автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
"Двойник, или Мои вечера в Малороссии" А. Погорельского и "Повести покойного Ивана Петровича Белкина" А. С. Пушкина

  • Год: 2000
  • Автор научной работы: Питерцева, Евгения Юрьевна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Череповец
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
450 руб.
Диссертация по филологии на тему '"Двойник, или Мои вечера в Малороссии" А. Погорельского и "Повести покойного Ивана Петровича Белкина" А. С. Пушкина'

Полный текст автореферата диссертации по теме ""Двойник, или Мои вечера в Малороссии" А. Погорельского и "Повести покойного Ивана Петровича Белкина" А. С. Пушкина"

/ / ДЕН 2Ш

На правах рукописи

0/0/(/^

ПИТЕРЦЕВ А Евгения Юрьевна

«ДВОЙНИК, ИЛИ МОИ ВЕЧЕРА В МАЛОРОССИИ» А. ПОГОРЕЛЬСКОГО И «ПОВЕСТИ ПОКОЙНОГО ИВАНА ПЕТРОВИЧА БЕЛКИНА» А. С. ПУШКИНА

(ПРОБЛЕМА ПРЕЕМСТВЕННОСТИ)

10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Череповец

2000

Работа выполнена на кафедре литературы Череповецко государственного университета.

Научный руководитель: доктор филологических наук

Р. М. Лазарчук

Официальные оппоненты: доктор филологических наук

Е. М. Таборисская; кандидат филологических наук C.B. Березкина

Ведущая организация: Вологодский государственный

педагогический университет

Защита состоится «_»_2000 г. в_часов_минут на заседая

диссертационного совета К. 113.57.01 по присуждению ученой степс кандидата наук в Череповецком государственном университете (162600 Череповец, Советский пр., 8, ауд. 303).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ЧГУ.

Автореферат разослан

i. В. Грудева

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук доцент

Ijj g (л = pj SI - Ч v го р-еАЬ с. /с(и* Л ■ ^ $ lUS PjSh4 Л у шь^/ч A. О

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В отечественной науке до сих пор не сложилось единого оставления о сущности тех отношений, которые определяют движение ературы во времени, в частности, о проблеме преемственности, ределение термина «преемственность», как категории литературного >цесса, отсутствует в справочных изданиях, а само понятие •требляется в работах исследователей наряду с «традицией», иянием», «заимствованием» и т. д. и специально не оговаривается, гемственность понимается в диссертации как «связь между различными пами или ступенями развития, сущность которой состоит в сохранении ментов целого или отдельных его характеристик при переходе к новому тоянию» (Э. А. Баллер). Отношения преемственности предполагают не ько «влияние» предшественников на своих последователей, но и ансформацию» опыта прошлого.

Актуальность исследования обусловлена особенностью подхода к [росу о литературных взаимодействиях. В диссертации рассматривается ько то «влияние», которое оказывают авторы-беллетристы

Погорельский (А. А. Перовский)) на писателей-классиков С. Пушкин). Активный диалог беллетристического и классического ;лов реализуется через отношения отмены, отталкивания и через щолжение, развитие, преобразование, т. е. «"воскрешающее" ювление» (В. М. Маркович). Отдельные образы, детали, мотивы, темы юго текста, относящегося к литературе второго ряда, в нсформированном виде становятся частью классической [ожественной структуры.

Этот подход, представленный в работах Д. М. Шарыпкина, М. Марковича, В. Э. Вацуро, стал основным в определении главной |блемы диссертации. Сущность такого понимания специфики ;ожественного творчества выразил В. Э. Вацуро: «каждая культурная ха - непрерывный процесс взаимодействия творческих усилий ее :ьших и малых деятелей <...> Творчество гения <...> усваивает себе, егрирует, преобразует «чужие» идеи и образы, иногда отмеченные (ивидуальной печатью, а иногда «ничьи»...».

Объект настоящего исследования составили два эпических цикла юйник, или Мои вечера в Малороссии» (1828) и «Повести покойного та Петровича Бепкина» (1831). Явление преемственности сматривается на примере связи романтического и реалистического сто в.

Основанием для сопоставления циклов послужило сравне! будочника Юрко («Гробовщик») с почтальоном Онуфрич («Лафертовская Маковница»), которое вводит «Повести Белкина» контекст «Двойника»: «Лет двадцать пять служил он в сем звании <...> i почталион Погорельского». «Перекличка» циклов была замечена еще г жизни Пушкина (В. К. Кюхельбекером) и констатировал; исследователями конца XIX - XX веков (А. И. Кирпичниковь В. В. Виноградовым, Н. Л. Степановым и др.). Как преемствен связанные циклы «Двойник, или Мои вечера в Малоросс А. Погорельского и «Повести покойного Ивана Петровича Белкш A.C. Пушкина в нашей науке еще не изучались.

Цель работы заключается в сопоставлении двух эпических цикло точки зрения литературной преемственности. Цель обусловлив постановку следующих задач:

1) выявить и сопоставить способы организации ромаптичесь и реалистической структур, установить те прие. циклообразования, которые Пушкин заимствовал у Погорельскс трансформировал и использовал в «Повестях Белкина»;

2) определить элементы поэтики беллетристического текс Погорельского, которые были преобразованы Пушкиным и еключе/и его цикл; разграничить значения и функции этих компонентов в но< классической форме, показать результат «влияния» авто беллетриста на писателя-классика.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые: два прозаических цикла Погорельского и Пушкина анализируютс сопоставлении, что позволяет внести еще одну параллель в широ: литературный контекст «Повестей Белкина»;

проблема «влияния» беллетристического текста на классичес исследуется с точки зрения отношений преемственности циклов; взаимодействие циклических структур рассматривается в контеь смены направлений, движения от романтизма к реализму.

Теоретическую основу диссертации составили: представления М. М. Бахтина о «диалогизме» литературь творчества;

теория Ю. Н. Тынянова о движении литературы как ело: организованной системы («литературном ряде»), находящейся тесном взаимодействии со всем общекультурным фоном; противопоставлении «истории генералов» понятиям «эволюции «генезиса» литературного творчества;

идеи В. М. Жирмунского, Б. М. Эйхенбаума, В. В. Виноградова, Ю. М. Лотмана о многоуровневое™ литературы; представление о беллетристике и классике как основных составляющих литературного процесса (работы И. А. Гурвича, В. М. Марковича, Н. Л. Вершининой, А. В. Чернова, В. Е. Хализева). Беллетристика понимается в диссертации как «литература «второго» ряда, необразцовая, неклассическая, но в то же время имеющая неоспоримые достоинства и принципиально отличающаяся от литературного «низа» («чтива»), т. е. серединное пространство литературы» (В. Е. Хализев). Благодаря своему особому положению в литературном процессе беллетристика, обладающая своей эстетикой и поэтикой, может «"опережать" классику, готовить для нее почву» (А. В. Чернов); исследования структуры цикла и циклизации Б. М. Эйхенбаума, Б. В. Томашевского, В. В. Виноградова, В. А. Сапогова, А. С. Янушкевича, Ю. В. Лебедева, Л. Е. Ляпиной, В. Е. Хализева, С. В. Шешуновой. Цикл рассматривается в работе как особая художественная структура - «тип эстетического целого, представляющий собой ряд самостоятельных произведений, принадлежащих одному виду искусства, созданных одним автором и скомпонованных им в определенную последовательность» (Л. Е. Ляпина).

Методологическую основу диссертации составили следующие •оды исследования: структурный, сравнительно-исторический и орико-литературный, элементы генетического и лингвистического лиза.

Научпо-практичсскап значимость диссертации заключается в том, результаты исследования дополняют и уточняют представление о ературном процессе в России 1820 - 1830 гг. Они могут быть юльзованы в лекционных курсах по истории русской литературы ¡вой трети XIX века и при дальнейшем исследовании проблемы умственности классики (¿беллетристику.

Апробация основных положений и выводов диссертации ществлялась на заседаниях кафедры ЧГУ и аспирантского семинара, в кладах, прочитанных на конференциях молодых ученых (Череповец, •8), «Традиции в контексте русской культуры» (Череповец, 1999, 2000), гчно-практической конференции, посвященной 200-летию С. Пушкина (Череповец, 1999), научной конференции «Пушкин и •оль в контексте русской культуры» (С.-Петербург, 1999).

Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех гл заключения и библиографии. Общий объем диссертации составляет I страниц машинописного текста. Библиография содержит 7 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во введении дается обоснование темы диссертации, излагав' история вопроса, характеризуются понятия преемственное беллетристики, цикла, отношения писателя-беллетриста и кпасси обосновывается актуальность темы, ставятся цели и задачи исследован устанавливается научная новизна, объясняется выбор методов анагм характеризуется структура работы. Преемственность рассматриваете: диссертации на четырех уровнях: образа автора и субъектной организац пространства и времени, «чужого слова», фантастики.

В первой главе «Проблема образа автора и субъекпи организации в циклических структурах («Двойник, или Мои вечер Малороссии» А. Погорельского и «Повести покойного Ив< Петровича Белкина» А. С. Пушкина)» рассматриваются два спос (они заявлены в названии) циклообразования, которые лежат в осн целостности обоих текстов. Образ автора понимается в диссертации такой «взгляд на действительность, выражением которого является произведение» (Б. О. Корман). Это значение термина опредех субъектную организацию («соотнесенность носителей речи и их сознан (В. Е. Хализев)) циклов.

Предмет исследования первой главы составили две составляюг циклов, которые открывают «Двойник» и «Повести Белкина»: «Ве первый» и предисловие «От издателя». Здесь намечаются основ принципы построения образа автора и субъектной организа романтического и реалистического циклов. В главе подро анализируются те способы пушкинского повествования, кото помогают обнаружить его преемственность с циклом Погорельского частности, мистификация. Этот прием рассматривается в диссертации примета 1820 - 1830-х годов (статьи А. А. Перовского, Ф. В. Булгар О. И. Сенковского, повести М. П. Погодина и др.).

Образ вымышленного автора выполняет в «Двойш циклообразующую функцию. Свой романтический цикл писатель ст{ по принципу «диалогической композиции», созданной на оа разговоров (о фантастических, необычных предметах бытия) ; «ведущих» текста и «авторов» повестей.

Антоний и его двойник обладают рядом черт, присущих реальному гору цикла (имя Антоний, внешний облик, социальный статус юмещик»), черты характера (романтическое «воображение»), занятия ггерес к сочинительству)). «Ведущие» цикла, выступающие в роли мышленных героев, отстраненных от реального автора, оказываются ксимально приближенными к нему.

В названии «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» также гдставлен вымышленный автор повестей - Белкин. Значения и функции >го образа раскрываются в письме ненарадовского помещика. Способы, юмощыо которых Белкин входит в цикл Пушкина, напоминают приемы горельского (указания на внешний облик, биографию и социальный 1тус (помещик), черты характера, занятия сочинительством). Однако все и употребляются с противоположным по отношению к «Вечеру эвому» знаком. Белкин не обладал «воображением», а страдал от его гдостатока». Эта особенность характера «автора» становится здпосылкой для утверждения законов реалистического метода -рмирования жанра «справедливых» повестей (автор придумывает 1ько «имена» героев, а названия «сел и деревень заимствованы» им из эего «околотка»). Если Антоний и Двойник были максимально иближены к миру реального создателя цикла, то в «Повестях Белкина» эаз автора повестей отделен от него. Иван Петрович Белкин, выросший атмосфере русского провинциального дворянства, далек от геллектуального пушкинского круга. Это человек другой среды, другого раза жизни, другого сознания.

Изменение значения и функций образа автора приводит к тсформации субъектной организации «Повестей Белкина» и ^позиции эпического цикла.

В диссертации исследуется один из важных и необходимых изнаков циклических структур - строгий состав и особая :ледовательность компонентов целого. Название частей, составляющих войник, или Мои вечера в Малороссии», - «Вечера» - вводит цикл горельского в контекст литературы, предромантизма и романтизма ^лавенские вечера» (1826) В. Т. Нарежного и т. д.). Семантика >уктурных компонентов «Двойника», основанная на связи реального и реального, определяет организацию романтического цикла. Шесть ечеров», которые выстраиваются в последовательную беседу гдущих», сгруппированы автором в две части (по три произведения в кдой). В главе рассматривается связь такой структуры повествования с щекультурной атмосферой России и Европы 1820 - 1830 годов,

основанной на соединении в цикле двух культурных традиш письменной (жанры заметок на полях, конспектов) и устной (дружеск кружковые споры).

