автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.03
диссертация на тему: Философская программа М. М. Бахтина и смена парадигмы в гуманитарном познании
Текст диссертации на тему "Философская программа М. М. Бахтина и смена парадигмы в гуманитарном познании"
На правах рукописи
МАХЛИН Виталий Львович ^^^^
ФИЛОСОФСКАЯ ПРОГРАММА М.М.БАХТИНА И СМЕНА ПАРАДИГМЫ В ГУМАНИТАРНОМ ПОЗНАНИИ
1 Й-)'
дгдил ученую степень
ДГ
ДЬНКК'
Специальность 09.00.03 — история философии
Диссертация в виде научного доклада на соискание ученой степени доктора философских наук
ум ВАК
____19 _
Работа выполнена на кафедре философии
Московского педагогического государственного университета
Официальные оппоненты:
доктор философских наук, профессор ДОБРОХОТОВ А. Л.
доктор искусствоведческих наук, профессор СОКОЛОВ М. Н.
доктор философских наук, профессор ГУРЕВИЧ П. С.
Ведущая организация - Волгоградский государственный университет'
ьхз
Защита состоится _
на заседании диссертационно! о с, овском
педагогическом государственном у " .-■■•.*су:
117571, Москва, проспект Вернадского *
С диссертацией в виде научного доклада можно ознакомиться в библиотеке МПГУ по адресу: 119882, Москва, ул. М. Пироговская, д. 1
Научный доклад разослан " о "______ 1997 г.
I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Работа обобщает сделанное за тринадцать лет и намечает направления дальнейших исследований.
Актуальность темы. Три взаимосвязанных проблемы, которые зафиксированы в заголовке, дают основания считать тему актуальной:
(1) До недавнего времени наследие русского мыслителя и ученого Михаила Михайловича Бахтина (1895-1975) было предметом интереса и интерпретации, как правило, со стороны литературоведов, филологов, семиотиков, историков культуры и т.п. Лишь в последнее время сложилось представление, что М.Бахтин — это философ прежде всего (хотя и особого рода). Все дошедшие до нас его работы (включая опубликованные в советское время монографии о Достоевском и Рабле) — на самом деле только фрагменты, тексты вне авторского контекста, за которым стоит вышколенный кантианством систематический мыслитель. Наследие его нуждается сегодня — по сравнению с 60-ми и даже 80-ми годами — по выражению самого Бахтина, в "обновленной проблематизации". Но где и как искать этот фундаментальный контекст бахтинского научно-философского авторства? Можно ли, как минимум, так сказать, прочертить пунктир непрерывности бахтинской мысли? Каковы, как он сам говорил, "посредствующие звенья", связывающие одни его идеи с другими, ранние работы с более поздними, включая и так называемые "спорные тексты", опубликованные под именами друзей? Как сочетаются Бахтин-философ, Бахтин-христолог и Бахтин-филолог и литературовед, ставший первооткрывателем в специальных областях гуманитарии в такой мере, в какой этого, пожалуй, на удалось ни одному из великих философов, XX в.? Каков масштаб историчности его мышления — масштаб, явно выпадающий из привычных представлений об историческом времени, сложившихся в Новое время? Каковы причины "второго рождения" Бахтина — не столько в его, сколько в наше время, — "гротескной хронологии" единственной в своем роде истории восприятия его концепций на родине и за рубежом за последние три с половиной десятилетия? Наконец, где "место" Бахтина в истории мысли, в гуманитарной культуре нашего столетия, как явления национального и, вместе с тем, общеевропейского, мирового?
(2) Ответы на эти вопросы в данной работе мы ищем в такой проблемной .¡-■кости, которая далеко выходит за пределы бахтинистики и касается акту-
члвной в современной философии науки темы "смены парадигмы". На наш "пяц, актуальность этой выдвинутой, как известно, Т.Куном концепции не ог-
_ .-лвается сферой теории науки (где она обычно обсуждается), а имеет пря-
отношение также и к опыту гуманитарных наук, как исторической g _ ктике". Более того: вопрос Т.Куна о "смене парадигмы" ограничен теорети-S а !навательной плоскостью и моделью естественнонаучного познания; в этих cj j : !|ах актуальность вопроса, как кажется, не может быть осознана в полной —• Йными словами, проблематика Т.Куна нуждается в дополнительной, гер-зт^ческой тематизации в сфере исторического опыта и наук об историче-■ыте, т.е. в плоскости гуманитарного познания и философских основ его.
