автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Эволюция политических институтов Пскова в XIV - XV вв.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Эволюция политических институтов Пскова в XIV - XV вв."

Российская Академия наук Санкт-Петербургский институт истории

На правах рукописи

Вовин Алексей Александрович Эволюция политических институтов Пскова в XIV - XV вв.

Специальность 07.00.02 - отечественная история

Автореферат диссертации па соискание ученой степени кандидата исторических наук

11 ФЕЗ 2015

С.-Петербург - 2014 005559100

005559100

Работа выполнена в НОУ ВПО «Европейский университет в Санкт-Петербурге»

Научный руководитель:

доктор исторических наук, профессор исторической компаративистики факультета истории НОУ ВПО «Европейский университете в Санкт-Петербурге» Михаил Маркович Кром

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Департамента истории, директор Центра исторических исследований Санкт-Петербургского филиала ФГАОУ ВПО "Национальный исследовательский университет "Высшая школа экономики" Адриан Александрович Селин

кандидат исторических наук, заведующий Сектором информационно-библиографического обслуживания Отдела рукописей ФГБУ «Российская Национальная библиотека»

Михаил Алексеевич Шибаев

Ведущая организация: ФГБУН «Институт истории материальной культуры РАН»

Защита состоится 3 марта 2015 г. в 16.00 на заседании Диссертационного совета при Санкт-Петербургском институте истории РАН по адресу: 197110 С.-Петербург, ул. Петрозаводская, д. 7.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Санкт-Петербургского института истории РАН и на сайте 1Шр://ш\¥\у.5рЫ¡ran.mv.ru Автореферат разослан «Л& » •ОИУЯАЫ15 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета Кандидат исторических наук

//

П. В. Крылов

Общая характеристика работы

Актуальность исследования

Источники не всегда позволяют исследовать древнерусские города на их собственном материале, не прибегая к аналогиям. Псков в этом смысле -одно из счастливых исключений. Сохранившиеся материалы позволяют исследовать псковское общество само по себе, а не вместе с другими городскими корпорациями в рамках общей модели развития русского средневекового города. Такое исследование дает возможность подчеркнуть местные особенности, и, одновременно, поднять на теоретическом уровне вопрос о том, насколько развитие данного города типично или напротив, уникально, можно ли говорить о типологическом сходстве русского средневекового города с другими известными моделями развития, прежде всего с европейским средневековым городом.

Эти вопросы остаются во многих отношениях спорными, и ответы на них постоянно востребованы. Такие ответы связаны с пониманием направленности и этапов политического развития русских городов и земель в по-слемонгольский период, а также с оценками Новгорода и Пскова как альтернативных вариантов развития русской государственности в сравнении с Северо-Восточной Русью.

Актуальность исследования связана также с тем, что работы последнего времени, касающиеся отдельных аспектов политической и социальной истории средневекового Пскова, показывают ее специфичность и многие сущностные отличия от истории соседнего с ним средневекового Новгорода. Между тем, в более ранней историографии Псков традиционно рассматривался вместе с Новгородом, и явления псковской и новгородской социальной и политической жизни были, таким образом, перемешаны. В данном диссертационном исследовании Псков рассматривается как отдельный от Новгорода исторический феномен, его городские институты исследуются на основании

псковских по происхождению документальных и нарративных источников,

что позволяет реконструировать процесс их эволюции без использования аналогии с соответствующими институтами Новгорода.

Объектом исследования являются политические институты псковского общества в XIV - XV вв.

Предметом исследования является развитие политических институтов и социума средневекового Пскова как раннекомунального городского сообщества.

Цель исследования - исследовать эволюцию псковского веча, посадничества, княжеской власти и социальную дифференциацию населения Пскова в период самостоятельного существования города, выявить особенности стадиального развития Пскова как варианта средневековой городской коммуны, сравнив ее с соответствующими западноевропейскими моделями.

Задачи исследования связаны с его целью, для достижения которой необходимо:

- освободить научные представления о Пскове от господства новгородских реалий, перенесенных на его почву;

- определить время составления псковского летописного свода, легшего в основу всего последующего псковского летописания;

- уточнить датировку некоторых псковских грамот;

- изучить терминологию псковских актов, псковских летописей и Псковской Судной грамоты, установить, какие из терминов имеют социальную, а какие политическую природу;

- выявить те смыслы, которые жители Пскова XIV - XV вв вкладывали в термины, которые можно было бы назвать социально-политическими;

- определить роль веча в системе политических институтов Пскова, установить его состав, функции, решить историографическую проблему, связанную с вечевым судом;

- проследить эволюцию института княжеской власти в системе политических институтов Пскова;

- выявить те смыслы, которые вкладывали псковичи XIV — XV вв. в понятия «посадник», «степенной посадник», «сын посаднич», изучить природу феномена коллективного посадничества, проследить эволюцию этого института;

- определить закономерность развития социума и политических институтов Пскова в сравнении с моделью эволюции ранних западноевропейских коммун.

Хронологические рамки исследования обозначены в заглавии диссертации. XIV век - время, когда Псков окончательно избавился от зависимости от Новгорода и, благодаря торговле с ливонскими городами, начал быстро развиваться. Кроме того, выбор нижней хронологической границы обусловлен состоянием источниковой базы, поскольку отрывочность сведений в псковских источниках за предшествующий период не позволяет реконструировать псковскую социально-политическую действительность изнутри. Автор выходит за нижнюю хронологическую границу только в параграфе, посвященном ранней истории Пскова. Этот параграф является необходимым предисловием ко всему исследованию. Верхняя граница обусловлена временем конца псковской независимости и началом создания Московского государства, вобравшего в себя северо-западные русские земли, в том числе Псков. Окончательное подчинение Пскова Москве произошло в 1510 г. Последние десять лет независимости рассматриваются в диссертации как продолжение для Пскова «длинного пятнадцатого века».

