автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему: Диалектика преемственности в северокавказской поэзии

Полный текст автореферата диссертации по теме "Диалектика преемственности в северокавказской поэзии"

На правах рукописи

Жабоева Екатерина Ахматовна

ДИАЛЕКТИКА ПРЕЕМСТВЕННОСТИ В СЕВЕРОКАВКАЗСКОЙ ПОЭЗИИ (на примере балкарской поэзии)

Специальность 10. 01. 02 - Литература народов Российской Федерации (Литература народов Северного Кавказа)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

НАЛЬЧИК 2005

Работа выполнена на кафедре балкарского языка и литературы Кабардино-Балкарского государственного университета им. X. М. Бербекова.

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Толгуров Зейтун Хамитович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Султанов Казбек Камилович

доктор филологических наук, профессор Чанкаева Татьяна Азаматовна

доктор филологических наук, профессор Хашхожева Раиса Халифовна

Ведущая организация: Северо-Осетинский институт гумани-

тарных и социальных исследований

Защита состоится « 18» мая 2005 года в 10. 00 часов на заседании диссертационного Совета Д. 212.076.04 по защите диссертаций на соискание учёной степени доктора филологических наук в Кабардино-Балкарском государственном университете им. X. М. Бербекова: (360004, КБР, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Кабардино-Балкарского государственного университета им. X М. Бербекова: (360004, КБР, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173).

Автореферат разослан «18» апреля 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного Совета

А.Р. Борова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Диалектика преемственности в литературе является одной из центральных проблем развития словесного искусства. Обоснование процесса перехода темы, идеи, образной системы, поэтической манеры от предшественника к преемнику, пути этого движения, изменения, происходящие на поэтическом поле конкретного автора, результаты этого сложного процесса - тема нашего исследования.

Она всегда была актуальной и рассматривается видными учеными, историками русской литературы. В центре их внимания - важные этапы исканий, находок, плоды ученичества, жизненность поэтической силы и ее высшее содержание. Принцип осмысления преемником традиций «учителя», определенная переориентация своего места в литературном процессе и совершенствование найденных ориентиров на пути усвоения и отталкивания - в таком аспекте исследуется диалектика преемственности и в балкарской поэзии.

Обращение исследователей к ней углубляет процесс познания литературного развития, расширяет его границы, делает ученого современником разных эпох. «Вмешиваясь» в творческий процесс той или иной эпохи, он (исследователь) познает художественный мир автора, становится свидетелем его формирования как мастера слова и его влияния на последователей.

Изучение художественных явлений прошлого и настоящего, установление «родственных» отношений в духовной жизни разных народов способствует познанию многообразных путей освоения искусства слова. Усвоение связей, взаимодействий, уровней подлинной учебы или, наоборот, прямых заимствований является школой для динамического развития национальных литератур.

Каждый автор, извлекая уроки мастерства у своих учителей, неизменно формирует свою художественную концепцию, совершенствует свой художественный метод, создает индивидуальную лабораторию жизни системы'обра-зов, углубляет уровень самопознания лирического героя.

Ориентируясь на специфику произведений своих учителей, у ученика появляются новые формы осмысления действительности, преображается характер изобразительно-выразительных средств, приобретает новые грани поэтическая мысль.

Степень научной разработанности проблемы. Изучение художественных поисков автора на всех этапах его жизненного пути, его связей с творческими традициями инонациональных мыслителей, выявление специфики его эволюции, выявление круга интересов конкретного, того или иного автора с литературным процессом предшествующей и последующей эпохи позволяет заглянуть в «построение» литературной лаборатории. Исследовательская работа позволяет выяснить специфику преломления «инородного» и какой уровень сформировался в результате этого духовного контакта.

Проблема диалектики преемственности в литературе является центральной многочисленных исследований по истории новой и новейшей рус-

ской литературы Д. Д. Благого, в частности, его труда «Диалектика литературной преемственности».

Утверждение Благого, что «историческая преемственность составляет одно из необходимых условий плодотворности всякого литературно-художественного творчества», базируется на не требующей доказательств истине, что любой автор, талантливый ли он, одаренный, обязательно имеет учителя (учителей), у которого учится, от творений которого отталкивается, вбирает его поэтические манеры, преломляет мотивы.

Исследование творчества конкретного автора устанавливает, какие идеи и традиции наследует творчество изучаемого автора, что он «переделал». Прав Д. Д. Благой, утверждая, что «непосредственный исторический преемник Ломоносова Державин смог выбиться на свой, особый творческий путь только в результате прямого и осознанного отталкивания от своего великого предшественника, гений которого он неизменно высоко ценил и без художественных достижений которого не смог бы стать тем, кем он стал - крупнейшим поэтом допушкинского периода русской литературы».1

Если сравнить две оды Державина на одну и ту же тему - по случаю рождения внука Екатерины II, будущего царя Александра I, - мысли Д. Благого о диалектике преемственности оригинальны. Ода, написанная в 1777 году, - почти повторение традиционного ломоносовского духа. Однако, найдя свой, держа-винский путь, поэт уничтожает «ломоносовский» вариант и создает «Стихи на рождение в Севере порфиродного отрока». Поэт находит свой путь - ломоносовская школа пропитала поэтический дух Державина, помогла ему найти себя — найти ту поэтическую стезю, которая именуется державинской,

0 чем свидетельствует знаменитая «Фелица», выражавшая надежды поэта на Екатерину, его личные симпатии. Но кроме похвалы монарху, здесь сатира ha придворных, вельмож.

«...автор «Фелицы» расчищал пути будущему автору «Евгения Онегина», в котором во время памятного лицейского экзамена 1815 года он прозорливо предугадал своего прямого наследника и величайшего преемника -«второго Державина».

Общеизвестно, что Пушкин учился у Державина, но движения назад, в державинские пределы, не заметно, хотя влияние державинской музы ощутимо. «Пушкин прямо признает Державина литературным «отцом».

Особой главой в истории русской литературы является проблема преемственности по отношению к Пушкину поэтов, писавших после него. У него учились, учатся и будут учиться, опираются на его поэтическое мастерство, впитывая из его творческой лаборатории то необходимое, что составляет ядро большого художника. В этом убеждаются исследователи, изучая структуру произведений словесного искусства, систему художественных принципов

1 Благой Д. От Кантемира до наших дней. Т.1. - М.: Худ.лит., 1979. - С.248 4

и особенностей поэтических и прозаических произведений поэтов и писателей. «В то же время каждый большой русский (не только русский - Е. Ж.) писатель, пришедший в литературу после Пушкина, усваивая то или иное пушкинское «семя», пушкинское начало или даже семена и начала, растил и развивал их в соответствии с характером и особенностями своего дарования и новыми требованиями века — развивающейся действительности. Следует отметить, что усвоение и развитие неизменно сопровождалось той или иной формой отталкивания».

Н. В. Гоголь считал себя учеником Пушкина. Сатирическое описание помещиков, съехавшихся на именины Татьяны («Евгений Онегин»), сатира в поэме «Граф Нулин», в «Истории села Горюхина», в «Дубровском», - все это свидетельствует о результатах пушкинских влияний. «Что скажет он, что заметит он, чему посмеется, чему изречет неразрушимое и вечное одобрение свое, вот что меня только занимало и одушевляло мои силы», — писал Н. В. Гоголь. В статье «Несколько слов о Пушкине» он говорит не только о величии Пушкина, но и явно подчеркивает несомненное влияние поэта на формирование его писательского мастерства. (Самое начало седьмой главы «Мертвых душ»).

Преемственная связь наблюдается и в финальных сценах «Бориса Годунова» (потрясенный народ отказывается приветствовать нового царя, и это поражает своеобразием содержания) и «Ревизора». Если в пушкинской трагедии «народ безмолвствует», то в гоголевской комедии читатель видит застывшие позы героев, их «окаменение».

Самоутверждаясь, вырабатывая свой индивидуальный почерк, идя по тропе писательской, каждый пишущий вбирает в себя от предшественника то необходимое ему «зерно», что способствует взращиванию собственной творческой энергии, мысли. Если лермонтовский Печорин является продолжением Онегина, но не повторением, то ясно просматривается «генетическая» связь этих двух героев. Учился Лермонтов у Пушкина, хотя психология внутреннего мира Печорина свидетельствует о глубине мысли автора, почти опережающего предшественника. Период безвременья (отчаяния, неверия, разочарования - от войны 1812 года до 14 декабря 1825 года) отчеканен Лермонтовым «весомо», «зримо». Д. Благой, рассматривая общие мотивы, сходные переклички, отмечает: «Именно поэтому при наличии огромного количества схожих мест и мотивов, обилии литературных перекличек, всякого рода реминисценций, свидетельствующих об исключительно тесной связи и преемственности между Лермонтовым и его великим предшественником, лермонтовское творчество, в особенности лермонтовская лирика, так часто полемически обращены против Пушкина, многим утверждениям которого Лермонтов почти демонстративно противопоставляет свое отрицание».

Иоганн Петер Эккерман создал «Разговоры с Гете», находясь рядом с Мастером, подточил свое перо, выстрадал его под оком величайшего Учителя.

О преемственной связи некоторых произведений И.С. Тургенева («Бретер», «Три портрета») и Лермонтова писали Аполлон Григорьев,

А.В. Дружинин. Если первый отмечал, говоря о Лучкове, что «Бретер» - это Грушницкий с энергией натуры Печорина, или, пожалуй, Печорин, лишенный блестящего лоска его ума и образованности - олицетворение тупой апатии, без очарования, доставшегося даром»1 то Дружинин, не принимая «лермонтовское» в указанных произведениях, наоборот, не видел в Лучкове и Печорине ничего общего. Однако внимательному читателю понятно определенное влияние Печорина на тургеневского героя, хотя последний - умственное убожество, пуст и пошл, злобен и груб. А И.Н. Розанов в Лучкове («Три портрета») нашел в определенной степени героизм Печорина.

40-50-е годы XIX века в русской литературе отмечены вырождением печоринского типа, хотя отголоски будут слышны и далее, и появлением тургеневских «лишних людей».

Первый русский психологический роман Лермонтова безусловно имел влияние на тургеневского «Рудина», хотя изображение внутреннего мира героя, психологизм лермонтовского героя (Печорин, Вера) несколько иной. «Поэт должен быть психологом, но тайным: он должен знать и чувствовать корни явлений, но представляет только самые явления — в их расцвете или увядании»2, — пишет Тургенев.

В психологических параллелях «Гаршин — Лермонтов» ученая из Болгарии М. Гургулова3 почти уравнивает меру таланта двух русских писателей, говоря о психологических переживаниях персонажей Гаршина, подчеркивает, что последний «по-лермонтовски насыщает глубоким идейным содержанием...».

Да, Гаршин безусловно ученик Лермонтова, но лермонтовский психологический принцип напряженней, портретней, эффект глубокий и неотразимый, спору не подлежащий.

Нельзя пройти мимо и такой преемственной связи, когда герой художественного произведения вбирает черты реального, известного всему миру исторического лица: назовем этот литературный прием «живым». В статье «Социальные корни типа Манилова»4 Д.С. Лихачев провел живую параллель между гоголевским героем Маниловым и царем-душителем Николаем I, подчеркнув, что «важнее всего для нас сам император Николай I — «первый помещик» и образец для своей многочисленной чиновничьей бюрократии». И литературному герою, и Николаю I присущи: игры «по русскому обычаю», любовь к смотрам и учениям, лицемерие, сходство во внешности. (Манилов — «человек видный», «улыбался заманчиво, был белокур, с голубыми глазами»), мечтательность, сентиментальность (мечты Манилова об отношениях с

1 Обозрение журнальных явлений за январь и февраль текущего года

2 Тургенев И. С. Полное собрание сочинений Т. 4, с. 135.

3 Проблемы теории и истории литературы. - М., 1971. - С.270-230.

4 Там же, с. 297-307.

Чичиковым и взаимная «любовь» Николая I и Бенкендорфа), манера разговаривать Манилова - яркое напоминание графа Бенкендорфа: «Зная графа, мы хорошо знали всю бесполезность приемов его. Он слушал ласково просителя - ничего не понимая; прошения он никогда, конечно, уже не видел; но публика была очень довольна его ласковостью, терпением и утешительным сло-вом»1. Сама жизнь подсказала Н. В. Гоголю преемственную связь маниловых с «первым помещиком России»

Имеется немало предположений, утверждений о близости прозы Ф. М. Достоевского с романтизмом. «В 1921 году В. В. Шкловский в «Летописи' Дома Литераторов» поместил статью «Сюжет у Достоевского», где высказал мнение, что истоки творческого метода Достоевского следует искать в ро-мантизме»2. Эту мысль поддержал Л. П. Гроссман3. В 1936 году Роман Якобсон утверждал, что Достоевский - романтик, «затерянный в эпохе реализма». Хотя «гибридное» (термин Р. Г. Назирова) «романтический реализм» вряд ли стоит воспринимать как научное сочетание - не даст выход реальному мышлению. Достоевский предстал у американского слависта профессора Доналда Фенджера представителем романтического реализма, преемником традиций Бальзака, Диккенса, Гоголя, Стендаля, Гюго, Джозефа, Конрада в книге «Достоевский и романтический реализм. Исследование Достоевского в отношении к Бальзаку, Диккенсу и Гоголю» (1965).

Материалом исследования послужили фольклорные тектсты и творчество поэтов Северного Кавказа.

Цель исследования - опираясь на анализ текстов, как национальных, так и инонациональных поэтов, выявляя их мировоззренческие позиции, тематику и идейную направленность их произведений, эстетические идеалы, лексику, синтаксис построения поэтического текста, ритмико-мелодическую струю, специфику образного мышления и сопоставляя все это с текстами поэтов России, Запада, Востока, установить преемственную связь, ученичество и учительство традиций и новаторства, динамики развития, взаимоотношения слова и поэтического образа, эстетическую функцию слов как важнейшего средства создания образа-переживания.

В соответствии с этим определены следующие задачи:

• сопоставляя поэтические тексты Кязима Мечиева и поэтов Востока -Фирдоуси, Низами, Навои, Джами, - установить влияние их традиций и мотивов на балкарца Мечиева;

• выявить сплав родных и восточных мотивов и созданных на этой основе стихотворений, поэм, стихотворных рассказов;

1 Записки Э. И. Стогова // Русская старина. 1903. т.5, с.312.

2 «Летопись Дома Литераторов». 20 декабря 1921. №4, с.4-5.

3 Гроссман Л. П. Путь Достоевского. - Л., 1924. - с.52.

• отметить высокий уровень учебы у поэтов Востока и ее отражение в поэтическом «Я» Мечиева;

• сравнивая тексты Мечиева и поэтов Востока, обобщить идейно-художественную эволюцию балкарского поэта и характер преемственности и традиций своих предшественников;

• показать влияние фольклорных мотивов на специфику индивидуализации характеров эпопеи «Тахир и Зухра»;

• посредством сравнительного анализа текстов показать принципы создания национального характера, функционирование изобразительно-выразительных средств в поэтике Кязима Мечиева, цельность и естественность поэтических строк, зрелость национального своеобразия.

Выявляя духовно-философские основы поэзии Кайсына Кулиева, опираясь на его поэтические тексты и прозаические этюды (эссе), показать:

1) на конкретном аналитическом материале воздействие традиций творчества А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Ф. Тютчева на поэзию балкарского поэта;

2) стилистическую общность двух больших художников - М. Лермонтова и К. Кулиева;

3) как и в какой степени сказались мотивы Есенина и других русских поэтов на поэзию Кайсына Кулиева, степень внутреннего единения есенинских и кулиевских мотивов;

4) обращаясь к анализу поэтических текстов Гарсия Лорки и К. Кулиева, общность в использовании традиций фольклора, единство мотивов жизни и смерти в их творчестве, а также, сопоставляя поэтические тексты Б. Пастернака, Миколы Бажана и К. Кулиева, показать их диалектическую близость, общее и индивидуальное в' поэзии этих выдающихся поэтов XX века;

5) влияние образного строя поэтического языка Николая Тихонова, А. Твардовского на создание К. Кулиевым психологически ярких характеров, уделяя особое внимание балладному творчеству балкарского поэта, сформировавшегося под влиянием Н. Тихонова;

6) особенности традиций армянской и грузинской поэзии и их влияние на лирику Кайсына Кулиева;

7) установить преемственную связь поэзии Сафара Макитова с восточной поэзией (Фирдоуси, Низами, Навои, Джами), поэзией А. Пушкина, Ф. Тютчева, Н. Некрасова, С. Есенина, А. Ахматовой, К. Кулиева);

8) обосновать преемственную связь поэзии Керима Отарова и Берта Гуртуева;

9) идейно-эстетическое воздействие на поэзию Танзили Зумакуловой восточной лирики (Омара Хайяма), лирики русской (Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Тютчева) и верного ее учителя К. Кулиева;

10) определить истоки поэтической музы Магомета Мокаева, показать влияние поэзии Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, Есенина, К. Мечиева, восточных поэтов (Джами) на становление художественного мастерства Мокаева.

11) исследовать и показать обусловленность мотивов поэзии балкарских поэтов 1970-1990-х годов XX века творчеством русских поэтов и поэтов-балкарцев старшего поколения;

12) отметить значение русской литературы в становлении и развитии литератур народов Северного Кавказа.

Научная новизна исследования. Исследуемая проблема изучена достаточно полно. В главе «История изучения проблемы...» мы отметили некоторые литературоведческие работы, обратив при этом особое внимание на специальный раздел двухтомника Д. Д. Благого1 «Диалектика литературной преемственности», где подчеркнута необходимость монографического изучения «связей, сцеплений, притяжений и отталкиваний», преемственности и новаторства, динамику общего литературного развития. Но по интересующей нас проблеме относительно балкарской поэзии еще нет исследовательской работы, необходимость которой очевидна. Накопив и изучив фактический поэтический материал (от Шекспира до наших дней), мы установили творческие связи, литературные взаимоотношения и взаимодействия по следующим направлениям: традиции литературы Востока и балкарские поэты, русская поэзия, русский язык и их роль в совершенствовании мастерства балкарских поэтов, европейская поэзия и Кулиев, некоторые особенности традиций и новаторства; развитие поэзии Северного Кавказа по пути духовного единства.

Поставленные в диссертации цели и задачи решены посредством комплексного анализа поэзии Северного Кавказа, через исследование диалектической преемственности с русской, европейской и восточной поэзией.

Методологическая база квалификационной работы основана на изучении трудов В. Белинского, Д. Д. Благого, Александра Абрамовича Аникста («Творчество Шекспира - М., 1965), двадцати четырех авторов сборника статей «Поэтический строй русской лирики» (Л., 1973); размышлений Бориса Дмитриевича Панкина (Время и слово. — М., 1973), В. И. Кулешова, украинского поэта Максима Рыльского о русской и украинской классике, о мастерстве поэтов Польши, Чехословакии, интернациональном характере поэзии (О поэзии. - М., 1974); А. Д. Григорьевой и Н. Н. Ивановой, (Язык лирики XIX в. Пушкин. Некрасов. - М., 1981); исследования К.К. Султанова, позиции по этому вопросу многих авторов в сборнике статей «Проблемы теории и истории литературы», посвященного памяти профессора А. Н. Соколова, отношение к данной проблеме Толгурова З.Х. (Движение балкарской поэзии. — Нальчик, 1984; Формирование социалистического реализма в балкарской поэзии. - Нальчик, 1974) и другие исследования.

1 Благой Д. Д. От Кантемира до наших дней. - М.: Худ. лит., 1979.

При исследовании обширного художественного материала Северного Кавказа автор опирался и на работы Л. Бекизовой, А. Мусукаевой, А. Хакуа-шева, А. Гутова, К. Шаззо, Ю.Тхагазитова и других.

Изучив работы указанных авторитетов, выработав свое отношение на диалектику преемственности, проведено исследование поэтических текстов балкарских поэтов всех поколений. Установлены диалектическую связь, близость мотивов, особенности перекличек, творческая созвучность, сходство вариантов, различного рода реминисценции, отталкивания одного от другого, действенные средства самоутверждения и выражения, своеобразие усвоения «чужого» материала; умение переплавлять в национальное, собственное национальной литературы.

Исследуя творчество национального поэта, сопоставляя тексты его поэзии с текстами русского, европейского, восточного поэтов, отмечена сложность и внутренняя противоречивость диалектики литературной преемственности, варианты сочетания между собой усвоения и отталкивания, диалектически сопровождаемые друг другом.

Положения, выносимые на защиту:

- Бессмертие традиций художников мировой литературы.

- Авторская точка зрения на проблемы преемственности в поэзии.

- Традиции восточной поэзии и их преломление в поэзии Кязима Мечиева.

- Влияние русской литературы на становление и развитие литературы народов Северного Кавказа.

- Кайсын Кулиев в контексте русской поэзии.

- «Материнская» тема в творчестве К. Кулиева и ее самобытность.

- Европейская поэзия и К. Кулиев.

- Значение традиций русской литературы в расширении субъективных возможностей балкарских поэтов 60-90-х годов XX столетия.

Научно-практическая значимость исследования. Творчество всех исследуемых поэтов включено в университетские программы преподавания литературы. Проблема, рассмотренная нами, может быть использована в лекционных материалах, на семинарских и практических занятиях по литературам народов России, зарубежной литературы, на занятиях по литературоведению, теории литературы, при изучении поэтики конкретных произведений.

