автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Этнокультурные связи оседлых и кочевых народов Центрального Предкавказья во второй половине 1 тыс. до н.э.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Этнокультурные связи оседлых и кочевых народов Центрального Предкавказья во второй половине 1 тыс. до н.э."

На правах рукописи

Прокопенко Юрий Анатольевич

ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ СВЯЗИ ОСЕДЛЫХ И КОЧЕВЫХ НАРОДОВ ЦЕНТРАЛЬНОГО ПРЕДКАВКАЗЬЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ I ТЫС. ДО Н.Э.

Специальность 24.00.01 — Теория и история культуры 07.00.06 - Археология

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ур.ной степени

Москва - 2006

Работа выполнена на кафедре истории и теории культуры Российского государственного гуманитарного университета

Научный консультант

доктор исторических наук С.А. Яценко

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор М.Н. Погребова доктор исторических наук, профессор В.Я. Петрухин доктор исторических наук, профессор Б.В. Техов

Ведущая организация: Государственный исторический музей

Защита состоится 20 ноября 2006 г. в 14 -00 часов на заседании диссертационного совета Д.212.198.06 при Российском государственном гуманитарном университете по адресу: 125993, Москва, ГСП-3, Миусская пл., 6, ахр. 293

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета

Автореферат разослан октября 2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат культурологии

Е.Г. Кратасюк

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Изучение проблем происхождения ряда современных народов Северного Кавказа неразрывно связано с этнокультурной историей автохтонных племен кобанской культуры и ираноязычных кочевников -скифов и сарматов. Выяснение специфики этнических процессов, протекавших в среде оседлого и кочевого населения этого региона, может способствовать воссозданию объективной картины этногенеза народов Северного Кавказа.

Трудности исследования этнических общностей в Предкавказье в эпоху раннего железного века состоят в том, что эта территория представляла собой своеобразную контактную зону, место столкновения и взаимодействия племенных объединений, различных по этническим признакам и хозяйственному укладу. Культура населения этого региона носила смешанный характер. Проблема определения этнического состава населения в зонах наибольшего взаимодействия древних племен весьма сложна. Противоречивый характер сведений античных авторов, неопределенность в интерпретации археологических источников заставляют критически подходить к проблеме переходного периода от скифского времени к раннесарматской культуре и далее к среднесарматскому периоду.

ВI тыс. до нэ. центральные районы Северного Кавказа населяли представители кобанской культуры. Территория расселения этих племен охватывали значительные районы Северного Кавказа - от верховьев Кубани до лесистых предгорий Чечни и Дагестана. Кобанская культура включает в себя памятники разных географических зон - горной, пред горной и равнинной. Материалы центральных районов Северного Кавказа скифского и сарматского времени свидетельствуют о том, что памятники предгорий по своей культуре гораздо ближе памятникам равнинных районов, чем горных. Для многочисленных группировок разновременных кочевых и папу-ночевых племен степи Предкавказья были местом постоянного обитания. Этому способствовали пригодные для кочевого образа жизни природные условия и близость крупных экономических центров того времени на Боспоре и в Закавказье.

Многовековое соседство местных племен с номадами во многом предопределило их культурную, а иногда и политическую ориентацию на Скифо-Сармат-ский мир вплоть до частичной инкорпорации в него автохтонных этнокультурных образований Предкавказья. Изменение политической ситуации в регионе вынуждало прежние кочевые группировки отходить к югу - в более безопасные предгорные районы, занятые автохтонами. Все это стимулировало процессы куггыуро-, социо- и политогенеза.

Особое внимание современных исследователей к памятникам сарматского времени не случайно. Комплексное изучение таких памятников позволяет не только рассмотреть определенный период в истории северокавказских племен, но и решать ряд более широких вопросов, в частности, об особенностях этногенеза осетин, карачаевцев и балкарцев. По общепринятой в историографии точке зрения в этногенезе осетин участвовали раннесредневековые аланские племена Северного Кавказа: появление же алан на Кавказе относится именно к сарматскому периоду. Обсуждение этого и других вопросов, касающихся взаимоотношений кочевых и оседлых племен, требует в первую очередь рассмот-

рения материалов памятников равнинных и предгорных районов, где происходили прямые контакты этих двух групп населения.

Рассматриваемый в диссертации исторический период (вторая пол. I тыс. до н.э.) — это период военной демократии и экономического подъема, связанного с активным освоением железа. В то время в регионе развивается бесписьменная культура: складываются основы героического эпоса, мифология, изобразительное искусство. История этих племен мало известна в античной традиции. Главным источником для исследования является археологический материал и фольклор. Среди археологических источников одно из важных мест занимает прикладное искусство. Изучение его позволяет реконструировать специфику локальной духовной культуры древних народов региона.

Важным следует считать также изучение системы жизнеобеспечения поселений и городищ Центрального Предкавказья исследуемого времени: фортификационных сооружений, жилищ, производственных комплексов, а также основных видов хозяйственной деятельности: земледелия, животноводства, охоты и рыболовства. Анализ инокультурных элементов в системе жизнеобеспечения (в том числе в хозяйственной деятельности) может дать свидетельства о процессах межкультурных контактов, органического включения в ткань коренной культуры близкородственных и чужеродных элементов.

Слабо разработанной в российской науке проблемой остаются также экономические связи народов Кавказа между собой и с внешним миром во второй пол. I тыс. до н.э. Изучение категорий импортов: ахеменидского, парфянского, албанского, боспорского, римского, меотского производства, обнаруженных в памятниках исследуемого района, позволяет значительно расширить наши представления о развитии международных политико-экономических связей населения скифского и сарматского времени Центрального Предкавказья.

Следует отметить отсутствие специальных монографических исследований, посвященных скифскому и раннесарматскому периодам Центрального Предкавказья, в которых бы комплексно анализировались материалы могильников и поселений. Использование комплексного подхода дает возможность уловить те изменения в культуре, которые происходили в древности и которые теряются, когда дается лишь общая характеристика больших археологических периодов.

Научная новизна диссертации состоит в следующем.

1. Проведен полный историографический анализ научной литературы, посвященной изучению материалов скифского и раннесарматского времени Центрального Предкавказья;

2. Впервые подвергнуты комплексному анализу особенности погребального обряда и инвентаря всех типов погребальных памятников Центрального Предкавказья второй пол. I тыс. до н.э. (независимо от их этнической принадлежности). Подробно рассматривается каждая категория памятников, классифицированных по типам и функциональной принадлежности, выявляются общие и локальные особенности исследуемых сооружений. Всего учтены материалы около 1040 погребений V -1 вв. до н.э. Кроме автохтонных (позднекобанских) и кочевнических (скифских, савроматских, сарматских) комплексов выявлены захоронения со смешанными чертами в погребальном обряде. Предложена периодизация функционирования могильников с различными типами захоронений. Выявленные инокуль-

турные включения в обряде и инвентаре были рассмотрены как результат культурного взаимодействия оседлых и кочевых народов.

3. Прослежена динамика изменения картографической локализации автохтонных, кочевнических захоронений и комплексов второй пол. I тыс. до н.э. со смешанными чертами. Полученные результаты сопоставлены с этнокартами Страбона и Плиния Старшего.

4. Введен в научный оборот новый термин «язамато-меотский» союз племен (применимый для периода IV - нач. III в. до н.э.). Определен состав союза и локализована территория расселения. Установлена связь данного племенного объединения с населением Ставропольской возвышенности. Выдвинута собственная концепция причин распространения в западных районах Центрального Предкавказья каменных гробниц, аналогичных античным склепам. Установлена связь между распространением в регионе склеповых и др. захоронений (с прикубан-скими импортами в инвентаре), а также ритуальных комплексов (в том числе изваяний) с пребыванием отдельных групп населения региона в Низовьях Кубани в IV - нач. III вв. до н.э. в период боспоро-меотских войн и других событий, связанных с активностью язамато-меотского союза племен. Отдельные элементы обряда и ряд категорий инвентаря склеповых захоронений сопоставлены с аналогичными, характерными для позднекобанских и для скифских погребений. Выявленная доминанта кобанского компонента позволила соответствующим образом атрибутировать исследуемые комплексы.

5. На основании изучения сведений античных авторов о политических событиях и географии Предкавказья в последние века до н.э., а также в результате анализа категорий античных и закавказских импортов, обнаруженных в памятниках Центрального и Восточного Предкавказья, сделаны выводы о функционировании северокавказского торгового пути и роли политических факторов в экономическом развитии региона. Выделена целая серия признаков, указывающих на связи населения Ставропольской возвышенности и предгорных районов Предкавказья с боспорскими городами и центрами Иберии и Албании. Отмечена роль меотов и кочевников в транзитной и посреднической торговле.

6. При изучении центральнопредкавказских изделий, выполненных в зверином стиле V — Ш вв. до н.э. выявлен ряд изображений, являющихся производными от синтеза образов, характерных для кобанского искусства и скифского «звериного стиля». Отмечено распространение в зонах этнического смешения в Ш—I вв. до н.э. предметов кочевнического быта, содержащих образы, характерные для кобанского искусства. Определены причины данного явления.

7. Реконструирован музыкальный инструментарий местного населения. Выдвинута собственная концепция хронологии и причин распространения ряда музыкальных инструментов в регионе. Прослежена связь появления у горцев некоторых инструментов с миграционными процессами. Подчеркнута ритуальная роль музыкальных инструментов у кочевых и осед лых народов Предкавказья.

8. Отмечено, характерное для второй пол. I тыс. до н.э., сосуществование и взаимодействие близких по содержанию, но различных по происхождению культовых систем: кавказской и древнеиранской. В погребальной практике оседлого населения V — IV вв. до н.э. прослежены инновационные черты, связанные с процессами культурного контактирования автохтонов с кочевыми племенами

(скифами и савроматами). Выявлена группа захоронений III -1 вв. до н.э. со смешанными чертами в погребальном обряде. Отмечена связь их распространения с процессами седентеризации кочевников и одновременного их (сарматов) этнического смешения с миксированным (кобано-скифским) населением предгорных районов.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Этнокультурные связи народов Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до н.э. могут бьпъ заново исследованы на основе комплексного анализа археологических материалов, письменных источников, данных этнографии и различных версий кавказского героического эпоса, особенно осетинских нартовских текстов, содержащих информацию о скифо-сарматсюм периоде (культовой практике, воинской культуре и др.). В числе процессов, характеризующих этнокультурные связи населения региона, выделяются этнические, культурные (костюм, прикладное искусство, верования и др.) и экономические контакты.

2. Фортификационные сооружения, жилища, производственные комплексы, основные виды хозяйственной деятельности: земледелие, животноводство и др., представляют целостную систему жизнеобеспечения поселений и городищ. Уточнение ее особенностей, характерных для различных районов Центрального Предкавказья, позволяет проследить традиционные черты и определить инновации в различных элементах системы, связанные с культурным контактированием позднекобанских племен с кочевниками и населением Прикубанья.

3. Обобщение материалов основной части открытых склеповых сооружений и комбинированных могильников, состоящих из склепов и фунтовых захоронений позволяет установить этническую принадлежность данных памятников. Сопоставление отдельных элементов обряда и ряда категорий инвентаря склеповых захоронений с аналогичными, характерными для позднекобанских и для скифских погребений дает возможность определил, этническую доминанту местного населения.

4. Согласно исследовательской гипотезе материалы склеповых могильников, свидетельствующие о трех периодах существования памятников, связаны с изменениями политической ситуации в регионе. Сравнительный анализ картографической ситуации распространения склеповых могильников с этнокартой Страбона позволяет их строителей сопоставить с известным (по Страбону) народом набианов. Географическая локализация таких памятников и хронологический анализ инвентаря фиксируют два различных, отличающихся хронологически и территориально расположения набианов, связанных с миграционными процессами в регионе.

5. Анализ импортов и других хорошо датирующихся категорий инвентаря, выявленных в захоронениях и в слоях поселений Ш в. до н.э., помогает документировать плотность заселения Предкавказья в данный период. В население смешанное со скифами и савроматами во второй половине III в. до н.э. вливаются кочевые племена с элементами прохоровской культуры.

6. Рассмотрение в совокупности всего комплекса проблем, связанных с распространением в Предкавказье племен сираков и дальнейшим функционированием в регионе сиракского союза племен, позволяет проследить динамику культурного взаимодействия сираков с местным населением, выделить зоны их этнического смешения и седентеризации сарматских племен в Центральном Предкавказье.

7. Детальный анализ категорий погребального инвентаря из захоронений Центрального Предкавказья V - IV вв. до н.э. (оружие, украшения, керамика, зеркала и др.) помогает выявить инокультурные элементы. Сравнение их с известными типами подобных изделий, открытых в памятниках территорий удаленных от Северного Кавказа, позволяет определить регионы с которыми население Предкавказья в исследуемый период имело налаженные культурные и экономические связи, а также установить связь распространения некоторых импортных предметов с транзитными связями и с перемещениями кочевников.

8. Анализ прикладного искусства горского и степного населения второй пол. I тыс. до н.э., а также исследование семантики древних изображений, прослеживают их культовые истоки и позволяют выявить сюжеты, заимствованные в результате культурных связей и этнических процессов.

9. Обобщение, географическая локализация всех изделий, выполненных в зверином стиле V — II вв. до н.э. и анализ изображений из различных районов Центрального Предкавказья (Ставропольская возвышенность, степное Ставрополье, р-он Кавминвод, территория Кабардино-Балкарии, горные р-ны Северной Осетии, Затеречье) помогают выявить специфические особенности трактовки образов животных, на основании чего могут быть намечены основные связи данных регионов с различными стилистическими школами.

10. Ретроспективное рассмотрение погребальной обрядности оседлых и кочевых народов Предкавказья скифо-сарматского времени помогает реконструировать культовый комплекс местных племен и выявить заимствованные элементы в религиозных верованиях смешанного населения. Сравнение особенностей погребальной обрядности населения региона с данными Нартовского эпоса и материалами этнографии (языческие обряды осетин и др. народов Северного Кавказа) помогают выявить следы индоиранской мифологии и определить иерархию культов. При этом все основные культовые комплексы представляются как симбиоз близких по содержанию, переплетающихся между собой, менее значительных культов.

Исходя из анализа разработки проблемы, ее научной и практической значимости, определяются цель и задачи данного диссертационного исследования.

Основной целью является: анализ этнокультурных процессов, происходивших в Центральном Предкавказье во второй половине I тыс. до н.э.; выяснение степени и специфики влияния кочевников Предкавказья позднескифского и ран-несарматского периодов на различные аспекты культуры и стороны жизни северокавказских племен и обратного воздействия последних на номадов.

Цели исследования соответствуют следующие научные задачи: 1) проведение историографического анализа научной литературы, посвященной изучению материалов скифского и сарматского времени Центрального Предкавказья; 2) анализ погребального обряда всех типов памятников автохтонных и кочевых племен Центрального Предкавказья V -1 вв. до н.э., на его основе выявление комплексов со смешанными чертами; 3) выяснение типов контактов автохтонного населения с ираноязычными кочевниками и их различной значимости; 4) реконструкция системы жгонеобеспечения местного населения, выявление в ней заимствованных элементов; 5) исследование элементов погребальной обрядности населения Центрального Предкавказья и их корреляция с кавказскими и древнеиранскими культами; б) анализ изобразительного и прикладного искусства (плоскостных,

графических, скульптурных изображений, изделий звериного стиля) из отдельных районов Центрального Предкавказья (Ставропольская возвышенность, степное Ставрополье, р-он Кавминвод» территория Кабардино-Балкарии, горные роны Сев. Осетии, Затеречье) и выявление основных связей данных регионов в исследуемый период с различными стилистическими школами; 7) картографирование и анализ импортных вещей V -1 вв. до н.э., обнаруженных в памятниках Центрального Предкавказья и выяснение причин их распространения в регионе; 8) раскрытие роли функционирования важнейших транскавказских путей в процессах культурного контактирования.

Хронологические рамки настоящего исследования охватывают вторую половину I тыс. до н.э. (V -1 вв. до н.э.). Выбор нижней даты исследуемого периода объясняется уходом основной часта скифов из Предкавказья в нач. V в. до н.э. (оставшаяся часть в значительной степени была подвержена миксации с автохтонным населением). Верхней датой является период обострения политической ситуации в сер. I в. н.э. в Предкавказье, в результате чего происходит смена кочевого - сарматского населения, а сохранившаяся часть прежних кочевых и смешанных племен вынуждена была мигрировать в горные и предгорные районы, занятые потомками кобанских племен. В результате завершился первый период политического господства в Центральном Предкавказье ираноязычного населения, предположительно приведший к формированию дигорского диалекта осетинского языка.

Территориальные рамки в работе ограничены центральными районами Предкавказья, население которых по своей культуре значительно отличалось и от населения более восточных районов (Дагестана), и от населения Северо-Западного Кавказа (меотов Прикубанья).

В качестве северной границы следует считать водную систему Маныча — (Маныч - Чограй), отделявшую Предкавказье от группировок, кочевавших севернее (на территории современной Калмыкии). Западной границей региона является Нижнее течение Кубани и ее западные притоки (левый берег р. Уруп, Большой и Малый Зеленчуки). В данном районе кобанские племена соседствовали с меотами Прикубанья. Восточная граница установлена по линии р. Ак-сай - Нижнее течение р. Терек. Ее выбор объясняется распространением здесь в указанный период племен, являвшихся потомками каякентско-хорочоевской культуры. Южная граница Центрального Предкавказья проходит по Главному Кавказскому хребту.

Объектом исследования является комплекс этнических контактов и культурных связей оседлых и кочевых народов Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до н.э.

Предметом диссертационного анализа являются различные аспекты культуры оседлых и кочевых народов Центрального Предкавказья позднескифского и раннесарматского периодов, наиболее подверженные фактору взаимодействия и взаимопроникновения (элементы земледелия и животноводства, воинской и строительной культуры, костюм, украшения, керамическая посуда, религиозные верования, прикладное и изобразительное искусство, скульптура, музыкальный инструментарий и др.).

Методология исследования. С учетом междисциплинарного подхода, разрабатываемого отечественной и мировой научной мыслью, применялась ком-

муникативно-семиотическая теоретическая концепция для интерпретации исторических явлений, детально разработанная и обоснованная представителями тар-туско-мосювсюэй школы (В.В. Иванов, Д.С. Раевский и др.), т.е. восприятие материальных памятников как знаковой системы, подлежащей раскодированию. Основной характеристикой этой концепции является уход от моноказуальности и стремление к синтезу познавательных средств и методов различных школ, направлений и дисциплин. В рамках указанного подхода возможно наиболее полно реализовать принципы системности; он позволяет описать и проанализировать изобразительные и словесные памятники в единой системе понятий, что является необходимым условием для их сопоставления и сравнительного изучения.

Синтез теорий, альтернативность подходов, разнообразие методологических приемов дали возможность существенно расширить инструментарий исследования, шире и полнее раскрыть процессы этнокультурного контактирования племен Центрального Предкавказья, происходившие в течение второй половины I тыс. до н.э., в их диалектическом взаимодействии. В этой связи помимо коммуникативно-семиотической концепции ценными методологическими посылками в исследовании заявленной проблемы являются позитивные достижения цивилшационного подхода, отдающего приоритет изучению социокультурных ценностей. Теоретический анализ закономерностей развития культурологической матрицы социума (или «доминантной формы социальной интеграции»), влияния ментальных установок людей на течение общественных процессов продуктивен при применении к исследованию проблем этнокультурных взаимодействий. Цивилизационные концепции помогают лучше раскрыть специфику многовариантного развития регионов. Также важными следует считать элементы формационного подхода, с помощью которого историю любого явления можно рассматривать как стадиальный процесс, опирающийся на материальные основы. Методологически важными являются соображения об общих тенденциях развития этносов, анализ проблем ассимиляции и др.

Стоит отметить трудности в изучении истории бесписьменных народов, где археологический материал приобретает особое историческое значение и становится чуть ли не единственным для исторических реконструкций. Изучение идеологических представлений бесписьменных народов еще более трудоемкий процесс, весь традиционный обряд или ритуал (как отражение космогонии) представляет собой культурный текст, включающий в себя элементы различных кодов: акционального, реального или предметного, вербального, персонального, локативного, музыкального, изобразительного и тд.1. В этой связи любое предприятие историка религий и искусства представляется много более сложным и дерзким, нежели то, что делает историк, которому нужно восстановить событие на основе сохранившегося скудного материала. Необходимо не только проследить историю иерофании (ритуала, мифа, божества или культа), но и сделать понятной модальность сакрального, раскрываемую этой иерофанией.

Непосредственно археологический материал в лучшем случае дает исследователю изобразительный и предметный код, все же другие материалы (вне нарративных источников) остаются не доступными. Поэтому многие проблемы

1 Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М.: Индрик, 1995. С. 167-168

археологии и ранней истории бесписьменных народов, в том числе культурного взаимодействия, решаются комплексно, с привлечением данных и методов других наук - этнографии, лингвистики, семиотики, антропологии, культурологии и религиоведения.

Любая попытка изучения скифо-сарматской и кавказской религиозной системы и искусства, есть реконструирование их на основе фрагментарных данных археологии, письменных свидетельств античных авторов и общеиндоевропейских мифологических мотивов. Осуществляя в работе комплексный анализ текста и артефакта (как предметному выражению текста), автор в большом объеме использует данные и методы других наук, что в свою очередь, возможно, позволило приблизиться к семантике изображений, обрядов и символов автохтонных, скифских и сарматских племен Предкавказья.

Постановка в диссертации определенных исследовательских задач обусловила выбор общенаучных и специальных исторических методов исследования: структурно-системного, сравнительно-исторического, проблемно-хронологического, хронологически-проблемного, синхронического, историш-типологического и др. В частности, сравнительно-исторический метод использовался для установления сходства и различия между многими, рассмотренными событиями и явлениями, и определял основу умозаключений по аналогии.

Использование проблемно-хронологического метода позволило рассматривать проблемы этнокультурного взаимодействия в их хронологической протяженности и в единой исторической перспективе. В соответствии с этим методом в ряде случаев изучаются неповторяющиеся группы проблем по истории этногенеза, культурного взаимодействия и торгово-экономических связей населения Предкавказья, характерные для различных этапов исследуемого периода. Синхронический метод позволяет установить связи и взаимосвязи между явлениями и процессами, протекавшими в одно и то же время в разных местах Северного Кавказа.

Также очень важен историко-типологический метод, который позволил интерпретировать ряд изображений звериного стиля, происходящих го позднекобанс-ких памятников, а также выявить категории импортных предметов (производства городов Боспорского царства, Ахеменвдского Ирана и римско-провинциального производства) в комплексах V—I вв. до н.э. Центрального Предкавказья.

Характеристика ведущих терминов исследования представляется необходимой частью работы.

В тексте диссертации используются не тождественные термины:«культура» и «археологическая культура» (кобанская и др.).

В определении «археологической культуры» разные авторы делают акцент на территориальной, хронологической, стилевой, этнотерригориальной, этнической и т.п. специфике данной культурной общности. По определению Л.С. Клейна, археологическая культура является совокупностью археологических памятников, объединенных близким сходством типов орудий труда, утвари, оружия и украшений (особенно же сходством деталей в формах вещей, сходством керамической орнаментации и приемов техники), сходством типов построек и погребального обряда2.

1 Клейн Л.С. Археологическая типология. СПб, 1991; Яценко С.А. Археология // Культурология. XX век. Словарь. СПб.: Университетская книга, 1997. С. 48-49.

Из множества определений культуры, существующих в настоящее время, в качестве рабочего было выбрано следующее - «культура» как тот или иной образ жизни, совокупность порядков и объектов, созданных людьми, заученных форм человеческого поведения и деятельности, обретенных знаний, образов самопознания символических обозначений окружающего мира. Культура представлена в диссертации как мир норм и регулятивов человеческой деятельности и образов сознания, аккумулированных и селектированных социальным опытом. В культурных формах воплощаются системы социальных целей, ценностей, правил, обычаев, технологий социализации личности и воспроизводства сообществ как устойчивых функциональных целостностей. Это - мир символических обозначений явлений и понятий, сконструированный людьми с целью фиксации и трансляции социально значимой информации, знаний, представлений, опыта, идей и т.п.3.

Культура представлена в диссертации в виде целостной, развивающейся и открытой системы, развитие которой происходит путем сохранения традиций, придающей культурным формам устойчивость и внесения инноваций, делающих культуру гибкой и подвижной. Последние на протяжении одного-двух поколений превращаются в традицию. Под культурной традицией следует понимать «стереотилизацию социально организованного группового опыта людей»: она включает в себя обычаи, ритуалы, технические навыки, регламентированные установления в производстве и искусстве4

Инновации могут возникать в культуре экзогенно или эндогенно, на месте, путем эволюционного развития, или же путем заимствования, будь то новый тип погребального сооружения, технический прием или новый тип вещей (например, более эффективный вид вооружения), новая мода или новая ценностная ориентация. Разные элементы культуры обновляются в разном ритме, причем этот ритм зависит от культурно-исторического периода (смены эпохальных мод) и характера сношений носителей данной культуры с окружающими. Особый интерес представляет появление новшеств при контакте местного горского населения с пришлым, например, ираноязычным5.

Своеобразным интегралом, охватывающим едва ли не все этнические феномены, является категория «эпишчность». Данная категория включает в себя такие ментальные характеристики, как общая история, общее происхождение и территория, общая культура и традиции, чувство солидарности и достоинства. В теориях этичности, используемых при изучении древних культур доминируют два направления: социобисшогическое и эволюционно-историческое. Сторонники первого рассматривают этничность как объективную данность6. По мнению из-

' Флиер А.Я. Культура // Культурология. XX век. Словарь. СПб.: Университетская книга, 1997. С. 203-204.

4 Арупонов С.А. Обычаи, ритуал, традиции // СЭ. 1981. С. 78, 98.

5 Ковалевская В.Б. Культурологический анализ, ареальный метод и проблемы выделения локальных вариантов археологической культуры (на материалах Центрального Предкавказья I тыс. до н.э. -1 тыс. н.э.) // Методика исследования и интерпретация археологических материалов Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1988. C.U.

6 Keyes F. The Dialectic of Ethnic Change // Etnic Change / Ed. By Ch. F. Keyres. Seattle. London, 1981. P. 6; Van den Berger P. The Ethnic Phenomena. New York, 1987.

вестного германского социолога Ф. Хекмана, этничность - это показатель реальных взаимоотношений как на индивидуальном, так и на коллективном уровнях, характеризующий группы людей, связанных между собой едиными представлениями о генетическом родстве и культурно-языковой общности. Ч. Кейс, Г. Лапи-дус, М. Нэш и другие исследователи предлагают сходные трактовки «этничнос-ти» как базы социальной организации общества7. Исследователи8 (к ним относится и автор настоящего диссертационного исследования), представляющие эволю-ционно-исторический подход, рассматривают этносы как социальные сообщества, глубинно связанные с социально-историческим контекстом.

Источниковую базу исследования составляет широкий круг опубликованных и неопубликованных материалов и архивных документов. Большой объем информации отложился в материалах фондов 1,2 и Р-1 Архива института истории материальной культуры (ИИМК РАН), фонда Р-1 Архива инсппута археологии РАН, а также в фонде 101 (архив канцелярии Ставропольского губернатора) и фонде ФР-645 (Ставропольский краеведческий музей) Государственного архива Ставропольского края (ГАСК). Источники данной группы показывают историю археологического изучения памятников Терской области и Ставропольской губернии и раскрывают характер изучения скифских и сарматских памятников в Центральном Предкавказье в конце XIX - начале XX века и в 40-90 год ы XX века. Данные этих источников позволяют ввести в научный оборот неизвестные ранее комплексы и отдельные предметы производства кобанских, скифских и сарматских племен.

Вторую группу составляют неопубликованные археологические материалы из музейных фондов: Государственного Эрмитажа (отдел ОАВЕС); Государственного Исторического музея (отдел археологии); Ставропольского государственного объединенного краеведческого музея им Г.Н. Прозрителева, Г.К. Праве (фонды: археологии (ф.70), а также личные архивы известных исследователей Г.Н. Прозрителева (ф2) и Т.М. Минаевой (ф.79); Пятигорского краевед ческого музея (фонд археологии, личный архив А.П. Рунича); Георгиевского краеведческого музея (основной фонд); Железноводского муниципального краеведческого музея (основной фонд). Данная группа источников расширяет круг известных категорий предметов материальной культуры, происходящих из Степного Ставрополья, района Кавминвод и предгорной зоны Центрального Предкавказья.

К третьей группе источников относится этнографический материал, собранный стационарным методом в горных селах Осетии и опубликованный в конце XIX в. Этот материал содержит ценную информацию об языческих культах, которые существовали у горцев вплоть до этого времени. Данные сведения важно использовать при реконструкции культовой практики местного населения в скифский и сарматский периоды, поскольку осетины являются потомками ираноязычных племен.

7 Nash. M The cauldron of ethnicity in the modem wold. -Chicago, L.,1989.

" Бромлей Ю.В. Этнос и география. M., 1972; он же. Очерки теории этноса. М., 1983; он же. Этнические процессы в современном мире. М., 1987; Абрамова М.П. Центральное Предкавказье в сарматское время (Ш в. до н.э.-IV в. н.э.). М., 1993. С. 100-196; Кузнецов В.А. Ирани-зация и тюркизация центр алыюкавказсюэго субрегиона // МИАР. Памятники предскифского и скифского времени на юге Восточной Европыю М., 1997. Вып. 1. С. 158, 162; Марченко И.И. Сираки Кубани. Краснодар, 1996. С. 131 и др.