Методы исследования

В диссертации применены следующие методы, продиктованные целью и задачами исследования:

- приемы контекстуального анализа терминов

- метод просопографии

- методы генеалогии

- источниковедческие методы

- сравнительно-исторический метод

Степень изученности темы

Впервые к теме псковского общества и политического устройства обратился в «Истории государства Российского» Н. М. Карамзин. Именно он впервые сформулировал постулат о «тождественности» псковского и новгородского политического устройства. Эта идея стала краеугольным камнем всей историографии Пскова XIX в. Такую тождественность объясняли привнесением в Псков новгородского политического быта в то время, когда Псков был пригородом, или даже, по мнению И. Д. Беляева, колонией Новгорода. Другое объяснение было предложено Н. И. Костомаровым в книге «Северно-русские народоправства во времена удельно-вечевого уклада». Исследователь предположил, что Новгород и Псков принадлежали к особому типу государственного устройства (в терминологии Н. И. Костомарова - «народоправству)», отличному от «княжеского» правления в других частях древнерусской исторической общности Помимо книги Н. И. Костомарова необходимо отметить еще две специальные работы, посвященные Пскову: «Историю княжества Псковского» Е. В. Болховитинова, механически переносившего новгородские реалии на псковскую почву, и «Очерк внутренней истории Пскова» А. И. Никитского. В последней работе впервые было предпринято описание социально-политической реальности Пскова с учетом его особенностей. В частности, исследователем было сделано ценное замечание о наследственном характере псковского посадничества.

Следующий этап изучения Пскова связан уже с советской историографией, которая объясняла схожесть Пскова и Новгорода общностью исторического развития «феодальных боярских республик». Вначале внимание исследователей фокусировалось на социально-экономических отношениях. В работах Б. Д. Грекова, С. В. Юшкова, С. Н. Чернова были заложены основы изучения сельского населения Псковской земли, предложен марксистский взгляд на события 1483 - 1486 гг. в Пскове, так называемую «брань о смердах», когда впервые социальные противоречия вылились в открытый конфликт. Своеобразную черту под советской историографией первого периода подвела

работа Н. Н. Масленниковой «Присоединение Пскова к русскому централизованному государству», в которой развивалась идея существования в Пскове на всем протяжении XIV — XV вв. зрелого классового общества и, соответственно, классовой борьбы.

С 60-х годов XX в. имел место постепенный отход от марксистской догмы, что было во многом связано с более активным археологическим изучением Пскова. В первую очередь, необходимо отметить работу Б. Б. Кафен-гауза, центральное место в которой занимает исследование псковского посадничества. Исследователь составил хронологический перечень известных по источникам псковских посадников. Предложил Б. Б. Кафенгауз и свою трактовку развития этого института. Начиная с 70-х годов XX в. стереотип о «новгородско-псковском единстве» стал постепенно разрушаться. В работах С. И. Колотиловой, В. Л. Янина и С. В. Белецкого был поставлен под сомнение один из двух ключевых тезисов, на котором покоилось представление о «тождественности» социально-политических институтов Новгорода и Пскова. Исследователи показали, что Псков никогда не был новгородским пригородом, соответственно, идея о «привнесении в Псков новгородских порядков» лишилась теоретического обоснования. Одновременно в работах В. Н. Вернадского, а позднее и Л. М. Марасиновой был обоснован тезис о том, что в Пскове в отличие от Новгорода не было крупного боярского землевладения, что ставило под сомнение возможность применения к Пскову историографических схем новгородского социально-политического устройства. Эту идею развил Ю. Г. Алексеев, показавший, что псковское общество было несколько архаичным и отсталым по сравнению с новгородским, хотя они и имели общий вектор эволюции. Наконец, В. А. Аракчеев поставил под сомнение и то, что за общей для Новгорода и Пскова терминологией скрываются одинаковые реалии. В монографии А. Е. Мусина , вышедшей в 2010 г., уже не используется прием домысливания псковских реалий, исходя из новгородских аналогов, однако эволюция социально-политического устройства Пскова осталась скорее на периферии исследования, хотя и была в некоторой степени

затронута. Таким образом, появление настоящего исследования обусловлено в первую очередь нынешним этапом развития историографии, диктующим необходимость нового осмысления социально-политической истории Пскова и освобождения ее от новгородских напластований.

Источниковая база диссертации — комплекс известных псковских источников за изучаемый период. Все они опубликованы. Источники можно условно разделить на три группы:

1. Псковские летописи. Первое их издание в 1837 г. осуществил М. П. Погодин. Затем Псковские летописи были изданы в 1848 г. Археографической комиссией в серии ПСРЛ. При этом Синодальный список псковских летописей был выделен в особую Псковскую 2 летопись. В 1941 — 1950 гг. академическое издание псковских летописей подготовил А. Н. Насонов. Исследователь выделил на основе анализа 24 списков Псковскую 1, Псковскую 2 и Псковскую 3 как отдельные летописи. А. Н. Насонов опубликовал исследование истории псковского летописания и предложил свою схему его развития, согласно которой все псковские летописи восходят к своду середины XV в. Его взгляды на историю псковского летописания были подвергнуты критике со стороны Г.-Ю. Грабмюллера.

2. Псковские акты. Большая публикация 18 известных на тот момент псковских актов была осуществлена С. Н. Валком в 1949 г. Л. М. Марасинова издала в 1966 г. еще 35 псковских грамот XIV - XV вв., списки которых были обнаружены ею в столбцах с поместно-вотчинными делами XVII в. Издание грамот Л. М. Марасинова сопроводила исследованием дипломатики и палеографии псковских актов и хронологическим и географическим комментариями. Кроме того, обнаруженные во второй половине XX в. псковские грамоты издавались отдельно С. Н. Валком, В. Соколовским и С. В. Белецким.

3. Псковская Судная грамота (далее - ПСГ) была впервые опубликована и издана в 1847 г. Н. Н. Мурзакевичем. С тех пор ПСГ неоднократно издавалась: И. Е. Энгельманом, Л. В. Черепниым и А. И. Яковлевым, И. Д. Марты-севичем, И. И. Полосиным, Ю. Г. Алексеевым. С ПСГ связано несколько ис-

термографических проблем: датировка памятника, полнота дошедших до нас двух списков по сравнению со всем бытовавшем в Пскове корпусом письменного права.

Наблюдаемая синхронность в появлении социально-политических понятий в изменяющемся формуляре псковских актов и в летописных известиях позволяет проследить эволюцию социально-политических институтов Пскова XIV - XV вв. Параллельный анализ терминологии ПСГ помогает раскрыть содержание этих понятий и тех смыслов, которые вкладывали в них жители Пскова XIV - XV вв.

В исследовании привлекаются и другие источники: Новгородская первая летопись старшего и младшего извода, Ипатьевская, Лаврентьевская, Софийская I, Новгородская IV, Новгородская Карамзинская летописи, Летопись Авраамки, Рогожский летописец, Тверской сборник, Новгородская Судная грамота, Ливонская рифмованная хроника, Хроника Ливонии Генриха Латвийского, «Путешествия и посольства» Жильбера де Лануа, ряд юридических памятников европейских средневековых городов - по изданию Е1спсиэ Гопи-шп 1ш1опае игЬапае.