Исследования, посвященные композиции «Повестей Белкиь (работы В. В. Виноградова, А. Г. Гукасовой, С. Г. Бочаро Н. Н. Петруниной), определили наше представление о специф^ пушкинского реалистического цикла. В построении «Повестей Белкиь используется то же число частей, что и в «Двойнике», - шее предисловие «От издателя», «Выстрел», «Метель», «Гробовщи! «Станционный смотритель», «Барышня - крестьянка». Однако ее значение «автора» в тексте Погорельского определялось обязательш присутствием «ведущих» во всех составляющих цикла, то в «Повеет Белкина» композиционная функция Белкина проявляется в с «самоустранении» из повестей (образ автора включен только предисловие). В главе сопоставляются функции приема отсылки рассказчикам, который «подсказан» Пушкину беллетристик Погорельского, в романтическом и реалистическом циклах. Все повес цикла, как и два произведения Двойника («Пагубные последстн необузданного воображения» и «Путешествие в дилижансе»), «слышан Белкиным ог «разных особ» (титулярного советника А. Г. подполковника И. Л. П., приказчика Б. В., девицы К. И. Т.). Слое повествования, который в «Двойнике» соответствовал только части цш (двум повестям), в «Повестях Белкина» распространяется на весь ци Пушкин достраивает этот прием. Указания на чин, звание, семей* положение связывают «голоса» рассказчиков с той средой, которая ста! предметом повествования. Тем самым трансформируется семанп «истинности», «справедливости» повестей. В цикле Погорельского зва! («полковник Ф**») и место жительства («москвич») рассказчиков семантически нейтральные детали. Персонажи «Двойника» повествую' событиях, не связанных с их обычной жизнью.

Характеристика рассказчиков «Повестей Белкина» значима I организации цикла Пушкина. По мнению С. Г. Бочарова, «первые Л1 рассказчиков <...> говорят из глубины того мира, о котором рассказыва повести», а Белкин исполняет роль «посредника», с помощью котор( «Пушкин отождествляется, роднится с прозаическим миром свс повестей» (С. Г. Бочаров). Семантику романтических контрастов замен: смысловая многоплановость и глубина. Через развитие и трансформац образов авторов, рассказчиков повестей, структуры романтического цик

•ворчестве Пушкина рождается новая, высокая по своим эстетическим люинствам реалистическая художественная форма.

Во второй главе «Проблема пространственно - временной ишизацин циклов «Двойник, или Мои вечера в Малороссии» Погорельского и «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» С. Пушкина» рассматривается преемственность на одном из уровней эуктуры обоих текстов. Идеи В. В. Виноградова, М. М. Бахтина, К. Гея, Д. С. Лихачева, А. Я. Гуревича, Ю. М. Лотмана, Ф. П. Федорова ределили содержание понятий и основной подход к исследованию остранства и времени. Взаимодействие пространственного и временного анов понимается в работе как неразрывное целое - «хронотоп» [. М. Бахтин).

Географические, топографические и хронологические реалии ъединяют составляющие обоих циклов в семантическое и структурное инство. Они соотносят повествование текстов с широким контекстом: гобиографическим, культурологическим, культурно-бытовым, тературным.

В пространственно-временной организации цикла Погорельского ализуются принципы романтического двоемирия и свободы ображения. В «Двойник» включены различные, казалось бы, не язанные друг с другом географические, топографические и юнологические ориентиры: Малороссия (о ней заявлено в названии 1кла и повествуется в «Вечере первом»), Россия, Германия, Франция, иглия, Италия (они возникают в сознании «ведущих» на уровне дельных историй, анекдотов и повестей). Сюжетное действие цикла -:седа Антония с Двойником - относится к 1810-м гг., отдельные темы вговоров «ведущих» восстанавливают в сознании читателя различные :торические периоды (от античности до XIX века), романтический образ :чного времени, связанного с категориями идеального мира.

Формулировка заглавия и заинтересованность рассказчика штония) в воссоздании образа своей усадьбы настраивают читателя на >, что все последующие составляющие цикла будут связаны с [алороссией. Однако этого не происходит. Действие «Изидора и Анюты» Вечер второй») и «Лафертовской Маковницы» («Вечер пятый») изворачивается в Москве. Пространство «Пагубных последствий ^обузданного воображения» («Вечер третий») соотносится с Европой -грманией (в частности, Лейпцигом). В последней повести цикла -Путешествие в дилижансе» («Вечер шестой») - этот уровень имеет аиболее сложную организацию. Дорога из Москвы в Петербург, по

которой путешествуют персонажи («москвич» и полковник Фан-дер-К не становится предметом повествования. Основное действие повес (события, рассказанные Фрицем) происходит на экзотическом о. Борнео подобном расположении повестей учитывается принцип антите: характерный для романтической поэтики. Он проявляется противопоставлении русской (Москва) и нерусской, а значит, необычн странной (Германия, о. Борнео) культурно-бытовых традиций. Хроноло! повестей соотносится с XVIII (17**, 1797 гг.(«лет за пятнадцать пе{ сожжением Москвы»)) - началом XIX вв. (1810 - е гг.). Упоминани; русско-турецкой (очевидно, 1768 - 1774) и Отечественной (1812) война: «Лафертовской Маковнице» отсылают память читателя к событиям Х\ - начала XIX столетий.

Исследование «переклички» «Двойника» и «Повестей Белкина» уровне пространственно-временной организации «обнаружива* преемственность циклов, выраженную через отношения развит достраивания, преобразования, отталкивания. Трансформируя хронот «Двойника», создатель «Повестей Белкина» строит нов; пространственно-временную организацию цикла. Подобно «Двойник; одним из главных мотивов, открывающих «Повести Белкина», становит повествование о провинциальной усадебной жизни «автора» повестей. 1 выявляется «перекличка» предисловия с «Вечером первым». В отличие «Двойника», местом действия цикла Пушкина становится не чyж^ русскому человеку пространство, а хорошо знакомый не толь персонажам, но и читателю мир провинции России. Хронотоп «Повеет Белкина» существенно трансформируется. Те смысловые оттенки обр; «отчины», которые были значимы для Антония, в письме ненарадовскс помещика отсутствуют (например, описание поместья («минус-прием его национального колорита). Другие же детали, неважные I рассказчика «Двойника», в тексте Пушкина подробно характеризуют дом Белкина - это прежде всего родовое имение, доставшееся хозяину родителей, по наследству. Иван Петрович здесь родился и умер. Родг поместье становится для Белкина связующим звеном между поколения (сын живет в доме отца, хотя и не продолжает его дела). В пись ненарадовского помещика возникают понятия рода, «семьи», роди героя. То, что в романтическом цикле было связано с «Вечером первым» «Повестях Белкина» распространяется на весь цикл. Семантическ; пестроту «Двойника» в реалистическом цикле Пушкина замеш однородность хронотопа. Таким способом выражается мысль неисчерпаемости жизни, свойственная искусству реализма. Русскг

ювинция становится местом действия четырех повестей Пушкина Выстрел», «Метель», «Станционный смотритель», «Барышня-)естьянка»). Одна часть повести «Станционный смотритель» вворачивается в Петербурге. Вместо двух «московских» повестей в цикл ушкина включено одно произведение («Гробовщик»), Оно поставлено ¡тором в центр циклической структуры (третья повесть), тем самым адчеркивается соотнесенность пространства «Повестей Белкина» с зразом России. Включенное в «Гробовщик» сравнение будочника Юрко с эчтальоном Онуфричем обнаруживает наиболее тесную «перекличку» хш повести с «Лафертовской Маковницей». Москва (точнее, одна из <раин города), представленная Погорельским как особый приархальный мир, со своими нравами и обычаями, привлекла Пушкина юей близостью к национальным традициям, фольклору. Оппозиция эссия - Запад присутствует в цикле Пушкина на уроне отдельных 5разов, деталей, намеков и аллюзий. Они отсылают сознание читателя к 5разам Италии, Швейцарии, Франции, Германии, Англии.

Событийное время «Повестей Белкина», соотносимое с хронологией эвестей «Двойника», охватывает период 1810 - 1820 гг. Оно включает ве исторические реалии: Отечественная война (1812), сражение под кулянами (1821). Отсылки к 1798, 1799, 1797 (в предисловии, Гробовщике», «Барышне-крестьянке») и 1830 (датировка письма эиографа») гг. расширяют хронологию повествования. Преемственность Повестей Белкина» с «Двойником» проявляется в развитии темы войны 812 г. С этой точки зрения сопоставляются повести: «Изидор и Анюта», Лафертовская Маковница» и «Метель», «Гробовщик». Уровень ространственно-временной организации наиболее тесно взаимодействует образами персонажей, которые живут внутри «модели мира», созданной х авторами.

Большую часть главы занимает сопоставление «Лафертовской 1аковницы» и «Гробовщика». Помимо «переклички» топографических еалий Москвы (Басманной и Никитской улиц, районов столицы, которые пакомы обоим писателям; упоминание о них вводит в повествование иографический подтекст) исследование преемственности двух роизведений проводится на уровне мотивов «переезда» и «новоселья», обустройства» нового дома и «интеръера» комнат, противопоставления усской и европейской культурно-бытовых традиций, образов «дома» и квартиры». Благодаря трансформации хронотопа «Лафертовской 4аковницы» пространство и время становятся в «Гробовщике» средством оздания реалистического характера. Быт гробовщика раскрывает

«диссонанс» внутреннего мира героя, «кора профессиональной привычки>: которого, по мнению Н. Н. Петруниной, превратила ритуал в обыденное действие.

«Перекличка» других составляющих циклов рассматривается не примере образов «сада» (в особенности, «английского сада») и «дороги».

В третьей главе «Проблема «чуэ/сого слова» как объекте смысловой «переклички» «Двойника, или Моих вечеров в Малороссии>. А. Погорельского и «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина> исследуется преемственность циклов на одном из уровней поэтики. Иде* Б. В. Томашевского, М. М. Бахтина, В. Е. Хализева определили наш< понимание термина «чужое слово» (М. М. Бахтин). Нас интересует н< любое «неавторское слово», а только то, которое названо М. М. Бахтиныь «двуголосым». Оно присутствует в «Повестях Белкина» на уровне образов художественных деталей, мотивов, тем, которые принадлежа-романтическому циклу Погорельского и, будучи трансформированным] Пушкиным, становятся частью новой реалистической структуры. Слов! Погорельского рассматривается в диссертации как элемент смыслово] организации цикла Пушкина.

«Чужое слово» проявляется в «Повестях Белкина» на всех уровня: повествования (сюжетном, композиционном, персонажей, речевом и т. д.] благодаря чему неавторский материал выполняет циклообразующу* функцию.

Образы «станционного смотрителя» и «почтовой станции> возникшие в «Лафертовской Маковнице» («Вечер пятый») на уровн художественных деталей (упоминание о заболевшем смотрителе определили сюжет четвертой повести цикла Пушкина. Если произведении Погорельского станционный смотритель являете эпизодическим персонажем (его внезапная «болезнь» становитс предпосылкой для развития действия), то в повести Пушкина - эт главный герой. Образ Самсона Вырина «перекликается» с други персонажем «Лафертовской Маковницы» - почтальоном Онуфричер Пушкин использует некоторые приемы Погорельского (соотнесенное героя со средой мелких чиновников, детали биографии (воспитывас дочь), черты характера (патриархальность и набожность). «Перекличкг повестей Погорельского и Пушкина на уровне «чужого слова» выявлж сложный процесс формирования реалистического характера (те «маленького человека»). Мироощущение Самсона Вырина, его дра\ обусловлены низким социальным положением человека («чиновник 14-1 класса»),

Преемственность других составляющих «Двойника» («Изидор и ^нюта», «Пагубные последствия необузданного воображения», «Вечер ятый» (части «Лафертовской Маковницы» и «диалогического брамления» повести)) и «Повестей Белкина» («Выстрел», «Метель», Станционный смотритель») проявляется через развитие и рансформацию в тексте Пушкина образов «военных» (они оказываются сквозными» в обоих циклах), художественных деталей («картины на тепах» и «горшки с цветами» «на окнах», «шишак», «кирас» и фуражка»), мотивов («случал», «романтического воображения»), тдельных синтаксических конструкций («кто не...»).

Мотив «мести» и «возмездия», традиционный для романтической итературы, выполняет в «Повестях Белкина» композиционную функцию, ак проявляется «перекличка» «Выстрела» с «Пагубными последствиями еобузданного воображения» («Вечер третий»). Преемственность Выстрела» (первая повесть) с «Путешествием в дилижансе» (последняя овесть, «Вечер шестой») выявляет диалог циклов на уровне «конца -ачапа». Повести Погорельского и «Выстрел» объединяются с помощью бразов «рокового» таинственного персонажа (Фан-дер-К... и Сильвио), удожественных деталей (полученное персонажами письмо), принципа остроения композиции по типу «рассказ в рассказе», субъектной рганизации (повествование включает несколько рассказчиков: полковник )**, «один москвич», полковник Фан-дер-К...; И. Л. П., Сильвио и граф), ютивов «исповеди» героев, «выстрела» (сцена убийства обезьяны Туту и овторная дуэль Сильвио с графом), эпилогов (гибель Фан-дер-К... и !ильвио). Диалог «Выстрела» с «Пагубными последствиями еобузданного воображения» и «Путешествием в дилижансе» бнаруживает трансформацию слова Погорельского. То, что в роизведениях «Двойника» было развито, в повести Пушкина реализуется чень сжато; и наоборот, то, что в «Двойнике» только намечено, в Выстреле» переосмысляется и достраивается.

