Феномен коммуникативной свободы в устном и письменном дискурсе

Кудряшов, Игорь Александрович

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Феномен коммуникативной свободы в устном и письменном дискурсе

Год: 2005
Автор научной работы: Кудряшов, Игорь Александрович
Ученая cтепень: доктора филологических наук
Место защиты диссертации: Ростов-на-Дону
Код cпециальности ВАК: 10.02.19

Диссертация по филологии на тему 'Феномен коммуникативной свободы в устном и письменном дискурсе'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Феномен коммуникативной свободы в устном и письменном дискурсе"

На правах рукописи

Кудряшов Игорь Александрович

Феномен коммуникативной свободы

устном и письменном дискурсе

Специальность 10.02.19 - теория языка

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Ростов-на-Дону - 2005

Работа выполнена на кафедре русского языка и теории языка Ростовского государственного педагогического университета

Научный консультант:

доктор филологических наук, профессор Меликян Вадим Юрьевич

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Хазагеров Георгий Георгиевич

доктор филологических наук, профессор Факторович Александр Львович

доктор филологических наук, профессор Покровская Елена Александровна

Ведущая организация — Государственный институт русского языка им. A.C. Пушкина

Защита диссертации состоится 27 октября 2005 г. в 10 часов на заседании диссертационного совета Д 212.206.01 в Ростовском государственном педагогическом университете по адресу: 344082, Ростов-на-Дону, ул. Б. Садовая, 33, ауд. 202.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Ростовского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан 25 сентября 2005 года.

Ученый секретарь диссертационного совета

Иллокутивная установка говорящей/пишущей личности выражается в использовании определенных речевых формул, среди которых прагматическое значение имеют способы представления своих намерений; схем речевого действия, связанных с реализацией высказываемого намерения; речевых форм, посредством которых выражается представление об ожидаемом перлокутивном результате, а также оценок, указывающих на степень совпадения желаемого результата с тем, который был получен в действительности. Подобные конструктивные элементы, входящие в структуру иллокутивной установки личности определяются границами свободного волеизъявления языковой личности в конкретной ситуации протекания дискурса и могут быть выражены с различной степенью явности. Работы, посвященные подобной проблематике, в отечественной лингвистике весьма немногочисленны. Исследование неявных речевых способов свободной дискурсивной самореализации языковой личности как полноправное направление в теории языка еще не сформировалось. В этом, на наш взгляд, состоит актуальность проведенного нами диссертационного исследования.

В качестве основного объекта исследования выбраны скрытые речевые смыслы в процессе реализации коммуникативной свободы языковой личности в устном и письменном дискурсе (фрагменты устного диалогического дискурса, в которых актуализируются косвенные смыслы; контексты, в которых находят проявление имплицитные смыслы на уровне целого высказывания и текста в письменном газетно-публицистическом дискурсе).

собственной коммуникативной свободы в данном выборе. Другими словами, коммуникативная свобода

говорящей/пишущей личности в локальных условиях протекания дискурса приобретает значение субъективной меры «допуска» со стороны адресата. С этой точки зрения его прогнозируемое толерантное реактивное поведение не только осознается адресантом как определенная ценность, но и является выигрышной стратегией достижения определенных иллокутивных целей. Анализируя уровни первичных и вторичных смыслов, можно выделять их лишь по отношению к самим этим актам, вызывающим различные вербальные/невербальные реакции собеседников, включенных во взаимодействие. Предметом диссертационного исследования предстает взаимозависимость прагматического эффекта воздействия скрытых смыслов на адресата и реализующих их иллокутивных актов.

Основная цель реферируемой диссертации состоит в построении лингвистической теории коммуникативной свободы языковой личности с учетом конструктивного и конфликтогенного потенциала скрытых (косвенных /имплицитных) смыслов, влияющих на степень ее проявления в рамках русского дискурса. Разработка такой теории требует решения следующих конкретных задач:

• систематизации способов концептуализации понятия «свобода» в метаязыке лингвистики;

• определения основных типов речевых актов, предрасположенных в устном дискурсе к косвенной речеактовой номинации;

• исследования механизмов свободной самореализации языковой личности при инициации косвенных речевых актов;

• установления допустимых в устном дискурсе типов ссмаптпчсского и коммуникативно-прагматического оформления ответного реагирования на косвенный речевой акт;

• анализа механизмов коммуникативной свободы пишущей личности в письменном дискурсе и инвективного потенциала имплицитной информации, реализующего данную свободу;

• верификации предложенной теории на фрагментах реальных устного и письменного дискурса.

Материал для исследования сформирован из нескольких источников. Во-первых, для контекстуального анализа косвенных речевых актов и реакций на них привлекались фрагменты из прозаических и драматических произведений отечественных авторов XX века. Нами отбирались авторы, которые достаточно ярко и подробно отразили фатическое общение в языке своих произведений (Д. Липскеров, Л. Петрушевская, В. Токарева и др.). Во-вторых, в качестве материала (при исследовании конфликтогенного потенциала имплицитных смыслов высказывания) использовались газетно-публицистические тексты из региональной прессы. Данные тексты вызвали необходимость лингвистической экспертизы, поскольку после их публикации возникла конфликтная ситуация, требующая правового урегулирования.

Основные методы исследования.

Комплексное изучение проблемы скрытых смыслов в процессе реализации коммуникативной свободы языковой личности в различных типах дискурса основано на методах описательного лингвистического анализа. Полиаспектый подход к изучаемому объекту потребовал использования инструментария теории речевых актов, комплексного дискурс-анализа, дискурсивной психологии.

и культурными факторами - с другой. Положения дискурсивной психологии применялись при изучении устного и письменного дискурса как конструкций, принадлежащих внешнему миру и сориентированных на социальное действие.

В работе отчетливо прослеживаются два подхода к определению понятия «дискурс». В соответствии с первым дискурс рассматривается в качестве формы высказывания и характеризуется как расчленение, различение (представление в форме высказывания); форма выражения, в которую может быть вложено любое нужное содержание; метаязык и особая грамматика, которой соответствует определенный ментальный мир; способ описания предмета обсуждения или эквивалент понятия «речь» в соссюровском смысле. Данный подход особенно целесообразен при изучении дискурса как инструмента косвенного воздействия на собеседника в устных формах диалога.

Второй подход делает упор на внутреннюю организацию элементов текста, и тогда дискурс предстает в качестве: связного текста; группы высказываний, связанных между собой по смыслу; единицы, по размеру превосходящей фразу, высказывания в глобальном смысле, т.е. того, что является предметом исследования «грамматики текста», изучающей последовательность отдельных высказываний. Подобный подход оказался эффективным при изучении «подстрочных» значений, мнения в газетно-публицистических текстах. Для того чтобы показать, как эти подстрочные значения относятся к тексту, в работе были подвергнуты анализу когнитивный, социальный и социокультурный контексты медиа-сообщений.

На защиту выносятся следующие положения:

модели нормативных ценностей дискурсивной активности они порождают множество, иногда противоречивых, таких моделей в соответствии с правилами каждого конкретного пересечения двух дискурсов, способными вступать в конфликт с правилами другого взаимодействия. Образ конкретного собеседника играет ключевую роль в определении рациональной актуализации модели скрытого воздействия, допустимости диапазона коммуникативной свободы, проявленной говорящей/пишущей личностью.

2. Способность к свободному самовыражению в устном дискурсе основывается на спонтанности и ситуационной речевой креативности языковой личности, возможности обратной связи. Источником свободного творческого и спонтанного действия признаются косвенные смыслы, наделяющие говорящего способностью импровизировать в процессе принятия во внимание особенностей эмоционального состояния партнера, его самооценки, личностных характеристик, рассчитывать на встречное внимание. Общее семантическое пространство между собеседниками «монтируется» речевыми актами, предрасположенными к косвенной номинации своей пропозиции: директивами, комиссивами, экспрессивами. Реализуя подобные иллокуции косвенно, говорящий «эксплуатирует» язык как ресурс в терминах выбора, взаимосвязи этого выбора и экстралингвистических условий, влияющих на их допустимость. Коммуникативная свобода говорящей личности основывается на «разведении» переживания отрицательной эмоции и ее социализированного выражения.

фатическую и информативную функции. Структурные и динамические характеристики их фатического и информативного потенциала различны. Для русского лингвокультурного сознания ценностная диалогическая установка, измеряемая по шкале децентрация/ эгоцентризм, склоняется к эгоцентричной. В косвенных речевых актах это получает закрепление в не всегда адекватных для данной ситуации общения эмотивных установках, разнообразных оценочных наслоениях, которые не активизируют интереса слушающего, становятся причиной его отказной ответной тактики.

4. Диапазон коммуникативной свободы слушающего в диалогическом дискурсе ограничен возможностью реагирования на локутивную, иллокутивную и перлокутивную составляющие инициированного косвенного речевого акта. Характер реагирования определяет логико-семантическое и коммуникативно-прагматическое варьирование реплики-реакции. При отказном реагировании оптимальной предстает ситуативно-ограничивающая косвенная тактика слушающего. Агрессивные и парирующие ответные тактики сигнализируют о нарушении адресатом границ своей коммуникативной свободы в данной ситуации диалогического взаимодействия.

5. Имплицитные смыслы высказывания в газетно-публицистическом дискурсе предстает прагматической основой разграничения факта и мнения. Конфликтогенный потенциал имплицитного мнения выявляется в одном из интерпретационных вариантов декодирования авторской интенции, облеченной в форму речевых жанров, потенциально дискредитирующих объект критики. Отсутствие эксплицитной оценки, оборотов, содержащих речевые акты давления проблематизирует вопрос о границах коммуникативной свободы журналиста при экспертной оценке публикаций, переводят его в сферу связей имплицитного смысла и способа его речевой «упаковки» в когнитивном сознании объекта критики.

Научная новизна диссертационного исследования определяется комплексом основных задач, очерчивающих проблемную сферу диссертации. В работе предложена целостная лингвофилософская концепция коммуникативной свободы языковой личности, реализующейся на уровнях социального и индивидуального дискурсов и способствующая гармонизации коммуникативного мира личности: преодолению либо смягчению конфликтного начала в межличностном общении во всем многообразии его проявления. В работе доказано, что скрытые смыслы, выступая в дискурсе как личностные, способны маркировать границы коммуникативной свободы языковой личности. Продемонстрировано, что эти смыслы прагматизируют в актах общения речевое «Я» говорящего/пишущего и «Я» собеседника, взятых в социальном окружении. Автор видит новизну полученных результатов в том, что разработанная методика выявления конфликтогенных факторов, обусловливающих неоднозначность интерпретации имплицитных смыслов высказывания в газетно-публицистических жанрах региональной прессы, может быть использована журналистами в процессе выбора скрытых речевых средств воздействия в соответствии с тем, как эти средства будут восприняты реципиентом текста.

К новым результатам можно отнести и описанные принципы корреляции смыслов в текстообразовании и интерпретации косвенных смыслов в устном диалогическом дискурсе.

Теоретическая значимость исследования определяется, в первую очередь, разработкой принципов описания одного из аспектов социокультурного функционирования языка — коммуникативной свободы языковой личности. В работе представлена методика выявления конфликтогенных факторов, обусловливающих неоднозначность интерпретации

имплицитного смысла высказывания в газетно-публицистическом дискурсе. Результаты исследования могут быть использованы в теоретических трудах, связанных с

методологическими аспектами коммуникативной

рациональности, когнитивно-коммуникативных стратегий, ориентирующихся на достижение согласия за счет выявления многообразия представлений о формах выражения авторской интенции.

Практическую значимость диссертационной работы следует видеть в возможности применения ее результатов в университетских курсах по речевой конфликтологии, речевой агрессии в СМИ, экспертной лингвокогнитивной оценке конфликтного высказывания. Выводы исследования могут быть использованы также в практике изучения языка, функционирующего в правовом пространстве (юридических аспектов языка).

Апробация работы. По результатам исследования были прочитаны доклады и сделаны сообщения на международных, всероссийских и межвузовских конференциях, симпозиумах, конгрессах в период с 2000 г. по 2005 г. В их числе: Межвузовская конференция «Единицы языка: функционально-коммуникативный аспект» (Ростов н/Д 2002); Международная научная конференция «Форма, значение и функции единиц языка и речи» (Минск 2002); Международная научно-практическая конференция «Человек. Язык. Искусство» (Москва 2002); IV Международная научная конференция «Филология и культура» (Тамбов 2003); X Международный Конгресс МАПРЯЛ «Русское слово в мировой культуре» (Санкт-Петербург 2003); Международная научная конференция «История языкознания, литературоведения и журналистики как основа современного филологического знания» (Ростов н/Д — Адлер 2003); 2-ая межвузовская докторантско-аспирантская научная конференция «Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения» (Краснодар 2003); Международная научная конференция «Языковые категории: границы и свойства» (Минск 2004); XI Международная научно-методическая конференция из цикла «Новое в теории и практике описания и преподавания русского языка» (Варшава 2004);

Международная научная конференция «Язык. Дискурс. Текст» (Ростов н/Д 2004, 2005); Международная научная конференция «Язык и культура» (Киев 2004, 2005); VI Международная научная конференция «Язык и социум» (Минск 2004); III Научная конференция «Национально-культурный компонент в тексте и языке» (Минск 2005).

Научные сообщения по теме диссертационного исследования делались на заседаниях VII Фулбрайтовской гуманитарной летней школы «Ценности, каноны, цены: текст как средство культурного обмена» (МГУ, Москва 2004); летней школы "Media Law Advocates Training Programme" (Оксфордский университет, Великобритания 2004); заседании «круглого стола» «Опыт саморегулирования СМИ в регионах России», организованном Большим Жюри Союза журналистов России, Институтом проблем информационного права и Программой сравнительного права и политики Оксфордского университета (Москва 2004).

Основные положения диссертации отражены в 35 публикациях, в том числе монографии.

Структура диссертации отражает логику и общие принципы исследования. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованной теоретической литературы (321 наименование), а также списка источников фактического материала.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении определяется тема исследования, обосновывается ее актуальность, теоретическая и практическая значимость диссертации, определяется основная цель и задачи, характеризуется комплексный метод исследования, формулируется разрабатываемая концепция, приводятся положения, выносимые на защиту.

Первая глава - «Теоретические основы исследования свободной дискурсивной самореализации языковой

личности» - носит методологический характер. В ней приводится опыт дискурс-анализа понятия «свобода» в истории лингвистической науки, формы его концептуализации в языке, рассматриваются теоретические основания коммуникативной свободы собеседников в устном и письменном дискурсах, актуализирующихся скрытыми смыслами высказывания.

В металингвистической концептосфере проблема свободы интерпретируется как:

• аутичные действия языка в процессе выражения человеческой мысли;

• выбор языковых средств, производимый говорящей личностью в рамках воздействия на собеседника;

• сосуществование языков в условиях кризисной этнокоммуникации.

В модусе свободы выбора средств речевого воздействия создаются возможности для коммуникативной свободы, предстающей концептом социального общения и делающей акцент на интерсубъектных связях собеседников, включая их речевые практики, диалоги, дискурсы. Коммуникативная свобода собеседников способствует установлению и поддержанию социального порядка: говорящие личности совершают речевые действия, которые они считают естественным образом уместными в силу их соответствия социокультурным образцам правильности и позволяющими им адекватно интерпретировать окружающий мир. Придерживаясь коммуникативной свободы, собеседники адаптируют текущую речевую ситуацию к однородному смысловому полю и эмоциональному фону диалога, что способствует их взаимопониманию.

В реферируемой работе коммуникативная свобода рассматривается как результат осмысления говорящей личностью стандартных речевых формул, направленных на взаимопонимание собеседников. Вступив в противостояние с языковой реальностью, говорящий приходит к необходимости добровольного принятия его требований. Произведя выбор

языковых средств для воздействия на партнера по диалоговому взаимодействию, говорящий уже не свободен в речевом отношении, а попадает под власть избранных языковых правил. Сделав выбор, он стремится не утерять свою идентичность, делает язык «штрихом» к своему портрету, неявно и, возможно, подсознательно передавая информацию о своем происхождении, эмоциональной предрасположенности, личных пристрастиях и ментальном потенциале. Стремление говорящей личности к коммуникативной свободе - это и есть ее стремление к самовыражению, самореализации, ибо только свободная речевая деятельность позволяет субъекту воздействия выразить свои сущностные черты.

Реализацию прагматических значений в диалогическом общении прямым, косвенным и имплицитным способами следует рассматривать как возможные психологические структуры, лежащие в основе речевого поведения говорящего при определении диапазона личной коммуникативной свободы в заданных условиях общения. Эта свобода ограничивается условиями уместности как самого речевого акта, так и его прагматического оформления. Условия уместности формы речевого акта обусловливаются социокультурными нормами диалогического общения (выбор которых в диалоге осуществляется с учетом фактора адресата); условия уместности иллокутивной составляющей речевого акта -коммуникативными параметрами собеседников (прежде всего слушающего) и их речевыми намерениями. Таким образом, коммуникативно-ролевые характеристики партнера по общению становятся главным фактором ограничения коммуникативной свободы говорящей личности в диалоговом взаимодействии, а в конечном счете - и выбора наиболее корректной формы реализации необходимого данной личности речевого воздействия. Этот выбор осуществляется говорящим с учетом, как минимум, двух заданных параметров диалогического общения: видом речевого воздействия, которое необходимо оказать на партнера по общению, и условий уместности формы

прагматического выражения данного воздействия. Немаловажную роль в данном процессе играют и собственно «чувство языка» говорящей личности и степень его осознанности.

Важной чертой коммуникативной свободы говорящего в диалогическом дискурсе предстает предварительная продуманность характера косвенной речеактовой номинации своих намерений и желаний. После того, как иллокутивная цель поставлена, говорящий анализирует речевую ситуацию, в которой ему предстоит осуществить воздействие на собеседника, выбирает соответствующий данной иллокуции косвенный речевой акт определенного жанра и речевые средства его оформления, намечает последовательность своих будущих речевых действий. Так в диалогическом дискурсе создается идеальная схема реализации коммуникативной свободы. Она определяется, с одной стороны, целью воздействия, с другой -речевой ситуацией, в которой обнаруживает себя его автор, прагматическими условиями, в которых ему предстоит действовать.