В четвертую группу источников входят ранее опубликованные своды предметов производства кобанских племен и кочевого населения (оружие, украшения, керамика и др.). Данные публикации содержат богатый фактический материал, обобщенные сведения археологических исследований конца XIX в. - по 90-е гг. XX в. Особо следует выделить монографии В.И. Козенковой, в которых сведены почти все известные находки предметов кобанского производства (в том числе позднекобанских).

Пятую группу составляют письменные источники. К ним относятся свидетельства античных авторов о этно-полигаческой ситуации на Северном Кавказе во второй половине I тыс. до н.э., культурно-экономических связях горского населения, о транскавказских торговых путях, функционировавших в раннем железном веке. Здесь же следует отметить средневековые кавказские летописи (Картаис Цховреба, хроника Леонтия Мровели и др.), сохранившие в текстах сведения о более ранних периодах истории (в том числе эпохи раннего железного века) народов Кавказа (эпизодов, касающихся этнополитической истории Северного Кавказа).

Шестая группа состоит из священных (религиозно-мифологических) текстов индоевропейских народов, в первую очередь индоиранцев: «Ригведа», «Авеста», «Упанишады», а также сказки и легенды кавказских народов. Все эти источники, в той или иной степени содержат ряд общеиндоевропейских мифологических архаизмов, наличие которых в скифо-сарматской традиции подтверждается типологически, и уже неоднократно отмечено учеными. К этой же группе следует отнести различные версии нартовского героического эпоса. Особенно важным источником являются осетинские нартовские тексты, содержащие информацию о скифо-сарматском периоде (культовой практике, воинской культуре и др.). Важность данных нартовского эпоса подчеркивается этногенетичес-кой близостью осетин, скифов и сарматов.

Седьмую группу источников представляют опубликованные результаты археологических раскопок памятников скифского и сарматского периодов Центрального Предкавказья конца XIX - начала XX в., 20-30 гг., 50-90 гг. XX в., начала XXI в. (отчеты и труды научных учреждений, монографии, сборники научных статей, материалы международных, общероссийских, региональных конференций и симпозиумов)

Практическая значимость. Результаты диссертации могут быть использованы при написании региональных очерков истории, в подготовке вузовских курсов «Археология Северного Кавказа», «Историческое краеведение», в разработке спецкурсов по истории культуры и истории народов Северного Кавказа, археологии Северного Кавказа, а также при создании обобщающих трудов по этнополитической истории, археологии и экономической истории региона. Содержащийся в диссертации материал, основные положения и выводы могут способствовать расширению понимания процессов духовной жгони, углублению знаний в области истории культуры и этнокультурных форм взаимодействия на Северном Кавказе.

Результаты комплексного исследования изделий скифского и раннесарматс-кого периодов, наиболее подверженных фактору взаимодействия и взаимопроникновения (украшения, керамическая и др. посуда, типы вооружения, конская упряжь, предметы прикладного и изобразительного искусства, скульптура, музыкальный инструментарий и др.), могут быть вскоре использованы в следующих

направлениях: 1) уточнение этнической атрибуции и датировки большой серии древних изделий поможет провести экспертизу памятников прикладного искусства в музейных и частных собраниях, позволит археологам интерпретировать ряд сильно поврежденных комплексов и случайных находок; 2) реконструкция предкавказского воинского костюма и конского убора второй половины I тыс. до н.э. будет содействовать корректному изучению музейных предметов в отделах древности музеев различных стран; 3) обширный, ранее малоизвестный археологический материал (украшения, керамика, прикладное искусство и др.), систематизированный и проанализированный в диссертации, демонстрирует ряд форм и подходов, которые могут быть полезны современным скульпторам, художникам по керамике итд.;4) материалы исследования могут быть востребованы в постановках по исторической тематике в ходе работы театральных и кино-художников и декораторов.

Результаты д иссертационного исследования имеют теоретическое значение для различных областей гуманитарного знания. Они содержат уточнения факторов эволюции и межэтнических контактов в различных сферах культуры населения Предкавказья скифского и ранне сарматского периодов. Атрибуция предметов из погребальных комплексов смешанного населения позволяет историкам и археологам в ряде случаев по-новому трактовать отраженные в них этнокультурные процессы и политические события. Результаты анализа изобразительного и прикладного искусства и отраженных в них эстетических идеалов рада древних этносов Северного Кавказа представляют интерес для искусствоведения и этнографии.

Апробация исследования.

Основные положения и выводы диссертации изложены в монографиях («Историко-культурное развитие населения Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до н.э.», Ставрополь, 2005; «История северокавказских торговых путей IV в. до н.э. — XI в. н.э.», Ставрополь, 1999), в серии статей в периодических изданиях «Российская археология», «Материалы и исследования по археологии России», «Известия высших учебных заведений Северо-Кавказский регион», «Вестник Ставропольского государственного университета», «Донская археология», «Историко-археологический альманах», «ЬкОитепШт».

Результаты исследования апробированы автором в ряде выступлений на конференциях различного уровня (18 международных; 5 всероссийских; 8 межрегиональных и региональных)'.

Структура работы определяется степенью изученности темы, логикой исследования и поставленных проблем. Работа состоит из введения, шести глав, заключения, списка используемых источников и литературы (т. 1) и приложений -альбома иллюстраций и их списка (т. 2).

Список источников и литературы включает библиографические описания рукописных источников (полевых археологических отчетов, архивных документов и др.) и литературы. В списке иллюстраций содержится подробное описание привлекаемых материалов со ссылками на первоисточники. Иллюстрации представляют собой копии материалов различных авторов и аналитические сводные таблицы, составленные диссертантом.

* Подробный список находится в тексте диссертации - стр. 24-26.

14

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ.

Во введении отмечена актуальность темы исследования, характеризуются его предмет и объект, формулируются цель и задачи, определяются хронологические рамки, методологическая, теоретическая и источниковая базы исследования, отмечаются научная новизна, практическая значимость и апробация работы, формулируются основные положения, выносимые на защиту.

Первая плава • «История изучения материальной и духовной культуры населения Центрального Предкавказья второй пол. I тыс. до нл» состоит из двух параграфов и посвящена историографическому анализу основных этапов ис-торико-этнокультурного изучения народов региона скифского и раннесарматс-кого периодов в отечественной и зарубежной науке.

Первые находки в Центральном Предкавказье предметов скифского времени относятся ко второй половине XIX в. Они происходят из грабительских раскопок курганов в окрестностях селений, либо связаны с исследованиями лиц, получавших специальные разрешения от Археологической комиссии (Эркерт, П. Федотов, ДЛ. Самоквасов, Г.Д. Филимонов, АА. Бобринский, В.И. Долбежев, В.Ф. Миллер и др.). Большая коллекция вещей скифского времени из района рек Чегема и Баксана поступила в собрание известного венгерского коллекционера древностей графа Е. Зичи10. В это же время начинаются первые исследования в регионе памятников сарматского времени. Могильники раскапывались в степном Ставрополье, в районе Кавминвод и в предгорьях Предкавказья (раскопки В.Б. Антоновича, К.И. Ольшевского, A.M. Казбека, A.C. Уварова, П.С. Уваровой, Д. Самоквасова, A.A. Бобрин-ского, В.И. Долбежева, С.А. Соловьева, И.А. Владимирова и др.).

Основным достижением начального периода (вторая пол. XIX - нач. XX в.) изучения скифских и сарматских древностей Центрального Предкавказья является создание первых фундаментальных трудов по археологии Северного Кавказа, в которых частично были обобщены известные к тому времени находки скифского и сарматского времени. Одновременно после открытия ряда могильников в горной Осетии в науку вошла кобанская археологическая культура Однако систематизация этих древностей и исторический подход к ним оставались на очень низком уровне.

В 20-е годы начинается второй этап исследования материалов скифского и сарматского времени Предкавказья (до конца 50-х гг.). Расширяется источниковая база - открыты новые памятники в различных районах Центрального Предкавказья. После исследования могильников и фиксации бытовых памятников кобансной культуры в Кабардино-Балкарии, районе Кавказских Минеральных Вод и на Тереке появились основания видеть распространение кобанской культуры с гор в предгорья и на равнины (A.A. Иессен) и выделить ее отличительные признаки (Е.И. Крупнов). Систематизация кобанских древностей, исторический подход к ним, классификация их на более высоком уровне — несомненная заслуга советских археологов данного периода (A.A. Иессен, Б.Б. Пиотровский, Е.И. Крупнов, Б .А. Куфтин, А.П. Круглов, O.A. Артамонова-Полтавцева и др.). Предпринятые ими в свое время разработки классификации и хронологической

10 Ссылки на публикации указанных авторов содержаться в тексте диссертации - стр. 73-74.

15

периодизации памятников эпохи бронзы — раннего железа Кавказа, в том числе кобанской культуры, во многом остаются верными и по сей день.

Успехи исследований, как русских, так и зарубежных, в изучении истории и культуры скифов получили полное отражение в трудах М.И. Ростовцева. Его работы являются к тому времени и высшим достижением изучения истории савромато-сарматов. Позднее для всего савромато-сарматского материала была предложена четкая хронологическая периодизация (Б.Н. Граков). В довоенные годы были сделаны первые попытки обобщения накопленных материалов скифского времени Центрального Предкавказья (Пиотровский Б.Б.).

В послевоенные годы впервые погребения зубовско-воздвиженской группы были связаны с сираками, их погребальные комплексы выделены в зубовско-воздвиженский тип (этот термин употребляется и в настоящее время). Была намечена основная линия развития этнического сближения сираков и меотов, выявлено влияние меотской культуры в погребениях зубовско-воздвиженского типа (К.Ф. Смирнов).

Следующий этап (конец 50 -х - начало 90-х гг. XX в.), характеризуется накоплением материалов, главным образом, в связи с новостроечными работами (открыто большинство скифских и сарматских могильников). В данный период появляется значительное количество монографий и статей, посвященных населению Предкавказья скифского и сарматского периодов. Следует отметить работы исследователей: P.M. Мунчаева, Т.М. Минаевой, В.И. Марковина, И.М. Чеченова, В.Б. Виноградова, М.П. Абрамовой, В.Г. Петренко, В.М. Батчаева, Б.М. Керефова, A.A. Бурковой, С.Б. Буркова; C.JI. Дударева, C.B. Махортых; В.Е. Маслова, Т.А. Габуева, В.Р. Эрлиха и др".

Одновременно издаются и фундаментальные труды, исследующие различные аспекты культуры местных народов эпохи раннего железного века. В ряде монографий результаты анализа сведений античных авторов, погребального обряда и инвентаря, этнографических материалов, использовались в качестве базы для реконструкции этнокультурных связей местных кочевых и оседлых племен (Е.И. Крупнов, К.Ф. Смирнов, В.А. Кузнецов, В.Б. Ковалевская, В.Б. Виноградов, В.И. Козенкова, М.П. Абрамова, М.Н Погребова, Д.С. Раевский, Б.В. Техов, Ю.С. Гаглойти, Б.М. Керефов, И.М. Чеченов, В.Ю. Мурзин, Т.А. Габуев, Ф.Х. Гутнов и др.).

Резкое сокращение раскопочных работ наблюдается с 1991 г. Экономический кризис стал причиной урезания финансирования археологии. Целый регион Северного Кавказа выпал из поля зрения археологов из-за установления в Чечне «Дудаевского режима».

Современный этап в историографии раннего железного века начинается в начале 90-х г. XX в. Он характеризуется ростом национального самосознания северокавказских народов. В связи с этим резко возросло количество научных конференций и публикуемых трудов, посвященных проблемам этногенеза; расширился круг проблем, начался пересмотр устаревших точек зрения и концепций. В методологическом плане в публикациях, посвященных истории и культуре региона, значительное внимание уделяется альтернативным концепциям, в

11 Ссылки па работы указанных авторов содержаться в тексте диссертации - стр.36.

16

частности цивилизационному подходу и др. Значительно улучшился доступ к информации благодаря Internet

Использованную в работе литературу можно условно разделить на три группы.

К первой группе относятся труды, в которых рассматриваются проблемы, связанные с пребыванием скифов в Предкавказье. Большинство зарубежных ученых, интересующихся скифской проблематикой, как в более ранние годы, так и с 20-х годов XX в. по сей день продолжает обсуждать дискуссионные вопросы, связанные с изучением географических и этнографических свидетельств Геродота'без учета археологических материалов (И. Харматта, Ж. Дюмезиль, Э. Бенвенист). В том числе анализировались религиозные традиции скифов (Ж. Дюмезиль,

A. Хулткрантц, А. Голан). В ряде публикаций зарубежных историков 20-х — 80 годов рассмотрены известные к тому времени скифские археологические памятники и данные письменных источников о скифах (М. Эберт, Т. Райе, И. Потрац, Г. Коте, Р. Ролле, 3. Буковский и др.). Хотя археологические данные отражены далеко не полно. В настоящее время материалами скифской культуры из памятников Центральной и Восточной Европы занимаются Я. Хохоровс-кий, Г. Парцингер и др. В некоторых работах рассматриваются взаимоотношения земледелшеского населения Скифии и кочевников (Г. Коте, Т. Нунен). Публикации ряда исследователей посвящены анализу материалов раннескифских памятников и соотношению их с комплексами предекифского времени (Г. Коссак, Я. Хохоровский, Т. Кеменцей и др.)12.

Усиление внимания к древностям VII-VI вв. до н.э. в 70-90-е годы XX в. связано с открытием уникальных скифских могильников эпохи переднеазиатских походов (х. Красное Знамя, Новозаведенное I и II, Нартан и др.). В связи с этим, подавляющая часть публикаций посвящена хронологии раннескифских памятников и их соотношению с комплексами предскифского времени (Ильинская

B.А., Тереножкин А.И., Петренко В.Г. с соавторами, Мурзин В.Ю., Дударев СЛ., Кореняко В. А., Медведская И.Н., Гранговский Э.В., Погребова М.Н., Раевский Д.С., Иванчик А.И., Членова НЛ., Мошкова М.Г., Эрлих В.Р. и др.).

Социальной истории протоаланских племен (скифов, саков, массагетов и др.) посвятил часть своей монографии Ф.Х. Гутнов. Автор рассматривает значение вождей и царей, мужские союзы, формирование дружин у этих племен". Исследования скифского искусства «звериного стиля» направлены на выяснение его генезиса, локальных особенностей и семантики. В частности, установлено, что Прикубанский локальный вариант звериного стиля несет на себе следы влияния искусства Передней Азии, Греции, Фракии, Кавказа.14.

11 Ссылки на работы указанных авторов присутствуют в тексте диссертации - пр. 29-31.

" Гутнов Ф.Х. Ранние аланы. Проблемы этносоциальной истории. Владикавказ, 2001.

С. 152-198. .........

14 Переводчикова Е.В. Прикубанский вариант скифского звериного стиля. Дне. канд. ист. наук. М., 1980. С. 20; .Раевский Д.С. Антропоморфные и зооморфные мотивы в репертуаре раннескифского искусства: (к анализу предпосылок сложения скифского звериного стиля) // АСГЭ. Л., 1983. Вып. 23. С. 8-15; Онайко Н.А. О воздействии греческого искусства на меото-скифский звериный стиль // СА. 1976. № 3; Канторович А.Р. К вопросу о скифо-греческом синтезе в рамках звериного стиля степной полосы // МИАР. Памятники предскифского и скифского времени на юге Восточной Европы. М., 1997. Вып. 1. С .97-110.

Хотя накоплен значительный материал скифского времени, публикации посвященные периоду V - IV вв. до н.э. единичны15.

Ко второй группе литературы, посвященной населению Центрального Предкавказья второй половины I тыс. до н.э., относятся монографии и статьи, посвященные культуре позднекобанских племен.

Вопросам хронологии кобанской культуры уцелялось большое внимание со стороны как отечественных, так и зарубежных ученых16. Хронологические периодизации культуры Центрального Кавказа на основе новейших материалов Тлийского могильника разработаны В.Б. Теховым и Г. Коссаком. Для позднекобанских древностей горной части Центрального Кавказа, частично соответствующих III этапу по Е.И. Крупнову, периодизация создана Е.П. Алексеевой17. В этой периодизации выделены позднекобанский 1-й период (VI-III вв. до н.э.) и позднекобанский 2-й период (II в. до н.э.- III в. н.э.).

Неоднократно предпринимались попытки локального членения кобанских древностей (A.A. Иессен, Е.И. Крупное, В.Б. Виноградов, И.М. Чеченов). По мнению В.И. Козенковой, украшения и керамика в комплексе с типами погребальных сооружений и чертами погребального обряда зримо демонстрируют выделение в древностях кобанской культуры в целом трех вариантов: центрального, западного и восточного. Также, автор большое внимание уделила вопросам культурно-исторических процессов на Северном Кавказе в раннем железном веке и хронологии кобанской культуры1'. По мнению В.И. Козенковой, последний этап существования кобанской культуры — кобан IV определяется концом первой половины - серединой VII в. до н.э., а самая поздняя граница -началом IV в. до н.э. Как считает автор, в этом периоде выделяются 2 этапа. Этап кобан Г/а датируется серединой VII—второй половиной V в. до аэ. К этапу кобан IV6 относятся памятники второй половины V - начала IV в. до н.э. Этап характеризуется стабильным характером культуры. Речь идет о многообразии связей, основанных на вооруженном нейтралитете. Этнические смешения привели через 2-3 поколения к растворению скифского компонента в местной среде.

" Белинский А.Б., Ольховский B.C. Комплекс скифских изваяний со Ставрополья // ИАА. Армавир-Москва, 1996. Вып. 2. С. 59-61; Маслов В.Е., Очир-Горяева М.А. Об общих элементах в культуре нижневолжских кочевников и населения Центрального и Восточного Предкавказья в конце VI - начале IV вв. до н. э. // Труды ГИМ. Вып. 97. Степь и Кавказ (культурные традиции). М., 1997. С. 62-75; Абрамова М.П. О некоторых античных традициях в культуре северокавказских племен // Материалы и исследования по археологии России (МИАР). Вып. 3. Северный Кавказ: историко-археологические очерки и заметки. М., 2001.

14 Крупное Е.И. Об уточненной датировке и периодизации кобанской культуры // CA.

1969. № 1. С. 16.

" Техов Б.В. Тлийский могильник и проблема хронологии культуры поздней бронзы -

раннего железа Центрального Кавказа // CA. 1972. № 3. С. 18-37; Kossak G. Tli Grab 85. Bemerkungen zum Beginn des Skythenzeitlichen Formenkreises im Kaukasus // BeitrAge zur allgemeinen und vergleichenden Archäologie. Band. 5. Bonn, 1983. S.157; Алексеева Е.П. Позднекобанская культура Центрального Кавказа // Учен. Зап. ЛГУ. JI., 1949. Т. 85. С. 191.

" Полный список работ В.И. Козенковой приведен в тексте диссертации - стр. 45-46.

В 80-90-е годы появился ряд публикаций, посвященных памятникам кобанс-кой культуры V-IV вв. до н.э., в том числе поселениям". Отдельные категории изделий из кобанских памятников изучались: В.И. Козенковой, В.Е. Масловым, Д.В. Журавлевым, А.П. Мошинским, A.B. Мастыковой и др.

Древностям кобанской культуры горной Дигории VII-IV вв. до н.э. посвящена диссертация канд. ист. наук А.П. Мошинского. Отмечается интенсивное развитие материальной жизни племен Дигории в позднекобанскую эпоху. Как считает автор, динамика развития материальной культуры и социальных отношений находились в непосредственной зависимости как от прогресса в местном ремесленном производстве, так и от внешних связей, менявшихся в соответствии с ситуацией в предгорной зоне20.

Ряд публикаций посвящен характеру взаимоотношений кобанских племен и скифов. Большинство исследователей отмечают, с одной стороны, сокращение большинства скифских памятников в Предкавказье вплоть до их полного исчезновения в IV в. до н.э.2', а с другой - ослабление связей скифского мира с Кавказом с середины V в. до н.э. опять же вплоть до их практически полного исчезновения в начале IV в. до н.э.22. В то же время существует и допущение об этнической трансформации части скифских племен в Предкавказье и образование в результате этого процесса новой этнической общности23. В.Г. Петренко на материалах Нартанского скифского могильника в комплексах конца VI - V вв. до н.э. фиксирует усиливающееся влияние кобанской культуры24

СЛ. Дуцарев, подчеркивая основные черты материальной культуры местных племен в скифский период, отмечает и этнокультурное взаимодействие скифо-савроматских и коренных обитателей региона в VII-IV вв. до н.э. По его мнению, с рубежа VI-V вв. до н.э. вплоть до конца IV в. до н.э. на фоне контактов с Северным Причерноморьем резко усиливаются взаимные связи с племенами лесостепной Скифии, Среднего Дона и, главным образом, с савроматами

" Кудрявцев A.A. Северокавказский город: проблемы возникновения и развития (по материалам Татарского городища) // XXI «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа (тез. докл.). Кисловодск, 2000. С. 71-72; Охонько H.A. Археологические памятники Ставропольской возвышенности и вопросы заселения Центрального Предкавказья в древности и средневековье // Материалы и исследования по археологии Ставропольского края. Вып. 15-16. Ставрополь, 1988. С. 253-257.

20 Мошинский А.П. Древности горной Дигории VII-IV вв. до н.э.: систематизация и хронология. Авт. дисс... канд. ист. наук. М., 2004. С. 18.

!| Петренко В.Г. О юго-восточной границе распространения скифских каменных изваяний U Новое в археологии Северного Кавказа. М.: Наука 1986. С. 172; Махортых C.B. Укга. соч. С. 112; Ольховский B.C., Евдокимов Г.Л. Скифские изваяния V11-III вв. до н.э. М., 1994. С. 45.

72 Ильинская В.А., Теренажкин А.И. Скифия VII — IV вв. до н.э. Киев: Наукова Думка, 1983. С. 40, 72; Есаян С.А., Потребова М.Н. Скифские памятники Закавказья. М., 1985. С. 136.

23 Ольховский B.C., Евдокимов Г.Л. Скифские изваяния VII-Ш вв. до н.э. М., 1994. С .45; Абрамова М.П. Некоторые особенности взаимоотношений ираноязычных кочевников и оседлых племен Предкавказья // РА. 1992. № 2 С. 22-23; Мошинский А.П. Взаимосвязь населения горных районов Северного Кавказа со скифами // РА. 1997. № 3. С. 33; Виноградов В.Б., Березин Я.Б. Капакомбные погребения и их носители в Центральном Предкавказье в Ш в. до н.э. - IV в. н.э. // Античность и варварский мир. Орджоникидзе, 1985. С. 30-32.

24 Петренко В.Г. Скифы на Северном Кавказе // Археология СССР. Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время. М., 1989. С.220-223.

Прикаспия,, а через их посредничество — с оседлым и кочевым населением Волго-Камья и Южного Приуралья25.

Искусство кобанских племен, также, является предметом многочисленных исследований. В большей степени изучаются мелкая пластика и графическое искусство26. В последние годы появились публикации, посвященные предкав-казским особенностям звериного стиля". В ряде исследований интерпретируется отраженная в Нартовском эпосе скифская мифо-географическая традиция28. Исследованиями Ю. Клапрота, В.Ф. Миллера, В.И. Абаева, Э. Бенвениста, Г. Бейли и других иранистов показана генетическая преемственность языка современных осетин от языков древних иранцев-алан, сарматов и скифов29.

В третью группу интересующей нас литературы следует отнести публикации, посвященные анализу различных аспектов культуры сарматских племен Предкавказья и характеру их связей с автохтонами.

В 80-90-е годы вышли в свет работы, обобщающие достижения сарматской археологии за весь предыдущий период (Смирнов К.Ф., 1984 и др.). Материалы по отдельным крупным регионам исторического проживания сарматов представлены в работах М.Г. Мошковой, В.Е. Максименко, В.П. Шилова, А.Х. Пшениц ню ка, A.C. Скрипкина, Б.Ф. Железчикова, А.П. Медведева, Л.С. Ильюкова и В.М. Власкина, A.B. Симоненю, М.Б. Щукина, И.И. Марченко, В.М., Клепикова, А.Н. Дзиговского30 и др. В монографии A.A. Туаллагова в хронологической последовательности реконструируются исторические процессы, происходившие в среде ираноязычных номадов степной зоны Евразии31

15 Дударев С.Л. Очерк древней культуры Чечено-Ингушетии. Грозный, 1991. С. 44-57.

и Доманский Я.В. Древняя художественная бронза Кавказа в собрании Государственного Эрмитажа. М.: Искусство, 1984; Марковин В.И. Культовая пластика Кавказа // Новое в археологии Северного Кавказа. М.: Наука, 1986; Техов Б.В. Кобано-глийсюе графическое искусство. Владикавказ - Цхннвал, 2001; Кривнцкий В.В. Бронзовый предмет с изображением двух животных из КазСекского клада из собрания Эрмитажа // Изв. ЮОНИИ. Вып. XXX. Цхинвали, 1586; С каков А.Ю. Некоторые редкие мотивы кобано-колхидского графического искусства // Мировоззрение древнего поселения Евразии. М., 2001 и др.

17 Виноградов В.Б. К характеристике кобалского варианта в скнфо-сибирском зверином столе // Скифо-снбирский звериный стиль в искусстве народов Евразии. М.: Наука, 1976. С. 147-152; Абрамова M.1I. О скифских традициях в культуре населения Центрального Предкавказья в IV — И вв. до н. э. // Проблемы скифо-сармагской археологии. М., 1990. С. 102; Королькова Е.Ф. О возможной атрибуции Ставропольского (Казинсиого) клада как памятника скифской эпохи // АСГЭ. Вып. 32. СПб., 1995; Маслов В.Е., Очир-Горяева М.А. Об общих элементах в культуре ннжневалжских кочевшшэв и населения Центрального и Восточного Предкавказья в конце VI -начале IV вв. до н. э. // Труды ГИМ. Вып. 97. Степь и Кавказ (культурные традиции). М., 1997. С. 68-70; Мошинский All, Переводчикова Е.В. Скифский «звериный» стиль в кобанских могильниках Днгорин // Проблемы археологии Юго-Восточной Европы (тез. докл. VII Донской арх. конф.). Ростов-на-Дону, 1998. С. 109-110; Вольная Г.Н. Прикладное искусство населения Притеречья середины I тысячелетия до н.э. Владикавказ: Иристон, 2002.

и Кузнецов В.А Нартский эпос и некоторые вопросы истории осетинского народа. Орджоникидзе; Ир., 1930; Дзиццойты Ю.А. Нарты и их соседи. Владикавказ, 1992; Басилов В.Н. Смерть Салыр-Газана (среднеашатско-кавказские параллели) // ЭО. 1S97. № 2. С. 47 сл.; Ива-неско А.Е. Историческая информативность осетинского нзртовского эпоса (скифо-сарматс-кнй период) Авт. дне... канд. ист. наук. Ростов-на-Дону, 2000; Туаллагов A.A. Скифо-сармаг-скнй мир и нартовский эпос осетин. Владикавказ, 2001.

г* Основы иранского языкознания. Древнеиранские языки, М. 1979. С. 70.

м Ссылки на работы данных исследователей содержатся в тексте диссертации - стр.57.

" Туаллагов А.А Сарматы и аланы в IV в. до н.э. - I в. н.э. Владикавказ, 2001.

В 1963 г. была опубликована монография В.Б. Виноградова, в которой автор впервые обобщил все материалы сарматского времени с территории СевероВосточного Кавказа. Согласно его концепции, в Ш-1 вв. до н.э. на территории Тер-ско-Сунжеского междуречья господствовал сиракекий союз племен, где сираки обитали вместе с местными племенами (по автору) - набианами и панксанами Сграбона, попавшими под влияние сарматов и воспринявшими их культуру32.

Следует отметить, что в 60-70 гг. было сделано несколько попыток обобщения сарматских памятников Предкавказья. Общим недостатком таких публикаций является узколокальность исследуемого региона. Это могильники на территории Кабардино-Балкарии и незначительное число памятников, открытых в прилегающих районах Северной Осетии и Карачаево-Черкессии33.

В середине 60-х гг. выходит книга Ю.С. Гаглойти, посвященная этногенезу осетин, в которой рассматриваются политические события сарматского времени и этническая история населения Северного Кавказа. По мнению автора, в последних веках до н.э. в Предкавказье господствовал союз племени аорсов, внутри которого проходило формирование алан34.

В 1971 г. на конференции, посвященной проблеме аланской археологической культуры в докладе К.Ф. Смирнова было отмечено хронологическое совпадение появления катакомб на Северном Кавказе с приходом сарматских племен. Картографирование сарматских катакомб позволило ему предположить, что они были наиболее характерны для погребального обряда аорсов35. О сарматских истоках катакомбного обряда погребений на Кавказе говорится в монографии В.А. Кузнецова и в работах Е.П. Алексеевой и Т.М. Минаевой34.

В.Б. Виноградов и Я.Б. Бе резин выделили три хронологические группы катакомб сарматского времени на Кавказе. К ранней группе были отнесены впускные подкурганные катакомбы, которые датируются авторами II в. до н.э. - IV в. н.э. Во вторую группу объединены катакомбы грунтовых могильников, а к поздней группе (И-1У вв. н.э.) отнесены основные подкурганные катакомбы. Авто-" ры отмечают общие истоки катакомб всех трех групп, связывая появление катакомб ранней группы с традициями кочевников скифо-сарматского круга и рассматривая их как предкавказскую периферию катакомб сарматских степей37. '

" Виноградов В.Б. Сарматы... С. 107, 125, 158, 159. '".*' '..