Научная новизна исследования. В диссертации предложен новый комплексный подход к изучению средневекового Пскова. Впервые основные проблемы социально-политической истории города были исследованы на отделенном от новгородского псковском материале документальных и нарративных источников, подвергнутых всесторонней критике для определения степени их достоверности. Автор пришел к новым выводам относительно сути важнейших политических институтов Пскова. Уточнено содержание важных для истории Пскова понятий: «посадник», «вече», «боярин». Впервые модель развития Пскова была рассмотрена в контексте истории европейских коммун раннего периода.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. На протяжении всего периода самостоятельности носителем высшей власти в Пскове было собрание жителей города. Вопреки принятому в историографии мнению, оно обладало правом суда по самым серьезным преступлениям, каравшимся смертью. К полноправным гражданам Пскова, принимавшим участие в таких собраниях, принадлежали все горожане, жившие в пределах крепостных стен.

2. Термин «посадник» имел в Пскове в 1340-х — 1430 -х гг. двоякий смысл. Помимо должности городского магистрата, этот термин обозначал представителей формирующегося в этот период городского патрициата. Посадники-патриции имели исключительное право на замещение должности псковского посадника, называемого с 30-х гг. XV в. «степенным».

3. Понятие «Совет посадников» или «Боярский совет», принятые ранее в историографии, являются по отношению к истории Пскова умозрительной конструкцией, не основанной на источниках.

4. Княжеская власть на протяжении рассматриваемого периода эволюционировала. Князь, который изначально не входил в систему политических институтов Пскова, ко второй половине XV в. инкорпорировался в нее и стал одним из магистратов города.

5. Псковское общество в начале XIV в. было социально однородным; в рассматриваемый период в нем происходил процесс социальной дифференциации, который привел в конце рассматриваемого периода к выделению городского патрициата, расслоению общества и кризису прямой «вечевой демократии».

6. Социально-политическое развитие Пскова в изучаемый период типологически близко процессам, происходившим в европейских городах в период ранней коммуны в XI — XIII вв.

Практическая значимость работы

Результаты диссертационного исследования могут быть использованы для дальнейшего исследования русского средневекового города, а также вопроса о сходстве и различии между русским и западноевропейским Средневековьем, в учебных пособиях и лекционных курсах по отечественной истории.

Апробация результатов исследования

Диссертация в целом и отдельные ее части обсуждались на заседаниях диссертационного семинара факультета истории Европейского университета в Санкт-Петербурге и на заседаниях Центра Res Publica этого университета. Работа в целом, а также автореферат были обсуждены на заседании Отдела древней истории России Санкт-Петербургского института истории РАН.

Основные положения диссертационной работы излагались в форме докладов и сообщений и обсуждались на российских и международных конференциях: «Новгородика-2010» (Новгород, 2010), «Practices and Theories of Self-Government: Comparative Perspectives on Russia and Europe» (Флоренция, 2011), «Школа-конференция молодых историков в Институте Российской Истории» (Москва, 2011), «Зарождение российской государственности. Старая Ладога в истории и культуре Евразийского мира» (Старая Ладога, 2012), «Новгородика-2012» (Новгород, 2012), «Republicanism: city, regional and comparative perspectives» (СПб, 2012).

Структура работы. Диссертация состоит из оглавления, введения, трех глав, разбитых на параграфы, и заключения. Она изложена на 267 страницах машинописного текста, содержит список источников и литературы из 143 наименований.

Основное содержание диссертации Введение. Во введении обосновывается актуальность исследования, ставятся его цели и задачи. В разделе «Историография» рассматривается процесс формирования современных представлений о древнем Пскове. Анализируется широко используемый исследователями XIX — середины XX в. прием реконструкции социально-политических процессов в средневековом Пскове на основе аналогии с Новгородом, суть которого состояла в заполнении лакун в псковских источниках новгородскими реалиями. Делается вывод о том, что теоретической базой для использования такого приема служило представление о том, что Псков изначально был новгородским пригородом и заимствовал социальную структуру и политические институты «старшего» города и что Новгород и Псков относились к одному типу «северо-западных вечевых городов» и, соответственно, имели схожую структуру общества, в рамках которой развивались синхронно. Однако накопление эмпирических данных, сопровождаемое развитием археологии и появлением новых археографических находок, в течение второй половины XX в. постепенно разрушало вышеуказанные теоретические построения.

В середине XX в. М. Н. Тихомиров предположил, что русские средневековые города развивались синхронно и по схожему пути с современными им западноевропейскими коммунами. Схожие мысли высказывал и В. Т. Па-шуто. Практически одновременно мысль о принадлежности Новгорода к городам западного типа высказала и Э. Эннен. В конце XX - начале XXI вв. интерес к возможности рассмотрения Новгорода (и имплицитно Пскова) как города западного типа проявился в ряде специальных статей, посвященных сравнению Новгорода и западноевропейской коммуны. Таким образом, делается вывод о том, что на современном этапе развития историографии требует рассмотрения вопрос о сопоставимости русского средневекового города на примере Пскова с западноевропейским.

В §3 «Источники» проводится разделение источников на «внутренние» (псковские по происхождению) и «внешние» (не псковские). Производится

источниковедческий анализ псковских источников, как более важных в рамках цели и задач диссертации. В §3, в разделе 3.2., посвященном псковским грамотам, делается вывод о необоснованности принятой ранее датировки некоторых из них и предлагается другая датировка. В частности, рассматривается грамота Пскова Якову Голутиновичу.' С. Н. Валк датировал ее началом

XIV в. Таким образом, получалось, что она содержала древнейшее упоминание псковского веча. В диссертации предлагается новая датировка - конец

XV - начало XVI вв. - на основании того, что целый ряд понятий, встречающихся в ее единственном дошедшем до нас списке XVII в., характерны не для XIV, а для второй половины XV в.

В разделе, посвященным псковским летописям, выдвигается новая гипотеза о времени создания первого псковского летописного свода — протографа всех псковских летописей. То, что псковские известия в новгородско-софийских летописях обрываются на 1407 г., а также то обстоятельство, что, начиная с 1410 г. в Псковской 2 Летописи и Псковской 1 - Псковской 3 имеются существенные разночтения, позволили предположить существование псковского свода 1410 г., который был позднее отредактирован и с разной степенью полноты отразился, с одной стороны, в единственном сохранившемся списке Псковской 2 летописи, а с другой, в остальных псковских летописях (Псковской 1 и Псковской 3).

