автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Эволюция этико-эстетической мысли в русской исторической драматургии XIX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Эволюция этико-эстетической мысли в русской исторической драматургии XIX века"

На правах рукописи

ДУДИНА Татьяна Павловна

ЭВОЛЮЦИЯ ЭТИКО-ЭСТЕТИЧЕСКОЙ мысли В РУССКОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ ДРАМАТУРГИИ XIX ВЕКА

Специальность 10.01.01—русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

ЕЛЕЦ-2006

Работа выполнена на кафедре классической русской литературы и теоретического литературоведения Елецкого государственного университета имени И.А. Бунина

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Иванюк Борис Павлович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Михеев Юрий Эдуардович;

доктор филологических наук, профессор Борисова Наталья Валерьевна;

доктор филологических наук, профессор Антюхов Андрей Викторович

Ведущая организация: Московский педагогический

государственный университет

Защита диссертации состоится 26 декабря 2006 года в 10 часов на заседании диссертационного совета Д 212.059.01 в Елецком государственном университете имени И.А. Бунина по адресу: 399770, Липецкая область, г. Елец, ул. Коммунаров, 28.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Елецкого государственного университета имени И.А. Бунина.

Автореферат разослан « о1оСч> ноября 2006 г.

Ученый секретарь /Г). Щ.

диссертационного совета ^ о' В.М. Колодко

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Историзация культурного сознания русского общества, получившая развитие в начале XIX века, потребность измерить историческое бытие человека, рассмотрев тот или иной момент исторической жизни человечества, выявить его значение для всемирной истории в целом определили парадигматический сдвиг в основном гносеологическом назначении сознания - воспроизведении мирового единства. Русская историческая драма, отразившая этот сдвиг, показала, что отношение к истории становится существенным компонентом индивидуальной, культурной и социальной самоидентификации. Историческое сознание начинает выступать в роли одного из конституирующих факторов мировоззренческой культуры, а исторический процесс и историческое существование отдельного человека становятся и предметной областью науки, и объектом художественного рефлектирования. Именно в это время оформляется принцип постижения действительности, получивший название историзма, смысл которого состоит в признании реальной действительности, историчной по своей сути. Характер этого историзма проецируется на русскую историческую драматургию XIX века, когда, собственно, начинает формироваться национальная историческая драма нового типа, эволюционировавшая на протяжении всего XIX века,

Составляющая весьма значительный пласт национальной литературы и культуры русская историческая драматургии XIX века представляет собой обширный и сложный комплекс, включающий в себя знаменитые и просто известные, полузабытые и практически неизвестные драматические тексты. Развиваясь параллельно с другими литературными и нелитературными рядами, историческая драматургия была средством социологиза-ции и морального воспитания общества, отражала или формировала основные направления отечественной историософии и, таким образом, сыграла важную роль в процессе самоидентификации нации. Выдвинутое па защиту диссертационное исследование «Эволюция этико-эстетической мысли в русской исторической драматургии XIX века» является попыткой выявить некоторые внутренние процессы и специфические закономерности в развитии русской исторической драматургии XIX века и на этом основании объяснить причины взлетов и падений этого весьма важного для • понимания своеобразия национальной культуры XIX столетия литературного явления,

В связи с этим весьма актуальным представляется вопрос о характере эволюции этико-эстетических интенций драматургов и теоретиков этого жанрового образования, до настоящего времени не только не получивший окончательного решения, но фактически почти не исследованный в рамках литературоведческих штудий. Эволюция исторической драмы XIX века до сих пор целиком и полностью рассматривается лишь в контек-

сте эволюции общелитературного процесса с применением обычного инструментария. То есть исследования истории национальной драматургии на исторические темы так же, как исследования общих закономерностей движения литературного процесса в целом, распадаются, по определению Ю.Тынянова, «на два главных типа по наблюдательному пункту: исследование генезиса литературных явлений и исследование эволюции литературного ряда, литературной изменчивости» [Тынянов 1977]. Между тем феноменальность собственно исторической драматургии, на наш взгляд, состоит в том, что, будучи подключенной к «живой» истории, она полностью находится в области идеологической дискурсивности, поскольку происходящие в ней идейно-эстетические процессы, связанные с включением прошлого в настоящее и в полемику о будущем, являются следствием сложной корреляции различных по своей значимости культурных факторов, как литературных, так и нелитературных (историософии, политики, этики, религии и т.п.).

Развитие исторического сознания, возникновение концептуальных моделей исторического процесса, влияние западных историософских построений и становление отечественной философии истории, характерные для начала века, несомненно, не просто коррелировали с эволюционными процессами исследуемого нами жанрового образования, а определяли их. Соотнесенность отдельных драматических произведений на исторические темы с другими произведениями автора, с другими явлениями этой жанровой формы, с предшествующей литературой, с процессами, происходившими в других родовых образованиях, и т.д. достаточно исследована. Однако этого недостаточно, поскольку историческая драма в своей изначальной идейно-эстетической природе выходит за рамки той системы, каковой является литература, и смыкается с несколькими культурными «рядами» и формами общественного сознания — элементами универсальной системы, каковой является культура. Современное состояние литературоведческой науки, накопившей огромный объем фактического материала, создавшей инструментарий и подготовившей мощную исследовательскую базу, свидетельствует о том, что назрела необходимость пересмотра ряда установок, долгое время казавшихся безусловными, так же, как и некоторых принципиальных основ литературоведческой деятельности, модернизации профессионального подхода к тексту. Междисциплинарный характер научных изысканий, представленный в работе, позволяет, как того требует время, рассмотреть отечественную историческую драматургию в контексте магистральных явлений русской культуры.

Научная новизна. Если оценивать литературу как систему, интегрированную в свою очередь в качестве структурного элемента в другую, универсальную, систему - культуру, то генезис и более или менее плодотворное функционирование исторической драмы как специфически литературного явления (и, тем более, шире - как культурного феномена) не ис-

5Г,

следовалось во всем многообразии связей с этими «рядами» - комплексом религиозно-философских, историософских, социально-политических и этических проблем, определивших в конечном итоге ее эстетические параметры. В результате возникает ряд вопросов, ответов на которые в существующих исследованиях или пока нет, или они не исчерпывают проблемы.

1. Так, рассмотрение времени как одного из репрезентативных признаков универсальной картины мира позволяет обнаружить, что историческая трагедия эту картину мира разрушает, а представления о времени предельно трансформирует, что также имеет эволюционное значение. Поскольку в исторической драматургии XVIII столетия история могла быть либо весьма произвольным фоном, либо «отбор и иерархизация событийных элементов в драме» только начинает становиться «вопросом трактовки времени в драме» [Фигут 1996], то в драматургии XIX века, восходящей к историческим источникам - летописным фабулам хронологического характера, формируется иной, особый способ смыслообразования. Каждый драматург формирует свою систему соотношений между историческим временем, фактом и авторской волей, выстраивающей эти факты в определенной последовательности и подчиняющей их себе. Возникшая таким образом система вбирает в себя несколько контекстов - литературных, политических, идеологических, этических, эстетических, культурологических, жизненных. При этом возникает не безличный историко-драматический интертекст; а происходит сознательное использование этих контекстов драматургом, формирующим свою модель исторического события, личности и общества в ик отношениях со временем, что даст основание для систематизации драматических произведений и установления характера эволюции жанрового образования,

2. В связи с этим в рамках исследования проблемы эволюции исторической драматургии неизбежно возникал вопрос о периодах, стадиях и этапах в развитии данной жанровой формы. Вполне закономерно, что вопрос о развитии и периодизации неоднократно ставился и разрешался исследователями русской классической драматургии В.А.Бочкаревым, А.И.Журавлевой, Л,М.Лотман, М.М.Уманской, А,А.Штейном и др. Труды названных ученых дают достаточно широкое представление о развитии отечественной драматургии, определяя в историческом аспекте «судьбы литературного рода, место его в общей структуре словесного искусства, значение в культуре определенной эпохи» [История русской драматургии 1987], однако проблема развития и периодизации пьес на исторические темы XIX века до настоящего времени рассматривалась преимущественно в плане развития традиций, то есть создавалась «вертикаль» генетических связей на уровне смены новым, более значимым в идейно-эстетическом плане художественным явлением предшествующего, на чьих достижениях, как считалось, оно базируется. Однако уже Ю.Тынянов отвергает понятие

«традиция» как универсальное, поскольку оно «оказывается неправомерной абстракцией одного или многих литературных элементов одной системы, в которой они находятся на одном «амплуа» и играют одну роль, и сведением их с теми же элементами другой системы, в которой они находятся на другом «амплуа», - в фиктивно-единый, кажущийся целостным ряд» [Тынянов 1977]. Развивая логику мысли Тынянова, можно сказать, что по отношению к исторической драме традиция и ее трансляция не исчерпывают процессов, происходивших в исторической драматургии, поскольку можно говорить скорее об искажении традиции в рамках исторической актуальности.

3. Очевидно, что трансформация словесно-ритуального поведения человека в исторической ситуации в собственно жанр исторической драмы как особую литературную форму начинается в русской литературе в XVIII веке и достигает своей полноты в XIX веке. В это время комплекс жизненных ситуаций, подчиненный главной идее — осмыслению исторической судьбы России, осознается как тема, которая становится основным признаком коммуникативной содержательности жанра, а это приводит к тому, что историческое событие постепенно перестает быть основным и единственным признаком жанра, понятийным содержанием которого становится модальность, порождающая жанровые контаминации и соединение в жанровых формах признаков различных литературных родов. Эта тенденция находит воплощение в различных жанровых образованиях, равновесие или дисбаланс между которыми обусловлены этико-эстетическими ориентирами, сформированными в общественном сознании. Именно в жанре — «структурированном в системе материальных форм», в их языке видно, как «опыт, идущий через века», перерабатывается каждой эпохой, так как «жанр себя переделывает во встрече с каждым новым читателем, по-своему воспринимающим структуры мышления, живущие в его языке, но и, напротив, эти структуры, в свою очередь, тоже формируют сознание читателя, управляют деятельностью художника» [Рымарь, Скобелев 1994].

Но если в XVIII веке жанровый пафос был непосредственно связан с темой и определял иерархическую жанровую систему, то в драме начала XIX века зависимость жанра от темы ослабевает, и он становится средством выражения обобщенной персонифицированности автора (происходит разрушение канона и размывание жанровых границ). В условиях преобладающего мышления жанрами, характерного для XIX века, и одновременно нарастающего процесса жанровой деканонизации и драматург, и читатель оказываются в неоднозначном положении по отношению к жанру. С одной стороны, они не могут не учитывать жанровую традицию (трагедия, хроника), с другой, - вступая в диалог с жанром, противятся жанровому канону, то есть пытаются приспособить структуру жанра к структуре индивидуально-личностного восприятия исторического события.

гх

Представленный в работе принцип исследования художественного явления в единстве вертикальных генетических связей, отражающих историческую необходимость, и горизонтальных аналогических и коррелятивных позволяет ответить на ряд вопросов:

- о специфическом характере эволюции исторической драмы в контексте общелитературной эволюции;

- о жанровом своеобразии, условиях и обстоятельствах возникновения различных, более или менее продуктивных жанровых форм и модификаций исторической пьесы;

- о причинах и формах трансформации основных родовых параметров драматического текста (конфликта, драматического действия, характера) в исторической драматургии;

- об эстетических принципах воплощения историософских концепций и др.

В диссертации ставится цель - исследовать русскую историческую драматургию XIX века как динамическую структуру, эволюционирующую в системе этико-эстетического единства исходного инварианта художественной картины мира и взаимодействующих с ней культурных факторов и жанрово-стилевых тенденций,

В связи с этим в работе, не претендующей на всеохватное и исчерпывающее разрешение всех вопросов, ставится и решается ряд задач, позволяющих дополнить общий контекст состояния изученности отечественной исторической драматургии:

- проследить диалектику этико-эстетического единства драмы в пространстве европейской мысли XIX века как философско-теоретическую основу русской исторической драматургии;

- рассмотреть природу и характер формирования этико-эстетического кодекса в теории драмы, театральной критике и драматургической практике переходного периода, показать основные тенденции на примере творчества наиболее характерных авторов и выявить перспективные направления развития;

- исследовать своеобразие воплощения «внутренней истории» народа в теоретико-критическом осмыслении и художественной практике 3040-х годов, уяснить логику смены этико-эстетических ориентиров и вместе с ними смену драматургических лидеров;

- проанализировать этико-эстетическую систему исторической драматургии 50-70-х годов в ее гносеологическом и аксиологическом аспектах, на широком фоне эстетических и идеологических притяжений и отталкиваний рассмотреть характер рецепции творчества наиболее ярких драматургов;

- доказать неизбежность поисков новых струюурно-смысловых парадигм в исторической драматургии последней трети века как следствие постепенной трансформации ценностной системы по направлению духов-

ного вектора, реализовавшейся в драматургических моделях «альтернативной истории».

Предметом исследования являются исторические пьесы русских драматургов XIX века на сюжеты из отечественной и зарубежной истории; русские и европейские сочинения по теории драмы; эстетические, этические, богословские и философские трактаты, исторические сочинения и историографические труды, литературно-критические статьи и высказывания писателей и ученых XIX столетия, позволяющие проследить эволюцию этико-эстетической мысли, отразившейся в исторической драматургии.

Одна из основных проблем современного гуманитарного образования - осознание этических норм и поведенческих практик в их историческом развитии и перспективах, и главным источником для этого являлась и является литература. Историческая драматургия в этом отношении - материал, применительно к которому можно сказать, что он в силу «пластичности, многоязычия прошлого и открытости его творческому освоению на новый лад, - иначе говоря, того обстоятельства, что оно существует для нас, сегодняшних, в большей степени, чем мы для него» [Бенедиктова 2003], позволяет проследить эволюцию национального этического сознания. Современный дискурсный подход, касающийся и исторического, и культурного процессов, проблематизирует различение исторического, культурного и литературного текстов и контекстов и предлагает новые возможности понимания истории, культуры и литературы в их взаимодействии. Связь культуры и истории с тотальной текстуализацией приводит к тому, что литература начинает трактоваться как сложный вид социальной коммуникации, в процессе которой исследование эволюции исторической драматургии неразрывно связано с развитием и изменением прежде всего историософских и этических представлений, определяющих в каждом отдельном произведении и его неповторимое своеобразие, и скрытые потенции развития неких общих тенденций. Поэтому из всего многообразия связей русской исторической драматургии XIX столетия с различными культурными рядами, которые можно обнаружить в процессе исследования этой жанровой формы, мы выделяем связь художественной историософии с развитием духовно-нравственного аспекта, которая неизбежно отражается в развитии и изменении художественных принципов. Единство этического и эстетического обозначается нами как этика-эстетический кодекс, эволюция которого, в значительной степени определившая роль и судьбу отечественной исторической драматургии в контексте национальной литературы и культуры, становится структурообразующей основой в представленной работе.

Методологическая основа. Безграничность интерпретируемого материала дает возможность, с одной стороны, говорить «обо всем», что, в конечном итоге, снижает ценность собственно литературоведческого ис-

>■ -г

J с

следования, а с другой - неизбежно заставляет выделять основные аспекты и направления литературоведческой рефлексии, Нельзя не согласиться с заявлением, что умножению дисциплинарных языков и перспектив сопутствовало нарастающее ощущение гетерогенности, мозаичности культурной жизни вообще - и как предмета, как контекста исследования. Общегуманитарный «кризис репрезентации», разразившийся в итоге, поставил под вопрос не только целостность «традиции», но и способность произведения, сколь угодно вьщающегося, ее «представлять». Литературный факт, событие или процесс мыслятся теперь как неотделимые от описания, однако и нетождественные ему. Привычный труд по собиранию историко-литературного «материала» тем самым не то чтобы обессмыслен, но перестает восприниматься как самодостаточно ценный, а научность его систематизации и обобщения оказывается «разоблачена» как специфическая предвзятость. Предпринимаемый «параллельно» критический анализ идеологий обнажает «ненатуральность» национальных культурных комплексов: «они предстают столько же сочиненные и сочиняемые (теми же литераторами, но не только ими), сколько детерминирующие литературное сочинительство, - между тем как в процессе глобализации начинают плодиться многофункциональные культурные явления, не вписывающиеся уже ни в какую из наличных традиций» [Бенедиктова 2003]. Однако они не являются прерогативой современного состояния человеческой цивилизации, подобным гибридом можно считать историческую драматургию XIX века, требующую в соответствии с этим особых принципов ее исследования, Поэтому наиболее методологически адекватной представляется концепция системного анализа, содержащая в своей основе представление о литературном явлении (исторической драматургии) как системе со сложным соотношением жанров, магистральных и маргинальных течений, завершенных и прерванных тенденций, которые могут быть прямыми и обратными. Взаимодействуя с литературной и культурной традициями, общественно-социальной реальностью, историческими и политическими обстоятельствами, религиозными концептами и моральными установлениями, они образуют сложные культурные гибриды, которые должны изучаться как динамические и открытые. Все это предполагает обращение не к одному, а к целому комплексу методов, поэтому основным принципом системного анализа в работе становится сочетание историко-литературного, культурно-исторического, сравнительно-исторического, аксиологического, стилистического и мотивного методов.

Теоретическая значимость состоит в том, что обозначенный вектор исследования - этико-эстетический кодекс - позволяет рассмотреть отечественную историческую драматургию одновременно и как область особого словоупотребления и формообразования, и как пространство интеллектуального моделирования различных философских и исторических конструкций, и как сферу отражения универсальных законов жизни, и как

поле воплощения национальной духовности, и как зону «игровой свободы». Наблюдения и выводы предоставляют информацию, которая может быть полезна и интересна теоретикам и историкам литературы, специалистам, занимающимся исследованиями в области литературоведения, теории и практики драмы, культурологии, искусствоведения, философии культуры и искусства, художественной историософии. -

Научно-практическое значение. Основные материалы и положения диссертации могут найти применение при разработке специальных курсов и семинаров по истории, теории и анализу русской драмы, культурологии, общему курсу русской литературы XIX века и написании учебных пособий.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Европейская философско-теоретическая мысль, выдвинув положение о единстве этического и эстетического в драме, не сформулировала его как самостоятельную теоретическую проблему.

2. Этико-эстетический кодекс, представляющий собой устойчивое и в то же время внутренне подвижное этико-эстетическое единство драматического текста, внутри которого соотношение этического и эстетического изменяется в зависимости от ряда факторов (культурных, общелитературных, общественно-социальных, религиозно-философских, историко-политических и др.), позволяет выявить некоторые специфические особенности развития русской исторической драматургии.

3. Историософской основой теоретико-художественной мысли в русской исторической драматургии является «русская идея».

4. В исторической драматургии переходного периода формируются основные принципы художественного постижения отечественного и мирового исторического процесса — гносеологический и аксиологический.

5. При всей пестроте и многообразии драматургических моделей истории в переходный период основные параметры переходности воплощаются в произведениях Г.Р.Державина и В.А.Озерова.

6. Соотношение в русской исторической драматургии пьес на темы из отечественной и зарубежной истории свидетельствует о развитии процесса самоидентификации нации.

7. Русская историческая драматургия не только отражает основные направления исторической мысли, но и предвосхищает их, моделируя в драматическом действии историософские концепции, которые затем получат развитие в отечественной исторической науке.

8. Историческая драматургия А.С.Хомякова и А.С.Пушкина спровоцировала развитие религиозного и социального принципов постижения истории в драматургии последующих десятилетий.

9. Время как один из репрезентативных признаков универсальной картины мира находит свое воплощение в структурно-семантическом пространстве исторической драмы (хроники).

10. Своеобразие этико-эстетического единства в драматических текстах на исторические темы воплощается в различных жанровых формах и модификациях исторической драматургии.

11. В соотношении традиционной высокой трагедии и историко-бытовой драмы в разные десятилетия проявляются представления о роли «отдельной личности» и «совокупной личности» в историческом процессе.

12. Эволюционные процессы в русской исторической драматургии не тождественны общелитературному развитию.

13. Характер эволюции этико-эстетической мысли свидетельствует о постепенной трансформации ценностной системы по направлению духовного вектора, что дает основание утверждать доминирующую роль этического аспекта в развитии русской исторической драматургии.

14. Осознание отечественной истории как истории развития национального духа приводит к поискам новых структурно-смысловых парадигм и появлению драматических произведений, актуализирующих идею «альтернативной истории».

Апробация результатов исследования осуществлялась в виде докладов

- на Международных научных конференциях (Витебск - 2003, Елец - 2004, Тамбов - 2004, Челябинск - 2005, Липецк - 2006);

- на Всероссийских научных конференциях (Липецк - 2002, Липецк

- 2004, Бийск - 2005,2006, Белгород - 2006);

- на республиканских и региональных научных конференциях (1985

- 2006);

- на межвузовских и внутривузовских научно-практических конференциях (1985 - 2006);

- в процессе проведения спецкурсов и спецсеминаров по теории и истории русской драматургии на филологическом факультете ЕГУ им. И.А. Бунина.

По теме диссертации опубликовано более 20 работ, из них две монографии, публикации в ведущих рецензируемых научных изданиях, сборниках научных статей, международных, всероссийских, межвузовских и внутривузовских сборниках научных трудов.

Структура работы. Диссертационное исследование состоит из Введения, пяти глав с последующим делением на параграфы, Заключения, Списка литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность избранной темы, определяются цели и задачи работы, характеризуется и ограничивается база фактического материала, выявляется методология исследования, оцениваются научная новизна, теоретическая и практическая значимость диссертации,

формулируются проблемы, требующие преимущественного внимания, и положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Диалектика этико-эстетического единства в фило-софско-теоретическом контексте XIX века» рассматриваются теоретические предпосылки возникновения проблемы, исследованию которой посвящена диссертация. В конце XVIII - начале XIX столетий мораль как предмет философско-художественного рефлектирования предстала перед русским обществом в двух смыслах - с одной стороны, она представляла собой область духа (под которым подразумевались сферы особого рода чувств, волевых и интеллектуальных движений), с другой стороны, лично-стно-моральное сознание рассматривалось как выражение определенного способа общественного поведения. В первом смысле мораль имеет признаки универсальности и объективности, а явления нравственности в драматических текстах в этом отношении фиксируются как феномены сознания (понятия «добро», «зло», проявления доброй воли, оценочные отношения к миру и др.), то есть как особая внутренняя мотивация, но отнюдь не практическая деятельность человека в мире. Нравственность здесь выступает как объект чисто философского (онтологического, гносеологического, абстрактно-антропологического) анализа, отвлеченного от общественной жизни человека. Во втором смысле мораль выполняет прежде всего социально-практические и жизненно-полезные функции, которые в драматических произведениях «фиксируются лишь в форме действительных поступков, массовых действий, привычек, обычаев, нравов, практических отношений между людьми и соответствующих им психических или разумных актов сознания» [Дробннцкий 2002]. Этот способ рассмотрения морали свидетельствовал о более или менее сознательном признании ее общественно-исторического происхождения и назначения. Таким образом, основная этическая проблема в драматургии на рубеже веков представляла собой противопоставление и сопоставление абстрактно-феноменологического и социально-практического подходов к анализу нравственности и формированию этических принципов в адекватной эстетической форме.

Первый параграф «Формирование этико-эстетического кодекса в европейской теории драмы» представляет собой анализ генезиса и развития представлений об этико-эстетическом единстве драматического текста в европейской философии и теории драмы, так как подобная расстановка редуцируемых из этического сознания в драматический текст акцентов и дивергенция понятий морали, несомненно, были обусловлены теоретико-философскими рефлексиями европейских и, прежде всего, немецких мыслителей. В связи с этим рассматриваются различные философско-эстетические точки зрения европейских теоретиков драмы, философов и драматургов, в которых формируется представление об этико-эстетическом единстве как необходимом условии создания, плодотворного развития и культурного функционирования драматического текста.

оО

Между морально-нравственным и возвышенно-духовным ставится знак равенства. Д.Юм употребляет «моральное» в смысле «духовное»; П.Гольбах противопоставляет «физическое» и «моральное», подразумевая под физическим - природное, а под моральным - духовно-психологическое; или собственно человеческое. Огромная заслуга в этом принадлежит прежде всего И.Канту, который пришел к выводу, что мораль не может быть единственным объяснением человеческого поведения, его стремлений, желаний и побуждений, поскольку она не является сферой психологической природы эмпирического человека. Кантовский субъективизм восприятия нравственности,, вознесение морали над социально-практическим действием в сферы разума и воли, в универсальные сферы духа был воспринят И. Фихте, который принцип автономии воли превращает в метод построения всей своей системы трансцендентного идеализма, отразившегося в истории и теории европейской драмы.

Нравственные аспекты в развитии драматургии отмечаются Гегелем в его «Эстетике», где теория драмы занимает центральное место. Гегель связывает развитие драмы с историческим развитием общества и с психологией, понимая, что душевная жизнь человека является частью социального бытия. Рассматривая под этим углом зрения драматургию, Гегель определяет природу драматического конфликта как противоречие между человеческой природой и человеческой культурой. Этическим завершением конфликта драматического произведения становится чувство гармонии, которая выражается в примирении нравственных принципов, вступивших в столкновение. Трагический характер вследствие этого должен обладать нравственной определенностью и психологической индивидуальностью, а почвой для трагедии является обособление нравственных сил до такого состояния, когда они оказываются в конфликте друг с другом. Однако субъ-ективация Гегелем морали приводит к тому, что он скептически относится к ее возможностям и значению в истории.

Эта тенденция получает развитие у других философов и теоретиков драмы ~ Ф.Шлегеля, Ф.Шиллера, Ф.Шеллинга, которые восприняли некоторые стороны этического учения Канта, но, рассматривая противоречие между свободой и необходимостью с этико-эстетической точки зрения, не распространяли это на историю. Однако уже Ф.Т.Фишер в своем труде «Эстетика, или Наука о прекрасном» рассматривает историю как крупные исторические периоды, обладающие внутренней цельностью и обусловленные специфическим идеалом красоты, который оказывается неразрывно связанным с этическими параметрами. А это неизбежно приводит к возникновению конфликта самого высокого порядка - конфликту противостоящих друг другу нравственных сил. Выделяя различные типы трагедий по нравственному характеру конфликта (трагедии страсти, трагедии зла, трагедии доброй воли, трагедии совести, трагедии рефлексии, трагедии сознания, трагедии судьбы), Фишер историческую драматургию отно-

сит к сфере изображения конфликтов нравственных стремлений, поскольку историко-иолитическая борьба показывает столкновение моральных принципов.

Этико-эстетическая концепция А.Шопенгауэра противостоит уже рассмотренным учениям классической немецкой философии. В основном произведении «Мир как воля и представление» (1819), а затем в дополнившем его втором томе (1844) и в этюдах «Парерга и паралипомена» (1851) он отвергает объективное существование мира и утверждает, что мир существует только как представление. Из этого проистекает отрицание всех предшествующих философских моделей мироздания - религиозной идеи божественной премудрости и благого Провидения, теодицеи Лейбница, гегелевской диалектики абсолютного разума и др. Искусство представляется немецкому мыслителю средством познания идей, сущности явлений и жизни в целом. Но эта форма познания сопряжена с получением эстетического наслаждения. Это демонстрируется Шопенгауэром на различных типах драмы, в которых три ступени содержательности соответствуют трем ступеням понимания жизни и трем уровням морального сознания.

Трагическое в представлении философа является следствием неразрешимого противоречия бытия, но не обязательным состоянием мира, так как человек не всегда попадает в трагическую ситуацию. Противоречие между изначально заданной внутренней целесообразностью и волей человека порождает конфликт между целостным и единичным и определяет характер «моральной необходимости», который выявляет моральную сущность человека. Концепция немецкого философа антагонистична большинству эстетических теорий (начиная от Аристотеля и кончая Кантом и Гегелем). Для Шопенгауэра не существует истории, не существует закономерностей развития, он не признает неизбежности появления нового и эстетически более высокого и значимого, вобравшего в себя достижения предшествующего. Поэтому впечатление, которое производит трагедия на реципиента, не является этическим - следствием морального удовлетворения, так как Шопенгауэр отвергает идею поэтической справедливости, но не является и эстетическим, поскольку главная цель литературы не в красоте, а в постижении идеи. Нравственное пробуждение, обеспеченное эстетическим воздействием драмы, по Шопенгауэру, происходит в способности отрешиться от жизни и смотреть на нее спокойно и отчужденно.

К философии Шопенгауэра восходят этико-эстетические интенции немецкого драматурга и теоретика Ф. Геббеля. Его трагическое мироощущение распространяется и на проблемы морально-нравственные, которые, хотя и не становятся отдельным объектом авторского рефлексирования, но имплицитно присутствуют во всех его трудах по теории драмы. Геб-бель размышляет и о характере исторической драмы, исходя из того, что искусство не только высшая форма философии, но и высшая форма исто-

рии. Насущную проблему драмы о соотношении правды исторической и правды художественной Геббель решает в соответствии с теорией Лессин-га: историческая драма есть не археологическая реконструкция событий прошлого, а накопление закономерностей и выявление процессов жизни, включение высшего содержания истории, того, что составляет основу исторической судьбы нации и народа. Поэтому он снимает различие между собственно драмой, тематически широкой, и драмой специфически исторической, так как в истории происходит постоянный процесс отделения существенного от несущественного, бытовое приобретает значение бытийного, а из человеческой памяти исчезают имена исторических деятелей. Поэтому историческая драма не является единственной жанровой формой, которая может воплотить историю во всем многообразии ее проявлений, вся драматургия приобретает исторический смысл и нравственное содержание.

В середине XIX века создается этико-эстетическая теория С.Кьеркегора, которая получает известность и распространение лишь в XX веке, Осознаваемое коллективным сознанием чувство трагического, по убеждению философа, является естественным состоянием для нормально развивающегося человеческого сообщества, а угасание этого чувства свидетельствует об упадке социума, что доказывает деградация идеи сострадания в драматургии,

Особое место в развитии философско-эстетической мысли XIX столетия занимают этические представления Ф.Ницше, повлиявшие на искусство конца XIX и весь XX век. Отвергнув все существующие учения о морали, Ницше попытался создать мораль, основанную на законах природы, которая приобретала ярко выраженный антиобщественный характер, так как открывала дорогу для субъективного произвола «сверхчеловека», В своих книгах «Так говорил Заратустра» (1884), «По ту сторону добра и зла» (1886), «Генеалогия морали» (1887), «Сумерки богов» (1889) философ шопенгауэровскую мораль милосердия превращает в мораль жестокости, Три основных идеи ницшеанской имморали - наличие негативной моральной ценности, неразрывность добра и зла, производность морали от воли к жизни — нашли свое воплощение в дуалистической концепции соотношения в драме аполлонического и дионисийского начал и в представлении о мифе как выражении миропонимания.

Драматург и теоретик О.Людвиг в своих размышлениях об античной и новой драме, где он принципиально отвергает метафизическую основу трагического, природу органичности этического и эстетического единства драмы видит в соотношении внутреннего и внешнего в драматическом действии. Однако, выделяя историческую драму как интересное драматические явление, Людвиг не рассматривает ее как особое жанровое образование со специфической природой драматического действия, определяемого характером материала - истории.

Более обстоятельно жанровая специфика исторической драмы определяется в трудах литературного критика и теоретика драмы Г.Геттнера. Рассматривая прежде всего ее жанровую природу. Геттер приходит к выводу, что если сейчас и возможна новая драма, то она может быть только исторической или социальной, так как историческая пьеса должна иметь в своей основе драматически развертывающуюся судьбу человека, обусловленную его личностными качествами.

Таким образом, краткий экскурс в труды западноевропейских и, прежде всего, немецких философов и теоретиков литературы с очевидностью доказывает, что для европейской философско-теоретической мысли история драматургии - это история этико-эстетической мысли, воплощенная в драматургическом опыте. Диалектическое единство этического и эстетического, которое имманентно или декларативно присутствует в европейской философской эстетике и теории драмы, позволяет выделить и терминологически обозначить этико-эстетический кодекс как устойчивое и в то же время внутреннее подвижное единство, внутри которого соотношение этического и эстетического изменяется в зависимости от ряда факторов (культурных, общелитературных, общественно-социальных, религиозно-философских, историко-политических и т.д.). Своеобразная природа этого единства в драматических текстах разных эпох и различных драматургов может стать основанием для систематизации и изучения эволюции русской исторической драматургии.

Во втором параграфе «Русская идея как историософская основа этико-эстетического единства в теоретико-художественной мысли XIX века» показывается, что, являясь уникальным феноменом национальной духовной культуры, «русская идея» представляет собой сложное духовное образование, включающее в себя несколько аспектов - выражение национального самосознания народа, осознание исторической миссии России, ее места и предназначения в мировой истории, соотношение культур Востока и Запада и посредничество России этом соотношении, религиозное и эсхатологическое предназначение России и русского православия, а также манифестацию русской культуры в целом, - сложно взаимодействует с семи-осферой отечественной драмы на исторические темы.

Западноевропейская тенденция объяснять и редуцировать мораль в рамках единого целого (природы, мироздания и рационального мышления о мире) в русском философско-эстетическом сознании трансформируется в выделение нравственности как основного признака высшей духовности. В любой русской историософской концепции - «Москвы - Третьего Рима», панславизма, почвенничества, народничества, вселенской теократии и др. - присутствует этический аспект, определяющий тип мышления и влияющий на осмысление отечественного исторического процесса в его ретроспективном и перспективном планах.

'П

В России XIX века история сама по себе приобретает значение важнейшего, если не единственного, измерения человеческого существования. История претерпевает своеобразную субстанционализацию, становится для человека фундаментальной реальностью, причем реальностью не внешнеположной по отношению к человеку, Эта'реальность понимается как сфера специфически человеческого жизнепроявления, как средство становления и персонифизации человека. Такой подход к историческому процессу может базироваться на тсоцентрическом или антропоцентрическом принципе, но в любом случав история предстает в драматургии как самостоятельная деятельность, так или иначе определяющая существование человека. При этом в XIX веке человек осознается как носитель нравственного начала, а мораль «проверяется» историей, определяемой совокупностью «нравов» той или иной эпохи.

Драматургия на сюжеты из отечественной истории, развиваясь в процессе борьбы и контактов одновременно с драматургией на античные и древнееврейские исторические и мифологические сюжеты, создавала идеолого-полемический пласт, который в результате приводит к изменению концепций отечественного и мирового исторического процесса и исторической личности. В русской драме XIX века встречаются исторические личности «прометеевского» и «мессианского» типа, актуализированные в рамках одних и тех же исторических сюжетов, связанных с изменением национальной аксиологической системы (Новгородская вольница, эпоха Ивана Грозного, Смутное время, борьба с поляками), когда русский мир оказывается на грани гибели и стоит перед неизбежностью коренных перемен. Развертывание истории в России происходит так, что трагичность оказывается определяющим состоянием, по отношению к которому остальные состояния: оказываются второстепенными. Широкий исторический и политико-идеологический контекст драмы, ее прикрепленность к определенным событиям отечественной и общечеловеческой истории выявляли тенденцию осмысления национальных бедствий как консолидирующего фактора, объединяющего разные сословия в нацию, где. народ не должен быть антагонистичен правящим классам.

