автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Феномен массовой литературы XX века: проблемы генезиса и поэтики

Полный текст автореферата диссертации по теме "Феномен массовой литературы XX века: проблемы генезиса и поэтики"

На правах рукописи УДК: 882.09

ЧЕРНЯК МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА

ФЕНОМЕН МАССОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XX ВЕКА:

ПРОБЛЕМЫ ГЕНЕЗИСА И ПОЭТИКИ

Специальность: 10.01.01 — русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Санкт-Петербург 2005

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена» на кафедре новейшей русской литературы

Научный консультант: доктор филологических наук,

профессор

Тимина Светлана Ивановна

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор

БлюмАрлен Викторович,

доктор филологических наук Богданова Ольга Владимировна,

доктор филологических наук, профессор

Чернов Александр Валентинович

Ведущая организация:

Институт русской литературы РАН (Пушкинский Дом)

Защита состоится « 15 » декабря 2005 года в /10 часов на заседании диссертационного совета Д 212.1999.07 по присуждению ученой степени доктора филологических наук при Российском государственном педагогическом университете им. А. И. Герцена по адресу: 199053, Санкт-Петербург, В. О., 1-я линия, д. 52, аудитория 47.

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке РГПУ им. А. И. Герцена

Автореферат разослан

ъ

ноября 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент

Н. Н. Кякшто

2-о°М о 151999 ТМ1 _

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Существенные изменения, произошедшие в культурном пространстве России в конце XX века, естественно затронули и литературный процесс, в частности изменились качественные и количественные соотношения произведений разных жанров.

Многоуровневость литературного процесса — факт, признанный современным литературоведением Очевидно, что картина литературы XX в. будет действительно полной лишь тогда, когда она отразит и литературный поток, часто просто игнорируемый, называемый паралитературой, литературой массовой или — с использованием оценочных характеристик — третьесортной, недостойной внимания литературной критики и литературоведения. Между тем внимание к произведениям «второго ряда» не только расширяет культурный горизонт, но радикально меняет способы научного исследования этого материала. В конце 1990-х годов произошла очевидная маргинализация и коммерциализация отдельных слоев культуры; литература стала превращаться в один из каналов массовой коммуникации, что ярко проявилось в современной литературной практике. Установка на массовое потребление заставляет литературу использовать специфические средства художественной изобразительности, особый эстетический код, который также требует изучения. Проблема массовой литературы сегодня включается в широкий контекст социологии культуры, и социологии литературы в частности.

К началу XXI века перед исследователем раскрывается широкое и пестрое пространство отечественной массовой литературы—от женских детективов, разрушающих гендерные стереотипы (А Маринина, Д Донцова, Е. Вильмонт и др.) до образцов социального распада и примеров «мужских» боевиков с обилием немотивированного насилия (Д. Корецкий, Ч. Абдуллаев, Д. Доценко и др.); от исторических ретро-романов, стилизованных под образцы литературы XIX века (Б. Акунин, Л. Юзефович, А. Бакунин и др.) до вымышленных миров русского фэнтези (М. Успенский, М. Семенова, Н. Перумов, Н. Лукьяненко и др.). Такое разнообразие связано с важными социокультурными процессами, при которых общество, в силу разных причин, не довольствуется только образцами высокой культуры, а нередко и принципиально дистанцируется от элитарной литературы. Кроме того, устойчивыми чертами современной литературы можно назвать коллажность, мозаичность, эклектичнос ть текста.

Массовая литература выполняет функцию своеобразного транслятора культурных символов, основная ее функция — упрощение и стандартизация передаваемой информации. Эта функция и определяет особенности дискурса массовой литера "" им . н тппшгтпчшй предельно

простой техникой.

В массовой литературе существуют жесткие жанрово-тематичес-кие каноны, формально-содержательные модели прозаических произведений, построенных по определенным сюжетным схемам и обладающих общностью тематики, устоявшимся набором действующих лиц и типов героев. Содержательно-композиционные стереотипы и эстетические шаблоны лежат в основе всех жанрово-тематических разновидностей массовой литературы (детектив, триллер, боевик, мелодрама, фантастика, фэнтези, костюмно-исторический роман и др.); они строятся в соответствии с «жанровым ожиданием» читателя и определяют «серийность» издательских проектов. В массовой литературе — срединной составляющей культуры — находятся резервные средства для новаторских экспериментов. Клишированность, повторяемость элементов и структур, с одной стороны, свидетельствует об упрощенности эстетических моделей, а с другой, — об ориентации на транснациональный код «масскультурных» знаков, поэтому новой чертой современной массовой культуры является ее прогрессирующий космополитический характер, связанный с процессами глобализации, стиранием национальных различий и, как следствие, —единообразием мотивов, сюжетов, приемов. В одном культурном поле сегодня оказываются В. Пелевин и П. Коэльо, Б. Акунин и X. Мураками, В. Сорокин и М. Павич.

Принципиально значимым оказывается то, что зачастую на выбор читателем «своего» уровня художественного текста (от «филологического романа» до «бандитского детектива», от романов Л. Улицкой до иронического детектива Г. Куликовой, от романов Б. Акунина до низовой исторической беллетристики и т. д.) влияет принадлежность к той или иной страте общества. Социальная стратификация позволяет дифференцировать социальные роли и позиции представителей тех или иных слоев общества, что неизбежно отражается и на характеристике социальных групп читателей, потребителей литературной продукции.

Сложные процессы, характеризующие современное состояние массовой литературы, могут быть исследованы лишь на фоне литературной жизни предшествующих десятилетий XX века, поскольку, с одной стороны, обнаруживаются сходные процессы на рубежах XX и XXI веков, а с другой — в историческом контексте современный литературный процесс более отчетливо проявляет свои специфические черты.

Актуальность диссертационного исследования определяется необходимостью осмысления российской массовой литературы XX века как целостного объекта литературоведения во всей совокупности художественно-философских, эстетических и социокультурных проблем, изучения генезиса этого объекта в XX веке, определения феномена массовой литературы и основных черт ее поэтики.

Массовая литература создается в соответствии с запросами читателя, нередко весьма далекого от магистральных направлений культуры, однако ее активное присутствие в литературном процессе эпохи — знак

социальных и культурных перемен в обществе. Постичь особенности массовой литературы, своеобразие ее жанров и поэтики — значит не только определить сущность этого социокультурного феномена, выявить сложные взаимоотношения «большой» и «второразрядной» литературы, но и проникнуть во внутренний мир нашего современника. Активизировавшийся научный интерес к феномену массовой литературы определяется желанием отказаться от сложившихся стереотипов, осмыслить закономерности и тенденции развития многоукладного и полифоничного литературного процесса конца XX века.

Массовая литература возникает в обществе, имеющем уже традиции сложной «высокой» культуры и выделяется в качестве самостоятельного явления тогда, когда становится, во-первых, коммерческой и, во-вторых, профессиональной. Рассмотрение отечественной массовой литературы XX в. в широкой исторической перспективе дает возможность ощутить и оценить способы культурной переработки огромных социальных изменений, произошедших в российском обществе.

На рубеже XX — XXI вв., когда исчезли единые критерии оценки художественных произведений и оказалась размытой иерархия литературных ценностей, стала очевидной необходимость исследования новейшей литературы как своего рода мулътилитературы, то есть как конгломерата равноправных, хотя и разноориентированных по своему характеру, а также разнокачественных по уровню исполнения литератур.

Степень разработанности проблемы. В отечественном литературоведении практически не выработан язык, пригодный для адекватного описания современной массовой литературы. Если в западном литературоведении исследование феномена популярной литературы представлено достаточно широко (J. Brooks, Н. Taylor, J. Radway, М. Woodmansee, Дж. Кавелти и др.), то в России произведения массовой литературы активно обсуждаются в литературной критике последних лот, но до сих пор не стали предметом специального литературоведческого исследования. Массовая культура — это подвижное пространство, в котором пересекаются различные теории и языки описания, по-своему формирующие предмет изучения и его границы. Феномен современной массовой культуры во всей ее полифоничности стал объектом внимания представителей разных гуманитарных профессий (философов, культурологов, социологов, литературоведов), о чем свидетельствуют работы последних лет (Т. Чередниченко, М. Мазурина, Е. Соколовидр.). Значительныйвкладвисследованиемассовойлитературы был внесен социологами литературы. Первые исследования появились в начале 1990-хгодов (А. Гудков, Б. Дубин, Е. Добренко, В. Страда), хотя перспективы исследования массовой литературы были намечены еще в 1920-е годы в трудах русских формалистов (Ю. Тынянова, В. Шкловского, Б. Эйхенбаума, В. Жирмунского) и социологов литературы (А. Белецкого, Л. Рубакина, И. Розанова). В работах Ю. М. Лотмана неоднократно поднимался вопрос о необходимости серьезного изучения массовой литературы. Задачей

современной социологии литературы как неотъемлемой части литературоведения стало рассмотрение существования литературы в обществе в качестве специфического института, обладающего своей структурой и ресурсами (литературной культурой, канонами, традициями, авторитетами, нормами создания и интерпретации литературных явлений) Этот социокультурный контекст обусловливает актуальность собственно литературоведческого исследования массовой литературы с использованием междисциплинарного научного багажа.

Объектом исследования в диссертационной работе является российская массовая литература XX века в ее историческом развитии — от начала XX — к началу XXI века.

Предмет исследования— генезис, эстетические основы и устойчивые черты поэтики отечественной массовой литературы XX века.

Цель диссертационного исследования состоит в теоретическом обосновании места отечественной массовой литературы XX века в историко-культурном и литературном контексте, в определении онтологического и типологического своеобразия массовой литературы XX века и ее связи с художественным сознанием массового читателя.

Поставленная цель определяет и основные задачи исследования:

1. Обосновать теоретико-методологические и историко-литературные предпосылки исследования феномена российской массовой литературы.

2. Дать концептуальное обоснование массовой литературы как пограничного культурного феномена.

3. Рассмотреть отечественную массовую литературу в типологическом ряду переходных эпох, выявить в мозаике разнообразных художественных явлений литературы XX века повторяющиеся процессы.

4. Показать органическую взаимосвязь процессов, характерных для отечественной массовой литературы первой четверти XX века и рубежа XX - XXI вв.

5. Выявить повторяющиеся в массовой литературе XX века художественные приемы, показать устойчивость определяющих черт поэтики массовойлитературы, сохраняющихся на протяжении XX столетия.

6. Показать зависимость массовой литературы от основных социальных и культурных доминант эпохи; выявить характер взаимоотношений автора массовой литературы и читателя.

7. Определить место массовой литературы в литературном процессе, выявить ее воздействие на развитие субкультурных полей и процессы в «элитарной» культуре; на конкретном материале показать взаимодействие отечественной беллетристики и массовой литературы

Научная новизна исследования. Массовая литература, будучи одним из самых заметных проявлений современной культуры, остается теоретически малоосмысленным феноменом. Поставленные цели и задачи исследования в своем комплексном виде не применялись в качестве исследовательских стратегий по отношению к отечественной массовой

литературе XX века В настоящей работе массовая литература впервые становится предметом специального разноаспектного исследования рассматривается в широком историко-культурном контексте XX века. Предметом рассмотрения явились характерные для массовой литературы модели создания произведений разных жанров, выявлен генезис этих моделей, зависимость от культурного и идеологического «климата эпохи», определены доминантные черты поэтики.

Методологической базой исследования является комплексный подход, продиктованный спецификой исследуемого материала, аккумулирующего в себе разнообразные культурные и художественные явления Предмет исследования обусловил привлечение моделей анализа, созданных различными школами и литературоведческими направлениями при доминировании историко-литературного подхода и методологии рецептивной эстетики. Применение методологии рецептивной эстетики (В. Изер, Х.-Р. Яусс) к истории литературы как социокультурного института позволяет увидеть влияние экстралитературных факторов на собственно литературную эволюцию. Для массовой литературы, в которой предсказуемость тем, поворотов сюжета и способов решения конфликта чрезвычайно высока, принципиально важным оказываются идеи В. Проппа и понятие «формулы», введенное в научную парадигму Дж. Кавелти.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту:

1. Активное присутствие массовой литературы в литературном процессе эпохи — знак социальных и культурных перемен в обществе. Изучение массовой литературы как обязательной составляющей культуры необходимо для создания полной картины истории русской литературы XX века.

2. Включение в поле исследования материала, традиционно квалифицировавшегося как «нелитература» или как пограничные феномены литературной культуры, обнаруживает ограниченность традиционных параметров литературоведческого анализа; изучение феномена массовой литературытребуетобращениякмеждисциплинарным вопросам, связанным с социологией, культурологией, психологией.

3. Обращение к феномену отечественной массовой литературы XX иска предпола гает научное осмысление теоретически малоразработанных и чрезвычайно актуальных для современной литературы проблем литературной репутации, читательской рецепции, социологии литературы и др. Круг этих вопросов выдвигает на первый план и проблемы реконструкции историко-литературного контекста, соотнесения гворческого дискурса ииссиеля с другими типами художественного дискурса, литературными и социальными институтами и недискурсивными практиками.

4. Исследование генезиса массовой литературы XX века свидетельствует о ее активизации в переходные эпохи (Серебряный век, послереволюционная литературная ситуация, рубеж XX — XXI вв.).

Феномен переходных эпох состоит в изменении способа функцио! шрова-ния основных факторов художественного сознания. Переход!гая эпоха предполагает вариативность эстетических экспериментов, эклектику художественного развития, связанного с освобождением культуры от догм. Такой ракурс изучения феномена массовой литературы позволяет увидеть в мозаике разнообразных художественных явлений литературы XX века целостность, зафиксировать повторяющиеся процессы, уже происходившие в типологически сходные кризисные эпохи.

5. Для выявления генезиса массовой литературы особое значение имеет изучение соотношения «классика — беллетристика — массовая литература». Беллетристика, являясь литературой «второго ряда», принципиально отличается от литературного «низа», представляет собой «срединное» поле литературы, в которое входят произведения, не отличающиеся ярко выраженной художественной оригинальностью, но занимательные и познавательные в своей основе, апеллирующие к вечным ценностям. Формально-содержательные черты беллетристического кода можно обнаружить в произведениях писателей, принадлежавших разным литературным периодам (В. Катаев, В. Каверин, И Грекова, В. Токарева, Б. Акунин и др.).

6. Отличительными чертами поэтики массовой литературы являются формульность, развертывание стереотипных сюжетов, кинематографичность, перекодирование и игра с текстами классической литературы, активизация штампов, генетических восходящих как к русской культуре начала XX века, так и к явлениям западной культуры.

7. Системное исследование феномена массовой литературы предполагает обращение к категории автора и читателя, которые меняют свою «онтологическую» природу, что связано с изменением в «переходные эпохи» их статуса.

8. Границы между разными пластами литературы оказываются на рубеже XX —XXI вв. размытыми, поскольку набор штампов и образцов, маркирующих тот или иной жанр массовой литературы, используется представителями итак называемой «мидд-литературы», и современного постмодернизма.

Теоретическая значимость диссертационного исследования определяется тем, что в нем обоснованы сущность, место в литературном процессе XX века отечественной массовой литературы, ее особенности; охарактеризованы основные теоретико-методологические подходы к решению научно-исследовательских задач по изучению генезиса и поэтики российской массовой литературы, определены основные направления ее развития; теоретически обоснованы научные критерии и подходы к изучению и интерпретации произведений массовой литературы XX века с точки зрения их поэтики и связей с особенностями культурно-исторического контекста, особое внимание уделено активизации массовой литературы в переходные эпохи.

Практическая значимость работы состоит в том, что предложенное в ней системное исследование феномена массовой литературы дает науке и практике преподавания уточненное представление о путях развития русской литературы XX века. Материал исследования может быть использован в вузовских курсах истории русской литературы XX века, при разработке спецкурсов и спецсеминаров, посвященных проблемам современного литературного процесса, русской беллетристики и массовой литературы, при подготовке историко-литературных комментариев, учебных и учебно-методических пособий.

Апробация работы. Материалы и результаты диссертационного исследования использовались при составлении программ учебных курсов и дисциплин, при чтении лекций и спецкурсов на филологическом факультете РГПУ им. А. И. Герцена. Основные положения диссертации в виде докладов были представлены на научных конференциях, в частности на международных конференциях: VI ICCEES World congress (2000, Тампере, Финляндия), «Взаимодействие литературы и искусства в культуре XX века: методология междисциплинарных исследований» (2001, С.-Петербург), «Забытые и второстепенные писатели XVII — XIX вв. как явление европейской культурной жизни» (2001, Псков), «Мир гуманитарной культуры академика Д. С. Лихачева» (2001, С.-Петербург), «Вторая проза»: русская проза 1920-х — 1950-х годов: путешествие во времени и пространстве» (2001, С.-Петербург), «Литературный Петербург (1703 — 2003)» (2003, С.-Петербург). «Проблема «другого голоса» в языке, литературе и культуре». (2003, С.-Петербург), Международный конгресс «300 лет российской газете: от печатного станка к электронным медиа» (2003, Москва), Форум «Новыеписатели России» (2005, Москва), «Русская словесность в мировом культурном контексте» (2004, Москва), международные форумы «Российская массовая культура конца XXвека» (2001,2002,2003,2004, С.-Петербург).

Результаты исследования представлены в монографии «Феномен массовой литературы XX века» (СПб., 2005) и в 50 научных и учебно-методических публикациях.

Объем и структура диссертации. Диссертационное исследование изложено на 484 страницах и состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников (включает 259 наименований) и списка использованной литературы (включает 489наименований).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во «Введении» обосновывается актуальность темы, определяются цель и задачи исследования, уточняется терминологический аппарат и методологические принципы исследования.

Термин «массовая литература» возник в результате размежевания художественной литературы по ее эстетическому качеству и обозначает

нижний ярус литературы Массовая литература включает в себя произведения. которые не входят в официальную литературную иерархию своего времени и остаются чуждыми господствующей литературной теории эпохи Этот термин достаточно условен и обозначает не столько широту распространения того или иного издания, сколько определенную жанровую парадигму, в которую входят детектив, фантастика, фэнтези, мелодрама и др. В западном литературоведении применительно к подобной литературе используются термины «тривиальная», «формульная», «па-рал итература», «популяр} юя л итература».

В главе 1 «Особенности становления отечественной массовой литературы XX века» исследуется проблема генезиса массовой литературы XX века. В XX веке отечественная литература трижды оказывалась п условиях перехода. Энергия переходного литературного периода, столкнувшего разные эстетические системы, стремительный темп исторических преобразований требовали адекватных и по сюжетному, и по стилистическому воплощению текстов. Среди эстетических экспериментов , суп(ественно повлиявших на развитие массовой литературы XX века, важное место принадлежит беллетристике начала века (А. Вербицкая, Л Чарская, М. Арцыбашев и др.) и авантюрному роману 1920-х годов, представленному большим количеством разных по художественному уровню и оригинальности произведений.

Выявление причинно-следственных связей в генезисе массовой литературы XX века, рассмотрение ее как необходимого звена литературного процесса XX века помогают обнаружить не только ментальные доминанты каждого типа культуры (начала XX века, 1920-х гг и рубежа XX — XXI вв.), но и повторяемые архетипические модели. Рубеж века и тем более тысячелетия воздействует на культуру своей сакральной уникальностью. Обнаруженный повтор событий и фактов дает возможность говорить о философии рубежного мышления как историческом и эстетическом феномене.

Сложность избранной исследовательской проблематики, связанная с актуализацией массовой литературы в переходные эпохи, нуждается в обосновании специфики этих периодов в истории русской литературы. Этому вопросупосвящен параграф «Переходные эпохи и феномен массовой литературы». Феномен переходных эпох заключается в изменении способа функционирования основных факторов художественного сознания, в смене идеологических и культурных векторов.

Исследование художественных принципов, свойственных переходным эпохам, дает основание говорить о неравномерном развитии разных типов и разных пластов культуры. Кризисная ситуация отразилась в литературе на всех уровнях: в попытках создать новую концепцию человека, новую модель мира, в изменении эстетических координсп, в трансформации жанровой иерархии, в создании специфического языка переходной эпохи. Кризисное и экспери-

ментальное состояние литературы коррелирует с более общими процессами, переживаемыми современной культурой в переходный период ее развития.

Сложность переходного времени проявляется не только в «омассовлении» культуры вообще и литературы в частности, но и в ее дифференциации, что, с одной стороны, соответствует активности субкультурной стратификации общества, а с другой, образованию и сосуществованию различных литературных направлений, перегруппировке стилевых потенциалов.

На рубеже веков ощущается исчерпанность культурной парадигмы предшествующего века. В кризисной ситуации происходит культурная мобилизация, выражающаяся в выходе на поверхность скрытых пластов, своего рода «подземных» культурных течений, которые призваны придать новое качество исчерпавшей себя культуре. Характер литературы переходного периода отличается специфическим сосуществованием и взаимопроникновением различных, часто противоположных художественных принципов — возникают противоречивые и неустойчивые синтезы жанров и литературных форм.

Обращение к феномену переходных эпох свидетельствует, что актуализация массовой литературы в эти периоды обусловлена общей размытостью всех основных эстетических категорий и критериев социокультурного развития, а также ценностно-смысловой неопределенностью культурной семантики в целом.

Релятивное сознание, для которого свойственно бесконечное ироническое снижение любых философско-эстетических универсалий, царит на рубеже веков и исключает возможность единого стиля. Переходные эпохи, характеризующиеся многослойностью самого исторического бытия, культурной неопределенностью, поисками художественно обозначимого идеала, изменением диапазона культурно-исторических смыслов, имеют свой особый язык, что в полной мере обнаруживается в произведениях конца XX — начала XXI вв. (Б. Акунин «Зеркало Сен-Жермена. Святочная история в двух действиях», «Алтын-толобас», «Любовник смерти», «Любовница смерти»; В. Пелевин «Диалектика переходного периода (ДПП)», «Generation "П"», П. Дашкова «Приз» и др.). Для этих произведений свойственно выявление в переходной эпохе игрового начала, восприятие сложных социально-исторических процессов в карнавальном хаосе; тема «конца века», апокалиптические мотивы оказываются в этих произведениях смыслообразующими.

Особое внимание в данном параграфе уделяется возникающим в переходные эпохи теориям о массовом человеке Феномен переходного времени проявляется и в «психотипе эпохи» (термин И. Смирнова). Так, особый тип «массового читателя», активизирующийся в разные «переходные эпохи» XX века — ив Серебряном веке, и в 1920-е годы, и в конце XX в. — можно отнести к особому типу маргинальное™

Неслучайно именно на рубеже XIX — XX века были сформулированы наиболее репрезентативные теории «массового человека». Фепоменуто-тальной массовизации человека, торжеству однообразия и безличности, изучению психологии масс посвящены серьезные культурологические, психологические, философские, социологические исследования XX века (X. Ортега-и-Гассет, Э. Каннетти, Г. Блумер, С. Московичи идр.).

Толпа — новое философское понятие, которое стало предметом философско-социологических исканий XX века. Значимой для понимания современной культуры и литературы представляется предложенная Ж. Бодрийаром концепция «молчаливых масс», потерявших свое лицо: «У социального больше нет имени. Вперед выступает анонимность. Массы. <...> Масса является массой только потому, что ее социальная энергия уже угасла Это зона холода, способная поглотить и нейтрализовать любую действительную активность»1. Проблема «массового человека», толпы отражена в текстах как элитарной, так и массовой литературы разных эпох Взрывчатая активность масс расслоила читательскую аудиторию начала XX века. Отличительной чертой переходного периода стал разрыв традиционных связей интеллигенции и массовой аудитории, кризис диалога. Однородность вкусов и представлений, присущая формирующимся субкультурам, моделировала «усредненное» сознание человека; таким образом конструировались новые социокультурные связи, возникали новые субкультуры со своими эстетическими предпочтениями.

Актуализация интереса к феномену переходных эпох и специфике «массового человека», обнаруженная в текстах разного эстетического достоинства (построение сюжета на игре с многослойностью исторического пространства, когда действие происходит в начале XX и начале XXI вв., свойственно прозе М. Юденич, Т. Трониной, А. Берсеневой и многим другим), убеждает в том, что формы массовой литературы в перспективе стоит рассматривать как «альтернативные, конкурирующие с «высокими» способы символической репрезентации и разгрузки единого комплекса проблем»2.

В параграфе «Развитие массовой литературы в начале XX века» выявляются особенности становления и формирования отечественной массовой литературы в начале XX века.

Для любого писателя особое значение приобретает литературный фон, то окружение, в дискуссиях, спорах, подражании, диалоге с которым возникает новая эстетическая система, определяются наиболее

1 Бодрийяр Ж В тени молчаливого большинства, или конец социального — Екатеринбург, 2000. С. 32.

2 Дубин Б Между каноном и актуальностью, скандалом и модой \итература и издательское дело России в изменившемся социальном пространстве // Неприкосновенный запас. 2003. № 4. С. 26.

эффективные художественные средства. В связи с этим параграф начинается с выявления истоков творчества А. П. Чехова, который, творчески трансформируя жанры массовой литературы, соединял в своей прозе юмор и сатиру, психологизм и иронию, сюжетность и внимание к деталям, портрету, пейзажу. Становление чеховской поэтики, история вхождения А. П. Чехова в мир литературы, значение его литературных спутников (так называемой «артеливосмидесятников», к которой принадлежали Н. Лей-кин, И. Ясинский, И. Потапенко, В. Билибин, В. Тихонов, И. Леонтьев (Щеглов), К. Баранцевич, А. Маслов и др ) для формирования писательского мастерства еще раз убеждают, что для создания объективной картины литературного процесса той или иной эпохи необходимо внимание к литературному фону. «Отвергнутаялюбовь (переводе испанского)», «Женщина без предрассудков (роман)», «Шведская спичка (уголовный роман)», «Летающие острова (Соч. Жюля Верна, пародия)», «Тысяча одна страсть, или Страшная ночь (роман в одной части с эпилогом, посвящаю Виктору Гюго)», «Жены артистов (перевод с португальского)», «Грешник из Толедо (перевод с испанского)» — вот далеко не полный список ранних произведений Чехова, написанных «с оглядкой» на жанры массовой литературы или на ее «королей». В заглавиях этих произведений легко опознаются мотивы массовой литературы. В ранних произведениях Чеховым пародировались шаблоны современной ему литературы: ученая и газетная фразеология («Письмо к ученому соседу», «Письмо в редакцию»), возвышенные описания природы, трафаретные герои («Что чаще всего встречается в романах, повестях и т. п. ? »), эпигонски-романтическая поэтика («Тысяча одна страсть, или Страшная ночь»), уголовный роман («Драма на охоте»).

Как показывает исследование литературного процесса рубежа XIX — XX вв. в литературной иерархии не было жестких границ. Жанровая специфика произведений разных авторов, эксплуатация определенных тем и мотивов лишь задавали некоторые векторы читательского восприятия, ориентиры на ценностной шкале. Знаменательно, что развитие ранней чеховской беллетристики, становление поэтики которой напрямую связано с массовой литературой своего времени, оказало, в свою очередь, влияние на дальнейшее развитие этого направления в литературном процессе последующих эпох.

Особое внимание в данном параграфе уделено традиции анонимной лубочной литературы, котораяоказаласьоченьважнадля формирования массовой литературы рубежа XIX — XX вв. Несмотря на то, что в XX в. лубок практически прекращает свое существование, его традиции во многом определяют развитие массовой литературы начала XX века. Это можно об} шружить в имевших огромный успех выпусках детективов о при -ключениях Шерлока Холмса, Ната Пинкертона, Ника Картера и др. Увлечение массовой читательской аудитории авантюрными романами о знаменитых сыщиках воспринималось современниками как свидетельство социальной болезни, получившей название «пинкертоновщина».

Принципиально значимым оказывается связь массовой литературы начала XX пека и зарождающегося кинематографа, ставшего мощным каналом, по которому транслировались ценности массовой культуры нового века В первые десятилетия своей истории кино использовало традиции и приемы лубка, именно этим привлекая к себе массовую публику. К Чуковский, I та звав наводнившие экран начала XX века детективы « эпосом капиталистического города», увидел в кинематографе фольклорные черты. Среди эстетических экспериментов Серебряного века, существенно повлиявших на развитие литературы, важное место для выяснения генезиса массовой литературы XX века принадлежит беллетристике начала века, романам А. Вербицкой, М. Арцыбашева, Е. Нагродской, Л. Чарской и др. Бестселлеры начала XX в. были одной из составляющих стиля модерн с характерным для него панэстетизмом. Модерн осознавал себя неким средоточием важных историко-культурных, социологических и духовных проблем эпохи, монопольным представителем художественного прогресса. Писатели начала века не только учитывали психологию своего читателя, увлекавшегося чтением романтической литературы (произведениями А. Дюма, Понсон дю Террайля и др.), но и стремились соприкоснуться с модными художественными и философскими идеями. На рубеже XIX — XX вв. особую роль в определении горизонтов культуры нового века сыграла философия Ф Ницше, которая признавалась неотъемлемой частью духовного кругозора поколения, по образному выражению А. Белого, «детей рубежа веков». Увлечение ницшеанством можно обнаружить в разных «ярусах» литературного процесса начала века — отЛ Андреева, М. Горького, А Куприна и др. до А Каменского, М. Арцыбашева, А Вербицкой. Это объясняется тем, что русскую массовую литературу Серебряного века отличает определенная идейность, что в какой-то степени явилось наследием литературоцентричности, свойственной XIX веку. Герои массового ницшеанства, которых можно обнаружить на страницах романов Е. Нагродской, А. Вербицкой, А. Каменского, М Арцыбашева и др., приходят к тому самому «нигилистическому» мировоззрению, которое Ницше назвал болезнью эпохи.

Многие черты поэтики, свойственные массовой литературе начала XX века (кинематографичность, внутрижанровая пародия, диалог с читателем, мотив «путешествия», мистификации, поэтика повседневности, принцип серийности, фольклорный принцип построения текста и многие другие), были обнаружены и в массовой литературе конца XX века. В романах А. Вербицкой (('Дух времени*, «Ключи счастья«), М. Арцыбашева («Санин») и др. с фактографической точностью воссоздается действительность начала XX века (мода, культура, московская театральная жизнь, исторические события и т.д.), что делает эти тексты важным для истории литературы социокультурным феноменом, свидетельством утраченной повседневности.

В новый «переходный период» — 1920-е годы, когда происходила корректировка массового чтения с учетом социокультурных изменений послереволюционной эпохи, существенно обновились различные виды и жанры художественного творчества. Третий параграф реферируемой главы «Авантюрный роман 1929-х годов и пути развития массовой литературы» посвящен практически не изученному пласту литературы, который был исключен из истории литературы XX века по разным причинам, хотя очевидно, что исследование этого феномена дает ключи к пониманию как важных закономерностей развития отечественной литературы и индивидуальных творческих судеб (через увлечение этим жанром прошли многие известные писатели—М. Булгаков, А. Толстой, В. Катаев, И. Эренбург, К. Паустовский, Вс. Иванов, И. Ильф и Е. Петров, В. Каверин и многие другие), так и генезиса массовой литературы XX века.

Авантюрный роман 1920-х годов возник как отклик на идеологическое требование, артикулированное властью (Л.Троцким и Н. Бухариным), создать «Красный Пинкертон». Сам термин «авантюрный роман» применительно к романам 1920-х гг. достаточно условен. М. Бахтин видел феномен авантюрного романа в «сужении романного жанра почти до предельного минимума», но при этом подчеркивал, что «голый сюжет, голая авантюра сама по себе никогда не может бьггь организующей роман силой».3

Действительно, каждый писатель определял для себя удобный художественный инструментарий и литературную стратегию.

