автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.20
диссертация на тему: Этические номинации в русской и японской лингвокультурах

Полный текст автореферата диссертации по теме "Этические номинации в русской и японской лингвокультурах"

На правах рукописи

' Л

ПАЛКИН Алексей Дмитриевич

ЭТИЧЕСКИЕ НОМИНАЦИИ В РУССКОЙ И ЯПОНСКОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРАХ

Специальность 10.02.20 - Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва-2015

- 2 СЕН 2015

005561956

Диссертация выполнена в секторе психолингвистики федерального государственного бюджетного учреждения науки «Институт языкознания Российской академии наук».

Научный консультант:

доктор филологических наук, профессор Тарасов Евгений Федорович, заведующий сектором психолингвистики Института языкознания РАН

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, доцент Владимирова Татьяна Евгеньевна,

профессор кафедры русского языка Института русского языка и культуры Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова (10.02.20)

доктор филологических наук, профессор Маслова Валентина Авраамовна, профессор кафедры общего и русского языкознания Витебского государственного университета имени П. М. Машерова (¡0.02.20)

доктор филологических наук, доцент Спирита Анатолий Лаврентьевич, профессор кафедры ближневосточных языков Военного университета Министерства обороны РФ (10.02.20)

Ведущая организация: ГБОУ ВО г. Москвы «Московский городской педагогический университет»

Защита состоится 25 сентября 2015 г. в 13:00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.203.12 при Российском университете дружбы народов по адресу: 117198, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 6, зал № 1.

С диссертацией можно ознакомиться в Учебно-информационном центре (научной библиотеке) Российского университета дружбы народов.

Автореферат диссертации размещен на сайтах: http://vak.ed.gov.ru и http://dissovet.rudn.ru.

Автореферат диссертации разослан 24 августа 2015 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета, fin

кандидат филологических наук, доцент [Тглр, Нелюбова Н. Ю.

Общая характеристика работы

Данное диссертационное исследование зиждется на традициях семантических исследований, сложившихся на протяжении последних десятилетий в условиях, когда лингвистика от изучения статичных текстов переориентировалась на исследование дискурса и начала принимать во внимание не только факты, относящиеся к «чистой» лингвистике, но и на экстралингвистические факторы. В настоящей работе с применением триангуляционного подхода разрабатывается и используется методология сопоставительного исследования содержания этических номинаций, то есть таких единиц языка, которые обслуживают этическую составляющую языковой картины мира.

Известно, что эталоны поведения, которые окружение прививает человеку в процессе его социализации, постепенно складываются в определенную систему норм. Общественная этика способствует появлению своеобразного (часто неписаного) перечня ограничений и допущений, которым должен следовать каждый член общества. Эти ограничения и допущения могут быть как откликом на текущую ситуацию развития, так и исторически сложившимися образованиями. Они проявляются в речевой деятельности людей и при этом далеко не всегда осознаются (Поливанов 2003). Часто люди не в состоянии объяснить, почему необходимо следовать тому или иному обычаю, правилу, этическому требованию, но в большинстве своем следуют ему. Лингвист, применяя специально разработанные методики интерпретации значения и опираясь на данные смежных наук о человеке, имеет широкие возможности для объяснения особенностей человеческого поведения, в том числе и речевого.

Многочисленные представители российского научного сообщества неоднократно высказывались о кризисе нравственности, наступившем в стране после распада СССР (Владимиров 2006; Павлова 2001; Рудкевич 2009; Степин, Толстых 2007). Однако эти высказывания подкреплялись в основном общими соображениями. Действительное же положение дел можно с известной долей достоверности оценить, только пользуясь научными методами анализа (Лапин 1994). В данной работе посредством рассмотрения содержания языковых знаков выявляется и описывается этическая сторона языковой картины мира носителей русского языка в сравнении с этической стороной языковой картины мира носителей японского языка. Сравнительные исследования русского и японского менталитета предпринимались и другими авторами (Аракава 2005; Завьялова 2007; Игауэ 2004; Когурэ 2005; Милованова 2005; Овчинников Д. Л. 2006; Сидорова 2005), однако в них не рассматривалась этическая составляющая языковых картин мира. Становится очевидной актуальность данного исследования, которая заключается:

- в необходимости дальнейшей теоретической разработки методологии сопоставительного анализа языковых картин мира;

- в изучении этической стороны языковой картины мира, присущей титульному этносу Российской Федерации, в сравнении с этической стороной языковой

картины мира носителей японской лингвокультуры, которая существенно отличается от русской;

- в развитии не так давно вошедшей в научный обиход лингвистической метаэтики (Постовалова 2000), поскольку исследование этических номинаций — одна из сфер приложения указанной дисциплины;

- в исследовании лингвокультурологического аспекта в переводческой перспективе, что в настоящей работе находит свое выражение в ходе дефиниционного анализа ассоциативных стимулов и анализа лакун;

- в изучении возможностей оптимизации процессов межкультурной коммуникации представителей русской и японской лингвокультур.

Методологические основы исследования обусловливаются следующими соображениями. Исследование мыслительных процессов человека может проводиться только опосредованно. Об особенностях мировидения можно судить по ряду косвенных признаков. Наиболее информативным для анализа мыслительных процессов человека является речевое поведение. Человеческое сознание «пронизано языком». Речевое поведение человека предоставляет исследователям массу информации о его ментальном мире. В связи с этим возник термин «языковая картина мира», репрезентирующий связь языка и мировосприятия в рамках общественно обусловленной речемыслителыюй деятельности. Языковая картина мира понимается как культурное наследие народа, которое вбирает в себя его когнитивно-коммуникативный опыт (Владимирова 2014). Тем самым, исследование речевой деятельности, которая порождается человеком, предоставляет доступ к анализу сознательной деятельности (Шахнарович 1995). Языковую картину мира не следует отождествлять с терминами «картина мира» или «образ мира» (Палкин 2010). В современной лингвистике преобладает мнение о том, что человеческое восприятие не исчерпывается языком, в связи с чем различают языковую картину мира, концептуальную картину мира, образ мира и т. п. (Кубрякова 2003; Леонтьев А. А. 1993; Постовалова 1988). Тем не менее влияние языка на сознание человека столь велико, что вычленить языковую составляющую из целостного образа мира человека представляется проблематичным даже в теории. По этой причине исследование языка-речи дает все основания для суждений об особенностях языковой картины мира, присущей человеку как представителю некоторого общества (Тарасов 1996; Стернин, Розенфельд 2008).

В настоящей работе применен триангуляционный подход, который заключается в использовании различных типов данных, разных методов исследования и в учете разнообразных теорий, связанных с затронутой проблематикой. Триангуляция в рамках психолингвистических и лингвокультурологических исследований - достаточно новое явление. В лингвистических кругах о нем впервые всерьез заговорили в 2010 г. (Тарасов 2010), после чего стали появляться работы, так или иначе его использующие (Леонтович 2011; Самойлова 2011). Триангуляционный подход в науках гуманитарного цикла (и в лингвистике в частности) подразумевает наличие разных векторов решения некоторой научной задачи в рамках одного

исследования. Наибольшую значимость для нас представляет методологическая триангуляция, которая реализована в данном диссертационном исследовании посредством использования ассоциативного метода и метода семантического дифференциала для анализа этической составляющей языковой картины мира. Также применяются триангуляция данных и теоретическая триангуляция.

В ходе ассоциативного исследования языковых картин мира русских и японцев испытуемым предлагался список слов-стимулов (в количестве более 100), на которые требовалось ответить свободными ассоциациями — первыми пришедшими в голову словами или словосочетаниями. Данный вид эксперимента был многократно апробирован в многочисленных работах и доказал свою эффективность (см., например, серию сборников работ по языковому сознанию, которые на протяжении многих лет издаются в Институте языкознания РАН). По сути ассоциативный эксперимент являет собой анализ овнешненных образов сознания респондентов как представителей исследуемого социума, этноса и т. п. Выявленные и описанные таким путем языковые образы сознания позволяют смоделировать соответствующую языковую картину мира исследуемой группы (Марковина, Данилова 2000). Контрастное сопоставление образов сознания, бытующих в двух или более этнических группах, -традиционный исследовательский прием, позволяющий раскрыть национально-культурную специфику языковых картин мира рассматриваемых этносов. В России ассоциативные исследования обрели особую популярность после выхода в свет «Русского ассоциативного словаря» (2002) под авторство.м Ю. Н. Караулова, Ю. А. Сорокина, Е. Ф. Тарасова, Н. В. Уфимцевой и Г. А. Черкасовой.

Семантический дифференциал, примененный в настоящей работе в качестве способа верификации, был предложен одним из основателей психолингвистики Ч. Осгудом, после чего этот метод был апробирован в работах многих его единомышленников (М. С. Мирон, К. Моррис, Дж. М. Райт, Дж. Г. Снайдер, Р. Соммер, М. Танненбаум и др.). В России этот метод также приобретает все большее распространение, свидетельством чему служат многочисленные работы отечественных ученых (А. А. Григорьев, Т. М. Дридзе, А. П. Клименко, А. А. Нистратов, О. А. Митина, В. Ф. Петренко и др.). Использование данного метода в сопоставительном исследовании раскрывает новые возможности сравнения различных лингвокультур.

При построении теоретической базы исследования учитывались фундаментальные положения, разработанные в культурно-исторической теории (Л. С. Выготский, А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, Л. А. Божович, П. Я. Гальперин, А. В. Запорожец, П. И. Зинченко и др.). Анализ этических номинаций осуществлялся на основе теоретических разработок, осуществленных представителями Московской психолингвистической школы (А. А. Леонтьев, А. А. Григорьев, Ю. А. Сорокин, Е. Ф. Тарасов, Н. В. Уфимцева, Р. М. Фрумкина, А. М. Шахнарович и др.). В ходе сопоставительного анализа этической составляющей языковых картин мира двух лингвокультур в работе используется терминология, предложенная 3. Д. Поповой и И. А. Стерниным в рамках рассматриваемой ими полевой концепции языка. Понятие

лингвокультуры получает экспликацию в соответствии с разработкам отечественных исследователей (В. В. Воробьев, В. В Красных, В. А. Маслова и ДР-)-

Целью исследования является сопоставление общих и контрастных компонентов этической составлящей языковых картин мира представителей русской и японской лингвокультур с использованием триангуляционного подхода, систематизация полученных результатов и моделирование этической составляющей языковых картин мира русских и японцев. Данная цель обусловила постановку следующих задач.

Задачи исследования:

1) Осуществить обзор наиболее распространенных методов семантических исследований, уделив особое внимание проблеме значения слова.

2) Проследить вклад лингвистической философии в развитие проблематики, связанной с этическими номинациями.

3) Рассмотреть возможности сопоставительного исследования этической составляющей языковых картин мира на основе данных, полученных в результате анализа содержания языковых знаков.

4) Продемонстрировать эволюцию антропологической парадигмы в лингвистике и предложить методологию исследования, соответствующую современным воззрениям на роль человеческого фактора в языке и основанную на триангуляционном подходе.

5) Проработать триангуляционный подход как новаторский в современной лингвистике, как призванный повысить эвристические возможности теоретических и эмпирических исследований в области сравнительного языкознания.

6) На примере сопоставления русской (на двух временных срезах) и японской лингвокультур доказать эффективность разработанной методологии анализа этических номинаций.

7) Провести ассоциативные эксперименты среди носителей русского и японского языков.

8) Отборать слова-стимулы, имеющие высокую значимость с точки зрения описания этической составляющей языковой картины мира (этические номинации).

9) Провести сопоставительный анализ ассоциативных полей отобранных стимулов по семантическим компонентам и с вычислением показателей близости между выборками.

10) Провести эксперименты по методу семантического дифференциала среди носителей русского и японского языков.

11) Осуществить факторный анализ и кластер-анализ полученных данных и интерпретировать их результаты.

Решение указанных задач составляет основное содержание настоящего диссертационного исследования.

Гипотеза исследования строится на предположении о том, что сопоставление этических номинаций представителей русской лингвокультуры

на разных этапах развития страны обнаружит больше сходств, чем в случае сопоставления языковых картин мира носителей русского и японского языков. Такое сопоставление может быть успешно осуществлено с использованием психолингвистических экспериментальных методов. При этом для повышения валидности выводов по результатам подобного сопоставительного исследования является целесообразным применение триангуляционного подхода, который обеспечивает разностороннюю оценку различных лингвокультурных факторов и успешное выявление общих и контрастных компонентов этической составлящей языковых картин мира русских и японцев.

Научная новпзпа состоит в том, что впервые на основе психолингвистических методов проведен широкий сопоставительный анализ этических номинаций, бытующих в русской и японской лингвокультурах. Кроме того, рассмотрена проблема переводимости лакун на примере русского и японского языков. Вскрыта необходимость развития дисциплины, способной интегрировать положения и достижения значительного ряда лингвистических дисциплин, так или иначе изучающих человека как носителя языка и языковую картину мира как порождение человека. Предлагается именовать такую дисциплину «антропосемиологией», рассматривая ее не в том узком понимании, которое было предложено для данного термина Ю. А. Сорокиным, а в расширительном понимании - как интегративную дисциплину, изучающую человеческий фактор в языке, а также семиотические ландшафты как надындивидуальные образования, формирующие большие человеческие сообщества. Предложена авторская дефиниция термина «антропосемиология». Наконец, показаны возможности использования триангуляционного подхода применительно к лингвистическим исследованиям.