В отечественной исторической драматургии разворачивается дискурс, природа которого определяется сложными взаимоотношениями между теологией истории и философией истории. Варианты религиозной и философской рефлексии относительно исторического процесса, историчности индивидуального человеческого существования и форм его протекания, предлагаемые различными философами, оказываются опробованными на драматических моделях, предложенных разными драматургами в разные десятилетия XIX века. Это обусловливает сложную взаимосвязь историчности происхождения драматического текста и историчности его восприятия и понимания. Определение принципов эволюции и периодизации исторической драматургии в ее связи с «русской идеей» позволяет выявить

степень погружения исторического в современность и прочтения современного как этической актуализации минувшего в разные моменты развития отечественной драмы на исторические темы под гносеологическим и аксиологическим углами зрения.

Во второй главе «Историческая драматургия начала XIX века: эти-ко-эстетическая мысль в теории и художественной практике переходного периода» рассматривается вопрос о признаках переходного периода в русской исторической драматургии и его границах; анализируется диалектика этического и эстетического в театральной критике, теоретических трудах и эстетических трактатах переходного периода; исследуется этический аспект художественной историографии первых десятилетий века и ее эстетическое своеобразие на примере драматических произведений Г.Р.Державина и В.А.Озерова; выявляются общие закономерности этико-эстетической природы исторических пьес первых десятилетий.

В первом параграфе «К вопросу о признаках переходного периода в русской исторической драматургии, его границах и этико-эстетических закономерностях» выясняется, можно ли считать рубеж ХУШ-Х1Х веков переходным периодом в развитии русской исторической драматургии; насколько универсальными оказываются семантическая поляризация и дифференциация любого единого смысла, подвергаемого раздвоению, и в какой мере этот рубеж представляет собой сдвиг в художественном сознании, в результате которого произошла потеря лежащего в основе классицизма метафизического равновесия, активизировалось самосознание общества и одновременно выявилась романтическая тенденция к выключению себя из настоящего времени.

В русской культуре начала века современность осознается как время, когда «вполне и в строгом смысле этого слова никто не знает самого себя. С точки зрения современной ступени культуры рефлектируют относительно предшествующей и предчувствуют грядущую — почвы же, на которой стоят, не видят» [Шлегель 1983]. Если в предшествующий период прото-ментапьность (жанровая и идейно-смысловая определенность) художественного сознания основывалась на кумуляции, которая в драматических текстах выступала как механизм адаптации различных культурных источников (от традиций народной драмы до европейской драматургической традиции) с целью преодоления смысловой и жанровой размытости и формирования классицистической самоорганизации, то в переходный период происходит столкновение противоположных, подчас взаимоисключающих тенденций, их непроизвольное смешение или борьба. Культура неизбежно становится диалогической, диалог разворачивается в философской форме и находит свое воплощение в философии истории, которая в значительной степени определяет своеобразие исторической драматургии и позволяет определенным образом систематизировать ее. Общая истори-зация культурного сознания в начале XIX столетия неизбежно породила

различные формы теоретического осмысления истории, отразившиеся в различных драматургических моделях истории, созданных в разные периоды, При этом становится очевидным, что переходные процессы в исторической драматургии запаздывают по отношению к поэзии и прозе и проходят сначала скрытый (это характерно как для рубежа XVHI-XIX вв., так и для XIX-XX вв.), а затем проявленный период (20-е годы).

В силу переходности изменяются и структуры художественного времени, становясь все более гибридными. В результате этой гибридности произведение не достигает целостности и предстает фрагментарным, ибо фрагментарность является признаком искусства не только потому, что разорванным, фрагментарным оказывается человеческое сознание определенных эпох, но и потому, что фрагментарность является признаком обновляющейся универсальной картины мира, а следовательно, признаком и условием переходности: когда традиционная картина мира распадается, то новая первоначально начинает формироваться на основе фрагмента. Этим объясняется значительное количество фрагментарных текстов, созданных или переведенных на рубеже веков - «Опыты двух трагических явлений в стихах без рифмы» (1817), «Отрывки из "Фарсапии"» (1817) Ф.Н.Глинки; «Смерть рыцарей храма» (1821) О.М.Сомова; отрывок из трагедии А.В.Арно «Oscar, fils d'Ossian» (1796) Я.И.Ростовцева; отрывки из «Гофо-лии» («Аталии») Расина (1815-1829), отрывок из «Баязеда» Расина (1825), перевод 4 действия «Горация» Корнеля (1817), отрывок из «Цинны» Кор-неля (1818), перевод отрывка из «Медеи» Лонжпьера (1819) П.А.Катенина; отрывок из «Гофолии» Расина (1817) А.А.Жандра и др. К драматическим фрагментам следует отнести и такую драматическую форму, как прологи -Пролог «Торжество восшествия на престол императрицы Екатерины И», «Пролог на рождение в Севере порфирородного отрока» Г.Р.Державина; пролог «Пир Иоанна Безземельного» к драме А.А.Шаховского «Иваной» и др. Наличие большего или меньшего количества релятивных (неокончательных, относительных) текстов - отрывков, фрагментов, вариантов, проектов, планов, замыслов и т.п. - дает дополнительный материал для адекватной оценки творчества отдельного автора и одновременно свидетельствует о формировании различных этических и эстетических концепций в культурном сознании общества.

Драматургия уже не ограничивается воспроизведением характерного для классицизма содержания исторического сознания, которое является частью по отношению к целому, а стремится к воспроизведению мировой целостности. Исторический процесс осмысливается как форма трансляции исторических уроков, как средство осмысления социального опыта, как способ социологизации личности. Поэтому в драме появляется множество переходных форм, представляющих собой межродовые и междужанровые образования, исторический материал подвергается ироническому осмыслению в жанре драматического исторического анекдота - «Семейство Ста-

ричковых, или За богом молитва, а за царем служба не пропадают» (1807), «Казачий офицер» (1808) Ф.Ф.Иванова; «Крестьяне, или Встреча незваных» (1812), «Ты и Вы, послание Вольтера, или Шестьдесят лет антракта» (1814) А.А.Шаховского и др.

Историческая память в драме по отношению к цивилизации начинает выступать и как идеал прогрессивного развития человечества, представляющего собой единое целое (унитарный подход), и как один из этапов прогрессивного развития человечества как единого целого (стадиальный подход), и как качественно различные уникальные этические или исторические общественные образования (локально-исторический подход). Меняется трактовка времени вообще как исторической категории и драматического времени в частности; классицистической включенности в действительность с ее доверием к бытию противопоставляется жизненная неустроенность, внешнее отношение к событию сменяется стремлением проникнуть в его сущность. В историю втягиваются пласты реальности, не имевшие до сих пор статуса исторических. Архетипической или мифологической исторической реальности противопоставляется физическая реальность, которая может рассматриваться как выход из исторического времени и воплощается в определенных жанровых образованиях - так называемых «малых формах» (историческая комедия и др.) Если же физическая реальность получает статус вечной, то включенная в историческую трагедию, хронику или драму, она свидетельствует о формировании апокалиптических и эсхатологических идей.

А это неизбежно приводит к созданию драматических текстов, в которых воспроизводится и историческое событие во всей его фактической достоверности, и историческая эпоха в ее социально-бытовом и нравственно-психологическом правдоподобии. Одновременно с не утратившей своей актуальности исторической трагедией появляются историко-романтические мелодрамы А.А.Жандра, А.А.Шаховского («Обриева собака, или Лес при Бонди» (1820), «Иваной, или Возвращение Ричарда Львиное сердце» (1821), «Керим Гирей, крымский хан» (1825) и др.), водевили на исторические темы («Козак-стихотворец» (1812) и «Ломоносов, или Рекрут-стихотворец» (1814) А.Шаховского, «Деревня при Волге, или Неожиданный праздник» (1817) Б.Федорова и др.) и т.д.

Все это позволяет сделать вывод, что природа антропологизма русской исторической драматургии переходного периода вбирает в себя и социальный, и духовный аспекты: психологические и нравственные критерии уже не могут быть отделены от социальных, так как являются особым средством выражения общественной природы человека. Драматургия переходного периода развивается в направлении, которое с очевидностью доказывает, что личность детерминируется, прежде всего, социальными факторами, а в ее нравственно-психологических особенностях воплощаются механизмы этой детерминации.

Во втором параграфе «Диалектика этического и эстетического в театральной критике, теоретических трудах и эстетических трактатах переходного периода» рассматриваются этико-эстетические интенции отечественных мыслителей, теоретиков и критиков начала века.

Уже в конце XVIII века отечественные теоретики и критики, подчеркивая познавательное и нравственно-воспитательное значение литературы в целом и драматургии в частности, понимали художественное творчество как сознательный творческий акт, в котором эстетической привлекательности сопутствует этическое воздействие. Эти идеи разрабатывались Н.М.Карамзиным, П.А.Плавилыциковым, И.А.Крыловым, В.А.Жуковским, А.А.Шаховским, членами Вольного общества любителей словесности, наук и художеств и некоторыми другими. В центре их внимания находились две проблемы, неразрывно между собой связанные: проблема гражданственности театрально-драматургического искусства и проблема его национальной самобытности, воплощенной в соответствующей эстетически значимой форме. При этом эстетическая теория и непосредственная живая критика существовали одновременно, питая и обогащая друг друга. Более того, академическая теоретическая наука и «журнальная эстетика», о соотношении которых говорит П.В.Соболев [Соболев 1972], сложно взаимодействовали до конца 20-х годов, в значительной мере определяя общественные вкусы и эстетические приоритеты. Альтшуллер справедливо замечает, что «круг пишущих о театре в первое десятилетие XIX века весьма широк и разнообразен. Это и общественные деятели, издатели журналов, такие, как А.П.Беницкий, А.И.Тургенев, Н.П.Брусилов. Это драматурги Н.И.Ильин, Л.Н.Невахович, Ф.Ф.Иванов, А.И.Писарев. Это многочисленный отряд поэтов: К.Н.Батюшков, В.А.Жуковский, В.В.Измайлов, А.Е.Измайлов, И.И.Дмитриев, Г.Р.Державин» [Очерки истории русской театральной критики 1975]. Особый интерес у теоретиков и критиков вызывает жанр трагедии.

Связь русской эстетической мысли с кантовской эстетикой можно проследить в эстетических трактатах первой трети века. Тезис XVIII века о «подражании природе» трансформировался в них на гносеологическом уровне, поскольку художнику нужно было знать «общие законы совершенства вещей и наших удовольствий», «знать достоверно основания истины», быть мыслителем, который не только должен отдавать себе отчет в том, что он отражает в своих произведениях природу, но понимать и принимать нравственную цель творчества.

Эти мысли получают развитие в статьях Александровского и Пере-вошикова, которые считали, что искусство, избирая прекрасное или безобразное, должно соотносить свои цели не только с требованиями прекрасного, но и нравственного, так как безобразное и отвратительное в жизни неразделимо с прекрасным. Об этом рассуждает и И.П,Войцехович в «Опыте начертания общей теории изящных искусств». Выделяя в изящ-

ных искусствах «три стихии (элемента)» - совершенство, изящество и добро, - он подчеркивает диалектическое единство прекрасного и нравственного. Это свидетельствует о том, что эстетическая мысль первой трети века вплотную подошла к пониманию культурно-исторической и общественно-социальной детерминированности художественного явления. Рассуждения о нравственной ответственности творца мы находим в сочинениях П.А.Новикова. Теоретически осознанное представление о соотношении правды исторической и правды художественной, реальной действительности и искусства, о нравственном значении исторической драмы обнаруживается в сочинениях В.И.Григоровича. Эстетическое соединяется им с этическим и осознается как средство духовного совершенствования человека и общества. Мысли о неотделимости эстетического от этического встречаются в сочинениях А.П.Гевлича, М.Морозова, О.Срезневского и других теоретиков и эстетиков начала века.

Особое место занимает эстетика А.Ф.Мерзлякова, которая имеет подчеркнуто антропологический характер. Эту тенденцию продолжает последователь и единомышленник Мерзлякова Н.Ф.Остолопов, чьи сочинения восходят к философским источникам, получившим распространение в начале века, в том числе к передовым социологическим идеям. Весьма интересное развитие «теория подражания» получает в сочинениях П.Я.Гамалеи, который, выступая в гносеологическом смысле против тех, кто не желает руководствоваться данными опыта, требовал, чтобы художественное воображение отделялось от разума и выходило из-под контроля рассудка, что неизбежно отрывало бы потребности в прекрасном от нравственного бытия личности. И.М.Сниткин, исследуя с гносеологической точки зрения эстетические способности и потребности человека, приходит к выводу, чтобы «предмет поразил воображение, остановил наше внимание», надо создать произведение, от которого «душа обнимается чувствами, им произведенными, - рождается понятие, а по закону сцепления понятий <...> дается пиша для того, чтобы соображать - соединять, разделять». В этом смысле способности души, с одной стороны, «свой источник имеют в чувствах», а с другой - составляют основание всех эстетических и нравственных ощущений» [Русские эстетические трактаты 1974]. Интересна в этом отношении позиция Т.О.Рогова, который вступает в скрытую дискуссию с субъективизмом, отражающую полемику и классицистических, и новых, реалистических тенденций с романтическими.

Обзор эстетических сочинений неизбежно ставит ряд вопросов: 1. В какой мере этико-эстетические интенции рассмотренных авторов транслировались и актуализировались в творчестве драматургов первых десятилетий XIX века? 2. Какова природа философско-художественной антропологии в исторической драматургии переходного периода? 3. В какой мере эти параметры позволяют определить своеобразие и границы переходного

периода? Ответить на эти вопросы позволяет рассмотрение драматургического наследия В.А.Озерова и Г.Р.Державина.

В третьем параграфе «Этический аспект художественной историософии русских драматургов первых десятилетий XIX века и его своеобразие в условиях переходного времени» анализируется этико-эстетическая природа исторической драматургии Г.Р.Державина и В.А.Озерова как воплощение некоторых параметров переходности.

Историческая драматургия Державина транслирует те процессы в эволюции отечественной исторической драмы, которые неизбежно сопутствуют переходному времени. Объектом рассмотрения в параграфе становятся Прологи, исторические героические оперы, трагедии на отечественные и чужеземные исторические сюжеты.

Прологи, написанные по поводу того или иного торжества - Пролог «Торжество восшествия на престол императрицы Екатерины II» (1786), «Пролог на открытие в Тамбове театра и народного училища» (1786), «Пролог аллегорический на рождение на Севере любви» (1799), «Пролог на рождение в Севере порфирородного отрока» (1799), - имеют важное значение для формирования этико-эстетического кодекса Державина, Перфективный характер Пролога как жанровой формы вполне соответствовал эпохе переходности и позволял выявить некоторые особенности ее драматургической поэтики. «Малые формы» - Прологи - с очевидностью показывают, что меняется трактовка времени вообще как исторической категории и драматического времени в частности; в историю втягиваются пласты реальности, не имевшие до сих пор статуса исторических (открытие театра или учебного заведения), свидетельствующие о расширении исторического пространства. Сфера повседневного бытия, в структурных элементах которой проявлялась так называемая физическая реальность, документально была зарегистрирована неполно, поэтому отличалась субъективностью интерпретации и допускала инвариантность. Таким образом, архетипической, или мифологической, реальности в исторической пьесе начинает противопоставляться физическая реальность, которая может рассматриваться как выход из узкого исторического времени. Физическая реальность державинских Прологов охватывает историю и современность в их взаимосвязи, в которых единство политики и морали определяет своеобразие национального пространства повседневного бытия.

Эволюция державинской драматургической поэтики прослеживается в крупных завершенных текстах, каковыми являются «театральные представления с музыкою» - «Добрыня» (1804), «Пожарский, или Освобождение Москвы» (1806), «Грозный, или Покорение Казани» (1814). Державин соединяет в этих произведениях яркость и зрелищность волшебной оперы с серьезными размышлениями о политике и общественной морали, выделяя основные проблемы, которые получат дальнейшее развитие в исторической драматургии XIX века - «столкновение добра и зла как условие

развития», «политика и нравственность», «мораль и власть», «нравственные уроки истории». Соединение исторического и фольклорного свидетельствует о том, что история мифологизируется и в фееричном, волшебно-сказочном действии выделяются известные и уже закрепленные в коллективном сознании архетипы. Извлеченные из праславянской мифологии эти архетипы перемещаются из сказочного в реальное историческое пространство и позволяют автору синтезировать в новой жанровой форме — героической опере - черты волшебной сказки, национально-исторического действа и высокой трагедии. Включая в волшебную оперу серьезное социально-политическое и общественно-историческое содержание, драматург обосновывал это своим пониманием специфики и возможностей самой жанровой формы, которая «в некоторых отношениях есть не что иное, как подражание древней греческой трагедии. Там также разговоры препровождались музыкой», поэтому ничто не препятствует «возвести ее на ту же степень достоинства и уважения, в коем была греческая трагедия» [Державин 1880]. Речь здесь идет о значении театра для нравственного воздействия на общественное сознание и о поисках адекватных жанровых форм. Нравственный смысл истории становится реальным фактором державин-ской эстетики, так как стимулирует процесс возвышения гуманистических начал, а значит, создания национально значимого социально-исторического мифа.

Державин, живший и создававший свои драматические произведения в условиях переходности, характеризующейся апокалиптическим предчувствием неизбежной катастрофы, ощущал потребность истолковать по-своему то откровение, которое признавалось ортодоксально. Осознавая это, он обращается к традиционному жанру исторической трагедии, в канонических формах которой стремится реализовать свои историософские представления в этико-эстетическом гармоническом единстве. Трагедии «Евпраксия» (1808), «Темный» (1809) показывают, что исторический смысл инновационно порождается, постоянно созидается субъектами жизни, историческая деятельность этих субъектов не имеет заданного или предопределенного характера и в своем смыслопродуцирующем аспекте является во многом недетерминируемой и открытой. Однако эта новая для отечественной художественной историософии мысль не была реализована в соответствующем ей новом жанровом образовании, а «втискивалась» в каноническую драматическую форму высокой классицистической трагедии. Тем не менее, само внимание к этой проблеме было чрезвычайно своевременно и плодотворно, что позволяет сделать вывод о движении этико-эстетической мысли Державина по направлению к созданию новой исторической драмы, которая в переходный период объективно не могла быть реализована.

Обращение Державина к исторической тематике объясняется стремлением воплотить представления об универсальности исторических зако-

номерностей и обусловленного ими поведения человека в определенных обстоятельствах. Эти представления нашли свое художественное воплощение в исторических трагедиях Державина на «нерусские» сюжеты «Ирод и Мариамна» (1809) и «Атабалибо, или Разрушение Перуанской империи» (1816?), Постижение собственной истории через ее кровавые и болезненные для национального сознания факты иноземных нашествий, при которых нарушались все существовавшие нравственные нормы, установления и правила, было неизбежно и необходимо в период окончательного самоопределения нации. Обращение к подобному факту из истории другого народа предоставляло возможность обнаружить универсальный характер исторических закономерностей и обусловленного ими поведения человека в определенных обстоятельствах и, таким образом, включить русскую историю в общечеловеческий цивилизационный процесс. Своеобразие державииского историзма здесь состоит в том, что нравственное бытование становится прерогативой религиозной жизни, движущейся параллельным потоком с жизнью социальной, не пересекаясь с ней и не влияя на исторический результат. Смысл имманентно содержащейся в пьесах полемики заключается в том, что можно подчинить мораль религии, создав религиозную мораль, можно подчинить религию морали, создав особого рода «моральную религию», но соединить мораль и религию, когда одно становится продолжением другого, вряд ли возможно. Развитие драматического действия державинских трагедий свидетельствует о том, что для драматурга религия и мораль нетождественны, ибо существуют аморальные религии и нерелигиозная мораль, а отсюда - духовная история отдельно взятой нации и, тем более, человечества не есть религиозная история.

Историзм Державина, содержащий этический компонент, был концептуально ограничен. Это было обусловлено процессами, происходившими в историософской и этико-эстетической мысли переходного периода, и порождало противоречия, разрешить которые не представлялось возможным, Но стремление подняться над провиденциализмом исторического процесса, соединив в историческом движении политические устремления и духовно-нравственные потребности индивидов, в поступках исторических личностей закономерное и случайное, требовало новых, эстетически значимых жанровых форм, не ограниченных классицистическими канонами, к появлению которых неизбежно двигалась русская историческая драматургия. Однако Державин этой тенденции не воплотил: ни Прологи, ни фантастические героические оперы, ни традиционные высокие трагедии, в рамках которых он стремился осуществить свои отличные от классицистических творческие интенции, не позволяли создать нового эстетически значимого явления.

Ставший объектом ожесточенных споров В.А.Озеров актуализировал дискурс о будущих направлениях в развитии отечественной историче-

ской драматургии, начал процесс социальной и национальной самоидентификации современного человека через осмысление исторического прошлого, осознание социального и культурного и этического опыта нации и человечества в их исторической ретроспективе. Задачи, поставленные Озеровым, были весьма значимы: история как коллективная память о прошлом для Озерова - это уже прошлое в собственном смысле, восстановленное и интерпретированное по нормам современности, с ориентацией на идеалы и ценности жизни современного ему русского общества. Нравственная природа человека, ее конкретно-исторические черты и внеистори-ческое значение этических категорий добра и зла, добродетели и порока -это уже не дидактическая сторона текста, а эстетический фактор. Но попытка создания новых, эстетически значимых жанровых форм породила ряд противоречий: 1 .Соответствующий эстетическим представлениям своего времени сентиментально-романтический герой был неуместен в высокой гражданско-патриотической трагедии, восходящей к традициям классицизма. 2. Романтические споры о возможной внутренней свободе человека, о значимости его эмоционально-чувственного мира сталкивались с общественными требованиями и социально-бытовыми устоями, а нравственные потребности — с юридическими законами и политическими интересами. 3. Психологическая релевантность протагонистов вступала в противоречие с требованиями жанра.

Озеров был одним из первых русских драматургов, поставившим вопросы о месте морали не только в духовной, но и политической жизни общества, о взаимодействии нравственного и политического сознания, которые попытался решить в адекватной эстетической форме. В пьесах Озерова «Ярополк и Олег» (1798), «Дмитрий Донской» (1807) дидактизм классицистов и нравственные искания сентименталистов соединяются, но это не механическая эклектика, а стремление возвыситься в эстетические сферы, где возможно органическое сближение этических и эстетических принципов этих литературных направлений. Поэтому представления о добре и зле уже лишены той морально-психологической однозначности, которая была присуща драматургии классицизма, героико-патриотичес-кую тему автор соединяет с тираноборческой и осложняет ее необходимостью решения нравственных проблем, включая в произведение новые эстетические элементы.

Гражданско-патриотическое чувство рассматривается как морально-нравственное и осознается как проявление высшей духовности индивида. В то же время духовное актуализируется как божественное и, поскольку личность в своих высших устремлениях стремится к гармоничному единству с Богом, то возвеличивание родины осмысливается как возвеличивание русского Бога. Поэтому в трагедиях Озерова, в которых воссоздается подвиг во имя завоевания свободы для отечества, формула «рука всевышнего отечество спасла» осознается не мистериалыю-верноподданнически.

бэ.

а наполняется иным, гражданско-этическим содержанием. И если на бытовом уровне морально-нравственный облик изображаемой исторической эпохи модернизируется, корректируясь в соответствии с главной для драматурга политической тенденцией, то на психологическом уровне внутренние нравственные потребности личности оказываются в противоречии с общественными моральными установлениями. В трагедийный жанр Озеров, таким образом, включает споры о возможной внутренней свободе человека в общественной и частной жизни, о значимости его чувства, вносящего коррективы в его социально-политическую деятельность, то есть включает драматический текст в культурно-философскую полемику о взаимодействии политического и морального сознания.

Пьесы на мифологические сюжеты - «Эдип в Афинах» (1804), «Фингал» (1805), «Поликсена» (1809) - давали возможность автору создавать и предлагать современникам для обсуждения различные принципы соотношения этих форм сознания в разнообразных этико-эстетических моделях. Нравственные проблемы у Озерова неразрывно связаны с разработкой общественно-политических проблем, и это определяет своеобразие воплощения исторической темы, в которой сохраняется классицистическая коллизия долга и чувства. Что касается чувства, то последнее трактуется Озеровым как непререкаемая моральная ценность. В ряде случаев Озеров пытается объединить долг с чувством, беря за основу чувство, что приводит, с одной стороны, к снижению высокого героизма, с другой - оказывается бессильным протест озеровских героев против авторитарной морали.

Переходный характер времени обусловил то, что драматические замыслы Озерова созревали в ходе его собственной этико-эстетической эволюции, противоречия которой были обусловлены как внутренними причинами, так и общими коллизиями культурного сознания. Прямолинейное разграничение добра и зла, воплощенное в благородных и коварных персонажах, и в то же время явное отступление от канонов классицистической высокой трагедии определили противоречивый характер этико-эстетической природы драматургии Озерова. Классический жанр трагедии начал разрушаться в самом творчестве драматурга, но, умирая, этот жанр порождал новые художественные формы и стимулировал' этико-эстетические искания современников и последователей. Поэтому «после Озерова определилось несколько линий, по которым стала развиваться трагедия, но ни одна из них не оказалась плодотворной и не шла в направлении к пушкинскому "Борису Годунову"» [Городецкий 1953] и, добавим, не могла идти, потому что «тупиковый» характер озеровской драматургии, принципиальное отсутствие потенций дальнейшего развития, невозможность эволюции творческих принципов обусловлены отсутствием гармонического единства истинного историзма, этической определенности и соответствующей им новой драматургической эстетики. Поскольку «наиболее эстетически ценные для нас произведения являются одновременно с

этим и наиболее социально выразительными» [Зубов 2004], отсутствие этого единства обусловило регрессивный характер драматических творений последователей и продолжателей Озерова.

В третьей главе «"Внутренняя история" народа в теоретическом осмыслении и драматургической практике 30-40-х годов» рассматривается дальнейшее развитие этико-эстетического кодекса в теории и литературной критике 30-40-х годов XIX века; анализируется религиозно-философская идея «соборности» в драматургической практике A.C. Хомякова; исследуются этико-политические представления А.С.Пушкина о нравственной истории и исторической нравственности.

В параграфе первом «Развитие этико-эстетического кодекса в теории драмы и литературной критике 30-40-х годов» изучается теоретический аспект этой проблемы. Феномен русской культуры этого периода состоит в том, что процесс утверждения национальной историософии и формирования основных принципов историзма осуществляется и обретает отчетливые черты не в научном сознании, а в недрах литературы — именно она аккумулирует и выявляет основные тенденции, витающие в культурном поле, и только затем они определяются в сфере методологии исторической науки. Задачи художественного историзма не только решаются на новой мировоззренческой основе, но и формируют ее, что неизбежно ведет к переоценке эстетических принципов и влечет за собой изменения в сфере художественных жанров. Проблемы «личность и история», «личность и власть», «власть и мораль», «историческая нравственность» и др. поднимаются в художественных произведениях в соответствии с новым эстетическим сознанием эпохи, определяя способы изображения и оценки личности в ее соотнесенности со сложными процессами национальной жизни. Художественно-эстетическая мысль оказывается неразрывно связанной с историософской и этической, с поисками новых концепций развития исторического процесса.

Создание к этому времени различных аллегорических традиций обусловливает возможность нравственного суда над личностью с точки зрения отдельного человека, народа и государства и позволяет по-разному решать важную проблему этого времени: о мере и характере воздействия человека на ход истории и судьбы нации. В драматургической практике создаются различные жанровые модели одной и той же исторической ситуации и осуществляется различная оценка деятельности одних и тех же конкретных исторических лиц (Иван Грозный, Годунов, Дмитрий Самозванец, Марфа Посадница и др.), которая находит свое теоретико-критическое обоснование или опровержение в многочисленных статьях, высказываниях и сочинениях этих десятилетий. «Современник», «Ате-ней», «Литературная газета», «Сын отечества», «Библиотека для чтения», «Северная пчела», «Денница», «Московский телеграф» и другие издания систематически публикуют статьи о драматургии, анализ которых позво-

ляет систематизировать основные тенденции, представленные в весьма пестром, многоликом и противоречивом теоретико-критическом пространстве этого времени. Диапазон теоретических интенций и границы этого пространства простираются от попыток сохранить этико-эстетическую нормативность классицистической драматургии до полного отказа от каких-либо традиций, в резкой саркастической форме дезавуирующего любое стремление закрепить и узаконить традицию.

Между этими двумя крайностями лежало обширное теоретико-критическое поле, на котором «выращивались» принципиально новые категориальные подходы к проблеме национальной исторической драмы. В «Северной пчеле» Ф.В.Булгарина, в «Сыне отечества» В.Т. Плаксина, в «Библиотеке для чтения» О.И.Сенковского, в «Телескопе» Н.И.Надеждина, в «Московском телеграфе» Н.А.Полевого, в литературно-критических высказываниях Белинского, Шевырева, Ушакова, Аксакова, Очкина, Юрке-вича, Строева, Яковлева и др. обнаруживаются важные размышления, ведущие к концептуально новым требованиям, предъявляемым к исторической драматургии. Эстетическая ценность художественного явления связывается с этическим содержанием исторического явления, которое становится объектом драматургического осмысления.

В.В.Зеньковский отмечал, что «вся работа мысли Белинского уходит в сферу этики» [Зеньковский 1956], с чем нельзя не согласиться, так как критик в различных работах постоянно выдвигает понятия нравственной свободы, побудительных мотивов нравственности, закономерностей ее развития, нравственные критерии. Подчеркивая национально-народный характер нравственности, Белинский отвергает гегелевскую идею нравственного примирения, ибо, по его убеждению, без отрицания человеческая история превратилась бы в «стоячее и вонючее болото». Но более всего для критика была неприемлема гегелевская теория отрицания роли личности в историческом процессе, связанная с идеей провиденциализма. Это отражается в его отношении к современной исторической драме, в которой он оценивает, прежде всего, воплощение исторического развития нравственности как фактора «внутренней истории» нации, народа и государства. Аналогичные взгляды о «внутренней истории» в 30-е годы высказывал Ю.И. Венелин, утверждая в 1835 году, что «есть множество внутренних или нравственных физиономий, можно сказать, их столько же, сколько народов или наречий» [Венелин 1835]. «В герое народном, - приходит к выводу Венелин, - выражается весь характер народа» [Венелин 1834].

Эта идея подхватывается и усваивается учеными-историками Н.Костомаровым, И.Киреевским и др.: принцип создания исторического труда на основе изучения «духа народа», его «внутренней истории» становится основным. Для литераторов и историков этих десятилетий «внутренняя история», «дух», «психея», «характер», «внутренняя физиономия» -

одно и то же пространство национальной духовности в ее морально-нравственной специфичности и временнбй определенности.

Между тем в 30-40-е годы наблюдается и тенденция к социологиза-ции искусства - писатели самых разнообразных направлений почти одними и теми же словами говорят об отражении действительности в искусстве, о смене художественных стилей и жанров как отражении хода общественной жизни. Наряду с тенденцией к этнопсихологии и стремлением подчинить событийную историю построениям социальной психологии и психологии народов, в 30-40-е годы существовали и проходили апробацию в драматических текстах теории, которые политику выдвигали в качестве первичного элемента при анализе своеобразия исторического явления и произведения, его воспроизводящего (А.И.Герцен). Формула «искусство -отражение жизни» истолковывается в плане искусства как отражения прежде всего политической жизни.

Развитие отечественной историографии, формирование историософских представлений в 30-40-е годы заставляют драматургов по-новому интерпретировать исторические темы и сюжеты. С одной стороны, романтическая доктрина народности в 30-40-е годы приобретает славянофильский оттенок, идея «соборности» которого определяет иное понимание идеи государственности. С другой стороны, начинает вызревать проблема соотношения исторической нравственности и нравственной истории, которая выдвигает на первый план вопрос об этической природе «отдельной» личности (индивида в его исторической определенности) и «совокупной» личности (народа в его историческом бытовании), влияющих на историческое событие и его результат. Наиболее показательным представляется в этом смысле сопоставление исторической драматургии А.С.Хомякова и А.С.Пушкина.

Второй параграф «Религиозно-философская идея соборности в эти-ко-эстетической системе исторической драматургии славянофилов» посвящен анализу исторических пьес А.С.Хомякова «Ермак» и «Дмитрий Самозванец». Славянофилы попытались освободить от европоцентристской зависимости отечественную этико-эстетическую мысль и эту культурологическую и историософскую тенденцию последовательно проводили как в своих теоретических рефлексиях, так и в драматургической практике, «Записки о всемирной истории», «О старом и новом», другие исторические заметки и труды Хомякова и его исторические пьесы свидетельствуют о том огромном значении, которое он придавал историческому знанию в определении основных интенций общественного сознания, и позволяют выявить целостную историософско-этическую концепцию славянофилов, в основе которой лежит православная телеология, аксиология и мораль.

В XVIII веке философская этика ориентировалась на религию, принимая на веру действующие моральные воззрения и не задаваясь никакой иной целью, кроме как быть их интерпретатором. К XIX столетию такая

тотальная зависимость этики от религии прошла, но сущностное, фундаментальное отношение осталось, так как религиозные воззрения, как бы они ни были скорректированы и обусловлены временем, являются основным источником этического содержания (что отмечается Зеньковским, который, как известно, был приверженцем славянофильства). Другой, родственный религии и исторически ей предшествующий источник этических знаний — миф. Иногда строго не отграниченный от религии миф по сравнению с собственно религией имеет больше содержательного многообразия, больше нравственной конкретности и дифференцированности, но в то же время меньше идейной определенности и понятийной ясности.

Эти представления репрезентируются в исторической драматургии славянофилов. В пьесах А.С.Хомякова «Ермак» (1826) и «Дмитрий Самозванец» (1832) идея единого божественного субъекта создает условия для объединения многообразных историй в единое целое, то есть для концептуализации исторической жизни человека как единой задуманной и направляемой Богом всемирной истории, а миф выносит на поверхность национальные исторические архетипы в их нравственной определенности. В то же время философско-мистические представления славянофилов о соборности как церкви единства и свободы в любви оказываются воплощением и развитием традиционных социально-нравственных идеалов русского подвижничества, ибо они пытаются противопоставить бездуховной западной цивилизации духовный опыт и ценности русской культуры.