Существование псковского летописного свода 1410 г., отраженного во всех псковских летописях, важно для настоящей диссертации, поскольку на этой основе автор приходит к выводу, что особенности использования социально-политической терминологии в известиях псковских летописей за XIV в. не могут объясняться редакторской правкой составителей поздних псковских летописных сводов. Делается вывод о том, что определенное изменение терминологии летописи на протяжении всего изучаемого периода, в первую очередь в контексте принятия политических решений, совпадает с изменением формуляра псковских грамот. Таким образом, динамика использования соци-

1 Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М. ; Л., 1949. С. 318.

ально-политических терминов в псковских источниках отражает развитие псковского общества и его политических институтов.

Глава I. Истоки псковского политического устройства. Вече, псковичи и весь Псков в XIV — XV вв. (Глава состоит из трех параграфов.)

§ 1.1. Псков в XI — XIII вв. Отношения с Новгородом и Болотов-ский договор. В этом разделе анализируется ранняя история Пскова (XI -XIII вв.) в контексте его взаимоотношений с Новгородом, которые предопределили особенности социально-политического развития Пскова в последующий период. Псков был членом новгородской федерации, память о которой сохранилась в повести о призвании варягов и других ранних летописных известиях (гипотеза А. В. Кузы).2 Трехчленное деление Новгородской земли отразилось и в совместных собраниях новгородцев, псковичей и ладожан в 1132 - 1136 гг., принявших решение об изгнании князя Всеволода Мстиславовича. Последующее призвание его на княжение в Псков дало начало процессу превращения федерации в конфедерацию, состоящую из самостоятельных городских общин Новгорода и Пскова. Новгород обладал несравнимо большими возможностями, что сказывалось и на политической конъюнктуре. Однако на символическом уровне новгородцы не претендовали на господство над Псковом, называя псковичей «братией». Вместе с тем, новгородские князья периодически заявляли свои права на Псков, что ярче всего проявилось в 1228 -1232 гг. в трехстороннем противостоянии князя Ярослава Всеволодовича, новгородцев и псковичей. То, что первый псковский князь был призван псковичами, сказалось на специфике характера княжеской власти в городе и во многом предопределило дальнейшее развитие псковских политических институтов. Выборный характер княжеской власти объясняет то, почему в Пскове XII — XIII вв. не сложилось посадничего управления.

2 Куза А. В. Новгородская земля // Древнерусские княжества X - XIII вв. М., 1975. С. 144 -201.

Соглашаясь с мнением С. А. Колотиловой3 и В. Л. Янина4 о том, что Псков никогда не был новгородским пригородом, автор диссертации отмечает, что во второй половине XIII - начале XIV в. наблюдается некоторое нарушение баланса в отношениях Пскова и Новгорода: именно в это время фиксируется наибольшая зависимость первого от последнего. Вслед за А. В. Валеровым5 автор объясняет это событиями 1240 - 1242 гг., то есть оккупацией Пскова Ливонским Орденом. При этом предложенная А. В. Валеровым гипотеза о подчинении Пскова Новгороду в качестве наказания за измену не кажется вполне убедительной. Корни изменения отношений с Новгородом нужно искать в демографической катастрофе Пскова, потерявшего значительную часть мужского населения в битве под Изборском. Псков был освобожден новгородским князем Александром Ярославичем при помощи новгородского ополчения и, соответственно, воспринимался Новгородом как военный трофей. Но предшествующее длительное сосуществование в рамках конфедерации и традиционное восприятие новгородцами псковичей как «братии» не дало Пскову превратиться в один из новгородских пригородов. Скорее в этот период его можно охарактеризовать, вслед за В. А. Буровым,6 как вассала, младшего союзника. Княжение Довмонта-Тимофея, его военные успехи, заложили основу возвращения Псковом своей самостоятельности, отразившейся в Болотовском договоре.

В параграфе дается социально-экономическая характеристика псковского общества рассматриваемого времени. Исследователи не раз отмечали отсутствие в Пскове в XIV-XV вв. крупной земельной аристократии, подоб-

3 Коло ниста С. И. К вопросу о положении Пскова в составе Новгородской феодальной республики // История СССР. 1975. №2 С. 145 - 152.

4 Янин В. Л. «Болотовский» договор о взаимоотношениях Новгорода и Пскова в XII - XIV вв. // Отечественная история. 1992. № 6. С. 3 - 14.

5 Валеров А. В. Новгород и Псков. Очерки политической истории Северо-Западной Ру си XI - XIV вв. СПб., 2004.

6 Буров В. А. Очерки истории и археологии средневекового Новгорода. М., 1994. С. 138 -144.

ной новгородской, писали об архаичности его развития по сравнению с Новгородом.7 На основе актового материала и летописных данных автор предложил гипотезу, согласно которой Псков в XII - XIII вв. не имел заметных земельных владений. Он обладал только небольшой территорией, преимущественно сосредоточенной между Псковом и Изборском в радиусе не более 20 км от города. Термин «Псковская земля» или «Псковская волость» фиксируется только с середины XIV в., когда псковичи начинают подчинять себе новые территории и строить собственные пригороды. Такая ситуация объясняет тот факт, что к началу XIV в. население Пскова не имело еще выраженной социальной дифференциации, которая постепенно развивается на протяжении XIV - XV вв. как следствие развитой торговли с городами Ливонии.

§ 1.2. Вече. В этом параграфе анализируется употребление термина «вече» в псковских источниках. Термин начинает использоваться только с 50-х гг. XV в., сначала в летописных известиях, а вскоре после этого - и в грамотах.

Столь позднее появление термина имеет свое объяснение. Ю. Гранберг обратил внимание на то, что в псковских источниках «вече» используется не в качестве подлежащего, а как обстоятельство места. На этом основании он сделал вывод о том, что «вече» в Пскове — это не название властного органа (собрания псковичей), а термин, связанный с политической активностью горожан и обозначающий скорее место такого собрания.8 Можно согласиться с такими выводами исследователя, но с некоторыми оговорками. Термин «вече» возникает в середине 50-х гг. XV в. не случайно. В это время мы наблюдаем в псковских источниках появление и других терминов: «концы» и «Господин Великий Псков». Это объясняется тем, что в XV в. растущий Псков

7 Алексеев Ю. Г. Черные люди Великого Новгорода и Пскова // Исторические записки. М., 1979. Т. 103. С. 242-274.

8 Гранберг Ю. Вече в древнерусских письменных источниках: функция и терминология // Древнейшие государства Восточной Европы. М., 2004. С. 100 - 135.

