автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Философско-эстетическая концепция и ее интертекстуальная реализация в прозе Н. Гумилёва

Полный текст автореферата диссертации по теме "Философско-эстетическая концепция и ее интертекстуальная реализация в прозе Н. Гумилёва"

На правах рукописи

Грачева Диана Сергеевна

Философско-эстетическая концепция и её интертекстуальная реализация в прозе Н. Гумилёва (сборник рассказов «Тень от пальмы»)

Специальность 10.01.01 — русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

Воронеж - 2006

Работа выполнена в Воронежском государственном университете

Научный руководитель — доктор филологических наук, профессор

Наталья Александровна Молчанова

Официальные оппоненты — доктор филологических наук, профессор

Любовь Геннадьевна Кихней

— кандидат филологических наук, доцент Марина Анатольевна Слинько

Ведущая организация — Санкт-Петербургский гуманитарный

университет профсоюзов

Защита состоится «27» декабря 2006 г. в часов на заседании диссертационного совета Д 212. 038. 14 в Воронежском государственном университете по адресу: 394006, пл. Ленина 10, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Воронежского государственного университета.

Автореферат разослан « » с/елг^^ия, 2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

О.А. Бердникова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ Творчество Н. Гумилёва лишь недавно стало возвращаться не только к читателю, но и к исследователю. Этого художника не издавали больше шести десятилетий, его табуированное имя вычёркивалось цензорами и редакторами из книг и статей. Последние два десятилетия стали появляться работы о Н. Гумилёве-человеке, путешественнике, этнографе, основателе акмеизма и литературном критике, наконец, поэте. Но до сих пор два аспекта — Н. Гумилёв-прозаик, да ещё, пожалуй (хотя и в меньшей степени), Н. Гумилёв-драматург - остаются мало исследованными. Между тем проза представляет значительный пласт творчества художника, и анализ её поможет понять направление поисков Н. Гумилёва в начале пути, осмыслить процесс эволюции от символизма к акмеизму. Этим положением и определяется актуальность предлагаемой работы.

Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней впервые предпринимается попытка целостного интертекстуального анализа сборника рассказов «Тень от пальмы» и определения роли рассказов в формировании акмеистической концепции.

Объектом исследования является сборник рассказов Н. Гумилёва «Тень от пальмы», а предметом — философия прозаических текстов автора и их интертекстуальные связи.

Цель работы - выявление философско-эстетической специфики указанных прозаических произведений Н. Гумилёва. Цель работы предполагает решение следующих задач:

1) обозначить идейно-тематическую направленность сборника рассказов и рассмотреть его как художественное явление, выявив специфику каждого рассказа в отдельности;

2) установить роль художественной прозы Н. Гумилёва в формировании акмеистической концепции;

3) выявить основные культурно-исторические пласты предшествующего и современного художнику искусства, представленные в рассказах;

4) определить способы введения и функции актуализованных интертекстов. В работе использованы историко-литературный с элементами

биографического, системно-типологический, сравнительно-исторический и герменевтико-интерпретационный методы, а также метод интертекстуального анализа текста.

Теоретическая база исследования определена работами по полифонии и интертекстуальности М. Бахтина, Ю. Караулова, Ю. Кристевой, Г. Слышкина, И. Смирнова и других.

Методологически значимыми для диссертационного исследования стали посвященные проблеме соотношения своего и чужого слова у акмеистов работы М. Гаспарова, Н. Грякаловой, Л. Кихней, Ю. Левина, Г. Левинтона, О. Лекманова, М. Лотмана, 3. Минц, О. Ронена, М. Рубине, Д. Сегала, И. Смирнова, К. Тарановского, Р. Тименчика, В. Топорова, Н. Фатеевой, Т. Цивьян, О. Ханзен-Лёве. Кроме того, актуальными для исследования стали посвящённые проблеме интрекстуальности собственно гумилевских текстов

работы А. Архиповой, Л. Аллена, М. Баскера, Н. Богомолова, В. Десятова, С. Зинина, Ю. Зобнина, Т. Зориной, К. Ичина, А. Кобринского, С. Колосовой, А. Казанцевой, Г. Косикова, И. Кравцовой, О. Лекманова, Е. Мазуровой,

0. Обуховой, А. Павловского, П. Паздникова, Е. Раскиной, Е. Сергеевой, Р. Тименчика и других.

Исследование философско-эстетической специфики прозаических произведений Н. Гумилёва проводилось с учётом работ, написанных непосредственно по прозе этого автора. Среди них исследования М. Баскера, М. Васильевой, И. Ерыкаловой, С. Зинина, С. Колосовой, О. Обуховой, А. Поповой, Е. Раскиной, Э. Сампсона, а также Е. Беренштейна, О. Егоровой, Ю. Зобнина, А. Кобринского, Е. Подшиваловой, В. Полушина.

Практическая значимость исследования состоит в том, что его материалы (основные положения, конкретные наблюдения) могут быть использованы в последующих научных разработках, посвященных творчеству Н.Гумилёва, а также при подготовке вузовских курсов по истории русской литературы конца XIX- начала XX века и спецкурсов по прозе и поэзии автора.

Значительный вклад в исследование внесён тем, что автор диссертации был включен в число участников подготовки шестого тома художественной прозы полного собрания сочинений Н.С. Гумилёва, который содержит ссылки на статьи, напечатанные по теме диссертации и включённые в примечания научно-художественного издания, выпущенного Пушкинским домом (Гумилёв Н.С. Полное собрание сочинений. В 10т. Т.6. Художественная проза. - М.: Воскресенье, 2005. — 544 е.).

Структура работы обусловлена целями и задачами исследования и определена философско-эстетической направленностью рассказов. Диссертация состоит из Введения, четырёх Глав, Заключения и библиографического списка. При распределении материала по главам использовался идейно-тематический принцип. В каждой главе выделяется важная для прозы Н. Гумилёва тема и исследуются пути воплощения авторского замысла.

Основные положения, выносимые на защиту.

1. Сборник рассказов Н. Гумилёва «Тень от пальмы» представляет собой художественное явление, включённое в единый «текст» гумилёвского творчества. Рассказы дополняют друг друга, каждый по-своему раскрывая суть гумилёвского мировоззрения.

2. В ранней художественной прозе Н. Гумилёва (более свободной от влияния символистской поэзии, нежели его стихи этого периода) происходит становление акмеистической философии. Проза представляет собой своеобразное экспериментальное поле, на художественном пространстве которого обдумываются и проверяются основные положения будущих манифестов.

3. В сборнике рассказов «Тень от пальмы» Н.Гумилёв обращается к вечным темам (любовь, тайна, страсть и вожделение, творчество, смерть,

вера), но предлагает их новое прочтение в свете философии и эстетики зарождающегося течения.

4. Принцип «преемственности во имя искусства» реализуется в рассказах не только на концептуальном, но и на текстовом уровне: Н. Гумилёв выстраивает свою концепцию, обращаясь к разным пространственно-временным полям, «текстам культуры» (произведениям различных видов искусства) и «текстам жизни».

5. Н. Гумилёв использует все способы введения реминисценций в текст (упоминание, цитацию, квазицитацию, аллюзию, продолжение), при этом прецедентные тексты в контексте нового целого (гумилевских рассказов) вступают в сложные взаимоотношения друг с другом и с «вместившим» их произведением. Культурные коннотации, отсылая к художественным мирам писателей разных эпох и стран, создают многоуровневую, сложным образом переплетающую эмоции и мысли ассоциативную глубину.

Работа прошла апробацию на следующих 1) международных научных конференциях: «Международная конференция молодых филологов» (Тарту 2002, 2003, 2004), «Мир идей и взаимодействие художественных языков в литературе нового времени» (Воронеж 2003), «Эйхенбаумовские чтения -5» (Воронеж 2004, 2006), «Научно-литературные чтения, посвященные 150-летию со дня рождения И.Ф. Анненского» (Москва 2005), «Русский синтаксис в лингвистике третьего тысячелетия» (Воронеж 2006), «Гумилёвские чтения» (Санкт-Петербург 2006); 2) всероссийских научных конференциях: «Русская литература и философия: постижение человека» (Липецк 2003), «Русская словесность на рубеже веков: методология и методика преподавания русского языка» (Воронеж 2005), а также итоговых научных сессиях ВГУ (Воронеж 2004, 2005). По теме диссертации опубликовано пятнадцать работ.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении выявляется актуальность и новизна темы, характеризуется степень её изученности, формулируются цели и задачи исследования, обозначаются основные положения и теоретические принципы диссертации, определяются основные термины и понятия, даётся обзор научной литературы.

В Главе 1 — «Становление акмеистической философии любви: "земная любовь" и "непознаваемое"» - рассматривается формирование акмеистической философии любви, которая позднее будет пережита и интерпретирована в лирике. Как правило, прозаические тексты Н. Гумилёва многотемны, при этом тема любви проходит через всё творчество и часто определяет или дополняет осмысление других. В сборнике "Тень от пальмы" она представлена практически во всех рассказах. В одних новеллах художник выдвигает эту тему на первый план, в других она стоит на периферии и является лишь продолжением разговора о любви, который ведёт автор с читателем и собой в рамках сборника. Каждый из рассказов дополняет общую концепцию. Основная идея, объединяющая все рассказы, -

утверждение земной любви, отрицание ухода от неё, предупреждение об опасности соприкосновения с миром «непознаваемого».

§ 1. Три ипостаси любви (рассказ «Радости земной любви») посвящен изучению указанного рассказа Н. Гумилёва, в котором он, косвенно ведя спор с символистами, и в частности с А. Блоком, говорит о трёх проявлениях чувства к женщине: возвышенном неземном (Данте и Беатриче), возвышенном земном (Кавальканти и Примаверы) и приземлённом земном — вожделении (венецианского синьора к Примавере). Возвышенная земная любовь - любовь к земной женщине, способной пробудить великое чувство, созидающее человека, делающее его сильным и прекрасным, а его чувство — радостным и бессмертным. Понятие «земная» в тексте Н. Гумилёва приобретает особое значение, рождающееся в результате сочетания сем: «земной» - с одной стороны, миру земному принадлежащий, но при этом лишённый суетного, житейского, мирского; с другой — духовный, возвышенный. В рассказе «Радости земной любви» Н. Гумилёв приходит к иному восприятию двоемирия, противоположному тому, что было присуще символистам: земле и небу писатель «возвращает их первоначальный смысл» (А. Аверинцев), отрицает «братание с мистикой» (Н. Гумилёв), утверждает активное «приятие» земной любви, а значит, жизни.

Любовь (в широком понимании, но, прежде всего, мужчины к женщине) трактуется автором как чувство сакральное. Не случайно в рассказе возникает и переосмысливается библейский символ Святая Троица: Бог Отец, Бог Сын и Святой Дух - Беатриче, святой дух любви. Герой, искушаемый неземным миром (возможностью быть причастным к каждой из ипостасей гумилевской Троицы), отказыва-ется от него, поскольку его мир -Примавера - земная женщина, способная пробудить чувство, ни с чем несравнимой силы. Имя «Примавера» в контексте этой концепции (кроме перевода с итальян-ского «весна») обретает новое звучание — первая единственная вера.

§ 2. «Непознаваемое» в любви и гносеологическое табу (рассказ «Дочери Каина») посвящён анализу рассказа, в котором Н. Гумилёв продолжает развивать концепцию, созданную в новелле «Радости земной любви», однако акцент делает на недопустимости стремления приблизить «непознаваемое». «Непознаваемое» - особая эстетико-философская категория, которая «вызревает» в прозе Н. Гумилёва. Суть этого основополагающего акмеистического понятия автор раскроет в рамках программной статьи «Наследие символизма и акмеизм». «Непознаваемое» -это тайна, которая должна оставаться неприкосновенной, поскольку без неё мир утрачивает свою гармонию, выраженную в соотношении известного и нового, объяснимого и запретного, доступного и недосягаемого, что придаёт процессу культурного познания открытую перспективу; это идеал, который не может быть достигнут. Н. Гумилёв строит своё художественное размышление, доводя до логического завершения положение, с которым ведёт спор: он психологически исследует судьбу героя, посягнувшего на «тайное тайных». И сам Каин, и сэр Джемс, как и другие люди,

принадлежащие к разным историческим мирам, соприкасаясь с печальными девами (воплощающими «непознавае-мое»), теряют покой навсегда, и каждый становится «не живым и не мёртвым». На светлое чело пророка Заратустры ложатся глубокие морщины, Орфей теряет желание играть, пассионарные герои лишаются своего главного качества — способности радоваться жизни. Воплощающие идеал «отгорожены» от мира, вынесены в «синкретическое» время, так как «тайна должна оставаться тайной» (Н. Гумилёв), идеал должен быть недосягаем. Все попытки приблизить его приводят к «смерти при жизни». Сама природа «непознаваемого» оберегает себя и губит того, кто к нему прикасается, стремясь разрушить, сделать доступным.

В ранних рассказах Н. Гумилёва, «вынашивающих» новую концепцию акмеизма, ярко выраженным оказывается предметный план. В некоторых текстах «внимание к вещи» заметно особенно сильно: вещь может стать главным действующим лицом произведения («Скрипка Страдивариуса»), а может выступать в роли постоянно повторяющегося мотива, обрастая разными коннотациями. «Дочери Каина» - рассказ словно «выточенный» из камня. Камень не случайно становится предметом пристального внимания будущего основателя нового течения: в этом слове-предмете одновременно отражаются два основных акмеистических понятия: вещность и принадлежность земному. Смысловое «звучание» лексемы «камень» в рассказе «Дочери Каина» отличается семантическим многоголосием. Камень — это то, что приближено к земле, является её частью; при этом недопустимый отрыв от земного наказуем именно окаменением (своего рода возвратом на землю), то есть выпадением из земного, разумного, полного радости течения жизни. Окаменение у Н. Гумилёва - процесс метафизический, оно наступает как следствие проявления высшего закона существования - неприкосновенности к тайне.

Возвращаясь к концепции любви, выстроенной в «Радостях земной любви», Н. Гумилёв в рассказе «Дочери Каина» размышляет о природе любви неземной. Любовь к «непознаваемому», неземному, лишает покоя и после смерти (сэр Джемс). Земная любовь делает человека и его чувство бессмертным (уход Кавальканти в другой мир ничего не меняет в его отношении к Примавере, потому что такая любовь оказывается сильнее смерти).