Этико-эстетическая мысль Хомякова движется в направлении восприятия тотальной детерминации этической действительности как части всеобщей онтологической и к пониманию того, что она, в числе прочего, содержит в себе ее всеобщий тип. Однако сквозь теологическую оболочку в пьесах Хомякова пробивается актуальное для своего времени земное содержание: объективная тенденция развития истории превращалась в нравственный смысл этой истории. И хотя драматург не рассматривает народ как фактор исторического развития, основным его качеством, «похвальным свойством предков наших», остается «благоразумие, мужество, любовь к отечеству, горячее благочестие и ревность к вере», которые и определяют судьбу исторической личности в пьесах Хомякова. Но признавая, как и Белинский («О сельском чтении»), что «личность без народа есть призрак», Хомяков показывает, что и «народ без личности есть тоже призрак». В народе пока еще отсутствует связывающее совокупное сознание, делающее его субъектом высшего порядка и выводящее его в ранг сознательной исторически значимой силы, потому что «чернь всегда изменчива, бездумна, обманам верит, к истине глуха», верит в божественность царской власти («она руки преступной не поднимет на своего законного царя»), подвержена соблазнам, создает ложные ценности («О, люди глупы! Блеск, и власть, и сила - вот их чему судьба поработила: они души не знают, не ценят»).

Пушкинские историософские интенции после «Бориса Годунова» были направлены на дифференциацию понятия «народ». Хомяков разделял некоторые социально-политические взгляды Пушкина, но в то же время шел своим путем - синтезирования в понятии «народный дух» религиозных, культурных и фольклорно-мифологических основ, воплощенных в морали, традициях, привычках, поведенческих стереотипах, ценностных ориентирах и духовно-нравственной определенности национального бытия. В «Ермаке» и «Дмитрии Самозванце» Хомякова продолжает господствовать вневременной моральный критерий, а на передний план выдвигается проблема моральной правомочности личности. Это переводит конфликт в нравственно-психологический план и усиливает элемент случайности. Поэтому тенденции «Дмитрия Самозванца» вели от трагедии к романтической драме, тогда как «Борис Годунов» тяготел к художественной структуре трагедии.

В третьем параграфе «Этика и политика в структурно-семантическом пространстве исторической драматургии А.С.Пушкина» рассматривается иное направление в решении проблемы соотношения народа и личности в сотворении истории, предложенное А.С.Пушкиным и получившее развитие в драматургии последующих десятилетий. Этический аспект историософии А.С.Пушкина, отразившийся в его драматургической теории и практике, представляет собой чрезвычайно интересную и ие до конца исследованную проблему. Возможно ли только с позиций высокого философского синтеза раскрыть диалектическую связь «судьбы человеческой» и «судьбы народной», единство общеисторического и национально специфического в историческом процессе? Если признать, что границы долженствования исторического действия в системе ценностей оказываются обусловленными не только идеей необходимости, но и морально-нравственными установлениями, которые связаны с внутренними убеждениями и устремлениями человека; то исследование этического аспекта «Бориса Годунова» становится, собственно, исследованием психологизма пушкинской исторической драмы, его характера и развития.

Отвергая внеисторическое значение морально-нравственного аспекта карамзинской подчеркнутой нравоучительности, Пушкин с особых позиций исторической истины интерпретировал поступки персонажей в смысле нравственных представлений и моральных правил той исторической эпохи, которую они репрезентировали. Таким образом, знание исторических событий и фактов у Пушкина накладывается на понимание закономерностей развития национального сознания, «внешняя история» сложно сопрягается с «внутренней историей», политическая необходимость - с духовными потребностями народа, и все это составляет, по Пушкину, собственно историческую драму, позволяющую выявить историческую правду на пересечении «судьбы человеческой» и «судьбы народной».

Появившаяся почти одновременно с «Ермаком» Хомякова трагедия «Борис Годунов» (1825) представила и вынесла на суд современников иную историософскую концепцию: Пушкин осмысливал отечественную историю в общих философских категориях закономерности и случайности, антиномичных славянофильскому онтологическому принципу соборности, основанному на мистическом опыте и осознающему окружающий мир как гармоническое единство в Боге. Пушкину удалось в драматическом действии открыть историческую обусловленность стимулов, движущих человеческим мышлением и поведением в определенных социально-политических и духовно-нравственных обстоятельствах. Родовые и типовые поведенческие модели в трагедии воссоздают нравственный облик эпохи в его социально-сословной телеологической определенности. Содержание пушкинской трагедии, личная и историческая судьба его персонажей обусловлены не тем, что Годунов нравственно деградировал (был добродетельным, но стал злодеем и убил царевича Дмитрия), а судьба Лжедмитрия определилась сочетанием дурных и хороших качеств его личности, и не тем, что оба они самозванцы (один через цареубийство, а другой через присвоение царского имени), а коренным, глубинным смыслом их отношения к народу.

В пушкинской драме сложившаяся равнодействующая интересов меняет традиционную систему ценностей и в соответствии с этим характер драматического исторического героя, специфику драматического конфликта, своеобразие драматического действия и принципы текстообразо-вания. Классицистическая включенность этики в систему политических понятий (добродетельность правителя имела общественно-исторический смысл) не представляет для Пушкина интереса, и он исключает необходимость ее художественного осмысления, перенося смыслообразующий центр тяжести на объективно-историческое содержание деятельности исторических лиц. Но и романтическая намеренность аллюзий была для Пушкина эстетической невозможностью. «Романтизм» Пушкина, который поэт называл «парнасским афеизмом», отвергавший все условности и правила ради исторической и художественной правды, был особой, высшей формой драматического реализма, в контексте которого пресловутое пушкинское высказывание «поэзия выше нравственности» свидетельствует о том, что всякое высокое искусство, в том числе и трагедия, антиутолично по своей смыслопорождающей сути. Поэтому парадоксальность этико-эстетической мысли Пушкина — свидетельство очевидного несовпадения безграничности реальной жизни и ограниченности представлений о добродетели, красоте и правде. Творчество связано с поисками смыслов существования и не ответственно за происходящее в макрокосме окружающего мира и микрокосме человеческой души. Вот почему нравственные нормы и императивы в качестве прямого морального урока не приложимы к пушкинскому драматическому искусству, тождественно равному онтологиче-

окой глубине жизни, а имманентно присутствуют в поэтике драмы - этическое становится эстетическим фактором.

Но, воссоздавая онтологическую глубину жизни, Пушкин показывает, что человек в любой исторический период в большей или меньшей степени осознает свое противоречие между материальными реалиями эмпирического мира и духовными потребностями. Аксиологические представления оказываются творческими принципами, придающими оптический смысл еще не существующему. Стремление сохранить наличную систему ценностей или попытки переосмыслить ее и составляют, по убеждению Пушкина, смысл и условие развития общества, в сознании которого материальные цели и духовные потребности, находясь в сложном взаимодействии, определяют поступки, влияющие на своеобразие национального исторического процесса.

В четвертой главе «Этико-эстегическая система исторической драматургии 50-70-х годов XIX века» исследуется дальнейшее развитие эти-ко-эстетического кодекса отечественной исторической драмы в контексте социальной антропологии и философии морали середины века. Анализ аксиологии и поэтики пьес Л.А. Мея и А.Н.Островского позволяет рассмотреть телеологию ценностей и метафизику человека в драматургии на исторические темы в 50-70-е годы - цель исторического поступка и его моральное значение, ценностные заблуждения, систему народных морально-нравственных ценностей и своеобразие их воплощения в жанрово-смысловой структуре драматических текстов 50-70-х годов.

В первом параграфе «Телеология ценностей и метафизика человека в драматургии середины века» выявляется своеобразие воплощения этико-эстетического единства в драматургии 50-70-х годов. Тотальная историчность реальности означала интерпретацию любого общественного явления в его ретроспективно-перспективном аспектах, разновекторность которых обусловила развитие русской духовной культуры начала века в системе биполярных потоков. Один, внешний, вобравший в себя различные варианты радикального свободомыслия и отличавшийся широтой философских обощений, сталкивался с другим, внутренним, подчиненным официальной идеологии, интересам государства. Взаимное противостояние этих потоков, включавших общественно-политическую мысль, историческую науку и литературу, отражало потребность измерить историческое бытие человека и порождало спор-диалог, который к середине века определил дальнейший сдвиг в гносеологическом назначении драматического текста -осмыслении и воспроизведении мирового единства.

Драматурги 50-70-х годов (П.Ободовский, А.Островский, А.Писемский, Л.Мей, И.Лажечников, Н.Чаев, Д.Аверкиев, А.Сухов, А.Ярославцев, А.Славин, Н.Кроль, Н.Лапин, П.Григорьев, И.Самарин, Н.Чаев, Д.Аверкиев, А.Толстой, А.Голенищев-Кутузов, Н.Бицын (Н. Павлов) и др.), неизбежно включившись в этот процесс, в своих пьесах на ис-

торические сюжеты, с одной стороны, отражали полемику, происходившую в пространстве философско-этической и эстетической мысли, с другой - в рамках развития трагедийного дискурса сами в различных художественных моделях исторического прошлого вырабатывали историко-философские и этико-эстетические доминанты, в известной степени определяя вектор развития отечественной историософской мысли.

В результате можно выделить два типа драматических текстов. В пьесах первого типа сохраняется характерное для романтической исторической драматургии первой половины века обоснование нравственной природы исторической деятельности, исходя из ее собственных законов. Автономная этика, то есть осознание самодавлеющего смысла морали, порождала особый характер драматического конфликта, воплощавшегося в жанровой форме романтической исторической трагедии. Такой тип драматических текстов отчасти сохранил свою актуальность в драматургии середины века (Мей), хотя преимущественное место в это время занимают пьесы второго типа, в которых нравственный характер деятельности исторического героя объясняется из внешнего по отношению к ней начала (Островский). Эти два типа текстов создавали широкий драматургический контекст, в котором немногочисленные исключительные по своей художественно-эстетической значимости явления не определяли общей картины эволюции исторической драмы и основных ее тенденций, а, скорее, свидетельствовали об имманентно содержащихся потенциях. Общая картина создавалась самим широким драматическим материалом, пестрым и неоднозначным по своему идейно-художественному значению.

Стремление в драматическом действии выявить и определить ценностные устремления исторической личности приводит к тому, что особое место в исторической драматургии середины века занимают образы политиков и творцов истории. Таковы Иван Калита в пьссс Чаева «Князь Александр Михайлович Тверской» (1864), княгиня Софья — мать великого князя Василия Ивановича, жена Иоанна III в пьесе Лажечникова «Матери-соперницы» (1868), князь Вяземский и его жена княгиня Ульяна в пьесе Аверкиева «Княгиня Ульяна Вяземская» (1875) и др., показывающие, что истоки всех конфликтов имеют человеческий характер и, следовательно, их этическая оценка приобретает решающее значение. Перенесение ценностей в сферу надбытийных представлений (трансцендентную область логических или религиозных суждений), истинность которых оказывается не связанной с реальностью, а только со значимостью для носителя этих ценностей, обусловливает разделение исторической драмы на два потока: с одной стороны, воплощение общечеловеческих психологических конфликтов за счет утраты исторической, фольклорной и бытовой достоверности (например, «Франческа риминийская» (1877), «Смерть Мессалины» (1879) Д.В .Аверкиева) реализуется в пьесах, соответствующих классическим требованиям организации драмы, с другой - создание исторически.

этнографически и психологически правдоподобных произведений (например, «Каширская старина» (1872) Д.В, Аверкиева) осуществляется в пьесах с нарушением единства действия и конфликта.

Подобная картина наблюдается в драмах, начиная с 50-х годов: А.П. Славина «Блокада крепости Костромы, или Русские в 1608 году»

(1851), «Царские милости, или Иконописец и раскольник» (1854); Н.Кроля «Брак при Петре Великом» (1853); П.П.Сухонина «Русская свадьба в исходе XVI века» (1852); П.Г.Григорьева «Лучшая школа - царская служба»

(1852); Н.Круглополева (Н.И.Куликова) «Бобыль» (1860); М.С.Владимирова «Откликнулось сердце царю и отчизне» (1853); П.И.Григорьева «За веру, царя и отечество» (1854); Н.Лапина «Взятие Казани» (1854); Чаева «Сват Фадеич» (1864); Аверкиева «Комедия о российском дворянине Фроле Скобееве и стольничьей, Нардына-Нащокина дочери Аннушке» (1869), «Сидоркино дело» (1879), А.Ф.Писемского «Бойцы и.выжидатели» (1864), «Бывые соколы» (1864), «Птенцы последнего слета» (1865), «Самоуправцы» (1865), «Поручик Гладков» (1867), «Мстиславские и Нарышкины» (1867) и др. И хотя эстетическое достоинство большинства этих пьес весьма невысоко, они позволяют выявить некоторые особенности развития и изменения этико-эстетических представлений, происходивших в культурном сознании середины века. Эволюция русской, исторической драматургии идет по направлению от воссоздания яркого, значительного, но единичного исторического явления к стремлению определить историческую жизнь нации в движении и развитии, выявить динамику и закономерности исторического процесса. Смещение смысла и значения аксиологической парадигмы происходит от декларирования традиционных ценностей до определения системы ценностей их индивидуальностью, неповторимостью и новизной. Эта тенденция наблюдается как в общем изменении этико-эстетического движения исторической драмы, так и в эволюционирующем творчестве отдельных драматургов, которые показывают, что ценности персональны и принадлежат к миру духовному, стоящему выше реального бытия, являются сферой духа и помогают понять смысл жизни и назначение человеческого «я» в исторической жизни, которая осознается как линейная.

Поэтому именно жанр хроники, как отражение линейной модели исторического развития, воплощает процесс, происходивший в историческом сознании общества и исторической науке, - утверждение представления о непрерывности истории и о взаимосвязи и взаимодействии времен («Дмитрий Самозванец» Чаева, «Самозванец Луба» И.В.Самарина (1867), «Царевич Алексей» Аверкиева (1872) и др.). В хрониках происходит гносеологический сдвиг основного признака исторического сознания: носителем времени становится само событийное движение времени, отдельные личности поглощаются этим движением, теряя свою индивидуальную зна-

чимость. Каждая частная история оказывается одновременно и подчиненной общему ходу истории как целого, и движущей силой этого целого.

Тенденции, обнаруживающие неслучайное тяготение драматургов к хроникальной форме, выявляют закономерности, свидетельствующие не об упадке жанра и не о понижении художественного мастерства отдельных авторов, а о принципиальной перестройке поэтики драмы, о поисках новых драматических форм, иного способа организации драматического конфликта, обусловленных изменением общих этико-эстетических принципов.

Внутри жанра исторической драматургии активизируются сложные ' процессы, не укладывающиеся в ограниченные рамки формальных требований. Несомненно, «специфика жанра состоит в том, какая действительность в нем отражена, каково отношение к ней и как это отражение выражено» [Пропп 1976], однако историческая драматургия 50-70-х годов свидетельствует об определенном качественном сдвиге, который происходит в недрах общественного и культурного сознания: усиливается тенденция к ослаблению соотносительности темы и жанра. Эта тенденция к середине XIX века приводит к тому, что тема (историческое событие) постепенно перестает быть основным и единственным признаком жанра, понятийным содержанием которого становится модальность, порождающая жанровые контаминации и соединение в жанровых формах признаков различных литературных родов. Это находит воплощение в различных жанровых образованиях - исторической трагедии, исторической лирической драме, исторической хронике (прозаической и стихотворной), исторической драме для чтения, народной исторической трагедии, исторической драматической фантазии, исторической бытовой драме, историческом драматическом анекдоте, исторической комедии и др.

Жанровая картина мира исторической драматургии, обусловленная аксиологическим содержанием коллективного сознания (индивидуальными ценностными доминантами, общественными идеалами, «русской идеей» и т.д.), формирует тенденциозное отношение к объекту историко-художественной рефлексии. Жанр становится средством выражения обобщенной персонифицированности автора (происходит разрушение канона и размывание жанровых границ). Поэтому жанровый стереотип исторической драмы с застывшими признаками так и не образовался, к середине века жанровые традиции допускали некоторую гибкость и растяжимость жанровой структуры, ее подвижность до определенных пределов. Историческое существование человека, осуществляемое в традиционных проявлениях его персоналистической жизнедеятельности, находит свое выражение в системе жанровых форм и модификаций (например, исторические пьесы Л.А.Мея и А.Н.Островского), которая представляет собой не случайный набор художественных средств и приемов, а их тщательный отбор, создающий устойчивую систему внутренних функциональных ус-

танонок, соответствующих общественным этическим и эстетическим потребностям.

Выдвижение на передний край проблемы моральной правомочности исторических лиц, перевод конфликта в преимущественно индивидуально-психологический план, усиление элемента случайности, отказ от традиций высокой исторической трагедии и тяготение к форме хроники или возвращение романтической драмы характерны для исторической драматургии середины века, В процессе размывания традиционных жанровых границ историческая трагедия начинает испытывать кризис - утрачивает естественную подвижность и в значительной степени становится историко-литературным памятником. Создание жанра исторической трагедии, форма которой затрудняет сценическое воплощение, стало не столько результатом «сценических брожений», кризиса старой классической и классицистической драматургии, сколько возникновением особой зоны эстетического сознания, художественного бытия, так как овладение исторической эпохой в том или ином ее аспекте - семейном, бытовом, социальном, психологическом - коррелирует со способами ее изображения, то есть основными возможностями жанрового построения. Перенос основного пафоса в область философско-этическую при отсутствии новых адекватных жанровых форм приводит к тому, что жанр исторической трагедии перестает соответствовать эстетическим и внеэстетическим потребностям общества.

Во втором параграфе «Цель исторического поступка и его моральная ценность в этико-эстетической системе исторических пьес Л.А.Мея» рассматривается вопрос, насколько удалось Л.А.Мею в возможном (предполагаемом) развитии исторических событий изобразить жизнь и быт наших предков и в драматических образах воплотить типичные характеры в их психологической и морально-нравственной определенности, которая включает индивидуальную и социальную детерминации, индивидуальную и коллективную совесть общества, персональный и национальный выбор, самоопределение, этическую сферу народного духа и противостоящее природе моральное сознание, воплощенное в моральной практике эпохи.

К жанровой форме историко-бытовой драмы Л.А. Мей обращается в 40-50-ё годы («Царская невеста» - 1849 г., «Псковитянка» - 1850-1859 гг.), когда он, несомненно, был подвержен влиянию славянофильской этики и эстетики, что определило природу драматического конфликта. Его основу составляет не само историческое событие (извлеченное из достоверного исторического источника, оно дает истинное, а не искаженное представление об отдельных моментах национальной истории), а столкновение типических национальных характеров. Но отсутствие «имманентного развития», то есть взаимодействия характеров, определяющего своеобразие драматического конфликта и действия, обусловлено тем, что в пьесах характеры, данные в своей национальной и нравственно-психологической определенности, существуют сами по себе, вне сложных взаимосвязей и

взаимовлияний, как условие развертывания заранее заданного нравственно-психологического архетипа. Замкнутость драматического действия, выходящего не из внешней формы, а из идеи, является не признаком единства действия, но оказывается внешним признаком драматической композиции, а собственно историческая проблематика отступает на задний план. Авторский мирообраз эстетически осуществляется в структуре драматического текста, причем теоретико-эстетические противоречия Мея отражаются на целостности и художественной значимости пьес. Столкновение противоположных по своему пафосу нравственных сил осложняется дополнительными конфликтами, которые также приобретает моральное значение. Отсутствие обстоятельного и детального психологического анализа, уменьшение значения рефлективно-дидактического элемента, сосредоточенность на итоговом результате психологического процесса, поражающем своей неожиданностью, - специфическое свойство психологизма Мея в его исторических пьесах.

В связи с этим особого внимания требует драма Мея из римской истории «Сервилия» (1854), занимающая особое положение в общем контексте русской исторической драматургии на сюжеты из истории других народов. Подчеркивая чудовищную бесчеловечность римского строя, основанного на неравенстве, насилии и произволе, драматург включает Россию в общечеловеческий цивилизационный процесс и обнаруживает всеобщие закономерности в соотношении «мораль и власть». Парадоксальность этой культурно-этической ситуации драматург видит в том, что имеющимися у него средствами общество не создает систему моральных действий, обеспечивающую духовное функционирование и устранение нравственных дисфункций, а, напротив, стремится противодействовать ее созданию, как это было в эпоху Ивана Грозного. Это приводит автора к выводу, что этика связана не с истинностью, а с желательностью, ее утверждения не истинны и не ложны - они ценностны. Ценности же изменчивы и разнообразны, они «вертикальны», а не «горизонтальны».

Мей стремится этический аспект включить в эстетическую структуру жанрового образования: показать, что моральная ценность поступка человека в контексте истории определяется не его готовностью повиноваться общепринятым моральным правилам, а способностью аккумулировать свои, но при этом чувствовать чужую боль, быть терпимым к другой вере, признавать нравственную свободу другого. Драматург поднимается над традиционной этикой, которая упрощает и уплощает мир поляризацией добра и зла, альтруизма и эгоизма, любви и ненависти однозначностью, категоричностью, императивностью и абсолютностью, и показывает, что добро и зло не коррелируют с разумом. Он доказывает, что сложное взаимодействие исторических обстоятельств не связано с теоретическим и практическим познанием, нравственность и «торжество разума» существуют как бы в разных плоскостях/измерениях. В этом отношении Мей сво-

ей драматической моделью исторического события транслирует в культурное сознание общества середины века убеждение в том, что этика - не знание, а способ пребывания в мире. Но сложные этические представления автора не были воплощены в эстетически совершенном драматическом тексте, драматург так и не сумел преодолеть разрыва между сюжетной интригой и этнографическими подробностями, которые мешали развитию действия и приобретали самодавлеющее значение.

В третьем параграфе «Аксиология и поэтика исторических хроник А.Н.Островского» исследуется этический персонализм как выражение «русской идеи» в идейно-художественной структуре хроники «Козьма За-харьич Минин, Сухорук», проблема соотношения «отдельной личности» и «совокупной личности» в этико-эстетическом пространстве хроники «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский», уничтожение «нравственного человека» и инверсия основных моральных категорий в этико-эстеггической структуре хроники «Тушино». В контексте историософского и религиозно-этического дискурсов середины века исторические хроники Островского «Козьма Минин» (1861), «Дмитрий Самозванец» (1866), «Тушино» (1867) следует рассматривать как имеющие самостоятельное значение три части драматической трилогии, в которой автор художественно обобщает события русской Смуты 1605-1612 гг. и решает проблему народа и его участия в созидании истории. Эта проблема определяет природу и направленность авторских этико-эстетических интенций, своеобразие историософской рефлексии А.Н.Островского и характер конструктивно-композиционной организации трилогии.

В контексте современной исторической драмы драматургия Островского представляла возможность инвариантного развития цивилизации, концептуальное содержание которой осуществлялось в своеобразии тек-стообразования: историко-философской рефлексии противопоставлялась основанная на фактах этико-эстетическая модель исторического события. Формирование такой инвариантной модели исторической действительности предполагало создание особого типа текста, способного выразить иной взгляд на историю - такой структуры произведения и таких героев, которые предельно ярко выявят авторские историософские и этико-эстетические представления и снимут их противоречия, Островский, который в недрах богатой, противоречивой и сложной отечественной истории ищет доказательство национально-культурной состоятельности России, приходит к выводу, что феномен русской истории невозможно постичь, не учитывая идеологических представлений (в историческом ракурсе), религиозного сознания и национальной психологии русского общества: «Драматический писатель менее всего сочинитель; он не сочиняет, что было, -это дает жизнь, история, легенда: его главное дело - показать, на основании каких психологических данных совершилось какое-нибудь событие, и почему именно так, а не иначе» [Островский 1947]. Но глубина его фило-

софской мысли заключена не в непосредственных философских размышлениях, включенных в контекст хроник, а в характере нравственно-психологической разработки исторического материала, то есть в этико-эстетическом своеобразии решения проблемы народности. Для Островского «народность» драматургии — это воссоздание национального мирообра-за и его «цивилизующего влияния» на народное сознание. Но для этого народ должен осознаваться как носитель «совокупного сознания», не противопоставленного сознанию индивидуальному, а аккумулирующего духовный потенциал множества индивидуальных сознаний. Поэтому стремление максимально выделить образ вождя в первой пьесе обусловлено не только желанием ослабить в историческом Минине черты резонера и проповедника и подчеркнуть волевое, активное деятельное начало, но и представлением об отношениях масс и их предводителя, то есть о соотношении ролей народа и личности в историческом движении. Речь здесь идет о народном историческом мифотворчестве и о необходимости художника точно воспроизводить не исторический факт, а исторический миф.

Островский воплотил в Минине социально-исторический миф о «великом радетеле за народ и отечество», дополнив его значимыми для него и определяющими исторический смысл образа морально-нравственными качествами, то есть «сохранил Минину его эпическую физиономию, добавив ее только теми чертами, которые составляют ее же естественную принадлежность» [Островский 1949-1953]. Однако подобная морально-нравственная определенность исторического лица, репрезентирующего духовные устремления масс, делала его однозначно-предсказуемым, воплощающим возрастающий порядок совокупности и снижающийся порядок личностности. Создавая образ, вбирающий в себя совокупное национально-патриотическое сознание масс, драматург стремится исторически верно решить важную для него проблему - связать известные представления о народе как об управляемом «стаде» и мысли об исторической миссии народа в освободительном движении и судьбе нации и государства. Разрешение этого противоречия он видит в изображении морально-нравственной мощи народа, которая в моменты исторических кризисов определяет поведение масс и, таким образом, с «пастырем» или без него влияет на исторический результат. В национальном коллективном сознании признание исторической неизбежности событий, связанных с национально-освободительной борьбой, органично сопрягается с их моральной санкцией, с признанием высокой нравственной безупречности и незапятнанности служителей общенародного дела. В этом смысле Островский развивает созданный Пушкиным способ изображения народа.

Эта сознательная эстетическая установка определяется воплощенными в идее совокупной личности историософскими представлениями драматурга, который понимает, что народ как «совокупность» должен обрести категориальные черты личности. Но для этого необходимо наличие

связующего людей совокупного единого сознания, которое и делает народ субъектом высшего порядка, что было невозможно на данном историческом этапе развития нации. Поэтому действительным носителем общей ответственности, в конечном итоге, становится отдельная личность, как бы не распределялась степень ответственности между народом и вождем. Вследствие этого структура драматического действия хроники «Козьма Захарьич Минин, Сухорук», которая единодушно была признана неуспешной, свидетельствует лишь о том, что драматург стремился показать народ не во внешней действенной активности, а в его духовно-нравственной силе.

Эстетическая мысль Островского движется по направлению синтезирования в особом драматическом тексте народного героического эпоса о патриотическим содержанием и высокой патриотической драмы с высоким героическим пафосом. Духовная солидарность отдельных личностей, их совместная ответственность друг за друга, укорененность определенной системы ценностей в личностном единстве более высокого порядка, характерные для былинного сознания, представляются Островскому той основой, на которой можно решить драматургическую проблему «народ и герой». Поэтому в хронике «Козьма Минин» с полной очевидностью выявилась общая для русской литературы середины века тенденция размывания жанрово-родовых границ и создания особого драматического текста, который смог бы воссоздать историю в единстве индивидуального и всеобщего.

В хронике «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» он обращается к тому историческому моменту, когда, по убеждению Чаадаева, русский народ собственно и «подвергся рабству»; постепенно вырываясь из пространства смысловой неопределенности, русская цивилизация минимизировала духовно-нравственную самоорганизацию национального сознания. В философско-этическом пространстве пьесы, где решаются проблемы исторической вины и возмездия, меры исторической ответственности, закономерности и случайности исторических событий, возникает ряд философских обобщений - средневековая этика исторической эпохи, к которой обращается автор, корректируется современными драматургу моральными представлениями.

В связи с этим в рамках этического аспекта проблем «власть и мораль», «власть и народ», которые осуществляются в возможной для того времени степени историзма, Островский обращается к теме самозванства, каковая, представляя собой конкретную историческую и политическую ситуацию, наиболее ярко выявляет различные стороны «искушаемой, но не подавляемой судьбой нравственной мощи человека» [Островский 19491953], То есть самозванство, в самом понятии которого заложено представление о «самости» человека, интегрирует ценностное сознание и заставляет задуматься о его формах и выражениях. Происходит разработка

новых содержаний этических ценностей, то есть осуществляется не переоценка ценностей, но переоценка жизни - сами ценности в революции это-са не смещаются, поскольку их сущность оказывается надвременной, на-дысторичной, а смещается ценностное сознание. Поступки, убеждения, отношения, которые недавно считались хорошими, теперь представляются предосудительными и наоборот. Для понимания сущности самозванства драматургу необходимо было вскрыть культурные, религиозные, психологические механизмы, обусловливающие данное историческое явление, и рассмотреть его связь с этическими установлениями, господствующими в коллективном сознании русского общества как в эпоху Смуты, так и в современном драматургу мире. Решение проблемы самозванства становится частным аспектом решения более широкой проблемы этического персонализма. Островский не предлагает морально-нравственной реабилитации Лжедмитрия, но, признавая народ главным творцом истории и рассматривая мятеж против Дмитрия как проявление исторически неизбежной разобщенности народа и власти, приходит к отрицанию самостоятельной роли Самозванца. В результате этого Дмитрий погибает не от собственного нравственного несовершенства или отсутствия «лучших правил» в окружающем мире, а от своей исторически обусловленной духовной разобщенности с народом, порождающей страх и ведущей к катастрофе. В личности Дмитрия сталкиваются идея собственного мессианства, ощущение миссионерского характера своей исторической роли с пониманием своей нравственной несостоятельности, неприемлемости той морали, которую он несет с католического Запада, и осознанием невозможности преодолеть пропасть между властью и народом.

Историческая хроника Островского создает отличный от карамзин-ского облик русской нации и ее истории. С точки зрения Островского, выдвижение на первый план образа народа, признание решающей роли народных масс в исторических судьбах страны, изображение нравственной жизнь русского общества, воспроизведение национального мирообраза являются главными задачами исторического драматурга, пытающегося осмыслить общие закономерности исторического движения и специфику национального исторического процесса. В этом смысле антиномия «Самозванец - Шуйский», определяющая внешне-событийную сюжетную структуру пьесы и вынесенная в ее заглавие, не только не исчерпывает, но, собственно, не определяет идейного смысла хроники. Конфликт возникает не между истинным и ложным правителем, а между тотальной аморальностью реальной власти, в каком бы то ни было ее персональном воплощении, и народными представлениями об идеальном царе-избавителе, помазаннике Божьем, способном осуществить в социальной жизни духовные запросы нации. Система антиномий в понятии морали в идейной структуре пьесы выводит автора на проблему этического субъективизма: являются ли нравственные требования, предъявляемые к поступкам и мотивам челове-

ка, исторически объективными, или, напротив, склонности, предпочтения, волеизъявления и т.п. признаются нравственными или аморальными в силу независимых от них критериев, то есть оказываются исторически субъективными.

В хронике «Тушино» (1866) соотношение этического персонализма и народной морали получает дальнейшее развитие в направлении, в значительной степени определяемом развитием теории драмы в 60-е годы. Вше в 1858 году в статье «О степени участия народности в развитии русской литературы» H.A. Добролюбов выделял два основных критерия изображения народа: отражение реальных исторических условий существования народа и выражение его воли к действию для изменения этого существования. Воплощая в поэтике своей хроники эти критерии, Островский создал текст, в котором социально-историческое и нравственно-психологическое значение человеческих деяний оказалось объективно шире их непосредственного содержания, приобрело обобщенный смысл. В пьесе углубляется содержание противоречий, свидетельствующих о противоречивой этической природе русской исторической действительности эпохи Смуты. Особый характер этико-эстетического кодекса в «Тушине» и определяет неоднозначную оценку этого драматического текста.

В системе нравственных антиномий этой хроники разделение моральных установок в телеологии ценностей внутри нации («не от литовского народа бысть больше разорения, но от своего народа христианского») получило более развернутое и глубокое развитие. Если в «Козьме Минине» драматург, увлеченный замыслом художественного воплощения высшей точки национально-освободительной борьбы, отказался от изображения морально-нравственной неоднородности нации и подчеркивал патриотическое единодушие ревнителей правого дела, то в «Дмитрии Самозванце», а затем в «Тушине» политическая борьба, отразившая этический персонализм в его отношении к народной морали, в значительной степени заслонила и отодвинула на задний план тему борьбы за национальное освобождение. Главной проблемой для автора становится соотношение народного и сословного, национального и политического, исторического и частного, единичного и всеобщего в моральных представлениях - то есть проблема соотношения онтологического и оптического в историческом этосе нации.

Островский осознает, что тенденция противопоставления социального и морального, характерная для революционно-демократической критики, оказывается неплодотворной, потому что разделяет индивидуума и социум, то есть нарушает диалектику соотношения единичного и всеобщего. Поэтому драматург отступает от революционно-демократической теории драмы, в которой нравственные вопросы рассматривались лишь в той мере, в которой они отражали социальные противоречия, а этика и психология отодвигались на второй план, что искажало объективную картину

жизни определенной исторической эпохи. Историческая эпоха в хронике интерпретируется как время, когда происходит расшатывание национальной аксиологической системы, дискредитация этических норм народа, деморализованного кризисом власти, анархией и политической беспринципностью. Народ, который, по словам боярского сына, «и без того не тверд», теряет последние нравственные ориентиры. Автор связывает воедино судьбу человеческую и судьбу народную - на первый взгляд исключительная личность предстает как типическая, воплощающая архети-пические черты народного, фольклорного удальца и в то же время отражающая трагические противоречия, перед которыми в силу исторических обстоятельств оказались русские люди разных сословий и которые обусловили уничтожение «нравственного человека».

В предложенном Чаадаевым пространстве дискурсивного позиционирования «история - религия - политика - власть - народ - мораль» позиция Островского вызывает несомненный интерес. Его историческая драматургия представляет собой своеобразный философский синтез, соответствующий нескольким хронологическим и концептуальным учениям. В то же время в сложном единстве «разнопарадигмальных» и «общепарадиг-мальных» аспектов художественного обобщения на первый план выдвигается центральная идея историчности морали, которая оказывается одновременно и своеобразным воспроизведением актуального концептуального построения (линейности), и собирательным образом традиции, выдвинувшей важное для описываемой эпохи этико-эстетическое решение (хронику).

В пятой главе «Поиски новых структурно-смысловых парадигм в исторической драматургии последней трети века» доказывается, что в результате эволюции этико-эстетического кодекса отечественной исторической драматургии и многочисленных экспериментов в области художественной формы, существовавшая жанровая система исторической драмы, воплощавшая различные этико-эстетические концепции, исчерпала себя. Назрела необходимость в создании исторической пьесы нового типа, в структурно-смысловых параметрах которой отечественная история могла интерпретироваться в системе универсальных значений. В качестве такой универсальной категории выдвигается духовная жизнь и духовная история нации, которая воплощается в «альтернативной истории» А.К.Толстого и «духовной истории» Л.Н.Толстого.