стремился подчеркнуть свое величие, то, что он «стольный град». В 30-е гг. XV в. оформлялся новый комплекс Троицкого собора с площадью перед ним, а в письменные памятники проникала терминология, заимствованная из новгородской политической культуры. Вместе с этим, конструкцию «на вече/в вече» нельзя вслед за Ю. Гранбергом признать обстоятельством места, локативом. Контекст ее использования при описании наиболее значимых событий наводит на мысль о том, что скорее перед нами, с грамматической точки зрения, обстоятельство образа действия. Сделать что-либо «на вече» становится определенной процедурой или церемонией, имевшей в глазах псковичей особый смысл, легитимирующей определенные решения. Такое понимание этого выражения укладывается в наблюдаемый в источниках за XV в. процесс ри-туализации политической жизни, усложнения политической культуры.

Однако становится очевидным, что невозможно решить вопрос об элитарности или эгалитарности псковской политической жизни на основе трактовки одного лишь термина «вече». То, что за этим понятием стояло не политическое собрание горожан, а определенный ритуал, его сопровождавший, не означает, что такого собрания не было. Напротив, автор скорее склонен считать, что оно существовало на протяжении всего периода псковской самостоятельности, скрываясь за формулировками «весь Псков» и «все псковичи».

§ 1.3. «Весь Псков» и «мужи псковичи». Анализ этих терминов в различных псковских источниках показывает, что они синонимичны. Это единственный элемент формул, наблюдаемых как в заглавиях псковских грамот и Псковской Судной грамоте, так и в летописях при описании принятия политических решений, который никогда не опускался. Понятия «весь Псков» (или «все псковичи») являлись неотъемлемой частью представлений о власти, за этим понятиями скрывался символический носитель высшей власти в Пскове. В пользу этого говорят и наблюдения над внешнеполитическими актами Пскова, где контрагентом, с которым заключали мир и которому объявляли войну, выступал именно «весь Псков», а посадники, князья и сотские выступали лишь как его представители, ст. 108 ПСГ устанавливала подотчет-

ность посадника перед «всем Псковом». По крайней мере, на символическом уровне носителем высшей власти в Пскове была совокупность всех псковичей.

Наблюдения над отдельными известиями псковских летописей, в которых говорится о принятии псковичами важных решений (учитывая, что ни посадника, ни князя, ни вообще никого из «лучших» людей в городе в тот момент не было), позволяет предположить, что «мужи псковичи» могли принимать политические решения и самостоятельно без участия городских магистратов. Это говорит о том, что политическое собрание псковичей обладало реальной властью, а не только было ее носителем на символическом уровне. Конечно, «протокольные» трактовки летописных известий не могут служить весомым аргументом. Поэтому автор обратился к теме суда, осуществляемого собранием псковичей. Во избежание путаницы в диссертации он именуется «вечевым», как это принято в историографии, хотя правомерность такого словоупотребления, как показано в работе, может быть оспорена.

Ю. Г. Алексеев предположил, что дошедшая до нас редакция ПСГ запрещает «вечевой» суд.9 В диссертации этот тезис оспаривается. Предлагается другая интерпретация, согласно которой, ПСГ запрещает не сам суд «на вече», а лишь участие в нем посадника. Примеры «вечевого» суда известны из летописей, причем за период, следующий за верхней возможной границей датировки ПСГ. Псковские законы вводят лишь разграничение юрисдикции городского собрания, судившего за самые тяжкие преступления, караемые по ПСГ смертью, и «господы», в состав которой входили князь, степенные посадники и сотские. Идея о том, что человека может лишить жизни лишь собрание горожан, свидетельствует об эгалитарном характере псковского социума. Причем «вечевой» суд не носил характера расправы толпы, а имел процедурные формы. В диссертации делается предположение, что суд на нем вели «судьи» - политический институт Пскова, который ранее в историографии еще не рассматривался. Судей упоминает и Псковская Судная Грамота, и

9 Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота и ее время. Л.,1980 С. 21.

псковские летописи, начиная с середины XV в., когда процесс социальной дифференциации псковской общины зашел уже далеко. Судьи занимались не только судом, но и внешнеполитической деятельностью. Имена судей свидетельствуют об их происхождении из непривилегированной части населения. Это и объясняет распределение судебной юрисдикции: посаднику, представлявшему уже сложившийся в то время городской патрициат, запрещается вести суд на вече. Его функции выполняют представители городских низов, своеобразные «народные трибуны» - судьи. В то же время ПСГ защищает суд «господы» от «пересуживания» судьями, т.е. налицо действительное разграничение судебных полномочий между этими двумя институтами. Вместе с тем, в условиях только складывающейся традиции писаного права и делопроизводства в некоторых случаях юрисдикция остается неясной, о чем есть соответствующие летописные свидетельства.

Таким образом, городское собрание Пскова обладало правом суда по важнейшим уголовным преступлениям, законотворческой функцией, закрепленной ст.108 ПСГ, способностью принимать политические решения и, наконец, на символическом уровне воспринималось как носитель высшей власти. Это говорит о том, что в Пскове до конца периода независимости, даже в условиях усиления влияния городского патрициата во второй половине XV в., сохранялся в целом эгалитарный строй.

В параграфе рассматривается вопрос о том, кто входил в понятие «псковичи» - политический народ Пскова. В псковских источниках явно противопоставлены друг другу «псковичи», с одной стороны, и «пригорожане», то есть жители зависимых от Пскова городов, и «волощане», то есть сельские жители Псковской земли, с другой. Это позволяет автору утверждать, что последние две категории в состав политического народа Пскова не входили. Более того, и «посажане», то есть жители неукрепленной части города, к нему не принадлежали. Здесь диссертант соглашается с мнением, высказанным М. X. Алешковским, что категория «псковичи» была подвижной: по мере роста

города в нее включались бывшие «посажане».10 По мнению автора диссертации, об этом свидетельствуют многочисленные упоминания строительства посажанами крепостных стен за свой счет. Посажане стремились получить новый политический статус именно потому, что политическими правами в Пскове обладали те, кто жил внутри городских стен. В конечном итоге после строительства стены 1465 г. это привело к кризису модели прямой, «вечевой» демократии, т.к. городское собрание стало слишком громоздким. Глава II. Социальная дифференциация псковской общины и изменение структуры власти в XIV — XV вв. (Глава состоит из четырех параграфов.)

