автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Духовная жизнь славянского населения Кубани конца XVIII-XX вв.: динамика и традиции народной культуры
Полный текст автореферата диссертации по теме "Духовная жизнь славянского населения Кубани конца XVIII-XX вв.: динамика и традиции народной культуры"
На правах рукописи
ЧУРСИНА Валентина Ивановна
ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ СЛАВЯНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ КУБАНИ КОНЦА Х^П - XX вв.: ДИНАМИКА И ТРАДИЦИИ НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЫ
Специальность 07.00.02 - Отечественная история
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук
Ставрополь - 2005
Работа выполнена на кафедре социально-культурной деятельности Краснодарского государственного университета культуры и искусств
Официальные оппоненты:
доктор исторических наук, профессор Булыгина Тамара Александровна
доктор исторических наук, профессор Великая Наталья Николаевна
доктор исторических наук, профессор Венков Андрей Вадимович
Ведущая организация: Кубанский государственный университет
заседании диссертационного совета Д 212.256.03 в Ставропольском государственном университете по адресу:
355009, г. Ставрополь, ул. Пушкина, корпус 1а.
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Ставропольского государственного университета
Защита состоится «
на
Автореферат разослан
Ученый секретарь диссертационного совета доктор исторических наук, профессор
И.А. Краснова
1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность проблемы. В эпоху глобализации культурные символы и формы поведения стремительно перемещаются от одного общества к другому. Электронификация коммуникационных средств позволяет передавать визуальную информацию на большие расстояния, способствуя формированию культурных стереотипов общемирового масштаба. Расширение сферы трансграничных взаимодействий людей, предприятий, рынков ведет к нивелированию этнических культур. Ощущая угрозу своей культурной идентичности, человечество все сильнее испытывает потребность в сохранении национальной и региональной специфики. В связи с этим особенно актуализируются проблемы локальной истории культуры, ее эволюции и традиций.
В современных условиях наиболее заметным становится противоречие, выражающееся, с одной стороны, утверждением в общественном сознании неких общих культурных норм и ценностей, с другой - в осознании людьми своей этнокультурной принадлежности. Эту тенденцию выявила Всероссийская перепись населения 2002 года: идея создания единой нации «советский народ» оказалась несостоятельной. Опрос показал, что в обществе сильна тяга к национальному самосознанию и самобытности. Появились такие варианты самоопределения, как «казак», «помор», «печенег», «половец». Сплочение и духовное обогащение россиян видится в достижении культурного многообразия.
Вместе с тем следует признать, что в обществе сильны негативные настроения. Духовный кризис, снижение численности населения, растущее число самоубийств, утрата социально-культурных ориентиров, несовпадение систем ценностей и уровней жизни создают ощущение катастрофичности бытия, вызывают чувство неполноценности и агрессию. Все это неизбежно ведет к социальной, религиозной и этнической напряженности. Решению проблемы мешает отсутствие научно обоснованной культурной политики, способной нацелить людей на противостояние, натиску бездуховного мира. Совершенно очевидно, что выработка такой политики должна строиться с учетом уроков прошлого.
Динамика этнокультурных процессов в регионах во многом зависит от того, как функционируют те или иные каналы, передающие культурную информацию. В качестве механизма трансляции социокультурного опыта выступают традиции, позволяющие сохранять духовное наследие достаточно длительное время. Большую роль в решении этой проблемы могут сыграть научные выводы и рекомендации, направленные на обоснование путей оптимизации этнокультурных процессов в российских регионах. Отсутствие масштабных исторических работ в этой области предопределило выбор темы, которую мы сформулировали как
историю становления и развития духовной жизни славянского населения Кубани (на примере народной культуры региона в единстве его содержательной и динамической сторон).
В качестве объекта исследования мы избрали духовную жизнь славян Кубани, начиная с конца XVIII века и на протяжении двух последующих столетий.
Предмет исследования: взаимосвязь традиций и динамики народной культуры как составной части духовного мира славян Кубани.
Географические границы Кубанской области стали складываться в результате победы России в войне с Турцией 1768 - 1774 годов. В целях защиты от нападений воинствующих соседей под руководством А.В. Суворова была возведена Кавказская линия укреплений, простиравшаяся от Азова до Моздока. Вдоль нее разместили регулярные войска. С 1783 года река Кубань стала границей Российского государства. Для обеспечения политического и. экономического превосходства на Северном Кавказе свободные земли решено было заселить. Согласно грамоте, жалованной Императрицей Екатериной II, территории от Таманского полуострова по правому берегу реки Кубани до впадения в нее Лабы отвели Черноморскому казачьему войску, состоявшему из представителей бывшего Запорожского войска и различных слоев населения Украины.
Старую Кавказскую линию, верховья реки Кубани и Кумы, восточные и юго-восточные районы обживали донские, хоперские и волжские казаки, казаки Екатеринославского войска, а также переселенцы из южнорусских губерний. Овладение Черноморским побережьем началось в 1828 году, когда русские войска взяли крепости Анапу и Поти, а три года спустя Геленджик. Колонизация Закубанья осуществлялась с 40-х годов XIX века за счет притока казаков черноморских и линейных станиц, переселенцев из центральных российских губерний и солдат; осевших на Кубани после окончания воинской службы.
В советское время административно-территориальное деление характеризовалось чрезвычайной неустойчивостью. В первые послереволюционные годы область носила название Кубано-Черноморской. По решению Президиума ВЦИК РСФСР в 1922 году за счет части Краснодарского края и Майкопского отдела была создана Черкесская (Адыгейская) автономная область. Значительная часть Баталпашинского отдела вошла в состав Терской области и Карачаево-Черкесской автономии.
В 1924 году Дон, Кубань, Терская и Ставропольская губернии, город Грозный, входивший на правах округа, Кабардино-Балкарская, Карачаево-Черкесская, Адыгейская и Чеченская автономные области были объединены в Юго-Восточный край с центром в Ростове-на-Дону,
в том же году его переименовали в Северо-Кавказский. Десять лет спустя это громоздкое административно-территориальное образование разукрупнили: центром Северо-Кавказского края стал город Пятигорск, в состав Азово-Черноморского края со столицей в Ростове-на-Дону вошли Дон, некоторые районы Кубани и Адыгейской автономной области. В сентябре 1937 года Азово-Черноморский край разделили на Ростовскую область и Краснодарский край. До 1991 года Адыгейская автономная область входила в состав Краснодарского края, а затем стала самостоятельным субъектом РФ. В настоящее время Кубанью называют территорию Краснодарского края за исключением некоторых восточных районов, отошедших в советское время Ставропольскому краю, и части южных районов, находящихся в составе Карачаево-Черкессии.
Хронологические рамки диссертации охватывают более чем двухсотлетний период: с конца XVIII до конца XX века. Выбор данных временных параметров был обусловлен тем, что за два столетия в духовной жизни славян Кубани, как и в целом в России, произошли качественные изменения. Отрицание религиозных основ культуры и исконных традиций в годы советской власти, навязывание народу либеральных идей Запада в постсоветский период - пример того, как обезличивается и искусственно уничтожается духовный базис общества. Будущее страны, ее безопасность, социально-экономическое развитие и положение в мире следует рассматривать в неразрывной связи с восстановлением исторической памяти русской цивилизации, возрождением и укреплением национально-консервативного мировоззрения и культурного опыта.
Методологическая основа диссертации. Сложность объекта исследования и характер поставленных задач обусловили необходимость использования комплекса методов. Одним из них стал системный подход, позволивший рассматривать духовную культуру славян Кубани как открытую динамическую систему с множеством подсистем, тесно связанных между собой, взаимно влияющих и дополняющих друг друга. Системное рассмотрение внутреннего устройства и функционирования духовного производства имеет три измерения: человеческое, процессуальное и предметное, что предполагает выявление необходимых составляющих каждого звена.
Генетический метод создал условия для понимания этимологии содержания и смысла народных воззрений, поэтических образов, жанров, эволюции культурных явлений во времени и пространстве.
Выявить изменения, произошедшие в тех или иных культурных объектах, осмыслить их как специфически значимые единицы позволили функциональный и ретроспективный методы. Тот факт, что в ходе исторического развития культурные объекты выполняли и выполняют
множество функций, потребовал анализа их природы и назначения. Духовная культура славянского населения Кубани мыслилась как самобытная, интегрированная система, части и пласты которой выполняют взаимосогласованные функции. Для выявления динамики духовного производства потребовалось аналитически разделить этот процесс на ряд аспектов - систему знаний, верований, морали, различные способы твор-' ческого самовыражения и др.
Для наиболее полного охвата избранной проблемы автору представлялось необходимым использование сравнительно-исторического метода, основанного на сопоставлении сходных данных с целью изучения исторических связей и среды, сформировавшей и видоизменившей духовный мир славян-кубанцев. Исследование, проведенное в таком ракурсе, позволило полнее раскрыть истинное значение и ценность культурного наследия, его отношение с исторической действительностью, место и роль в духовной жизни общества.
Интерпретация народной культуры как базового элемента духовности с исторической точки зрения предполагает описание хронологического ряда отдельных явлений, показ того, каким образом элементы культуры стали иными в процессе своего развития. Метод дает возможность лучше понять и объяснить события духовной повседневности, оказавшие влияние на ход культурной истории Кубани.
Историческая антропология, бурно развивавшаяся начиная с 30-х годов XX столетия, вооружила нас методами междисциплинарного подхода, что позволило ввести в оборот нетрадиционные для исторической науки источники. В их числе фольклорные памятники, дающие представление об эволюции ментальности, о социально-психологических характеристиках носителей культурных ценностей. В этой связи нам представляется уместным использование инструментария лингвистики и семиотики.
С помощью лингвистического метода изучался язык фольклорных текстов и их роль в функционировании механизма обмена культурной информацией. Текстологический анализ помог установить тенденции во взаимодействии говоров и литературной лексики. Семиотический метод потребовал рассмотрения произведений народного творчества как результата знаковой деятельности: кодирование, хранение, распространение, воспроизводство знаний и культурного опыта, воздействие на сознание знаковыми средствами. Соединение вербальных, музыкальных и изобразительных знаковых систем создало предпосылки для более полного понимания смысла и назначения фольклорных произведений.
Осмысление логики произошедших динамических сдвигов в духовной повседневности славян Кубани за два столетия помогло сформулировать общие закономерности трансформации старых и возникновения новых культурных образований в ходе исторического процесса.
Историография генезиса и развития народной культуры как базисного элемента духовной жизни славянского населения Кубани на протяжении двух последних веков пока еще находится в стадии своего становления. Данный феномен практически малоизучен, а специальных работ явно недостаточно.
Вместе с тем по отдельным составляющим проблемы существует обширная литература. Можно выделить ряд научных направлений в исследовании общих вопросов национальной истории и культуры в историческом, философском, культурологическом, искусствоведческом и этнографическом аспекте.
Начальную страницу в историографии XIX века занимает творчество Н.М. Карамзина, сосредоточенное в 12-томном труде «История государства Российского». В нем впервые русская история изложена системно как некое целое. Благодаря работе историка русские осознали свое прошлое в ряду истории других народов мира. Н.М. Карамзин ратовал за особый для каждого народа путь развития, за сохранение и укрепление «народного духа» и «народных обычаев». Прогресс рассматривался им как следствие распространения цивилизации, просвещения и совершенствования человеческой личности1.
Продолжателем начатого исследования стал академик Петербургской Академии наук С/М. Соловьев. Находясь под влиянием западных эволюционистских теорий, ученый стремился к перенесению их на исторический процесс. Особое внимание уделялось им хозяйственным и экономическим вопросам, которые рассматривались как факторы истории. Будучи глубоко религиозным человеком, С/М. Соловьев в конце жизненного пути все более склонялся к эсхатологическому взгляду на историю. Важнейшей особенностью его научного творчества явилось расширение круга источников, и прежде всего архивных материалов. Стремясь к возможно более обстоятельному рассказу о событиях и их взаимосвязях, Соловьев одновременно решал вопрос об оценке их с позиций морали .
• В 1840-х годах в русской историографии оформилось славянофильское течение. Славянофилы первыми открыли для науки и общественной мысли русскую крестьянскую общину. Процесс развития духовной культуры русского народа нашел отражение в концепциях К.С Аксакова, А. С Хомякова и Н.Я. Данилевского, ориентированных на учение Русской Православной церкви о взаимодействии божественного и чело-
1 Карамзин, Н.М. История государства Российского. - М., 1993.
2 Соловьев, С.М. История России с древнейших времен. - СПб, 1903.
веческого1. Фундаментальное значение имели для нас сформулированные ими идеи о6щинношЬ и соборности как важнейших черт и предпосылок в формировании национального самосознания русского этноса. Славянофилы полагали, что православие, община, самодержавие с народным самоуправлением и свободой призваны обновить европейскую и мировую цивилизацию духовными средствами. В этом обновлении усматривалась всемирно-историческая роль русского народа.
Под влиянием славянофильских идей были расширены работы по собиранию русских народных сказок, пословиц, загадок, народных обрядов и верований.
Консервативным и либеральным направлениям в историографии России противостояло демократическое течение, отражавшее интересы крестьянства. Теоретиками этого течения стали В.Г. Белинский и А.И. Герцен, взгляды которых на общину как ядро будущего социалистического устройства России, были положены в основу программы революционных демократов Н.Г. Чернышевского и Н.А. Добролюбова. Никто до них не говорил об определяющей роли народных масс в борьбе с иноземными завоевателями. Отношение к народу сделало труды революционных демократов XIX века близкими революционной историографии XX века2.
Большое значение для науки имели исследования революционных демократов в области фундаментальных категорий, в частности « народного творчества», которое именовалось ими как «народная словесность», «устная словесность», «народная поэзия». Мысли ученых нередко спорны, например, рассмотрение словесных текстов вне связи с музыкой, пляской и театральным действием. Но стремление подойти к народному творчеству исторически, бесспорно, привлекательно и современно. Неоспорима ценность их взглядов на жанровую природу произведений фольклора. Разработанные ими принципы научного сбора фольклорного материала стали основополагающими в дореволюционной фольклористике и не потеряли своего значения до наших дней.
К числу российских историков, увлеченных вопросами самобытности жизни народов, их истории и фольклора, следует отнести Н.И. Костомарова, которому принадлежит значительное количество исследований: монография «Богдан Хмельницкий», «Бунт Стеньки Разина», «Очер-
1 Аксаков, А.С Эстетика и литературная критика. - М., 1995; Хомяков, A.C. Соч. в 2 т. - М., 1994. - Т. 1. - 590с.; Данилевский, Н.Я. Россия и Европа. - СПб, 1995.
2 Белинский, В.Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. - М., 1953-1959; Герцен, А.И. Собр. соч.: В 30 т. - М., 1954 -1965; Добролюбов, H.A. Собр. соч.: В 9 т. - М.; Л., 1962; Чернышевский, Н.Г. Поли. собр. соч.: В 16 т. - М., 1939 -1953.
ки домашней жизни и нравов великорусского народа», «Славянская мифология» и много других работ. По убеждению ученого, украинская народность сильна началом народной свободы, народного самоуправления и демократизма. У великорусского народа ярко выражены чувства дисциплинированности, организованности, сильно государственное начало. Костомаров идеализировал удельно-вечевой порядок. Глубинные корни казацкого движения он видел в исконной борьбе двух укладов русского быта: единодержавного и вечевого1.
Взглядам сторонников государственной школы противостояла концепция исторического прошлого России В.О. Ключевского. Русский ученый своевременно поставил вопрос об общеисторическом процессе, в котором каждая местная история, давая готовый и наиболее обильный материал для исторической социологии, имеет свое своеобразие2. Теоретическое построение историка опиралось на триаду: человек -общество - природная среда. Применительно к России, Ключевский выделял географическую среду, в рамках которой происходила борьба человека с природой. Отсюда вытекал его знаменитый афоризм: «История России есть история страны, которая колонизируется»3. Проблема личности в истории рассматривалась ученым вне принадлежности к тем или иным социальным слоям общества и их классовых интересов. Важным направлением в трудах Ключевского стала история русской культуры в контексте социальных изменений в России. В построении общества особенно большое место он отводил деятельности духа, идей, умственного труда и нравственного подвига. Материалом для исторических построений служили не только законодательные памятники, письма, мемуары, но и фольклор, произведения художественной литературы.
Пробел в изложении общих итогов научной разработки русской истории восполнили «Очерки по истории русской культуры» П.Н. Милюкова. Каждую из проблем, как-то:' население, экономический быт, государственный и сословный строй, веру, творчество, образование, автор исследовал в процессе исторического развития. Главным фактором в формировании духовности русского народа Милюков считал церковь и школу. Результаты анализа позволили ему дать ответ на центральный вопрос второй части труда - о происхождении и наиболее характерных чертах духовной розни интеллигенции и народа. В третьей части «Очерков» автор показал себя мастером в области истории общественно-политических и историко-философских идей. Весьма ценным для нас явля-
1 Костомаров, Н.И. Собр. соч.: В 8 т.Кн.1. Т. 2. - СПб, 1903. -С.408-409.
2 Ключевский, В.О. Соч. в 9 т. - М., 1987. - Т.1. - С.35-40.
3 Ключевский, В.О. Курс русской истории. - М.: Просвещение, 1993. - С.50. •
ется вывод Милюкова о том, что языческая старина надолго оставалась неприкосновенной и в течение веков мирно уживалась рядом с официальными формами новой религии. Двоеверие составляло одну из особенностей русской культурной истории. В отечественной науке «Очерки по истории русской культуры» были первым опытом научно-популярного изображения социокультурного процесса. Как и многие позитивисты, Милюков искал в человеческой природе объяснения общественных процессов, подводя их под законы биологии и психологии. При этом
он выступал поборником эклектизма и противником монистического
i
взгляда на историю .
Исторические идеи Г.В. Плеханова развивались в русле марксистской мысли. В своих работах он выдвинул тезис об азиатстве русского исторического процесса. Своими трудами Плеханов способствовал распространению марксизма не только в России, но и за ее пределами2.
Осмысливая материал по истории культурного наследия русского народа, нельзя пройти мимо частных вопросов, получивших освещение в трудах Ф.И. Буслаева - родоначальника мифологической школы, возникшей в России в XIX веке3. Ученый доказал, что прошлое для традиционного сознания является областью универсальных идей и нравственных ценностей. Мифология рассматривалась им как часть исторической памяти народа. Его современник филолог-славист А.А. Потебня выдвинул ряд убедительных аргументов в пользу мифа как способа мыслительной деятельности человека4. Обширному исследованию мифотворчества посвящен и фундаментальный труд А.Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу», в котором вполне обоснованно поставлен вопрос о происхождении мифа в тесной связи с мышлением. Русский исследователь блестяще использовал сравнительно-исторический метод в анализе архаических пластов народных верований и обычаев5.
Теоретические подходы к пониманию культуры как специфического и целостного организма активно исследовались представителями религиозной метафизики6. Как известно, источником всего нового явля-
1 Милюков, П.Н. Очерки по русской истории культуры: В 3 т. - М., 1994.
2 Плеханов, Г.В. Соч.: В 24 т. - М.; Пг.; Л., 1923-1927.
3 Буслаев, Ф.И. Древнерусская литература и православное искусство. -СПб, 2001; Буслаев, Ф.И. Русские духовные стихи //Народная поэзия. Исторические очерки. - СПБ, 1887. - С.435-501.
4 Потебня, A.A. Из записок по теории словесности / A.A. Потебня II Слово и миф.- M., 1989. - С.243-263.
5 Афанасьев, А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: в 2 т.-М„ 1865 - 1868.
6 Струве, П.Б. Patriotika: Политика, культура, религия, социализм. -М.:Республика, 1997; Соловьев B.C. Критика отвлеченных начал: в 2-х т. -М., 1988; Флоренский, П.А. У водораздела мысли. - М., 1990.
ется творчество. В равновесии всеобщности и индивидуальности П.А. Флоренский - один из ярких последователей этого научного направления - видел залог жизненности творчества. Культура трактовалась ученым как творческое восхождение от частного к общему1. Идеи надыс-торичности и надсоциальности духовных начал, сформулированные религиозными метафизиками, позволили диссертанту глубже проникнуть в суть произведений народной прозы и песенного фольклора христианского содержания.
В изучении универсальной категории творчества большое значение для нас имел опыт феноменологического анализа личностного и исторического в культуре2. Субъект культуры, по М.М. Бахтину, есть единственно активная формирующая энергия, данная не в психологически концентрированном сознании, а в устойчиво значимом культурном продукте, и активная реакция его обусловлена структурой образа, ритмом обнаружения, выбором смысловых моментов. В творчестве субъект выступает как целое через форму отношения к событию, через форму его переживания. По мнению М.М. Бахтина, общение направлено на взаимное понимание субъектов культуры. Активное самораскрытие их происходит благодаря эстетической деятельности. Философия культуры рассматривалась последователями феноменологической школы как основа, на которой гуманистические ценности и принципы историзма способны органично вписываться в новую мировоззренческую парадигму.
С позиций эволюционистов развитие культуры происходит в соот-
3
ветствии со стадиями и ступенями, едиными для всех мировых культур . История культуры представлялась создателям этого научного направления как прямолинейный процесс перехода от простейших форм к более сложным. По мысли эволюционистов, первобытное общество имело единые для всех народов экономические и социокультурные предпосылки. Следуя этой логике, человечество развивалось от дикости цивилизации путем медленного накопления знаний. Идее саморазвития народного духа, сформулированной мифологами, противопоставлялась общая концепция эволюции человечества и родства народов всего мира.
Новый подход к проблеме эволюционизма, сформулированный П. Сорокиным, сводился к тому, что культура подобно живому организму зарождается, развивается и умирает. Данная философская концепция позволяет взглянуть на мировую культуру как систему, состо-
1 Флоренский, П.А. У водораздела мысли. - М., 1990. - С. 63-164, 344.
2 Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества. - М., 1979. - С. 362.
3 Спенсер, Г. Опыты научные, политические и философские. - Минск, 1998; Шпенглер, О. Закат Европы. Очерки мифологии мировой культуры. М., 1998. - Т.1; Тайлор, Э. Первобытная культура. - М., 1939.
ящую из ряда культур, каждая из которых развивается в своем темпе. Ученый различал системы социокультурных феноменов разных уровней. Самый высокий из них образует системы, сфера действия которых распространяется на многие общества (суперсистемы) '.
Иное понимание феномена культуры базируется на пульсирующем характере культурного процесса, где каждая эпоха, будучи неповторимой и своеобразной, включается в общий ход эволюции. Развитие этого процесса неравномерно, в нем наблюдаются ритмические колебания. Этапы культурной динамики рассматриваются не как последовательно сменяющие друг друга, а как одновременно существующие в культуре. В тот или иной момент ее состояния реализуется одна из потенциальных возможностей, остальные заложены в латентной форме2. Плюралистический образ культуры сводится к отрицанию завершенности эволюционного процесса. Его течение охватывает все культурные явления во все периоды истории на ограниченных участках пространства. В этом потоке каждый элемент действует на другие, а те, в свою очередь, воздействуют на него. Образующиеся комбинации и синтезы культурных элементов представляют собой сложную конфигурацию. Если возникает конфликт с другими частями культуры, то паттерн может быть отвергнут и устранен из общего потока, как не имеющий высокой культурной ценности. «Если же этого не случится, и другие паттерны культуры будут способствовать его росту..., то данный образец обычно кумулятивно развивается в том направлении, в каком он первоначально начал дифференцироваться благодаря... инерции»3.
Опыт К. Леви-Стросса в изучении социальных и культурных структур позволил представить ритуалы, тотемы, мифы как знаковые системы и выявить множественность культурных форм4. Выдвинутая им идея «нового гуманизма», не знающего сословных и расовых ограничений, создала условия для перехода от символической теории мифа к структурной.
В 70-90-е годы XX века философские аспекты теории и истории культуры активно и плодотворно изучались советскими учеными. При всем многообразии концепций философы едины в одном: культура есть сложная система, являющаяся подсистемой бытия. Сформулированные приоритетные направления в исследовании истории культуры служат
5
ориентиром в современных научных поисках .
1 Сорокин, П. Человек. Цивилизация. Общество. - М., 1992.
1 Бродсль, Ф. Структура повседневности. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV - XVIII вв. - М.: Прогресс, 1985. - Т.1. - С.317.
3 Карнейро, Р.Л. Культурный процесс // Антология исследований культуры. - СПб, 1997. -Т.1-.С.423-424; 468.
4 Леви-Стросс, К. Структурная антропология. - М., 2001.
5 Лотман, Ю.М. Статьи по семиотике и типологии культуры - Таллин, 1992, - С. 76-87, 90-101; Артановский, С.Н. На перекрестке идей и цивили-
Развитие человеческого сообщества тесно связано с перестройкой мышления и деятельности, поэтому один из фундаментальных вопросов в изучении динамики культурных процессов - это соотношение биологического- и социального. Л.С. Выготский, сопоставляя психические функции, пришел к выводу, что мышление своим становлением и развитием обязано культурным факторам. Социокультурная среда формирует и складывает все высшие формы поведения, все то, что в развитии личности выстраивается над элементарными функциями. Разработанная ученым типология когнитивных способностей и вербального мышления служит ключом в изучении исторических изменений и межкультурных различий в мышлении1. В ходе мутаций и селекции происходит приспособление познавательных структур к реалиям жизни. Эволюция тела следует за типологическими сдвигами в формах культуры. «Ножницы» между скоростью культурной эволюции и скоростью биологической эволюции указывают на формирование когнитивных способностей сформированного культурой образа жизни. Биологическое наследование функций за крайне длительные сроки сменяется биологическим наследованием структуры. Гармония биологической, социальной и культурной при-
2
роды человека складывается в точке их совместного развития .
В советской фольклористике 1920-х годов широко утвердились взгляды на аутентичный фольклор, сформулированные Ю.М. Соколовым. Ученый справедливо отмечал, что фольклор нельзя сводить только к понятию словесной поэзии, так как оно не покрывает собой всего круга явлений. Невозможно разграничить факты словесного творчества и другие способы художественного выражения (жест, мимику, пляску, напев и т.д.). Народное творчество неразрывно связано с самыми разными проявлениями психической деятельности 3.
Вопрос о границах понятия «фольклор» и объективных признаках этого культурного феномена был углублен в 60-х годах В.Е. Гусевым4.
заций. - СПб, 1994; Иконникова, С.Н. История культурологии: идеи и судьбы. - СПб, 1996; Каган, М.С. Философия культуры. - СПб, 1996; Коган, JI. Н. Теория культуры. - Екатеринбург, 1994; Соколов, Э. В. Культурология. - М.,1994; Иконникова, С.Н. Структура исторической культурологии //Культура на пороге III тысячелетия: материалы IV междунар. семинара в Санкт-Петербурге 3 июня 1997. - СПб, 1998. - С.7-13.
1 Выготский, Л.С. Педология подростка: в 6 т. М.: Педагогика, 1982. -Т.4. - С. 17.; Выготский, Л.С., Лурия, P.C. Этюды по истории поведения. -
М., 1930. - С. 99.
3 Режабек, Е.Я. Становление мифологического сознания и его когнитив-ности //Вопросы философии. - М., 2002.- №1. - С.61-64.
3 Соколов, Ю.М. Очередные задачи изучения русского фольклора // Художественный фольклор. - М., 1926. - С. 21-28.
4 Гусев, В.Е. Эстетика фольклора. - Л., 1967. - С.73.
Весь комплекс практической и духовной деятельности в сфере культуры разделялся им на две группы: эстетически оформленные предметы, выполненные из природных материалов, и продукты духовного производства. Безусловно, это был шаг вперед в области теории народного творчества.