В прагматическом плане коммуникативная свобода адресата ограничена возможностью его реагирования на следующие составляющие (уровни) косвенного речевого акта, формирующего исходную реплику диалогического общения:

• восприятие собственно звукового ряда реплики, с помощью которого реализуется определённая речевая форма (так называемый «локутивный акт»);

• ориентацию на побудительный мотив реплики, обусловивший употребление именно данной последовательности слов и фраз («иллокутивный акт»);

• реакцию на отражаемые в реплике конкретные ожидания

адресанта («перлокутивный акт»).

Каждый из представленных уровней задействует прежде всего косвенные слои информации. Реагируя на тот или иной

семантический уровень исходной реплики косвенного речевого акта, адресат воздействия актуализирует в диалогическом дискурсе тот или иной способ реализации собственного намерения, т. е. в конечном итоге характер использования вверенной ему коммуникативной свободы, степень её допустимости в данной ситуации общения.

Коммуникативная свобода пишущей личности ограничена не только социокультурными нормами общения, но и юридически. На защиту лица, ставшего центральной фигурой критического журналистского материала, направлены, в частности, ст. 131 УК РФ, ст. 10 Европейской конвенции по защите прав человека и основных свобод. Если утверждения журналиста носят субъективный оценочный характер, то судебное преследование за клевету не может быть возбуждено. Таким образом, коммуникативная свобода автора журналистского выступления теоретически ограничена в случае изложения факта (в лингвистическом отношении к событию), но не в плане выражения мнения (оценки) по поводу, представляющему большой общественный интерес.

Оценочные суждения расцениваются частным лицом, как правило, в качестве личных нападок на него, а не как форма журналистского выступления, имеющая большой общественный интерес. Коммуникативная свобода автора выступления подкрепляется в этом случае тем, что оценочные суждения невозможно подтвердить доказательством, а поэтому они не могут фактически стать поводом для судебного разбирательства. Лицо, уязвленное данным выступлением, в пресуппозиционном плане не согласно с данным объективным положением дел, поскольку выдвинутая точка зрения не совпадает с его собственной, что в конечном счете и порождает речевой конфликт.

Проявление конфликтогенного потенциала языковых знаков фактически происходит на субъективно-эмоциональном уровне языковой личности того частного лица, моральные качества и деятельность которого получили отражение в данной

публикации. Подобная реакция оказывается возможной за счет того, что объем содержания знаков как единиц языка и единиц речи не всегда совпадает. Возникающие при этом имплицитные смыслы «скрывают» чувство антипатии автора к персонажам своей публикации. Их появление в высказывании обусловливает возможность неоднозначной интерпретации, что и предстает источником информационных конфликтов.

Реагирующий на публикацию, декодируя имплицитные смыслы, испытывает негативное психологическое состояние, формирует установку на конфликт. В сложившейся ситуации обнаруживаются неподтверждение ролевых ожиданий, расхождения партнеров в понимании и оценке проблематики, поднятой в газетном материале. Другими словами, потенциальность речевого конфликта в этом случае во многом определяется языковой компетенцией, индивидуальными речевыми предпочтениями реагирующего лица, несовпадением «речевой грамматики» пишущего и реагирующего, установок и намерений, чувств и эмоций.

Таким образом, о ничем не ограниченной коммуникативной свободе собеседников в устном и письменном дискурсах можно говорить с большой долей условности. Её ограничение связано всего с полнотой понимания каждым из собеседников значения и смысла передаваемых и получаемых им в процессе общения высказываний. Да и сама коммуникативная свобода взаимодействующих между собой люден всегда проявляется гам, где обнаруживаются какие-либо ограничения, порождённые именно конвенциями межличностного общения. Только столкнувшись с данными ограничениями, говорящая личность осознаёт возможность свободного выбора (преодоление ограничений или принятие их), а также оценивает степень реализации своей коммуникативной свободы.

Вторая глава - «Коммуникативная свобода говорящего в устном дискурсе и проблема косвенного выражения прагматических значений высказываний» -

посвящена систематизации коммуникативно-прагматических типов речевых актов в аспекте их предрасположенности к косвенной номинации, выявлению допустимого в устном диалогическом дискурсе диапазона свободного выбора адресанта при реализации этих актов, исследованию национальной специфики самореализации языковой личности при косвенном представлении себя собеседнику в русском дискурсе.

Метакоммуникационная аксиома прагматики актов речи в диалогическом дискурсе может быть сформулирована следующим образом: чем больше обязательств налагает речевой акт на дискурсивное поведение говорящей личности, чем больше ограничивается при этом её коммуникативная свобода в средствах выражения интенции, тем больше семантическая структура данного акта подвержена колшуникативно-иптеициональиому варьированию, косвенной речеактовой номинации.

В реферируемой диссертации отмечается, что наиболее ориентированными на перлокутивный эффект в диалогическом общении являются директивные, комиссивные, экспрессивные речевые акты. Именно данные иллокутивные типы речевых действий проявляют в межличностном взаимодействии прагматическую предрасположенность к косвенной номинации своей пропозиции. Это обусловливается тем, что их реализация в диалоге основывается, как правило, на максимизации различий речевого поведения собеседников, в результате чего один из партнёров по фатическому общению вынужден взять на себя «ведущую» позицию, а другой - подчинённую, вторичную.

Говорящая личность, прибегнувшая в целях реализации своей речевой стратегии и коммуникативной свободы в целом к одной из анализируемых разновидностей высказываний, способна с их помощью по-разному «перегрузить» собеседника искомым перлокутивным заданием. Так, директивные акты в большей степени, чем другие иллокутивные типы высказываний, предполагают ответный неречевой ход;

экспрессивные акты потенциально направлены на «перегрузку» модуса слушающего и, как следствие этого, изменение его деятельности (как когнитивной, так и физической). Косвенное оформление данных актов даёт говорящему возможность не только ненавязчиво манипулировать собеседником, но и при назревании конфликта отказаться впоследствии от своей первоначальной интенции в пользу того речевого акта, под который данный акт был исходно завуалирован.

Последней прагматической причиной объясняется предрасположенность к косвенной номинации и комиссивных речевых актов, которые, наоборот, призваны «облегчить» модус адресата, вызвать его положительный эмоциональный настрой. Комиссив всегда сопряжён с ответственностью говорящего за свои речевые действия. Обещание, выраженное косвенным способом, даёт адресанту возможность избежать такой ответственности при благоприятном речевом контакте со слушающим. Это осуществляется посредством разъяснения ему, что высказывание, расцененное им как комиссив, на самом деле являлось иным иллокутивным актом.

Таким образом, директивы и экспрессивы склонны принимать форму косвенных речевых актов в потенциально конфликтных ситуациях, комиссивы - при благоприятном развитии диалогического дискурса. Поэтому разные речевые акты предоставляют говорящему неодинаковую степень коммуникативной свободы. Посредством комиссивных речевых актов адресант имеет возможность лишь «перенастроить» когнитивно-информационную систему собеседника;

директивные и экспрессивные акты предполагают более интенсивное воздействие, затрагивающее и волевую сферу адресата. Косвенное номинирование подобных актов в речи призвано, по мнению говорящего, свести общение к унисону, взаимной настроенности.

В частности, комиссивные речевые акты избавляют адресата от стресса, связанного с разрывом отношений между

собеседниками, в связи с этим, как представляется, в языке не существует разнообразия обобщенно-типизированных моделей, которые выражали бы данное иллокутивное значение. В качестве комиссива на речевом уровне способна функционировать любая пропозиция, посредством которой говорящая личность выражает свою готовность поддержать поведенческую тактику адресата и тем самым сгладить взаимные расхождения во взглядах и приобрести опыт их согласования. Обычно косвенный комиссивный акт строится на том, что говорящий выражает в явном виде лишь какое-то из условий успешности акта обещания, который соответствует его действительному намерению. Реплика адресанта в этом случае, как правило, косвенно содержит пропозицию «я обещаю».

Инициация косвенных комиссивных актов в условиях диалогического дискурса может быть оформлена и как запрашиваемое, и как незапрашиваемое обязательство. В последнем случае в прагматическую пресуппозицию обязующегося входит знание о желании собеседника выполнить искомое действие. Например: «- А под воду? Я тоже хочу посмотреть... - Вот и посмотришь. - пообещал Шишкодрелюв. — У меня там акваланг есть, заодно и потренируешься» (А. Бушков. Крючок для пираньи); «Невеста в белоснежном наряде. Рядом гости и жених... Сергей Олегович и не заметил, как под зонтом его оказался незнакомец... Это был Филиппов, с интересом разглядывал Сергея Олеговича. «Желаю», - сказал он. «Так идите и скажите»... «...Наталья, в моей судьбе все переметаюсь к лучшему, я не буду докучать вам своими приставаниями и сомнениями в ваших намерениях...» - Сергеи Олегович замолчал» (А. Рогожкин. Кино). В подобной диалогической ситуации косвенные комиссивные средства реализуются в структурном плане инициально как обязательство-содействие. При инициации косвенного комиссивного акта как запрашиваемого обязательства его можно обозначить, в терминах А.Н. Баранова и Г.Е. Крейдлина, как иллокутивно вынуждаемую реплику, а исходную реплику —

как иллокутивно вынуждающую (Баранов, Крейдлин), требующую от слушающего ответа-обещания. В качестве исходной реплики в подобном диалогическом единстве могут выступать:

а) императивное высказывание: «Веду! Сейчас на поверхность вытяну! Ты хватай ее за хвост!.. «Возьму. не волнуйся!» — пообещал Кузьмич и приготовился» (А. Рогожкин. Особенности национальной охоты в осенний период). В этом случае адресант комиссива, как правило, не только каузирует ожидание, но и убеждает автора вынуждающей реплики не тревожиться;

б) повествовательное или вопросительное высказывание: « Василий, видишь, у меня группа голодает, на глазах девчонки форму теряют», - обратился Кислюк к заму мясного комбината. «Завтра подвезем». - пообещал Василий» (А. Рогожкин. Игра). Ответная реплика в иллокутивном плане является комиссивом, поскольку адресат берет на себя обязательство исправить сложившуюся ситуацию или выполнить то, о чем запрашивается в исходной реплике (т.е. Я обещаю завтра подвезти продукты; Я обещаю приготовить торт). В русском диалогическом дискурсе обещание выступает, как правило, в прагматической функции вынуждаемой реплики, связывающей собеседников в плане совместных стратегий поведения и гарантирующей, что взаимные отношения продолжатся как часть общей повседневной активности партнеров по диалогическому общению.

При переходе от одной дискурсивной формации к другой косвенный речевой акт способен изменять смысл. Определенные типы косвенных высказываний могут быть порождены в разных дискурсивных практиках, но под влиянием аффективных пресуппозиций говорящей личности - обладать в них разным смыслом. Косвенный экспрессивный акт является семантически производным от соответствующих косвенных директивов и комиссивов. В подобных полифункциональных речевых конструкциях, объединяющих экспрессив с директивом

или комиссивом, происходит семантическая нейтрализация одной прагматической установки под действием другой. Главным источником деривации косвенного высказывания в сторону преобладания его экспрессивного значения становятся несоответствие установок собеседников, разнонаправленность их речевых стратегий. При таком понимании диалогический дискурс интерпретируется как силовое поле, оказывающее модифицирующее воздействие на косвенный речевой акт.

Так, косвенный экспрессивный акт с формальной моделью комиссивного акта реализуется говорящим, как правило, когда он не намерен выполнять обещание, а лишь стремится выразить отрицательные эмоции. Например: «По улице вышагивали две длинноногие дивы... «На рыбалку не хотите? - встряч Лева. - Сейчас на природе хорошо... Посидим, рыбку половим. Поболтаем...» Девицы внимательно осмотрели друзей, по после того, как Лева в очередной раз не выдержал и икнул, все поняли: «Сейчас, только сапоги резиновые купим». Девицы пошли дальше» (А. Рогожкин. Особенности национальной рыбалки). Смысловая направленность данных речевых актов прямо противоположна заложенной в их языковой форме. Передача обратного смысла в диалоге оказывается. невозможной без одновременного выражения отношения к сказанному. Отсюда элемент пренебрежительной оценки, определяемый субъективным отношением адресанта к предмету речи. Форма подобных высказываний расценивается слушающим как «маска», прикрывающая нежелание адресанта следовать социокультурным правилам речевого поведения, что влечет эффект вторжения в границы внутреннего «Я» собеседника и нарушение говорящим границ своей коммуникативной свободы. Косвенный комиссивный акт также приобретает иллокутивную силу экспрессивного речевого акта, когда говорящий вкладывает в его содержание негативную перспективу речеповеденческой тактики слушающего. Например: «Клиент с ужасом посмотрел на свои связанные ноги и нервно икнул. -

Извините, пробормотал он. - Я передумал прыгать. Бес попутал сюда взобраться. Хотел проверить себя, закалить, так сказать, волю. — Патологоанатом проверит, а в крематории закалят.- пообещал Гера. — Эй, эй, гражданин! Не надо хитрить!.. Ну-ка прыгайте вперед! Раз-два!» (А. Дышев. Аромат скунса). В данном случае говорящий, употребляя формально комиссивную модель, выражает свои отрицательные эмоции по поводу нерешительности собеседника выполнить действие, в котором он заинтересован.

Коннотативный смысл опосредованного выражения иллокутивного значения косвенного экспрессивного акта в диалоге может быть также равным положительным эмоционально-оценочным семам. В частности, это наблюдается, когда структура косвенного комиссивного акта формально используется в значении комплимента. Адресант подобных высказываний испытывает положительные эмоции, на основе которых он соответствующим образом оценивает партнера по диалогическому взаимодействию. Например: «... Ага, вот так... Немного кокетства... Легкая улыбка постоянно скользит по губам... Ну, что?» Актер Вилле в неуклюжей форме омоновца сидел на гриме рядом, посмотрел и пустил пузыри. «Сейчас запою брачную песню рюкюсиев!» - пообещал. Лика засмеялась. Осталась довольна внешним видом» (А. Рогожкин. Кино). Косвенные речевые акты, в которых комиссивное значение погашается значением комплимента, встречаются в диалогах, имеющих целью установление или регулирование межличностных отношений: адресант говорит собеседнику приятные для него слова, предметом которых становятся личные качества адресата, его внешность. К основным эмоциям адресанта данной формы комплимента относятся восхищение, симпатия, расположение к адресату. В данном случае имеет место состояние эмоционального подъема, отражающее чувственное переживание говорящим успешной реализации деятельности своего собеседника.

Аффективной пресуппозицией реализации косвенных речевых актов является, как правило, противоречие между «Я-концепцией» и «долженствованиями» языковой личности, результатом чего становится ее тревожное состояние. Для говорящего это, в сущности, актуализация одного из своих «возможных» речевых «Я», взятого в социальном окружении. Поэтому можно рассматривать в диалогическом дискурсе возникающие при этом негативные эмоционально-оценочные наслоения как косвенный способ представления себя собеседнику. Способы подобного представления существенно зависят от исходной оценки партнера по диалогическому взаимодействию, определяющей всю стратегию межличностного общения. Весьма существенным предстает тот факт, рассматривается ли собеседник в качестве препятствующего достижению преследуемой адресатом цели или же воспринимается как сотрудник, обеспечивающий максимальную эффективность осуществляемого действия. Различия подобного рода наиболее ярко проявляются в косвенных речевых актах, обладающих в диалоге разветвленным комплексом ожиданий, запретов, запросов, что делает их действенным средством апелляции к когнитивной и волевой сфере слушающего. Данные высказывания переносят оказываемое ими воздействие в мир знании и чувств адресата, т. е. в конечном счете воздействуют на его модус. Именно поэтому косвенные речевые акты позволяют адресанту прагматизировать себя в актах общения.

Ориентация на достижение адресантом требуемой версии понимания у слушающего в процессе планирования косвенного речевого акта обладает национальной спецификой. В русском диалогическом дискурсе целесообразной оказывается ориентация на представление прагматического содержания высказывания внутри его пропозиции. В соответствии с данной ориентацией адресант осуществляет рациональный выбор лексических единиц и синтаксических конструкций (таким образом реализуя свою коммуникативную свободу) с учетом

уровня языковой компетентности слушающего. В некоторых случаях целесообразным предстает перевес отрицательных коннотаций в косвенных актах. Вопрос о диапазоне коммуникативной свободы в подобных обстоятельствах решается говорящим, исходя из информативной определенности данного адресата.

В третьей главе - «Проблема диапазона коммуникативной свободы адресата при реагировании на косвенный речевой акт» - систематизируются диалогические реакции на соответствующие речевые стимулы, обсуждается проблема выбора логико-семантической и коммуникативно-прагматической составляющей ответного действия адресата в процессе реагирования на косвенные смыслы высказывания.

Диалогическая реакция на косвенно-речевой стимул в процессе дискурсопорождения несет двойную нагрузку:

1) структурирует когнитивный и прагматический планы персонального дискурса говорящей личности (автора исходной косвенной реплики);

2) конструируирует диалогический (совместный с говорящим) дискурс, делает его единым речевым произведением, унифицируя многоголосие, с точки зрения языкового социокультурного творчества, в гомофонию.

Прагматическая и когнитивная ценность ответного реагирования заключается для исследователя в том, что на основе анализа его семиотической организации оказывается возможным выявление устойчивой детерминированности импликаций диалогического дискурса. Особенно гибкой данная закономерность становится, на наш взгляд, когда в качестве инициирующей диалогической реплики выступает косвенный речевой акт. Процессы понимания речевого сообщения и извлечения косвенных смысловых компонентов слушающим выступают ключом не только к определению коммуникативно-прагматического смысла исходной реплики, но и ее

конвенциональности/неконвенциональности как средства косвенного воздействия на адресата. Фиксация частотности данного реагирования на косвенный речевой акт с конкретной иллокутивной нагрузкой позволяет говорить о выявлении в рамках диалогического дискурса действенной конвенции, проливающей свет на эффективность стимулирующей реплики как закрепленного в рамках данной социокультурной общности средства косвенного воздействия на партнера по коммуникации.