В первом параграфе «"Альтернативная историософия" А.К. Толстого. Мистико-теургические и гносеологические аспекты драматической трилогии "Смерть Иоанна Грозного", "Царь Федор Иоаннович", "Царь Борис"» рассматриваются мотив «неосуществившегося предназначения» в историософской концепции трилогии, мотив «прямого пути» как воплощение персональной теодицеи исторической личности и возможности осуществления «предназначения», мотив «окольного пути» как отражение

теономной этики в персональной телеологии исторической личности и идеи «возмездия».

Материалистические взгляды в последней трети века распространяются на область социально-философской антропологии и этики. Вслед за Л.Фейербахом, провозгласившим, что человек - «единственный, универсальный и высший предмет философии» [Фейербах 1955], Н.Г. Чернышевский заявил, что «основанием всему, что мы говорим о какой-нибудь социальной отрасли жизни <...> должны служить обшие понятия о натуре человека, находящихся в ней побуждениях и деятельности и ее потребностях» [Чернышевский 1947], Все это обусловило утилитарную переоценку морали: в 60-е годы позиции завоевывает нигилистический и утопический морализм (Писарев, Чернышевский, Ткачев), а затем социальный морализм народничества (Лавров, Михайловский). Однако сформировавшиеся этико-эстетические кодексы, вобравшие в себя утилитарные подходы, не позволяли драматургам в специфике конфликта и своеобразии развития драматического действия исчерпывающе объяснить сложные процессы, происходившие в историософском сознании эпохи: из политической истории изгоняется духовная составляющая, которая, осуществляясь в этико-эстетическом кодексе исторической пьесы, определяла смысл, значение и востребованность произведения. Это спровоцировало напряженный интерес преимущественно к внутренним, нравственно-психологическим и религиозно-философским коллизиям, позволявшим «изнутри» решить многие проблемы исторической, политической и духовной жизни нации, что неизбежно повлекло за собой экспериментирование в области жанровых форм и модификаций,

В драматургии последней трети века появляются драматические произведения, структурно-семантическая природа которых позволяла выйти за границы только эмпирического и социологизированного понимания истории. Поэтому несомненный интерес представляет исследование мистических мифологем в контексте русской драматургической историософии А.К.Толстого, одной из составляющих которой была парадигма «места», «должности», «предназначения» исторической личности в историческом процессе, связанная со всеми главными персонажами трагедий -Иоанном, Федором и Борисом. Включенное в контекст развивающегося под знаком эсхатологии и теургии представления об историческом процессе как о чередовании кризисов и перемен историческое сознание Толстого приводило к осознанию неизбежного конца истории и грядущего Апокалипсиса, и это порождало потребность «досоздать» или даже «пересоздать» историю. Воплощение этой потребности влекло драматурга в область мифотворчества, поскольку лишь в этой области, объединяющей ряд творческих актов, мог быть объяснен феномен русской исторической жизни, представления о которой формировались под влиянием ряда сложно взаимодействующих факторов. В драматургическом творчестве

А.К.Толстого мистический аспект в ряду других во многом определил и содержательную сторону, и художественную структуру его произведений и связан с формированием писательской моральной философии. Он воплотил в себе единство метафизического и эмпирического и позволил Толстому создать модель мира, в которой аксиологической доминантой является моральный закон.

Миф «высокого предназначения» исторической личности в «сотворении истории», являющийся производным от общей религиозно-мистической идеи «человеческого пути», актуализируется в различных его потенциях и смыслах в исторической трилогии А.К.Толстого. Все три пьесы предстают звеньями одного метасюжета, с последовательным развитием драматургического плана которого соотносится и план его толкования. Общая конструктивная организация драматического текста соответствует традиционной жанровой схеме трагедии, но внутренняя структура трилогии восходит к древнему дидактическому построению, в соответствии с которым первая часть задает разгадывание и толкование, а найденный «ключ» открывает последующие «двери», утверждая метафизические, всеобщие закономерности результатов. Это осуществляется в категориях авторской историософии, одной из составляющих которой является психологический аспект влияющих на исторические результаты «высоких и низких страстей», связанный с религиозно-мистическим уровнем драматической семиосферы, что позволяет автору создать «альтернативную историю».

Мотив наказания в первой трагедии ассоциируется с «мученическими» сюжетами и, прежде всего, со страданиями Христа, где страдания и мученичество рассматриваются как искупление грехов мира, как судьба, от начала до конца предопределенная Богом. Этим можно объяснить и мистический смысл смерти Иоанна как проявления универсального закона, утверждающего свою высшую волю и целесообразность. Система прямых символических проекций в христианскую мифологию сочетается здесь с семиотической неоднородностью драматического текста. Драматург прослеживает, как формируется «образ себя» - индивидуальная личность царя, который, пройдя через эмпирическое осознание себя как «отдельного», стремится к осуществлению себя как «целого» в духовном общении с Богом, обеспечивающим бессмертие, но этот путь до конца не проходит. «Смерть Иоанна Грозного», занимая первую позицию в трилогии, демонстрирует двуплановость действия, эмпирического и метафизического, а соответствующая ему двуплановая картина мира, материального и трансцендентного, расширяющая представления о всеобщих причинах и взаимосвязях, предоставляет автору возможности, недоступные традиционной реалистической драме: историческое явление возводится в область духовно-аллегорическую, божественную. Образ царя Федора, моделирующего «прямой пугь», и образ Бориса Годунова, который воплощает исторически

вневременной «окольный путь» «уклончивой мудрости», дополняют заданную парадигму авторской «альтернативной историософии».

Таким образом, изменения в телеологии ценностей, произошедшие в последние десятилетия XIX века, привели к коренному изменению этико-эстетической природы исторической драматургии. Если в 50-60-е годы пафос исторических пьес заключался преимущественно в прямом обличении социальной несправедливости в ее различных исторических проявлениях, отрицании несовершенной государственной системы и зачастую почти полностью подчинял семейные и бытовые вопросы чисто политической проблематике, то в драматургии 70-90-х годов он начинает выражаться в поисках исторических корней тотального неблагополучия внешне благополучной жизни. Художественные интенции драматургических поисков А.Толстого направлены на исследование исторической нравственности в ее различных аспектах, один из которых рассмотрен в данном параграфе.

В результате разлада между рационально-практическим и духовно-нравственным отношением к историческому процессу сдвигается понятие о счастье и несчастье, а значит, меняются характер конфликта и тип героя исторической драмы - в качестве центральных выдвигаются нравственно-психологические основы положительного идеала, которые разными драматургами осуществляются в разной системе этика-эстетических доминант. В этом смысле весьма интересно рассмотреть этико-эстетический кодекс Л.Толстого, воплощенный в его драматургии.

В параграфе втором «Исторический аспект драматургии Л.Н. Толстого: история драмы как история духа» исследуются поиски Толстым новых принципов постижения исторической действительности. Традиционным рационалистическим и провиденциальным историософским построениям, выступающим как одна из составляющих национального м прообраза второй половины XIX века, писатель противопоставил свою историческую модель, представленную в философско-публицистических трактатах и драматических произведениях. Пьесы Толстого, по нашему твердому убеждению, можно рассматривать не как свидетельство исчерпанности творческого потенциала писателя (о чем пишут некоторые авторы), а, скорее, как признак общего кризиса драматической формы, перехода жанровой системы исторической драматургии из одного состояния в другое, от одной логики детерминации к другой. Именно в силу переходности в драматическом поле Толстого изменяются структуры художественного времени, становясь все более гибридными и порождая множество промежуточных форм, представляющих собой межродовые и междужанровые образования. Разрушение существующей драматургической картины мира осуществляется у Толстого в распаде традиционных принципов сюжетос-ложения и жанрообразования и в дискредитации традиционной аксиологической системы, в результате чего произведение не достигает целостности и предстает фрагментарным.

Поиски Толстым определенной драматургической системы, которая позволила бы воплотить основные постулаты его общественно-философской и исторической концепции, шли по двум направлениям: 1) творческое продолжение и развитие традиций, сложившихся в русской классической драматургии; 2) создание новых форм, отвечающих эстетическим и этическим требованиям автора. Многолетние размышления Толстого над проблемами исторической и народной драмы привели к иному пониманию сущности исторической драматургии. Определение истории как развития прогресса представляется Толстому сомнительным, но он не был удовлетворен и другими современными концепциями развития истории, не принимал гегельянской идеи исторического процесса, ценного и прогрессивного безотносительно к судьбам отдельных людей и целых народов. Любая семейная или общественная трагедия приобретает исторический аспект, она включается в исторический поток и рассматривается как ситуация, выявляющая нравственное развитие человека и общества, когда пробуждается правда в человеке и он отказывается от эгоизма, обретает способность «жить для души», становится недосягаемым для насилия и надругательства над его совестью. Размышления о драматургии и ее возможностях для воплощения представлений о нравственном характере истории приводит Толстого к убеждению, что не только деятельность «великих» людей и этапные исторические события, но и привычное течение жизни, повседневное бытие, массовые движения простых людей определяют развитие истории. Отсюда и герой исторической драмы - любой человек в историческом пространстве, чье внутреннее духовное развитие в конечном итоге определяет движение исторического процесса. Драматический сюжет о крушении человека на уровне обычного общественно-социального бытия и его возрождении на уровне нравственного самосознания становится основой всех его драматических произведений, а нравственные оценки определяют пафос подхода Толстого к истории. Драматургия становится экспериментальным пространством воплощения и проверки толстовской этико-эстетической системы и его историософии. В ней Толстой в действенной драматической форме воплощает свои представления о нравственности истории и истории нравственности, которые были сформулированы им в трактате «О жизни» (1888). Опыт рассмотрения трактата «О жизни» и пьес «Петр Хлебник» (1884-1894), «Первый винокур» (1886), драматической обработки легенды об Arree (1886), «От ней все качества» (1910) как единого этико-философского пространства показывает, что именно характер отношения Толстого к истории и определяет стремление разработать особую драматургическую форму для передачи нравственно-исторического бытия народа.

Толстой приходит к выводу, что традиционная историческая драма изжила себя как жанровая форма, неспособная вместить все многообразие концептуальных моделей истории, но созданный писателем синтез драмы

и трактата, «публицистического действия» или «действенной публицистики» не был воспринят современниками в силу неподготовленности художественного сознания, что в значительной мере объясняет угасание в конце XIX века исторической драматургии как художественного явления. Важные для духовных перспектив нации идеи, своеобразно воплощенные в различных структурных моделях толстовской драматургии, не были ассимилированы в общественном сознании, что определило неприятие драматургии Л. Толстого его современниками и последующими поколениями.

В заключении подводятся итоги развития русской исторической драматургии столетия, отразившей своеобразие эволюции этико-эстетической мысли, формулируются выводы и намечаются перспективы дальнейшего исследования проблемы.

1. Изменение общей онтологической картины мира и связанное с этим развитие отечественной историософской мысли в начале столетия отразили переход от натурфилософии к философии жизни и обусловили рост национального самосознания, связанный с интересом к отечественной истории, народной культуре и к своеобразию национального характера. Этот интерес породил стремление создать идеальную историческую модель, суть которой в индивидуализированной мере вечности, проявляющейся через феноменальные признаки исторического объекта. Такой идеальной исторической моделью становится «русская идея».

2. Историческая драматургия, создавая разнообразные модели исторического прошлого, отражала тенденцию совпадения смысло-жизненной проблематики в отношении к истории со смысло-исторической проблематикой. Тематика русской исторической драматургии XIX века - борьба против чужеземных завоевателей или борьба против внутренней тирании власти в различные исторические эпохи (от древнейшей до современной), освободительные и справедливые войны, исторические события из жизни других народов - способствовала развитию и укреплению национальной идентификации русского общества и создавала широкий контекст, где названные составляющие «русской идеи» получили своеобразное преломление.

3. Очевидно, что жанр исторической драмы достигает высшей степени своего развития и полностью раскрывает свою жанровую специфику в тот период национальной жизни, когда определенного уровня достигает общественное и литературное развитие и происходит окончательное формирование исторического мышления. Но свободная от прямых аллюзий историческая трагедия, поднимающая острые вопросы индивидуальной и коллективной жизни посредством глубокого раскрытия изображаемой действительности в ее историческом осмыслении появляется не сразу и связана с развитием этического сознания и возникновением концептуальных

моделей исторического процесса, которые становятся эстетическими факторами.

4. Эволюция этических смыслов (историческая интерпретация христианского этического идеала, секуляризация этической мысли, развитие этического образования, формирование отечественной нравственной философии) сложно коррелирует с развитием русской историософии и определяет характер и своеобразие развития исторической драмы в разные десятилетия XIX столетия. Драматургия воплощает различные аспекты «русской идеи» в соответствующих этим аспектам драматических формах, вектор развития которых весьма причудлив и неоднозначен - от подвергавшихся влиянию классицистической традиции этико-эстетической модели в драме переходного периода к эстетическому морализму романтизма; от историко-политической драмы декабристов к драматургии славянофилов; от пушкинских принципов драмы к идеалистической драматургии 40-х годов; от религиозно-мистической драмы к драме реалистической; от традиционной трагедии к новым структурно-смысловым формам и т.д.

5. Эволюция русской исторической драматургии происходит с направлении от христианской нравоучительности XVIII века к постижению объективных исторических закономерностей, содержание которых связано с пониманием истории как истории национальных духовных ценностей и устремлений. Этот путь связан с напряженными поисками универсального этико-эстетического кодекса, который позволил бы в адекватной художественной форме воплотить историческое содержание и интерпретировать историческое событие. Этот поиск велся как теоретиками, так и практиками драмы и осмысливался театральной критикой, представленной многочисленными статьями и высказываниями драматургов и профессиональных критиков.

6. Это обусловливает многочисленные драматургические эксперименты в области художественной формы исторической пьесы и возникновение разнообразных, более или менее жизнеспособных жанровых форм и модификаций, что приводит к взлетам и падениям исторической драматургии в разные десятилетия века. Различные этико-эстетические кодексы не сменяются один другим, но произвольно сосуществуют в общем драматургическом контексте, предлагая на суд обществу одновременно идею соборности и индивидуалистический социализм, христианскую историю и историю социальную, русское мессианство и атеистический гуманизм, идею власти и идею Бога, исторический нравственный оптимизм и эсхатологический морализм с апокалиптическими пророчествами.

7. Тенденции, господствующие в исторической драматургии, оказываются неадекватны тенденциям, развивающимся в общелитературном процессе и, хотя в какой-то мере подчиняются общекультурным и литературным закономерностям, тем не менее, аккумулируют в себе результаты,

нетождественные тем, к которым приходит развитие русской литературы XIX столетия,

8. Исследование эволюции этико-эстетической мысли в русской исторической драматургии XIX века с очевидностью доказало, что традиционная историческая драма изжила себя как жанровая форма, неспособная вместить все многообразие концептуальных моделей истории. Но попытки создания новых художественных парадигм (А.Толстой, Л.Толстой), не были восприняты современниками в силу неподготовленности художественного сознания к восприятию новых, не опробованных в западном интеллектуальном пространстве исторических и художественных моделей.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Дудинв, Т.П. Русская историческая драматургия XIX века (Фило-софско-гносеологичсский и религиозно-мистический аспекты) [Текст]: монография / Т, П. Дудина. - Елец: ЕГУ им. И, 'А. Бунина, 2004. - 143 с.

2. Дудина, Т.П, Русская историческая драматургия XIX века (Эти-ко-аксиологический аспект) [Текст]: монография / Т.П.Дудина. - Елец: ЕГУ им, И. А. Бунина, 2006. - 315 с,

3. Дудина, Т.П. Своеобразие драматического конфликта в трилогии А.К.Толстого («Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович», «Царь Борис») [Текст] / Т.П. Дудина // Тезисы докладов научной конференции молодых ученых ЛГПИ им. С.М. Кирова. - Ленинабад: ЛГПИ им, С.М.Кирова, 1985.-С. 42-43.

4. ' Дудина, Т.П. Смутное время в русской исторической драматургии [Текст] / Т.П.Дудина // Материалы республиканской научной конференции. - Ленинабад: ЛГПИ им, С.М.Кирова, 1990. - С. 43-49.

5. 'Дудина, Т.П. К проблеме традиций и новаторства в русской исторической драматургии [Текст] / Т.П. Дудина // Материалы республиканской научной конференции. - Ленинабад: ЛГПИ им. С.М.Кирова, 1991. -С. 16-23.

6. Дудина, Т.П. Эволюция этико-эстетичсской мысли в русской исторической драматургии века [Текст]: учебно-методическое пособие для студентов заочного отделения филологического факультета. - Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2001, - 87 с.

7. Дудина, Т.П. Мистическая культурная традиция в творчестве А.К.Толстого [Текст] / Т.П.Дудина II Русская классика: проблемы интерпретации: материалы научно-практической конференции, - Липецк: ЛГИУУ, 2002. - С. 44-57.

8. Дудина, Т.П. Опыт литературно-художественного философствования в творчестве A.A. Голенищева-Кутузова [Текст] / Т.П.Дудина И Русская литература и философия: постижение человека: материалы Всероссийской научной конференции. - Липецк: ЛГПУ, 2002,-С, 149-156.

9. Дудина, Т.П. Философия истории в драматургии Л.Н.Толстого [Текст] / Т.П. Дудина // Наследие Л.Н.Толстого и современность (175 лет со дня рождения): сборник материалов Международной научной конференции. - Витебск: ВГУ им. П.М. Машерова, 2003. - С. 63-66.

10. Дудина, Т.П. Эволюция этико-эстетической мысли в драматургии Л.Н.Толстого [Текст] / Т.П.Дудина // Духовное наследие Л.Н.Толстого и современный мир: материалы XII Барышниковских чтений «Русская классика проблемы интерпретации». — Липецк: ЛГПУ, 2003,- С. 104-119.

11. Дудина, Т.П. Нравственна ли русская история? («Философические письма П.Я.Чаадаева и исторические хроники А.Н.Островского [Текст] / Т.П.Дудина // Вестник Елецкого государственного университета им. И.А.Бунина. Филологическая серия (1). - Вып. 3. - Елец: ЕГУ им. И.А.Бунина, 2004. - С. 150-168.

12. Дудина, Т.П. Историческая драматургия начала XIX века: фнло-софско-эстетический феномен [Текст] / Т.П. Дудина // Русская философия: постижение человека: материалы Второй Всероссийской конференции. -Ч. 1. - Липецк: ЛГПУ, 2004. - С. 50-56.

13. Дудина, Т.П. Философия и мифология в драматургии Е.И.Замятина [Текст] / Т.П.Дудина // Шешуковские чтения «Русская литература XX века. Типологические аспекты изучения». - Вып. 9. - М.: МПГУ, 2004.-С. 165-170.

14. Дудина, Т.П. Пьеса Е.И.Замятина «Блоха» (К проблеме сошания новых форм драматической условности) [Текст] / Т.П.Дудина // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы: в XIII кн. — Кн. XII. - Тамбов: ТГУ им. Г.Р.Державина, 2004. - С. 104-111.

15. Дудина, Т.П. И.А.Бунин - переводчик драматических мистерий [Текст] / Т.П. Дудина // Творческое наследие Ивана Бунина на рубеже тысячелетий: материалы Международной научной конференции. - Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2004. - С. 18-25.

16. Дудина, Т.П. Историческое сознание и жанровые формы в русской драматургии середины века [Текст] / Т.П.Дудина // Жанрологический сборник. - Вып. 1. - Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2004. - С. 49-62.

17. Дудина, Т.П. Пьеса как художественный текст и культурологический феномен (К проблеме изучения драматического произведения) / Т.П.Дудина // Актуальные проблемы преподавания литературы в школе: материалы научно-методической конференции. - Липецк: ЛИРО, 2005. -С. 20-27.

18. Дудина, Т.П. Мистериально-теургический контекст в творчестве И.А.Бунина (К проблеме бунинских переводов драматических мистерий) / Т.П.Дудина // Иван Бунин: филологический дискурс: коллективная монография. - Елец: ЕГУ им. И. А. Бунина, 2005. - С. 64-80.

19. Дудина, Т.П. Драматургия Л. И. Толстого: исторический аспект (Творческий кризис или новая парадигма художественного сознания?) [Текст] / Т. П, Дудина // Страсти по Толстому. Метафизическая драма великого человека. Серия Центра общественных наук МГУ (Приложение к журналу «Философия хозяйства»), - М: МГУ им. М.В, Ломоносова; Елец: ЕГУ им. И. А. Бунина, 2005. - С. 103-123.

20', Дудина, Т.П. Поэтика «малых форм» в русской исторической драматургии переходного периода [Текст] / Т. П. Дудина // Литература в контексте современности: материалы II Международной научной конференции. - Ч. 1. - Челябинск: ЧГПУ, 2005. - С. 48-52.

21. Дудина, Т.П.' Религиозно-этический и мистико-теургический аспекты интерпретации исторического процесса в драматургии

A.С.Хомякова [Текст] / Т.П.Дудина // Художественный текст: варианты интерпретации: труды X межвузовской научно-практической конференции. - Вып. 10, - Ч, 1. - Бийск: БПГУ им. В.М.Шукшина, 2005. - С. 152162.

22. Дудина, Т.П. История драмы как история духа (Факторы эволюционного процесса русской исторической драматургии XIX века) /Т,П.Дудина // Вестник Елецкого государственного университета им. И,А, Бунина. Филологическая серия (2). - Вып, 9. - Елец: ЕГУ им. И.Л.Бунина, 2005.-С. 148-165.

23. Дудина, Т.П. Теономная этика в персональной телеологии исторической личности и идея «возмездия» в драматургии А.К.Толстого /Т.П.Дудина // Художественный текст: варианты интерпретации: труды XI Всероссийской научно-практической конференции. - Бийск: БПГУ им.

B.М.Шукшина, 20006, - С. 164-170.

24. Дудина, Т.П. Этика «народных демократий» в структурно-семантическом поле исторической драматургии XIX века (Социально-антропологический аспект) [Текст] / Т.П.Дудина // «Липецкий потоп» и пути развития русской литературы: материалы Международной научной конференции. - Липецк: ЛГПУ, 2006. - С. 76-88.

25. Дудина, Т.П. Провинция как духовная константа русской художественной историософии (Миф о Пожарском в русской исторической драматургии XIX века) [Текст] / Т.П.Дудина // Провинция и столица: центробежные и центростремительные процессы духовной эволюции культуры: материалы Всероссийской научной конференции, - Белгород: БГУ, 2006.-С. 155-159.

26. Дудина, Т.П. Аксиология русской историко-бытовой драмы XIX века в контексте современного гуманитарного образования [Текст] / Т.П. Дудина //Aima mater (Вестник высшей школы), - 2006, - № 11.

Лицензия на издательскую деятельность ^^ ИД №06146. Дата выдачи 26.10.01. ФорЯВВо х 84 /16. Гарнитура Times. Печать трафаретная. Усл.-печ.л. 3,0 Тираж 100 экз. Заказ 134

Отпечатано с готового оригинал-макета на участке оперативной полиграфии Елецкого государственного университета им. И.А.Бунина.

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Елецкий государственный университет им. И.А. Бунина» 399770, г. Елец, ул. Коммунаров, 28

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Дудина, Татьяна Павловна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ДИАЛЕКТИКА ЭТИКО-ЭСТЕТИЧЕСКОГО ЕДИНСТВА В ФИЛОСОФСКО-ТЕОРЕТИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ XIX ВЕКА.

§ 1. Формирование этико-эстетического кодекса в европейской теории драмы.

§ 2. «Русская идея» как историософская основа этико-эстетического единства в теоретико-художественной мысли XIX века.

ГЛАВА 2. ИСТОРИЧЕСКАЯ ДРАМАТУРГИЯ НАЧАЛА XIX ВЕКА: ЭТИКО-ЭСТЕТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В ТЕОРИИ И ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРАКТИКЕ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА.

§ 1. К вопросу о признаках переходного периода в русской исторической драматургии, его границах и этико-эстетических закономерностях

§ 2. Диалектика этического и эстетического в театральной критике, теоретических трудах и эстетических трактатах переходного периода.

§ 3. Этический аспект художественной историографии русских драматургов первых десятилетий XIX века и его своеобразие в условиях переходного времени.

3.1. Этико-эстетическая природа исторической драматургии В. А. Озерова как воплощение некоторых параметров переходности.

3.2. Аксиология и поэтика исторической драматургии Г.Р. Державина.

ГЛАВА 3. «ВНУТРЕННЯЯ ИСТОРИЯ» НАРОДА В ТЕОРЕТИЧЕСКОМ ОСМЫСЛЕНИИ И ДРАМАТУРГИЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ

30-40-Х ГОДОВ.

§ 1. Развитие этико-эстетического кодекса в теории драмы и литературной критике 30-40-х годов.

§ 2. Религиозно-философская идея «соборности» в этико-эстетической системе исторической драматургии славянофилов.

§ 3. Этика и политика в структурно-семантическом пространстве исторической драматургии A.C. Пушкина.

ГЛАВА 4. ЭТИКО-ЭСТЕТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА ИСТОРИЧЕСКОЙ ДРАМАТУРГИИ 50-70-Х ГОДОВ XIX ВЕКА.

§ 1. Телеология ценностей и метафизика человека в драматургии середины века.

§ 2. Цель исторического поступка и его моральная ценность в этикоэстетической системе исторических пьес Л.А.Мея.

§ 3. Аксиология и поэтика исторических хроник А.Н. Островского.

3.1. Этический персонализм как выражение «русской идеи» в идейно-художественной структуре хроники «Козьма Захарьич Минин, Сухорук».

3.2. Проблема соотношения «отдельной личности» и «совокупной личности» в этико-эстетическом пространстве хроники «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский».

3.3. Уничтожение «нравственного человека» и инверсия основных моральных категорий в этико-эстетической структуре хроники

Тушино».

ГЛАВА 5. ПОИСКИ НОВЫХ СТРУКТУРНО-СМЫСЛОВЫХ ПАРАДИГМ В ИСТОРИЧЕСКОЙ ДРАМАТУРГИИ ПОСЛЕДНЕЙ

ТРЕТИ XIX ВЕКА.

§ 1. «Альтернативная историософия» А.К.Толстого. Мистико-теургические и гносеологические аспекты драматической трилогии «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович», «Царь Борис».

1.1. Мотив «неосуществившегося предназначения» в историософской концепции трилогии.

1.2. Мотив «прямого пути». Персональная теодицея исторической личности и возможности осуществления «предназначения».

1.3. Мотив «окольного пути». Теономная этика в персональной телеологии исторической личности и идея «возмездия».

§ 2. Исторический аспект драматургии Л.Н. Толстого: история драмы как история духа.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Дудина, Татьяна Павловна

Историзация культурного сознания русского общества, получившая развитие в начале XIX века, потребность измерить историческое бытие человека, рассмотрев тот или иной момент исторической жизни человечества, выявить его значение для всемирной истории в целом, определили парадигматический сдвиг в основном гносеологическом назначении сознания - воспроизведении мирового единства. Русская историческая драма, отразившая этот сдвиг, показала, что отношение к истории становится существенным компонентом индивидуальной, культурной и социальной самоидентификации. Историческое сознание начинает выступать в роли одного из конституирующих факторов мировоззренческой культуры, а исторический процесс и историческое существование отдельного человека становятся и предметной областью науки, и объектом художественного рефлектирования. Именно в это время оформляется принцип постижения действительности, получивший название историзма, смысл которого состоит в том, что вся реальность по своей сущности исторична. Характер этого историзма проецируется на русскую историческую драматургию XIX века, когда, собственно, начинает формироваться национальная историческая драма нового типа, эволюционировавшая на протяжении всего XIX века.

В связи с этим весьма актуальным представляется вопрос о характере эволюции этого жанрового образования, до настоящего времени не только не получивший окончательного решения, но фактически почти не исследованный в рамках литературоведческих штудий. Эволюция исторической драмы XIX века до сих пор целиком и полностью рассматривается лишь в контексте эволюции общелитературного процесса с применением обычного инструментария. То есть, исследования истории национальной драматургии на исторические темы, так же, как исследования общих закономерностей движения литературного процесса в целом «распадаются, -по определению Ю.Тынянова, - по крайней мере, на два главных типа по наблюдательному пункту: исследование генезиса литературных явлений и исследование эволюции литературного ряда, литературной изменчивости», что не объясняет всех трансмутаций, происходивших внутри этого художественного явления [518.271].

Поэтому предметом диссертационного исследования стал значительный по объему комплекс драматических произведений русских писателей XIX века, а также сочинения по философии, истории, эстетике, теории драмы, критические статьи и замечания европейских и отечественных авторов, позволяющие в процессе исследования эволюции этико-эстетической мысли выявить некоторые специфические особенности развития этого неоднозначного явления русской культуры.

В теоретическом плане драматический текст (конфликт, драматическое действие, характер) рассматривался либо в плане специфического самоутверждения героя путем мироотрицания (Ф.Шеллинг [566], Ф.Ницше [379], Н.Бердяев [70], А.Лосев [328], и др.), и в этом смысле драматический конфликт осознавался как явление в своей основе внеисторическое, вечное, природа которого метафизична [379]. Так, например, Ницше видел в трагедии исток только эстетического, поскольку, не попадая в область идей, будучи исключенной из мира идей, она аисторична. В связи с этим понятие исторического времени дискредитируется, временной горизонт суживается до момента, а квазиисторическое понятие момента рассматривается не в плане историческом, а в плане эстетическом. Иной принцип рассмотрения драмы осуществлялся в плане истории и идеологии (Вяч.Иванов [208], Е.Яковлев [597], М.Бахтин [55], В.Хализев [545], М.Михайлов [364] и др.), и в этом смысле она включалась в культуру как элемент художественного рефлектирования концептуально-идеологической истории.

Какой из этих планов более соотнесен с природой исторической пьесы? Феноменологичность собственно исторической драматургии, на наш взгляд, состоит в том, что, будучи подключенной к «живой» истории, она полностью находится в области идеологической дискурсивности, поскольку происходящие в ней идейно-эстетические процессы, связанные с включением прошлого в настоящее и в полемику о будущем, являются следствием сложной корреляции различных по своей значимости культурных факторов, как литературных, так и нелитературных (историософии, политики, этики, религии и т.п.). В диссертации ставится цель - исследовать русскую историческую драматургию XIX века как динамическую систему, эволюционирующую в плане этико-эстетического единства исходного инварианта художественной картины мира и взаимодействующих с ней культурных факторов и жанрово-стилевых тенденций.

Такая формулировка цели содержит в себе научную новизну исследования.

1. Развитие исторического сознания, возникновение концептуальных моделей исторического процесса, влияние западных историософских построений и становление отечественной философии истории, характерные для XIX века, несомненно, не просто коррелировали с эволюционными процессами исследуемого нами жанрового образования, а определяли их. То есть эволюция одного культурного ряда напрямую зависела от эволюции других. По определению Тынянова, любое произведение литературы представляет собой «систему» с упорядочивающими ее структурными элементами, и «только при этой основной договоренности» и возможно изучение литературного произведения, «не рассматривающее хаос разнородных явлений, а их изучающее». В то же время литературовед задает вопрос, «возможно ли так называемое «имманентное» изучение произведения как системы, вне его соотнесенности с системою литературы?» И приходит к выводу, что «такое изолированное изучение произведения есть та же абстракция, что и абстракция отдельных элементов произведения <.> Вопрос о роли соседних рядов в литературной эволюции этим не отметается, а, напротив, ставится» [518.271]. Это утверждение Тынянова, будучи распространенным на историческую драму, нуждается в расширении и уточнении. Соотнесенность отдельных драматических произведений на исторические темы с другими произведениями автора, с другими явлениями этой жанровой формы, с предшествующей литературой, с процессами, происходившими в других родовых образованиях, и т.д. достаточно исследована. Однако этого недостаточно, поскольку историческая драма в своей изначальной идейно-эстетической природе выходит за рамки той системы, каковой является литература, и смыкается с несколькими культурными «рядами» и формами общественного сознания - элементами универсальной системы, каковой является культура. Если рассматривать литературу как систему, включенную в свою очередь в качестве структурного элемента в другую, универсальную систему - культуру, то генезис и более или менее плодотворное функционирование исторической драмы как специфически литературного явления (и, тем более, шире - как культурного феномена) не исследовалось во всем многообразии связей с этими «рядами» - комплексом религиозно-философских, историософских, социально-политических и этических проблем, определивших в конечном итоге ее эстетические параметры. В какой-то мере это можно объяснить противоречием эволюционирующей синхронистической системы, о которой Тынянов сказал, что «система литературного ряда есть прежде всего система функций литературного ряда, в непрерывной соотнесенности с другими рядами. Ряды меняются по составу, но дифференциальность человеческих деятельностей остается. Эволюция литературы, как и других культурных рядов, не совпадает ни по темпу, ни по характеру (ввиду специфичности материала, которым она орудует) с рядами, с которыми она соотнесена. Эволюция конструктивной функции совершается быстро. Эволюция литературной функции - от эпохи к эпохе, эволюция функций всего литературного ряда по отношению к соседним рядам - столетиями» [518.277],' В какой степени это утверждение верно по отношению к исторической драматургии? Представленный в работе принцип исследования художественного явления в единстве вертикальных генетических связей, отражающих историческую необходимость, и горизонтальных аналогических и коррелятивных позволяет ответить на ряд вопросов:

- о специфическом характере эволюции исторической драмы в контексте общелитературной эволюции;

-о жанровом своеобразии, условиях и обстоятельствах возникновения различных, более или менее продуктивных жанровых форм и модификаций исторической пьесы;

- о причинах и формах трансформации основных родовых параметров драматического текста (конфликта, драматического действия, характера) в исторической драматургии;

-об эстетических принципах воплощения историософских концепций и др.

