Эмоциональный дискурс малых форм: семантический и прагматический аспекты

Носкова, Светлана Эдуардовна

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Эмоциональный дискурс малых форм: семантический и прагматический аспекты

Год: 2006
Автор научной работы: Носкова, Светлана Эдуардовна
Ученая cтепень: доктора филологических наук
Место защиты диссертации: Тверь
Код cпециальности ВАК: 10.02.19

Диссертация по филологии на тему 'Эмоциональный дискурс малых форм: семантический и прагматический аспекты'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Эмоциональный дискурс малых форм: семантический и прагматический аспекты"

КУБАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

НОСКОВА Светлана Эдуардовна

ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ ДИСКУРС МАЛЫХ ФОРМ (СЕМАНТИЧЕСКИЙ И ПРАГМАТИЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ)

10.02.19 -теория языка

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Краснодар - 2006

Работа выполнена в рамках совместного научного проекта кафедр общего и классического языкознания Тверского государственного университета и теории языка и межкультурной коммуникации Тверской государственной сельскохозяйственной академии.

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор,

Заслуженный деятель науки РФ Романов Алексей Аркадьевич.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Факторович Александр Львович; доктор филологических наук, профессор Ласкова Марина Васильевна; доктор филологических наук, профессор Комина Наталья Анатольевна.

Ведущая организация: Волгоградский государственный педагогиче-

ский университет.

Защита состоится « »^^^/¿--¿<2006 г. в 9.00 на заседании диссертационного совета Д 212.101.08 по присуждению ученой степени доктора филологических наук в Кубанском государственном университете по адресу: 350040, г. Краснодар, ул. Ставропольская, д. 149, ауд. 231.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Кубанского государственного университета.

Автореферат разослан « 2006 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета ' Ю.В. Баклагова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В последние годы в рамках когнитивной парадигмы значительно возросло внимание исследователей к проблеме, затрагивающей интересы одного из новых направлений лингвистики — эмотологии (или лингвистики эмоций), сфера изучения которой охватывает аффективную культуру речевого поведения в обществе, эмоциональную компетенцию homo ioquens, эмоциональные коммуникативные локусы, игру эмоциональных- смыслов, лексико-прагматических средств языка как во внутрикультурном, так и в межкультурном общении (В.И. Шаховский, 1995; А. Вежбицкая, 1996; 1999; Н.С. Кайт-мазова, 2006). Новейший аспект этого направления, разрабатываемый в последние годы как в отечественном, так и зарубежном языкознании, - это прагма-семантический аспект эмотивности дискурсивных образований как языковых единиц (высказывание — реплика / шаг / практика — ход — дискурс), включенный в процесс эмоционального освоения регулятивно-коммуникативного пространства в окружающей действительности.

Предлагаемое диссертационное исследование, находится в русле названного теоретического направления современной лингвистики и посвящено системному описанию функционального класса эмотивных интеръективных единиц (интеръективов) в динамической модели комплексного поведения говорящего субъекта в рамках дискурсивно-функционального пространства. Обозначенный теоретический ракурс исследования дает возможность разработать некий общий знаменатель для разнообразных теорий эмоций — от это-логических, социально-психоконструктивистских (в духе П. Бурдье, Ф. Варе-лы, У. Матураны) до нейрологических и культурологических.

Актуальность исследования обусловлена все возрастающим интересом к проявлению «человеческого фактора» в коммуникативном процессе, который приводит ученых к осознанию важности не только проблем описания языковых структур, участвующих в речевой интеракции, но и задач всестороннего исследования эмотивного пространства говорящего субъекта (homo Ioquens), использующего эти структуры в виде коммуникативных (или дискурсивных) проявлений малых форм для решения конкретных задач в пространстве диалогического взаимодействия. Языковая личность в ее способности осуществлять в рамках единого интерактивного пространства согласованные речевые (дискурсивные) действия или практики (в понимании М. Фуко, А.И. Ракитова, A.A. Романова, О.Н. Морозовой) с учетом коммуникативных установок другой говорящей личности становится ныне интегральным объектом изучения интенсивно развивающихся актуальных направлений науки о языке. Кроме того, актуальность исследования определяется не в последнюю очередь необходимостью систематизировать общие сведения о функционально-строевой специфике класса интеръективны* дискурсивных единиц эмотивного плана в рамках диалогического взаимодействия и пересмотреть существующие взгляды на отдельные аспекты этих единиц с новых теоретических позиций.

Обращение к функциональному классу интеръектнвных дискурсивных единиц эмотивного плана (междометному дискурсу) активного синтаксиса представляется актуальным в силу того, что хотя с шестидесятых годов прошлого столетия лингвисты неоднократно возвращались к проблеме ма-нифесгационных и содержательных аспектов конструкций с междометиями или высказываний-междометий (по типу И.А. Крылова: «Ушица, ей-же-ей, на ела/¡у спарена»), тем не менее, единой теории ~>мотивиости дискурсии малых форм создано не было и многие функционально-семантические свойства языковых единиц данной категории остались необъясненными. Необходимость разработки такой теории, несомненно, велика, так как само явление ■змотивной дискурсии малых фор и широко распространено в различных языках и играет огромную роль в дискурсивной (коммуникативной) деятельности участников диалогической интеракции, особенно в сфере обыденного и институционально-профессионального общения при возрастающей роли экстралингвистических факторов, таких, например, как своеобразие ситуации общения, количество ее участников, коммуникативная иерархичность в случае наличия асимметрии в социальном статусе участников диалогической интеракции, кодекс доверия собеседников и др., обеспечивающих в конечном итоге специфичность функционирования в социуме эмотивных коммуникативных стереотипов.

Актуальность предлагаемой работы определяется также потребностью систематизации (построения «архива», по М. Фуко) манифестационных средств эмотивной дискурсии малых форм в различных языках, необходимостью выявления национальной специфики средств выражения функциональной категории интеръективности и их прагматической вариативности в плане функциональной синонимии. В работе обосновывается необходимость данного подхода к решению целого ряда актуальных проблем современной лингвистики с привлечением данных ряда наук, таких как "этнолингвистика, социология, социальная психология, психология дискурса, теория речевой деятельности, дискурсология - комплексного описания вербальных форм эмотивной коммуникации как особой разновидности речевой деятельности, концептуализации интерактивной действительности человеком и ее репре-¡ентации в национальной языковой картине мира, роли говорящего в осуществлении эмотивной дискурсивной деятельности, разработки критериев макросегментации актов эмотивной дискурсии, обусловленных социальными, межличностными отношениями коммуникантов и спецификой типовой ситуации диалогического общения и др.

лило, с одной стороны, описать как общие, так и национальные особенности речетворческой деятельности, с другой — развить новую концепцию регулятивного статуса (по A.A. Романову) эмотивной интеракции в динамической модели диалогической интеракции, разрабатываемой в Тверской школе семантики и прагматики речевых образований.

Несмотря на существование большого числа работ, предметом рассмотрения которых являются различные характеристики эмотивных единиц (например, с точки зрения «грамматичности / неграмматичности» этих единиц в свете теории частей речи: В.Г. Адмони, 1973; JI.B. Щерба, 1974; Н. Burger, 1980; К. Ehlich, 1986: 18-21 и др.; деления класса междометий / интеръекти-вов на лексические разряды: В.В. Виноградов, 1986; А.И. Германович, 1966; G. Heibig, J. Buscha, 1984 и др.; роли интеръективов в речевой практике говорящего в русле теории речевых актов и прагмалингвистики: А. Вежбицкая, 1999; A.A. Романов, 1990; К. Ehlich, 1986; N. Fries, 1990, 2004; J.N. Rasoloson, 1994 и др.; связи междометий с дискурсом: К. Fischer, 1998; D. Schiffrin, 1985; 1987), нельзя утверждать, что к настоящему моменту данный фрагмент языковой системы изучен в полной мере.

Кроме того, несмотря на повышенный интерес современной лингвистики к проблемам организации диалогического общения и востребованность исследований регулятивной функции языковых единиц, участвующих в реализации своих «магических свойств», по P.O. Якобсону, в реальной речевой интеракции, до настоящего времени практически не предпринималось попыток описать регулятивную функцию дискурсивных единиц эмотивного плана на базе функционально-семантического представления фреймовой структуры типовой диалогической коммуникации. Ни в одном исследовании не учитывалось участие интеръективов в качестве строевых единиц дискурса. Специфика коммуникативного и регулятивного поведения этих единиц также не была представлена, не велась даже речь о выделении интеръективов в функциональный класс дискурса малых форм.

Обращение к этой теме объясняется, прежде всего, отсутствием полного и систематического описания с позиций активного синтаксиса функционального класса эмотивных единиц как в общем, так и в других частных отраслях языкознания. Анализ регулятивной функции эмотивных единиц с позиций интегрального (прагматический, социолингвистический, психолингвистический, когнитологический) подхода актуален в равной мере как для специалистов в области теоретического языкознания, так и дня тех, кто занимается практической реализацией риторических программ, ориентированных на эффективную коммуникацию с учетом социальных, психологических и экстралингвистических факторов, оказывающих влияние на формирование личностных установок говорящего субъекта.

Объектом предлагаемого исследования выступает целостное описание эмотивного пространства функционального класса интеръсктивных (междометных) дискурсивных проявлений малых форм, а предметом является назначение и употребление. названных синтаксических объектов в динамиче-

ской модели интерактивного поведения говорящего субъекта в регулятивной деятельности участников диалогического взаимодействия.

Цель настоящего исследования носит многоплановый характер и состоит в разработке концептуальных и методологических основ дискурсного моделирования актов эмотивной интеракции, а также в последующем описании функнионалыю-семантических свойств интеръективных (междометных) практик в типовых ситуациях эмотивной коммуникации с целью реализации их воздействующего потенциала на участников диалогического пространства.

Обшей целью определяются конкретные шдачи исследования:

- проанализировать различные теории, посвященные общим вопросам регулятивной деятельности коммуникантов в актах эмотивной дискурсии, показать, почему постановка проблем эмотивной коммуникации в условиях межличностной и национально-культурной специфики естественным образом связана с исследованием функциональной категории эмотивности, и предложить пути эффективного анализа регулятивной деятельности говорящей личности в языке;

- критически осмыслить лингвистическую и психологическую литературу по проблеме, осуществить сопоставление психологической категории эмоциональности с соответствующей языковой категорией эмотивности и установить коммуникативную специфику последней;

- осветить основные концепции эмотивности в отечественной и зарубежной лингвистике и обосновать целесообразность изучения ее гкцио-намьных свойств в ингеръективном (эмотивном) дискурсе малых форм;

- разработать теоретические основы описания эмотивного дискурса малых форм как особого лингвистического объекта с учетом специфики межличностной и национально-культурной коммуникации, организованного по принципу целостности, структурности, иерархичности, связности в самостоятельную форму диалогической интеракции;

предложить методики анализа актов эмотивной дискурсии малых форм в условиях национально-культурного пространства контактирующих языков;

- определить статус эмотивного дискурса малых форм в динамической модели и описать типовой набор основных интеръективных дискурсивных практик путем построения фрейма данного корпуса единиц в виде цепочек реализации функционально-семантического представления (фрейма) акта эмотивной дискурсии;

- рассмотреть инвентарь вербальных средств репрезентаций интерактивных цепочек во фреймовой конфигурации эмотивного дискурса малых форм, позволяющих осуществить анализ общих и частных (уровневых) механизмов вербальной репрезентации эмоций в процессе реализации личностных установок участников диало] ического взаимодействия;

- выявить особенности метакоммуникативного характера интеръективных дискурсивных практик и специфику закономерностей лексического представления эмоций в межличностной и национально-культурной коммуникации разных языков;

— рассмотреть стратегический, принцип использования интеръектив-ных практик дискурса малых форм в процессе реализации конкретных целей и задач участниками речевой интеракции;!

—установить основные принципы ^взаимосвязи категории эмотивности с пограничными ей категориями оценочное™ и экспрессивности к построить типологию интеръективных практик регулятивного плана в структуре диалогического взаимодействия;

— установить, наличие и характер взаимосвязи, между структурными факторами и фреймовой организацией эмотивного дискурса малых форм в межличностном и национально-культурном коммуникативном пространстве.

Для целей данного анализа в качестве минимальной речевой единицы исследования наиболее подходит коммуникативное единство интеръективно-го эмотивного дискурсивного пространства малой ¡формы, построенное по монадному принципу определенной фреймовой модели.акта типовой интеракции с установкой на реализацию проявления желания-воли ■ говорящего субъекта.- >

Научная новизна диссертационного исследования заключается в постановке ранее неизученной проблемы функционирования в интерактивном пространстве коммуникативных эмотивных актов интеръективной дискурсии, а также в конкретном ее решении. Впервые выбранные для исследования речевые произведения дискурсивного пространства малых форм рассматриваются в рамках целостного функционально-семантического представления типового иллокутивного фрейма, отражающего весь спектр регулятивных отношений между партнерами по коммуникативному взаимодействию. Также впервые освещены проблемы эмотивного общения, традиционно рассматриваемые как диадические речевые взаимодействия с позиции коллективной интеракцио-нальности. По-новому осуществлен прагматический анализ языкового общения с учетом структурирования интерактивного пространства актов эмотивной дискурсии, обусловленного ее различным членением на отдельные семантические фрагменты с описанием общего эмотивного знаменателя для номинативных оценочных единиц-интеръективного плана. Воплощен новый комплексный подход к анализу значения интеръективных дискурсивных практик со значением эмоций, в основе которого лежит представление о значении как структурированной сущности и как целостности языкового, семантического и внеязыкового энциклопедического знания. Новаторской является попытка установить коммуникативный статус интеръективной (междометной) практики в пространстве эмотивной дискурсии малых форм и определить место междометных дискурсивных практик в динамической модели диалога. Впервые зафиксированы характерные для интеръективной (междометной) практики типы манифестационных схем и описаны их семантико-прагматические свойства, предложен в рамках организационной структуры эмотивного дискурса оригинальный принцип деления класса номинативных интеръективных единиц на семантико-прагматические разряды.

В новом ракурсе предстает описание механизмов концептуальной интеграции как когнитивного основания лингвокреативных свойств дискурсивно-

го поведения участников эмотивной коммуникации. Помимо этого в работе впервые выделяются и характеризуются ведущие направления в исследовании эмотологии (лиш вистики эмоций), а также предлагается новая методика описания и классификации моделей речевого общения в условиях эмотивной коммуникации, которая применяется для выявления творческого характера изучаемого феномена как в системном, так и речевом аспектах. Предложен метаязык описания динамических процессов эмотивной коммуникации и обоснована правомерность выделения эмотивной коммуникации в качестве особой разновидности коммуникации в культуре с определением критериев такого выделения.

Методологический аппарат исследования опирается на разработки в области прагмалингвистики, теории речевых актов и теории коммуникации, в частности на метод теоретико-гипотетического моделирования вербального поведения языковой личности в зависимости от установки, интерпретации смысла дискурсивных единиц на основе элементарных пропозициональных единиц, перефразирования манифестационных конфигураций (поверхностных структур) и сведения их к базовой (прототипической) форме. В работе также применены методы контекстуального и функционального анализа, социально-контекстуальные методы с указанием ролевых проявлений участников коммуникативной интеракции. Кроме того, использованы некоторые элементы количественного анализа, позволившие охарактеризовать статистические отношения использованпых различных манифестационных форм выражения эмотивного состояния говорящего субъекта.

В качестве теоретической базы исследования эмотивной структуры интеръективной дискурсии малых форм принимается деятельностный подход к анализу речевых (диалогических) единиц, разработанный в Тверской (Калининской) семантико-прагматической школе под руководством И.П. Сусова. За основу работы взята динамическая модель регулятивного пространства диалогической интеракции, разработанная A.A. Романовым (1984; 1986; 1987; 1988).

Теоретическая значимость проведенного исследования заключается в том, что оно способствует дальнейшему развитию дискурсивно-функциональной научной парадигмы, существенно расширяет теорию речевого воздействия и - шире - речевой деятельности в частнолингвистическом и общелингвистическом планах и представляет собой вклад в общую теорию пра1матики общения и изучение глубинных механизмов, лежащих в основе лингвокреативной деятельности человека в условиях эмотивной коммуникации. Теоретическая значимость результатов, полученных в процессе диссертационного исследования, состоит в новом подходе к описанию функциональных особенностей дискурсивных практик малых форм и установлению их роли в формировании и развертывании типового иллокутивного фрейма

диалогической коммуникации, в новом взгляде на интерпретацию синтакти-ко-семантических свойств эмотивных номинативных единиц и в установлении семантико-ирагматической специфики междометного (интеръективного) дискурса в диалогической интеракции. Изучение такого явления как интеръ-ективная эмотивность в коммуникативно-функциональной лингвистике способствует описанию закономерностей развития и функционирования языка в социуме, позволяет осмыслить с лингвистической точки зрения процесс управления речевым поведением участников диалогической интеракции, расширяет представление о соотношении коммуникативной, ситуативной и языковой семантики. В общелингвистическом плане теоретически значимыми являются аргументы в пользу анализа регулятивной функции языка, в особенности ее «воздействующей и преобразующей речевое поведение» разновидности. Теоретически значимым также является распространение инструментария прагмалингвистики на семантический анализ таких явлений как изменение личностных установок говорящего субъекта в условиях допустимого психопрограммирования (нейролингвопрограммирования) посредством специфических коммуникативных единиц — эмотивных интеръективных практик дискурсивного пространства малых форм, ориентированного на различные области профессиональной коммуникации: от риторического убеждающего воздействия в институционально-социальной сфере общения до обыкновенного врачебного (терапевтического, психотерапевтического и психоаналитического) дискурса.

Практическая ценность работы определяется возможностью применения ее основных положений, выводов и методик анализа при разработке теоретических курсов по семантике и прагматике речевого общения, теории и интерпретации диалогического дискурса, теории речевого воздействия, при чтении спецкурсов по речевому общению, речевому этикету, лингвострано-ведению. Материалы и выводы работы могут оказаться полезными при чтении курсов по лингвокультурологии, семиотике, теории понимания и интерпретации, конфликтологии и риторике. Возможно также применение результатов исследования при разработке коммуникативно-ориентированной методики преподавания языка и при описании номинативного пространства интеръективных единиц со значением эмоций как в практике преподавания русского и немецкого языков, так и в теоретических курсах общего языкознания, лексикологии, фразеологии, контрастивистики и этнологии, в лексикографической практике. Результаты исследований могут вызвать интерес психологов, философов, социологов, антропологов, психотерапевтов и рекламистов различного профиля.

На защиту выносятся следующие теоретические положения:

1. Интеръективный эмотивный дискурс малых форм представляет собой комплексную коммуникативную единицу в системно организованной последовательности интерактивных проявлений участников эмотивной коммуникации. Конструктивно оформленный по монадному принципу, отражающему символ активности, наличия духовной воли к проявлению из непроявленного и образ имплицитной точки «центра мира» говорящего субъекта, интеръектив-

ный .¡мотичный дискурс малых форм призван отражать в коммуникативном пространстве реализацию постановки цели и движения к ней.

2. Используя монадный принцип (монадность, монадные свойства) ма-нифестационной целостности интеръективного эмотивного дискурса малых форм и реализуя свой «центр мира», говорящий субъект в интерактивном пространстве отсекает все лишнее, нелогичное, нечеткое, бездоказательное в процессе постановки и достижения цели и сводит структуралистскую вер-бальность эмотивной дискурсии к некоей «светящейся точке как сингулярному состоянию», ко1да объем конструктивного выражения равен незначительности, а содержательная масса — бесконечности.

3. Монадный принцип манифестационной целостности интеръективного эмотивного дискурса малых форм поддерживается такими когнитивными структурами, как целостный образ, дающий возможность схватывать коммуникативную ситуацию в целом, смысловой код — свернутое состояние информации, имеющее потенцию переходить в развертывающуюся внешнюю речь, антиципация (предпонимание на базе конвенционального ожидания или экс-пектации участников эмотивной интеракции по отношению друг к другу) и интуиция (озарение) - довербальное схватывание смысла, глубинная настройка на решение коммуникативных задач, способность правильного, мгновенного распознавания.

4. В функциональном плане монадный принцип организации интеръек-гивного эмотивного дискурса малых форм обеспечивает способность выделять объекты, явления и идеи как целостность, единство во множестве. Более того, названный принцип структурной организации исследуемого дискурса определяет соотношение между репрезентативностью малой формы и его содержанием, отражающим концентрацию особых качеств предмета или ситуации (i.e. проявление механизма «экономии мельчайшего» на путях высшей концентрации когнитивного фокуса, по П. Клее), которые в силу объективации мыслей и эмоций формально делают ее непохожей на все остальные (обыденные) ситуации общения. Репрезентация фокуса сверхувеличенного в сверхмалом, в котором возможен переход от целостного видения ситуации, мгновенно-интуитивно! о схватывания и озарения к ее локальному осознанию, преобразование глубинноконтинуального в осознаваемодискретное («квантование смысла») и в котором они уравновешиваются в некоторой промежуточной области («сингулярной точке»), позволяет участникам эмотивной интеракции в малых формах дискурса распознавать реальные предметы их жизненного пространства особые целые единства (i ештальты, «чанки», по У. Чейфу), опыты, события, процессы, целевые комплексы и установки, кореллирующие с реальной картиной жизни в ее повседневных проявлениях.

муникативно-прагматическую (или иллокутивную) функцию. В ходе речевой интеракции, построенной по типовому образцу функционально-семанти-ческого представления, актуализированные в нем интеръективные эмотивные единицы проявляют свои знаковые свойства: информативность, целевую направленность, структурную организованность, соотнесенность с денотативно-референтной ситуацией (фреймом), операциональность, прогностичность.

6. Регулятивная специфика интеръективных эмотивных единиц раскрывается на уровне этапно-тематического хода диалогической интеракции, когда говорящий сигнализирует о предлагаемой им тематической доминанте в образовании и развертывании типового иллокутивного фрейма. Маркируя определенные узловые компоненты типового фрейма, она выступает в роли конкретизато-ра функционально-семантического представления ситуации общения, что позволяет рассматривать ее в качестве своеобразного иллокутивного показателя и типового эмотивного знаменателя актов дискурсии.

7. Актуализированный в содержательной структуре эмотивной дискурсивной практики интеръектив обладает кумулятивными способностями передавать комплекс иллокутивных функций, различающихся функциональной направленностью и эмотивной окрашенностью, и выступает как (полиинтен-циональный) речевой акт-событие, которое направлено на обеспечение программной реализации намеченных коммуникантами цепей и задач, что в функциональном плане позволяет подразделять их на два семантико-прагматических типа: дескриптивные и иллокутивные (когнитивные, волюн-тативные, эмотивные).

8. Выступая в качестве маркеров регулятивной деятельности, эмотивные дискурсивные практики или эмотивные дискурсивы выполняют в диалогической интеракции конкретные функции регулятивов, направленных на достижение результирующего эффекта и на успешную организацию диалогического взаимодействия, а именно роль стартерных (аттрактанты, регламен-тивы), этапно-тематических, финальных (размыкающих или фиксирующих этап перехода), оценочных (кооперативных: восприятия, согласия; противодействующих: несогласия, исправления, подсказки) регулятивов.

Второй международной методологической конференции «Объект и субъект гуманитарного познания: Человеческий фактор познавательной деятельности», г. Севастополь (Украина, Польша), 2003; Третьей международной конференции «Культура русской речи» в рамках реализации Федеральной и Краевой программы «Русский язык», г. Армавир, 2003; Десятой международной конференции по функциональной лингвистике «Функционирование русского и украинского языков в эпоху глобализации», г. Ялта, г. Симферополь, Украина, 2003; Третьем международном симпозиуме « И M И ДЖЕ Л ОГ И Я -2005», г Москва, 2005; международной научно-практической конференции «Языковая личность в дискурсе: Полифония структур и культур», г. Тверь, 2005; Восьмой международной конференции «COGNITIVE MODELING IN LINGUISTICS», Varna, Bulgaria, 2005; Третьей международной научной конференции «Текст в лингвистической теории и в методике преподавания филологических дисциплин», г. Мозырь, Республика Беларусь, 2005; международной научно-практической конференции, посвященной 60-летию ЮНЕСКО «Психология на пути к пониманию человека и социума: Новая психическая реальность изменяющейся России», г. Тверь, 2006; Второй международной научно-практической конференции «Гуманитарные проблемы миграции: Социально-правовые аспекты адаптации», г. Тюмень, 2006) и II региональных и межвуювских конференциях (г. Волгоград, 1998; г. Липецк, 1999; г. Сочи, 2003; г. Тверь, 1999; 2000; 2001; 2002; 2003; 2004; 2005; 2006).

Основные теоретические положения и выводы диссертационной работы представлены в 43 публикациях (включая 1 монографию и 4 учебных пособия) общим объемом 43,9 пл.

Результаты работы регулярно (с 1999 г. по 2006 г.) обсуждались на заседаниях межвузовского теоретического семинара «Регулятивный мир диалога» при кафедре теории языка и межкультурной коммуникации ТГСХА. Основные результаты исследования внедрены в ряд спецкурсов, в курсах «Русский язык и культура речи», «Речевой этикет», «Стилистика русского языка и культура речи», «Основы теории коммуникации», «Современные синтаксические теории», а также использовались при руководстве дипломными сочинениями.

Структура работы определяется поставленными конкретными задачами и логикой развертывания основной темы исследования. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка источников примеров, списка использованной литературы, списка условных обозначений и сокращений. Библиографический список включает в себя 384 источника на русском, английском и немецком языках.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении дается обоснование выбора темы, раскрывается ее актуальность, определяется объект и предмет исследования, формулируются цели и задачи исследования, обосновывается научная новизна, теоретическая и практическая значимость, приводятся положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Эмотивный дискурс малых форм в коммуникативно-функциональной парадигме: основные направления и проблемы исследования» проанализирована лингвистическая и психологическая литература по проблеме исследования, систематизированы общие сведения относительно предмета исследования, представлены теоретические основы описания эмо-тивного дискурса малых форм, определен статус эмотивного дискурса малых форм в динамической модели диалогической интеракции, обоснована целесообразность изучения функциональных свойств эмотивности в интеръек-тивном дискурсе малых форм.

Проблема форм (эксплицитной - имплицитной, полной - усеченной, малой) экспонентности и репрезентативности дискурсного (дискурсивного) образования как языкового знака находится, как можно предположить на первый взгляд, в плоскости разграничения плана выражения и плана содержания таких вербальных знаков.

Действительно, в лингвистической литературе хорошо известна проблема асимметричности языкового знака, как хорошо известна и проблема соотношения формы и содержания языкового знака как семиотического объекта. Решение этой проблемы сводится чаще всего к описанию вариативности плана выражения языковых образований (предложения, высказывания, диалогической реплики, дискурсивной практики, текста, дискурса) по отношению к неизменному объему их плана содержания (семантике, смысловому содержанию, семантической структуре, семантической конфигурации и т.п.).

Однако проблема существования малых форм репрезентативности содержательной стороны знака как семиотического феномена не является только лингвистической проблемой. Явление такого порядка как особой репрезентативной сущности семиотических объектов можно наблюдать в искусстве, архитектуре, музыке, литературе и музейном деле (меморативистике).