d. такой дополнительной тематизации "смены парадигмы" ощущается
сегодня повсеместно, особенно в отечественной философии и методологии гуманитарных наук. Это объясняется, очевидно, тем, что по не относящимся к науке причинам отечественная философия и гуманитария не сумели вполне реализовать те возможности, которые, по-видимому, созрели в России в начале XX в. Приходится констатировать, что в советской философии, ориентировавшейся, явным образом, на анахроническую и догматическую теорию познания естественнонаучного образца, — "смена парадигмы", как факт и фактор исторического бытия-события, социокультурной действительности жизненного мира (а отсюда научного сознания и познания), не могла быть в подлинном смысле осознана и тематизирована. Поэтому основное событие в западной (прежде всего немецкой) философии XX в. — "переход от мира науки к миру жизни"1 в самой философской науке — остается почти вовсе еще не понятым у нас в своих мотивациях, основаниях и результатах. С другой стороны, процесс смены парадигмы не мог не затронуть и отечественные гуманитарные науки: как и на Западе, у нас в пореволюционные годы произошел (давно зревший) раскол между гуманитарными науками и философией — "ихним Гейстом", как иронизировали между собою русские формалисты. То была относительно оправданная защитная реакция специальных наук против теоретизированных (в том числе и научных) притязаний Разума и Духа в самих "науках о духе", оберегавших специфику своего предмета. И в результате смена парадигмы, определившая, в значительной мере, пути развития как философских, так и иных гуманитарных наук, выразилась в том, что единство гуманитарно-филологического мышления (и, соответственно, гуманистического сознания), по точной констатации С.С.Аверинцева , "было взорвано во всех измерениях"2. Позитивные моменты "взрыва" имели очевидные резоны и выгоды; негативные же последствия должны были сказаться не сразу; но сегодня налицо скорее они. Бахтин оценил ситуацию в момент "взрыва", притом в полном объеме. Здесь, логически и исторически, место того "и", которое соединяет в названии данного исследования проблему научно-философской программы М.Бахтина с проблемой "смены парадигмы" и различными объективациями ее, прежде всего в "поворотах" философии — феноменологическом, экзистенциальном, онтологическом, диалогическом, лингвистическом, герменевтическом и т.п.
(3) Актуальной представляется предпринятая в этом исследовании двусторонняя попытка реконструировать философскую программу Бахтина на путеводной нити "перехода", о котором говорит Гадамер, а сам этот парадигматический сдвиг или переход рассмотреть как имманентную логику бах-тинского авторства, как программу. Наследие Бахтина, освобожденное от дурной модернизации (если угодно, "постмодернизации"), на наш взгляд, обладает, при всей своей внешней незавершенности и недоговоренности, мощным потенциалом "собирания" исторической действительности мира, сознания и познания. В ситуации сегодняшнего философского и общекультурного кризиса, как
1 Гадамер Г.-Г. К русским читателям // Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., "Искусство", 1991. СЛ.
2 Аверинцев С.С. Филология // "Краткая литературная энциклопедия", М., "Сов. энциклопедия", 1972. Кол. 979.
бы утраты реальности вместе с саморазложением многих укоренившихся теоретических и общественных представлений и идеализаций, такое собирание исторической реальности, частью которой мы сами являемся, необходимо для новой продуктивной ориентации. Речь идет о более или менее общем ходе вещей; для России, как и в начале века, ситуация является особенно острой и ответственной. За научной проблемой смены парадигмы стоит "ино-научный" опыт, то, что можно назвать, употребляя выражение Достоевского, русским "запросом на идею". Задача, по-видимому, состоит в том, чтобы суметь отказаться от ряда исторических (до- и по-революционных) интуиций, предрассудков и иллюзий, не отказываясь, однако, ни от парадигматического для XX в. русского опыта, ни от своего "права на слово" — права, которое сегодня и впредь придется отстаивать заново.
