автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.03
диссертация на тему: Философии языка Фрица Маутнера и Людвига Витгенштейна

Полный текст автореферата диссертации по теме "Философии языка Фрица Маутнера и Людвига Витгенштейна"

На правах рукописи

Давыденко Екатерина Александровна

ФИЛОСОФИИ ЯЗЫКА ФРИЦА МАУТНЕРА И ЛЮДВИГА ВИТГЕНШТЕЙНА

Специальность 09.00.03 - «История философии»

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Екатеринбург 2004

Работа выполнена на кафедре философии Нижневартовского государственного педагогического института

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор философских наук, профессор Р. А. Бурханов

доктор философских наук, профессор Е. А. Черепанова;

кандидат философских наук, доцент М. А. Фадеичева

Кемеровская государственная академия культуры и искусств

Защита состоится «17» июня 2004 года в 12 часов на заседании диссертационного совета Д 212.286.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук при Уральском государственном университете им. А. М. Горького по адресу: 620083, г. Екатеринбург, пр. Ленина, 51, ком. 248.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Уральского государственного университета им. А. М. Горького.

Автореферат разослан «14» мая 2004 года.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор философских наук, профессор

В. В. Ким

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования обусловлена тем, что по мере развития общества человек наращивает масштабы своей символической деятельности. Язык является важнейшей формой человеческого бытия. Он рассматривается как средство общения, система знаков, устная и письменная речевая деятельность, орудие познания окружающего мира.

Современный человек как биологический вид есть не только homo sapiens (хомо сапиенс) - человек разумный, но и homo loqiens (хомо локвенс) - человек говорящий. Язык - составная часть внутреннего мира человека, его духовной культуры, основа мыслительных связей, материальная оболочка мысли. «Мир языка заключает человека в свои объятия в тот момент, когда он направляет на него свой взгляд, с такой же определенностью и необходимостью, а кроме того, с такой же "объективностью", какая характеризует его отношения с миром ве-щей»1. Влияние языка на общество возрастает по мере развития производства, техники, науки, культуры и государства. Он участвует в организации труда, общественном управлении, деятельности учреждений, осуществлении процесса образования и воспитания членов общества.

С древнейших времен люди старались объяснить и осознать, что есть язык как таковой, каковы причины его возникновения, почему разные народы имеют разные языки, каким образом слово оказывает воздействие на человека? Решение этих проблем осуществлялось еще в трудах античных мыслителей. Так, Платон предпринял попытку определить познавательную ценность языка в методологическом смысле. Язык признается им в качестве исходного момента познания. Аристотель обратил внимание на взаимосвязь языка и мышления, считая, что из живых существ только человек одарен речью.

В эпоху Возрождения проблемы языка разрабатывались такими мыслителями, как Л. Балла в Италии, Л. Вивес в Испании, П. Рамус во Франции. Они считали, что исследования средневековой схоластики о языке касались лишь его внешних, грамматических характеристик, а истинное ядро, доступное через стилистику, осталось для нее скрытым.

В Новое время Р. Декарт утверждал, что язык предназначен для того, чтобы упорядочивать человеческое мышление, а потому должен представлять собой нечто вроде логического ключа понятий, пользуясь которым можно было бы по некоторым правилам получать но-2

вое знание .

1 Кассирер Э. Проблема языка в истории философии // Философия символических форм. М.; СПб., 2002. С. 51.

2 См.: Королев К. Универсальный язык и универсальная письменность: в по-гонезан " "" ' М.; СПб., 2003. С. 553.

Схожих воззрений придерживался и Г. В. Лейбниц. По его мнению, слова должны не только выражать идеи, но и создавать взаимосвязи посредством алгебраических операций, заменяя рассуждения формулами. «Этот род всеобщего исчисления... представлял бы собою некую универсальную письменность, преимущество которой... состояло бы в том, что ее понимал бы человек, говорящий на любом языке»3.

Для Дж. Локка познание наделено тенденцией к «общности», которая тесно связана с общим характером слова. Чтобы достичь правильного созерцания действительности, людям необходимо избавиться от ложного и обманчивого «абстрактного» общего характера слова.

Дж. Беркли считал, что всякая реформа философии должна опираться на критику языка, поскольку «...большая часть знаний так удивительно запутана и затемнена злоупотреблением слов и общепринятых оборотов языка, которые от них проистекают...»4. Если Беркли отрицает всякую истинность и познавательную ценность содержания языка, усматривая в нем причину всех заблуждений человечества, то для Т. Гоббса употребление языка «...состоит в том, чтобы перевести нашу мысленную речь в словесную или связь наших мыслей - в связь слов»5.

Д. Дидро исследовал проблему индивидуальной языковой формы. Духовное творение, считал он, останется непереводимым, хотя можно передать мысль и подобрать равноценное выражение. Такой закон формы и стиля воплощен не только в искусстве, но и в каждом языке.

Главным предметом познания для В. Гумбольдта всегда оставался язык «...как средство, с помощью которого можно исследовать высоты и глубины, а также многообразие всего мира»6. Элементы философии И. Канта и Ф. В. Й. Шеллинга удивительным образом переплетаются в этом метафизическом опыте философии языка. Гумбольдт утверждает, что языки являются не столько средством выражения уже познанной истины, сколько средством открытия истины еще не известной. Различия языков заключаются не в звуках и знаках, а в самом взгляде на мир.

Среди многочисленных работ по философии языка особое место занимают труды австрийских мыслителей Фрица Маутнера (1849-1923 гг.) и Людвига Витгенштейна (1889-1951 гг.). Именно эти философы обо-

3 Лейбниц Г. В. Письмо к герцогу Ганноверскому//Соч.: В 4 т. М., 1984. Т. 3. С. 491-492.

4 Беркли Дж. Трактат о принципах человеческого знания // Соч. М., 1978. С. 167-168.

5 Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского // Избр. произведения: В 2 т. М., 1964. Т. 2. С. 66.

6 Цит. по: Кассирер Э. Проблема языка в истории философии // Философия символических форм. С. 72.

значили кризис языка и обосновали необходимость проверки понятий всех наук на истинность или ложность. В современной российской литературе имя Маутнера зачастую упоминается лишь в связи с творчеством Витгенштейна, несмотря на то, что он намного раньше обозначил необходимость критики языка. Сравнительный анализ концепций этих ученых позволяет по-новому понять европейскую историю философии и философию языка и прояснить истоки многих понятий и подходов.

Степень разработанности проблемы. Все работы, посвященные исследованию философии языка Фрица Маутнера и Людвига Витгенштейна, можно разделить на три группы.

Во-первых, это труды, непосредственно посвященные проблемам философии языка. Сюда можно отнести сочинения С. С. Аверинцева, У. У. Аветяна, М. М. Бахтина, К. А. Богданова, А. Венжбицкой, Г. Вригта, 3. Вендлера, Дж. Вико, Б. М. Гаспарова, П. Прайса, Г. В. Ф. Гегеля, Т. Гоббса, Э. Гуссерля, А. Ф. Грязнова, А. Я. Гуревича, П. С. Гуревича,

A. Д. Гудкова, В. Гумбольдта, Р. Декарта, Л. Л. Ельмслева, Р. Карнапа, Э. Кассирера, С. Крипке, М. Кронгауза, К. Королева, Г. В. Колшанского, Л. Кутюра, А. Ф. Лосева, Ю. М. Лотмана, Дж. Локка, Э. Маха, М. К. Ма-мардашвили, Г. Г. Майорова, Дж. Э. Мура, М. Мюллера, И. С. Нарского,

B. Налимова, Дж. Остина, К. Поппера, А. И. Портнова, Б. Парамонова, Б. Рассела,. Г. Райл, В. Руднева, П. Стросона, Дж. Серля, Ю. Степанова, 3. А. Сокуляра, Ф. Соссюра, Э. Сепира, В. Н. Сырова, Б. Уорфа, Г. Фреге, М. Фуко, П. Хилпинена, Я. Хинтикка, Н. Хомского, В. Целище-ва, М. Шлика, Л. Щербы, К. Юнга, Р. Якобсона и др.

Во-вторых, это работы, в которых исследуется философия Фрица Маутнера, особенно его воззрения на язык. На Западе идеи Маутнера анализировались в трудах Г. Вайлера, Л. Густафссона, X. Дельф, Ё. Ёхнштона, А. Зеллнера, Т. Капштайна, И. Кюна, Г. Ландауэра, У. Сперл, С. Тулмина, Б. Уллманн, 3. Шмидта, А. Яника и др. В России учение этого оригинального мыслителя подробно рассматривалось в статьях и книгах Е. С. Черепановой.

В-третьих, это работы, в которых исследуется философия Людвига Витгенштейна, особенно его воззрения на язык. Его учению посвящены труды У. Бартли, Г. Бергмана, Л. А. Бобровой, Е. А. Баллаевой, Ф. Вайсманна, Г. Вригта, В. Гольфарда, А. Ф. Грязнова, М. Друри, С Крипке, М. С. Козловой, А. К. Карпова, В. И. Красикова, Дж. Мура, М. Макгвинеса, Н. Малкольма, Р. Монк, А. Маслова, Л. А. Микешиной, И. Ф. Михайлова, Т. Н. Панченко, А. В. Перцева, В. Руднева, В. Суровцева, 3. А. Сокуляр, Е. Д. Смирновой, В. Н. Сырова, Дж. Уиздома, Е. С. Черепановой и др.

Тем не менее сравнительный анализ философско-лингвистичес-ких концепций Фрица Маутнера и Людвига Витгенштейна в отечествен-

ной литературе до сих пор не проводился. С учетом актуальности обозначенной проблемы определены цель и задачи диссертации.

Цель диссертационного исследования - дать сравнительный анализ философия языка Фрица Маутнера и Людвига Витгенштейна. Для достижения поставленной цели автором решаются следующие задачи:

- исследовать ранний и поздний творческий периоды Фрица Маутнера, показать их специфику и значение для формирования и развития его философии языка;

- проанализировать воззрения Фрица Маутнера на происхождение, сущность и назначение языка и необходимость осуществления критики языка;

- определить роль и значение понятия «языковая игра» в фило-софско-лингвистической концепции Фрица Маутнера;

-исследовать ранний и поздний творческий периоды Людвига Витгенштейна, показать их специфику и значение для формирования и развития его философии языка;

-проанализировать воззрения Людвига Витгенштейна на сущность и назначение языка;

- определить роль и значение понятия «языковая игра» в фило-софско-лингвистической концепции Людвига Витгенштейна;

- осуществить сравнительный анализ философских воззрений Фрица Маутнера и Людвига Витгенштейна на сущность языка и его роль в жизни общества, выявить статус языковых игр как форм человеческой жизни.

Теоретико-методологической основой диссертации послужили произведения философской классики, в первую очередь труды Маутнера и Витгенштейна. В своих исследованиях автор ориентируется на современное понимание диалектико-материалистической философии. В работе используется ряд формальных и содержательных методов, таких, как традиционный историко-философский метод, метод восхождения от абстрактного к конкретному, сравнительный метод, герменевтический метод, метод моделирования, метод интеллектуальной биографии.

Научная новизна работы обусловлена уже самим предметом и целью исследования, в ней впервые в отечественной литературе проводится сравнительный анализ философии языка Маутнера и Витгенштейна.

Апробация работы. Выводы и положения исследования отражены в 1 монографии и 7 статьях и тезисах автора общим объемом 8,2 п. л., а также излагались диссертантом в докладах на региональной научно-теоретической конференции «Человек в философско-пра-

вовом измерении: (Четвертые Соколовские чтения)» (Нижневартовск, 5-6 октября 2001 г.), на заседании школы-семинара аспирантов и соискателей Нижневартовского государственного педагогического института «Образование и наука на рубеже веков» (Нижневартовск, 10-12 апреля 2001 г.), на международной научной конференции «Онтология и аксиология права» (Омск, 27-28 сентября 2003 г.), на заседаниях Историко-философского общества при кафедре философии Нижневартовского государственного педагогического института в 2002 и 2003 гг., на региональной научно-теоретической конференции «Человек в историко-философском измерении: (Пятые Соколовские чтения)» (Нижневартовск, 30 сентября - 5 октября 2002 г.), на межрегиональной научной конференции «Десять лет высшего исторического образования в Ханты-Мансийском автономном округе» (Нижневартовск, 17 апреля 2003 г.). По итогам работы конференций опубликованы тезисы и статьи.

Практическая значимость исследования. Материалы диссертации могут быть использованы при разработке и чтении общих курсов по истории философии и философии языка, специальных курсов, посвященных учениям Фрица Маутнера и Людвига Витгенштейна, а также при создании учебных и учебно-методических пособий по данной тематике. Предложенные выводы представляют интерес для исследовательской практики по истории западной философии и философии языка.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, двух глав и Заключения. Содержание работы изложено на 134 страницах компьютерного текста. Библиография включает в себя 143 наименования, из них 1 8 - на иностранных языках.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы, определяется степень разработанности проблемы в отечественной и зарубежной литературе, формулируются цель и задачи исследования, его научная новизна, теоретико-методологическая основа и практическая значимость.

