96.

13. Виноградова 1994а Виноградова Л.П. Человек как вместилище демонической души//Миф и культура: человек-нечеловек. М., 1994. С.5-9.

14. Виноградова 19946 Виноградова Л.Н. Что мы знаем о русалках?// Живая старина. 1994. № 4. С. 28-31.

15. Виноградова 1995 Виноградова Л.Н. Региональные особенности полесских поверий о домовом// Славянский и балканский фольклор: Этнолингвистическое изучение. Полесья. М., 1995. С. 142-152.

16. Виноградова 2000 Виноградова Л.Н. Народная демонология и мифо-ритуальная традиция славян. М., 2000. - 432 с.

17. Виноградова, Толстая 1994 Виноградова Л.Н., Толстая С.М. К проблеме идентификации и сравнения персонажей славянской мифологии// Славянский и балканский фольклор: Верования. Текст. Ритуал. М., 1994. С. 16-44.

18. Власова 1992 Власова М.Н. Былички: (базовые мотивы в их эволюции): Автореф. дисс. канд. филол. наук. СПб., 1992. - 21 с.

19. Греймас 2004 Греймас А.Ж. Структурная семиотика: поиск метода/ Пер. с фр. Л.Зиминой. М., 2004. - 368 с.

20. Гусев 1967 Гусев В.Е. Эстетика фольклора. Л., 1967. - 319 с.

21. Даль 1880 Даль В. О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа. СПб.; М., 1880. - 148 с.

22. Дмитриева 1994 — Дмитриева С.И. Мифологические представления русского народа в прошлом и настоящем (Былички и рассказы об HJIO)// Этногр. обозрение. 1994. №6. С.97-110.

23. Дынин 1993 Дынин В.И. Русская демонология: Опыт выделения локальных вариантов// Этногр. обозрение. 1993. № 4. С. 78-91.

24. Ефимова 1992 Ефимова Е.С. Основные мотивы русских быличек (Опыт классификации)// Сказка и несказочная проза: Межвуз. сб. науч. тр. М., 1992. С. 52-63.

25. Ефимова 1997 — Ефимова Е.С. Поэтика страшного в народной культуре: мифологические истоки. М., 1997. 183 с.

26. Желвис 1985 — Желвис В.И. Ивектива: Опыт тематической и функциональной классификации// Этнические стереотипы поведения: Сборник статей. Д., 1985. С. 305- 324.

27. Зеленин 1916 Зеленин Д.К. Очерки русской мифологии. Вып.1. Умершие неестественной смертью и русалки. Пг., 1916. - 312 с.

28. Зиновьев 1974 Зиновьев В.П. Жанровые особенности быличек. Иркутск. 1974.-90 с.

29. Зиновьев 1975 — Зиновьев В.П. Быличка как жанр фольклора и ее современные судьбы (на материале фольклора Забайкалья) Автореф. дисс. канд. филол. наук. Саратов, 1975.-30 с.

30. Зиновьев 1985 — Зиновьев В.П. Указатель сюжетов сибирских быличек и бывалыцин/ публ. H.JI. Новиковой. Г.Н. Зиновьевой// Локальные особенности русского фольклора Сибири. Новосибирск, 1985. С.62-76.

31. Иванов, Топоров 1974 Иванов В.В., Топоров В.Н. Исследования в области славянских древностей. М., 1974. - 342 с.

32. Иванова 2004 Иванова A.A. Поверье и быличка как жанровые стратегии сохранения и передачи мифологической информации// Традиционнаякультура. М., 2004. №1. С.70-74.

33. Ивлева 1994 — Ивлева Л.М. Ряженье в русской традиционной культуре. СПб. 1994.-319 с.

34. Ионова 1969 Ионова Ю.В. Религиозные воззрения корейцев// Культура народов Зарубежной Азии. Сборник Музея антропологии и этнографии. Т.25. Л., 1969. С. 158-187.

35. Ионова 1973 Ионова Ю.В. Представления корейцев о душе// Мифология и верования народов Восточной и Южной Азии. М., 1973. С.167-178.

36. Ионова 1982 Ионова Ю.В. Обряды, обычай и их социальные функции в Корее середине XIX- начало XX в. М., 1982. - 235 с.

37. Ионова 1986 Ионова Ю.В. О культе деревьев о Корее// Мифы, культы, обряды народов зарубежной Азии. М., 1986. С.216-229.