Апробация работы. Основные положения и научные результаты диссертации изложены в монографии «Проблемы диалектики преемственности в поэзии (на примере балкарской поэзии») (2002 г.), в «Объединенном научном журнале» (2005 г., №7. Москва), в журнале «Научная мысль Кавказа» (Ростов-на-Дону, №4, 2005 г.), в журнале «Культурная жизнь Юга России» (2 статьи, соответственно в 2004 г., №4 и 2005 г., №4 - Краснодар), в журнале «Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Приложение». — Ростов-на-Дону, №4, 2004 г., в журнале «Вестник Пятигорского лингвистического университета, №4, 2003 г. Около двадцати статей в издательствах Нальчика («Литературная Кабардино-Балкария»,

«Минги тау», в книге «Керим», в «Полиграфсервис и Т», в Институте языка, литературы и искусства им. Г. Цадасы ДНЦ РАН, 2003 г. - Махачкала, в книге «XX столетие и исторические судьбы национальных художественных культур: традиции, обретения, освоение»; докладывались и обсуждались на международных, региональных, республиканских конференциях: на первой международной научно-практической конференции (10-13 мая 200 4г.) «Кавказ сквозь призму тысячелетий. Парадигмы культур», на межвузовской конференции «Кайсын Кулиев и современность», на региональной научной конференции, посвященной 85-летию со дня рождения К. Кулиева (Нальчик 2324 окт. 2002 г.).

Творчество исследованных нами поэтов в индивидуальном порядке в параллели с русскими, зарубежными, восточными именами может быть темой дипломных работ, что расширит и углубит диалектику преемственности.

Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и библиографии.

Каждая глава разделена на подпункты в соответствии с поставленной проблемой. Текст работы занимает 403 страницы.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В вводной части квалификационной работы обращается внимание на специфику духа эпохи Возрождения и шекспировского мировоззрения, идеалы которого нашли отражение в творчестве писателей многих поколений художников, рассматриваются проблемы формирования мастерства писателей в контексте творчества У. Шекспира, Ф. Шиллера, И. Гете, Г. Гейне, Г. Державина, А. Пушкина, М. Лермонтова, Л. Толстого, А. Блока, А. Твардовского... При этом автор квалификационной работы опирается на высказывания В. Белинского, Д. Благого, А. Пушкина, Альберта Эйнштейна, Халдера Лакснесса, К. Кулиева и многих других.

В этой части работы отмечается, что творец, заинтересованный в судьбе культуры своего народа, понимает необходимость связи с культурными достижениями других народов, он наблюдателен, мастерски передает общее через частное, в его арсенале - сложные ассоциативные прорывы в глубины человеческого сознания, ширь интеллектуального диапазона, напряженные духовные поиски в сфере философии, художественно-эстетических категорий.

Переходя к творчеству балкарских поэтов, соискательница подчеркивает, что балкарская поэзия начинается с имени Кязима Мечиева - основоположника национальной литературы.

Обращаясь к проблеме диалектики преемственности, в ней отмечено, что конкретного научного исследования, теоретико-методологического осмысления проблемы учителей и учеников на материале балкарской литературы нет. Исключение составляет монография З.Х. Толгурова «Движение бал-

карской поэзии», в которой не ставится цель выявления всех форм диалектики преемственности, ограничиваясь материалом 1930-1950-х годов XX века.

Глава первая «Традиции литературы Востока и балкарские поэты:» включает шесть параграфов. Во втором параграфе — «Постижение тайн искусства Джами К. Мечиевым» - изложение некоторых биографических фактов поэта. Все созданное Кязимом Мечиевым говорит о его мастерстве воспринимать традиции предшественников, сплавлять воедино мотивы национальной жизни с восточными, создавать произведения, близкие к восточным газелям, двустишиям, четверостишиям под названием «мурабба», «кыта», переходящих из четверостиший в шести - восьми — десяти - двенадцатистрочные стихи, — рубай, фарды, стихотворения-двустишия и т. д.

Сравнивая конкретные поэтические тексты К. Мечиева и Джами, отмечая использование ими одной из стилистических фигур (антитеза), вчитываясь в газели, мурабба, кыта, рубай, фарды, афоризмы восточного поэта и кя-зимовские мудрости в форме отдельных стихотворений, четверостиший и сопоставляя их, легко почувствовать эмоциональный накал произведений К.Мечиева, острое восприятие им реальной жизни под влиянием Учителя. Однако у каждого из них свое видение мира: Кязим видит начало XX века, а Джами сосредоточен на XV веке. Но, познавая восточную мудрость, балкарский поэт осветил ею свой век, его тревоги, горе, которые нес человечеству «кровавый» век. Балкарский поэт ищет пути избавления своего народа от несчастий, но пока не видит выхода, Джами же вместо мира скорби, где правят жестокость и ложь, предлагает мир иллюзорный: в книге обретешь знания и успокоишься, и в их познании обретешь силу, в них правда, которая приведет к успокоению. Подобный призыв не характерен для творчества Кя-зима Мечиева. Истинные знания (по Джами) помогут человеку обрести покой. У Кязима знания нужны, чтобы бороться за счастье своего народа. Его герой чувствует народную боль как свою, в отчаянии обращается к себе, готовый к самопожертвованию при виде зловещей тени «множества волков»; балкарский поэт простыми словами отражает мир действительности 20 века: «Немало горьких слов ты людям даровал, / Кязим, ты проклинал, Кязим, ты горевал, / Но можно ль на земле прожить без горьких слов, / Когда нам смерть грозит от множества волков?». А вот, казалось бы, о том же Джами: «Джами, есть люди, чья душа подобна вещей птице, / К ограничению себя таким стремиться надо, / Мы чашу жизни жадно пьем лишь в чаянии счастья, / Но и в отчаянии есть особая услада».

Стихи Джами — в традициях Востока воспринимаются как изящное духовное явление. Кязиму же свойственно переплетение специфики времени (четверостишие написано в 1914 году) и образа народа, терпящего бедствие.

Третий параграф — «Поэты Востока в эволюции балкарской поэзии» — посвящен преемственным связям поэзии Кязима Мечиева и восточной поэзии. Поэма Мечиева «Бузжигит», эпопея «Тахир и Зухра», стихотворные сказания «Акъ къочхар» («Белый баран»), «Кекге учхан» («Улетевший в

небо») и многие другие мечиевские тексты сопоставляются с «Фархад и Ширин» Навои, «Хосров и Ширин» Низами, «Сказание о Зухре и Тахире» туркменского поэта Молланепеса, раскрывается их общность и отличие.

В четвертом параграфе этой главы анализируются «Шах-наме» Фирдоуси и поэма Кязима Мечиева «Тахир и Зухра» — устанавливается их взаимосвязь. Неповторимая индивидуальность каждого из поэтов несомненна, хотя в кязимовской эпопее школа Востока сказывается определенно. Поэзия Мечие-ва близка к литературе не только Востока, но перекликается с Пушкиным («Сказка о царе Солтане...»). Но здесь речь может идти лишь о влиянии фольклора, который сыграл большую роль и в творчестве А. Пушкина.

В квалификационной работе не утверждается, что восточные поэты далеких веков и Кязим Мечиев едины в методах, в стилях, в художественном осмыслении действительности.. Но многогранный талант, создавая шедевры, не может не быть примером, источником для преемственности. Где нет преемственности, там нет движения. Произведения, рассмотренные нами, имеют общие мотивы и выведены близкие поэтические типы. Для них характерны общие философские идеи и поэтический пафос.

«О некоторых особенностях поэтики К. Мечиева» — так назван пятый параграф этой главы, в котором отмечено, что балкарский мудрец обнаружил такие качества поэта-мыслителя, философа, которые стали основой для богатой поэтической системы, многогранного видения мира и принципов создания национального характера - все это подтверждено анализом таких произведений Кязима Мечиева и поэтов Востока, как «Слово о разуме» из «Шах-наме» и «Добро и зло» Мечиева. Нравственная чуткость в «Слове о разуме» и в «Добре и зле» настолько едина, что национальное и общечеловеческое синтезированы, выражаемые чувства так сильны, что оказывают мощное воздействие на читателя. Смысловой анализ связан с выяснением структуры предложения, наблюдением над интонацией, выяснением удельного веса каждого знака. При этом подчеркивается, что каждый знак имеет свою качественную характеристику, свою функцию, способствует выяснению языковых особенностей.

Серьезное внимание обращается на некоторые особенности кязимов-ского стихосложения. При этом говорится о том, что парно рифмованные стихи в бейтах создают гармонию целостности. Метрическая форма стиха Мечиева часто перебивается переходом на эпическое повествование, что не встречается у Фирдоуси. Поэма «Тахир и Зухра» написана смежными, перекрестными и опоясывающими рифмами, что также характерно для «Шах-наме». Однако лиризм, подогреваемый динамикой мысли в «Сиявуше», «Лейли и Меджнуне», подхвачен поэтическим темпераментом балкарского поэта и включен в его систему. В поэме Мечиева строфическое строение многогранно и соответствует наполненной событиями жизни Тахира и Зух-ры, находящихся во власти любви. Такое многообразие строк дает большую свободу художнику для осмысления проблем: любовь - ненависть, предан-

ность — измена, верная служба и подслушивание, господство тьмы и предательство - всё это подвластно мастеру слова.

Образная система искусства слова четко определена идеей, задачами, целями, которые ставят перед собой и восточные поэты, и балкарский поэт, -обе линии подчинены общественным интересам наций, необходимости раскрытия событийности посредством средств изобразительности, и опредмечивания специфики мышления.

В шестом параграфе первой главы - «Просветительство в литературах Востока и его влияние на балкарскую поэзию» дается сравнительный анализ высказываний Джами («О четырёх свойствах, являющихся условиями царствования») и Кязима Мечиева («Аллай бийле керек бизге» - «Такие предводители нам нужны»). Оба мудреца обобщают положительные свойства предводителей народа: он не может быть свободен от людей, которыми правит, обязан подчиняться законам общественного развития, обладать мерой нравственно-религиозного поведения. Идущий впереди народа предводитель, имеющий право на «царствование», свои взаимоотношения должен строить на принципах разума и доброты.

Сравнивая газели, мурабба, кыта, рубай, фарды, афоризмы Джами и созданное Кязимом Мечиевым (например, 64 рубай Джами: «Терпенье всем приносит сладкий плод./ Терпенье к благоденствию ведёт;/ Ты в жизнь вступил... Учись же с колыбели/ Быть терпеливым... и достигнешь цели» и стихотворение «Терпимость» — «Сабырлыкъ» - Мечиева: «Терпеливого минуют беды. Немногословен, без причины крови не прольет» (все построчники наши), отмечаем, что у обоих поэтов - глубокое постижение сути человеческого единства связано с терпением; только преисполненный достоинства может быть терпеливым, и жизнь может достойно прожить умеющий достойно терпеть, не унижая и не унижаясь. Терпеть - не значит страдать, а значит чувствовать пульс жизни, видеть перспективу именно в терпении, видеть и познавать жизнь в её многообразии и воспринимать её реалии.

Методика построения сравнительного анализа текстов восточных поэтов Фирдоуси, Низами, Навои, Джами и Кязима Мечиева ставила своей задачей, обстоятельно анализируя каждый текст, показать, что преемственность, ученичество Кязима Мечиева - это своеобразное усвоение, порою прямое продолжение и развитие восточной темы на национальной почве балкарцев.

Вторая глава диссертационного исследования — «Концепция общих законов взаимодействия и взаимовлияния».

В первом параграфе — «Значение русской литературы для становления и развития литератур народов Северного Кавказа» автор квалификационной работы размышляет над значением русской литературы в становлении и развитии литератур народов Северного Кавказа.

Духовные потребности, общественное сознание обусловливают необходимость входа мыслящего человека в единую духовную целостную систему. А это возможно для народов России через русский язык, русскую культу-

ру. Необходимость учёбы у представителей русской классической литературы была налицо, нужны были их художественный опыт и традиции. В этом аспекте проводится сравнительный анализ рассказа Салиха Хочуева «Жигит-ле» («Герои») и «Севастопольских рассказов» Л.Толстого. Герои балкарского писателя стойко и терпеливо переносят свои страдания. Отважные воины с достоинством, честью, спокойно и твердо, с глубинным чувством любви к родине совершают мужественный подвиг. Несопоставим талант Л.Толстого и С. Хочуева, но желание последнего приблизиться к духовному величию русского гения очевидно.

В процессе обращения одного народа к духовным богатствам другого сближает их. Менее опытные писатели познают многообразие художественных форм, стилей, жанров учителей. Но при этом национальная основа остаётся, проявляясь в закономерностях развития литературы. Процессу формирования духовной общности народов оказала значительное влияние переводческая деятельность поэтов и писателей балкарцев. В работе перечислены переводы Кайсына Кулиева (из Лопе де Вега, Вс. Иванова, Ж.Б. Мольера, У. Шекспира, Гарсиа Лорки, Пушкина), Ибрагима Бабаева (из Шекспира, Пушкина, Гарсиа Лорки, Мольера, Мустая Карима, С. Есенина, В.Маяковского, А.Блока, М.Дудина, М.Джалиля), Салиха Гуртуева («Витязь в тигровой шкуре» Ш.Руставели), многочисленные переводы Магомета Мокаева, А.Созаева, М.Олмезова и других.

Второй параграф — «Мотивы просветительства» — главы посвящен мотивам просветительства. Здесь указаны просветительские мотивы в литературах Англии (Дж. Локк), Франции (Вольтер, Руссо, Монтескьё, Гольбах, Гельвеции, Дидро), Германии (Лессинг, Гердер, Шиллер, Гёте), США (Джефферсон, Франклин, Пейн), России (Н.И.Новиков, А.Радищев). Конец XIX и начало XX веков ознаменованы просветительскими идеями поэтов Северного Кавказа. Кязим Мечиев пишет о новой жизни, о торжестве справедливости («К оружию», «Солтан-Хамид», «Храбрый батыр» и др.), здесь дух мужества и протеста, освободительных идей, понимание литературы как средства агитации передовой демократической мысли, как источника познания объективной действительности.

Книга Берта Гуртуева «Мардакемле» - это образец просветительской литературы. Балкарские пословицы и поговорки, мудрость народа, его суждения по основным нравственным вопросам составляют основу книги. Меткие, остроумные выражения представляют интересный материал и определяют поэтическую ее основу.

Просветительский тип мышления сосредоточивается на гражданском долге, преданности идеологии своего народа, порядочности, трудолюбии. Примечательны в этом отношении просветительские стихотворные тексты Керима Отарова «Халкъла бирикселе» («Если народы объединятся»).

В творчестве Сафара Макитова немало стихотворных текстов, посвященных просветительству: «Жашла» («Ребята), «Таула чакъыралла» («Горы

зовут»), «Юч тилегим» («Три просьбы»), «Мен ёлсем» («Если я умру») и т. д. Автор зовет молодёжь к нравственной чистоте, к пониманию народа.

«Кайсын Кулиев в контексте русской поэзии» - так назван третий параграф главы. Природа «обязала» Кайсына быть певцом высот Кавказа - и он им стал. Величественные горы Кавказа «нашептали» ему, что он, Кайсын Кулиев, возвеличит их. Чегемское ущелье вдохновило его на художественный труд и научило понимать своё предназначение - творить. Впервые «окно» в мир было открыто в ауле Нижний Чегем учителем русского языка Борисом Игнатьевичем, которому посвятил поэт благодарное стихотворение «Учитель Борис Игнатьевич».

В первом подпункте параграфа - а) «А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов и поэтическая лира К. Кулиева» - дан сравнительно-типологический анализ произведений названных имен. При установлении преемственных связей К. Кулиева с творениями А. Пушкина, М. Лермонтова, Ф. Тютчева, Сергея Есенина, Б. Пастернака, Николая Тихонова автор исследования опирался на этюды К. Кулиева и, естественно, на текстовый материал. Этюд «Признание» посвящен Пушкину, его величии и влиянии на творческий потенциал Кулиева.

«Моцарт и Сальери» — выдающееся произведение трагического содержания, столь же трагично, много несовместимой боли и в произведении К. Кулиева «Больничная тетрадь». В пушкинской трагедии силы зла, зависти неумолимы, зло должно завершить свое страшное дело. Автор вложил в уста убийцы мысль о том, что «Гений и злодейство - несовместимы». Кулиевский Сальери - это боль, которая, постепенно убивая жизнеспособные клетки, доставляет неизмеримое страдание (боль).

Опираясь на творческий гений своего учителя, отталкиваясь от него, Кайсын стал тем, кем гордится весь мир. Кулиев прямо признает Пушкина своим литературным «отцом».

В диссертации дается сравнительный анализ произведений двух больших поэтов. Кулиев учится у своего великого предшественника естественности и простоте, величию и прелести пушкинского слога. Пушкинское умение быть благодарным своим учителям передалось и Кулиеву: «Ваше слово словно рев оленя,/ боль его, его сердцебиенье/ в миг, когда он слаб, как человек./ Ваше слово лепко, словно глина,/ Словно молния, неотвратимо,/ Нежно, словно молодой побег»1

У Лермонтова и Кулиева есть стихотворения под одним названием «Кинжал». Произведение Кулиева возникло под непосредственным влиянием лермонтовского «Кинжала», в котором воспевается то же мужество, что и в лермонтовском, тот же символ высокого служения свободе. Перекличка с русским собратом в стихотворениях опять же под одним названием «Поэты».

1 Кулиев К. Собрание сочинений. Т.2. -М.: Худ. лит., с.475. 16

Каждый из них творец, но Кулиев, расширяя границы, сохраняя лермонтовский мотив печали, горя, страдания, обогащает его мировидением двух эпох.

Анализируются три стихотворения, посвященных Кавказу (Пушкин, Лермонтов, Кулиев). В то время как Кавказ для Кулиева и жизнь, и смерть, великая вера и столь же великая любовь: «...в последний час/ Мои синеющие губы/ Замрут, произнеся: «Кавказ!», в пушкинском - пластические детали создают атмосферу грандиозности и величия. Для Лермонтова же Кавказ — предмет высокой любви: «Как сладкую песню отчизны моей, / Люблю я Кавказ».

Пушкинское «семя», давшее ростки лермонтовской поэзии, взрастило и развило в поэтической фантазии балкарского поэта одушевленный лик Кавказа, величие его природы.

«Казачья колыбельная песня» Лермотова стала толчком к созданию кулиевской «Колыбельной песни». В обеих «Песнях...» прослеживается мотив времени, но кулиевская восходит и к мотиву вечности: «Спи все горе на земле, / Боли нам не причиняя. / Навсегда усни в стволе, пуля злая».

Поэтическая связь Кулиева с Пушкиным вполне определенна, такая же, как выявлена и с Лермонтовым. Подобный приём отталкивания развивает, насыщает, расширяет поэтические горизонты Кайсына Кулиева. Он благодарно принимает великих русских поэтов, называя их своими учителями, и не скрывает, что его поэтический мир значительно обогатился через пушкинский и лермонтовский художественные лиры.

В подпункте «Преломление традиций Ф. Тютчева в лирике К. Кулиева» отмечается, что тютчевский взгляд на природу сказался на особенностях стихотворений балкарского поэта о природе. Мастерство слышать голос природы, сочувствовать ей, сопереживать, обращаясь к явлениям природы, выражать сокровенные мысли - все это характерно и для Кулиева.

«Трудно назвать поэта более слитного с природой, более проникновенно её чувствующего, чем Тютчев»1, — говорит Кулиев, вспоминая тютчевские «Весенние воды», «Летний вечер», «Осенний вечер», «Вечер», «Зима недаром злится...». Эти слова с ударным мотивом совершенно честно можно отнести к творениям самого Кулиева, с таким наслаждением и с таким пониманием, знанием совершающего «природоведческие» открытия. Не скрываясь ни под чьими открытиями, а восторгаясь ими, радуясь, делился своей радостью, величием открытого им имени: «Поэзия Тютчева остается большой школой для поэта. Его уроки, как и уроки Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Блока, Есенина, имеют громадное значение для всех, кто считает поэзию делом своей жизни. Фёдор Тютчев — один из самых глубоких и совершенных лириков в мировой поэзии»2.

Кулиев К. Поэт всегда с людьми. - М.: Худ.лит., с.80 Кулиев К. Поэт всегда с людьми. - М.: Худ.лит., с.81.

В подпункте «Сергей Есенин и Кайсын Кулиев» в сравнительном плане анализируются кулиевский цикл «Мой поздний свет», посвященный любимой женщине, и есенинские «Персидские мотивы», где встречаются имена Саади, Хайяма, Фирдоуси. Эти имена в кулиевском цикле отсутствуют, однако совокупность выразительных средств выдержана в стиле С. Есенина. Балкарский поэт, вложив в цикл реалии жизни, создал большой силы поэтический памятник. Поиски соприкосновения данного цикла с поэзией Сергея Есенина еще раз убеждают в самобытности Кулиева, хотя просматриваются и отдельные сближения, опирающиеся на художественную традицию, литературный жанр, элементы стихотворных форм и ритмических структур «Персидских мотивов».

В «Страницах биографии» («Поэт всегда с людьми») Кулиев с благодарностью пишет: «Поэзия Пастернака была мне дорога с тех пор, как я стал взрослым. Я не мог не чувствовать такие строки: «Приходил по ночам/ В синеве ледника от Тамары» - об этом и многом другом в пункте «Кайсын Кулиев и Борис Пастернак».

Для Кулиева Пастернак был не просто старшим собратом, а той мерой весов, которая способствовала более ответственного отношения к художественному слову. Их роднит умение познавать сокровенные тайны природы, развитое эстетическое чувство, новое восприятие явлений окружающего мира, их ассоциативные связи. >

Диалектическая связь творчества двух больших поэтов установлена на основе анализа ряда их стихотворений. В частности таких, как «Баллады» Б. Пастернака и «Играют Шопена», «Памяти Симона Чиковани» Кулиева а также «Памяти Марины Цветаевой» Б. Пастернака.

