автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.08
диссертация на тему: Эстетические концепции и методология анализа литературного произведения в критике русского зарубежья 1920 - 1940-х годов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Эстетические концепции и методология анализа литературного произведения в критике русского зарубежья 1920 - 1940-х годов"

На правах рукописи

СУПРУН Светлана Васильевна

ЭСТЕТИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ И МЕТОДОЛОГИЯ АНАЛИЗА ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ В КРИТИКЕ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ 1920 - 1940-х ГОДОВ

10.01.08 - Теория литературы. Текстология

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

1 О (.¡АГ; ¿012

Краснодар - 2012

005017194

005017194

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы, теории литературы и критики ФГБОУ ВПО «Кубанский государственный университет»

Научный руководитель: Людмила Николаевна Рягузова,

доктор филологических наук, профессор

Официальные оппоненты: Панеш Учужук Масудовнч,

доктор филологических наук, профессор, ФГБОУ ВПО «Адыгейский государственный университет», профессор кафедры литературы и журналистики

Панаэтов Олег Григорьевич,

кандидат филологических наук, доцент, ФГБОУ ВПО «Кубанский государственный университет», доцент кафедры истории и правового регулирования массовых коммуникаций

Ведущая организация: ФГБОУ ВПО «Краснодарский

государственный университет культуры и искусств»

Защита состоится « 29. » мая 2012 года в « $ » часов на заседании диссертационного совета Д. 212.101.04 при ФГБОУ ВПО «Кубанский государственный университет» по адресу:

3500018. г. Краснодар, ул. Сормовская, 7, ауд. 309.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ФГБОУ ВПО «Кубанский государственный университет» по адресу: 350040, г. Краснодар, ул. Ставропольская, 149.

Автореферат разослан «_» апреля 2012 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

М.А. Шахбазян

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В современной науке о литературе обозначился интерес к академическому («кафедральному», по выражению А.П, Скафтымова) изучению филологического наследия русского зарубежья, его методологического опыта. В контексте гуманитарной науки XX в. эта проблема практически не ставилась, в типологическом аспекте не сопоставлялись, как правило, монографически изучаемые теоретико-литературные воззрения А. Бема, В. Вейдле, В. Ходасевича и др. Вклад научной филологической мысли зарубежья в методологию анализа литературных явлений пока еще мало изучен и в индивидуально-творческом аспекте.

Степень изученности проблемы.

Начиная с 1990 года вопросы зарубежного литературоведения по восприятию и интерпретации художественного произведения стали объектом специального рассмотрения в трудах отечественных исследователей (А.Г. Соколов, А.Н. Николюкин, O.A. Коростелев, В.В. Сорокина и др.)1. Однако многообразие представленных истолкований сложно классифицировать в плане универсальных обобщений.

В современных условиях появилась возможность выявить генезис некоторых явлений теоретико-методологического характера, осветить их в системе понятий современной науки. Так, A.M. Люксембург2, исследуя рецепцию творчества В.В. Набокова, отмечает трудности критики русского зарубежья 1920 — 1940 гг., не сразу освоившей своеобразие феномена Набокова. Метафора с системой зеркал (феномен «отражения отражений»)

1 Литература русского зарубежья. 1920 - 1940. Вып. 2 (М., 1999); Литература русского зарубежья (1920 - 1940-е годы). Взгляд из XXI века (СПб., 2008); A.J1. Бем и гуманитарные проекты русского зарубежья (М., 2008); Эстетическое самосознание русской культуры: 20-е годы XX века. Антология (М., 2003); Млеч-ко A.B. От текста к тексту. Символы и мифы «Современных записок» (1920 -1940) (Волгоград, 2008) и др.; диссертационные исследования, в которых рассматриваются литературно-критические воззрения отдельных представителей зарубежья: Зуев Д.В. «Имманентнгш» критика Ю. Айхенвальда доэмигрантского периода: проблема писателя и читателя» (2006); Горбунова А.И. «Литературная критика на страницах журналов и газет "русского Парижа" 1920 — 1930 годов» (2004); Гаврилова Л.И. «Русская литература в критике В.Ф. Ходасевича» (2003); Некрасов А.П. «Философско-эстетические воззрения В.В. Вейдле» (2000); Васильева М.А. «Проблематика индивидуальности в трудах П.М. Бицил-ли» (2009) и др. Выделены отдельные проблемы по теории и методологии интерпретации литературных произведений в межвузовских сборниках научных трудов, материалах научных конференций: «Гоголь и русское зарубежье» (2006); «Наследие Б. Зайцева: проблематика, поэтика, творческие связи» (Орел, 2007); «Классика и современность в литературной критике русского зарубежья. 1920 - 1930 гг.» (М., 2007) и др.

2 Люксембург А. М. «Отражения отражений: творчество Владимира Набокова в зеркале литературной критики». Ростов-на-Дону: РГУ, 2004.

близка методике современного прочтения проблем поэтики в ее классической и неклассической парадигме. Критические статьи писателей зарубежья о Сирине дают представление о наиболее значимых эстетических концепциях той эпохи.3 «Ретроспективно-проекционный» (В.В. Виноградов) взгляд позволяет увидеть (отраженный в «прожекторе обратного осмысления», по выражению В. Набокова) процесс зарождения современных методологических принципов анализа литературных явлений, приемы «переоткрытия» знакомой классики и расширения ее «резонансного» пространства (В.Н. Топоров). Ретроспективно критика зарубежья связана с традициями русской академической школы, а ее открытия находят отзвук и дальнейшее развитие в области поэтики в 1970-е гг. (В. Вейдле, К. Тара-новский, Р. Якобсон). В свете этих положений кажутся малообоснованными и категоричными утверждения о том, что «литературоведческие традиции не были развиты последующими эмигрантскими поколениями».4

Актуальность темы диссертации обусловлена стремлением преодолеть раздвоение русской культуры XX в. в области изучения и формирования литературно-критической теории (как и в области художественного мышления), которое должно быть претворено в «единый феномен непрерывности» (А. Битов). Методологические концепции различных школ и направлений XX века, раскрытие их теоретических принципов, тем и границ научных исследований — актуальная задача филологии. Изучение наследия зарубежья в указанных аспектах обусловлено обращением современной науки к индивидуальному теоретико-методологическому опыту изучения литературного произведения, а также к созданию тезауруса, описанию понятийно-терминологических систем крупных ученых-филологов, подтверждением чему служит проект создания «Словаря литературоведов XX века» (МГУ, 20И - 2013 гг.).

Несмотря на то, что русское зарубежье представляет сегодня самостоятельную «индустрию» филологической мысли, ощущается недостаток в исследованиях теоретико-литературных проблем в историко-функциональ-ном и генетическом аспектах.

Объектом исследования являются теоретико-методологические проблемы интерпретации и анализа художественного произведения и их понятийно-терминологическое выражение, «диалог» кодифицированного литературоведческого метаязыка и субъективных терминов-феноменов в критике русского зарубежья 1920 — 1940-х годов.

В работе автор не стремился представить целостную систему научных терминов и понятий, составляющих картину творческого наследия филологической мысли зарубежья. Большее внимание уделялось способам

3 Биргер JI.A., Леденев A.B. Страсти по Набокову Н Классика и современность в литературной критике русского зарубежья 1920—1930-х гг. Сб. науч. тр., Ч. 2. М.: ИНИОН РАН, 2006.

4 Кичигин В. Литература русского зарубежья: Учебно-справочное пособие. Белгород, 1999. С. 79.

манифестации такой понятийной области, как научное формирование принципов контекстного (межтекстового) анализа и имманентно-текстового (стилистического) анализа, представленных в трудах В.В. Вейдле, П.М. Бицилли, А.Л. Бема, В.Ф. Ходасевича, а также процессам создания и восприятия литературного произведения, его «внешней» и «внутренней» интерпретации. При этом важно не сводить описание метода к определенным теоретическим моделям и их терминологической фиксации, не относить автора к тому или иному направлению, а соотнести с ним.

Предметом исследования является системная аналитика «авторских» методик интерпретаций художественных текстов крупных критиков русского зарубежья 1920 - 1940-х гг., в частности выявление процесса концептуализации понятий «заимствование», «внешняя» и «внутренняя» интерпретация, «художественная индивидуальность», «эстетическая реальность», «читатель», «поэтический мир», «стиль», «прием», «структура».

Научная новизна диссертационной работы заключается в том, что впервые вводится в научный обиход обширный авторский терминологический материал и осуществляется последовательный его анализ. Выявляются специфические особенности тематики и проблематики критических работ, послуживших объектом исследования, их жанровое своеобразие и стилевые черты, круг понятий, связанных в сознании критиков с постижением природы словесного художественного творчества и творческого процесса. Новый подход проявляется в изучении способов расширения семантического поля традиционных эстетических категорий («стиль», «прием», «творчество», «биография писателя», «поэтический мир» и др.) и жанровых форм (комментарии, эссе, этюды, силуэты, размышления, литературные беседы, заметки); в анализе приемов введения авторских терминов, методологических трактовок и их окказиональных номинаций: «метод мелких наблюдений», «литературные припоминания» А. Бема; «параллели», «микроскопический анализ» П.М. Бицилли, «микроскопия текста» Г. Адамовича, «призма», «мимикрия» В. Набокова и т. п., придающих символическую выразительность «индивидуальной семиотике» исследователей (Ю.М. Лотман).

Ключевые понятия исследования: герменевтика, интерпретация, анализ, поэтический мир, стиль, прием, структура, читатель, контекст, подтекст и др.

Материалом для изучения послужили критико-публицистические труды ученых зарубежья (А. Адамович, В. Ходасевич, В. Вейдле, П. Бицилли, Ю. Айхенвальд, А. Бем) и литературоведческие исследования, сформировавшие рефлексивно-теоретическое представление о них в современной науке о литературе.

Теоретической основой работы стали исследования общетеоретического (Г.Г. Шпет, Л.С. Выготский, А.Н. Веселовский, А.П. Скафты-мов, Ю.М. Лотман, М.М. Бахтин) и историко-литературного характера, рассматривающие критические концепции литературы зарубежья (О.Н. Михайлов, А.Н. Николюкин, А.Г. Соколов, В. Крейд, М. Раев, А.Д. Алексеев, O.A. Коростелев, М.А. Васильева, С.Г. Бочаров, A.B. Млечко и др.).

Методологическая основа исследования. В работе представлены результаты изучения текстов авторов на основе синтеза ряда подходов научной и философской методологии XX в. (филологической культурологии, метапоэтики, интертекста). В работе применялись следующие методы: системно-типологический, сравнительно-исторический, структурно-семиотический, отчасти приемы концептуального, мотивного анализа, герменевтики и рецептивной эстетики.