Так, в портативной меморативистике малой музейной формой считается одна из форм искусства интерпретации и масштабирования, обстоятельства формирования которой можно определить в категориях компактности, портативности, информационности и художественной выразительности. Причем художественная выразительность - необходимая составляющая этого жанра музейного экспозиционного искусства - должна как бы отвечать объему («формату / форме») «музейной открытки», где художественное произведение сформировано в мнемоническом действии (воспоминании, запоминании). Представляется, что малая музейная форма выявляет подвижность и полифонию поэтики современного музея, ее перманентные составляющие, парадоксальную публичность приватности, прозрачную аналитичность.

В малой музейной форме важна отправная точка проектирования и критерии для авторов (художников, скульпторов и т.д.), замышляющих образы. При этом художественная выразительность малости формы может быть только средством и ничем более, а для музеев, напротив, из осмысленности наполнения (т.е. интерпретируемости малой формы произведения) вовсе не следует ее эстетическая самодостаточность. Осваивая территорию «былого» (в виде «криптографического послания» малой формы) думами, интерпрета-

тор невольно обозначав! и означивает маршруты (ер. «когнитивный маршрут» в концепции У. Найссера ( 1981 )) наших движений, как записывание и обозначение, зачитывание и ориентацию, подразумевая «обратный ход» - реконструкцию исходного состояния, записывание - зашифровывание, прочитываемое в обратном направлении. Здесь же может идти речь и о «нарративном путешествии», в котором настоящее сообщено из прошлого будущему (ср.: Й. Брокмейер, Р. Харре, 2000).

В литературоведении проблему произведений малых форм связывают в первую очередь с жанровой разновидностью рассказа как речевой формы сказания, которая вполне естественно оформилась в литературном жанре, а на сегодня - и в визуально-коммуникационном: телесериалы, рисовано-коммуникашюнные произведения - анимация, комикс, иконический рассказ, рисованное письмо.

Теория малой и минимальной прозы - один из самых обсуждаемых сегодня вопросов (C.B. Тарасова, 2003). Это связано с практически назревшей необходимостью пересмотреть сложившуюся жанровую иерархию. Многочисленные литературные эксперименты с малой формой вызвали значительные смещения в традиционной системе жанровых координат. Жанры, которые ранее составляли литературную «периферию» — анекдот, афоризм, эпиграмма. — перемещаются, отражая динамику жизнедеятечьпости членов социума, в центр литературного процесса, а их место занимают новые жанровые образования, часто еще не классифицированные и не названные. В то же время традиционные жанры - в первую очередь рассказ ~ мобифицируются в соответствии с требованиями времени и также требуют внимательного рассмотрения.

В последние годы и литературоведении в вопросе о дифференциации повествовательного рода на жанры наблюдаются значительные разночтения. Во многом jto связано с литературными экспериментами, направленными на небольшие прозаические тексты. Широкое привлечение в них черт не точько ращых жанров, но и разных родов заставляет по-новому взглянуть на сложившуюся ранее жанровую систему и круг признаков, присущих каждому жанру При изучении литературных явлений данного ряда обнаружились изменения не только в качественно-содержательных компонентах каждого жанра, но и в количественных показателях сложившихся прозаических форм. Это относится в первую очередь к малым и минимальным жанрам.

Здесь следует оговориться, что понятие малого повествовательного жанра в работах целого ряда исследователей соседствует с понятием литературного фрагмента или художественной миниатюры. Не вдаваясь в дискуссию но этим вопросам, целесообразно отметить, что. во-первых, в определенной степени фрагментарными могут быть и крупные жанры (роман, повесть, разно! о рода поэтические или прозаические сборники или циклы), коша в рамках таких произведений ощущение фрагментарности создается за счет непосредственного соседства картин реальности, в обычных ситуациях не соотносимых друг с другом. Как правило, такие произведения построены по принципу монтажной композиции. Во-вторых, выделение малого жанра

как определения, применимого к художественной миниатюре и, в частности, к афоризму, исключает, таким образом, вычленение в литературе минимальных жанров. Афоризмы, эпитафии, эпиграммы, анекдоты, таким образом, несмотря на наличие только им присущих жанровых особенностей и специфических черт, ставятся в один ряд с рассказом, новеллой, фельетоном, юмореской.

До последнего времени, говоря о малой форме, в первую очередь подразумевали рассказ. Нередко в качестве содержательной основы рассказа отмечают «ситуацию», «факт», «случай», выводящий на весь мир. Главный же жанрообразующий признак рассказа, из которого следуют все остальные, -интенсивный тип организации художественного времени и пространства. На этой характеристике и основано определение рассказа как произведения малой формы: Рассказ (новелла) представляет собой интенсивный тип организации художественного времени и пространства, предполагающий центростремительную собранность действия, в ходе которого осуществляется испытание, проверка героя или вообще какого-либо социально значимого явления с помощью одной или нескольких однородных ситуаций, так что читательское внимание сводится к решающим моментам в оюизни действующего лица или явления в целом. Отсюда концентрированность сюжетно-композиционного единства, одноплановость речевого стиля и малый объем как результат этой концентрации.

Таким образом, рассказ в традиционном понимании — это повествование об отдельном, частном событии или ряде событий, небольшое по объему. В центре произведения может быть одно сюжетное событие, но чаще всего одна сюжетная линия. В рассказе действует небольшой круг персонажей. Жизнь главного героя дается не развернуто, а его характер раскрывается через одно или ряд обстоятельств жизни, которые оказываются роковыми, поворотными для героя, раскрывая его внутреннюю сущность в полном объеме. Такой момент испытания героя присутствует и в произведениях, которые фактически лишены фабулы. В них момент испытания проявляется через контраст, конфликт между начальным и конечным положениями.

Для художественного воплощения может быть выбрано событие, которое не только раскрывает внутренний мир человека, но может вобрать в себя, как в фокусе, социальный, общественный фон. Собственно событие, действие в рассказе может быть вспомогательно, оно может выступать на заднем плане. Однако отсутствие события — это уже событие, с той точки зрения, что таким образом проводится выявление авторской идеи. В рассказе оказывается важным умение художника в одном сюжетном обстоятельстве сфокусировать множественность смыслов, сконцентрировать разные нюансы. Глубинность, многослойность события или ситуации - повод для раскрытия сущности персонажа и жизни вообще.

Центростремительность сюжетно-композициотюй организации рассказа не могла не оказать влияния на его речевой стиль.. В рассказе отсутствует многоплановость речевых пластов (в отличие, например, от романа), но преобладает однонаправленность речевого стиля, которая реализуется в из-

начальной установке на единообразие, в принадлежности речи одному субъекту восприятия

Таким образом, минимальная форма предъявляет ряд очень жестких требований к своему создателю. И одно из первостепенных условий - максимальный вес каждого слова в ситуации, когда нет места пространным, свободно развертывающимся описаниям. Смысювая наполненность при малом формально выраженном словаре часто ведет к повышенной образности, символичности Потому нередко произведения минимальной и малой формы несут в себе, как было отмечено выше, притчевое содержание.

Требования в литературоведении к малой форме произведения созвучны требованиям к малым формам в сценическом (,театральном) искусстве этюду, например. Этюд, не обогащенный содержательным вымыслом, недоработанный по действию, лишенный сверхзадачи, принесет больше вреда, чем пользы. Он приучает к поверхностности и приблизительности в решении творческих мдач. Станиславский подчеркивал, что «этюд сам по себе, сам для себя не может иметь ни смысла, ни жизни. В предлагаемом способе все этюды, даже самые маленькие, будут однажды и навсегда оживляться изнутри сверхзадачей и сквозным действием» (К.С. Станиславский, т. 3. с. 395). Малосодержательный этюд, этюд с «мелким дном» быстро приедается, и гщагельная отработка его становится бесполезной.

В педагогической практике артиста воспитательное значение этюда понимается иногда упрощенно. Оно сводится к выбору тематики, и упускается главное: сверхзадача этюда. Отсюда возникают всякою рода ограничительные тенденции. Считается, что показ отрицательных сторон человеческого характера не способствует формированию передового мировоззрения и что воспитывать можно только на положительных примерах.

Примечательна точка зрения на малую форму в живописи, где доминирует принцип жономии мечьчайшего, особенно в направлении «примитивной», «детской» живописи, в котором, по П. Клее, этот принцип достигается на путях высшей концентрации. В живописном рисунке, по П. Клее, наблюдается явление «сверхувеличенного в сверхмалом», в некоей промежуточной области, в некоторой точке, добавим мы, — где они в области рисунка и уравновешиваются. И тогда в этой точке «мельчайшее возникает как экономия зрительных знаков» (A.A. Романов, 2004), позволяющая передать «величайшую энергию космического плана» (Р. Klee, 1969: 34). Сведенная деталь интенсивна, а не экстенсивна. Положение самого художника оказывается герменевтическим ключом к разгадке. Он совершает путешествие: космическая точка зрения располагается в мельчайшем, в определенной точке на линии. И эта линия экстатична - в каждой точке ее движения существуют силы, превосходящие любую из попыток остановить ее; она всегда как бы «проскакивает» между актуальной и виртуальной точкой, «ей свойственна монадная сингулярность» (A.A. Романов, 2006).

Характерно, что в своих исследованиях П. Клее пытается составить предельно полный словарь линий - одни активные, другие пассивные, третьи посредствующие - в их самых разнообразных вариациях. Это линии не гео-

метрические, и П. Клее не стремится их математизировать; их можно было бы назвать средовыми (или экологическими) линиями.

Их конфигурация определяется средой, через которую они проходят, и тогда линии мы будем понимать как векторы сил, действующих в той или иной среде (не только, например, подземной или водной, но и в цветовой, графической). Другими словами, линии П. Клее не имитационны и не декоративны; и то, что они бывают порой визуально доступны, мало что говорит об их невизуальной природе. В его представлении линия есть точка в движении, частица, молекула и даже не столько некое мельчайшее материальное тело, сколько след, оставляемый траекторией средовых сил. Установить точку в хаосе (впечатлений, переживаний и т.д.) это значит организовать хаотическое движение в определенном направлении, ввести его в порядок. Но почему, чтобы создать произведение, необходимо аффектировать «серую точку» (термин и понятие из: Р. Klee, 1957: 194)? Этот механизм аффектирования «серой точки» обусловлен необходимостью установить точку рождения произведения и организовать вокруг нее формацию изображения — некую длительность, некое первоначальное условие равновесия, ибо произведение есть мгновение в горизонте неизменно пребывающей в движении космической тотальности. Организовать равновесие в неравновесном — это значит создать произведение; та точка, с которой мы рассматриваем универсум, выступает как соединительное промежуточное пространство, абсолютно нейтральное по отношению к сверхнапряжению двух крайних образов, форм, движений.

Статус «серой точки» удобно показать на примере рисунка П. Клее следующим образом:

/iSx

Ю^Ф о-©—•

v"~.v .Tv

Серая точка Серая точка

(с включенными оппозициями) (с исключенными оппозициями)

Между объектом (или моделью) и рисуемым образом существует допустимая шкала сведения одного размера (реальной размерности объекта) к другому — более мелкому или более крупному. Метафизически говоря, рисовать или создавать произведение любого порядка — «это или увеличивать, или уменьшать естественные пропорции объектов видимого мира» (Р. Klee, 1969: 58,44-45).

И хотя, как утверждает П. Клее, у рисования есть свой предел, так как переходя из одного состояния в другое, «оно становится письмом, где на первый план выходят не живописные, а языковые значения». Вот почему «письмо и рисование — одно и то же», по Паулю Клее (там же, с. 42). И хотя с точки зрения художника их различие не столь существенно, в то же время для потребителя (созерцателя, интерпретатора) живописных значений это чрез-

вычайно важно, так как он либо читает, либо созерцает. При этом П. Клее не пытается разграничивать эти две ипостаси восприятия, и, как следствие, у него чрезвычайно трудно найти ту тонкую грань, которая отделяет рисование от письма, потому что принципы экономии мельчайшего лишь только обозначены, но не эксплицированы в полной мере.

Представляется, что функциональные параметры принципов жономии мельчайшего обусловлены, в первую очередь, пресуппозиционными характеристиками «локальной, темпоральной (временной), ситуативной и прагматической переменных как определенной коммуникативной организации объективных факторов действительности, которая основана на понимании отражательной функции языка с учетом его возможностей обеспечивать правильную ориентацию в окружающем мире с учетом всего социального опыта» когнитивного агента и языкового субъекта (A.A. Романов, 2005а: 100).

В этом плане крайне важно учитывать специфику темпоральной пресуппозиции, которая заключается в осознании того факта, что любое время (время речевого акта, время коммуникативного взаимодействия, время интерпретации и т.п.) требует скорости. В свою очередь «скорость определяет ритм перехода», по П. Клее (Р. Klee, 1969: 58), от одного семиотического кода к другому. Такая смена кодов, определяемая скоростью времени и сказывающаяся на динамике ритма жизнедеятельности когнитивною агента и носителей языкового со мания, проявляется в использовании определенных языковых маркеров уже непосредственно в обыденной коммуникации лицом к лицу, т.е. в речевой практике, чтобы отражать в полной мере обозначенную динамику жизнедеятельности субъекта (A.A. Романов, 2006).

ДейС1вшельно, настоящее время примечательно тем, что аналитики в понимании современных общеогв все больше и больше начинают говорить об информации как о главном отличительном признаке современного мира, что человечество входит в информационную эру, что новые «способы информации» уже превалируют, что человечество живет в «электронном обществе» и уже подошло к «виртуальной экономике», движущей силой которой стала информация, что общество уже существует в условиях «глобальной информационной экономики» (см.: Ф. Уэбстер, 2004: 22-24). Политические экономисты уже недуг разговоры о том, что в новой «электронной экономике» преимущество получает субъект деятельности (менеджер, предприниматель, работодатель и т.п.), обладающий знаниями, которые позволяют «быстро соображать».

Характерно, что исследователи соглашаются в одном: информация есть нечто особенное и она играет особую роль в современном мире, что в информационном пространстве среди прочих преимуществ существует и опасность того, что людей мхлестнет вапна пустячных сообщений, сенсаций и сбивающей с толку пропаганды.

Появление электронных «супермагистралей» привлекло внимание к потоку информации, чреватому, возможно, пересмотром отношений время-пространство. В сетевом обществе затруднения, связанные со временем и пространством, были во многом преодолены, корпорации и даже отдельные

люди способны эффективно вести свои дела в глобальном масштабе. Поэтому сегодня на повестке дня — интернет, информационная «супермагистрапь» и киберобщество, вопросы, порожденные информационными и коммуникационными технологиями, где первостепенными темами обсуждения становятся электронная демократия, онлайновые сообщества, что информация и коммуникационные технологии означают становление новой эпохи. И потому многие предполагают, что все это знаменует серьезную трансформацию социального устройства, которая может служить даже признаком революционных перемен. Примечательно, что современная культура становится также более информативной, чем любая предшествующая. Социум существует в медианасыщенной среден что означает: жизнь существенно символизируется, она проходит в процессах обмена и получения — или попытках обмена и отказа от получения — сообщений о нас самих и о других. Признание взрывного роста смыслов заставляет многих исследователей говорить о том, что человечество вошло в эру развития информационного общества.

Нередко предпринимаются попытки оценить это развитие в количественных характеристиках, и начинают с того, насколько «очевидно», что мы живем в океане знаков, которых гораздо больше, чем в предыдугцие эпохи. Парадоксально, но этот информационный взрыв, по всей вероятности, и заставил многих авторов вести речь о смерти знака. В таком информационном обществе, в котором неизбежно возникают проблемы в связи с языком информационного общества, мы имеем «набор значений, которые переданы, но не имеют значений» (М. Poster, 1990: 63, цит. по: Ф. Уэбстер, 2004: 29).

Первая и основная проблема состоит в противоречии качественного и количественного измерений передачи таких значений в процессах социальной интеракции. И специфика этих измерений отражается в том, что из «нашего разговорного языка практически исчезли прилагательные и наречия, в нем преобладают глаголы и существительные. Происходит фокусировка на действиях, фабуле, внешних событиях, при этом наши переживания, отношения, личностные смыслы упускаются. Время требует скорости... Безусловно, изменить это невозможно. Но возможно учесть значимость остановок, в том числе для речевой рефлексии в процессе воспитания, образования и коррекционно-развивающей работы» (см.: В. Подорога, 1995: 200-207).

«Взрывной рост смыслов» (Ф. Уэбстер, 2004: 27) отражается на социуме - происходит серьезная трансформация социума. Жизнь с огромными скоростями требует поиска новых форм успешной жизнедеятельности человека. «Есть идеи времени и есть формы времени», как отмечал В.Г. Белинский. Действительно, характерные признаки разнообразных знаковых образований малых форм в литературе, искусстве, театре, живописи и особенности функционирования этих форм знаков в семиотическом пространстве постиндустриального (информационного) общества маркируются одним общим свойством — динамически адекватно отражать положение (нахождение) говорящего субъекта в информационном пространстве своей жизнедеятельности при помощи новых знаков, имеющих компактный размер и объем и конфигурационно оформленных в типовую малую форму.

Динамический императив (директив) постиндустриального (информационного) общества реализуется в призыве к логичности, строгости выражения мыслей (и тем более эмоций), который «приводит к сокращению поля выражения» (Л.С. Драгунская, 2004: 138) используемых знаков с их «невы-сказываемым» содержанием, по Л. Витгенштейну (1994: 73; ср. его высказывание: «В самом деле, существует невысказываемое. Оно показывает себя»). Иначе говоря, используемая форма знаков в виду ее малости «поля выражения» дополняет свое «невысказываемое» демонстрацией себя, «показыванием себя», по Л. Витгенштейну.

Отсекая все лишнее, то есть нелогичное, нечеткое, бездоказательное, говорящий субъект постепенно сводит структуралистскую вербальность к некой «светящейся точке» (Л.С. Драгунская, 2004: 138), к известной уже в живописи Пауля Клее «серой точки» со всеми ее свойствами. Осуществляя этот процесс, говорящий субъект приводит свою вербальность к некому, в терминологии физика, «сингулярному состоянию», кот да объем знаковой формы крайне мал («равен нулю»), а масса (объем содержания) равна бесконечности. Ср. в этой связи поговорку: чтобы словам было тесно, а мыслям — просторно.

Действительно, если рассуждать надо кратко и четко, согласно одному из постулатов Г.П. Грайса (1985), то в то же время никак нельзя при этом герять содержательности высказывания. Вот почему в предельном случае, сжимая план выражения и расширяя план содержания, говорящий субъект сводит свое выражение (знак) к предельной точке, к «фрейдовскому дискурсу» - крику «Вот!». Как в этой связи не вспомнить мальчика, описанного 3. Фрейдом в 1920 г. в своей работе «По ту сторону удовольствия», который кричал «Ваг!», обозначая свой объект и переживая его возвращение (1991: 146). В этом дискурсе-крике, дискурсе-волосе нет ничего более ясного, логичного, внутренне непротиворечивого, и, как подчеркивает Л.С. Драгунская (2004: 138), «одновременно максимально содержательного, не упускающего ни одной стороны о качаемого явления, сколь бы сложным оно ни было - чем возглас «Вот!».

Очевидно, что реальное сжатие структуралистской вербальности говорящим субъектом приводит к эмоциональному дискурсу-взрыву, представленному в виде иптеръсктивного (междометного) дискурса, включающего свое содержательно-иррациональное в сферу своего эмоциональносодержа-тельного, которое является для говорящего и стимулом и ограничителем одновременно. В этом плане интеръективный дискурс предстает не только сущностью, организующей мир и человека как говорящего субъекта и когнитивного агента, но и средством упорядочивания мышления и творческого процесса, символом целостности и единства. Монадный принцип интеръективно-го дискурса как символа целостности и единства, символа активности, отражающий духовный принцип наличия воли к проявлению непроявленного

коррелирует с понятием «Центра мира», «неподвижной непроявленной точкой, обладающей творческой силой» (И.А. Герасимова, 2006:91).

В познавательном (когнитивном) аспекте дискурс-взрыв будет означать проявление желания-воли, постановку цели и движение к ней. Монадный принцип интерьективного дискурса малых форм базируется на таких когнитивных структурах, как целостный образ, позволяющий схватывать ситуацию в целом, смысловой код, представляющий свернутое состояние информации, которая обладает потенцией переходить в развертывающуюся внешнюю речь, интуиция (как предпонимание, озарение) — довербальное схватывание смысла, глубинная настройка на решение проблемы (И.А. Герасимова, 2006:91).

Монадный принцип построения интерьективного дискурса обеспечивает способность выделять объекты, явления и идеи как целостность, единство во множестве. Как отмечает Дж; Бенетт, «монада определяет содержание -особые качества предмета или ситуации, которые делают ее непохожей на все остальное» (Дж. Бенетт, 2001: 24). Можно предположить, что монадный принцип построения интерьективного дискурса сродни «квапиа», в понимании Д. Деннета, как «онтологии кажимостей», где интуитивное представление качественной окрашенности опыта находится «вне объяснительных возможностей физикализма» (о концепции Дэниела Деннета подробнее см.: Н.С. Юлина, 2004). Ментальный феномен монадности интерьективного дискурса не может, таким образом, подвергнуться объяснению, потому что он входит в само объяснение.

В интерактивном аспекте монада-целостность интерьективного дискурса обеспечивает способность держать цель до конца, до завершения действия. В манифестационном оформлении она композиционно цельна и обладает свойствами завершенности, подчиненности аргументации цели, замыслу, а в интерактивном плане — она вводит субъекта в общее с объектом поле.

Во второй главе «Фреймовое описание эмотивного дискурса малых форм» описан архив практик эмотивного дискурса малых форм, исследованы параметры, позволяющие установить коммуникативный статус интеръектив-ной практики в пространстве дискурсии малых форм, предложена методика исследования фреймовой конфигурации актов эмоциональной дискурсии диалогического общения, выявлена роль дискурсивных практик малых форм в формировании и развертывании типового иллокутивного фрейма диалогической коммуникации.

Эмотивный дискурс малых форм обнаруживает своеобразную структуру. Вся совокупность практик дискурса малых форм образует архив малых форм, который характеризуется гибкостью границ между центральной и периферийной частью, а также множественностью форм, стремящихся к бесконечности. Полевой принцип организации архива малых интеръективных форм в данной работе используется для того, чтобы показать нагляднее богатую и разнородную структуру эмотивного дискурса малых форм. Отметим очевидность того факта, что термины «центральная зона» и «периферийная

joua» не могу-] отражать сущностных характеристик архива дискурсивных единиц малых форм.

Ядро поля функционального класса интеръективных эмотивных единиц составляют собственно интеръективы - малые формы 1-го разряда (первообразные / первичные / прототипические междометия), например: русс, ах' ой-ой-ой! тьфу! и нем. auweh.' aha' pfui! Малые формы 2-го разряда восходят к частицам (лот!), существительным (комедия! порядок.'), прилагательным {пустое.'), местоимениям {ничего!), наречиям ( Морипо' ладно'), глаголам (идет! заткнись!), могуг быть идиоматическими допрыгался! дудки! и неидиоматическими ужас! тихо!. В немецком языке малые дискурсивные образования этой группы: echt? Mahlzeit! ultra! aufgepasst' и др. В дискурсе такие единицы приобретают интеръективные черты и дискурсивные / интерактивные свойства. Малые дискурсивные образования этого разряда выполняют, в отличие от интеръективов, еще и номинативную функцию, ср.: восторг' (= ах!) цирк! ( ха-ха-ха!) Периферийную часть архива эмотивного дискурса образуют сверхсловные дискурсивные образования: идиоматические оержи карман шире! скатертью дорога! и неидиоматические подумать точько! ну и что!?-, ср. в немецком языке: das geht (entschieden) zu ч eu! hau ab! das ist zum Totlachen! mir blieb die Spucke weg!. Малые формы этого разряда характеризуются подвижностью и подвержены стиранию функции минимизации формального представления глобального содержания в интерактивном процессе, способностью выхода из системы (архива) дискурсивных практик. Размытые границы дискурсивного ноля малых форм говорят в пользу идеи о динамическом характере этой сист емы.

Схематично архив малых форм эмотивного дискурса можно представить следующим образом:

Счема 1.

Свсрхсловные образования интеръективного характера

В торичные интеръ-екпгвные образования

Интеръек-

Малые дискурсивные образования всех разрядов призваны динамически адекватно отражать эмоциональное состояние личности, которая выражает себя таким образом (т.е. используя знаки с минимальной формой), ср. ма-

лые интеръективные формы разных разрядов со значением восхищения, радости, восторга, русс.:

\ся подняла голову и встряхнула кудрями

- Ах. мне хорошо, проговорила она (И С Тургенев).

..я тоже офицер и способен защищать свою честь..

- И на дуэль ты способен?! Восторг' (Н П Воронов), Поздравляю, сказала я... Скорой меня сможешь поздравить...

-Вот ото да1 воскликнула радостно Вика (ЮН . 1в<)еенко) См. также к немецком языке малые формы разных разрядов со сходными значениями:

. Sie sah einen weiten Rasen, auf dem einige Windhunde spielten und ein Springbrunnen plätscherte Und auf einem Baum voller Bluten saß ein Pfauenparchen

«Oh», rief Momo bewundernd, «was für schone Vogel!» (\'l Ende). «... wenn wir nun noch ausrechnen, was Sie unter denselben Bedingungen in weiteren zwanzig Jahren erspart haben wurden, so kamen wir auf die stolze Summe von einhundertfiinfmillioneneinhundertundzwanzigtausend Sekunden Dieses ganze Kapital stunde Ihnen in Ihrem zweiundsechzigsten Lebensjahr zur freien Verfugung »

«Großartig!», stammelte Herr busi undriss die Augen auf (XI Ende), Die Krebsfrau mischte aufgeregt auf ihrem Stuhl hin und her «Kommt dann auch mein Bild in die Zeitung?» fragte sie «Sicher!» sagte ich

«Ach du meine Gute'» stöhnte .sie . Iber es war eher ein Begeisterungsstohnen als Entsetzen Der Inbegriff aller Schrebergärtner- und Putzfrauentraume wurde m Erfldlung gehen sie kam in die Zeitung (II Martin)

Между единицами дискурса малых форм разных разрядов спя ¡и не выстроены иерархически. Эти единицы не взаимозависимы и не шаимоопреде-ляемы. Дискурсивное пространство малых форм отличается непрерывностью функционально-семантического пространства, характеризуется обозримостью и психологической реальностью для носителя конкретною яшка. Малые формы дискурса возникают в результате дейс гвия механизма компрессии всех уровней (содержательною, функционального, регулятивного) в одной точке.

Для достижения целей и задач работы большой интерес представляют прототипические интеръективные единицы ах, ох, jx, ай, ой, ш, ну и др. в русском языке и А/и, ach, och, hoi, he, na в немецком языке и фонологические варианты этих единиц в каждом языке.