Глава первая «Философия языка Фрица Маутнера» посвящена анализу философско-лингвистической концепции австрийского мыслителя на фоне его интеллектуальной биографии.

В первом параграфе «Ранний период творчества» прослеживается становление философии языка Маутнера. Отмечается, что уже в молодые годы Фриц начинает задумываться о неслыханной власти языка над человеком и делает первую попытку создания языковой

критики. По его мнению, человек «...должен освободиться от слова и словесных предрассудков и тем самым освободить свой мир оттирании языка»7.

Хотя Маутнер хорошо знал работы Платона, Аристотеля, Г. В. Лейбница, Дж. Локка, Ф. Ницше, А. Шопенгауэра, Э. Маха и других европейских мыслителей, исходным пунктом для него при рассмотрении языка как инструмента познания послужили идеи И. Канта. Австрийский философ использует схему кантовской критики чистого разума, но подвергает сомнению разделение сущего на мир вещей в себе и мир вещей для нас. Самый верный принцип познания мира, считал он, это сенсуализм, который не может допускать ничего, что не дано нам в органах чувств, результаты деятельности которых всегда выражаются в языке. Поэтому в языке нет ничего, чего раньше не было бы в опы-те8. Мир как комплекс ощущений, будучи сказанным, в момент называния утрачивает свою первозданность.

Маутнер понимал жизнь в соответствии с идеями Ф. Ницше, т. е. как иррациональный поток живого, который не может быть постигнут разумом. Язык, рожденный в этом потоке жизни, сродни инстинкту. Люди слишком поздно увидели, что язык является источником не только истины, но и заблуждения. Именно поэтому заблуждение представляет собой более важный, чем истина, элемент познания.

В трудах Э. Маха Маутнера привлекал принцип экономии мышления. Критика языка, считал он, способна очистить поле для философствования от всяких ложных, мертвых конструкций. Такая критика должна создавать основу для позитивной теории языка.

Поэтому человек должен быть сдержанным в своем познавательном энтузиазме высказывать все о действительности. А о том, что только переживается, но не познается, он должен недосказывать. Умолчание сохраняет чистоту и ясность ощущения, что является гарантией постижения реального. Условность, непознаваемость действительности прежде всего проявляется в языке. В борьбе с философским догматизмом теоретико-познавательный скептик превращается в догматика, хотя желает сохранить критическую позицию.

В 1902 г. Маутнер заканчивает работу над главным произведением раннего периода своего творчества «Взносы в критику языка», основная цель которого - доказать, что «...язык не всегда может быть пригодным средством для познания мира»9. Ученый размышляет о сущности языка и его роли в общественной и духовной жизни человека.

8 MauthnerF. BeitrSge zu enier Kritik der Sprache. I, Ffm. В.; Wien, 1982. S. 5.

8 См.: ЧерепановаЕ. С. Философский регион «Австрия»: от теории предмета к экологической катастрофе. Екатеринбург, 1999. С. 68-72.

9 MauthnerF. Wurterbuch der Philosophie. Leipzig, 1923. S. 15.

Он призывает своих читателей освободиться от власти словесных суеверий.

Язык, считает он, возник естественным образом из взаимодействия человеческих смысловых восприятий и памяти. Смысловые восприятия заставляют человека думать, память служит нам ситом, она просеивает наши восприятия, упорядочивает и сохраняет их10.

Язык - это сила, власть. Но если это так, то действителен ли сам язык? Человек не всегда правильно разграничивает понятия «слово» и «язык». Знаки, нарисованные на листке бумаги, безмолвны. Чтобы оживить их, необходимо произнести ряд звуков, четко сгруппированных в отдельные слова. Язык - это звуковой знак, представляющий собой материю для любого процесса языкового образования, он подобен мосту между субъективным и объективным. С одной стороны, звук произносится и нами самими формируется, а с другой стороны, он представляет собой часть окружающей и данной нам в чувствах действительности.

Произносимые нами звуки складываются в слова. Именно слово, а не язык, полагает философ, имеет настоящую силу. Каждое слово -это знак воспоминания разных представлений. Основная функция слова (а вовсе не языка!) заключается в упорядочении обозримого мира. Отражать мир действительности слово должно реально, поскольку оно является инструментом для понимания внешнего мира11.

Языковая критика, делает вывод Маутнер, должна быть наукой наук, так как все знание человечества накоплено в языке и посредством языка. «...Действительность существует в способе соответствия между внешним миром и нашим внутренним миром, - пишет он. - Внутренний мир мы представляем через определенную языковую постанов-ку»12. Придет время, когда можно будет назвать критику языка критикой самого процесса познания. Языковая критика призвана проверять отношения слова с актуальным знанием, чтобы обнаружить устаревшие представления, которые сдерживают прогресс. Своими словами люди противоречат друг другу. Ни один человек не знает другого человека. Зачастую не знают друг друга даже братья и сестры, родители и дети.

Основным средством такого непонимания является язык. Ведь мы не можем узнать друг от друга даже простейших понятий. Если человек говорит «зеленое», то, возможно, его собеседник предполагает зелено-голубой или желто-зеленый цвет. Но и слуховое обоняние при

10 См.: MauthnerR Beitrage zu einer Kritik der Sprache. I, Ffm. S. 3.

111 См.: Ullmann B. Fritz Mauthners Kunst und Kulturvorstellungen, Hamburger Beitrage zur Germanistik. В.; Bern; N.Y.; Bruxelles; Wien, 2000. S. 3.

12 См.: MauthnerR Beitrage zu einer Kritik der Sprache. I, Ffm. S. 52.

одном и том же слове производит в своей основе различные ощущения. Если человек говорит другому человеку «дерево», то он может представлять липу, а собеседник, возможно, представляет ель или дуб. Чем одухотвореннее слово, тем сильнее оно вызывает в различных людях различные представления, которые побуждают людей спорить друг с другом.

Современная образовательная система, утверждает Маутнер, всячески старается спасти устаревшие понятия языка. Государство запирает детей как узников в школу, принуждая их вливать в свою память непонятные им слова. Именно это ужасное зрелище насилия называется в конечном итоге развитием культуры. Язык служит основой объединения людей в государство для решения ими общих задач. Но так как люди не могут понять, о чем они говорят, они не могут понять и высшие цели государства. Поэтому все их слова о морали, политике, культурной и правовой жизни являются не более чем пустыми звуками.

Для Маутнера мышление и язык- самопроизводные явления. Слово и разговор - одно и то же, поскольку познание действительности является общим для всех людей. Там, где человек пытается проникнуть в сущность познания, там всегда раскрывается истинное значение языка как социального явления и как социальной иллюзии.

Все люди обладают одинаковым восприятием, которое порождает сомнения, поскольку многообразие явлений действительности может дойти до них лишь через узкие ворота их восприятий. «Положение, что "сахар сладок", - утверждает философ, - это часть нашего познания мира... Человек, ни разу не пробовавший сахар, через языковую игру слова не может понять ощущение сладости. Поэтому в данном случае познание через слово невозможно, оно возможно именно через ощущение, через соприкосновения сахара с небом, языком»13.

Большое значение придает Маутнер абстракциям, посредством которых в мозгу возникают определенные представления. В человеческой памяти имеются перетекающие друг в друга представления, некий запас образов, стоящих за понятиями. Из них наша фантазия вытягивает те, которые ей нужны. Лишь немногие люди могут использовать понятия из запаса представлений, оживлять и сохранять их. Также без представлений, абсолютно необдуманно, как неизменные математические знаки, употребляет свои слова и наука. Но если человек использует какое-либо понятие, он чувствует, как изобилие единичных представлений начинает тесниться перед «...игольчатым уш-

14

ком нашего сознания, готовое прорваться и оживить это понятие» .

13 См.: MauthnerF: Beitrage zu einer Kritik der Sprache. I, Ffm. S. 86.

"Ibid. S. 91.

Именно поэтому, считает Маутнер, два человеческих существа не могут сказать друг другу ничего существенного посредством языка. Австрийский мыслитель сомневается в том, что язык может служить средством человеческого общения, и опровергает положение, что только с помощью и посредством языка осуществляется познание мира.

В работах Маутнера о критике языка четко прослеживается логический номинализм. Поскольку все философские проблемы являются всего лишь проблемами языка, настоящего различия между понятием и словом, по сути, нет, а разговор и мышление в своей основе тождественны. Поэтому философия - это теория познания, теория познания - это языковая критика, а языковая критика - это работа над освобождающейся мыслью. Следовательно, философский язык является только усовершенствованием обычного языка.

Маутнер до конца жизни оставался неопровержимым скептиком. Традиционные номиналисты иногда пытались интерпретировать и рассматривать имя как коррелят опыта и вместе с тем как единственную и надежную основу познания. Австрийский философ пошел дальше и утверждал, что имена являются метафорами для чувственных восприятий. Такие понятия, как «материя», «атом», «энергия», «субстанция», «культура», имеют метафизическую суть и являются дезориентирующими. Понятия «Бог», «раса», «культура», «родной язык» заключают в себе метафизическую основу и обладают догматическим характером.

Таким образом, делает вывод диссертант, в своем главном произведении раннего творческого периода «Взносы в критику языка» Ма-утнер призывает общество стремиться к чистоте языка, требовать от языка не стройности и логичности, не определяемости понятий и категорий, а сдержанности и образности для сохранения представлений. Поскольку представления являются главным результатом жизни и главным выразителем ее ценностей, то сама жизнь не может рассматриваться как целенаправленный процесс по осуществлению какой-либо абстрактной идеи, как целостная история развития. Жизнь представляется философу набором рядоположенных событий, впечатлений, о которых человеку хотелось бы рассказать историю. Те слова языка, которые заключают в себе абстракции, вовсе не несут в себе знания. Именно поэтому язык не всегда может служить средством познания мира.

Власть слова (логократия), считал Маутнер, охватила все сферы деятельности человека. Она безгранична в философии и естествознании, где все новое вынуждено пробиваться через паутину старых понятий. Вместо живого слова в обществе господствуют традиции, которые делают человека рабом идеологии и политики. В силу этого

критика языка не может завершиться созданием нового языка, а должна ограничиться лишь призывом к ограничению власти слова.

Параграф второй «Поздний период творчества» посвящен исследованию философии языка Маутнера в конце его жизненного пути.

Отмечается, что в своей новой книге «Словарь философии» (1910 г.) Маутнер попытался провести ревизию понятийного аппарата основных наук, чтобы разрушить видимость данных понятий, которым ничто не соответствует в действительности.

В другой работе, «Три картины мира», австрийский мыслитель подводит итог своей философской деятельности. Что есть для нас картина мира? Как изображение она предполагает не буквальную копию с оригинала, а фиксацию черт, которые мы считаем существенными и значимыми. Здесь люди имеют дело с определенной конструкцией, создание которой предполагает некоторую точку отсчета и степень дистанцирования от объектов. Видение мира как картины является своего рода уникальным достоянием, присущим только современному человеку, для которого характерно субъект-объектное отношение. Но самое главное, что так поданый мир может быть только объектом подчинения, покорения, обладания, господства, поскольку человек как субъект вывел себя за его пределы и мир ему ничего о нем сказать не может.

Маутнер считал, что картина мира содержит в себе три «слоя»: субстантивный, адъективный, вербальный миры15. Первый, адъективный мир, это качественный мир. Он состоит из прилагательных, которыми человек объясняет свои ощущения, эмоции, пытается описать мир. Это мир реальности, возникающей из индивидуального жизненного опыта. Только прилагательные могут отразить сенсуалистический мир16.

Адъективный мир очень непрочен, так как ощущения и впечатления, отраженные в словах, при условии повторения опыта и при стремлении к абстрагированию постепенно превращаются в существительные или глаголы. Поэтому сенсуалистическая философия, опирающаяся на адъективный язык, выглядит неубедительной, ведь она изначально предполагает отсутствие законов, этих важных гарантий человеческого бытия. Однако данный недостаток сенсуализма в большей мере, чем другие мировоззрения, располагает к критике языка и обращению к реальности чувственного опыта. Сенсуалистическая картина мира, будучи материалистической, выглядит сиюминутной, приземленной и не может удовлетворить человеческую потребность в метафизике. Поэтому возникает вторая картина мира, выраженная субстантивным языком.

15 См: Mauthner F. Die drai bilder der welt ein sprachkritischer versuch. Erfurt, 1925. S. 1.

16 См.: Mauthner F. Sprache und Leben. Salzburg; Wien, 1986. S. 52,186.