В четвертой главе «Проблема фантастики в романтическом и еалистическом циклах («Двойник, или Мои вечера в Малороссии» [. Погорельского и «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» [. С. Пушкина) преемственность исследуется на таком уровне, который бладает особой природой и соотносится с другими аспектами диалога екстов (циклизации, образа автора, пространства и времени). Наш подход проблеме фантастики определили идеи М. М. Бахтина, В. Виноградова, Ю. В. Манна, Р. Н. Нудельмана, Т. А. Чернышевой, I. С. Муравьева. «Фантастика» понимается в работе как «разновидность

художественной литературы», главное свойство которой наряду с другими (в частности, особой поэтикой) - связь литературного текста с понятием «чуда». Выраженное в романтических и реалистических текстах восприятие «удивительного» получает разные, во многом противоположные мотивировки.

Фантастика, выражающая представления романтиков с двойственности бытия, выполняет в «Двойнике» циклообразующугс функцию. На значимость нереального плана указывается в название (Двойник - фантастический персонаж) и реплике героя: «Человек имеет особенную склонность ко всему чудесному <...> выходящему и: обыкновенного порядка».

В одной из составляющих цикла - «Лафертовской Маковнице» • нереальный план определяет сюжет повести. Он связан с образом старухи «имя» которой стало заглавием произведения. Ее жизнь разделена нг внешнюю («дневную»-) и скрытую от других («ночную»). Известный все\ «жителям Лафертовской части» Москвы «промысел <...> медовы? маковых лепешек» назван в повести «личиною». Настоящее («ночное» занятие Лафертовской Маковницы состоит в общении с силам! нереального мира - «колдовстве» (гадает на «картах», «решете») Соотнесенность образа старухи с двумя мирами - реальным (земным) « ирреальным (потусторонним) - превращает ее в персонажа -фантастического субъекта. Таким способом создатель «Двойника: декларирует в своем цикле принципы новой, еще не известной литератур^ 1820-х годов, «завуалированной» фантастики» (Ю. В. Манн). Ее природ состоит в том, что реальное не исключает ирреальный план, а существуе на грани с ним.

В «Повестях Белкина» (как и в «Двойнике») в фантастическог роде написано только одно произведение («Гробовщик»), Эта повеет поставлена Пушкиным в композиционный центр цикла. Подобн «Лафертовской Маковнице», событийное время «Гробовщика» включае два периода: дневной (переезд, новоселье семьи Адриана и серебряна свадьба Готлиба Шульца) и ночной (страшный сон гробовщика). Однак этот прием, общий для повестей Погорельского и Пушкина, переживает «Гробовщике» существенные изменения.

В повести Пушкина отсутствует фантастический субъект. Геро «Гробовщика» - это персонаж реального плана. Однако днем гробовщи показан вне своей обычной работы: переезд выключил его из ритм повседневности. Функцию мотивировки заглавия выполняет фантастика, которой объединяются две стороны жизни героя - «дневная» и «ночнаях

рием антитезы, характерный для романтической поэтики, используется ушкиным дважды.

В первой части «сна» гробовщика раскрывается значение слова ремесло». Эта половина сновидения посвящена устройству похорон упчихи Трюхиной и эксплицитно не выражает фантастическое, что апоминает эпизод из «дневной» жизни героини повести Погорельского, •бщие для обоих произведений приемы (указания на профессиональную еятельность героев) и мотивы («выгоды» (он выполняет в раскрытии браза Адриана Прохорова главную роль), «проводов покойника на тот зет») в повести Пушкина трансформируются и получают новые смыслы. | отличие от «Лафертовской Маковницы», описание подготовки огребения Трюхиной наделяется не только бытовым (сочетаются омпоненты ритуала и обыденной жизни), но и символическим значением збраз «воронов» и деталь «покойница лежала па столе, желтая как оск»). В результате такой организации повествования стирается граница южду «явью» и «сном». Сверхъестественное предстает здесь как родолжение реальности.

Во второй части сновидения отражаются «собственно )антастические» события, восходящие к общему для обеих повестей ютиву «явления покойника после своей смерти». Способность озвращаться в реальный мир - важная черта образа умершей старухи-:олдуньи. Свидетелями такой сцены (она повторяется в повести Тогорельского три раза) становятся Ивановна и Маша.

Если в «Лафертовской Маковнице» «тень» старухи неоднократно влялась нескольким героям, то в повести Пушкина персонажи фреального мира приходят к одному человеку. Согласно романтической юэтике, увеличение масштаба происходящих с гробовщиком фантастических явлений должно создавать атмосферу «ужаса», скошмара». В построении «волшебного» мира «сна» гробовщика Пушкин юпользует те же приемы, что и Погорельский, существенно рансформируя их: указания на неопределенность происходящего «показалось»), гротеск, сохранение бытовых деталей при описании ¡нешнего облика «мертвецов» (одежда), выражение эмоций фантастических персонажей через их действия, жесты, мимику, тренебрежение героев («ведьмы» и гробовщика) к законам христианской традиции, мажорные финалы обеих повестей и др. Семантически юйтральная в повести Погорельского деталь («тень» Лафертовской Маковницы является к Ивановне и Маше в своей одежде) получает в (Гробовщике» новые значения, отражающие реалистическое восприятие

мира: одежда мертвецов раскрывает их социальный статус и указывает нг время похорон.

Сопоставление других произведений циклов («ЛафертовскоР Маковницы», «Вечера первого» и «Метели», «Выстрела», «Барышни-крестьянки», «Гробовщика») на уровне отдельных образов {«бурт («метели»), «зеркала»), мотива «явления привидений» показывает, что i контексте «Повестей Белкина» семантика «чудесного» при сохранена традиционных для романтизма смыслов теряет свое первоначальное значение. Художественные образы, мотивы из значимых компоненте! поэтики фантастического (обладающих специфической или двойственно* семантикой: Двойник, буря, зеркало, явление привидений) становятс} нейтральными или превращаются в важную часть смысловой структурь повестей - выполняют функции «семантического фона» (или лейтмотива и обнаруживают «голос» реального автора (Пушкина). В результате такоп преобразования романтического цикла Погорельского меняется природ; фантастики. Ее цель состоит не в раскрытии представлений ( двойственности бытия, а в выражении неисчерпаемости и многогранност] реальной жизни.

В заключении подводятся итоги исследования и намечаютс. пути возможного продолжения работы: углубление анализ преемственности циклов и выход к другим произведениям Пушкин («Пиковая дама» (1834)), связанным с «Двойником, или Моими вечерами Малороссии».

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. «Лафертовская Маковница» А. Погорельского и «Гробовщик А. С. Пушкина (проблема пространства) // Сборник трудов молоды ученых ЧГУ / Сост. А. И. Виноградов. Череповец, 1998. Вып. 1. С. 34 36.

2. «Лафертовская Маковница» А. Погорельского и «Гробовщик А. С. Пушкина (проблема фантастического) // Criterion. Сборни научных трудов / Ред. - сост. А. В. Чернов. Череповец, 1998. Вып. 1. С 23-27.

3. Образ «дома» в «Двойнике, или Моих вечерах в Малороссии А. Погорельского и «Повестях покойного Ивана Петровича Белкина А. С. Пушкина (к проблеме диалога текстов) // Criterion. Традиции контексте русской культуры. Межвузовский сборник работ п

гуманитарным наукам / Ред. - сост. А. В. Чернов. Череповец, 1999. С. 6-10;

«Двойник, или Мои вечера в Малороссии» А. Погорельского и «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» А. С. Пушкина (о роли образа автора в циклических структурах) // Творчество Пушкина и Гоголя в историко-литературном контексте. Сборник научных статей / Под. ред. Е. И. Анненковой и В. Д. Денисова. СПб., 1999. С. 22 - 25. «Чужое слово» как элемент смысловой организации «Повестей Белкина» (проблема литературной переклички) // Пушкин: лингвистический, культурологический, литературоведческий аспект. СПб., 2000. С. 87-95.

«Двойник, или Мои вечера в Малороссии» А. Погорельского и «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» (проблема фантастики) (в печати).

 

Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Питерцева, Евгения Юрьевна

Эволюция и регрессия, борьба и взаимодействие, устремленность в будущее и возвращение в прошлое - вот лишь некоторые черты, определяющие сущность такого сложного и противоречивого явления, как литературный процесс. Изучение этой фундаментальной категории истории культуры началось еще в прошлом веке (например, концепция историзма в теоретических воззрениях романтиков) и было продолжено исследователями XX столетия [23; 65; 135; 270; 1; 140]. Причем до сих пор в науке не сложилось единого представления о сущности тех отношений, которые определяют движение литературы во времени (споры о традиционности и традиционализме, традиции и новаторстве, феноменологии творчества и др.).

В. Е. Хализев понимает литературный процесс как «историческое существование, функционирование и эволюцию литературы <.> на протяжении всей истории нации, страны, региона, мира» [131, с. 195]. Развитие и функционирование такого явления зависит от многих факторов: «внешних» -социальных, исторических, экономических, литературно-бытовых, и «внутренних» - собственно литературных взаимодействий [33, с. 9]. С этой точки зрения проблема развития художественного творчества ставилась в работах А. И. Белецкого, В. М. Жирмунского, Ю. Н. Тынянова, Б. В. Томашевского, М. П. Алексеева, Ю. Б. Борева и др. [25; 95; 242; 233; 8; 33].

Ю. Н. Тынянов характеризовал движение литературы как сложно организованную функциональную систему («литературный ряд»), которая находится в тесном взаимодействии со всем общекультурным фоном. Художественное произведение - звено литературного процесса, не существующее обособленно от других, а находящееся в тесном диалоге с ними. По словам М. М. Бахтина, «текст живет только соприкасаясь с другим текстом (контекстом). Только в точке этого контакта текстов вспыхивает свет <.> приобщающий данный текст к диалогу» [19, с. 207]. Такое взаимодействие произведений, шире - творчества отдельных авторов, обеспечивает «внутреннее» движение литературы во времени. Вопрос об эстетической и функциональной значимости (исторической «ценности») каждого отдельного элемента в общем развитии литературы был поставлен Ю. Н. Тыняновым. Точка зрения ученого основана на противопоставлении «истории генералов» понятиям «генезиса» и «эволюции» литературных явлений, в их совокупности и изменчивости [242, с. 270 - 271].

Этот подход к исследованию литературной эволюции получил свое продолжение и развитие в работах Д. М. Шарыпкина, В. М. Марковича, В. Э. Вацуро [268; 160; 43; 44]. Он стал основным в определении главной проблемы диссертации. Сущность такого представления о специфике художественного творчества выразил В. Э. Вацуро: «культура коллективна по самому своему существу, и каждая культурная эпоха - непрерывный процесс взаимодействия творческих усилий ее больших и малых деятелей, процесс миграции идей, поэтических тем и образов, заимствований и переосмыслений, усвоения и отторжения. Это многоголосие - форма и норма ее существования. Творчество гения вырастает на таком полифоническом субстрате; оно усваивает себе, интегрирует, преобразует «чужие» идеи и образы, иногда отмеченные индивидуальной печатью, а иногда «ничьи».» [43, с. 5]. Мнение ученого учитывалось в формулировке темы диссертации: «"Двойник или Мои вечера в Малороссии" А. Погорельского и "Повести покойного Ивана Петровича Белкина" А. С. Пушкина (проблема преемственности)». Такая постановка основной проблемы исследования и формулировка темы диссертации требуют своего обоснования.

Преемственность» - центральное теоретическое понятие нашей работы. Изучение этой категории, воплощающей диалектическое представление о мире, находится на стыке разных наук: философии, социологии, эстетики, логики, культурологии. В понимании Г. В. Ф. Гегеля, давшего развернутый анализ преемственности, «.иное есть по существу своему не пустое отрицательное, не ничто <.> а иное первого, отрицательное непосредственного <.> опосредованное <.> также удержано и сохранено в ином». Этот процесс составляет основу развития: «на каждой ступени <. .> всеобщее возвышает всю массу своего предыдущего содержания и не только ничего не теряет <.> но несет с собой все приобретенное и обогащается и сгущается внутри себя» [59, с. 299, 306 - 307]. Закономерность исторического развития предполагает не только «отмену, разрушение, уничтожение старого», но и преемственность, т. е. «сохранение, удержание и развитие того рационального, что было уже достигнуто на предыдущей ступени.» [15, с. 15. См.: 187; 188; 189].

Понятие диалектического движения нашло свое воплощение в философии и эстетике романтизма, прежде всего у представителей иенской школы: В. Г. Ваккенродера, Новалиса (Ф. фон Харденберга), братьев Ф. и А. Шлегелей, JI. И. Тика и молодого Ф. В. Й. Шеллинга. В русской философской мысли 1820 - 1830 годов (Д. В. Веневитинов, О. М. Сомов, А. И. Галич, В. Ф. Одоевский, Н. А. Полевой, С. П. Шевырев, Н. И. Надеждин) эти представления отразились в теории «историзма», согласно которой процесс развития культуры воспринимался как периодическая, последовательная, ступенчатая система человеческого «духа». Хотя в трактатах русских романтиков отношения такого рода характеризовались как «влияние» или «подражание», понятие «историзма» включало в себя основные признаки преемственности. Человеку 1820 - 1830 годов слово «преемственность» было незнакомо, о чем говорит отсутствие этого понятия в «Словаре Академии Российской» пушкинского времени. Включенное в словарь «преемничество» («преемство») означало «наследие или вступление во что после кого» и касалось преемственности на уровне звания, титула [214, ч. V, стлб. 205]. Однако один из смыслов глагола «перенимать» приближен к значению интересующего нас понятия: «умом постигать, или в уме впечатлевать, учась чему-нибудь (перенять ремесло, художество какое)» [214, ч. IV, стлб. 949].