Ответная реплика, в которой реализуется существенный момент диалогической коммуникации - реакция адресата, предстает, в свою очередь, сферой действия высказываний с косвенными смыслами, определяемыми их отношением к исходной реплике диалогического единства. Семантическая структура ответной реплики на косвенный речевой акт является результатом семантической корреляции компонентов диалогического единства, когерентности диалогического дискурса в целом. В самом общем виде полярные формы подобного реагирования, манифестирующие коммуникативную свободу слушающего, могут быть охарактеризованы как значения согласия/несогласия с прагматической установкой автора косвенного воздействия. Между указанными полярными семантическими формами реакций обнаруживаются значения, характеризуемые модальностью возможности, которая передает в диалогическом общении неопределенность реакции слушающего.

Семантическая структура ответного высказывания устанавливается на основе его соотнесенности с содержанием косвенно-речевого стимула - первого элемента диалогического единства. Взаимодействие реплик в составе подобного диалогического единства целесообразно проанализировать с помощью семантики связок, что дает возможность положить в основу классификации исследуемых отношений логически релевантные признаки. Косвенные высказывания-ответные реплики различаются по объему заключенной в них имплицитной информации.

Минимум имплицитной информации содержится в ответных репликах, состоящих из слов-предложений «Да» и «Нет» (или их эквивалентов), а также при описательном представлении согласия/несогласия без них. Ср.: «-... Ты должен мне помочь, Макс! - Ну да. конечно! — не слишком охотно согласился Макс» (А.Дышев. Остров невезения).

Максимум имплицитной информации содержится в ответной реплике при опущенной существенной части информации, воспринимаемой из контекста ситуации. Например: «- А государственную тайну тебе не выдать? -грубо спросил я. — Мне нужны только достоверные сведения об убийстве, - тихо ответила Татьяна» (А. Дышев. Сладкий привкус яда).

Опущение существенной части диктумной составляющей ответной реплики имеет место при игнорировании адресатом модусной части исходной реплики, за счет чего фатическое общение приобретает форму информативного. В приведенном выше примере адресат косвенного воздействия прямо не выражает несогласия с собеседником, представлена лишь причина несогласия, следствие же - источник поддержания фатического общения - не вербализировано. Полная форма последней ответной реплики могла бы иметь вид: «Мне не нужно выдавать государственную тайну, потому что меня интересуют только сведения об убийстве». В данном высказывании реализуется отношение левосторонней импликации, маркером которой является союз потому что. Антецедент импликации представлен косвенным директивным актом, имеющим значение побудить слушающего к отказу от линии своего вербального поведения. Консеквент импликации также принадлежит косвенному высказыванию, выражающему несогласие слушающего с прагматической установкой исходного речевого акта.

Семантическая структура ответной реплики, установленная на основе анализа соотношений частей диалогического единства и экспликации имплицитной части

ответной реплики, отличается логико-семантическим варьированием и включает конъюнктивные, импликативные структуры. Прагматический диапазон реакций на косвенный речевой акт, определяющий возможность их употребления в конкретной речевой ситуации, - это фактически область пересечения дискурсивного и ситуативного диапазонов.

Вербальные реакции-отказы на косвенный речевой акт могут маркировать как гетерогенные, так и гомогенные диалогические единства. В гетерогенном диалогическом единстве инициирующая и реагирующая реплики представлены высказываниями, относящимся к разным коммуникативно-прагматическим типам. Например: «-...Это выглядит глупо, глупо...Неужели вы этого не понимаете?! - Мне кажется, уже поздно что-либо менять, важнее сохранить благородную осанку и выпутаться из этой истории» (М. Попов. Несколько женщин). Косвенный директивный акт представлен в инициирующей реплике вопросительным высказыванием, реагирующая реплика-отказ - повествовательным. В последнем примере наличие в ответном речевом ходе речемыслительного глагола кажется говорит о том, что это высказывание по своим прагматическим характеристикам является предположением. Но анализ макроконтекста показал, что базисная иллокутивная сила нейтрализуется иллокутивной силой несогласия. В пресуппозиционном плане подобный косвенный отказ основывается на неприятии адресатом определенных элементов ситуации диалогического общения, отражающих обстоятельства речевого взаимодействия. Ссылка на временной фактор позволяет определять такие реакции как ситуативно-ограничивающие.

В гетерогенных диалогических единствах ответный речевой ход очень часто представляет собой реализацию косвенного речевого акта с иллокутивной силой иронии. Согласно концепции П. Грайса, механизм создания иронического эффекта заключается в том, что говорящий произносит некоторое высказывание, в содержание которого он

сам верит, и это очевидно и ему самому, и его собеседнику. Если данное высказывание не является бессмысленным, адресант, по всей вероятности, хочет выразить с его помощью нечто другое. Наиболее близким по связям является высказывание прямо противоположное по значению тому, что было сказано. Следовательно, иронически утверждая нечто, говорящий в действительности отрицает это, и наоборот. Например: «- У нас, к сожалению, в машине не хватит места... Вам лучше отсюда побыстрее исчезнуть. Насовсем. - Я вас тоже обожаю... - бросил Кацуба вдогонку...» (А. Бушков. Крючок для пираньи). Базисная иллокутивная сила ответного реагирования в приведенных примерах полностью погашается иллокутивной силой иронии, посредством которой слушающий вынуждает инициатора косвенного воздействия отказаться от избранной стратегии. Подобная форма отказа представляет собой нападение на «социальное лицо» собеседника, переводит диалог в сферу языковой игры. Адресат отрицает пресуппозицию инициирующего косвенного речевого акта, которая в данной ситуации общения является истинной. Подобная косвенная стратегия реагирования определяет парирующий характер ответного речевого действия.

Гомогенность диалогического единства предполагает принадлежность высказываний инициирующей и реагирующей реплик к одному и тому же коммуникативно-прагматическому типу. Ср.: «Света протянула Ирине расчет. В конверте. Ирина пошит, что спорить бесполезно. - Я больше не буду. -пообещала Ирина. - Я не хочу об этом думать, будете вы или нет...» (В. Токарева. Своя правда). В данном случае высказывания обеих реплик представлены повествовательными предложениями.

Коммуникативно-прагматические типы отказных тактик различаются по способу представления отказной информации на прямые и косвенные реплики-реакции с различной степенью категоричности. Использование предложения,

эксплицирующего несогласие в непосредственном виде, весьма

редко. В условиях реального диалогического общения несогласие с предшествующим косвенным речевым актом большей частью вербально оформляется совокупностью высказываний, входящих в реактивную реплику и объединенных данной доминирующей интенцией. При наличии экспонированной реплики со значением несогласия диалогическое высказывание включает в себя ряд сопутствующих иллокутивно разнообразных предложений. Категоричность при этом связывается, как правило, с перформативными высказываниями, отражающими

невозможность, нежелание слушающего следовать косвенному воздействию. Ср.: «- Ты должна его бросить, втолковывала она... - Я не хочу его бросать... Я хочу быть с Олегом. -спокойно реагировала Снежана» (В. Токарева. Своя правда). Приведенное диалогическое высказывание со значением несогласия состоит из предложений, выражающих экспрессивно окрашенное несогласие, антонимичное предшествующему косвенно-речевому стимулу, констатацию и оценку. Подобного рода отказ свидетельствует о диалогической ситуации назревающего конфликта между собеседниками, когда сценарии речевого поведения слушающего, поддерживающие межличностные отношения, перестают работать. Употребление местоимения я в данном случае способствует негативному самовыражению адресата, поскольку он отвечает, не обращая внимания на реакцию автора воздействия. Это корректирующий отказ, выступающий как следствие коммуникативной неудачи со стороны говорящего, в связи с чем адресант вынужден корректировать процесс диалогического общения.

Максимальная противопоставленность коммуникативных интенций собеседников обнаруживается, как правило, в гомогенных диалогических единствах, реагирующая реплика которых содержит возражение по поводу уместности косвенного воздействия. Например: «- Напрасно вы делаете эту глупость! - предупредил милиционер. - Стреляю без предупреждения! — Ты сначала пистолет вытащи! - крикнула

на пего Лисица!» (А. Дышав. Огонь, вода и бриллианты). Гомогенность диалогического единства при отказной тактике адресата выявляет негативную эмоциональную эмпатию в диалоге: слушающий, реагируя на косвенный речевой акт, заражается теми же эмоциями, которые испытывает автор косвенного воздействия. Реагирующий приписывает говорящему ложную пресуппозицию в данном локальном диалогическом общении. По мнению адресата, в диалоге имеет место нарушение второго постулата качества («Не говори того, для чего у тебя нет достаточных оснований»). Прагматическая функция отказного реагирования в данном случае состоит в том, чтобы опровергнуть уместность в рамках данного общения выдвинутого косвенного воздействия, исправить ложную пресуппозицию его автора. Данное опровержение осуществляется на той же эмоциональной волне, что усиливает ее воздействую на инициатора диалогического общения.

Изучение обратного реагирования на косвенный речевой акт способствует выделению общих тенденций диалогического дискурса, для которого характерна возрастающая роль прагматического фактора, значительно расширяющего коммуникативную ' свободу адресата в выборе адекватной личностно ориентированной формы реакции.

В четвертой главе — «Имплицитно-смысловая организация информации как механизм реализации коммуникативной свободы автора журналистского текста»

- исследуются формы проявления инвективности в региональной прессе на уровне как имплицитных смыслов, так и жанрового своеобразия критических публикаций.

При освещении фактов коммуникативная свобода журналиста предполагает субъективное выделение в событии его определенной части, конкретных признаков, актуальных для общественности, исходя из приоритетных стратегий группы, к которой принадлежит данный журналист. Одно и то же событие может быть представлено в форме различных фактов: журналист свободен самостоятельно выделить суть

освещаемого события. Отбор фактической информации для критической публикации сам по себе обладает оценочным характером, осуществляется журналистом для предварительно запланированного субъективно-семантического текстового пространства.

Стремясь удержаться в диапазоне завоеванной коммуникативной свободы, журналисты частных общественно-политических изданий выражают в своих критических публикациях групповое мнение в форме косвенного утверждения о наличии фактов, которых это мнение касается. При этом негативно оцениваются, как правило, не сама личность представителя местной власти, не ее характеристики, а ее действия на занимаемом посту, профессиональные сведения, связанные с социальными последствиями. Одним из наиболее влиятельных семантических понятий при анализе критических публикаций служит понятие подразумеваемого. Большая часть информации текста выражена не полностью, а с расчетом на базовые представления о мире, имеющиеся у объекта текста. Таким образом, анализ «несказанного» более важен, чем изучение того, что реально напечатано. Региональный медиа-текст является как бы смысловым айсбергом, у которого видна лишь вершина.

Любая оценка деятельности личности предстает как мнение о фактах, которые связаны с нею. Согласно нашим наблюдениям, портрет самой личности в критической публикации создается посредством языковых значений, которые по своей природе индивидуальны, объективны и непсихологичны. Характеристика же деятельности данной личности - сфера действия речевых смыслов, индивидуальных, субъективных, обладающих психологической природой, т.е. личностных смыслов автора публикации, не имеющих аналога в языковых единицах. Другими словами, при критическом изображении объекта текста в рамках одной публикации языковые смыслы, соответствующие когнитивному уровню социальной установки журналиста, сочетаются с речевыми

(личностными) смыслами, привносящими в газетный дискурс аффективный компонент. При этом языковые смыслы принимают участие в вербализации объективного факта, а речевые - субъективного мнения, оценочного суждения.

Ср., например, личностные качества чиновника Ф., запечатленные в критической публикации о нем: «...человек серьёзный и обстоятельный, на волю случая не полагается, ... не какой-то там сатрап и коррупционер, ... человек всесторонне развитый, с тонким вкусом, разбирается в людях...» (КНК. 2004. Июнь. № 212. С. 1). Характеризуя деятельность данного чиновника, автор публикации называет его «садовником», причем данная речевая номинация приобретает в контексте всей статьи отрицательную коннотацию: это «садовник», у которого «уж какая рассада получается, какие отростки! И всё вроде бы по закону!» (КНК. 2004. Июнь. № 212. С. 12). Это ключевое слово в публикации, выявление имплицитного смысла которого дает возможность главную мысль публицистического текста в целом.

Метафора садовник в рамках данной статьи обладает денотативным значением, которое характеризует объект оценки, его положительные личностные качества, и коннотативным отрицательным значением, передающим деятельностные свойства объекта текста. Она выстраивается через соотнесение двух образов, выступающих в качестве иконических знаков, напрямую отождествляемых с объектом текста. При их стыковке друг с другом возникающий смысл трактуется как аллегория, которая косвенным образом связана с образом должностного лица, деятельность которого получила в публикации критическое освещение.

Данная метафорическая номинация возникает на концептуальной основе и служит иллюстрацией к вербальному тексту, хотя стилистически нейтральна, но, употребленная в негативном контексте, она впитывает в себя окружающую отрицательную оценку. У реципиента текста подобные метафорические номинации вызывают запрограммированное

журналистом впечатление, навеянное контекстуальной коннотацией, становятся материалом для формирования коллективных представлений в регионе и локальных идеологических доктрин.

На фоне объективных событий, цепочек взаимосвязанных явлений, представленных в публикации, второе значение анализируемой номинации превалирует над первым, косвенно отражает негативное отношение автора к объекту текста, формирует имплицитно выраженное мнение журналиста, так как не описывает реальность, а метафорически выражает личностный смысл. По существу, эта номинация переводит авторскую информацию с когнитивного уровня на аффективный, где она закодирована не языковой формой, а имплицитным речевым смыслом.

В результате языковой трансформации фактов во мнение, смысловое поле информации получает, как правило, имплицитную форму речевой реализации. Косвенные смыслы «вырисовывают» объект критики неоднозначно, в большей степени намекают на концептуальное содержание наивной картины мира объекта, чем информируют о ней. Используемые при этом речевые средства обладают многозначностью, утверждения подразумеваются, а не проговариваются. Реципиент текста, в пресуппозиционном плане осознающий «слабые места» собственного социального поведения, воспринимает мнение журналиста как утверждение фактов, таким образом реализуя иной код прочтения статьи. Участники конфликта исходно выдвигают разные требования к речевому отражению факта и мнения, что и становится источником противоборства между различными дискурсами, которые представляют собой различные способы понимания объективного мира.

Как свидетельствуют наши наблюдения, именно имплицитно представленное в газетной публикации мнение журналиста становится основанием для реципиента текста возбудить судебный иск. Объясняется это чисто

психологически: имплицитная критика, даже выраженная в форме мнения, воспринимается лицом, занимающим высокое социальное положение, как языковая агрессия, как посягательство на собственный социальный статус. В результате объект текста выдвигает собственную точку зрения на смысловое поле публикации (тоже мнение). Не случайным поэтому предстает решение судебной инстанции произвести лингвистическую экспертизу журналистского текста по вопросу содержания в нем фактов и мнений.

Коммуникативная свобода автора журналистского текста вполне допускает широкий диапазон выражения своего мнения - от критического до смягченного. В языковом сознании журналиста оно не является оскорблением словом, однако в языковом сознании объекта текста оно предстает инвективным речевым ходом. Другими словами, критика выступает для объекта текста как оскорбление его социального статуса. По мере нарастания напряженности у участников конфликта возникает ощущение, будто противоположная сторона имеет большую коммуникативную свободу в выборе действий. Поэтому каждый из них воспринимает собственные действия как ответные, вынужденные, в то время как действия противоположной стороны считает провокационными, более того, тщательно и коварно спланированными. Логика обоих участников строится по принципу: мы так поступили, потому что были вынуждены сделать это, для нас не было альтернативы, а у противоположной стороны был выбор, но она пошла на обострение отношений.

Если в устном диалогическом дискурсе «слабым местом» воздействия имплицитных смыслов на адресата оказываются его аффективные пресуппозиции, то в письменном дискурсе подобные смыслы призваны воздействовать на когнитивный уровень субъекта критического газетно-публицистического выступления. Воздействие на знания реципиента текста формирует у него негативное отношение к журналистскому тексту и соответствующие намерения в нужном для автора

текста направлении - ответную реакцию на публикацию. Другими словами, имплицитные смыслы в письменном дискурсе воздействуют на эмоциональную сферу получателя текста через его сознание. Посредством имплицитных смыслов журналист сознательно провоцирует субъекта письменного текста на проявление отрицательных эмоций, которые и становятся рациональной аргументацией ответного речевого хода, зачастую находящего свое оформление в инициации иска по защите чести, достоинства и деловой репутации.

Имплицитная информация часто используется в газетно-публицистическом дискурсе для оценки объекта текста и ее понижения. Например: «...Гуманизм калининградских судей, безусловно, дело хорошее. Однако насколько он оправдан, когда дело касается торговли наркотиками?» (KHK. 2004. Август. N»222. С. 16);«...Они так мило позируют фотокорам...и так весело улыбаются со страниц «Калининградской правды», что не стоит, пожалуй, и задаваться вопросом: КОМУ же служит наше правосудие?!» (КИК. 2003. Декабрь. №188. С. 21). Все эти вопросы имплицитно наталкивают адресата текста на отрицательно-оценочные умозаключения «Калининградские судьи в сговоре с местными торговцами наркотиков», «Правосудие служит не народу». Подобные умозаключения порождают отрицательные эмоции у адресата текста, поэтому данная информация подвергается впоследствии этической и правовой оценкам.

Имплицитные смыслы в газетно-публицистическом дискурсе - оптимальное средство для того, чтобы не просто описывать объекты и социальные ситуации, но и управлять их восприятием, навязывать их отрицательную оценку. А поэтому они реализуют манипулятивную тактику автора текста, представляющую собой такой вид психологического воздействия. Скрытое воздействие означает, что журналист применяет коммуникативный прием, действующий в обход сознательного восприятия субъекта текста. Имплицитная информация обладает большим манипулятивным потенциалом,

сопротивление которому побуждает субъекта текста к ответному действию, порождению информационного конфликта.

