автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Феномен интертекстуальности в произведениях В.С. Маканина
Полный текст автореферата диссертации по теме "Феномен интертекстуальности в произведениях В.С. Маканина"
На правах рукописи
ВАСИЛЬЕВА Ольга Николаевна
ФЕНОМЕН ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТИ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ В.С. МАКАНИНА: ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
Специальность 10.02.01 - Русский язык
11 ноя 2015
АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
00556446/;
Уфа-2015
005564462
Работа выполнена на кафедрах русского языка и общего языкознания Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Башкирский государственный педагогический университет им. М. Акмуллы»
Научный руководитель: кандидат филологических наук, доцент
Курбангалеева Гузель Мансуровна
Официальные оппоненты: Илюхина Надежда Алексеевна,
доктор филологических наук, профессор, ФГБОУ ВПО «Самарский государственный университет», кафедра русского языка, заведующий кафедрой
Салимова Лира Марселевна,
кандидат филологических наук, доцент, ФГБОУ ВПО «Башкирский государственный университет», кафедра русского языка и методики его преподавания, доцент
Ведущая организация: ФГБОУ ВПО «Поволжская государственная
социально-гуманитарная академия»
Защита диссертации состоится «2» декабря 2015 г. в 11:00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.013.02 при ФГБОУ ВПО «Башкирский государственный университет» по адресу: 450076, г. Уфа, ул. 3. Валиди, 32, ауд. 423.
С диссертацией и авторефератом можно ознакомиться в библиотеке Башкирского государственного университета по адресу: 450076, г. Уфа, ул. 3. Валиди, 32 и на официальном сайте: http://www.bashedu.ru/autoref
Автореферат разослан «_» октября 2015
Ученый секретарь
диссертационного совета ''' ^ Л.А. Сергеева
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДИССЕРТАЦИОННОЙ РАБОТЫ
Диссертационное исследование посвящено изучению особенностей интертекстуальности в произведениях B.C. Маканина.
К ряду наиболее актуальных направлений филологии, начиная с конца 60-х годов XX века, относится исследование категории интертекстуальности. Формировавшееся изначально в рамках литературоведения и семиотики (М.М. Бахтин, Ю. Кристева, Ж. Деррида, Р. Барт, М. Риффатерр, Ж. Женетг) явление интертекстуальности постепенно стало предметом пристального внимания современных лингвистов и культурологов, подтверждением чему служит всё возрастающее количество научных работ, посвященных данной проблематике (Арнольд 2010; Лотман 1981, 1992, 2000; Смирнов 1995; Тороп 1981; Аникина 2006; Денисова 2003; Зверькова 2004; Золотухина 2009; Костыгина 2003; Литвиненко 2008; Лушникова 1995; Слышкин 2000; Фатеева 2007; Чернявская 1995,2009; Яковлев 2011 и др.).
С античных времен любое произведение представляет собой продукт взаимодействия оригинальности и традиционности, образующийся вследствие тяготения к новому и одновременно к устоявшимся формам литературной и культурной памяти. Однако наиболее ярко межтекстовое взаимодействие выражается в эпоху постмодернизма с его пониманием сознания как текста и основополагающей установкой на «цитатное мышление». Этим обусловлен особый интерес лингвистов к анализу постмодернистских текстов (Денисова 2003; Зверькова 2004; Каркавина 2011; Олизько 2009 и ДР-)-
B.C. Маканин относится к числу современных писателей, активно использующих в своем творчестве повествовательную технику постмодернизма, в частности, такое средство создания художественной образности, как интертекстуальность, и с этих позиций его произведения до сих пор не изучались. Между тем анализ его художественных текстов с данной точки зрения представляется чрезвычайно интересным, поскольку в них содержится огромное количество произведений предшественников, воплощенных в интертекстуальных включениях, и без этого невозможно в полной мере понять его творчество. Именно соединение с великим литературным и - шире - культурным наследием (сближение или отдаление) позволяет на глубинном уровне понять замысел автора.
Актуальность исследования обусловлена необходимостью комплексного изучения интертекстуальности в художественных текстах, совмещающего в себе лингвистический, культурологический и
литературоведческий подходы. Комплексный характер исследования дает возможность более глубокого анализа текста. С другой стороны, актуальность мотивирована неизученностью явления интертекстуальности в творчестве B.C. Маканина - писателя, в произведениях которого данная категория проявляется весьма ярко.
Объектом исследования являются интертекстуальные включения в произведениях B.C. Маканина.
Предмет исследования — специфика интертекстуальности в художественных текстах указанного автора.
Цель работы — установление особенностей интертекстуальности в произведениях B.C. Маканина. При этом определяющим для настоящей работы является широкое семиотическое понимание интертекстуальности, позволяющее изучать взаимодействие текстов разных семиотических систем.
Цель обусловила постановку следующих задач:
1) рассмотрение современного состояния и основных проблем теории интертекстуальности в лингвистике, определение видов интертекстуальности, а также типов и функций интертекстуальных включений;
2) рассмотрение основных положений постмодернистской философии и роли принципа интертекстуальности в ней;
3) выявление источников интертекстуальных включений и специфики их функционирования в произведениях B.C. Маканина;
4) анализ особенностей кодовой интертекстуальности, предполагающей смену языкового кода, и обращающей к текстам разных семиотических систем синкретической интертекстуальности в произведениях автора.
5) определение сопутствующих интертекстуальным включениям средств создания художественной образности.
Методологической основой данной работы послужил антропоцентрический подход, заключающийся в том, что анализ тех или иных явлений осуществляется в непосредственной связи с человеком.
В работе используются следующие исследовательские методы: контекстный анализ (при определении изменений претекста в принимающем тексте), метод лингвориторической реконструкции (первичный), биографический, описательный (при описании результатов исследования), метод сплошной выборки (при отборе интертекстуальных включений), статистический.
Научная новизна исследования состоит в том, что впервые представлено описание особенностей интертекстуальности в творчестве B.C. Маканина. Описание проводилось комплексно, с учетом источников
интертекстуальных включений, языковой основы интертекстуальности, принадлежности «чужого слова» автору/герою, характера отношения интертекстуального включения к претексту (сближение-отдаление, согласие-полемика, пиетет-ирония), видов интертекстуальности (текстовая, кодовая или синкретическая), типов и функций интертекстуальных включений, их семантических и формальных преобразований, места и количественных характеристик, а также иных средств создания художественной образности, сопутствующих интертекстуальным включениям.