Общетеоретические проблемы фольклора исследовались В.Я. Проппом, Д.С. Лихачевым, К.С. Давлетовым1. К числу наиболее авторитетных фольклористов, музыковедов, литературоведов, искусствоведов следует отнести П.Г. Богатырева, В.Е. Гусева, И.И. Земцовского, Ю.Г. Круг-лова, И.А. Морозова, К. В. Чистова2. Их опыт позволил понять логику исторической и структурной трансформации русского фольклора.
История собирания на Кубани этнографического материала о быте, мировоззрении и художественном творчестве казачества началась уже в первые десятилетия XIX века. К работе, которой руководил Кавказский отдел Императорского Русского географического общества, привлекались администрация Кубанского казачьего войска, местная интеллигенция, духовенство. Первое историко-этнографическое описание общественных и семейных отношений, воспитания, предметов быта было сделано И.Д. Попко в книге «Черноморские казаки в гражданском и военном быту»1.
1 Пропп, В.Я. Исторические корни волшебной сказки. - М., 1995; Пропп, В.Я. Фольклор и действительность. - М., 1976; Лихачев, Д.С. Поэтика русской литературы. - Л., 1976; Лихачев, Д.С. и др. ./Д.С. Лихачев, A.M. Панченко, Н.В. Понырко. Смех в древней Руси. - Л., 1984; Давлетов, К.С. Фольклор как вид искусства. - М., 1966.
2 Богатырев, П.Г. Вопросы теории народного искусства. - М., 1971; Гусев, В.Е. Виды современного фольклора славянских народов // История, культура, фольклор и этнография славянских народов. - М.: Наука, 1968.
- С. 293-17; Гусев, В.Е. Проблемы теории фольклора - М., 1967; Гусев, В.Е. Эстетика фольклора. - Л., 1967; Земцовский, И.И. Народная музыка и современность //Современность и фольклор. - Л., 1977. - С.28-75; Зем-цовский, И.И. К проблеме взаимосвязи календарной и свадебной обрядности //Фольклор и этнография. Обряды и обрядовый фольклор. - Л., 1974.
- С. 147-154; Земцовский И.И. Песня как исторический феномен //Народная песня. Проблемы изучения. - Л., 1983. - Вып. 6. - С.31-42.; Круглое, Ю.Г. Русские обрядовые песни. - М., 1982; Морозов, И.А. Женитьба добра молодца: происхождение и типология традиционных молодежных развлечений с символикой «свадьбы» («женитьбы») - М., 1998; Чистов, К.В. Русские народные социально-утопические легенды XVIII-XIX веков.- М., 1967; Чистов, К.В. Причитания у славянских и финно-угорских народов (некоторые итоги и проблемы) //Обряды и обрядовый фольклор. - М.,1982.
- С.36 - 59; Чистов, К.В. Традиций и вариативность //Советская этнография.
3 Попко, И.Д. Черноморские казаки в военном и гражданском быту- -Краснодар, 1997.- С. 28-34.
Многочисленную группу составляют историко-этнографические материалы, относящиеся к 70-м годам XIX - началу XX века, в которых представлены едва ли не все жанры и виды народного творчества Кубани. Многообразие тем, художественных образов, поэтических приемов, яркий колоритный язык характеризуют этот пласт народной художественной культуры. На основе комплексной программы статистико-этнографического описания населенных мест Кубанской области была собрана богатейшая коллекция сведений по культурной истории региона '.
Первые попытки аналитического подхода к песенному творчеству обнаруживаются в публикации Е. Передельского, вышедшей в свет в 1883 году2. Стремясь к возможно более точной характеристике песенного наследия, автор описал местную манеру исполнения и народный инструментарий, разработал классификацию бытовых и обрядовых песен. Собирателю удалось зафиксировать более ста словесных и музыкальных текстов, многие из которых уникальны.
К историографии духовной жизни кубанцев можно отнести «россыпи» размышлений Ф.А. Щербины в двухтомном сочинении «История Кубанского казачьего войска», содержащем обширные сведения о нравах и межэтническом взаимодействии кубанцев3. В целом дооктябрьская историография создала положительный облик казака, в котором усматриваются черты пассионарности, набожности, верности Отечеству и престолу.
Советская историография создавалась под влиянием оценок и классового подхода, разработанного идеологами социализма и коммунизма. Сбором и систематизацией произведений народного творчества занимались отдельные энтузиасты из числа любителей, ученых и представителей творческих профессий. Целенаправленный комплексный анализ традиционной культуры Кубани начался лишь в 30-50-х годах. Итогом этнографической экспедиции, предпринятой сотрудниками Института этнографии Академии наук СССР и Московского государственного
1 Васильков, В.В. Народные обычаи казаков станицы Бекешевской Баталпашинского отдела Кубанской области // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа.- Тифлис, 1906. - Вып. 36. - С.80-148; Живило, К. Некоторые приемы ухода за роженицами и новорожденными в некоторых станицах Кубанской области // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. - Тифлис, 1893. - Вып. 16. -С. 16-38; Кириллов, П.О. Черноморская свадьба: этнографический очерк / / Кубанский сборник. - Екатеринодар, 1891.- Т.2. - С. 472-488 и др.
2 Передельский, Е. Станица Темижбекская и песни, поющиеся в ней / /Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. - Тифлис. 1883. - Вып. 3. - С.31-90.
3 Щербина, Ф.А. История Кубанского казачьего войска: в 2 т. - Ека-теринодар, 1910, 1913. - Т.2. - С.608-624; 787-808; 823-836.
университета в 1952-1954 годах стала коллективная монография «Кубанские станицы. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани»1 . Исследование выявило ярко выраженную динамику традиционной культуры славян Кубани: доля аутентичных культурных форм сократилась, им на смену пришел организованный досуг.
В 60-70-х годах собирательская и исследовательская деятельность заметно активизировалась. Богатейшим традициям хорового исполнительства посвящена монография С И. Еременко «Хоровое искусство Кубани»2. Хронологический диапазон исследования охватывает без малого два столетия и содержит ценные сведения об особенностях домашнего ансамблевого пения, о полковых песенных традициях, о концертной и исполнительской деятельности Войскового певческого хора и хоровом движении любителей.
Начиная с конца 1980-х годов, и особенно с момента официальной реабилитации казачества внимание историков, этнографов, филологов, фольклористов, искусствоведов к истории и современному состоянию традиционной культуры Кубани усилилось. Весомый вклад в разработку исторических и музыковедческих проблем народно-песенного искусства Кубани внесли И.А. Петрусенко, А.А. Слепов3. Исследованию народной и сценической хореографии посвящены труды Л.Г. Нагайце-вой, особенно те разделы, в которых зафиксирован переход аутентичной пляски в формы сценической хореографии4.
Тенденции в развитии и обновлении фольклора успешно изучаются сотрудниками Центра народной культуры при Кубанском академическом казачьем хоре. Стратегия исследований базируется на методологическом принципе единства всех этапов процесса (собирание - архивная обработка - изучение - издание). Наряду с кубанской тематикой разрабатываются проблемы этнической и культурной истории донских, терских, уральских, сибирских и дальневосточных казачеств5.
Разностороннее и объективное освещение проблем аутентичной культуры представлено на конференциях регионального и международного уровня. В последние годы защищен ряд кандидатских и доктор-
1 Кубанские станицы. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани. - М., 1967.- С.320-345.
2 Еременко, СИ. Хоровое искусство Кубани. - Краснодар, 1977.
3 Петрусенко, И.А. Кубань в песне. Страницы музыкальной летописи трех веков. - Краснодар, 1999; Слепов, А.А. О песенном фольклоре Кубани. - Краснодар, 2000.
4 Нагайцева, Л.Г. Кубанский народный танец. - Краснодар, 2001; На-гайцева, Л.Г. Композиция танца. - Северская. 1991.
5 Бондарь, Н.И. Традиционная культура кубанского казачества. - Краснодар, 2003; Очерки традиционной культуры казачеств России. - Москва-Краснодар, 2002.
ских диссертаций общетеоретического и прикладного характера, выпущены монографии по вопросам обычаев и традиций Кубани и этнической истории казачества .
Вместе с тем пока еще недостаточно изучены вопросы взаимодействия традиционной культуры со сценическими, вторичными формами. Как правило, ученые ограничиваются стандартными временными рамками: конец XVIII - начало XX века. Однако история народной культуры Кубани не закончилась революцией и гражданской войной. В XX веке историко-культурный процесс испытал на себе мощное влияние идеологических, экономических и интеграционных факторов. Быстрыми темпами развивались вторичные формы народного искусства, трансформировались многие жанры аутентичного фольклора. Осмысление динамики и взаимодействия этих двух пластов культуры дает возможность выявить их содержательные аспекты, ход культурной эволюции, устойчивость и приспособляемость культурных форм к новым реалиям.
Специфика работы диссертанта заключается в том, что два спектра анализа - народная культура и фольклоризм как вторичные формы художественного производства не разведены, а рассматриваются в совокупности и взаимовлиянии.
Обращение к традиционной культуре как составной части духовного мира с позиций истории есть объективная социальная потребность. Она вызвана все усиливающимся разложением духовно-культурного климата российского общества под натиском американизированного глобализма, вытесняющего традиционные исконные ценности, агрессивно навязывающего несвойственный русским людям стиль поведения и мышление. Все это требует совершенствования современной культурной политики, эффективность которой напрямую зависит от использования научно обоснованных идей.
Цель исследования - анализ традиций и динамики народной культуры славянского населения Кубани как базисного элемента духовной повседневности и вторичных форм культурной практики, находящихся во взаимодействии и взаимовлиянии. Такой подход предполагает изучение ценностно-нормативных идей, представлений, способов символического и предметно-материального воплощения, имевших место в разные периоды культурной истории региона. Эти важнейшие компоненты духовной культуры позволяли этнокультурному сообществу осознавать себя
1 Итоги фольклорно-этнографических исследований этнических культур за 1995 год: /Сост. и науч. ред. М.В. Семенцов. - Джубга, 1996; Недви-га, Н.Г. Православие и кубанское казачество: опыт сотрудничества в духовной сфере (конец XVIII - начало ХХв.). Дис. д-ра ист. наук.- М., 1997; Федина, А.И. Формирование историко-культурной региональной традиции черноморских казаков. Дис. канд. культ. - Краснодар, .1998 и др.
целостным организмом и поддерживать свою самобытность в течение длительного времени. Для науки важны и технологии практического оперирования ценностями, символами, смыслами, формами их поддержания, обновления и передачи от поколения к поколению. В таком контексте обретают свой методологический статус носители духовных традиций. Органическая связь между ценностно-нормативной системой, формами функционирования и социальной трансмиссии в рамках конкретной этнокультурной организации дает возможность видеть трансформацию духовной культуры как постоянно протекающий и незавершенный процесс, сопровождающийся сменой культурных парадигм и технологией их реализации.
Задачи исследования: 1. Выявить роль Русской Православной церкви в организации духовной жизни славянского населения Кубани.
2. Охарактеризовать полифункциональную природу традиционной культуры и механизмы передачи культурного опыта.
3. Определить исторические границы бытования кубанского фольклора и фольклоризма, проанализировать причины трансформации региональных традиций народной культуры в связи с эволюцией общества.
4. Изучить культурные формы, социальную базу и тенденции в их сохранении и совершенствовании.
5. Осмыслить качественные изменения, произошедшие в духовной культуре славянского населения Кубани за два последних столетия.
6. Сформулировать пути сохранения культурной специфики региона в условиях интеграции и глобализации.
Источниковая база исследования. В процессе работы было обнаружено огромное количество документов, которые отбирались и классифицировались нами по степени адекватности, надежности, достоверности и точности информации. Они включали:
1. Материалы общего делопроизводства: циркулярные указы, рапорты, докладные записки, донесения, прошения, предписания, отчеты священнослужителей и местных органов власти. Нами использовались документы, извлеченные из фондов Российского государственного исторического архива (РГИА), Государственного архива Краснодарского края (ГАКК), Государственного архива Ставропольского края (ГАСК). К ним относятся материалы по учреждению Русской Православной церкви на Кубани: законодательные и административно-распорядительные акты Святейшего Синода и епархиальных властей об основных этапах и особенностях церковного управления в крае. Особый интерес для исследователей представляют отчеты священнослужителей о состоянии религиозно-нравственного воспитания гражданского населения и в войсках, о численности православных и раскольников, об охране памятников ста-
рины, статистические сведения по епархии. Широкий пласт истории духовной культуры представлен в актах и материалах об учреждении, строительстве и хозяйстве монастырей, участии пастырей в просвещении, миссионерской деятельности, социальном призрении и оздоровлении прихожан.
2. Документы из фондов архива Краснодарского государственного историко-археологического музея-заповедника им. Е.Д. Фелицина (АКГИАМ): дневники этнографических экспедиций, описи, каталоги, отчеты по истории материальной и духовной культуры славянского населения Кубани.
3. Архивные документы местных органов культуры советского периода: копии циркуляров, справки о работе фольклорных коллективов, методические разработки и пр.
Анализ архивной документации был нацелен на интерпретацию сведений, выявление логических связей и противоречий между ними, оценку генезиса мыслей и идей с точки зрения идеологических, нравственных, эстетических и иных позиций, что позволило охватить глубинные и нередко скрытые стороны информации.
4. Фольклорные тексты, содержащиеся в рукописных и опубликованных сборниках собирателей фольклора.
5. Историко-этнографические материалы, собранные в Краснодарском крае сотрудниками Института антропологии и этнографии Академии наук СССР (30-е годы), Института этнографии им. Н. Миклухо-Маклая (50-60-е годы), московскими и местными деятелями литературы и искусств.
6. Для получения исчерпывающего описания и воссоздания объективной картины прошлого и нынешнего состояния народной культуры мы обращались к живым людям - носителям фольклорных традиций. Полевой материал зафиксирован диссертантом в различных территориальных зонах Краснодарского края.
7. Документы личного характера: дневники и мемуары, воспроизводящие события и факты истории и культуры региона.
8. Периодическая печать с корреспонденциями о культурном наследии Кубани. Прежде всего, следует отметить, публикации в «Кубанских областных ведомостях» и «Кубанском казачьем вестнике» за период с 1868 по 1917 годы, а также в центральных, местных и зарубежных изданиях, вышедших в свет в последние десятилетия.
9. Фонетические источники (магнитофонные и видеозаписи), иконографические материалы (рисунки, репродукции, фотографии).
Эмпирическая модель, включавшая целостное описание историко-культурных феноменов, позволила в дальнейшем перейти к объяснению закономерностей их взаимодействия и динамики.
Научная новизна исследования заключаются в следующем:
1. Впервые на основе междисциплинарного комплексного подхода предпринято специальное исследование народной культуры и ее вторичных форм как части духовной жизни славян Кубани.
2. Расширены хронологические рамки исследования (конец XVIII - XX вв.), что обусловлено спецификой формирования культурного пространства на территории Кубани. Авторская концепция поэтапной трансформации народной культуры позволяет по-новому трактовать историю зарождения и развития аутентичных и вторичных форм духовного производства.
3. Установлены причины динамических сдвигов в народной культуре, типичные для отдельных периодов культурного прошлого региона. Доказано, что изменения в структуре традиционного фольклора и взаимодействие его с фольклоризмом связаны с влиянием внешней среды и процессами, происходящими внутри системы.
4. В диссертации впервые сформулировано системное представление о своеобразии славянской ветви регионального фольклора как базисного компонента духовной жизни казачества. Привлечение полученных автором научных данных позволило критически переосмыслить ряд принципиальных вопросов, касающихся мировоззренческого контекста народной культуры, классификации жанров и видов фольклора славян Кубани, не существующей в столь полном объеме.
5. Разработаны теоретические основания для квалификации традиционной культуры Кубани как субкультуры восточнославянских народов - русских, украинцев и белорусов.
6. Реконструированы основные этапы становления, формирования и развития народного творчества на протяжении двух последних столетий.
7. Показаны механизмы передачи культурного опыта, социальная база и тенденции в сохранении и совершенствовании культурных форм в отдельные исторические периоды.
8. Изучены и впервые введены в научный оборот многочисленные архивные данные, фольклорные источники и полевые материалы автора. С их помощью уточнены и интерпретированы факты культурной истории региона, особенно советского и постсоветского периодов.
Это первый обобщающий труд, не имеющий аналогов в отечественной истории.
Практическую значимость диссертации автор видит в возможности использования идей и выводов, полученных в ходе исследования, при моделировании стратегии развития культуры региона, в совершенствовании деятельности центров национальных культур, департаментов и научно-методических центров культуры и искусства юга России.
Материалы диссертации положены в основу базового учебного курса «Народная художественная культура» и спецкурсов «Фольклор славян Кубани», «Современная празднично-обрядовая культура региона» и «Фольклорный театр». Эти предметы входят в федеральный и региональный компоненты учебных программ факультетов традиционной культуры и социально-культурной деятельности Краснодарского государственного университета культуры и искусств и используются в обучении менеджеров досуга и творческих специалистов - руководителей любительских хоров, ансамблей народных и духовых инструментов, студий народного декоративно-прикладного искусства. Новые архивные документы и полевой материал автора, впервые введенные в оборот, помогут ученым, аспирантам, студентам, краеведам, этнографам, музейным работникам глубже разобраться в специфике истории культуры края.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Духовная жизнь славян Кубани в своих истоках определялась православными верованиями и традициями, а также аутентичными обрядовыми и внеобрядовыми формами народной культуры.
2. Специфика славянского фольклора, основу которого составляли культурные традиции казачества, сложилась под влиянием военно-территориального устройства, сословной принадлежности, исторического опыта, географических и природных условий. Аутентичный фольклор, отражавший глубинные процессы в индивидуальном и коллективном сознании, обеспечивал интеграцию субъектов культурной жизни, создавал предпосылки для восприятия прошлого, настоящего и будущего, выступал средством универсализации идей.
3. По мере формирования и исторического существования локальных сообществ в рамках территориального, межкультурного и полиэтнического пространства в аутентичном фольклоре происходили качественные и количественные изменения. Процесс этот носил поэтапный характер.
Начало культурогенеза определялось потребностями населения в сохранении и поддержании традиций метрополий. В типе личности казака органично соединялись унаследованные религиозные и культур -ные формы предков - воинов и земледельцев. Энергия сохранения культурного наследия концентрировалась в традиционных верованиях, обычаях и обрядах, музыкальных, хореографических, словесных, игровых жанрах, в народном декоративно-прикладном творчестве. Завершение первой стадии совпало с окончанием боевых действий в Закубанье и означало наступление предела в качественной перестройке природы аутентичного фольклора.
4. Вторая половина XIX века стала временем активного динамического развития субкультуры, постоянно нуждающейся в инновациях.
Доминирующим свойством славян-кубанцев выступала лиминальность -потребность и способность выходить за пределы культурных традиций. Сложившийся в границах казачьего сословия традиционный фольклор активно вбирал в себя культурные ценности других этнических и социальных групп. Решающую роль в этом процессе сыграли новые «контркультуры» - молодежи, женщин, казачьей старшины, интеллигенции. Этот этап ознаменовался расширением жанрово-видового состава за счет параметров «площади» и «качества». Охватывая разнообразные формы культурного творчества, фольклор представлял собой самоорганизующуюся и развивающуюся в историческом процессе систему, каждый элемент которой занимал свое определенное место и находился во взаимодействии с другими элементами. Стимулирующую роль в этом сыграли начальное образование, книжное и газетное дело, ломка сословных перегородок, внедрение новых способов хозяйствования, изменения в структуре и содержании народного досуга и быта. В недрах аутентичного фольклора сначала сформировались, а затем выделились из него сценические формы народного искусства. Базой фольклоризма стали школьные учреждения, праздничные ярмарки, общественные и офицерские собрания, клубы. В массовые формы досуга превратились народный театр, хоровое и инструментальное исполнительство. Тиражирование изделий ремесла, экспансия городской моды, литературы и профессионального искусства, влияние культуры соседних этносов ускорили процесс трансформации народно-бытовых традиций. Появились новые жанры и формы творчества: песни литературного происхождения, бытовые пляски с элементами светских и горских танцев, театрализованные массовые представления. Одновременно стали угасать жанры исторической и хороводной песни, календарный и семейно-бытовой фольклор.
5. Третий этап в развитии регионального фольклора начался с утверждением в России власти большевиков. Уже в первые десятилетия художественному творчеству народных масс целенаправленно придавался организованный характер. Сценическое искусство рассматривалось идеологами социализма как эффективный способ управления массовым сознанием. Развитие любительства и профессиональных форм искусства, ориентированных на фольклор, тормозило вмешательство государственных структур в созидательный процесс и утверждение единых критериев оценки деятельности любителей и профессионалов.
6. На четвертом этапе (60-80-е годы) исчерпались эволюционные возможности празднично-обрядовой культуры, сократилась сфера бытования внеобрядового фольклора. Трансформация сопровождалась дальнейшим разрушением семантического ядра, ослаблением функций рекреации, воспроизводства и трансляции аутентичного фольклора.
Вместе с тем модернизация сельской и городской социокультурной среды, смещение механизма передачи фольклорных традиций в сторону опосредованных контактов (печатная продукция, радио, телевидение) активизировали поиск и внедрение в быт утраченных форм народного творчества. Востребованными оказались оригинальные продукты ремесла, коллекционирование, сценические формы творческого воплощения, позволявшие проявлять любителям свою индивидуальность.
7. Последний, пятый этап в динамике системы наступил в 90-х годах XX века. Катализаторами на границе взаимодействия традиционного фольклора и внешней среды послужили процессы урбанизации, приток мигрантов и, как следствие, нарушение этнического баланса на территории края.
8. Система аутентичного фольклора стремится к максимальной устойчивости. Способность к самостоятельной перестройке возможна при условии невмешательства в механизмы ее функционирования, а также предоставления носителям фольклорных традиций свободы творчества.
Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на региональных и вузовских конференциях, опубликованы в и центральных и местных российских изданиях, а также за пределами России - в Украине и США. Полученные результаты исследования нашли отражение в монографиях «Фольклор славян Кубани: историко-культу-рологический анализ», «Народная культура славян Кубани (конец XVIII -начало XX в.), «История становления и развития духовной культуры восточнославянского населения Кубани». Научно-методические материалы изложены в книге «Сценические формы кубанского фольклора», апробированы в работе самодеятельных и профессиональных коллективов края.
Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, 14 параграфов и заключения, снабжена примечаниями, списком литературы и источников из 504 наименований и приложением.
2. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
Во введении обосновывается актуальность проблемы, дается характеристика состояния и степени разработанности темы, формулируются историография, источниковая и методологическая база, цели и задачи исследования, научная новизна, практическая значимость, основные положения, выносимые на защиту, апробация, структура и объем работы.
Первая глава «ПРАВОСЛАВИЕ И НАРОДНАЯ КУЛЬТУРА КАК БАЗОВЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ СЛАВЯНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ КУБАНИ: ТЕОРИЯ И ГЕНЕЗИС» посвящена осмыслению аутентичного фольклора как сложного социокультурного
явления, процессов зарождения и развития вторичных культурных достижений.
В первом параграфе этой главы - Православие - первооснова духовной культуры» отмечается, что кубанское казачество как специфическая социальная группа дореволюционной России отличалось особой религиозностью и приверженностью православной вере. При записи в войско обязательным условием для иноверцев было принятие таинства Крещения. Именно в казачестве преемственно сохранялись воцерковлен-ность, патриотические идеи, жертвенная готовность защищать исконные духовные традиции.
В обязанности духовников входили наставления в истинах веры и правильной христианской жизни, учреждение богаделен для вдов и приютов для сирот, создание и обновление духовных учебных заведений. С особым усердием, заботливостью и долготерпением назидали пастыри детей и молодежь. В личных контактах с прихожанами духовенство стремилось к установлению доверительных и сердечных отношений. В церковных проповедях звучали поучения, призывающие к добру, справедливости, добропорядочности. Существовало незыблемое правило: православный христианин не предпринимал ни одного жизненно важного решения, не получив благословения духовника. Иконы, церковные песни, музыка, обряды и архитектура храма - все было обращено к человеческой личности, просветляя, очищая и возвышая ее.
Религиозные нужды служащих казаков удовлетворяло войсковое духовенство - полковые священники и иеромонахи. Все требы в воинских частях совершались бесплатно. В церквах, находящихся на попечении войск, было установлено обязательное хоровое пение молитв: утренней, перед обедом и ужином. В частях действовали церковные хоры, состоящие из ротных песенников. Преследовались брань и сквернословие. Особое внимание уделялось религиозно-нравственному воспитанию малолетних детей, чьи отцы находились на службе, а также юнкеров и кадетов, обучавшихся в военных учебных заведениях.
Начинали ли какое дело, терпели несчастье, испытывали скорбь, прежде всего, обращались с молитвой к Господу. Первейшей обязанностью считались поминание и молитвы о покойных. В дни проводов и поминальных суббот служили панихиды, особо строго соблюдали в указанные церковью дни поминовений новопреставленных. При повальных болезнях (холере, оспе, малярии) участвовали в молебнах с водоосвящением, устраивали крестные ходы вокруг станиц, пили свяченую воду. Перед началом сева освящали зерно, в первый день выгона домашнего скота приглашали батюшку на пастбище, испрашивали Божие благословение и во время сельскохозяйственных работ. В засуху после молебна священники окропляли поля свяченой водой. На пожары народ
являлся с иконами Пресвятой Богородицы «Неопалимыя купины» и с ними обходил загоревшиеся постройки. Ежегодно всей общиной отмечали храмовые праздники.
Почти в каждой станице при местных храмах действовали добровольные братства, заботившиеся о вдовах, сиротах, больных, калеках, бедных и пришлых богомольцах. Помощь была безвозвратной или заимообразной, что зависело от того, кому она предназначалась. В церковные братства входили священники, диаконы, старосты и прихожане обоего пола всех званий и состояний, попечители и участвующие в сборе средств.
Под руководством местного управления Красного Креста в Екате-ринодаре действовала община сестер милосердия, члены которой безвозмездно служили больным и раненым в госпиталях, гражданских больницах и частных домах. Во время эпидемий сестры командировались в помощь сельскому врачебному персоналу.
Среди кубанцев был распространен обычай побратимства. Казаки, обменявшиеся нательными крестами, считали себя братьями и с этого момента всегда и во всем стояли друг за друга горой. Соседство казаков с горцами породило своеобразную форму взаимопомощи и дружбы - куначество. Кунака встречали и провожали как самого дорогого гостя, воздавая почести наравне с людьми высокого общественного положения. В случае нужды кунаки оказывали друг другу посильную помощь.
В результате синтеза христианской и народной культуры получил развитие специфический жанр фольклора - духовные стихи - эпические произведения на религиозные темы. Их пели бродячие певцы на ярмарках и у ворот монастырей. На зимних святках подростки и молодежь, сбившись «в гурты», ходили по дворам и славили Христа. Всем семейством во время церковных постов пели духовные стихи.
Основу народных христианских легенд составляли книжные повести об Адаме и Еве, Иисусе Христе, Иуде, о святом Николае Чудотворце. Прозаические фольклорные творения обладали определенным историческим содержанием и художественными достоинствами. Православие наложило отпечаток на древние заклинания, календарные и семейные обряды. Христианские мифы и символы стали своеобразной знаковой системой, в которой оформились не только сложные богословские конструкции, но и обыденные элементы.
После 1917 года историческая связь с исконными ценностями прошлого стала рассматриваться как препятствие в деле строительства «светлого будущего». Воспитание вне влияния церкви и понимания религиозной сущности явлений привели к отрыву от духовного опыта предыдущих поколений.