Сопоставление анализируемых стихотворений еще раз позволяет делать вывод о том, что без преемственности нет подлинной поэзии. Творчески осваивая традиции своих предшественников, Кулиев выработал свой национальный стиль, усилил колорит творчества.

Параграф «Николай Тихонов и Кайсын Кулиев» начинается с признания балкарского поэта. В статье «Годы вдохновения» («Поэт всегда с людьми») он писал: «Мне ведь хотелось бы о Николае Семеновиче написать хорошо, насколько это в моих силах. Кроме всего прочего, я многим ему обязан. Он был внимателен ко мне, оставался опорой и поддержкой в трудные дни и годы моей жизни, проявил много заботы о молодом литераторе из Чегемского ущелья. Такое не забывается».

Воспринимая мотивы поэзии русского поэта, Кулиев особое внимание обратил на «пространственность» стихотворений Тихонова, на их исключительность и умение создавать сильные характеры. Кулиев признавался, что его «Перекоп» и «Сиваш» созданы под влиянием тихоновских произведений. Одни и те же события - события военные, в разных временных отрезках, но отмеченные кровавыми событиями (1920, 1941, 1943-1944 гг.). Чувствитель-

ный поэтический нерв Кулиева по-особому воспринял мир баллад Тихонова и обновил этот жанр в балкарской литературе.

К Кулиев вспоминает: «...Как мне нравится горькая энергия тихоновского шедевра! (имеется в виду «Перекоп» - Е.Ж.) Я всю свою довоенную молодость знал и обожал стихи моего старшего собрата о Перекопе и Сиваше. Но я не мог тогда знать и предвидеть, что судьбе будет угодно бросить меня также в грозные бои на Сиваше и Перекопе, может быть, еще более жестокие, чем те, которые когда-то видел Тихонов. Я тоже стал свидетелем как бы повторения сказанного в знаменитых балладах русского поэта. Ноябрьской ночью в воде по грудь переходил я через Сиваш, а также не раз лежал под артиллерийским огнем на Перекопе. Видел, как снова «живыми мостами мостят Сиваш». Признаться, я как-то гордился тогда, что иду по следам Тихонова. Даже попытался выразить это в стихах, открывавших мой цикл «Перекоп» (Кулиев Кайсын. Поэт всегда с людьми. - М.: Худ. лит, 1975. - С.119).

Цикл «Перекоп» Кулиев предварил эпиграфом из «Перекопа» Тихонова (Тихонов Николай. Стихотворения и поэмы. Вступ.ст.и сост. В.А.Шонина. Подготовка текста и примеч. А.С.Морщихиной. - Л.: Сов. пис, 1981. -С. 108): «Но мертвые, прежде чем упасть, / Делают шаг вперед...». Преемственная связь здесь очевидна.

Эпоха реализма в жанре баллады выдвигает серьезные проблемы: тут нужны герои особой нравственной стоимости, жизнелюбие которых подтверждается их поступками. Литература выдвигает новые имена: Н. Тихонов («Баллада о гвоздях», «Баллада о синем пакете), А. Вознесенский («Баллада 41 -го года»), И. Сельвинский («Баллада о танке»), К. Симонов («Сын артиллериста»), Е. Евтушенко («Баллада о нерпах», «Баллада спасения»).

Эта лесенка трансформации свидетельствует о новаторском поэтическом отношении создателей этого жанра к требованиям времени. Преемственная связь в развитии баллады очевидна.

В параграфе «Творческая связь Кайсына Кулиева и Александра Твардовского» обращается внимание на художественное совершенство таких поэтических текстов, как «Слово о словах» и «Поэзия - земля моя...», «Не много надобно труда» и «Руки», цикл «Памяти матери», К.Кулиева, «Я убит подо Ржевом», «Баллада о погибшем друге» и многие другие. Сопоставив их, автор квалификационной работы считает возможным утверждать, что они имеют общее художественно-эстетическое поле.

Третья глава «Поэты Кавказа и Кулиев» включает три параграфа. В первом параграфе речь идёт об особенностях эволюции поэзии Кавказа.

Армянской поэзии и лирике К.Кулиева посвящен второй параграф, -Творческая созвучность армянских поэтов и поэзии Кайсына Кулиева, - где проводится сравнительный анализ айренов Наапета Кучака и кулиевского цикла «Мой поздний свет». Воздавая должное лирике любви поэта средневековой Армении, Кулиев отмечает, что «Кучак был поэтом угнетенных, тех, кто нуждается в опоре и поддержке».

Балкарский поэт напоминает в статье о Кучаке слова историка: «Армения превратилась в отчизну скорби». Балкария тоже в своё время превратилась в сплошное горе - народ в одночасье был изгнан в голодные степи Средней Азии и Казахстана. Балкарию топтал и фашистский сапог, заливая кровью ни в чем не повинных людей. Мотив скорби в поэзии Кучака нашёл отражение в творчестве Кулиева. Боль за родину, за страдания родного народа в одинаковой степени отзываются в сердцах армянского и балкарского поэтов.

Говоря о живописце Мартиросе Сарьяне, Кулиев отмечает, что тот не только живописец, а и поэт, мудрец - философ, «неутомимый землепроходец, открыватель неведомых стран и тайн искусства» («Поэт всегда с людьми»).

Искусство каждой нации прорастает из родной почвы, как зерно. Так растет и дерево. Именно это, выросшее на родной почве, подлинно человеческое, национальное в творчестве Сарьяна, и повлияло на создание вдохновенных произведений Кулиева: национальное и общечеловеческое в искусстве Сарьяна нашло яркое отражение в национальном и универсальном в творениях балкарского поэта..

Говоря о поэтическом очаровании картин Сарьяна («Горы», «Араратская долина», «Сбор персиков в колхозе»), Кулиев подчеркивает вечность темы, прелесть земной красоты, непобедимость плодоношения земли, сравнивает материнскую и земную сущность. Несомненно, волшебник Сарьян очаровал своими красками Кулиева, что сказалось на создании его поэтических шедевров.

Восхищенный глубиной и мощью лирики А. Исаакяна, Кулиев посвятил ему статью «Весь мир в его сердце» («Поэт всегда с людьми», с. 185-200). Балкарский поэт был пленен обаянием простоты поэзии Исаакяна, который вошел в жизнь Кулиева всецело, «обогатив ... освятив его сердце особым светом и став навсегда его спутником», как признавался сам поэтов

Третий параграф главы - «Мотивы грузинской поэзии в лирике Кайсына Кулиева». В нем обращается внимание тому, как балкарский поэт относился к грузинским собратьям. В книге Кулиева «Поэт всегда с людьми» десять этюдов посвящены грузинским поэтам: «Песнь о земной красоте» (о «Витязе в тигровой шкуре»), «Подобный молнии» - о поэзии Николоза Бараташвили, «Обнаженное сердце» - о Тициане Табидзе, «Песня зелёного дерева» - о поэзии Симона Чиковани, «Чудесный кахетинец» — так назвал свою встречу Кулиев с живописной поэзией Георгия Леонидзе и т.д.

В диссертационной работе рассматривается диалектическая близость духа К.Кулиева к творчеству выше названных грузинских поэтов.

К примеру, «Колыбельная песня» Кулиева и «Имеретинская колыбельная» А. Церетели имеют много общего, хотя в «Имеретинской ...» только горький мотив лишь к концу обретает оптимистический настрой. Кулиев-скую песню может петь мать любого континента. Есть немало общих мотивов у Церетели и Кулиева. Это прежде всего воздействие на национальное самосознание своих народов, чтобы они поверили в свои собственные силы,

поверили в перемены, в лучшее будущее; характерная особенность обоих поэтов - отсутствие национальной ограниченности.

В этюде «Чудестный Кахетинец» Кулиев восторженно описывает портрет Георгия Леонидзе, так же восторгаясь его поэзией. Оба посвятили ряд стихотворений поэтам. Для К.Кулиева поэт — это человек, через сердце которого проходят все беды и радости народа. Выходя за пределы допустимого властями, поэты рисковали жизнью: «На площадях казнили палачи,/ Стреляли в нас наёмные убийцы».

Свое отношение к земле Сванетии, родившей такого сына, как Реваз Маргиани, выразил Кайсын Кулиев в этюде «Поэзия высоты» («Поэт всегда с людьми»). Именно его балкарский поэт считает «началом любви к грузинской поэзии».

«Языческий певец Земли» («Поэт всегда с людьми») - так назвал К.Кулиев Карло Каладзе. «Где Карло Каладзе - там кипение жизни, веселый смех, хорошее настроение» - говорит балкарский поэт о своем собрате, что, вероятно, из этого «настроения» перепало и в кулиевскую поэзию.

Певцу Кавказа, его величественных гор, поэту, лирику-философу Ираклию Абашидце Кулиев посвятил свои размышления «Свет прометеева огня» («Поэт всегда с людьми»). Кулиев жил такою жизнью, к какой призывал академик И.Абашидзе: «Жить должен поэт всегда только так: большою, высокою жизнью поэта». Этой заповеди следовал Кайсын Кулиев. Анализ многих стихотворных текстов, в частности, «Приближение» Абашидзе и «Жизнь моя, чем была ты?...» Кулиева, дает основание утверждать, что И.Абашидзе был для Кулиева одним из его учителей. Кулиев обнимает мир и взором, и сердцем, и душой, постигает трудно постижимое; его «сердце наполняется синевою до краев» - «Кавказ подо мною! - Облачусь в облака у Хуламских вершин». Тут не только пушкинский мотив восхождения, а и восхождение «внутрь поэта», как у Абашидзе. Здесь преемственность как бы русско-грузинско-балкарская - она вмещает мир «внутренне и внешне».

«Мне хочется, чтобы мои заметки об Ираклии Абашидзе закончились стихами, обращенными к нему. Их я протягиваю через вершины, как алую Чегемскую гвоздику! - этими словами предваряет К.Кулиев стихотворение «Ираклию Абашидзе»:

К хребта белизне повернусь я и кликну: «Ираклий!...»

«Кайсын! —я услышу в ответ, осчастливлен судьбой,

Как будто издревле в ауле одном наши скалы

Стояли бок о бок и шли мы одною тропой.

Глава четвертая — «Европейская поэзия и К. Кулиев». В первом параграфе этой главы - «Связь поэзии К. Кулиева с творчеством М. Бажана» - соискательница исследует точки соприкосновения двух поэтов, необыкновенную энергию их стиха, ритмические, звуковые особенности, смысловую напряженность, динамизм, некую поэтическую условность, яркость поэтиче-

ских красок, многогранность тем. В книге Бажана «Стихотворения и поэмы» названия циклов и стихотворений говорят о широте охвата, всеобъемлющем мировидении поэта: «Строения», «Грузинские стихи», «Узбекистанские стихи», «Бориславские рассказы», «Сталинградская тетрадь», «Киевские этюды», «Английские впечатления», «У Спасской башни», «Мицкевич в Одессе», «Итальянские встречи», «Сицилиана», «Ночные встречи» и др.

Кайсын Кулиев в поэзии Миколы Бажана уловил мотивы золотой осени (статья «Поэт-рыцарь» в книге «Поэт всегда с людьми»), как «птица рыдает», «стон людской раздается», «лязг сабель и ножен бряцанье». Интересна внутренняя сила близости стихотворений «музыкального цикла» Бажана и Кулиева. Сопоставление поэтики бажановских произведений («Симфония», «Мазурка», «Голос Эдит Пиаф», «Нескончаемая» симфония Шуберта», «Вальс Сибелиуса в Ленинграде», «Трио №2 Бориса Лятошинского», «Седьмая симфония Шостаковича») - и кулиевских - («Песенка горной речушки», «Песня», «Песня, подаренная девушкам», «Играют Шопена», «Музыка», «Песня ночи», «Свадебная ночь», «Танец», «Певица» и других - не оставляет сомнений в их общности и отличии.

Завершает главу четвёртую второй параграф - «Внутренняя близость национальных особенностей лирики Гарсиа Лорки и К.Кулиева», — где приводятся примеры из сборника «Гарсиа Лорка Федерико. Избранное: Стихи. Театр. Статьи» (М., 1993 г.) и произведений К.Кулиева. В произведениях того и другого оживает фольклор двух народов и начинает говорить языком танца: у Гарсия Лорки - испанская манера, у балкарского поэта - балкарская; там и здесь - музыка души народов. В творчестве Лорки — национальный характер, необычная сила любви к родной Андалузии и диалектика жизни, испанские ритмы и темперамент испанца. Когда «танцует в Севилье Кармен», всё замирает, ярко проявляются национальные черты. Испанец Гарсиа Лорка передает рисунок танца высокой техникой и совершенным чувством ритма.

В балкарском танце «Жарче, чем огонь в камине...» воспроизводится момент его исполнения такого же темперамента и зажигательного блеска. Балкарский танец достиг вершин мастерства: видны совершенные движения. Посредством танца выявляются величественные горы Кавказа, реалии жизни горцев, их искренность, преданность жизненным корням.

Кулиев унаследовал у Лорки приёмы выражения характера народа, его умение /жить, выживать при самых трудных условиях.

Созвучность судеб двух народов, испытания, выпавшие на их долю, взрастили в душах их поэтов - Лорки и Кулиева - горькие мотивы печали, трагедии, войн и смерти...

Динамика движения, жизни в «Дороге» Лорки ведёт к кулиевскому «Черный конь умирает на белом снегу». Поэтическая лексика двух текстов настолько эмоционально насыщена, что валентность каждого слова почти возводится в некую степень.

В работе дан сравнительный анализ цикла «Касыды» Лорки и «Касыды горам» Кулиева. В касыдах того и другого предчувствие, умение видеть то, что сокрыто, но непременно сбудется.

Глава пятая — «Некоторые особенности традиции и новаторства в северокавказской поэзии» - Глава состоит из пяти параграфов. В первом параграфе - «Значение традиций русской литературы в совершенствовании творческих возможностей балкарских поэтов 60-90-х годов» - автор диссертации размышляет о традициях и новаторстве в свете рассматриваемой проблемы, необходимости выявления идей, взглядов, вкусов, образа действий и т. д., унаследованных современными русскими и балкарскими поэтами от предшествующих поколений, и того нового в видении мира, проникновения за видимые грани жизненных явлений - ту качественную определенность, те новые черты сложных явлений действительности, которые в итоге определяют подлинные масштабы таланта, новаторства, показа «знакомого незнакомца» (Белинский), что обогащает духовную культуру не только того народа, чьим представителем является творец, а и многих народов мира. Автор указывает на продолжение лирической тропы Маяковского в творчестве Е.Евтушенко («Граждане, послушайте меня...»). В стихотворении «Страх гласности» рельефно предстает непродуманность, в определенной степени стихийность навязанных народу преобразований. В работе дан метафорический ряд из Маяковского. И боль, продолженная Евтушенко, и более страшная боль, нанесенная балкарскому народу, — у балкарца Абдуллаха Бегиева.

Создание образов - символов - традиционное явление в поэзии. Но остается ли это традицией или восходит к новаторству? В одном их ранних стихотворений Юрия Кузнецова «Грибы» проглядывается новая сила: грибы, несмотря на свою хрупкость, пробивают асфальт; у Абдуллаха Бегиева старый дуб поднимается из-под земли, разрывая камни («Нарт эмен ташны жа-рып ёседи...») Стихотворение Кузнецова написано в 1968 году, Бегиева - в 1996. Это преемственные связи, традиция или новое освоение мира? Оба поэта говорят о силе человека вообще, если уже - русского и балкарца, а шире, как и должно быть, — человека вообще. Но ведь это не только традиции, а и новаторство, параллельно идущие.

Сопоставление «Опоры» Кузнецова и «Глаза войны» («Балкарская баллада») Ибрагима Бабаева дает основание утверждать, что это новаторский план, стремление к обновлению стиха. Разнообразие рифм, полюсных образов, противоречий, выступая в единстве, влияют друг на друга. Внутренние потенциальные возможности, соизмеряясь с действительностью, с внутренней логикой развития и движения, определяются в доминанту образа-символа.

В диссертационном исследовании дан сопоставительный материал из Роберта Рождественского и Ибрагима Бабаева, Андрея Вознесенского - как учителя для многих пишущих, Сергея Викулова как яркое выражение индивидуальности. В поэзии Викулова—любовь к России «Эпицентр» поэмы «Окнами на зарю» заклю-

чен в словах: «... И когда я кричу/ что деревню люблю, — это значит, Россия,/ Я тебе в этом чувстве признаться хочу!» И это не мало!

Эти же чувства преданности родной Балкарии характеризуют поэзию молодого поколения балкарских поэтов: А.Бегиева, М.Ольмезова, М.Беппаева, А. Додуева.

«Концепция обогащения семантико-структурных особенностей поэтического текста» - так назван второй параграф главы, где рассматриваются внутреннее содержание различных языковых единиц, лексических, грамматических, многозначность слова, омонимика, проблема синонимов и антонимов, иносказательная изобразительность и выразительность (метонимия и её виды, метафора и её виды, ирония как троп, сравнение), виды словесно-предметной изобразительности (олицетворение, образный параллелизм, развернутое сравнение, образы-символы, образы-аллегории, гипербола).

Сила и выразительность языковых средств рассматриваются и с точки зрения интонационно-синтаксической выразительности (речевая интонация, эпитеты, эллипсис, повторы, антитеза, инверсия, эмоционально-риторические интонации), их смысловое, эмоционально-логическое соотношение и расположение в речевых единицах, их реализация, материальное звучание.

Всё это реализовано на основе анализа поэтических текстов современных русских (по страницам «Литературной газеты» рубрики «Читальный зал») и балкарских поэтов.

Традиции русской поэзии укреплялись и укрепляются на просторах большого искусства, большой поэзии, помогают процессу «созревания», индивидуализации, качественным изменениям в свете требований времени и, несомненно, оказывают влияние на национальные литературы. В этом аспекте актуальным для балкарских поэтов оказалось творчество Е.Евтушенко, А.Вознесенского, Р.Рождественского, Н.Рубцова, Ю.Кузнецова.

В третьем параграфе — «По пути духовного единства (о северокавказской лирике 70-80 годов)» - внимание исследователя сосредоточено на поэзии народов Северного Кавказа, на умении кристаллизовать конструктивные идеи в предметно - зримых образах, способность видеть в отдельном частном явлении существенное.

Необычные ассоциативные связи, различные связи психологических колебаний характеризуют поэзию Р. Ахматовой, X. Байрамуковой, Б. Тхай-цукова, X. Гашокова, Ад. Шогенцукова.

Поэзию же другого поколения - И. Машбама, Т Зумакуловой, И. Бабаева, М. Мокаева, 3. Тхагазитова, А. Бицуева, X. Бештокова, Б. Кагермазова и некоторых других характеризует многомоментность, зыбкость, неуловимость поэтического мира, умение воплощать в малом нечто значительное, эпохальное, за видимым предметом открывать даль мыслей и чувств.

Следование основному закону поэзии, понимаемому как стремление от индуктивного к глубинному, умение легко и естественно переводить единичное, частное на язык символов, в знаки определенных ценностных представ-

лений и эмоций сейчас стало одной из главных тенденций развития северокавказской лирики. В этом аспекте показателен опыт К. Кулиева. Ему было присуще острое ощущение истории, текучести жизни. Он видел мир в смене рождения и смерти, роста и разложения, воспринимая жизнь как неустанную битву добра и зла, возвышенного и низменного.

Человек, живущий мыслями, заботами о мире, сделавший борьбу и беспокойство о судьбе планеты нормой нравственности, является ключевым образом современной поэзии. Поэтические строки А.Твардовского «Я жил, я был - за всё на свете я отвечаю головой» стали крылатой характеристикой чувства нравственного долга художников старшего и младшего поколений.

Поэты Северного Кавказа ставят рядом дом и Вселенную, более того, поэтическая формула «Вселенная, земной шар - наш дом, наш очаг» стала универсальной для творчества поэтов всех национальностей. Таково, например, поэтическое мировосприятие А. Кулешова, П Бровки («Земляне! Люди! Мы в ответе за наш очаг - За шар Земной!»), Я. Смелякова, Э. Межелайтиса. Лирический герой адыгейца И. Машбаша признается, что «Земля — его земное бытие, его судьба, его начало», что «Она - его мир, его война, любовь и забота».

Выше сказанное конкретизируется примерами из чеченки Р. Ахматовой, карачаевца Н. Хубиева, кабардинца А. Бицуева, балкарца К. Кулиева, кабардинца X. Бештокова, черкесов М. Нахушева, М. Бемурзова, ногайцев С. Капаева, Б. Карасова, К. Кумратовой и плеяды балкарских поэтов.

Параграф четвертый - «Лирика К.Отарова в контексте русской поэтической мысли». Говоря о Кериме Отарове как о человеке высокого достоинства и чести, талантливом поэте, философе, мы сопоставили его фи-лософско-эстетический мир по интересующей нас проблеме с миром предшествующих поэтов. К примеру, ощущение эстетического удовольствия испы-тывается при чтении «ночных» стихотворений Ф.Тютчева и К.Отарова, мотивы дыхания природы в которых едины. Правда, при всём этом у Отарова -акцент трагедии военного лихолетья. Но оба поэта к внешним проявлениям природы идут изнутри, вдыхают воздух неба: безупречный поэтический вкус Тютчева находит отклик в поэзии Отарова (Дан сравнительный анализ стихотворения Отарова «В ночной степи» и тютчевского «Видения»).

