автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Философия семиотики как метагносеологическая проблема

Полный текст автореферата диссертации по теме "Философия семиотики как метагносеологическая проблема"

На правах рукописи

Шелковников Андрей Юрьевич

ФИЛОСОФИЯ СЕМИОТИКИ КАК МЕТАГНОСЕОЛОГИЧЕСКАЯ

ПРОБЛЕМА

Специальность 09. 00. 01 - онтология и теория познания

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

Москва - 2006

003054520

Работа выполнена на кафедре философии факультета социологии, экономики и права Московского педагогического государственного университета

Научный консультант - доктор философских наук, профессор Грифцова Ирина Николаевна

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор Губман Борис Львович

доктор философских наук, профессор Драгалина-Черная Елена Григорьевна

доктор философских наук, профессор Ям Кинельм Ефимович

Ведущая организация - Московский государственный университет культуры и искусств

диссертационного совета Д 212. 154. 06 при Московском педагогическом государственном университете по адресу: 119571 Москва, пр. Вернадского, д. 88, ауд. 818

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу: 119992 Москва, ул. М. Пироговская, д. 1

Автореферат разослан «_____»_2007 г.

Ученый секретарь диссертационного совета и и-^А Михайлов В. В.

Защита состоится

2007 г. в

на заседании

/

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ Актуальность темы исследования имеет в значительной степени проективный характер. Данная работа - проект такой дисциплины, как философия семиотики, или семиософия. Сама семиотика (семиология) задумывалась Ф. де Соссюром как проективная наука. Р. Барт предлагал такую проективную дисциплину, как артрология (наука о членении), которая должна была вобрать в себя семиологию и таксономию. Причем, говоря о семиологии и таксономии, Р. Барт имел в виду, что это - во многом не состоявшиеся проекты. Замысел Р. Барта в существенной мере реализовался в проективной дисциплине Ж. Деррида - грамматологии (науке о письме). Известны такие философско-научные проекты, как логический позитивизм и философия лингвистического анализа. Такие современные трансдисциплины, как семиотика и синергетика, представляют собой скорее чрезвычайно плодотворные эпистемологические проекты, чем сложившиеся, институционализированные формы научного знания. Нам представляется, что именно проективное знание, основанное на исследовательском риске, жажде новизны (в контексте остранения в интерпретации русских формалистов), ломке традиции, изобретении нового языка, является наиболее мощным генератором смыслов. В наше время философским обоснованием проективного знания занимается М. Н. Эпштейн.

Чем же отличается философия семиотики от собственно семиотики? Семиотика — наука, семиософия - проективный раздел философии (возможность такого раздела). Философия семиотики вырастает из семиотики. Семиотика дорастает до философских обобщений в теории семиотического пространства (семиосферы) Ю. М. Лотмана, которого следует признать основоположником философии семиотики. Если семиотика рассматривает законы функционирования знаковых систем, то философия семиотики занимается онтологией знака (текста), анализирует гносеологические возможности знаковости, осмысляет семиотическое в его отношении к внесемиотическому и т. п. В СССР в 1960 - 70 гг. изучались гносеологические аспекты семиотики, но они были ограничены методологическими и идеологическими установками того времени. Плодотворные линии семиотических штудий действовали в таких очагах научной культуры, как тартуско-московская семиотическая школа и московский методологический кружок. Для этих школ была характерна идеология так называемой «внутренней эмиграции». В этом контексте было создано множество интереснейших интерпретаций культуры и частных ее локусов, но не было создано «большой», фундаментальной семиотической теории. Исключением является концепция семиосферы Ю. М. Лотмана. Но это - только штрихи и наброски, хотя и очень значительные. Развитие теории семиотического пространства - дело чрезвычайно актуальное как для семиотики, так и для философии семиотики. Наша работа не претендует на столь фундаментальное

теоретизирование. Нашу задачу мы видим в исследовании возможностей семиотического философствования, а также в размышлении над возможностью/невозможностью семиософии. Мы надеемся, что умозрение по поводу гносеологических возможностей философии семиотики и возможности самой семиософии может служить некоторым подспорьем для дальнейшей теоретической работы над построением цельного дискурса о семиотическом пространстве. Аристотель отдавал явное предпочтение действительности, актуальности перед возможностью. Эта ориентация на действительность сохранялась в западной философии вплоть до постструктурализма. Для современного философского мышления, как это ни парадоксально звучит, возможность актуальнее самой действительности. Философия семиотики не существует, а, может быть, и не будет существовать в философском дискурсе как форма цельного знания, но размышления о гносеологических возможностях семиософии и самой семиософии как гносеологической возможности необходимы для самосознания человека, погруженного в толщу культуры, обусловленного культурой, имеющей тотально знаковый характер. Степень разработанности проблемы. Впервые философско-семиотическая проблематика, в том виде, в каком мы ее рассматриваем, была представлена и оформлена в работах Ю. М. Лотмана. В первую очередь речь идет о цикле работ, объединенных в томе собрания сочинений Ю. М. Лотмана под названием «Семиосфера» (Лотман Ю. М. Семиосфера. - СПб., 2004). Но особо стоит выделить раздел «Семиосфера», входящий в философско-семиотическое сочинение «Внутри мыслящих миров». У Ю. М. Лотмана мы впервые встречаемся с соотношением семиотических идей с целым, универсумом. Это -своего рода семиотический космизм. И действительно, Ю. М. Лотман во многом опирается на размышления В. И. Вернадского о биогеосфере (не ноосфере). Но, опять же, это осуществляется на формальном, а не содержательном уровне (при всей условности противопоставления формы и содержания) - Ю. М. Лотман следует В. И. Вернадскому методологически.

Непосредственными предшественниками Ю. М. Лотмана (да и всей тартуско-московской семиотической школы) в области семиотических штудий были русские формалисты (Ю. Н. Тынянов, В. Б. Шкловский, Б. М. Эйхенбаум и др.). Естественно, теоретическим фундаментом структурализма (в том числе и лотмановской школы) являются языковедческая концепция и семиологический проект Ф. де Соссюра. Если же говорить о классической философской традиции, то предшественником лотмановских и, вообще, философско-семиотических идей является проект универсальной характеристики Лейбница.

Лотмановская модель семиосферы со-противопоставлена постструктуралистской интертекстуальности. Как Ю. М. Лотман, так и постструктуралисты (Ж. Деррида, М. Фуко, Р. Барт, Ю. Кристева и др.)

тотально семиотизируют универсум. Но если в постструктуралистской модели содержится представление о принципиальной разностности семиотических миров, то русские структуралисты (во главе с Ю. М. Лотманом) настаивают на целостности семиотического пространства.

После Ю. М. Лотмана философско-семиотические идеи не получили серьезного теоретического и методологического развития. Большой интерес представляют рассуждения М. Н. Эппггейна о семиосфере и семиософии, но они находятся' на первой стадии проективности. Т. е. дан определенный набросок, эскиз, но нет дальнейшей разработки, детализации. М. Н. Эпштейн рассматривает семиосферу как один из уровней софиосферы; он строит своего рода мифологию софиологического (и семиотического) пространства.

Мы развиваем идею семиотического пространства (семиосферы) несколько в ином ключе. Разделяя мнение Ю. М. Лотмана о совпадении границ семиозиса и феноменальности, мы вместе с тем размышляем о возможных вариантах соотношения семиотического и не-семиотического. Если М. Н. Эпштейн рассматривает семиосферу, на наш взгляд, слишком узко (так, он полагает техносферу, идеосферу, психосферу, ноосферу как отличные от семиосферы образования), а Ю. М. Лотман считает, что семиосфера может граничить только с другой семиосферой (иносемиосферой), то мы думаем, что семиотический космос (языковое псевдобытие в его отличии от подлинного, не обусловленного знаковостью бытия) совпадает с феноменальностью, но и проявляет также волю к самотрансцендированию.

Цель и задачи исследования. Цель исследования состоит в разработке нового направления исследований - философии семиотики, а также в осмыслении ее гносеологического потенциала.

Для достижения этой цели мы поставили перед собой несколько задач:

1. Построение новой модели знака как единства означающего, значения и означаемого в контексте семиотики, эпистемологии и логики.

2. Обоснование необходимости четырех дополнительных типов семиотических отношений - семиокосмологических, автосемических, архесемических и транссемических (по отношению к трем традиционным ~ синтактическим, семантическим и прагматическим).

3. Описание и объяснение характера возможных отношений семиозиса к внесемиотической реальности. *

4. Интерпретация возможностей трансцендирования семиотического пространства.

5. Определение функциональной роли философии семиотики в автокоммуникации семиосферы.

Методологическая основа исследования. В работе использованы возможности различных методологий. Мы отталкивались от структурно-семиотической методологии в том виде, в каком она сложилась в русле

тартуско-московской семиотической школы. В первую очередь мы имеем в виду труды Ю. М. Лотмана. Очень значимы для методологии нашего исследования имена Б. А. Успенского, Вяч. Вс. Иванова, В. Н. Топорова, А. М. Пятигорского. Вместе с тем был учтен опыт французских структуралистов - К. Леви-Строса, М. Фуко, Р. Барта. Мы испытали также влияние Ж. Деррида, Ю. Кристевой и некоторых других постструктуралистов, хотя традиционная структуралистская позиция нам намного ближе. Мы отдаем решительное предпочтение имманентизму и холизму структурализма перед интертекстуальной расплывчатостью постструктурализма, хотя и имеющей неоспоримое эстетическое значение. Из современных философских методологий нам ближе всего концептивизм, или конструкционизм, М. Н. Эпштейна и Г. Л. Тульчинского. На наш взгляд, книга М. Н. Эпштейна «Философия возможного» является настоящей революцией в современном философствовании. Ее прекрасно дополняет «Постчеловеческая персонология. Новые перспективы свободы и рациональности» Г. Л. Тульчинского. Большой интерес также представляет докторская диссертация по философии Ю. М. Романенко «Бытие и естество: Онтология и метафизика как типы философского знания». Нельзя также не упомянуть о замечательном философском опыте И. П. Смирнова «Человек человеку - философ». Нам представляется, что структурно-семиотическая методология является наиболее адекватной и хорошо разработанной для изучения (структурного анализа) текстов культуры. Но по сравнению с ней концептивизм обладает методологической креативностью. Структурализм реконструирует смыслы, содержащиеся в знаковых системах. Концептивизм, обращаясь к внешнему культурному пространству или же занимаясь интроспекцией, делает акцент на порождении новых смыслов, что является наиболее ценным в этой методологии. Философско-научный текст - такое же творчество, как и художественная литература, искусство и т. п. Помимо семиотики, мы ориентировались также и на синергетику (гуманитарный аспект). Мы полагаем, что автокоммуникация культуры (семиосферы) и есть ее самоорганизация.

В работе были использованы такие методы, как структурно-типологический анализ (применительно к научно-философским концепциям), структурно-семиотический анализ, теоретическое моделирование, культурно-историческая интерпретация, деконструкция, концептирование (конструирование новых концептов), а также структурно-функциональное объяснение, классификация и семиотическое описание.

Научная новизна исследования. Разработано новое направление исследований - философия семиотики. Семиотика является одним из вариантов гносеологии (эпистемологии), так как анализирует знаковость, являющуюся одним из аспектов мышления и, следовательно, познания. Семиотика имеет множество сфер приложения - филология, культурология, социология и т. д.,

но существует и семиотика как общая теория знаковости. Философия семиотики как раз и призвана подвергать осмыслению гносеологический потенциал общей семиотики. Если семиотика представляет собой гносеологическую дисциплину, то философия семиотики находится в области метагносеологии, так как описывает и объясняет гносеологию в ее знаковом ракурсе.

Построена модель знака как единства означающего, значения и означаемого, т. е. условная связь означающего и означаемого (значение в нашей терминолопш) - рассматривается как сложная система отношений между выражением и содержанием, а не просто как факт конвенции (как это принято в традиционной семиотике).

Выявлено и определено четыре дополнительных (по отношению к трем общепринятым - синтактике, семантике и прагматике) типа знаковых отношений — семиокосмология, автосемика, транссемика и архесемика. Если три традиционных типа семиотических отношений обнаруживают смысловой параллелизм со средневековым схоластическим тривием (грамматика, диалектика, риторика), то четыре предлагаемых нами, соответственно, - с квадривием (астрономия, музыка, геометрия, арифметика). Конечно, необходимо помнить о мифопоэтическом и метафорическом характере этих корреспонденций.

Семиосфера (семиотическое пространство) представлена не только в ' семиотическом (как это имело место у Ю. М. Лотмана), но и в онтологическом ключе. В связи с этим рассматриваются возможности трансцендирования семиотического пространства.

Развита теория смысла как не-семиотического в семиозисе, вместе с тем являющегося необходимым условием самого семиозиса. Рассматриваются возможности как привхождения смысла в семиосферу (логос в нашей терминологии), так и выхождения смысла за пределы семиотического пространства (гнозис).

Обнаружены параллели между теорией семиотического пространства и индийской классической философией; категориально сближаются понятия семиосферы и майи.

Предложена концепция соотношения имени и вещи, коррелирующая с философией имени А. Ф. Лосева, и вместе с тем критикующая ее.

Сам факт существования философии семиотики осмыслен как метагносеологическая проблема и как центр самоорганизации семиотического пространства.

Практическая значимость диссертации. Основные положения исследования могут быть использованы в методике преподавания философии, семиотики, лингвистики и литературоведения. Помимо этого, разрабатываемая концепция может быть применена к выработке индивидуальных стратегий коммуникации

в современном социуме. Но основное практическое значение состоит в осмыслении характера функционирования семиотического пространства, фактически, среды нашего обитания. Для того чтобы ориентироваться в нашем семиоценозе (по аналогии с биогеоценозом), мы должны стремиться понять смысл и механизм обусловленности нашего сознания семиозисом. Нам кажется, что достойная человека цель - осмысленное существование в семиосфере, которое необходимо предполагает осознание качественного отличия сознания (нуса) от семиозиса.

Апробация работы. Результаты исследования были представлены автором в виде научных докладов на IX международных Кантовских чтениях в Калининградском государственном университете (22 - 24 апреля 2004 г.), IV Российском философском конгрессе (Москва, МГУ, 24 - 28 мая 2005 г.), VIII Общероссийской научной конференции «Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке» (Санкт-Петербург, СПбГУ, 24 - 26 июня 2004 г.).

Структура работы. Диссертация состоит из «Введения», четырех глав, «Заключения» и списка использованной литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Глава первая. Философия семиотики как общая теория знаковости. В

первой главе предлагается новая модель знака, приводится авторская типология семиотических отношений, проводятся структурно-типологические параллели между разделами семиотики и дисциплинами средневековой схоластики, выделяются новые типы знаковых отношений.

§ 1. Семиотика как феномен трансдисциплинарного знания. В этом параграфе мы рассматриваем науку о знаковых системах как пространство перевода с языка науки на язык философии и обратно. Феномен трансдисциплинарности (выработка универсальной общенаучной методологии) мы противопоставляем феномену междисциплинарности (интеграция объектов изучения различных наук).

§ 2. К вопросу о структуре знака. Представим в итоговом виде нашу модель знака. Знак есть триединство означающего, значения и означаемого. Означающее (артикуляция, выражение) - способ представления знака в языковой системе. Означаемое (понятие, содержание) - эквивалент означающего, представленный тем или иным таксоном. Имеет смысл говорить об интенсиональном и экстенсиональном означаемых. В этой связи достаточно сказать, что экстенсионал представляет собой проекцию означаемого на предметный мир. Так как интенсионал тождествен понятию, уместно различать концепт и объем означаемого. Объем означаемого ограничен пределами таксона, репрезентирующего данное означаемое. Концепт означаемого представляет собой инвариантную структуру соответствующего таксона. Значение есть система отношений между означающим и означаемым.

