автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
Филологическтое наследие Ю.М. Соколова 1919-1934 годов (по материалам работы в Твери)

  • Год: 2000
  • Автор научной работы: Иванова, Ирина Евгеньевна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Тверь
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
Автореферат по филологии на тему 'Филологическтое наследие Ю.М. Соколова 1919-1934 годов (по материалам работы в Твери)'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Филологическтое наследие Ю.М. Соколова 1919-1934 годов (по материалам работы в Твери)"

О«» Тверской государственный университет

на правах рукописи

<0% /аш-О

ИВАНОВА Иршга Евгеньевна

ФИЛОЛОГИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ Ю.М. СОКОЛОВА 1919-1934 ГОДОВ (по материалам работы в Твери)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Специальность 10.01.01 - русская литература 10.01.09 - фольклористика

Твер(г2дд&

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы Тверского государственного университета.

Научный руководитель - доктор филологических наук

профессор М.В. Строганов

Официальные оппоненты - доктор филологических наук

профессор В.А. Кошелев

кандидат филологических наук доцент С.Б. Адоньева

Ведущая организация - Коломенский педагогический

институт

Защита состоится « И -у---_ 2000 года, в_часов

на заседании диссертационного совета К 063.97.11 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук в Тверском государственном университете (117002, Тверь, пр. Чайковского, 70).

Автореферат разослан «

» ^ _ 2000 года

Ученый секретарь специализированного совета кандидат филологических наук, доцент

С.Ю. Николаева

Ъ, Сскслоь

Актуальность темы связана с тем огромным интересом к истории русской филологии XX в., который столь очевидно определился в 1990-е гг. и обусловлена не только изменением обществешш-политической ситуации в стране, но и подведением «итогов века». В этом русле находится и наше обращение к деятельности Ю.М. Соколова в 1920-е гг., поскольку многие положения его теоретической и [фактической деятельности «созвучны настоящему времени и должны твердо войти в золотой фонд нашей науки» (Э.В. Померанцева). На фоне пристального внимания современных филологов к научному наследию Ю.Н, Тынянова, Б.М. Эйхенбаума, В.Б. Шкловского, Ю Г. Оксмана, М.К. Азадовского и филологов гораздо меньшего масштаба, - научное наследие Ю.М. Соколова изучено недостаточно (нет даже полной библиографии его работ). Вообще на фоне пристального интереса к названным выше современникам Соколова именно отношение к нему исключительно как к фольклористу, а не литературоведу совершенно несправедливо и непонятно. Даже исследователи научного наследия ушного (Е.И. Коротан, Г.И. Хромов, Э.В. Померанцева, В.И. Бахтина) не обращались к анализу фольклористического наследия Ю.М. Соколова как части общефилологического опыта отечественной науки 1920-1930-х гг. Сформулированное им предстаплсние о фольклоре как собственно словесном творчестве позволило в свое время отделить фольклор от этнографии и принесло важные методологические и научно продуктивные результаты, хотя и закрыло понимание народного искусства как синтетического и иначе связанного с бытовой стороной жизни, нежели аяторское литературное творчество. Такой подход явился результатом «олитературивания» фольклора, рассмотрения его в рамках литературной науки. Помимо представлений о фольклоре как искусстве слова, сам интерес к личности исполнителя означает уже поворот внимания с неиндивидуального на авторское творчество, что уже поневоле сближает фольклор и литературу, выявляя их. общую природу. Кроме того, в связи с теми принципиально новыми проблемами, которые происходят в народном творчестве нового времени, Ю.М. Соколов начинает анализировать такие жгшры, как песня литературного происхождения и авторские самодеятельные тексты, - жанры, ярко демонстрирующие единство творческих принципов и установок индивидуального и коллективного творчества.

Научная новизна предопределена в первую очередь новизной вводимого материала. Никто из историков отечественной филологической традиции не рассматривал тверской период жизни и творчества Ю.М. Соколова, хотя важность и значение его очевидны. В научный оборот вводится материал тверского архива (100 единиц хранения в Государственном архиве Тверской области), который не привлекал еще внимания ученых (исключение - работы Е.И. Коротана и A.B. Гончаровой). Подготовленный под руководством Ю.М. Соколова сборник М.И. Рожновой (отдел редких книг Научной библиотеки, 1750 текстов) дает объективную картину быто-

вания фольклора на территории одной из губерний центральной России в первые послереволюционные годы и имеет принципиальное значение для разговора о судьбах русского фольклора в целом, об особенностях взаимодействия литературы и фольклора в народном сознании 1920-х гг. Включенные в состав сборника материалы дают реальное представление о бытовании в Тверском регионе традиционного фольклора и фольклорных новообразований, позволяют судить о его жанровом составе и репертуаре отдельных исполнителей.

Таким образом, цель нашей работы состоит в том, чтобы в том, чтобы изучить искания Ю.М. Соколова как филолога и проанализировать общеметодологическое значение его трудов. Это и определяет задачи настоящего исследования: систематизация и анализ архивных материалов периода работы Ю.М. Соколова в Тверском педагогическом институте, выявление специфики научной позиции Ю.М. Соколова в контексте его времени, определение значения научного наследия его для современной науки.

Теоретической базой исследования являются достижения современного литературоведения и фольклористики, которые позволяют рассматривать жанры нетрадиционного фольклора в их новом, специфическом взаимодействии с письменной словесностью. По мнению самого Ю.М. Соколова, уровень постижения фольклорного текста не зависит от того, был ли он услышан или прочитан: выписанные, например, М.Е. Салтыковым-Щедриным из книг пословицы и поговорки для Ю.М. Соколова «нисколько не умаляют» проделанной им работы, хотя писатель «оказался не собирателем-фольклористом, а лишь внимательным читателем... литературы».