В многочисленных работах других авторов мировидение современных русских получило достаточно полную экспликацию как на основе ассоциативных экспериментов, так и при помощи других исследовательских методов, однако лингвистами не предпринималось практически никаких попыток сопоставить этические образы русских двух эпох - периода распада СССР (конец 1980-х - начало 1990-х гг.) и современного периода (начало XXI в.). Данному вопросу уделяют внимание социологи (см., например, серию статей Н. И. Лапина, посвященных лонгитюдному исследованию динамики ценностей россиян [Лапин 1994; 1996; 2003; 2010]). В данной работе изменение этической составляющей языковой картины мира русских прослеживается на основе психолингвистических экспериментов. Полученные данные сопоставляются с этической составляющей языковой картины мира современных японцев (начало XXI в.). В японоведении сопоставительные исследования двух данных лингвокультур проводятся часто, но преимущественно в сферах литературоведения, культурологии и экономики. Настоящее диссертационное исследование — одна из первых попыток сопоставления русской и японской лингвокультур с лингвистических позиций.

Теоретическая значимость исследования состоит в продолжении сопоставительных исследований языковых картин мира в контексте комплексного решения задач, стоящих перед исследователем-лингвистом, а

также в интерпретации механизмов функционирования этической составляющей языковых картин мира представителей русской и японской лингвокультур. Показана возможность применения триангуляционного подхода к лингвокультурологическим исследованиям, что повышает валидность конечных результатов. В диссертации это достигается прежде всего путем применения разных данных, разных методов исследования и привлечения сведений из смежных наук для уточнения результатов анализа.

Рассматривая термин «семантика», исследователь имеет право оставаться в рамках «чистой» лингвистики, но ровно такое же право он имеет и на освещение экстралингвистических аспектов, если того требуют задачи его исследования. Исследование семантики языковых единиц с использованием психолингвистических методов (ассоциативный и психосемантический эксперименты) предполагает широкую трактовку семантики. Упомянутые эксперименты позволяют получить перечень слов, хранящихся рядом в сознании испытуемых, при том что взаимосвязь слов в памяти человека отображает характеристики употребления слов в речи, а также характеристики предметов, обозначаемых этими словами. Отсутствует жесткая граница между содержанием языкового знака, который описывается при помощи собственно лингвистического аппарата (значений), и содержанием языкового знака, который описывается при помощи психолингвистического или лингвокультурологического понятийного аппарата. Под содержанием языкового знака подразумевается набор признаков, его характеризующих. При этом данные признаки не хаотично входят в содержание, а образуют между собой систему некоторых отношений.

Практическая значимость исследования определяется эмпирической обоснованностью, опирающейся на базы данных ассоциативных экспериментов, проведенных в России и Японии, а также на результаты психосемантических экспериментов. В результате описана этическая составляющая языковых картин мира русских и японцев. Разработка средств описания этической составляющей языковой картины мира может способствовать созданию новых лекционных курсов по сопоставительному языкознанию, психолингвистике, лингвокультурологии и смежным дисциплинам. Более того, описание этической составляющей языковых картин мира русских в сравнении с японцами и японцев в сравнении с русскими позволяет на основе полученных данных оптимизировать принятие важнейших решений в связи с реформированием не отвечающих современным требованиям элементов общественной жизни. Речь здесь идет, прежде всего, об образовании, нравственном воспитании, здравоохранении, социальной поддержке населения и национальной политике.

Выводы, сделанные в данном диссертационном исследовании, могут быть учтены и использованы при разработке внутриполитических проектов, в теории и практике межкультурной коммуникации, в переводческой деятельности.

Объектом исследования язляются языковые картины мира русских (на двух временных срезах) и японцев с учетом антропологической парадигмы -продуктивного направления в современной лингвистике.

Предметом исследования являются этические номинации, бытующие в языковых картинах мира представителей двух неродственных лингвокультур (русской и японской), которые служат отражением этической составляющей языковых картин мира, характерных для носителей русского и японского языков.

Основным исследовательским методом стало сопоставление языковых картин мира двух лингвокультур на основе свободного ассоциативного эксперимента, проведенного автором диссертации в России и Японии в начале XXI в. Полученные данные были сопоставлены с материалом «Русского ассоциативного словаря» (2002), ассоциативные реакции для которого собирались в период с конца 1980-х до середины 1990-х гг. Для полноты сопоставительного описания этической составляющей языковых картин мира к анализу были привлечены характерные для каждой из лингвокультур языковые лакуны, являющиеся безэквивалентными единицами для другой лингвокультуры. Также применялись: метод дефиниционного анализа, который заключался в изучении и оценке словарных дефиниций по толковым словарям; интегративный анализ лингвокультурологических и лингвострановедческих данных, который представлял собой не только изучение соответствующей литературы, но и консультации с носителями русской и японской лингвокультур соответственно; анализ смысловых компонентов ассоциативного поля, призванный эксплицировать содержательные различия сопоставляемых реакций; метод интроспекции, основанный на личном опыте исследователя; метод сопоставления ассоциативных полей, который использовался для описания сходств и различий в мировидении русских и японцев. К тому же, при рассмотрении каждого ассоциативного поля использовались статистические методы: выявление иерархии частотности полученных реакций в относительных показателях (ввиду различия численности испытуемых в выборках, составленных автором данного диссертационного исследования, и выборках, фигурирующих в упомянутом «Русском ассоциативном словаре»); подсчет количества единичных и повторяющихся реакций; подсчет общего числа ассоциатов на каждый заданный стимул; вычисление показателей близости между всеми тремя выборками (за исключением лакун); выделение смысловых подгнезд. Наконец, для верификации полученных результатов был применен метод семантического дифференциала (факторный анализ и кластер-анализ психосемантических полей).

Основным материалом исследования этических номинаций послужили ассоциативные (около 8000) и оценочные (около 38500) реакции респондентов - носителей русской и японской лингвокультур, полученные автором данного диссертационного исследования в ходе проведения ассоциативного эксперимента и эксперимента по методу семантического дифференциала в России и Японии соответственно.

Достоверность полученных результатов обеспечена проработкой теоретических концепций, связанных с затронутой темой; достаточным для проведения ассоциативного и психосемантического экспериментов числом информантов (около 500 человек); достаточным объемом этических номинаций (25), необходимых для описания этической составляющей языковой картины мира; надежностью использованных методов, которые прошли многократную проверку в работах других исследователей языковых картин мира; верификацией результатов ассоциативного исследования посредством метода семантического дифференциала.

Ряд теоретических положений, использованных в диссертации, нашли практическое применение при написании автором данной диссертации монографий «Возрастная психолингвистика: Толковый словарь русского языка глазами детей» (2004), «Л. С. Выготский: взгляд из Японии» (2009) и ряда научных статей. Основное содержание диссертации отражено в монографии «Россия и Япония: динамика нравов» (2010).

Положения, выносимые на защиту:

1) Сравнительное исследование этической составляющей языковых картин мира представителей определенных лингвокультур целесообразно начинать с анализа высших моральных ценностей, дополнив его анализом этических ценностей низшего порядка и знаковых для данной лингвокультуры лакун.

2) Содержание этических номинаций, бытующих в русском и японском языках, свидетельствует о категоричности оценок в русской лингвокультуре и некатегоричности оценок в японской лингвокультуре в период конца XX в. — начала XXI в, что прослеживается в ассоциативных реакциях носителей русского и японского языков соответственно и находится в прямой зависимости от преобладания индивидуализма в русской лингвокультуре и коллективизма — в японской.

3) Этическая составляющая языковой картины мира японцев обладает большей ригидностью по сравнению с этической составляющей языковых картин мира русских, что проявляется в большем количестве повторяющихся ассоциативных реакций в японских выборках, в большей приверженности носителей японского языка традиционным элементам национально-культурной специфики. Как на примере ассоциативных экспериментов, так и на примере семантического дифференциала прослеживается большая зависимость носителей японского языка от языковых и поведенческих паттернов, принятых в обществе, чем в случае с носителями русского языка.

4) Сопоставительный анализ содержания языковых образов базовых ценностей русских и японцев свидетельствует о тенденции к утрате традиционных нравственных ориентиров в связи с интерференцией автохтонных и западных ценностей; при этом следует отметить, что тогда как в японской лингвокультуре конца XX в. - начала XXI в. указанная тенденция второстепенна, в русской лигвокультуре конца XX в. она является превалирующей, хотя несколько ослабевает к началу XXI в.

5) Разработанная в данном диссертационном исследовании методология сопоставительного анализа этических номинаций, заключающаяся в применении триангуляционного подхода, открывает новые возможности анализа языковых картин мира различных лингвокультур.

6) Принципиальным отличием триангуляционного подхода от других подходов, в частности от комплексного, является то, что в рамках триангуляционного подхода а) все теории признаются равноправными, б) осуществляется рефлексия над достоинствами и недостатками каждого используемого метода, в) данные, работа исследователей, теории и методы не объединяются в единое целое, а существуют независимо друг от друга, г) с целью верификации лингвистических данных возможно использование данных, методов, подходов и теорий из смежных научных дисциплин. Такой подход позволяет значительно повысить достоверность сопоставительных исследований различных лингвокультур.

7) «Антропологический поворот», четко обозначившийся в лингвистике с конца XX в., нуждается в конкретном методологическом и терминологическом аппарате на основе интеграции достижений ряда смежных лингвистических дисциплин. Перспективным и продуктивным представляется введение холистической дисциплины, способной стать объединительной для наук, занимающихся проблемами взаимосвязи языковой системы и человека как носителя языковой системы. В указанных целях может быть использован термин «антропосемиология» в широком понимании этого слова: в рамках этой дисциплины целесообразно исследовать не только проблематику человек в языке и язык в человеке, но и широкую совокупность семиотических ландшафтов, отражающую особенности человеческих сообществ с характеризующими их идиолектами и идиокогитемами.

Апробация работы. Результаты исследования обсуждались: на Второй научно-практической конференции «Языки мира и мир языка» (Москва, 23-24 марта 2005 г.); на Первой научно-практической конференции Московского экономико-лингвистического института (Москва, 21-22 апреля 2005 г.); на заседаниях совместного исследовательского проекта факультета языка и культуры Осакского университета «Проблемы критической социолингвистики» (Осака, сентябрь-ноябрь 2007 г.); на ежегодной конференции общества Japanese Society of Slavic and East European Studies (Осака, 20-21 октября 2007 г.); на Круглом столе «Исследование типов знаний и проблема их классификации» (Москва, 23 сентября 2008 г.); на III Международной конференции «Феномен творческой личности в культуре» (Фатющенковские чтения) (Москва, 24—25 октября 2008 г.); на I Международной научно-методической конференции «Состояние и перспективы методики преподавания русского языка и литературы» (Москва, 1-2 ноября 2008 г.); на Второй Международной научно-практической конференции «Образование, экономика, право: традиции и инновации» (Москва, 17-18 ноября 2008 г.); на Второй Всероссийской научно-практической конференции «Практическая этнопсихология: актуальные проблемы и перспективы

развития» (Москва, 21-22 ноября 2008 г.); на конференции «Лингвофутуризм. Взгляд языка в будущее» (Москва, 15-17 сентября 2009 г.); на III Международной конференции по полевой лингвистике (Москва, 19-22 октября,

2009 г.); на Международной научно-практической конференции, посвященной 80 -летию профессора, заслуженного деятеля науки Российской Федерации А. А. Залевской (Тверь, 23-24 октября 2009 г.); на Круглом столе «Исследования познавательных процессов в языке» (Москва, 3 ноября 2009 г.); на конференции «Жизнь языка в культуре и социуме» (Москва, 14-15 апреля 2010 г.); на Пятой Международной научно-практической конференции «Новое в науке и образовании: лингвистика, психология и педагогика» (Москва, 22-23 ноября

2010 г.); на конференции «Жизнь языка в культуре и социуме-2» (Москва, 2728 мая 2011 г.); на конференции «Адресация дискурса» (Москва, 15-17 июня

2011 г.); на конференции «Жизнь языка в культуре и социуме-3» (Москва, 2021 апреля 2012 г.), на X международном конгрессе КАРЬ (Москва, 26-29 июня 2013 г.); на конференции «Жизнь языка в культуре и социуме-4» (Москва, 3031 мая 2014 г.), на конференции «Жизнь языка в культуре и социуме-5» (Москва, 29-30 мая 2015 г.).

Основные положения диссертации изложены в 52 публикациях, среди которых три монографии и 18 статей в изданиях, рекомендованных перечнем ВАК Министерства образования и науки РФ.

Структура работы: диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка литературы, включающего 426 наименований, из них 122 на иностранных языках, и трех приложений. В основном тексте диссертации представлено 24 таблицы и два рисунка. Общий объем работы составляет 628 страниц текста.

Во введении разъясняется актуальность выбранной темы и аргументируется научная новизна исследования, определяются задачи, раскрывается теоретическая и практическая значимость работы, эксплицируются материал и методы исследования, обосновывается достоверность рассматриваемых данных. В первой главе прослеживается преемственность между семантическими исследованиями, осуществляемыми российскими и зарубежными лингвистами, и данным диссертационным исследованием, разъясняются принятые в данной работе методы исследования и обсуждается проблема этической составляющей языковой картины мира. Во второй главе продемонстрированы возможности ассоциативного эксперимента на примере анализа высших моральных ценностей, бытующих в языковых картинах мира представителей русской и японской лингвокультур. В третьей главе ассоциативному исследованию подвергаются этические номинации, не относящиеся к высшим моральным ценностям, но являющиеся важными для описания этической составляющей языковой картины мира. В четвертой главе этические номинации анализируются посредством семантического дифференциала, обобщаются результаты двух проведенных экспериментов. По каждой главе приводятся выводы. В заключении подводятся итоги работы, перечисляются основные выводы касательно теоретических и практических результатов проведенного диссертационного исследования.

Основное содержание работы Первая глава - «Исследование этических номинаций в парадигме лингвистической семантики» - демонстрирует преемственность данной диссертационной работы и работ других отечественных лингвистов, обращавшихся к проблеме лингвистической семантики. Кроме того, в ней раскрываются те исследовательские методы, которые были использованы в практической части настоящей работы.