В науке XX века преемственность понимается как «связь между различными этапами или ступенями развития, сущность которой состоит в сохранении элементов целого или отдельных его характеристик при переходе к новому состоянию» [15, с. 507].

Ю. Н. Тынянов вкладывал в термин «преемственность» несколько значений. Одно из них - «литературная борьба»: «всякая литературная преемственность есть прежде всего борьба», в которой «нет виноватых, а есть побежденные». Другое значение преемственности связано с понятием эпигонства. По мнению Ю. Н. Тынянова, «говорить о преемственности приходится только при явлениях школы, эпигонства, но не при явлениях литературной эволюции, принцип которой - борьба и смена» [241, с. 258. См.: 240, с. 198].

Новый взгляд на эту проблему утвердился в литературоведении 1960 -1970-х годов (работы А. С. Бушмина, В. Гусева и др.) [40; 81; 191; 163; 210]. Преемственность воспринимается этими исследователями широко, как значимый фактор истории культуры. Такой процесс развития рассматривается учеными в одной плоскости с традицией и понимается как «диалектическое единство сохранения и отрицания, рост нового на основе старого, с принятием его или в борьбе с ним» [40, с. 33].

Эти идеи были продолжены литературоведением 1990-х годов. В. Е. Хализевым термин «преемственность» упоминается в ряду других понятий: «традиция», «культурная память», «наследие», «большое историческое время» - для характеристики «культурной традиции» и ее роли в развитии литературы [257, с. 352].

История термина показывает, что проблема «преемственности» до сих пор не получила в науке достаточной теоретической разработки. Об этом свидетельствует и тот факт, что определение понятия как категории литературного процесса отсутствует в специальных справочных изданиях. Большинство исследователей употребляют термин «преемственность» наряду с понятиями «традиция», «влияние», «заимствование», «пародия», «подражание», «реминисценция», «стилизация», «эпигонство», «культурная память», специально не оговаривая и не характеризуя его.

Обращение к категории «преемственности» в диссертации объясняется особенностью подхода к проблеме литературных «влияний». Нас интересует то «влияние», которое оказывают на писателей первой величины (А. С. Пушкина) авторы-беллетристы (А. Погорельский).

В связи с этим требует комментария проблема «беллетристики» и «классики». Вопрос о многоуровневости литературы был поставлен

A. И. Белецким, В. М. Жирмунским, Ю. Н. Тыняновым, Б. М. Эйхенбаумом,

B. В. Виноградовым и др. [25; 95; 241; 242; 280; 53; 64; 138]. Речь идет о существовании в художественном процессе эстетически различных литературных уровней, которые имеют несколько обозначений: «классика» и «беллетристика», «высокая», «элитарная», «серьезная», «классическая» и «массовая», «низовая», «коммерческая», «тривиальная», «формульная», «паралитература»; литература «первого», «второго», «третьего» и т. д. ряда. В условиях динамики художественного процесса такие уровни «функционально противопоставлены» друг другу, однако границы между ними оказываются «проницаемыми» [7, с. 5]. Для нашей темы особенно значима проблема взаимодействия классики с литературой «второго» ряда.

Истоки возникновения русской беллетристики относятся к периоду Древней Руси, когда в литературе выделилась совокупность жанров художественной прозы и основным признаком сюжетного повествования стала установка на вымысел [45, с. 6]. В дальнейшем (в эстетике классицизма, предромантизма, романтизма, реализма) концепция разграничения разных уровней литературы прошла существенную эволюцию. Развернутую характеристику и эстетический анализ эта проблема получила в 1840 - 1870-е годы [См.: 26, с. 211 - 112, 216 ; 205]. Наше понимание беллетристики опирается на определение В. Е. Хализева, объединяющее в себе основные признаки явления: «беллетристика - это литература «второго» ряда, необразцовая, неклассическая, но в то же время имеющая неоспоримые достоинства и принципиально отличающаяся от литературного «низа» («чтива»), т. е. серединное пространство литературы» [257, с. 132].

Вопрос о соотношении беллетристики и классики стал особенно актуален в последнее десятилетие XX века. Он был поставлен И. А. Гурвичем, В. М. Марковичем, Н. J1. Вершининой, А. В. Черновым [79; 160; 47; 48; 49; 265; 72]. В диссертации мы опираемся на следующие высказанные в этих работах положения. Во-первых, беллетристика рассматривается этими учеными в широком контексте как «социокультурный феномен». Во-вторых, литература «второго» ряда воспринимается исследователями как «особый тип художественного творчества со своей специфической структурой». В-третыа, положение беллетристики в развитии словесной культуры обозначается как «маргинальная» область, соотносимая с «"классической" художественностью и внехудожественными структурами» [48; с. 3, 136 - 137]. Таким способом выявляется «двойная природа» беллетристики: «формально она типологически близка классике <.> В эстетическом же плане <.> она отражает серединную литературную норму эпохи и ориентирована, как правило, на самого широкого читателя» [265, с. 272]. Особое положение беллетристики в литературном процессе определяет одно из ее важных функциональных значений. Литература «второго» ряда содержит в себе возможность «продуцировать» художественные открытия, т. е. «"опережать" классику, готовить для нее почву» [265, с. 272].

С точки зрения проблемы преемственности между автором-беллетристом и классиком в диссертации сопоставляются особые жанровые образования -эпические циклы. В связи с этим важно обосновать проблему циюгообразоеания. Это один из фундаментальных вопросов литературоведения XX века, который имеет большую историю изучения. Подробный обзор работ, посвященных данной проблеме, был сделан Л. Е. Ляпиной[147; 148, с. 3 - 7]. На идеи Ю. Н. Тынянова, Б. М. Эйхенбаума, Б. В. Томашевского, В. В. Виноградова, В. А. Сапоговаи др. [239; 241; 247; 279; 234, с. 246 - 252; 52; 207; 208; 286; 287; 288; 125, с. 3 - 39; 126; 127; 256; 146; 148; 149] мы опираемся при анализе циклических структур. Проблема специфики цикла и циклообразования является одной из наиболее сложных. Об этом говорит тот факт, что до сих пор не выработано единого общепринятого универсального подхода к цикловой структуре и законам ее организации. В диссертации за основу взято определение JI. Е. Ляпиной, которая характеризует цикл как «тип эстетического целого, представляющий собой ряд самостоятельных произведений, принадлежащих одному виду искусства, созданных одним автором и скомпонованных им в определенную последовательность» [148, с. 17]. Такое соединение отдельных элементов в цикле осуществляется по особым законам - принципам циклизации. С точки зрения В. А. Сапогова, отдельные произведения могут быть объединены в цикл «по жанровому (стихотворные сборники романтиков), идейно-тематическому («Записки охотника» И. С. Тургенева) принципу или общностью персонажей (серия романов и новелл о Форсайтах Дж. Голсуорси), а чаще всего - по нескольким принципам («Ругон-Маккары» Э. Золя)» [261]. Выбор способов циклообразования достаточно широк и зависит от многих факторов: замысла и художественных задач автора (для «авторского» цикла), родовой специфики, историко-литературного контекста. Этим обусловлены основные особенности и различия структур циклов.

Целостность - важный компонент литературного текста. «Закон целостности», по словам В. И. Тюпы, предполагает «внутреннюю завершенность (полноту) и сосредоточенность (неизбыточность) художественного целого <.> означает предельную упорядоченность формы произведения относительно его содержания» [259, с. 465]. Целостность циклического образования (цикл от гр. kyklos - круг, колесо), чье композиционное единство создается за счет объединения в одно семантическое целое нескольких самостоятельных произведений одного автора, имеет особую художественную природу. По мысли В. А. Сапогова, цикл - это «целостный текст <.> где каждое стихотворение, условно говоря, - часть, строфа» [208, с. 90]. Составляющие лирического цикла, а также других циклов - эпического и драматического - тесно взаимосвязаны. В основе цикла лежит и строго заданная автором («Двойник, или Мои вечера в Малороссии» и «Повести Белкина» авторские циклы) последовательность частей, его образующих, и более прочные, в отличие от простого сборника произведений, тематические переклички, «скрепы» или, по определению Б. В. Томашевского, «связывающие мотивы» между ними [234, с. 246]. Понятия части и целого, дискретности и целостности цикла дополняют друг друга. Как пишет JI. Е. Ляпина, «возникающая в результате картина мира обладает особой стереоскопичностью: не «отменяя» целостности каждого из составляющих цикл произведений, формируется иерархически следующий ее уровень -совокупности произведений» [146, с. 9]. В подобной группировке отдельных элементов проявляются функционально-семантические особенности и онтологическая сущность цикла.

При такой художественной организации существенную роль играет родовая принадлежность. «Двойник, или Мои вечера в Малороссии» и «Повести Белкина» - эпические циклы. В силу родовой специфики созданный такими структурами обобщенный образ бытия становится еще более многообразным и сложным. «Единицы эпико-повествовательного текста связаны между собой по принципу «продолжения». Но логика циклового построения <.> противостоит этому, тяготея к парадигматичности строя <.> эпический цикл формируется как бы в преодолении изначальной эпико-повествовательной структурной заданности» [148, с. 36]. В основе художественной целостности эпического цикла заложено противоречие между «внешней» (жанровой, композиционной, речевой) и «внутренней» (семантической, тематической, образной) организацией текста.

Включенность такого цикла в исторический и культурный контексты обусловливает тип и структуру художественного единства. По словам А. С. Янушкевича, «содержательность той или иной жанровой формы кроется в характере эпохи, определяется всем движением общественной жизни.» [287, с. 9]. Диалог «Двойника, или Моих вечеров в Малороссии» и «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина» со своим историко-литературным фоном был частью литературного процесса 1820 - 1830 годов - периода расцвета русского романтизма в прозе. На предшествующем 1820 - 1830 годам этапе развития литературы романтизм достиг своей зрелости в поэзии, тогда как художественная проза оставалась на периферии словесного творчества. Она была представлена в основном литературой предромантизма 1790 - 1810 годов (повестями Н. М. Карамзина, А. Е. Измайлова, В. Н. Измайлова, К. Н. Батюшкова, В. А. Жуковского), и только романтизм вывел русскую прозу в центр литературного процесса.

Новое направление было господствующим, но не единственным в литературе указанного времени: рядом с романтизмом и часто во взаимодействии с ним развивается реализм. Сама эпоха выводит на первый план и делает ключевыми проблемы стиля и жанра - те, по словам Н. Л. Вершининой, «внутренне корреспондирующие» [48, с. 4] категории, которые улавливают происходящие в литературном процессе изменения. Эти сложные и противоречивые явления стали предметом бурной полемики писателей и критиков. Один круг вопросов касался проблемы языка русской прозы. Некоторые аспекты этой проблемы были развиты в статьях и заметках

A. С. Пушкина «О прозе» (1822), А. А. Бестужева-Марлинского «Взгляд на старую и новую словесность в России» (1823), А. С. Пушкина «О причинах, замедливших ход нашей словесности» (1824), «Три повести Павлова» (1835),

B. Г. Белинского «О русской повести и повестях г. Гоголя» (1835). Другой круг вопросов литературной полемики затрагивал проблему жанра. К началу 1820-х годов повесть, находившаяся на периферии литературы, переживала процесс своего формирования. Неразработанность повести привлекла широкий круг авторов, в частности, А. А. Бестужева-Марлинского, В. Ф. Одоевского, О. М. Сомова, А. Погорельского, А. Ф. Вельтмана, Н. А. Полевого. Исследовавшие процесс становления и дифференциации жанра Н. Д. Кочеткова, Р. В. Иезуитова, Я. Л. Левкович, Н. В. Измайлов указали на синкретический характер русской повести. Так, Р. В. Иезуитова выделила отдельные элементы сентиментальной прозы («путешествие», психологический портрет, медитация и др.) и романтической поэзии (запутанность интриги, фрагментарность композиции, повествование от лица рассказчика, неожиданность финала и др.), которые переняла из своего литературного контекста русская романтическая повесть. Сложившиеся в этот период фантастическая, историческая и светская повести сыграли значительную роль не только в становлении русского романтизма, но и последующем развитии реалистического метода [200, с. 79-81]. Неслучайным оказывается и тот факт, что составляющие циклов Погорельского и Пушкина - повести (см.: «Я писал сказки, - маленькие повести.», - говорит герой «Двойника»; название цикла Пушкина содержит указание на жанр - «повести») [184, с. 35; 194, с. 257]1. Диалог текстов становится частью исторического процесса становления эпических форм. В современном понимании повесть - это средний эпический жанр, который «сопоставляется с романом (большая форма прозы) и новеллой или рассказом (малая форма) <.> Если в романе центр тяжести лежит в целостном действии, <.> движении сюжета, то в повести основная тяжесть переносится <.> на статические компоненты произведения - положения, душевные состояния, описания» [179].

