автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Дипломатические послания Петра Великого дожам Венецианской Республики

Полный текст автореферата диссертации по теме "Дипломатические послания Петра Великого дожам Венецианской Республики"

На правах рукописи

Карданова Наталия Борисовна

ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ ПОСЛАНИЯ ПЕТРА ВЕЛИКОГО ДОЖАМ ВЕНЕЦИАНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ: ТЕМАТИКА, ЖАНР, СТИЛЬ, ЭПИСТОЛЯРНЫЙ ЭТИКЕТ

Специальность 10.01.01 — Русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

005060061

3 О МАЙ ¿013

Москва

2013

005060061

Работа выполнена в Отделе древнеславянских литератур Федерального государственного бюджетного учреждения науки Институт мировой литературы им. А. М. Горького РАН

Официальные оппоненты:

Чернышева Елена Геннадьевна, д.ф.н., профессор кафедры русской литературы Московского педагогического государственного университета

Ивинский Дмитрий Павлович, д.ф.н., профессор кафедры истории русской литературы филологического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова

Гуминский Виктор Мирославович, д.ф.н., профессор, главный научный сотрудник Отдела русской классической литературы Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН

Ведущая организация:

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Российский государственный гуманитарный университет»

Защита состоится ^ 2013 г. в ^ часов на заседании

Диссертационного совета Д 02.209.02 при Институте мировой литературы им. А. М. Горького РАН по адресу: 121069, г. Москва, ул. Поварская, 25а.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН по адресу: 121069, Москва, ул. Поварская, 25а.

Автореферат разослан &. 2013 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета

кандидат филологических наук

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДИССЕРТАЦИИ

Дипломатические послания русских царей иностранному адресату представляют значительный интерес и как исторический источник, и как материал по истории формирования дипломатического этикета и его специфического языка, и как тип русского приказного документа, и - что для нас особенно важно - как жанр деловой письменности.

Петр I, впервые включивший Россию в круг крупнейших европейских государств, имел обширные дипломатические связи с их правителями. На протяжении всего его царствования велась переписка с дожами Венецианской республики - крупнейшей морской державы того времени, чей опыт в кораблестроении был особенно актуален для царя, создавшего российский морской флот. В начале царствования Петра I Россию и Венецию объединяло участие в военном антиосманском союзе.

Обращение именно к петровским текстам обусловлено тем, что в них отразилась эта переломная для русской культуры эпоха. Выбор венецианского адресата - тем, что морское и военное дело, связывавшие Петра I с Венецией, были сферами не только государственных, но и личных интересов царя. Петр I сам контролировал подбор за рубежом специалистов в строительстве флота, отправку за границу молодых дворян на учебу и заслуженных военачальников «для видения тамошних стран», лично поддерживал венецианских подданных, верно ему служивших на морском и дипломатическом поприщах.

Появление в дипломатической переписке Петра I грамот-ходатайств было обусловлено не только его новым подходом к связям с иностранными державами, но и реалиями российской действительности. До вступления на царство Петра I российскому обществу не было знакомо не только длительное пребывание за границей для получения образования и расширения представлений и знаний о мире или путешествие в Европу для отдыха и знакомства с новой культурой, но и долгосрочное пребывание за рубежом «слуг государевых» - дипломатов и купцов. Путешествия за границу были приняты, если только речь шла о специальных поручениях царя, в первую очередь дипломатических. Поездки в Европу для получения образования или в познавательных целях стали новшеством эпохи царствования Петра I и обусловили появление новых дипломатических документов.

Для исследования выбраны сочинения в жанре ходатайства. Данные тексты объединяет некоторое не только тематическое, но и структурное единство. Они содержат набор обязательных формул, что позволяет говорить об их принадлежности к дипломатической документации в узком смысле слова. Но, в отличие от тех же верительных грамот, помимо обязательных

формул грамоты-ходатайства содержат некие дополнительные сведения и данные, позволяющие говорить об их тематическом разнообразии.

Объект исследования - оригиналы грамот-ходатайств Петра I, отправленные на протяжении 1688-1716 гг. дожам Венецианской республики, хранящиеся в Государственном архиве г.Венеции (АгсЬто сИ 5ка1о & Уег^а. Со1к^ю ЬеПеге рппарь ¥Ига 13. N 13, 42, 43, 50, 51, 59, 63, 66, 68, 71), и их переводы на латинский и итальянский языки (хранятся там же: N 11, 12, 26, 27, 28,41,49, 54, 57, 67).

Учтены также публикации документов о российско-итальянских связях ХУ1-ХУИ вв. в таких авторитетных изданиях, как «Памятники дипломатических сношений Древней России с державами иностранными», «Письма и бумаги императора Петра Великого», и в других изданиях ХУШ-ХХ вв.

Предмет исследования - жанрово-стилевая специфика петровского ходатайства перед венецианскими дожами в его эволюции, в связи с чем анализируются его жанро- и стилеобразующие факторы, дипломатический язык и авторская речь, а также своеобразная риторика царской грамоты иностранному адресату.

Цель диссертации - исследование одной из разновидностей дипломатических посланий Петра I дожам Венеции - грамот-ходатайств, выявление их жанрово-стилевой специфики как документов деловой письменности и одновременно как авторских текстов. В связи с этим были поставлены следующие задачи:

— выявить всю совокупность посланий Петра I дожам Венеции;

— выделить одну их жанровую разновидность - грамоты-ходатайства;

— выстроить исследование на основе таких составляющих теоретико-понятийного аппарата, как жанр, стиль, этикетные элементы, формально-тематическая структура царской грамоты-ходатайства, выработав критерии и методологию их использования применительно к царским дипломатическим текстам;

— определить жанро- и стилеобразующие факторы петровского ходатайства в Венецию;

— провести дифференциацию между различными уровнями поэтико-стилистической и риторической структуры царской дипломатической грамоты;

— установить факторы, определившие жанрово-стилевую и языковую эволюцию царского дипломатического послания, и описать характер данной эволюции.

Актуальность темы исследования, помимо непреходящего интереса к личности Петра I и своеобразию эпохи, носящей его имя, обусловлена тем, что его дипломатические послания дожам Венеции, хотя и входили в поле интереса исследователей российской истории (Н.Г. Устрялов, В.О.Ключевский и др.), российско-итальянских связей (Е.Ф. Шмурло, И.С. Шаркова, Дж. Джираудо, Д. Каккамо) и истории русской дипломатии, до сих пор не

изучались как произведения русской деловой письменности и авторские тексты, сыгравшие роль в формировании новой, петровской культуры.

Жанр царского дипломатического послания до сих пор не выделялся в исследованиях эпистолярного наследия Петра I, которое в своей совокупности изучалось историками как отражение личности и мировоззрения Петра I (М.М. Богословский), лингвистами - для установления роли языковой личности царя-преобразователя в истории русского литературного языка (В.В. Виноградов).

Интересующий нас жанр не представлен в работах, посвященных деловой письменности (О.В. Никитин), литературе петровского времени и ее жанрам (Р. Пиккьо, Дж. Броджи Беркофф), а также в исследованиях, где речь шла о взаимодействии деловой письменности и древнерусской литературы (Д.С. Лихачев, A.A. Назаревский, Н.Ф. Дробленкова, работы A.C. Демина о челобитной и т.п.).

Тексты, авторство которых принадлежало венценосным особам России, в принципе не были обойдены вниманием исследователей, однако в первую очередь их привлекали литературные сочинения императрицы Екатерины II, в том числе как отражение российской политики (Дж. Мораччи) или «государственно-национальных предпосылок» (С. Гардзонио). Была исследована лишь одна грамота царя Алексея Михайловича китайскому императору (Дж. Джираудо) и судьба указа этого же царя в Англии (Дж. Манискалько Базиле), а также одно письмо все той же Екатерины II (Дж. Мораччи).

Таким образом, актуальность исследования объясняется неизученно-стыо петровского дипломатического послания как отдельного жанра.

Вместе с тем, материал диссертации представляется особенно интересным и показательным в перспективе современных изысканий в области исторической поэтики литературы на этапах культурных сломов. Прежде всего потому, что он фиксирует разнонаправленные векторы жанрово-риторического мышления, скрестившиеся в переломную и переходную Петровскую эпоху. В это время все еще не была до конца изжита свойственная Средневековью расплывчатость принципов жанровой дистрибуции, заставляющая, как отмечает В. М. Живов, классифицировать тексты «по их функции, но не по жанровым признакам»1, и дипломатические послания в этом смысле исключения отнюдь не составляли. Однако рефлексы средневекового культурного кода уже активно сосуществовали в России рубежа XVII-XVIII вв. с развитой риторической дифференцированностью. Правда, риторики и своды правил по составлению текстов этого времени скорее не кодифицировали практику, а служили нормообразующим руководством для авторов (т.н.

1 Живов В.М. Религиозная реформа и индивидуальное начало в русской литературе XVII века // Живов В.М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М., 2002. С. 322.

риторика декорума в терминологии Р. Лахманн1). Но при этом активно развивающееся индивидуализированное начало письма - особенно выразительное в случае с колоритной и творчески экспансивной личностью государя -«демиурга новой России» - неизбежно подтачивало строгую каноническую основу этикетного жанра. Петровские грамоты-ходатайства как феномен русской прикладной словесности эпохи тотального преобразования культурного организма запечатлевают взаимоналожение этих столь разных социосемио-тических парадигм.

В трудах, посвященных истории русского литературного языка, и в иных специальных работах изучались взгляды Петра I на русский литературный язык, вклад императора в его реформирование, а также языковая ситуация Петровской эпохи, ее стили и различные регистры письменного языка (А.И. Соболевский, Н.А. Мещерский, П.И. Житецкий, В.В. Виноградов, Б.А. Ларин, А.Н. Кожин, Б.А. Успенский, В.М. Живов, Н. Марчалис, Дж. Броджи Беркофф, Г. Хютль-Фольтер, В.Д. Левин, Г. Кайперт). Исследовался и дипломатический язык деловой письменности петровского времени (О. В. Никитин). Обращалось внимание на литературно-эстетические интересы и литературную политику Петра I (И. 3. Серман). Однако предметом исследования пока не был стиль петровского дипломатического послания и его роль в становлении русской словесности и культуры Нового времени. Подобная постановка вопроса представляется актуальной еще и потому, что риторико-стилистическая структура дипломатических посланий Петра I до сих пор не рассматривалась и с точки зрения соотношения в ее рамках стандартов делового языка и идиолекта, хотя подобная взаимосвязь изучалась на ином материале деловой письменности.

Научная новизна и значимость работы заключается в том, что в ней царское дипломатическое послание и, в частности, грамоты-ходатайства Петра I в Венецию впервые выделены как специальный объект исследования среди других дипломатических текстов Петровской эпохи, а также посланий и документов самого императора. Новым является также основной фокус исследования - жанрово-стилевое своеобразие царского дипломатического послания.

Своеобразный генезис царского дипломатического послания, которое готовилось в царской канцелярии, но официальным автором которого был Петр I, обусловил выбор принципиально нового подхода к текстам данного типа. Впервые предпринимается попытка исследовать царский дипломатический текст не через локализованную оптику — как документ деловой письменности или как личное послание Петра, а комплексно - как вышедший из царской канцелярии дипломатический авторский, петровский текст. Помимо

1 Feofan Prokopovic. De arte rhetorica libri X. Kijoviae 1706 / Mit einer einleitenden Untersuchung... hrsg. von R. Lachmann. Köln; Wien, 1982. (Slavische Forschungen; Bd. 27/2).

своеобразного соотношения ролей автора и составителя в создании текста непременно учитывается исторический контекст, как в широком смысле (эпоха «Петровского кризиса», по определению Р. Пиккьо), так и в смысле более конкретном, подразумевающем внимание к прагматике тех дипломатических обстоятельств, в которых возникают петровские ходатайства. Принимаются во внимание также взгляды Петра I на русский литературный язык и его языковая политика.

В диссертации текст, созданный в рамках деловой письменности, впервые рассматривается как совокупность специальных приемов, репрезентирующих особую формально-содержательную реальность дипломатического послания, которая имеет свое самостоятельное жанровое измерение. Кроме того, текст грамот впервые изучается как своеобразное преломление идеологических и личностных установок Петра I в жанре дипломатического послания.

Вторым фактором, определившим наш подход к царскому дипломатическому посланию, стали особенности его функционирования: в диалоге с адресатом и для разрешения определенной дипломатической/коммуникативной задачи.

Генезис и прагматика царского дипломатического послания определили его жанр, поэтико-риторический рисунок и стиль. Отсюда выбранные нами критерии жанрового и формально-стилистического анализа петровской грамоты-ходатайства.

Новизна примененных в диссертации жанровых подходов заключается в том, что царское дипломатическое послание рассматривается в ней не только как образчик жанра деловой письменности (А. Н. Качалкин) или воплощение речевого жанра (М. М. Бахтин), к нему применены также некоторые характеристики, предложенные Б. В. Томашевским и Ю. Н. Тыняновым для литературных жанров в целом, а Д. С. Лихачевым - собственно для древнерусских литературных форм.

План выражения царской грамоты к иностранному адресату рассматривается нами как комплекс формально-стилевых средств, фиксирующих особый риторический феномен царских текстов, использовавшихся в практике международных отношений, и одновременно дипломатический идиалект Петра I, обладавшего сугубо индивидуальным стилем, запечатленным в его письмах, а также собственными не только политическими, но и, так сказать, филологическими предпочтениями. Таким образом, в работе поднимается вопрос о петровском дипломатическом дискурсе как о явлении культуры, значение которого выходит за пределы профессионального языка работников дипломатической сферы. Это связано как с тем, что в дипломатическом языке изучаемой эпохи некоторые формы предвосхищают их распространение в других сферах (к примеру, «вы» как местоименная форма вежливости появ-

ляется при царе Алексее Михайловиче1 и утверждается при Петре I), так и с определяющей ролью последнего в языковой и культурной политике своего времени2.

Новой является также попытка выделить в петровском дипломатическом языке различные стилевые регистры и определить их функции.

Новым в подходе к царскому дипломатическому посланию как тексту деловой письменности является то, что повторяющиеся элементы - как на уровне структуры, так и на уровне речевого оформления, - определяющие жанровую целостность документа, изучаются не только как атрибут деловой письменности, но прежде всего в своей подчиненности коммуникативной задаче данной грамоты с учетом исторического контекста, в котором она была создана.

Ранее анализ формуляра, предложенный еще А. С. Лаппо-Данилевским для исторических актов, проводился историками на материале духовных и жалованных грамот, внешнеполитических договоров (С. М. Каштанов); лингвистами на основе исследования зависимости жанра от коммуникативной задачи текста был определен формуляр и стилевые средства челобитной (С. С. Волков) и эпистолярных текстов Х1-ХУП вв. (О. В. Зуева).

В рамках сложившейся традиции под структурой грамоты понимается деление ее на протокол (начальный и конечный или финальный) и основной текст. Под протоколом имеются в виду первые три формулы (инвокация, ин-титуляция, начальное приветствие), которыми открывается текст грамоты, и последние две/три формулы (конечное или финальное приветствие, указание на место и время написания грамоты, в дальнейшем — финальное обозначение автора и подпись Петра I), которыми текст завершается. Основной текст (эпитет «основной» в данном случае условен: протокол имеет не менее важное значение) подразделяется на ряд формул, что позволяет говорить о «формуляре основного текста». Под «формуляром царской грамоты» имеется в виду как совокупность протокола и формуляра основного текста, так и исключительно формуляр основного текста.

В исследованиях приказного языка влияние языковой личности автора рассматривалось чаще всего с точки зрения грамматической структуры. В диссертации исследуется в первую очередь стилевая характеристика текстов рассматриваемых грамот-ходатайств. Для ее выявления грамоты-ходатайства Петра I дожам Венеции анализируются не только в историческом контексте, но и в сопоставлении с произведениями других жанров деловой письменности, сходными с интересующими нас сочинениями по выполняемой функ-

1 Benacchio Berto R. L'allocutivo reverenziale di cortesía vu nella Russia di Pietro il Grande: uno studio sociolinguistico // Atti del colloquio "Lingue slave e lingue romanze: un confronto". Firenze, 25-26 gennaio 1985. Pisa: ETS Editrice, 1985. P. 75.