В главе анализируются примеры высказываний, в которых содержался, по мнению истца, оскорбительный смысл, в речевом отношении имевший имплицитный характер. Например: «Ну да, когда сотрудника НАШЕЙ милиции волновали интересы населения? У бывалого мента и слова-то такого в лексиконе нет: «население». У него все четко: «терпилы» и «обвиняемые». В крайнем случае, свидетели. Да, еще понятые» (КНК. 2004. Апр. М207. С. 15). Речевые ресурсы высказывания не выражают прямого оскорбления сотруднику милиции, но имплицитно создают отрицательный психологический и эмоциональный фон для негативного восприятия высказываний о нем. Общая негативно-оценочная тональность образована намеренным подбором лексем, преимущественно просторечных, разговорных и жаргонных, в значении которых содержатся семы отрицательной характеристики субъекта текста, обозначающие антиобщественную, в социокультурном плане осуждаемую деятельность.

Имплицитные смыслы «утаивают» прямую оценку, в результате чего факт дается в таком контексте, что оценка логически из него выводится; они вуалируют неприличную форму факта унижения чести и достоинства объекта текста. При этом вопрос фактически является скрытым утверждением. В результате сам факт дискредитации профессиональных качеств личности, занимающей высокое социальное положение, приобретает субъективный характер, как и «неприличная форма» выражения этого факта.

Привлекательность имплицитно представленной информации для побуждения объекта текста к ответному речевому ходу в газетно-публицистическом тексте связана со следующими обстоятельствами:

• адресат самостоятельно выводит инвекгивную информацию при интерпретации текста, а не получает ее в готовом виде; принимая ее таковой, он стремится ее впоследствии опровергнуть;

• автора подобного текста труднее привлечь к ответственности за смыслы, которые не представлены в тексте в явном виде.

Коммуникативная свобода пишущей личности в процессе формирования персонального газетно-публицистического дискурса оказывается производной от внешних по отношению к ней факторов, и в этом смысле можно говорить лишь об ограниченной свободе, проявление которой всегда определено какими-то рамками. Природа прагматических факторов, регулирующих акты выбора журналиста в региональном дискурсе, может определять тот факт, что высказывание-насмешка приобретает иллокутивное значение оскорбления личности, дискредитации ее профессиональных качеств. Противоречия в оценках проблемной ситуации, сложившейся в регионе, не только уменьшают степень коммуникативной свободы участников дискурса, обнаруживающих оппозиционность по отношению друг к другу, но заставляют рассматривать диалог между ними как безуспешный. Однако по правилам эффективного общения он должен быть сохранен.

Жанр сатирической корреспонденции дает пишущей личности возможность реализовать иллокутивную составляющую своей коммуникативной свободы при соблюдении внешних ограничений дискурсивной сферы региональных СМИ, т. е. в конечном счете предстает как маскировочный коммуникативный ход. Знаковость коммуникации дает возможность журналисту конструировать так называемое символическое поведение, непосредственно связанное со строительством воображаемых миров, в которых символическое намного значительнее реального. Символическое поведение замещает реальность, действуя в строгом знаковом контексте и порожденном им хронотопе. Оно как бы адаптирует

мир к желаниям пишущей личности. В рамках газетной публикации он утрачивает сопротивляемость и «лепится» автором по законам жанра сатирической корреспонденции. Имплицитная оценка формируется самим содержанием отражаемых ситуаций, в связи с которыми в тексте появляется объект критики: это ситуации, ассоциирующиеся со «злом».

В Заключении излагаются основные выводы и намечаются дальнейшие перспективы развития данного направления, особо подчеркивается необходимость сопоставления дискурсивных установок собеседников при маркировании границ их коммуникативной свободы скрытыми смыслами.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Кудряшов И.А. Феномен коммуникативной свободы в устном и письменном дискурсе: Монография. - Ростов н/Д: РГПУ, 2005. - 240 с.

2. Кудряшов И. А. Об императивной функции высказываний с модальными компонентами можно, мочь в современном русском языке // Единицы языка в функционально-прагматическом аспекте: Межвуз. сб.

- Ростов н/Д: РГПУ, 2000. - С. 97-101.

3. Кудряшов И.А. Источники косвенных смыслов побудительной семантики // Актуальные проблемы филологии и методики преподавания: Межвуз. сб.: В 2 ч.

- Ростов н/Д: РГПУ, 2001,-Ч. 1-С. 133-135.

4. Кудряшов И.А. О побудительной функции повествовательных предложений с обобщенно-типизированным лексическим наполнением // Проблемы современной филологии: Межвуз. сб. науч. тр.

- Мичуринск: МГПИ, 2002. - Вып. 2. - с. 58-60.

5. Кудряшов И.А. О прагматической связности инициирующей и ответной реплик в косвенно-побудительном диалогическом единстве // Единицы

языка: функционально-коммуникативный аспект: Материалы межвуз. конф.: В 2 ч. - Ростов н/Д: РГПУ, 2002.-4.1 - С. 85-86.

6. Кудряшов И.А. Социокультурное своеобразие косвенных структур со значением побуждения и реакций на них в русской речи // Человек. Язык. Искусство (памяти профессора Н.В. Черемисиной): Материалы Междунар. науч.-практ. конф. -М.: МПГУ, 2002. - С. 130-131.

7. Кудряшов И.А. Основные проблемы изучения косвенно-побудительных актов как действенного средства речевого воздействия // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира: Материалы Междунар. науч. конф. - Архангельск: Поморский гос. ун-т, 2002. - С. 112-114.

8. Кудряшов И.А. Об актуализации периферийных способов выражения функционально-семантических категорий в речи // Речевая деятельность. Текст: Межвуз. сб. науч. тр. - Таганрог: ТГПИ, 2002. - С. 115-117.

9. Кудряшов И.А. Об императивной функции повествовательных высказываний с обобщенно-типизированным лексическим наполнением в современном русском языке // Форма, значение и функции единиц языка и речи: Материалы докл. Междунар. науч. конф.: В 3 ч. - Минск: МГЛУ, 2002.

- 4.2. - С. 130-132.

10. Гаврилова Г.Ф., Кудряшов И.А. Высказывания с императивной семантикой // Современный русский язык: коммуникативно-функциональный аспект: Учебн. пособие. - Ростов н/Д: РГПУ, 2003. - С. 93-105.

11. Кудряшов И.А., Котова Н.С. О концептуализации понятия «свобода» в лингвистической науке И Гуманитарные и социально-экономические науки. - 2003.

— №1. - С. 55-57.

12. Кудряшов И.А. Косвенно-речевая номинация планируемого воздействия как способ объективизации

языкового сознания говорящей личности в диалоге // Филология и культура: Материалы IV Между нар. науч. конф. - Тамбов: ТГУ им. Г.Р. Державина, 2003. - С. 404405.

13. Кудряшов И.А. О психолингвистическом анализе языкового сознания адресата при реагировании на косвенно-побудительный стимул // Языковое сознание: устоявшееся и спорное: Тез. докл. XIV Междунар. симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. - М.: Институт языкознания РАН, 2003. -С. 138-139.

14. Кудряшов И.А. Коммуникативная свобода собеседников в диалоге как социолингвистическая проблема // Современное языкознание и лингводидактика: Сборник материалов Междунар. юбилейной науч.-практ. конф., посвященной 80-летию академика РАО Н.М. Шанского. — М.: МГОУ, 2003. - С. 277-281.

15. Кудряшов И.А. О концепте «свобода» в метаязыке лингвистики // Проблемы вербализации концептов в семантике языка и текста: Материалы Междунар. симпозиума: В 2 ч. - Волгоград: Перемена, 2003. - 4.2. Тезисы докладов. - С. 86-88.

16. Кудряшов И.А. Косвенный побудительный акт как универсальный принцип объективации коммуникативной свободы собеседников в русском диалогическом дискурсе П Русское слово в мировой культуре. СПб., 30 июня - 5 июля 2003 г. Русский текст и русский дискурс сегодня: Материалы X конгресса МАПРЯЛ. - СПб: Политехника, 2003. - С. 53-59.

17. Кудряшов И.А. Антропоцентрическая предопределенность коммуникативной свободы собеседников в социокультурном диалогическом пространстве // Антропоцентрическая парадигма в филологии: Материалы Междунар. науч. конф.: В 2 ч. -Ставрополь: СГУ, 2003. - 4.2. - Лингвистика - С. 33-39.

18. Кудряшов И.А. К определению границ и специфики понятия «косвенный побудительный акт» // Текст. Дискурс. Коммуникация: Коллективная монография/ Под ред. проф. E.H. Рядчиковой. - Краснодар: КубГУ, 2003. -С. 101-121.

19. Кудряшов И. А. О синтаксических концептах смягчения и усиления категоричности высказывания // История языкознания, литературоведения и журналистики как основа современного филологического знания: Материалы Междунар. научн. конференции (Ростов-на-Дону - Адлер, 6-12 сентября 2003 г.). - Ростов н/Д: РГУ, 2003. - Вып. 2. История. Культура. Язык. - С. 170-172.

20. Кудряшов И.А. Об аспектуальной характеристике глагольной формы при косвенном выражении побуждения в русском языке: синтагматический аспект // Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект: Материалы V Междунар. конференции. -Владимир: ВГПУ, 2003. - С. 115-116.

21. Гаврилова Г.Ф., Кудряшов И.А. Высказывания с императивной семантикой // Современный русский язык: коммуникативно-функциональный аспект: Учебн. пособие. Изд. второе. - Ростов н/Д: РГПУ, 2003. -С. 107-121.

22. Кудряшов И.А. О речевых способах выражения обещания в русском диалогическом дискурсе // Язык. Речь. Речевая деятельность: Межвуз. сб. научн. тр.-Нижний Новгород: НГЛУ им. H.A. Добролюбова, 2003. -Вып. 6.-С. 56-62.

23. Кудряшов И.А. Проблема выделения косвенных экспрессивных актов в русском диалогическом дискурсе // Русский язык: исторические судьбы и современность: И Междунар. Конгресс исследователей русского языка (Москва, МГУ им. М.В. Ломоносова, филологический факультет, 18-21 марта 2004 г.): Труды и материалы, - М.: МГУ, 2004. - С. 400-401.

24. Кудряшов И.А. Типология вариативности косвенных речевых актов в диалогическом дискурсе // Языковые категории: границы и свойства: Материалы докладов Междунар. науч. конференции: В 2 ч.- Минск: МГЛУ, 2004. - 4.2.- С. 35-38.

25. Кудряшов И.А. Косвенный комиссивный акт как реакция на побудительный стимул в диалоге // Проблемы современной филологии: Межвуз. сб. науч. тр. - Вып.З.

- Мичуринск: МГПИ, 2004. - С. 69-72.

26. Кудряшов И.А. Основные проблемы дискурсивной лингвистики на современном этапе развития // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Приложение. 5' 04. - Ростов н/Д, 2004. - С. 54-59.

27. Кудряшов И.А. Косвенные смыслы как основа нравственного обретения собеседника в диалогическом взаимодействии // Язык. Дискурс. Текст: Междунар. науч. конференция, посвященная юбилею В.П. Малащенко: Труды и материалы: В 2 ч. - Ростов н/Д: РГПУ, 2004. - Ч. 1.-С. 77-78.

28. Кудряшов И.А. Интенциональные типы высказываний и проблема их косвенной речеактовой номинации // Актуальные проблемы языкознания и литературоведения: Материалы 2-ой межвуз. докторантско-аспирантской науч. конф.: В 2 ч.

- Краснодар: КубГУ, 2004. - Ч. 2. - С. 51-55.

29. Кудряшов И.А., Петращук В.В. Современные тенденции конвенционализации косвенных речевых актов в русской диалогической речи // XI Междунар. науч.-меггод. конф. из цикла «Новое в теории и практике описания и преподавания русского языка». - Варшава: ARTICO, 2004.-С. 163-167.

30. Кудряшов И.А. Диалогические реакции как отражение восприятия косвенного речевого акта // Русский язык и славистика в наши дни: Материалы Междунар. науч.

конф., посвященной 85-летшо со дня рождения H.A. Кондрашова. - М: МГОУ, 2004. - С. 420-423.

31. Кудряшов И.А. Языковая личность: косвенные способы представления себя собеседнику в диалогическом дискурсе // Язык и социум: Материалы VI Междунар. научн. конференции: В 2 ч. — Минск: РИВШ, 2004. — 4.2.-С. 215-219.

32. Кудряшов И.А. Модус рефлексии философии дискурса в современной языковедческой мысли (лингвофилософский этюд) // Мова i Культура (Науковий щор!чний журнал). — Киев: Видавничий Д1м Дмитра Бураго, 2004. - Вип. 7. — Т.1. Фшософш мови i культури. Психолопя мови i культури. - С. 224-231.

33. Кудряшов И.А. Национально-культурная детерминированность косвенных смыслов в русской диалогической речи // Национально-культурный компонент в тексте и языке: Материалы докл. Ill Междунар. науч. конф. под эгидой МАПРЯЛ: В 3 ч. -Минск: МГЛУ, 2005. - Ч. 1. - С. 56-58.

34. Кудряшов И.А. Коммуникативно-прагматические типы реплик отказного реагирования на косвенно-речевой стимул // Язык. Дискурс. Текст: 11 Междунар. науч. конф., посвященная юбилею профессора Г.Ф. Гавриловой: Труды и материалы: В 2 ч. - Ростов н/Д: РГПУ, 2005. - 4.1. - С. 145-146.

35. Кудряшов И.А. Диалогическая реакция как константа дискурсопорождения // Актуальные проблемы теоретической и прикладной лингвистики: Межвуз. сб. науч. тр. - Краснодар: КубГУ, 2005. - С. 212-227.

11о;шмсапо в печать 20.09 .OS Формат 60*84 '/„,. Бумага офсетнпя. Печать офсстая. Объсм2,0фю. исч. п. Тираж i2ß~>K\. Закал H-i2~ 15$

И1IO 1>П1У:

3440S2, г. 1'остоп-на-Доиу, ул. Большая Содовая, 33

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Кудряшов, Игорь Александрович

Введение

Содержание

Глава 1. Теоретические основы исследования свободной дискурсивной самореализации языковой личности.

1.1 Опыт дискурс-анализа понятия «свобода» в истории лингвистической науки и формы его концептуализации языке.

1.2 Коммуникативная свобода собеседников как прагматическое основание социокультурного диалогического пространства.

1.3 Прагматические формы выражения иллокутивных намерений как способы реализации коммуникативной свободы говорящей личности в устном дискурсе.

1.4 Косвенный речевой акт как универсальный принцип объективации коммуникативной свободы адресанта в устном дискурсе.

1.5 Прагматическая структура ответной реплики как результат корреляции косвенно-речевого стимула и степени коммуникативной свободы, проявляемой слушающим.

1.6 Экстралингвистические основания коммуникативной свободы журналиста и речевого конфликта, возникающего при ее реализации в письменном дискурсе.

Выводы по главе 1.

Глава 2. Коммуникативная свобода говорящего в устном дискурсе и проблема косвенного выражения прагматических значений высказываний.

2.1 Систематика коммуникативно-прагматических типов высказываний в аспекте их речевой предрасположенности к косвенной номинации.

2.2 Модификация прагматических значений косвенных директивных актов как один из возможных способов реализации коммуникативной свободы говорящего в диалогическом дискурсе.

2.2.1 Снижение категоричности косвенного директивного акта как результат действия прагматических ограничений на свободу волеизъявления говорящего.

2.2.2 Усиление категоричности косвенного директивного акта как проявление компетентности говорящего, расширяющей диапазон средств воздействия на слушающего.

2.2.3 Усиление категоричности косвенно-директивной реплики как результат социально-ролевого приоритета говорящего над слушающим.

2.3 Вопрос о диапазоне коммуникативной свободы языковой личности при инициации косвенных комиссивных актов.

2.3.1 Косвенный комиссивный акт как реакция на побудительный стимул.

2.3.2 Косвенный комиссивный акт как реакция на констативную и вопросительную реплику партнера по диалогическому взаимодействию.

2.4 Проблема свободной самореализации говорящей личности при инициации косвенных экспрессивных актов в диалогическом дискурсе.

2.5 Национальная специфика коммуникативной свободы языковой личности при косвенном представлении себя собеседнику в русском диалогическом дискурсе.

Выводы по главе 2.

Глава 3. Проблема диапазона коммуникативной свободы адресата при реагировании на косвенный речевой акт.

3.1 Диалогическая реакция на косвенный речевой акт как константа дискурсо-порождения.

3.2 Диапазон коммуникативной свободы адресата: проблема выбора семантической составляющей ответного реагирования на косвенный речевой акт.

3.3 Проблема выбора коммуникативно-прагматических типов реплик отказного реагирования на косвенно-речевой стимул.

3.4 Межличностные ценности как фактор сдерживания коммуникативной свободы собеседников в диалоге.

Выводы по главе 3.

Глава 4. Имплицитно-смысловая организация информации как механизм реализации коммуникативной свободы автора журналистского текста.

4.1 Имплицитные смыслы как лингвистическая основа разграничения факта и мнения в рамках независимых региональных печатных СМИ.

4.2 Имплицитные способы выражения авторской интенции как проявление инвек-тивности в региональной прессе.

4.3 Прагматические типы скрытых стратегий дискредитации в региональном газетно-публицистическом дискурсе.

4.3.1 Инвектогенный характер иронического метода постижения социального бытия в региональной прессе.

4.3.2 Типология речевых жанров дискредитации личности в региональных СМИ.

Выводы по главе 4.

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Кудряшов, Игорь Александрович

В последние десятилетия при изучении системно-структурных характеристик языковых средств в зависимости от типа дискурса наблюдается перемещение исследовательского акцента на социокультурную и прагматическую составляющие речевого поведения языковой личности (Н.Д Арутюнова, А.Н. Баранов, В.В. Дементьев, В.З. Демьянков, Г.Е. Крейдлин, С.А. Сухих, К.Ф. Седов, М.Ю. Федосюк). Анализируя способы знакового закрепления социокультурных представлений, Р. Барт подчеркивал значимость опредмеченной в языке идеологической сетки, своеобразного «фильтра», который та или иная социальная группа помещает между индивидом и реальностью, понуждая его дискурсивно размышлять в определенных прагматических категориях [Барт, 1994]. Дискурс регламентируется социальным влиянием, исключениями и запретами, о которых М. Фуко пишет следующее: «В любом обществе производство дискурса одновременно контролируется, подвергается селекции с помощью некоторого числа процедур, функция которых - нейтрализовать его властные полномочия и связанные с ним опасности, обуздать непредсказуемость его события, избежать его такой полновесной, такой угрожающей материальности» [Фуко, 1996: 51]. В этом отношении дискурсивное направление позволяет наметить перспективную научную предпосылку анализа языковой материи: учет вариативных связей между элементами речевой стратегии языковой личности в собственном дискурсе, выражающей степень ее индивидуальной коммуникативной свободы в попытке найти точку соприкосновения с реципиентом как источником другого дискурса.