Работа выполнена в рамках двух научных направлений кафедры истории русской литературы Тверского госз'дарственного университета: «Литература в системе культуры» и «Фольклор Тверской области».

Апробация работы прошла на научных конференциях «Актуальные проблемы филологии в вузе и школе» (1994, 1996, 1997, 1999) и на заседаниях кафедры истории русской литературы Тверского государственного университета.

Работа состоит из трех глав, Введения и Заключения. В работе имеется приложение «Народные переделки стихотворений. Жестокие романсы», включающее в себя раздел из сборника М.И. Рожновой (всего 90 текстов).

В первой главе «Научпо-педагогическая деятельность Ю.М. Соколова в Твери» дане описание архивных материалов, которые отражают деятельность Ю.М. Соколова в Твери. Первый параграф посвящен «Педагогической работе Ю.М. Соколова в Твери». В Твери в 1919-1934 гг. Ю.М. Соколов заведовал кафедрой русской литературы, читал курсы устного народного творчества, литературоведения (теория литературы), литературы

эпохи феодализма (т.е. историю древнерусской литературы), вел семинар по литературе, на карельском отделении факультета литературы и языка -курс сравнительного фольклора. Содержание рабочих программ, составленных Ю.М. Соколовым, отражает общую эволюцию ученого. В программе 1930-1931 г. совсем нет упоминаний о марксистско-ленинской идеологии, кроме тактичной формулы «Марксизм в фольклористике». Разумеется, наличествуют формулировки об отражении в фольклорных произведениях «классовых взаимоотношений и явлений социально-политического характера» (ГATO. Ф. Р-1213. Оп. 1. Ед. хр. 286. Л. 15). Программа содержала новаторскую для своего времени установку на изучение не только влияния фольклора на литературу, но и литературы на фольклор. С точки зрения Ю.М. Соколова, которая стала общепризнанной в настоящее время, все фольклорные жанры в той или иной мере испытывают воздействие письменной литературы (там же. Л. 7).

Через год в программе курса русского и карельского фольклора в большей части пунктов прослеживается идеологическая направленность: «раскрыть значение фольклора (устного поэтического творчества широких масс) как орудие классовой борьбы в прошлом и настоящем». Далее рукой Соколова приписзно: «роль фольклора в соцсгроительстве; роль фольклора в развитии национальной карельской культуры (национальной по форме, пролетарской по содержанию)» (там же. Ед. хр. 303. Л. 21). Программа 1934-1935 г., утвержденная наркомом проспешенш7. Д.С. Бубновым, по сути повторяет программу FO.M. Соколова- это послужило своего рода «наградой» за «идеологизацию» текста. Время требовало от каждого ученого умения приспособиться к ситуации.

На заседании кафедры, которое было посвящено рассмотрению и утверждению учебных программ, при обсуждении программы Ю.М. Соколова по методологии было сделано следующее замечание: «Нельзя ограничиться указанием на проблему двух путей исторического развития, нужно было бы указать и проблему перерастания революции буржуазной в социалистическую и проблему диктатуры». Ю.М. Соколов согласился с высказанным замечанием и обещал представить программу в исправленном виде. Сам Ю.М. Соколов выступает в качестве бдительного руководителя учебным процессом, утверждая, что «некоторые формулировки» в работе его коллег «оставляют щель для культурно-исторической школы» (там же. Ед. хр. 286).

Стоит вместе с тем отметить, что для самого Ю.М. Соколова в 1920-е гг. культурно-историческая школа оказывалась все же значительно ближе, нежели вульгарный социологизм. Ученик О. Миллера, он в своей научной работе постоянно анализировал исторгло литературы в рамках идеологических процессов, рассматривая явления словесного творчества как отражение общественной жизни народа. Вообще же самый факт составления такого рода учебных программ, определивших лицо отечественной

науки на протяжении всего XX в., весьма знаменателен и характерен именно для Ю.М. Соколова. Они отражают широту научного мышления ученого, способность его к соединению теоретических размышлений и педагогической практики.

На семинарах по курсу марксистского литературоведения Ю.М. Соколов стремился максимально активизировать самостоятельное мышление студентов. Главная установка этих семинаров - «система семинарских докладов с последующим обсуждением». Обсуждать на этих семинарах предполагалось не только творчество известных авторов (Н.Г. Чернышевского, H.A. Некрасова, М.Е. Салтыкова-Щедрина и других), но и работы писателей, чье творчество и в настоящее время изучается факультативно (H.H. Златовратский, B.C. Курочкин, Ф.М. Решетников). Акцент сделан на творчестве тех авторов, которые стали традиционно связываться с «народной демократией» и зачисляться даже в «революционеры-демократы». В таком решении проблемы сказалось, конечно, давление времени, но в какой-то (и очень значительной степени) половинчатость и нестойкость самого Ю.М. Соколова, в работах которого интерес писателя к народозна-нию (близкую ему как фольклористу) могла подменяться идеями народовластия (спекулятивно выдвинутую вульгарным социологизмом). Таким образом, продуктивные и оригинальные построения вступали в соединение с социально ангажированными заявлениями. Такова, впрочем, была судьба всей гуманитарной науки того времени. В собственно научной работе Ю.М. Соколов был последовательнее и решительнее, нежели в учебно-педагогической.

Во втором параграфе «Поиски внедрения исторических методов е научной работе. Борьба с формализмом и вульгарными социологами» анализируется статья Ю.М. Соколова «Генетическое истолкование песенного текста» (1931). Судя по титульному листу, статья предназначалась для «Известий Тверского педагогического института», но они к этому времени перестали издаваться, и статья осталась в архиве. Материалы этой статьи не вошли ни в одну из опубликованных работ Ю.М. Соколова, может быть, потому, что здесь предлагались смелые для своего времени решения.