Читатели находили в авантюрных романах не только информацию о других странах, но и образцы рационализации или генерализации индивидуального опыта, снятия или сублимации эмоциональной напряженности и т. д. Таким образом, в 1920-е годы писателичетко осознавали многообразие социальных и культурных функций массовой литературы и обращение к ней рассматривали как социальный заказ. Жанровые диапазоны авантюрного романа были достаточно разнообразны—от беллетристических повестей и романов В. Обручева, Л. Платова и др., написанных в духе географической фантастики Ж. Верна и А. Конан-Дойля, до стилизованной А. Грином под Р. Хаггарда робинзонады «Сокровище африканских гор»; от идеологических фельетонов В. Веревкина, до приключенческо-этнографи-ческих повестей В. Арсеньева, С. Мстиславского и др., от пародийных стилизаций и мистификаций М. Шагинян («Месс-Менд»), И.Эренбурга («Трест Д. Е. История гибели Европы»), В.Катаева («Повелитель железа») и др. до трафаретных романов-однодневок. Перелицовка дореволюционных детективов о Нате Пинкертоне в духе формалистической концепции художественной литературы в соответствии с вульгарно-социоли!ической трактовкой литературной формы как непосредственного проявления классовой идеологии превращала жанр в простой прием

4 Бахтин М Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики —М., 1975 С. 308.

Мышление глобальными категориями, пафос всеобщего переустройства мира, идея «мирового пожара» коренились в самой природе революции, поэтому литература первой половины 1920-х двигалась за идеологемами революционного времени. Неслучайно в поэтике авантюрного романа 1920-х гг. можно обнаружить еще один устойчивый лейтмотив — «путешествие». Герои практически всех авантюрных романов отправляются в путь, причем, что важно, — в другие страны, в которых еще нет такой счастливой жизни, как в Советской России. Маршруты их разнообразны: от Парижа и Берлина, Мексики и Индии, Америки — обратно в Москву или Петроград (Э. Батенин «Бриллиант Кон-И-Гута»; П. Богданов «Дважды рожденный»; Н. Борисов «Четверги мистера Дройда»; Г. Добржинский-Диэз «Боярин Матвеев в советской Москве»; И. Злобин «Земля в паутине (дальние приключения сибиряка Хожялова)»; С Кржижановский «Возвращение Мюнхгаузена» и др.). Мотив путешествия становится ключевым в романе А Толстого «Гиперболоид инженера Гарина», повести Вс. Иванова «Чудесные похождения портного Фокина», романах И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотойтеленок».

Художественное пространство авантюрных романов пародийно в своей основе, так как изначально «Красный Пинкертон» являлся пародией на переводные романы о Нате Пинкертоне. Цементирующей основой практически всех авантюрных романов становится смеховая стихия, ориентация на пародию, пародийную интертекстуальность. Излюбленным игровым приемом стала авторская мистификация. Маска зарубежного писателя не только открывала путь к читателю, но и давала иллюзию некой творческой свободы. Интересной представляется мистификация М. Шагинян, спрятавшейся за вымышленного писателя Джима Доллара, якобы написавшего роман «Месс-Менд». Немало способствовало подобным мистификациям издательство «Круг», выпускавшее в 1920-е годы популярную серию «Романы приключений», представленную иностранными или квазииностраными авторами. Так, в 1926 г. в рамках этой серии вышел роман С. Заяицкого «Красавица с острова Люлю» под псевдонимом Пьер Дюмьель. В предисловии говорилось: «Пьер Дюмьель — непримиримый враг буржуазной культуры, и его роман является сатирой на быт и идеологию отживающего класса». Фабульно-пародийный диапазон авантюрного романа расширял тематические доминанты, давая возможность игрового жонглирования стилистическими и языковыми клише. Так, например, в романе С. Заяицкого «Земля без солнца» повествовании велось от лица литературных знаменитостей — Пьера Бенуа, Берроуза, придумавшего Тарзана, и особенно популярного в 1920-е годы Эптона Синклера Авантюрный роман, таким образом, был своеобразной экспериментальной площадкой для возникновения новой художественной парадигмы сатирического романа.

Особое место в организации текстов авантюрных романов занимала газета: газетные заголовки, отрывки из газетных статей переходили из романа в роман, их героями нередко выступали газетчики Эта константа стала «визитной карточкой» стиля авантюрного романа 1920-х годов. Перенеси те моделей газетного текста, приемов его организации, способов общения с читателем из газет в художественную речь влекло существенную трансформацию последней. Увлеченность авторов авантюрных романов «газетным языком» была данью той языковой среде, в которой находился их потенциальный читатель. Темп, динамика, «крикливость», плакатность газетной статьи естественным образом включались в многоголосие художественного пространства авантюрного романа (например, трилогия М. Шагинян «Месс-Менд» многими критиками воспринималась как продолжение традиции «устных газет» времен гражданской войны и массовых агитспектаклей). Элементы газетного языка использовались как привыч} 1ЫЙ для читателя информационный комментарий, как способ привлечения внимания.

В качестве художественного приема выступал не только телеграфный стиль, но и, по словам Ю. Тынянова, «язык типографии». Следует отметить принципиальное отличие интертекстуальности авантюрной прозы 1920-х годов, связанной с использованием фрагментов газетной речи, от сходных процессов в высокой литературе. В 1920-е годы язык газеты демонстрировал кардинальное обновление языковых средств, разрыв со старыми традициями. Газетные клише лишь постепенно становились элементами лексикона носителей языка, они еще не стали приметами эпохи, а воспринимались лишь как сигналы переживаемого момента истории. Включенные в текст, они демонстрировали установку автора на изображение динамичных процессов современности. Опиравшийся на литературную традицию, авантюрный роман 1920-х гг. не требовал от неискушенного читателя знаний этой традиции.

Еще одним важным и непременным стилеобразующим компонентом прозы 1920-х гг. становится кинематографичность текста. Несмотря на то, многие критики считали, что соперничество литературы с быстро развивающимся кинематографом безнадежно, стремление воплотить в жизнь принцип соединения языка литературы и языка кино можно обнаружить во многих авантюрных романах 1920-х годов. Так, совместный роман Вс. Ивановаи В. Шкловского «Иприт» (1925) демонстрирует, в какой степени сюжетная схема авантюрного романа оказалась художественно эффективной для реализации творческих замыслов и экспериментов. Особенность романа во многом состояла в специфическом монтаже, с кинематографической наглядностью передающем «многослойность» повествования, в смене ракурса изображения, в выразительном дроблении текста на картины.

Эксперименты Вс. Иванова и В. Шкловского, безусловно, лежатв русле эстетических поисков литературной группы «Серапионовы братья», для

членов которой (В. Каверин, Л. Лунц, Н. Тихонов, К Федин, М. Зощенко, М. Слонимский, Вс. Иванов и др.) выработка «нового художественного зрения» была очень созвучна. Сложность и специфика изучения произведений 1920 — 30-х годов состоит в том, что определение и решение задач новой литературы совпали во времени и сплелись с идеологическими задачами, с выработкой устойчивых форм определенного социального поведения.

Обращение к авантюрной прозе 1920-х годов открывает большое количество «забытых» писателей, имена и произведения которых были вычеркнуты из истории русской литературы XX века. Каждому поколению советских литераторов доставалось в наследство еще более суженное поле, чем предшествующему, что воздействовало на их творчество едва ли не определяющим образом. В. Гончаров, О. Савич, Л. Успенский, А. Шишко, Вас. Андреев и многие другие оказались добровольными «заложниками» выбранной ими художественной формы. В этом контексте показательна судьба петроградского беллетриста Вас. Андреева, линия творческой судьбы которого совпадает с контурами эстетических поисков петроградской послереволюционной литературы. Обращение к так называемой «второй прозе» позволяет сделать вывод о том, что рамки авантюрного романа с его очевидной трафаретностью и схематичностью, все же раздвигались соразмерно таланту пишущего.

С 1927 г. авантюрный роман практически перестает создаваться, начинается процесс постепенного выхода русской литературы за пределы актуальной мировой культуры и присвоение ею пространства иллюзорной, виртуальной актуальности. Обращение к большому корпусу произведи шй 1920-х гг., многие из которых никогда не были объектом литературоведческого анализа, дает основание для вывода о том, что пространство русского авантюрного романа обширно и неоднозначно. Среди произведений этого жанра есть проходящие, интересные лишь в аспекте изучения феномена массовой литературы как факта истории литературы (А. Шишко «Господин Антихрист», Н. Борисов «Четверги мистера Дройда», С. Заяицкий «Красавица с острова Люлю» и многие другие), и произведения, которые не только входят в сокровищницу русского романа XX века, но и определяют пути его развития (И. Ильф, Е. Петров «Двенадцать стульев», И. Эрепбург «Трест Д. Е.», М. Шагиняп «Месс-Менд» и др.).

Несмотря на то, что авантюрный роман был «ангажирован» властью и стал своеобразной «ручной клеткой», знаком искусственности и трафаретности, этот жанр открывал писателям широкие возможности Авантюра как игра, как модель «второй реальности», авантюра как мистификация давали возможность писателю чувствовать себя в рамках этой романной формы свободно. Ирония, пародия, смех—неотъемлемые явления авантюрного романа — позволяли уйти от тисков постепенно утверждавшейся цензуры. В авантюрном романе развивались мотивы,

расширяющие изобразительный диапазон жанра. Включение этих романов в поле зрения историков литературы открывает новые перспективы изучения истории русского романа XX века, делает более объемным представление о литературном процессе 1920-х годов, о законах развития отечественной массовой литературы, позволяет глубже осмыслить те процессы, которые наблюдаются в конце XX — начале XXI вв.

Свободный диалог между массовой и элитарной литературами обеспечивает естественное развитие культуры, однако в силу идеологических причин многие популярные и культурно значимые жанры массовой литературы (фантастика, фэнтези, мелодрама, детектив) в советское время были практически остановлены в своем развитии. Массовая литература советской эпохи приобрела принципиально иные черты.

С начала 1930-х годов начался процесс огосударствления литературы. Активно реализовывалась рапповская идея превращения литературы в управляемую организацию, создавалась особая «массовая» литера тура советской эпохи, массовая в прямом смысле слова: происходила вербовка «рабочих-ударников» влитературу В литературу пришла необразованная масса «писателей-ударников», представлявших своеобразный сплав «низового» полуписателя и получитателя, рожденного эпохой «живого творчества масс».

В исследовании показано, что несмотря на то, что искусственная идеологическая система, какой долгие годы был соцреализм с его культурной однородностью и сглаживанием культурных контрастов, лишила русскую литературу нормального развития, зачастую вопреки соцреалистическому канону, развивалась беллетристика, представляющая собой некое «срединное» пространство литературы; в этой нише развивалось творчество В Катаева, В. Каверина, Вс. Иванова, И. Ильфа и Е. Петрова, В. Пановой, К. Паустовского и многих других.

Одной из новых структурных форм стал советский (или шпионский) детектив, который развивался с 1930-х гг., и в котором отразился сюжет борьбы государства за абсолютное идеологическое могущество. Исследованию этого направления в советской массовой литературе посвящен ряд работ, по-разному представляющих оценивающих «идеологическую ангажированность детектива» (А. Адамов, А. Вулис, Б. Менцель, Б. Райновидр.). Более серьезное развитие жанра началось в конце 1950-х гг., что было во многом связано с возрождением публикаций переводного зарубежного детектива (Г. Честертона, Ж. Сименона и др.). В 1950 - 1960 годы продолжали развивать милицейскую тему в своихкнигах Ю. Семенов («Петровка, 38», «Тайная война Максима Максимыча Исаева», сТАСС уполномочен заявить...», «Огарева, 6»), II. Леонов {«Приступить к задержанию», «Обречен на победу», «Защита Гурова», «Смертьв прямом эфире»), А.иГ.Вайнеры («Лекарство против страха», «Визит к Минотавру», «Город принял»), Э. Хруцкий («Приступить к ликвидации», «Поданным уголовного розыска», «Операция прикрытия»), А. Ромов

(«Таможенныйдосмотр», «Колье Шарлотты»), Л. Овалов («Приключения майора Пронина», «Рассказы майора Пронина», «Голубой ангел») и др. Советский детектив на протяжении деся гиле гий оставался наиболее идеологизированным жанром, в нем особенно отчетливо запечатлелись идео-логемы тоталитарной эпохи.

Наряду с детективом в советское время интенсивно развивалась отечественная фантастика. Впериодс 1918по 1930 годы сформировались специфические особенности жанра, определились внутрижанровые направления, четко обозначилась связь фантастической литературы с достижениями технического прогресса и развитием научной мысли, а также с социальными проблемами, актуализированными новым временем и связанными поляризацией «двух миров», двух социальных систем. Фантастическая литература не только обращалась к художественному исследованию возможностей, которые открывает перед человеком развитие научной и технической мысли, но и стремилась поставить диагноз своему времени. В связи с этим с конца 1950-х гг. фантастика, обвиненная в «проявлениях враждебного модернизма», подвергается серьезной цензуре. Пришедшие в это время в литературу А. и Б. Стругацкие, В. Журавлев, Г. Альтов. И. Варшавский, Д. Биленкин, К. Булычев и др. в своих произведениях формировали особый сатирический взгляд на действительность. Архетипы фантастического мира использовались для создания особой эстетики, позволившей фантастике 1960 — 70-х годов выйти за рамки массовой литературы.

С конца 1980-х гг. колоссальные социокультурные перемены определили и принципиально новые явления в литературном развитии. Отказ от догм соцреализма, освобождение культурного поля, возможность познакомиться со всеми пластами западной литературы, наконец, необходимость откликнуться на принципиально новые запросы широкого читателя, не только открыли широкий простор для экспериментов в литературе, но и дали возможность свободному развитию разных, в том числе и практически отсутствующих в советское время, форм массовой литературы.

Художественные поиски рубежа веков осуществляются в широком текстовом диапазоне — от элитарной до массовой литературы. В них воплотились различные авторские интенции, они ориентированы на различных потенциальных читателей. Однако при всем разнообразии создаваемых современными авторами текстов в них преломляются чрезвычайно активные социокультурные процессы, отразившие кардинальные перемены конца XX века

В Главе 2 «Беллетристика как «срединное» поле литературы» обосновывается необходимость постановки вопроса о том, составляет ли беллетристика отдельный ряд или входит в состав массовой. С 1990-х годов в литературоведении закрепляется понятие «литературных рядов» как наджанровых и наднаправленческих пластов художественной

словесности, каждый из которых отличается комплексом признаков. Обновление понятийного аппарата включает в себя переосмысление литературоведческих категорий Одной из актуализирующихся составляющих парадигмы литературоведческих понятий становится «беллетристика». Стремление выявить принципиальные формально-содержательные отличия беллетристики от классических произведений русской литературы отразилось в ряде научных исследований последнего времени. Значительным научным вкладом в изучение этой проблемы стали работы, построенные на материале русс кой литературы ХУШ - XIX вв. (Н. Акимова, И. Гурвич, В. Маркович, Н. Вершинина, Е. Пульхритудова, А. Чернов и др.).

Несмотря на то, что понятия «беллетристика» и «массовая литература» в ряде исследований используются как синонимичные, применительно к истории литературы XX века необходимо разграничивать эти явления. «Беллетристика», являясь литературой второго ряда, принципиально отличается от литературного «низа», представляет собой «срединное» поле литературы. Заметной приметой беллетристического текста становится подготовка новых идей в границах «усредненного» сознания; в беллетристике утверждаются новые способы изображения, которые неизбежно подвергаются тиражированию; индивидуальные признаки литературного произведения превращаются в признаки жанровые. Если классическая литература открывает читателю новое, то беллетристика, как правило, подтверждает известное и осмысленное, удостоверяя тем самым достаточность культурного опыта и читательских навыков. Характерными чертами беллетристического текста можно назвать углубление в человеческую психологию, создание эффекта «узнавания реальности», тяготение к сюжетности, занимательности, нередко, воплощенное в использовании авантюрной, детективной, приключенческой, мелодраматической интриги, интерес к эволюции, художественной рефлексии, усложнению В1 гутреннего мира героя Если для массовой литературы характерно нивелирование авторской точки зрения, размытость авторского «я», стилистическая разноголосица, объясняемая тем, что иногда одно произведение создают несколько человек, то важной особенностями беллетристического текста являются, напротив, наличие авторской позиции, индивидуальная точка зрения, особая авторская интонация.

Изучение большого корпуса беллетристических текстов середины XX века не входило в задачи данного исследования, но для уяснения генезиса массовой литературы XX века необходимо было выявить особенности эволюции творчества писателей, ранние произведения которых создавались в русле авантюрного романа. Важно учитывать и то, что в советское время беллетристика зачастую сближалась по своим чертам с массовой литературой (эскапизм, поэтика повседневности, назидательный диалог с читателем и др.). В 1970 — 80-е гг. это в полной мере проявилось в произведениях В. Орлова, В. Токаревой, В. Пикуля и многих других авторов.

Для определения путей развития отечественной беллетристики важно определить, как эволюционировало творчество писателей, начавших свой путь в литературе с поиска новых и энергичных художественных форм (В. Каверин, В. Катаев, Вс. Иванов, М. Шагинян и др ) и развивавшихся далее в русле беллетристической парадигмы Этому вопросу посвящен первый параграф главы «Путь от авантюрного романа к беллетристике как стратегия развития творчества писателей». В работе рассматриваются изменения, произошедшие в творчестве В. Каверина, который после детективного уголовного романа «Конец хазы» и экспериментально! о романа с ключом «Скандалист, или вечера на Васильевском острове», согласуясь с требованиями времени, вырабатывает совершенно иной почерк. Одним из показательных для развития советской беллетристики каверинских произведений стал роман «Два капитана». Энергия «вечных вопросов» этого романа, с одной стороны, и простота и некоторая наивность художественного построения, с другой, включают его в беллетристическую парадигму. Точность психологических мотивировок, сюжетная плотность текста, широкий диапазон эмоционального аккомпанемента, внимание автора к судьбе героя, показанной сквозь призму исторической эпохи, романтизация дружеских отношений, насыщенная любовная интрига, тема предательства, верность идеалам и выбранному делу — все эти маркеры беллетристического текста можно обнаружить не только в «Двух капитанах», но и в «Открытой книге». Необходимо отметить, что стандартный набор художественных приемов окрашивается у Каверш га в индивидуальные тона, что, безусловно, выводит эти тексты из ряда «формульной» литературы, обеспечивая им не только устойчивый читательский интерес, но и значимое место в истории литературы.

Для В. Катаева, который в 1920-е гг. активно экспериментировал с авантюрным романом, было характерно энергичное стремление охватить как можно шире спектр жанровых и стилевых возможностей эпохи, попробовать себя в разных писательских амплуа. В романах «Белеет парус одинокий», «Я сын трудового народа», «За власть Советов», «Хуторок в степи», «Трава забвения», «Уже написан Вертер» можно обнаружить разные, зачастую контрастные стилистические средства, в которых дистанция между регистрами повествования, между разными уровнями социальной характеристики героев довольно большая (от романтизации революции в тетралогии «Волны Черного моря» до насыщенного ассоциативными переходами, сочетанием реального мира и сказочного романа «Святой колодец»). Беллетристика В. Катаева отличается эффективностью языковых средств, «осколочной» композицией, обилием металитературных тем, социальной узнаваемостью образов, исследованием микрокосма внутреннего мира человека при непосредственном проникновении в макрокосм окружающего мира.

Преимущественная ориентация беллетристики на массового читателя определяет использование апробированных эстетических образцов, зависимость от классики Для беллетристического текста свойствен общедоступный литературный язык, не претендующий на стилистическое новаторство. Направленная на узнавание знакомого в хаотическом разнообразии явлений действительности, беллетристика располагается в зоне важных и вечных нравственных проблем (взаимоотношения в семье, любовь, чувство долга, поиски смысла человеческой жизни, дружба и предательство, служение делу своей жизни и т. д.). Беллетристика испытывает потребность в постоянной опоре на существующую литературную традицию, отсюда характерная для нее разработка системы разнообразных отсылок к тексту-посреднику, знание которого объединяет автора и читателя. В работе показано, что «текстом-посредником» романа В. Орлова «Альтист Данилов» стал роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита», который в 1970-е годы еще не был широко доступен массовому советскому читателю.

Массовая литература и беллетристика являются своеобразным аналогом фольклора, городского эпоса, благодаря «эффекту реальности» (Р Барт), являющемуся важным структурообразующим принципом массовой литературы. Поэтика повседневности дает возможность обнаружить точные приметы времени. Беллетристика со свойственной ей тривиальностью и прямолинейностью, однозначностью восприятия мира, с ориентацией на среднюю эстетическую норму оказалась в конце 1970-х гг. формой словесности, наиболее адекватно отвечающей социальному климату эпохи.

Беллетристика 1950 — 80-х годов представляет собой очень разнородное явление. В этот период создавались разные по уровню, художественному потенциалу, нравственной позиции произведения, отвечающие на запросы времени Новизна того или иного произведения определялась, прежде всего, его темой, образами главных героев, а не эстетическими принципами. На фоне лучших произведений беллетристики, оставшихся все же лишь свидетельством эпохи, сегодня, всего спустя несколько десятилетий, оказались совсем забытыми многие авторы откровенно эпигонских произведений, текстов, написанных по неприхотливым шаблонам «соцреалистического мейнстрима».

Неоднородность отечественной беллетристики во всей полноте обнаруживается в женской прозе, которой посвящен второй параграф главы «Феномен женской беллетристики».

Наиболее заметные авторы, определяющие лицо женской прозы, появились в конце 1970 — начале 1980-х годов; именно в этот период были созданы произведения, отличавшиеся исповедальным характером, обнаженной самоиронией, пронизанные острой потребностью самоопределения (И. Грекова «Кафедра», «Маленький Гарусов», «Хозяйка гостиницы»; М. Ганина «Покаживу—надеюсь», Г. Щербакова «Ах, Маня», «Вам

и не снилось»; В. Токарева «День без вранья», «Я есть, ты есть, он есть» и др.). Беллетристический код становится наиболее созвучным тем задачам, которые ставили перед собой писательницы. Драматические столкновения, споры, дискуссии героев проявляются в самых разных областях жизни- в социальных, профессиональных, любовных, психологических конфликтах Существенным является то, что драматизм, а порой и трагизм многих произведений парадоксально сочетается с общим юмористическим тоном повествования, с комической, нередко гротескной заостренностью характера человека, обрисовкой реалий его быта, речи и поступков. Героини Г. Щербаковой (Нина из «Года Алены», Лидия из «Ах, Маня», Нора из «Актрисы и милиционера», Елена из «Женщины в игре без правил», Мая из «Ьоуе-стори») и многие персонажи В. Токаревой представляют собой вариации одного и того же женского типа, который принципиально отличается от героинь «любовных» романов. Они в сказки о Золушке уже не верят, хотя тоже стремятся к любви и семейному благополучию, поэтому повести этих писательниц оказываются вне формульной схемы мелодрамы.

Обнаруженные в прозе И. Грековой, В. Токаревой, Г. Щербаковой черты беллетристической поэтики — повторяемость образов, фактографическая точность в описании быта, семантическая многоплановость, пластичность и психологическая точность образов, просветительский и нравственный пафос, идущая от классики энергия «вечных вопросов» и внимание к мифологии «судьбы», надындивидуальному—определяют художественные достоинства произведений писательниц, занявших свое место в истории русской литературы XX века.

Катастрофичность, присущая переходному периоду, отразилась в женской беллетристике конца XX — начала XXI века, которая ставит диагноз апокалиптической действительности рубежа веков. Выморочная, извращенная средствами массовой информации жизнь человека конца XX века становится одной из главных тем прозы Е. Долгопят («Два сюжета в жанре мелодрамы»), Н. Рубановой («Люди сверху, люди снизу») и др. Трансформации, происходящие в семье, локализующей в социальном пространстве опыт индивидуальной жизни, обнаруживаются в жанре семейной саги Опыт индивидуальной жизни, пропущенный через эпоху, объясняет привлекательность этого жанра для многих современных авторов (В. Аксенов «Московская сага», Л. Улицкая «Искренне ваш Шурик», Е. Колина «Сага о бедных Гольманах», А. Червинский «Шишкин лес», Д. Вересов «Черный ворон», А. Маринипа «Тот, кто знает», С. Шенбрунн «Розы ихризантемы» и др.). В реферируемом параграфе доказывается, что жанр семейной саги занял заметное место в современной беллетристике рубежа вскоп, фиксируя, изменения, которые произошли в ит кггитуте семьи на протяжении нескольких десятилетий В то же время активные процессы в современной беллетристике связаны с тем, что в любые переходные эпохи активизируются жанры, представляющие жизнь человека на фоне времени, эпохи (жизнеописания, мемуары, автобиографии, хроники и т. д.).

Современный литературный процесс предстает в виде соприкасающихся полей (страт), охватывающих всю совокупность художественных текстов, которые производятся в данный исторический момент культурой. В связи с этим необходимо учитывать, что массовая литература, в западной культуре давно превращенная в товар, в российском варианте функционирует в более сложном режиме. Современные писатели активно пользуются языком массовой культуры, посредством деконструкции ее объектов стремятся отразить время, создать эффект «узнавания реальности». Содержание параграфа «Мидл-литература в контексте современного литературного процесса» связано с закономерно возникающим вопросом о сокращении пропасти между элитарной и массовой литературой, обнаруживаемой в литературных судьбах многих современных писателей. Позиционирование себя как писателя, принадлежащего к актуальной полифункциональной культуре нового XXI века, нередко «обрекает» автора на освоение языка массовой культуры, диглоссию (владение разными коммуникативными подсистемами—языками, диалектами, стилями).

Распад существующей картины мира, свойственный любому переходному периоду, неизбежно проявляется и в распаде жанрообра-зования и возникновению самых невероятных гибридных форм. Заслуживает внимания то, как авторы маркируют жанровую принадлежность своих произведений: А. Королев «Дама пик» (документальная мифология с элементами черного юмора), Е. Попов «Подлинная история «Зеленых музыкантов» /роман-комментарий), Б. Кен-жеев «Иван Безуглов»(мещанский роман), С. Василенко «Дурочка»(роман-житие), Ю. Коваль «Суер-Выер» (пергамент), Г. Балл «Лодка» (мистерия), В. Тучков «Танцор» (виртуальный роман) А. Слаповский «День денег» (плутовской роман) (кстати, многие произведения А. Слаповско-го снабжены подзаголовком, отсылающим к «памяти жанров» массовой культуры: воровской романс («Братья»), рок-баллада («Кумир»), блатной романс («Крюк»), цикл «Общедоступный песенник» идр.). Разнообразие жанровых форм характерно для переходного периода рубежа веков, богатого жанровыми трансформациями, при которых происходят такие изменения в структуре жанра, когда один или несколько элементов жанровой модели объединяются, обыгрывают или пародируют те или иные доминантные черты исходной жанровой модели. При этом исходный материал берется из самых разных «этажей» литературного процесса: из фольклора, мифов, классики, массовой литературы. Эксперименты современных писателей, реализуемые в зоне массовой литературы, варьируются в довольно широком диапазоне. Основным культурным ресурсом для подобных экспериментов остается классика (например, роман В. Залотухи «Последний коммунист» построен по модели романа «Как закалялась сталь» Н. Островского и романа «Мать» М.Горького).

Заслуживает особого внимания жанровая трансформация современной постмодернистской литературы, для которой характерна «двуадресность» обращенность к интеллектуальному и массовому читателю одновременно, что предопределяет некую гибридность, в основе которой лежит двойное кодирование. Эти черты в полной мере проявляются в прозе В. Пелевина, В. Ерофеева, А. Слаповского, В Тучкова, В. Королева и др.

Маргинализация книги, вызванная усилением роли аудиовизуальных средств массовой информации, отрицательно сказывается на интеллектуальном уровне той части общества, которая привыкла обучаться не по книгам, а по преподносимым ей с экрана картинкам. Многие произведения так называемой «мидл-литературы» (термин С. Чуп-ринина) (Э. Гер «Дар слова», В. Пелевин «Generation "П"», В. Тучков «Смерть приходит по Интернету и др.) фиксируют рождение нового типа культуры, при котором новым идеям предпочитаются новости, размышлениям — зримость факта и телевизионная картинка.

Границы функциональной значимости нормативной литературной культуры и «работоспособность» ее принципов оказываются размытыми, поскольку набор штампов и образцов, маркирующих тот или иной жанр массовой литературы, используется представителями разных ярусов современной литературы. Принадлежность к определенному жанру или «формуле» массовой литературы не определяет строгое место в литературной иерархии. Показателен пример романа-фэнтези А. Лазарчука и М. Успенского «Посмотри в глаза чудовищ», в котором героем является Николай Гумилев. Постмодернистская игра с историей, культурными артефактами, пронизывающая текст, требует непосредственного участия читателя с определенным образовательным уровнем.

Для современного литературного процесса, как для литературы любого переходного периода, подводящего определенный итог уходящей эпохе, свойственна актуализация периферийных прозаических жанров, к которым можно отнести мемуары, ставшие одними из лидеров книгоиздания В параграфе «Современная мемуарная беллетристика» доказывается, что многообразие тем и серий (от исторических и политических мемуаров до многочисленных мемуаров деятелей культуры) свидетельствует о востребованности этого жанра. В формировании эстетических принципов литературного процесса мемуарная литература принимает почти такое же участие, как литература собственно художественная. Мемуары, реконструирующие прошлое, становятся тем жизненно важным пространством, которое необходимо человеку рубежа XX — XXI веков. В периоды кризисных си туаций на основе анализа прошлого люди стремятся предсказать будущее: проводятся аналогии, поднимаются старые проблемы, вспоминаются концептуальные исторические события.

Ключевыми моментами повествования становятся индивидуально значимые медиаторы прошлого («опорные точки памяти», «ключевые, поворотные точки жизни» и т д.), в связи с этим отличительной чертой

мемуаров является монтажность повествования; жизнь мемуариста прелстает перед читателем как череда отрывочных воспоминаний-кадров. Для мемуаров рубежа веков характерно стремление к жанровому синтезу— в произведениях появляются элементы дневников, писеми некоторых других близких жанров Современным мемуарам писателей, режиссеров, актеров, политиков свойственно проникновение в субъективный опыт человека, вместе с тем, в них присутствует большое количество документов (фотографий, копий справок, постановлений, газетных статей и др.), призванных подтвердит!, слова автора и заинтересовать читателя. Мемуары, цель которых подвести итоги жизни отдельного человека и эпохи, понять законы человеческого развития, в большинстве случаев, создают лишь иллюзию такого по! шмания. При этом возникает эффект «кривого зеркала», так как мемуарный текст отражает реальность сквозь призму сознания своего автора. Таким образом, в литературе последнего десятилетия наблюдается еще одно заметное «перераспределение ролей»: мемуарная литература, считавшаяся жанром интеллектуальным, по многим своим характеристикам смыкается с массовой литературой, занимая общее с ней пространство на книжном рынке.

Параграф «Проект Б. Акунина «Жанры» как этап в развитии современной беллетристики» посвящен одному из последних периодов творчества Б. Акунина. Проза этого писателя — явление в литературе конца XX века симптоматичное; его возникновение и развитие предельно точно определяет магистральное направление, связанное со стремлением литературы преодолеть фабульную беспомощность. Романы Б. Акунина проецируются на цитатно-стилизационную эпоху рубежа веков, для которой свойственно изменение функции эстетического приема при частом перемещении произведения из одного родо-видового регистра в другой, многочисленные жанровые трансформации, формирование нового дискурса. Появление прозы Б. Акунина было продиктовано требованиями и читателя, и времени: ментальные доминанты каждого типа культуры формируют определенную систему ее категорий и ожиданий.

На фоне негативного или равнодушного отношения современного литературоведения к массовой литературе, творчество Б. Акунина является исключением, поскольку является предметом не только критических дискуссий, но и литературоведческого анализа (Д. Быков, II. Потанина, А. Ранчин, Г. Циплаков). Все исследователи отмечают литературоцентричность и постмодернистскую игру как стержневые понятия акунинской поэтики.

