автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Образы стихий и пространственная картина мира в поэзии А.С. Пушкина

Полный текст автореферата диссертации по теме "Образы стихий и пространственная картина мира в поэзии А.С. Пушкина"

На правах рукописи

ИВАНОВ Павел Сергеевич

ОБРАЗЫ СТИХИЙ И ПРОСТРАНСТВЕННАЯ КАРТИНА МИРА В ПОЭЗИИ А. С. ПУШКИНА (МОТИВНЫЙ КОМПЛЕКС, МИФОПОЭТИКА)

Специальность 10.01.01. - русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

004686368

Красноярск 2010

004606368

Работа выполнена на кафедре русской литературы и фольклора ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Ходанен Людмила Алексеевна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, доцент

Аиисимов Кирилл Владиславович

кандидат филологических наук, доцент Черняева Татьяна Георгиевна

Ведущая организация: НОУ ВПО «Омская гуманитарная академия»

Защита состоится 21 июня 2010 г. в 10.00 часов на заседании диссертационного совета ДМ 212.099.12 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при ФГОУ ВПО «Сибирский федеральный университет» по адресу: 660049, г. Красноярск, ул. Ленина, 70, ауд. 204.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Сибирского федерального университета.

Автореферат диссертации размещён на сайте Сибирского федерального университета www.sfu-krasu.ru.

Автореферат разослан « мая 2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук,

доцент

И.В. Башкова

Общая характеристика работы

Обращение к мифологии и использование мифологических образов, библейских мотивов и символов характерно для всего творчества A.C. Пушкина. На разных этапах его развития можно проследить преимущественное внимание к разным мифологическим системам. Мировоззренческий аспект этой проблемы сложен, существует большой разброс характеристик и определений взглядов и суждений Пушкина, посвященных онтологии, философии истории, религии. В литературоведении вопрос о мировоззренческой позиции поэта остается дискуссионным1. Целый ряд исследователей считают, что в своем творческом развитии A.C. Пушкин все более приближается к христианским, православным духовным ценностям. Эта точка зрения представлена в работах Б.А. Васильева, Г.А. Лесскиса, И.З. Сурат, B.C. Непомнящего.

Мы выбираем античность и христианство как два пласта культуры, отношение к которым у Пушкина из мировоззренческих оценок переходило в плоскость художественного творчества на протяжении всего пути поэта. Как пишет B.C. Непомнящий, A.C. Пушкин движется от античности к христианскому мировосприятию: «... он шел с Запада на Восток... Укорененность в эллинстве - и медленный, но неотвратимый уход от него»2.

Наиболее изучен в произведениях Пушкина пласт античной культуры и мифологии, питавший эпикуреизм поэта и идеалы художественной гармонии. В работах С.И. Любомудрова, П.Н. Черняева, А.И. Малеина были даны первые культурно-исторические комментарии к отдельным мифологическим образам, прослежены истоки интереса поэта к античности. Изучению пушкинской интерпретации античного мифа посвящены труды Г.С. Кнабе, М.М. Покровского, H.A. Тимофеевой, Д.П. Якубовича и С.А. Кибальника, Т.Г. Мальчуковой, М.И. Митрохиной, Ю.П. Суздальского, Г.Т. Савельевой, A.A. Тахо-Годи и др., рассмотрено формирование и развитие пушкинской мифопоэтики в процессе обращения к античным образам. Одним из центральных в этом ряду является пушкинский миф о «музе», мифопоэтическое содержание которого вырастало из свободной романтической интерпретации аполлонической мифологии. Комплекс библейских мотивов и символов в произведениях A.C. Пушкина в последние годы становится предметом все более пристального внимания в аспекте их воплощения в художественной форме. В работах B.C. Непомнящего, Т.В. Юрьевой и М.А. Новиковой рассматривается духовная культура христианства как неотъемлемая составляющая художественной картины мира Пушкина. Изучению библейских образов, мотивов и символов в произведениях A.C. Пушкина посвящены исследования Б.А. Васильева, И.А. Есаулова, Ю.М. Лотмана, Т.Г. Мальчуковой, Н.Е. Меднис, М.В. Немировского, В.П. Старка, A.B. Чернова, А.Г. Чижова и др. Исследователи отмечают присутствие в произведениях A.C. Пушкина элементов христианской картины мира, выявляют цитаты из Священного Писания (И.Ю. Юрьева, В.П. Старк), обнаруживают параллели с сюжетами из Ветхого и Нового Заветов (И.А. Есаулов, М.В. Немировский), обращение к духовной культуре христианства рассматривается в динамике развития творчества поэта. В то же

1 См. обзор: Раскольников Ф. Пушкин и религия // Вопросы литературы, 2004. № 3. С. 81 - 112.

2 Непомнящий B.C. Поэзия и судьба: Над страницами духов, биогр. Пушкина. М.: Сов. писатель, 1987. С. 399 -401.

время художественная картина мира в аспекте мифопоэтики рассмотрена далеко не полно.

Предметом диссертационного исследования являются образы стихий в пространственной картине мира A.C. Пушкина, художественная семантика которых вмещает мифологическое содержание и связана с античной мифологией и библейскими образами и мотивами. Одними из первых о роли этих образов в создании целостной картины мира писали Ю.М. Лотман и З.Г. Минц. Они наметили новую перспективу изучения лирики русских поэтов. Исследователи указали, что мир стихий находится в постоянном взаимодействии с миром «бытовых реалий», он менее конкретизирован и потому сохраняет возможность большей широты читательской интерпретации. Данная концепция является конкретным развитием теории текста, предложенной Ю.М. Лотманом, который наряду с наличным уровнем смысла в художественном произведении выделяет «архисемы» как единицы глубинных архаических пластов. На основе этих утверждений природные стихии рассматриваются как целые смысловые комплексы, могущие реализовываться не только в тех образах, которые прямо со стихиями связаны, но и на уровне метафор, имеющих дополнительное символическое значение.

Объектом исследования является поэтическое творчество A.C. Пушкина, в котором наиболее полно представлен семантический комплекс стихий.

Мифопоэтика, понимаемая нами как художественное воплощение мифологического содержания в творчестве Пушкина, рассматривалась в работах Н.П. Анциферова, Ю.М. Лотмана, H.H. Петруниной, И.П. Смирнова, В.Н. Топорова, Л.А. Ходанен и др. В науке сложилось представление об особом Петербургском мифе у Пушкина, о его поэтической мифологии, о топосах сказочного фольклорного мира, о вторичной поэтической мифологии Лицея, о литературных мифах арзамасского. братства. Однако образы стихий и их мифопоэтическое содержание, насколько нам известно, специально не рассматривались.

Стихии являются первоосновой мироздания, выступая как первовещества, скрепляющие и движущие силы. В связи с особой проявленостью образов стихий в творчестве Пушкина закономерно обращение к их изучению как составляющих картины мира поэта. Данный подход позволяет обнаружить глубинную архаическую основу представлений о космологии и антропологии, реализованных в пушкинских художественных формах. Это обуславливает актуальность нашего исследования

Понятие «картина мира» в настоящее время используется в ряде гуманитарных наук. Мы основываемся на следующем определении: «картина мира» - это духовное в своей основе представление, данное в процессе внутреннего освоения человеком всей полноты окружающего бытия, ее важнейшей характеристикой является то, что она представляет мир как некую «упорядоченную целостность» (Э. Кассирер).

Имманентными параметрами всякой картины мира являются время и пространство, через которые она описывается. Во всех мифологических моделях космоса фундаментальными составляющими выступают первородные стихии: вода, огонь, земля и воздух. В художественной картине мира A.C. Пушкина данные природные начала включаются в индивидуально-авторское мифотворчество и формируют художественный универсум, где основными константами выступают

«земля» и «вода», представленные, главным образом, как элементы пространственной организации. Динамическая воздушная стихия связана с категорией времени, т.к. несет смыслы движения и перемен.

Мифопоэтический аспект изучения художественной картины мира A.C. Пушкина, который мы берем за основу нашего подхода, по словам И.А. Бражникова, предполагает «прежде всего, архетипическое и символическое в произведении и его составляющих: композиции, сюжете, образах, т.е. это один из самых глубоких уровней художественного текста, на котором прослеживается его связь не только с близкими ему явлениями литературного ряда, но также и «отдаленные» связи с мифологией, произведениями религиозной и философской мысли и - шире - с контекстом всей мировой культуры»3. В свете таких представлений «... семантическое строение текста может быть интерпретировано не только как реализация индивидуальных установок автора или как продукт историко-культурного развития, но и в качестве одного из проявлений универсальных, постоянно действующих особенностей человеческого сознания»4.

В рамках данного подхода в работе используются такие понятия, как «архетип», «мифологема», «символ» и на их основе выстраиваются концепции «уровневой» организации художественного текста. Учитывая опыт классификаций, посвященных выявлению мифа в художественных текстах (Ю.М. Лотман, З.Г. Минц), мы используем подход, который основывается на выделении уровней смысла в тексте. Самый очевидный, непосредственно-заданный уровень составляют конкретные образы, которые могут быть поняты буквально. На уровне текста представлены и более сложные образования — символы и мифологемы. Следующий уровень представлен метафорическими смыслами, которые непосредственно в тексте не закреплены, а относятся к его содержанию. Глубинный уровень текста формируют универсальные модели («архисемы», по Ю.М. Лотману), являющиеся «невоплощенными», «идеальными» смыслами, которые составляют основу всякого художественного произведения.

Мифопоэтический подход позволяет увидеть связь мифа и символа. В нашем понимании символа мы ориентируемся, главным образом, на труды С.С. Аверинцева, А.Ф. Лосева и М. Элиаде. Обращаясь к природным стихиям в связи с мифом у A.C. Пушкина, мы употребляем понятие «мифологема», имея в виду «свернутый миф», «архетипический образ».

Репрезентативной для нашего исследования является поэзия A.C. Пушкина, т.к. именно в ней миф получает наиболее полное выражение, поскольку миф поэтичен сам по себе . Благодаря особенностям формы миф, погруженный в поэтический текст, приобретает все многообразие своих значений.

На этой основе определяется цель нашего диссертационного исследования, которая состоит в изучении формирования и развития поэтической мифологии воды, земли и ветра в пространственной картине мира A.C. Пушкина.

В соответствии с поставленной целью определяются задачи:

3 Бражников ИЛ. Мифопоэтический аспект литературного произведения: диссертация ... кандидата филологических наук: 10.01.08. М., 1997. С. 3.

Смирнов ИМ. Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста // Миф. Фольклор. Литература / Отв. ред. Базанов В.Г. Л.: Наука, 1978. С. 195.

5 Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М.: Академический Проект, 2008. С. 103.

1. Рассмотреть архетипическое содержание природно-космических мифологем в поэтических произведениях A.C. Пушкина.

2. Раскрыть специфику их функционирования на разном уровне художественных текстов.

3. Проследить развитие смыслового содержания образов стихий в творческой эволюции поэта.

4. На основе анализа и интерпретации поэтической мифологии стихий определить основополагающие черты художественной картины мира в лирике и лироэпосе A.C. Пушкина.

Материалом исследования является лирика 1811 — 1837-х годов, роман «Евгений Онегин», поэмы «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Медный всадник», «Сказка о мертвой царевне», «Сказка о царе Салтане», «Сказка о рыбаке и рыбке». Отбор материала производился на основе отчетливой проявленности мифопоэтического уровня в художественной структуре текстов.

Методологической основой диссертационной работы является мифопоэтический подход к литературному произведению в аспекте мифопоэтики. В рамках данного подхода использованы структурно-типологический, структурно-семиотический методы с элементами герменевтического анализа и культурологического исследования.

Теоретической основой настоящей работы послужили труды, посвященные феноменологии мифа (Г. Башляр, К. Леви-Стросс, А.Ф. Лосев, A.M. Пятигорский, М. Элиаде, К.Г. Юнг), мифопоэтике (В.В. Иванов, Е.М. Мелетинский, И.П. Смирнов, В.Н. Топоров, Т.В. Цивьян), изучению картины мира (Э. Кассирер, А.Д. Михайлов, B.C. Непомнящий, М.А. Новикова, М. Хайдеггер, М.Н. Эпштейн), художественного времени и пространства (М.М. Бахтин, Д.С. Лихачев, Ю.М. Лотман) и труды пушкинистов (М.П. Алексеев, П.В. Анненков, B.C. Баевский, Д.Д. Благой, С.М. Бонди, В.В. Виноградов, Г.О. Винокур, М.О. Гершензон, М.И. Гиллельсон, Л.Я. Гинзбург, В.А. Грехнев, Г.А. Гуковский, В.М. Жирмунский, Н.В. Измайлов, С.А. Кибальник, Я.Л. Левкович, Е.А. Маймин, Г.П. Макогоненко, Б.С. Мейлах, Т.Г. Мальчукова, Д.Н. Медриш, Б.Л. Модзалевский, B.C. Непомнящий, A.A. Смирнов, С.З. Сурат, И.О. Тойбин, Б.В. Томашевский, В.Н. Турбин, Ю.Н. Тынянов, Л.Г. Фризман, С.А. Фомичев, Ю.Н. Чумаков, М.А. Цявловский и др.).

Положения, выносимые на защиту:

1. В художественной картине мира, созданной в поэзии A.C. Пушкина, присутствуют образы первостихий - воды, воздуха, земли, огня. Они содержатся в описаниях природы, природных катаклизмов, в культурно-исторических реалиях, географических «топосах», создавая пространство и время пушкинского космоса. • 2. Художественное содержание образов стихий у Пушкина формируется на основе использования классической мифологии, комплекса библейских символов, а также в обращении к фольклорной традиции. Мифологемы,

мотивныс комплексы, метафоры и символы являются художественными формами, в которых представлена в пушкинских стихотворениях и поэмах поэтическая мифология стихий.

3. Мифопоэтический образ воды развивается, начиная с лицейской лирики до произведений 1830-х гг. Море, реки, стоячие воды создают пространственные черты картины мира, с которыми соединена динамика психологических состояний, духовных и творческих прозрений поэта.

4. Мифологема «вода» является основой мотивного комплекса: «фонтан и вода», «море и берег», «мертвые воды», «вода и вино», евхаристия, «покорение воды» и «потоп», - в котором присутствуют индивидуальные авторские вариации античного мифа, фольклора, библейской символики.

5. Мифологема «земля» актуализирует многообразие природных топосов и ландшафтов, создавая структуру трехчастного, объемного мира с четко обозначенной вертикалью и горизонталью. Плоскостная организация пространства дополняется культурными и географическими оппозициями Севера-Юга, Запада-Востока.

6. Мифологема «земля» выступает основой мотивного комплекса: «сад», «гора», «пустыня», «пропасти земли», - в содержании которого со временем в творчестве поэта отчетливо нарастают коннотации библейских образов и символов.

7. Мифопоэтика «воздушной стихии» развивается на основе динамических образов, отсылающих к ситуации превращения, волшебства, парения над миром, перемещения в пространстве. Амбивалентное содержание мифологемы выражается в образах инфернальных существ, вихрей, несущих гибель, и обнаруживается в силе, дарующей спасение, обретение счастья и покоя.

8. Воздушная стихия связана с категорией времени и раскрывает свое архетипическое содержание в семантике перемен, трансформаций.

9. Мифопоэтическое содержание образов стихий в пушкинской картине мира позволяет увидеть глубокое освоение поэтом архаического мифа в его культурно-историческом и мировоззренческом содержании. В развитии поэтического космоса Пушкина зрелых лет начинают преобладать черты библейской картины мира.

Научная новизна настоящего исследования заключается в том, что впервые системно представлен мифопоэтический уровень лирических и лироэпических произведений A.C. Пушкина; прослежена художественная семантика, структурообразующая роль мифологем «вода», «земля» и «воздушная стихия» на разных уровнях текстов; мифопоэтическое содержание природных образов соотнесено с архетипическими смыслами, с библейской картиной мира, художественной символикой эпохи романтизма; природные стихии рассмотрены в качестве важнейших составляющих пространственной картины мира поэта, его творческих состояний и духовных прозрений.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что в диссертационном исследовании системно представлен мифопоэтический уровень лирических и лироэпических произведений A.C. Пушкина, впервые предпринято целостное рассмотрение мифологии стихий в творчестве поэта, выявлены основные смыслы и

структурообразующая роль природных образов в пушкинских текстах, процесс мифотворчества представлен в связи с духовной биографией поэта.

Практическая ценность определяется возможностью использования материалов диссертации в учебном процессе при подготовке основных и специальных курсов по истории русской литературы XIX века, в работе спецсеминаров, спецкурсов, в рамках школьного образования.

Апробация работы. Основные положения и результаты диссертации излагались на методологических семинарах филологического факультета Кемеровского государственного университета, были представлены в докладах на международных и региональных научных конференциях: XII Всероссийская научно-практическая конференция «Художественный текст: варианты интерпретации». Бийск, 2007; X Иоанновские образовательные чтения: «Русская словесность в контексте православной культуры». Кемерово, 2008; Лингвистическая школа «Проблема текста в языковой картине мира». Кемерово, 2008; «Культура как предмет междисциплинарных исследований». Томск, 2009; II Международная научно-практическая конференция «Молодежь и наука: реальность и будущее». Невинномысск, 2009; Общероссийская электронная научная конференция на основе интернет-форума «Актуальные вопросы современной науки и образования». Красноярск, 2010.

