автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Традиции русской романтической лирики XIX века в поэзии Н.С. Гумилёва

Полный текст автореферата диссертации по теме "Традиции русской романтической лирики XIX века в поэзии Н.С. Гумилёва"

На правах рукописи

Саяпина Анна Сергеевна

ТРАДИЦИИ РУССКОЙ РОМАНТИЧЕСКОЙ ЛИРИКИ XIX ВЕКА В ПОЭЗИИ Н.С. ГУМИЛЁВА

Специальность 10.01.01 - Русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

1 7 мд* 2012

Ставрополь - 2012

005042854

005042854

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы Южного Федерального университета

Научный руководитель: доктор филологических наук доцент

Балашова Ирина Александровна, профессор кафедры истории русской литературы Южного Федерального университета

Официальные оппоненты: доктор филологических наук профессор

Черная Татьяна Карповна профессор кафедрьг истории русской и зарубежной литературы ФГБОУ ВПО «Ставропольский государственный университет»

кандидат филологических наук доцент Юрьева Марианна Владимировна

доцент кафедры истории русской литературы, теории литературы и критики ФГБОУ ВПО «Кубанский государственный университет»

Ведущая организация: ФГБОУ ВПО Елецкий государственный

университет им. И. А. Бунина

Защита состоится 29 мая 2012 года в 13 часов на заседании диссертационного совета ДМ 212.256.02 при ФГБОУ ВПО «Ставропольский государственный университет» по адресу: 355009, г. Ставрополь ул. Пушкина, 1-а, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ФГБОУ ВПО «Ставропольский государственный университет» по адресу: 355009, г. Ставрополь, ул. Дзержинского, 120.

Автореферат разослан^^апреля 2012 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

доктор филологических наук ^—^ .А. Фокин

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемая диссертация посвящена традиции русской романтической лирики XIX века в поэзии Н.С. Гумилёва (1886-1921).

Для научных работ последнего времени характерен интерес к проблеме генезиса поэтического мира Н.С. Гумилёва. Здесь значима роль традиций. Однако тема традиций в её методологических и историко-литературных аспектах при осмыслении поэзии одного из крупнейших представителей литературы начала XX века далеко не исчерпана. В то же время без исследования творческого диалога Гумилёва с современниками и предшественниками, прежде всего русскими романтиками, недостижимо целостное представление о его творчестве, невозможно осмысление его поэтики и затруднено определение места поэта в национальном и мировом литературном процессе. Кроме того, рассмотрение произведений Н. Гумилёва в аспекте наследования исм значимых традиций необходимо для более глубокого понимания творческой индивидуальности анализируемых авторов и определения характера воздействия их творений и творческого поведения на поэзию и личность одного из наиболее значительных поэтов русского Серебряного века.

Актуальность работы определена недостаточной изученностью традиций русской романтической лирики в поэзии Гумилёва.

Из числа русских поэтов-романтиков, творчество которых было особенно важно для Н.С. Гумилёва, в исследовании выделены A.C. Пушкин, Ф.И. Тютчев и Е.А. Баратынский. Роль традиций этих поэтов Золотого века национальной литературы в формировании эстетической системы Гумилёва-акмеиста была особой. Творческое усвоение их художественного опыта проявилось в произведениях поэта, повлияв на образы, сю-жетно-композиционное строение, ритмику, тропы, способствуя художественному осмыслению их автором эстетических принципов раннего и зрелого русского романтизма.

Диалог Гумилёва с Пушкиным, Тютчевым и Баратынским нередко обогащен обращением сразу к нескольким их произведениям и к произведениям нескольких поэтов, причем, не только изучаемых нами авторов. Гумилёв учитывает и свои обобщения о творческих принципах поэта или поэтов, развивая, обогащая жив споре со своими предшественниками.

Объект данного исследования - стихи и поэмы Гумилёва, в которых представлены в той или иной форме образы, мотивы, тропы, сю-жетно-композиционные, жанровые, стилистические., ритмические особенности лирических произведений Пушкина, Тютчева, Баратынского, а также — произведения названных авторов, повлиявшие на Гумилёва; эпистолярное наследие поэга-акмеиста; его критические и теоретиче-

ские работы, в которых содержатся высказывания о русских романтиках; воспоминания современников Гумилёва.

Предмет исследования — характер усвоения Гумилёвым, поэтом, теоретиком и эссеистом, традиций русской романтической лирики, осмысление им эстетики раннего и зрелого русского романтизма и художественные результаты этого осмысления.

