автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Деривационно-грамматическая детерминативность/индетерминативность в истории русского языка

Полный текст автореферата диссертации по теме "Деривационно-грамматическая детерминативность/индетерминативность в истории русского языка"

На правах рукописи

Горишняя Светлана Ивановна

ДЕРИВАЦИОННО-ГРАММАТИЧЕСКАЯ ДЕТЕРМИНАТИВНОСТЬ/ИНДЕТЕРМИНАТИВНОСТЬ В ИСТОРИИ РУССКОГО ЯЗЫКА

10.02.01 - Русский язык

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Краснодар 2009

003471900

Работа выполнена на кафедре электронных СМИ и журналистского мастерства Кубанского государственного университета

Научный руководитель: Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор филологических наук, профессор Р. И. Мальцева

доктор филологических наук, профессор В. Б. Кашкин

кандидат филологических наук, доцент Г.Н. Немец

Кубанский государственный аграрный университет

Защита состоится /У

июня 2009 г. в 09.00 на заседании диссертационного совета Д 212.101.08 при Кубанском государственном университете по адресу: 350040, г. Краснодар, ул. Ставропольская, 149, ауд. 231.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Кубанского государственного университета.

Автореферат разослан « 7щ мая 2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Н. М. Новоставская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Интерес ученых к категории детерминативности/ индетерминативно-сти (Д/И) (или определенности/неопределенности - О/Н) зародился еще в эпоху античности. (Оговоримся: в настоящей работе термины детермина-тивность/ индетерминативность, определенность/ неопределенность как базовые операционные концепты равнозначны и взаимозаменяемы).

Понятийная детерминативность/ индетерминативность (Д/И), являющаяся, по мнению многих ученых, одной из категорий мышления, относится к числу универсальных лингвистических явлений. В языках мира она имеет разнообразные средства выражения. Во многих системах детерминативность грамматикализовалась, ее формальное выражение стало обязательным. В языках, лишенных таких формальных показателей, действуют компенсаторные механизмы замены искомой категории.

В настоящее время в лингвистической науке почти полностью отсутствуют работы исторической направленности. Соответственно, эволюционный аспект детерминативности также представлен разрозненно и крайне скупо. Как правило, все работы, имеющие отношение к данной проблеме, относятся к синхроническим. Между тем прояснить сущность и специфику Д/И может только диахронический анализ. Известны отдельные труды ряда лингвистов XIX-XX вв., в которых он лишь намечен, но на морфолого-словообразовательном уровне эволюция детерминации не описана в должной мере.

В настоящем исследовании мы осуществляем попытку заполнить определенную информационную лакунарность в данной сфере и обращаемся к освещению исторических путей функционирования детерминативности для разных лексико-грамматических классов - существительных, прилагательных, глаголов. С этой целью вводим информационный блок генезиса архаических формативов с различными видами детерминации имен и глаголов по ряду оснований. Наше исследование в определенной мере будет способствовать выявлению грамматико-словообразовательных участков системы современного русского языка, в которых сохраняются следы древних типов детерминации.

Термин детерминатив происходит от латинского глагола determinare определять. В искомом для нас значении он впервые был введен немецким лингвистом второй половины XIX века Георгом Курциусом (Curtius) в работах, посвященных древнегреческой грамматике и проблемам индоевропеистики [Curtius, 1873-1876]. В генетическом отношении детерминатив - это индикатор с функцией классификатора, который призван указывать на понятийную, или категориальную, группу слов. В индоевропеистике он представляет собой определитель (распространитель) корня неясного происхождения. Гипотетически этот форматив выполнял в слове как деривационные, так и словоизменительные функции. По мнению Г. Курциуса, в индоевропейских языках присутствуют осколки унаследованной субсистемы одноэлементных, преимущественно консонантных, формативов; по мнению дру- -

гих индоевропеистов, к архаическим детерминативам можно причислить и гласные типа тематических *-е-,*-о- с функцией аблаута; по мнению третьих, это были предлоги и послелоги наречного происхождения (дейктики) или суффиксы - векторно-локальные конкрепгизаторы, из которых впоследствии развивается мощная и стойкая славянская система флексий, способная детерминировать падежные и числовые формы имен [Кузнецов, 1961; Фортунатов, 1952; КпоЫосЬ, 1951].

В настоящей работе осуществлена попытка представить функциональный аспект славянского арсенала префиксально-суффиксальных средств, которые исполняли роль детерминативов разного значения. При этом мы отдаем себе отчет в том, что сам корень слова и другие морфемы для доисторических стадий языкового состояния представляют собой гипотетические (динамические) сущности.

Тема детерминации довольно хорошо представлена в грамматиках разных языков. В узком смысле слова она связана с грамматической теорией артикля. В широком смысле она представляет систему значений полифункциональных разноуровневых средств.

Всем вышесказанным и определяется актуальность данной работы.

Целью нашего исследования является теоретическое представление Д/И в историческом аспекте, исследование феномена на обширном пространстве русского национального языка, генетических ее истоков внутри разных категорий слов и последовательной экспликации в артиклевых и без-артиклевых языках, а также способов компенсации ее на синхронном уровне. В содержание работы мы включаем рассмотрение арсенала русских артик-леподобных элементов (постпозитивных частиц) и глагольно-именных формативов-суффиксов как органических распространителей и актуапизаторов их основ.

Под именными формативами мы понимаем тематические гласные и согласные имен, т.е. дородовые классификаторы архаических типов склонений, флексии некоторых субстантивных падежей и адъективных падежных форм. Под глагольными - аффиксальные морфемы в коррелятивных группах слов с довидовой функцией. Последние мы относим как к репрезентантам семантико-словообразовательных и грамматико-стилистических категорий, являющихся формализованным выражением определенных процессов внутри глагольно-именной сферы, так и к единицам формально-языковым, прибавляемым извне к семантике имени и глагола. Логический анализ указанного процесса и будет пониматься как анализ смысловой функции этих внутриязыковых актуализаторов.

Достижение указанной цели предполагает необходимость решения следующих задач: 1) охарактеризовать суть категории Д/И со стороны ее значений и функций в диахроническом и синхроническом аспектах; 2) определить совокупность средств внутриязыковых актуализаторов, служащих формальными показателями выражения искомой категории; 3) установить способы ее реализации в разных языковых системах, аналитических и анали-тико-синтетических; 4) выявить характер детерминации в разных граммати-

ческих классах; 5) раскрыть детерминативность/индетерминативность с учетом корреляций «греческие-славянские членные формы» и содержательных аспектов отражения детерминации в русском диалектном языке; 6) опираясь на данные других южнославянских языков с постпозитивным артиклем, в частности на болгарский и македонский, а также на материал артиклевых романо-германских систем, создать компаративную картину явления.

Объект данного исследования - исторический аспект функционирования глагольно-именных актуализаторов - деривационно-грамматических и лексических - в безартиклевом (русском) и - для наглядного сравнения - в артиклевых языках.

Предметом исследования являются категория детерминативности и ее лексические и морфемные средства - деривационно-грамматические актуализаторы имени и глагола, вызвавшие динамические процессы конвергенции и дивергенции дейктической сферы русского языка и смену грамматических парадигм глагола и имени, на фоне сходных процессов в артиклевых языках.

Материалом для исследования послужил обширный пласт словоформ имени и глагола, демонстрирующий реализацию категории детерминативности с помощью деривационно-дейктических средств русского языка. В качестве иллюстративного материала использованы данные этимологических словарей русского, латинского языков, словарь древнегреческого языка, лексикографические материалы современных болгарского, итальянского, немецкого и английского языков, в которых хорошо развита грамматическая функция артикля, опубликованные материалы северно-русских диалектов, а также фактографический материал из работ по диалектологии. Источником языкового материала являлись словари и памятники старославянского языка, словари русского языка XI-XI V и XI-XVII вв.

Анализируемый материал дополнен результатами сопоставлений различных лингвистических концепций по исследуемой проблематике. Данные концепции можно представить как взаимодополняющие источники системного описания изучаемых единиц.

Методологическую основу труда составляют фундаментальные научные изыскания о семантических и грамматических категориях, их генетической общности (работы О. Есперсена, Э. Бенвениста, JI.B. Щербы, Б.Л. Уорфа, A.B. Бондарко, Т.В. Булыгиной, В.Г. Гака, О.И. Москальской).