Структура и основное содержание работы

Структура диссертации обусловлена логикой исследования заявленной проблематики и ходом выполнения поставленных задач. Работа состоит из Введения, трех глав, Заключения и списка литературы, включающего 285 наименований.

Во Введении определяется научная традиция изучения мифопоэтики A.C. Пушкина, раскрывается актуальность, научная новизна предпринятого исследования, характеризуется методология подхода, определяются объект, предмет, цель, задачи, даются сведения об апробации материалов диссертации, представляются положения, выносимые на защиту, указывается теоретическая и практическая значимость полученных результатов.

I Глава «Мифологема "вода" и комплекс "водных" образов и мотивов» посвящена мифопоэтическому содержанию «воды» как подвижной, изменчивой и текучей, но плотной, осязаемой стихии, составляющей пространственную форму пушкинской картины мира. В поэзии A.C. Пушкина вода часто существует в соприкосновении с другими топосами: море и берег, река и утес, озеро и берег, ручьи и лес. Стихия воды является одной из постоянных констант картины мира, одновременно выступая метафорой творческого вдохновения, вакхического веселья, любви, тоски, воспоминания.

В первом параграфе «Стихия вод и первоосновы бытия» рассматривается мифологема «вода» в лирике южного периода. В элегии «Погасло дневное светило...» (1820) «вода» актуализирует свое архетипическое содержание в процессе ретроспективного обращения в прошлое, связанного с ситуацией воспоминания и переходным состоянием природного мира от дня к ночи. Развитие этой семантики воды продолжено в стихотворении «Ночь» (1823). Ночное безмолвие, окружающее лирического героя, оживляется поэтическим словом,

которое уподобляется течению воды. Границы мира расширяются, ночное время суток перестает быть частью временного цикла и начинает восприниматься в соединении с состоянием лирического героя. Мотив «водной стихии» получает свое дальнейшее развитие в послании «К морю» (1824), где в ситуации прощания море предстает во всем многообразии своих качеств. Это друг, жалобно призывающий остаться, это неукротимая, бушующая стихия, символизирующая дух мятежных гениев, это воображаемое пространство «поэтического побега». Образ водной стихии приобретает метафорический смысл жизни вообще, с которой слит герой в своем мирном и творчески раскованном существовании.

Во втором параграфе «Русалочий мотив и мир "мертвых" вод» прослежена инфернальная символика воды, которая наиболее ярко проявлена в фольклорном демонологическом мотиве, отсылающем к славянскому мифу о русалке. В неоконченной элегии «Как счастлив я, когда могу покинуть...» (1826), образ «девы вод» поэтизируется, главным становится не ее коварная сила, а момент очарования и приобщения к «молчаливым водам». Происходит преодоление границы жизни и смерти, влекущее за собой переживания особого рода. Семантика «воды» приобретает значение космической силы. Герою открывается полнота бытия, гармония, которая выражается не в зрительных образах, а через журчащие звуки песни «девы вод».

Третий параграф «Животворный фонтан и воды забвения» посвящен рассмотрению мифологемы воды в поэме «Бахчисарайский фонтан» (1821 - 1823) и в послании «Фонтану Бахчисарайского дворца» (1824). В данных произведениях мифологема «вода» приобретает множественное символическое содержание и развивается как пространственный образ, мифологическое наполнение которого является порождением культуры мусульманского востока. Фонтан вносит в гаремный мир ощущение жизни. С ним в поэме связаны динамика, плеск, легкость, игра «прохладных струй» на солнце, аккомпанирующих роскоши гарема.

Художественная семантика воды актуализирована в образах героинь поэмы. В облике Марии вода явлена не в предметном, а в своем символическом сакральном значении. С ней героиня соотносится через свою духовную чистоту. Само имя Мария в христианской традиции отсылает к образу непорочной Девы. Зарема более непосредственно связана с водами своим прошлым и смертью-казнью в «пучине вод».

Мифологема воды связана с особым временным континуумом поэмы. Фонтан -это памятник прошлых событий. Все в поэме пронизано всеобщей «тоской о прошлом», которое имеется у каждого героя, и текущие воды фонтана дарят забвение печалей. Наряду с этим, фонтан выступает символом творческого состояния поэта, который слышит легенду, испытывая «неизъяснимое волненье», и воскрешает во «сне воображенья» ее поэтический мир.

В четвертом параграфе «Вода и "водная" граница: Терек» прослежено развитие мифологемы «вода» в кавказских произведениях A.C. Пушкина, в которых она приобретает черты географически точного топонима. Вода - это река. Она становится реальной границей разных пространств, символизируя их культурно-историческую принадлежность. Наряду с такими упомянутыми в пушкинских текстах реками, как Днепр, Дон, Нева, Волга, одним из наиболее частотных является Терек. Он выступает в лирике и лироэпосе Пушкина символом Кавказа, его описание образует параллель к внутренним состояниям лирического героя, оказавшегося в кавказском «топосе». С Тереком связана символика

жизненного пути и мифологическое представление о реке как границе, далее которой находится вражеский чужой мир.

Из русских поэтов последующего времени Терек более всех привлекал Лермонтова. Сравнение с лермонтовским образом Терека («Тамара», «Дары Терека») позволяет отчетливо увидеть своеобразие мифопоэтики реки в творчестве Пушкина. Терек у Лермонтова является символом горской жизни вообще, вбирающим в себя все многообразие ее проявлений. У Пушкина в стихотворении «Кавказ», в «Путешествии в Арзрум во время похода 1829 года» Терек изображен как пространственный образ экзотического мира Кавказа, как географическая граница, как символ необузданной, бурлящей стихии, напоминающей о первотворении мира.

В пятом параграфе «Вода и вино» рассматривается «вода» как вещество. В анакреонтической лирике A.C. Пушкина она выступает порождающей основой мотивов, актуализирующих содержание дионисийской мифологии. В архаическом мифе вода и вино выступают равнозначными субстанциями. С ними связаны очищение и преображение. В поэтическом мире Пушкина они могут образовывать устойчивую оппозицию («Заздравный кубок» (1816), «Вода и вино» (1815)). Вода оказывается знаком чистого разума. В оппозицию вино - вода, хаос - космос, безумие - разум вплетаются соответственно фигуры Диониса и Аполлона. Но в вакхической лирике A.C. Пушкина эти противопоставления не всегда однозначны («Вакхическая песня» (1825), «Бог веселый винограда» (1833), «Юноша, скромно пируй...» (1833), Ода LVIII (1835)).

Развитие художественной семантики «воды» в творчестве A.C. Пушкина связано с духовными ценностями христианства. В стихотворениях «Пророк» (1826), «В часы забав иль праздной скуки...» (1830) мифологема воды заявлена не прямо через образы водной стихии, а через ее метафорические реализации в мотивах духовной жажды, евхаристического очищения, елеосвящения. Приобщение к ним дает божественную энергию, наделяющую «всеведеньем пророка», смирением страстей, покоем души в слиянии с миром. С темой творчества вода оказывается связана в пространственном дискурсе. Для ранней лирики свойственна парнасская мифологическая парадигма в ее аллегорическом, шутливо-ироническим содержании. Позднее пространство близ воды оказывается местом уединенных раздумий поэта, местом обретения вдохновения, творческой свободы, само творчество уподобляется потоку, ходу корабля.

В шестом параграфе «Водная стихия как воплощение хаоса» рассматривается мифологема воды в поэме «Медный всадник» (1833), в которой она реализует свое архетипическое содержание, главным образом, как исходное состояние космоса, первородный хаос. В мифе о творении Петербурга «вода» -природная стихия, а также конкретный графический топоним, река Нева, являющаяся водной магистралью возведенной новой столицы. В изображении наводнения как хаоса, несущего смерть, актуализируются библейские мотивы потопа, с его всеохватностыо, неотвратимостью («все гибнет: кров и пища»). Присутствие Божьей власти, «Божьего гнева» подчеркнуто в знаках смерти и разрушения, бессилия царя совладать со стихией. Наводнение оценивается как «казнь». Вместе с тем, антропоморфизация стихии, которая уподоблена хтоническому чудовищу, запаленному коню, зверю, позволяет говорить о более широком мифопоэтическом содержании образа стихии, в которое входит и архаика классической мифологии. Наводнение как проявление стихии связывается с

трагедией частного человека, Евгения. Хаос, в который был погружен город, персонифицируется для него в образе преследующего Медного Всадника. Герой осознает свою малость, ничтожность перед грозным ликом «державца полумира», «мощного властелина». Но одновременно с этим в нем пробуждается гнев и жажда мщения, сближающего его с озлобленной стихией. В герое-безумце совмещаются две крайности: ощущение подлинно человеческой малости, покорности перед судьбой и минутная одержимость в стремлении побороть власть Всадника.

Седьмой параграф - «Вода и водоемы в романном хронотопе "Евгения Онегина"». Первое упоминание о воде вводит в конкретный локус - берег Невы, где был рожден главный герой романа. В путешествии по ночной реке «вода» созвучна настроению героя, делает возможным приближение удаленных пространств в его воображении («адриатические волны», берега Италии). Водный поток на лоне природы выступает олицетворением неспешного, размеренного ритма провинциальной жизни. Наряду с речкой, ручейком, в природном деревенском мире присутствует озеро. В романе трижды упомянут дождь как живительный, благодатный источник, питающий злаки полей, орошающий скотный двор, дающий изобилие хозяйству. Другой формой присутствия воды в природном мире является туман, окутывающий поля своей плотной дымкой. Особое значение вода приобретает в составе обрядовых действий и в пространстве сна Татьяны. Это уже не природный источник, а особая сакрализованная субстанция. Появляется «святая вода», окропление которой очистит от наваждения злых сил, и речка и мосток в сновидческой реальности, символизирующие переход в волшебное пространство, где героине предстоят испытания.

Другой вариант реализации мифологемы «воды» в романе представлен в облике главных героев. Стремление Татьяны к уединенности, самоуглублению, вдумчивому переживанию выдает в ней течение внутренней, непроявленной жизни. Данная черта характерна для смыслового комплекса «воды». В этой связи примечательно, что, с одной стороны, Татьяну влечет вода в своем природном обличье: тихий ручеек, тенистый пруд или молчаливое озеро; а с другой - героиня находит насыщение в чтении «сладостных» романов. Чтение при этом уподобляется живительному потоку, которым упивается героиня. Онегина тоже привлекает вода (это прослеживается в отрывках из «Путешествия»), но она имеет другую художественную семантику, являясь знаком экзотического мира. Это уже не тихий сельский ручей, а шумящее, бушующее море Тавриды, ревущий горный Терек, берега Арагвы и Куры, морские берега «пыльной» Одессы. «Вода» выражает различное проявление душевных состояний путешествующего героя. В основном тексте романа от всех «водных» странствий героя остается только заключительное указание в виде иронического афоризма: «он возвратился ... с корабля на бал».

Значительный ряд психологических и особенно творческих состояний автора передан с помощью описаний воды: морские приливы, весенние потоки вод, памятные царскосельские озера. Вода входит в хронотопическую структуру романа в виде отдельных топосов, и, наряду с этим, образует особый символический подтекст в повествовательной структуре, связанный с течением повествовательного времени.

II Глава «Поэтический миф о ветре, метелях и бурях» посвящена рассмотрению воздушной стихии, создающей подвижность, объем художественной картины мира A.C. Пушкина. С ней соотносима динамика внутреннего мира

лирического героя в поэзии A.C. Пушкина, жизнь которого часто соположена подвижным состояниям атмосферы, внезапным ее изменениям.

В первом параграфе «Ветер как динамическая стихия» прослежена художественная семантика ветра в произведениях, связанных с народнопоэтической, сказочной традицией, в которых она получает наиболее яркое выражение. Выделяются первая поэма «Руслан и Людмила» (1817- 1820), «Сказка о царе Салтане» (1831), «Сказка о мертвой царевне» (1833) и стихотворение «Еще дуют холодные ветры...» (1828). В поэме «Руслан и Людмила» природная стихия ветра присутствует в виде вихря, который кружит в заснеженных горах мертвенного зимнего пейзажа. По контрасту ветер наполняет атмосферу чудесного сада в царстве Черномора. Здесь легкое дуновение разносит ароматы, с которым связаны волшебные чары. В семантике «скрытого от глаз» прослеживается архетипическое содержание ветра как субстанции тонкой, прозрачной, с помощью которой передается присутствие неведомых и невидимых сил. Семантика движения и перемен, явленная благодаря ветру, переносится в область поведения героев и связывается с ситуацией превращений. Все герои-злодеи оказываются причастны к воздушной стихии: они оборачиваются «воздушными» существами, перемещаются по ветру. Голова сраженного великана тоже связана со стихией ветра, которой она может повелевать.

В поединке Руслана с Черномором местом действия становится воздушное пространство, поскольку ситуация противостояния разворачивается в полете. Атмосфера идиллического уголка «чудной долины» создается также с использованием мифопоэтики ветров. Злые ветры живут «за дальной цепью диких гор», а в долине «ветры спят». Это область бесплотных духов, извечно стерегущих источники живой и мертвой воды. Примечательной особенностью «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях» является наделение ветра телесными, персонифицирующими чертами. Стихия предстает в виде «старца», который повсюду веет и обо всем знает. Одновременно с этим, в сказке есть и чисто природная реализация ветра как снежной вьюги, которая вьется на поля.

Традиция использования антропоморфного облика воздушной стихии продолжена в «Сказке о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди» (1831). Ветер в этой сказке связан с другими стихиями. Он заполняет собой надводное пространство моря, выполняя функцию проводника, ускоряющего движение кораблей. На уровне системы персонажей оппозиция ветра и воды выражается в противоборстве крылатых существ - коршуна и Царевны-лебеди. Лебедь - символ воды, связанный с образом луны и мотивами самолюбования и превращения (Г. Башляр). В свою очередь, с коршуном - «злым чародеем» - связывается символика ветра, реализующая инфернальный аспект мифологемы. Художественная семантика воздушной стихии развивается и в плане сказочных метаморфоз. Князь Гвидон оборачивается в крылатых существ - сначала в комара, затем в муху и шмеля. Ветер как стихия движущаяся разносит по свету вести о «чуде», входя в повествование сказки, становясь летучей энергией слова.

Стихотворение «Еще дуют холодные ветры...» (1828) содержит фольклорную вариацию развития мифопоэтики воздушной стихии. Атмосфера стихотворения пронизана настроением переходности, приближением тепла и пробуждения природы. В оппозиции холод - тепло ветер приобретает семантику

активной, но побежденной силы. Вместо движения ветра появляется легкий полет пчелки.

Во втором параграфе «Буря и хаос» рассматривается образ разбушевавшейся воздушной стихи в стихотворениях «Аквилон» (1824), «Буря» (1825), «Зимний вечер» (1825), «Арион» (1827). В стихотворении «Аквилон» басенный сюжет из Лафонтена о торжестве слабого над гордым Пушкин превращает в картину борьбы воздушной стихии с могучим дубом и возвращения к гармоничному состоянию природы. На смену «грозному аквилону», «черным тучам» приходит радостный блеск солнца, тихое движение тростника на ветерке.

В лирике Михайловского периода образ бури как воздушной стихии приобретает мотивную форму в стихотворении «Зимний вечер». Картина мира развернута как движение от вертикальной области мглистого неба, заполненного снежными потоками, к спасению от хаоса, смешавшего мир, в тихом пристанище -«ветхой лачужке». Хаос природных сил, его дисгармоничные звуки должны успокоить жужжание веретена, песня о сказочном, спокойном мире, где «синица тихо за морем жила», и маленький пир под соломенной кровлей. Этот пир подчеркнуто прост: вместо бокала - кружка, вместо веселья - песня о тихом житье, но его тепло сердечно и спасительно перед хаосом бури.

По контрасту с «Зимним вечером» в стихотворении «Буря» человек устремлен к стихии. Героиня находится на скале в самом центре бури. В картине природного мира отмечено противоборство, в которое вовлекаются все стихии мироздания: вода, суша, небесный огонь в виде молний и ветер как главенствующая динамическая сила, приводящая все в движение. В особое противостояние со всеми силами природы вступает суша как стихия неподвижная, твердая, постоянная, - удерживающая мир.

Стихия ветра, сливающаяся с грозой и буйством вод, представлена также в стихотворении «Арион» (1827). Изначально ветер предстает в своей разрушительной силе как «вихорь», неожиданно набегающий на «грузный челн». Но в последних стихах небесная гроза вместе со светом и теплом предстает знаком божественного благоволения.

В третьем параграфе «Метель и снежные вьюги» прослеживается трансформация воздушной стихии, которая становится пространством существования инфернальных сил, губящих человека. Крайним ее проявлением в поэтической мифологии ветра у A.C. Пушкина выступают образы хаоса, в котором человек теряет пространственно-временные ориентиры. Это проявлено в стихотворении «Бесы» (1830). Как неоднократно отмечено исследователями, круговорот снежной вьюги приобретает не только семантику природного хаотического состояния, в котором блуждают путник, возница, пугаются кони, но выражает метафизическое значение и связывается с темой потери лирическим героем жизненного пути. В мифопоэтическом аспекте снежная вьюга предстает силой, заполняющей пространство, и наделяется персонифицирующими характеристиками («вьюга злится, вьюга плачет»). В этом хаосе воздушных стихий торжествуют бесы, внося круженье, дикое веселье, разрушая мир, сталкивая с пути.