В § 3. Дуализм образа героини как выражение конфликта земного и небесного («непознаваемого») (рассказ «Принцесса Зара») анализируется рассказ, в котором конфликт земного и «непознаваемого» воплощается в полигенетичном и многогранном образе героини. Н. Гумилёв продолжает выстраивать акмеистическую философию любви и размышлять над категорией «непознаваемого», о вечном стремлении людей совместить таинственное, непознаваемое (Светлая Дева лесов) и земное (принцесса Зара). Испытание земного возможностью стать не просто предметом преклонения (титул принцессы даёт такое право), но обрести статус божества, а значит, новое имя, оказывается гибельным.

Создавая сложную образную систему, художник, с одной стороны, приходит к мысли о том, что мир земной (принцесса Зара) и неземной — идеальный — (Светлая Дева лесов) бесконечно далеки друг от друга и все попытки их сблизить оканчиваются трагедией, говорит об опасности приближения к идеалу («непознаваемому»). С другой стороны, Принцесса Зара и Светлая Дева лесов становятся не только противопоставленными друг другу героинями, но и двумя формами существования одного явления: земное и «непознаваемое» оказываются разведены, хотя и связаны, они сосуществуют, но это дуалистическое единство, соединяющее противоборствующие начала. На первый взгляд может показаться, что Н. Гумилёв идёт вслед за символистами, противопоставляющими земной и неземной миры. Однако в «Принцессе Заре» писатель иначе расставляет акценты: он не отдаёт предпочтения миру идеальному, а акцентирует внимание на ложной и опасной попытке уйти от земного.

§ 4. Уход от земного, или сублимация любви-смерти (рассказ «Путешествие в страну эфира») включает анализ рассказа, который (в отличие от предшествующих) относится к зрелому периоду творчества, однако идеи, лежащие в его основе, подтверждают ранее созданную концепцию. Героиня устойчиво связывается с земным началом, в то время как герой - с небесным. Рождение андрогина, соединение, слияние инь — света, неба, четного числа, жизни - (Гранта) и янь — земли, смерти — (Инны) происходит только в мире ирреальном — мире непознаваемого. В рассказе противопоставленными оказываются мир реальный, воспринимаемый героями-декадентами как лишённый красок, скучный, серый, обыденный и ирреальный мир «страны эфира», в который герои бегут в поисках новых впечатлений. В этом мире становится возможным быстрое, но короткое обретение абсолютного счастья, прикосновение к которому делает дальнейшую земную жизнь невозможной. Казалось бы, Н. Гумилёв в этом рассказе перестаёт верить в великую высоту «земного», отрекается от него. Однако уход от реальности приобретает черты гибельной иллюзии: только «земное» может сделать и счастливым, и несчастным, так как человек сам привносит смысл в своё бытие, которое поворачивается к нему разными сторонами. И от человека зависит, как он «напишет» свою единственную (потому что другой нет) «книгу» жизни. Так имплицитно снова оказывается заявленной тема спора с символистами (и прежде всего с Блоком).

Хронотоп рассказа «Путешествие в страну эфира» нетипичен для произведений Н. Гумилёва. Писатель, отказываясь от привычного ему путешествия по другим культурам, странам и эпохам, обращается к современному для него миру России рубежа Х1Х-ХХ веков, искусно создаёт несколькими широкими словесными мазками потрет времени - уходящей эпохи декаданса. Н. Гумилёв, часто сознательно «бежавший» от современности, словно почувствовав накануне первой мировой войны будущий крах эпохи Серебряного века, поторопился запечатлеть её образ. Однако Рассказ «Путешествие в страну эфира» - не только рассказ-отражение, но и рассказ-предсказание. Анализируя настоящее и заглядывая в

будущее, Н. Гумилёв пытается предупредить читателя о грядущих опасностях XX века, где личность теряется в толпе, которая подчиняется всемогущему лидеру, где мир воспринимается как начало враждебное, способное раздавить, где человек замыкается в себе, обрекая себя на одиночество, где наука становится опасной, перестаёт служить на благо человеку, который, пытаясь спастись от ужаса, окружающего его, бежит в мир ирреальный, предпочитая смерть жизни. В рассказе Н. Гумилёв приходит к мысли о верности «земному», реальному как единственному способу выжить и быть счастливым.

Глава 2 - «Зарождение философии "мудрой физиологичности" адамизма» - посвящена рассмотрению такой стороны земной любви, как страсть (стихия естества, природное буйство чувств), а также противопоставленному ей вожделению. Размышлению об этом посвящены рассказы «Лесной дьявол», «Чёрный Дик» и отчасти «Дочери Каина» и «Радости земной любви», в которых автор вновь доказывает читателю, что земная любовь — не значит приземлённая, что понятия страсть и вожделение не являются синонимами. Будущий основатель акмеизма создаёт стройную философию любви, основанную на гармонии души и тела, плотского и платонического начал.

В § 1. Земная любовь как любовь-страсть (рассказ «Лесной дьявол») исследуется глубоко метафоричный рассказ, в котором Н. Гумилёв, многократно обращаясь к символическим коннотациям тех или иных предметов и явлений, отражая особенности мышления древнего человека, погружает читателя в первобытный, яркий, полный контрастов мир, в котором люди ещё не отдалились от природы. В тексте, наряду с людьми, героями становятся животные — обезьяны, поведение которых уподобляется человеческому. Рассказ совмещает в себе два плана — реалистический и мистический метафорический, что рождает разные трактовки. С точки зрения последнего, рассказ представляет собой описание зарождения и развития любви-страсти, которая понимается как «острое желание», «дикое бешенство», потребность утоления чувства и его запредельность, «медленно действующий яд», распространение которого нельзя остановить. Однако страсть, с точки зрения Н. Гумилёва, может быть не только плотской, но и платонической, поэтому она — высшая степень проявления чувства (акцг)) (для писателя понятия «любовь» и «страсть» были словами не просто близкими по смыслу, а взаимозаменяемыми, «равнозначащими», практически тождествен-ными по своему значению и отличающимися едва ли не только разным количеством слогов. Об этом Н. Гумилёв писал в статье «Переводы стихотворные»).

В рассказе «Лесной дьявол» Н. Гумилёв размышляет о возможных вариантах отношений: страстном и запредельном (а потому способном вызвать взаимность и ответное желание даже в самых странных союзах) и тихом и равнодушном, подходящем лишь для «ручных» женщин и спокойных, мирных, уравновешенных мужчин. Н. Гумилев в своей прозе

приходит к необходимости появления постимволистской концепции любви, её новых «адамистических» установок.

§ 2. Страсть и вожделение (рассказ «Чёрный Дик») посвящен рассмотрению рассказа, контрастирующего с «Лесным дьяволом». В «Чёрном Дике» Н. Гумилёв показывает, в чём состоит отличие плотской любви-страсти от вожделения. В «Лесном дьяволе», желая показать притягивающее очарование буйства страсти, Н. Гумилёв погружает нас в яркий мир языческой Африки, в рассказе «Чёрный Дик», чтобы подчеркнуть уродство и греховность похоти, художник обращается к миру христианскому.

Главный герой, являющийся воплощением «чёрного» дьявольского начала, способный подчинять себе окружающих и лишённый дара любить, противопоставляется хрупкой и невинной девочке (связанной в рассказе с белым цветом — знаком духовной чистоты), ведущей естественное существование в гармонии с природой (так Н. Гумилёв снова провозглашает адамистические установки). Дик руководствуется принципом вседозволенности, следует лишь своим эгоистическим желаниям, которые диктует ему плоть, а потому обречён на гибель. Метаморфоза, происходящая с ним (превращение в «тварь, большую и волосатую»), открывает глаза его друзьям на того, кому они позволяли быть своим вожаком. «Чёрный Дик» -один из самых страшных рассказов Н. Гумилёва, доброе в нём побеждает злое, поэтому, несмотря на всю его мрачность, он довольно оптимистичен.

Похоть, руководящая Диком, не может вызвать ничего, кроме отвращения, она всегда предполагает насилие над другим, поэтому груба и жестока, цинична и низменна. Страсть же (даже будучи не взаимной изначально) способна своей силой вызвать ответное чувство, и потому она может быть «благородной», «нежной» («Радости земной любви»).

В Главе 3 — «Формирование акмеистической философии творчества: принцип преемственности» - центральным является исследование процесса становления акмеистической концепции твор-чества в сборнике «Тень от пальмы». Н. Гумилёв, выстраивая свою философию и эстетику, не мог не обратиться к вечной теме назначения художника и искусства. В сборнике рассказов «Тень от пальмы» писатель воплощает в художественной форме концепцию, отражаю-щую акмеистические представления о том, каким должен быть истинный творец. Этой проблематике Н. Гумилёв посвящает рассказы «Скрипка Страдивариуса» и «Последний придворный поэт». Опираясь на творческий опыт великих предшественников, автор репрезентирует идеи, которые будут сформулированы в программных статьях.

В § 1. Два пути в творчестве (рассказ «Скрипка Страдивариуса») рассматривается рассказ, в котором Н. Гумилёв, вновь вступая в спор с символистами (в частности, с Д. Мережковским, В. Брюсовым и другими), говорит о двух дорогах в искусстве: одна — терпеливого, упорного и смиренного труда в молитве, цель которого — внести свой вклад в общее дело достижения совершенства, создание вещей «простых и благочестивых»,

другая — необузданного желания получить всё и сразу, «мучительного нетерпения», отказа от необходимости «ждать, совершенствоваться», мечта о «безудержном взлёте», цель которого — достижение идеала любыми путями (даже через сделку с дьяволом) во имя удовлетворения эгоистического желания превзойти всех. Первой дорогой идёт художник, способный продолжить и преумножить достигнутое до него, настроенный на цеховое единение, второй — художник-индивидуалист, готовый «порвать со священными заветами прежних мастеров», прервав тем самым цепь развития культуры и совершенствования человечества. Первый путь в рассказе — мастера Страдивариуса — отсылает к собирательному образу поэта-акмеиста, второй - скрипача Белличини - ассоциативно связан с образом художника-символиста.

Концепция творчества в рассказе репрезентируется через своеобразное «овеществление» искусства в образе скрипки: через неё (благодаря или вопреки ей) художник сублимирует себя. Скрипка Страдивариуса для ее создателя — одухотворенная материя, сила добра, звено в поступательном развитии человечества; для Белличини - средство реализации гордыни, предмет вожделения. Скрипка-Прообраз же, оказавшаяся в руках у незнакомца, есть воплощение совершенства, своего рода вершина искусства - aKjj.fi. Скрипка-Прообраз и скрипка Страдивариуса соотносятся как общее и частное и в этом смысле оказываются в оппозиции. Скрипка-Прообраз может находиться как в поле добра, так и зла, хотя является символом искусства, идущего от Бога. Знак её Божественного происхождения — написание слова «Прообраз» с большой буквы (так в тексте Библии выделены все обозначения Бога). Кроме того, человек при помощи скрипки, которая находится в его руках, хочет достичь гармонии, доступной скрипке-Прообразу, стремится к этому идеалу, а значит, - к своему Прообразу — Богу, по образу и подобию которого был создан. Человек, как и скрипка-Прообраз, может оказаться во власти дьявола, но и человек, и искусство - творения Бога. В руках дьявола скрипка-Прообраз искушает совершенством и приводит к убийству, выполняя функцию бумеранга. Незнакомец лишает человека возможности пройти путь самому, стать творцом: человек воспаряет, совершает, казалось бы, прорыв к вершине, но, разрывая звенья культуры, движется по кругу. Возвращение в исходную точку оказывается гибельным («бумеранг» разрушает Белличини, который сам в свою очередь становится бумерангом — убийцей скрипки).

Ответ на вопрос о путях творчества оказывается связан с противоположением скрипки и бумеранга. Скрипка Страдивариуса и бумеранг становятся в тексте знаковыми. Скрипка Страдивариуса — знак духовного, «цехового» единения с людьми, творческой свободы человека, бумеранг — ложного прорыва к вершине, духовного рабства.

§ 2. «Тексты культуры» и «тексты жизни» (рассказ «Последний придворный поэт») посвящён анализу рассказа, в котором Н. Гумилёв продолжает размышлять над тем, каким должен быть истинный творец и что может сделать его таковым. Именно упорная работа (на чём настаивал

акмеизм!), а не озарение (как полагали символисты) делают придворного поэта настоящим мастером. Концепция того, каким должен быть путь творца, сформированная в рассказе «Скрипка Страдивариуса», находит своё подтверждение и в «Последнем придворном поэте». Большим художником можно стать только в результате длительной и непрестанной работы над собой и своим творением. Последний придворный поэт, следуя этой дорогой, становится настоящим мастером, он тот, кто оказывается способным взять лучшее от предшественников и пойти дальше, а значит, превзойти их, стать иным.

В рассказе Н. Гумилёв имплицитно указывает на неотъемлемую «причинную» связь между любовью и творчеством. С одном стороны, любовь даёт толчок творчеству, с другой — любовь и есть творчество. Только открытая миру и культуре душа способна создать чудо.

В Главе 4 — «Акмеистическое осмысление философии смерти» - речь идёт об особенностях формирования и осмысления акмеистических концепций смерти и связанной с ней веры. В двух рассказах сборника (один из которых был написан на раннем этапе творчества и относится к художественной прозе, второй — создание зрелого периода и представляет собой промежуточное жанровое образование, содержащее элементы художественного и документального, дневникового текстов) Н. Гумилёв определяет своё отношение к смерти через отношение к жизни и вере и предлагает читателю их акмеистическое осмысление. Смерть не воспринимается писателем как трагедия и абсолютный конец, она может быть красива (если достойна), является своеобразным продолжением бытия, его кульминационной точкой, в которой сублимируется энергия жизни.