Статья посвящена актуальным для русской филологической науки 1920-1930 гг. проблемам. Во-первых, обращает на себя внимание теоретическая установка исследователя: «Будучи частью литературоведения, фольклористика не могла не проникаться теми же теоретическими принципами, каковые ходом жизни науки выдвигались как основные» (ГATO. Ф. Р-1213. On. 1. Ед. хр. 647). В этом высказывании, которое подтверждается и другими работами ученого этого времени (о Пушкине, Некрасоте, Салтыкове-Щедрине, Прокофьеве), весьма важно новаторское не только для 1920-х гг. признание фольклористики частью литературоведения в целом, что позволяет переносить принципы собственно литературоведческих исследований на фольклорный материал. Ю.М. Соколов использует при

анализе фольклорных текстов собственно литературоведческий инструментарий, призывая своих современников все боле активно внедрять его в свой научный обиход. Разумеется, такой подход неизбежно приводил к противоположным крайностям и ошибкам, в результате чего из поля зрения последователей Ю.М. Соколова ускользала связь фольклорного материала с обрядово-бытовой стороной жизни. Но на определенном этапе развитая науки такого рода утверждения были весьма продуктивны, провоцируя не этнографически-описательное, но методологически строгое изучение материала, лучшие образцы которого были представлены в то время формальной школой.

В работе с большим уважением называются имена В.Б. Шкловского и В.М. Жирмунского, хотя результаты научных исследований первого из них принимаются только с большими поправками. При всем своем несогласии с формалистами, Ю.М. Соколов отдает предпочтете им за смелость их научного поиска и многие продуктивные решения. Но он сетует по тому поводу, что «в той острой теоретической и методологической борьбе, которой ознаменовалось литературоведение за последние пятнадцать лет, фольклор лишь в весьма малой степени служил материалом для конроверс».

Включаясь в с пор формалистов и вульгарных социологов, Ю.М. Соколов писал: «Одной из проблем, требующей отчетливого разрешения, является и проблема 1енетичеекого изучен»;! текста. Как было указано выше, эта проблема скидывалась с литературоведческих счетов формалистами, но не менее решительно она отсекалась переверзевцами. Для обоих направлений сама постановка проблемы вела бы к выходу из замкнутого в себе литературного ряда, в одном случае (у формалистов) возводимого к имманентной словесной эволюции, в другом (у переверзевцев) - непосредственно к экономическому базису». В данном фрагменте ярко проявляется общеметодологическое значение данной статьи: Ю.М. Соколов настаивает на применении к фольклорному материалу собственно некоторого аналога историко-литературного метода, демонстрирующего формирование словесного текста не эволюционно, но генетически. Как известно, именно к этим результатам придут и сами формалисты и даже несколько ранее (см., например, статьи 1927 г. «Литературный быт» Б.М. Эйхенбаума н «О литературной эволюции» Ю.Н. Тынянова). Однако з случае с устным народным творчеством опыт Ю.М. Соколова был в то время абсолютно уникален, поскольку изучение фольклорного материала находилось или на крайне низком эмпирическом уровне, или вообще не привлекало собственно теоретической рефлексии. Все это л позволяет нам говорить о статье «Генетическое истолкование песенного текста» как о крайне прогрессивной по своим теоретическим и методологическим установкам.

Ю.М. Соколов отмечает неравномерное распределение интересов исследователей к различным жанрам фольклора и заявляет, что чрезвы-

чайно насущным является изучение лирической песни. Научные поиски методегческих приемов изучения текста лирической песни, по мнению Ю.М. Соколова, на современном ему этапе развития фольклористики не дали положительного результата. В качестве причин такого положения Ю.М. Соколов называет «ошибочное воззрение на фольклорное творчество <...> как на область поэзии мало актуальную. Вторая причина <...> - в малом знакомстве большинства литературоведов и критиков и с самым фольклорным материалом, и с научной фольклористической литературой». Генетическое исследование текста, по мнению автора, - это тот методологический прием, который позволит исследователям постичь природу фольклорного произведения, проследить его судьбу. Этот прием позволит анализировать фольклорный текст, избегая односторонности и предвзятости. В понятие «генетического истолкования текста» Ю.М. Соколов включает «тщательный сравнительный анализ вариантов песни и этнографических комментариев к ней, установление точного соответствия текста песни и сопровождаемого ею обрядового действия <...> что устанавливает исходные и основные из поворотных пунктов в исторической судьбе песни». Образец подобного анализа Ю.М. Соколов дает на примере текста свадебной песни «Как на дубчикедва голубчика сидят...» Автор убедительно доказывает, что невозможно рассматривать текст этой легаш вне свадебного обряда: «При более внимательном анализе оказываемся, что сюжет к образы песня вырастают непосредственно из обряда я первоначально лишь поясняют действие». Уже существуя в своих вариантах вне обряда, песня может быть правильно понята и истолкована только в том случае, когда будет прослежена ее «генетическая связь» с обрядов. В частности, возможно будет убедительное толкование символических образов песни.