2. В то же время, если рассматривать время как один из репрезентативных признаков универсальной картины мира, то историческая трагедия эту картину мира разрушает, а представления о времени предельно трансформирует, что также имеет «эволюционное значение и характерность». Это отражается в том, что, проходя определенные этапы в процессе выделения жанра национальной трагедии по неантичной, православно-исторической тематике, историческая драматургия XIX века свидетельствует о вытеснении теологических представлений об историческом процессе философскими, подчас не отражая это явление, а создавая его - худо

1 Автор приходит к неутешительному выводу, что «эволюционное отношение функции и формального элемента - вопрос совершенно неисследованный. <. .> Примеры того, как форма с неопределенной функцией вызывает новую, определяет ее, многочисленны. Есть примеры другого рода: функция ищет своей формы» [518.276]. жественная мысль опережает научно-философскую. В то же время изменяющаяся трактовка времени вообще как исторической категории и драматического времени в частности приводит к тому, что драматические тексты не только интерпретирую историю, но вмешиваются в историю, задают идеологические параметры ее осмысления. Если в исторической драматургии ХУШ столетия история могла быть либо весьма произвольным фоном (ранние пьесы А.П.Сумарокова), либо «отбор и иерархизация событийных элементов в драме» только начинает становиться «вопросом трактовки времени в драме» (поздние трагедии Сумарокова, пьесы Хераскова, Козельского, Ржевского, Николева, Княжнина), то в драматургии XIX века, восходящей к историческим источникам - летописным фабулам хронологического характера, формируется иной, особый способ смыслообразова-ния. Каждый драматург формирует свою систему соотношений между историческим временем, фактом и авторской волей, выстраивающей эти факты в определенной последовательности и подчиняющей их себе. Возникшая таким образом система вбирает в себя несколько контекстов - литературных, политических, идеологических, этических, эстетических, культурологических, жизненных. При этом возникает не безличный исто-рико-драматический интертекст, а происходит сознательное использование драматургом этих контекстов, формирующего свою модель исторического события, личности и общества в их отношениях со временем, что дает основание для систематизации драматических произведений и установления характера эволюции жанрового образования. В связи с этим в рамках исследования проблемы эволюции исторической драматургии неизбежно ставился и разрешался вопрос о периодах, стадиях и этапах в развитии

2 Проблема связи «аспектов времени», авторского начала («авторской драматической перспективы») и характера развертывающегося действия в драматургии ХУШ века весьма интересно рассматривается в статье Р.Фигута в одном из выпусков Петербургского сборника [530]. данной жанровой формы (Бочкаревым В.А. [86], Лотман Л.М. [313], [315], Штейном А.А. [576], Уманской М.М. [522], [523] Журавлевой А.И. [196] и др.), поскольку мы, как отмечает Т.Венедиктова, «в целом чувствуем себя уютно в обжитом коконе Периодов, Жанров, Направлений и Измов. В качестве объектных и предполагаемо объективных образований они бесконечно подвергаемы ревизии, уточняемы в смысле границ, широких/узких определений, внутренних таксономий и т.д. Работы, как всегда, непочатый край, но прирастание нового чувствуется мало, а подозрение, что маховик академической учености прокручивается вхолостую, возникает довольно навязчиво» [108.13].

3. Очевидно, что трансформация словесно-ритуального поведения человека в исторической ситуации в собственно жанр исторической драмы как особую литературную форму начинается в русской литературе в ХУШ веке и достигает своей полноты в XIX веке. В это время комплекс жизненных ситуаций, подчиненный главной идее - осмыслению исторической судьбы России, осознается как тема, которая становится основным признаком коммуникативной содержательности жанра, а это приводит к тому, что тема (историческое событие) постепенно перестает быть основным и единственным признаком жанра, понятийным содержанием которого становится модальность, порождающая жанровые контаминации и соединение в жанровых формах признаков различных литературных родов. Эта тенденция находит воплощение в различных жанровых образованиях, равновесие или дисбаланс между которыми обусловлены этико-эстетическими ориентирами, сформированными в общественном сознании. Именно в жанре - «структурированном в системе материальных форм», в их языке, видно, как «опыт, идущий через века», перерабатывается каждой эпохой, так как «жанр себя переделывает во встрече с каждым новым читателем, по-своему воспринимающим структуры мышления, живущие в его языке, но и напротив, эти структуры, в свою очередь, тоже формируют сознание читателя, управляют деятельностью художника». [464.123].

Но если в ХУШ веке жанровый пафос был непосредственно связан с темой и определял иерархическую жанровую систему, то в драме начала XIX века зависимость жанра от темы ослабевает, и он становится средством выражения обобщенной персонифицированности автора (происходит разрушение канона и размывание жанровых границ). В условиях преобладающего мышления жанрами, характерного для XIX века, и одновременно нарастающего процесса жанровой деканонизации и драматург, и читатель оказываются в неоднозначном положении по отношению к жанру. С одной стороны, они не могут не учитывать жанровую традицию (трагедия, хроника), с другой - вступая в диалог с жанром, противятся жанровому канону, то есть пытаются приспособить структуру жанра к структуре индивидуально-личностного восприятия исторического события.

Существующие труды дают достаточно широкое представление о развитии отечественной драматургии, определяя в историческом аспекте «судьбы литературного рода, место его в общей структуре словесного искусства, значение в культуре определенной эпохи» [215.3], однако проблема развития и периодизации пьес на исторические тесы XIX века до настоящего времени рассматривалась преимущественно в плане развития традиций, то есть создавалась «вертикаль» генетических связей на уровне смены новым, более значимым в идейно-эстетическом плане художественным явлением предшествующего, на чьих достижениях, как считалось, оно базируется. Однако уже Ю. Тынянов отвергает понятие «традиция» как универсальное, поскольку оно «оказывается неправомерной абстракцией одного или многих литературных элементов одной системы, в которой они находятся на одном «амплуа» и играют одну роль, и сведением их с теми же элементами другой системы, в которой они находятся на другом «амплуа», - в фиктивно-единый, кажущийся целостным ряд». [518.272]

Развивая логику мысли Тынянова, можно сказать, что по отношению к исторической драме традиция и ее трансляция не исчерпывают процессов, происходивших в исторической драматургии, поскольку можно говорить скорее об искажении традиции в рамках исторической актуальности [604.36].

Таким образом, в рамках проблемы эволюции национальной исторической драматургии возникает ряд вопросов, ответы на которые предстоит еще дать. Современное состояние литературоведческой науки, накопившей огромный объем фактического материала, создавшей инструментарий и подготовившей мощную исследовательскую базу, свидетельствует о том, что назрела необходимость пересмотра ряда установок, долгое время казавшихся безусловными, так же, как и некоторых принципиальных основ литературоведческой деятельности, модернизации профессионального подхода к тексту. Одна из основных проблем современного гуманитарного образования - осознание этических норм и поведенческих практик в их историческом развитии и перспективах, и главным источником для этого являлась и является литература. Историческая драматургия в этом отношении - материал, применительно к которому можно сказать, что он в силу «пластичности, многоязычия прошлого и открытости его творческому освоению на новый лад, - иначе говоря, того обстоятельства, что оно существует для нас, сегодняшних, в большей степени, чем мы для него» [108, 13], позволяет проследить эволюцию национального мирообраза, одной из важнейших составляющих которого является этическое сознание. В связи с этим в работе, не претендующей на всеохватное и исчерпывающее разрешение всех вопросов, ставится и решается ряд задач, позволяющих дополнить общий контекст состояния изученности отечественной исторической драматургии:

- проследить диалектику этико-эстетического единства драмы в пространстве европейской мысли XIX века как философско-теоретическую основу русской исторической драматургии;

- рассмотреть природу и характер формирования этико-эстетического кодекса в теории драмы, театральной критике и драматургической практике переходного периода, показать основные тенденции на примере творчества наиболее характерных авторов и выявить перспективные направления развития;

- исследовать своеобразие воплощения «внутренней истории» народа в теоретико-критическом осмыслении и художественной практике 3040-х годов, уяснить логику смены этико-эстетических ориентиров и вместе с ними смену драматургических лидеров;

- проанализировать этико-эстетическую систему исторической драматургии 50-70-х годов в ее гносеологическом и аксиологическом аспектах, на широком фоне эстетических и идеологических притяжений и отталкиваний рассмотреть характер рецепции творчества наиболее ярких драматургов;

- доказать неизбежность поисков новых структурно-смысловых парадигм в исторической драматургии последней трети века как следствие постепенной трансформации ценностной системы по направлению духовного вектора, реализовавшейся в драматургических моделях «альтернативной истории».

Общеизвестно, что модель литературной истории, включающая в себя и историю драматургии и воспринимаемая до настоящего времени как одна из основных, восходит к началу XIX века, когда возникла и утвердилась мысль о самодостаточности и привилегированности литературы (представление о том, что литература представляет национальную и общечеловеческую культуру в целом, служит исчерпывающим источником знаний о человеке и мире и т.п.). Особое положение литературы обусловило и особое положение ее создателя-творца, претендующего на роль пророка и демиурга. Это положение писателя в русском культурном сознании то принималось, то отвергалось, но в целом в русской культуре, как ни в какой другой, литература взваливала на себя и с честью несла подчас несвойственные ей функции (философские, социально-политические, религиозно-мировоззренческие и др.) Историческая драматургия, помимо того, что была средством социализации и морального воспитания человека, влияла на процесс национального самоутверждения и формировала основные направления отечественной историософии. Бочкарев, отмечая, что «по-разному устанавливается в различные периоды соотношение между консервативной и прогрессивной драматургией, <.> большая или меньшая степень достигнутого драматургами историзма, <.> преобладание какого-нибудь единого литературного направления: классицизма, романтизма или реализма», указывает, что «присущие исторической драме черты поэтики также претерпевают изменения» [86.8]. В приведенном высказывании выявляется общая тенденция, обнаруживаемая почти во всех известных работах: национальная драматургия вообще и историческая драматургия в частности традиционно систематизируются преимущественно по факту предложения культурного продукта обществу, то есть по хронологическому принципу: выделяются первая и вторая половины века, трети века, отдельные десятилетия, или развитие этой жанровой формы связывается с линейно-последовательной эволюцией русской литературы от начала века до его конца и, соответственно, со сменой художественных методов и литературных направлений.3 Исследования связи драматургии с историей театра и процессами, происходившими параллельно в лирике и

3 В.А.Бочкарев выделяет пять периодов в развитии русской исторической драматургии XIX века - 1800-1815-е годы, 1815-1825-е годы, 1820-1840-е (до 1855) годы, 1860-е (1855-1870) годы, 1870-1890-е годы; в монографии «История русской драматургии», созданной при Институте русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР, выделяются первая четверть XIX века, 30-40-е годы, вторая половина, конец XIX века и т.п. Внутри выделенных периодов выделяются и систематизируются драматические тексты, несущие черты классицистической эстетики, сентименталистской, романтической, реалистической и т.д. эпосе (А.И.Журавлева), эволюции жанровых форм (Лотман Л.М.) и др. не выходят за рамки этого принципа систематизации.

Подобный подход базируется на убежденности и непререкаемости основных посылок, на уверенности в том, что системность и эволюционная преемственность описания может служить гарантией полноценного и исчерпывающего осмысления материала. Данная систематизация исторической драматургии в свое время действительно сыграла важную роль в постижении национальной драмы, поскольку определяла культурную идентичность художественного явления, образцовые произведения, каноны, воплощенные в списке имен драматургов (и их произведений): Г.Державин - В.Озеров - П.Катенин - В.Кюхельбекер - К.Рылеев -А.Пушкин - А.Хомяков - М.Погодин - А.Островский - Л.Мей - Н.Чаев -Д.Аверкиев - А.Толстой - А.Голенищев-Кутузов - Л.Толстой и т.д. Сравнительное литературоведение предпринимало сравнение литературных явлений как национально и исторически предопределенных и выявляло нормы (специфические или универсальные). Все это привело к созданию ряда фундаментальных трудов и чрезвычайно интересных и результативных исследований отечественной исторической драмы. Но подобная систематизация имела и свои недостатки: отдельные эстетические явления вписывались в малоподвижные системы, в результате чего сознательно отвергалась часть уникальной оригинальности явления; жесткость, негибкость детерминистской монологической логики не позволяла интерпретировать явление вне установленных пределов (идеологических, эстетических и др.); нераспространение рефлексии на область этических и эпистемологических установок, определяющих так называемую «правду жизни», сознательно ограничивало широту герменевтического допущения.

В наличных исследованиях русской исторической драматургии XIX века, как уже было отмечено выше, преобладает преимущественно эволюционистский дискурс, который, по терминологии Фуко, является манифи-стирующим или явным [542.31]. Все остальные дискурсы, которые имеют место в глубинах функционирующих научных текстов, носят латентный характер и по своей сути являются маргинальными. В конституировании универсальной картины развития исторической драмы они не принимаются в расчет, между тем как в драматургии происходили процессы, которые только с помощью эволюционистской парадигмы интерпретировать невозможно. Представление о последовательности, преемственности и постепенности этапов не охватывает всех сложных пермутаций, качественных скачков и катастрофических провалов в развитии исторической драматургии XIX века. Манифестирующий дискурс не отвечает на вопросы, связанные со сложными явлениями внутри драматических текстов, и только при обращении к латентному дискурсу создается новая картина процесса, объясняющая противоречия, взлеты, падения и трансформации в развитии исторической драмы.

Традиционное представление о зарождении, развитии и зрелости художественного явления по отношению к отечественной исторической драматургии не выявляет всего многосложного ее своеобразия, поскольку при таком понимании эволюции национальной исторической драмы предполагается переход от одной стадии или фазы к другой, более совершенной.4 В этом осуществляется принцип прогресса как наиболее репрезентативный признак эволюционистской доктрины.5 Однако представление о

4 Соглашаясь с определением, что «эволюционизм - это такая система интерпретации, когда развитие является синонимом эволюции», <.> а само понятие "эволюция" это " система представлений о логике исторического процесса исходит из понимания времени как времени линейного" [554.19-20], мы неизбежно должны выявлять и исследовать рост, расширение, распространение и дифференциацию явления. То есть под эволюцией следует понимать процесс, при котором раскрываются определенные, присущие с самого начала внутренние потенциальные возможности, развивающиеся постепенно, кумулятивно, проходящие различные стадии или фазы.

5 Абсолютизация линейного принципа развития представлена в философии XIX века в трудах О.Конта, который считал, что для выявления закономерностей развития современной эпохи надо включить ее в более широкий исторический контекст и рассматривать как фазу в историческом процессе, которая тоже проходит свои стадии и фазы. В соответствии с этим художественное мышление развивается от простых к сложным состояниям, ни одна ранняя стадия не повторяется, а каждая последующая по своей сложности занимает более высокую позицию [255]. последовательности, постепенности и преемственности стадий не охватывает и не объясняет всех сложных мутаций (возникновение ряда жанровых модификаций), качественных скачков и катастрофических провалов в развитии исторической драмы XIX века (н-р, с одной стороны, высшее достижение национальной исторической драмы - «Борис Годунов» А.С.Пушкина - появилось если не в стадии становления этой жанровой формы, то, несомненно, в один из ранних периодов ее развития; с другой - конец столетия, точнее, 80-90-е годы не породили подобного пушкинскому «Борису Годунову» значительного явления в области драматургии на историческую тему). Поэтому традиционная эволюционисткая теория, принятая до сих пор в литературоведческом дискурсе об исторической драме, по нашему убеждению, не дает теоретических оснований для полного и адекватного исследования тех процессов, которые происходили в недрах отечественной драматургии.

Еще Гегель подверг критике эволюционизм: он допускал скачкообразное развитие, движение не по кругу, а по спирали, на которой любое повторение оказывается качественно новым. [132]. В зарубежном литературоведении XX века представление об исчерпанности линейно-последовательного метода изучения литературы воплотилось в размышлениях Р.Уэллека о невозможности применить к истории литературного процесса эволюционную, причинно-следственную логику [615]. Рассуждая о непродуктивности описания литературы как поступательного развития художественных форм, он отказывается от создания законов литературной истории, невозможность которых обусловлена широтой дисциплинарного поля. В XX веке утверждается мысль, что «должен быть признан факт внезапных мутаций и неожиданных эволюционных скачков» [236.477], поскольку появление отдельных произведений нарушает эволюционную последовательность.

Альтернативная линейной теория циклов, по логике которой развитие осуществляется не по прямой, а по кругу, так как, исчерпав свой потенциал, историческое развитие любого явления возвращается к своему началу, позволяет сделать вывод, что помимо прогресса в развитии может быть и регресс. Эта теория, достаточно распространенная в историографических исследованиях, позволяет объяснить многие события, недаром одна из авторитетный научных парадигм в историософии связана с переживанием истории как регресса, когда миф осознается как определяющая форма коллективной идентичности.6 Можно ли рассматривать отечественную историческую драму как цикл, или систему циклов, где она проходит этапы возникновения, развития, угасания, а затем их же на качественно новом уровне? С учетом того, что принцип цикличности не уничтожает принципа линейности,7 сложное соотношение этих двух парадигм исторического развития обнаруживается и в научной литературе, изучающей закономерности внутри исторической драмы, и в самой исторической драме, интерпретирующей отечественную и мировую историю. Две альтернативные системы осмысления исторического процесса давали драматургам возможность по-разному интерпретировать национальное прошлое, создавая различные драматические модели одного и того же события, в которых были представлены радикально разные отношения со временем («Годунов» Федорова, «Борис Годунов» Лобанова, «Борис Годунов» Пушкина, «Царь Борис» А.Толстого и др.) А исследователям - широкие возможности для создания принципов систематизации и выявления закономерностей развития интересующего нас жанрового образования. Однако насколько исчерпывающими возможностями обладает традиционный линейно-циклический подход к историческому процессу и существуют ли

6 Эта концепция обнаруживается в работах Шпенглера, Бердяева, Тойнби.

7 Нелинейная интерпретация исторического времени, отражающая принцип «вечного возвращения», отражает древний исторический дискурс, стремившийся создать универсальную картину мира. Вытесненный на периферию в эпоху романтизма, этот дискурс к середине XIX века вновь занимает важное место и в художественной, и в научной, и в философской мысли. иные принципы исследования? Можно ли применить к развитию исторической драматургии инверсионный или бифуркационный методы анализа?

Современный дискурсный подход касающийся и исторического, и культурного процессов, проблематизирует различение исторического, культурного и литературного текста и контекста и предлагает новые возможности понимания истории, культуры и литературы в их взаимодействии. Связь культуры и истории с тотальной текстуализацией приводит к тому, что литература начинает трактоваться как сложный вид социальной коммуникации, в процессе которой исследование эволюции исторической драматургии неразрывно связано с развитием и изменением прежде всего историософских и этических представлений, определяющий к каждом отдельном произведении и его неповторимое своеобразие, и скрытые потенции развития неких общих тенденций.

Безграничность интепретируемого материала дает возможность, с одной стороны, говорить «обо всем», что в конечном итоге, снижает ценность собственно литературоведческого исследования, а с другой - неизбежно заставляет выделять основные аспекты и направления литературоведческой рефлексии. Нельзя не согласиться с заявлением, что «умножению дисциплинарных языков и перспектив сопутствовало нарастающее ощущение гетерогенности, мозаичности культурной жизни вообще - и как предмета, как контекста исследования. Общегуманитарный «кризис репрезентации», разразившийся в итоге, поставил под вопрос не только целостность «традиции», но и способность произведения, сколь угодно выдающегося, ее «представлять». Литературный факт, событие или процесс мыслятся теперь как неотделимые от описания, однако и нетождественные ему. Привычный труд по собиранию историко-литературного «материала» тем самым не то чтобы обессмыслен, но перестает восприниматься как самодостаточно ценный, а научность его систематизации и обобщения оказывается «разоблачена» как специфическая предвзятость. Предпринимаемый «параллельно» критический анализ идеологий обнажает «ненатуральность» национальных культурных комплексов: они предстают столько же сочиненные и сочиняемые (теми же литераторами, но не только ими), сколько детерминирующие литературное сочинительство, - между тем как в процессе глобализации начинают плодиться многофункциональные культурные явления, не вписывающиеся уже ни в какую из наличных традиций [108.16]. Взаимодействуя с литературной и культурной традициями, общественно-социальной реальностью, историческими и политическими обстоятельствами, религиозными концептами и моральными установлениями, они образуют сложные культурные гибриды, которые должны изучаться как динамические и открытые. Однако они не являются прерогативой современного состояния человеческой цивилизации, подобным гибридом можно считать историческую драматургию XIX века, требующую, в соответствии с этим, особых принципов ее исследования.

Поэтому наиболее адекватной методологической основой представляется концепция системного анализа, содержащая в своей основе представление о литературном явлении (исторической драматургии) как системе со сложным соотношением жанров, магистральных и маргинальных течений, завершенных и прерванных тенденций, которые могут быть прямыми и обратными. В это предполагает обращение не к одному, а к целому комплексу методов, поэтому основными принципами и методами системного анализа в работе становятся сочетание историко-литературного, аксиологического, культурно-исторического, сравнительно-исторического, стилистического и мотивного методов.

Основными вопросами, возникающими в связи с проблемой развития исторической драматургии, оказываются два: 1. Как в рамках дис-курсного подхода периодизация исторической драматургии соотносится с периодизацией общелитературного процесса XIX века? 2. По каким признакам возможна (и возможна ли) систематизация исторической драматургии? В этом отношении интересно проследить, в каком направлении распространяются культурологические и философские интенции в попытке выделить периоды и соотнести закономерности развития национальной культуры и литературы.

Г.Флоровский выделяет в развитии литературы три эпохи: 1. От середины 20-х годов до середины 50-х; 2. Вторая половина XIX века; 3. Рубеж Х1Х-ХХ веков [535.228]. Отказавшись от формального деления и не принимая теории циклов, Флоровский исходит из содержания литературы и рассматривает ее развитие как линейный процесс. Драматургия, таким образом, автоматически включается в общелитературный контекст и должна соответствовать тем общим признакам, которые определяет Флоровский для каждого периода. Но соответствует ли?

Н.Хренов, рассматривающий развитие литературы Нового времени как цикл, выявляет четыре особые стадии в развитии этого цикла, Исследователь убежден, что подобные четыре стадии единого цикла транслируются в другой цикл, пришедший на смену этому. Эта концепция получила широкое распространение среди культурологов, рассматривающих развитие человеческой художественной культуры как череду сменяющихся циклов [485.108]. При этом процессы внутри литературы как системы априорно оказываются тождественными процессам внутри универсальной системы - культуры. Но можно ли подобным образом периодизировать историческую драму, или в ней происходят процессы, не укладывающиеся в эту схему?

Как уже было отмечено, существующие периодизации исторической драматургии XIX века, основанные на разных принципах деления литературного процесса на определенные этапы, и в то же время исследующие сложные процессы внутри этого жанрового образования, исходят из линейного принципа развертывания времени.8 Но периоды регресса не укладываются в логику постепенной эволюции как исторического, так и культурного процесса, и более объяснимы с точки зрения идеи «вечного возвращение», то есть циклического принципа, так как логика смены одного явления, так же, как логика взаимного отталкивания разных тенденций внутри явления оказывается реальностью и для духовной, и для политической, и для художественной истории. Драматические тексты, основанные на развернутом сюжете, на активности героев, на разнообразных аномалиях и многочисленных событиях, связанные с линейным представлением времени (исторические хроники), соседствуют в русской исторической драматургии с текстами с безличным, упорядочивающим временем, в которых не имеют значения не только категории начала и конца, но и событийный ряд в его отношении к человеку. Подобные тексты, основанные на циклическом принципе, воспроизводят не столько отношение к человеку с его линейно выстроенной судьбой, сколько к природе, космосу. Но встречаются и двухслойные тексты, в которых ориентация на линейное время допускает сохранение связи со временем циклическим. Все эти три типа текстов одновременно сосуществуют в исторической драматургии, определяя сложную картину ее развития в XIX столетии.

Причем развитие драмы на исторические темы свидетельствует о постепенной трансформации ценностной системы по направлению духовного вектора, что дает основание утверждать роль этического аспекта, выявляющегося в XIX веке как доминирующего, и в перспективе определяюо

Так, например, в фундаментальных работах В.А.Бочкарева, которые до настоящего времени являются самыми обстоятельными исследованиями русской исторической драматургии, выделяется пять периодов в развитии этой жанровой формы в XIX веке - 1800-1815-е годы, 1815-1825-е годы, 1820-1840-е (до 1855) годы, 1860-е (1855-1870) годы, 1870-1890-е годы, Автор отмечает, что «по-разному устанавливается в различные периоды соотношение между консервативной и прогрессивной драматургией, <.> большая или меньшая степень достигнутого драматургами историзма, <.> преобладание какого-нибудь единого литературного направления: классицизма, романтизма или реализма. Присущие исторической драме черты поэтики также претерпевают изменения» [86.8]. щего не только идейный смысл, но и эстетическое своеобразие литературы в целом. Став одним из явлений национального культурного творчества, она проявила феноменологические признаки, выявить которые возможно, только связав ее функционирование с развитием философско-исторической мысли и этического сознания. Историческая драматургия оказывается и областью особого словоупотребления и художественного формообразования, и пространством интеллектуального моделирования различных философских и исторических конструкций, и сферой отражения универсальных законов жизни, и полем воплощения духовности, и зоной «игровой свободы». Несомненно, определенный ракурс на художественный процесс предполагает и определенный ракурс на историю. Распространяющийся и утверждающийся в русском культурном сознании романтизм требовал радикального пересмотра опыта предшествующих эпох и прежде всего ХУШ века, поскольку продолжавшаяся на протяжении ХУШ века активная ассимиляция западного опыта не упразднила самобытности и своеобразия русской культуры, наоборот, спровоцировала их осознание» [554.43]. Драматургия XIX века ставит перед собой задачи сделать массив национальной (и общечеловеческой) историко-культурной информации доступным и привлекательным для современников, активизировать их историческое рефлектирование и в какой-то мере определить вектор и направление интенций, связанных с перспективами развития нации и государства. Эти глобальные задачи осуществлялись без определенной программы (исключением нам представляется историческая драматургия декабристов или драматические произведения славявнофилов), в текстах разной эстетической значимости и художественной ценности и сопровождались как взлетами, так и провалами.

Безусловно, эстетическая замкнутость любого художественного образования содержит и свою историю, и свои потенции. Но наряду с тем, что художественное произведение несет следы предшествующей эволюции жанровой формы и предполагает пути дальнейшего ее развития, оно всегда имеет черты вневременной экзистенции. Этот фактор также нельзя не учитывать в процессе исследования эволюции художественного явления. Отмеченная в свое время В. Одоевским эта особенность исторической драмы дала ему основание предложить свести все существующие системы в одну драму, объединить в действующих лицах философов «от элеа-тов до Шеллинга» и этическое сделать условием эстетического [386.191]. «Можно предположить, что за историческим периодом будет следовать новый период, в котором определяющую рол будут играть ценности духовного плана. В своих высших проявлениях эти ценности не могут быть удовлетворительно описаны исторически и тем белее в прогрессивной перспективе; хронологическая последовательность, циклы, линии восхождения или нисхождения не могут сколько-нибудь удовлетворительно описать различия между Эсхилом, Данте, Шекспиром, Гете, Достоевским; нужны иные средства классификации. По-видимому в этом послеистори-ческом (или «надисторическом») периоде должны отразиться все основные достижения исторического периода, но в иной, не временной аранжировке» [515.148], - продолжает и развивает мысль Одоевского В.Топоров. Эта тенденция, выделенная литературоведом, и, несомненно, возникшая в девятнадцатом столетии, закрепилась и получила дальнейшее развитие в последующих эпохах, что отмечается современными исследователями [554.45], и сыграла свою роль в создании современных принципов периодизации литературы вообще и драматургии в частности.

Из существующих четырех парадигм исследования исторического времени и, следовательно, и исторически изменяющегося эстетического явления (эволюционистской, циклической, бифуркационной, инверсионной) невозможно выбрать ту, которая наиболее соответствует динамике развития исторической драмы и позволяет исчерпывающе объяснить изменение соотношения элементов внутри литературной системы и между литературной и универсальной системами.9 Следовательно, необходимо выработать и предложить особую, в зависимости от того, идет ли речь о постепенной и незаметной замене одной художественной парадигмы на другую, или о мутации художественной парадигмы, смене цикла, эстетическом скачке и т.д. Это возможно при освоении драматических текстов как части общекультурного гипертекста, формирующего представления человека о его положении в мире, о прошлом, настоящем и будущем, изучении в первую очередь проблематики, связанной с индивидуальным историческим опытом личности. Исторический процесс в исторической драме следует связать с исторической антропологией, что позволит проникнуть к сущности изменчиво-неизменного человеческого субъекта - к его ощущению себя в мире, который осознается как исторический.

Теоретическая значимость. Выдвижение этико-эстетического единства в качестве основного параметра позволяет изучение «вертикальных» генетических связей, отражающих историческую необходимость, соединить с изучением связей «горизонтальных», аналогических и коррелятивных, что даст более широкую возможность интерпретации материала. Конечно, свободная комбинаторика и интеллектуальный эксперимент по отношению к драматическому тексту не отменяют полностью упорядочения исторического и художественного материала, несовпадение концепта с реальностью лишь предполагает более широкую зону герменевтического допущения. А это обусловливает перенос интереса с историчности происхождения текста на историчность его восприятия и понимания - текст раз-веществляется и актуализируется (осознается и переживается как важный

9 Тынянов считает, что «если мы условимся в том, что эволюция есть изменение соотношения членов системы, т.е. изменение функций и формальных элементов, - эволюция оказывается «сменой» систем. Системы эти носят от эпохи к эпохе то более медленный, то скачковый характер и не предполагают внезапного и полного обновления и замены формальных элементов, но они предполагают новую функцию этих формальных элементов. Поэтому само сличение тех или иных литературных явлений должно проводиться по функциям, а не только по формам» [518.281]. для реципиента творческий процесс). Способом определения принципов эволюции и периодизации специфического эстетического явления, каковым является отечественная историческая драма, может стать степень погружения исторического в современность и прочтения современного как этической актуализации минувшего. При этом история осознается уже не как хронологическая цепочка, а как духовное напряжение двух несопредельных эпох. Природа такого напряжения, его свойства выявляют характер данного момента, который определяется констелляцией прошлого и настоящего в некой структуре. Феноменологичность драматургии на исторические темы в определенные моменты своего бытования определяется своеобразием этой структуры.

Научно-практическое значение работы состоит в том, что она предоставляет информацию, которая может быть полезна и интересна теоретикам и историкам литературы, культурологам, искусствоведам, преподавателям вузов, читающим курсы истории русской литературы XIX века, теории литературы, теории и истории драмы. Основные материалы и положения диссертации могут найти применение при разработке специальных курсов и семинаров, написании монографий и учебных пособий.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Европейская философско-теоретическая мысль, выдвинув положение о единстве этического и эстетического в драме, не сформулировала его как самостоятельную теоретическую проблему.

2. Этико-эстетический кодекс, представляющий собой устойчивое и в то же время внутренне подвижное этико-эстетическое единство драматического текста, внутри которого соотношение этического и эстетического изменяется в зависимости от ряда факторов (культурных, общелитературных, общественно-социальных, религиозно-философских, историко-политических и др.), позволяет выявить некоторые специфические особенности развития русской исторической драматургии.

3. Историософской основой теоретико-художественной мысли в русской исторической драматургии является «русская идея».

4. В исторической драматургии переходного периода формируются основные принципы художественного постижения отечественного и мирового исторического процесса - гносеологический и аксиологический.

5. При всей пестроте и многообразии драматургических моделей истории в переходный период основные параметры переходности воплощаются в произведениях Г.Р.Державина и В.А.Озерова.

6. Соотношение в русской исторической драматургии пьес на темы из отечественной и зарубежной истории свидетельствует о развитии процесса самоидентификации нации.

7. Русская историческая драматургия не только отражает основные направления исторической мысли, но и предвосхищает их, моделируя в драматическом действии историософские концепции, которые затем получат развитие в отечественной исторической науке.

8. Историческая драматургия А.С.Хомякова и А.С.Пушкина спровоцировала развитие религиозного и социального принципов постижения истории в драматургии последующих десятилетий.

9. Время как один из репрезентативных признаков универсальной картины мира находит свое воплощение в структурно-семантическом пространстве исторической драмы (хроники).

10. Своеобразие этико-эстетического единства в драматических текстах на исторические темы воплощается в различных жанровых формах и модификациях исторической драматургии.

11. В соотношении традиционной высокой трагедии и историко-бытовой драмы в разные десятилетия проявляются представления о роли «отдельной личности» и «совокупной личности» в историческом процессе.

12. Эволюционные процессы в русской исторической драматургии не тождественны общелитературному развитию.

13. Характер эволюции этико-эстетической мысли свидетельствует о постепенной трансформации ценностной системы по направлению духовного вектора, что дает основание утверждать доминирующую роль этического аспекта в развитии русской исторической драматургии.

14. Осознание отечественной истории как истории развития национального духа приводит к поискам новых структурно-смысловых парадигм и появлению драматических произведений, актуализирующих идею «альтернативной истории»

Основные положения исследования прошли апробацию на международных, всероссийских, региональных, межвузовских и внутривузов-ских конференциях, проводимых в различных городах России и стран СНГ; в процессе чтения спецкурсов и проведения спецсеминаров по истории, теории и анализу драмы на филологическом факультете ЕГУ им, И.А.Бунина; нашли свое отражение в публикациях (монографиях, научных статьях в журналах, международных, всероссийских, межвузовских и внутривузовских сборниках научных трудов).

Структура работы определяется поставленной целью, а также решаемыми для достижения этой цели задачами, и состоит из Введения, пяти глав, Заключения и Списка литературы, включающего 615 наименований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Эволюция этико-эстетической мысли в русской исторической драматургии XIX века"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В предложенной диссертационной работе была исследована эволюция этико-эстетической мысли в теоретических рефлексиях и художественной практике русской исторической драматургии XIX века и предпринята попытка выявления универсального критерия, который позволил бы ответить на ряд важных вопросов. В качестве такого критерия был предложен этико-эстетический кодекс, представляющий собой устойчивое и в то же время подвижное единство этического и эстетического, соотношение внутри которого изменяется в зависимости от ряда факторов (культурных, общелитературных, общественно-социальных, религиозно-философских, историко-политических и др.). Избранный основополагающим этико-эстетический аспект предоставил возможность объяснить специфику развития исторической драмы в контексте общелитературной эволюции, рассмотреть ее жанровое своеобразие и причины возникновения как перспективных, так и нежизнеспособных жанровых форм и модификаций, показать условия и обстоятельства трансформации основных родовых параметров драматического текста. Не претендуя на всеохватность и исчерпанность изучения важного художественного явления, каковым является историческая драматургия, работа позволила выявить некоторые специфические особенности его функционирования и рецепции.

Обоснованность и важность проблемы подтверждается анализом теоретических предпосылок, каковыми являются сочинения западноевропейских философов и теоретиков драмы. Проанализированные в работе философско-теоретические рефлексии ученых Запада от Гегеля и Канта до Геббеля и Геттнера свидетельствуют о том, что морально-нравственные противоречия рассматриваются философами и теоретиками драмы как проявление драматизма и трагизма действительности и основной признак родовой специфичности текста. Но, хотя требование диалектического единства этического и эстетического аспектов драмы имманентно присутствует в сочинениях одних ученых, или выдвигается необходимым условием целостности и эстетической значимости драматического произведения в трудах других, категориальным и терминологически обозначенным понятием в европейской теории драмы оно не становится. (Гл.1.§1.)