§ 1. Радость смерти как утверждение веры (рассказ «Золотой рыцарь») включает исследование рассказа, в котором Н. Гумилёв, детально описывая смерть рыцарей, которые являются для него воплощением мужественности, силы, стойкости веры, цехового начала (то есть пассионарности), говорит о том, как надо уходить из жизни: лишённые сил и теряющие сознание, герои поднимаются, чтобы умереть стоя, с молитвой на устах. Каждому воздаётся по заслугам, и каждый получает то, во что верит. Тому, кто жил достойно, даруется красивая смерть. Проводником в иной мир оказывается тот, кого умирающий больше всего хочет увидеть, кто является олицетворением счастья. Для рыцарей им становится Христос, который облегчает их муки, указывает дорогу на небо.

В рассказе на разных уровнях сосуществуют реальный и ирреальный миры. Миражным, двоящимся предстаёт, прежде всего, центральный образ Золотого рыцаря, который соединяет в себе прототипы Христа (спасающего) и солнца-Аполлона (приносящего смерть своими стрелами-лучами), эти ипостаси соотносятся в рассказе по принципу противопоставленной смежности: Он и реален, и ирреален, Он часть и материального мира, и мира непознаваемого. Ответ на самый непростой вопрос, возникающий при прочтении (убило ли солнце — а значит, и Христос — рыцарей, как об этом говорит герой рассказа ученый, или же Он спас их), только на первый взгляд

может показаться противоречивым. Христос, желающий помочь, способен воплотиться в то, что является предметом мучений, и, приняв форму этого предмета, изменить его суть, содержание. Солнце в облике Христа становится не мучительным, а спасающим, не отнимающим силы, а приносящим их, не лишающим жизни, а дарующим новую. Не случайно Н. Гумилёв рисует Золотого рыцаря-Христа в рассказе с позиции идеалов акмеизма, его образ стоит в ряду с другими пассионарными героями: Он красив и силён и духом и телом, Он лучший из лучших, Спаситель, способный повести за собой.

Н. Гумилёв в художественной форме реализует представление о смерти как о высшем счастье, своеобразном акцг| (высшей точке напряжения и радости) всей жизни. Уход в иной мир не страшен, смерть - не конец жизни, а её продолжение, полное радости и счастья, это лишь путь к высшей гармонии «новой жизни», и в этом - проявление милости и любви Бога и главное доказательство его существования. Н. Гумилёв показывает, как надо умирать - с молитвой на устах, с верой в обретение иного бытия.

§ 2. «Перед лицом небытия...» (рассказ «Африканская охота») посвящен рассказу, в котором автор, продолжает осмысление двух важнейших категорий бытия — смерти и жизни. Отправляясь на охоту, герой Н. Гумилёва (своеобразный Адам, открывающий для себя дикий мир) каждый раз вновь заглядывает в лицо смерти, словно пытаясь сжиться с ней, научиться у природы и животных тому, как надо умирать, а также сильнее любить и ценить жизнь. Столкновение со смертью — возможность заглянуть в глубину себя, ощутить себя частью мира естественного. Рассказ об охоте — рассказ о внутреннем освобождении от страха, с которым неразрывно связан уход из жизни. Смерть (победа над слабостью плоти, крайняя степень напряжения духовных и физических сил, высшая ясность) не осмысливается как что-то ужасное, трагическое, а убийство на охоте не воспринимается как акт жестокости и бесчеловечности. Вглядываясь в животных до и после смерти, герой осознаёт, что смерть так же естественна, как жизнь, если она приходит «просто, хорошо и не больно».

В «Записках кавалериста» - повести, написанной вскоре после «Африканской охоты» и близкой ей с точки зрения как формально-жанровой, так и концептуальной, возникает странная и страшная параллель: война // охота — оба понятия в сознании любого человека теснейшим образом связаны со смертью (Эпические тексты Н. Гумилёва, посвящённые войне и странствиям, становятся его своеобразной «Илиадой» - «Записки кавалериста» — и «Одиссеей» - «Африканская охота» и «Африканский дневник»). На войне каждый тоже одновременно является и преследователем, и жертвой. Любопытно то, что вольноопределяющегося Н. Гумилёва в те времена (словно по иронии судьбы) называли охотником — «охотно», добровольно отправившимся на фронт. На войне в герое снова просыпается азарт преследователя. Не случайно люди в «Записках кавалериста» уподобляются животным, а животные в «Африканской охоте» -человеку. С точки зрения Н. Гумилёва, до тех пор, пока враг является частью

своей армии, а значит, обладает силой и несёт угрозу, он воспринимается как цель, добыча и не вызывает ни малейшей жалости. Как только противник оказывается вырванным из системы, он становится личностью, человеком, а потому вызывает жалость или уважение. Так и на охоте: зверь, связанный с природой и поддерживаемый ею, силён и опасен. Заметим также, что в качестве жертвы герой Н. Гумилёва выбирает не любое животное, а лишь то, которое может стать достойным соперником, равным по силе.

Охота — это искусство убивать, не принося страданий. Смерть, с точки зрения Н. Гумилёва и акмеистов, — это не последний час, это лишь один из этапов пути, который нужно пережить легко и достойно. Она приносит с собой чувство архаического единства со вселенной, ощущение гармонии и мудрой упорядоченности бытия.

В Заключении подводятся итоги работы. Обобщению подлежит не только концептуальная структура сборника рассказов, но и специфика эволюции гумилевского героя, а также особенности создания рассказов через обращение к широкому полю интертекстов.

В сборнике рассказов «Тень от пальмы» Н. Гумилёв создаёт разные типажи героев и героинь. В ранних новеллах автор рисует ряд образов пассионарных героев и воплощающих недосягаемый идеал героинь — холодных и далёких женщин, причиняющих боль или даже способных убить словом или жестом. Столкновение мужчины с женщиной всегда заканчивается трагедией: отвергнутый, сломленный пассионарий теряет свою силу и часто становится жертвой женской игры. В поздних рассказах расстановка сил и акцентов меняется: перед читателем предстаёт свободный от любовных страданий сильный духом герой-охотник, черпающий энергию у первобытной природы, а также декаденствующий герой, отвергающий любовь, позволяющий себе играть чужой жизнью и чувствами, разочаровавшийся в женском идеале. Иной предстаёт и героиня. Теперь это обычная земная женщина, хотя и яркая, утончённая, но слабая, ищущая любви, а не отвергающая её.

Большинство рассказов имеют более или менее ярко выраженный автобиографический план. Н. Гумилёв в художественной форме проигрывал и переживал заново те ситуации, с которыми сталкивался в жизни. Два противоположных типа отношений с женщиной и к жен-щине на разных этапах жизни отличали его самого. В более поздний период творчества Н. Гумилёв не разочаровался в пассионарном герое и не поддался сплину, как большинство его современников. Пассионарный герой (каковым Н. Гумилёв хотел видеть себя и любого мужчину) - это идеал, к которому он стремился на протяжении всей своей жизни. Декаденствующий герой — это, скорее, портрет «героя времени», реальность Серебряного века, которую Н. Гумилёв видел в каждом (и в себе в том числе). Необходимо отметить, что пассионар-ный герой — часто фигура трагическая (особенно в контексте темы любви), поскольку он выбирает «нехоженые» дороги жизни. Высокая трагичность, обусловленная любовной дисгармонией, порой лишает героя

пассионарной энергетики, разрушает сильное преобразующее мужское начало (что было обусловлено, прежде всего, личными мотивами автора).

Н. Гумилёв выстраивает свою философию, обращаясь к разного рода культурным пластам, поэтому интертексты становятся материалом, методом и принципом построения прозы Н. Гумилёва, а выявление их специфики и назначения — одной из задач исследования. В программной статье «Наследие символизма и акмеизм» Н. Гумилёв, поднимая вопрос о соотношении двух течений, фактически, сказал и о связи акмеизма со всей мировой литературой: «... чтобы течение утвердило себя во всей полноте и явилось достойным преемником предшествующего, надо, чтобы оно приняло его наследство и ответило на все поставленные им вопросы» (Н. Гумилёв). Акмеизм, понимавший культуру как единый процесс, осознавал себя её частью, отталкивался от мировой литературы, вступая.с ней в диалог.

В сборнике рассказов «Тень от пальмы» Н. Гумилев широко использует литературные реминисценции, имплицитно представляю-щие особый взгляд на ту или иную проблему литературных предшественников автора. Так, в сборнике не только на концептуальном, но и на текстовом уровне реализуется принцип «преемственности во имя искусства». Разного рода многочисленные отсылки помогают выявить точку зрения самого Н. Гумилёва, и лишь некоторые из них не являются концептуально важными и имеют, скорее, фоновый характер. Встречающиеся в сборнике «Тень от пальмы» реминисценции можно условно разделить на следующие тематико-хронологические блоки:

1) религиозные мотивы в рассказах: отсылки к Библии, Корану, апелляции к зороастризму, мифологическим текстам (египетской, ассиро-вавилонской, греческой, индуистской, иранской, китайской мифологиям); кельтским легендам и африканским сказкам. Этим интертекстам принадлежит особая роль, так как они генерируют мифологический хронотоп и являются носителями архаического сознания, из них Н. Гумилёв заимствует архетипические интеробразы, включая их в миры своих текстов;

2) реминисценции из западно-европейской культуры включают отсылки текстам Г. Кавальканти, Г. Гвиницелли, А. Данте, Г. Андерсена, С. Колриджа, Р. Стивенсона, Р. Киплинга, Б. Стокера, В. Гёте, Г. Гейне, М. Рида, Г. Эмара, Ф. Купера, Ж. Верна, Р. Хаггарда, Л. Буссенара, Л. Жаколио, У. Коллинза, В. Скотта, С. Колриджа, Р. Стивенсона, Т. де Квинси, Г. Флобера, Л. де Лиля, Т. Готье, Ш. Бодлера, О. Уайльда, Ж. де Нерваля, Э. По, Г. Уэллса, Ф. Ницше, а также к широкому полю средневековой куртуазной литературы, жанру классического английского романа и поэзии немецких романтиков. Отсылки к текстам западноевропейской литературы и философии, как правило, многочисленны и концептуально значимы;

3) реминисценции из русской культуры ХУШ-Х1Х веков включают апелляции к текстам В. Жуковского, А. Пушкина, М. Лермонтова, Н. Гоголя, И. Гончарова, А. Фета, Ф. Достоевского, А. Чехова. Вопреки устоявшемуся представлению о том, что Н. Гумилёв был поэтом, ориентированным на

западную культуру, в его рассказах можно найти множество интертекстуальных параллелей с текстами русской классики, которые часто оказываются более завуалированы, чем реминисценции из западноевропейской литературы;

4) современный автору национальный историко-литературный «фон» представлен, в первую очередь, литературой символизма, с художниками и теоретиками которого Н. Гумилёв вёл имплицитный спор. Начинающий писатель-акмеист вступает в диалог с текстами Д. Мережковского, В. Брюсова, Ф. Сологуба, А. Белого, А. Блока и других символистов, а также отсылает к философиям В. Соловьёва, С. Булгакова и философии экзистенциализма. Особая роль принадле-жит реминисценциям из творчества И. Анненского. Отсылки к текст-ам современников являются часто наиболее концептуально значи-мыми. Они - предмет спора, который Н. Гумилёв ведёт с поэтикой символизма в рамках всего сборника рассказов, результат которого - формирование особенностей мировоззрения и эстетики акмеизма. Безусловно, Н. Гумилёв и акмеисты не только вступали в диалог, но и продолжали традиции своих непосредственных предшественников. В работе акцентируется внимание не столько на тех чертах, которые являются общими для двух течений (они, безусловно, есть), сколько на отличиях, так как акмеизму порой отказывали и отказывают в самобытности и самостоятельности;

5) апелляция к собственному творчеству (лирике, драматургии и теоретическим работами) теснейшим образом связывают рассказы с рядом предшествующих и последующих произведений Н. Гумилёва, вписывают их в единый текст его творчества: они, с одной стороны, вмещают в себя автоцитаты из предшествующих произведений, с другой - становятся источником для последующих.

Чаще всего в одном рассказе можно встретить реминисценции из всех указанных выше блоков, а некоторые новеллы оказываются настолько насыщены «отсылками», что уподобляются мозаике: сопоставляя и противопоставляя тексты предшественников, Н. Гумилёв создаёт свой концептуальный рисунок, строит тексты, словно играя с читателем, по-своему выкладывая из горячих «осколков» культуры слово «вечность».

Н. Гумилёв также использует реминисценции не только из литературных текстов, но и отсылает читателя к «текстам жизни», вводя в повествование эпизоды из биографий Г. Кавальканти, А. Данте, Н. Паганини, Дж. Тартини, А. Страдивари, В. Жуковского, А. Пушкина, И. Анненского, а также постоянно апеллирует к истории своих отношений с А. Ахматовой.

Следуя установке на синтетизм, автор обращается не только к искусству письменного слова (как создания текстов), но и к искусству слова произносимого (софист Горгий), искусству возведения храмов - архитектуре (Собор Парижской Богоматери), искусству звука — музыке (творчество Н. Паганини, Дж. Тартини, А. Страдивари), искусству чисел — математике (школа пифагорийцев), искусству красок — живописи (гротески Калло и Лоррена, картины С. Боттичелли, Г. Моро, В. Тициана, С. Рафаэля,

П. Гогена), рождает в сознании ассоциации с православными иконами и вводит экфразисное описание африканской графики.

Кроме того, Н. Гумилёв выстраивает свою концепцию, обращаясь к разным культурным пространственно-временным полям: Х-VI вв. до н. э. древнеиранской культуры, эпохам древнекитайской культуры, Эл-лады, Средневековья, Возрождения, Италии ХУН-ХУШ, старой Анг-лии и Дании, Золотого и Серебряного веков русской культуры, времени современной Африки.