Следующим этапом анализа песенного текста, по убеждению Ю.М. Соколова, должно стать рассмотрение эволюции песни. В процессе эволюции важнейшую роль играют изменения социально-экономической жизни. Под воздействием этих изменений песня «отрывается совсем от свадебного обряда и продолжает свою дальнейшую жизнь уже в общем и разнообразном репертуаре несен семейных и любовных, уже без отчетливого осознания образов и первоначально определенной обрядовой сюжетики». Изменения, естественно, происходят и во внутреннем строе песни. Их можно проследить, рассматривая варианты песни, выявляя воздействие на нее других произведений устного и письменного творчества. Эволюция песни сопровождается «изменением образов, композиции и стилистики». В заключении Ю.М. Соколов приходит к логическому выводу о том, что «только генетический анализ позволяет дать точную смысловую интерпретацию ряда песен - их образов, композиции и стилистики». Этот вывод, как и все содержание статьи, чрезвычайно актуальны для современной науки и могут быть продуктивно использованы для генетического истолкования литературных текстов. И в этом плане названная статья Ю.М. Со-

колова воспринимается как методологически важная во всех отношениях работа. Научная деятельность Ю.М. Соколова в Твери находилась в русле основных исканий русской филологической мысли его времени, подчас опережая (особенно в области фольклора) методологические поиски и открытия. Аналогичные мысли Ю.М. Соколов высказывал и в других работах, подчеркивая, что его время - это «эпоха теоретических исканий и установок» (Соколов Ю.М. Фольклористика и литературоведение // Памяти П.И. Сакулина. М., 1931. С. 281).

В главе второй «История изучения тверского фольклора и научно-практическая работа ЮМ. Соколова» в первом параграфе описана «История изучения тверского фольклора». Изучение фольклора в Тверской губернии началось во второй половине XVIII в. (H.A. Львов). Середина XIX в. отмечена собирательской деятельностью А.Н. Афанасьева, П.В. Киреевского, П.И. Якушкина, П.П. Сокальского и Т.Н. Филиппова, последний из которых издал сборник «40 народных песен» (1882). Видимо, с его деятельностью связаны и другие фольклорные публикации 1850 г. в «Тверских губернских ведомостях» по фольклору и этнографии края, о чем свидетельствует качество записей (соблюдение всех диалектных особенностей).

Фольклорно-зтаографические материалы Тверской губернии публикуются в «Памятной книге Тверской губернии» (с 13(Л), в «Сборниках материалов для статистики Тверской губернии» (1874-1876), в газете «Тверской вестник» (рубеж 1870-J 880-х), в «Сборнике Тверского общества любителей истории, археологи! ? естествознания» (1903), з «Трудах областного Тверского археологического съезда» (1906), в журнале «Тверская старина» (1911-1913). Вполне естественно, что большинство этих публикаций недостаточно отвечают современным научным требованиям: «Тексты, помещаемые в местной прессе, не отлетаются научностью передачи произношения», хотя «часть работы... «роится по краеведческому принципу» (P.P. Гельгардт). И все же вклад собирателей-энтузиаста в, немногих любителей народнопоэтического творчества в развитие тверской фольклористики конца XIX в. очень значителен.

Таким образом, к началу XX в. на территории Тверской губернии систематическая работа по собиранию и изучению фольклора не была еще налажена, записи фольклорных текстов носили эпизодический характер (за исключением В.И. Симакова). Собирателей зачастую ингересует более этнография, нежели фольклор. Многие регионы остались вообще не обследованными. В Тверской губернии не проводилось сколько-нибудь серьезных фольклорных экспедиции, то работа отдельных эптузтгасщв (Н. Р-в, И. Гусев, М.А. Плетнев) может служить основанием для разговора о тверской фольклористической традиции.

Второй параграф «Собирание фольклора в Твери в 1920-е гг. и Ю.М. Соколов» посвящен систематической работе по изучению фольклора Твер-

ского края в Тверском педагогическом институте. С 1920 г. в практику института вошла организация краеведческих экспедиций, которые стали неотъемлемой частью учебного процесса. Считалось, что в Тверской губернии под руководством Ю.М. Соколова было проведено 5 экспедиций: Ста-рицкая, июнь 1920 г.; Старнцкая, лето 1923 г.; Осташковская, лето 1921 г.; Корчевская, 1925 г.; Верхне-Моложская, шонь 1925 г.; 6) Лихославльская. По нашим наблюдениям, были еще Старицкая 1925 г., Бежецкая и Весье-гонская 1926 г. Материалы этих экспедиций вошли в работы Ю.М. Соколова, часть утеряна, часть вошла в сборник М.И. Рожновой «Фольклор Тверской губернии», часть хранится в фондах ГАТО и РГАЛИ.

К сожалению, фольклорные материалы этих экспедиций, другие документы о работе Ю.М. Соколова в Твери сохранились далеко не полностью. В ГАТО нами обнаружены следы «изъятия» некоторых материалов Ю.М. Соколова: в описи значится как выбывшее дело под названием «Литературный материал народного творчества. Блатной фольклор и блатная музыка тверской текстильной фабрики и деревни» (Ед. хр. 654). Ю.М. Соколов непредвзято подходил к изучению устного народного творчества, этому принципу следовали и его студенты. В сборнике М.И. Рожновой находим следующие тексты: «Прибауточки про власть Агоота пела, не боясь. Пришли девки с карандашом, Записали целиком»; «Не попалась бы Анюта Во советскую тюрьму - Она пели прибаутки Комиссару самому». Многочисленным «ревизиям», подвергались и сами полевые записи, среди которых есть густо зачеркнутые и с трудом поддающиеся расшифровке, например: «Коммунисты - лодыри, Они Бога продали, Они Ленина купили, Его к стене прилепили»; «Ты коммуна, ты коммуна, Просветительный кружок. Просветила ты, коммуна, У буржуя кошелек»; «Пионерию ругала, Пионерию кляла. А теперя я милова Пионера завела».

Ю.М. Соколов привлекал материалы тверского фольклора в качестве примеров в своих научно-исследовательских статьях. В 4 выпуске серии «Русский фольклор» (1932) приведено частушек про любовь тверского происхождения 33, а частушек из других регионов России только 12. Ю.М. Соколов так писал о своей собирательской работе: «Лично я предпочитаю экскурсии-экспедиции студентов большими группами под непосредственным руководством профессора-специалиста. Так, несколько таких коллективных экспедиций пришлось совершить мне со студентами Тверского пединститута в 1920,23,25 в разных уездах Тверской губернии».