В первом параграфе рассматриваются современные подходы к семантическим исследованиям. На текущий момент можно говорить о двух основных семантических концепциях - узкой и широкой. Лингвисты, придерживающиеся узкой концепции, стараются оставаться в пределах «чистой» лингвистики в ущерб содержательной стороне речевых произведений. Нам представляется более привлекательной широкая концепция, которая была удачно сформулирована А. Е. Кибриком: «К области семантики (в широком смысле) относится вся информация, которую имеет в виду говорящий при развертывании высказывания и которую необходимо восстановить адресату для правильной интерпретации этого высказывания»'.

Во втором параграфе перечисляются некоторые популярные методы исследования семантики.

Рассматриваются исследовательские подходы Д. II. Шмелева, Р. А. Будагова, В. Н. Телия, Московской семантической школы (Ю. Д. Апресян и др.), Школы естественного семантического метаязыка (А. Вежбицкая и др.). Показано, что все упомянутые исследователи так или иначе обращаются к вопросам культуры носителей определенного языка.

Неудивительно, что в конце XX в. в лингвистике получила распространение новая дисциплина, названная лингвокультурологией. В. А. Маслова определяет лингвокультурологию как отрасль лингвистики, возникшую на стыке лингвистики и культурологии и исследующую проявления культуры народа, которые отразились и закрепились в языке (Маслова 2010). Следует в связи с этим упомянуть предлагаемый В. В. Воробьевым термин «лингвокультурологическое поле», которое он понимает как способ структурной организации языковой модели реальной среды. Дело в том, что язык, являясь знаковой системой, составляет диалектическое единство с мышлением, которое, в свою очередь, отражает динамический процесс познания личностью действительности и формирует знания. Из этого следует, что знания являются продуктом осмысления народом предметов и явлений действительности, законов природы и общества, а чтобы теоретически осмыслить идею соотнесенности общества и культуры с национачьной личностью, необходимо описать «ценностные ориентации», коррелятом которых является знание, закреплешюе в понятиях. Совокупность ценностных ориентаций отображает связи, существующие между реалиями, именуемыми лингвокультуремами (Воробьев 2008).

1 Кибрик А. Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкозпшшя (универсальное, типовое и специфическое в языке). - М.: КомКнига, 2005. - Стр. 22.

Пристальному рассмотрению подлежат примененные в практической части работы ассоциативный эксперимент и психосемантический эксперимент (семантический дифференциал).

Ассоциативные эксперименты имеют давнюю историю (Thumb & Marbe 1901; Marshal & Cofer 1963; Palermo & Jenkins 1964; Deese 1965; Entwisle 1966; Cramer 1968; Postman & Keppel 1970; Kiss, Armstrong, & Milroy 1972; van der Made-van Bekkum 1973; Anderson & Bower 1974; Nelson, McEvoy & Dennis 2000; и т. д.). В рамках Московской психолингвистической школы такие исследования начались в 1970-х гг., тогда же под редакцией А. А. Леонтьева вышел в свет первый в России ассоциативный словарь (Словарь ассоциативных норм... 1977). Наше исследование является логическим продолжением исследований, проведенных ранее другими авторами, в том числе российскими (Аршавская, Нистратов 2008; Балясникова 2004; Береснева, Дубовская, Овчинникова 1995; Воейкова 2008; Горошко, Яковенко 2004; Караулов 1999; Мельник 2004; Овчинникова 2002; Попкова 2002; Сабуркина 2005; Салихова 1999; Сдобнова 2004; Сергиева 2008; Славянский... 2004; Соколова 1999; Тарасов 2000; Уфимцева 1996; Филиппович 2010; Черкасова 1996; Шишканов 2002; Яшин 2009; и др.).

Наибольшее распространение получил свободный ассоциативный эксперимент, который заключается в том, что испытуемого (испытуемых) просят предложить первое пришедшее в голову слово на предъявленное слово-стимул, при этом испытуемого никак не ограничивают в выборе ассоциатов.

Ассоциативный эксперимент не только предоставляет доступ к языковому сознанию, но и позволяет создать и описать ассоциативные поля, которые состоят из ответов-реакций на интересующие исследователя слова-стимулы.

Мы настаиваем на существовании принципиальной возможности анализировать этические взгляды отдельно взятого народа (или народов) за счет вычленения общих для носителей соответствующей лингвокультуры представлений. Ассоциативный эксперимент является одним из тех методов, которые позволяют зафиксировать паттерны неосознанного восприятия. Доступ к паттернам восприятия осуществляется нами за счет рассмотрения языковых знаков. О такой возможности говорил в свое время В. фон Гумбольдт, отмечая, что «язык, какую бы форму он ни принимал, всегда есть духовное воплощение индивидуальной жизни нации»2.

Таким образом, солидаризируясь с мнением Ж. А. Джамбаевой, необходимо признать: в результате многочисленных исследований ассоциативных полей, проведенных в самых разных .точках планеты на материале самых различных языков, установлено, что при применении методики свободного ассоциативного эксперимента возможно получение данных, свидетельствующих о национально-культурной маркированности языкового знака и особенностях этноязыкового сознания. Результаты

2 Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. - М.: ОАО ИГ «Прогресс», 2000. (Пер. с нем.) -Стр. 72.

свободного ассоциативного эксперимента возможно трактовать как объективацию национально-культурной специфкн образов языкового сознания представителей сравниваемых лингвокультур. Они иллюстрируют основные положения, отражающие соответствующие сегменты языковых картин мира (Джамбаева 2014). Вслед за Т. Е. Владимировой мы рассматриваем языковую картину мира как «культурное наследие народа, которое вбирает в себя его когнитивно-коммуникативный опыт, базирующийся на ценностных представлениях, идеалах, установках, ориентирах речевого поведения и принятия решений» 3 . Данное определение языковой картины мира в наибольшей степени соответствует логике данного диссертационного исследования.

Примененный в реферируемой работе метод семантического дифференциала, как уже было отмечено, является верифицирующим по отношению к ассоциативному методу, описанному выше.

Исследовательский метод семантического дифференциала был предложен одним из основоположников психолингвистики Ч. Осгудом и поддержан его единомышленниками (см., например, [Osgood 1959; 1960; 1962; Osgood, Suci, & Tannenbaum 1957; Snider, Osgood 1969; Osgood, May, & Miron 1975; Osgood, Ware, & Morris 1961; и др.]). Этот метод снискал немалую популярность среди многих зарубежных (Coyne & Holzman 1966; Downs 1978; Garland 1990; Gusfield & Schwartz 1963; Himmelfarb 1993; Holmes 1974; Kline 1994; Maitz 1963; Menezies & Elbert 1979: Schaw & Wright 1967; Sommer 1965; Tittle & Hill 1967; и др.) и отечественных (Апресян 1963; Артемьева 1999; Дудченко, Мытиль 1993; Клименко 1970; Петренко 1983; 1988; Петренко, Митина 1997; Петренко, Нистратов 1997; Петренко, Нистратов, Хайруллаева 1980; Серкин 2004; Степнова 1992; Эткинд 1979; и др.) ученых.

Основные преимущества данного метода таковы: использование метафорических шкал освобождает субъективную оценку респондента от ограниченности реальными свойствами оцениваемого объекта; исследователь может сам задавать диапазон количественных оценок объектов и, в зависимости от наполнения шкал, ориентировать метод на выделение как оценочных (коннотативных) признаков, так и более предметных (денотативных); шкалы дают возможность индексировать не только качество, но и интенсивность значения.

Методология проведенного нами эксперимента соответствует подходу, описанному в работе А. А. Григорьева и А. А. Нистратова, которые выделяют следующие этапы данного исследования: а) подбор шкал-дескрипторов и объектов оценивания (для шкал-дескрипторов были выбраны различные ценности, преимущественно этические, а для объектов оценивания были выбраны представители стран); б) проведение опроса и математическая обработка (факторный анализ и кластер-анализ) полученных ответов; в)

3 Владимирова Т. Е. К истокам русского языка и русской ментальности (на материале терминов родства) // Вопросы русской филологии и методики преподавания русского языка и литературы / Отв. ред. К. Р. Нургали, В. П. Синячкин. - М.: АЛМАВЕСТ, 2014. - Стр. 191.

интерпретация факторных решений (трактуемых как семантические пространства), состоящая в выделении «смысловых инвариантов» шкал (Григорьев, Нистратов 2008). Это позволило получить доступ к этическим номинациям, бытующим в языковом сознании представителей исследуемых лингвокультур.

В третьем параграфе рассматривается понятие этической составляющей языкового сознания.

В свете данного диссертационного исследования особый интерес представляет статья В. И. Постоваловой, предложение которой рассматривать этические номинации в рамках лингвистической метаэтики заслуживает особого внимания: «Этическая оценка в ее лингвистическом ракурсе исследуется в новом направлении гуманитарной науки - лингвистической метаэтики, изучающей нравственное сознание человека через его отображение в языке — разных видах деонтического дискурса, этических номинациях, оценках и др.»4 Специфику лингвометаэтических описаний составляет их прагматическая направленность, предполагающая учет широкого мировоззренческого и культурологического контекста употребления языка. К числу проблем лингвистической метаэтики В. И. Постовалова относит такие вопросы, как изучение закономерностей коммуникативно-речевых стратегий в этическом дискурсе («речевой тактики»), типов речевого воздействия высказывания на адресата, речевого реагирования на полученный стимул, стиля общения. Затронутая в данной работе проблематика - этическая составляющая языковой картины мира — также может быть отнесена к сфере лингвистической метаэтики.

Для описания этической составляющей языкового сознания необходимо обратить особое внимание на высшие моральные ценности. Именно они составляют ядро исследуемого нами образования. К высшим моральным ценностям, по Г. А. Голубевой, относятся такие понятия, как добро и зло, свобода и ответственность, совесть, честь и достоинство, смысл жизни, счастье, любовь, дружба (Голубева 2005). Другие авторы предлагают перечни, несколько отличающиеся от вышеприведенного. Так, Ю. В. Рождественский относит к основным категориальным понятиям следующие: свобода воли, долг, ценности, благо, мораль, нравственность, справедливость, добро, зло, добродетель, порок, грех, воздаяние, отношение к жизни и смерти (Рождественский 2003). А. А. Гусейнов и Р. Г. Апресян среди общих моральных понятий упоминают такие, как идеал, добро и зло, долг и совесть, свобода, добродетель и порок, счастье (Гусейнов, Апресян 2003). Как видим, в современной этике не сформировалось единой классификации высших моральных ценностей. Различные ученые выделяют те или иные ценности в зависимости от своих исследовательских взглядов и интересов.

4 Постовалова В. И. Этическая оценка другого и самооценка в православной духовной традиции (на материале эпистолярного наследия святителя Игнатия Брякчанинова) //' Логический анализ языка: Языки этики / Отв. ред. Н. Д Арутюнова, Т. Е. Янко, Н. К. Ряжцева. - М.: Языки русской культуры, 2000.-С. 407.

Необходимо подчеркнуть, что среди элементов этической составляющей языкового сознания разных этносов неизбежно присутствуют как инвариантные, так и вариантные части. Выявление сходств и различий на примере двух или более лингвокультур позволяет нам прийти к важным выводам относительно близости исследуемых лингвокультур.

Хочется согласиться с К. Гринбергом (ОгеепЬе^ 1990), который указывает на прямое сходство между этикой и коммуникацией, поскольку оба эти аспекта человеческой жизнедеятельности обнаруживают богатство знаковых элементов и эвристическую силу. Это одно из ключевых положений современной западной эпистемологии. Вполне естественно поэтому возникновение термина «коммуникативная этика», выступающего как совокупность коммуникативных и этических норм. Действительно, всякое человеческое общество опирается на определенный моральный порядок, являющийся результатом совместной деятельности. Коммуникативную этику одни исследователи рассматривают в отрыве от мыслей и поступков индивида, другие - в непосредственной спайке с ними, но в любом случае коммуникативная этика — конструкт, определяющий особенности общественного поведения, а как известно, общественное поведение возможно постольку, поскольку люди владеют общим кодом общения — языковой системой.

В четвертом параграфе рассматриваются взгляды некоторых философов, прежде всего работавших в русле лингвистической философии, на этические номинации. Сам по себе термин «этические номинации» в философских штудиях не использовался, так как неактуален для философии, однако указанные номинации в иной терминологической трактовке получили подробное рассмотрение в работах многих философов.

Кроме того, отдельному рассмотрению подвергается взаимосвязь этического и эстетического, которые образуют своего рода единое целое на шкале «рациональность — эмоциональность». Как было отмечено в другой работе автора данной диссертации, эмоция и оценка взаимно дополняют друг друга. Всякое оценочное действие в той или иной степени эмоционально (Палкин 2002). Добавим, что в случае с этикой рациональная оценка преобладает над эмоциональной, а в случае с эстетикой эмоциональная оценка преобладает над рациональной. Во всяком этическом суждении главенствует рассудочное начало, но эмоциональный фактор при этом необходимо присутствует. Аналогично в любом эстетическом суждении главенствует эмоциональное начало, не лишенное, однако, элемента рационализма.

Следовательно, при рассмотрении этической составляющей языковой картины мира необходимо обращаться и к эстетическим образам, способным дополнить и отчасти верифицировать выводы, сделанные на основе анализа собственно этических образов.

В пятом параграфе эксплицируется антропологическая парадигма в современной лингвистике в целом и в психолингвистике в частности.

На рубеже ХХ-ХХ1 в.в. лингвистическая наука обогатилась большим количеством новых подходов к изучению языка, речи и речемыслительной

деятельности. В свете новых задач, которые ставит перед собой современная лингвистика, возникла необходимость интеграции знаний и достижений ряда смежных гуманитарных дисциплин на основе лингвистических концепций. Свидетельством тому является возникновение многочисленных направлений, стремящихся объединить лингвистику с другими областями знаний. Это не только собственно психолингвистика, но и лингвокультурология, когнитивная лингвистика, лингвистическая метаэтика, социолингвистика, нейролингвистика, этнолингвистика, лингвострановедение, процедурная семантика и т. п. На текущем этапе развития научной мысли возник запрос на дальнейшую интеграцию. В результате возросла актуальность антропологического подхода. О важной роли человеческого фактора в языке писал еще В. фон Гумбольдт, а также его последователи, в том числе авторы гипотезы лингвистической относительности Э. Сепир и Б. Л. Уорф. Что касается современных лингвистов, то они все чаще обращаются к проблематике «человек в языке, язык в человеке» (Ю. Д. Апресян, К. Годдард, М. Л. Ковшова, В. И. Постовалова, Ю. С. Степанов и др.).