Многообразие гумилёвских реминисценций можно классифицировать не только с точки зрения их тематико-временной принадлежности, но и исходя из способа введения их в текст. Упоминаний в сборнике рассказов Н. Гумилёва встречается немного: художник создаёт свои тексты, используя принцип игры с читателем, поэтому не предоставляет ему простых решений. По той же причине случаи употребления прямой цитации в прозе Н. Гумилёва также крайне редки, а вот к квазицитации автор прибегает нередко, при этом может происходить преобразование нескольких текстов какого-либо писателя в одном отрывке гипертекста. Наиболее частотный вид реминисценций в прозе Н. Гумилёва — аллюзии. К ним можно отнести прямое или косвенное упоминание имён героев из других произведений, некоторых сюжетных поворотов, а также использование различных мотивов (вплоть до общего рисунка пейзажа). Часто Н. Гумилёв строит образ на основе формального заимствования и синтеза нескольких других. Большинство образов в рассказах писателя оказываются полигенетичными - восходящими к нескольким источникам одновременно. Довольно часто Н. Гумилёв обращается к продолжению, используя при этом библейские и мифологические сюжеты, а также выстраивая в ряде рассказов целые ряды аллюзий из произведений русской и зарубежной литературы, что позволяет говорить именно об их продолжении. К этому виду реминисценций можно отнести также все переклички с собственным творчеством, где одно произведение продолжает другое в рамках непрерываемого разговора с читателем.

Н. Гумилев сам жил в мире культуры (все отмечали его колоссальную образованность, начитанность, точное знание текстов русской и зарубежной литературы) и погружал в этот мир своего читателя. Автор, ассоциативно связывая текст с другими культурными памятниками, не только отдаёт дань предшественникам, но и выстраивает «собор» своей концепции. Не случайно интертекстуальность становится одним из основных методов акмеизма как направления и Н. Гумилёва как художника слова. Это отличает акмеистов от реалистов, которые тоже использовали прецедентные тексты. Что касается символистов, то и они, как и акмеисты, апеллировали к памятникам прошлого, вели игру с читателем в лабиринте цитат, но иначе определяли своё положение по отношению ко всему культурному пространству. Для большинства символистов (прежде всего старшего поколения) была характерна «проповедь крайнего индивидуализма» (А. Доливо-Добровольский), для них художник - «демиург», «творец» - был равен Богу и

соперничал с ним в создании своего мира, стоял над культурой, хотя и был связан с ней, оставаясь её порождением. Не случайно самое частотное местоимение символизма — «Я». Акмеизм принёс с собой установку на «цеховое» единство. Векторная динамика культуры, её линейное, непрерывное движение представляло собой поступательный и неуклонный подъём к акцг}, обусловленный усилиями каждого художника-мастера.

Появление реминисценций предопределено действием ассоциативного принципа. Самый очевидный и простой вид ассоциации - по сходству тематики. Н. Гумилёв, обращаясь к той или иной теме, оглядывается назад и, отдавая день предшественникам, имплицитно указывает на то, как они интерпретировали данную проблему. Чаще всего подобных отсылок в одном рассказе бывает несколько. Каждая из них высвечивает одну из граней концепции самого Н. Гумилёва. При этом ассоциации-прецеденты могут быть представлены двумя разновидностями: 1) семантические «векторы», непосредственно исходящие из текста; каждый из таких ассоциативных «лучей» образует «спутниковое» аллюзивное смысловое пространство; 2) последовательная семантическая цепь, каждое звено которой не только связано с предыдущим, но и является её порождением. Н. Гумилёв активно использует в прозе и ассоциации по контрасту: свою эстетику автор строил, отталкиваясь от той, которая уже была создана символистами, поэтому каждый рассказ сборника - часть подтекстового спора с ними.

Ассоциативная глубина текста создаётся благодаря имплицитным смыслам, проступающим из-за вкраплений в текст разного рода реминисценций — так писатель руководит воображением читателя. Причём один художественный мир может накладываться на другой, перекрещиваться с ним, отталкиваться от него, продолжать его, вступать в отношения смежности. Так создаётся, пространственная, временная и семантическая глубина текста. Благодаря использованию интертекстов изображение переводится из трёхмерного пространства реальности в многомерное пространство гипертекста, где возможны удвоение, перетекание, наложение, переплетение образов, выстраивание новых логических, мыслительных, непредсказуемых аллюзивных метаморфоз.

Техника создания ассоциативного культурологического текстового пространства импрессионистична: каждый языковой знак, связанный с культурной традицией прошлого, соединяет текст с летучими, порой едва уловимыми призраками. Сосуществующие в сознании автора герои, писатели, пейзажи, предметы, эпохи образуют единый текстуальный космос. Знаковые детали, подсознательно-интуитивно влекущие за собой тайные смыслы, контаминируя, выстраиваются в единое художественное бытие — живое бытие гумилевского текста.

Основные положения диссертации отражены в следующих (15) публикациях:

1. Грачева Д.С. Скрипка и бумеранг (о пути творчества в рассказе Н.С. Гумилёва «Скрипка Страдивариуса») / Д.С. Грачева // Русская филология. 14.

Сборник работ молодых филологов. Тарту: Tartu Ulikooli Kirjastus, 2003. -С. 81-87.

2. Грачева Д.С. Философия любви в рассказе Н.Гумилёва «Радости земной любви» / Д.С. Грачева // Сб. студ. работ филологического факультета ВГУ Вып. 4. - Воронеж: ВГУ, 2003. - С. 140-147.

3. Грачева Д.С. Тема любви в рассказах Н.Гумилёва «Радости земной любви», «Дочери Каина», «Принцесса Зара» / Д.С. Грачева // Русская филология. 15. Сб. работ молодых филологов. Тарту: Tartu Ulikooli Kirjastus, 2004.- С. 89-93.

4. Грачева Д.С. Земная любовь, страсть и вожделение в концепции человека (сборник рассказов Н.Гумилёва «Тень от пальмы») / Д.С. Грачева // Русская литература и философия: постижение человека: Материалы второй Всерос. науч. конф. (Липецк, 6-8 октября 2003 г.) Часть 1. / Отв. Ред. В.А. Сарычев. - Липецк: ЛГПУ, 2004. - С. 220-227.

5. Грачева Д.С. Способы введения реминисценций в прозе Н. Гумилёва / Д.С. Грачева // Русская словесность на рубеже веков: методология и методика преподавания русского языка: Материалы международной конференции, посвященной 80-летию со дня рождения проф. И.П. Распопова (Воронеж, 27-28 января 2005 г.) - Воронеж, 2004. - С. 60-63.

6. Грачева Д.С. «Тексты культуры» и «тексты жизни» в прозе Н. Гумилёва (рассказ «Последний придворный поэт») / Д.С. Грачева // Филологические записки. — Воронеж: ВГУ, 2004. - Вып. 22 — С. 224-232.

7. Грачева Д.С. «Тоска по мировой культуре» в сборнике рассказов Н. Гумилёва «Тень от пальмы» / Д.С. Грачева // «Эйхенбаумовские чтения -5»: Материалы международной конференции по гум. наукам. — Вып. 5. Ч. II: Художественный текст: история, теория, поэтика. — Воронеж: ВГПУ, 2004. -С. 67-73.

8. Грачева Д.С. «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. Гоголя как прецедентный текст рассказа Н. Гумилёва «Чёрный Дик» / Д.С. Грачева // Русская филология. 16. Сб. работ молодых филологов. Тарту: Tartu Ulikooli Kirjastus, 2005. С. 65-70.

9. Грачева Д.С. «Память, ты слабее год от году...». (О судьбе прозы Н. Гумилёва) / Д.С. Грачева // Подъём. - Воронеж. - 2005. - Вып. 3. - С. 165187.

10. Грачева Д.С. Рождение концепции «непознаваемого» в рассказе Н. Гумилёва «Дочери Каина» / Д.С. Грачева // Вест. Воронеж, гос. ун-та. Сер.: Филология. Журналистика. - 2005. - № 2. - С. 42-50.

11. Грачева Д.С. «Навстречу неизвестности и опасности». Военная проза Н. Гумилёва. / Д.С. Грачева // Тема войны в литературе XX века. Межвуз. сб. науч. трудов, посвященный 60-летию Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. - Воронеж: ВГУ, 2005. - С. 51-67.

12. Грачева Д.С. Дуализм героини как выражение конфликта земного и небесного («непознаваемого») в рассказе Н. Гумилёва «Принцесса Зара» / Д.С. Грачева // Филологические записки. — Воронеж: ВГУ, 2004. - Вып. 24-С. 254-261.

13. Грачева Д.С. Загадка имени в прозе Н. Гумилёва (на материале рассказов «Последний придворный поэт», «Радости земной любви», «Дочери Каина») / Д.С. Грачева // Русский синтаксис в лингвистике третьего тысячелетия: Материалы международной конференции, посвящённой 70-летию со дня рождения профессора А.М. Ломова. — Воронеж: ВГПУ, 2006. — С. 84-88.

14. Грачева Д.С. Уход от земного, или сублимация любви-смерти в рассказе Н. Гумилёва «Путешествие в страну эфира» / Д.С. Грачева // Вест. Воронеж, гос. ун-та. Сер.: гум. науки. 2006. — № 2. — С. 316-332.

15. Грачева Д.С. «Но забыли мы, то осияно только слово...» (Философия культуры Н. Гумилёва) / Д.С. Грачева // Подъём. — Воронеж. — 2006. — Вып. 7.-С. 169-177.

По рекомендованному Высшей аттестационной комиссией «Перечню рецензируемых научных журналов и изданий» опубликовано 2 статьи.

1. Грачева Д.С. Рождение концепции «непознаваемого» в рассказе Н. Гумилёва «Дочери Каина» / Д.С. Грачева // Вест. Воронеж, гос. ун-та. Сер.: Филология. Журналистика. - 2005. - № 2. - С. 42-50.

2. Грачева Д.С. Уход от земного, или сублимация любви-смерти в рассказе Н. Гумилёва «Путешествие в страну эфира» / Д.С. Грачева // Вест. Воронеж, гос. ун-та. Сер.: гум. науки. 2006. -№ 2. — С. 316-332.

Подписано в печать 28.09.2006. Формат 60x84/16. Усл. п. л. 1,25. Тираж 100. Заказ 754. Издательско-полиграфический центр Воронежского государственного университета. 394000, г. Воронеж, Университетская площадь, 1, ком.43, тел.208-853. Отпечатано в лаборатории оперативной печати ИПЦ ВГУ.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Грачева, Диана Сергеевна

Введение.

Глава 1. Становление акмеистической философии любви: «земная любовь» и «непознаваемое».

§ 1. Три ипостаси любви (рассказ «Радости земной любви»).

§ 2. «Непознаваемое» в любви и гносеологическое габу (рассказ «Дочери

Каина»).

§ 3. Дуализм образа героини как выражение конфликта земного и небесного («непознаваемого») (рассказ «Принцесса Зара»).

§ 4. Уход от земного, или сублимация любви-смерги (рассказ «Путешествие в страну эфира»).

Глава 2. Зарождение философии «мудрой физиологичности» адамизма.

§ 1. Земная любовь как любовь-страсть (рассказ «Лесной дьявол»).

§ 2. Страсть и вожделение (рассказ «Чёрный Дик»).

Глава 3. Формирование акмеистической философии творчества: принцип преемственности.

§ 1. Два пути в творчестве (рассказ «Скрипка Страдивариуса»).

§ 2. «Тексты культуры» и «тексты жизни» (рассказ «Последний придворный поэт»).

Глава 4. Акмеистическое осмысление философии смерти.

§ 1. Радость смерти как утверждение веры (рассказ «Золотой рыцарь»).

§ 2. «Перед лицом небытия.» (рассказ «Африканская охота»).

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Грачева, Диана Сергеевна

Творчество Н. Гумилёва лишь недавно стало возвращаться не только к читателю, но и к исследователю. Этого художника не издавали больше шести десятилетий, его табуированное имя вычёркивалось цензорами и редакторами из книг и статей. Последние два десятилетия стали появляться работы о Н. Гумилёве-человеке, путешественнике, этнографе, основателе акмеизма и литературном критике, наконец, поэте. Но до сих пор два аспекта -Н.Гумилёв-прозаик, да ещё, пожалуй (хотя и в меньшей степени), Н. Гумилёв-драматург - остаются мало исследованными. Между тем проза представляет значительный пласт творчества художника, и анализ её поможет понять направление поисков Н. Гумилёва в начале пути, осмыслить процесс эволюции от символизма к акмеизму. Этим положением и определяется актуальность предлагаемой работы.

Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней впервые предпринимается попытка целостного интертекстуального анализа сборника рассказов «Тень от пальмы» и определения роли рассказов в формировании акмеистической концепции.

Объектом исследования является сборник рассказов Н. Гумилёва «Тень от пальмы», а предметом - философия прозаических текстов автора и их интертекстуальные связи.

Цель работы - выявление философско-эстетической специфики указанных прозаических произведений Н. Гумилёва. Цель работы предполагает решение следующих задач:

1) обозначить идейно-тематическую направленность сборника рассказов и рассмотреть его как художественное явление, выявив специфику каждого рассказа в отдельности;

2) установить роль художественной прозы Н. Гумилёва в формировании акмеистической концепции;

3) выявить основные культурно-исторические пласты предшествующего и современного художнику искусства, представленные в рассказах;

4) определить способ введения и функция задействованных интергекстов.

В работе использованы историко-литературный с элементами биографического, системно-типологический, сравнительно-исторический и герменев-тико-интерпретационный методы, а также метод интертекстуального анализа текста.

Практическая значимость исследования состоит в том, что его материалы (основные положения, конкретные наблюдения) могут быть использованы в последующих научных рафаботках, посвященных творчеству Н.Гумилёва, а также при подготовке вузовских курсов по истории русской литературы конца XIX- начала XX века и спецкурсов по прозе и поэзии писателя.

Структура работы обусловлена целями и задачами исследования и определена философско-эстетической направленностью рассказов. Диссертация состоит из Введения, четырёх Глав, Заключения и библиографического списка. При распределении материала по главам использовался идейно-тематический принцип. В каждой главе выделяется важная для прозы Н. Гумилёва тема и исследуются пути воплощения авторского замысла.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Философско-эстетическая концепция и ее интертекстуальная реализация в прозе Н. Гумилёва"

Выводы к главе 4

В сборнике рассказов «Тень от пальмы» происходит формирование и осмысление акмеистической концепции смерти и связанной с ней веры. В двух рассказах сборника (один из которых был написан на раннем этапе творчества и относится к художественной прозе, второй - создание зрелого периода и представляет собой промежуточное жанровое образование, содержащее элементы художественного и документального, дневникового текстов) Н. Гумилёв определяет своё отношение к смерти через отношение к жизни и вере.