Во втором параграфе - «Генезис духовной жизни в региональном
фольклоре» отражены теоретические подходы к истокам и динамике духовного творчества славян-кубанцев. Важнейшим источником созидания были древние формы языческих верований. Их сакрально-магический смысл и содержание сосредоточены в фольклорных текстах - заклинаниях, песнях, календарных и семейных обрядах.
Наиболее интенсивно изменения в народной культуре протекали при ломке жизненных укладов, под воздействием новой идеологии. Старое пересматривалось, возникали новые идеи, сюжеты, представления. Преобразования в фольклоре привели к появлению разновидностей внутри жанров и даже новых жанров. В одних случаях произведения отличались лишь в деталях, в других - новообразования были столь существенны, что следует говорить об оригинальных продуктах художественного творчества.
Фольклор как специфическая сфера непрофессиональной художественной деятельности является полифункциональной системой. Будучи ценнейшим источником знаний о национальной истории, о человеческих чувствах и переживаниях, он выполняет гносеологическую, воспитательную, коммуникативную, гуманистическую, гедонистическую, организующую и другие функции. На разных этапах истории Кубани функции аутентичного фольклора были различными. Одни из них проявлялись в качестве лидирующих, другие - второстепенных.
В третьем параграфе - «Эволюция этнокультурных традиций» на конкретном материале с привлечение ряда новых источников анализируются методологические основания концепции истории региональной культуры.
Движущей силой в становлении и формировании духовного производства славянского населения Кубани явилось взаимодействие знаний, верований, культурно-исторического опыта, передававшихся от поколения к поколению изустно, а также новых идей, представлений и культурных форм. Мнемонические возможности традиций позволяли фольклорным текстам сохраняться достаточно длительное время.
На Кубани этнокультурные различия проявлялись достаточно отчетливо в первые десятилетия колонизации края. Помимо русских, украинцев и белорусов в первой волне мигрантов были болгары, поляки, татары, греки, евреи, немцы, турки. В социальном отношении складывающийся казачий субэтнос также был разнороден. «Сирома» унаследовала идеологию запорожского рыцарства с его военной доблестью, демократизмом, взаимовыручкой, безбрачным образом жизни. Прагматическая часть казачества ориентировалась на решение насущных проблем: обустройство новых территорий, налаживание хозяйства, воспитание детей, заботу о стариках.
Выделившаяся старшина - правящая элита - стремилась к успеху, общественному признанию и материальному благополучию. Свое положение панское сословие укрепляло связями с видными представителями высшей правительственной администрации и обращением части войсковой собственности в сословную, но привычками, особенностями хозяйственного быта не особенно отличалось от рядовых казаков. Другим сословием, выделившимся в казачестве, было духовенство.
Созидательная энергия исходила от казачьего населения и была направлена на укрепление и совершенствование своих социокультурных форм жизни.
Государство, заинтересованное в увеличении численности казачьих войск на южных рубежах Российского государства, стимулировало этногенез казачества. Невойсковое сословие, расселяясь среди коренных казаков, постепенно отказывалось от прежних традиций и приспосабливалось к новым условиям, быту и говорам.
Культурная диффузия затронула в первую очередь язык. Украинцы и белорусы, жившие по соседству с русскими, осваивали русскую речь, русские овладевали диалектами братских восточнославянских народов. В процессе взаимовлияния и взаимопроникновения говоры со временем приобретали специфические местные черты. Обыденная речь кубанцев - суржик - смесь большей частью русских и украинских слов. Влияние диалектов автохтонов было незначительным. Оно коснулось наименования отдельных предметов материальной культуры: казачьего снаряжения, хозяйственных построек, форменной одежды, пищи, но, в меньшей степени, духовной культуры.
Образованию языковых традиций в среде мужского населения Кубани во многом способствовала армейская служба. Командование войсками, делопроизводство в армии и на местах велись на русском языке. В армейских подразделениях популярными были полковые песни, исполняемые на марше и во время отдыха. В такой обстановке музыкальный репертуар и разговорный язык усваивались быстрее.
С развитием школьного образования все большее влияние на обыденную речь кубанцев стал оказывать литературный русский язык. Экспансия русского языка вела к неустойчивости исторически сложившейся лексической основы, в первую очередь, фольклора черноморцев.
В 1860 году Черноморское и Линейное войска слились воедино, и на их основе образовалось Кубанское казачье войско. Объединяющим началом черноморцев и линейцев послужили схожие мировоззренческие установки и стереотипы поведения, унаследованные от своих предшественников - этнических субстратов. В культурном архетипе кубанского казачества установки на поддержание высокой боевой готовности и патриотизм доминировали. Борьба с врагами и неблагоприятными природ-
ными условиями требовала активизации коллективных усилий, что способствовало выработке устойчивого понятия «всем миром», «гуртом». В процессе этносоциализации поддерживалась и другая базовая установка «быть как все», тесно связанная с ориентацией на единство человека и социума при сохранении взаимной самостоятельности и самоценности Символически соборность выражалась в почитании атрибутов державной власти. На смену казачьей вольнице, свойственной запорожским сечевикам, пришел культ государственного порядка. Государь и военачальник отождествлялись с отцом, батюшкой. Такое восприятие складывалось на основе идеи, подразумевающей верховенство мужчины, старших над младшими. Идеалом считалась власть авторитетная, праведная. В обыденном сознании кубанцев преобладали такие духовные установки, как милосердие к обездоленным, слабым и немощным, готовность к защите коллективных интересов, терпимость, согласие, гостеприимство. Смысл земного существования заключался в стремлении к благочестию. Сельская казачья община жестко регламентировала коллективную жизнедеятельность.
На формирование местных фольклорных традиций оказали влияние природные факторы - теплый климат и преимущественно открытая местность Хороводы на Кубани водили практически круглый год, Голоса певцов слышались с большого расстояния и рассчитаны были на максимальную звучность. Энергичная манера пения вызвана была в немалой степени полувоенным бытом казачьих станиц. Зимой во время святок молодежь, сбившись в «гурты», маршем ходила от дома к дому под оглушительные звуки самодельных оркестров. Неслучайно многие лирические песни, бытующие на Кубани, звучат в походно-строевом ритме.
На рубеже XIX - XX веков в быт и культуру кубанских станиц активно внедрялись городские стандарты. Мода на городские песни и танцы сделала популярными кадрили, польки, жестокий романс. Не последнюю роль в развитии сценического искусства, ориентированного на фольклор, сыграли профессиональные мастера. Аранжировки нередко были весьма далеки от народных хоровых вариантов.
Усиление тенденций к возникновению общенациональных форм языка, нивелирование народной культуры в прошедшем XX столетии вызвано было в первую очередь сменой механизма передачи традиций. Прямое и живое общение людей уступило место опосредованным контактам. Определенное влияние оказывали миграционные процессы, туризм, организация фестивалей международного и регионального уровня.
К настоящему времени сегмент, занимаемый традиционным славянским фольклором, в общей системе художественной культуры Кубани по сравнению с прошлым уменьшился. Причины кроются в измене-
нии жизненного уклада сельских и городских жителей, в процессах урбанизации и распространении массовой культуры.
Дальнейший анализ процессов трансформации в народной культуре осуществлялся в четвертом параграфе главы - «Отражение исторической реальности в сценических формах народного искусства».
В первой половине XIX века зародилось и со временем окрепло новое культурное явление - художественная любительская и профессиональная практика, ориентированная на публичное исполнение фольклора. Инициатива по развитию любительства и профессионального искусства исходила от руководства войском и местных энтузиастов: учителей, музыкантов, офицеров, чиновников, духовенства. В сельской местности хоровое любительство развивалось на базе церковно-приходских школ. Хорами руководили лица духовного звания - священники, дьяконы, псаломщики, иногда монахи и монахини, реже учителя пения и общеобразовательных дисциплин. В певческих хорах участвовали дети и взрослые. Полученные от концертной деятельности средства шли на расширение фондов библиотек и благотворительные нужды.
Большую роль в развитии певческих традиций сыграл Войсковой хор, созданный в 1811 году при штабе Черноморского казачьего войска. Этот первый в истории Кубани профессиональный творческий коллектив во время церковных служб исполнял духовную музыку, а в праздничные и выходные дни пропагандировал народно-песенное творчество казаков, выступая с концертами перед широкой аудиторией слушателей. Хор стал школой подготовки руководителей для самодеятельности. Ежегодно 1 октября в Екатеринодаре проходил праздник, на который съезжались певцы и музыканты со всей области. Среди произведений, составлявших любительский репертуар, были обработки народных песен и сочинения, написанные для академического хора.
В конце XIX века в Кубанской области стали открываться офицерские собрания и клубы. К участию в любительских спектаклях привлекались офицеры и низшие чины.
• После Октября 1917 года учреждения культуры использовались большевиками для решения политических задач. Роль своеобразного рупора партии выполняли «синеблузники», выступления которых носили откровенно агитационный характер. Профессиональное искусство и любительство оказались в сфере влияния государства. Главными формами массового исполнительства стали пение революционных песен, инструментальные наигрыши и самодеятельный театр. Любительству последовательно придавался организованный характер. В условиях дефицита культурного обслуживания художественная самодеятельность превратилась в средство пропаганды искусства.
Проблема создания революционного репертуара вызвала к жизни
традиционный любительский способ переделки готового материала. Более всего он получил распространение в песенном творчестве. Широко применялось написание новых «революционных» текстов к популярным напевам разного происхождения. Переделки представляли собой элемент компилятивно-бытового монтажа, основанного на объединении событий, сцен и картин общей идеей. Установка на обслуживание политических кампаний требовала от агитколлективов чередовать выступления ораторов с хоровым пением, игрой самодеятельных актеров, звучанием революционных оркестров и разнохарактерными изобразительными решениями. Массовое конструирование обусловило дефицит кадров и материальных ресурсов, а самое главное, идеологические задачи нового времени.
В послевоенный период усилились процессы переосмысления содержания и форм народного творчества, возникли новые, не имевшие ранее места культурные образования. Нетрадиционные формы художественного воспроизводства - самодеятельность и творчество профессиональных мастеров, ориентированных на фольклор, есть явление фольк-лоризма. Возникнув в то время, когда фольклор был неотделим от быта сельского населения, фольклоризм создал условия для совершенствования исполнительского мастерства, стал средством отдыха и развлечения. Оба эти социокультурных явления существуют и сегодня рядом, взаимодействуя друг с другом. Традиционный фольклор служит базисом фоль-клоризма, в то время как фольклоризм делает произведения народного искусства известными широкой зрительской аудитории.
Вторая глава - «ТРАДИЦИИ И ДИНАМИКА КАЛЕНДАРНОЙ ОБРЯДНОСТИ И ЗАГОВОРНОЙ КУЛЬТУРЫ» отражает качественные и количественные изменения, произошедшие в наиболее архаичном пласте народного творчества.
В первом параграфе - «Картина мира в календарном обрядовом фольклоре региона» - автор диссертации рассматривает этапы процесса трансформации народных воззрений на окружающий мир. Согласно традиционным представлениям, календарный год делился на два отрезка - лето и зиму с критическими точками в дни солнцестояний. Солнце олицетворяло добрые силы, борющиеся с тьмой и стужей. Начало года знаменовала Коляда - языческий праздник рождения солнечного светила, источника света и тепла. Коляда совпала с Рождеством (25 декабря по старому стилю: ст. ст.). Летним рубежом служил Иван Купала (24 июня по ст. ст.). Середина солнечного пути весной приходилась на Благовещение (25 марта по ст. ст.), зимнего - на Воздвижение (14 сентября по ст. ст.). Границами в суточном изменении служили утренняя и вечерняя заря, полдень и полночь.
В XIX - начале XX века в традиционных календарных обрядах
славянского населения Кубани сохранялись следы религии родового общества - тотемы. Наделяя чудесными свойствами земных животных, человек патриархального общества обращал к ним свои суеверные чувства, мольбы и жертвы. Культ сакральной козы соотносился с зимним сезоном и был приурочен к Щедрому вечеру (31 декабря по ст. ст.) Характерная для тотемизма идея жизни и смерти проявлялась в обряде перевоплощения и повторного рождения к новой жизни. Выпечка, напоминающая формой лошадок, коров, овец, символизировала плодородие. Разгул переодетых в зверей ряженых, громкие песни и буйные пляски под оглушительный звон печных заслонок, бубнов напоминали раскаты грома и дождевые потоки, которых ожидали вместе с весенним солнцем. Другой славянский тотем - дерево - сохранялся в народном сознании вплоть до начала XX века, например, в обрядах, совершаемых в Семик, на Троицу и Купалу. Жертвы приносились водным стихиям во время проводов Костромы, которую изображала молодая женщина, одетая в белое, с дубовой веткой в руках.
Архаический культ птиц нашел отражение в обрядах водосвятия на Крещение Господне. С культом птиц связан был и праздник встречи весны Сорок сороков (Сорок Святых), сопровождавшийся выпечкой тестяных птичек и закликанием весны. Обязательным считалось почитание христианской заместительницы языческой богини Мокоши - Параскевы Пятницы. Календарный обрядовый фольклор славянского населения Кубани проникнут идеями плодовитости человека, животных и растений.
Древний жанр обрядового календарного фольклора - заклинания. В патриархальном обществе слово воспринималось как магическое действие, органически сочетавшееся с ритуалом и закреплявшее его. Такие заклинания обращали к какому-либо объекту: дождю, солнцу, птицам, полю, снопу, хозяевам двора. Они формулировались в форме требования, просьбы или мольбы. Императивные обращения-требования произносились в повелительном тоне и имели много общего с художественным стилем эпических произведений. Заклинания в форме просьбы были направлены к посреднику (духам, святым, Пресвятой Богородице) и звучали как молитвы о помощи. Такими заклинаниями хозяйки сопровождали обряды похорон насекомых, совершаемые осенью, и особенно в праздник Воздвижения Честного Животворящего Креста Господня. Форму заклинания-просьбы имели новогодние колядки, щедровки и по-севальные песни. С Евдокии (1 марта по ст. ст.) до Пасхи «кликали» весну. В календарный обрядовый фольклор Кубани входил жанр приговоров - благожеланий, магическое начало в которых отсутствовало. Заканчивались формулы традиционной просьбой угостить или одарить чем-либо. Особую разновидность заклинаний составляли диалогические при-
говоры. Обряд с жертвоприношением совершался по окончании жатвы и представлял собой «кормление» мифологического существа, изготовленного из несжатых колосьев (Илье на «бороду»). В поминальные дни родственники раскладывали на могилах еду и приглашали покойных разделить с ними трапезу. Следы древнего мифического верования в связь плодородия природы и человека сохранялись в обычае угрожать неплодоносящим деревьям порубкой в канун Нового года. Комплекс заклинаний и приговоров как произведений устного народного творчества сохранялся до тех пор, пока сохранялись в живом бытовании аграрные обряды.
В системе кубанских календарных праздников более всего был развит зимний комплекс. Цикл обрядового фольклора состоял из разножанровых произведений, простейшими из которых были детские колядки и щедровки в форме музыкальной декламации. Песни во славу Христа составляли репертуар молодых и взрослых исполнителей. Пели как однородным, так и смешанным хоровым составом. К зимним святкам приурочивалось исполнение духовных стихов, представлявших собой упрощенно-фольклоризованные варианты церковного учения, в основу которых положены тексты Святого Писания, жития святых, апокрифы.
Ритуальным пением сопровождались «похороны» Костромы, почитаемой язычниками воплощением весны и вечного, земного плодородия. Бросание на воду венков из незабудок и васильков под пение обрядовых песен входило составной частью в троицкий комплекс. В ритуальных купальских песнях следы сексуальной языческой свободы отсутствуют, что свидетельствует об укорененности в обрядовом фольклоре православных традиций, согласно которым молодежь обоего пола должна была до брака хранить целомудрие. Композиция и стилистика купальских песен близка к свадебной лирике.
Символическое значение придавали травам, цветам, веткам, зернам злаков. В первый день Нового года мальчики обходили дворы и «посевали» зерном. В Васильев день (1 января по ст. ст.) Мыланка (фольклорный образ св. Меланьи) кропила хаты засушенными васильками. В Троицын день совершались обряды с венками - символом молодости и чистоты. Ягоды калины соотносили с замужеством. Ветка в купальском обряде выступала в значении, близком свадебному «гиль-цу». Песни служили для обыгрывания влюбленных по аналогии с величанием на свадебных вечеринках.
Простой народ считал огонь живым существом и потому всеми силами старался расположить его к себе. При устройстве нового жилья приносили с собой старые принадлежности домашнего очага: кочергу, ухват и огонь. В поддержании огня главная роль отводилась женщине. От живого огня зажигали купальские костры и прыгали через них,
чтобы уберечься от нечистой силы, в огне сжигали одежду больных. На печной заслонке давали корм больной скотине. В дни больших христианских праздников жилые постройки окуривали ладаном. Обычай ставить во время грозы «страстную» свечу указывает на верования в плодоносящую силу молнии, посылающей дожди. Локальное значение имеет на Кубани обычай дарить узелки с золой незамужним подругам перед свадьбой: от огня свойства плодородия переносили за золу.
Древний общеславянский культ - поклонение земле. Во время споров клялись землей и ели землю. Отправляясь в дорогу, брали с собой горсть родной землицы. Свою территорию (двор, улицу, станицу, родину) защищали от чужаков.
Особым поклонением пользовались родники, которым приписывалась чудодейственная сила. В засуху устраивали крестные ходы к святым источникам и молились о дожде. Вызывали дождь и старым дохристианским способом - обливанием водой. В Великий четверг кропили жилища, купались и поили родниковой водой больных. Воду почитали живым соком, дарующим жизнь и плодородие.
Неотъемлемая часть календарных обрядов - пляска. Оглушительная какофония соответствовала дисгармонии пластики ряженых. В танце каждый мог проявить свою индивидуальность. Деструктивное поведение формировалось спонтанно, но имело тесную связь с обрядом. Изживание молодежной агрессии происходило с помощью игр и забав, выходящих за рамки установленных обществом порядка и правил.
С календарным годом связаны верования в магию начала, а также обязательные и желательные ритуалы начала. Магическими считались числа один, три, семь, девять, двадцать семь, семьдесят семь.
Календарную приуроченность имели в прошлом производственные праздники и обряды. После завершения жатвы оставляли несжатым небольшой участок с завитыми колосьями как благодарность земле и святым покровителям за урожай и сохранение плодоносящей силы в следующем году. В Закубанье осенью по окончании ломки табака лентами и цветами украшали самый большой стебель, из листьев делали «папушу» и с песнями несли хозяину, за что получали выкуп и угощение.
До начала XX века календарная обрядность носила коллективный характер и строилась по принципу половозрастной иерархии. В компетенцию пожилых женщин входили ритуалы, связанные с культами воды и смерти. Мужчины и женщины зрелого возраста, имевшие опыт хозяйственной деятельности, исполняли обряды по обеспечению урожая. Холостая молодежь, подростки и дети участвовали в играх, хороводах, ряжении. В ритуальном общении внутри половозрастных групп и между поколенными группировками воспроизводились и передавались со-
циально значимые формы поведения. Находясь в состоянии живого бытования, земледельческие обряды объединяли и организовывали жизнь сельской общины.
Второй параграф главы - «Традиции и инновации в календарной обрядности в XX веке» - констатирует, что с приходом к власти большевиков календарные и религиозные обряды оказались в состоянии блокирования и запрета. Развернувшаяся под руководством партийных органов антирелигиозная пропаганда была направлена на воспитание у советских граждан атеистического сознания. В условиях масштабной атеистической работы и репрессий духовенсгва, верующих христианские легенды, притчи, духовные стихи стали для православных одним из немногих способов выражения религиозных чувств, а для новых поколений средством приобщения к православным обычаям прошлого.
На протяжении всей советской истории в народной памяти сохранялись и разрабатывались в фольклоре темы прихода Рождества, Васильева дня и Крещения Господня. Во множестве вариантов известны доныне величальные колядки зимнего цикла с традиционными обращениями к хозяевам двора. Важная часть карнавальных увеселений -смеховые зрелища. Произведения, унаследовавшие приемы народного балагурства, продолжают локально бытовать и сейчас.
В третьем параграфе - «Динамика заговорно-обрядовой культуры» - картина мира структурирована через заклинания, заговоры и обряды. Идея смерти пронизывала многие архаические культы. Переживания смерти обнаруживались в культе инициации. Новое рождение, с которым отождествлялось посвящение, имело точку перехода через небытие.
По народным понятиям, виртуальные контакты с существами нечеловеческой природы могли устанавливать колдуны и ведьмы. Действуя во вред человеку, они нарушают мировую гармонию. Белая магия направлена на упорядочение мира. Знахари обращались за помощью к Богу, без молитвы и креста к делу не приступали и являлись поборниками этических традиций: просителю не отказывали, не требовали платы и лечили открыто. Колдуны свое порочное ремесло прятали.
Императивные заговоры обращались к объекту воздействия и выражались в повелительном наклонении. Структурная композиция заканчивалась требованием, продиктованным желанием запугать, подчинить своей воле и уничтожить смерть. На императиве строились зачины и эпическая часть заговорных формул. В общей структуре требование доминировало. Особенность художественного стиля традиционных заговоров - наличие сквозного симпатического эффекта. Внушению способствовало повторение заговорных формул.
Для выполнения сложных ритуальных действий требовались определенные актерские и режиссерские навыки. Слово и акция выполняли
знаковую функцию. Магия предметов, действа, ритма и слова были слиты воедино и несли эстетическую нагрузку.
Некоторыми тайными приемами владели не только посвященные, но и обычные люди. Особая роль в ритуально-магической практике отводилась женщинам, которые чаще, чем мужчины, прибегали к «приворотам». До замужества эта деятельность осуществлялась вне семьи. Замужние женщины владели знаниями по уходу за детьми и лечению. Магическими обрядами и заговорами сопровождались домашние работы, огородничество, уход за скотом.
В советскую эпоху свобода атеизма подразумевала свободу идейного наступления на традиционное мировоззрение, но, несмотря на запреты и гонения, магическая практика сохранялась. Стойка в народе вера в «шумный дух» (полтергейст), живучи предания об оборотнях. Надежным оберегом от сглаза и порчи считаются острые предметы. Апотро-пейная сила придается веткам деревьев и травам, мужскому поясу. Сохранились верования в магический круг, в очистительную функцию огня и воды. В вербальных формах заговоров фигурируют архетипы небесных светил и природных стихий. Рубежом, отделяющим «свой» и «чужой» мир, служит порог дома. Через порог не здороваются, не прощаются, не дают взаймы, не возвращают долг. На пороге «выливают» испуг, лечат порчу, за порог выбрасывают вещи больного.
Магическая практика, основанная на традиционных верованиях, имеет многовековую историю. Однако перенесение ее на современную почву не всегда благо для нее.
В третьей главе - «ЭВОЛЮЦИЯ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ: СЕМЕЙНЫЕ ОБЫЧАИ И ОБРЯДЫ» - обосновываются этапы динамических изменений в сфере семейных отношений, сущность и содержание культурных преобразований, произошедших за два последних столетия в семье.
В первом параграфе - «Становление и развитие жизненного уклада в системе традиционного семейно-бытового фольклора» - исследуются структура и функции семьи, связь повседневного быта Населения с художественным производством.
Черноморцы, как и их предшественники, запорожские сечевики, были поборниками независимости от брачных уз. По причине того, что среди мигрантов было много холостых мужчин, на первых порах наладить семейный быт оказалось делом нелегким. На переселение в кубанский край назначались в первую очередь семьи, в которых было много женщин разных возрастов. Со временем демографическая политика властей дала положительные результаты. Если в первые десятилетия преобладали семьи, состоящие из супругов и одного - трех детей, то уже в 70-годах XIX века сформировались трехпоколенные семейные
кланы в 10-15 и даже 16-20 человек. Неразделенная семья сохраняла специфические черты патриархального жизненного уклада: общее хозяйство, коллективную собственность, общую кассу, коллективный труд и потребление. Стимулом к образованию большой семьи было нежелание родителей дробить имущество и владение.
Линейные казаки явились на Кубань с уже готовыми формами семейной жизни и со сложившимся семейным бытом. Демографическое поведение линейцев определялось особыми взглядами на брак, семью и детей. Неженатые мужчины презирались. Женщина без мужа тоже не имела самостоятельной ценности. Хозяйство в ту пору могло функционировать только при наличии женских и мужских рук.
Глава казачьей семьи - старший мужчина - руководил хозяйственными работами, представлял интересы семьи на сходе, распоряжался семейным бюджетом. В выгодном экономическом положении находились большие семьи: двоих сыновей на службу одновременно не брали. Пока один находился в строю, другой работал на благо всего семейства.
Изменения в повседневной жизни казачьего населения наступили в связи с реформированием армии и принятием в 70-х годах XIX века нового положения о воинской повинности. Теперь казак, достигший двадцатилетнего возраста, обязан был отслужить, чтобы затем уйти на льготу. Удерживающей силы в сохранении семьи не стало. После службы, а иногда и до нее братья приступали к дележу имущества. Пошатнулась и власть отца. Если раньше он мог ничего не выделить сыновьям из общего хозяйства, то теперь наследники, опираясь на силу закона, выступали в суде на равных с отцом.
Характерное проявление замкнутости казачьего быта - браки, заключаемые преимущественно в своей среде. Вступать в родственные связи с иногородними считалось зазорным.
Брачные узы связывали супругов на протяжении всей жизни, разводов не признавали. Решающее значение при выборе пары имело материальное и общественное положение, физическое и психическое здоровье, а затем уже внешний вид. Нежелание создавать семью воспринималось сельской общиной как покушение на жизненные устои и общественным мнением порицалось.
До начала XX века в народном сознании сохранялись представления о новобрачных как лиминальных существах, которые должны быть неузнаваемы при переходе из одной социальной группы в Другую. Традиционная свадьба представляла собой массовый народный театр с обрядовым пением, заклинаниями, плясками, игрой на музыкальных инструментах. Особый эпизод в кубанском обряде - карнавальное зрелище ряженых в третий день свадьбы. Суть карнавала сводилась к инверсии
социальных ролей и снятию запретов. Смех создавал праздничное настроение и мобилизовал творческие силы участников. Эта сторона свадьбы имела непосредственное отношение к язычеству. С другой стороны, брачный союз скреплялся церковью. Сложные напластования в свадебном фольклоре были обусловлены и своеобразием этнического состава населения.
В результате длительных исторических контактов славянского населения Кубани в свадебных обычаях сформировались общие черты: сватовство, сговор, знакомство родственников, предсвадебные вечеринки, «повивание» невесты, приготовление обрядовой пищи, игрища ряженых.
Соблюдение мер безопасного перехода в иное состояние имело отношение также к родильным и похоронным обычаям. Обряд «кува-ды», основанный на переносимости состояний одного лица другому, представлялся сценой, в которой отец ребенка должен был символически уподобиться родильнице и «испытать» на себе тяжесть перенесенных ею страданий. Обрядами сопровождался выбор места для возведения жилья, его строительство и обустройство. Проводы на службу проходили так же, как и предсвадебные сборы жениха. Сакральный смысл имели обряды с казачьим снаряжением и прощальное застолье по случаю проводов на службу. Весь комплекс семейных обрядов представлял собой сложное драматическое действие, где каждый выполнял свою, предписанную обычаями и традициями роль.
Второй параграф главы - «Современная повседневность в семейных обычаях» - раскрывает процесс трансформации народного быта и художественного творчества в сфере семейных отношений.