Коммуникативная свобода определяет отношение к выбору речевых средств воздействия, позволяющему языковой личности достичь перлокутивных целей своих речевых действий. Дифференциация уровней значений и смыслов, актуализирующихся в дискурсе в результате данного выбора, позволит определить зависимость индивидуальной коммуникативной свободы от того, насколько успешно речевые средства воздействия были восприняты партнером по дискурсу, в какой степени последний их различает. Подобное расширение контекста исследования дискурса - в его обращенности к внешней прагматической ситуации и к когнитивным процессам говорящей/пишущей личности: психологическим, социокультурным правилам и стратегиям понимания и порождения речи -объясняется не только собственно научной значимостью рассматриваемых феноменов, но и коренными изменениями социального заказа в сфере дискурсивной лингвистики в современной России. В стране существует социальная востребованность общественного взаимопонимания, когда смысл и ценность собственного дискурсивного бытия реализуются через восприятие бытия собеседника. Стремление понять сущностную природу тех факторов, которые реально определяют направленность и границы коммуникативной свободы говорящей/пишущей личности в ее конкретном выражении может способствовать если не формированию гипотетической общедискурсивной морали прямым образом, то, по крайней мере, оптимизации форм социальной социокультурной коммуникации в сегодняшнем российском обществе. Именно в этом следует видеть общественную значимость данного диссертационного исследования.

Модус философской диалогической рефлексии дает в настоящее время мощный толчок дискурсивным исследованиям в лингвистической науке. Изыскания по дискурсу в отечественной лингвистике отражают приоритетные стратегии ее иновационной методологической базы: антропоцентризм (мотивы говорящей личности и ее реакции на стимулы внешнего мира); взаимодействие различных направлений в изучении языка, усиливающее объяснительную силу лингвистической науки в целом; рассмотрение языковой материи в единстве структурного и функционального подходов; когнитивная обусловленность языковых и речевых процессов. С учетом данной методологической базы в отечественной лингвистике решаются следующие проблемы:

• выявление форм выражения субъективной модальности в диалогической речи;

• разработка метатекстового аспекта образа слушающего в языке;

• моделирование взаимодействия интенций собеседников, определяющего тип их речевых стратегий и тактик;

• определение специфики процесса достижения взаимопонимания в разных типах дискурса;

• рассмотрение коммуникативных неудач в рамках разных жанров диалогического дискурса;

• изучение личных местоимений как особого вида дискурсивных маркеров.

Каждое из выделенных направлений исследования прямо или косвенно затрагивает механизмы достижения взаимопонимания между собеседниками в условиях диалогического дискурса. В этой связи актуальной, на наш взгляд, предстает и проблема прагматических форм реализации коммуникативной свободы индивида в равноправном диалоге «человек - язык».

При всей обширности и многообразии исследований в очерченной нами области лингвистического знания необходимо выявить соотношение иллокутивных целей, порождающих соответствующие речевые акты, и прагматических условий, обеспечивающих возможность их осуществления; проанализировать речевые средства, посредством которых коммуниканты демонстрируют друг другу свои намерения, согласие/несогласие с речевым поведением собеседника; определить способы формирования многоуровневых систем правил дискурсивного взаимодействия, изучить их влияние на конкретные действия языковой личности в различных локальных ситуациях протекания дискурса. Если же иметь в виду контекст прагматического исследования данных проблем, то в его рамках первоочередной задачей предстает анализ взаимосвязи различных речевых актов, в которых такие системы правил получают выражение.

Важнейший тезис, который лежит в основе настоящего исследования, заключается в том, что в процессе выбора оптимальных скрытых средств воздействия на собеседника как в устном, так и в письменном дискурсе языковая личность ориентируется не столько на социокультурные стереотипы ведения диалога, сколько на специфические характеристики адресата, позволяющие ей субъективно расширять диапазон собственной коммуникативной свободы в данном выборе. Другими словами, коммуникативная свобода говорящей/пишущей личности в локальных условиях протекания дискурса приобретает значение субъективной меры «допуска» со стороны адресата. С этой точки зрения его прогнозируемое толерантное реактивное поведение не только осознается адресантом как определенная ценность, но и является выигрышной стратегией достижения определенных иллокутивных целей. Анализируя уровни первичных и вторичных смыслов, можно выделять их лишь по отношению к самим этим актам, вызывающим различные вербальные/невербальные реакции собеседников, включенных во взаимодействие. Предметом диссертационного исследования предстает взаимозависимость прагматического эффекта скрытых смыслов на адресата и реализующих их иллокутивных актов.

Основная цель диссертации состоит в построении лингвистической теории коммуникативной свободы языковой личности с учетом конструктивного и конфликтогенного потенциала скрытых (косвенных/имплицитных) смыслов, влияющих на степень ее проявления в рамках русского дискурса. Разработка такой теории требует решения следующих конкретных задач:

• систематизации способов концептуализации понятия «свобода» в метаязыке лингвистики;

• установления допустимых в устном дискурсе типов семантического и коммуникативно-прагматического оформления ответного реагирования на косвенный речевой акт;

• верификации предложенной теории на фрагмантах реальных устного и письменного дискурсов.

Материал для исследования сформирован из нескольких источников. Во-первых, для контекстуального анализа косвенных речевых актов и реакций на них привлекались фрагменты из прозаических и драматических произведений отечественных авторов XX века. Нами отбирались авторы, которые достаточно ярко и подробно отразили фатическое общение в языке своих произведений (Д. Липскеров, JI. Петрушевская, В. Токарева и др.). Во-вторых, в качестве материала (при исследовании конфликтогенного потенциала имплицитных смыслов высказывания) использовались газетно-публицистические тексты из региональной прессы. Данные тексты вызвали необходимость лингвистической экспертизы, поскольку после их публикации возникла конфликтная ситуация, требующая правового урегулирования.

Основные методы исследования.

Теория речевых актов задействовалась непосредственно при рассмотрении процесса речевого взаимодействия, представляющего собой последовательную реализацию двух самостоятельных партий собеседников, процедур текстообразования и интерпретации, которые выполняются разными языковыми личностями. Метод комплексного дискурс-анализа оказался актуальным при эмпирическом исследовании отношений между дискурсом, с одной стороны, и социальными и культурными факторами - с другой. Положения дискурсивной психологии применялись при изучении устного и письменного дискурса как конструкций, принадлежащих внешнему миру и сориентированных на социальное действие.

Второй подход делает упор на внутреннюю организацию элементов текста, и тогда дискурс предстает в качестве: связного текста; группы высказываний, связанных между собой по смыслу; единицы, по размеру превосходящей фразу, высказывания в глобальном смысле, т.е. того, что является предметом исследования «грамматики текста», изучающей последовательность отдельных высказываний. Подобный подход оказался эффективным при иизучении «подстрочных» значений, мнения в газетно-публицистических текстах. Для того чтобы показать, как эти подстрочные значения относятся к тексту, в работе были подвергнуты анализу когнитивный, социальный и социокультурный контексты медиа-сообщений.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Коммуникативная свобода языковой личности находит свое выражение в системе вариативных речеповеденческих моделей, что не освобождает индивида от следования в дискурсе конвенциям общения. Прагматической основой возможности выбора, многообразия моделей речевого воздействия на собеседника становятся скрытые смыслы. Вместо единой модели нормативных ценностей дискурсивной активности они порождают множество, иногда противоречивых, таких моделей в соответствии с правилами каждого конкретного пересечения двух дискурсов, способными вступать в конфликт с правилами другого взаимодействия. Образ конкретного собеседника играет ключевую роль в определении рациональной актуализации модели скрытого воздействия, допустимости диапазона коммуникативной свободы, проявленной говорящей/пишущей личностью.

3. Нарушение границ коммуникативной свободы при реализации эмоционально-речевых стратегий директивного, комиссивного и экспрессивного характера связано с противоречивостью поставленной речевой задачи: контроль за косвенными речевыми актами должен осуществляться говорящей личностью в условиях спонтанного диалога. Косвенно-речевые действия выполняют одновременно фатическую и информативную функции. Структурные и динамические характеристики их фатического и информативного потенциала различны. Для русского лингвокультурного сознания ценностная диалогическая установка, измеряемая по шкале децентрация/ эгоцентризм, склоняется к эгоцентричной. В косвенных речевых актах это получает закрепление в не всегда адекватных для данной ситуации общения эмотивных установках, разнообразных оценочных наслоениях, которые не активизируют интереса слушающего, становятся причиной его отказной ответной тактики.

5. Имплицитные смыслы высказывания в газетно-публицистическом дискурсе предстает прагматической основой разграничения факта и мнения. Конфликтогенный потенциал имплицитного мнения выявляется в одном из интерпретационных вариантов декодирования авторской интенции, облеченной в форму речевых жанров, потенциально дискредитирующих объект критики. Отсутствие эксплицитной оценки, оборотов, содержащих речевые акты давления проблем атизирует вопрос о границах коммуникативной свободы журналиста при экспертной оценке публикаций, переводят его в сферу связей имплицитного смысла и способа его речевой «упаковки» в когнитивном сознании объекта критики.

Научная новизна диссертационного исследования определяется комплексом основных задач, очерчивающих проблемную сферу диссертации. В работе предложена целостная лингвофилософская концепция коммуникативной свободы языковой личности, реализующейся на уровнях социального и индивидуального дискурсов и способствующая гармонизации коммуникативного мира личности: преодолению либо смягчению конфликтного начала в межличностном общении во всем многообразии его проявления. В работе доказано, что скрытые смыслы, выступая в дискурсе как личностные, способны маркировать границы коммуникативной свободы языковой личности. Продемонстрировано, что эти смыслы прагматизируют в актах общения речевое «я» говорящего/пишущего и «я» собеседника, взятых в социальном окружении. Автор видит новизну полученных результатов в том, что разработанная методика выявления конфликтогенных факторов, обусловливающих неоднозначность интерпретации имплицитных смыслов высказывания в газетно-публицистических жанрах региональной прессы, может быть использована журналистами в процессе выбора скрытых речевых средств воздействия в соответствии с тем, как они будут восприняты реципиентом текста.

Теоретическая значимость исследования определяется, в первую очередь, разработкой принципов описания одного из аспектов социокультурного функционирования языка - коммуникативной свободы языковой личности. В работе представлена методика выявления конфликтогенных факторов, обусловливающих неоднозначность интерпретации имплицитного смысла высказывания в газетно-публицистическом дискурсе. Результаты исследования могут быть использованы в теоретических трудах, связанных с методологическими аспектами коммуникативной рациональности, когнитивно-коммуникативных стратегий, ориентирующихся на достижение согласия за счет выявления многообразия представлений о формах выражения авторской интенции.

Практическую значимость диссертационной работы следует видеть в возможности применения ее результатов в лекционных курсах по речевой конфликтологии, речевой агрессии в СМИ, экспертной лингвокогнитивной оценке конфликтного высказывания. Выводы исследования могут быть использованы также в практике изучения языка, функционирующего в правовом пространстве (юридических аспектов языка).

Апробация работы. Результаты данного исследования отражены в 35 публикациях. Концепция, положенная в основу работы, основные идеи и фрагменты диссертационного исследования были представлены на 23 научных международных и межвузовских конференциях, симпозиумах и конгрессах в Ростове-на-Дону, Таганроге, Москве, Санкт-Петербурге, Тамбове, Краснодаре, Владимире, Архангельске, Волгограде, Ставрополе, Минске, Варшаве, Киеве.

Научные сообщения по теме диссертационного исследования делались на заседаниях VII Фулбрайтовской гуманитарной летней школы «Ценности, каноны, цены: текст как средство культурного обмена» (МГУ, Москва, 23-28 июня, 2004г.); летней школы "Media Law Advocates Training Programme" (Оксфордский университет, Великобритания, 11-31 июля, 2004 г.); заседании «круглого стола» «Опыт саморегулирования СМИ в регионах России», организованном Большим Жюри Союза журналистов России, Институтом проблем информационного права и Программой сравнительного права и политики Оксфордского университета (Москва, 4 октября, 2004г.).

Поставленная цель и вытекающие из нее задачи определили структуру диссертации, которая состоит из введения, четырех глав, заключения, списка источников, списка использованной теоретической литературы (321 наименование).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Феномен коммуникативной свободы в устном и письменном дискурсе"

Выводы по главе 4

1. Имплицитные смыслы в региональных СМИ предстают прагматической основой конструирования социальной реальности. В жанрах критических публикаций это действенный конструкт авторского воссоздания параллельной реальности с пониженной модальностью объектов критики. Коммуникативная свобода эюурналиста при этом соотносится со способами организации знакового пространства публикации. Понятие «факт» связывается с понятиями «полнота», «истина», «объективность». Мнение подчеркивает локальность и ситуативные пространственно-временные параметры и авторские позиции в организации дискурсивного пространства. Соответственно факт и мнение апеллируют к различным способам (эксплицитным / имплицитным) своего обоснования. В смысловом плане интерпретация критического мнения объектами текста организована сложнее, чем его авторское имплицитное кодирование, что, в свою очередь, порождает затяжные информационные конфликты между региональными журналистами и объектами их публикаций. Содержанием этих конфликтов становится борьба за «достоверность» интерпретации регионального газетно-публицистического дискурса.

2. Трансформация мнения журналиста в высказывания с имплицитным смыслом проблематизирует вопрос о границах коммуникативной свободы пишущей личности, поскольку формой выражения авторского мнения избираются, как правило, речевые жанры потенциачьно нацеленные на дискредитацию личности: фельетон, памфлет, сатирическая корреспонденция. Речевой каркас данных жанров формируется общеупотребительной нормированной лексикой. Субъектно-объектная парадигма эюурналистского дискурса порождает имплицитные смыслы в публикации, несущие заряд инвективности в силу направленности на отрицательную оценку профессиональной квалификации и деятельности лица, занимающего в регионе значительный пост. Именно поэтому в данных жанрах, как правило, наблюдается факт нарушения журналистом допустимого диапазона коммуникативной свободы.

3. Имплицитный план выражения авторского смысла выражает псевдомножественность позиций наблюдения за активностью объекта журналистского текста, которые, с одной стороны, связаны с «неясностью фактической стороны проблемы», однако, с другой - создают текстовые предпосылки признания критического способа наблюдения значимым. Ипвективный смысл при этом является доказуемым только в одном из интерпретационных вариантов, что дает журналисту возможность избежать прямых оскорблений, за которые его можно привлечь к суду. Поэтому анализ имплицитного значения отдельного сообщения в газетно-публицистической критической статье невозможен без включения его в дискурсивное поле, актуализируемое в момент высказывания в виде ситуации высказывания.

4. Анализ ситуации высказывания с имплицитной семантикой в региональной прессе включает в себя анализ стратегий обеих сторон коммуникации, каждая из этих стратегий претендует на достоверность, фактичность, объективность. Принципиальное несовпадение стратегий создает напряжение в дискурсивном пространстве коммуникации, основанное на отрицании способности объектов текста абсорбировать сконструированную в э/сурналистском тексте реальность в свою повседневность. В связи с этим объекты критических публикаций субъективно понимают вопрос о коммуникативной свободе журналиста региональной прессы, что препятствует включению разнородных позиций в одно дискурсивное поле.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

При более пристальном рассмотрении коммуникативная свобода языковой личности как в устном, так и письменном дискурсах оказывается производной от внешних по отношению к ней факторов. Когда говорящий высказывается в рамках социального контекста, он вступает в отношения не только с наличным положением дел, но и с собственными намерениями и ожиданиями, а также с нормами и правилами мира социального взаимодействия. Поэтому можно говорить лишь об ограниченной свободе в некотором допустимом диапазоне. При этом важным оказывается то, что коммуникативная свобода предполагает принципиальное равенство собеседников.

При формировании стратегии воздействия данные ограничения могут быть настолько жесткими, что фактически приводят к редукции смысловой составляющей планируемого сообщения, затормаживают переход смыслов из психического хронотропа в материальный. Массовый язык стремится лишить человека индивидуальности, сделать его безвольной частицей такого же массового сознания, навязывает каждому единый «общественный» образец высказываний. Чтобы речевой поступок мог иметь экзистенциальный смысл, необходимо обособление говорящего в излишне детализированном, чрезмерно захватывающем мире языка. В результате сам процесс коммуникационного познания вынуждает языковую личность искать субъективные формы реализации своей свободной речевой воли.

Участники дискурса могут лишь в той степени дистанцироваться от норм и нормативных систем, выделяемых из совокупности общественных жизненных взаимосвязей, насколько это необходимо для принятия по отношению к ним гипотетической установки. Стремление достичь чувства удовольствия от перлокутивного эффекта своего речевого произведения оказывается для языковой личности «сильнее» канонических социокультурных правил ведения коммуникации. На дискурсивном уровне подобной субъективной формой реализации коммуникативной свободы личности и предстают скрытые (косвенные/имплицитные) смыслы, позволяющие ей стать автором рациональных творческих актов речи, эмоционально «разрядиться» в речевой активности.

Как показали наши наблюдения, в диалогической сфере общения скрытые смыслы демонстрации своих намерений, согласия / несогласия с вербальным / невербальным поведением собеседника предстают для языковой личности эффективным способом субъективного расширения собственной коммуникативной свободы, поскольку факт нарушения ее границ (если таковой выявляется собеседником) обнаруживается лишь в одном из интерпретационных вариантов. Конфликты в дискурсивном пространстве, регулируемом нормами интеракции, бывают напрямую вызваны нарушениями нормативного соглашения. В ситуации конфликта это позволяет говорящей / пишущей личности «переключить» линию коммуникации (и внимание адресата) на поверхностные смыслы сообщения, выдержанные в самых лучших конвенциональных традициях языка.