Теоретической базой диссертации послужили положения, разрабатываемые в таких областях лингвистики, как теория детерминативно-сти/индетерминативности (B.C. Готг, П.И. Визир, Ш. Балли, В.Я. Пропп, П.И. Иванов, К.Г. Крушельницкая, И.И. Ревзин, В.В. Иванов, И.А. Смирнова и др.), теория референции (Е.В. Падучева, Н.Д. Арутюнова, А.Д. Шмелев, В. Гладров), теория дейксиса (Карл Бюлер, X. Вейнрейх, Э. Бенвенист, A.B. Кравченко, A.A. Уфимцева, С.А. Крылов, И.А. Стернин, В.Н. Караулов, Р.И. Мальцева, Ю.Д. Апресян, Т.В. Цивьян,), теория артикля (Л.Р. Зиндер, Т.В. Строева, К.А. Левковская, В.М. Пророкова, Д.А. Штелинг, Н.В. Ива-

нов, В.Б. Кашкин, В.Б. Попова и др.). Базу для рассмотрения грамматического пространства реализации общеславянской категории детерминативности составили работы С.П. Обнорского, Д.Н. Буторина, Ю.В. Солоницына, А. Мейе, Л. Докчевой, Н.С. Поспелова, В.Ф. Беловой, О.П. Рассудовой, Л. Милетича, Й. Курца, П.С. Кузнецова, Г. К. Ульянова, В.В. Бородин, A.C. Новиковой, Й. Трифонова, Ив. Гълъбова. Содержательный аспект проблемы отражения детерминации в русском диалектном языке был раскрыт на основе трудов В.И. Кодухова, Н.П. Гринкова, ПЛ. Черных, Н.И. Толстого, И.Ф. Мельцева, Г.Я. Симиной, И.Б.Кузьминой, Е.В. Немченко, Л.Л. Касаткина и других исследователей).

Методика исследования базируется на системном подходе к изучаемым явлениям, требующем их рассмотрения во взаимных связях и отношениях.

Основной системно-типологический принцип дополняют частные методы исследования. В процессе ретроспективного анализа категории Д/И применялся синхронно-диахронный метод, позволивший раскрыть генетическую ее связь с другими понятийными категориями, в частности посессивно-сти, дейксиса, модальности, анафоричности и др. На языковом материале ар-тиклевых и безартиклевых языков использовались дистрибутивный, оппози-тивный и структурно-семантический методы. Для анализа лингвистических концепций в области исследуемой категории был применен сопоставительный метод, методы дедукции и индукции.

При решении поставленных задач применялись приемы лингвистической интерпретации, детерминации и квалификации, а также внешней и внутренней реконструкции объектов, выработанные в отечественном и зарубежном языкознании.

На защиту выносятся пять основных положений:

1. Исторически детерминативность связана на грамматическом уровне с новым явлением морфологической дифференциации - выражением несходных синтаксических отношений различными формами слова, сменившей морфологическую недифференцированность.

2. Внутриморфемные дейктики - средства детерминативности гомогенного уровня - последовательно проявляют функциональное расширение на всех этапах эволюции русского языка, что позволяет квалифицировать детерминативность как словообразовательно-грамматическую категорию.

3. Дифференциация древних деклинационных типов, основанная на дородовом, семантическом, принципе, свидетельствует о детерминативности как ингерентном свойстве имени. Промежуточные этапы эволюции детерминативности определяются развитием когерентности имени: сохранением подразделений по деклинационным типам и родам. Последующая история связана с устранением старых средств детерминации и эволюцией ее нового типа - грамматической: закреплением родовой дифференциации как инге-рентного свойства имени.

4. Диахроническая детерминативность глагола ингерентна: она связана с наличием довидовых оппозиций каузации/вызванности состояния, принудительности/самостоятельности, дуративностн/итеративности действия, предельности/непредельности. Результатом синхронического проявления де-терминативности являются глагольные семантико-деривационные корреляции - способы глагольного действия, словообразовательные типы.

5. Речевые единицы, содержащие продуктивный постфикс -то в севернорусских диалектах, референциалыш, что могло бы подтверждать языковой статус постфикса как члена при существительных. Однако современное его употребление (период XIX-XX вв.) после других частей речи расширяет его функциональное пространство до уровня модальной частицы, которая продолжает сохранять слабые следы старой категории определенности.

Научная новизна работы определяется приоритетностью полученных результатов работы, до сих пор недостаточно отраженных в современной русистике.

Теоретическая значимость исследования заключается в системном описании тех фрагментов языковой структуры, в которых Д/И находит свое проявление, эксплицитное или имплицитное. Исследования Д/И в современном русском языке, который мы считаем системой с задействованной данной грамматической и понятийной категорией, актуальны уже сами по себе, тем более что в работе содержится вывод о наличии в языке наречно-местоименных реликтов романо-германо-славянского генезиса, унаследованных из общеязыкового состояния, так и о новых славянских синкретичных формативах, преобразивших функциональную семантику русского имени и глагола. Теоретически важным является представление эволюционной картины явления.

Практическая ценность диссертационного исследования определяется возможностью использования материалов работы в лингводидактике, в практике вузовского и школьного преподавания: в преподавании русского языка как иностранного, а также при преподавании грамматики, словообразования и морфемики иностранных языков. Ряд разделов работы может быть использован при ведении спецкурсов и спецсеминаров для учителей-словесников и студентов по проблемам современной и исторической грамматики, словообразования и общего языкознания.

Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования нашли отражение в 6 публикациях, включая одну в издании, рекомендованном ВАК РФ для опубликования результатов кандидатских диссертаций, и были представлены на международных научных конференциях: «Прагматика лингвосемантических интерпретаций в текстовых структурах» (Москва-Сочи-Краснодар, 2004), «Язык. Культура. Коммуникация» (Ульяновск, 2008), на межвузовских научно-практических конференциях «Совершенствование методики преподавания как условие модернизации высшего профессионального образования» (Пятигорск - Новороссийск, 2004,2005).

Цель и задачи исследования определили структуру работы, состоящей из введения, трех исследовательских глав, заключения и библиографического списка.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении характеризуются квалификационные параметры исследования, обосновывается выбор темы и ее актуальность, формулируются цели, задачи исследования, методология и методы работы, формулируются положения, выносимые на защиту, определяется практическая востребованность результатов.

В первой главе - «УНИВЕРСАЛЬНЫЕ И СПЕЦИФИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ДЕТЕРМИНАТИВНОСТИ/ ИНДЕТЕРМИНАТИВНОСТИ» -рассматривается когнитивная база учений о грамматических категориях, представлена интерпретация феномена детерминативности/индетерминатив-ности и определено его место в лингвистической теории, проанализирована взаимосвязь исследуемой категории с категориями посессивности, дейксиса и анафоричности.

Понятийная категория Д/И, непосредственно соотнесенная с категорией актуализации, относится к универсальным. В самом широком смысле актуализация предполагает соотнесение виртуального и/или потенциального знака с действительностью, состоящее в приспособлении виртуальных элементов языка к требованиям данной речевой ситуации посредством анализаторов [Ахманова, 1969: 37]. Последние различны в разных языках. Во флективных языках к ним относится богатейший арсенал всех служебных морфем, в аналитических - преимущественно служебные слова.

Способы актуализации того или иного языка, наряду со смежными концептами-категориями - близости/дальности, кратности/некратности, идентифицированности/неидентифицированности, терминальности/ инде-терминальности, лимитативности/делимитативности, отчужденности/ неотчужденности, квантитативное™, посессивности, модальности, анафоричности - активно участвуют в презентации степени дискретности разных языковых картин мира.

Языковые категории-актуализаторы могут быть как имплицитными, или нулевыми, так и эксплицитными, материально выраженными средствами определенной лингвосистемы. К числу скрытых категорий относятся криптотипы. В них семантические и синтаксические признаки слов или словосочетаний не находят эксплицитного морфологического выражения, но являются существенными для построения и понимания высказывания.

О возможности распада категории детерминативности как автономной коммуникативной содержательной единицы говорит уже явно наметившаяся сложность ее отношений с такими содержательными единицами, как: 1) генерализация объекта, 2) его идентификация (отождествление),

3) индивидуализация, 4) квалификация объекта в рамках класса сходных факторов, а также, возможно, с другими, еще не выведенными теорией, коммуникативными установками.

Во всякой грамматической категории, поскольку они двусторонни, можно выделить формальный и смысловой планы. Формальная сторона составляет способ выражения категории средствами данного языка, с которой непосредственно связан план ее содержания, или значения. (Напомним, что в синтаксисе любого языка следует признавать только такие категории, которые нашли в нем формальное выражение.) Смысловой аспект составляет внешний содержательный план категории, что позволяет включение ее в семантический процесс иного порядка или иной природы, который функционально ее мотивирует; если говорить точнее, рассматриваемая с этой своей стороны категория является концентрированным выражением какого-то иного семантического процесса.

Н.В. Иванов отмечает, что «формальная сторона категориального значения - это его парадигматическая сторона, парадигматический вариант» [Иванов, 1994:90].