Отличительными чертами антропологического направления в лингвистике являются антропоцентричность и междисциплинарность. Характерным признаком, который выступает очевидным подтверждением наших размышлений, является новая тенденция в современной лингвистике, связанная с применением триангуляционного подхода.

Понятие триангуляции первоначально использовалось в геометрии, геодезии, топографии и навигации. Триангуляцией был назван метод определения положения некоторого пункта путем соотнесения его с тремя известными точками: если место положения пункта неизвестно, но возможно вычислить расстояние от этого пункта до трех других точек, координаты которых известны, то путем несложных вычислений можно установить координаты искомого пункта. Позднее данный термин был заимствован социологами, а затем и представителями других гуманитарных дисциплин, которые в целях объяснения некоторого явления использовали не один, а несколько исследовательских подходов. Как пишут Н. Аберкомби и соавторы (Аберкомби и др. 2004), триангуляция является широко распространенной социологической практикой, особенно среди приверженцев качественных методов исследования. Сам по себе термин «триангуляция» в гуманитарных науках не совсем точно отражает суть явления, поскольку в последнем случае для анализа некоторого явления нередко используются не три, а иное число подходов. Н. Дензин описывает четыре формы триангуляции: 1) триангуляцию данных, когда в рамках одного исследовательского проекта используются различные типы данных; 2) триангуляцию исследователей, когда в проекте принимают участие несколько исследователей; 3) теоретическую триангуляцию, когда с целью интерпретации используется несколько подходов; 4) методологическую триангуляцию, когда при изучении какого-либо вопроса используется некоторое множество методов (бепгт 1970).

Триангуляция - подход, позволяющий максимально точно представить исследуемые объекты в условиях той субъективности, которая свойственна

гуманитарным наукам. Каким бы эрудированным ни был ученый, каким бы надежным методологическим аппаратом он ни обладал, если речь идет о гуманитарных науках, то обращение к триангуляции позволяет ощутимо повысить достоверность окончательных выводов.

В шестом параграфе рассматривается значимость индивидуализма и коллективизма как элементов лингвокультуры. В современных условиях глобализации приоритетной стратегией является коллективизм, который обеспечивает более высокую степень сплоченности и взаимопомощи среди носителей соответствующей лингвокультуры. Сопоставительное исследование способно ярко продемонстрировать различие лингвокультур по данному параметру. При этом важно иметь в виду, что черты индивидуализма и коллективизма прослеживаются в любой культуре. Различается степень выраженности этих элементов. Следовательно, не существует абсолютно индивидуалистских и абсолютно коллективистских обществ. Правильно будет говорить о преобладании индивидуализма либо коллективизма в отдельно взятой лингвокультуре.

Лингвокультуру можно определить как совокупность знаний, закрепленных в опосредованных культурой кодах языка. В. В. Красных определяет лингвокультуру как воплощенную и закрепленную в знаках живого языка и проявляющуюся в языковых/речевых процессах культуру, явленную в языке и через язык (Красных 2013). Следовательно, лингвокультура - это феномен лингвокогнитивный, формируемый не языковыми единицами, но в первую очередь образами сознания в их «вербальных одеждах».

Во второй главе - «Ассоциативное исследование высших моральных ценностей» — рассматривается проявление этической составляющей языкового сознания в ассоциативном тезаурусе носителей русской и японской лингвокультур.

Так как основным исследовательским методом явился ассоциативный эксперимент, в первом параграфе описывается его ход и методика.

Нередко при проведении ассоциативных экспериментов возникает вопрос: сколько реакций требуется получить на каждый стимул, чтобы можно было говорить о том, что собранное количество реакций достаточно для суждения о языковом сознании этноса; где та нижняя планка, по достижении которой у исследователя, работающего на основе ассоциативного метода, появляется право говорить о достоверности и полноте собранных данных? Ответ: нижняя планка находится на уровне 100 испытуемых. Важными для нас являются данные Г. А. Черкасовой, которая, проведя скрупулезные математические вычисления, показала, что ядро ассоциативного поля (реакции с частотой более пяти) формируется уже после обработки 100 первых реакций выборки, тогда как при наращивании количества реакций рост словника реакций происходит только за счет «низкочастотных» ответов (Черкасова 2005). Мы признаем влияние социальных, идеологических, географических и прочих особенностей на ответы наших испытуемых. Однако нас в данном случае не интересует социальная либо идеологическая идентичность испытуемых. Мы не стремились к тому, чтобы наши выборки были идеапьными, то есть не

стремились охватить респондентов всех возможных возрастов из всех возможных регионов, как это практиковалось, например, в исследовании, описанном в работе Keigo to Keigo Ishiki 1957. В нашем исследовании основное внимание уделяется только одному параметру - культурной идентичности, поэтому мы считаем достаточным критерием валидности участие в проведенных нами опросах носителей русского и японского языков как представителей русской и японской лингвокультур соответственно.

Были задействованы следующие выборки. Во-первых, ассоциации носителей русского языка анализировались на основе первого тома («От стимула к реакции») двухтомника «Русский ассоциативный словарь» (2002). Данные для этого издания собирались в период с 1988 по 1997 гг. преимущественно среди студентов различных вузов в возрасте 17-25 лет. Они отражают взгляды русских респондентов перестроечного и постперестроечного времени. Во-вторых, для анализа ассоциаций носителей японского языка использовались данные, полученные в ходе ассоциативного эксперимента, проведенного автором в Осакском университете (Япония) в 2001-2002 гг. В эксперименте участвовали студенты в возрасте от 18 до 23 лет с 11 различных факультетов. Общая база данных составила 140 анкет при равном количестве мужчин и женщин, заполнявших анкеты (по 70 человек). В-третьих, мы обратились к реакциям русских респондентов 2006 г., то есть, условно говоря, начала XXI в. Ассоциативный эксперимент проводился в Московском педагогическом государственном университете, в Московском экономико-лингвистическом институте среди студентов различных факультетов, а также в филиале Российского государственного социального университета в г. Дедовске Московской области. Возраст опрошенных студентов - от 17 до 23 лет. В общую выборку вошли 140 анкет.

Пятилетний промежуток между основными сериями экспериментов, проведенных в Японии и России, не является значимым, так как за такой короткий срок не приходится ожидать существенных перемен в структуре языковой картины мира народа. Также подчеркнем, что за пятнадцатилетний промежуток времени между двумя сериями экспериментов, проведенных в России, в языковой картине мира русских произошли существенные изменения в связи с серьезными политическими и экономическими потрясениями, настигнувшими страну. На рубеже 1980-х — 1990-х гг. происходила переоценка ценностей, начинался поиск новых идеалов и приоритетов (Лапин 1994а). К началу XXI в. установилась относительная стабильность. В связи с этим сравнение этической составляющей языковых картин мира русских начала 1990-х гг. и начала XXI в. представляется крайне актуальным. Что касается ситуации в Японии, то за рассматриваемый отрезок времени в этой стране не произошло заметных политических, социальных и прочих перемен, поэтому имеются все основания полагать, что и этическая составляющая языковой картины мира японцев не претерпела существенных изменений. По этим причинам представляется вполне допустимым сравнивать данные японской выборки 2001-2002 гг. с данными аналогичных русских экспериментов, проведенных в начале 1990-х гг. и в 2006 г. соответственно. Тогда как

стремительные изменения в жизни россиян не могли не сказаться на особенностях их мировидения, размеренный порядок жизни японцев на протяжении последних десятилетий не способствовал резким изменениям их образа мира. Конечно, нельзя утверждать, что современные японцы мыслят так же, как, например, 50 лет назад. Скорее всего, это не так, однако что касается пятнадцатилетнего периода, то, по всей видимости, значительных изменений в этической составляющей языковой картине мира японцев не произошло.

Вслед за И. В. Кондаковым мы придерживаемся мнения о том, что все люди, разделяющие распространенные в Российской Федерации ценности как нравственного, так и поведенческого характера, являются носителями и, соответственно, представителями русской культуры. Проще говоря, мы считаем возможным вне зависимости от конкретной этнической принадлежности человека говорить о нем как о русском в том случае, если он входит в общее для всех россиян информационное пространство. И. В. Кондаков в связи с этим рассуждает о наличии русского суперэтноса, включающего в себя ряд взаимосвязанных культур, объединенных общим менталитетом (Кондаков 2007). Японскую культуру также можно рассматривать как суперэтнос, поскольку исторически японский народ сформировался в результате смешения племен, пришедших на Японский архипелаг с севера (с территорий, прилегающих к современной Камчатке) и с юга (со стороны современной Кореи).

Во вторам параграфе рассматривается содержание ряда высших моральных ценностей, для анализа которых мы отобрали пять стимулов. Это пара «добро» - «зло», а также стимулы «любовь», «счастье», «свободный» (и, соответственно, их японские эквиваленты).

а) ДОБРО - ЗЛО (ZEN - AKU). Носителей русского и японского языков объединяют общечеловеческие ценности. Респонденты всех трех выборок крайне положительно оценивают добро и крайне отрицательно оценивают зло, что вполне естественно. Всякий раз наибольшую актуальность приобретает дихотомия добра и зла: эти два образа в обеих лингвокультурах воспринимаются как «идущие рука об руку». При этом данные моральные ценности рассматриваются как предельно абстрактные. Межкультурные различия начинаются на уровне реакций, напрямую семантически не связанных со стимулами. У японцев прослеживается отношение к добру и злу как к реалиям, которые невозможно понять до конца, которые имеют налет мистичности. Русские склонны воспринимать добро и зло скорее прагматически, однако у респондентов начала 1990-х гг. налицо повышенный уровень тревожности, обусловливающий высокий удельный вес реакций, в которых респонденты демонстрируют свое нежелание размышлять над предложенными стимулами. В русской выборке начала XXI в. реакций такого рода оказывается заметно меньше, что подтверждает тезис об относительной стабильности, установившейся в российском обществе.

б) ЛЮБОВЬ (АГ). Основное отличие в трактовке образа любви японцами и русскими заключается в следующем: японцы относятся к любви по большей части утилитарно, видя в ней скорее средство, чем цель; русские относятся к

любви скорее с восхищением. При этом для русских начала 1990-х гг. любовь окрашена горем и печалью в большей степени, чем для русских начала XXI в. Следует отметить склонность японцев к ассоциациям на оптико-кинетическом уровне, что не так свойственно русским. Однако, несмотря на все расхождения в восприятии образа любви, следует подчеркнуть, что и русские, и японцы рассматривают любовь как одно из важнейших человеческих чувств.

в) СЧАСТЬЕ (Б/ПА \VASE). Восприятие образа счастья респондентами всех трех выборок заметно разнится. Прежде всего следует отметить, что за время, прошедшее с момента распада Советского Союза, у русских заметно прибавилось уверенности в будущем и наметился возврат от потребительского подхода в оценке счастья к одухотворению последнего: счастье стало рассматриваться в ряду других высших моральных ценностей. Деморализованность респондентов постперестроечного периода прослеживается в обилии реакций пессимистичного характера, в которых обнаруживается либо неверие в возможность счастья, либо констатация его недолговечности. Русские начала XXI в. относятся к образу счастья с некоторым пиететом и воодушевлением; как и японцы, они увязывают счастье с семейными ценностями. Японцы в своем подходе к счастью несколько прагматичны, но в их ответах явно преобладают реакции с положительными коннотациями, что снова свидетельствует о сближении взглядов японцев и русских к началу XXI в. Наметились и схожие признаки, объединяющие все три выборки, а именно: соположение образа счастья с образами любви и жизни, с одной стороны, и с образом несчастья, с другой стороны.

г) СВОБОДНЫЙ (ЛУииШ). Через прилагательное «свободный» рассматривается образ свободы. Японцы воспринимают образ свободы в его противостоянии всевозможным ограничениям и сдерживаниям. Русские склонны к идеализации свободы. Показательно отношение японцев и русских ко времени. Напряженный ритм жизни вынуждает японцев ценить каждую минуту, оттого свободное время - относительно редкое явление. Размеренная жизнь русских подразумевает сравнительно большое количество свободного времени, о чем русские респонденты неоднократно упоминают в своих реакциях. В особенности это характерно для русских начала 1990-х гг. В начале XXI в. русские стали ценить время в большей степени. Русская и японская лингвокультуры также обнаруживают в данном случае сходство взглядов применительно к образам ветра и полета птиц. Наивное языковое сознание склонно игнорировать научные факты, полагаясь на данные чувственного опыта: ветер и птицы представляются и русским, и японцам как воплощение свободы.

В третьей главе - «Ассоциативное исследование этических номинаций, не относящихся к высшим моральным ценностям» -

рассматриваются этические номинации, которые философы, как правило, не причисляют к высшим моральным ценностям, но которые являются важными для описания этической составляющей языкового сознания.

В первом параграфе речь идет о 12 этических номинациях: бог, богатый, война, враг, деньги, дом, душа, ненавидеть, обман, семья, стыд, человек.

а) БОГ {KAMI). Восприятие образа бога в русской и японской лингвокультурах различается в силу исторических причин: в Японии широкое распространение получили три религиозных направления - синтоизм, буддизм и христианство (на этику которых накладывается конфуцианская мораль), в России преобладает одно (православное христианство). Однако религиозность в обеих странах носит по большей части характер обрядовости, уважения к традициям без массового преклонения перед божественной мощью. Образ бога в обеих лингвокультурах остается в той или иной степени «размытым». Вместе с тем можно констатировать некоторый рост религиозности у русских начала XXI в.: они демонстрируют большее уважение к православной религиозной традиции, чем их предшественники рубежа 1990-х гг.