Субстантивный мир - прибежище самодостаточных сущностей. Это мир мистики, мифологии и голого явления, мир абстракции. В нем человек постоянно пытается подобрать название или хотя бы обозначить, что такое Бог, Дух, Абсолют. Язык этого мира - самый старый в истории человечества, в нем господствуют существительные. В субстантивном мире мифологической силой обладают не только духи и боги, но и физические силы, биологические процессы. Весь громоздкий аппарат современной науки оказывается систематическим вымыслом, красивым мифом о царстве законов природы. В истории философии наиболее наглядно этот мир воссоздан и описан в философии Платона и Гегеля.

В субстантивном мире исчезает подлинное ощущение времени. Время оказывается числовым рядом, теряет способность «протекать», но обретает видимость порядка. История превращается в ряд числовых чисел, событий, каждое из которых представляется ее целью, поэтому вечное течение времени заменяется суммой отрезков времени, в которых время статично, но имеет начало и конец. В мире существительных исчезает не только восприятие, но и условие восприятия -время. Поэтому все мифологические существительные живут вечно. Однако в этом мире «...нельзя жить самому человеку, а можно лишь спокойно мечтать»17.

Третий, вербальный мир, по Маутнеру, мир действия, движения, которые выражаются в поступках человека, в актах его воли. Этот мир процессов ясен человеку, в нем он видит свои результаты. В отличие от предыдущего мира здесь царит становление, «условие которого -время; вербальный мир не верит в субстантивный и не довольствуется адъективным миром; он видит во всех изменениях только отношения... так называемых вещей для нас и отношения этих вещей друг к другу»18. Первооткрывателем этого мира был Гераклит, согласно которому Космос был, есть и будет вечно живым огнем - Логосом. Образы огня и потока с очевидностью передают суть вербального мира. Все наши знания об адъективном мире, образы понятий, мышление или язык вербальны. Только в вербальном мире цель обретает свое подлинное значение, т. е. предполагает не только перспективу движения, но сама есть движение, становление. В этом мире вечные существительные превращаются в глаголы путем «оцеленаправления»19.

Ни один из этих представленных языковых миров, подчеркивает философ, не может претендовать на истину, так как каждый описыва-

17 MauthnerF. Sprache und Leben. S. 200.

19 Ibid.

19 См.: ЧерепановаЕ. С. Философский регион «Австрия»: от теории предмета к экологической катастрофе. С. 75-80.

ет действительность однообразно и не обладает полнотой выражения. В своем взаимодействии они призваны передать представления о целом, о единстве мира. Но схватывание многозначности Целого одновременно предполагает и взаимное ограничение тремя мирами друг друга, поскольку господство одного из миров, т. е. одного из языков, неизбежно приводит к логократии и к власти идеологии. Ведь три мира - это три типа философствования: философия восприятия, философия ценностей, философия действия. Первые две философии -«сенсуализм» и «идеализм», третья остается не названной, но если соотнести ее с гераклитовским потоком, то можно предположить, что здесь имеется в виду умеренный вариант витализма, возможно, даже философии жизни.

Таким образом, подчеркивает диссертант, язык, по Маутнеру, живет особой жизнью, не зависимой ни от чего, а его правила и законы возникают в результате договора или просто случая, как в игре. Человек играет в мышлении словами, стараясь говорить о субстантивном мире как о мире адъективном, стремясь остановить становление мира вербального. Но при этом он избегает признания очевидного: игра языка - это игра в тавтологии. В своих суждениях человек пытается добиться отражения действительности, но вместо этого ассоциации и понятия образуют лишь ее подобие, ощущение удобства от этого подобия стабилизирует язык, а следовательно, и теорию. Когда же нарушаются правила игры в мышление, то образуются новые метафоры, новые понятия.

Рождение метафоры в работах Маутнера приводит его к обоснованию языковых игр в жизни людей. Потребность создать новый смысл вызывает метафору к жизни, а эмоциональный заряд формирует установку к действию, вызывая расширение актуальной языковой игры. Важно только уловить смысл подобного расширения. Если позволительно в данном случае воспользоваться терминологией «позднего» Витгенштейна, то можно было бы сказать, что, по Маутнеру, для различныхформжизниязыковая игра есть ихдействи-тельность.

Форма жизни спасает от произвола, задавая правила языковой игры. Сама по себе метафора не субстанциальна и не концептуальна, а представляет собой способ приведения в соответствие, переход от одной языковой игры к другой. Она не позволяет распадаться нарра-тиву в процессе различных прочтений. Метафоры - это мостики соединяющие различные языковые игры, их успешность зависит исключительно от способности к «переводу в иной род», который в данном случае не должен рассматриваться как логическая ошибка, поскольку

не мотивирован теоретическим интересом и не служит обнаружению

20

истины .

В целом язык представляет собой величественную игру, утверждает Маутнер. В своей книге «Три картины мира» он как бы разыгрывает множество вариантов, в которых отдельные слова предстают в различных ситуациях и несут в себе разнообразные смысловые значения. В результате розыгрыш слов, присутствующий при разговоре людей, и есть сама «языковая игра», которая помогает общающимся индивидам конкретнее представлять различные явления мира видимости.

Согласно концепции Маутнера, заключает диссертант, язык как кажущаяся ценность, прежде всего реализуется в игре, которая становится напряженной, если подчиняет себе все больше и больше игроков. Но сама по себе игра не способна ни изменить, ни понять мир действительности. Во всеохватывающей и величественной игре языка удовлетворение получают только те, кто думает и поступает по одним и тем же правилам. Именно в процессе игры миллионы людей вместо употребления старых понятий учатся произносить новые слова.

В главе обосновывается вывод о том, что установки позднего творческого периода Маутнера отличаются от установок его раннего периода прежде всего тем, что в конце жизни философ отходит от резкой, негативной критики языка и занимает более лояльные позиции по отношению к предмету своего изучения. Разыгрывая различные ситуации, австрийский мыслитель стремится объяснить читателю логику употребления языка, но предупреждает, что нечто, которое должно оставаться молчаливым, «при первом громком слове исчезает»21.

Глава вторая «Философия языка Людвига Витгенштейна» посвящена анализу философско-лингвистической концепции австрийского мыслителя на фоне его интеллектуальной биографии.

В первом параграфе «Ранний период творчества» прослеживается становление философии языка Витгенштейна. Отмечается, что уже в ранних философских работах ученый приходит к выводу о том, что логика в принципе не может высказываться об особом множестве предметов. На эту особенность логических предложений Витгенштейн впервые обращает внимание в «Заметках по логике» (1913 г.) и «Заметках, продиктованныхДж. Э. Муру» (1914 г.). Так называемые логические предложения, утверждает мыслитель, показывают свойства языка и, следовательно, универсума, но не говорят ничего. Бессодержательность за-

20 См.: Суровцев В. А, Сыров В. Н. Методология науки. Становление современной научной рациональности. Томск, 1998. Вып. 3. С. 186-197.

21 MauthnerF. Diedrai bilder der welt ein sprachkntischer versuch. S. 170.

конов логики вовсе не означает их бессмысленности, в отличие от всех других предложений они просто выполняют иную функцию22.

Таким образом, отмечает автор, с точки зрения Витгенштейна, утверждения логики не могут сообщить ничего конкретного по отношению к описываемому положению дел. Все ее содержание исчерпывается разработкой надлежащих способов записи, показывающих, как функционирует язык, но логика ничего не сообщает о действительности, о которой говорит этот язык. Философия более не рассматривается как теория, подобная науке, она не является совокупностью предложений, высказывающих нечто о мире и являющихся истинными или ложными. Цель философии - указать границы осмысленности, границы выразимости смысла в языке, внутренней логики того, что говорится о мире.

Представление об автономии логики является главным достижением «раннего» Витгенштейна. Сформулировав в «Дневниках 19141916 гг.» основной принцип философии логики - «логика должна заботиться о себе сама» - и последовательно эксплицировав его в «Логико-философском трактате», австрийский мыслитель заложил новые принципы исследования своеобразия аналитического знания. По его мнению, логика как исследование универсальных возможностей осмысленных утверждений не может быть фундирована какой-либо онтологией, как раз наоборот, поскольку именно логика устанавливает критерии осмысленности, любая онтология есть следствие логического прояснения возможных взаимосвязей структур описания. Как универсальный метод прояснения мыслей, логика также не может зависеть от какой-либо эпистемологии.

В результате Витгенштейн рисует совершенно необычную картину мира - мира, лишенного вещей и свойств, похожего скорее на топологическую картину в пространстве возможностей. В основе такого подхода ученого лежит совершенно особая трактовка образа и отношения отображения, которая ведет к своеобразной концепции смысла атомарных предложений23. Вместо разделения языка на объектный язык и метаязык проводится разграничение того, что в языке может быть сказано, и того, что может быть только показано. Наконец, утверждается, что хотя язык не создает мир, но он задает ту сетку, которую мы используем, конструируя саму картину мира.

Речь здесь идет не о «сходстве», «похожести» образа и отображаемого, а о его конструировании согласно правилу. Образ понимается

22 См.: Суровцев В. А. Логический атомизм: Источники и перспективы одной коллизии // Рассел Б. Философия логического атомизма. Томск, 1999. С. 189.

23 См.: Смирнова Е. Д. «Строительные леса» мира и логики (логико-семантический анализ «Логико-философского трактата» Витгенштейна // Философские идеи Людвига Витгенштейна. М., 1996. С. 85-87.

как модель, проекция, а правило является законом проекции. Витген-штейновская трактовка образа перекликается с кантовским учением о схематизме чистого созерцания. Обнаруживается связь между трактовкой образа как конструирования в соответствии с определенным правилом, и пониманием схемы как общего способа, посредством которого воображение априори доставляет понятию образ, не прибегая при этом к опыту.

У Витгенштейна язык и мир имеют общую логическую структуру. Вопрос как раз заключается в том, чтобы установить, что под этим имеется в виду, ведь здесь речь идет не о зеркальном отображении. В этом же плане предложение рассматривается как логический образ действительности. Таким образом, заключает автор, первое основоположение концепции Витгенштейна в ранний период его творчества можно сформулировать следующим образом: мир имманентно значим для нас, реальность в своих основах логико-интеллигибельна, т. е. обладает общими, упорядочивающими структурами, родственными структурам нашего «Я», что и делает возможным восприятие познания24.

В «Логико-философском трактате» австрийский мыслитель доказывает, что большинство философских проблем является псевдонаучными измышлениями. Все они возникают при попытке продвинуться за пределы, установленные языком. Отсюда следует второе основоположение Витгенштейна: субъект не принадлежит миру, а представляет собой некую границу мира. Для философа составляющий реальность мир фактов заключен не снаружи, а внутри логической структуры языка. Поэтому сущность его философско-лингвистической концепции может быть выражена в одном коротком афоризме: «Слова суть дела»25.

В самом начале «Логико-философского трактата» вводятся понятия «мир», «факты», «события» «объекты», «положения дел» и т. д. Витгенштейн разъясняет, что «мир» состоит из «фактов» (а не «вещей»), что «факты» бывают сложными (составными) и простыми (уже неделимыми далее на более дробные «факты»). Эти элементарные «факты» (или «события») состоят из «объектов» в их связи и конфигурации. Ученый утверждает, что так называемой «объективной истины» не существует, поскольку возможности истинных суждений содержатся внутри логической структуры повседневного языка. Любые попытки установить априорные философские истины тщетны, потому что предполагают возможность выведения языка за пределы его границ.

24 См.: Красиков В. И. Философия как концептуальная рефлексия: (Философская пропедевтика). Кемерово, 1999. С. 224.

25 ВитгенштейнЛ. Культура и ценность // Витгенштейн Л. Философские работы. М., 1994. Ч. 1. С. 454.

Витгенштейн признает наличие «смысла» только за предложениями. Именам же присущи «значения», они представляют собой абсолютно простые знаки, обозначающие «объекты», которые лишены чувственно воспринимаемых качеств. Эти «объекты» образуют «субстанцию мира», неизменную в своей основе. Изменяются лишь исходные комбинации «объектов» - «положения дел». Несколько «положений дел» составляют «факт», и в этом смысле мир представляет собой «целостность фактов, а не предметов». Другими словами, «события», как нечто подвижное, изменяющееся, это возможные конфигурации «объектов». В свою очередь, «субстанция мира» может определять только форму, а не какие-либо материальные свойства. Ибо таковые образуются лишь конфигурациями объектов, изображаются только предложениями26.

Сложные предложения австрийский философ трактовал как функции истинности элементарных, взаимонезависимых предложений, являющихся «образами» («моделями») «положений дел». В отличие от осмысленных предложений естествознания логические тавтологии и противоречия лишены смысла, ибо ничего не обозначают. Все этико-эстетические и религиозные положения, а также предложения «метафизические» Витгенштейн, как и его предшественник Маутнер, объявил бессмысленными, поскольку они не могут быть правильно выражены в языке и потому не принадлежат миру «фактического».

«Фактическое» ограничено «мистическим» -тем, что невыразимо и что представляет собой интуитивное, в маутнеровском смысле, молчаливое созерцание мира как целого «сточки зрения вечности». Абсолютные ценности реализуются в мистической установке, в которой нет места дискурсивному познанию. Мир как ограниченное целое познать нельзя, поскольку это предполагало бы возможность мыслить «обе стороны границы», т. е. возможность «мыслить немыслимое».