Нередко многие лингвокатегории получают лишь формально-языковое освещение. Функциональная сторона остается в тени, занимает подчиненное место: функция рассматривается как речевое проявление уже «готовой» языковой категории, категории как бы «привносятся» в семантику предложения/высказывания, но не вырастают из нее [Там же: 90].

Специфику категориального грамматического распределения внутри языков, по мнению В.И. Карасика, объясняет соотношение между категориями, своеобразный внутренний баланс языковой системы, необходимость закрепить те или иные признаки как в сфере идентификации, так и в сфере предикации (по Н. Д. Арутюновой) [Карасик, 2001: 7]. Этой причиной объясняется, что некоторые категории со временем исчезают из языков, либо появляются своеобразные категориальные пробные варианты.

По отношению к русскому языку отмечаются многочисленные исторические преобразования на разных участках системы, включая исчезновение целых грамматических категорий, преобразования морфологических и синтаксических парадигм, проявление криптотипов разных уровней. Так, видимо, в связи с определенными изменениями баланса детерминативности субстантивной сферы оказался связан процесс стагнации членных форм русского существительного типа дом-то (дом-от), дому-ту.

В истории языка регистрируются следующие процессы. В сфере имени осуществились множественные модификации деклинационных типов, которые в целом сложились еще в общеславянский период. Данный фрагмент системы был нерасторжимо связан с мутациями иного уровня - фонологического. Переразложение основ существительных, вызванное фонетическими изменениями, привело к конкретным процессам падения старых детерми-нативных и становление новых индетерминативных типов. Современная система семи согласовательных классов существительного основывается на родовой дифференциации: к первому склонению относятся существительные

самой многочисленной категории мужского рода, к которой примыкают слова среднего рода. Второй тип склонения формируется за счет существительных женского, мужского и общего родов с флексией -а, наконец, третий тип объединяет существительные женского рода с нулевой флексией и основой на мягкий согласный. Заимствованная же древнерусским языком праславян-ская система словоизменения базировалась не на родовой принадлежности. В ее основе лежал семантический принцип. Детерминация имени была инге-рентным его свойством.

В сфере парадигматики существительного интересным оказывается и история числа. В древности, помимо различий единственного и множественного числа, отчетливо было представлено различие форм, выражающих единичность, с одной стороны, и собирательность, совокупность, с другой. Произошедшие здесь изменения касаются замены трехчленной оппозиции (единственное - двойственное - множественное) на двучленную (единственное - множественное).

Помимо изменений в парадигме числа, еще большие изменения коснулись падежной системы. Самые заметные - исчезновение ряда падежей: звательного (отче, волче, коню), аблативного (бежати отъ города, бежать счастья), партитивного (чашка чаю), родительного даты (первого июня), дательного инклюзивности (к городу), творительного локального (плыть рекою), творительного определения (так называемый инсгрументалис атрибутивный типа человЬкь нечистъмь доухъмъ), местного (на мосту) и др. Такой аспект имени, как непротивопоставленность в прошлом форм именительного-винительного и родительного-винительного падежей, или новой морфологической детерминативности, сказался на явлении реликтовых форм в сочетаниях пойти в солдаты, выйти в люди, попасть в губернаторы и др. (неразвитая категория одушевленности) - в одних случаях и явлении витализа-ции форм в сочетаниях найти гриба, забить шара в лузу, побить валета, купить «москвича», «опеля», «мерседеса», «ниссана», сбить бомбардировщика - в других.

Произошла деструкция глагольных семантических категорий актуализации. Осуществился чрезвычайно важный мутационный процесс внутри глагола: абстрактные значения цельности или предельности процессуального признака распространились на подавляющее большинство лексем. Последний привел к редукции систем наклонения, прошедших времен (аорист - имперфект - перфект - плюсквамперфект) и атрибутивных форм глагола в русском языке. Сравнение с романскими языками показывает сохранение в них более сложной системы предикативных форм глагола.

Индикацией незавершенности процесса аспектуальности оказывается наличие двувидовости разных глагольных групп. Например, древних глаголов типа женить, казнить, велеть, тонуть и новых с формантами -ирова-, -изирова-, -ова-. Последние, проявляющие тенденцию к увеличению своих рядов, активно образуют вторичные префиксальные корреляты совершенного вида [асфальтировать (НСВ) - заасфальтировать (СВ), программировать (НСВ) - запрограммировать (СВ)].

Конкретизация объемов глагольных лексем, уточнение их парадигматических свойств выявляет наличие ущербных парадигм: недостаточных (убедить, белеть, цвести), изобилующих (махать, двигать) или иррегулярных глаголов (дать, есть).

Детерминация способов глагольного действия выявляет различные корреляции типа инверсивности-реверсивности (связать - развязать, подойти - отойти).

К эвристическим участкам системной динамики можно отнести один ^ из категориальных вариантов - слабое проявление криптокатегории адмира-тивности в маргинальных жаргонных идиомах: употребление формы положительной степени сравнения в значении превосходной (отличный человек!-, жарг. конкретный пирог! клевая чикса! реальные коньки! крутое исполнение!).

Грамматическое описание любого языка предполагает прежде всего установление и всестороннюю характеристику грамматических категорий. Однако изолированная от конситуации, от языковой и речевой среды, категория - это всегда искусственный продукт, полученный в результате применения специальных процедур лингвистического анализа. Очевидно, что в речевых произведениях перед говорящим предстают не изолированные языковые концегггы, а комплексы взаимодействующих категорий морфологии и синтаксиса, грамматики и лексики. На определенном этапе развития языкознания было важно разработать методику вычленения категорий из этих комплексов, что было отнюдь не простой задачей. Можно вспомнить наблюдавшееся в ХУШ-Х1Х вв. объединение (точнее, смешение) русских категорий вида и времени в рамках многочленной - до десяти форм! - временной системы, устанавливаемой по аналогии с романо-германскими.

Разные языки характеризуются наличием, помимо универсальных, ряда собственных специфических категорий. Обратим внимание только на ряд дифференциальных грамматических черт. Так, широкое поле ирреальной модальности, характерное для германо-романских языков, связано с наличием конъюнктива и кондиционалиса в разных временных формах, не свойственно русскому, в котором оно более узкое, ограничено только родо-числовыми формами сослагательного наклонения. В некоторых южнославянских языках присутствует морфологически выраженная адмиративность, например, в албанском (в русском адмиративность проявляется спорадически, но при этом наличествует богатый арсенал частиц и интонационных конструкций (ИК) для выражения субъективной оценки и субъективной модальности); формально выраженная пересказывательность в болгарском соотносится с русской (в русском имеются реликты-заместители жили-были, бывало в сказках и для подчеркивания повторяющихся действий в прошлом).

Русский язык отличается от других многочисленными словообразовательными типами для выражения различных способов глагольного действия (начинательного — инхоативно-ингрессивного, взаимно-возвратного, финального, мультипликативного и мн. др.). Следует упомянуть, что словообразовательная система немецкого языка в этом отношении развита и в опре-

деленной степени напоминает русскую. Романские языки с редуцированной системой префиксальных ресурсов, напротив, не обладают возможностью детального выражения характеристики действия. Например, суффиксально выражаемая в русском языке грамматическая семантика однократности, длительности, повторяемости в романских системах выражается внелексемно, только синтаксически, с помощью субстантивно-адвербиальных уточнителей.

Будучи системой синтетического типа, русский язык обладает не имеющими аналогов в других языках многочисленными (свыше пяти десятков суффиксов) деминутивными и аугментативными моделями имен, выражающими тончайшие стилистико-эмоциональные оттенки значений (шоферюга, хлебушек, березонька, домище, умненький, ножища). Отметим, что в романо-германских языках суффиксы субъективной оценки либо вообще отсутствуют, либо наличествуют в минимальном наборе. Например, в немецком языке существует лишь два уменьшительных суффикса: -chen, -lein; в английском таковой только один. В итальянском их набор ненамного шире. Например, для образования деминутивов используются суффиксы -¡no, -etto, -ello (regalo - regalino подарок - подарочек,cesto - cestello корзина — корзиночка), для образования аугментативов есть только один суффикс -one (libro - librone книга - книжища); для выражения презрительно-уничижительных оттенков имени к услугам говорящих их несколько больше: -accio, -astro (libro- libraccio книга - книжица), а также -iccio, -uccio, -uzzo, -colo, которые придают слову одновременно и уменьшительный, и уничижительный характер (libro - libruccio книга - книжонка), суффиксы -accio, -ozzo добавляют к характеру величины или объема некоторый оттенок юмора или презрения (frate-fraíoccio монах - монашек)

Система русского языка, эволюционируя, аккумулировала как эксплицитные, так и имплицитные (криптокатегории) ряды категорий. Осколками реликтовых категорий явилось, на наш взгляд, совмещение в служебных морфемах категориальных и словообразовательных значений (синкретизм, или синтетосемия). Например, посессивные значения существительных типа горожанин, относительных прилагательных, значения именительного падежа, родительного партитивного, местного, творительного и других падежей, глаголы разных способов действия (кратности/ некратности, мультипликативности/однократности, итеративности/мгновенности, интенсивно-сти/экстенсив-ности и мн.др.), сопрягающие грамматические значения вида и характеристик способов протекания процессуального признака. По отношению к русскому языку отмечаются многочисленные исторические преобразования на разных участках системы, включая исчезновение целых категорий, преобразование парадигм, проявление криптотипов.