§ 2.1. Посадники, бояре и «совет посадников». Посадники в Пскове известны с начала XIV в., таким образом, существование посадничества хронологически совпадает с рамками настоящей работы. Вплоть до 40-х гг. XIV в. посадник был один, затем их количество начинает постоянно увеличиваться, доходя во второй половине XV в. до 16 посадников одновременно. Псковское посадничество имеет богатую историографию. Так, А. И. Никитский отметил тенденцию к наследованию этой должности. Б. Б. Кафенгауз составил список псковских посадников XIV - XV вв., а И. О. Колосова предприняла комплексную попытку объяснить, с одной стороны, рост числа посадников, а с другой, появление во второй половине XV в. различных терминов, производных от этого слова: «степенные посадники», «старые посадники», «старые степенные посадники», «дети посадничьи». В представлении исследовательницы увеличение количества посадников связано с ростом количества псковских концов и боярского представительства от них. Все исследователи сходились в том, что термин «посадник» обозначал именно политический институт, т.е. должность сменяемого городского магистрата. «Степенной посадник» в поздний период, согласно этой точке зрения, - высшая должность в Пскове, а просто «посадник» обозначал члена «посадничего» или «боярского» совета. В

10 Алешковский М. X. Социальные основы сложения территории Пскова X - XVI вв. // Советская археология. 1978. № 2. С. 122.

диссертации оспаривается эта система представлений (за исключением тезиса о наследственности звания посадника). Во-первых, «посадничий» или «боярский» совет Пскова - институт, которого, не знают источники. Между тем, именно этой историографической конструкцией ранее объясняли наличие в Пскове позднего времени большого количества посадников одновременно. Далее, вызывает сомнение тезис об избрании посадников кончанскими или уличанскими собраниями. Источники не фиксируют не только таких собраний, но и кончанского деления Пскова вообще, вплоть до середины XV в. Кроме того, нет ни одного свидетельства источников, которое можно было бы трактовать как известие о смене посадника. Если в новгородских летописях (и применительно к Новгороду) встречаются выражение «даша посадниство» или «отъяша посадниство», то псковские летописи таких событий не упоминают. Встречаются только схожие формулировки, но с несколько другим смыслом: «псковичи даша воеводство посаднику такому-то». То есть, получается, что «воеводство» псковичи дать могли, а «посадничество» - нет. Составленный Б. Б. Кафенгаузом список посадников, который был диссертантом несколько уточнен и дополнен, состоит из 83 имен. В источниках есть упоминания о смерти 16 посадников, и каждое такое сообщение содержит сам термин «посадник» как определение к персоналии. Таким образом, получается, что посадничество имело пожизненный характер.

Наследственность посадничества давно отмечалось исследователями. В диссертации несколько расширяется список посадничих семей. Их обнаружено 17, и они охватывают 57% известных нам посадников. Это дало возможность предположить, что, будучи пожизненным и наследственным, псковское посадничество представляло собой не должность, а титул. Его носили главы семей складывающегося в Пскове городского патрициата.

Дальнейшее наблюдение над терминами, связанными с «посадником» подтверждает такой вывод. Титул «сын посаднич» носил тот представитель посадничьей семьи, который был следующим в очереди на титул после старшего в роде, который именовался «посадником». Таким образом, наследова-

ние происходило по архаичной «горизонтальной» системе от брата к брату, а не от отца к сыну. В условиях недостатка источников трудно проследить все семейные линии. Именно этим, видимо, объясняется то, что не удается проследить наследственность среди оставшейся части посадников (43%).

Тем не менее, в начале XIV в. посадник был, несомненно, должностью, хотя и пожизненной. Рост числа посадников с середины столетия объясняется увеличением количества семей, претендующих на эту должность. Со временем термин стал обозначать не только ее, но и представителей всех семей, на нее претендующих, то есть определенный социальный слой. Такая многозначность термина «посадник» существовала с середины XIV в. до 30-х гг. XV в., когда для ее устранения появляется термин «степенной посадник», обозначавший уже, несомненно, именно должность, занимать которую могли только представители посадничего патрициата. Это подтверждает и Псковская Судная грамота, содержащая странное при другом объяснении выражение: «А какому посаднику сести на посадниство». То есть, получается, что тот, кто «садился» на посадничество, уже был посадником. Вообще то, что Псковская Судная Грамота не знает всего многообразия терминов, связанных с «посадником», характерных для второй половины XV в., заставляет предположить, что дошедшие до нас в ее составе нормы псковской пошлины относятся скорее к первой, а не ко второй половине столетия. Традиционное представление о посадничестве как об институте, созданном псковским боярством еще в XIV в., не находит подтверждения при анализе имеющегося материала. Община Пскова в начале XIV в. была еще достаточно социально однородной, и боярство не могло сформироваться как отдельный социальный слой земельной аристократии вследствие отсутствия земли. Сам термин «боярин» появляется в псковских источниках только с начала XV в., т.е. в период, следующий за оформлением посадничего патрициата. Можно предположить, что появление псковского «боярства» стало следующим после оформления посадничего патрициата этапом социального расслоения псковской общины.

§ 2.2. Социальное расслоение населения Пскова во второй половине XV в. и «брань о смердах». Этот параграф посвящен дальнейшему процессу социальной дифференциации в Пскове. Этапом изменения структуры псковского социума было строительство новых поясов крепостных стен. Показательно, что новые социальные категории псковичей - «житьи люди» и «черные люди» - фиксируются в источниках только после строительства стены 1465 г. В середине XV в., судя по псковским летописям, возникли социальные противоречия, которых до этого Псков не знал. Автор диссертации на основе анализа упоминаний «черных людей» в летописных сообщениях за 1483-1486 гг. и 1510 г. предположил, что этот термин имеет не столько социальную, сколько географическую привязку. «Черные люди» это жители бывшего псковского посада, получившие политические права после строительства стены 1465 г. В рамках этой гипотезы другую трактовку получает знаменитый в истории Пскова момент - так называемая «брань о смердах», которую нужно понимать не как социальный (в чистом виде) конфликт, а скорее как социально-политическое противостояние между «новыми» и «старыми» псковичами. Причиной его стало предоставление политических прав всем «новым» псковичам, т.е. «черным людям», приведшее к тому, что «вече» уже не могло вместить всех его потенциальных участников.

§ 2.3. Князья. В этом параграфе рассматривается несколько аспектов княжеской власти в Пскове, которые, по большей части, до сих пор оставались вне внимания исследователей и при помощи которых автор предлагает решить главную историографическую проблему, связанную с княжеской властью в Пскове. Это вопрос о том, насколько сильны были позиции князя в Пскове. А. И. Никитский считал их крайне слабыми вследствие того, что князья, по его мнению, изначально были «слугами новгородского веча». В его представлении князь был лишь приглашенным военачальником, роль которого в собственно управлении Псковом была минимальна. Противоположный взгляд на княжескую власть высказал Ю. Г. Алексеев, согласно которому князь — самостоятельная фигура псковской политики, получившая в свои ру-

ки широкие полномочия управления псковскими пригородами через своих людей. Ни с одной из этих концепций, по мнению автора диссертации, нельзя полностью согласиться.