Феноменологичность отечественной исторической драматургии, на наш взгляд, определяется ее активной связью с «живой историей», что подключает ее к пространству идеологической дискурсивности. Выступая в системе национальной культуры как элемент художественного рефлек-тирования концептуально-идеологической истории, она сложно коррелирует с различными по своей значимости культурными факторами, как литературными, так и не литературными, и формирует свои модели исторического события, личности и общества в их отношениях со временем. Драматический текст в своей родовой специфичности особыми средствами (конфликт, драматическое действие, характер) моделирует концепцию исторической личности, то есть отражает процесс ее национальной самоидентификации. Это приводит к тому, что изменяющаяся трактовка времени вообще как философской категории и драматического времени в частности обусловливает не только принципы интерпретации исторического процесса, но и выдвижение опережающих идеологических параметров ее осмысления. В результате русская историческая драматургия XIX века оказывается не только средством социализации и морального воспитания человека, но формирует основные направления отечественной историософии, связанной с национальным духовно-историческим концептом - «русской идеей». Тематика русской исторической драматургии XIX века -борьба против чужеземных завоевателей или борьба против внутренней тирании власти в различные исторические эпохи (от древнейшей до современной), освободительные и справедливые войны, исторические события из жизни других народов - способствовала развитию и укреплению патриотической идеи и создавала широкий контекст, где основные составляющие «русской идеи» получили своеобразное преломление.

Поскольку важной составляющей «русской идеи» становится постижение духовно-нравственного характера отечественной истории, драматургия на исторические темы неизбежно актуализирует исторические и современные этические доминанты, и в этом отношении выступает как сложный вид социальной коммуникации, что проблематизирует различение исторического, культурного и литературного текстов. Все это обусловливает особый характер эволюции русской исторической драмы, в рамках которой закономерности и противоречия, взлеты и падения, трансформации и трансмутации, эволюционные скачки и инверсионные явления не всегда тождественны процессам, происходящим в общелитературном поле, и требует новых принципов и инструментов для понимания истории, человека и литературы в их взаимодействии. Избранная в качестве принципа исследования концепция изменчивости этико-эстетического кодекса позволила выявить некоторые существенные особенности развития русской исторической драматургии XIX века - эволюция русской исторической драматургии происходит в направлении от христианской нравоучительности ХУШ века к постижению объективных исторических закономерностей, содержание которых связано с пониманием отечественной истории как истории национальных духовных ценностей и устремлений.

Исследование показывает, что жанр исторической драмы достигает высшей степени своего развития и полностью раскрывает свою жанровую специфику в тот период национальной жизни, когда определенного уровня достигает общественное и литературное развитие и происходит окончательное формирование исторического мышления. Но свободная от прямых аллюзий историческая трагедия, поднимающая острые вопросы индивидуальной и коллективной жизни посредством глубокого раскрытия изображаемой действительности в ее историческом осмыслении появляется не сразу и связана с развитием этического сознания и возникновением концептуальных моделей исторического процесса, которые становятся эстетическими факторами. Это обусловливает многочисленные драматургические эксперименты в области художественной формы исторической пьесы и возникновение разнообразных, более или менее актуальных жанровых форм и модификаций, что приводит к взлетам и падениям исторической драматургии в разные десятилетия века. Различные этико-эстетические кодексы не сменяются один другим, но произвольно сосуществуют в общем драматургическом контексте, предлагая на суд обществу одновременно идею соборности и индивидуалистический социализм, христианскую историю и историю социальную, русской мессианство и атеистический гуманизм, идею власти и идею Бога, исторический нравственный оптимизм и эсхатологический морализм с апокалиптическими пророчествами. Тенденции, господствующие в исторической драматургии, оказываются неадекватны тенденциям, развивающимся в общелитературном процессе и, хотя в какой-то мере подчиняются общекультурным и литературным закономерностям, тем не менее, аккумулируют в себе результаты, нетождественные тем, к которым приходит развитие русской литературы XIX столетия. (Гл. 1. § 2.)

В конце ХУШ - начале XIX века театр выдвигается на передний план русской культурной жизни, а драма формирует новые методы постижения действительности, которые охватывают широкий круг гражданских и нравственных идей, свидетельствующих об изменении политического, этического и культурного сознания. В силу переходности, признаком которой становится размывание принципа линейности и утверждение принципа цикличности, изменяются и структуры художественного времени, становясь все более гибридными. Поэтому в драме появляется множество перфективных текстов и переходных форм, представляющих собой межродовые и междужанровые образования. Разрушение существующей картины мира осуществляется и в распаде традиционных принципов сюже-тосложения и жанрообразования, и в дискредитации традиционной аксиологической системы. Жанровая структура исторических пьес становится более гибкой и тематически свободной, начинают образовываться ее разновидности. Лиминарность культуры этого периода во многом определяет творческую иррефлексивность, которая дает место «арабескному» сочетанию полярностей и одновременно производит впечатление эклектического взаимодействия принципов различных художественных систем. (Гл.2.§1.)

Изменение общей онтологической картины мира породило стремление создать идеальную историческую модель, суть которой в индиви-дуализированой мере вечности, проявляющейся через феноменальные признаки исторического объекта. Ключевые моменты прошлого русского народа и государства (эпоха становления Руси и борьба с татарами, Новгородская вольница и правление Ивана Грозного, русская Смута и борьба с поляками и т.д.), к которым обращаются драматурги начала века, оказываются структурными элементами, позволяющими представить историю как особую сферу, наделенную своей бытийной спецификой. Именно в это время возникает проблема соотношения правды исторической и правды художественной. Переход от исторического ряда к ряду художественному рассматривается в работе на материале как можно большего количества контекстов - художественных, теоретических, литературно-критических, что позволило определить соотношение исторической логики и авторской воли и выявить тенденцию совпадения смысло-жизненной проблематики в отношении к истории со смысло-исторической проблематикой. При этом морально-нравственный аспект драматического текста рассматривается как важнейший структурно-семантический фактор, но требование единства этического и эстетического как самостоятельная проблема в начале века не выдвигалось с той необходимой степенью отдифференцированности, с какой ее выдвинули несколько позже декабристы. (Гл.2.§2.)

Противоречивая картина идеолого-мировоззренческих и культурно-эстетических образований первого десятилетия обеспечила почву для философско-художественной рефлексии, в результате которой происходит переход от «рефлективного традиционализма» классицизма (Державин) к «рефлективному персонализму» романтизма (Озеров). В связи с этим историческая драматургия первой трети века носит ярко выраженный переходный характер с характерными для ситуации «перехода» противоречиями и сложным взаимодействием нескольких этических и эстетических систем.

Историческая драматургия Державина свидетельствуют о стремлении подняться на провиденциализмом исторического процесса, соединив в историческом движении политические устремления и духовно-нравственные потребности индивидов, а в поступках исторических личностей закономерное и случайное. Это требовало новых, эстетически значимых жанровых форм, не ограниченных классицистическими канонами, однако Державин этой тенденции не воплотил - ни фантастическая героическая опера, ни традиционная высокая трагедия, в рамках которых он стремился осуществить свои, отличные от классицистических, творческие интенции, не позволяли создать нового эстетически значимого явления.

Этико-эстетический аспект в исторических драмах Озерова неразрывно связан с разработкой общественно-политических проблем, что определяет своеобразие воплощения национально-исторической темы, в которой сохраняется классицистическая коллизия долга и чувства. Долг рассматривается как категория общественная, которая реализуется в поведенческой модели, а чувство трактуется Озеровым как категория личностная и интерпретируется как великое благо, непререкаемая моральная ценность. Но прямолинейное разграничение добра и зла, воплощенное в благородных и коварных персонажах, недоступность новых эстетических позиций, сформированных Пушкиным в процессе создания «Бориса Годунова», и в то же время явное отступление от образцов классицистической высокой трагедии определили и противоречивый характер этико-эстетической природы драматургии Озерова, и неоднозначную оценку его драматургического наследия. Переходный характер времени обусловил то, что драматические замыслы Озерова созревали в ходе его собственной этико-эстетической эволюции, противоречия которой были обусловлены как внутренними причинами, так и антиномиями культурного сознания. Таким образом, в драматургии начала века разрушается жанровая матрица, обеспечивающая центростремительную стабильность высокой трагедии, начинается процесс ее модернизации. Поэтому классический жанр трагедии начинает трансформироваться в творчестве драматургов, но, умирая, он стимулирует этико-эстетические искания современников и последователей. (Гл.2.§3.)

Развитие отечественной историографии, формирование историософских представлений в 30-40-е годы, эволюция теории драмы и литературной критики заставляют драматургов по-новому интерпретировать исторические темы и сюжеты. (Гл.3.§1.) Если декабристы романтизировали освобождение личности и морально-нравственные понятия подчиняли собственной телеологии ценностей, то любомудры, рассматривая историю с позиций народности, в качестве аксиологической основы выдвигают национальные этические доминанты, эволюция которых в значительной степени определяет специфичность исторического процесса, то есть, наполняют ее нравственно-религиозным смыслом. Их идея отречения личности ведет к подчинению и растворению личностного начала в некоей «общности». Романтическая доктрина народности в 30-40-е годы приобретает славянофильский оттенок, идея «соборности» определяет иное понимание идеи государственности и воплощается в структурно-семантической природе исторических пьес Хомякова. (Гл.3.§2.) Начинает вызревать проблема соотношения исторической нравственности и нравственной истории. На первый план выдвигается вопрос о этической природе «отдельной» личности - индивида в его исторической определенности (Хомяков) и «совокупной» личности - народа в его историческом бытовании (Пушкин), влияющей на историческое событие и его результат. Поэтому эволюция этико-эстетической мысли Пушкина - свидетельство очевидного несовпадения безграничности реальной жизни и ограниченности представлений о добродетели, красоте и правде. Творчество связано с поисками смыслов существования и не ответственно за происходящее в макрокосме окружающего мира и микрокосме человеческой души. Вот почему нравственные нормы и императивы не приложимы к высокому искусству, тождественно равному онтологической глубине жизни. Но, воссоздавая эту онтологическую глубину жизни, Пушкин показывает, что человек в любой исторический период в большей или меньшей степени осознает свое противоречие между материальными реалиями эмпирического мира и духовными потребностями. Характер конфликта и своеобразие развития драматического действия «Бориса Годунова» доказывают, что стремление сохранить существующую систему ценностей или попытки переосмыслить ее и составляют смысл и условие развития общества, в сознании которого материальные цели и духовные потребности, находясь в сложном взаимодействии, определяют поступки, влияющие на своеобразие национального исторического процесса. (Гл.3.§3.)

Середина века характеризуется широким и мощным развитием исторической драматургии, которое свидетельствовало о необходимости глубинного осознания собственных начал, обдумывании и определении своего национального пути уже во всей полноте и сложности. Этому сопутствует стремление драматургов окончательно разобраться в своей национальной психологии и собственной истории, обдумать и понять смысл и итоги почти тысячелетнего движения. Все более явно декларируется мысль о самобытности русской истории и русской культуры, о ее иррационально-духовной «особости», непохожести на западноевропейскую. В центре духовных исканий драматургов оказываются прежде всего нравственные проблемы, поскольку все они так или иначе, обращаясь к историческому материалу, решают проблемы добра и зла, справедливости, долга, совести, счастья, смысла жизни. Нравственные интенции создателей драматических произведений устремлены к самой сути человека, к вечным проблемам его исторического существования. Именно моральные ценности в конечном счете утверждаются или низвергаются в исторической деятельности личности и народа, драматурги показывают, что от нравственной привлекательности той или иной цели в значительной степени зависит направленность исторических преобразований и их конечный успех или неуспех Драматические структуры, по-разному констеллирующие прошлое и настоящее, нравственные представления исторических эпох и этические искания XIX века, отличаются разнообразием и разнонаправ-ленностью, что не могло не отразиться на моделировании одних и тех же исторических ситуаций и интерпретации исторической личности разными драматургами, которые по-разному (с религиозных или философских, идеалистических или материалистических, мистических или рационалистических позиций) решают глубинные проблемы исторического бытия человека, его отношений с другими людьми, властью, миром в целом. (Гл.4.§1.)

В начале 50-х годов в исторической драматургии по-прежнему главенствуют и признаются наиболее эстетически значимыми канонические драматические тексты со стройной фабулой, определенно выявленными завязкой и развязкой и доминантной драматической фигурой, которая является носителем единого драматического действия. Постепенно единство действия разрушается, в драму вводятся повествовательные элементы, место центрального героя занимает система персонажей с разнонаправленными интересами, борющиеся за достижение своих целей. Преимущественное развитие получают два типа исторических пьес: историко-бытовая драма и хроника. Сюжетной основой для первого типа становятся такие моменты отечественной истории, которые предельно обнаженно выявляют морально-нравственные антиномии и сталкивают различные исторические и этические концепции (Мей)). Утверждение в культурном сознании линейной модели развития исторического процесса приводит к созданию текстов второго типа, в которых носителем драматического действия становится само историческое движение (Островский). (Гл.4.§1.)

Важным этапом в развитии исторической драмы являются историко-бытовые пьесы Мея. Драматург успешно решает некоторые задачи, стоявшие перед русской исторической драматургией в середине века, в частности, проблему создания достоверной исторической морально-нравственной атмосферы, ставшей одной из важных художественных проблем того времени. Однако неопределенный характер авторской историософии в русле «русской идеи» и неспособность создать принципиально новые эстетические формы определили несовершенство жанрового стиля его историко-бытовых пьес - жанровая нормативность проявилась на уровне функциональной роли, которая определила его значение в контексте исторической драматурги своего времени. (Гл.4.§2.)

Изменение носителя действия ставит драматургов перед необходимостью создания новых принципов организации драматического единства. Хроникальная природа драмы приводит к полному отказу от традиционных законов построения драматического действия (композиционной стройности, причинно-следственных связей между сюжетными ситуациями, соблюдения пропорций, художественной обусловленности завязки и развязки и т.п.) В результате текст приобретает особые свойства, позволяющие рассматривать исторический процесс как развивающийся по независимым от человеческой воли правилам и обусловленный некими высшими закономерностями и причинами. Особый характер этико-эстетического кодекса определяет аксиологию и поэтику хроник Островского, который в структуре своих пьес воплощает этический персонализм как выражение «русской идеи», проблему соотношения «отдельной личности» и «совокупной личности» в истории, условия уничтожения «нравственного человека» и инверсии основных моральных качеств в определенные эпохи национальной жизни. (Гл.4.§3.)

К 70-м годам появление новых этических учений приводит к тому, что нравственно-психологический конфликт в ряде пьес замещает столкновение и борьбу разнонаправленных политических сил. В результате этого диалектика связи концепции личности, типа драматического конфликта и характера драматического действия способствует развитию новых жанровых модификаций исторической пьесы. Обращение к неоднозначно оцениваемым историческим личностям отражает интерес к вечной проблеме личного и сверхличного в истории и художественном творчестве. Новое осмысление важных моментов исторической жизни нации и извлеченных из них уроков подхлестывает возникшее ранее стремление создать идеальную историческую модель, суть которой в индивидуализированной мере вечности, проявляющейся через феноменальные признаки исторического объекта. (Гл.5.)

В структуре исторической драмы последней трети века происходит окончательный отход от дискурсивно-идеологической модели истории как истории общественных движений и политической борьбы. Этот процесс сопровождается размыванием жанрово-родовых границ исторической пьесы, переосмыслением и перестройкой природы трагического, основ драматического действия. Развивающиеся под знаком эсхатологии теургии представления об историческом процессе как чередовании кризисов и перемен порождали потребность «досоздать» или даже «пересоздать» историю. Это влекло драматургов в область мифотворчества, поскольку лишь в этой области мог быть объяснен феномен русской исторической жизни - еще не наступившие но воздействующие из будущего на настоящее события осознавались важными и значимыми символами, которые корректировали и трансформировали настоящее. В контексте этих представлений А.К.Толстой создает драматическую модель «альтернативной истории», этико-эстетический кодекс которой вбирает в себя мотив «неосуществившегося исторического предназначения», представления о персональной теодицее исторической личности и возможности осуществления предназначения», концепцию теономной этики в персональной теодицее исторической личности и идеи «возмездия». (Гл. 5. §1)

Теоретические размышления и художественная практика Л.Толстого-драматурга свидетельствуют о том, что, по его убеждению, существующая историческая драма как жанровая форма, неспособная вместить все многообразие концептуальных моделей истории, изжила себя. Поиски новых принципов постижения исторической действительности привели писателя к представлению о человеческой истории как истории духа, что потребовало создания принципиально новой драматической формы. Но созданная писателем новая художественная парадигма, синтезирующая драму и трактат, «публицистическое действие» и «действенную публицистику» не была воспринята современниками в силу неподготовленности художественного сознания. Неприятие новой драматической формы обусловило непонимание и, как следствие, неприятие толстовских представлений о нравственности истории и исторической нравственности как критериев и условий развития человечества. Это, с одной стороны, не позволило развиться принципиально новой исторической драматургии (структурно традиционные пьесы XX века художественно интерпретируют историческое событие с точки зрения столкновения классовых интересов - «Сполошный зык (Стенька Разин)» Ю. Юрьина, «Пугачевщина» К. Тренева и др.). С другой - исторические представления Толстого 80-х годов, фрагментарно включенные в публицистику и воплощенные в этико-эстетических принципах его драматургии, не воспринимались (и не воспринимаются до настоящего времени) как завершенная целостная концепция, и поэтому в противоречивом контексте отечественной философии истории не заняли значительного места. В связи с этим неприятие драматургии Л. Толстого его современниками и последующим поколением, как нам представляется, было обусловлено неподготовленностью русского культурного сознания к восприятию новых, неопробованных в западном интеллектуальном пространстве исторических моделей, которые писатель попытался воплотить в особой структуре драматического действия. (Гл.5.§2.)

Таким образом, эволюция этических смыслов (историческая интерпретация христианского этического идеала, секуляризация этической мысли, развитие этического образования, формирование отечественной нравственной философии) сложно коррелирует с развитием русской историософии и определяет характер и своеобразие эстетического развития исторической драмы в разные десятилетия XIX столетия. Драматургия воплощает различные аспекты «русской идеи» в соответствующих этим аспектам, по убеждению авторов, драматических формах, вектор развития которых весьма причудлив и неоднозначен. Этико-эстетический кодекс русской исторической драмы XIX века эволюционирует в направлении от подвергавшихся влиянию классицистической традиции этико-эстетической модели в драме переходного периода к эстетическому морализму романтизма; от историко-политической драмы декабристов к религиозно-философской драматургии славянофилов; от пушкинских принципов драмы к идеалистической драматургии 40-х годов; от религиозно-мистической драмы к драме реалистической в драматургии середины века, от предельно социологизированных представлений об историческом процессе до рассмотрения исторического движения как эволюции человеческого духа в последней трети века.

Список научной литературыДудина, Татьяна Павловна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Аверинцев, С.С. К истолкованию символики мира от Эдипа Текст. / С.С. Аверинцев // Античность и современность. М., 1972. - С. 43.

2. Аверкиев, Д.В. О драме Текст. / Д.В. Аверкиев. Спб., 1883. - 410 с.

3. Аверкиев, Д.В. Драмы Текст.: в 3 т / Д.В. Аверкиев. Пб., 1906.

4. Адрианова-Перетц, В.П. К вопросу об изображении «внутреннего человека» в русской литературе XI-X1Y веков Текст. / В.П. Адрианова-Перетц //Вопросы изучения русской литературы XI-XIX веков. М., 1958. - С. 39.

5. Азнауров, A.A. Этика великих русских революционных демократов Текст. / A.A. Азнауров. М., 1960. - 310 с.

6. Аксаков, К.С. О русском воззрении Текст. / К.С. Аксаков //Русская идея. -М, 1992.-С. 111-112.

7. Аксаков, С.Т. Собр. соч. Текст.: в 4 т. / С.Т. Аксаков. М., 1956. - Т.1. -С. 23.

8. Актуальные проблемы семиотики культуры Текст.: сб. научных статей. -Тарту, 1987.-308 с.

9. Алексей Степанович Хомяков в восприятии современников Текст. -Тула, 2004.-351 с.

10. Ю.Алексеев, М.П. Пушкин. Сравнительно-исторические исследования Текст. /М.П. Алексеев. Л., 1972. - 191 с.

11. Алексеев М.П. «Борис Годунов» A.C. Пушкина Текст. / М.П. Алексеев.-Л., 1936.- 190 с.

12. Альтман, И. Драматургия Текст. / И. Альтман. М., 1936. - 291 с.

13. З.Альтман, И. Пушкин и драма Текст. / И. Альтман // Лит. критик. -1937.-№ 10.-С. 85-100.

14. Алперс, Б. Драматургия Текст. / Б. Алперс. М., 1933. - 193 с.

15. Алперс, Б. Театральные очерки Текст.: в 2 т. / Б. Алперс. М., 1977. -Т. 1.-566 с.-Т. 2.-519 с.

16. Алперс, Б. Актерское искусство в России Текст. / Б.Алперс. М.-Л., 1945. - Т.1. - С. 55.

17. Анализ драматического произведения Текст. Л., 1988. - 126 с.

18. Андреев, A.A. Этика великих русских революционных демократов Текст. / A.A. Андреев. М., 1960. - 234 с.

19. Андреев, М.Л. Метасюжет в театре Островского Текст. / М.Л. Андреев. -М., 1995.- 128 с.

20. Андреев, Ю.А. Движение реализма Текст. / Ю.А. Андреев. Л., 1978. -214 с.

21. Анненков, П.В. Новейшая историческая сцена Текст. / П.В. Анненков // Вестник Европы. 1868. - № 3. - С.8.

22. Анненков, П.В. Последнее слово русской исторической драмы Текст. / П.В. Анненков // Вестник Европы. 1868. - № 7. - С. 17.

23. Анненков, П.В. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки произведений Текст. / П.В. Анненков. Спб., 1873. - С. 126.

24. Анненков, П.В. Воспоминания и критические очерки. 1849-1868. Текст. /П.В. Анненков.-Спб., 1979. 4.2. - С. 15-233.

25. Анкерсмит, Ф. Нарративная логика. Семантический анализ языка историков Текст. / Ф. Анкерсмит. М., 2003. - 204 с.

26. Аникст, A.A. История учений о драме. Теория драмы на Западе во второй половине XIX века Текст. / A.A. Аникст. М., 1988. - 311 с.

27. Аникст, A.A. История учений о драме. Теория драмы в России от Пушкина до Чехова Текст. / A.A. Аникст. М., 1972. - 643 с.

28. Аникст, A.A. История учений о драме. Теория драмы на Западе в первой половине XIX века. Эпоха романтизма Текст. / A.A. Аникст. М., 1980.-343 с.

29. Аникст, A.A. История учений о драме. Теория драмы от Гегеля до Маркса Текст. / A.A. Аникст. М., 1983. - 286 с.

30. Аникст, A.A. История учений о драме. Теория драмы от Аристотеля до Лессинга Текст. / A.A. Аникст. М., 1968. - 455.

31. Апресян, Р.Г. Проблема другого «я» и моральное самосознание личности Текст. / Р.Г. Апресян //Философские науки. М., 1986. - № 6. - С. 54-56.

32. Апушкин, Я.В. Драматическое волшебство Текст. / Я.В. Апушкин. -М., 1966.- 145 с.

33. Арденс, Н. Драматургия и театр Пушкина Текст. / Н. Арденс. М., 1939. - 198 с.

34. Аристотель. Поэтика. Об искусстве поэзии Текст. / Аристотель // Соч.: в 4 т. Т. 4. - М., 1984. - С. 645-680.

35. Аристотель. Никомахова этика Текст. / Аристотель // Соч.: в 4 т. Т. 4.-М., 1984.

36. Аристотель. Большая этика. Текст. /Аристотель // Соч.: в 4 т. Т. 4. -М., 1984.

37. Артановский, С.Н. На перекрестке идей и цивилизаций Текст. / С.Н. Артановский. Спб., 1994. - 224 с.

38. Архипова, A.B. Драматургия декабристов Текст. // История русской драматургии XYII- первой половины XIX века. JL, 1982. - С. 239-261.

39. Архипова, A.B. Историческая драматургия эпохи романтизма Текст. / A.B. Архипова // Русский романтизм. JI., 1978. - С. 35.

40. Асмус, В.Ф. Этика Канта Текст. / В.Ф. Асмус // Кант И. Соч.: в 4.т. -Т. 1.-М, 1965.-С. 5.

41. Асмус, В.Ф. Античные мыслители об искусстве Текст. / В.Ф. Асмус. -М., 1937.-275 с.

42. Асмус, В.Ф. Немецкая эстетика XYIII века Текст. / В.Ф. Асмус. М, 1963.-311 с.

43. Афанасьева, Н. Теория драмы Л.Н.Толстого Текст. / Н. Афанасьева // Театр. 1960. - № 11. - С. 83-90.

44. Афанасьев, Э.Л. На пути к XIX веку. Русская литература 1790-1810 гг. Текст. / Э.Л. Афанасьев. М, 2002. - 304 с.

45. Ахиезер, A.C. Российская государственность, история, традиции, перспективы Текст. / A.C. Ахиезер. М., 1977. - 412 с.

46. Ахиезер, A.C. Россия: Критика исторического опыта Текст. /A.C. Ахиезер. Новосибирск, 1997. - С. 34-80.

47. Ахиезер, A.C. Социально-культурные проблемы развития России. Философский аспект Текст. / A.C. Ахиезер. -М., 1992. С. 16-19.

48. Ахиезер, A.C. От прошлого к будущему //Россия: критика исторического опыта Текст. / A.C. Ахиезер. Новосибирск, 1997. - Т. 1. - С. 6090.

49. Бабичева, Ю.В. Эволюция жанров русской драмы XIX начала XX века Текст. / Ю.В. Бабичева. - Вологда, 1982. - 198 с.

50. Балухатый, С.Д. Приемы драматургического анализа Текст. / С.Д. Балухатый. -М., 1927. 184 с.

51. Барро, Ж.-Л. Размышления о театре Текст. / Ж.-Л. Барро. М., 1963. -156 с.

52. Барсуков, Н.П. Жизнь и труды М.П.Погодина Текст. / Н.П. Барсуков. -Спб, 1889.-С. 45, 87,315.

53. Барулин, B.C. Социально-философская антропология Текст. / B.C. Барулин.-М., 1994.-255 с.

54. Батте. Начальные основания словесности Текст. / Батте. М., 1806. -С.31.

55. Бахтин, М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике Текст. / М.М. Бахтин // Вопросы литературы и эстетики.-М., 1975.-С. 234-408.

56. Бахтин, М.М. Проблема содержания материала и формы в словесном художественном творчестве Текст. / М.М. Бахтин // Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. - С. 6-72.

57. Бахтин, М.М. Проблемы поэтики Достоевского Текст. / М.М. Бахтин. -М., 1962.-345 с.

58. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества Текст. / М.М. Бахтин. -М., 1988.-327 с.

59. Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики Текст. / М.М. Бахтин. -М, 1975.-504 с.

60. Барт, Р. Эффект реальности Текст. // Р. Барт. Избранные работы. М., 1994.-570 с.

61. Белозерская, И. Василий Трофимович Нарежный. Историко-литературный очерк Текст. / И. Белозерская. Спб., 1898. - 23 с.

62. Белинский, В.Г. Полн. собр. соч. Текст.: в 13. / В.Г. Белинский. Т. -М.-Л., 1953-1959.

63. Белинский, В.Г. О драме и театре Текст.: в 2 т. / В.Г. Белинский. М., 1983.

64. Бентли, Э. Жизнь драмы Текст. / Э.Бентли. М., 1978. - 321 с.

65. Бердяев, Н. Самопознание Текст. / Н. Бердяев. М.: Харьков, 2005. -620 с.

66. Бердяев, Н. Судьба России. Опыты психологии войны и национальности Текст. / Н. Бердяев. М., 1918. - 260 с.

67. Бердяев, Н. Теософия и антропология в России Текст. / Н. Бердяев. -М., 1991.-278 с.

68. Бердяев, Н. Гносеологические размышления об оккультизме Текст. / Н. Бердяев // Труды и дни. 1916. - № 8. - С. 12.

69. Бердяев, Н. Алексей Степанович Хомяков Текст. Н. Бердяев. М., 1912.-28 с.

70. Бердяев, Н. Философия творчества, культуры и искусства Текст.: в 2 т. /Н. Бердяев.-М., 1994.

71. Березовская, Л.Г. Нетипичная личность в историческом пространстве или эффект «белой вороны» Текст. / Л.Г. Березовская //Общественные науки и современность. 1998. - № 6. - С. 19.

72. Берковский, Н.Я. Литература и театр Текст. / Н.Я. Берковский. М., 1939.-296 с.

73. Бицын, Н. Смута Текст. / Н. Бицын. -М., 1867. 145 с.

74. Блок, В.В. Заметки о драматургическом конфликте Текст. / В.В. Блок // Театр. 1971. - № 4. - С. 34-42.

75. Блок, В.В. Диалектика театра Текст. / В.В. Блок. М., 1983. - 296 с.

76. Блюменфельд, В. Драматургическая теория Дидро Текст. / В. Блю-менфельд. Л., 1936. - 16 с.

77. Богомолов, Н.А Русская литература начала XX века и оккультизм. Материалы и исследования Текст. / H.A. Богомолов. М., 1999. - С. 53.

78. Бонди, С.М. О Пушкине. Статьи и исследования Текст. / С.М. Бонди. -М., 1978.-456 с.

79. Бонди, С.М. Драматургия А.С.Пушкина и русская драматургия XIX века Текст. / С.М. Бонди // Пушкин родоначальник новой русской литературы. -М., 1941. - С. 423-427, 471-491.

80. Бонецкая, Н.К. Русская софиология и антропология Текст. / Н.К. Бонецкая // Вопросы философии. 1995. - № 7. - С. 35.

81. Борев, Ю. Б. О трагическом Текст. / Ю.Б. Борев. М., 1961. - 392 с.

82. Борев, Ю.Б. Основные эстетические категории Текст. / Ю.Б. Борев. -М., 1960.-44 с.83.«Борис Годунов» и драматургия 20-х годов Текст. // «Борис Годунов» А.С.Пушкина. Л., 1996. - С. 43-79.

83. Бочаров, С.Г. Характеры и обстоятельства Текст. / С.Г. Бочаров // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. -М., 1962.-Т. 1.-С. 312-451.

84. Бочкарев, В.А. Стихотворная трагедия конца XYIII- начала XIX веков Текст. / В.А. Бочкарев // Стихотворная трагедия конца XYIII- начала XIXвеков.-М.-Л., 1964. -С. 5-36.

85. Бочкарев, В.А. Русская историческая драматургия начала XIX века (1800-1815 гг.) Текст. / В.А. Бочкарев.-Куйбышев, 1959.-479 с.

86. Бочкарев, В.А. Русская историческая драматургия периода подготовки восстания декабристов Текст. ] / В.А. Бочкарев. Куйбышев, 1968. -527 с.

87. Бочкарев, В.А. Островский и русская историческая драматургия Текст. / / В.А. Бочкарев. Куйбышев, 1955. - 232 с.

88. Бочкарев, В.А. Проблемы русской поэзии, критики, драматургии XIX века Текст. Куйбышев, 1978. - 90 с.

89. Бочкарев, В.А. Трагедия Пушкина «Борис Годунов» и отечественная литературная традиция Текст. / В.А. Бочкарев. Самара: СамГПИ, 1993.- 146 с.

90. Бочкарев, В.А. Некоторые вопросы теории драмы в освещении Н.Г. Чернышевского Текст. / В.А. Бочкарев // Чернышевский Н.Г. Статьи, исследования, материалы. Саратов, 1961.-С. 174-198.

91. Бочкарев, В.А. Сюжетно-композиционная структура художественного произведения Текст. / В.А. Бочкарев. Куйбышев, 1979. - 154 с.

92. Бочкарев, В.А. Русская историческая драматургия XYII-XYIII в.в. Текст. / В.А. Бочкарев. М, 1988. - 224 с.

93. Боцяновский, H.A. H.A. Полевой как драматург Текст. / H.A. Боцянов-ский. Спб, 1886. - 26 с.

94. Буало, Н. Поэтическое искусство Текст. / Н. Буало. М, 1957. - 231 с.

95. Бухмейер, К.К. Л.А.Мей Текст. / К.К. Бухмейер // Мей Л.А. Избр. произв.-М, 1985.-С. 5.

96. Бухаркин, П.Е. Автор в трагедии классицизма Текст. / П.Е. Бухаркин // Автор и текст: сб. ст. Спб, 1996. - С. 84-105.

97. Бэкон. О достоинстве и приумножении наук Текст. / Бэкон // Соч.: в 2 т.-М, 1977.-Т. 1.

98. Бялый, Г.А. Русский реализм конца XIX века Текст. / Г.А. Бялый. Л, 1973.-321 с.

99. Ванслов, В.В. Эстетика романтизма Текст. / В.В. Ванслов. М, 1966.-402 с.

100. Ванслов, В.В. К методике содержания и формы в искусстве // Философия искусства в прошлом и настоящем Текст. / В.В. Ванслов. М, 1981.-С. 36-66.

101. Ванслов, В.В. Эстетика, искусство, искусствознание: вопросы теории и истории Текст. / В.В. Ванслов. -М, 1989.-398 с.

102. Ванштейн, О. Язык романтической мысли Текст. / О. Ванштейн. -М, 1994.-290 с.

103. Варнеке, Б. История русского театра XYII-XIX веков Текст. / Б. Варнеке. М., 1939.-363 с.

104. Вацуро, В.Э. Историческая трагедия и романтическая драма 1830-х годов Текст. / В.Э. Вацуро // История русской драматургии XYII- первой половины XIX века. М., 1982. - С. 327-368.

105. Вацуро, В.Э. Пушкин и общественно-литературное движение в пе-род последекабрьской реакции Текст. / В. Э. Вацуро, В.В. Пугачев //Пушкин. Итоги и проблемы изучения. M.-JL, 1966. - С. 38

106. Вележев, М., Лавринович М. Сусанинский миф: становление канона Текст. / М. Вележев, М. Лавринович // НЛО. 2003. - № 63. - С. 186204.

107. Бенедиктова, Т. О пользе литературной истории для жизни Текст. / Т. Бенедиктова // НЛО. 2003. - № 59. - С. 12-22.

108. Венелин, Ю.И. О характере народных песен и славян задунайских Текст. / Ю.И. Венелин. M., 1835. - С. 33-34.