За время работы в Твери Ю.М. Соколову удалось сплотить вокруг себя коллектив людей, делом жизни которых стало собирание и исследование фольклора (А.М. Смиршв-Кугачеекнё, P.P. Гельгардт, В.И. Симаков). Особые отношения связывали Ю.М. Соколова с А.Н. Вершинским, профессором кафедры истории, известным исследователем древней истории Твери и тверских карел. А.Н. Вершинский никогда не замыкаются в рэмках какой-либо одной научной проблемы, его интересовали этнография

и фольклор (ГАТО. Ф. Р-2691. Оп. 1. Ед. хр. 333. Л. 31; Ед. хр. 446. Л. 6, Ед. хр. 448. JI. 7). В делах А.Н. Вертинского довольно много записей о совместной работе с Ю.М. Соколовым в экспедициях, дневник Верхне-Моложской экспедиции (Ед. хр. 91. Л. 1-5). Некоторые материалы по идеологическим соображениям не могли быть опубликованы сразу: «Мы наблюдаем большой авторитет воровских и тюремных песен в среде рабочих льнокомбината. Активно бытуют в поэтическом репертуаре рабочих мещанские романсы "Ласточка, пой!", "Две подруги" и др.» (Л. 10). Ю.М. Соколов и профессор Тверского пединститута А.Н. Вершинский стали героями частушек, записанных М.И. Рожновой.

Третья глава «Принципы филологической работы Ю.М. Соколова и их отражение в сборнике М.И. Рожновой» имеет целью рассмотреть в первом параграфе «Сборник М.И. Рожновой как отражение теоретических взглядов Ю М. Соколова».

По данным Тверского областного архива, М.И. Рожнова родилась 22 ноября 1904 г. в Московской области в семье учителей. В 1922 г. она окончила курс Тверской железнодорожной школы II ступени (до этого закончила школу 1 ступени № 8 имени Ленина г. Твери) и в этом же году поступила в Тверской педагогический институт (ГАТО. Ф.Р. 1213. Orí. 12. Ед. хр. 810). В 1926 г. М.И. Рожнова окончила отделение русского языка и литературы в Тверском пединституте, но лишь в январе 1929 г. защитила квалификационную работу «Фольклор Тверской губернии» под руководством Ю.М. Соколова, который вел на ее курсе семинар по народной словесности (1924), «Общий курс истории русской литературы» (народная словесность и древнерусская литература, 1924). Со студентами курса, на котором училась М.И. Рожнова, Ю.М. Соколов провел самые продолжительные и содержательные экспедиции, материалы которых составили большую часть содержания сборника, который мы лишь условно называем сборником М.И. Рожновой, гак как значительная часть работы по составлению его выполнена при личном участии Ю.М. Соколова.

Сборник «Фольклор Тверской губернии» хранится в отделе редких книг библиотеки Тверского государственного университета, он состоит из двух частей машинописного текста, авторское предисловие (36 страниц) написано от руки. Всего в сборнике 700 страниц, 1750 номеров фольклорных произведений. По существу он является сводом тверского фольклора 1920-1926 гг., в него вошли материалы Ю. М. Соколова, часть которых считалась утраченной: Сгарицкая экспедиция 1920 г., 1923 г.; Осташковская 1921 г.; Верхне-Моложская 1925 г. Кроме того, в сборник включены материалы, полученные от слушателей педагогических курсов, учащихся школ в частном порядке. Практически к каждому тексту указаны варианты из известных сборников П.В. Киреевского, П.В. Шейна, Б.М. и Ю.М. Соколовых. Тексты расположены в сборнике по жанрово-географическому принципу. Выделены следующие жанры: 1) песни - 640, из них: свадеб-

ные обрядовые - 13; эпические - 23; обрядовые - 375 (в том числе 17 похоронных причетов); лирические - 103: а) любовные - 86, б) семейные -17; солдатские и тюремные - 9; юмористические - 7; переделки стихотворений и романсов - 100; 2) частушки - 758; 3) сказки и рассказы - 24; 4) праздники - 8; 5) суеверия и легенды - 18; 6) приметы - 34; 7) загадки -105; 8) пословицы и поговорки - 169; 9) детские игры и песни - 6. М.И. Рожнова дает достаточно подробную характеристику каждого из выделенных песенных жанров.

Анализ поэтических достоинств тверских записей, вошедших в сборник, - основная задача предисловия. Автор перечисляет главные мотивы песен, особенности песенного стиха, образы, художественные приемы и т.д. Особенно подробно составительница останавливается на описании свадебного обряда (12 страниц рукописного текста) и частушки. После краткой характеристики заговоров, примет, сказок, пословиц, поговорок и загадок М.И. Рожнова указывает, что определяющее влияние на бытование тех или иных жанров оказывают факторы экономического развития: рост производства, распространение отхожих промыслов, городов. Все это, а также миграция населения, способствует забвению «старинных произведений», активному распространению новых жанров: частушка, революционная песня, песня литературного происхождения. Распространение печатных песенников также содействует тому, что молодежь предпочитает исполнять «новые» песни. М.И. Рожнова замечает, что молодежь Тверской губернии знает много классических фольклорных произведений, но предпочитает исполнять то, что считается модным.

Таким образом, все положения данного предисловия полностью соответствуют теоретическим взглядам Ю.М. Соколова. Сборник лее демонстрирует, что стремление создать объективную картину бытования фольклора в определенном регионе было основой практической деятельности ученого в 1920-1925 гг. Это стремление полностью отвечает его желанию создать «историю словесного искусства... на основе социально-экономических формаций», отразившей в себе социальную борьбу классовых стилей (Литература и марксизм. 1931. № 6. С. 122).