В рассказе «Золотой рыцарь» Н. Гумилёв, детально описывая смерть рыцарей, которые являются для него воплощением мужественности, силы, стойкости веры, цехового и пассионарного начала, говорит о том, как надо уходить из жизни: лишённые сип и теряющие сознание, герои поднимаются, чтобы умереть стоя, с молитвой на устах. Каждому воздаётся по заслугам, и каждый получает то, во что верит. Тому, кто жил достойно, даруется красивая смерть. Проводником в иной мир оказывается тот, кого умирающий больше всего хочет увидеть, кто является олицетворением счастья. Для рыцарей им становится Христос, который облегчает их муки, указывает дорогу на небо. Н. Гумилёв в художественной форме реализует представление о смерти как о высшем счастье, своеобразном акцг) (высшей точке напряжения и радости) всей жизни. Уход в иной мир не страшен, смерть - не конец жизни, а её продолжение, полное радости и счастья. Смерть - это лишь путь к высшей гармонии «новой жизни», и в этом - проявление милости и любви Бога и главное доказательство его существования.

Рассказ «Африканская охота» посвящён осмыслению двух важнейших категорий бытия - смерти и жизни. Отправляясь на охоту, герой Н. Гумилёва (своеобразный Адам, открывающий для себя дикий мир) каждый раз вновь заглядывает в лицо смерти, словно пытаясь сжиться с ней, научиться у природы и животных тому, как надо умирать, а также сильнее любить и ценить жизнь. Столкновение со смертью - возможность заглянуть вглубь себя, ощутить себя частью мира естественного. Рассказ об охоте - рассказ о внутреннем освобождении от страха, с которым неразрывно связана уход из жизни. Смерть - это победа над слабостью плоти, крайняя степень напряжения духовных и физических сил, высшая ясность. Смерть не осмысливается как что-то ужасное, трагическое, а убийство на охоте не воспринимается как акт жестокости и бесчеловечности. Вглядываясь в животных до и после смерти, герой осознаёт, что смерть так же естественна, как жизнь, если она приходит «просто, хорошо и не больно». Охота - это искусство убивать, не принося страданий. Смерть, с точки зрения Н. Гумилёва и акмеистов, - это не последний час, это лишь один из этапов пути, который нужно пережить легко и достойно. Она приносит с собой чувство архаического единства со вселенной, ощущение гармонии и мудрой упорядоченности бытия.

Работая над акмеистической концепцией смерти и веры, Н. Гумилёв (как и во всех других рассказах) широко использует разного вида реминисценции: упоминания, аллюзии, квазицитации, продолжения.

Особая роль принадлежит тестам, генерирующим мифологический хронотоп и архаическое сознание. К ним относятся Библия, греческие мифы, африканские сказки. На уровне широких интертекстуальных отсылок в рассказах присутствуют и оказываются противопоставленными в одном случае («Золотой рыцарь») и объединены в другом («Африканская охота») два мира: христианский и мир Востока (в самом широком смысле).

На уровне разного рода реминисценций Н. Гумилёв обращается к текстам авторов зарубежной (В. Скотту, Г. Андерсену, С. Колриджу, Э. По, Л. де Лилю) и русской литературы (А. Пушкину, М. Лермонтову, И. Гончарову), а также в который раз отсылает к «тексту» своей жизни и жизни А. Ахматовой. Рассказы теснейшим образом оказываются связаны с рядом предшествующих и последующих произведений Н. Гумилёва, вписаны в единый текст его творчества.

Автор аллюзивно отсылает читателя и к зрительному искусству: он рождает в сознании ассоциации с православными иконами и стоящей за ними философией и вводит экфразисное описание африканской графики.

Отметим также, что опосредованно рассказы оказываются связанными со следующими источниками: текстами Г. Эмара, М. Рида, Ф. Купера, Ж. Верна, Р. Хаггарда, Л. Буссен^а, Л. Жаколио, Г. Эмара; дневниками и записями путешественников (Криндича, Краснова), журналами "Всемирный путешественник", "Природа и люди", картами, описаниями заморских стран, фундаментальными трудами немецких и французских географов, этнографов и историков.

202

Заключение

Н. Гумилёв жил в «четырёх измерениях»: путешествие, война, творчество и любовь. Они сформировали его как личность и во многом определили проблематику произведений. В сборнике рассказов «Тень от пальмы» автор размышляет над вечными темами (любовь, тайна, страсть и вожделение, жизнь и смерть, творчество и вера), но смотрит на них через призму акмеизма, основные положения которого ещё не были заявлены в программных статьях, но начали формироваться в прозе 1908-1910 годов, которая оказалась более свободной от влияния символистской поэзии, нежели стихи Н. Гумилёва этого периода.

Акмеизм как течение зародился в недрах символизма. С одной стороны, Н. Гумилёв и акмеисты продолжали традиции своих непосредственных предшественников, с другой - вели спор с ними, формируя свою эстетику. В работе акцентируется внимание не столько на тех чертах, которые являются общими для двух течений (они, безусловно, есть), сколько на отличиях, так как акмеизму порой отказывали и отказывают в самобытности и самостоятельности.

Сборник «Тень от пальмы» рассматривается в двух аспектах: с точки зрения неповторимой творческой индивидуальности и в аспекте межтекстовых связей, обогащающих понимание содержания гумилевских текстов. Анализируя рассказы и отмечая их типологическую общность, мы стремились проследить формирование новой эстетики и философии акмеизма, художественные искания которого отразила гумилевская проза. Сборник рассказов Н. Гумилёва - художественное явление, включённое в единый «текст» гуми-лёвского творчества. Рассказы дополняют друг друга, каждый по-своему раскрывая суть гумилевского мировоззрения.

Одной из главных (во время написания рассказов) для Н. Гумилёва была тема любви, тесно связанная с фактами биографии художника и его личными переживаниями. Писатель создаёт стройную акмеистическую философию любви в рассказах «Радости земной любви», «Дочери Каина», «Принцесса

Зара», «Путешествие в страну эфира», каждый из которых дополняет общую концепцию. Основополагающей становится мысль об утверждении земной любви и её созидающей силе, предупреждение об опасности соприкосновения с миром «ненознаваемого». «Непознаваемое» - особая эстетико-философская категория, которая «прорастает» в прозе Н. Гумилёва и о которой он после заявит в своём программной статье. В рассказах «Скрипка Страдивариуса», «Дочери Каина», «Принцесса Зара», «Путешествие в страну эфира» писатель не только реализует метафору «непознаваемое», но и художественно обосновывает «нецеломудренность» желания приблизить к себе неведомое. В рассказе «Радости земной любви» Н. Гумилёв, имплицитно указывая на спор с А. Блоком и другими символистами, говорит о трёх проявлениях чувства к женщине: возвышенном неземном, возвышенном земном и приземлённом земном - вожделении, доказывая величие и превосходство над остальными именно возвышенной земной любви - чувстве радостном и бессмертном, способном сделать человека сильным и счастливым. В рассказах «Дочери Каина» и «Принцесса Зара», а также «Путешествие в страну эфира» Н. Гумилёв размышляет о природе любви неземной, приводящей к соприкосновению с «непознаваемым» и лишающей покоя, разрушающей, обрекающей на страдание и приводящей к смерти духовной и физической. В мире неземном становится возможным быстрое, но короткое обретение абсолютного счастья, прикосновение к которому делает дальнейшую земную жизнь невозможной.

В рассказах «Лесной дьявол» и «Чёрный Дик» Н. Гумилёв, продолжая размышлять над философией земной любви, обращается к проблеме соотношения плотской и платонической её сторон и приходит к акмеистически-адамистическому пониманию любви-страсти, реализуя в художественной форме философию «мудрой физиологичности». В рассказах-антиподах автор разграничивает страсть и вожделение. Любовь-страсть понимается как «острое желание», бешеное, запредельное чувство, действие которого подобное яду, распространение которого нельзя остановить. Однако страсть, с точки зрения Н. Гумилёва, может быть не только плотской, но и платонической (рассказ «Радости земной любви»), поэтому страсть для него - высшая степень проявления любви (акцг|). Красоте страсти автор противопоставляет уродство вожделения, которое всегда связано с насилием и не может вызывать ничего, кроме отвращения. Страсть (даже будучи не взаимной изначально) способна своей силой вызвать ответное чувство.

Процесс акмеистического становления философии творчества отразился в рассказах «Скрипка Страдивариуса» и «Последний придворный поэт». Н. Гумилёв, вновь вступая в спор с символистами, говорит о двух дорогах в искусстве: одной - терпеливого, упорного и смиренного труда над собой и своим творением в молитве, цель которого - внести свой вклад в общее дело достижения совершенства, создание вещей «простых и благочестивых», другой - необузданного желания получить всё и сразу, «мучительного нетерпения», отказа от необходимости «ждать, совершенствоваться», мечта о «безудержном взлёте», цель которого - достижение идеала любыми путями (даже через сделку с дьяволом) во имя удовлетворения эгоистического желания превзойти всех.

В рассказах «Золотой рыцарь» и «Африканская охота» происходит акмеистическое осмысление философии смерти и связанной с ней веры. Автор в художественной форме реализует представление о смерти как о высшем счастье, своеобразном акцг| (высшей точке напряжения и радости) всей жизни. Уход в иной мир не страшен, смерть - не конец жизни, а её продолжение, полное радости и счастья. Смерть - это лишь путь к высшей гармонии «новой жизни», и в этом - проявление милости и любви Бога и главное доказательство его существования. Столкновение со смертью - это ещё и возможность заглянуть вглубь себя, почувствовать себя частью мира естественного, приблизиться к победе над слабостью плоти и ощутить высшую степень напряжения духовных и физических сил, возможность осознать мудрую упорядоченность бытия. В упомянутых рассказах Н. Гумилёв показывает, как надо умирать - легко и достойно, с молитвой на устах, с верой в обретение иного бытия.

В сборнике рассказов «Тень от пальмы» Н. Гумилёв создаёт разные типажи героев и героинь. В ранних новеллах автор рисует ряд образов пассионарных героев и воплощающих недосягаемый идеал героинь - холодных и далёких женщин, причиняющих боль или даже способных убить словом или жестом. Столкновение мужчины с женщиной всегда заканчивается трагедией: отвергнутый, сломленный пассионарий теряет свою силу и часто становится жертвой женской игры. В поздних рассказах расстановка сил и акцентов меняется: перед читателем свободный от любовных страданий сильный духом герой-охотник, черпающий энергию у первобытной природы, а также декаденствующий герой, отвергающий любовь, позволяющий себе выбирать, играть чужой жизнью и чувствами, разочаровавшийся в женском идеале. Иной предстаёт и героиня. Теперь это обычная земная женщина, хотя и яркая, утончённая, но слабая, ищущая любви, а не отвергающая её.

Большинство рассказов имеют более или менее ярко выраженный автобиографический план. Н. Гумилёв в художественной форме проигрывал и переживал заново те ситуации, с которыми сталкивался в жизни. Два противоположных типа отношений с женщиной и к женщине на разных этапах жизни отличали его самого. В более поздний период творчества Н. Гумилёв не разочаровался в пассионарном герое и не поддался сплину, как большинство его современников. Пассионарный герой (каковым Н. Гумилёв хотел видеть себя и любого мужчину) - это идеал, к которому он стремился на протяжении всей своей жизни. Декаденствующий герой - это, скорее, портрет «героя времени», реальность Серебряного века, которую Н. Гумилёв видел в каждом (и в себе в том числе). Необходимо отметить, что пассионарный герой - часто фигура трагическая (особенно в контексте темы любви), поскольку он выбирает «нехоженые» дороги жизни. Высокая трагичность, обусловленная любовной дисгармонией, порой лишает героя пассионарной энергетики, разрушает сильное преобразующее мужское начало (что было обусловлено, прежде всего, личными мотивами автора).

Н. Гумилёв выстраивает свою философию, обращаясь к разного рода культурным пластам, поэтому интертексты становятся материалом, методом и принципом построения прозы Н. Гумилёва, а выявление их специфики и назначения - одним из главных объектов исследования. В программной статье «Наследие символизма и акмеизм» Н. Гумилёв, поднимая вопрос о соотношении двух течений, фактически, сказал и о связи акмеизма со всей мировой литературой: «. чтобы течение утвердило себя во всей полноте и явилось достойным преемником предшествующего, надо, чтобы оно приняло его наследство и ответило на все поставленные им вопросы» [Гумилёв I: 3, 1617]. Акмеизм, понимавший культуру как единый процесс, осознавал себя её частью, отталкивался от мировой литературы, вступая с ней в диалог.