Для русского языка равным образом характерно наличие отношений числа и определенности. Это касается использования форм единственного числа имен существительных для обозначения целого класса однородных предметов, одушевленных и неодушевленных. В артиклевых языках на мес-

те этих форм употребляется определенный артикль в генерализованном значении.

Детерминативность в широком смысле слова связана с проявлением в языке множества антиномий разной степени абстрактности: конкретности -абстрактности (обобщенности), реальности - потенциальности, реальности -ирреальности, актуальности - виртуальности, объективности - предположительности, обособленности - необособленности (выделенности - невыде-ленности), определенности - неопределенности, кратности - некратности, устойчивости - изменчивости, известности - неизвестности (темы - ремы), коммуникативной известности (анафоричности) - незвестности, визуальной ситуативности (референтное™) - неопределенности, соотаесенности - безотносительности, референциальности - сигнификатавности, идентифицированное™ - обобщенности, индивидуализации - генерализации, единичности

- множественности, дискретности - линейности, инхоативности - финитив-ности (инициальное™ - терминальное™), однократности (моментальности)

- дуративности (длительности, итеративности), локальности (пунктуальности, точечное™) - континуальности (протяженности) и др.

Первые члены оппозиций связаны с представлением о детерминатив-ности, вторые - об индетерминативности. Многие оппозитивы представляют собой перекрещивающиеся ряды (члены синонимических множеств). Иначе говоря, они представляют систему языковых оппозиций привативного или эквиполентного типов.

Стадии языкового развития идут вслед за освоением философских категорий и логических концептов. Эволюция Д/И соотносится с общим направлением диахронической типологии: движение от конкретного к обобщенному, поэтому исторически более ранними являются средства выражения определенности. В этой связи важно учитывать, что лингвистический аспект проблемы категории значительно сложнее философского. В философии рассматривается соотношение двух сущностей, участвующих в становлении категории детерминативности, - объективной действительности и воспринимающего ее субъекта. В лингвистике же появляются еще две сущности - язык в функции инструмента и воспринимающий его субъект. Возьмем, к примеру, функцию генерализации (обобщения). Еще в XVII веке французские грамматисты считали ее функцией неопределенности. В наше время можно встретить мнения прямо противоположного порядка. Например, профессор И.И. Ревзин усматривал в генерализации сильную определенность [Ревзин, 1973:227].

Добавим со своей стороны, что в таком положении вещей нет ничего противоречивого: историческое развитие категории осуществляется от конкретного к обобщенному, кроме того, в ходе эволюции многие языковые значения могут меняться на противоположные. Например, развитее в русском языке омонимии на основе полисемии, коррелятивности семантики непроизводных префиксов, в частности развитие семантики финальности на основе инициальное™, и другие явления (вспомним, наконец, что антоли-

мические единицы конец, начало - реликтовые паронимические, однокорен-ные, образования).

Семантико-грамматические преобразования языковых единиц в ходе исторического развития объясняются особенностями восприятия мира, формированием новых ментальных структур в опыте говорящих.

Дейктические знаки любого языка разнообразны и многочисленны. Пронизывая материю языка, они образуют дейктическое пространство, в котором находит выражение ситуация внешнего мира, сопутствующая акту коммуникации [Крылов, 1984: 138-148]; Р.И. Мальцева предлагает выделять два типа дейксиса - языковой (местоимения, предлоги, частицы, нумерапии, собственные имена) и внутриязыковой (грамматический), или внутримор-фемный, к которому предлагается относить грамматические средства выражения рода, числа, падежа, вида, залога, наклонения, времени, лица [Мальцева, 1999: 28]. Внутриязыковой тип дейксиса в современной лингвистике исследуется в единичных работах [Бондарко, 1976]. Поэтому в нашей работе приоритетное внимание уделяется внутриморфемным актуализаторам.

Значение детерминативности обнаруживается в русском языке на уровне глубинных семантических структур некоторых конструкций, служебных слов. Следует отметить неопределенность конструкций «выбрать в генералы», «избрать в депутаты», «пойти в солдаты», «выйти в люди» и некоторых других (ср. невозможность замены на личное местоимение: «выбрать в они», «избрать в них»).

Наиболее типичным средством выражения значения индетерминатив-ности является разряд неопределенных местоимений (о чем свидетельствует их название). Неопределенные местоимения (некто, нечто, кое-что, некоторый, кто-то, кто-нибудь и др.) указывают в разных модификациях на неизвестные или на недостаточно известные, неопределенные предметы, лица, признаки, количества, обстоятельства (Что-то слышится родное в долгих песнях ямщика; Пошел поп по базару Посмотреть кой-какого товару). Местоимения с постфиксом -то указывают на предметы, лица, признаки, неизвестные говорящему или слушающему, то есть неопределенные: Тебе кто-то звонил по телефону. Ср.: постпозитив -то в диалектном языке обладает противоположным - определенным — значением: Иван-то хозяйство-то и вовсе запустил (Этот Иван свое хозяйство запустил).

В русской лексике непрерывно происходит развитие «местоименных», дейктических значений у имен. «Так, существительные, лишаясь конкретно-предметной знаменательности, иногда становятся чисто формальными словами, частями составных аналитических форм» [Виноградов, 1947: 260]. «Для языковой системы механизм перехода имени в дейктик исторически множественно апробирован и типичен» [Мальцева, 1998: 261-262]. При этом добавим, что не только для системы русского, но и других языков. Академик A.A. Шахматов, сопоставляя употребление личных местоимений при глаголе с «прономинализованными» именами существительными, отмечал: «Мы находим при 3-м лице ед. и мн.ч. такие существительные, которые настолько ослаблены в своем значении, что, так сказать, только грамматически под-

держивают значение сказуемого (такие слова, как человек, люд и, дело, момент и др.)» [Шахматов, 1925: 18]. A.A. Шахматов выделял случаи заместительного употребления слов человек, люди в значении неопределенного, собирательного или личного местоимения (он): Вдруг говорят мне: человек вас спрашивает (Тургенев).

Не всем существительным свойственно ослабление лексического значения. Оно свойственно лишь ограниченной их группе. Это персональные имена, наименования лиц по национальности, профессии и некоторые другие. Так, В.В. Виноградов относит к последней следующие слова: человек, народ, люди, вещь, вопрос, момент, дело', просторечные единицы: малый, женщина; вульгарн.: баба; фамильярн.: парень, душа, животное и некоторые другие [Виноградов, 1947: 263]. К этой группе можно добавить единицы типа русский, разг. работяга, бедняга, инженеришка. Например: Эй, русский, подойди сюда! Инженеришка, знай свое место!. Аналогичные процессы отмечаются и в итальянском языке: иото мужчина, donna женщина, animale животное, anima душа, popolo народ, genie люди, cosa вещь, momento момент, bello человек (красавчик, фамильярн.), bella красавица, ragazzo парень, ragazza девушка и др. В итальянском языке процесс десемантизации, точнее, прономинализации, существительного cosa вещь осуществился еще дальше: слово приобрело омоним-местоимение, употребляемое в вопросительных конструкциях разговорного характера типа cosa c'è nella tua borsa?- Cosa? Что там в твоей сумке?-Что?

К числу слов, получающих в некоторых контекстах неопределенно-предметное значение, могут быть отнесены существительные субъект, тип, существо, штука, факт и др. (ср. ит.: soggetto, tipo, tipaccio, un essere, crea-tura, fatto). Упомянутое выше слово вещь, может служить иллюстрацией процесса развития местоименных значений в сфере имен существительных. Это слово совместило в себе собственно русские и церковнославянские значения со значением немецкого Ding, итальянского cosa (ср. вещь в себе) и французского chose. Вероятно, не без влияния этих языков распространилось неопределенно-местоименное значение этого слова и в русском языке. Например: Воспитание — важная вещь, очень важная вещь (Тургенев).

К этому сложному процессу примыкает также прономинализация глаголов. Профессор А.И. Зарецкий находит в русском языке и «суррогат глагольного местоимения» - описательное глагольное местоимение что делать? По мнению В.В. Виноградова, доказательством того, что приведенное выражение действительно представляет одно целое местоимение, является ответ на этот вопрос, в котором слово делать не повторяется и не подразумевается, например: Что ты делаешь? - Рисую, а не делаю рисование или делаю рисовать.