Кроме того, научная новизна исследования обусловлена тем, что впервые в отечественной лингвистике рассматривается проявление текстовой интертекстуальности через кодовую и реализация одного интертекстуального включения через другое.
В ходе анализа были рассмотрены все произведения
B.C. Маканина, но непосредственно материалом исследования послужили тексты четырех произведений: «Кавказский пленный» (1995), «Андеграунд, или Герой нашего времени» («Андеграунд...») (1998), «Испуг» (2006) и «Асан» (2008) общим объемом 1675 страниц. Выбор этих художественных текстов обусловлен наличием в них богатейшего языкового материала для исследования феномена интертекстуальности и тем, что рассматриваемая проблема высвечивается в них по-разному: в «Асане» наиболее выразительно представлены исторические интертекстуальные включения; синкретическая интертекстуальность ярчайшим образом проявляется в «Испуге»; наконец, «Андеграунд...» является своего рода энциклопедией всех видов интертекстуальности и типов интертекстуальных включений. Выявленные с помощью данных произведений основные структурно-семантические особенности интертекстуальных включений подтверждает «Кавказский пленный».
Теоретико-методологическую базу диссертации составили: обобщенная модель интертекстуальности И.В. Арнольд; теория «диалошзма» и «чужого слова» М.М. Бахтина; концепция интертекстуальности Р. Барта, Ю. Кристевой; структуралистская теория интертекстуальности Ж. Женетта и М. Риффатерра; семиотическая теория культуры М.Ю. Лотмана; фундаментальные труды в области интертекстуальности Ю.Н. Караулова, И.П. Смирнова, Д.Б. Гудкова, Г.В. Денисовой, В.В. Красных, H.A. Кузьминой, Н. Пьеге-Гро, Г.Г. Слышкина, И.В. Толочина, H.A. Фатеевой, В.Е. Чернявской; труды по лингвистическому анализу художественного текста В.В. Виноградова, Н.М. Шанского, P.A. Каримовой; исследования в области литературоведения Н.Л.Лейдермана, М.Н.Липовецкого, Т.Н.Марковой,
C.B. Переваловой, посвященные творчеству B.C. Маканина.
На защиту выносятся следующие положения:
1. В творчестве B.C. Маканина широко представлены различные интертекстуальные включения, отсылающие как к вербальным текстам, так и текстам других семиотических систем. Диалог, который ведет B.C. Маканин со своими предшественниками, имеет сложный характер: с одной стороны, это постмодернистская игра, с другой - достоверное изображение современной эпохи.
2. Преобладающее количество интертекстуальных включений в художественных текстах B.C. Маканина обращает читателя к русской классической литературе XIX века. Главным собеседником современного автора является Ф.М. Достоевский. Вне связи с творчеством классика невозможно в полной мере понять смысл его произведений. Среди иных семиотических рядов, образы которых вербализуются в художественных текстах B.C. Маканина, выделяется живопись.
3. Интертекстуальность в творчестве B.C. Маканина проявляется на различных языковых уровнях. Наиболее употребительными лингвистическими маркерами интертекстуальности в его творчестве выступают заглавия произведений предшественников, известные антропонимы, синтаксическая структура претекста и звуковое сходство слов, принадлежащих прецедентному и принимающему текстам. Формальные трансформации претекста в произведениях писателя крайне разнообразны.
4. Яркими особенностями изучаемого феномена в художественных текстах B.C. Маканина являются проявление текстовой интертекстуальности через кодовую и способность одного интертекстуального включения выражаться посредством другого.
5. Важное место в произведениях B.C. Маканина занимают интертекстуальные включения в сильных текстовых позициях. В отличие от находящихся непосредственно в тексте и отражающих позицию героя, данные интертекстуальные включения относятся к способам выражения авторских суждений. Благодаря своим позициям они распространяют свое влияние на весь текст и становятся ключом к его интерпретации.
Рабочая гипотеза. Многочисленные и различные интертекстуальные включения в творчестве B.C. Маканина имеют широкий спектр источников, отсылающих к текстам разных семиотических систем. Интертекстуальность проявляется на языковых уровнях, основной из которых — лексический. Интертекстуальные включения, активно подвергаясь семантическим и формальным преобразованиям и нередко располагаясь в сильных позициях текста, реализуют концептуальный замысел произведений B.C. Маканина.
Теоретическое значенне диссертации состоит в том, что ее результаты вносят определенный вклад в развитие теории интертекстуальности, в изучение вопросов, связанных с коммуникативными возможностями интертекстуальных включений и взаимодействием текстов разных семиотических систем. Предложенная методика исследования феномена интертекстуальности в художественном тексте может служить базой для изучения интертекстуальных включений в творчестве других писателей.
Практическая значимость исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы в вузовском преподавании. В курсах лингвистики текста, филологического анализа текста, стилистики, интерпретации художественного текста, а также в спецкурсах по проблемам теории интертекстуальности, современной русской литературе, идиостилю B.C. Маканина.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы (184 наименования), списка справочной литературы (7 наименований), списка цитируемых и упоминаемых источников (13 наименований) и списка источников интертекстов (44 наименования).
Апробация результатов диссертационного исследования осуществлялась на заседаниях кафедр русского языка и общего языкознания БГПУ им. М. Акмуллы, а также на международных и региональной научных и научно-практических конференциях: Международной научной конференции «Язык - текст - дискурс: проблемы интерпретации высказывания в разных коммуникативных сферах» (Самара, 2011), Международной научно-практической конференции «Вопросы филологии, искусствоведения и культурологии» (Новосибирск, 2012), III Международной научно-практической конференции «Актуальные проблемы современных социальных и гуманитарных наук» (Пермь, 2013), XXII Международной научно-практической конференции «Наука и современность - 2013» (Новосибирск, 2013); Региональной научно-практической конференции «Система непрерывного педагогического образования: проблемы функционирования языков и литератур в полиэтническом Башкортостане» (Уфа, 2010).
Основные положения диссертации изложены в 10 научных статьях, включая 3 статьи в журналах из списка, рекомендованного ВАК РФ, общим объемом 4,1 п. л.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, определяются его цель и задачи, материал, теоретическая база и методы исследования, объект и предмет, указываются научная новизна, теоретическое значение и практическая значимость работы, формулируются положения, выносимые на защиту.