Интеръективы, которые образуют ядро архива дискурсивных проявлений малых форм, демонстрируют большую «информативную насыщенность» и функционально-семантическую подвижность (диффузность) в ¡мотивном дискурсе по сравнению с дискурсивными единицами других разрядов. Например, дискурсивная практика ай! допускает проявление (потенциально разнополюсного) эмотивного компонента на интерактивную структуру ситуации и способна маркировать иллокутивную силу дискурсивных образований в дискурсе разных коммуникативно-прагматических типов:

— Ай, ай, ай! стыдись! — сказал Петр Иванович, — и ты мужчина! плачь, ради бога, не при мне! (И. Гончаров) — интеръектив служит для выражения упрека, порицания, неодобрения, неудовольствия;

— Ай! ай! ай! Какой голосок! Канарейка, право, канарейка! (Н.В. Гоголь) — малая форма в эмотивном дискурсе является показателем эмоционального переживания (восхищения) говорящим субъектом некоторого фрагмента окружающего мира.

Чем дальше на периферии архива практик малых форм находится речевая единица, тем менее семантически и функционально диффузна она, тем более предсказуема для интерпретации и, вероятно, поэтому менее мобильна в дискурсе. Уменьшение признака функциональной диффузности у периферийных единиц эмотивного дискурса малых форм связано с ограничениями семантического объема первичными значениями этих единиц. Например, дискурсив Как!? с эмотивным компонентом удивления, несогласия, негодования, выполняет прагматическую функцию возражения:

— Возьмите Ивана Ивановича за руки да выведите его за двери!

— Как! дворянина? — закричал с чувством достоинства и негодования Иван Иванович, — Осмельтесь только! Подступите! (Н.В. Гоголь) Или:

Кавалер. Что в ней нашел Димитрий?

Дама. Как! она красавица. (A.C. Пушкин)

В немецком языке малые дискурсивные формы также отличаются семантической и функциональной диффузностью, степень которой по-разному проявляется в ядерной и периферийной зонах архива малых форм эмотивного дискурса. Ср. интеръектив первого разряда ach и интеръектив второго разряда abgemacht в следующих фрагментах дискурса:

«Komm, trink einen Schluck Brosec auf den Schreck», sagte ich unäßillte ihr Glas. « Weshalb ist sie eine Ziege?»

«Ach», erwiderte das Mädchen, trank und setzte den Strohhut wieder ab, «eine der schlimmsten Klatschtanten, die ich kenne, ist sie, und ehrgeizig und neidisch und... ein Brechmittel!» (J. Arbor) — малая форма эмотивного дискурса выполняет функцию возражения, передает негодование, возмущение говорящего;

Мото setzte sich leise neben das Baby. Sie nahm es auf den Schoß und schaukelte es sacht, bis es still war. Die beiden Eheleute unterbrachen ihr Wortgefecht und schauten hin.

«Ach, Momo, du bist es», sagte Nino und lächelte flüchtig. «Nett, dass man dich mal wieder sieht.» (M. Ende) — интеръективная малая форма служит для выражения радости, приятного удивления говорящего субъекта;

«Eines scheint mir jedenfalls offensichtlich», summte er, «zwischen ihrer Krankheit und den furchtbaren Dingen, die uns die Boten melden, besteht ein geheimnisvoller Zusammenhang.»

«Ach Sie», warf Franz spöttisch ein, «Sie sehen ja immer und überall geheimnisvolle Zusammenhänge!» (C. Nöstlinger) — малая форма дискурса использована для выражения насмешки, иронии.

Интеръектив второго разряда abgemacht используется со значением со-

гласия, подтверждения, ср. в следующем фрагменте диалога:

Ich vermittelte" «Wenn Du willst, werde ich morgen früh hei Gusewski miniurieren. »

Oberraschend schnell kam sein « Abgemacht' >> und er bewegte sich auf jenen Anhänger zu, der immer noch Tulla Pokriefkes Profil als Straßenhuhnschaffnerin versprach (Ci Grass)

Категориальными свойствами дискурсивного пространства малых форм являются следующие: ! ) интерактивность / дискурсивность; 2) антропоцен-тричность, которая связана с языковой личностью, реализующей себя в дискурсивном общении в лингвистических и экстралингвистических условиях реализации своих намерений и установок; 3) эмоциональность (психологическая характеристика говорящей личности, которая в малой форме дискурса реализует свое состояние, установки, актуализирует эмоции) и эмотивность (лингвистическая характеристика выражения эмоциональности говорящей личности знаковыми средствами малой формы, способными произвести эмоциональный эффект и специально предназначенных для усиления эмоциоген-ности содержания); 4) синтез знания о денотативно-референтной ситуации и ценностной / эмотивно-окрашенной ее квалификации; 5) способность выделять объекты, явления и идеи как целостность, единство во множестве; 6) функциональная диффузность / дисперсия в интерактивном пространстве; 7) функция минимизации формального представления глобального содержания в интерактивном процессе, т.е. сведение в одной точке; 8) фокусировка на актуальном моменте интеракции, которая проявляется в акцентировании мо-ционального состояния коммуниканта и выделенности ( шачимости. существовании и существенности) этого момента из всею, что организуется дискурсом я в дискурсе; 9) конкретность и прагматичность дискурса малых форм; 10) действие по принципу необходимой достаточности; 11) воспроизводимость знаковых единиц »мотивного интеръективного дискурса, г.е. регулярная повторяемость; 12) представленность только в устной форме; 13) открытые границы для пополнения единиц дискурсивного поля малых форм; 14) регулятивность, т.е. малые формы дискурса - это единицы информации, содержащиеся в ментальном пространстве говорящего, которые, влияя на интерактивный процесс, порождают свои копии в сознании слушателя.

Далее была описана семиотическая характеристика единиц интеръективного класса в речевой коммуникации. Интеръектив является «спеииали шрован-ной ситуациошю-закрепленной коммуникативной единицей» и функционирует в эмотивной дискурсии малых форм в виде сигнала. В ходе речевой ин геракции, построенной по типовому образцу функционально-семантического представления, актуализированные в нем интеръективные эмотивные единицы проявляют свои знаковые свойства: информативность, целевую направленность, аруктур-ную организованность, соотнесенность с денотативно-референтной ситуацией (фреймом), операциональноегь, прогностичность.

Денотативно-референтные ситуации речевой интеракции образуют систему, в пределах которой пользователи, т.е. говорящий и слушающий, без труда оперируют интеръективными дискурсивными практиками, опираясь

при этом на правила и функциональные условия реализации коммуникативных установок партнеров по диалогическому взаимодействию. Речевые ситуации структурированы в виде типовых иллокутивных фреймов.

Под фреймом диалогического общения мы понимаем когнитивную структуру глобального знания общих условий совершения действий в различных типах речевого общения. Диалогическая интеракция в рамках типового фрейма предстает в виде цепочки следующих условий («семантических кластеров»): кто - кому - когда — где - что — почему - зачем - как — и по своей сути является процессом постоянного надстраивания (динамичным процессом). Наряду с указанными компонентами в набор фреймовой структуры входят типовая форма и ядро, состоящее из цели, действия, плана, речевого события, перспективы.

Все перечисленные элементы типового иллокутивного фрейма являются константными, но в каждом сценарном воплощении в том или ином типовом ФСП (функционально-семантическом представлении: A.A. Романов, 1983; 1986; 1988; 2002а) — это своего рода контаминация целостного, отражающего денотативно-референтную ситуацию смысла и целевой переменной высказывания говорящего субъекта.

ФСП фреймовой структуры интерактивного типа реализуется в процессе коммуникации на четырех уровнях: манифестационном, тематическом, целевом и на уровне социальной интеракции. Использование интеръективного высказывания как знаковой единицы в целях передачи информации в ФСП иллокутивного фрейма речевого взаимодействия предстает как многоаспектное явление: соотносится с некоторым фрагментом реальной действительности; обладает коммуникативным смыслом, зафиксированным в определенной знаковой конфигурации; отражает его коммуникативную интенцию и целевую направленность как сигнала в процессе речевой интеракции.

На базе функционально-семантического представления фреймовой структуры диалогического взаимодействия возможна планомерная организация поведения коммуникантов и правильная интерпретация поведения партнера по речевой интеракции. Такая система реализации дискурса настолько гибка, что функциональные аспекты дискурса варьируются в зависимости от типа речевой интеракции. Возможно бесконечное множество типов фреймового представления фрагментов реальной действительности, а индивидуально-личностное представление этих типов-ситуаций каждым говорящим увеличивает их число и сообщает каждому из них какие-либо уникальные свойства и особенности, поэтому не приходится говорить о стереотипности фреймов.

В процессе интеракции фрейм может быть представлен речевым шагом как составной частью, составным элементом самого фрейма (или «речевым эпизодом»: A.A. Романов, 1988: 30-34), или состоять из одного и более речевых шагов, которые должны указывать на иллокутивный тип интеракции.

В ходе анализа выяснилось, что интеръектив сигнализирует весь комплекс составляющих коммуникативно-прагматического типа диалогической интеракции и выступает в качестве одного из средств реализации коммуникативных установок интерактантов. Показателем компонентов типового фрейма и конкрети-

запором функционально-семантического представления коммуникативно-прагматической ситуации является иллокутивная переменная ннтеръективного дискурси-ва. Маркируя определенные узловые компонеты типового фрейма, ингеръектив выступает в роли конкретизагора функционально-семантическою представления ситуации общения, что позволяет ее рассматривать в качестве своеобразного иллокутивного показателя и типового эмотивного знаменателя актов диекурсии.

В третьей главе «Структурно-содержательная характеристика дискурса малых форм в интерактивном пространстве» систематизированы конструктивные способы реализации эмотивной дискурсии, представлен комплексный подход к анализу значения интеръективных дискурсивных практик, описаны семантико-прагматические свойства ннтеръективного дискурса малых форм, рассмотрены способы реализации иллокутивного потенциала интеръекгив-ных эмотивов в динамической модели диалога, определена специфика деления интеръективов на дескриптивный и иллокутивный типы.

Проанализированный инвентарь единиц змотивното интер-ьективно! о дискурса позволил выделить четыре типа манифестанионных схем и установить некоторые закономерности формализации содержания змотивного интерактивного пространства в дискурсивных практиках малых форм. Позиция интеръектива в структуре интеръекгивной практики определяет сия и. малой формы с другими дискурсивными единицами: в пределах одною хода, на стыке реплик, интеръектив вводит включенные конструкции в тематическое пространство (препозиция): сигнализирует адресату об окончании репликово-го шага и очередности следования шагов в диалоге (логическое расчленение речеактового потока - в постпозиции). Малая форма jmotubhoio дискурса (в интерпозиции) экспрессивно и логически акцентирует ту часть, которая, но мнению автора репликового шага, является наиболее важной, т.е. выполняет семантически модифицирующую функцию. Ср. в русском языке:

«Уде, я не выношу клевет!» (U Ю Лермонтов) Вот так бы весь этот пушистый комочек и сжала, ух! (Ю Латынина),

« Тут-то много ух! много горн приняли мужики!» (Л I<> ¡стой)

Ср. также в немецком языке:

Längere Zeit sagte er nichts Er zündete sich eine Zigarette an und drehte sie zwischen den Fingern Ich schaute ihn an

«Na ja», sagte er schließlich, «es waren ja nette Kerle Ich mochte sie ja selber gern Weißt du, es tut mir ja selber l eid, dass ich aber was soll ich machen? Die Zeiten andern steh eben » (R l'ilcher),

- Also wirklich und wahrhaftig9

- Ja, wirklich und wahrhaftig, beteuerte ich trotzig, wahrend ich innerlich vor 4ngst erstickte

- Kannst du schworen?

Ich erschrak sehr, aber ich sagte sofort ja

- Also sag Bei Gott und Seligkeit!

- Bei Gott und Seligkeit, sagte ich

Naja, meinte er dann und wandte sich ab (II Hesse),

«Ja», sagte Maria, «bei uns ist es genauso . Iber zum Gluck hab ich Dede » Sie gab dem kleinen Geschwisterchen, das auf ihrem Schoß saß, einen Kuss und

fuhr fort: «lVenn ich von der Schule komm, dann mach ich uns das Essen warm. Dann mach ich meine Aufgaben. Und dann... na ja, dann laufen wir eben so rum, bis es Abend ist. Meistens kommen wir ja hierher.» (M. Ende)

В качестве инварианта синтаксического оформления интеръективной практики выступает формула с перформативным глаголом, вводным глаголом, или высказывательным предикатом, построенная по принципу П (Г, С, t + 1, р), где П - соответствующий предикат, Г- говорящий (1-е л., ед. ч.)4 С -слушающий (2-е л., ед.ч.), t + l— темпорально-локальные параметры ситуации (здесь и сейчас), р — некоторый фрагмент реальной действительности, П является многоместным предикатом, выражающим отношение между аргументами Г, С, t + I, р (A.A. Романов, 1988: 127-133). Ср. интеръективную дискурсивную практику во фрагменте диалога на русском языке: Клавдий. Я рад вас видеть...

Носакин. Это что за новая мода... Откуда «вы»? «Ты», кажется, всегда было. Ах, ты забывчивый. (А. Толстой) и эксплицирующую содержание интеръектива формулу с предикатом «порицать»: «Я (здесь, сейчас) порицаю (тебя): ты забывчивый».

Ср. также фрагмент интеръективного дискурса в немецком языке: «...Du solltest ihr ein wenig den Hof machen, Harry. Sie ist sehr hübsch und tarnt so gut, und verliebt bist du ja auch schon in sie. Ich glaube, du wirst Erfolg haben.»

«Ach, das ist nicht mein Ehrgeiz.» (H. Hesse) и парафразу интеръективной дискурсивной практики с перформативным глаголом «возражать»: «Ich (hier, jetzt) erwidere: das ist nicht mein Ehrgeiz».

Возможность описания интеръективных дискурсивов с помощью инвариантной формулы с перформативным или вводным глаголом позволила говорить о том, что дискурс, малых форм является предикативным знаковым образованием, а интеръектив представляет собой коммуникативный центр.

В основе комплексного подхода к анализу значения интеръективных дискурсивных практик эмотивной дискурсии лежит представление о значении как структурированной сущности и как целостности языкового, семантического и внеязыкового энциклопедического знания.

Коммуникативно-прагматическое значение интеръективных единиц фиксируется тремя аспектами: информативностью, интенциональной направленностью действия на слушающего, эмотивностью. Содержательная структура интеръективных дискурсивных практик представляет собой обобщенную форму, в которой семантическая и прагматическая функции тесно взаимосвязаны, а эмо-тивная функция обусловливается характером способа воздействия (иллокутивной функцией) говорящего коммуниканта на партнера в границах функционально-семантического представления иллокутивного фрейма.

Рассмотрение коммуникативной функции интеръективного дискурса малых форм, например, гм /hm позволило сделать следующие выводы: 1) интеръективы этого разряда в любой позиции высказывания сигнализируют слушающему о когнитивных процессах, сопровождающих обмен информацией; 2) использование интеръективов в интродуктивной позиции носит эвристический характер; 3) интеръективы в финальной позиции репликового шага обусловливают оценочный характер всего сообщения и играют роль резюмирующего элемента; 4) интеръективы могут интерпретироваться слушающим

по-разному, но в пределах функционально-семантического потенциала, что позволяет автору камуфлировать свои эмоциональные переживания.

Содержательная характеристика иптеръективных дискурсивных практик гм /hm была описана с помощью глаголов говорения, глаголов, обозначающих процессы ментальной деятельности и восприятия, и представлена в семантических моделях следующих типов:

1) «Я (здесь, сейчас) говорю, обдумываю, ищу / выбираю репликовый шаг-вариант, продолжаю выступать в роли говорящего». Семантическая и функциональная специфика интеръективных реплик-практик характеризуется следующими содержательными признаками: функциональное ¡аполнение паузы; сигнализирование о желании и намерении сохранить за собой роль говорящего; стимуляция партнера по общению к совместной мыслительной деятельности; обозначение мыслительных операций, протяженных во времени. Например, русс.:

Вот какое дело гм гм у меня сидит этот / артист Воланд. Так вот Я хотел спросить, как насчет сегодняшнего вечера (М Кулга-ков)\ также нем.:

— Guten Tag! Ah . ich mochte am Montag Mittag dh in Berlin sein Wie kann ich von hier au s- am besten fahren? (H Martini

2) «Я (здесь, сейчас) слышу, идентифицирую вопрос, обдумываю, ютов информировать шагом ответ». Интеръективные дискурсивы в русском и немецком языках выступают в качестве сигналов поддержки: упорядочивают следование реплик говорящего и слушающего: объединяют речевые шаги инициатора и адресата в один интерактивный ход или интерактивный период. Например:

Огнева (живо) Разве это его дом?

Бабин Гм (А !oucmoü)\также нем.:

Das andere Kind zu Jean Du und Babette, schlaft ihr miteinander'

Jean Ja

Das Kind Sie ist hops von dir. eh?

Jean Hm Da sie sich in mich verliebt hat (B Brecht)

3) «Я (здесь, сейчас) слышу, идентифицирую ответ, обдумываю, продолжаю выступать в роли говорящего» или: «Я (здесь, сейчас) слышу, согласен со сказанным, мне пришла в i олову мысль, хочу ныступить в роли говорящего». Интеръектив гм / hm в эмотивном дискурсе сш нализируе-i о том, что автор интеръективной реплики реагирует на полученную информацию; фиксирует тему диалогическо! о общения; сохраняет роль инициатора обмена речевыми шагами в заданном гемач ическом пространстве; активизирует партнера продолжать общение по данной теме. Ср., русс:

Федор Иванович А Серебряковых нет?

Желтухин Не приехали

Федор Иванович Гм... А где же Юля? (А П Чехов) и нем.:

War auch der Pastor da?

Ja Heute morgen hat der Pastor gemeint, wir konnten ein bisse he n junge Gesellschaft hier brauchen

- Hm... War auch Jock Bergson mit hübschen Madchen da? (R Pilcher)

4) «Я (здесь, сейчас) слышу, обдумываю, идентифицирую информацию партнера,,выступаю в роли говорящего». Здесь возможны два варианта экспликации содержательных признаков: а) «Я (здесь, сейчас) слышу, идентифицирую информацию партнера по общению, обдумываю, продолжаю выступать в роли говорящего»: реагирование на полученную информацию; взятие репликового шага; инициация новой темы интеракции; и б) «Я (здесь, сейчас) слышу, не могу идентифицировать информацию партнера по общению, пытаюсь следующим шагом продолжить речевую коммуникацию»: реагирование на полученную информацию; невозможность / нежелание идентификации информации; обозначение мгновенных, ультракоротких мыслительных операций. Например, русс.:

Илья. Справку на стол1.

Галина. Хм... Какую? (Н. Павлова) и нем.:

— ...Du sprichst so komisch. Wo ist der Brief?

-Mmm... Wie? (Ii. Martin)

Эмотивный компонент в содержательной структуре интеръективов данного разряда отличается нерегулярностью своих проявлений.

Общими для интерьективных проявлений названных типов содержательных структур являются следующие узловые концепты: думать, т.е. совершать мыслительные процессы, и способность выполнять делиберативную функцию, т.е. выступать в качестве сигналов обратной связи и элементов, заполняющих паузы. Вышеобозначенная семантическая характеристика подтверждает гипотезу A.A. Романова (1990), что интеръективы гм / hm «выполняют роль маркеров таких действий, которые сопровождают когнитивную (понятийную) деятельность партнеров в типовом диалоге» (A.A. Романов, 1990: 124). Динамический (акциональный) характер использования дискурсивных практик малой формы проявляется в экспликации процесса ментальной обработки информации, направленности на скоординированную организацию обмена репликовыми шагами и соотнесенности шага со сценарным фреймом или этапом фреймового развития диалогического общения, Интерьективные практики являются коммуникативно значимыми, поскольку стимулируют партнера по интеракции к вербальной активности и к активности вообще.

Интеръективы эй I he используются говорящим в начальной фазе взаимодействия, распределяя среди общающихся коммуникативные роли инициатора (автора интеръективного эмотивного дискурсива) и адресата и вырабатывая условия эффективного установления контакта и продвижения к новому этапу речевого общения, среди которых фактор местонахождения (потенциального) партнера и параметр социально-ролевых отношений между коммуникантами являются решающими. Интеръективные дискурсивы эй / he выполняют апеллятивную функцию, в интерактивном процессе, структурированном по определенному фреймовому сценарию. В речевых произведениях без вокатива интеръектив становится функциональным эквивалентом вокатива, выполняя функцию указания на адресата и фиксации его внимания на фрагменте внеязыковой реальности; в интерьективных практиках с вокативом малая форма дублирует функцию вокатива и играет роль интенсификатора воздействия на адресата,'например, русс.:

ХЬриен Эй. приятель, не смажешь ш ты мне объяснить, что там происходит7 (Л Филатов) и нем.:

«Не du, Constanze», schrie er mir plötzlich hinterher, ah ich schon einige Xleter weiter war (E Heller)

В ходе анализа выяснилось, что дискурсивная практика ш / he является предикативной единицей, ядро которой формирует констнтный предикат «побуждать», что позволяет рассматривать такие речевые единицы в качестве действий, формирующих иллокутивный фрейм общения директивной направленности, и представить функциональные условия их реализации в речевом общении в виде набора каузальных цепочек и составляющих конституен-тов поля директивности.

Функционально-семантическое представление (матрица) в иллокутивном фрейме речевой интеракции директивного типа (как для просьб, так и для предостережений, предупреждений), экспликатором которого является дискурсивная практика эй / he, представлена следующим образом: Побуждать (Г, С, р): намереваться (Г. каузировать (Г, совершать (С, р))). Базовая (прототн-пическая) форма интеръективной практики jü / he зафиксирована в следующей матрице: «Я (здесь, сейчас) начинаю выступать в роли каузатора общения, зову тебя откликнуться, побуждаю тебя отреагировать (шагом ответа)».

Роль рассматриваемых интеръективов сводится к формированию и развертыванию типового иллокутивного фрейма директивной направленности в двух разновидностях: 1) «Я (здесь и сейчас) начинаю выступать в роли говорящего, хочу, чтобы ты шал: что-то собирается произойти (-), предупреждаю / предостерегаю, побуждаю тебя (быть внимательным) отреа1 ировать в соответствии с ситуацией» и 2) «Я (здесь и сейчас) выступаю в роли инициатора общения, побуждаю тебя отреагировать шагом ответа / неречевым действием на просьбу», ср.:

— Эй, стойте' Гам ¡ей тронулся' Стойте! ( f Ipöysoe).

Hey.' Ist dajemar.d? (G Bevan) Интеръектив >й и его функциональные аналоги в немецком я)ыке используются для обозначения и описания (явление дескрипции) таких речевых действий как «окликать, звать, кричать, начинать говорить». Стартовый характер употребления в речевом процессе данных дискурсивных элементов выводит их за пределы анализа содержательного аспекта в область метафунк-ционирования.

Далее было установлено, что в содержательной структуре дискурсивных практик эх. ах, ох семантическая, прагматическая и >мотивная функции тесно взаимосвязаны и комплексно отражают иллокутивный потенциал речевого действия в конкретном иллокутивном фрейме змотивной дискурсии.

В структуре дискурсивных практик роль интеръективных единиц )х, ах, ох с эмотивным позитивным / негативным компонентом оценки сводится к выполнению модифицирующей функции, которая заключается в интенсификации, акцентировании и экспрессивно-логическом выделении какого-либо предмета, явления, события — картины мира жизненного пространства участников эмотивной дискурсии малых форм. Ср. в русском и немецком языках:

«Ach», sagte sie leise, «Sie wissen, dass ich es nicht gern sage, aber ich kann solche Dinge nicht ertragen. Ich kann nicht, und ich muß es Ihnen sagen, nicht nur sagen: es geht nicht, ich... ich möchte nicht, dass das Mädchen über Nacht bei Ihnen bleibt» (H. Boll);

— Как получилось, - сказал я, — что ваша фамилия Муллер, а не Мюллер?

— Ах, — ответила она. — Это глупая история, из-за нее я часто злюсь. Меня это просто раздражает. Моего дедушку звали Мюллер, но он был богат, и его фамилия казалась ему слишком обычной, он заплатил бешеные деньги, чтобы превратить «ю» в «у». Я ужасно сердита на него. (Ю. Латынина);

Бусыгин.... Я возвращаюсь с соревнований. Вот... решил повидаться...

Сарафанов (все внимание на Бусыгина). Ol Значит, вы спортсмен! Это хорошо... Спорт в вашем возрасте, знаете... А сейчас? Снова на соревнования? (Садится.)

Бусыгин. Нет. Сейчас я возвращаюсь в институт.

Сарафанов. О! Так вы студент? (А. Вампилов);

«Oh», rief Jan begeistert, als Maggie später die fertigen Brötchen aus dem Ofen zog. «So knusprig mag ich sie gern. Danger hat sie auch am liebsten recht kross.» (G. Bevan);

— Чего смеешься?.. Не надо... Тебе неличит—зубы кривые.

— А ведь когда-то не замечал...

— Замечал, почему не замечал... Эхма.' Что ведь и обидно-то, дорогуша моя! Кому дак все в жизни — и образование, и оклад дармовой, и сударка с сахарными зубами. А Тимахе, ему с кривинкой сойдет, с гнильцой... (В. Шукшин);

— Ist sie vorgestern weggefahren? Echt?... Tja, nun ist es zu spät. (J. Arbor)

Эмотивный компонент со знаком плюс «+» (радость, надежда; удивление, изумление, восхищение) и со знаком минус «—» (испуг, страх; горе, отчаяние, боль; печаль, досада, недовольство; злорадство, ирония) коррелирует с целевой переменной или с комплексом иллокутивных функций типового акта взаимодействия. Тематическое содержание составляет единство с целевой переменной интерьективных практик. В тех случаях, когда тематическое содержание интеръективной реплики-практики расплывчато, доминирующей становится характеристика речевой единицы на иллокутивном уровне функционально-семантического представления типового фрейма. Вопрос о том, какая часть является базисной, а какая второстепенной, не может решиться однозначно, так как содержание речевого действия, оформленного интеръективной репликой, слито в нераздельное единство с прагматическим значением.

В процессе развертывания эмотивного дискурса в соответствии с иллокутивным потенциалом функционально-семантического представления типового фрейма возможно объединение нескольких иллокутивных функций одного или разных коммуникативно-прагматических типов. Интеръективные практики эх, ах, ох представляют собой полиинтенциональные речевые действия с несколькими целевыми переменными: упрек, сожаление, порицание, осуждение, критика, обвинение, совет, предложение, рекомендация.

Семантико-прагматическая структура интерьективных практик эмотивного дискурса была описана с помощью предикатов эмоциональности «чувствовать», когнитивной деятельности «думать / считать», иллокутивной направ-

ленности «хотеть», что позволяет говорить о функциональной разнородности контекстов использования названных интерьекгивов.

Каждый интеръектив в эмоциональном дискурсе имеет свою специфику дифференциации эмотивного компонента. Интеръективный дискурсив ах обнаруживает сильное, интенсивное переживание говорящим субьекгом картин мира жизненного пространства в эмотивном дискурсе. Дискурсив ох отражает по преимуществу эмоции отрицательного типа, в гаком дискурсе говорящий оцениваемые предметы и явления рассматривает как важные и серьезные. Для интеръектива эх можно отметить эмоциональную сдержанность говорящего, наличие малой духовной воли для достижения цели и преодоления препятствий, отказ от борьбы за цель в связи с отсутствием чего-либо.