Цель данной работы - исследовать в теоретико-литературном наследии русского зарубежья основные пути научного анализа литературных произведений в культурологическом и стилистическом аспектах, выявить авторские универсалии, понятия и категории, используемые для их описания.

Изучение культурно-исторического развития зарубежного литературоведения выражается в постановке конкретных исследовательских задач:

- определить методологию анализа и концептуальные идеи для развития поэтики в литературно-критических работах представителей русского зарубежья;

- представить накопленный методологический опыт литературоведения зарубежья, намеченные им новые аспекты анализа и теоретические понятия в ретроспективно-проекционном прочтении;

- выявить генезис принципов контекстуального и имманентно-текстового анализа художественного произведения в трудах Г. Адамовича, В. Ходасевича, В. Вейдле, Ю. Айхенвальда, А. Бема, П. Бицилли;

- определить корреляцию терминологического аппарата Ю.И. Айхенвальда, А.Л. Бема, П.М. Бицилли, Г. Адамовича, В.В. Вейдле с научной парадигмой их времени; обозначить соотношение эквивалентных понятий в их теоретической рефлексии: «поэтический мир» и «эстетическая реальность», «правда» и «правдоподобие», «вымысел» и «реальность», «критик - автор - читатель».

Для решения поставленных задач используются разные уровни анализа - от рассмотрения текста на макроуровне (в контексте эстетической системы творчества и литературно-критического процесса) до разбора на микроуровне (анализа отдельного произведения, приема, детали).

Основные положения, выносимые на защиту:

- особенностью литературно-критического процесса зарубежья является многовекторность эстетических поисков в динамике развития литературы XX в.; при всем многообразии и разноликости это целостный мир, соотносимый с научной мыслью метрополии;

- в синтезе традиционного и современного подходов, в учете опыта западной и отечественной теоретической мысли, высокой степени саморефлексии и метаописательного характера научных изысканий скрыты истоки оригинальности эстетических концепций зарубежного литературоведения;

- подход к явлению с двух сторон - выявление пласта понятий, свойственных времени 1920 - 1940-х гг., и взгляд на эстетическую сферу зарубежья из дня сегодняшнего - закономерен, это устойчивый методологический принцип, который позволяет объединить проблемы, связанные с теорией и философией творческого процесса и его описанием, анализом литературных явлений и их генезисом;

- в эстетических концепциях критиков зарубежья разграничивается «понимание» как внутреннее непосредственное личностное постижение «смысла» текста («внутренний мир», «внутреннее единство текста» Ю. Айхенвальда, «проникновенное видение», «переживание мира» В. Ходасевича, «вчувствование» в текст А. Бема) и его внешнее аналитическое объяснение; акцент делается на понимании исследователем творящего текст субъекта, отсюда черты импрессионистичности, иррационального, интуитивного начала в критике, признание множества интерпретаций, подчеркивание индивидуально-творческого начала в создании и восприятии художественного произведения;

- понятийная система критиков зарубежья, связанная с гуманитарной сферой, отражает «индекс тем» (В. Шкловский) и общность познавательных установок, характерных для эпохи. Ряд понятий современной системы лингвофнлософских знаний (интертекстуальность, метаописание, интерсубъективность, идиостиль и др.), которых нет в эстетическом сознании ученых зарубежья, помогают установить связи между такими сущностями в их концепциях и интерпретации текстов, которые не описывались прежде (в работе доказывается это положение на примере статей А.Л. Бема о Достоевском, П.М. Бицилли и В.В. Вейдле о романах Набокова);

- образная индукция индивидуально-авторских терминов происходит за счет расширенного смыслообразования внутри словесно-образных концептов, метафорического осмысления семантики слов, терминов инона-учных сфер и их употребления в понятийном ряду эстетически значимых категорий (ср.: сродство А. Бема, параллели и родимые пятна П. Бицилли, эмбриология поэзии В. Вейдле, мимикрия В. Набокова и др.).

Теоретическая значимость исследования заключается в выявлении, систематизации и намеченных перспективах изучения научной терминологии, описывающей эстетические концепты Ю.И. Айхенвальда, Г.В. Адамовича, А.Л. Бема, В.В. Вейдле, В.Ф. Ходасевича и П.М. Бицилли.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть применены при разработке новых направлений в изучении теоретико-литературного наследия зарубежья. Положения диссертации могут быть внедрены в разработку лекционных курсов по теории и истории русского литературного зарубежья XX в., а также спецкурсов, тематических семинаров, посвященных проблемам интерпретации литературных текстов.

Апробация исследования. Основные теоретические положения, выводы и результаты исследования докладывались и обсуждались на засе-

дании кафедры истории русской литературы, теории литературы и критики Кубанского государственного университета, были представлены на общероссийских и региональных научно-практических конференциях. В их числе - Всероссийская научно-практическая конференция «Живое слово разбудит уснувшую душу...» (Липецк,'ЛГПУ, 12 - 13 мая 2006), 9-я межвузовская конференция молодых ученых «Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения» (Краснодар, КубГУ, 24 апреля 2010) и др. Материалы выступлений опубликованы в сборниках по итогам конференций. По теме исследования опубликовано 12 научных работ, в том числе 3 статьи - в издании, рекомендованном списком ВАК.

Объем и структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка. Общий объем работы — 180 страниц. Библиографический список содержит 246 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении определяется предмет диссертации, формулируется ее цель и задачи, обосновывается актуальность избранной темы, научная новизна и практическая значимость, излагается методика исследования, выявляется степень разработанности темы, характеризуются источники, которые использовались диссертантом.

В первой главе «Проблемы интерпретации литературного произведения в теоретической рефлексии критиков зарубежья» содержатся два раздела: 1.1 «Основы теоретико-литературной категоризации понимания произведения» и 1.2 «Основные методы интерпретации: система и динамика». В них в реферативном обзоре представлены основные тенденции интерпретации литературных текстов в соотношении и формулировании историко-генетического и теоретического подходов, синтез которых обозначился в литературном зарубежье 1920 — 1940-х годов как тенденция. В основу представленных концепций легли два основных принципа: 1) имманентный, имеющий дело с текстом произведения и предполагающий эстетический, стилистический, детальный, системный анализ и 2) контекстуальный, находящийся вне самого произведения и имеющий в виду возможность его воздействия на социум и на духовный мир читателя. Научная мысль зарубежья отразила напряженные поиски новых художественных форм и эстетических подходов: социологического, культурно-исторического, сравнительно-исторического; психологического, феноменологического и экзистенциального, формально-структурального, этико-онтологического. В аспекте принципов общей теории интерпретации в трудах Г.Г. Шпета видно, что искусство постижения смысла текста понималось как совокупность психологических приемов «проникновения» во внутренний мир автора (эмпатия, вчувствование, сопереживание, вживание в историко-культурный мир, мысленное проникновение в творческую «лабораторию» автора). Мысль о том, что созданный текст

«живет» самостоятельной жизнью, его «смысл» уже не зависит от воли автора, он «объективируется как вещь в себе» (Г.Г. Шпет), предопределила специфику интерпертаций произведений в этот период (В.М. Жирмунский, В.В. Виноградов, П.Н. Сакулин, Н.К. Пиксанов и - в зарубежье А. Бем, Ю. Айхенвальд, В. Ходасевич, П.М. Бицилли и др.). Подобно Г. Шпету, Л. Выготский рассматривал художественное произведение как систему эстетических знаков, как перспективу психического генезиса (его реконструкции на основе анализа психических реакций). Психологический анализ (наряду со сравнительно-историческим) в русской научной традиции оказывает значительное воздействие на критическое сознание зарубежья. В интерпретации на первый план выступает активность познающего субъекта, его «авторская субъективность», воссоздание «истории души художника» (Ю. Айхенвальд). Психологический подход порождает субъективность, фрагментарность восприятия, отражает мимолетность впечатлений (жанровые формы - эссе, этюды, заметки), создает вокруг себя широкое поле возможных интерпретаций. Интуитивный, иррациональный подход утверждается в качестве эстетического критерия. На материале зарубежной критики видно, как концептуализируется понятие «внутреннее содержание» произведения: «.смысл»; «внутренние законы художественного творчества и его восприятие», «внутренний слух» (В. Вейдле); «внутренний взор» (Ю. Айхенвальд); «внутреннее зрение» (В. Набоков,); «острота психологического зрения» (Г. Адамович); «проникновенное видение и переживание мира» (В. Ходасевич); автор-творец; «структура» художественного текста. Интуитивно-эмпирическому пониманию (Ю. Айхенвальд, Г. Адамович) противостояла равнозначная по популярности тенденция аналитической интерпретации (В. Ходасевич, А. Бем). Эклектизм эстетических воззрений, отсутствие целостности и иерархичности понятийной сферы, экспериментальный характер методологии во многом обусловлены переходным периодом литературно-критического процесса, формированием новой поэтики.

Использование общей теории интерпретации в качестве методологической предпосылки анализа не сводится к простой проекции на реальный творческий процесс всеобщих принципов истолкования. Подходя к проблеме дифференцированно, можно выделить несколько ключевых моментов, обозначить пути изучения литературных явлений, характерных для этого периода, получивших многогранное эстетическое преломление и в зарубежье. Сформулированы они А.П. Скафтымовым. Прежде всего это мысль о «внутренней, имманентной интерпретации художественного произведения»: «состав произведения сам в себе носит нормы его истолкования».5 Изменчивость интерпретаций свидетельствует о различной

5 Скафтымов А.П. Вопрос о соотношении теоретического и исторического рассмотрения в истории литературы // Скафтымов А.П. Поэтика художественного произведения. М., 2007. С. 29

степени постижения смысла произведения. «Внешняя» интерпретация, «литературные сопоставления» содержат дополнительные, сторонние размышления. Важное положение А.П. Скафтымова об опосредованном воспроизведении поэтического мира - «картина художника не есть картина жизни, а только мысли данного художника об этой жизни» - переносит акцент с предмета, объекта на отраженную специфику восприятия произведения. Утверждается важность теоретического (имманентного) изучения произведения (в его внутренне-конститутивном значении, с точки зрения целесообразной связи всех составных элементов). Между эмпирической реальностью и текстом возникает фигура автора (его «эстетическая личность» и созданный им «поэтический мир»): читателя ведет автор, и он требует послушания в следовании его творческим путем. Мотив «честного (адекватного) чтения» будет варьироваться в критике Ю. Айхенвальда, А. Бема и др. Автор предстает как посредник, некая эстетическая «призма», идея деформации в акте создания текста распространяется на его восприятие и толкование (идея «органичности» творчества и его интерпретации в трудах Ю. Айхенвальда, Г. Адамовича, В.В. Вей-дле и др.). Это понимание обусловило еще одну параллель в теме «интерпретации»: механизм критического восприятия подобен процессу творчества. Это равноправное по своим эстетическим задачам со-творчество. Процесс создания и восприятия произведения как бы зеркально отражены в читательском сознании, при чтении происходит его многократное пересоздание. «Исследователь повторяет эстетические переживания автора» (А.П. Скафтымов). Эта концепция составила структурную схему наших наблюдений, объединив проблемы интерпретации, восприятия и методологии анализа произведения, позволила увидеть, как литературоведение зарубежья дополняет арсенал русской критики («философской», «эстетической», «органической») рядом новых направлений и понятий - импрессионистическая, имманентная (жанр - силуэты) Ю. Айхенвальда, психоаналитическая (жанр - психоаналитические этюды) А. Бема, метод сравнительно-исторических литературных влияний и «параллелей» П. Бицил-ли, «органическая», биологически ориентированная критика В. Вейдле" (жанр - «размышления»), метод «эстетической антропологии» (В.В. Зень-ковский). Представленные частнонаучные или индивидуально-творческие системы рассмотрены в диссертации с позиций дискурсивной аксиологии.