Параграф второй «Проблема "литература и фольклор» в исследованиях Ю.М. Соколова и песни литературного происхождения в сборнике М.И. Рожловой» излагает взгляды Ю.М. Соколова на взаимодействие литературы и фольклора. За время своей работы в Твери Ю.М. Соколов особое внимание уделяет проблемам взаимовлияния фольклора и творчества М. Горького. Именно об этом и были сделаны 40 студенческих докладов на семинарах Ю.М. Соколова (ГАТО. Ф. Р-1213. Оп. 1. Ед. хр. 286. Л. 28).

Революционные изменения начала XX в. в обществе и народном сознании привели, считает Ю.М. Соколов, к качественно новым отношениям между литературой и фольклором. Возросла грамотность сельского населения, повысился интерес крестьянства к литературе и, в частности, к

стихотворному творчеству классиков литературы. Со своей стороны поэты демократической ориентации, пролетарские и крестьянские поэты сознательно ориентировались на фольклорные традиции, стремясь быть максимально понятными своим читателям из народа. В связи с этим Ю.М. Соколов ставит целью современного исследователя литературы «осветить поэзию Есенина, Орешина, Клычкова и др. под фольклористическим углом зрения», в чем проявилось гражданское мужество ученого, который посмел в годы открытого гонения на крестьянских поэтов назвать их достойным предметом научного изучения. Ю.М. Соколов одним из первых в отечественной фольклористике обратил внимание своих коллег на возникшую в начале века традицию «письменного фольклора», которой только в настоящее время стали уделять достаточное внимание. В качестве объекта изучения Ю.М. Соколов предлагает городской романс, произведения авторов из народа, народные переделки литературных стихов и песен, сетует на то, что в распоряжении ученых все еще мало подобных текстов.

Ю.М. Соколов подчеркивает принципиально значимую роль фольклора в становлении и развитии русской литературы. Он убежден в том, что русская литература сложилась под глубоким воздействием фольклора, которое она испытывала с древнейших времен: «Вглядываясь в далекое прошлое русской письменности, еще раз убеждаешься в том, какую огромную роль в развитии художественной литературы играла устная поэзия, как было всегда плодотворно обрацдетге к ней писателей. Великий почт XII века, создавая "Слово", был образованнейшим и культурчеятшш человеком своего времени, он сумел протиснуться обшешрцщымя интересами, сумел придать прелесть и силу своему голосу, голосу национального поэта, прикоснувшись к живым струнам народного голоса».

Ю.М. Соколов цель своей научной работы и общее направление взаимодействия литературоведения и фольклористики видел в определении характера и причин обращения писателя к фольклорным источникам, в анализе функционирования фольклорного материала в ткани литературного произведения. Но еще важнее и интереснее для него представлялся и обратный процесс - усвоение фольклором произведений отдельных писателей, их переработка и дальнейшая судьба в фольклоре. Целый ряд статей, которые подвергнуты в диссертации тщательному анализу, он посвящает усвоетпо и бытованию произведений русских писателей в народной среде: «Пушкин и народное творчество» (Литературный критик. 1937. № 1), «Некрасов и народное творчество» (Литературный критик. 1938. № 5), «Из фольклорных материалов Салтыкова-Щедрина» (Литературное наследство. М., 1933. Т. 13-14), «"Слово о полку йгореве" и народное творчество» (Литературный критик. 1938. № 5). «Когда-нибудь, - пишет ученый, - будет написана такая история словесного искусства, в которой линии книжной поэзии и поэзии устной будут рассмотрены как единый процесс» (Соколов Ю.М. А. Прокофьев и народная поэзия // Литературный

критик. 1936. № 1. С. 210). В настоящее время это положение не только не вызывает никаких возражений, но, напротив, является принципом научной работы ряда крупнейших филологов, хотя подобного рода история словесного творчества пока еще не написана.

Новая баллада, романс, песни литературного происхождения составляют, по данным сборника М.И. Рожновой, новый слой тверского фольклора, восходящий к общерусской традиции XIX-XX вв. Среди песен литературного происхождения часто встречаются переделки стихотворений A.C. Пушкина: «Узник», «Зимний вечер», «Зимняя дорога», песенные варианты из поэмы H.A. Некрасова «Коробейники», стихотворения А.Н. Плещеева «Я у матушки выросла в холе», «Песня старика» A.B. Кольцова. Произведения этих авторов особенно активно бытовали в фольклорном репертуаре многих исполнителей в начале XX в.

Стихотворение Пушкина «Узник» имеет очень длинную фольклорную историю. В сборнике М.И. Рожновой представлены три варианта этой песни. Первый вариант, записанный от девушки восемнадцати лет, сохраняет традиционные для фольклорной переработки черты тюремной песии: мысль о свободе непременно связывается с мыслью о любви и об оставленной на свободе любимой. Сложное расподобление «говорящих» в стихотворении Пушкина, как обычно, не передастся; более того, в данном варианте получается так, как будто речь-призыв на велю обращена к орлу. Другой приведенный в сборнике вариант нетрадиционен: «Летает по воле орел молодой. Летавши по воле, добычи искал. Нашедши добычи, сам в клетку попал. Железная клетка с замком» (зап. студенткой П. Беляевой в 1926 г. в деревне Рюхово Бежецкого у.). Вариант этот необычен именно тем, что в нем совершенно не выражена мысль о воле и побеге, столь важная для любой тюремной песни. Отсюда обреченность и пессимизм, которые не встречаются в других фольклорных записях, но зато вполне соответствуют духу пушкинского стихотворения, в котором отразился мировоззренческий кризис поэта 1823 г. Третий вариант был записан от бабушки Анны 84 лет и сохранил очень сложные отношения субъектов речи, существующие и в пушкинском стихотворении, хотя и совершенно изменил их. Вместо диалога узника и орла в данном тексте мы видим замещение узника орлом и повествование то в третьем лице (первые 4 стиха), то в первом лице (стихи 5-7), то в форме обращения к «товарищу» (стихи 8-10). Здесь вновь появляется образ оставшейся на свободе любви - «красотки», но «лететь» к ней может только «товарищ», а не сам носитель речи. Все эти достаточно сложные отношения можно объяснять порчей текста в народных переделках, если бы они не были спровоцированы сложностью самого пушкинского стихотворения. Вместе с тем анализ все этих вариантов с неизбежностью приводит исследователя к выводу, что народ отбирает в письменной литературе только такие произведения, которые в наибольшей степени соответствуют его художественному сознанию и отражают его