В III Главе «Мифологема "земля" и пространственная картина мира»

рассматривается мифопоэтика «земли», проявленная в природных топосах и ландшафтах.

Первый параграф «Мифологема "сад": центр и периферия» посвящен топосу сада, который присутствует в произведениях A.C. Пушкина на разных этапах его творчества. Художественная семантика данного пространственного образа в разные периоды не одинакова. Ранние стихотворения, посвященные изображению сельской жизни, связываются с мотивами уединения на лоне природы, первой пробы пера. В изображении простой сельской жизни с ее усадебным садом, переходящим в поля и луга, развиты традиции русского сентиментализма.

С «садами Лицея» (Д.С. Лихачев) соединены мотивы дружеского союза, учения и взросления: «Воспоминания в Царском селе» (1814), «Царское село» (1823), «Воспоминания в Царском селе» (1829), «В начале жизни школу помню я...» (1830). Как часть природного мира эти сады предстают местом юношеских забав, отдыха, беззаботности, дружбы, уединенного занятия науками и поэзией. В создании образа лицейского сада, как неоднократно отмечено исследователями, заметно влияние поэтической традиции В.А. Жуковского, которую Пушкин творчески развивает. Меланхолия, свойственная медитативно-пейзажным элегиям Жуковского, сменяются у Пушкина живописной гармонией радостного восприятия роскоши парков, садов. В мифопоэтике лицейского сада актуализирован элисейский миф, развитый в мотивах памяти и воспоминаний, когда картины лицейской жизни оживают в сознании лирического героя, а граница между реальностью и воображаемым становится неуловимой. В поэтике лицейских садов присутствует мифологическое содержание, переданное опосредованно в образах скульптур, памятников, храма.

В лирике южного периода образ сада развивается на основе библейской символики райского сада. Природный ландшафт в стихотворениях «Кто видел край, где роскошью природы...» (1821), «Земля и море» (1821), «Вертоград моей сестры...» (1825) представлен как цветущий, благоухающий край, омываемый водой. Лирический герой переживает благостное состояние души, воспринимая крымскую природу как земной рай в виде прекрасно возделанного сада. Центральным образом южной природы является гроздь винограда, освещенная солнцем, символизирующая вечное лето и безбедное существование. Примечательной особенностью южного пейзажа является то, что «полуденная земля» находится на границе воды и суши.

В поздней лирике Пушкина формируется иное представление о единении человека с миром. В стихотворениях «Пора, мой друг, пора!..» (1834), «... Вновь я посетил...» (1835) перспектива человеческой жизни, ее печали и надежды открывается в узнавании «уголков» родного деревенского мира с его простой природой.

Второй параграф «Адские пропасти и бездны преисподней» посвящен рассмотрению образов подземелий, подземного мира, связанных с разными культурными традициями. Античный вариант мира мертвых, особенно характерный для молодого Пушкина, привлекает поэта своей идеей о нескончаемом круговороте жизни и смерти, реализованной в мифе о Тартаре, о Персефоне, об умирающем и воскресающем Дионисе. Однако картины Аида не получают значительного развития в творчестве Пушкина. Архаика мифа о Прозерпине иронически обыграна («Прозерпина», (1824)), упоминание Аида, Тартара остается в виде свернутых мифологем.

Наиболее последовательно мир мрачных подземелий развивается на основе библейской картины мира и приобретает разные поэтические воплощения. В стихотворениях «Вдали тех пропастей глубоких...» (1821) и «И дале мы пошли - и страх обнял меня...» (1832), написанных в диалоге с «Божественной комедией» Данте, мир адских пропастей имеет структуру, в основе которой - путь, ведущий вниз, к самому центру Ада; есть здесь равнины, развертывающиеся в горизонтальной плоскости, где «бесы тешатся проклятою игрой»; есть и стеклянная гора, которая становится не только центральным символом перевернутого мира, но и орудием казни. Лирический герой выступает в сопровождении Вергилия, как у Данте, и является непосредственным созерцателем ужасов адских наказаний.

Образ недр земных представлен в стихотворении «Во глубине сибирских руд...» (1827). Однако здесь пространство подземелий становится частью земного мира, хотя и сохраняет семантику испытаний и мук. Позиция лирического героя меняется, из мира светлого он обращается с утешительным словом в «глубину сибирских руд». В стихотворении «Везувий зев открыл...» (1834) образ подземного мира приобретает черты страшного хтонического чудовища. Разверстый зев вулкана предстает как вход в огненный подземный мир преисподней.

Обращение к миру ушедших, мертвых связано с развитием кладбищенских мотивов («Осень» (1833), «...Вновь я посетил...» (1835), «Когда за городом, задумчив, я брожу...» (1836)). Образы городских кладбищ с их тесными могилами, могильными ямами, ожидающими «жильцов к себе на утро», не содержат коннотаций ужаса. Им противостоит образ родового кладбища, где «дремлют мертвые в торжественном покое». Не пропасти подземных недр, а вечная природа, широкий дуб над важными гробами сопровождает их уход.

В третьем параграфе «Гора в пространственной картине мира A.C. Пушкина», рассматривается мифопоэтика горы в кавказских произведениях A.C. Пушкина. Впервые представленный в основных своих составляющих в романтической поэме «Кавказский пленник» центральный образ горной страны получает новое художественное воплощение в «кавказском» лирическом цикле 1829 года. В панорамном стихотворении «Кавказ» присутствует коннотация архаического мифа. Рождение мира из камня и воды увидено лирическим героем с высоты скалистой вершины. В изображении «потоков рожденья» и «первых обвалов движенья» обнаруживаются ветхозаветные мироустрояюшие смыслы. Благодаря четко обозначенной вертикали и горизонтали создается объемная, трехчастная модель пространства, развертывающаяся и ввысь, и вширь.

В стихотворении «Монастырь на Казбеке» актуализируются другие смыслы образа горы. Здесь основной лирической ситуацией является устремленность лирического героя в горный монастырь, расположенный «за облаками», «в соседство Бога». Эта устремленность осознается как движение к сияющей вершине. Позиция героя изменяется: теперь он находится не у края стремнины, как в стихотворении «Кавказ», а в земном пространстве ущелий. Его взгляд направлен снизу вверх, к «вечным лучам», и связывается с желанием богообщения. Гора в данном стихотворении является не только образом, организующим трехмерное пространство, но и символом духовного восхождения. Образ горы в этом дискурсе многозначен и соотносим с символами ветхозаветными (ковчег) и новозаветными (келья).

В четвертом параграфе «Пустыня в художественной картине мира A.C. Пушкина» рассматривается художественная семантика образа пустыни как одного из значимых топосов в пространственной картине мира, в создании которого в большинстве случаев актуализируется библейская символика. В лицейской лирике собственно библейских коннотаций пустыни нет, пустыня -поэтический образ, выполняющий ироническую игровую функцию. Лирический герой хочет вызвать сочувствие к своим ученическим трудам, шутливо соотносимым с тяготами монастырского житья. И в этом контексте лицей превращается в монастырь, а комната лицеиста - в келью. За этими шутками скрывается мечта о веселом шумном житье без запретов аскетического ученичества. В лирике петербургского периода 1817 - 1820 гг. образ деревенского дома приобретает черты «пустынного уголка», места сосредоточения, уединенного размышления, творчества и чтения на лоне природы. Противопоставление деревни и города сохраняется, но предпочтение отдается мирному шуму дубрав и тишине полей.

В южном творчестве интерес к ориентализму, чтение Корана порождают образ реальной географической пустыни, воплотившейся в лирическом цикле «Подражания Корану» (1824). Раскаленные пески со спасающими в знойный день оазисами - это мир гордых бедуинов («детей пламенных пустынь»), их верных и благочестивых жен, сокрытых от лукавого взора «нечестивых». Однако увлечение ориентализмом сменяется у Пушкина нарастающим вниманием к библейскому образу пустыни, который получает наиболее яркое выражение в девятом, заключительном стихотворении цикла. В нем очевидна отсылка к ветхозаветной книге Моисея, повествующей об исходе израильтян из Египта.

Другой образ пустыни, связанный с философскими размышлениями поэта, представлен антиномичными по содержанию стихотворениями «Анчар» (1828) и «Пророк» (1826), в которых реализуется два варианта развития образа пустыни у A.C. Пушкина: пустыня как средоточие зла, воплотившегося в образе ядовитого древа, и как пространство, где происходит божественное преображение человека. В «Анчаре» образ пустыни включен в оппозицию природа-цивилизация (Ю.М. Лотман). В стихотворении «Пророк» пустыня духовная преодолевается в момент прозрения лирического героя, одиночество мрачной пустыни сменяется новым восприятием мира как сотворенного и обретением пророческого слова. Ветхозаветные смыслы пустыни, присутствующие в ситуации встречи с ангелом в пустыне, соединяются с мотивами страдания и преображения, знаменуя христианский крестный путь и евхаристическое очищение.

Новый вариант развития христианской символики в образе пустыни представлен в стихотворении «Странник» (1835), вольном переложении из Дж. Беньяна. Ситуация странствия в пустыне связывается с осознанием греха, жаждой его искупления и завершается обретением спасительного духовного пути через «дикую» пустыню.

В Заключении подводятся итоги исследования, делаются выводы и определяется перспектива дальнейшего изучения научной проблемы. На основе изучения лирики 1811 - 1836 гг., романа «Евгений Онегин», поэм «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Медный всадник» и сказок формулируются выводы о том, что образы стихий являются значимой составляющей лирического хронотопа, пространств сюжетного действия,

выступают основой метафор, приобретают символическое значение как формы выражения внутренних состояний поэта.

Универсальные константы архаической картины мира, которыми являются вода, земля, огонь и воздух, получают индивидуально-авторское воплощение в особой поэтической мифологии A.C. Пушкина, которая развивалась на протяжении всего творчества и обогащалась новой художественной семантикой. «Вода» и «земля» в поэзии Пушкина образуют целый ряд пространственных образов, представленных во всем многообразии природных ландшафтов и пейзажей, становятся ядром особого мотивного комплекса. Это море, озеро, пруд, реки, ручьи, фонтан, а также «мертвые» воды и животворящий Кастальский ключ вдохновения. «Земля» в художественной картоне мира представлена рядом значимых топосов - это сады и парки, горы, подземелья, пустыни.

Огонь выступает в своем разрушительном качестве, конкретизируясь в образах «инфернального» мира, находящегося в недрах земли. Горное пространство связано с особым бытийным мировосприятием, жаждой богообщения. Воздушная стихия, которая представлена в многообразии ветров, ураганов, бурь, вихрей, метелей и в умиротворяющих состояниях эфирного покоя, занимает срединное положение между землей и небом, в динамическом проявлении выражаясь через категорию времени - движения и перемен.

Структура поэтического космоса в поэзии Пушкина приобретает черты завершенного, трехчастного построения с четко обозначенной горизонталью и вертикалью. Целостность картине мира придают пространство и время как самые общ не формы существования универсума. В творчестве A.C. Пушкина они не являются абстракциями, а наполняются конкретным содержанием, сохраняющим семантику космологических первооснов. «Земля» наиболее воплощает пространственную форму мира. Она предстает в пушкинской поэзии в рельефах гор, равнинных пейзажах садов и парков, в структуре подземного мира, в построении особого топоса пустыни. Наряду с вертикальной, трехчастной моделью мира актуализируются параметры горизонтального построения, которые выражаются пространственными и культурными оппозициями Востока и Запада, Севера и Юга.

Как и «земля», «вода» участвует в построении пушкинской пространственной картины мира. Это водоемы, которые часто существуют в соприкосновении воды и суши: моря и земли, реки и утеса, озера и берега, ручья и тенистой дубравы. Вместе с тем, «вода» в образе фонтана становится знаком культурного пространства. «Ветер» как динамическая воздушная стихия более всего соотнесен с категорией времени, поскольку реализуется через видимые перемены внешнего мира.

Формирование художественной картины мира у A.C. Пушкина несомненно связывалось с творчеством поэтов-предшественников, Г.В. Державина, В.А. Жуковского, К.Н. Батюшкова, создавших в русской поэзии рубежа XVIII - начала XIX вв. образы природы. Характерный интерес Державина к поэтизации сельской жизни отразился в ранней лирике A.C. Пушкина. Державин одним из первых обратился к изображению Кавказа с его бурными проявлениями природных стихий. Совершенно иной художественный мир создавал в своих панорамных медитативных элегиях В.А. Жуковский, проникаясь тайнами, которые хранит в себе природа. Романтизированные пейзажи В.А. Жуковского, представляющие картины угасающего дня, последних лучей заката, пробуждающие особые

состояния лирического героя, отразятся в лицейских произведениях A.C. Пушкина, посвященных царскосельским садам, где веянье ветерка, тихая гладь воды, сень дубрав соединяются с мечтательным восприятием мира, вызывают воспоминания. Поэзия К.Н. Батюшкова расширила географию природы, изображаемой в русской лирике. Появляется сопоставление благодатного Юга и сурового Севера, которое будет развито и углублено в южной лирике A.C. Пушкина.

Воспринятый опыт поэтов-предшественников не был простым заимствованием сюжетов, образов и мотивов, а был освоен в процессе формирования авторской картины мира A.C. Пушкина и стал частью его духовной биографии.

Пушкинский универсум приобрел черты объемного, масштабного построения, в котором во всей полноте предстали экзотические пейзажи Крыма, Кавказа, ранее известные только по отдельным произведениям Державина, Батюшкова. По сравнению со своими предшественниками в русской поэзии, Пушкин создает картину мира, которая вмещает богатейшее живое разнообразие проявлений природы в ее спокойном и бурном состоянии, и кроме того, отсылает к ее первозданному библейскому образу

Художественная картина мира Пушкина включает черты античной ойкумены и образ народнопоэтического мира, наполненного живыми очеловеченными духами природы. Наряду с этим, у Пушкина актуализируется мотив сотворенности мира, его величие, которое открывается в редкие моменты бытийного существования.

В поэзии A.C. Пушкина земля, вода, огонь и воздух не являются константами только пространственной картины мира, а служат выражением внутренних состояний лирического героя, который вступает с ними в живое взаимодействие. В этом отношении космические первоосновы развиваются как целые смысловые комплексы, могущие реализовываться во всем многообразии своего содержания. Природные образы не изображаются как статические, окончательно заданные, а предстают в восприятии поэта постоянно изменяющимися, отражающими динамику его переживаний, творческих состояний, духовных прозрений.

Дальнейшее изучение мифопоэтического содержания образов стихий может быть связано с расширением круга текстов A.C. Пушкина, включением в него прозы, драматургии и соотнесением пушкинской картины мира с художественными построениями других авторов.

Основные положения работы отражены в следующих публикациях:

1. Иванов П.С. Образы стихий в художественной картине мира A.C. Пушкина / П.С. Иванов // Сибирский филологический журнал. Барнаул - Иркутск — Кемерово - Новосибирск - Томск. - 2009. - № 4. - С. 31-36.

2. Иванов П.С. Мифологема воды в поэме A.C. Пушкина «Бахчисарайский фонтан» / П.С. Иванов // Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и журналистики: Сб. трудов молодых ученых. Вып. V: В 3 ч. Ч.1.: Литературоведение / Под ред. A.A. Казакова. - Томск: Издательство ТГУ, 2004. - С. 60-62.

3. Иванов П.С. Мифологема воды в элегии A.C. Пушкина «Погасло дневное светило» / П.С. Иванов // Сборник трудов молодых ученых Кемеровского государственного университета. Вып IV.: Сборник посвящен 30-летию Кемеровского государственного университета. - Кемерово: КемГУ, 2004. - С. 105-107.

4. Иванов П.С. Мифопоэтический смысл вакхической лирики A.C. Пушкина / П.С. Иванов // Сборник трудов молодых ученых Кемеровского государственного университета. Вып. VI: Материалы XXXII апрельской конференции студентов и молодых ученых: В Зт. Т.2. - Кемерово: КемГУ, 2005. - С. 190-192.

5. Иванов П.С. Мифологема воды в поэме A.C. Пушкина «Кавказский пленник» / П.С. Иванов // Художественный текст: варианты интерпретации: Материалы ХП межвузовской научно-практической конференции: В 2 ч. 4.1. - Бийск: БПГУ им. В.М. Шукшина, 2007. - С. 263-268.

6. Иванов П.С. Вода и вино в вакхической лирике A.C. Пушкина / П.С. Иванов // Культура как предмет междисциплинарных исследований. - Томск: Изд-во НТЛ, 2008.-С. 374-379.

7. Иванов П.С. Водная стихия в поэме A.C. Пушкина «Медный всадник» / П.С. Иванов // Образование, наука, инновации - вклад молодых исследователей: материалы III (XXXV) Международной научно-практической конференции. -Кемерово: ООО «ИНТ», 2008. - Вып. 9. - Т. 2. - С. 112-115.

8. Иванов П.С. Терек в художественной картине мира A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова / П.С. Иванов // М.Ю. Лермонтов: художественная картина мира: Сб. статей. - Томск: Издательство ТГУ, 2008. - С.72-80.