Керим Отаров тонко чувствует фетовский вкус к природе. Об этом свидетельствует параллель выразительных метафорических прилагательных в «Я пришёл к тебе с приветом» А.А. Фета и «Распахнулся радостно простор» К. Отарова.

В поэзии Керима Отарова особое место занимают традиции С.Есенина. Есенинский «хмурый хозяин», утопивший «рыжих семерых щенят», и ота-ровский («В зимнюю ночь»), сказавший без чувств, «привычно как-то, вскользь»: «Щенка я утопил - и воет пёс...» духовно близки. Мотив глухоты к чужой беде, лишённости чувства сострадания, способность творить только зло - эти мотивы едины. У Керима Отарова есть такие малые детали, как «чуть-чуть», которые говорят намного больше, чем многосложные тексты.

Есенинская «Баллада о двадцати шести» и отаровские «Партизанские могилы» свидетельствуют о мужестве, моральной стойкости партизан-революционеров, их героической борьбе. Глубокая психологизация голосов с «того света», малое количество изобразительных средств и в то же время их многомерность позволили русскому поэту создать интернациональный памятник, что оказало несомненное влияние на создание «Партизанских могил» Отарова.

В работе дан глубинный анализ двух стихотворений под общим названием «Сон» Лермонтова и Отарова и подчеркнуто, что оба поэта - русский и балкарский - «сошлись» в решении этической проблематики зла: лермонтовская женщина, возлюбленная лирического героя, и отаровский «черный ворон».

Размышления над поэтическим миром Отарова в «Сынла» («Обелиски») и А.Твардовского («Страна Муравия», «Василий Тёркин», «Дом у дороги», «За далью - даль» и др.) дают основание утверждать, что мотив движения, правды жизни почти во всех поэтических текстах русского поэта использовано Отаровым: лирическое осмыслие пережитого поэтом и народом, пространственный мир, возможность глубинного обобщения, эпическая широта, характер лирических размышлений о чести, доблести, преданности отчему краю, нравственная чистота, долг.

Вполне определенна перекличка многих четверостиший поэмы «Сын-ла» с восточной поэзией, в частности с «Жалобами на хулителей», «Извинениями за жалобы», «Низами напоминает своих усопших родных» - вступительных частей к поэме Низами «Лейли и Меджнун». Исследование семантических полей названных текстов выявляет унаследование традиций Низами. Поэтическая оригинальность Низами своя, типично восточная, у Отарова своя - восточно-балкарская. Обоим текстам свойственны автокомментарии, хотя присутствуют повествование о происходившем и монологи-признания.

Пятый параграф - «Роль русского языка в расширении субъективных возможностей балкарских поэтов». Здесь рассматривается творческое взаимодействие поэтических текстов Салиха Гуртуева, Танзили Зумакуло-вой, Сафара Макитова, Мурадина Ольмезова, Ахмата Созаева, Ибрагима Бабаева, Мухтара Табаксоева, Магомета Мокаева, подчеркивается, что художественный мир каждого поэта свой, индивидуальный, неповторимый, но выношенные учителем идея, мотив не могут быть только единичными, они поэтически «обрабатываются» учениками, внутренне переживаются, подвергаются историко-литературной обработке, и прошедший такое «испытание» текст обретает неповторимого автора - в этом и заключаются особенности заимствований.

У Анны Ахматовой есть небольшое стихотворение «Так не зря мы вместе бедовали...» о суровом времени, изранившем её человеческую душу, не щадившем никого. Репрессирующая рука лавиной сметала всё на своём пути. Имперские амбиции «великих» приводили к национальным диверсиям, к их чудовищным последствиям, люди уничтожались, подвергались унижениям: «Вместе с вами я в ногах валялась/ У кровавой куклы палача», — горькие при-

знания великой Ахматовой о том страшном времени. И заключительную строфу этого стихотворения - «Нет! И не под чуждым небосводом и не под защитой чуждых крыл -/Я была тогда с моим народом,/ Там, где мой народ, к несчастью, был», — почти повторяет Сафар Макитов в стихотворении «Мы были вместе». Каждая строка в двух указанных текстах пропитана слезами и кровью, в каждой - боль долгая, непроходящая. Каждый поэт выразил эту боль в своём поэтическом ключе: у Макитова - биографические реминисценции индивидуальны, своеобразны, новы и свежи, как тринадцатилетние незаживающие раны. Глубина поэтической боли у Ахматовой соответствует её мировосприятию, уровню её поэтического дарования.

Сопоставление макитовских афоризмов из поэм «Слово сыну» и «Говорю дочери» с восточными говорит о несомненной преемственности с «Шах-наме» Фирдоуси («Слова о разуме»).

Творческое горение Танзили Зумакуловой рассмотрено в параллели с творениями Пушкина, Тютчева, Лермонтова, Некрасова, Есенина, Кулиева. О влиянии этих поэтов, о вхождении их мотивов в её поэтическую лиру говорят даже названия некоторых стихотворений Зумакуловой: «О добром псе», «Стихи о Шагане», «Монологи Беллы», «Последний монолог Беллы», «В тот черный день, когда певцу Кавказа...», «Ты помнишь ещё, как нас встретил. ..», «Читая Пушкина», «Твои глаза» и др.

Зумакулова в полной мере отдала дань русской литературе. В стихотворении «Из цикла о Лермонтове» Зумакулова со всем Кавказом оплакивает великого сына России, как сам Лермонтов проклял убийц Пушкина: «Но как рыдал Кавказ, когда ты пал... Кавказ мой проклял твоего врага/ и род его отныне и навеки». Танзиля по-женски, по-кавказски, стоя «на склоне Машу-ка», через столетье, плачет: «... и плачу я,/ и слезы не таю/ и нет меня несчастнее на свете».

Музыка восточных поэтов дошла до слуха Зумакуловой. О многом говорит эпиграф к «Разговору с Хайямом»: «Ты лучше голодай, чем что попало есть. И лучше будь один, чем вместе с кем попало». Эти строки пронизаны восточной мудростью, продиктованной Хайямом.

Текстуальное знакомство с произведениями для детей Мурадина Оль-мезова не оставляет сомнений в том, что его учителя С.Я. Маршак, К.И. Чуковский, Агния Барто... Чудесное приникновение в психологию детей «подсказано» балкарскому поэту ими, которые выработали у Ольмезова чуткость к поэтическому слову, сделали мастером точного и выразительного стиха.

Дан сравнительный анализ стихотворных текстов Маршака («Мяч») и Ольмезова («Мячик»), Чуковсого («Путаница») и Ольмезова («Вечерняя сказка...») и др.

Балкарский язык — один из выразительных языков мира. Однако он не является языком мирового уровня и не может выполнять те функции, которые выполняет русский. Его язык, сбалансированность, широта не могли не оказать определяющего влияния на балкарский. Вполне понятно, что поэты-

балкарцы берут много ценного из богатства русской лексики, синтаксических и стилистических его средств.

Ахмат Созаев - известный балкарский поэт. Тютчевские мотивы доходят до его слуха, он вплетает их в родную стихию, но они не сбивают его с балкарской стези.

Говоря о своеобразной формации стиха Созаева, следует отметить, что верлибр - излюбленная форма его стиха, след этот ведёт и к А.Фету, и к А.К.Толстому, и к другим русским поэтам. Классические образцы верлибра-сказки А.Пушкина, «Кому на руси жить хорошо...» Н.Некрасова, «Прозаседавшиеся» Маяковского и другие — дали Созаеву возможность с особенным блеском проявить своё мастерство в поэмах: «Туугьан жерибизге айтама», «Менде кесинги къоюп кетгенсе, атам», «Сабийлигими таласы бла сёлеше-ме», «Тиширыуну мен ишлеген сураты» и др.

Поэтический строй русской лирики оказал существенное влияние и на творчество И. Бабаева. Всесторонняя и глубокая образованность, полученная им в новых условиях жизни, более совершенное знание русского языка, через который шире усвоены достижения науки, философии, традиции мировой литературы, определили творческие возможности И. Бабаева. Мастерство Твардовского оказало серьезное влияние на поэтический мир Ибрагима Бабаева. Это показано на сравнительном анализе «Слова о словах» Твардовского и «Моему слову» И. Бабаева, Поэты через слово раскрывают величайшие тайны языка. У А. Твардовского мир души сравним с русскими раздольями, у балкарца - как высокие горы с недоступными вершинами.

Фантастика, мифологизация, приёмы олицетворения, синтез естественного и сверхъестественного - всё в произведениях Бабаева направлено на достижение нравственно-психологической правды эпохи. В этом аспекте интересна и поэзия М. Мокаева

Магомет Мокаев - мастер художественного слова. Всё написанное им составляет плодотворное поэтическое «поле», питаемое многогранным источником: здесь и устное народное творчество, мудрость, любовь к народу, к русской литературе в лице А. Пушкина, М. Лермонтова, С. Есенина, Н. Рубцова, К. Кулиева... Следует отметить, однако, что поэтическая мысль М. Мо-каева опредмечена по-национальному, в жилах его течет и русская, и балкарская кровь, придающие ей эмоциональную напряженность, изящность слога.

Музыкальный слух балкарского поэта к русской поэзии совершенна: близки переживания, един мотив в фетовском «Как здесь свежо под липою густой...» и в мокаевском «На берегу реки», великое множество есенинских текстов и мокаевских; цикл стихотворений, посвященных матери, берут начало, из кулиевских. Например, «Портрет матери» Мокаева. Едины интенсивность духа, мотив страданий по невозвратной потере, мотив постоянно повторяющегося сна. Портрет матери охранят его «от одиночества». «Да хранит тебя Бог!» - так говорит мать своему дитя. «Мама! - в радости и безысходности обращаемся к дорогому имени.

Безмерная любовь Мокаева к отчему краю в целом ряде поэтических текстов перекликается с текстами поэтов России и Востока. Все это подтверждается анализом стихотворений Е. Есенина, Ф. Тютчева, А. Твардовского и других. Простота и глубокая философичность, смысловая, логическая, глубинная связь — все это пришло в его поэзию из русской литературы.

«Сонеты Родины моей» М. Мокаева - вершина его творчества - состоят из пяти циклов: — «Баксанские сонеты», «Чегемские сонеты», «Холамские сонеты», «Безенгиевские сонеты», «Черекские сонеты». Всего сто сонетов, каждому ущелью посвящено по 20.

И здесь несомненна диалектическая связь с сонетами Петрарки, Данте, Микельанджело и, разумеется, великого Шекспира. В исследовании раскрывается особенность этого влияния.

В заключении подводятся краткие итоги научного осмысления диалектики литературной преемственности в балкарской поэзии, необходимости обращения к творческой эволюции великих имен: Шекспира Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, Есенина, Пастернака, Бажана, Г. Лорки, Н. Тихонова, А. Твардовского, грузинских и армянских поэтов, великих поэтов России.

Ученичество - явление сложное. Ученик не только воспринимает то, что говорит учитель, а подражает его личностным качествам. Эта особенность подражательства в ткани наших размышлений, хотя «литературная преемственность действительно представляет собой сложный и внутренне противоречивый процесс, в котором усвоение и отталкивание сочетаются между собой, диалектически сопровождают друг друга» (Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней. Т.1. - М: Худ.лит., 1979. - С.256).

При выявлении преемственных связей мы рассматривали элементы поэтических текстов в пространственно-временной связи, сложность структуры, функции знаков и их общественную коммуникативность, специфическую иерархию их лингвистической роли, идейно-эмоциональную целевую установку.

Устанавливая конкретную диалектическую связь балкарского поэта с Учителем, выявляли уровень связи, определяли механизм контактности слова, постоянно подчеркивая стержневое слово и ту цепь энергетических единиц, которые «подсказывали» видимый или прикрытый способ отталкивания.

Приняв к сведению самостоятельную и уникальную гуманитарную значимость теории литературы, ее фундаментальность, ее центральное звено - общую поэтику, дискуссионность и спорность мнений, в некоторых случаях несовместимость суждений и концепций, монистичность, теоретико-методологическую ценность мышления означенных в работе имен, и не только, используя основные, ключевые термины науки о литературе в соответствии с их смысловой определенностью, автор исследовал творчество почти всех балкарских поэтов и поставил перед собой главный вопрос: кто их учителя, чему и как они учились? Наше исследование является ответом на эти вопросы.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях автора:

1. Жабоева Е.А. Монография. «Проблемы диалектики преемственности в поэзии (на примере балкарской поэзии)». - Нальчик: Эль-Фа, 2003. - 19 п.л.

Статьи

1. Жабоева Е.А. Преломление традиций Ф. Тютчева в лирике К. Кулиева // Объединенный научный журнал. - 2005. - № 7. - 1 п.л.

2. Жабоева Е.А. Диалектическая связь поэзии Кайсына Кулиева и Бориса Пастернака // Культурная жизнь Юга России. - 2005. - № 3- 1 п.л.

3. Жабоева Е.А. Стилистические традиции в поэме-эпопее Кязима Ме-чиева «Тахир и Зухра» // Научная мысль Кавказа. - 2005. - № 3.- 0,9 п.л.

4. Жабоева Е.А. Преемственные связи в творчестве Николая Тихонова и Кайсына Кулиева // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Приложение. — 2004. — № 4. - 0,8 п.л.

5. Жабоева Е.А. Армянские шедевры и поэзия К.Кулиева // Культурная жизнь Юга России. - 2004. -№ 4. - 1 п.л.

6. Жабоева Е.А. О некоторых особенностях поэтики Кязима Мечиева // Кавказ сквозь призму тысячелетий. Парадигмы культуры: Мат-лы Первой межд. науч.-практ. конф. (10-13 мая 2004 г.). - Нальчик: «Полиграфсервис и Т», 2004. - 0,8 п.л.

7. Жабоева Е.А. Традиции и новаторство в русской поэзии и творчестве балкарских поэтов 60-70-х годов XX века. - Пятигорск: Вестник Пятигорского лингвистического университета. - 2003. — № 4. - 0,5 п.л.

8. Жабоева Е.А. Кайсын Кулиев как духовный феномен в истории культуры балкарского народа // XX столетие и исторические судьбы национальных художественных культур: Традиции, обретения, освоение: Мат-лы Всерос. науч. конф. — Махачкала, 2003. - 0,8 п.л.

9. Жабоева Е.А. Постижение тайн искусства Джами Кязимом Мечие-вым // Литературная Кабардино-Балкария. — 2004. — № 6. - 0,5 п.л.

10. Жабоева Е.А. Философия жизненных принципов Керима Отарова // Керим. - Нальчик: Эльбрус, 2003. - 0,5 п.л.

11. Жабоева Е.А. Традиции восточной литературы в балкарской поэзии / Шаркъ адабиятнь жорукълары бла малкъар поэтлери / На балк. языке // Минги тау. - 2005. -№1.-1 п.л.

12. Жабоева Е.А. Литературное образование и проблемы развития литературного языка // Мат-лы регион, науч.-практ. конф. «Социолингвистические проблемы изучения русского и родного языков в условиях новой языковой политики. - Нальчик, 1997. - 0,5 п.л.

13. Жабоева Е.А. Сафар Макитов и его поэтические пристрастия // Литературная Кабардино-Балкария. -2001. — № 2. - 0,7 п.л.

14. Жабоева Е.А. Магомет Мокаев: истоки творчества // Литературная Кабардино-Балкария. - 2002. - № 2. - 0,5 п.л.

15. Жабоева Е.А. Культура речевого взаимодействия в поэзии Салиха Гуртуева // Литературная Кабардино-Балкария. - 2002. - № 3. - 0,5 п.л.

16. Жабоева Е.А. Просветительство в литературах Востока и его влияние на балкарскую поэзию // Мат-лы регион, науч. конф., посв. 85-летию со дня рождения К.Ш. Кулиева. - Нальчик, 2002. - 0,5 п.л.

17. Жабоева Е.А. Магомет Мокаев: источник вдохновения // Минги тау (на балк. языке). - 2002. - № 3.- 0,6 п.л.

18. Жабоева Е.А. Поиски жизненной правды // Литературная Кабардино-Балкария. -2003. - № 3. - 0,6 п.л.

19. Жабоева Е.А. О некоторых особенностях поэтики Кязима Мечиева // Мат-лы Первой межд. науч.-прак. конф. «Кавказ сквозь призму тысячелетий. Парадигм культуры». - Нальчик. - 0.5. п.л.

20. Жабоева Е.А. Типологические связи поэзии Кайсына Кулиева с мировой поэзией // Известия КБНЦ РАН. - 2004. -№ 11.- 0,5 п.л.

В печать 16.04.2005. Тираж 100 экз. Заказ № 4450. Типография КБГУ 360004, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173

09 IM Щ

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Жабоева, Екатерина Ахматовна

4.1. Связь поэзии К.Кулиева с творчеством

Миколы Бажана.251

4.2. Внутренняя близость национальных особенностей в лирике Гарсиа Лорки и К. Кулиева.256

ГЛАВА V. НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ТРАДИЦИЙ И

НОВАТОРСТВА В СЕВЕРОКАВКАЗСКОЙ ПОЭЗИИ

5.1. Значение традиций русской литературы в совершенствовании творческих возможностей балкарских поэтов

60-90-х годов.271

5.2. Концепция обогащения семантико-структурных особенностей поэтического текста.281

5.3. По пути духовного единства (о северокавказской лирике 70-80-х г.г.).289

5.4. Лирика К.Отарова в контексте русской и восточной поэтической мысли.296

5.5. Роль русского языка в расширении субъективных возможностей балкарских поэтов.310

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Жабоева, Екатерина Ахматовна

Актуальность темы исследования. Диалектика преемственности в литературе является одной из центральных проблем развития словесного искусства. Обоснование процесса перехода темы, идеи, образной системы, поэтической манеры от предшественника к преемнику, пути этого движения, изменения, происходящие на поэтическом поле конкретного автора, результаты этого сложного процесса - тема нашего исследования.

Она всегда была актуальной и рассматривается видными учеными, историками русской литературы. В центре их внимания - важные этапы исканий, находок, плоды ученичества, жизненность поэтической силы и ее высшее содержание. Принцип осмысления преемником традиций «учителя», определенная переориентация своего места в литературном процессе и совершенствование найденных ориентиров на пути усвоения и отталкивания — в таком аспекте исследуется диалектика преемственности и в балкарской поэзии.

Обращение исследователей к ней углубляет процесс познания литературного развития, расширяет его границы, делает ученого современником разных эпох. «Вмешиваясь» в творческий процесс той или иной эпохи, он (исследователь) познает художественный мир автора, становится свидетелем его формирования как мастера слова и его влияния на последователей.

Изучение художественных явлений прошлого и настоящего, установление «родственных» отношений в духовной жизни разных народов способствует познанию многообразных путей освоения искусства слова. Усвоение связей, взаимодействий, уровней подлинной учебы или, наоборот, прямых заимствований является школой для динамического развития национальных литератур.

Каждый автор, извлекая уроки мастерства у своих учителей, неизменно формирует свою художественную концепцию, совершенствует свой художественный метод, создает индивидуальную лабораторию жизни системы образов, углубляет уровень самопознания лирического героя.

Ориентируясь на специфику произведений своих учителей, у ученика появляются новые формы осмысления действительности, преображается характер изобразительно-выразительных средств, приобретает новые грани поэтическая мысль.

Степень научной разработанности проблемы. Изучение художественных поисков автора на всех этапах его жизненного пути, его связей с творческими традициями инонациональных мыслителей, выявление специфики его эволюции, выявление круга интересов конкретного, того или иного автора с литературным процессом предшествующей и последующей эпохи позволяет заглянуть в «построение» литературной лаборатории. Исследовательская работа позволяет выяснить специфику преломления «инородного» и какой уровень сформировался в результате этого духовного контакта.

Проблема диалектики преемственности в литературе является центральной многочисленных исследований по истории новой и новейшей русской литературы Д. Д. Благого, в частности, его труда «Диалектика литературной преемственности». Утверждение Благого, что «историческая преемственность составляет одно из необходимых условий плодотворности всякого литературно-художественного творчества», базируется на не требующей доказательств истине, что любой автор, талантливый ли он, одаренный, обязательно имеет учителя (учителей), у которого учится, от творений которого отталкивается, вбирает его поэтические манеры, преломляет мотивы.

Исследование творчества конкретного автора устанавливает, какие идеи и традиции наследует творчество изучаемого автора, что он «переделал». Прав Д. Д. Благой, утверждая, что «непосредственный исторический преемник Ломоносова Державин смог выбиться на свой, особый творческий путь только в результате прямого и осознанного отталкивания от своего великого предшественника, гений которого он неизменно высоко ценил и без художественных достижений которого не смог бы стать тем, кем он стал — крупнейшим поэтом допушкинского периода русской литературы» [23: 248].

Если сравнить две оды Державина на одну и ту же тему - по случаю рождения внука Екатерины II, будущего царя Александра I, - мысли Д. Благого о диалектике преемственности оригинальны. Ода, написанная в 1777 году, - почти повторение традиционного ломоносовского духа. Однако, найдя свой, державинский путь, поэт уничтожает «ломоносовский» вариант и создает «Стихи на рождение в Севере порфиродного отрока». Поэт находит свой путь -ломоносовская школа пропитала поэтический дух Державина, помогла ему найти себя — найти ту поэтическую стезю, которая именуется державинской, о чем свидетельствует знаменитая «Фелица», выражавшая надежды поэта на Екатерину, его личные симпатии. Но кроме похвалы монарху, здесь сатира на придворных, вельмож.