В первой главе «Интертекстуальность н ее функции в художественном тексте» интертекстуальность рассматривается как объект исследования в отечественной и зарубежной лингвистике, а также разрабатывается понятийный аппарат, составляющий теоретическую базу исследования.
В параграфе 1.1. «Интегративнын подход к исследованию текста» раскрывается положение о том, что интегративный характер исследования текста отвечает глубинным запросам стратегии современного научного развития.
В параграфе 1.2. «Текст в семиотическом пространстве "семиосферы"» описывается понимание текста с культурологических позиций, разработанное Ю.М. Лотманом. В силу прагматического аспекта, играющего ведущую роль в современной лингвистике, большое внимание уделяется вопросам коммуникативного характера.
В параграфе 1.3. «Интертекстуальность как объект исследования в отечественной и зарубежной лингвистике» рассматривается развитие теории интертекстуальности в лингвистике.
Свойственное Ю. Кристевой и другим теоретикам понимание интертекстуальности как общего свойства всех текстов оказалось малопригодным для практического анализа. Лингвистический анализ категории интертекстуальности предполагает выявление ее языковой основы, определение в тексте маркеров, указывающих на нее на различных уровнях языка, а также рассмотрение формальных трансформаций претекста.
Помимо собственно текстовой, выделяются также кодовая интертекстуальность, предполагающая смену языкового кода, и синкретическая интертекстуальность, обращающая к текстам разных семиотических систем. Исследовать последнюю позволяет широкое семиотическое понимание интертекстуальности.
Изучение феномена интертекстуальности в художественных текстах должно представлять собой комплексное исследование, вбирающее знания различных наук: лингвистики, культурологии, литературоведения. Отталкиваясь от формальных признаков интертекстуальности, необходимо доводить анализ до роли
интертекстуальных включений в содержании, поскольку речь идет об анализе художественного текста.
Параграф 1. 4. «Интертекстуальность: основные термины и понятия» посвящен рассмотрен™ основных понятий, имеющих отношение к проблематике интертекстуальности.
В соответстшш с пониманием интертекстуальности И.В. Арнольд, мы определяем интертекстуальность как явление присутствия одного текста в другом в виде цитат, аллюзий и реминисценций, либо лексических или других языковых вкраплений, контрастирующих по стилю с принимающим текстом. Такое определение является полным, поскольку отображает конкретные типы интертекстуальных включений, и одновременно подходящим для комплексного междисциплинарного исследования текста.
В настоящей работе по отношению к предшествующему тексту используются термины претекст, как лаконичное название, не содержащее никаких дополнительных значений, и прецедентный текст. «Новый», «вторичный» текст мы определяем как принимающий.
В параграфе 1.5. «Типы интертекстуальных включений» представлены и описаны основные типы интертекстуальных включений.
Наиболее употребительными типами интертекстуальных включений являются цитаты, аллюзии и реминисценции. Цитата является эмблематичной фигурой интертекстуальности; аллюзии и реминисценции обладают богатым потенциалом создания смысловых «сгустков» в сжатом виде, по-особому воздействуя на читателя.
В параграфе 1.6. «Функции интертекстуальных включений» описываются основные функции интертекстуальных включений.
Опираясь на работы И.В. Арнольд (2010), Г.В. Денисовой (2003) и Г.Г. Слышкина (2000), при анализе языкового материала нами выделены следующие функции: коммуникативная, характерологическая, интерпретативная, пародийная, ироническая, игровая и персуазивная. Несмотря на все разнообразие функций, основной является функция создания диалога между современным писателем и его предшественником, между их эпохами и культурами.
В параграфе 1.7. «Синкретизм н интертекстуальность» рассматривается явление вербализации образов других семиотических систем в художественных произведениях.
Понятие синкретическая интертекстуальность требует отдельного рассмотрения, поскольку вербализация образов иных семиотических систем в художественных текстах B.C. Маканина является особенно значимой. Синкретическая интертекстуальность имеет место в случае, когда вербализуются те образы искусства, за которыми стоит
определенный претекст — конкретные известные произведения искусства (картина, песня, скульптура и т.д.), и не включает элементы, связанные с иным видом искусства, но не имеющие конкретного прообраза, например, описание в тексте писателя картины, не существующей в реальности.
Параграф 1.8. «Место принципа интертекстуальности в философии постмодернизма» посвящен раскрытию базовых понятий постмодернистской философии и роли принципа интертекстуальности в ней.
Постмодернизм стремится дезорганизовать всю систему ценностей, сформированных классической оппозицией. Осознание мира как текста, коллажность, игра смыслами и образами подаются как норма, формируя «двойной код» для понимания эпохи и генерируемых ею смыслов. Интертекстуальность является одним из важнейших понятий постмодернистской философии, выступая фундаментальным условием смыслообразования. Текст сушествует лишь благодаря межтекстовым отношениям, в силу интертекстуальности, и в этом смысле она является обязательным предварительным условием для любого текста.
В параграфе 1.9. «Средства выразительности языка» представлены основные элементы, составляющие единую систему образных средств языка и отражающие характерные черты идиостиля писателя.
Вторая глава «Функционирование интертекстуальных включений в творчестве писателя» посвящена исследованию специфики интертекстуальных включений в произведениях B.C. Маканина.
В параграфе 2.1. «Специфика ннтертекстов в сильных текстовых позициях» рассматриваются особенности интертекстуальных включений, заключенных в заглавиях, эпиграфах и названиях глав произведений писателя.
Перед анализом функционирования интертекстуальных включений, располагающихся в сильных позициях текста, следует отметить, что, в отличие от находящихся непосредственно в тексте и отражающих позицию героя, они относятся к способам выражения авторских суждений. Такие включения не сводятся к бездумному постмодернистскому оспариванию идей предшественников и «снижению» их образов, а являются осмысленным и продуманным диалогом с великими мастерами слова.
Как известно, позиции заглавия и эпиграфа произведения относятся к сильным позициям текста и содержат максимально насыщенную концептуальную информацию. Заключенные в таких позициях цитаты и аллюзии ставят роман в историко-культурный ряд и
являются значимыми для интерпретации всего художественного текста. Их анализ позволяет проследить, как смысл другого произведения преломляется в данном. Ярчайшим примером такого включения является заглавие романа «Андеграунд, или Герой нашего времени», содержащее сразу две интертекстуальные отсылки. B.C. Маканин сталкивает идеологически противоречивые литературные традиции: с одной стороны, Ф.М. Достоевский (андеграунд — аллюзия, отсылающая к «Запискам из подполья»), с другой - М.Ю. Лермонтов (Герой нашего времени - цитата, название романа).