В сборнике рассказов «Тень от пальмы» Н. Гумилев широко использует литературные реминисценции, имплицитно представляющие особый взгляд на ту или иную проблему литературных предшественников автора. Так, в сборнике не только на концептуальном, но и на текстовом уровне реализуется принцип «преемственности во имя искусства». Разного рода многочисленные отсылки помогают выявить точку зрения самого Н. Гумилёва, и лишь некоторые из них не являются концептуально важными и имеют, скорее, фоновый характер. Встречающиеся в сборнике «Тень от пальмы» реминисценции можно условно разделить на следующие тематико-хронологические блоки:

1) религиозные мотивы в рассказах: отсылки к Библии, Корану, апелляции к зороастризму, мифологическим текстам (египетской, ассиро-вавилонской, греческой, индуистской, иранской, китайской мифологиям); кельтским легендам и африканским сказкам. Этим интертекстам принадлежит особая роль, так как они генерируют мифологический хронотоп и являются носителями архаического сознания, из них Н. Гумилёв заимствует архе-типические интеробразы, включая их в миры своих текстов;

2) реминисценции из западно-европейской культуры включают реминисценции из текстов Г. Кавальканти, Г. Гвиницелли, А. Данте, Г. Андерсена, С. Колриджа, Р. Стивенсона, Р. Киплинга, Б. Стокера, В. Гёте, Г. Гейне, М. Рида, Г. Эмара, Ф. Купера, Ж. Верна, Р. Хаггарда, JI. Буссенара, Л. Жаколио, У. Коллинза, В. Скотта, С. Колриджа, Р. Стивенсона, Т. де Квинси, Г. Флобера, Л. де Лиля, Т. Готье, Ш. Бодлера, О. Уайльда, Ж. де Нерваля, Э. По, Г. Уэллса, Ф. Ницше, а также к широкому полю средневековой куртуазной литературы, жанру классического английского романа и поэзии немецких романтиков. Отсылки к текстам западно-европейской литературы и философии, как правило, многочисленны и концептуально значимы;

3) реминисценции из русской культуры XVIII-XIX веков включают апелляции к текстам В. Жуковского, А. Пушкина, М. Лермонтова, Н. Гоголя, И. Гончарова, А. Фета, Ф. Достоевского, А. Чехова. Вопреки устоявшемуся представлению о том, что Н. Гумилёв был поэтом, ориентированным на западную культуру, в его рассказах можно найти множество интертекстуальных параллелей с текстами русской классики, которые часто оказываются более завуалированы, чем реминисценции из западно-европейской литературы;

4) современный автору национальный историко-литературный «фон» представлен, в первую очередь, литературой символизма, с художниками и теоретиками которого Н. Гумилёв вёл имплицитный спор. Начинающий писатель-акмеист вступает в диалог с текстами Д. Мережковского, В. Брюсова, Ф. Сологуба, А. Белого, А. Блока и других символистов, а также отсылает к философиям В. Соловьёва, С. Булгакова и философии экзистенциализма. Особая роль принадлежит реминисценциям из творчества И. Анненского. Отсылки к текстам современников являются часто наиболее концептуально значимыми. Они - предмет спора, который Н. Гумилёв ведёт с поэтикой символизма в рамках всего сборника рассказов, результат которого - формирование особенностей мировоззрения и эстетики акмеизма;

5) апелляция к собственному творчеству (лирике, драматургии и теоретическим работами) теснейшим образом связывает рассказы с рядом предшествующих и последующих произведений Н. Гумилёва, вписывает их в единый текст его творчества: они, с одной стороны, вмещают в себя автоцитаты из предшествующих произведений, с другой - становятся источником для последующих.

Чаще всего в одном рассказе можно встретить реминисценции из всех указанных выше блоков, а некоторые новеллы оказываются настолько насыщены «отсылками», что уподобляются мозаике: сопоставляя и противопоставляя тексты предшественников, Н. Гумилёв создаёт свой концептуальный рисунок, строит тексты, словно играя с читателем, по-своему выкладывая из горячих «осколков» культуры слово «вечность».

Н. Гумилёв также использует реминисценции не только из литературных текстов, но и отсылает читателя к «текстам жизни», вводя в повествование эпизоды из биографий Г. Кавальканти, А. Данте, Н. Паганини, Дж. Тартини, А. Страдивари, В. Жуковского, А. Пушкина, И. Анненского, а также постоянно апеллирует к истории своих отношений с А. Ахматовой.

Следуя установке на синтетизм, автор обращается не только к искусству письменного слова (как создания текстов), но и к искусству слова произносимого (софист Горгий), искусству возведения храмов - архитектуре (Собор Парижской Богоматери), искусству чисел - математике (школа пифаго-рийцев), искусству звука - музыке (Н. Паганини, Дж. Тартини, А. Страдивари), искусству красок - живописи (гротески Калло и Лоррена, картины С. Боттичелли, Г. Моро, В. Тициана, С. Рафаэля, П. Гогена), рождает в сознании ассоциации с православными иконами и вводит экфразисное описание африканской графики.

Кроме того, Н. Гумилёв выстраивает свою концепцию, обращаясь к разным культурным пространственно-временным полям: 10-6 вв. до н. э. древ-неиранской культуры, эпохам древнекитайской культуры, Эллады, Средневековья, Возрождения, Италии XVII-XVIII, старой Англии и Дании, Золотою и Серебряного веков русской культуры, времени современной Африки.

Многообразие гумилёвских реминисценций можно классифицировать не только с точки зрения их тематико-временной принадлежности, но и исходя из способа введения их в текст. Упоминаний в сборнике рассказов Н. Гумилёва встречается немного: художник создает свои тексты, используя принцип игры с читателем, поэтому не предоставляет простых решений. По гой же причине случаи употребления прямой цитации в прозе Н. Гумилёва также крайне редки, а вот к квазицитации автор прибегает нередко, при этом может происходить преобразование нескольких текстов какого-либо писателя в одном отрывке гипертекста. Наиболее частотный вид реминисценций в прозе Н. Гумилёва - аллюзии. К ним можно отнести прямое или косвенное упоминание имён героев из других произведений, некоторых сюжетных поворотов, а также использование различных мотивов (вплоть до общего рисунка пейзажа). Часто Н. Гумилёв строит образ на основе формального заимствования и синтеза нескольких других. Большинство образов в рассказах писателя оказываются полигенетичными - восходящими к нескольким источникам одновременно. Довольно часто Н. Гумилёв обращается к продолжению, используя при этом библейские и мифологические сюжеты, а также выстраивая в ряде рассказов целые ряды аллюзий из произведений русской и зарубежной литературы, что позволяет говорить именно об их продолжении. К этому виду реминисценций можно отнести также все переклички с собственным творчеством, где одно произведение продолжает другое в рамках непрерываемого разговора с читателем.

Н. Гумилев сам жил в мире культуры (все отмечали его колоссальную образованность, начитанность, точное знание текстов русской и зарубежной литературы) и погружал в этот мир своего читателя. Автор, ассоциативно связывая текст с другими культурными памятниками, не только отдаёт дань предшественникам, но и выстраивает «собор» своей концепции. Не случайно интертекстуальность становится одним из основных методов акмеизма как направления и Н. Гумилёва как художника слова. Это отличает акмеистов от реалистов, которые тоже использовали прецедентные тексты. Что касается символистов, то и они, как и акмеисты, апеллировали к памятникам прошлого, вели игру с читателем в лабиринте цитат, но иначе определяли своё положение по отношению ко всему культурному пространству. Для большинства символистов (прежде всего старшего поколения) была характерна «проповедь крайнею индивидуализма» (А. Доливо-Добровольский), для них художник - «демиург», «творец» - был равен Богу и соперничал с ним в создании своего мира, стоял над культурой, хотя и был связан с ней, оставаясь её порождением. Не случайно самое частотное местоимение символизма - «Я». Акмеизм принёс с собой установку на «цеховое» единство. Векторная динамика культуры, её линейное, непрерывное движение представляло собой поступательный и неуклонный подъём к «акме», обусловленный усилиями каждого художника-мастера.

Произведения постмодернистов оказались также насыщены интертекстами, но, в отличие от акмеистов, они, по словам Т. Бек, использовали чужое слово «без малейшей к нему благодарности». Кроме того, постмодернизм принёс с собой проблему «смерти автора»: новые тексты стали часто создаваться путём механического соединения чужих цитат. Для Н. Гумилёва и акмеистов, напротив, было характерно глубокое уважение к авторитетам прошлого.

Прецедентные тексты в контексте нового целого гумилевских рассказов вступают в сложные взаимоотношения друг с другом и с «вместившим» их произведением. Появление реминисценций обусловлено ассоциативным принципом. Самый очевидный и простой вид ассоциации - по сходству тематики. Н. Гумилёв, обращаясь к той или иной теме, оглядывается назад и, отдавая день предшественникам, имплицитно указывает на то, как они интерпретировали данную проблему. Чаще всего подобных отсылок в одном рассказе бывает несколько. Каждая из них высвечивает одну из граней концепции самого Н. Гумилёва. При этом ассоциации-прецеденты могут быть представлены двумя разновидностями: 1) семантические «векторы», непосредственно исходящие из текста; каждый из таких ассоциативных «лучей» образует «спутниковое» аллюзивное смысловое пространство; 2) последовательная семантическая цепь, каждое звено которой не только связано с предыдущим, но и является её порождением. Н. Гумилёв активно использует в прозе и ассоциации по контрасту: свою эстетику автор строил, отталкиваясь от той, которая уже была создана символистами, поэтому каждый рассказ сборника - часть подтекстового спора с ними.

Культурные коннотации, отсылая к художественным мирам писателей разных эпох и стран, создают многоуровневую, сложным образом переплетающую эмоции и мысли ассоциативную глубину. Имплицитные смыслы проступают благодаря вкраплениям в текст разного рода реминисценций -так писатель руководит воображением читателя. Причём один художественный мир может накладываться на другой, перекрещиваться с ним, отталкиваться от него, продолжать его, вступать в отношения смежности. Так создаётся пространственная, временная и семантическая глубина текста. Благодаря использованию интертекстов изображение переводится из трёхмерного пространства реальности в многомерное пространство текста, где возможны удвоение, перетекание, наложение, переплетение образов, выстраиваение новых логических, мыслительных, непредсказуемых аллюзивных метаморфоз.

Техника создания ассоциативного культурологического текстового пространства импрессионистична: каждый языковой знак, связанный с культурной традицией прошлого, подобно мазку на полотне мастера, соединяет текст с летучими, порой едва уловимыми призраками. Сосуществующие в сознании автора герои, писатели, пейзажи, предметы, эпохи образуют единый текстуальный космос. Знаковые детали, подсознательно-интуитивно влекущие за собой тайные смыслы, контаминируя, выстраиваются в единое художественное бытие - живое бытие гумилевского текста.

Список научной литературыГрачева, Диана Сергеевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Гумилев Н.С. (I) Сочинения: В 3 т. / Вступ. статья, сост. и примеч. Н.А.Богомолова (Т.1), Р.Л.Щербакова (Т.2), Р.Д.Тименчика (Т.З). / Н.С. Гумилёв. М.: Художественная литература, 1991.

2. Гумилев Н.С. (II) Полное собрание сочинений в 10 т., Т. 1-7. / Н.С. Гумилёв. М.: Воскресенье, 1998-2006.

3. Гумилев Н.С. (III) Полное электронное собрание сочинений. Николай Степанович Гумилёв. Электронная книга / Н.С. Гумилёв. М.: «Адепт», «ИДДК», 2002.

4. Андерсен X. К. Сказки и истории в двух томах; Перевод с датского, серия «Библиотека библиофила» / Х.К. Андерсен. СПб.: Светлячок, 2000.

5. Андерсен X. К. Всего лишь скрипач: Роман ; Пер. с датск. / Х.К. Андерсен. -М.: Текст, 2001.- 352 с.

6. Анненский И.Ф. Избранные произведения / И.Ф. Анненский. Сост, вступ. статья, коммент. А.Федотова. - Л.: Худож. лит., 1988. - 736 с.

7. Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 8 т. под ред. В.Р.Щербины / Н.В. Гоголь. М.: Правда, 1984.

8. Гончаров И.А.Собр. соч. В 6 т. И.А. Гончаров. М: Государственное издательство художественной литературы, 1959.

9. Жуковский В.К. Цветы мечты уединённой. Стихотворения и баллады / В.К. Жуковский. М.: Детская литература, 1984. - 244 с.

10. Лермонтов М.Ю. Собр. соч. В 4 т. / М.Ю. Лермонтов. М.: Правда, 1969.

11. Мережковский Д.С. Собр. соч.: В 4 т. под ред. О.Н. Михайлова / Д.С. Мережковский. -М.: Правда, 1990.

12. Набоков В. Стихотворения и поэмы / В.Набоков. М: Современник, 1991. -335 с.

13. Пушкин А.С. Собр. соч. В 10 томах / А.С. Пушкин. М.: Художественная литература, 1974.

14. Сказки народов Африки Перевод с африканских и западноевропейских языков. Составители А.А. Жуков и Е.С. Котляр. Предисловие Е.С. Котляр. М., Главн. редакция восточной лит. изд-ва Наука, 1976. - 687 с.

15. А.Уэллс Г. Машина времени; Война миров: Пер. с англ. / Г. Уэллс. М.: Ху-дож. лит., 1984. - 93 с.

16. З.Чехов А.П. Собр. соч. В 8 т. / А.П. Чехов. М.: Правда, 1970.

17. НАУЧНО-КРИТИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА:

18. Агбунов М. Античные мифы и легенды. Мифологический словарь / М. Агбунов. М.: МИКИС, 1994. - 368 с.

19. Айхенвальд: Айхенвальд Ю.И. Гумилёв / Ю.И. Айхенвальд // Силуэты русских писателей / Предисл. В. Крейда; Худож. В.Е. Валериус. М.: Республика, 1994.-С. 478-487.

20. Аллеи J7. Литературные реминисценции Гоголя у Пастернака и Гумилёва // Л. Аллен. Этюды о русской литературе. Л., 1989. - С. 113-143.

21. Аллен J1. У истоков поэтики Н.С. Гумилёва. Французская и западноевропейская поэзия / Л. Аллен // Николай Гумилёв. Исследования, материалы, библиография / Сост. М.Д. Эльзон, Н.А. Грознова. СПб.: Наука, 1994. -С.235-253.

22. Аллен JJ. Н.С. Гумилёв и русская литература / Л. Аллен // Гумилёвские чтения: материалы международной конференции филологов-славистов / Под ред. Ю.В. Зобнина. СПб.: Издательство СПб. гос. ун-та профсоюзов, 1996. - С.108-111.

23. Амфитеатров А. Н.С. Гумилёв / А. Амфитеатров // Николай Гумилёв в воспоминаниях современников. Репринтное издание. М.: Вся Москва, 1990. - С. 239-243.

24. Анненков Ю. Дневник моих встреч: Цикл трагедий. В 2 т. / Ю. Анненков. М.: Худож. лит., 1991.

25. Антология акмеизма: Стихи. Манифесты. Статьи. Заметки. Мемуары / Вступ. статья, сост. и примеч. Т.А. Бек. М.: Моск. рабочий, 1997. - 367 с.

26. Арутюнова Н.Д. Диалогическая модальность и явление цитации / Н.Д. Арутюнова // Человеческий фактов в языке: Коммуникация, модальность, дейксис; Под ред. Булыгиной Т.В. М.: Наука, 1992. - С.52-79.

27. М.Баевский B.C. Николай Гумилёв мастер стиха / В.С.Баевский // Николай Гумилёв. Исследования, материалы, библиография / Сост. М.Д. Эльзон, Н.А. Грознова. - СПб.: Наука, 1994. -С. 75-103.

28. ХЪ.Барковская И.В. Поэтика символистского романа / Н.В. Барковская. Екатеринбург: Урал. гос. пед.ун., 1996. - 286 с.

29. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика: Пер.с фр. / Р. Барт; Сост., общ. ред. и вступ.ст. Г.К. Косикова .— М.: Прогресс, 1989 .-615 с.

30. Барт Р. Нулевая степень письма / Р. Барт // Семиотика. Антология / Под ред. Степанова Ю.С. М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001.-С. 327-370.

31. Баскер М. Ранний Гумилёв. Путь к акмеизму / М. Баскер. СПб.: РГХИ, 2000.-160 с.

32. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского / М.М. Бахтин, изд 4-е. -М: «Сов. Россия», 1979. 320 с.

33. Ю.Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. Сборник избранных трудов / М.М. Бахтин.- М.: Искусство, 1979. 423 с.

34. Блок А.А. «Без божества, без вдохновенья» (цех акмеистов) / А.А.Блок // Николай Гумилёв: pro et contra. / Сост., вступ. ст. и прим. Ю.В. Зобнина. -СПб.: РХГИ, 1995.-С. 469-478.

35. Богомолов Н.А. Батюшков, Мандельштам, Гумилёв. Заметки к теме / Н.А. Богомолов // Время и текст. Историко-литературный сборник / Науч. Ред. Н.В. Серебренников. СПб.: Академический проект, 2002. С.292-311.

36. Бродский: Бродский И. Поэт и проза / И. Бродский // Собр. соч.: В 7 т. -СПб., 1999. -Т. 5. С. 129-141.

37. Бройтман С.Н. Символизм и постсимволизм (к проблеме внутренней меры русской неклассической поэзии) / С.Н. Бройтман // Постсимволизм как явление культуры. Материалы международной конфренции (10-11 марта 1995)-М., 1995.-С. 25-28.

38. Бронгулеев В.В. Посредине странствия земного: Документальная повесть о жизни и творчестве Н.Гумилёва: годы 1886 1913 / В.В. Бронгулеев. -М.: Мысль, 1995.- 351 с.

39. Вагин Е. Поэтическая судьба и миропереживание Н.Гумилёва / Е. Вагин // Николай Гумилёв: pro et contra. / Сост., вступ. ст. и прим. Ю.В. Зобнина. -СПб.: РХГИ, 1995. -С.592-604.

40. Васильева М.Ю. Проза Н.С. Гумилёва: философско-эстетическая концепция мира, разнообразие жанрово-стилевых структур: автореф. дисс. канд. филолог, наук/ Васильева. М., 2001.- 19 с.

41. Верховский Ю.Н. Путь поэта / Ю.В. Верховский // Николай Гумилёв: pro et contra. / Сост., вступ. ст. и прим. Ю.В. Зобнина. СПб.: РХГИ, 1995. -С. 505-550.

42. Высоцкий О.В. Николай Гумилёв глазами сына / О.В. Высоцкий, Сост. Г.Н. Красникова, В.П. Крейда; Авт. предисл. Г.Н. Красников; Авт. ком-мент. В.П. Крейд. Приложение: Воспоминания современников. М.: Мол. Гвардия, 2004. - 633 с.

43. Гаспаров MJ1. Избранные статьи: Сборник / Худож. Н.Пескова / МЛ. Гаспаров. М.: Новое литературное обозрение, 1995.— 476с.

44. Гжпаров Б.М. Язык, память, образ: Лингвистика языкового существования / Б.М. Гаспаров. М.: Новое Литературное Обозрение, 1996. - 351 с.

45. Геймбух Е.Ю. Лирическая прозаическая литература в системе родов и жанров (лингвостилистический аспект) / Е.Ю. Геймбух. М.: МГПУ, 2004.-134 с.

46. Греем Ш. Гумилёв и примитив / Ш. Греем // Н. Гумилёв и русский Парнас. Материалы научной конференции.-СПБ., 1992.-С. 25-31.

47. Григорьев А.Л. Акмеизм / А.Л. Григорьев // История русской литературы: В 4 т. Т.4.Л., 1983.-С. 689-711.

48. А5.Грякалова Н.Ю. Н.С. Гумилёв и проблемы эстетического самоопределения акмеизма // Н. Гумилёв: Исследования и материалы. Библиография. СПб., 1994.-С. 103-123.

49. Давидсон А. Музей странствий Николая Гумилёва / А. Давидсон. М.: Наука. Вост. лит, 1992. - 316 с.

50. А1.Давидсон А. Николай Гумилёв. Поэт. Путешественник. Воин / А. Давидсон. Смоленск: Русич, 2001. - 416 с.

51. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка / В.Даль. В. 4 т., М.: АЮ Издательская группа «Прогресс», Универс, 1994.

52. Денисова Г.В. В мире интертекста: язык, память, перевод / Предисловие С. Гардзонио; предисловие Ю.Н. Караулова / Г.В. Денисова. М.: Азбуковник, 2003. 298 с.

53. Егорова О.Г. Проблема циклизации в русской прозе первой половины XX века: автореф. дис. . д-ра филологич. наук / О.Г. Егоровой. Волгоград, 2004. - 36 с.

54. Енишерлов В. Вступительная статья к публикации «Африканских дневников» Н. Гумилёва / В. Енишерлов // Огонёк. 1987. - № 14. - С. 19.

55. Ермаков И.А. Африка Николая Гумилёва / И.А. Ермаков // Ислам в культуре России в очерках и образах. М.: Издательский сервис, 2001. -С.334-342.

56. Ерыкалова И. Проза поэта / И. Ерыкалова // Гумилёв Н.С. Африканская охота: Новеллы. Рассказы. Очерки / Сост. И. Ерыкалова. СПБ.: Азбука, 2000. - С. 276 - 298.

57. Есаулов И.А. Постсимволизм и соборность / И.А. Есаулов // Постсимволизм как явление культуры. Материалы международной конференции (1011 марта 1995)-М., 1995.-С. 3-11.

58. Ы.Жолковский А.К. Тоска по мировой культуре 1931 («Я пью за военные астры.») // Слово и судьба: Осип Мандельштам. Исследования и материалы. -М., 1991.-С.413-428.

59. ЬЗ.Захаров В.Н. Русская литература и христианство / В.Н. Захаров // Евангельский текст в русской литературе XVIH-XX веков. Цитата, реминисценция, сюжет, жанр. Сборник научных трудов. Петрозаводск: изд-во Петрозаводского ун-та, 1994. - С. 5-12.

60. Зинин С.А. Образ художника в поэзии и прозе Н.Гумилёва / С.А. Зинин // Литература в школе. 2002. - № 3. - С.22-25.

61. Зобнин Ю.В. Путь России и путь Европы в стихотворении Н. Гумилёва «Франции» / Ю.В. Зобнин // Проблемы развития русской литературы XIX-XX веков: Тез. науч. нонф. молодых учёных и специалистов. 18-19 апреля 1990 года. Л., 1990.-С. 36-37.

62. Зобнин Ю.В. Странник духа (о судьбе и творчестве Н.С. Гумилёва) / Ю.В. Зобнин // Николай Гумилёв: pro et contra. / Сост., вступ. ст. и прим. Ю.В. Зобнина. СПб.: РХГИ, 1995. - С. 5-55.

63. Зобнин Ю.В. Н.Гумилёв поэт православия: монография / Ю.В. Зобнин. -СПб.: СПбГУП, 2000.-384 с.

64. Зорина Т.С. Рим Н.С. Гумилёва / Т.С. Зорина // Гумилёвские чтения: материалы международной конференции филологов-славистов / Под ред. Ю.В. Зобнина. СПб.: Из-во СПб. гос. ун-та профс., 1996.-С. 157-170.

65. Ю.Зорина Т.С. Поэзия Н.С.Гумилёва и античность: автореф. дис. . канд. филологич. наук / Т.С. Зорина. СПб., 2002. - 21 с.1\.Ильев С.П. Русский символистский роман. Аспекты поэтики / С.П. Ильёв. Киев: «Лыбедь», 1991. - 172 с.

66. И.Казанцева А. Анна Ахматова и Николай Гумилёв: диалог двух поэтов / А. Казанцева. СПБ.: ООО Изд-во Росток, 2004. - 336 с.1Ъ.Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. Изд. 4-е, стереотипное / Ю.Н. Караулов. М.: Наука, 1987. - 264 с.

67. Караулов Ю.Н. Ассоциативный анализ: новый подход к интерпретации художественного текста / Ю.Н. Караулов // Материалы IX конгресса МАПРЯЛ, Братислава 1999. М., Вып 1. - С. 151 - 186.

68. Кихней Л.Г. (I) Об эстетическом самоопределении акмеизма /Л.Г. Кихней, 1997 (http://sitim.sitc.ru/II-books/Joiirnals/sin edu/stl97-194.htm)1Ь.Кихней, Л.Г. (II) Поэзия Анны Ахматовой. Тайны ремесла / Л.Г. Кихней; -М.: Диалог МГУ, 1997 .— 144 с.

69. Кихней Л.Г. (III) Философско-эстетические принципы акмеизма и художественная практика Осипа Мандельштама / Л.Г. Кихней; М.,1997.

70. IS.Кихней Л.Г. Фоменко О.Е. «Так молюсь за твоей литургией.»: Христианская вера и поэзия Анны Ахматовой / Л.Г. Кихней, О.Е.Фоменко. М., 2000.

71. Кихней Л.Г Акмеизм: Миропонимание и поэтика / Л.Г. Кихней. М.: МАКС Пресс, 2001.-184 с.

72. Кобринский А.А. Н.Гумилёв и ОБЕРНУ: к постановке проблемы / А.А. Кобринский // Гумилёвские чтения: материалы международной конференции филологов-славистов / Под ред. Ю.В. Зобнина. СПб.: Из-во СПб. гос. ун-та профсоюзов, 1996.-С. 186-194.

73. Колосова С. Николай Гумилёв: прозаик и поэт: автореф. дис. . канд. фи-лологич. наук / С. Колосова. М., 1998. - 21 с.

74. Колосова С. «И воин, и всадник». Николай Гумилёв: прозаик и поэт. Монография / С. Колосова. Москва - Ярославль: Литера, 2004. - 244 с.

75. Корман Б.О. Избранные труды по теории и истории литературы / Б.О. Корман. Ижевск: Изд-во Удм.ун-та, 1992. - 236 с.

76. Косиков Г.К Стихотворение "Жираф" и африканская тема Н. Гумилёва (http://www.libfl.ru/mimesis/)

77. Косиков Г.К. Готье и Гумилёв / Г.К. Косиков // Готье Т. Эмали и камеи. -М., 1984.-С. 212-256.

78. Коишал В. Новелла и сказка: событие, случай, случайность. (Гумилёв, Гиппиус, Набоков, Хармс) / В. Кошмал // Русская новелла. Проблемы теории и истории, СПб.: Изд-во СПб. ун-та., 1993. - С. 235-248.

79. Кристева Ю.(11) К семиологии параграмм / Ю. Кристева // Французская семиотика: от структурализма к постструктурализму / Под ред. Косикова Г.К. М.: Прогресс, 2000. - С. 484-416.

80. Кристева Ю.(Ш) Разрушение поэтики / Ю. Кристева // Французская семиотика: от структурализма к постструктурализму / Под ред. Косикова Г.К. М.: Прогресс, 2000. - С. 484-416.

81. Кузмин М.А. О прекрасной ясности. Заметки о прозе / М.А. Кузмин // Поэтические течения в русской литературе конца XIX начала XX века: Литературные манифесты и художественная практика. Хрестоматия / Сост. А.Г. Соколов.-М., 1988.-С. 96-101.

82. Кузьмина Н.А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка / Изд. 2-е, стереотипное / Н.А. Кузьмина. М.: Едиториал УЗСС, 2004. - 272 с.

83. Лавренев Б. Поэт цветущего небытия / Б. Лавренёв // Звезда. 1988. - № 4.- С.148-152.

84. Лебедев В.В. Нетерпение достичь Харэр: по маршруту путешествия в Эфиопию поэта Николая Гумилёва / В.В. Лебедев // Вокруг света. 1988.- № 2. С.30-37

85. Левин Ю.И., СегалД.М., Тименчик Р.Д., Топоров В Н., Цивьян Т.В. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма // Russian Literature. 1974. -№ 7/8. - Р.47-82.

86. Левинсон А.Я. Гумилёв/ А.Я. Левинсон // Николай Гумилёв в воспоминаниях современников. Репринтное издание. М.: Вся Москва, 1990. - С. 213-218.

87. Лекманов О.А. «Цех поэтов» и символизм / О.А. Лекманов // Гумилёв-ские чтения: материалы международной конференции филологов-славистов / Под ред. Ю.В. Зобнина. СПб.: Издательство СПб. гос. ун-та профсоюзов, 1996. - С. 25-32.

88. Лекманов О.А. Книга об акмеизме и другие работы / О.А. Лекманов.-Томск: Издательство «Водолей», 2000. 704 с.

89. Лившиц Б. Полутороглазый стрелец / Б. Лившиц // Николай Гумилёв в воспоминаниях современников. Репринтное издание. М.: Вся Москва, 1990.-С. 160-165.

90. Лотман Ю.М. Семиотика культуры и понятие текста / Ю.М. Лотман // Труды по знаковым системам: Текс в тексте. Тарту: Изд-во ТГУ, 1981. Вып.ХП (515).-С. 3-8.

91. Лотман Ю.М. Текст в тексте / Ю.М. Лотман // Труды по знаковым системам: Текст в тексте. Тарту: Изд-во ТГУ, 1991. Вып.XIV (567).-С. 3-18.

92. Лотман Ю.М. Пушкин / Лотман Ю.М. СПб.: Искусство-СПб, 1998847 с.

93. Лукницкая В. Николай Гумилёв: жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких / В. Лукницкая.-Л.: Лениздат, 1990.-302 с.

94. Лурье С. Жизнь после смерти / С. Лурье // Звезда. -1989. № 6. - С.204-206.

95. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов / М.М. Маковский. М.: ВЛАДОС, 1996.-416 с.

96. Маковский С. Николай Гумилёв (1886-1921) / С. Маковский // Николай Гумилёв в воспоминаниях современников. Репринтное издание. М.: «Вся Москва», 1990. - С. 45-73.