2 Ibid. P. 69.

ции, но различающимися соотношением социальных ролей автора грамоты и адресата (проезжая грамота, грамота-ходатайство о беспрепятственном проезде российского подданного через иностранные государства; челобитная, также представлявшая ходатайство, но исключительно от нижестоящего к вышестоящему).

Первостепенное внимание уделено структуре документа и основным единицам, ее образующим, языку грамот-ходатайств, прежде всего семантике исследуемых лексических единиц. При этом автор диссертации исходит из того, что «отбор всех языковых средств производится говорящим (в нашем случае - автором царской грамоты. - Н. К.) под большим или меньшим влиянием адресата и его предвосхищаемого ответа»1.

В диссертации также исследуются различные аспекты риторики - в широком смысле слова - царского дипломатического послания (соотнесение используемых речевых средств с предметом сообщения и с необходимостью убедить адресата), что может дать дополнительный материал к фундаментальным исследованиям о риторической культуре, а также «риторизации» придворной и общественной жизни второй половины XVII в. (Р. Лахманн, Л. И. Сазонова).

Новизну представляет собой рассмотрение в качестве важнейших жан-ро- и стилеообразующих факторов царского дипломатического послания его этикетных атрибутов и связанных с последними особенностей графико-декоративного оформления. Новым в нашей работе является изучение взаимодействия различных видов этикета - речевого, эпистолярного, дипломатического, с учетом собственно литературного, - в рамках дипломатического послания. Впервые речь идет об этикете именно Петровской эпохи2, причем исследуемом под филологическим углом зрения.

При определении жанрово-стилевой специфики царской грамоты-ходатайства, а также возможной ее жанрово-стилевой эволюции учитывается презентация текста царской грамоты иностранному адресату в переводах на иностранные языки, выполненных по преимуществу переводчиками Посольского приказа, а также рецепция текста адресатом (она может быть прослежена по ответным грамотам из Венеции, переведенным в тот же период на русский язык).

Наконец, изучение текстов по оригиналам, хранящимся в Государственном архиве Венеции, позволило определить своеобразие палеографии царского дипломатического послания, которую впервые предлагается рас-

1 Бахтин M. М. Проблема речевых жанров // Бахтин M. М. Эстетика словесного творчества. M., 1979. С. 280.

2 Об этикете XVII в. см.: Bragone M. С. Per uno studio delle norme d'etichetta nella Russia antica // Slavica Vitcrbiensia. Vol. 1 (2003). P. 39-50; Cotta Ramusino P. Le buone maniere alla russa//Rivista Storica Italiana. Vol. 119 (2007). N. 12. P. 896-905.

сматривать как важный элемент не только декоративного, но и смыслового оформления грамоты.

Методология диссертационного исследования основывается на классических работах отечественных филологов, исследовавших механизмы организации и функционирования литературного произведения (Ю. Н. Тынянов, Б. В. Томашевский), языка и стиля (В. В. Виноградов, В. М. Живов); на ключевых работах, посвященных проблеме литературных жанров (Ю. Н. Тынянов, Б. В. Томашевский, Д. С. Лихачев), жанров речевых (М. М. Бахтин), а также различных жанров деловой письменности (О.В. Никитин, А. Н. Качал-кин, С. С. Волков). При определении жанра и стиля учитываются как литературоведческие определения, так и дефиниции лингвистической стилистики и, шире, лингвистики. В основе анализа структуры царских грамот лежат принципы формулярного анализа (А. С. Лаппо-Данилевский, С. М. Каштанов, С. С. Волков, О. В. Зуева).

Применяя к интересующим нас текстам понятие коммуникативного намерения (коммуникативной интенции), принадлежащее лингвистической теории речевых актов (К. Бюлер, Р. О. Якобсон) и предполагающее непосредственное побуждение адресата к действиям, мы сочли возможным говорить о «коммуникативной задаче» грамот-ходатайств. Следует отметить, что лингвистические понятия коммуникации используются при изучении древнерусской литературы (B.C. Савельев)1 и литературы раннего Нового времени (Л.И. Сазонова)2.

Диссертация базируется также на исследованиях, посвященных истории древнерусской литературы (А.Н. Пыпин, Д.С. Лихачев, Н.К. Гудзий, А.И. Белецкий, A.C. Демин, В.В. Кусков, Р. Пиккьо) и литературы раннего Нового времени (Л.И. Сазонова, П. Котта Рамузино, А. Джамбеллука Коссо-ва, Н. Марчалис, Дж. Броджи Беркофф), в том числе культуры Петровской эпохи (A.M. Панченко) и ее жанровой системы (Н. Марчалис), на работах, посвященных взаимодействию древнерусской литературы и деловой письменности (Д.С. Лихачев, О.В. Никитин, Н.Ф. Дробленкова), изучению петровского эпистолярия (М.М. Богословский, Н.И. Гайнуллина, К. Сивков), связям древнерусской эпистолографии с византийской (Дж. Броджи Беркофф), а также таким отдельным жанрам деловой письменности, как внешнеполитический договор русских князей (С.М. Каштанов), русские письмовники (A.C. Демин) и челобитная (С.С. Волков).

' Савельев B.C. Коммуникативное событие в представлении древнерусского книжника (по материалам «Повести временных лет») // Герменевтика древнерусской литературы. М.: Рукописные памятники древней Руси, 2010. С. 484-516.

2 Сазонова Л.И. Литературная культура России: Раннее Новое время. М.: Языки славянских культур, 2006.

Помимо фундаментальных трудов и отдельных исследований по истории русского литературного языка (А.И. Соболевский, H.A. Мещерский, П.И. Житецкий, В.В. Виноградов, Б.А. Ларин, А.Н. Кожин, Б.А. Успенский, В.М. Живов, Н. Марчалис, Г. Хютль-Фольтер, В.Д. Левин, Г. Кайперт), мы опирались на некоторые специальные работы по исторической лексикологии, касающейся государственной власти в России, в том числе ее идеологии (Дж. Джираудо, М. Гардзанити, Дж. Манискалько Базиле) и, в частности, идеи Рима в концепции Петра Великого (Дж. Джираудо), по юридической, политической и церковной лексике русского языка XVI в. (Дж. Джираудо, Дж. Манискалько Базиле), а также по антропонимике (Л. Сальмон).

Принимается во внимание изучение деловой письменности в источниковедении (С.И.Котков), исследования приказного языка XVII в. (Т. В. Кор-тава), наконец, деловой письменности XVII в. в ее вариативности.

Воспроизведение исторического контекста петровского времени опирается на фундаментальные труды российских ученых, посвященные непосредственно Петровской эпохе (А. Г. Брикнер, Е. Ф. Шмурло, А. С. Лаппо-Данилевский); на исследования истории Венецианской республики (Г. Коцци, М. Кнаптон, А. Дзордзи, П. Прето) и российско-итальянских связей (Е.Ф. Шмурло, И.С. Шаркова, В.И. Рутенбург, Дж. Берти, Дж. Джираудо, М.М. Ферраччоли, М. Ди Сальво, Д. Каккамо, A.M. Крино, Г.К. Крылова), а также таких отдельных областей, как история титулов русских царей (А. Лакиер, А. В. Лаушкин, А. И.Филюшкин, Дж. Джираудо), история петровской дипломатии (H.H. Молчанов, В.А. Захаров, Д. Гузевич, И. Гузевич), включая дипломатический протокол (В.Н. Александренко, Ж. Серре), история Посольского приказа и российского делопроизводства (С.Б. Веселовский, М.А. Алпатов, Г.Устрялов, С.А. Белокуров), образования в до- и петровской России (А.И. Соболевский, С. Смирнов, М. Сменцовский, П. Пекарский, Б.Л. Фонкич, В.М. Кириллин), российского флота (Ф. Веселаго, С. Елагин, К.И. Житков), греческой диаспоры в Венеции (М. Мануссакас, Ф. Мавроиди, Дж. Равеньяни, Дж. Федальто, Р.Д'Антига, Э. Биртакас). Следует отдельно выделить работы, посвященные тем лицам, о которых ходатайствовал Петр I (Б. Л. Фонкич, Л. И. Сазонова, Н. Павленко, Й. Дучич).

При публикации текстов дипломатических посланий Петра I дожам Венеции мы опирались на опыт отечественной текстологии (Д. С. Лихачев), на правила издания литературных памятников (Р. П. Дмитриева) и исторических текстов (А. С. Лаппо-Данилевский).

Основные положения, выносимые на защиту:

— Послания, отправленные в Венецию при Петре I, являются дипломатическими в собственном смысле слова, в чем продолжают традицию грамот царя Алексея Михайловича.

— Царское дипломатическое послание обладает атрибутами эпистолярного жанра, принадлежащего к официально-деловой письменности, сближающими его с внешнеполитическим договором. К числу жанрообра-зующих атрибутов относится структура царской грамоты, ее начальный и финальный протокол, подчиняющийся, вкупе с декоративным оформлением, дипломатическому этикету, а также формуляр основной части с изложением сути послания.

— Вместе с тем, царская грамота иностранному адресату уникальна, поскольку представляет собой личный диалог автора грамоты с иностранным правителем, при помощи которого должна быть разрешена определенная дипломатическая задача. Она репродуцирует особое семантическое пространство, специфический тип реальности, которую нельзя назвать вымышленной или художественной, но смысловая структура которой целиком обусловлена представлениями Петра I о должном способе подачи актуальных событий венецианским властям.

— Приемы, используемые для создания этой реальности, могут быть изучены в известной мере подобно тому, как изучаются в поэтике приемы создания художественного произведения, их «художественная функция» и «художественная целесообразность».

— Принципиально важным жанрообразующим фактором является этикет царского дипломатического послания. Жанровая специфика, в свою очередь, определяет структуру и стилевое своеобразие царской грамоты-ходатайства.

— Авторская речь в ходатайствах Петра I перед венецианскими властями отражает представление составителей царской грамоты — подкрепленное, впрочем, традицией и высочайшим одобрением - о том, как должна звучать царская речь в дипломатическом послании. Для ее воспроизведения используются два стилевых регистра дипломатического языка - нейтральный и высокий (последний не обязательно предполагает обращение к церковнославянизмам). Таким образом формируется особенный стиль дипломатического послания Петра I иностранному государю, который по выполняемой функции можно определить как парадно-официальный.

— В рамках этого стиля существует риторика царского дипломатического послания, средствами которой и достигается осуществление коммуникативной задачи грамоты.

— Петровская грамота-ходатайство подвержена эволюции. Смена доминирующего принципа - от форм волеизъявления к формуле вежливой просьбы - позволяет говорить о жанровой трансформации, которая влечет за

собой изменения в языке, стиле и, таким образом, в риторике царского послания.

Теоретическая и практическая значимость диссертации заключается в том, что ее материал и результаты могут быть использованы в дальнейшем изучении петровских и других царских дипломатических посланий иностранным государям, в исследовании феномена деловой письменности раннего Нового времени в ее связях со смежными культурными практиками, в вузовских курсах по истории русской литературы и русского литературного языка, отечественной дипломатии ХУП-ХУШ вв.

Основные положения и выводы диссертации прошли апробацию в процессе обсуждения работы на заседаниях Отдела древнеславянских литератур Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН и проведения ряда семинаров и практических курсов в Высшей школе переводчиков Бо-лонского университета (Италия).

Объем диссертации - 26 а.л. Структура: Ведение, семь глав, Заключение, Приложение, Библиография (563 наименования). В Приложении представлены тексты грамот Петра I к дожам Венеции из Государственного архива Венеции, исследуемые в диссертации.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновываются актуальность и научная новизна предпринятого исследования. Определяются его цели и задачи, материал, характеризуются методы исследования, его теоретическая и практическая значимость, апробация результатов работы и структура диссертации.

В первой главе — «История публикации и изучения грамот Петра I дожам Венеции» - кратко охарактеризованы дипломатические связи России с Венецианской республикой с учетом особенностей государственного устройства последней, прежде всего - ведения в ней иностранных дел и дипломатической переписки. Расцвет российско-венецианских связей пришелся на последний этап существования Венецианской республики как могучего европейского государства и начало эпохи царствования Петра I, решившего включить Россию в круг ведущих европейских держав. Венеция интересовала царя не только как союзница по антиосманской лиге европейских государств, но прежде всего как морская держава, владевшая самым современным для того времени флотом, опыт строительства которого был так необходим России. Все это и обусловило необыкновенно активную дипломатическую переписку Петра I с дожами Венеции в 1686-1700 гг. В этот период царем было отправлено в Венецию 25 грамот, а на протяжении следующих 24 лет его царствования - только 13.

Оригиналы царских посланий венецианским дожам сохранились в Государственном архиве г. Венеции, оригиналы ответных посланий дожей - в российских архивах; до начала XIX в. эти документы оставались практически

неизвестными. История открытия этой дипломатической переписки в российских и венецианских архивах, ее публикации и изучения в диссертации рассмотрена в контексте интереса, возникшего на рубеже XVIII-XIX вв. к различным документам по истории России, инициированного, кстати, специальным указом Петра I от 16 октября 1720 г., предписывавшим «забрание» во всех российских монастырях «древних и жалованных грамот и других кури-озных писем оригинальных, також книг гисторических, рукописных и печатных, какие где потребные ко известию найдутца»1.

XIX столетие на всем его протяжении отмечено необыкновенно активным вниманием представителей русского образованного общества ко всем этапам истории своей страны, прежде всего к истории Петра Великого, решительно изменившего ее судьбы. В главе воссоздана история поисков, изучения и издания переписки русских государей с дожами Венецианской республики, сохранившейся в России и в Венеции. Если публикации H.H. Бан-тыша-Каменского2 и Ф.В. Чижова3 содержали краткую характеристику дипломатических документов, то на страницах I, IV, VII, VIII и X томов фундаментального издания «Памятники дипломатических сношений Древней России с державами иностранными»4 впервые были напечатаны полные тексты царских посланий венецианским дожам и ответы последних, а также разнообразные документы о дипломатических связях России с итальянскими государствами, прежде всего с Венецией.

Грамоты Петра I дожам Венеции (без учета отправленных от имени царей-соправителей Ивана и Петра Алексеевичей) были опубликованы на страницах и другого фундаментального многотомного издания - «Письма и бумаги императора Петра Великого»5.

Среди работ, посвященных переписке Петра I с дожами Венецианской республики, особое место занимают исследования и публикации профессора Юрьевского (Дерптского) университета Е.Ф. Шмурло (1853-1934), который изучил всю совокупность материалов, касающихся дипломатических связей

1 Воскресенский H.A. Законодательные акты Петра I: Редакции и варианты законов, заметки, доклады, доношения, челобитья и иностранные источники. М.: JL, 1945. С. 86-87.

2 Бантыш-Каменский H.H. Обзор внешних сношений России (по 1800 год). Ч. 2: (Германия и Италия). М., 1896.

3 Чижов Ф.В. Список и краткое содержание всех грамот и вообще всех бумаг, заключающих в себе сношения России с Венецианскою республикою // ЧОИДР. М., 1846. С. 50-59.

4 Памятники дипломатических сношений Древней России с державами иностранными. СПб., 1851. Т. 1; 1856. Т. 4; 1864. Т. 7; 1867. Т. 8; 1871. Т. 10.

5 Письма и бумаги императора Петра Великого. СПб., 1887. Т. 1: (1688-1701); 1900. Т. 4 (I): (январь-июнь 1707); 1907. Т. 5: (январь-июнь 1707); М.; JI., 1956. Т. 10; (январе декабрь 1710); М., 1962. Т. 11. Вып. 1: (январь - 12 июля 1711). Объем реферата не позволяет привести перечень страниц, на которых опубликованы тексты грамот - они указаны в тексте диссертации.

России с Венецианской республикой, не только опубликованных, но и хранящихся в российских и венецианском архивах, и изложил результаты своих разысканий в ряде публикаций'. Е. Ф. Шмурло первым представил во всей полноте коллекцию документов дипломатической переписки русских государей с дожами Венеции, хранящихся в Государственном архиве «Светлейшей республики», опубликовал тексты ряда грамот из этого архива; отыскал в исследуемых им материалах целый ряд сведений, до той поры неизвестных или малоизвестных (напр., о мнимом пребывании Петра I в Венеции и др.).