Рассмотрим первую часть названия, являющуюся ярким примером того, как текстовая интертекстуальность реализуется через кодовую. Андеграунд - транскрипция английского слова underground, которое в переводе означает подполье. Как справедливо отмечает М.Н. Липовецкий, слово underground существует в английском языке именно благодаря Ф.М. Достоевскому, «как перевод инокультурного понятия» [Липовецкий 1999: 207]. Примечательно, что в романе встречается как слово андеграунд, так и слово подполье [Макании 2010а: 573 и др.]. «Андеграунд...» B.C. Маканина отсылает к знаменитому «подполью» классика, что подтверждает сам писатель в интервью: Это только слово «андеграунд» как бы чужое, но реально это — подполье. У Достоевского были «Записки из подполья»... [Маканин, «Самое интересное - играть черными»]. Таким образом, «Записки из подполья» послужили «идеологическим этюдом» [термин Р.Г. Назирова, см.: Назиров 1982: 5354] к роману B.C. Маканина, продолжающему тему «подпольного человека».
Однако «подполья» у писателей разные. Если у Ф.М. Достоевского это обратная сторона человеческой души, мысли, в которых герою стыдно признаться даже себе, то у B.C. Маканина андеграунд социальный: люди, не участвующие в жизни искусства и литературы при советском режиме, в том числе внутренние эмигранты и диссиденты.
Еще более прозрачной интертекстуальной отсылкой является вторая часть заглавия — «Герой нашего времени», цитирующая название романа М.Ю. Лермонтова. Безусловно, имеет место соотнесение Петровича с его прототипом — Печориным. Тип героя романа XIX века перемещается в роман конца века XX. Петрович так же, как и Печорин, -автор неумышленно представленных читателю записок, в которых отражена противоречивость и беспорядочность его мыслей. Точно так же Петрович крайне индивидуалистичен и презирает общество. Оба «героя времени» не раскаиваются в содеянных убийствах и главным жизненным ориентиром считают собственную волю, оба живут для себя и не в
состоянии любить по-настоящему. Однако при всей схожести героев, у них имеются существенные различия. Петрович не является представителем господствующего класса, его удел - сторожить чужие квартиры. В отличие от Печорина, маканинский «герой нашего времени» не только старается примкнуть к людям, но уже не может жить вне общества: Петрович теряет цель в жизни, как только его изгоняют из «общаги».
Интертекстуальные включения, имеющие отношение не к заглавиям произведений, а к названиям глав романов B.C. Маканина, играют не менее важную роль для понимания смысла его художественных текстов. Следует отметить, что так же, как и заглавие произведения, позиция названия главы — сильная позиция текста и отсылка, заключенная в ней, имеет отношение к интерпретации всей главы.
Творчество B.C. Маканина открывает читателю широчайшую панораму произведений русской литературы. Среди авторов, чьи произведения «оживают» на его страницах, выделяются яркие писатели и поэты как XIX, так и XX веков: Ф.М. Достоевский, A.C. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.В. Гоголь, А.П. Чехов, И.С. Тургенев, Ф.И. Тютчев, Л.Н. Толстой, H.A. Некрасов, A.C. Грибоедов, М.Е. Салтыков-Щедрин, A.M. Горький, А.И. Солженицын, М.А. Булгаков, В.В. Маяковский, Б.Л. Пастернак, М.И. Цветаева, A.A. Ахматова, В.Г. Распутин, А.П. Платонов, В.В. Ерофеев. Цитаты и аллюзии, находящиеся в названиях глав «Андеграунда...», ярким образом демонстрируют маканинское обращение к классике. «Вечные» вопросы и типы героев русской литературы переносятся писателем в эпоху конца XX века.
К примеру, название главы «Новь. Первый призыв» иронически отсылает к роману И.С. Тургенева «Новь». B.C. Маканин необычно расширяет претекст (первый призыв) и этим делает дополнительную подсказку реципиенту для вероятностного прогнозирования. В главе идет речь о приходе к власти демократов первого призыва. Отсылка раскрывает главную идею главы: так же, как и в «Нови», отражается видимость реформ, невозможность быстрых перемен. Следует отметить, что если И.С. Тургенев, изображая социальный конфликт своей эпохи, с трагизмом говорит о противоречии между революционерами-народниками и крестьянством, то маканинское повествование о политических изменениях эпохи конца XX века насквозь иронично. Так, сами демократы первой волны изображаются комично. Вероника — пьющая молодая женщина легкого поведения. При первой же неприятности она падает духом и просит у Петровича деньги «на бутылку». Ее образ раскрывается при помощи эпитетов (андеграундная маленькая поэтесса [Маканин 2010а: 40]) и литоты (гном с бантиком [Маканин 2010а: 86]). Маркером
интертекстуальности в главе является лексема карлик [Маканин 2010а: 60]: с помощью нее секретарь Вероники в ироническом ключе соотносится с Паклиным, который, как помним, называл так себя. Двориков, известнейший российский тип времени перемен [Маканин 2010а: 71] - бездарный, глупый и восторженный идеалист, под носом которого много воруют. Говоря о нем, B.C. Маканин использует окказионализм, заключающий в себе оценку: глуповато-восторженно-честен [Маканин 2010а: 71].
Иронический смысл интертекстуального включения, заявленного в названии главы, помогают раскрыть включения, содержащиеся внутри нее. Так, образ демократки Вероники, возомнившей себя «столпом» нового общества, подчеркивается с помощью цитаты из пьесы «Горе от ума»:
«Андеграунд...» «Горе от ума»
А поди-ка послужи, милый... [Маканин 2010а: 87] А главное, поди-тка послужи [Грибоедов 1987: 76].
B.C. Маканин использует вариацию орфографии, заменяя устаревшую частицу -тка. Своеобразие примера проявляется также относительно компонентов, грамматически не связанных со структурой предложения: автор опускает вводное слово и расширяет претекст при помощи обращения. Использование слов Фамусова подчеркивает неестественность положения персонажа.