Витгенштейн пытается найти позитивный выход из ситуации неминуемого молчания. Он иначе, чем Маутнер, рассматривает отношение между структурой действительности и структурой языка. Поскольку язык господствует, постольку познание действительности возможно - правда, лишь при условии правильного обращения с языком27. Известный афоризм «О чем невозможно говорить, о том следует молчать»28 прорастает идеей освобождения мысли от оков понятия, которое принуждает ее к определенности.

26 См.: ВитгенштейнЛ Логико-философский трактат // Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1. С. 5-7.

27 См.: Черепанова Е. С. Философский регион «Австрия»: от теории предмета к экологической катастрофе. С. 64.

28 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1. С. 73.

Язык рассматривается Витгенштейном не только как средство выражения мысли, но и как форма ее становления, орган образования мысли. В сущности, мыслитель разрабатывает модель репрезентативной функции языка29. Он видит в языке границы мира человека и рассматривает его как часть человеческого организма. Маутнер же, напротив, в своем раннем творчестве сводит язык к абстракции. По его мнению, язык живет совершенно особой жизнью, независимой ни от чего, а его правила и законы возникают в результате соглашения людей или просто случая, как правила игры. Философ полагает, что ставить вопрос о соответствии слов действительности бессмысленно.

Витгенштейн, как и Маутнер, призывает читателей к лингвистической революции, которой в первую очередь должнь'| подвергнуться все философские понятия. Основная цель критики видится в свержении власти слова, которая коренится в его привычном употреблении, в одномерности значения. А поскольку наибольшей властью обладают слова в философии, то борьба с логократией, считают австрийские мыслители, прежде всего должна происходить в философском языке.

Диссертант выявляет взаимосвязь и различие идей «Логико-философского трактата» и Венского кружка, обсуждавшего логические проблемы языка под руководством М. Шлика. Отмечается, что венский позитивизм поддержал и трансформировал некоторые центральные идеи «Трактата», особенно касающиеся природы логики и, следовательно, самой философии в целом. В центре его внимания была идея Витгенштейна о том, что внутри всей сферы осмысленного просто не остается места для метафизических предложений. М. Шлик полагал, что сама логическая форма не может быть описана, поскольку задачей философии не является даже установление значений предложений с помощью тех же средств, которыми мы представляем мир.

Другие позитивисты отвергли идею невыразимости логической формы. Так, Р. Карнап считал, что логика имеет чисто формальный характер, и пытался показать, как структура предложений и отношения между ними могут быть чисто формально описаны на том же языке, на котором они выражены. При таком понимании в задачу философии входит анализ логической формы предложений теми же средствами, с помощью которых мы делаем утверждения о мире, - средствами «логики науки». Но поскольку все логические истины лишены факту-ального содержания, результаты философии выражаются в осмысленных, но бессодержательных утверждениях. Философия может обна-

29 См : Смирнова Е. Д. «Строительные леса» мира и логики (логико-семантический анализ «Логико-философского трактата» Витгенштейна) // Философские идеи Людвига Витгенштейна. С. 84.

ружить форму нашей мысли, но не истинность или ложность ее содержания.

В параграфе обосновывается вывод о том, что философскую позицию Витгенштейна в период сотрудничества с Венским логическим кружком можно охарактеризовать как переходную. Ученый критикует некоторые идеи своего «Трактата». Например, Витгенштейн говорил, что был не прав, утверждая, что любой вывод носит тавтологический характер. Также австрийский мыслитель отказывается от идеи, что элементарные пропозиции независимы друг от друга. Он становится сторонником принципа верификации.

Параграф второй «Поздний период творчества» посвящен исследованию философии языка Витгенштейна в период его жизни и деятельности, связанной с преподаванием в Кембриджском университете.

Отмечается, что в лекциях для студентов, зафиксированных в «Голубой книге» и «Коричневой книге», формулируется новый стиль мышления Витгенштейна. Именно здесь ученый приводит свои примеры игр-коммуникаций, начиная с простейших и шаг за шагом восходя к более сложным. Эти системы коммуникаций в играх он предлагал называть «языковыми играми». Их реальным аналогом могут быть простые языки примитивных племен или способы обучения детей родному языку. На базе простых практик воссоздаются все более сложные формы речевой практики. Так Витгенштейн строит «лесенку» усложнений языка, моделирует нарастание его возможностей.

В «Философских исследованиях» философия по-прежнему рассматривается не как наука, а как активность, направленная на прояснение языковых выражений. При этом кембриджский ученый отказывается от всяких попыток продвинуть философию к границам языка и понять пределы фактического высказывания. Следовательно, рассуждает он, значение слов и предложений только подтверждается природой их отношений к другим словам и предложениям, которые приобретают форму знакомых языковых матриц. Это значит, что язык можно считать сложной системой перекрывающих друг друга игр, в которых участвуют собеседники.

Понятие языковых игр - основное понятие в философии «позднего» Витгенштейна. В его основу положена аналогия между поведением людей в играх и различных жизненных ситуациях, т. е. в реальных действиях, в которые вплетен язык. Игры предполагают заранее выработанные комплексы правил, «ибо "играть" должно означать здесь:

« 30

действовать в соответствии с определенными правилами» .

30 ВитгенштейнЛ. Замечания по основаниям математики // Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 2 С. 140.

В целом под языковыми играми Витгенштейн понимает модели работы языка, методики анализа его действий31. Игры - это, во-первых, упрощенные по сравнению с реальной практикой естественного языка модели употребления слов и выражений; во-вторых, это исходные формы родного языка, с которых человек начинает использовать язык; в-третьих, это самодостаточные и законченные активности, имеющие свою «глубинную грамматику». Со временем Витгенштейн все чаще стал характеризовать эти активности как формы человеческой жизни.

Этим подчеркивалось, что язык представляет собой не просто «говорение» или «письмо», он -деяние, совокупность речевых применений, практик, институтов, неразрывно связанных с исторически сложившимися обычаями и реальными способами действия и поведения людей32. Поэтому философ должен не пытаться объяснить единство и сущность характеристики языка, а просто описывать и разграничивать языковые игры, для которых возможна одна специфическая общность - так называемое «семейное сходство».

Витгенштейн считал, что претензии на истину могут быть оценены с помощью относительной степени соглашения о правилах, используемых для их подтверждения. При этом значение имеет не сама «объективная» истина, а данный уровень человеческой договоренности о ней. Все утверждения или суждения являются всего лишь ходами в игре, которые подтверждаются правилами, устанавливаемыми соглашениями людей. «Когда изменяются языковые игры, изменяются и понятия,

33

а вместе с понятиями и значения слов» .

Сравнивая работы позднего периода творчества Маутнера и Витгенштейна можно заключить следующее. Живой язык необычайно сложен, он включает в себя множество взаимосвязанных «игр». Выявляя их типы в естественном языке, австрийские мыслители анализируют речевую практику, аналитически разграничивая ее компоненты, аспекты, уровни. Различные способы варьирования через языковые игры видятся ученым как совокупность приемов прояснения языка, высвечивания его функций, как поиск выходов из разного рода концептуальных тупиков, которыми изобилует философская традиция.

С точки зрения соответствия речевым реалиям языковые игры можно трактовать как локальные области или аспекты языка, как це-

31 См.: Грязное А. Ф. Витгенштейн Людвиг // Философский энциклопедический словарь. 2-е изд. М., 1989. С. 92.

32 См.: Козлова М. С. Аналитическая философия // История философии: Запад-Россия-Восток. М., 1998. Кн. 3. С. 240-243.

33 Витгенштейн Л. О достоверности // Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1. С. 331.

лостные языки более простого типа, чем сложный современный язык. Будучи упрощенными речевыми формами, языковые игры лежат в основе усложненных форм и потому служат удобной абстракцией, дающей ключ к их пониманию. Языковые игры нередко изобретаются искусственно, в порядке мысленного эксперимента. В этом случае они могут не иметь реального аналога и служат лишь средством выявления и уяснения того, что в обычном языке присутствует в скрытом виде. Таково же, по сути, и назначение игр, имеющих вполне реальные речевые аналоги.

В языке различается как бы множество языков, выполняющих весьма разные функции. Языковые игры бесконечно многообразны, это относится не только к возможным вариациям конкретных игр, но и к их разновидностям. А это значит, что концептуально-речевые практики не подвластны сколько-нибудь четким классификациям и разграничениям.

Отмечается, что в самых поздних работах Витгенштейна понятие языковой игры претерпело изменения по сравнению с «Философскими исследованиями». Теперь это уже не примитивные использования языка, не упрощенные модели, с которыми удобно сравнивать язык, но понятие, обозначающее неразрывное единство языка и человеческой деятельности. Понятие «языковые игры» расширяется и постепенно начинает заменяться у Витгенштейна понятием «формы жизни».

Австрийский мыслитель неоднократно повторяет, что сомнение не следует противопоставлять вере, потому что сомневаться в чем-то можно только тогда, когда есть допущения, принятые без сомнения. Следовательно, оно должно породить соответствующий образ действий (форму жизни). Сомнение поэтому должно быть связано с деятельностью в некоторой языковой игре; оно предполагает правила данной «игры», является ходом в «игре», т. е. поступком в рамках социально принятой формы деятельности. Но каждая такая деятельность основывается на некоторых убеждениях, которые нельзя подвергать сомнению, продолжая участвовать в этой форме деятельности.

Все эти соображения приводят Витгенштейна к выводу, что там, где разыгрывается языковая игра, реально присутствует достоверность. Достоверность- это не некая предельная точка, к которой можно стремиться, усиливая обоснования и уменьшая вероятность ошибки. Она присутствует там, где нельзя ошибаться. Нельзя не потому, что исключена возможность ошибки, а потому, что иначе пришлось бы приостановить определенные виды деятельности. Когда мы придаем предложению статус неопровержимо достоверного, мы тем самым начинаем употреблять его как правило соответствующей языковой игры и на его основе оцениваем все другие предложения.

Утверждения и убеждения, функционирующие как правила языковой игры, рассуждает ученый, являются априорными. Бессмысленно также говорить, что они являются «отражением» реальности, но вовсе не потому, что они совсем не отражают реальность. Скептические высказывания о том, что концептуальные каркасы языковых игр не соответствуют реальности, столь же бессмысленны, как и бессодержательны. Ибо речь тут идет о таких утверждениях и убеждениях, которые являются условием сопоставления с реальностью других утверждений и убеждений.

Витгенштейн считал возможным допускать сомнение, проверку и обоснование только в рамках определенной языковой игры и при условии следования ее правилам. Но объяснить или обосновать саму «игру» невозможно. Здесь все объяснения превращаются в простые описания: это так, потому что так принято в нашей «игре». Пытаясь дать обоснование для того, что такового не имеет, мы попадаем в логический круг либо можем погрязнуть в метафизических мудрствованиях.

Достоверные утверждения характеризуются не тем, что они имеют бесспорное, не допускающее сомнения обоснование (такового они не имеют), но тем, что они принимаются как правила наших языковых игр. А конечной инстанцией в обосновании языковых игр является сама жизнедеятельность людей. Она так или иначе связана с объективным устройством мира. Тем не менее подобное «обоснование» не может придать смысл утверждениям, что такие-то суждения сами по себе являются «отражениями реальности».

Таким образом, делает вывод диссертант, Витгенштейн раскрывает достоверность в ее социокультурных, коммуникативных аспектах. Жизнедеятельность в целом, а не только познание или общение невозможны без веры, доверия, принятия чего-то как достоверного. Опираться на некоторые достоверности, несомненности - это и есть форма жизни и ее условие. Усвоение «картины мира» в детстве, основанное на доверии взрослым, это тоже форма жизни, а не чисто познавательная процедура; не просто знания, но реальные действия на основе уверенности в том, что говорят взрослые. «Ребенок приучается верить множеству вещей. Он учится действовать согласно этим верованиям. Мало-помалу оформляется система того, во что верят; кое-что в ней закрепляется незыблемо, а кое-что более или менее подвижно. Незыблемое является таковым не потому, что оно очевидно или ясно само по себе, но поскольку надежно поддерживается тем, что его ок-

34

ружает» .

Итак, достоверность не объясняется, не обосновывается, не доказывается - она принимается как данность, условие и форма жизни

34 Витгенштейн Я О достоверности // Вопр. философии. 1991. № 2. С. 78.

человека среди людей. Она может быть понята как форма жизни, но и языковые игры - это тоже формы жизни. Феномен достоверности рассматривается, по сути дела, в контексте языковых игр, которые предстают не в собственно лингвистическом смысле, но также как формы жизни культурно-исторические, социальные по своей природе.