Итак, на протяжении XIX в. дипломатическая переписка Петра I с дожами и Сенатом Венеции была не только выявлена в различных российских и итальянских архивах во всей совокупности составляющих ее документов, но и систематизирована, в значительной своей части опубликована и учтена в сочинениях исследователей Петровской эпохи прежде всего как исторический источник. Как образец русской деловой письменности до сих пор не была предметом специального исследований.

Далее в главе охарактеризованы названные выше исследования российских и итальянских ученых, посвященные дипломатическим связям России с Венецианской республикой, истории древнерусской литературы и литературы раннего Нового времени, взаимодействию древнерусской литературы с деловой письменностью, отдельным жанрам последней, ее формуляру, жанровым особенностям и стилеобразующим средствам. Охарактеризованы критерии, по которым выделена и исследуется в диссертации одна из жанровых разновидностей дипломатических посланий «державного преобразователя России» дожам Венеции - грамота-ходатайство.

Во второй главе - «Графическое оформление и протокол царской грамоты к итальянскому адресату: формирование эпистолярного этикета» - исследован протокол царской грамоты, ее формуляр, сложившийся в процессе формирования дипломатического эпистолярного этикета, палеографическая характеристика дипломатических посланий, создававшихся и существовавших на протяжении столетий в виде рукописи как существенная составляющая не только внешнего оформления грамот, но и как важное средство характеристики их автора - русского царя - и государства, которым он правит. Кроме того, в процессе анализа грамот была предпринята попытка воссоздать процесс и «технику» подготовки царских дипломатических по-

' Шмурло Е. Отчет о двух командировках в Россию и за границу в 1893/з и 1893/4 гг. ... Юрьев, 1895; Он же. Отчет о заграничной командировке осенью 1897 г. ... // Уч. зап. Имп. Юрьевского ун-та. Юрьев, 1898. № 1. С. 1-80; Сборник документов, относящихся к истории царствования императора Петра Великого / Собр. Е. Шмурло, проф. Имп. Юрьевского ун-та. Т. 1: 1693-1700. Юрьев, 1903 (Recueil de Documents relatifs au règne de l'Empereur Pierre le Grand / Publ. E. Schmourlo, professeur à l'Université Impériale de Youriev (Dorpat). T. 1: 1693-1700. Youriev, 1903).

сланий в Посольском приказе, определить меру и степень участия Петра I в этом процессе. В частности, были учтены указы царя, регламентировавшие ряд правил подготовки дипломатических посланий иностранным государствам.

В главе привлечена к исследованию вся совокупность оригиналов царских грамот, направленных дожам Венеции с 1582 по 1716 г., хранящихся в Государственном архиве г. Венеции, а также их переводов на итальянский язык - в отличие от последующих глав, где исследование велось на материале одной разновидности посланий Петра I дожам Венеции - грамот-ходатайств.

Центральное место в главе занял анализ формуляра царских посланий, т. е. составляющих его формул: ссылка на Божественное провидение (инво-кация — богословие), начальное обозначение автора грамоты - перечисления его титулов (интитуляция), начальное приветствие (включавшее, как правило, обозначение адресата), заключительное приветствие, место и время написания послания, финальное обозначение автора и адресата. Сделана попытка проследить эволюцию формуляра дипломатических посланий русских государей к итальянскому адресату в контексте важнейших событий в жизни страны того времени. Она наглядно выявляется и при анализе отдельных формул, составляющих формуляр грамоты: богословия, интитуляции. Подробно охарактеризован и краткий титул царя, предшествовавший его имени, и полные титулы, следовавшие за его именем и, как правило, содержавшие перечисление подвластных ему земель. В отличие от предшественников, Петр I не включал в свою интитуляцию вновь завоеванные земли. Величие русского царя в посланиях европейским государям подчеркивалось не только длинным перечнем его владений, но и написанием царской интитуляции золотой краской до заглавной буквы «М» в титуле «Московский», а имени и отчества царя — прописными буквами.

Специальное внимание в главе уделено проблеме передачи титулов дожей средствами русского языка - она становилась все более точной по мере знакомства с итальянскими реалиями. Если в грамотах царя Алексея Михайловича, отправленных в Венецию в 1654-1672 гг., их составители решали эту задачу средствами русского речевого этикета по образцу царского титула, не всегда учитывая специфические особенности страны адресата, то в грамотах начала XVIII в. находим уточнения, приближавшие русский перевод к венецианским реалиям.

Вслед за указанием адресата в царских грамотах охарактеризовано адресованное ему начальное приветствие, содержавшее пожелание здоровья. Оно присутствует во всех рассмотренных посланиях в Венецию начиная с грамот царя Алексея Михайловича («наше царского величества любителное поздравление») и сохраняется в грамотах его наследников. В 1710 г. из него

исчезло этикетное приложение «царского величества», вероятно, в связи с изменениями в эпистолярном этикете царской грамоты.

Другая обязательная формула царского послания дожу Венеции — заключительное приветствие, следующее за основным текстом грамоты, - содержало пожелание здоровья и благополучия адресату. Анализ этого элемента в грамотах Петра I, направленных в Венецию, позволил не только выявить целый ряд его модификаций, но и сделать вывод о том, что заключительное приветствие лишь на первый взгляд может быть воспринято как формула вежливости. На самом деле это единственная часть протокола царского послания иностранному адресату, допускавшая введение в него дополнительной информации и, следовательно, использование в ее пределах новых лексических форм, появившихся в процессе развития речевого этикета.

Кроме заключительного приветствия, финальный протокол царской грамоты непременно содержал указание места и времени ее написания, варьировавшееся и в связи с отъездом государя из Москвы, и в связи с переносом столицы в Петербург. После перехода в 1700 г. на григорианский календарь составители царских грамот стали приводить дату их написания по новому летосчислению - «лета от Рождества Христова». Наконец, в грамоте Петра I в Венецию от 7 декабря 1710 г. впервые появилась его собственноручная подпись; с этого времени она неизменно присутствовала во всех документах и Петра I, и его преемников на царском престоле.

Царские послания итальянскому адресату имеют присущий только им протокол, включающий определенный формуляр и декоративное оформление.

Обычно при исследовании индивидуального авторского стиля необходима в первую очередь уверенность в том, что автор и составитель текста -одно и то же лицо. Грамоты царя Петра Алексеевича на первый взгляд - не тот случай, когда установление авторства необходимо: автор документа известен. Известно, однако, и то, что царские грамоты иностранному адресату, как уже говорилось, издавна находились в Московском государстве в ведомстве Посольского приказа и готовились в полном соответствии с традицией, в нем сложившейся. Но если предшественники Петра I на царском престоле целиком доверяли служащим Посольского приказа подготовку дипломатических посланий иностранным государям, то, как свидетельствуют приведенные в главе царские указы, документы, Петр I сразу по вступлении на царствование стал принимать активное участие в работе над ними.

Таким образом, при исследовании посланий Петра I дожам Венеции правомерно говорить об авторе, составителе - оформителе идеи и о составителе — оформителе текста.

В процессе анализа процесса подготовки в Посольском приказе царских грамот к главам соседних государств было выявлено, что в нем участвовали не только автор текста, чиновник, его писавший, но и мастера, изготовлявшие печати к грамоте, работавшие над серебряными ковчегами, в которые

эта грамота помещалась. Если печати свидетельствовали о подлинности документа и призывали верить написанному, то все его убранство, в том числе серебряные ковчеги и дорогие материи, которыми он был обернут, призваны были подчеркнуть статус и царского послания, и его автора.

Рамка, в которую помещался основной текст царской грамоты, на первый взгляд, могла быть полностью или частично удалена без каких-либо последствий для его восприятия современным читателем, как и палеографические особенности. При перепечатке царских грамот и золото, и декоративный узор исчезают. Издатели грамот Петра I в Венецию обычно опускали царские титулы, ограничиваясь указанием «полный титул». Для читателя опубликованного царского послания информация, которую оно призвано донести до адресата, содержится только в основном тексте. Отметим, что и в Венеции копии венецианских посланий в Россию заносились в рукописные книги в хронологической последовательности, по датам, как и все «исходящие» письма Сената, и не содержали такой рамки. Она была знакома адресату, поскольку автор и место написания были известны, адресат в самом кратком виде указывался на полях, датировка та же, что и других посланий, написанных в тот же день. Однако существование рамки было обусловлено не только содержательным аспектом. В посланиях за границу Петр I оказывался в совершенно ином положении, нежели в письмах, адресованных родным, соратникам, подчиненным. Дело даже не в том, что ему приходилось иметь дело с иностранцами - иностранцев было много и у него на службе, и в подчинении, и среди ближайшего окружения. Но то были иностранцы на царской службе, жившие в России. Петр I обращался к людям, с которыми его связывало родство, дружба, любовные и семейные отношения, или к сподвижникам, бывшим одновременно подчиненными. В посланиях же венецианскому дожу Петр I говорил как представитель России и от ее лица.

Переписка Петра I с дожами Венеции может быть рассмотрена как диалог, длившийся много лет, где каждое послание - реплика одного из корреспондентов. Даже в тех случаях, когда царская грамота писалась в контексте русско-венецианских переговоров, когда послы обеих стран занимались тем или иным вопросом и когда дожу и Сенату было хорошо известно, о чем идет речь, автор царской грамоты, обращаясь к дожу, оставался с иностранным корреспондентом один на один. Царская грамота - разговор с глазу на глаз, причем на языке, адресату непонятном; это диалог с собеседником, но протяженный во времени. В этом отношении царские грамоты ничем не отличаются от любого письма. Их отличие — в эпистолярном этикете.

На материале сохранившихся (и опубликованных) писем царя Алексея Михайловича в диссертации охарактеризован особенный эпистолярный этикет царского послания в нескольких вариантах (письма родным, подчиненным, главам иностранных государств). Петру I эпистолярная норма была хорошо известна, однако в посланиях российским адресатам, в том числе офи-

циальным, он вырабатывал собственный эпистолярный этикет: он был волен выбирать тон и, следовательно, форму. В грамотах к иностранному правителю (в данном случае - дожу Венеции) форму диктовал жанр царского дипломатического послания и статус автора - главы иностранного государства. Оформление царской грамоты иностранному адресату, выделявшее ее как отдельный жанр, независимо от содержания, входило в обязанности служащих Посольского приказа и обеспечивалось ими.

Посольскому приказу было доверено составление царской грамоты и в начале царствования Петра I. Независимо от содержания, грамоты Петра I в Венецию по-прежнему объединял их внешний вид. Таким образом было обеспечено продолжение традиции, ведь статус царя и специфика жанра царской грамоты иностранному адресату не менялись. Неизменной оставалась концепция оформления, сложившееся представление о том, как именно должно быть написано царское послание за границу, в некотором смысле -имитация служащими Посольского приказа собственноручной царской депеши, писавшейся другими людьми.

Концепция эта отразилась в правилах подготовки царских посланий дожам Венеции, которых служащие Посольского приказа должны были придерживаться неукоснительно. В диссертации высказано предположение, что эта концепция заключалась в особенной презентации царского текста как текста парадного. Причем торжественность презентации (орнамент и золотая краска) для автора царского послания была прямо пропорциональна степени важности адресата и дипломатических отношений с ним. Смысл грамоты и оформление некоторых фрагментов ее текста (прежде всего титулов царя и ее адресата) были связаны напрямую. Царская грамота иностранному адресату - текст не только наиболее авторитетный, но и парадный, причем только ее русский оригинал. Прилагавшийся к посланию перевод, обычно подготовленный в России (а именно его и читал итальянский адресат), выполнял исключительно служебную функцию.

Палеографическое оформление царского послания - тип бумаги, размер листа, декоративные элементы (орнамент, золото, специальное выделение заглавной буквы) или их отсутствие, специальные поля (четко очерченная рамка), деление текста на абзацы, высота и начертание букв, расстояние между словами и строками, своеобразие знаков пунктуации и т. д. — призвано было охарактеризовать статус ее автора (репрезентативная функция) и донести содержавшуюся в ней информацию до адресата (информативная функция). Если иностранному получателю для понимания содержания необходим был перевод с русского языка, то в интерпретации ее оформления он был совершенно самостоятелен. Держа в руках и рассматривая царскую грамоту, итальянский адресат мог составить первое представление о статусе ее автора. При этом он бессознательно проводил параллели с традициями и стандартами собственной культуры. Кроме того, культурный опыт адресата мог вклю-

чать знакомство и с другими иностранными посланиями. Впечатление от царской грамоты, оказавшейся в руках венецианского дожа, и было той конечной целью, которую ставили перед собой ее оформители.

В третьей главе — «Грамота-ходатайство царей Ивана и Петра Алексеевичей венецианскому дожу Марко Антонио Джустиниану от 13 февраля 1688 г. о греческом учителе иеромонахе Иоанникии Лихуде» -анализу дипломатического послания царей и других документов, сопровождавших поездку подданного Венецианской республики иеромонаха учителя Иоанникия Лихуда в Венецию в 1688-1691 гг., предшествует характеристика судьбы братьев Иоанникия (1633-1717) и Софрония (1652-1780) Лихудов (С. Смир-нов, М. Сменцовский, Б. Л. Фонкич), отдельно реконструируется история поездки Иоанникия Лихуда в Венецию (Е.Ф. Шмурло, М. Ди Сальво).

Авторы ряда богословских и проповеднических сочинений, сыгравшие заметную роль в теологических спорах того времени, братья Лихуды с 1685 г. находились на службе в России, где с их именами связано создание первого высшего учебного заведения в стране — Славяно-греко-латинской академии. Поездка в Венецию в 1688 г. старшего из братьев - иеромонаха Иоанникия Лихуда для решения проблем его детей, остававшихся в Венеции, - один из эпизодов его непростой судьбы. Но именно этот эпизод потребовал поддержки царей Ивана и Петра Алексеевичей; в связи с этим возникла переписка царствующих особ с дожем Венеции.

Документы, сопровождавшие отъезд иеромонаха в Венецию, его пребывание там и возвращение в Россию, в максимальном объеме сохранились в Москве, в РГАДА, и в Государственном архиве г. Венеции. В диссертации приведен их исчерпывающий перечень с указанием их публикаций и исследований российскими и итальянскими учеными. Все эти документы учтены при анализе царской грамоты-ходатайства о нем.

Предмет анализа в главе - структура данных текстов, отбор фактов, подлежащих изложению, использованные речевые средства, соотношение социальных ролей адресата и адресанта.

В первую очередь проанализированы челобитные Иоанникия Лихуда к царям и к князю В. В. Голицыну, на основании которых составлена грамота-ходатайство царей Ивана и Петра Алексеевичей к дожу. Принят во внимание текст проезжей грамоты, выданной Иоанникию Лихуду, также содержащей ходатайство царя. Рассмотрена также грамота князя В. В. Голицына к канцлеру Священной Римской империи, имеющая отношение к поездке Иоанникия Лихуда в Венецию и в то же время представляющая собой обращение равного к равному (но отличающаяся от царской грамоты статусом пишущих). Ходатайства Иоанникия Лихуда перед дожем на итальянском языке, хранящиеся в Венеции, которые находятся вне действия этикета русской де-

ловой письменности, учтены как представляющие интерес с точки зрения излагаемых в них фактов.

Из рассматриваемых в главе документов деловой письменности фиксированный формуляр, полностью состоящий из формул, включающих закрепленные за ними речевые клише, находим в проезжей грамоте от 13 февраля 1688 г., выданной Иоанникию Лихуду1. В главе подробно проанализированы составляющие ее части: начальный протокол (полное перечисление царских титулов и приветствие от лица царя официальным лицам), казусная часть (сообщение об отправлении подданного), просительная (ходатайство царя о его беспрепятственном проезде), формула ответной услуги со стороны автора грамоты и конечный протокол (место и время написания грамоты).

Вслед за проезжей грамотой в главе сопоставлены челобитные Иоан-никия Лихуда к царям Ивану и Петру Алексеевичам и к князю В. В. Голицыну, что позволило выявить в них не только совпадающие компоненты (например, автоидентификация автора), но и разницу в изложении фактов биографии челобитчика.

Центральное место в главе занимает анализ грамоты царей Ивана и Петра Алексеевичей к дожу Марко Антонио Джустиниану от 13 февраля 1688 г., написанной в жанре ходатайства. Ее структура включает: начальный и конечный протокол; основную часть, состоящую из двух тематических частей - обоснования ходатайства и собственно ходатайство, в свою очередь подразделяющихся на ряд речевых формул. Русский текст царской грамоты проанализирован по оригиналу, хранящемуся в Государственном архиве г. Венеции, как и два варианта ее перевода на латинский и итальянский языки.