и Виноградов В.Б. Археологические памятники сарматского времени в Кабардино-Балкарии // Уч. зап. КЕНИИ. Нальчик, 1967. T. XXV; Чеченов И.М. Древности Кабардино-Балкарии. Нальчик, 1969; Керефов Б.М. Памятники племен Центрального Предкавказья // Ученые записки КЕНИИ. T. XXVI. Нальчик, 1974.. 54 Гаглойти Ю.С. Аланы и вопросы этногенеза осетин. Цхинвали, 1966. С ,90-100. " _ " Смирнов К.Ф. Сарматские катакомбные погребения Южного Приуралья - Поволжья и их отношение к катакомбам Северного Кавказа //СА. 1972. №1. С. 75-77.

* Кузнецов В.А. Аланские племена Северного Кавказа // МИА. М.. 1962. Вып. 106. С. 13;. Алексеева Е.П. Памятники меотской и сармато-аланской культуры Карачаево-Черкесии // Труды Карачаево-Черкеского научно-исследовательского института. (Сер. ист.). Ставрополь, 1966. Вып.У С." 200-201; Минаева Т.М. К истории алан Верхнего Прикубанья по археологи-, ческим данным. Ставрополь, 1971. : . ■ ' •• •: •.-,•» й-.-

" Виноградов В.Б., Березин Я.Б. Катакомбные погребения и их носители в Центральном Предкавказье в Ш в. до н.э. - IV в. н.э. // Античность и варварский мир. Орджоникидзе, 1985. С. 47, 56. I : -, ...... . . .,., , . •

Две точки зрения существуют по поводу появления в Центральном Предкавказье традиции строительства склеповых сооружений. А.Б. Белинский и Н.Е. Берлизов отмечают близость их конструкции к погребальным памятникам скифов Ставрополья и Северного Причерноморья, в частности Крыма. Исходя га этого, авторы их строительство связывают с миграциями скифов га Крыма". Согласно другой точке зрения, их распространение связано с усилением в это время влияния Боспора на соседние к востоку земли. По предположению М.П. Абрамовой в Центральном Предкавказье, так же как и в Прикубанье, местное население (его знать), испытывало влияние боспорских традиций. С этим связано распространение здесь курганных могильников знати и склеповых сооружений39. С данным мнением согласен BJC. Тменов40.

В ряде публикаций М.П. Абрамовой был отмечен смешанный характер населения предгорной зоны, доступной для проникновения и оседания кочевников, которые не жили изолированно среди местного населения, а смешивались с ним41. Близкой точки зрения придерживается Т.А. Габуев. В частности автор отметил смешанный состав населения, указывая на наличие здесь и местных кавказских и пришлых ираноязычных групп42.

Б.М. Керефов наметил два этапа проникновения сарматских племен на территорию Центрального Предкавказья: I этап - сарматский (III в. до н.э. — рубеж нашей эры) и II этап — раннеаланский (I-IV вв. н.э.). Исследователь связывает появление катакомбного обряда на Кавказе с притоком каких-то группировок аорской конфедерации племен. Истоки этого обряда следует, по мнению Б.М. Керефова, искать у населения Азии43.

В.А. Петренко в своей диссертации и в последующих публикациях рассматривает памятники Чечено-Ингушетии. Все известные комплексы автор отнес к трем группам. В первую группу вошли подкурганные погребения и все ката-комбные могилы, как грунтовые, так и подкур ганные, оставленные непосредственно сарматами. Вторую группу составляют погребения Ханкальских могильников, связываемые автором с местным сарматизированным населением. К третьей группе относятся памятники горцев Юго-восточной Чечни44.

" Белинский А.Б. К вопросу о культурной принадлежности склеповых сооружений раннего железного века на Ставропольской возвышенности // XVI «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа (тез. докл.). Ставрополь, 1990. С. 31-32; Берлюов Н.Е. Аланы-скифы // ИАА. Армавир-Москва, 1996. Вып. 1. С. 113-115.

" Абрамова М.П. О некоторых античных традициях... С. 129.

40 Тменов В.Х. Зодчество средневековой Осетии. Владикавказ, 1996. С. 116.

41 Абрамова М.П. О выделении локальных вариантов в культуре скифо-сарматсного времени нейтральных районов Северного Кавказа // ХШ Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа: тез. докл. Майкоп. 1984. С. 58-59; она же. Некоторые особенности погребений Ш-I вв. до н.э. предгорной зоны Центрального Предкавказья И Новое в археологии Северного Кавказа. М., 1986. С. 177-178, 181.

41 Габуев Т.А. История племен центральных районов Северного Кавказа в I-VII вв. н. э. (по данным погребального обряда): Авт. дис... канд. ист. наук. М., 1986, С. 8, 18-20.

" Керефов Б.М. К вопросу о сарматизации племен Центральной части Северного Кавказа 0 этап) // Археология и вопросы древней истории Кабардино-Балкарии. Нальчик, 1980. С. 60, 67-68; он же. Чегемский курган - кладбище сарматского времени И Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балкарии в 1972-1979 п: Т. 2. Нальчик. С. 220, 224-226.

44 Петренко В.А. Хронология погребального инвентаря сарматского времени (Ш в. до н.э. -IV в. н.э.) из могильников Юго-Восточной Чечни // Проблемы хронологии погребальных памятников Чечено-Ингушетии. Грозный, 1986. С. 33.

В.А. Кузнецов факт присутствия сарматов в регионе называет вторым этапом иранизации Предкавказья. На этом этапе связи горных племен с саврома-тами и сарматами остаются в рамках маргинального контактирования. Другое -внутрирегиональное контактирование происходит на территории преимущественно Кабардино-Пятигорья и далее на запад. Как считает исследователь, процесс внутрирегионального контактирования и этнического смешения-миксации в районах прилегающих к Центральному Предкавказью с запада положил начало формированию интегрированной из субстрата новой этнической общности -синкретического этнического новообразования45. Ф.Х. Гутнов скифов и сарматов называет протоаланами. По версии автора, на основе синтеза в равнинной и предгорной контактных зонах складывались принципиально новые этнообра-зования, связанные с переходом части сарматов к оседлости46.

В 1986 г. была опубликована статья Т.М. Мирошиной, посвященная анализу материалов из раскопок в степном Ставрополье сарматских погребений47. В осмыслении материалов сарматского времени из памятников Центрального Предкавказья в 70-90-е годы XX в. и в начале XXI в. особенно плодотворной является деятельность М.П. Абрамовой. Она решала вопросы развития сарматской культуры, ее происхождения, дробной хронологии, общественного строя, культурных, экономических связей, религиозных представлений, взаимоотношений с соседями, этнической истории и др48

Изучением отдельных категорий предметов га сарматских памятников Предкавказья занимались: В.А. Петренко, Б.М. Керефов, Я.Б. Березин, Д.В. Деопик, А.А. Туаллагов, В.Б. Виноградов, Т.М. Кузнецова, Б.А. Раев, В.Е. Еременко и др.

Материалы из памятников Дагестана сарматского периода в разное время являлись предметом изучения в публикациях Е.И. Крупнова, К.Ф. Смирнова, М.П. Абрамовой; В.И. Марковина, А.И. Абакарова и О.М. Давудова49 и др. В монографиях А.А. Кудрявцева и М.С. Гаджиева прослеживаются торговые и политические связи населения (в том числе сарматского) Северо-Восточного Кавказа с античными центрами50.

Несмотря на успехи исследователей в изучении культур раннего железного века Северного Кавказа, следует отметить отсутствие специальных работ; посвященных позднескифскому и раннесарматскому периодам, в которых бы комплексно анализировались материалы могильников (всех типов погребений) и поселений. Слабое освещение в научной литературе периода У-Г/ вв. до н.э. объясняется увлеченностью скифологов проблемами раннескифского периода и недостаточным вниманием к интерпретации позднескифских древностей. Пока речь идет только о некоторых более или менее изученных памятниках, либо

45 Кузнецов В.А. Иранизация и тюркизацня центральнокавказского субрегиона // МИАР. Вып. 1. Памятники предскифского и скифского времени на юге Восточной Европы. М., 1997. С. 155-158.

46 Гутнов Ф.Х. Ранние аланы. Проблемы этносоциальной истории. Владикавказ, 2001. С. 58.

" Мирошина Т.В. Сарматские погребения, исследованные Ставропольской экспедицией //

СА № 2. 1986. С. 170.

" Полный список работ М.П. Абрамовой присутствует в тексте диссертации - стр. 69-71.

* Ссылки на публикации отмеченных исследований содержаться в тексте диссертации - стр. 72. ю Кудрявцев А.А. Древний Дербент. М., 1982; Гаджиев М.С. Между Европой и Азией. Из истории торговых связей Дагестана в албано-сарматский период. Махачкала, 1997.

отдельных типологически разработанных категориях предметов материальной культуры, которые в силу разрозненности публикаций не создают полной картины характера культуры и связей племен Предкавказья У-Г/ вв. до н.э.

В настоящее время оформилось целое направление историографии, посвященное этнокультурным связям местного населения. В большей степени в публикациях рассматриваются этнические процессы в регионе. Однако, в качестве доказательств этих контактов (внутрирегиональное контактирование, миксация) использовались материалы единичных памятников, либо комплексов одной культурной принадлежности, либо одного хронологического периода (скифского или сарматского). В значительно меньшей степени исследованы культурные связи оседлых и кочевых племен Центрального Предкавказья (идеологические, технологические, экономические связи, костюмные контакты).

Вторая плава «Система жизнеобеспечения поселений и городищ Центрального Предкавказья второй пол. I тыс. до н.э. (традиции и инновации)» состоит из пяти параграфов.

Первый параграф: - «Фортификационные сооружения городищ». Опасность со стороны степей вынуждала автохтонов возводить фортификационные сооружения. Изученные укрепления поселений Центрального Предкавказья условно можно разделил, на четыре группы: городища с каменными стенами, каменно-земля-ными валами и с системой рвов, памятники с эскарпированием и террасированием склонов и башнеобразные сооружения. Также выделяются комбинированные памятники, имеющие валообразные укрепления с надстройкой поверху каменных стен (Бредихинское и Томузловское городища). Кроме валов и стен в фортификацию городищ дополнительно включался ров (или система из двух рвов).

Как правило, все поселки располагались на берегах рек и ручьев. Самые крупные поселения скифского времени на Ставропольском плато занимали выгодные ключевые позиции на высотах, в верховьях речек. На периферии располагались небольшие неукрепленные поселения, занимающие, как правило, левый берег речки от верховий до среднего течения.

Второй параграф посвящен жилищам второй половины I тыс. до н.э. Поселения второй пол. I тыс. до н.э. состояли из турлучных или каменных жилищ. В горных районах господствовало каменное строительство (сооружение каменных домов было связано с горно-кавказской традицией. Дома сооружались из крупных, положенных насухо камней, или из двух рядов камня (внутреннего и внешнего панциря), пространство между которыми было заполнено землей и мелким камнем. Основным несущим элементом конструкции являлись столбы, примыкавшие к стене изнутри. Строения, как правило, состояли из двух отделений: жилого и хозяйственного.

В предгорно-равнинной зоне преобладали турлучные жилища, генезис которых восходит к равнинно-степным архетипам. Это наземные дома овальной или прямоугольной формы, сооружавшиеся с использованием камня и плетенного деревянного каркаса с глиняной обмазкой. Углы турлучных стен крепились столбами, а центральные подпорные столбы, углубленные в материке, поддерживали двускатные камышовые кровли. Пол был глинобитный. Стены иногда подвергались побелке (Нижний Чегем). При исследовании Ханкальского 2-го городища были открыты следы булыжных вымосток. В Затеречье бытовые сооружения

иногда возводились из глинянных батоновидных блоков — сырцовых кирпичей (Ханкальское 2-е гор., Сержень-Юртовское и Курчалоевское пос.). В отдельных случаях зафиксированы кладовые (Чапаевское поселение).

На Ставропольской возвышенности в приемах домостроительства выделяются как общие, так и специфические черты. В частности на Грушевском городище открыты турлучные дома и каменные жилища. Видимо, это связано с особенностью географического положения Ставропольского плато, находящегося на пересечении древних торговых путей. В 1\ЧН вв. до н.э. этот район находился в зоне влияния культуры меотских племен Прикубанья. Местное население одновременно знакомится с традициями керамического производства и строительного дела меотов (возведение построек на грунте; использование опорных столбов и др.).

Не смотря на сходство в конструкции жилищ населения Центрального Предкавказья и домов меотов следует отметить и специфически локальные черты. В отличие от меотских строений стены жилищ поселений Центрального Предкавказья имеют каменное основание (выкладки без раствора из больших камней неправильной формы). В V - IV вв. до н.э. в связи с седенгаризацией части кочевого населения у таких скифских племен распространяется традиция строительства округлых шатровых жилищ.

В конструкциях памятников Ставропольской возвышенности III в. до н.э. выявлены черты, связанные с влиянием античной строительной традиции (скрепление плит скрепами, полигональная кладка, использование квадров, подгесы-вание краев камней, сооружение однопанцирных и двухпанцирных с забутовкой цоколей). Однако, влияние античного зодчества на характер домостроительства на поселениях Ставропольского плато было недолгим (сарматское нашествие) и не отразилось существенным образом в устоявшихся традициях местной строительной культуры. Камень добывали в каменоломнях (г. Ставрополь -урочшце Мамайская лесная дача).

Третий параграф — «Производственные комплексы». В этот период в поселках образуются целые производственные кварталы (пос. Сауар). Бронзоли-тейное производство было одним из основных домашних ремесел племен ко-банской культуры. Об этом свидетельствуют находки на поселениях льячек, глиняных трубок - сопел для горнов, капель бронзы, тиглей и литейных форм. На ряде поселений открыты бронзолигейные горны. В производственные комплексы, дополнительно, входили мастерские по отливке изделий из свинца и сурьмы. О существовании бронзолигейных мастерских на территории горной Осетии, Кабардино-Балкарии и Затеречья свидетельствует скопление здесь бронзовых предметов прикладного искусства - предметов синкретичных, совмещающих в себе черты как кобанского, так и скифского искусства.

Для производственных комплексов поселений скифо-сарматского периода характерно обязательное присутствие железоделательного производства (пос. Сауар, Грушевское гор., Зольское пос. и др.). Выявлены горны, канавки д ля промывки руды, помещение для хранения угля, теплоизоляционные конструкции, столообразные каменные конструкции, площадки для обработки криц, а также глиняные сопла, каменный инструментарий и отходы производства - шлаки и кричные конгломераты. Железоделательное производство было характерно и для

сарматского населения Предкавказья. В данный период распространяется культ железа (куски шлака в погребальном инвентаре).

Бронзолитейные и железоделательные горны по своей конструкции условно разделяются на два типа: двухкамерные и однокамерные. Наличие в металлургических мастерских печей, сходных по конструкции с гончарными, позволяет допустить возможность совмещения этих производств. В результате сравнения керамических мастерских и горнов поселений горных и предгорно-рав-нинных районов (пос. Зауар и Крестовая горка) обращает на себя внимание сходство в их конструкциях, свидетельствующее о стандартизации таких производственных комплексов. Мастерские - это подпрямоугольные сооружения, ориентированные по сторонам света. Горны либо округлой формы (Крестовая горка), либо квадратной, или одна сторона полукруглая (Зауар). И в том и в другом случае печи состояли из нижней топочной камеры со сложной системой поддувов и находившейся над ней камеры, ще обжигались сосуды. Горны отделялись от стен мастерских дополнительными термоизолирующими конструкциями (вертикальные плиты и др.). Однако, следует предположить и использование для обжига керамической посуды и более примитивных печей (костровые ямы ?).

В производственных комплексах I тыс. до н.э. металлообработке сопутствует обработка кости (пос. Сауар и др.). Обстоятельство нахождения в подкурганных захоронениях V — IV вв. до н.э. предгорных районов значительного количества костяных наконечников стрел, видимо, связано с производством их в местных косторезных мастерских по заказу кочевого населения.

Кузнечная техника развивается, достигая высокого уровня в последние века до н.э. Об уровне местных мастеров свидетельствует уникальная конская узда, выполненная целиком из железных деталей (скл. Каменная могила).

В середине — второй половине I тыс. до н.э. производственные кварталы являлись своего род а детским садом для детей работников гончарных, а возможно и металлургических мастерских. Здесь, играя в ролевые игры, дети готовились к будущей взрослой жизни профессионального ремесленника.

В четвертом параграфе анализируются особенности животноводства, охоты и рыболовства. При общем сходстве скотоводческого хозяйства поселений степной зоны (Ставропольская возвышенность) и предгорных районов Притеречья обращает на себя внимание ряд отличий: преобладание на Ставропольском плато мелкого рогатого скота (на поселениях предгорных районов МРС уступает количественным показателям КРС), большее значение в хозяйстве населения степной зоны играли лошади. Напротив, в отдельных пред горных районах преобладало свиноводство (Сержень-Юртовское, Алхастинское и Нестеров-ское поселения).

По росту в холке мелкий рогатый скот приближается к овцам лесной полосы раннего железного века. Одна из двух пород крупного рогатого скота по размерам имела сходство со скотом Северного Причерноморья скифского времени и лесной полосы Восточной Европы. Коровы Грушевского городища не отличались особо крупными размерами. По размерам в холке и пропорциям они ближе всего к скифскому КРС лесостепей. Выявленная возрастная изменчивость КРС указывает на то, что животные служили для получения продуктов питания, а также для использования в качестве тягловой силы и рабочего скота (волы).

Лошади предгорно-равнинной зоны - это среднерослые (Ташлянское городище) и низкорослые (Грушевское и Татарское городища). Судя по особенностям конечностей и черепа - это лошади степных районов. Лошади поселений Ставропольского возвышенности такой же породы как и у носителей традиции подкур-ганных захоронений (мог. Китаевка). Присутствие в кухонных отбросах костей молодых лошадей предполагает употребление в пишу конины. Кроме животных степных пород отмечены лошади кавказского выведения - тяжеловозы.

Свиньи приближались по размерам к животным степных поселений Северного Причерноморья. Значительная часть костей принадлежит поросятам 6-12 месячного возраста. Остатки свиньи, обнаруженные под одной из построек Чапаевского поселения, свидетельствуют о заготовке свинины впрок. Важную роль в хозяйстве местного населения в охране и пастьбе скота играли собаки.

Дикие животные в основе питания жителей городищ Ставропольского плато занимали второстепенное значение и использовались в двух направлениях: копытные давали мясную продукцию, а лисица и в меньшей степени зайцы и барсуки - пушнину. На Ташлянском I городище были найдены кости лисенка (содержание в неволе ?). Предположительно, остатки тура, выявленные при исследовании Грушевского городища, являются свидетельством связей его жителей с племенами предгорий Северного Кавказа.

Единичные находки остатков птиц (2 особи) указывают на недостаточность внимания древних поселенцев к птицеводству и охоте на птиц. Незначительную роль в хозяйстве играло рыболовство (кости осетровых на Грушевском городище - связи с меотами Прикубанья ?).

Жителям предгорий, также, дополнительные средства существования приносили охота и, в меньшей степени, рыболовство. Главным объектом охоты являлся благородный олень, кости которого преобладают среди остальных. Интенсивно охотились также на косулю, медведя и кабана. В меньшей степени представлены среди костей диких животных волк, выдра, лисида, куница и некоторые виды птиц.

Скотоводство было стойловым. Для животных заготавливали сено. Находки пряслиц на поселениях служат доказательством об использовании волосяного покрова коз и овец для изготовления пряжи. Шкуры как домашних, так и диких животных, вероятно, вьщелывались для кожевенных изделий, на что указывают находки в подъемном материале ряда городищ кремневых скребков для мездрения шкур.

Таким образом, при сохраняющихся местных традициях отгонного (яйлаж-ного) скотоводства в хозяйстве автохтонов (особенно в степной зоне) наблюдается некоторое влияние скотоводческой культуры кочевых племен. Следует отметить, что осетины сохранили древние иранские (и древние индийские) названия почти всех видов домашних животных51.

Пятый параграф посвящен характеру земледельческой культуры племен Центрального Предкавказья второй пол. I тыс. до н.э. Занятия населения поселков раннего железного века Ставропольской возвышенности и предгорных районов земледелием документируют находки кремневых вкладышей для деревянных и костяных серпов, позднее смененных на железные. О земледелии свидетельствуют также находки бронзовых и железных мотыг, кусков и целых

51 Калоев Б.А. Осетинские исгорико-этнографические этюды. М.: Наука, 1999. С. 39.

27

каменных ладьевидных зернотерок, терочников, пестов и жерновов. Такие орудия характерны и для раннесарматского периода. Они обнаружены не только в слоях поселений, но и в подкурганных захоронениях. Возможно, в качестве мотыг в скифское и раннесарматское время использовались железные тесловидные предметы, имеющие на боковых сторонах треугольные выступы для закрепления в вилке деревянной рукояти. В раннесарматское время тесловидные орудия использовались в качестве шанцевого инструмента (при рытье глубоких могил). В это время в предгорных районах в погребальной обрядности носителей подкурганных захоронений распространяются элементы земледельческих культов—находки зернотерок и терочников.

Д ля горных районов Северного Кавказа существенную роль играло мотыжное земледелие. В Прикубанье земледелие, как предполагается, было плужным, хотя остатки плуга или сохи (железные сошники) пока еще не найдены. Скорее всего, молотьба производилась или путем выгона на ток скота, или при помощи молотильной доски со вставленными с нижней стороны осколками кремня. Наиболее распространенным способом хранения зерна на поселениях Центрального Предкавказья являлись хозяйственные ямы. Для этой цели, также, использовали крупные тарные сосуды, корчаги, горшки и пифосы.

В Прикубанье, в предгорьях Кавказа и в степном Предкавказье одним из основных культивируемых злаков являлось просо (в Центральном Предкавказье зерна проса обнаружены в захоронениях и в слоях поселений). Также культивировались мягкая и твердая пшеница (предгорья Чечни, Прикубанье), ячмень. Предположительно, в Центральном Предкавказье (также как в Прикубанье) выращивали бобовые и технические культуры: лен и коноплю. Возможно, что население Ставропольской возвышенности заимствовало некоторые элементы меотской земледельческой культуры.

С земледельческим производством связаны находки в слоях поселений глиняных культовых лепешек, а также изобразительные сюжеты на керамике, являющиеся первобытными календарями, связанными с этапами сельскохозяйственных работ (пахота, сев, уборка урожая).

Таким образом, особенности системы жизнеобеспечения поселений и городищ степных, предгорных и горных районов второй половины I тыс. до н.э. свидетельствуют о культурной преемственности, этнической устойчивости и осед лом характере жизни автохтонного населения. Инокультурные элементы в системе жизнеобеспечения, характерные в большей степени для Ставропольской возвышенности, свидетельствуют о контактах с племенами Прикубанья (приемы строительной техники, рыболовство, возможно, элементы земледельческой культуры) и процессе смешения с кочевниками (животноводческая культура). Судя по захоронениям лошадей, коневодство развивается и в горных районах

Третья глава «Погребальный обряд населения Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до н.э. (традиции и инновации)» - состоит из пяти параграфов и посвящена детальному анализу особенностей погребальной обрядности местного населения и выявлению в ней инокультурных элементов.

В первом параграфе рассматриваются особенности погребального обряда позднекобанского населения У-1У вв. до н.э.

Детальному анализу были подвергнуты материалы 441 комплекса рубежа У1-У - IV вв. до н.э. 280 комплексов исследовано на территории Чечни и Ингу-

шетии- Затеречье (восточный вариант по В.И. Козенковой). Вторая по количеству группа захоронений (126 комплексов) выявлена на Ставропольской возвышенности, в районе Кавминвод, в Прикумье, в бассейнах рек Баксана и Малки и в верховьях Кубани (западный вариант по В.И. Козенковой). В числе погребений центральной группы - горные районы Северной Осетии, Чегемское ущелье и др. (центральный вариант по В.И. Козенковой) рассматриваются 35 комплексов. При этом бассейн Баксана являлся контактной зоной между центральным и западным вариантами.

В целом при сохранении традиционных черт в погребальном обряде кобан-ских племен (скорченное положение костяков, использование камня при сооружении могил, местные формы керамики, украшения, ритуальные предметы и др.) выявляется ряд инноваций, связанных с влиянием культуры кочевников: подкурганные захоронения, кромлехи, широтная ориентировка костяков, обычай отсечения частей тела (головы, конечностей и др.), огненные ритуалы, краска и уголь в погребениях, появление в могильниках кенотафов, захоронения коней, обычай класть в могилу определенные части туши барана, использование в погребальной обрядности степных форм конской упряжи и оружия, изделий звериного стиля и др. Скорее всего, распространение обычая хоронить умерших в вытянутом положении на спине (а не в скорченном) и появление инновационных микродеталей в позах умерших (руки на животе (паху), перекрещенные ноги, одна нога согнута в колене — атакующая поза и др.) также связано с культурным влиянием кочевников. Захоронения лощадей свидетельствуют о росте значения всадничества и повышении его престижности.

В результате разнообразных контактов кобанского населения Ставропольской возвышенности и района Кавминвод с савроматскими племенами в захоронениях автохтонов появляются сосуды южноуральских форм, отдельные формы зеркал, а также заимствуются элементы воинского костюма (портупейные крюки, колесовидные колчанные привески и др.).

В районах наибольшего контактирования с кочевниками наблюдается появление в одежде смешанного населения элементов костюма ираноязычных племен (головные уборы и др.). В Затеречье, в мужском костюме кобанцев употребляются металлические пояса - подражания скифским боевым. Здесь же, видимо, под влиянием савроматов, в костюмной моде проявляется обычай украшения одежды стеклянными бусами.

Второй параграф посвящен анализу погребального обряда подкурганных захоронений V— первой половины IV вв. до н.э.

Проанализировано 86 комплексов. При сопоставлении материалов разных районов Центрального Предкавказья выявились некоторые локальные различия, позволившие выделить территориальные труппы, своеобразие которых объясняется, по-видимому, различным составом проживавшего там населения. Западная группа (41 комп.) охватывает территорию Ставропольской возвышенности, верховья Кубани, район Кавминвод, Терско-Кумское междуречье, исключая восточные районы Ставрополья (ставропольская подгруппа — 11 комп.), левобережье Среднего Терека (притерекская подгруппа — 7 комп.), территорию Кабарды (юго-западная подгруппа - 23 комп.). Восточную группу составляют захоронения, открытые в предгорно-равнинных районах Затеречья (34 комп.).

Северо-восточная группа памятников включает в себя погребения, выявленные южнее Чограйского водохранилища - в восточных районах Ставрополья и Северо-западного Дагестана (11 комп.).

В V — IV вв. до н.э. в погребальной обрядности кочевого населения Предкавказья сохраняются традиционные черты (основные погребения в ямах (реже впускные), ритуальные ровики, кромлехи, использование камня в погребальных конструкциях, широтная ориентировка костяков, захоронения лошадей, тризно-вые комплексы, жертвенные животные (баран, к.р.с), погребения рабов, огненные ритуалы, угольная и меловая подсыпка, каменные жертвенники, комплексы вооружения и др.). Однако скифская культура Центрального Предкавказья была подвержена разнообразным внешним воздействиям. В подкур га нных захоронениях скифского типа Притеречья выявлены погребальные конструкции, детали воинского костюма и конской упряжи более характерные для саврома-тов (наземные срубные конструкции, портупейные крюки, изделия звериного стиля). Здесь же и в северо-восточных районах Ставрополья зафиксированы ритуальные каменные блюда.

Не смотря на то, что судя по обряду, большинство подкурганных захоронений оставлены представителями кочевников (скифов и савроматов), на Ставропольем»! плато, в предгорных районах (территория Кабардино-Балкарии, Затеречье) - зонах прямого контактирования автохтонов и номадов появляются курганные могильники, в погребальной обрядности которых фиксируются смешанные черты, видимо, свидетельствующие о миксации населения. Возможно, с этим же связано появление у степняков Предкавказья не свойственного им обряда скорченного положения погребенных в могилах, а также меридиальная ориентировка костяков.

Связи кочевников с горцами характеризуют украшения и керамика, выявленные в подкурганных погребениях. В районах распространения племен западного варианта кобанской культуры в могилах степняков доминируют сосуды, судя по форме и орнаментации, западнокобанскэго производства. Выявленная в памятниках кочевников Заггеречья керамика в основном выполнена в местных мастерских поселений восточного варианта. Выявленные в захоронениях савроматов и скифов костяные наконечники стрел, также, являются продукцией горцев.

Третий параграф: — «Особенности погребального обряда кочевого населения Центрального Предкавказья во второй половине IV— I вв. до н.э.».

Учтены материалы 294-х подкурганных захоронений. Выделяются четыре локальные группы захоронений: западная (территория Кабарды) — 20 комп.; восточная (затерекская) — 37 комп.; северная — ставропольская (делится на две подгруппы: северную —140 комплексов и притерекскую — 66 комп.)—206 комп.; северо-восточная (причограйская) - 31 комп.

По характеру инвентаря погребения следует отнести к двум хронологическим периодам: первый — вторая пол. IV — III вв. до н.э. Подгруппа 1 — кон. IV — первая пол. III вв. до н.э. — 25 комплексов; подгруппа 2 — III — нач. II вв. до н.э. — (без учета захоронений восточной группы) -12 комплексов; все остальные датируются второй пол. III в. до н.э. — рубежом эр (в их числе следует отметить погребения второй пол. III - II вв. до н.э., второй пол. II в. до н л. - нач. I в. н.э. и твердо не датирующиеся комплексы - второй пол. III в. до н.э. - рубежа эр) -256 комплексов. Из них — 180 — северная группа — 70,3% (128 — северная под-

группа (50%), 52 - притерекская подгруппа (20,3%); 22 - северовосточная (при-чограйская) группа (8,5%); 18 - западная группа (7,03%); 36 - восточная (14,07%).