Приведем пример. Возьмем слово «динозавр». Слово является знаком. Означающее - система правил, в соответствии с которыми это слово произносится или пишется. Это, если хотите, алгоритм употребления этого слова в устной или письменной разновидностях речи. Означаемое - система возможных таксонов, описывающих множество животных, именуемых динозаврами. Один таксон будет входить в зоологическую, палеонтологическую классификацию. Другой - в систему обыденных представлений, третий - в систему представлений, смонтированную популярным сериалом «Прогулки с динозаврами», четвертый - научной фантастикой и т. д. Каждый таксон будет обладать своим структурным инвариантом - концептом, системой признаков, отличающих динозавров от других пресмыкающихся. Каждый таксон отграничен от других, смежных таксонов. Граница таксона очерчивает объем означаемого. До сих пор мы говорили об интенсиональном означаемом. В данном примере интенсионал -модель, реконструкция вымершего животного. Экстенсионал в данном случае -проекция некоторой научной или вненаучной классификации на мир в значительной степени гипотетических существ, некогда обитавших на земле. Экстенсионал - это не сами рептилии, это система совпадений-несовпадений описания и некоторой гипотетической реальности. Значение - отношение артикуляции к классификации. Значение заявляет о себе тем, что между произношением/написанием слова «динозавр» и отнесением его к определенному таксону существует пространство социальной конвенции, или некоей языковой игры. Мы привыкли к тому, что существует конвенция, согласие, договоренность как факт называния данной вещи данным словом. Но сама договоренность имеет весьма сложную структуру. Мы не имеем в виду некий структурированный процесс. Конвенция как факт - это вырезка, или фрагмент, из некоторой интерпретации. Вообще, факт - это фрагмент интерпретации.

Означающее и означаемое интерпретируют друг друга. Между ними существует интерпретационное поле. То, что означаемое интерпретирует артикуляцию, в общем-то, понятно. Если, конечно, под означаемым понимать некоторую классификацию. Для того чтобы интерпретировать выражение «динозавр», надо обратиться к палеонтологической систематике и вычленить из нее нужные нам описания. Мы узнаем, что ОтоБаипа - это группа вымерших рептилий подкласса архозавров, с последующей детализацией. Но является ли выражение «динозавр» интерпретацией группы вымерших рептилий? Конечно. Артикуляция «динозавр» описывает и интерпретирует данную группу как нечто единое. Она формирует и обеспечивает это единство. Ведь можно было не выделять группу динозавров в подклассе архозавров как самостоятельную группу. Почему это было сделано? Это - просто конвенция, возобладавшая в сообществе палеонтологов. Но если уж она состоялась, то мы, маркируя

довольно разнообразную группу рептилий одним выражением, соглашаемся с тем, что все эти разные животные сводимы к некоторому единому морфолого-генетическому инварианту. Но действительно ли существует какое-то интерпретационное поле между выражением и содержанием слова «динозавр»? Да. Ведь от выражения «динозавр» тянутся «ниточки» к концептам «тираннозавр», «диплодок», «стегозавр», «трицератопс» и мн. др. столь разным, но в чем-то и похожим моделям-реконструкциям. И между этими «ниточками» (а на самом деле структурными отношениями, функциями) возникают параллелизмы, контрасты и др. отношения. И вообще, эти отношения могут быть описаны на языке тропов. Они вполне поддаются описанию на языке лингвистики и даже литературоведения. § 3. Типология семиотических отношений. В данном параграфе объектом нашего внимания является знаковая система. Под последней имеется в виду отграниченное множество элементов-знаков с системой отношений между ними, способное образовывать связи с контекстом, а также могущее быть использованным интерпретатором.

В любой знаковой системе существуют синтактические, семантические и прагматические отношения.

Синтакгика. Синтактика изучает знаковые внутрисистемные отношения (и сама является этими отношениями). Понятно, что все знаки внутри системы связаны друг с другом. Здесь необходимо помнить, что каждый текст представляет собой многоуровневую структуру. В таком случае следует различать горизонтальные синтактические связи и вертикальные. Горизонтальная синтактика - это система отношений между знаками на одном уровне системы. Если мы имеем дело с текстом естественного языка, система отношений между словами на лексическом уровне будет примером горизонтальной синтактики. То же может быть сказано и о других уровнях -синтаксическом, фонетическом, графическом и т. д. Вертикальная синтактика -это отношения между элементами разных уровней. Слово как единица лексического уровня связано с конструкцией предложения, со своим звуковым составом и со своим фонетическим окружением и т. п. В поэзии слова, звуки и предложения коммуницируют с ритмическими единицами. Вертикальные отношения можно также называть иерархическими, но понятие иерархии вносит дополнительный специальный оттенок. Синтактические отношения прекрасно изучены в структурной и генеративной лингвистиках и в логическом синтаксисе. В этой связи нет необходимости на них подробно останавливаться. Семантика. Семантика - это связь знаковой системы с внешним миром. Вот тут уже возникает очень много вопросов. Что является внешним миром для знаковой системы (текста)? Предметный мир? Один из вариантов определения семантических отношений: знак - предмет. Мы с таким определением категорически не согласны. Знак никогда напрямую не связывается с

предметом. Мы всегда воспринимаем предметный мир опосредованно, через язык. Всякий текст окружен другими текстами. Мы полагаем, что семантические отношения - это интертекстуальные отношения. Знак не может «пробиться» к предмету через контекст. Предмет оказывается трансцендентным для знака.

Любой текст представляет собой вторичную моделирующую структуру. Первичной моделирующей структурой является естественный язык. Специфика вторичной моделирующей системы состоит в том, что, будучи высказыванием на естественном языке, она порождает дополнительную парадигматику. Дискурс, как известно, обладает двумя ипостасями - парадигматической и синтагматической, языком и речью. Ф. де Соссюр употребляет в данной связи вместо термина «дискурс» «речевую деятельность», но это представляется не вполне удачным, так как «язык», «парадигматика» совсем не соответствуют нашим представлениям о деятельности. Язык - это чистая потенциальность (и Ф. де Соссюр говорит об этом), речь - актуальность. Ю. С. Степанов говорит о дискурсе именно как о двуаспектности парадигматики и синтагматики. Язык как потенциальная система организуется парадигматическими отношениями, речь - линейными, синтагматическими, это - цепочки актуальных высказываний. Естественный дискурс имеет в своей основе язык, который реализуется в конкретных высказываниях, речи. Единицей чего является текст - языка или речи? На первый взгляд кажется, что - речи. Однако не все так просто. Конечно, текст - синтагматически построенная структура. Но он благодаря своей отграниченности вырабатывает в себе парадигматику, отличную от естественноязыковой. Получается, что текст имманентно содержит в себе парадигму естественного языка, на котором он артикулирован; текст являет собой синтагматическое высказывание на естественном языке; и он же, текст, порождает дополнительную парадигму, существенно отличающуюся от естественной, некий самостоятельный язык.

Всякий художественный текст представляет собой высказывание на естественном языке, и он находится в определенной зависимости от общеязыковой парадигмы. Но он обязательно создает самостоятельный язык, новую парадигму. То же может быть сказано о мифологическом, религиозном, филолсофском и др. текстах.

Если мы считаем естественный язык первичной моделирующей системой, то что он моделирует? Очевидно, предметный мир. Что моделирует вторичная моделирующая система? Можно сказать, что она тоже моделирует предметный мир, но делает это иначе, чем естественный язык. Но, как мы уже заметили, например, художественный текст возникает как трансформация естественного языка. Таким образом, вторичные модели есть трансформационные модели первичной модели. Отсюда вытекает заключение о том, что тексты моделируют естественный язык, язык-основу. Причем естественный язык не представляет

собой систему, это - некое неорганизованное пространство, некая среда, в которой возникают упорядоченные структуры, тексты. В то же время по отношению к предметному миру естественный язык выступает как системное образование. Все относительно в пределах семиосферы.

Можно говорить о вертикальной и горизонтальной семантиках. Вертикальная семантика - отношения между моделирующими и моделируемыми системами. Естественный язык моделирует предметный мир, следовательно, между ними возникают семантические отношения. Вторичные моделирующие системы (искусство, мифология, религия, философия, естественные науки, идеология и т. п.) моделируют естественный язык. Между ними тоже возникают семантические отношения. Гуманитарные науки представляют собой третичные моделирующие системы, потому что это -модели вторичных моделирующих систем, науки о текстах. Между гуманитаристикой и текстами культуры также складываются семантические отношения. Примером таких отношений может служить диалог между литературоведением и литературой. Наконец, авторефлексия гуманитарных наук на высшем уровне обобщения может порождать дискурс четверичных моделирующих систем, описательных моделей наук о культуре. Примером может служить сопоставление различных гуманитарных методологий. Анализ гносеологических и дискурсивных возможностей, допустим, структурно-семиотического или деконструктивистского методов, также является четверичной моделирующей системой.

Горизонтальную семантику представляют собственно интертекстуальные (внеметаязыковые, находящиеся на одной плоскости) отношения. Это особенно явно выступает в тех случаях, когда какой-либо текст отсылает нас к другому. Если В. Г. Белинский пишет об А. С. Пушкине, то понятно, что семантические связи будут возникать между указанными критическим и поэтическим дискурсами. Насколько часто такого рода прямые интертексты содержатся в философских сочинениях! Ведь семантикой философского произведения, как нередко приходится наблюдать, оказываются не бытийные и познавательные категории, не принципы универсума, а концепты тех или иных философов, воплощенные в тех или иных дискурсах. Философская традиция (и контртрадиция) во многом выстраивается как распространенный во времени комментарий к себе самой. Если даже отвлечься от прямых интертекстуальных указаний, несложно заметить, что семантика все-таки не выходит за границы семиосферы. Любое слово, репрезентированное обыденным языком, находит свой коррелят не во внеязыковом пространстве, а в языковой картине мира. Язык самозамкнут. Он описывает и объясняет себя, не прибегая к внешним средствам. Он вполне самодостаточен. В этом его совершенство и его трагедия. Язык обречен на автокоммуникацию. Участвует ли в этом процессе человек? Может быть, в некоторой степени...

Прагматика. Прагматические отношения - это отношения между знаковой системой и пользователем этой системы. «Категория субъекта — центральная категория современной прагматики» (Степанов Ю. С. В мире семиотики // Семиотика: Антология. - М., Екатеринбург, 2001. С. 29). Постструктурализм, как известно, отказался от категории субъекта, тем самым лишив семиозис (в своей интерпретации) прагматического измерения. Для структурализма субъект - не более чем лингвистическая категория. Для антропоцентристской семиотики (от В. Гумбольдаа до Г. Л. Тульчинского) субъектом коммуникации является человек (или даже постчеловек). Для Ю. С. Степанова, занимающего относительно нейтральную позицию, видение семиотического субъекта заключается в преодолении разрыва между антропологическим и грамматическим субъектами. Нам кажется, что субъект трансцендентен семиозису, и не стоит его (субъекта) впутывать в семиосферные «интриги». Можно (и нужно) ставить вопрос о пользователе семиосферы (и частных знаковых систем), но при этом не приписывать все же мифологической фигуре пользователя субъектных качеств. Мы думаем, что в качестве семиотического пользователя всегда выступает язык как целое. Это, конечно же, связано с представлением о семиозисе как об автокоммуникации семиосферы. Прагматические отношения - это отношения между знаковой системой и семиотическим пространством как использующим ее... «в своих целях» -сказать было бы неверно, ибо нелепо приписывать семиозису какой-либо телеологизм. Но, вообще, термин «пользователь» так или иначе обращает нас к понятию цели. В этом заключается неудобство термина «пользователь». Вполне достаточно широко распространенных в семиотике терминов «адресант» - «адресат». Итак, прагматика есть система отношений, функционирующая в пространстве сообщение (текст, знаковая система) -адресант (адресат). В предельном случае адресант и адресат совпадают в «лице» семиосферы, если каждое сообщение рассматривать как фрагмент «всевысказывания» семиотического пространства о себе самом. Но это уже -«дурная» универсализация прагматики. Если попытаться разумно локализовать прагматическую проблематику, можно заметить, что прагматика представляет собой отношения между текстами и читательскими стратегиями. § 4. О параллелях между семиотикой и схоластикой. Впервые на связь трех разделов семиотики (которые тогда еще не постулировались в качестве разделов) обратил внимание Ч. Пирс. Имеется в виду система параллелей между синтактикой, семантикой и прагматикой и схоластическим тривием -грамматикой, диалектикой и риторикой соответственно. Далее это сопоставление развил Ч. Моррис: «...семиотика - это система, которая охватывает современные эквиваленты древнего «тривия» (Ыушш) - логики, грамматики и риторики» (Моррис Ч. Основания теории знаков // Там же. С. 94). Ю. С. Степанов продолжает комментировать эти сопоставления: «Поскольку

синтактика понималась как сфера внутренних отношений между знаками, а семантика как сфера отношений между знаками и тем, что они обозначают, -внешним миром и внутренним миром человека, то на долю прагматики оставалась сфера отношений между знаками и теми, кто знаками пользуется, -говорящим, слушающим, пишущим, читающим. В таком очертании видны следы происхождения семиотики из средневекового «тривия» гуманитарных наук. Тривий (не единственный, но, может быть, важнейший предшественник современной семиотики) состоял из грамматики, логики (называвшейся тогда диалектикой) и риторики. Части тривия по задачам, которые в их рамках ставились (если не по их решениям), вполне соответствуют частям семиотики: грамматика - синтактике, логика - семантике, а риторика - прагматике» (Степанов Ю. С. В мире семиотики // Там же. С. 28).

Эти параллели имеют мифопоэтический характер. Само сопоставление семиотики и схоластики - уже метафора. Обратим внимание на то, что семиотика как специфическая дисциплина возникла в 1970-е гг. (в 1974 г. состоялся первый Международный конгресс по семиотике, хотя на уровне методологии наука о знаковых системах функционировала уже в 1960-е гг. - в 1964 г. вышли «Лекции по структуральной поэтике» Ю. М. Лотмана, в 1965 г. -«Основы семиологии» Р, Барта, в 1968 г. - первое издание «Отсутствующей структуры» У. Эко) на пересечении структурной лингвистики, теории информации и кибернетики. Если продолжать проводить параллели, выстраивать соответствия (корреспонденции), то важно отметить, что структурная лингвистика соответствует синтактике, теория информации -семантике, а прагматика - кибернетике. Синергетика имеет во многом сходный генез, но вместо структурной лингвистики она имеет своим источником системный анализ. Этим объясняются лингвоцентрический уклон семиотики и физикалистский - синергетики.

Семиотику в каком-то смысле слова можно назвать современной схоластикой. Семиотика, также как и средневековая схоластика, в наименьшей степени зависит от эмпирики и от мистики, она также имеет строго умозрительный, интерпретационный характер. Семиотика - это своего рода классификация дискурсов. Конечно, если проводить параллели между семиотикой и схоластикой, следует иметь в виду номиналистскую схоластику. Семиотика, особенно структуралистская, и есть наивысшее развитие номиналистской линии. Наука о знаковых системах претендует на роль своеобразной суммы гуманитарных знаний. Конечно, эта претензия так и остается претензией (то же может быть сказано и о средневековой схоластике). Семиотика, также как и схоластика, есть некий утопический проект, выражение стремления к построению универсальной теории, «философской машины», способной описать и объяснить любое (дискурсивное) явление. Это -стремление к единому общему языку, в данном случае метаязыку. Единые

метаязыки вырабатывали различные философские и научные школы -марксизм, психоанализ, логический позитивизм, бихевиоризм, когннтивистика, синергетика и пр. Семиотика выгодно отличается от своих «конкурентов» тем, что ее исследовательский интерес сосредоточен на самом языке описания, а не на данных опыта. Прочие метаязыки отвлекаются на эмпирические данные и при этом делают некоторые языковые «ошибки», приходят к противоречиям в собственном дискурсе, тем самым расшатывая свою собственную методологическую основу. Конечно, рассогласования можно обнаружить и в семиотике. Но в семиотике этот эффект (скорее, дефект) сглаживается свободой интерпретаций, так как нет жесткой зависимости от мира фактов, как в той же синергетике. Стремление к построению единой непротиворечивой, методологически безупречной теории является «врожденной идеей» культуры. Этой самой идеей культура спасает себя от энтропии. Конечно, «откат» не менее сильный (мы имеем в виду постмодернизм). Представить универсум как семиосферу, описать и объяснить мир как знаковую систему, как семиотическое целое - мечта, фантазия, но эта мечта имеет реальную силу. Она есть механизм психолингвистической (мы не имеем в виду науку психолингвистику) защиты самого языка. Это - лингвистическая самозащита от собственной полифонии. Если бы языковое многоголосие не сдерживалось мерой «единых непротиворечивых», тоталитарных теорий, языковая система (или видимость системы) «переварила» бы самое себя, ее бы просто не стало. Знаковость бы исчезла, несмотря на то, что она сама - иллюзия, кажимость. Иллюзии тоже исчезают. Вернее, только иллюзии и исчезают. Реальность остается.