Проблема скрытых смыслов в дискурсе усугубляется еще и тем, что их реализация практически всегда сопровождается «приписыванием» ^запрограммированных адресантом смыслов со стороны их реципиента, обладающего собственными представлениями о возможных способах самореализации в межличностном общении. Данную прагматическую направленность модель коммуникации приобретает, когда скрытым образом передается негативная оценка или мнение об адресате. Основная эмоциональная нагрузка сообщения, реализующего подобную стратегию, «перемещается» в экстралингвистический контекст общения в целом. При этом в условиях устного диалогического дискурса говорящий преследует цель изменения линии поведения слушающего; в письменном газетно-публицистическом дискурсе пишущая личность вынуждает объект текста на ответный речевой шаг. В последнем случае скрытые (имплицитные) смыслы приобретают больший, по сравнению с устным дискурсом, конфликтогенный характер, поскольку результирующее высказывание начинает «балансировать» на грани правды и клеветы, возможности / невозможности актуализированной социальной ситуации. Имплицитный характер описания и анализа событий неизбежно зарождает у объекта текста сомнения в правдивости описываемого, а сам текст рассматривается им как реализация стратегии дискредитации, умаления его чести, достоинства и деловой репутации.

Сопоставление установок собеседников приводит к обнаружению весьма разнообразных вариантов соотношения поверхностной и глубинной информации в инициированном коммуникативном акте, что может вывести процесс общения в русло псевдокоммуникации. Уточнение скрытого содержания установки адресанта выявляет зависимость его индивидуальной свободы от того, насколько успешно данные характеристики знаковых средств воспринимаются собеседником, в какой степени он их различает. В связи с этим при планировании элементов ситуации общения в процессе осуществления рационального выбора скрытых средств воздействия языковая личность ориентируется не столько на социальные стереотипы, сколько на специфические характеристики адресата.

Другими словами, факт соблюдения границ коммуникативной свободы в дискурсе предстает результатом субъективности адресата, порожденной его языковой картиной мира. Адресант пытается скрыть дискурсивную семантику в языковой; адресат, в свою очередь, стремится реконструировать прагматические «следы» такого сокрытия, ищет влияние контекста и выясняет, совпадают ли предпосылки и допущения говорящего с его собственными.

Обнаруживаемый при этом «семантический зазор», сигнализирующий в языковой картине мире о нарушении инициатором воздействия допустимых границ коммуникативной свободы, неизбежно ведет к конфликту как в устном диалогическом, так и письменном газетно-публицистическом дискурсов. Скрытно-смысловая организация высказывания есть выражение субъективного начала как устного, так и письменного дискурса. При кодировании информации в скрытые смыслы в рамках одного и того же высказывания конфликтогенный прагматический потенциал способен уживаться с мягкими технологиями воздействия. На уровне прагматики это определяется тем фактом, что скрытые смыслы дают адресанту возможность не просто передать с их помощью вербальную характеристику самой эмоции, но и указать адресату на связь между эмоцией и вызвавшими ее факторами, с одной стороны, и между эмоцией и действиями, к которой она побуждает, - с другой. Не случайно поэтому, что вопрос о нарушении границ коммуникативной свободы инициатора воздействия решается реципиентом в процессе декодирования скрытых смыслов субъективным образом, исходя из собственного эмоционального опыта и речевых предпочтений. Эмоциональное воздействие посредством скрытых смыслов ведет к соответствующему эмоциональному самораскрытию адресата.

Вместе с тем скрытые смыслы играют в дискурсе и конструктивную роль, участвуя в целесообразном управлении свободной самодеятельностью языковой личности в интересах социума, а значит, и в ее собственных интересах. Потенциально скрытые смыслы позволяют адресанту сообщить партнеру о своих негативных эмоциях неагрессивно, не разрушая атмосферу доверия, партнерства, при этом давая собеседнику возможность без угрозы для его самооценки понять адресанта, а последнему принять ответственность за свои эмоции на себя. Таким образом открывается возможность управления эмоциями в дискурсе.

Как показало наше исследование, подобные смыслы делают возможным соизмерение различных языковых идеалов, познавательных установок и способов объяснения собеседникам как диалогических интенций, так и реальной действительности в целом. В результате этого в дискурсе актуализируется понятие коммуникативной свободы, в диапазоне которой происходит процесс формирования субъективной способности адекватного выбора речевых средств воздействия. Стандарты коммуникативной свободы основываются на принципах плюрализма, ориентируются на более «мягкие» формы воздействия, адекватные гибким моделям социального взаимодействия. Скрытые смыслы речевого произведения, выступая формой реализации подобной свободы, направлены на достижение диалогического согласия за счет не установления одного общезначимого дискурсивного смысла, а создания прагматических условий для многообразия взаимно не редуцируемых «голосов», представлений о смысле. В данном контексте коммуникативная свобода характеризуется критической рефлексией над смысловыми структурами дискурсивного пространства, вырабатывает специфический набор норм-образцов, норм-канонов, помогающих языковой личности включиться в ценностно-нормативную систему данного пространства. Таковы, по нашему мнению, основные положения дискурсивного анализа скрытых смыслов в процессе реализации коммуникативной свободы языковой личности. Они нуждаются в своем дальнейшем развитии, обсуждении с разных позиций применительно к различным типам дискурса.

Список научной литературыКудряшов, Игорь Александрович, диссертация по теме "Теория языка"

1. Абельсон Р.П. Структура убеждений // Язык и моделирование социального взаимодействия. Благовещенск: БГК им. Бодуэна де Куртенэ, 1998. -С. 317-380.

2. Агафонов А.Ю. Человек как смысловая модель мира. Прологомены к психологической теории смысла. Самара: Изд. дом «Бахрах-М», 2000. -336 с.

3. Аллеи Дж. Ф., Перро Р. Выявление коммуникативного намерения, содержащегося в высказывании // Новое в зарубежной лингвистике.- М.: Прогресс, 1986. Вып. XVII: Теория речевых актов. - С. 322-363.

4. Алпатов В.М. Вопросы лингвистики в работах Бахтина 40-60-х годов // Вопр. языкозн. -2001. №6. - С. 123-137.

5. Андреева Е.С. Диалектика текста: Понятийная сеть как логическая основа естественного языка. М.: МГУ, 2002. - 112 с.

6. Античные риторики/ Под ред. А.А. Тахо-Годи. М.: МГУ, 1978. - 350 с.

7. Арама Б.Е. Психолингвистическое исследование модальности// Науч. докл. высш. шк. Филол. науки. 1997. -№1. - С.45-54.

8. Арутюнова НД. Некоторые типы диалогических реакций и почему-реплики в русском языке// Науч. докл. высш. шк. Филол. науки. 1970.- №3.-С. 44-58.

9. Арутюнова НД. Предложение и его смысл. М.: Наука, 1976. - 382 с.

10. Арутюнова НД. Фактор адресата // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз.-1981.-Т. 40.-С. 356-367. 11 .Арутюнова НД. Истоки, проблемы, категории прагматики // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI: Лингвистическая прагматика. - М.: Прогресс, 1985.-C.3-43.

11. Арутюнова Н.Д Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. М.: Наука, 1988.-338 с.

12. Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь / под ред. В.Н. Ярцевой. М.: Сов. Энцикл., 1990. - С. 136-137.

13. Арутюнова Н.Д. Пропозиция // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В.Н. Ярцевой. М.: Сов. энцикл., 1990 (а). - С. 401.

14. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. 2-е изд., испр. М.: Языки русской культуры, 1990. - 896 с.

15. Арутюнова Н.Д. Речеповеденческие акты и истинность // Человеческий фактор в языке: коммуникация, модальность, дейксис. М.: Наука, 1992. -С. 6-39.

16. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М.: Изд-во иностр. лит., 1955.-416 с.

17. Баранов А.Н., Добровольский ДО. Постулаты когнитивной семантики // Изв. АН. РАН Сер. лит. и яз. 1997. - Т. 56. - №1. - С. 11-21.

18. Баранов А.Н., Крейдлин Г.Е. Иллокутивное вынуждение в структуре диалога // Вопр. языкозн. 1992. - №2. - С. 84-99.

19. Барт P. S/Z / Пер. с франц./ под ред. Г.К. Косикова. 2-е изд., исправл. -М.: Эдиториал УРСС, 2001. - 232 с.

20. Басенко Н.А., Милевская Т.В. Политическая свобода: опыт дискурс-анализа // Актуальные проблемы теории коммуникации: Сб. науч. тр. -СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004. С. 253-270.

21. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. -423 с.

22. Бахтин М.М. Человек в мире слова. М.: Рос. открытый ун-т, 1995. -139 с.

23. Бахтин М.М. Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. Марксизм и философия языка: Статьи. М.: Лабиринт, 2000. - 640 с.

24. Бейкер А. Пресуппозиция и типы предложений // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1985. - Вып. XVI: Лингвистическая прагматика. - С. 406-418.

25. Белошапкова В.А. Современный русский язык. Синтаксис. М.: Высш. Шк., 1977.-248 с.

26. Бенвенист Э. Общая лингвистика / Под ред. Ю.С. Степанова. М.: Прогресс, 1974. - 446 с.

27. Беляева Е.И. Речевой аспект категории модальности // Функционирование языковых единиц в речи и в тексте: Межвуз. сб. науч. тр. Воронеж: Изд-воВГУ, 1987.-С. 23-32.

28. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995. - 323 с.

29. Блумфильд Л. Язык. М.: Прогресс, 1968. - 607 с.

30. Бобнева М.И. Социальные норма и регуляция поведения. М.: Наука, 1978.-239 с.

31. Богданов В.В. Речевое общение: прагматические и семантические аспекты. Л.: Изд-во ЛГУ, 1990. -238 с.

32. Богуславская В.В. Моделирование текста: лингвосоциокультурная концепция. Ростов н/Д: Изд-во РГПУ, 2003. - 272 с.

33. Богушевич Д.Г. Категоризация речевых актов // Диалог о диалоге: Межвуз. сб. науч. тр. Саранск: Изд-во СГУ, 1991. - С. 69-75.

34. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2000 (а). -387 с.

35. АХ.Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или конец социального.- Екатеринбург: Изд-во УГУ, 2000 (б). 200 с.

36. Бойкова Н.Г., Беззузов А.Н., Коньков В.И. Публицистический стиль.- СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. 234 с.

37. Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика: курс лекций по английской филологии. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002. - 123 с.

38. АА.Бондарко А.В. О значении видов русского глагола // Вопр. языкозн.- 1990.-№2. -С. 5-24.

39. Бондарко А.В. К проблеме интенциональности в грамматике (на материале русского языка) // Вопр. языкозн. 1994. - № 2. - С. 29-42.

40. Бондарко А.В. Теория значения в системе функциональной грамматики (на материале русского языка). М.: Языки славянской культуры, 2002. -736 с.

41. Бондарь В.Р. О когнитивном и речевом мышлении// Деривация в речевой деятельности: Межвуз. сб. науч. тр. Пермь: Ид-во ПТУ, 1990. - С.75-82.

42. Босова Л.М. Концептуальная картина мира как основа понимания смысла речевого произведения // (http://aornai.ab.ru/Books/Files/1999-Ql/HTML/30/рар 30/htmlV

43. БрандесМ.П. Стиль и перевод. М.: Высш. шк., 1988. - 126 с.

44. Булыгипа Е.Ю., Стексова Т.И. Проявление языковой агрессии в СМИ // Юрислингвистика-2: Русский язык в его естественном и юридическом бытии. Барнаул: Изд-во АГУ, 2000. - С. 202-211.

45. ЪЪ.Булыгшш Т.В., Шмелев АД. Концепт долга в поле долженствования // Логический анализ языка: Культурные концепты. М.: Наука, 1991. -С.14-21.

46. Бюллер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка. М.: Прогресс, 2001.-528 с.

47. Вайнрих X. Лингвистика лжи // Язык и моделирование социального взаимодействия. М.: Прогресс, 1987. - С. 44-79.

48. Вежбицка А. Речевые акты// Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1985. - Вып. XVI. Лингвистическая прагматика. - С. 251-257.

49. Вежбицка А. Культурно-обусловленные сценарии и их когнитивный статус// Язык и структура знания. М.: Наука, 1990. - С. 63-85.61 .Вежбицка А. Язык. Культура. Познание. М.: Прогресс, 1996. - 416 с.

50. Ветошкипа М.К. Опыт исчисления семантики речевой роли // Диалог о диалоге: Межвуз. сб. науч. тр. Саранск: Изд-во СГУ, 1991. - С.75-80.

51. Виноградов В.В. О категории модальности и модальных словах в русском языке // Виноградов В.В. Избранные труды. Исследования по русской грамматике. М.: Наука, 1975. - С. 53-87.

52. Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. -М.: Наука, 1993.-290 с.

53. Винокур Т.Г. Фатическая речь // Межличностное общение. СПб.: Питер, 2001.-С. 289-319.

54. Витгенштейн Л. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1985. - Вып. XVI. Лингвистическая прагматика. - 79-128.

55. Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Науч. докл. высш. шк. Филол. науки. 2001. -№ 1. - С. 64-72.

56. Воротников Ю.Л. Языковая картина мира как языковая категория// Тез. докл. Междунар. конф. «Язык и культура». М., 2001. - С. 12.

57. Х.Гавра Д.П. Общие теоретические подходы к феномену коммуникации // Информация Коммуникация - Общество (ИКО-2002): Материалы круглого стола. - СПб., 2002. - С. 9-14.

58. Гафт P.M. Диалогические реакции как отражение восприятия речевого акта // Диалоговое взаимодействие и представление знаний: Сб. науч. тр. -Новосибирск: Изд-во НГУ, 1985. С. 110-126.

59. Герасимов В.И., Петров В.В. На пути к когнитивной модели языка // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1988. - Вып. XXIII: Когнитивные аспекты языка. - С. 8-66.

60. Грамматика современного русского литературного языка / Отв. ред. Н.Ю. Шведова. -М.: Наука, 1970.-767 с.

61. Грамматика современного русского литературного языка. М.: Наука, 1970.-590 с.

62. Громоздова JI.B. Явление прагматической транспозиции, классификация косвенных высказываний и теория речевой интенции // Текст. Дискурс. Коммуникация: Коллективная монография / Под ред. Е.Н. Рядчиковой. -Краснодар: Изд-во КубГУ, 2003. С.56-80.

63. Гусаренко М.К. О структурных типах комиссивных речевых актов // Филология на рубеже тысячилетий: Материалы Междунар. науч. конф. Ростов н/Д.: Изд-во РГУ, 2000. - Вып. 1. Человек. Действительность. Язык. - С. 7-8.

64. Гусев С.С. Смысл возможного. Коннотационная семантика. СПб.: Алетейя, 2002. - 382 с.90Дак С. Начало, развитие и сохранение межличностных отношений //

65. Межличностное общение. СПб.: Питер, 2001. - С.343-361. 91 Дашко Ю.В. Информационные модели коммуникации // Материалы Междунар. науч.-практ. конф. «Коммуникация: теория и практика в различных социальных контекстах» (Коммуникация - 2002)

66. Communication Across Differences»). Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2002. - 4. l.-C. 131-135.

67. Дейк ван Т.А., Кинч В. Стратегии понимания связного текста // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1988. - Вып. XXIII: Когнитивные аспекты языка. - С. 153-211.

68. Дейк ван Т.А. Язык. Познание. Коммуникация / Сост. В.В. Петров. М.: Прогресс, 1989.-312 с.

69. Дементьев В.В., Седов К.Ф. Социопрагматический аспект теории речевых жанров: Учеб. пособие. Саратов: Изд-во СГПУ, 1998. - 107с.

70. Демъянков В.З. Словарь англо-русских терминов по прикладной лингвистике и автоматической переработке текста. М.: Изд-во МГУ, 1982.-Вып. 2.-390 с.9б.Демьянков В.З. Понимание как интерпретирующая деятельность // Вопр. языкозн. 1983. - № 6. - С. 58-67.

71. Демьянков В.З. Ошибки продуцирования и понимания (интерпретирующий подход) // Речевые приемы и ошибки: типология, деривация и функционирование. Пермь: Изд-во ПТУ, 1989. - С. 22-34.

72. Демъянков В.З. Когнитивизм, когниция, язык и лингвистическая теория // Язык и структуры представления знаний. М.: ИНИОН РАН, 1992. -С. 39-77.

73. Демъянков В.З. Теория прототипов в семантике и прагматике языка // Структуры представления знаний в языке. М.: ИНИОН РАН, 1994. -С. 32-86.

74. Демъянков В.З. Семантические роли и образы языка // Язык о языке / Под ред. Н.Д. Арутюновой. М.: Языки русской культуры, 2000. - С. 193270.

75. Демъянков В.З. Понятие и концепт в художественной литературе и в научном языке // Вопр. филологии. 2001. -№1. - С. 35-47.

76. Демьянков В.З. Лингвистическая интерпретация текста: универсальные и национальные (идиоэтнические) стратегии // Язык и культура: Факты и ценности. -М.: Языки славянской культуры, 2001. С. 309-323.

77. Дмитриева H.JI. Стереотип как средство регуляции восприятия вербализованного содержания: Автореф. дис. . канд. филол. наук. -Барнаул, 1996.-22 с.

78. Добрушипа Н.Р. Исследования средств выражения обратной связи в американской лингвистике// Вопр. языкозн. 2000. - № 2 - С. 135-140.

79. Доронина С.В. Инвективная функция насмешки и проблемы ее экспрессивной оценки // Юрислингвистика 3: Проблемы юрислингвистической экспертизы: Межвуз. сб. научн. тр. - Барнаул: Изд-во АГУ. 2002. - С.34-39.

80. Дорофеева Н.В. Удивление как эмоциональный концепт (на материале русского и английского языков): Дис. . канд. филол. наук. Краснодар, 2002.-214 с.

81. Доценко Е.Л. Психология манипуляции. М.: Наука, 1996. - 240 с.

82. Дуличенко АД. О перспективах лингвистики XXI века // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 1996. -№5. - с. 124-131.

83. Дунаев А.И. Интерпретационный компонент в структуре интенционального содержания высказывания // Проблемы интерпретационной лингвистики: автор текст - адресат. - Новосибирск: Изд-во НГУ, 2001.-С. 121-129.

84. Дьячкова И.Г. Похвала и порицание как речевые жанры (прагматический анализ) // Вестн. Омского университета. Омск: Изд-во ОГУ, 1998. - Вып. 3. - С.55-58.