Малые дискурсивные формы эх, ах, ох могут фиксировать желательные (содержащие знак плюс «-г») для коммуникантов действия в будущем: ах сигнализирует о мечтательности, фантазировании говорящего субъекта; ох о намерении говорящего реализовать свои желания и добиться поставленной цели; дискурсив эх подчеркивает такую характеристику говорящего как «удаль, бахвальство, отчаянность». Интеръектив ах призван эксплицировать более интенсивное переживание эмоции говорящего субъекта, чем интеръек-тивы ах, ох. Интеръективый дискурс эх лишен признака «подчеркнутая сила переживания».

Диффузная эмотивная семантика интеръективных единиц пошоляет использовать их для выражения того содержания, которое актуально для говорящего в момент выстраивания дискурсивного пространства.

В ходе исследования было установлено, что интеръективные диекурси-вы дублируют на коммуникативном уровне действия, которые равны самому акту произнесения, т.е. дискурс малой формы способен выделять обьекгы, явления, события и идеи как целостность, как единство во множестве.

Корпус семантико-прагматических инвариантных структур интеръективных практик послужил базой для деления интеръективных змотивных единиц на типы, наиболее соответствующие сигнальной природе знаковых образований малой формы. Было выделено два функциональных (семантико-прагматических) типа: дескриптивный тип (интеръективы ш / Не, гм / Ли» описывают речевые действия, сам акт говорения: «звать, ошикать, начинать общение») и иллокутивный тип. Иллокутивный тип представлен гремя подтипами в соответствии с предикатным ядром семантико-прагматической конфигурации интеръективного дискурса.

Интеръектив гм / Л/и, семантика которого может быть описана с помощью высказывательного предиката ментодоксального характера «думать, размышлять», относится к когнитивному подтипу. Интеръектив ш ' Не сообщает дискурсу каузативный характер, поэтому определяется его принадлежность к вопитивному подтипу (семантическое ядро интерьективной реплики-практики образует предикат «каузировать»). Интеръективы эх, ах. ах в процессе речевого взаимодействия коммуникантов в зависимости от условий их реализации в том или ином фрейме речевого общения эксплицируют различные значения от оценочно-эмоционального до каузирующего, поэтому их мы причисляем к комплексному иллокутивному типу (семантико-

прагматическая сущность интеръективного эмотивного дискурса может быть описана с помощью предикатов «считать кого-то кем-то», «каузировать», «чувствовать»).

Способность выражать эмоциональное состояние говорящего и отражать эмоциональную оценку какого-либо аспекта дискурса присуща всем рассматриваемым интеръективам (ср.: А. Вежбицкая, 1999: 618). Выделение эмотивности или каузативности в доминирующий признак зачастую невозможно вследствие их комплексного воплощения в содержательной характеристике интеръективных практик эмотивного дискурса малых форм. Наличие дескриптивного типа интеръекгивов и трех подтипов иллокутивного типа: когнитивного, волитивного, эмотивного, — скорее тенденция к специализации коммуникативного назначения интеръективов в интерактивном процессе, нежели строгое их подразделение.

В ходе исследования выяснилось, что уже на этапе анализа эмотивных дискурсивных практик на тематическом и иллокутивном уровнях функционально-семантического представления типового интерактивного фрейма возможно вычленение таких компонентов значения, которые выводят эмотивные дискурсивы в область метафункционирования. В процессе передачи информации, достижения цели и согласованного управления диалогической коммуникацией семантическая, прагматическая и метакоммуникативная (регулятивная) функции малых дискурсивных форм реализуются взаимообусловлено, пересекаются и дополняют друг друга.

В четвертой главе «Малые формы дискурса в организационной структуре эмоционального дискурса» раскрыта регулятивная (метакоммуникативная) специфика функционирования интеръективных дискурсивных практик, построена типология интеръективных дискурсивных единиц регулятивного плана в структуре интерактивного процесса, дан анализ стратегического принципа распределения интеръективных дискурсивов в процессе реализации целей и задач коммуникантами.

Дискурсивные практики малой формы были рассмотрены с точки зрения их вклада в реализацию участниками интеракции регулятивной деятельности, направленной на решение конкретных коммуникативных задач в речевом общении. Выступая в качестве маркеров регулятивной деятельности, эмотивные дискурсивные практики или эмотивные дискурсивы выполняют в диалогической интеракции конкретные функции регулятивов, направленных на достижение результирующего эффекта и на успешную организацию диалогического взаимодействия. Регулятивные действия — это оперативные единицы уровня реализации глобальной и этапных целей в типовом фрейме согласованного процесса речевого воздействия коммуникантов друг на друга (A.A. Романов, 1987, 1988; 1990; 2002а). Интеръективные реплики-практики обладают широким диапазоном регулятивных функций, направленных на достижение результирующего эффекта и на успешную организацию и управление речевой деятельностью партнеров по коммуникации (типологию регулятивных действий см.: АЛ. Романов, 1988).

Фазисные регулятивные действия, маркированные интсръективными дискурсивными практиками, подразделяются на стартерные (открывающие), этапные и финальные (закрывающие).

Стартерные регулятивные действия контактоустанавливающего плана (73% в русском язык и 77% в немецком языке) выступают в виде апрак-тантных и интродуктивных регулятивных действий. Аттрактаитные регулятивные действия (41% в русском языке и 47, 9% в немецком языке), маркированные интеръективной практикой, служат для привлечения внимания собеседника, сосредоточения его внимания на инициирующих шагах, для обрисовки тематического фокуса на конкретном участке общения.

Интродуктивные регулятивы подразделяются на регламентивные и уточняющие. Регламентивные регулятивы (31, 6% в русском языке и 26% в немецком языке) в виде этикетных клише, формул вежливости и уточняющие регулятивные действия, эксплицированные интеръективными практиками, обладают интродуктивным характером, это своего рода приглашение к сотрудничеству, подготовка к взаимодействию на последующем этапе.

С помощью уточняющих регулятивных действий (27, 4% в русском языке и 26% в немецком языке) происходит уточнение социально-ролевых характеристик коммуникантов, указание на адресата действия, ориентация слушающего в том, кому принадлежит ведущая роль в диалоге и кг о определяет переход взаимодействия от одного этапа к другому, от одной фазы к другой.

Для маркировки окончания речевою взаимодействия говорящим используются финальные (4,3% в русском языке и 7,6% в немецком языке) регулятивные действия, маркированные регламентивншш интеръективными дискурси-вами. В последней фазе речевого взаимодействия высказывания с интеръекти-вами, формирующие такие регулятивы, ведут к конечному результату любою характера: полному, нулевому или частичному - и сигнализируют о достижении согласия, выработке общей платформы и общности взглядов относительно проделанного взаимодействия.

Этапные регулятивные действия (22,7% в русском языке и 15,4% в немецком языке) подразделяю 1 ся на этапно-тематические регулятивные действия и регулятивные действия перехода. Для открытия нового этапного промежутка и ввода новой информации по конкретному этапу интерактивного процесса говорящим эффективно используются этапно-тематические регулятивные действия этапного порядка (89% в русском языке и 43. 3% в немецком языке), маркированные интеръективами.

Закрывающие регулятивы на уровне этапа, регулятивы перехода (11% в русском языке и 41% в немецком языке), сигнализируют о недостаточности оснований для завершения речевой интеракции в ее конечной фазе и нерешенности некоторых коммуникативных задач и коррелируют с финальными регулятивными действиями, сигнализирующими о частичном результате речевого общения диалога. В условиях наступления коммуникативного сбоя или коммуникативного рассогласования регулятивы перехода в виде интеръективной реплики свидетельствуют о необходимости выработки общей платформы и позитивных отношений между коммуникантами.

Схема 2. Регулятивные действия координации интерактивного процесса, маркированные интеръективными дискурсивными практиками

фазиснъге регулятивные действия, маркированные интеръективами

стартерные этапные финальные

ше

ко „ , . „ фующие

станавливающие тематические

размыкающие

аттр ле

регламентивные

уточняющие

Оценочные регулятивные действия, маркированные интеръективной репликой-практикой, способствуют координации интерактивного процесса, т.е. участвуют в построении кооперативных или противодействующих регулятивных действий в согласованном общении (соответственно 61% и 39% в русском языке и 65,1% и 34,9% в немецком языке).

Кооперативные регулятивные действия, которые подразделяются на регулятивные действия согласия и регулятивные действия восприятия, направлены на поддержку усилий говорящего и демонстрирование степени согласия с мнением, полученной информацией и т.п. Регулятивные действия согласия (46,Ъ % в русском языке и 49,8% в немецком языке) используются говорящим для выражения ответной реакции с положительной оценкой как на сам факт предложенного сотрудничества, так и на тематическое содержание акта взаимодействия.

Регулятивные действия восприятия (53,7% в русском языке и 50,2% в немецком языке) используется коммуникантами в процессе размышления вслух, как подтверждение мыслей, ожиданий и т.д. коммуниканта.

Выделено два типа противодействующих регулятивных действий, маркированных интерьекгавной дискурсивной практикой: регулятивные действия несогласия (50,6% в русском языке и 51,1% в немецком языке) и регулятивные действия коррекции (49,4% и 48,9% соответственно для каждого языка).

Регулятивные действия несогласия служат для выражения отрицательной оценки вклада инициатора взаимодействия в успешную реализацию задач и целей, легкого недоверия, скепсиса по отношению к действиям собеседника на определенном этапе общения.

Основное назначение регулятивных действий коррекции (исправления и подсказки) в том, чтобы показать неэффективность проделанных шагов в совместной реализации задач и целей.

Появление корректирующих регулятивных действий подсказки может быть обусловлено несоблюдением порядка следования шагов и отклонением от программной реализации интерактивных ходов.

В целом, оценочные регулятивные действия, маркированные интеръек-тивными дискурсивными практиками, способствуют координации шотивной дискурсии, обладая сквозным характером своего появления в интерактивном процессе не только в пределах диалогического хода, но и рамках какого-либо этапа или фазы реализации коммуникативных задач и целей партнеров по диалогическому взаимодействию. Интеръективные оценочные регулятивы предназначены для экспликации степени обратной связи между коммуникантами, указывают партнеру на правильность или ошибочность его действий в пределах программной реализации общей цели.

Схема 3. Оценочные регулятивы, маркированные интеръективными дискурсивными практиками

оценочные регулятивныр действия, маркированные интеръективами

противодействующие

восприятия согласия несогласия ^ коррекции

_подсказки__

Распределение интеръективных практик эмотивного порядка в чоде интерактивного процесса обусловлено иерархической природой функционально-семантического представления иллокутивного фрейма и подчинено стратегическому принципу достижения целей. Практики-регулятивы в виде интеръективных единиц маркируют глобальную (фреймообразующую) и >тап-ные (тактические) стратегии достижения желаемо! о ре ¡ультата в речевой интеракции.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора:

Монографии:

1. Прагматика дискурса малых форм. - М.: МЯ РАН, 2006. • 194 с. (12,1

п.л.).

Учебные пособия:

2. Риторика и культура речи. - Тверь: ТвГУ, 2003. - 158 с. ( 10,75 п.л., в соавт., личный вклад - 4,5 пл.).

3. Русский язык и культура речи. - Тверь: ТвГУ, 2003. - 162 с. (11,5 п.л.. в соавт.. личный вклад 4,5 п.л.,)

4. Диалогические тексты на немецком языке. Учебное пособие. - Тверь: ТвГУ, 'ГГСХА, 2004. - 187 с. ( 12.75 пл., в соавт., личный вклад - 5,8 пл.).

5. Немецкий язык. Практикум по развитию навыков устной речи. -Тверь: ТвГУ, 2004. - 117 с. (8,75 пл., в соавт., личный вклад - 4 п.л.).

Статьи:

6. Междометия: прагматический подход // Парадигмы антропоцентризма. Тексты пленарных докладов и сообщений 2-го международного симпозиума «Человек: язык, культура, познание». — Кривой Рог: Сазгань, 1997. — С. 143-45. (0,13 пл., в соавт., личный вклад — 0,1 пл.).

7. Диалогоорганизующие особенности дескриптивных междометий // Языковая личность: Жанровая речевая деятельность. Материалы научной конференции. - Волгоград: ВГПУ, 1998. - С. 55-56. (0,2 пл.).

8: Регулятивная функция междометий в диалоге // Тверской лингвистический меридиан. Вып. 2. - Тверь: ТвГУ, 1999. - С. 88-96; также: электронная версия, режим доступа: http://homepages.tvereu.ru/~susov/Maksimova (0,5 пл.).

9. Семантическая характеристика междометий // Язык в мультикуль-турном мире. Материалы международной конференции. — Самара: СамГПУ, 1999. -С. 240-242. (0,2 пл.).

10. Семантическая характеристика междометия «гм» и его вариантов // Язык, культура и социум в гуманитарной парадигме. — М.: ИЯ РАН, 1999. — С. 42-50. (0,5 пл.).

11. Словесный хамелеон Остап Бендер // Homo Ludens: Язык, личность, социум. - М.: ИЯ РАН, 1999. - С. 52-57. (0,35 пл.).

12. Междометие как маркер девиантного речевого поведения // Кирил-ло-мефодиевские чтения. Материалы международной конференции. — СПб.: СПбГТУ, 1999. - С. 43-46. (0,2 пл.).

13. Inteijektionale Replik als Element des Frames // Deutsch als Business-, Kultur- und Ausbildungssprache. 28. Sept. - 1. Okt. 1998, Internationale Konferenz .— Krasnojarsk: Staatliche Pädagogische Universität, 1998. - S. 41-44. (0,2 пл.).

14. Das semiotische Wesen von inteijektionalen Aussagen // Zeichenprozesse in komplexen Systemen. Oktober 3-6, 1999. 7. Internationaler Kongress fur Semiotik (IASS / AIS). Kurzfassungen: Plenarvorträge, Sektionssitzungen & Beiträge. - Dresden: Universitätsverlag W.E.B., 1999. - S. 328-329. (0,2 пл., в соавт., личный вклад — 0,1 пл.).

15. Междометие - в. системе языка // Материалы Первой научно-практической конференции студентов и аспирантов высших учебных заведений г. Твери. - Тверь: ТвГУ, 1999. - С. 295-296. (0,2 пл.).

16. Специфика эмоционально-оценочного значения в содержательной структуре диалогических реплик с междометиями эх, ах, ох // Методы активизации учебного процесса и практической подготовки студентов в современных условиях. - Тверь: ТГСХА, 2000. - С. 231-233. (0,2 пл.).

17. Афоризмы в диалогическом пространстве // Актуальные проблемы науки Верхневолжья. - Тверь: ТвГУ, 2001. - С. 285-287. (0,25 пл.).

18. Междометия в лингводидактическом аспекте // Активизация процессов методики преподавания иностранных языков. — Тверь: ТвГУ, 2001. -С. 81-89. (0,5 пл.).

19. Понимание как фактор эффективного общения // Текст versus дискурс: Проблемы понимания и интерпретации. - М.: ИЯ РАН, 2001. - С. 114119. (0,35 п.л.).

20. Эмоциональный компонет в коммуникативном процессе // Повышение качества подготовки кадров для региона. Тверь: ТГСХА. 2002. - С. 141-142. (0,2 пл.).

21. Характеристика моделей эффекхивного общения //Лиш вориториче-ская парадигма: Теоретические и прикладные аспекты. Межвузовский сб. научных трудов. Вып. 2. - Сочи: СГУТиКД, 2003. - С. 165-167. (0.35 пл., в со-авт., личный вклад — 0,16 пл.).

22. Вербализация эмоциональных категорий в дискурсе // Языковое пространство личности: Функционально-семантический и когнитивный аспекты. Материалы межвузовской научно-практической конференции. - М.: ИЯ РАН, 2003. - С. 38-42. (0,35 пл.).

23. Типология моделей эффективного общения // Языковое пространство личности: Функционально-семантический и когнитивный аспекты. Материалы межвузовской научно-практической конференции. - М.: ИЯ РАН, 2003. - С. 83-87. (0,35 пл., в соавт., личный вклад - 0,1 пл.).

24. Эмоциональный дискурс говорящего // Языковое пространство личности: Функционально-семантический и когнитивный аспекты. Материалы межвузовской научно-практической конференции. - М.: ИЯ РАН, 2003. - С. 22-27. (0,4 пл.).

25. Выбор фреймовой конфигурации в диалогическом общении и его прагматические последствия И Объект и субъект гуманитарною познания: Человеческий фактор познавательной деятельности. Материалы 2-ой международной методологической конференции, г. Севастополь (Украина), 2-6 мая 2003 г. - Севастополь, 2003. - с. 16-17. (0,2 пл.).

26. Управленческая риторика и культура речи К обоснованию курса // Культура русской речи. Материалы третьей международной конференции в рамках реализации Федеральной и Краевой программы «Русский язык». - Армавир: АГТТУ, 2003. С. 361-366. (0,75 пл., в соавт., личный вклад - 0,25 пл.).

27. Модели эффективного общения и их характеристики // 10-ая международная конференция но функциональной лингвистике «Функционирование русского и украинского языков в эпоху глобализации». Сб. научных докладов. - Ялта, Симферополь: УАПРЯЛ, 2003. - С. 233-234. (0,25 пл., в соавт., личный вклад — 0,1 пл.).

28. Специфика речевого поведения коммуникантов в эмоциогенных ситуациях // Homo Mendax. Человек лживый: Игра с личностью или игра со смыслами. - М.: ИЯ РАН, 2004. - С. 66-75. (0,75 пл.).

29. Манипулятивный выбор фрейма и его последствия // Совершегеп вова-ние подготовки специалистов для региона. Сб. научно-методических трудов. Тверь: РАО, 2004. С. 159-162. (0,3 пл., в соавт., личный вклад-0,15 пл.).

30. Эмотивно-оценочные выражения в учебной ситуации // Учебный дискурс в профессиональной коммуникации. - Тверь: ТвГУ, 2004. - С. 14-22. (0,5 пл.).

31. Знаковые функции имиджа // Имиджелогия 2005: Феноменология, теория, практика. Материалы Третьего международного симпозиума по имиджелогии. — М.: Российский госуд. соц. ун-т; Росс, психолог, общество, 2005. - С. 26-29. (0,35 пл.).

32. Механизмы эмоционально-оценочной коммуникации в учебной ситуации // Языковая личность в дискурсе: Полифония структур и культур. Материалы международной научно-практической конференции. — М.: ИЯ РАН, 2005. - С. 46-56. (0,75 пл.).

33. Эмоциональный компонент в ритуальной коммуникации // Материалы третьей международной научной конференции «Текст в лингвистической теории и в методике преподавания филологических дисциплин», г. Мо-зырь (Республика Беларусь), 12-13 мая 2005 г. - Мозырь: МГПУ, 2005. - С. 173-178. (0,35 пл.).

34. Коммуникативно-прагматическая функция экспрессивных знаковых образований . (Communicative pragmatical function of expressive sign structures) // Text Processing and Cognitive Technologies: The VHI-th International Conference: Cognitive Modeling in Linguistics, September 4-11, 2005. Proceedings, V. 2. - Varna, 2005. - P. 111-120. (0,75 пл.).

35. Эмоционально-оценочный дискурс в ситуации учебного взаимодействия // Электронный Научный Журнал «Мир лингвистики и коммуникации» [Электронный ресурс]. - Тверь: ТГСХА,-ТИПЛиМК, 2005. - № 1 (1). - Режим доступа: http://www.tverlingua.by.ru (0,5 пл.).

36. Речевое поведение коммуникантов в эмоциональном дискурсе // Научная мысль Кавказа. СКНЦ ВШ, 2006. - № 3. - С. 237-244. (0,6 пл.).

37. Дискурсивные практики малых форм как структурирование интерактивного . опыта // Языковой дискурс в социальной практике. Материалы межрегиональной научно-практической конференции. — Тверь: ТвГУ, 2006. — С. 203-210.(0,35 пл.).

38. Дискурсивное пространство малых форм // Совершенствование содержания образования в контексте реализации приоритетного национального проекта. Материалы межвузовской научно-методической конференции. — Тверь: ТГСХА, 2006. - С. 190-194. (0,35 пл.).

39. Антиципационный принцип как механизм формирования согласованной коммуникации // Совершенствование содержания образования в контексте реализации приоритетного национального проекта. Материалы межвузовской научно-методической конференции. — Тверь: ТГСХА, 2006. - С. 186190. (0,3 пл., в соавт., личный вклад —0,15 пл.).

40. Дискурс эмотивных малых форм // Электронный Научный Журнал «Мир лингвистики и коммуникации» [Электронный ресурс]. - Тверь: ТГСХА, ТИПЛиМК, 2006. - № 1 (2). - Режим доступа: http://www.tverlingua.by.ru (0,4 пл.).

41. Коммуникативный статус интеръективного дискурса малых форм // Гуманитарные проблемы миграции: Социально-правовые аспекты адаптации. Материалы 2-ой международной научно-практической конференции. — Ч. 1. —

Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2006. - С. 201-214. (0,9 пл., в соавт., личный вклад 0,3 п.л.).

42. Роль малых форм дискурса в стратегическом развитии диалога // Электронный Научный Журнал «Мир лингвистики и коммуникации» [Электронный ресурс]. - Тверь: ТГСХА, ТИПЛиМК, 2006. X» 2 (3). - Режим доступа: http://www.tverlingua.by.ru (0,4 п.л.).

43. Опыт описания дискурса малых форм // Научная мысль Кавказа. СКНЦ ВШ, 2006, № 4. - С. 214-224. (0,75 пл.).

Подписано в печать 11.05.2006. Формат 60x84 '/16. Бумага типографская. Печать офсетная. Усл. псч. л. 11,65. Тираж 100 экз. Заказ 292.

Издательство «Научная книга» г. Тверь

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Носкова, Светлана Эдуардовна

ВВЕДЕНИЕ.

Глава 1. ЭМОТИВНЫЙ ДИСКУРС МАЛЫХ ФОРМ В КОММУНИКАТИВНО-ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ ПАРАДИГМЕ: ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ И ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ.

1. Эмотивный дискурс в когнитивной парадигме: истоки и состояние проблемы.

2. Текст versus дискурс в диалогической интеракции.

3. Коммуникативный статус интеръективного дискурса малых форм.

4. Аффективные речевые действия как маркеры эмоционального состояния языковой личности в диалогической интеракции.

Выводы по первой главе.

Глава 2. ФРЕЙМОВОЕ ОПИСАНИЕ ЭМОТИВНОГО ДИСКУРСА

МАЛЫХ ФОРМ.

1. Функциональная диффузность малых форм эмотивного дискурса.

2. Семиотическая характеристика единиц интеръективного класса в речевой коммуникации.

3. Фреймовая конфигурация актов эмоциональной дискурсии диалогического взаимодействия.

3.1. Фреймообразующая роль интеръективов как малой формы дискурса в динамической модели диалога.

3.2. Дискурсивная практика малой формы в структурировании интерактивного опыта коммуникантов.

Выводы по второй главе.

Глава 3. СТРУКТУРНО-СОДЕРЖАТЕЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДИСКУРСА МАЛЫХ ФОРМ В ИНТЕРАКТИВНОМ ПРОСТРАНСТВЕ.

1. Способы реализации дискурсивных практик малых форм в диалогической интеракции.

2. Содержательная характеристика дискурсивных комплексов. Тематический и иллокутивный уровни реализации интеръективных комплексов в процессе речевой интеракции.

2.1. Интеръективные практики как маркеры когнитивной деятельности партнеров в типовом диалоге.

2.2. Апеллятивные интеръективные единицы в иллокутивной организации дискурса малых форм.

2.3. Специфика экспликации эмоционально-оценочного значения в содержательной структуре интеръективных практик.

3. Семантические свойства дескриптивного и иллокутивного типов интеръективных эмотивных единиц.

Выводы по третьей главе.

Глава 4. МАЛЫЕ ФОРМЫ ДИСКУРСА В ОРГАНИЗАЦИОННОЙ СТРУКТУРЕ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО ДИСКУРСА.

1. Вводные замечания.

2. Роль интеръективных маркеров в экспликации фазисных регулятивных действий.

2.1. Стартерная регулятивная функция интеръективных эмотивных единиц.

2.2. Этапно-тематическая регулятивная функция интеръективных практик в диалогической интеракции.

2.3. Финальная регулятивная функция интеръективных дискурсивных единиц в динамической модели диалога.

3. Интеръективная маркированность оценочных регулятивов в эмо-тивном дискурсе.

4. Стратегический принцип распределения регулятивов в эмотив-ном дискурсе малых форм.

Выводы по четвертой главе.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Носкова, Светлана Эдуардовна

В последние годы в рамках когнитивной парадигмы значительно возросло внимание исследователей к проблеме, затрагивающей интересы одного из новых направлений лингвистики - эмотологии (или лингвистики эмоций), сфера изучения которой охватывает аффективную культуру речевого поведения в обществе, эмоциональную компетенцию homo loquens, эмоциональные коммуникативные локусы, игру эмоциональных смыслов, лексико-прагмати-ческих средств языка как во внутрикульутрном, так и в межкультурном общении (Шаховский, 1995; Вежбицкая, 1996; 1999; Кайтмазова, 2006). Новейший аспект этого направления, разрабатываемый в последние годы как в отечественном, так и зарубежном языкознании, - это прагма-семантический аспект эмотивности дискурсивных образований как языковых единиц (высказывание - реплика / шаг / практика - ход - дискурс), включенный в процесс эмоционального освоения регулятивно-коммуникативного пространства в окружающей действительности.

Предлагаемое диссертационное исследование находится в русле названного теоретического направления современной лингвистики и посвящено системному описанию функционального класса эмотивных интеръек-тивных единиц (интеръективов) в динамической модели комплексного поведения говорящего субъекта в рамках дискурсивно-функционального пространства. Обозначенный теоретический ракурс исследования дает возможность разработать некий общий знаменатель для разнообразных теорий эмоций - от этологических, социально-психоконструктивистских (в духе П. Бур-дье, Ф. Варелы, У. Матураны) до нейрологических и культурологических.

Актуальность исследования обусловлена все возрастающим интересом к проявлению «человеческого фактора» в коммуникативном процессе, который приводит ученых к осознанию важности не только проблем описания языковых структур, участвующих в речевой интеракции, но и задач всестороннего исследования эмотивного пространства говорящего субъекта homo loquens), использующего эти структуры в виде коммуникативных (или дискурсивных) проявлений малых форм для решения конкретных задач в пространстве диалогического взаимодействия. Языковая личность в ее способности осуществлять в рамках единого интерактивного пространства согласованные речевые (дискурсивные) действия или практики (в понимании М. Фуко, А.И. Ракитова, А.А. Романова, О.Н. Морозовой) с учетом коммуникативных установок другой говорящей личности становится ныне интегральным объектом изучения интенсивно развивающихся актуальных направлений науки о языке. Кроме того, актуальность исследования определяется не в последнюю очередь необходимостью систематизировать общие сведения о функционально-строевой специфике класса интеръективных дискурсивных единиц эмотивного плана в рамках диалогического взаимодействия и пересмотреть существующие взгляды на отдельные аспекты этих единиц с новых теоретических позиций.