§ 5.0 четырех дополнительных измерениях семиозиса. Семиотика как наука сформировалась в методологическом контексте структурализма. Она имела структурный характер. Далее она преобразовалась в интертекстуальную семиотику деконструктивизма. Начиная с работ Ю. М. Лотмана о семиосфере она приобрела сферный характер.

Сферный характер семиотики предопределяет возможность создания философии семиотики. Структурализм есть методологическое преодоление системности, сферизм есть преодоление структурности, семиософия создает предпосылки (вернее было бы сказать, подбирает ключи) преодоления знаковости. В семиотике культура осознает свой знаковый характер, в семиософии семиотика осознает свою иллюзорность. Теория семиосферы есть акмэ науки о знаках и вместе с тем начало ее саморазрушения.

Между тем следует отметить, что сама семиотическая доктрина далека от теоретического и методологического завершения. Многие семиотические связи игнорируются в семиотической теории или не получают автономного знакового статуса. Мы знаем, что Ч. Моррис увидел аналогию между тремя разделами семиотики - синтактикой, семантикой и прагматикой и тремя составляющими

схоластического тривия - грамматикой, диалектикой и риторикой. Мы же предлагаем рассмотреть схоластический квадривий - арифметику, геометрию, музыку и астрономию и провести параллели с четырьмя предлагаемыми дополнительными семиотическими дисциплинами - архесемикой, транссемикой, автосемикой и семиокосмологией.

Архесемика исследует отношения между текстами и кодами. Такие отношения давно и плодотворно изучаются (К. Леви-Строс, Вяч. Вс. Иванов, В. Н. Топоров и др.), но так и не получили своего классификационного статуса, т. е. попросту не были названы, терминированы. Между тем они не сводимы к синтактике, семантике и прагматике. Любой текст восходит к нескольким кодам (для его дешифровки надо знать несколько языков), и к тому же он генерирует внутренний код. Понятия внешнего и внутреннего кодов являются новационными в семиотике. Код есть язык с редуцированной синтагматикой. Например, одним из кодов художественного текста является национальный язык, на котором он написан. Для того чтобы просто прочитать текст, нужно знать, скажем, русский язык. При этом имеется в виду именно парадигматическая организация языка. Чтобы реализовать в процессе чтения ту или иную синтагматику (речевую последовательность), нужно свободно владеть парадигматикой (системным потенциалом) данного языка. Т. е. архесемика текста - это система отношений, возникающая между линейной, повествовательной организацией (синтагматикой) текста и некоторым множеством кодов, на которые данный текст сориентирован. Можно сказать, что архесемические отношения - это парадигматико-синтагматические отношения. Подобие между архесемикой и арифметикой имеет метафорический и отчасти мифопоэтический характер. При этом следует помнить о пифагорейских корнях арифметики («числа правят миром», «коды правят семиосферой»). Кстати, и подобия, усмотренные Ч. Моррисом, также метафоричны. В основе-семиотического пространства лежат разнообразные бинарные, тернарные, кватернарные структуры, которые подобны числовым кодам в каббале, пифагореизме, схоластике, оккультизме.

Транссемика основана на отношениях соответствия. Имеются в виду не корреспонденции между мыслительными структурами и объективным миром (хотя и это тоже, но в совершенно другом ключе), а символические соответствия (партиципации Л. Леви-Брюля) мифологического и художественного характера. Это соответствия, на которых основаны поэтика символизма, мифологические модели мира. Все астрологические соответствия являются транссемическими. Созвездие соответствует определенным темпераменту, металлу, минералу, цвету, геометрической форме, божеству, растению, животному и т. п. Транссемические отношения играют очень важную роль в организации культуры (не только архаической), семиотического пространства. Эти отношения иррациональны, они исключают причинно-

следственный характер, всякий детерминизм. Обыденное сознание на «добрых» 60 % «замешано» на транссемике. Это и суеверия, и приметы, и доверие гороскопам, и прагматика гаданий, и многообразные слухи. Огромную роль играет транссемика в искусстве. Эстетика некоторых художественных направлений принципиально транссемична. Мы говорим о символизме, акмеизме, футуризме, имажинизме, супрематизме, метафизическом реализме и мн. др. Символизм возник как художественное манифестирование принципа соответствий.

Отношения транссемики - это прежде всего отношения между символами и аллегориями. Символ мы можем определить как индуктивный транслогический образ, а аллегорию - как дедуктивный. Транслогия - это так называемая «сверхзнаковость». Имеется в виду, что означаемое в символе трансцендентно означающему, и все-таки между ними имеется скрытая внеконвенциональная связь. В символе транслогия имеет индуктивный характер (в конечном раскрывается бесконечное), в аллегории - дедуктивный (наоборот). Транссемические отношения не являются разновидностью синтактических отношений. Синтаксис ограничен определенной знаковой системой. Синтактические связи функционируют в границах того или иного текста. Если какое-либо текстовое отношение отсылает нас к другому тексту, это уже - семантика. Если рассказывается анекдот о Шерлоке Холмсе и докторе Уотсоне, то означаемыми оказываются персонажи текста Конана Дойля. Даже цитаты и реминисценции имеют семантический характер. Но транссемика не является и семантикой. Семантика имеет более или менее конкретный характер. Всегда можно каким-то образом описать круг означающих. Причем понятно, в каких дискурсах, языковых играх, жизненных ситуациях, областях реальности распространяется ареал означаемого. В транссемике же такого описания сделать нельзя. Потому что тот или иной символ потенциально связан с бесконечным множеством символов из некоторой партиципационной цепочки. Это тоже очень важно. Символы и аллегории связаны друг с другом не хаотически, а согласно определенному структурному принципу, лежащему в основании той или иной традиции. Традиция здесь играет ключевую роль. Например, огонь в даосской традиции связан с тигром, востоком, иероглифом ли, определенным боевым действием и т. п. Огонь входит как в пятеричную систему элементов у син, так и в восьмеричную систему ба гуа, причем от вхождения в ту или другую систему значение данного символа качественно изменяется. Огонь в западной традиции связан со львом, югом, саламандрой, апостолом Марком и т. п. Как правило, символ не существует отдельно, а входит в ту или иную символическую систему. Например, символ огня входит в кватернарную систему элементов (стихий) земля - вода - огонь - воздух. Существуют символические инварианты, которые могут наполняться различными вариативными значениями в разных традициях. Транссемика

находится в определенной зависимости от прагматики. Читатель (прагматор) может воспринимать тот или иной знак как символ в том случае, если он склонен связывать его с некоторой символогической традицией, а также обладает интуитивным чувствованием этого образа. Итак, еще раз проговорим, чем отличается транссемика от синтактики и семантики. Синтактика - это отношения между знаками внутри какого-либо текста. Если же в знаковой системе появляется символ (транслогический знак), он партиципационно связывается со всем множеством соответствующих символов, существующих в разнообразных текстах. Например, вино как символ любви к Богу, чрезвычайно характерный для суфийской поэзии (Хаям, Саади и др.), «всплывает» в лирике С. Есенина, хотя и в значительно трансформированном виде. Между этими образами существует транссемическая связь. Свами Йогананда обнаруживает множество соответствий между символическими мотивами (в том числе и вина) Омара Хайама и ведической литературой. Следует обратить внимание на отличие транссемики от интертекстуальности. Конечно, в мировой литературе (и, шире, культуре) существует множество устойчивых мотивов, топосов и архетипов, и между ними существует интертекстуальная связь. Но эта связь не обязательно является транссемической. К транссемике относится только сопричастность символов, аллегорий и метабол. Это связано с тем, что транслогические знаки-образы связаны друг с другом отношениями, трансцендентными семиотическому пространству. Эти отношения не объяснимы семиотически. (Тогда как другие текстовые общности, подобия обнаруживаются благодаря описанию формальных сходств.) Если мы изобразим семиосферу в виде листа бумаги (двумерная плоскость), нарисуем на ней различные геометрические фигуры и соединим их линиями, то эти линии будут символизировать синтактические отношения. Допустим, лист с нарисованными фигурами лежит на столе, и рядом с ним находятся пластмассовые эквиваленты этих фигур. На листе нарисован квадрат, и рядом с листом лежит квадратик и т. д. Мы можем провести линии от нарисованных фигур к пластмассовым, и эти отношения будут являться семантическими отношениями. Заметьте, что все эти отношения выстраиваются в двумерном пространстве (на плоскости). Между всеми нарисованными фигурами устанавливается синтактическая связь. Допустим, между некоторыми их этих фигур (скажем, между тремя из двадцати) существует связь символическая. Между этими тремя элементами будет существовать и обычная синтактическая связь. Но транссемические связи будут проходить в третьем измерении, трансцендентном к плоскости. Мы можем прошить эти геометрические символы нитью, для чего потребуется совершать иглой движения в пространстве трех измерений. В данном случае нить будет подобна мысли, трансцендирующей семиосферу (плоскость). Например, мы можем соединить нитью крест и квадрат, так как они символизируют идею четверичности. Во

многих мифологических, религиозно-мистических, эзотерических традициях крест и квадрат могут замещать друг друга. Существует, например, транссемическая связь между христианским крестом и «Черным квадратом» К. Малевича. Конечно, для того, чтобы соотнести фигуры с определенными традициями, нужно выходить в контекст. Но и это не обязательно. Можно придумать игру, в рамках которой те или иные фигуры по конвенциональным критериям будут соответствовать друг другу. Теперь о семантике. Семантика все-таки претендует на связывание знака с предметом. Хотя на самом деле не все так просто. Транссемика же включает в себя связи между знаками.

Конечно, можно возразить, что транссемика не заслуживает самостоятельного семиотического статуса и на самом деле является разновидностью синтактики. На это можно ответить указанием на то, что функция синтактики состоит в организации композиции текста на всех уровнях (языковых и «сверхъязыковых»). Символы в тексте также выстраиваются композиционно, и в этом своем аспекте (композиционном) они синтактичны. В этой связи можно говорить о синтаксисе символов. Но индивидуальных символов не бывает. Идентифицируя какой-либо знак в тексте как символ, мы тем самым связываем его (знак) с определенной традицией обращения к этому символу. Это уже обращение к коду. Так может быть, транссемика есть разновидность архесемики, исследующей парадигматико-синтагматические отношения, отношения текстов к кодам, вариативного к инвариантному?

Приведем такой пример. Если мы смотрим какой-нибудь примитивный китайский фильм о боевых искусствах и видим, что один боец наносит другому прямой удар (неважно, рукой или ногой), а тот отражает его движением снаружи вовнутрь, то, зная код, мы понимаем, что в данном случае демонстрируется борьба стихий. Прямое движение означает стихию дерева, круговое движение снаружи вовнутрь соответствует стихии металла. Металл побеждает дерево. Борьба стихий является одним из уровней системы пяти элементов (у син) в даосско-конфуцианском натурфилософском комплексе. Итак, отношение конкретного движения к коду у син является архесемическим, а соответствие движения и стихии друг другу является транссемическим.

Транссемика подобна геометрии. В эзотерической традиции (герметизм, алхимия, магия и т. п.) системы символов изображаются, как правило, в виде геометрических фигур, между которыми как раз и наблюдаются транссемические отношения.

Автосемика есть отношение знака к своей собственной структуре. Это -автокоммуникация знака. Мы считаем, что знак (а любой знак можно рассматривать как знаковую систему и наоборот) можно рассматривать как потенциально самоорганизующуюся систему. Причем, в отличие от синергетической парадигмы, где организация и развитие (эволюция) оказываются синонимичными понятиями, мы настаиваем именно на

самоорганизации. К самоорганизации способен любой знак; эволюция знака возможна лишь тогда, когда мы наблюдаем превращение прямого значения в переносное, а переносного - в символическое. Деградация знака - тоже чрезвычайно распространенное явление. Например, фиксируется одно из частных значений слова или даже оттенок значения, причем это значение может быть и переносным. Когда прилагательное «голубой» вызывает вполне определенные ассоциации у огромного количества носителей языка, это свидетельствует о языковой болезни. Самоорганизация знака, по сути дела, есть его адаптация к семиосфере. Автосемика подобна музыке, так как именно последняя в наибольшей мере способствует погружению в мир собственных переживаний.

Семиокосмология есть отношение знака к семиотическому пространству, семиокосмосу. Аналогия с астрономией очевидна.

Мы предполагаем, что только семеричное (синтактическое, семантическое, прагматическое, архесемическое, транссемическое, автосемическое и семиокосмологическое) описание знака, знаковой системы или же семиосферы может быть полным.

Глава вторая. Смысл, гнозис и логос в перспективе семиотического пространства. В этой главе рассматриваются возможности трансцендирования семиотического пространства.

§ 1. Смысл как несемиотическая сущность. Мы полагаем, что смысл нельзя редуцировать к значению, семантике, интенсионалу, содержанию, означаемому, вообще, к каким-либо семиотическим категориям. Мы настаиваем на внесемиотической природе смысла. Смысл находится по ту сторону содержания и выражения, он трансцендентен по отношению к семиосфере.

Прибегаем к образному примеру. В водоем забрасывается сеть. В нее попадается множество организмов - растительных и животных, а также неорганических природных образований. Но сама сеть занимает небольшой участок водоема. В нашем примере границы сети совпадают с границами семиотического пространства. Из сети виден свободный водоем, но он видится не так, как он видится свободным обитателям. Пленники находятся в другом состоянии сознания, они видят мир через сеть. В нашем случае сеть - это прежде всего языковые структуры, которые обусловливают сознание, превращая его в мышление. Мышление имеет исключительно знаковую природу, но сознание не ограничивается семиозисом. Сущности, обусловленные мышлением, не перестают при этом быть сущностями. Рыбы, пойманные в сеть, остаются рыбами. Они уже не так воспринимают себя и других, но они есть.

Мы, коммуницирующие, общающиеся существа, полностью обусловлены языком. Мы все воспринимаем системно. Это, разумеется, происходит, потому

что мы смотрим на мир (внешний и внутренний) через языковую дискурсивность. Мы хотя и полагаем, что существуют и незнаковые, естественные системы, но мы заблуждаемся на этот счет.

Чем отличается организм от текста? Текст - система, и организм -система. Текст состоит из знаков, значащих единиц, стало быть, текст есть нечто искусственное. Организм - якобы природное, естественное образование. Но он системен. Бывают ли естественные системы? Что мы называем системой - нечто существующее само по себе или научный конструкт, созданный для описания этого нечто? Организм, вообще, любая «естественная», «незнаковая» система - это научная модель, обусловленная общенаучной парадигмой, научной картиной мира (классической, неклассической, постнеклассической или какой там еще?), определенной методологией.

Возьмем как наиболее удобный пример человеческий организм. Мы можем открыть анатомический атлас и ознакомиться с моделью, представленной там. Мы также знакомы с моделью организма, бытующей в обыденном сознании; она, безусловно, не совпадает с научной. К тому же, у нас есть свои собственные представления о человеческом теле, обусловленные индивидуальным опытом. Допустим, мы решили заняться хатха-йогой. Инструктор или гуру вводит нас в курс модели тела (мы сейчас употребляем слова «организм» и «тело» как синонимы), принятой в йогической традиции. Она радикально отличается от научной, обыденной и индивидуальной. Может быть, мы будем параллельно заниматься цигун. Там мы встретимся с еще одной моделью. Есть люди, которые успешно занимаются параллельно индийскими и китайскими психофизиологическими практиками (а иногда еще и западными), ориентированными на совершенно различные модели тела-организма. Как им это удается? Ведь для практики необходимо вживаться в определенную картину тела. Видимо, в подобном случае эклектичность подхода оборачивается тем, что достигается только поверхностный оздоровительный эффект. В общем, моделей много, мы всегда держим в поле зрения несколько моделей, но то, что мы называем телом, остается для нас «вещью в себе».