Становление советской государственной обрядности проходило в 20-х годах XX века и совпало с началом культурной революции. Религиозные обряды крещения, венчания и отпевания, утратили свою правовую силу. В быт кубанцев активно внедрялись новые советские обряды. В результате из свадебного комплекса стали исчезать, такие эпизоды как сговор, пропой, девичник, а вслед за ними обрядовые песни-величания молодых, родителей и гостей. Забыты песни, сопровождавшие перевоз приданого, приготовление ритуальной выпечки, одевание жениха и невесты. О реликтовых корнях «повивания» молодой жены напоминает эпизод переодевания в новую одежду на второй день свадьбы. В новую повседневность вошло возложение цветов на мемориалах и кладбищах.
В современном обряде продолжают сохраняться игры в фарсовую «женитьбу» с элементами травестии, исполнение гостями шуточных песен эротического свойства, которые сопровождаются смехом, свистом и пантомимой. Кульминационные моменты импровизированного карнава-
ла - «купание» родителей, символический брак в исполнении ряженых, посадка «сада-огорода» - служат средством усиления продуцирующей силы природы и человека.
В современной свадьбе сватов нередко заменяет распорядитель, руководящий церемониалом согласно типовому или специально написанному сценарию. Сценарии распространяются отделами культуры и методическими кабинетами районных и городских Домов культуры.
Попытки пропагандировать традиционные свадебные обряды в сценических вариантах предпринимают самодеятельные фольклорные коллективы. Перенесение фольклора на концертную площадку ведет к его искажению. То, что в народном быту живет полнокровной жизнью, на сцене должно отвечать требованиям искусства. Отбираются лишь отдельные эпизоды комплекса, количество обрядов сокращается. Обработке подвергаются словесные тексты и музыкальные напевы, в результате чего исполнительство утрачивает импровизационность. Из всего объема материала отбирается лишь то, что отвечает вкусам и ожиданиям зрителей. Главенствующая роль в концертирующем коллективе принадлежит руководителю, получившему подготовку в средних и высших учебных заведениях культуры и искусства. Специалисты вносят в народное творчество профессиональную вокальную культуру и осовременивают стиль. Начиная с 70-х годов, наметилось эстрадное направление в фоль-клоризме. Несмотря на имитацию народной манеры пения, такие коллективы остаются сугубо сценическими.
Детские и молодежные ансамбли подражают взрослым исполнителям. Основная форма работы таких коллективов - освоение вокально-хоровой техники. Для фольклорной самодеятельности характерны общие проблемы: омоложение состава, уход людей старшего возраста и, как следствие, утрата мастерства и нарушение преемственности фольклорных традиций.
С развитием в СССР системы родовспоможения исчезли обряды, выполняемые ранее повивальной бабкой. Утратил свое значение обычай наречения имени по православным святцам. Выбор имени зависит от желания и вкусов родителей, а нередко и от моды. Вошло в практику празднование дней рождения.
Народные похоронно-поминальные обряды наиболее консервативны и поэтому сохранились достаточно хорошо. Их дополняют траурная музыка, портрет покойного, прощальные речи. В гражданском похоронном ритуале религиозный компонент необязателен. В процессе секуляризации быта религиозные традиции отступают.
Проблема сохранения семейно-бытового фольклора предполагает возрождение этнокультурной специфики, отношение к традициям как стратегическому ресурсу, от которого зависит нравственное и культурное обновление общества.
В третьем параграфе - «Историческая и генетическая связь календарного, семейно-бытового и внеобрядового фольклора» - обосновывается характер отношений культурных пластов, жанров и видов непрофессионального художественного творчества.
Основой взаимодействия аграрной и свадебной обрядности служила общая тема брачного союза. Любовные и брачные мотивы есть в новогодних щедровках о Мыланке и Василе. Обнаруживаются они и в величаниях, адресуемых дочери хозяина во время обхода дворов на зимних святках. Налицо сходство поэтического языка в календарных и свадебных песнях.
Растительная символика, пронизывающая календарные и семейные обряды, содержит в себе универсальную идею плодородия. Она нашла отражение в ритуальной выпечке, которой одаривали колядовщиков. Символом богатства в свадебных ритуалах выступают хлеб и зерно. Общие признаки отчетливо просматриваются в свадебных и похоронных причитаниях.
Образы героев календарных, хороводных и свадебных песен создавались на основе общих фольклорных стереотипов. В свадебной лирике встречаются мотивы родильных и крестильных обрядов.
Среди произведений кубанского фольклора есть оригинальные образцы, содержащие в себе далекие по содержанию и идейной значимости темы, например, синтез свадебной лирики и исторической песни.
Идея вторичности рождения человека после смерти в новом качестве присутствовала во всех формах обрядового фольклора. Церемонии «перехода» были связаны с кризисными моментами: рождением, половым созреванием, браком, смертью и событиями календарного года. Все они имеют схожую модель. На начальном этапе происходило отделение индивида от группы, расставание с прежним состоянием, затем переход в новое качество и новые пространственно-временные параметры.
Ритуальное превращение невесты в замужнюю женщину осуществлялось в момент, когда с ее головы снимали венок и покрывали платком. В родильных обрядах вещественным оформлением вступления в новую возрастную группу служило пострижение волос на голове ребенка и переодевание его в новую одежду. Волосы «хоронили», вместе с ними младенец «рождался» для новой жизни. Переодевание покойника в новую одежду, а невесты в свадебный наряд, ношение траура - все это должно было сделать человека неузнаваемым и обезопасить от воздействия потусторонних сил. Перемещение из «своего» в «чужого» означало изменение сущности.
Апотропейной силой наделялась вышивка на одежде. Вышитыми полотенцами перевязывали сватов, дружек и молодых. Полотенце использовали в родильных и похоронных обрядах. Вера в очистительную
силу воды сохранилась в преданиях о «заложных» покойниках. Сакральные предметы бросали в воду. Очистительная сила воды прослеживается в святочных и купальских обрядах. «Размывание» рук, купание роженицы и младенца тоже следует рассматривать, как традиционное охранное средство.
Идея борьбы добра и зла отразилась в духовных стихах, притчах, иконах. В процессе художественной практики сложились иконографические, стихотворно-песенные и прозаические каноны, нашедшие воплощение в народном искусстве.
В патриархальном обществе цикличность явлений природы, сочетаясь с людскими жизненными циклами, осознавались как единство мира и социума. Ослабление влияния религии в эпоху тоталитаризма привело к сокращению и упрощению традиционной обрядности.
Четвертая глава - «ПРОЦЕССЫ ТРАНСФОРМАЦИИ НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЫ ВО ВНЕОБРЯДОВЫХ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ФОРМАХ» - посвящена анализу содержательно-смысловых компонентов, структуры и динамики традиционных жанров народного искусства.
В первом параграфе — «Народная культура в контексте изменения исполнительских жанров» - на основе историко-этнографических трудов с привлечением полевых материалов автора уясняется специфика народно-песенного, инструментального, танцевального фольклора и народного лицедейства.
Ко времени становления народной культуры славянского населения Кубани богатырский эпос, возникший на ранних этапах истории Руси, трансформировался в исторические песни с былинными мотивами. Осколки былинного эпоса сохранялись в среде казаков-некрасовцев, вернувшихся на Кубань из Малой Азии в 1921 году. Находясь вдали от России, раскольники с мусульманским населением не ассимилировались, держались старых обычаев и веры, что позволило им отчасти сохранить фольклорные традиции. Некрасовские былины имели усеченный объем и представляли собой скорее хоровые лирические песни. с развитой мелодией. По своему поэтическому строю и тематике они примыкают к донским старинам.
В годы фашистской оккупации на основе былинных образов Змея Тугарина, Идолища поганого и обрядовых песен были созданы лирические плачи: «Будь ты проклят, Гитлер», «Дитятка ты моя полоненная» (о девушке, вернувшейся из немецкого плена), «Разливались быстрые речушки» (об избиении фашистами депутатов районного совета), «Я пущу стрелу» (переделка масленичной песни). Тексты создавались методом монтажа. Все плачи - авторские сочинения старшего поколения - молодежью не восприняты и в традиции не вошли.
В первые годы колонизации края народно-песенный репертуар
составляли преимущественно произведения тех местностей, откуда прибывали мигранты. Линейцы пели о некрасовском бунте, героях и полководцах русской армии, черноморцы - о разорении Запорожской Сечи, покровителе Г. Потемкине, трудностях переселения на Тамань.
Зарождению песенного репертуара, связанного с Кубанью, способствовала сама историческая действительность. События времен Кавказской войны послужили основой для создания песен-хроник, в которых нашли отражение точные даты, имена героев и места сражений. Песни напоминают фронтовые сводки с арены боевых действий. Такая форма повествования позволяла быстро откликаться на текущие события. В народном сознании актуализировались лишь те событий военной истории, которые вызывали живой эмоциональный отклик.
В ходе исторического развития возникли разновидности жанра -произведения на военно-бытовую тему и военная лирика. Утратив точную хронологическую приуроченность, локализацию, эпичность, они приобрели четкий ритм и литературную рифму. Под пение строевых песен шли пешим и конным строем, песни поднимали дух, помогали поддерживать войсковые традиции.
Песенный фольклор времен революции и Гражданской войны являются большей частью переделками исторических казачьих песен. В советское время жанр исторической песни стал стремительно угасать. Негативную роль сыграли репрессии казачества, очернительство и извращение прошлого.
Народная лирика максимально приближена к повседневной жизни, в этом причина столь долгого и плодотворного ее развития. Наиболее древний пласт составляют баллады с отголосками раннего анимистического мышления. В XX веке в народной лирике усилилось сближение фольклорной традиции и книжной поэзии. Одним из главных результатов развития народной песни являются метроритмическая «прямолинейность» и «квадратность» структуры, что было связано с полувоенным бытом казаков и относительно поздним формированием фольклора. Являясь частью общерусских и украинских традиций, народная песня Кубани разнообразна в содержательном, жанровом и видовом отношении.
Инструментальную традицию составляла игра на ударных инструментах: барабанах, литаврах, использовавшихся в ратном деле для подачи команд, устрашения врага и во время праздничных церемоний. Камышовые дудки-пищики, сопилки, гармошки, бандуры, бубны, трещотки использовались как бытовые инструменты.
Вторая половина 20-х годов XX века ознаменовалась кампанией по использованию балалайки и гармоники в политико-просветительных целях. Бытовая манера игры на музыкальных инструментах уступила
место академическому концертному стилю. Уличная обстановка сменилась на клубную сцену. После Великой Отечественной войны массовое распространение получил баян, которому оказались подвластны разные стили и жанры классической, народной и эстрадной музыки. Любительские и профессиональные оркестры народных инструментов стали сферой творчества местных композиторов и профессиональных оранжиров-щиков.
Принципиально изменилось бытовое музицирование. Любители-импровизаторы превратились из организаторов досуга в исполнителей чужих творческих замыслов. Бытовую музыкальную культуру потеснили организованные культурно-массовые мероприятия. Музыкальные наигрыши забываются. В сценических коллективах идет процесс переосмысления аутентичных традиций, обработка народных мелодий в контексте других традиций, что губительно для фольклора.
В XIX веке народный танец вышел за рамки обряда и превратился в досуг. И хотя хороводы еще приурочивали к календарным праздникам, но магическое значение они почти утратили. Наиболее полно отражали индивидуальность танцоров одиночные и парные пляски. На рубеже веков в сельскую среду стали проникать бальные танцы. Обогатив местную танцевальную лексику, они приобрели черты народного бытового танца. В предгорных станицах, расположенных в нижнем течении Лабы и верховьях Белой, под влиянием абазинских и адыгейских мелодий сложились самобытные пляски, исполняемые под песенные куплеты. Бытовым танцам с горскими мотивами присущи сложные плясовые фигуры и быстрый темп.
Бездумное усложнение и копирование любителями исполнительской техники профессионалов привело к обезличиванию и потере местного колорита, а заодно и фольклорных традиций. После Великой Отечественной войны на самодеятельной и профессиональной сцене появились постановки сюжетных танцев, созвучных времени. Сценические танцы, в которых нет места импровизации исполнителей, являются авторскими сочинениями балетмейстеров. Псевдонародность сыграла исторически отрицательную роль в развитии аутентичной танцевальной культуры.
В современных условиях народное танцевальное искусство все более превращается в шоу-бизнес. Первенство принадлежит профессиональным ансамблям. Любители, равняясь на них, усваивают все недостатки, присущие сценическому искусству.
Народный театр, отделившийся от празднично-обрядового комплекса, вовлекал массы в игровую стихию, в определенной степени ему удавалось решать социальные и нравственные проблемы. В XX веке народное лицедейство уступило место институциональным формам куль-
туры, положившим начало индустрии досуга. Сценические формы способствовали зарождению эпохи массовой культуры.
Во втором параграфе - «Трансформация форм устного народного творчества» - раскрывается жанровая природа и эволюция словесного народного творчества. Несинкретические по своей природе фольклорные жанры составляли область народной прозы. В кубанском сказочном фольклоре о животных и волшебных сказках, бытовавших в XIX веке, сохранялись архаические следы анимизма, тотемизма и магии. Отношения героев выражены различными композиционными решениями: сравнением, противопоставлением, парностью, связью. В социально-бытовых сказках получила развитие тема отношений бедных и богатых. Детским сказкам, вызванным педагогическими надобностями, был присущ дидактизм. Лучшими сказочниками слыли мужчины, оттачивавшие свое мастерство на лагерных сборах и в «беседах». Русские и украинские сказки приспосабливались к местным условиям.
Фольклорной прозой исторического и житейского содержания являлись «побрехеньки» или «жарты» (анекдоты), вошедшие в народный быт в конце XVIII века. В начале XX столетия А.Е. Пивень издал два сборника анекдотов - «Торбына смиху та мишок рэготу» и «Сим кип брэхэньок» в Москве, Киеве, Харькове и Одессе.
В советское время анекдот стал самым востребованным и бурно развивающимся жанром. До 30-х годов юмор «на злобу дня» открыто публиковали в официальных изданиях. Во времена сталинских репрессий политические анекдоты перешли в область нелегального воспроизводства и распространения. После XX съезда КПСС, развенчавшего культ Сталина, без опаски смеялись над основоположниками марксизма-ленинизма и участниками гражданской войны, в эпоху застоя потешались над партийной номенклатурой, М.С. Горбачеву народ воздал за антиалкогольную кампанию, Б.Н. Ельцину - за «семью» и просчеты в экономике. Демократия сделала анекдот нормой политической жизни. Основными каналами распространения фольклора являются устные формы передачи и средства массовой информации.
Результат осознанного художественного творчества - небылицы, то есть шуточные рассказы о том, чего не бывает и быть не может, генетически восходят к древним скоморошинам, для которых несуразица - специфический прием повествования. Вводя в особый, нереальный мир, где все наоборот, небылицы служили средством развития ума и удовлетворения эстетических потребностей слушателей.
Предания о сокровищах, захороненных до колонизации края, и разбойниках, которыми в прошлом «славилась» Черномория, составляли значительную часть устной народной прозы. Одной из форм выражения социально-утопических чаяний народа стали легенды о «далеких
землях». Расцвет этого жанра приходился на времена, когда российская феодальная система, охваченная тяжелым кризисом, тормозила решение земельного вопроса. Свободные земли идеализировались, жизнь в них рисовалась, как справедливое общинно-артельное содружество равных производителей. Согласно изданному в 1832 году правительственному указу, желающим представителям свободного сословия разрешалось селиться на северо-западном берегу Черного моря. Переселенцы освобождались от податей и повинностей. В конце XIX века резервные пространства на Кубани исчерпались, и миграционное движение пошло на убыль. Одновременно начался процесс преодоления наивных представлений о благодатных землях и изживание утопических легенд.
Вольную переработку сочинений духовного характера представляли собой христианские легенды о Божьем Суде, главное место в которых занимал акт раскаяния грешника. Эсхатологические верования, облеченные в фольклорную форму, удерживали людей от дурных помыслов и поступков. Притчи о праведниках проникнуты общей идей -самоотверженной любви и помощи ближним.
Описание пространственно-временных параметров Вселенной и сам акт творения нашли отражение в космогонических легендах. В фольклорном сознании небо представлялось местом, где правят Божественные силы, небесные светила, кометы, природные явления назначены Всевышним. История об Адаме и Еве в фольклорном изложении восходит к апокрифическим книжным текстам, в которых люди предстают как Божье творение. Еще в начале XX века на Кубани бытовали этнологические легенды о происхождении животных и растений. Под влиянием Православия языческие мифы послужили источником создания быличек о существах «низшего» порядка - домовых, русалках, привидениях, мертвецах.
В конце XX века в результате освобождения российского общества от давления официального атеизма число демонологических легенд увеличилось многократно. Портретные характеристики распространенного в восточнославянской мифологии образа лешего напоминают описание снежного человека (йети, бигфута), которого считают реликтовым гоминоидом, якобы сохранившимся в труднодоступных местах на Северном Кавказе. Непосредственное отношение к традиционной мифологии имеют истории о неопознанных летающих объектах. По преданиям, пришельцы напоминают чертей, многоликие образы которых вобрали в себя черты домового, лешего, водяного и огненного змея.
Дети, усваивая суеверные рассказы взрослых, создали свою демонологическую традицию, в которой отразился весь комплекс детских представлений о смерти, страхе и угрозе жизни. Страшилки унаследовали традиционные художественные приемы - тяготение к кумулятивной
текстовой структуре с повторением однотипных эпизодов, ритмизацию повествования, экспрессивную мимику, жесты и речевые интонации.
Среди малых фольклорных жанров особо выделяются прозвища и дразнилки. Черноморские, а позже кубанские казаки унаследовали принципы построения генеалогических связей от запорожских сечевиков. Записываясь в курень, каждый казак получал кличку. Случалось, что отец имел одну фамилию, а сыновья - другие. Такая традиция сохранялась до 1904 года. Давали прозвища целым станицам. Неузнаваемо изменилась жизнь, но дразнилки по-прежнему остаются динамично развивающимся жанром. Лексика современных дразнилок близка к нормам литературного языка.
В третьем параграфе - «Игровые формы народной культуры» -исследуется весь спектр игровой деятельности как средства коммуникации и овладения социокультурным опытом.
В XIX веке игры, скрепленные песней, пляской,1 словесными комментариями, пантомимой, физическими и психически реакциями, были тесно связаны с обрядами. Возникнув из коллективных эмоций, игровой фольклор сохранял в себе свидетельства древних типов мышления, отличался эстетической организацией и устойчивым ритмом. Типы традиционных развлечений в общих чертах схожи с общерусскими и украинскими играми. Уличные компании делились по территориальному и возрастному признакам. В детских и молодежных компаниях для перехода в старшую возрастную группу требовалось овладеть определенными навыками игрового поведения. Такие игры восходили к древним обрядам инициации.
Имитативные игры «в свадьбу» предшествовали добрачному знакомству и свадьбе. Мифологема чистого золота обнаруживается в традиционных развлечениях с мотивами «золочения». Золотые предметы в фольклоре сакральны. Для имитативных игр типичны сюжетные ситуации с посевом, выращиванием и уборкой урожая. Доминирующий элемент повествования - созревание семян, означавшее половую зрелость и готовность к супружеству. В народных играх заметно стремление к ан-тропоморфизации растительных и животных символов.
Одна из развитых тем в традиционном игровом фольклоре - временное перевоплощение человека в животных и птиц. Чаще оборотень предстает в образе волка, олицетворяющего силы зла.
Для укрепления боевого духа и чувства солидарности в казачьей среде всячески поддерживались традиции кулачных боев, джигитовки и военизированных игр. Силой, храбростью и сноровкой мерялись «куты» (углы), улицы и станицы. Страстью к кулачным боям отличались и линейцы, и черноморские казаки. Начинались кулачки с осени и продолжались до весенних полевых работ. Каждый вечер, а в праздники и
днем, сойдясь в условленном месте, сначала бились подростки, в случае отступления к ним присоединялись парни постарше, затем вступали взрослые казаки. В бою придерживались старых правил: не позволялось бить противника сзади, сидящего или лежащего на земле и сводить счеты после битвы. Физические упражнения, стрельба из ружей, скачки, владение холодным оружием воспринимались казачьим населением как серьезное дело. Уже на первых учебных сборах молодые казаки демонстрировали умение, упираясь головой в седло или держась ногой в стремени, висеть корпусом вниз, на скаку спрыгивать с лошади и снова вскакивать в седло, поднимать с земли предметы. Испытания по джигитовке заканчивались театрализованными представлениями с погоней и перестрелкой.
Вербальные формы игрового фольклора, бытовавшие в западном и восточном ареалах Кубани, отличались диалектными особенностями. Основанием для исторической атрибуции служили варианты наиболее известных титулов. Употребление рифмы началось с переходом к новому игровому репертуару, складывавшемуся под влиянием книжности.
Изменения, произошедшие в массовом сознании в XX веке, отразились на содержательной стороне игрового фольклора. Военизированные игры приобрели идеологическую окраску. Утратили календарную приуроченность и связь с культом хороводные и символические игры. Разрушены хороводные композиции, забываются игровые песни, им на смену пришли приговоры. Состязания в ловкости, силе, выносливости, поднятии тяжестей, стрельбе по мишеням в современных условиях имеют форму организованного досуга. В быту преобладают словесные игры: поддевки, нескладухи, потешки.
В четвертом параграфе - «Культурная эволюция изобразительного и декоративно-прикладного творчества» - рассматривается процесс реализации искусства народных мастеров в строительстве и оформлении храмовых и крепостных сооружений, изготовлении и декорировании предметов культа, казачьего снаряжения и народного быта.
Духовные искания славянского населения Кубани проявились при строительстве православных храмов. Казаки, первыми осваивавшие край, отдавали предпочтение купольному или родственному ему крестово-ку-польному типу с определяющими признаками: архитектурной целостностью объема, тяготением к центричности и пластической законченности. Возводимые в центре казачьих поселений православные храмы хорошо просматривались с разных сторон и составляли идейно-архитектурное ядро городов и станиц Кубанской области. В храмовом строительстве просматривалось влияние национальных и культурных корней бывших переселенцев.
Войны с турками и татарами, набеги степных кочевников и гор-
цев определили региональные традиции строительства укреплений и поселений. Первыми оборонительными постройками стали крепости и редуты, протянувшиеся на 540 верст от Тамани по реке Кубани и степям Ставрополья. До окончания Кавказской войны гражданские поселения окружали крепостными валами с пушками и караулом.
История кубанской православной иконописи началась во времена первоначального обустройства края. В связи с храмовым и гражданским строительством спрос на народные иконы был огромным, что сделало ремесло иконописцев-самоучек массовым. Иконы служили знаком благочестия, к ним обращались как к моленному образу. В народном сознании атрибуты православной веры соседствовали с языческими верованиями. «Богомазы» тяготели к плоскостности и силуэтности образа, что требовало активного сотворчества мастера и верующего. Образы святых не были лишены человечности. Иконописные мастерские размещались при монастырях и церквах в станицах Царской (ныне Новосвободной), Баталпашинской, Каладжинской, Старонижестеблиевской. Войсковое начальство, местные органы власти и священнослужители всячески препятствовали распространению среди населения икон неправославного характера.
Начиная с 30-х годов XX века, церкви использовались не по назначению, а многие были разрушены. Возвращение кубанцев к исконным духовным традициям в нынешних условиях напоминает о действии Промысла Божьего в отечественной истории.
Декоративно-прикладное творчество кубанских мастеров особо проявилось в ковани - кузнечном художественном ремесле. Начальным навыкам обучали в семье и под руководством опытных наставников. Постигнув азы, молодежь пробовала силы в самостоятельном творчестве. По окончании учебы, выполнив «отходное» изделие, кузнецы в одиночку трудились над излюбленными формами и сюжетами. Работавшие на войско мастера обеспечивали казаков оружием, иногородние производили сельскохозяйственные орудия труда и предметы повседневного быта.
Обязательным элементом экипировки кубанских казаков был кинжал, украшенный резьбой, насечками, чернением по серебру и золоту. Кузнецы, освоившие исконные традиции своих предков и других народов мира, создали оригинальные образцы орнаментовки холодного оружия. На Кубани центрами по изготовлению кинжалов стали Ейск, станицы Баталпашинская, Григориполисская, Ханская и Гривенско-Черкес-ская.
В 1880-х годах на Кубани появились первые ремесленные школы и мастерские, на обустройство которых органы казачьего самоуправления отчисляли общественные средства. Помимо основ кузнечного дела
изучались приемы академического рисунка и стилизации, что позволило молодым мастерам успешнее приспосабливаться к спросу городского населения. Художественный облик кованых изделий определялся конъюнктурой рынка. В надкрылечных зонтах, кованых воротах и решетках, декорированных растительным, геометрическим и числовым орнаментом, нашли отражение барокко и модерн. Конец XIX - начало XX века ознаменовались соединением «высокого» профессионального искусства и подлинно народного.
После многих десятилетий забвения интерес населения к художественному металлу проявился лишь в 60-70-х годах. Мастерам удалось не только возродить исторически сложившиеся стили и приемы кузнечного ремесла, но и внедрить новые образцы и сюжеты, не всегда вписывающиеся в привычный орнаментальный строй. Современные дизайнерские решения реализуются сегодня в творчестве и любителей, и профессионалов.
Изготовление кустарным способом глиняных горшков и детских игрушек на продажу составляло основное занятие иногородних. Рисунок в виде черточек и точек, охватывавший горло, плечи и туловище сосуда, выполнял охранную функцию. Растительный орнамент, пришедший на смету магическим знакам, стал применяться гончарами, работавшими в государственных артелях уже в советское время. К этому времени глиняная посуда вышла из домашнего обихода и стала служить украшением интерьеров.
В оформлении жилищ в прошлом применялась ажурная резьба в виде растительного орнамента. Геометрической резьбой, состоящей из комбинации кружков, треугольников и полосок, украшали ткацкие станки, прялки, рубеля, шкатулки, ковши и солонки. В технике резьбы изготавливали церковные иконостасы.
В узорах расписанных пасхальных яиц, служивших оберегом от нечистой силы, использовались древние геометрические знаки и христианские мотивы. В черноморских станицах расписывали стены и печи, декорировали разноцветной глиной земляные полы, украшали узорами внешнюю поверхность сундуков.
Все возрастающий спрос на промышленные изделия в советские годы стимулировал развитие художественных промыслов. Усиление коммерциализации во времена перестройки создало условия для реализации кустарной продукции через сеть художественных магазинов и на местном краснодарском «Арбате». Покупателям предлагаются изделия из кожи, пряжи, дерева, изготовленные вручную. В глиняной и деревянной скульптуре наметился переход от сюжетных композиций к традиционной манере. Эпоха демократизации ознаменовалась стремлением к моделированию личного стиля одежды, причесок и аксессуаров. Новые
технологии воспроизведения, переосмысления и передачи фольклорного текста заметны как в среде мастеров, занимающихся массовым художественным производством, так и в индивидуальном авторском творчестве.
В ЗАКЛЮЧЕНИЕ вынесены выводы о том, что становление и развитие духовной жизни славян Кубани носило поэтапный характер. На начальных этапах обычаи и традиции были эффективным средством социальной организации и порядка в среде казачьего населения. В пореформенный период увеличение численности лиц невойсковых сословий обусловило формирование вторичных форм народного творчества -фольклоризма. Слой аутентичного фольклора неуклонно сокращался, однако обрядово-мифологический контекст и внеобрядовые жанры еще сохраняли между собой тесную связь.
В советские годы бюрократизация и идеологизация культуры вели к унификации фольклорного наследия, вторичные формы народного творчества заняли значительную часть культурного пространства.