Безусловно, помимо делать, и ряд других глаголов подвергся десемантизации в той или иной степени. Особенно характерны такие единицы для непринужденной разговорной речи, просторечия, диалектов. Среди них, например, такие: вытворять, творить, валять, давать и ряд других, включая фазовые начинать, кончать. В императивных конструкциях их количество

возрастает: Дуй в магазин! Кончай тут все! Давай быстрей! Шевелись, шевелись!

Во второй главе - «ЭВОЛЮЦИЯ КАТЕГОРИИ ДЕТЕРМИНА-ТИВНОСТИ/ИНДЕТЕРМИНАТИВНОСТИ: ЭВРИСТИ-ЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ АМПЛИФИКАЦИИ» - общеславянская категория детерми-нативности представлена через грамматическое пространство ее реализации; освещаются исторические тенденции деривационно-грамматической детерминации.

Под амплификацией (лат. amplification - увеличение, распространение) эвристических процессов понимается диахронический аспект поиска языковой системой (узусом) потенциальных (множественных) способов конкретизации, идентификации предметов и их признаков (непроцессуальных и процессуальных).

Впервые положение о детерминированных глагольных формах лица с помощью формахива-т из ть, восходящего к праславянскому указательному местоимению *tb, было высказано Ф.Ф. Фортунатовым в монографии «Старославянское -ть в 3-м лице глаголов». Впоследствии эту мысль развил и С.П. Обнорский, усматривая тот же параллелизм в категории глагольных образований, какой встречается в соотношении членных «определенных» и кратких «неопределенных» прилагательных или соответственно - имен существительных в сопровождении или без сопровождения членом (определенным артиклем)» [Обнорский, 1953: 135]. В качестве члена служили в древнерусском, как и в старославянском, языке элементы -ть и -ть, в которых следует усматривать не что иное, как обобщенные разновидности отдельных форм артикля, по происхождению слабого указательного местоимения ть, та, то (сравним исторический путь формирования члена в болгарском языке именно из слабого указательного местоимения ть) . Таким образом, детерминативность оказывается тесно связанной с категорией лица и другими грамматическими категориями слова.

И.И. Ревзин касается вопроса о связи данной категории и числа, выделяя в значении числа существительных, наряду с основной оппозицией единственность/множественность, факультативную оппозицию определенность/ неопределенность [Ревзин, 1963: 106]. Ср.: пришло пять человек -пришли пять человек. «Правило A.A. Потебни» гласит: неопределенность допускает согласование по обоим числам, но если контекст диктует значение определенности, то употребление единственного числа не рекомендуется.

Формы выражения значения Д/И посредством категории числа в русском языке многообразны. Приведем один из примеров: в русской пословице Сытый голодного не разумеет или хороша парочка — баран да ярочка формой единственного числа передается указание на целый класс подобных лиц. Таким образом, возникает то значение, которое в немецком, болгарском языках требует употребления определенного артикля, выполняющего в данном случае генерализующую функцию (ср.нем.: Der Satte glaubt dem Hungrigen nicht,болг.: cum на гладен вяра не хваща).

Значение детерминативности ярко передается в русском языке также с помощью грамматической категории падежа. Некоторая неопределенность существительного в родительном падеже по сравнению с винительным при переходных глаголах явно проявляется при употреблении имен вещественных: винительный падеж выражает определенное вещество, родительный падеж указывает на неопределенность того или иного вещества и обозначает его часть (в немецком языке данным употреблениям соответствует определенный артикль и отсутствие артикля, в итальянском - употребление неопределенного артикля для выражения значения реликтового падежа genitivo partitivo). Например: взял хлеб и взял хлеба, ha preso il pane, ha preso del pane или: не вижу книгу и не вижу книги, non vedo il libro, non vedo del libro. Ключевой в приведенных высказываниях является бинарная оппозиция объемности/ограничения объема понятий, введенная P.O. Якобсоном для категории падежа. Один из подходов к описанию грамматических категорий состоит в том, чтобы в плане выражения и в плане содержания выделять интенсив и экстенсив и далее определять их взаимодействие [Ревзина, 1979: 66-67]. В частности, категория Д/И, например, в болгарском языке, где она явно морфологически представлена, служит необходимым основанием для выделения экстенсива плана выражения таких категорий, как род и падеж (выражение рода непосредственно через формы члена: радостта (ж.р.), таксито (ср.р.), отговорът (м.р.); различение прямого и косвенного падежа в склонении: столът и стола, юмрукът, юмрука). Два ряда парадигм - для краткой («неопределенной») и полной («определенной») форм прилагательного - характеризуют адъективное склонение в литовском языке, что находит отражение еще в общеславянском (затем в старославянском и древнерусском языках) и служит одним из доказательств балтославянского языкового единства в пра-славянскую эпоху. По утверждению А. Мейе, в общеславянском языке не было члена определенного или неопределенного, но имелась особая форма прилагательного. «Она употреблялась в тех контекстах, когда прилагательное служило определением к известному существительному и, следовательно, указывало на то, что существительное являлось определенным, например: добра [-а сестра (то есть эта сестра добра) > добра [-а сестра. Прилагательное-сказуемое или прилагательное-определение к существительному неопределенному никогда не имело этой формы за одним исключением: дроугъ «товарищ», употребленное как прилагательное для выражения понятия «другой, иной», имело определенную форму» [Мейе, 1951: 358-359].

В основе распределения существительных по типам склонения в современном русском языке, как известно, лежит родовой принцип. В древнерусском языке основу дифференциации деклинационных типов составлял семантический принцип. Семантическая детерминативность являлась инге-рентным свойством имени. Финали субстантивных основ являлись словообразовательными аффиксами-детерминативами. Родовая корреляция имен, вызываемая коммуникативно важной тендерной категорией, устанавливается в течение длительного времени, вовлекая в свою сферу деривационные

классы единиц с типовыми падежными парадигмами. Сочетания основы с архетипическими детерминантами не входили в систему словоизменительных форм, а если и были в ту отдаленную пору в языке, то являлись свободными сочетаниями типа «имя + дейктическая партикула» или «имя + местоименное наречие». Один из индоевропеистов, Я. Кноблох, считал отношения, выражаемые формой род. падежа, словосложением типа санскритских 1а1ригша (сложных слов). Изменения в области деклинации существительных, по мнению П.С. Кузнецова, были следующие:

1) нарушение и утрата старых границ между различными типами склонения, которые опирались на использование различных детерминативов, вследствие забвения говорящими семантических оснований древнего подразделения. Интересно отметить, например, такую особенность процесса: группа названий воды, исконно принадлежащая к гетероклитическому склонению, влилась в один из регулярных и поздних типов, в склонение с основой на -а (ср.: ст.-сл. вода, греч.Обюр - род. п. 05ато<; < *исШо8, влага лат. ипнс1о, игшёоге). Напомним при этом, что гетероклитическим склонением называется такое явление, при котором от одного и того же имени в различных падежах представлены разные основы;

2) все дальше идущее подчинение подразделений по типам склонения;

3) все большая регуляризация склонения, состоящая в устранении ге-теклитического типа и все большей продуктивности поздних и регулярных типов (основ на -б и на -а);

4) установление большего соответствия в границах чисел;

5) звуковые изменения в финалях слова, приводящие к расхождению форм, переразложению основ и унификации различных типов склонения [Кузнецов, 1961:49].

Древний арсенал детерминативов -6-,-а-, -1-, -й-, ЧегЛог-, -пЬ, -кг-/-г-постепенно утрачивает семантическую определенность. В результате изменений фонологического строя суффиксы-детерминативы - классные показатели типов склонения - сливаются с окончаниями, которые стали показателями и родовой, и падежной дифференциации. Процесс эволюции семантической детерминации по направлению к грамматической осуществлялся длительное время. Промежуточные фазы становления грамматической де-терминативности имени связаны с развитием когерентности существительного: совмещения новой родовой дифференциации и старой системы декли-национных типов и их разновидностей. С устранением старой системы аффиксальных детерминантов-формативов утрачиваются основания группировок склонений по характеру основ. Родовая принадлежность становится ин-герентным квапификатором: в современном русском языке нет ни одного существительного вне категории рода, которая стала несловоизменительной, классифицирующей, или лексико-грамматической. Процессы унификации склонения привели к типологическим изменениям системы: славянские языки аккумулировали элементы синтеза, что сделало их языками флективного типа.