В условиях взаимодействия разных литературных методов, стилей и жанров произведения второго ряда оказались, как замечает А. В. Чернов, «формой словесности», «наиболее адекватно отвечающей эстетическим требованиям времени.» [265, с. 272]. Творчество Антония Погорельского (А. А. Перовского (1787 - 1836)) стало одним из явлений беллетристической литературы первой трети XIX века.

Как известно, Антоний Погорельский - псевдоним писателя. Под этим именем А. А. Перовский как автор первой фантастической («таинственной») повести «Лафертовская Маковница» (1825) вошел в русскую литературу первой трети XIX века. Следующий за 1825 годом этап в развитии русской прозы характеризуется дальнейшими изменениями в области жанра. После восстания

1. Далее ссылки издания А. Погорельского (с указанием страницы) и А. С. Пушкина (с указанием тома, книги (т. 8), страницы) даются в тексте. декабристов (переломного события отечественной истории и культуры) в литературе постепенно утверждается новый взгляд на законы движения жизни и человека. По мнению А. С. Янушкевича, новое понимание мира выразилось в «попытке найти взаимосвязь разнообразных явлений с общей идеей, стремление образ человеческий, человеческую личность увидеть с различных сторон и как вариации на темы эпохи» [286, с. 4]. Романтический цикл повестей стал формой выражения нового мировоззрения. «Двойник, или Мои вечера в Малороссии» (1828) был первым жанровым образованием такого рода в России. Цикл Погорельского, продолжающий традиции Э. Т. А. Гофмана, вновь становится открытием для отечественной литературы и воспринимается современниками как «манифест русской романтической школы» [113, с. 108]. Для литературного процесса рубежа 1820 - 1830-х годов он стал «выразителем» или «формой» времени. По мнению В. И. Сахарова, создатель «Двойника» считается «первым фантастом-прозаиком русского романтизма»: «человек старшего поколения, поклонник Карамзина, соратник Жуковского и Вяземского, в молодости писавший сентиментальные идиллии и баллады <.> смог побывать сразу в двух литературных эпохах и из сферы исчерпавшего себя чувствительного карамзинского сентиментализма сумел быстро переместиться в новый <.> мир романтических чудес и превращений» [209, с. 181]. Эта тенденция нашла свое продолжение в циклах 1830 - 1840-х годов А. А. Бестужева-Марлинского «Вечер на Кавказских водах», Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки», М. Жуковой «Вечера на Карповке», М. Н. Загоскина «Вечер на Хопре», В. Ф. Одоевского «Русские ночи». Цикл Пушкина предопределил новый этап в истории русской прозы - развитие и расцвет реализма. В этом отношении обращение к диалогу «Повестей Белкина» с «Двойником» позволяет исследовать на этом частном примере процесс взаимодействия и смены направлений.

А. С. Пушкин был знаком с создателем «Двойника». Первая встреча писателей в кругу членов общества «Арзамас» относится к 1818 году.

Отношения двух литераторов носили творческий характер [См.: 263, с. 154 — 155]. Так, А. А. Перовский в качестве литературного критика участвовал в полемике вокруг поэмы Пушкина «Руслан и Людмила» (1820). В защиту поэмы было написано три статьи (две из которых опубликованы в журнале «Сын отечества») [97; 98]. Позднее творческий интерес друг к другу перерос во взаимную симпатию и дружбу, которые сохранились до смерти Перовского, о чем свидетельствует их переписка. (Письмо А. А. Перовского А. С. Пушкину, датированное 1833 г. (с. 104); два письма А. С. Пушкина к жене от 4 и 5 мая 1836 г. (т. 16, с. 110 - 113). Сотрудничество было значимо для обоих литераторов. Сочинения А. Погорельского находились в библиотеке Пушкина, поэт читал их [167, СПб., 1910, с. 124; М., 1988, с. 28], а повесть «Лафертовская Маковница» вызвала его восторженный отзыв: «Душа моя, что за прелесть бабушкин кот! Я перечел два раза и одним духом всю повесть, теперь только и брежу, что Тр. <ифоном> Фал. <елеичкм> Мурлыкиным. Выступаю плавно, зажмуря глаза, повертывая голову и выгибая спину» (письмо Л. С. Пушкину от 27 марта 1825 года (т. 13, с. 157)). Отсылка к «Двойнику, или Моим вечерам в Малороссии» вошла в реалистический цикл Пушкина «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» (1831). Она включена в третью повесть цикла «Гробовщик»: «Из русских чиновников был один буточник, чухонец Юрко <.> Лет двадцать пять служил он в сем звании верой и правдою, как почталион Погорельского» (т. 8, кн. 1, с. 91).

Сравнение будочника Юрко с героем «Лафертовской Маковницы» обнаруживает «перекличку» двух текстов и становится основанием для сопоставления циклов беллетриста и классика на уровне преемственности. Отсылка к циклу Погорельского вводит «Повести Белкина» в контекст «Двойника». Под художественным контекстом в работе понимается «прямо или косвенно связанная» с произведением «сфера литературных фактов» [46, с. 408]. Такая «перекличка» циклов была замечена еще при жизни Пушкина, на что указывают слова В. К. Кюхельбекера в письме к Наталье, Александре и Юстине Глинкам: «Каждая повесть не без достоинства, но в каждой из них заметно подражание, то Скотту, то Гофману, то Погорельскому» [Цит по: 230, с. 89]. Диалог «Повестей Белкина» с «Двойником» был воспринят современниками негативно, как доказательство неоригинальности пушкинского цикла.

В литературоведении конца XIX - XX веков присутствуют отдельные указания на связь циклов. Они встречаются в работах А. И. Кирпичникова, В. В. Виноградова, Н. Л. Степанова, Вл. Муравьева, В. И. Сахарова, М. А. Турьян, Ю. В. Манна и др. [113; 50; 224; 170; 209; 238; 154, с. 55 - 125]. Анализ литературы вопроса позволяет сделать вывод о том, что до сих пор попытки сопоставления циклов существовали на уровне констатации и комментария самого факта отсылки к тексту Погрельского в «Гробовщике». Такие замечания большей частью касались двух связанных с помощью сравнения героев повестей «Лафертовской Маковницы» и «Гробовщика» (затрагивались проблемы топографии, фантастики, символики образов). В целом «Двойник, или Мои вечера в Малороссии» А. Погорельского и «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» А. С. Пушкина как преемственно связанные циклы в нашей науке еще не изучались. Это обусловило актуальность темы диссертации.

Обозначенные в названии темы эпические циклы «Двойник, или Мои вечера в Малороссии» А. Погорельского и «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» А. С. Пушкина составили объект настоящего исследования. Возникновение диалога между циклами Погорельского и Пушкина мотивировано способностью литературы «второго» ряда выступить в качестве «рабочего» материала для писателя первой величины. О взаимодействии «Повестей Белкина» с широким, разнообразным по своим эстетическим достоинствам литературным контекстом писали многие исследователи. Сущность такого подхода сформулировал В. М. Маркович: «. .в «Повестях Белкина» Пушкин стремился не к отрицанию шаблонных (или шаблонизированных) форм «низовой» литературы, а к их «воскрешающему» обновлению <.> освобождению от всего устаревшего и к активизации их возможностей, способных удовлетворить новым, более высоким требованиям» [158, с. 65]. В центре нашего внимания находится такая форма преемственности между «Двойником, или Моими вечерами в Малороссии» и «Повестями покойного Ивана Петровича Белкина», когда отдельные образы, детали, мотивы, темы беллетристического текста в трансформированном виде становятся частью классической структуры. Подобное проявление преемственности понимается в работе как результат активного диалога романтического и реалистического циклов. Он реализуется не только через отношения отмены и отталкивания, но и через продолжение, развитие, преобразование, т. е. «воскрешающее обновление» [158, с. 65].

Цель работы заключается в сопоставлении двух эпических циклов с точки зрения литературной преемственности. Цель обусловливает постановку следующих задач.

Во-первых, выявить и сопоставить способы организации романтической и реалистической структур, а также обнаружить те приемы циклообразования, которые Пушкин заимствовал у Погорельского, трансформировал и использовал в «Повестях Белкина».

Во - вторых, определить элементы поэтики беллетристического текста Погорельского, которые были преобразованы Пушкиным и включены в его цикл; разграничить значения и функции этих компонентов в новой классической форме, показать результат «влияния» автора-беллетриста на писателя-классика.

Научная новизна работы заключается в том, что: во-первых, два прозаических цикла Погорельского и Пушкина анализируются в сопоставлении, что позволяет внести еще одну параллель в широкий литературный контекст «Повестей Белкина»; во-вторых, проблема «влияния» беллетристического текста на классический исследуется с точки зрения отношений преемственности циклов; в-третъих, взаимодействие циклических структур рассматривается в контексте смены направлений, движения от романтизма к реализму.

17

Методологическую основу диссертации составили следующие методы исследования: структурный, сравнительно-исторический и историко-литературный, а также элементы генетического и лингвистического анализа.

Преемственность циклов рассматривается на уровнях образа автора и субъектной организации, пространственно-временном, «чужого слова», фантастики, которые тесно переплетены между собой. Такой подход определил структуру работы. Диссертация состоит из следующих глав:

1. Проблема образа автора и субъектной организации в циклических структурах («Двойник, или Мои вечера в Малороссии» А. Погорельского и «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» А. С. Пушкина).

2. Проблема пространственно - временной организации циклов «Двойник, или Мои вечера в Малороссии» А. Погорельского и «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» А. С. Пушкина.

3. Проблема «чужого слова» как объекта смысловой «переклички» «Двойника, или Моих вечеров в Малороссии» А. Погорельского и «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина» А. С. Пушкина.

4. Проблема фантастики в романтическом и реалистическом циклах («Двойник, или Мои вечера в Малороссии» А. Погорельского и «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» А. С. Пушкина).

 

Заключение научной работыдиссертация на тему ""Двойник, или Мои вечера в Малороссии" А. Погорельского и "Повести покойного Ивана Петровича Белкина" А. С. Пушкина"

Выводы еще раз подчеркивают актуальность темы диссертации и возможность ее продолжения - выявление других элементов «переклички» циклов. Формулировка основной проблемы работы позволяет расширить исследование преемственности беллетристики Погорельского и творчества Пушкина на примере других произведений классика, в частности, «Пиковой дамы» (1834)), связанной с «Двойником»1.

1. Шкиндер Е. Ю. «Чужое слово» в повести А. С. Пушкина «Пиковая дама» // Тезисы и материалы докладов XXXIV научной конференции. Череповец, 1996. С. 4-5.

Заключение

В диссертации, цель которой состояла в исследовании п.роблемы преемственности, рассматривался вопрос о «влиянии» автора-беллетриста на классика. С этой точки зрения были сопоставлены романтический цикл «Двойник, или Мои вечера в Малороссии» и реалистический цикл «Повести покойного Ивана Петровича Белкина». Итоги проведенного анализа заключаются в следующем.

Во-первых, отношения «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина» с «Двойником, или Моими вечерами в Малороссии» строятся по принципу «переклички» цикла Пушкина с литературным контекстом предшествующего и современного периода. «Двойник» входит в «Повести Белкина» наряду с другими произведениями (предшествующего и современного Пушкину периода), уже отмеченными исследователями. В преемственности циклов обнаруживается развитие литературного процесса в России 1820 - 1830-х годов: смена мировоззрений, движение от романтизма к реализму. Объектом «переклички» «Повестей Белкина» с «Двойником» становятся отдельные образы, художественные детали, мотивы и темы беллетристического цикла Погорельского. Структура романтического цикла существенно трансформируется Пушкиным на следующих уровнях: образ автора и субъектная организация, пространство и время, «чужое слово», фантастика.

Во-вторых, преемственность «Двойника» и «Повестей Белкина» проявляется как диалог циклов. Сравнение будочника Юрко с почтальоном Онуфричем в «Гробовщике», послужившее поводом для сближения текстов, выполняет служебную функцию - в соответствии с авторским замыслом помогает читателю обнаружить «перекличку» повести Пушкина с «Лафертовской Маковницей». Преемственность циклов выходит за рамки обыкновенной отсылки и участвует в организации целостной структуры «Повестей Белкина». В диалог с «Двойником» вступают значимые для циклообразования составляющие цикла Пушкина. С одной стороны, компоненты цикла Погорельского «влияют» на построение композиции «Повестей Белкина»: открывающие оба цикла «Вечер первый» и предисловие «От издателя», последнее («Путешествие в дилижансе») и первое («Выстрел») произведения, предпоследние повести («Лафертовская Маковница» и «Станционный смотритель»), С другой стороны, «перекличка» с «Двойником» затрагивает семантический уровень цикла Пушкина. Объектом «диалога» циклов становятся отдельные образы (Антония и Белкина, полковника Фан-дер-К. и Сильвио и др.), художественные детали (указания на социальный статус, внешний облик, черты характера «автора» повестей и др.), мотивы (переезда семьи в новый дом и др.). Диалог «Повестей Белкина» с беллетристикой Погорельского проявляется через отношения развития, достраивания, трансформации и «отталкивания».