38. Ионова 1994 Ионова Ю.В. Собака в традиционных воззрениях и обрядахгкорейцев// Кунсткамера. Этнографические тетради. СПб., 1994. Вып. 5-6. С.185-194.

39. Кагаров 1913 Кагаров Е.Г. Мифологические очерки. Харьков, 1913. - 124 с.

40. Карнаухова 1928 Карнаухова И.В. Суеверия и бывальщины// Крестьянское искусство СССР: Л., 1928. Вып. II. С.77-97.

41. Карнаухова 1934 Карнаухова И.В. Сказки и предания Северного края/ Сост. и комм. И.В. Карнауховой. М.;Л., 1934. - 446 с.

42. Кабакова 2001 — Кабакова Г.И. Антропология женского тела в славянской традиции М., 2001.-335 с.

43. Концевич 2001 -Концевич Л.Р. Корееведение. Избранные работы. М., 2001. -510с.

44. Криничная 1993 Криничная H.A. Лесные наваждения. Мифологические рассказы и поверья о духе-«хозяине» леса. Петрозаводск, 1993. - 50 с.

45. Криничная 2001 — Криничная H.A. Русская народная мифологическая проза: Истоки и полисемантизм образов. В 3 т. Том 1: Былички, бывальщины, легенды, поверья о духах-«хозяевах». СПб., 2001. 584 с.

46. Леви-Стросс 1985 Леви-Стросс К. Структурная антропология. М., 1985. — 535 с.

47. Левкиевская 2007 — Левкиевская Е.Е. Восточнославянский мифологический текст: семантика, диалектология, прагматика. Дисс. док. филол. наук. М., 2007.-634 с.

48. Лотман 1981 Лотман Ю.М. «Договор» и «вручение себя» как архетипические модели культуры// Проблемы литературной типологии и исторической преемственности. Учебные записки тартуского государственного университета. Тарту, 1981. Вып.513. С. 3-16.

49. Максимов 1903 — Максимов C.B. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб., 1903.-526 с.

50. Мелетинский 1970 Мелетинский Е.М. Миф и сказка// Этнография и фольклор. М., 1970. С. 132-149.

51. Мелетинский 1998 — Мелетинсикй Е.М. Избранные статьи. Вспоминания М., 1998.-575 с.

52. Мельников 1976 — Мельников М.Н. К вопросу о бытовании быличек и легенд в наши дни. В кн.: Сибирский фольклор. Новосибирск, 1976. Вып. 3. С. 36-47.

53. Миненок 1993 Миненок Е.В. Об одной тенденции развития жанра былички и о новых жанровых образованиях: (К вопросу об «антибыличке»)// Начало: Сб. работ молодых ученых/ РАН. Ин-т мировой лит. М., 1993. Вып.2. С. 3043.

54. Могилевская 1991 — Могилевская Н.М. Проблемы несказочной прозы// Русский фольклор: проблемы изучения и преподавания. Материалы межрегион, науч.практ. конф. 24-27 сент. 1991. Тамбов, 1991. Ч. 1. С. 45-47.

55. Мосс 1996 Мосс М. Общества. Обмен. Личность: Тр. По соц. антропологии. М., 1996. — 359 с.

56. Мосс 2000 Мосс М. Социальные функции священного. СПб., 2000. - 444 с.

57. Никифоров 1928 — Никифоров А.И. К вопросу о морфологическом изучении народной сказки// Сборник статей в честь академика А.И. Соболевского Л.,1928. С.173-178.

58. Никифоровский 1875 Никифоровский М. Русское язычество. М., 1875. -125 с.

59. Новик 1984 Новик Е.С. Обряд и фольклор в сибирском шаманизме. М., 1984.-304 с.

60. Ончуков 1909 Ончуков Н.Е. Сказки и сказочники на Севере// Северные сказки. Сборник Н.Е. Ончукова. СПб., 1909. С. XXI - XLVIII.

61. Панюков 1995 Панюков A.B. Устная несказочная (суеверная) проза// Традиционный фольклор Вилегодского района Архангельской области (в записях 1986-1991 гг.): Исследования и материалы. Сыктывкар, 1995. С. 1 SS-HS.

62. Плосков 1988 Плосков И.А. Волшебные сказки и былички и их общие персонажи// ТИЯЛИ КФАН СССР. Вып.45: Жанровое развитие коми фольклора и литературы на современном этапе. Сыктывкар, С.51-61.