Все основные компоненты структуры грамоты рассмотрены в сопоставлении с аналогичными компонентами в других документах, перечисленных выше. Проведенный анализ позволил сделать вывод, что в целом грамота-ходатайство царей Ивана и Петра Алексеевичей об Иоанникии Лихуде представляет собой переложение его челобитной с применением других стилевых и риторических средств воздействия на адресата, позволяющих не скомпрометировать ходатайством социальный статус автора царской грамоты; в царской грамоте-ходатайстве предпочтение отдано высокому стилевому регистру официальной деловой письменности.

В четвертой главе диссертации исследуются грамоты-ходатайства Петра I венецианскому дожу Снльвестро Вальеру о присылке в Россию корабельных мастеров и об отправлении их в Венецию.

Анализ переписки Петра I с дожем о присылке судовых мастеров предваряет краткая характеристика начала кораблестроения в России, помощи

1 АгсЫую & Б1а1о (11 Уепег1а. Со11е§ю. ЬеНеге ргтир!. РПга 13, N 66; опубл.: ПДС X. Стб. 1312-1314.

Голландии и Англии царю в этом вопросе и причин его обращения к опыту венецианских мастеров в создании морских судов.

Своеобразие структуры, языка, стиля и жанра царской грамоты-ходатайства исследуется на основе оригинальных текстов дипломатических посланий Петра I дожу Сильвестро Вальеру от 11 июля 1696 г., 28 ноября 1699 г. и от 8 июля 1700 г. о присылке в Москву «добрых судовых мастеров» и об отпуске их в Венецию. Русские оригиналы этих документов находятся в Государственном архиве Венеции (Archivio di Stato di Venezia. Collegio Lettere principi. Filza 13, N 43, 50, 51), как и их латинские переводы (Ibid, N 37, 49, 54). Все три грамоты на русском языке опубликованы в VII и VIII томах «Памятников дипломатических сношений Древней России с державами иностранными» и других изданиях.

Эти дипломатические послания Петра I дожу Венеции проанализированы в совокупности с ответными посланиями дожа Сильвестра Вальера от 22 сентября 1696 г. и от 8 июля 1700 г., а также в сопоставлении с перепиской Петра I с российским посланником в Вене К. Н. Нефимоновым, ведшим переговоры по этому вопросу с венецианским послом Карло Рудзини.

Анализ переписки Петра I с дожем Сильвестром Вальером начинается с характеристики царской грамоты от 11 июля 1696 г., содержащей ходатайство о присылке корабельных мастеров в сопоставлении с «Запиской» царя, направленной в тот же день К.Н. Нефимонову. Это позволило точнее определить коммуникативную задачу царского послания - ходатайство о найме корабельных мастеров, - которую призваны были решить и письменный текст от лица Петра I, и устный текст, изложенный К. Н. Нефимоновым в ходе переговоров.

Фиксированная структура царской грамоты с набором стандартных речевых формул подчинена задаче охарактеризовать статус автора послания, не скомпрометировав его. Царская грамота играла роль документа, дававшего законную силу действиям посланника, занимавшегося практическими вопросами. Посланник, в свою очередь, мог и должен был прибегать к лексическим средствам, напрямую указывавшим, что речь идет о ходатайстве («просить» и т. д.). Таким образом, как достижение стоявшей перед царем практической цели, так и последующее подтверждение выполнения обязательств были осуществлены при помощи речевых средств царской грамоты, с одной стороны, материалов переговоров К. Н. Нефимонова с К. Рудзини (в том числе и врученных им итальянскому послу документов) - с другой.

Еще до завершения переговоров российскому посланнику 23 сентября 1696 г. было вручено ответное послание дожа Петру I, датированное 22 сентября 1696 г. В нем наряду с другими проблемами упоминалось царское ходатайство о присылке корабельных мастеров и говорилось о сложности их поиска, в связи с чем дож хотел получить не только личные гарантии царя, но и подтверждающий их договор.

К разговору о корабельных мастерах Петр I вернулся через три года, в своей грамоте к дожу Силъвестро Вальеру от 28 ноября 1699 г. За титулом царя и обращением к дожу Венеции следует ее вводная часть, где сообщается не только уже известная дожу информация о прибытии мастеров в Россию, но и новые для него сведения - о содержании их на царской службе, об отпуске в Венецию и о задержании в России некоторых из них. Грамота Петра I об отпуске части венецианских мастеров охарактеризована в главе по выполняемой ею коммуникативной задаче не только как «отпускная», т. е. как грамота-сообщение об «отпуске» из России венецианских корабельных мастеров, но и как грамота-отчет об их службе у царя, что и определило ее жанровое своеобразие. Подробно охарактеризована структура царского послания и специфика использованных в нем речевых средств. Основная часть грамоты содержит описание пребывания венецианских корабелов в России, составленное с учетом выдвинутых ими требований и договоренностью русского и венецианского послов. Она включает ряд формул, которые могут быть соотнесены с формулами-гарантиями. Сравнительный анализ грамоты-ходатайства о присылке корабельных мастеров в Россию, документов о переговорах российского посланника с венецианским послом и грамоты об отпуске венецианских мастеров на родину позволяет сделать вывод о том, что первая «отпускная» грамота представляет собой комбинацию трех текстов. Она содержит новую информацию в сочетании с некоторыми речевыми/текстовыми блоками грамоты-ходатайства о мастерах, а также текста венских переговоров.

В грамоте Петра I дожу Сильвестро Вальеру от 8 июля 1700 г. сообщается об «отпуске» в Венецию остававшихся в России мастеров (капитана Якопо Моро и трех его товарищей) и о задержании последнего мастера для завершения работы1. Она представляет собой еще один, новый тип грамоты - дополнительное сообщение о выполнении обещаний, данных автором царского послания. В ней представлены сведения не только о том, в каких условиях находились задержанные венецианские подданные, но и какое вознаграждение они получили, какой транспорт и охрана были им предоставлены при отъезде на родину. Как и в первой грамоте об «отпуске» корабельных мастеров, здесь также дается гарантия беспрепятственного отпуска последнего остающегося мастера и еще раз выражается благодарность за присылку мастеров в Россию.

Царская грамота-ходатайство о присылке в Россию судовых мастеров по своей коммуникативной направленности может быть сопоставлена с челобитной. Однако речевые средства последней, эксплицитно ставящие автора в зависимость от адресата, не могли быть включены в документ ранга цар-

1 Оригинал грамоты, как и ее латинский перевод, хранится в Государственном архиве Венеции (АгсЫую (11 81а1о <11 Уепег1а. Со11е£ю. Ьейеге рппс1р1. РИга 13, N 51).

ского послания. Вместо них использованы как клише, совместимые с речевым этикетом царского послания, так и некоторые формулы с соответствующими клише, выработанные ранее для грамот, касающихся заграничных путешествий и/или иностранных подданных (к примеру, формула беспрепятственного отпуска рекомендуемого лица).

Коммуникативная задача царской грамоты-ходатайства - добиться от адресата осуществления задуманного царем - решается на уровне композиции грамоты. Как и в челобитной, во вводной и в заключительной частях грамоты-ходатайства приведен ряд фактов - в данном случае о борьбе России и Венеции с общим неприятелем. Отметим, что ходатайство Петра I от 11 июля 1696 г. было написано в ходе ведения успешных боевых действий против войск крымского хана, вассала Турции, непосредственно перед сдачей противником Азовской крепости. Благодаря этому венецианский адресат мог сделать вывод, что выполнение следующего за тем ходатайства царя полностью находится в интересах Венецианской республики.

В пятой главе — «Грамоты-ходатайства Петра I о русских учащихся в Венецианской республике» - исследуются два послания, направленные Петром I 25 февраля 1697 г. дожу Венецианской республики Сильвестру Вальеру. Их оригинальные русские тексты хранятся в Государственном архиве Венеции (АгсЫую <11 81аЮ сП Уепег1а. Со1^ю. Ьейеге рппарь РПга 13, N 40, 42), как и их латинские переводы (Ы 39, 41). Обе грамоты были опубликованы. Ответное на эти грамоты послание дожа датировано 6 июля 1697 г. Его черновой текст также находится в Государственном архиве Венеции (АгсЫую сИ БгаЮ сП Уепег1а. БепаШ Согй. N 74. Л. 63 об.), оригинал — в московском Главном архиве Министерства иностранных дел - «Дела Венецианские».

В главе предпринята попытка рассмотреть жанровые и стилевые особенности царской грамоты-рекомендации о русских учащихся в Венецианской республике с учетом дипломатических документов, выданных царем молодым дворянам, отправлявшимся на учебу в Европу в 1697-1699 гг. Тексты грамот Петра I к дожу Венеции анализируются по названным выше оригиналам.

Отправление российских подданных на учебу за границу потребовало нового типа царской грамоты - грамоты-ходатайства о приеме российских учащихся в иностранном государстве. Грамоты Петра I к венецианскому дожу об отправке двух групп учащихся датирован одним числом — 25 февраля 1697 г. («лета 7205») - тексты их идентичны, различаются только списком будущих учащихся в Венеции. Поскольку по выполняемой коммуникативной задаче и составу формуляра царская грамота-ходатайство может быть сопоставлена с проезжей грамотой П. А. Толстому, обеспечивавшей свободное следование по территории иностранного государства, последняя была учтена при анализе царской грамоты-ходатайства.

Проведенный в главе сопоставительный анализ проезжих грамот П. А. Толстого и Иоанникия Лихуда позволил сделать вывод о том, что составитель новой проезжей грамоты для учащихся стремился адаптировать имеющиеся речевые средства и подобрать новые, оставаясь в рамках существующей традиции подготовки жанра грамоты-ходатайства. В посланиях Петра I от 25 февраля 1697 г. о приеме учащихся начальный и конечный протокол не имеют никаких особенностей по сравнению с другими его дипломатическими посланиями, направленными в Венецию в конце XVII в. Будучи ходатайством по выполняемой коммуникативной задаче, новая грамота включает два основных структурно-тематических блока - обоснование ходатайства и собственно ходатайство. Каждый блок, в свою очередь, содержит ряд формул - все они подробно охарактеризованы в главе, как и их речевое наполнение. Особо выделено обозначение учащихся в тексте грамоты и его перевод на латинский язык.

В главе подробно проанализирована структура ходатайства о приеме учащихся, включающая ряд формул-ходатайств: о пребывании; о протекции молодым дворянам; о беспрепятственном отпуске их в Россию и формулу-обещание ответной услуги. Специфика формуляра и стилевое своеобразие речевого этикета царской грамоты-ходатайства о приеме учащихся наглядно раскрывается при сопоставлении ее с текстами аналогичной тематики, произнесенными или написанными лицом нижестоящим, действующим по указу царя. Это подтверждает проведенный в главе сопоставительный анализ царской грамоты-ходатайства о приеме российских учащихся в Венеции с записью беседы русского посла в Венеции П. Б. Возницына с его венецианским коллегой К. Рудзини и с его письменным обращением к тому же коллеге-иностранцу о приеме в Венеции в 1698 г. новой группы учащихся. Этот анализ позволил сделать вывод, что ранг автора послания и его адресата определил выбор того или иного регистра языка деловой письменности — высокого в царской грамоте-ходатайстве о приеме учащихся, нейтрального в устной беседе П. Б. Возницына с К. Рудзини, в его письме к нему же и в пересказе того же Возницына русскому коллеге.

Анализ итальянского текста ответного послания дожа Сильвестра Вальера от 6 июля 1697 г. в сопоставлении с его опубликованным переводом на русский язык позволил сделать вывод, что при передаче формул итальянского речевого этикета переводчиком были использованы клише, обычно заполняющие данные формулы в царских грамотах, направлявшихся в Венецию.

Как видим, новые практические задачи - необходимость гарантировать российским учащимся возможность получать образование за границей - обусловили возникновение царских дипломатических посланий новой тематики - о приеме молодых российских дворян на учебу в европейских странах. Составители этих документов стремились приспособить выработанные ранее

речевые средства для их составления. Можно предположить, что с точки зрения жанровой принадлежности царские грамоты о приеме учащихся могут быть отнесены к рекомендательным письмам, поскольку конечной целью содержащегося в них ходатайства является содействие рекомендуемым лицам, в ней представленным. Однако, в отличие от рекомендательного письма, предполагающего соответствующую характеристику рекомендуемого, на основании которой адресат должен принять во внимание следующее далее ходатайство, царские грамоты об учащихся содержали о них минимальную информацию. Это позволяло сделать возможным задуманное Петром I обучение русских дворян в Венеции, скрыв при этом не только их принадлежность к лучшим семействам России, имевшим высокий социальный статус, но и истинную цель их пребывания в «Светлейшей республике» - освоение морских наук и - что более важно - корабельного дела (о чем в грамотах даже не упоминалось). Личные качества молодых дворян в грамотах никак не характеризовались.

В связи с этим можно утверждать, что жанр данных грамот полностью отвечает их коммуникативной задаче. Грамоты от 25 февраля 1697 г. были написаны языком деловой письменности в его высоком - парадно-деловом регистре, что было обусловлено в первую очередь социальным статусом автора царской грамоты - царя. Отсюда использование высоких стилевых средств в обращении к адресату, которому таким образом заявлено о его принципиальной роли в удовлетворении ходатайства царя и именно таким образом сделана попытка убедить его выполнить царскую просьбу. Складывающийся новый речевой этикет предполагает иной статус автора царской грамоты, который теперь определяет не столько его социальное положение, сколько роль в коммуникации с иностранным адресатом. Лексические средства, указывающие на зависимость от адресата (просьба, ожидаемая любезность с его стороны), допускаются, поскольку не воспринимаются более как компрометирующие статус государя. Более того, формирующийся речевой этикет светского общения их требует.

Шестая глава диссертации посвящена анализу жанрово-стилевой специфики грамоты-ходатайства Петра I венецианскому дожу Сильве-стро Вальеру от 30 апреля 1697 г. о приеме русского путешественника графа Бориса Петровича Шереметева.

Анализ грамоты предваряет краткая справка о талантливом военачальнике, опытном дипломате и верном соратнике Петра I, Б. П. Шереметеве (1652-1719). Граф одним из первых русских путешественников в 1697-1699 гг. побывал в Польше, Священной Римской империи, в Ватикане, Венецианской республике и на Мальте. Свое путешествие он описал в путевом журнале, неоднократно издававшемся на протяжении последних трех столетий под разными названиями. Путевой журнал графа включает публикацию ряда документов, полученных им от царя. Прежде всего - специальную грамоту-

ходатайство о приеме путешественника от 29 апреля 1697 г. - такая обычно выдавалась царским посланникам, отправлявшимся за рубеж; она обеспечивала беспрепятственный проезд через иностранные государства. Шереметеву были вручены еще четыре аналогичных послания Петра I от 30 апреля 1697 г. к главам стран-союзниц России по антиосманской коалиции, которые он планировал посетить. Во время путешествия граф получил документы также от глав государств, где он побывал. По своей функции и структуре одни из них могут быть сопоставлены с проезжей грамотой, другие - с рекомендательной грамотой, адресованной конкретному лицу.

Царская грамота-ходатайство Петра I к дожу Сильвестро Вальеру от 30 апреля 1697 г. рассматривается в диссертации в сопоставлении со всеми документами, перечисленными выше, а также в сравнении с приветственными речами на русском языке, которые произносил высокопоставленный путешественник на приемах, устроенных в его честь главами иностранных государств. Они представляют особый интерес для анализа царских дипломатических посланий, как тексты официальных речей Б. П. Шереметева на официальных приемах. Сопоставление царской грамоты-ходатайства с названными выше ее иностранными аналогами помогло точнее определить структуру царского послания и его стиль, подобающий статусу ее автора.

В известной мере выявлению жанрового своеобразия грамоты-ходатайства о Б. П. Шереметеве способствовало и определение характера его путешествия в Европу, по чьей инициативе оно было предпринято и с какой целью; как этот визит был воспринят иностранными правителями; в частности, был ли Шереметев принят по дипломатическому протоколу, предназначенному для официальных посланников. Обозначение Б. П. Шереметева в царской грамоте-ходатайстве содержало информацию, позволяющую представить его как официальное лицо с высоким социальным статусом, требовавшее достойного приема, но при этом не были упомянуты его звания (возможно, для сокрытия подлинных мотивов его путешествия).