Характерной чертой погребений второй пол. IV - III вв. до н.э. является присутствие в погребальной обрядности и в инвентаре элементов скифской и сав-роматской культур (широтная ориентировка костяков, ритуальные ровики, основные погребения в ямах (наряду с впускными), подбои, ршуальные комплексы с оружием, уголь, мел, краска, захоронения лошадей, кости крупного рогатого скота, конская упряжь, мечи синдо-меотского типа, колчанные наборы, включающие бронзовые наконечники, зеркала и др.). В северной группе эти черты доживают до начала II в. до н.э. С сер. Ш в. до н.э. в захоронениях появляются прохоровские зеркала и мечи с серповидным навершием (нашествие новой волны кочевников). С середины П в. до н.э. массово распространяются впускные ямные захоронения с широтной ориентировкой (сираки). Распространяются катакомбы типа II. В погребальном обряде используются фобов ища (или носилки), подстилка, погребальные покровы, подушки, коврики или циновки и др. Распространяется обычай обшивания бусами одежды и аксессуаров. О по-лиэтничности населения II — I вв. до н.э. свидетельствуют в захоронениях элементы обряда и предметы восточного происхождения (южная ориентировка костяков, предметы звериного стиля, енисейские пряжки, парчовые ткани и др.).

Четвертый параграб посвящен анализу погребального обряда грунтовых могильников Центрального Предкавказья конца IV-1 вв. до н.э.

Погребальный обряд фунтовых могильников рассмотрен в двух локальных группах: западной (территория Кабарды, офаниченная с севера течением р. Малка, а с востока — р. Терек, включая Нижне-Джупатский могильник на правобережье р. Терек, а также территория Кавминвод, Прикумье, Ставропольская возвышенность, верховья Кубани) и восточной (предгорно-равнинные районы Затеречья; сюда же условно включены пофебения фунтовых Моздокских могильников левобережья р. Терек). В западной фуппе следует выделить две подгруппы памятников: южную (территория Кабарды) и северную (территория Кавминвод, Прикумье, Ставропольская возвышенность, верховья Кубани). Кроме этого, для сравнения, привлекались материалы могильников горной части Северной Осетии (Кобань, Куртат и др.).

На территории Среднего Притеречья (Ханкальский мог., Какгышевский мог.) погребения совершены в фунтовых ямах. Господствующим является вытянутое положение на спине. Здесь преобладает широтная ориентировка. В Ханкаль-ском могильнике погребения с напутственной пищей составляют 19,6 %. Чаще кости барана—90 %. В памятниках восточной фуппы выявлены ритуальные сосуны с гальками (35,2 %). В ряде захоронений отмечен обычай угольной подсыпки. В отдельных случаях под скелетами зафиксирована меловая подсыпка В единичных случаях отмечены: тлен от подстилки, кусочки серы, охры, реальгара.

В Юго-Восточной Чечне в 9 некрополях выявлены 13 захоронений Ш-1 вв. до н.э. Большинство - в каменных ящиках (61 %). Еще 31 % - ямы с частичным каменным оформлением. В захоронениях выявлено значительное количество костяков в скорченном положении. Характерен обычай положения одной или обеих кистей рук на таз или под тазовые кости, что связано с влиянием традиций скифского времени. Характерна южная с отклонениями ориентировка. В 7-ми

погребениях (из 13) были обнаружены кости животных: чаще - кости овцы реже -кости коровы, лошади, свиньи, собаки и позвонки рыбы. В качестве локальной особенности в керамике являются кружки с петлевидными ручками и ковши с длинной ручкой-налепом. Также, отличительной особенностью является присутствие в колчанных наборах железных площиков.

Для могильников западной группы (южной подгруппы) характерно сочетание каганомбных могил и погребений в грунтовых ямах. Катакомбы преобладают; составляя 71,4 % захоронений, открытых в Нижне-Джулатском и Чегемском могильниках. Здесь характерно наличие ярусных захоронений в пределах одной камеры.

В северной подгруппе рассмотрены 23 погребения. В основном отмечены грунтовые ямы (82,6 %), чаще прямоугольной формы. Открыты три погребения в «пещерках» (подбои ?) у хуг. Херсонка. В двух случаях грунтовые могильники располагались вокруг склеповых сооружений. При сооружении могил характерно использование камня (обкладка стенок, заклады). Выявлен значительный процент коллективных погребений.

Господствующим в могильниках южной подгруппы является вытянутое положение костяков. Как исключение встречается скорченное положение — на левом или правом богу. У погребенных преобладало вытянутое положение рук вдоль туловища (74,2 %). Иногда кисти согнутых рук были положены на или под таз (17,2 %). Чаще всего (83,8 %) обе ноги были вытянуты, лишь изредка (10 %) одна нога была согнута, в 5-ти случаях ноги были перекрещены в голенях (6Д %).

В захоронениях северной подгруппы, также, погребенные чаще находятся в вытянутом положении. В 6-ти случаях отмечено скорченное положение скелетов. Фиксируется разнообразное положение рук и ног. В единичных случаях левая нога была вытянута, а правая согнута в колене. В могильнике Херсонка зафиксированы захоронения черепов.

В Нижне-Джулатском могильнике преобладает меридиальная ориентировка (юго-запад, юго-восток, северо-запад) В Чегемском могильнике преобладает северо-западная с отклонениями ориентировка, затем следуют юго-западная и юго-восточная с отклонениями. В грунтовых захоронениях северной подгруппы, также, преобладают меридиальные ориентировки (юго-восток, север, северо-восток, юго-запад).'

Обычай помещения в могилу напутственной пиши отмечен в 30,5 % погребений южной подгруппы. Среди напутственной пшци преобладающим было мясо барана, в остальных случаях это были кости к.р.с. В могильниках обеих подгрупп открыты захоронения коней.

Наблюдается сходство в обряде погребений III - нач. П в. до н.э. Ставропольской возвышенности и захоронений Чегемского и Нижне-Джулатского могильников (меридиальная ориентировка, ярусносгь погр., захоронения лошадей и др.). В числе сарматских черт, характерных для грунтовых могильников западной группы, следует отметить подстилку, угольную, и меловую подсыпку, обшивку одежды погребенных бусами. В обрядности захоронений западной группы наряду с сарматскими чертами, наблюдается сохранение скифских (захоронения лошадей, подмазка дна могил зеленой глиной и др.), а также горских элементов (меридиальная ориентировка костяков, украшения и амулеты, выполненные в юбанском стиле). Катакомбы типа I являются упрощенной формой склепов IV — II вв. до н.э. ,

В пятом параграфе «Особенности погребального обряда гробниц склепо-вых могильников» рассматриваются особенности погребального обряда, характерные для данного типа памятников. Были проанализированы материалы 8-ми склеповых могильников и 10-ти отдельных гробниц (всего 40 склепов). Все склепы условно можно разделить на две группы: 1) каменные и сырцовые гробницы без входа и 2) склепы, имеющие вход в камеру. В числе памятников второй группы выделяются 2 типа по признаку — наличию коридорного входа в камеру — дромоса или присутствию входа-проема в одной из стен. По форме входа выделяются прямоугольные проемы, а также входы в виде прямоугольных и круглых отверстий в одной из стенок (дольменообразные склепы). Кроме простых - однокамерных гробниц выделяется группа многокамерных склепов, которые условно относятся к трем типам: анфиладные (камеры и коридоры их соединяющие вытянуты в одну линию), гробницы, находящиеся внутри камеры, большей по размерам и крестообразной конструкции (боковые камеры и дромос соединяются с центральной камерой под прямым углом).

Ряд элементов строительной традиции некоторых склеповых сооружений (склеп у г. Брык) аналогичен использовавшимся при возведении гробниц на Таманском полуострове: манера квадровой кладки с украшением фасада (кан-нелированные пилоны), способ крепления плит скрепами (деревянными и свинцом). Прототипами дсшьменообразных склепов (Коба Баши) являются дольмены эпохи средней бронзы из Причерноморья и Закубанья. Конструкции основной части склеповых сооружений Центрального Предкавказья более просты, чем их западные аналоги.

В стратиграфии ряда склепов зафиксированы два яруса. Присутствие нм-портов, а также хорошо датирующихся категорий инвегггаря в комплексах гробниц позволяет разделить все материалы на три хронологических периода: I) -вторая пол. IV- нач. II вв. до н.э.; II)-сер. II -1 вв. до н.э.; III)-1- II вв. н.э.

При значительном количестве выявленных в гробницах античных и меотс-ких импортов (чернолаковая и серогаинянная посуца, амфоры, стеклянные и металлические сосуды, украшения и др.), а также предметов, связанных с влиянием степной культуры (украшения, бронзовые наконечники стрел и др.), фиксируются вещи, характерные для памятников позднекобанской культуры (чер-нолощенная керамика, украшения, некоторые типы подвесок-амулетов, зооморфные изображения). Отдельные элементы конструкции гробниц (вертикальные плиты, бездромосные ящики) и обряда (меридиальная ориентировка костяков, ярусность захоронений) сходны с памятниками горцев.

Четвертая глава — «Этнические связи оседлых и кочевых народов Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до пл.» состоит та двух параграфов и посвящена анализу особенностей этнических связей кочевых и оседлых народов в исследуемый период.

Первый параграф: - «Реконструкция этнической истории Предкавказья в У-Ш вв. до н.э.».

После ухода с территории Северного Кавказа основной части скифов в степях Предкавказья продолжали существовать значительные группы кочевого населения, политически не связанные со скифами Северного Причерноморья, но объединенные с ними общим происхождением и культурой, что отразилось

в ряде курганных могильников V в. до н.э. В это же время в восточных районах Северного Кавказа фиксируются савроматские племена. Совпадение ареалов памятников скифской и кобанской культур в пределах западных районов Центрального Кавказа и савроматской и кобанской культур в его восточных районах означает взаимопроникновение трех различных по происхождению археологических культур и, следовательно, трех различных по происхождению этносов (хотя культуры двух из них сходны, но не тождественны). Это — ареал внутрирегионального этнического контактирования, характеризуемого глубоким проникновением больших масс носителей одного языка на территорию, занятую носителями другого языка. Кобано-скифское контактирование У-1У вв. до н.э. дает основание говорить о начале этноязыковой иранизации и начавшемся процессе этнической миксации (появляются подкурганные захоронения со смешанными чертами). Горные районы оставались в это время зоной обитания автохтонов, испытавшей лишь некоторое влияние культуры скифов.

В V — первой пол. IV в. до н.э. фиксируются перемещения племен кобанской культуры. В своем движении на запад они достигают района верховьев р. Большая Лаба (пос. Каменные Столбы - ст. Ахметовская). Одновременно в центральные районы Ставрополья с северо-востока проникают труппы савроматских племен (при этом происходит смешение скифского и пришлого населения). Возможно, с возрастающим давлением этой группы связана миграция части позднеко-банского населения с восточной части Ставропольской возвышенности и района Кавминвод в район Среднего Притеречья (Нижне-Джулатский мог., Моздок).

По сведениям античных авторов (Гекатей Милетский, Псшиен, Эфор, Псев-до-Скимн), ираноязычные племена иксоматы-язаматы (савромато-меотское население ?) в VI — IV в. до н.э. находились на территории Прикубанья. Судя по рассказу Полиена, данное население (в союзе с другими варварскими племенами) находились во враждебных отношениях с Боспорским царством. Эти события, происходившие в сравнительной близости от высот Ставропольской возвышенности (несколько дней конного перехода), видимо, отразились и на затухании функционирования поселений данного района (Грушевское городище). В этот период на Ставропольской возвышенности появляются комплексы захороненных скифских изваяний (Ковалевское, Беспутка), аналогичные памятникам из Урупо-Лабинского междуречья (Преградненский комплекс). Возможно, даты создания изваяний (рубеж У-1У—середина IV в. до н.э.) являются хронологическими границами периода пребывания перемешанного со скифами и саврома-тами местного (позднекобанскош) населения в низовьях Кубани - начало - середина IV в. до н.э.

После окончания войны отряды племен Предкавказья возвращаются домой. С этим, скорее всего, связано появление склеповых сооружений на Ставропольской возвышенности. В период походов в низовьях Кубани они восприняли традицию погребения в склеповых конструкциях (как и язаматы) у греков и синдов Таманского полуострова. У некоторых склепов открыты ритуальные площадки по набору ритуальных скоплений, сходные с подобными культовыми сооружениями меотов Закубанья ГУ-П вв. до н.э.

Победа в гражданской войне Бос пора в конце IV в. до н.э. союзников - Евме-ла и царя фатеев (видимо язамато-мотский союз) Арифарна обеспечила мест-

ным племенам защищенный тыл. Поэтому экспансия прикубанского союза племен была направлена на юго-запад. Базовая основа этого объединения — совместные походы в Закавказье. В Южной Абхазии в исследуемый период появляются могильники с прикубанскими материалами и святилища. Позднее между вождями язаматов и правителями Колхиды устанавливаются династические связи, что свидетельствует о мощи язамато-меотского союза.

В III нач. II вв. до н.э. поселки продолжают существовать на старых местах. Возникают новые, которые тоже обустраиваются на берегах рек. Результаты исследований памятников Прикубанья и Ставрополья опровергают тезис об отсутствии погребений датируемых III в. до н.э. Территория Предкавказья была плотно заселена. Об этом свидетельствуют материалы, как поселений, так и могильников (склепов, фунтовых и подкурганных погребений). В погребальной обрядности подкур ганных захоронений фиксируется продолжение скифских традиций (ровики вокруг погребений, ритуальные комплексы с оружием, захоронения лошадей). В богатых подкурганных погребениях северной и восточной групп встречаются ювелирные изделия (серьги, гривны, браслеты, бляшки) скифского облика, что объясняется дальнейшим продолжением скифских традиций и их устойчивостью у местного населения.

Предположительно, период стабильности, связанный с могуществом язамато-меотского союза племен, прерывается в середине III в. до н.э. Судя по комплексу амфорных родосских клейм, выявленному в погибшем от пожара Грушевском городище, в 50-40-е годы III в. до н.э. в Предкавказье вторгается какая-то новая группа кочевников (сирматы, исседоны, сираки ?) на короткое время дестабилизировавшая политическую ситуацию в регионе. Одновременно распространяются комплексы с прохоровскими вещами.

В гробницах могильников Ставропольской возвышенности пока не выявлены материалы второй пол. II-I вв. до н.э. Однако в верховьях Кубани и в районе Кавминвод в данный период склепы III - нач. II вв. до н.э. используются в качестве погребальных сооружений. Появляются новые (Кобан-гора, Хасаут). Это обстоятельство связано с экспансией сираков в степное Предкавказье в середине II в. до н.э. (массовое распространение подкурганных погребений с широтной (западной) ориентировкой. В результате местное население Ставропольской возвышенности было вынуждено мигрировать в предгорья Северного Кавказа, освобождая степной коридор, ведущий к перевалам Кавказа.

Второй параграф «Этнические процессы на территории Центрального Предкавказья во II в. до н.э. — нач. I в. н.э.» посвящен реконструкции этнической ситуации в регионе и характеру этнических связей местных племен.

Сведения о некоторых племенах Предкавказья II в. до н.э. — нач. I в. н.э. известны из сообщений авторов I в. н.э. Страбона, Плиния Старшего и Тацита. Согласно Страбону в Восточном Предкавказье располагались племена гаргареев, гелов, легов, исадиков и амазонок. Скорее всего, гаргареев следует локализовать в предгорьях Чечни и Ингушетии. Гелы, леги и исадики — племена Дагестана и приграничных районов с Чечней. Также автор отмечает ряд народов в предгорьях Центрального Предкавказья (троглодитов, хамекигов, полифагов). Несколько раз Страбон в связи с Северным Кавказом называет племена сарматов. В степном Предкавказье он размещает набианов, панксанов, сираков и аорсов. Плиний ука-

зывает на племена кавтадов и офаратов располагавшихся между Урупом и устьями Большого и Малого Зеленчуков. В Притеречье он отметил имитиев, апарте-ев, агдиев, карнов, оскардеев, аккисов, гибров, гегар (видимо гаргареев). Рядом с ними он располагает амазонок и савроматид. В верховьях Кубани он помещает «сарматский народ» - эпагерритов, а за ними (в степном Предкавказье) - савро-матов (сираиэв ?). Предположительно в районе Армавира, по сведениям Тацита, находился город с характерным племенным названием Серака.

На рубеже Ш — II вв. до н.э. наблюдается увеличение числа кочевников на Правобережье Кубани. Возможно, это обстоятельство является причиной произошедших изменений в политической расстановке сил в Предкавказье. Эти племена — сираки интегрируются в союз язамато-меотских племен, а во II в. до н.э. становятся доминирующей силой в регионе. Состав пришельцев был неоднороден, о чем говорят впускные погребения с южной и юго-западной ориентировкой, а также предметы (изделия, выполненные в зверином стиле, енисейские пряжки) восточного происхождения.

Сарматские контингенты, видимо, эпизодически принимали участие в войне в Малой Азии в нач. II в. до н.э. В связи с этим в сарматских памятниках и в погребениях смешанного населения (их союзников) распространяются золотые и серебрянные изделия пергамского производства, стеклянные канфары мало-азийского производства и кельтские шлемы.

Судя по расположению склеповых и грунтовых могильников с материалами (кроме сарматских) скифской и кобанской культуры, а также согласно этнокарге Страбона, фиксируются два различных, отличающихся хронологически и территориально расположения набианов. ВIV—сер. П в. до н.э. эти племена занимали районы Ставропольской возвышенности и верховьев Кубани, территорию Кав-минвод и Кабардино-Балкарии. Юго-восточные районы Ставрополья и Средний Терек, видимо, являлись границей между ними и панксанами (потомки миксиро-ванного скифо-савроматского населения). С сер. П в. до н.э. набианы, будучи оттеснены на юг, локализуются в предгорных районах: в верховьях Кубани, на склонах гор-лакколитов ГЬгтигорья, в Кисловодсшй котловине и на территории Кабардино-Балкарии. Панксаны занимают территорию Затеречья, где соприкасаются с кавказскими племенами (Юго-восточная Чечня). Проход между набианами и панксанами, ведущий к перевалам, контролировался сарматами.

В последние века до н.э. на территории Предкавказья формировались племенные союзы, включавшие как кочевое, так и оседлое население. В предгорьях в стороне от перевальных путей начинается постепенный процесс седентари-зации сарматских племен. Это происходит в районах проживания миксирован-ного населения (набианы, племена позднекобанской культуры, скифы). Поэтому в погребальной обрядности грунтовых могильников на территории Кабардино-Балкарии (Нижне-Джулатский и Чегемский) кроме сарматских прослеживаются инокультурные элементы (скифские и позднекобанские). Для данной зоны характерны: внутрирегиональное контактирование и этническое смешение — миксация. Эти процессы в указанных районах Центрального Предкавказья положили начало формированию интегрированной из субстрата новой этнической общности — новообразования с синкретической культурой (условно поздние набианы).

В середине II в. до н.э. наблюдается усиление военной политики с иракского союза на Азиатском Боспоре. Фиксируется проникновение в Предкавказье новой группы восточных племен (аорсов, тохаров, алан ?). С этим связано появление в погребениях на территории прилегающей к Дарьяльскому ущелью енисейских пряжек (Заманкул) и изделий звериного стиля (Комарово). В связи с участием сиракского союза племен в войнах Митридата в захоронениях Прику-банья и Центрального Предкавказья появляются фибулы среднелатенской схемы, фибулы-броши, стеклянные канфары и латенская посуда. Находки этрус-ско-италийских шлемов в предгорных районах Центрального Предкавказья связаны с пребыванием здесь союзной Митридату (затем Фарнаку) группы сарматов, контролировавшей Дарьяльское ущелье.

Одновременно в Предкавказье распространяются погребения «зубовско-воздвиженской» группы, оставленные сираками и возможно выходцами с востока (аланами ?). О проникновении отрядов из местного населения в Закавказье через Дарьяльское ущелье свидетельствует комплекс у с. Заманкул (сосуд в виде птицы албанского производства).

После разгрома сираков (49 г. н.э.) приход аорсов, а затем алан вынудили местное население отступить на юг, в глубь предгорий, в более безопасные места. Этническое новообразование с синкретической культурой смешивается в горных ущельях с представителями кобанского населения. Завершается первый период политического господства в Центральном Предкавказье ираноязычного населения, приведший предположительно к формированию дигорского диалекта осетинского языка.

Питая глава «Экономические связи оседлых и кочевых народов Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до н.э.» состоит из двух параграфов и посвящена становлению и динамике развития экономических связей местного населения в середине—второй половине 1 тыс. до н.э., а также исследованию транскавказских караванных дорог, существовавших в исследуемый период.

В первом параграфе «Связи населения Центрального Предкавказья в V — III вв. до н.э.» анализируется характер экономических связей населения Центрального Предкавказья в позднескифский период.

Факт существования степных путей в I тыс. н.э. (в том числе в Предкавказье) подтверждается свидетельствами античных авторов (Аристей, Эсхил, Пин-дар, Геродот, Страбон, Антоний Диоген и др.).

В У-Ш вв. до н.э. налаживаются разнообразные экономические (обменные) связи как между различными племенными группами кобанской культуры (поставки керамики), автохтонами и местным кочевым населением (керамика, вооружение, украшения), так и через их посредничество с племенами Прикуба-нья, Закавказья, Поволжья, Южного Приуралья и Подонья. Это прослеживается в распространении определенных типов оружия, керамической посуды, зеркал и украшений. Из Ирана к населению Центрального Предкавказья в незначительном количестве поступала бронзовая посуда, из Западной Грузии — золотые украшения и керамика. Из района Предкавказья вывозили сырье (метал - медь, оловянистая бронза), некоторые типы украшений и керамическую посуду. Через данный район из Закавказья (через посредничество кочевников) к племенам выше перечисленных территорий поступали различные украшения (из золота и полу-

драгоценных камней). С длительным периодом сосуществования оседлых и кочевых племен связана специализация керамического производства в отдельных регионах Центрального Предкавказья. В подаурганных захоронениях кочевого населения западной группы выявлены сосуды форм западного варианта кобанской культуры. Соответственно в памятниках восточной группы—керамика Загеречья. На заказ кочевников также работали косторезные мастерские автохтонов.

В процессе костюмных контактов автохтонных народов Предкавказья с ираноязычными этносами особую роль играли миграции кочевых племен и их последующее сосуществование с горцами в рамках узколокальной территории. В результате в районах их смешения (Ставропольское плато) для одежды данного населения характерны элементы костюма скифов (головные уборы, обувь др.). В Затеречье в мужском костюме кобанцев используются металлические пояса — подражания боевым скифским. Здесь же, видимо, под влиянием савро-матов, в костюмной моде проявляется обычай украшения одежды стеклянными бусами. Одновременно в Притеречье в отдельных случаях головные уборы украшаются нашивками из фольги либо налобными лентами.

В V — IV вв. до н.э. в комплексе вооружения и в числе бытовых предметов кобанских племен появляются изделия, связанные с воздействием греческой культуры (аттические шлемы, чаши-фиалы, оружие типа махайры, железные топоры с секировидным лезвием (VII тип по В .И. Козенковой). Предположительно, возникающие греческие фактории в низовьях Кубани становятся центрами обменной торговли и для населения более удаленных районов: Среднего При-кубанья и Ставропольской возвышенности. В памятниках Центрального Предкавказья фиксируется значительное количество античной керамической посуды (амфоры Менды, Родоса, Гераклеи, Фассоса, Колхиды, Боспора и др). Возможно, налаживаются торговые связи с Танаисом. Поставки вина носили импульсный характер. По кубанской трассе осуществлялся завоз чернолаковых сосудов (килики, канфары, кувшины и тарелки).

Для III в. до н.э. характерны значительные поставки в городища Ставропольского плато прикубанской керамики (канфары, сосуды со сложно профилированным горлом, кувшины, миски и др.). Поступление в данный район меотских форм сосудов привело к тому, что керамический комплекс Татарского и Грушевского городищ (окрестности г. Ставрополя) формируется под мощным влиянием Прикубанья. От меотов поступали детали конской упряжи и некоторые виды вооружения.

Также в Центральное Предкавказье завозилась бронзовая и золотая посуда производства античных центров Северного Причерноморья: ситулы, ковши, чаши и др., украшения га золоченной терракоты, стеклянные изделия: фиалы и геммы-литики, слоновую кость. Через Прикубанье в Центральное Предкавказье поступали древнегреческие монеты Г/-1 вв. до н.э.

Сведения античных авторов, а также находки изделий античного производства в памятниках Центрального Предкавказья свидетельствуют о том, что в скифский период происходили первые контакты и налаживались первые связи местных племен с древнегреческой цивилизацией - миром - экономикой (по Ф. Броделю). Возможно, это явление связано с перемещениями кочевников. Первые контакты, скорее всего, являлись такими процессами (по Д. Френчу), как

открытия (путешествия, обмен), пиратство (грабеж, война), дары, добыча, экономические движения (распространение технологий) и меновая торговля.

Второй параграф: «Экономические и культурные контакты в пределах северокавказского торгового пути в III — I вв. до н.э.

В процессах культурных связей населения Предкавказья важное значение имела зона влияния северокавказского степного пути, вдоль трасс которого, не только развивались этнические процессы, налаживались экономические (обменные, транзитные) связи, но и происходили разнообразные иные контакты (костюмные, технологические, идеологические и др.).

О существовании в последние века до н.э. в степях Центрального Предкавказья торгового пути свидетельствуют следующие факты: 1) анализ этнополити-ческих ситуаций в исследуемый период на Северном Кавказе; 2) некоторые сведения античных авторов, касающиеся географии Центрального Предкавказья; 3) распространение античных и др. импортов в Центральном и Восточном Предкавказье (амфоры, керамическая и металлическая посуда, фибулы, перстни, резные камни, бусы, стеклянные сосуды и др.); 4) распространение в Центральном Предкавказье боспорских и др. монет, 5) находки в зоне предположительного пролегания торгового пути кладов ювелирных изделий и монет, 6) анализ географического положения Предкавказья; 7) картографическая ситуация скоплений курганов указывает на тяготение их к речным системам верхнего течения Калау-са, Томузловки, Кумы, Терека, т.е. к зоне пролегания торгового пути.

На рубеже IV — III вв. до н.э. начинается постоянное движение караванов в Закавказье по Меото-Колхидской дороге и через Ставропольскую возвышенность к предгорьям Кавказа. Этому благоприятствовало обстоятельство образования в Закавказье государств: в конце IV в. до н.э. - Албании, в начале III в. до н.э. — Иберии.

Этап существования степного пути в нач. III в. до н.э. — нач. I в. н.э. связан с сочетанием политических мотивов с экономическими. В числе основных причин следует отметить: осложнение взаимоотношений между Албанией и Мидией в III — нач. II в. до н.э., политический и экономический союз Митридата VI с городами Боспора, Иберией и Албанией в I в. до н.э. Периоды нестабильности прерывали караванную торговлю: в сер. III в. до н.э. (нашествие сарматов), II в. до н.э. (агрессивная полигика с иракского союза племен, в связи с этим племена предгорий переориентируются на торговые связи с населением Подо-нья). Основные категории импорта: бусы, фибулы, медальоны, изделия античной глиптики, престижные чернолаковые сервизы, амфоры (вино, оливковое масло) и другие керамические сосуды, бронзовая и стеклянная посуда, предметы хозяйственно-бытового назначения (жаровни) и др.

Кроме торгово-транзитных и обменных связей, характерных для зоны вдоль магистрали северокавказского пути, в районе его влияния происходили и различного рода культурные контакты (заимствования в воинской культуре, строительной технике, керамическом производстве, костюмные контакты и др.). В сарматское время распространяется обычай обшивки одежды и аксессуаров бисером, а в украшениях полихром ный стиль. О массовых поставках некоторых типов стеклянных и каменных бус свидетельствует факт распространения ожерелий, оформленных в одном стиле, видимо, произведенных в определенных

центрах Боспора и Закавказья (бусы с металлической прокладкой, ожерелья из однотипных гагатовых бус, орнаментированных циркульным орнаментом и др.).

Костюм рядовых сарматок состоял из нераспашного платья с глубоким вырезом, обшитого бляшками и бусами, кожаных сапог, расшитых бусами и плаща. Однако в костюме, в частности в головном уборе, наблюдается и сохранение скифских элементов (клобуки). В меньшей степени на одежду населения Центрального Предкавказья оказывала влияние костюмная мода городов Боспора. Эти контакты в основном были опосредованными - через посредничество меотов Прикубанья. От них автохтоны перенимают технологию ткачества на вертикальном станке. Возможно, определенное значение имело функционирование на Ставропольской возвышенности античного сезонного рынка (Гру-шевское городище).

Функционирование торговых путей было выгодно не только их инициаторам, но и кочевникам. Во-первых, они были вооруженной охраной торговых караванов. Большое количество импортных вещей в качестве платы за перевоз через земли кочевников оседает в районах, близких к торговым путям. Во-вторых, благодаря дружественным отношениям с племенами восточной Иберии и Албании, кочевники имели возможность проникновения вглубь Закавказья за военной добычей. В-третьих, непосредственные контакта с городами Боспора, Иберии и Албании давали возможность кочевнической знати соприкасаться с высокоразвитой городской культурой этих государств и развитыми общественными отношениями. Предположительно, с этим связано явление дифференциации кочевого населения, наблюдаемое в погребениях I в. до н.э. -1 в. н.э., междуречья Лабы и Кубани.