Общеизвестно, что Пушкин учился у Державина, но движения назад, в державинские пределы, не заметно, хотя влияние державинской музы ощутимо. Пушкин прямо признает Державина литературным «отцом». Особой главой в истории русской литературы является проблема преемственности по отношению к Пушкину поэтов, писавших после него. У него учились, учатся и будут учиться, опираются на его поэтическое мастерство, впитывая из его творческой лаборатории то необходимое, что составляет ядро большого художника. В этом убеждаются исследователи, изучая структуру произведений словесного искусства, систему художественных принципов и особенностей поэтических и прозаических произведений поэтов и писателей. «В то же время каждый большой русский (не только русский - Е. Ж.) писатель, пришедший в литературу после Пушкина, усваивая то или иное пушкинское «семя», пушкинское начало или даже семена и начала, растил и развивал их в соответствии с характером и особенностями своего дарования и новыми требованиями века — развивающейся действительности. Следует отметить, что усвоение и развитие неизменно сопровождалось той или иной формой отталкивания».

Н. В. Гоголь считал себя учеником Пушкина. Сатирическое описание помещиков, съехавшихся на именины Татьяны («Евгений Онегин»), сатира в поэме «Граф Нулин», в «Истории села Горюхина», в «Дубровском», - все это свидетельствует о результатах пушкинских влияний. В статье «Несколько слов о Пушкине» Гоголь говорит не только о величии Пушкина, но и явно подчеркивает несомненное влияние поэта на формирование его писательского мастерства. (Самое начало седьмой главы «Мертвых душ»).

Преемственная связь наблюдается и в финальных сценах «Бориса Годунова» (потрясенный народ отказывается приветствовать нового царя, и это поражает своеобразием содержания) и «Ревизора». Если в пушкинской трагедии «народ безмолвствует», то в гоголевской комедии читатель видит застывшие позы героев, их «окаменение».

Самоутверждаясь, вырабатывая свой индивидуальный почерк, идя по тропе писательской, каждый пишущий вбирает в себя от предшественника то необходимое ему «зерно», что способствует взращиванию собственной творческой энергии, мысли. Если лермонтовский Печорин является продолжением Онегина, но не повторением, то ясно просматривается «генетическая» связь этих двух героев. Учился Лермонтов у Пушкина, хотя психология внутреннего мира Печорина свидетельствует о глубине мысли автора, почти опережающего предшественника. Период безвременья (отчаяния, неверия, разочарования - от войны 1812 года до 14 декабря 1825 года) отчеканен Лермонтовым «весомо», «зримо». Д. Благой, рассматривая общие мотивы, сходные переклички, отмечает: «Именно поэтому при наличии огромного количества схожих мест и мотивов, обилии литературных перекличек, всякого рода реминисценций, свидетельствующих об исключительно тесной связи и преемственности между Лермонтовым и его великим предшественником, лермонтовское творчество, в особенности лермонтовская лирика, так часто полемически обращены против Пушкина, многим утверждениям которого Лермонтов почти демонстративно противопоставляет свое отрицание».

Иоганн Петер Эккерман создал «Разговоры с Гете», находясь рядом с Мастером, подточил свое перо, выстрадал его под оком величайшего Учителя.

О преемственной связи некоторых произведений И. С. Тургенева («Бретер», «Три портрета») и Лермонтова писали Аполлон Григорьев, А. В. Дружинин. Внимательному читателю понятно определенное влияние Печорина на тургеневского героя, хотя последний — умственное убожество, пуст и пошл, злобен и груб. А И. Н. Розанов в Лучкове («Три портрета») нашел в определенной степени героизм Печорина.

40-~ - 50годы XIX века в русской литературе отмечены вырождением печоринского типа, хотя отголоски будут слышны и далее, и появлением тургеневских «лишних людей».

Первый русский психологический роман Лермонтова безусловно имел влияние на тургеневского «Рудина», хотя изображение внутреннего мира героя, психологизм лермонтовского героя (Печорин, Вера) несколько иной. «Поэт должен быть психологом, но тайным: он должен знать и чувствовать корни явлений, но представляет только самые явления - в их расцвете или увядании» [164: 135], - пишет Тургенев.

В психологических параллелях «Гаршин - Лермонтов» ученая из Болгарии М. Гургулова [124: 270-230] почти уравнивает меру таланта двух русских писателей, говоря о психологических переживаниях персонажей Гаршина, подчеркивает, что последний «по - лермонтовски насыщает глубоким идейным содержанием.».

Да, Гаршин безусловно ученик Лермонтова, но лермонтовский \ психологический принцип напряженней, портретней, эффект глубокий и неотразимый, спору не подлежащий.

Нельзя пройти мимо и такой преемственной связи, когда герой художественного произведения вбирает черты реального, известного всему миру исторического лица: назовем этот литературный прием «живым». В статье v «Социальные корни типа Манилова» [124: 297-307] Д. С. Лихачев провел живую ^параллель между гоголевским героем Маниловым и царем-душителем Николаем I, подчеркнув, что «важнее всего для нас сам император Николай I - «первый помещик» и образец для своей многочисленной чиновничьей бюрократии». И литературному герою, и Николаю I присущи: игры «по русскому обычаю», любовь к смотрам и учениям, лицемерие, сходство во внешности. (Манилов -«человек видный», «улыбался заманчиво, был белокур, с голубыми глазами»), мечтательность, сентиментальность (мечты Манилова об отношениях с Чичиковым и взаимная «любовь» Николая I и Бенкендорфа), манера разговаривать Манилова - яркое напоминание графа Бенкендорфа. Сама жизнь подсказала Н. В. Гоголю преемственную связь маниловых с «первым помещиком России»

Имеется немало предположений, утверждений о близости прозы Ф. М. Достоевского с романтизмом. В 1936 году Роман Якобсон утверждал, что Достоевский - романтик, «затерянный в эпохе реализма». Хотя «гибридное» (термин Р. Г. Назирова) «романтический реализм» вряд ли стоит воспринимать как научное сочетание - не даст выход реальному мышлению. Достоевский предстал у американского слависта профессора Доналда Фенджера представителем романтического реализма, преемником традиций Бальзака, Диккенса, Гоголя, Стендаля, Гюго, Джозефа, Конрада в книге «Достоевский и романтический реализм. Исследование Достоевского в отношении к Бальзаку, Диккенсу и Гоголю». (1965).

Материалом исследования послужили фольклорные тексты и творчество поэтов Северного Кавказа.

Цель исследования - опираясь на анализ текстов, как национальных, так и инонациональных поэтов, выявляя их мировоззренческие позиции, тематику и идейную направленность их произведений, эстетические идеалы, лексику, синтаксис построения поэтического текста, ритмико-мелодическую струю, специфику образного мышления и сопоставляя все это с текстами поэтов России, Запада, Востока, установить преемственную связь, ученичество и учительство традиций и новаторства, динамики развития, взаимоотношения слова и поэтического образа, эстетическую функцию слов как важнейшего средства создания образа-переживания.

В соответствии с этим определены следующие задачи:

• сопоставляя поэтические тексты Кязима Мечиева и поэтов Востока -Фирдоуси, Низами, Навои, Джами, - установить влияние их традиций и мотивов на балкарца Мечиева;

• выявить сплав родных и восточных мотивов и созданных на этой основе стихотворений, поэм, стихотворных рассказов;

• отметить высокий уровень учебы у поэтов Востока и ее отражение в поэтическом «Я» Мечиева;

• сравнивая тексты Мечиева и поэтов Востока, обобщить идейно-художественную эволюцию балкарского поэта и характер преемственности и традиций своих предшественников;

• показать влияние фольклорных мотивов на специфику индивидуализации характеров эпопеи «Тахир и Зухра»;

• посредством сравнительного анализа текстов показать принципы создания национального характера, функционирование изобразительно-выразительных средств в поэтике Кязима Мечиева, цельность и естественность поэтических строк, зрелость национального своеобразия.

Выявляя духовно-философские основы поэзии Кайсына Кулиева, опираясь на его поэтические тексты и прозаические этюды (эссе), показать:

1) на конкретном аналитическом материале воздействие традиций творчества А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Ф. Тютчева на поэзию балкарского поэта;

2) стилистическую общность двух больших художников - М. Лермонтова и К. Кулиева;

3) как и в какой степени сказались мотивы Есенина и других русских поэтов на поэзию Кайсына Кулиева, степень внутреннего единения есенинских и кулиевских мотивов;

4) обращаясь к анализу поэтических текстов Гарсия Лорки и К. Кулиева, общность в использовании традиций фольклора, единство мотивов жизни и смерти в их творчестве, а также, сопоставляя поэтические тексты Б. Пастернака,

Миколы Бажана и К. Кулиева, показать их диалектическую близость, общее и индивидуальное в поэзии этих выдающихся поэтов XX века;

5) влияние образного строя поэтического языка Николая Тихонова, А. Твардовского на создание К. Кулиевым психологически ярких характеров, уделяя особое внимание балладному творчеству балкарского поэта, сформировавшегося под влиянием Н. Тихонова;

6) особенности традиций армянской и грузинской поэзии и их влияние на лирику Кайсына Кулиева;

7) установить преемственную связь поэзии Сафара Макитова с восточной поэзией (Фирдоуси, Низами, Навои, Джами), поэзией А. Пушкина, Ф. Тютчева, Н. Некрасова, С. Есенина, А. Ахматовой, К. Кулиева);

8) обосновать преемственную связь поэзии Керима Отарова и Берта Гуртуева;

9) идейно-эстетическое воздействие на поэзию Танзили Зумакуловой восточной лирики (Омара Хайяма), лирики русской (Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Тютчева) и верного ее учителя К. Кулиева;

10. определить истоки поэтической музы Магомета Мокаева, показать влияние поэзии Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, Есенина, К. Мечиева, восточных поэтов (Джами) на становление художественного мастерства Мокаева.

11. исследовать и показать обусловленность мотивов поэзии балкарских поэтов 1970-1990-х годов XX века творчеством русских поэтов и поэтов-балкарцев старшего поколения;

12. отметить значение русской литературы в становлении и развитии литератур народов Северного Кавказа.

Научная новизна исследования. Исследуемая проблема изучена достаточно полно. В главе «История изучения проблемы.» мы отметили некоторые литературоведческие работы, обратив при этом особое внимание на специальный раздел двухтомника Д. Д. Благого «Диалектика литературной преемственности» [23], где подчеркнута необходимость монографического изучения «связей, сцеплений, притяжений и отталкиваний», преемственности и новаторства, динамику общего литературного развития. Но по интересующей нас проблеме относительно балкарской поэзии еще нет исследовательской работы, необходимость которой очевидна. Накопив и изучив фактический поэтический материал (от Шекспира до наших дней), мы установили творческие связи, литературные взаимоотношения и взаимодействия по следующим направлениям: традиции литературы Востока и балкарские поэты, русская поэзия, русский язык и их роль в совершенствовании мастерства балкарских поэтов, европейская поэзия и Кулиев, некоторые особенности традиций и новаторства; развитие поэзии Северного Кавказа по пути духовного единства.

Поставленные в диссертации цели и задачи решены посредством комплексного анализа поэзии Северного Кавказа, через исследование диалектической преемственности с русской, европейской и восточной поэзией.

Методологическая база квалификационной работы основана на изучении трудов В. Белинского, Д. Д. Благого, Александра Абрамовича Аникста («Творчество Шекспира». - М., 1965), двадцати четырех авторов сборника статей «Поэтический строй русской лирики» (Д., 1973); размышлений Бориса Дмитриевича Панкина (Время и слово. - М., 1973), В. И. Кулешова, украинского поэта Максима Рыльского о русской и украинской классике, о мастерстве поэтов Польши, Чехословакии, интернациональном характере поэзии (О поэзии. - М., 1974); А. Д. Григорьевой и Н. Н. Ивановой, (Язык лирики XIX в. Пушкин. Некрасов. - М., 1981); исследования К.К.Султанова, позиции по этому вопросу многих авторов в сборнике статей «Проблемы теории и истории литературы», посвященного памяти профессора А. Н. Соколова, отношение к данной проблеме Толгурова З.Х. (Движение балкарской поэзии. -Нальчик, 1984; Формирование социалистического реализма в балкарской поэзии. - Нальчик, 1974) и другие исследования.

При исследовании обширного художественного материала Северного Кавказа автор опирался и на работы JI. Бекизовой, А. Мусукаевой, А.Хакуашева, А. Гутова, К. Шаззо, Ю.Тхагазитова и других.

Изучив работы указанных авторитетов, выработав свое отношение на диалектику преемственности, проведено исследование поэтических текстов балкарских поэтов всех поколений. Установлены диалектическая связь, близость мотивов, особенности перекличек, творческая созвучность, сходство вариантов, различного рода реминисценции, отталкивания одного от другого, действенные средства самоутверждения и выражения, своеобразие усвоения «чужого» материала; умение переплавлять в национальное, собственное национальной литературы.

Исследуя творчество национального поэта, сопоставляя тексты его поэзии . с текстами русского, европейского, восточного поэтов, отмечена сложность и внутренняя противоречивость диалектики литературной преемственности, варианты сочетания между собой усвоения и отталкивания, диалектически сопровождаемые друг другом.

Положения, выносимые на защиту:

1. Бессмертие традиций художников мировой литературы.

2. Авторская точка зрения на проблемы преемственности в поэзии.

3. Традиции восточной поэзии и их преломление в поэзии Кязима Мечиева.

4. Влияние русской литературы на становление и развитие литературы народов Северного Кавказа.

5. Кайсын Кулиев в контексте русской поэзии.

6. «Материнская» тема в творчестве К. Кулиева и ее самобытность.

7. Европейская поэзия и К. Кулиев.

8. Значение традиций русской литературы в расширении субъективных возможностей балкарских поэтов 60-90-х годов XX столетия.

Научно-практическая значимость исследования. Творчество всех исследуемых поэтов включено в университетские программы преподавания литературы. Проблема, рассмотренная нами, может быть использована в лекционных материалах, на семинарских и практических занятиях по литературам народов России, зарубежной литературы, на занятиях по литературоведению, теории литературы, при изучении поэтики конкретных произведений.

Апробация работы. Основные положения и научные результаты диссертации изложены в монографии «Проблемы диалектики преемственности в поэзии (на примере балкарской поэзии») (2002 г.), в «Объединенном научном журнале» (2005 г., №7. Москва), в журнале «Научная мысль Кавказа» (Ростов-на-Дону, №4, 2005 г.), в журнале «Культурная жизнь Юга России» (2 статьи, соответственно в 2004 г., №4 и 2005 г., №4 - Краснодар), в журнале «Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Приложение». - Ростов-на-Дону, №4, 2004 г., в журнале «Вестник Пятигорского лингвистического университета, №4, 2003 г. Около двадцати статей в издательствах Нальчика («Литературная Кабардино-Балкария», «Минги тау», в книге «Керим», в «Полиграфсервис и Т», в Институте языка, литературы и искусства им. Г.Цадасы ДНЦ РАН, 2003 г. - Махачкала, в книге «XX столетие и исторические судьбы национальных художественных культур: традиции, обретения, освоение»; докладывались и обсуждались на международных, региональных, республиканских конференциях: на первой международной научно-практической конференции (10-13 мая 200 4г.) «Кавказ сквозь призму тысячелетий. Парадигмы культур», на межвузовской конференции «Кайсын Кулиев и современность», на региональной научной конференции, посвященной 85-летию со дня рождения К.Кулиева (Нальчик 23-24 окт. 2002 г.).

Творчество исследованных нами поэтов в индивидуальном порядке в параллели с русскими, зарубежными, восточными именами может быть темой дипломных работ, что расширит и углубит диалектику преемственности.

Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Диалектика преемственности в северокавказской поэзии"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Для научного осмысления проблем преемственности, диалектики литературной преемственности в балкарской поэзии оказалось необходимым обращение к творческой эволюции великих имен - балкарские поэты часто обращаются в своих произведениях к Шекспиру, Пушкину, Лермонтову, Тютчеву, Фету, Есенину, другим русским поэтам, поэтам Грузии, Армении, великим поэтам Востока.

Поставив перед собой цель - выяснение закономерностей развития поэтической мысли в балкарской литературе и их преемственной связи, - мы рассмотрели эволюцию преемственности Пушкина по отношению к предшественникам - Ломоносова, Байрона и др.; Лермонтова по отношению к Пушкину, финальные сцены в гоголевском "Ревизоре" ("немая сцена") и в пушкинском "Борисе Годунове" ("Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!" - слова, которые "как бы хотел посвистать или произнесть" судья в "Ревизоре", и та же поговорка в устах Григория в "Борисе Годунове"). Ямбический размер од Ломоносова стал основным размером поэзии Пушкина, онегинская строфа тоже идет по ломоносовскому руслу, традиции Ломоносова прослеживаются в "Стансах", "Арапе Петра Великого", "Полтаве" Пушкина.

Выявлению преемственных связей, отталкиваний, осознанного усвоения творческого наследия предшественников и выхода на индивидуальный творческий путь балкарских поэтов помогли такие исследования - в них ни единого слова о балкарской поэзии нет, - как "Байрон и Пушкин" В.М.Жирмунского, "От Кантемира до наших дней" Д.Благого (в 2-х томах), книга "Поэтический строй русской лирики" (отв. ред. Г.М.Фридлендер), "Творчество Шекспира" А.Аникста, "Вильям Шекспир" И.А.Дубашинского, "Разговоры с Гете" И.П.Эккермана и много других.

Установление связей между творчеством Лермонтова и Пушкина помогло раскрыть психологию внутреннего мира героя вообще, движение поэтической мысли от мысли предшественника, учителя, до собственной, индивидуальной: что взял у учителя, как "переработал", от чего конкретно оттолкнулся, какая была "перекличка", какие внес реминисценции, какова эволюционная связь, кто кому и в какой степени воздал должное, какова линия принятия принципов предшественников; какова преемственность культуры стиха; в чем и как она обнаруживается; каково взаимопроникновение поэтического духа, мотива; каковы эстетические нормы ученичества, их грани - все это тоже нашло отражение в балкарской поэзии. Что конкретный балкарский поэт усвоил, какие мотивы перенял, что было "подсказано" балкарскому поэту и кем конкретно, какими внутренними факторами эти "подсказки" обусловлены - на все эти вопросы мы постарались дать обстоятельные ответы, опираясь на фактический поэтический материал.

Ученичество - явление сложное. Ученик не только воспринимает то, что говорит учитель, а подражает и его личностным качествам. Эта особенность подражательства в ткани наших размышлений, хотя "литературная преемственность действительно представляет собой сложный и внутренне противоречивый процесс, в котором усвоение и отталкивание сочетаются между собой, диалектически сопровождают друг друга" [23: 256].

Кязима Мечиева вдохновляли великие поэты Востока - балкарский поэт читал не переводы, а подлинники, он говорил на их языке, как на родном. Учителя у Кязима были чрезвычайно "высокого происхождения". А как это заимствованное вкрапливалось в поэтический мир великого балкарца - мы попытались обосновать, используя текстовый материал.

Кулиевские этюды о своих учителях и современниках, с которыми Кайсын был знаком, дружен и называет тоже учителями, - прекрасный образец доброты, человечности и умения давать достойную оценку творениям своего собрата по перу. Поэтический мир Кайсына, состоящий из разума и мудрости, представляет великолепное здание, построенное по законам искусства. Черпая "материал" из своего бездонного сокровища - духа, Кулиев был талантливым учителем и благодарным учеником. Он весь - в своих творениях.

В гармонии и согласии своих душевных движений живут и творят Сафар

Макитов, Керим Отаров, Берт Гуртуев, Салих Гуртуев, Ахмат Созаев, Ибрагим Бабаев, Мурадин Ольмезов, Мухтар Табаксоев, Абдуллах Бегиев, Танзиля Зумакулова и Магомет Мокаев, другие северо-кавказские поэты. Из мира их поэзии мы попытались извлечь мотивы сближения, сходства, родственности, общей эмоциональной окраски, лирического тона, соответствий о разных и выразительных средств с поэтическими образцами их предшественников. Обращено внимание на лирическую действенность поэтической манеры признаний, внутренний лирический тон, естественность мотивов. Каждый из них учился у предшественников и современников так, как поэт может учиться у поэта. Именно - как поэт.

Поэт - личность свободная, творящая не по уставным законам. "Разве можно спрашивать у судьбы, почему случилось то, а не это? Почему окончилось так, а не вот как? Поэт в каждом своем произведении должен быть творец, а не подражатель." [69: 91]. А мы лишь добавим: поэт должен быть последователем и самим собой.

При выявлении преемственных связей мы рассматривали элементы поэтических текстов в пространственно-временной связи, сложность структуры, функции знаков и их общественную коммуникативность, специфическую иерархию их лингвистической роли, идейно-эмоциональную целевую установку контекстов.

Устанавливая конкретную диалектическую связь балкарского поэта с Учителем, выявляли уровень связи, определяли механизм контактности слова, постоянно подчеркивая стержневое слово и ту цепь энергетических единиц, которые «подсказывали» видимый или прикрытый способ отталкивания. При этом четко обозначалась поэтичность как органическое свойство рассматриваемого лирического текста. Так, поэзии Тютчева мы касались почти в каждой части исследования как Учителя для последующих поколений, подчеркивался тютчевский тип поэтического сознания, взаимодействие автора и изображаемого им мира, энергия слова и ее действие на функциональные возможности лирического героя, прием выразительности, составляющие композиционное целое. Мы подчеркивали, как тот или иной балкарский поэт воспринимал особый тип мышления русского поэта Тютчева, отдельный мотив или звено мотивов, состояний, гиперболизация в «космических» стихотворениях.