9. Иванов П.С. Мифологема воды в кавказских стихотворениях A.C. Пушкина 1829 г.: библейские коннотации / П.С. Иванов // Традиции русской православной культуры в языковой картине мира. - Кемерово: ИПП «Кузбасс», 2008. - С. 44-50. . .. .

Ю.Иванов П.С. Вода и земля в мифопоэтической картине мира A.C. Пушкина / П.С. Иванов // Молодежь и наука: реальность и будущее. Материалы II Международной научно-практической конференции: в 9-ти томах. Том IV: Филологические науки. - Невинномысск: НИЭУП, 2009. - С. 140-142.

П.Иванов П.С. Мифологема «райского сада»: центр и периферия в пространственной картине мира A.C. Пушкина / П.С. Иванов // В мире научных открытий. - Красноярск: НИЩ, - 2010. - №3 (09). - Часть 4. - С. 22-26.

Подписано в печать 17.05.2010. Формат 60x84Бумага офсетная № 1. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,1. Тираж 100 экз. Заказ N° 142.

Отпечатано с готового оригинал-макета в ООО «Издательство «Кузбассвузиздат». 650000, г. Кемерово, пр. Советский, 60 Б. Тел. 58-29-34

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Иванов, Павел Сергеевич

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. МИФОЛОГЕМА «ВОДА» И КОМПЛЕКС «ВОДНЫХ» ОБРАЗОВ И МОТИВОВ.

1.1. Стихия вод и первоосновы бытия.

1.2. Русалочий мотив и мир «мертвых» вод.

1.3. Животворный фонтан и воды забвения.

1.4. Вода и «водная» граница: Терек.

1.5. Вода и вино.

1.6. Водная стихия как воплощение хаоса.

1.7. Вода и водоемы в романном хронотопе «Евгения Онегина».

ГЛАВА II. ПОЭТИЧЕСКИЙ МИФ О ВЕТРЕ, МЕТЕЛЯХ И БУРЯХ.

2.1. Ветер как динамическая стихия.

2.2. Буря и хаос.

2.3. Метель и снежные вьюги.

ГЛАВА III. МИФОЛОГЕМА «ЗЕМЛЯ» И ПРОСТРАНСТВЕННАЯ КАРТИНА МИРА.

3.1. Мифологема «сад»: центр и периферия.

3.2. Адские пропасти и бездны преисподней.

3.3. Гора в пространственной картине мира А.С. Пушкина.

3.4. Пустыня в художественной картине мира А.С. Пушкина.

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Иванов, Павел Сергеевич

Обращение к мифологии и использование мифологических образов, библейских мотивов и символов характерно для всего творчества А.С. Пушкина. На разных этапах его развития можно проследить преимущественное внимание к разным мифологическим системам. Мировоззренческий аспект этой проблемы сложен, существует большой разброс характеристик и определений взглядов и суждений Пушкина, посвященных онтологии, философии истории, религии. Мировоззрение А.С. Пушкина не было сразу и окончательно заданным, а на протяжении всей жизни развивалось, приобретало но"" вые очертания.

В литературоведении вопрос о мировоззренческой позиции поэта остается дискуссионным. Обобщая многочисленные ее определения, высказанные в науке, современный критик пишет: «В разные времена, а иногда и одновременно, Пушкина считали философским идеалистом, индивидуалистом, русским шеллингианцем, эпикурейцем и представителем натурфилософии, истинным христианином (то есть православным), монархистом, воинствующим атеистом, масоном, мистиком и прагматиком, оптимистом и пессимистом. В советский период его называли помещичьим поэтом, потом он прошел чистку, стал поэтом-революционером/декабристом, просто материалистом и даже, в соответствии с марксистской идеологией, историческим материалистом»1.

Спор о мировоззрении А.С. Пушкина перешел в наше время на страницы современной периодической печати, в частности, в дискуссию об отл ношении Пушкина к христианству . Но бесспорным остается то, что в развитии своего творчества А.С. Пушкин все более приближается к христианским, православным духовным ценностям. Эта точка зрения представлена в «серь

1 Дружников Ю.И. Узник России: По следам неизвестного Пушкина: Роман-исследование. М.: Изограф, 1997. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.druzhnikov.eom/text/rass/usnik/l.html

2 См., в частности: Раскольников Ф. Пушкин и религия // Вопросы литературы, 2004. № 3. С. 81 - 112. 3 езных и прекрасно аргументированных работах Б. Васильева3, Г. Лесскиса4, И. Сурат5 и прежде всего многочисленных книгах и статьях B.C. Непомнящего»6.

Мы выбираем античность и христианство как два пласта культуры, отношение к которым у Пушкина из мировоззренческих оценок переходило в плоскость художественного творчества на протяжении всего пути поэта. Как пишет B.C. Непомнящий, А.С. Пушкин движется от античности к христианскому мировосприятию: «. он шел с Запада на Восток. Укорененность в эллинстве — и медленный, но неотвратимый уход от него»7.

Наиболее изучен в произведениях Пушкина пласт античной мифологии, питавший эпикуреизм поэта и идеалы художественной гармонии. В работах С. Любомудрова8, П. Черняева9, А.И. Малеина10 дано культурно-историческое комментирование отдельных мифологических образов, прослеживаются истоки интереса поэта к античности. Изучению пушкинской интерпретации античного мифа посвящены труды Г.С. Кнабе11, М.М. Покровского12, Н.А. Тимофеевой13, Д.П. Якубовича14. В исследованиях С.А. Кибальника15, Т.Г. Мальчуковой16, М.И. Митрохиной17, Ю.П. Суздальского18,

3 Васильев Б.А. Духовный путь Пушкина. М.: Sam and Sam, 1994. 300 с.

4 Лесскис Г.А. Пушкинский путь в русской литературе. М.: Худ. лит-ра, 1993. 526 с.

5 Сурат И.З. Пушкин: Биография и лирика: Проблемы. Разборы. Заметки. Отклики / Рос. акад. наук. ИМЛИ им. A.M. Горького. М.: Наследие, 1999. 240 с.

6 Раскольников Ф. Пушкин и религия // Вопросы литературы, 2004. № 3. С. 81.

7 Непомнящий B.C. Поэзия и судьба: Над страницами духов, биогр. Пушкина. М.: Сов. писатель, 1987. С. 399 -401.

8 Любомудров С.И. Античные мотивы в поэзии Пушкина. М.: Унив. тип., 1899. 64 с.

9 Черняев П.Н. А.С. Пушкин как любитель античного мира и переводчик древнеклассических поэтов: (26 мая 1799 -26 мая 1899). Казань: бр. Башмаковы, 1899. 85 е.; Черняев П.Н. А.С. Пушкин и античный мир // Гимназия. 1899. № 3. С. 1 - 16; № 6. С. 17-48.

10 Малеин А.И. Пушкин и античный мир в лицейский период // Гермес. 1912. № 17(103). С. 437-442.

11 Кнабе Г.С. Пушкин и античность // Кнабе Г.С. Русская античность: Содержание, роль и судьба античного наследия в культуре России. М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2000. 238 с.

12 Покровский М.М. Пушкин и античность // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1939. Вып. 4/5. С. 27 - 56.

13 Тимофеева Н.А. Пушкин и античность // Учен. зап. Моск. гос. пед. ин-та им. В. И. Ленина. 1954. Т. 83. Кафедра классической филологии. Вып. 4. С. 3 - 18.

14 Якубович Д.П. Античность в творчестве Пушкина // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941. Вып. 6. С. 92 - 159.

15 Кибальник С.А. О стихотворении «Из Пиндемонти» (Пушкин и Гораций) // Временник Пушкинской комиссии, 1979/АН СССР. ОЛЯ. Пушкин, комис. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1982. С. 147-156.

A.А. Тахо-Годи19 рассмотрено формирование и развитие пушкинского мифа в процессе обращения к античным образам, выявлено их богатое символическое содержание. Можно считать ведущим в этом ряду пушкинский миф о «музе», мифопоэтическое содержание его вырастало из свободной романтической интерпретации античной аполлонической мифологии, с которым корреспондирует мифопоэтика антологической лирики20.

Комплекс библейских мотивов и символов в произведениях А.С. Пушкина в последние годы становится предметом все более пристального внимания в аспекте их воплощения в художественной форме. В этом отношении примечательны работы B.C. Непомнящего21, Т.В. Юрьевой22 и М. Новико

23 вой , в которых рассматривается духовная культура христианства как неотъемлемая составляющая художественной картины мира Пушкина. По мнению

B.C. Непомнящего, сущность «русской картины мира» поэта заключается в том, что «Пушкин наиболее полно и всесторонне выразил Россию - во всем объеме душевного и духовного склада ее, включающего самое, казалось бы, несовместимое: безудержную страстность - и "верховную трезвость ума" (Гоголь), безбрежную широту - и тончайшее изящество, стремительность - и "духовную жажду", гордость - и тихое смирение, простодушие - и тысячелетнюю мудрость, пиршественность - и аскетизм. И ни одно из названных

16 Малъчукова Т.Г. Античные и христианские традиции в поэзии А.С. Пушкина. Петрозаводск: ПетрГУ, 2002. 483 с.

17 Митрохина М.И. Функция античных образов в произведениях А.С. Пушкина // Актуальные проблемы исторических наук. М.: МГПИ, 1988. С. 80 - 82.

18 Суздальский Ю.П. Символика античных имен в поэзии А.С. Пушкина // Русская литература и мировой литературный процесс: Сб. науч. тр. / Ленингр. пед. ин-т; Науч. ред. А.Л. Григорьев. Л.: ЛПИ, 1973. С. 5 -42.

19 Тахо-Годи А.А. Эстетико-жизненный смысл античной символики Пушкина // Писатель и жизнь. Вып. 5. М., 1968. С. 102-120.

20 См. об этом: Касаткина В.Н. Романтическая муза А.С. Пушкина // Русская словесность. 2000. № 2. С. 10; Топоров В.Н. «Музы»: соображения об имени и предыстории образа (к оценке фракийского вклада) // Из работ Московского семиотического круга: Сб. ст. / Сост. и вступ. ст. T.M. Николаевой. М.: Яз. рус. культуры, 1997. С. 257 - 299; Ходанен Л.А. «Муза» и «Пророк» А.С. Пушкина в романтической мифологии поэзии // Ходанен Л.А. Миф в творчестве русских романтиков. Томск: Издательство Том. ун-та, 2000. С.111 - 113.

21 Непомнящий B.C. Поэзия и судьба: Над страницами духовной биографией Пушкина. М.: Сов. писатель, 1987.448 с.

22 Юрьева Т.В. Православная картина мира: мировоззрение и художественный образ. Ярославль: Изд-во ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, 2006. 169 с.

23 Новикова М. Пушкинский космос: языческие и христианские традиции в творчестве Пушкина. M.: Наследие, 1995.353 с. качеств Пушкина не "выпирает", все слито в единый, целостный, гармонически устроенный мир»24. М. Новикова пишет: «Так рождается то, что с литературной точки зрения можно назвать общепушкинским контекстом, а с точки зрения духовной - пушкинским космосом»" . Изучению отдельных библейских образов, мотивов и символов в произведениях А.С. Пушкина посвящены исследования Б.А. Васильева26, И.А. Есаулова27, Ю.М. Лотмана28, Т.Г. Мальчуковой29, Н.Е. Меднис30, М.В. Немеровского31, В.П. Старка32, А.В. Чер

33 34 35 нова , А.Г. Чижова , И.Ю. Юрьевой и других. Исследователи отмечают присутствие в произведениях А.С. Пушкина элементов христианской картины мира, выявляют скрытые цитаты из Священного Писания (И.Ю. Юрьева, В.П. Старк), обнаруживают параллели с сюжетами из Ветхого и Нового Заветов (И.А. Есаулов, М.В. Немеровский), обращение к духовной культуре христианства рассматривается как постоянная слагаемая творчества поэта.

Предметом нашего диссертационного исследования являются образы стихий в пространственной картине мира А.С. Пушкина, художественная семантика которых вмещает мифологическое содержание и связана с античной мифологией и библейскими образами и мотивами. Одними из первых о роли этих образов в создании целостной картины мира писали Ю.М. Лотман и З.Г.

24 Непомнящий B.C. Поэзия и судьба: Над страницами духовной биографией Пушкина. М.: Сов. писатель, 1987. С. 22.

25 Новикова М. Пушкинский космос: языческие и христианские традиции в творчестве Пушкина. М.: Наследие, 1995. С. 15.

26 Васильев Б.А. Духовный путь Пушкина. М.: Sam and Sam, 1994. 300 с.

27 Есаулов И.А. Пасхальпость русской словесности. М.: Кругь, 2004. 559 с.

28 Лотман Ю.М. Опыт реконструкции пушкинского сюжета об Иисусе // Лотман Ю.М. Пушкин: Биография писателя; Статьи и заметки, 1960 - 1990. СПб.: Искусство-СПБ, 1999. С. 281.

29 Мальчукова Т.Г. Античные и христианские традиции в поэзии А.С. Пушкина. Петрозаводск: ПетрГУ, 2002.483 с.

30 Меднис Н.Е. Мотив пустыни в лирике Пушкина // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы / Рос. акад. наук. Сиб. отд-ние. Ин-т филологии. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 1998. Вып. 2. С. 163-172.

31 Немеровский М.В. Библейская тема в «Медном всаднике» // Русская литература. 1990. № 3. С. 3 - 17.

32 Старк В.П. Стихотворение «Отцы пустынники и жены непорочны.» и цикл Пушкина 1836 г. // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1982. Т. 10. С. 193-203.

33 Чернов А.В. Архетип «блудного сына» в русской литературе XIX века // Евангельский текст в русской литературе XVIII - XX веков. Петрозаводск: Изд-во ПГУ, 1994. С. 152.

34 ЧижовА.Г. Библейские образы и мотивы в творчестве А.С. Пушкина и С. А. Есенина. Ряжск, 2002. 89 с.

35 Юрьева И.Ю. Пушкин и христианство: Сб. произведений А.С. Пушкина с парал. текстами из Священного Писания и коммент. М.: Муравей: Отечество, 1999. 279 с.

Минц, наметив перспективную проблему изучения лирики русских поэтов36. Исследователи указали, что «семантический мир Пушкина двуслоен. Мир вещей, культурных реалий составляет его внутренний слой, мир стихий -внешний. Отношение этих пластов к глубинному слою значений, то есть степень их символизации, не одинакова и необычна: у Пушкина в гораздо большей степени символизирован внутренний, бытовой, интимный, культурный пласт семантики, чем внешний — стихийный и природный» . Вместе с тем, отмечается, что мир стихий находится в постоянном взаимодействии с миром «бытовых реалий», он менее конкретизирован и потому «сохраняет возмож

3 8 ность большей широты читательской интерпретации» . Данная концепция является конкретным развитием теории текста, предложенной Ю.М. Лотма-ном, который наряду с наличным уровнем смысла в художественном произведении выделяет «архисемы» как единицы глубинных архаических пла

39 стов . На основе этих утверждений природные стихии рассматриваются как целые смысловые комплексы, могущие реализовываться не только в тех образах, которые прямо со стихиями связаны, но и на уровне метафор, имеющих дополнительное символическое значение.

Объектом исследования является поэтическое творчество А.С. Пушкина, в котором наиболее полно представлен семантический комплекс стихий.

Мифопоэтика, понимаемая нами как художественное воплощение мифологического содержания в творчестве Пушкина, рассматривалась в работах Н.П. Анциферова40, Н.Н. Петруниной41, И.П. Смирнова42, В.Н. Топоро

36 Минц З.Г., Лотман Ю.М. Образы природных стихий в русской литературе (Пушкин - Достоевский -Блок) // Типология литературных взаимодействий: Труды по русской и славянской филологии. Литературо-ведение/Отв. ред. 3. Минц. Тарту: ТГУ, 1983. С. 35-41.

37 Там же. С. 35.

38 Там же. С. 38.

33 Лотман Ю.М. Структура художественного текста // Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб.: Искусство-СПБ, 2005. С. 149.

40 Анциферов Н.П. Душа Петербурга; Петербург Достоевского; Быль и миф Петербурга. М.: Книга. 1990. 84 с.

41 Петрунина Н.Н. Пушкин и традиция волшебносказочного повествования // Русская литература. 1980. № 3.

С. 30-50. ва43, Г.П. Федотова44. Сложилось представление об особом Петербургском мифе у Пушкина, о мифе поэтического вдохновения. Можно говорить о то-посах сказочного фольклорного мира, о вторичной поэтической мифологии Лицея, о литературных мифах арзамасского братства. Однако образы стихий и их мифопоэтическое содержание, насколько нам известно, отдельно не рассматривались.

Стихии являются первоосновой мироздания, выступая как первовеще-ства, скрепляющие и движущие силы. Именно поэтому представляется необходимым рассмотрение стихий в творчестве Пушкина как составляющих художественной картины мира. Это позволит выявить глубинную архаическую основу представлений о космологии и антропологии, реализованных в художественных формах.

Понятие «картина мира» в настоящее время используется в ряде гуманитарных наук, поэтому необходимо определить то содержание понятия, которое нам будет необходимо в связи с выявлением роли стихий в формировании пушкинской картины мира.