Старославянские и древнерусские глаголы выражают значение детер-минативности действия при наличии оппозиции предельность/ непредельность, целостность/нецелостность действия. Некоторые исследователи полагают, что взаимодействие детерминативности с категорией времени и привело в славянских языках к оформлению совершенного/несовершенного вида. Другие считают, что среди довидовых семантических оппозиций имела место и корреляция Д/И действия.

В диссертации рассмотрены все коррелятивные пары (ряды) глаголов, представляющие довидовую категорию детерминированности. По всей видимости, дивергенция детерминативности связана с формированием довидовых категорий пределыюсти/непредельности, дуративности/итеративности, каузации/вызванности состояния, принудительности/ самостоятельности действия и некоторых других. Изучаемые глагольные пары находятся в старославянском языке за пределами развивающихся отношений совершенного/несовершенного вида и, по-видимому, отражают очень древнее положение. В старославянских текстах обнаруживаются 66 однокоренных глагольных пар, противопоставление между которыми выражается неодинаково.

Наиболее древним способом выражения исследуемой корреляции является чередование гласных корня: в каузативе коренной гласный находится на ступени нормальной краткости или на ступени долготы, а в глаголе вызванного состояния - на ступени редукции или ступени удлинения редукции, изредка на первой ступени. Формальным показателем первого члена корреляции является всегда суффикс. Первый член - положительный, отмеченный.

Диахроническая семантическая детерминативность глагола ингерент-на: она связана с наличием довидовых оппозиций каузации/ вызванное™ состояния, принудительности/самостоятельности, дуративности/итеративности действия, предельности/непредельности. Результатом синхронического проявления детерминативности являются глагольные семантико-деривационные корреляции - способы глагольного действия, словообразовательные типы, совмещенные с грамматической семантикой аспектуальности.

Среди индоевропейских языков актуализатором имени обладал только древнегреческий. Сильная семантика падежной флексии и актуализатор сделали существительное информативным центром высказывания. Ослабление семантики флексии привело к перестройке тема-рематической структуры предложения. Членная форма имени втянула в свою орбиту глагол. Глагол концентрирует вокруг себя грамматические категории имени (род, число, падеж). В истории романо-германо-славянских языков глаголы и управляемые существительные образуют единое целое, в котором глагол перетягивает на себя характерные свойства существительного, например, значение директивное™ или локации.

На коммуникативном уровне член-актуапизатор необходим для различения главных компонентов высказывания (темы и ремы) и в связи с этим служит для выражения определенности и неопределенности. Предложные формы имен существительных несли большой объем информации о мире,

были легче в воспроизводстве, нежели застывшая архаическая система падежных флексий. Историческая тенденция к активной экспансии превербов из сферы глагола в сферу имени в качестве предлогов, подтверждаемая древнегреческими текстами, привела к усилению коммуникативной ценности имени.

Согласно теории грамматики ностратического праязыка В.М. Иллич-Свитыча [Иллич-Свитыч, 1976: 49-55], в нем существовало грамматически выраженное противопоставление маркированного прямого объекта немаркированному, развившееся в оппозицию определенного объекта неопределенному. В значительном числе ностратических языков на различных этапах их истории для выражения определенности использовалась морфема *-t(a). Форма на *-t(a) всегда обозначала определенный объект, противопосгавля-ясь форме с нулевым показателем, т.е. неопределенной (последняя использовалась как винительный неопределенного объекта, а также в конструкции с императивом, и как именительный падеж). Подобный показатель *-t(a) выражал категорию определенности/неопределенности в индоевропейских диалектах. Для ностратического языка реконструируется система указательных местоимений, во многом сохранившаяся и в индоевропейском, и в общеславянском.

Показательным в этом отношении является тот факт, что определенный артикльв болгарском языке восходит именно к вышеупомянутым пра-славянским указательным местоимениям *tb, *ta, *to (соответственно, для мужского, женского и среднего родов).

Болгарский является единственным артиклевым языком в славянской группе индоевропейскойсемьи. Одной из самых ярких особенностей грамматического строя современного болгарского языка является наличие в нем категории детерминативности имени, подобной той, что существует в западноевропейских языках. Например: Едно момче nue мляко — Один мальчик пьет молоко (индетерминативность). Момчето nue мляко - Этот мальчик пьет молоко или Млякото е много вкусно — Это молоко очень вкусное (детерми-нативность).

В южнославянском ареале членные формы возникли под влиянием греческих богослужебных памятников. На последующее же их развитие влияли многие другие факторы, специфические для Балканского полуострова. Восточнославянская система, обладающая, в свою очередь, богатейшим арсеналом средств как внутриморфемного, так и языкового, лексемного, дейксиса, являет образец собственного пути развития: артиклеподобные местоименные определительные формы сохранились только в ряде диалектов с устойчивым населением. К ним относятся в основном северные. В диалектах же с активной миграцией населения постпозитивная частица отмечается спорадически после имен и глаголов, и эти формы носят слабые следы старой категории определенности. Однако не всякое указательное местоимение могло превратиться в препозитивный или постпозитивный член. Обращение к другим языкам показывает, что функцию членов-детерминантов могли выполнять только так называемые слабые местоимения, т.е. местоимения, ко-

торые имели анафорическое употребление, как греческие то и 6, романские ¡Не, illu германские the, der, славянское ть.

Слабые указательные местоимения отличаются от обычных указательных местоимений тем, что не указывают на сам предмет или лицо, а формулируют лишь предварительный намек о них. Со стороны просодики они имеют более краткие, слабые формы и занимают либо энклитическую, либо проклитическую позицию. Сравним: греч. автос -о, тб, немец, dieser - der, русск. -ть -то, это. ч

В третьей главе - «ИСТОРИЯ ГРАММАТИЧЕСКИХ АКТУАЛИ-ЗАТОРОВ» - рассматривается история греческих и славянских членных форм, анализируются содержательные аспекты отражения детерминации в русских северных говорах.

И. А. Бодуэн де Куртене высказывал убежденность в том, что все языки имеют смешанный характер. Любой язык в известном смысле - это один смешанный диалект или один переходный говор к другому языку. Так, на западе Европы французы произошли от одного галлороманского населения, которое сохранило в полном размере романский идиом, но приняло чуждое, германское, имя. На востоке - мы, русские, по своему языку являемся славянским народом, как и болгары, но носим германское имя, как и французы. Болгары, в свою очередь, являясь славянским этносом, носят тюркское наименование.

Болгарско-македонский диалект, отраженный в первых переводах Кирилла и Мефодия, не знал развитой членной формы. Переводы же с членом -следование греческим оригиналам. Староболгарский переводчик испытывал известные затруднения при желании остаться верным греческим памятникам, написанным на языке, для которого членные формы были нормальным явлением собственной грамматической системы. Поэтому вместо слабого постпозитивного местоимения ть препозитивно употребляются сильные указательные иже, яже, еже с усилительной частицей же, соответствующей древнегреческой qe, также сопровождавшей артикль или омонимичное указательное местоимение. Вот примеры из Супрасльского сборника, одного из поздних старославянских памятников, в котором последовательно переданы эквивалентные единицы, соответствующие греческим артиклям: на мЬсто то - EV тш тблсо, пештера та - тб сшг|Хсаоу, владыка ть - о хратшу, мъжь ть - 6 avrjp, влагата - то üyov, слова того — тг^ ХЩеаС,, миро то - тб цироу, каа оуста исповЬдять сладость ту оучение его; даждь емоу блюдьть -5о£ ctÖTd) тб crvowreXiov; и бысть праведьникоу и оученикома его гробъ пештерата - va'i yeyovev та yivaico vai тоц crßv auxco jtaicnv ratpoq то ojiriXaiov. (Видимо, влияние греческого было столь велико, что в сочинениях Иоанна Экзарха Болгарского уже последовательно отмечаются членные формы, что является подтверждением зарождения членных форм именно в старославянский период.). Постпозиция ть регулярно наблюдалась в старославянском при переводе с греческого: работь - о SoöXo^eveivoq.

Безусловно, закрепление форм со слабым указательным местоимением сопровождалось рядом переходных явлений, которые нашли отражение в

среднеболгарских памятниках письменности. Интересно отметить, что развитие членных форм существительных в болгарском языке сопровождалось также развитием членных форм прилагательных. В русских диалектах наблюдается аналогичная картина. Различие состоит в том, что в болгарском определенный член употребляется строго и системно, а в севернорусских говорах указательное местоимение не ставится абсолютно после каждого имени. Кроме того, это местоимение часто сохраняет свое указательное значение и может появиться не только после существительного, но и после глагола и личного местоимения, подчеркивая их коммуникативную актуальность.

В классических древнегреческих текстах член-актуализатор является показателем категории определенности, отмечается при именах собственных и личных как индивидуализатор в сознании говорящих наименований объектов действительности путем их членения, т.е. превращения этих наименований в индивидуальные понятия. Поэтому такая его функция называется индивидуализирующей, а тип определенности - индивидуальной.