Исчерпанность цикла «Приключения Эраста Фандорина», обнаруженная в последнем романе «Алмазная колесница», привела автора к созданию нового литературного проекта «Жанры», который так же как в свое время «фандоринский цикл», соответствует эстетическим поискам начала XXI века Ностальгия по «большому стилю» советской эпохи,

свойственная нашему времени, проявляется в социокультурной жизни общества; идет активная эксплуатация наработанных советских клише и стереотипов в разных жанрах современного искусства. Современные писатели впускают «демона советского просто ради фана, веселого стебного удовольствия, полагая, что яд идеологии (после того, как не стало советской власти) нейтрализован, что осталась лишь сдутая оболочка, немая мумия, нелепая форма, с которой можно всячески играть»4. Б. Акунин, играя с традиционными жанрами, активно использовал клише беллетристики советской эпохи.

Если акунинская серия «Новый детективъ» — «Приключения Эраста Фандорина»—представляет собой коллекцию разновидностей детективного романа: конспирологический, плутовской, великосветский, политический, уголовный и пр., то в проекте «Жанры» представлены чистые образцы разных жанров беллетристики, причем каждая из книг носит название соответствующего жанра. Проект «Жанры» заявлен автором как «своеобразный инсектариум жанровой литературы, каждый из пестрых видов и подвидов которой будет представлен одним «классическим» экземпляром. В эту «энтомологическую коллекцию» входят «Детская книга», «Шпионский роман», «Фантастика», заявлены «Семейная сага», «Триллер», «Производственный роман», «Исторический роман» и др.

В реферируемом параграфе анализируются последние романы Б. Аку-нина «Шпионский роман» и «Фантастика». Пародирование в проекте Б. Аку-нина «Жанры» варьируется в довольно широком диапазоне — отсюда использование разного рода повторов, персонажей-двойников (многочисленные «литературные родственники» Эраста Фандорина — Роберт Дарновский, Сергей Дронов, Егор Дорнов и др.) и т. д. В этих произведениях существенным становится «гибристический аспект серьезного, во всех деталях «выворачивающий наизнанку» подлинность и неизбежно сопровождавший как часть двучлена все настоящее»5. Нельзя не отметить, что привлекательные для эстетически более искушенного читателя, тонкая стилизация, многообразие языковых игр, филологическая рефлексия, свойственные «фандоринскому циклу», в проекте «жанры» практически исчезают. Так, например, научная фантастика прошла в истории литературы свой внутренний путь от изучения отношения человека со «второй природой» и перспективой управления научно-технической революцией в интересах человека до художественного исследования возможностей управления процессом собственного усовершенствования. Б. Акунин же не учитывает эволюцию и использует лить опреде \рнньтй набор штампов, превращая текст в пазл. Определенная условность, вынесенная в заглавие «Шпионского романа», влечет за собой и упрощенность и условность текста.

4 Иванова К Ногтэльящрр Собрэнир нэблюдрний. — М , 2002 С. 88.

5 Фрейденберг О. Поэтика сюжета и жанра. — М., 1997 С. 282.

В конце главы делается вывод о том, что рассмотрение современной беллетристики как вершинной части массовой словесности позволяет утверждать, что она задает «среднюю» литературную норму эпохи и является необходимой составляющей полнокровного литературного процесса. На широком материале беллетристики XX века было показано, что жанровая принадлежность произведения не служит априорным свидетельством высокой или низкой его художественной ценности. В истории русской литературы XX века есть множество примеров яркого, экспериментального, новаторского использования той или иной литературной формы, о чем свидетельствуют творческие судьбы В. Каверина, В. Катаева, В. Орлова, В Токаревой, И. Грековой, Б. Акунина и многих других. Однако преимущественная ориентация беллетристики на массового читателя определяет использование ею апробированных эстетических образцов, перелицовывание классики. Проанализированные тексты свидетельствуют о том, что беллетристика — явление неоднородное, представленное разными по художественному уровню произведениями (от занявших уже место в истории литературы произведений до тяготеющих к массовым формулам мемуарных текстов и исторической беллетристики) Ряд беллетристических текстов намечает траекторию будущего движения литературы, иные же в полной мерс обнаруживают штампы массовой литературы. Феномен массовой литературы XX века, как было показано в исследовании, предполагает обращение к проблемам литературной репутации, читательской рецепции, социологии литературы. Социологические опросы, посвященные изучению структуры чтения последних лет, свидетельствуют о том, что картина мира, представляемая массовой литературой, соответствует потребностям представителей новых субкультур. Изменение статуса литературы в обществе неизбежно влечет за собой изменение авторской и читательской стратегий.

Конец XX века ознаменовался снижением интереса к печатному слову, изменением характера чтения: оно стало более индивидуальным, прагматичным, информационным, поверхностным, значительно изменилась доля чтения в структуре свободного времени; произошло явное вытеснение литературы на пространственную и культурную периферию. Каким образом эти перемены повлияли на формирование массовой литературы, рассматривается в третьей главе «Поэтика современной отечественной массовой литературы». Изменение парадигматических констант современной культуры порождает особые взаимоотношения в культурном пространстве и писателя, и читателя. В современном обществе возникает своеобразная библиофобия — неприятие книга как таковой, предпочтение ей других информационных носителей. В параграфе «Писатель - социокультурная ситуация-читатель: доминанты развития современной массовой литературы» доказывается, что массовая литература призвана отвлечь «массового человека» от монотонности повседневности. Постепенно она начинает определять диапазон

культурных потребностей «одномерного человека» (Г. Маркузе), который с удовольствием наблюдает за похождениями и подвигами серийных героев романов А. Марининой и Ф. 11езнанского, Д Дашковой и Е. Доценко, Д. Донцовой и Э. Тополя, осознавая при этом, что описываемые преступления никак не нарушают его психологического покоя. Читателю конца XX века требуется некое средство, снимающее избыточное психическое напряжение от обрушивающихся на него информационных потоков, редуцирующее сложные интеллектуальные проблемы до примитивных оппозиций («хорошее — плохое», «наши — чужие1», «добро — зло», «преступление - наказание» и т. п.), дающее возможность отдохнуть от социальной ответственности и необходимости личного выбора.

Принцип получения удовольствия становится смыслообразующим мотивом поведения человека, ставшего потребителем Предпочтение мира внешних впечатлений миру внутренних переживаний и размышлений требует и от искусства лишь удовольствия, разрядки, компенсации. В связи с этим можно утверждать, что процесс получения удовольствия от процесса чтения связан сегодня в большей степени с текстами именно массовой литературы, поскольку литература высокая, элитарная требует от современного читателя не только труда, внимания и активной мыслительной работы, ной читательской компетенции, столь необходимой при разгадывании интертекстуальных игр писателей. Получение удовольствия от чтения текстов во многом связано с кинематографическим опытом современного читателя, так как нетребует активного участия воспринимающего, ведеткчрезмерному увеличению роли визуального элемента.

Очевидно, что за последние десять лет в России сложились устойчивые структуры поведения читателей, во многом продиктованные киноиндустрией. В связи с этим кинематографичность текста становится устойчивой доминантой поэтики массовой литературы. Мышление кинематографическими образами, подчинение единой метафорической системе стало особым свойством «оптической памяти» (3. Фрейд) читателя конца XX века. Многие исследователи сегодня самым значимым событием XX века называют видеократическую революцию. Активно тиражируемые в последнее время комиксы стали типичным примером искусства «плоскостного восприятия», и распространение их есть показатель специфического характера визуальности современной культуры. Постоянные персонажи кино- и телеэкрана являются квазианалогами друг друга и множат себе подобных уже в литературе.

Ценности, персонифицированные в кинематографических образах, становятся основополагающими и в ироническом детективе (Д. Донцова, Г. Куликова и др.), и в криминальной мелодраме (Т. Устинова), и в любовном романе (А. Берсенева, Н. Нестерова и др.), и в триллере (А. Константинов, Ф. Незнанский и др.). Облегченное, «клиповое» манипулирование смысловыми единицами приводит к «ценностному коллажу», при котором исчезает грань между вымыслом и реальностью.

Являясь «эрзац-продуктом» специализированных «высоких» областей культуры, массовая литература не порождает собственных смыслов, а лишь имитирует явления культуры, пользуется ее формами, смыслами, профессиональными навыками, нередко пародируя их, редуцируя до уровня восприятия потребителя. Большая конкуренция на рынке массовой литературы требует от писателя непосредственного поиска своего читателя. В умении соответствовать «горизонту ожидания читателя» — залог успеха и писателя, и издателя. В конце XX в. наблюдается заметное снижение уровня читательской компетенции, связанной, в частности, со способностью хранить и творчески использовать следы ранее прочитанного. В литературной системе произошли заметные сдвиги, связанные с понижением социального статуса литературы, с отсутствием безусловных лидеров литературного процесса. Дефицит читательской компетенции, масштабное отторжение классики современным читателем связано во многом с культурной аллергией на школьный курс литературы Система подмен, подделок и переделок, симулякров, клонов, пересказов и адаптаций, захлестнувшая прозу рубежа XX — XXI вв., свидетельствует об отказе от построения новой литературной реальности. Для многих авторов массовой литературы культурные представления их читателя связаны со способностью хотя бы поверхностно ориентироваться в мире классической литературы. Поэтому столь часты довольно нарочитые, зачастую случайные, не связанные интертекстуальными маркерами, апелляции к классическому наследию (сноски, диалоги героев, назидательные отступления автора и т. д.). Авторы массовой литературы, четко улавливая низкий уровень читательской компетенции своего адресата, по-своему наследуют «учительную» миссию русской литературы.

Интертекстуальность является основополагающим принципом, присущим художественным текстам XX века. Но не всегда автор может бьггь уверен в том, что реципиент информации в состоянии адекватно интерпретировать или идентифицировать сигналы интертекстуальности. Важно отметить, что категория интертекстуальности, свойственная в большей степени литературе постмодернизма, в особом упрощенном виде может быть обнаружена и в текстах массовой литературы, где иптертек-стуальные включения могут быть представлены разными способами. Интертекстуальность массовой литературы апеллирует к культурной памяти усредненного читателя, к культурному полю, связанному, как уже отмечалось выше, прежде всего с кинематографом и телевидением, с общеизвестными литературными текстами. Например, в ироническом детективе игра с прецедентными текстами, рассчитанная на более искушенного читателя, становится тем вторым планом, который отражает авторское представление о разных типах читателя, их культурной памяти и возможности воспринять подтекстовую информацию. Цитация в широком смысле слова связывается и с включением в текст разнообразных элементов чужого речевого опыта. Так, объектом рефлексии в женских

романах нередко становятся ячык, речевое поведение, конкретный лексический выбор, позволяющий судить об особенностях личности, представления о речевом идеале, весьма причудливые у некоторых авторов Очевидно, что произведения массовой литературой никогда не станут «текстами влияния», вступающими в резонанс с читателем и порождающими новые метатексты. В них могут, как было показано, наивно и примитивно использоваться цитаты, образы, темы «высокой» литературы, но сами тексты массовой литературы конечны и сиюминутны, на их примере можно говорить не только о «смерти автора», но и о «смерти интертекста».

Массовая литература заменяет истинную картину мира его упрощенными схемами, фиксирующими беспомощность человека, его тревожность, растерянность передрешением проблем современного мира. Этой растерянностью во многом объясняется и инфантильность массового читателя начала XXI века, которому требуется особая система средств по смысловой адаптации, «переводу» транслируемой информации с языка высокого искусства на уровень обыденного понимания. Если такого рода адаптация всегда требовалась детям, когда «взрослые» смыслы переводились на язык сказок, притч, занимательных историй, упрощенных примеров, более доступных для детского сознания, то в конце XX века подобная интерпретативная практика стала необходимой для человека на протяжении всей его жизни. В релятивистском отношении массовой литературы к «легитимной» (по П. Бурдье) культуре, в вытеснении классики на культурную периферию, в упрощениях, примитивизации, наивном использовании интортекстуальных маркеров обнаруживаются черты современной литературной ситуации, порождающей особый тип «наивного читателя» и уводящей этого читателя от реальности Необходимость изучения феномена массовой литературы как особой, живущей по своим законам части литературного процесса требует серьезного внимания к формирующемуся новому типу создателя массовой литературы. В параграфе «Категория «автора» в массовой литературе» доказывается, что одной из особенностей массовой литературы является нивелирование авторской точки зрения, а нередко и анонимность произведения. «У социального больше нет имени. Вперед выступает анонимность»6, — так Ж. Бодрийар описывал процессы, происходившие в культуре XX века. Близость поэтики и социальных функций фольклора и массовой литературы проявляется в анонимности, деиндивидуализации творчества. Анонимное сопутствует безличному, надевая маску псевдонима, аноним утверждает незначимость своего имени для других. Псевдоним, как элемент творчества и игры, в отличие от подлинного имени, включается в эстетическую систему, а применительно к массовой литературе — еще ив

6 Бодрийяр Ж В тени молчаливого большинства, или конец социального. — Екатеринбург, 2000. С. 28.

экономическую. Особенности восприятия массовой литературы определяются тем, что известное имя часто интересует читателя (ииздателя) лишь как гарантия предлагаемого товара, поэтому издательства иногда сохраняет за собой право выпускать рукописи разных авторов под общим псевдонимом.

Репертуар культурных ролей авторов массовой литературы различен. Ярким показателем социологического наполнения категории «авторства» является так называемая доктрина «наемного труда», когда владельцем произведения, созданного с помощью «литературных негров», является наниматель, своеобразный «юридический автор». Примеры разнообразных «литературных проектов» отчетливо демонстрируют, что тип современного автора массовой литературы очень неоднороден — это и журналисты, и выпускники Литературного института, и литературоведы, и переводчики, набившие руку на западных образцах литературы, и наивный читатель-автор, вычленивший в полюбившемся жанре жесткую схему.

Авторская субъективность, которая должна организовывать художественный текст, порождать его целостность, в массовой литературе размывается и нивелируется. Показателен проект «Дарья Донцова» — наиболее успешная издательская манипуляция последних лет, насчитывающий более 50 книг, изданных за 4 года. Д. Донцова трезво относит свои произведения и книги своих коллег к «литературному фаст-фуду», к сказкам, необходимым читателям (особенно читательницам) в апокалиптическое время рубежа XX — XXI веков: «Мои книги — это сказки, оттого они так популярны. Вокруг столько жестокого и страшного. Нигде нет ощущения хоть чего-нибудь светлого, хорошего, спокойного. Тогда женщина берет сказку и читает. А закрыв книжку, думает: "Господи, у ме1 ш тоже, можетбыть, все будет хорошо ".Я народный писатель, пишу для улицы (выделено мной.—М. Ч.)»(www.dontsova.net). Намеренно подчеркивая свое «низовое» положение в литературной иерархии, Д. Донцова с присущей ей иронией говорит, что ее роль состоит в том, чтобы «закрепить привычку держать в руках книгу». Многие массовые авторы подчеркивают «терапевтический эффект» своих книг; не претендуя на роль учителя или пророка, они довольствуются ролью домашнего психотерапевта. Таким образом, сами авторы массовой литературы достаточно четко выстраивают жанровую иерархию и определяют функции массовой литературы.

Автор массовой литературы, если он хочет быть востребованным рынком неизбежно подчиняется серийности — еще одной особенности массовой литературы, связанной с социально-психологическими особенностями бытования ее жанров. Наличие серийного героя (следователя, сыщика, писателя-детективщика или даже преступника), с одной стороны, привлекает читателя (который воспринимает героя как своего старого знакомого), с другой—снижает качество литературы (повторя-

емость приемов, изнашиваемость постоянн >1

библиотекл )

с. петербург { т та »

терной

чертой постиндустриального времени становится поточное производство не только печатной, но и визуальной продукции. Литература-фикшн становится частью тра нечедийного i юрратива ■ печатный текст переводится в визуальный — экранизируется (литературный сериал чаще всего становится сериалом телевизионным («Каменская» Л. Марининой, «Бешеный» В. Доценко, «Марш Турецкого» Ф. Незнанского, «Улицы разбитых фонарей» А. Кивинова, «Досье детектива Дубровского» Л. Гурского и др.), а визуальный становится вербальным—романом («Бедная Настя», «Просто Мария», «Бригада» и др.); и те и другие могут трансформироваться в вербально-визуальную форму—комиксы, компьютерные игры.

Заметной чертой современной массовой литературы становится особый тип главного героя—создателя произведений массовой культуры, в частности, массовой литературы. «Кухня» производства бестселлера с ее мистификациями, «литературными неграми», трансформациями, подделками и подменами становится темой произведений А. Марининой, Д. Донцовой, П. Дашковой, А. Иванова и многих других.

Понятие «автор» в массовой литературе, как было показано, не только меняет свою отологическую природу, но и предельно точно отвечает социокультурным требованиям времени. Важным оказывается то, что разнообразные формы существования «глянцевого» писателя свидетельствуют не только о коммерциализации литератур! того процесса, но и об инфантильности, являющейся характерным признаком массового сознания. Установки и стратегии массового читателя (и порожденного его «ожиданием» «глянцевого» писателя), в которых обнаруживаются радикальные ментальные сдвиги и своеобразная корректировка сознания, свидетельствуют об «упрощении» литературных ожиданий.

Развитие современной массовой литературы, начавшееся с середины 1990-х годов, было поступательным. Первым этапом было своеобразное «калькирование» наиболее популярных образцов западных детективов, мелодрам, фантастики, фэнтези. Отклик на принципиально новые социальные явления 1990-х годов обеспечил особую популярность детективу, который сохранял «чувство порядка в эпоху беспорядка» (так говорил еще в 1978 г. одетективеХ.Л Борхес). Не случайно преобладавшие на книжных прилавках в конце 1980 — начале 1990-х гг. детективы всемирно признанных мастеров жанра (А. Кристи, X. Чейза, С Гарднера, Д. Хэммета, Р. Стаута, С. Жапризо и др ), ранее практически недоступные советскому читателю, постепенно заменяются детективами отечественными. Это свидетельствует о смене читательских предпочтений, обусловленных и психологическими, и социальными причинами (стремление адаптироваться к новым социальным ролям в обществе, необходимость осмыслитьтрансформации в социальной стратификации).

Начиная с середины 1990-х годов стало стремительно выстраиваться здание отечественной массовой литературы, в котором А. Маринина занимает особоеместо Б.АкунинвидитрольА Марининой в том, что «п ipp гпбгтврнно,

и начался бум отечественной беллетристики. Она первая потеснила и почти изгнала с книжных прилавков басурман» (выделено мной. — М. Ч.) («АиФ» (15.05.2002). Женский детектив как репрезентативный жанр современной массовой литературы рассматривается в параграфе «Женскийдетектив: творчество А Марининой и векторы развития жанра».

Многослойность и противоречивость сегодняшнего дня внесла серьезные коррективы в структурную матрицу отечественного детектива. Универсум современного детективного романа, часто отмеченный скудностью и стертостью сюжетных ходов, представляет лоскутный облик культуры, трафареты быта, отмечен стилистической разноголосицей.

Жанровые трансформации, характерные для отечественного детектива, демонстрируют широкий разброс культурных и литературных ценностей. «Жанровые ожидания» массового читателя удовлетворяются сегодня многочисленными детективными сериями. На интеллигентного читателя рассчитаны исторические детективы Б. Акунина, экономические детективы Ю. Латыниной, политические детективы В. Суворова, Л. Гурс-кого, Э. Тополя, Д. Корецкого и др. Женская аудитория выбирает «уютные», «неспешные», «шоу-детективы» или иронические детективы, написанные женщинами (А. Маринина, Д. Донцова, П. Дашкова, Т. Устинова, Н. Александрова, Г. Куликова, В. Платова, Т. Полякова и др.). Причем, важно отметить, что имен! ю в подобных детективах происходит наибольшее смешение жанров массовой литературы (это своеобразный синтез любовного, бытового и приключенческого романа с элементами детектива). Мужская аудитория традиционно выбирает боевики, «крутые», шпионские детективы и детективы сатирические. К последним относится серия «про ментов» А. Кивинова, отсылающая «памятью жанра» к производственным романам советской эпохи. Маргинальный статус в жанровом пространстве современного детектива имеет широко и разнообразно представленный «бандитский детектив» (Братья Питерские, Евг. Монах, М. Мартидр.). Разнообразие отечественного детектива свидетельствует о различных, зачастую противоположных, взглядах авторов детектива на современного человека и систему ценностей.

Так как успех писателя связан с точным попаданием в определенную культурную институцию, успехА. Марининой во многом связан с эффектом «узнавания себя». Героями ее детективов становятся люди «из толпы» (челноки, продавцы цветов и газет, служащие), бывшая советская интеллигенция (учителя, врачи), проблемы которых близки и понятны широкому читателю. Жизнь серийной героини Марининой Насти Каменской напоминает судьбу среднестатистического инженера или гуманитария середины восьмидесятых. Мир Марининой далек от совершенства, но автор моделирует«микрокосмжелаемойреальности». Этидетективы отличаются абсолютно доступным, понятным языком, с почти казенным, бюрократически внятным синтаксисом и тривиальной лексикой. Писательница вводит в свои детективы широкий социальный контекст, расширяя тем самым

границы жанра. Марининой удалось соединить структуру полицейского, криминального, производственного и любовного романов. При этом в центре ее произведений —динамично закрученная интрига, с которой соотнесены психологические и социальные коллизии.

Если исходить из определения французского теоретика литературы А Компаньона, что «классик—это член некоторого класса, звено некоторой традиции»7, то можно считать, что А. Маринина стала классиком отечественного детектива конца XX века, практически отменив маргинальный, нелегитимный статус в литературоведческом пространстве понятия «автор детектива».

Литература посредством отсылок, аллюзий, цитирования, иронической полемики включается в разнообразные диалогические отношения с другими литературными образцами. И в этом отношении включенность творчества Ма рининой в контекст современного иронического детектива заслуживает особого внимания, так как оно отражает некоторые тендерные стереотипы, но в то же время трансформирует их.

В средствах массовой информации репродуцируется ограниченный проблемно-тематический спектр «дамского» дискурса: любовь—мода — здоровье — карьера — дом — семья — дети — развлечения. Эти темы, соединяясь с темой преступления как одной из семантических доминант последнего десятилетия, формируют тематическое пространство «женского детектива», предлагающего новое понимание природы современной женщины, которой отдается пальма первенства в одном из самых сложных «мужских» дел — борьбе с врагом, преступником, убийцей. Женскийдетектив имеет свойство «обытовлять» страшное, приблизив на такое расстояние, когда оно перестает внушать ужас. Он стал своеобразной «лабораторией», в которой моделируются новые образы и стереотипы «женственности». Детектив дает возможность исследовать поведение женщины на границе нормальной и аномальной жизни, причем женские персонажи превосходят мужские не только числом, но и разнообразием характеров.

В детективах А. Малышевой, А. Даниловой, М. Серовой, В. Платовой, Е. Арсеньевой, Т. Поляковой, П. Дашковой, Е. Юрской, Т. Степановой, Т. Устиновой и др. присутствует специфически женский отгенок: они перенасыщены эмоциями и связаны с темой вины, ответственности, либо носят дидактический характер. Чаще всего героиня женского детектива — частный детектив, журналист, репортер криминальной хроники. Дилетантское увлечение расследованиями преступлений способствует есте-с гвенному включению в текст иронических коллизий

Современный «женский» детектив оказывается полем иронических дискуссий о современной массовой литературе. Так, обязательность знания текстов А. Марининой читателями подразумевается многими авторами

7 Компаньон А. Демон теории: литература и здравый смысл —М., 2001. С. 275.

современных детективов. Это свидетельствует о формировании неких канонов отечественного детектива. В романе И Волковой «Человек, который ненавидел Маринину» объектом авторской иронии становится «культ Ма-рининой», который уже воспринимается как парадигма масс-коммуника-тивного влияния: практически каждый персонаж проходит своеобразный тест на знание романов Марининой. Автор со свойственной ей иронией доказывает, что Маринипа — «наше все» и ее знают даже те, кто вообще не читает детективов.

Отражение А. Марининойв «зеркале» отечественного ироническою детектива убеждает, что писательница уверенно задает определенную систему координат в рамках этого жанра. В то же время последние произведения автора свидетельствуют о стремлении выйти за рамки детектива в более широкое жанровое пространство.

«Поэтике повседневности современной массовой литературы» посвящен четвертый параграф диссертационного исследования. В последнее время филология активно обращается к поэтике «низкого и повседневного» (К. Богданов, С. Бойм, В. Химик). «Археология повседневности» изучает пограничные зоны между бытовым и идеологическим, повседневным и эстетическим.

В массовой литературе, современном аналоге фольклора, городского эпоса и мифа, как правило, можл ю обнаружить очерки общественных нравов, картину жизни города. Маркеры повседневности, приметы быта ста! ювятся значимыми элементами поэтики массовой литературы, обращенной к современности, содержащей самые броские, хроникальные приметы нынешнего дня. Герои действуют в узнаваемых социальных ситуациях и типовой обстановке, сталкиваясь с проблемами, близкими массовому читателю. Именно это является одной из наиболее привлекательных для читателя черт массовой литературы. Неслучайно критики говорят о том, что массовая литература в какой-то степени пополняет общий фондхудожественного человековедения. Авторы строят тексты в соответствии со сложившимися стереотипами читательских предпочтений (в этом обнаруживается связь массовой литературы и современной журналистики). В какой-то степени массовую литературу можно сопоставить со средствами массовой информации: детективы, мелодрамы, фэнтези прочитываются и пересказываются, подобно свежей газете или глянцевому журналу, их сюжеты мгновенно отражают изменения жизни общества, смены правительств, экономические преобразования и кризисы, убийства известных людей и даже политические и экономические слухи.

Если оттолкнуться от идеи совремет 1ых философов о том, что искусство XX века посвящено теме невозможности чуда в реальном мире, то можно сказать, что массовая литература стремится восполнить эту лакуну. В связи с этим важно определить связь массовой литературы с рекламой, у шерждающей идею вечного комфорта. Через рекламные образцы, адаптированные к сюжетам массовой литературы, происходит масштабный

процесс приобщения к умениям строить жизнь, вести цивилизованное личное, семейное, общественное существование. Так, иронические детективы Д. Донцовой утверждают мест о рекламы в повседневной жизни. Устойчивыми маркерами обыденного сознания становятся сентенции, извлеченные из рекламы. Современный женский роман по многим своим содержательным и формальным характеристикам смыкается с публикациями женских «глянцевых» журналов, а нередко и просто с рекламными проспектами известных фирм. Точная фиксация примет повседневности, тривиальных явлений обыденной жизни, обнаруженная в текстах массовой литературы, провоцирует читателя на мгновенное и почти автоматическое узнавание.

Телевидение (сериалы, реклама и т. п.) обладает преимуществом в создании вербальных и визуальных образцов повседневной жизни и коммуникации в культуре. Власть телевидения, выстраивание реальной жизни по лекалам экранных героев часто становится сюжетной основой современных детективов. Использование языка рекламы в массовой литературе оказывается гранью игрового отношения к действительности. Й. Хейзинга писал, что «повседневная жизнь современного общества во все возрастающей степени определяется качеством, у которого есть некоторые общие черты с игровым и в котором скрыт необычайно богатый игровой элемент современной культуры» (выделено мной. — М. Ч.)в.

Маркером повседневного быта становится не просто «вещь», а «модная вещь». Мода рассматривается как разновидность массового поведения, неотъемлемая от массы и массовой культуры, как одна из форм, один из механизмов социальной регуляции и саморегуляции человеческого поведения: индивидуального, группового, массового. В реферируемом параграфе на материале романов Д Донцовой обнаруживаются разные срезы современной повседневности. Иронический детектив Д. Донцовой делится на четыре «серии», главными героями которых становятся Даша Васильева («Даша Васильева — любительница частного сыска»), Евлам-пия Романова («Евлампия Романова. Следствие ведет дилетант»), Виола Тараканова («Виола Тараканова. В мире преступных страстей») и Иван Подушкин («Джентльмен сыска Иван Подушкин»). Четыре героя — это четыре варианта современной картины мира, четыре социальных среза российской действительности начала XXI века. Разнообразие серийных героев отражает «горизонты ожидания» современногомассовош читателя, воспринимающего «портативные варианты» многоступенчатого бытия.

В фокусе внимания массовой литературы находятся не эстетические проблемы, а проблемы репрезентации человеческих отношений, которые моделируются в виде готовых игровых правил и ходов. Читатель становится «воображателем» или «мечтателем», пассивным потребителем и наблюдателем, которому доверено переживать страсти других людей.

ХейзингаЙ НошоЬиёепэ В тени завтрашнего дня — М., 1992 С. 231

Одним из доминантных кодов массовой литературы, какуже отмечалось, оказывается эскапизм, уход от реальности в другой, более комфортный, мир, где побеждают добро, ум, красота и сила.

Женскому роману в жизни современной женщины отведена важная функция — компенсировать отсутствие необходимого количества положительных эмоций. Выявлению «Типологических черт русского любовного романа рубежа XX — XXI вв.» посвящен пятый параграф работы. Причина успеха любовного романа состоит в том, что, с одной стороны, читательницам предлагается окунуться в иной мир с «их» модой, стилем жизни, бытом, описанием далеких городов, а с другой, романы становятся своеобразным учебником по психологии, этике и практике семейной жизни.

В середине 1990-х гт. в связи с перенасыщенностью книжного рынка переводными романами и литературными мистификациями (нередко российский автор скрывался за западным именем и западным антуражем) появились отечественные детективы А. Марининой, Ф. Незнанского, Ч. Аб-дуллаева идр., фантастика Н. Перумова, А. Столярова, М. Успенского и др. В это же время предметом напряженных дискуссий стал феномен русского любовного романа, становление которого, начавшееся приблизительно с 1995 г., критиками было воспринято скептически.

Первые отечественные романы о любви были лишь кальками западных аналогов. При сохранении формульных признаков «розового романа» изменялись лишь черты хронотопа и этноса, действие лишь номинально переносилось в перестроечную Россию. Любовный роман начала 1990-х был наполне! I трансформациями мифологемы Золушки, где существенную роль занимал мотив превращения героини из бедной и неустроенной в преуспевающую и любимую. Создавались типичные кальки западных розовых романов, с четко распределенными тендерными ролями Он — богатый, красивый, как правило, окутанный тайной. Она — столь же красивая, скромная, нежная, целеустремленная. С 1995 года русский любовный роман постепенно завоевывает российский книжный рынок. Появились романы М. Юденич («Я отворилперед тобою дверь», «Исчадие рая», «Сен-Женевьев де Буа» и др.), Д. Истоминой («Леди-босс», «Леди-бомж» и др.), Н. Калининой («Любимые и покинутые»), М. Мареевой («Принцесса на бобах»), Н. Невской («Подруги», «Василиса Прекрасная», «Ледянойконь» идр.), А Кравцовой («Игры для троих»), И. Ульяникой («Все девушки любят богатых», «Все девушки любят женатых»), А. Алексеевой («Любовь провинциалки или нелегкие опыты любви »,« Замужество Зиночки Пенкиной», «Тетя Шура, любовь и старый дом»), А. Дубчак («Визиты к одинокому мужчине»), Е. Богатыревой («Три судьбы» и др.), Е Вильмонт («Путешествие оптимистки, или все бабы дуры» идр.), В. Ветковской («Танец семи покрывал»), А Берсеневой («Возрасттретьейлюбви») идр.

Тендерный дискурс как элемент описания картины мира современ-I гого человека проявляется в различных аспектах культурной парадигмы,

в том числе и в массовой литературе, особенно в любовном романе Методологической основой тендерных исследований в литературоведении является концепция субъекта, теоретические основы которого заложены в работах В. Вулф, Ю Кристевой, Л. Иригарай, Ж. Дсрриды, Ф. Лакана, раскрывших особую роль женщины в оформлении структуры сознания человека.