В диссертации предлагается промежуточная точка зрения, примиряющая эти две позиции, поскольку княжеская власть в Пскове рассматривается в развитии. Если в XII - XIII вв. князья в Пскове бывали не всегда, то в XIV в. ситуация в этом смысле изменилась, но говорить о стабильности княжеской власти в этот период все еще не приходится. Нельзя объяснять это подчиненностью князя вечу, как это делал А. И. Никитский, но можно согласиться с ним в том, что роль князя в тот момент фактически ограничивалась военными функциями. Князь тогда еще не стал элементом политической структуры Пскова. Это наглядно демонстрирует и феномен «двоекняжия», т.е. ситуации, когда в городе, согласно летописным сведениям, было одновременно два князя, каждый из которых именовался «псковским». В формуляре дошедших до нас псковских грамот XIV в. князь не упоминается, что также показывает, что он не мыслился частью «всего Пскова», а был в нем скорее инородным телом.

В XV в. ситуация изменилась. Об этом свидетельствует и включение князя в формуляр псковских грамот, и защита от пересмотра дел суда «господы», освященного авторитетом князя, городским собранием. Если в XIV в. крестоцелование князя и псковичей было взаимным, то в XV в. только князь приносит присягу Пскову. Наблюдается и усложнение ритуала «посажения на стол», без осуществления которого вокняжения, в глазах псковичей, не происходило. Роль князя не просто усиливается — князь инкорпорируется в систему управления Псковом, становится ее частью.

§ 2.4. Сотские. Изначальным административным делением Пскова было, несомненно, именно сотенное деление. Сотские - древнейший политический институт города: первое упоминание о них содержит известие Ипатьевской летописи за конец XII в. Будучи изначально элементом княжеской администрации, институт сотских в дальнейшем эволюционировал. На протяжении XII - XIII вв. это единственный, помимо собрания горожан, орган управ-

ления городом. В XIV в. с началом процессов социальной дифференциации и выделением посадничего патрициата институт сотских отошел на второй план. Упоминания о сотских исчезли из источников. Следующее упоминание сотских относится уже к середине XV в., когда строительство стены 1465 г. и, соответственно, вхождение большого числа бывших посажан в число псковичей, потребовало нового сотенного деления. Эти новые сотские XV в. играли по отношению к степенным посадникам уже исключительно подчиненную роль. Единственной их прерогативой осталось участие в суде «господы», но их роль там сводилась к выполнению функций приставов.

Глава III. Псков XIV - XV вв. и европейский город раннекомму-нального периода. Сравнительно-типологический анализ. (Глава состоит из четырех параграфов.)

§ 3.1. Псков как город западного типа. В третьей главе исследуется вопрос о том, можно ли признать процесс развития псковского общества и его политических институтов уникальным или же стоит говорить о том, что такая эволюция может быть помещена в ряд ей подобных, т.е. классифицирована и типологизирована. Тенденция к сравнению русского и западноевропейского средневекового города явственно прослеживается как в отечественной, так и в зарубежной историографии второй половины XX в. Подобная типологизация помогает по-новому осмыслить политические институты Пскова и эволюцию его социума. В первом параграфе дается краткий обзор существующих теоретических моделей средневекового города. Приводятся аргументы против рассмотрения Пскова в рамках модели античного полиса, как это делал И. Я. Фроянов и его последователи. Разбирается концепция города М. Вебера,11 поскольку она сильнее всего в XX в. повлияла на историографию европейской средневековой коммуны.

" Вебер М. История хозяйства: Город// Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 309-439.

§ 3.2. Вопрос о коммунальном характере Новгорода и Пскова в историографии XX в. Вопрос о том, можно ли относить города Древней Руси к западноевропейскому типу средневекового города, возник в историографии в середине прошлого столетия. Он был одновременно и независимо друг от друга поднят исследователями как евроепейской коммуны, так и русского средневекового города. К концу столетия появилось несколько специальных статей, в которых этот вопрос рассматривался в отношении Новгорода. Р. Мументаллер и Р. Лефлер в своих статьях обосновывали коммунальный характер Новгорода.12 Им оппонировал Л. Штайндорф, по мнению которого Новгород к европейским средневековым коммунам причислять нельзя.13 Хотя спор касался только Новгорода, очевидно, что он относится ко всем древнерусским городам, и в первую очередь к Пскову, политическое устройство которого долгое время воспринималось как «тождественное» новгородскому.

Аргументы Л. Штайндорфа против признания Новгорода (и имплицитно Пскова) коммуной можно разделить на две части. К первой относятся те, с которыми согласиться нельзя. В Новгороде (и Пскове), вопреки мнению Штайндорфа, несомненно, были свои судебные инстанции, собственное право и политический народ. С аргументами из второй категории спорить сложно: в Новгороде (и имплицитно в Пскове), действительно, не было, как пишет Штайндорф, городского совета, института гражданства и ратуши. Однако эти черты средневекового европейского города, отсутствующие в Пскове и Новгороде, не были изначально характерны для коммуны. Они появились только в процессе развития европейского города, на втором этапе существования коммун - в XIII - XV вв. Ранняя коммуна их не знала. Соответственно воз-

12 Mumenthaler R. Spätmittelalterliche Städte West- und Osteuropas im Vergleich: Versuch einer verfassungsgeschichtlichen Typologie // Jahrbücher ftir Osteuropas Geschichte. Stuttgart, 1998. P. 39 - 68; Lefler R. Novgorod - eine europäische Kommune des Mittelalters? // Städte im östlichen Europa. Zurich, 2006. P. 33 - 59.

13 Штайндорф Л. Правильно ли считать Новгород коммуной? // Споры о новгородском вече. Междисциплинарный диалог. СПб., 2012. С. 228-241.

никает вопрос, не может ли эволюция псковского социума соответствовать более раннему этапу развития европейского города.14 К такому синхростади-апьному сравнению подталкивает и историография русского средневекового города. Так, M. Н. Тихомиров, стремясь обнаружить хронологическое соответствие в развитии русских и европейских средневековых городов15, показал, фактически, что его не было. Поэтому в диссертации сравнивается Псков XIV — XV вв. с европейским городом раннекоммунального периода — конца XI - первой половины XIII в.