63. Померанцева 1968 — Померанцева Э.В. Жанровые особенности русских быличек//.История, культура, фольклор и этнография славянских народов. VI Международный съезд славистов. М., 1968. С.274-292.

64. Померанцева 1975 Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русской фольклоре. М., 1975. - 192 с.

65. Померанцева 1976 — Померанцева Э.В. Специфика устной прозы в свете изучения современных этнических процессов. Сов. Этнография. 1976. № 2. С. 70-76.

66. Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера (Вторая половина XIX- начало XX в.)/ Отв. Ред. Вдовин И.С. JL, 1976. 321 с.

67. Пропп 1964а-Пропп В.Я. Принципы классификации фольклорных жанров// Советская этнография. М., 1964. №4. С. 147-154.

68. Пропп 19646 Пропп В .Я. Жанровый состав русского фольклора// Русская литература. 1964. №4. С. 58-76.

69. Пропп 1984 -Пропп В.Я. Русская сказка. Д., 1984. 335 с.

70. Путилов 1987 Путилов Б.Н. Предисловие// Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири/ Сост. В.П. Зиновьев. Новосибирск, 1987. С.3-5.

71. Разумова 1993 Разумова И.А. Сказки и быличка: (Мифол. Персонаж в системе жанра). Петрозаводск, 1993. - 108 с.

72. Рейли 1996 Рейли М.В. Жанр былички (комплекс запретов): Автореф. дис. канд. филол. наук. СПб., 1996. - 16 с.

73. Рейли 1998 Рейли М.В. Система запретов в быличках// Наука о фольклоре сегодня: Междисциплинарные взаимодействия. М., 1998. С. 163-165.

74. Рейли 2004 Рейли М.В. Опыт классификации быличек// Русский фольклор. Материалы и исследования. Т. XXXII. СПб., 2004. С. 203-222.

75. Рязановский 1915 Рязановский Ф.А. Демонология в древнерусской литературе. М., 1915. —126 с.

76. Севернорусские сказки в записях А.И. Никифорова/ В.Я. Пропп. M.;JI., 1961. -360 с.

77. Симонсуури 1991 Симонсуури Л. Указатель типов и мотивов финских мифологических рассказов. Петрозаводск, 1991. - 210 с.

78. Соколова 1981 Соколова В.К. Изображение действительности в разных фольклорных жанрах: (на примере соотношения преданий с историческими песнями и быличками)// Русский фольклор: Фольклор и историческая действительность. Л., 1981.,Т. 20. С. 35-44.

79. Соколовы Б.М. и Ю.М. Сказки и песни Белозерского края. М., 1915. 666 с.

80. Токарев 1957 Токарев С.А. Религиозные верования восточнославянских народов XIX- начала XX века. М.; Л., 1957. - 589 с.

81. Токарев 1990 Токарев С.А. Ранние формы религии. М., 1990. - 621 с.

82. Толстая 1993 Толстая С.М. Демонология// Восточнославянский фольклор: Словарь научной и народной терминологии. Минск, 1993. С. 56-58.

83. Толстой 1974 — Толстой Н.И. Из заметок по славянской демонологии. 1. Откуда дьяволы разные. В кн.: Материалы Всесоюзного симпозиума по вторичным моделирующим системам. 1(5). Тарту, 1974. С. 27-32.

84. Толстой 1976 Толстой Н.И. Из заметок по славянской демонологии. 2. Каков облик дьявольский// Народная гравюра и фольклор в России XVII-XIX вв. М., 1976. С. 288-319.

85. Успенский 1979 — Успенский Б.А. К проблеме христианско-языческого синкретизма в истории русской культуры// Вторичные моделирующие системы. Тарту, 1979. С.54-63.

86. Успенский 1982 — Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М., 1982.-245 с.

87. Феоктистова 2002 — Феоктистова И.К. Бытование произведений народной мифологической прозы в г. Омске в 1970-90-е гг.// Славянская традиционная культуре и современный мир. Сб. материалов науч. практ. Конференции. Вып.4. М., 2000. С.82-90.

88. Феоктистова 2004 — Феоктистова И.К. О жанровой системе русской народной мифологической прозы// Народная культура Сибири. Материалы XIII научного семинара Сибирского регионального вузовского центра по фольклору. Омск, 2004. С.213-216.