Возникновение новых субкультур в современном постсоветском пространстве связано с резкими изменениями в образе жизни. Субкультурные группы стремятся выработать свои культурные ценности и идеалы, непохожие на те, что доминировали в предшествующей истории. В настоящее время непрофессиональная художественная практика продолжает существовать параллельно с профессиональным искусством и массовой культурой. Преодоление идеологических ограничений стимулирует интерес определенной части населения к культурным истокам. Современная культурная стратегия должна быть нацелена на сохранение самобытной культуры региона. Обращение к вопросам духовной культуры позволит решить задачи восприятия детьми и молодежью нравственных ценностей, выработанных предшествующими поколениями. Необходимо создание оптимальных условий для поддержания режима, способствующего свободному саморазвитию народной культуры как базиса духовной жизни. Без знания прошлого, без положительных нравственных идеалов молодое поколение не способно ощутить ни целей, ни ценностей исторического бытия.
Публикации по теме диссертации
1. Чурсина, В.И. Народная культура славян Кубани (конец XVШ - начало XX вв.): монография / В.И. Чурсина. - Краснодар, 2001. -197с.
2. Чурсина, В.И. История становления и развития духовной культуры восточнославянского населения Кубани: монография /В.И. Чурсина. - Краснодар, 2001. - 115с.
З.Чурсина, В.И. Фольклор славян Кубани: историко-культуроло-гический анализ: монография / В.И. Чурсина. - Краснодар, 2003. - 263с.
4. Чурсина, В.И. Традиции и инновации в семейных обычаях и обрядах казаков Кубани: учеб. хматериалы /В.И. Чурсина. - Краснодар, 2000. - 30с.
5. Чурсина, В.И. Сценические формы кубанского фольклора: учеб. пособие /В.И. Чурсина. - Краснодар, 2002. - 151с.
6. Чурсина, В.И. Традиционная культура и Православие /В.И. Чурсина // Проблемы и пути развития народного художественного творчества Кубани: материалы науч.-практ. конф.- Краснодар, 1998. - С. 56-59.
7.Чурсина, В.И. Кубанские казаки и этноэтикет /В.И. Чурсина // Социально-культурная деятельность: опыт, проблемы, перспективы. -Краснодар, 1998. - Вып.2. - С. 28-35.
8.Чурсина, В.И. Народная педагогика в контексте традиционной культуры кубанского казачества (вторая половина XIX - начало XX вв.) /В.И. Чурсина //Социально-культурная деятельность: опыт, проблемы, перспективы. - Краснодар, 1999. - Вып.З. - С. 14-18.
9.Чурсина, В.И. Фольклорные традиции и современность /В.И. Чурсина // Социально-культурная деятельность: опыт, проблемы, перспективы. - Краснодар, 2000. - Вып.5. - С. 24-27.
Ю.Чурсина, В.И. Фольклор Кубани в эпоху тоталитаризма /В.И. Чурсина //Третьи кубанские литературно-исторические чтения. - Краснодар, 2001. - С. 26-34.
П.Чурсина, В.И. Мыланка на Кубани /В.И. Чурсина //Кубанец. Донской атаманский вестник. - США, 2001. - № 205. - С. 17-19.
12.Чурсина, В.И. Народные календарные праздники. Осень./В.И. Чурсина //Кубанец. Донской атаманский вестник. - США, 2001, №205. - С.46-48.
1 З.Чурсина, В.И. Сущность, функции и сфера бытования кубанского фольклора /В.И. Чурсина //Социально-культурная деятельность: опыт, проблемы, перспективы. - Краснодар, 2002. - Вып.8. - С.30-40.
14.Чурсина, В.И. Сила традиции //Кубанец. Донской атаманский вестник./В.И. Чурсина. - США, 2002. - №207. - С.46-48.
15. Чурсина, В.И. Станичные святки /В.И. Чурсина //Народное творчество. - М., 2003. - №1. - С.35.
16. Чурсина, В.И. Педагогические и этические воззрения в фольклоре кубанских казаков /В.И. Чурсина //Кубанец. Донской атаманский вестник. - США, 2003. - №209. - С.42-49.
17. Чурсина, В.И. Эволюционные изменения в фольклоре славян Кубани (конец XVШ - начало XXI вв.) /В.И. Чурсина //Культурная жизнь Юга России. - Краснодар, 2003. - №3. - С. 35-36.
18.Чурсина, В.И. Духовные стихи в фольклоре восточнославянского населения Кубани /В.И. Чурсина //Культурная жизнь Юга России. - Краснодар, 2004. - №1. - С. 54-55.
19.Чурсина, В.И. Неформальные объединения в социокультурной традиции кубанского казачества (конец XVIII - начало XX века) /В.И. Чурсина // Культурная жизнь Юга России. - Краснодар, 2004. - №3.- С. 9-11.
20.Чурсина, В.И. Динамика этнокультурных традиций восточнославянского населения Кубани /В.И. Чурсина //Донецкий вестник научного общества им. Шевченко. - Донецк, 2004. - Т.5. - С. 468-473.
Типография Краснодарского государственного университета культуры и искусств Краснодар,350072, ул.40-летия Победы,33 Заказ № 63, тираж 100 экз.''
\
2 2 ДПР 2005_
182 3
Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Чурсина, Валентина Ивановна
ВВЕДЕНИЕ.3
ГЛАВА I. ПРАВОСЛАВИЕ И НАРОДНАЯ КУЛЬТУРА КАК БАЗОВЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ СЛАВЯНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ КУБАНИ: ТЕОРИЯ И ГЕНЕЗИС
1.1. Православие - первооснова духовной культуры . 42$ 1.2. Генезис духовной жизни в региональном фольклоре. 67
1.3.Эволюция этнокультурных традиций. 86
1.4. Отражение исторической реальности в сценических формах народного искусства. 103
ГЛАВА II. ТРАДИЦИИ И ДИНАМИКА КАЛЕНДАРНОЙ ОБРЯДНОСТИ И ЗАГОВОРНОЙ КУЛЬТУРЫ
2.1. Картина мира в календарном обрядовом фольклоре региона. 130ф 2.2. Традиции и инновации в календарной обрядности в XX веке. 154
2.3.Динамика заговорно-обрядовой культуры. 161
ГЛАВА III. ЭВОЛЮЦИЯ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ: СЕМЕЙНЫЕ ОБЫЧАИ И ОБРЯДЫ
3.1. Становление и развитие жизненного уклада в системе традиционного семейно-бытового фольклора. 177
3.2.Современная повседневность в семейных обычаях. 197
3.3. Историческая и генетическая связь календарного, семейно-бытового и внеобрядового фольклора. 208
ГЛАВА IV. ПРОЦЕССЫ ТРАНСФОРМАЦИИ НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЫ ВО ВНЕОБРЯДОВЫХ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ
ФОРМАХ
4.1. Народная культура в контексте изменения исполнительских жанров.218
4.2.Трансформация форм устного народного творчества. 269
4.3.Игровые формы народной культуры.294
4.4. Культурная эволюция изобразительного и декоративно-прикладного творчества.304
Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Чурсина, Валентина Ивановна
Актуальность проблемы. В эпоху глобализации культурные символы и формы поведения стремительно перемещаются от одного общества к другому. Электронификация коммуникационных средств позволяет передавать визуальную информацию на большие расстояния, способствуя формированию культурных стереотипов общемирового масштаба. Расширение сферы трансгранич-♦ ных взаимодействий людей, предприятий, рынков ведет к нивелированию этнических культур. Ощущая угрозу своей культурной идентичности, человечество все сильнее испытывает потребность в сохранении национальной и региональной специфики. В связи с этим особенно актуализируются проблемы локальной истории культуры, ее эволюции и традиций.
В современных условиях наиболее заметным становится противоречие, выражающееся, с одной стороны, утверждением в общественном сознании неких общих культурных норм и ценностей, а с другой - в осознании людьми своей этнокультурной принадлежности. Эту тенденцию выявила Всероссийская перепись населения 2002 года: идея создания единой нации «советский народ» оказалась несостоятельной. Опрос показал, что в обществе сильна тяга к национальному самосознанию и самобытности. Появились такие варианты самоопределения, как «казак», «помор», «печенег», «половец». Сплочение и духовное обогащение россиян видится в достижении культурного многообразия. В этих условиях изучение и распространение историко-культурного опыта в его духовной сфере приобретает особое звучание, ф Вместе с тем следует признать, что в обществе сильны негативные настроения. Утрата социально-культурных ориентиров, несовпадение систем ценностей и уровней жизни создают ощущение катастрофичности бытия, вызывают чувство неполноценности и агрессию. Все это неизбежно ведет к социальной, религиозной и этнической напряженности. Решению проблемы мешает отсутст вие научно обоснованной культурной политики. Совершенно очевидно, что выработка такой политики должна строиться с учетом уроков прошлого.
Возможности формирования новой мировоззренческой парадигмы в российском обществе напрямую зависят от того, как сохраняются национальные корни. В этой связи, необходимо создание условий для саморазвития традиционных этнических культур, способных служить нравственным ориентиром для новых поколений. Расширение сферы культурной жизни может и должно происходить за счет включения в-социокультурное творчество различных слоев населения, обогащение интересов и развитие инициатив. Именно поэтому, особую актуальность приобретают исследования исконных традиций народной культуры и ее эволюции.
Динамика этнокультурных процессов в регионах во многом зависит от того, как функционируют те или иные каналы, передающие культурную информацию. В качестве механизма трансляции социокультурного опыта выступают традиции, позволяющие сохранять духовное наследие достаточно длительное время. Большую роль в решении этой проблемы могут сыграть научные выводы и рекомендации, основанные на исследовании народной культуры, направленные на обоснование путей оптимизации этнокультурных процессов в российских регионах. Отсутствие масштабных исторических работ в этой области предопределило выбор темы, которую мы сформулировали как историю становления и развития духовной жизни славянского населения Кубани (на примере народной культуры региона в единстве его содержательной и динамической сторон).
Духовная жизнь, народная культура и ее проявления изучаются разными научными дисциплинами гуманитарного профиля - исторической наукой, философией, культурологией, социальной антропологией, искусствоведением, фольклористикой, этнографией, эстетикой и др. Каждая из них стремится сформировать свой предмет исследования. Специфической особенностью изучения данного объекта является то, что фольклор служит одним из основных источников для выявления трансформации духовной жизни в его базовой составляющей. Именно поэтому, в качестве объекта исследования мы избрали духовную жизнь славянского населения Кубани в процессе ее исторического развития, начиная с конца XVIII века и на протяжении двух последующих столетий.
Предмет исследования: взаимосвязь общественных традиций и динамики народной культуры как составной части духовного мира славян Кубани.
Географические границы Кубанской области стали складываться после победы России в войне с Турцией 1768 - 1774 годов. В целях защиты от нападений воинствующих соседей под руководством A.B. Суворова в 1777 году была возведена Кавказская линия укреплений, простиравшаяся от Азова до Моздока. Вдоль нее разместили регулярные войска. С 1783 году река Кубань стала границей Российского государства. Для обеспечения политического и экономического превосходства России на Северном Кавказе свободные земли решено было заселить. Согласно жалованной Екатериной II грамоте, обширные территории от Таманского полуострова по правому берегу реки Кубани до впадения в нее Лабы отвели Черноморскому казачьему войску, состоявшему из части бывшего Запорожского войска и представителей различных слоев населения Украины.
25 августа 1792 года морские силы черноморцев высадились на Таманском полуострове. Вслед за флотилией два пеших полка с семьями прибыли сухим путем через Крым и устроили наблюдательный пост при старом Темрюке. Конница, пехота и войсковой обоз под командованием кошевого атамана Чепи-ги, переправившись через Буг, Днепр и Дон, подошли к Тамани с севера. Перезимовав на Ейской косе, черноморцы ранней весной двинулись вглубь территорий. Главные боевые части расположились в Карасунском куте при впадении в реку Кубань старого протока, где впоследствии был основана войсковая резиденция город Екатеринодар. Весной и летом 1793 года массовое, организованное переселение черноморцев продолжилось. Население размещалось по куреням путем жеребьевки. Восемь куреней - Васюринский, Корсунский, Пласту-новский, Динской, Пашковский, Величковский, Тимошевский и Роговской оставили у Кубани. В северной части Черномории вблизи Донской области по реке Ее основали Щербиновской, Деревянковский, Конеловский, Шкуринский, Кисляковский, Екатериновский, Незамаевский и Калниболотский курени, у притока той же реки Кугоеи - Кущевский, при другом притоке Сасыке - Минской, Переяславский и Уманский. В верховьях реки Албаши расположились Ирклиевский и Брюховецкий, на реке Тихенской - Крыловской и на Челбасах -Леушковский курени. Удаленными от реки Кубани и черкесов оказались Бере-занский, Батуринский, Кореновский, Дядьковский, Платнировский и Сергиевский курени. Десять куреней разместили треугольником между Азовским морем и рекой Кубанью: Поповический, Мышастовский, Ивановский, Нижестеб-лиевский, Вышестеблиевский, Полтавский, Джерелиевский, Каневской, Медве-довский, Гитаровский курени(1).
Старую Кавказскую линию и восточные районы обживали донские казаки и переселенцы из южнорусских губерний. Они размещались в укреплениях, позднее переименованных в станицы Усть-Лабинская, Кавказская, Прочноокоп-ская, Григорополисская, Темнолесская, Воровсколесская(2). В 1802 году на Старую Линию были переселены казаки Екатеринославского войска (с Украины), основавшие Темижбекскую, Казанскую, Тифлисскую, Ладожскую, а два года спустя Воронежскую станицы. В 1825 году хоперские и волжские казаки в верховьях рек Кубани и Кумы обустроили Невинномысскю, Беломечетскую, Баталпашинскую, Бекешевскую, Суворовскую, Боргустанскую, Ессентукскую станицы(З).
Закубанские земли располагались южнее слияния рек Кубани и Лабы до Терской области. Колонизация Закубанья началась в 40-х годах XIX века за счет притока казаков из линейных и черноморских станиц Кубани, переселенцев из центральных губерний и солдат, остававшихся после окончания воинской службы.
В советское время административно-территориальное деление характеризовалось чрезвычайной неустойчивостью^). В первые послереволюционные годы область носила название Кубано-Черноморской. По решению Президума ВЦИК РСФСР в 1922 году за счет части Краснодарского края и Майкопского отдела была создана Черкесская (Адыгейская) автономная область, вошедшая в состав Кубано-Черноморской области. Большую часть Баталпашинского отдела передали Терской области и Карачаево-Черкесской автономной области.
В 1924 году Дон, Кубань, Терская и Ставропольская губернии, город Грозный, входивший на правах округа, Кабардино-Балкарская, Карачаево-Черкесская, Адыгейская и Чеченская автономные области объединились в Юго-Восточный край с центром в Ростове-на-Дону. В том же году край переименовали в Северо-Кавказский. В 1934 году край разукрупнили. В состав Азово-Черноморского с центром в Ростове-на-Дону вошли некоторые районы Кубани и Адыгейской автономной области. Центром Северо-Кавказского края стал город Пятигорск. В сентябре 1937 года Азово-Черноморский край разделили на Краснодарский край и Ростовскую область. В 1991 году Адыгейская автономная республика стала самостоятельным субъектом Российской Федерации. Кубанью принято называть территорию бывшей Кубанской области и нынешний Краснодарский край за исключением части восточных районов, отошедших в советское время Ставропольскому краю, и части южных районов, входящих в состав Карачаево-Черкессии.
Хронологические рамки диссертации охватывают более чем двухсотлетний период: с конца XVIII до конца XX века. Выбор данных временных параметров обусловлен тем, что за два века в духовной жизни славян Кубани, как и в целом в России, произошли качественные изменения. Некогда самобытная национальная культура, основанная на Православной вере, составляла фундамент российского государства. Идеалами русского народа были церковь, семья, традиционные ценности. Отказ от исконных духовных традиций в пользу наднациональных, универсальных, атеизация образования и воспитания в XX веке привели общество к опустошению и упадку. Отрицание религиозных основ культуры и фольклорных традиций прошлого в годы советской власти, навязывание народу либеральных идей Запада в постсоветский период - пример того, как обезличивается и искусственно уничтожается духовный базис общества. Будущее страны, ее безопасность, социально-экономическое развитие и положение в мире следует рассматривать в неразрывной связи с восстановлением исторической памяти русской цивилизации, возрождением' и укреплением национально-консервативного мировоззрения и культурного опыта.
Методологическая основа диссертации. Сложность объекта исследования и характер поставленных задач обусловили необходимость использования комплекса методов. Одним из них стал системный подход, позволивший рассматривать духовную культуру славян Кубани как открытую динамическую систему с множеством подсистем, тесно связанных между собой, взаимно влияющих и дополняющих друг друга. Системное рассмотрение внутреннего устройства и функционирования духовного производства имеет три измерения: человеческое, процессуальное и предметное, что предполагает выявление необходимых составляющих каждого звена.
Генетический метод создал условия для понимания этимологии содержания и смысла народных воззрений, поэтических образов, жанров, эволюции культурных явлений во времени и пространстве.
Выявить изменения, произошедшие в тех или иных культурных объектах, осмыслить их как специфически значимые единицы позволили функциональный и ретроспективный методы. Тот факт, что в ходе исторического развития культурные объекты выполняли и выполняют множество функций, потребовал анализа их природы и назначения. Духовная культура славянского населения Кубани мыслилась как самобытная, интегрированная система, части и пласты которой выполняют взаимосогласованные функции. Для уяснения динамики духовного производства потребовалось аналитически разделить этот процесс на ряд аспектов - систему знаний, верований, морали, различные способы творческого самовыражения и др.
Для наиболее полного охвата избранной проблемы автору представлялось необходимым использование сравнительно-исторического метода, основанного на сопоставлении сходных данных с целью изучения исторических связей и среды, сформировавшей и видоизменившей духовный мир славян-кубанцев. Исследование, проведенное в таком ракурсе, позволило полнее раскрыть истинное значение и ценность культурного наследия, его отношение с исторической действительностью, место и роль в духовной жизни общества.
Интерпретация народной культуры как базового элемента духовности с исторической точки зрения предполагает описание хронологического ряда отдельных явлений, показ того, каким образом элементы культуры стали иными в процессе своего развития. Метод дает возможность лучше понять и объяснить события духовной повседневности, оказавшие влияние на ход культурной истории Кубани.
Историческая антропология, бурно развивавшаяся начиная с 30-х годов XX столетия, вооружила нас методами междисциплинарного подхода, что позволило ввести в оборот нетрадиционные для исторической науки источники. В их числе фольклорные памятники, дающие представление об эволюции мен-тальности, о социально-психологических характеристиках носителей культурных ценностей. В этой связи нам представляется уместным использование инструментария лингвистики и семиотики.
С помощью лингвистического метода изучался язык фольклорных текстов и их роль в функционировании механизма обмена культурной информацией.
Текстологический анализ помог установить тенденции во взаимодействии говоров и литературной лексики. Семиотический метод потребовал рассмотрения произведений народного творчества как результата знаковой деятельности: кодирование, хранение, распространение, воспроизводство знаний и культурного опыта, воздействие на сознание знаковыми средствами. Соединение вербальных, музыкальных и изобразительных знаковых систем создало предпосылки для более полного понимания смысла и назначения фольклорных произведений.
Осмысление логики произошедших динамических сдвигов в духовной повседневности славян Кубани за два столетия помогло сформулировать общие закономерности трансформации старых и возникновения новых культурных образований в ходе исторического процесса.
Историография исследования определяется, во-первых, представлениями автора диссертации о междисциплинарном пространстве изучения духовной жизни народа, во-вторых, историческим контекстом этого пространства, наконец, в-третьих, локальностью сообщества, чья духовная культура подвергается историческому анализу. Исходя из этого, изученная нами литература включает в себя широкую область гуманитарных исследований, как во временном, так и проблемном пространстве.
Всю отечественную научную литературу можно разбить на несколько хронологических периодов: конец XVIII - 30-е годы XIX века.; 40-е годы XIX -20-е годы XX веков; 30-е - 50-е годы XX века.; 60-е - 80-е годы XX века; 90-е годы XX — начало XXI века. В рамках этих периодов автор рассматривает историю изучения духовной культуры, прежде всего, исторической наукой. Однако проблема соотношения фольклора и исторического процесса методологически исследовалась лингвистами, собственно фольклористами, искусствоведами, социологами, культурологами. В их работах содержатся ценные для историка наблюдения, поэтому их нельзя обойти в данном историографическом обзоре. Для нашего исследования принципиально значимыми в методологическом отношении являются размышления философов, и вообще гуманитариев, о сущности человеческой культуры, о понятии духовности, в том числе применительно к российской истории. Наконец, значительный раздел историографии данной диссертационной проблемы включает местные исследования как общеисторического и краеведческого характера, так и региональных фольклористов.
Как известно, европейская литература во второй половине XVIII века переживала эпоху классицизма. Русские писатели, используя сюжеты, взятые из античной истории и греко-римской мифологии, все же обращали свой взор на легендарных героев из прошлого своего народа. Но правила классицизма не предусматривали, чтобы таких героев брали из «мужицкого» эпоса, поэтому их находили в древнерусских и московских исторических сочинениях (легендарные Кий, Хорев, Славен, Рус и другие). Критерием, определявшим занятия историей, стали «здравый смысл», «рационализм», «разум». Ученые эпохи Просвещения упорно создавали научные концепции, противопоставленные метафизическим увлечениям предшественников. «ГТросвещение, коротко говоря, было эпохой, посвятившей себя (по крайней мере, если говорить о ее господствующих тенденциях) упрощению и стандартизации мысли», - писал Артур Лавд-жой(5). Критикуя этого историописателя, В.Н. Татищев уже в первой половине XVIII века отмечал, что «дела чрезъестественные сказуют и многими баснями и суеверными чудесами наполняют историю»(6).
По свидетельству нашего современника, ученого-историка С.И. Малович-ко, уже с конца 80-х годов XVIII века одними из первых обратили внимание на народный эпос Императрица Екатерина II и русский писатель, масон И.П. Елагин, увидевшие возможность использования народных сказаний и былин в качестве источников для своих исторических трудов(7). В частности И.П. Елагин указывал, что «песни», сообщаемые скоморохами на рынках, «несомненно, означали нравы и обычаи и самый характер народа»(8).
В конце 60-х годов XVIII века известный русский писатель М.Д. Чулков, невзирая на «правила» классицизма, начинает собирание народных сказок, суеверий, былин, песен и пр. (9). Однако такое обращение к народной культуре в среде некоторых русских писателей еще не носило систематический характер. Оно воспринималось или как национальный колорит в историческом творчестве Екатерины II и И.П. Елагина, или как обращение к прелестям условной «сельской» жизни, противопоставленной городу у М.Д. Чулкова.
С конца XVIII века дискурс литературного сентиментализма стал все больше включать народные темы (Н. Карамзин, П. Шаликов, П. Макаров, В. Измайлов). Русские писатели сентименталисты в определенной степени предвосхитили традицию поиска духовных ценностей вне города - в условиях природы и сельской действительности 10). Народные темы, поднимаемые сентименталистами начала XIX века, оказали влияние на европейскую историографию периода романтизма. Бенедетто Кроче заметил об этой историографической парадигме так: «С неизбежностью потока, возвращающегося в естественное русло, сметая все искусственные преграды, теперь после долгой рационалистической аскезы взоры обратились к старой религии, к старым национальным и местным обычаям»(11). Именно под влиянием этой историографической парадигмы в противовес «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина писатель и историк H.A. Полевой написал пятитомную «Историю русского наро-да»(12). Под влиянием новой научной моды оказалась и зарождающаяся русская археология. В 20-х годах XIX века Д.З. Ходаковский представил план изучения городищ, рассыпанных по Восточной Европе, и в многочисленных последующих статьях указывал на городища как на места бывших языческих ка-пищ(13). К выводу о «святых окопах» исследователь пришел не в результате раскопок и наблюдения за памятниками, а посредством привлечения элемента духовной культуры - народных преданий в качестве исторического источника^). Дискуссия вокруг гипотезы исследователя выявила как ее противников(15), так и немногочисленных сторонников(16). Однако, споря с археологом, некоторые известные русские ученые, как, например И.И. Срезневский, были вынуждены обратиться к изучению русской духовной культуры, чтобы понять насколько народные предания могут служить источником для исторических построений^?).
Интерес к истории культуры в отечественной историографии был напрямую связан с ростом национального самосознания в российском обществе в 40-х годах XIX века. Именно в это время появились серьезные исследования о народном быте и о фольклоре в целом.
В рамках романтической парадигмы в гуманитарной сфере знания начинается процесс активного собирания фольклорных преданий, былин, песен, пословиц и т.д. С одной стороны, это движение было обязано пристальныму вниманию европейской науки к историко-литературным темам и к народной литературе в частности, а с другой, становлению российской филологии, как науки и славянофильскому течению в отечественной общественной мысли. Профессиональная историография, превратившаяся в 40-х годах в научную отрасль, больше внимания уделяла поиску глубинного смысла истории, активно следила за развитием институтов государственной власти и эволюцией русской юридической системы(18). Носившая протестный характер против утверждавшегося в науке государственного направления диссертация молодого романтика Н.И. Костомарова «Об историческом значении русской народной поэзии» (1844), в то время не смогла оказать существенного влияния на историческую мысль. Вместе с тем в диссертации и исторических монографиях ученого определился его интерес к темам, требовавшим обращения к фольклорным источникам и этнографии (19).
Само славянофильство, следовавшее как некоторым идеям немецких романтиков-шеллингианцев, искавших собственный немецкий путь в истории (sonderweg), так западнославянских славянофильствующих историков, находивших у славян «исконное» начало - общинность(20), а также собственным построениям, обращалось к народу, но не как носителю определенного исторического знания, а как к этнографическому элементу и идеологической «копилке». Исходя из антитезы, западникам, в большей степени, представлявшим государственное (юридическое) направление в русской историографии, отечественные славянофилы пытались обосновать разницу национальных «идей» существовавших в Западной Европе и в России (И.В. Киреевский, К.С. Аксаков и др.). Оперируя понятием «народ», они отрицали юридическое, формальное отношение применительно к «земле», «общине» и искали в народе «внутренней правды». Но при этом пользовались лишь гипотетическими историософскими построениями и официальными историческими источниками, не обращая внимания на историю русской духовной культуры(21). Вместе с тем влияние их на отечественную гуманитаристику и, в частности филологию, оказалось достаточно сильным.
В это же время именно филология, работая на стыке с историческими исследованиями, стала уделять внимание историческому значению русского эпоса. Например, Л.Н. Майков выдвинул мысль, что русский эпос есть верный отзвук русской исторической жизни(22). Известный историк русской литературы О.Ф. Миллер оказался под сильным влиянием выходивших тогда собраний русских народных песен Киреевского и Рыбникова; все народное стало для него священным. Изучая русские былины, ученый стремился показать нравоучительную сторону былинного эпоса. Мифологическое толкование эпоса позволило Миллеру отодвинуть зарождение былин до времен доисторической древности и дать эпосу толкование бытовое, признать его выразителем русских народных идеалов. Посредством применения исторического подхода к изучению былин, сочувствовавший славянофилам Миллер увидел в Древней Руси господство общинного духа, «народосоветие» и торжество истинно-христианских на-чал(23). Также оказавшийся под влиянием славянофилов Ф.И. Буслаев, расширил круг источников народной литературы за счет не только славянских, но и германских сказаний, что привело его к выводу: древние мифологические образы - общие для германо-славянского мира, «эпохе поклонения стихиям»(24).
Позитивистская историографическая парадигма, утверждавшаяся в российской исторической науке начиная с 60-х годов, не позволяла профессиональным историкам обращаться к «нетрадиционным» для дисциплинарной истории источникам. Это привело к тому, что почувствовавшие потребность возвращения к конкретному изучению русской старины петербургский профессор К.Д. Бестужев-Рюмин, московский профессор В.О. Ключевский и другие, могли указывать на значимость исторического познания народной культуры, но такое познание было второстепенно по отношению к официальным архивным документам, заключавшим в себе информацию об исторических фактах(25).