97. Мандельштам О.Э. Утро акмеизма / О.Э. Мандельштам // Собр. соч.: В 4т., -М., 1994.- Т. 1. -С. 177-181.

98. Манн Ю. Поэтика Гоголя. Вариации к теме / Ю. Манн. М.: «Coda», 1996. -474 с.

99. Мелешко Т.А. Художественная концепция игры в поэзии Н. Гумилева: «Романтические цветы», «Жемчуга», «Чужое небо», «Колчан»: дис. . канд. филол. Наук / Т.А. Мелешко. Вологда, 1998. - 27 с.

100. Мипералова И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма: Учебное пособие / И.Г. Минералова. 2-е изд. - М.: Флинта: Наука, 2004. - 272 с.

101. Минский Н. «Огненный столп» / Н. Минский // Николай Гумилёв в воспоминаниях современников. Репринтное издание. М.: Вся Москва, 1990. -С. 169-173.

102. Минц З.Г. «Забытая цитата» в поэтике русского постсимволизма / З.Г. Минц // Семиотика и история: Труды по знаковым системам. Вып. XXV (936). Тарту: Изд-во ТГУ, 1992. С. 123-136.

103. Минц З.Г Поэтика Александра Блока. / З.Г. Минц. СПб.: «Искусство-СПб», 1999.-727 с.

104. Мифологическтй словарь / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. М.: Большая Рос. энциклопедия, 1992. - 736 с.

105. Наппельбаум И.М. Мэтр / И.М. Наппельбаум // Николай Гумилёв: pro et contra. / Сост., вступ. ст. и прим. Ю.В. Зобнина. СПб.: РХГИ, 1995. -С. 331-323.

106. Никитин A.J1. Загадка последней книги Н.Гумилёва / А.Л. Никитин // Никитин А.Л. Неизвестный Николай Гумилёв. Исследования и публикации текстов. М., Интерграф сервис, 1996. - С. 5-50.

107. Нойманн Э. Искусство и время / К.Г. Юнг, Э. Нойманн // Психология и искусство. М.: 1996.

108. Образ Гумилева в советской и эмигрантской поэзии / Сост., предисл., коммент. В.П. Крейда. М.: Молодая гвардия, 2004. - 285 с.

109. Обухова О. Ранняя проза Н.Гумилёва в свете поэтики акмеизма / О. Обухова // Гумилёвские чтения: материалы международной конференции филологов-славистов / Под ред. Ю.В. Зобнина. СПб.: Изд-во СПб. гос. ун-та профс., 1996.-С. 120-125.

110. Одоевцева И.В. Так говорил Гумилёв / И.В. Одоевцева // Николай Гумилёв: pro et contra. / Сост., вступ. ст. и прим. Ю.В. Зобнина. СПб.: РХГИ, 1995.-С. 319-323.

111. Ожегов С.И. Словарь русского языка: Ок. 57 000 слов / Под ред. чл.-корр. АН СССР Н. Шведовой. 18-е изд., стереотип. - М.: Рус. яз., 1986797 с.

112. Остова Н. Музыка в системе межвидовой поэтики Н.Гумилёва / Н. Осипова // Шестое чувство. Памяти П.В.Куприяновского. Сб. наилучш. статей и материалов. Иваново: ОАО «Иваново», 2003. - 100-112.

113. Павловский А.И. Николай Гумилёв / А.И. Павловский // Николай Гумилёв. Владивосток, 1991.

114. Павловский А. О творчестве Н.Гумилёва и проблемах его изучения /

115. A.Павловский // Николай Гумилёв. Исследования, материалы, библиография / Сост. М.Д. Эльзон, Н.А. Грознова. СПб.: Наука, 1994. - С. 3-30.

116. Падучева Е.В. Семантическое исследование. Семантика нарратива /

117. Пиотровский М.Б. Коранические сказания / М.Б. Пиотровский М.: I1аука, Главная редакция восточной литературы, 1991. - 219 с.

118. Подшивалова Е.А. Предисловие / Е.А. Подшивалова // Гумилёв Н.С. Огненный столп: Стихи и проза / предисл. и сост. Е.А. Подшиваловой. -Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 3 - 28.

119. Полушин В.Л. Проза Николая Гумилёва / В.Л. Полу шин // Кодры. 1989. - № 4. - С. 110-111.

120. Полушин В.Л. (I) Волшебная скрипка поэта / В.Л. Полушин // Николай Гумилёв. Золотое сердце России. Сочинения / Сост., вст. статья, коммент.

121. B. Полушина. Семейная хроника Гумилёвых О. Высоцкого. Кишенёв: у Лит. артистикэ, 1990. - С. 5-38.

122. Полушин В.Л. (II) Слово о прозе поэта / В.Л. Полушин // Гумилёв Н.С. Тень от пальмы. Тирасполь., 1990. - С. 3-7.

123. Полушин В.Л. Гумилёвы. 1720-2000: Семейная хроника. Летопись жизни и творчества Н.С. Гумилёва: XX столетие. Родословное древо. / В.Л. Полушин. М.: ТЕРРА - Книжный клуб, 2004. - 528 с.

124. Православный церковный календарь 1994. М.: Издание московской патриархии, 1993. - 112 с.

125. Раскина Е.Ю. Мотив «благочестивого творчества» («смиренного знания») в художественной программе акмеизма / Е.Ю. Раскина // Русская литература.-СПб., 1999.- №3.-С. 168-175.

126. Раскина Е.Ю. Мифопоэтическое пространство поэзии Н.С.Гумилева: дис. канд. филол. Наук/ Е.Ю. Раскина. М., 2000. - 25 с.

127. Рогозинский В.В. «Золотой и белый монастырь». Евангельские сюжеты и образы в поэзии Н. Гумилёва // Русский язык и литература в средних учебных заведениях УССР. 1991. - № 4. - С. 64-68.

128. Рождественский Вс. Гумилёв и Блок / Вс. Рождественский // Николай Гумилёв в воспоминаниях современников. Репринтное издание. М.: «Вся Москва», 1990. - С. 223-228.

129. Ронен О. Серебряный век как умысел и вымысел (Материалы и исследования по истории русской культуры. Вып. 4. М.: ОГИ, 2000. - 152 с.

130. Рубине М. Пластическая радость красоты: Экфразис в творчестве акмеистов и европейская традиция / М. Рубине. СПб.: Академический проект, 2003.-324 с.

131. Семенова Н.В. Цитата в художественной прозе (на материале произведений В.Набокова): Монография /Н.В.Семёнова. Тверь: ТГУ, 2002. - 200 с.

132. Современный философский словарь / под ред. д.ф.н., проф. В.Е.Кемерова. Москва, Бишкек, Екатеринбург: Одиссей, 1996. - 608 с.

133. Срезневская B.C. Дафнис и Хлоя / B.C. Срезневская // Николай Гумилёв: pro et contra. / Сост., вступ. ст. и прим. Ю.В. Зобнина. СПб.: РХГИ, 1995. -С.239-244 с.

134. Слинько М.А. "Античные " романы В. Я. Брюсова: Историко-культурный смысл, художественная структура, традиции: Дис. . канд. филол. наук / М.А. Слинько. Воронеж, 1997.— 212с.

135. Слинько М.А. "Античные " романы В. Я. Брюсова: Историко-культурный смысл, художественная структура, традиции: автореф. дис. . канд. филол. наук / М.А. Слинько. Воронеж, 1997.— 18 с.

136. Слободнюк C.J1. Николай Гумилёв: Модель мира. (К вопросу о поэтике образа) / C.JI. Слободнюк // Николай Гумилёв. Исследования, материалы, библиография / Сост. М.Д. Эльзон, Н.А. Грознова. СПб.: Наука, 1994. -С. 143-164.

137. Слободнюк C.JI. «Соловьиный ад. Трилогия вочеловечения Александра Блока: онтология небытия» / C.JI. Слободнюк. СПб.: Алетейа, 2002. -273 с.

138. Слышкин Г.Г. Лингвокультурные концепты и метаконцепты: автореферат дис. д-ра филол. наук: / Г.Г. Слышкин.— Волгоград, 2004. 39 с.

139. Смелова М.В. Роль христианства в картине мира Н.С.Гумилёва / М.В. Смелова // Ахматовские чтения. А. Ахматова, Н. Гумилёв и русская поэзия начала XX века. Сб-к науч. тр. Тверь, 1995. - С. 27-35.

140. Смелова М.В. Онтологические проблемы в творчестве Николая Степановича Гумилева: дис .канд. филол. Наук / М.В.Смелова.-Тверь, 1998.-24 с.

141. Смирнов И.П. Порождение интертекста / И.П. Смирнов. СПб.: Аврора, 1995.-216с.

142. Спиваковский П. «Индия духа» и Машенька. «Заблудившийся трамвай» как символистско-акмеистическое видение / П. Спиваковский // Вопросы литературы. 1997. - №5. - С.39-54.

143. Струве Г,П. Творческий путь Н. Гумилёва / Г.Г1. Струве // Николай Гумилёв: pro et contra. / Сост., вступ. ст. и прим. Ю.В. Зобнина. СПб.: РХГИ, 1995.-С. 554-582.

144. Супрун А.Е. Текстовые реминисценции как языковое явление / А.Е. Супрун // Вопросы языкознания. 1995. - № 6. - С. 17-29.

145. Тагер Е.Б. Модернистские течения в русской литературе и поэзия межреволюционного десятилетия (1908-1917) / Е.Б. Тагер // Тагер Е.Б. Избранные работы о литературе. М., 1988. - С. 344-466.

146. Тименчик Р.Д. Заметки об акмеизме / Р.Д. Тименчик// Russian literature. -1974. -№7/8.-P. 23-46.

147. Тименчик Р.Д. Заметки об акмеизме I / Р.Д. Тименчик // Russian literature.- 1977. Vol. V. - №3. - P. 281 -300.172 .Тименчик Р.Д. Заметки об акмеизме II / Р.Д. Тименчик // Russian literature.-1981.- Vol. IX. №2.-P. 175-189.

148. Тименчик Р.Д. Текст в тексте у акмеистов / Р.Д. Тименчик // Учёные записки тартуского университета. Тарту, 1881.- Вып. 567. - С. 65-75.

149. Тименчик РД.(1) Николай Гумилёв и Восток / Р.Д. Тименчик // Памир. -1987. -№3 С.123-136.

150. Тименчик Р.Д. (11) Иннокентий Анненский и Николай Гумилёв / Р.Д. Тименчик // Вопросы литературы 1987. № 2. - С. 271-278.

151. Толстой И. Послесловие к публикации стихов и прозы Н.Гумилёва / И. Толстой // Аврора. 1987. - № 12 - С. 128-129.

152. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области ми-фопоэтического: Избранное / В.Н Топоров. М.: Изд. гр. «Прогресс» -«Культура», 1995-624 с.

153. Тороп П. Тотальный перевод / П. Тороп. -Тарту: Тартуский ун-тет, 1995.

154. Трибунский П. «Революционер» Николай Гумилев: мифы и реальность / П. Трибунский // Вопросы литературы. 1997. - № 5. - С.369 - 373.

155. Ходасевич В. Конец Ренаты / В. Ходасевич // Колеблемый треножник: Избранное. М.: Советский писатель, 1991. - С. 269-277.

156. Чернов А.В. Архетип «блудного сына» в русской литературе XIX века /

157. A.В. Чернов // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. Цитата, реминисценция, сюжет, жанр. Сборник научных трудов. Петрозаводск: изд-во Петрозаводского ун-та, 1994. - С. 151 -159.

158. Черных В.А.(1) Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой, часть 1 /

159. B.А.Черных. М.: Эдиториал, УССР, 1996. - 111 с.

160. Чуковский К.И. Воспоминания о Гумилёве / К.И.Чуковский // Николай Гумилёв: pro et contra. / Сост., вступ. ст. и прим. Ю.В. Зобнина. СПб.: РХГИ, 1995.-С. 286-304.

161. Чуковский Н. Литературные воспоминания / Н.Чуковский. М., 1989.

162. Шестаков В. Вступительная статья / В. Шестаков // Русский эрос или философия любви в России. М.: Прогресс, 1991. - С. 5-19.

163. Шиндин С. Фрагмент поэтического диалога Мандельштама и Гумилёва: к рецепции образа Айя-София в культуре «серебряного века» / С. Шиндин // В.Я. Брюсов и русский модернизм. Сборник статей. М.: ИМЛИ РАН, 2004.-С. 194-204.

164. Basker M. The Silver Age: Symbolism and Post-Symbolism / M. Basker // The Routledge Companion to Russian Literature, ed. N. Cornwell, Routledge, London and New York, 2001. -P. 136-149.

165. Conte G. Memoria dei poeti e sistema letterario / G. Conte. Torio: Einaudi, 1974.

166. Eshelman R. Nicolai Gumilev and neoclassical modernisme / R. Eshelman. Fr-at-M., 1993.

167. Genette G. Palimpsestes: La Litterature au second degree / G. Genette. Paris, 1997.

168. Lanclow G.P. The Definition of Hupertext and it's History as a Concept. / G.P. Landow. The Johns Hopkins University Press, 1992.

169. Pasquali G. Arte allusive / G. Pasquali // Pagine stravagani II / Firenze: San-soni, 1968. P.275-282.

170. Popovic A. Aspects of metatext / A. Popovic //Canadian Review of comparative Literature CRCL, 1976. P. 225-235.

171. Rimffaterre M. Semiotics of poetry / M. Rimffaterre // Bloomininton, Indiaa: Indiana University press, 1978.

172. Thompson E.M. Some Structural Patterns in the Poetry of Nicolaj Gumilev / E.M. Thompson // Die Welt der Slaven, -1974. P. 19-20.

173. Tucher J.G. Innokentij Annenskij and the acmeists doctrine / J.G. Tucher // Slavica Publishers, Inc. 1986. - 130 c.

174. Sampson E.D. The prose fiction of Nikolaj Gumilev / E.D. Sampson // Nikolaj Gumilev. 1886-1986. Papers from the Gumilev Centenary Symposium. Berkley, 1987.-P. 271-275.

175. Nikolaj Gumilev. Selected works / Selected and Translated by Burtun Raffel and Alia Burado. Albany State University of New York Press, 1972.