Шестая плава «Культурные связи оседлых и кочевых народов Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до из.» состоит из пяти параграфов.

Параграф 1 «Орнаменты и плоскостные антропоморфные и зооморфные изображения».

В изобразительном искусстве племен Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до н.э. сохраняется ряд черт, характерных для предшествующего периода, но на ряду с этим распространяются и новые сюжетные линии. В частности, для орнамента характерен традиционный геометрический декор (хотя в более упрощенной форме). В то же время распространяется орнамент в виде волны. Будучи заимствованным в искусстве Закавказья в середине I тыс. до н.э., такой декор второй волной был принесен в Предкавказье сарматами. С этого времени он становится одним из самых распространенных, наряду с геометрическим орнаментом и способом украшения сосудов вертикальными каннелюрами. Налепной орнамент, характерный для керамики предскифского и ранне скифского времени восточного варианта продолжает употребляться в У-П1 вв. до н.э. на сосудах городищ Ставропольской возвышенности и в Затеречье.

В числе графических изображений следует назвать знаки, похожие на руны, там го образные знаки, солярные символы, а также зооморфные и антропоморфные изображения. Причем такие рисунки украшали не только керамику, но и глиняные и костяные изделия. Наличие на кувшине сарматской эпохи из Александровского района изображений оленя, имеющих несомненное сходство с фигурами на фрагменте скифского времени из Пятигорска, позволяет просле-

дить в Центральном Предкавказье черты устойчивой преемственности в культурных традициях этих эпох.

В целом количество сюжетных изображений на керамике в раннесарматс-кое время сокращается. В большей степени такие рисунки характерны для керамики Прикубанья и прилегающих районов (Ставропольское плато). В единичных случаях они отмечены в Притеречье. Что касается антропоморфных изображений, то в рисунках сохраняется схематизм. Однако, в отличие от антропоморфных треугольников и ромбов предскифского и раннескифского периодов фигуры приобретают больше реалистичности. Распространяются жанровые сцены, возможно, связанные с изображением сюжетов героического эпоса. В скифское время появляются плоскостные изображения человеческого лица -личины. Во второй пол. I тыс. до н.э. они являются одним из распространенных сюжетов (бляшки, амулеты и др.), доживая до первых веков н.э.

В исследуемый период кроме врезного геометрического декора для украшения бронзовых и костяных изделий использовали циркульный и пуансонный орнаменты. Параллельно на псалиях и накладках использовались приемы ажурной резьбы и гравировки. Бронзовые и золотые пластинки и фольга (обкладки деревянных чаш) декорировались штампованным орнаментом.

В изобразительном искусстве использовались различные краски. Согласно сведениям античных авторов (Плиний, Аммиан Марцеллин, Геродот, Страбон) краски использовали для раскрашивания лиц, татуировок и рисунков на одезвде. Кроме одежды в скифо-сарматское время в Центральном Предкавказье красками раскрашивали и другие предметы, как правило, культового назначения. Красной краской (иногда и синей) покрывались кузова погребальных повозок, амулеты из клыюв животных и человеческих зубов, музыкальные инструменты и др. В сарматский период использовались целые косметические наборы (Ипатовский кург.).

Второй параграф: «Скульптурные изображения».

Вплоть до начала III в. до н.э. на Ставропольской возвышенности сохраняется традиция изготовления каменных антропоморфных изваяний. Будучи почти идентичными в иконографии, изваяния различаются морфологически относясь к статуарным рельефам и плоским скульптурам. При наличии «общескифских» иконографических элементов отмечается региональное своеобразие некоторых из них (изваяния Ка№1,2 и 3 из Беспутки), которое может быть связано с распространением в Центральном Предкавказье в \ЧУ вв. до н.э. групп смешанных, «скифо-аборигенных» комплексов. Одновременно здесь распространяются и каменные зооморфные фигуры в виде схематичных изображений барана и головы хищной хтгацы.

В V в. до н.э. в Предкавказье затухает традиция отливки антропоморфных фигурок из бронзы. Предположительно, в сарматское время в роли культовой пластики используются привозные античные бронзовые статуэтки. Во второй половине I тыс. до н.э. появляются античные терракотовые миниатюры (антропоморфные подвески и медальоны - горгонейоны), которые в осмыслении горцев наделялись способностями символов божеств и использовались в культовой практике. Возможно, появление керамических статуэток и других антропоморфных изображений (Александрия, Грушевское городище), также связаны с влиянием античного искусства.

Третий параграф посвящен особенностям звериного стиля Центрального Предкавказья У-1вв. до н.э.

В результате анализа зооморфных изображений V — IV вв. до н.э. из отдельных районов Центрального Предкавказья (Ставропольская возвышенность, степное Ставрополье, р-он Кавминвод, территория Кабардино-Балкарии, горные роны Сев. Осетии, Затеречье) выявляются специфические особенности трактовки образов животных, позволяющие наметить основные связи данных регионов с различными стилистическими школами. Территория Ставропольской возвышенности находилась в сфере влияния прикубансного «звериного стиля», а также, одновременно, являлась периферией распространения северопричерноморских образов. Второе характерно и для степной зоны Центрального Предкавказья (кроме восточных районов).

Влияние образцов семибрагнего и елизаветинского круга прослеживается в зооморфных изображениях, выявленных на территории Кабардино-Балкарии, в горной Дигории и в Затеречье. Од нако, данные районы вход ят в зону распространения и образцов савроматснэго звериного сгаля Нижней Волги и Южного Приуралья. Если для района Кабардино-Балкарии в большей степени характерны гтргоубанские образы, то для Затеречья—нижневолжские савроматские. Последние являются основными и для восточных районов Ставрополья и северных территорий Дагестана.

Изображения из комплексов П в. до н.э. (Комарове) свидетельствуют о дальнейшем продолжении скифских традиций и их устойчивости в регионе. Одновременно, распространяются пряжки, браслеты, гривны и бляшки с зооморфными сюжетами, связанными с территориями Южного Приуралья и Южной Сибири (приток новой группы кочевого населения ?).

В V - IV вв. до н.э. в ценгральнопредкавказском «зверином стиле» появляется ряд изображений, являющихся производными от синтеза образов, характерных для кобанской культуры и скифского «звериного стиля». К изделиям смешанного типа относятся некоторые поясные пряжки дигорского типа. Традиции кобанского искусства прослеживаются в декоративном оформлении некоторых зооморфных изображений (ажурность, орнаментация треугольниками, спиралями, насечками, заштрихованными линиями и т.д.). В Ш -1 вв. до н.э. местные мастера приспособили заимствованные кочевнические формы колчанных крюков и конской упряжи для оформления их в виде образов, характерных для кобанского искусства.

Четвертый параграф: «Музыкальная культура».

В музыкальный инструментарий местного населения входили духовые (различные виды флейт, свистульки и др.) и струнные инструменты (арфы и домбры). Следует отметить две возможные культурные волны распространения арфы на Северном Кавказе. Первая - занесение этого инструмента из Передней Азии в эпоху ранней бронзы. Вторая волна, видимо, связана с появлением в регионе скифов (арфы горцев по конструкции близки арфе из пазырыкского кургана). В последние века до н.э., видимо в связи с распространением сарматских племен, в местном инструментарии появляются домбры. Также следует отметить и возможное влияние античной музыкальной культуры.

Кроме перечисленного инструментария в скифо-сарматское время, также, использовались ударные инструменты: колокольчики, погремушки и шумящие привески.

Ритуальная роль музыкальных инструментов отчетливо прослеживается на скифских и сарматских материалах (арфы и домбры в составе погребального инвентаря захоронений жриц; колокольчики и погремушки-навершия - детали погребальных колесниц). У кобанского населения колоколшики использовались в погребальных обрядах, связанных с культом плодородия, и являлись символом сакральной власти. Продольные флейты обычно связываются с пастушеским бытом. Скорее всего, в Предкавказье в скифо-сарматское время этот музыкальный инструмент был одним из основных.

В рамках музыкальной культуры развиваются танцевальные традиции. Особенность иконографии изваяний рубежа V—IV вв. до н.э., выявленных в балке Беспутке (окрестности г. Ставрополя) — весьма реалистичное изображений ног (в танцевальной позе). Танцевальные фигуры, идентичные воспроизведенным на изваяниях, известны в этнографических танцах ряда народов Кавказа. В V -IV вв. до н.э. в зонах смешения оседлых и кочевых племен зарождается танцевальная культура, вобравшая в себя и элементы скифских ритуальных традиций.

Пятый параграф: «Религиозные верования населения Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до н.э.»

В мощном пласте религиозных верований населения Центрального Предкавказья второй пол. I тыс. до н.э. на фоне ярких черт индоиранской мифологии (космогонические, астральные, близнечные и др. мифы) в погребальной обрядности местных племен сочетаются элементы древнеиранских культов скифов и сарматов с кавказскими типами религиозных отношений автохтонов и образами древнегреческой мифологии. Характерно сосуществование и сближение двух близких по содержанию, но различных по происхождению культовых систем: кавказской и древнеиранской. Особенно наглядно это проявляется в аналогичных перекликающихся культовых комплексах — солнечно-огненном и умерших предков. При этом местное население заимствует у степняков отдельные элементы культа бога войны. Возможно, через их же посредничество у горцев распространяются и некоторые образы античных культов.

В последние века до н.э. в зонах миксации населения (р-он Кавминвод, территория Кабардино-Балкарии, Затеречье) в погребальном обряде склеповых и грунтовых могильников фиксируются элементы как древнеиранской, так и кавказсиэй культовой систем. В горных районах, наиболее удаленных от зон культурного контактирования сохраняются местные - локальные типы религиозных отношений: горных вершин, деревьев и др. Наряду с этим, в верованиях местного населения второй пол. I тыс. до н.э. прослеживаются элементы тотемизма, анимизма и магии.

В целом, у различных групп населения Центрального Предкавказья исследуемого периода выделяются общескифские культовые комплексы: солнца-огня, предков, бога войны; общекавказские: солярные, астральные, огненные, предков, животных, плодородия.

Все основные — «тотальные» культы являются, по сути, симбиозом близких по содержанию, переплетающихся между собой, менее значительных совокупностей действий, имеющих целью дать видимое выражение религиозному поклонению. В частности, в культовом комплексе солнца — огня выделяются следующие культа: солнца, солнечной колесницы, солнечных коней, луны, грома и молнии, огня, надочажной цепи, котла - сосуда-матки, ковша, огнива, вождя,

золота, кузнеца, бронзы и железа, стрел, мирового дерева, птицы, бога Фарна, оленя и др. копытных, демиурга, богини плодородия, размножения, земледелия, быка, фаллический, музыкальных инструментов и др.

Культовый комплекс мертвых представляет собой сложное переплетение культов (и обрядов), связанных с хтоническим миром: предков, богини-прародительницы, жилища мертвых, погребальной колесницы, царского табуна, «посвящение коня покойнику», жертвенных животных, культовых ножей, умерщвление души вещи, «обезвреживание покойника», острых предметов, оселка, камня, змеи, хищной птицы — орла, ворона и др., хищника — волка и др., зайца, чаши Нартамонга, Азан-дерева го страны мертвых и др.

В свою очередь, совокупность действий, посвященных поклонению богу войны, перекликающаяся с культовым комплексом мертвых, имеет собственное идейно-обрядовое содержание. Следует отметить культы: меча, грозы-молнии, крови, человеческой головы, умерщвления — воскрешения, сакральной жертвы, оружия, боевой колесницы, боевого коня и всадника, хищной птицы и др.

В меньшей степени в религиозной системе местного населения прослеживаются заимствованные образы античных культов. Скорее всего, распространение античных антропоморфных изображений и их использование в культовой практике населения Центрального Предкавказья связано не с прямым восприятием античных религиозных отношений, а с заимствованием инокультурной иконографии для антропомизации собственных божеств.

Также существовали общинные и семейно-родовые типы религиозных отношений: культы огня-очага, производственных участков, фаллический, лунар-ный, хтонический, плодородия и др. В связи с этим дифференцируются и культовые сооружения. Ритуалы, посвященные «тотальным» культам проводились на значительных по площади племенных святилищах, ритуальных площадках и др. При этом существовали небольшие святилища, жертвенники и очаги при жилищах и ремесленных мастерских, для исполнения общинных, семейных и производственных обрядов. Следует отметить, что основной пласт верований определяется характером земледельческо-скотоводческого хозяйства и органически связан с идеей плодородия.

В заключении работы подводятся общие итоги исследования и делаются основные выводы.

На массовом общерегиональном материале нами впервые предпринята попытка установления роли и значения взаимоотношений автохтонного населения Центрального Предкавказья с кочевниками, а также с народами Кавказа, Причерноморья, Подонья, Поволжья и др. во второй половине I тыс. до н.э. в деле историко-культурного и этнополитического развития местных племен.

Становится очевидным, что взаимодействие между автохтонами и номадами было неодинаково интенсивным для различных районов и географических зон Центрального Предкавказья. Наиболее постоянными были отношения тех и других в предгорно-равнинной (плоскостной) зоне, т.е. на территории, где обоснованно фиксируется непосредственное обитание как представителей кобанс-кой культуры, так и самих кочевников. Здесь происходили сложные процессы этнокультурного взаимодействия и взаимовлияния, приводившие первоначально к синтезу в области культуры и идеологии и распространению некоторых черт по-

гребалыюй обрядности в местной среде, а в дальнейшем к процессу этногенети-ческой миксации (смешению населения) - появлению этнических новообразований с синкретической культурой. В каждой зоне наиболее интенсивных контактов происходили сходные процессы, но со своим локальным своеобразием. На Ставропольской возвышенности - это значительное влияние культуры меотов. В горных районах результаты контактов не привели к прогрессирующей утрате аборигенами своей самобытности. В предгорных районах часть кочевых племен в зонах миксации постепенно седентеризируется, приобретая черты оседлого населения.

В процессах культурных связей населения Предкавказья важное значение имела зона влияния северокавказского степного пути, вдоль трасс которого, не только развивались этнические процессы, налаживались экономические (обменные, транзитные) связи, но и происходили разнообразные иные контакты (костюмные, технологические, идеологические и др.).

В V - IV вв. до н.э. налаживаются разнообразные экономические (обменные) связи как между различными группами представителей кобанской культуры, автохтонами и местным кочевым населением, так и через их посредничество с народами Прикубанья, Причерноморья, Закавказья, Поволжья, Южного При-уралья и Подонья. Население горных районов, прилегающих к перевалам, играло роль преобразователей и ретрансляторов культурных импульсов (украшения, керамика и др.), шедших из центров Закавказья (Западная Грузия, Колхида, Албания, Иран), развивая полученные формы на основе собственного богатого опыта. В результате контактов автохтонов с группами кочевников Притеречья закавказские образцы и их местные реплики распространяются в Предкавказье и далее на северо-восток - вплоть до территорий Поволжья и Южного Приура-лья. В данный период поселения кобанской культуры становятся центрами брон-золитейного, керамического и косторезного производства, продукция которых через посредничество кочевников распространяется в степных районах вплоть до Северного Причерноморья и Поволжья.

Инокультурные элементы в системе жизнеобеспечения поселений и городищ, характерные в большей степени для Ставропольской возвышенности, свидетельствуют о контактах с племенами Прикубанья (керамическое производство, технология ткачества, приемы строительной техники, рыболовство, возможно, элементы земледельческой культуры, некоторые типы конской упряжи и вооружения) и процессе смешения с кочевниками (животноводческая культура). Судя по захоронениям лошадей, коневодство развивается и в горных районах.

В результате разнообразных контактов кобанского населения Ставропольской возвышенности и района Кавминвод с савроматскими племенами у автохтонов появляются сосуды поволжских и южноуральских форм, отдельные формы зеркал, а также заимствуются элементы воинского и бытового костюма (портупейные крюки, колесовидные колчанные привески, обшивка одежды бусами и др.). Из районов Северного Причерноморья и Подонья в Предкавказье поступали бусы, янтарь, пелопонесские зеркала, зооморфные пряжки-крючки.

В V - IV вв. до н.э. наблюдается микеация населения на территориях Ставропольского плато и Кабардино-Пятигорья, заселенной представителями кобанской культуры (появляются подкурганные захоронения со смешанными чертами -Грушевский кург., мог. Нартан). Об этом же свидетельствуют «скифо-аборигенные»

комплексы изваяний. ВIV - III вв. до н.э. смешанное население западной группы (набианы раннего периода) входит в союз язамато-меотских племен Прикубанья. С этим связано распространение в Центральном Предкавказье склеповых сооружений и святилищ, подобным меотским. В данный период племена Ставропольского плато находились в зоне влияния меотов Прикубанья. Местным населением заимствуются некоторые технологии керамического производства, ткачества и строительного дела. В данный период налаживаются экономические связи с античными центрами Причерноморья и меотскими поселениями. Поставки вина имели импульсный характер (Грушевское городище).

Судя по комплексу амфорных родосских клейм, выявленному в погибшем от пожара Грушевском городище, в 50-40-е годы III в. до н.э. в Предкавказье вторгается новая группа кочевников (сирматы, исседоны, сираки ?) на короткое время дестабилизировавшая политическую ситуацию в регионе. Видимо, в связи с этим распространяются комплексы с прохоровскими вещами.

Во II в. до н.э. в Предкавказье распространяются подкурганные погребения с широтной (западной) ориентировкой, свидетельствующие о завоевании этого района сираками. В связи с движением сарматских группировок к перевалам, местное оседлое население вынуждено было мигрировать из степного Предкавказья на юг - в более безопасные предгорные районы. В этот период в предгорных районах (Верховья Кубани, Кисловодская котловина) продолжают хоронить в склеповых гробницах (2 период).

Юго-восточные районы Ставрополья и Терек, видимо, являлись границей между набианами и панксанами (потомки миксированного скифо-савроматс-кого населения. С сер. II в. до н.э. набианы, будучи оттеснены на юг, локализуются в предгорных районах: в верховьях Кубани, на склонах гор-лакколитов Пя-тигорья, в Кисловодском котловине и на территории Кабардино-Балкарии. Пан-ксаны занимают территорию Затеречья, где соприкасаются с кавказскими племенами (юго-восточные р-оны Чечни). Проход между набианами и панксанами, ведущий к перевалам, а также левобережье Терека контролировались кочевниками (сираками, аорсами и др.).

Период после утверждения господства в Предкавказье сираков характеризуется изменениями, наблюдающимися в этнических процессах в регионе: маргинальное контактирование сменяет межэтническая интеграция, при которой в результате взаимодействия у контактирующих этнических групп происходят незначительные изменения этнических черт. Одновременно с развитием межэтнической интеграции в сиракском союзе племен в отдельных районах протекали процессы этногенетической миксации, которые стимулировались оседанием кочевников. В результате на территории Кабардино-Пятигорья происходят сложные процессы культурного и этнического смешения. В данном районе, где к этому периоду проживало миксированное со скифами население, появляются племена, мигрировавшие с территории Ставропольского плато, также перемешанные со скифами, но со своими культурными отличиями (меотское и сав-роматское влияние). В грунтовых могильниках западной группы (Нижне-Джу-латский мог., Чегемский мог.) появляются инновации в виде преобладающих катакомб. Здесь же в погребальной обрядности наряду с сарматскими чертами наблюдается сохранение скифских (захоронения лошадей, подмазка дна могил

зеленой глиной и др.), а также горских элементов (меридиальная ориентировка костяков, украшения и амулеты, выполненные в кобанском зооморфном стиле). В подкурганных комплексах отмеченного периода наблюдаются элементы земледельческой культовой практики (находки терочнинов и зернотерок). Таким образом, на территории Кабардино-Пятиторья формируется синкретическое этническое новообразование (условно — поздние набианы).

После разгрома сираков (49 г. н.э.) приход аорсов, а затем алан вынудили местное население отступить на юг, в глубь предгорий, в более безопасные места. Синкретическое этническое новообразование смешивается в горных ущельях с представителями кобанского населения. В результате завершился первый период политического господства в Центральном Предкавказье ираноязычного населения, предположительно приведший к формированию дигорского диалекта осетинского языка. В горных ущельях происходит консервация (превращение в традиции) отдельных элементов синкретической культуры набианов (архаическая часть д игорского диалекта, эпические сказания, религиозные представления, элементы музыкальной и танцевальной культуры, элементы животноводства и др.).

В целом выводы, основанные на реконструкции этнических и культурных связей оседлых и кочевых племен позднескифского и раннесарматского периодов и их компаративном анализе с привлечением этнографических данных, сведений Мартовского эпоса существенно уточняют панораму истории культуры народов Северного Кавказа эпохи древности, выявляют ряд важных закономерностей контактов и эволюции в различных сферах культуры. Это позволяет уже сегодня решить целый ряд вопросов этно- и культурогенеза, культурных контактов, политической истории и развития искусства Северного Кавказа соответствующих периодов.

Ш. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ Д ИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНО В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ:

I Издания, реферируемые ВАК РФ

1. Прокопенко Ю А Предварительные итоги исследования памятников позднескифского времени Центрального Предкавказья в конце XX - начале XXI в. (историографический обзор) // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Приложение. №4(17). - Ростов-на Дону, 2004 -1,4 пл.

2. Прокопенко Ю А. Элементы культа очага в погребальной обрядности населения Предкавказья в сарматское время // Российская археология. 2001. №4. - 0,6 пл.

3. Прокопенко Ю.А. Земледелие у племен Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до н.э. // Вестник Ставропольского государственного университета. Исторические науки. - Ставрополь, 2003. Вып.ЗЗ. - 0,8 пл.

4. Прокопенко Ю.А. О культурной принадлежности Султановского кургана, исследованного И. А. Владимировым в 1900 году у горы Брык // Вестник Ставропольского государственного университета. Социально.-гуманигарные науки. -Ставрополь, 1998. Вып.15.-1,3 пл.

II. Монографии

1. Прокопенко Ю.А. Историко-культурное развитие населения Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до нэ. - Ставрополь, 2005.—807 с. - 95,81 пл.

2. Прокопенко Ю А. История северокавказских торговых путей IV в. до н.э. — XI в. н.э. - Ставрополь, 1999.-319 с. -18,6 пл.

Ш. Статьи и материалы конференций

1. Прокопенко Ю.А. Степное Предкавказье в IV-Ш вв. до н.э. // Материалы и исследования по археологии России. Вып. 3. Северный Кавказ: историко-архео-логические очерки и заметки. - М.: ИА РАН, 2001. - 0,8 пл.

2. Прокопенко Ю.А. О музыкальной культуре населения Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до н.э. // ЭКО. Экология. Культура. Образование. - Ставрополь, 2006. Вып. 19-20. - 0,4 пл.

3. Прокопенко Ю.А. История изучения памятников раннесарматского времени Центрального Предкавказья (историографический обзор) / С ГУ.- Ставрополь, 2004. Деп. в ИНИОН РАН, №58593 - 2 пл.

4. Прокопенко ЮЛ. Разведки в черте Ставрополя // Археологические открытия 2003 года. - М.: Наука, 2004. - 0,05 пл.

5. Прокопенко ЮЛ. О этнополитических процессах на Северном Кавказе во второй половине IV-III вв. до н.э. // Из истории народов Северного Кавказа. Сб. науч. ст. Вып.6. - Ставрополь, 2004. - 1,4 пл.

6. Прокопенко Ю.А., Швырева А.К. Значение животноводства и охоты у населения городищ Ставропольской возвышенности в скифское и раннесарматс-кое время // Из истории народов Северного Кавказа. Сб. науч. ст. Вып.б. - Ставрополь, 2004. - 2 пл.

7. Прокопенко Ю.А. Налобные, нащечные и нагрудные пластины конского убора из памятников Северного Кавказа V — начала II вв. до н.э. и их аналоги в комплексах Северного Причерноморья // Проблемы истории и археологии Украины. Материалы V Межд. науч. конф., поев. 350-летию г. Харькова и 200-летию Харьковского национального универстшета им. В.Н. Каразина 4-6 ноября 2004 года. - Харьков, 2004. - 0,3 пл.

8. Прокопенко Ю.А. К вопросу об атрибутах костюма и украшениях населения Центрального Предкавказья во второй половине III — I вв. до н.э. (по материалам подкурганных захоронений) // История и современность Российской государственности в регионе Кавказских Минеральных Вод. Мат. per. науч. конф. Научные труды ПГТУ, №24. - Пятигорск, 2003. - 0,5 пл.

9. Prokopenko Yu. А. Greek and Celto-italian Heimets of the IV-Ist Centuries ВС on the Territory of the Central Pre-Caucasus // Instrumentum. 2002, №2. - 0,4 пл.

10. Прокопенко Ю.А. Типы устрожающих насадок на удилах второй половины V-III вв. до н.э. из памятников Северного Кавказа // Из истории народов Северного Кавказа. - Ставрополь, 2002. Вып.5. - 0,7 пл.

11. Прокопенко Ю.А. Особенности звериного стиля Центрального Предкавказья V-III вв. до н.э. // Из истории народов Северного Кавказа. - Ставрополь, 2002. Вып.5.-0,7 пл.

12. Прокопенко Ю.А. Жилища населения Центрального Предкавказья второй половины I тыс. до н.э. // Историко-археологический альманах. - Армавир-М.: ИА РАН, 2002. Вып.8. - 0,8 пл.

13. Прокопенко Ю.А. Разведки в окрестностях г. Ставрополя // Археологические открытия 2001 года. - М.: ИА РАН, 2002. - 0,1 пл.

14. Прокопенко Ю.А. О типах устрожающих насадок на удилах второй половины У-Ш вв. до н.э. из памятников Северного Кавказа // Древнейшие общности земледельцев и скотоводов Северного Причерноморья (V тыс. до н.э. - V в. н.э.). Матер, межд. науч. конф. - Тирасполь, 2002.- 0,6 пл.

15. Прокопенко Ю.А. К вопросу о зверином стиле Центрального Предкавказья У-Ш вв. до н.э. и его западных аналогиях // Истор1чна наука: проблемы роз-вытку. Матэриалы мЬкнародной науковой конференцн 17-18 травня 2002 року. Секщя археологи. - Луганск, 2002. — 0,6 пл.

16. Прокопенко ЮА. Находки античных монет второй половины I тыс. до н.э. в Центральном Предкавказье // Нумизматический альманах. 2001. №3(18).—0,9 пл.

17. Прокопенко Ю.А. К вопросу о преемственности традиции «обола Харо-на» в погребальном обряде населения Северного Кавказа (IV в. до н.э. - IV в. н.э.) // Проблемы повседневности в истории: образ жизни, сознание и методология изучения. Сб. мат. теоретич. семинара. - Ставрополь, 2001. - 0,2 пл.

18. Прокопенко Ю.А., Рудницкий Р.Р. Подкурганное погребение Ш-1 вв. до н.э. у г. Машук // Из истории народов Северного Кавказа. Вып.4. - Ставрополь, 2001.-0,4 пл.

19. Прокопенко ЮА. История изучения склеповых могильников 1У-Ш вв. до н.э. Центрального Предкавказья // Из истории народов Северного Кавказа. Вып.4. -Ставрополь, 2001. - 0,6 пл.

20. Прокопенко Ю.А., Рудницкий Р.Р. Железная конская узда позднескифско-го времени из кургана «Каменная могила близ» Железноводска // Из истории народов Северного Кавказа. Вып.4. - Ставрополь, 2001. - 0,4 пл.

21. Прокопенко Ю.А. К вопросу об этнической принадлежности могильников 1У-1Н вв. до н.э. степного Предкавказья // Северный Кавказ: геополитика, история, культура. Мат. всерос. науч. конф. Ставрополь, 11-14 сентября 2001. -Москва-Ставрополь: Изд-во С ГУ, 2001.4.1. - 0,3 пл.

22. Прокопенко Ю А. История изучения склеповых могильников 1У-Ш вв. до н.э. Центрального Предкавказья в дореволюционный период // Северный Кавказ: геополитика, история, культура. Мат. всерос. науч. конф. Ставрополь, 11-14 сентября 2001. - Москва-Ставрополь: Изд-во СГУ, 2001.42. - ОД пл.

23. Прокопенко Ю.А. Образы древнегреческой мифологии в погребальной обрядности Предкавказья в 1У-П вв. до н.э. // Взаимодействие и развитие древних культур южного пограничья Европы и Азии. Мат. межд. науч. конф., поев. 100-летию со дня рождения И.В. Синицына (1900-1972). Саратов-Энгельс, 14-18 мая 2000 г. - Саратов, 2000. - 0,4 пл.

24. Кудрявцев А.А., Кудрявцев Е.А., Прокопенко Ю.А. Комплекс предметов конского убора позднескифского времени из могильника № 2 Татарского городища города Ставрополя // Донская археология, 2000, № 2. - 0,8 пл.

25. Прокопенко Ю.А. Экономические связи населения Ставропольской возвышенности в 1У-Ш вв. до н.э. // Донская археология, 2000, № 1. - 0,9 пл.

26. Прокопенко Ю.А. Склеповые сооружения раннего железного века района Кавминвод // Из истории народов Северного Кавказа. Сб. науч. ст. Вып.З,-Ставрополь, 2000.- 0,9 пл.

27. Прокопенко ЮА. О связях населения Ставропольской возвышенности с поселениями Прикубанья в ГУ-Ш вв. до н.э. // Ранне сарматская культура: фор-

мирование, развитие, хронология: Мат. VI межд. конф. «Проблемы сарматской археологии и истории». - Самара, 2000. - Вып. 1. -0,8 пл.