Позитивист, аналитик и историк литературы А.Н. Веселовский при изучении народных песен и духовных стихов отбрасывал всякие априорные построения и принятые ранее категории, отстранял определения, построенные Миллером и Буслаевым на основании отвлеченных признаков, и придерживался лишь строгой последовательности фактов. Группируя духовную культуру в исторической преемственности и эволюции, ученый не стеснялся брать факты из самых различных источников, выясняя пробелы прошлого наблюдениями над настоящим, сближая явления на низшей и высшей ступенях творчества, если они были вызваны аналогичными психическими условиями(26).
Несмотря на наметившееся расширение источниковой базы исторической науки, памятники духовной культуры считались второстепенным типом источников, так как в представлениях профессиональных историков они не заключали в себе неопровержимых фактов. Однако к концу XIX века вопросы духовной культуры уже стали рассматриваться в рамках истории русской культуры. Об этом свидетельствовал выход обобщающих трудов П.Н. Милюкова(27), который продолжил традиции государственно-исторической школы, что сказалось и на освещении духовных оснований русской культуры. В отечественной науке «Очерки по истории русской культуры» П.Н. Милюкова были первым опытом научно-популярного описания социокультурного процесса. Каждую из проблем, как-то: население, экономический быт, государственный и сословный строй, веру, творчество, образование, автор исследовал в процессе исторического развития. Как и многие позитивисты, Милюков искал в человеческой природе объяснения общественных процессов, подводя их под законы биологии и психологии. При этом он выступал противником монистического взгляда на историю.
Главным фактором в формировании духовности русского народа Милюков считал церковь и школу. Результаты анализа позволили ему дать ответ на центральный вопрос второй части труда - о происхождении и наиболее характерных чертах духовной розни интеллигенции и народа. В контексте проблем данной диссертации обращает на себя вывод Милюкова о том, что языческая старина надолго оставалась неприкосновенной и в течение веков мирно уживалась рядом с официальными формами новой религии. Двоеверие составляло одну из особенностей русской культурной истории.
Материалистическая концепция истории культуры, основанная на марксистской точке зрения, нашла отражение и в трудах Г.В. Плеханова. В «Письмах без адреса» он писал, что смотрит «на искусство, как и на все общественные явления, с точки зрения материалистического понимания истории»(28). Плеханов считал, что источником духовных запросов народа, являются материальные условия жизни общества. Поэтому истоки народной культуры лежат в утилитарном подходе людей бесклассового общества на окружающий мир. В своих работах Плеханов выдвинул тезис об азиатстве русского исторического процесса, что, по мнению автора, не могло не отразиться и на духовной жизни русского народа.
Главные сюжеты работы М.Н.Покровского, написанной в русле изложенных выше идей, - экономическая жизнь как основа культурного процесса в историческом развитии. Он заложил такую традицию советской историографии как изучение истории культуры в виде набора ее отдельных областей. При этом фольклор выделялся самостоятельным блоком в рамках истории становления древнерусского государства(29).
С конца 20-х годов, когда усилиями новой власти понятие «духовность» заменяется понятием «идейность», вырабатывалось иное методологическое отношение к изучению русской культуры. Основополагающим тезисом стало, согласно классовому принципу, положение В.И.Ленина о двух культурах в каждой национальной культуре: культуре трудящихся и культуре эксплуататорских классов. Фольклор, как в советской исторической науке, так и в других областях отечественной гуманитаристики того времени, стал отождествляться с устным народным поэтическим творчеством, где народность также трактовалась с позиций советской идеологии, когда право на «народность « имели только избранные социальные группы - «трудящиеся». Носителями же фольклора стали выступать исключительно трудящиеся массы, то есть крестьянство и пролетариат. В конечном счете, всем остальным социальным группам общества было отказано в праве на свою устную традицию. Фольклор рассматривался как простое отражение реальной народной социально-экономической действительности, не принимая во внимание методологических достижений исторической антропологии. Поэтому в начале 30-х годов традиция историко-культурного анализа фольклора в контексте духовной и повседневной жизни была серьезно ослаблена, и фольклор различных эпох практически не воспринимался советскими историками как исторический источник духовной сферы национального бытования. В частности, Б.Д. Греков предлагал для решения нелегкой исследовательской задачи «проникнуть в сердце и мозг славянина столь далекой от нас поры», используя фольклор. При анализе внутреннего мира наших далеких предков наряду с археологическими материалами и свидетельствами античных и византийских писателей историк обращал внимание на «пережитки,. оставшиеся бытовать в сказках, песнях, былинах, обычаях»(30). К сожалению, Греков сам не обращался к такому анализу, ограничиваясь материалами иностранных свидетелей. Как продолжатель государственной исторической школы в советском варианте исследователь предпочел использовать все исторические источники, имевшиеся в его распоряжении, для типизации и синхронизации всех исторических процессов на Руси западноевропейскому вектору(31).
Как отмечалось выше, большинство советских историков культуры рассматривали фольклор в рамках конкретной области культуры — литературы, тем самым, оставляя без внимания большие пласты невербальной народной культуры. Такой подход характерен для серии очерков по истории российской культу-ры(32). Вместе с тем, в этих изданиях имеется ряд ценных замечаний о соотношении фольклора и истории. Так в книге по истории русской культуры средневековья в очерке О.В. Орлова «Литература» подчеркивается, что фольклор сохранил высокие народные идеалы, имеющие непреходящее значение. Для предлагаемого исторического исследования ценным является замечание о широкой типизации исторического процесса в былинном эпосе, о его отвлеченности от конкретных исторических событий(ЗЗ).
Отдельные вопросы народного творчества затрагивались в трудах советских исследователей по истории культуры разных эпох(34). Немало интересного материала о народной культуре содержат талантливые произведения A.M. Панченко(35). Однако комплексного изучения народного творчества как отражения духовной жизни русского народа на протяжении большого исторического времени в региональном аспекте не проводилось.
Фольклор более позднего времени, а особенно советский фольклор по известным идеологическим соображениям вообще выпадал из поля зрения, как историков, так и фольклористов. Так в трудах по истории советской культуры проблемы фольклора в СССР подменялись рассказом о художественной самодеятельности, которая отождествлялась с народным творчеством(Зб). Как известно, в XX столетии в нашей стране окончательно сформировался феномен фольклоризма, вписывающийся в требования официальной идеологии, о чем говорится в диссертации. В значительной степени самодеятельность советского периода, взявшая начало от любительства в народной среде XIX века, была поставлена под контроль государства, которым управлялась и регламентировалась. По известным причинам в исследованиях советских историков эта проблема не поднималась.
Следует отметить, что в советской историографии имелись работы, посвященные вопросам народной культуры как элемента духовного бытования в разные периоды истории России. Однако эти исследования касались отдельных исторических периодов и не отражали всей палитры внутреннего мира наро-да(37). В ряде случаев данные исследования имели этнографический уклон(38).
На историческое изучение фольклора как элемента русской духовной культуры серьезное воздействие оказало состояние отечественной фольклористики в 20-е - 40-е годы XX века. С одной стороны, для нее, как и для советской гуманитаристики в целом, в тот период был характерен догматизм, когда изучение истории и теории фольклора непременно увязывалось с работами В.И.Ленина, К.Маркса, Ф. Энгельса. В фольклоре в первую очередь выискивались классовый инстинкт народных масс, настроения протеста против угнетателей. Один из видных исследователей фольклористики Ю.М. Соколов рассматривал в 40-е годы главную тенденцию ее развития как линию «постепенного освоения принципов и методов марксизма-ленинизма.»(39). В связи с этим критике подвергались как дореволюционные ученые - Ф.И.Буслаев, А.Н. Веселов-ский, так и исследователи, чье творчество было альтернативно вульгарно-социологическому подходу.
С другой стороны, в те годы была проведена подготовительная работа по обобщению истории русского фольклора и истории фольклористики. Эти усилия реализовались в ряде трудов, вышедших в 50-е годы(40). Советский период отмечен также большой собирательской и публикаторской деятельностью фольклористов(41). Наряду с этим, были переизданы дореволюционные собрания русского фольклора - сборники А.Н. Афанасьева, В.И. Даля и других. Кропотливая работа по сбору местного фольклора велась исследователями южных регионов России, о чем будет сказано несколько ниже. Все это фольклорное богатство, научно обработанное и систематизированное, является ценной источ-никовой базой для историков, обращающихся к методам исторической антропологии, новой культурной истории, микроистории.
Немалый вклад в разработку истории фольклора внесли советские ученые-лингвисты, работавшие в разное время(42). В их работах мы находим ценные замечания о природе фольклора, что, в свою очередь, позволяет через «лингвистический поворот» реконструировать духовную жизнь народа на основе комплекса исторических источников, значительным среди которых является фольклор.
Например, на наш взгляд, Ю.М. Соколов справедливо отмечал, что фольклор нельзя сводить только к понятию словесной поэзии, так как оно не покрывает собой всего круга явлений. Невозможно разграничить факты словесного творчества и другие способы художественного выражения (жест, мимику, пляску, напев и т.д.). Доля историка культуры представляется значимой, как и тезис о том, что народное творчество неразрывно связано с самыми разными проявлениями психической деятельности (43).
В работах более позднего исследователя В.Е. Гусева мы находим важные для исторического анализа соображения по вопросу о границах понятия «фольклор» и объективных признаках этого культурного феномена (44). Для нас существенным представляется деление им всего комплекса практической и духовной деятельности в сфере культуры на две группы: эстетически оформленные предметы, выполненные из природных материалов, и продукты духовного производства.
Однако наиболее интересными для исторического изучения духовного развития российского общества представляются труды В. Я. Проппа и его последователей. Этот интерес объясняется рядом обстоятельств. Прежде всего, он связан с тем, что, несмотря на обвинения «в противостоянии методам марксизма-ленинизма», В.Я. Пропп сумел сохранить собственное видение фольклора, в том числе и как исторического явления. Он заложил основы структурно-типологического анализа памятников народного творчества, что чрезвычайно актуально для современной культурной истории. В 70-е - 80-е годы XX века оформилась структурно-семиотическая фольклористика, которая позволяет историку понять фольклорный источник как текст определенной знаковой системы, а также историко-типологический метод, когда фольклорные произведения рассматриваются в контексте истории и этнографии(45).
Дя историка работы В.Я. Проппа и его соратников привлекательны и в силу того, что их понимание историчности фольклора вступило в противоречие с мнением маститых советских историков средневековой России. В частности, для осмысления духовной истории российского народа сквозь призму фольклора важна дискуссия В.Я.Проппа с академиком Б.А. Рыбаковым(46). Историк Рыбаков, посвятивший немало лет истории русской культуры, считал былинный эпос «ценнейшим источником родной истории». Вместе с тем, он ставил знак тождества между летописью и былиной и, таким образом, представлял сведения былин как конкретные исторические факты(47). В подтверждение своей теории Рыбаков проводил фактологическое сравнение данных летописей и эпоса, зачастую прибегая к натяжкам. Разбирая методологию Рыбакова, Пропп упрекает историка в том, что он, как последователь исторической школы, ищет в фольклоре отображение конкретных исторических событий и исторических деятелей, текущую политическую историю. Пропп признает, что былина возникает на исторической почве, но ее историчность состоит в том, чтобы установить эпоху, когда зарождалась идея былины, как она развивалась в иные эпохи, забывалась и опять возрождалась. Народная идея отражала не конкретные исторические события, а вековые идеалы. Таким образом, былины по Проппу отражают не «одноактный акт создания», а «длительный процесс», в котором отражается историческая воля народа.
Надо отметить, что данная дискуссия была продолжена уже внутри исторического сообщества в 80-е годы. Оппонентами Б.А. Рыбакова на этот раз выступили И.Я. Фроянов и Ю.И. Юдин(48). Они возражают академику, который былинный историзм видел в отражении готовых исторических фактов, и считают более убедительной позицию В.Я. Проппа. Рассматривая Новгородский быт, драму средневековой русской семьи, ленинградские историки доказывают, что в фольклоре нашли отражение исторические явления и процессы, а не конкретные события.
Исторический контекст фольклора представлен и в трудах Д.С. Лихачева. Он вводит понятие эпического времени былин, как обозначение условного прошлого, говорит об основных характеристиках фольклора, среди которых -анонимность как поэтическая черта фольклорного произведения, однолиней-ность в развитии его действия(49). Эти наблюдения выдающегося ученого помогают историку понять состояние духовной жизни в контексте фольклора изучаемой эпохи.
В первой половине XX века отечественные ученые не раз обращались к вопросам об общей природе культуры. Их взгляды позволяют более точно определить методологические и теоретические принципы освещения истории духовной жизни народа избранного региона. В первую очередь, необходимо обратиться к наследию М. М.Бахтина, который предложил опыт феноменологического анализа личностного и исторического в культуре (50). Субъект культуры, по М.М. Бахтину, есть единственно активная формирующая энергия, данная не в психологически концентрированном сознании, а в устойчиво значимом культурном продукте, и активная реакция его обусловлена структурой образа, ритмом обнаружения, выбором смысловых моментов. В творчестве субъект выступает как целое через форму отношения к событию, через форму его переживания. Философия культуры рассматривалась последователями феноменологической школы как основа, на которой гуманистические ценности и принципы историзма способны органично вписываться в новую мировоззренческую парадигму.
Новый подход к проблеме эволюции культуры, который был сформулирован П. Сорокиным, сводился к тому, что культура подобно живому организму зарождается, развивается и умирает. Данная философская концепция позволяет взглянуть на мировую культуру как систему, состоящую из ряда культур, каждая из которых развивается в своем темпе. Ученый различал системы социокультурных феноменов разных уровней. Самый высокий из них образует системы, сфера действия которых распространяется на многие общества (суперсистемы)^ 1). Эти социологические построения помогают автору данной диссертации понять социальные аспекты культурного развития в историческом процессе.
Иное понимание феномена культуры базируется на пульсирующем характере культурного процесса, где каждая эпоха, будучи неповторимой и своеобразной, включается в общий ход эволюции. Эта мысль представляется особенно плодотворной для исследования истории духовной жизни народа вообще и для понимания исторических изменений в повседневном слое народной культуры того или иного локального сообщества в частности. Не менее важной в историческом контексте является взгляд на неравномерность культурного процесса, в котором наблюдаются ритмические колебания. При этом этапы культурной динамики рассматриваются не как последовательно сменяющие друг друга, а как одновременно существующие в культуре. В тот или иной момент ее состояния реализуется одна из потенциальных возможностей, остальные заложены в латентной форме (52). Плюралистический образ культуры сводится к отрицанию завершенности эволюционного процесса. Его течение охватывает все культурные явления во все периоды истории на ограниченных участках пространства. В этом потоке каждый элемент действует на другие, а те, в свою очередь, воздействуют на него. Образующиеся комбинации и синтезы культурных элементов представляют собой сложную конфигурацию. Если возникает конфликт с другими частями культуры, то паттерн может быть отвергнут и устранен из общего потока, как не имеющий высокой культурной ценности. «Если же этого не случится, и другие паттерны культуры будут способствовать его росту., то данный образец обычно кумулятивно развивается в том направлении, в каком он первоначально начал дифференцироваться благодаря.инерции» (53). Данные идеи позволяют рассматривать один из элементов духовной культуры - фольклор - как элемент системы, испытывающий влияния остальных составляющих этой системы в историческом пространстве.
В современных условиях ученые-историки все больше обращаются к пониманию не столько процессов, сколько субъектов этих процессов. Такая «понимающая» история уделяет большое внимание поступкам, намерениям, смысловым образам людей, живших в ту или иную эпоху. Именно фольклор содержит в себе тайну человеческих идеалов и действий в отношении этих идеалов. Успешное декодирование фольклорных текстов в этом контексте требует знания, как достижений социальной психологии, так и психологии культуры и искусства. Вот почему мы обратились к творчеству Л.С. Выготского(54). Ученый ясно видел, что развитие человеческого сообщества тесно связано с перестройкой мышления и деятельности, поэтому один из фундаментальных вопросов в изучении динамики культурных процессов - это соотношение биологического и социального. Сопоставляя психические функции, Выготский пришел к выводу, что мышление своим становлением и развитием обязано культурным факторам. Социокультурная среда формирует и складывает все высшие формы поведения, все то, что в развитии личности выстраивается над элементарными функциями. Разработанная им типология когнитивных способностей и вербального мышления служит ключом в изучении исторических изменений и межкультурных различий в мышлении. В ходе мутаций и селекции происходит приспособление познавательных структур к реалиям жизни. Эволюция тела следует за типологическими сдвигами в формах культуры. «Ножницы» между скоростью культурной эволюции и скоростью биологической эволюции указывают на формирование когнитивных способностей сформированного культурой образа жизни. Гармония биологической, социальной и культурной природы человека складывается в точке их совместного развития (55).
Плодотворным для анализа проблем являются исследования семиотической школы. Методы семиотики при анализе текстов фольклорных произведений, как вербальных, так и иных, позволяют глубже проникнуть в толщу народной культуры, услышать народные голоса разных эпох, лучше понять картину их мира, стереотипы поведения, горизонты ожиданий. Эти взгляды нашли отражение в трудах Ф. де Соссюра, Р. Барта, К. Леви-Строссаи др.(56). Например, Леви-Стросс, изучая социальные и культурные структуры, представил ритуалы, тотемы, мифы как знаковые системы и выявил множественность культурных форм. Выдвинутая ученым идея «нового гуманизма», не знающего сословных и расовых ограничений, создала условия для перехода от символической теории мифа к структурной.
Особое место в определении методологии предлагаемого исследования занимают работы главы тартуской школы семиотики Ю.М. Лотмана(57). Для нас представляют ценность как его общие положения о семиотике культуры и теоретические представления о развитии культуры в ее различных типах, так и отдельные идеи, непосредственно касающиеся методологии конкретных вопросов предлагаемого исторического исследования. В частности, большой интерес в контексте культурного пограничья населения Кубани представляют его размышления о границе в пространстве семиосферы(58). Кроме того, такие его труды, как «Устная речь и историко-культурная перспектива», «К функции устной речи в культурном быту пушкинской эпохи»(59) помогают выбрать более точный инструментарий для анализа фольклора как формы устной речи.
Автором диссертации изучен большой пласт работ зарубежной гуманита-ристики XX века, в которых исследуется феномен культуры(бО). Эта литература позволила уточнить некоторые методологические подходы к истории духовной жизни славянского населения Кубани с точки зрения его фольклора. Так в работах Л.Уайта привлекает внимание его концепция эволюции культуры и этнологический и лингвистический анализ культуры одного из индейских наро-дов(61). При выявлении места культуры в историческом процессе автор диссертации обращался и к трудам американского антрополога А.Л. Крёбера(62).
В 70-90-е годы XX века философские аспекты теории и истории культуры активно и плодотворно изучались отечественными учеными. При всем многообразии концепций философы едины в одном: культура есть сложная система, являющаяся подсистемой бытия. Сформулированные приоритетные направления в исследовании истории культуры служат ориентиром в современных научных поисках (63).
Современная отечественная историография представлена немалым числом работ об истории русской культуры(64). Помимо научного интереса и новых методологических возможностей это связано с введением в учебные планы российских вузов дисциплины «Культурология». Следует также выделить работы Е. Ю. Зубковой(65), в которых автор широко использует в качестве источника советский фольклор для анализа духовной атмосферы тех лет.
Однако среди этого многообразия исторических и культурологических исследований нет ни одного, где бы эволюция духовной культуры на протяжении нескольких эпох рассматривалась на примере динамики фольклора.
Значительным разделом историографии диссертационного исследования является местная литература. История собирания на Кубани этнографического материала о быте, мировоззрении и художественном творчестве казачества началась уже в первые десятилетия XIX века. К работе, которой руководил Кавказский отдел Императорского Русского географического общества, привлекались администрация Кубанского казачьего войска, местная интеллигенция, духовенство. Первое историко-этнографическое описание общественных и семейных отношений, воспитания, предметов быта было сделано И.Д. Попко в книге «Черноморские казаки в гражданском и военном быту»(66).
Многочисленную группу составляют историко-этнографические материалы, относящиеся к 70-м годам XIX - началу XX века, в которых представлены едва ли не все жанры и виды народного творчества Кубани. Многообразие тем, художественных образов, поэтических приемов, яркий колоритный язык характеризуют этот пласт народной художественной культуры. На основе комплексной программы статистико-этнографического описания населенных мест Кубанской области была собрана богатейшая коллекция сведений по культурной истории региона(67).
Первые попытки аналитического подхода к песенному творчеству обнаруживаются в публикации Е. Передельского, вышедшей в свет в 1883 году(68). Стремясь к возможно более точной характеристике песенного наследия, автор описал местную манеру исполнения и народный инструментарий, разработал классификацию бытовых и обрядовых песен. Собирателю удалось зафиксировать более ста словесных и музыкальных текстов, многие из которых уникальны.
К историографии духовной жизни кубанцев можно отнести «россыпи» размышлений Ф.А. Щербины в двухтомном сочинении «История Кубанского казачьего войска», содержащем обширные сведения о нравах и межэтническом взаимодействии кубанцев(69). В целом дооктябрьская историография создала положительный облик казака, в котором усматриваются черты пассионарности, набожности, верности Отечеству и престолу.
Если до революции и в 20-е годы сбором и систематизацией произведений народного творчества занимались отдельные энтузиасты из числа любителей, ученых и представителей творческих профессий, то в 30-50-х годах сбор и обобщение памятников традиционной культуры Кубани стал централизованным и управляемым(70). Результатом этнографической собирательской работы стало создание комплексных работ. Например, по итогам этнографической экспедиции, предпринятой сотрудниками Института этнографии Академии наук СССР и Московского государственного университета в 1952-1954 годах, стала коллективная монография «Кубанские станицы. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани»(71). Исследование выявило ярко выраженную динамику традиционной культуры славян Кубани: доля аутентичных культурных форм сократилась, им на смену пришел организованный досуг.
В 60-70-х годах в стране началось возрождение краеведения. Появились исторические исследования о Кубани. В это же время заметно активизировалась собирательская и исследовательская деятельность в крае. Богатейшим традициям хорового исполнительства посвящена монография С.И. Еременко «Хоровое искусство Кубани»(72). Хронологический диапазон исследования охватывает без малого два столетия и содержит ценные сведения об особенностях домашнего ансамблевого пения, о полковых песенных традициях, о концертной и исполнительской деятельности Войскового певческого хора и хоровом движении любителей.
Весомый вклад в разработку исторических и музыковедческих проблем народно-песенного искусства Кубани внесли И.А. Петрусенко, A.A. Слепов, В.Г. Комиссинский, И.Н. Бойко (73). Исследованию народной и сценической хореографии посвящены труды Л.Г. Нагайцевой особенно те разделы, в которых зафиксирован переход аутентичной пляски в формы сценической хореографии^).
Начиная с конца 1980-х годов, и, особенно с момента официальной реабилитации казачества внимание историков, этнографов, филологов, фольклористов, искусствоведов к истории и современному состоянию традиционной культуры Кубани усилилось.
Тенденции в развитии и обновлении фольклора успешно изучаются сотрудниками Центра народной культуры при Кубанском академическом казачьем хоре. Стратегия исследований базируется на методологическом принципе единства всех этапов процесса (собирание - архивная обработка - изучение -издание). Наряду с кубанской тематикой разрабатываются проблемы этнической и культурной истории донских, терских, уральских, сибирских и дальневосточных казачеств(75).
Разностороннее освещение проблем аутентичной культуры представлено на конференциях регионального и международного уровня. В последние годы защищен ряд кандидатских и докторских диссертаций общетеоретического и прикладного характера, выпущены монографии по вопросам обычаев и традиций Кубани и этнической истории казачества(76).
Вместе с тем пока еще недостаточно изучены вопросы взаимодействия традиционной культуры со сценическими, вторичными формами. Как правило, ученые ограничиваются стандартными временными рамками: конец XVIII - начало XX века. Однако история народной культуры Кубани не закончилась революцией и гражданской войной. В XX веке историко-культурный процесс испытал на себе мощное влияние идеологических, экономических и интеграционных факторов. Быстрыми темпами развивались вторичные формы народного искусства, трансформировались многие жанры аутентичного фольклора. Осмысление динамики и взаимодействия этих двух пластов культуры дает возможность выявить их содержательные аспекты, ход культурной эволюции, устойчивость и приспособляемость культурных форм к новым реалиям.
Специфика работы диссертанта заключается в том, что два спектра анализа — история народной культуры и фольклоризм как вторичная форма художественного производства не разведены, а рассматриваются в совокупности и взаимовлиянии. Обращение к традиционной культуре как составной части духовного мира с позиций истории есть объективная социальная потребность. Она вызвана все усиливающимся разложением духовно-культурного климата российского общества под натиском американизированного глобализма, вытесняющего традиционные исконные ценности, агрессивно навязывающего несвойственный россиянам стиль поведения и мышление. Все это требует совершенствования современной культурной политики, эффективность которой напрямую зависит от использования научно обоснованных идей. Кроме того, исследование народной культуры как базисного элемента духовной жизни славянского населения Кубани на протяжении двух последних веков пока еще находится в стадии своего становления. Данный феномен практически малоизучен, а специальных работ явно недостаточно.
Чтобы исключить двусмысленность в толковании основных понятий, которыми мы будем оперировать в диссертации, выскажем свою позицию на этот счет. Ключевыми из них являются, прежде всего, «духовная культура» и «духовная жизнь». Первое понятие, и это следует подчеркнуть, включает в себя связь духовного и материального производства, их взаимовлияние и взаимопроникновение; процесс создания, передачи, потребления и функционирования духовных ценностей. Исходя из этого, духовную культуру можно определить как исторически обусловленную совокупность материальных и духовных ценностей, созданных и создаваемых человечеством в процессе своей жизнедеятельности.
К основным элементам духовной культуры относятся:
- система философских, политических, экономических, эстетических нравственных, педагогических, религиозных взглядов людей;
- воспитание как духовное воздействие;
- просвещение и образование как способ распространения знаний;
- художественная культура (литература, профессиональное искусство и фольклор);
- язык и речь как средство общения между людьми;
- мышление;
- нормы поведения;
- образ жизни и быт.
Духовная жизнь проявляется в следующих основных формах:
- в познавательной деятельности, направленной на познание природы и человеческого общества;
- ценностной ориентации (выборе, предпочтении, оценке);
- в практической деятельности;
- в общении людей в быту, в процессе производства и досуга.
Духовная жизнь истинного христианина основана на любви, справедливости, милосердии и вере. Православная вера является базисом духовной культуры всех восточнославянских народов - русских, украинцев, белорусов, исторической формой духовности, в которой накоплены высочайшие художественные, этические и эстетические ценности. Соединив в себе элементы языческой и христианской культуры, народная культура до сегодняшнего дня обеспечивает духовную преемственность сменяющих друг друга поколений во всех сферах их жизни. Духовная жизнь требует от человека внутренних усилий и труда.
К базовым категориям относится понятие «ритуал», в котором мы усматриваем некий стереотип, форму человеческого поведения, имеющего сакрально-мифологический смысл. Поведенческий ритуал свойственен и животным, но для животных это инстинктивно заданная моторика, в то время как ритуал, совершаемый человеком, наполнен идеями, образами и фантазиями. Эволюционный смысл ритуального поведения определен многократно выполняемыми действиями, ритмикой и акцентацией движений. Для ритуального поведения обязательна символичность и коммуникативная нагрузка.
Более простым типом культурной регуляции можно считать обычаи, складывающиеся на основе целостных и привычных образцов поведения, совершаемого по установленному поводу в определенное время и в определенном месте. Концепт обычая включает такое поведение, которого придерживаются все члены сообщества при любых обстоятельствах. Нарушение обычая может повлечь за собой санкции, начиная от неодобрения до различных форм наказания. Обычай выполняет функцию обязательного для исполнения образца поведения и может быть как положительным, так и отрицательным.