109. Венелин, Ю.И. Об источнике народной поэзии вообще и южнорусской в особенности Текст. / Ю.И. Венелин. М., 1834. - С. 14.

110. Вико, Дж. Основания новой науки об общей природе наций Текст. / Дж. Вико. Л., 1940. - С.46-51.

111. Виролайнен, М.Н. Историческая драматургия 50-70-х годов Текст. М.Н. Виролайнен // История русской драматургии. Вторая половина XIX начало XX века. - Л., 1987. - С. 309-335.

112. Владимиров, C.B. Действие в драме Текст. / C.B. Владимиров. Л., 1972.- 159 с.

113. Волгин, И.Л. Метаморфозы власти: покушения на российский трон 18-19 века Текст. / И.Л. Волгин. М., 1994. - 412 с.

114. Волькенштейн, В.М. Драматургия Текст. / В.М. Волькенштейн. -М., 1969.-226 с.

115. Волк, С.С. Исторические взгляды декабристов Текст. / С.С. Волк. -М.-Л., 1958.-214 с.

116. Волков, Г. Мир Пушкина. Личность, мировоззрение, окружение Текст. / Г. Волков. М., 1989. - 270 с.

117. Володин, А.И. Проблема единства личного и общественного в творчестве Герцена Текст. / А.И. Володин // Очерки истории русской этической мысли. -М., 1976. С. 148.

118. Вопросы марксистско-ленинской эстетики и этики Текст. М., 1973.- 182 с.

119. Воробьев, Н. Художественное моделирование, конфликты и теории игр Текст. / Н. Воробьев //Содружеств наук и тайны творчества. М., 1968.-450 с.

120. Время и пространство в театральном искусстве: дискурс Текст. // Театр.- 1978.-№7. С. 15.

121. Выготский, Л.С. Психология искусства Текст. / Л.С. Выготский. -М., 1968.-576 с.

122. Вяземский, П. Эстетика. Литературная критика Текст. / П. Вяземский.-М., 1984.-275 с.

123. Галактионов, А. Русская философия Текст. / А. Галактионов, И. Ни-кандров. Л., 1970.-650 с.

124. Гарин, И. Что такое этика, культура, религия? Текст. / И. Гарин. -М., 2002. 846 с.

125. Гартман, Н. Этика Текст. / Гартман. Спб., 2002. - 710 с.

126. Гатенян, А.Я. Толстой Л.Н. Текст. / А.Я. Гатенян // Классики русской драмы. М.-Л., 1940.-291-329.

127. Гачев, Г.Д. Содержательность художественных форм. Эпос. Лирика. Театр Текст. / Г.Д. Гачев. М., 1969. - 303 с.

128. Геббель Ф. Избранное Текст.: в 2 т. / Ф. Геббель. -М., 1978.

129. Гегель Г-В-Ф. Соч. Текст.: в 6 т. /Г-В-Ф Гегель. -М., 1930-1959.

130. Гегель Г.-В.-Ф. Эстетика Текст.: в 4 т. / Г-В-Ф Гегель. М., 19681973.

131. Генон, Р. Заметки об инициации Текст. / Р. Гекон // Волшебная гора. 1995.-№6.-С. 31.

132. Генсель, П. Основные проблемы этики Текст. / П. Генсель. Спб., 1905.- 154 с.

133. Георгиева, Г.С. История русской культуры Текст. / Г.С. Георгиева. -М., 1998.-360 с.

134. Гердер, И.Г. Идея к истории человечества Текст. / И.Г. Гердер. М., 1977.-С. 228-229.

135. Герцен об искусстве Текст. М., 1954. - 248 с.

136. Герменевтика. Психология. История. Вильгельм Дильтей и современная философия Текст. М., 2002. - 208 с.

137. Гессен, Р. Технические приемы драмы Текст. / Р. Гессен. Спб., 1912.-187 с.

138. Гижицкий, Г. Основы морали Текст. / Г. Гижицкий. Одесса, 1895. -С. 14-28.

139. Гиллельсон, М.И. Вяземский. Жизнь и творчество Текст. / М.И. Гиллельсон. JL, 1969. - С. 66-68.

140. Гинзбург, К. Мифы Эмблемы - Приметы. Морфология и история Текст. / К. Гинзбург. - М., 2003. - 367 с.

141. Глинка, С.Н. Михаил, князь Черниговский Текст. / С.Н. Глинка. -М., 1908.- 143 с.

142. Гоголь, Н.В. Полн. собр. соч. Текст. / Н.В. Гоголь. M.-JL, 1952. -Т. 8.-С. 280-281.

143. Голенищев-Кутузов, A.A. Соч. Текст.: в 4 т. / A.A. Голенищев-Кутузов. Пб., 1914.

144. Гончаров, С.А. Творчество Гоголя в религиозно-мистическом контексте Текст. / С.А. Гончаров. Спб., 1997. - 338 с.

145. Горбунова, Е. Вопросы развития реалистической драмы Текст. / Е. Горбунова. М., 1963. - 508 с.

146. Горбунова, Е. Единство внутреннего и внешнего в конфликте Текст. / Е. Горбунова // Вопр. лит. 1959. - № 11. - С. 22-45.

147. Горбунова, Е. Идеи, конфликты, характеры Текст. / Е. Горбунова. -М, 1960.-419 с.

148. Городецкий, Б.П. Драматургия Пушкина Текст. / Б.П. Городецкий. -М., 1953.-359 с.

149. Городецкий, Б.П. Трагедия А.С.Пушкина «Борис Годунов». Комментарий Текст. / Б.П. Городецкий. JL, 1969. - С. 25.

150. Городецкий, Б.М. Платон Григорьевич Ободовский Текст. / Б.П. Городецкий // Исторический вестник. 1903. - № 12. - С. 34-35.

151. Гордин, A.M. Заметки Пушкина о замысле «Графа Нулина» Текст. / A.M. Гордин // Пушкин и его время. JL, 1962. - Т. 1.

152. Гофман, В. Рылеев-поэт Текст. / В. Гофман // Вопросы поэтики. -Вып. XIII.-Л, 1929.-С. 12.

153. Греков, Б.Д. Исторические воззрения Пушкина Текст. / Б.Д. Греков //Исторические записки. -М, 1937.-T. 1.-С. 44.

154. Гринин, Л.Е. Философия, социология и теория истории Текст. / Л.Е. гринин. Волгоград, 1998. - С.69.

155. Гройс, Б. Поиск русской национальной идентичности Текст. / Б. Гройс // Россия и Германия. Опыт философского диалога. М, 1993.

156. Громов, П. Идеи, конфликт, характер Текст. / П. Громов // Звезда. -1958.-№8.

157. Грот, К.Я. Н.М. Карамзин и Ф.Н.Глинка Текст. / К.Я. Грот. Спб., 1903.-С.52.

158. Грот, Я. Жизнь Державина по его сочинениям и письмам и по историческим документам Текст. / Я. Грот. Спб, 1880. - С. 877-878.

159. Гуковский, Г.А. Пушкин и проблемы реалистического стиля Текст. / Г.А. Гуковский. М, 1957.-414 с.

160. Гуковский, Г.А. «Борис Годунов» Е.М.Лобанова Текст. // Г.А. Гуковский // Пушкин и проблемы реалистического стиля. М, 1957.

161. Гуковский, Г.А. Русская литературно-критическая мысль в 17301750 г.г. Текст. / Г.А. Гуковский // XYIII век. М.-Л., 1962. - С. 103.

162. Гуревич, A.M. Романтизм в русской литературе Текст. / A.M. Гуре-вич.-М, 1980.-103 с.

163. Гуревич, П.С. Культурология Текст. / П.С. Гуревич. М., 1996. -288 с.

164. Гусев, Ю. Художественные конфликты и реальность Текст. / Ю. Гусев // Вопр. лит. 1986. - № 2. - С. 47-78.

165. Гуссейнов, A.A. Этика Текст. / A.A. Гуссейнов, Р.Г. Апресян. М., 1999.-390 с.

166. Данилевский, Н.Я. Россия и Европа Текст. / Н.Я. Данилевский. М., 1992.-С. 50-508.

167. Данилов, С.С. Русский драматический театр XIX века Текст. / С.С. Данилов.-Л., 1974.-Т. 1-2.-384 с.

168. Данилов, С.С. Очерки по истории русского драматического театра. Текст. / С.С. Данилов. М., 1948. - С. 387-392.

169. Дементьев, А.Г. Очерки по истории русской журналистики Текст. /

170. A.Г. Дементьев.-М., 1951. 308 с.

171. Денисюк, Н.Ф. Гр. А.К.Толстой. Его время, жизнь и сочинения Текст. /Н.Ф. Денисюк. -М., 1907. 112 с.

172. Денисюк, Н.Ф. Критическая литература о произведениях А.Н. Островского Текст. / Н.Ф. Денисюк. М., 1907. - С. 11-340.

173. Державин, Г.Р. Соч. Текст.: в 8 т.: Г.Р. Державин. Спб., 1880.

174. Дмитриев, А. Контекст и метод. Текст. / А. Дмитриев // НЛО. -2004. № 66.

175. Днепров, В. Литература и нравственный опыт человека Текст. /

176. B. Днепров. М., 1970. - 424 с.

177. Добин, Е.С. Сюжет и действительность Текст. / Е.С. Добин. М., 1976.-276 с.

178. Дотцауэр, А.Ф. К вопросу об исторических источниках драматической трилогии А.К.Толстого Текст. / А.Ф. Дотцауэр // Уч. зап. Сарат. госпединст. Вып. 12. - Саратов, 1948. - С. 29-52.

179. Дризен, Н.В. Драматургическая цензура двух эпох. 1825-1887. Текст./Н.В. Дризен. Спб., 1913.-346 с.

180. Дробницкий, О.Г. Моральная философия Текст. / О.Г. Дробницкий. -М., 2002.-390 с.

181. Добролюбов, H.A. Полн. собр. соч. Текст.: в 6 т./ H.A. Добролюбов. -Л., 1935.

182. Дубко, Е.Л. Идеал, справедливость, счастье Текст. / Е.Л. Дубко, В.А. Титов.-М., 1989.- 191 с.

183. Евнин, Ф.И. А.Ф. Писемский Текст. / Ф.И. Евнин. М., 1945. - 234 с.

184. Евреинов, H.H. История русского театра. С древнейших времен до 1917 года Текст./H.H. Евреинов.-Нью-Йорк, 1955.-611 с.

185. Емельянов, Б.В. Этические концепции либеральных народников Текст. / Б.В. Емельянов // Очерки этической мысли в России конца XIX- начала XX века. М., 1985.

186. Еремеев, Т.Д. Искусство как мышление Текст. / Т.Д. Еремеев. М., 1982.-223 с.

187. Еремин, М. Писемский драматург Текст. / М. Еремин //Писемский А.Ф. Пьесы.-М., 1958.-С. 5.

188. Ерыгин, А.Н. Восток Запад - Россия (Столкновение цивилизацион-ного подхода в исторических исследованиях) Текст. / А.Н. Ерыгин. Ростов н/Д, 1993.

189. Есюков, А.И. Философские аспекты русской богословской мысли. (Вторая половина XYIII начало XIX века) Текст. /А.И. Евсюков. -Архангельск, 2003. - 327 с.

190. Жданов, И.Н. О драме А.С.Пушкина «Борис Годунов» Текст. / И.Н. Жданов.-Спб., 1892.

191. Живов, В.М. Иван Сусанин и Петр Великий. О константах и переменных в составе исторических персонажей Текст. / В.М. Живов // НЛО. 1999. -№ 8.

192. Жихарев, С.П. Записки современника Текст. / С.П. Жихарев. М.-Л., 1934.-С. 321.

193. Жуковский, В.А. Полн. собр. соч. Текст. / В.А. Жуковский. Спб., 1902.-Т. 9.-С. 97.

194. Журавлева, А.И. Русская драма эпохи Островского Текст. / А.И. Журавлева // Русская драма эпохи Островского. М., 1984. - С. 54.

195. Журавлева, А.И. Русская драма и литературный процесс XIX века: от Гоголя до Чехова Текст. / А.И. Журавлева. М., 1988. - 198 с.

196. Замотан, И.И. Романтизм 20-х годов XIX столетия в русской литературе Текст. / И.И. Замотан. -М., 1913.

197. Зверев, В.П. Федор Глинка русский духовный писатель Текст. / В.П. Зверев. М., 2002. - 346 с.

198. Зеленецкий, И. О предмете и значении политической истории Текст. // И. Зеленецкий. Опыт исследования некоторых теоретических вопросов.-М., 1835.-Т. 1.-С. 64.

199. Зеньковский, В.В. Русские мыслители и Европа Текст. / В.В. Зень-ковский.-М., 2005.-490 с.

200. Зеньковский, В.В. История русской философии Текст.: в 2 т. / В.В. Зеньковский. Л., 1991.

201. Зись, А. Искусство и эстетика Текст. / А. Зись. М., 1975. - 447 с.

202. Золотухина-Оболина, Е.В. Современная этика: истоки и проблемы. Текст. / Е.В. Золотухина-Оболина. Ростов н/Д, 2000.

203. Зубков, Ю.А. Герой и конфликт в драме Текст. / Ю.А. Зубков. М., 1975.-280 с.

204. Зубов, В.П. Избранные труды по истории философии и эстетики. Текст. / В.П. Зубов. М., 2004. - 448 с.

205. Зубов, В.П. Толстой и русская эстетика 90-х годов Текст. / В.П. Зубов // Избранные труды по истории философии и эстетики. М, 2004. -С. 330-331.

206. Иванов, Вяч. О русской идее Текст. / Вяч. Иванов // Золотое руно. 1909.-№3.

207. Иванов, Вяч. Родное и вселенское Текст. / Вяч. Иванов. М, 1994.

208. Иванов-Разумник, Р.В. История русской общественной мысли Текст. / Р.В. Иванов-Разумник. Спб., 1914.-Т. 1. - С. 341-368.

209. Избранные произведения Блаженного Августина Текст.: в 4 ч. М., 1786.-Ч. З.-С. 2.

210. Ильин, В.В. Российская цивилизация: содержание, границы, возможности Текст. / В.В. Ильин, A.C. Ахиезер. М, 2000. - С. 68-75.

211. Иодль, Ф. История этики в новой философии Текст. / Ф. Иодоль. -М., 1896.-С. 62.

212. Искусство в системе культуры Текст.: сб. ст. JI, 1981. - С. 23.

213. История русской драматургии. XYII первая половина XIX века. Текст.-Л, 1982.-532 с.

214. История русской драматургии. Вторая половина XIX начало XX века (до 1917 года) Текст. - Л, 1987. - 560 с.

215. История русской критики Текст. М.-Л, 1958. - 526 с.

216. История романтизма в русской литературе. 1825-1840 Текст. М, 1979.-С. 203-224.

217. История и историософия в литературном преломлении Текст. -Тарту, 2002. 346 с.

218. История этических учений Текст. М, 2003. - 911 с.

219. История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли Текст. -М, 1964. -Т.1,2.

220. Иоффе, И. Синтетическая история искусства Текст. / И. Иоффе. -Л., 1933.- 168 с.

221. Ищук-Фадеева, Н.И. Драма и обряд Текст. / Н.И. Ищук-Фадеева. -Тверь, 2001.-80 с.

222. Каган, М.С. Искусство в системе культуры Текст. / М.С. Каган. JL, 1987.-298 с.

223. Каган, М.С. Философия культуры Текст. / М.С. Каган. Спб., 1996. -304 с.

224. Кант, И. Соч. Текст.: в 6 т. /И. Кант-М., 1963-1966.

225. Каменский, З.А. Русская эстетика первой трети XIX века. Классицизм. Текст. / З.А. Каменский // Русские эстетические трактаты первой трети XIX века: в 2 т. М., 1974. - Т. 1. - С. 7-70.

226. Капнист, В.В. Собр. соч. Текст.: в 2 т. / В.В. Капнист. M.-JL, 1960. -С. 474.

227. Караганов, А. Характеры и обстоятельства Текст. / А. Караганов. -М., 1959.-398 с.

228. Карамзин, Н.М. История государства Российского Текст. / Н.М. Карамзин.-М., 1993.-Т. 1-12.

229. Кареев, Н.И. Философия истории Текст. / Н.И. Кареев // Философия истории в России. -М., 1996. С. 123.

230. Карская, Т.Я. Крылов и эстетика русского театра Текст. / Т.Я. Карская // Русские классики и театр. -M.-JL, 1947. С. 44.

231. Карташов, A.B. Очерки по истории русской церкви Текст.: в 2 т./ A.B. Карташов. М., 1993.

232. Карягин, A.A. Драма как эстетическая проблема Текст. / A.A. Каря-гин.-М., 1978.-224 с.

233. Карягин, A.A. Некоторые эстетические проблемы современной драмы Текст. / A.A. Карягин. М., 1964. - 18 с.

234. Карягин, A.A. Социальные функции искусства и его видов Текст. / A.A. Карягин. М., 1980. - С. 65.

235. Кассирер, Э. Избранное. Опыт о человеке Текст. / Э. Кассирер. М., 1998.-506 с.

236. Катышева, Д.Н. Вопросы теории драмы. Действие. Композиция. Жанр. Текст. / Д.Н. Катышева. Спб, 2001. - 205 с.

237. Кашин, Н.П. Этюды об Островском Текст. / Н.П. Кашин. М., 1912. -С. 37.

238. Киреевский, И.В. В ответ А.С.Хомякову Текст. / И.В. Киреевский // Русская идея. М., 1992. - С. 66-72.

239. Киреевский, И.В. Критика и эстетика Текст. / И.В. Киреевский. -М., 1979.305 с.

240. Киреевский, И. Обозрение современного состояния литературы Текст. И.В. Киреевский//Полн. собр. соч.: в 12 т. -М., 1911.-Т. 1. -С.145.

241. Киселева, JI.H. Становление русской национальной мифологии в николаевскую эпоху (сусанинский сюжет) Текст. / JI.H. Киселева // Лотмановский сборник. Вып. 2. - М., 1997. - С. 279-303.

242. Классики русской драмы Текст. Л.-М., 1940. - 387 с.

243. Ключевский, В.О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли Текст. / В.О. Ключевский. -М., 1991. 624 с.

244. Ключевский, В.О. Соч. Текст.: в 8 т. / В.О. Ключевский. М., 1957. -Т.З.-С. 23.

245. Ковалев, А.Г. Психологические особенности человека Текст. /

246. A.Г. Ковалев, В.Н. Мясищев. Л., 1957. - 264 с.

247. Ковалевская, Н. Русский классицизм. Живопись. Скульптура. Графика. Текст. / Н. Ковалевская. М., 1964. - 287 с.

248. Ковынев, В.М. О диалектико-материалистической природе художественного конфликта Текст. / В.М. Ковынев. Саратов, 1965. - 64 с.

249. Кожина, В.А. Виды искусства Текст. / В.А. Кожина. М., 1960. -122 с.

250. Кожинов, В.В. Художественный образ и действительность Текст. /

251. B.В. Кожинов // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. М., 1962. - С. 58-72. - Т. 1.

252. Кожинов, В.В. К методологии истории русской литературы (О реализме 30-х годов XIX века) Текст. /В.В. Кожинов // Вопросы литературы. 1968. -№ 5. - С. 16-27.

253. Козмин, Н.К. Очерки по истории русского романизма Текст. / Н.К. Козмин. Спб., 1903. - С. 12.

254. Козмин, Н.К. Взгляд Пушкина на драму Текст. / Н.К. Козмин. -Спб., 1900.

255. Кон, И. Социология личности Текст. / И. Кон. М., 1967. - С. 32.

256. Конт, О. Дух позитивной философии Текст. / О. Конт. Спб., 1899.

257. Кондаков, И.В. Смута: К типологии переходных эпох в истории русской культуры Текст. / И.В. Кондаков // Переходные процессы в Русской художественной культуре. М., 2003. - С. 45-49.

258. Копалов, В.И. Русская идея: история и современность Текст. / В.И. Копалов // Судьба России: прошлое, настоящее, будущее. Екатеринбург, 1994.-С. 46-48.

259. Корман, Б.О. Изучение текста художественного произведения (Драматическое произведение. Способы выражения авторского сознания. Классификация драматических произведений) Текст. / Б.О. Корман. -М., 1974. 125 с.

260. Королева, Н.В. Декабристы и театр Текст. / Н.В. Королева. Л., 1975.-263 с.

261. Королева, Н.В. История русской театральной критики Текст. / Н.В. Королева, Г.А. Лапкина. Л., 1976. - 112 с.

262. Костелянец, П.О. Драма и действие Текст. / П.О. Костелянец // Лекции по теории драмы. Л., 1976. - 157 с.

263. Костомаров, Н.И. По поводу новейшей исторической сцены Текст. / Н.И. Костомаров // Вестник Европы. 1867. - № 2. - С. 97-100.

264. Костомаров, Н.И. Исторические монографии и исследования Текст.: в 2 кн. / Н.И. Костомаров. М, 1989.

265. Костомаров, Н.И. Тайна истории Текст. / Н.И. Костомаров // Философия истории в России. М., 1996. - С. 128-130.

266. Котляревский, П. Трилогия А.К.Толстого как национальная трагедия Текст. / П. Котляревский // Старинные портреты. Спб., 1907. - С. 273-416.

267. Кочеткова, Н.Д. Трагедия и сентиментальная драма начала XIX века Текст. / Н.Д. Кочеткова // История русской драматургии. Конец XYII-первая половина XIX века. Л, 1982. - С. 181 -220.

268. Кошелев, В.А. Эстетические и литературные воззрения русских славянофилов. 1840-1850-е годы Текст. / В.А. Кошелев. Л, 1984. - С. 185 с.

269. Кошелев, В.А. Парадоксы Хомякова: Заметки и наблюдения Текст. / В.А. Кошелев. М, 2004. - 213 с.

270. Кравченко, В.В. Мистицизм в русской философской мысли XIX-начала XX века Текст. / В.В. Кравченко. М, 1997. - 235 с.

271. Кранц, Э. Опыт философии литературы. Декарт и французский классицизм Текст. / Э. Кранц. Спб, 1902. - С. 34-35.

272. Краснобаев, Б.И. Основные черты и тенденции развития русской культуры в XYIII веке Текст. / Б.И. Краснобаев // Очерки русской культуры XYIII века. М, 1985. - С. 80-83.

273. Критическая литература о произведениях А.Н.Островского Текст.: в 4 т. М, 1906-1907.

274. Кропоткин, П.А. Этика Текст. / П.А. Кропоткин. М, 1922. - 406 с.

275. Кубасов, И. Платон Григорьевич Ободовский Текст. / И. Кубасов // Русская старина. 1911. - № 11.

276. Кубланов, Б.Г. Критика теории драмы Г.Фрейтага Текст. / Б.Г. Кубланов. Львов, 1941. - 120 с.

277. Кудрявая, Н.В. Лев Толстой о смысле жизни Текст. / Н.В. Кудрявая . -М„ 1993.-С. 110.

278. Кулакова, Л.И. Очерки истории русской эстетической мысли XYIII века Текст. / Л.И. Кулакова. Л., 1968. - 286 с.

279. Кулешов, В.И. История русской критики Текст. / В.И. Кулешов. -М., 1972.-526 с.

280. Кулешов, В.И. Славянофилы и русская литература Текст. / В.И. Кулешов.-М., 1976.-288 с.

281. Кулешов, В.И. Литературные взгляды и творчество славянофилов. Текст. / В.И. Кулешов. М., 1976. - 342 с.

282. Кулешов, В.И. Славянофилы и романтизм Текст. / В.И. Кулешов // К истории русского романтизма. -М., 1973.-С. 54-55.

283. Куницын, Г.И. Общечеловеческое в литературе Текст. / Г.И. Куни-цын.-М, 1980.-311 с.

284. Купреянова, E.H. К вопросу о классицизме Текст. / E.H. Купреянова //XYIII век. -М.-Л., 1959.-С. 38.

285. Кургинян, М.С. Драма Текст. / М.С. Кургинян // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. М., 1964. - Т. 2. -С. 317-338.

286. Кьеркегор, С. Наслаждение и долг Текст. / С. Кьеркегор. Спб., 1894.-С. 32.

287. Лаврецкий, А. Эстетика Белинского Текст. / А. Лаврецкий. М., 1959.-С. 22-26.

288. Лаврецкий, А. Эстетические взгляды русских писателей Текст. / А. Лаврецкий. -М., 1963. 303 с.

289. Лавров, П.Л. Исторические письма // Лавров П.Л. Философия и социология. Текст. // Изб. произв.: в 2 т. М., 1965.

290. Лажечников, И.И. Соч. Текст.: в 12т./ И.И. Лажечников. Пб.-М., 1883-1884.

291. Лакшин, В.Я. Искусство психологической драмы Толстого и Чехова Текст. / В.Я. Лакшин. М., 1958. - С. 67.

292. Лакшин, В.Я. Толстой и Чехов Текст. / В.Я. Лакшин. М., 1963. -С. 205.

293. Лапкина, Г.А. У истоков русской театральной критики Текст. / Г.А. Лапкина // Очерки истории русской театральной критики. Л., 1975.- С. 38.

294. Лебедев, A.A. «Русская идея». Опыты анализа и исторического применения. Ретроспекция и прогноз Текст. / A.A. Лебедев // НЛО. -2003. -№63.

295. Лебедев,А.А. Драматургия перед лицом критики. Вокруг А.Н.Островского и по поводу его Текст. / A.A. Лебедев // Идеи и темы русской критики. -М, 1974. 190 с.

296. Лебедев, К. История. Первая часть введения: идея, содержание и форма истории Текст. / К. Лебедев. -М, 1834. С. 14.

297. Лебон, Г. Психология масс Текст. / Г. Лебон // Психология масс. Хрестоматия.-М., 2000.-С. 17-18.

298. Левин, Ю.Д. Шекспир и русская культура Текст. / Ю.Д. Левин // Русский романтизм. М.-Л., 1965.

299. Левитов, Н.Д. Вопросы психологии характера Текст. / Н.Д. Левитов. -М, 1952.-С. 45-47.

300. Левитов, Н.Д. О психологических состояниях человека Текст. / Н.Д. Левитов. М., 1964. - С. 62.

301. Леонтьев, К.Н. Избранное Текст. / К.Н. Леонтьев. М., 1993. - 432 с.

302. Лессинг, Г.Э. Гамбургская драматургия Текст. / Г.Э. Лессинг. М., 1978.-С. 31.

303. Лессинг, Г.Э. Лаокоон Текст. / Г.Э. Лессинг. М., 1976. - С. 23.

304. Летопись о многих мятежах Текст. -Спб., 1771.-С. 249.

305. Лефевр, В.А. Конфликтующие структуры Текст. / В.А. Лефевр. -М., 1973.-С. 48.

306. Лефор, К. Политические очерки (XIX-XX век) Текст. / К. Лефор. -М., 2000.-С. 86-87.

307. Лиддел, Г.Г.Х. Стратегия непрямых действий Текст. / Г.Г.Х. Лид-дел.-М., 1957.-534 с.

308. Литературное наследство Текст. Т. 37-38. - М., 1939. - С. 293.

309. Литературные взгляды и творчество славянофилов. 1830-1850-е годы. Текст. М., 1978. - С. 65-66.

310. Литвиненко, Н.Г. Пушкин и театр Текст. / Н.Г. Литвиненко. М., 1974.-288 с.

311. Линицкий, И.И. Славянофильство и либерализм. Опыт систематического обозрения того и другого Текст. / И.И. Линицкий. Киев, 1882. -С. 39.

312. Л.Н. Толстой в русской критике Текст. М, 1952. - С. 258-259.

313. Лотман, Л.М. Драматургия А.Ф.Писемского Текст. / Л.М. Лотман // История русской драматургии. Вторая половина XIX начало XX века (до 1917 года).-Л, 1987.-С. 194-222.

314. Лотман, Л.М. Островский и русская драма его времени Текст. / Л.М. Лотман.-М, 1961.-360 с.

315. Лотман, Л.М. Драматургия А.Н.Островского Текст. / Л.М. Лотман // История русской драматургии. Вторая половина XIX начало XX века (до 1917 года).-Л, 1987. -С.38-156.

316. Лотман, Л.М. Драматургия 30-40-х годов Текст. / Л.М. Лотман // История русской литературы. М.-Л, 1955. - С. 68.

317. Лотман, Л.М. Эстетические принципы драматургии Л.Н.Толстого Текст. / Л.М. Лотман // Л.Н.Толстой и русская общественно-литературная мысль. Л, 1979. - С. 249.

318. Лотман, Л.М. Драматургия Л.Н. Толстого Текст. / Л.М. Лотман // История русской драматургии. Вторая половина XIX начало XX века (до 1917 года).-Л, 1987. - С. 338-441.

319. Лотман, Ю.М. Культура и взрыв Текст. / Ю. М. Лотман. М, 1992. -390 с.

320. Лотман, Ю.М. Феномены культуры Текст. / Ю. М. Лотман // Труды по знаковым системам. Вып. 7. - Тарту, 1977.

321. Лотман, Ю.М. История и психология русской культуры Текст. / Ю. М. Лотман. Спб, 2002. - С. 53.

322. Лотман, Ю.М. Происхождение сюжета в типологическом освещении Текст. / Ю. М. Лотман // Статьи по типологии культуры. Тарту, 1973.

323. Лотман, Ю.М. Анализ пластического текста. Структура стиха Текст. / Ю. М. Лотман. Л, 1972. - С. 71.

324. Лотман, Ю.М. Об искусстве Текст. / Ю. М. Лотман. М., 1999. -С. 43.

325. Лотман, Ю.М. Исторические закономерности и структура текста Текст. / Ю. М. Лотман // Внутри мыслящих миров. М, 1996.

326. Лотман, Ю. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца XYIII века) Текст. / Ю. Лотман, Б. Успенский // Семиотика истории. Семиотика культуры. -М, 1994.

327. Лосев, А.Ф. Философия. Мифология. Культура Текст. / А.Ф. Лосев. -М, 1991.-398 с.

328. Лосев, А.Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития Текст. / А.Ф. Лосев. М, 1992. - Кн. 1. - С. 254.

329. Лосев, А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство Текст. /

330. A.Ф. Лосев. М, 1996. - 312 с.

331. Лосский, И.О. История русской философии Текст. / И.О. Лосский. -М, 1991.-445 с.

332. Лосский, И.О. Бог и мировое зло Текст. / И.О. Лосский. М., 1994. - 432 с.

333. Лосский, Н.О. Условия абсолютного добра Текст. / И.О. Лосский. -М., 1991.-368 с.

334. Лосский, Н.О. Очерк мистического богословия восточной Церкви Текст. / Н.О. Лосский // Богословские труды. Т. 3. - М, 1972.

335. Лукьяненко, A.M. Шиллер, Пушкин и Островский в изображении Смутного времени / A.M. Лукьяненко. Киев, 1906. - 299 с.

336. Лушников, А.Г. Историко-литературная почва нового славянофильства / А.Г. Лушников. Казань, 1913. - С. 49.

337. Лясковский, В.Н. A.C. Хомяков: его биография и его учение Текст. /

338. B.Н. Лясковский. М, 1976. - 224 с.

339. Маймин, Е.А. О русском романтизме Текст. / Е.А. Маймин. М, 1975.-240 с.

340. Майков, В. Общественные науки в России (середина 40-х годов). Краткие опыты Текст. / В. Майков. Спб, 1891. - С. 595.

341. Маковский, М.М. Сравнительный словарь мифологический символики в индоевропейских языках (Образ мира и миры образов) Текст. / М.М. Маковский. М., 1996. - С. 30.

342. Манн, Ю.В. Русская философская эстетика Текст. / Ю.В. Манн. -М., 1969.-303 с.

343. Манн, Ю.В. Поэтика русского романтизма Текст. / Ю.В. Манн. М., 1976.-364 с.

344. Манн, Ю.В. О движущейся типологии конфликтов Текст. / Ю.В. Манн // Вопр. лит. 1971. - № 9. - С. 91-109.

345. Маньковский, A.B. Жанр романтической мистерии в русской литературе 1830-х годов (На примере мистерий А.В.Тимофеева) Текст. / A.B. Маньковский // Четвертые майминские чтения. Забытые и второстепенные писатели. Псков, 2003.

346. Мастера русской драмы XIX века Текст. М., 1975. - 605 с.

347. Марков, П.А. О театре Текст.: в 4 т. / П.А. Марков. М., 1974-1977.

348. Масеев, И. Сущность и роль конфликта в искусстве Текст. / И. Ма-сеев//Проблемы эстетики. -М., 1958.-С. 126-171.

349. Матюшин, Г.Г. Стыд и совесть как формы моральной самооценки Текст. / Г.Г. Матюшин. М., 1992. - 234 с.

350. Машинский, С.А. А.Н. Островский и историческая драма 60-х годов Текст. / С.А. Машинский //Театр. 1939. - № 1. - С. 21.

351. Машинский, С.А. Об исторических хрониках Островского Текст. / С.А. Машинский // А.Н. Островский-драматург. К 60-летию со дня смерти.-М., 1946.-С. 132-161.

352. Медведев, П.Н. Проблемы жанра Текст. / П.Н. Медведев // Из истории советской эстетической мысли. 1917-1932: сб. ст. М., 1980. - С. 53.

353. Медведева, И.Н. Всеволод Озеров Текст. / И.Н. Медведева // Озеров В.А. Трагедии. Стихотворения. Л., 1960. - С.5.

354. Межуев, В.М. Культура и история Текст. / В.М. Межуев. М., 1977.-323 с.

355. Мей, Л. Драмы Текст. / Л. Мей, А. Майков. М., 1961. - 456 с.

356. Мей, Л.А. Избр. произв. Текст. / Л.А. Мей. Л., 1972. - 296 с.

357. Мей, Л.А. Стихотворения и драмы Текст. / Л.А. Мей. Л., 1947. -482 с.

358. Мей, Л.А. Поли. собр. соч. Текст.: в 2 т. / Л.А. Мей. Спб., 1911.

359. Мейерхольд, В.Э. Статьи. Письма. Речи. Беседы Текст. / В.Э. Мейерхольд. -М., 1968.-С. 185.

360. Мейлах, Б. С. Пушкин и его эпоха Текст. / Б. С. Мейлах. М., 1968. -С. 67.

361. Мейлах, Б. С. .Сквозь магический кристалл. Пути в мир Пушкина. Текст. / Б. С. Мейлах. М., 1990. - 399 с.

362. Меринг, Ф. Литературно-критические статьи Текст. / Ф. Меринг. -М.-Л., 1934.-488 с.

363. Методология этических исследований Текст. М., 1982. - С. 194217.

364. Миллер, О. Славянофильство и Европа. Спб., 1877. - 198 с.