Раскрывая образ глуповатого Дворикова, писатель включает в его речь аллюзию на стихотворение «Про эти стихи» Б.Л. Пастернака, преобразуя риторический вопрос в восклицание:
«Андеграунд...» «Про эти стихи»
Послютри, мол, какое солнце! какое время сейчас на дворе: какое тысячелетие!.. [Маканин 2010а: 73] В кашне, ладонью заслонясь. Сквозь фортку крикну детворе: Какое, милые, у нас Тысячелетье на дворе? [Пастернак 1989: 110]
Претекст подвергается перестановке, эллипсису, а также вставке компонентов, среди которых особую роль играет дейктический элемент сейчас. Кроме того, имеет место и изменение орфографии: суффикс -/ Отысячелетье) заменяется суффиксом -ы/ (тысячелетие). Анафора усиливает эффект. Ирония, содержащаяся в отсылке, стоящей в сильной
позиции текста, автоматически распространяется на всю главу. Попытка переделать мир к лучшему в который раз оказывается неудачной. Так, B.C. Маканин изображает свою «новь», применительно к ситуации конца XX века.
В параграфе 2.2. «Характеристика библейских интертекстов» описываются особенности интертекстуальных включений, источником которых является Библия.
При анализе интертекстуальных включений в художественных текстах B.C. Маканина следует учитывать, что повествование во многих его произведениях ведется от первого лица и подавляющее количество включений подается автором через сознание своих героев. Проводить прямую параллель между автором и его героем ошибочно: Это то же самое, что спросить у актера: вы всегда играете самого себя? [Маканин, «Я не убивал их...»].
Библейские интертекстуальные включения во многом являются носителями концептуального содержания романа «Андеграунд...». Таким примером служит аллюзия на широко известную ветхозаветную заповедь «не убий». Данная отсылка, к тому же маркированная курсивом, позволяет B.C. Маканину создать эффект обнаружения «чужого слова»:
«Ничего высоконравственного в нашем не убий не было. И даже просто нравственного — не было» [Маканин 2010а: 235].
Крайне выражена семантическая трансформация: в этом запрете на убийство, по Петровичу, не осталось никакого христианского смысла. Герой убежден, что государство, КГБ имело право убивать:
Это, то есть убийство, было не в личностной (не в твоей и не в моей) компетенции — убийство было и есть всецело в их компетенции. Они (государство, власть, КГБ) могли уничтожать миллионами <...> Кесарю — кесарево... [Маканин 2010а: 235-236].
Петрович передает свою мысль о праве государства убивать людей с помощью крылатого выражения кесарю — кесарево, воспринятого из Библии, что отражает его кризисное сознание.
Не убий — не как заповедь, а как табу [Маканин 2010а: 236].
Залогом мирной, ненасильственной жизни на протяжен™ многих веков являлись традиционные духовные ценности. В данных примерах мы видим, как библейская заповедь подвергается деконструкции: в отношении всех остальных, в том числе себя не убий рассматривается Петровичем не как духовная заповедь, а как социальный запрет, в результате этого он с легкостью убивает человека. Мысль Петровича выражена с помощью противопоставления и контекстных антонимов (заповедь — табу). При помощи аллюзии B.C. Маканин показывает духовный вакуум, образованный трагедиями двадцатого века.
В параграфе 2.3. «Особенности античных ннтертекстов»
исследуется функционирование интертекстуальных включений, отсылающих читателя к античным текстам.
Исследователь творчества B.C. Маканина В.В. Иванцов отмечает, что контекст мифологии занимает важное место при изучении интертекстуальных интенций писателя [Иванцов 2008: 8]. Однако следует отметить, что интертекстуальные включения из мифологии используются в произведениях фрагментарно (для создания образов, характеристики персонажей) и крайне редко определяют концептуальный замысел писателя. В основном они привносят в повествование ироническое звучание. Так, приятельницу своего друга Петрович шутливо сравнивает с Гераклом, имея в виду ее физическую мощь:
Варя, или Варвара Борисовна, так звали гигантшу, несмотря на свой рост, стать, крутые бедра, была, как козочка, пуглива и совершенно помешана на том, что ее могут изнасиловать в тихом переулке <...> У трусихи были руки Геракла; можно только гадать, что было бы с расторопным ярославским мужичком, врежь она и в самом деле ему... [Макании 2010а: 616-617]
Маркерами на лексическом уровне выступают слова гигантша, рост, стать. Являясь контекстными антонимами, лексемы, заключенные в гиперболе (гигантша) и сравнительном обороте (козочка), создают контраст. Можно выделить еще одну пару подобных антонимов: трусиха - Геракл. Суффиксы, обладающие размерно-оценочным значением (козочка, мужичок) и имена собственные (Варя - Варвара Борисовна) также способствуют этому эффекту.
Особенностью античных интертекстуальных включений является то, что заимствование синтаксической структуры предшественника может происходить без использования лексем известных высказываний. Так, по аналогии со знаменитым выражением римского поэта-сатирика Ювенала хлеба и зрелищ рассказчик строит свое, относящееся к философии «агэшников»:
Внимания и выпивки, как требовал и всегда будет требовать от общества непризнанный талант — дай да выложь! [Маканин 2010а: 359]
Контекст снижен и посредством разговорных элементов (выпивка, дай да выложь).
Параграф 2.4. «Своеобразие фольклорно-сказочиых интертекстов» посвящен рассмотрению специфики интертекстуальных включений, отсылающих к сказкам и фольклору.
Основу отсылок к фольклору и сказкам составляют широко известные антропонимы. Так, на страницах произведений писателя
фигурируют Колобок, Иванушка, Баба Яга, Кот в сапогах и другие сказочные персонажи. Следующий пример имеет отношение к эпизоду, в котором героиня угоняет машину своей сестры Алены, пока та принимает душ. Алабин иронизирует:
А что же сестрица Аленушка?.. У нас в поселке, всем известно, волосы под душем промываются отлично: мягкая вода! Водица, бормотал я себе под нос. Сестрица промоет голову водицей [Маканин 2006: 275].
Интертекстуальность здесь сформирована суффиксами (сестрица, Аленушка). Наряду с контекстом каламбур, образованный суффиксом -иц-(iсестрица - водица), передает иронию героя.