89. Харина 1994 — Харина Н.Е. Собирание мифологических рассказов// Методические указания по собиранию фольклора. М., 1994. С. 16-21.

90. Ходжаев 1983 Ходжаев Ф.А. Проблемы несказочной фольклорной прозы// Филологические науки. 1983. №2. С.69-73.

91. Черепанова 1983 — Черепанова O.A. Мифологическая лексика Русского Севера. Л., 1983.- 169 с.

92. Чистов 1964 Чистов К.В. К вопросу о принципах классификации жанров устной народной прозы// VII международный конгресс антропологических и этнографических наук. М., 1964. С. 1-10.

93. Чистов 1974 Чистов К.В. Прозаические жанры в системе фольклора// Прозаические жанры фольклора народов СССР. Минск, 1974. С.6-31.

94. Штырков 1998 Штырков С.А. Несказочная проза в фольклоре: проблемы классификации и терминологии// Мифология повседневность. Материалы научной конференции 18-20 февраля 1998 года. СПб., 1998. С. 196-209.

95. Шумов 1985а Шумов К.Э. Изменения жанровых особенностей былички// Изучение народного творчества на современном этапе. Пермь, 1985. С. 24-25.

96. Шумов 19856 — Шумов К.Э. Особенности бытования жанров несказочной прозы в Сивинском районе Пермской области// Итоги фольклорного года в Уральском регионе: Тез. докл. и сообщ. межвуз. конф. Свердловск, 1985. С. 12-13.

97. Шумов 1998 Шумов К.Э. Прагматика и ритуалистика в русской быличке// Мифология и повседневность. Материалы научной конференции 18-20 февраля 1998 года. СПб., 1998. С. 210-218.1. На корейском языке

98. Ан Бёнг Гук 1999 Ан Бёнг Гук. Изучение устного повествования о нечистой силе// Востоковедение. 1999, Т.5. С. 263-285. ^1. ЛИ ^W, Vol.5).

99. Го Мёнг Гиль 2005 Го Мёнг Гиль. Сопоставительное исследование корейского рассказа о Токкэби и японского рассказа о Бакэмоно. Дисс. канд. фил. наук. 2005. - 118 с. (Л^. ti. ^ я^Я-Ь^И1.ü^T1).

100. Джанг Джу Гын 1972 — Джанг Джу Гын. Верование о Токкэби в шаманизме на острове Джэджу// Образование корейского языка. 1972, №18. С. 457-471. (^е. -т-^ 41°<Н tflüH//

101. Джанг Джу Гын 1975 Джанг Джу Гын. Верования в местностях. Сеул, 1975. -257 с. (^е. ФЭД

102. Джанг Док Сунн 1970 Джанг Док Сунн. Исследование корейского устного повествования. Сеул, 1970. - 568 с. (^Ц fV^ ¿Щ

103. Джанг Док Сунн 1973 — Джанг Док Сунн. Введение в фольклор. Сеул, 1973.-301 с. 711*3.

104. Джин Хонг Con 1981 — Джин Хонг Con. Образ Токкэби, изображенныйна торцовой черепице с узором// Корейский Токкэби. Сеул, 1981. С.23-42.1. Ы1^. 5.Щ*.// фЭД

105. Джо Донг Иль 1980 Джо Донг Иль. Мир устного народного повествования. Сеул, 1980.-304 с. ^l-gr^é) л-j-g}

106. Джо Донг Иль 1989 Джо Донг Иль. Указатель корейской народной устной прозы: Приложение к сборнику «Большая серия корейского фольклора». Вып. 1. Сеул, 1989. - 757с. ЧЩ- тг11 ^Щ-^//тйЩ^Ц 1.

107. Джонг До Джон — «Самбонг Джип» (перев. Записи Самбонг) Часть 4. «Саимемун».(^^. 4^

108. Джон Сонг Хи 2003 — Джон Сонг Хи. Исследование корейских рассказов о Токкэби и русских рассказов о Бабе-Яге. Дисс. магистр, фил. наук. 2003. -76 с. Щ. ^ г. л] ó} Щж^).

109. И Бу Ёнг 1981 И Бу Ёнг. Анализ Токкэби с психологической точки зрения // Корейский Токкэби. Сеул, 1981. С. 68-74. (°Pr°J.1И £ ti.// ^fltil).