В главе второй «Формально-структурные тенденции в анализе художественных текстов» показано, как, с одной стороны, расширялись границы филологического анализа текста, с другой — углублялась его спецификация, требующая от воспринимающего сознания особо пристального внимания не только к предмету изображения, но и к форме литературных произведений, к их знакам и символам, плану выражения (деталям, «мелочам»). Доказывается мысль об имплицитном структурализме теоретиков зарубежья, трактуется структурализм как проблема сознания, «общая тенденция мысли» (Я. Мукаржовский). В общем философско-эстетичес-

ком контексте теоретико-литературные взгляды зарубежных филологов соприкасаются с идеями русской формальной школы, со структуральной поэтикой, использованием их системы понятий, например: материал, стиль, остранение, сдвиг, прием, структура, принцип параллелизма и морфологической корреляции и др.

В разделе 2.1 «Стилистический анализ (онтология стиля и телеология приема)» более подробно рассмотрено, как наряду с концепцией автора и читателя в анализе литературных явлений уделялось внимание стилю, его онтологической сущности. По сути, стиль трактовался как «проявление вовне органических свойств личности автора» (Р. Барт), как «полная смысла текстура» (В. Набоков), как категория синтетическая, формально-содержательная. Важное значение приобретает методология стилистического анализа, принципы которого утверждались в практике исследователей различных эстетических ориентации (В. Вейдле, В. Ходасевича, П. Бицилли и др.). Со времени русской формальной школы понятие «прием» становится чуть ли не единственным «героем» науки о литературе (Р. Якобсон). Сущность приема определяется его художественной телеологией: прием - конструктивный принцип в его единичном проявлении (В. Шкловский); художественная доминанта (Ю. Тынянов); «эстетически направленный факт» (В. Жирмунский). Смысл «обнажения» приема заключается в том, что сама «техника» оказывается носителем темы, эстетической концепции. На примере отзывов критики зарубежья о Набокове (Сирине) видно параллельное развитие элементов метаописания, саморефлексии литературы, процесса координации теоретической и художественной мысли. Прием является важнейшим «номенклатурным элементом» художественной системы писателя, его «лаборатории чудес», как определил ее В. Ходасевич в статье «О Сирине» (1934). Мысль о «дерзости», «демонстративности», «открытости» приемов становится лейтмотивом критических разборов. По наблюдению В. Ходасевича, Сирин выставляет приемы наружу, как «фокусник лабораторию своих чудес». Он их потому не прячет, что одна из главных задач его - именно показать, как живут и работают приемы: они сами «строят» мир произведения и сами оказываются его неустранимо важными персонажами.

В обращении к формальным представлениям о литературе Набоков имел возможного посредника — В. Ходасевича, называвшего прием осуществлением искусства (существом и способом превращения реальной действительности в действительность литературную). Характер приема, считал он, определяется тем углом, под которым происходит такое преображение. В статье «Памяти Гоголя» (1934) В. Ходасевич писал о том, что искусство осуществляется не ради приема, но через него и в нем самом, поэтому прием становится не только формою, в которой отливается содержание, но и самим содержанием. Эта мысль подтверждается в последующих современных исследованиях: «Разные художественные структуры (по А.К. Жолковскому и Ю.К. Щеглову - разные выразительные приемы) не могут выражать одного и того же содержания. Тезис о

том, что приемы бессодержательны, представляется более чем спорным»6. Этот факт свидетельствует о плодотворности эстетических поисков зарубежного литературоведения и преемственности идей в филологическом развитии.

Онтологичность приема и стиля - координирующее утверждение художественной и теоретической мысли (ср.: П. Бицилли о Салтыкове-Щедрине, Гоголе, Набокове). В. Ходасевич рассматривал стиль как «результат взаимодействия приемов изобразительных с приемами языковыми, их химическое сочетание». Занимая враждебную позицию к формализму, он тем не менее пользовался формалистической системой понятий. В. Набоков, как и В. Ходасевич, прием рассматривает как элемент смысла: «зияния» в гоголевском стиле, на его взгляд, соответствуют разрывам в «ткани» самой жизни, а плеоназм Гоголя олицетворяет «поразительную способность русских действовать в пустоте» («Николай Гоголь», 1941). Приемы связаны с фабулой, мотивируются ею. Г. Адамович, в частности, показывает, как мотив двойничества у Набокова отражается на всех уровнях текста - в построении сюжета, изображении героя, зеркальности отражения, в мотивной структуре, в словесных повторах: в романе «Отчаяние» все «двоится и отбрасывает тени». Влияние интуитивизма и экспрессивной критики Ю. Айхенвальда и психологизма А. Бема сказалось в трактовке В. Набоковым категории «стиль»: стиль - это «манера автора, его особая индивидуальная интонация, его словарь и еще нечто...».7 Это «нечто» - особая «магия стиля» - связано с иррациональным, интуитивным восприятием мира и особенностями личности художника. В. Ходасевич писал о том, что поэтический язык, система образов, выбор эпитетов, ритм, характер рифм, инструментовка стиха, все, что зовется манерой и стилем, - есть не что иное, как выражение личности автора. В. Набоков также пишет о стиле как свойстве личности автора: «Стиль - это не инструмент, и не метод, и не выбор слов. Стиль - это еще и многое другое. Он является органическим, неотъемлемым свойством личности автора».8 Прием - искажение, преломление призматических лучей, деформирующих материал, стиль - совокупность этих приемов. Таким образом, стиль в интерпретации критиков зарубежья разных направлений - органическое свойство личности художника, а не искусственный механизм. Это свойство дара, а не результат преднамеренных усилий. В процессе самореализации, в художественных текстах стиль не осмысляется в его деталях, подробностях и оценивается как интуитивная процедура. Но когда акт творчества уже состоялся, он осмысливается в понятиях, относящихся к эстетике и психологии творчества.

Раздел 2.2 «Поэтический мир как образ-категория в культурной типологии зарубежья». «Деформирующее» выражение художественной

6 Лотман М.Ю. Внутри мыслящих миров. М., 1996. С. 104.

7 Набоков В.В. Лекции о зарубежной литературе. М., 1998. С. 43

8 Там же. С. 98

реальности - определяющее положение эстетики XX в. - развивали АЛ. Бем, П.М. Бицилли и В. Ходасевич, В. Вейдле. В основу концептуализации понятия «поэтический мир» легло понятие «деформированного» (внутреннего, созданного) мира произведений, моделируемой реальности (А. Бем), «целого», «творческого комплекса» (П.М. Бицилли) и др. А. Бем употребляет понятие «эстетическая реальность», говоря об особой природе созданной Достоевским «эстетической реальности» — «бредовой», «фантастической» «сновидческой», о художественной вселенной писателя с ее нерасчленимым дуализмом. Критик обосновывает мысль о функциональном значении поэтики «снотворчества» в эстетике Достоевского в статьях «Разверстывание сна ("Вечный муж" Достоевского)» (1924) и «Драматизация бреда ("Хозяйка" Достоевского)» (1929). Происходящее в «Хозяйке» - плод воображения героев, моделирование реальности, «иная», «другая» реальность. А. Бем подошел к феноменологическому постижению реальности в творчестве писателя, мешал этому толкованию, по мнению исследователей его критического творчества, психоанализ (В. Викторович). Методологически совершенно неизбежно, писал Бем, для историка литературы прибегнуть к «реконструированию художественной личности писателя» (воссоздать образ писателя, его литературную биографию), «деформированному» в процессе творчества материалу. Это невозможно без понятия высшего единства, единства личности творца, «единства творчества», для этого необходимо рассматривать все многообразие проявлений автора как «завершенное единство»: «Гипотетически это значит представить себе все творчество, отложившееся в ряде хронологически последовательных произведений, как одно единое произведение». Бем выделяет элементы повторяющиеся, частные законы «деформации», выявляя «обобщенные формулы писательской индивидуальности» на примере творчества Толстого и раннего Достоевского («Достоеский. Психоаналитические этюды», 1938). В трудах В. Вейдле понятие «художественный мир» получает обоснование в виде стройной системы взаимообусловленных положений. Формулирование определений концепта «поэтический мир» в работах В.В. Вейдле осуществляется через ряд эквивалентных понятий: вымысел, правда, правдоподобие, изображение, воображение, видение. Преломление художественной реальности в современном романе, на его взгляд, осуществляется через приемы гипертрофии внутреннего мира, индивидуального сознания, потока сознания, фрагментарного «овнешнения личности». Объектом изображения в романе становится не мир, а мир личных представлений автора, его герой - некий «лирический субстрат», «жизнечувствительная плазма» («Умирание искусства», 1937), «трепещущая, живая человеческая протоплазма» (рец. на роман В. Набокова «Отчаяние»), Вейдле приходит к парадоксальным выводам в результате подобных наблюдений: опыт «я» («трепетания собственного "я"») - не то, что опыт целостной открытой миру личности. Сосредоточивание на собственном «я» не только не строит личности, но и разрушает ее. Односторонность изображения личности выделяли первые критики романов Сирина в зарубежье (В. Вейдле, В. Ходасевич). П. Бицилли

также проследил генезис этого явления в рецензии на роман Сирина «Отчаяние». •

Художественное произведение как сотворенная, вторая реальность мира - лейтмотив критики зарубежья в понимании специфики художественного произведения. Это «вторичная знаковая (моделируемая) система» (Ю.М. Лотман). Психоанализ у А. Бема дополнен учением об онтологии текста. Отсутствие строгой грани между фантастикой и «призрачной» действительностью (установка на ареальность) - прием, нашедший развитие у В. Набокова. В понятийной системе А. Бема, В. Вейдле, В. Набокова формируется и формулируется теоретическое представление о категории «поэтический мир» (как особой «призме», «мерцающем посреднике» между вымыслом и действительностью).