Обычаи, совершаемые в определенном месте и в положенное время по тому или иному поводу, принято обозначать понятием «обряды». Обряды более формализованы, нежели обычаи и связаны с выполнением определенных магических действий.
Цель исследования - анализ традиций и динамики народной культуры славянского населения Кубани как базисного элемента духовной повседневности, и вторичных форм культурной практики, находящихся во взаимодействии и взаимовлиянии. Такой подход предполагает изучение ценностно-нормативных идей, представлений, способов символического и предметно-материального воплощения, имевших место в разные периоды культурной истории региона. Эти важнейшие компоненты духовной культуры позволяли этнокультурному сообществу осознавать себя целостным организмом и поддерживать свою самобытность в течение длительного времени. Для науки важны и технологии практического оперирования ценностями, символами, смыслами, формами их поддержания, обновления и передачи от поколения к поколению. В таком контексте обретают свой методологический статус носители духовных традиций. Органическая связь между ценностно-нормативной системой, формами функционирования и социальной трансмиссии в рамках конкретной этнокультурной организации дает возможность видеть трансформацию духовной культуры как постоянно протекающий и незавершенный процесс, сопровождающийся сменой культурных парадигм и технологией их реализации.
Задачи исследования: 1. Выявить роль Русской Православной церкви в организации духовной жизни славянского населения Кубани.
2. Охарактеризовать полифункциональную природу традиционной культуры и механизмы передачи культурного опыта.
3. Определить исторические границы бытования кубанского фольклора и фольклоризма, проанализировать причины трансформации региональных традиций народной культуры в связи с эволюцией общества.
4. Изучить культурные формы, социальную базу и тенденции в их сохранении и совершенствовании.
5. Осмыслить качественные изменения, произошедшие в духовной культуре славянского населения Кубани за два последних столетия.
6. Сформулировать пути сохранения культурной специфики региона в условиях интеграции и глобализации.
Источниковая база исследования. В процессе работы было обнаружено огромное количество документов, которые отбирались и классифицировались нами по степени адекватности, надежности, достоверности и точности информации. Они включали:
1. Материалы общего делопроизводства: циркулярные указы, рапорты, докладные записки, донесения, прошения, предписания, отчеты священнослужителей и местных органов власти. Нами использовались документы, извлеченные из фондов Российского государственного исторического архива (РГИА), Государственного архива Краснодарского края (ГАКК), государственного архива Ставропольского края (ГАСК)(77). К ним относятся материалы по учреждению Русской Православной церкви на Кубани: законодательные и административно-распорядительные акты Святейшего Синода и епархиальных властей об основных этапах и особенностях церковного управления в крае. Особый интерес для исследователей представляют отчеты священнослужителей о состоянии религиозно-нравственного воспитания гражданского населения и в войсках, о численности православных и раскольников среди гражданского населения, об охране памятников старины, статистические сведения по епархии. Широкий пласт истории духовной культуры представлен в актах и материалах об учреждении, строительстве и хозяйстве монастырей, участии пастырей в просвещении, миссионерской деятельности, социальном призрении и оздоровлении прихожан.
2. Документы из фондов архива Краснодарского государственного исто-рико-археологического музея-заповедника им. Е.Д. Фелицина (АКГИАМ): дневники этнографических экспедиций, описи, каталоги, отчеты по истории материальной и духовной культуры славянского населения Кубани (78).
3. Архивные документы местных органов культуры советского периода: копии циркуляров, справки о работе фольклорных коллективов, методические разработки(79).
4. Фольклорные тексты, содержащиеся в рукописных и опубликованных сборниках собирателей фольклора (80).
5. Историко-этнографические материалы, собранные в Краснодарском крае сотрудниками Института антропологии и этнографии Академии наук СССР (30-е годы), Института этнографии им. Н. Миклухо-Маклая (50-60-е годы), московскими и местными деятелями литературы и искусств(81).
6. Для получения исчерпывающего описания и воссоздания объективной картины прошлого и нынешнего состояния народной культуры, мы обращались к живым людям — носителям фольклорных традиций. Полевой материал зафиксирован диссертантом в различных территориальных зонах Краснодарского края (82).
7. Документы личного характера: дневники и мемуары, воспроизводящие события и факты истории и культуры региона (83).
8. Периодическая печать с корреспонденциями о культурном наследии Кубани. Прежде всего, следует отметить, публикации в «Кубанских областных ведомостях» и «Кубанском казачьем вестнике» за период с 1868 по 1917 годы, центральных и местных изданиях и за рубежом.
9. Фонетические источники (магнитофонные и видеозаписи), иконографические материалы (рисунки, репродукции, фотографии).
Научная новизна исследования заключаются в следующем:
1. Впервые на основе междисциплинарного комплексного подхода предпринято специальное исследование народной культуры и ее вторичных форм как части духовной жизни славян Кубани.
2. Расширены хронологические рамки исследования (конец XVIII - XX вв.), что обусловлено спецификой формирования культурного пространства на территории Кубани. Авторская концепция поэтапной трансформации народной культуры позволяет по-новому трактовать историю зарождения и развития аутентичных и вторичных форм духовного производства.
3. Установлены причины динамических сдвигов в народной культуре, типичные для отдельных периодов культурного прошлого региона. Доказано, что изменения в структуре традиционного фольклора и взаимодействие его с фольклоризмом связаны с влиянием внешней среды и процессами, происходящими внутри системы.
4. В диссертации впервые сформулировано системное представление о своеобразии славянской ветви регионального фольклора как базисного компонента духовной жизни казачества. Привлечение полученных автором научных данных позволило критически переосмыслить ряд принципиальных вопросов, касающихся мировоззренческого контекста народной культуры, классификации жанров и видов фольклора славян Кубани, не существующей в столь полном объеме.
5. Разработаны теоретические основания для квалификации традиционной культуры Кубани как субкультуры восточнославянских народов - русских, украинцев и белорусов.
6. Реконструированы основные этапы становления, формирования и развития народного творчества на протяжении двух последних столетий.
7. Показаны механизмы передачи культурного опыта, социальная база и тенденции в сохранении и совершенствовании культурных форм в отдельные исторические периоды.
8. Изучены и впервые введены в научный оборот многочисленные архивные данные, фольклорные источники и полевые материалы автора. С их помощью уточнены и интерпретированы факты культурной истории региона, особенно советского и постсоветского периодов.
Это первый обобщающий труд, не имеющий аналогов в отечественной истории.
Практическую значимость диссертации автор видит в возможности использования идей и выводов, полученных в ходе исследования, при моделировании стратегии развития культуры региона, в совершенствовании деятельности центров национальных культур, департаментов и научно-методических центров культуры и искусства.
Материалы диссертации положены в основу базового учебного курса «Народная художественная культура» и спецкурсов «Фольклор славян Кубани»,
Современная празднично-обрядовая культура региона», «Фольклорный театр». Эти предметы входят в федеральный и региональный компоненты учебных программ факультетов традиционной культуры и социально-культурной деятельности Краснодарского государственного университета культуры и искусств и используются в обучении менеджеров досуга и творческих специалистов - руководителей любительских хоров, ансамблей народных инструментов, студий народного декоративно- прикладного искусства. Новые архивные документы, впервые введенные в оборот, и полевой материал автора помогут ученым, аспирантам, студентам, краеведам, этнографам, музейным работникам глубже разобраться в специфике исторического и культурного прошлого края.
Основные положения, выносимые на защиту: 1.Духовная жизнь славян Кубани в своих истоках определялась православными верованиями и традициями народной культуры, в частности, аутентичным обрядовым и внеобрядовым фольклором.
2. Специфика кубанского славянского фольклора, основу которого составляли культурные традиции казачества, сложилась под влиянием военно-территориального устройства, сословной принадлежности, исторического опыта, географических и природных условий. Аутентичный фольклор, отражавший глубинные процессы в индивидуальном и коллективном сознании, обеспечивал интеграцию субъектов культурной жизни, создавал предпосылки для восприятия прошлого, настоящего и будущего, выступал средством универсализации идей.
3. По мере формирования и исторического существования локальных сообществ в рамках территориального, межкультурного и полиэтнического пространства в аутентичном фольклоре происходили качественные изменения. Процесс этот носил поэтапный характер.
Начало культурогенеза определялось потребностями населения в сохранении и поддержании традиций метрополий. В типе личности казака органично соединялись унаследованные религиозные и культурные формы предков-воинов и земледельцев. Энергия сохранения культурного наследия концентрировалась в традиционных верованиях, обычаях и обрядах, музыкальных, хореографических, словесных, игровых жанрах, в народном декоративно-прикладном творчестве. Завершение первой стадии совпало с окончанием боевых действий в Закубанье и означало наступление предела в качественной перестройке природы аутентичного фольклора.
4. Вторая половина XIX века стала временем активного динамического развития субкультуры, постоянно нуждающейся в инновациях. Доминирующим свойством славян-кубанцев выступала лиминальность - потребность и способность выходить за пределы культурных традиций. Сложившийся в границах казачьего сословия традиционный фольклор активно вбирал в себя духовные ценности других этнических и социальных групп. Решающую роль в этом процессе сыграли новые «контркультуры» - молодежи, женщин, казачьей старшины, интеллигенции. Этот этап ознаменовался расширением жанрово-видового состава за счет параметра «площади» и «качества». Охватывая разнообразные формы культурного творчества, фольклор представлял собой самоорганизующуюся и развивающуюся в историческом процессе систему, каждый элемент которой занимал свое определенное место и находился во взаимодействии с другими элементами. Стимулирующую роль в этом сыграли начальное образование, книжное и газетное дело, ломка сословных перегородок, внедрение новых способов хозяйствования, изменения в структуре и содержании народного досуга и быта. В недрах аутентичного фольклора сначала сформировались, а затем выделились из него сценические формы народного искусства. Базой фольклоризма стали школьные учреждения, праздничные ярмарки, общественные и офицерские собрания, клубы. В массовые формы досуга превратились народный театр, хоровое и инструментальное исполнительство. Тиражирование изделий ремесла, экспансия городской моды и культуры соседних этносов ускорили процесс трансформации народно-бытовых традиций. Появились новые жанры и формы творчества: песни литературного происхождения, бытовые пляски с элементами светских и горских танцев, театрализованные массовые представления. Одновременно стали угасать жанры исторической и хороводной песни, календарный и семейно-бытовой фольклор.
5. Третий этап в развитии регионального фольклора начался с утверждением в России власти большевиков. Уже в первые десятилетия художественному творчеству народных масс целенаправленно придавался организованный характер. Сценическое искусство рассматривалось идеологами социализма как эффективный способ управления массовым сознанием. Развитие любительства и профессиональных форм искусства, ориентированных на фольклор, тормозило вмешательство государственных структур и утверждение единых критериев оценки деятельности любителей и профессионалов.
6. На четвертом этапе (60-80-е годы) исчерпались эволюционные возможности празднично-обрядовой культуры, сократилась сфера бытования вне-обрядового фольклора. Трансформация сопровождалась дальнейшим разрушением семантического ядра, ослаблением функций рекреации, воспроизводства и трансляции аутентичного фольклора.
Вместе с тем модернизация сельской и городской социокультурной среды, смещение механизма передачи фольклорных традиций в сторону опосредованных контактов (печатная продукция, радио, телевидение) активизировали поиск и внедрение в быт утраченных форм народного творчества. Востребованными оказались оригинальные продукты ремесла, коллекционирование, сценические формы творческого воплощения, позволявшие проявлять индивидуальность.
7. Последний, пятый этап в динамике системы наступил в 90-х годах XX века. Катализаторами на границе взаимодействия традиционного фольклора и
РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ БИБЛИОТЕКА внешней среды послужили процессы глобализации, урбанизации, приток мигрантов и, как следствие, нарушение этнического баланса на территории края.
8. Система аутентичного фольклора стремится к максимальной устойчивости. Способность к самостоятельной перестройке возможна при условии невмешательства в механизмы ее функционирования, а также предоставления носителям фольклорных традиций полной свободы творчества.
Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на региональных и вузовских конференциях, опубликованы в центральных и местных изданиях, а также за пределами России - в Украине и США. Полученные результаты исследования нашли отражение в монографиях «Фольклор славян Кубани: историко-культурологический анализ», «Народная культура славян Кубани (конец XVIII - начало XX в.), «История становления и развития духовной культуры восточнославянского населения Кубани». Научно-методические материалы изложены в книге «Сценические формы кубанского фольклора», апробированы в работе самодеятельных и профессиональных коллективов края.
Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, 14 параграфов и заключения, снабжена примечаниями, списком литературы и источников из 505 наименований и приложением.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Духовная жизнь славянского населения Кубани конца XVIII-XX вв.: динамика и традиции народной культуры"
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Стремительное расширение территории Российского государства в конце XVIII века, постоянная военная угроза и необходимость в охране окраинных рубежей стали определяющими факторами в формировании нового субэтноса -черноморского и линейного казачества, впоследствие названного кубанским. Возникшая на основе славняских традиций новая субкультура представляла особую форму жизни людей, стремящихся создать автономное культурное существование со своими обычаями, нормами, ценностями.
Тип личности казака был порожден системой государственности, ориентированной на объединение людей в сильные государственные структуры. Базовым типом стал пассионарий, окруженный особой аурой и престижем. Пассионарий лучше всего находил себя в военной сфере. Ментальность соотносилась с идеей судьбы и несла на себе печать предопределения.
Архаический слой духовной культуры казачества составлял празднично-обрядовый комплекс, включавший календарный, производственный, семейно-бытовой, внеобрядовый фольклор и заговорную культуру. Другой пласт образовали православные ценности и идеалы.
Становление и развитие традиционной культуры славянского населения Кубани носило поэтапный характер. На начальных этапах аутентичный фольклор был эффективным средством социальной организации и порядка, универсальным способом выживания этнокультурной общности. Носителями традиций выступали художественно одаренные члены казачьих общин. На протяжении более чем столетнего существования казачий фольклор имел конкретную историческую окраску и оставался достаточно устойчивой мировоззренческой и культурной системой.
К началу исследуемого периода аутентичный фольклор уже не имел той монолитности, которая была присуща нормативно-ценностной системе бесписьменного общества. Его содержание воплощалось в текстах различной знаковой природы и характеризовалось, с одной стороны, стабильностью, стереотипностью, а с другой, - динамичностью и вариативностью. В одних произведениях народного творчества велика была роль канона, в других - импровизации, что определялось спецификой жанра и индивидуальными особенностями исполнителей.
Со временем локальные духовные ценности казачьего населения стали выходить за рамки замкнутой культурной среды. Культурный потенциал многообразных форм народного творчества позволял обеспечивать взаимодействие с другими типами локальных культур. Главным направлением в этом процессе стал активный этнокультурный синтез. Традиционные стереотипы мышления и поведения, возникшие в недрах инокультур, переосмысливались, перерабатывались и заимствовались. Таким образом, происходил процесс взаимообогащения культур.
В пореформенный период увеличение численности городского населения и невойскового сословия обусловило формирование новой тенденции в народном творчестве. Появились песни литературного происхождения, народно-бытовые пляски, вобравшие в себя элементы светских и городских танцев. Фольклориза-ция литературных источников, переработка, обновление и упрощение произведений профессионального искусства привели к формированию вторичных форм народного творчества - фольклоризму. Социокультурная антиномия вела к изменению культурных приоритетов. Но если поначалу центростремительные силы, поддерживающие культурноэтническое своеобразие, и силы центробежные, ориентированные на размывание региональной специфики, находились в состоянии неустойчивого равновесия, то со временем аутентичный фольклор стал уступать свое место любительству и профессиональном исполнительству. Из народного быта один за другим исчезали отдельные виды народной прозы, фольклорного театра, традиционных ремесел. Слой аутентичного фольклора неуклонно сокращался, однако обрядово-мифологический контекст и внеобря-довые жанры еще сохраняли между собой тесную связь.
Эти процессы усугубили революция и гражданская война. Ленинское понимание народной культуры как пережитка прошлого на многие десятилетия определило политику советского государства в сфере идеологии и культуры. Использовались все средства борьбы с казачеством: изгнание за пределы исторической родины, ссылки, физическое уничтожение. Невиданные по масштабам репрессии проходили в условиях бесконтрольности и безгласности. Непримиримой была борьба с религиозным «дурманом». Идейно-политический плюрализм в культуре и искусстве безжалостно пресекался. Политическая цензура, агитпроп, политпросвет обеспечивали политический монополизм в культуре. Возобладала установка на «пролетарский интернационализм», политический оттенок приобрело понятие «народность». Началась целенаправленная фальсификация народного творчества. Бюрократизация культуры и карательные меры в отношении тех, кто не поддерживал линию партии, вели к унификации и шаблонизации традиционного фольклора. Вторичные формы заняли значительную часть культурного пространства, получив развитие на сцене и в быту. Однако, несмотря на усилия идеологического аппарата, отдельные жанры аутентичного фольклора продолжали сохраняться.
Развенчание культа личности Сталина и хрущевская «оттепель» способствовали ослаблению идеологического давления. В организованных формах самодеятельности интерес к академическому искусству стал угасать, все активнее осваивался аутентичный фольклор. Финансовая поддержка государства создавала благоприятные условия по введению фольклорных текстов в социокультурное обращение. В средних специальных учебных заведениях и вузе культуры были открыты специализации по подготовке руководителей самодеятельности для клубных учреждений. После двадцатилетнего перерыва вновь стал выступать Государственный Кубанский казачий хор.
Наступление в 60-70-х годах XX века нового этапа в способах передачи культурной информации ознаменовалось появлением принципиально новых по сравнению с письменностью аудиовизуальных средств и технологий. Культурное пространство осваивали туристические, уличные, дворовые, солдатские и другие неформалы. Одни из них созидали в одиночку, другие объединялись в группы (клубы по интересам, экспериментальные театры). Свои представления о месте человека в мире и других проблемах, волнующих современного человека, любители воплощали в фольклорных текстах разной знаковой природы. Формы выражения включали иниационные обряды и специфические атрибуты: украшения, одежду, прически. Стремясь к самоиндефикации и культурной изоляции, любители нередко использовали сленг, понятный узкому кругу лиц. По сравнению с традиционным фольклором жанровый состав неорганизованной любительской самодеятельности постоянно обновлялся.
Молодежную субкультуру последних десятилетий XX века называют культурой протеста против бесчеловечности индустриального общества. Свои пристрастия к нетрадиционным формам духовной жизни молодежь объясняет стремлением к разрушению рационалистической культуры современного мира. Субкультуру молодежи следует рассматривать как альтернативную общепринятой форму социокультурной активности, дающую возможность сформировать устойчивую идентичность членов сообщества и, одновременно, изолировать себя от остальной культуры.
Возникновение новых субкультур в современном постсоветском пространстве связано с резкими изменениями в образе и уровне жизни россиян. Субкультурные группы стремятся выработать свои культурные ценности и идеалы, непохожие на те, что доминировали в предшествующей истории. Культура протеста есть выражение механизма культурной эволюции.
В нынешнем российском обществе непрофессиональная, художественная практика продолжает существовать параллельно с профессиональным искусством и массовой культурой, занимая свою нишу в духовной культуре. На смену классическому фольклору прошлого пришли новые формы, в которых картина мира строится на иных представлениях. Неофольклор служит не столько нормированию жизни, сколько внешнему декорированию бытия. Этнокультурная специфика все более нивелируется.
Преодоление идеологических ограничений стимулирует интерес определенной части населения к культурным истокам. Фольклорная традиция удерживается в силу возрождающегося самосознания. Вместе с тем, необходим пересмотр культурной политики в отношении аутентичного фольклора, так как уходят из жизни носители культурных традиций, усвоивших их в то время, когда народный быт еще не знал идеологического насилия, ломки хозяйственного уклада, новых информационных технологий.
Несмотря на скудную финансовую поддержку государства, система досуго-вых учреждений сохранилась и продолжает действовать и сегодня. Государственные ресурсы дополняются поступлениями от продажи предметов народных ремесел, гастроли, культурное обслуживание туристов. Создаются центры национальных культур. Важной по значимости социальной формой участия масс в культурной жизни региона становятся праздники, которые после снятия идеологических запретов, все более приобретают фольклорный оттенок. Стимулирующую роль играют международные, всероссийские и региональные фестивали, конкурсы и смотры. Сценические формы празднично-обрядовой культуры превратились в самостоятельное направление народного творчества.
Исследование показало, что духовная жизнь славян Кубани в пределах каждого этапа развивалась в режиме колебаний. К неустойчвости системы приводили изменения как внутри, так и извне, после чего она переходила в новое состояние.
Сформировавшаяся в начале 90-х годов XX века идея регионализма, направлена на разрешение противоречия между общественной потребностью в сильной государственности и стремлением к расширению самостоятельности субъектов Федерации. Назначение современной культурной политики сводится к сохранению самобытной культуры регионов. Эта мысль неоднократно подчеркивалась ведущими отечественными культурологами.
Обращение к вопросам художественной культуры края позволяет решать задачи восприятия учащимися средних и высших учебных заведений многогранных понятий «культура», «традиция», «преемственность», «стиль и художественные течения» и т.п. В рамках предмета «Мировая художественная культура» изучается история культуры региона. С начала 90-х годов в высших и средних специальных учебных заведениях культуры и искусства развернулась подготовка специалистов по традиционному фольклору, работе с фольклорной самодеятельностью и мастерами профессионального искусства, ориентированными на фольклор.
В меняющейся социокультурной ситуации все большую силу набирает стихия творческого коллективного самовыражения. В организации досуговых программ акцент делается на импровизацию, использование ярких зрелищно-игровых форм. Осмысливая и включая новые идеи и технологии и продукты творчества, современные мастера самодеятельной и профессиональной сцены, обогащают культурную жизнь региона.
В нынешних условиях институциональные формы, пропагандирующие фольклор, по-прежнему востребованны и все более приобретают черты шоу-бизнеса. Коммерческая составляющая концертирующих коллективов выходит на первый план по сравнению с социально-педагогическими и просветительскими функциями. Получает развитие частная инициатива, направленная по поддержание народного творчества. Увлечение фольклором приобретает личностный смысл, становится способом свободного самовыражения. Художественная практика в быту расширяется за счет образования новых фольклорных явлений.
Региональной политикой в отношении фольклора и фольклоризма должно стать создание оптимальных условий для поддержания режима, способствующего их свободному саморазвитию. Вмешательство государства в сферу культуры необходимо лишь для того, чтобы скорректировать распределение общественных благ путем обеспечения их доступности. В число этих благ входят коллективы художественной самодеятельности, имеющие значение в обеспечении качества жизни, прежде всего, малообеспеченных слоев населения. Поддержка некоммерческого сектора необходима там, где народное творчество не получает адекватной рыночной оценки, где ориентация на извлечение прибыли наносит ущерб качеству культурных услуг.
До прихода к власти партии большевиков Русская Православная церковь выполняло важную роль в формировании общественного сознания, поддерживая позитивные и осуждая негативные социальные установки. Религиозные ценности, в основе которых лежали такие универсальные понятия как любовь, справедливость, мир, выполняли функцию объединяющей силы российского общества. Окружая ореолом святости традиционные жизненные устои, православие наделяло их высоким смыслом. Религиозные заповеди имели значение абсолютных, непререкаемых истин и позволяли обществу сохранять целостность. Вера в Бога, сочетаясь с архаическими верованиями, способствовала социальной стабильности.
Провозглашенная большевиками программа секуляризации, подразумевала строительство общества без религии и воспитание нового человека, свободного от религиозных символов. Насильно отделенная от повседневного быта, вера в Бога стала личным делом каждого. Секуляризация, как процесс сокращения массовой вовлеченности в религиозную жизнь, способствовала росту бездуховности. В результате образования религиозного вакуума возникли альтернативы в виде сектанства и чуждых русскому духу верований.
Коммунистическая идея о безбожном рае на земле не выдержала проверки временем. На смену воинствующему атеизму пришла воинствующая пошлость, извращено понятие подвига, активно насаждается культ насилия и, как следствие, подростковая преступность, проституция, бродяжничество, выступления скинхедов.
В постсоветский период наметился поворот к Православной вере. Это связано с поисками устойчивости общества под натиском социальных проблем, повлекших за собой разрушение института семьи, демографический спад, рост преступности и наркомании. Возрождаются монастыри, строятся новые храмы и реконструируются старые. Все это говорит об усилении интереса в религиозной жизни. Доминирующей перспективой на ближайшее время должен стать поиск взаимодействия между религией и обществом.
На протяжении столетий Русская Православная церковь воспитывала в людях такие добродетели, как честность, самоотверженность, служение Родине. Церковь благославляла союз мужчины и женщины, прославляла Таинство рождения ребенка, напутствовала своих чад в загробную жизнь. Первоначальный шаг в духовном воспитании подрастающего поколения — знакомство с ис-торико-культурологическими аспектами религии. Включение в государственные школьные программы факультативного предмета «Мировые религии» позволит во многом решить задачи духовно-нравственного просвещения детей. С 2003 года по инициативе губернатора А.Н. Ткачева в начальных и средних школах Краснодарского края введена обязательная дисциплина «Кубановеде-ние», призванная ознакомить учащихся с историей и культурой региона. Без знания прошлого, без положительных нравственных идеалов молодое поколение не способно ощутить ни целей, ни ценностей исторического бытия.
Список научной литературыЧурсина, Валентина Ивановна, диссертация по теме "Отечественная история"
1. ИСТОЧНИКИ 1. Архивные источники ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ КРАСНОДАРСКОГО КРАЯ (ГАКК)
2. Ф.249. Оп.1. Д.190. Л.60. Рапорт полковника Саввы Белого войсковому судье A.A. Головатому о молебне по прибытии на Тамань. 1792 год.
3. Ф. 249. Оп.1. Д. 1869. Л. 106-107. Опись церковной утвари Екатеринодар-ской церкви во имя Всех Святых.
4. Ф. 249. Оп.1. Д. 2869. Л.201. Объявление по Черноморскому казачьему войску о заложении первого храма в Марие-Магдалиновской пустыни. 1849 год.
5. Ф. 250. Оп. 1. Д. 338. Л.35-36. Указ Императрицы Екатерины II об учреждении Екатеро-Лебяжской Николаевской пустыни. 1794 год.
6. Ф. 252. Оп. 2. Д. 469. Л. 1-250. Дело о строительстве Войскового соборного храма в городе Екатеринодаре.
7. Ф. 353. Оп. 1. Д.59. Л. 5-7. Инструкция духовенству Кавказского линейного казачьего войска об отношении законоучителей к детям раскольников, обучающихся в полковых и станичных школах.
8. Ф. 374. Оп.1. Д.215. Л.55. Докладная записка священника Симеона Куче-ровского Екатеринодарскому духовному правлению о состоянии религиозности населения Черномории. 1852 год.
9. Ф. 396. Оп.1. Д.5810. Л.45-46. Описание церемониала парада 30 июня 1892 года при освящении войсковой Воскресенской церкви в день празднования 100-летия жалованной грамоты Екатерины II Черноморскому казачьему войску.
10. Ф.396. Оп.1. Д. 10231.Л. 96-99. Из краткого перечня исторических памятников и предметов, находившихся в станицах и хуторах Кубанской области, по станице Таманской. 1910 год.
11. Оп.1. Д. 2984. Л. 1-52. Дело о праздновании 200-летнего юбилея Кубанского казачьего войска 8 сентября в городе Екатеринодаре. 1896год.
12. Ф. 418. Оп.1. Д.92. Л.83. Любительский хор в станице Славянской Кубанской области. 1888год.