Степень разработанности проблемы. Уже к началу 90-х гг. на Западе и в России появился ряд монографий (М.Холквиста/К.Кларк, Г.С.Морсона/ К.Эмерсон, Цв.С.Тодорова, В.С.Библера), в которых были сделаны интересные и продуктивные попытки осмыслить единство бахтинской мысли (так называемый "диалогизм" М.Бахтина) в контексте современной истории гуманитарной культуры Х1Х-ХХ вв. Тем не менее "второй конец века" принес такие резкие изменения социокультурного, научно-теоретического, общественного порядка, ситуация в самой бахтинистике так явно изменилась и продолжает меняться на наших глазах, что ощущается нужда в новых подходах, способных, с одной стороны, освободить бахтинистику от модернизаций, а с другой — подтвердить смелый тезис Бахтина о "положительной модернизации" на материале его собственного творчества. В самом деле: по мере того как появляются архивы Бахтина1 и достоянием общественности становятся его собственные свидетельства2 и свидетельства мемуаристов3, наряду с появлением материалов по истории так называемой Невельской школы философии4, — становится все очевиднее некая онтологически-событийная "нестыковка" горизонтов: в бахтинистике — между интерпретациями и предметом интерпретаций, вне бахтинистики — между началом и концом XX в. Невозможно признать случайным тот факт , что в 60-80-е гг. Бахтина зачастую истолковывали (и у нас, и на Западе) с тех самых теоретических позиций, с которыми он полемизировал на протяжении всей своей жизни (формалистических, структуралистских, сциентистских, марксистских и т.п.). Все это сегодня стало невозможным; своеобразная "реакция" против Бахтина в филологии (особенно в пост-советской) — тому подтверждение. Деконструируются старые представления в новой ситуации. Бахтин в СССР и по-своему на Западе
1 Бахтин М.М. Собрание сочинений в семи томах Т.5: Работы 1940-начала 60-х годов. М.,1996.
2 Беседы В.Д.Дувакина с М.М.Бахтиным. М.,1996.
3 Бочаров С.Г. Об одном разговоре и вокруг него// "Новое литературное обозрение", №2 (3993). С. 7089. См. также воспоминания Г.Д .Гачева, В.В.Кожинова, В.Н.Турбина и др.
■•Николаев Н.И. Невельская школа философии: М.Бахтин, М.Каган, Л.Пумпянский И М.М.Бахтин и философская культура XX в. Выпуск первый. Часть 2. Спб., 1991. С.31-43; Каган Ю.М. Люди не нашего времени // "Бахтинский сборник". Кн. 11, М., 1991.С.87-98; Лекции и выступления М.М.Бахтина в записи Л.В.Пумпянского I Публ. и прим. Н.И.Николаева. // Бахтин как философ. М., "Наука". 1992.С.221-252; Пул Б. Роль М.И.Кагана в становлении философии М.М.Бахтина (от Германа Когену к Максу Шелеру) // "Бахтинский сборник". Кн. III. М.Д997.С.162-181; Пумпянский Л.В. Невельские доклады / Подг. текста Н.И.Николаева И "Литературное обозрение", 1997, № 2.С.З-19. /См. 7; 15; 20; 21/.
был в 60-80-е гг., мы бы сказали, Троянским конем другости (инаковости): он был настолько своеобразен и, вместе с тем, как бы понятен, что его не преминули сделать внешним авторитетом внутреннего самоутверждения, не разобравшись в сути дела; это объясняет пост-советский рессентимент. Такие понятия, как "диалог", "карнавализация", "полифония" превратились (у нас и на Западе) в своего рода жаргон неподлинности — так велико расхождение между смыслом этих понятий у Бахтина и экспроприацией понятий в особенности на почве идеологического постмодерна.'Можно говорить о заслуженном кризисе бахти-нистики сегодня: прежние представления само-деконструировались, а новые еще не возникли. При этом дискуссии вокруг идей Бахтина не только не идут на убыль, а наоборот, ширятся и обновляются (в "Индексе цитирования" за рубежом Бахтин занимает третье место). В 90-е годы появились работы, тесно связанные с темой данного исследования. Сюда относятся попытки понять "бахтинскую революцию" в гуманитарном познании1; междисциплинарные контексты бахтинской мысли XIX-XX вв.2; перформативный аспект бахтинского авторства в связи с проблемой Бахтина и его "масок"3. Важны также работы в историко-культурном и теоретическом жанре "Бахтин и ..."4; исследования взаимоотношений бахтинской мысли с "постмодернизмом"5, с "лингвистическим поворотом" в России и на Западе6. Особое значение для нашей темы имеют новейшие историко-философские и теоретико-методологические исследования7. Наконец следует упомянуть новую отрасль бахтинистики, посвященную сближению российской и зарубежной бахтинисти-ки8. Эти и подобные работы подготавливают новые подходы к наследию Бахтина в большом контексте "конца Нового времени".
Цель и задачи исследования. Наметить реконструктивный подход к философской программе М.М.Бахтина в ее развитии — подход, преобразующий условия возможности восприятия и понимания его авторства с нашего сегодняшнего места-времени: такова цель диссертационного исследования. В соответствии с нею ставятся следующие задачи:
(1) реконструировать принципиальное направление и смысл преобразования М.М.Бахтиным западной философской традиции, от Платона до неокантианства;
(2) тематизировать "диалогизующий фон" (Бахтин) — историко-философский и общекультурный — бахтинской программы, т.е. тот объектив-
1 Ponzio A. La revoluzione bachtiniana: II pensiero di Bachtin e l'ideologia contaparanea. Bari 1997.
2 Bakhtin in Contexts: Across the Disciplines / Ed. by Any Mandelker. Evanston (111.) 1995.
3 Bachtin e le sue maschere: 11 percorso bachtiniano fino ai Problemi dell' opera di Dostoevski) (1919-1929). Bari 1995.
4 Bachtin e...: Averincev, Benjamin, Frend, Greimas, Levinas, Marx... Bari 1993; Haynes D.I. Bakhtin and the Visual Arts. Cambridge UP 1995.