К фольклору реципиента отсылают не только антропонимы, но и прецедентные ситуации. Так, эпизод, в котором дружинники заталкивают Петровича в камеру для заключенных, отсылает к отрывку из русской народной сказки, в котором Баба Яга пытается втиснуть Иванушку в печку:
Я упирался, разъярившийся старый идиот. Хитроумный Иванушка расставлял руки-ноги, мол, никак не пролезу в печь. Дружинники были посмышленее Яги, этой же самой дверцей поддали мне, аккордно, по спине и под зад, так что я взвыл и взлетел наконец в зарешеченную нишу [Маканин 2010а: 100-101].
Сказочный мотив поддерживается лексемой печь. «Наложение» ситуации на современное время происходит за счет конструкций с определенной семантикой (дружинники, зарешеченная ниша). Эффект усиливается антитезами {разъярившийся старый идиот — хитроумный Иванушка', дружинники - Яга) и разговорно-сниженной лексикой (поддали, зад).
Маркированность фольклорно-сказочных интертекстуальных включений реализуется также с помощью синтаксической структуры претекста:
Женщина была обязана прийти к господину Дулову, если господин Дулов почему-то не шел к ней сам [Маканин 2010а: 282].
Значение выражения Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе, приписываемого Ходже Насреддину, снижается, имея отношение к женщине легкого поведения.
Обращаясь к сказкам, B.C. Маканин использует также элементы их композиции. Так, следующий пример содержит известную начальную формулу сказки жили-были. Алабин не без иронии говорит о своем приятеле, неудачно упавшем с крыши:
Жил, был, упал с крыши. История жизни. С листом шифера в руках... С неожиданно встречным южным ветром [Маканин 2006: 384].
Обращает на себя внимание вариация пунктуации, неполные предложения и фигура умолчания, усиливающие иронический эффект.
В параграфе 2.5. «Функционирование интертекстов русской литературы» рассматриваются интертекстуальные включения, источниками которых послужила русская литература, в особенности произведения Ф.М. Достоевского, составляющие базу источников интертекстуальных включений в творчестве B.C. Маканина.
Ткань «Андеграунда...» пронизывают интертекстуальные включения из самых разных произведений Ф.М. Достоевского, но их основу составляет бессмертный роман «Преступление и наказание»: Раскольников, Порфирий Петрович и Соня «оживают» у B.C. Маканина. Сам сюжет произведения отсылает к указанному роману: герой, являясь носителем определенной философии, совершает убийство, после чего его вызывают к следователю. Однако автор рассматривает проблему преступления и наказания применительно к ситуации конца XX века, осовременивая идеи и образы классика.
Нельзя не заметить перекличку теории маканинского героя с формулой Ивана Карамазова «все позволено», выраженную с помощью лексики и синтаксической структуры:
«Андеграунд...» «Братья Карамазовы»
Если есть бессмертие, все позволено [Маканин 2010а: 217]. Нет бессмертия души, так нет и добродетели, значит, все позволено [Достоевский 1973а: 1091.
В аллюзии придаточная часть предложения заключает в себе обратное значение мысли героя Ф.М. Достоевского, вторая же — «все позволено» - остается без изменения. Петрович, извращающий существующие нравственные устои, близок в этом исповедующему атеистические убеждения Ивану Карамазову. Оба героя считают веру несостоятельной и живут, не равняясь на якобы устаревшие традиции. К.А. Степанян справедливо отмечает, что в этом высказывании Петровича не просто интертекстуальная игра, в нем «вся суть изменившихся за сто с лишним лет основ миропонимания» [Степанян 1999: 204]. Основным принципом современного человека, по Петровичу, является вседозволенность.
Ради сохранения своей «свободы» герой B.C. Маканина совершает убийство. Пренебрегая уроком Ф.М. Достоевского, доказывающего в «Преступлении и наказании» мысль о запрете
преступить черту, Петрович приводит другой пример - дуэль
A.C. Пушкина, - который, по его мнению, оправдывает убийство:
Но «не убий» на страницах еще не есть «не убий» на снегу. И не роняя святого авторитета Ф.М., российский человек вправе отступить от его дней, от его страстотерпского времени на три десятилетия назад (на одно поколение, всего-то!) и припасть к времени других авторитетов. Не он же один. Не он один жизнь прожил... A.C. — упавший, кусая снег, как он целил! — уже раненый, уже с пулей в животе, разве хотел он или собирался после покаяться? [Маканин 2010а: 237]
Интертекстуальные включения в приведенном примере отсылают одновременно к Библии, Ф.М. Достоевскому и A.C. Пушкину. К биографии A.C. Пушкина обращает прецедентная ситуация, которая переносит читателя в 19 век к его знаменитой дуэли с Ж.Ш. Дантесом. Используя авторитет классика, рассказчик пытается оправдать себя и признать допустимость убийства. Тем самым B.C. Маканин подчеркивает трагизм образа современного героя. Лингвистической основой интертекстуалыюсти в данном случае выступает языковая единица не убий и инициалы Ф.М. и A.C. Особенностью данного примера является то, что в нем реализация интертекстуальных включений осуществляется посредством иных интертекстуальных включений, поскольку
B.C. Маканин обращается к Ф.М. Достоевскому и A.C. Пушкину через Библию: отсылки к роману «Преступление и наказание» (не убий на страницах) и дуэли A.C. Пушкина (не убий на снегу) передаются с помощью заповеди.
Отличительной чертой «Андеграунда...» является то, что он предстает в качестве «трехслойного», а не «двухслойного» текста:
Библия
B.C. Маканин переосмысливает воззрения Ф.М. Достоевского, который в свою очередь опирался на Библию. Ф.Б. Тарасов, изучающий значение евангельского слова в литературном наследии Ф.М. Достоевского, замечает: «Евангельское слово появляется как факт духовной биографии героя, его внутренней судьбы: «сквозь видимый мир просвечивает реальность мира
18
иного», разделяющая их «кожа» максимально прозрачна, совсем неплотская, евангельские слова не цитируются, а органично входят в речь героев Достоевского» [Тарасов 2011, URL]. Таким образом, природа интертекстуальности в романе становится более объемной - трехслойной. Делая структуру текста в большей степени проницаемой, она наделяет его дополнительными смысловыми оттенками. Кроме того, Священное Писание выносит произведение в иную плоскость, позволяя еще глубже, мировоззренчески говорить о тех общечеловеческих вопросах, которые поднимает автор в своем произведении.