28. Кудрявцев A.A., Прокопенко ЮА., Рудницкий P.P. Склеп № 2 Татарского 1 могильника // Древние и средневековые цивилизации и варварский мир.: Сб.ст.-Сгаврополь, 1999. — 1,8_пл.

29. Прокопенко Ю.А. К вопросу о связях населения Центрального Предкавказья в IV-III вв. до н.э. // Исгорико-археологический альманах.- Армавир-М.: ИА РАН, 1998.-№4.-0,7 пл.

30. Прокопенко Ю.А. История северокавказских торговых путей по нумизматическим материалам IV в. до нз.—XI в. из памятников Центрального и Восточного Предкавказья. Авт. дис. канд. ист. наук. - Ставрополь, 1998. - 26 с. - 1,56 пл.

31. Прокопенко ЮА., Фоменко В А. Комплексы эпохи раннего железного века и раннего средневековья Клин-Яре кого III могильника // Из истории народов Северного Кавказа. Ставрополь, 1998.—Вып2 - 1 пл.

32. Найденко A.B., Прокопенко Ю.А., Деопик Д.В. Керамика Грушевского городища (предварительная публикация) // Из истории народов Северного Кавказа. Ставрополь, 1998. — Вып.2.- 1,8 пл.

33. Кудрявцев A.A., Охоныао НА., БерезинЯ.Б., Прокопенко Ю.А. Раскопки на Татарском городище // Археологические открытия 1996 года.- М.: ИА РАН, 1997. - 0,3 пл.

34. Прокопенко ЮА., Найденко A.B. К уточнению хронологии позднего периода существования Грушевского городища // Из истории народов Северного Кавказа: Сб.ст,- Ставрополь, 1997.- Вып. 1. - 0,4 пл.

35. Прокопенко Ю.А. О прикаспийском ответвлении Северной трассы Великого шелкового пути в I в. до н.э. - III в. н.э. // Эпоха бронзы и ранний железный век в истории древних племен южнорусских степей: Мат. межд. науч. конф., посвященной 100-летию со дня рождения П.Д. Pay (1897-1997). г. Энгельс, 12-17 мая 1997 г. - Саратов, 1997. - 0,3 пл.

36. Прокопенко ЮА. Северо-Кавказский степной торговый путь IV в. до н.э. -IV в. н.э. // Тарих. - Махачкала, 1996. - № 2-3. - 0,4 пл.

37. Прокопенко Ю.А. Северная ветвь Великого шелкового пути в I веке до н.э. — III веке н.э. // Развитие экономики и предпринимательства в России и за рубежом. Межвуз. сб. науч. ст. - Ставрополь, 1996. - 0,8 п.л.

38. Прокопенко Ю.А., Фоменко В А. Памятники сарматского времени северо-восточной части Пятигорья // Страницы истории России: Сб. ст.- Ставрополь, 1996.-0,4 пл.

39. Найденко A.B., Прокопенко Ю.А. Археологические материалы Грушевского городища VIII-III вв. до н.э. как исторический источник по истории края (исследование пряслиц) // Ставропольская земля в прошлом и настоящем: Мат. науч. конференции. - Ч.1.- Ставрополь, 1995. - 0,7 пл.

40. Прокопенко Ю А. Язамато-меотский союз племен в Предкавказье во второй половине IV- первой половине III в. до н.э. // Чтения, посвященные 100-летию деятельности Василия Алексеевича Городцова в Государственном Истори-

Подписано в печать 05.10.2006 Формат 60x841/16 Усл.печ.л. 2,96 Уч.-изд.л. 3,58

Бумага офсетная Тираж 100 экз. Заказ 357

Отпечатано в Издательско-полиграфическом комплексе Ставропольского государственного университета. 355009, Ставрополь, ул.Пушкина, 1.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Прокопенко, Юрий Анатольевич

Введение

Глава I. История изучения различных аспектов культуры культуры населения Центрального Предкавказья второй пол. I тыс. до н.э.

§ 1. История изучения культуры населения Центрального Предкавказья V

IV вв. до н.э.

§2. История изучения культуры населения Центрального Предкавказья III -I вв. до н.э.

Глава II. Система жизнеобеспечения поселений и городищ Центрального Предкавказья второй пол. I тыс. до н.э. (традиции и инновации).

§ 1. Фортификационные сооружения городищ

§2. Жилища

§3. Производственные комплексы

§4. Животноводство, охота и рыболовство

§5. Земледелие

Глава III. Погребальный обряд населения Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до н.э. (традиции и инновации).

§1. Особенности погребального обряда позднекобанского населения У-1У вв. до н.э.

§2. Погребальный обряд подкурганных захоронений V - первой половины

IV вв. до н.э.

§3. Особенности погребального обряда кочевого населения второй половины IV -1 вв. до н.э.

§4. Погребальный обряд грунтовых могильников конца IV -1 вв. до н.э.

§5. Особенности погребального обряда гробниц склеповых могильников —

Глава IV. Этнические связи оседлых и кочевых народов Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до н.э.

§1. Реконструкция этнической истории Предкавказья вв. до н.э.—

§2. Этнические процессы на территории Центрального Предкавказья во II в. до н.э. - нач. I в. н.э.

Глава V. Экономические связи оседлых и кочевых народов Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до н.э.

§ 1. Связи населения Центрального Предкавказья в V - III вв. до н.э.

§2. Экономические и культурные контакты в пределах северокавказского торгового пути в III -1 вв. до н.э.

Глава VI. Культурные связи оседлых и кочевых народов Центрального Предквказья во второй половине I тыс. до н.э.

§1. Орнаменты и плоскостные антропоморфные и зооморфные изображения

§2. Скульптурные изображения

§3. Особенности звериного стиля Центрального Предкавказья V -1 вв. до н.э.

§4. Музыкальная культура

§5. Религиозные верования: традиции и инновации

Введение диссертации2006 год, автореферат по культурологии, Прокопенко, Юрий Анатольевич

Актуальность исследования. Изучение проблем происхождения ряда современных народов Северного Кавказа неразрывно связано с этнокультурной историей автохтонных племен кобанской культуры и ираноязычных кочевников - скифов и сарматов. Выяснение специфики этнических процессов, протекавших в среде оседлого и кочевого населения этого региона, может способствовать воссозданию объективной картины этногенеза народов Северного Кавказа.

Трудности исследования этнических общностей в Предкавказье в эпоху раннего железного века состоят в том, что эта территория представляла собой своеобразную контактную зону, место столкновения и взаимодействия племенных объединений, различных по этническим признакам и хозяйственному укладу. Культура населения этого региона носила смешанный характер. Проблема определения этнического состава населения в зонах наибольшего взаимодействия древних племен весьма сложна. Противоречивый характер сведений античных авторов, неопределенность в интерпретации археологических источников заставляют критически подходить к проблеме переходного периода от скифского времени к раннесарматской культуре и далее к среднесарматскому периоду.

Центральные районы Северного Кавказа в I тыс. до н.э. населяли представители кобанской культуры. Территория расселения этих племен охватывали значительные районы Северного Кавказа - от верховьев Кубани до лесистых предгорий Чечни и Дагестана. Кобанская культура включает в себя памятники разных географических зон - горной, предгорной и равнинной. Материалы центральных районов Северного Кавказа скифского и сарматского времени свидетельствуют о том, что памятники предгорий по своей культуре гораздо ближе памятникам равнинных районов, чем горных (Абрамова М.П., 1984, с.28).

Для многочисленных группировок разновременных кочевых и полукочевых племен степи Предкавказья были местом постоянного обитания. Этому способствовали пригодные для кочевого образа жизни природные условия и близость крупных экономических центров того времени на Боспоре и в Закавказье.

Многовековое соседство местных племен с номадами во многом предопределило их культурную, а иногда и политическую ориентацию на Скифо-Сарматский мир вплоть до частичной инкорпорации в него автохтонных этнокультурных образований Предкавказья. И наоборот изменение политической ситуации в регионе вынуждало прежние кочевые группировки отходить к югу - в более безопасные предгорные районы, занятые автохтонами. Безусловно, это стимулировало процессы культурно-, социо- и политогенеза в этой зоне.

На рубеже VI - V вв. до н.э. граница Скифии как политического объединения стабилизируется по правому берегу р. Дон (Северский Донец), но в дальнейшем в степях Предкавказья и Северного Кавказа продолжали существовать значительные группы кочевого населения, политически не связанные со скифами Северного Причерноморья, но объединенные с ними общим происхождением и культурой, что отразилось в ряде курганных могильников V в. до н.э. С конца VI в. до н.э. обитавшие на Северном Кавказе скифы попадают под культурное влияние проникших сюда савроматских этнических элементов (Мурзин В.Ю., 1984, с.97).

После ухода основной массы скифов с территории Предкавказья в V в. до н.э. какая-то часть прежнего населения продолжала, по-видимому, обитать на этих землях. Влияние скифской культуры или некоторых ее элементов на кочевое население Центрального Предкавказья сохранялось вплоть до II в. до н.э. (Абрамова М.П., 1993, с.98).

Нет сомнения в том, что кочевые скифы проникали и в более южные районы равнин и в предгорья - в зону обитания оседлых племен. На территории этой зоны, благодаря ее доступности, издревле проходил процесс оседания различных кочевых племен, что приводило к формированию здесь не только смешанного состава населения, но и своеобразного характера культуры, которая содержала много привнесенных элементов.

В сер. III в. до н.э. в Предкавказье распространяются сарматские племена, различные группировки которых, доминируют в регионе вплоть до конца IV в. н.э.

Особое внимание к памятникам сарматского времени не случайно. Материалы этого времени представляют значительный интерес, поскольку они не только освещают определенный период в истории северокавказских племен, но и служат основой для решения целого ряда более широких вопросов, в частности вопросов этногенеза осетин, а также карачаевцев и балкарцев: по общепринятой точке зрения в этногенезе осетин участвовали раннесредневековые аланские племена Северного Кавказа: появление же алан на Кавказе относится именно к сарматскому периоду. Решение этого и других вопросов, касающихся взаимоотношений кочевых и оседлых племен, требует в первую очередь рассмотрения материалов памятников равнинных и предгорных районов, где происходили прямые контакты этих двух групп населения. Памятники именно этих районов и будут рассмотрены в работе.

Рассматриваемый период (сер. - вторая пол. I тыс. до н.э.) - это период военной демократии, время экономического подъема, связанного с активным освоением железа. Развивается духовная культура: складываются основы героического эпоса, мифология, изобразительное искусство. Но рассматриваемый период - бесписьменный в истории этих племен, мало они известны и в античной традиции, поэтому единственным источником, как правило, является археологический материал и фольклор. Среди археологических источников одно из важных мест занимает прикладное искусство. Изучение его позволяет реконструировать духовный мир местных древних народов.

Что касается других аспектов культуры, важным следует считать, также, изучение системы жизнеобеспечения поселений и городищ Центрального Предкавказья исследуемого времени: фортификационных сооружений, жилищ, производственных комплексов, а также основных видов хозяйственной деятельности: земледелия, животноводства, охоты и рыболовства. Особенности системы жизнеобеспечения поселений и городищ степных, предгорных и 6 горных районов второй половины I тыс. до н.э., во многом повторяющие элементы аналогичной системы предскифского и раннескифского времени, свидетельствуют о культурной преемственности, этнической устойчивости и оседлом характере жизни автохтонного населения. Однако эти черты не следует принимать за некое застывшее, неподвижное явление. Инокультурные элементы в системе жизнеобеспечения (в том числе в хозяйственной деятельности) подчеркивают динамизм, свидетельствующий о диалектическом процессе смешения и контактов, процессе органического включения в ткань коренной культуры близкородственных и чужеродных элементов.

Еще одной слабо разработанной проблемой являются экономические связи народов Кавказа между собой и с внешним миром во второй пол. I тыс. до н.э. Изучение категорий импортов: ахеменидского, парфянского, албанского, боспорского, римского, меотского производства, обнаруженных в памятниках исследуемого района, позволяет значительно расширить наши представления о развитии международных политико-экономических связей населения скифского и сарматского времени Центрального Предкавказья.

Следует отметить отсутствие специальных монографических исследований, посвященных скифскому и раннесарматскому периодам Центрального Предкавказья, в которых бы комплексно анализировались материалы могильников и поселений. Именно при таком подходе возможно уловить те изменения в культуре, которые происходили в древности и которые теряются, когда дается лишь общая характеристика больших археологических периодов.

Научная новизна диссертации состоит в следующем.

1. Проведен наиболее полный историографический анализ литературы, посвященной изучению материалов скифского и раннесарматского времени Центрального Предкавказья;

2. Впервые подвергнуты анализу в совокупности особенности погребального обряда и инвентаря всех типов погребальных памятников Центрального Предкавказья второй пол. I тыс. до н.э. независимо от их этнической принадлежности. Подробно рассматривается каждая категория 7 памятников, классифицированных по типам и функциональной принадлежности, выявляются общие и локальные особенности исследуемых сооружений. Всего учтены материалы около 1040 погребений V - I вв. до н.э. Кроме автохтонных (позднекобанских) и кочевнических (скифских, савроматских, сарматских) комплексов выявлены захоронения со смешанными чертами в погребальном обряде. Предложена периодизация функционирования могильников с различными типами захоронений. При этом, выявленные инокультурные включения в обряде и инвентаре были рассмотрены как результат культурного взаимодействия оседлых и кочевых народов.

3. Прослежена динамика изменения картографической локализации автохтонных, кочевнических захоронений и комплексов со смешанными чертами второй пол. I тыс. до н.э. Полученные результаты сопоставлены с этнокартами Страбона и Плиния Старшего.

4. Введен в научный оборот новый термин «язамато-меотский» союз племен (применимо для периода IV - нач. III в. до н.э.). Определен состав союза, локализована его территория. Установлена связь данного объединения с населением Ставропольской возвышенности. Выдвинута собственная концепция причин распространения в западных районах Центрального Предкавказья каменных гробниц, аналогичных античным склепам. Установлена связь распространения в регионе склеповых и др. захоронений (с прикубанскими импортами в инвентаре), а также ритуальных комплексов (в том числе изваяний) с пребыванием отдельных групп населения региона в Низовьях Кубани в IV -нач. III вв. до н.э. в период боспоро-меотских войн и других событий, связанных с активизацией язамато-меотского союза племен. Отдельные элементы обряда и ряд категорий инвентаря склеповых захоронений сопоставлены с аналогичными, характерными для позднекобанских и для скифских погребений. Выявленная доминанта кобанского компонента позволила соответствующе атрибутировать исследуемые комплексы.

5. На основании сведений античных авторов, касающихся политических событий и географии Предкавказья, а также анализа категорий античных и закавказских импортов, обнаруженных в памятниках Центрального и 8

Восточного Предкавказья, сделан вывод о функционировании в последние века до н.э. северокавказского торгового пути. В качестве основных причин данного явления установлено сочетание политических мотивов с экономическими. Выделена целая серия признаков, указывающих на связи населения Ставропольской возвышенности и предгорных районов Предкавказья с боспорскими городами и центрами Иберии и Албании. Отмечена роль меотов и кочевников в транзитной и посреднической торговле.

6. В числе центральнопредкавказских изделий, выполненных в зверином стиле V - III вв. до н.э. выявлен ряд изображений, являющихся производными от синтеза образов, характерных для кобанского искусства и скифского «звериного стиля». Отмечено распространение в зонах этнического смешения в III -1 вв. до н.э. предметов кочевнических форм, оформленных в виде образов, характерных для кобанского искусства. Определены причины данного явления.

7. Реконструирован музыкальный инструментарий местного населения. Выдвинута собственная концепция хронологии и причин распространения ряда музыкальных инструментов в регионе. Прослежена связь появления у горцев некоторых инструментов с миграционными процессами. Отмечена ритуальная роль музыкальных инструментов у кочевых и оседлых народов Предкавказья.

8. Отмечено, характерное для второй пол. I тыс. до н.э., сосуществование и сближение двух близких по содержанию, но различных по происхождению культовых систем: кавказской и древнеиранской. В погребальной практике оседлого населения V - IV вв. до н.э. прослежены инновационные черты. Отмечена связь данного явления с процессами культурного контактирования автохтонов с кочевыми племенами (скифами и савроматами). Выявлена группа захоронений III - I вв. до н.э. со смешанными чертами в погребальном обряде. Отмечена связь их распространения с процессами седентеризации кочевников и одновременного их (сарматов) этнического смешения с миксированным (кобано-скифским) населением предгорных районов.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Этнокультурные связи народов Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до н.э. могут быть корректно исследованы благодаря 9 комплексному анализу археологических материалов, письменных источников, данных этнографии и различных версий кавказского нартовского героического эпоса, особенно осетинских нартовских текстов, содержащих информацию о скифо-сарматском периоде (культовой практике, воинской культуре и др.). В числе процессов, характеризующих этнокультурные связи населения региона, выделяются этнические, культурные (мода, прикладное искусство, верования и др.) и экономические контакты.

2. Фортификационные сооружения, жилища, производственные комплексы, основные виды хозяйственной деятельности: земледелие, животноводство и др., представляют целостную систему жизнеобеспечения поселений и городищ. Уточнение ее особенностей, характерных для различных районов Центрального Предкавказья, позволяет проследить традиционные черты и определить инновации в различных элементах системы, связанные с культурным контактированием позднекобанских племен с кочевниками и населением Прикубанья.

3. Обобщение материалов основной части открытых склеповых сооружений и комбинированных могильников, состоящих из склепов и грунтовых захоронений помогает установить этническую принадлежность данных памятников. Сопоставление отдельных элементов обряда и ряда категорий инвентаря склеповых захоронений с аналогичными, характерными для позднекобанских и для скифских погребений позволяет определить этническую доминанту местного населения.

4. Согласно исследовательской гипотезе материалы склеповых могильников, свидетельствующие о трех периодах существования памятников, связаны с изменениями политической ситуации в регионе. Сравнительный анализ картографической ситуации распространения склеповых могильников с этнокартой Страбона позволяет их строителей сопоставить с известным (по Страбону) народом набианов. Географическая локализация таких памятников и хронологический анализ инвентаря фиксируют два различных, отличающихся хронологически и территориально расположения набианов, связанных с миграционными процессами в регионе.

5. Анализ импортов и других хорошо датирующихся категорий инвентаря, выявленных в захоронениях и в слоях поселений III в. до н.э., помогает документировать плотное заселение Предкавказья в данный период. В население смешанное со скифами и савроматами во второй половине III в. до н.э. вливаются кочевые племена с элементами прохоровской культуры.

6. Рассмотрение в совокупности всего комплекса проблем, связанных с распространением в Предкавказье племен сираков и дальнейшим функционированием в регионе сиракского союза племен, позволяет проследить динамику культурного взаимодействия сираков с местным населением, выделить зоны их этнического смешения и седентеризации сарматских племен в Центральном Предкавказье.

7. Детальный анализ категорий погребального инвентаря из захоронений Центрального Предкавказья V - IV вв. до н.э. (оружие, украшения, керамика, зеркала и др.) помогает выявить инокультурные элементы. Сравнение их с известными типами подобных изделий, открытых в памятниках территорий удаленных от Северного Кавказа, позволяет определить регионы с которыми население Предкавказья в исследуемый период имело налаженные культурные и экономические связи, а также установить связь распространения некоторых импортных предметов с перемещениями кочевников.

8. Анализ прикладного искусства горского и степного населения второй пол. I тыс. до н.э., а также исследование семантики древних изображений, прослеживают их изначальные культовые истоки и позволяют выявить сюжеты, заимствованные в результате культурных связей и этнических процессов.

9. Обобщение, географическая локализация всех изделий, выполненных в зверином стиле V - II вв. до н.э. и анализ изображений, происходящих из различных районов Центрального Предкавказья (Ставропольская возвышенность, степное Ставрополье, р-он Кавминвод, территория Кабардино-Балкарии, горные р-ны Северной Осетии, Затеречье) помогают выявить специфические особенности трактовки образов животных, на основании чего могут быть намечены основные связи данных регионов с различными стилистическими школами.

10. Ретроспективное рассмотрение погребальной обрядности оседлых и кочевых народов Предкавказья скифо-сарматского времени помогает реконструировать культовый комплекс местных племен и выявить заимствованные элементы в религиозных верованиях миксированного населения. Сравнение особенностей погребальной обрядности населения региона с данными Нартовского эпоса и материалами этнографии (языческие обряды осетин и др. народов Северного Кавказа) помогают выявить следы индоиранской мифологии и определить иерархию культов. При этом все основные культовые комплексы представляются как симбиоз близких по содержанию, переплетающихся между собой, менее значительных культов.

Исходя из анализа разработки проблемы, ее научной и практической значимости, определяются цель и задачи данного диссертационного исследования. Основной целью является: анализ этнокультурных процессов, происходивших в Центральном Предкавказье во второй половине I тыс. до н.э.; выяснение реальной степени и специфики влияния кочевников Предкавказья позднескифского и раннесарматского периодов на различные аспекты культуры и стороны жизни северокавказских племен и обратного воздействия последних на номадов.

Цели исследования соответствуют следующие научные задачи: проведение историографического анализа литературы, посвященной изучению материалов скифского и сарматского времени Центрального Предкавказья;

- анализ письменных свидетельств античных авторов об этно-политической истории и культуре племен Северного Кавказа;

- анализ погребального обряда всех без исключения типов памятников автохтонных и кочевых племен Центрального Предкавказья V - I вв. до н.э., на его основе выявление комплексов со смешанными чертами;

- выяснение типов контактов автохтонного населения с ираноязычными кочевниками и их различной значимости;

- реконструкция системы жизнеобеспечения местного населения, выявление в ней заимствованных элементов; исследование элементов погребальной обрядности населения Центрального Предкавказья и их корреляция с кавказскими и древнеиранскими культами;

- анализ изобразительного и прикладного искусства (плоскостных, графических, скульптурных изображений, изделий звериного стиля) из отдельных районов Центрального Предкавказья (Ставропольская возвышенность, степное Ставрополье, р-он Кавминвод, территория Кабардино-Балкарии, горные р-оны Сев. Осетии, Затеречье) и выявление основных связей данных регионов в исследуемый период с различными стилистическими школами;

- картографирование и анализ импортных вещей V - I вв. до н.э., обнаруженных в памятниках Центрального Предкавказья и выяснение причин их распространения в регионе;

- раскрытие роли функционирования важнейших транскавказских путей в процессах культурного контактирования.

Хронологические рамки настоящего исследования охватывают вторую половину I тыс. до н.э. (V - I вв. до н.э.). Выбор нижней даты исследуемого периода объясняется уходом основной части скифов из Предкавказья в нач. V в. до н.э. (оставшаяся часть в значительной степени была подвержена миксации с автохтонным населением). Верхней датой является период обострения политической ситуации в сер. I в. н.э. в Предкавказье, в результате чего происходит смена кочевого - сарматского населения, а сохранившаяся часть прежних кочевых и смешанных племен вынуждена была мигрировать в горные и предгорные районы, занятые потомками кобанских племен (в результате начинается следующий этап миксации).

Территориальные рамки в работе ограничены центральными районами Предкавказья, население которых по своей культуре значительно отличалось и от населения более восточных районов (Дагестана), и от населения СевероЗападного Кавказа (меотов Прикубанья) (Абрамова М.П., 1993, с.5).

В качестве северной границы следует считать водную систему Маныча -(Маныч - Чограй), отделявшую Предкавказье от группировок, кочевавших

13 севернее (на территории современной Калмыкии). Западной границей региона является Нижнее течение Кубани и ее западные притоки (левый берег р. Уруп, Большой и Малый Зеленчуки). В данном районе кобанские племена соседствовали с меотами Прикубанья. Восточная граница установлена по линии р. Аксай - Нижнее течение р. Терек. Ее выбор объясняется распространением здесь в указанный период племен, являвшихся потомками каякентско-хорочоевской культуры. Южная граница Центрального Предкавказья проходит по Главному Кавказскому хребту.

Объектом исследования является комплекс этнических контактов и культурных связей оседлых и кочевых народов Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до н.э.

Предметом диссертационного анализа являются различные аспекты культуры оседлых и кочевых народов Центрального Предкавказья, наиболее подверженные фактору взаимодействия и взаимопроникновения (элементы земледелия и животноводства, воинской и строительной культуры, украшения, керамическая посуда, религиозные верования, прикладное и изобразительное искусство, скульптура, музыкальный инструментарий и др.).

Базой для подобного рода исследований являются методологические принципы, заложенные в работах Е.И. Крупнова, P.M. Мунчаева, В.И. Марковина, В.И. Козенковой, В.Б. Ковалевской, М.П. Абрамовой, В.А. Кузнецова, В.Б. Виноградова и других археологов, изучающих этнические и культурные связи на основе археологических материалов.

Методология исследования. С учетом междисциплинарного подхода, разрабатываемого отечественной и мировой научной мыслью, применялась коммуникативно-семиотическая теоретическая концепция для интерпретации исторических явлений, детально разработанная и обоснованная представителями тартуско-московской школы (В.В. Иванов, Д.С. Раевский и др.), т.е. восприятие материальных памятников как некой знаковой системы, подлежащей раскодированию. Основной характеристикой этой концепции является, во-первых, отказ от моноказуальности; во-вторых, стремление к синтезу познавательных средств и методов различных школ, направлений и дисциплин.

14

В рамках указанного подхода возможно наиболее полно реализовать принципы системности и всесторонности, поскольку он позволяет описать и проанализировать изобразительные и словесные памятники в единой системе понятий, что является необходимым условием для их сопоставления и сравнительного изучения.

Изучение такого сложного предмета как этнокультурные связи оседлых и кочевых племен Центрального Предкавказья во второй пол. I тыс. до н.э., требует от исследователя понимания глобальных общественных процессов, владения необходимыми методиками анализа и обобщения материала. Научная разработка проблем должна основываться на осмыслении конкретно-исторического материала, который, безусловно, является основой, но и опираться на определенные теоретические ориентиры.

Синтез теорий, альтернативность подходов, разнообразие методологических приемов дали возможность существенно расширить инструментарий исследования, шире и полнее раскрыть процессы этнокультурного контактирования племен Центрального Предкавказья, происходившие в течение второй половины I тыс. до н.э., в их диалектическом взаимодействии. В этой связи кроме коммуникативно-семиотической концепции ценными методологическими посылками в исследовании заявленной проблемы являются позитивные достижения цивилизационного подхода, отдающего приоритет изучению социокультурных ценностей. Теоретический анализ закономерностей развития культурологической матрицы социума (или «доминантной формы социальной интеграции»), влияния ментальных установок людей на течение общественных процессов продуктивен при применении к исследованию проблем этнокультурных взаимодействий. Кроме того, цивилизационные концепции помогают лучше раскрыть специфику многовариантного развития регионов. Также важными следует считать достижения формационного подхода. С его помощью можно оптимально рассмотреть историю любого явления, как стадиальный процесс, опирающийся на материальные основы. Методологически важными являются соображения об общих тенденциях развития этносов, анализ проблем ассимиляции и др.

Стоит отметить трудности в изучении истории бесписьменных народов, где археологический материал приобретает особое историческое значение и становится чуть ли не единственным для исторических реконструкций. Изучение идеологических представлений бесписьменных народов еще более трудоемкий процесс, весь традиционный обряд или ритуал (как отражение космогонии) представляет собой культурный текст, включающий в себя элементы различных кодов: акционального, реального или предметного, вербального, персонального, локативного, музыкального, изобразительного и тд. (Толстой Н.И., 1995, с.167-168). В этой связи любое предприятие историка религий и искусства представляется много более сложным и дерзким, чем-то, что делает любой другЬй историк, которому нужно восстановить событие или ряд событий на основе сохранившегося скудного материала. Ведь он должен не только проследить историю некоторой иерофании (ритуала, мифа, божества или культа), но в первую очередь понять и сделать понятной модальность сакрального, раскрываемую этой иерофанией.

Непосредственно археологический материал в лучшем случае дает нам изобразительный и предметный код, все же другие вне наративных источников для нас просто не доступны. Поэтому многие проблемы археологии и ранней истории бесписьменных народов, в том числе культурного взаимодействия, решаются комплексно, с привлечением данных и методов других наук -этнографии, лингвистики, семиотики, антропологии, культурологии и религиоведения.

Собственно говоря, любая попытка изучения скифо-сарматской и кавказской религиозной системы и искусства, есть реконструирование оных на основе фрагментарных данных археологии, письменных свидетельств античных авторов и общеиндоевропейских мифологических мотивов.

Поэтому, осуществляя в работе комплексный анализ текста и артефакта (как предметному выражению текста), автор в большом объеме использует данные и методы других наук, что в свою очередь, возможно, позволило нам приблизиться к семантике изображений, обрядов и символов автохтонных, скифских и сарматских племен Предкавказья.

Решение автором исследовательских задач определил выбор как общенаучных, так и специальных исторических методов исследования: структурно-системного, сравнительно-исторического, проблемнохронологического, хронологически-проблемного, синхронического, историко-типологического и др. В частности, сравнительно-исторический метод использовался для установления сходства и различия между многими, рассматривающимися в исследовании событиями и явлениями, и определял основу умозаключений по аналогии.

Использование проблемно-хронологического метода позволило рассматривать проблемы (этнического взаимодействия и др.), возникавшие, в каждом периоде, в их хронологической протяженности. Данный метод использовался для анализа явлений в единой исторической перспективе, определяя их с предшествующими при трансформации в будущие формы. Другой хронологически-проблемный метод был положен автором в основу составления плана исследования, в соответствии с которым в ряде случаев изучаются неповторяющиеся группы проблем по истории этногенеза, культурного взаимодействия и торгово-экономических связей населения Предкавказья, характерные для различных этапов исследуемого периода. Синхронический метод позволяет установить связи и взаимосвязи между явлениями и процессами, протекавшими в одно и то же время в разных местах Северного Кавказа.