В третьей главе «Имманентный подход к интерпретации художественного текста» рассматривается номенклатура понятий (и подобных им лексических перифрастических и понятийно-образных выражений), связанных с проблемами творческого процесса, с анализом структуры и рецепцией художественного текста, указанием на их функционирование в металитературном контексте филологических исследований. В сравнительно-функциональном аспекте содержание главы изложено в пяти разделах.

В разделе 3.1 «Импрессионистический метод Ю.И. Айхенвальда» акцентируется мысль о выборе Айхенвальдом «имманентного метода интерпретации»: «исследователь художественному творению органически со-причащается и всегда держится внутри, а не вне его». Отсюда — прием перифразы разбираемых произведений. «Принципиальный импрессионизм» (субъективизм, произвольность толкований, приоритет отвлеченного и интимного смысла бытия) отразился в системе эстетических воззрений, аналитическом образно-понятийном аппарате и стиле исследований (инверсии, обилие метафор, повторов, риторических вопросов). В основе «новой (интуитивистской) критики» Ю. Айхенвальда заложено понимание литературы как игры (не «зеркала» жизни или художника), моделирования особой эстетической реальности. Подлинное / мнимое, правда / правдоподобие, социология / словесность — его критерии восприятия словесной ткани произведений (созвучные эстетике Набокова).9 «За мерило

9 Парадокс заключается в том, что художественная ложь ассоциируется у Набокова с жизненной правдой (простотой, искренностью), а художественная правда, напротив, с обманом (искажениями, искривлениями восприятия и причудами творческого воображения). Вымысел и художественная правда - тождественные понятия. Структурным принципом их пересечения являются эстетические представления писателя о литературе как о «мерцающем посреднике между вымыслом и реальностью», «преломляющей призме», отклоняющейся от прямого изображения и подобия жизни. Параллель сочинительство У обман / ложь усиливает эффект преломления, искажения художественного сознания. В зависимости от контекста расстояние между концептами то увеличивается, то сокращается, сопоставленные слова порой тяготеют к синонимии, порой ориентированы на логику антонимии («Пушкин, правда или правдоподобие», «Искусство литературы и здравый смысл»).

достоинств» поэта Ю. Айхенвальд принимает степень его совпадения с «лирической категорией духа», мастерство «психологической детали», микроскопию поэзии (ср.: у Блока «душа-эскиз», «душа-набросок»; «сущность его поэзии выплывает исподволь, не сразу; как будто ее туманное пятно светлеет мало-помалу»). Категория сознательное («деревянная рассудочность», «напыщенная риторика») противостоит непосредственности и цельности поэтического настроения.

В основе импрессионистических этюдов Ю. Айхенвальда—отказ от претензий на «научность» литературоведческого анализа, предметом которого становится субъективное самочувствие души писателя (его «художественная личность»), В процессе творчества, по Ю. Айхенвальду, писатель «возвращается от общего к личному, к самому себе». Такое же важное значение придает личности художника в истолковании произведения и В. Ходасевич: писатель не «воспроизводит» мир, а «пересоздает» его по-своему. То, из чего он при этом исходит и к чему приходит, составляет весь «смысл» его творчества. В то же время Ходасевич призывал «и самой интуиции поставить пределы». Мотив отрицания «научности» (т. е. исключительно рационалистическое познание) станет лейтмотивом интерпретационных построений критики зарубежья (Г. Адамович, В. Ходасевич, В. Набоков). Подлинное / мнимое, рациональное / иррациональное, духовное / бездуховное, интуитивное / рассудочное, сознательно-преднамеренное, правда / правдоподобие - критерии метода «имманентной критики» и «психологического комментирования».

Задачу критика Ю. Айхенвальд видел в способности читать произведение «внутренним взором»: «медленно, внимательно, сосредоточенно» (критик - читатель, внимательный и чуткий). Метод психологического комментирования личности поэта позволяет определить его «эстетическую индивидуальность» и «непосредственную эстетическую силу произведения». «Каждое создание искусства — не что иное, как автобиография его творца» (Ю. Айхенвальд). В критической методологии утверждается принцип индивидуально-творческого начала (авто-био-графизма), доминирующий в современном процессе творчества. Концептуализируются креативная и индивидуально-неповторимая составляющие (элементы) теоретического концепта «автор» (автор-творец, художественная личность, эстетическая личность, эстетическая индивидуальность; «индивидуальная единственность поэта» В. Вейдле, «творческая индивидуальность» П. Бицилли). Соответственно возрастает интерес к «поэтической» (творческой) биографии автора (его «внутренней жизни»). Это положение будет закреплено в критических суждениях о биографическом методе у В. Ходасевича и А. Бема.

В разделе 3. 2 «"Внутренний мир" художника в "моментальной фотографии мысли" Г. Адамовича» рассмотрены взгляды критика на природу художественного произведения и специфику его восприятия. «Субъективизм и импрессионизм» его критических разборов (Г. Струве), в которых впечатления преобладали над анализом, были следствием

интуитивного подхода, «оправданием черновиков» и «апологией записных книжек» (В. Крейд). Г. Адамович считал себя «эссеистом». «Интуитивные соображения и построения», по его мнению, раскрывают сокровенную жизнь литературных произведений, требуют особой остроты психологического зрения, пластики речи, требуют не внешнего оформления, а внутреннего единства текста (внутренней соразмерности, субъективной тональности). Заметки Адамовича - не «сухая вязь» отвлеченного философствования, а это, по его собственному определению, «моментальная фотография мысли», то есть своего рода синтез анализа и художества. И организован этот синтез по принципу развивающейся и динамичной системы. В. Набоков, по высказыванию критика, «играет в жизнь», а не живет в том, что пишет. Критик уловил, несмотря на негативный оттенок высказывания (и спорного по существу), игровой момент поэтики Набокова и ее постмодернистские черты, определив пути развития этого мотива в набоковедении (ср.: мотив «жизнь - игра» у Айхенвальда). Адамовича считают противником формализма и формального метода в исследовании литературных текстов. В меру ироничные высказывания в его статьях и эссе как будто подтверждают это мнение, однако эта разновидность «влияния-отталкивания» не запрещает ему пользоваться системой понятий и приемами формального метода. «Поэтической дисциплине» литературных «поделок» противостоит в его концепции стиль автора. Поэзия, слово, рифма, стиль — главные понятия терминосисте-мы Г. Адамовича. Интерпретационный анализ Г. Адамовича - это словесно-творческое выражение осмысленной интуиции, проницательной кон-цептуальности мышления автора. Свободу творческого мышления дополняла импрессионистическая манера интерпретации, заключенная в соответствующие жанровые формы этюдов, эссе, силуэтов, записок, комментариев, литературных бесед, писем. «Личностная» новизна, отражение души художника (и метод «сквозь себя») превалирует над рассудочно-дидактическим исследованием литературного материала (ср.: отзывы о поэзии А. Блока, М. Цветаевой, Н. Некрасова). Сущность поэзии, считает критик, нельзя истолковать, определить абстрактными теоретическими построениями, цитированием. Для Адамовича критик не учитель, а «собеседник, вслух думающий». В его критических опытах утверждается вариативность и разнообразие форм интерпретаций: в «попытках анализа мысль цепляется за мысль почти до бесконечности». Адамович формулирует принципы стилистического анализа: «Стиль - это не только человек, стиль - это и путь к человеку», «ритм - это человек, интонация фразы -это человек». Внешней связности противопоставлено им «внутреннее единство» произведения. Стиль можно подделать, писал он, усовершенствовать, можно ему научиться, а в интонации фразы или стиха пишущий не отдает себе отчета и остается самим собой. Вот почему ритм — значительнее дословного смысла. Исследование ритма приводит к обоснованию важности интонационного анализа, выделению категорий напев, ритм, интонация. Исследовательские принципы Адамовича направлены

на раскрытие содержания понятий: «сокровенная жизнь произведения», «эстетическая индивидуальность» автора, острота «психологического зрения», «пластичность речи», синтез анализа и художества, «сквозь чужой замысел сказать свое». По Адамовичу, интерпретация не есть выражение завершенного процесса восприятия художественной картины произведения. Это своего рода «поиск истины на ощупь», если воспользоваться метафорой Набокова. Импрессионистической манере творить в процессе размышления, на ходу создавая «черновики», «моментальные фотографии мыслей», противостоял аналитический подход с требованием более устоявшихся суждений («готового текста») (В. Ходасевич, А. Бем), впоследствии высказанный Набоковым как запрет выставлять на всеобщее обозрение «неприбранный манускрипт». «Смысл» (Г. Шпет), как «нечто неуловимое», породил опосредованное толкование созданного «поэтического мира» произведения (импрессионистичность, субъективность, интуитивизм, иррациональность в его толковании). Неустойчивость, неуловимость восприятия «внутреннего содержания» произведения формирует представление о динамике в акте интерпретации: это не готовый продукт, а процесс, анализ творится на наших глазах по мере чтения. Эта «моментальная» манера интерпретации характерна для Г. Адамовича и Ю. Айхен-вальда.

В разделе 3. 3 «"Эстетические теоремы" В.Ф. Ходасевича и биографический метод» рассматриваются некоторые сущностные категории понятийно-терминологического аппарата критика, связанные со спецификой интерпретации художественного текста: «историческая конкретность» анализа, манера высказывания «по поводу» данного произведения и др. Мастерство интерпретатора, по мысли В. Ходасевича, сродни творчеству: «Критика есть творчество» («Еще о критике», 1928). «Чтение - труд, отчасти похожий на труд художника»; «естественное свойство критики -отражать лицо критика по крайней мере в такой же степени, как и лицо поэта». «Каждая настоящая книга, в сущности, требует о себе тоже целой книги» («О "Жизни Арсеньева" Бунина»), В истолковании произведений, таким образом, отражаются взгляды, устремления самого исследователя: «По-новому раскрывая художественное произведение, его смысл, его внешнюю и внутреннюю структуру, критик в то же время высказывает себя, как и сам художник». В любой попытке интерпретации, таким образом, будет изначально заложен момент субъективности. Критическое исследование поэзии, сколько бы ни опиралось на факты, само по себе есть творчество, вот почему произведения великих художников приобретают разные оттенки, значения, смыслы в глазах разных поколений.