Цель работы — доказать обусловленность творческого становления Гумилёва общностью эстетических принципов и поэтики акмеистов и русских поэтов-романтиков начала и середины XIX века.

Целью работы определяются следующие задачи:

• осмыслить проблему традиций русской романтической лирики XIX века в творчестве Гумилёва, учитывая результаты существующих исследований темы, основываясь на теоретических работах, критических статьях и эпистолярном наследии поэта, воспоминаниях его современников;

• выявить в поэтическом наследии поэта корпус произведений с отчетливым культурным подтекстом, отсылающим к традициям Пушкина, Тютчева, Баратынского и нередко многосоставным, одновременно углубив представление о ряде отмеченных соотнесений;

• проанализировать особенности романтической поэтики и её влияние на формирование творческой мифологии Гумилёва;

• изучить поэтические и эстетические особенности произведений разных жанров Гумилёва-поэта, определив ту роль, которую сыграла в становлении его творчества русская романтическая традиция, сформированная лир ической поэзией Пушкина, Тютчева, Баратынского.

Теоретико-методологической основой исследования являются философские положения работ Ф.В. Шеллинга, развитые в эстетике немецких романтиков и проявившиеся в художественном творчестве русских поэтов периода раннего и зрелого романтизма; культурно-философские идеи А.Ф. Лосева, H.A. Бердяева, И. Хёйзинги; историко-литературные и теоретические исследования А.Н. Веселовского, М.М. Бахтина, Б.М. Эйхенбаума, В.Б. Шюювского, Б.В. Томашевского, В.М. Жирмунского, М.П. Алексеева, Д.С. Лихачёва, A.C. Бушмина, Д.Д. Благого, Ю.М. Лот-мана, A.M. Панченко, Л.Я. Гинзбург, С.Г'. Бочарова, В.Е. Хализева, В.Э. Вацуро; связанные с изучением творчества поэтов-акмеистов и Н.С. Гумилёва в свете значимых для них традиций классиков труды З.Г. Минц, В.Н. Топорова, Р.Д. Тименчика, Т.В. Цивьян, В.И. Тютты, Е.А. Есаулова, Л. Аллена, H.A. Струве, И.П. Смирнова, O.A. Лекманова, В.В. Мусатова, Ю.В. Зобнина, Л.Г. Кихней, О. Ронена и др.

В исследо вании использованы методы сравнительно-исторического и сравнительно-типологического анализа. Применение последнего связано с определением соотнесенности эстетических принципов Гумилёва и рус-

ских поэтов-романтиков XIX века. Привлечены также методики биографического, историко-генетического, мотивного, рецептивного, целостного, мифопоэтического и стиховедческого анализа, развигые Е.М. Мелетин-ским, В.Н. Топоровым, В.М. ."Жирмунским, В.В. Вейдле, К.Ф. Тарановским, M.JI. Гаспаровьм, Ю.М. Лотманом, М.М. Гиршманом, Е.Г. Эткиндом.

Состояние научной разработанности темы исследовании.

В ряде работ связь поэтики Гумилёва с романтической традицией (нередко без соотнесения с национальной) констатировалась, но не была предметом специального рассмотрения (А.И. Павловский, В.П. Енишер-лов, Е.А. Подшивалова, И. Делич, O.A. Клинг, Е.П. Беренштейн, B.JI. Полушин, Г.Н. Шелогурова).

Вместе с тем проблема «Гумилёв и романтизм» рассмотрена и более детально (М.В. Смелова, Е.Ю. Кармалова, М. Баскер, С.Н. Колосова, О.И. Федотов, Е.Г. Милюгина, Ф.Х. Исрапова, Н.В. Дерина). Однако авторы и этих исследований прослеживают связь образов и сюжетов поэта с западноевропейской романтической литературой, или, как правило, ограничиваются анализом раннего творчества Гумилёва, когда поэт находился под обаянием символизма, тем самым связывая романтизм поэта с его увлечением символизмом. Характерно замечание Е.Ю1. Карма-ловой о том, что Гумилёв осмысливал романтизм, оценивая творчество отдельных художников.

К настоящему времени работы о влиянии русской романтической традиции по-прежнему малочисленны. Исключение составляет, по существу, исследования С.Н. Видющенко, A.A. Дякиной, В.Н. Климчуковой.