Итак, системность присуща моделям, при помощи которых мы описываем и объясняем реальность, но не самой реальности. Системность присуща языку. Мы воспринимаем мир системным, потому что наше мышление обусловлено языком. Можно даже сказать, что мышление есть функция языка. Модели, благодаря которым мы видим реальность знаковой, системной, могут быть научными, философскими, религиозными, художественными, эзотерическими, обыденными и т. д. Но все они в конечном итоге являются языковыми моделями.

Мы можем воспринимать природные, естественные объекты только как системные, потому что мы смотрим на природу сквозь призму культуры, закодированной языком. Сама природа, естественно, имеет незнаковый (это и

так понятно), несистемный характер. Мы не будем здесь говорить о континуальности природы, потому что все наши представления о континуальности опять-таки имеют системный характер. Мы мыслим континуальность только в оппозиции к дискретности, получается как бы «минус-система». Самое распространенное определение системы - целое, состоящее из частей. Его вроде бы никто не оспаривает. Членение на части -уже семиотическая операция. Поэтому мы утверждаем - незнаковых систем не бывает, все системы суть семиотические феномены. Любое членение воспринимаемой действительности находится в прямой зависимости от речевого, дискурсивного членения нашего мышления-сознания. А природа, естество принципиально несистемны.

Мы можем говорить о трех уровнях экзистенции - культуре (семиосфере), природе и духе. Из этих трех уровней мы по-настоящему знакомы только с культурой. На все остальное мы смотрим из пространства культуры, мы подозреваем, что что-то находится за границами культуры, но все это имеет очень смутный характер. При этом надо подчеркнуть, что наше видение природы - это тоже культура. Природа имеет гипотетический характер. Мы интуитивно чувствуем, что она все-таки есть. И это прежде всего - наше тело. Все остальное является как бы его продолжением. Нам остается только сказать, что если бы естества не существовало, в языке не возникло бы «отзвуков» о нем. Когда мы думаем о нашем (или чужом) теле, мы мыслим его как знаковую систему. Собственно тело, тело как таковое (если бы мы осознавали свое тело, то осознавали бы и другие тела) нам недоступно, мы о нем ничего не знаем. Наше тело для нас трансцендентно.

Если знаковость существует, то должно быть и то, что эта знаковость обусловливает. И это то есть тело (не организм, а именно тело как нечто естественное). В этом смысле природа и тело - одно и то же. Что же такое дух? Дух - это то, о чем нам думается, когда мы пытаемся мыслить о теле. Тело для нас трансцендентно. Но когда мы пытаемся достичь этой трансцендентности, мы конструируем некую фантастическую реальность, невероятно далекую от телесности. Эта-то реальность (фантасмагорическая) и есть дух. По сути, дух ничем не отличается от культуры. Дело только в направленности сознания. Если наше мышление довольствуется семиозисом, коммуникацией, путешествиями по семиотическому пространству, оно занимается своим делом. Оно не пытается «вылезти из своей кожи», не пытается трансцендировать знаковость. В этом случае мы читаем, знакомимся с чем-либо, узнаем о чем-то, интересуемся, накапливаем информацию, фантазируем и т. д. Но когда мы ощущаем непреодолимое желание преодолеть знаковость, условность, познать истину, приобщиться к ней - мы оказываемся в царстве духа. Но на самом деле мы стремимся овладеть собственным телом, которое нам недоступно. Это выражается и в том простом факте, что мы не можем сознательно

контролировать функции нашего естества. Это как раз то, чему учит йога. Сфера духа - это пространство фантазмов, в котором мы оказываемся, когда тщетно пытаемся приобщиться к собственному телу, думая, что стремимся к чему-то возвышенному. Отсюда Царствие небесное, нирвана, мукти, абсолют, собственно дух, благо, добро, истина, красота, вера, надежда, любовь, свобода, ответственность, ценность, личность, Я, Бог и т. д.

Смысл - это естественное, которое мы считаем искусственным, условным, знаковым. Вернее, мы можем о многом думать как о естественном, не отдавая отчета в том, что мы воспринимаем это как знаковое, тогда как на самом деле это действительно является естественным. Смысл - это «заколдованное» семиозисом, коммуникацией, общением естество. Можно сказать, что смысл - это наше тело. К смыслу «пробиться» невозможно. Мы обречены на условное, знаковое существование, но мы не можем не стремиться к истине. В этом - трагедия человеческой жизни. Семиозис для нас является роком, тело — недостижимой истиной. («Истина» в данном случае - просто слово для обозначения недостижимой цели.) («Цель» - тоже «нехорошее» слово, оно слишком отдает логоцентризмом; лучше просто говорить о недостижимом, непознаваемом, как это любили делать русские символисты.)

Знак является логосом и Логосом. Знак-логос - это собственно знак, единство означающего и означаемого. Логос, ставший плотью — это смысл, ставший знаком, сознательно принесший себя в жертву общению. Если это и жертва, то она абсурдна, то есть бессмысленна. Иначе и быть не может. Жертва не может быть обдуманной, расчетливой. Можно, наверное, говорить о жертве по прихоти. Смысл устает от самотождественности, ему хочется поиграть в прятки...

Смысл - это безусловное в условном. Смысл имманентен семиосфере, но он же и трансцендентен по отношению к ней. Он пребывает внутри семиотического пространства, но на него не распространяются качества семиосферы, знаковость не влияет на смысл. Смысл - это пустота. Пустоту следует отличать от пространства. Пространство - это структурированная пустота. Семиотические отношения (коммуникативные сети) распространяются в пустоте смысла. Смысл внезнаков, но он является необходимым условием для перемещения информации. Смысл может высвобождаться из семиосферы. Смысл может привходить в семиосферу.

§ 2. Гнозис как трансцендирование семиосферы. Гнозис есть высвобождение смысла из семиотического пространства.

Мы привыкли к тому, что гнозис - это познание. Но с познанием мы обычно связываем семиотические операции. У любой модели, любой знаковой системы (это одно и то же) - две основные функции - моделирующая и коммуникативная. Моделирование и коммуникация взаимообусловливают друг друга, взаимодополняют. Текст - это передача информации от одного к

другому (коммуникация), и в то же время он является моделью мира, и в этой связи он способствует познанию мира.

Познание в условиях семиосферы возможно только в качестве моделирования. Другое дело, что это - не познание в собственном смысле слова. Поэтому мы будем сейчас говорить об условном познании. Мы познаем через модели. Мы познаем, моделируя. Основой познания является знакомство с некоторыми базовыми моделями - естественным языком, научной картиной мира, мифологическим ритуалом, художественным каноном, философской традицией... Но для того чтобы познать нечто новое (новизна является необходимым компонентом познания), мы должны произвести, генерировать самостоятельную модель, которая будет новой интерпретацией действительности. Мы укоренены в некотором множестве парадигм, и, сообразно кодам этих парадигм, мы выводим из них некоторые предложения, которые становятся либо произведением искусства, либо научной теорией, либо философским учением, либо еще чем-нибудь. Эти тексты структурно соответствуют дискурсивной организации семиосферы, разным ее уровням и топосам. Так и осуществляется познание. Так продуцируются релятивные научные, философские, художественные, религиозные, идеологические и др. истины. «Выговаривая» те или иные теории, мы приобщаемся к структурной организации семиосферы, входим с ней в резонанс. Условное познание есть соответствие языкам, стилистике, ритмике, топологии семиосферы. Так и реализуется самоорганизация семиосферы. Субъектом условного познания является само семиотическое пространство как целое. Условное познание осуществляется семиосферой через нас. Семиотическое пространство генерирует дискурсы, созвучные собственной структуре, через адекватные лингвопсихологические типы. Тот или иной писатель (скриптор) лишь фиксирует самовыговаривание языка.

§ 3. Логос как привнесение смысла в семиотическое пространство. Логос есть привнесение смысла в семиотическое пространство. Смысл привносится из внесемиозиса, из мира автономных вещей.

Самым известным в истории человеческой культуры примером логоса является откровение. С архаических времен существует представление о сакральном тексте, данном свыше. Здесь очень важен тот момент, что откровенный текст не составляется индуктивно из элементов, а дается как целостность. Отрицается порождение текста. Текст предсуществует как целостность.

Наиболее ранним сакральным текстом-логосом являются веды. Традиция говорит о том, что сначала существовала единая веда, но затем она была разделена на четыре части (тетраграмматон?) - риг, яджур, сама и атхарва. Ведическое знание всегда существовало в Абсолюте, который трактуется различными направлениями веданты как с персоналистской, так и с

имперсоналистской точек зрения. Надо сказать, что представления об Абсолюте как о Божественной персоне являются гораздо более древними, а имперсональное толкование возникает в самой поздней ведантийской школе -адвайте (Шри Шанкарачарья, 8-9 вв.). Правда, академические ученые считают ее самой ранней школой. Но отсчет ведантийской традиции следует вести от Веданта-сутры и Бхагавад-гиты. Среди ученых нет единого мнения по поводу датировки этих основополагающих текстов. Но сама индуистская традиция приписывает написание этих текстов (до этого они передавались изустно) Вьясадеве примерно в начале третьего тысячелетия до н. э. Рамануджачарья, Мадхвачарья (после Шанкарачарьи) и значительно позднее Шри Чайтанья Махапрабху возрождали ведантийскую традицию Вьясы, в то время как Шанкара отмечен влиянием буддизма, деконструировавшего ведическую религиозно-философскую практику. Имперсоналистская традиция в веданте - результат влияния буддизма. Добуддийская ведическая литература ясно свидетельствует о выраженном монотеизме. В современной культуре очень стойко держится миф о возникновении монотеизма в иудаизме. Этот миф социально обусловлен, он является своего рода социальным заказом. Веды были созданы задолго до Ветхого завета, и они, несомненно, являются примером чистого монотеизма. Но, в общем-то, это - предмет веры, а не научно-исторических исследований. Итак, согласно традиции вед изначальный сакральный текст (логос) существовал до языка. Язык возникает как описание этого текста. Затем возникает грамматика (происхождение санскритской грамматики теряется в глубине веков) как описание языка. Традиция письменности, священного алфавита деванагари связывается с наступлением кали-юги (нынешнего темного века). Обычно это связывается с тем, что в век кали память людей делается слабее, и возникает необходимость в письменной фиксации текстов. Но, видимо, тут есть и более глубокие причины. Век кали можно назвать эпохой семиозиса. Письменный знак - гораздо в большей степени знак, нежели устный. Графема имеет большую степень отчужденности от индивидуума, чем звук, звучащая речь.

Глава третья. Семиософия как центр самоорганизации семиосферы. В

данной главе анализируются различные модели коммуникации, а также предлагается теоретическая модель семиотического пространства (семиосферы). Проводятся структурно-типологические параллели между теорией семиосферы и некоторыми брахманистскими построениями, выстраивается вариант философии имени (в со-противопоставлении с философией имени А. Ф. Лосева), приводятся размышления об экзистенциальном смысле семиосферы.

§ 1. Модели коммуникации в контексте философии семиотики. В

философии давно уже определились такие области, как философия истории, философия культуры, философия языка, философия человека (философская

антропология), философия природы (натурфилософия), философия техники и т. п. По аналогии можно говорить и о философии семиотики, или семиософии. С одной стороны, в семиософию можно включить философские аспекты семиотики, а с другой - философский анализ семиотики как науки. И то и другое существуют уже давно. Такие направления исследований «вкрапляются» либо в работы по истории семиотики, либо в так называемую метасемиотику.

На наш взгляд, семиософия - это не столько соотнесение семиотики с дельным знанием (мудростью), сколько выяснение отношения семиотики к знанию как таковому.

Исторически семиософия начинается с учения Ю. М. Лотмана о семиотическом пространстве, хотя сам ученый этого термина не употребляет. Мы называем теорию семиотического пространства учением, ибо это именно учение - произведение цельного знания. В принципе, учением можно назвать любую универсалистскую концепцию. Конечно, создатель учения должен верить в целостность универсума, в возможность достижения единой истины. Так, мы можем говорить об учениях Гегеля, Вл. Соловьева, Э. Гуссерля, но вряд ли можно назвать учениями сочинения Канта, Ницше, Деррида, так как они не предлагали никаких целостных моделей универсума. Теория биосферы В. И. Вернадского и теория семиосферы Ю. М. Лотмана являются именно целостными моделями.

Далее в диссертации дается сравнительно-сопоставительный анализ моделей коммуникации Р. О. Якобсона и Ю. М. Лотмана (автокоммуникация). На основании анализа мы приходим к выводу, что автокоммуникация и есть самоорганизация семиотического пространства.

§ 2. Модель семиотического пространства. Особенность структурно-семиотической методологии состоит в том, что она соотносит в своем инструментарии структурный (моделирующий) и семиотический (коммуникативный) аспекты как дополнительные. В таком виде данная методология впервые обнаружила себя в «Лекциях по структуральной поэтике» Ю. М. Лотмана,

Мы думаем, что структурно-семиотическая теория достигает своего акмэ тогда, когда она универсализируется. Такой универсализацией является создание учения о семиосфере. Культура рассматривается как семиотический космос, текст, который можно подвергать структурно-семиотическому анализу. Это - наивысшее развитие целостного, холистического структурализма. Представляется, это и есть наиболее яркое выражение логоцентризма -главного объекта критики деконструктивистов. Как мы уже говорили, с учения о семиосфере начинается философия семиотики, семиософия.

Ю. М. Лотман чаще говорит не о единой семиосфере, а о множестве граничащих друг с другом семиотических пространств. Но иногда он говорит и

о едином семиотическом космосе. В принципе, Ю. М. Лотман доходит до тотальной семиотизации универсума, хотя прямо и не говорит об этом. Ученый говорит о том, что семиосфера может граничить только с другим семиотическим пространством. Это другое знаковое пространство может представляться с точки зрения данного семиозиса внесемиозисом, но на самом деле является иносемиозисом. Когда мы пытаемся говорить о внесемиотическом, мы тем самым осуществляем перевод с виртуального внезнакового на язык нашей семиотической территории. Т. е. мы моделируем эйдос внесемиозиса и потом совершаем виртуальный, фиктивный (в высоком смысле этого слова, который, безусловно, есть, - нечто сделанное, а, значит, творческое) перевод с этого внетекста на наш естественный язык или язык какой-нибудь методологии. Это говорит о том, что мы думаем о внесемиозисе как о языке, дискурсе. Иначе мы думать и не мбжем, потому что не можем представить себе внеязыкового опыта. Вместе с тем, если существует один только семиозис, то нет никаких оснований говорить о нем как о семиозисе. Семиотическая система (знак) остается таковой в силу того, что что-то означает. Это предполагает наличие внеположного по отношению к знаку или семиосфере. Но если то, что кажется внесемиотическим, на самом деле является всего лишь иносемиотическим, то сам семиозис имеет мнимый характер. Сам по себе знак - мнимость. Его на самом деле нет. Он не бытиен. Он квазибытиен. Знак есть условное бытие, то есть нечто, притворяющееся бытием. Знаковость миметична по отношению к бытию. Мы можем договориться о том, что знаковость есть. Как будто бы есть. Это подобно игре. Это и есть игра. Но сам акт договаривают - уже семиозис. Возможность конвенции содержится в языке. Язык - условие того, что можно договориться о том, что знаковость существует. Но язык сам - знаковая система. Следовательно, причина экзистенции языка содержится в нем самом. Значит, язык автаркиен, самодостаточен. У нас нет достаточно веских оснований, чтобы говорить о том, что существует что-то помимо языка. Однако само представление о языке (существующее внутри языка) предполагает существование языковой реальности. Если все есть язык, то языка нет вообще. Язык условен по определению. Его условность является таковой только по отношению к безусловному, абсолютному бытию, бытию как таковому. Разговоры по поводу того, что язык есть «дом бытия» - не более чем детский лепет (данное образное выражение не имеет отрицательной ценностной нагрузки, ибо автор очень хорошо относится к дадаизму и вообще к авангардистским прочтениям детской речи). Все это очень интересно как языковая игра, но не имеет какой-либо философской и тем более лингвистической силы. Если мы семиотизируем универсум, мы аннигилируем самое знаковость.