б) БОГАТЫЙ (KANEMOCHI N0). Через прилагательное «богатый» рассматривается образ богатства. И в русской, и в японской лингвокультурах богатыми становятся преимущественно мужчины. Экономические условия жизни в обществе «развитого капитализма» приводят некоторых женщин к мысли о том, что было бы неплохо стать женой (женить на себе) богатого мужчины. Материальные ценности в обеих лингвокультурах оказываются в конце концов более важными, чем нравственные, хотя было бы неверно говорить о безоговорочном доминировании первых над вторыми. Тем не менее налицо преобладание реакций, говорящих об определенной меркантильности испытуемых, что, впрочем, подразумевается самим стимулом. Эта меркантильность в меньшей степени прослеживается в первой русской выборке (начало 1990-х гг.) и в большей степени - в двух других выборках.

в) ВОЙНА (SENSOO). Носители как русского, так и японского языков относятся к войне как к пугающему и трагическому явлению. Различия в отношении к войне невелики и обусловливаются не столько культурными особенностями, сколько историческими событиями. На мировидение японцев до сих пор влияют (пусть и в малой степени) пораженческие настроения в связи со Второй мировой войной, а также текущие военные конфликты. Весомым пластом в ассоциативном мышлении русских на закате советской эпохи оставалась победная история Второй мировой войны. На умонастроения русских начала XXI в. серьезный отпечаток наложили длительные военные действия в Чечне. На примере данного стимула отчетливо прослеживается склонность японцев к детализации отдельных явлений окружающей действительности и склонность русских к абстрагированию, стремление японцев «ограждать» себя от нежелательных воздействий внешнего мира и тяга русских к идеализации действительности.

г) ВРАГ (ТЕК!). В связи с политическими изменениями, происходившими на рубеже 1990-х гг., образ врага у русских того времени оказался амбивалентным. Воспоминания о прежней идеологии соседствуют с неясной, не имеющей четкого направления тревогой. По прошествии 15 лет большинство русских определились с тем, как воспринимать врага и кто им является. В условиях отсутствия общего внешнего врага неприязнь в определенном смысле локализовалась во внутреннем пространстве страны. Что касается японцев, то об их дружелюбии свидетельствует отсутствие у них ярко

выраженных враждебных настроений. В целом, в обеих лингвокультурах прослеживается отрицательное отношение к врагу, как того и следовало ожидать. Различается только степень выраженности этого отношения.

д) ДЕНЬГИ (РКАЫЩ. Японцы воспринимают деньги скорее как благо, русские - скорее как зло. Осознание связки «власть - деньги» характерно только для русских начала XXI в. Объединяет представителей всех трех выборок то, что деньги нужны всем; кроме того, представители обеих лингвокультур осознают (хотя и в разной степени), что для получения денег необходимо работать, справедливо полагая, что деньги способны обеспечить человеку достойную жизнь. Сравнение двух русских выборок показывает, что если в 1990-х гг. русские немало удивлялись стремительному обогащению некоторых своих соотечественников, то в XXI в. произошло привыкание к факту существования богатой прослойки общества, к которой оформилось сдержанно-негативное отношение.

е) ДОМ (/£). Сближение элементов языковых картин мира японцев и русских в связи с образом дома стало возможным ввиду того, что русские к началу XXI в. осознали важность семейных ценностей, гарантирующих сохранность домашнего очага. Тем самым их мнение стато во многом перекликаться с позицией японцев, которые воспринимают дом как оплот семейных отношений. Кроме того, именно японцы и русские начала XXI в. видят в доме место, где можно найти защиту и спокойствие. В начале 1990-х гг. проблемы семьи отошли на второй план, а первостепенно важной стала проблема отношения к родной стране. В целом, японцам и русским начала XXI в. в доме уютнее и комфортнее, чем русским, жившим в период распада СССР и становления РФ. Однако имеется и фактор, сближающий первую русскую выборку с японской: представители двух указанных групп ценят природу как естественное окружение дома в большей степени, чем представители второй русской выборки.

ж) ДУША (КОКО КО). У русских начала 1990-х гг. налицо экзачьтация в связи со стремительными переменами, происходящими в стране. Реалии окружающей действительности некоторых повергают в депрессию (таких большинство), некоторым видятся как несомненное благо, а кто-то просто с увлечением наблюдает за происходящими переменами. К начачу XXI в. религиозные представления у русских стали определяющими при формировании образа души, хотя неверно было бы говорить об их довлеющей роли. Японцы воспринимают какого («душу») как совокупность чувственной и мыслительной деятельностей. Религиозный аспект для них при этом малозначим. Образ души в японской языковой картине мира имеет преимущественно положительные коннотации и несет в себе не только чисто этические, но в значительной степени и эстетические ценности.

;з) НЕНАВИДЕТЬ (ШКиМЦ). Через глагол «ненавидеть» рассматривается образ ненависти. Все три выборки пронизаны дихотомией «любовь - ненависть», что вполне естественно. Кроме того, японцы и русские солидарны друг с другом в том, что ненависть следует направлять прежде всего на врага - некого абстрактного человека или людей. У русских направленность

ненависти на глобальных врагов в начале 1990-х гг. сменилась недоверием и неприязнью к представителям «ближнего круга» в 2006 г. Наибольшую готовность к компромиссу и прощению человека, достойного ненависти, демонстрируют японцы. Негативная оценка чувства ненависти четко прослеживается во второй русской и японской выборках. Для первой русской выборки характерно восприятие стимула как нейтрального: респонденты готовы обращать ненависть и на себя, и на врагов, окружающих их в большом количестве, но мнение о том, что ненавидеть - это плохо, практически не представлено в реакциях, зафиксированных в «Русском ассоциативном словаре» (2002), что можно объяснить шокирующими общественными потрясениями и, как следствие, отказом людей от серьезного размышления над моральными ценностями.

и) ОБМАН (ИБШУАШ). Респондентов всех трех выборок не покидает вера в правду, призванную противостоять лжи и обману, при этом у японцев эта вера занимает заметно более весомое пространство ассоциативного поля, чем у русских. Вместе с тем японцы более терпимо, чем русские, относятся к введению других в заблуждение, что не всегда рассматривается как обман. Русские начала 1990-х гг. предпочли нейтральные реакции, демонстрируя нежелание задумываться над предложенным образом по причине избытка поступающей информации, вызванного стремительными социально-политическими переменами. Эмоциональная напряженность у русских начала XXI в. выражена в меньшей степени, поэтому во второй русской выборке респонденты проявили значительно большую готовность к размышлению над образом обмана, чем их предшественники. Между тем даже русские начала XXI в. не выработали того однозначного отношения к обману, которое прослеживается на примере японского ассоциативного поля.

к) СЕМЬЯ (КА20КЦ). В обеих лингвокультурах семья получает ярко выраженную положительную оценку, хотя лексические средства выражения этой оценки различаются. Японская семья по-прежнему славится прочностью и умением достигать консенсуса. Для носителей русского языка также важно не существование семьи как таковой, а наличие согласия в семье. Характерно, что, тогда как в японской семье явным приоритетом остается уважение к старшим, в русской семье на первый план выходит забота о детях. В целом, можно констатировать рост значимости семейных ценностей у русских к началу XXI в., увеличение положительных коннотаций в связи с образом семьи. Вместе с тем русская семья стала более замкнутой и обособленной.

л) СТЫД (НА2иКА8Н18А). Образ стыда в русской и японской лингвокультурах имеет только одно несомненное сходство, которое связано с физиологией: стыд является причиной покраснения кожи лица как у русских, так и у японцев. Стыд - это мощный сдерживающий фактор, который ограждает человека от нарушения принятых в обществе морально-этических норм. Японцы принимают и одобряют этот фактор в наибольшей степени, а русские начала XXI в. - в наименьшей, если сравнивать все три выборки. Это является следствием уменьшения числа этических ограничений, произошедшего в русской лингвокультуре за период с момента распада СССР.

Русские респонденты начала 1990-х гг. проявляют с японцами солидарность, осознавая, что стыд, даже если он и приносит некоторые неприятные ощущения, играет положительную роль в жизни людей. Русские респонденты 2006 г. занимают иную позицию, считая, что стыд — это скорее слабость.

м) ЧЕЛОВЕК (HITO). Традиционная для японского этикета скромность и необходимость избегать однозначных определений способствовали появлению целого ряда реакций обобщающего характера. Активное распространение на территории России православных идей не оказало существенного влияния на ассоциативное поле «человек». Зато можно говорить о повышении к началу XXI в. значимости таких важных факторов, как уважение к личности, ценность человеческой жизни. Русской лингвокультуре в большей степени свойственна категоричность, поэтому респонденты обеих русских выборок не раз упоминали о своей вере в главенство доброго начала в противовес дурным намерениям, которые могут появиться у человека. Нечеткость образа человека у русских привела к использованию клише, причем на этот раз не только среди респондентов начата 1990-х гг., но и среди испытуемых 2006 г. Вместе с тем очевидны черты индивидуализма, свойственные русской лингвокультуре, и коллективизма, характеризующего японскую лингвокультуру.

Во втором параграфе рассматривается ряд лакун — японских по отношению к русскому языку (wabi, sabi, yitugen, fuuryuu, girí) и русских по отношению к японскому языку («воля», «выпивка», «дать»). Данные перечни лакун не являются исчерпывающими, их выбор обусловлен задачами исследования - необходимостью проанализировать этическую составляющую языковых картин мира русских и японцев.

Образы wabi и sabi достаточно близки, поэтому со временем в японском языке оформилась объединительная единица wabisabi, подразумевающая слияние обоих образов. В. В. Овчинников характеризует wabi как отсутствие чего-либо вычурного, броского, нарочитого, то есть в представлении японцев вульгарного, как прелесть обыденного, мудрую воздержанность, красоту простоты, a sabi - как неподдельную ржавость, архаичное несовершенство, прелесть старины, печать времени (Овчинников 1971). Если wabi и sabi восходят к синтоизму — древней японской религии, то yuugen - продукт буддийских воззрений. Красота неоднозначности, выраженная в данном образе, ярко отразилась в японском театре Но и в поэтической традиции хайку. Образ fuuryuu выражается не только в характерных для Японии искусствах, но и в вещах, навевающих ощущение простоты и старины одновременно. Наконец, giri фигурирует в приведенном списке обособленно. Этот образ подразумевает не любование прекрасным, а моральные обязательства. Это нечто среднее между долгом и благодарностью, и вместе с тем giri — это в несколько большей степени благодарность, чем долг.

Что касается русских лакун, то анализируемые в работе лакуны показательны в том плане, что являются лакунами именно по отношению к японскому языку, однако при желании можно без труда найти прямой перевод этих слов на некоторые другие языки. Если быть предельно точными, то

следует отметить, что лексеме «воля» соответствуют два омонима. Первый имеет семемы «способность осуществлять поставленные перед собой цели», «сознательное стремление к осуществлению чего-либо», «пожелание, требование», «власть, возможность распоряжаться», а также употребляется в ряде выражений в качестве вводного слова. Второй омоним означает «свободу в проявлении чего-либо», а также «свободное состояние». Разумеется, эти семемы на японский язык должны переводиться при помощи различных лексем, тогда как в русском языке все они выражаются при помощи одной лексемы «воля». «Выпивка» - это не просто прием напитков, а прием спиртных напитков. Одновременно это собирательный термин для спиртных напитков. В японском языке прямых аналогов нет, поэтому для японского языка слово «выпивка» - типичная лакуна. Что касается стимула «дать», то в толковом словаре русского языка первой " указана семема «отдать в руки, непосредственно». По сути, она и является основной. В японском языке для передачи этой семемы необходимо учитывать, кто, кому и в каких обстоятельствах (социальное положение участников общения, их возраст, текущий стиль общения и т. п.) совершает акт передачи. В зависимости от комбинации этих факторов следует употреблять различные глаголы: только первой семеме глагола «дать» соответствуют японские глаголы ageru, kureru, kudasaru, sashiageru, yarn. При переводе других семем лексемы «дать» на каждую приходятся менее внушительные списки, но глаголы все равно разные.

Проведенный анализ образов wabi, sabi, yuugen, fuuryuu и giri показывает, что первые четыре термина постепенно теряют свою определенность. Дело здесь в том, что тонкости семантических различий wabi, sabi, yuugen и fuuryuu зиждутся на традиционных японских искусствах (хайку, чайная церемония, икебана, театр и т. д.), а для большинства современных японцев эти искусства все больше становятся формой без глубокого содержания. Причиной тому активное внедрение западных - прежде всего американских - ценностей в японскую почву, а также смена размеренного ритма жизни на суету мегаполисов, не позволяющую долго наслаждаться красотой окружающих человека предметов. Образ giri сложился под сильным влиянием самурайской этики, и хотя идеи, заложенные в бусидо, уже не пользуются популярностью, мы видим, что принцип обязательной благодарности за оказанную услуг}', или, говоря коротко, giri, до сих пор считается в Японии целесообразным и важным.

Рассмотрение трех лакун русского языка - «дать», «воля» и «выпивка» -показывает, что восприятие всех трех упомянутых образов не претерпело кардинальных изменений в языковой картине мира русских, но ряд важных изменений все же произошел. Показательно, что к началу XXI в. наметились положительные сдвиги, связанные с ростом нравственной сознательности представителей русской лингвокультуры. Отметим также рост критического отношения к спиртным напиткам в начале XXI в. по сравнению с началом 1990-х гг., с одной стороны, и привыкание к коррупционным процессам, с другой стороны.

В четвертой главе - «Исследование этических номинации посредством семантического дифференциала» - для верификации выводов, полученных в ходе ассоциативного эксперимента, описывается исследование по методу семантического дифференциала, результаты которого соотносятся с результатами ассоциативного исследования.