110. PI Ик «Сонг Хо сасоль» (перев. - Личные записи Сонг Хо). Часть 5 «Манмульмун» (°. Щ. -Sl^VM». 5^

111. И Хан Гиль 1993 И Хан Гиль. Рассказы о Токкэби и изучение Токкэби// Язык и литература «Соканг». 1993. Т.9. № 1. С.85-125. Н7}.И] фз)

112. Иль Ён «Самгук юса». Часть 2. «Сверхъестественные события». (s^L-п-^Ь. ^ 2 «7. о]

113. Им Донг Квон 1971 Им Донг Квон. Изучение о Токкэби// Изучение корейской фольклористики. Сеул, 1971. С.114-122. СУ^тЗ. ^Mal// ф

114. Им Донг Квон 1981 Им Донг Квон. Место Токкэби в народном веровании// Корейский Токкэби. Сеул, 1981. С. 7-22.

115. Им Сок Джэ 1981 Им Сок Джэ. Образ Токкэби в устных повествованиях// Корейский Токкэби. Сеул, 1981. С. 43-60. Щ. ^ё/Щ- ^ ^ ^.ЦЩН ^^ 5.71.Щ. л^).

116. Намджанын ныль «квёнчанда» го малханда (Мужчины всегда говорят «Все хорошо!»). Сеул, 1993.-226 с. (^fe ^ *.ik).

117. Канг Хэ Рён 2006 Канг Хэ Рён. Исследование структуры рассказов о Токкэби. Дисс. канд. фил. наук. 2006. - 95 с. (^Ш. ^^

118. Канг Ын Хе 1985 Канг Ын Хе. Исследование эволюции становления корейских рассказов о Токкэби и их структуры. Дисс. канд. фил. наук. 1985. - 153 с. ^¿IP}

119. Канг Ын Хе 2003 Канг Ын Хе. The Archetype of Korean Drumming (nanta): The World of the Duduri Dokkaebi. Сеул, 2003. - 447 с. tR

120. Канг Ын Хе 2003 Канг Ын Хе. Dokkaebi's Cosmic Position// Теория и критика литературы. 2003. Т.20. С. 24-48. H^flw. ^Xk^ll

121. Канг Ын Хе 2003 Канг Ын Хе. Истинное лицо Токкэби// Сборник статей корееведения. 2003. № 30. С. 1-27. РсЬсА i^lH^) ^ ЩН

122. Квак Джин Сок 2003 Квак Джин Сок. Жанровая особенность рассказово Токкэби// Сборник статей корееведения. 2003. № 30. С. 43-56. Ъ^Ц ^ИИ г}.^

123. Ким Джонг Дэ 1994 Ким Джонг Дэ. Мир Токкэби в народной прозе и веровании. Сеул, 1994.-361 с. (^З. т^сЭД- а1<£.ц. а. ^р] л-ЦЯ

124. Ким Джонг Дэ 2004 Ким Джонг Дэ. Народное поверье и устное повествование о Токкэби. Сеул, 2004. - 172 с. Н^иЩ ^

125. Ким Ёль Гю 2003 Ким Ёль Гю. Токкэби и Квисин: мужчина и женщина в Корее// Сборник статей корееведения. 2003. № 30. С.205-219. (7А ИтЬН^Ц

126. Ким Ёль Гю 1991 Ким Ёль Гю. Токкэби приобретает крылья. Сеул, 2001.-449 с. (33 5ЩЩ

127. Ким Ёнг Хи 2000 Ким Ёнг Хи. Исследование амбивалентного образа Токкэби// Тезис корейской литературы. 2000. Т.27. С.185-208.1. И ^ ^

128. Ким Ёнг Хи 2002 Ким Ёнг Хи. Изучение «Рассказ-вспоминание о Токкэби)// Изучение древней литературы Востока. 2002. № 4. С.213-257.5^.] и] ЭД ^

129. Ким Кван Он 2000 Ким Кван Он. Домашний дух-покровитель в корейской культуре). Сеул, 2000.-294 с.

130. Ким Пёнг Вон 1990 — Ким Пёнг Вон. Исследование устного повествования о Токкэби, Дисс. канд. фил. наук. 1990. 73 с. (^з3?)-^.

131. Ким Сонг Иль 2000 Ким Сонг Иль. Исследование структуры рассказов о Токкэби. Дисс. магистр, фил. наук. 2000. - 109 с.