85. Дэвидсон Д. Общение и конвенциональность // Философия. Логика. Язык. М.: Прогресс, 1987. - С. 213-233.

86. Европейский суд по правам человека и защита свободы слова в России: прецеденты, анализ, рекомендации. / Под ред. Г.В. Винокурова, А.Г. Рихтера, В.В. Чернышева. М.: Институт проблем информационного права, 2002,-Т.1. -604 с.

87. Ейгер Г.В. Механизмы контроля языковой правильности высказывания. Харьков: Изд-во ХГУ, 1990. - 184 с.

88. Жельвис В.И. Слово и дело: юридический аспект сквернословия// Юрислингвистика 2: Русский язык в его естественном и юридическом бытии. - Барнаул: Изд-во АГУ, 2000. - С. 223-235.

89. Забавников Б.Н. О двух уровнях конвенциональности языка в коммуникативно-ориентированной грамматике // Науч. докл. высш. шк. Филол. науки. 1982. - № 2. - С. 80-83.

90. Задворная Е.Г. Субъект высказывания и дискурса: человек говорящий и человек мыслящий. Минск: Изд-во МГЛУ, 2000. - 270 с.

91. Задворная Е.Г. «Не лови меня на слове», или «А что я такого сказала?» (к проблеме интерпретационной демагогии) // Тр. ученых лингвистических вузов / Отв. ред. Н.П. Баранов, Ю.С. Давыдов. Минск: Изд-во МГЛУ, 2001. - С. 100-110.

92. Залевская А.А. Психолингвистический подход к анализу языковых явлений // Вопр. языкозн. 1999 (а). № 6. - С. 31-42.

93. Залевская А.А. Введение в психолингвистику. М.: РГГУ, 1999 (б). -382 с.

94. Залевская А.А. Некоторые проблемы теории понимания текста// Вопр. языкозн. 2002. - № 3. - С. 62-73.

95. Звегинцев В.А. Предложение и его отношение к языку и речи. 2-е изд., стереотип. - М.: Эдиториал УРСС, 2001. - 312 с.

96. Земская Е.А. Категория вежливости в контексте речевых действий // Логический анализ языка: Язык речевых действий. М.: Языки русской культуры, 1994.-С. 131-135.

97. Зенкова А.Ю. Дискурсивный анализ массовой коммуникации: проблемы саморепрезентации общества: Автореф. дис. .канд. филос. наук. Екатеринбург, 2000. - 27 с.

98. Иссерс О.С. Речевое воздействие в аспекте когнитивных категорий // Вестн. ОГУ. Омск: Изд-во ОГУ, 1999. - Вып. 1. - С. 74-79.

99. Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. М.: Эдиториал УРСС, 2002. - 284 с.

100. Каган М. Проблема диалога в современной философской мысли // Проблемы общения в пространстве тотальной коммуникации. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1998. - С. 47-56.

101. Каде Т.Х. Научная картина мира как модель анализа языковой картины мира // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира. Архангельск: Изд-во ПГУ, 2002. - С. 61-64.

102. Калентъева Т.Л. Языковое сознание как объект психолигвистического исследования // Проблема вербальной коммуникации и представления знаний/ Материалы Всерос. науч. конф. Иркутск: Изд-во ИГЛУ, 1998. -С. 71-73.

103. Камю А. Бунтующий человек. М.: Политиздат, 1990. - 415 с.

104. Кантор Н. Восприятие ситуаций: протопиты ситуации и прототипы «человека-в-ситуации» // Психология социальных ситуаций. СПб.: Питер, 2001.-С. 212-216.

105. Каппоны В., Новак Т. Сам себе психолог. СПб.: Питер, 2002. - 224 с.

106. Карасик В. И. Язык социального статуса. М.: Институт языкознания РАН; ВГПИ, 1992.-329с.

107. Карасик В.И. О категориях дискурса // Языковая личность: социолингвистические и эмотивные аспекты. Волгоград - Саратов, 1998. -С. 185-197.

108. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Изд-во ВГПУ, 2002. - 280с.

109. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Высшая школа, 1987.-262 с.

110. Касевич В.Г. Модальность и контролируемость // Функциональные, типологические и лингводидактические аспекты исследования модальности: Тез. докл. Иркутск: Изд-во ИГУ, 1990. - С.40-41.

111. Касевич В.Б. Теория коммуникации и теория языка // Говорящий и слушающий: Языковая личность, текст, проблемы обучения. СПб.: Изд-во СпбГУ, 2001. - С. 70-75.

112. Каспрапский P.P. Модальность высказывания, выражаемая тембрально-просодическими средствами // Функциональные, типологические и лингводидактические аспекты исследования модальности: Тез. докл. Иркутск: Изд-во ИГУ, 1990. - С. 41-42.

113. Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М.: Гардарики, 1998. -784 с.

114. Кифер Ф. О пресуппозициях // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1978. - Вып. VIII: Лингвистика текста. - С. 337-369.

115. Клименко А.П. Текстообразующая направленность ассоциирования // Форма, значение и функции языка и речи: Материалы докл. Междунар. науч. конф Минск: Изд-во МинГЛУ, 2002. - Ч. 1. - С. 33-34.

116. Клюев Е.В. Речевая коммуникация. М.: Приор, 1998. - 222 с.

117. Кобозева ИМ. Лингвистическая семантика. Учеб. пособие. М.: Эдиториал УРСС, 2000 (а). - 352 с.

118. Кобозева И.М. Две ипостаси содержания речи: значение и смысл // Язык о языке / Под ред. Н.Д. Арутюновой. М.: Языки русской культуры, 2000 (б).-С. 303-359.

119. Кобозева И.М., Лауфер Н.И. Семантика модальных предикатов долженствования // Логический анализ языка: культурные концепты. -М.: Языки русской культуры, 1991. С. 169-175.

120. Колесов В.В. Русская речь. Вчера. Сегодня. Завтра. СПб.: Юна, 1998. -248 с.

121. Колосов С. А. О риторике и прагматике дискурса ненависти // Лингвистика и филологическая герменевтика. Тверь: Изд-во ТГУ, 2003. -С. 60-65.

122. Колшапскт Г.В. Логика и структура языка. М.: Высш. шк., 1965. -240с.

123. Колшапскт Г.В. Коммуникативная функция и структура языка. М.: Наука, 1984.- 173с.

124. Комипа Н.А. Систематика коммуникативно-прагматических типов высказывания // Прагматические аспекты функционирования языка: Межвуз. сб. науч. тр. Барнаул: Изд-во АГУ, 1983. - С. 93-101.

125. Конрад Р. Вопросительные предложения как косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1985. - Вып. XVI: Лингвистическая прагматика. - С. 349-383.

126. Корди Е.Е. Вторичные функции высказываний с модальными глаголами // Типология и грамматика. М.: Наука, 1990. - С. 174-180.

127. Кравченко А.В. Язык и восприятие. Когнитивные аспекты языковой категоризации. Иркутск: Изд-во ИГЛУ, 1996. - 160 с.

128. Кронгауз М.А. Семантика: Учебник для вузов. М.: РГГУ, 2001. -399 с.

129. Крысин Л.П. Русский литературный язык на рубеже веков // Рус. речь. -2000.-№1.-С. 28-40.

130. Крюкова Н.Ф. Метафоризация как категория интерпретации текста // Филология и культура: Материалы IV Междунар. науч. конф. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2003. - С. 112-113.

131. Кубрякова Е.С. Проблемы представления знаний в языке // Структуры представления знаний в языке. М.: ИНИОН РАН, 1994 (а). - С. 5-31.

132. Кубрякова Е.С. Парадигмы научного знания в лингвистике и ее современный статус // Извест. РАН. Сер. лит. и яз. 1994 (б). - Т.53. - №2.-С. 3-15.

133. Кубрякова Е.С. О современном понимании термина «концепт» в лингвистике и культурологии// Реальность, язык и сознание: Междунар. межвуз. сб. научн. тр. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2002. - Вып. 2. - С. 5-15.

134. Кубрякова Е.С., Демъянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М.: Изд-во МГУ, 1996. -245 с.

135. Кузнецов С.А. Спорная часть текста: анализ имплицитных компонентов содержания // (http://expertizy. narod.ru/magazine/021. htm).

136. Кулъгавова Л.В. Типы и аспекты значения говорящего // Проблемы вербальной коммуникации и представления знаний: Материалы Всерос. науч. конф. Иркутск: Изд-во ИГЛУ, 1998. - С. 104-106.

137. Лазарев В.В., Гусева Л.П. Логико-семантические и мотивационные основания прямой и косвенной речеактовой номинации // Языковое общение и его единицы: Межвуз. сб. науч. тр. Калинин: Изд-во КГУ, 1986. - С. 129-135.

138. Лазуткина Е.М. К проблеме описания прагматических механизмов языковой системы // Науч. докл. высш. шк. Филол. науки. 1994. -№5-6.-С. 56-65.

139. Лебедев М.В. Стабильность языкового значения. М.: Эдиториал УРСС, 1998.- 168 с.

140. Лебединский А.С. О коммуникативной сущности риторического вопроса // Понимание менталитета и текста: Сб. науч. тр. Тверь: Изд-во ТГУ, 1995.-С.154-161.

141. Левин Ю.И. О типологии непонимания текста // Левин Ю.И. Избранные труды: Поэтика. Семиотика. М.: Изд-во Высш. шк., 1998. -С. 126-147.

142. Леонтьев А.А. Язык и разум человека. М.: Политиздат, 1965. - 125 с.

143. Леонтьев А.А. Психолингвистические единицы и порождение речевого высказывания. -М.: Наука, 1969. 307 с.

144. Леонтьев А.А. Высказывание как предмет лингвистики, психолингвистики и теории коммуникации // Синтаксис текста / Отв. ред. Г.А. Золотова. М.: Наука, 1979. - С. 18-36.

145. Леонтьев А.А. Основы психолингвистики. 3-е изд. - М.: Смысл; СПб.: Лань, 2003.-287с.

146. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Наука, 1975. - 304 с.

147. Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. -М.: Сов. энцикл., 2001. 685 с.

148. Лиотар Ж.-Ф. Постмодернистское состояние: доклад о знании // Философия эпохи постмодерна. Минск: Изд-во БГУ, 1996. - С. 125-147.

149. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна / Пер. с фр. Н.А. Шматко. -СПб: Алетейя, 1998.- 160 с.

150. Лисоченко Л.В. Высказывания с имплицитной семантикой (логический, языковой и прагматический аспекты). Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 1992. -160 с.

151. Лосев А.Ф. В поисках построения общего языкознания как диалектической системы // Теория и методология языкознания: Методы исследования языка. М.: Наука, 1989. - С. 5-92.

152. Лурия А.Р. Речь и мышление: Материалы к курсу лекций по общей психологии. -М.: Изд-во МГУ, 1975. 119 с.

153. Лурия А.Р. Язык и сознание. М.: Изд-во МГУ, 1979. - 319 с.

154. Майнхоф У. Дискурс // Контексты современности-2: Хрестоматия / Сост. и ред. С.А.Ерофеев. Казань: Изд-во КГУ, 2001. - С. 75-81.

155. Макаров М.Л. Деривация диалога // Деривация в речевой деятельности: Межвуз. сб. науч. тр. Пермь: Изд-во ПГУ, 1990. - С.139-144.

156. Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. -280 с.

157. Масленникова А.А. Лингвистическая интерпретация скрытых смыслов.- СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. 264 с.

158. Матвеева Т.В. Лексическая экспрессивность в языке. Свердловск: Изд-во УГУ, 1986.-237 с.

159. Матурана У. Биология познания // Язык и интеллект. М.: Прогресс, 1996.-С. 57-84.

160. Мельчук И. А. Опыт теории лингвистических моделей «смысл -текст». Семантика. Синтаксис. М.: Школа «Языки русской культуры», 1999. -345 с.

161. Милевская Т.В. Дискурсивная деятельность в антропоцентрическом аспекте// антропоцентрическая парадигма в филологии: Материалы Междунар. науч. конф. Ставрополь: Изд-во СГУ, 2003 (а).- 4.2. Лингвистика. С. 21-27.

162. Милевская Т.В. Грамматика дискурса. Ростов н/Д.: Изд-во РГУ, 2003 (б).-312 с.

163. Михайлепко Т.Д. Когнитивные аспекты в процессе формирования отраслевой терминосистемы// Реальность, язык и сознание: Междунар. межвуз. сб. науч. тр.- Тамбов: Изд-во ТГУ, 2002. Вып. 2. - С.89-98.

164. Муравьева Н.В. Язык конфликта. М.: Изд-во МЭИ, 2002. - 264 с.

165. Мурзин JI.M., Штерн А.С. Текст и его восприятие. Свердловск: Изд-во УГУ, 1991.-290с.

166. Найман Е.А., Суровцев В.А. От осмысления к чтению и письму // Интенциональность и текстуальность. Философская мысль Франции XX века. Томск: Водолей, 1998. - С. 6-12.

167. Налимов В.В. Спонтанность сознания: Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. -М.: Наука, 1989. 190 с.

168. Немец Г.И. Концептуальное пространство художественного текста: структура и способы представления: Дис. . канд. филол. наук.- Краснодар, 2002. 145 с.

169. Никитин М.В. Курс лингвистической семантики: Учебн. пособие к курсам языкознания, лексикологии и теоретической грамматики. СПб.: Науч. центр проблем диалога, 1996. - 756с.

170. Никитин М.В. Предел семиотики // Вопросы языкознания. 1997.- № 1. С. 3-14.

171. Никифоров АЛ. Рациональность и свобода // Рациональность как предмет философского исследования. М.: Ин-т философии РАН, 1995.- С.142-154.

172. Нишанов В.К. Коммуникативная и когнитивная природа понимания. -М.: Наука., 1989.-247 с.

173. Общее языкознание. Внутренняя структура языка / Отв. ред. Б.А. Серебренников. М.: Наука, 1972. - 564 с.

174. Ортони А., Клоур Дж, Коллинз А. Когнитивная структура эмоций // Язык и интеллект. -М.: Прогресс, 1996. С. 314-368.

175. Ортега-и-Гассет Ч. Дегуманизация искусства. М.: Радуга, 1991. -638с.

176. Остин Дж. Л. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике.- М.: Прогресс, 1986. Вып. XVII: Теория речевых актов. - С. 22-129.

177. Отье-Ревю Ж. Явная и конститутивная неоднородность: к проблеме другого в дискурсе // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса/ Пер. с фр. и португ. М.: Прогресс, 1999. - С. 124-136.

178. Падучева Е.В. Семантические исследования. Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. М.: Языки русской культуры, 1996.-416 с.

179. Пазухин Р.В. Целенаправленность высказывания // Проблемы языкознания. -JI.: Изд-во ЛГУ, 1961. С. 24-47.

180. Панов М.В. Из наблюдений над стилем сегодняшней периодики // Язык современной публицистики. М.: Изд-во МГУ, 1989. - С. 9-23.

181. Пауль Г. Принципы истории языка. М.: Прогресс, 1960. - 500 с.

182. Перов Ю.В., Сергеев К.А., Слинин Я.А. Очерки истории классического немецкого идеализма. -СПб.: Изд-во СПбГУ, 2000. 359 с.

183. Петрикеева Л.П. Модальная перспектива в побудительных предложениях: Автореф. дис. . канд. филол. наук. -М., 1988. 17 с.

184. Петров В.В. От философии языка к философии сознания (Новые тенденции и их истоки)// Философия. Логика. Язык. М.: Прогресс, 1987.- С.3-17.

185. Петров В.В. Язык и искусственный интеллект: рубежи 90-х годов // Язык и интеллект. -М.: Прогресс, 1996. С. 4-17.

186. Петрушенко Л.А. Принцип обратной связи. М.: Наука, 1967. - 327 с.

187. Печиикова НА. Коммуникативные функции вопросительных инфинитивных предложений: Автореф. дис. . канд. филол. наук.- Воронеж, 1995. 22с.

188. Пивоев В.М. Ирония как феномен культуры. Петрозаводск: Изд-во ПГУ, 2000.- 104 с.

189. Пирожникова В.И. Коммуникативная рациональность: методологический аспект // Язык и социум: Материалы VI Междунар. науч. конф.: В 2 ч. Минск: РИВШ, 2004. - Ч. 2. - С. 297-298.

190. Плохииова А.С., Латшская И.П. Языковые манипуляции// Язык, коммуникация и социальная среда. Вып. 2. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2002. С. 178-181.

191. Покровская Л.А. Русский синтаксис в XX веке: лингвокультурологический анализ. Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 2001. -365 с.

192. Понятия чести и достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права и средств массовой информации. М.: Изд-во «Права человека», 1997. - 285 с.

193. Попова З.Д., Стериин И.А. Понятие «концепт» в лингвистических исследованиях. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1999. - 120 с.

194. Потебня А.А. Мысль и язык. М.: Лабиринт, 1999. - 300 с.

195. Почепцов Г.Г. О месте прагматического элемента в лингвистическом описании // Прагматические и семантические аспекты синтаксиса: Сб. науч. тр. Калинин: Изд-во КГУ, 1985. - С. 12-18.

196. Почепцов Г.Г. Слушатель и его роль в актах речевого общения // Языковое общение: Единицы и регулятивы: Межвуз. сб. науч. тр. -Калини: Изд-во КГУ, 1987. С. 26-38.

197. Почепцов Г.Г. Теория коммуникации. М., Киев.: Ваклер, 2001. -651 с.

198. Проблемы языковой вариативности. М.: Изд-во ИНИОН РАН, 1990. -189 с.

199. Психология межличностного познания/ Под ред. Бодалева А.А. -М., 1981.-236 с.

200. Путина О.Н., Двинянинова Г.С. Статусные роли говорящих и их прагматикон. Пермь: Изд-во ПГУ, 1999. - 55 с.

201. Радченко О.А. Лингвофилософские опыты В. фон Гумбольдта и постгумбольдианство // Вопр. языкозн. 2001. - №3. - С. 96-125.

202. Рассел У. Речь, повествование и социальные перемены // Вест. МГУ. Сер. 18. Социология и политология. 1997. -№1. - С.141-147.