В-третьих, две повести «Лафертовская Маковница» и «Гробовщик» оказываются наиболее тесно связанными друг с другом. Сопоставление этих произведений проводится в основном на двух уровнях: организация пространства и времени, фантастика. Обращение Погорельского к быту, нравам, традициям жителей московских окраин привлекло Пушкина. Замысел писателя-беллетриста - воссоздать «дух» патриархальной России был продолжен и реализован писателем-классиком.

В-четвертых, характер преемственности «Двойника, или Моих вечеров в Малороссии» и «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина» показывает, что Пушкин в работе над циклом, безусловно, учитывал беллетристический опыт Погорельского. Отдельные приемы поэтики литературы второго ряда (стремление к описательности, излишней подробности в изображении героев, в воспроизведении национального колорита мест, где разворачиваются сюжеты повестей и др.) трансформируются Пушкиным (в направлении «точности и краткости» прозы), становятся частью классической структуры.

 

Список научной литературыПитерцева, Евгения Юрьевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Аверинцев С. С. Авторство и авторитет // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. С. 105 -125.

2. Аверинцев С. С. и др. Категории поэтики в смене литературных эпох // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. С. 3-39.

3. Автор (С. С. Аверинцев, И. Б. Роднянская) // Краткая литературная энциклопедия: В 9 тт. М., 1978. Т. 9. Стлб. 28 34.

4. Автор (В. В. Прозоров) // Введение в литературоведение. Литературное произведение: основные понятия и термины. М., 1999. С. 11 21.

5. Автор и текст: Сб. статей / Под. ред. В. М. Марковича и В. Шмида. СПб., 1996.

6. Автора образ (И. Б. Роднянская) // Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В. М. Кожевникова и П. А. Николаева. М., 1987. С. 13 14.

7. Акимова Н. Н. Булгарин и Гоголь (массовое и элитарное в русской литературе: проблема автора и читателя) // Русская литература. 1996. № 2. С. 3 22.

8. Алексеев М. П. Пушкин: Сравнительно-исторические исследования. Л., 1984.

9. Амельянчик Н. А. «Двойник» А. Погорельского и проблема фантастического // Сб. трудов молодых ученых. Томск, 1973. Вып. 2. С. 27 37.

10. Ю.Анциферов Н. А. Москва Пушкина / Под общ. ред. В. Бонч Бруевича. М., 1950.

11. Аскин Я. Ф. Проблема времени и ее философское истолкование. М., 1966.

12. Афанасьев А. Н. Живая вода и вещее слово. М., 1988.

13. Афанасьев Э. С. «Повести Белкина» А. С. Пушкина: ироническая проза // Русская литература. 2000. № 2. С. 177 184.

14. Балашова И. А. О роли литературных традиций в повести А. С. Пушкина «Гробовщик» // Балашова И. А. Источники пленительных образов: Традиции в русской романтической литературе. Ростов на - Дону, 1996. С. 28 -43.

15. Баллер Э. А. Преемственность в развитии культуры. М., 1969.

16. Барбачков А. С. Художественный мир В. А. Жуковского как моделирующий фактор цикла А. А. Блока «Снежная маска» // Исторические пути и формы художественной циклизации в поэзии и прозе. Кемерово, 1992. С. 126 132.

17. Бахтин М. М. Время и пространство в романе // Вопросы литературы. 1974. №3. С 133 179.

18. Бахтин М. М. К методологии литературоведения // Контекст. 1974. Литературно теоретические исследования. М., 1975. С. 203 - 212.

19. Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по истории и поэтике // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М., 1975. С. 234-407.

20. Бахтин М. М. Из записей 1970 1971 годов // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 336 - 360.

21. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. 4-е изд. М., 1979.

22. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

23. Бахтин М. М. Автор и герой в эстетической деятельности // Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М., 1986. С. 5 25.

24. Белецкий А. И. Об очередной из задач историко-литературной науки // Белецкий А. И. Избранные труды по истории литературы. М., 1964. С. 25 -40.

25. Белинский В. Г. Повести Марьи Жуковой // Полн. собр. соч.: В 13 тт. М., 1953. Т. 4. С. 110-118.

26. Белькинд В. С. Принцип циклизации в «Повестях Белкина» А. С. Пушкина // Вопросы сюжетосложения. Сб. статей. Сюжет и жанр. Рига, 1974. Вып. 3. С. 118-128.

27. Белькинд В. С. Еще раз о «загадке» И. П. Белкина // Проблемы пушкиноведения. Сб. научных трудов. Л., 1975. С. 55 58.

28. Берков П. Н. Проблемы влияния в истории литературы // Берков П. Н. Проблемы исторического развития литератур: Статьи. Л., 1981. С. 57 -70.

29. Берковский Н. Я. О «Повестях Белкина»: (Пушкин 30-х годов и вопросы народности и реализма) // Берковский Н. Я. Статьи о литературе. М., 1962. С. 242-356.

30. Благой Д. Д. Мастерство Пушкина. М. 1955.

31. Богданов Л. П. Русская армия в 1812 году. Организация, управление, вооружение. М., 1979.

32. Борев Ю. Б. Художественный процесс (проблемы теории и методологии) // Методология анализа литературного процесса / Отв. ред. Ю. Б. Борев. М., 1989. С. 4-30.

33. Ботникова А. Б. Э. Т. А. Гофман и русская литература (первая половина XIX в.): К проблеме русско-немецких литературных взаимосвязей. Воронеж, 1997. С. 56-68; 89- 106.

34. Бочаров С. Г. Характеры и обстоятельства // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Образ, метод, характер. М., 1962. С. 312-451.

35. Бочаров С. Г. Поэтика Пушкина: Очерки. М., 1974.

36. Бочаров С. Г. О смысле «Гробовщика» // Бочаров С. Г. О художественных мирах. М., 1985. С. 35 69.

37. Брио В. В. Фантастическое в повести А. Погорельского // Литература. Вильнюс, 1988. Вып. XXX (2). С. 22 29.

38. Брио В. В. Творчество А. Погорельского. К истории русской романтической прозы. Автореф. дисс. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук. М., 1990.

39. Бушмин А. С. Преемственность в развитии литературы. Л., 1978.

40. Вайнштейн О. Б. Индивидуальный стиль в романтической поэтике // Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. С. 392 430.

41. Вацуро В. Э. Денис Давыдов поэт // Давыдов Д. Стихотворения. Л., 1984. С. 5-48.

42. Вацуро В. Э. Вместо предисловия // Записки комментатора. СПб., 1994. С. 3 -6.

43. Вацуро В. Э. Повести покойного Ивана Петровича Белкина // Вацуро В. Э. Записки комментатора. СПб., 1994. С. 29 48.

44. Введение (Я. С. Лурье) // Истоки русской беллетристики: возникновение жанров сюжетного повествования. Л., 1970. С. 3 30.

45. Введение в литературоведение. Литературное произведение: основные понятия и термины / Авторы: Л. В. Чернец и др. М., 1999.

46. Вершинина Н. Л. «Рассказовая» тенденция в беллетристике пушкинского времени и творчестве Пушкина 1830-х годов // Болдинские чтения (1995). И. Новгород, 1997. С. 21-35.

47. Вершинина Н. Л. Русская беллетристика 1830 1840-х годов (Проблемы жанра и стиля). Псков, 1997.

48. Вершинина Н. Л. Идиллические мотивы в русской прозе 1830 1850-х годов //Русская словесность. 1998. № 5. С. 25 - 30.

49. Виноградов В. В. Стиль повествовательной прозы Пушкина // Виноградов В. В. Стиль Пушкина. М., 1941. С. 514 582.

50. Виноградов В. В. Проблема автора и теория стилей. М., 1961.

51. Виноградов В. В. О литературной циклизации (По поводу «Невского проспекта» Гоголя и «Истории опиофага» Де Квинси // Виноградов В. В. Поэтика русской литературы. Избранные труды. М., 1976. С. 45 62.

52. Виноградов В. В. Школа сентиментального натурализма: Роман Достоевского «Бедные люди» на фоне литературной эволюции 40-х годов // Виноградов В. В. Поэтика русской литературы: Избранные труды. М., 1976. С. 141 187.

53. Волович Н. М. Пушкинские места Москвы и Подмосковья. М., 1979.

54. Вяземский П. А. Стихотворения. Воспоминания. Записные книжки. М., 1988.

55. Гегель Г. В. Ф. Эстетика: В 4 тт. М., 1968. Т. 1. 1973. Т. 4.

56. Гегель Г. В. Ф. Наука логики: В 3 тт. М., 1972. Т. 3.

57. Гей Н. К. Искусство слова. О художественности литературы. М., 1967.

58. Гей Н. К. Время и пространство в структуре произведения // Контекст. 1974: Литературно-теоретические исследования. М., 1975. С. 213 228.

59. Гей Н. К. Проза Пушкина: Поэтика повествования. М., 1989.

60. Георгиев Л., Джамбазки X., Ницолов Л., Спасов С. Речник на литературните термини. София, 1969.

61. Гинзбург Л. Я. О литературном герое. Л., 1979.

62. Гинзбург Л. Я. О старом и новом: Статьи и очерки. Л., 1982.

63. Гиппиус В В. Повести Белкина // Гиппиус В. В. От Пушкина до Блока / Отв. ред. Г. М. Фридлендер. М.; Л., 1966. С. 7 45.

64. Глассэ А. Из чего сделалась «Метель» Пушкина // Новое литературное обозрение. 1995.№ 14. С. 89-101.

65. Глассэ А. О мужике без шапки, двух бабах, ребеночке в гробике, сапожнике немце и о прочем // Новое литературное обозрение. 1997. № 23. С. 92 117. №28. С. 75. 1999. №37.

66. Глинка В. М. Русский военный костюм XVIII начала XIX века. Л., 1988.

67. Головко В. М. Поэтика русской повести. Саратов, 1992.

68. Гребнева М. П. Жанровая структура повести А. А. Погорельского «Лафертовская Маковница» // Культура и текст. СПб., Барнаул, 1997. Вып. 1. Литературоведение. Ч. 2. С. 45 47.

69. Грекова Л. В. «Евгений Онегин» А. С. Пушкина и русская беллетристика 1830-х 1850-х годов (аспекты рецепции). Автореф. дисс. на соиск. учен, степ. канд. филол. наук. Псков, 2000.

70. Григорьев А. Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина (1859) // Григорьев А. Сочинения: В 2 гг. М., 1990. Т. 2. С. 48 90.

71. Грихина В. Н. Русская романтическая повесть первой трети XIX в. // Русская романтическая повесть (первая треть XIX в.). М., 1983. С. 5 18.

72. Гукасова А. Г. «Повести Белкина» А. С. Пушкина. М., 1949.

73. Гукасова А. Г. Повести Белкина. Белкин // Гукасова А. Г. Болдинский период в творчестве Пушкина. М., 1983. С. 150-216.

74. Гуковский Г. А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М., 1957.

75. Гуковский Г. А. Пушкин и русские романтики. М., 1965.

76. Гурвич И. А. Беллетристика в русской литературе XIX в. М., 1991.

77. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. 2-е изд. М., 1984.

78. Гусев Вл. Преемственность: Из наблюдений над жизнью классической традиции // Новый мир. 1979. № 10. С. 251 264.

79. Давыдов С. Веселые гробокопатели: Пушкин и его «Гробовщик» // Пушкин и другие: Сб. статей, посвященный 60-летию со дня рождения С. А. Фомичева / Науч. ред. и сост. В. А. Кошелев. Новгород, 1997. С. 42 -51.

80. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 тт. М., 1989 1991.

81. Даль В. И. О повериях, суевериях и предрассудках русского народа. СПб., 1996.

82. Дебрецеии Пол. Блудная дочь. Подход Пушкина к прозе / Пер. с англ. Г. А. Крылова, А. К. Славинской. СПб., 1996.

83. Доманский Ю. В. О возможном прототипе Сильвио: «Выстрел» А. С. Пушкина // Русская словесность. М., 1998. № 3. С. 15-18.

84. Драгомирецкая Н. В. Автор и герой в русской литературе XIX XX вв. М., 1991.

85. Драма (В. Е. Хализев) // Введение в литературоведение. Литературное произведение: основные понятия и термины. М., 1999. С. 87 93.

86. Дубек-Майер Н. От «Песочного человека» Гофмана к «Вию» Гоголя. К психологии зрения в романтизме // Гоголевский сборник. Коллективная монография / Под. ред. С. А. Гончарова. СПб., 1993. С. 54 85.

87. Елкин В. Г. «Повести Белкина». Скрытые смыслы пушкинского повествования // Истоки, традиция, контекст в литературе. Межвуз. сб. научных трудов. Владимир, 1992. С. 96 110.

88. Есаулов И. А. Категория целостности в классической немецкой эстетике // Циклизация литературных произведений: Системность и целостность. Межвуз.сб. научных трудов. Кемерово, 1994. С. 4 22.

89. Есаулов И. А. Спектр адекватности в истолковании литературного произведения («Миргород» Н. В. Гоголя). М., 1995.

90. Есипов В. М. Два этюда о пушкинской прозе // Московский пушкинист. М., 1996. III. С. 169- 192.

91. Жирмунский В. М. Байрон и Пушкин: Пушкин и западные литературы. Избранные труды. Л., 1978.

92. Журавлева А. И. Русская драма и литературный процесс XIX в.: От Гоголя до Чехова. М., 1988.