В своих исследованиях Ходасевич в качестве универсального интерпретационного метода использует биографический метод. Самопознание автора, художественное постижение и претворение им духовно-биографического опыта (его «параллельных смыслов») более всего интересовало критика в пушкинском творчестве. Пушкин для него автобиографичен насквозь: поэт завещал русским писателям «роковую связь человека с

художником, личной участи с судьбой творчества». Предметам своего «мечтаемого мира» Пушкин, по мнению критика, придает такую же полноту бытия, многомерность и многоцветность, какой обладают предметы «мира реального». В. Ходасевич фактически использует понятие «поэтический мир», трактуя его следующим образом: дело художника слова -«проникновенное видение» и «переживание мира», но не прямое «суждение» о нем. И этот поэтический мир, т. е. «то, что поэт увидел и как увидел», и является предметом критического разбора и осмысления. «Поэтический мир» автора опосредованно связан с его «творческой биографией».

В. Ходасевич, как А. Бем и П. Бицилли, разрабатывает принципы стилистического анализа. Точно так же, как через факты биографии можно увидеть черты личности художника, понять его творение, так и через стилистическое исследование можно оценить характер и полноту суждений автора текста о мире. При этом «чем замечательнее писатель, тем настоятельнее необходимость исследовать его стиль, чтобы понять не только его литературные приемы, но и человеческую и философскую сущность» («Памяти Гоголя», 1934). Стилистический анализ, как метод интерпретации литературных произведений, помогает запечатлеть всю тонкость художественной мысли и манеры писателя или поэта, его творческую индивидуальность (индивидуальные художественные манеры). По В. Ходасевичу, стиль — это «результат взаимодействия приемов изобразительных с приемами языковыми». Разрабатывая данную «эстетическую теорему», он полагает, что все стили равноценны по своей внутренней структуре, а «качество художника определяется не приверженностью тому или другому стилю, а лишь умением данный стиль применять». Выбор стиля зависит от индивидуальной художественной манеры писателя, от «творческого импульса»: «Подлинный поэт связан со своим стилем органически, и перемены в нем совершаются не вдруг, а постепенно, как постепенно меняются ткани в живом организме, который сам перемены этой не ощущает» («О Есенине»), Определения «ткань», «текстура», «фактура» произведения, «внутренний слух (зрение)» соотносятся с подобными эстетическими категориями Ю. Айхенвальда и В. Набокова (внутреннее зрение, оптика, призма, обратная перспектива). Через принципы стилистического анализа утверждается и «органическая связь поэта со стилем» (как у Вейдле): оценивается характер суждений автора о мире, понятие не только о литературных приемах, но и человеческой, философской сущности и творческой индивидуальности, вот почему «стиль предопределен в замысле, а замысел в стиле, структуре романа (высказывания о И. Бунине, Сирине). Стиль наделен свойством онтологичности, «заместительной силой» воспроизведения жизни (приемы Сирина — «устроители», «создатели» его романного мира). Таким образом, стиль — это выраженное отношение художника к миру, его некий эстетический «барометр». Например: есенинский стиль, «приемы письма» — это чуткий и верный «барометр» внутренней жизни поэта.

Биография художника в отрыве от творчества, по мнению В. Ходасевича, представляет собой лишь набор фактов, свидетельств, представленных в хронологическом порядке, «материалы ради материалов», «биографический формализм». В концептуализации биографического материала важную роль играют ведущие категории понятийной системы критика: поэтический мир, стиль (индивидуальный стиль), приемы письма, индивидуальное творческое начало. Самоповторения, саморефлексия авторов формируют представления об их «творческой индивидуальности». «Исток / исход» биографии вычленял в интерпретации творчества Г. Адамович. А. Бем различает биографию жизни и биографию творчества, т.е. «поэтическую биографию» (творимую легенду), которая только и может быть приемлема. Таким образом, в трудах многих исследователей неоспоримым признается тот факт, что облик автора отражается в его искусстве, в художественных приемах. Задача критика заключается в том, чтобы понять, как писатель отражается в своем творчестве, не сводя это к его реальной биографии. Биографический метод — влияние фактов биографии на творческую личность -- предполагает изучение не жизненного, а «духовно-биографического опыта», т. е создание «поэтической биографии», «биографии духа» (А. Бем). Это понимание формирует также «биографические формулы» Ходасевича: биограф - не истолкователь фактов, но истории и смысла творчества. Утверждаемый метод исследования шире жанрообразующих признаков «внешней», «критической биографии» (бел-летризированного романа-биографии, фактуальной литературы, жанра эго-документов).

В разделе 3.4 «Идея "органичности" творчества и его интерпретации в "размышлениях" В.В. Вейдле» проводится параллель между критическим мышлением и жанрово-стилевой манерой исследований критика, тяготеющей к аргументированному лирическому высказыванию читателя-собеседника (комментированию, размышлению). Труд критика-интерпретатора ассоциировался у Вейдле с трудом аптекаря, и в том и в другом случае требуется достаточная мера беспристрастности: «Критик -тот же аптекарь, без весов ему не обойтись. Нет в его ремесле выверенных раз и навсегда, абсолютно точных весов, но мерить нужно одной мерой».10 Мотив «весов» (эстетической значимости) и «тяжести слов» (словесной вязи, густой, текучей массы звукосмыслов) у В. Вейдле многогранно варьируется в парадигме образов в художественном и критическом дискурсе зарубежья. В частности, метафоры с семантикой «веса» и «тяжести» слова в качестве эстетического критерия получат развитие у Набокова, взвесившего свою жизнь на «пушкинских весах», в метафорике В. Ходасевича и др. В. Вейдле не декларировал чисто научный подход к интерпретации литературных текстов, считая, что стремление к предельной объективности вредит восприятию и критическому истолкованию

10 Вейдле В. Ходасевич издали-вблизи // Вейдле В. О поэтах и поэзии. Париж. Сорбонна. 1973. С. 38

текстов. Он обосновывал понятия «художественное содержание», «художественная мысль» (органическое единство чувства и разума, звука и смысла). Восприятие и интерпретация поэтического творения должны осуществляться, по его идее, как нечто целостное в совокупности всех его частей: ритма, интонации, рифмы, мелодики, синтаксиса и т. д. Словесная звукосмысловая ткань органических единств сочленена наподобие «живого организма» («О смысле стихов»). Категория «поэтический смысл» конкретизируется в понятии «звукосмысловой поэтики». Сходную мысль о «целом» произведения и его составляющих компонентах высказывал П. Бицилли. Для В. Вейдле также важна творческая сопричастность интерпретатора к исследуемому тексту: «Для того, чтобы судить о поэзии, нужно — хоть и в самой малой мере - стать поэтом». Он чувствовал онтологию, первозданный (до-преметный) смысл слов («Эмбриология поэзии»), По своей методологии Вейдле был близок структуралистам, но противостоял им по своему эстетическому мировоззрению, полагая, что невозможно исследовать содержательную сторону поэзии, ее смысл методом структурного или формального анализа: «... смысл не структурирован, бесструктурен, никаким структурным или формальным анализом не уловим» («Эмбриология поэзии»). Прослеживая воплощение художественной идеи в сюжете, системе образов, композиции, В. Вейдле предлагал читателям высокие образцы целостного анализа художественного текста. В его критических статьях заявлена идея «органичности» творчества, его естественности, непреднамеренности. Читатель воспринимает произведение не только силой воображения, но и внутренним слухом. Поэтическую неуловимость произведения передает категория «смысл». Тонкое понимание художественного «ремесла» у Вейдле созвучно «интуитивизму» Ю. Айхенвальда, утверждению «иррациональных норм» в искусстве В. Набокова, как и определения «ткань», «текстура», «фактура» произведения, «внутренний слух (зрение)». При этом свойство «органичности», по В. Вейдле, присуще как произведению, так и критике о нем. Критик акцентирует внимание на внутренних законах художественного творчества, придающих целостность (органичность) интерпретации, на концептуализии понятий: «поэтический смысл», «поэтический мир», «зву-космысл». В теоретической рефлексии В. Вейдле сопоставляются понятия: субъективное / объективное, органическое (естественное) / искусственное, форма / содержание, структура / смысл. Многие научные понятия ученого получают дальнейшее развитие в литературоведении, культурологии, в частности категория «поэтический мир».

В разделе 3.5 «А. Бем о функциях психоанализа в литературе» рассматривается вопрос о том, как в научном контексте эпохи отразилась литературная философия ученого, в частности толкование художественного произведения как объективно данного, законченного продукта творчества. «Законченный продукт» - важное уточнение. Не «процессуаль-ность» импрессионистического, интуитивистского подхода, а аналитический вывод представлен в качестве предмета интерпретации. А. Бем по-

своему формулирует принципы имманентной критики, говоря о «телеологии произведения» и его «структуре». В «психоаналитических этюдах» о Достоевском он высказывает взгляд на проблему целостности художественного произведения, рассматриваемую им как органическое единство, возникшее и оформленнное по внутренним законам художественного творчества, при этом идея произведения лежит не вне произведения, а заложена в нем самом, имманентна ему, обозначена целеустремленность отдельных частей к целому. Исходя из современного понимания задач литературоведения, критик отграничивает его от всякого психологизма, вынося автора («отчасти элиминируя» его личность), а вместе с ним его психический мир за пределы конкретной данности произведения. Психический мир автора предстает в «деформированном», «переработанном» согласно законам творчества виде. И является только «материалом», неким «слагаемым» для произведения. Цель статей А. Бема о Достоевском — отграничить применение психоанализа в литературе, подчинив его эстетическим задачам. На идее личности писателя зиждилось представление ученого о «телеологии творчества». Понятия «телеологический», «органический» несут большую нагрузку в эстетике А. Бема и В. Вейдле. А. Бем ввел «догадку» в процесс научной интерпретации, важна также его мысль о «смысловой динамике текста» (В. А. Викторович). Связь «Достоевский -Набоков» в плане моделирования ареальности демонстрирует положение А. Бема о «влиянии-отталкивании» (эта связь еще недостаточно акцентирована в набоковедении). Эти наблюдения позволяют говорить также о концептуализации теоретических концептов: «автор» / «индивидуальный стиль» / «поэтический мир» произведения. В критике Бема утверждается принцип деформации в процессе творчества, критическом осмыслении и интерпретации произведения, представляющего собой автономный, замкнутый, целостный мир. Проникнуть в него можно с помощью различных интерпретационных подходов (с учетом психологии и духа творчества, «поэтической биографии» творца и адекватного прочтения поэтического мира произведения) с одним условием: критик должен быть «честным», «гениальным» читателем, со-творцом анализируемого мира произведения. «Художественная личность» - ведущая категория критики Бема.