§ З.З.Рождение коммуны. В третьем параграфе рассмотрены схожие условия, в которых находился Псков в XII — XIII вв. и докоммунальный европейский город в X - XI вв. Рождение коммуны стало возможным в условиях вакуума властных структур в городах, который стал следствием распада империи Каролингов. Именно в условиях отсутствия сильной централизованной власти на первый план вышла городская ассамблея - политическое собрание горожан, известное во всех без исключения раннекоммунальных городах. Ее корни лежат в собрании прихожан главного храма одного диоцеза на площади перед кафедральным собором. Такое собрание при вакууме власти начало принимать и политические решения и продолжало быть носителем верховной власти в городах на протяжении всего «раннекоммунального» периода. Точно такую же картину мы наблюдаем и в Пскове, где собрание псковичей, тесную связь которого с церковной организацией города недавно установил А. Е. Мусин,16 принимало политические решения «на вече» перед Троицким собором.

Однако появление коммун было вызвано не только политическими, но и экономическими причинами. Резкий рост населения городов, наблюдаемый с начала раннекоммунального периода, был вызван, согласно концепции А.

14 Michaud-Quantin P. Universitas. Expressions du mouvement communautaire dans le moyen-age latin. Paris, 1970.

15 Тихомиров M. H. Древнерусские города. M., 1956.

,ft Мусин A. E. Церковь и горожане средневекового Пскова. СПб., 2010.

Пиррена,17 возобновлением крупной торговли. Это справедливо и для Пскова, чье население на начало XIV в. даже количественно соответствовало населению среднего европейского раннекоммунального города. Начало активной торговли с городами Ливонии заложило экономическую основу могущества Пскова и привело к росту его населения, количественные показатели которого на конец периода псковской независимости сопоставимы с таковыми в европейских городах на конец XIII в., т.е. на конец «раннекоммунального» периода.

§ 3.4. Появление коммунальных институтов, кодификация права и появление городского самосознания. В конце XI - начале XII в. повсеместно в Европе городские ассамблеи начинают избирать первых городских магистратов. Иногда эта должность была пожизненной, как, например, в Венеции, иногда нет. В итальянской историографической традиции именно появление первых магистратов принято считать началом «раннекоммунального» периода. В немецкой же традиции за такую точку отсчета принимают обычно появление первых законодательных памятников, кодифицирующих бытовавшее обычное право.

В Пскове в XIV в. мы наблюдаем и то, и другое. Говоря о появлении первых городских магистратов, нужно отметить, что ни о каком типологическом единстве этих институтов не только в масштабе всего латинского мира, но даже в пределах, например, отдельно взятой Италии или Германии речи быть не может. Важен сам факт появления таких магистратов, а не характер их власти. В этом ряду стоит и появление в Пскове в начале XIV в. посадничества сначала именно как магистратуры, название которой уже потом было перенесено на представителей патрициата. Наличие уже в XIV в. Пскове первых памятников письменного права, следы которых дошли до нас в ПСГ, также вряд ли может быть поставлено под сомнение. Характерно, что не только в германских городах первые правовые памятники представляли за-

17 Pirenne H. Les villes du Moyen Age. Essai d'histoire économique et sociale. Bruxelles, 1927.

пись обычного права, но и в Италии, где под внешней оболочкой терминов римского права скрывалось германское варварское право, преимущественно дописьменное. ПСГ вполне сравнима с первыми европейскими городскими статутами, отдельные ее нормы прямо им соответствуют.

Еще один важный момент роднит Псков и «раннекоммунальный» город. Это появление городского самосознания, местного патриотизма. В Пскове эти явления хорошо прослеживаются в его летописании, зарождение которого именно в этот момент также кажется неслучайным.

Таким образом, делается вывод, что хотя «раннекоммунальный» город - это только определенная модель происходивших процессов, отражающая лишь часть существующего многообразия жизни, Псков вписывается в эту модель не хуже и не лучше любого другого отдельно взятого европейского средневекового города.

Заключение. В заключении подводятся общие итоги. Обрисовываются общие контуры изменений в псковском обществе и политических институтах. Делается вывод о том, что их эволюция шла от эгалитарной к элитарной модели. В Европе на протяжении всего «раннекоммунального» периода шла социальная дифференциация изначально однородной «братской» общины. В результате это приводило к образованию городского патрициата, который стремился захватить власть в городах. Этому предшествовал обычно кризис, выражавшийся в противостоянии патрициата и непривилегированных горожан. Этот противостояние и было концом ранней коммуны. На смену ей в европейских городах XIV в. пришла «высокая» коммуна, обладавшая уже развитыми политическими институтами, отсутствие которых в Новгороде отмечал Л. Штайндорф. В частности городская ассамблея утрачивала свои властные полномочия, на смену ей пришел городской совет, где заседали представители патрициата. Появилось разделение на граждан и жителей - не граждан.

В Пскове XV в. мы наблюдаем лишь начало этих процессов. Социальная дифференциация общества привела во второй половине XV в. к первым конфликтам. Уже имелся развитый патрициат - посадничество, можно проследить предпосылки для образования гильдий, бывших в городах «высокой» коммуны важным институтом. Однако процесс превращения ранней коммуны в «высокую» не дошел в Пскове до своего завершения в силу внешних причин, т.е. присоединения Пскова к Московскому государству, в котором уже не было места городскому коммунальному самоуправлению.

Основные результаты исследования опубликованы в 3 печатных работах, помещенных в изданиях, рекомендованных ВАК:

1. Бовин А. А. Посадничество в Пскове XIV - XV вв. // Электронный научно-образовательный журнал «История». М., 2012. Выпуск 7(15) [Электронный ресурс]. Доступ для зарегистрированных пользователей. URL: http://mes.igh.ru/s207987840000212-2-1

2. Вовин А. А. К вопросу о княжеской власти в Пскове XIV — XV вв. // Новгородский исторический сборник. Великий Новгород, 2013. Т. 13 (23). С. 103-114.

3. Вовин А. А. Датировка жалованной грамоты Пскова Якову Голути-

новичу // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. М., 2014. Вып. 2 (56).

С. 75-82.

Подписано в печать 29.12.2014г. Формат А5, цифровая печать. Усл.печ.л. - 1,3 Тираж 100 экз.

Отпечатано в КЦ «Чкаловский» Россия, г. Санкт-Петербург, ул. Большая Зеленина, д. 13. тел./факс: 702-70-70 e-mail: chk;» copv.sph.ru