93. Замечания на письмо к сочинителю критики на поэму «Руслан и Людмила» (К. Григорий Б-в) // Сын отечества. 1820. Ч. 65. № 41. С. 39 44.

94. Заславский О. Б. Двойная структура «Выстрела» // Новое литературное обозрение. 1997. № 23. С. 122 -131.

95. Званцева Е. П. Место Погорельского в литературе пушкинской поры // Проблема традиции и новаторства в русской литературе. Сб. научных трудов. Горький, 1978. С. 61 68.

96. Зильбер В. (Каверин В.) Сенковский (Барон Брамбеус) // Русская проза. Сб. статей. Л., 1926. С. 159- 191.

97. Иванчикова Е. А. Категория «образа автора» в научном творчестве

98. B. В. Виноградова // Известия А H СССР, серия литературы и языка. М., 1985. Т. 44. №2. С. 123 134.

99. Игнатов С. А. Погрельский и Э. Гофман. Варшава, 1914.

100. Имена московских улиц / Под. ред. А. М. Пелова. 2-е изд. М., 1985.

101. Интертекстуальность (И. И. Ильин) // Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник. М., 1996. С. 215 221.

102. Исаев С. Г. Понятие маски в отечественном литературоведении XX столетия // Литературоведение на пороге XXI века. Материалы международной научной конференции (МГУ, март, 1997). М., 1998. С. 188 -194.

103. История романтизма в русской литературе. 1790 1825 / Отв. ред. А. С. Курилов. М., 1979.

104. История романтизма в русской литературе. 1825 1840 / Отв. ред.1. C. Е. Шаталов. М., 1979.

105. Кандиев Б. И. Роман-эпопея Л. Н. Толстого «Война и мир». Комментарий. М., 1967.

106. Канунова Ф. 3. Эстетика русской романтической повести (А. А. Бестужев-Марлинский и романтики-беллетристы 20 30-х гг. XIX в.). Томск, 1973.

107. Кирилюк 3. В. Система повествования и эволюция принципов построения характеров в прозе Пушкина // Историко-литературный сб. К 60-летию Л. Г. Фризмана. Харьков, 1995. С. 124- 133.

108. Кирпичников А. И. Антоний Погорельский. Эпизод из истории русского романтизма // Кирпичников А. И. Очерки по истории новой русской литературы. М., 1903. Т. 1. С. 76- 120.

109. К истории русского романтизма / Под. ред. Ю. В. Манна и др. Л., 1973.

110. Китанина Т. А. «Двойник» А. Погорельского: структура романтического цикла // Русский текст. СПб., 1993. № 1. С. 26 41.

111. Кожевникова Н. А. Типы повествования в русской литературе XIX XX вв. М., 1994.

112. Кондаков Б. В. Типологический и историко-функциональный анализ литературного процесса // Типология литературного процесса (на материале русской литературы XIX н. XX веков). Мужвуз. сб. научных трудов. Пермь, 1990. С. 4- 12.

113. Корман Б. О. Изучение текста художественного произведения. М., 1972.

114. Корман Б. О. Избранные труды по истории литературы. Ижевск, 1992.

115. Крамарь О. К. Эпиграф: отношение и оценка // Критика в художественном тексте. Сб. научных трудов. Душанбе, 1990. С. 13 20.

116. Кудряшов К. Москва в 1812 году: 150 лет. М., 1962.

117. Кушлина О., Смирнов Ю. Некоторые вопросы поэтики романа «Мастер и Маргарита» // М. А. Булгаков драматург и художественная культура его времени. М., 1988. С. 285 - 303.

118. Купер Дж. Энциклопедия символов. М., 1995.

119. Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи. Л., 1979.

120. Лебедев Ю. В. У истоков эпоса (очерковые циклы в русской литературе 1840 1860-х годов). Ярославль, 1975.

121. Лебедев Ю. В. «Записки охотника» И. С. Тургенева. М., 1977.

122. Лебедев Ю. В. Книга века. О художественном мире «Записок охотника» И. С. Тургенева // Лебедев Ю. В. В середине века. Историко-литературные очерки. М., 1988. С. 53 86.

123. Лежнев А. 3. Проза Пушкина. Опыт стилевого исследования. 2-е изд. М., 1966.

124. Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина. 1799 1826 / Сост. М. А. Цявловский. Л., 1991.

125. Литературная энциклопедия. Словарь литературных терминов: В 2 тт. / Ред. Н. Бродский и др. М.; Л., 1925.

126. Литературный процесс (В. Е. Хализев) // Литературный энциклопедический словарь / Под. общ. ред. В. М. Кожевникова и П. А. Николаева. М„ 1987. С. 195 197.

127. Лихачев Д. С. Внутренний мир художественного произведения // Вопросы литературы. 1968. № 8. С. 74 85.

128. Лихачев Д. С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970.

129. Лихачев Д. С. О садах // Лихачев Д. С. Избр. работы: В 3 тт. Л., 1987. Т. 3. С. 476- 518.

130. Лихачев Д. С. Прогрессивные линии в истории русской литературы // Лихачев Д. С. Избр. работы: В 3 тт. Л., 1987. Т. 3. С. 398 431.

131. Лихачев Д. С. Поэтика художественного времени. Поэтика художественного пространства // Лихачев Д. С. Историческая поэтика русской литературы. Смех как мировоззрение и другие работы. СПб., 1997. С. 5 145.

132. Лотман Ю. М. Путь Пушкина к прозе // Пушкин и русская литература. Сб. научных трудов. Рига, 1986. С. 34-45.

133. Лотман Ю. М. Массовая литература как историко-культурная проблема // Лотман Ю. М. Избр. статьи: В 3 тг. Таллинн, 1993. Т. 3. С. 380 388.

134. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII н. XIX в.). СПб., 1994.

135. Лотман Ю. M. Внутри мыслящих миров. Человек Текст - Семиотика -История. М., 1996.

136. Лотман Ю. М. «Чужое слово» в поэтическом тексте // Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996. С. 109- 116.

137. Лотман Ю. М. О понятии географического пространства в русских средневековых текстах // Лотман Ю. М. О русской литературе. СПб., 1997. С.112 117.

138. Лотман Ю. М. Пушкин. Биография писателя. Статьи и заметки 1960 -1990. «Евгений Онегин». Комментарий. СПб., 1997.

139. Лотман Ю. М. Художественное пространство в прозе Гоголя // Лотман Ю. М. О русской литературе. Статьи и исследования (1958 1993). СПб., 1997. С. 621 -658.

140. Лощилов И. Е. Телесная топография «Повестей Белкина» // Циклизация прозаических произведений: Системность и целостность. Межвуз. сб. научных трудов. Кемерово, 1994. С. 31 -41.

141. Ляпина Л. Е. Русские литературные циклы (1840 1860 гг.). СПб., 1993.

142. Ляпина Л. Е. Литературная циклизация (к истории изучения) // Русская литература. 1998. № 1. С. 170- 177.

143. Ляпина Л. Е. Циклизация в русской литературе XIX в. СПб., 1999.

144. Ляпина Л. Е. Циклизация как эстетический феномен // Studia metrika et poetika. Сб. статей памяти П. А. Руднева. СПб., 1999. С. 158 167.

145. Маймин Е. А. О русском романтизме. М., 1975.

146. Максимов С. В. Куль хлеба: Нечистая, неведомая и крестная сила. Смоленск, 1995.

147. Манн Ю. В. Русская философская эстетика. М., 1969.

148. Манн Ю. В. Поэтика русского романтизма. М., 1976.

149. Манн Ю. В. Реальное и фантастическое // Манн Ю. В. Поэтика Гоголя. М„ 1978. Гл. 3. С. 59- 132.

150. Манн Ю. В. Автор и повествование // Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. С. 431 -480.

151. Манн Ю. В. Динамика русского романтизма. М., 1995.

152. Маркович В. М. Балладный мир Жуковского и русская фантастическая повесть эпохи романтизма // Жуковский и русская культура. Сб. научных трудов. Л., 1987. С.138 166.

153. Маркович В. М. «Повести Белкина» и литературный контекст // Пушкин. Исследования и материалы. Сб. научных трудов. Л., 1989. Т. XIII. С. 63 87.

154. Маркович В.М. Дыхание фантазии // Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820 1840 гг.). Л., 1990. С. 5 - 47.

155. Маркович В. М. К вопросу о различении понятий «классика» и «беллетристика» // Классика и современность / Под. ред. П. А. Николаева и

156. B. Е. Хализева. М., 1991. С. 53 66.

157. Маркович В. М. Автор и герой в романах Лермонтова и Пастернака («Герой нашего времени» «Доктор Живаго») // Маркович В. М. Пушкин и Лермонтов в истории русской литературы. Статьи разных лет. СПб., 1997. С. 185-216.

158. Мельников Н. Г. Массовая литература // Русская словесность. 1998. № 5.1. C. 6- 12.

159. Мешков Ю. А. Преемственность, поступательное развитие литературы и художественный прогресс // Художественное творчество и литературный прогресс. Томск, 1988. Вып. 9. С. 3 19.

160. Мистификации литературные (А. А. Гришулин) // Литературный энциклопедический словарь / Под. общ. ред. В. М. Кожевникова и П. А. Николаева. М., 1987. С. 222.

161. Мифы народов мира: Энциклопедия: В 2 тт. / Гл. ред. С. А. Токарев. 2-е изд. М., 1994.

162. Михайлова Н. И. Образ Сильвио в повести А. С. Пушкина «Выстрел» // Замысел, труд, воплощение. / Под. общ. ред. В. И. Кулешова. М., 1977. С. 138-151.

163. Модзалевский Б. JI. Библиотека А. С. Пушкина. (Библиографическое описание): Репринтное воспроизведение издания (СПб., 1910). Приложение к репринтному изданию. М., 1988.

164. Москва. Энциклопедия / Редкол.: Воронина П. А. и др. М., 1980.

165. Мотив (Л. М. Шмелева) // Лермонтовская энциклопедия / Ред. Прохоров А. М. М., 1981. С. 290 291.

166. Муравьев Вл. Московская романтическая повесть // «Марьина роща»: Московская романтическая повесть. М., 1984. С. 3 20.

167. Никонов В. А. Ищем имя. М., 1988.

168. Новикова М. А. Пушкинский космос: Языческая и христианская традиции в творчестве Пушкина. М., 1995.

169. Овчинникова С. Т. Пушкин в Москве. М., 1984.

170. Образ художественный (М. Н. Эпштейн) // Литературный энциклопедический словарь / Под. общ. ред. В. М. Кожевникова и П. А. Николаева. М., 1987. С. 252 257.

171. Описание ботанического сада Е<го> С<иятельства> Графа А. К. Разумовского в Горенках близ Москвы (N) // Вестник Европы. 1810. № 13. С. 52 62.

172. Панщенко М. В. Принципы субъектной организации повествования в «Повестях Белкина» // Начало: Сб. работ молодых ученых. М., 1992. Вып. 2. С. 62 73.

173. Петрунина Н. Н. Проза Пушкина: Пути эволюции. Л., 1987.

174. Повесть (В. В. Кожинов) // Литературный энциклопедический словарь / Под. общ. ред. В. М. Кожевникова и П. А. Николаева. М., 1987. С. 281.

175. Поволоцкая О. Я. «Гробовщик»: коллизия и смысл // Московский пушкинист. М., 1995. I. С. 53 67.

176. Поволоцкая О. Я. «Метель»: коллизия и смысл // Московский пушкинист. М., 1996. Ш. С. 152-168.

177. Поволоцкая О. Я. «Выстрел»: коллизия и смысл // Московский пушкинист. М., 1997. IV. С. 23 37.

178. Погорельский А. Двойник, или Мои вечера в Малороссии. СПб., 1828. Ч. 1-2.

179. Погорельский А. Избранное. М., 1985.

180. Поддубная Р. Н. Сказочный сон Адриана Прохорова (о специфике новеллистической поэтики «Гробовщика») // Поэтика жанров русской и советской литературы. Межвуз. сб. науч. трудов. Вологда, 1988. С. 17 34.

181. Попова И. Смех и слезы в «Повестях Белкина» // Новое литературное обозрение. 1997. №23. С. 118-122.

182. Преемственность (Э. А. Баллер) // Философская энциклопедия / Гл. ред. Ф. В. Константинов. М., 1967. Т. 4. С. 360.

183. Преемственность // Философский энциклопедический словарь / Ред. Л. Ф. Ильичев и др. М., 1983. С. 527.

184. Преемственность (Э.А. Баллер) // Философский энциклопедический словарь / Ред. кол.: С. С. Аверинцев и др. М., 1989. С. 507.

185. Проблема автора в художественной литературе. Межвуз. сб. научных работ / Ред. кол.: Б. О. Корман (отв. ред.). Устинов, 1985.

186. Проблемы преемственности в литературном процессе. Алма-Ата, 1985,

187. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986.

188. Пространство и время в литературе и искусстве. Даугавпилс, 1984.

189. Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 17 тт. М., Воскресенье, 1995 1997. Т. 8. Кн. 1.Т. 11. Т. 13.