Но как же связаны между собой правила языковых игр и достоверности? Прежде всего, это правила особого рода: языковая игра по правилам означает соответствие определенным образцам действия и идеалам. Достоверно то, что соответствует образцам действия, поскольку именно через них осуществляется выход на реальность в системе определенных коммуникаций. Тем самым достоверность не остается в сфере только предметного знания, но проявляет себя и как характеристика определенных действий по правилам языковой игры.

В Заключении подводятся итоги исследования и формулируются выводы концептуального характера, содержащие элементы новизны и выносимые на защиту.

Подчеркивается, что, несмотря на общность подходов, судьбы философско-языковых концепций двух австрийских мыслителей сложились по-разному. Если духовное наследие Фрица Маутнера до сих пор еще не получило адекватной его содержанию оценки, то идеи Людвига Витгенштейна оказали заметное влияние на становление и развитие многих направлений западной философии

Положения, содержащие элементы новизны и выносимые на защиту:

1. Согласно философии Маутнера, язык возник естественно-историческим путем из взаимодействия человеческих смысловых восприятий и памяти. Именно смысловые восприятия заставляют человека думать, а память просеивает восприятия, упорядочивает и сохраняет их.

2. Мир языка, по Маутнеру, так же как и в игре, сконструирован по определенным правилам. Человек может понять другого человека, только в том случае, если соблюдает общепринятые нормы, действуя в рамках определенной языковой традиции. Австрийский философ считает язык кажущейся ценностью - всего лишь совокупностью правил игры, становящейся тем более категоричной, чем больше участники игры ей подчиняются. Поэтому язык должен отказаться от всяких притязаний на изображение, а тем более познание и постижение действительности, будь то часть внутреннего или часть внешнего мира человека.

3. Власть слова (логократия), утверждает Маутнер, распространяется на все сферы деятельности человека. В результате новое зна-

ние, заключенное в языке, вынуждено пробиваться сквозь паутину старых понятий. Вместо живого слова в современном обществе господствуют традиции, которые превращают человека в раба политики и идеологии. Выход из создавшейся ситуации философ видит в критике языка, которая, впрочем, не может завершиться созданием нового языка, а должна ограничиться призывом к борьбе с логократией, поразившей общество.

4. Витгенштейн также приходит к выводу о том, что все философские проблемы основываются на неправильном понимании смысла и значения языка. Именно язык, считает он, должен определять границы мышления и сферу деятельности человека.

5. Для Маутнера и Витгенштейна язык сводится к сумме «языковых игр» во всем их многообразии и различии. Следовательно, «языковая игра» - это совокупность языковых практик и действий людей, компонент деятельности или форма жизни. Поэтому основная проблема, стоящая перед людьми, считают философы, заключается в том, чтобы упорядочить эти игры и установить определенные языковые правила.

6. Несмотря на общность взглядов, австрийские мыслители по-разному понимают функции языка. Маутнер видит в нем основное средство общения, хотя язык не способен обеспечить адекватного способа передачи информации, поскольку каждое слово в нем имеет собственную историю. Язык, по его мнению, это память всего человечества. Витгенштейн же полагает, что назначение языка состоит, прежде всего, в том, чтобы «переодевать, вуалировать мысли». Следовательно, главная задача философии заключается в прояснении языковых ситуаций.

7. Сходным образом философы приходят к выводу, что употребление слов в языке необходимо подвергать проверке на истинность. По мнению Маутнера, слово должно быть подкреплено представлениями. Согласно Витгенштейну все высказанное должно быть сказано ясно. Поэтому применение слов, относящихся к метафизике, религии, эстетике и т. п., неправомочно, поскольку не обосновано конкретными доказательствами. В этом случае должно восторжествовать молчание.

8. Маутнер и Витгенштейн по-разному понимают значение, смысл и правила логики как языковой практики. Концепция Витгенштейна ориентирована на построение непротиворечивой картины языка в соответствии с общепринятыми логическими законами. Маутнер же, напротив, скептически относится к любым проявлениям традиционного логического анализа, так как основные принятые положения логики считает дезориентирующими.

Основные результаты исследования отражены в 1 монографии, 7 статьях и тезисах автора общим объемом 8,2 п. л.:

1. Давыденко Е. А. Людвиг Витгенштейн: Жизнь и творчество. Екатеринбург, 2003. 80 с. (5,0 п. л.)

2. Давыденко Е. А. Проблемы онтологии и грамматики в философских изысканиях Людвига Витгенштейна // Образование и наука на рубеже веков: Тез. школы-семинара аспирантов и соискателей Нижне-вартов. гос. лед. ин-та (Нижневартовск, 10-12 апр. 2001 г.) / Отв. ред. Р. А. Бурханов. Нижневартовск, 2002. С. 15-18. (0,25 п. л.).

3. Давыденко Е. А. Людвиг Витгенштейн о коммуникационных нормах и правилах языковой игры // Человек в философско-правовом измерении: (Четвертые Соколовские чтения): Материалы регионал. науч.-теорет. конф. (Нижневартовск, 5-6 окт. 2001 г.). / Отв. ред. Р. А. Бурханов. Екатеринбург, 2002. С. 142-143. (1,25 п. л.).

4. Давыденко Е. А. Философия логики в ранних работах Людвига Витгенштейна // Историко-философский ежегодник - 2002: Сб. науч. тр. /Отв. ред. Р. А. Бурханов. Екатеринбург, 2002. С. 95-103. (0,55 п. л.).

5.Давыденко Е. А. Фриц Маутнер о власти слова в политике и идеологии // Онтология и аксиология права: Материалы международ, науч. конф. (27-28 сент. 2003 г.). Омск, 2003. С. 103-104. (0,15 п. л.).

6. Давыденко Е. А. Философия языка Фрица Маутнера и Людвига Витгенштейна//Человек в историко-философском измерении: (Пятые Соколовские чтения): Материалы регионал. науч.-теорет. конф. (Нижневартовск, 30 сент. - 5 окт. 2002 г.) / Отв. ред. Р. А. Бурханов. Екатеринбург, 2003. С. 208-210. (0,15 п. л.).

7. Давыденко Е. А. Фриц Маутнер: «Язык в истории общества» // Десять лет высшего исторического образования в Ханты-Мансийском автономном округе: Материалы межрегионал. науч. конф. (Нижневартовск, 17апр. 2003 г.)/Отв. ред. Я. Г. Солодкин. С. 378-382. (0,30 п. л.).

8. Давыденко Е. А. Фриц Маутнер: Вехи интеллектуальной биографии // Историко-философский ежегодник - 2003: Сб. науч. тр. / Отв. ред. Р. А. Бурханов. Екатеринбург, 2003. С. 177-185. (0, 55 п. л.).

Подписано в печать 12.05.04. Формат 60x84 1/16. Бумага ВХИ. Усл. печ. л. 1,5. Тираж 100 экз. Заказ №1171.

Отпечатано в ИПЦ «Издательство УрГУ». 620083, г. Екатеринбург, ул. Тургенева, 4.

42032

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Давыденко, Екатерина Александровна

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. ФИЛОСОФИЯ ЯЗЫКА ФРИЦА МАУТНЕРА.

1.1. Ранний период творчества.

1.2. Поздний период творчества.

ГЛАВА 2 ФИЛОСОФИЯ ЯЗЫКА ЛЮДВИГА ВИТГЕНШТЕЙНА

2.1. Ранний период творчества.

2.2. Поздний период творчества.

Введение диссертации2004 год, автореферат по философии, Давыденко, Екатерина Александровна

Актуальность исследования обусловлена тем, что по мере исторического развития общества человек существенно наращивает масштабы своей символической деятельности. Язык является одной из важнейших составляющих форм человеческого бытия. Он рассматривается, как средство общения и сохранения информации, система знаков, устная и письменная речевая деятельность, орудие осознания окружающего мира.

Современный человек как биологический вид есть homo sapiens - человек разумный. Но Homo sapiens (хомо сапиенс) есть одновременно и homo loqiens (хомо локвенс) - человек говорящий. Язык - составная часть внутреннего мира человека, его духовной культуры, опора для умственных действий, одна из основ мыслительных связей (ассоциаций), материальная оболочка мысли, подспорье для памяти и т.д.

Философская постановка вопроса о происхождении и сущности языка также стара, как и вопрос о сущности и происхождении бытия. В первой осознанной рефлексии мира как целого язык и бытие, слово и смысл еще не обособились друг от друга, а предстают в неразрывным единстве. «Мир языка заключает человека в свои объятия в тот момент, когда он направляет на него свой взгляд, с такой же определенностью и необходимостью, а, кроме того, с такой же "объективностью", какая характеризует его отношения с миром вещей,— пишет выдающийся немецкий философ Э. Кассси-рер - Для первой ступени созерцания бытие и значение слов столь же мало обусловлены свободной деятельностью духа, как свойства вещей или непосредственные особенности чувственного восприятия. Слово - не обозначение или наименование, не духовный символ бытия, а само является его реальной частью.»'.

1 Кассирер Э. Проблема языка в истории философии // Философия символических форм. М.; СПб., 2002. С. 51.

Влияние языка на общество возрастает по мере развития производства, техники, науки, культуры и государства. Язык участвует в организации труда, управлении общественным производством, деятельности учреждений, осуществлении процесса образования и воспитания членов общества, развитии литературы и науки. Таким образом, язык функционирует в различных областях жизни и деятельности людей.

С древнейших времен у разных народов стал проявляться интерес к языку. Люди стремились объяснить и осознать, что есть язык как таковой, какие причины привели к его возникновению, почему разные народы имеют разные языки, каким образом слово оказывает воздействие на человека?

Постановка и решение этих вопросов отразились и в фольклоре, и в мифологии, и в религии. Например, в христианстве слово понимается как основа мироздания, им изначально владеет Бог: «Вначале было Слово, и Слово было у Бога» . Ветхозаветный миф о Вавилонской башне и «смешении языков» по-своему, в доступной для древнего мышления форме, объясняет, откуда взялось языковое разнообразие.

Научное же объяснение и изучение языка (а также его происхождения, развития и взаимосвязи с другими явлениями жизни социума) началось свыше тысячи лет назад. В IV в. до н.э. создается грамматика санскрита - языка Древней Индии, ее мифологии и эпоса, оказавшего столь большое влияние на культуру и философию, как Востока, так и всей цивилизации. Несколько столетий спустя ученые, работавшие в Александрийской библиотеке, осуществили углубленное исследование древнегреческого языка.

Древнегреческий философ Платон впервые в истории мысли предпринял попытку определить и очертить познавательную ценность языка в чисто методологическом смысле. Язык признается им в качестве исходно

Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового завета. М., 2000. С. 3. го момента познания: «Ведь то, чем объявляем, есть слово. Слово же не есть ни субстрат, ни сущее. Значит, мы объявляем своим ближним не сущее, но слово, которое от субстрата отлично»3.

Другой античный мыслитель Аристотель первым отметил взаимосвязь языка и мышления, он считал, что из живых существ только человек одарен речью. Поэтому Стагирит по праву считается одним из основоположников не только философии, но и языкознания. Структура предложения и его разбор по словам и классам слов неоднократно служили Аристотелю моделью при создании системы категорий. В качестве субстанции у него выступают грамматические значения существительного, а в категориях количества и качества проглядывают значения прилагательного и наречий места и времени; некоторые взятые философом категории становятся понятны лишь при соотнесении их с базовыми различиями, существующими в греческом языке, применительно к семантике глагола и обозначению выражаемого глаголом действия4.

В Новое время, когда началась борьба с аристотелевской логикой и было оспорено ее право именоваться единственной системой духа, именно тесный союз логики и языка, а также универсальной грамматики оказался одним из наиболее важных и уязвимых моментов критики со стороны таких философов как Лоренцо Валла в Италии, Лодовико Вивес в Испании, Петр Рамус во Франции. Мыслители Ренессанса считали, что увиденное схоластикой в языке касалось лишь его внешних грамматических характеристик, в то время как истинное ядро, доступное не столько через грамматику, сколько через стилистику, осталось для нее скрытым. Они выдвинули требование вернуться от слов к «вещам». В это время среди наук о ве

3 Цит. по: Альбин А. Учебник платоновской философии // Платон. Диалоги. М., 1986. С. 66.

4 См.: Кассирер Э. Проблема языка в истории философии // Философия символических форм. М.; СПб., 2002. С. 59. щах первое место занимали математика и математическая теория природы. Тем самым ориентации на грамматику, в том числе и в чистой философии языка, все более сознательно и решительно противопоставляется ориентация на математику.

Философ и ученый Нового времени Рене Декарт серьезно занимался изучением природы языка. Он предложил создать универсальный язык. В своем знаменитом письме Аббату Мерсенну, датированном 20 ноября 1629 года, Декарт изложил основные принципы философского лингвопроекти-рования, на которые впоследствии опирались все конструкторы априорных искусственных языков. Он утверждал, что философский язык предназначен для того, чтобы реформировать и упорядочить человеческое мышление, а потому должен представлять собой нечто вроде логического ключа человеческих понятий, пользуясь которым можно было бы по некоторым правилам получать новое знание, истинность которого заранее гарантируется философским языком5.