Сам язык вынуждает нас полагать внезнаковую реальность. Она, безусловно, трансцендентна по отношению к семиозису. Следовательно, она с ним и не граничит. Внесемиосфера существует в ином измерении по отношению к семиотическому пространству, точнее, она существует вне всяких измерений. Любого рода верификации принадлежат внутреннему миру семиосферы. Скажем проще - внесемиосфера есть абсолютное бытие. Можно обойтись и без определения абсолютное. В таком случае семиосфера есть небытие. Все, что дано нам в эмпирии и представлениях - небытие. Небытие — это, конечно же, не пустота. Нет того, чего нет самого по себе. Проблема состоит в том, что язык и самодостаточен и несамодостаточен. Самодостаточность языка состоит в том, что он полагает сам себя. Он постулирует возможность и актуальность существования знаковости. О языке мы можем говорить и думать только благодаря языку. Несамодостаточность языка выражается в том, что он мыслится и мыслит сам себя только в отношении к внесемиозису, реальности как таковой. Мы понимаем, что представление о внесемиозисе - языковой конструкт. Внесемиозис (если он существует) трансцендентен представлению о внесемиозисе, которое смоделировано в знаковом пространстве. Но мы знаем, что без внесемиозиса семиозис не смог бы существовать. Судьба семиозиса - создавать кажимость того, чем он на самом деле не является. Абсолютизируя семиозис, мы убиваем его.

§ 3. Параллели с брахманистской философией. Мы можем рассуждать о чем-либо только с точки зрения семиозиса. Но сам семиозис как концепт предполагает внесемиотическое пространство. Возможность языка существует во внеязыковом пространстве. Мы находим, что понятие языка, дискурса, семиосферы во многом подобно майе в ведической философии.

Майа с точки зрения адвайта-веданты Шанкарачарьи - чистая феноменальность. Это сближает недвойственную веданту с феноменологией Э. Гуссерля. Адвайта рассматривает майю в соотношении с Брахманом. В проекции на западную философскую традицию «Брахман» (в интерпретации адвайты) можно перевести как «б!ытие». Как относится феноменальность к бытию? Это непостижимо для человеческого разума. Эта непостижимость также есть майа. Феноменальность не есть бытие - это суждение основывается на авторитете вед, «Веданта-сутры». Бытие трансцендентно по отношению к феноменальности. Феноменальность, коренящаяся в бытии,- майа. Говорить о бытийности феноменальности - майа, неведение, авидья. Бытийность майи -майа. Интерпретация бытия как феноменальности - майа, т. е. также феноменальность. Способ бытия «притворяться» майей - также майа. Бытие способно к мимесису майе. Эта способность имеет ограничивающую потенцию. Подражание (со стороны бытия) феноменальности приводит к ограничению восприятия, т. е. к ограничению самой феноменальности.

Ограниченность становится сущностной характеристикой майи, феноменальности. Ср. со значением, которое придает Ю. М. Лотман отграниченности семиосферы.

§ 4. Философия имени с точки зрения философии семиотики. В этом параграфе дается анализ с элементами критики философии имени А. Ф. Лосева и предлагается авторская интерпретация отношения имени к вещи.

Тезисы, рассматриваемые А. Ф. Лосевым, таковы: 1) вещь существует, но явления и, следовательно, имени ее не существует; 2) явление и, следовательно, имя существует, но сущность, вещь не существует; 3) вещь, сущность вещи существует, и явление, имя вещи тоже существует, но между ними лежит непроходимая и ничем не заполняемая бездна; 4) сущность (вещь) есть, и явление, и имя, тоже есть, и явление сущности, имя вещи, есть проявление сущности и вещи. А. Ф. Лосев критически относится к первым трем тезисам и принимает четвертый. Мы в свою очередь критически осмысляем четвертый тезис (относя его к обыденной, а не философской рефлексии) и предлагаем такой вариант соотношения вещи и имени: вещь существует, и имя существует, и бездна между ними разверзнута, но бездна эта преодолима. И существует множество путей ее преодоления. Какие-то ключи содержатся в самой семиосфере. Имеются в виду ключи к преодолению семиозиса, трансцендированию семиотического пространства, выхода к непосредственному видению вещей, предметности и, что то же самое, самосознанию. Наиболее яркий пример - остранение, деконструкция. Как соотносятся между собой остранение и деконструкция? С какой-то точки зрения - это синонимы. Можно рассматривать деконструкцию как первую фазу остранения. Если к деконструкции относиться строго методологически, как к синтезу деструкции и реконструкции, она представляет собой вполне рациональную, логоцентрическую операцию и не интересует нас в данной связи. Если же ее толковать расширительно, мировоззренчески, она указывает в первую очередь на демонтаж самоидентификации. Отсюда выходы к психопатологии, творчеству, вере, игре, пресловутым измененным состояниям сознания, трюкам виртуалистики и некоторым другим социально-личностным трансформациям. В этом смысле остранение и деконструкция дополняют друг друга. Деконструированный субъект остраненно смотрит на мир. Остранение ломает парадигматику семиосферы, в ней образуются бреши, через которые можно выйти к чистой предметности (или к самому себе). Такой способ довольно распространен, но он грешит фрагментарностью, кратковременностью, патологией. Но благодаря этим мимолетным прорывам к трансцендентному семиотическое пространство наполнено неоднозначным, символическим (в мифопоэтическом смысле), таинственным. Наличие таинственных символов в семиосфере является мощнейшим стимулом для творчества, источником вдохновения и энтузиазма.

Другой путь является, по-видимому, противоположностью первого. Речь идет о преодолении семиосферы верой. Абсолютная вера в некий текст (в основании веры всегда находится какой-либо сакральный текст) превращает его из дискурсивной условности в подлинную вещь. Мы уже говорили о том, что вера в парадигматику текста является условием его понимания. Мы очень редко принимаем на веру какое-либо высказывание. Мы практически всегда сомневаемся. В этом проявляется суетливость нашего ума, препятствующая пониманию вещей. Искренне же верующий человек обожествляет, одухотворяет, сакрализует своей верой текст, сводя на нет его условность, конвенциональность, коммуникативность, семиотичность. Вера в условность уничтожает самое условность, преображая ее в подлинность.

Видимо, возможно создание условий для трансцендирования семиосферы свыше, т. е. со стороны внесемиосферы, чистой реальности, бытия как такового. Вторжение внесемиотического в семиотическое может восприниматься с точки зрения семиотизированного субъекта как мистическое, чудесное, трансцендентальное, откровение, просветление. Такое вторжение всегда будет выглядеть немотивированным для обусловленного субъекта. Это -своего рода божественный произвол, игра провидения.

Возможна и встреча двух интенций - семиосферной и внесемиосферной. Имеется в виду, что при определенных условиях в некоторой личности или некотором тексте может произойти встреча двух сил, двух возможностей -остраняюще-деконструктивной силы самой семиосферы и внесемиотического дара. Такая встреча двух сил происходит в сознании йогина, когда он достигает состояния самадхи. Такая же встреча происходит в сакральном тексте, освещенном комментариями истинного учителя и пониманием искреннего ученика.

Трансцендирование семиозиса - это всегда нарушение нормы (социальной, языковой, психической и т. д.) и приобщение к Норме. Великая Норма - это мера "самой реальности, незапятнанной конвенциями, коммуникациями и т. д. Мы верим в то, что представление о Норме бережно охраняется в различных религиозных традициях, восходящих к Традиции, сделавшей возможной институциализацию веры в профаническом социуме. § 5. Экзистенция и семиосфера. Свободный выбор - проявление творчества. Выбор может совершаться в сторону общения или аскезы. Но он должен совершаться сознательно. Сама эта сознательность и есть свобода. Первое проявление этой свободы - осознание тотальной каб(б)алы семиозиса. Откуда берется это первичное проявление? Откуда исходит импульс свободы? Из произволения необусловленного бытия. Проснуться от семиотического сна -значит почувствовать дыхание Абсолюта.

В «Заключении» диссертации подводятся общие итоги проведенного исследования и намечаются перспективы дальнейшей работы над проблемой.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту. Структура знака имеет тернарное строение: означающее - значение - означаемое. Значение представляет собой сложную систему отношений между означающим и означаемым. Понятие входит в структуру означаемого и имеет текстуальный характер. Оно выражено в описаниях и классификациях, содержащихся в языке. Объем понятия реализован в теоретических конструктах, порождаемых различными классификациями (научными, обыденными, мифологическими, поэтическими и т. д.). Объем понятия - это не класс предметов, а элемент классификации, класс как таковой (таксон, данный в языке). Бытие предмета трансцендентно любой классификации, любому дискурсу. Предмет не постигается в понятии и понятием. Концепт представляет собой инвариантную структуру таксона, которую можно реконструировать путем структурного анализа текста.

Для полноценных описания и интерпретации знаковых систем необходимо обращаться не только к синтактике, семантике и прагматике, но и к семиокосмологии (отношение знака к семиосфере как целому), автосемике (отношение знака к самому себе, связанное как с возможной эволюцией этого знака, так и с различными интерпретациями одного и того же знака), архесемике (отношение знака к коду) и транссемике (отношения подобия между знаками, не описываемые синтактикой).

Смысл не входит в структуру знака. Смысл не обусловлен семиозисом, но сам является условием функционирования семиосферы. Смысл - это информационные пустоты (топосы, не содержащие никакой информации) в семиотическом пространстве, делающие возможным семиотическую динамику, перемещение информации. Смысл может как трансцендировать семиосферу (гнозис), так и привходить (логос) в информационный мир из внесемиотического пространства.

Одной из возможностей человеческой экзистенции является трансцендирование знаковости, семиозиса, семиосферы. Эта возможность актуализируется путем концентрации внимания (медитативные практики типа йоги), путем веры (вера основана на абсолютном приятии какого-либо текста, являющегося священным для верующего; такое приятие освобождает этот текст в феноменологической данности сознания от условности, а, следовательно, и знаковости) и путем устранения (речь идет о фрагментарном, кратковременном высвобождении из системы правил какой-либо дискурсивной практики при переходе в другую; в таком переходном (лиминальном) состоянии адресат находится в состоянии семиотической неопределенности, которая создает возможность для перехода от узнавания (семиотическая операция) к видению (встреча с предметом, не знаковая по своей природе).

Философия семиотики, или семиософия, как проективная, возможная дисциплина, является центром самоорганизации семиотического пространства.

В семиософии семиосфера осознает свой тотально знаковый характер и проявляет волю к самотрансценденции.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Монографии

1. Шепковников А. Ю. Философия семиотики. - М.: АПКиППРО, 2006. - 172 с. (10,75 п. л.)-Монография.

2. Шепковников А. Ю Интегральная поэтика Н. С. Гумилева. Семиотика акмеизма. -Барнаул: Изд-во БГПУ, 2002. -138 с. (8,6 п. л.) - Монография.

Статьи в периодических рецензируемых изданиях

3. Шелковников А. Ю. Философия семиотики как проективная дисциплина // Преподаватель XXI век. № 3. - М., 2006. С. 28 - 30. (0,3 п. л.) - Статья.

4. Шелковников А Ю. Философские перспективы семиотики II Научный вестник МГТУ ГА. Ka 9S (13), серия История, философия, социология. - М., 2005. С. 158 -163.(0, 5 п. л.)-Статья.

Статьи и тезисы

5. Шелковников А Ю О метафизике семиосферы // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. Сборник научных трудов кафедры философии Mill У. Выпуск XXXVI - М., 2006. С. 246 - 252. (0,4 п. л.) - Статья.

6. Шелковников А Ю. Функционирование текста - коммуникация или самоорганизация? // Текст: проблемы и методы исследования: сборник научных статей. - Барнаул, 2005. С. 4 - 19. (1 п. л.) - Статья.

7. Шелковников А. Ю. О структуре понятия с точки зрения семиотики // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. Сборник научных трудов кафедры философии МПГУ. Выпуск XXX. - М., 2005. С. 255 - 258. (0,25 п. л.) - Статья.

8. Шелковников А. Ю. Семиотика как структурный центр семиосферы // Там же. С. 258 - 262. (0,3 п. л.) - Статья.

9. Шелковников А. Ю. Знаковость и майа // Там же. Выпуск XXIX. - M, 2005. С. 255 -258.(0,25 п. л.)-Статья.

10. Шелковников А Ю. Возможна ли индивидуальная интерпретация? // Там же. С. 250 -254. (0,3 п. л.) - Статья.

11. Шелковников А. Ю. О проблематичности прагматики // Там же. Выпуск XXVIII. - М., 2005. С. 239 - 242. (0,25 п. л.) - Статья.

12. Шелковников А. Ю Семиотика и аксиология // Там же. С. 242 - 246. (0, 3 п. л.) -Статья.

13. Шелковников А Ю О четырех дополнительных измерениях семиозиса // Научные труды МПГУ. Серия: Социально-исторические науки. Сборник статей. - М., 2005. С. 626. (0, 06 п. л.) - Тезисы.

14. Шелковников А. Ю Метафизика семиосферы И Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. Выпуск 7. - М., 2004. С. 258 - 263. (0,4 п. л.) - Статья.

15. Шелковников А. Ю. Tertium Organum П. Д. Успенского в контексте философии семиотики // Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке: Материалы VIII Общероссийской научной конференции. 24 - 26 июня 2004. - СПб., 2004. С. 225 - 226. (0,12 п. л.) - Тезисы.

16. Шелковников А. Ю Семиотика моделирования европейских культур в манифестировании акмеизма у Н. С. Гумилева // XIV Пуришевские чтения: Всемирная литература в контексте культуры: Сборник статей и материалов

конференции «Образы иной культуры в национальных литературах» (6-9 апреля 2004 года). - М., 2004. С. 225 - 226. (0,12 п. л.) - Тезисы.

17. Шелковников А. Ю. О «трех видах гуманизма» К. Леви-Строса И Актуальные проблемы социогуманитарного знания. Сборник научных трудов кафедры философии МПГУ. Выпуск XXIII. - М„ 2003. С. 228 - 231. (0,25 п. л.) - Статья.

18. Шелковников А, Ю. Возможна ли философия семиотики? // Там же. С. 231 - 234. (0,25 п. л.)-Статья.

19. Шелковников А Ю. О преодолении гуманизма в литературе XX века // Текст: проблемы и методы исследования. Сборник научных статей. - Барнаул, 2001. С. 117 -122. (0,4 п. л.)-Статья.

20. Шелковников А. Ю Теория соответствий и акмеизм // Дергачевские чтения - 2000: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Материалы междунар. науч. конференции. В 2 ч. - Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2001. С. 361 - 364. (О, 25 п. л.) - Статья.

21. Шелковников А Ю Экзотерическая стратегия повествования в «Слове о полку Игореве». Герменевтика и изучение древнерусской литературы в школе // «Слово о полку Игореве» - выдающийся памятник истории, культуры и словесности Древней Руси; Материалы научно-методической конференции. - Барнаул: АКИПКРО, 2001. С. 55 - 58. (0,25 п. л.) - Статья.

22. Шелковников А. Ю. Поэма-мистерия И. Бродского «Шествие» - литературный алфавит архетипических образов // Текст: проблемы и методы исследования. Сборник научных статей. - Барнаул, 2000. С. 36 - 39. (0,25 п. л.) - Статья.

23. Шелковников А Ю. Философский камень в поэтической символогии А. С. Пушкина И Культура и текст - 99. Пушкинский сборник. - СПб. - Самара - Барнаул, 2000. С. 22 - 26. (0, 3 п. л.) - Статья.

24 Шелковников А Ю. «Восемь этюдов о недочеловеке» А. Ровнера - третий великий призыв (Нелитературный манифест метафизического реализма) // Филологический анализ текста. Сборник статей. Выпуск III. - Барнаул, 1999. С. 111 - 114. (0,25 п. л.) -Статья.

25. Шелковников А. Ю. О метафизическом реализме в русской литературе второй половины XX века // Диалог культур: сборник материалов межвузовской конференции молодых ученых. - Барнаул, 1999. С. 112 - 115. (0,25 п. л.) - Статья.

26. Шелковников А. Ю. К вопросу о столкновении различных моделей мира в художественном тексте (на материале повести П. Д. Успенского «Странная жизнь Ивана Осокина») // Языковая концепция существования человека и этноса: Тез. докл. -Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1999. С. 137-139.(0,18п. л.)-Тезисы.