Поскольку грамота русскому путешественнику, отправлявшемуся в Европу, выдавалась впервые, у ее составителей не было хотя бы примерного образца для составления именно просительной части. Зато рассмотренные в предыдущих главах царские грамоты-ходатайства могли быть учтены при подготовке грамоты Б. П. Шереметеву, где речь шла о разрешении на пребывание и об оказании ему протекции в Венеции.

Основное внимание в главе уделено анализу грамоты-ходатайства Петра I к дожу Сильвестро Вальеру о приеме Б. II. Шереметева, включающей обоснование ходатайства (казусная часть) и само ходатайство (повествовательная часть). Начальный и конечный ее протокол, как и в случае грамот-ходатайств, рассмотренных в предыдущих главах, не претерпел каких-либо модификаций в связи со сменой жанра. Отмечено только, что в качестве мес-

та написания царского послания указана Москва, тогда как в апреле 1697 г. Петр I находился за границей.

Далее в главе все составляющие структуры грамоты Петра I к дожу рассмотрены на уровне речевого наполнения составляющих их формул в сопоставлении с теми же компонентами в грамотах к императору Священной Римской империи и к папе римскому Иннокентию XII. Проведенный анализ позволил сделать вывод, что стилевой регистр каждого из анализируемых документов определял статус адресата: в грамотах папе римскому и магистру Мальтийского ордена выявлено использование церковнославянских форм и словосочетаний высокого стилевого регистра. В обращениях Б. П. Шереметева к светским властителям — королю Польши или императору Священной Римской империи — выдержан нейтральный стилевой регистр деловой письменности.

В главе проанализирован также ответ дожа Сильвестро Вальера на грамоту-ходатайство Петра I от 1 марта 1698 г. (по черновику оригинала на итальянском языке, хранящемуся в Государственном архиве г. Венеции). Здесь же представлен его перевод на русский язык. В ответе дожа могут быть выделены две смысловые части: первая содержит сообщение о прибытии высокого гостя в Венецию и о получении дожем царской грамоты-ходатайства о нем; вторая — сообщение о достойном приеме Шереметева на всех этапах его пребывания в Венеции, за которым следует заверение в почтении к царю.

Если грамота Петра I содержала ходатайство о разрешении Б. П. Шереметеву на пребывание, о содействии ему и о беспрепятственном отпуске, то в ответе дожа о них не упоминается: вероятно, они предполагаются сами собой. Содействие высокопоставленному путешественнику представлено как «самое достойное обращение», причем «желаемым им образом». Иначе говоря, ответ дан не столько на ходатайство царя о пребывании и протекции Шереметеву, сколько на ходатайство, обычно содержащееся в рекомендательном письме, - о достойном приеме рекомендуемого лица, что в конечном счете, является знаком уважения к лицу, его рекомендовавшему: «Просим Ваше Величество воспринять это как выражение нашего искреннего почтения».

Из анализа ответного послания дожа на царскую грамоту очевидно, на наш взгляд, что итальянским адресатом грамота Петра I была воспринята как рекомендательная Б. П. Шереметеву - именно документ этого жанра, хорошо известный в европейской традиции, можно было ожидать в случае визита высокопоставленного лица.

Сопоставительный анализ сходных по содержанию, но выполненных в различных стилевых регистрах официальных речей Б. П. Шереметева, а также русского перевода речей иностранных правителей позволяет говорить о том, что автор «Записки путешествия...» владел различными стилевыми регистрами деловой письменности. Выбор каждого был обусловлен адресатом

сообщения, автором или предметом сообщения. Сосуществование данных стилевых регистров, в том числе и их элементов, в пределах одного текста подтверждает идею о неограниченности рамок языка деловой письменности одним нейтральным стилевым регистром. Однако именно в рамках последнего была выдержана грамота Петра I к венецианскому дожу о приеме Б. П. Шереметева.

При этом проведенный сравнительный анализ разных документов позволяет сделать вывод о том, что царская грамота-ходатайство о приеме Шереметева, возникшая на фоне первых нововведений Петра I (отсюда ее частичное текстуальное сходство с грамотами, выданными несколькими месяцами ранее русским учащимся, отправлявшимся в Венецию), по структуре приближается к верительной и к проезжей грамотам. Формуляр документов этих двух жанров, обслуживавших сферу внешнеполитических отношений, не предполагал особенной услуги со стороны адресата (отсюда, в частности, отсутствие в них специальных лексических средств для выражения ходатайства об услуге и отсутствие формулы-выражения благодарности).

При этом прослеживается тенденция адаптировать имеющиеся структуры к грамоте нового типа - об этом свидетельствует появление специального ходатайства о приеме и отпуске посланника в обоих направлениях, ходатайство о его пребывании. Это же стремление очевидно и в случае проезжей грамоты Б. П. Шереметева, где появляется ходатайство о разрешении на пребывание. Документы данных жанров сближает также выбранный стилевой регистр деловой письменности - нейтральный. В этом же регистре происходит адаптация имеющихся речевых средств, образование новых клише.

Учитывая особый статус Б. П. Шереметева с его военными и дипломатическими заслугами и контекст антиосманской борьбы, в котором предпринималось путешествие, можно было бы ожидать приближения царской грамоты-ходатайства о приеме путешественника к жанру рекомендательного письма, встреченного нами (в виде целостной структуры или ее фрагментов) в иностранных путевых документах. В этом случае можно было бы говорить о царской грамоте принципиально нового типа, где автор в своем ходатайстве исходит из личных заслуг рекомендуемого лица. Однако в данном случае составитель царской грамоты не счел необходимым сообщать такие сведения. На наш взгляд, очевидна попытка включить грамоту-ходатайство о приеме путешественника в рамки сложившейся к тому времени традиции деловых документов, обычно сопровожавших выезд в Европу. Последняя не предполагала сообщение биографических данных и характеристики личных качеств рекомендуемого лица. Вместе с тем данной традицией предусматривалось то, что стало настоящей целью написания грамоты: сообщение об официальном характере визита Б. П. Шереметева и ходатайство о содействии дожа ему в Венеции, которые и должны были обеспечить оказание «подобающей чести». Именно последняя предполагалась рекомендательным пись-

MOM, но с иным риторическим оформлением. Этим и объясняется в диссертации восприятие в Венеции грамоты как рекомендательной, несмотря на совершенно иные речевые средства.

Следует иметь в виду также прагматический аспект. Грамота Петра I оставляла Б. П. Шереметеву возможность дипломатического маневра. Как было показано в процессе ее анализа, в его устных речах перед различными правителями, сведения о путешественнике, цели путешествия и пунктах назначения варьировались в прямой зависимости от адресата и, следовательно, от цели произносимой речи.

Седьмая глава посвящена исследованию грамот-ходатайств Петра I венецианским дожам о подданных Венецианской республики - находившихся на службе в России выходцах из колоний Венеции - И. Ф. Боцисе, С. Владиславиче и М. Змаевиче. Отдельное место занимает ходатайство Петра I о положении прихожан греческой православной церкви Св. мученика Георгия в Венеции.

Грамота-ходатайство Петра I к дожу Альвизо Мочениго от 20 апреля 1707 г. была написана в защиту родственников морского офицера, графа И. Ф. Боциса (ум. 1714), родившегося в Далмации (греческого происхождения, подлинное имя - Icoawr|<; Мттотат|С, в России - Иван Федосеевич Боцис) и прослужившего около 17 лет на венецианском флоте. В 1703 г. И. Ф. Боцис по приглашению русского посланника в Константинополе П. А. Толстого прибыл в Россию, где был принят на службу в звании «шоутбейнахт от галер» (контр-адмирал). Уже в 1704 г. ему был доверен русский галерный флот: год он занимался строительством кораблей на Олонецкой верфи, а в 1706 г. командовал галерной эскадрой во время обороны Котлина.

По всей вероятности, в 1707 г. И. Ф. Боцис, полностью оправдавший доверие Петра I как опытный морской офицер и ответственный организатор строительства флота и флотоводец, обратился к царю с просьбой о содействии, письменной или устной. В чем она заключалась, неизвестно, но именно на основании этого текста была составлена царская грамота-ходатайство, датированная 20 апреля 1707 г.

Об этой грамоте упоминают и Н. Н. Бантыш-Каменский1 и Е. Ф. Шмурло, не обнаруживший, однако, ее текст в Государственном архиве г. Венеции . Автору диссертации так же не удалось отыскать текст этой грамоты в Государственном архиве Венеции. По этой причине она исследуется по публикации в пятом томе «Писем и бумаг императора Петра Великого»3.

1 Бантыш-Каменский Н.Н. Обзор внешних сношений России (по 1800 год). Ч. 2. (Германия и Италия). М., 1896. С. 213.

2 Шмурло Е. Отчет о заграничной командировке осенью 1897 т. ... И Уч. зап. Имп. Юрьевского ун-та. Юрьев, 1898. № 1. С. 35-51.

3 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 5: (январь-июнь 1707 г.). СПб 1897. С. 11-12.

Как и грамота об Иоанникии Лихуде, грамота об И. Ф. Боцисе может быть рассмотрена как своего рода рекомендательное письмо.

В главе охарактеризована структура грамоты об И. Ф. Боцисе, включающая обоснование ходатайства (ссылку на его прошение к царю о заступничестве перед дожем), ходатайство (царя перед дожем о протекции его родственникам), формулу ответной услуги и постскриптум (ссылку на приложенный к грамоте «мемориял» Боциса1).

И. Ф. Боцис представлен в грамоте как «пребывающей в службе нашей в морском флоте шоутбейнахт от галер господин контий Боцис» - впервые здесь отмечена лексема «господин» по отношению к лицу нижестоящему -ранее в грамотах в Венецию она употреблялась исключительно в обращении царя к дожу в значении «правитель» (напр., в грамоте об Иоанникии Лихуде), хотя в письмах Петра I к соратникам она встречается уже в конце 90-х годов XVII в. Судить о сути дела, которое так волновало И. Ф. Боциса, по тексту грамоты невозможно. В ней нет подробного пересказа документов, которые поступили от него на имя Петра I. По этой причине невозможно проследить трансформацию использованных в них средств в грамоте Петра I. Можно лишь предположить, что она не была связана с отъездом Боциса из России и его пребыванием на территории Венецианской республики. В этом ее отличие от грамот-ходатайств Петра I о других подданных дожа (Иоанникии Лихуде, Саве Владиславиче, Матии Змасвиче).

Обращение И. Ф. Боциса к царю с ходатайством о заступничестве перед дожем выражено здесь новым для царской грамоты способом - ссылкой на дипломатические отношения между двумя государствами, которые характеризует слово «дружба», причем подчеркнут давний ее характер и ее актуальность к моменту написания грамоты; упомянуты предшественники дожа. Кроме того, в грамоте об И. Ф. Боцисе акцент сделан на том, что речь идет о личном заступничестве царя. Этот новый для царской грамоты-ходатайства прием допускает складывающийся речевой этикет; он не оставляет у адресата никаких сомнений в том, насколько важно выполнение просьбы русского государя.

Завершает основной текст грамоты формула ответной услуги; некоторые ее компоненты в разных грамотах повторяются регулярно. Однако, в отличие от грамоты об Иоанникии Лихуде, адресатом ответной услуги назван сам дож. Таким образом, акцент сделан на обмене услугами двух лиц, одно из которых (автор царской грамоты) зависит от другого, и на собственном обещании царя, для которого важно выполнение его ходатайства. Новый речевой этикет допускает использование соответствующих лексических средств.

1 Упоминающийся в грамоте «мемориял» (записка) И. Ф. Боциса не был напечатан; судьба этого текста неизвестна.

Новый для царской грамоты постскриптум введен, в соответствии с западноевропейской традицией, при помощи латинских букв Р.Б. В диссертации особо отмечено, что документ, к тому же написанный другим лицом, прилагался к царской грамоте в Венецию впервые (ранее к царскому посланию добавлялся только его перевод (на латинский, реже на итальянский язык), о чем в грамоте, разумеется, не сообщалось). Теперь же парадно (следует думать) оформленную царскую грамоту дополняло ходатайство иностранного морского офицера, и царь специально сообщал дожу, что это сделано по его «высочайшему» распоряжению. Так записка И. Ф. Боциса, о которой распорядился сам государь, приобретала в глазах адресата особый вес: она непременно должна быть прочитана и принята во внимание.

На первый взгляд составители грамоты об И. Ф. Боцисе действовали подобно своим предшественникам, трудившимся над грамотой, например, об Иоанникии Лихуде. Принципиально важно, что царское ходатайство-рекомендация об И. Ф. Боцисе по-прежнему воспроизводит структуру грамоты об иеромонахе и, как и она, не предполагает посвящение адресата в детали дела. Это могло быть обусловлено как историческими реалиями (в ходе Северной войны вряд ли было целесообразно сообщать в Венецию о важности для Петра I именно галерного флота), так и статусом автора царской грамоты. С другой стороны, в грамоте об И. Ф. Боцисе появляется постскриптум, в чем, несомненно, следует видеть влияние иной эпистолярной культуры.

Итак, составители грамоты Петра I об И. Ф. Боцисе, стремясь сохранить специфику царской грамоты-ходатайства как дипломатического документа, призванного оказать содействие лицу, заслужившему царское ходатайство, пытались сделать это таким образом, чтобы не были скомпрометированы внешнеполитические интересы России и в первую очередь не был ущемлен статус автора царской грамоты. Вместе с тем меняется представление о том, каким может быть язык царского послания. Стиль грамоты по преимуществу нейтральный, значительная часть лексики весьма традиционна для документов этого жанра, но новый речевой этикет диктует и обращение к новым речевым средствам, приближающим этикет царской грамоты к речевому этикету самого Петра I. Нельзя исключить, что грамота, с которой царь был знаком, могла нести следы его правки. Но нельзя исключить и того, что за новыми этикетными клише, зарегистрированными в письмах царя и в дипломатической корреспонденции, отправляемой от его имени, стоят новые формы человеческого общения, пусть пока на высочайшем социальном уровне. Новые правила, регулирующие взаимоотношения автора царской грамоты и ее адресата, со временем привели к изменению стилевой и, в конечном счете, жанровой специфики царской грамоты-ходатайства как специального текста.

С грамотой царей Ивана и Петра Алексеевичей об Иоанникии Лихуде и Петра I об И. Ф. Боцисе сопоставимо по тематике послание Петра I от 14 июня 1716 г. дожу Джованни Корнеру, написанное в связи с отъездом в Венецию по семенным делам Савы Владиславича, - «иллирийского графа» и «надворного советника», признанного русского дипломата, чья многосторонняя деятельность, услуги, оказанные им на службе в России, были по достоинству оценены и отмечены царем.

Грамота исследуется по оригиналу, хранящемуся в Государственном архиве г. Венеции1 с учетом ее перевода на латинский язык2. В главе подробно проанализирован начальный и конечный протокол грамоты - тот же, что и в других царских дипломатических посланиях этого периода, - в связи с ее особой коммуникативной задачей, а также обоснование ходатайства, в котором сообщается об отъезде С. Владиславича в Венецию, и ходатайство царя перед дожем о надлежащем его приеме и протекции ему.

Ходатайство Петра I следует из сообщения об отъезде С. Владиславича в Венецию и о данных ему царем поручениях. Ссылка на его прошение о разрешении отбыть в Венецию отсутствует. Вместо формулы-сообщения об официальном «отпуске» использована новая для царского послания формула-сообщение об отъезде рекомендуемого лица. В ней названы его чин на штатской службе в России в момент написания грамоты, титул, имя. Подданство рекомендуемого и род его занятий не упомянуты. В отличие от некоторых других рассматриваемых царских грамот, должность, занимаемая С. Владиславичем уже 6 лет, названа, однако род услуг, оказанных им царю, не определен. Адресату царской грамоты не сообщается о данном Владиславичу официальном разрешении покинуть страну. Место назначения обозначено топонимом Италия - он не ограничивает поездку С. Владиславича пределами Венецианской республики (известно, что в дальнейшем он оказался в Риме). Цель его путешествия названа, но не конкретизирована, как и род и характер поручений, данных ему царем.