«Андеграунд...» заключает в себе большое количество эпизодов, отсылающих к определенным фрагментам «Преступления и наказания» и представляющих собой пародийную аллюзию. Так, после содеянного убийства героя вызывают к следователю, соотносимому рассказчиком со знаменитым Порфирием Петровичем:
— Ну, так что? — и опять его особый смешок, словно он строил из себя дотошного сыщика или, скажем, Порфирия га знаменитого романа (а ведь и Раскольников литератор, смотри как! — мелькнуло в голове). Но теперь не пройдет. Не тот, извините, век. X... вам [Маканин 2010а: 202203].
Кроме собственно антропонимов, к поединку Раскольникова с Порфирием Петровичем отсылают и иные элементы с соответствующей семантикой (смешок, дотошный сыщик, знаменитый роман, литератор). Переосмысление B.C. Маканиным фрагмента порождает комический эффект: герой эпохи конца XX века и не думает сознаваться в преступлении. «Сниженность» значения классического произведения для Петровича подчеркивает использование нецензурной лексики.
К «Преступлению и наказанию» читателя отсылают также многочисленные аллюзии, выраженные с помощью ключевых слов из произведения Ф.М. Достоевского: тварь живая [Маканин 2010а: 351], имел право [Маканин 2010а: 96], вошь [Маканин 2010а: 356-357; 509], каморка [Маканин 2010а: 130; 202]. На данных ключевых словах, взятых из «Преступления и наказания», построен весь «Андеграунд...». Они заключают в себе идейное содержание романа B.C. Маканина, обладают огромной семантической емкостью и создают дополнительные ассоциативные связи с творением Ф.М. Достоевского.
Многочисленные интертекстуальные включения из русской литературы у B.C. Маканина отсылают не только к Ф.М. Достоевскому. Цитаты, встречающиеся в его художественных текстах, часто подвергаются различным преобразованиям, таким, как усечение, расширение, замена, вставка и перестановка компонентов, эллипсис,
изменение грамматических категорий и т.д., и лишь в единичных случаях приводятся в неизмененном формально виде.
Пример усечения цитаты содержится в эпизоде, в котором психически больного Веню привели к врачам и насильно заставили петь. С горестным лицом он подчиняется:
«Андеграунд...» «Выхожу один я на дорогу...»
Выхожу-уу оди-иии-н я-ааа... [Маканин 2010а: 478] Выхожу один я на дорогу... [Лермонтов 1999: 82]
Фраза внезапно прерывается фигурой умолчания. Кроме этого, B.C. Маканин нарушает орфографическую норму путем дефисации и повтора букв. Обращает на себя внимание и выделение цитаты из общего текста: писатель, желая сделать на ней дополнительный акцент, выносит ее отдельной строкой. Данная цитата, отсылающая к стихотворению М.Ю. Лермонтова «Выхожу один я на дорогу», передает одиночество героя с печальной судьбой.
Элементы, содержащиеся в цитатах, часто подвергаются изменению различных грамматических категорий. Так, изменение грамматической категории числа содержится в отрывке, где Петрович решает убить Чубика за то, что последний записал его пьяную речь на пленку:
А пленка гебистская с магнитной записью не умирает, вот уж какая рукопись не горит [Маканин 2010а: 350].
Знаменитая цитата Воланда из «Мастера и Маргариты» М.А. Булгакова выражает самоиронию героя. Этот пример интересен еще и тем, что в нем с использованием той же синтаксической структуры строится новое высказывание, в котором все компоненты заменены контекстными синонимами.
Параграф 2.6. «Частности ннтертекстов зарубежной классики» раскрывает своеобразие интертекстуальных включений из мировой классической литературы.
Следующий пример отсылает не только к У. Шекспиру и его пьесе «Ричард III» (в переводе М.Л. Лозинского), но и одновременно к широко известному роману Дж. Стейнбека:
«Андеграунд...» «Ричард III»
Кино ее выздоровления (зима тревоги нашей) длилось долго [Макан™ 2010а: 545]. Зима тревоги нашей позади, К нам с солнцем Йорка лето возвратилось [Шекспир 1988: 505].
Для введения цитаты в контекст B.C. Маканин использует усечение, а использование скобок помогает сделать включение еще более заметным для реципиента. Примечательно, что первая часть предложения (кино ее выздоровления) является заимствованием синтаксической структуры претекста. Речь идет об излечении приятельницы Петровича Леси Дмитриевны после инсульта и паралича. Отсылка имеет локальный характер, с ее помощью подчеркивается, что путь к выздоровлению женщины был тяжелый и долгий.
В параграфе 2.7. «Специфика исторических интертекстов» исследуются особенности исторических интертекстуальных включений.
Исторические интертекстуальные включения представлены преимущественно широко известными антропонимами. Характеризуясь повышенной узнаваемостью, они имеют огромные ассоциативные возможности, отличаются широким спектром оценочных оттенков, экспрессивной насыщенностью и глубинным смыслом.
Прецедентные имена, относясь к ядру языковых средств хранения и трансляции культурной информации, раскрывают характеры персонажей. Так, Жилин сравнивает Хворостинина с В.И. Чапаевым и В.П. Чкаловым, имея в виду храбрость своего товарища:
Ну, прямо Чапаев или Чкалов, — а зачем Чапаеву или Чкалову лишняя звездочка, если у него слава!.. [Маканин 20106: 69]
B.C. Маканиным используется большое количество известных исторических антропонимов, обеспечивающих связь произведения с Первой и Второй чеченскими кампаниями и составляющих яркую особенность «Асана». Они присутствуют в романе как в неизмененном, так и в трансформированном виде. Нарушая орфографическую норму, заменяя в именах собственных одну-две буквы, B.C. Маканин тем не менее оставляет их легко узнаваемыми, созвучными истинным, благодаря чему интертекстуальность проявляется на фонетическом уровне. Так, фамилии легендарных командующих федеральными войсками в ходе антитеррористических операций в Чечне — Г.Н. Трошева и В. А. Шаманова - преобразуются в Трошина и Шуманова.
Параграф 2.8. «Особенности синкретической интертекстуальности» раскрывает специфику вербализации образов других семиотических систем в художественных текстах B.C. Маканина.
Основную часть синкретических интертекстуальных включений представляют отсылки к живописи, в частности, к воплощенной в ней теме «сатира и нимфы». Декодирование этих включений позволяет обнаружить резкое снижение без того спорного культурного посыла, выявляет их провокационный и пародийный характер.