365. Милованова, О. Проблема художественного историзма в русской критике пушкинской эпохи (1825-1830) Текст. / О. Милованова. Саратов, 1976.-С. 8.

366. Михайлов, A.A. О художественной условности Текст. / A.A. Михайлов.-М., 1970.-С. 51.

367. Михайлов, М. Эпос, драма, лирика как роды литературы Текст. / М. Михайлов. Н.-Новгород, 2003. - С. 70-85.

368. Мильдон, В.И. Открылась бездна: Образы места и времени в классической русской драме Текст. / В.И. Мильдон. М., 1992. - С. 28.

369. Милюков, П.Н. Главные течения русской исторической мысли Текст. / П.Н. Милюков. Спб., 1913. - 513 с.

370. Милюков, П.Н. Из истории русской интеллигенции Текст. / П.Н. Милюков. Пб., 1902. - С. 49.

371. Морев, A.A. История и литература Текст. / A.A. Морев. М., 1996. -396 с.

372. Москаленко, А.Т. Смысл жизни и личность Текст. / А.Т. Москаленко, В.Ф. Сержантов. Новосибирск, 1989. - 205 с.

373. Мокульский, С. О театре Текст. / С. Мокульский. М, 1963. - 544 с.

374. Моральный выбор Текст. -М, 1980. С. 42.

375. Мочульский, К. Гоголь. Соловьев. Достоевский Текст. / К. Мочуль-ский.-М., 1996.-С. 75.

376. Некрасов, В.Н. Д.В.Аверкиев Текст. / В.Н. Некрасов // Русская драма эпохи Островского. М, 1984.

377. Нефед, К.И. Размышления о драматическом конфликте Текст. / К.И. Нефед. Минск, 1970. - 120 с.

378. Нефедьев, Г.В. Русский символизм и розенкрейцерство Текст. // НЛО. -2001.-№№ 51,56.

379. Нигматуллина, Ю.Г. Методология комплексного изучения художественного произведения Текст. / Ю.Г. Нигматуллина. Казань, 1876. -108 с.

380. Никитенко, A.B. Дневник Текст.: в 3 т. / A.B. Никитенко. М, 19551956.

381. Никитина, И.В. Взаимодействие искусства и обыденного сознания как социокультурная система Текст. / И.В. Никитина. Бийск, 2004. -443 с.

382. Ницше, Ф. Полн. собр. соч. Текст. / Ф. Ницше. М, 1912.

383. Носовский, Г.В. Новая хронология Руси Текст. / Г.В. Носовский, А.Т. Фоменко.-М, 1997.-С. 91.

384. Обанина, Е. Метафизический смысл русской классики Текст. / Е. Обанина // НЛО. 2003. - № 61. - С. 231.

385. Овсянников М.Ф., Смирнова З.В. Очерки истории эстетических учений Текст. / М.Ф. Овсянников, З.В. Смирнова. М., 1963. - С. 82.

386. Овчинников, Г.К. Философия истории в России Текст.: хрестоматия.-М, 1996.-270 с.

387. Овчинников, Г.К. Краткий очерк развития русской историософской мысли Текст.: хрестоматия / Г.К. Овчинников // Философия истории в России.-М, 1996.-С. 5-23.

388. Овчинникова, Р.В. По страницам исторической прозы А.С.Пушкина. Текст. / Р.В. Овчинникова. М, 2002. - 294 с.

389. Одоевский, В. Русские ночи Текст. / В. Одоевский. Л, 1975. - С. 191.

390. Озеров, В.А. Сочинения Текст. / В.А. Озеров. Спб, 1827. - С. ХЬ.

391. Основин, В.В. Русская драматургия второй половины XIX века Текст. / В.В. Основин. М, 1980. - 189 с.

392. Основин, В.В. О некоторых особенностях психологического анализа в драмах Л.Н.Толстого и М.Ю.Лермонтова Текст. / В.В. Основин // Проблемы художественного мастерства и истории литературы. Вып. 77.-Горький, 1967. - С. 123

393. Основин, В.В. О специфике драмы Текст. / В.В. Основин // Проблемы художественного мастерства и истории литературы. Вып. 77. -Горький, 1967.-С. 84.

394. Основин, В.В. Особенности психологической драмы Текст. / В.В. Основин // Метод и мастерство. Вып. 1. - Вологда, 1970. - С. 360.

395. Оснос, Ю. В мире драмы Текст. / Ю. Оснос. -М, 1971. -408 с.

396. Островский, А.Н. Полн. собр. соч. Текст.: в 16 т. -М, 1949-1953.

397. Островский, А.Н. в русской критике Текст. Л, 1948. - 398 с.

398. Островский, А.Н. Сб.ст. Текст. -М, 1929.-255 с.

399. Островский А.Н. Сб. ст. и материалов Текст. М, 1962. - 254 с.

400. Островский А.Н. О театре: записки, речи и письма Текст. М, 1947.-456 с.

401. Островский-драматург Текст. М, 1946. - 255 с.

402. Очерк истории этики Текст. Л.-М., 1969. - С. 226-245.

403. Очерки русской этической мысли Текст. М, 1976. - 336 с.

404. Очерки истории русской театральной критики Текст. Кн. 1-3. -Л, 1975-1979.

405. Палеева, H.H. Проблема личности в русской классической драматургии (философские аспекты) Текст. / H.H. Палеева. М., 1992. - 158 с.

406. Панченко, A.M. Русская культура в канун петровских реформ Текст. / A.M. Панченко // Из истории русской культуры. М., 1996. - Т. 3. - С. 49.

407. Панфилов, М.М. Феномен книжности в мировоззрении славянофилов Текст. / М.М. Панфилов. М., 2004. - 191 с.

408. Петров, С.М. Проблемы историзма в мировоззрении и творчестве А.С.Пушкина. Текст. / С.М. Петров // A.C. Пушкин. 1799-1949. Материалы юбилейных торжеств. -JT., 1951. С. 58.

409. Переходные процессы в русской художественной культуре. Новое и новейшее время Текст. -М., 2003.

410. Перхин, В.В. Д.В.Аверкиев Текст. / В.В. Перхин // Очерки истории русской театральной жизни. Вторая половина XIX века. JL, 1976.

411. Печенев, В.А. Истина и справедливость Текст. / В.А. Печенев. М., 1989.-256 с.

412. Пиксанов, Н.К. Масонская литература Текст. / Н.К. Пиксанов // История русской литературы. M.-JL, 1947.

413. Писарев, Д.И. Мотивы русской драмы Текст. / Д.И. Писарев//Литературная критика: в 3 т. Л., 1981. - Т. 1. - С. 323.

414. Писемский, А.Ф. Собр. соч. Текст.: в 24 т. / А.Ф. Писемский. Пб.-М., 1895-1896.

415. Плотников, Н.С. Жизнь и история: Философская программа В. Диль-тея Текст. / Н.С. Плотников. М, 2000. - 255 с.

416. Плюханова, М.Б. О национальных средствах самоопределения личности: самосакрализация, самосожжение личности, плавание на корабле Текст. / М.Б. Плюханова // Из истории русской культуры. М., 1996. -Т. 3.-С. 380.

417. Плюханова, М.Б. О некоторых чертах личностного сознания в России XYII века Текст. / М.Б. Плюханова // Художественный язык средневековья. М., 1982.-С. 184.

418. Погодин, М.П. Сочинения Текст.: в 5 т. / М.П. Погодин. -М., 1972.

419. Погодин, М.П. Исторические афоризмы / М.П. Погодин. М., 1836. -С. 1.

420. Поламишев, A.M. Мастерство режиссера. Действенный анализ пьесы. Текст. / A.M. Поламишев. М., 1982. - 224 с.

421. Полевой, Н. А. История русского народа Текст. / H.A. Полевой. -М., 1830.-С. 112.

422. Полевой, H.A. Очерки русской литературы Текст. / H.A. Полевой. -Спб., 1839.-4.1.-С. 29.

423. Полевой, H.A. Очерк жизни и деятельности Текст. / H.A. Полевой. -Иркутск, 1947.-223 с.

424. Полевой, H.A. Материалы по истории русской литературы и журналистики 30-х годов Текст. / H.A. Полевой. Л., 1934. - С. 91-92.

425. Полевой, H.A. О купеческом звании Текст. / H.A. Полевой. М., 1832. С. 5.

426. Поляков, М.Я. Теория драмы. Поэтика Текст. / М.Я. Поляков. М., 1980. 118 с.

427. Поляков, М.Я. В мире идей и образов Текст. / М.Я. Поляков. М., 1983.-368 с.

428. Попов, С.И. Политика. Экономика. Мораль Текст. / С.И. Попов. -М., 1989. -240 с.

429. Попов, J1.A. Этика Текст. / J1.A. Попов. М., 1998. - 160 с.

430. Поспелов, Г.И. Проблемы исторического развития литературы (Жанры в драматурги) Текст. / Г.И. Поспелов. М., 1972. - 271 с.

431. Потейнов, A.A. Эстетика и поэзия Текст. / A.A. Потейнов. М., 1976. 187 с.

432. Преображенский, Ф.И. Текст. / Ф.И. Преображенский. Граф JI.H. Толстой как мыслитель-моралист. М., 1893. - С. 66.

433. Прибытков, В.И. Спиритизм в России от возникновения до настоящего времени Текст. / В.И. Прибытков. Спб., 1901. - С. 57.

434. Проблемы этики Текст. М., 1964. - 308 с.

435. Проблемы стиля и жанра в театральном искусстве Текст.: сб. науч. тр. -М, 1976.-С. 41-42.

436. Пропп, В. Фольклор и действительность Текст. / В. Пропп. М, 1976.-С. 36.

437. Психология масс Текст. М, 2001. - 592 с.

438. Путинцев, В.А. А. К. Толстой драматург Текст. / В.А. Путинцев // А.К.Толстой. Пьесы. - М, 1959. - С. 5-29.

439. Пушкин, A.C. Полн. собр. соч. Текст. / A.C. Пушкин. M, 1949.

440. Пушкин, A.C. Мои замечания о русском театре Текст. / A.C. Пушкин // Полн. собр. соч. Т. 7. - М, 1964.

441. Пушкин, A.C. Об искусстве Текст.: в 2 т / A.C. Пушкин. -М, 1990.

442. Пушкин, A.C. Временник пушкинской комиссии Текст. / A.C. Пушкин.-Л., 1941.-С. 160.

443. Пыпин, А.Н. Панславизм в прошлом и настоящем Текст. / А.Н. Пы-пин.-М., 1913.-С. 43.

444. Радлов, Э.Л. Очерк истории русской философии Текст. / Э.Л. Рад-лов // Русская философия. Очерки истории. А.И. Введенский, А.Ф.Лосев, Э.Л.Радлов, Г.Г.Шпет. Свердловск, 1991. - С. 14.

445. Рассадин, С.Б. Драматург Пушкин. Поэтика. Идеи. Эволюция Текст. /С.Б. Рассадин.-М, 1977.-358 с.

446. Раскольников, Ф. «Марфа Посадница» М.Погодина и исторические взгляды Пушкина Текст. / Ф. Раскольников // Русская литература. -2003.-№ 1.-С. 3-15.

447. Ревякин, А.И. Неоконченные исторические пьесы А.Н.Островского «Лиса Патрикеевна», «Александр Македонский» Текст. / А.И. Ревякин // А.Н.Островский и литературный процесс. М., 2003. - С. 137.

448. Ревякин, А.И. А.Н.Островский. Жизнь и творчество Текст. / А.И. Ревякин. М, 1949. - 334 с.

449. Ревякин, А.И. Идейно-художественное своеобразие русской литературы XYIII-XIX века Текст. / А.И. Ревякин. М, 1978. - 185 с.

450. Реизов, Б.Г. О драматической трилогии А.К.Толстого Текст. / Б.Г. Реизов //Русская литература. 1964. - № 3. - С. 138-170.

451. Реизов, Б. Г. Драматическая трилогия А.К.Толстого Текст. / Б.Г. Реизов // Из истории европейских литератур. Л, 1970. - С. 83-128.

452. Реизов, Б.Г. Французская романтическая историография Текст. / Б.Г. Реизов. Л, 1936. - 341 с.

453. Реизов, Б.Г. Творчество Вальтера Скотта Текст. / Б.Г. Реизов. М.-Л., 1965.-С. 263.

454. Рикёр, П. История и истина Текст. / П. Рикёр. Спб, 2002.

455. Рикёр, П. Герменевтика. Этика, Политика Текст. / П. Рикёр. М, 1995.

456. Рикёр, П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике Текст. / П. Рикёр. М, 2002.

457. Рикёр, П. Герменевтика и психоанализ. Религия и вера Текст. / П. Рикёр.-М, 1996.

458. Ритм, пространство и время в литературе и искусстве Текст.: сб. ст. -Л, 1974.

459. Родина, Т.М. Русское театральное искусство в начале XIX века Текст. / Т.М. Родина. М, 1991.

460. Розанов, В.В. Эстетическое понимание истории. Теория эстетического прогресса и упадка Текст. /В.В. Розанов // Русский вестник. 1892.3.

461. Розанов, В.В. Религия. Философия, Культура Текст. / В.В. Розанов. -М, 1992.-С. 95.

462. Розанов, В.В. О писательстве и писателях Текст. / В.В. Розанов. -М, 1995.-С. 70.

463. Ромашев, Б. Драматургия и театр. Статьи, высказывания, очерки Текст. / Б. Ромашев. М, 1953. - 505 с.

464. Русский театр и драматургия конца XIX века Текст.: сб. науч. тр. -Л, 1983.-288 с.

465. Русские драматурги XYIII-XIX веков. Монографические очерки Текст.-М., 1959-1962.-Т. 1-3.

466. Русские эстетические трактаты первой половины XIX века Текст.: в 2 т. М., 1974.

467. Рымарь Н.Т. Теория автора и проблема художественной деятельности Текст. / Н.Т. Рымарь, В.П. Скобелев. Воронеж, 1994. - 262 с.

468. Рябов, В.Ф. Искусство как общественная потребность Текст. / В.Ф.Рябов.-Л., 1977.-С. 77.

469. Сабиров, В.Ш. Этический анализ проблемы жизни и смерти Текст. / В.Ш. Сабиров.-М., 1987.-С. 14-16.

470. Саккулин, П.Н. Из истории русского идеализма. Кн. В.Ф.Одоевский. Мыслитель. Писатель Текст. / П.Н. Саккулин. М., 1913. - С. 33.

471. Сахновский-Панкеев, В.А. Драма. Конфликт. Композиция. Сценическая жизнь Текст. / В.А. Сахновский-Панкеев. Л., 1969. - 232 с.

472. Символ в системе культуры Текст.: сб. науч. ст. Тарту, 1987. - С. 31.

473. Скабичевский А. Драма в Европе и у нас Текст. / А. Скабичевский // Денисюк Н. Критическая литература о произведениях гр. А.К.Толстого. -М., 1907.-С. 54-61.

474. Скафтымов, А. Нравственные искания русских писателей Текст. / А. Скафтымов. М., 1972. - С. 88.

475. Скворцов, Л.В. Метаморфозы эзотеризма Текст. / Л.В. Скворцов // Человек: образ и сущность (гуманитарные аспекты). Эзотеризм. История и современность. М., 1994. - С. 25.

476. Скурова, А.Б. Конфликты в драматургии Текст. / А.Б. Скурова. -М., 1965.-234 с.

477. Слонимский, Б.В. Мастерство Пушкина Текст. М., 1963. - 180 с.

478. Смирнов, Д.Н. Кузьма Минин. Великое дело Минина и Пожарского Текст. / Д.Н. Смирнов // Сборник статей. Горький, 1944. - 278 с.

479. Смысл жизни. (Сокровищница русской религиозно-философской мысли). Антология Текст. М., 1994. - 592 с.

480. All. Соболев, П.В. Очерки русской эстетики первой половины XIX века Текст. / П.В. Соболев. Л., 1972. - 264 с.

481. Соколов, В.М. Социология нравственного развития личности Текст. / В.М. Соколов. М., 1986. - 240 с.

482. Соколова, Ф. «Народная драма» 50-60-х годов Текст. / Ф. Соколова // История русской драматурги. Вторая половина XIX начало XX века, (до 1917 года).-Л., 1987.-С. 156-194.

483. Соловьев, B.C. Философия искусства и литературная критика Текст. / B.C. Соловьев. -М., 1991.-411 с.

484. Соловьев, B.C. Сочинения Текст.: в 2 / B.C. Соловьев. М., 1988. -С. 437.

485. Соловьев, С.М. Чтения и рассказы по истории России Текст. / С.М. Соловьев. -М., 1990.

486. Соловьев, С.М. История России с древнейших времен Текст. / С.М. Соловьев. Спб., 1862. - Т. 8. - С. 795.

487. Сорокин, П.А. Социологические теории современности Текст. / П.А. Сорокин. М., 1990. - С. 62.

488. Сорокин, П.А. Социальная и культурная динамика: Исследование изменений в больших системах искусства, истины, этики, права и общественных отношений Текст. / П.А. Сорокин. Спб., 2000. - С. 108.

489. Социологическая мысль в России Текст. М., 1978. - 416 с.

490. Сочинения А.С.Пушкина с объяснениями их и сводом отзывов критики. (Издание Льва Поливанова для семьи и школы) Текст. М., 1887.-Т. 3.-302 с.

491. Сочинения Апполона Григорьева Текст. Спб., 1986. - Т. 1. - С. 145.

492. Спенсер, Г. Основания этики Текст. / Г. Спенсер // Сочинения. -Спб., 1899.-Т. 5.-С. 68.

493. Спенсер, Г. Основания социологии Текст. // Г. Спенсер // Сочинения.-Спб., 1898.-Т. 4.-С. 114.

494. Степун, Ф. Прошлое и будущее славянофильства Текст. / Ф. Степун // Северные записки. 1913. - № 11. - С. 28.

495. Странден, Д. Герметизм. Его происхождение и основные учения (Сокровенная философия египтян) Текст. / Д. Странден. Спб, 1914. - С. 8.

496. Суворин, A.C. Театральные очерки (1866-1876) Текст. / A.C. Суворин.-Спб., 1914.-475 с.

497. Сумцов, А. Ф. JT.A. Мей, А.К.Толстой Текст. / А.Ф. Сумцов. Харьков, 1883.

498. Сочинения Петра Плавилыцикова Текст. Спб., 1816. - Ч. 4. - С. 4.

499. Сумбатов, А.И. Полн. собр. соч. Текст. / А.И. Сумбатов. М, 1901.

500. Тальников, Д.Л. Театральная эстетика Белинского Текст. / Д.Л. Тальников. М., 1962. - 414 с.

501. Таубе, М.Ф. Славянофильство и его определения Текст. / М.Ф. Тау-бе.-Харьков, 1905.- 134 с.

502. Театр и драматургия Текст.: Сб. ст. Л, 1970. - 279 с.

503. Театральная энциклопедия Текст.: в 5 т. М, 1961-1967.

504. Терещенко, С.И. Этическое учение Н.Г. Чернышевского Текст. -М., 1950.-С. 56-57.

505. Тиме, Г.А. Русские писатели и проблема народного театра в 18801890-х гг. Текст. / Г.А. Тиме // Русская литература. 1977. - № 4.

506. Тиме, Г.А. У истоков новой драматургии в России (1880-1890 гг.). Текст. / Г.А. Тиме. Л, 1991. - С. 23.

507. Ткачев, П.Н. Принципы и задачи реальной критики Текст. / П.Н. Ткачев // Кладези мудрости российских философов. М, 1990. - С. 503.

508. Тойбин, И.М. Пушкин и философско-историческая мысль в России на рубеже 20-30-х годов XIX века Текст. / И.М. Тойбин. Воронеж, 1980.-286 с.

509. Тойбин, И.М. Пушкин и Погодин Текст. / И.М. Тойбин // Уч. зап. Курского пединститута. Вып. 5. - Курск, 1956. - С. 78.

510. Тойбин, И.М. Вопросы историзма и художественная система Пушкина 1830-х годов Текст. / И.М. Тойбин // Пушкин. Исследования и материалы. -Т.в.- Л, 1969. С. 63.

511. Тойнби, А. Дж. Постижение истории Текст. / А. Тойнби. М, 1991. -С. 31.

512. Толстой, А.К. Собр. соч. Текст.: в 4 т. / А.К. Толстой. М., 1980.

513. Толстой, Л.Н. Собр. соч. Текст. : в 22 т. / Л.Н. Толстой. M, 1979.

514. Толстая, С.А. Дневники. 1860-1881 Текст. / С.А. Толстая. М., 1928.-С.31.

515. Томашевский, Б.В. Историзм Пушкина Текст. / Б.В. Томашевский // Пушкин. Кн. 2. -М.-Л, 1961.-С. 82.

516. Томашевский, Б.В. Пушкин Текст. / Б.В. Томашевский. М, 1990. -672 с.

517. Томашевский, Б.В. Теория литературы. Поэтика Текст. / Б.В. Томашевский. Л.-М, 1931. - 244 с.

518. Топоров, В.Н. О космологических источниках раннеисторических описаний Текст. / В.Н. Топоров // Труды по знаковым системам. -Тарту, 1973.-Т. 6.-С. 148.

519. Топоров, В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического Текст. / В.Н. Топоров. М., 1995. - 622 с.

520. Трубецкой, Е. Смысл жизни Текст. / Е. Трубецкой // Смысл жизни. Антология (Сокровища русской религиозно-философской мысли). М., 1994.-С. 243-488.

521. Тынянов, Ю.Н. О литературной эволюции Текст. / Ю.Н. Тынянов. Поэтика. История литературы. Кино. М, 1977. - 270-282 с.

522. Тынянов, Ю.Н. Пушкин и его современники Текст. / Ю.Н. Тынянов. -М., 1969.-424 с.

523. Уайт, X. Метаистория: Историческое воображение в Европе XIX века Текст. / X. Уайт. Екатеринбург, 2002. - С. 45, 49.

524. У истоков русского штейнерианства Текст. // Звезда. 1998. - № 6.

525. Уманская, М.М. Островский и русская историческая драматургия 60-х годов XIX века Текст. / М.М. Уманская. Саратов, 1961. - 44 с.

526. Уманская, М.М. Русская историческая драматургия 60-х годов XIX века Текст. / М.М. Уманская. Вольск, 1958. - С. 239-267.

527. Усакина, Т. История. Философия, Литература Текст. / Т. Усакина. -Саратов, 1968.-С. 51.

528. Успенский, Б.А. Избранные труды Текст. / Б.А. Успенский: т. 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. М., 1996. - С. 18.

529. Файнберг, И.Л. Незавершенные работы Пушкина Текст. / И.Л. Файнберг. М., 1964. - С. 200. - С. 23.

530. Фаликов, Б.З. Теософия Текст. / Б.З. Фаликов // Религии мира, История и современность. Ежегодник. 1989-1990. М., 1993. - С. 38.

531. Фейербах, Л. Избранные философские произведения Текст.: в 2 т. / Л. Фейербах.-М., 1955.

532. Фельдман, О. Судьба драматургии Пушкина. «Борис Годунов» и маленькие трагедии Текст. / О. Фельдман. М., 1975. - С. 22.

533. Фигут, Р. Автор и драматический текст Текст. / Р. Фигут // Петербургский сборник. Вып. 2. Автор и текст. - Спб., 1996. - С. 53-83

534. Филиппова, Н.Ф. Народная драма А.С.Пушкина «Борис Годунов» Текст. / Н.Ф. Филиппова. М., 1972. - 141 с.

535. Философия истории в России Текст. М., 1996. - 269 с.

536. Философия истории. Антология Текст. М., 1994. - 351 с.

537. Флоренский, П.А. Избранные труды по искусству Текст. / П.А. Флоренский.-М., 1996.-С. 187.

538. Флоровский, Г. Пути русского богословия Текст. / Г. Флоровский. -Киев, 1991.-С. 228, 231.

539. Фомичев, С.А. Драматургия Пушкина Текст. / С.А. Фомичев // История русской драматургии. XYII- первая половина XIX века. М., 1992.

540. Фрейденберг, О. Поэтика сюжета и жанра Текст. / О. Фрейденберг. -Л., 1936.-454 с.

541. Фрейтаг, Г. Техника драмы Текст. / Г. Фрейтаг. М., 1911. - 238 с.

542. Фридлендер, Г.М. Поэтика русской реалистической драмы в ее историческом движении Текст. / Г.М. Фридлендер // Поэтика русского реализма. Л., 1971. - 293 с.

543. Фридлендер, Г.М. Л.А.Мей Текст. / Г.М. Фридлендер // Мей Л.А. Избранные произведения. М., 1962. - С. 5.

544. Фромм, Э. Психоанализ и этика Текст. / Э. Фромм. М., 1993. - 415 с.

545. Фуко, М. Археология знания Текст. / М. Фуко. Киев, 1996. - С. 31.

546. Фуко, М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук Текст. / М. Фуко. -М., 1977.-412 с.

547. Хайкин, А.Л. Этика В.Г.Белинского Текст. / А.Л. Хайкин. Тамбов, 1961.-275 с.

548. Хализев, В.Е. Драма как явление литературы Текст. / В.Е. Хализев. -М., 1978.-240 с.

549. Хализев, В.Е Драма как род литературы (Поэтика, генезис, функционирование) Текст. / В.Е. Хализев. М., 1986. - 326 с.

550. Хализев, В.Е Русская литература накануне «Иванова» и «Чайки» Текст.: науч. докл. высш. шк. / В.Е. Хализев // Филологические науки. -М., 1959.-С. 20-30.

551. Холодов, Е. Мастерство Островского Текст. / Е. Холодов. М., 1963.-542 с.

552. Холодов, Е. Драматург на все времена Текст. / Е. Холодов. М., 1975.-354 с.

553. Хомяков, A.C. О старом и новом Текст. / A.C. Хомяков // Русская идея. -М., 1992.-С. 55-63.

554. Хомяков, A.C. Записки о всемирной истории Текст. / A.C. Хомяков //Сочинения. -М., 1904.-С. 31.

555. Хомяков, A.C. Стихотворения и драмы Текст. / A.C. Хомяков. JI, 1969.-595 с.

556. Хренов, H.A. Переход как повторяющееся явление в истории культуры: Опыт интерпретации Текст. / H.A. Хренов // Искусство и наука об искусстве в переходные периоды истории культуры. М, 2000. - С. 48.

557. Хренов, H.A. Переходность как следствие колебательных процессов между культурой чувственного и культурой идеационального типа Текст. / H.A. Хренов // Переходные процессы в русской художественной культурой. М., 2003. - С. 19-59.

558. Христианство. Энциклопедический словарь Текст. М, 1993. - Т. 1.-С. 430-431.

559. Чаадаев, П.Я.Философические письма Текст. / П.Я. Чаадаев. Избр. соч. и письма.-М, 1991.-С. 22-134.

560. Чаев, Н. Дмитрий Самозванец Текст. / Н. Чаев // Эпоха. № 1. -1865.

561. Чернышевский, Н.Г. Литературная критика Текст. / Н.Г. Чернышевский //Полн. собр. соч. -М, 1947.-Т. 1.-С. 732-733.

562. Чернышевский, Н.Г. Об искусстве. Статьи, рецензии, высказывания. Текст. / Н.Г. Чернышевский. М, 1950. - 398 с.

563. Чернышевский, Н.Г. Статьи по эстетике Текст. / Н.Г. Чернышевский.-М., 1958.-316 с.

564. Чернышевский, Н.Г. Антропологический принцип в философии. Текст. / Н.Г. Чернышевский // Полн. собр. соч. М., 1947. - Т.9. - С. 829.

565. Чистов, К.В. Русские народные социально-утопические легенды XYII-XIX веков Текст. / К.В. Чистов. М, 1967.

566. Шахнович, М.И. Современная мистика в свете науки Текст. / М.И. Шахнович. -М.-Л., 1965. С. 25-26.

567. Шеллинг, Ф. Философские исследования о сущности человеческой свободы Текст. / Ф. Шеллинг. Спб, 1908. - С. 19.

568. Шевырев, С.П. Полн. собр. соч. Текст. / С.П. Шевырев. М, 1911.-Т.2.-С. 112.

569. Шеллинг, Ф. Философия искусства Текст. / Ф. Шеллинг. М, 1966. -С. 68.

570. Шестаков, В.П. Эстетические категории Текст. / В.П. Шестаков. -М., 1983.-С. 55.

571. Шестаков, В.П. Гармония как эстетическая категория Текст. /

572. B.П. Шестаков. -М, 1973.-225 с.

573. Шиллер, Ф. Статьи по эстетике Текст. / Ф. Шиллер. J1.-M, 1935.1. C. 123.

574. Шишкин, А.Ф. Из истории этических учений Текст. / А.Ф. Шишкин. -М., 1959.-С. 27.

575. Шкуратов, В.А. Историческая психология Текст. / В.А. Шкуратов. Ростовн/Д, 1994.-С. 81.

576. Шлегель, Ф. Эстетика. Философия, Критика Текст.: в 2 т. / Ф. Шле-гель.-М, 1983.

577. Шопенгауэр, А. Полн. собр. соч. Текст.: в 3 т. / А. Шопенгауэр. -М, 1901-1903.

578. Штейн, A.A. Мастер русской драмы. Этюды о творчестве Островского. Текст./A.A. Штейн.-М, 1973.-С. 16-17.

579. Штейн, A.A. Своеобразие драматической формы Текст. / A.A. Штейн // Вопр. лит. 1964. - № 3. - С. 221-223.

580. Штейн, A.A. Критический реализм и русская драма XIX века Текст. / A.A. Штейн. М, 1962. - 368 с.

581. Шохин, В.К. Гностицизм, гнозис, теософия: проблемы религиоведческой компаративистики Текст. / В.К. Шохин // Культурология. XX век. М, 1998.

582. Шоу, Б. О драме и театре Текст. / Б. Шоу. М, 1963. - 140 с.

583. Штейнер, Р. Из области духовного знания, или антропософии. Статьи, лекции и драматическая сцена в переводах начала века Текст. / Р. Штейнер.-М., 1977.-С. 29.

584. Штейнер, Р. Познание и посвящение Текст. / Р. Штейнер. М., 1992.-С. 96.

585. Штейнер, Р. Очерк тайноведения Текст. / Р. Штейнер. Ереван, 1992.-С. 10-11.

586. Шубарт, В. Россия и душа Востока Текст. / В. Шубарт. М., 2000.

587. Шубарт, В. Европа и душа Востока Текст. / В. Шубарт. М., 1977.

588. Щербина, В. Эстетика Чернышевского и Добролюбова. Вопросы драматургии Текст. / В. Щербина // Театральный альманах. 1946. - С. 135-152.

589. Щеглов, Б. К вопросу о сущности учения Хомякова Текст. / Б. Щеглов // Ранние славянофилы. Ч . 1. - Киев, 1917. - С. 14.

590. Щукин, В. Русское западничество. Генезис Сущность - Историческая роль Текст. / В. Щукин. - Лодзь, 2001. - С. 34.

591. Эйхенбаум, Б.М. О литературе Текст. / Б. М. Эйхенбаум. М., 1987. -360 с.

592. Эйхенбаум, Б. Лев Толстой. Семидесятые годы Текст. / Б. Эйхенбаум.-Л., 1974.-С. 85.

593. Элиаде, М. Тайные общества. Обряды инициации и посвящения Текст. /М. Элиаде. -М.-Спб., 1999. С. 36.

594. Элиаде, М. Священное и мирское Текст. / М. Элиаде. М.-Спб., 1994.-С. 15.

595. Элиаде, М. Мифы. Сновидения. Мистерии Текст. / М. Элиаде. М., 1966.-С. 25.

596. Эмерсон, Р. Нравственная философия Текст. / Р. Эмерсон. Минск-М., 2001.-С. 20-21.

597. Этика Текст. М., 2004. - 159 с.

598. Юзовский, Ю.И. Традиции русской драмы. Опыт характеристики Текст. / Ю.И. Юзовский // Театр. 1958. - № 1. - С. 109-129.

599. Юзовский, Ю.И. О театре и драме Текст.: в 2 т. / Ю.И. Юзовский. -M., 1982.

600. Языков, Д.Д. А.С.Хомяков: его жизнь и литературная деятельность Текст. / Д.Д. Языков. M., 1904.

601. Яковлев, Е. Эстетика Текст. / Е. Яковлев. M., 1991. - 4 94 с.

602. Якобсон, P.O. Работы по поэтике Текст. / P.O. Якобсон. М., 1987.

603. Ямпольский, И.Г. А.К.Толстой драматург Текст. / И.Г. Ямполь-ский // Литературная учеба. - 1939. - № 11. - С. 45-67.

604. Ямпольский, И.Г. А.К.Толстой Текст. / И.Г. Ямпольский // Классики русской драмы. Л.-М., 1940. - С. 229-251.

605. Ямпольский, И.Г. А.К. Толстой Текст. / И.Г. Ямпольский // История русской литературы. М.-Л., 1956. - Т. 8. - Ч. 2. - С. 315-348.

606. Ямпольский, И.Г. А.К.Толстой Текст. / И.Г. Ямпольский // Толстой А.К. Драматическая трилогия. Л., 1939. - С. 529-579.

607. Ямпольский, И.Г. А.К.Толстой Текст. / И.Г. Ямпольский // Толстой А.К. Собр. соч.: в 4 т. -М, 1964.-T. 1.-С. 5-52.

608. Ямпольский, М. История культуры как история духа и естественная история Текст. / М. Янпольский //НЛО. 2003. - № 59. - С. 22-89.

609. Янковский, Ю.З. Из истории русской общественной мысли 40-50-х годов XIX столетия Текст. / Ю.З. Янковский. Киев, 1972. - 160 с.

610. Ярославцев, А. Князь Владимир Андреевич Старицкий Текст. / А. Ярославцев. Спб., 1958.

611. Burckhardt, J. Reflection оп History. Indianapolis: Liberty Fund, 1979. P.33.

612. Dietrich, M. Dramaturgie im 19 Jahrhundert. Graz; Köln, 1961. S. 85.

613. Hetttner, H.Schriften zur Literatur / Hrsg. J. Jahn. В., 1959.

614. Kierkegaard, S.Translated by F.Swenson and L.M.Swenson. Anchor Books. Garden City. N.Y., 1959.

615. Ludwig, O. Gesammelte Schriften. Leipzig, 1891.

616. Meinecke, F. Die Entstehung des Historismus/ Stutgart, 1959. S. 1.

617. Schubert, G.H. Die Symbolik des Traumes. 3 Aufl. Leipzig, 1840.

618. Vischer, F.T. Aesthetik oder Wissenschaft des Schönen. Reutlingen; Leipzig, 1846.

619. Wellec, R. The Attack on Literature and Other Essays. Chapel Hill: The University of North Carolina Press. 1982. P. 67.