С моноструктурностью мира любовного романа коррелирует его предельная обобщенность. Эти романы можно читать подряд как одну длинную историю с хорошо знакомыми лицами и предсказуемым концом, поскольку роман адресован женской аудитории, он представляет «женскую» точку зрения на мужчин, секс, любовь, половые модели поведения. Тем не менее, любовный роман строится на принципиально антифеминистских позициях и отражает скорее мужской взгляд на норму женского поведения. В универсуме традиционной розовой беллетристики типич! 1ым становится сюжет о том, как постепенно проявляется женское начало в молодой деловой женщине, д ля которой карьера была неизменно главным в жизни. Эта черта любовного романа позволила О.Вайнштейн назвать его «сказкой о женской инициации»9.

Трафаретность массовой литературы формирует и марионеточный оттенок мифа о «женском» и «мужском». Женственность как объект маскулинного дискурса чаще всего заключает в себе абстрагированные «крайности»—идеал или антиидеал. Очевидно, что тендерные стереотипы действуют в тех ситуациях, когда сложное явление упрощается до знакомого и привычного образца, взятого из арсенала исторической памяти, опыта, мифологических схем. Эффективным инструментарием постижения дискурса женской идентичности становятся нормы и стандарты фольклорной эстетики. В массовой литературе последних лет формируются концепты новой женской прозы, отражающие изменения на аксиологической шкале современного массового сознания. Показательны заглавия «производственных» любовных романов: «Стюардесса», «Гувернантка», «Актриса», «Официантка», «Банкирша», «Торговка», «Главбухша», «Училка» и др. Особенно примечательны последние четыре названия: читательские ожидания связываются с неизбежной в ходе развития сюжета сменой узуальной отрицательной коннотации, представленной в заглавиях, на противоположтгую. Не случайно в рекламе этих книг объявлялось, что они представляют все, что читатель хочет узнать «о женщинах новой России». Клише «женщины новой России» связывается с принципиально новым набором социально престижных видов деятельности, хотя, как и в производственных романах советской эпохи, для героинь этих книг профессиональная состоя гельность, успех в бизнесе, уважение коллег становятся зачастую важное личного счастья.

9 Вайнштейн О Российские дамские ромаиьг от девичьих тетрадей до криминальной мелодрамы // Новое литературное обозрение. 2000. № 41. С. 321.

Сложившийся устойчивый набор семантических компонентов нового женского самоопределения, логика готовых литературных схем привели 1 га литературный рынок многочисленное количество «читателей-авторов» (но терминологии А. Белецкого), которые воспринимают написание розового романа или женского детектива как своеобразную психоаналитическую практику, способ доказать собственную женскую состоятельность. Устойчивыми маркерами обыденного сознания россиянок на рубеже веков оказываются сеитенции, извлеченные из популярных статей о психологии и искусстве общения. Жанр западного розового романа на российской почве трансформируется, традиционный любовный роман все больше расширяет свои рамки, «размывает цвет», все больше становясь розово-черным.

К концу XX века благодаря кинематографу, телевидению, рекламе, Интернету возникла новая оптика видения человека, сложились устойчивые структуры поведения читателей, во многом продиктованные киноиндустрией. Кинометафора красивой жизни стимулирует в русском любовном романе развертывание оценочного дискурса. Типологические параллели, ассоциации со ставшими классическими эпизодами — характерные черты русского любовного романа. Киноверсия жизни становится устойчивым компонентом русского любовного романа. Зачастую авторы строят свой сюжет «по мотивам» известных кинофильмов («Красотка», «9,5 недель», «Мояпрекраснаяледи», «Москва слезам не верит» и др.). Заимствование кинематографических конструктивных и семантических особенностей происходит на уровне узнаваемых образов или сцен.

Для русского любовного романа значимым становится эффект узнавания: в них включено множество деталей повседневного быта конца 1990-х годов. В поэтике повседневности русского любовного романа проявляется очевидное генетическое родство с дамскими глянцевыми журналами, которые с 1990-х гг. создавались по образцами западного женского «глянца» («Домовой», «Караван историй», «Домашний очаг», «Женские хитрости», «Аиза» др.). В конце XX века в женских российских журналах транслировался создающийся одновременно с меняющейся российской действительностью миф о «новой русской женщине». В качестве путеводителей по жизни женские журналы и любовные романы продуцируют инфантилизм как основу женского мироощущения. То, что должно быть получено однажды в детстве и стать основой для получения индивидуального опыта, началом жизненного пуга, предполагающего осознанный выбор и принятие решений, растягивается на годовой и жизненный цикл, оказываясь мнимой заменой собственно личного опыта.

Обилие появляющихся в женских журналах мини-любвных романов представляет собой род меди иной словесности — словесного творчества непрофессионалов взрослых людей. Такие тексты характеризует установка на бессознательную репродукцию профессиональных, усредненных и трансформированных (под воздействием законов массовой

ментальности) культурных образцов, клишированность на всех уровнях словесной организации. Установка на изображение обыденной жизни с фиксацией бытовых деталей, иллюзия достоверности происходящего, описание трогательных и одновремеш го назидательных случаев из жизни отсылает к девичьему рукописному рассказу, наивным рассказам о любви. Очевидно, что на рубеже XX - XXI вв. медийная словесность активно ищет разнообразные ходы для легитимизации и самообнаружения, что проявляется в совпадении некоторых подходов к созданию художественных образов с массовой литературой.

За недолгое время своего существования русский любовный роман прошел путь своеобразного жанрового становления: от примитивных романов-калек, бесконечных сказок о Золушках до романов, соединяющих в себе жанры любовного, иронического и авантюрного ромагга.

Русский любовный роман конца XX — начала XXI вв. отразил новые представления о социальных ролях современной женщины, а также господствующие в обществе стереотипы об отношениях мужчины и женщины. Современная мелодрама, как и женский детект ив, используя многие кинематографические приемы, создает своего рода «бытовую поэтику», украшая повседневность и определяя тот идеал (часто весьма примитивный), отсутствие которого остро ощущается в обществе. В этом несомненная социальная роль современного любовного романа. Не представляя сколь либо заметных художественных достижений, русский любовный роман воспроизводит своеобразный слепок эпохи, демонстрирует рожденную в соответс гвии с тендерными канонами и обыденными стереотипами модель личности нового века.

Исследовательское внимание в шестом параграфе сосредоточено на «трансформации классического художественного текста как феномене современной массовой литературы». Отечественная массовая литература дает возможность говорить о своеобразном переводе с языка одной культуры на язык другой, упрощенной и тривиальной. Перевод художественного текста имеет преимущественно интерпретативный характер. Эмоционально-смысловая доминанта художественного текста при переводе искажается, поэтому изменяются и семантические параметры текста. Одним из маршрутов современной массовой культуры стал ремейк'0. Ремейк, как правило, не пародирует классическое произведение и не цитирует его, а наполняет новым, актуальным содержанием, при этом обязательной остается оглядка на классический образец: повторяются его основные сюжетные ходы, практически не изменяются типы характеров, а иногд а и имена героев, но иными оказываются доминантные символы времени. Задача ремейка — проявить, дописать (или переписать) оригинальный текст,

ш "Толковый словарь иностранных с лов» Л П Крысина отмечает орфографическую вариантность' ремейк и римейк, наблюдаемую и в рассмотренных текстах-

который по ряду причин сохраняет свою актуальность и востребованность в новой культурной ситуации, но в то же время нуждается в содержательной ревизии.

Маргинализация культуры, свойственная любому переходному периоду, приводит к тому, что границы функциональной значимости «нормативной» литературной культуры нарушаются, авторитетность классического текста ослабевает. Именно в «эпигонские эпохи» возрастает количество всевоз-люжных пересказов, адаптаций и переложений известных текстов мировой литературы. На этом фоне особого внимания заслуживает явление, отчетливо обозначившееся в последние годы: жанровые поиски современной массовой литературы, оказались в значительной степени связанными с игровым использованием классического наследия. Литература обнаруживает склонность к созданию вторичных произведений (дайджесты, адаптированные пересказы, комиксы по классическим текстам) ; заимствуются названия, имитируется стиль, жанр, пишутся продолжения. Отличие ремейка заключается в афишированной и подчеркнутой ориентации на один конкретный классический образец, в расчете на узнаваемость «исходного текста». Прагматический запрос «нового русского читателя» па упрощенное представление необходимых культурных символов выразительно представлен в повести А. Уткина «Самоучки».

В ремейке неизбежно упрощение классического текста, его сокращение, изменение формальных примет хронотопа. Распространение ремейка, несомненно, является ответом на запросы определенной части читателей. Перераспределение культурных ценностей в литературе, адресованной массовому читателю, изменение репертуара классических культурных ролей предельно четко проявилось в серии «Новый русский романт.» издательства «Захаров», предложившего своим читателям книги анонимных авторов: Федора Михайлова «Идиот», Льва Николаева «Анна Каренина», Ивана Сергеева «Отцы и дети». Эти тексты-трансформы представляют своего рода экспериментальный материал. С одной стороны, они великолепно демонстрируют разрушительные последствия любого вторжения в целостную ткань художественного текста, а с другой — представляют те модели трансформации, которые, по мнению издателей, должны ответить на запросы гипотетического массового читателя. Анализ ремейков приводит к выводу, что перекодировка произведения осуществляется откровенно элементарным способом: при сохранении основных сюжетных линий, имен персонажей идет сокращение и упрощение текста. В результате подобных замен нового вертикального контекста не создаегся, отдельные маркеры эпохи остаются лишь этикетками повседневности.

Такой примитивный способ «перекодирования» текста вынудил издателя И. Захарова уточнитьжапр романов. Он заявил, что это I ю ремейк, а апгрейд, то есть доведение «до современного уровня» «устаревшего» классического текста Если в ремейке текст полностью пересочинен, то апгрейд—это пересказ романа «слово в слово», на основе компьютерно-

го файла, с общим сокращением сюжетных оборотов, изменением (минимальным) обстоятельств, заменой имен, профессий, жаргона действующих лиц и уничтожением наиболее ярких примет стиля оригинала.

В рамках парадигмы «вторичных текстов» (ремейки, сиквелы, сериалы), объединяющей разного рода трансформации классики, постоянно появляются новые вариации. Так, например, успех телевизионных сериалов вызвал обратное движение: немедленную публикацию «романов-рефератов» по мотивам только что прошедших фильмов, в которых сюжет дробится на части, и каждая из них заключена втолстыйтом, продаваемый отдельно («Бедная Настя», «Близнецы» Н. Ани-симова, «Две судьбы» Д. Малкова, «Участок» А. Слаповского и др.). «Вторичные" тексты обычно представляют предельные случаи упрощения и низведения адресата/читателя на нижний уровень культурной шкалы. С другой стороны, различные приемы переработки классического текста могут быть и достаточно тонким игровым приемом. Ремейки и другие «вторичные тексты « конца XX века как знаки предельной известности текста-оригинала, некоего свернутого «ярлыка», самого общего представления о сюжете, стали «ложными синонимами» (У. Эко), совпав с требованиями массовой литературы, требующей «перевода» информации с языка высокой культуры на уровень обыденного понимания.

Можно с уверенностью говорить о том, что тексты и стереотипы массовой культуры служат средством диагностики социально-психологических и культурных недугов общества. Так например, заглавия текстов массовой литературы являются определенными доминантными символами национальной идентичности, представляющими портативный вариант современной культуры. «Поэтке заглавия массовой литературы» посвящен седьмой параграф исследования. Являясь важной составляющей целого текста, заглавие имеет принципиальное значение для понимания текс! а, восприяти де ленных маркеров — базовых слов с одним значением и привычными коннотациями (слова «убийство», «преступление», «смерть» и др. для детективов, «любовь», «мечта», «поцелуй» и др. для мелодрамы и т. д.). По ключевым словам читатель узнает свой текст. Раздвигая границы книги, автор уже через заглавие начинает разговор с читателем, во многом определяя авторскую позицию, но в то же время, оставляя возможность различных трактовок.

В текстах массовой литературы заглавия выполняют дополнительную роль — оно должно привлечь широкого читателя, сориентировать его в книжном потоке, помочь осуществить выбор в соответствии с индивидуальными запросами. Заглавие призвано маркировать начало текста, представляя текст в виде товара, таким образом, за! лавие становится коммерческой маркировкой. Ряд издательств, работающих на рынке массовой литературы оставляет за собой право издавать романы под именем уже «раскрученного» автора и давать названия произведениям, соответствующие той или иной серии. В оформлении современных

массовых романов четко отражены тендерные стереотипы современного общества Мужское и жа 1ское начала четко маркированы уже на обложке: обложка с виньетками, красавицами и мускулистыми героями д ля дамского романа, супермены с автоматами для боевиков, пистолет кокетливо перевязанный бантиком д ля серии детективов, написанных женщинами.

Массовая литера тура создается в соответствии с запросами читателя, нередко весьма далекого от магистральных направлений культуры; она же является существенным фактором, формирующим его сознание, языковое сознание, в частности. Заглавия массовой литературы с очевидностью демонстрируют активизацию в современном массовом сознании негативного полюса, растущую агрессивность общества (Ср.: «В постели со смертью», «Наперегонки со смертью», «Светлыйликсмерти», «Контракт со смертью», «Убить, чтобы воскреснуть», «Контракт со смертью», «Один на один с врагом», «Налог на убийство», «Десерт для серийного убийцы» и др.).

Заглавия массовой литературы часто строятся на основе прецедентных текстов, являющихся важной частью коллективного языкового сознания. Прецедентные тексты, часто трансформированные в заглавиях, ориентированы на читателя разной степени образованности. Это могут быть пословицы и афоризмы в их исконном или измененном виде, строки из популярных песен, трансформированные названия литературных произведений, кинофильмов: «Бойневечен», «Место под солнцем», «Ктона свете всех быстрее», «Я от мафии ушел», «У прокурора век не долог», «Место смерти изменить нельзя», «Обнесенные "ветром"», «Здравствуйте, я ваша "крыша"», «Кошмар на улице Стачек».

Исследование поэтики современной массовой литературы требует обязательного обращения к ее языковым особенностям. Этому аспекту изучения феномена массовой литературы посвящен параграф восьмой «Лексико-стилистическое своеобразие современной массовой литературы». Именно язык произведения часто позволяет провести грань между текстами разного уровня, разграничить качественную беллетристику, достойную массовую литературу и низкопробные тексты. Уровень языкового воплощения темы и сюжетных линий дает или не дает возможность ставить вопрос о поэтике произведения (нередко это понятие к тексту просто неприложимо).

Культурное косноязычие, своеобразное смысловое «заикание» при часто наивном и примитивном использовании языковых клише во всей полноте проявляется в массовой литературе, тексты которой аккумулируют наиболееха-рпктррш.!опримег!.1Совре?мен1юйяз1жоЕонатг)7а1Т!1511 вкусовыхпристраспшроз-личных социальных групп. В художественном тексте, воплощающем языковую интуицию и языковую рефлексию автора, многие явле! мя совремеш юй речи не просто фиксируются, а отбираются и по-раз1 юму интерпретируются.

Как уже отмечалось массовая литература неоднородна. С одной стороны, это книги, ориентированные на достаточно примитивное

сознание, на нерефлектирующую личность и воспроизводящие речевое поведение массового читателя. С другой — это литература для интеллигентного читателя, который обращается к ней для отдыха, осознавая место читаемых текстов в литературном процессе.

Интенсивное речевое снижение, повсеместная актуализация молодежного жаргона, а также жаргонов криминальных сообществ обнаруживаются на всех уровнях текста. При этом осуществленный пыбор сниженной лексической единицы получает нередко эксплицированную автором текстовую интерпретацию. Предметом иронического текстового комментирования нередко выступает закрепленное в языке (или индивидуально понимаемое) соотношение между формой и содержанием языковой единицы, которое автор уточняет или оценивает, выражая субъективное отношение к способам отражения действительности Объектом рефлексии в современных текстах становятся заимствования, субстандартная лексика, окказиональные номинации, языковые вкусы и языковая мода. Общей чертой, объединяющей произведения, созданные в русле массовой литературы, является стремление их авторов погрузить читателя в стихию живой речи.

Как было отмечено, массовая литература становится пространством пересечения разнообразных цитаций Понятие прецедентного текста, связанное с совокупностью знаний и представлений лингвокультурного сообщества, стало одним из ключевых в современных филологических исследованиях. Любой текст отражает разнообразные внешние влияния: цитаты, аллюзии, использование чужих слов, включение элементов персо носферы (Г. Хазагеров). Дисгармонический облик современной эпохи проявляетсявстилистическойразноголосицемассовойлитературы. В отличие от беллетристики, в которой мож но обнаружить оригш галы юе и эффективное использование автором языковых средств (В. Токарева, Б. Акунин, А. Королев и др.), массовая литература часто демонстрирует стилистическую беспомощности ряда произведений, в то же время она достаточно адекватно отражает языковую ситуацию рубежа XX — XXI вв.

В «Заключении» представлены итоговые обобщения и выводы, полугенные в ходе исследования и свидетельствующие о том, что массовая литература является важным источником информации о жанровых ожиданиях читателя, об авторских стратегиях, о трансформации «языковой личности», о повседневной жизни человека, что было продемонстрировано на примере основных переходных периодов XX века Очевидно, что без любого из звеньев литературного процесса Кар! и на истории литера г/ры буды не пилиий.

В заключении подведены общие итоги исследования и намечены пути выхода рассматриваемой проблематики в более широкий историко-культурный контекст.

Далеко не все произведения, рассмотренные в исследовании, различные и по времени создания, и по качеству воплощения, и по

авторским интенциям, являются примером качественной, художественно значимой литературы, однако все они являются определенной «проекцией культурно-исторических переживаний» (Б. Дубин), отражают динамику читательских предпочтений. Внимание к произведениям «второго ряда» не только расширяет культурный горизонт, но и радикально меняет оптику исследования. В реферируемой работе, призванной представить генезис массовой литературы XX века, был обозначен широкий круг проблем, определяющих специфику отдельных жанров, направления их развития, динамику содержательных и эстетических канонов, характер социокультурного взаимодействия автора и читателя, своеобразие отдельных авторов или групп авторов. В этом спектре вопросов видится перспектива дальнейшего изучения феномена массовой литературы.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях: Монография, учебное пособие:

1 Черняк M А Феномен массовой литературы XX века- монография. — СПб.. Издательство РГПУ им А И Герцена, 2005 — 308 с. (19,25 п. л.)

2 Черняк M А Современная русская литература: учебное пособие — М. — СПб.. САГА - Форум, 2004. — 396 с. (22, 4 п. л.)

Статьи в сборниках и периодических изданиях:

3 Черняк M A. «Homo legens» (человек читающий) или «homo zapiens» (человек переключающий) к вопросу об интертекстуальности массовой литературы // Проблемы контрастивной семантики (славянской и неславянской) // Studia Slavica Savariesia 1 -2 — Szombathely, Hungary, 2004 — P. 329-338 (0,9 п. л)

4 Черняк M А «Новые сказки» о Золушке: типологические черты русского любовною романа рубежа XX —XXI веков // Известия Российского государственного педагогического университета им А И. Герцена Научный журнал Общественные и гуманитарные науки № 4 (7) — СПб : Издательство РГПУ им. А И. Герцена, 2004. — С 115 - 129 (1,7 п. л)

5 Черняк M А Массовая литература конца XX века // Современная русская литература (1990-е гг. - начало XXI в ): Учебное пособие. — М. — СПб.: Академия, 2005. — С. 210 - 230 (1,8 п. л.).

6. Черняк M А Типологические черты «новой критики» 1990-х гг // Современная русская литература (1990-е гг — начало XXI в ) Учебное пособие — M — СПб • Академия, 2005 — С 335 - 348 (1,1 п. л.)

7 Черняк M А Прогнозирование читательской рецепции в новейшей отечественной массовой литературе // Известия Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена Научный журнал Общественные и гуманитарные науки. № 5 (Ii). — СПо. Издательство РГПУ им. А. И Герцена, лкй — С. 126 - 141 (1,5 п. л)

8 Cherniak M Russian Romantic Fiction // Reading for Entertainment in Contemporary Russia- Post-Soviet Popular Literature in Historical Perspective — Arbeiten und texte zur sldvistik Band 78 — München, Germany. — P 151 - 173 (2,3 п. л.).

9 Черняк M. А «Наше все» Александра Маринина в зеркале современного иронического детектива // Творчество Александры Марининой как отражение

современной российской ментальиости Материалы международной конференции 19 — 20 октября 2001, Институт славяноведения — Париж — М , 2002 —-С 69 — 83 (1,2 п л.)

10 Черняк М А Смена парадигм Русская литература 1990-е гг - начало XXI в // Санкт-Петербургский университет №14—15(17 июня ) 2005 — С 44 — 46(0,5п л)

11 Черняк М А Александра Маринина // Русские писатели XX век Биобиблиографический словарь — М • Олма-пресс, 2005 — (0 7 п л )

12 Черняк М А Забытые страницы петербургской прозы (материалы к творческой биографии Василия Андреева) // Nemzetkozi szlavisztirai napok. — Венгрия, Сомбатхей, 1995 — С 97 - 106 (0,8 п л)

13 Черняк М А Фрагменты газетной речи как элемент организации авантюрного романа 1920-х годов // Komumkacjai tekst — Bialystok, Polska, 1996 — С 57 — 63 (0,5 п л)

14 Черняк М А Лозунг Л Лунца «На Запад» в истории издательства «Всемирная литература» // Традиции в контексте русской культуры (материалы шестой межвузовской научной конференции) — Череповец Изд-во ЧГУ, 1998 — С 67 — 74 (0,4 п л ).

15 Черняк М А Образ Сергея Есенина в повести Василия Андреева «Серый костюм» // Есенинский сборник. — СПб Образование, 1998 — С 88 — 96 (0,6 п л)

16 Черняк М А Театрализованная стихия революционной фантастики (к вопросу о специфике литературного процесса 1920-х годов) // Русская литература первой половины XX века. Аничковский вестник № 16. — СПб., 1999. — С 27 — 34 (0,8 п. л.)

17. Черняк М А Преемственность и разрыв в становлении жанрового многообразия современного романа // Традиции в контексте культуры материалы

VII межвузовских чтений —Череповец Изд-во ЧГУ, 1999. — С 112 — 118 (0,6 п л).

18. Черняк М А Истоки жанрового многообразия творчества раннего Чехова //А. П. Чехов и национальная культура сб — СПб: Образование, 2000 — С. 13 — 22 (0,8 п л ).

19 Черняк М А «Что в имени тебе моем?»' к вопросу о феномене «глянцевого писателя» // Виртуальное пространство культуры материалы научной конференции — СПб Центр изучения культуры, 2000. — С 55 — 60 (0,5 п. л)

20 Черняк М А Массовый читатель XX века (к постановке проблемы) // Феномен XX столетия в литературе и культуре Материалы круглого стола 20 окт 2000 г — СПб., 2001. — С 20 - 23 (0,3 п. л.).

21 Черняк М. А Поэтика заглавия массовой литературы конца XX века // Всероссийская конференция «Русский язык на рубеже тысячелетий» Материалы докладов и сообщений в 3-х тт Т. 2 — СПб , 2001. — С. 540 - 548 (0,5 п л )

22. Черняк М А «Новый русский» князь Мышкин- к вопросу об адаптации классики в современной массовой культуре // Российская массовая культура конца XX века. Материалы круглого стола 4 декабря 2001 г. — СПб : Центр изучения культуры, 2001. — С. 187 - 199 (0,9 п. л.).

23 Черняк М. А Судьба книги в XXI веке, к вопросу о феномене массовой литературы // Мир |уманитарной культуры академика Д С Лихачева- Международные лихачевские научные чтения 24 — 25 мая 2001 года — СПб Изд-во СПБГУП, 2001 — С 81 - 84 (0,4 п л )

24. Черняк М А «Жанровые ожидания» массового читателя рубежа XX — XXI вв. // Пушкинские чтения — 2001 Материалы научной межвузовской конференции. — СПб. Изд-во Лен гос. пед ун-та, 2001. — С. 110 - 116 (0,7 п. л.).

25 Черняк М А «Глянцевое литературоведение» становление жанра // Традиции в контексте русской культуры Межвузовский сб научн работ Выпуск

VIII — Череповец- Изд-во ЧГУ, 2001 — С 183 - 192 (0,8 п л )

26. Черняк М А Феномен массовой литературы «переходных эпох» // Забытые и второстепенные писатели XVII — XIX веков как явление европейской культурной жизни Материалы международной научной конференции, посвященной 80-летию Е А Маймина 15 - 18 мая 2001 — Псков Изд-во ПГУ, 2002 Том 1 — С. 46 - 51 (0,4 п л)

27 Черняк М А Трансформация тендерных стереотипов в современном отечественном детективе // Пушкинские чтения —2002 Материалы научной межвузовской конференции —СПб Изд-во Лен гос пед ун-та, 2002 — С 99 - 115 (1,6 п л.)

28. Черняк М А Новые игры с новой повседневностью в современной массовой литературе // Игровое пространство культуры Материалы научного форума. 16 — 19 апреля 2002 — СПб Центр изучения культуры, 2002. — С 353 - 365 (0,7 п. л ).

29. Черняк М А , Черняк В Д Заглавия массовой литературы и речевой портрет современника // Мир русского слова 2002 № 1 (9) — С. 33 - 39 (0,8 п л / 0,4)

30 Черняк М А., Черняк В Д Конфликтность и толерантность в заглавиях текстов массовой литературы // Культурные практики толерантности в речевой коммуникации Коллективная монография (ред Н А Купина и О А Михайлова) ■— Екатеринбург Изд-во Уральского университета, 2004 — С. 432 - 445 (1,2 п.л. / 0,6).

31. Черняк М А , Черняк В Д Литературный римейк как феномен массовой культуры // Humamtaro zinatnu vestnesis / Daugavpils universitate 2004 № 5 — Latvia — С 52 - 61 (0,8 п. л / 0,4).

32 Черняк М А «Романтическое путешествие» к проблеме эскапизма массовой литературы // Культурное пространство путешествий материалы научного форума 8 — 10 апреля 2003 года — СПб • Центр изучения культуры, 2003 — С 134 - 137 (0,4 п. л.).

33 Черняк М А Массовая литература конца XX века // Русская литература XX века- школы, направления, методы творческой работы — СПб — М Логос — Высшая школа, 2003. — С. 326 - 356 (2,2 п. л.)

34 Черняк М А., Черняк В Д. Стереотипы обыденного сознания в современном женском романе // Стереотипность и творчество в тексте Межвузовский сборник научных трудов. Вып 6 — Пермь, 2003 — С 63 - 80 (0,8 п. л / 0,4)

35 Черняк М А «Удовольствие от текстов» массовой литературы: миф или реальность // Феномен удовольствия в культуре' Материалы международного форума 6 — 9 апреля 2004 — СПб : Центр изучения культуры, 2004 — С 308 — 313 (0.6 п. д.).

36 Черняк М А «Другой голос» в русской массовой литературе к вопросу о кинематографичности современных художественных текстов // Проблема «другого голоса» в языке, литературе и культуре' Материалы IV Международной конференции 27 - 29 марта 2003 г. — СПб ■ Образование, 2003 — С 202 - 208 (0,5 п л.).

37 Черняк М. А. «Провинциальный» Петроград Вас Андреева // Вторая проза-Сборник статей. Tukirjastus. — Таллинн, 2004 — С 78 — 89 (1,1 п л.)

38. Черняк М А, Черняк В Д. Трансформация классического текста как феномен современной массовой культуры // Этика и социология текста Научно-методический семинар «Textus» Сборник статей Вып 10 — СПб. — Ставрополь, 2004. — С. 128 — 133 (0,6 п л / 0,3)

Материалы конференций:

39. Черняк М. А Игра как структурообразующая доминанта литературных групп первой половины XX века // Пушкинские чтения: сборник тезисов. — СПб.: Изд-во Лен гос. пед. ун-та, 1997 — С. 113 - 117 (0,4 п. л.).

40. Черняк Л1 Л «Русский писатель ^¿йча^ — странник по чужим наридам и городам» (к вопросу о развитии русского авантюрного романа 1920-х годов ) // Эйхенбаумовские чтения — Воронеж, 1998 — С 116—118 (0,2 п. л.)

41 Черняк М А Диалог культур, или «На Запад» // Юбилейные Герценовские чтения, посвященные 200-летию Университета — Якутск, 1998 — С 99 — 102 (0,3 п л)

42 Черняк М А «К Пушкину, господа, — К Пушкину снова1 » (трансформация пушкинского мифа в прозе конца XX века) //АС Пушкин и мировая культура

Материалы международной научной конференции) — М,- Изд-во МГУ, 1999 — С. 88 - 90 (0,2 п. л.)

43 Черняк М. А «Петербургский гекс!» русской прозы конца XX века (тезисы) // VI ICCEES World congress. Abstracts — Tampere Finland, 2000. — С. 541 - 543 (0,2 п л.)

44 Черняк М. А. На перекрестке масскульта и эксперимента- к вопросу о литературной палитре современной прозы // Пуришевские чтения — 2000 — М • Изд-во МПГУ, 2000 — С. 114 - 116 (0,2 п. л.)

45 Черняк М А Маршруты литературного формотворчества современной массовой литературы' кино — реклама — Интернет // Взаимодействие литературы и искусства в культуре XX века, методология междисциплинарных исследований Тезисы II Международной конференции — СПб Издаюльство РГПУ им А И Герцена, 2001 — С 93 - 95 (0,2 п л )

46 Черняк М А. Новейшая литература в системе гуманитарного университетского образования // Актуальные вопросы современного университетского образования материалы VII Российско-американской научно-практической конференции 11 - 13 мая 2004. — СПб Издательство РГПУ им А. И Герцена, 2004 — С 123 - 125 (0,2 п. л.)

47 Chernjak М Mass Consciousness Stereotypes Reflected in Russian Mass Literature of XX - early XXI centuries // VII World Congress of the Internftional Council for Central and Hast European Sfudies Berlin 25 - 30 July // online abstracts system // http//www. ICCEES 2005 de/ abstracts .html

Учебно-методические публикации:

48 Черняк M А Современный литературный процесс в контексте культуры: Методические рекомендации — СПб , 1997 — 38 с (2,2 п л )

49 Черняк М А. Дискуссии о современном литературном процессе 80 — 90-е гг Методические рекомендации. — СПб , 1997 — 38 с (2,2 п л )

50 Черняк М А. Путеводитель по новейшей литературе — СПб.: САГА, 2002. — 96 с (10 п. л ).

ч

Подписано в печать 06.10.2005. Формат 60x90 1/16. Объем 2,8 п. л. Тираж 100 экз. Заказ № 160. Отпечатано в РТП ООО «САГА».

№26 2 82

РНБ Русский фонд

2006-4 28197

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Черняк, Мария Александровна

Введение

Глава 1. '

Особенности становления массовой литературы XX века.

§ 1. «Переходные эпохи» и феномен массовой литературы.

§ 2.Развитие массовой литературы в начале XX века.

- Ранняя проза А.П.Чехова и литературная иерархия рубежа веков

- Пути развития массовой литературы в начале XX века.

§ 3. Авантюрный роман 1920-х годов и пути развития массовой литературы XX века.

- тема путешествия в авантюрном романе 1920-х гг. 120,

- мистификация и пародия в авантюрном романе 1920-х годов

- авантюрный роман 1920-х годов и газета

- кинематографичность авантюрного романа

Глава

Беллетристика как «срединное» поле литературы

§ 1 Путь от авантюрного романа к беллетристике как стратегия развития творчества писателей.

§ 2 Феномен женской беллетристики.

§ 3 «Мидл-литература» в контексте современного литературного процесса

§ 4 Современная мемуарная беллетристика.

§ 5 Проект Б.Акунина «Жанры» как этап в развитии современной беллетристики.

Глава

Поэтика современной отечественной массовой литературы.