Классические латынь и древнегреческий, несмотря на наличие определенного члена в последнем, были синтетическими языками с высокоразвитой системой именного словоизменения. Существительные обладали набором грамматических морфем-окончаний, выражающих значения падежа, рода и числа. В каждой своей форме существительное выражало эти категории, т.е. было грамматически охарактеризованным. 36-40 граммем, синтетически спаянные во флексиях, эксплицировались во фразе. Артиклеобразование или образование членных форм имен было вызвано магистральной тенденцией перехода к аналитизму, затронувшей системы всех индоевропейских языков, более слабо и непоследовательно - славянский ареал, романо-германский -активнее. Разрушение античных систем деклинации поддерживалось активной экспансией предлогов в субстантивную сферу. Предложные формы имен существительных в форме casus generalis несли больший объем информации о мире, были легки в воспроизводстве, нежели застывшая архаическая система падежей.

Падение Византийской и Римской империй, приведшее к образованию кафаревуса и народной латыни, способствовало развитию общей падежной формы, равной номинативу, скорейшему закреплению аналитических форм имени.

Актуальность категории определенности/неопределенности, потребность говорящих индивидуализировать, идентифицировать, определить или выделить объект среди подобных стала причиной развития именных сочетаний с указательными местоимениями дальнего или ближнего дейксиса, омонимичного лично-указательному местоимению третьего лица.

Препозитивный член-акту ализатор ослабил значение указательного местоимения и вышел из употребления прономинальных слов. Таким образом, старый местоименный континуум также деформировался.

Ослабление местоименной семантики, последовательное препозитивное употребление указательного местоимения-члена с существительным по-

служило толчком к изменению синтаксиса - превращению билексемных сочетаний в словоформу-граммему.

Можно говорить, что артикль сформировался как инновационная категория лишь к XVI в. в романском ареале, к ХН-Х1У вв. - в славянском.

Морфосинтаксическая эволюция греческого и романских языков затронула три наиважнейших феномена: 1) появление артиклей, 2) создание сложных временных форм глагола с кондиционалисом, конъюнктивом и разными формами будущего времени, 3) узус синтаксем с доминированием координационных отношений между членами (паратаксисом).

В пространстве русского национального языка процесс актуализации членных форм и становления грамматической категории определенности законсервировался в стадии стагнации.

В славянской группе индоевропейской языковой семьи лишь в южном ареале категория определенности грамматикализовалась, т.е. ее формальное выражение стало обязательным. Болгарский и македонский языки располагают специальными грамматическими формами выражения определенности: постпозитивным суффигированным артиклем: -ът, -ят, -та, -то (м.р. ед.ч.), -та (ж.р. ед.ч.), -то (ср.р. ед.ч.), -те, -та (мн.ч.) и неопределенности: неопределенным местоимением, по происхождению являющимся количественным числительным - един (една, едно, едни).

Достаточно широко распространено мнение, что и для русского языка характерен тот же путь образования постпозитивного артикля из безударного ослабленного указательного местоимения, которое стояло после первого ударного компонента именной группы и, претерпев семантические и формальные изменения, слилось с этим существительным, как в указанных языках.

Аналогичные явления, как уже отмечалось ранее, можно наблюдать в греческом, шведском и других языках. Подобное совпадение объясняется тем, что появление определенного артикля связано с общеязыковой склонностью к развитию указательного местоимения в определенный артикль. Так, в безартиклевых языках можно найти большее или меньшее число ар-тиклеобразных элементов. В русских территориальных диалектах мы обнаруживаем подобие определенного артикля, безвозвратно утраченного литературным языком, но активного в поморских, олонецких, архангельских, во-логодско-вятских, владимиро-поволжских, гораздо реже (не систематически) он встречается в некоторых среднерусских говорах, спорадически - в южнорусских.

Речь идет о постпозитивной частице -то. Приведем отрывок из записей пинежских говоров: Нынче-то на большой-то дороге ручей-то у байни-то у Павла-то дома не теке сей год. Отмечаются даже случаи использования -то в качестве второй частицы (дом-от-то). Следующим по употребительности оказывается постпозитив -ту. Он сочетается с формами вин. пад. ед.ч. ж.р. (кошку-ту). Возможно также сочетание последнго с именами м. и ср.р. тех падежей, которые оканчиваются на -у (в лесу-ту), а также иногда с именами ж.р. в твор. пад., имеющими созвучные постпозитиву окончания

кобылую-ту. Но в некоторых говорах форматив -ту может свободно сочетаться с разными формами имени разных родов {домов-ту, избой-ту, в из-бах-ту, болыгиш-ту). Такое уподобление -ту, тождественному элементу -то, П.С. Кузнецов объясняет результатом сужения безударного [о] в [у] [Кузнецов, 1960: 88]. Постпозитив -та сочетается с формами им. пад. ед.ч. ж.р. (старуха-та). Отмечаются случаи его употребления с другими формами на -а (старика-та, сына-та,).

Местоименные формативы жен.и муж. р. множ.ч. -те и -ти сочетаются с формами им.-вин. пад. мн.ч. (старики-ти). В окающих говорах постпозитив -ти отмечен в грамматически несогласованном употреблении (у них-ти, с отцом-ти, окон-ти). То же в акающих говорах: частицы -те, -ти, -ть отмечаются в несогласованном употреблении (кур-те, косой-ть) В одних говорах встречается только -те, в других -ти, в третьих - обе частицы одновременно.

Возможно, это алломорфы одной местоименной частицы. Они могут употребляться и с формами других падежей - род., дат., твор. и предл., но редко (из избы-ти).

Постпозитив -ты присоединяется в некоторых говорах только к формам им.-вин. пад. мн.ч. (люди-ты), в других - и к формам остальных пад. мн.ч., а также ед.ч. м. и ср.р. твор. пад.

Детерминатив -то, а также другие, менее употребительные в говорах постпозитивы от, ту, те, ти, ты, та, имеют местоименное происхождение и восходят к ранее упомянутым праславянским указательным местоимениям *tb, *ta, *to, подобным члену (артиклю) в болгарском языке. Развитие древнего указательного местоимения в направлении превращения его в определенный артикль, по нашему мнению, действительно имело место. Однако оно не нашло своего последовательного завершения.

В лингвистической литературе можно наблюдать неоднозначный подход к решению вопроса о наличии категории члена (resp. «частицы») в старославянском языке, а также в древнерусском языке и северно-русских говорах.

Так, A.M. Пешковский не видел артиклевого характера в постпозитивном детерминативе -то. Он полагал, что она лишь помогает выделить слово, позади которого стоит, усилить его значение по сравнению с другими словами предложения (Он-то это сделает, Это-то он сделает) [Пешковский, 1956:41]. Сравнивая современный болгарский постпозитивный артикль -ът, -та, -то, -те с русскими указательными местоимениями тот, та, то, те не указательными постпозитивными частицами -т (-от), -та, -то, -те в литературном языке и особенно в северно-русских диалектах, A.M. Селищев считал такое соположение неправомерным, поскольку членные формы в современном болгарском языке не представляют собой продолжения состояния, отраженного в древнеболгарских памятниках. Членные формы современного болгарского языка нужно рассматривать в аспекте морфологических и семантико-синтаксических процессов, пережитых болгарским языком в среднеболгарскую эпоху вместе с другими балканскими языками. Сочета-

ния же с тъ, та, то старославянских памятников (рабъ тъ) находятся в зависимости от греческого оригинала. Только внешнее сопоставление современных болгарских членных форм с русскими сочетаниями на -то или на -от, -та, -то привело к отождествлению их семантико-синтаксического значения. Функции данных сочетаний в современном болгарском и русском языках неодинаковы. В болгарском это действительно артикли, хотя и энклитические, соответствующие французским, немецким, шведским и т.п. артиклям, в русском же сочетания с местоимением то, та, те имели и имеют конкретное указательное значение, а сочетания с частицами -т (-от), -та, -то, -те и проч. выполняли и выполняют функцию эмоционально-экспрессивную, эмфатическую [Селищев, 1941; 1939].

JI.JI. Касаткин [Касаткин, 1996] на большом фактическом материале проанализировал условия употребления форм существительных им. и вин. пад. ед.ч. м.р. на -о типа волко, амбаро, голода, мужико, сыно и др., встречающихся в современных северно-русских говорах. Он утверждает, что формы на -о, в отличие от форм на согласный (сын), воспринимаются как выделенные и что в этом отношении окончание -о у существительных им.-вин. пад. ед.ч. м.р. стало выполнять ту же усилительно-выделительную функцию, что и постпозитивные частицы от, то, та, ти и др. Артиклевого же значения ни в формах на -о, ни в сочетаниях существительных с постпозитивными частицами JLJI. Касаткин не находит.