13. Ф.418. Оп. 1. Д.565. Л.1. Предписание Наказного атамана Г.А. Леонова атаману Темрюкского отдела о появлении в области иконописи неправославного характера. 1890 год.
14. Ф. 418. Оп. 1.4. 1. Д. 2356.Л.1- 31. Дело об открытии ремесленных школ в станицах отдела. 1894 год.
15. Ф. 418. Оп. 1. 4.1. Д. 3220. Л. 1-8. Дело об открытии в хуторе Ахтарском и станице Славянской клубов.
16. Ф. 432. Оп.1. Д.2. Л.55. Крестный ход на Иордань в Екатеринодаре.
17. Ф. 454. Оп.7. Д. 455. Л.202. Отношение епископа Кавказского и Екатери-нодарского Германа начальнику Кубанской области Н.Н. Кармалину о содействии в сохранении старинных церквей близ реки Большой Зеленчук как памятников древности. 1894 год.
18. Ф. 670. Оп. 1. Д. 4. Л. 2-63. Историко-географические и этнографические очерки о станице Чамлыкской, хуторе Азовском и станице Новопокровской. 1904год.
19. Ф.454. Оп.1. Д.6235. Л.11. Докладная записка наместника Екатерино-Лебяжской Николаевской пустыни иеромонаха Анатолия с братиею начальнику Кубанской области М.П. Бабычу о разрешении хождения по области с войсковыми святынями. 1910 год.
20. Ф. 596. Оп.1. Д. 10017. Т. 4. за 1903-1917г.г.Л. 1-106. О праздновании юбилея 100-летия Войскового певческого и мызыкантского хора, списки певцов хора, его ветеранов, программа празднеств, сведения о К. Российском.
21. Ф. Р-365. Оп.1. Д.1176. Л. 14-15. Докладная записка о Кубано-Черноморском государственном хоре. Руководитель Я.М. Тараненко. 1920 год.
22. Ф. Р-365. Оп. 1. Д. 978.JI.1- 25. Уставы, программы, положения о хореографических, сценических государственых школах.
23. Ф. Р-411. Оп.2. Д. 537. Л. 1-45. История ейского песенного фольклора (документально-исторический обзор). Историческая секция Ейского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. 1973-1976 годы.
24. Ф. Р-1731.0п. 1.Д. 171. Л. 1-22. Справка о работе фольклорного кабинета за 1969 г.
25. Ф. Р-1731. Оп. 1. Д. 274. Л. 1-41. Тексты радио- и телепередач о фольклорных коллективах края за 1975-1976 г.г.
26. Ф. Р-1731. Оп.1. Д.282. Л.25-101. Фольклорные коллективы Новопокров-ского района.
27. Ф. Р-1731. Оп.1. Д.292. Л. 14. Из документов о работе фольклорных коллективов Каневского района. 1971, 1976-1979 годы.
28. Ф.Р-1731. Оп.1. Д.293. Л. 44-46. Фольклорные коллективы Кореновского района.
29. Ф. Р-1731. Оп. 1. Д. 369. Л. 1-71. Фольклорный кабинет КДНТ. Сборник современных народных песен Кубани, составленный A.A. Слеповым. 1976 год.
30. Ф. Р-1731. Оп. 1. Д. 413. Л. 1—13. Методическая разработка «Основные принципы организации фольклорных коллективов» 1979 год.
31. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ СТАВРОПОЛЬСКОГО КРАЯ (ГАСК)
32. Ф. 135. Оп.59. Д.316. Л. 19-24. Правила для братии монастырей Ставропольской епархии.
33. Ф. 135. Оп. 29. Д.349. Л. 1-6. Список благочиннических округов Кавказской епархии по Кубанской области на 1 сентября 1872 года.
34. Ф. 135. Оп.52. Д.506. Л.71-72. Ведомость о пожертвованиях церквям 5-го благочиннического округа Кубанской области. 1893 год.
35. Ф. 135. Оп.63. Д.542. Л.3-4. Прошение жителей Екатеринодара протоиерею войскового Александро-Невского собора Михаилу Воскресенскому о строительстве часовни в память об избавлении города от холерной эпидемии. 1901 год.
36. Ф. 135. Оп. 61. Д.391. С.59-64. Сведения о состоянии Екатерино-Лебяжской Николаевской пустыни и ее капиталов за 1906 год.
37. Ф. 135. Оп.68. Д.440. Л.1-3. Циркулярный указ Святейшего Синода в Ставропольскую духовную консисторию о благоустройстве русских мужских монастырей и ограждении монастырской братии от мирских соблазнов. 1909 год.
38. Ф. 135. Оп.72. Д.693. Л. 18. Циркулярный указ Святейшего Синода временно управляющему Ставропольской епархией епископу Александровскому Михаилу о недопустимости базаров и винотоговли в воскресные и праздничные дни. 1914 год.
39. Ф. 135. Оп.74. Д.981. Л. 12-14. Отчет о состоянии церквей, духовенства и приходов 12-го благочиннического округа Кубанской области за 1915 год.
40. Ф. 135. Оп.73. Д.486. Л.З. Рапорт настоятеля Михаило-Афонской Закубан-ской пустыни в Ставропольскую духовную консисторию о готовности принять воинов в больницу пустыни. 1915 год.
41. РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ АРХИВ (РГИА)
42. Ф. 796. Оп.442.Д.1156. JI.2-34. Отчет епископа Ставропольского и Екате-ринодарского Владимира о состоянии Кавказской (Ставропольской) епархии за 1886 г.
43. Ф.835. Оп.4. Д.173. JL30-32. Из истории основания и первых лет деятельности Александро-Афонской Зеленчукской пустыни. 1892 год.
44. АРХИВ КРАСНОДАРСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ИСТОРИКО-АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО МУЗЕЯ-ЗАПОВЕДНИКА им. Е.Д. ФЕЛИЦЫНА (АКГИАМ)
45. Ф. НА-2. Дневники этнографической экспедиции музея в Мостовской район Краснодарского края. 1978год.
46. Ф. НА-3.Дневники этнографической экспедиции в Отрадненский район Краснодарского края. 1979год.
47. Ф. НА-4. Дневники этнографической экспедиции музея в станицу Пласту-новскую Динского района. 1980 год.
48. Ф. НА-5. Рисунки этнографической экспедиции музея в станицу Пласту-новскую Динского района. 1980 год.
49. Ф. НА-6. Дневники этнографической экспедиции в станицы Баговскую и Бесленеевскую Мостовского района. 1981 год.
50. Ф. НА-8. Материалы о кубанском фольклоре экспедиции Краснодарского педагогического института в 20-30-х годах XX века.
51. Ф. НА-9. Дневник этнографической экспедиции музея в станицу Баговскую Мостовского района. 1981 год.
52. Ф. НА-10. Опись «Кубанская ковань».
53. Ф. НА-58. Дневник-отчет о научной командировке к казакам-некрасовцам по маршруту Краснодар-Ахтари Новонекрасовская. 8-13 марта 1947 года.
54. Ф. НА-68. Каталог музыкальных народных инструментов музея за 1984 год.
55. Ф.НА-105-6.Дневник этнографической экспедиции в станицу Отважную Лабинского района.
56. Ф. НА-123-2. Дневник этнографической экспедиции в Брюховецкий район. 1988 год.
57. Ф. НА-137. Материалы о проведении историко-бытовой экмпедиции в Мостовской район. 1989год.
58. Ф. НА-139. Материалы о проведении историко-бытовой экспедиции в Красноармейском районе. 1989год.
59. Ф. НА-146. Дневник этнографической экспедиции, проведенной в Тима-шевском районе. 1990год.
60. Ф. НА-156. Материальная и духовная культура славянского населения станиц Выселковского района (материалы обследования за 1991 год.)
61. I. 68. История Кубани с древнейших времен до начала XX века. Текст. /под ред. Б. А. Трехбратова Краснодар, 2000. - 437с.
62. Ш. 69. КПСС в резолюциях съездов, конференций и пленумов ЦК Текст. — М.: Политиздат, 1970 Т.2. - 606с.
63. I. 70. Кубанский календарь. Текст. Екатеринодар, 1910. - 530с.
64. I. 71. Кубанский говор. Справочное издание. Текст. /сост. П.И. Ткаченко.1. М., 1998.-238с.
65. I. 72. Кубанская справочная книжка. 1894 год. Текст. Екатеринодар, 1892,— 727с.
66. I. 73. Культурология. XX век. Словарь. Текст. СПб, 1997. - 640с.
67. I. 74. Мифологический словарь. Текст. /Гл. ред. Е.М. Мелетинский. М. Сов.энциклопедия, 1991.-736с.
68. I. 75. Памятная книжка Кубанской области. Текст. Екатеринодар, 1881. -298с.
69. I. 76.Славянские древности: этнолингвистический словарь: в 5-ти т.Текст. /под общ. ред. Н.И. Толстого М., 1995.-Т.1. - 699с.
70. I. 77. Советский энциклопедический словарь. Текст. /под ред. A.M. Прохоро-ва-М., 1981.- 1030с.
71. V. ФОЛЬКЛОРНЫЕ ИСТОЧНИКИ (ноты и словесные тексты)
72. V.106. Бондарь, Н.И. Календарные обряды кубанского казачества. Текст, ноты. /Н.И. Бондарь. Краснодар, 2003, - 262с.
73. V.107. Былины. Текст. /Вступ. ст., подготовка текста и примеч. Б.Н. Путилова. Л.: Сов. писатель. 1957 . - 484с.
74. V. 111. Варавва, И.Ф. Песни казаков Кубани. Текст. /И.Ф. Варавва. Краснодар, 1966.-326с.
75. V. 112. Васильков, В.В. Народные обычаи казаков станицы Бекешевской Батал-пашинского отдела Кубанской области. Текст. /В.В. Васильков //Сборник ма-терилов для описания местностей и племен Кавказа. Тифлис, 1906 - Вып. 36. -С.80-148.
76. V. 113. Горбанев, П. Суеверия, приметы, поверья, гадания и заговоры, распространенные среди жителей г. Ейска. Текст./П. Горбанев //Сборник матераловдля описания местностей и племен Кавказа. Тифлис, 1893. - Вып. 16. - С.267-277.
77. V. 114. 10 кубанских народных песен.Текст, ноты. /сост. Г. Плотниченко. -Краснодар, 1966,-38с.
78. V. 115. Живило, К. Несколько казачких песен и поверий в станице Расшеват-ской Кавказского уезда Кубанской области.Текст. /К. Живило //Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Тифлис, 1883.- Вып. 3— С.91-100.
79. V. 116. Заградская С.Г. Свадьба кубанских казаков.Текст, ноты. /С.Г. Заград-ская //Играем свадьбу. М., 1987. - 184с.
80. V. 119. Легенды и были Черноморья.Текст. /сост. И.Л. Зайцев, Л.И. Максимов -Краснодар, 1975,- 143с.
81. V. 120. Мосолов, A.B. Песни Краснодарского края.Ноты. /A.B. Мосолов. М.: Сов. композитор. - 1959. - 74с.
82. V. 121. Народные песни казаков. Из репертуара Кубанского казачьего хо-раНоты. /сост. Г.М. Концевич. Краснодар, 2001. - 439с. V. 122. Народные песни Кубани. [Ноты] /сост. В.Г. Захарченко. - Краснодар, 1987. - 318с.
83. V. 123. Народные песни Кубани. Ноты. /сост. В.Г. Захарченко. Краснодар, 1997.-589с.
84. V. 124. Новиков, А. Поход за песнями гражданской войны. Текст, ноты. /А. Новиков //Советская музыка. М., 1936. -№2. - С. 17-21.
85. V. 125. О боях-пожарищах (фронтовой фольклор и малоизвестные тексты из армейских малотиражных газет). Текст. /сост. П.Ф. Лебедев. Краснодар, 1983.-253с.
86. V. 126. Павлевский, Т. Народные поверья и заговоры, относящиеся к пчеловодству Текст. /Т. Павлевский // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1899.- Т.5. -С.1-27.
87. V. 127. Передельский, Е. Станица Темижбекская и песни, поющиеся в ней Текст, ноты. /Е. Передельский //Сборник матералов для описания местностей и племен Кавказа. — Тифлис, 1883,- Вып.З. С.31-90.
88. V. 128. Песни гребенских казаков. Текст. /сост. Б.Н. Путилов-Грозный, 1946. -314с.
89. V. 129. Песни казаков-некрасовцев. Текст. /зап. и вступ. ст. Ф.В. Тумилевича.-Ростов-на-Дону, 1947, 174с.
90. V. 130. Песни и сказки (фольклор казаков-некрасовцев о Великой Отечественной войне).Текст. /сост. Ф.В. Тумилевич-Ростов-на-Дону, 1947. -55с. V. 131. Песни кубанских казаков.[Ноты] /сост. А.Д. Бигдай, муз. ред. В.Г. За-харченко. — Краснодар, 1992. 443 с.
91. V. 132. Песни кубанских казаков.Ноты. /сост. А.Д. Бигдай, муз. ред. В.Г. За-харченко. — Краснодар, 1995. 509с.
92. V. 133. Песни станицы Кавказской, записанные от Анастасии Ивановны Сидоровой.Ноты. /сост. В.Г. Захарченко. Краснодар, 1993. - 336с. V. 134. Песни хутора Кубанского. [Текст, ноты] /сост. В.Н. Капаев. - М., 1997.-Вып. 1.- 68с.; Вып. 2. - 48с.
93. V. 135. Петрусенко, И.А. Кубань в песне. Страницы музыкальной летописи трех веков. Текст, ноты. /И.А. Петрусенко. Краснодар, 1999. - 435с. V. 136. Пивень, А.Е. Торба смеха и мешок хохота. [Текст] /А.Е. Пивень. - Краснодар, 1995.-224с.
94. V. 137. Плясовые припевки Кубани. Текст, ноты. /сост. И.Н. Бойко. — Краснодар, 1993.-288с.
95. V. 138. V. 125. Пословицы, поговорки и загадки Кубани Текст. /сост. JI.B. Мар-тыненко Краснодар, 1993.- 100с.
96. V. 139. Пословицы русского народа.Текст. /сост. В.И. Даль. М., 1957 - 312с. V. 140. Рожков, А. Почему курица повесилась? [Текст] /А. Рожков //Родина.-1999.- №10. - С.60.
97. V. 141. Прозвища.Текст. // Кубанец: журн. Союза донских, кубанских и терских казаков за рубежом. США, 2000. - №207. - С.2.
98. V. 142. Пушкин, A.C. Соч. в 3-х т. Текст. /A.C. Пушкин. М., 1985. - Т.1. -735с.
99. V. 143. Розенберг, JLK. Среди кубанцев. Текст. /Л.К. Розенберг. Екатерино-дар, 1905.-297с.
100. V. 144. Румянцева И. ТроицаТекст. /И. Румянцева //Народное творчество. -1996.- №2.-С. 18.
101. V. 145. Русская баллада. Текст. /предисл., ред. и примеч. В.И. Чернышева, вступ. ст. Н.П. Андреева. Л.,1935. - 501с.
102. V. 146. Русские исторические песниТекст. /сост. Л.И. Емельянов. -М., 1987. -479с.
103. V. 147. Русские народные баллады. Текст. /сост. Д.М. Балашов. М., 1983. -314с.
104. V. 148. Сборник народных песен. Текст. / сост.П.В. Киреевский. Тула, 1988. -479с.
105. V. 149. Слепов, A.A. О песенном фольклоре Кубани. Текст. /A.A. Слепов. -Краснодар, 2000.- 195с.
106. V. 150. Традиционная культура и дети. Текст, ноты. /под общ. ред. Н.И. Бондаря. Краснодар, 1994. - 272с.
107. V. 151. Украинская народная песня. Ноты. /сост. А. Хвыля. Киев, 1936. -545с.
108. V. 152. Фольклор казаков-некрасовцев.Текст. /сост. Ф.В. Тумилевич. — Краснодар, 1948.- 105с.
109. V. 153. Фольклор Дона и Кубани. Текст. /вступ. ст. Б. Лунина. Ростов-на-Дону, 193 8.-295с.
110. V. 154. Фольклорный театр. Текст. /сост., вступ.ст., предисл. к текстам и комментарии А.Ф. Некрыловой и Н.М. Савушкиной. М.:Современник, 1988. — 475с.
111. V. 155. Харламов, М. Свадебные обряды и песни в Ейске. Текст. /М. Харламов //Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Тифлис, 1906.-Вып. 36. — С.35-71.
112. V. 156. Чем лечатся в станице Ярославской. Текст. //Кубанские областные ведомости- 1898 №250.
113. VI. Полевой материал, собранный автором. (ПМА)
114. VI. 157. ПМА. 1999 г. Село Николаевка Щербиновского района. Информатор (инф.) Попова С.Н. 1966 года рождения (г.р.).
115. VI. 158. ПМА. 1983 г. Станица Новониколаевская Калининского района. Инф. Галушко В.А. 1924 г.р.
116. VI. 159. ПМА. 2000 г. Станица Вышестеблиевская Темрюкского района. Инф. Колмык М.С.1926 г.р., Жадан К.И. 1929 г.р.
117. VI. 160. ПМА. 2001 г. Поселок Первомайский Староминского района. Инф. Кислая В.А. 1957 г.р.
118. VI. 161. ПМА. 1999 г. Поселок Рассвет Староминского района. Инф. Жидкова Л.М. 1927 г.р.
119. VI. 162. ПМА. 1998 г. Г.Краснодар. Инф. Бутова Т.Н. 1967 г.р.
120. VI.163. ПМА. 2000 г. Село Кухаривка Ейского района. Инф. Тертычая В.В. 1941 г.р.
121. VI. 164. ПМА. 1989 г. Станица Новодмитриевская Северского района. Инф. Онищенко З.М. 1935 г.р.
122. VI. 165. ПМА. 1998 г.Г. Краснодар. Инф. Удовицкая H.H. 1948г.р.
123. VI. 166. ПМА. 1987 г. Станица Бриньковская Приморско-Ахтарского района.
124. Инф. Шептуницкий И.В. 1938 г.р
125. VI. 167. ПМА.2000 г. Село Кухаривка Ейского района. Инф. Оноприенко Е.Г. 1924 г.р.
126. VI. 168. ПМА.2001 г. Станица Чамлыкская Лабинского района. Инф. Романескул В.А. 1976 г.р.
127. VI. 169. ПМА. 1999 г. Станица Бриньковская Приморско-Ахтарского района. Инф. Джеус Л.В. 1970 г.р.
128. VI. 170. ПМА. 1988 г. Г. Армавир Инф. Сайкова Л.Т. 1971 г.р.
129. VI. 171. ПМА. 1986 г. Станица Новоминская. Инф. Приступка С.Н. 1965 г.р.
130. VI. 172. ПМА. 1999 г. Станица Вышестеблиевская Темрюкского района. Инф.1. ГалутО.В. 1979 г.р.
131. VI. 173. ПМА.1987 г. Хутор Адагум Крымского района. Инф. Жуденко К.Г. 1932 г.р.
132. VI. 174. ПМА.2000 г. Станица Стародеревянковская Каневского района. Инф. Вичирко В.Г. 1936 г.р.
133. VI. 175. ПМА.2000 г. Станица Новогражданская Выселкового района. Инф. Тихонова Ж. А. 1980 г.р.
134. VI. 176. ПМА. 1999 г. Поселок Лазурный Динского района. Инф. Шикаленко Л.В. 1949 г.р.
135. VI. 177. ПМА. 1998 г. Г.Гулькевичи. Инф. Андросова Н.С. 1971 г.р.
136. VI. 178. ПМА.1987 г. Станица Алексее-Тенгинская Тбилисского района. Инф.1. Довбыш М.Н. 1939 г.р.
137. VI. 179. ПМА.1987 г. Станица Динская. Инф. Чоботок Н.А. 1972 г.р.
138. VI. 180. ПМА.1998 г. Станица Платнировская Динского района. Инф. Онопко1. В.А. 1947 г.р.
139. VI. 181. ПМА.1998 г. Станица Смоленская. Инф. Назаренко С.Н. 1973 г.р. VI. 182. ПМА.2001 г. Село Тенгинка Туапсинского района. Инф. Диденко С.М. 1979 г.р.
140. VI. 183. ПМА.1989 г. Станица Федоровская. Инф. Лопатилина А.Г. 1913 г.р. VI. 184. ПМА.1998 г. Поселок Лебяжий Брюховецкого района. Инф. Головина О.Н. 1975 г.р.
141. VI. 185. ПМА.1998 г. Станица Днепровская Тимашевского района. Инф. Шелест О.В. 1973 г.р.
142. VI. 186. ПМА.1987 г. Станица Новониколаевская Калининского района. Инф. Шаповалова Л.В. 1949 г.р.
143. VI. 187. ПМА.1988 г. Станица Днепровская Тимашевского района. Инф. Момот В.И. 1946 г.р.
144. VI. 188. ПМА.2000 г. Станица Ленинградская. Инф. Квач М.Г. 1978 г.р.
145. VI. 189. ПМА.1998 г. Станица Брюховецкая. Инф. Вострикова М.С. 1974 г.р.
146. VI. 190. ПМА.2000 г. Станица Отрадная. Инф. Трегубова Н.Г. 1972 г.р.
147. VI. 191. ПМА.1996 г. Г.Белореченск. Инф. Митрофанова Л.Н. 1957 г.р.
148. VI. 192 ПМА. 1991 г. Хутор Адагум Крымского района. Инф. Вербовская Т.Е.1953 г.р.
149. VI. 193. ПМА. 1992 г. Хутор Маевский Славянского района. Инф. Бойко З.М. 1919 г.р.
150. VI. 194. ПМА. 1990 г. Станица Северская. Инф. Коваленко О.Г. 1962 г.р.
151. VI. 195. ПМА. 1990 г. Станица Камышеватская Ейского района. Инф. Хлестун1. Е.Т. 1929 г.р.
152. VI. 196. ПМА.1998 г. Станица Северская. Инф. Новиков А.К. 1947 г.р.
153. VI.197. ПМА.1993 г. Станица Новотиторовская Динского района. Инф. Коваленко Л.И. 1934 г.р.
154. VI. 198. ПМА.1994 г. Станица Кугаевская Кущевского района. Инф. Жигайло А.Ф. 1921 г.р.
155. VI. 199. ПМА.1989 г. Станица Анастасиевская Славянского района. Инф. Демченко М.А. 1926 г.р.
156. VI.200. ПМА.1998 г. Г. Лабинск. Инф. Ломакин С.А. 1978г.р. VI.201. ПМА.1999 г. Станица Анастасиевская Славянского района. Инф. Илюшина Ю.В. 1981 г.р.
157. VI.202. ПМА.1999 г. Станица Каневская. Инф. Доброславская H.H. 1980 г.р. VI.203. ПМА.1991 г. Г.Курганинск. Инф. Сазонова Л.С. 1957 г.р. VI.204. ПМА.1999 г. Станица Старощербиновская. Инф. Зиновкина О.В. 1979 г.р.
158. ЛИТЕРАТУРА 1. Монографии, сборники, статьи
159. Агеева, Е.А. Старые и новые сказания и писания староверов (по полевым исследованиям 80-90 годов XX века) Текст. /Е.А. Агеева //Вопросы казачьей истории и культуры. Майкоп, 2002. - Вып.1- С.77-89.
160. Азадовский, М.К. История русской фольклористики: в 2-х т. Текст. /М.К. Азадовский. М.,-1958 -1963.-348с.
161. Аксаков, A.C. Эстетика и литературная критика Текст. / A.C. Аксаков. -М., 1995.-526с.
162. Дникин, В.П. Русский фольклор Текст. / В.П. Аникин. М.: Высш. школа. 1987.-285с.
163. Апостолов, Л.А. Географический очерк Кубанской области Текст. /Л.А. Апостолов //Сборник матералов для описания местностей и племен Кавказа -Тифлис, 1896.- Вып.23. С.230-249.
164. Апресян, Г.С. О самодеятельном искусстве Текст. /Г.С. Апресян //Проблемы эстетического воспитания и современность: материалы науч.-практ. конф.-М., 1963.-С.120-131.
165. Арканников, Ф.Ф. Станица Николаевская. Статистико-этнографическое описание Текст. /Ф.Ф. Арканников // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1883 — Т. 1.- С.548-579.
166. Артановский, С.Н. На перекрестке идей и цивилизаций Текст. /С.Н. Арта-новский. СПб, 1994. - 181 с.
167. Афанасьев, А.Н. Поэтические воззрения славян на природу Текст. / А.Н. Афанасьев. -М., 1865-1868-Т. 1.-865с.; Т.2.-787с.
168. Бабаевский, С. Песни гиагинцев Текст. /С. Бабаевский //Советская Кубань. Краснодар, 1946. - 25 сентября.
169. Бакланова, Т.Н. Русская традиционная культура в современном информационно-образовательном пространстве Текст. /Т.Н. Бакланова //Культурология: новые подходы: альманах-ежегодник М., 1998.-№№3-4.-С.95-112.
170. Банников, К.Л.Смех и юмор в экстремальных группах Текст. /К.Л. Банников //Смех: истоки и функции. СПб.; Наука, 2002. - С. 174-186.
171. Барт, Р. Избр. работы: Семиотика. Поэтика. Текст. /Р. Барт. -М., 1994.
172. Барт, Р. Мифологии. Текст. /Р. Барт. М., 2000.-496с.
173. Бахрушин, Ю.А. История русского балета Текст. / Ю.А. Бахрушин. М., 1977.-288с.
174. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества Текст. / М.М. Бахтин. М., 1979.-432с.
175. Белинский, В.Г. Полн. собр. соч. в 13-ти т. Текст. /В.Г. Белинский. М., 1954—Т.5. - 863с.
176. Бердяев, H.A. Русская идея. Судьба России Текст. / H.A. Бердяев. М., 1997.-541с.
177. Берков, П.Н. История русской комедии Текст. / П.Н. Берков. Л.; 1977. -317с.
178. Берков, П.Н. Русская народная драма ХУП XX веков Текст. /П.Н. Берков. -М.: Искусство, 1953. -497с.
179. Бестужев-Рюмин, К.Н. Русская история. Текст. /К.Н. Бестужев-Рюмин. -СПб., 1872-Т1. -332с.
180. Богатырев, П.Г. Вопросы теории народного искусства Текст. /П.Г. Богатырев.-М., 1971.-487с.
181. Богословский, Е.А. Новое явление нашей обшественной жизни Текст. /Е.А. Богословский // Кубанские областные ведомости. Екатеринодар, 1889.-№17.
182. Бондарь, Н.И. Календарные обряды кубанских казаков Текст./Н.И. Бондарь. — Краснодар, 2003, 263с.
183. Бондарь, Н.И. Традиционная культура кубанского казачества Текст. /Н.И. Бондарь. Краснодар, 1999 - 148с.
184. Бондарь, Н.И. Этнокультурная ситуация на Кубани Текст. / Н.И. Бондарь //Традиционные национальные культуры Кубани: состав, состояние, проблемы: материалы науч.- практ. конф. Краснодар, 1991- С.7-25.
185. Борисов, Б.П. Краснодарская филармония: Прошлое и настоящее. К 50-летию со дня основания Текст. /Б.П. Борисов, Г.П. Борисов. Краснодар, 1989.- 174с.
186. Борисов, C.B. Страшные рассказы детей (к вопросу о специфике жанра) Текст. /C.B. Борисов // Дети и народные традиции. Челябинск, 1991. -4.1.-С. 42-45.
187. Бродель, Ф. Структура повседневности. Материальная цивилизация, экономика и капитализм ХУ ХУШ в.в. Текст. /Ф. Бродель. - М.: Прогресс, 1986. — Т. 1. - 317с.30