Немалая часть исследования посвящена основателю балкарской литературы Кязиму Мечиеву - стихотворным текстам, поэмам, поэме-эпопее «Тахир и Зухра» - поэзии-пророчеству, поэзии - служения народу, поэзии-философии. Основой движения его лирического героя являются языковые формы и системы поэтических контекстов, упорядоченных синтаксически-интонационным, грамматическим и семантическим пластами. Анализ его лирических текстов, панорамных произведений обнаружил интерпретацию широкого масштаба балкарской действительности. Структурный анализ показал, что Мечиев - крупный представитель историко-литературного процесса, который, часто выходя за пределы реалий современности, открывает завесу будущего.

Каждое слово в его текстах с максимальным значением, социально и эмоционально заполнено. О совершенстве его текстов говорит их плотность.

Большая часть исследования посвящена творчеству Кайсына Кулиева и его диалектическим связям. По нашей проблеме исследовано творчество Гарсиа Лорки, Миколы Бажана, А.Пушкина, М.Лермонтова, А.Фета, Ф.Тютчева, А.Ахматовой, М.Цветаевой, С.Есенина, Н.Тихонова, А.Твардовского и других. В каждом разделе работы, посвященном этим поэтам, мы рассматривали языковой слой как цепь энергетических единиц, глубинно рассматривали особый тип мышления конкретного поэта, мотив как часть поэтической мысли, элементы его составляющие как что-то единое, органично-целостное, как часть картины мира. При поиске единых, или близких, мотивов оптически рассматривали психологическую, социальную, познавательную наполненность стиха и его установку на лиризацию духовной и интеллектуальной действительности. При абсолютном установлении ученичества-учительства поэтическое произведение исследовалось пластами: синтаксически—интонационно, метрически, грамматически и семантически, внутренняя упорядоченность лирического героя, языковые формы и системы поэтических контекстов, лингвистический характер выявления образности, психологические ситуации, мотивировавшие лирические чувства действующего субъекта.

Являясь своеобразной формой художественного познания мира, вобравшая пушкинские, лермонтовские, тютчевские. тихоновские и другие мотивы, выйдя на мировую арену, стала общечеловеческой ценностью - такова многогранность, мощная сила проникновения и обобщения закономерностей жизни поэзия Кулиева.

Эти ценностные представления объективированы в поэтических текстах Керима Отарова, Берта Гуртуева, Сафара Макитова, Танзили Зумакуловой, Салиха Гуртуева, Магомета Мокаева, Ахмата Созаева, Мурадина Оль-мезова, Ибрагима Бабаева, Мухтара Табаксоева, Абдуллаха Бегиева. Их искусство, активно формируя систему ценностей, опираясь на быт и нравы, культурные и эстетические идеалы своего народа и народов своих учителей-предшественников, создают индивидуальные поэтические модели, объективно мотивированные богатством их чувственного мира через усвоение данных объективного мира.

Приняв к сведению самостоятельную и уникальную гуманитарную значимость теории литературы, её фундаментальность, её центральное звено - общую поэтику, дискуссионность и спорность мнений, в некоторых случаях несовместимость суждений и концепций, монистичность (углубленное изучение одного аспекта), теоретико-методологическую ценность мышления означенных в работе имен, и не только, используя основные, ключевые термины науки о литературе в соответствии с их смысловой определенностью, автор исследовал творчество почти всех балкарских поэтов и поставил перед собой главный вопрос: кто их учителя, чему и как они учились? Наше исследование является ответом на эти вопросы.

Нам близки были суждения выдающегося ученого Д.Д. Благого, который считал, что "любое литературное произведение при всей его самоценности и неотъемлемой принадлежности индивидуальному творцу является органическим звеном в длительной цепи развития, прежде всего данной национальной литературы, а затем и литературного движения человечества" [23: 247].

Типологические сближения, конвенгенции между литературами разных народов, эпох, международные литературные связи изучены, конкретизированы влияния и заимствования. Преломление жанрово-стилевых особенностей пушкинских, лермонтовских, тютчевских, фетовских, некрасовских, блоковских, есенинских, цветаевских, ахматовских поэтических текстов в творчестве балкарских поэтов. Использован при этом конкретный поэтический материал. Отмечены единичные сюжеты, мотивы, текстовые фрагменты, отдельные речевые обороты. Немало выявлено реминисценций, в работе они занимают существенное место: цитаты, оценочные характеристики разных авторов, единичные звенья словесно-художественных текстов, наши вольные переводы, художественные реминисценции (женские образы в творчестве Кайсына Кулиева, места боев в творчестве Н.Тихонова и К.Кулиева), живописные и музыкальные творения армянина Мартироса Сарьяна (картины: "Горы", "Араратская долина", "Сбор персиков в колхозе"), Николая Тихонова ("Как в красочной симфонии"), Аветика Исаакяна (поэтический образ матери), переводы целого ряда миниатюр Исаакяна А.Блоком. Художественных реминисценций, отмеченных в нашей работе, очень много - они составляют устойчивые звенья поэтических текстов, глубоко значимых. Цитатный материал живо представляет читателю лики В. Шекспира, Иоганна Вольфганга фон Гете, В. Белинского, Ф. Шиллера, Г. Гейне, русских поэтов - поэтов от А. Пушкина до наших дней, - крупнейших поэтов Востока (Фирдоуси, Джами, Низами, Навои, Хайям), грузинских и армянских поэтов.

В исследовании рассмотрены разнообразные реминисценции, ощутимо использованные (имеется в виду ученичество) поэтами балкарцами. Особое внимание при этом обращено на книгу Кайсына Кулиева "Так растет и дерево", где автор предстает философом, размышляет о законах творчества, месте художника в обществе, его волнуют проблемы преемственности, художественные традиции.

В работе много отсылок к литературным фактам, подчеркнуто обилие реминисценций исследуемого поэта, их разнообразие. Не называя термин "интертекстуальность", но используя его, мы имели в виду совокупность межтекстовых связей, их осмысление, оценку, преобразующую силу художественно-речевых средств. Были подчеркнуты и обычные текстовые схождения, не являющиеся преемственностью, цитации, которые использовались в качестве ссылок на творчество поэта, писателя, ученого. Каждая диалектическая параллель рассматривается нами для выяснения сути, функции, а то и каузальности (причинной обусловленности) речевых единиц, сопряженных структурными аспектами самого произведения, будь то миниатюра или поэма эпического или лирического характера.

На сопоставительном материале при установлении преемственных связей детально рассмотрены композиционные средства: повторы, служащие для выделения и акцентирования особо значительных звеньев, подчеркивалась их доминирующая роль; выделялись текстовые эпизоды; выделялись анафорические повторы, эпифоры (повторяющиеся концовки строф).

Для установления диалектики литературной преемственности колоссальное значение имеет мотив, обладающий высокой степенью семиотичности (синтактики, семантики и прагматики).

Мотив как простейшая единица в развитии сюжета локализован. Мы рассматривали повторяемые различные лексические единицы, эпиграфы не только к эпическим произведениям, но и к стихотворным текстам. Это внутренняя, глазу не видная, но темперируемая "жизнь" произведения. Но к этим мотивам мы прислушивались, пытаясь разгадать, и разгадывали, этот внутренний мир текста, эту загадку, помещенную в сердцевину произведения. От мотива (радости, печали, счастья.), которым охвачен поэт, зависит и структура произведения, слова, которые и являются «строительным» материалом. Прав А. Блок, утверждая, что "Всякое стихотворение - покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся как звезды. Из-за них существует стихотворение" [252: 84]. Мотив боли за страдания своего народа Кязим Мячиев вложил почти во все написанное им. "Тахир и Зухра" - сказание о трагической любви юноши и девушки. Развитие его сюжета в арабском, тюркском и персидском мирах в общем близко. Мотив трагической любви двух молодых людей нашел выражение в "Лейли и Меджнун", "Юсуф и Зулейха", "Фархад и Ширин", "Тахир и Зухра".

В «узнавании» преемственных связей исследователю помогает выявление, высвечивание умолчаний, мелочей, которые, в сущности, динамизируют, активизируют воображение умеющего видеть невидимое. Вкрапливая их в текст, автор усиливал интерес к познанию, к раскрытию. "У Чехова, - отмечал Л. Толстой, - своя особенная форма, как у импрессионистов. Смотришь, человек будто бы без всякого разбора мажет красками, какие попадаются ему под руку, и никакого как будто отношения эти мазки между собой не имеют. Но отойдешь на некоторое расстояние, посмотришь, и в общем получается цельное впечатление. Перед вами яркая, неотразимая картина»4. В "Шах - наме" Фирдоуси нигде не называет своего имени, не называет своего имени и Кязим Мечиев в "Тахире и Зухре", но, обращая внимание читателя на свой возраст (32 года) и кузнечное свое ремесло, постоянно ведет по тропе божественной - Разуму, а затем очерчивает контуры вечного треугольника, где двое влюбленных оказываются в нижних точках, а зло, всесилие занимает верхний план, своим весом и оком давящий на нижние и лишающий их возможности движения.

Но есть в поэзии Мухтара Табаксоева (об этом в соответствующем разделе написано подробно) умолчания, выраженные многоточиями, явные пробелы в ткани лирических текстов, о многом в судьбе балкарского народа кричащие. Сила этих номинативных предложений в констатации реальной действительности. Таких недомолвок много в "Евгении Онегине", в "Тахире и Зухре" Мечиева, во многих текстах Тихонова, Твардовского, Ахматовой.

К таким художественно значимым относятся и подтексты - своеобразные предметно-психологические указатели, которые рассмотрены в творчестве Берта Гуртуева, Керима Отарова, Магомета Мокаева и других. Внутренняя жизнь персонажей ("Шах - наме", "Тахир и Зухра", в поэмах Керима Отарова, Кайсына Кулиева и др.) и лирических героев рассмотрены при сопоставительном анализе текстов.

Авторы иногда прибегают к неким недомолвкамв силу сложившихся обстоятельств, из-за страха перед власть имущими (об этом в "Шах - наме", "Тахир и Зухра" и др.). Таких аллюзии немало в рассмотренных текстах; эта тайнопись оберегает героев от расплаты за сказанное. Нами не рассмотренные, но послужившие весьма существенно в расстановке нужных акцентов: "Стансы" О.Мандельштама, многочисленные произведения Салтыкова-Щедрина, стихотворение А.К.Толстого "История государства Российского от Гостомысла до Тимашева", поэма К. Кулиева "Завещание" знаменитая антиутопия Е.М. Замятина «Мы», где поставлены глобальные проблемы возможного будущего человечества, многочисленные стихотворные тексты А. Пушкина, М. Лермонтова, романы И. Тургенева и т.д.

Динамика точек зрения авторов, их персонажей, необходимость вычленения из их позиций внешнего и внутреннего мира, глубокий художественный смысл, мысленное переживание всего этого помогает внутренней и внешней организации, развитию, критическому пересмотру, переоценке трудов всех исследуемых нами произведений, расхождению или сближению различных творческих индивидуальностей.

В работе над выявлением преемственных связей поэзии К.Кулиева и грузинских, армянских и других поэтов мы опирались на научные мысли А.Н. Ве-селовского [33: 107-117], считавшего «простейшей» формой «аналогий» и «сравнений» двучленный параллелизм - при сопоставлении природы и человека (из народной песни «Высота ль, высота поднебесная, / Глубота , глубота окиян - море»), где обилие символов, метафор, иносказаний.

Осмыслению художественных достижений предшественников и формированию творческой индивидуальности — видению всего этого процесса, глубинному восприятию авторских ассоциаций и сцеплений, оказало выявление лирических отступлений{их обилие отмечено в произведениях восточных поэтов и в «Тахире и Зухре», отличающихся многоплановостью и эпической широтой.

Возможно, ни один исследователь до конца, до самой последней точки не сможет постигнуть полное содержание творений художника слова: не мог, быть может, не хотел раскрыться до конца, что - то оставил в тайне, а быть может, эту тайну художник вложил в некие интеллектуальные построения. Мы пытались полнее определить, глубже проникнув в исследуемые произведения «отцов» и «детей», индивидуальную данность и ту грань, которая была связующим звеном при создании конкретного произведения.

Мы постоянно ставили перед собой вопрос: какой большой (или маленький) исторически необходимый вклад в дело создания балкарского национального искусства слова внес тот или иной поэт - европейский, русский, восточный, а в последнее время и балкарский, потому что преемственность по отношению к Кязиму Мечиеву и Кайсыну Кулиеву абсолютна для их последователей (это признания автору этих строк Магомета Мокаева, Ибрагима Бабаева, Мухтара Табаксоева, Абдуллаха Бегиева). Мы пытались синтаксический строй языкового материала рассматривать в тесном взаимодействии с семантикой, обеспечивающей выражение многообразия человеческих мыслей, способы познания субъективной действительности и коммуникативные намерения эпического и лирического героя.

Учли чрезвычайную важность моделей предложений, их структуру и типовое значение, семантику и формы конститутивных компонентов, предикативно-наречной модели, модели с именными предикатами, некоторые неполно-знаменательные глаголы, модифицирующие исходную модель, полупредикативные (каузативные) конструкции.

При сопоставительном анализе текстов не только разных национальных искусств, но и разных временных отрезков мы обращали внимание на способы передачи новой информации. Известны два способа: эксплицитный и имплицитный.

При первом — уже известное из предшествующего текста, при втором — неявный (будто известны адресату) способ передачи новой информации - имплицитная предикация. Имплицитно предицируемых сообщений в восточной поэзии немало, особенно в причинных адъективных конструкциях, обеспечивающих текстовую реализацию лексического значения прилагательного. В анализируемых стихотворных текстах, поэмах, поэмах- эпопеях мы отмечали предельную компактность, пословичные формулы, афоризмы, сентенции, медитацию (лат. - meditatio - обдумывание, размышление), экспрессивность речи лирического героя, как организующее и доминирующее начало, что знакомит с духовно- биографическим опытом, личной судьбой, различного рода взаимоотношениями с современниками и отношением к прошлому и будущему.

Для определения генезиса конкретного лирического текста, что помогало выявлению преемственных связей, мы опирались на изучение творческой истории отдельных текстов Пиксановым Н.К. (на примере "Горя от ума"): "Любой эстетический элемент, любая форма или конструкция могут быть научно осознаны наиболее чутко, тонко и естественно верно только в полном изучении их зарождения, созревания и завершения" [118: 18]. Понятны при этом идейная позиция автора, его взгляд на все то, что происходит в стране и мире, позиция, которую он занял, создавая конкретное произведение, психология и интересы различных социальных групп.

Сколько бы мы ни рассматривали генетическую сторону литературы, разнородность и множественность факторов деятельности творца, до конца, как нам думается, природу свободы и инициативы, до самой начальной или последней точки распознать невозможно. Это универсальная схема, иерархически упорядоченная; односторонность теоретической регламентации неизбежна. Нельзя не согласиться с аксиомой: "Не будем поддаваться искушению мелкого тщеславия - прибегать к формулам, априорно устанавливающим генезис творчества. Мы никогда не знаем всех элементов, входящих в состав гения

Список научной литературыЖабоева, Екатерина Ахматовна, диссертация по теме "Литература народов Российской Федерации (с указанием конкретной литературы)"

1. Абрамович Г.Л. Введение в литературоведение. - М.: Просвещение, 1979.-352 с.

2. Аверинцев С.С., Андреев М.П., Гаспаров М.Л., Гринцер П.А., Михайлов А.В. Категория поэтики в смене литературных эпох. М.: Наука, 1977. -320 с.

3. Аветик Исаакян в русской критике: Сост. Л.Мкртчян. Ереван: Арм-госиздат, 1961.-401 с.

4. Азаматов К.Г., Темиржанов М.О., Темукуев Б.Б., Тетуев А.И., Чеченов И.М. Черекская трагедия. Нальчик: Эльфа, 1994. - 200 с.

5. Александр Блок в воспоминаниях современников в 2-х т. Т.1. Вступит. статья, сост., подгот. текста и комм. Вл.Орлова. — М.: Худ. лит., 1980. — 552 с. Т.2 - 527 с.

6. Александр Сергеевич Пушкин в русской критике: Сб.статей. //Вступ.ст. и примеч. В.Дорофеева и Г.Черемина. М.: Гослитиздат, 1953. - 688 с.

7. Александров В. Три поэмы Твардовского // В его кн. Люди и книги. -М.: Сов. писатель, 1950.-405 с.

8. Андреева И. Два Брюсова // Столетие Цветаевой. Массачусетс: Амхерст, 1992.-214 с.

9. Андреев-Кривич С.А. Лермонтов: Вопросы творчества и биографии. — М.: АН СССР, Инст.мир.лит. им. Горького, 1954. 152 с.

10. Андроников Ираклий. Лермонтов: Исследования и находки. — М.: Худ. лит., 1969.-607 с.

11. Аникст А.А. Творчество Шекспира. — М.: Худ. лит., 1963. 615 с.

12. Анисимов И. Живая жизнь классики: Очерки и портреты. — М.: Сов. пис., 1974.-519 с.

13. Антокольский П.Г. Николай Тихонов. Лермонтов: в его кн. Поэты и время. М.: Сов. писатель, 1957. - 378 с.

14. Арнаудов М. Психология литературного творчества. М.: Прогресс, 1970.-654 с.

15. Байрамукова Н. Кайсын Кулиев: Очерки творчества. М.: Сов. писатель, 1975.-270 с.

16. Беккизова JL От богатырского эпоса к роману. — Черкесск: Ставр.кн.изд., 1974.-288 с.

17. Беккизова Л. По законам взаимодействия и художественной самобытности. // Совр. роман. Новаторство. Поэтика. Типология. М.: Худ. лит, 1978.-463 с.

18. Белинский В.Г. Сборник соч. в 3-х т. Т.З. М.: Гослитиздат, 1948.928 с.

19. Белинский В.Г. Собр. соч. в 3-х т. Т.2. М.: Молодая гвардия, 1950.781 с.

20. Белинский В.Г. Сочинения в одном томе // Вступит, ст. С.И. Мураше-ва. М.: Молодая гвардия, 1950. - 798 с.

21. Белоусов В. Персидские мотивы. М.: Знание, 1968. - 78 с.

22. Благой Д.Д. Гениальный русский лирик (Ф.И.Тютчев) // В его кн. Литература и действительность. М.: Гослитиздат, 1959. — 519 с.

23. Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней: в 2-х т. Т.1, 2. М.: Худ. лит., 1979.-Т.1.-550 е., Т.2-511 с.

24. Боголепов П., Верховская Н., Сосницкая М. Тропа к Пушкину. //Под общей ред. С.М.Бонди и Ю.Г.Русаковой. М.: Дет.лит, 1974. - 543 с.

25. Большой энциклопедический словарь. — 2-е изд., переработанный и доп. М.: Большая Российская энциклопедия; СПб.: «Норинг», 1997. - 1450с.

26. Боровой Л.Я. Путь слова. М.: Сов. писатель, 1974. - 960 с.

27. Бродский Н.Л. А.С.Пушкин: Биография. М.: Гослитиздат, 1937.120 с.

28. Буров А. Эстетическая сущность искусства. М.: Искусство, 1956.292 с.

29. Бухштаб Б.Я. Русский поэты: Тютчев, Фет, Козьма Прутков, Добролюбов. -JL: Худ. лит., 1970. 247 с.

30. Буяльский Б.А. Курс на мастерство: Начала методики изучения литературы. Киев: Радянська школа, 1970. - 206 с.

31. Великая Отечественная война в письмах. М.: Политиздат, 1980.288 с.

32. Вересаев В.В. Пушкин в жизни // Т. 1-2, 6-е изд. Минск: Мастац. лгг., 1987.-683 с.

33. Веселовский А.Н. Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля // Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. - 406 с.

34. Вильмонт Н.Н. О Борисе Пастернаке: Воспоминания и мысли. М.: Сов. писатель, 1989.-224 с.

35. Виноградов В.В. Сюжет и стиль. -М.: АН СССР, 1963.-255 с.

36. Виноградов В.В. Язык Пушкина. M.JL: Наука, 1941. - 21 с.

37. Висковатов П.А. М.Ю.Лермонтов: Жизнь и творчество. М.: Современник, 1987.-493.

38. Власенко А. Расцвет: О современной литературе народов РСФСР. -М.: Сов. Россия, 1973. 256 с.

39. Волков Генрих. «Тебя, как первую любовь.» // Книга о Пушкине: Личность, мировоззрение, окружение. М.: Дет. лит., 1980. - 239 с.

40. Выготский Л.С. Психология искусства. М.: Педагогика, 1987. - 341с.

41. Выходцев П. Александр Твардовский. М.: Сов. писатель, 1958, 411с.

42. Выходцев П.С. Новаторство. Традиции. Мастерство. М.: Сов. писатель, 1973.-336 с.

43. Выходцев П.С. Поэты и время. — Л.: Худ. лит., 1967. 288 с.

44. Гамзатов Расул. Верность таланту. Махачкала: Дагучпедгиз, 1980.256 с.

45. Гинзбург JT.JI. Творческий путь Лермонтова. — Л.: Сов. писатель, 1940. -211с.

46. Гиппиус В.В. Ф.И.Тютчев // В его кн. От Пушкина до Блока. М. Л.: Наука, 1966. - 347 с.