Обращение к функциональному классу интеръективных дискурсивных единиц эмотивного плана (междометному дискурсу) активного синтаксиса представляется актуальным в силу того, что хотя с шестидесятых годов прошлого столетия лингвисты неоднократно возвращались к проблеме манифе-стационных и содержательных аспектов конструкций с междометиями или высказываний-междометий (по типу И.А. Крылова: «Ушица, ей-же-ей, на славу сварена»), тем не менее, единой теории эмотивности дискурсии малых форм создано не было и многие функционально-семантические свойства языковых единиц данной категории остались необъясненными. Необходимость разработки такой теории, несомненно, велика, так как само явление эмотивпой дискурсии малых форм широко распространено в различных языках и играет огромную роль в дискурсивной (коммуникативной) деятельности участников диалогической интеракции, особенно в сфере обыденного и институционально-профессионального общения при возрастающей роли экстралингвистических факторов, таких, например, как своеобразие ситуации общения, количество ее участников, коммуникативная иерархичность в случае наличия асимметрии в социальном статусе участников диалогической интеракции, кодекс доверия собеседников и др., обеспечивающих в конечном итоге специфичность функционирования в социуме эмотивных коммуникативных стереотипов.

Актуальность предлагаемой работы определяется также потребностью систематизации (построения «архива», по М. Фуко) манифестационных средств эмотивной дискурсии малых форм в различных языках, необходимостью выявления национальной специфики средств выражения функциональной категории интеръективности и их прагматической вариативности в плане функциональной синонимии. В работе обосновывается необходимость данного подхода к решению целого ряда актуальных проблем современной лингвистики с привлечением данных ряда наук, таких как этнолингвистика, социология, социальная психология, психология дискурса, теория речевой деятельности, дискурсология - комплексного описания вербальных форм эмотивной коммуникации как особой разновидности речевой деятельности, концептуализации интерактивной действительности человеком и ее репрезентации в национальной языковой картине мира, роли говорящего в осуществлении эмотивной дискурсивной деятельности, разработки критериев макросегментации актов эмотивной дискурсии, обусловленных социальными, межличностными отношениями коммуникантов и спецификой типовой ситуации диалогического общения и др.

Предлагаемый ракурс в изучении функциональных свойств актов эмотивной дискурсии малых форм позволил впервые исследовать социальную и национальную значимость указанной разновидности речевых актов в процессе межличностной коммуникации с привлечением не только собственно лингвистических, но и междисциплинарных понятий, предлагая авторский лингвистический инструментарий для сходных описаний эмотивного дискурса на материале других языков. Применение данных понятий к русским и немецким эмотивным образованиям малых форм диалогической интеракции позволило, с одной стороны, описать как общие, так и национальные особенности речетворческой деятельности, с другой - развить новую концепцию регулятивного статуса (по А.А. Романову) эмотивной интеракции в динамической модели диалогической интеракции, разрабатываемой в Тверской школе семантики и прагматики речевых образований.

Несмотря на существование большого числа работ, предметом рассмотрения которых являются различные характеристики эмотивных единиц, нельзя утверждать, что к настоящему моменту данный фрагмент языковой системы изучен в полной мере. Обращение к этой теме объясняется, прежде всего, отсутствием полного и систематического описания с позиций активного синтаксиса функционального класса эмотивных единиц как в общем, так и в других частных отраслях языкознания. Анализ регулятивной функции эмотивных единиц с позиций интегрального (прагматический, социолингвистический, психолингвистический, когнитологический) подхода актуален в равной мере как для специалистов в области теоретического языкознания, так и для тех, кто занимается практической реализацией риторических программ, ориентированных на эффективную коммуникацию с учетом социальных, психологических и экстралингвистических факторов, оказывающих влияние на формирование личностных установок говорящего субъекта.

Объектом предлагаемого исследования выступает целостное описание эмотивного пространства функционального класса интеръективных (междометных) дискурсивных проявлений малых форм, а предметом является назначение и употребление названных синтаксических объектов в динамической модели интерактивного поведения говорящего субъекта в регулятивной деятельности участников диалогического взаимодействия.

Цель настоящего исследования носит многоплановый характер и состоит в разработке концептуальных и методологических основ дискурсного моделирования актов эмотивной интеракции, а также в последующем описании функционально-семантических свойств интеръективных (междометных) практик в типовых ситуациях эмотивной коммуникации с целью реализации их воздействующего потенциала на участников диалогического пространства.

Общей целью определяются конкретные задачи исследования:

- осветить основные концепции эмотивности в отечественной и зарубежной лингвистике и обосновать целесообразность изучения ее функциональных свойств в интеръективном (эмотивном) дискурсе малых форм;

- предложить методики анализа актов эмотивной дискурсии малых форм в условиях национально-культурного пространства контактирующих языков;

- рассмотреть стратегический принцип использования интеръективных практик дискурса малых форм в процессе реализации конкретных целей и задач участниками речевой интеракции.

-установить основные принципы взаимосвязи категории эмотивности с пограничными ей категориями оценочности и экспрессивности и построить типологию интеръективных практик регулятивного плана в структуре диалогического взаимодействия;

- установить наличие и характер взаимосвязи между структурными факторами и фреймовой организацией эмотивного дискурса малых форм в межличностном и национально-культурном коммуникативном пространстве.

Для целей данного анализа в качестве минимальной речевой единицы исследования наиболее подходит коммуникативное единство интеръектив-ного эмотивного дискурсивного пространства малой формы, построенное по монадному принципу определенной фреймовой модели акта типовой интеракции с установкой на реализацию проявления желания-воли говорящего субъекта.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в постановке ранее неизученной проблемы функционирования в интерактивном пространстве коммуникативных эмотивных актов интеръективной дискур-сии, а также в конкретном ее решении. Впервые выбранные для исследования речевые произведения дискурсивного пространства малых форм рассматриваются в рамках целостного функционально-семантического представления типового иллокутивного фрейма, отражающего весь спектр регулятивных отношений между партнерами по коммуникативному взаимодействию. Также впервые освещены проблемы эмотивного общения, традиционно рассматриваемые как диадические речевые взаимодействия с позиции коллективной интеракциональности. По-новому осуществлен прагматический анализ языкового общения с учетом структурирования интерактивного пространства актов эмотивной дискурсии, обусловленного ее различным членением на отдельные семантические фрагменты с описанием общего эмотивного знаменателя для оценочных единиц интеръективного плана. Воплощен новый комплексный подход к анализу значения интеръективных дискурсивных практик со значением эмоций, в основе которого лежит представление о значении как структурированной сущности и как целостности языкового, семантического и внеязыкового энциклопедического знания. Новаторской является попытка установить коммуникативный статус интеръективной (междометной) практики в пространстве эмотивной дискурсии малых форм и определить место междометных дискурсивных практик в динамической модели диалога. Впервые зафиксированы характерные для интеръективной (междометной) практики типы манифестационных схем и описаны их семантико-прагматические свойства, предложен в рамках организационной структуры эмотивного дискурса оригинальный принцип деления класса интеръективных единиц на семантико-прагматические разряды.

В новом ракурсе предстает описание механизмов концептуальной интеграции как когнитивного основания лингвокреативных свойств дискурсивного поведения участников эмотивной коммуникации. Помимо этого в работе впервые выделяются и характеризуются ведущие направления в исследовании эмотологии (лингвистики эмоций), а также предлагается новая методика описания и классификации моделей речевого общения в условиях эмотивной коммуникации, которая применяется для выявления творческого характера изучаемого феномена как в системном, так и речевом аспектах.

Предложен метаязык описания динамических процессов эмотивной коммуникации и обоснована правомерность выделения эмотивной коммуникации в качестве особой разновидности коммуникации в культуре с определением критериев такого выделения.

Материалом исследования послужили диалогические фрагменты из произведений русской и немецкой литературы XIX-XX вв. общим объемом в 5000 единиц, приводимые для соответствующей аргументации выдвигаемых положений и гипотез. Процесс отбора литературных источников для целей предлагаемого исследования показал, что в произведениях авторов XIX-XX вв. формы речевого общения представлены полно и в реальном преломлении и отличаются достоверным изображением того, как ведут себя, поступают, рассуждают в обыденных обстоятельствах собеседники разного возраста и общественного положения, как они говорят естественно и убедительно. Это позволяет рассматривать психологически неосложненные диалогические единства в таких произведениях как репрезентацию обычного речевого общения, в котором находят отражение общепринятые конвенциональные нормы и правила согласованной интеракции. Важной источниковедческой базой послужили также толковые и аспектные словари на русском, немецком и английском языках.

Методологический аппарат исследования опирается на разработки в области прагмалингвистики, теории речевых актов и теории коммуникации, в частности на метод теоретико-гипотетического моделирования вербального поведения языковой личности в зависимости от установки, интерпретации смысла дискурсивных единиц на основе элементарных пропозициональных единиц, перефразирования манифестационных конфигураций (поверхностных структур) и сведения их к базовой (прототипической) форме. В работе также применены методы контекстуального и функционального анализа, социально-контекстуальные методы с указанием ролевых проявлений участников коммуникативной интеракции. Кроме того, использованы некоторые элементы количественного анализа, позволившие охарактеризовать статистические отношения использованных различных манифестационных форм выражения эмотивного состояния говорящего субъекта.

В качестве теоретической базы исследования эмотивной структуры интеръективной дискурсии малых форм принимается деятельностный подход к анализу речевых (диалогических) единиц, разработанный в Тверской (Калининской) семантико-прагматической школе под руководством И.П. Су-сова. За основу работы взята динамическая модель регулятивного пространства диалогической интеракции, разработанная А.А. Романовым (1984; 1986; 1987; 1988).

Теоретическая значимость проведенного исследования заключается в том, что оно способствует дальнейшему развитию дискурсивно-функцио-нальной научной парадигмы, существенно расширяет теорию речевого воздействия и - шире - речевой деятельности в частнолингвистическом и общелингвистическом планах и представляет собой вклад в общую теорию прагматики общения и изучение глубинных механизмов, лежащих в основе лин-гвокреативной деятельности человека в условиях эмотивной коммуникации. Теоретическая значимость результатов, полученных в процессе диссертационного исследования, состоит в новом подходе к описанию функциональных особенностей дискурсивных практик малых форм и установлению их роли в формировании и развертывании типового иллокутивного фрейма диалогической коммуникации, в новом взгляде на интерпретацию синтак-тико-семантических свойств эмотивных единиц и в установлении семантико-прагматической специфики междометного (интеръективного) дискурса в диалогической интеракции. Изучение такого явления как интеръективная эмотивность в коммуникативно-функциональной лингвистике способствует описанию закономерностей развития и функционирования языка в социуме, позволяет осмыслить с лингвистической точки зрения процесс управления речевым поведением участников диалогической интеракции, расширяет представление о соотношении коммуникативной, ситуативной и языковой семантики. В общелингвистическом плане теоретически значимыми являются аргументы в пользу анализа регулятивной функции языка, в особенности ее «воздействующей и преобразующей речевое поведение» разновидности. Теоретически значимым также является распространение инструментария прагмалингвистики на семантический анализ таких явлений как изменение личностных установок говорящего субъекта в условиях допустимого психопрограммирования (нейролингвопрограммирования) посредством специфических коммуникативных единиц - эмотивных интеръективных практик дискурсивного пространства малых форм, ориентированного на различные области профессиональной коммуникации: от риторического убеждающего воздействия в институционально-социальной сфере общения до обыкновенного врачебного (терапевтического, психотерапевтического и психоаналитического) дискурса.

Практическая ценность работы определяется возможностью применения ее основных положений, выводов и методик анализа при разработке теоретических курсов по семантике и прагматике речевого общения, теории и интерпретации диалогического дискурса, теории речевого воздействия, при чтении спецкурсов по речевому общению, речевому этикету, лингвострано-ведению. Материалы и выводы работы могут оказаться полезными при чтении курсов по лингвокультурологии, семиотике, теории понимания и интерпретации, конфликтологии и риторике. Возможно также применение результатов исследования при разработке коммуникативно-ориентированной методики преподавания языка и при описании номинативного пространства интеръективных единиц со значением эмоций как в практике преподавания русского и немецкого языков, так и в теоретических курсах общего языкознания, лексикологии, фразеологии, контрастивистики и этнологии, в лексикографической практике. Результаты исследований могут вызвать интерес психологов, философов, социологов и антропологов, а также профессиональных коммуникаторов (пропагандистов, работников СМИ, агитаторов, специалистов по связям с общественностью и специалистов, занятых в сфере переговорного процесса, продаж и управления человеческими ресурсами), психотерапевтов и рекламистов различного профиля.

На защиту выносятся следующие теоретические положения:

1. Интеръективный эмотивный дискурс малых форм представляет собой комплексную коммуникативную единицу в системно организованной последовательности интерактивных проявлений участников эмотивной коммуникации. Конструктивно оформленный по монадному принципу, отражающему символ активности, наличия духовной воли к проявлению из не-проявленного и образ имплицитной точки «центра мира» говорящего субъекта, интеръективный эмотивный дискурс малых форм призван отражать в коммуникативном пространстве реализацию постановки цели и движения к ней.

2. Используя монадный принцип (монадность, монадные свойства) ма-нифестационной целостности интеръективного эмотивного дискурса малых форм и реализуя свой «центр мира», говорящий субъект в интерактивном пространстве отсекает все лишнее, нелогичное, нечеткое, бездоказательное в процессе постановки и достижения цели и сводит структуралистскую вер-бальность эмотивной дискурсии к некоей «светящейся точке как сингулярному состоянию», когда объем конструктивного выражения равен незначительности, а содержательная масса - бесконечности.

3. Монадный принцип манифестационной целостности интеръективного эмотивного дискурса малых форм поддерживается такими когнитивными структурами, как целостный образ, дающий возможность схватывать коммуникативную ситуацию в целом, смысловой код - свернутое состояние информации, имеющее потенцию переходить в развертывающуюся внешнюю речь, антиципация - предпонимание на базе конвенционального ожидания или экспектации участников эмотивной интеракции по отношению друг к другу, интуиция (озарение) - довербальное схватывание смысла, глубинная настройка на решение коммуникативных задач, способность правильного, мгновенного распознавания.

4. В функциональном плане монадный принцип организации интеръек-тивного эмотивного дискурса малых форм обеспечивает способность выделять объекты, явления и идеи как целостность, единство во множестве. Более того, названный принцип структурной организации исследуемого дискурса определяет соотношение между репрезентативностью малой формы и его содержанием, отражающим концентрацию особых качеств предмета или ситуации (т.е. проявление механизма «экономии мельчайшего» на путях высшей концентрации когнитивного фокуса, по П. Клее), которые в силу объективации мыслей и эмоций формально делают ее непохожей на все остальные (обыденные) ситуации общения. Репрезентация фокуса сверхувеличенного в сверхмалом, в котором возможен переход от целостного видения ситуации, мгновенно-интуитивного схватывания и озарения к ее локальному осознанию, преобразование глубинноконтинуального в осознаваемодискретное («квантование смысла») и в котором они уравновешиваются в некоторой промежуточной области («сингулярной точке»), позволяет участникам эмо-тивной интеракции в малых формах дискурса распознавать реальные предметы их жизненного пространства - особые целые единства (гештальты, «чанки», по У. Чейфу), опыты, события, процессы, целевые комплексы и установки, кореллирующие с реальной картиной жизни в ее повседневных проявлениях.

5. В структурно-манифестационном плане эмотивного дискурса малых форм в качестве строевого элемента выступают интеръективные эмотивные единицы или интеръективные практики эмотивной дискурсии. В иллокутивной организации эмотивного дискурса малых форм эти единицы участвуют в роли сигнала коммуникативных установок говорящего, выполняя в процессе целенаправленного воздействия коммуникантов друг на друга определенную коммуникативно-прагматическую (или иллокутивную) функцию. В ходе речевой интеракции, построенной по типовому образцу функционально-семантического представления, актуализированные в нем интеръективные эмотивные единицы проявляют свои знаковые свойства: информативность, целевую направленность, структурную организованность, соотнесенность с денотативно-референтной ситуацией (фреймом), операциональное™, прогностич-ность.

6. Регулятивная специфика интеръективных эмотивных единиц раскрывается на уровне этапно-тематического хода диалогической интеракции, когда говорящий сигнализирует о предлагаемой им тематической доминанте в образовании и развертывании типового иллокутивного фрейма. Маркируя определенные узловые компоненты типового фрейма, она выступает в роли конкретизатора функционально-семантического представления ситуации общения, что позволяет ее рассматривать в качестве своеобразного иллокутивного показателя и типового эмотивного знаменателя актов дискурсии.

7. Актуализированный в содержательной структуре эмотивной дискурсивной практики интеръектив обладает кумулятивными способностями передавать комплекс иллокутивных функций, различающихся функциональной направленностью и эмотивной окрашенностью, и выступает как (полиинтен-циональный) речевой акт-событие, которое направлено на обеспечение программной реализации намеченных коммуникантами целей и задач, что в функциональном плане позволяет подразделять их на два семантико-прагма-тических типа: дескриптивные и иллокутивные (когнитивные, волитивные, эмотивные).

8. Выступая в качестве маркеров регулятивной деятельности, эмотивные дискурсивные практики или эмотивные дискурсивы выполняют в диалогической интеракции конкретные функции регулятивов, направленных на достижение результирующего эффекта и на успешную организацию диалогического взаимодействия, а именно роль стартерных (аттрактанты, регла-ментивы), этапно-тематических, финальных (размыкающих или фиксирующих этап перехода), оценочных (кооперативных: восприятия, согласия; и противодействующих: несогласия, исправления, подсказки) регулятивов.

Апробация работы и внедрение результатов исследования. По теме диссертационного исследования автором были сделаны сообщения на научных и научно-практических конференциях различного уровня - на 15 международных конференциях (на: Втором международном симпозиуме «Человек: язык, культура, познание», г. Кривой Рог, Украина, 1997; международной конференции «Deutsch als Business-, Kultur- und Ausbildungssprache», Krasnojarsk, 1998; Второй международной конференции «Актуальные проблемы исследования языка и речи», г. Минск, Республика Беларусь, 1998; Седьмом международном конгрессе «Zeichenprozesse in komplexen Systemen», Dresden, Deutschland, 1999; Первой международной научной конференции «Кирилло-Мефодиевские чтения», г. Луга, 1999; международной научной конференции «Язык в мультикультурном мире», г. Самара, 1999; международной научной конференции «Языковое пространство личности: Функционально-семантический и когнитивный аспекты», г. Тверь, 2003; Второй международной методологической конференции «Объект и субъект гуманитарного познания: человеческий фактор познавательной деятельности», г. Севастополь (Украина, Польша), 2003; Третьей международной конференции «Культура русской речи» в рамках реализации Федеральной и Краевой программы «Русский язык», Армавир, 2003; Десятой международной конференции по функциональной лингвистике «Функционирование русского и украинского языков в эпоху глобализации», Ялта, Симферополь, 2003; Третьем международном симпозиуме «ИМИДЖЕЛОГИЯ-2005», г. Москва, 2005; международной научно-практической конференции «Языковая личность в дискурсе: Полифония структур и культур», г. Тверь, 2005; Восьмой международной конференции «COGNITIVE MODELING IN LINGUISTICS», Varna, Bulgaria, 2005; Третьей международной научной конференции «Текст в лингвистической теории и методики преподавания филологических дисциплин», г. Мозырь, Республика Беларусь, 2005; международной научно-практической конференции, посвященной 60-летию ЮНЕСКО «Психология на пути к пониманию человека и социума: новая психическая реальность изменяющейся России», г. Тверь, 2006); Второй международной научно-практической конференции «Гуманитарные проблемы миграции: Социально-правовые аспекты адаптации», г. Тюмень, 2006), 11 региональных и межвузовских конференциях (г. Волгоград, 1998; г. Липецк, 1999; г. Сочи, 2003; г. Тверь, 1999; 2000; 2001; 2002; 2003; 2004; 2005; 2006 г.).

Основные теоретические положения и выводы диссертационной работы представлены в 43 публикациях (включая 1 монографию и 4 учебных пособия) общим объемом 43,9 п.л.

Результаты работы регулярно (с 1999 г. по 2006 г.) обсуждались на заседаниях межвузовского теоретического семинара «Регулятивный мир диалога» при кафедре теории языка и межкультурной коммуникации ТГСХА. Основные результаты исследования внедрены в ряд спецкурсов, в курсах «Русский язык и культура речи», «Речевой этикет», «Стилистика русского языка и культура речи», «Управленческая риторика», «Основы теории коммуникации», «Современные синтаксические теории», а также использовались при руководстве дипломными сочинениями.

Структура работы включает введение, четыре главы, заключение, список источников примеров, список использованной литературы, список условных обозначений и сокращений.

Во Введении обосновывается выбор предмета исследования, очерчивается круг целей и задач работы, определяется ее актуальность, научная новизна, теоретическая и практическая значимость, формируются положения, выносимые на защиту, вводятся основные понятия исследования.

В первой главе «Эмотивный дискурс малых форм в коммуникативно-функциональной парадигме: основные направления и проблемы исследования» проанализирована лингвистическая и психологическая литература по проблеме исследования, представлены теоретические основы описания эмотивного дискурса малых форм, определен статус эмотивного дискурса малых форм в динамической модели диалогической интеракции, обоснована целесообразность изучения функциональных свойств в интеръективном дискурсе малых форм.

Во второй главе «Фреймовое описание эмотивного дискурса малых форм» исследованы параметры, позволяющие установить коммуникативный статус интеръективной практики в пространстве дискурсии малых форм, предложена методика исследования фреймовой конфигурации актов эмоциональной дискурсии диалогического общения, описана роль дискурсивных практик малых форм в формировании и развертывании типового иллокутивного фрейма диалогической коммуникации.

В третьей главе «Структурно-содержательная характеристика дискурса малых форм в интерактивном пространстве» выделены типы манифе-стационных схем интеръективных практик, представлен комплексный подход к анализу значения интеръективных дискурсивных практик со значением эмоций, описаны семантико-прагматические свойства интеръективного дискурса малых форм, рассмотрены способы реализации иллокутивного потенциала междометных эмотивов в динамической модели диалога, определена специфика деления интеръективных единиц на семантико-прагматические разряды.

В четвертой главе «Малые формы дискурса в организационной структуре эмоционального дискурса» показана роль дискурсивных единиц эмотивного плана в экспликации регулятивных действий, координирующих процесс речевого взаимодействия между коммуникантами, построена типология междометных дискурсивных единиц регулятивного плана в структуре интерактивного процесса, дан анализ стратегического принципа распределения интеръективных дискурсивов в функционально-семантическом представлении иллокутивного фрейма.

В Заключении представлены основные выводы и результаты исследования, намечены задачи дальнейших исследований.

К тексту прилагается библиографический список использованной литературы на русском, английском и немецком языках, который включает 384 наименования.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Эмоциональный дискурс малых форм: семантический и прагматический аспекты"

Выводы по четвертой главе

В четвертой главе дискурсивные практики малой формы были рассмотрены с точки зрения их вклада в реализацию участниками интеракции регулятивной деятельности, направленной на решение конкретных коммуникативных задач в речевом общении. Исследуемые единицы дискурса, принимая участие в реализации диалогоорганизующей (диалогонаправляющей, диалогоконтролирующей, диалогоуправляющей) деятельности коммуникантов, выступают в интерактивном процессе в качестве особых функционально-прагматических единиц - регулятивов.

Интеръективные реплики-практики обладают широким диапазоном регулятивных функций, направленных на достижение результирующего эффекта и на успешную организацию и управление речевой деятельностью партнеров по коммуникации.

Стартерные регулятивные действия контактоустанавливающего плана, маркированные интеръективами, служат для привлечения внимания собеседника, сосредоточения его внимания к инициирующим шагам, для обрисовки тематического фокуса на конкретном участке общения, для оживления общения. Интродуктивные регулятивы подразделяются на регламентивные и уточняющие. Регламентивные и уточняющие регулятивы, эксплицированные интеръективными дискурсивными образованиями, обладают интродуктивным характером, это своего рода приглашение к сотрудничеству, подготовка к взаимодействию на последующем этапе.

Для маркировки окончания речевого взаимодействия говорящим используются финальные регулятивные действия. В заключительной фазе дискурсии интеръективные эмотивные единицы, формирующие такие регулятивы, ведут к конечному результату любого характера: полному, нулевому или частичному - и сигнализируют о степени достижении согласия, выработке общей платформы и общности взглядов относительно проделанного взаимодействия. Стартерные и финальные регулятивы относятся к разряду полифункциональных, поскольку обслуживают процесс организации речевого общения и воздействия коммуникантов друг на друга на протяжении всего диалогического взаимодействия.

Для открытия нового этапного промежутка и ввода новой информации по конкретному этапу интерактивного процесса говорящим эффективно используются этапно-тематические регулятивные действия, маркированные интеръективными репликами-практиками. Закрывающие регулятивы на уровне этапа, регулятивы перехода, сигнализируют о недостаточности оснований для завершения речевой интеракции в ее конечной фазе и нерешенности некоторых коммуникативных задач. В условиях наступления коммуникативного сбоя или коммуникативного рассогласования регулятивы перехода в виде интеръективных дискурсивных единиц сигнализируют о необходимости выработки общей платформы и установлению позитивных отношений между коммуникантами.

Дискурсивные практики-регулятивы оценочного характера подразделяются на два функциональных класса: на регулятивы, способствующие (поддерживающие) согласованному общению, и регулятивные действия, препятствующие и противодействующие такому общению. Кооперативные оценочные регулятивы (регулятивы восприятия и регулятивы согласия) призваны эксплицировать коммуникативные проявления инициирующей и реагирующей сторон в диалоге с точки зрения соответствия выбранному сценарию взаимодействия. Противодействующие дискурсивные образования малой формы (регулятивы несогласия, исправления и подсказки) направлены на сдерживание или подавление стратегической инициативы собеседника, что проявляется в изменении последовательности ходов-цепочек в функционально-семантическом представлении типового иллокутивного фрейма общения.

В целом, оценочные регулятивные действия, маркированные интеръек-тивными дискурсивными практиками, способствуют координации эмотивной дискурсии, обладая сквозным характером своего появления в интерактивном процессе не только в пределах диалогического хода, но и рамках какого-либо этапа или фазы реализации коммуникативных задач и целей партнеров по диалогическому взаимодействию. Интеръективные оценочные регулятивы предназначены для экспликации степени обратной связи между коммуникантами, указывают партнеру на правильность или ошибочность его действий в пределах программной реализации общей цели.

Распределение интеръективных практик эмотивного порядка в ходе интерактивного процесса обусловлено иерархической природой функционально-семантического представления иллокутивного фрейма и подчинено стратегическому принципу достижения целей. Практики-регулятивы в виде интеръективных единиц маркируют глобальную (фреймообразующую) и этапные (тактические) стратегии достижения желаемого результата в речевой интеракции.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В последние годы в рамках когнитивной парадигмы значительно возросло внимание исследователей к проблеме, затрагивающей интересы одного из новых направлений лингвистики - эмотологии (или лингвистики эмоций), сфера изучения которой охватывает аффективную культуру речевого поведения в обществе, эмоциональную компетенцию homo loquens, эмоциональные коммуникативные локусы, игру эмоциональных смыслов, лексико-прагматических средств языка как во внутрикульутрном, так и в межкультурном общении. Новейший аспект этого направления, разрабатываемый в последние годы как в отечественном, так и зарубежном языкознании, - это прагма-семантический аспект эмотивности дискурсивных образований как языковых единиц (высказывание - реплика / шаг / практика - ход - дискурс), включенный в процесс эмоционального освоения регулятивно-коммуникативного пространства в окружающей действительности.