Также очень важен историко-типологический метод, который позволил интерпретировать ряд изображений звериного стиля, происходящих из позднекобанских памятников, а также выявить категории импортных предметов (производства городов Боспорского царства, Ахеменидского Ирана и римско-провинциального производства) в комплексах V - I вв. до н.э. Центрального Предкавказья. При этом, также, был использован искусствоведческий анализ зооморфной пластики.

Характеристика ведущих терминов исследования представляется необходимой частью работы.

В тексте используются не тождественные термины: «культура» и «археологическая культура» (кобанская и др.).

В определении «археологической культуры» разные авторы делают акцент на территориальной, хронологической, стилевой, этнотерриториальной, этнической и т.п. специфике данной культурной общности. По определению Л.С. Клейна, археологическая культура является совокупностью археологических памятников, объединенных близким сходством типов орудий труда, утвари, оружия и украшений (особенно же сходством деталей в формах вещей, сходством керамической орнаментации и приемов техники), сходством типов построек и погребального обряда (Клейн Л.С., 1991; Яценко С.А., 1997, с.48-49).

Из множества определений культуры, существующих в настоящее время, в качестве рабочего было выбрано следующее - «культура» как тот или иной образ жизни, совокупность порядков и объектов, созданных людьми, заученных форм человеческого поведения и деятельности, обретенных знаний, образов самопознания символических обозначений окружающего мира. Культура представлена в диссертации как мир норм и регулятивов человеческой деятельности и образов сознания, аккумулированных и селектированных социальным опытом. В культурных формах воплощаются системы социальных целей, ценностей, правил, обычаев, технологий социализации личности и воспроизводства сообществ как устойчивых функциональных целостностей. Это - мир символических обозначений явлений и понятий, сконструированный людьми с целью фиксации и трансляции социально значимой информации, знаний, представлений, опыта, идей и т.п. (Флиер А.Я., 1997, с.203-204).

Культура представлена в диссертации в виде целостной, развивающейся и открытой системы, развитие которой происходит путем сохранения традиций, придающей культурным формам устойчивость и внесения инноваций, делающих культуру гибкой и подвижной. Последние на протяжении одного-двух поколений превращаются в традицию. Под культурной традицией следует понимать «стереотипизацию социально организованного группового опыта людей»: она включает в себя обычаи, ритуалы, технические навыки,

18 регламентированные установления в производстве и искусстве (Арутюнов С.А., 1981, с.78, 98).

Инновации могут возникать в культуре экзогенно или эндогенно, на месте, путем эволюционного развития, или же путем заимствования, будь то новый тип погребального сооружения, технический прием или новый тип вещей (например, более эффективный вид вооружения), новая мода или новая ценностная ориентация. Разные элементы культуры обновляются в разном ритме, причем этот ритм зависит от культурно-исторического периода (смены эпохальных мод) и характера сношений носителей данной культуры с окружающими. Особый интерес представляет появление новшеств при контакте местного горского населения с пришлым, например, ираноязычным (Ковалевская В.Б., 1988, c.l 1).

Своеобразным интегралом, охватывающим едва ли не все этнические феномены, является категория «этничность». Данная категория включает в себя такие ментальные характеристики, как общая история, общее происхождение и территория, общая культура и традиции, чувство солидарности и достоинства. В теориях этничности, используемых при изучении древних культур доминируют два направления: социобиологическое и эволюционно-историческое. Сторонники первого рассматривают этничность как объективную данность (Keyes F., 1981, р.6; Van den Berger P., 1987). По мнению известного германского социолога Ф. Хекмана, этничность - это показатель реальных взаимоотношений как на индивидуальном, так и на коллективном уровнях, характеризующий группы людей, связанных между собой едиными представлениями о генетическом родстве и культурно-языковой общности. Ч. Кейс, Г. Лапидус, М. Нэш и другие исследователи предлагают сходные трактовки «этничности» как базы социальной организации общества (Nash. M., 1989). Исследователи (к ним относится и автор настоящего диссертационного исследования), представляющие эволюционно-исторический подход, рассматривают этносы как социальные сообщества, глубинно связанные с социально-историческим контекстом (Артановский С.М., 1967, с.177; Алексеев В.П., Бромлей Ю.В., 1968, с.35; Бромлей Ю.В., 1972; 1981; 1983; Абрамова М.П.,

1993, с. 100-106; Кузнецов В.А. 1997, с.158, 162; Марченко И.И., 1996, с.131 и ДР-)

Источниковую базу исследования составляет широкий круг опубликованных и неопубликованных материалов и архивных документов. Большой объем информации отложился в материалах фонда Р-1 Архива института археологии РАН1, фондов 1, 2 и Р-1 Архива института истории материальной культуры (ИИМК РАН), а также в фонде 101 (архив канцелярии Ставропольского губернатора) и фонде ФР-645 (Ставропольский краеведческий музей) Государственного архива Ставропольского края (ГАСК). Источники данной группы показывают историю археологического изучения памятников Терской области и Ставропольской губернии и раскрывают характер изучения скифских и сарматских памятников в Центральном Предкавказье в конце XIX -начале XX века и в 40-90 годы XX века. Кроме того, некоторые данные этих источников позволяют ввести в научный оборот неизвестные ранее предметы материальной культуры кобанских, скифских и сарматских племен, которые дополняют общую картографическую ситуацию и существующие классификации подобных вещей, происходящих из памятников региона.

Вторую группу составляют неопубликованные археологические материалы из музейных фондов: Государственного Эрмитажа (отдел ОАВЕС); Государственного Исторического музея (отдел археологии); Ставропольского государственного объединенного краеведческого музея им Г.Н. Прозрителева, Г.К. Праве (фонды: археологии (ф.70), а также личные архивы известных исследователей Г.Н. Прозрителева (ф.2) и Т.М. Минаевой (ф.79); Пятигорского краеведческого музея (фонд археологии, личный архив А.П. Рунича); Георгиевского краеведческого музея (основной фонд); Железноводского муниципального краеведческого музея (основной фонд). Данная группа источников расширяет круг известных категорий предметов материальной культуры, происходящих из Степного Ставрополья, района Кавминвод и

Отдельные материалы, использованные в настоящем исследовании, еще не опубликованы, и я выражаю глубокую признательность авторам раскопок М.В. Андреевой, В.Л. Державину, P.C. Сосранову, Э.Л. Черджиеву, М.А. Романовской, В.Ю. Малашеву, P.P. Рудницкому, любезно позволившим использовать их в данной работе.

20 предгорной зоны Центрального Предкавказья. Это очень важно для создания базы для дальнейших умозаключений.

К третьей группе источников относится этнографический материал, собранный стационарным методом в горных селах Осетии и опубликованный в конце XIX в. Этот материал содержит ценную информацию об языческих культах, которые существовали у горцев вплоть до этого времени. Данные сведения важно использовать при реконструкции культовой практики местного населения в скифский и сарматский периоды, поскольку осетины являются в определенной мере потомками ираноязычных племен.

В четвертую группу источников входят ранее опубликованные своды предметов материальной культуры кобанских племен и кочевого населения (оружие, украшения, керамика и др.). Данные публикации содержат богатый фактический материал, обобщенные сведения археологических исследований конца XIX в. - по 90-е гг. XX в. Особо следует выделить монографии В.И. Козенковой, в которых сведены почти все известные находки предметов кобанского производства (в том числе позднекобанских).

Пятую группу составляют письменные источники. К ним относятся свидетельства античных авторов о этно-политической ситуации на Северном Кавказе во второй половине I тыс. до н.э., культурно-экономических связях горского населения, о транскавказских торговых путях, функционировавших в раннем железном веке. Здесь же следует отметить средневековые кавказские летописи (Картлис Цховреба, хроника Леонтия Мровели и др.), сохранившие в текстах сведения о более ранних периодах истории (в том числе эпохи раннего железного века) народов Кавказа (в том числе и эпизодов, касающихся этно-политической истории Северного Кавказа).

Шестая группа состоит из священных (религиозно-мифологических) текстов индоевропейских народов, в первую очередь индоиранцев: «Ригведа», «Авеста», «Упанишады», а также сказки и легенды кавказских народов. Все эти источники, в той или иной степени содержат ряд общеиндоевропейских мифологических архаизмов, наличие которых в скифо-сарматской традиции подтверждается типологически, и уже неоднократно отмечено учеными. К этой

21 же группе следует отнести различные версии нартовского героического эпоса. Особенно важным источником являются осетинские нартовские тексты, содержащие информацию о скифо-сарматском периоде (культовой практике, воинской культуре и др.). Важность данных нартовского эпоса подчеркивается этногенетической близостью осетин, скифов и сарматов.

Седьмую группу источников представляют опубликованные результаты археологических раскопок памятников скифского и сарматского периодов Центрального Предкавказья конца XIX - начала XX в., 20-30 гг., 50-90 гг. XX в., начала XXI в. («Отчеты Археологической комиссии» (OAK), «Известия Археологической комиссии» (ИАК), материалы археологических съездов, «Отчеты Императорского Российского исторического музея» (ОРИМ), «Труды Государственного Исторического музея», «Археологические исследования в РСФСР 1932 - 1936 гг.», «Труды Ставропольской ученой архивной комиссии» (Тр. СУАК), «Материалы по исследованию Ставропольского края» (МИСК), «Археологические открытия» (АО), «Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа», «Археология и вопросы древней истории Кабардино-Балкарии», «Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балкарии», «Ученые записки Кабардино-Балкарского научно-исследовательского общества», «Вопросы осетинской археологии и этнографии», «Новые материалы по археологии Центрального Кавказа в древности и средневековье», «Известия Юго-Осетинского научно-исследовательского института», «Проблемы археологии погребальных памятников Чечено-Ингушетии» и др.), а также монографические исследования, статьи и материалы международных, общероссийских, региональных конференций и симпозиумов, посвященные археологическому изучению памятников Центрального Предкавказья скифского и раннесарматского периодов.

Совокупность перечисленных источников позволила провести исследование с высокой степенью достоверности, обеспечить на современном уровне решение поставленных научных задач.

Практическая значимость. Результаты диссертации могут быть использованы при написании региональных очерков истории, в подготовке вузовских курсов «Археология Северного Кавказа», «Историческое краеведение», в разработке спецкурсов по истории культуры и истории народов Северного Кавказа, археологии Северного Кавказа, а также при создании обобщающих трудов по этнополитической истории, археологии и экономической истории региона.

Содержащийся в диссертации материал, основные положения и выводы могут способствовать расширению понимания процессов духовной жизни, углублению знаний в области истории культуры и этнокультурных форм взаимодействия на Северном Кавказе.

Результаты комплексного исследования изделий скифского и раннесарматского периодов, наиболее подверженных фактору взаимодействия и взаимопроникновения (украшения, керамическая и др. посуда, типы вооружения, конская упряжь, предметы прикладного и изобразительного искусства, скульптура, музыкальный инструментарий и др.), могут быть вскоре использованы в следующих направлениях:

- уточнение этнической атрибуции и датировки большой серии древних изображений поможет провести адекватную экспертизу многих памятников прикладного искусства как в музейных и частных собраниях, так и на художественных аукционах, позволит археологам интерпретировать ряд сильно поврежденных комплексов и случайных находок;

- реконструкция предкавказского воинского костюма и конского убора второй половины I тыс. до н.э. будет содействовать корректному оформлению соответствующих реконструкций, макетов и т.п. в отделах древности музеев различных стран;

- обширный, ранее малоизвестный и совершенно неизвестный археологический материал (украшения, керамика, прикладное искусство и др.), систематизированный и проанализированный в диссертации, демонстрирует ряд форм и подходов, которые могут быть привлекательны для современных ювелиров, скульпторов, художников по керамике и т.д.;

- материалы исследования предоставляют новую, достаточно достоверную информацию, которая может быть востребована в постановках по исторической тематике в ходе работы театральных и кино-художников и декораторов.

Кроме непосредственно практического, результаты, полученные в диссертации, имеют и теоретическое значение для различных областей гуманитарного знания.

- уточняются на анализе обширного материала факторы эволюции и межэтнических контактов в различных сферах культуры населения Предкавказья скифского и раннесарматского периодов;

- проделанная атрибуция предметов из погребальных комплексов смешанного населения позволяет историкам и археологам в ряде случаев по-новому трактовать отраженные в них этнокультурные процессы и политические события;

- результаты анализа изобразительного и прикладного искусства и отраженных в них эстетических идеалов ряда древних этносов Северного Кавказа представляют интерес для искусствоведения и этнографии.

Апробация исследования.

Основные положения и выводы диссертации изложены в монографиях («Историко-культурное развитие населения Центрального Предкавказья во второй половине I тыс. до н.э.», Ставрополь, 2005; «История северокавказских торговых путей IV в. до н.э. - XI в. н.э.», Ставрополь, 1999), в серии статей в периодических изданиях «Российская археология», «Материалы и исследования по археологии России», «Известия высших учебных заведений СевероКавказский регион», «Вестник Ставропольского государственного университета», «Донская археология», «Историко-археологический альманах», «Instrumentum».

Результаты исследования апробированы автором в ряде выступлений на международных, всероссийских и региональных конференциях:

- Международная научная конференция XXIV «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа (Нальчик - 2006 г.);

- Четвертая Кубанская международная конференция (Сочи - 2005 г.);

- Международная научная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения Е.И. Крупнова - XXIII «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа «Древний Кавказ: ретроспекция культур» - (Москва - 2004 г.);

- V международная научная конференция, посвященная 350-летию г. Харькова и 200-летию Харьковского национального университета им. В.Н. Каразина «Проблемы истории и археологии Украины» (Харьков - 2004 г.);

- XI международная научная конференция «Международные отношения в бассейне Черного моря в древности и средние века» (Ростов-на-Дону - 2003 г.);

- Международная научная конференция «Чтения, посвященные 100-летию деятельности В.А. Городцова в Государственном Историческом музее» (Москва - 2003);

- VIII Донская международная археологическая конференция «Проблемы археологии и этнической истории Дона и Северного Кавказа» (Ростов-на-Дону -2002);

- X международная конференция «Международные отношения в бассейне Черного моря в древности и средние века» (Ростов-на-Дону - 2001 г.);

- Международная научная конференция XXII «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа (Ессентуки-Кисловодск - 2002 г.);

- Международная научная конференция «Древнейшие общности земледельцев и скотоводов Северного Причерноморья (V тыс. до н.э. - V в. н.э.)» (Тирасполь - 2002 г.);

- Международная научная конференция «Истор1чна наука: проблемы розвытку» (Луганск - 2002 г.);

- Третья Кубанская международная археологическая конференция (Анапа -2001 г.);

- Международная научная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения И.В. Синицына «Взаимодействие и развитие древних культур южного пограничья Европы и Азии» (Саратов - Энгельс - 2000 г.);

- VI Международная научная конференция «Проблемы сарматской археологии и истории» (Самара - 2000 г.);

- Международная научная конференция «XX юбилейные международные Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа» (Железноводск - 1998 г.);

- Международная научная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения П.Д. Pay «Эпоха бронзы и ранний железный век в истории древних племен южнорусских степей» (Саратов - 1997 г.);

-1 Международная конференция «Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру» (Пятигорск - 1996 г.);

- Международная научная конференция «Актуальные проблемы археологии Северного Кавказа. XIX «Крупновские чтения» (Москва - 1996 г.);

- Одиннадцатая всероссийская нумизматическая конференция (Санкт-Петербург - 2003 г.);

- Всероссийская научная конференция «Северный Кавказ: геополитика, история, культура» (Ставрополь - 2001);

- Восьмая всероссийская нумизматическая конференция (Москва - 2000 г.);

- Всероссийская научно-практическая конференция «Историческое краеведение: история и практика» (Барнаул - 1996 г.);

- Республиканская научно-практическая конференция «Историко-культурное наследие и современность» (Ейск - 1995 г.);

Региональная научно-практическая конференция «Вторые Прозрителевские чтения» (Ставрополь - 2005 г.);

- Региональная научно-практическая конференция «Прозрителевские чтения» (Ставрополь - 2004 г.);

- Региональная научная конференция «История и современность Российской государственности в регионе Кавказских Минеральных вод» (Пятигорск - 2003 г.);

- Межрегиональная научная конференция «Северный Кавказ и кочевой мир степей Евразии: VI «Минаевские чтения» по археологии, этнографии и краеведению Северного Кавказа» (Ставрополь - 2003 г.);

- Межрегиональная научная конференция «Северный Кавказ и кочевой мир степей Евразии: V Минаевские чтения по археологии, этнографии и краеведению Северного Кавказа» (Ставрополь - 2001 г.);

- Региональная научная конференция «IV Минаевские чтения по археологии, этнографии и музееведению Северного Кавказа» (Ставрополь -2000 г.);

- Региональная научная конференция «История Северного Кавказа с древнейших времен по настоящее время» (Пятигорск - 2000 г.);

- Региональный теоретический семинар «Проблемы повседневности в истории: образ жизни, сознание и методология изучения» (Ставрополь - 2001 г.).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Этнокультурные связи оседлых и кочевых народов Центрального Предкавказья во второй половине 1 тыс. до н.э."

Заключение

На массовом общерегиональном материале нами впервые предпринята попытка установления роли и значения взаимоотношений автохтонного населения Центрального Предкавказья с кочевниками, а также с народами других районов Кавказа во второй половине I тыс. до н.э. в деле историко-культурного и этнополитического развития местных племен. Заимствованные инновационные элементы прослежены в различных аспектах культуры автохтонного населения: в военной и костюмной моде, в искусстве, в религиозных представлениях, в строительном и ювелирном деле, керамическом производстве, технологии ткачества, в земледельческой культуре, животноводстве и др.

В процессах культурных связей населения Предкавказья важное значение имела зона влияния северокавказского степного пути, вдоль трасс которого, не только развивались этнические процессы, налаживались экономические (обменные, транзитные) связи, но и происходили разнообразные иные контакты (костюмные, технологические, идеологические и др.).

Совпадение ареалов памятников скифской и кобанской культур в пределах западных районов Центрального Кавказа и савроматской и кобанской культур в его восточных районах означает взаимопроникновение трех различных по происхождению археологических культур и, следовательно, трех различных по происхождению этносов (хотя культуры двух из них сходны, но не тождественны). Это - ареал внутрирегионального этнического контактирования, характеризуемого глубоким проникновением больших масс носителей одного языка на территорию, занятую носителями другого языка.

Становится очевидным, что взаимодействие между автохтонами и номадами было неодинаково интенсивным для различных районов и географических зон Центрального Предкавказья. Наиболее постоянными были отношения тех и других в предгорно-равнинной (плоскостной) зоне, т.е. на территории, где обоснованно фиксируется непосредственное обитание как представителей кобанской культуры, так и самих кочевников. Здесь

692 происходили сложные процессы этнокультурного взаимодействия и взаимовлияния, приводившие первоначально к синтезу в области культуры и идеологии и распространению некоторых черт погребальной обрядности в местной среде, а в дальнейшем к процессу этногенетической миксации (смешению населения) - появлению синкретических этнических новообразований. В каждой зоне наиболее интенсивных контактов происходили сходные процессы, но со своим локальным своеобразием. На Ставропольской возвышенности - это значительное влияние культуры меотов. В горных районах результаты контактов не привели к прогрессирующей утрате аборигенами своей самобытности. В предгорных районах часть кочевых племен в зонах наиболее интенсивных контактов постепенно седентеризируется, приобретая черты оседлого населения.

В позднескифский период наблюдается миксация населения на территориях Ставропольского плато и Кабардино-Пятигорья, заселенной представителями кобанской культуры (появляются подкурганные захоронения со смешанными чертами - Грушевский кург., мог. Нартан). Об этом же свидетельствуют комплексы изваяний, выявленные в окрестностях г. Ставрополя. При наличии «общескифских» иконографических элементов отмечается региональное своеобразие некоторых из них (изваяния №№1, 2 и 3 из Беспутки). Такое своеобразие может быть связано с распространением в Центральном Предкавказье в У-1У вв. до н.э. групп смешанных, «скифо-аборигенных» комплексов. С этим же связано и появление у степняков Предкавказья не свойственного им обряда скорченного положения погребенных в могилах. Одновременно у автохтонов наблюдается рост значения всадничества и повышения его престижности (западный и центральный варианты).

В V - IV вв. до н.э. налаживаются разнообразные экономические (обменные) связи как между различными группами представителей кобанской культуры, автохтонами и местным кочевым населением, так и через их посредничество с племенами Прикубанья, Закавказья, Поволжья, Южного Приуралья и Подонья. Это прослеживается в распространении определенных типов оружия, конской упряжи, керамической посуды, зеркал и украшений. Из

693 района Предкавказья вывозили сырье, некоторые типы украшений и керамическую посуду. Через данный район из Закавказья к племенам выше перечисленных территорий поступали различные украшения (из золота и полудрагоценных камней).

Население горных районов, прилегающих к перевалам, играло роль преобразователей и ретрансляторов культурных импульсов (украшения, керамика и др.), шедших из центров Закавказья (Западная Грузия, Колхида, Албания, Иран), развивая полученные формы на основе собственного богатого опыта. В результате контактов автохтонов с группами кочевников Притеречья закавказские образцы и их местные реплики распространяются в Предкавказье и далее на северо-восток - вплоть до территорий Поволжья и Южного Приуралья. В данный период поселения кобанской культуры становятся центрами бронзолитейного, керамического и косторезного производства, продукция которых через посредничество кочевников распространяется в степных районах вплоть до Северного Причерноморья и Поволжья.

Инокультурные элементы в системе жизнеобеспечения поселений и городищ, характерные в большей степени для Ставропольской возвышенности, свидетельствуют о контактах с племенами Прикубанья (керамическое производство, технология ткачества, приемы строительной техники, рыболовство, возможно, элементы земледельческой культуры) и процессе смешения с кочевниками (животноводческая культура). С территории Прикубанья также поступали отдельные виды оружия и конской упряжи. Судя по захоронениям лошадей, коневодство развивается и в горных районах.

В V - IV вв. до н.э. в центральные районы Ставрополья проникают группы савроматских племен (при этом происходит смешение скифского и пришлого населения). Возможно, с возрастающим давлением этой группы связана миграция части позднекобанского населения со Ставропольской возвышенности и района Кавминвод в район Среднего Притеречья. В результате разнообразных контактов кобанского населения Ставропольской возвышенности и района Кавминвод с савроматскими племенами у автохтонов появляются сосуды южноуральских форм, отдельные формы зеркал, а также заимствуются элементы

694 воинского костюма (портупейные крюки, колесовидные колчанные привески и др.). Из района Северного Причерноморья и Подонья в Предкавказье поступали бусы, янтарь, зеркала, зооморфные крючки.

В процессе костюмных контактов автохтонных народов Предкавказья с ираноязычными этносами особую роль играли миграции кочевых племен и их последующее сосуществование с горцами в рамках узколокальной территории. В результате в районах их наибольшего смешения наблюдается появление в одежде данного населения элементов костюма ираноязычных племен (головные уборы, мягкие сапоги и др.). В Затеречье в мужском костюме кобанцев используются металлические пояса - подражания боевым скифским. Здесь же, видимо, под влиянием савроматов, в костюмной моде проявляется обычай украшения одежды стеклянными бусами. Одновременно в Притеречье в отдельных случаях головные уборы украшаются нашивными либо налобными лентами.

В сарматское время массово распространяется обычай обшивки одежды и аксессуаров бисером, а в украшениях полихромный стиль. О массовых поставках некоторых типов стеклянных и каменных бус свидетельствует факт распространения ожерелий, оформленных в одном стиле, видимо, произведенных в определенных центрах Боспора и Закавказья (бусы с металлической прокладкой, ожерелья из однотипных гагатовых бус, орнаментированных циркульным орнаментом и др.).

Костюм рядовых сарматок состоял из нераспашного платья с глубоким вырезом, обшитого бляшками и бусами, кожаных сапог, расшитых бусами и плаща. Однако в костюме, в частности в головном уборе, наблюдается и сохранение скифских элементов (клобуки). В меньшей степени на одежду населения Центрального Предкавказья оказывала влияние костюмная мода городов Боспорского царства. Эти контакты в большей степени были опосредованными - через посредничество меотов Прикубанья. От меотского населения автохтоны перенимают технологию ткачества на вертикальном станке. Возможно, определенное значение имело функционирование на

Ставропольской возвышенности античного сезонного рынка (Грушевское городище).

От ираноязычных кочевников горцы заимствовали ряд струнных и ударных музыкальных инструментов. В V - IV вв. до н.э. в зонах смешения оседлых и кочевых племен зарождается танцевальная культура, вобравшая в себя и переработавшая элементы скифских ритуальных традиций.

В результате анализа зооморфных изображений V - IV вв. до н.э. из отдельных районов Центрального Предкавказья выявляются специфические особенности трактовки образов животных, позволяющие наметить основные связи данных регионов с различными стилистическими школами. Территория Ставропольской возвышенности находилась в сфере влияния прикубанского «звериного стиля», а также, одновременно, являлась периферией распространения северопричерноморских образов. Второе характерно и для степной зоны Центрального Предкавказья (кроме восточных районов).

Влияние прикубанских образцов семибратнего и елизаветинского круга прослеживается в зооморфных изображениях, выявленных на территории Кабардино-Балкарии, в горной Дигории и в Затеречье. Однако, данные районы входят в зону распространения и образцов савроматского звериного стиля Нижней Волги и Южного Приуралья. Если для района Кабардино-Балкарии в большей степени характерны прикубанские образы, то для Затеречья -нижневолжские (и южноприуральские) - савроматские. Последние являются основными и для восточных районов Ставрополья и северных территорий Дагестана.

Процесс культурного контактирования и этнического смешения прослеживается в особенностях искусства и религиозных верований местного населения. В пласте религиозных верований второй пол. I тыс. до н.э. на фоне ярких черт индоиранской мифологии (космогонические, астральные, близнечные и др. мифы) в погребальной обрядности местных племен сочетаются элементы древнеиранских культов скифов и сарматов с кавказскими культами автохтонов и образами древнегреческой мифологии. Для середины - второй пол. I тыс. до н.э. характерно сосуществование и сближение двух близких по

696 содержанию, но различных по происхождению культовых систем: кавказской и древнеиранской (особенно в зонах миксации населения). Наглядно это проявляется в аналогичных перекликающихся культовых комплексах -солнечно-огненном и умерших предков. При этом местное население заимствует у степняков отдельные элементы культа бога войны. Возможно, через их же посредничество у горцев распространяются и некоторые образы античных культов.

В IV - III вв. до н.э. смешанное население западной группы входит в союз язамато-меотских племен Прикубанья. С этим связано распространение в Центральном Предкавказье склеповых сооружений и святилищ, подобным меотским. В данный период племена Ставропольского плато находились в зоне влияния меотов Прикубанья. Местным населением заимствуются некоторые технологии керамического производства и строительного дела, а также отдельные типы конской упряжи и вооружения. В данный период налаживаются экономические связи с античными центрами Причерноморья и меотскими поселениями. Поставки вина имели импульсный характер (Грушевское городище).

Судя по комплексу амфорных родосских клейм, выявленному в погибшем от пожара Грушевском городище, в 50-40-е годы III в. до н.э. в Предкавказье вторгается какая-то новая группа кочевников (сирматы, исседоны, сираки ?) на короткое время дестабилизировавшая политическую ситуацию в регионе. Видимо, в связи с этим распространяются комплексы с прохоровскими вещами. Результаты исследований памятников Прикубанья и Ставрополья опровергают тезис об отсутствии погребений датируемых III в. до н.э. Об этом свидетельствуют материалы, как поселений, так и могильников (склепов, грунтовых и подкурганных погребений).

В стратиграфии ряда склепов зафиксированы два яруса. Присутствие импортов, а также хорошо датирующихся категорий инвентаря в комплексах гробниц позволяет разделить все материалы на три хронологических периода: I) - вторая пол. IV - начало II вв. до н.э.; II) - середина II -1 вв. до н.э.; III) -1 - II вв. н.э.

Гробницы, в которых обнаружены предметы первого периода, в основном концентрируются на Ставропольской возвышенности, а также, в верховьях Кубани, в районе Кавминвод и на территории Кабардино-Балкарии. При значительном количестве выявленных в гробницах античных и меотских импортов (чернолаковая и сероглинянная посуда, амфоры, стеклянные и металлические сосуды, украшения и др.), а также предметов, связанных с влиянием скифской культуры (конская упряжь, зеркала, украшения, бронзовые наконечники стрел и др.), обращает на себя внимание факт присутствия в инвентаре вещей, характерных для памятников позднекобанской культуры (чернолощенная керамика, украшения, некоторые типы подвесок-амулетов, изображения характерные для кобанского искусства), а также элементов обряда (ярусность захоронений, меридиальная ориентировка костяков, каменные ящики), которые свидетельствует о принадлежности склеповых сооружений миксированному населению, при доминировании кобанского компонента.

В этот же период в богатых подкурганных погребениях северной и восточной групп встречаются ювелирные изделия (серьги, гривны, браслеты, бляшки) скифского облика, что объясняется дальнейшим продолжением скифских традиций и их устойчивостью у местного населения (с. Комарово - не ранее II в. до н.э.).