Схожих воззрений придерживался и Готфрид Вильгельм Лейбниц, который в 1666 году в диссертации на латинском языке «О комбинаторном искусстве» изложил идею искусства понимания при помощи общих письменных знаков для всех народов Земли. По его мнению, слова, то есть символы, должны не только выражать идеи, но и создавать взаимосвязи посредством операций, сходных с алгебраическими операциями, и заменять рассуждения формулами6. «Этот род всеобщего исчисления одновременно представлял бы собою некую универсальную письменность, преимущество которой. состояло бы в том, что ее понимал бы человек, говорящий на любом языке. Эта письменность или язык (если знаки будут про

5 См.: Королев К. Универсальный язык и универсальная письменность: в погоне за мечтой //Языки как образ мира. М.; СПб., 2003. С. 553.

6 См.: CouturalL. La logique de Leibniz. P., 1901. P. 544. износиться) сможет быстро распространиться по всему свету, .после чего он мог бы стать средством общения повсеместно» .

Чем более четко Лейбниц интерпретирует язык не как выражение вещей, а как выражение понятий, с тем большей определенностью и неумолимостью для него встает вопрос, не искажает ли язык «действительные» элементы бытия. Последовательное развитие этой проблематики можно проследить в трудах Томаса Гоббса, Джона Локка, Джорджа Беркли.

Для Локка познание наделено тенденцией к «общности», которая тесно связана с общим характером слова. При этом абстрактное слово становится выражением «абстрактной общей идеи». Чтобы пробиться к правильному созерцанию действительности нам необходимо избавиться от ложного и обманчивого «абстрактного» общего характера слова.

Данную философскую традицию развил в своих трудах Беркли. По его мнению, всякая реформа философии должна опираться в первую очередь на критику языка, должна, прежде всего, разрушать иллюзию, которой она с давних пор пленила человеческий дух. «Нельзя отрицать, что слова прекрасно служат для того, чтобы ввести в кругозор каждого отдельного человека и сделать его достоянием весь запас знаний, который приобретен соединенными усилиями исследователей всех веков и наров,-пишет английский мыслитель — Но большая часть знаний так удивительно запутана и затемнена злоупотреблением слов и общепринятых оборотов языка, которые от них проистекают, что может даже возникнуть вопрос: не служит ли язык более препятствием, чем помощью успехам наук. Поэтому было бы желательно, чтобы каждый постарался, насколько возможно, приобрести ясный взгляд на идеи, которые он намерен рассматривать, отделяя от них всю ту одежду и завесу слов, что так способствует ослеплению суждения и рассеиванию внимания. .Нам нужно только отдернуть завесу

7 Лейбниц Г.В. Письмо к герцогу Ганноверскому // Соч.: В 4 т. М., 1984. Т.З.С. 491^92. слов, чтобы ясно увидеть великолепнейшее древо познания, плоды которого прекрасны и доступны нашей руке»8.

Если Беркли отрицает всякую истинность и познавательную ценность содержания языка, усматривая в нем причину всех заблуждений и самообольщений человеческого духа, то для Гоббса общее употребление языка «.состоит в том, чтобы перевести нашу мысленную речь в словесную, или связь наших мыслей - в связь слов»9.

В своем «Письме о глухонемых» французский мыслитель Дени Дидро берет за основу философскую мысль Локка. То, что у Локка было лишь наброском, теперь подтверждается множеством конкретных примеров форм языка и в особенности поэтического языка и изложено таким стилем, который является непосредственным доказательством того, как поистине оригинальная форма духа соразмерную ей форму языка. Из частного стилистического вопроса Дидро выходит на проблему индивидуальной языковой формы. «Подобно тому как Лессинг, чтобы выразить несравненное своеобразие поэтического гения, напоминает о высказывании, что, скорее у Геркулеса можно отнять его палицу, чем изъять из поэзии Гомера или Шекспира одну-единственную строку, так и Дидро в качестве отправной точки берет эти слова. Творение истинного поэта навсегда останется непереводимым - можно передать мысль, если повезет, то, может быть, удастся кое-где подобрать равноценное выражение; но все высказанное, тон и звучание целого всегда остается одним-единственным и непереводимым "иероглифом". И такой иероглиф, такой закон формы и стиля воплощен не только в каждом роде искусства, в музыке, живописи, скульптуре, но и о

Беркли Дж. Трактат о принципах человеческого знания // Соч. М., 1978. С. 167-168.

9 Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского // Избр. произв.: В 2 т. М., 1964. Т. 2. С. 66. царствует в каждом отдельном языке, накладывая на него свою духовную печать, отпечаток мысли и чувства»10.

Центральной проблемой философии Вильгельма Гумбольдта всегда оставался язык. «В сущности,— писал он,- все, чем я занимаюсь,- это изучение языка. Я полагаю, что мне удалось открыть искусство, позволяющее использовать язык как средство, с помощью которого можно исследовать высоты и глубины, а также многообразие всего мира»11.

Элементы философии И. Канта и Ф.В.Й. Шеллинга удивительным образом переплетаются в этом первом метафизическом опыте философии языка. Опираясь на критический анализ способности познания, Гумбольдт пытается достичь той точки, где противоположность субъективности и объективности, индивидуальности и универсальности снимается, переходя в чистую индифферентность. Подобно критику познания Канту критик языка Гумбольдт также оказывается в плодотворной глубине опыта. Он беспрестанно повторяет, что хотя изучение языка и должно вести в глубины человеческой сущности, однако чтобы не увлечься химерой, оно должно начинаться анализом присутствующей в языке телесности. Ведь изначальное согласие между миром и человеком, на котором основывается возможность познания истины, может быть приобретено нами лишь через явление, последовательно, шаг за шагом. В этом смысле объективное представляет собой не данность, а то, что постоянно требуется постигать.

Гумбольдт утверждает, что взаимная зависимость мысли и слова друг от друга ясно показывает, что языки являются не столько средством выражения уже познанной истины, сколько средством открытия истины еще неизвестной. Их различия - это различия не звуков и знаков, а различия в самом взгляде на мир. Именно здесь содержатся основания и конечная цель

10 Кассирер Э. Проблема языка в истории философии // Философия символических форм. М.; СПб., 2002. С. 72.

11 Цит. по: Там же. С. 83. любого языковедческого исследования. Отсюда становится понятным, что язык, противостоящий познаваемому как субъективное, в противопоставлении человеку как эмпирически-психологическому субъекту, оказывается объективным. Ведь каждый из них - отзвук общей природы человека. «Субъективный характер всего человечества,— пишет Гумбольдт,- снова становится сам по себе чем-то объективным»12.

Среди многочисленных работ по философии языка особое место занимают труды австрийских мыслителей Фрица Маутнера (1849-1923 гг.) и Людвига Витгенштейна (1889-1951 гг.). Эти философы обозначили кризис языка и обосновали необходимость проверки понятий всех наук на истинность или ложность. К сожалению, в современной российской литературе имя Маутнера зачастую упоминается лишь в связи с творчеством Витгенштейна, несмотря на то, что он намного раньше обозначил необходимость критики языка. При детальном анализе творчества Маутнера и Витгенштейна откроется новая страница истории философии и философии языка. Сравнительный анализ философских концепций Маутнера и Витгенштейна позволяет по-новому увидеть европейскую философию и помогает прояснить истоки многих понятий и подходов.

Степень разработанности проблемы. Все работы, посвященные исследованию философии языка Фрица Маутнера и Людвига Витгенштейна, можно разделить на три группы.

Во-первых, это труды, непосредственно посвященные проблемам философии языка. Сюда можно отнести сочинения С.С. Аверинцева, У .У. Аветяна, М.М. Бахтина, К.А. Богданова, А. Венжбицкой, Г. Вригта, 3. Вендлера, Дж. Вико, Б.М. Гаспарова, П. Грайса, Г.В.Ф. Гегеля, Т. Гоб-бса, Э. Гуссерля, А.Ф. Грязнова, А .Я. Гуревича, П.С. Гуревича, А.Д. Гудко-ва, В. Гумбольдта, Р. Декарта, Л. Л. Ельмслева, Р. Карнапа, Э. Кассирера, С. Крипке, М. Кронгауза, К. Королева, Г.В. Колшанского, Л. Кутюра,

Цит. по: Гумбольдт В. Избр. тр. по языкознанию. М., 1984. С. 320.

А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, Дж. Локка, Э. Маха, М.К. Мамардашвили, Г.Г. Майорова, Дж.Э. Мура, М. Мюллера И.С. Нарского, В.В. Налимова, Дж. Остина, К. Поппера, А.И. Портнова, Б. Парамонова, Б. Рассела, Г. Райл, В. Руднева, П. Стросона, Дж. Серля, Ю. Степанова, З.А. Сокуляра, Ф. Соссюра, Э. Сепира, В.Н. Сырова, Б. Уорфа, Г. Фреге, М. Фуко. П. Хил-пинена, Я. Хинтикка, Н. Хомского, В. Целищева, М. Шлика, Л. Щербы, К. Юнга, Р. Якобсона и др.

Во-вторых, это работы, в которых исследуется философия Фрица Ма-утнера, особенно его воззрения на язык. На Западе идеи Маутнера анализировалось в трудах Г. Вайлера, Л. Густафссона, X. Дельф, Ё. Ёхнштона, А. Зеллнера, Т. Капштайна, И. Кюна, Г. Ландауэра, У. Сперл, С. Тулмина, Б. Уллманн,, 3. Шмидта, А. Яника и др. В России учение этого оригинального мыслители подробно рассматривалось в статьях и книгах Е.С. Черепановой.

В-третьих это работы, в которых исследуется философия Людвига Витгенштейна, особенно его воззрения на язык. Его учению посвящены труды У. Бартли, Г. Бергмана, Л.А. Бобровой, Е.А. Баллаевой, Ф. Вайсман-на, Г. Вригта, В. Гольфарда, А.Ф. Грязнова, М. Друри, С. Крипке, М.С. Козловой, А.К. Карпова, В.И. Красикова, Дж. Мура, М. Макгвинеса, Н. Малко-льма, Р. Монк, А. Маслова, Л.А. Микешиной, И.Ф. Михайлова, Т.Н. Пан-ченко, А.В. Перцева, В. Руднева, В. Суровцева, З.А. Сокуляр, Е.Д. Смирновой, В.Н. Сырова, Дж. Уиздома, Е.С. Черепановой и др.

Тем не менее, сравнительный анализ философии языка Фрица Маутнера и Людвига Витгенштейна в отечественной философской литературе до сих пор не проводился. С учетом актуальности обозначенной проблемы определены цель и задачи диссертационного исследования.

Цель диссертации — дать сравнительный анализ философии языка Фрица Маутнера и Людвига Витгенштейна на фоне их интеллектуальных биографий. Для достижения поставленной цели автором решаются следующие задачи:

- исследовать ранний и поздний творческий периоды Фрица Маутнера, показать их специфику и значение для формирования и развития его философии языка;

- проанализировать воззрения Фрица Маутнера на происхождение, сущность и назначение языка и необходимость осуществления критики языка;

- определить роль и значение понятия «языковая игра» в философско-лингвистической концепции Фрица Маунтера;

- исследовать ранний и поздний творческий периоды Людвига Витгенштейна, показать их специфику и значение для формирования и развития его философии языка;

- проанализировать воззрения Людвига Витгенштейна на сущность и назначение языка;

- определить роль и значение понятия «языковая игра» в философско-лингвистической концепции Людвига Витгенштейна;

- осуществить сравнительный анализ философских воззрений Фрица Маутнера и Людвига Витгенштейна на сущность языка и его роль в жизни общества, выявить статус языковых игр как форм человеческой жизни.

Теоретико-методологической основой диссертации послужили произведения философской классики, в первую очередь труды Маунтера и Витгенштейна. В своих исследования диссертант ориентируется на современное понимание диалектико-материалистической философии.

В работе используется ряд формальных и содержательных методов, таких как традиционный историко-философский метод восхождения от абстрактного к конкретному, сравнительный метод, герменевтический метод, метод моделирования, метод интеллектуальной биографии.

Научная новизна работы обусловлена уже самим предметом и целью исследования, в ней впервые в отечественной литературе на фоне сравнительного биографического исследования проводится анализ философии языка Маутнера и Витгенштейна.

Апробация работы. Выводы и положения исследования отражены в 1 монографии и 7 статьях и тезисах автора общим объемом 8,2 п.л., а так же излагались диссертантом в докладах на региональной научно-теоретической конференции «Человек в философско-правовом измерении: (Четвертые Соколовские чтения)» (Нижневартовск 5-6 октября 2001 г.), на заседании школы-семинара аспирантов и соискателей Нижневартовского государственного педагогического института «Образование и наука на рубеже веков» (Нижневартовск, 10-12 апреля 2001 года), на международной научной конференции «Онтология и аксиология права» (Омск, 27-28 сентября 2003 г.), на заседаниях Историко-философского общества при кафедре философии Нижневартовского государственного педагогического института в 2002 и 2003 годах, на региональной научно-теоретической конференции «Человек в историко-философском измерении: (Пятые Соколовские чтения)» (Нижневартовск, 30 сентября - 5 октября 2002 года), на межрегиональной научной конференции «Десять лет высшего исторического образования в Ханты-Мансийском автономном округе» (Нижневартовск, 17 апреля 2003 года). По итогам работы конференций автором опубликованы тезисы и статьи.