§ 1. Писатель— социокультурная ситуация — читатель: доминанты развития современной массовой литературы. - Образ читателя как организующая доминанта массовой литературы

§ 2. Категория «автора» в массовой литературе.

§ 3. Женский детектив: творчество А.Марининой и векторы развития жанра.

§ 4. Поэтика повседневности массовой литературы.

§ 5.Типологические черты любовного романа рубежа ХХ-ХХ1 вв.

§ 6. Трансформация классического текста в современной массовой литературе.

§ 7. Поэтика заглавия в массовой литературе.

§8. Лексико-стилистическое своеобразие современной массовой литературы

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Черняк, Мария Александровна

Существенные изменения, произошедшие в культурном пространстве России в конце XX века, естественно затронули и литературный процесс. Трансформации обнаруживаются в разных сферах литературного пространства; изменились качественные и количественные соотношения произведений разных жанров.

В конце 1990-х годов произошла очевидная маргинализация и коммерциализация отдельных слоев культуры; литература стала превращаться в один из каналов массовой коммуникации, что ярко проявляется в современной литературной практике. Эпоха релятивизма предполагает множество равноправных подходов к действительности. В связи с этим обращение к проблемам массовой литературы становится особенно актуальным и необходимым. Массовая литература, будучи одним из самых заметных проявлений современной культуры, остается теоретически малоосмысленным феноменом.

Сложные процессы, характеризующие современное состояние массовой литературы, могут быть исследованы лишь на фоне литературной жизни предшествующих десятилетий XX века.

Актуальность диссертационного исследования определяется необходимостью осмысления российской массовой литературы XX века как целостного объекта литературоведения, изучения генезиса этого объекта в XX веке, определения специфики массовой литературы и основных черт ее поэтики.

Термин «массовая литература» достаточно условен и обозначает не столько широту распространения того или иного издания1, сколько

1 Нередко термин «массовая литеартура» привязывется только к росту массового книгоиздательства: «Массовым следует назвать любое произведение, возникшее в постгутенберговскую эпоху и бытующее в определенную жанровую парадигму, в которую входят детектив, фантастика, фэнтези, мелодрама и др. В западном литературоведении применительно к подобной литературе используются термины «тривиальная», «формульная», «паралитература», «популярная литература» (Зоркая 1998, Мендель 1999, Дубин 2001).

Коммерциализация писательской деятельности и ее вовлечение в рыночные отношения, увеличение количества читателей, связанное как с мощным развитием книгоиздания и книжной торговли, так и с повышением образовательного уровня, стали предпосылками становления массовой литературы. С 1895 года, когда сложились и отработались новые массовые формы книгораспространения и книгоиздания, в США журнал «Букмэн» стал печатать списки бестселлеров. Сегодня слово «бестселлер» (от англ. bestseller. — «хорошо продающаяся» книга), утеряв помету «эконом.», приобрело иную стилистическую окраску, и обозначает занимательную, успешную, модную книгу. Разделение литературы на массовую и элитарную связано, прежде всего, с качественно новым существованием литературы в условиях индустриального общества и с концом существования письменности в закрытых салонах и академических кружках (Huyssen 1986, Docker 1995, Гудков, Дубин, Страда 1998).

Массовая литература выступает как достаточно универсальный термин, возникший в результате размежевания художественной литературы по ее эстетическому качеству и обозначающий нижний ярус литературы, включающий в себя произведения, которые не входят в официальную литературную иерархию своего времени и остаются чуждыми «господствующей литературной теории эпохи» (Рейтблат! 992:6). условиях современного технического прогресса» (Белокурова С.П., Друговейко C.B. Русская литература. Конец XXвека.-СПБ., 2001, С.239).

Диапазон проблематики принципиально меняет видение литературы, а соответственно и структурное рассмотрение любых литературных фактов, равно как и артефактов культуры. «Категории поэтики заведомо подвижны: от периода к периоду и от литературы к литературе они меняют свой облик, смысл, вступают в новые связи и отношения, складываются в особые и отличные друг о друга системы. Характер каждой такой системы обусловлен литературным сознанием эпохи. <.> Художественное сознание эпохи претворяется в ее поэтике, а смена типов художественного сознания обусловливает главные линии и направления исторического движения», - отмечают современные ученые (Аверинцев и др. 1994: 78).

В отечественных и западных исследованиях последних лет неоднократно ставился вопрос об общем структурном кризисе гуманитарных дисциплин. Так, например, М.Гронас видит выход из этого кризиса в колонизации (освоении новых предметных областей, еще не занятых соседними дисциплинами, но уже представляющих общественную ценность) и экспансии (захвате чужих, уже занятых соседними дисциплинами предметных областей (эта стратегия называется интердисциплинарностью) (Гронас 2002).

М.Эпштейн настаивает на особом синтетическом пути гуманитарных наук, некоей генеративной теории XXI века, которая «не просто исследует то, что уже сформировалось в гуманитарном поле, но сама порождает «семейства» новых концепций, жанров, дисциплин» (Эпштейн 2004:17). Автор вводит термин «абдукция (abduction — буквально «похищение», «умыкание») - выведение понятия из того категориального ряда (дисциплины, школы, концепции), в котором оно закреплено традицией, и перенесение его в другой ряд или множественные ряды понятий; логический прием, основанный на расширительной работе с теоретическим понятием (Эпштейн 2004: 824), который представляется очень точным при выработке нового инструментария анализа массовой литературы XX века, так как обращение к подобным текстам неминуемо выводит исследователя к расширению границ филологического анализа.

Интересным примером разработки нового концептуального аппарата, новых средств объяснения социокультурных реалий, их адекватности и результативности представляется исследование Р.Дарнтона «Высокое Просвещение и литературные низы в предреволюционной Франции». Автор, исходя из того, что в интеллектуальной истории раскопки нижних слоев требуют новых методов и новых материалов, не углубления в философские трактаты, а поисков в архивах, делает предположение, что «Просвещение было чем-то намного более земным, чем та высокогорная интеллектуальная атмосфера, какую описывают авторы учебников, и имеет смысл усомниться в слишком умственной, слишком метафизической картине интеллектуальной жизни в восемнадцатом веке» (Дарнтон 1999).

Скажут, что критика должна единственно заниматься произведениями, имеющими видимое достоинство; не думаю, иное сочинение само по себе ничтожно, но замечательно по своему успеху или влиянию; и в сем отношении нравственные наблюдения важнее наблюдений литературных», - эти слова, звучащие современно в конце XX века, были сказаны А.С.Пушкиным 150 с лишним лет назад (Пушкин 1978:309).

Сегодня очевидно, что внимание к произведениям «второго ряда» не только расширяет культурный горизонт, но радикально меняет оптику, ведь разнообразие массовой культуры — это разнообразие типов социальности1. Проблема массовой литературы включается в широкий контекст социологии культуры, и социологии литературы в частности.

1 Примером расширения поля современных литературоведческих исследований может служить статья Л.Плетневой, в которой устанавливается связь повести Н.В.Гоголя «Нос» с лубочной картинкой «Похождение о носе и сильном морозе». Если сейчас мы легко можем поставить лубочный текст в один ряд с народной песней или былиной, то в XVIII—XIX веках сопоставлять эти жанры было невозможно. В романтической конструкции литературного пространства тексты, порожденные низовой урбанистической культурой, не находили себе места. Лубки занимали ту нишу, которую в наше время занимают телесериалы, комиксы, постеры и детективы в ярких обложках (Плетнева 2003:123).

Многоуровневость литертурного процесса - факт, признанный своременным литературоведением. Очевидно, что картина истории литературы XX в. будет действительно полной лишь тогда, когда она отразит и литературный поток, часто просто игнорируемый, называемый паралитературой, литературой массовой, третьесортной, недостойной внимания и анализа. В 1924 г. В.М.Жирмунский отмечал, что «вопросы литературной традиции требуют широкого изучения массовой литературы эпохи» (Жирмунский 1977).

В 1920-е годы не только в работах формалистов рассматривались социальные предпосылки становления литературы: заслуживают внимания новаторские в этом отношении работы А.Белецкого, А.Рубакина и др. В советском литературоведении, когда, по меткому определению А.Белинкова, «исследование реальной истории художественной литературы уступило место обстоятельному описанию хороших книг, <. > наука о литературе превратилась в «Жизнь замечательных людей», а из литературоведения ушел вопросительный знак» (Белинков 2002:509), социология литературы как дисциплина не разрабатывалась. Первые исследования появляются в начале 1990-х годов (Гудков, Дубин 1994, Добренко 1997, Добренко 1998, Гудков, Дубин, Страда 1998,, Дубин 2001 и др.).

Читатель, его кругозор, интересы, вкусы, ожидания составляют предмет социологии литературы1. Социология литературы в современном ее понимании, безусловно, расходится и в целях, и задачах, и в предмете исследования с вульгарной социологией Г. Плеханова, А. Луначарского, В. Переверзева и др., анализировавших текст в зависимости от соответствия или несоответствия политическим задачам, выдвинутым партией, от «психоидеологии» эпохи. Задачей современной социологии литературы

1 Проблемное поле социологии литературы включает исследования социальной организации литературы: ролей писателя, критика, литературоведа и их культурно-исторического генезиса; стандартов вкуса у различных категорий читающей публики. Социология литературы систематически изучает складывание основных литературных канонов и динамику авторитетов (состав "образцовых" авторов—"классиков"), как неотъемлемой части литературоведения стало рассмотрение существования литературы в обществе в качестве специфического института, обладающего своей структурой и ресурсами (литературной культурой, канонами, традициями, авторитетами, нормами создания и интерпретации литературных явлений.).

Лидер констанцской школы рецептивной эстетики Х.-Р.Яусс связывал изменения в интерпретации произведения со сменой его восприятия читателями, с разными структурами нормативных ожиданий. Применение методологии рецептивной эстетики к истории литературы как социокультурного института позволяет увидеть влияние экстралитературных факторов (Гудков, Дубин, Страда 1998) на собственно литературную эволюцию.

Работы, посвященные проблемам изучения читателя, делятся на две большие категории: с одной стороны те, что относятся к феноменологии индивидуального акта чтения (Р.Ингарден, В.Изер и др.), с другой стороны те, что заняты герменевтикой общественного отклика на текст (Г. Гадамер, Х.Р.Яусс и др.). Рецептивный подход подводит современного исследователя к необходимости вычленения новых параметров жанровой идентификации, определения системы жанровых сигналов, ментальной доминанты, формирующейся в процессе читательского восприятия и определяющей новый «закон жанра» (Большакова 2003).

В филологической науке давно сложилась традиция, согласно которой «высокие» сферы творчества персонифицировались и фиксировались, в то время как «низкие» воспринимались как некое не оформившееся, анонимное художественное пространство. Л.Гудков и Б.Дубин в глубоком и новаторском исследовании «Литература как социальный институт» пишут о вреде селекции литературного потока и удержания нормативного, иерархического структурированного состава культуры (Гудков, Дубин 1994: 67). характер восприятия новых произведений и оценку наиболее популярных жанров, массовой поэтики,

В различных научных публикациях журнала «Новое литературное обозрение» (№ 22, 40, 57 и др.) не раз ставился вопрос об актуализации интереса к феномену массовой литературы, о многоуровневом подходе к литературному произведению, обсуждалась многовариантность эстетического творчества и восприятия, разных (по цели, функции, исторической, социальной, культурной «принадлежности» и т.д.) эстетик, в том числе конкурирующих.

Взаимообусловленность эстетического и социального, многообразие потребностей, «обслуживаемых» литературным произведением как явлением, социальной речи, при таком подходе актуальны как никогда. А категории жанра, стиля, <.> традиционные оппозиции классического и авангардного, элитарного и массового должны предстать в новом освещении» (Бенедиктова 2002:16). Нельзя не признать правоту слов социолога Л.Гудкова: «Согласитесь - все-таки это странная наука о литературе, которую не занимает 97% литературного потока, то, что называется «литературой» и что читает подавляющее большинство людей? Может, сведем всю биологию к бабочкам?» (Гудков 1996).

Необходимость серьезного научного изучения отечественной массовой литературы пришло в середине 1990-х, и было обусловлено резким изменением структуры книжного рынка. «Происходит своего рода эмансипация читателя, освобождение его от диктата прежней литературоцентристской идеологии и давления стандартов «высокого вкуса», а следовательно — расширение и утверждение семантической роли литературы. Симптомом этого является процесс поворота литературной критики к переоценке и осмыслению феномена массовой литературы, хотя процесс этот сейчас находится в самом начале», - писала в 1997 г. социолог Наталья Зоркая (Зоркая 1997:35). Однако почти через десять лет ситуация практически не изменилась, массовая литература осталась в поле зрения лишь литературной критики и социологов литературы. взаимосвязь литературных и идеологических конструкций (Дубин 2003: 12).

Включение в поле зрения нового материала, традиционно квалифицировавшегося как нелитература или как пограничные феномены литературной культуры, естественно обнаружило ограниченность принятых средств литературоведческого анализа. «Обращение к «массовой литературе» нередко вызывает излишние эмоции, по отношению к ней существуют весьма противоречивые точки зрения. Причина этого кроется не только в том, что само определение предмета дискуссии составляет трудность, но и потому, что те, кто занимается такой литературой, неизбежно сталкиваются с рядом методологических и ценностных проблем. Дилемма состоит, например, в том, что возникновение и воздействие подобной литературы в значительной степени зависит от внелитературного контекста. Методы ее исследования неизбежно выходят за традиционные дисциплинарные границы» (Менцель 1999: 57). Феномен массовой литературы непременно выводит любого исследователя к междисциплинарным вопросам, связанным и с социологией, и с культурологией, и с философией, и с психологией.

Практически не выработан язык, пригодный для адекватного описания современной массовой литературы. Если в западном литературоведении исследование феномена популярной литературы представлено достаточно широко (Kitsch 1969, Brooks 1985, Taylor 1989, Radway 1991, Woodmansee 1994, Rosenfeld 1999 и др.), то в России произведения массовой литературы активно обсуждаются в литературной критике последних лет, но до сих пор не были предметом специального литературоведческого научного исследования. В то же время феномен современной массовой культуры во всей ее полифоничности активно обсуждается представителями разных гуманитарных профессий (философов, культурологов, социологов, литературоведов), о чем свидетельствуют работы последних лет (Массовый успех 1989, Чередниченко 1994, Мазурина 1997, Соколов 2001, Массовая культура России 2001, Популярная литература 2003).

Методы исследования феномена массовой литературы неизбежно выходят за традиционные дисциплинарные границы. Такое расширение поля филологических исследований представляется чрезвычайно важным, поскольку изменения в современном литературном процессе в значительной степени обусловлены изменением круга чтения, унифицированностью запросов и вкусов массового потребителя, которые соответствуют фундаментальным основам массовой культуры. Неслучайно Ю.М.Лотман настаивал на том, что понятие «массовой литературы» -«понятие социологическое. Оно касается не столько структуры того или иного текста, сколько его социального функционирования в общей системе текстов, составляющих данную культуру» (Лотман 1993:231).

В связи с этим возникла необходимость выработки особого литературоведческого инструментария, в котором велика роль смежных, особенно психологических и социальных, дисциплин не отменяющих, но дополняющих поэтику и эстетику. Нельзя не согласиться с Д.С.Лихачевым, полагавшим, что «наука может развиваться только тогда, когда в ней существуют разные школы и разные подходы к материалу (Лихачев 1993:614).

В разные периоды развития литературы наблюдалось разное отношение к народной (массовой) культуре, чаще всего оно было негативным и равнодушным. А.В.Чернов в глубоком исследовании «Русская беллетристика 20-40-х годов XIX века» на широком материале малоизученной беллетристической прозы XIX века доказывает, что «беллетристика оказалась формой словесности, наиболее адекватно отвечающей эстетическим потребностям времени: именно она в наибольшей мере соответствовала экстенсивному расширению сферы литературы с сохранением ориентации на среднюю эстетическую норму» (Чернов 1997: 148).

В.Г.Белинский, как известно, значительное внимание уделявший народной литературе и социокультурным механизмам успеха и признания, задавая иронический вопрос: «Иногда в целое столетие едва ли явится один гениальный писатель: неужели же из этого должно следовать, что иногда целое столетие общество должно быть совсем без литературы?» (Белинский 1984:31).

В середине XIX в. М.Е.Салтыков-Щедрин, размышляя о степени и природе популярности того или иного литературного произведения, писал: «сочинения, представляющие в данную минуту живой интерес, сочинения, которых появление в свет было приветствовано общим шумом, постепенно забываются и сдаются в архив. Тем не менее, игнорировать их не имеют права не только современники, но даже отдалённое потомство, потому что в этом случае литература составляет, так сказать, достоверный документ, на основании которого легче восстановить характеристические черты времени и узнать его требования» (Салтыков-Щедрин 1966:455).

Интерес к массовой литературе возник в русском классическом литературоведении (А.Пыпин, С.Венгеров, В.Сиповский, А.Веселовский, В.Перетц, М.Сперанский, В. Адрианова-Перетц и др.) как противодействие романтической традиции изучения выдающихся писателей, изолированных от окружающей их эпохи и противопоставленных ей.

Массовая литература возникает в обществе, имеющем уже традицию сложной «высокой» культуры и выделяется в качестве самостоятельного явления тогда, когда становится, во-первых, коммерческой и, во-вторых, профессиональной. A.A. Панченко совершенно справедливо писал: «Наши представления о «высокой» и «низкой», «тривиальной» и «оригинальной», «элитарной» и «массовой», «устной» и «письменной» литературе в большей степени детерминированы актуальными социокультурными приоритетами, нежели абстрактными критериями формы, эстетики и поэтики. Поэтому даже в рамках сравнительно короткого исторического периода можно наблюдать самые противоречивые мнения о тех или иных градациях «изящной» и «не изящной словесности»» (Панченко 2002:391). Необходимо подчеркнуть, что зачастую те произведения, которые традиционно относились к низким жанрам, воспринимались позже как тексты, обладающие несомненными эстетическими достоинствами.

Актуальность обращения к массовой литературе определяется еще одним фактором, отмеченным Б.Дубиным: «Во второй половине 90-х годов главным человеком в России стал средний человек: высокие присели, низкие поднялись на цыпочки, все стали средними. Отсюда значительная роль «средней» литературы при изучении России 90-х годов (кстати, «средний» значит еще и опосредующий, промежуточный, связывающий)» (Дубин 2004). Действительно, массовая литература XX в. дает возможность оценить и ощутить огромные социальные изменения в российском обществе.

Новой чертой современной массовой культуры является ее прогрессирующий космополитический характер, связанный с процессами глобализации, стирание национальных различий и, как следствие, -единообразие мотивов, сюжетов, приемов. «Массовая культура как новейшая индустриальная модификация фольклора (отсюда ее клишированность, повторяемость элементов и структур) ориентируется уже не на язык конкретной национальной культуры, а на транснациональный код «масскультурных» знаков, опознаваемых и потребляемых в мире» (Зенкин 2003: 157). В одном культуром поле оказываются сегодня В.Пелевин и П.Коэльо, Б.Акунин и Х.Мураками, В.Сорокин и М.Павич. Массовая литература не только предоставляет читателю возможность выбора «своего» текста, но и в полной мере удовлетвряет страсть массового человека к подглядыванию, интерес к сплетням, байкам, анекдотам.

Феномен современной культуры, живущей в условиях «глобального супермаркета», связывается для американского исследователя Д.Сибрука с понятием «шума» - коллективным потоком сознания, в котором «смешаны политика и сплетни, искусство и порнография, добродетель и деньги, слава героев и известность убийц» (Сибрук 2005:9). Этот «шум» способствует возникновению мощного культурного переживания, моменту, который Сибрук называет «ноубрау» (nobrow) - не высокой (haghbrow), не низкой (lowbrow), и даже не средней (middlebrow) культуры, а существующей вообще вне иерархии вкуса (Сибрук 2005:19). Действительно, понятие художественного вкуса становится существенным при определении феномена массовой культуры.

Массовая культура занимает промежуточное положение между обыденной культурой, осваиваемой человеком в процессе его социализации, и специализированной, элитарной культурой, освоение которой требует определенного эстетического вкуса и образовательного уровня. Массовая культура выполняет функцию транслятора культурных символов от специализированной культуры к обыденному сознанию (Орлова 1994). Основная ее функция — упрощение и стандартизация передаваемой информации. Эта функция и определяет особенности дискурса массовой культуры. Массовая культура оперирует предельно простой, отработанной предшествующей культурой техникой. «Она традиционна и консервативна, ориентирована на среднюю языковую семиотическую норму, поскольку обращена к огромной читательской, зрительской и слушательской аудитории» (Руднев 1999: 156).

Концептуальную значимость имеет идея Ю.М.Лотмана о том, что массовая литература устойчивее сохраняет формы прошлого и почти всегда представляет собой многослойную структуру (Лотман 1993:213). Интерес к массовой литературе в литературоведческих исследованиях последнего десятилетия представляется вполне закономерным, поскольку изменения в обыденном сознании в значительной степени обусловлены изменением круга чтения.

Массовая литература создается в соответствии с запросами читателя, нередко весьма далекого от магистральных направлений культуры, однако ее активное присутствие в литературном процессе эпохи — знак социальных и культурных перемен. Постичь особенности массовой литературы, своеобразие ее жанров и поэтики — значит не только определить сущность этого социокультурного феномена, выявить сложные взаимоотношения «большой» и «второразрядной» литературы, но и проникнуть во внутренний мир нашего современника.

Литературный процесс любой эпохи неизбежно предполагает конфликты и чередование старых и новых жанров; каноны, по которым живет основное направление литературы, могут изменяться со временем. При обсуждении вопроса о художественной и массовой литературе важно не ограничиваться только эстетической оценкой, но попытаться осмыслить литературный процесс с точки зрения динамики жанров и их взаимосвязи. Как правило, именно в период общественных потрясений размываются границы между жанрами, усиливается их взаимопроникновение и предпринимаются попытки реформировать старые жанры и создавать новые, чтобы придать свежее дыхание культуре в целом. В классической статье «Литературный факт» (1928) Ю.Тынянов писал: «В эпоху разложения какого-нибудь жанра он из центра перемещается в периферию, а на его место из мелочей литературы, из ее задворков и низин вплывает в центр новое явление (это и есть явление «канонизации младших жанров», о котором говорит В.Шкловский). Так стал бульварным авантюрный роман, так становится сейчас бульварною психологическая повесть» (Тынянов 1977: 258).

В антитезе «высокой литературы» массовое искусство выступает как создающее другое объяснение жизни — вперед выдвигается познавательная функция. Эта двойная природа «примитивности» массовой литературы, проявляющаяся и в отношении к другим конструктивным принципам, определяет и противоречивость ее функции в общей системе культуры (Лотман 1993).

Показательна, например, дискуссия, развернувшаяся на страницах журнала «Знамя» «Современная литература: Ноев ковчег?» (1999). Один из вопросов, предложенных редакцией, звучал так: «Многоукладность в литературе - это знак общественно- культурного неблагополучия?». Несмотря на разнообразные, зачастую противоречивые точки зрения, J участники дискуссии пришли к выводу, что «феномен потока» вывернул наизнанку вчерашние ценностные ориентиры, став социокультурной реальностью переходной эпохи рубежа ХХ-ХХ1 вв.

Ю.М.Лотман определил роль массовой литературы в эпоху возникновения новой литературной системы, следовательно, и новой эстетической парадигмы в целом: «Размывание границ между высоким и низким, элитарным и массовым путем их объединения в процессе восприятия - характерное выражение не только очередной смены эстетических парадигм, но и отличительных особенностей содержания происходящих изменений» (Лотман 1993: 134).

Массовая культура - обязательная срединная составляющая любого культурно-исторического феномена, именно в ней находятся резервные средства для новаторских решений будущих эпох. Ярким примером реализации беллетристических установок, далеко перешагнувшим рамки массовой словесности, свидетельством «процесса размывания жанровых границ» становятся произведения В.Пелевина, А.Слаповского, А.Королева, М.Веллера, В.Токаревой и др. В них моделируются многослойные в семантическим плане повествования, насквозь пронизанные «литературностью», играющие на эффекте узнавания и конкретных текстов, и литературных традиций, и жанров массовой литературы.

Искусственная идеологическая система, какой долгие годы был соцреализм, лишила русскую литературу нормального развития. Ведь именно свободный диалог между массовой и элитарной литературами определяет здоровье культуры. «В XX веке Россия выпала из того необходимого круговорота культуры, который вынуждает массовое общество переводить фольклорную, почвенную культуру в масскульт. Отсюда, из уже ставшей универсальной, всемирной массовой культуры рождается штучный мастер, художник (точно так же, как из традиции появились Софоклы и Аристофаны). Он обживает и осваивает форму, созданную масскультом: форма получается народная, а содержание -авторское», - отмечает А.Генис (Генис 1999: 78).

В советское время, часто вопреки соцреалистическому канону, развивалась беллетристика, представляющая собой некое «срединное» пространство литературы; в этой нише развивалось творчество В.Катаева, В.Каверина, Вс.Иванова, И.Ильфа и Е.Петрова, В.Пановой, К.Паустовского и многих других.

К концу 1970-х годов тяга советского читателя к сюжетному роману, детективу и мелодраме вылилась в массовую сдачу макулатуры, на талоны за которую можно было купить сборники английского и шведского детектива, романы А.Дюма, М.Дрюона, А.Кристи и др. Современный писатель Н.Крыщук с досадой пишет об оторванности людей его поколения от развития мировой массовой литературы: «Почти вся жизнь прошла без фантастики, приключений и детективов. А жаль. Те, кто упивался подобной литературой в детстве,— счастливые люди. Детективы и приключения снимают на время головную боль вечных вопросов, делая вид, что занимаются с тобой гимнастикой ума и навыками мимолетной проницательности и сострадания» (Крыщук 2001).

Лишь к 1990-м годам начинает восстанавливаться утерянная в 1920-е годы полифоничность отечественной культуры. Причем массовый читатель 1990-х шел тем же путем, что и читатель 1920-х годов, - от увлечения зарубежным детективом и западной мелодрамой к постепенному созданию отечественной массовой литературы, которая сегодня активно развивается и находит свое место в современном литературном процессе.

Ю.М.Лотман писал о том, что распределение внутри литературы сферы «высокого» и «низкого» и взаимное напряжение между этими областями делает литературу не только суммой текстов, но и единым текстом, целостным художественным дискурсом: «В зависимости от исторических условий, от момента, который переживает данная литература в своем развитии, та или иная тенденция может брать верх. Однако уничтожить противоположную она не в силах: тогда остановилось бы литературное развитие, поскольку механизм его, в частности, состоит в напряэ/сении между этими тенденциями» (выделено мной - М.Ч.) (Лотман 1993:145). Поэтому обращение к поэтике массовой литературы (при всей ее стереотипности и клишированности) представляется актуальным.

В массовой литературе существуют жесткие жанрово-тематические каноны, являющие собой формально-содержательные модели прозаических произведений, построенные по определенной сюжетной схеме и обладающих общностью тематики, устоявшимся набором действующих лиц и типов героев. Содержательно-композиционные стереотипы и эстетические шаблоны лежат в основе всех жанрово-тематических разновидностей массовой литературы (детектив, триллер, боевик, мелодрама, фантастика, фэнтези, костюмно-исторический роман и др.), именно они формируют «жанровые ожидания» читателя и «серийность» издательских проектов.

Социолог Ю.Левада называет стереотипы готовыми шаблонами, «литейными формами, в которые отливаются потоки общественного мнения. Социальные стереотипы отражают две особенности общественного мнения: существование предельно стандартизированных и упрощенных форм выражения и предзаданность, первичность этих форм по отношению к конкретным процессам или актам общения. <.> Стереотип не только выделяет статистически среднее мнение, но задает норму, упрощенный или усредненный до предела образец социально-одобряемого или социально-допустимого поведения» (Левада 2000: 299). Стереотипы задаются и обновляются средствами массовой информации, средой самого общения, в том числе и массовой литературой, для произведений которой характерна легкость усвоения, не требующая особого литературно-художественного вкуса, и доступность людям разного возраста, разных социальных слоев, разного уровня образования.

Массовая литература, как правило, быстро теряет свою актуальность, выходит из моды, она не предназначена для перечитывания, хранения в домашних библиотеках. Неслучайно уже в XIX веке детективы, приключенческие романы и мелодрамы называли «вагонной беллетристикой», «железнодорожным чтивом», «одноразовой литературой». Приметой сегодняшнего дня стали развалы «подержанной» литературы.

Важная функция массовой литературы - создание такого культурного контекста, в котором любая художественная идея стереотипизируется, оказывается тривиальной по своему содержанию и по способу потребления, отвечает подсознательным человеческим инстинктам, способствует компенсации неудовлетворенных желаний и комплексов, создает определенный тип эстетического восприятия, оказывающий влияние на восприятие серьезных явлений литературы в упрощенном, девальвированном виде.

Разнообразие массовой культуры - это разнообразие социального воображения, типов социальности, культурных средств их конституирования. Определение «массовая» не требует от автора создания шедевра: если литература «массовая», то к ней, к ее текстам можно относиться без особого почтения, как к ничьим, как бы безавторским. Эта посылка предполагает тиражируемость приемов и конструкций, простоту содержания и примитивность экспрессивных средств.

Изучение массовой литературы как одной из составляющих литературного процесса позволяет проследить динамику ее бытования в XX веке, выделить периоды актуализации.

Исследование художественного менталитета, свойственного переходным эпохам, дает основание говорить о неравномерном развитии разных типов и разных пластов культуры. А.Гуревич на материале средневековья приходит к актуальным и применительно к литературе XX века выводам о том, что, несмотря на то, что массовая литература и литература образованного класса были разными по типу, между ними не было глухих границ: «Простец таился и в средневековом интеллектуале, сколь ни подавлен был этот «низовой» пласт его сознания грузом учености» (Гуревич 1990:378).

Для массовой литературы, в которой предсказуемость тем, поворотов сюжета и способов решения конфликта чрезвычайно высока1, принципиально важным оказывается понятие «формулы» («сказка о Золушке», соблазнение, испытание верности, катастрофа, преступление и его расследование и т.п.), которое ввел в научную парадигму Дж.Кавелти. Американский исследователь рассматривал «литературные формулы» как «структуру повествовательных или драматических конвенций, используемых в очень большом числе произведений» (Кавелти 1996). Свой метод Кавелти характеризует как результат синтеза изучения жанров и архетипов, начавшегося с «Поэтики» Аристотеля; исследования мифов и символов в фолышористской компаративистике и антропологии. По определению Кавелти, «формула - это комбинация, или синтез, ряда специфических культурных штампов и более универсальных повествовательных форм или архетипов. Во многих смыслах она схожа с традиционным литературным понятием жанра.

Формульная литература — это прежде всего вид литературного творчества. И поэтому ее можно анализировать и оценивать, как и любой другой вид литературы». В концепции Кавелти важным оказывается изменение роли писателя, так как формула позволяет ему быстро и качественно написать новое произведение. Оригинальность же

1 «Массовую литературу можно было бы назвать тенью качественной, но тенью люминесцентно яркой, упрощающей и доводящей до крайнего предела, в том числе и до карикатуры, все то, что накоплено художественной традицией. Так, просветительские и воспитательные интенции высокой литературы вырождаются здесь в грубую дидактику, коммуникативность — в заигрывание с читателем и в подыгрывание его базовым инстинктам», - отмечает С.Чупринин (Чупринин 2004). приветствуется лишь в том случае, когда она усиливает ожидаемые переживания, существенно не изменяя их.

Литературные образцы фиксируют наиболее эффективные или по каким-то причинам наиболее приемлемые способы снятия напряжений, характерные для данной социокультурной ситуации. «Функциональное значение литературных формул заключается в выработке согласованных определений действительности, а значит - и в достижении социокультурной стабильности» (Гудков, Дубин 1994: 212).