Не смотря на то, что во II в. до н.э. в Предкавказье распространяются подкурганные погребения с широтной (западной) ориентировкой, что, видимо, свидетельствует о завоевании этого района сираками, местное население не было уничтожено, а, скорее всего, в качестве подчиненных этносов, вошло в сиракский союз племен. Возможно, с указанными событиями связано прекращение традиций захоронений в склепах на Ставропольской возвышенности и сооружения подбойных могил (земляных склепов ?) у х. Херсонка. Одновременно начинают функционировать грунтовые могильники на территории Кабардино-Балкарии: Чегемский и Нижне-Джулатский. В связи с движением сарматских группировок к перевалам, местное оседлое население вынуждено было мигрировать из степного Предкавказья на юг - в более безопасные предгорные районы. В этот период в предгорных районах (Верховья

698

Кубани, Кисловодская котловина) продолжают хоронить в склеповых гробницах (2 период).

Судя по расположению склеповых сооружений, грунтовых могильников с материалами (кроме сарматских) скифской и кобанской культуры и подкурганных захоронений (с меридиальной ориентировкой и с элементами скифской культуры), а также согласно этнокарте Страбона, фиксируются два различных, отличающихся хронологически и территориально расположения набианов. В IV - нач. II вв. до н.э. эти племена занимали районы Ставропольской возвышенности и верховьев Кубани, территорию Кавминвод и Кабардино-Балкарии. Юго-восточные районы Ставрополья и Терек, видимо, являлись границей между ними и панксанами (потомки миксированного скифо-савроматского населения. С сер. II в. до н.э. набианы, будучи оттеснены на юг, локализуются в предгорных районах: в верховьях Кубани, на склонах гор-лакколитов Пятигорья, в Кисловодской котловине и на территории Кабардино-Балкарии. Панксаны занимают территорию Затеречья, где соприкасаются с кавказскими племенами (юго-восточные р-оны Чечни). Проход между набианами и панксанами, ведущий к перевалам, а также левобережье Терека контролировались сираками.

Период после утверждения господства в Предкавказье сираков характеризуется изменениями, наблюдающимися в этнических процессах в регионе: маргинальное контактирование сменяет межэтническая интеграция, при которой в результате взаимодействия у контактирующих этнических групп происходят незначительные изменения этнических черт. Одновременно с развитием межэтнической интеграции в сиракском союзе племен в отдельных районах протекали процессы этногенетической миксации, которые стимулировались оседанием кочевников. В результате на территории Кабардино-Пятигорья происходят сложные процессы культурного и этнического смешения. В данном районе, где к этому периоду проживало миксированное со скифами население, появляются племена, мигрировавшие с территории Ставропольского плато, также перемешанные со скифами, но со своими культурными отличиями (меотское и савроматское влияние). Одновременно в

699 данном районе постепенно происходит седентеризация сарматских племен. В грунтовых могильниках западной группы (Нижне-Джулатский мог., Чегемский мог.) появляются инновации в виде преобладающих катакомб. Здесь же в погребальной обрядности наряду с сарматскими чертами наблюдается сохранение скифских (захоронения лошадей, подмазка дна могил зеленой глиной и др.), а также горских элементов (украшения и амулеты, выполненные в кобанском зооморфном стиле). В подкурганных комплексах отмеченного периода наблюдаются элементы земледельческой культовой практики (находки терочников и зернотерок). Таким образом, на территории Кабардино-Пятигорья формируется синкретическое этническое новообразование (условно - поздние набианы).

Появление енисейских пряжек, парчи, а также изделий звериного стиля связано с миграциями с северо-востока в Предкавказье новых групп кочевого населения. Факт их нахождения в одних могильниках, особенно это касается территории прилегающей к Дарьяльскому ущелью, подчеркивает смешанный характер населения предгорий.

После разгрома сираков (49 г. н.э.) приход аорсов, а затем алан вынудили местное население отступить на юг, в глубь предгорий, в более безопасные места. Синкретическое этническое новообразование смешивается в горных ущельях с представителями кобанского населения. В результате завершился первый период политического господства в Центральном Предкавказье ираноязычного населения, предположительно приведший к формированию дигорского диалекта осетинского языка. В горных ущельях происходит консервация (превращение в традиции) отдельных элементов синкретической культуры набианов (архаическая часть дигорского диалекта, эпические сказания, религиозные представления, элементы музыкальной и танцевальной культуры, элементы животноводства и др.).

В целом выводы, основанные на реконструкции этнических и культурных связей оседлых и кочевых племен позднескифского и раннесарматского периодов и их компаративном анализе с привлечением этнографических данных, сведений нартовского эпоса существенно уточняют панораму истории

700 культуры народов Северного Кавказа эпохи древности, выявляют ряд важных закономерностей контактов и эволюции в различных сферах культуры. Это позволяет уже сегодня решить целый ряд вопросов этно- и культурогенеза, культурных контактов, политической истории и развития искусства Северного Кавказа соответствующих периодов.

ЧАСТИТ/)\(ЬтЛ

РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

ПРОКОПЕНКО ЮРИЙ АНАТОЛЬЕВИЧ

ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ СВЯЗИ ОСЕДЛЫХ И КОЧЕВЫХ НАРОДОВ ЦЕНТРАЛЬНОГО ПРЕДКАВКАЗЬЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ I ТЫС.

ДО Н.Э.

24.00.01 - Теория и история культуры 07.00.06 - Археология

Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук

Научный консультант -доктор исторических наук, Яценко Сергей Александрович

Москва - 2006

Список научной литературыПрокопенко, Юрий Анатольевич, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. Архивные фонды-------------------------------------------------------------------------702

2. Музейные фонды-------------------------------------------------------------------------707

3. Этнографический материал------------------------------------------------------------708

4. Своды предметов производства кобанских племен и кочевого населения—709

5. Письменные источники-----------------------------------------------------------------709

6. Источники, содержащие общеиндоевропейские мифологические архаизмы -священные тексты индоевропейских народов, различные версии нартовского эпоса, сказки, легенды кавказских народов-------------------------------------------710

7. Монографии, статьи, материалы и тезисы докладов конференций,авторефераты---------------------------------------------------------------------------------7121. Архивные фонды

8. Б) Архив института истории материальной культуры Российской академии наук (Арх. ИИМК РАН),

9. В) Государственный архив Ставропольского края (ГАСК).

10. Ф. 101 Архив канцелярии Ставропольского губернатора. 1.5.1.0п. 4, д. 2623.

11. ФР. 645 Ставропольский краеведческий музей. 1.6.1. Оп. 1, д. 7.2. Музейные фонды.

12. A) Государственный исторический музей (ГИМ). 2.1. Отдел археологии.

13. Коллекция Г.Д. Филимонова.

14. Б) Государственный Эрмитаж (ГЭ).

15. Отдел археологии Восточной Европы и Сибири (ОАВЕС).22. Ящик СК 3-37.

16. B) Ставропольский государственный краеведческий музей им. Г.Н. Прозрителева, Г.К. Праве (СГКМ).

17. Ф.8812. Научно-вспомогательный фонд.25.1. Прокопенко Ю.А. Отчет о археологических разведках в окрестностях г. Ставрополя в 2001 г. // СГКМ. Ф.8812, ед. хр.6.

18. Г) Пятигорский краеведческий музей (ПКМ).26. ОФ. Основной фонд.27. Фонд А.П. Рунича.

19. Д) Георгиевский краеведческий музей (ГКМ).28. ГОФ. Основной фонд.

20. Е) Железноводский краеведческий музей (ЖКМ).29.ЖОФ. Основной фонд.3. Этнографический материал.

21. Ахриев Ч., 1871. Из чеченских сказаний // Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. V. Тифлис.

22. Ахриев Ч., 1875. Ингуши (их предания, верования и поверья) // ССКГ, Вып. 8. Тифлис.

23. Далгат Б., 1892. Первобытная религия чеченцев // Терский сборник. Кн.2, вып.З. Владикавказ.

24. Ковалевский М.М., 1890. Закон и обычай на Кавказе. Т.1. М.

25. Кокиев C.B., 1885. Записки о быте осетин // СМЭИДЭМ. Ч. 1. М.

26. Марграф О.Ф., 1882. Очерк кустарных промыслов Северного Кавказа с описанием техники изготовления. М.

27. Мететуков М.А., 1965. Кузнечное ремесло у адыгов в XIX веке // Учен. зап. НИИЯЛИ. T. IV. Краснодар.

28. Миллер В.Ф., 1882. Осетинские этюды. М.

29. Миллер В.Ф., 1883. Черты старины в сказаниях и быту осетин // Журнал министерства народного просвещения. СПб.

30. Миллер В.Ф., 1886. Эпиграфические следы иранства на юге России // Журнал Министерства народного просвещения. Т. X. СПб.

31. Миллер В.Ф., 1887. Осетинские этюды. Т. III. М.

32. Миллер В.Ф., 1889. Отголоски иранских сказаний на Кавказе // Эпиграфическое обозрение. Кн.2. М.

33. Пфаф В., 1871. Путешествие по ущельям Северной Осетии // ССКГ. Т.1. Тифлис.

34. Цаголов Г., 1895. Охотничий язык и обряды у осетин (этнографические заметки) // Терские ведомости. №53.

35. Чурсин Г.Ф., 1925. Осетины. Этнографический очерк. Тифлис.

36. Своды предметов производства кобанских племен и кочевого населения.

37. Козенкова В.И., 1982. Типология и хронологическая классификация предметов кобанской культуры. Восточный вариант. // САИ. В 2-5, т. 2. М.

38. Козенкова В.И., 1989а. Кобанская культура. Западный вариант // САИ. Вып. В 2-5. Т. 3. М.

39. Козенкова В.И., 1995. Оружие, воинское снаряжение племен кобанской культуры (систематизация и хронология) западный вариант // САИ. Вып. 2-5. М. В.И., 1

40. Козенкова В.И., 1998. Материальная основа быта кобанских племен. Западный вариант// САИ. Вып. Б 2-5. М.

41. Мелюкова А.И., 1964. Вооружение скифов // САИ. Вып. Д. 1-4. М.

42. Петренко В.Г., 1978. Украшения Скифии VII-III вв. до н.э. // САИ. Вып. Д. 4-5. М.5. Письменные источники.

43. Античные источники., 1990. Античные источники о Северном Кавказе. Нальчик.

44. Аппиан. Митридатовы войны / Пер. В.В. Латышева // Кавказ и дон в произведениях античных авторов. Ростов на/Дону, 1990.

45. Аристей. Арисмаспея // Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. Вып. 1, 2. СПб.: Фарн, 1992.

46. Геланик. Фрагмент 96 // Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. Вып. 1, 2. СПб.: Фарн, 1992.

47. Геродот. История // Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. Вып. 1, 2. СПб.: Фарн, 1992.

48. Граттий. Поэма об охоте / Пер. В.В. Латышева // ВДИ, 1948. №1.

49. Диоген Антоний. О чудесах за Туле // Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. Вып. 1, 2. СПб.: Фарн, 1992.

50. Древние схолии к Эсхилу // Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. Вып. 1, 2. СПб.: Фарн, 1992.

51. КБН., 1965. Корпус Боспорских надписей / Под ред. В.В. Струве. М.-Л.: Наука.

52. Латышев В.В., 1948. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. Ч. I. Греческие писатели // ВДИ. №. 1.

53. Мровели Л. Жизнь картлийских царей. Извлечение сведений об абхазах, народах Северного Кавказа и Дагестана. М., 1979.

54. Мровели Л. Жизнь картлийских царей / Пер., введ. и комм. К.С. Тер-Давтяна. Вып.1. Ереван, 1979.

55. Муравьев С.Н., 1986. Заметки по исторической географии Закавказья. Плиний о населении Кавказа // ВДИ. №2.

56. Пиндар. Пифийская ода IV // Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. Вып. 1, 2. СПб.: Фарн, 1992.

57. Плутарх. Сравнительные жизнеописания // Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. Вып. 1,2. СПб: Фарн, 1992.

58. Позднейшие схолии к Эсхилу. Прометей // Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. Вып. 1,2. СПб: Фарн, 1992.

59. Птолемей Клавдий. Географическое руководство / Пер. В.В. Латышева // ВДИ. №2. 1948.

60. Страбон. География в 17 книгах / Пер. Г.А. Стратановского. М., 1994.

61. Схолии к Пиндару // Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. Вып. 1,2. СПб: Фарн, 1992.

62. Тацит. Анналы / Пер. В.В. Латышева // ВДИ, №3, 1949.

63. Флавий Иосиф. Иудейские древности // Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и кавказе. Вып. 3, 4. СПб.: Фарн, 1993.

64. Харес. История Александра // Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и кавказе. Вып. 3, 4. СПб.: Фарн, 1993.

65. Шопен И., 1866. Выписки из Картлис Цховреба Карталинского царя Вахтанга // Новые заметки по древней истории Кавказа и его обитателей Ивана Шопена. СПб.

66. Элиан Клавдий. О животных // Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и кавказе. Вып. 3, 4. СПб.: Фарн, 1993.

67. Элиан. Пестрые рассказы. Перевод и примечания. C.B. Поляковой,1964.

68. Эсхил. Прикованный Прометей // Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и кавказе. Вып. 3, 4. СПб.: Фарн, 1993.

69. Оппиан. Об охоте / Пер. В.В. Латышева // ВДИ, 1948. №2.

70. Источники, содержащие общеиндоевропейские мифологические архаизмы священные тексты индоевропейских народов, различные версии нартовского эпоса, сказки, легенды кавказских народов.

71. Абхазские сказки, 1965. Сухуми.

72. Авеста., 1997. Авеста в русских переводах (1861-1996) // СПб. Журнал «Нева» РХГИ.

73. Адыгейские сказки, 1955. Ростов-н/Д.

74. Древнеиндийская., 1985. Древнеиндийская философия, «Брихадараньяка упанишада». Т.1. М.

75. Махабхарата, 1976. Кн. 1-2. М.

76. Нарты. Кабардинский эпос, 1951. М.

77. Нарты. Осетинский эпос, 1990. Кн. 2. М.

78. Нарты. Эпос осетинского народа, 1957. М.

79. Поэма об Алгузе / Сост. Е.Е. Хадонов М., 1993.

80. Ригведа, 1972. Избранные гимны. Перевод с санскрита. М.

81. Ригведа, 1989. Ригведа Мандалы I IV / подгот. Т.Я. Елизаренкова.1. М.

82. Монографии, статьи, материалы и тезисы докладов конференций, авторефераты.

83. Абаев В.И, 1945. Нартовский эпос // ИСОНИИ. Т. X, 1. Орджоникидзе: Дзауджикау.

84. Абаев В.И., 1949. Осетинский язык и фольклор. М.-Л.

85. Абаев В.И., 1959. Историко-этимологический словарь осетинского языка. М.

86. Абаев В.И., 1960. Дохристианская религия алан // Доклады делегации СССР на XXV Международном конгрессе востоковедов. М.

87. Абаев В.И., 1962. Культ «семи богов» у скифов // Древний мир. М.

88. Абаев В.И., 1965. Скифо-европейские изоглосы. М.

89. Абаев В.И., 1992. Избранные труды. Т. 1. Владикавказ.

90. Абакаров А.И., Давудов О.М., 1993. Археологическая карта Дагестана. М.: Наука.

91. Абрамова М.П., 1961. Сарматские погребения Дона и Украины II в. до н.э. -1 в. н.э. // Советская археология (СА). №1.

92. Абрамова М.П., 1968. Новые погребения сарматского времени из Кабардино-Балкарии // СА. № 3.

93. Абрамова М.П., 1969а. Мечи и кинжалы центральных районов Северного Кавказа в сарматское время // Древности Восточной Европы. М.

94. Абрамова М.П., 19696. О керамике с зооморфными ручками // СА. №2.

95. Абрамова М.П., 1971. Зеркала горных районов Северного Кавказа в первые века нашей эры // История и культура Восточной Европы по археологическим данным. М.

96. Абрамова М.П., 1972. Нижне-Джулатский могильник. Нальчик.

97. Абрамова М.П., 1974а. Памятники горных районов Центрального Кавказа рубежа и первых веков нашей эры (по материалам Северной Осетии и Кабардино-Балкарии) // Археологические исследования на юге Восточной Европы. Сб. науч. ст. М.

98. Абрамова М.П., 19746. Погребения скифского времени Центрального Предкавказья // СА. № 2.

99. Абрамова М.П., 1975. Катакомбные погребения 1У-У вв. н. э. из Северной Осетии // СА. № 1.

100. Абрамова М.П., 1978. К вопросу об аланской культуре Северного Кавказа // СА. № 1.

101. Абрамова М.П., 1979. К вопросу о связях населения Северного Кавказа сарматского времени // СА. № 2.

102. Абрамова М.П., 1982. Катакомбные и склеповые сооружения юга Восточной Европы // Археологические исследования на юге Восточной Европы. Ч. 2. М.

103. Абрамова М.П., 1983. О хронологии ранней группы погребений Нижне-Джулатского могильника // КСИА. Вып. 176. М.

104. Абрамова М.П., 1984а. О выделении локальных вариантов в культуре скифо-сарматского времени центральных районов Северного Кавказа // XIII Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа: тез. докл. Майкоп.

105. Абрамова М.П., 19846. О происхождении северокавказской керамики с заоморфными ручками // Древности Евразии в скифо-сарматское время. М.

106. Абрамова М.П., 1986. Некоторые особенности погребений Ш-1 вв. до н.э. предгорной зоны Центрального Предкавказья // Новое в археологии Северного Кавказа. М.

107. Абрамова М.П., 1987. Подкумский могильник. М.

108. Абрамова М.П., 1988а. Роль сарматов в сложении культур Центрального Предкавказья // Методика исследования и интерпретация археологических материалов Северного Кавказа. Орджоникидзе.

109. Абрамова М.П, 19886. Сарматы и Северный Кавказ // Проблемы сарматской археологии и истории. Азов.

110. Абрамова М.П, 1989. Центральное Предкавказье в сарматскую эпоху // Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время. М.

111. Абрамова М.П, 1990. О скифских традициях в культуре населения Центрального Предкавказья в IV II вв. до н. э. // Проблемы скифо-сарматской археологии. М.

112. Абрамова М.П, 1992. Некоторые особенности взаимоотношений ираноязычных кочевников и оседлых племен Предкавказья // РА. № 2.

113. Абрамова М.П, 1993. Центральное Предкавказье в сарматское время (III в. до н. э. IV в. н. э.). М.

114. Абрамова М.П, 1994. Некоторые особенности материальной культуры сарматов Центрального Предкавказья // Проблемы истории и культуры сарматов. Волгоград.

115. Абрамова М.П, 1997а. Об одной из гипотез о происхождении северокавказских алан // ИАА. Вып. 3. Армавир-Москва.

116. Абрамова М.П, 19976. Ранние аланы Северного Кавказа III-V вв. н.э. М.

117. Абрамова М.П, 1998. Некоторые особенности поселений скифского времени Верхней Кубани // XX юбилейные международные «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа (тез. докл.). Железноводск, 1998 г. Ставрополь.

118. Абрамова М.П, 1999а. О некоторых спорных вопросах хронологии раннесарматской культуры // Евразийские древности. 100 лет Б.Н. Гракову: архивные материалы, публикации, статьи. М.

119. Абрамова М.П, 19996. Поселение скифского времени у аула Хумара на Верхней Кубани // Древности Северного Кавказа. М.

120. Абрамова М.П, 2000. Изучение северокавказских памятников сарматского времени в XX в. // XXI «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа (тез. докл.). Кисловодск.

121. Абрамова М.П., 2001. О некоторых античных традициях в культуре северокавказских племен // Материалы и исследования по археологии России (МИАР). Вып. 3. Северный Кавказ: историко-археологические очерки и заметки. М.

122. Абрамова М.П., Петренко В.Г., 1995. Погребения сарматского времени из Ставрополья // Памятники Евразии скифо-сарматской эпохи. М.

123. Акопян A.A., 1987. Албания Алуанк в греко-латинских и древнеармянских источниках. Ереван.

124. Акопян Г.П., 1984. Древняя Армения в торговле запада с востоком (первые века нашей эры) // CA. №2.

125. Алборов Ф.Ш., 1992. Традиционные музыкальные инструменты осетин (духовые) // Проблемы этнографии осетин. Вып. 2. Владикавказ.

126. Алексеев А.Ю., 1981. К вопросу о дате сооружения Чертомлыкского кургана: (по керамическим материалам) // АСГЭ. Вып. 22. J1.

127. Алексеев А.Ю., 1982. Курган Цимбалка и дата его сооружения // Сообщения ГЭ. Вып. 47. Л.

128. Алексеев А.Ю., 1982. Чертомлыкский курган и его место среди погребеий скифской знати IV начала III вв. до н.э. // Авт. дис. канд. ист. наук. Л.

129. Алексеев А.Ю., 1987. Заметки по хронологии скифских степных древностей IV в. до н. э. // CA. № 3.

130. Алексеев А.Ю., 1987а. Хронография Скифии второй половины IV в. до н.э. // АСГЭ. Вып.28. Л.

131. Алексеев А.Ю., 1992. Скифская хроника (Скифы в VII-IV вв. до н.э.: историко-археологический очерк). СПб.

132. Алексеев А.Ю., 2003. Хронография Европейской Скифии VII IV веков до н.э. СПб: Изд.-во ГЭ.

133. Алексеев А.Ю., Мурзин В.Ю., Ролле Р., 1991. Чертомлык. Скифский царский курган IV в. до н.э. Киев.

134. Алексеева Е.П., 1966. Памятники меотской и сармато-аланской культуры Карачаево-Черкесии // Труды Карачаево-Черкеского научно-исследовательского института. Вып.У. (Сер. ист.). Ставрополь.

135. Алексеева Е.П., 1969. Городище меото-сарматского времени у хут. Дружба//АО 1968 г. М.

136. Алексеева Е.П., 1971. Древняя и средневековая история Карачаево-Черкесии. М.: Наука.

137. Алексеева Е.П., 1976. Этнические связи сарматов и ранних алан с местным населением Северо-Западного Кавказа (III в. до н. э. IV в. н. э.). Черкесск.

138. Алиев И., 1975. К интерпретации параграфов 1,3,4 и 5 IV главы XI книги «География» Страбона // ВДИ. № 3.

139. Алиев Играр, Османов Ф.Л., 1975. Бассейн рек Геокчай -Гирдманчай Ахсучай в античное время (предварительное сообщение) // СА. №1.

140. Алексеев В.П., Бромлей Ю.В., 1968. К изучению роли переселений народов в формировании новых этнических общностей // СЭ. №2.

141. Амиранашвили Ш.Я., 1964. История грузинского искусства. Тбилиси.

142. Анджинджал И.А., 1969. Кузнечное ремесло и культ кузни у абхазов // Из этнографии Абхазов. Сухуми.

143. Андреев В.Н., 1992. К вопросу о скифских оселках // Международные отношения в бассейне Черного моря в древности и средние века. Тез. докл. конф. Ростов-н/Д.

144. Андреева М.В., 1989. Курганы у Чограйского водохранилища (материалы раскопок экспедиции 1979 г.) // Древности Ставрополья. М.

145. Андреева М.В., Новикова Л.А., 2001. Курганы у села Спасского Ставропольского края // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Археология, антропология, палеоклиматология. Вып. И. М.

146. Антипина Е.Е., 2001. Новые археозоологические материалы из раскопок памятников скифского времени на Среднем Дону // Археология Среднего Дона в скифскую эпоху. Труды Потуданской археологической экспедиции ИА РАН, 1993-2000 гг. Сб. ст. М.

147. Анфимов И.Н., 1985. Об этнических процессах на Средней Кубани в I в. до н.э. III в. н.э. // Проблемы археологии и этнографии. Вып. 3. JI.

148. Анфимов Н.В., 1951. Земледелие у меото-сарматских племен Прикубанья // МИА. № 23. M.-JI.

149. Анфимов Н.В., 1955. Археологические разведки по среднему Прикубанью // КСИИМК. Вып. 60. Л.

150. Анфимов Н.В., 1966. Денежное обращение на Елизаветинском городище эмпории Боспора на Средней Кубани // ВДИ № 2.

151. Анфимов Н.В., 1973. Раскопки на правобережье р. Кубани // АО 1972г. М.

152. Аптекарев А.З., 1989. К вопросу о восточной границе Боснорского царства во второй половине IV первой половине III в. до н. э. // I Кубанская археологическая конференция. Краснодар.

153. Аракелян Б.Н., 1976. Очерки по истории искусства древней Армении (VI в. до н.э. III в. н.э.). Ереван.

154. Ардзинба В.Г., 1988. К истории культа железа и кузнечного ремесла (почитание кузницы у абхазов) // Древний Восток: этнокультурные связи. М.

155. Артамонов М.И., 1961. Антропоморфные божества в религии скифов // АСГЭ. Вып. 2. Л.

156. Аржанцева И.А., Деопик Д.В., 1989. Зилги городище начала I тыс. н.э. на стыке степи и предгорий в Северной Осетии // Ученые записки комиссии по изучению памятников цивилизаций древнего и средневекового Востока Всесоюзной ассоциации востоковедов. М.

157. Аржанцева А.И., Деопик Д.В., 1990. Змейское городище в Северной Осетии. Исследования последних лет // XVI «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа (тез. докл.). Ставрополь.

158. Артамонов М.И., 1961. Антропоморфные божества в религии скифов // АСГЭ. Вып. 2. Л.

159. Артамонов М.И., 1971. Скифо-сибирское искусство звериного стиля // Проблемы скифской археологии. М.

160. Артамонов М.И., 1974. Киммерийцы и скифы. Л.

161. Артамонова-Полтавцева O.A., 1950. Культура Северо-Восточного Кавказа в скифский период (по материалам экспедиции 1937-1938 гг.) // CA. № XIV.

162. Артановский С.М., 1967. Историческое единство человечества и взаимное влияние культур: философско-методологический анализ современных буржуазных концепций. Л.

163. Арутюнов С.А., 1981. Обычаи, ритуал, традиции // СЭ. №2.

164. Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М., Суколоков A.A., 1998. Этносоциология: Учебное пособие для вузов. М.

165. Археологические памятники Оренбуржья, 1997. Оренбург.

166. Археология России в XX веке: итоги и перспективы. Тез. докл. конф., посвященной 275-летию РАН и 80-летию Института Археологии, 1999. М.

167. Археология СССР. Древнейшие государства., 1985. Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии. М.

168. Атабиев Б.Х., 1994. Некоторые итоги археологической разведочной экспедиции КЕНИИ 1991 г. // XVIII «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа (тез. докл.). Кисловодск.

169. Атабиев Б.Х., 1996. Некоторые итоги раскопок Зарагижского второго катакомбного могильника // Актуальные проблемы археологии Северного Кавказа (XIX «Крупновские чтения») (Москва, апрель, 1996 г.). Тез. докл. М.

170. Атабиев Б.Х., 1998. Зарагижский и Кашхатауский катакомбные могильники. Некоторые итоги исследований // XX юбилейные международные

171. Крупновское чтения по археологии Северного Кавказа (тез. докл.). Железноводск, 1998 г. Ставрополь.

172. Атабиев Б.Х., 2000а. Изваяния древних кочевников из Кабардино-Балкарии // XXI "Крупновские чтения" по археологии Северного Кавказа (тезисы докладов). Кисловодск.

173. Атабиев Б.Х., 20006. Изваяния ранних кочевников из Кабардино-Балкарии // Археология, палеоэкология и палеодемография Евразии. Сб. ст. М.

174. Афанасьев Г.Е., Рунич А.П., 1976. Минераловодский могильник VI-V вв. до н. э. // Изв. ЮОНИИ АН ГССР. Вып. XX. Цхинвали.

175. Ахриев Ч., 1871. Из чеченских сказаний // Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. V. Тифлис.

176. Ахриев Ч., 1875. Ингуши (их предания, верования и поверья) // ССКГ, Вып. 8. Тифлис.

177. Бабаев И.А., 1990. Города Кавказской Албании в IV в. до н.э. III в. н.э. Баку: Элм.

178. Бабенко Л.И., 1999. Реконструкция тиары скифского времени из Песочинского курганного могильника // ДА. №2.

179. Багаев М.Х., 1981. Новые каменные изваяния воинов из Чечено-Ингушетии // Памятники эпохи раннего железа и средневековья Чечено-Ингушетии. Грозный.

180. Багаев М.Х., Виноградов В.Б., Умаров С.Ц., 1969. Новые памятники археологии в Чечено-Ингушетии // АО 1968 г. М.

181. Бадальянц Ю.С., 1980. Опыт хронологической классификации родосских фабрикантских клейм // НЭ. Т. XIII.

182. Бадальянц Ю.С., 1992. Дифференты родосских амфорных клейм // ВДИ. № 3.

183. Байбурин А.К., 1993. Ритуал в традиционной культуре. СПб.

184. Бараниченко H.H., Чахкиев Д.Ю., 1985. Культ гор, камней и минералов в религиозных воззрениях чеченцев и ингушей в прошлом // На непримиримых позициях. Грозный.

185. Баранов Е., 1900. Из осетинской народной словесности // СМОМПК. Вып. XXVII.

186. Бардавелидзе В., Читая Г., 1939. Хевсурский орнамент. Тбилиси.

187. Бардавелидзе В.В., 1957. Древнейшие религиозные верования и обрядовое графическое искусство грузинских племен. Тбилиси.

188. Барцева Т.Б., 1981. Цветная металлообработка скифского времени: лесостепное днепровское левобережье. М.

189. Басилов В.Н., 1991. «Скифская арфа»: древнейший смычковый инструмент? // СЭ. №4.

190. Басилов В.Н., 1997. Смерть Салыр-Газана (среднеазиатско-кавказские параллели) // ЭО. №2.