47. Гиреев Д.А. Поэма М.Ю.Лермонтова «Демон»: Творческая история и текстологический анализ. — Орджоникидзе: Сев.-Осет. кн. изд., 1958. 196с.

48. Глушкова Татьяна. Традиция — совесть поэзии. — М.: Современник, 1987.-414 с.

49. Голик И.Е. Зарубежная критика о советской литературе. М.: Знание, 1976.-64 с.

50. Гольденвейзер А.Б. Вблизи Толстого. М.: Гослитиздат, 1959. — 487с.

51. Гольцев В. Литературно-критические статьи. М.: Сов. писатель, 1958.-620 с.

52. Городецкий Б.П. Лирика Пушкина. Л.: Просвещение, 1970. - 184с.

53. Гражданская З.Т. Бернард Шоу: Очерки жизни и творчества. — М.: Просвещение, 1979. 174 с.

54. Григорьев Ап. Литературная критика. М.: Худ. лит. 1967. - 631 с.

55. Григорьева А.Д., Иванова Н.Н. Язык поэзии XIX-XX вв.: Фет. Современная лирика. М.: Наука, 1985. - 230 с.

56. Гримак Л.П. Резервы человеческой психики: Введение в психологию активности. — М.: Политиздат, 1987. — 286 с.

57. Гринберг И. Песня мужества // Литература и современность. — М.: Худ. лит., 1965.-407 с.

58. Гринберг И.П. Творчество Николая Тихонова. М.: Сов.писатель, 1972.-480 с.

59. Гудзий Н.К. Тютчев в поэтической культуре русского символизма // Известия по русскому языку и словесности АН СССР. Т.З., кн.2, 1930.

60. Гуковский Г.А. Изучение литературного произведения в школе: Методологические очерки о методике. М. Л.: Просвещение, 1966. — 266 с.

61. Гуковский Г.А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. — М.: Просвещение, 1957.-359 с.

62. Гуляев Н.А. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1977. - 278 с.

63. Гусев В. Герой и стиль: К теории характера и стиля. // Советская литература на рубеже 60-70 -х годов. М.: Худ. лит., 1983. - 286 с.

64. Дементьев В. Грани стиха: О патриотической лирике советских поэтов. — М: Просвещение, 1979. — 174 с.

65. Десницкий В.А. Статьи и исследования: Сборник, сост. А.В. Десниц-кой; В.А.Десницкого. / Вступ.статья А.С.Бушмина. JL: Худ. лит., 1979. - 544 с.

66. Егоров Б.Ф. О мастерстве литературной критики: Жанры, композиция, стиль. — JL: Сов. писатель, 1980. 318 с.

67. Живые страницы: Пушкин. Гоголь. Лермонтов. Белинский. // В воспоминаниях, письмах, дневниках, автобиографических произведениях и документах. М.: Дет. лит., 1979. - 543 с.

68. Жизнь Есенина // Сост.вступ.сл. и примеч. С.П. Кошечкина. М.: Правда, 1988.-608 с.

69. Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин. Пушкин и западные литературы. -Л.: Наука, 1978.-423 с.

70. Жирмунский В.М. Литературные течения как явление международное // Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. Л.: Наука, 1979.-493 с.

71. Жолковский А.К., Щеглов Ю. К понятиям «тема» и «поэтический мир». М.: Наука, 1992. - 201 с.

72. Жолковский А.К., Щеглов Ю. Работы по поэтике выразительности. -М.: Наука, 1996.-301 с.

73. Зингер Е.А. Проблемы интернационального развития современного искусства. — М.: Сов. художник, 1977. — 271 с.

74. Ингарден Р. Исследования по эстетике. М.: Искусство, 1962. - 398с.

75. Караев А. Очерки истории карачаевской литературы. М.: Наука, 1966.-319 с.

76. Касаткина В.Н. Поэтическое мировоззрение Ф.И.Тютчева. — Саратов: Госпединст., 1969.-256 с.

77. Кац Б., Тименчик. Анна Ахматова и музыка: Исследовательские очерки. — Л.: Сов.композитор, 1989. 335 с.

78. Кирпотин В.Я. Политические мотивы в творчестве Лермонтова // В кн. Вершины. Пушкин. Лермонтов. Некрасов. М.: Худ.лит., 1970. - 375 с.

79. Коваленко Н.А. Практика современного стихосложения. — М.: Молодая гвардия, 1962. 160 с.

80. Кошечкин С. Раздумья о Есенине // Предисл. К.Симонова. Тбилиси: Мерани, 1977.-286 с.

81. Кремлев Илья. В литературном строю. М.: Моск. рабочий, 1968.328 с.

82. Кузнецов Феликс. Беседы о литературе. М.: Дет.лит., 1970. - 318с.

83. Кулешов В.И. Жизнь и творчество Ф.М.Достоевского. — М.: Дет.лит., 1984.-208 с.

84. Кулиев К.Ш. Поэт всегда с людьми: Статьи, эссе. М.: Сов. писатель, 1986.-335 с.

85. Кулиев К.Ш. Так растет и дерево. М.: Современник, 1975. - 463 с.

86. Кучмезова Р.И. И мой огонь горел. Нальчик: Эльбрус, 1996. - 126с.

87. Лакшин В. Новая лирика Твардовского // В кн. День поэзии. М.: Сов. писатель, 1971. - 439 с.

88. Леонов Леонид. Литература и время. // Публицистика. — М.: Моск. рабочий, 1976.-351 с.

89. Литературный Ленинград в дни блокады // Под ред. В.А. Ковалева, А.И.Павловского. Л.: Наука, 1973. -291 с.

90. Лихачев Д. Заметки об истоках искусства // Контекст. — М.: Наука, 1986.-270 с.

91. Ломидзе Г.И. Чувство великой общности // Движение жизни и литературы. — М.: Сов.писатель, 1978. 271 с.

92. Лотман Ю.М. А.С. Пушкин: Биография писателя. Л.: Просвещение, 1981.-255 с.

93. Лукин Ю.Б. Два портрета. М.: Моск. рабочий, 1975. - 416 с.

94. Макогоненко Г.П. Гоголь и Пушкин. Л.: Сов.писатель, 1985. - 351с.

95. Макогоненко Г.П. Лермонтов и Пушкин: Проблемы преемственного развития литературы. Монография. Л.: Сов. писатель, 1987. - 400 с.

96. Максимова Д.Е. Поэзия Лермонтова. М.Л.: Сов.писатель, 1964. — 345с.

97. Малкондуев Х.Х. Этническая культура балкарцев и карачаевцев. -Нальчик: Эльбрус, 2001. 176 с.

98. Маршак С.Я. Ради жизни на земле: О А.Твардовском. М.: Худ. лит., 1961.-291 с.

99. Мейлах Б.С. «.сквозь магический кристалл.»: Пути в мир Пушкина. М.: Высшая школа, 1990. - 399 с.

100. Мейлах Б.С. Пушкин и его эпоха. М.: Гослитиздат, 1958. — 698 с.

101. Мейлах Б.С. Художественное мышление Пушкина как творческий процесс. М.Л.: АН СССР, 1962. - 249 с.

102. Мещерякова Н.Я. Изучение стиля писателя в средней школе. — М.: Просвещение, 1965.-210 с.

103. Михайлов А.А. Поэты и поэзия: Портреты, проблемы, тенденции развития современной поэзии. — М.: Просвещение, 1978. 224 с.

104. Михайлов А.А. Факел любви: Поэзия наших дней. М.: Сов. Россия, 1968.-319 с.

105. Мысль, вооруженная рифмами: Поэтическая антология по истории русского стиха. // Сост., автор статей и примечаний В.Е.Холшевников. — Л.: Изд. Ленингр. унив., 1983. 445 с.

106. Некрасов Н.К. По их следам, по их дорогам: Н.А.Некрасов и его герои. М.: Сов. Россия, 1979. - 336 с.

107. Немец Г.П. Актуальные проблемы модальности в современном русском языке. Ростов-на-Дону, 1991. - 192 с.

108. Нестеров Ф. Связь времен. М.: Молодая гвардия, 1980. - 239 с.

109. Новиков Иван. Писатель и его творчество. -М.: Сов. писатель, 1956. 523 с.

110. Нусинов И.М. Пушкин и мировая литература. М.: Худ.лит., 1941.341 с.

111. Овчаренко А.И. Избр. произв. в 2-х т. Т.2. // Сов. Петербург. Исследование и статьи. — М.: Худ. лит., 1986. 510 с.

112. Огнев В. Александр Твардовский // В его кн. У карты поэзии: Статьи и очерки о поэзии национальных республик. М.: Худ.лит., 1968. — 310 с.

113. Огнев В. О поэзии Кайсына Кулиева // Избранная лирика. М.: Худ. лит., 1967.-415 с.

114. Пархоменко М. Традиции-новаторство-традиции // Литература и современность. -М.: Худ.лит., 1981.-591 с.

115. Пархоменко М.Н. Многонациональное единство советской литературы. М.: Просвещение, 1978. - 287 с.

116. Перцов В. Писатель и новая действительность: Литературно-критические статьи. -М.: Сов. писатель, 1958. 431 с.

117. Пигарев К. Жизнь и творчество Тютчева. М.: АН СССР, 1962. - 376с.

118. Пиксанов А.К. Творческая история «Горя от ума». М.: Наука, 1971. -400 с.

119. Платонов А.П. Размышления читателя: Литературно-критические статьи и рецензии. Подг. текста и сост. М.А.Платоновой. Послесл. и комм. В. Васильева. — М.: Современник, 1980. 287 с.

120. Поляков М. Цена пророчества и бунта. — М.: Сов.писатель, 1974. —566 с.

121. Поляков Марк. Вопросы поэтики и художественной семантики. -М.: Сов. пис., 1978.-446 с.

122. Поэтический строй русской лирики. JL: Наука, 1973. - 351 с.

123. Проблемы просвещения в мировой литературе. М.: Наука, 1970.354 с.

124. Проблемы теории и истории литературы: Сб.статей, посвященный памяти профессора А.Н.Соколова. М.: Изд. Моск. унив., 1971. - 413 с.

125. Прокушев Ю. Сергей Есенин: Образ. Стихи. Эпоха. М.: Молодая гвардия, 1989.-349 с.

126. Прокушев Юрий. Дума о России: Избранное. -М.: Сов. Россия, 1988. 624 с.

127. Проскурин Ю.П. Время. Поэзия. Критика. М.: Худ.лит., 1980. - 491с.

128. Пустовойт П.Г. От слова к образу. Киев: Радянська школа, 1974.192 с.

129. Пути развития советской многонациональной литературы. — М.: Наука, 1967.-319 с.

130. Пушкин родоначальник новой русской литературы // Сб.под ред. Д.Благого, В.Я.Кирпотина. - М.Л.: АН СССР, 1941. - 607 с.

131. Раевский Н.А. Портреты заговорили. Алма-Ата: Жазушы, 1974.407 с.

132. Раппопорт С. О природе художественного мышления: Эстетические очерки. -М.: Худ.лит., 1967. 197 с.

133. Раппопорт С. Семантика и язык искусства // В кн. Творить мир по законам красоты. — М.: Сов. композитор, 1962. — 133 с.

134. Рассадин С. Кайсын Кулиев: Литературный портрет. М.: Худ. лит., 1974.-158 с.

135. Рейтман У.Р. Познание и мышление: Моделирование на уровне информационных процессов. М.: Мир., 1968. - 400 с.

136. Русская классическая литература: Разборы и анализы. // Составитель Д.Устюжанин. М.: Просвещение, 1969. - 407 с.

137. Русский язык в современном мире. М.: Наука, 1974. - 301 с.

138. Савельев С. Записки литературного следопыта. М.: Мол. гвардия, 1969.-256 с.

139. Семья Маяковских в письмах (1892-1906) // Сост. В.В.Макаров. М.: Моск. рабочий, 1978.-416с.

140. Сергей Есенин. Проблемы творчества: Сб.статей // Сост. П.Ф. Юшин.-М.: Современник, 1978. —351 с.

141. Скрипов Г.С. О русском стихосложении. М.: Просвещение, 1979.64 с.

142. Современная русская советская литература в 2-х частях: Ч. I- 256с. — М.: Просвещение, 1991.

143. Сокуров М.Г. Лирика А Кешокова. Нальчик: Эльбрус, 1969. — 224с.

144. Соловьев Б. Мужество и мастерство // Поэзия и критика. М.: Худ. лит., 1966.- 169 с.

145. Соловьев Борис. Поэт и его подвиг: Творческий путь Александра Блока. -М.: Сов. пис., 1971.-814 с.

146. Станкевич Н.В. Об отношении философии к искусству. М.: Сов. Россия, 1982.-256 с.

147. Стариков Д. Перечитывая классику: Наблюдения. Размышления. Полемика. М.: Сов. писатель, 1974. - 373 с.

148. Сто стихотворений и десять писем: А.С.Пушкин // Сост. и коммент. Русаковой Ю. М.: Молодая гвардия, 1969. - 349 с.

149. Сучков Б.Л. Исторические судьбы реализма: Размышления о творческом методе. — М.: Сов. писатель, 1973. — 526 с.

150. Так это было: Художественно-документальный сборник в 3-х т. Редактор Алиева С.У. М.: Моск. типогр. № 6 Мин.печати и инфор. РФ, 1993. -Т.1.-336 е., Т.2.-335 е., Т.3.-351 с.

151. Тарасенков А. Микола Бажан. -М.: Сов.писатель, 1950. 181 с.

152. Тарасенков А. Николай Тихонов // В его кн. Поэты. М.: Сов. писатель, 1956.-395 с.

153. Теппеев А. Когда к камню прикоснется мастер: О лирике К. Кулиева // Остаться в памяти людской. Нальчик: Эльбрус, 1987. - 366 с.

154. Теппеев А. Кязим Мечиев: Очерки жизни и творчества с приложением стихов и построчников к ним. Нальчик: Эльбрус, 1974. - 124 с.

155. Тимофеев Л.И. Основы теории литературы. М.: Учпедгиз, 1963.454 с.

156. Толгуров З.Х. Бизни Кязим (Наш Кязим): Исследование // Время и литература. — Нальчик: Эльбрус, 1978. 220.

157. Толгуров З.Х. В контексте духовной общности. Нальчик: Эльбрус, 1991.-208 с.

158. Толгуров З.Х. Движение балкарской поэзии: Проблемы развития балкарской литературы (20-50-е годы). Нальчик: Эльбрус, 1984. - 249 с.

159. Толгуров З.Х. Лирика Отарова. Нальчик: Эльбрус, 1984. - 108 с.

160. Толгуров З.Х. Формирование соц.реализма в балкарской поэзии. -Нальчик: Эльбрус, 1974.-234 с.

161. Томашевский Б.В. Пушкин: Кн. 1 (1813-1824). М.: АН СССР, 1956. - 743 с.

162. Три века русской поэзии // Сост. Н.В.Банников. М.: Просвещение, 1986.-750 с.

163. Трофимов П.С. основные закономерности исторического искусства. -М.: Искусство, 1970.-238 с.

164. Тургенев И.С. Несколько слов о стихотворениях Ф.И.Тютчева //Полн. собр. соч. и писем. Т.5. - М.Л.: Наука, 1988. - 640 с.

165. Турков A.M. Александр Твардовский. М.: Гослитиздат, 1970. - 191с.

166. Турков A.M. Николай Тихонов. М.: Гослитиздат, 1960. - 198 с.

167. Тынянов Ю.Н. Поэтика. М.: Искусство, 1977. - 203 с.

168. Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники. — М.: Наука, 1968. — 424

169. Урусбиева Ф. Путь к жанру. Нальчик: Эльбрус. - 1972. - 173 с.

170. Успенский JI. Слово о словах. Л.: Дет.лит., 1956. - 310 с.

171. Фадеев А.А. Прекрасный балкарский поэт К.Кулиев // Собр.соч. Т.5. -М.: Худ. лит., 1961. 682 с.

172. Хамизев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 2000 - 398с.

173. Ходасевич Вл. О чтении Пушкина // Современные записки. Париж: кн. 20, 1924.-430 с.

174. Храпченко М. Взаимодействие и взаимообогащение социалистических культур // В кн. Художественное творчество, действительность, человек. — М.: Худ. лит., 1980.-478 с.

175. Храпченко М.Б. Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы. — М.: Худ. лит., 1977. — 446 с.

176. Цветаева М.И. Мой Пушкин. М.: Сов. писатель, 1981. - 223 с.

177. Цявловский М.А. Статьи о Пушкине. М.: АН СССР, 1962. - 436с.

178. Чернышевский Н.Г. О классиках русской литературы. -М.: Дет.лит., 1971.-224 с.

179. Чуковский Корней. Мастерство Некрасова. М.: Худ. лит., 1955.687 с.

180. Шабаев Д.В. Правда о выселении балкарцев. Нальчик: Эльбрус, 1992.-278 с.

181. Шаззо К.Г. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгской литературе. — Тбилиси: Мецниереба, 1978. — 238 с.

182. Шаталов С.Е. Время метод - характер: Образ человека в художественном мире русских классиков. — М.: Просвещение, 1976. - 159 с.

183. Шеллинг Ф. Система трансцендентального идеализма. Л.: Наука, 1936.-389 с.

184. Шкловский В.Б. За сорок лет: Статьи о кино. М.: Искусство, 1965.452 с.

185. Шонин В.А. Гордый мир: Очерк творчества Н.С.Тихонова. М.Л.: Сов. писатель, 1966. - 232 с.

186. Щербина В.Р. Голос эпохи. -М.: Современник, 1974.-415 с.

187. Щербина В.Р. Проблемы литературного образования в средней школе: Методические наблюдения и размышления. М.: Просвещение, 1976. — 270 с.

188. Эйхенбаум Б.М. Лев Толстой: Семидесятые годы // Монография. -Л.: Худ. лит., 1974.-360 с.

189. Эйхенбаум Б.М. Статьи и Лермонтове. М.Л.: АН СССР, 1961. - 372с

190. Эккерман Иоганн Петер. Разговоры с Гете в последние годы его жизни. — Ереван: Айастан, 1988. 672 с.

191. Энциклопедия мысли. Санкт-Петербург: Кристалл, 1977. - 585 с.

192. Эфендиева Т. Откровение: Очерки жизни и творчества. Нальчик: Эльбрус, 1984.-140 с.

193. Эфендиева Т. Поэзия жизни. Нальчик: Эльбрус, 1977. - 256 с.

194. Якименко Л. За быстро текущим днем. М.: Сов. писатель, 1980.384 с.195. «Я лучшей доли не искал.»: Судьба А.Блока в письмах, дневниках, воспоминаниях. // Сост., очерки и комм. В.П.Енишерлова. -М.: Правда, 1988. -560 с.1.

195. Антокольский П.С. С широкой перспективой // Вопросы литературы, 1974, №8.

196. Асатиани Г. Слово о поэте // Литературная Грузия, 1978, №1.

197. Богомолов Н.А. Традиции и новаторство в поэзии // В Кн. Современная русская советская литература. М.: Просвещение, 1987. - 256 с.

198. Бондина Л. Мне другого ничего не надо // Литературная России, 1973, 6 апр.

199. Буртин Ю. Из наблюдений над стихом А.Твардовского // Вопросы лит-ры, 1960, №6.

200. Ваншенкин К. Перечитывая Твардовского // Новый мир, 1958, №3.

201. Геттуев М. Мои хорошие люди: Из дневника писателя // Дон, 1974,

202. Гоффеншефер В. Читая Кайсына Кулиева // Новый мир, 1965, №2.

203. Ершов JI. Молчание понятно говорит // Литературное обозрение, 1973, №3.

204. Заиченко В.М., Сабиров X. Общность психического склада один из существующих признаков науки // Вопросы истории, 1968, №5.

205. Зелинский К. Заметки о поэзии Бажана // Знамя, 1939, №5-6.

206. Карим М. Волшебный мир поэзии // Культура и жизнь, 1965, №2.

207. Кешоков А. Кайсын Кулиев // Октябрь, 1959, №11.

208. Кузмин А. Поэт и земля // Дон, 1977, №11.

209. Кулиев К. Великий мастер: О Тургеневе // Так растет и дерево. М.: Современник, 1975. -463 с.

210. Кулиев К. Верность друга: К 80-летию Н.Тихонова // Литературная России, 1976, 3 дек.

211. Кулиев К. Кязим Мечиев и восточная поэзия // Так растет и дерево. -М,: Современник, 1975.-463 с.

212. Кулиев К. Народный поэт Расул Гамзатов // Культура и жизнь, 1973,9.

213. Кулиев К. Окрыляющий дух новаторства // Вопросы литературы, 1972, №11.

214. Кулиев К. Продолжая традиции Кязима // Кабардино-Балкарская правда, 1983, 6 дек.

215. Кулиев К. Радуга это наш след многоцветный // Литературная России, 1972, 3 ноября.

216. Лавров А.В. Мемуарная трилогия и мемуарный жанр у Андрея Белого: В кн. Андрей Белый на рубеже двух столетий. М.: Худ. лит., 1989. - 543 с.

217. Межелайтис Э. Эльбрусский родник // Минги тау, 1984, №3.

218. Мокаев М. Ата журтха сюймекликни жарыгъы // Минги тау, 1999,

219. Нагибин Юрий. «О господи, дай жгучего страданья.» // Литературная газета, 1993, 20 окт.

220. Ошанин Л. Час поэзии: О телепередаче, посвященной творчеству К.Кулиева и Р.Гамзатова// Литературная газета, 1972, 1 марта.

221. Рассадин Ст. На перекрестке традиций: О творчестве К.Кулиева // Юность, 1968, №11.