Поле массовой литературы XX века широко и разнообразно. Стремительная смена имен на поле массовой литературы связана с тем, что, пытаясь выжить и доминировать, масскульт создает эрзац-красоту и эрзац-героев. «Поскольку они не могут облегчить подлинные страдания и насытить настоящие желания массового человека, требуется быстрая и частая смена символов», - полагает критик Т.Москвина (Москвина 2002: 26). С этим утверждением трудно согласиться, потому что стереотипы массовой культуры, как правило, неизменны (этим они и привлекают читателя), а стремительно изменяется лишь декорационное поле.

В настоящем исследовании объектом анализа стала именно «формульная литература», то есть те жанры массовой литературы, которые претерпели в конце XX века наиболее значительную трансформацию - детектив и русский любовный роман. За рамками исследования оказался пласт массовой литературы, представленной современной фантастикой и фэнтези. Этим жанрам, в русле которых в XX веке создавались и значительные произведения, посвящены серьезные исследования последних лет (Черная 1972, Кагарлицкий 1974, Геллер 1985, Осипов 1989, Чернышева 1985, Кац 1993, Малков 1995, Харитонов 2001, Губайловский 2002).

Активизировавшийся научный интерес к феномену массовой литературы определяется желанием отказаться от сложившихся стереотипов, осмыслить закономерности и тенденции развития многоукладного и полифоничного литературного процесса конца XX века. Представляется принципиально значимой проблема литературно-эстетических градаций, неизбежно встающая при обращении к массовой литературе. Особое значение приобретает изучение природы триады «классика — беллетристика - массовая литература».

Обновление понятийного аппарата включает в себя переосмысление литературоведческих категорий. Одной из актуализирующихся составляющих парадигмы литературоведческих понятий становится «беллетристика» как «срединное» поле литературы, в которое входят произведения, не отличающиеся ярко выраженной художественной оригинальностью. Эти произведения апеллируют к вечным ценностям, стремятся к занимательности и познавательности. Беллетристика, как правило, встречает живой читательский интерес современников благодаря отклику на важнейшие веяния эпохи или обращению к историческому прошлому, автобиографической и мемуарной интонации. Со временем она теряет свою актуальность и выпадает из читательского обихода. Если классическая литература открывает читателю новое, то беллетристика, консервативная по сути, как правило, подтверждает известное и осмысленное, удостоверяя тем самым достаточность культурного опыта и читательских навыков.

Стремление выявить принципиальные формально-содержательные отличия беллетристики от классических произведений русской литературы отразилось в ряде научных исследований последнего времени. Значительным научным вкладом в изучение этой проблемы стали работы, построенные на материале русской литературы ХУШ-Х1Х вв. (Пульхритудова 1983, Гурвич 1991, Маркович 1991, Вершинина 1998, Чернов 1997, Акимова 2002).

Заметной приметой беллетристического текста становится подготовка новых идей в границах «усредненного» сознания; в беллетристике утверждаются новые способы изображения, которые неизбежно подвергаются тиражированию; индивидуальные признаки литературного произведения превращаются в признаки жанровые. Т.Толстая в эссе «Купцы и художники» говорит о необходимости беллетристики так: «Беллетристика — прекрасная, нужная, востребованная часть словесности, выполняющая социальный заказ, обслуживающая не серафимов, а тварей попроще, с перистальтикой и обменом веществ, т.е. нас с вами, — остро нужна обществу для его же общественного здоровья. Не все же фланировать по бутикам — хочется пойти в лавочку, купить булочку» (Толстая 2002: 125).

Беллетристика и массовая литература - это понятия близкие, часто используемые как синонимичные (например, И.А.Гурвич в своей монографии не выделяет массовую литературу, считая весь объем «легкой» литературы беллетристикой (Гурвич 1991)). Термин «массовая литература» в работах, посвященных литературе ХУШ-Х1Х вв., означает ценностный «низ» литературной иерархии. Он выступает в качестве оценочной категории, возникшей в результате размежевания художественной литературы по ее эстетическому качеству и предполагает рассмотрение художественных произведений «по вертикали». К характерным чертам массовой литературы XIX в. Е.М.Пульхритудова относит такие элементы, как воплощение консервативных политических и нравственных представлений и, как следствие, бесконфликтность, отсутствие характеров и психологической индивидуальности героев, динамично развивающееся действие с обилием невероятных происшествий, «лжедокументализм», то есть попытку убедить читателя в достоверности самых невероятных событий (Пульхритудова 1987). Очевидно, что и в конце XX в. можно обнаружить эти же черты, что свидетельствует о постоянстве основных онтологических признаков массовой литературы.

Лидер культурно-исторической школы И.Тэн рассматривал литературное произведение как «снимок с окружающих нравов и свидетельство известного состояния умов», как необходимый источник информации для создания «истории нравственного развития» (Тэн 1996). В «Философии искусства» И.Тэн подчеркивал, что преломляющиеся в литературе нравы, мысли и чувства зависят от национальных и социально-групповых черт людей. В связи с этим ученый выделил шесть ступеней «расовых» признаков, каждому из которых соответствует свой «уровень» искусства: 1) «модная» литература, которая интересует читателя 3-4 года; 2) литература «поколения», существующая столько, сколько существует воплощенный в них тип героя; 3) произведения, отражающие «основной характер эпохи»; 4) произведения, воплотившие национальный характер; 5) произведения, в которых можно обнаружить «основной характер эпохи и расы» и по строению языка и мифов которых «можно предвидеть будущую форму религии, философии, общества и искусства»; 6) «вечно живущие произведения», которые выражают «тип, близкий всем группам человечества» (Тэн 1996, Крупчанов 1983).

Очевидно, что идеи Тэна остаются актуальными и на рубеже XX-XXI вв. Если приведенную иерархию применить к современному литературному процессу, то на первых двух уровнях будет размещаться массовая литература (произведения А.Марининой, П.Дашковой, Д.Донцовой, Э.Тополя, А.Кивинова, А.Суворова и др.) и популярная беллетристика рубежа веков (произведения В.Токаревой, Г.Щербаковой, А.Слаповского, Б.Акунина, В.Пелевина, В.Тучкова и др.).

Сегодня, когда практически нет единых критериев оценки художественных произведений и согласованной иерархии литературных ценностей, становится очевидной необходимость взгляда на новейшую литературу как на своего рода мулътилитературу, то есть как на конгломерат равноправных, хотя и разноориентированных по своему характеру, а также разнокачественных по уровню исполнения литератур. Современным продолжением теории И.Тэна можно считать предложенную С.Чуприниным литературную иерархию новейшей литературы, представленную четырьмя уровнями: 1) качественная литература (и синонимичные ему — внежанровая литература, серьезная литература, высокая литература); 2) актуальная литература, ориентированная на саморефлексию, эксперимент и инновационность; 3) массовая литература («чтиво», «словесная жвачка», тривиальная, рыночная, низкая, кич, «трэш-литература»), отличающаяся агрессивной тотальностью, готовностью не только занимать пустующие или плохо обжитые ниши в литературном пространстве, но и вытеснять конкурентные виды словесности с привычных позиций; 4) мидл-литература (тип словесности, стратификационно располагающийся между высокой, элитарной и массовой, развлекательной литературами, порожденный их динамичным взаимодействием и, по сути, снимающий извечную оппозицию между ними) (Чупринин 2004).

Принципиально значимым оказывается то, что зачастую на выбор читателем «своего» уровня художественного текста (от «филологического романа» до «бандитского детектива», от романов Л.Улицкой до иронического детектива Г.Куликовой, от романов Б.Акунина до низовой исторической беллетристики и т.д.) влияет принадлежность к той или иной страте общества. В культурологии объектом культурной стратификации являются группы, различающиеся ценностными ориентациями, мировоззренческими позициями, направлениями деятельности в различных областях культурных практик.

Стратификация книжного рынка обнаруживается, например, в изданиях отечественной исторической беллетристики. Основоположником массовой исторической беллетристики, рассчитанной на читателя, ищущего развлечения, можно считать В.Пикуля («Реквием каравану РС>-17», «Слово и дело», «Богатство», «Фаворит», «Псы господни» и др.). Фольк-хистори (Мясников 2002) — явление многогранное, включающее в себя и авантюрный роман, и салонный, и житийно-монархический, и патриотический, и ретро-детектив (В.Суворов «Ледокол», А.Бушков

Россия, которой не было», А.Разумовский «Ночной император», Д.Балашов «Государи московские», «Воля и власть», «Господин Великий Новогород», С.Валянский и Д.Калюжный «Другая история Руси», А.Кудри «Правитель Аляски», Е.Иванов «Божией милостию Мы, Николай Вторый.», Е.Сухов «Жестокая любовь государя»). Этот жанр рассчитан на определенного читателя, которого удовлетворяет история, построенная на сплетнях и анекдотах. Историческая беллетристика зависима от политических настроений в обществе. Показательны серии «Белый детектив», посвященные белоэмигрантскому движению, монархическая фольк-хистори серии «Романовы. Династия в романах» и др. Читатель, принадлежащий к иным социальным группам, выбирает историческую беллетристику Э.Радзинского, Л.Юзефовича, Л.Третьяковой и др.

Социальная стратификация позволяет дифференцировать социальные роли и позиции представителей тех или иных слоев общества, что неизбежно отражается и на характеристике социальных групп читателей, потребителей литературной продукции. Стоит согласиться с С.Чуприниным, полагающим, что «традиционное для отечественной литературы пирамидальное устройство на наших глазах сменилось разноэтажной городской застройкой, а писатели разошлись по своим дорожкам <. .>, ориентируясь уже не на такую соборную категорию, как Читатель, а на разнящиеся между собою целевые аудитории <. .>. Понятия магистральности и маргинальное™ утрачивают сегодня оценочный смысл, стратификация «по вертикали» сменяется «горизонтальным» соположением разного типа литератур, выбор которых становится личным делом и писателя и читателя» (Чупринин 2004).

Обращение к феномену массовой литературы XX века предполагает научное осмысление теоретически мало разработанных и чрезвычайно актуальных для современной литературы проблем литературной репутации, читательской рецепции, социологии литературы и др. Круг этих вопросов актуализирует и проблемы реконструкции историколитературного контекста, соотнесения творческого дискурса писателя с другими типами художественного дискурса.

Цель диссертационного исследования состоит в теоретическом обосновании места отечественной массовой литературы XX века в историко-культурном и литературном контексте, в определении онтологического и типологического своеобразия массовой литературы XX века и ее связи с художественным сознанием массоввого читателя как распространенной формы культурной практики. Поставленная цель определяет и основные задачи исследования:

1. Обосновать теоретико-методологические и историко-литературные предпосылки исследования феномена российской массовой литературы

2. Дать концептуальное обоснование массовой литературе как пограничному культурному феномену.

3. Рассмотреть отечесвенную массовую литературу в типологическом ряду переходных эпох, выявить в мозаике разнообразных художественных явлений литературы XX века повторяющиеся процессы.

4. Показать органическую взаимосвязь процессов, характерных для отечественной массовой литератруры первой четверти XX века и рубежа ХХ-ХХ1 вв.

5. Выявить повторяющиеся в массовой литературе XX века художественные приемы, показать устойчивость определяющих черт поэтики массовой литературы, сохраняющихся на апротяжении XX столетия.

6. Показать зависимость массовой литературы от основных социальных и культурных доминант эпохи; выявить характер взаимоотношений автора массовой литературы и читателя.

7. Показать место массовой литературы в литературном процессе, выявить ее воздействие на развитие субкультурных полей и процессы в «элитарной» культуре; на конкретном материале показать взаимодействие отечественной беллетристики и массовой литературы.

Научная новизна исследования. Впервые российская массовая литература становится предметом разноаспектного исследования, рассматривается в широком историко-культурном контексте XX века. Предметом специального рассмотрения становятся характерные для массовой литературы модели создания произведений разных жанров, выявляется генезис этих моделей, зависимость от культурного и идеологического «климата эпохи».

Методы исследования. В работе используется комплексный подход, продиктованный спецификой исследуемого материала, аккумулирующего в себе разнообразные культурные и художественные явления. Предмет исследования обусловил привлечение моделей анализа, созданных различными школами и литературоведческими направлениями при доминировании историко-литературного подхода и методологии рецептивной эстетики.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту:

1. Активное присутствие массовой литературы в литературном процессе эпохи - знак социальных и культурных перемен в обществе Изучение массовой литературы как обязательной составляющей культуры необходимо для создания полной картины истории русской литературы XX века.

2. Включение в поле исследования материала, традиционно квалифицировавшегося как «нелитература» или как пограничные феномены литературной культуры, обнаруживает ограниченность традиционных параметров литературоведческого анализа; изучение феномена массовой литературы требует обращения к междисциплинарным вопросам, связанным с социологией, культурологией, психологией.

3. Обращение к феномену отечественной массовой литературы XX века предполагает научное осмысление теоретически малоразработанных и чрезвычайно актуальных для современной литературы проблем литературной репутации, читательской рецепции, социологии литературы и др. Круг этих вопросов выдвигает на первый план и проблемы реконструкции историко-литературного контекста, соотнесения творческого дискурса писателя с другими типами художественного дискурса, литературными и социальными институтами и недискурсивными практиками.

4. Исследование генезиса массовой литературы XX века свидетельствует о ее активизации в переходные эпохи (Серебряный век, послереволюционная литературная ситуация, рубеж ХХ-ХХ1 вв.). Феномен переходных эпох состоит в изменении способа функционирования основных факторов художественного сознания. Переходная эпоха предполагает вариативность эстетических экспериментов, эклектику художественного развития, связанного с освобождением культуры от догм. Такой ракурс изучения феномена массовой литературы позволяет увидеть в мозаике разнообразных художественных явлений литературы XX века целостность, зафиксировать повторяющиеся процессы, уже происходившие в типологически сходные кризисные эпохи.

5. Для выявления генезиса массовой литературы особое значение имеет изучение соотношения «классика - беллетристика - массовая литература». Беллетристика, являясь литературой «второго ряда», принципиально отличается от литературного «низа», представляет собой «срединное» поле литературы, в которое входят произведения, не отличающиеся ярко выраженной художественной оригинальностью, занимательные и познавательные в своей основе, апеллирующие к вечным ценностям. Формально-содержательные черты беллетристического кода можно обнаружить в произведениях писателей, принадлежавших разным литературным периодам (В.Катаев, В.Каверин, И.Грекова, В.Токарева, Б.Акунин и др.).

6. Отличительными чертами поэтики массовой литературы являются формульность, развертывание стереотипных сюжетов, кинематографичность, перекодирование и игра с текстами классической литературы, активизация штампов, генетических восходящих как к русской культуре начала XX века, так и к явлениям западной культуры.

7. Системное исследование феномена массовой литературы предполагет обращение к категории автора и читателя, которые меняют свою «онтологическую» природу, что связано с изменением в «переходные эпохи» их статуса.

8. Границы между разными пластами литературы оказываются на рубеже ХХ-ХХ1 вв. размытыми, поскольку набор штампов и образцов, маркирующих тот или иной жанр массовой литературы, используется представителями и так называемой «мидл-литературы», и современного постмодернизма.

Список научной литературыЧерняк, Мария Александровна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Например, в оформлении обложек женского детектива издательства «Эксмо» используется револьвер, кокетливо перевязанный бантиком.

2. Однако следует признать правоту слов А.Усмановой: «Каждая новая экранизация «Анны Карениной» или «Ромео и Джульетты» сообщает нам гораздо больше о сегодняшней культуре и ее проблемах, нежели о рассказываемой истории. (Усманова2004: 190).

3. Аксенов В. Московская сага. М.: Вагриус, 2000

4. Акунин Б. Турецкий гамбит. — М.: Захаров, 1999

5. Акунин Сказки для идиотов. СПб.: Вагриус, 2001

6. Акунин Б. Любовница смерти. — М.: Захаров, 2001

7. Акунин Б. Статский советник. — М.: Захаров, 2001

8. Акунин Б. Алтын-толобас. -М.: Эксмо, 2001.

9. Акунин Комедия. Трагедия. М.: Эксмо, 2002

10. Акунин Б. Внеклассное чтение. М.: Олма-пресс, 2002

11. Акунин Б. Алмазная колесница. М.: Эксмо, 2004

12. Акунин Б. Детская книга. — М.: Олма, 200511 .Акунин Б. Шпионский роман. М.: ACT, 2005 12.Акунин Б. Фантастика. -М.: Захаров, 2005И.Александрова Н. Жадина-говядина, соленый огурец. — М., Эксмо, 2004

13. Алексеев Г. Подземная Москва. М.: Госиздат, 1927

14. Андреев Вас. Канун. Л.: Советский писатель, 1989

15. Андреев О. Вокзал. М., ACT, 2002

16. Андреев О. Телевидение. М., ACT, 2001

17. Андреева О. Казино. М., ACT, 2002

18. Анисарова Л. Знакомство по объявлению. М, ACT, 2000

19. Анисимов Н. Близнецы. М.: Олма-пресс, 2003

20. Арнольд Е. Конец ток-шоу. М., Эксмо, 2001

21. Арцыбашев М. Наш третий клад — М.: ACT, 1996

22. Афанасьева Е. «Ne-bud-duroi.ru». -М.: Захаров, 2003

23. Бавильский Д. Ангелы на первом месте. М., 2004

24. Баконина М. Школа двойников. СПб., 2000

25. Бакунин А. Убийство на дуэли. М.: Деконт +, 2004

26. Балашов Д. Государи московские. М., 1999

27. Балл Г. Лодка. М.: Подкова, 2003

28. Батенин Э. Бриллиант Кон-И-Гута-М.: Огонек, 1925

29. Беляев С. Как Иван Иваныч от большевиков бегал — М.: Земля и фабрика, 1926.31 .Березин М. Эвтаназия // Березин М. Боевой клич. М., 2001

30. Берсенева А. Ревнивая печаль. М., ACT, 2002

31. Благова Е. Изгнание из рая. М.: Центрполиграф, 2001

32. Благова Е. Маска. М., Центрполиграф, 2001

33. Благова Е. Кровавая палитра. — М.: Центрполиграф, 2003

34. Бляхин П. Красные дьяволята —Калининград: Кн. изд-во, 1990

35. Бобров С. Спецификация Идитола. -М.: Госиздат, 1925

36. Богаев О. Мёртвые уши // www.bogaev.ru

37. Богданов П. Дважды рожденный. М., 1928

38. Борисов Л. Ход конем Л.: Прибой, 1927

39. Борисов Н. Зеленые яблоки. М.-Л.: Земля и фабрика, 1926

40. Борисов Н. Четверги мистера Дройда. М.-Л.: Земля и фабрика, 192543 .Борхес Х.Л. Пьер Менар, автор «Дон Кихота // Борхес Х.Л. Алеф. -СПб., 2000

41. БояджиеваЛ. Маски любви. М.: ACT, 2000

42. Брэдбери Р. О скитания вечных и о Земле. М.: Художественная литература, 1987

43. Буданцев С. Эскадрилья Всемирной коммуны-М.: Огонек, 1925

44. Буренина К. Задушевный разговор. М., ACT, 2000

45. Буртяк С. Кот. М.: Вагриус, 2003

46. Бушков А. Д'Артаньян гвардеец кардинала: роман -эхо. -Красноярск-Москва: Олма-пресс, Нева, 2002

47. Бушков А. Россия, которой не было. Красноярск-Москва: Олма-пресс, Нева, 2002

48. Вайнеры А. и Г. Визит к Минотавру. М.: Эксмо, 2002

49. Варламов А. 11 сентября. СПб: Астрель, 2005

50. Василенко С. Дурочка. СПб.: Лимбус-пресс, 2000

51. Веллер М. Б.Вавилонская. М.: Новый Геликон, 1999

52. Веллер М. Все о жизни. СПб.: Нева, 1998. - 751 с.

53. Вербицкая А. А. Ключи счастья. СПб.: Северо-Запад, 1995

54. Вербицкая А. Дух времени. СПб.: Северо-Запад, 1993

55. Веревкин В. Авантюра Вудроу Роба. М.: Молодая гвардия, 1925

56. Веревкин В. Красное знамя победит —М.: Молодая гвардия, 1925

57. Веревкин В. Молодцы из Генуи. — М.-Л.: Земля и фабрика, 1925

58. Вересов Д. Путники. Белая ночь. — СПб., Нева, 2005

59. Вересов Д. Черный ворон. — Олма-Нева, 2000

60. Вильмонт Е. Хочу бабу на роликах! — М., Эксмо, 2003

61. Волкова И. Я, Хмелевская и труп. — М., Эксмо, 2000

62. Волкова И. Человек, который ненавидел Маринину. М., Эксмо, 2000

63. Воронцова М. Тайна, покрытая браком — СПб., Олма-нева, 2003

64. Гайворовская Е. Игра с огнем. — М., 2003

65. Геласимов А. Фокс Малдер похож на свинью. М.: ОГИ, 2002

66. Гер Э. Сказки по телефону (дар слова). СПб.: Лимбус-пресс, 1999

67. Голованивская М. Состояние: Московский роман. М.: ОГИ, 2004

68. Гончаров В. Долина смерти. М.-Л.: Земля и фабрика, 1926

69. Гребнев Г. Тайна подводной скалы. — Вологда: обл.кн.ред., 1995

70. Грекова И. Пороги: роман, повести. М.: Советский писатель, 1986

71. Грин А. Фанданго // Избранное. М., 1996

72. Гурский Л. Спасти президента. М., Время, 2004

73. Дашкова П. Золотой песок. М.: Эксмо, 1999

74. Дашкова П. Эфирное время М.: Эксмо, 1999

75. Дашкова П. Чувство реальности. — М.: Эксмо, 2001

76. Дашкова П. Приз. М.: Астрель, 2004

77. Дашкова П. Вечаня ночь. — М.: Астрель, 2005

78. Дмитриев А. Закрытая книга // Знамя. 1999. № 4

79. Добржинский Диэз Г. Боярин Матвеев в советской Москве. - М.: Гиз, 1928

80. Добычин JI. Город «Эн» // Расколдованный круг. JL: Советский писатель, 1991

81. Долгопят Е. Два сюжета в жанре мелодрамы // Тонкие стекла. — Екатеринбург: У-Фактория, 2001

82. Донцова Д. Крутые наследнички. М.: Эксмо, 2000

83. Донцова Д . Гадюка в сиропе. М.: Эксмо, 2001

84. Донцова Д. Домик тетушки лжи. — М.: Эксмо, 2001

85. Донцова Д. Дама с колготками. — М.: Эксмо, 2001

86. Донцова Д. Скелет из пробирки. -М.: Эксмо, 2001

87. Донцова Д. Уха из золотой рыбки. М.: Эксмо, 2001

88. Донцова Д. Но-шпа на троих М.: Эксмо, 2002

89. Донцова Д. Созвездие жадных псов — М.: Эксмо, 2002

90. Донцова Д. Три мешка хитростей. — М.: Эксмо, 2002

91. Донцова Д. Али-баба и сорок разбойниц. М.: Эксмо, 2003

92. Донцова Д. Бриллиант мутной воды. М.: Эксмо, 2003

93. Донцова Д. Букет прекрасных дам.- М.: Эксмо, 2003

94. Донцова Д. Черт из табакерки М., Эксмо, 2003

95. Донцова Д. Полет над гнездом Индюшки М.: Эксмо, 2004

96. Донцова Д. Инстинкт Бабы-яги.— М.: Эксмо, 2003

97. Донцова Д. Гарпия с пропреллером. М.: Эксмо, 2004

98. Донцова Д. Доллары Царя Гороха. М.: Эксмо, 2004

99. Донцова Д. Камасутра для Микки-Мауса.- М.: Эксмо, 2004

100. ЕникееваД. Казанова. М.: ACT, 2001

101. Ефремов И. Туманность Андромеды. М.: Художественная литература, 1989

102. Житинкин А. Плейбой московской сцены. М.: ACT, 2003

103. Залотуха В. Последний коммунист. М.: Вагриус, 2000

104. Замятин Е. Избранное в 4-х тт. — М., 1990.

105. Заяицкий С. Земля без солнца M.-JL: Гос.издат., 1927

106. Заяицкий С. Красавица с острова Люлю. М.: Круг, 1926

107. Злобин И. Земля в паутине (дальние приключения сибиряка Хожялова).-М.: Госиздат, 1926

108. Зощенко М. Избранное. М.: Художественная литература, 1999

109. Иванов А., Устинова А. Вальс с виолончелью. М.: Оникс, 2004

110. Иванов Вс. Чудесные похождения портного Фокина // Иванов Вс. Собрание соч. в 8 тт. М.: Советский писатель, 1984

111. Иванов Вс., Шкловский В. Иприт. М.: Госиздат, 1925

112. Иванов Е. Божией милостию Мы, Николай Вторый. — М., 2004

113. Ильф И., Петров Е. Двенадцать стульев. М.: Вагриус, 2003

114. Иркутов А., Веревкин В. «АААЕ». — М.: Моспомграф, 1924

115. Исхаков В. Жизнь ни о чем. М.: Неформат, 2005

116. Каверин В. Два капитана // Собр. Соч. в 2-х тт.- М.: ACT, 1994

117. Каверин В. Исполнение желаний // Собр. Соч. в 2-х тт.— М.: ACT, 1994

118. Каверин В. Открытая книга // Собр. Соч. в 8-х тт.— М.: Художественная литература, 1994

119. Каверин В. Художник неизвестен // Собр. Соч. в 8-х тт.- М.: Художественная литература , 1994

120. Каду Р. (Савич О. И Пиотровский В). Атлантида под водой. Л.: Художественная литература, 1991

121. Каменский А. Люди. СПб.: Освобождение, 1910

122. Катаев В. Повелитель железа. М.-Л.: Земля и фабрика, 1926

123. Катаев В. Остров Эрендорф. -М.: Госиздат, 1927

124. Катаев В. Разбитая жизнь, или волшебный рог Оберона // Собрание сочинений. Т.8 М., 1985

125. Катаев В. Белеет парус одинокий. М.: Советский писатель, 1987

126. Кивинов А. Кошмар на улице Стачек. СПб.: Нева, 1994

127. Кивинов А. Обнесенные «Ветром». — СПб.: Нева, 2000

128. КимЛ. Аня Каренина. СПб.-М.: Нева, 2005

129. Ким Р. Агент особого назначения М.: Ad Marginem, 2004

130. Коваль Ю. Суер-Выер. М.: Вагриус, 1998

131. Козырев М. Ленинград. — М.: Художественная литература, 1990

132. Козырев М. Мистер Бридж. М.-Л.: Круг, 1925

133. Козырев М. Неуловимый враг. Харьков, 1923

134. Колина Е. Барышня и хулиган. СПб.: Крылов, 2004

135. Колина Е. Сага о бедных Гольманах. СПб.: Крылов, 2004

136. Колычев В. Брат, стреляй первым!- М.: Олма-пресс, 1999

137. Константинов А. Журналист. СПб.: АЖУР, 2001

138. Константинов А. Адвокат. СПб.: АЖУР, 2002

139. Константинов А. Бандитский Петербург. СПб.: АЖУР, 2003

140. Коркина В. Умный, наглый, самоуверенный. — М., Неформат, 2005

141. Королев А. Дама пик. М.: Вагриус, 1999

142. Королев А. Человек-язык. М.: Текст, 2001

143. Кржижановский С. Возвращение Мюнхгаузена // Боковая ветка. -М.: ТЕРРА, 1994

144. Крылова А. Птицы небесные М.: Радуга, 1998

145. Лавренев Б. Крушение республики Итль. М.-Л.: Земля и фабрика, 1927

146. Лазарчук А., Успенский М. Посмотри в глаза чудовищ. М.: Эксмо, 2002

147. Левитина Н. Девушка без недостатков. М., Олма-пресс, 2003

148. Левитина Н. Интимные услуги М., «Центрполиграф, 2001

149. Левитина Н. Неумышленное ограбление. М., Центрполиграф, 2001

150. Леонов Н. Смерть в прямом эфире. М.: Олма, 2002

151. Липатов Б. (Рис Уильки Ли ). Блеф. М., Земля и фабрика, 1926

152. Лукьяненко С. Дневной дозор, Ночной дозор . М., Эксмо, 2004

153. Львова М. Училка. СПб.: Радуга, 1997

154. Любимов Ю. Рассказы старого трепача. М.: Вагриус, 2002

155. Маканин В. Лаз // В.Маканин. Избранное. М.: Вагриус, 1998

156. Макарова Л. Другое утро. М., ACT, 2000

157. Малевский Е. Вальс для майора Пронина. —М-СПб., Астрель, 2004)

158. Малков Д. Две судьбы. М. : ACT, 2004

159. Мареева М. Принцесса на бобах. Вагриус, 1998

160. Маринина А. Воюющие псы одиночества. М., Эксмо,2004.

161. Маринина А. Реквием. М.: Эксмо, 2002

162. Маринина А. Соавторы. — М.: Эксмо, 2004

163. Маринина А. Стилист. М.: Эксмо, 1998

164. Маринина А. Тот, кто знает. М.: Эксмо, 2002

165. Маринина А. Украденный сон. — М.: Эксмо, 2001.