В первом параграфе рассматриваются ход и методика проведения данного исследования. Так как у нас не было возможности провести анкетирование в начале 1990-х гг., сравнению подлежат две выборки: русских начала XXI в. и японцев начала XXI в. В обоих случаях эксперименты проводились в 2006—2007 гг. Японцам анкеты предъявлялись на японском языке, русским - на русском. В общей сложности и в японскую, и в русскую выборки вошли по 40 анкет, заполненных разными испытуемыми, причем количество мужчин и женщин было примерно одинаковым. В Японии анкетирование проводилось автором диссертации в регионе Кансай среди респондентов разных специальностей и разных возрастов. В России анкетирование проводилось А. А. Нистратовым в московском регионе также среди респондентов разных специальностей и разных возрастов.

Практика проведения подобных исследований показывает, что достаточным минимумом для одной выборки по методу семантического дифференциала является 25 анкет. Нами были собраны и обработаны по 40 анкет в каждой выборке. Семантический дифференциал относится к качественным методам исследования, что дает нам право говорить о возможности экстраполяции ограниченных в количественном отношении данных на широкий контингент исследуемых объектов.

Во втором и третьем параграфах обсуждаются результаты факторного анализа и кластер-анализа полученных данных. Для каждой выборки были выделены несколько факторов. Результаты факторного анализа таковы: в японской выборке было выделено пять факторов, в русской - шесть. Разное количество факторов, полученных в результате математических расчетов, не говорит о большей или меньшей сложности языковой картины мира соответствующей лингвокультуры. Выделенные факторы позволяют нам понять содержание языковой картины мира, в частности особенности русских и японских этических номинаций. В порядке убывания вклада в общую дисперсию перечислим факторы, полученные для японской выборки: 1) материальное процветание; 2) свобода, демократия, конформизм;

3) гражданские ценности; 4) традиционность; 5) здоровый гедонизм. Аналогичным образом перечислим факторы, полученные для русской выборки: 1) свобода, гедонизм; 2) материальное процветание; 3) традиционность;

4) гражданские ценности; 5) романтические ценности; 6) успех.

Были сделаны следующие выводы: а) в русской лингвокультуре преобладает индивидуализм, в японской — коллективизм; б) русская лингвокультура характеризуется большей коррупциогенностью по сравнению с японской лингвокультурой; в) носители русского языка склонны к идеализации реальности, в то время как для носителей японского языка характерен прагматизм; г) русской лингвокультуре свойственна противоречивость

стремлений ее носителей, тогда как в японской лингвокультуре прослеживается упорядоченность отношений; д) очевидно существенное влияние православия на русскую этику и существенное влияние синтоизма и буддизма на японскую этику, несмотря на преимущественно светский характер обеих лингвокультур; е) природа выступает как заметно большая ценность в японской лингвокультуре по сравнению с русской; ж) низкая степень зависимости от общественного мнения в русской лингвокультуре противостоит высокой степени зависимости от общественного мнения в японской лингвокультуре; з) этические ограничения сильнее в японской лингвокультуре, чем в русской; и) в обеих лингвокультурах признается важность семьи на фоне сложностей по созданию и функционированию семьи как общественного института; к) заметно влияние глобализации, прежде всего укоренение идеалов западного мира на почве как русской, так и японской лингвокультур.

В четвертом параграфе приводятся обобщающие выводы, составленные на основе обоих экспериментальных исследований — ассоциативного и семантического дифференциала.

Эти выводы не содержат конкретных статистических данных. Еще в 1960-х гг. Л. Задэ выдвинул идею о том, что при оценке восприятия нерационально указывать точные величины ввиду амбивалентности восприятия как такового. В связи с этим при описании восприятия имеет смысл пользоваться не конкретными числами, а понятиями «больше», «меньше», «равно» (так называемая «квазиквантификация»). Л. Задэ не ограничился одним этим тезисом, а приступил к разработке теории вероятности, описывающей особенности человеческого восприятия, и пришел к выводу о том, что ключ к такому описанию следует искать в семантике человеческого языка. По его убеждению, восприятию присуща нечеткость, оно отражает фундаментальные ограничения, свойственные когнитивным способностям человека. Нечеткость восприятия выводит его за рамки существующих систем репрезентации значения и дедуктивных систем. Естественные языки можно рассматривать как системы описания восприятия. Следовательно, чтобы иметь возможность обрабатывать восприятие как таковое, необходимо располагать средствами репрезентации значения пропозиций, взятых из естественного языка в виде, доступном для осуществления расчетов. Такие расчеты могут проводиться только на основе понятий и методов, принятых в семантических исследованиях, и именно эти понятия и методы позволяют в рамках теории вероятности найти ответы на вопросы, возникающие в процессе принятия решений на основе перцептивной информации 2002). Вслед за Л. Задэ в

настоящей работе применяется теория нечетких множеств ввиду невозможности оценки восприятия методами четких множеств.

Рассмотренный экспериментальный материал предполагает сопоставительное исследование представителей русской и японской молодежи. Следовательно, нижеприведенные выводы отражают мировидение, присущее именно молодому поколению двух лингвокультур. По этой причине, описывая характерные особенности русской и японской лингвокультур, мы отдаем себе отчет во влиянии возрастного фактора на полученные результаты. Тем не менее

представляется возможным рассуждать о тенденциях, характерных для русской и японской лингвокультур в целом, так как вне зависимости от возрастных, географических и социальных факторов все опрошенные респонденты сохраняют свою культурную идентичность, то есть являются полноправными представителями своей культуры. Оговорив погрешности, связанные с местом проживания и возрастом наших респондентов, мы сохраняем за собой право рассматривать полученные от них ответы в контексте лингвокультуры в целом. Более того, общемировой практикой является привлечение студентов к участию в ассоциативных экспериментах. Это обусловлено тем фактом, что в ближайшие годы именно выпускники вузов сформируют наиболее активную часть населения, которая станет физически воспроизводить свой этнос и все формы родной лингвокультуры.

Выводы касательно этической составляющей языковых картин мира, вырисовывающейся в каждой из рассмотренных выборок, разделим на две части.

Вначале укажем на общечеловеческие ценности, которые в равной мере осознаются представителями всех трех выборок, то есть актуальны для обеих лингвокультур. Под «общечеловеческими ценностями» понимаются издавна действующие законы, отраженные в различных религиозных заповедях и конституциях разных стран. Речь идет об осознании представителями обеих лингвокультур права человека на личную безопасность и неприкосновенность, на личную собственность, на свободу передвижения и пр. Подчеркнем, что и русские, и японцы в большинстве своем считают необходимым следовать основным принципам поведения, принятым во всех цивилизованных обществах. Кроме того, очевидно влияние глобализационных процессов, которые - пусть и в разной степени — со всей очевидностью трансформируют обе лингвокультуры, «размывая» традиционные ценности. Особенно ярко означенная тенденция прослеживается на примере японских лакун - м>аЫ, ¡аЫ, уиицеп, /иигуии и giri. Вместе с тем необходимо отметить, что однажды устоявшиеся ценности неохотно и медленно уступают свои позиции. Наглядным подтверждением тому являются рассмотренные в данной работе русские лакуны «воля», «дать» и — пусть и в несколько меньшей степет! — «выпивка», - и это при том, что в целом русская лингвокультура обнаруживает заметно больший отход от традиций, чем японская лингвокультура.

Выводы, сделанные по результатам проведенных в ходе данного исследования экспериментов, дают ключ к пониманию современного состояния русской и японской лингвокультур. Изобразим сделанные выводы тезисно при помощи таблицы, что позволит обеспечить максимальную наглядность приводимого материала. Таблица состоит из четырех колонок. В первой обозначается порядковый номер вывода (№); во второй перечислены выводы касательно этической составляющей языковой картины мира русских постперестроечного периода (Р1); в третьей перечислены выводы касательно этической составляющей языковой картины мира русских начала XXI в. (Р2); в четвертой перечислены выводы касательно этической составляющей языковой картины мира современных японцев (Я).

№ Р1 Р2 Я

1) Индивидуализм. Индивидуализм. Коллективизм.

2) Преобладает эгоцентризм. Преобладает эгоцентризм. Преобладает скромность.

3) Категоричность оценок. Категоричность оценок. Некатегоричность оценок.

4) Зависимость от общественного мнения низка. Зависимость от общественного мнения низка. Зависимость от общественного мнения высока

5) Человек как личность - это важно. Человек как личность - это очень важно. Человек как личность - это не очень важно.

6) Человеческая жизнь - это ценность. Человеческая жизнь - это большая ценность. Человеческая жизнь - это безусловная ценность.

7) Низкий интерес к высшим моральным ценностям. Высокий интерес к высшим моральным ценностям. Высокий интерес к высшим моральным ценностям.

8) «Культурный шок» силен. «Культурный шок» слаб. «Культурный шок» не прослеживается.

9) Противоречивость стремлений. Противоречивость стремлений. Упорядоченность отношений.

10) Уровень религиозности и соблюдения религиозных обрядов низкий. Уровень религиозности и соблюдения религиозных обрядов средний. Уровень религиозности низкий, уровень соблюдения религиозных обрядов высокий.

И) Меж1ациональные отношения - это несущественная проблема. Межнациональные отношения — это существенная проблема. Межнациональные отношения - это несущественная проблема

12) Коррупция - серьезная социальная проблема. Коррупция - необходимое зло. Коррупция не является серьезной социальной проблемой.

13) Склонность к идеализации реальности. Склонность к идеализации реальности Прагматизм.

14) Высокий уровень абстракции. Высокий уровень абстракции. Высокий уровень конкретизации.

15) Семья - это не очень важно. Семья - это важно. Семья - это очень важно.

16) Семья существует ради детей. Семья существует ради детей. Семья существует ради родителей.

17) Влияние архетипов на этическую составляющую языковой картины мира почти незаметно. Влияние архетипов на этическую составляющую языковой картины мира почти незаметно. Влияние архетипов на этическую составляющую языковой картины мира заметно.

18) Отсутствие ярко выраженной ведущей системы восприятия действительности. Отсутствие ярко выраженной ведущей системы восприятия действительности. Преимущественно оптико-кинетическое восприятие действительности.

19) Введение другого (других) в заблуждение - это плохо. Введение другого (других) в заблуждение - это очень плохо. Введение другого (других) в заблуждение - это не очень хорошо.

20) Природа - это важно. Природа - это второстепенно. Природа - это ценно и важно.

21) Этические ограничения сильны. Этические ограничения слабы. Этические ограничения очень сильны.

Подчеркнем, что полученные выводы было бы неверно экстраполировать на всех носителей русской либо японской лингвокультур.

Хорошо известно, что в любой этнической группе можно найти людей, которые будут резко отличаться своим поведением и образом мыслей от типичных представителей данного этноса, так как человек - это неповторимая индивидуальность со своим уникальным жизненным опытом и видением мира. Приведенные выводы свидетельствуют о взглядах, наиболее распространенных в двух лиигвокультурах и на соответствующих этапах исторического развития.

Указанный 21 пункт можно признать схематическим изображением этической составляющей языковых картин мира русских и японцев.

В заключении подводятся окончательные результаты реферируемой работы.

Как было отмечено в теоретической части работы, можно выделить четыре основных вида триангуляции, а именно: 1) триангуляция данных, когда в рамках одного исследовательского проекта используются различные типы данных; 2) триангуляция исследователей, когда в проекте принимают участие несколько исследователей; 3) теоретическая триангуляция, когда с целью интерпретации используется несколько подходов; 4) методологическая триангуляция, когда при изучении какого-либо вопроса используется некоторое множество методов.

В ходе исследования были задействованы почти все из вышеупомянутых видов триангуляции. Во-первых, использовались данные, собранные в разных странах и - в случае с русскими выборками в ассоциативном эксперименте — в разное время. Это позволяет говорить о триангуляции данных. Во-вторых, применение двух исследовательских методов — ассоциативного и семантического дифференциала, обеспечило методологическую триангуляцию. Кроме того, в ходе анализа ассоциативных полей вычислялись показатели близости между выборками, с одной стороны, и рассматривались семантические компоненты ассоциативных полей, с другой стороны. Выяснилось, что показатель близости между выборками недостаточно информативен и нуждается в уточнении, в том числе за счет анализа семантических компонентов ассоциативного поля. В-третьих, в соответствии с предложенным в данной работе пониманием антропосемиологической парадигмы, дальнейшее теоретическое и эмпирическое развитие которой представляется перспективным и приоритетным для современных психолингвистических исследований, в практической части исследования для интерпретации ассоциативных и психосемантических полей применялась теоретическая триангуляция: использовались не только собственно лингвистические данные, но также положения и теории, предложенные представителями других гуманитарных дисциплин - социологии, культурологии, психологии, философии. Привлечение сведений из смежных наук значительно повысило достоверность сделанных выводов. Сочетание различных типов триангуляции, которое имеет место в данном случае, позволяет говорить о наличии в данной работе «множественной триангуляции» (согласно терминологии, предложенной П. Дензином).

Применение триангуляционного подхода является принципиально новым аспектом лингвистических исследований. Как известно, всякое

исследование в области любой гуманитарной науки не лишено субъективизма. Установление истины нередко зависит ог интуиции того или иного исследователя. В этих условиях нередко высказываются сомнения в достоверности выводов, сделанных на материале некоторых лингвистических данных ограниченного характера. Триангуляция служит для повышения валидности как выводов, гак и исследования в целом, поскольку способствует устранению односторонности исследовательского процесса, возможной предвзятости ученого.

Актуальность проблемы триангуляции очевидна. Об этом свидетельствуют, в частности, многочисленные работы, появляющиеся за рубежом. Важно обратить внимание на то, что триангуляция уже давно является признанным методологическим подходом в точных науках. В последние годы триангуляционный подход стал все активнее проникать в гуманитарные науки, однако лингвисты долгое время оставались от него в стороне. В теоретической части настоящей работы была показана перспективность применения триангуляционного подхода в гуманитарных науках в целом и в лингвистике в частности. В практической части было продемонстрировано применение означенного подхода для решения конкретной задачи — сопоставительного анализа этических номинаций.