Т.Н. Молошная, исследуя постпозитивные артикли болгарского и шведского языков, считает, что, кроме болгарского, в других славянских языках, в том числе и в русском, образования постпозитивного артикля из безударного ослабленного указательного местоимения, находившегося после существительного, не произошло. Соглашаясь с К. Сандфельдом [Санд-фельд, 1930: 165-173], она указывает на факторы, в наибольшей степени зависящие от частных закономерностей, заложенных в системе именно данного языка, а именно, что в болгарском языке (кроме "собственных средств") имел место "чужой импульс" - влияние окружающих балканских языков, в первую очередь румынского, располагавшего постпозитивным артиклем [Молошная, 1998:428]. Для русского языка, по ее мнению, таких условий не оказалось, хотя предпосылки явления наблюдались.

Но многие языковеды придерживаются иной точки зрения на данную проблему и усматривают в постпозитивной частице - то род артикля или нечто очень близкое к нему (JI. Милетич, Н. Wissemann, Н.И. Толстой, JI.A. Булаховский, В.А. Богородицкий). Поддерживали идею присутствия члена на восточнолавянской почве JI.A. Булаховский, В.А. Богородицкий и другие.

Например, JI.A. Булаховский видел в сочетаниях имен с частицами -то или -т (-от), -та, -то, -те (.мужикот, старухата) "закаменевший остаток постпозитивного члена, параллель к которому представляет, например, современный болгарский язык (хлябът, ръката, полета)" [Булаховский, 1939]. Постпозитивный член J1.A. Булаховский находил в письменных памятниках Киевской Руси. В.А. Богородицкий в своих работах также упоминал о суще-

ствовании в русском языке члена, развившегося из указательного местоимения тъ, та, то [Богородицкий, 1935: 116-117]. В народных говорах, по его мнению, употребление члена свойственно преимущественно диалогу. Например: Продаешь часы-ти? (т.е. именно эти часы, которые есть у тебя).

В.А. Богородицкий считал, что древнерусский язык также знал употребление члена и в былинной поэзии. A.A. Шахматов указывал на то, что имеются данные для утверждения, что в древнерусском языке развивалась грамматическая категория постпозитивного члена (артикля) [Шахматов, 1941: 499]. Но в современном русском языке, в том числе в диалектах, определенный артикль не утвердился. A.A. Шахматов отмечал, что в приводимых обычно примерах из народных говоров далеко не всякое существительное со значением определенности имеет указательный элемент -т, а категория артикля, по его мнению, может считаться установленной только при условии подобной регулярности; кроме того, рядом с употреблением -т при существительном нередко употребление -т при местоимении, а также при глаголах (они-то говорят-то). Безусловно, такое употребление является восточнославянской инновацией.

Постпозитивный элемент -то в некоторых северно-русских говорах, например, в пинежских, выполняет вместе с выделительной функцией (или без нее) вполне определенную функцию средства связи предложений (иногда их групп) в особого рода сложное целое. При этом имеется в виду участие частицы -то в построении бессоюзно-коррелятивных сложноподчиненных предложений. Сохраняя, как правило, в этом случае свою обычную выделительную функцию, частицы препозитивного придаточного предложения оказываются в то же время противопоставленными последующей коррелятивной частице (дак, дык, дак и, так, так и), вводящей главное предложение. Например: «У попа-то, поповска-то дочка отдана за простого, на По-кшенги-то, тот-то дом у реки-то, у щельи-то, отдана-то была, дак после свадьбы попадья сколько раз приходила к нам» (из пинежских записей).

Веским доводом, говорящим в пользу артиклевого значения постпозитивной частицы, может быть решение еще одного вопроса: об отличии функции члена от функции указательного местоимения. Такой единый критерий в виде моделированной схемы-шкалы, которая последовательно и внутренне непротиворечиво должна отражать основные функции (значения) определенного члена, представил Н.И. Толстой [Толстой, 1962: 125]. Выработанная им индуктивным путем на основе анализа положения в языке с наиболее развитой системой члена (например, в болгарском литературном языке), эта схема может служить моделью, которая накладывается на системы значений реального или предполагаемого члена в других языках или диалектах (например, в македонских, словенских, северно-русских, древнерусском, старославянском, серболужицком). Такая модель-шкапа может применяться для обобщенной типологии славянских языков и диалектов, достаточно взять только определенный член.

На основании анализа языкового материала Н.И. Толстой говорит о наличии члена в западно- и восточно-болгарских, родопских, македонских,

в части словенских и части северно-русских диалектов и об его отсутствии в других славянских диалектах и старославянском языке [Толстой, 1962: 127].

Что касается старорусского языка, то с этим же значением местоимение тот (та, то) довольно последовательно употребляется вплоть до XVII в. в юридических актах, где оно является не одним из средств уточнения отношений, а способом отсылки к упомянутому:

...И какъ де оне будут идучи из Лосгщкаго острогу на речке на Каменке и в томъ де месте пришли на них тотаравя... И на той речке их те де тотаравя осадили и приступали к him с утра и до обеда, и на томъ де бою тебе государю служили курченя ... (Курская грамота 1644 г.).

Каждое повторение однажды названного непременно сопровождается указательным местоимением тот, которое, по существу, выполняет функцию определенного артикля.

Таким образом, внутри индоевропейской языковой семьи языки, географически не соприкасающиеся, демонстрируют, при некоторых отличиях друг от друга, значительные семантические, формальные и функциональные сходства в области категории детерминативности/ индетерминативности имени. Встает естественный вопрос о причинах такого сходства. Представляется, что это может быть либо совпадение самостоятельных по происхождению явлений, либо реликты общего индоевропейского состояния. Полагаем, что последнее вернее.

Развитие древнего указательного местоимения в направлении превращения его в определенный артикль действительно имело место в русских территориальных диалектах. Наблюдения показали, что речевые единицы, содержащие продуктивный постфикс -то в северно-русских говорах, рефе-ренциальны. Это могло бы подтверждать языковой статус постфикса как члена при существительных. Однако современное его употребление (период XIX-XX вв.) после других частей речи расширяет его функциональное пространство до уровня модальной частицы, выражающей различные экспрес-сивно-сталистические значения. Одновременно с этим постфикс -то продолжает сохранять слабые следы старой категории определенности, являясь внутриморфемным дейктиком-детерминативом.

В Заключении подводятся итоги наблюдений над системой языковых анализаторов разных структурных уровней.

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях

Статьи в журналах, входящих в список ВАК:

1. Горишняя С.И. Синтаксическое поле выражения определенности-неопределенности в русском языке »[Текст] / С.И.Горишняя // Культурная жизнь юга России. - Краснодар, РИО КГУКИ. - 2008. - № i (26). - С. 133135.

Статьи и тезисы докладов:

2. Горишняя С.И. Выражение категории определенности/ неопределенности в коммуникативном синтаксисе русского языка // Прагматика лингвосемангических интерпретаций в текстовых структурах: под ред. Г.П. Немца. - Москва; Сочи; Краснодар: Кубанский государственный университет, 2004. - С.

3. Горишняя С.И. Семиотические пространства определенности/ неопределенности русского языка [Текст] 1 Р.И. Мальцева, С.И. Горишняя // Прагматика лингвосемангических интерпретаций в текстовых структурах: под ред. Г.П. Немца. - Москва; Сочи; Краснодар: Кубанский государственный университет, 2004. - С.

4. Горишняя С.И. Содержательные аспекты проблемы определенности/ неопределенности в русском диалектном языке в практическом курсе преподавания языка [Текст] / С.И. Горишняя // Совершенствование методики преподавания как условие модернизации высшего профессионального образования: материалы III материалы межвузовской научно-практической конференции. - ПГЛУ. Пятигорск- Новороссийс, 2004. - С. 44-50.

5. Горишняя С.И. Взаимоствязь категории дейксиса и категории определенности/неопределенности в рамках теории дейктических явлений [Текст] / С.И.Горишняя // Совершенствование методики преподавания как условие модернизации высшего профессионального образования: материалы IV межвузовской научно-практической конференции. - ПГЛУ. Пятигорск -Новороссийск, 2005. - С. 32-38.

6. Горишняя С.И. Концепт-категория «определенность-неопределенность» и языковая картина мира [Текст] / С.И.Горишняя // Язык. Культура. Коммуникация: материалы Международной заочной научно-практической конференции. - Ульяновск, 2008. - С.91-95.

Отпечатано в типографии «Вариант» г. Новороссийск, пр. Дзержинского, 211

тел./факс: (8617) 636-555 Зак. № 616,от 19.05.2009 г. Тираж 50 экз