Таким образом, корреляция «критик и читатель» становится лейтмотивом эстетических установок критики зарубежья: критик - «лучший читатель», «честный читатель» (Ю. Айхенвальд), «гениальный читатель» (А. Бем). Набоков формулирует свои постулаты по этому поводу в статье «О хороших читателях и хороших писателях» (читать произведение вообще нельзя, его можно только перечитывать, идеальный читатель - автор, «хороший читатель» — перечитыватель). В. Набоков, как бы нарушая свой запрет - «не приближаться к гению в поисках человеческого элемента», -предлагает читателю проникнуть в его суверенный мир. «Деформирующее» выражение художественной реальности - не только определяющее положение эстетики XX в., но и сопутствующий ей признак критической саморефлексии, атрибут поэтики метаописания. Критик «преломляет»

анализируемое произведение (мысль А. Бема). Призматическое искривление воспринимающего текст критического сознания обостряет проблему его читательского восприятия. В критике, по наблюдению Ю. Айхенваль-да, действует тот же «механизм деформирующей призмы», что и в процессе творчества.

В главе 4. «Контекстуальный анализ: формирование научных представлений о литературных влияниях» показано, как в 1920-х -40-х гг. в науке о литературе формировались принципы интертекстуального анализа, получившего в то время различные метафорические обозначения " припоминания, телепатия, резонанс, совпадения: «литературные припоминания» (А. Бем), «совпадения», «параллели» (П. Бицилли), «конвергенция» (Ю. Тынянов), «культурно-историческая телепатия» (М. Бахтин). Образно-поэтическая ассоциативность, историко-литературная реми-нисцентность - характерные черты критического мышления П. Бицилли, А. Бема, В. Ходасевича и др. Реминисцентный код играет роль ключа в понимании текста, становится способом художественного освоения реальности, приемом «культурологического подсвечивания образов» (И.П. Смирнов), а также всего произведения в форме явной цитации, аллюзии, прямой и полемической реминисценции по типу следования / отталкивания, сюжетной и структурной парафразы.

Глава включает в себя два раздела. В разделе 4.1 «Феномен "литературного припоминания" в эстетике А. Бема» рассматривается сфера соотношения «своего» и «чужого» как фактора литературного развития, вычленяются его виды - влияние-притяжение, влияние-оттсигкивание («Свое и чужое», 1934). Бем считает «преемственность» законом творческой эволюции, а не отталкиванием от традиций (ср.: «литературную эволюцию» в интерпретации формалистов). Критика Бема представляет собой методологический синтез различных гуманитарных наук (ср.: Д.И. Чижевский, П.М. Бицилли, В.В. Вейдле, И.С.Гессен). А. Бем скептически относился к традициям эстетической критики, вот почему философские и психологические методы у А. Бема носят прикладной характер (как и у П. Бицилли историко-философские), не выходят за рамки литературоведческого анализа.

Интерпретатор А. Бем шел от конца к началу, от Достоевского к Пушкину (применяя нетрадиционный метод выявления Достоевского в Пушкине). А. Бем обнаруживает ростки позднего Достоевского в его раннем творчестве, что позволяет ему из центра, вершины охватить все пространство творчества, используя анахронный, регрессивный метод («"Пиковая дама" в творчестве Достоевского» и «"Скупой рыцарь" в творчестве Достоевского», 1929 г.). Анахронная фиксация воздействия / восприятия выявляет вид сотворчества - творческую полемику. Чужое творчество -отправная точка собственных построений (когда не форма, а замысел произведения является источником), создание своего начинается в понимании сопереживания «чужого» в его глубинных потенциях. В статьях Бема скрыт потенциал толкования связи («дуалистической онтологии») -

«притяжения и отталкивания» (творческой полемики) — поэтики Достоевского и Набокова (вычитывание в ретроспекции сновидческого элемента и контаминации реальностей, приемов реализации внутреннего мира вовне). Терминологический универсум А. Бема включал понятия окказиональные или заимствованные из инонаучных сфер: «эстетическая антропология», «месторазвитие», «структура» (Н. Трубецкой), «сон» - исходная модель для обновления поэтики прозы (в духе психоанализа 3. Фрейда), «сродство» (химический термин), «припоминание» (платоновский термин), «телеологический» (в отношении способа мышления Достоевского), «органический» (применительно к законам создания и интерпретации текстов). Статья «Драматизация бреда («Хозяйка» Достоевского)» (1929) сыграла важную роль в истории рождения «метода мелких наблюдений». В ней уделено внимание «художественным ассоциациям», «системе творческих образов Достоевского».

Формула «метод мелких наблюдений» (сличений, углубленного чтения) А. Бема обостряет интерес к влиянию контекста и одновременно к функции художественной детали, расширяет диапазон возможных толкований, не противоречащих анализируемому тексту, коррелирует с аналогичными аналитическими приемами - «микроскопического», анатомического анализа П. Бицилли, «микроскопии текста» Г. Адамовича. Для обозначения этого феномена Бем использует индивидуально-авторскую терминологию: «литературные отражения», «сближения», «привходящие мотивы», «точки соприкосновения», «сопоставления», «сродство», «душевные припоминания прошлого».

В разделе 4.2 «Проблемы "духовной генеалогии" творчества русских писателей в критической рефлексии П.М. Бицилли» проводятся аналогии теоретико-методологических установок ученого с современной ему критикой. Имя Бицилли называют среди тех, кто предвосхитил теорию интертекстуальности и, можно добавить, использовал историко-гене-тический, топологический, онтологический, мотивный аспекты анализа художественных текстов, концептуализировал понятия «поэтический мир» и «стилистический анализ» на примере творчества Гоголя, Чехова, Толстого. Изучение единства речевого мировоззрения П.М. Бицилли представляет интерес внутри собственной научной системы и выходит из обозначенных границ, расширяя значение его теоретико-методологических воззрений, Это относится к таким ключевым терминам понятийного аппарата ученого, как культура (цивилизация), стиль, параллели, картина мира, средневековье, символизм (символ), гротеск, аллегория, метафора, общее, индивидуальное / типическое, обратная перспектива и др.

В критике Бицилли, в частности, концептуализируется понятие «параллели» и его эквиваленты влияние / заимствование / подражание («Параллели», 1932). «Внешнее» влияние, явное цитирование (подражание манере без учета метода) отделяется им от творческого воздействия (ассимиляции приемов), ведущего к обнаружению более глубокого совпадения, затрагивающего «внутреннюю» форму (тон, голос, видение мира,

стиль, манеру письма). П.М. Бицилли вводит различные категории для обозначения вариативности литературного заимствования: «аллюзия», «плагиат», «область ходячих клише», «совпадения», «родимые пятна», «общие места», «параллели», «подражания», «творческое усвоение», «объективное сходство» и др. Среди них выделяется категория «творческая индивидуальность».

Концепция «усвоения» и «параллелей» была для исследователя не самоцелью, а ступенью, которая позволяла глубже выявить индивидуальное начало творчества автора, проникнуть в «собственную идею» произведения и его «самодовлеющий замкнутый мир». П. Бицилли выявляет несколько мотивов на уровне комплекса (loci communes) в трех «поэмах»: «Степь», «Мертвые души», «Тарас Бульба». Содержательный комплекс, «общие места» - сложный семантический конгломерат образов, или «сродные» темы (отъезд из дому, окончание пути, разлука на веки, общая тема контраста между людской пошлостью и величием природы с ее тайнами)." Введение топоса — надындивидуального, общекультурного механизма - в семантическую структуру образа расширяет его смысловое поле и универсальное содержание.

«Сопоставляемые художники взаимно освещают друг друга» — существенное методологическое наблюдение ученого. Чем глубже влияние одной творческой индивидуальности на другую, тем оно и более скрыто. Например, П. Бицилли отмечает общий тон, интуицию, «бредовое состояние сознания» персонажей Салтыкова и Сирина («Возрождение аллегории», 1936). Сходные наблюдения делает А. Бем о драматизации бреда и сно-видческой реальности в романах Достоевского. Точкой сопоставления (но это уже отдельная область наблюдений) может служить развитие темы двойничества у А. Бема и П. Бицилли. Для нашей концепции важнее проследить переплетение, развитие, отзвук сходных эстетических идей. Генетическая связь (ретроспективное прочтение) темы двойничества позволяет П. Бицилли по-новому интерпретировать «художественные беззакония» и саму творческую манеру Сирина-художника, у которого, якобы, нарушен ритм жизни.

Восприятие Сирина через призму аллегории (более раннего типа художественного изображения) позволяет, по мнению П. Бицилли, определить жанр романа «Приглашение на казнь» как ухронию. Духовный опыт Гоголя, Салтыкова, Сирина оценивается как такой, в котором им открылся известный аспект не их именно личности, а человека и жизни вообще. Выявление онтологических основ в их произведениях подтверждает мысль П. Бицилли о том, что аллегорию ошибочно принято считать ложным видом искусства («Возрождение аллегории»). Культурологические и исто-

11 Бицилли П.М. Экскурс. К генезису «Степи» Чехова» Н Бицилли П.М. Избранные труды по филологии / Отв. ред. член-корр. РАН В.Н. Ярцева. М.: «Наследие», 1996. С. 191- 193.

рико-литературные «параллели» отражаются через призму медиевистичес-ких представлений ученого, в известном смысле опережая критическое сознание времени. В частности, развитие его характеристик «странного» набоковского мира позволяет глубже постичь мифопоэтику писателя и функцию «элементов Средневековья» в современной литературной генеалогии и искусстве. Опыты стилистического анализа творчества Чехова, историко-генетического прочтения (в обратной перспективе или проекции) Гоголя через Салтыкова-Щедрина и Набокова обогащают восприятие духовной генеалогии русской классики и расширяют приемы («обратный эксперимент») научной интерпретации художественного произведения. Формируются понятия «творческий комплекс» и «поэтический мир». Идет развитие теоретического концепта «иной», «другой», «призрачной» реальности (у Бема - ареальности, бредовой, сновидческой) параллельно с внедрением его в художественную практику. Прочтение современной литературы через призму понятий «другой» (двойник), «иномирие» позволяет по-иному оценить функции подобных феноменов и приемов их эстетической реализации в русской классике (Гоголь, Салтыков-Щедрин).