воззрения на жизнь. Не случайно поэтому, что М.И. Рожнова приводит в своем сборнике не только фольклорные записи, но и оригинал пушкинского стихотворения, давая своим читателям возможность для сопоставительного анализа их: такая репрезентация текстов была новаторской для 1920-х гг.

В сборнике имеется два фольклорных варианта шведской баллады «Две сестры» в переводе Н. Берга. Сюжет баллады - гибель невинного героя из-за зависти и злости - сам по себе весьма привлекателен для народного творчества. Судьба народной переработки «Двух сестер» - свидетельство сложных процессов взаимовлияния, происходивших в литературе и фольклоре. Это взаимовлияние шло не только в направлении литература —> фольклор или фольклор —► литература, но и отчетливо прослеживается взаимовлияние литературных источников. Варианты «Двух сестер» из сборника М.И. Рожтговой имеют сокращенный объем. В них значительно уменьшена первая часть, где описывается, как старшая сестра погубила младшую, но подробно рассказывается о прощании жертвы с жизнью. В анализируемых нами вариантах отсутствует образ певца, принесшего трагическую весть, нет подробного описания казни сестры убийцы.

На примере записей, вошедших в сборник М.И. Рожновой, можно проследить, как фольклорная традиция сливается с явлениями «низовой литературы» советского времени. Особый интерес вызывает песня под названием «Передел» и ее автор Егор Голубев. В стихотворении рассказывается о переделе земельной собственности в с. Дары Старицкого уезда, в родном селе Е. Голубева. В нем нет обобщенных образов и ситуаций: произведение посвящено конкретному факту и дает подробное описание того, как кулаки и «фуппа сорок» делили землю. Автор с иронией повествует о том, как обе стороны пытались обмануть друг друга. В центре произведения образ «важного землемера», который хочет нажиться на переделе. Егор Голубев дает ему уничижительную характеристику: «Тут Щарелкин из портфеля Все услуги достает. Стал он бесом рассыпаться: "Никто землю не возьмет. Только вы мне уплатите, Все устрою я для вас"». В помощь землемеру мужики избрали комиссию - «очень умных пять голов», которые пообещали своим односельчанам «устроить передел весь без трудов». В состав комиссии входили «принц тут с волосами И с козлиными брадами» и «от группы делегат, Хоть не очень был богат». Как видим, поэт-самоучка активно использует такие литературные приемы, как ирония, сатирическое разоблачение. Передел закончился ничем, «но в покое не оставят Землемеры мужиков. За четыре дня работы Просят сорок пять пудов». В песпе «Передел» повый тип мышления пытается закрепиться в традиционной фольклорной форме семейно-бытовой песни. В ряде других произведений этого исполнителя и, очевидно, сочинителя их в форме сатирической песни рассказывается о событиях каждого дня в с. Дары.

От того же исполнителя, что и песня «Передел», были записаны также песни «Стали листики валиться», «Ох, яблочко», «Военные действия с Польшей 1920 г.», «Обокрали амбар с медом у Егора Куража», «Рязанка» и еще один текст, который представляет собой даже уже не песню, а, так сказать, клубное стихотворение, предназначенное для выступления перед односельчанами: «К публике почтенной всю любовь тая, Номер предпочтенный приготовил я. Сегодня в культпросвете вечер самодеяшшй, Завтра будет вечер, вечерок рассеянный...» В стихотворении прочитывается уже и претензия быть оригинальным, и стремление скаламбурить (всегда почти неудачное), и очевидное стремление к новым формам художественного выражения, которых в то время деревня еще не знала. Здесь уже фольклорное сознание превращается в авторское, и перед нами не просто исполнитель, но автор - человек, сознательно берущий на себя всю меру ответственности за произнесенное слово, хотя оно достаточно острое и может принести автору массу неприятностей. Таким образом, в творчестве Е.П. Голубева мы видим совершенно новые формы взаимодействия фольклорного и литературного сознаний и новые результаты этого взаимодействия. Во второй половине XX в. подобного рода авторов будут называть самодеятельными авторами и примитивистами, но во времена Ю.М. Соколова эти термины, да и сами явления не были еще столь распространены.

Удивительным по своему содержанию представляется стихотворение «Крестьянская нужда», записанное от другого исполнителя. Невозможно с какой-либо долей уверенности определить его литературные источники. Это стихотворение - типичный пример воздействия на творческое сознание народного поэта поэтической традиции русской классической литературы в целом, причем фольклорная традиция «отступает» под давлением литературной. В стихотворении нет фольклорных образов, не используются свойственные устному творчеству приемы, за исключением, пожалуй, ситуации «было у отца 3 сына», но и она решается по-новому: «старший сын поклал головушку» на заводе, средний, «изучивший все науки, за решеточку попал», третий сражался «за коммуну подлецов». Идейный пафос стихотворения отвечает духу русской демократической поэзии. Неизвестный автор вслед за своими литературными предшественниками заявляет, что жизнь крестьянина во все времена была тяжелой, безрадостной. Новое время (стихотворение записано в 1924 г.) не принесло народу счастья, автор разоблачает власть, у которой нет ничего святого. Таким образом, это стихотворение откликается на основную идею передовой русской литературы - защита интересов трудового народа. Написание этого стихотворения, его распространение, учитывая характер эпохи, можно назвать подвигом, сравнимым с подвигом многих русских поэтов, в разное время говоривших власти нелицеприятную правду. «Непрофессионализм» этого стихотворения в данном случае не имеет значения. Важно, что в нем совпали идейные ценности литературы и фольклора.