27. Шелковников А Ю О принципах кватернарности в статье Н. С. Гумилева «Жизнь стиха» // Единицы разных уровней языка: структура, семантика, функция. Межвузовский сборник научных трудов. Тул. гос. пед ун-т. - Тула, 1999. С. 30 - 37. (0,5 п. л.) - Статья.

28. Шелковников А. Ю «Письма о русской поэзии» Н. С. Гумилева. Об изучении критического наследия Н. С. Гумилева в школе // Материалы Межрегиональной конференции 13-14 января 1999 г. «Теоретические и методические аспекты освоения гуманитарного знания в школе». - Барнаул, 1999. С. 120 - 121. (0,12 п. л.) -Тезисы.

29. Шелковников А. Ю. Ф. М. Достоевский в философско-мистической литературе рубежа XIX - XX вв // Филологический анализ текста. Сборник статей. Выпуск П. Ф. М. Достоевский. - Барнаул, 1998. С. 66 - 69. (0,25 п. л.) - Статья.

30. Шелковников А Ю Тотальная семантизация и интегральная поэтика Н. С. Гумилева // Культура и текст. Литературоведение. Часть II. СПб. - Барнаул, 1998. С. 66 - 69. (0,4 п. л.) - Статья.

31. Шелковников А. Ю. Дедуктивная критика Н. С. Гумилева // Интерпретация художественного текста. Тезисы докладов II межвузовской научно-практической конференции.-Бийск:НИЦБиГПИ, 1998. С. 37-38.(0,12п. л.)-Тезисы.

32. Шелковников А Ю Теория интегральной поэтики Н. С. Гумилева И Сборник тезисов межвузовского семинара молодых ученых «Диалог культур». - Барнаул, 1998. С. 54 -56. (0,18 п. л.) - Тезисы.

33. Шелковников А. Ю. «Письма о русской поэзии» Н. С. Гумилева и религиозно-философско-художественный континуум первой четверти XX века // Материалы межвузовской научно-практической конференции 18 - 19 апреля 1997 г. «Интерпретация художественного текста». - Бийск: НИЦ БиГПИ, 1997, С. 70 - 72. (0,18 п. л.) - Тезисы.

34. Шелковников А Ю Некоторые особенности художественной системы Н. С. Гумилева // Материалы Международной научной конференции «Лингвистический и эстетический аспекты анализа текста». 4-5 декабря 1997 г. - Соликамск, 1997. С. 188 - 190. (0, 3 п. л) - Статья.

35. Шелковников А. Ю Критика в художественной системе Н. С. Гумилева // Материалы Международного съезда русистов. 1-4 октября 1997 года -Красноярск, 1997. С. 172 -174.(0, 18 п. л.)-Тезисы.

36. Шелковников А Ю. Об интегральной поэтике Н. С. Гумилева // Материалы IX Пуришевских чтений «Всемирная литература в контексте культуры». - М., 1997. С. 61. (0, Об п. л.) - Тезисы.

37. Шелковников А. Ю. Проблемы литературных связей в русской литературе первой четверти XX в. // Материалы VII Пуришевских чтений «Всемирная литература в контексте культуры». - М., 1996. С. 161. (0, 06 п. л.) - Тезисы.

38. Шелковников А. Ю. Интегральная поэтика Н. С. Гумилева // Материалы международной конференции «Культура и текст». - Барнаул, 1996. С. 43 - 45. (0,27 п. л.)-Тезисы.

Общий объем публикаций по теме: 38 работ; 32,21 п. л.

Подл, к печ. 17.01.2007 Объем 2 п.л Заказ №. 19 Тир 100 экз

Типография МПГУ

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Шелковников, Андрей Юрьевич

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Философия семиотики как общая теория знаковости

§ 1. Семиотика как феномен трансдисциплинарного знания.

§ 2. К вопросу о структуре знака.

§ 3. Типология семиотических отношений.

§ 4.0 параллелях между семиотикой и схоластикой.

§ 5.0 четырех дополнительных измерениях семиозиса.

ГЛАВА ВТОРАЯ. Смысл, гнозис и логос в перспективе семиотического пространства

§ 1. Смысл как несемиотическая сущность.

§ 2. Гнозис как трансцендирование семиосферы.

§ 3. Логос как привнесение смысла в семиотическое пространство.156

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Семиософия как центр самоорганизации семиосферы

§ 1. Модели коммуникации в контексте философии семиотики.

§ 2. Модель семиотического пространства.

§ 3. Параллели с брахманистской философией.

§ 4. Философия имени с точки зрения философии семиотики.

§ 5. Экзистенция и семиосфера.

Введение диссертации2006 год, автореферат по философии, Шелковников, Андрей Юрьевич

Актуальность исследования. Актуальность нашего исследования имеет в значительной степени проективный характер. Данная работа - проект такой дисциплины, как философия семиотики, или семиософия. Сама семиотика (семиология) задумывалась Ф. де Соссюром как проективная наука. Р. Барт предлагал такую проективную дисциплину, как артрология (наука о членении), которая должна была вобрать в себя семиологию и таксономию. Причем, говоря о семиологии и таксономии, Р. Барт имел в виду, что это - во многом не состоявшиеся проекты. Замысел Р. Барта в существенной мере реализовался в проективной дисциплине Ж. Деррида -грамматологии (науке о письме). Мы знаем о философско-научных проектах логического позитивизма и философии лингвистического анализа. Такие современные трансдисциплины, как семиотика и синергетика, представляют собой скорее чрезвычайно плодотворные эпистемологические проекты, чем сложившиеся, институционализированные формы научного знания. Нам представляется, что именно проективное знание, основанное на исследовательском риске, жажде новизны (в контексте остранения в интерпретации русских формалистов), ломке традиции, изобретении нового языка, является наиболее мощным генератором смыслов. В наше время философским обоснованием проективного знания занимается М. Эшптейн. Чем же отличается философия семиотики от собственно семиотики? Семиотика -наука, семиософия - проективный раздел философии (возможность такого раздела). Философия семиотики вырастает из семиотики. Семиотика дорастает до философских обобщений в теории семиотического пространства (семиосферы) Ю. М. Лотмана, которого следует признать основоположником философии семиотики. Если семиотика рассматривает законы функционирования знаковых систем, то философия семиотики занимается онтологией знака (текста), анализирует гносеологические возможности знаковости, осмысляет семиотическое в его отношении к внесемиотическому и т. п. В СССР в 1960 - 70 гг. изучались гносеологические аспекты семиотики, но они были ограничены методологическими установками марксизма-ленинизма. Плодотворные линии семиотических штудий действовали в таких очагах научной культуры, как тартуско-московская семиотическая школа и московский методологический кружок. Для этих школ была характерна идеология так называемой «внутренней эмиграции». В этом контексте было создано множество интереснейших интерпретаций культуры и частных ее локусов, но не было создано «большой», фундаментальной семиотической теории. Исключением является концепция семиосферы Ю. М. Лотмана. Но это -только штрихи и наброски, хотя и очень значительные. Развитие теории семиотического пространства - дело чрезвычайно актуальное как для семиотики, так и для философии семиотики. Наша работа не претендует на столь фундаментальное теоретизирование. Нашу задачу мы видим в размышлении над возможностями семиотического философствования, а также над возможностью/невозможностью семиософии. Мы хотим только наметить те траектории, по которым может двигаться мысль, имеющая философско-семиотический модус. Мы смеем надеяться, что умозрение по поводу гносеологических возможностей философии семиотики и возможности самое семиософии может служить некоторым подспорьем для дальнейшей теоретической работы над построением цельного дискурса о семиотическом пространстве. Аристотель отдавал явное предпочтение действительности, актуальности перед возможностью. Эта ориентация на действительность сохранялась в западной философии вплоть до постструктурализма. Нам кажется, что для современного философского мышления, как это ни парадоксально звучит, возможность актуальнее самой актуальности. Философия семиотики не существует, а, может быть, и не будет существовать в философском дискурсе как форма цельного знания, но размышления о гносеологических возможностях семиософии и самой семиософии как гносеологической возможности необходимы для самосознания человека, погруженного в толщу культуры, обусловленного культурой, имеющей тотально знаковый характер.

Цель и задачи исследования. Цель исследования состоит в разработке нового направления исследований - философии семиотики, а также в осмыслении ее гносеологического потенциала.

Для достижения этой цели мы поставили перед собой несколько задач:

1. Построение новой модели знака как единства означающего, значения и означаемого в контексте семиотики, эпистемологии и логики.

2. Обоснование необходимости четырех дополнительных типов семиотических отношений - семиокосмологических, автосемических, архесемических и транссемических (по отношению к трем традиционным - синтактическим, семантическим и прагматическим).

3. Описание и объяснение характера возможных отношений семиозиса к внесемиотической реальности.

4. Интерпретация возможностей трансцендирования семиотического пространства.

5. Определение функциональной роли философии семиотики в автокоммуникации семиосферы.

Объект исследования. Объектом нашего исследования является семиотическое пространство в его отношении к гипотетическому внесемиотическому миру.

Предмет исследования. Предмет нашего внимания - гносеологический потенциал философии семиотики как центра самосознания и самотрансцендирования семиотического пространства. Методологическая и теоретическая основа исследования. В работе использованы возможности различных методологий. Мы отталкивались от структурно-семиотической методологии в том виде, в каком она сложилась в русле тартуско-московской семиотической школы. В первую очередь мы имеем в виду труды Ю. М. Лотмана. Очень значимы для методологии нашего исследования имена Б. А. Успенского, Вяч. Ив. Иванова, В. Н. Топорова, А. М. Пятигорского и др. Вместе с тем был учтен опыт французских структуралистов - К. Леви-Строса, М. Фуко, Р. Барта и нек. др. Мы испытали также влияние Ж. Деррида, Ю. Кристевой и нек. др. постструктуралистов, хотя традиционная структуралистская позиция нам намного ближе. Мы отдаем решительное предпочтение имманентизму и холизму структурализма перед интертекстуальной расплывчатостью постструктурализма, хоть и имеющей неоспоримое эстетическое значение. Из современных философских методологий нам ближе всего концептивизм, или конструкционизм, М. Эпштейна и Г. Л. Тульчинского. На наш взгляд, книга М. Эпштейна «Философия возможного» является настоящей революцией в современном философствовании. Ее прекрасно дополняет «Постчеловеческая персонология. Новые перспективы свободы и рациональности» Г. Л. Тульчинского. Большой интерес также представляет докторская диссертация по философии Ю. М. Романенко «Бытие и естество: Онтология и метафизика как типы философского знания». Нельзя также не упомянуть о замечательном философском опыте И. П. Смирнова «Человек человеку - философ». Нам представляется, что структурно-семиотическая методология является наиболее адекватной и хорошо разработанной для изучения (структурного анализа) текстов культуры. Но, по сравнению с ней, концептивизм обладает методологической креативностью. Структурализм реконструирует смыслы, содержащиеся в знаковых системах. Концептивизм, обращаясь к внешнему культурному пространству или же занимаясь интроспекцией, делает акцент на порождении новых смыслов, что является наиболее ценным в этой методологии. Философско-научный текст - такое же творчество, как и художественная литература, искусство и т. п. Помимо семиотики, мы ориентировались также и на синегретику (гуманитарный аспект). Мы полагаем, что автокоммуникация культуры (семиосферы) и есть ее самоорганизация.

Методы исследования. В работе были использованы такие методы, как структурно-типологический анализ (применительно к научно-философским концепциям), структурно-семиотический анализ, теоретическое моделирование, культурно-историческая интерпретация, деконструкция, концептирование (конструирование новых концептов), а также структурно-функциональное объяснение, классификация и семиотическое описание.

Персоналии. Среди имен философов и ученых, оказавших непосредственное влияние на написание текста диссертации, необходимо упомянуть Ю. М. Лотмана, Б. А. Успенского, Вяч. Вс. Иванова, В. Н. Топорова, А. М. Пятигорского, М. К. Мамардашвили, В. Б. Шкловского, Ю. Н. Тынянова, В. Я Проппа, В. А. Подорогу, И. П. Ильина, Ю. С. Степанова, В. П. Руднева, М. Н. Эпштейна, Г. Л. Тульчинского, Ю. М. Романенко, И. П. Смирнова, В. Е. Еремеева, А. Б. Ровнера, а также Р. Генона, М. Элиаде, К. Наранхо, Я. Мукаржовского, К. Леви-Строса, У. Эко, М. Фуко, Ж. Деррида и, особенно, П. Д. Успенского.

Информационная база исследования. В качестве научных источников в нашей работе были использованы издания трудов отечественных и зарубежных философов и ученых, научные монографии, статьи в научных журналах, материалах конференций, университетских научных сборниках. Научная новизна исследования. В работе поставлена проблема соотношения семиотического и внесемиотического в онтологическом ключе. Эта проблема ставилась Ю. М. Лотманом, который склонялся к тому, что семиозис может контактировать только с семиозисом, нередко отождествляемым с не-семиотическим миром. То, что интерпретируется как внесемиозис, по Ю. М. Лотману, на самом деле является иносемиозисом. Мы сейчас имеем в виду не семантику знака (хотя это тоже - частная сторона проблемы; этот вопрос рассматривали еще Ф. де Соссюр, Ч. Пирс и Г. Фреге, не говоря о средневековых схоластах и стоиках), а отношение семиотического пространства (семиосферы) к внесемиотической реальности. Ю. М. Лотман практически отождествлял понятие феноменального мира с семиотическим пространством. Постструктуралисты (Ж. Деррида и др.) также близки к этому, хотя они, в отличие от Ю. М. Лотмана, и не признают идеи целостности семиосферы.

Новизна нашего подхода к данной проблеме заключается в том, что, разделяя со структуралистами идею целостности семиотического пространства (структуралистский холизм), мы обосновываем необходимость внесемиотической реальности для наличия и функционирования семиозиса. Семиосфера бытийствует постольку, поскольку она означивает, обусловливает истинное, не-знаковое бытие. Необусловленное бытие является трансцендентным для человеческого мышления, обусловленного, закодированного языком. Всякая вещь не знакова. Вещь как таковая (вне языковых интерпретаций) недоступна дискурсивному, языковому сознанию. Отсюда вытекает проблема трансцендирования семиотического пространства.

Мы считаем, что архаические аскетические психофизиологические практики, такие, как йога, вели к трансцендированию семиозиса. Освобождение (.мукти) в брахманизме можно интерпретировать как освобождение (путем медитации, дхьяны) сознания от дискурсивности.

Возможны и «светские» пути преодоления знаковости. Основным средством высвобождения смысла (который мы мыслим как несемиотическую сущность, в отличие от значения, означаемого (экстенсионального и интенсионального), семантики, содержания, концепта) в динамике культуры, на наш взгляд, является остранение -эстетическая категория, разработанная русскими формалистами (авторство принадлежит В. Б. Шкловскому). Формалисты полагали, что остранение радикально обновляет художественную форму, и это способствует функционированию искусства как искусства, оберегая его от превращения в массовую кулыуру.

Мы развиваем точку зрения, согласно которой остранение (отчасти и деконструкция, которая имеет много общего с остранением) является универсальным механизмом расшатывания семиосферных структур, который позволяет обусловленному (семиотическому, дискурсивному) сознанию кратковременно, фрагментарно переживать опыт встречи с внесемиотическим бытием. Всякий раз, когда рацио (дианойа) переживает эстетический факт (остраненное видение текста), он, благодаря переключению из одной кодовой системы в другую (на момент этого перехода - лиминальность), соприкасается с бытием, или, что то же самое, внесемиозисом.

Семиотическое функционирование мы интерпретируем как квазибытие. Оно есть постольку, поскольку его нет как чего-то самобытного, автаркийного. В этом контексте мы сближаем, почти отождествляем такие понятия, как семиосфера и майа (ведическая философия).

Новизна нашего исследования заключается также и в том, что мы предлагаем рассматривать четыре дополнительных (по отношению к трем традиционно рассматриваемым - синтактике, семантике и прагматике) измерения семиозиса - семиокосмологию, автосемику, транссемику и архесемику (термины авторские). На наш взгляд, полноценное описание семиозиса возможно с позиций такого семеричного подхода к знаковым системам.