В большинстве случаев B.C. Маканин указывает название картины и ее автора. Также он использует дополнительную подсказку — время создания произведения. Чаще всего атрибуция представлена в начале описания:
Франс Ваутерс, XVII век, масло, «Сатир и нимфа»... Нимфа на лужайке... Понятное дело, голая, спит. Сатир, старый и презренный, крадется своим неслышным шагом. Вот он уже рядом. Кругом — никого. Только лес.
Копня с копии. Краски аляповаты. (Галерея в подмосковном Подольске.) Но не только в цвете потери. Нимфа тоже при копировании сильно сдала: нимфа похудела. Голландское мясцо опало, и нимфочка получилась лет тринадцати... [Маканин 2006: 120-121].
В данном примере с помощью эпитета (старый), выделенного посредством инверсии, произведение живописи трансформируется согласно концепции романа. Кроме того, осовременивая «изображение» и показывая, насколько изменились идеалы внешней женской красоты в мире, автор использует разговорную лексическую единицу (мясцо), а также суффиксы, придающие словам определенную стилистическую окраску (нимфочка, мясцо).
B.C. Маканин обращает читателя и к текстам иных семиотических систем. К примеру, в его творчестве встречаются яркие музыкальные интертекстуальные включения, которые так же, как и отсылки к другим видам искусства, часто выполняют ироническую функцию:
Негромко напевает себе под нос (вероятно, по ассоциации с боцманской палубой) «наверх вы, товарищи, все по местам». Напевает и драит, драит... [Маканин 2010а: 179]
Как известно, это цитата из песни «Врагу не сдается наш гордый "Варяг"» австрийского поэта Рудольфа Грейнца (в переводе Е.М. Студенской), посвященной подвигу крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец». Читатель воскрешает в памяти торжественную маршевую музыку песни, поднимающую боевой дух. Иронию усиливает сочетание соответствующей тематики (боцманская палуба) и стилистически окрашенной лексемы (драит), которая, согласно Большому толковому
словарю, характерна для моряков. Родственник одного из пациентов клиники, где находится Веня, напевает эту песню во время мытья больничного пола.
В заключении подводятся итоги проведенного исследования и намечаются перспективы дальнейшей работы.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:
Статьи в рецензируемых научных журналах, входящих в реестр ВАК РФ:
1. Васильева О.Н. Роман B.C. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени» в диалоге с творчеством Ф.М. Достоевского (к проблеме интертекстуальности) // Вестник Башкирского университета. 2012. Том 17. №4.-С. 1826-1834.
2. Васильева О.Н. Библейские интертекстуальные включения в романе B.C. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени» // Вестник Московского государственного областного университета, серия «Русская филология». 2013. №3. — С. 26-33.
3. Васильева О.Н. Библейская заповедь «не убий» в контексте творчества B.C. Маканина (к вопросу интертекстуальности) // Вестник Челябинского государственного университета. 2013. №14 (305). Филология. Искусствоведение. Вып. 77. - С. 11-15.
Статьи в сборниках научных трудов и материалы конференций:
4. Васильева О.Н. Наблюдения над межтекстовыми связями в прозе B.C. Маканина (на примере рассказа «Кавказский пленный») // Система непрерывного педагогического образования: проблемы функционирования языков и литератур в полиэтническом Башкортостане: Материалы регион, науч.-практ. конф. Вып. 10. Уфа: Изд-во БГПУ, 2010. — С. 210-213.
5. Васильева О.Н. Реминисценции из гоголевской «Шинели» в повести B.C. Маканина «Человек свиты» // Проблемы филологии: Сборник науч. работ аспирантов, соискателей и молодых ученых. Вып. IV. / отв. ред. JI.A. Калимуллина. Уфа: РИЦ БашГУ, 2010. - С. 33-37.
6. Васильева О.Н. Интертекстемы в повести B.C. Маканина «Отставший // Русское слово: история и современность.Межвуз. науч. сборник / отв.ред. JI.A. Калимуллина. Уфа: РИЦ БашГУ, 2010. - С. 57-62.
7. Васильева О.Н. «Языковые интертекстуальные включения в рассказе B.C. Маканина «Человек свиты» // Язык — текст — дискурс: проблемы интерпретации высказывания в разных коммуникативных сферах: материалы междунар. науч. конф. / науч. ред. H.A. Илюхина. Самара, 12—14 мая 2011 года. Самара: Изд-во «Универс групп», 2011. — С. 14-17.
8. Васильева О.Н. Интертекстуальность названия романа B.C. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени» (в диалоге с «Записками из подполья Ф.М. Достоевского») // Вопросы филологии, искусствоведения и культурологии: материалы междунар. заоч. науч,-практ. конф. (10 октября 2012 г.). Новосибирск: Изд. «Сибирская ассоциация консультантов», 2012. - С. 89-95.
9. Васильева О.Н. Чеховский интертекст в творчестве B.C. Маканина // Актуальные проблемы современных социальных и гуманитарных наук: материалы третьей междунар. науч.-практ. конф. (2628 апреля 2013г.): в 4 ч. — Ч. 3: Психология; филология, лингвистика, современные иностранные языки / науч. ред. К.В. Патырбаева, A.B. Попов, Е.Ю. Мазур; Перм. гос. нац. исслед. ун-т. Пермь, 2013. - С. 121-123.
10. Васильева О.Н. Роман B.C. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени»: Ерофеев и его одноименный герой как прототип Венедикта Петровича // Наука и современность - 2013: сборник мат. XXII Междунар. научно-практич. конференции / Под общ. ред. С.С. Чернова. Новосибирск: ООО агентство «СИБПРИНТ», 2013. - С. 163-165.
ВАСИЛЬЕВА Ольга Николаевна
ФЕНОМЕН ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТИ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ В.С. МАКАНИНА: ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
Специальность 10.02.01 - Русский язык
АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Лицензия на издательскую деятельность ЛР№ 021319 от 05.01.99 г.
Подписано в печать 30.09.2015 г. Формат 60x84/16. Усл. печ. л. 1,38. Уч.-изд. л. 1,44. Тираж 100 экз. Заказ 444.
Редакционно-издательский центр Башкирского государственного университета 450074, РБ, г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.
Отпечатано на множительном участке Башкирского государственного университета 450074, РБ, г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.