Как видим, материалы сборника М.И. Рожновой, составленного под руководством и при непосредственном участии Ю.М. Соколова, свидетельствуют о том, что начало XX в. было отмечено углублением связи между литературой и фольклором. Тексты поэтов-самоучек - показательный пример того, как ценности классической поэзии приспосабливались к иной мептальности. Интерес самодеятельных поэтов к высокой поэзии весьма избирателен и не может быть с точностью описан ни в рамках собственно фольклорной поэтики, ни в рамках классической литературы. Но показательно, что всякий раз каждое произведение народного поэта входит в диалог с литературной традицией в целом. Народные поэты стремились вписать свою страницу в историю русского поэтического творчества. Отсюда появление так называемых «народных книг», изучение которых стало объектом пристального внимания современных ушных. Можно утверждать, что на границе между литературой и фольклором, существование которой весьма условно, возникало гак называемое явление «третьей культуры», к которой и относится непрофессиональная поэзия.

Еще одной формой взаимодействия литературы и фольклора в сборнике М.И. Рожновой является народный романс. Известно, что этот жанр долгое время не находил своего исследователя. Фольклористы пренебрегали им из-за того, что он казался им «малохудожественным», «примитивным», а литературоведы - по тем же причинам и из-за очевидной близости романса к фольклору. Но изучение народного романса было би вообще невозможным, если бы не научная проницательность та:сих исследователей, как Ю.М. Соколов, который почувствовал, что романс не должен быть отнесен к поэзии дурного вкуса. Зги произведения в свойственной только им манере осваивают и перерабатывают книжную поэзию, отбирая только то, что близко и понятно народному мировоззрению. Молодые люди и женщины средних лет были основными исполнителями романсовой лирики, представленной в сборнике М.И. Рожновой. Тематика этих произведений традиционна. Это несчастная любовь, разлука, смерть от руки жестокого возлюбленного: «Дорогая сестра, посоветая, как быть: Иль страдать, иль любить, или жизнь загубить», «Красавица Тоня по гробной лежит», «Зачем ты, неверный, приласкался К несчастной девице, ко мне», «Бедная, бедная швейка Пострадала 17-ти лет», «Я любила его страстно, Нежно он любил меня», «Не говорите мне о нем, еще былое не забыто». Произведений этого жанра представлено достаточно много - 18 номеров, активное бытование этого жанра объясняется тем, что среди информантов - жители фабричного поселка Кузнецово. Известно, что среди фабричных рабочих, выходцев из крестьянской среды, романсы были очень модными. О литературных источниках народного романса в научной литературе говорилось много и подробно. Мы же отметим лишь, что интерес к этому жанру в начале XX в. мог проявить лишь ученый, в мировоззрении которого литература и фольклор стали проявлением единого историко-литературного процесса.

В предисловии к сборнику М.И. Рожновой сделана попытка определить социальную, классовую среду, в которой бытовал фольклор. Причем социологический метод анализа текстов распространяется даже на малые фольклорные жанры: «В целом ряде пословиц заключаются поучения, говорящие о социальных взаимоотношениях людей <...> многие пословицы говорят об экономической жизни крестьянства» и т.д. Перед собирателями была поставлена цель «записывать все виды фольклора, ибо при всем обилии собранного есть целые области, ускользнувшие от фиксации». Вместе с тем именно Ю.М. Соколов одним из первых выдвинул идею пристального внимания к частушке как жанру, к фольклорным новообразованиям, именно ему принадлежит мысль о том, что календарная обрядность, заговоры и т.д. - пережитки прошлого. Но следует отметить, что в самом сборника М.И. Рожновой эти установки большой роли еще не сыграли.

Деятельность Ю.М. Соколова в Твери явно обнаруживает тенденцию к объединению всех видов словесного творчества: письменной литературы и устного творчества, индивидуального и коллективного - в едином методологическом пространстве, при котором приемы анализа собственно литературных текстов станут общими для анализа к фольклорных (как устных, так и письменных) источников. Отдельные подходы к такому пониманию проблемы намечались и ранее, но именно Ю.М. Соколов сделал в этом направлении решительные и перспективные шаги, почему транспонирование его научных идей на общсфилологическое пространство кажется в настоящее время особенно актуальным и продуктивным.

В Заключении подводятся основные выводи по диссертации.

Основные положения диссертации изложены в следующих работах:

1. К вопросу о фольклорной истории стихотворения А С. Пушкина «Узник» // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе. - Тверь, 1994.-С. 131-133.

2. Свадебный обряд Капязинского уезда // М.Е. Салтыков-Щедрин в зеркале исследовательских пристрастий. -Тверь, 1996. - С. 151.

3. Ю.М. Соколов как собиратель тверского фольклора // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе. - Тверь, 1997. - С. 155.

4. Фольклористические документы Ю.М. Соколова в тверских архивных фондах // Наука о фольклоре сегодня: Междисциплинарные взаимодействия. - М., 1998. - С. 219-220.

5. Ю.М. Соколов в Твери // Лица филологов. Из истории кафедры литературы 1919-19S6. - Тверь, 1997. - С. 9-13 (в соавторстве с М.В. Строгановым).

6. Стихи тверских самодеятельных поэтов 1920-х годов (в печати).