Проблема описания прагма-семантического аспекта эмотивных дискурсивных образований малых форм, включенного в процесс эмоционального взаимодействия говорящего субъекта с внешним миром, приобретает особую актуальность в силу происходящих изменений в окружающей действительности.

Основной характеристикой современного мира является постоянное изменение чрезвычайно сложных условий жизни и связанные с этим проблемы человека: по информационной насыщенности, по темпам распространения и глобальному охвату аналогов этому процессу в истории человечества нет. «Взрывной рост смыслов» отражается на социуме - происходит серьезная трансформация социума. Все, что окружает человека и формируется им, меняется вместе с ним, меняются также формы экспонентности и репрезентативности дискурсных образований как языковых знаков.

Быстроменяющаяся окружающая реальность обусловливает появление на повестке дня проблемы существования малых форм репрезентативности содержательной стороны знака как семиотического феномена. В различных сферах жизнедеятельности человека наблюдаются схожие тенденции появления особой репрезентативной сущности семиотических объектов, призванной выразить динамику информационного пространства и динамику ощущения (переживания, переосмысления) субъектом собственной жизни.

Характерные признаки разнообразных знаковых образований малых форм в литературе, искусстве, театре, живописи и особенности функционирования форм знаков в семиотическом пространстве постиндустриального общества маркируются одним общим свойством - динамически адекватно отражать положение (нахождение) говорящего субъекта в информационном пространстве своей жизнедеятельности при помощи новых знаков, имеющих компактный размер и объем и конфигурационно оформленных в типовую малую форму.

В реальной практике коммуникативного обмена информативными единицами в виде дискурса, текста или диалогического единства эту задачу выполняют речевые произведения, которые соответствуют знаковым образованиям малых форм в перечисленных выше сферах когнитивно-информативного пространства жизнедеятельности говорящего субъекта. Реальное сжатие структуралистской вербальности говорящим субъектом приводит к эмоциональному дискурсу-взрыву, представленному в виде интеръективного (междометного) дискурса, включающего свое содержательно-иррациональное в сферу своего эмоционально-содержательного, которое является для говорящего и стимулом и ограничителем одновременно.

Используя монадный принцип манифестационной целостности интеръективного эмотивного дискурса малых форм и реализуя свой «центр мира», говорящий субъект в интерактивном пространстве отсекает все лишнее, нелогичное, нечеткое, бездоказательное в процессе постановки и достижения цели и сводит структуралистскую вербальность эмотивной дискурсии к некоей «светящейся точке как сингулярному состоянию», когда объем конструктивного выражения равен незначительности, а содержательная масса -бесконечности.

Монадный принцип интеръективного дискурса малых форм базируется на таких когнитивных структурах, как целостный образ, позволяющий схватывать ситуацию в целом, смысловой код - свернутое состояние информации, которая обладает потенцией переходить в развертывающуюся внешнюю речь, антиципация - предпонимание на базе конвенционального ожидания или экспектации участников эмотивной интеракции по отношению друг к другу, интуиция - довербальное схватывание смысла, глубинная настройка на решение проблемы.

В интерактивном аспекте монада-целостность интеръективного дискурса обеспечивает способность держать цель до конца, до завершения действия. В манифестационном оформлении она композиционно цельна и обладает свойствами завершенности, подчиненности аргументации цели, замыслу, а в интерактивном плане - она вводит субъект в общее с объектом поле.

Несмотря на повышенный интерес современной лингвистики к проблемам организации диалогического общения и востребованность исследований регулятивной функции языковых единиц, участвующих в реализации своих «магических свойств», по P.O. Якобсону, в реальной речевой интеракции, до настоящего времени практически не предпринималось попыток описать регулятивную функцию дискурсивных единиц эмотивного плана на базе функционально-семантического представления фреймовой структуры типовой диалогической коммуникации. Ни в одном исследовании не учитывалось участие интеръективов в качестве строевых единиц дискурса, не была изучена функциональная и регулятивная специфика этих единиц, не велась даже речь о выделении интеръективов в функциональный класс эмотивного дискурса малых форм.

Интеръективные единицы в системно организованной последовательности интерактивных проявлений участников эмотивной коммуникации были описаны с учетом сущностных свойств дискурса. С этих позиций стали возможными комплексное описание вербальных форм эмотивной коммуникации как особой разновидности речевой деятельности, изучение способов концептуализации интерактивной действительности человеком и ее репрезентации в национальной языковой картине мира, установление роли говорящего в осуществлении эмотивной дискурсивной деятельности, разработка критериев макросегментации актов эмотивной дискурсии, обусловленных социальными, межличностными отношениями коммуникантов и спецификой типовой ситуации диалогического общения и др.

В основе описания лингвистического анализа эмотивного дискурса малой формы легла идея о функционировании в интерактивном пространстве коммуникативных эмотивных актов интеръективной дискурсии, организованной по принципу целостности, структурности, иерархичности, связности в самостоятельную форму диалогической интеракции (с учетом специфики межличностной и национально-культурной коммуникации).

Было установлено, что интеръективный эмотивный дискурс малых форм представляет собой комплексную коммуникативную единицу в системно организованной последовательности интерактивных проявлений участников эмотивной коммуникации. Конструктивно оформленный по монад-ному принципу, отражающему символ активности, наличия духовной воли к проявлению из непроявленного и образ имплицитной точки «центра мира» говорящего субъекта, интеръективный эмотивный дискурс малых форм призван отражать в коммуникативном пространстве реализацию постановки цели и движения к ней.

В функциональном плане монадный принцип организации интеръективного эмотивного дискурса малых форм обеспечивает способность выделять объекты, явления и идеи как целостность, единство во множестве. Более того, названный принцип структурной организации исследуемого дискурса определяет соотношение между репрезентативностью малой формы и его содержанием, отражающим концентрацию особых качеств предмета или ситуации (т.е. проявление механизма «экономии мельчайшего» на путях высшей концентрации когнитивного фокуса, по П. Клее), которые в силу объективации мыслей и эмоций формально делают ее непохожей на все остальные (обыденные) ситуации общения. Репрезентация фокуса сверхувеличенного в сверхмалом, в котором возможен переход от целостного видения ситуации, мгновенно-интуитивного схватывания и озарения к ее локальному осознанию, преобразование глубинноконтинуального в осознаваемодискретное («квантование смысла») и в котором они уравновешиваются в некоторой промежуточной области («сингулярной точке»), позволяет участникам эмотивной интеракции в малых формах дискурса распознавать реальные предметы их жизненного пространства - особые целые единства (гештальты, «чанки», по У. Чейфу), опыты, события, процессы, целевые комплексы и установки, кореллирующие с реальной картиной жизни в ее повседеневных проявлениях.

Дискурс малых форм образует архив дискурсивных практик, который характеризуется гибкостью границ между центральной и периферийной частью, а также онтологической бесконечностью. Ядро (центральную часть) составляют интеръективы (первообразные / первичные междометия). К малым формам периферийной части относятся единицы разных классов слов, которые в эмотивном пространстве дискурса приобретают интеръективные черты, и сверхслов-ные дискурсивные образования.

Границы дискурсивного поля малых форм размыты, что говорит в пользу идеи о динамическом характере этой системы. Малые дискурсивные образования всех разрядов призваны динамически адекватно отражать эмоциональное состояние личности, которая выражает себя таким образом (т.е. используя знаки с минимальной формой). Интеръективы ядерной зоны демонстрируют большую «информативную насыщенность» и функционально-семантическую подвижность (диффузность) в эмотивном дискурсе по сравнению с дискурсивными единицами других разрядов. Чем дальше на периферии архива практик малых форм находится речевая единица, тем менее семантически и функционально диффузна она, тем более предсказуема она для интерпретации.

Категориальными свойствами дискурса малых форм являются следующие: 1) интерактивность / дискурсивность; 2) антропоцентричность, которая связана с языковой личностью, реализующей себя в дискурсивном общении в лингвистических и экстралингвистических условиях реализации своих намерений и установок; 3) синтез знания о денотативно-референтной ситуации и ценностной / эмотивно-окрашенной ее квалификации, способность выделять объекты, явления и идеи как целостность, единство во множестве; 4) функциональная диффузность / дисперсия в интерактивном пространстве; 5) функция минимизации формального представления глобального содержания в интерактивном процессе, т.е. сведение в одной точке; 6) фокусировка, которая проявляется в акцентировании эмоционального состояния коммуниканта и выделенности (значимости, существовании и существенности) этого момента из всего, что организуется дискурсом и в дискурсе; 7) конкретность и прагматичность; 8) действие по принципу необходимой достаточности; 9) воспроизводимость знаковых единиц малых форм, т.е. регулярная повторяемость; 10) представленность только в устной форме; 11) ре-гулятивность, т.е. малые формы дискурса - это единицы информации, содержащиеся в ментальном пространстве говорящего, которые, влияя на интерактивный процесс, порождают свои копии в сознании слушателя.

В процессе речевой интеракции, построенной по типовому образцу функционально-семантического представления, актуализированные в нем интеръективные эмотивные единицы проявляют свои знаковые свойства: информативность, целевую направленность, структурную организованность, соотнесенность с денотативно-референтной ситуацией (фреймом), операцио-нальность, прогностичность.

Интеръективная практика эмотивного дискурса является предикативным знаковым образованием, в эксплицированной структуре которого представлены все элементы типового иллокутивного фрейма. Интеръективные дискурсивные практики способны сигнализировать весь комплекс составляющих коммуникативно-прагматического типа диалогической интеракции и выступать в качестве одного из средств реализации коммуникативных установок интерактантов. Показателем компонентов типового фрейма и конкре-тизатором функционально-семантического представления коммуникативно-прагматической ситуации является иллокутивная переменная интеръективного дискурса.

Интеръективная практика реактивного плана играет вспомогательную роль в реализации глобальной (стратегической) цели коммуниканта. Интеръективная практика инициирующего плана представляет этап или доминанту в образовании и развертывании типового иллокутивного фрейма. Этапный характер актуализации фреймовой структуры интеръективных эмотивных единиц говорящего субъекта характеризуется строгим соответствием иллокутивной переменной (силы) интеръективного речевого произведения иллокутивному потенциалу, представленному в типовом фрейме речевого общения. Доминантная сущность интеръективного дискурсива проявляется в виде группирования различных по целевой направленности и содержательной характеристике интенциональных звеньев в речевом произведении говорящего субъекта вокруг иллокутивного акта-события, представленного интеръекти-вом. Маркируя определенные узловые компоненты типового фрейма, интеръектив выступает в роли конкретизатора функционально-семантического представления ситуации общения, что позволяет ее рассматривать в качестве своеобразного иллокутивного показателя и типового эмотивного знаменателя актов дискурсии.

Систематизированные манифестационные средства эмотивной дискурсии малых форм позволили выделить четыре типа манифестационных схем интеръективных дискурсивных образований. В качестве инварианта синтаксического оформления интеръективной практики выступает формула с пер-формативным глаголом, вводным глаголом, или высказывательным предикатом. Возможность описания интеръективных дискурсивов с помощью инвариантной формулы с перформативным или вводным глаголом позволила говорить о том, что дискурс малых форм является предикативным знаковым образованием.

Коммуникативно-прагматическое значение интеръективов в эмотивном дискурсе малых форм фиксируется тремя аспектами: информативностью, ин-тенциональной направленностью действия на слушающего, эмотивностью. Содержательная структура интеръективных дискурсивов представляет собой обобщенную форму, в которой семантическая и прагматическая функции тесно взаимосвязаны, а эмотивная функция обусловлена характером способа воздействия (иллокутивной функцией) говорящего коммуниканта на партнера в границах функционально-семантического иллокутивного фрейма диалогической интеракции.

Интеръективы гм /hm выполняют роль маркеров таких действий, которые сопровождают когнитивную деятельность партнеров в типовом диалоге. Интеръектив гм / hm носит эвристический характер сообщаемого во включенной конструкции. Интеръектив гм /hm в постпозиции включенной конструкции обусловливает эмотивно-оценочный характер речевого взаимодействия и играет роль резюмирующего элемента. Эти интеръективы могут интерпретироваться слушающим по-разному, но в пределах функционально-семантического потенциала, что позволяет автору камуфлировать свои эмоциональные переживания. Эмотивный компонент в содержательной структуре данных интеръективных единиц отличается нерегулярностью своих проявлений. Динамический (акциональный) характер использования дискурсивных практик малой формы проявляется в экспликации процесса ментальной обработки информации, направленности на скоординированную организацию обмена репликовыми шагами и соотнесенности шага со сценарным фреймом или этапом фреймового развития диалогического общения.

Интеръектив he и его фонологические варианты в немецком языке являются семантическими (и функциональными) эквивалентами интеръектива эй. Гипотеза о семантико-функциональной синонимии этих дискурсивных практик в немецком и русском языках была подтверждена выявленной тождественностью функциональных условий совершения действий во фреймовой организации диалогического взаимодействия. Интеръективные дискур-сивы данного разряда выполняют апеллятивную функцию в эмотивном дискурсе. В речевых произведениях без вокатива интеръектив становится функциональным эквивалентом вокатива, выполняя функцию указания на адресата и фиксации его внимания на фрагменте внеязыковой реальности; в интеръективных практиках с вокативом малая форма дублирует функцию вокатива и играет роль интенсификатора воздействия на адресата. Интеръективные практики эй / he являются предикативными единицами, ядро которых формирует предикат «побуждать», что позволяет рассматривать такие речевые единицы в качестве действий, формирующих иллокутивный фрейм общения директивного интерактивного типа, и представить функциональные условия их реализации в речевом общении в виде набора каузальных цепочек и составляющих конституентов поля директивности.

В содержательной структуре дискурсивных практик эх, ах, ох семантическая, прагматическая и эмотивная функции тесно взаимосвязаны и комплексно отражают иллокутивный потенциал речевого действия в конкретном иллокутивном фрейме общения. Тематическое содержание составляет единство с целевой переменной интеръективных практик. В тех случаях, когда тематическое содержание интеръективной практики расплывчато, доминирующей становится характеристика речевой единицы на иллокутивном уровне функционально-семантического представления типового фрейма.

В диалогическом взаимодействии роль интеръективных единиц эх, ах, ох с эмотивным позитивным / негативным компонентом оценки сводится к выполнению модифицирующей функции, которая заключается в интенсификации, акцентировании и экспрессивно-логическом выделении какого-либо предмета, явления, события - картины мира жизненного пространства участников эмотивной дискурсии малых форм.

В эмотивном дискурсе малые формы могут реализовать эмотивный компонент, фиксирующий практически любую эмоцию. Каждый интеръектив в эмоциональном дискурсе имеет свою специфику дифференциации эмотивного компонента. Диффузная эмотивная семантика интеръективного дискурса позволяет использовать их для выражения того содержания, которое актуально для говорящего в данный момент.

Корпус семантико-прагматических инвариантных структур интеръективных практик послужил базой для деления интеръективных эмотивных единиц на разряды, наиболее соответствующие сигнальной природе знаковых образований малой формы. Было выделено два функциональных (семан-тико-прагматических) типа: дескриптивный тип и иллокутивный тип. Иллокутивный тип представлен тремя подтипами (в соответствии с предикатным ядром семантико-прагматической конфигурации интеръективного дискурса): когнитивным, волитивным, эмотивным. Наличие трех подтипов интеръективов иллокутивного функционального типа - скорее тенденция к спецификации коммуникативного назначения интеръективов в интерактивном процессе, нежели строгое их подразделение.

Дискурсивные практики малой формы вносят определенный вклад в реализацию участниками интеракции регулятивной деятельности, направленной на решение конкретных коммуникативных задач в речевом общении. Исследуемые единицы дискурса, принимая участие в реализации диалогоор-ганизующей (диалогонаправляющей, диалогоконтролирующей, диалого-управляющей) деятельности коммуникантов, выступают в интерактивном процессе в качестве особых функционально-прагматических единиц - регу-лятивов.

Список научной литературыНоскова, Светлана Эдуардовна, диссертация по теме "Теория языка"

1. Авдеенко Ю.Н. Дикий хмель. М.: Профиздат, 1977. - 336 с.

2. Арбузов А. Иркутская история // Пьесы советских писателей. В 6 т. М.: Искусство, 1974. - Т. 3. - С. 233-294.

3. Бедный Б. Избранное. М.: Художественная литература, 1985. - 280 с.

4. Брагинский Э., Рязанов Э. Вокзал для двоих // Искусство кино. -1983.-№3.

5. Булгаков М. Белая гвардия. Театральный роман. Мастер и Маргарита. М.: Художественная литература, 1988. - 749 с.

6. Вампилов А. Избранное. М.: Согласие, 1999. - 589 с.

7. Васильев Б.Л. А зори здесь тихие. Не стреляйте в белых лебедей. В списках не значился. М.: Из-дво ЦК КПСС «Правда», 1978. - 360 с.

8. Васильев Б.Л. Избранное. Т. 1. Повести и рассказы. М.: Из-дво ЦК КПСС «Правда», 1985. - 591 с.

9. Веллер М.И. Ноль часов. Харьков: Фолио, 2000. - 448 с. Ю.Веллер М.И. Разбиватель сердец. Сборник рассказов. - Таллинн:

10. Ээсти раамат, 1988. 272 с.

11. Веллер М.И Самовар. СПб.: «Объединенный капитал», 1997. - 140 с.

12. Войнович В. Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина. Л.: Советский писатель, 1985. - 608 с.

13. З.Володин А. Старшая сестра // Пьесы советских писателей. В 6 т. -М.: «Искусство», 1974. Т. 4. - С. 59-96.

14. Воронов Н.П. Макушка лета. М.: Современник, 1979. - 470 с.

15. Гессе Г. Демиан. История юности, написанная Эмилем Синклером // Иностранная литература. 1993. -№ 5. - С. 79-198.

16. Гоголь Н.В. Мертвые души. М.: Художественная литература, 1979. -340 с.

17. Гоголь Н.В. Избранные произведения. М.: Художественная литература, 1987.-410 с.

18. Гончаров И. Обрыв. М.: Художественная литература, 1983. - 447 с.

19. Гончаров И. Обыкновенная история. Обломов. М.: Художественная литература, 1986. - 496 с.

20. Горин Г. Дом, который построил Свифт. М.: Стоок, 1997. - 410 с.

21. Горький М. Избранные произведения. М.: Художественная литература, 1986.-508 с.

22. Гранин Д. Дождь в чужом городе. Иду на грозу. М.: Художественная литература, 1988. - 206 с.

23. Грекова И. Кафедра // Рассказы советских писателей. М.: Советский писатель, 1978. - С. 56-82.

24. Грибоедов А.С. Горе от ума // Фонвизин Д.И., Грибоедов А.С. Пьесы. М.: Московский рабочий, 1980. - С. 127-224.

25. Данилов Н. Кордон. М.: Граница, 1992. - 414 с.

26. Дворецкий И. Веранда в лесу. Пьесы. Д.: Советский писатель, 1986.-661 с.

27. Довлатов С. Чемодан. М.: Московский рабочий, 1991. - 335 с.

28. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. М.: Художественная литература, 1986.-384 с.

29. Драгунский В. Денискины рассказы. М.: Эксмо-Пресс, 2006. - 160 с.

30. ЗО.Зорин Л. Добряки // Пьесы советских писателей. В 6 т. М.: Искусство, 1974.-Т. 3.-С. 5-62.

31. Ильф И., Петров Е. Двенадцать стульев. Золотой теленок. М.: Просвещение, 1987. - 452 с.

32. Корецкий Д. Привести в исполнение. М.: Эксмо-Пресс, 2000. - 368 с.

33. Корецкий Д. Ведется розыск. М.: Эксмо-Пресс, 1998. - 340 с.

34. Короленко В.Г. Избранные произведения. Л.: Лениздат, 1978.320 с.

35. Короленко В.Г. Слепой музыкант. Минск: Юнацтва, 1981. - 90 с.

36. Крылов И.С. Басни. М.: Правда, 1978. - 256 с.

37. Ласкин Б. Время любить // Ласкин Б. Избранное. М.: Советский писатель, 1990. - С. 478-554.

38. Латынина Ю. Дело о пропавшем боге. М.: Эксмо-Пресс, 1997.387 с.

39. Латынина Ю. Разбор полетов. М.: Олма-Пресс, 2000. - 416 с.

40. Лермонтов М.Ю. Избранное. М.: Правда, 1982. - 448 с.

41. Липатов В. Деревенский детектив М.: Советский писатель, 1968.448 с.

42. Маринина А. Игра на чужом поле. Тверь: Центрполиграф, 1998.280 с.

43. Маринина А. Имя потерпевшего никто. - М.: Эксмо-Пресс, 1997. -256 с.

44. Маринина А. Мужские игры. В 2-х т. М.: Эксмо-Пресс, 1998. - 280 е., 264 с.

45. Мишин М. Шел по улице троллейбус. Л.: Лениздат, 1976. - 127 с.

46. Москва слезам не верит. Кинофильм.47.Мы из джаза. Кинофильм.

47. Набоков В. Круг. -М.: Советская Россия, 1991. 284 с.

48. Некрасов Н.А. Избранное. М.: Эксмо-Пресс, 2001. - 608 с.

49. Островский А.Н. Полное собрание сочинений в 10 т. Том I. Пьесы 1847-1854. -М., ГИХЛ, 1949.-548 с.

50. Павлова Н. Пятое время года. М.: Московский рабочий, 1973. - 54 с.

51. Панова В. Спутники. М.: Книга, 1985. - 575 с.

52. Паустовский К. Рассказы о природе. М.: Самовар, 2003. - 93 с.

53. Петрушевская Л. Песни 20-го века. Пьесы. М.: Союз театральных деятелей РСФСР, 1988.-240 с.

54. Попов Е. Как мимолетное видение. -М., 2000.-237 с.

55. Попцов О. И власти плен. М.: Московский рабочий, 1989. - 289 с.

56. Пушкин А.С. Избранное. М.: Художественная литература, 1972.740 с.

57. Райе Э. Новые вампирские хроники. Пандора. М., 2001. - 312 с.

58. Русская разговорная речь. Тексты. / Под ред. Е.А. Земской и JI.A. Капанадзе. М.: Наука, 1978. - 398 с.

59. Салтыков-Щедрин М.Е. Рассказы. JI., 1976. - 114 с.

60. Семенов Ю. Непримиримость. М.: Московский рабочий, 1989.359 с.

61. Титов В. Всем смертям назло. JI., 1986. - 189 с.

62. Толстой А. Пьесы // Толстой А. Собрание сочинений в 10 т. М.: Художественная литература, 1960. - Т. 9. - 413 с.

63. Толстой JI.H. Война и мир. Т. 1,2.- М.: Художественная литература, 1983.-830 с.

64. Тол стой JI.H. Детство. Отрочество. Юность. М.: Детская литература, 1973.-352 с.

65. Тургенев И.С. Собрание сочинений в 12 т. Т. 9. - М.: Художественная литература, 1956.-618 с.

66. Тэффи Н.А. Юмористические рассказы. М.: Художественная литература, 1990. - 415 с.68.Убойная сила. Кинофильм.

67. Фадеев А. Разгром. Рассказы. М.: Детская литература, 1979. - 78 с.

68. Филатов JI. Большая любовь Робин Гуда. Екатеринбург: У-Фактория, 1998. - 56 с.

69. Черкасов А., Москвитина П. Черный тополь. М.: Современник, 1982.-558 с.

70. Чехов А.П. Рассказы, повести, пьесы. М.: Художественная литература, 1974.-751 с.

71. Шолохов М. Поднятая целина. М.: Московский рабочий, 1983.640 с.

72. Шторм Г. Дети Доброй Надежды. М.: Советский писатель, 1959.654 с.

73. Шукшин В. Беседы при яркой луне. М.: Советская Россия, 1975.319 с.

74. Эко У. Имя Розы. М.: Книжная палата, 1989. - 486 с.

75. Andersch A. Fahrerflucht. Horspiele. Munchen: Deutscher Taschenbuch Verlag, 1965. - 170 S.

76. Arbor J. Auf der Sonnenseite des Lebens. Berlin: Aufbau-Verlag, 1989. -417 S.

77. Bevan G. Zu jung fur die Liebe? Frankfurt / M.: Fischer Taschenbuch Verlag, 1995.-297 S.

78. B611 H. Das Brot der friihen Jahre. Berlin: Aufbau-Verlag, 1987. - 120 S. 81 .Brock P. Gestatten-Oskar. - Greifenverlag zu Rudolstadt, 1987. - 267 S.

79. Brecht B. Stucke. Berlin, Weimar: Aufbau-Verlag, 1968.-344 S.

80. Ende M. Die unendliche Geschichte. Munchen: Deutscher Taschenbuch Verlag, 1997.-475 S.

81. Ende M. Momo oder Die seltsame Geschichte von den Zeit-Dieben und von dem Kind, das den Menschen die gestohlene Zeit zuriickbrachte. Ein Marchen-Roman. Munchen: Deutscher Taschenbuch Verlag, 1996. -268 S.

82. Frisch M. Stiller. Frankfurt / M.: Suhrkamp Taschenbuch Verlag, 1997. -426 S.

83. Grass G. Katz und Maus. Frankfurt / M.: Suhrkamp Taschenbuch Verlag, 2002.- 139 S.

84. Heller E. Beim nachsten Mann wird alles anders. Frankfurt / M.: Fischer Taschenbuch Verlag 1987. - 336 S.

85. Hesse H. Demian. Die Geschichte von Emil Sinclairs Jugend. Frankfurt / M.: Suhrkamp Taschenbuch Verlag, 1995. - 212 S.

86. Hesse H. Der Steppenwolf. Frankfurt / M.: Suhrkamp Taschenbuch Verlag, 1995.-278 S.

87. Kastner E. Drei Manner im Schnee. Frankfurt / M.: Suhrkamp Taschenbuch Verlag, 1991. - 173 S.

88. Mann Th. Buddenbrooks. Verfall einer Familie. M.: Verlag fur Fremdsprachenliteratur, 1956. - 704 S.

89. Martin H. Meine schone Morderin. Munchen: Dromer Knaur, 1987.118 S.

90. Nostlinger C. Fernsehgeschichten vom Franz. Munchen: Deutscher Taschenbuch Verlag, 1986. - 365 S.

91. Pilcher R. Neue Horizonte. Zurich: Diogenes Verlag AG, 1984. - 380 S.

92. Pilcher R.Wechselspiel der Liebe. Zurich: Diogenes Verlag AG, 1984. -479 S.

93. Remarque E.M. Liebe Deinen Nachsten. Frankfurt / M.: Ullstein, 1982. -393 S.

94. Remarque E.M. Schatten im Paradies. Munchen: Dromer-Knauer, 1974.-352 S.

95. Suskind P. Das Parfum. Die Geschichte eines Morders. Zurich: Diogenes Verlag AG, 1994. - 320 S.1. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

96. Аболин Л.М. Психологические механизмы эмоциональной устойчивости человека. Казань: КГУ, 1987.