132. Ким Сон Пун 1978 Ким Сон Пун. Исследование рассказов о домашних духов на территории Ёнгдонг и заклинания// Язык и литература в области

133. Квандон. 1978. № 1. С. 9-42. Я№ ЛН

134. Ким Хак Сон 1982 Ким Хак Сон. Образ Токкэби в корейских устных рассказах// Международные язык и литература. 1982. №3. С. 69-93.^ЗН }£77}Щ//

135. Мун Му Бёнг 2003 Мун Му Бёнг. Верование в Токкэби на остове Джэджу// Сборник статей корееведения. 2003. № 30. С. 163-171. (хг^^. 7<\) -гН и. ^1^7/ ^^

136. Мун Му Бёнг 1990 — Мун Му Бёнг. Изучение хранилища Токкэби на острове Джэджу// Культура Тамра. 1990. №10. С. 127-144. (^Нг1^.

137. Пак Ги Ёнг 2001 Пак Ги Ёнг. Изучение устных рассказов о Токкэби в корейской и китайской культуре// Корейские язык и литература. 2001. № 22. С.1-47.0*М<3. ЧЬЭД ^^

138. Пак Ге Хонг 1983 Пак Ге Хонг. Введение в корейскую фольклористику. Сеул, 1983.-457 с. (ад^. А^).

139. Пак Ын Ёнг 1986 Пак Ын Ёнг. Изучение о Мокранг (духе дерева): о б этимологии слова «Токкэби»// Институту корейской традиционной культуры. 1986.Т.2. С.53-64. (Ц"тг-В-. ^

140. Пак Ын Хи 1985 Пан Ын Хи. Изучение народного сознания в рассказах Токкэби// Изучение корейского языка и литературы. 1985. №16. С. 94-115. (У-ЬЗД. о|°>7Н1 Ч^Н* ^^ ^

141. Со Джонг Бом 1992 — Со Джонг Бом. Токкэби// Корейский культурно-символический словарь. Сеул, 1992. 672 с. ^1.«]// ^г-5}

142. Сонг Ёнг Гю 1990 Сонг Ёнг По. Токкэби в корейских и французских рассказах// Сборник к 60-летию проф. Ким Санг Сон. 1990. нояб. С.473-494.

143. З^Т? <WI ФЗ 5.^11 Щ// %% ^Aj Ж^г 7}p т— О )■

144. Сонг Хё Con 2003 Сонг Хё Con. «Как возникает Токкэби: с точки зрения эволюционной семиотики»// Сборник статей корееведения. 2003. № 30. С. 75-106. (^JM. H^wfe - ^ &

145. Хо Сонг Хи. 2002 Хо Сонг Хи. Исследование корейских Токкэби: на основе рассказов о Токкэби. Дисс. магистр, фил. наук. 2002. — 81 с.

146. Цой Ин Хак 1979 Цой Ин Хак. Анализ образ Токкэби с точки зрения фольклористики// Сборник «Сонггок». 1979. №10. С.75-105. (¿191Щ. и.1 -J. —I —I -1 -11- э.// о —1 т— о )■

147. Цой Ин Хак 1987 Цой Ин Хак. Изучение генезиса Токкэби// Исследование корейских и японских устных повествований. Сеул, 1987. 0.151-174.(2^^. 7.^ Л// tR- ^

148. Цой Ин Хак 1988 Цой Ин Хак. Токкэби и призрак// Корейская фольклористика. Сеул, 1988. С. 238-259. (^«U^b тг^// ^^ ^

149. Цой Ин Хак 1994 Цой Ин Хак. Классификация корейской народной прозы. Инчон, 1994.-518 с. (Щ91Щ. tR" тг^!

150. Ю Кванг Су 1996 Ю Кванг Су. Тенденция классификации устного повествования и ее критика// Сборник статьей «Бэдже». 1996. Т.1. № 1. С.23-36. (-fr^. ЪЧ Ш

151. На других иностранных языках

152. Christiansen 1958 Christiansen R.Th. The Mygratory Legends. A Proposed List of Types with a Systematic Catalogue of the Norwegian Variants. Helsinki,

153. Clark 1932 Clark Ch.A. Religions of Old Korea. New York. 1932. - 295 c.

154. Dundes 1964 — Alan Dundes. The Morphology of North American Indian Folktales (F.F. Communications) Vol.81, No.195, Helsinki, 1964.