Практическая значимость исследования. Материалы диссертационной работы могут быть использованы при разработке и чтении общих курсов по истории философии и философии языка, специальных курсов, посвященных учениям Фрица Маутнера и Людвига Витгенштейна, а также при создании учебных и учебно-методических пособий по данной тематике. Предложенные выводы представляют интерес для исследовательской практики в области истории западной философии и философии языка.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Философии языка Фрица Маутнера и Людвига Витгенштейна"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги исследования, сравнивая концепции философии языка Фрица Маутнера и Людвига Витгенштейна, можно сделать следующие выводы.

Для Маутнера язык остается кажущейся ценностью - лишь совокупностью правил игры, становящей тем более категоричной, чем больше участники игры ему подчиняются. Как только язык подвергается критическому рассмотрению, ему приходится отказываться от всякого притязания на изображение, а тем более познание и постижение действительности, будь то часть внутреннего или часть внешнего мира людей.

Первая причина такой неспособности языка состоит в том, что он не может обеспечить адекватного способа передачи информации, поскольку отдельное слово имеет собственную историю. Переходя из уст в уста, слово утрачивает свое первоначальное значение, и никто не может точно сказать, что оно обозначало раньше.

Вторая причина этой неудачи, по мнению Маутнера, кроется в том, что при индивидуальном словоупотреблении человек как бы проводит опыты с каждым словом. Несмотря на то, что отдельное слово имеет определенный объем, значение и содержание, оно понимается разными людьми по-разному и поэтому не может служить средством всеобщего соглашения. Язык не может претендовать на «идеал истинности» так как в нем существует только относительная степень соглашения о правилах, используемых для подтверждения истинности или ложности употребления слов. При этом значение имеет не сама «объективная истина», а данный уровень человеческой договоренности о ней. В том, что человеческие существа называют «правдой» и «ложью», они соглашаются посредством используемого языка.

Третья причина заключается в том, что слово - это еще не дело. Ведь многие свои слова люди не подкрепляют конкретными делами, вследствие чего произносимые и напечатанные слова зачастую несут в себе обман. Именно поэтому власть слова (логократия), считает философ, охватила все сферы деятельности человека. Она безгранична в человеческой истории, где все новое вынуждено пробиваться сквозь паутину старых понятий. Вместо живого слова в обществе господствуют традиции, которые делают человека рабом идеологии и политики. Однако критика языка не может завершиться созданием нового языка, а должна ограничиться призывом к борьбе с логократией, которой поражено современное общество.

Но что при всем том, что язык лжет, вводит в заблуждение, захватывает сознание людей, искажает историю и культуру, он является всеобщей памятью человечества, благосклонно замечает Маутнер. Язык обеспечивает каждому индивиду участие в жизни общества, предоставляет возможность быть слушателем и докладчиком, а также исследователем культурных сокровищ человечества.

Тем самым австрийский мыслитель приходит к определенному парадоксу. По его мнению, правдивость и ложность понятий можно выяснить, проводя определенные опыты, но объяснить их можно опять-таки лишь посредством языка. В этом ощущается некая безысходность. Выход из создавшейся ситуации Маутнер видит в критике языка и проверке основных понятий на истинность и ложность. Данный вид критики также распространяется и на критику познания, тем самым способствуя очищению основных положений различных наук от мертвых, устаревших конструкций.

Также как и Маутнер, Витгенштейн утверждает, что все философские проблемы основываются на неправильном понимании смысла и значения языка. Язык для Витгенштейна - не просто способ говорения или письмо, он - деяние, совокупность речевых применений, практик, институтов, неразрывно связанных с исторически сложившимися обычаями и реальными способами действия и поведения людей.

Поэтому, замечает кембриджский ученый, люди не должны пытаться объяснять сущностные характеристики языка, они должны просто описывать и разграничивать языковые игры, для которых возможна лишь одна специфическая общность - так называемое «семейное сходство».

Для Витгенштейна слова обладают значением в контексте системы слов, то есть в контексте языка как целого. Истина языка выявляется в процессе практики, соответственно, смысл слова проясняется в процессе его применения. Австрийский мыслитель приходит к выводу, что так называемой «объективной истины» не существует, поскольку возможности истинных суждений содержатся внутри логической структуры повседневного языка. Любые попытки установить всеобщие априорные истины тщетны, потому что они предполагают возможность выведения языка за пределы его границ.

Именно претензии людей на достижение абсолютных ценностей, полагает Витгенштейн, порождают мистическую установку, в которой нет места дискурсивному познанию. Мир нельзя полностью познать при помощи и посредством языка, поскольку это предполагало бы возможность мыслить «обе стороны границы», то есть возможность «мыслить немыслимое» или мыслить и говорить абсолютно непроверенные никем и ничем высказывания. «В самом деле, пишет философ,- существует невысказанное. Оно показывает се1 бя, это мистическое. <. > Мистическое не то, как мир есть, а что он есть» .

Витгенштейн утверждал, что претензии людей на истину могут быть обоснованы только относительно, посредством их соглашения о правилах, используемых для подтверждения своих мыслей. При этом значение имеет не сама объективная истина, а определенный уровень человеческой договоренности о ней. В том, что человеческие существа называют «правдой» или «ложью», они соглашаются посредством используемого ими языка.

1 О

Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Витгенштейн Л. Философские работы. М., 1994. Ч. 1. С. 72-71

Таким образом, австрийские мыслители приходят к схожим выводам. Маутнер полагает, что во всеохватывающей и величественной игре языка радость получают именно те, кто думает по одним и тем же правилам. Историю делают сильные натуры, именно они во всемирной игре общества бросают слова массам людей. Духовная история созидаются теми личностями, которые не вписываются в этот мир и смотрят на него как бы со стороны153.

С присущим ему скептицизмом Маутнер заключает, что если унаследованный язык потребует от людей заново познать мир, то все увидят, что из этого ничего не получится. Появятся только незначительные изменения в правилах игры мировой общественности, но это будут лишь случайные вариации, которые слегка прорывают прочную наследственность и, вероятно, способствуют едва заметному изменению.

Витгенштейн также считает, что все утверждения или суждения в действительности являются лишь ходами в играх, которые подтверждаются правилами, устанавливаемыми соглашениями людей: «Когда изменяются языко

154 вые игры, изменяются и понятия, а вместе с понятиями и значения слов»

Несмотря на общность подходов, судьбы философско-языковых концепций двух австрийских мыслителей сложились по-разному. Если духовное наследие Фрица Маутнера до сих пор не получило адекватной его содержанию оценки, то идеи Людвига Витгенштейна были усвоены многими мыслителями. Так, теория языковых игр Витгенштейна, в особенности тезис о том, что за каждой языковой игрой стоит особая форма жизни, оказала заметное влияние на становление и развитие герменевтической философии155.

1 • »

См.: Mauthner F. Beitrage zu einer Kritik der Sprache. I. Ffm. В.;

Wien, 1982. S. 201.

154 Витгенштейн JI. О достоверности II Витгенштейн Л. Философские работы. М., 1994. Ч. 1.С.331.

155 См.: Перцев А.В. Типы методологий историко-философского исследования. Закат рационализма. Свердловск, 1991. С. 172.

Положения, содержащие элементы новизны и выносимые на защиту:

1. Согласно философии Маутнера, язык возник естественно-историческим путем из взаимодействия человеческих смысловых восприятий и памяти. Именно смысловые восприятия заставляют человека думать, а память просеивает восприятия, упорядочивает и сохраняет их.

2. Мир языка, по Маутнеру, так же как и в игре, сконструирован по определенным правилам. Человек может понять другого человека, только в том случае, если соблюдает общепринятые нормы, действуя в рамках определенной языковой традиции. Австрийский философ считает язык кажущейся ценностью - всего лишь совокупностью правил игры, становящейся тем более категоричной, чем больше участники игры ей подчиняются. Поэтому язык должен отказаться от всяких притязаний на изображение, а тем более познание и постижение действительности, будь то часть внутреннего или часть внешнего мира человека.

3. Власть слова (логократия), утверждает Маутнер, распространяется на все сферы деятельности человека. В результате новое знание, заключенное в языке, вынуждено пробиваться сквозь паутину старых понятий. Вместо живого слова в современном обществе господствуют традиции, которые превращают человека в раба политики и идеологии. Выход из создавшейся ситуации философ видит в критике языка, которая, впрочем, не может завершиться созданием нового языка, а должна ограничиться призывом к борьбе с логократией, поразившей общество.

4. Витгенштейн также приходит к выводу о том, что все философские проблемы основываются на неправильном понимании смысла и значения языка. Именно язык, считает он, должен определять границы мышления и сферу деятельности человека.

5. Для Маутнера и Витгенштейна язык сводится к сумме «языковых игр» во всем их многообразии и различии. Следовательно, «языковая игра»

- это совокупность языковых практик и действий людей, компонент деятельности или форма жизни. Поэтому основная проблема, стоящая перед людьми, считают философы, заключается в том, чтобы упорядочить эти игры и установить определенные языковые правила.

6. Несмотря на общность взглядов, австрийские мыслители по-разному понимают функции языка. Маутнер видит в нем основное средство общения, хотя язык не способен обеспечить адекватного способа передачи информации, поскольку каждое слово в нем имеет собственную историю. Язык, по его мнению,- это память всего человечества. Витгенштейн же полагает, что назначение языка, прежде всего, состоит в том, чтобы «переодевать, вуалировать мысли». Следовательно, главная задача философии заключается в прояснении языковых ситуаций.

8. Сходным образом философы приходят к выводу, что употребление слов в языке необходимо подвергать проверке на истинность. По мнению Маутнера, слово должно быть подкреплено представлениями. Согласно Витгенштейну, все высказанное должно быть сказано ясно. Поэтому применение слов, относящихся к метафизике, религии, эстетике и т.п., неправомочно, поскольку не обосновано конкретными доказательствами. В этом случае должно восторжествовать молчание.

9. Маутнер и Витгенштейн по-разному понимают значение, смысл и правила логики как языковой практики. Концепция Витгенштейна ориентирована на построение непротиворечивой картины языка в соответствии с общепринятыми логическими законами. Маутнер же, напротив, скептически относится к любым проявлениям традиционного логического анализа, так как основные принятые положения логики считает дезориентирующими.

Список научной литературыДавыденко, Екатерина Александровна, диссертация по теме "История философии"

1. Витгенштейн Л. Лекция об этике // Историко-философский ежегодник. М., 1989. С. 238-245.

2. Витгенштейн Л. Заметки о «золотой ветви» Фрэзера // Историко-философский ежегодник. М., 1990. С. 251-263.

3. Витгенштейн Л. О достоверности // Вопр. философии. 1991. № 2. С. 75-78.

4. Витгенштейн Л. Лекции: Кембридж, 1930-1932 // Людвиг Витгенштейн: Человек и мыслитель. М., 1993. С. 9-136.

5. Витгенштейн Л. Несколько заметок о логической форме // Людвиг Витгенштейн: Человек и мыслитель. М., 1993. 352 с.

6. Витгенштейн Л. Из «Тетрадей 1914-1916» // Логос. 1994. № 6. С. 194-209.

7. Витгенштейн Л. Несколько заметок о логической форме // Логос. 1994. №6. С. 210-216.

8. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Витгенштейн Л. Философские работы. М., 1994. Ч. 1. С. 1-73.

9. Витгенштейн Л. Философские исследования // Витгенштейн Л. Философские работы. М., 1994. Ч. 1. С. 75-319.

10. Витгенштейн Л. О достоверности // Витгенштейн Л. Философские работы. М., 1994. Ч. 1. С. 321-405.

11. Витгенштейн Л. Культура и ценность // Витгенштейн Л. Философские работы. М., 1994. Ч. 1. С. 407-492.

12. Витгенштейн Л. Замечания по основаниям математики // Философские работы. М., 1994. Ч. 2. С. 1-206.

13. Витгенштейн Л. Голубая книга. М., 1999. 128 с.

14. Витгенштейн Л. Коричневая книга. М., 1999. 160 с.

15. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Логос. № 1. 1999. С. 101-103.

16. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Логос. № 8. 1999. С. 68-87.

17. Витгенштейн Л. Культура и ценность. М., 1999. С. 430-434.1.. Витгенштейн Л. Лекции и беседы об эстетике, психологии и религии. М., 1999. 92 с.

18. Витгенштейн Л. Заметки по философии психологии М., 2001. 201 с.