203. Растье Ф. Интерпретирующая семантика / Пер. с франц. Нижний Новгород: Деком, 2001. - 368 с.

204. Рассудова О.П. Употребление видов глагола в современном русском языке. М.: Наука, 1982. - 150 с.

205. Розенберг М. Как ясно сообщать о своих наблюдениях, потребностях, чувствах // Межличностное общение. СПб.: Питер, 2001. - С. 361-395.

206. Розеншток-Хюсси О. Речь и действительность. М.: Наука, 1994. -223 с.

207. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. М.: Наука, 1988.-235 с.

208. Романов А.А. К разграничению директивных высказываний // Семантические и прагматические аспекты анализа основных языковых единиц: Межвуз. сб. науч. тр. Барнаул: Изд-во АГУ, 1982. - С. 176-182.

209. Рягузова JI.H. Метаязыковая концептуализация сферы «творчество» в эстетической и художественной системе В.Набокова: Автореф. дис. . доктора филол. наук. Краснодар, 1997. - 45 с.

210. Савруцкая Е.П. Феномен коммуникации в современном мире // Актуальные проблемы теории коммуникации: Сб. науч. тр. СПб.: Изд-во СпбГУ, 2004. - С. 75-85.

211. Сартр Ж.-П. Стена. М.: Политиздат, 1992. - 478 с.

212. Селиверстова О.Н. Местоимения в языке и речи. М.: Наука, 1988. -151 с.

213. Семененко Л.П. Косвенные речевые акты-амальгамы // Единицы языка в функциональном аспекте: Межвуз. сб. нау. тр. Тула: Изд-во ТГУ, 1991. -С. 125-129.

214. Сергеев В.М. Когнитивные методы в социальных исследованиях // Язык и моделирвание социального взаимодействия: Переводы / Сост. В.М.Сергеева и П.Б.Паршина. Благовещенск: БГК им. И.А. Бодуэна де Куртенэ, 1998.-С. 3-11.

215. Серль Дж. Р. Косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1986 (а). - Вып. XVII: Теория речевых актов. -С. 195-222.

216. Серль Дэ/с. Р. Классификация иллокутивных актов // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1986 (б). - Вып. XVII: Теория речевых актов. - С. 170-194.

217. Серль Дэ/с. Р. Природа интенциональных состояний // Философия. Логика. Язык. М.: Прогресс, 1987. - С. 96-126.

218. Серто М. Хозяйство письма // Новое литературное обозрение. 1997. -№28.-С. 45-57.

219. Слышкии Г.Г. Аксиология массово-информационного дискурса Великой Отечественной войны (на материале названий общеармейских газет) // Филология и культура: Материалы IV Междунар. науч. конф.- Тамбов: Изд-во ТГУ, 2003. С. 418-420.

220. Сметапина С.И. Медиа-текст в системе культуры (динамические процессы в языке и стиле журналистики конца XX века). СПб.: Изд-во СПбГУ, 2002. -275 с.

221. Сокулер З.А. Л. Витгенштейн о значении и знании // Язык и структура знания. М.: РАН ИНИОН, 1990. - С. 26-37.

222. Солганик Г.Л. О закономерностях развития языка газеты в XX веке // Вест. МГУ. Сер. 10. Журналистика. 2002. - №2. - С. 39-53.

223. Степанов Г.В. О границах лингвистического и литературоведческого анализа художественного текста // Теория литературных стилей. Современные аспекты изучения. -М.: Наука, 1982. С. 129-137.

224. Стернин И.А. Русское коммуникативное поведение и толерантность // Проблемы национальной идентичности в культуре и образовании России и Запада: Материалы науч. конф.: В 2 т. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2000 (а). -Т.1.-С. 52-62.

225. Стернин И.А. Понятие коммуникативного поведения и проблемы его исследования // Русское и финское коммуникативное поведение.- Воронеж: Изд-во ВГУ, 2000 (б). С. 4-20.

226. Стернин И. А. Русское коммуникативное поведение и толерантность// Проблема националной идентичности в культуре и образовании России и Запада: Мат-лы науч. конф.: В 2 т. Воронеж, 2000. - Т.1. - С. 52-62.

227. Стросон П.Ф. Намерение и конвенция в речевых актах // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1986. Вып. XVII: Теория речевых актов. - С. 130-150.

228. Суровцев В.А. Интенциональность и практическое действие // Интенциональность и текстуальность. Философская мысль Франции XX века. Томск: Водолей, 1998. - С. 13-26.

229. Сулейменова Э.Д. Понятие смысла в современной лингвистике. -Алма-Ата: Мектеп, 1989. 160 с.

230. Сухих С.А. Организация диалога // Языковое общение: Единицы и регулятивы: Межвуз. сб. науч. тр. Калинин: Изд-во КГУ, 1987. -С. 95-102.

231. Сухих С.А. Когнитивная и семантическая организация познавательных процессов// Филология на рубеже тысячелетий: Материалы Междунар. науч. конф. Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 2000 (а). - Вып. 1. Человек. Действительность. Язык. - С. 39-41.

232. Сухих С.А. Механизмы манипулятивной коммуникации // Теоретическая и прикладная лингвистика. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2000 (б) - Вып. 2. Язык и социальная среда. - С. 17-20.

233. CyuiKoe И.М., Крюкова Е.И., Голубых И.И. Культура языкового сознания личности. Ростов н/Д: Изд-во РГПУ, 2001. - 310 с.

234. Сущенко Л.Г. Социокультурные функции языка. Ростов н/Д, 2001. -245 с.

235. Теория и практика лингвистического анализа текстов СМИ в судебных экспертизах и информационных спорах: Сборник материалов науч.-практ.семинара. / Под ред. М.В. Горбаневского. М.: Галерия, 2003. - Ч. 2. -328 с.

236. Тетерев И.Л. Статус дискурсивных маркеров в дискурсной диалогической форме // Новое в теории и практике описания и преподавания русского языка: Материалы XI Междунар. науч.-метод. конф. Варшава: ARICO, 2004. - С. 337-341.

237. Типология конструкций с предикатными актантами / Отв. ред. B.C. Храковский. С-Пб.: Наука, 1992.-301 с.

238. Труфапова И.В. Образ слушающего в языке // Науч. Докл. Высш. Шк. Филол. науки. 1997. -№ 2. - С. 98-104.

239. Труфапова И.В. О разграничении понятий: речевой акт, речевой жанр, речевая стратегия// Научн. докл. высш. шк. Филол. науки. 2001. -№ 3. - С. 56-65.

240. Тюпа В.И. Художественный дискурс (Введение в теорию литературы).- Тверь: Изд-во ТГУ, 2002. 80 с.

241. Уголовный кодекс России (с постатейными материалами). М.: «Российский правовед», 1992. - 580 с.

242. Унамупо М. де. О трагическом чувстве жизни. Агония христианства.- Киев: Наукова думка, 1996. 416 с.

243. Ухванова-Шмыгова И.Ф. Дискурс-анализ: этапы и модели исследования // Язык и социум: Материалы VI Междунар. науч. конф.: В 2 ч. Минск: РИВШ, 2004. - Ч. 1. - С. 73-78.

244. Уфшщева А.А. Знак языковой // Лингвистический энциклопедический словарь/ Гл. ред. В.Н. Ярцева. М.: Сов. Энцикл., 1990. - С. 167.

245. Федосюк М.Ю. Нерешенные вопросы теории речевых жанров // Вопросы языкознания. 1997. -№ 5. - С. 102-120.

246. Фгшипс JI. Дж., Йоргенсен М.В. Дискурс-анализ. Теория и метод / Пер. с англ. Харьков: Гуманитарный центр, 2004. - 336 с.

247. Филлмор Ч. Фреймы и семантика понимания // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1988. - Вып. XXIII: Когнитивные аспекты языка. - С. 52-92.

248. Фишер Р., Юри У. Путь к согласию (соглашение без ущерба для договаривающихся сторон) // Язык и моделирование социального взаимодействия. -М.: Прогресс, 1987. С. 173-206.

249. Флоренский П.А. У водоразделов мысли. М.: Правда, 1990. - 420 с.

250. Фоменко Ю.В. Человек, слово и контекст // Концепция человека в современной философской и психологической мысли. Новосибирск: Изд-во НГУ, 2001.-С. 164-168.

251. Формановская Н.И. Речевой этикет и культура общения. М.: Высш. шк., 1989.- 156 с.

252. Фразеология в контексте культур: Сборник статей. М.: Язык русской культуры, 1999. - 333 с.

253. Франк СЛ. Реальность и человек. М.: Республика, 1997. - 478 с.

254. Франк СЛ. Непостижимое. М.: Правда, 1990. - 457 с.

255. Фреге Г. Смысл и значение //(http://eu.spb.ru/ethno/utekhin2/freg.litm).

256. Фреге Г. Мысль: логическое исследование // Фреге Г. Избранные работы. М.: Дом интеллектуал, книги, Русское феноменолог, о-во, 1997. -С. 50-75.

257. Фромм Э. Бегство от свободы; Человек для себя. Минск: ООО «Попурри», 2000. - 672 с.

258. Фрумкипа P.M. Концептуальный анализ с точки зрения лингвиста и психолога // Научно-техническая информация. Сер. 2. 1992. - № 3. -С. 1-8.

259. Фуко М. Археология знания. Киев: Наукова думка, 1996. - 580 с.

260. Хабермас Ю. Понятие индивидуальности// Вопр. философии. 1989. -№ 2. - С. 47-59.

261. Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М.: Наука, 1992. -245 с.

262. Хайдеггер М. Язык. СПб., 1991. - 120 с.

263. Хараш А.У. «Другой» и его функции в развитии «Я» // Общение и развитие психики / Под ред. А.А. Бодалева. М.: Изд-во НИИОП АПН СССР, 1986.-С. 31-46.

264. Хартунг В. Деятельностный подход в лингвистике: результаты, границы, перспективы // Общение, текст, высказывание. М., 1989. -С. 41-55.

265. Храковский B.C. Взаимодействие грамматических категорий глагола (опыт анализа) // Вопр. языкозн. 1990. - № 5. - С. 18-36.

266. Цена слова: Из практики лингвистических экспертиз текстов СМИ в судебных процессах по искам по защите чести, достоинства и деловой репутации / Под ред. М.В. Горбаневского. М.: Галерия, 2001. - 336 с.

267. Цурикова JI.B. Вопрос и прагматический диапазон вопросительного предложения: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Воронеж, 1992. - 24 с.

268. Чеплыгина И.Н. Языковые средства экспрессивности в художественной прозе В. Набокова. Ростов н/Д: Изд-во ИУБиП, 2001. - 245 с.

269. Черпышова Т.В. Стилистический анализ как основа лингвистической экспертизы конфликтного текста // Юрислингвистика-2: Русский язык в его естественном и юридическом бытии. Барнаул: Изд-во АГУ, 2000. -С. 47-59.

270. Чеспоков П.В. Основные единицы языка и мышления. Ростов н/Д: Рост. кн. изд-во, 1966. - 285 с.

271. Чирко Т.М. О выделении коммуникативно-интенциональных типов высказываний// Функционирование языковых единиц в речи и тексте: Межвуз. сб. науч. тр. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1987. - С. 151-159.

272. Шаховский В.И. Языковая личность в эмоциональной коммуникативной ситуации // Науч. докл. высш. шк. Филол. науки. 1998. -№ 2. - С. 59-65.

273. Шварцкопф Б.С. Изучение оценок речи как метод исследования в области культуры речи // Культура русской речи и эффективность общения. М.: Наука, 1996. - С. 415-424.

274. Шилихина К.М. Коммуникативное давление в русском общении // Теоретическая и прикладная лингвистика. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2000. -Вып. 2. Язык и социальная среда. - С. 103-108.

275. Шиманюк Е.Г. Фатичекая функция в дискурсе со значением одобрения // Новое в теории и практике описания и преподавания русского языка: Материалы XI Междунар. науч.-метод. конф. Варшава: ARICO, 2004. -С. 398-399.

276. Шкловский В.М. Энергия заблуждений. М.: Искусство, 1981. - 257 с.

277. Шмелев А.Д. Русский язык и внеязыковая действительность. М.: Языки славянской культуры, 2002. - 496 с.

278. Шмелева Т.В. Модус и средства его выражения в высказывании // Идеографические аспекты русской грамматики. М.: Наука, 1988 (а). -С. 168-202.

279. Шмелева Т.В. Инфинитивные конструкции как функциональные синонимы императива // Императив в разноструктурных языках: Тезисы докладов конференции «Функционально-типологическое направление в грамматике. Повелительность». JI., 1988 (б). - С. 149-150.

280. Шнейдер В.Б. Коммуникация, нормативность, логика. Екатеринбург: Изд-во УГУ, 2002. - 250 с.

281. Эллис А., Ландж А. Не давите мне на психику! Искусство психологической самозащиты. СПб.: Питер, 1997. - 224 с.

282. Язык и интеллект. М.: Прогресс, 1995. - 380 с.

283. Язык и структуры представления знаний: Сб. науч.-аналит. обзоров / Под ред. Ф.М. Березина, Е.С. Кубряковой. М: ИНИОН РАН, 1992. -265 с.

284. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Республика, 1991. -358 с.

285. Baudrillard J. Requiem pour les media// Baudrillard J/ Pour une critique de l'economie politique du sighne. Paris. Editions Gallimard. 1972. - P 200-228.

286. BerelsonB. Content analysis in communication research. Glencoe: Free Press, 1952.

287. Bourdieu P. Language and symbolic power / Ed. J.P. Thompson. Transl. G. Raymond andM. Adamson. Cambridge: Polity Press, 1992.

288. Brown R. Politeness Theory: Exemplar & Exemplary. Hillsdale, New Jersey, 1990.

289. GoffmanE. Frame analysis: An essay on the organization of experience. Boston: Northeastern University Press, 1986.

290. HabermasJ. Theorie des kommunikativen Handels. Bd. 1. FaM. 1981.

291. МЛ ТЕРИАЛ, ПОСЛУЖИВШИЙ ИСТО ЧНИКОМ ДЛЯ РАБОТЫ1. Художественная литература

292. Аз альский А. Степан Сергеевич // Новый мир. 1987. - № 7-9.

293. А л д а и о в М.А. Собр. соч.: В 6 т. Ключ. Бегство. М., 1993. - Т. 3. -544 с.

294. Алданов М.А. Собр. соч.: В 6 т. Пещера. Истоки. М., 1993. - Т.4. - 574 с.

295. А л д а н о в М.А. Собр. соч.: В 6 т. Самоубийство. Очерки. М., 1993. -Т.5.-575 с.

296. Б. Булгаков М.А. Собр. соч.: В 5 т. Записки юного врача. Белая гвардия.

297. Рассказы. Записки на манжетах. М., 1989. - Т.1. - 623 с. 6 .Булгаков М.А. Собр. соч.: В 5-ти тт. Дьяволиада. Роковые яйца. Собачье сердце. Рассказы. Фельетоны. - М., 1989. - Т.2. - 751 с.

298. Булгаков М.А. Собр. соч.: В 5 т. Мастер и Маргарита. Письма. М., 1990.-Т.5.-734 с.

299. Б у шковА. Крючок для пираньи. М., 2004. - 708 с.9 .В а г и и о в К.К. Козлиная песнь. Труды и дни Свистонова. Бомбочада.

300. Ил ъ ф И.А., Петров Е.П. Двенадцать стульев. Золотой теленок. -Ростов н/Д, 1986.-656 с.

301. К л им ова М. Голубая кровь. СПб, 2000. - 235 с. 21 .Кононов Н. Нежный театр. - М., 2004. - 383 с.

302. JI и п с к е р о в Д. Родичи. М., 2000. - 287 с.

303. JI и п с к е р о в Д. Последний сон разума. М., 2004. - 736 с.

304. Михайлов Ф. Идиот. -М.,2001. -430 с.

305. Набоков В.В. Собр. соч.: В 4 т. Машенька. Король, дама, валет. Возвращение Чорба.-М., 1990.-Т. 1.-416 с.

306. Набоков В.В. Собр. соч.: В 4 т. Защита Лужина. Подвиг. Соглядай. -М., 1990.-Т.2.-446 с.

307. Набоков В.В. Собр. соч.: В 4 т. Дар. Отчаяние. М., 1990. - Т.З. -479 с.

308. Набоков В.В. Собр. соч.: В 4 т. Приглашение на казнь. Другие берега.

309. Весна в Фиальте. М., 1990. - Т.4. - 479 с. 29 .П ел евин В.О. Чапаев и Пустота: Роман. - М., 1998. - 399 с.

310. Петру ui е в с к а я Л.С. Собр. соч.: В 5 т. Пьесы. М., 1996. - Т.З.- 495 с.

311. Я опое М. Несколько женщин: роман, повести. М., 1992. - 438 с.

312. П риходько О. Вне закона: Романы. М., 1993. - 476 с.

313. Рогожки н А. Кукушка: Избранное. -М., 2000. -720 с.2А.Р ы б а к о в А. Тридцать пятый и другие годы. 4.1 // Роман-газета.- 1990.-№11.-64 с.

314. Рыбаков А. Тридцать пятый и другие годы. 4.2.// Роман-газета. -1990.-№12.-64с.

315. С о л о г у б Ф. Тяжелые сны: Роман, рассказы. Л., 1990. - 368 с.

316. Токарева B.C. Между небом и землей : рассказы. М., 1997. - 432 с.

317. Токарева B.C. Нахал : Рассказы, повести. М., 1997. -368 с.

318. Токарева B.C. Один кубик надежды : повести, рассказы. М., 1997. -400 с.

319. АО. Токарева B.C. Сентиментальное путешествие : Рассказы, повести. -М., 1997.-400 с.

320. Токарева B.C. Скажи мне что-нибудь. : Повести, рассказы. М., 1997.-368 с.

321. У л и ц к а я JI. Казус Кукоцкого. М., 2004. - 736 с.43 .Федоров А. Кайф-убийца: Роман, повести. М., 1994.-412 с.

322. Газетно-публицистический материал

323. КНК Калининградские новые колёса (независимая еженедельная общественно-политическая газета г. Калининграда; учредитель Игорь Рудников);

324. KB Камчатское время (независимое издание, выходящее с 19 января 1996 г.).