166. Марк М. Шах и Мат, вып. 1 — Новочеркасск, 1924

167. Милевская Л.Карманная женщина: М.: Эксмо, 2000

168. Михайлов Ф. Идиот. М. : Захаров, 2001

169. Москвина Т. Смерть это все мужчины- СПб.: Лимбус-прес, 2005

170. Мун А. Кукла. М. : Emergency Exit, 2005

171. Нагродская Е. Гнев Диониса М.: Литера, 1994

172. Невская Н. Подруги.-М., Вагриус, 1999

173. Невская Н. Сестры. М.: Вагриус, 1999

174. Николаев Л. Анна Каренина. М.: Захаров, 2001

175. Никулин Л. Адъютант господа бога . М.: Молодаятвардия, 1927

176. Никулин Л. Дипломатическая тайна. М.: Московский рабочий, 1927

177. Никулин Л. Никаких случайностей. М.: Московский рабочий, 1927

178. Носов С. Дайте мне обезьяну. -М.: Эксмо, 2003

179. Обломов С. Медный кувшин старика Хотабыча. — М.: Вагриус, 1999

180. Овалов Л. Приключения майора Пронина. — M. : Ad Marginem, 2004

181. Окунев Я. Завтрашний день. — М.: Земля и фабрика, 1924

182. Орлов В. Альтист Данилов. СПб.: Астрель, 2004

183. Остроумов JI. Макар Следопыт. М.: Молодая гвардия, 1926

184. Пелевин В. Generation "П". М.: Вагриус, 1999

185. Пелевин В. Диалектика переходного периода (ДПП). — М.: Эксмо, 2003

186. Петрушевская Л. Гимн семье // Петрушевская Л. Мост Ватерлоо. — М.: Эксмо, 2001

187. Пикуль В. Реквием каравану PQ-17. М.: Эксмо, 1999

188. Платова В. Такси для ангела. М.: Эксмо, 2001

189. Подольский Н. Книга легиона//Октябрь. 2001. № 7

190. Полоцкий С., Шмульян А. Черт в Совете Непорочных. М.-Л.: Земля и фабрика, 1928

191. Поляков Ю. Козленок в молоке. — М.: Вагриус, 1999

192. Попов Е. Подлинная история «Зеленых музыкантов». — М.: Вагриус, 2000

193. Поплавская П. Зной. СПб.: Крылов, 2004

194. Пупынин Ю. Побег. СПб.: Звезда, 2003

195. Раневская Ф. Судьба-шлюха.-М.:Эксмо, 2002

196. Робски О. «Casual. Повседневное». М, Росмен, 2005)

197. Робски О. День счастья завтра. - М.: Росмен, 2005

198. Ромов А. Колье Шарлотты. М. : Эксмо, 2001

199. Рубанова Н. Люди сверху, люди снизу. Текст, распадающийся на пазлы // Знамя, 2004, № 6

200. Рубанова Н. Патология короткого рассказа. Как бы женский роман // Знамя. 2005. №4

201. Савич О. Иностранец из 17-го № // Короткое замыкание. М.-Л.: Госиздат, 1927

202. Сакредова О. Тариф на любовь М.: Радуга, 2000

203. Семенов С. Петровка, 38. М.: Художественная литература, 1986

204. Сергеев И. Отцы и дети. М., Захаров, 2001

205. Силинекая Н. Княгиня Верейская- СПб.: Историческая иллюстрация, 2004

206. Скаредова О. Тариф на любовь. М.: ACT, 1998

207. Слаповский А. Братья // Знамя. 1995. № 12

208. Слаповский А. Качество жизни//Знамя. 2004. №3

209. Слаповский А. День денег. М.: Вагриус, 1999

210. Слаповский А. Участок. М.: Вагриус, 2004

211. Слаповский А. Они. М.: Эксмо, 2005

212. Слезкин Ю. «2x2=5» // Собрание соч. т.П. — М.: Моск. Тов-во писателей, 1928

213. Соболь А. Любовь на Арбате // Собр. Соч. Т. 2. — М.: Земля и фабрика, 1926

214. Сокоский В. Повесть о последней борьбе. М.: Ad marginem, 2004

215. Строкан О. Симулякр. — М.: Столица-принт, 2005

216. Суворов В. Ледокол. М.: ACT, 2000

217. Сухов Е. Жестокая любовь государя. М.: Центрполиграф, 2003

218. Токарева В. Коррида. М.: Вагриус, 1999

219. Токарева В. Я есть. Ты есть. Он есть. М.: ACT, 2001

220. Толстая Т. Кысь. М.: Грант, 2000

221. Толстой А. Гиперболоид инженера Гарина. М.: Олма, 1998

222. Толстой А. Приключения Невзорова, или Ибикус. — М.: Текст, 1999

223. Тропинины О. и С. Титаник-2. М.: ACT. 2000

224. Тургенев А. Месяц Аракшон. СПб.: Амфора, 2003

225. Тучков В. Поющие в Интернете // Дружба народов. 2001. № 9

226. Тучков В. Танцор. М.: Захаров, 2001

227. Тюкова А. Мое спасение. М.: ACT, 1999

228. Улицкая Л. Искренне ваш Шурик. М., Эксмо, 2004

229. Улицкая Л. Сквозная линия. М.: Эксмо, 2002

230. Устинова Т. Пороки и их поклонники.- М.: Эксмо, 2002

231. Устинова Т. Богиня прайм-тайма. М.: Эксмо, 2003

232. Устинова Т. Родня по крови. М.: Эксмо, 2003

233. Устинова Т. Подруга особого назначения. М.: Эксмо, 2003

234. Устинова Т. Закон обратного волшебства. М.: Эксмо, 2004

235. Устинова Т. Олигарх с Большой медведицы — М.: Эксмо, 2004

236. Устинова Т. Дом-фантом в приданное. М.: Эксмо, 2005

237. Устинова Т. Саквояж со светлым будущим.-М.: Эксмо, 2005

238. Уткин А. Самоучки // Новый мир. 1998. № 12

239. Фогель Н. Гипнотрон профессора Браилова. М.: Ad marginem, 2005

240. Хруцкий Э. Приступить к ликвидации. М.: Надежда-1, 1994

241. Чарская J1. Княжна Джаваха М.: Олма, 2000

242. Червинский А. Шишкин лес. — СПб.: Амфора — 2004

243. Чехов А.П. Драма на охоте // Чехов А.П. Собрание сочинений в 30-ти томах. -М., 1975-1985

244. Шагинян М. Месс-менд. М.: Советский писатель, 1960

245. Шаров В. До и во время. М.: ACT, 2005

246. Шенбрунн С. Розы и хризантемы. М.: Текст, 2002

247. Шишко А. Аппетит микробов. — M.-JL: Молодая гвардия, 1927

248. Шишко А. Господин Антихрист. M.-JL: Земля и фабрика, 1926

249. Щербакова Г. Актриса и милиционер. М.: ACT, 1999

250. Щербакова Г. Провинциалы в Москве . М.: Локид, 1997

251. Эдлис Ю. Аноним, или роман-маскарад // Эдлис Ю. Избранное. — М.: Вагриус, 1999

252. Эренбург И. Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников. -М.: Московский рабочий, 1991

253. Эренбург И. Трест Д. Е. М.: Земля и фабрика, 1928

254. Эренбург И. Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца. — М.: СП «Внешсигма», 1991

255. Юденич М. Сент-Женевьев-де-Буа.-М.: Эксмо, 2000

256. Юзефович Л. Князь ветра. М.: Олма-пресс, 2005

257. Яковлева Е. Блефовать, так с музыкой. М.: Эксмо, 2000БИБЛИОГРАФИЯ

258. Авербах Л. Спорные вопросы культурной революции. — М.: Госиздат, 1929.- 127 с.

259. Аверницев С., Андреев С., Гаспаров М., Гринцер Р., Михайлов А. Категории поэтики в смене литературных эпох // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.: Наука, 1994.-674 с.

260. Адамов А. Мой любимый жанр — детектив. — М.: Советский писатль, 1980.-321 с.

261. Адамович М. Юдифь с головой Олофрена: псевдоклассика в русской литературе 90-х // Новый мир. 2001. № 7

262. Аймермахер К. Советская литературная политика между 1917-м и 1932-м //В тисках идеологии: Антология литературно-политических документов. 1917-1927.-М.: РГТУ, 1992.-223 с.

263. Айхенвальд Ю. Похвала праздности. М.: Госиздат, 1922. — 176 с.

264. Акимова Н. Ф.В.Булгарин: Литературная репутация и культурный миф. Хабаровск, 2002. - 180 с.

265. Аксенов И.А. Сергей Эйзенштейн, портрет художника. М.: Искусство, 1991 -349 с.

266. Анджапаридзе Г. Детектив: жестокость канона и вечная новизна // Как сделать детектив. М.: Радуга, 1990. - 320 с.

267. Арбитман Р. Фантомы разбушевались. Массовая литература-2003: АРС'С об итогах 2003 года // Знамя. 2004. № 3

268. Асмус В.Ф. Чтение как труд и творчество // Асмус В.Ф. Вопросы теории и истории эстетики. М.: Искусство, 1968. - 654 с.

269. Багно В. Пограничное сознание, пограничные культуры // Полярность в культуре. Канун: Альманах. СПб., 1996, Вып. 2. - 298 с.

270. Балухатый С. К поэтике мелодрамы // Поэтика (сб. статей) — Л., 1927.-180 с.

271. Бальмонт К. Избранное. -М.: Художественная литература, 1997. -307 с.

272. Барабан Е. Детективы Александры Марининой, или «Старые мотивы новые песни» // Творчество Александры Марининой как отражение современной российской ментальности. - М.: ИНИОН РАН, 2002, с.83-122

273. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. — М.: Прогресс, 1994.- 615 с.

274. Басов Н. Творческое саморазвитие, или как написать роман. М.: ФАИР-ПРЕСС, 1999. - 368 с.

275. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса М.: Художественная литература, 1990. -541 с.

276. Бахтин М. Роман воспитания и его значение в истории реализма // Эстетика словесного творчества. — М.: Искусство, 1979. — 423 с.

277. Бахтин М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Художественная литература, 1975. -502 с.

278. Белая Г. «Срыв культуры»: нераспознанное поражение // Вопросы литературы. 2003. №1

279. Белецкий А. Об одной из очередных задач историко-литературной науки // Введение в литературоведение: Хрестоматия (под ред.Николаева П.А., Руднева В.Е., Хализева В.Е. и др.). М.: Высшая школа, 1997.-350 с.

280. Белинков А. Сдача и гибель советского интеллигента: Юрий Олеша. — М: Захаров, 2002. 456 с.

281. Белинский В.Г. Вступление // Физиология Петербурга. — М.: Советская Россия, 1984.-307 с.

282. Белокурова С.П., друговейко C.B. Русская литература. Конец XX века. СПб.: Паритет, 2001.-512 с.

283. Бенедиктова Т. Вступительная заметка // Новое литературное обозрение. 2002 № 57

284. Беньямин. В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. Избранные эссе. М.: Прогресс, 1996. - 309 с.

285. Берг М. Литературократия: Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе. — М.: Новое литературное обозрение, 2000 — 352 с.

286. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.: Моск.философ. фонд, 1995. - 322 с.

287. Бердяев Н. Судьба России. М.: Художественная литература, 1990. — 267 с.

288. Березин B.C. Газданов и массовая литература // Газданов и мировая культура: Сб. научных статей — Калининград, 2000 — 180 с.

289. Березин В. Проза глянца: где теперь жить рассказам // Ex libris НГ № 7(2003)

290. Березин В. Введение в лавбургер // Литературное обозрение. 31.01.1995

291. Берковский Н.Я. Мир, создаваемый литературой. М.: Советский писатель, 1985. - 398 с.

292. Бикбов А. Социоанализ культуры: внутренние принципы и внешняя критика // Новое литературное обозрение. 2003. № 60

293. Блок А. Сцена из исторической картины «Всемирная литература» // Блок А. Собрание сочинений в 8 тт., M - Л., 1960-1963

294. Блок А. Об искусстве. М.: Искусство, 1980. - 309 с.

295. Блумер Г. Коллективное поведение // Американская социологическая мысль. М.: Индрика, 1996. - 389 с.

296. Блюм A.B. За кулисами «Министерства правды»: тайная история советской цензуры. 1917-1929 СПб.: Академический проект, 1994. -245 с.

297. Бовуар де С. Второй пол. СПБ.: Алитейя, 2002. — 512 с.

298. Богданов К. Повседневность и мифология: Исследования по семиотике фольклорной действительности. СПб.: Искусство-СПБ, 2001. - 438 с.

299. Богомолов Н. Авантюрный роман как зеркало русского символизма // Вопросы литературы. 2002. № 6

300. Бодрийар Ж. Соблазн. М.: Ad maginem, 2000. - 204 с.

301. Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или конец социального. Екатеринбург: УГУ, 2000. - 267 с.

302. Бойм С. Общие места: мифология повседневной жизни. — М.: Новое литературное обозрение, 2002 — 280 с.

303. Болотнова Н.С., Бабенко Н.И., Васильева A.A. и др. Коммуникативная стилистика художественного текста: лексическая структура и идиостиль. Томск, 2001.

304. Большакова А. Образ читателя > как литературоведческая категория // Известия АН. Серия Литературы и языка, 2003, том 62, № 2

305. Большакова А. Архетип в теоретической мысли XX в.// Теоретико-литературные итоги XX в.: художественный текст и контекст культуры. — М.: Наука, 2003.-447с.

306. Большакова А. Современные теории жанра в англо-американском литературоведении / / Теория литературы. Роды и жанры. Т. 3. — М.: Наука, 2003.-344 с.

307. Бондаренко М. Текущий литературный процесс // Новое литературное обозрение. 2003. № 62

308. Борисов С.Б. Мир русского девичества: 70-90-е годы XX века. -М.: НЛО, 2002.- 569 с.

309. Бочарова О. Формула женского счастья: заметки о женском любовном романе // Новое литературное обозрение. 1996. № 22

310. Бритиков А. Детективная повесть в контексте приключенческих жанров // Русская советская повесть 20-30-х гг. Л.: Наука, 1976. - 240 с.

311. Бритиков А.Ф. Русский советский научно-фантастический роман — Л.: Наука, 1970.-210 с.

312. Бритиков А. Отечественная научно-фантастическая литература: некоторые проблемы истории и теории жанра. — СПб.: Творческий Центр Борей-Арт, 2000. 216 с.

313. Бурвикова Н.Д., Костомаров В.Г. Особенности понимания современного русского текста // Русистика: лингвистическая парадигма конца XX века. Сб. в честь профессора С.Г.Ильенко. — СПб.: Образование, 1998. 218 с.

314. Бурдье П. Практический смысл. СПб.: Алитейя, 2001. - 309 с.

315. Быков Д. Блуд труда. СПб.: Лимбус-пресс, 2002. - 389 с.

316. В тисках идеологии. Антология литературно-политических документов. 1917-1927. -М.: РИК, 1992.-215 с.

317. Вайнштейн О. Российские дамские романы: от девичьих тетрадей до криминальной мелодрамы // Новое литературное обозрение. 2000. № 41

318. Вайнштейн О. Розовый роман как машина желаний // Новое литературное обозрение. 1996. № 22

319. Василевский А. Он нашелся // Новый мир. 1997. № 11

320. Васильев В. Детектив в постсоветской России // Массовая культура России конца XX века. Ч.П, СПб.: С.-Петербургское философское общество, 2001. - 224 с.

321. Вейли Р. Мир, где состарились сказки. Социокультурный генезис прозы В.Токаревой // Литературное обозрение. 1993. № 1-2

322. Вершинина Н.Л. Проблема беллетристики как вида литературы в литературоведении 1920-30-х годов // Литературоведение на пороге XXI Века. -М.: РГГУ, 1998.-206 с.

323. Вешнев В. Характеристики. М.-Л., 1928 - 160 с.

324. Виала А. Рождение писателя: социология литературы классического века // Новое литературное обозрение. 1997. № 25

325. Винокур Г. Культура языка. — М.: Госиздат, 1929 — 180 с.

326. Воронский А. Начало пути (из советской критики 20-х гг.) М.: Советский писатель, 1987. - 289 с.72. «Вторая проза» (русская проза 20-30-х гг). XX в., Тренто - 1995. -409 с.

327. Вуколов Л.И. Чехов и газетный роман («Драма на охоте») // В творческой лаборатории Чехова. — М.: Искусство, 1974. — 234 с.

328. Вулис А. В мире приключений: Поэтика жанра. — М.: Советский писатель, 1986. 244 с.

329. Вулис А. Поэтика детектива // Новый мир, 1978, № 1, 244 258

330. Вулис А. Советский сатирический роман. Эволюция жанра в 20-30-е гг. -Ташкент, 1965.- 189 с.

331. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. — М.: Наука, 1994. 304 с.

332. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М.: РГГУ, 1996. — 307 с.

333. Геллер Л. Вселенная за пределом догмы: советская научная фантастика -Лондон, 1985.-290 с.

334. Генис А. Хоровод: заметки на полях массовой культуры // Иностранная литература. 1993. № 781 .Генис А. Фотография души: в окрестностях филологического романа // Звезда. 2000. № 9

335. Генис А. «Серапионы»: опыт модернизации русской прозы // Звезда. 1996. № 12.

336. Генис А. Закон и порядок. Мой Шерлок Холмс // Знамя. 1999. № 12

337. Генис А. Иван Петрович умер. М.: Новое литературное обозрение, 1999.-335 с.

338. Гессе Г. Пять эссе о книгах и читателях // Иностранная литература. 2004. №10

339. Гинзбург Л. Агенство Пинкертона — М-Л., 1932 . 270 с.

340. Гинзбург Л. Человек за письменным столом М.: Советский писатель, 1989. - 377 с.8 8.Гинзбург С. Кинематография дореволюционной России. — М.: Искусство, 1963. — 307 с.

341. Говорухина Ю. Проблема диалога в повести И.Грековой «На испытаниях» // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. — М., 2001.-Вып. 11.

342. Голлер А. Группа «Серапионовы братья» как орден // №1з;е1ког1 821ау1з:гШса1 парок 4, 8готЬа1:11е1у, 1991

343. Гольдштейн А. Расставание с Нарциссом: опыты поминальной риторики. М.: Новое литературное обозрение, 1997. — 309 с.

344. Горалик Л. Как размножаются Малфои. Жанр «фэнфик»: потребитель масскультуры в диалоге с медиа-контентом // Новый Мир. 2003. №12

345. Горнфельд А. Эротическая беллетристика // Критика начала XX века (сост. Е.В.Ивановой). М.: Просвещение, 2002. - 266 с.

346. Горький и Л. Андреев // Литературное наследство. Т. 72 М., 1968.

347. Горький и советские писатели: Неизданная переписка // Литературное наследство. Т.70. -М., 1963

348. Гофман А.Б. Мода и люди. Новая теория моды и модного поведения. -М.: Гном и Д, 1994. 224 с.

349. Грачева А. Русское ницшеанство и женский роман начала XX века // Gender Restructuring in Russian Studies. Conference papers. Helsinki. August, 1995

350. Грачева A.M. Анастасия Вербицкая: Легенда, творчество, жизнь // Лица: Библиографический альманах, вып. 5. М. СПб, 1994

351. Гриц Т., Тренин В., Никитин М. Словесность и коммерция. М.: Аграф, 2001.-304 с.

352. Гродская Е. Елена Долгопят. Тонкие стёкла (рецензия) // Знамя, 2002, №5

353. Гронас М. «Чистый взгляд» и взгляд практика: Пьер Бурдье о культуре // Новое литературное обозрение. 2003. № 60

354. Гроссман Д. Эдгар По в России: легенда и литературное влияние. -СПб.: Академический проект, 1998. 198 с.

355. Груздев И. Об авантюрном романе // Русский современник. 1924. № 2

356. Грушин Б. Массовое сознание. М.: Политиздат, 1987. - 368 с.

357. Губайловский В. Обоснование счастья //Новый Мир, 2002 N3

358. Гудков Л., Дубин Б. Литература как социальный институт: Статьи по социологии литературы. М.: Новое литературное обозрение, 1994. - 352 с.

359. Гудков Л.Д. Массовая литература как проблема. Для кого? // Новое литературное обозрение. 1996. № 22

360. Гудков Л., Дубин Б., Страда В. Литература и общество: введение в социологию литературы. М.: Издательский цент РГГУ, 1998. -80 с.

361. Гумилев Н. Письма о русской поэзии. — М.: Советский писатель, 1990.-340 с.

362. Гуревич А.Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М.: Искусство, 1990. - 395 с.

363. Гурвич И. Русская беллетристика: эволюция, поэтика, функции // Вопросы литературы. 1990. № 5

364. Гурвич И.А. Беллетристика в русской литературе XIX века. М., 1991

365. Гурский JI. А вы — не проект? // Нева. 2002. № 11

366. Гусейнов Г. Рипарография: Беллетристика середины 90-х в поисках нового // Постскриптум: Литературный журнал. Вып. 1 (6), 1997. -СПб.: Феникс, 1997. С.143-167

367. Гюббенет И.В. Основы филологической интерпретации литературно-художественных текстов. — М.: Изд-во МГУ, 1991.— 204 с.

368. Данилкин Л. Убит по собственному желанию // Акунин Б. Особые поручения, М., 2000, стр. 317 — 318.

369. Дарк О. Принесенные в жертву: О массовой литературе, ее читателях и авторах // Знамя. 1998. № 12

370. Дарнтон Р. Высокое Просвещение и литературные низы в предреволюционной Франции // Новое литературное обозрение. 1999. №37

371. Делез Ж. Платон и симулякр // Новое литературное обозрение. 1993. №5

372. Деррида Ж. Эссе об имени. СПб.: Алетейя, 1998. - 190 с.

373. Динамов С. Авантюрная литература наших дней // Красная молодежь. 1925. № 6/7

374. Дмитриев А. «В свете нашего опыта»: социоанализ Пьера Бурдье и российское гуманитарное образование // Новое литературное обозрение. 2003. № 60

375. Добренко Е. Формовка советского читателя: Социальные и эстетические предпосылки рецепции советской литературы. — СПб.: Академический проект, 1997.-321 с.

376. Добренко Е. Формовка советского писателя: Социальные и эстетические истоки советской литературной культуры — СПб.: Академический проект, 1999 — 557 с.

377. Долецкая A. «Vogue — это не только журнал. Это эстетика бытия» // Критическая Масса. 2004. №4

378. Долинский В. «.когда поцелуй закончился» (о любовном романебез любви) // Знамя. 1996. № 1

379. Дубин Б. Сюжет поражения // Новое литературное обозрение. 1997. №27

380. Дубин Б. Слово письмо - литература: Очерки по социологии современной культуры. — М.: Новое литературное обозрение, 2001. -416 с.

381. Дубин Б. Между каноном и актуальностью, скандалом и модой: литература и издательское дело России в изменившемся социальном пространстве // Неприкосновенный запас. 2003. № 4

382. Дубин Б. Читатель в обществе зрителей // Знамя. 2004. № 5

383. Ерофеев В. Поэтика Добычина, или анализ забытого творчества // В.Ерофеев. В лабиринте проклятых вопросов. М.: Советский писатель, 1990. - 298 с.

384. Ерофеев В. Кризис вербального искусства или бессилие современного слова // Постмодернисты о посткультуре: интервью с современными писателями и критиками. М., Изд-во Р.Элинин, 1998.171 с.

385. Ершов Л.Ф. Сатирико-юмористическая повесть // Русская советская повесть 20-30-х гг. Л.: Наука, 1976. - 299 с.

386. Жеребкина И. «Прочти мое желание.»: постмодернизм, психоанализ, феминизм. М.: Идея-пресс, 2000. - 256 с.

387. Живов В. Маргинальная культура в России и рождение интеллигенции // Новое литературное обозрение. 1999. № 37

388. Жизнь языка. Сборник к 80-летию М.В.Панова — М.: Языки слав.культуры, 2001 509 с.

389. Жирмунский В. Теория литературы. Поэтика, Стилистика. — Л.: Наука, 1977.-323 с.

390. Жуховицкий Л. Неудачливость? Нет человечность! // Знамя. 1980. № 1

391. Жуховицкий Л. Писатель за 10 часов // Книжное обозрение. 2000. №33

392. Загидуллина М. Ремейки, или Экспансия классики. Ремейк как форма исторической реинтерпретации // Новое литературное обозрение. 2004. № 69.

393. Залевская A.A. Введение в психолингвистику. М.: РГГУ, 1999. -382 с.

394. Захаров A.B. Массовое общество в России (история, реальность, перспективы) // Массовая культура и массовое искусство: «за» и «против». М.: Изд-во «Гуманитарий» академии гуманитарных исследований, 2003.-512 с.

395. Звягина М.Ю. Авторские жанровые формы в русской прозе конца XX века. — Астрахань, 2001

396. Земсков В. Мифосознание в кризисную эпоху: опыт анализа текущего материала массовой культуры // Вопросы литературы. 1993. №3

397. Зенкин С. Другая филология для другой литературы // Знамя. 1997. №7

398. Зиновьев А. На пути к сверхобществу. М.: Центрполиграф. 2000. -236 с.

399. Золотоносов М. Игра в классики // Московские новости. 2002. № 33

400. Зонтаг С. Заметки о кэмпе // Мысль как страсть. М., 1997.

401. Зорич А. Два образа трансценденции в женском русскоязычном романе // http://www.zorich.ru/

402. Зоркая Н. На рубеже столетий: у истоков массового искусства в России 1900-1919 гг. М.: Наука, 1976. - 303 с.

403. Зоркая Н. Уникальное и тиражирование. М.: Иск-во, 1980. - 187 с.

404. Зоркая H. Фольклор. Лубок. Экран. М.: Искусство, 1994. - 239 с.

405. Зоркая Нат. Проблемы изучения детектива // Новое литературное обозрение. 1996. №22

406. Зоркая Нат. Книжное чтение в постперестройку // «Пушкин»: Тонкий журнал читающим по-русски. — 1997, № 1, октябрь

407. Зоркая Нат. Чтение в контексте массовых коммуникаций // Мониторинг общественного мнения. 2003. № 2 (64)

408. Иванов А. «Мы попробовали посмотреть на литературу как не на литературу» // «Критическая Масса». 2004. №1

409. Иванов Вс. Дневники. М.: Наследие, 2001. - 492 с.

410. Иванов Вс. Переписка с А.М.Горьким. Из дневников и записных книжек. М.: Советский писатель, 1985 - 389 с.

411. Иванов Вяч.Вс. Монтаж как принцип построения в культуре 1-ой половины XX в. // Монтаж (литература, искусство, театр, кино). — М., 1988

412. Иванова Н. Ностальящее. Собрание наблюдений. М.: Радуга, 2002. -256 с.

413. Иванова Н. Почему Россия выбрала Путина: Александра Маринина в контексте современной не только литературной ситуации. // Знамя. 2002. N 2

414. Иванова С. Новый русский идиот. Федор Михайлов. Идиот. Роман. М., «Захаров», 2001 // Новый мир. 2002. № 2.

415. Ильенко С.Г. О языковой личности И. Грековой // С.Г.Ильенко. Русистика: Избранные труды. СПб.: Изд-во РГПУ, 2003. — 674 с.

416. Ильин И.П. Массовая коммуникация и постмодернизм // Речевое воздействие в сфере массовой коммуникации. М.: Наука, 1990. - 160 с.

417. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М.: Наука, 1998 — 490 с

418. Кавелти Дж. Изучение литературных формул // Новое литературное обозрение. 1996. № 22

419. Каверин В. Вечерний день. Письма. Встречи. Портреты. М., 1982

420. Каверин В. Счастье таланта. М., Современник, 1989. - 239 с.

421. Каганская М., Бар-Селла 3. Мастер Гамбс и Маргарита. — Тель-Авив, 1984

422. Каганский В. Вопросы о пространстве маргинальности // Новое литературное обозрение. 1999, № 37

423. Кагарлицкий Ю. Что такое фантастика. М.: Художественная литература, 1974. - 208 с.

424. Как сделать детектив (сб.). — М., Радуга, 1990,— 320 с.

425. Калецкий П. Пинкертоновщина // Литературная энциклопедия Т. 8 — М., 1934

426. Канетти Э. Масса и власть. M.: Ad Marginem, 1997. - 515 с.

427. Караулов Ю. Русский язык и языковая личность — М.: Наука, 1987. — 261 с.

428. Касаткина Т. Литература после конца времен//Новый мир. 2000. № 6

429. Катаев В. Литературные связи Чехова. М., Изд-во МГУ, 1989340 с.

430. Катаев В. Игра в осколки. Судьбы русской классики в эпоху постмодернизма- М.: Изд-во МГУ, 2002. —252 с.

431. Катаев В. Чехов плюс. Предшественники, современники, преемники. М.: Языки славянской культуры , 2004- 392 с.

432. Каталог издательства «Всемирная литература» Петроград, 1919

433. Кац P.C. История советской фантастики. Саратов, 1993. - 165 с.

434. Келдыш В.А. О «Серебряном веке» русской литературы и его изучении // Освобождение от догм. История русской литературы: состояние и пути изучения. Т.2 — М.: Наследие, 1997. 267 с.

435. Китанина Т. Сюжетные традиции девичьего рукописного рассказа // Рукописный девичий рассказ. М.: ОГИ, 2002.-520 с.

436. Кларк К. Советский роман: история как ритуал. Екатеринбург: Изд-во Урал.ун-та, 2002.- 262 с.

437. Клюс Э. Ницще в России: революция морального сознания. — СПб.: Академический проект, 1999. 240 с.

438. Ковтун Е. Поэтика необычайного: Художественные миры фантастики, волшебной сказки, утопии, притчи и мифа (на материале европейской литературы первой половины XX века). — М., Издательство МГУ, 1999. 307 с.

439. Козлов Е.В. Серийность в паралитературе: интратекстуальные образования и издательские стратегии // Массовая культура на рубеже веков XX-XXI вв.: человек и его дискурс: сб. научных трудов (ред. Сорокина Ю.А.) . М.: Наука, 2003. - 345 с.

440. Колодная А. Интересы рабочего подростка. -М., 1929 128 с.

441. Компаньон А. Демон теории: литература и здравый смысл. М.: Издательство им.Сабашниковых, 2001. — 336 с.

442. Конди Н., Падунов В. Проигранный рай. Рулетка социализма. Рыночный детерминизм по обязательной программе. // Новая волна. Русская культура и субкультуры на рубеже 80-90-х годов. Материалы конференции 1992 года. М. 1994. - 109 с.

443. Кондаков И. Наше советское все. Русская литература XX века как единый литературный процесс // Вопросы литературы. 2000. № 4

444. Кондков И. «Где ангелы реют»: русская литература XX в. как единый текст // Вопросы литературы. 2000. № 6

445. Кормилов С. О соотношении «литературных рядов» (опыт обоснования понятия) // Известия Академии наук. Сер. литературы и языка. 2001. Т. 60. № 4, с. 3-16

446. Костомаров В.Г., Бурвикова H.Д. Старые мехи и молодое вино. Из наблюдений над русским словоупотреблением конца XX века. — СПб.: Златоуст, 2001.-71 с.

447. Костыгова Т. Любовь и детектив, или мужские игры А.Марининой // Книжное обозрение. 1997. № 21

448. Котылев А.Ю. Метаморфозы игры в культуре переходного периода (на материале эпохи становления советской культуры) — СПб., 2000, автореф. на соискание ст. к. философских наук

449. Кржижановский С. Поэтика заглавия // Кржижановский С. «Страны, которых нет»: Статьи о литературе и театре. Записные тетради — М.: Радикс, 1994.-156 с.

450. Круглый стол «На Rendez-vous с Марининой» // Неприкосновенный запас. 1998. № 1

451. Крупчанов Л. Культурно-историческая школа в русском литературоведении. М.: Просвещение, 1983. -232 с.

452. Крысин Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. М.: Наука, 1989- 189 с.

453. Крыщук Н. Расписание. Игра для взрослых // Звезда. 2001. № 2.

454. Кубасов А. Проза А.П.Чехова: искусство стилизации. — Екатеринбург: Изд-во Уральск.ун-та, 1998 204 с.

455. Кузьмина Н.А. Тексты влияния как феномен языкового существования // Философия и текст: этические и социологические проблемы (сб. статей научно-методического семинара «TEXTUS») — Вып. 10 (под ред. К.Э.Штайн) СПб - Ставрополь, 2004. - 879 с.

456. Курганов Е. Анекдот. Символ. Миф. Этюды по теории литературы. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2002.-128 с.

457. Курицын В. Русский литературный постмодернизм. — М.: ОГИ, 2000. 288 с.

458. Курчаткин А. Хочу, чтоб не больно, хочу, чтоб красиво. // Литературная газета № 41 (1999)

459. Кухаренко В.А. Семантическая структура ключевых и тематических слов целого художественного текста // Лексическое значение в системе языка и в тексте. Волгоград, 1985

460. Кюстин де А. Николаевская Россия. — М.: Республика, 1990. 209 с.

461. Лавров А. «Серебряный Век» и/или «пантеон современной пошлости». О русской поэзии 1990-х // Новое литературное обозрение. 2001. №51

462. Лакруа Ж. Смысл диалога // Культурология. Дайджест. 2002, № 1

463. Лахусен Т. Как жизнь читает книгу: массовая культура и дискурс читателя в позднем соцреализме // Соцреалистический канон (под ред Е.Добренко и Х.Гюнтера) СПб.: Академический проект, 2000. — 978 с.

464. Лебон Г. Психология масс // Психология масс. Хрестоматия М.: Издательский дом «Бахрах-М», 2001. — 592 с.

465. Левада Ю. Социальные типы переходного периода: попытки характеристики // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. 1997, № 2

466. Левада Ю. От мнений к пониманию: Статьи 1993-2000 гг. М., 2000.-480 с.

467. Левидов М. Простые истины М-Л.: Прибой , 1927. - 180 с.

468. Левинсон А. Заметки по социологии и антропологии рекламы . и литература // Новое литературное обозрение 1997. № 22

469. Лежнев А. О приключенческой литературе. // Красная молодежь. 1925.N 3-4

470. Лежнев А. и Горбов Д. Литература революционного десятилетия (1917-1927)-Харьков, 1929.-209 с.

471. Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература. В 3-х книгах. М.: Эдиториал УРСС, 2001.-288 е., 287с., 160с.

472. Лейдерман Н. Траектории «экспериментирующей эпохи» // Вопросы литературы. 2002. № 4

473. Лейкина-Свирская В. Русская интеллигенция в 1900-1917 годах. — М.: Мысль, 1981.-285 с.

474. Лелеко В.Д. Пространство повседневности в европейской культуре. СПб.: СПБГУКИ, 2002. 304 с.