Таким образом, при прочтении критических работ П. Бицилли, А. Бема и В. Ходасевича видно, как концептуализировалось научное понимание межтекстовых, историко-литературных связей: от заимствования, «параллелей» («родимых пятен», «клише») у Бицилли, «литературных припоминаний» у А. Бема до формулирования структурного взгляда на заимствования как поэтический прием (В. Ходасевич, К. Тарановский) и выделение теоретических понятий контекста и подтекста (К. Тарановский).

В Заключении при характеристике основных итогов исследования делается вывод о том, что в своем развитии литературоведение зарубежья следовало классическим традициям и несло в себе черты нового XX в., с его интересом к «философии» автора, стремлением интерпретировать тексты в аспекте разных подходов (культурологического, историко-гене-тического, биографического, психоаналитического, этико-онтологическо-го), оставаясь в сфере собственно литературных ориентиров. При этом, с одной стороны, расширялись границы филологического анализа текста, с другой — происходило перераспределение акцентов: с предмета исследования - на метод разработки и на технику анализа текста. Утверждался взгляд на литературное произведение как целостную систему с иерархически-зависимыми элементами; на художественное произведение как сотворенную, вторичную реальность. Литературоведческий инструментарий критиков русского зарубежья по мастерству, изобретательности нередко достигал уровня художественных явлений.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора

Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК МО и науки РФ;

1. Супрун С. В. А. С. Пушкин в интертекстуальном поле литературы русского зарубежья [Текст] // Культурная жизнь юга России. Краснодар: Изд-во КГУКИ, 2007. - № 6. С. 99-100. - 0,2 п.л.

2. Супрун С. В. А. Бем и Н. Бахтин о психоанализе в литературе русского зарубежья [Текст] // Культурная жизнь юга России. Краснодар: Изд-во КГУКИ, 2012. - № 1. С. 79-80. - 0,2 п.л.

3. Супрун С. В. «Внутренний мир» художника в «моментальной фотографии мысли» Г. Адамовича [Текст] // Теория и практика общественного развития. - 2012. № 2. С. 380-381. - 0,3 п.л.

В других научных изданиях:

4. Супрун C.B. Интонация как средство образности в творчестве А. Блока в интерпретации Г. Адамовича [Текст] // «Живое слово разбудит уснувшую душу...»: Материалы Всероссийской научно-практической конференции 1213 мая 2006. Липецк, 2007. С. 214-218. - 0,2 п.л.

5. Супрун C.B. Поэзия Ф. Тютчева в интерпретации В. Вейдле [Текст] // Супрун C.B. - Краснодар. - 2008. Деп. в КубГУ 23.09.2008. УДК 82-1: 82.09. ББК 83. 3. - 0,2 п.л.

6. Супрун C.B. А. С. Пушкин в восприятии Г. Адамовича [Текст] // Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения: Материалы 6-й межвузовской конференции молодых ученых. - Краснодар: КубГУ, 2008. - С. 288-292. - 0,3 п.л.

7. Супрун C.B. Метод формального анализа в литературной критике русского зарубежья первой волны эмиграции [Текст] // Супрун C.B. - Краснодар.

- 2008. Деп. в КубГУ 23.09.2008. УДК 82. 091 - 054. 72. ББК 83. 3. - 0,3 п.л.

8. Супрун C.B. Жанр романа в литературной критике русского зарубежья 1920 - 1940 годов [Текст] // Супрун C.B. - Краснодар. - 2008. Деп. в КубГУ 23.09.2008. УДК 82. 09. - 0,5 п.л.

9. Супрун C.B. В. Вейдле о фоносемантике поэтической речи (на примере стихотворения В. Ходасевича) [Текст] // Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения: Материалы 6-й межвузовской конференции молодых ученых. - Краснодар: Куб ГУ, 2008. - С. 292-296. - 0,2 пл.

10. Супрун C.B. Критика русского зарубежья о мессианстве М. Лермонтова [Текст] // Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения: Материалы 9-й межвузовской конференции молодых ученых.

- Краснодар: КубГУ, 2010. - С. 160-164.- 0,2 п.л.

11. Супрун C.B. Проблема читателя в аспекте рецептивно-эстетических идей русского зарубежья 1920-1940-х годов [Текст] // Теоретическая и прикладная семантика. Парадигматика и синтагматика языковых единиц. " Краснодар: КубГУ, 2012. С. 136-138. - 0,2 п.л.

12. Супрун C.B., Рягузова JI.H. «Средневековье» как лингвокультуроло-гический концепт в эстетическом сознании XX века [Текст] // Теоретическая и прикладная семантика. Парадигматика и синтагматика языковых единиц. - Краснодар: КубГУ, 2012. - С. 118-124. - 0,3 п.л.

Формат бумаги 60x84 1/16. Гарнитура шрифта «Times New Roman Суг». Тираж 110 экз. Заказ 02-67 Отпечатано с готового оригинал макета ООО "Славянка" Краснодар, ул. Орджоникидзе, 52

Текст диссертации на тему "Эстетические концепции и методология анализа литературного произведения в критике русского зарубежья 1920 - 1940-х годов"

61 12-10/1182

На правах рукописи

СУПРУН Светлана Васильевна

ЭСТЕТИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ И МЕТОДОЛОГИЯ АНАЛИЗА ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ В КРИТИКЕ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ 1920 - 1940-х ГОДОВ

10.01.08 - Теория литературы. Текстология

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель -д. ф.н., проф.

Людмила Николаевна Рягузова

Краснодар 2012

Оглавление

ВВЕДЕНИЕ................................................................................4

Глава 1. ПРОБЛЕМЫ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ В ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ РЕФЛЕКСИИ КРИТИКОВ ЗАРУБЕЖЬЯ.............................................................................18

1.1 Основы теоретико-литературной категоризации понимания произведения...................................................................19

1.2 Основные методы интерпретаций: система и динамика...........30

Глава 2. ФОРМАЛЬНО-СТРУКТУРНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В АНАЛИЗЕ ЛИТЕРАТУРНЫХ ТЕКСТОВ........................................................46

2.1 Стилистический анализ (онтология стиля и телеология приема)....................................................................................56

2.2 Поэтический мир как образ-категория в культурной типологии

зарубежья..................................................................................65

Глава 3. ИММАНЕНТНЫЙ ПОДХОД К ИНТЕРПРЕТАЦИИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА...................................................80

3.1 Импрессионистический метод Ю.И. Айхенвальда...................80

3.2 «Внутренний мир» художника в «моментальной фотографии мысли» Г.Адамовича..................................................................91

3. 3 «Эстетические теоремы» В.Ф. Ходасевича и биографический метод................................................................................105

3.4 Идея «органичности» творчества и его интерпретации в «размышлениях» В.В. Вейдле.....................................................115

3.5 А. Бем о функциях психоанализа в литературе.............................................................................124

Глава 4. КОНТЕКСТУАЛЬНЫЙ АНАЛИЗ: ФОРМИРОВАНИЕ НАУЧНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О ЛИТЕРАТУРНЫХ ВЛИЯНИЯХ..............................................................................132

4.1 Феномен «литературного припоминания» в эстетике А. Бема......................................................................................133

4.2 Проблемы «духовной генеалогии» творчества русских писателей в критической рефлексии П.М. Бицилли ........................................................................................141

ЗАКЛЮЧЕНИЕ..........................................................................155

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК................................................163

ВВЕДЕНИЕ

В современной науке о литературе обозначился интерес к академическому («кафедральному», по выражению А.П. Скафтымова) изучению филологического наследия русского зарубежья, его теоретико-методологического опыта в аспекте поликультурного сознания и перспективных творческих взаимосвязей. Миссия по сохранению культурного наследия России в зарубежье сочеталось с поисками новых путей в искусстве, с диалогом со всеми сопряженными с ней культурами и мировой литературой. Отсюда стремление к широкому подведению итогов -что принять и от чего отказаться в художественном прошлом, с одной стороны, и, что важно для наших наблюдений, трансформация эстетических концепций - с другой.

С середины 1980-х гг. XX в. российские читатели познакомились со многими значительными исследованиями литературы русского зарубежья1, в том числе уделялось внимание изучению проблем методологии и принципов анализа художественного текста. Это ставшие классическими труды по поэтике P.O. Якобсона [245], A.JI. Бема [25], К. Тарановского [205], В.Ф. Ходасевича [223], Г. Адамовича [10], В.В. Вейдле [64] и др. Так, например, книга «О поэзии и поэтике» К.Ф. Тарановского представляет собой собрание классических работ крупнейшего специалиста по поэтике, демонстрирующих путь развития теоретико-методологических установок ученого от стиховедения к семантике.

1 Изданы труды: Алексеев А.Д. Литература русского зарубежья: Книги 1917 - 1940: Материалы к библиографии [16]; Литература русского зарубежья. Антология [122]; Русское зарубежье: Золотая книга эмиграции. Первая треть двадцатого века. Энциклопедический биографический словарь [177]; Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918 - 1940) [127]; Струве Г. Русская литература в изгнании. Опыт исторического обзора зарубежной литературы [202]; Газеты русской эмиграции в фондах отдела литературы русского зарубежья Российской государственной библиотеки: Библиог. каталог [75]; Русский Харбин [181]; Русский Париж [180]; «Скит». Прага. 1922 - 1940: антология, биография, документы [191]; Русское зарубежье. Хроника научной, культурной, общественной жизни. Франция. 1920 - 1940 [178]; Каспэ И.М. Искусство отсутствовать: незамеченное поколение русской литературы [108]; Азаров Ю.А. Диалог поверх барьеров: литературная жизнь русского зарубежья: центры эмиграции, периодические издания, взаимосвязи (1918 - 1940) [14]; Достоевский и русское зарубежье XX века [84]; Россия и Италия. Вып. 5: Русская эмиграция в Италии в XX веке [175]; Зверев A.M. Повседневная жизнь русского литературного Парижа, 1920 - 1940 [94], Литературное зарубежье России: энциклопедический справочник [129]; Млечко A.B. От текста к тексту. Символы и мифы «Современных записок» (1920 - 1940) [142] и др.

С 2001 г. в нашей стране издается альманах «Диаспора» (отв. ред. первого номера - В. Аллой, дальнейших выпусков - O.A. Коростелев), в котором присутствуют постоянные рубрики: «Наследие», «Статьи, исследования», «Эпистолярия», «Досье», «Библиография». Публикуются материалы по исследованию литературного процесса русского зарубежья в «Литературоведческом журнале» (под ред. А.Н. Николюкина). С 1990-х гг. XX в. появились учебные пособия по литературе русского зарубежья, представляющие эмигрантскую словесность как закономерный и плодотворный этап русского литературного процесса (недостающее звено в цепи развития русского художественно-критического сознания). Их авторы: В.В. Агеносов [3], З.С. Бочарова [49], Т.П. Буслакова [52], Г.В. Жирков [91], В.П. Кичигин [109], В.П. Прищепа [169] и др.