Раскрывая сущность понятия «картины мира», А.Ф. Лосев пишет, что любое построение человеческого сознания («парадигма») в своей основе мифологична45. Современный исследователь Ю.С. Осаченко, развивая это положение, подчеркивает, что «любая картина мира в своем истоке является мифичной и репрезентирует некоторую мифологию»46. Таким образом, само понятие «картины мира» предполагает некую универсальную составляющую. Именно поэтому к настоящему времени в разных областях человеческого

Смирнов И.П. Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста // Миф. Фольклор. Литература / Отв. ред. Базанов В.Г. Л.: Наука, 1978. С. 195.

43 Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Культура, 1995. 621 с.

44 Федотов Г.П. О гуманизме Пушкина // Пушкин в русской философской критике: Конец XIX - первая половина XX в.: Сборник/Сост., вступ. ст., библиогр. справки Р.А. Гальцевой. М.: Книга, 1990. С. 375 -380.

45 Лосев А.Ф. Диалектика. M.: Академический Проект, 2008. 303 с.

46 Осаченко Ю.С. Миф и мифология: «возможные миры» и их картины // Картина мира: модели, методы, концепты. Томск: Изд-во ТГУ, 2002, С. 23. (См. также: Пятигорский A.M. Мифологические размышления: Лекции по феноменологии мифа. М.: Языки рус. Культуры, Кошелев, 1996. С. 17.). знания сложилось несколько представлений о «картине мира». Наряду с частными определениями, такими как чувственно-пространственная картина мира, духовно-культурная, метафизическая, мифопоэтическая, принято выделять научную картину мира, религиозную картину мира, языковую картину мира и художественную картину мира.

В словаре под редакцией А.И. Кравченко «картине мира» дается определение, основанное на культурологическом подходе: «полусознательное или осознанное представление, зафиксированное в конкретных произведениях

47 культуры» . В Философском энциклопедическом словаре «картина мира» определяется как «совокупность мировоззренческих знаний о мире, "совокупность предметного содержания, которым обладает человек" (Ясперс)». Г.М. Матвеев дает следующее определение «картине мира»: «Картина мира — это совокупность представлений человека о мироздании, его происхождении и строении, о происходящих в нем закономерностях, о месте самого человека в его природно-социальном окружении. Картина мира - это не только непременное условие коллективного сознания и движения истории и культуры, но это также и историческое образование, которое меняется во времени. В процессе анализа сущности понятия "картина мира" необходимо помнить, что любая картина мира, будучи отражением мировоззрения, является духовным образованием, изначально связанным с действительностью посредством деятельности»48.

М. Хайдеггер, говоря о картине мира, употребляет понятие о сущем: «Мир — сущее в целом. Картина мира - мир, понятый в смысле картины. Составить себе картину чего-то значит: поставить перед собой само сущее так, как с ним обстоит дело, и постоянно иметь его так поставленным перед

47 Культура и культурология: Словарь / Сост. и ред. А.И. Кравченко. М.: Академический проект, 2003. С. 529.

48 Матвеев Г.М. Мифоязыческая картина мира: Конспект лекций. Чебоксары: Изд-во Чуваш, ун-та, 2003. С. 3-4. собой»49. В раскрытии понятия о «сущем» М. Хайдеггер большое значение отводит роли человека: «Сущим объявляется только то, что представлено человеком. Коль скоро мир становится картиной, позиция человека понимает себя как мировоззрение (буквально - миро-воззрение). Речь идет не о бездеятельном разглядывании мира. Появление слова "мировоззрение" как обозначения позиции человека посреди сущего значит: сущее считается сущим, поскольку и в такой мере, в какой оно вовлечено в жизнь человека и соотнесено с ней, то есть переживается и становится переживанием»50.

Таким образом, «картина мира» - это духовное в своей основе представление, данное в процессе внутреннего освоения человеком всей полноты окружающего бытия, ее «важнейшей характеристикой является то, что она представляет мир как некую упорядоченную целостность»^.

В рамках хайдеггеровского понимания картины мира, учитывающего исключительную значимость человеческого восприятия, оказывается возможным говорить об индивидуально-авторской картине мира, которая будет нас интересовать в отношении творчества А.С. Пушкина. Здесь важно также отметить, что имманентными параметрами всякой картины мира являются время и пространство, через которые она описывается. Во всех мифологических моделях космоса фундаментальными составляющими выступают первородные стихии: вода, огонь, земля и воздух. В художественной картине мира А.С. Пушкина данные природные начала включаются в индивидуально-авторское мифотворчество и формируют цельный художественный универсум, где одними из основных констант выступают «земля» и «вода», представленные, главным образом, как элементы пространственной организации.

49 Хайдеггер М. Время картины мира // Хайдеггер M. Время и бытие: статьи и выступления / Пер. с нем. В.В. Бибихина. СПб: Наука, 2007. С. 259.

50 Хайдеггер М. Время картины мира // Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления / Пер. с нем. В.В. Бибихина. СПб: Наука, 2007. С. 259.

51 Журавлева Н.И. Миф как способ построения картины мира: автореф. дис. . канд. филос. наук: 09.00.13. Екатеринбург, 1999. С. 9.

Динамическая стихия «ветра» получает более выраженное проявление через категорию времени, неся смыслы перемен и движения.

Мифопоэтический аспект изучения художественной картины мира А.С. Пушкина, который мы берем за основу нашего подхода, по словам И.А. Бражникова, предполагает «прежде всего, архетгтическое и символическое в произведении и его составляющих: композиции, сюжете, образах, т.е. это один из самых глубоких уровней художественного текста, на котором прослеживается его связь не только с близкими ему явлениями литературного ряда, но также и "отдаленные" связи с мифологией, произведениями религиозной и философской мысли и — шире — с контекстом всей мировой культуры»52. В свете таких представлений «. семантическое строение текста может быть интерпретировано не только как реализация индивидуальных установок автора или как продукт историко-культурного развития, но и в качестве одного из проявлений универсальных, постоянно действующих особенностей человеческого сознания»53.

В рамках данного подхода развиваются такие понятия, как «архетип», «мифологема», «символ», «мифопоэтическая картина мира» и на их основе выстраиваются концепции «уровневой» организации художественного текста. Раскрывая сущность данной теории, Н.Г. Медведева отмечает: «Миф может находить свое воплощение. в использовании мифологического детерминизма, мифологической топики, в сюжете, в структуре пространственно-временных отношений и т.д. . Еще один тип взаимодействия литературы и мифологии представлен тем, что обычно называют имплицитной мифологией - вкраплениями отдельных черт мифа в глубинных структурах реалистического повествования»54. Попытку классификации применительно к «не

52 Бражников И.А. Мифопоэтический аспект литературного произведения: диссертация . кандидата филологических наук: 10.01.08. М., 1997. С. 3.

53 Смирнов И.П. Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста // Миф. Фольклор. Литература / Отв. ред. Базанов В.Г. Л.: Наука, 1978. С. 195.

54 Медведева Н.Г. Миф как форма художественной условности: диссертация . кандидата филологических наук: 10.01.08. М., 1984. С. 19-26. омифологическим» текстам русской литературы XX века предлагает З.Г. Минц, выделяя два типа художественных текстов, в которых присутствует миф:

1. Представляют тексты, ориентированные на миф на уровне сюжета и образности, в которых миф — выражение единой авторской точки зрения.

2. Подлинно неомифологические тексты имеют противоположную структуру: в них план выражения задается картинами современной или исторической жизни или историей лирического «Я», а план содержания образует соотношение изображаемого с мифом55.

На основе «мифореставрации» применительно к художественным произведениям разрабатывает более подробную классификацию С.М. Телегин, предлагая три уровня «существования мифа» в тексте:

1. Сюжет произведения.

2. Составляющие его мотивы, образы, ключевые слова, мифологемы и их взаимоотношения (структура текста).

3. Самый глубинный уровень заполняют непосредственно элементы мифосознания, образующие подтекст произведения56.

Учитывая опыт приведенных классификаций, посвященных выявлению мифа в художественном произведении, мы развиваем свое рабочее представление, которое основывается на выделении уровней смысла в тексте. Самый очевидный, непосредственно-заданный уровень составляют конкретные образы, которые могут быть поняты буквально. Здесь же, на уровне текста, представлены более сложные образования - символы и мифологемы. Следующий уровень представлен метафорическими смыслами, которые непосредственно в тексте не закреплены, а относятся к его содержанию. Глубинный уровень текста формируют универсальные модели («архисемы» по Ю.М. Лотману), являющиеся «невоплощенными», «идеальными» смыслами, кото

55 Минц З.Г О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов // Творчество Блока и русская культура XX века. Тарту: ТГУ, 1979. С. 93.

56 Телегин С.М. Жизнь мифа в художественном мире Достоевского и Лескова. М.: Карьера, 1995. С. 21.

12 рые составляют основу всякого художественного произведения. Необходимо отметить, что понятия «мотив» и «композиция», употребляемые в наших рассуждениях, не являются тождественными. «Мотив» связывается с содержательной, смысловой стороной произведения, в то время как «композиция» более всего соотнесена с его внешним построением, структурной организацией.

Мифопоэтический подход позволяет увидеть связь мифа и символа. В нашем понимании символа мы ориентируемся, главным образом, на труды С.С. Аверинцева, А.Ф. Лосева и М. Элиаде, которые развивают представление о том, что «любой символ (от греч. symbolon — знак, опознавательная примета), в какой бы контекст он ни входил, всегда открывает человеку глубинное единство различных областей реальности. Это единство обеспечивается, благодаря постоянному взаимодействию человека с окружающим его

57 миром» . А.Ф. Лосев же связывает понятие о символе с актом художественного творчества, отмечая, что «символ очень близок к метафоре, но он не есть метафора. И в символе и в метафоре идея вещи и образ вещи пронизывают друг друга, и в этом их безусловное сходство. Но в метафоре нет того загадочного предмета, на который ее идейная образность только указывала бы как на нечто ей постороннее. Этот предмет как бы вполне растворен в самой этой образности и не является чем-то таким, для чего метафора была бы символом. Ведь метафора входит в поэтический образ, а он уж во всяком случае имеет самостоятельное значение. Совсем другое дело — символ»58.

Литературоведческое определение символа находим у С.С. Аверинцева, который пишет: «Смысл символа объективно осуществляет себя не как наличность, но как динамическая тенденция; он не дан, а задан. Этот смысл. нельзя разъяснить, сведя к однозначной логической формуле, а можно лишь пояснить, соотнеся его с дальнейшими символическими сцепле

57 Элиаде М. Аспекты мифа / Пер. с фр. М.: Акад. проект, 2001. С. 15.

5SJIocee А.Ф. Символ и художественное творчество // Известия Академии наук СССР. Отделение литературы и языка. М.: Изд-во АН СССР, 1971. Т. XXX. Вып. 1. С. 3 - 14.

13 ниями»59. В мифе символ выступает знаком, который обозначает некую священную реальность и одновременно с этим сам ее воплощает. Следовательно, «символ» как понятие не равнозначен мифу, а является его составной частью. В наших рассуждениях о природных стихиях в связи с мифом у А.С. Пушкина мы будем употреблять в отношении стихий термин не «символ», а «мифологема», имея в виду «свернутый миф», «архетипический образ».

Избирая для рассмотрения поэтическое творчество А.С. Пушкина, отметим, что именно в поэзии миф получает наиболее полное выражение, поскольку «миф поэтичен» сам по себе, «нет поэзии без мифологии»60. По замечанию А.Н. Афанасьева, "поэзия" и "миф" изначально являлись единым целым и разделились в более поздние времена — миф есть древнейшая поэзия»61. Благодаря особенностям формы миф, погруженный в поэтический текст, приобретает все многообразие своих значений, и в этом, как отмечает Ю.В. Андреев, он противопоставлен истории

Ввиду вышесказанного цель данного диссертационного исследования определяется следующим образом - проследить формирование и развитие поэтической мифологии воды, земли и ветра в пространственной картине мира А.С. Пушкина.

В соответствии с поставленной целью определяются задачи:

1. Рассмотреть содержание природно-космических мифологем в поэтических произведениях А.С. Пушкина.

2. Раскрыть специфику их функционирования на разном уровне художественных текстов.

3. Рассмотреть развитие смыслового содержания образов стихий в творческой эволюции поэта.

59Аверинцев С.С. Символ // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Рос. акад. наук. Ин-т науч. информ. по обществ, наукам; Гл. ред. и сост. А.Н. Николюкин. М.: Интелвак, 2001. С. 672.

60'Лосев А.Ф. Диалектика художественной формы //Лосев А.Ф. Форма. Стиль. Выражение. М.: Мысль, 1995. С. 76.

61 Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: В 3 т. T 1. СПб.: Terra Fantastica, 2002. С. 15 -16.

62 См. об этом: Андреев Ю.В. Поэзия мифа и проза истории. Л.: Лениздат, 1990. С. 15.

14

4. На основе рассмотрения поэтической мифологии стихий определить основополагающие черты художественной картины мира в лирике и лироэпосе А.С. Пушкина.

Материалом исследования является лирика 1811 - 1837-х годов, роман «Евгений Онегин», поэмы «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Медный всадник», «Сказка о мертвой царевне», «Сказка о царе Салтане», «Сказка о рыбаке и рыбке». Отбор материала производился на основе отчетливой проявленности мифопоэтического уровня в художественной структуре текстов.

Методологической основой диссертационной работы является мифо-поэтический подход к литературному произведению. В рамках данного подхода использованы структурно-типологический, структурно-семиотический методы с элементами герменевтического и культурологического анализа.

Теоретической основой настоящего исследования послужили работы М.М. Бахтина, Г. Башляра, В.В. Иванова, Э. Кассирера, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, Е.М. Мелетинекого, В.Н. Топорова, М. Хайдеггера, М. Элиаде, К.Г. Юнга, а также историко-литературные и теоретические труды М.П. Алексеева, B.C. Баевского, Д.Д. Благого, С.М. Бонди, В.В. Виноградова, Г.О. Винокура, М.И. Гиллельсона, Л.Я. Гинзбург, В.А. Грехнева, Г.А. Гуковского, В.М. Жирмунского, Н.В. Измайлова, С.А. Кибальника, Я.Л. Левкович, Е.А. Маймина, Б.С. Мейлаха, Т.Г. Мальчуковой, Д.Н. Медриша, Б.Л. Модзалев-ского, B.C. Непомнящего, С.З. Сурат, И.О. Тойбина, Б.В. Томашевского, В.Н. Турбина, Ю.Н. Тынянова, Л.Г. Фризмана, С.А. Фомичева, Ю.Н. Чумакова, М.А. Цявловского и др.

Положения, выносимые на защиту:

1. В художественной картине мира, созданной в поэзии А.С. Пушкина, присутствуют образы первостихий — воды, воздуха, земли, огня. Они содержатся в описаниях природы, природных катаклизмов, в культурно-исторических реалиях, географических «топосах», создавая пространство и время пушкинского космоса.

2. Архаическое содержание образов стихий у Пушкина формируется на основе использования классической мифологии, комплекса библейских символов, а также в обращении к фольклорной традиции.

3. Мифологемы, мотивные комплексы, метафоры и символы являются художественными формами, в которых представлена в пушкинских стихотворениях и поэмах поэтическая мифология стихий.

4. Мифопоэтический образ воды развивается, начиная с лицейской лирики до произведений 1830-х гг. Море, реки, стоячие воды создают пространственные черты картины мира, с которыми соединена динамика психологических состояний, духовных и творческих прозрений поэта.

5. Мифологема «вода» является основой мотивного комплекса: «фонтан и вода», «море и берег», «мертвые воды», «вода и вино», евхаристия, «покорение воды» и «потоп», в котором присутствуют индивидуальные авторские вариации архаического мифа.

6. Мифологема «земля» актуализирует многообразие природных топосов и ландшафтов, создавая структуру трехчастного, объемного мира с четко обозначенной вертикалью и горизонталью. Плоскостная организация пространства дополняется культурными и географическими оппозициями Севера - Юга, Запада - Востока.

7. Мифологема «земля» выступает основой мотивного комплекса «сад», «гора», «пустыня», «пропасти земли», в котором отчетливо нарастают коннотации библейских образов и символов.

8. Мифопоэтика «воздушной стихии» развивается на основе динамических образов, отсылающих к ситуации превращения, волшебства, парения над миром, перемещения в пространстве. Амбивалентное содержание мифологемы выражается в образах инфернальных существ, вихрей, несущих

16 гибель, и обнаруживается в силе, дарующей спасение, обретение счастья.

9. Воздушная стихия связана с категорией времени и раскрывает свое ар-хетипическое содержание в семантике перемен, трансформаций.

10. Мифопоэтическое содержание образов стихий позволяет увидеть все более глубокое освоение мифа в его культурно-историческом, мировоззренческом содержании и формирование поэтического космоса Пушкина, в котором последовательно сменяются ойкуменический и библейский образы мира.

Научная новизна настоящего исследования заключается в том, что впервые системно представлен мифопоэтический уровень лирических и ли-роэпических произведений А.С. Пушкина; прослежена художественная семантика, структурообразующая роль мифологем «вода», «земля» и «ветер» на разном уровне текстов; мифопоэтическое содержание природных образов соотнесено с архетипическими смыслами, с библейской картиной мира, художественной символикой эпохи романтизма; природные стихии рассмотрены в качестве важнейших составляющих пространственной картины мира поэта.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что в диссертационном исследовании системно представлен мифопоэтический уровень лирических и лироэпических произведений А.С. Пушкина, впервые предпринято целостное рассмотрение мифологии стихий в творчестве поэта, выявлены основные смыслы и структурообразующая роль природных образов в пушкинских текстах, процесс мифотворчества представлен в связи с духовной биографией поэта.