Следует подчеркнуть, что данное диссертационное исследование является лингвистическим, так как изучаемые образы сознания (этические номинации) рассматриваются а) в лингвистических терминах; б) при помощи основательно зарекомендовавших себя в психолингвистике методов исследования; в) во взаимодействии с языком; г) в рамках языковых картин мира носителей конкретных лингвокультур. Фактически речь здесь идет о культурологической семантике, изучаемой в рамках более широких дисциплин - лингвокультурологии и психолингвистики. В связи с этим трудно не согласиться с Р. М. Фрумкиной, по убеждению которой при обсуждении проблем и перспектив «культурологической семантики» из аргументов «за» или «против» следует заранее исключить упреки в избытке культурологии или в недостатке лингвистики (Фрумкина 1999). В настоящей работе для обозначения исследуемых единиц используется не лингвокультурологический термин «концепт», а психолингвистическнй термин «образ сознания», так как применяемые экспериментальные методы - психолингвистические, однако сопоставительному анализу подлежит все та же культурологическая семантика, поскольку основной целью является вычленение культурно обусловленных знаний, стоящих за языковыми знаками.

Перейдем к теоретическим выводам, которые были сделаны в результате настоящего диссертационного исследования.

Сопоставительное исследование этических номинации связано с решением важных проблем, которые не только относятся к философии языка, но и распространяются на смежные лингвистические дисциплины. Любое лингвистическое исследование, направленное на очерчивание национально-культурной специфики, предполагает наличие необходимости говорить о взаимодействии языка, сознания и культуры. К этой триаде обращаются всякий

раз, когда речь заходит о гипотезе лингвистической относительности, к ней обращался еще В. фон Гумбольдт, и к ней по традиции обращаются прямые последователи В. фон Гумбольдта, в результате чего в лингвистике выделилась отдельная школа - неогумбольдтианство, наконец, к ней обращаются лингвокультурологи, психолингвисты и когнитологи. Исследования, проводимые в рамках всех упомянутых направлений неизбежно приводят к рассуждениям не только о собственно языковых фактах, но и о национальном мировидении.

Языковая картина мира является сложной системой, состоящей из множества различных и в то же время взаимосвязанных друг с другом факторов. Возможно исследовать языковую картину мира как в ее целостности, так и выделяя отдельные компоненты, в частности этический.

Содержание этических номинаций восходит к формам языковой картины мира, воспроизводимым в речевых овнешнениях и основанным на ценностях, бытующих в соответствующих лингвокультурах.

Этические номинации представляют собой единство языкового и внеязыкового содержания, поэтому их лингвистический анализ должен дополняться сведениями из других областей науки, что позволяет охватить всс аспекты упомянутых номинаций.

Использование различных методов исследования для решения одних и тех же исследовательских задач показало свою целесообразность.

Стала очевидной тенденция современных гуманитарных наук к междицсциплинарности. Речь идет не только о психолингвистике и лингвокультурологии, которые по своей сути являются междисциплинарными дисциплинами, а в ряде случаев вынуждены обращаться к положениям широкого круга смежных наук. В рамках такого направления, как лингвистическая философия, проблемы языка разрабатывались и разрабатываются достаточно активно, в результате чего в гуманитарных науках возросла значимость трансцендентально-прагматического подхода, диктующего необходимость учитывать факты языка при экспликации философских понятий.

В задачи данной работы не входил анализ философских понятий, однако для обоснования адекватности выбора исследуемых единиц возникла необходимость обратиться к работам современных философов. Показано, что интерес к этическим номинациям (в иной - философской - терминологии) существовал еще у древнегреческих философов. В дальнейшем самые различные философы (от древности до наших дней) обращались к этическим категориям в своих исследованиях. Если говорить о высших моральных ценностях, то в философии до сих пор не выработано единого перечня таких ценностей, однако большинство философов, затрагивавших означенную проблематику7, уверенно относят к их числу «добро», «зло», «свободу», «любовь», «счастье». Именно эти номинации и были проанализированы в первую очередь в практической части исследования.

Преобладание антропологической парадигмы в современной лингвистике диктует необходимость создания интегративной дисциплины,

которая была бы способна обеспечить сотрудничество представителей разных лингвистических направлений и школ. В качестве такой интегративной дисциплины предлагается антропосемиология (термин 10. А. Сорокина).

Предложено авторское определение антропосемиологии - науки, использующей лингвистические методы для изучения психотипических и лингвоантропологических образов человека как такового, человека как представителя некоторого семиотического ландшафта и особенностей семиотических ландшафтов как выразителей воли человеческих групп.

Ассоциативное поле и психосемантическое поле являются способами овнешнения языковой картины мира, вскрывая взаимосвязь языковых и внеязыковых аспектов речемыслительной деятельности. Структура обоих полей многомерна. Содержание ассоциативного поля отражает совокупность ассоциативных значений исследуемых языковых единиц. Сопоставительный анализ ассоциативных полей предоставляет исследователю выход на экстралингвистические факторы - на мировидение, свойственное носителям исследуемых языков. Психосемантическое пространство уже по своей структуре разделяется на языковое и внеязыковое измерение: в него входят не только собственно языковые отношения, но и внеязыковые оценки, сформированные испытуемыми. Основное отличие ассоциативного поля от психосемантического пространства заключается в том, что, как правило, возможно четкое разграничение ядра и периферии ассоциативного поля, тогда как психосемантическое поле предстает сложным образованием без ярко выраженных ядра и периферии.

Так как ряд исследователей подвергают сомнению достоверность данных, получаемых в результате стандартного ассоциативного исследования, была обоснована процедура проведения ассоциативного эксперимента в соответствии с принципами, разработанными в Московской психолингвистической школе. Обобщение разрозненных знаний по данному вопросу позволило заключить, что:

а) для экстраполяции полученных данных на широкий контингент носителей некоторой лингвокультуры достаточно опросить как минимум 100 респондентов (в настоящей диссертации рассмотрены по 140 анкет для каждой из собранных выборок), что подтверждается многолетней практикой проведения такого рода исследований;

б) для повышения валидности ассоциативного эксперимента при анализе мировидения лингвокультуры в целом предпочтительно проводить опросы среди носителей данной лингвокультуры разного возраста, разного пола, разных профессий, разного социального статуса и проживающих в разных регионах в примерно одинаковой пропорции. При этом важно понимать, что задача по составлению «идеальной выборки» технически невыполнима, поэтому всякое ассоциативное исследование неминуемо имеет некоторые погрешности, связанные с индивидуальными особенностями испытуемых. Тем не менее полученные данные можно mutatis mutandis считать достоверными при условии соблюдения хотя бы части перечисленных требований.

Аналогичные рассуждения применимы к вопросу о валидности метода семантического дифференциала с той лишь разницей, что, как показывают практика такого рода исследований и принципы проведения такого рода экспериментов, разработанные в Московской психолингвистической школе, уже 25 анкет обеспечивают валидность опроса по данному методу (в настоящей диссертации собраны по 40 анкет для каждой выборки).

Этическая составляющая языковой картины мира понимается в данной работе как совокупность этических представлений некоторого социума либо этноса, актуализированных в языковых формах. Ее ядром являются высшие моральные ценности (этические номинации высшего порядка), а периферию составляет большое число этических номинаций низшего порядка.

Изучение этической составляющей языковой картины мира имеет важное значение для познания исследуемых лингвокультур и особенностей мировидения их представителей. По этой причине такого рода сопоставительное исследование имеет высокую практическую значимость с точки зрения разработки стратегий социальной пропаганды и социальной политики. Это обусловлено рассмотрением национально-культурной специфики, что способствует познанию страны и народа, к которым относятся испытуемые. В частности, данное исследование эксплицирует речемыслительные и поведенческие паттерны, характерные для русской и японской лингвокультур. Полученные данные, таким образом, могут быть эффективно использованы в ходе принятия решений общественно-политического и социального характера касательно реформирования государственных и социальных институтов.

Сопоставительное описание языковых картин мира носителей русского и японского языков продемонстрировало эффективность и продуктивность такого рода исследований как на материале двух указанных языков, так и на материале любых других языков при условии соблюдения подходов и принципов, сформулированных в данной диссертационной работе.

Сравнение этической составляющей языковой картины мира русских с этической составляющей языковой картины мира японцев вскрыло определенное множество национальных особенностей представителей соответствующих лингвокультур и сделало возможным гораздо более глубокий анализ языковых картин мира, чем в случае с поверхностным описанием особенностей русского и японского языков.

Наличие принципиальной возможности моделирования языка с учетом национально-культурной специфики мировидения, свойственного носителям различных лингвокультур, свидетельствует о теснейшей взаимосвязи языка и культуры. О такой взаимосвязи написано огромное количество научных трудов теоретического плана. Данное исследование раскрывает взаимосвязь языка и культуры в практической плоскости, описывая содержание этической составляющей языковой картины мира на основе экспериментальных методов.

Лингвистическое исследование на кросскультурном материале обеспечивает более глубокое понимание специфики соответствующих лингвокультур по сравнению с исследованием отдельно взятой

лингвокультуры. Стремясь посредством психолингвистических методов вскрыть мировидение, свойственное носителям русского и японского языков, автор диссертации постоянно прибегал к сопоставлениям двух лингвокультур, что позволило осуществить более качественный анализ каждой.

Выводы, сделанные как в теоретической, так и в практической части работы, позволяют перейти к заключениям обобщающего характера. Сопоставительное исследование русских и японских этических номинаций свидетельствует о тенденциях развития русской и японской лингвокультур на начало XXI в., которые можно коротко охарактеризовать следующим образом:

1) Трансформация русской лингвокультуры обусловлена вынужденным переходом русских от коллективистской модели общественного устройства к индивидуалистской. Поскольку русские веками развивали традиции, характерные для коллективистского общества, и стали придерживаться индивидуалистской модели сравнительно недавно, у них еще не выработались нормы взаимовыгодного сосуществования в условиях индивидуализма. Ситуация отягощается падением нравственности, девальвацией семейных ценностей, недооценкой человеческой жизни и высокой коррумпированностью общественных структур. Отмеченный к началу XXI в. рост значимости для русских таких ценностей, как семья и жизнь, свидетельствует о том, что в определенной части общества еще не угасло стремление к возрождению прежних традиций, что оставляет русской лингвокультуре шанс на возвращение к былому процветанию в случае реанимации веками накапливаемого опыта межличностного взаимодействия, то есть к коллективистским нормам жизни. Однако приходится констатировать, что вектор развития русской лингвокультуры на начало XXI в. ориентирован в противоположную сторону, то есть в сторону индивидуализма. В случае дальнейшего развития этой тенденции в условиях глобализации прогноз для будущего русской лингвокультуры может быть только негативным.

2) Трансформация японской лингвокультуры менее заметна в результате того, что японцам удалось сохранить основные культурные достижения, удачно адаптировав достижения западных культур к своим потребностям. Коллективизм, являющийся характерной чертой японского образа жизни, обеспечивает низкую степень конфликтности внутри общества и способствует успешной реализации многочисленных проектов в разных сферах деятельности, будь то экономика или повседневная жизнь. Дестабилизирующим фактором представляется в связи с этим рост индивидуалистских настроений среди японской молодежи, что обусловлено активной пропагандой американских этических норм, осуществляемой на самых различных уровнях. Так как в условиях глобализации коллективистская модель развития является приоритетной, дальнейшее развитие японской культуры зависит от того, удастся ли японцам, как и раньше, успешно перенимать зарубежный опыт, сохраняя исконные культурные ценности. Так как на начало XXI в., насколько можно судить по результатам настоящего исследования, они успешно справляются с этой задачей, прогноз для будущего японской лингвокультуры может быть только позитивным.

Основное содержание диссертации изложено в следующих публикациях:

Монографин:

1. Палкин А. Д. Возрастная психолингвистика: Толковый словарь русского языка глазами детей. - М.: НОУ «МЭЛИ», 2004. - 361 стр. Объем работы - 16 п. л.

2. Палкин А. Д. Л. С. Выготский: взгляд из Японии. - М.: НОУ «МЭЛИ», 2009.

- 70 стр. Объем работы - 3,5 п. л.

3. Палкин А. Д. Россия и Япония: динамика нравов. - М.: Наталис, 2010. - 432 стр. Объем работы - 27 п. л.

Научные статьи в ведущих российских периодических изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образовапня и науки РФ:

4. Палкин А. Д. Л. С. Выготский глазами японских исследователей // Вопросы психологии. - 2006. -№5. - Стр. 143-151. Объем работы -0,8 п. л.

5. Палкин А. Д. Образы добра и зла в языковом сознании русских и японцев // Вопросы филологии. - М., 2007. - №4. - Стр. 408-415. Объем работы - 0,8 п. л.

6. Палкин А. Д. Ассоциативный эксперимент как способ кросскультурного исследования образов сознания // Вопросы психологии. - 2008. - №4. - Стр. 81-89. Объем работы -0,8 п. л.

7. Палкин А. Д. Отношение к человеку в русской и японской культурах И Обсерватория культуры. - 2008. - №3. - Стр. 15-20. Объем работы - 0,7 п. л.

8. Палкин А. Д. Русская душа и японская кокого II Русская речь. - 2008. — №6.

- Стр. 64-69. Объем работы - 0,5 п. л.

9. Палкин А. Д. Отношение к собственности в языковых картинах мира японцев и русских // Восток (Опеш). Афро-азиатские общества: история и современность. - 2009.-№3.-Стр. 80-91. Объем работы - 1 п. л.

10. Палкин А. Д. Семья и школа в русском и японском языковом сознании // Преподаватель XXI век. - 2009. - № 2. Ч. 1. - Стр. 139-144. Объем работы -0,5 п. л.