222. Рождественский Вс. А. Марина Цветаева: Вступ. ст. в кн. Марина Цветаева. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1979. - 575 с.

223. Сельвинский И. Вопросы литературы, 1967, №11.

224. Супрун А.Е. Текстовые реминисценции как языковое явление // Вопросы языкознания, 1995, №6.

225. Суровцев З.Ю. Значение художественного перевода в эстетическом взаимообогащении литератур народов СССР и в интернациональном воспитании советских людей // Вопросы литературы, 1981, №10.

226. Тихонов Н.С. Мужество и нежность // Литературная газета, 1959, 22 ноября.

227. Тихонов Н.С. Поющая Земля // Литературная газета, 1957, 2 ноября

228. Толгуров З.Х. Роль традиций в развитии прозы Северного Кавказа // Современная тюркология, 1988, №3.

229. Фет А.А. О стихотворениях Ф.Тютчева // Русское слово, 1859, №2.

230. Франк С.Л. Космическое чувство в поэзии Тютчева // Русская мысль, 1913,№11.

231. Хамдор Лакснесс. Проблема литературы в наше время // Иностр. лит., 1957, №1.1.I

232. Абашидзе И.В. Избранное: Стихотворения // Перевод с груз. Вступит. ст. В.Кожинова.-М.: Худ. лит., 1989. -383 с.

233. Ахмадулина Бэлла. Сны о Грузии. М.: Худ. лит., 1989. - 383 с.

234. Ахмадулина Бэлла. Влечет меня старинный слог. — М.: Эксмо-Пресс, Эксмо-Маркет, 2000. 528 с.

235. Ахматова А.А. Сочинения в двух томах. Т.1 Стихотворения и поэмы. Т.2. - Проза и переводы // Вступ.ст. Э.Герштейн. - М.: Панорама, 1990. -Т.1.-526 с. Т.2.-494 с.

236. Бабаев Ибрагим. Ара боран // Гнездовье ветров На балк. яз. -Нальчик: Эльбрус, 1986. - 248 с.

237. Бабаев Ибрагим. Балкарская баллада: Стихи. Поэма: М.: Сов. пис., 1974.-135 с.

238. Бабаев Ибрагим. Жолгъа чыгъама // Выхожу на дорогу: Стихи на балк. яз. Вступ.сл. К.Кулиева. - Нальчик: Каб.-Балк. кн. изд., 1962. - 104 с.

239. Бабаев Ибрагим. Жетегейле: Стихи и поэмы на балк. яз. - Нальчик: Эльбрус, 1972.-210 с.

240. Бабаев Ибрагим. Избранные переводы: «Ромео и Джульетта» В.Шекспира, «Мнимый больной» Мольера, «Не гаси огонь, Прометей» трагедия М. Карима. Нальчик: Эльбрус, 1991. - 260 с.

241. Бабаев Ибрагим. Колыбельная для молнии: Стихи, поэмы. Нальчик: Эльбрус, 1978.-120 с.

242. Бажан Микола. Стихотворения и поэмы // Вступ.ст. JI.H. Новиченко; Сост. и примеч. Н.В.Костенко. Д.: Сов. писатель, 1988. - 568 с.

243. Бараташвили Николаз. Стихотворения 1931-1959. Переводы. // В кн. Пастернак Борис. Собр.соч.в 5-ти т. Т.2. М.: Худ. лит., 1989. - 703 с.

244. Баратынский Е. Полное собр.стихотворений. Д.: Сов. писатель, 1989.-464 с.

245. Бахтин М.М. Работы 1920-х годов. -М.: Худ. лит., 1986. 541 с.

246. Бегиев Абдуллах. Весенний дождь: Стихи. — М.: Современник, 1987. -77 с.

247. Бегиев Абдуллах. Слово. Семь книг: Стихи. Переводы / На балк. языке. Нальчик: Эльбрус, 2001. - 480 с.

248. Бегиев Абдуллах. Слово / На русс, яз./ Нальчик: Эльбрус, 1986. - 96

249. Бештоков Х.К. Красный всадник: Стихи, поэма / Пер.с кабард. Плисецкого Г. М.: Современник, 1977. - 63 с.

250. Библиотека мировой литературы для детей: Фирдоуси («Шах-наме»), Низами («Лейли и Меджнун»), Ш.Руставели («Витязь в тигровой шкуре»), А.Навои («Фархад и Ширин»). // Предисл. акад. Б.Гафурова. М.: Дет.лит., 1989.-733 с.

251. Блок А.А. Записные книжки 1901-1920 // Сост. А.Л.Гришунина. -М.: Сов. Россия, 1989.-512 с.

252. Викулов С.В. Избранное // Предисл. П.Выходцева. М.: Худ. лит., 1979.-382 с.

253. Вознесенский А. Стихи. Поэмы. Переводы. Эссе. Екатеринбург: У-Фактория, 1999.-480 с.

254. Гамзатов Расул. Журавли: Стихи. -М.: Дет. лит, 1973. 174 с.

255. Гамзатов Расул. Мой Дагестан: Повесть. Махачкала: Дагучпедгиз, 1985.-438 с.

256. Гамзатов Расул. Собр. соч. в 5-ти т. // Вступ.сл. С.Наровчатова. М.: Худ. лит., 1980.-Т.1 -511 е., Т2 - 1981. - 568 е., Т.3-527 е., Т.4-423 е., Т.5-1982.-575 с.

257. Гарсиа Лорка Федерико. Избранное: Стихи. Театр. Статьи. М.: Худ. лит., 1986.-478 с.

258. Гарсиа Лорка. Избранное // Вступ. ст. Е.Стрельцовой «Я люблю человеческий голос». -М.: Худ. лит., 1983. -401 с.

259. Гегель. Сочинения. Т.12. -М.: Наука, 1938. 511 с.

260. Гегель. Философия духа // Сочинения. Т.З. — М.: Наука, 1956. 371с.

261. Геттуев М. Мои хорошие люди: Из дневника писателя. — «Дон», 1974, №6.

262. Гоголь Н.В. Полн. собр.соч. Т.8. М.Л.: АН СССР, 1952. - 399 с.

263. Горький М. Собр. соч.в 30-ти т., Т.27. -М.: Гослитиздат, 1953. 589

264. Гумилев Н.С. Избранное // Сост., вступ. сл., примеч. JI.A. Смирновой. -М.: Сов. Россия, 1989. 496 с.

265. Гумилев Н.С. Стихотворения и поэмы. — М.: Современник, 1989.461 с.

266. Гуртуев Б.И. Мардакемле китабы. Нальчик: Эльбрус, 1990. — 215с.

267. Гуртуев С.С. Ичген сууум (Чаша бытия): Избранное // На балк. яз. -Нальчик: Эльбрус, 1998. 565 с.

268. Гуртуев С.С. Келген жолум (Моя дорога): Стихотворения и поэма // На балк. яз. Нальчик: Эльбрус, 1988. - 278 с.

269. Гуртуев С.С. Ныхытла: Назмула // Стихи на балк. яз. Нальчик: Эльбрус, 1972.-98 с.

270. Гуртуев С.С. Песня птицы: Стихи, поэма. М.: Сов. России, 1986.160 с.

271. Гуртуев С.С. У Белой Речки на виду: Стихи. Поэмы. Нальчик: Эльбрус, 1983.- 176 с.

272. Гуртуев С.С. Уроки добра: Стихи. -М.: Современник, 1986. 79 с.

273. Гуртуев С.С. Шесть писем совести: Стихи. М.: Сов. писатель, 1990. - 174 с.

274. День поэзии-77. Л.: Сов. писатель, 1977. - 319 с.

275. Джами. Избранное. Ташкент: Изд. ЦК Узбекистана, 1984. - 127с.

276. Евтушенко Е.А. Граждане, послушайте меня.: Стихотворения и поэмы. М.: Худ. лит., 1989. - 495 с.

277. Евтушенко Е.А. Стихотворения и поэмы. -М.: Худ. лит., 1979. 190с.

278. Есенин С.А. Собр.соч. в 5-ти т. Т.2. М.: Худ. лит., 1960. - 450 с.

279. Есенин С.А. Собр.соч. в 5-ти т. Т.5. М.: Худ. лит., 1979. - 395 с.

280. Есенин С.А. Собр.соч. в 6-ти т. Т.З. М.: Худ. лит., 1978. - 286 с.

281. Есенин С.А. Стихи. Поэмы. М.: Худ. лит., 1976. - 382 с.

282. Зумакулова Танзиля. Весна в горах. Нальчик: Эльбрус, 1991. - 175

283. Зумакулова Танзиля. Дым очага: Стихи и поэмы. Нальчик: Эльбрус, 1965.- 107 с.

284. Зумакулова Танзиля. Избранное. М.: Худ. лит., 1983. - 368 с.

285. Зумакулова Танзиля. Избранное: Стихотворения. Поэмы / Предисл. К. Кулиева.-М.: Худ. лит., 1983.-368 с.

286. Известия (газета), 1937, 31 дек.

287. Исаакян Аветик: Стихотворения. Поэмы. — М.: Гослитиздат, 1960. —347 с.

288. Керн (Маркова-Виноградская) А.П. Воспоминания. Дневники. Переписка // Сост. вступ. ст. и примеч. А.М.Гордина. М.: Правда, 1989. - 480с.

289. Кешоков А. Долина белых ягнят: Роман // Пер.с каб. М.: Сов. Россия, 1989.-784 с.

290. Кешоков А. Талисман: Стихи и поэмы // Перевод с каб. — М.: Сов. России, 1976.-384 с.

291. Кузнецов Юрий. Стихотворения и поэмы. — М.: Дет. лит., 1989. 206с.

292. Кулиев Кайсын Собр. соч. в 3-х т. Т.2: Стихотворения. Поэмы. — М.: Худ. лит., 1977.-542 с.

293. Кулиев Кайсын. Была зима: Роман // Предисл. Ю.Лукина. М.: Современник, 1987. - 447 с.

294. Кулиев Кайсын. Говорю людям: Книга лирики. М.: Современник, 1985.-223 с.

295. Кулиев Кайсын. Избранная лирика // Пер. с балк. М.: Худ. лит., 1967.-415 с.

296. Кулиев Кайсын. Книга земли: Стихи и поэмы. — М.: Сов. писатель, 1977.-391 с.

297. Кулиев Кайсын. Собр. соч. в 3-х т. Т.1: Стихотворения и поэмы //Вступ. ст. Ч.Айтматова. Пер. с балк. — М.: Худ. лит., 1987. -415 с.

298. Кулиев Кайсын. Собр. соч. в 3-х т. Т.З.: Стихотворения. Поэмы. М.: Худ. лит., 1977.-591 с.

299. Кулиев Кайсын. Человек. Птица. Дерево: Стихи. Поэмы. М.: Сов. писатель, 1984. -367 с.

300. Кязим. Дин китабы: Назмула, зикирле, дастанла // На балк. яз. -Нальчик: Полиграф-сервис и Т., 2002. 364 с.

301. Леонидзе Георгий. Стихотворения. М.: Худ. лит., 1957. - 274 с.

302. Лермонтов М.Ю. Соч. в 2-х т. Т.1 // Сост. и комм. И.С.Чистовой. Вступ. ст. И.Л.Андроникова. М.: Правда, 1988. - 720 с.

303. Лермонтов М.Ю. Стихотворения и поэмы. М.: Худ. лит., 1986.364 с.

304. Литературная газета, 2002, № 6.

305. Литературная газета, 2002, №2-3.

306. Литературная газета, 2002, №5.

307. Ломоносов М.В. Избранные произведения // Вступит, ст., сост. А.А. Морозова, примеч. М.П.Лепехина. Л.: Сов. писатель, 1990. - 464 с.

308. Макитов Сафар. Белый башлык: Книга стихов. М.: Современник, 1975.- 135 с.

309. Макитов Сафар. Жерими бети // Цвет моей земли. Нальчик: Эльбрус, 1967.-231 с.

310. Макитов Сафар. Живу для людей: Избр. стихи. Нальчик: Эльбрус, 1980.-342 с.

311. Макитов Сафар. Избранное. Нальчик: Эльбрус, 1987. - 556 с.

312. Макитов Сафар. Тринадцать лет: Стихи и поэмы. Нальчик: Эльбрус, 1991.-248 с.

313. Маршак С.Я. Собр. соч. в 8-ми т. Т.1. -М.: Худ. лит., 1968. 543 с.

314. Маяковский В.В. Собр.соч.в 3-х т. Т. 1. М.: Худ. лит., 1970. - 559с.

315. Мечиев Кязим. Стихотворения и поэмы. Нальчик: Эльбрус, 1962.251 с.

316. Мечиев Кязим. Избранное. -М.: Сов. Россия, 1976. 238 с.

317. Мокаев Магомет. Ата журтха сюймекликни жарыгъы «Минги тау» -Нальчик: Эльбрус, 1999, №4.

318. Мокаев Магомет. Вера в людей. М.: Сов. Россия, 1988. - 209 с.

319. Мокаев Магомет. Восьмистишия. Донбасс: Донецк, 1985, №5.

320. Мокаев Магомет. Избранные произведения в 2-х т. // На балк. языке. Т.1. - Предисл. З.Толгурова. - Нальчик: Эльбрус, 2000. — 432 с.

321. Мокаев Магомет. Избранные произведения в 2-х т. — // На балк. языке. Т.2: Стихи, поэмы // На балк. языке. 2001. - 416 с.

322. Мокаев Магомет. Мост в ущелье. М.: Худ. лит., 1985. - 231 с.

323. Мокаев Магомет. Огонь очага. М.: Сов. писатель, 1967. - 99 с.

324. Мокаев Магомет. Свет жизни. М.: Современник, 1988. - 79 с.

325. Некрасов Н.А. Полн. соб. соч. в 15-ти т. Т.1: Стихотворения 18381855. Л.: Наука, 1981. - 719 с. Т.2. - 447 с.

326. Некрасов Н.А. Полн. собр. соч. в 15-ти т. Т.9: Стихотворения. Л.: Наука, 1981.-405 с.

327. Ольмезов М. Белый тур: Стихи, поэма, сказки // На балк.яз. — Нальчик: Эльбрус, 1999.-456 с.

328. Ольмезов М. Билляча: Стихи для детей // На балк. яз. — Нальчик: Эльбрус, 1989.- 160 с.

329. Ольмезов М. Гошаях бийче. Тахир и Зухра: Трагедии. Нальчик: Эльбрус, 2003.-328 с.

330. Ольмезов М. Жашырын тала (Тайная поляна). // На балк.яз. Нальчик: Эльбрус, 1991.-200 с.

331. Ольмезов М. Жугъутур ызла (Турьи следы). // На балк.яз. — Нальчик: Эльбрус, 1977.-60 с.

332. Ольмезов М. Кюн — къол аязы тангымы (Солнце — ладонь моего утра). На балк.яз. Нальчик: Эльбрус, 1983. - 64 с.

333. Ольмезов М. Черепаха и дождик: Стихи для детей // На русск. и балк. языках. Нальчик: Эльбрус, 1993. - 128 с.

334. Ольмезов М. Эрирей: Стихи. Нальчик: Эльбрус, 1986. — 84 с.

335. Омар Хайям в созвездии поэтов: Антология восточной лирики. -Санкт-Петербург: Кристалл, Невский клуб, 1977. 584 с.

336. Отаров Керим. Годы и горы: Стихи. — М.: Сов. писатель, 1966, 148с.

337. Отаров Керим. Сынла (Обелиски). На балк. языке. Нальчик: Эльбрус, 1972.- 155 с.

338. Пастернак Б.Л. Избранное в 2-х т. Т.1: Стихотворения и поэмы. -М.: Худ. лит., 1985.-623 с.

339. Пастернак Б.Л. Со мной, с моей свечою вровень миры расцветшие висят: Ассоциативное видение худ. В.Гордеевым поэзии Б.Пастернака. М.: БОВФО, 1993.-240 с.

340. Пастернак Б.Л. Стихотворения и поэмы. Ашхабад: Туркменистан, 1987.-400 с.

341. Пастернак Борис. Избранное. -М.: Панорама, 1991. 656 с.

342. Пастернак Е.Б. Борис Пастернак: Материалы для биографии. — М.: Сов. писатель, 1989.-683 с.

343. Переписка Бориса Пастернака. М.: Худ. лит, 1990. — 574 с.

344. Поэзия народов СССР IV-XVIII веков // Вступ.ст. и сост. Л. Арутюнова и В.Танеева. М.: Худ. лит., 1972. - 862 с.

345. Пушкин А.С. Изб. соч. в 2-х т. Т.2. -М.: Худ. лит., 1978. 686 с.

346. Пушкин А.С. Избр. соч. в 2-х т. Т.1.: Стихотворения, поэмы // Вступ.ст. Г.Макогоненко. -М.: Худ. лит., 1978. 751 с.

347. Пушкин А.С. Полн. собр. соч. в 10-ти т. Т.1. Л.: Наука, 1977. - 478с.

348. Пушкин А.С. Собр. соч. в 6-ти т. Т.1. -М.: Худ. лит., 1937. 637 с.

349. Пшавела Вапса. Стихотворения и поэмы. Т.2: Поэма «Бахтриони». -М.: Худ. лит., 1985. 256 с.

350. Рилке P.M. Новые стихотворения. М.: Наука, 1977. - 543 с.

351. Рождественский Роберт. Друзьям: Стихи. М.: Сов. писатель, 1986. -95 с.

352. Русские поэты XIX века // Первая половина. — М.: Просвещение, 1991.-479 с.

353. Сатира Русских поэтов первой половины XIX в.: Антология. М.: Сов. Россия, 1984.-255 с.

354. Сафарият. Солнечный дождь: Поэма // На балк.яз. Нальчик: Эльбрус, 2001.- 136 с.

355. Свидетели живые: Песни-плачи, стихотворения, лирические песни // Сост., вступ. ст., коммент. Бегиева A.M. Нальчик: Эльбрус, 2004. — 216 с.

356. Северянин Игорь. Соловей: Поэзы // Послесловие И.Муравьева. М.: Изд. акц. о-ва «Накануне», 1923. - 207 с.

357. Серебряный век русской поэзии // Сост., вступ. ст., примеч. Н.В.Банникова. М.: Просвещение, 1993. - 432 с.

358. Словесные памятники выселения: Народные песни и стихи балкарских и карачаевских поэтов (1943-1957). На балкарском языке // Сост., автор вступ.ст. Хаджиева Танзиля Муссаевна. Нальчик: Эльфа, 1997. — 382 с.

359. Созаев А.С. Избранные произведения в 2-х т. Т.1. Нальчик: Эльбрус, 2001.-532 с.

360. Сонеты русских поэтов // Плеяды. Составитель Л.В.Осипов. Ставрополь: Ставр. кн. изд., 1986. — 222 с.

361. Софронов Анатолий. В сердце и памяти // Встречи на землях двух континентов. -М.: Политиздат, 1985. -304 с.

362. Табаксоев Мухтар. Игра с колесом: Стихи, поэма // На балк.языке. -Нальчик: Эльбрус, 2003. 254 с.

363. Табаксоев Мухтар. Мени тауум ( Моя гора): Стихи Минги тау: Эльбрус, 1994, №6.

364. Табаксоев Мухтар. Чаре (Марево) // На балк.языке. Нальчик: Эльбрус, 1995.-238 с.

365. Танеев С.П. Избранные письма. Т.2. -М.: Наука, 1958. 670 с.

366. Твардовский А.Т. Изб. соч. в 3-х т. Т.1. М.: Худ. лит., 1990. - 671с.

367. Твардовский А.Т. Собр. соч. в 4-х т. Т.1. М.: Гослитиздат, 1959.367 с.

368. Тихонов Николай. Стихотворения и поэмы // Вступ. ст. и сост. В.А.Шошина. Подготовка текста и примеч. А.С.Морщихиной. Л.: Сов. писатель, 1981.-799 с.

369. Толстой Л.Н. Поли. собр. соч. в 90 т. Т.ЗО. М.: Гослитиздат, 1951.560 с.

370. Толстой Л.Н. Севастопольские рассказы. М.: Худ. лит, 1986. - 350с.

371. Три века русской поэзии // Сост. Н.В.Банников. М.: Просвещение, 1986.-750 с.

372. Тютчев Ф.И. Стихотворения и письма. М.: Современник, 1978.415 с.

373. Тютчев Ф.И. Стихотворения. М.: Сов. Россия, 1986. - 284 с.

374. Тютчев Ф.И. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников. М.: Правда, 1988. - 480 с.

375. Фет А.А. Стихотворения и поэмы, переводы. М.: Правда, 1985.560 с.

376. Фет А.А. Стихотворения, поэмы. Современники о Фете. — М.: Современник, 1978. — 415 с.

377. Хочуев Салих. Рассказы, очерки, статьи, эссе // На балк.яз. Нальчик: Эльбрус, 1986. - 250 с.

378. Церетели Акакий. Избранные произведения. Тбилиси: Изд. Грузии, 1960.-640 с.

379. Церетели Акакий. Избранные стихотворения. М.Л.: Детгиз, 1953.111с.

380. Чуковский К.И. Доктор Айболит. М.: Сов. Россия, 1987. - 98 с.

381. Шаваев А.Х. Знак: Стихотворения, песни-плачи, лирич. песни // На балк. яз. Нальчик: Эльбрус, 2004. - 87 с.

382. Шахмурзаев Сайд. Избранное // Вступ.ст. А.Теппеева. Переводы с балк. яз. Нальчик: Эльбрус, 1976. - 159 с.