5 Lavala J.M. La postmodernidad y Mijail Bajtin. Madrid 1991; Malcuzynski M.-P. Entre - dialogues avec Bachtin ou sociocritique de la [de| raison poliphonique. Amsterdam 1992.
6 Friedrich J. Der Gestalt der Sprachform; Paradigmen von Bachtin bis Vygotskij. Berlin 1993.
7 Freise M. Michail Bachtins philosophische Ästhetik der Literatur. Frankfurt a. M. etc. 1993; Bemard-Donalds M.F. Mikhail Bakhtin: Between Phenomenology and Marxism. Cambridge UP, 1994.
8 Face to Face: Bakhtin in Russia and the West. Sheffield UP; Emerson C. The First Hundred Years of Mikhail Bakhtin. Princeton UP 1997.
ный исторический контекст, который Бахтин, буквально, "имел в виду" и ответом на который стало его авторство;
(3) поставить проблему "смену парадигмы" в философии, в гуманитарном мышлении XX в. под углом зрения социокультурных трансформаций извне и изнутри "теории";
(4) охарактеризовать основные теоретико-философские и общегуманитарные программы исхода из "забвения бытия" в ситуации конца Нового времени;
(5) установить "условия невозможности" (ограничения) продуктивной встречи с бахтинской мыслью в горизонте идеологического постмодерна — теоретических практик культуравангарда и социального утопизма на стадии самоотрицания и эпигонской радикализации;
(6) рассмотреть истоки гуманитарного кризиса нашего времени изнутри проблемной констелляции начала XX в., на путеводной нити критики Бахтиным классического и нового "теоретизма", "монологизма" и т.п.;
(7) поставить проблему неофициальной русской культуры 20-х гг., постсимволистской и пост-революционной, как непосредственной "почвы" бахтинской мысли;
(8) поставить в связь литературно-философские монографии Бахтина о Достоевском и Рабле с его философской , программой преобразования гуманистически-просветительского Разума. С точки зрения этой задачи тезис Бахтина о "радикально новой авторской позиции" Достоевского-художника в полифоническом романе1 оборачивается вопросом о радикально новой авторской позиции самого Бахтина в культуре XX в., но не в художественном, а в научно-философском познании.
Методологические основы и источники исследования. Соискатель опирался на три группы источников. Во-первых, основной ориентацией и опорой служила методология самого Бахтина: внешне фрагментарная, она обладает внутренней цельностью и, главное, актуальным герменевтическим потенциалом2. Во-вторых, мы опирались на неисторицистскую концепцию жизненного мира опыта, времени и историчности, которая через С.Кьеркегора и В.Дильтея, М.Хайдеггера и Э.Гуссерля, Г.Миша и западных "философов диалога" ведет к Г.-Г.Гадамеру, образуя новую парадигму познания, которую можно назвать эк-зистенциально-феноменолого-герменевтической философией "жизненного мира" /см. 8, с. 56/. В-третьих, соискатель опирался на работы отечественных философов и исследователей общегуманитарной ориентации (работы С.С.Аверинцева, Л.М.Баткина, В.С.Библера, В.В.Бибихина, П.П.Гайденко, Ю.Н.Давыдова, А.Ф.Лосева, М.К.Мамардашвили, А.В.Михайлова, Л.А.Микешиной, Н.В.Мотрошиловой, А.П.Огурцова, Э.Ю.Соловьева, Г.В.Сориной, С.С.Хоружего и др.), а также на бахтиноведческую литературу — отечественную (С.Г.Бочаров, К.Г.Исупов, А.Н.Исаков, В.В.Кожинов, Н.И.Николаев, О.Е.Осовский, В.Н.Турбин и др.) и зарубежную (В.Ляпунов, А.Михайлович, Г.С.Морсон, М.Холквист, В.Страда, К.Эмерсон и др.).
1 Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М.,"Сов. писатель", 1963. С. 77.
2 См., в частности: Бахтин М.М. К философским основам гуманитарных наук // Бахтин М.М. Соб. соч. Т.5. Цит. изд. С.7-10.
Научная новизна исследования. Мысль о внутреннем единстве бахтинской мысл