Практическая значимость определяется возможностью использования материалов диссертации в учебном процессе при подготовке основных и специальных курсов по истории русской литературы XIX века, в работе спецсеминаров, спецкурсов, в рамках школьного образования.

Апробация работы. Основные положения и результаты диссертации излагались на методологических семинарах филологического факультета Кемеровского государственного университета, заседании кафедры русской литературы и фольклора, были представлены в докладах на международных и региональных научных конференциях: «Мифологема воды в поэме А.С. Пушкина «Кавказский пленник» (XII Всероссийская научно-практическая конференция «Художественный текст: варианты интерпретации». Бийск, 2007); «Пространственный образ горы в кавказских стихотворениях А.С. Пушкина 1829 г.: библейское содержание» (X Иоанновские образовательные чтения: «Русская словесность в контексте православной культуры». Кемерово, 2008); «Мифопоэтика стихий в пространственной картине мира А.С. Пушкина» (Лингвистическая школа «Проблема текста в языковой картине мира». Кемерово, 2008); «Вода и вино в вакхической лирике А.С. Пушкина» («Культура как предмет междисциплинарных исследований». Томск, 2009); «Вода и земля в мифопоэтической картине мира А.С. Пушкина» (II Международная научно-практическая конференция «Молодежь и наука: реальность и будущее». Невинномысск, 2009); «Мифологема «райского сада»: центр и периферия в пространственной картине мира А.С. Пушкина» (Общероссийская электронная научная конференция на основе интернет-форума «Актуальные вопросы современной науки и образования». Красноярск, 2009).

Структура диссертационного исследования. Работа состоит из Введения, трех глав, Заключения и Списка литературы, включающего 285 наименований. Во Введении аргументируется постановка вопроса и характеризуются основные подходы к проблеме. В Первой главе рассматривается функционирование мифологемы «вода» в лирических и лироэпических текстах. Во Второй главе исследуется мифопоэтика ветра как динамической

Заключение научной работыдиссертация на тему "Образы стихий и пространственная картина мира в поэзии А.С. Пушкина"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Целью нашей работы было проследить формирование и развитие поэтической мифологии воды, земли и воздушных стихий в художественной картине мира А.С. Пушкина. На основе изучения лирики 1811 - 1836 гг., романа «Евгений Онегин» поэм «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Медный всадник» и сказок мы пришли к выводу, что образы стихий являются значимой составляющей лирического хронотопа, пространств сюжетного действия, выступают основой метафор, приобретают символическое значение как формы выражения внутренних состояний поэта.

Универсальные константы архаической картины мира, которыми являются вода, земля, огонь и воздух, получают индивидуально-авторское воплощение в особой поэтической мифологии А.С. Пушкина, которая развивалась на протяжении всего творчества и обогащалась новой художественной семантикой. Вода и земля в поэзии Пушкина образуют целый ряд пространственных образов, представленных во всем многообразии природных ландшафтов и пейзажей, становятся ядром особого мотивного комплекса. Это море, озеро, пруд, реки, ручьи, фонтан, а также «мертвые» воды и животворящий Кастальский ключ вдохновения. «Земля» в художественной картине мира представлена рядом значимых топосов - это сады и парки, горы, подземелья, пустыни.

Огонь выступает в своем разрушительном качестве, конкретизируясь в образах «инфернального» мира, находящегося в недрах земли. Горное пространство связано с особым бытийным мировосприятием, жаждой богообще-ния. Воздушная стихия, которая представлена в многообразии ветров, ураганов, бурь, вихрей, метелей и в умиротворяющих состояниях эфирного покоя, занимает срединное положение между землей и небом, в динамическом проявлении выражаясь через категорию времени — движения и перемен.

Структура поэтического космоса в поэзии Пушкина приобретает черты завершенного, трехчастного построения с четко обозначенной горизонталью и вертикалью. Целостность картине мира придают пространство и время как самые общие формы существования универсума. В творчестве А.С. Пушкина они не являются абстракциями, а наполняются конкретным содержанием, сохраняющим семантику космологических первооснов. «Земля» наиболее воплощает пространственную форму мира. Она предстает в пушкинской поэзии в рельефах гор, равнинных пейзажах садов и парков, в структуре подземного мира, в построении особого топоса пустыни. Наряду с вертикальной, трехча-стной моделью мира актуализируются параметры горизонтального построения, которые выражаются пространственными и культурными оппозициями Востока и Запада, Севера и Юга.

Как и «земля», «вода» также участвует в построении пушкинской пространственной картины мира. Это водоемы, которые часто существуют в соприкосновении воды и суши: моря и земли, реки и утеса, озера и берега, ручья и тенистой дубравы. Вместе с тем, «вода» в образе фонтана становится знаком культурного пространства. «Ветер» как динамическая воздушная стихия более всего соотнесен с категорией времени, поскольку реализуется через видимые перемены внешнего мира.

Формирование художественной картины мира у А.С. Пушкина, несомненно, связано с творчеством поэтов-предшественников, Г.Р. Державина, В.А. Жуковского, К.Н. Батюшкова, создавших в русской поэзии рубежа XVIII - начала XIX вв. образы природы. Характерный интерес Державина к поэтизации сельской жизни отразился в ранней лирике А.С. Пушкина. Державин одним из первых обратился к изображению Кавказа с его бурными проявлениями природных стихий. Совершенно иной художественный мир создавал в своих панорамных медитативных элегиях В.А.Жуковский, про

185 никаясь тайнами, которые хранит в себе природа. Романтизированные пейзажи В.А. Жуковского, представляющие картины угасающего дня, последних лучей заката, пробуждающие особые состояния лирического героя, отразятся в лицейских произведениях А.С. Пушкина, посвященных царскосельским садам, где веянье ветерка, тихая гладь воды, сень дубрав соединяются с мечтательным восприятием мира, вызывают воспоминания. Поэзия К.Н. Батюшкова расширила географию природы, изображаемой в русской лирике. Появляется сопоставление благодатного Юга и сурового Севера, которое будет развито и углублено в южной лирике А.С. Пушкина.

Воспринятый опыт поэтов-предшественников не был простым заимствованием сюжетов, образов и мотивов, а был освоен в процессе формирования авторской картины мира А.С. Пушкина и стал частью его духовной биографии.

Пушкинская картина мира приобрела черты объемного, масштабного построения, в котором во всей полноте предстали экзотические пейзажи Крыма, Кавказа, ранее известные только по отдельным произведениям Державина, Батюшкова. По сравнению со своими предшественниками в русской поэзии Пушкин создает картину мира, которая вмещает богатейшее разнообразие проявлений природы в ее спокойном и бурном состоянии, в ее первозданном, библейском образе и в культурно-исторических формах.

Художественная картина мира Пушкина включает представления об античной ойкумене и народнопоэтическом восприятии мира, наполненного живыми очеловеченными духами природы. Наряду с этим в художественной картине мира формируется представление о сотворенности мира, о величии этого мира, которое открывается в редкие моменты бытийного существования.

В поэзии А.С. Пушкина земля, вода, огонь и воздух не являются константами только пространственной картины мира, а служат выражением внутренних состояний лирического героя, который вступает с ними в живое

186 взаимодействие. В этом отношении космические первоосновы развиваются как целые смысловые комплексы, могущие реализовываться во всем многообразии своего содержания. Природные образы не изображаются как статические, окончательно заданные, а предстают в восприятии поэта постоянно изменяющимися, отражающими динамику его переживаний, творческих состояний, духовных прозрений.

Дальнейшее изучение научной проблемы может быть связано с расширением круга текстов А.С. Пушкина, включением в него прозы, драматургии и соотнесением пушкинской художественной картины мира с творчеством других авторов.

Список научной литературыИванов, Павел Сергеевич, диссертация по теме "Русская литература"

1. Издания художественных текстов, письма.

2. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений, 1837 1937: В 16 т. Т. 1 -6.М.; Д.: Изд-во АН СССР, 1937 - 1959.

3. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В Ют. Т. 1—5 / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин, дом); Текст проверен и примеч. сост. Б.В. То-машевским. 4-е изд. JL: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977 — 1979.

4. Пушкин А.С. Письма / Под ред. и с примеч. Б.Л. Модзалевского: В 3 т. М.: Гос. изд-во, 1926.

5. Пушкин А.С. Медный всадник / Изд-е подготовил Н.В. Измайлов. Л.: Наука, Ленингр. Отд-ние, 1978. 288 с.

6. Баратынский Е.А. Полное собрание стихотворений: В 2 т. Л.: Сов. писатель, 1936.

7. Батюшков К.Н. Полное собрание стихотворений / Вступ. ст., подгот. текста и примеч. Н.В. Фридмана. М.; Л.: Сов. писатель, 1964. 353 с.

8. Державин Г.Р. Полное собрание стихотворений / Подг. и общ. ред. Д.Д. Благого; примеч. В.А. Западова. Л.: Сов. писатель, 1957. 459 с.

9. Крылов И.А. Полное собрание сочинений: В 3 т. М.: Гос. изд-во Худ. Лит-ры, 1945- 1946.

10. Лермонтов М.Ю. Полное собрание сочинений: В 5 т. М.; Л.: Academia, 1935- 1937.1.. Исследования, посвященные А.С. Пушкину.

11. А.С. Пушкин: путь к Православию. М.: Отчий дом, 1996. 335 с.

12. Алексеев М.П. К тексту стихотворения «Во глубине сибирских руд» // Временник Пушкинской комиссии, 1969 / АН СССР. ОЛЯ. Пушкин, ко-мис. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1971. С. 20 -42.

13. Альми И.Л. Образ стихии в поэме «Медный всадник» (Тема Невы и наводнения) // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вят. кн. изд-во, 1979. С. 16-27.

14. Альми И.Л. О поэзии и прозе. СПб.: Скифия, 2002. 528 с.

15. Анциферов Н.П. Душа Петербурга; Петербург Достоевского; Быль и миф Петербурга. М.: Книга. 1990. 84 с.

16. Аринштейн Л.М. Сельцо Захарово в биографии и творчестве Пушкина // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1991. Т. 14. С. 177 191.

17. Аронсон М.И. К истории «Медного всадника» // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936. Вып. 1. С. 221 -226.

18. Архангельский А.Н. «Огнь бо есть.» // Новый мир. 1994. № 2. С. 237.

19. Архипов Ю. «Покой и воля.» Пушкин и Гете // Москва, 1999, № 5. С. 196-201.

20. Асоян А.А. «Почтите величайшего поэта.»: Судьба «Божественной комедии» Данте в России. М.: Книга, 1990. 215 с.

21. Ахметшин Б.Г. Сказочные и эпические мотивы поэмы А.С. Пушкина «Руслан и Людмила» // Вестник Челябинского университета. Серия 2. Филология. Челябинск, 1999. № 2. С. 60 67.

22. Баевский B.C. Из предыстории пушкинской элегии «Погасло дневное светило» // Проблемы современного пушкиноведения: Сб. ст. Псков, 1994. С. 78-93.

23. Базанов В.Г. О символике красного коня // Русская литература. 1980. № 4. С. 21.

24. Барбашов С.Л. Эволюция античной и библейской мифопоэтической образности в любовной лирике А.С. Пушкина: диссертация . кандидата филологических наук: 10.01.01. Орел, 2000. 222 с.

25. Белинский В.Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. М.: Изд-во АН СССР, 1953. Т. VII. 738 с.

26. Березкина С.В. «Пророк» Пушкина: современные проблемы изучения // Русская литература. 1999. № 2. С. 27 42.

27. Берков П.Н. Пушкинская концепция истории русской литературы XVIII века // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962. Т. 4. С. 75-93.

28. Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1813-1826) / АН СССР, Ин-т мировой лит. им. A.M. Горького; Отв. ред. A.M. Еголин. М.; Л.: АН СССР, 1950. 580 с.

29. Благой Д.Д. Мастерство Пушкина М.: Сов. писатель, 1955. 268 с.

30. Благой Д.Д. Социология творчества Пушкина М.: Мир, 1931. 320 с.

31. Благой Д.Д. Пушкин и русская литература XVIII века // Пушкин родоначальник новой русской литературы: Сб. науч.-исслед. работ. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941. С. 101 - 166.

32. Бонди С.М. Черновики Пушкина. М.: Просвещение, 1971. 232 с.

33. Бонди С.М. О Пушкине: Статьи и исследования. М.: Худож. лит., 1983. 478 с.

34. Бонди С.М. Мир Пушкина: Избранное. М.: Персей; Вече, 1999. 496 с.

35. Борев Ю.Б. Искусство интерпретации и оценки. Опыт прочтения «Медного всадника». М.: Сов. писатель, 1981. 398 с.

36. Борев Ю.Б. Основные эстетические категории. М.: Изд. Высшая школа, 1960. 448 с.

37. Борисова Н.А. Лирическая драма А.С. Пушкина о русалке: Источники, творческая эволюция, поэтика: диссертация . кандидата филологических наук: 10.01.01. Великий Новгород, 2005. 118 с.

38. Бочаров С.Г. Поэтика Пушкина. Очерки. М.: Наука, 1974. 206 с.

39. Бочаров С.Г. «Заклинатель и властелин многообразных стихий» // А.С. Пушкин: pro et contra. Антология: В 2 т. Т. 2. СПб.: РХГИ, 2000. С. 570 -585.

40. Бройтман С.Н. О чем ты воешь, ветр ночной?. // Анализ одного стихотворения. «О чем ты воешь, ветр ночной?.»: Сб. науч. тр. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001. С. 63-66.

41. Васильев Б.А. Духовный путь Пушкина. М.: Sam and Sam, 1994. 300 с.

42. Вацуро В.Э. Из историко-литературного комментария к стихотворениям Пушкина // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1986. Т. 12. С. 305 -323.

43. Вершинина Н.Л. «Земля и море» // Лирика А.С. Пушкина: комментарий к одному стихотворению. М.: Наука, 2006. С. 53-61.

44. Взаимопроникновение культур: Коран в русской поэзии / Сост. Ю.А. Гаврилов, А.Г. Шевченко; отв. ред. М.П. Мчедлов. М.: Наука, 2006. 181 с.

45. Викторова К.В. Петербургская повесть // Литературная учеба, кн. 2, 1993. С. 200.

46. Виноградов В.В. Стиль Пушкина. М.: Наука, 1999. 704 с.

47. Виролайнен М.Н. Культурный герой Нового времени // Легенды и мифы о Пушкине: Сб. ст. СПб.: Акад. проект, 1999. С. 329 249.

48. Виролайнен М.Н. Северо-юг России // Крымский текст в русской культуре: материалы международной научной конференции (Санкт-Петербург, 4-6 сентября 2006 года) / Под ред. Н. Букс, М.Н. Виролайнен. СПб., 2008. С. 235-248.

49. Волков P.M. Народные истоки поэмы-сказки «Руслан и Людмила» А.С. Пушкина // Уч. зап. Черновицкого гос. ун-та. Вып. 2. Львов, 1955. С. 3 -74.

50. Гаврилова Е.И. Пушкин и Карл Брюллов // Временник Пушкинской комиссии, 1970 / АН СССР. ОЛЯ. Пушкин, комис. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1972. С. 51-56.

51. Гамзатов Г.Г. А.С. Пушкин и Кавказ: некоторые наблюдения и суждения // Научная мысль Кавказа: Научный и общественно-теоретический журнал. Ростов-на-Дону, 1996. №4. С. 73 77.

52. Гаспаров Б.М. Поэтический язык А.С.Пушкина как факт истории русского литературного языка. СПб.: Гуманит. агентство «Академ. Проект», 1999. 400 с.

53. Гершензон М.О. Мудрость Пушкин: Сб. Томск: Водолей, 1997. 287 с.

54. Гинзбург Л.Я. Пушкин и лирический герой русского романтизма // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962. Т. 4. С. 140 153.

55. Гиршман М.М. Анализ поэтических произведений А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Ф.И. Тютчева. М.: Высш. шк., 1981. 111 с.

56. Глебов Г.С. Философия природы в теоретических высказываниях и творческой практике Пушкина // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936. Вып. 2. С. 183-212.

57. Глухов В.И. Лирика Пушкина в ее развитии. Иваново: Изд-во Ивановского гос. ун-та, 1998. 316 с.

58. Городецкий Б.П. Лирика Пушкина. М.; Л.: Изд. АН СССР, 1937. 459 с.

59. Грехнев В.А. Болдинская лирика А.С. Пушкина. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1977. 160 с.

60. Григорьян К.Н. Пушкинская элегия (национальные истоки, предшественники, эволюция). Л.: Наука. Ленингр. Отд-ние, 1990. 225 с.

61. Гроссман Л.П. У истоков «Бахчисарайского фонтана» // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. Т. 3. С. 49 100.

62. Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М.: Худож. лит., 1965. 320 с.

63. Гуковский Г.А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М.: ОГИЗ: Гослитиздат, 1957. 435 с.

64. Гуревич A.M. Романтизм Пушкина: Книга для учителя. М: МИРОС, 1992. 192 с.

65. Дарвин М.Н., Тюпа В.И. «Подражания Корану» как лирический цикл // Дарвин М.Н., Тюпа В.И. Циклизация в творчестве Пушкина: Опыт изучения поэтики конвергентного сознания. Новосибирск: Наука, 2001. С. 73 -85.