155. Dundes 1998 Dundes A. The Psychoanalytic Study of Religious Custom and Belief: Ritual Fasting, Self-mutilation, and the Deus Otiosus// Southern Folklore. 55, 1998. C. 3-14.

156. Simonsuuri 1961 — Simonsuuri L. Typen- und Motivverzeichnis der finnischen miphischen Sagen. Helsinki, 1961. 155 c.

157. Sinninghe 1943 — Sinninghe J.R.W. Katalog der niederländischen Märchen-, Ursprungssagen-, Saggen- und Legendenvarianten. Helsinki, 1943. 148 c.

158. Sirovatka 1964 Sirovatka O. Zur Morphologie der Sagen und Sagenkatalogisierung. Tagung in Budapest, 1964. SS. 99-106.

159. Sydov 1948 — Sydov C.W. Selekted papers on folklore. Publiched on the occasion of his 70-th birthday. Copenhagen, 1948.1. Интернет-ресурсы

160. Гордеева Гордеева H.A. Указатель сюжетов быличек и бывалыцин Омской области (http://ruthenia.ru/folklore/gordeeval.htm).162. http://www.art-fengshui.ru163. http://www.nfm.go.kr

161. Веселова Веселова И.С. Событие жизни - событие текста// Сайт «Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика» http:// www.ruthenia.ru/folldore/veselova 5. php.

162. Веселова Веселова И.С. Нарратология стереотипной достоверной прозы// Русский фольклор в современных записях: Пропповский Центр. URL: http:// www.folk.ru/propp/rech/veselova.html2. Источники1891. Русский материал

163. Авдеева 1841 Авдеева К.А. Русское житье-бытие// Русский вестник 1841. № 9. С. 544-566.

164. Барсов 1874 — Барсов Е.В. Северные сказания о лембоях и удельницах// Известия ИРЛЕАиЭ. М., 1987. Т. 13. Кн.З. С.87-90.

165. Богатырев 1916 — Богатырев П.Г. Верования великорусов Шенкурского уезда// Этнографическое обозрение. 1916. №3-4. С. 42-65.

166. Бурцев I-VII Бурцев А.Е. Полное собрание этнографических трудов Александра Евгеньевича Бурцева. В 7-ми тт. СПб., 1910-1911.

167. Былички и бывальщины: Старозаветные рассказы, записанные в Прикамье/ Сост. К.Шумов. Пермь: 1991. 410 с.

168. Былички и бывальщины Воронежского края/ Сост. Пухова Т.Ф. Воронеж, 2008.-384 с.

169. Власова 2004 Власова М.Н. Прозаический фольклор Терского берега Белого моря (по записям 1982-1988 гг.)// Русский фольклор. 2004. Т. 32. С.349-383.

170. Добровольский 1891 Добровольский В.Н. Смоленский этнографический сборник. СПб, 1891 -716 с.

171. Ефименко 1864 Ефименко П.С. Демонология жителей Архангельской губернии// Памятная книжка Архангельской губернии на 1864 год. Архангельск, 1864. С.49-93.

172. Ефименко 1877 Ефименко П.С. Труды по этнографии русского населения Архангельской губернии// Труды этнографического отдела ИОЛЕАиЭ. М., 1877. Кн. 5. Вып. 1. -222с.

173. И. Мифологические рассказы Архангельской области/ Сост. Дранникова Н.В., Разумова И.А. М., 2009. 304 с.

174. Мифологические рассказы русского населения восточной Сибири/ Сост. Зиновьев В.П. Новосибирск, 1987. 400 с.

175. Кенозерские сказки, предания, былички/ Сост. Ведерниковой Н.М. М., 2003. -147 с.

176. Легенды. Предания. Бывальщины/ Сост., подгот. текстов, вступ. статья и примеч. H.A. Криничной. М., 1989. 287 с.

177. Осокин 1856 Осокин C.B. Народный быт в северо-восточной России// Современник. 1856. Т.59. С.57-83; Т.60. С. 1-40.

178. Памятники русского фольклора Водлозерья: Предания и былички/ Сост. Кузнецова В.П. Петрозаводск, 1997. 146 с.

179. Перетц Перетц В.Н. Деревня Будогоща и ее предания// Живая старина. 1894. Вып.1. отд. 1. С. 2-18.

180. Представления восточных славян о нечистой силе и контактах с ней. Материалы полевой и архивной коллекции Л.М. Ивлевой/ Сост., подгот. текстов и справочный аппарат Кен В.Д. СПб., 2004. 448 с.