Мы предлагаем оригинальную тернарную модель знака, который мы рассматриваем в качестве единства означающего, значения (системы отношений между означающим и означаемым) и означаемого (интенсионального и экстенсионального). Смысл, с нашей точки зрения, в структуру знака не входит. Смысл в нашей интерпретации представляет собой внесемиотические пустоты в семиосфере, позволяющие семиотическим процессам функционировать, т. е. обеспечивающие семиометаболизм.

Мы строим модель семиотического пространства, в которой возможны привнесение смысла в семиосферу (логос) и трансцендирование смыслом семиотического пространства (гнозис).

Практическая значимость исследования. Диссертация имеет теоретический, а не научно-прикладной характер. Тем не менее основные положения нашего исследования могут быть использованы в методике преподавания философии, семиотики, лингвистики и литературоведения. Помимо этого, наша концепция некоторым образом может быть применена к выработке индивидуальных стратегий коммуникации в современном социуме. Но основное практическое значение состоит в осмыслении характера функционирования семиотического пространства, фактически, среды нашего обитания. Для того чтобы ориентироваться в нашем семиоценозе (по аналогии с биогеоценозом), мы должны стремиться понять смысл и механизм обусловленности нашего сознания семиозисом. Нам кажется, что достойная человека цель - осмысленное существование в семиосфере, которое необходимо предполагает осознание качественного отличия сознания (нуса) от семиозиса.

Апробация результатов исследования. Основные положения, развиваемые в диссертации, были представлены в следующих работах: Интегральная поэтика Н. С. Гумилева. Семиотика акмеизма: Монография. - Барнаул: Изд-во БГПУ, 2002.138 с.

Возможна ли философия семиотики? // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. Сборник научных трудов кафедры философии МПГУ. Выпуск XXIII. - М., 2003. С. 231 - 234.

Метафизика семиосферы // Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. Выпуск 7. - М., 2004. С. 258-263.

О четырех дополнительных измерениях семиозиса (тезисы) // Научные труды Mill У. Серия: Социально-исторические науки. Сборник статей. -М., 2005. С. 626.

Философские перспективы семиотики // Научный Вестник МГТУ ГА. № 95 (13), серия История, философия, социология. - М., 2005. С. 239 - 242. О проблематичности прагматики // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. Сборник научных трудов кафедры философии МПГУ. Выпуск XXVIII. - М., 2005. С. 239 - 242. Семиотика и аксиология // Там же. С. 242 - 246.

Знаковость и майа // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. Сборник научных трудов кафедры философии МПГУ. Выпуск XXIX. - М., 2005. С. 245-250.

О структуре понятия с точки зрения семиотики // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. Сборник научных трудов кафедры философии МПГУ. Выпуск XXX. - М., 2005. С. 255 - 258. Семиотика как структурный центр семиосферы // Там же. С. 258 - 262. Философия семиотики: Монография. - М.: АПКиППРО, 2006. - 172 с.

Состоялись также выступления на IX международных Кантовских чтениях в Калининградском государственном университете (22 - 24 апреля 2004 г.) с докладом «Феноменальный мир - семиосфера - майа», IV Российском философском конгрессе (Москва, МГУ, 24 - 28 мая 2005 г.) с докладом «Критика как деконструкция», принимал участие в VIII Общероссийской научной конференции «Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке» (Санкт-Петербург, СПбГУ, 24 - 26 июня 2004 г.).

Основные положения диссертации, выносимые на защиту. Структура знака имеет тернарное строение: означающее - значение - означаемое.

Значение представляет собой сложную систему отношений между означающим и означаемым. Понятие входит в структуру означаемого и имеет текстуальный характер. Оно выражено в описаниях и классификациях, содержащихся в языке. Объем понятия реализован в теоретических конструктах, порождаемых различными классификациями (научными, обыденными, мифологическими, поэтическими и т. д.). Объем понятия - это не класс предметов, а элемент классификации, класс как таковой (таксон, данный в языке). Бытие предмета трансцендентно любой классификации, любому дискурсу. Предмет не постигается в понятии и понятием. Концепт представляет собой инвариантную структуру таксона, которую можно реконструировать путем структурного анализа текста.

Для полноценных описания и интерпретации знаковых систем необходимо обращаться не только к синтактике, семантике и прагматике, но и к семиокосмологии (отношение знака к семиосфере как целому), автосемике (отношение знака к самому себе, связанное как с возможной эволюцией этого знака, так и с различными интерпретациями одного и того же знака), архесемике (отношение знака к коду) и транссемике (отношения подобия между знаками, не описываемые синтактикой).

Смысл не входит в структуру знака. Смысл не обусловлен семиозисом, но сам является условием функционирования семиосферы. Смысл - это информационные пустоты (топосы, не содержащие никакой информации) в семиотическом пространстве, делающие возможным семиотическую динамику, перемещение информации. Смысл может как трансцендировать семиосферу (гнозис), так и привходить (логос) в информационный мир из внесемиотического пространства.

Одной из возможностей человеческой экзистенции является трансцендирование знаковости, семиозиса, семиосферы. Эта возможность актуализируется путем концентрации внимания (медитативные практики типа йоги), путем веры (вера основана на абсолютном приятии какого-либо текста, являющегося священным для верующего; такое приятие освобождает этот текст в феноменологической данности сознания от условности, а, следовательно, и знаковости) и путем остранения (речь идет о фрагментарном, кратковременном высвобождении из системы правил какой-либо дискурсивной практики при переходе в другую; в таком переходном (лиминальном) состоянии адресат находится в состоянии семиотической неопределенности, которая создает возможность для перехода от узнавания (семиотическая операция) к видению (встреча с предметом, не знаковая по своей природе).

Философия семиотики, или семиософия, как проективная, возможная дисциплина, является центром самоорганизации семиотического пространства. В семиософии семиосфера осознает свой тотально знаковый характер и проявляет волю к самотрансценденции.

Краткое описание структуры диссертационной работы. Диссертация состоит из трех глав. В первой главе «Философия семиотики как общая теория знаковости» говорится о структуре знака и типах семиотических отношений в перспективе философии семиотики. В первом параграфе «Семиотика как феномен трансдисциплинарного знания» теория знаков и знаковых систем рассматривается в контексте трансдисциплинарности и междисциплинарности, т. е. определяется положение семиотики в общей системе научного знания. Второй параграф «К вопросу о структуре знака» посвящен анализу концепций знакового строения, а также предлагается оригинальная модель знака. В третьем параграфе «Типология семиотических отношений» мы даем интерпретацию общепринятой системы семиотических отношений (синтактика, семантика, прагматика). В четвертом параграфе «О параллелях между семиотикой и схоластикой» рассматривается метафорическое сопоставление системы семиотических наук (синтактики, семантики и прагматики) и средневекового схоластического тривия (грамматики, диалектики и риторики), восходящее к Ч. Пирсу, Ч. Моррису и Ю. С. Степанову. В пятом параграфе «О четырех дополнительных измерениях семиозиса» мы предлагаем рассмотреть еще четыре типа семиотических отношений (по аналогии со средневековым схоластическим квадривием - астрономией, арифметикой, геометрией и музыкой) - семиокосмологию, автосемику, транссемику и архесемику (термины авторские), без которых, на наш взгляд, невозможны полноценные описание и интерпретация семиозиса. Во второй главе «Смысл, гнозис и логос в перспективе семиотического пространства» названные в заглавии универсалии интерпретируются как внесемиотические сущности. В первом параграфе «Смысл как несемиотическая сущность» говорится о смысле как о семиосферном вакууме, как о топосах абсолютного, необусловленного в семиосферном пространстве условности, конвенциональности. Во втором параграфе «Гнозис как трансцендирование семиосферы» говорится о высвобождении смысла из семиотического пространства. Данный процесс мы и именуем гнозисом. Третий параграф «Логос как привнесение смысла в семиотическое пространство» мы рассматриваем обратный процесс -нисхождение, эманирование абсолютного смысла в пространство обусловленности. Третья глава «Семиософия как центр самоорганизации семиосферы» посвящена определению структурно-функциональной роли философии семиотики в семиотическом пространстве. В первом параграфе «Модели коммуникации в контексте философии семиотики» рассматриваются, анализируются и комментируются модели коммуникации Р. О. Якобсона и Ю. М. Лотмана. Во втором параграфе «Модель семиотического пространства» анализируется и интерпретируется теория семиосферы Ю. М. Лотмана. В третьем параграфе «Параллели с брахманистской философией» сопоставляются со структурно-функциональной точки зрения такие понятия, как семиосфера и майя. В четвертом параграфе «Философия имени с точки зрения философии семиотики» содержится критика философии имени А. Ф. Лосева и предлагается авторская концепция соотношения имени и вещи. Пятый параграф посвящен осмыслению проблематичности человеческой экзистенции в аспекте семиосферной обусловленности.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Философия семиотики как метагносеологическая проблема"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

На основании проведенного исследования мы можем сделать следующие выводы.

Философия семиотики (семиософия) представляет собой учение о семиотическом пространстве как целостности в его отношении к внесемиозису - не обусловленному языком, знаковостью бытию.

Знак представляет собой тернарную модель действительности -единство означающего, значения и означаемого. Значение есть сложная система отношений между означающим и означаемым. Означающее в нашей модели знака есть система правил артикуляции того или иного знака (знаковой системы). Понятие входит в структуру знака, оно тождественно означаемому. Объем понятия представляет собой множество таксонов, описывающих возможные предметы. Содержание понятия представляет собой инвариантную структуру этих описательных таксонов. Значение, таким образом, реализуется как интертекстуальное отношение правил артикуляции (письменной и устной) к таксономическим описаниям возможных предметов.

Для полноценного описания семиотических систем необходимо исследовать не только синтактические, семантические и прагматические отношения, но и вводимые нами в данной работе такие типы семиотических отношений, как семиокосмология, автосемика, архесемика и транссемика. Семиокосмология есть отношение знака к семиотическому пространству как целостности. Автосемика - отношение знака к собственной структуре. Архесемика - отношение знака к кодовым системам, на которые он спроецирован. Транссемика - отношения семиотического параллелизма в знаковых системах.

Смысл - не-знаковая сущность в семиосфере. Он представляет собой необходимое условие функционирования семиозиса, сам не относясь к семиозису. Смысл не может быть подвергнут семиотическому описанию.

Знаки (знаковые системы) могут выполнять свои функции только в отношении к чему-то несемиотическому, т. е. к смыслу. Смысл одновременно имманентен и трансцендентен семиотическому пространству. Мы можем предположить, что смысл наличествует в наиболее глубинных областях нашего сознания, не обусловленных языком, дискурсом.

Смысл может трансцендировать семиотическое пространство. Такой процесс мы называем гнозисом. Необходимым условием для гнозиса является освобождение сознания от власти языка. Мы полагаем, что именно на гнозис (в таком понимании) были направлены аскетические психофизиологические практики в йоге, даосизме, орфизме, пифагореизме, неоплатонизме, гностицизме, исихазме и т. п. Вера в контексте какой-либо религиозной традиции также создает благоприятные условия для гнозиса, ибо она ориентирована на сакральный текст, который воспринимается верующими как что-то абсолютное, а, следовательно, не условное, не знаковое по своей природе. Остранение в интерпретации русских формалистов (В. Б. Шкловский и др.), а также деконструкция у французских и американских (йельская школа) постструктуралистов тоже могут быть осмыслены с точки зрения преодоления знаковости. Эти дискурсивные практики создают семиотические сдвиги в устоявшихся дискурсивных системах, тем самым позволяя адресату на какое-то время соприкоснуться с незакодированными высказываниями, что может быть истолковано как переход от узнавания (семиотическая операция) к видению (не обусловленная языком встреча с предметом).

Смысл может также привходить в семиотическое пространство из внесемиозиса. Этот процесс мы называем логосом (в нашей интерпретации логос как процесс, а не как сущность). В качестве логоса мы рассматриваем мистическое откровение, с которого начинается любая религия. Дело не в том, верим мы или нет в откровение, а в том, что представление об откровении играет чрезвычайно важную роль в истории культуры, да и во всем функционировании семиосферы. Поэтому, исследуя характер культуры, семиотического пространства, мы обязаны считаться с этим возможным процессом.

Автокоммуникация является самоорганизацией семиотического пространства. Семиотика - структурный центр самоописания семиосферы, философия семиотики (семиософия) - центр самоосмысления семиотическим пространством своей собственной знаковой, иллюзорной сущности (соотносимой с майей в ведической философии) и произволения к самотрансценденции.

Философия семиотики представляет собой гносеологическую возможность, т. е. структура семиотического пространства, а также смысл, наличествующий в нем, создают возможность для представления о том, что реальность, в которой мы существуем, имеет тотально знаковый, семиотический характер, но что трансцендирование знаковости возможно. Одним из возможных экзистенциальных выборов может быть воление к преодолению знаковости, освобождение сознания от власти языка. Мы полагаем, что на практике это означает приобщение к одной из существующих религиозно-мистических традиций, включающих медитативные практики. Древняя (восточная и западная) философия, как правило, была связана с медитацией, религиозно-мистическим опытом. Думается, что философия и берет свое начало от этих источников. Эта традиция была актуальна и для средневековья. Начиная с Нового времени философия идет по пути секуляризации, конвенциональности, релятивизма, т. е. все более и более профанизируется. Но мы должны внимательно относиться и к рецидивам архаического, сакрального философствования, которое ориентировалось на возможности нуса, а не дианойи, атмана, а не ахамкары. Во всяком случае, современное релятивное философствование мыслится как таковое только в отношении к традиционному, или даже традициональному, философствованию, направленному на бытие как таковое, а не на бытие, артикулированное в дискурсивных формах. Предметом нашей философской веры является то, что встреча сознания с бытием возможна только через осознание иллюзорности дискурса, семиотического пространства, которое, безусловно, локализовано в нашем дискурсивном сознании (дианойе), и через развитие возможностей внимания (медитация, дхьяна), приводящее к встрече с предметом. Мы же верили (да и сейчас многие верят) в то, что философия находит выражение в общественной практике, в практике социальных преобразований. Почему бы не поразмышлять о том, что философия как таковая в своих истоках (в диахронии и синхронии) происходит из практики «умного делания», медитации, аскезы, непосредственного усмотрения сущности? В целом, наше диссертационное исследование разворачивается как умозрение по поводу структуры знака, затем мы переходим к осмыслению характера семиотического пространства как целостности в его отношении к внесемиозису, после размышляем о возможностях трансцендирования семиотического пространства. Семиотическая квазиреальность возможна только в том случае, если есть нечто внезнаковое, т. е. внесемиозис. Семиотическое мыслимо только в отношении к несемиотическому. Знак стремится означить, обусловить своей структурой внезнаковую реальность, но эта попытка обречена на провал, ибо означенное бытие - также знаковость. Подлинное бытие всегда остается за границами семиозиса. Если в семиосфере есть нечто внесемиотическое (смысл в нашей интерпретации), оно может трансцендировать семиотическое пространство. Об этих возможностях мы и рассуждаем в диссертации. В конечном итоге, все наши теоретические построения сводятся к умозрительному расширению гносеологических возможностей. Размышляя о наших гносеологических возможностях, предлагая новые возможные варианты гнозиса или по-новому интерпретируя традиционные возможности, мы тем самым утверждаем себя в главном телосе философии - самопознании.

Мы можем предложить следующие рекомендации.

На наш взгляд, целесообразно изучать философские тексты, прибегая к структурно-семиотическому анализу. Каждый философский текст -модель мира, и эта модель мира может быть проанализирована путем реконструкции инвариантной структуры этого текста, что невозможно без филологического анализа исследуемого дискурса. Такой анализ, по возможности, должен включать в себя исследования как синтактики, семантики и прагматики, так и вводимых в структурно-семиотический аппарат в нашем исследовании семиокосмологии, автосемики, архесемики и транссемики данного текста.

Многие философские идеи могут быть выражены на языке семиотики. В связи с этим можно предложить для целей как преподавания, так и исследования философских концепций, так называемый семиотический редукционизм. Те философские модели, которые могут быть переформулированы на языке семиотики, в дальнейшем уместно рассматривать именно с семиотической точки зрения. Те же философские умозрения, которые принципиально адекватно не выразимы на языке семиотики, т. е. не сводимы к семиотическому инструментарию, возможно рассматривать в контексте трансцендентной по отношению к семиозису реальности.