В главной части формулы-ходатайства использована лексема «рекомендовать», подчеркивающая, что данное лицо обладает рядом качеств, высоко ценимых автором грамоты и специально сообщаемых адресату. Цель рекомендации - разрешение дожа на пребывание С. Владиславича в Венецианской республике и протекция ему. Однако сфера, в которой тому могло потребоваться содействие дожа, не конкретизирована (в грамоте об Иоанникии Лихуде говорилось о протекции его родственникам). Оказание протекции со стороны дожа обозначено лексемами «протекция» и «вспоможение», также встречавшимися в грамотах об Иоанникии Лихуде и И. Ф. Боцисе. В рассматриваемой грамоте-ходатайстве отсутствует ссылка на прочные диплома-

1 АгсЫую сН 81а1о сН Уепег1а. Со11е§ю. Ьейеге рппмрь Шха 13, N 68.

г 1Ыё. N 67.

тические отношения между двумя странами, в грамотах об Иоанникии Лиху-де и об И. Ф. Боцисе призванная эмоционально воздействовать на адресата.

Формула ответной услуги, как и в грамоте об Иоанникии Лихуде, шире клише ответной услуги, однако отличается по количеству и составу компонентов - в грамоте об С. Владиславиче их только два (оценка действий дожа как любезности и ответная услуга).

Формула-оценка действий дожа - «мы то воспримем за особливои знак вашего к нам имеющего доброго намерения» - может быть рассмотрена как соответствующая двум первым формулам в грамоте об Иоанникии Лихуде; она характерна для складывающегося условного языка нового речевого этикета — этикета светского общения частных лиц. Клише ответной услуги содержит употреблявшуюся ранее лексему «воздавать», использованную, однако, в новом клише «воздавать не оставим», также принадлежащем новому речевому этикету.

Анализ царской грамоты-ходатайства о приеме Савы Владиславича, наиболее близкой по выполняемым коммуникативным задачам и содержанию к грамоте об Иоанникии Лихуде, позволил выявить ряд изменений, произошедших в первую очередь в формуляре царского послания иностранному правителю. Формулы, отражающие особенности функционирования системы заграничных путешествий в Российском государстве и взаимоотношений царь-подданные, более не используются. Формулу-сообщение об «отпуске» отъезжающего заменяет сообщение о его отъезде. При этом поручение, данное С. Владиславичу царем, не является главной мотивировкой его выезда из России. Формула-ходатайство о незамедлительном его отпуске из Венеции отсутствует, поскольку, видимо, предполагается сама собой. С другой стороны, в просительной части грамоты вместо формулы-ходатайства введена принципиально новая формула-рекомендация: «наилучшим образом рекомендовать восхотели». Вместе с тем, несмотря на то что грамота содержит рекомендацию в собственном смысле этого слова, здесь, как и прежде, не приводятся факты биографии лица, отправляемого в Европу, в рекомендательном письме обычно служащие обоснованием необходимости такой помощи.

В описании действий, ожидаемых от адресата, использованы как старые клише нейтрального регистра деловой письменности («вспоможение чинить»), так и новые («протекцию дать»). В формуле ответной услуги клише нового речевого этикета сосуществует с традиционно используемой лексикой, которая, впрочем, теперь включается в новое клише.

Следующий раздел главы посвящен анализу грамоты-ходатайства Петра I дожу Джованни Корнеру от 30 апреля 1716 г. о содействии подданному Венецианской республики морскому офицеру Матии Змаевичу (1680-1735), находившемуся на русской службе. Кратко охарактеризованы обстоятельства, вынудившие Змаевича покинуть родную Далмацию (совре-

менная Черногория), - нечаянное убийство на дуэли (или в уличной стычке) ровесника, происходившего из знатной семьи. Змаевич бежал сначала в Дубровник, затем в Константинополь, оттуда - в Россию, куда прибыл в 1712 г. Опыт службы на галерном флоте, приобретенный в Венеции, помог ему сделать здесь блестящую карьеру (контр-адмирал, вице-адмирал, адмирал).

Петр I, знавший и любивший морское дело, ценил заслуги М. Змаевича и, безусловно, нуждался в таком помощнике. На его просьбу заступиться за него перед дожем царь откликнулся из Гданьска, где находился в это время. Вероятно, грамота была составлена и оформлена в Походной канцелярии царя, сопровождавшей его в бесконечных военных походах. Ее сотрудники имели богатейший опыт подготовки царских посланий к иностранным правителям. Но с ходатайством о столь деликатном деле - просить за иностранного подданного, обвиняемого на родине в убийстве, но верой и правдой служащего русскому царю, - они столкнулись впервые. Можно предположить, что, обращаясь к уже существующим текстам царских посланий иностранному адресату, они, тем не менее, вынуждены были искать особенные речевые средства. Так возник текст, подписанный Петром 130 апреля 1716 г., отправленный в Венецию, где хранится и сегодня1.

В грамоте Петра I М. Змаевич представлен в первую очередь как венецианский «подданной», точно назван город Венецианской республики, из которого он происходит («житель торастскои»). Уже в этом представлении подчеркнута зависимость судьбы М. Змаевича от решения венецианских властей.

Структура грамоты традиционна: в ней выделяются обоснование ходатайства и собственно ходатайство. В обосновании царского ходатайства упоминается о том, что М. Змаевич дважды подавал прошение на имя царя. В первом он просил об «отпуске» - официальном разрешении покинуть Россию - его мог дать только Петр I. Оно не было получено. Во втором прошении Змаевич просил написать в его защиту грамоту венецианскому дожу. Первое прошение пересказано самым подробным образом. Содержание второго передано в своей сути. Судьба текстов этих прошений неизвестна; судить об их содержании можно только по пересказу в царской грамоте. Кроме того, неизвестно, насколько близко к оригиналу передан в царской грамоте текст обращения М. Змаевича к царю.

Для царской грамоты не был характерен подробный пересказ прошения, на основании которого она писалась. Однако для грамоты-ходатайства о М. Змаевиче было сделано исключение. Излагая его первое прошение, составители грамоты позволили самому просителю рассказать о событиях, приведших М. Змаевича в Россию. Рассказ этот звучит как его собственное оправдание и должен убедить дожа удовлетворить следующее далее царское ходатайство о помиловании. Пересказ ходатайства М. Змаевича позволяет авто-

' АгсЫую (31 БГаЮ <Н Уепег1а. Со11е§ю. 1-е«еге рппарк БЛга 13, N 71.

ру царской грамоты дать ему возможность вымолить прощение таким косвенным образом и в то же время настойчиво доводил до итальянского адресата, какое судьбоносное решение находится в его руках. Грамота содержит отличную рекомендацию Змаевичу, где его услуги царю представлены как высокопрофессиональные и этически корректные.

Во второй части грамоты ходатайство усилено ссылкой на дружеские отношения между двумя государствами - к ней составители царской грамоты прибегали в исследуемых документах не раз.

Формулируя царское обещание услуги в ответ на помилование венецианцами М. Змаевича, составители грамоты не ограничились включением обязательных компонентов данной формулы (выполнение адресатом ходатайства царя, ответные царские действия); они прямо сообщили о том, что Петр I надеется на выполнение его просьбы. Таким образом, формула ответной услуги становится еще одним, заключительным ходатайством Петра I - аналогичный прием использован и в его грамоте в защиту греческой церкви в Венеции. Признательность царя выражена формулой-клише ответной услуги -«и взаимно такими ж мерами вашей светлости и всей яснейшей Речи Поспо-литой воздавать не оставим». Она содержит клише «взаимно ... воздавать», использовавшееся и ранее, однако теперь - в новой для речевого этикета конструкции с глаголом оставить.

Как видим, в царских посланиях, направленных в Венецию после 1700 г., выполнение просьбы царя и его ответная услуга дожу, как правило, представлены не столько как действия двух государств, зависящие друг от друга, сколько как взаимный обмен любезностями двух частных лиц. Однако лишь в грамотах Петра I о М. Змаевиче и о греческой церкви формула ответной услуги использована составителями для того, чтобы еще раз ходатайствовать перед адресатом. Таким образом, эта формула выполняет еще одну функцию — дополнительного ходатайства, никак не завуалированного, более того — подчеркнутого.

В ответном послании дожа, полученном 28 ноября 1716 г., сообщалось, что «дело по требованию его, государя, о капитане Змаевиче исполнено и он прощен от республики».

Грамота-ходатайство Петра I дожу Джованни Корнеру в защиту греческой церкви Святого мученика Георгия в Венеции, написанная 7 декабря 1710 г., также хранится в Государственном архиве Венеции1.

Ее анализу предшествует краткая характеристика истории греческой диаспоры в Венеции с конца XV в., постройки в 1573 г. в «греческом квартале» города православной церкви, во главе которой стоял митрополит Филадельфийский, особые отношения прихожан церкви с Россией.

1 АгсЫую (11 Э1а1о ¿1 Уепег1а. Со1^ю. ЬеПеге ргтырЬ ¥'йга 13, N 59. Опубл.: Шмур-ло Е. Отчет о заграничной командировке осенью 1897 г. ... С. 55-57.

Своеобразие царской грамоты-ходатайства в защиту греческой церкви в Венеции состоит в первую очередь в том, что поводом к ее написанию послужил не выезд из России и пребывание в Венеции российского или венецианского подданного, а события, произошедшие на территории Венецианской республики. Отправной текст (письменный или устный - он, к сожалению, не сохранился), на основании которого она написана, содержал не только прошение о помощи, но и, следует полагать, жалобу. Коммуникативная задача грамоты - гарантировать протекцию не одному лицу и его семье, а целому ряду лиц, выделяемых по определенному признаку (православное вероисповедание) определила специфику ее формуляра. Он подробно проанализирован в главе.

«Гонителем» и «притеснителем» греческой паствы названо конкретное лицо, принадлежащее к высшей степени священства - митрополит Фила-дельфий. Описание его действий против церкви содержит антитезу старые/новые по отношению к «догматам» и указание на разрушение прежних привилегий. Итак, негативная информация, полученная Петром I из Венеции, пересказана таким образом, что козни архиерея Филадельфия предстают как действия не только против греческой церкви («единоверной» с Петром I), но и против высших венецианских властей, издревле этой церкви покровительствующих.

Из описания дел в Венеции логически следует ходатайство царя, которое касается, с одной стороны, возвращения свободы православной церкви в Венеции, с другой - действий дожа в отношении архиерея.

В ходатайстве о протекции дожа православным верующим в Венеции ожидается запрет на какие-либо действия, идущие вразрез с интересами церкви святого Георгия и православных Венеции. Под защитой дожа должна оказаться религия, которую исповедует сам Петр I; подлежащие запрету действия - оспаривание догматов и притеснение православного населения.

Обоснование царского хозяйства включает описание предшествующего положения церкви в Венеции, обязанного протекции дожа. Петр I просит подтвердить привилегии греческих священников, ссылаясь на добрые дипломатические отношения России и Венеции - «дружбу» царя и дожа. Это еще одно ходатайство: новый эпистолярный этикет предполагает, что автор царской грамоты может говорить о своей надежде, «уповать» на действия адресата, прямо сообщая о том, что ожидает помощи и рассчитывает на нее. Ранее эта лексема встречалась в ходатайстве князя В. В. Голицына («уповая надежду имети»1), но никак не в тексте царской грамоты.

Кроме того, складывающимся этикетом допустимо и использование такой конструкции, как «подтвердить изволите содержаны были», в которой у дожа запрошено подтверждение привилегий греческой церкви. Автор царской

1 ПДС. СПб., 1871. X. Стб. 1365.

грамоты, таким образом, подчеркивает свою зависимость от действий дожа Венецианской республики - ее предполагает эпистолярный этикет, строящийся на ролевом распределении (эта конструкция встречалась в ходатайстве Петра I о М. Змаевиче). Ходатайство перед дожем о разрешении дать отставку архиерею Филадельфию и избрать нового предлагается в интересах религии, к которой принадлежит автор царской грамоты. Завершает ходатайство Петра I формула ответной услуги, в отличие от других его грамот-ходатайств включенная в состав еще одного - «дополнительного» ходатайства.

Выполнение ходатайства со стороны дожа представлено как проявление присущих ему и всей «Светлейшей республике» «известного великодушия и справедливости». Это действие в интересах христианства (о разделении на западную и восточную церковь речи нет) и лишь затем говорится о проявлении любезности по отношению к царю. В формуле ответной услуги адресатом царской милости выступают не «подданные» дожа и Светлейшей республики (как обычно в этой формуле), а «единоверные».

Обоснованием ходатайства является указание на свободу, которой обладают исповедующие католическую веру в России. О том, что в России католики не подвергаются никаким притеснениям, сказано теми же словами, в которых ранее была запрошена протекция православным грекам в Венеции. Таким образом, действия, о которых ходатайствует царь перед дожем, предстают как уже осуществляемая в Российском государстве ответная услуга по отношению к «единоверным» дожа.

Грамота Петра I, написанная в защиту православной церкви Святого Георгия, представляет собой наиболее настойчивое ходатайство из всех направленных им в Венецию. Если обычно царская просьба формулируется в специально предназначенной для того части грамоты - просительной, то призыв к дожу защитить греческую церковь присутствует уже в обосновании ходатайства, затем дважды звучит собственно в ходатайстве и вновь появляется в формуле ответной услуги, т. е. присутствует во всех структурных частях грамоты. Ходатайство царя предстает не только как его желание, но и как дружеская просьба к дожу и как надежда: соответствующие речевые средства допустимы новым эпистолярным этикетом.

Грамоты-ходатайства русских царей о подданных Венецианской республики к венецианским дожам имеют ряд объединяющих их черт, которые могут быть рассмотрены как жанровые признаки. Они составлены на основании ходатайства иностранного подданного, обращенного к царю, как правило, в письменной форме. Вследствие этого в известной мере они представляют собой пересказ чужой речи от лица царя и, в конечном счете, могут быть рассмотрены как ходатайство иностранного подданного перед дожем через автора царской грамоты и посредством текста последней. Необходимая при этом жанрово-стилевая трансформация, предполагаемая жанром царской грамоты-ходатайства, позволяет говорить о специфике интересующего нас жанра. Она

заключается как в наборе соответствующих формул в составе формуляра грамоты, так и в ее речевом наполнении (клише официально-делового, а также нейтрального регистра деловой письменности), на протяжении времени претерпевшем ряд существенных изменений. Так, приближаясь по выполняемым коммуникативным задачам и содержанию к грамоте об Иоанникии Лихуде, грамота о Саве Владиславиче свидетельствует о формировании нового типа речевого этикета, который может быть определен как светско-деловой.

Царские послания об Иоанникии Лихуде, Саве Владиславиче и Матии Змаевиче - своего рода рекомендательные грамоты, призванные представить рекомендуемое лицо таким образом, чтобы ему было оказано содействие. Рекомендации в собственном смысле слова при помощи соответствующей специальной лексемы еще не было в грамоте об Иоанникии Лихуде - она появляется позднее, в грамотах о М. Змаевиче («засвидетельствовать») и С. Владиславиче («рекомендовать»). Но даже при ее отсутствии грамота об Иоанникии Лихуде была воспринята в Венеции именно как рекомендательная.

Однако в случае царской грамоты за пределами текста остается биография рекомендуемого лица, которая в рекомендательном письме должна служить главным мотивом для его составления. В грамоте об Иоанникии Лихуде и о М. Змаевиче в качестве такого мотива выступает прошение рекомендуемого лица об «отпуске». Особое место занимает грамота о М. Змаевиче, где содержится положительная оценка его службы в России, однако формально она не является поводом для написания грамоты (эту роль выполняет прошение М. Змаевича): в царском послании приведены лишь факты, необходимые для ходатайства, причем в изложении самого просителя.

В Заключении обобщаются результаты проведенного в диссертации анализа грамот-ходатайств Петра I к дожам Венецианской республики 16881716 гг. в их эволюции и подводятся следующие итоги.

Жанр дипломатического послания, унаследованный в эпоху царствования Петра I от предшествующего периода, не предполагал и не допускал отражение личностных качеств и мировоззренческих установок царя, характерное для его частной переписки, служебной и личной, что проявлялось на уровне эпистолярного этикета и речевого оформления.