В течение последних двадцати лет проводятся международные конференции, посвященные актуальным теоретико-литературным проблемам русского зарубежья: «Пушкин и культура русского зарубежья» (2000); «Культурное и научное наследие российской эмиграции в Великобритании» (2002); «Гайто Газданов и "незамеченное поколение": писатель на пересечении традиций и культур» (2005); «Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы XX века (русское зарубежье)» (2006); «Наследие И.С. Шмелева: проблемы изучения и издания» (2007); «Жизнь и творчество Бориса Зайцева» (2010) и др. Помимо обновления общей концепции, значительно расширен круг конкретных исследований, что связано, прежде всего, с началом широкого научно комментированного издания текстов. Однако все еще недостаточно исследованы противоречивый и неоднозначный литературно-критический процесс и филологическое наследие русского зарубежья.

Признанными специалистами в области изучения литературы русского зарубежья являются О.Н. Михайлов [124], А.Г. Соколов [197], В. Крейд [193], М. Раев [172], проводившие значительную работу по собиранию и опубликованию материалов о русской эмиграции. В книге А.Г. Соколова

«Судьбы русской литературной эмиграции 1920-х годов» в одной из глав были систематизированы и охарактеризованы основные тенденции литературно-критического процесса русского зарубежья. Особый научный интерес представляет антология «Критика русского зарубежья» [117]. В двух томах книги собраны статьи самых известных критиков русской эмиграции первой и второй волны, а также писателей, поэтов, ученых и публицистов. ИНИОН РАН в 2006 г. был издан сборник научных трудов «Классика и современность в литературной критике русского зарубежья 1920 - 1930-х гг.» [110], в котором литературно-критический процесс русского зарубежья рассматривается в аспекте преемственности традиций и новаций.

С историей эмигрантской критики знакомили читателей и персональные сборники, представляющие собой переизданные работы критиков: А. Бем «Исследования. Письма о русской литературе» [25]; Г. Адамович «Одиночество и свобода» [10] и «Литературные заметки» [13]; И.А. Ильин «Одинокий художник. Статьи. Речи. Лекции» [101]; В. Ходасевич «Книги и люди» [223]. Практически все критические работы Г. Иванова вошли в его собрание сочинений [99]. Отдельными сборниками вышли основные критические статьи К. Мочульского «Кризис воображения» [145]; Д.П. Святополк-Мирского «Поэты и Россия: Статьи. Рецензии. Портреты. Некрологи» [189]; П.М. Бицилли «Избранные труды по филологии» [41], «Трагедия русской культуры» [46] и др.

В ряде диссертационных исследований рассматриваются литературно-критические воззрения представителей русской эмиграции первой волны: Д. В. Зуев «"Имманентная" критика Ю. Айхенвальда доэмигрантского периода: проблема писателя и читателя» [98]; А.П. Некрасов «Философско-эстетические воззрения В. В. Вейдле» [155]; М.В. Орлова «Литературная критика 3. Гиппиус (к вопросу об эстетических позициях)» [157]; Т.А. Горбунова «Литературная критика на страницах журналов и газет "Русского Парижа" 1920 - 1930 годов» [80]; О.В. Скоробогатова «Жанрово-тематической многообразие "внехудожественного" творчества И.А. Бунина

1917 - 1923 годов: дневники, публицистика» [192]; К.А. Жулькова «Литературная критика парижского журнала "Современные записки" (1920 -1940). Проблемы литературно-критического процесса» [90]; С.Э. Лебедева «Основные направления литературной полемики русского зарубежья первой волны и их отражение в журнале "Современные записки"» [120]. Анализ литературно-критического творчества В.Ф. Ходасевича в контексте литературной критики 20-30-х гг. XX в. (в частности, биографического метода в пушкинистике) представлен в диссертации Л.И. Гавриловой «Русская литература в критике В.Ф. Ходасевича» [72]. Акцент на филологических и культурологических работах П. Бицилли делает в своих исследованиях М. Васильева [57] и т. д.

Отдельные проблемы по теории и методологии интерпретации литературных произведений получили освещение в межвузовских сборниках научных трудов, материалах научных конференций: «Гоголь и русское зарубежье» [79]; «Соловьевские исследования» [136]; «Литературное зарубежье: лица, книги, проблемы» [128]; «В рассеянии сущие...» [167] и др. Однако в указанных исследованиях проблема методологии анализа литературных текстов рассматривается опосредованно: в связи с вопросами поэтики, эволюцией эстетических взглядов и жанров.

Литературной критикой русского зарубежья накоплен богатый материал восприятия и интерпретации художественного произведения. Однако многообразие представленных истолкований сложно классифицировать в плане теоретико-методических обобщений и точных интерпретационных критериев и формулировок. К тому же ведущие литературные критики русского зарубежья выступали против подмены интерпретации субъективными немотивированными оценками текстов, преобладания какого-то монистического подхода при их анализе.

Вклад научной филологической мысли зарубежья в методологию анализа литературных явлений пока еще мало изучен в типологическом и конкретно-историческом, индивидуально-творческом аспектах. Причин тому несколько:

многообразие литературоведческих подходов и труднодоступность материалов, источников, а также во многом переходный, экспериментальный характер литературно-критического процесса 1920 - 1940-х гг.

В современных условиях появилась возможность выявить генезис некоторых явлений теоретико-методологического характера, осветить их из дня сегодняшнего, в системе понятий современной науки. Так, например,

A.M. Люксембург в своей книге «Отражения отражений: творчество Владимира Набокова в зеркале литературной критики» [132], исследуя рецепцию творчества В. В. Набокова, отмечает трудности критики русского зарубежья 1920 - 1940гг., не сразу освоившей своеобразие феномена Набокова. Традиционная для русской критики установка на выявление политических, социальных, философских элементов в литературном тексте препятствовала глубокому восприятию поэтики творчества писателя (исключение - отзывы В. Ходасевича, П.М. Бицилли, М. Кантора и др.). В частности, как мы показываем в своей работе, «странный» отзыв П.М. Бицилли о гротескном, аллегорическом мире «Приглашения на казнь» сегодня может быть декодирован через систему медиевистических представлений ученого и объяснен с позиций мифопоэтики. Метафора с системой зеркал, феномен «отражения отражений» близка методике современного прочтения критики зарубежья, рассмотрению проблем поэтики в ее классической и неклассической парадигме. Аналогичную мысль высказывают Л. А. Биргер и А. В. Леденев в статье «Страсти по Набокову» [35]. Критические статьи писателей зарубежья о Сирине позволяют проследить динамику взаимоотношений известных литераторов 20 - 30-х годов, а также дают представление о наиболее значимых эстетических концепциях той эпохи.

«Ретроспективно-проекционный» (В.В. Виноградов) взгляд позволяет увидеть (отраженный в «прожекторе обратного осмыслении», по выражению

B. Набокова) процесс зарождения современных методологических принципов анализа литературных явлений. Предложенные в свое время

критиками зарубежья толкования и подходы не устарели, напротив, как показывает их современное прочтение, во многом углубили, прояснили современное восприятие анализируемых явлений, трактовку «знакомой» классики, ее «резонансного» пространства (В. Топоров) (возрождение аллегории у В. Набокова, актуализации у него субстанциально-мифологических основ), обогатили понятийно-категориальный ряд индивидуально-авторскими «образами-понятиями» (М.М. Бахтин).

Научно-аналитический подход знаменует новый этап в изучении наследия филологической науки за рубежом. В типологическом аспекте эта трудоемкая проблема практически не ставилась, не сопоставлялись, как правило, монографически изучаемые историко-литературные воззрения и критические системы отдельных представителей зарубежья (А. Бема, В. Вейдле, В. Ходасевича, П. Бицилли, Г. Адамовича), причем, исследования проводились не всегда в строго литературоведческом ключе, часто их опережают работы философского и культурологического характера.

Ретроспективно критика зарубежья связана с традициями русской (московско-петербургской) академической школы, а ее открытия находят отзвук и развитие в 1970-е гг. XX века (В Вейдле, К. Тарановский, Р. Якобсон, Г. Адамович). В частности, пражский Семинарий А. Бема по изучению Достоевского ставил перед собой те же методологические проблемы, что и исследователи в России.

Эстетические концепции, выработанные критиками-эмигрантами, переросли простое истолкование литературных текстов, превратив их в самостоятельный научно обоснованный объект анализа, представляющий собой синтез традиционных и новейших методов интерпретации. В синтезе традиционного и современного скрыты истоки оригинальности их эстетических концепций. Во многом использование новых методов интерпретации было следствием влияния западной теоретической мысли в начале XX в.

Изучение методологии литературоведческого анализа в аспекте различных школ и направлений XX в., раскрытие теоретических принципов, тем и границ научных исследований остается актуальной задачей филологии.

Актуальность нашей работы обусловлена стремлением преодолеть раздвоение русской культуры XX века в области изучения и формирования литературно-критической теории (как и в области художественного мышления), которое должно быть претворено в «единый феномен непрерывности» (А. Битов). Изучение филологического наследия зарубежья в указанных аспектах обусловлено обращением современной филологической науки к индивидуальному теоретико-методологическому подходу к анализу литературного произведения, а также к созданию тезауруса, описанию понятийно-терминологических систем крупных ученых-филологов, подтверждением чему служит проект создания «Словаря литературоведов XX века» (2011 - 2013 гг.).

Несмотря на то что русское зарубежье представляет сегодня самостоятельную «индустрию» филологической мысли, ощущается недостаток в исследованиях критических и теоретико-литературных проблем в системно-типологическом, историко-культурологическом и генетическом аспектах.

Научная новизна исследования заключается в выявлении понятий, связанных в сознании критиков зарубежья с постижением природы словесного художественного творчества и творческого процесса; в изучении способов расширения семантического поля традиционных эстетических категорий («стиль», «прием», «творчество», «биография писателя», «поэтический мир» и др.) и жанровых критических форм (комментарии, эссе, силуэты, размышления, литературные беседы, заметки); в изучении и анализе приемов введения авторских терминов и методологических трактовок и их окказиональных номинаций: «метод мелких наблюдений» и «литературные припоминания» А. Бема; «параллели», «микроскопический анализ» П.М.

Бицилли, придающих символическую выразительность «индивидуальной семиотике» исследователей (Ю.М. Лотман).

В ра