97. Аболин Л.М. Эмоциональная устойчивость и пути ее повышения // Вопросы психологии. 1989.-№4. -С. 141-149.

98. Адмони В.Г. Синтаксис современного немецкого языка. Система отношений и система построения. Л.: Наука, 1973.

99. Адмони В.Г. Система форм речевого высказывания. СПб.: Наука,1994.

100. Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. -М.: Высшая школа, 1990.

101. Аникин А.И. Вводные единицы в речи / / Русская речь. 1970. - № 2.-С. 60-62.

102. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. Логико-семантические проблемы.-М.: Наука, 1976.

103. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. -М.: Наука, 1988.

104. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1999.

105. Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь-М., 2000.-С. 136-137.

106. Бабаева Ю.Д., Войскунский А.Е. Психологические последствия информатизации // Психологический журнал. 1998. - Т. 19, № 1. - С. 89100.

107. Бабенко JI.Г. Русская эмотивная лексика как функциональная система: Автореферат дис. докт. филол. наук. Свердловск, 1990. - 32 с.

108. Баранов А.Г. Формы языковой игры // Homo Ludens: язык, личность, социум. -М.-Тверь: ИЯ РАН, ТИЭМ, 1999. С. 5-11.

109. Баранов А.Г. Функционально-прагматическая концепция текста. -Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 1993.- 184 с.

110. Баранов А.Г. Антропная парадигма в языкознании: теоретические и методологические аспекты // Сфера языка и прагматика речевого общения: Междунар. сб. научн. тр. Краснодар, КубГУ, 2002. - С. 8-14.

111. Баранов А.Н., Кобозева И.М. Модальные частицы в ответах на вопрос // Прагматика и проблемы интенсиональности. М, 1988. - С. 45-69.

112. Баранов А.Н., Плунгян В.А., Рахилина Е.В., Кодзасов С.В. Путеводитель по дискурсивным словам русского языка. М., 1993.

113. Безменова Н.А., Герасимов В.И. Некоторые проблемы теории речевых актов // Языковая деятельность в аспекте лингвистической прагматики. -М.: ИНИОН АН СССР, 1984. С. 146-196.

114. Безменова Н.А., Белянин Н.Н. и др. Оптимизация речевого воздействия. М.: Наука, 1990.

115. Бенвенист Э. Уровни лингвистического анализа // Новое в лингвистике. М., 1965. - Вып. 4. - С. 434-449.

116. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: Прогресс, 1974.

117. Беннетт Дж.Г. Элементарная систематика. Изучение Эннеаграммы. -М., 2001.

118. Беседина Н.А. Коммуникативность эмоциональных состояний // Филология и культура. В 3-х ч. Ч. 1. Тамбов: ТГУ, 1999. - С. 125-126.

119. Блумфильд А. Язык. М.: Прогресс, 1968.

120. Богданов В.В. Распознавание слитной речи и синтаксическая семантика // Семантические и прагматические аспекты анализа основных единиц. Барнаул: АГУ, 1982. - С. 102-111.

121. Богданов В.В. Деятельностный аспект семантики // Прагматика и семантика синтаксических единиц. Калинин: КГУ, 1984.-С. 12-23.

122. Богданов В.В. Перформативное предложение и его парадигмы // Прагматические и семантические аспекты синтаксиса. Калинин: КГУ, 1985. -С. 18-28.

123. Богданов В.В. Молчание как нулевой речевой акт и его роль в вербальной коммуникации // Языковое общение и его единицы. Калинин: КГУ, 1986.-С. 12-18.

124. Богданов В.В. Речевое общение. Прагматические и семантические аспекты.-Л.: ЛГУ, 1990.

125. Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. М.: Добросвет, 2000.

126. Бойков В.В., Жукова Н.А. Экстралингвистические факторы успешности речевого общения // Homo Loquens: Язык, культура, познание. М.Тверь: ИЯ РАН, ТИЭМ, 1995. - С. 85-89.

127. Борисова Е.Г. Междометия склоняются или спрягаются? // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии. Труды международной конференции «Диалог-2004». М., 2004. - С. 74-78.

128. Борисова Е.Г. О метаязыке для описания эмотивного компонента значения // Эмоции в языке и речи. -М.: РГТУ, 2005. С. 119-127.

129. Бочаров А. Литература и время. М.: Художественная литература,1988.

130. Бреслав Г.М. Эмоциональные процессы. Рига: Изд-во Латвийского гос. ун-та, 1984.

131. Брокмейер Й., Харе Р. Нарратив: проблемы и обещания одной аль-терантивной парадигмы // Вопросы философии. 2000. - № 3. - С. 29-42.

132. Булатова Л.А. Слова, не относящиеся к частям речи // Энциклопедия. Языкознание. Русский язык. М.: Аванта+, 1998. - С. 205-207.

133. Бурдье П. Рынок символической продукции // Вопросы социологии. 1983. -№ 1,2.

134. Буслаев Ф.И. Историческая грамматика русского языка. М., 1959.

135. Бюлер К. Теория языка // Звегинцев В.А. История языкознания 1920 веков в очерках и извлечениях. В 2-х ч. М.: Просвещение, 1965. - Ч. 2. -С. 22-28.

136. Василюк Ф.Е. Психология переживаний. М., 1984.

137. Вежбицкая А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1978. - Вып. 8. - С. 402-421.

138. Вежбицкая А. Дескрипция или цитация // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1982. - Вып. 13. - С. 237-262.

139. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М.: Русские словари,1996.

140. Вежбицкая А. Семантика междометия // Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М.: Язык русской культуры, 1999. -С. 611-649.

141. Вилюнас В.К. Основные проблемы психологической теории эмоций // Психология эмоций / Под ред. В.К. Вилюнаса, Ю.Б. Гиппенрейтера. -М.: Изд-во Моск. ун-та. 1993. С. 3-28.

142. Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. -М.: Высшая школа, 1986.

143. Витт Н.В. Личностно-ситуационная опосредованность выражения и распознавания эмоций в речи // Вопросы психологии. 1991. - № 1. - С. 95107.

144. Витгенштейн Л. Философские работы. Часть 1. М., 1994.

145. Воеводкин Н.Ю. Имя собственное в ритуальных актах социально-институциональной коммуникации // Язык, культура и социум в гуманитарной парадигме. М.-Тверь: ИЯ РАН, ТвГУ, 1999. - С. 28-32.

146. Волошинов В.Н. Философия и гуманитарные науки. СПб.: Аста-пресс, 1995.

147. Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. М.: Наука, 1985.

148. Вольф Е.М. Оценочное значение и соотношение признаков «хорошо / плохо» // Вопросы языкознания. 1986. - № 5. - С. 98-106.

149. Вольф E.M. Функциональная семантика. Описание эмоциональных состояний // Функциональная семантика: оценка, экспрессивность, модальность.-М., 1996.-С. 137-168.

150. Вундт В. Психология душевных волнений // Психология эмоций / Под ред. В.К. Вилюнаса, Ю.Б. Гиппенрейтера. М.: Изд-во Моск. ун-та. 1993.-С. 48-65.

151. Гак В.Г. Лексическое значение слова // Языкознание: Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. М.: Изд-во «Большая Российская энциклопедия», 1998. - С. 261-263.

152. Галкина-Федорук Е.М. Об экспрессивности и эмоциональности в языке / Е.М. Галкина-Федорук // Сб.ст. по языкознанию: Профессору Московского университета акад. В.В. Виноградову. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1958.-С. 103-124.

153. Гардинер А. Различие между «речью» и «языком» // Звегинцев В.А. История языкознания 19-20 веков в очерках и извлечениях. В 2-х ч. Ч. 2. -М.: Просвещение, 1965.-С. 15-21.

154. Гвоздев А.Н. Современный русский литературный язык. Синтаксис. В 2-х ч. Ч. 2. - М.: Высшая школа, 1961.

155. Герасимова И.А. Принцип двойственности в когнитивных практиках//Вопросы философии. 2006. - № 3. - С. 90-101.

156. Германович А.И. Междометия русского языка. Киев: Рад. школа,1966.

157. Гийом Ж., Мальдидье Д. О новых приемах интерпретации, или Проблема смысла с точки зрения анализа дискурса // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М., 1999.

158. Гиссен Л.Д. Время стрессов. М.: Физкультура и спорт, 1990.

159. Городецкий Б.Ю. Актуальные проблемы прикладной лингвистики // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 12- М.: Радуга, 1983. - С. 5-22.

160. Городецкий Б.Ю., Кобозева И.М., Сабурова И.Г. К типологии коммуникативных неудач // Диалоговое взаимодействие и представление знаний. Новосибирск: ВЦ СО АН СССР, 1985. - С. 64-78.

161. Городникова М.Д., Добровольский Д.О. Немецко-русский словарь речевого общения. -М.: Русский язык, 1998.

162. Грайс П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике.-Вып. 16. -М.: Прогресс, 1985.-С. 217-237.

163. Грамматика русского языка: В 2-х т. Т. 1-2. - М.: Изд-во АН СССР, 1954.

164. Греймас А., Курте Ж. Семиотика. Объяснительный словарь теории языка // Семиотика. Сост. Ю.С. Степанов. М., 1983. - С. 483-550.

165. Григорьева B.C. Коммуникативные и эмотивные функции междометий // Тверской лингвистический меридиан. Вып. 1. - Тверь: ТвГУ, 1998. -С. 52-56.

166. Гуревич К.М. Профессиональная пригодность и основные свойства нервной системы. -М.: Педагогика, 1971.

167. Девкин В.Д. Особенности немецкой разговорной речи. М.: ИМО,1965.

168. Девкин В.Д. Словоупотребление с повышением и понижением информативности слова // Ярославский педагогический вестник. 2004. - № 1 -2 (38-39).-С. 5-9.

169. Дейк ван Т. Вопросы прагматики текста // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8. - М.: Прогресс, 1978. - С. 259-336.

170. Дейк ван Т. Язык. Познание. Коммуникация. -М.: Прогресс, 1989.

171. Демьянков В.З. О формализации прагматических свойств языка // Языковая деятельность в аспекте лингвистической прагматики. М.; ИНИОН АН СССР, 1984.-С. 197-222.

172. Добрушина Н.Р. Междометие / Н.Р. Добрушина // Электронная энциклопедия «Кругосвет». Copyright © 2000-2003 Central European University Regents. Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.krugosvet.ru

173. Добрушина Н.Р. Словарное представление междометий // Русистика сегодня. 1995. -№ 2. - с. 47-66.

174. Долгова Н.А. Функционально-семантическая характеристика финальных реплик диалога (на материале русского и французского языков): Ав-тореф. дис. канд. филол. наук. Тверь, 2000. - 20 с.

175. Драгунская J1.C. Переживание, рациональность и континуум. К специфике фрейдовского дискурса // Вопросы философии. 2004. - № 10. - С. 136-144.

176. Ейгер Г.В. Механизмы контроля языковой правильности высказывания. Харьков: Основа, 1990.

177. Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. М.: «Русский язык», 2000. (Электронное издание, «ГРАМОТА.РУ», 2001-2002.)

178. Жеребков В.А. Коммуникативная модель как комплексный мета-знак // Вопросы языкознания. 1985. - № 6. - С. 63-69.

179. Журавлев В.К. Внешние и внутренние факторы языковой эволюции.-М.: Наука, 1982.

180. Зализняк А.А. Признаки «контроль» и «желание» в семантике предикатов внутреннего состояния // Семантические проблемы речевой деятельности. М.: АН СССР, МГИМО МИД СССР, 1984. - С. 86-95.

181. Земская Е.А. Морфология // Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. М.: Наука, 1983. - С. 80-142.

182. Зильберман П.Б. Эмоциональная устойчивость оператора: Очерки психологи. М., 1974.

183. Золотова Г.А. О регулярных реализациях моделей предложения // Вопросы языкознания. 1969. - № 1. - С. 67-78.

184. Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. -М.: Наука, 1973.

185. Иванников В.А. Психологические механизмы волевой регуляции. -М.: Изд-во УРАО, 1998. 144 с.

186. Изард К.Е. Эмоции человека. -М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980.

187. Кайтмазова Н.С. Номинативное пространство фразеологизмов со значением эмоций (на материале английского и осетинского языков): Авто-реф. дис. канд. филол. наук. -М.: МГЛУ. -25 с.

188. Кананадзе Л.А. Лексико-семантические особенности разговорной речи // Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. -М.: Наука, 1983.-С.142-172.

189. Карлова А.А. Особенности междометной лексики и проблемы перевода на русский язык итальянских междометий // «Федоровские чтения». Материалы конференции. СПб.: Изд-во СПбГТУ, 2000. - С. 61-68.

190. Карцевский С.О. Об ассиметричном дуализме лингвистического знака // Звегинцев В.А. История языкознания 19-20 веков в очерках и извлечениях. В 2-х ч. Ч. 1. - М.: Просвещение, 1965. - С. 85-90.

191. Карцевский С.О. Введение в изучение междометий // Вопросы языкознания.-1984.-№6.-С. 127-137.

192. Катанцева Н.В. Неполные предложения императивной семантики в русском языке: коммуникативно-функциональный аспект: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Ростов-на-Дону, 2004.

193. Квеселевич Д.И., Сасина В.П. Русско-английский словарь междометий и релятивов. -М.: Русский язык, 1990.

194. Киприянов В.Ф. Фразеологизмы-коммуникативы в современном русском языке. Владимир, 1975.

195. Киселев И.А. Частицы в современных восточнославянских языках. Минск: Изд-во БГУ, 1976.

196. Киселева К.Л. Инвариантное и вариативное в семантике дискурсивных слов (на примере группы слов конечно, разумеется, естественно): Автореф. дис. канд. филол. наук. -М., 1995. -22 с.

197. Киселева К.Л., Пайар Д. Дискурсивные слова русского языка: опыт контекстно-семантического описания. М.: Метатекст, 1998.

198. Клюев Е.В. Речевая коммуникация. М.: ПРИОР, 1998.

199. Колодкина Е.Н. Экспериментальное исследование параметра эмоциональности // Прагматические и семантические аспекты синтаксиса. -Калинин: КГУ, 1985.-С. 133-141.

200. Колшанский Г.В. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке. -М.: Наука, 1975.

201. Комина Н.А. Организационный дискурс в учебной ситуации (семантический и прагматический аспекты): Автореф. дис. докт. филол. наук. Краснодар, 2004. - 38 с.

202. Костомаров В.Г. Формы овеществления текста // Русская речь. -2005.-№2.-С. 47-56.

203. Коченгин М.Ю. Функционально-семантические свойства американского дискурса ток-шоу: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Тверь, 2005.-21 с.

204. Красных В.В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? М.: ИТДГК «Гнозис», 2003.

205. Крестинский С.В. Коммуникативно-прагматическая структура акта молчания // Коммуникативно-функциональный аспект языковых единиц. Тверь: ТвГУ, 1993. - С. 59-67.

206. Крестинский С.В. Акт молчания и постулаты речевого общения // Тверской лингвистический меридиан. Вып. 2. - Тверь: ТвГУ, 1999. - С. 75-80.

207. Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики / Пер. с франц. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004.

208. Кручинина И.Н. Междометие // Языкознание: Большой энциклопедический словарь. М.: Изд-во «Большая Российская энциклопедия», 1998.-С. 290-291.

209. Кубрякова Е.С. О тексте и критериях его определения // Текст. Структура и семантика. Т. 1. - М., 2001. - С. 72-81.

210. Левада Ю. Проблема эмоционального баланса общества // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. -2000.-№2(46).-С. 7-16.

211. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975.

212. Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. М., 1981.

213. Леонтьев А.Н. Лекции по общей психологии. М.: Смысл, 2005.

214. Ломоносов М.В. Российская грамматика (1757) / М.В. Ломоносов // Архив Петербургской русистики Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.ruthenia.ru/apr/textes/lornonos/lomonO l.htm

215. Мак-Дауголл У. Различение эмоции и чувства // Психология эмоций / Под ред. В.К. Вилюнаса, Ю.Б. Гиппенрейтера. М.: Изд-во Моск. унта, 1993.-С. 107-112.

216. Максимова (Носкова) С.Э. Регулятивная функция междометий в диалоге // Тверской лингвистический меридиан. Тверь: ТвГУ, 1999. - Вып. 2.-С. 88-96.

217. Маслов Ю.С. Введение в языкознание. М.: Высшая школа,1998.

218. Маслоу А. Психология бытия. М.: Рефл-бук - Ваклер, 1997.

219. Матурана У. Биология познания // Язык и интеллект. М., 1995. -С. 95-142.

220. Матурана У., Варела Ф. Древо познания. Биологические корни человеческого понимания. М., 2001.

221. Медведева С.Ю. Эмоциональность и экспрессивность слова // Лексическая и синтаксическая семантика. Барнаул: АГУ, 1980. - С. 118129.

222. Меликян В.Ю. Словарь: Эмоционально-экспрессивные обороты живой речи. М.: Флинта, Наука, 2001.

223. Мещанинов И.И. Члены предложения и части речи. JL: Наука,

224. Милевская Т.В. Связность как категория дискурса и текста (когнитивно-дискурсивный и прагматический аспекты). Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 2003.

225. Милерян Е.А. Эмоционально-волевые компоненты надежности оператора // Очерки психологии труда оператора. М.: Наука, 1974. - С. 5-82.

226. Мильман В.Э. Стресс и личностные факторы регуляции деятельности // Стресс и тревога в спорте / Международный сборник научных статей. М.: Изд-во «Физкультура и спорт», 1983. - С.41 -45.

227. Минский М. Фреймы для представления знаний / М. Минский. -М.: Энергия, 1979.

228. Морозова О.Н. Типология реплик согласия-несогласия в динамической модели диалога // Язык в мультикультурном мире. Самара, Сам-ГПУ, 1999.-С. 243-245.

229. Морозова О.Н. Особенности функционирования в диалоге реплик со значением согласия-несогласия // Кирилло-Мефодьевские чтения. СПб.: СПбГТУ, 1999а.-С. 113-115.

230. Морозова О.Н. Дискурс согласия в диалогическом пространстве. -М.-Тверь:ИЯ РАН, 2005.

231. Морозова О.Н. Лингвориторическая парадигма согласованной коммуникации: Автореф. дис— докт. филол. наук. Краснодар, 2005а. - 41 с.

232. Морозова О.Н., Максимова (Носкова) С.Э. Характеристика моделей эффективного общения // Лингвориторическая парадигма: теоретическиеи прикладные аспекты. Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. -Сочи: СГУТиКД, 20036. - С. 165-167.

233. Моррис Ч.У. Основания теории знаков // Семиотика. М., 1983.

234. Москальская О.И. Грамматика немецкого языка. Морфология. -М.: Издательство литературы на иностранных языках, 1956.

235. Москальская О.И. Проблемы системного описания синтаксиса. -М.: Высшая школа, 1974.

236. Мухаммед A.M. О переходе существительных в междометия // Русский язык в школе. 1973. - № 2. - С. 86-88.

237. Мягкова Е.Ю. Эмоциональность слова в индивидуальном лексиконе // Психолингвистические проблемы функционирования слова в лексиконе человека. Тверь: ТвГУ, 1999. - С. 56-74.

238. Найссер У. Познание и реальность. М.: Прогресс, 1981.

239. Небылицин В.Д. Психофизиологические исследования индивидуальных различий. -М.: Наука, 1976.

240. Негодаев И.А. Информатизация культуры. Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 2002.

241. Норакидзе В.Г. Методы исследования характера личности. -Тбилиси: Мецниереба, 1975.

242. Носенко Э.Л. Особенности речи в состоянии эмоциональной напряженности. Днепропетровск, 1975.

243. Общее языкознание. Внутренняя структура языка. Под ред. Б.А. Серебренникова. -М.: Наука, 1972.

244. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. -М.: АЗЪ, 1992.

245. Ольшанникова А.Е. К психологической диагностике эмоциональности // Проблемы общей, возрастной и педагогической психологии. -М„ 1978.-С. 112-146.

246. Ортони А., Клоур Дж., Коллинз А. Когнитивная структура эмоций //Язык и интеллект. М.: Прогресс, 1995. - С. 314-384.

247. Остин Дж. Чужое сознание // Философия. Логика. Язык. М.: Прогресс, 1987.-С. 48-95.

248. Падучева Е.В. Актуализация предложения в составе речевого акта // Формальное представление лингвистической информации. Новосибирск: ВЦ СО АН СССР, 1982. - С. 38-63.

249. Падучева Е.В., Крылов С.А. Дейксис: теоретические и прагматические аспекты // Языковая деятельность в аспекте лингвистической прагматики. М., ИНИОН АН СССР, 1984. - С. 25-96.

250. Панина Н.А. Имплицитность языкового выражения и ее типы // Значение и смысл речевых образований. Калинин: КГУ, 1979. - С. 48-59.

251. Переверзев К.А. Высказывание и ситуация: онтологические аспекты философии языка // Вопросы языкознания. 1998. -№ 5. - С. 24-52.

252. Петров Н. Самовнушение в древности и сегодня. М.: Прогресс,1986.

253. Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении. М.: Учпедгиз, 1952.

254. Пиз А. Язык телодвижений. Воронеж: НПО «Модэк», 1992.

255. Писаренко В.М. Управление эмоциональным состоянием с использованием обратной связи // Спортивная борьба. М.: 1980. - С.42-45.

256. Погорелова И.В. Функционально-семантические свойства адвер-зивных реплик в диалоге (на материале русского и английского языков): Ав-тореф. дис. канд. филол. наук. Тверь: ТвГУ, 1998. - 20 с.

257. Подорога В. Феноменология тела. Введение в философскую антропологию. М.: Ad Marginem, 1995.

258. Полищук Н.В. Номинативный статус междометных фразеологических единиц современного английского языка и особенности их контекстного употребления: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М.: МГПИИЯ им. М.Тореза, 1988.-23 с.

259. Пономарева Т.В. Сочетаемость информативных высказываний разных прагматических типов с этикетными контактными стимулами // Языковые единицы в речевой коммуникации.-J1.: ЛГУ, 1991.-С. 131-138.

260. Потебня А.А. Мысль и язык. Киев: СИНТО, 1993.

261. Потебня А.А. Слово и миф. М., 1989.

262. Почепцов Г.Г. Конструктивный анализ структуры предложения. -Киев: Вищашкола, 1971.

263. Почепцов Г.Г. Фатическая метакоммуникация // Семантика и прагматика синтаксических единств. Калинин: КГУ, 1981. - С. 52-59.

264. Протасова Е.Ю. Функциональная прагматика: вариант психолингвистики или общая теория языкознания? // Вопросы языкознания. 1999. -№ 1.-С. 142-155.

265. Протасова Е.Ю. Эмоциональная регуляция в общении взрослого и ребенка (на примере усвоения междометий и частиц) // Эмоции в языке и речи-М.: РГГУ, 2005.-С. 161-177.

266. Радищев Н.А. Избранные философские и общественно-политические произведения. М., 1952.

267. Ракитов А.И. Регулятивный мир: знание и общество, основанное на знаниях // Вопросы философии. 2005. - № 5. - С. 82-94.

268. Ревзина О.Г. Лингвистика XXI века: на путях к целостности теории языка // Критика и семиотика. Вып. 7. - Новосибирск, 2004. - С. 11-20.

269. Рейковский Я. Экспериментальная психология эмоций. М.: Прогресс, 1979.

270. Реформатский А.А. Введение в языковедение. М.: Просвещение, 1967.

271. Рогожникова Р.П. Словарь эквивалентов слова: Наречные, служебные, модальные единства. -М.: Русский язык, 1991.

272. Романов А.А. Коммуникативно-прагматические и семантические свойства немецких высказываний-просьб: Дис. . канд. филол. наук. Калинин, 1982.

273. Романов А.А. Прагматические особенности перформативных высказываний // Прагматика и семантика синтаксических единиц. Калинин: КГУ, 1984.-С. 82-92.

274. Романов А.А. Уровни функционально-семантического анализа текста // Текст, контекст, подтекст. М., 1986. - С. 10-17.

275. Романов А.А. Иллокутивные индикаторы прямых и косвенных речевых актов // Речевые акты в методике и лингвистике. Пятигорск, 1986а. -С. 195-200.

276. Романов А.А. Роль связующих элементов в управлении диалогом // Перевод и автоматическая обработка текста. М.: ИЯЗ, 1987. - С. 126-163.

277. Романов А.А. Функциональная семантика высказываний контак-тивно-регулятивного типа // Текст в языке и речевой деятельности (состав, перевод, автоматическая обработка). М.: ИЯ АН СССР, ВЦП переводов ГКНТСССР, КСХИ, 1987а.-С. 186-200.

278. Романов А.А. Описание типологии коммуникативных рассогласований // Проблемы функционирования языка. М.: ИЯ АН СССР, 19876. -С. 78-109.

279. Романов А.А. Системный анализ регулятивных средств диалогического общения. М.: ИЯ АН СССР, КСХИ, 1988.

280. Романов А.А. Систематика регулятивных действий диалогического общения // Текст в речевой деятельности. М., 1988а. - С. 95-106.

281. Романов А.А. Прагматические функции частиц в иллокутивной структуре диалогического текста // Текст: структура и анализ. М., 1989. - С. 118-129.

282. Романов А.А. Частицы в иллокутивной структуре диалогического текста: Проблемы интерпретации и перевода // Перевод и текст. Материалы зонального семинара. Пенза: Приволжск. дом научно-технич. пропаганды, 1989а.-С. 66-68.

283. Романов А.А. Роль междометий в экспликации диалогических ре-гулятивов // Мышление и коммуникация. М., 1990. - С. 115-125.

284. Романов А.А. Иллокутивные знания, иллокутивные действия и иллокутивная структура диалогического текста // Текст в коммуникации. М.Тверь: АН СССР, ИЯ, ТСХИ, 1991. С. 82-100.

285. Романов А.А. Коммуникативная инициатива говорящего в диалоге // Текст как структура. М., 1992. - С. 55-76.

286. Романов А.А. Говорящий лидер в деловом общении // Homo Loquens: Язык, культура, познание. М.-Тверь: ИЯ РАН, ТИЭМ, 1995. - С. 56-70.

287. Романов А.А. Управленческая коммуникация. Тверь: ЦПП,1996.

288. Романов А.А. Оценочный аспект речевого воздействия в учебном процессе // Материалы 16-й научно-методической конференции. Тверь, 1998.-С. 7-9.

289. Романов А.А. Вербальный конфликт в диалогической «игре» // Человек играющий: Язык, личность, социум. М.-Тверь, 1999. - С. 12-25.

290. Романов А.А. Регулятивная деятельность участников диалога (социально-психологический аспект) // Язык, культура, социум в гуманитарной парадигме. М.-Тверь, 1999а. - С. 3-7.

291. Романов А.А. Политическая лингвистика. М.-Тверь, 2002.

292. Романов А.А. Регулятив как комплексная единица диалогического общения // Повышение качества подготовки специалистов для АПК региона. Материалы 18-й юбилейной научно-методической конференции. -Тверь, 2002а.-С. 133-137.

293. Романов А.А. О статусе неориторической парадигмы в лингвистике // Лингвориторическая парадигма: Теоретические и прикладные аспекты. Вып. 2. - Сочи: СГУТиКД, 2003. - С. 79-83.