Обобщая вышесказанное, следует отметить, что осмысление традиции русской романтической лирики в поэзии Гумилёва должно быть продолжено.

Научная новизна исследования состоит в углублении представления о значении национальных литературных традиций для художественной практики и эстетики акмеизма, развитие и уточнение наблюдений о романтическом характере творчества Н.С. Гумилёва и о диало-гичности поэтических шедевров Золотого и Серебряного веков русской литературы.

Новым является осуществленное в работе целостное рассмотрение всех уровней поэтической системы Н.С. Гумилёва в аспекте творческого усвоения им традиций трех выдающихся русских поэтов-романтиков: A.C. Пушкина, Ф.И. Тютчева, Е.А. Баратынского.

Впервые на обширном материале с введением новых образных, мо-тивных и иных соотношений, с дополнением и уточнением ранее установленных параллелей, цитат, созвучий показана действшельно значительная, как количественно, так и качественно, роль традиций русской

романти ческой лирики в создании совершенных поэтических произведений Гумилёва и в творческой эволюции поэта.

Теоретическая! значимость работы заключается в конкретизации представлений об общности эстетических принципов поэтов Золотого и Серебряного веков, проявляющейся в трактовке ими категорий прекрасного, трагического, гармонического, восприятии искусства как формы приближения к полноте религиозного мироощущения, что вносит существенные дополнения в понимание типологических связей между такими явлениями, как романтизм и акмеизм, а также дополняет представление об их генетических связях:. Роль Гумилёва в продолжении творческого процесса предстает тем более значимой, что в его все более совершенных произведениях происходит усиление тенденции гармонизации и обретения гармонии, напряженно искомой литературными предшественниками, а его теоретические изыскания предстают весомыми аргументами, подтверждающими необходимость научного осмысления русской поэзии Нового времени как целостного художественного явления.

Мы развиваем в работе представление о русском романтизме как литературном направлении, которое не было исчерпано в первой трети XIX века, и актуализируем ряд существенных положений. Они связаны с пониманием того, что для романтиков изучаемых нами периодов истории национальной литературы значимы определенные философские и теоретические положения. Это положения о равновесии реального и идеального в художественном образе, о преодолении трагических противоречий обретением художественной, а вследствие этого — социальной гармонии и, по этой причине, о необходимости достижения совершенства произведения, являющегося частью национально-исторической и личной мифологии, и наконец, о стремлении поэтов приблизиться к полноте гармонического мироощущения, явленного религией.

Практическая значимость исследования заключается в том, что в нем создана картина развития национальной поэзии, предстающая в реальных творческих взаимосвязях крупнейших поэтов, диалог которых осуществлен посредством формирования, усвоения и продолжения традиций. Это позволяет использовать концепцию и основные положения диссертации при изучении истории русской литературы в вузе, а также в школьном преподавании истории русской поэзии Серебряного века.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Востребованные Н.С. Гумилёвым традиции русской романтической лирики XIX века обусловили понимание им, поэтом и теоретиком литературы, основных категорий эстетики в соответствии с эстетическими принципами A.C. Пушкина, Ф.И. Тютчева и Е. А. Баратынского.

2. Творческое следование поэта Пушкину проявилось в создании соотнос1гмых с произведениями классика метафор любовной лирики,

цветовых соответствий пластичных образов, в наличии пушгашского контекста стихов о поэзии и обретении поэтом-акмеистом свойств, присущих поэту XIX века и его творениям. Помимо точности и простоты поэтической речи это также требовательность к себе, верность идеалам, религиозность, укорененность образного мира поэтических произведений в широкой литературной и культурной традиции.

3. Цитируя лирику Тютчева и вступая с ним в творческий диалог, Гумилёв воспринял напряженный драматизм философской лирики поэта, но усилил тенденцию гармонизации введением образа лирического героя, открытого созданному Творцом миру. Это позволяет пересмотреть одностороннюю трактовку философской лирики раннего и зрелого русского романтизма как преимущественно трагической, а её героя -как страдающую личность, что нередко распространено при изучении традиций Тютчева и его влияния также на лирического субъекта в поэзии Гумилёва.

4. Осознав исчерпанность драмы непонимания поэта, призыва его к молчанию, сомнения в религиозной содержательности поэтического слова, представленной русскими романтиками XIX века, Гумилёв уточнил философские образы элегий Баратынского, усилив в произведениях, ориентированных на его традицию, мотивы преодоления трагизма. Творчески воспринимая традиционное, он акцентировал визуальность и вещественность образов поэта мысли. Образные обобщения зрелых стихов Гумилёва сохраняют конкретное содержание и выражают гармонию бытия.