В то же время в дипломатических посланиях Петра I использование формуляра и закрепленных за ним речевых средств не означает полной их «автоматизации» (Ю.Н.Тынянов). Более того, в петровских ходатайствах 1697 г. мы предположили в некотором смысле фиктивное использование традиционных средств, которое столь удачно позволило автору грамот добиться содействия русским учащиуся и Б.П. Шереметеву в Венеции, не раскрывая подлинных целей их поездки.

Правомерно говорить о риторике петровского дипломатического послания, если иметь в виду под последней репертуар речевых средств, соответствующих предмету изложения — их составители черпали из царских тек-

стов со схожими коммуникативными задачами. Однако главным было не желание приблизиться к авторитетным образцам, не слепое следование традициям и принципам, пусть и освященным царским именем, а выработка оптимальной словесной формы для решения актуальной дипломатической и, следовательно, коммуникативной задачи. Если префразировать наблюдение о том, что стилистика художественной речи «рассматривает речь писателя как своеобразную форму речи, а не как своеобразную форму искусства»1, то можно утверждать, что авторская речь Петра I, представленная в его грамотах в Венецию, является не только своеобразной формой речи, но и своеобразной формой искусства.

Выбор речевых стратегий был прерогативой составителей грамоты, однако стратегии эти в конечном счете не только подчинялись политической воле автора царской грамоты, но и отражали его индивидуальность. Царское политическое послание с его жесткой структурой и определенным набором речевых средств, присущее жанру дипломатического документа, не только организовано политической волей ее автора, но и в определенной мере выражает его индивидуальность. Ведь о ком бы ни ходатайствовал Петр I - о приеме в Венеции русских учащихся морскому делу или путешественника Б.П. Шереметева, о приезде в Россию корабельных венецианских мастеров, о содействии дожа незаменимому для Петра дипломату и тайному агенту Владиславичу или об амнистии для верно служащего России талантливого морского офицера Змаевича, - за людьми стояли государственные дела первостепенной важности, которым царь придавал особенное значение, поскольку речь шла в прямом смысле слова о деле его жизни - создании флота и победах России на военном и дипломатическом поприщах.

Если задачи («объект» текста), которые ставили перед собой автор и составители грамот, могут быть определены как лежащие за пределами текста грамот (что делает их текстом нелитературным), то конечный результат их деятельности - получаемый на выходе из царской канцелярии текст - обладал характеристиками, позволяющими говорить о создании некоего особенного мира, в котором сложным образом соотносились реальность описываемой в грамоте ситуации, политические и дипломатические реалии российско-венецианских отношений данного периода, замыслы Петра I, старательно воплощенные в текст верными и опытными профессионалами; а также мировоззренческие установки царя, его мироощущение и индивидуальность. Они чрезвычайно своеобразно преломились в языке и стиле петровского дипломатического послания, которые значительно отличаются от языка и стиля его частных писем служебного и личного характера.

Если в других жанрах деловой письменности обычно домининирую-щей была ориентация на адресата, т. е. речевые средства подбирались в соот-

1 Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: НПК «Интелвак», 2001. Стб. 1031.

ветствии с его социальной ролью и соответствующей, зависящей от этого ролью автора послания, то в случае царской грамоты на выбор речевых средств традиционно влиял и статус адресата (начальное приветствие, декоративное оформление) и статус автора царского послания. Текст подчинялся жесткой иерархической регламентации с ее абсолютной ценностью статуса автора царской грамоты, всячески подчеркивалась недосягаемая высота и всеобъемлющая полнота царской власти. Именно дипломатический статус автора царской грамоты был главным - разумеется, не высказанным прямо - аргументом, который призван был убедить адресата в необходимости выполнить царское ходатайство, благодаря чему достигалась коммуникативная задача грамоты и стоящая за ней задача дипломатическая.

В грамотах Петра I, написанных в регентство царевны Софьи, а также в начале его единоличного правления, протокол царской грамоты иностранному адресату определял дипломатический статус ее автора. - После 1700 г. дипломатическим статусом автора/адресата по-прежнему определяются протокол царского дипломатического послания (царская интитуляция, начальное и финальное приветствие) и его оформление (размер александрийского листа, на котором написана грамота, доля золота в ее оформлении): формулы царского эпистолярного этикета, наиболее чувствительные к социальному статусу автора/адресата, оказались наименее подвержены изменениям и при Петре I.

В основном же тексте грамоты в качестве регулятора, доминирующего принципа, организующего текст дипломатического послания, выступает не дипломатический статус автора царского послания и его адресата, а статус вежливого собеседника: правила нового речевого этикета регулируются ролью автора текста в коммуникативной ситуации - ролью просителя, обращающегося с вежливой просьбой. Дипломатический статус автора царской грамоты и статус просителя в новом этикете не предстают более противоречащими друг другу. Ранее это противоречие, по-видимому, ощущалось и автором грамоты, и составителями, и снималось за счет подчеркивания, выделения царского дипломатического статуса. Теперь в этом нет необходимости; более того, дипломатический статус правителя предполагает владение формами вежливости.

Произошедшая в основном тексте грамоты смена доминирующего принципа позволяет говорить о жанровой-стилевой и языковой эволюции и даже трансформации ходатайства Петра I о приеме лица и приближении его к собственно рекомендательному письму в том смысле, в каком существовал этот жанр в Европе (неизвестно — и не столь важно, - насколько сознательной была ориентация на образцы, существующие за рубежом, повлиял ли представленный в последних речевой этикет на русские нормы).

При этом формуляр основного текста в грамоте-ходатайстве Петра I о приеме лица - набор и порядок следования формул - не претерпел сущест-

венных изменений, поскольку коммуникативная задача осталась прежней -добиться удовлетворения ходатайства; не изменилась и структура дипломатического послания: обоснование ходатайства (где непременно следует сообщить об отъезде и его целях) и собственно ходатайство - о приеме его в Венеции.

Однако речевое наполнение формул стало несколько иным, поскольку изменилось представление о том, как должно выглядеть обоснование ходатайства в царском дипломатическом послании, где стало не только возможно, но и необходимо появление обширной экспозиции, разъяснение дела, не касающегося непосредственно автора грамоты.

Царское ходатайство эволюционирует от форм волеизъявления к формуле вежливой просьбы. Если ранее автор царской грамоты выступал в роли высочайшего дипломатического лица, изъявляющего свое желание, а адресат как другое высочайшее дипломатическое лицо, во власти которого это желание осуществить, то теперь автор царской грамоты обращается с вежливой просьбой к дружественному ему правителю Венеции, от которого ожидается не менее любезное содействие.

Формула ответной услуги (изначально) представляет своего рода договор автора грамоты с адресатом и, следовательно, договор межгосударственный - но не официальный, дипломатический, а подразумевающийся логикой текста. Он ставит действия автора в России в зависимость от (не)выполнения царского ходатайства в Венеции и, таким образом, призван мотивировать адресата, вследствие чего он может быть рассмотрен как особенная форма хо-датайтства и/или воздействия на адресата. Отсюда - использование лексических средств, указывающих на полное и точное соответствие действий царя действиям адресата.

После 1700 г. ответная услуга обещается не подданным дожа, а самому дожу или «всей яснейшей Речи Посполитой» (исключение сделано лишь для «милостивого призрения» к католикам в России в грамоте о греческой церкви). Можно предположить, что специальное представление обмена услугами между царем и дожем как личного было риторическим и дипломатическим приемом, призванным воздействовать на адресата, и в то же время его можно рассматривать как реализацию новых принципов речевого/эпистолярного этикета. Последним допускается (и предполагается) также выражение царского «упования» и представление царского ходатайства как личного «желания» и «прошения».

Изменения в грамотах-ходатайствах коснулись и специальных риторических средств воздействия на адресата. Изначально в этом качестве выступает указание на зависимость отношений между царем и дожем, т. е. межгосударственных отношений России и Венеции («любовь») от выполнения ходатайства. Оно сохраняется и после 1700 г., однако конкретизируется при помощи лексем «приязнь», «дружба», «согласие» и «содружество», причем

«дружба» характеризуется как «древняя», «содружество» и «согласие» - как «добрые». Как особенное средство (начиная с 1697 г.) используется прямое указание на то, что, выполняя ходатайство, адресат пойдет навстречу лично Петру I («для нашего царского величества»). Такое специальное, эксплицитное обозначение царской просьбы не только не вредит статусу автора, но и используется в качестве еще одного, возможно, наиболее действенного риторического средства. Скорее всего, действенность эта составителями грамоты ощущалась и использовалась сознательно, что автором грамоты, которому принадлежало последнее слово, допускалось и, по-видимому, поощрялось. На первый план выдвигается личное участие царя в судьбе рекомендуемого лица, его вмешательство в возможный ход событий, что более никак не умаляет его дипломатического статуса. Более того, оно позволяет личное общение с правителем Венеции, взаимное содействие в выполнении «прошений» становится их личным и общим делом. В грамоте-ходатайстве Петра I о греческой церкви появляется также прямое указание на зависимость автора от действий адресата.

Если в первом ходатайстве 1688 г. Петра I об Иоанникии Лихуде в центре внимания было не рекомендуемое лицо, а его автор, без декларации статуса которого невозможна рекомендация и, в конечном счете, не существует - по крайней мере для венецианского адресата - само рекомендуемое лицо, то в последней его грамоте-ходатайстве 1716 г. о С. Владиславиче дипломатический статус автора царского послания, заявленный в протоколе и в оформлении грамоты, существует в другом измерении. Оно находится за пределами текста - в плоскости социальных, иерархически жестких отношений, не актуальном более для основного текста грамоты, где речь идет о лице, достойном царской рекомендации.

Данная трансформация на уровне культурологическом может быть связана с произошедшим при Петре I сломом этикетных норм, столь желаемым царем, который в его правление в буквальном смысле слова видоизменил Россию; в известной мере он отразился и в царском дипломатическом послании, консервативном по своему характеру.

Именно поэтому в царских грамотах при Петре I после 1700 г. вдруг стали фиксироваться некоторые изменения в речевом/эпистолярном этикете. Возможно, они не были санкционированы царским указом и тем более нормированы служащими Посольского приказа/Походной канцелярии/Коллегии иностранных дел, но они отражали представления царя о том, какими должны быть новые нормы. В первую очередь в дипломатической сфере, но и, шире, в области межличностных отношений. Этикет царского дипломатического послания, приближающийся к этикету европейскому, позволял адресату судить о Петре I как о монархе, говорящем на одном с ним языке, если понимать под последним язык принятой в Европе вежливости. Дипломатический язык петровской грамоты-ходатайства — в дальнейшем он будет лишь

отшлифовываться, вплоть до века просвещенной императрицы Екатерины II, — не только язык новой России на дипломатическом поприще, но и непосредственный предшественник языка светского общения в самой России и стоящих за ним отношений. Хранящиеся по сей день в Венеции оригиналы царских грамот и их копии в России не могли, разумеется, оказать прямого влияния на российское общество, однако они отразили волю Петра I, зарождение тенденции и направления. За правилами внешнего поведения и за формулами вежливости царского дипломатического послания кроются правила поведения, если угодно, внутреннего; мировоззренческие представления о взаимоотношениях людей и, в конечном счете, о роли и положении в обществе и мире, достойном человека. Русская литература, утверждение ее жанровой системы, как и истоки нового литературного языка, относимые к Петровской эпохе, зиждятся на тех представлениях о взаимоотношениях людей, которые могли бы показаться естественными, единственно возможными и исконными, но на самом деле восходят к эпохе царствования Петра Великого.

Основные положения отражены в следующих публикациях:

Монографические исследования:

Дипломатические послания Петра Великого дожам Венецианской республики: тематика, жанр, стиль, эпистолярный этикет. М.: Индрик, 2013. 28,5 а.л.

Венецианские корабельные мастера на службе у Петра I: переписка с дожем и переговоры о найме. М.: Индрик, 2012. 3,2 а.л.

Грамота-ходатайство Петра I венецианскому дожу о приеме русского путешественника Бориса Петровича Шереметева. М.: Индрик, 2012. 4,2 а.л.

Грамоты-ходатайства Петра I венецианским дожам о подданных Венецианской республики. М.: Индрик, 2012. 5 а.л.

Публикации в научных журналах, рекомендованных ВАК:

Переписка русских государей с венецианскими дожами как феномен эпистолярной словесности XVII в. // Вестник славянских культур: Научн,-инф. журнал. М., 2012. № 2 (XXIV). С. 67-76.

Финальное приветствие в дипломатических посланиях Петра I к дожам Венеции // Вестник Костромского гос. ун-та им. H.A. Некрасова. Т. 18. Основной вып. 2012. № 3. С. 100-104.

Грамота о графе Боцисе как пример Петровской грамоты-ходатайства // Вестник Московского гос. обл. ун-та. 2012. № 5. С. 35-40. (Сер. Русская филология).

Структура финального формуляра г^арских грамот к иностранным правителям //Изв. Волгоградского гос. пед. ун-та. 2012. № 8 (72). С. 80-83. (Сер. Филологические науки).

Профессор Е. Ф. Шмурло - исследователь грамот Петра Великого к дожам Венеции // Вестник Ярославского гос. ун-та им. П.Г. Демидова. 2012. № 4 (22/1). С. 121-125. (Сер. Гуманитарные науки).

Палеографическое оформление царских посланий к дожам Венег^ии // Изв. Волгоградского пед. ун-та. 2012. №11 (75). С. 52-56. (Сер. Педагогические науки; Филологические науки; Социально-экономические науки и искусство).

К истории изучения русской эпистолярной словесности //Вестник славянских культур: Научн.-инф. журнал. 2012. № 4 (XXVI). С. 83-95.

Грамота о «приемности» как уникальный вариант Петровской грамоты-ходатайства // Изв. Волгоградского гос. пед. ун-та. 2013. № 1/76. С. 59—62. (Сер. Филологические науки).

Особенности формуляра царской грамоты к дожам Венеции: инвока-ция, интитуляция, начальное приветствие // Вестник Северного (Арктического) федерального ун-та. 2013. № 1. С. 70-75.

Грамота царя Алексея Михайловича и современный ей перевод на итальянский язык // Герменевтика древнерусской литературы. М.: Языки славянской культуры; Прогресс-традиция, 2004. С. 828-868.

Заказ № 207. Объем 2 п.л. Тираж 120 экз.

Отпечатано в ООО «Петроруш». г.Москва, ул.Палиха 2а.тел.(499)250-92-06 www.postator.ru

Текст диссертации на тему "Дипломатические послания Петра Великого дожам Венецианской Республики"

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ НАУКИ ИНСТИТУТ МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ им. A.M. ГОРЬКОГО РАН

На правах рукописи

0520x35x012 Сй/даил&и

Карданова Наталия Борисовна

ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ ПОСЛАНИЯ ПЕТРА ВЕЛИКОГО ДОЖАМ ВЕНЕЦИАНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ: Тематика, Жанр, Стиль, Эпистолярный этикет

Специальность 10.01.01 —Русская литература

Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва 2013

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение.............................................. 3

Глава I. История публикации и изучения грамот Петра I дожам

Венеции........................................ 20

Глава II. Графическое оформление и протокол царской грамоты к итальянскому адресату: формирование эпистолярного

этикета........................................ 56

Глава III. Грамота-ходатайство царей Ивана и Петра Алексеевичей венецианскому дожу Марко Антонио Джустиниану о

греческом учителе иеромонахе Иоанникии Лихуде..... 166

Глава IV. Грамоты-ходатайства Петра I венецианскому дожу

Сильвестро Вальеру о присылке в Россию корабельных

мастеров и об отправлении их в Венецию............ 213

Глава V. Грамоты-ходатайства Петра I о русских учащихся

в Венецианской республике....................... 269

Глава VI. Грамота-ходатайство Петра I венецианскому дожу

Сильвестро Вальеру о приеме русского путешественника

графа Бориса Петровича Шереметева................ 313

Глава VII. Грамоты-ходатайства Петра I венецианским дожам

о подданных Венецианской республики............. 383

Заключение............................................ 443

Библиография.......................................... 451

Принятые сокращения.................................... 510

Приложение........................................... 511

ВВЕДЕНИЕ

Дипломатические послания русских царей к иностранному (в данном случае — итальянскому) адресату представляют значительный интерес не только как исторический источник, но и как материал для воссоздания истории русской дипломатии и формирования дипломатического этикета и его специфического языка, и как тип русского приказного документа, и, наконец, как жанр деловой письменности.