190. Пушкин. Итоги и проблемы изучения / Кол. монография под ред. Б. П. Городецкого, Н. В. Измайлова, Б. С. Мейлаха. М.; Л., 1966.

191. Пушкин: Школьный энциклопедический словарь / Под. ред.1. B. И. Коровина. М., 1999.

192. Разумовская М. В. К вопросу о некоторых литературных традициях в «Станционном смотрителе» // Русская литература. 1986. № 3. С. 124 142.

193. Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л., 1974.

194. Романтизм в литературном движении: Сб. научных трудов / Редкол.: Карташова И. В. (отв. ред.). Тверь, 1997.

195. Русская повесть XIX века. История и проблематика жанра / Под. ред. Б. С. Мейлаха. Л., 1973.

196. Русские имена: Народный календарь. Архангельск, 1993.

197. Русские эстетические трактаты первой трети XIX века: В 2 тт. М., 1974. Т. 2.

198. Русский ассоциативный словарь. Кн. 2. Обратный словарь: от реакции к стимулу. Ассоциативный тезаурус современного русского языка. М., 1994. Ч. И.

199. Русский быт по воспоминаниям современников: XVIII век. М., 1922. Ч. 2.

200. Русский романтизм / Отв. ред. К. Н. Григорьян. М., 1978.

201. Салтыков-Щедрин М. Е. Снопы. Стихи и проза Я. П. Полонского. СПб., 1871 // Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч.: В 20 тт. М., 1970. Т. 9. Критика и публицистика (1868 1883). С. 395 - 405.

202. Сапогов В. А. Лирический цикл и лирическая поэма в творчестве А. Блока // Русская литература XX в.: Дооктябрьский период. Калуга, 1968.1. C. 174- 189.

203. Сапогов В. А. Сюжет в лирическом цикле // Сюжетосложение в русской литературе: Сб. статей. Даугавпилс, 1980. С. 90 105.

204. Сахаров В. И. «Форма времени»: Заметки о русском романтизме // Сахаров В. А. «Под сенью дружных муз». О русских писателях-романтиках. М., 1984. С. 152-202.

205. Связь времен: Проблемы преемственности в русской литературе конца XIX начала XX в. М., 1992.

206. Селам, или Язык цветов. СПб., 1830.

207. Сидяков Л. С. Художественная проза А. С. Пушкина. Рига, 1973.

208. Славянская мифология: Энциклопедический словарь / Науч. ред. В. Я. Петрухин и др. М., 1995.

209. Словарь Академии Российской. СПб., 1822. Ч. IV, V.

210. Словарь русских личных имен. М., 1984.

211. Словарь современного русского литературного языка: В 17 тт. М.; Л., 1964. Т. 1. С. 262.

212. Словарь языка Пушкина: В 4 тт. / Гл. ред. В. В. Виноградов. М., 1956 -1961.

213. Слюсарь А. А. О сюжетных мотивах в «Повестях Белкина» А. С. Пушкина и «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Вопросы русской литературы. Львов, 1982. Вып. 2 (40). С. 93 101.

214. Слюсарь А. А. О психологизме в «Метели» А. С. Пушкина // Историко-литературный сб.: К 60-летию Л. Г. Фризмана. Харьков, 1995. С. 115 123.

215. Смирнов И. П. Порождение интертекста (элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б. Л. Пастернака). СПб., 1995.

216. Соловьев С. М. Изобразительные средства в творчестве Ф. М. Достоевского. Очерки. М., 1979.

217. Сочинения Антония Погорельского II Отечественные записки. 1853. Сентябрь. Раздел V. Библиографическая хроника. С. 9 19.

218. Стафеев Г. И. В отчизне пламени и слова (А. А. Перовский и А. К. Толстой в Красном Роге): Литературно-краеведческие очерки. Тула, 1983.

219. Степанов Н. Л. Проза Пушкина. М., 1962.

220. Степанов Н. Л. Забытый писатель // Степанов Н. Л. Поэты и прозаики. М., 1966. С. 139- 159.

221. Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской литературы: Опыт исследования / Изд. А. Кошелев. М., 1997.

222. Телетова Н. Н. «Повести Белкина» Пушкина и поэтика романтического // Русская литература. 1994. № 3. С. 33 44.

223. Тихонов А. И., Бояринова К. 3., Рыжкова А. Г. Словарь личных имен. М., 1995.

224. Тоддес Е. А. Неизвестные тексты Кюхельбекера в записях Ю. Н. Тынянова // Пушкин и русская литература. Рига, 1986. С. 88 20.

225. Томашевский Б. В. Пушкин читатель французских поэтов // Пушкинский сборник памяти С. А. Венерова. М.; Пг., 1923. С. 268 - 271 (цит. по: Хализев В. Е. Теория литературы. С. 261).

226. Томашевский Б. В. Пушкин и Франция. Л., 1960.

227. Томашевский Б. В. Пушкин. Современные проблемы историко-литературного изучения // Томашевский Б. В. Пушкин. Работы разных лет. М., 1990. С. 8-77.

228. Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. М., 1996.

229. Травников С. Н. Поэтика художественного пространства в путевой литературе конца XVII начала XVIII века // Поэтика жанров русской и советской литературы. Межвуз. сб. науч. тр. Вологда, 1988. С. 3 - 17.

230. Троицкий В. Ю. Художественные открытия русской романтической прозы 20 30-х гг. XIX в. М., 1985.

231. Тудоровская Е. А. Время в «Повестях Белкина» // Вопросы литературы и фольклора / Науч. ред. С. Г. Лазутин. Воронеж, 1973. С. 220 223.

232. Турьян М. А. Жизнь и творчество Антония Погорельского // Погорельский А. Избранное. М., 1985. С. 3 22.

233. Тынянов Ю. Н. Пушкин и Тютчев // Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М., 1969. С. 166 191.

234. Тынянов Ю. Н. Достоевский и Гоголь (к теории пародии) // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 198 226.

235. Тынянов Ю. Н. Литературный факт // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 255 270.

236. Тынянов Ю. Н. О литературной эволюции // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 270 281.

237. Тюпа В. И. Притча о блудном сыне в контексте «Повестей Белкина» как художественного целого // Болдинские чтения. Горький, 1983. С. 67 81.

238. Тюпа В. И. К вопросу о мотиве «уединения» в русской литературе нового времени // Сюжет и мотив в контексте традиции: Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы / Под ред. Е. К. Ромодановской. Новосибирск, 1998. Вып. 2. С. 49 55.

239. Тюпа В. И. Произведение и его имя // Литературный текст: проблемы и методы исследования. Аспекты теоретической поэтики: К 60-летию Н. Д. Тамарченко: Сб. научных трудов. М., Тверь, 2000. Вып. 6. С. 13 18.

240. Угрюмов А. А. Русские имена. Вологда, 1962.

241. Узин В. С. О «Повестях Белкина»: Из комментариев читателя. Пг., 1924.

242. Успенский Б. А. Семиотика искусства. М., 1995.

243. Утехин Н. П. Основные типы эпической прозы и проблема жанра. (К постановке вопроса) // Русская литература. 1973. № 4. С. 86 102.

244. Фантастика (Р. И. Нудельман) // Краткая литературная энциклопедия: В 9 тт. / Гл. ред. А. А. Сурков. М., 1966. Т. 9. Стлб. 887 895.

245. Фантастика (В. С. Муравьев) // Литературный энциклопедический словарь / Под. общ. ред. В. М. Кожевникова и П. А. Николаева. М., 1987. С. 461 -463.

246. Фантастическая повесть (Н. В. Измайлов) // Русская повесть XIX века. Л., 1973. С. 134 169.

247. Федоров Ф. П. Романтический художественный мир: Пространство и время. Рига, 1988.

248. Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.

249. Хализев В. Е. Пушкинское и белкинское в «Станционном смотрителе» // Болдинские чтения. Горький, 1984. С. 18 30.

250. Хализев В. Е., Шешунова С. В. Цикл А. С. Пушкина «Повести Белкина». М., 1989.

251. Хализев В. Е. Теория литературы. М., 1999.

252. Художественное время и художественное пространство (И. Б. Роднянская) // Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В. М. Кожевникова и П. А. Николаева. М., 1987. С. 487 489.

253. Художественность (В. И. Тюпа) // Введение в литературоведение. Литературное произведение: основные понятия и термины / Авторы: Л. В. Чернец и др. М., 1999. С. 463 482.

254. Цивьян Т. В. Дом в фольклорной модели мира (на материале балканских сказок) // Труды по знаковым системам: Семиотика культуры. Тарту, 1978. Вып. 10. С. 65 85.

255. Цикл (В. А. Сапогов) // Краткая литературная энциклопедия: В 9 тт. / Гл. ред. А. А. Сурков. М., 1975. Т. 8. Стлб. 398 399.

256. Цикл (В. А. Сапогов) // Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В. М. Кожевникова и П. А. Николаева. М., 1987. С. 492.

257. Черейский Л. А. Современники Пушкина. Л., 1981.

258. Черейский Л. А. Перовский // Черейский Л. А. А. Пушкин и его окружение. Л., 1988. С. 325 321.

259. Чернов А. В. Русская беллетристика 20 40-х гг. XIX в. (Вопросы генезиса, эстетики и поэтики). Череповец, 1997.

260. Чернышева Т. А. Потребность в удивительном и природа фантастики // Вопросы литературы. 1979. № 5. С. 211 232.

261. Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений русских авторов. Сочинения Антония Погорельского // Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. М., 1979. Т. 2. С. 381 -388.

262. Чумаков Ю. Н. Фуражка Сильвио // Сюжет и мотив в контексте традиции: Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы / Под. ред. Е. К. Ромодановской. Новосибирск, 1998. Вып. 2. С. 141 147.

263. Шарыпкин Д. М. Пушкин и «Нравоучительные рассказы» Мармонтеля // Пушкин. Исследования и материалы. Л., 1978. Т. VIII. С. 107 136.

264. Шацкий Ежи. Утопия и традиция / Пер. с польск. В. А. Чаликовой. М., 1990.

265. Шварцбанд С. М. История одной мистификации: (К вопросу о сущности образа И. П. Белкина) // Вопросы русской, советской и зарубежной литературы. Новосибирск, 1971. Вып. 65. С. 73 86.

266. Шварцбанд С. М. Жанровая природа «Повестей Белкина» А. С. Пушкина. (Соотношение сюжета, стиля и жанра) // Вопросы сюжетосложения: Сб. статей. Скжет и жанр. Рига, 1974. Вып. 3. С. 131 142.

267. Шелаева А. А. Антоний Погорельский // Погорельский А. Избранное. М., 1988. С. 373 -389.

268. Шеллинг Ф. В. Й. Система трансцендентального идеализма // Шеллинг Ф. В. Й. Сочинения: В 2 т. М., 1987. Т. 1. С. 232 489.

269. Шмид В. Дом-гроб, живые мертвецы и православие Адриана Прохорова (о поэтичности «Гробовщика») // Русская новелла. Проблемы теории и истории: Сб. статей / Под. ред. В. М. Марковича и В. Шмида. СПб., 1993. С. 63 83.

270. Шмид В. Проза Пушкина в поэтическом прочтении: «Повести Белкина». СПб., 1996.

271. Шмид В. Проза как поэзия. Пушкин. Достоевский. Чехов. Авангард. СПб., 1998.

272. Штедтке К. К вопросу о повествовательных структурах в период русского романтизма // Проблемы теории и истории литературы. Сб. статей. М., 1971. С. 159 169.

273. Эйхенбаум Б. М. «Герой нашего времени» // Эйхенбаум Б. М. О прозе: Сб. статей. Л., 1969. С. 231 305.

274. Эйхенбаум Б. М. Лермонтов: Опыт историко-литературной оценки // Эйхенбаум Б. М. О литературе: Работы разных лет. М., 1987. С. 254 263.

275. Энциклопедия литературных героев: Русская литература XVIII первой половины XIX вв. / Под общ. ред. А. Н. Архангельского. М., 1997.

276. Энциклопедия православной святости: В 2 т. М., 1997.

277. Якоб Л. Г. Начертание эстетики, или Наука вкуса // Русские эстетические трактаты первой трети XIX в.: В 2 тт. М., 1974, Т. 2. С. 81 145.

278. Якубович Д. П. Предисловие к «Повестям Белкина» и повествовательные приемы Вальтер Скотта // Пушкин в мировой литературе: Сб. статей. Л., 1926. С. 160 187; 376-383.

279. Якубович Д. П. Реминисценции из Вальтер Скотта в «Повестях Белкина» //Пушкин и его современники. Л., 1928. Вып. XXXVII. С. 100 118.

280. Янушкевич А. С. Особенности прозаического цикла в русской литературе 30-х годов XIX века // Сб. трудов молодых ученых. Томск, 1971. С. 3 22.

281. Янушкевич А. С. Типология прозаического цикла в русской литературе 30-х годов XIX века // Проблемы литературных жанров: Материалы межвузовской конференции, посвященной 50-летию образования СССР. 23 -26 мая 1972 года. Томск, 1972. С. 9 12.

282. Янушкевич А. С. Русский прозаический цикл 1820 1830-х гг. как «форма времени» // Исторические пути и формы художественной циклизации в поэзии и прозе. Кемерово, 1992. С. 18 - 36.