66. Денисов Д.В. Мифическо-структурные особенности сказочных мотивов А.С. Пушкина // Телескоп, 2004. №9, С. 177 197.

67. Дмитриева Е.Е., Купцова О.Н. Жизнь усадебного мифа: утраченный и обретенный рай. М.: ОГИ, 2003. 528 с.

68. Дмитриева Н.Л. Крымские метафоры в русской поэзии // Крымский текст в русской культуре: материалы международной научной конференции (Санкт-Петербург, 4-6 сентября 2006 года) / Под. ред. Н. Букс, М.Н. Виролайнен. СПб., 2008 С. 112 125.

69. Долинин А.А. Из разысканий вокруг «Анчара»: источники, параллели, истолкования // Пушкинская конференция в Стэнфорде, 1999: Материалы и исследования. М.: ОГИ, 2001. Вып. 7. С. 11 41.

70. Дорофеева Л.Г. Творчество А.С. Пушкина: христианский аспект прочтения / Под ред. Н.П. Жилиной. Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта, 2005. 301 с.

71. Дружников Ю.И. Узник России: По следам неизвестного Пушкина: Роман-исследование. М.: Изограф, 1997. Электронный ресурс. // Режим доступа: http://www.druzhnikov.eom/text/rass/usnik/l .html

72. Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в XVII XX веках. М.: Изд. Совет Рус. Православ. Церкви, 2002. 1055 с.

73. Еремина Л. Почему всадник медный? // Наука и жизнь. 1978, № 2. С. 129.

74. Есаулов И.А. Пасхальность русской словесности. М.: Кругъ, 2004. 559 с.

75. Есаулов И.А. Мифопоэтика морской стихии в русской литературе // Морской вектор в судьбах России: история, философия, культура: IV Крым. пушк. чтения (г. Феодосия, 12-17 сент.). Симферополь: Крым, центр гуманит. исслед., 1994. С. 28-30.

76. Жарникова С.В. Дорогами мифов (А.С. Пушкин и русская народная сказка) // Этнографическое обозрение № 2. 2000. С. 128 — 140.

77. Жесткова С.В. Пространственная картина мира в дружеских посланиях ранней лирики Пушкина // Дальний Восток: наука, образование XXI в. Комсомольск-на-Амуре: Изд-во Комсом.-на-Амуре гос. пед. ун-та, 2003. Т. 1.С. 356-363.

78. Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин. Из истории романтической поэмы. Л.: Academia, 1924. 336 с.

79. Жирмунский В.М. Пушкин и западные литературы // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937. Вып. 3. С. 66 103.

80. Жолковский А.К. К описанию поэтического мира Пушкина // Жолковский А.К. Избранные статьи о русской поэзии: Инварианты, структуры, интертексты / Отв. ред. Л.В. Панова. М.: РГГУ, 2005. 654 с.

81. Зуева Т.В. Народная волшебная сказка в творческом развитии А.С. Пушкина // Фольклорная традиция в русской и советской литературе. М., 1987. С. 53 -60.

82. Зуева Т.В. Сказки А.С. Пушкина. М.: Просвещение, 1989. 156 с.

83. Измайлов Н.В. Из истории замысла и создания «Медного всадника» // Пушкин А.С. Медный всадник / Изд-е подготовил Н.В. Измайлов. Л.: Наука, Ленингр. Отд-ние, 1978. (Лит. памятники). С. 147 265.

84. Измайлов Н.В. Строфы о Наполеоне и Байроне в стихотворении «К морю» // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941. Вып. 6. С. 21 29.

85. Измайлов Н.В. Лирические циклы в поэзии Пушкина 30-х годов // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. Т. 2. С. 7 48.

86. Измайлов Н.В. Осень (отрывок) // Стихотворения Пушкина 1820 1830 годов. История создания и идейно-художественная проблематика / Отв. ред. Н.В. Измайлов. Л.: Наука, 1974. С. 222 - 254.

87. Ильин В. Аполлон и Дионис в творчестве Пушкина // Пушкин в русской философской критике: Конец XIX первая половина XX в. М.: Книга, 1990. С. 310.

88. Касаткина В.Н. Романтическая муза А.С. Пушкина // Русская словесность. 2000. №2. С. 10.

89. Кибальник С.А. Идиллия Пушкина «Земля и море»: (Источники, жанровая форма и поэтический смысл) // Временник Пушкинской комиссии: Сб. науч. тр. / РАН. Истор.-филол. отд-ние. Пушкин, комис. СПб.: Наука, 2004. Вып. 29. С. 178 197.

90. Кибальник С.А. О стихотворении «Из Пиндемонти»: (Пушкин и Гораций)// Временник Пушкинской комиссии, 1979 / АН СССР. ОЛЯ. Пушкин. комис. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1982. С. 147 156.

91. Кибальник С.А. Об автобиографизме пушкинской лирики Михайловского периода // Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. ОЛЯ. Пушкин. комис. Спб.: Наука, 1993. Вып. 25. С. 107 114.

92. Кибальник С.А. Русская антологическая поэзия первой трети XIX в. / Отв. ред. П.Р. Заборов. АН СССР Институт русской литературы (Пушкинский Дом). Л.: Наука, 1990. 272 с.

93. Кибальник С.А. Художественная философия Пушкина. СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. 198с.

94. Кнабе Г.С. Пушкин и античность // Кнабе Г.С. Русская античность: Содержание, роль и судьба античного наследия в культуре России. М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2000. 238 с.

95. Коран и Библия в творчестве А.С. Пушкина / Под ред. Д. Сегала и С. Шварцбанда. Иерусалим: The Center for the Study of Slavic Languages and Literatures at the Hebrew University of Jerusalem, 2000. 255 c.

96. Кошелев В.А. Крым как «воспоминание» в лирике Пушкина // Крымский текст в русской культуре: материалы международной научной конференции (Санкт-Петербург, 4-6 сентября 2006 года) / Под ред. Н. Букс, М.Н. Виролайнен. СПб., 2008. С. 57 71.

97. Кошелев В.А. Первая книга Пушкина. Томск: Водолей, 1997. 223 с.

98. Краснов Г.В. Мятежная Нева, Евгений и «Кумир на бронзовом коне» // Краснов Г.В. Пушкин. Болдинские страницы. Горький: Волго-Вят. кн. изд-во, 1984. 221 с.

99. Куканов Л.М. К проблеме традиций и новаторства в «Руслане и Людмиле» Пушкина и роль радищевского начала // Проблемы поэтики и истории литературы. Саранск, 1973. С. 147 — 163.

100. Кусков Г.И. А.С. Пушкин на Кавказе в 1820 и 1829 гг. // Пушкин и Кавказ / Сост. Г.И. Кусов. Владикавказ: Изд-во Менеджер, 1999. С. 13 40.

101. Левин Ю.Д. Оссиан в русской литературе: Конец XVIII первая треть XIX в. Л.: Наука, 1980. 202 с.

102. ЮЗ.Лернер Н. Из истории «Медного всадника» // Русская старина. Т. 133, 1908. С. 113.

103. Лесскис Г.А. Пушкинский путь в русской литературе. М.: Худож. лит., 1993. 526 с.

104. Липич В.В. А.С. Пушкин и М.Ю. Лермонтов: две грани русского романтизма: Монография. Белгород: Изд-во БелГУ, 2005. 344 с.

105. Лихачев Д.С. О садах // Лихачев Д.С. Избранные работы: В 3 т. Т. 3. Л.: Худож. лит., 1987. С. 478.

106. Лихачев Д.С. Пушкин и «сады Лицея» // Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей. Сад как текст. СПб.: Наука, 1998. С. 321 -348.

107. Лобикова Н.М. Кавказ в творчестве Пушкина // Ученые записки Кабардино-Балкарского государственного педагогического института, Нальчик. 1957. Вып 13. С. 283 300.

108. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь: Кн. для учителя. М.: Просвещение, 1988. 352 с.

109. Лотман Ю. М. К проблеме «Данте и Пушкин» // Временник Пушкинской комиссии, 1977 / АН СССР. ОЛЯ. Пушкин, комис. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1980. С. 88-91.

110. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии: Анализ поэтич. текста. Ст. и исслед. Заметки. Рецензии. Выступления. СПб.: Искусство-СПБ, Б. г., 1996. 848 с.

111. Лотман Ю.М. Опыт реконструкции пушкинского сюжета об Иисусе // Лотман Ю.М. Пушкин: Биография писателя; Статьи и заметки, 19601990. СПб.: Искусство-СПБ, 1999. С. 281.

112. Лотман Ю.М. Пушкин: статьи и заметки. М.: Вагриус, 2008. 445 с.

113. Лотман Ю.М. Структура художественного текста // Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб.: Искусство-СПБ, 2005. С. 149.

114. Любомудров С.И. Античные мотивы в поэзии Пушкина. М.: Унив. тип., 1899. 64 с.

115. Маймин Е.А. «К морю». Стихотворение А.С. Пушкина // Литература в школе, № 2,1974. С. 25 29.

116. Маймин Е.А. О русском романтизме М.: Просвещение, 1975. 240 с.

117. Маймин Е.А. Полифонизм художественного мышления в поэме «Медный всадник» // Болдинские чтения, Горький, 1980. С. 6 13.

118. Маймин Е.А. Русская философская поэзия: Поэты-любомудры; А.С. Пушкин; Ф.И. Тютчев. М.: Наука, 1976. 190 с.

119. Макаровская Г.В. «Медный всадник»: Итоги и проблемы изучения / Под ред. проф. Е.И. Покусаева. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1978. 93 с.

120. Макогоненко Г.П. Творчество А.С. Пушкина в 1830-е годы. Д.: Худож. лит., 1974. 373 с.

121. Малеин А.И. Пушкин и античный мир в лицейский период // Гермес. 1912. № 17 (103). С. 437 442.

122. Мальчукова Т.Г. Античные и христианские традиции в поэзии А.С. Пушкина. Петрозаводск: ПетрГУ, 2002. 483 с.

123. Мальчукова Т.Г. Лирика А.С. Пушкина: (опыты интерпретации). Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2006. 258 с.

124. Манн Ю.В. Динамика русского романтизма. М.: Аспект Пресс, 1995. 380 с.

125. Манн Ю.В. Русская литература XIX века. Эпоха романтизма: Учеб. пособие для вузов. М.: Аспект-Пресс, 2001. 447 с.

126. Маранцман В.Г. Об одном из законов финалов // Литература в школе, 1970. №6. С. 4-13.

127. Меднис Н.Е. Венеция в русской литературе. Новосибирск: Новосиб. гос. пед. ун-т, 1999. 391 с.

128. Меднис Н.Е. Мотив пустыни в лирике Пушкина // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы / Рос. акад. наук. Сиб. отд-ние. Ин-т филологии. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 1998. Вып. 2. С. 163 -172.

129. Медриш Д.Н. Фольклоризм Пушкина: Вопросы поэтики: Учеб. Пособие по спецкурсу / Волгогр. гос. пед. ин-т им. А.С. Серафимовича. Волгоград: ВГПИ, 1987. 72 с.

130. Мейлах Б.С. Пушкин и русский романтизм. М.; Л.: Изд. АН СССР, 1937. 296 с.

131. Мейор А.Г. Пространство и время: Державин и Пушкин (Стихотворение Державина «Евгению. Жизнь Званская») // XVIII век. Сборник 20 / Отв. ред. Н.Д. Кочеткова. СПб.: Наука, 1996. С. 76 86.

132. Минц З.Г., Лотман Ю.М. Образы природных стихий в русской литературе (Пушкин Достоевский - Блок) // Типология литературных взаимодействий: Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение / Отв. ред. 3. Минц. Тарту: ТГУ, 1983. С. 35 - 41.

133. Митрохина М.И. Функция античных образов в произведениях А.С. Пушкина // Актуальные проблемы исторических наук. М.: МГПИ, 1988. С. 80-82.

134. Муравьева О.С. Образ «мертвой возлюбленной» в творчестве Пушкина // Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. ОЛЯ. Пушкин, комис. СПб.: Наука, 1991. Вып. 24. С. 17 28.

135. Муравьева О.С. «Таврические волны в поэзии Пушкина» // Крымский текст в русской культуре: материалы международной научной конференции (Санкт-Петербург, 4-6 сентября 2006 года) / Под ред. Н. Букс, М.Н. Виролайнен. СПб., 2008. С. 53 56.

136. Мурьянов М.Ф. Пушкин и Песнь песней // Временник Пушкинской комиссии, 1972 / АН СССР. ОЛЯ. Пушкин, комис. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1974. С. 47-65.

137. Назарова Л.Н. К истории создания поэмы Пушкина «Руслан и Людмила» // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1956. Т. 1. С. 216 221.

138. Немировский М.В. Библейская тема в «Медном всаднике» // Русская литература. 1990. № 3. С. 3 17.

139. Непомнящий B.C. Поэзия и судьба: Над страницами духовной биографией Пушкина. М.: Сов. писатель, 1987. 448 с.

140. Непомнящий B.C. Пушкин. Русская картина мира. М.: Наследие, 1999. 544 с.

141. Новикова М.А. Пушкинский космос: языческие и христианские традиции в творчестве Пушкина. М.: Наследие, 1995. 353 с.

142. Петрунина Н.Н. Пушкин и традиция волшебносказочного повествования // Русская литература. 1980. № 3. С. 30 50.

143. Покровский М.М. Пушкин и античность // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1939. Вып. 4/5. С. 27 56.

144. Пономарева JI.В. Художественный мир Оссиана в лицейской лирике Пушкина // Проблемы романтизма в русской и зарубежной литературе: Материалы междунар. науч. конф. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1996. С. 38 -42.

145. Проскурин О.А. Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест. М.: Новое литературное обозрение, 1999. 462 с.

146. Пумпянский Л.В. «Медный всадник» и поэтическая традиция XVIII века // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1939. Вып. 4/5. С. 91 124.

147. Раскольников Ф. Пушкин и религия // Вопросы литературы, 2004. № 3. С. 81 112.

148. Розанов М.Н. Пушкин и Данте // Пушкин и его современники: Материалы и исследования / Комис. для изд. соч. Пушкина при Отд-нии гуманит. наук АН СССР. Л.: Изд-во АН СССР, 1928. Вып. 37. С. 11 41.

149. Селиванова С.Д. Над пушкинскими рукописями. М.: Наука, 1980. 128 с.

150. Сиповский В.В. «Руслан и Людмила»: (К литературной истории поэмы) // Пушкин и его современники: Материалы и исследования / Комис. для изд. соч. Пушкина при Отд-нии рус. яз. и словесности Имп. акад. наук. СПб., 1906. Вып. 4. С. 59 84.

151. Слонимский А.Л. Первая поэма Пушкина // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937. Вып. 3. С. 183 -202.

152. Смирнов А.А. Романтическая лирика А.С. Пушкина как художественная целостность. М.: Наука, 2007. 307 с.

153. Старк В.П. Стихотворение «Отцы пустынники и жены непорочны.» и цикл Пушкина 1836 г. // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1982. Т. 10. С. 193-203.

154. Стенник Ю.В. Концепция XVIII века в творческих исканиях Пушкина // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1983. Т. 11. С. 76 87.

155. Стенник Ю.В. О роли национальных поэтических традиций XVIII века в поэме Пушкина «Руслан и Людмила» // Русская литература. Л., 1968, № 1.С. 107-122.

156. Стенник Ю.В. Пушкин и русская литература XVIII века. СПб.: Наука, 1995. 347 с.

157. Степанов Н.Л. «. Вновь я посетил.» // Русская классическая литература / Сост. Д. Устюжанин. М.: Просвещение, 1969. С. 48 — 59.

158. Суздальский Ю.П. Символика античных имен в поэзии А.С. Пушкина // Русская литература и мировой литературный процесс: Сб. науч. тр. / Ле-нингр. пед. ин-т; Науч. ред. А.Л. Григорьев. Л.: ЛПИ, 1973. С. 5 -42.

159. Сурат И.З. Личный опыт в лирике Пушкина и проблема построения биографии поэта: диссертация . доктора филологических наук в форме науч. докл.: 10.01.01. М., 2001. 59 с.

160. Сурат И.З. Пушкин: Биография и лирика: Проблемы. Разборы. Заметки. Отклики / Рос. акад. наук. ИМЛИ им. A.M. Горького. М.: Наследие, 1999.240 с.

161. Сурат И.З. Пушкин как религиозная проблема // Сурат И.З. Пушкин: Краткий очерк жизни и творчества. М.Языки славянской культуры, 2002. С. 175 180.

162. Тархов А. Повесть о Петербургском Иове // Наука и религия. 1977. № 2. С. 62-64.

163. Татищева Г.С. Пушкин и Державин // Вестник ЛГУ, 1965. № 14. Вып. 3. С. 106-116.

164. Тахо-Годи А.А. Эстетико-жизненный смысл античной символики Пушкина // Писатель и жизнь. Вып. 5. М., 1968. С. 102 120.

165. Тимофеева Н.А. Пушкин и античность // Учен. зап. Моск. гос. пед. ин-та им. В. И. Ленина. 1954. Т. 83. Кафедра классической филологии. Вып. 4. С. 3-18.