Петр I, впервые включивший Россию в круг крупнейших европейских государств, имел обширные дипломатические связи с их правителями1. На протяжении всего его царствования велась переписка с дожами Венецианской республики - крупнейшей морской державы того времени, чей опыт в кораблестроении был особенно актуален для царя, приступившего к созданию российского морского флота. В начале царствования Петра I Россию и Венецию объединяло участие в военном антиосманском союзе.

Обращение именно к текстам дипломатических посланий Петра I обусловлено тем, что в них отразилась эта переломная в истории России эпоха. Выбор венецианского адресата — не только интенсивностью дипломатических связей двух государств, но и тем, что морское и военное дело, связывавшие царя с Венецией, были сферами и государственных и личных интересов Петра I: исходя из тех и других отправлялись в Венецию царские дипломатические послания. Государь сам контролировал подбор за рубежом специалистов для строительства флота, отправку за границу молодых дворян на учебу и заслуженных военачальников «для видения тамошних стран», лично поддерживал венецианских подданных, верно ему служивших на морском и дипломатическом поприще.

1 Убедительный пример: только в одном фонде № 135 Государственного древлехранилища хартий и рукописей хранятся подлинники грамот Петра Великого к английской королеве Анне, Голландским Генеральным штатам, австрийскому императору Карлу VI, французскому королю Людовику XIV, герцогу Брауншвейг-Люксембургскому Георгу Людвигу и др. (Государственное древлехранилище хартий и рукописей. Опись документальных материалов фонда № 135. М., 1971. С. 146-152).

Появление в дипломатической переписке Петра I грамот-ходатайств было обусловлено не только его новым подходом к связям с иностранными державами, но и реалиями российской действительности, когда новые для России поездки в Европу для получения образования или в познавательных целях обусловили появление новых дипломатических документов.

Выбор жанра ходатайства обусловлен тем, что данные тексты объединяет некоторое не только тематическое, но и структурное единство. Они содержат набор обязательных формул, что позволяет говорить об их принадлежности к дипломатической документации в узком смысле слова. Но, в отличие от тех же верительных грамот, помимо обязательных формул, грамоты-ходатайства содержат некие дополнительные сведения и данные, позволяющие говорить об их тематическом разнообразии и, вместе с тем, проследить эволюцию, прежде всего, в тех текстах, где речь идет о приеме в Венеции рекомендуемых Петром I лиц (о рекомендуемых лицах мы говорим условно, не подразумевая собственно жанр рекомендательного письма).

Материал исследования — оригиналы грамот-ходатайств Петра I, отправленные на протяжении 1688-1716 гг. дожам Венецианской республики, хранящиеся в Государственном архиве г. Венеции (Archivio di Stato di Venezia. Collegio. Lettere principi. Filza 13. N 13, 42, 43, 50, 51, 59, 63, 66, 68, 71), т. e. дошедшие до адресата (исключение — грамота об И. Ф. Боцисе 1707 г.), вкупе с современным им переводом на латинский и итальянский языки (хранятся там же: N 11, 12, 26, 27, 28, 41, 49, 54, 57, 67). На полученные от Петра I грамоты в Венеции, как правило, составлялись ответные послания . Изучение переписки Петра I с дожами Венеции в совокупности документов позволяет реконструировать историю создания и функционироания текста царских грамот, вплоть до его рецепции иностранным адресатом. Учтены также публикации документов о российско-итальянских связях XVI-XVII вв. в таких авторитет-

2 Фонды Государственного архива г. Венеции, в которых представлены документы, отразившие взаимоотношения России и Венецианской республики, перечислены в статье: Vitale E. Les sources de l'histoire russe aux archives d'état de Venise // Cahiers du monde russe e soviétique. 2. Volume 5. Avril-juin 1964. P. 251-255.

ных изданиях, как «Памятники дипломатических сношений Древней России с державами иностранными», «Письма и бумаги императора Петра Великого», и в других изданиях ХУШ-ХХ вв.: как правило, в России оставались копии отосланных дипломатических посланий, а также грамоты, по каким-либо причинам не отправленные.

Предмет исследования - жанрово-стилевая специфика петровского ходатайства перед венецианскими дожами в его эволюции, в связи с чем анализируются его жанро- и стилеобразующие факторы, дипломатический язык и авторская речь, а также своеобразная риторика царской грамоты иностранному адресату.

Цель диссертации — исследование грамоты-ходатайства как одной из разновидностей дипломатических посланий Петра I дожам Венеции — охарактеризовать их жанрово-стилевую специфику как документов деловой письменности и одновременно как авторских текстов. В связи с этим были поставлены следующие задачи: из всей совокупности посланий Петра I к дожам Венеции выделить одну жанровую разновидность — грамоты-ходатайства; выстроить исследование на основе таких составляющих теоретико-понятийного аппарата, как жанр, стиль, этикетные элементы, формально-тематическая структура царской грамоты-ходатайства, выработав критерии и методологию их использования применительно к царским дипломатическим текстам; определить жанро- и стилеобразующие факторы грамоты-ходатайства Петра I в Венецию; провести дифференциацию между различными уровнями поэтико-стилистической и риторической структуры царского дипломатического послания; установить факторы, определившие ее жанрово-стилевую и языковую эволюцию и описать характер данной эволюции.

Актуальность темы исследования, помимо непреходящего интереса к личности Петра I и своеобразию эпохи, носящей его имя, обусловлена тем, что его дипломатические послания дожам Венеции, хотя и входили в поле интереса исследователей российской истории3, российско-итальянских

3 Устрялов Н. История царствования Петра Великого: В 4 т. СПб., 1858-1863; Ключевский В. О. Полный курс лекций: В 3 кн. М., 1993. Кн. 2; Богословский М. М. Петр I. Материалы для биографии. М., 1940-1948, и др.

связей4 и истории русской дипломатии, до сих пор не изучались как произведения русской деловой письменности и как авторские тексты, сыгравшие роль в формировании новой российской культуры.

Жанр царского дипломатического послания до сих пор не выделялся в исследованиях эпистолярного наследия Петра I, которое в своей совокупности изучалось историками — как отражение личности и мировоззрения Петра I5, лингвистами — для установления роли языковой личности царя-преобразователя в истории русского литературного языка6.

Интересующий нас жанр не представлен в исследованиях, посвященных деловой письменности7, литературе эпохи Петра I и ее жанрам8, а также в исследованиях, где речь шла о взаимодействии деловой письменности и древнерусской литературы9.

4 Шмурло Е. Сборник документов, относящихся к истории царствования императора Петра Великого. Т. 1: 1693-1700. Юрьев, 1903; Крылова Т. К. Россия и Венеция на рубеже XVII и XVIII веков // Уч. зап. Ленингр. пед. ин-та им. А. И. Герцена. Л., 1939. Т. 19. С. 43-82; Шаркова И. С. Россия и Италия: Торговые отношения XV — первой четверти XVIII в. Л.: Наука, Ленингр. отд., 1981; Сассато D. Alberto Vimina in Ucraina e nelle "partí settentrionali": diplomazia e cultura nel Seicento veneto // Europa Orientalis, 1986. N 5. P. 233-283; Girando G. Venezia e la Russia, 1472-1797: Trionfi e tramonti a confronto // Volti dell'Impero Russo. Milano: Electa, 1991. P. 53-62; Longworth Ph. Russian-Venetian Relations in the Reign of Tsar Aleksey Mikhailovich // The Slavonic and East European Review. Vol. 64. N 3. July 1986. P. 380^00; Venturi F. I rapporti italo-russi dalla seconda metá del '700 al 1825 // 1 quaderni di Rassegna Soviética. Atti del II Convegno degli storici italiani e sovietici. Roma, maggio 1966. Quaderno secondo, 1968. P. 6-30.

5 Богословский M. M. Петр Великий по его письмам // Петр Великий: Pro et contra: Личность и деяния Петра I в оценке русских мыслителей и исследователей: Антология. СПб., 2001. С. 429-464.

6 Виноградов В. В. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX вв. М.,

1982.

7 Никитин О. В. Деловая письменность в истории русского языка (XI-XVIII вв.): Лингвистические очерки. М.: Флинта; Наука, 2004; Он же. Проблемы этнолингвистического изучения памятников деловой письменности. М.: Флинта; Наука, 2000.

8 Picchio R. Letteratura della Slavia Ortodossa. Bari: Dédalo, 1991; Storia della civiltá let-teraria russa. Dir. da M. Colucci e R. Picchio. Vol. I: Dalle origini alia fine dell'Ottocento. Torino: UTET, 1997; Brogi Bercoff G. Gattungs- und Stilprobleme der altrussischen Briefliteratur (XI-XV Jahrhundert) // Gattungsprobleme der älteren slavischen Literaturen. Berlin; Wiesbaden, 1984. S. 97-120; Idem. La cultura letteraria barocca in Russia // II Barocco letterario nei paesi slavi / A cura di G. Brogi Bercoff. Roma: NIS, 1996. P. 223-260; Idem. Literary Genres in Petrine Russia: State of the Art and Open Questions // Study Group on Eighteenth-Century Russia Newsletter. Russia in the Reign of Peter the Great: Old and New Perspectives. / A cura di A. Cross. Cambridge, 1998. Pt. 1. P. 147-160.

9 Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X-XVII веков. СПб.: Наука, 1998. С. 121,

Тексты, авторство которых принадлежало венценосным особам России, в принципе не были обойдены вниманием исследователей, однако в первую очередь их привлекали литературные сочинения императрицы Екатерины II, в том числе как отражение российской политики10. Была исследована лишь одна грамота царя Алексея Михайловича китайскому императору11 и судьба указа этого

12 11 же царя в Англии , а также одно письмо все той же Екатерины II .

Таким образом, актуальность исследования объясняется неизученностью петровского дипломатического послания как отдельного жанра.

Вместе с тем, материал диссертации представляется особенно интересным и показательным в перспективе современных изысканий в области исторической поэтики литературы на этапах культурных сломов. Прежде всего потому, что он фиксирует разнонаправленные векторы жанрово-риторического мышления, скрестившиеся в переломную и переходную Петровскую эпоху. В это время все еще не была до конца изжита свойственная Средневековью расплывчатость принципов жанровой дистрибуции, заставляющая, как отмечает

123; Он же. Заключение. [Русская литература X — первой четверти XVIII века] // История русской литературы. Т. 1: Древнерусская литература. Литература XVIII в. JL: Наука, 1980. С. 453-454; Он же. Повести русских послов как памятники литературы // Путешествия русских послов XVI-XVII вв. Статейные списки. СПб.: Наука, 2008. С. 320. (Репр. 1954 г.). Ср.: Еремин И. П. Новейшие исследования по вопросам художественной формы древнерусских литературных произведений // ТОДРЛ. М.; Л., 1956. [Т.] 12. С. 292-310; Белецкий А. И. Русский литературный язык в первой половине XVIII века // История русской литературы. Т. 3: Литература XVIII века. Ч. I. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941. С. 53; Данилов В. В. Некоторые приемы художественной речи в грамотах и других документах Русского государства XVII века // ТОДРЛ. М.-Л.; 1955. [Т.] 11. С. 209-217; Назаревский А. А. О литературной стороне грамот и других документов Московской Руси начала XVII века. Киев: Изд-во Киев, ун-та, 1961; Демин А. С. Челобитные Аввакума и одна из неисследованных традиций деловой письменности XVII в. // ТОДРЛ. М.; Л., 1970. [Т.] 25. С. 220-231.

10 Moracci G.Performing History. Catherine's II Historical Dramas // Eighteenth-Century Russia: Society, Culture, Economy. Papers from the VII Intern. Conf. of the Study Group on Eighteenth-Century Russia (Wittenberg 2004) / R. Bartlett, G. Lehmann-Carli (Eds.). В.: LIT Verlag, 2007. P. 121-130; Мораччи Дж. Комедии Екатерины II и Вольтер. Новые заметки к теме // Реката на времето: Сб. ст. в памет на проф. Людмила Боева. Съст. А. Вачева и И. Чекова. София: Св. Климент Охридски, 2007. С. 189-198.

11 Giraudo G. Aleksej Michajlovic's Letter to the Chinese Emperor Shun-Chi (1654) // Russia and China: Traditional Values and Modernization. Tamkang University: 2001. P. 62-71.

12 Maniscalco Basile G. Un Ukaz di Aleksej Michajlovic nell'Inghilterra della Guerra Civile // Russica Romana. 2000. Vol. 7. P. 195-205.

13 Мораччи Дж. «Более труда нежели смеха»: Письмо Екатерины II Льву Александровичу Нарышкину // Russian Literature. 2002. N 52. P. 243-249.

В. М. Живов, классифицировать тексты «по их функции, но не по жанровым

14

признакам» , и дипломатические послания в этом смысле исключения отнюдь не составляли. Однако рефлексы средневекового культурного кода уже активно сосуществовали в России рубежа XVII — XVIII вв. с развитой риторической дифференцированностью. Правда, риторики и своды правил по составлению текстов этого времени, скорее, не кодифицировали практику, а служили нормо-образующим руководством для авторов (т.н. риторика декорума15). Но при этом активно развивающееся индивидуализированное начало письма — особенно выразительное в случае с колоритной и творчески экспансивной личностью государя — «демиурга новой России» — неизбежно подтачивало строгую каноническую основу этикетного жанра. Грамоты-ходатайства Петра I как феномен русской прикладной словесности эпохи тотального преобразования культурного организма запечатлевают взаимоналожение этих столь разных социосемио-тических парадигм.

В трудах, посвященных истории русского литературного языка, и в иных специальных работах изучались взгляды Петра I на русский литературный язык, вклад императора в его реформирование, а также языковая ситуация царствования эпохи Петра I, ее стили и различные регистры письменного языка16.

14 Живов В.М. Религиозная реформа и индивидуальное начало в русской литературе

XVII века // Живов В. М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. M., 2002. С. 322.

15 Feofan Prokopovic. De arte rhetorica libri X. Kijoviae 1706 / Hrsg. von R. Lachmann. Köln; Wien, 1982. (Slavische Forschungen; Bd 27/2); Сазонова JI. И. Литературная культура России: Раннее Новое время. М.: Языки славянских культур, 2006. С. 145.

16 Виноградов В. ^.Избранные труды: История русского литературного языка. М., 1978; Он же. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX веков. М., 1982; Соболевский А. И. История русского литературного языка. Л., 1980; Мещерский Н. А. История русского литературного языка. Л., 1981; Ларин Б. А. Лекции по истории русского литературного языка (X — середина XVIII в.). М., 1975; Успенский Б. А. Краткий очерк истории русского литературного языка: (XI-XIX вв.). М., 1994; Живов В. М. Язык и культура России

XVIII века. М., 1996; Броджи Беркофф Дж. О языковой ситуации в Великом княжестве Литовском и в России (конец XVI — начало XVIII века) // Studia Russica. Bp., 1999. 17. С. 1121; Marcialis N. The Linguistic Situation in the Petrine Era // Russia in the Reign of Peter the Great: Old and New Perspectives: Proceedings of an International workshop, held at the villa Feltrinelli, Gargnano, Italy, 17-20 September 1997 / Ed. by A. Cross. Pt. 2. Cambridge, 1998. P. 133-146; Marcialis N. La lingua di Pietro // Metamorfosi della parola tra letteratura e filosofía. Miscellanea di studi offerta a Luigi Quattrocchi / A cura di L. Secci. Roma: Artemide, 2001. P. 187-196; Marcialis N. La situazione lingüistica della Moscovia cinquecentesca nella percezione dei

Исследовался и дипломатический язык этого времени17. Обращалось внимание

1 о

на литературно-эстетические интересы и литературную политику Петра I . Однако предметом исследования пока не был стиль дипломатического послания Петра I и его роль в становлении русской словесности и культуры Нового времени. Подобная постановка вопроса представляется актуальной еще и потому, что риторико-стилистическая структура дипломатических посланий Петра I до сих пор не рассматривалась и с точки зрения соотношения в ее рамках стандартов делового языка и идиолекта, хотя подобная взаимосвязь изучалась на ином материале деловой письменности.

Научная новизна и значимость работы заключается в том, что в ней царское дипломатическое послание и, в частности, грамоты-ходатайства Петра I в Венецию впервые выделены как специальный объект исследования среди других дипломатических текстов Петровской эпохи, а также посланий и документов самого императора. Новым являе