181. Рождественская ночь: Сказки, былички, заговоры/ Сост. Афанасьева-Медведева Г.В. Иркутск, 1994.-416 с.

182. Рыбников 1864 Рыбников П.Н. Заонежские поверья// Песни собранные Рыбниковым. СПб., 1864.

183. Традиционный фольклор Новгородской области. (Серия Памятникиfрусского фольклора. Сказки. Легенды. Предания. Былички. Заговоры. По записям 1963-1999г.)/ Сост. Власовой М.Н., Жекулиной В.И. СПб., 2001. -534 с.

184. Ушаков 1896 Ушаков Д.Н. Материалы по народным верованиям великороссов//Этнографическое обозрение. 1896. Кн. 29-30.; 2-3. С. 146-204.

185. Фольклорный Архив филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета.

186. Мифологические рассказы и легенды Русского севера/ Сост. и коммент. Черепановой O.A. СПб., 1996.-212 с.1. Корейский материал

187. Большая серия корейского фольклора. 82 т. и приложение, Сеул, 1980-1989 гг.(^Г с.] 3]).

188. Джо Хи Вунг 2001. Джо Хи Вунг. Сборник устно-поэтических материалов

189. Северной части провинции Кёнгги). 2 т. Сеул, 2001. (5:31.-§-. ^ 7] -Ц-^ п2"

190. Ким Джонг Дэ 1994 Ким Джонг Дэ. Мир Токкэби в народной прозе и веровании. Сеул, 1994. С. 327-357. ^л.- ^ ^и. 4 7]]).

191. Ким Ёнг Хи 2003 Ким Ёнг Хи. Изучение вспоминания-рассказов о Токкэби)// Изучение древней литературы Востока. 2002. №4. С.213-257. (7и ^5.«Н7]]И] ^>71» ЭД Л^ ^

192. Ким Пёнг Вон 1990 Ким Пёнг Вон. Исследование народногоповествования о Токкэби. Дисс. магистр, фил. наук. Джонджу, 1990. С. 59

193. Сборник корейского устного народного повествования. 16 т. 2000-2005 гг.

194. Свод устных рассказов на острове Джеджу. Джеджу, 1985. ^ ЛсЗ) — 275 с.

195. Фольклор рыбацких сел: провинции Кёнгги, Чунгчёнгнамдо. Сеул. 1995.1#)-436с.

196. Фольклорные материалы экспедиции в городе Наджу в южной части провинции Джонра в 2002 г. Квангджу, 2003. (^«Ш^- ^И2002\1 Ч^Л1)-295с.

197. Фольклорные материалы экспедиции в уезде Гохынг в южной части провинции Джонра в 2003 г. Квангджу, 2004. Ст2^.^]- ^И2003 Л-|:-^)-294с.

198. Фольклорные материалы экспедиции в уезде Коксонг в южной части провинции Джонра в 2004 г. Квангджу, 2005. (^и. ^я] ¿Ц^А]: 2004\1 -±М^)-347 с.3. Справочная литература

199. БЭС Большой энциклопедический словарь. М.; СПб., 2002.

200. КЛЭ I-IX Краткая литературная энциклопедия. М., Т. 1-9. 1962-1978.

201. Даль I-IV Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., Т. 1-4. 1880-1882.

202. СлСРЯ I-XVII Словарь современного русского литературного языка. Т. 117. М., Л., 1948-1965.

203. ЛЭТП Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001. — 800 с.

204. Власова 2001 Власова М.Н. Русские суеверия: Энциклопедический словарь. СПб., 2001-672 с.

205. Восточнославянский фольклор: Словарь научной и народной терминологии. Минск, 1993.-479 с.

206. Левкиевская 2000 Левкиевская Е.Е. Мифы русского народа. М., 2000. - 526 с.

207. Никитина 2006 Никитина A.B. Русская демонология. СПб., 2006. - 400 с.

208. Славянские древности — Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т./ РАН. Ин-т славяноведения и балканистики; Под ред. Н.И. Толстого. М., 1995-2009. Т. 1-4

209. Большой толковый словарь корейского языка. Сеул, 1972. ^l^l"-?!)

210. New Асе толковый словарь корейского языка. Сеул, 2001. (тг0!.0]^

211. Корейский этнографический словарь. Сеул, 1991. ^^r"^* ^V^)