294. Романов А.А. Суггестивная модель речевого общения: Игра с личностью или игра со смыслами? // Homo Mendax. Человек лживый: игра с личностью или игра со смыслами. М.-Тверь: ИЯ РАН, ТвГУ, 2004. - С. 3-26.

295. Романов А.А. Психосемиотика визуальной коммуникации в со-матографическом пространстве // Романов А.А., Сорокин Ю.А. Соматикон: Аспекты невербальной семиотики. М.: ИЯ РАН, 2004. - С. 8-158.

296. Романов А.А. Семантика и прагматика немецких перформатив-ных высказываний-просьб. М.: ИЯ РАН, 2005а.

297. Романов А.А. Психологическая вертикаль говорящего субъекта в дискурсе // Человеческий фактор: Психология и эргономика. 2006. - № 2.

298. Романов А.А., Погорелова И.В. Структурные факторы зачина диалога и их прагматическая характеристика // Homo Loquens: Язык, культура, познание. М.-Тверь: ИЯ РАН, ТИЭМ, 1995. - С. 95-105.

299. Романов А.А., Романова JI.A. Игровая парадигма в жизнедеятельности говорящей личности // HOMO LUDENS: Язык, личность, социум. М.-Тверь: ИЯ РАН, ТвГУ, 1999. - С. 3-5.

300. Романов А.А., Федосеева Е.Г. Пауза в диалоге и ее интерпретация // Понимание и рефлексия. В 2-х ч. Ч. 1. - Тверь: ТвГУ, ТСХИ, 1992. - С. 59-63.

301. Романов А.А., Черепанова И.Ю. Языковая суггестия в предвыборной коммуникации. Тверь: Гере, 1998.

302. Романов А.А., Черепанова И.Ю. Суггестивный дискурс в библиотерапии. М.: Лилия, 1999.

303. Романов А.А., Черепанова И.Ю., Ходырев А.А. Тайны рекламы. -Тверь: Гере, 1997.

304. Романов А.А., Ходырев А.А. Управленческая имиджелогия. -Тверь: ТГСХА, ТИЭМ, 1998.

305. Романов А.А., Ходырев А.А. Управление персоналом: Психология влияния. -М.: Лилия, 2000.

306. Романов А.А., Ходырев А.А. Управленческая риторика. М.: Лилия, 2001.

307. Романов А.А. Ходырев А.А. Управленческая риторика и культура речи: правильно, красиво, убедительно. Тверь: ТГСХА, 2002.

308. Романова Е.Г. Функционально-семантические свойства перфор-мативных единиц в ритуальной коммуникации: Дис. . канд. филол. наук. -Тверь: ТвГУ, 1997.

309. Романова Е.Г. Перформативы в ритуальных актах суггестивной коммуникации. М.-Тверь: ИЯ РАН, Лилия Принт, 2001.

310. Ромашко С.А. Язык как деятельность и лингвистическая прагматика // Языковая деятельность в аспекте лингвистической прагматики. М., ИНИОН АН СССР, 1984.-С. 137-145.

311. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. В 2 т. М., 1984.

312. Русская грамматика. В 2-х т. / Под ред. Н.Ю. Шведовой. Т.1. Фонетика. Фонология. Ударение. Интонация. Введение в морфемику. Словообразование. Морфология; Т.2. Синтаксис. - М.: АН СССР, Наука, 1980.

313. Русский семантический словарь. Толковый словарь, систематизированный по классам слов и значений // РАН, Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова / Под общей ред. Н. Ю. Шведовой. М.: «Азбуковник», 1998.

314. Сафаров Ш.С., Шишкина Т.А. Коммуникативно-прагматические функции восклицаний в диалоге // Коммуникация и мышление. М.: ИЯ АН СССР, 1990.-С. 126-131.

315. Селье Г. Стресс без дистресса. / Пер. с англ. М.: Прогресс, 1979.

316. Серебренников Б.А. Следует ли пренебрегать законами лингво-техники? // Литература. Язык. Культура. М.: Наука, 1986. - С. 212-222.

317. Середа Е.В. Классификация междометий по признаку выражения модальности // Русский язык. 2002. - № 23. - С. 13-15.

318. Середа Е.В. Нерешенные проблемы изучения междометий // Русский язык.-2003.-№ 11.-С. 4-13.

319. Середа Е.В. Морфология современного русского языка. Место междометий в системе частей речи. М.: Флинта, Наука, 2005.

320. Сидоренко Е.Н., Сидоренко И.Я. Диахронный и синхронный аспекты переходности в системе частей речи и контаминантов. Симферополь: Таврия, 1993.

321. Симонов П.В. Теория отражения и психофизиология эмоций. -М.: Наука, 1970.

322. Скачкова И.И. Корреляция междометий и эмоций в категориальной ситуации конфликта // Человек в коммуникации: аспекты исследований. Волгоград: Перемена, 2005. - С. 84-90.

323. Скребнев Ю.М. Введение в коллоквиалистику. Саратов: СГУ,1985.

324. Скобелев В.П. Поэтика рассказа. Воронеж, 1982.

325. Словарь русского языка. В 4-х т. / Под ред А.П. Евгеньевой. М.: Русский язык, 1982.

326. Словарь структурных слов русского языка / Под ред. В.В. Морковкина, Н.М. Луцкой, Г.Ф. Богачевой и др. М.: Лазурь, 1997.

327. Старикова Т.В. Семантика междометных фразеологических единиц // Лексическая и синтаксическая семантика. Барнаул: АГУ, 1980. - С. 191-201.

328. Стернин И.А. Проблемы анализа структуры значения слова. -Воронеж: ВГУ, 1979.

329. Стернин И.А. Социальные факторы и развитие современного русского язык // Теоретическая и прикладная лингвистика. Выпуск 2. Язык и социальная среда. Воронеж: Изд-во ВГТУ, 2000. - С. 4-16.

330. Столярова Е.В. Речеактовая характеристика дискурса в учебной ситуации: Дисс. канд. филол. наук. -М., 1999.

331. Сусов И.П. Семантическая структура предложения (на материале простого предложения современного немецкого языка). Тула: ТГУ, 1973.

332. Сусов И.П. О двух путях исследования содержания текста // Значение и смысл речевых образований. Калинин: КГУ, 1979. - С. 90-103.

333. Сусов И.П. Коммуникативно-прагматическая лингвистика и ее единицы // Прагматика и семантика синтаксических единиц. Калинин: КГУ, 1984.-С. 3-12.

334. Сусов И.П. Прагматическая структура высказывания // Языковое общение и его единицы. Калинин: КГУ, 1986. - С. 7-11.

335. Сухих С.А. Полипредикатные конструкции // Прагматические и семантические аспекты синтаксиса. Калинин: КГУ, 1985. - С. 54-62.

336. Тарасова С.В. Новый взгляд на малую прозу // Литературоведе-ние.-2003.-№ 1.-С. 16-24.

337. Телия В.Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М.: Наука, 1986.

338. Теплов Б.М. Избранные труды. В 2 т. М.: Педагогика, 1985.

339. Толковый словарь русского языка. В 4-х т. / Под ред. Д.Н. Ушакова. -М.: Терра, 1996 (1935-1940).

340. Три стороны жизни душевной (по учению Феофана Затворника) // Психологический журнал. Т. 12, № 6. - 1991.

341. Трубина О.Б. «Ох когда трудно, и ах - когда чудно» // Русская речь. - 1993.-№ 1.-С. 121-123.

342. Узнадзе Д.Н. Психологические исследования. М.: Наука, 1966.

343. Уэбстер Ф. Теории информационного общества. М.: Аспект Пресс, 2004.

344. Федорова JI.JI. Эмоции в грамматике // Эмоции в языке и речи / Под ред. И.А. Шаронова. М.: РГГУ, 2005. - С. 178-199.

345. Федосеева Е.Г., Романов А.А. Перформативный глагол и иллокутивная функция диалогической реплики // Проблемы функционирования языка.-М.:ИЯ АН СССР, 1987.-С. 109-121.

346. Формановская Н.И. О коммуникативно-семантических группах и интенциональной семантике их единиц // Языковое общение и его единицы. -Калинин: КГУ, 1986.-С. 18-27.

347. Фортунатов Ф.Ф. Избранные труды / Под ред. М.Н. Петерсона. -М.: Учпедгиз, 1956.-Т. 1.-450 с.

348. Фрейд 3. «Я и Оно». Книга 1. Тбилиси, 1991.

349. Фресс П. Эмоции // Экспериментальная психология / Под редакцией П. Фресса и Ж. Пиаже. Вып. 5. М.: Прогресс, 1975.

350. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: Изд-во АСТ-ЛТД, 1998.

351. Харитонова И.Я., Гавриш A.M. Синтаксические единицы в речевой коммуникации //Языковые единицы в речевой коммуникации. -JI.: ЛГУ, 1991.-С. 26-36.

352. Частотный словарь русского языка. Под ред. Л.Н. Засориной. -М.: Русский язык, 1977.

353. Чейф У.Л. Значение и структура языка. М., 1975.

354. Человеческий фактор в языке: Языковые механизмы экспрессивности / Отв. ред. В.Н. Телия. М.: Наука, 1991.

355. Чернышева А.Ю. Грамматические показатели русской менталь-ности // Русская и сопоставительная филология: Лингвокультурологический аспект. Казань: Казан, гос. ун-т, 2004. - С. 279-282.

356. Шаронов И.А. Назад к междометиям // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии. Труды междунар. конф. «Диалог -2004». М., 2004. - С. 660-665.

357. Шаронов И.А. Междометия в речевой коммуникации // Эмоции в языке и речи / Под ред. И.А. Шаронова. М.: РГГУ, 2005. - С. 200-220.

358. Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. Л.: Учпедгиз, 1941.

359. Шахнарович A.M., Графова Т.А. Экспериментальное исследование реализации эмотивности в речевой деятельности // Человеческий фактор в языке: Языковые механизмы экспрессивности / Отв. ред. В.Н. Телия. М.: Наука, 1991.-С. 99-113.

360. Шаховский В.И. Значение и эмотивная валентность единиц языка и речи // Вопросы языкознания. 1984. -№ 6. - С. 97-103.

361. Шаховский В.И. Парадигмы эмотивности // Языковые парадигмы и их функционирование. Волгоград: Перемена, 1992. - С. 3-15.

362. Шаховский В.И. Соотносится ли эмотивное значение слова с понятием? // Вопросы языкознания. 1987. -№ 5. - С. 47-58.

363. Шаховский В.И. О лингвистике эмоций // Язык и эмоции. Волгоград, 1995.

364. Шаховский В.И. Нацио- и социкультурные аспекты языковой личности // Общество, язык и личность. Материалы Всероссийской научной конференции, Г. Пенза, 23-26 октября 1996 г. Вып. 1. - М., 1996. - С. 29-30.

365. Шаховский В.И. Эмоциональные проблемы речевых партнеров в межкультурном общении // Материалы 2 Международной конференции РКА «Коммуникация: концептуальные и прикладные аспекты» («Коммункиация-2004»).-М., 2004.

366. Шаховский В.И. Реализация эмотивного кода в языковой игре // Электронный Научный Журнал «Мир лингвистики и коммуникации» Электронный ресурс. Тверь: ТГСХА, ТИПЛиМК, 2006. - № 1 (2). - Режим доступа: http://www.tverlingua.by.ru

367. Шаховский В.И. Личностные эмотивные смыслы текста // Шаховский В.И., Сорокин Ю.А., Томашева И.В. Текст и его когнитивно-эмотивные метаморфозы (межкультурное понимание и лингвоэкология). -Волгоград: Перемена, 1998. С. 58-69.

368. Шведова Н.Ю. Междометия как грамматически значимый элемент предложения в русской разговорной речи // Вопросы языкознания. -1957.-№ 1.-С. 85-95.

369. Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. -М.: АН СССР, 1960.

370. Шмелев Д.Н. К вопросу о «производных» служебных частях речи и междометиях // Избранные труды по русскому языку. М., 2002. - С. 336353.

371. Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М.: Учпедгиз, 1957.

372. Щерба Л.В. О «диффузных» звуках // Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. Л.: Наука, 1974. - С. 147-149.

373. Щерба Л.В. О частях речи в русском языке // Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. Л.: Наука, 1974а. - С. 77-100.

374. Ыйм Х.Я. Рассуждения и порождение реплик диалога // Текст в коммуникации. -М.: АН СССР, ИЯ, ТСХИ, 1991. С. 101-108.

375. Эверли Дж.С., Розенфельд Р. Стресс: Природа и лечение / Пер. с англ. М.: Медицина, 1986.

376. Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны: О литературном развитии XIX-XX в. -М.: Советский писатель, 1988.

377. Экспрессивность // Языкознание. Большой энциклопедический словарь. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998 (1990). - С. 591.

378. Этимологический словарь русского языка. В 4-х т. Сост. Фасмер М. Т. З.-М.: Прогресс, 1971.

379. Юлина Н.С. Головоломки проблемы сознания: концепция сознания и самости Дэниела Деннета. М., 2004.

380. Юнг К.Г. Тэвистокские лекции: Аналитическая психология, ее теория и практика. Киев, 1995.

381. Якобсон Р. Заметки на полях лирики Пушкина // Якобсон Р. Работы по поэтике. М., 1987. - С. 213-218.

382. Якобсон P.O. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против». М.: Прогресс, 1975. - С. 193-230.

383. Якобсон P.O. Избранные работы. М.: Прогресс, 1985.

384. Яковлева Г.Г. Директивный дискурс в диалогическим пространстве разных языков (строевые и функциональные аспекты описания). М.Тверь: ИЯ РАН, ТвГУ, 2005.

385. Aijmer К. Interjections in a Contrastive Perspective // Emotion in Dialogic Interaction: Advances in the Complex. Ed. by E. Weigand. Amsterdam, Philadelphia: John Benjamins, 2004. - p. 103-125.

386. Aijmer K., Simon-Vandenbergen A.-M. The Discourse Particle well and its Equivalents in Swedish and Dutch // Linguistics. 2002. -№ 41(6).

387. Ameka F. The Meaning of Phatic and Conative Interjections // Journal of Pragmatics. 1992. - № 18.-p. 245-271.

388. Austin J.L. Zur Theorie der Sprechakte. 2. Aufl. Stuttgart: Reclam,

389. Brinker K., Sager S.F. Linguistische Gesprachsanalyse. Eine Einfuhrung. Berlin: Erich Schmidt, 1989.

390. Brown G., Yule G. Discourse Analysis. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1983.

391. Bluhdorn H., Breindl E., Wafiner U.H. Brucken schlagen. Zur Semantik der Konnektoren. Beitrage eines Kolloquiums zur Konnektorensemantik, Dezember 2002. Reihe: Linguistik Impulse und Tendenzen. Bd. 5. - Berlin, New York: de Gruyter, 2002.

392. Burger H. Interjektionen eine Randwortart? // Sitta H. (Hrsg.). Ansatze zu einer pragmatischen Sprachgeschichte. - Tubingen: Niemeyer, 1980. -S. 53-69.

393. Burkhardt A. Gesprachsworter: Ihre lexikologische Bestimmung und lexikographische Beschreibung // Mentrup W. (Hrsg.). Konzept zur Lexikographie. Studien zur Bedeutungserklarung in einsprachigen Worterbuchern. Tubingen: Niemeyer, 1982.-S. 138-171.

394. Clark H.H. Using Language. Cambridge: Cambridge University Press, 1996.

395. Collins Concise Dictionary of Current English. London, Glasgow: Peter Collin Publishing, 1988.

396. Crystal D. The Cambridge Encyclopedia of Language. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1987.

397. Deutsches Universalworterbuch Duden. G. Drosdowski. (Hrsg.) 2. Aufl. - Manncheim u.a.: Dudenverlag, 1989.

398. Ehlich К. Formen und Funktionen von HM: eine phonologisch-pragmatische Analyse // Weydt H. (Hrsg.). Die Partikeln der deutschen Sprache. -Berlin, New York: de Gruyter, 1979. S. 503-518.

399. Ehlich K. Interjektionen. Tubingen: Niemeyer, 1986.

400. Fiehler R. Kommunikation und Emotion: theoretische und empirische Untersuchungen zur Rolle von Emotionen in der verbalen Interaktion. Berlin, New York: de Gruyter, 1990.

401. Fischer K. Validating Semantic Analyses of Discourse Particles // Journal of Pragmatics. 1998. -№ 29. - p. 75-80.

402. Franke W. Elementare Dialogstrukturen: Darstellung, Analyse, Diskussion. Tubingen: Niemeyer, 1990.

403. Fries N. Interjektionen und Interjektionsphrasen // Rosengren I. (Hrsg.). Sprache und Pragmatik. Lund, 1990. - № 17. - S. 1-43.

404. Fries N. Gefuhle, Emotionen, Angst, Furcht, Wut und Zorn // Borner W., Vogel K. (Hrsgg.). Emotion und Kognition im Fremdsprachenunterricht. -Tubingen, 2004. S. 3-24.

405. Gardner R. Between Speaking and Listening: The Vocalization of Understandings. Applied Linguistics. - Oxford University Press. - 1998. - № 19 (2).-p. 204-224.

406. Goffman E. Response Cries // Language. 1978. - Vol. 54, № 4. -p. 787-816.

407. Goodwin C. Conversational Organization: Interaction between Speakers and Listeners. New York: Academic Press, 1981.

408. Grosse E.U. Text und Kommunikation. Eine Einfiihrung in die Funktionen der Texte. Stuttgart: Kohlhammer, 1976.

409. Engel U. Deutsche Grammatik. Heidelberg, Tokio: NTO-Press,1988.

410. Harkins J., Wierzbicka A. Emotions in Crosslinguistic Perspective. -Berlin: Mouton de Gruyter, 2001.

411. Hawthorn J. A Concise Glossary of Contemporary Literary Theory. -London, 1992.

412. Hebb D.O. Emotional Disturbance // The Nature of Emotion. Ed. by M. Arnold. Harmondsworth: Penguin Books, 1969. - p. 141-154.

413. Helbig G., Buscha J. Deutsche Grammatik. Ein Handbuch fur den Auslanderunterricht. Leipzig: VEB Verlag Enziklopadie, 1984.

414. Henne H. Gesprachsworter // Henne H. (Hrsg.). Interdisziplinares deutsches Worterbuch in der Diskussion. Diisseldorf: Institut fur deutsche Sprache, 1978. - S. 42-47.

415. Henne H., Rehbock H. Einfiihrung in die Gesprachsanalyse. 3. Aufl.- Berlin, New York: de Gruyter, 1995.

416. Jucker A.H. The Discourse Marker well: a Relevance-theoretical Account // Journal of Pragmatics. 1993. - Vol. 19, № 5. - p. 435-452.

417. Jung W. Grammatik der deutschen Gegenwartssprache. 1. Aufl. -Leipzig: VEB Bibliographisches Institut, 1966.

418. Kallmeyer W. Fokuswechsel und Fokussierung als Aktivitaten der Gesprachskonstitution // Meyer-Hermann R. (Hrsg.) Sprechen Handeln -Interaktion. - Tubingen: Niemeyer, 1978.-S. 191-241.

419. Keller E. Gambits. Conversational Strategy Signals // F. Coulmas. (Ed.) Conversational Routines. Exploration in Standartized Communication Situations and Prepatterned Speech. The Haag: Mouton Publ., 1979. - p. 93-115.

420. Klee P. Tagebucher. 1889-1918.-Koln, 1957.

421. Klee P. Theorie de l'Art moderne. Paris, 1969.

422. Kucharczik K. Sprecher- und horerseitige Verwendungen der Interjektion «НМ» // Kowal S. (Hrsg.). Zeitliche und inhaltliche Aspekte der Textproduktion. Berlin: Akademie-Verlag, 1989.-S. 168-191.

423. Loenhoff J. Interkulturelle Verstandigung. Zum Problem grenziiberschreitender Kommunikation. Opladen, 1992.

424. Longman Dictionary of the English Language. Harlow, London,1984.

425. Mathiot M. Towards a Meaning-based Theory of Face-to-face Interaction // International Journal of the Sociology of Language. 1983. - № 43. - p. 556.

426. Meng К., Schrabback S. Interjections in Adult-child Discourse. The Cases of German HM and NA II Journal of Pragmatics. 1999. - Vol. 31, № 10. -p. 1263-1287.

427. Monies R.G. The Development of Discourse Markers in Spanish: Interjections //Journal of Pragmatics. 1999. - Vol. 31, № 10. - p. 1289-1320.

428. Miiller K. Rahmenanalyse des Dialogs: Aspekte des Sprachverstehens in Alltagssituationen. Tubingen: Narr, 1984.

429. Nubling D. Die prototypische Interjektion: Ein Definitionsvorschlag // Zeitschrift fiir Semiotik. Interjektionen. 2004. - Bd. 26, Heft 1-2. - S. 11-46.

430. Pleines J. Handlung, Kausalitat, Intention. Probleme der Beschreibung semantischer Relationen. Tubingen: Narr, 1976.

431. Quasthoff U.M. Erzahlen in Gesprachen. Tubingen: Narr, 1980.

432. Quirk R., Greenbaum S., Leech G., Svartvik J. A Grammar of Contemporary English // Wilkins D.P. Interjections as Deictics // Journal of Pragmatics.-1992.-№ 18.-p. 119-158.

433. Rasoloson J.N. Interjektionen im Kontrast. Am Beispiel der deutschen, madagassischen, englischen und franzosischen Sprache. Frankfurt / M.: Peter Lang, 1994.

434. Reinke K. Ein Babylon der Emotionen? Das Problem der kultur- und spracheniibegreifenden Erforschung der phonetischen Emotionssignale // DaF. Zeitschrift zur Theorie und Praxis des Deutschunterrichts fur Auslander. 2000. -№37.-Heft 2.-S. 67-72.

435. Riesel E. Der Stil der deutschen Alltagsrede. Leipzig: Reclam, 1970.

436. Sadowska L. Gesprachsworter im Deutschen und Polnischen. Vergleichende Skizze // SiM Germanistyka. 1988. -№ 4. - S. 77-91.

437. Runkehl J., Schlobinski P., Siever T. Sprache und Kommunikation im Internet. Uberblick und Analysen. Opladen, 1998.

438. Samel I. Einfuhrung in die feministische Sprachwissenschaft. -Berlin: Erich Schmidt, 1995.

439. Sanders T.J., Spooren W.P.M, Noordman L.G.M. Coherence Relations in a Cognitive Theory of Discourse Representation // Cognitive Linguistics. -1993.-№4(2).-p. 93-133.

440. Sanderson D. Lexikon der Emotikons // Zeitschrift fur Semiotik. -Tubingen: Stauffenburg Verlag.- 1997.-№ 19.-Heft3.-S. 307-315.

441. Schegloff E.A. Sequencing in Conversational Openings // Laver J., Hutcheson S. (Ed.) Communication in Face-to-face Interaction. Harmondsworth, 1972.-p. 374-405.

442. Scherer K.R. Affektlaute und vokale Embleme // Posner R., Reinecke H.-P. (Hrsg.) Zeichenprozesse semiotische Forschung in den Einzelwissenschaften. - Wiesbaden: Athenation, 1977.-S. 199-214.

443. Scherer K.R. Vokale Kommunikation: Nonverbale Aspekte des Sprachverhaltens. Basel: Beltz, 1982.

444. Schiffrin D. Discourse Markers. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1987.

445. Schiffrin D. Approaches to Discourse. Oxford; Cambridge Mass: Basil Blackwell, 1994.

446. Schmidt W. Grundfragen der deutschen Grammatik. Berlin: Akademie-Verlag, 1966.

447. Schneider W. Stilistische deutsche Grammatik. Basel, Freiburg, Wien: Beltz, 1959.

448. Schwittalla J. Dialogsteuerung. Vorschlage zur Untersuchung // Berens F.J. (Hrsg.) Projekt Dialogstrukturen. Ein Arbeitsbericht. Munchen: Huebler, 1976.-S. 73-104.

449. Stedje A. «Brechen Sie dies ratselhaftes Schweigen». Uber kulturbedingtes, kommunikatives und strategisches Schweigen // Rosengren I.323

450. Hrsg.) Sprache und Pragmatik. Lunder Symposium 1982. Stockholm: Almopist & Wiksell, 1983.-S. 7-35.

451. Stubbs M. Discourse Analysis: The Sociolinguistic Analysis of Natural Language. Oxford: Oxford University Press, 1983.

452. Teuber 0. fasel beschreib erwahn. Der Inflektiv als Wortform des Deutschen // Germanistische Linguistik. 1998. -№ 141/142. - S. 6-26.

453. Varela F.J. Principles of Biological Autonomy. New York: Academic Press, 1979.

454. Varela F.J. Patterns of Life: Intertwining Identity and Cognition // Brain and Cognition. 1997. - Vol. 34. - p. 72-80.

455. Werlen I. Ritual und Sprache. Tubingen: Narr, 1984.

456. Werner A. Partikeln und Konjunktionen: Versuch einer kontrastiven Typologie Deutsch-Niederlandisch // Weydt H. (Hrsg.). Partikeln und Deutschunterricht: Abtonungspartikeln fur Lerner des Deutschen. Heidelberg: Groos, 1981.-S. 169-188.

457. Werner A. Discourse Particles across Languages // Multilingua. Special issue. 1991. - № 10 (1 / 2). - p. 79-121.

458. Wierzbicka A. Semantic Primitives across Languages // Goddard C., Wierzbicka F. (Ed.) Semantic and Lexical Universals: Theory and Empirical Findings. Amsterdam, Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 1996. -Vol. 8.-p. 453-521.

459. Wilkins D.P. Interjections as Deictics // Journal of Pragmatics. 1992. -№ 18. -p. 119-158.

460. Worterbuch der deutschen Gegenwartssprache. In 6 Bd. / Klappenbach R., Steinitz W. (Hrsg.). Berlin: Akademie-Verlag, 1978.

461. Wunderlich D. Ein Sequenzmuster fur Ratschlage // Metzing D. (Hrsg.). Dialogmuster und Dialogprozesse. Hamburg, 1981. - S. 1-30.

462. Wunderlich D. Zur Konventionalitat von Sprechhandlungen // Linguistische Pragmatik. Wiesbaden: Athenaion, 1975. - S. 11-57.

463. Yang C. Interjektionen und Onomatopoetika im Sprachvergleich: Deutsch versus Chinesisch. Inaugural-Dissertation. Freiburg, 2001.

464. Zifonun G., Hoffmann L., Strecker B. Grammatik der deutschen Sprache. Reihe «Schriften des Instituts fur Deutsche Sprache». 3 Bde. Bd. 7. -Berlin, New York: de Gruyter, 1997.

465. УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ И СОКРАЩЕНИЯ1. А адресат

466. АРД аттрактантное регулятивное действие ДМФ - дискурс малых форм Г - говорящий И - инициатор

467. ИК интеррогативная конструкция

468. ИРД интродуктивное регулятивное действие

469. КР коммуникативное рассогласование

470. КСП коммуникативно-семантическое поле1. МФ малая форма дискурса

471. РД регулятивное действие, регулятив1. С слушающий

472. УИС условия иллокутивного содержания

473. УСГ условия внутреннего содержания состояния говорящего

474. УСП условия пропозиционального содержания

475. УОД условия ожидаемого действия

476. ФСП функционально-семантическое представление

477. Ф-структура фреймовая структура