19. Витгенштейн Л. Философские исследования //Языки как образ мира. М.; СПб, 2003. С. 223-546.21 .Mauthner F. Aus dem Marchenbuche der Wahrheit-Fabeln und Gedichte inProsa. Stuttgart, 1996. S. 23-24.

20. Mauthner F. Beitrage zu enier Kritik der Sprache. I Ffm. В.; Wien, 1982. S. 5-100.

21. Mauthner F. Beitrage zu enier Kritik der Sprache. II. Ffm. В.; Wien, 1982. 665 S.

22. Mauthner F. Beitrage zu enier Kritik der Sprache. III. Ffm. В.; Wien, 1982.555 S.

23. Mauthner F. Die drai bilder der welt ein sprachkritischer versuch. Erfurt, 1925. 170 S.

24. Mauthner F. Sprache und Leben. Salzburg; Wien, 1986. S. 35-186.

25. Mauthner F. Warhrheit und Skepsis // Worterbuch der Philosopie. Leipzig, 1923. Bd. 3. S. 409-416.

26. Mauthner F. Worterbuch der Philosophie. Leipzig, 1923. S. 15-16.

27. Литература на русском языке

28. Аналитическая философия: Избр. тексты. М., 1993. 181 с.

29. Аналитическая философия: Становление и развитие (Антология). М., 1998. 540 с.

30. Альбин А. Учебник платоновской философии // Платон. Диалоги. М., 1986. С. 4-66.

31. Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М., 1996. 448 с.

32. Аветян Э. Г. Семиотика и лингвистика. Ереван, 1989. 286 с.

33. Бартли У. У. Витгенштейн // Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель. 1993. С. 186-194.

34. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. 424 с.

35. Богданов К.А. Очерки по антропологии молчания. СПб., 1997. 352 с.

36. Беркли Дж. Трактат о принципах человеческого знания // Соч. М., 1978. С. 167-168.

37. ВикоДж. Основания Новой науки. М.; Киев, 1994. 656 с.

38. Винделъбанд В. История новой философии в ее связи общей связи с культурами и отдельными науками. От Канта до Ницше. М., 1998. 496 с.

39. Вритг Г. Людвиг Витгенштейн (Биографический очерк) // Людвиг Витгенштейн: Человек и мыслитель. М., 1993 С. 3-26.

40. Выготский Л. С. Психология искусствам., 1976. С. 4-78.

41. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М., 1999. 654 с.

42. Виттман П. Вступительное слово государственного секретаря Австрийской республики // Вопр. философии. 1998. № 5. С. 22.

43. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М., 1996. 352 с.

44. Гегель Г.В.Ф. Философия истории. М.; СПб., 1993.480 с.

45. Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа. СПб., 1992. 444 с.

46. Голдстейн Л. Экзамен Витгенштейна на степень доктора философии. М., 1999. С. 5-49.

47. Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского // Избр. произв.: В 2 т. М., 1964. Т. 2. С. 43678.

48. Грязное А.Ф. Витгенштейн Людвиг // Философский энциклопедический словарь. 2-е изд. М., 1989. С. 91-92.

49. Грязное А.Ф. Аналитическая философия // Современная западная философия: Словарь. М., 1991. С. 19-20.

50. Грязное А.Ф. Язык и действительность: Критический анализ витгенштейнианства. М., 1993. 352 с.

51. Гурееич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. 350 с.

52. Гурееич П.С. Человек. М., 1995. 336 с.

53. Гуссерль Э. Философия как строгая наука. Новочеркасск, 1994. 358 с.

54. Гудков Л.Д. Метафора и рациональность как проблема социальной эпистемологии. М., 1994. 430 с.

55. Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М., 1985. 348 с.

56. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. С. 69-320.

57. ЬЪ.Друри М.О.К. Беседы с Витгенштейном // Витгенштейн Людвиг. Избранное. М., 1998. С. 3-88.

58. Дидро Д. Письмо о глухонемых // Избр. произв. М., 2002. С. 0000.

59. Кант И. Критика чистого разума // Собр. соч.: В 8 т. М., 1994. Т. 3. 741 с.61 .Кант И. Критика способности суждения // Собр. соч.: В 8 т. М., 1994. Т. 5.414 с.

60. Кассирер Э. Проблема языка в истории философии // Философия символических форм. М.; СПб., 2002. С. 51-72.

61. Королев К. Универсальный язык и универсальная письменность: в погоне за мечтой // Языки как образ мира. М., СПб., 2003. С. 549-553.

62. Козлова М.С. Философские искания Л.Витгенштейна // Витгенштейн Л. Философские работы. М., 1994. Ч. 1. С. VII-XXI.

63. Козлова М.С. Аналитическая философия // История философии: Запад Россия - Восток. М., 1998. Кн. 3. С. 212-246.

64. Колшанский Г.В. Коммуникативная функция и структура языка. М., 1984.175 с.

65. Красиков В.И. Философия как концептуальная рефлексия (Философская пропедевтика). Кемерово, 1999. 416 с.

66. КюнгГ. Онтология и логический анализ языка. М., 1999. 237 с.

67. Лосев А.Ф. Имя. СПб., 1997. 616 с.

68. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура: Сб. М., 1991. 525с.

69. Локк Дж. Опыт о человеческом разумении // Соч.: В 3 т. М., 1985. Т. 1.С. 78-215.

70. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Миф — имя — культура. М., 1973. 308 с.

71. Лотман Ю.М. О русской литературе классического периода // Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 1997. 604 с.

72. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров: Человек текст — се-миосфера - история. М., 1996.447 с.

73. Лейбниц Г.В. Новые опыты о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии // Соч.: В 4 т. М., 1983. Т. 2. С. 47-545.

74. Лейбниц Г.В. Письмо к герцогу Ганноверскому // Соч.: В 4 т. М., 1984. Т.З.С. 491-493.

75. Любутин К.Н. Человек в философском измерении. Свердловск, 1991. 133 с.

76. Малькольм Н. Людвиг Витгенштейн: воспоминания // Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель. М., 1993. С. 22-96.

77. Мамардашвили М.К. Лекции по античной философии. М., 1997. 320 с.

78. Мах Э. Познание и заблуждение. М., 1909. С. 3-24.

79. Майоров Г.Г. Формирование средневековой философии (латинская патристика). М., 1979. 431 с.

80. Маккинси М. Фреге и Рассел и проблема, связанная с понятием «убеждение».// Логос. 1994. № 6. С. 248-259.

81. Мюллер М. От слова к вере: религия как предмет сравнительного изучения //Языки как образ мира. М.; СПб, 2003. С. 9-100.

82. Мееровский Б.В. Гоббс. М., 1975. С. 3-16.

83. Микешина Л.А. Витгенштейн: проблема веры и достоверности в познании // Философские идеи Людвига Витгенштейна. М., 1996. С. 5467.

84. Мирославский А.А. О языке // Философские размышления. София, 1984. С. 10-67.

85. МурДж. Принципы этики. М., 1984. 325 с.

86. Мур Д.Э. Доказательство внешнего мира // Аналитическая философия: Избр. тексты. М., 1993. С. 66-84.

87. Налимов В.В. Вероятностная модель языка: О соотношении естественных и искусственных языков. М., 2003. 540 с.

88. Нарский И. С. Очерки по истории позитивизма. М., 1960. 199 с.

89. Нири К. Философская мысль в Австро-Венгрии. М., 1987.161 с.

90. Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое // Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 1 С. 243-244.

91. Паскаль Ф. Людвиг Витгенштейн: Личные воспоминания // Людвиг Витгенштейн: Человек и мыслитель. М, 1993. 352 с.

92. Перцев А.В. Типы методологий историко-философского исследования. Закат рационализма. Свердловск, 1991. 196 с.

93. Платон. Федр // Платон. Собр. соч.: В 4 т. М., 1993. Т. 2. С. 135191.

94. Платон. Тимей // Платон. Собр. соч.: В 4 т. М., 1994. Т. 3. С. 421-500

95. Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983. 605 с.

96. Портнов А.И. Язык и сознание: основные парадигмы исследования проблемы в философии XIX-XX вв. Иваново, 1994. 370 с.

97. Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М., 1985. 344 с.

98. Рассел Б. Исследование значения и истины. М., 1999.480 с.

99. Рассел Б. Человеческое познание. М., 1957. 555 с.

100. Риккерт Г. Философия жизни. Киев, 1998. 512 с.

101. Руднев В. Витгенштейн как личность // Людвиг Витгенштейн человек и мыслитель. М., 1993. 352 с.

102. Руднев В. Божественный Людвиг. Витгенштейн: формы жизни. М., 2002. 253 с.

103. Руднев В. Логико-философский трактат с параллельным фило-софско-семиотическим комментарием //Логос. № 1. 1999. С. 24.

104. Суровцев В.А. Автономия логики: Источники, генезис и система философии раннего Витгенштейна. Томск, 2001. 308 с.

105. Суровцев В.А. Логический атомизм: Источники и перспективы одной коллизии // Рассел Б. Философия логического атомизма. Томск, 1999. С. 180-191.

106. Суровцев В.А., Сыров В.Н. Методология науки. Становление современной научной рациональности. Томск, 1998. Вып. 3. С. 186-197.

107. Сырое В.Н. Расцвет и закат европейской философии истории. (От Бэкона к Шпенглеру). Томск, 1997. 387 с.

108. Сокулер З.А. Л. Витгенштейн и его место в философии XX века. Долгопрудный, 1994. 172 с.

109. Соссюр Ф. Труды по языкознанию. М., 1977. 695 с.

110. Соколов В.В. Западноевропейская философия XV-XVII вв.: Учеб. пособие. 2-е изд. М., 1997. 400 с.

111. Смирнова Е.Д. «Строительные леса» мира и логики (логико-семантический анализ. «Логико-философского трактата» Витгенштейна // Философские идеи Л. Витгенштейна. М., 1996. С. 5-25.

112. Сокулер З.А. «Книга Природы написана на языке математики» // Научные традиции в истории и современности. М., 1997. Вып. 1. С. 25-55.

113. Сепир Э. Статус лингвистики как науки // Языки как образ мира. М., СПб, 2003. С. 127-156.

114. Тулмин С. Человеческое понимание. М., 1984. 327 с.

115. Хайдеггер М. Время картины мира // Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления. М.,1993. С. 41-62.

116. Хайдеггер М. Бытие и время. СПб., 2002. 450 с.

117. Хилл. Т.Н. Современные теории познания. М., 1965. 477 с.

118. Черепанова Е.С. Философский регион «Австрия»: от теории предмета к экологической катастрофе. Екатеринбург, 1999. 140 с.

119. Черепанова Е.С. Австрийская философия в истории европейской философии // Немецкая философия конца XIX первой половины XX века: Коллективная монография / Отв. ред. Р.А. Бурханов. Екатеринбург, 2002. С. 148-166.

120. Чупров А.С. Истоки философской антропологии. Кант. Благовещенск, 1995. 216 с.

121. Франк C.JI. Духовные основы общества. М., 1992. 510 с.

122. ФрегеГ. Избранные работы. М., 1998. 160 с.

123. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986. 543 с.

124. Фуко М. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук. М., 1977. 487 с.

125. Шопенгауэр А. О четверояком корне закона достаточного основания» // Собр. соч. М., 2001. Т. 6. С. 4-119.

126. Уорф Б. Отношение норм поведения и мышления к языку // Языки как образ мира. М., СПб, 2003. С. 157-202.

127. Уорф Б. Наука и языкознание // Языки как образ мира. М., СПб, 2003. С. 202-220.

128. Юм. Д. Исследование о человеческом разумении. М., 1995. С. 3-124.

129. Юм Д. Трактат о человеческой природе // Соч.: В 2 т. М., 1996. Т. 1. 250-448.

130. Литература на иностранных языках

131. Monk R. Ludwig Wittgenstein: The Duty of genius. L., 1990. P. 84-256.

132. Simpson L.C. Technology, time and the conversation of modernity. Routledge, 1995. 232 p.

133. Sellner A. Vorwort zu Fritz Mauthner. Geschichte des Atheismus. Frankfurt a/M., 1989. 99 S.

134. Delf H. Gustav Landauer Fritz Mauthner. Briefwechsel 18901919. Munchen, 1994. 595 S.

135. Fann K. Ludwig Wittgenstein // The Men and his Philosophy. N.Y., 1967. P. 3-36.

136. Haller R. Studien zur Osterreiche Philosophie. Rodopi, 1979. 312 S.

137. Landauer G. Skepsis und Mystik. Wetziar, 1978. 92 S.

138. Coutural L. La logique de Leibniz. P., 1901. 674 p.

139. Ullmann B. Fritz Mauthners Kunst- und Kulturvorstellungen, Hamburger Beitrage zur Germanistik. В.; Bern; N.Y.; Bruxelles; Wien, 2000. 99 S.

140. Wittgenstein L. Philosophical Investigations. Oxford, 1958. 232 p.