Гносеологические возможности философии семиотики создают продуктивные условия для изучения и осмысления самых разнообразных явлений, происходящих в пространстве культуры, в семиотическом пространстве. Главными критериями философско-семиотического (семиософского) отношения к интерпретируемой знаковой реальности являются осмысление или истолкование того или иного текста культуры (включая, разумеется, философские тексты) по отношению к семиотическому целому, семиосфере.

265

Список научной литературыШелковников, Андрей Юрьевич, диссертация по теме "Онтология и теория познания"

1. Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. - М., 1989.

2. Барт Р. Мифологии. М., 1996.

3. Барт Р. Основы семиологии // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М., 2000.4. Барт P. S/Z.-M., 1994.

4. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

5. Бахтин М. М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники. М., 1986.

6. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1963.

7. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965.

8. Бахтин М. М. Тетралогия. М., 1998.

9. Ю.Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. -М., 1979.11 .Бремон К. Структурное изучение повествовательных текстов после В. Проппа // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М., 2000.

10. ВикоДж. Основания Новой науки. М. - К., 1994.

11. Bupm О. Таро магов. СПб., 2002.

12. А.Витгенштейн JI. Философские исследования // Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1. М., 1994.

13. Выготский Л. С. Мышление и речь. Психологические исследования. -М.;Л., 1934.1 в.Выготский Л. С. Психология искусства. М., 1968.

14. Гегель Г. В. Ф. Эстетика, в 4 тт. -М., 1968 73.

15. Генон Р. Восток и Запад. М., 2005.

16. Генон Р. Избранные произведения: Традиционные формы и космические циклы. Кризис современного мира. М., 2004.

17. Генон Р. Избранные произведения: Человек и его осуществление согласно Веданте. Восточная метафизика. М., 2004.2\.Генон Р. Избранные сочинения: Царство количества и знамения времени. Очерки об индуизме. Эзотеризм Данте. М., 2003.

18. Генон Р. Очерки о традиции и метафизике. СПб., 2000.

19. Генон Р. Символика креста. М., 2004.2А.Генон Р. Символы священной науки. М., 2002.

20. Греймас А.-Ж. Структурная семантика: Поиск метода. -М, 2004.2в.Григорьева Е. Безделушка (философско-семиотические заметки по пустякам) // В честь 70-летия профессора Ю. М. Лотмана. Сборник статей. Тарту, 1992.

21. Гроф С. За пределами мозга: Рождение, смерть и трансценденция в психотерапии. М., 2004.

22. Гроф С. Космическая игра: Исследование рубежей человеческого сознания. М., 2004.

23. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984.

24. Гумилев JI. Н. Этногенез и биосфера Земли. -М., 1993.

25. Гумилев Н. С. Письма о русской поэзии. М., 1990.

26. Ъ2.Гусев С. С. Смысл возможного: Коннотационная семантика. СПб., 2002.33,Данилевский Н. Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. -М., 1991.

27. ДелезЖ. Логика смысла. М., 1995.

28. Деррида Ж. Голос и феномен и другие работы по теории знака Гуссерля. СПб., 1999.36,Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000.

29. Деррида Ж. Письмо и различие. СПб., 2000.

30. Дугин А. Абсолютная родина. Пути Абсолюта. Метафизика Благой Вести. Мистерии Евразии. -М., 1999.

31. Дугин А. Г. Русская Вещь. Очерки национальной философии: в 2 т. -М., 2001.

32. Дугин А. Философия традиции. М., 2002.

33. Егоров Б. Ф. Жизнь и творчество Ю. М. Лотмана. М., 1999.

34. Егоров Б. Ф. От Хомякова до Лотмана. М., 2003.

35. АЪ.Егоров Б. Ф. Структурализм. Русская поэзия. Воспоминания. -Томск, 2001.

36. А А.Еремеев В. Е. Теория психосемиозиса и древняя антропокосмология. -М, 1996.

37. Еремеев В. Е. Чертеж антропокосмоса. М., 1993.

38. Живое вещество и биосфера. М., 1994.

39. Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Том I.-M., 1999.

40. AS.Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры.

41. Том II. Статьи о русской литературе. М., 2000. А9.Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т. 3: Сравнительное литературоведение. Всемирная литература. Стиховедение. - М., 2004.

42. Иванов Вяч. Вс. Лингвистика третьего тысячелетия: Вопросы к будущему. М., 2004.

43. Иванов Вяч. Вс., Топоров В. Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. -М., 1985.

44. Иванов Вяч. Ив. Дионис и прадионисийство. СПб., 1994.

45. Иванов Вяч. Ив. Лик и личины России: Эстетика и литературная теория. М., 1995.

46. ЗА.Иванов Вяч. Ив. Родное и вселенское. -М., 1994.

47. Ильин И. П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М., 1998.

48. Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. -М, 1996.

49. Иога-сутры Патанджали. Перевод и комментарии Т. К. В. Десикачара. К., 1999.5%.Каган М. С. Формирование личности как сигнергетический процесс // Синергетическая парадигма. Человек и общество в условиях нестабильности. М., 2003.

50. Камю А. Бунтующий человек. М., 1990.

51. Карпунин В. А. Воля к бытию: Онтологический импульс. СПб., 2004.61 .Кассирер Э. Познание и действительность. (Понятие о субстанции и понятие о функции). СПб, репринтное издание 1912.

52. Кассирер Э. Философия символических форм. Том 1. Язык. М.; СПб., 2002.

53. Кассирер Э. Философия символических форм. Том 2. Мифологическое мышление. М.; СПб., 2002.

54. Кассирер Э. Философия символических форм. Том 3. Феноменология познания. М.; СПб., 2002.

55. Ким Су Кван. Основные аспекты творческой эволюции Ю. М. Лотмана: «иконичность», «пространственность», «мифологичность», «личностность». М., 2003.

56. Кристева Ю. Разрушение поэтики // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М., 2000.61 .Кришнамурти Дж. Свобода от известного. К., 1991.

57. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., 1995.

58. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1937.

59. ЮЛеви-Строс К Первобытное мышление. М., 1999.

60. Меви-Строс К. Структурная антропология. М., 2001.

61. Леви-Строс К. Мифологики. В 4-х тт. Том 1. Сырое и приготовленное. М., 1999.

62. Леонтьев А. А. Деятельный ум (Деятельность, Знак, Личность). М., 2001.1АЛири Т. История будущего. К., 2001.15Лири Т. Семь языков бога. К., 2001.

63. Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.

64. Лосев А. Ф. Бытие имя - космос. - М., 1993.78Лосев А. Ф. Дерзание духа. М., 1988.19Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991.80Лосев А. Ф. Форма Стиль - Выражение. - М., 1995.

65. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII начало XIX века). - СПб., 1996.82Лотман Ю. М. Воспитание души. СПб., 2003.

66. Лотман Ю. М. Семиосфера. СПб., 2004.

67. Мамардашвили М. Кантианские вариации. М., 2002.

68. Мамардашвили М. Лекции по античной философии. М., 2002.94.^Мамардашвили М. К., Пятигорский А. М. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. М., 1999.

69. Мамардашвили М. К. Стрела познания (набросок естественноисторической гносеологии). М., 1997.

70. Мамардашвили М. К. Философские чтения. СПб., 2002.

71. Моррис Ч. Основания теории знаков / Семиотика: Антология. М.; Екатеринбург, 2001.98 .Мукаржовский Я. Исследования по эстетике и теории искусства. -М., 1994.

72. Мукаржовский Я. Структуральная поэтика. М., 1996.

73. Набоков В. В. Лекции по зарубежной литературе. М., 2000.

74. Наранхо К. Агония патриархата и надежда на триединое общество. Воронеж, 1995.

75. Наранхо К. Гештальт-терапия: Отношение и Практика атеоретического эмпиризма. Воронеж, 1995.

76. Наранхо К. Песни просвещения. СПб., 1997.

77. Наранхо К. Энеа-типологические структуры личности: Самоанализ для ищущего. Воронеж, 1995.

78. Ницше Ф. Стихотворения. Философская проза. СПб., 1993.

79. Ожегов С. И. и Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений. М., 1999.

80. Перспективы метафизики: классическая и неклассическая метафизика на рубеже веков. СПб., 2000.

81. Пирс Ч Начала прагматизма. СПб., 2000.

82. Потебня А. А. Мысль и язык // Потебня А. А. Слово и миф. -М., 1989.

83. Почепцов Г. Г. Русская семиотика. К., 2001.

84. Почепцов Г. Г. Семиотика. М., К., 2002.

85. Почепцов Г. Г. Теория коммуникации. К., 2003.

86. Проективный философский словарь: Новые термины и понятия. СПб., 2003.

87. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. М., 1946.

88. Пропп В. Я. Морфология сказки. М., 1969.

89. Пропп В. Я. Поэтика фольклора. М., 1998.

90. Пропп В. Я. Проблемы комизма и смеха. М., 1976.

91. Пропп В. Я. Русская сказка. Л., 1984.

92. Пятигорский А. М. Избранные труды. М., 2005.

93. Пятигорский А. М. Мифологические размышления. Лекции по феноменологии мифа. М., 1996.

94. Пятигорский А. М. Непрекращаемый разговор. СПб., 2004.

95. Радхакришнан С. Индийская философия. М., 1956.

96. Рассел Б. Проблемы философии // Джеймс У. Введение в философию; Рассел Б. Проблемы философии. М., 2000.

97. Рассел Б. Человеческое познание: его сфера и границы. М., 1956.

98. Ровнер А. Б. Гурджиев и Успенский. М., 2002.

99. Ровнер А. Третья культура. СПб., 1996.

100. Романенко Ю. М. Бытие и естество: Онтология и метафизика как типы философского знания. СПб., 2003.

101. Руднев В. П. Энциклопедический словарь культуры XX века. -М., 2001.

102. Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. М., 1997.

103. Семиотика: Антология. М.; Екатеринбург, 2001.

104. Серио П. Структура и целостность: Об интеллектуальных истоках структурализма в Центральной и Восточной Европе. 1920 -30-е гг.-М., 2001.

105. Синергетическая парадигма. Когнитивно-коммуникативные стратегии современного научного познания. М., 2004.

106. Синергетическая парадигма. Многообразие поисков и подходов. М., 2000.

107. Синергетическая парадигма. Нелинейное мышление в науке и искусстве. М., 2002.

108. Синергетическая парадигма. Человек и общество в условиях нестабильности. М., 2003.

109. Смирнов И. П. Смысл как таковой. СПб., 2001.

110. Смирнов И. П. Мегаистория. К исторической типологии культуры. М., 2000.

111. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник.-М., 1996.

112. Солнцев В. М. Язык как системно-структурное образование. -М., 1971.

113. Соловьев В. С. Сочинения в 2 т. М., 1988.

114. Соссюр Ф де. Курс общей лингвистики. М., 2004.

115. Степанов Ю. С. В мире семиотики // Семиотика: Антология. -М.; Екатеринбург, 2001.

116. Степанов Ю. С. В трехмерном пространстве языка (Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства). -М., 1985.

117. Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры. М., 2004.

118. Степанов Ю. С. Семиотика. М., 1971.

119. Степанов Ю. С. Язык и метод: К современной философии языка.-М., 1998.

120. Степин В. С. Теоретическое знание. М., 2000.

121. Тейяр де Шарден П. Феномен человека: Сб. очерков и эссе. -М., 2002.

122. Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991.

123. Топоров В. Н. Исследования по этимологии и семантике. Т. 1: Теория и некоторые частные ее приложения. М., 2005.

124. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995.

125. Топоров В. Н. Предыстория литературы у славян. Опыт реконструкции (Введение к курсу истории славянских литератур). -М, 1998.

126. Топоров В. Н. Эней человек судьбы. К средиземноморской персонологии. - М., 1993.

127. Трубецкой Н. С. Основы фонологии. М., 1999.

128. Тулъчинский Г. Л. Постчеловеческая персонология. Новые перспективы свободы и рациональности. СПб., 2002.

129. Тынянов Ю. Н. Архаисты и новаторы. Л., 1929.

130. Тынянов Ю. Н. Литературный факт. М., 1993.

131. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1997.

132. Тынянов Ю. Н. Проблема стихотворного языка. М., 2004.

133. Успенский Б. А. Крест и круг: Из истории христианской символики. М., 2006.

134. Успенский Б. А. Семиотика искусства. М., 1995.

135. Успенский П. Д. В поисках чудесного. СПб., 1994.

136. Успенский П. Д. Новая модель вселенной. СПб., 1993.

137. Успенский П. Д. Психология возможной эволюции человека; Космология возможной эволюции человека. СПб., 1995.

138. Успенский П. Д. Tertium organum. СПб., 1992.

139. Философский энциклопедический словарь. М., 1989.

140. Флоренский П. А. Иконастас. М., 1995.

141. Флоренский П. А. Столп и утверждение Истины (I). М., 1990.

142. Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М., 2000.

143. Фреге Г. Смысл и денотат // Семиотика и информатика. Мм 1997. Вып. 8.

144. Фуко М. Археология знания. К., 1996.

145. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. -СПб., 1994.

146. Хансен-Леве О. А. Русский формализм. Методологическая реконструкция развития на основе принципа остранения. М., 2001.

147. Хлебников В. Творения. М., 1986.

148. Чаттерджи С., Дата Д. Индийская философия. М., 1994.

149. Шелковников А. Ю. Интегральная поэтика Н. С. Гумилева. Семиотика акмеизма: Монография. Барнаул, 2002.

150. Шкловский В. Б. Гамбургский счет. М., 1990.

151. Шкловский В. Б. Искусство как прием // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. М., 1997.

152. Шкловский В. Б. О поэзии и заумном языке // Сборники по теории поэтического языка.-П., 1916.

153. Шкловский В. Б. О статье Романа Якобсона Поэзия грамматики и грамматика поэзии. Новые следы // Шкловский В. Б, Избранное. -В 2-х тт.-Т. 2.-М., 1983.

154. Шкловский В. Б. О теории прозы. М. - Л., 1925.

155. Шпенглер О. Закат Европы. Новосибирск, 1993.

156. Шпет Г. Г. Внутренняя форма слова. М., 1927.

157. Шубарт В. Европа и душа Востока. М., 2003.

158. Эвола Ю. Языческий империализм. М., 1994.

159. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. -СПб., 2004.

160. Элиаде М. Аспекты мифа. М., 2000.

161. Элиаде М. Избранные сочинения: Миф о вечном возвращении; Образы и символы; Священное и мирское. М., 2000.

162. Элиаде М. Йога: бессмертие и свобода. СПб., 2004.

163. Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. -М., 1994.

164. Энциклопедия символов, знаков, эмблем. М., 2002.

165. Эпштейн М. Н. Постмодерн в России. Литература и теория. -М., 2000.

166. Эпштейн М. Н. Философия возможного. СПб., 2001.

167. Юнг К. Г. Воспоминания. Размышления. Сновидения. М., 1994.

168. Юнг К. Г. Душа и миф: Шесть архетипов. К., 1996.

169. Юнг К. Г. Психология и алхимия. М. - К., 1997.

170. Якобсон Р. О. Избранные работы. М., 1985.

171. Якобсон Р. О. К вопросу о зрительных и слуховых знаках // Семиотика и искусствометрия. М., 1972.

172. Якобсон Р. О. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против». М., 1975.

173. Якобсон Р. О. Работы по поэтике. М., 1987.

174. Якобсон Р. О. Язык и бессознательное. М, 1996.

175. Ямпольский М. Память Тиресия. Интертекстуальность и кинематограф. М., 1993.

176. Eco U. A theory of semiotics. Bloomington etc., 1976.

177. Eco U. Art and beauty in middle ages. New Haven etc., 1986.

178. Eco U. The role of the reader. Explorations in the semiotics of texts. Bloomington etc., 1979.

179. Eco U., Sebeok T. A. (eds.). The sign of three. Dupin, Holmes, Peirce. Bloomington etc., 1983.

180. Harland R. Superstructuralism. London etc., 1987.

181. On signs. Baltimore, 1985.

182. Morris Ch. W. Foundations of the theory of signs. Chicago, 1938.

183. Pesonen P. Тексты жизни и искусства. Texts of life and art. -Helsinki, 1997.

184. The sign of three. Dupin, Holmes, Peirce. Ed. by U. Eco,

185. T. A. Sebeok. Bloomington etc., 1983.