11. Палкин А. Д. Образ мира и картина мира: о необходимости терминологического различения // Вопросы когнитивной лингвистики. -2009. - №3. - Стр. 99-107. Объем работы - 0,9 п. л.

12. Палкин А. Д. М. М. Бахтин в работах японских ученых // Вопросы языкознания. - 2010. -№1. - Стр. 111-119. Объем работы - 0,9 п. л.

13. Палкин А. Д. Ассоциативный эксперимент в исследовании чувственной и биодинамической ткани // Вопросы психологии. - 2010. - №5. — Стр. 62-71. Объем работы - 0,8 п. л.

14. Палкин А. Межкультурная коммуникация как столкновение культур // Свободная мысль. - 2011. -№3. - Стр. 177-186. Объем работы - 0,6 п. л.

15. Палкин А. Лингвострановедение в обучении филологов // Свободная мысль. - 2011. -№5. - Стр. 109-118. Объем работы - 0,6 п. л.

16. Палкин А. Д. Суши или суси! (О транслитерации японских названий на русский язык) // Русская речь. - 2011. -№3. - Стр. 51-57. Объем работы - 0,4 п. л.

17. Палкин А. Д. Евгений Дмитриевич Поливанов (1891—1938) // Русская речь. - 2011. - №4. - Стр. 55-65. Объем работы - 0,7 п. л.

18. Палкин А. Д., Нистратов А. А. Устойчивые этические стереотипы в языковом сознании современных японцев // Восток (Oriens). Афро-азиатские общества: история и современность. - 2011. — №5. — Стр. 55-62. Объем работы - 0,7 п. л.

19. Палкин А. Д. Ассоциативное поле «выпивка» в языковом сознании // Русская речь. - 2011. -№6. - Стр. 51-57. Объем работы - 0,5 п. л.

20. Палкин А. Д. Реализация социального статуса в японском дискурсе // Обсерватория культуры. - 2012. -№1. - Стр. 132-136. Объем работы - 0,6 п. л.

21. Палкин А. Д. Почему для современных русских деньга - это зло // Обсерватория культуры, —2013. -№5. - Стр. 37-41. Объем работы -0,6 п. л.

Статьи в сборниках научных трудов, материалах научных конференций:

22. Palkin, A. Associative experiment: gender differences (on the basis of the Japanese language) // Gengobunka Gakkai Ronshuu. - 2002. - No. 18. - Pp. 129138. Объем работы - 0,5 и. л.

23. Палкин А. Д. Специфика изучения психолингвистических проблем в Японии и России // Вавилонская башня-2: Слово. Текст. Культура. Ежегодные Чтения памяти кн. Н. С. Трубецкого 2002-2003 «Евразия на перекрестке языков и культур» / Отв. ред. В. П. Нерознак. - М.: МГЛУ, 2003. - Стр. 167-171. Объем работы - 0,2 п. л.

24. Палкин А. Д. Новая трактовка теории ближайшего значения слова // Вавилонская башня-3: Слово. Текст. Культура. Ежегодные Чтения памяти кн. Н. С. Трубецкого 2004 «Евразия на перекрестке языков и культур» / Отв. ред. В. Н. Егоров. - М.: МГЛУ, 2004. - Стр. 133-137. Объем работы - 0,2 п. л.

25. Палкин А. Д. Влияние иероглифики на языковое сознание японцев // Межкультурная коммуникация и перевод / Сост. Л. В. Темнова и др. - М.: МОСУ, 2005. - Стр. 405-409. Объем работы - 0,2 п. л.

26. Палкин А. Д. Различие языкового сознания мужчин и женщин, или Об одном ассоциативном эксперименте в Японии // Научно-практическая конференция МЭЛИ «Совершенствование подготовки специалистов в условиях модернизации высшего образования в России», 21-22 апреля 2005 года, секция иностранных языков, тезисы докладов. - М.: НОУ «МЭЛИ», 2005. — Стр. 12-13. Объем работы - 0,1 п. л.

27. Палкин А. Д. Эволюция взглядов на взаимосвязь языка и мышления // Научно-практическая конференция МЭЛИ «Совершенствование подготовки специалистов в условиях модернизации высшего образования в России», 21—22 апреля 2005 года, секции юриспруденции и гуманитарных дисциплин, тезисы докладов. - М.: НОУ «МЭЛИ», 2005. - Стр. 25. Объем работы - 0,1 п. л.

28. Палкин А. Д. Различие языкового сознания мужчин и женщин, или Об одном ассоциативном эксперименте в Японии // Сборник научных работ Московского экономико-лингвистического института: выпуск 4 / Ред. кол. А. Л. Ломакин и др. - М.: НОУ «МЭЛИ», 2005. - Стр. 376-388. Объем работы - 0,7 п. л.

29. Палкин А. Д. Русские народные сказки как отражение народного менталитета // Современные теории и методы обучения иностранным языкам / Под ред. В. И. Осипова. - М.: Экзамен, 2006. - Стр. 236-239. Объем работы -0,1 п. л.

30. Палкин А. Д. Образ счастья в русском и японском языковом сознании // Вавилонская башня-4: Слово. Текст. Культура. Ежегодные международные чтения памяти кн. Н. С. Трубецкого 2005 «Евразия на перекрестке языков и культур» / Отв. ред. В. Н. Егоров. - М.: МГЛУ-РЕМА, 2006. - Стр. 81-92. Объем работы - 0,6 п. л.

31. Палкин А. Д. К вопросу о структуре образа мира // Вестник Балтийской Педагогической Академии. Вып. 81. Актуальные проблемы практической психологии и социальных технологий. - СПб.: БПА, 2008. - Стр. 6-12. Объем работы - 0,4 п. л.

32. Palkin, A. Association experiments as a means of worldview research II Hikakuteki Shakaigengogaku no Kadai. - Osaka: Osaka Daigaku Gengobunka Kenkyuuka, 2008. - Pp. 43-57. Объем работы - 0,9 п. л.

33. Палкин А. Д. Лакуна как межкультурное явление // Лакуны в языке и речи / Под ред. Ю. А. Сорокина и др. Вып. 4. — Благовещенск: БГПУ, 2008. - Стр. 7383. Объем работы - 0,5 п. л.

34. Палкин А. Д. Образ богатства в русской и японской культурах // Вопросы психолингвистики. - 2008. - №8. - Стр. 93-100. Объем работы - 0,7 п. л.

35. Палкин А. Д. О влиянии письменности на языковое сознание // I Международная научно-методическая конференция «Состояние и перспективы методики преподавания русского языка и литературы» / Ред. кол. В. П. Синячкин и др. - М.: РУДН, 2008. - Стр. 666-669. Объем работы - 0,2 п. л.

36. Палкин А. Д. Ассоциативный эксперимент как научный подход к обыденному знанию // Когнитивные исследования языка. Вып. III. Типы знаний и проблема их классификации / Ред. кол. Е. С. Кубрякова к др. - М. — Тамбов: ИД ТГУ им. Г. Р. Державина, 2008. - Стр. 138-147. Объем работы - 0,5 п. л.

37. Палкин А. Д. Экологическая этика в русской и японской культурах // Практическая этнопсихология: актуальные проблемы и перспективы развития / Под ред. О. Е. Хухлаева. - М.: МГППУ, 2008. - Стр. 93-94. Объем работы - 0,1 п. л.

38. Палкин А. Д. Ассоциативный эксперимент как метод исследования языкового сознания (на примере русского и японского языков) // Вестник Московского экономико-лингвистического института. Вып. 3-4. Лингвистика. - М.: НОУ «МЭЛИ», 2008. - Стр. 150-165. Объем работы - 0,6 п. л.

39. Палкин А. Д. Творческая реализация личности в русской и японской культурах // Феномен творческой личности в культуре. Фатющенковские

чтения. Материалы III международной конференции / Отв. ред. Л. В. Ващенко, М. Д. Потапова. - М.: МГУ, 2009. - Стр. 311-315. Объем работы - 0,3 п. л. "

40. Палкин А. Д. Кого ненавидят в России и Японии // Филология -искусствознание - культурология: новые водоразделы и перспективы взаимодействия / Ред.-сост. Н. А. Кочеляева. - М.: РИК, 2009. - Стр. 66. Объем работы - 0,1 п. л.

41. Палкин А. Д. Ассоциативный эксперимент и лингвистика // III Международная конференция по полевой лингвистике / Ред. кол. М. Е. Алексеев и др. - М.: ТЕЗАУРУС, 2009. - Стр. 133-137. Объем работы - 0,2 п. л.

42. Палкин А. Д. Этические картины мира японцев и русских // Горизонты психолингвистики / Отв. ред. Е. М. Масленникова. - Тверь: ТверГУ, 2009. -Стр. 200-207. Объем работы - 0,6 п. л.

43. Палкин А. Д. Концептуальный анализ и ассоциативный эксперимент // Когнитивные исследования языка. Вып. V. Исследование познавательных процессов в языке / Ред. кол. Е. С. Кубрякова и др. - М. - Тамбов: ИЯ РАН, ИД ТГУ им. Г. Р. Державина, 2009. - Стр. 133-146. Объем работы - 0,8 п. л.

44. Палкин А. Д. Коллективизм и индивидуализм в современном мире // Науки о культуре в XXI веке. Т. 10 / Отв. ред. И. М. Быховская. - М.: РИК, 2010. -Стр. 278-281. Объем работы - 0,2 п. л.

45. Палкин А. Д. Триангуляция в психолингвистике // Жизнь языка в культуре и социуме / Отв. ред. Е. Ф. Тарасов. - М.: Эйдос, 2010. - Стр. 141-142. Объем работы-0,1 п. л.

46. Палкин А. Д. Психолингвистика в современном мире // Вестник МГТА. Вып. 3—4. Лингвистика. Психология. - М., 2010. - Стр. 47-56. Объем работы -0,6 п. л.

47. Палкин А. Д. Индивидуализм и коллективизм в русской культуре // Жизнь языка в культуре и социуме-2 / Отв. ред. Е. Ф. Тарасов. - М.: Эйдос, 2011. Стр. 125-127. Объем работы - 0,1 п. л.

48. Палкин А. Д. По поводу амбивалентности будущего времени в японском языке // Лингвофутуризм. Взгляд языка в будущее / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. - М.: Индрик, 2011. - Стр. 245-253. Объем работы - 0,5 п. л.

49. Палкин А. Д. Роль и место психолингвистики в антропологической парадигме // Вестник Московского института лингвистики. - 2012. - №1. — Стр. 58-70. Объем работы - 1,1 п. л.

50. Палкин А. Д. Дихотомия добра и зла в языковом сознании // Жизнь языка в культуре и социуме-3 / Отв. ред. Е. Ф. Тарасов. - М.: Эйдос, 2012. — Стр. 158— 160. Объем работы - 0,1 п. л.

51. Палкин А. Д. Ассоциативный эксперимент: возможности исследования тендерных особенностей // Proceedings of the X International Congress of the International Society of Applied Psycholinguistics / Ред. H. В. Уфимцева и др. -M.: РУДН; МИЛ; ИЯ РАН, 2013. - Стр. 430-431. Объем работы - 0,1 п. л.

52. Палкин А. Д. Ассоциативный эксперимент: тендерные особенности в диахронии // Жизнь языка в культуре и социуме-4 / Отв. ред. Е. Ф. Тарасов. -М.: Издательство «Канцлер», 2014. - Стр. 94-95. Объем работы — 0,1 п. л.

Палкнн Алексей Дмитриевич (Россия)

«Этические номинации в русской и японской лингвокультурах»

Диссертационное исследование посвящено сопоставлению этической составляющей языковых картин мира носителей русской и японской лингвокультур. Для выполнения этой задачи применяются ассоциативный эксперимент и семантический дифференциал. Анализу подвергаются этические номинации, то есть наименования образов сознания, так или иначе обслуживающих этическую составляющую языковой картины мира.

Сопоставлению подлежат языковые картины мира русских постперестроечного периода (начало 1990-х гг.), русских начала XXI в. и японцев начала XXI в. В ходе анализа ассоциативных полей каждое поле разделяется на четыре смысловых компонента, которые подвергаются тщательному рассмотрению с учетом частотности фигурирующих в них реакций. В ходе анализа психосемантических полей применяются факторный анализ и кластер-анализ.

Проведенное исследование показывает, что у носителей русского языка постперестроечного периода этические ограничения сильны, у носителей русского языка начала XXI в. этические ограничения слабы, у носителей японского языка начата XXI в. этические ограничения очень сильны.

Результаты исследования могут быть использованы при составлении курсов по межкультурной коммуникации, лингвокультурологии и этнонсихолингвистике, а также способны оптимизировать процессы принятия решений на самых различных уровнях управления.

Paikin Alexey Dmitrievich (Russia) "Ethical Nominations in Russian and Japanese linguocultures"

The thesis research is dedicated to the comparison of Russian and Japanese linguocultures-bearers' language picture of the world ethical components. To achieve this objective, association experiment and semantic differential are used. Ethical nominations, i. e. consciousness images nominations that directly or indirectly characterise the ethical component of the language picture of the world, are analysed.

Language pictures of the world appropriate to post-perestroika Russians (early 1990s), early 21 century Russians and early 21 century Japanese are compared. In the course of association fields analysis, cach field is divided into four semantic subcomponents that are thoroughly examined, the frequency of reactions attributed to them being taken into consideration. In the course of psycho-semantic fields analysis, factor analysis and cluster analysis are applied.

The research shows that Russian native speakers of the early 1990s have strong ethical restrictions, Russian native speakers of the early 21 century have week ethical restrictions, and Japanese native speakers of the early 21 century have very strong ethical restrictions.

Research results can be used to develop academic courses on intercultural communication, linguoculturology, and ethnopsycholinguistics. They can also streamline decision-making processes at a wide variety of management levels.

Подписано в печать:

03.07.2015

Заказ № 10817 Тираж - 100 экз. Печать трафаретная. Типография «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 115230, Москва, Варшавское ш., 36 (499) 788-78-56 www.autoreferat.ru