475. Леффлер 3. Кто решит, что нам читать? // Знамя. 2003. №11

476. Липовецкий Ж. Третья женщина: незыблемость и потрясение основ женственности. — СПб.: Алетейя, 2003.-513 с.

477. Липовецкий М. Рецепт успеха: сказочность + натурализм // Новый мир. 1997. № 7

478. Литература факта: первый сборник материалов работников ЛЕФа. -М.: Захаров, 2000. 283 с.

479. Литовская М.А. «Феникс поет перед солнцем»: феномен Валентина Катаева. Екатеринбург: Изд-во Уральск, университета, 1999. - 213 с.

480. Лихачев Д.С. Литература реальность - литература. — Л.: Советский писатель, 1984.-309 с.

481. Лихачев Д.С. Как оживить литературоведение // Вестник Российской Академии наук. 1993, т. 63, № 7

482. Лосев Л. Предисловие // Шварц Е. Воспоминания. — М.: Советский писатель, 1987, с.7-14.

483. Лотман Ю.М. В точке поворота // Литературная газета. 1991, 12 июня

484. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. — М.: Гнозис, 1992 272 с.

485. Лотман Ю.М. Массовая литература как историко-культурная проблема // Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т.З. — Таллинн: Александра, 1993. 382 с.

486. Лотман Ю.М., Цивьян Ю.Г. Диалог с экраном. — Таллинн: Александра, 1994. 208 с.

487. Лотман Ю.М. Структура художественного текста // Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб.: Искусство, 1998 - 702 с.

488. Лотман Ю.М. К проблеме типологии текстов // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб.: Искусство, 2000. - 706 с.

489. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (18 н.19 в.). - СПб.: Искусство, 2001 - 398 с.

490. Луначарский A.B. Литература нового мира: обзоры, очерки, теория. -М, 1982

491. Лунц Л. Вне закона СПб. : Композитор, 1994 - 277 с.

492. Лурье Л. Борис Акунин как учитель истории // Эксперт Северо-Запад. 2000. № 8.

493. Магд-Соэп К.Де. Ю.Трифонов и драма русской интеллигенции. -Екатеринбург: Изд-во УГУ, 1997. 188 с.

494. Мазурина М.Г. Массовая литература 90-х годов в России: философско-социологический анализ формульных повествований (автореферат на соискание ученой степени кандидата философских наук)-М.,1997.

495. Маканин В. Квази // В.Маканин. Избранное. — М.: Вагриус, 1998. -388 с.

496. Маканин В. Речь на открытии 55-й Франкфуртской книжной ярмарки // Новый Мир. 2004. №1

497. Мак-Люэн М. Галактика Гутенберга. Сотворение человека печатной культуры. Киев, 2003. - 306 с.

498. Мандельштам О. Слово и культура. М.: Советский писатель, 1987. -289 с.

499. Маркасова O.A. Тексты массовой литературы в когнитивном аспекте // Проблемы интерпретационной лингвистики: автор — текст — адресат. — Новосибирск, 2001

500. Маркович В. К вопросу о различении понятий «классика» и «беллетристика» // Классика и современность. — М., 1991, с. 53-67

501. Маркузе Г. Одномерный человек. М.: АСТ, 2003. - 331 с.

502. Мартьянова И.А. Киновек русского текста: парадокс литературной кинематографичное™. СПб.: Сага, 2001, - 224 с.

503. Марченко А. И духовно навеки почил? // Новый мир. 1995. № 8

504. Массовая культура и массовое искусство. «За» и «против». -М.: Гуманитарий, 2003. 512 с.

505. Массовая культура: современные западные исследования. М: Прагматика культуры, 2005. - 339 с.

506. Массовый успех. М.: ВНИИ, 1989. - 210 с.

507. Маяковский В. Полное собрание сочинений в 13-ти тт. — М.: Художественная литература, 1958, Т. 9

508. Между обществом и властью: массовые жанры от 20-х к 80-м годам XX века. М.: ИНИОН, 2002. - 189 с.

509. Мела Э. Игра чужими масками: детективы Александры Марининой // Филологические науки. 2000. № 3

510. Мельников Н. О понятии массовая литература// Литературоведение на пороге XXI века. М.: Просвещение, 1998. - 278 с.

511. Менцель Б. Что такое «популярная литература»? западные концепции «высокого» и «низкого» в советском и постсоветском контексте // Новое литературное обозрение. 1999. № 40

512. Мережинская А.Ю. Художественная парадигма переходной культурной эпохи: русская проза 80-90-х гг. XX века. Киев: Думка, 2001.-267 с.

513. Мережковский Д.С. Эстетика и критика в 2 тт., Т.1, М.: Художественная литература, 1994.-262 с.

514. Моль А. Социодинамика культуры. М.:Прогресс, 1973. - 398 с.

515. Морозова Т. Мэтры пишут километры // Литературная газета. 1999. №5

516. Москвина Т. Русский культурный бунт девяностых, безобидный и безобразный // Похвала плохому шоколаду. СПБ.: Лмбус Пресс, 2002. -384 с.

517. Московичи С. Век толп: исторический трактат по психологии массы. М.: Прогресс, 1996. - 329 с.

518. Мулярова Е. Женский роман как школа мужества для автора // Русский Журнал, www.russ.ru (1998)

519. Мясников В. Историческая беллетристика: спрос и предложение // Новый мир .2002. № 4

520. Набоков В. Лекции по русской литературе. М.: Независимая газета, 1996.-440 с.

521. Надточий Э. Друк, товарищ и Барт. Несколько предварительных заметок к вопрошанию о месте соцреализма в искусстве XX в. // Даугава. 1989. № 8

522. Неелов Е.М. Волшебно-сказочные корни научной фантастики. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. 189 с.

523. Неизвестный Горький. М.Горький и его эпоха: Материалы и исследования. -М.: Наследие, 1994.-262 с.

524. Нещименко Г.И. Динамика речевого стандарта современной публичной вербальной коммуникации: проблемы, тенденции развития // Вопросы языкознания. 2001. № 1

525. Нива Ж. Статус писателя в России в начале XX века // История русской литературы. Серебряный век (под ред. Ж.Нива И. Сермана, В.Страда, Е.Эткинда). М.: Прогресс, 1995. - 704 с.

526. Никитин Ю. Как стать писателем и заработать миллион. — М.: Кузнечик, 1999. 144 с.

527. Николаева Е.В. Переходная культура и миф о начальном времени // Между обществом и властью: массовые жанры от 20-х к 80-м годам XX века. М. ИНДРИК, 2002. - 326 с.

528. Новикова О., Новиков В. В.Каверин. Критический очерк. — М.: Советский писатель, 1986. —213 с.

529. Новикова О., Новиков В. Зависть. Перечитывая Валентина Катаева. Борьба за стиль // Новый мир. 1997. № 1

530. Новиков В. Деноминация: литераторы в плену безымянного времени //Знамя. 1998. №7

531. Ольшанский Д.В. Психология масс. СПб.: Питер, 2001— 368 с.

532. Орлова Э.А. Динамика культуры и целеполагающая активность человека // Морфология культуры: структура и динамика. М.: Индрик, 1994.-267 с.

533. Ортега-и-Гассет X. Избранные труды. М.: Изд-во «Весь мир», 2000.- 704 с.

534. Осипов А.Н. Библиография фантастики. М.: МПИ, 1990. - 222с.

535. Павлов О. Метафизика русской прозы // Октябрь. 1998, № 1

536. Павлов О. Остановленное время // Литературная газета. 2002. № 35

537. Панченко A.A. Христовщина и скопчество: фольклор и традиционная культура русских мистических сект. М., 2002

538. Паперный В. Культура два. М.: НЛО, 1999. - 383 с.

539. Пастернак Б. Об искусстве. — М.: Искусство. 399 с.

540. Первый Всероссийский съезд советских писателей 1934: стенографический отчет. — М., 1990

541. Пермяков Г.Л. К вопросу о русском паремиологическом минимуме // Словари и лингвострановедение (под ред. Е.М.Верещагина). М., 1982

542. Писатели об искусстве и о себе (сборник № 1) М-Л.: Прибой, 1924. -109 с.

543. Питляр И. Доброе слово это доброе дело // Дружба народов. 1981. № 11.

544. Плаггенборг Ш. Революция и культура: культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма. — СПб.: Лик, 2000.-385 с.

545. Плетнева А. От лубка до неореализма: Гоголь и визуальные искусства. Повесть Н.В. Гоголя «Нос» и лубочная традиция // Новое литературное обозрение. 2003. № 61

546. Подъяблонская Н. Как возникают женские романы Практические заметки // Октябрь. 1998. № 12

547. Полетика Ю. О Василии Андрееве и его ворах // Жизнь искусства. 1926. № 13

548. Пономарев Е. Книжка на все случаи жизни // Новый мир. 1997. № И.

549. Пономарев Е. География революции. Путешествие по Европе в советской литературе 1920-х годов // Вопросы литературы. 2004. № 6

550. Пономарева Г. Женщина как "граница" в произведениях Александры Марининой // Пол. Тендер. Культура (немецкие и русские исследования). -М.: Преображение, 1999. 244 с.

551. Популярная литература: опыт культурного мифотворчества в Америке и в России. Материалы V Фулбрайтовской гуманитарной летней школы. Москва 30 мая -8 июня 2002 года, М., 2003. - 209 с.

552. Потанина Н. Диккенсовский код «фандоринского проекта» // Вопросы литературы. 2004. №1

553. Правдухин В. Рецензии на романы Никулина Л. и Иркутова А. // Красная новь. 1925. № 4

554. Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. М.: Лабиринт, 2001 — 143 с.

555. Пульхритудова Е.Творчества Н.С.Лескова и русская массовая беллетристика // В мире Лескова. М.: Советский писатель, 1983. - 367 с.

556. Пульхритудова Е.М. Литература, беллетристика и паралитература // Теория литературы-М., 1987

557. Пушкарев Л.Н. Лубочные писатели-сказочники второй половины XIX- начала XX века // Традиционная культура: научный альманах. 2002. № 2

558. Пушкарева Н.Л. История повседневности и частной жизни глазами историка // Социальная история-2003. М., 2003.

559. Пушкин А. — критик. М.: Художественная литература, 1978 - 266 с.

560. Рагозина К. Полое внутри и бесполое снаружи: за что мы любим и как мы переводим женский роман // «Ех НЬпб НГ». 09.09.1999.

561. Радищев Л. Долой обойму // Литературный Ленинград. 1933. 17 сентября.

562. Райнов Б. Черный роман. М.: Прогресс, 1975. — 285 с.

563. Ранчин А. Романы Б. Акунина и классическая традиция: повествование в четырех главах с предуведомлением, лирическим отступлением и эпилогом // Новое литературное обозрение. 2004. № 67

564. Перекресток утопий (судьбы фантастики на фоне судеб страны). — М.: Институт востоковедения РАН, 1998. 354 с.

565. Рейтблат А. Уголовный роман: между преступлением и наказанием // Уголовный роман. М., 1992

566. Рейтблат А.И. Как Пушкин вышел в гении: Историко-социологические очерки о книжной культуре Пушкинской эпохи. М.: Новое литературное обозрение, 2001. - 336 с.

567. Рейтблат А.И. Лубочная литература и фольклор // Традиционная культура: научный альманах. 2002. № 2

568. Рогинская О. Глянцевое «я»: женские журналы и кризис автобиографизма // Критическая Масса. 2004. № 1

569. Розанов В. О писательстве и писателях — М.: Республика, 1995 — 734

570. Розанов И. Литературные репутации: Работы разных лет. М., 1990

571. Рубакин Н. Психология читателя и книги. Краткое введение в библиологическую психологию. М — Л., 1929. — 178 с.

572. Рубинштейн JI. А.Чехов / Б.Акунин. Чайка. Пьеса и ее продолжение // Итоги. 2 июля 2000

573. Руднев В. Словарь культуры XX в. М.: Аграф, 1999- 381 с.

574. Руднев H.A. Тайны «галактики Гутенберга»: Сюжеты и образы западной прозы 1970-1980 гг. в контексте «массовой культуры» М., 1989

575. Русский язык конца XX столетия. — М.: ИРЯ, 2000. — 377 С.

576. Рыкачев Я. Наши Майн Риды и Жюль Верны // Молодая гвардия. 1929. № 5

577. Рылькова Г «На склоне Серебряного века» // Новое литературное обозрение. 2000. № 46

578. Рюткунен М. Тендер и литература: проблема «женского письма» и «женского чтения» // Филологические науки. 2000. № 3

579. Салтыков-Щедрин. М.Е. Собрание сочинений М., 1966. Т.5

580. Самохвалова В.И. Язык масскульта и современная мифология // Массовая культура и массовое искусство: «за» и «против». М.: Изд-во «Гуманитарий» академии гуманитарных исследований, 2003.-512 с. ,

581. Сарнов Б. Что же спрятано в «Двенадцати стульях»? // Октябрь. 1992. №6

582. Свердлов М. По ту сторону добра и зла. Алексей Толстой : от Буратино до Петра. М., Глобулус, 2004. - 176 с.

583. Селезнева Т.А. Киномысль 1920-х годов. Л.: Наука, 1972. - 123 с.

584. Селищев A.M. Язык революционной эпохи: из наблюдений над языком последних лет. М., 1928. - 134 с.

585. Семаан Н. В. Культура — массовая культура реклама // Журналистика. 1998. N 1

586. Семенова Т. Современные российские масс-медиа и массовая литература о женщинах и для женщин // Массовая культура России конца XX века. Часть 1. СПб. 2001

587. Серапионовы братья (заграничный альманах) Берлин, 1922. - 109 с.337. «Серапионовы братья» в зеркалах переписки. М.: Аграф, 2004. -540 с.

588. Сибрук Д. ИоЬголу. Культура маркетинга. Маркетинг культуры. М.: Ас1 Ма^тет, 2005. - 302 с.

589. Силантьева В.И. Художественное мышление переходного времени (литература и живопись). Одесса, 2000. - 207 с.

590. Скобелев В.П. Приключенческая проза А.Н.Толстого 20-х годов: жанровое своеобразие и проблема пародирования // А.Н.Толстой: новые материалы и исследования. — М., Наследие, 1995 с. 67-90

591. Скоропанова И. Русская постмодернистская литература. М.: Флинта, 1999. - 608 с.

592. СлавниковаО. Супергерои нашего времени //Знамя. 1998. №12

593. Славникова О. Полюбите нас одетыми: заметки о вторичных писательских признаках // Литературная газета. 2000. № 3

594. Славникова О. Псевдонимы и псевдонимки // Октябрь. 2001. №1

595. Славникова О. Спецэффекты в жизни и литературе // Новый Мир. 2001. №1

596. Слонимский А. В поисках сюжета // Книга и революция. 1923. № 2

597. Слышкин Г.Г. От текста к символу: Лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе. М.: Аса1епиа, 2000. -125 с.

598. Смирнова Д. «Подсудимый не всегда и не везде был таким гадом» //Критическая Масса. 2004. № 4

599. Соколов Б. Русский лубок как литературный жанр // Новое литературное обозрение. 1996. № 22

600. Соколов Е.Г. Аналитика масскульта. СПб.: С.-Петербургскс философское общество, 2001. -280 с.

601. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. — М.: Политиздат, 1992.-542 с.

602. Сотникова Т. Функция караоке // Знамя. 1998. № 12

603. Соцреалистический канон (под ред. X. Гюнтера и Е. Добренко) -СПб.: Академический проект, 1999. 987 с.

604. Спутники Чехова (сост. В.Б.Катаев). М.: Изд-во МГУ, 1982. —479 с.

605. Стернин Г.Ю. Русская художественная культура второй половины XIX начала XX века - М.: Наука, 1996. - 334 с.

606. Суворовский А. Нат Пинкертон в детском понимании // Вестник воспитания. 1909. № 1

607. Супрун А.Е. Текстовые реминисценции как языковое явление // Вопросы языкознания. 1995. № 6

608. Сухих И. Проблема поэтики А.П.Чехова.- Л.: Изд-во ЛГУ, 1987. -126 с.

609. Сытин И.Д. Жизнь для книги. М.: Госполитиздат, 1960. - 279 с.

610. Тамарченко Е. Социально-философский жанр современной научной фантастики (типологическая характеристика). Автореферат на соискание степени к.ф.н. Донецк, 1969

611. Тартаковский А. Мемуаристика как феномен культуры // Вопросы литературы. 1999. № 1

612. Творчество Александры Марининой как отражение современной российской ментальности (под ред. Е. Трофимовой). М., 2002,

613. Тимина С.И. Культурный Петербург: Диск. 1920-е годы СПб.: Logos, 2001.-453 с.

614. Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу. — М.: Дом интеллекткальной книги, 1997. — 144 с.

615. Толстая Т. Изюм: сборник эссе. — М.: Гранд, 2002. 280 с.

616. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. — М.: Прогресс-Культура, 1995. 626 с.

617. Треппер X. Филипп Марлоу в шелковых чулках, или Женоненавистничество в русском женском детективе // НЛО. 1999. № 40

618. Трофимова Е. И. Феминизм и женская литература в России // Материалы Первой Российской летней школы по женским и тендерным исследованиям «Валдай-96» М., 1997

619. Троцкий Л.Д. Литература и революция. М.: Изд-во политической литературы, 1991. - 399 с.

620. Тух Б. «Я научила женщин говорить.»: Очерк об Александре Марининой // Первая десятка современной русской литературы. — М.: ООО «Издательский дом «Оникс 21 век»», 2002 — 380 с.

621. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. — М.: Наука, 1977.-574 с.

622. Тэн И. Философия искусства. М.: Икусство, 1996. - 350 с.

623. Тюпа В. Аналитика художественного: введение в литературоведческий анализ.-М.: Лабиринт, РГГУ, 2001.-192 с.

624. Улицкая Л. «Принимаю, все, что дается»: интервью // Вопросы литературы. 2000. № 1

625. Улыбина Е.В. Психология обыденного сознания. М.: Смысл, 2001. - 262 с.

626. Усманова А. Тендерная проблематика в парадигме культурных исследований // Введение в гендрные исследования: учебное пособие. Ч. 1,-Харьков-СПб., 2001

627. Усманова А. Повторение и различие, или «Еще раз про любовь» в советском и постсоветском кинематографе. Ремейк как форма исторической реинтерпретации // Новое литературное обозрение. 2004. № 69

628. Утехин И. Очерки коммунального быта. М.: ОТО, 2000. - 244 е.

629. Ушакин С. Поле пола: в центре и по краям // Вопросы философии. 1999. №5

630. Ушакин С. Место-имени-я: семья как способ организации жизни // Семейные узы: модели для сборки. Сб.статей. — М.: Новое литературное обозрение, 2004, с. 7 —55

631. Фарино Е. Введение в литературоведение. — СПб.: Издательство РГПУ им. А.И.Герцена, 2004. 639 с.

632. Фадеев А. О литературе. М.: Советский писатель, 1982. - 435 с.

633. Фатеева H.A. Типология интертекстуальных элементов и межтекстовых связей в художественном тексте. — Известия РАН. Сер. литературы и языка. 1998. № 5

634. Федотов Г.П. Создание элиты (письма о русской культуре) // Судьба и грехи России. Т.2 . СПб.: РИК, 1992. - 256 с.

635. Фидлер JI. Пересекайте рвы, засыпайте границы // Современная западная культурология: самоубийство дискурса. — М., 1993

636. Фрай М. Идеальный роман. СПб.: Азбука, 1999. - 272 с.

637. Франц M.-JI. Психология сказки. Толкование волшебных сказок. Психологический мотив искупления в волшебной сказке СПб.: Б.С.К. 1998.-360 с.

638. Фрейд 3. Массовая психология и анализ человеческого «Я» // Психология масс: Хрестоматия Самара: Издат.Дом «БАХРАХ -М» , 2001.-592 с.

639. Фрейденберг О. Поэтика сюжета и жанра М.: Лабиринт, 1997. -448 с.

640. Фрейлих С.И. Теория кино (от Эйзенштейна до Тарковского) М.: Искусство, 1992. - 290 с.

641. Фуко М. Что такое автор? // М. Фуко. Воля к истине.-М.: Планета, 1996.-233 с.

642. Хазагеров Г. Персоносфера русской культуры // Новый мир. 2002. № 1.

643. Хаксли О. Искусство и банальность // Называть вещи своими именами. Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. М.: Иностранная литература, 1986. - 678 с.

644. Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1998 — 397 с.

645. Харитонов М. Способ существования. Эссе. -М.: Вагриус, 1998. — 288 с.

646. Хейзинга Й. Homo Ludens: В тени завтрашнего дня. М.: Искусство, 1992.-317 с.

647. Химик В.В. Поэтика низкого, или просторечие как культурный феномен. СПб.: Фил. Фак. СПБГУ, 2000. - 277 с.

648. Хлебников JI.M. Из истории горьковских издательств «Всемирная литература» и «Издательство З.И.Гржебина» // Лит. наследство. М., 1981, Т.80

649. Хмельницкая Т. Мера человечности // Нева. 1982. № 2.

650. Хренов H.A. От лубка к кинематографу: роль лубка в становлении массовой культуры XX века // Традиционная культура: научный альманах. 2002. № 2

651. Хренов H.A. Переходность как следствие колебательных процессов между культурой чувственного и культурой идеационального типа // Переходные процессы в русской художественной культуре: Новое и Новейшее время. М.: Наука, 2003, с. 19-135

652. Цейтлин А. К социологии литературного жанра // Русский язык в современной школе. 1929. № 4

653. Циплаков Г. Зло, возникающее в дороге, и дао Эраста // Новый Мир, 2001, № 11

654. Цукерман А. Как написать бестселлер: рецепт приготовления суперромана, которым будут зачитываться миллионы. — М.: Армада, 1997.-345 с.

655. Чередниченко Т. Россия 90-х: в слоганах, рейтингах, имиджах: актуальный лексикон культуры. М.: Новое литературное обозрение, 1999,-416 с.

656. Чередниченко Т. Типология советской массовой культуры. — М.: РИК «Культура», 1994. 297 с.

657. Черная JI.A. Русская литература переходного периода от средневековья к Новому времени: философско-антропологический анализ русской культуры XVII — первой трети XVIII в. — М.: Языки русской культуры, 1999. — 786 с.

658. Черная Н.И. В мире мечты и предвидения: Научная фантастика, ее проблемы и художественные возможности. Киев: Наукова думка, 1972.-278 с.

659. Чернов А. В. Из истории русской беллетристики (А.Ф.Вельтман-романист: 30-60-е rr.XIX в.). Череповец: Изд-во ЧГПИ, 1996. -158 с.

660. Чернов A.B. Русская беллетристика 20-40-х гг. XIX в. (вопросы генезиса, эстетики и поэтики) Череповец: ЧТУ, 1997. -282 с.

661. Чернышева Т. Природа фантастики. Иркутск, Изд-во Иркутского ун-та, 1985.- 180 с.

662. Честертон Т.К. Писатель в газете — М.: Планета, 1984. — 345 с.

663. Чехов А.П. Собрание сочинений в 30-ти томах. М., 1975-1985

664. Чеховиана: Чехов и Серебряный век. М.: Наука, 1996 - 204 с.

665. Чижова Е. Новая агрессивная идеология // Вопросы литературы. 2003. № 1-2

666. Чудаков А.П. Единство видения: письма Чехова и его проза // Динамическая поэтика: от замысла к воплощению. М., 1990. - 321 с.

667. Чудаков А. Мир Чехова. М.: Художественная литература, 1986. -249 е.

668. Чудакова М. В свете памяти // Новый мир. 1978. № 3.

669. Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. М.: Книга, 1988. - 672 с.

670. Чудакова М. Российское общество в воротах XXI века // Неприкосновенный запас. 1998. №1,2

671. Чудакова М.О. Литература советского прошлого. Т.1, М.: Языки русской культуры, 2001.-472с.

672. Чуковский К. Нат Пинкертон // Чуковский К. Собрание сочинений в 6 тт., т.б.-М., 1969

673. Чуковский К. Вербицкая // Собрание сочинений в 6 тт., т.6. М., 1969

674. Чуковский К. О Шерлоке Холмсе // Записки о Шерлоке Холмсе. -М., Правда, 1983

675. Чуковский К. Триллеры и чиллеры // Книжное обозрение. 1997. № 31

676. Чуковский К.И. Современная литература // К.Чуковский. Собрание соч. в 6 тт., Т.6. М., 1967

677. Чуковский Н. Литературные воспоминания М.: Советский писатель, 1989. - 366 с.

678. Чукоккала. М.: Премьера, 2002. - 399 с.

679. Чупринин С. Россия на пути от самой читающей к самой пишущей стране мира // Знамя, 1998, № 1

680. Чупринин С. Жизнь по понятиям // Знамя. 2004. № 12

681. Чупринина Ю. Инженер криминальных душ (интервью с А.Константиновым) // Итоги. 15 июля 2003

682. Чхартишвили Г. Девальвация вымысла: почему никто не хочет читать романы // Литературная газета. 1998. № 39

683. Шабурова О. Караваны историй: семейный нарратив в массовой культуре// Семейные узы: модели для сборки. Сб.статей. — М.: Новое литературное обозрение, 2004.-е. 134-155

684. Шагинян М. Литературный дневник. М. - Пг.: Круг, 1923. - 123 с.

685. Шагинян М. Человек и время М.: Советский писатель, 1980. — 348 с.

686. Шайтанов И. «Непроявленный жанр» или литературные заметки о мемуарной форме // Вопросы литературы. 1978. № 2

687. Шафир Я. Авторская проблема // Книгоноша. 1926. № 23

688. Шкловский В. Матвей Комаров. Житель города Москвы Харьков , 1929.- 134 с.

689. Шкловский В. Повести о прозе. — М., Художественная литература, 1966, т.1.- 335с.

690. Шкловский В. Гамбургский счет. М.: Советский писатель, 1990. -544 с.

691. Шкловский В. Преступление эпигона //Литература факта. Первый сборник работников ЛЕФа. — М.: Захаров, 2000 258 с.

692. Шпенглер О. Закат Европы. М.: Искусство, 1993. - 298

693. Штейнман 3. О Вас. Андрееве // Звезда, 1932, № 12

694. Штурман Д. Кем был Юрий Трифонов: чем отличается писатель советской эпохи от советского писателя // Литературная газета. 1997. 22 окт.

695. Шюккинг Л. Социология литературного вкуса. М.: Academia, 1928.-176 с.

696. Щеглов Ю.К. Молодой человек в дряхлеющем мире // А.К.Жолковский, Ю.К.Щеглов. Мир автора и структура текста. — Эрмитаж, 1986. 386 с.

697. Щеглов Ю.К. Романы Ильфа и Петрова: Спутник читателя. Wiener Slawistischer Almanach Sonderband 26/1, Wien, 1990

698. Щеглова E. От жизни в двух шагах // Литературная газета. 1997. № 12 (20 марта)

699. Эйхенбаум Б. В поисках жанра // Русский современник. 1924. № 3

700. Эйхенбаум Б. О литературе — М.: Советский писатель, 1987. 540 с.

701. Эйхенбаум Б. Мой временник. Маршрут в бессмертие. М.: Аграф, 2001.-384 с.

702. Эйхенбаум Б. Проблемы киностилистики // Поэтика кино. Перечитывая «Поэтику кино» СПб.: РИИИ, 2001. - 262 с.

703. Эко У. Инновация и повторение. Между эстетикой модерна и постмодерна // Философия эпохи постмодерна (Под ред. А. Усмановой).- Минск, 1996. 544 с.

704. Элиаде М. Аспекты мифа М.: Инвест-ППП, 1995. - 238 с.

705. Элленс Ф. Литература и кинематограф // Вещь / международное обозрение современного искусства/ 1922. № 1-2

706. Эпштейн М. Постмодерн в России. Литература и теория. М.: Издание Р.Элинина, 2000. - 368 с.

707. Эпштейн М. Знак пробела: о будущем гуманитарных наук. М.: Новое литературное обозрение, 2004. — 864 с.

708. Эпштейн М. Русская культура на распутье // Звезда. 1999. № 1

709. Эренбург И. Люди, годы, жизнь. Воспоминания в 3 тт. Т. 1. М., 1990

710. Эрлих В. Русский формализм: история и теория. М- СПб: Академический проект, 1996. - 277 с.

711. Эткинд Е.Г. Единство «серебряного века» // История русской литературы. Серебряный век (под ред. Ж.Нива, И. Сермана, В.Страда Е.Эткинда). М.: Прогресс, 1995. - 678 С.

712. Юкина И. Дискурс женской прессы XIX в. // Российские женщины в XX в. Опыт эпохи (СО энциклопедия), М., 2002

713. Юрчак А. По следам женского образа (символическая работа новго рекламного дискурса) // Женщина и визуальные знаки М.: Идея-пресс, 2000, с. 65-77

714. Ямпольский М. Язык фильма как цитата // Вопросы искусствоведения. 1993. № 1

715. Ямпольский М. Россия: культура и субкультуры // Новая волна: русская культура и субкультуры на рубеже 1980-90-ых годов. М., 1994, с.40-55

716. Ямпольский М. Беспамятство как исток. М.: НЛО, 1998. - 345 с.

717. Яркевич И. Литература, эстетика и другие интересные вещи // Вестник новой литературы. 1993, № 5

718. Яусс Х.Р. История литературы как провокация литературоведения // Новое литературное обозрение. 1995. № 12

719. Яценко И.И. О времена! О тексты! (Доступны ли интертекстуальные связи русскоязычного художественного текста иностранному читателю) //Язык. Сознание. Коммуникация. Вып. 1- М., 1997.— 234 с.

720. Яши П. Об эффекте автора: современное авторское право и коллективное творчество // Новое литературное обозрение. 2001. № 48

721. Brooks J. When Russia Learned to read: Literacy and Popular Literature, 1861-1917- Princeton, 1985

722. Clark K. The Soviet Novel. History as Ritual, Chicago—London, 1981.

723. Docker J. Postmodernism and popular culture. Cambridge. 1995

724. Eko U. The Narrative Structure in Fleming. // The Role of the Reader. Bloomington, 1989

725. Engelstein L. The Keys to Happiness. Sex and the Search for Modernity in fin-de-siecle Russia lthaka and London, 1992

726. Goscilo H. «Big-Buck Books: Pulp Fiction in Post-Soviet Russia» // The Harriman Review, 12:2-3 (Winter 1999-2000)

727. Groys B. The Total Art of Stalinism: Fvant-Garde, Aesthetic Dictatorship and Beyjnd. Princeton, 1992

728. Huyssen A. After the great divide: Modernism, mass culture, post-mjdernism. Bloomington, 1986

729. Kitsch: the Anthology of Bad Taste (Ed. By Gillo Dorfles). London, 1969

730. Knight S. Form and Ideology in Crime Fiction — Bloomington, 1980

731. Mass Culture in Soviet Russia : tales, poems, Songs, Movies, Plays and Folklore (Ed. James von Geldern and Richard Stites) — Bloomington, 1995

732. Modleski T. Femininity as Mas(s)querade // High Theory/ Low Culture. -Manchester, 1986

733. Nepomneashchy C. Markets, Mirrors and Mayhem: Aleksandra Marinina and the Rise of the New Russian Detective // Consuming Russia. Ed. by A.M.Barker. Duke University Press. Durham/London, 1999. P. 161-191

734. Radway J. Reading the Romance: Women, Patriarchy and Popular literature. Chapel Hill, 1991

735. Rosenfeld H., D. The Whole Truth: Frameworks for the Study of Homo legens. Manchester, 1999

736. Storey J. Cultural Studies and the Study of Popular Culture. Theories and Methods.-Edinburgh, 1996

737. Taylor H. Scarlett's women: Gone with the wind its female fans. New Brunswick, 1989

738. Woodmansee M. The author, art, and the market: Rereading the history of aesthetics.- N.Y, 1994