166. Телетова Н.К. Архаические истоки поэмы А.С. Пушкина «Руслан и Людмила» // Русская литература. СПб., 1999. №2. С. 10 26.

167. Тойбин И.М. Пушкин. Творчество 1830-х годов и вопросы историзма. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1976. 278 с.

168. Томашевский Б.В. Пушкин. Т. 2 Юг; Михайловское. М.: Худож. лит, 1990. 380 с.

169. Топоров В.Н. О «поэтическом» комплексе моря и его психофизиологических основах // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Культура, 1995. С. 575 622.

170. Тынянов Ю.Н. Архаисты и Пушкин // Тынянов Ю.Н. История литературы. Критика. СПб.: Азбука-классика, 2001. С. 9 132.

171. Тынянов Ю.Н. О «Путешествии в Арзрум» // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. М.; JL: Изд-во АН СССР, 1936. Вып. 2. С. 57 73.

172. Федотов Г.П. О гуманизме Пушкина // Пушкин в русской философской критике: Конец XIX первая половина XX в.: Сборник / Сост., вступ. ст., библиогр. справки Р.А. Гальцевой. М.: Книга, 1990. С. 375 - 380.

173. Филат Т.В. Море в поэзии А.С. Пушкина // Морской вектор в судьбах России: история, философия, культура: IV Крым. пушк. чтения (г. Феодосия, 12-17 сент.). Симферополь: Крым, центр гуманит. исслед., 1994. С. 21-22.

174. Фомичев С.А. Замысел и план: (Из наблюдений над рукописями Пушкина) // Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. ОЛЯ. Пушкин, ко-мис. СПб.: Наука, 1991. Вып. 24. С. 5 16.

175. Фомичев С.А. «Подражания Корану»: Генезис, архитектоника и композиция цикла // Временник Пушкинской комиссии, 1978 / АН СССР. ОЛЯ. Пушкин, комис. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1981. С. 22 45.

176. Фомичев С.А. Поэзия Пушкина: Творческая эволюция. Л.: Наука: Ленингр. отд-ние, 1986. 304 с.

177. Франк С.Л. Религиозность Пушкина // Пушкин в русской философской критике: Конец XIX первая половина XX в. М.: Книга, 1990. С. 380 -396.

178. Фридлендер Г.М. Поэтический диалог Пушкина с П.А. Вяземским // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1983. Т. 11. С. 164- 173.

179. Хаев Е.С. Эпитет «медный» в поэме «Медный всадник» // Временник Пушкинской комиссии, 1981 / АН СССР. ОЛЯ. Пушкин, комис. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1985. С. 180 184.

180. Ходанен Л.А. Миф в творчестве русских романтиков: Монография. Томск: Издательство Том. ун-та, 2000. 320 с.

181. Ходанен JI.A. Миф в художественном мире М.Ю. Лермонтова: Учеб. Пособие. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2008. 104 с.

182. Христианство и русская литература: Сб. ст. / Рос. акад. наук, Ин-т рус. лит. (Пушкинский Дом); Отв. ред. В.А. Котельников. СПб.: Наука, 1994. 536 с.

183. Цявловский М.А. Книга воспоминаний о Пушкине, М.: Мир, 1931. 383 с.

184. Цявловская Т.Г. Автограф стихотворения «К морю» // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1956. Т. 1. С. 187 207.

185. Чернов А.В. Архетип «блудного сына» в русской литературе XIX века // Евангельский текст в русской литературе XVIII XX веков. Петрозаводск: Изд-во ПТУ, 1994. С. 152.

186. Черняев П.Н. А.С. Пушкин и античный мир // Гимназия. 1899. № 3. С. 1 -16.

187. Черняев П.Н. А.С. Пушкин как любитель античного мира и переводчик древнеклассических поэтов: (26 мая 1799 26 мая 1899). Казань: бр. Башмаковы, 1899. 85 с.

188. Чижов А.Г. Библейские образы и мотивы в творчестве А.С. Пушкина и С.А. Есенина. Ряжск, 2002. 89 с.

189. Чумаков Ю.Н. Стихотворная поэтика Пушкина. СПб.: Госуд. Пушк. театральный центр в Санкт-Петербурге, 1999. 432 с.

190. Шварцбанд С. Еще раз о библейском источнике стихотворения «Пророк» // Литература. Приложение к газете «Первое сентября». 1993. № 9. С. 3-5.

191. Шнеерсон М.А. «Руслан и Людмила» Пушкина. Очерки по истории русского фольклора // Ученые записки Ленинградского гос. университета. Серия филол. Наук. Вып 12, № 81. 1941. С. 19-66.

192. Эпштейн М.Н. «Природа, мир, тайник вселенной.»: Система пейзажных образов в русской поэзии. М.: Высш. шк., 1990. 303 с.

193. Эткинд Е.Г. Психопоэтика. «Внутренний человек» и внешняя речь. Статьи и исследования. СПб.: Искусство-СПб, 2005. 704 с.

194. Эткинд Е. Симметрические композиции у Пушкина. Париж, 1988. 84 с.

195. Юрьева И.Ю. Пушкин и христианство: Сб. произведений А.С. Пушкина с парал. текстами из Священного Писания и коммент. М.: Муравей: Отечество, 1999. 279 с.

196. Юрьева Т.В. Православная картина мира: мировоззрение и художественный образ. Ярославль: Изд-во ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, 2006. 169 с.

197. Якобсон Р. Статуя в поэтической мифологии Пушкина // Якобсон Р. Работы по поэтике: Переводы / Сост. и общ. ред. M.JI. Гаспарова. М.: Прогресс, 1987. С. 145-180.

198. Якубович Д.П. Античность в творчестве Пушкина // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. М.; JL: Изд-во АН СССР, 1941. Вып. 6. С. 92 159.

199. Янушкевич А.С. «Горная философия» в пространстве русского романтизма (В.А. Жуковский, М.Ю. Лермонтов, Ф.И. Тютчев) // Жуковский и время. Томск: ТГУ, 2007. С. 133 162.

200. Katz Michael R. The Literary Balled in Early Nineteenth-Century Russian Literature. Oxford University Press, 1976. P. 162.

201. I. Работы по теории и истории литературы, культурологии, мифу имифопоэтике.

202. Андреев Ю.В. Поэзия мифа и проза истории. Л.: Лениздат, 1990. 221 с.

203. Аполлодор. Мифологическая библиотека / Пер., предисл. и коммент. А. Шапошникова. М.: Эксмо, 2006. 413 с.

204. Афанасьев А.Н. Живая вода и вещее слово. М.: Сов. Россия, 1988. С. 237.

205. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: В 3 т. Т. 1. СПб.: Terra Fantastica, 2002. 800 с.

206. Бахтин М.М. Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. М.: Лабиринт, 2000. 625 с.

207. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / Примеч. С.С. Аверинце-ва, С.Г. Бочарова. 2-е изд. М.: Искусство, 1986. 444 с.

208. Башляр Г. Вода и грезы: Опыт о воображении материи / Пер. с фр. Б.М. Скуратова. М.: Изд-во гуманит. лит. 1998. 268 с.

209. Башляр Г. Грезы о воздухе: Опыт о воображении движения / Пер. с фр. Б.М. Скуратова. М.: Изд-во гуманит. лит., 1999. 344 с.

210. Башляр Г. Земля и грезы воли / Пер. с фр. Б.М. Скуратова. М.: Изд-во гуманитар, лит., 2000. 383 с.

211. Бражников И.А. Мифопоэтический аспект литературного произведения: диссертация . кандидата филологических наук: 10.01.08. М., 1997. 216 с.

212. Ванслов В.В. Эстетика романтизма. М.: Искусство, 1966. 404 с.

213. Веселовский А.Н. В.А. Жуковский. Поэзия чувства и «сердечного воображения». СПб.: Тип. Имп. Акад. наук, 1904. 546 с.

214. Дмитриева Е.Е., Купцова О.Н. Жизнь усадебного мифа: утраченный и обретенный рай. М.: ОГИ, 2003. С. 139 174.

215. Еремина В.И. Ритуал и фольклор. Л.: Наука, 1991, С. 152- 183.

216. Журавлева Н.И. Миф как способ построения картины мира: автореф. дис. . канд. филос. наук: 09.00.13. Екатеринбург, 1999. 204 с.

217. Иванов В.В. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т. 2. Статьи о русской литературе. М.: Языки русской культуры, 2000. 880 с.

218. Иванов В.В., Топоров В.Н. Исследования в области славянских древностей. М.: Наука, 1974. 342 с.

219. Ильин И.А. Сущность и своеобразие русской культуры / Сост., подгот. текста, вступ. ст., коммент. Ю.Т. Лисицы. М.: Рус. книга -XXI век, 2007. 464 с.

220. Кассирер Э. Понятие символической формы в структуре наук о духе / Пер. М.В. Позднякова // Культурология. XX век: Дайджест. Философия культуры. М.: ИНИОН РАН, 1998. № 2 (6). С. 37 66.

221. Кассирер Э. Философия символических форм: В 3 т. / Пер. с нем. С.А. Ромашко. М.; СПб.: Университетская книга, 2002.

222. Кассирер Э. Язык и миф. К проблеме именования богов // Избранное: Индивид и космос / Пер. А.Н. Малинкина. М.; СПб.: Университетская книга, 2000. 654 с.

223. Лесогор Н.В. Данте в русской литературной критике и эстетике 1830-х гг. // Лесогор Н.В. «Дантовский текст» в творчестве Н.В. Гоголя: генезис и поэтика: автореферат дис. . кандидата филологических наук: 10.01.01. Красноярск, 2009. С. 10 12.

224. Лихачев Д.С. Очерки по философии художественного творчества. СПб.: Рус.-Балт. информац. центр БЛИЦ, 1996. 159 с.

225. Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М.: Академический Проект, 2008. 303 с.

226. Лосев А.Ф. История античной эстетики / М.: Высшая школа, 1963. 583 с.

227. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии / Сост. А.А. Тахо-Годи; общ. ред. А.А. Тахо-Годи и И.И. Маханысова. М.: Мысль, 1993. 959 с.

228. Лосев А.Ф. Символ и художественное творчество // Известия Акадёмии наук СССР. Отделение литературы и языка. М.: Изд-во АН СССР, 1971. Т. XXX. Вып. 1.С. 3-14.

229. Лосев А.Ф., Тахо-Годи М.А. Эстетика природы: природа и ее стилевые функции у Ромена Роллана. М.: Наука, 2006. 419 с.

230. Лосев А.Ф. Форма. Стиль. Выражение. М.: Мысль, 1995. 944 с.

231. Лотман Ю.М. «Сады» Делиля в переводе Воейкова и их место в русской литературе // Делиль Ж. Сады / Изд. подгот. Н.А. Жирмунская и др. Л.: Наука, 1988. С. 191 -209.

232. Матвеев Г.М. Мифоязыческая картина мира: Конспект лекций. Чебоксары: Изд-во Чуваш, ун-та, 2003. 99 с.

233. Медведева Н.Г. Миф как форма художественной условности: диссертация . кандидата филологических наук: 10.01.08. М., 1984. 174 с.

234. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М.: РГГУ, 1994. 134 с.

235. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Наука, 1976. 406 с.

236. Минц З.Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов // Творчество Блока и русская культура XX века. Тарту: ТГУ, 1979. С. 93.

237. Михайлов А.В. Античность как идеал и культурная реальность 18 — 19 вв. // Античность как тип культуры / Отв. ред. А.Ф. Лосев. М.: Наука, 1988. С. 509-522.

238. Петрухин В.Я. О начальных этапах формирования древнерусской народности и распространении названия Русь в свете данных погребального обряда // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Погребальный обряд. М.: Наука, 1990, С. 214.

239. Пятигорский A.M. Мифологические размышления: Лекции по феноменологии мифа. М.: Языки рус. культуры, 1996. 279 с.

240. Смирнов И.П. Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста // Миф. Фольклор. Литература / Отв. ред. Базанов В.Г. Л.: Наука, 1978. С. 186 203.

241. Телегин С.М. Жизнь мифа в художественном мире Достоевского и Лескова. М.: Карьера, 1995. 94 с.

242. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Культура, 1995. 621 с.

243. Топоров В.Н. «Музы»: соображения об имени и предыстории образа (к оценке фракийского вклада) // Из работ Московского семиотического круга: Сб. ст. / Сост. и вступ. ст. Т.М. Николаевой. М.: Яз. рус. культуры, 1997. С. 257-299

244. Топоров В.Н. Об «эктропическом» пространстве поэзии (поэт и текст в их единстве) // От мифа к литературе. М.: Российский университет, 1993. С. 23-42.

245. Топоров В.Н. Петербургский текст русской литературы: Избранные труды. СПб.: Искусство-СПб., 2003. 616 с.

246. Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М.: Наука, 1983. С. 227-284.

247. Хайдеггер М. Время картины мира // Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления / Пер. с нем. В.В. Бибихина. СПб: Наука, 2007. С. 259.

248. Хорват К. Романтические воззрения на природу // Европейский романтизм. М.: Наука, 1973. С.204 253.

249. Цивьян Т.В. К мифологеме сада // Текст: семантика и структура. М.: Наука, 1983. С. 140- 152.

250. Шарафадина К.И. Алфавит Флоры в образном языке литературы пушкинской эпохи: Источники, семантика, формы. СПб.: Петерб. инст. печ., 2003. 320 с.

251. Элиаде М. Аспекты мифа / Пер. с фр. М.: Акад. Проект, 2001. 239 с.

252. Элиаде М. Космос и история: Избр. работы / Общ. ред. И.Р. Григулеви-ча, M.JL Гаспарова. М.: Прогресс, 1987. 311 с.

253. Элиаде М. Миф о вечном возвращении: Архетипы и повторяемость / Пер. с фр. Е. Морозовой, Е. Мурашкинцевой. СПб.: Алетейя, 1998. 249 с.

254. Элиаде М. Трактат по истории религий / Пер. с франц. А.А. Васильева: В 2 т. Т.2. СПб.: Алетейя, 2000. 414 с.

255. Юнг К.Г. Архетип и символ / Пер. с нем. М.: Ренессанс, 1991. 297 с.

256. Юнг К.Г. О психологии бессознательного / Пер. с нем. М.: Канон, 1994. 317 с.

257. Юнг К.Г. Психология и поэтическое творчество // Самосознание европейской культуры XX века. М.: Политиздат, 1991. С. 103-118.

258. Юнг К.Г., Нойман Э. Психоанализ и искусство. М.: Рефл-book; Киев: Ваклер, 1996. 302 с.

259. Юнг К.Г. Mysterium Coniunctionis. М.: Рефл-бук, К.: Ваклер, 1997. 688 с.

260. Янушкевич А.С. В мире Жуковского. М.: Наука, 2006. 523 с.1.. Словари, справочники, энциклопедии.- По творчеству А.С. Пушкина.

261. Онегинская энциклопедия: В 2 т. / Под общ. ред. Н.И. Михайловой. М.: Изд-во «Русский путь», 2004.

262. Пушкин А.С. Школьный энциклопедический словарь. М.: Просвещение, 1999. 776 с.

263. Пушкинская энциклопедия. 1799-1999. М.: ACT, 1999. 806 с.

264. Словарь языка Пушкина / Академия наук СССР. Институт русского языка; Под ред. В.В. Виноградова: В 4 т. М., 1956-1961.- Справочная литература общего характера.

265. Библейская энциклопедия. 3-е изд. М.: ЛОКИД-ПРЕСС, 2005. 768 с. Электронный ресурс. // Режим доступа: http://slovari.yandex.ru/dict/biblic

266. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т. 4. М.: Рус. Яз., 1880. 683 с.

267. Культура и культурология: Словарь / Сост. и ред. А.И. Кравченко. М.: Академический проект, 2003. 928 с.

268. Лермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). М.: Сов. Энцикл., 1981. 746 с.

269. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Рос. акад. наук. Ин-т науч. информ. по обществ, наукам; Гл. ред. и сост. А.Н. Николюкин. М.: Интелвак, 2001. 800 с.

270. Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей: В 3 т. М.: Олма-Пресс, 2001. Электронный ресурс. // Режим доступа: http ://slovari.yandex.ru/di ct/lubker

271. Маковский M.M. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. М.: Гуманитар, изд. центр «Владос», 1996. 415 с.

272. Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. М.: Большая Российская энциклопедия, 2000.

273. Полный православный богословский энциклопедический словарь: В 2 т. М.: Возрождение, 1992.

274. Словарь современных географических названий / Под общ. ред. акад. В. М. Котлякова. Екатеринбург: У-Фактория, 2006. 832 с. Электронный ресурс. // Режим доступа: http://slovari.yandex.ru/dict/geography

275. Болдинские чтения. Н. Новгород: Изд-во Нижегор. ун-та, 1978 1998.

276. Временник Пушкинской комиссии / АН СССР; РАН. Отд-ние лит. и яз. Пушкин, комис. М.; JL: Изд-во АН СССР; Л.: Наука. Ленингр. отд-ние; СПб.: Наука, 1963 2004. Вып. 1 - 29.

277. Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936 1941. Вып. 1 - 6.

278. Пушкин: Исследования и материалы / Ред. М.П. Алексеев; АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1956. Т. I -XIX.

279. Пушкин и его современники: Материалы и исследования. СПб.; Л., 1903 1930. Вып. 1-39.1. V. Сериальные издания.