5. Обращение Гумилёва к религиозной образности русской романтической лирики и выражение мироощущения боговдохновенного поэта представляет его религиозность как значимый принцип эстетической программы, не связанный с обязательной воцерковленностью автора стихов.

6. Теоретик и практик акмеизма, Гумилёв стал образцом творческого отношения к традициям русской романтической лир яки XIX века. Осознав её мифопоэтическое содержание, он своими творениями, теоретическими постулатами и личной судьбой явил то приобщение значимым традициям, которое выражает существование вдохновляющего на новые творческие свершения национального художественного и социального целого.

Апробация работы. Концепция работы и её основные положения обсуждались на международных конференциях: «Русская литера1ура XIX века в контексте мировой культуры» (Ростов-на-Дону. 2002). «Творчество Ф.И. Тютчева: филологические проблемы изучения» (Донецк, 2003), «Литература в диалоге культур» (Ростов-на-Дону, 2004-2006); на аспирантских чтениях (Ростов-на-Дону, 2002) основные положения исследования отражены в девяти публикациях, в том числе, в двух изданиях, рецензируемых ВАК.

Материалы исследования использовались в процессе преподавания курса литературы учащимся Свято-Преполовенской церковноприходской школы и в проведении курса «Бесед о православной культуре».

Структура работы включает введение, четыре главы, заключение, библиографический материал, насчитывающий 321 название. Содержание диссертации изложено на 220 страницах.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении дается обоснование актуальности темы исследования, характеризуется степень её научной разработанности, определяются объект, предмет, цель, задачи, новизна, теоретическая и практическая значимость работы, формулируются положения, выносимые на защиту, приводятся сведения об апробации основных результатов исследования.

В первой главе «Традиции русского романтизма в поэтическом творчестве акмеистов и Гумилёва: история и теория вопроса», состоящей из трех параграфов, даётся анализ ряда теоретических работ и определяется круг проблем исторического и теоретического характера, внимание к которым необходимо для проведения нашего исследования и уточнения используемых нами понятий.

В первом параграфе осмыслены исследования, посвященные проблемам истории русского романтизма.

Среди многообразия имен ученых, посвятивших свои исследования изучению романтизма, особенно выделим Г.А. Гуковского, В.М. Жирмунского, H.A. Гуляева, И.В. Карташову, работы которых сыграли существенную роль в изучении русского романтизма первой трети XIX века как культурного явления. В современном литературоведении существует концептуальное видение романтизма как явления, не замкнутого рамками конца XVIII - первой трети XIX столетия. Б. Рассел писал, что «и искусство, и литература, и философия, и даже политика» до сих пор испытывают «влияние... мироощущения, которое характеризовало то, что в широком смысле может быть названо движением романтизма»1. На неисчерпанность идей романтизма указывал также и А. Родосский.

Осмысливая пушкинские традиции, значимые для Гумилёва, мы исходим из представления о Пушкине как о поэте-романтике и видим в романтизме «эпоху, имеющую длительную, двухвековую историю, а время ранних романтиков воспринимаем как начальный этап новой эстетики»2.

1 Рассел Б. История западной философии / Б. Рассел. - М.: Изд-во Иностранной литературы, 1959.-С. 693.

2 Балашова И А. Романтическая мифология A.C. Пушкина / И. А. Баташова - Ростов-на-Дону: Донской издательский дом, 2004. - С. 39.

Непрерывность культурно-исторической эпохи, которая становится ясна при подобном осмыслении романтизма, открывает новые возможности и перспективы в осмыслении традиций, в том числе, традиций национальных, особенно важных для мироощущения лирика. В литературоведении сформировалось представление о традиции (рассмотренное во втором параграфе первой главы) как о сложном комплексе идей, жанровых и стилевых канонов, а также индивидуапьно-авторских поэтик, с которыми автор вступает в отношения заимствования, подражания, иронического обыгрывания, пародирования и других форм культурного диалога. Это особенно значимо при осмысления поэтики акмеистов, для которых «тоска по мировой культуре» была основным в их отношении к традиционному.

Далее, при уточнении в третьем параграфе проблемы традиции выделяются аспекты, важные в связи с изучением творчества акмеистов и Н.С. Гумилёва и определяется круг теоретико-литературных понятий, используемых в работе и обеспечивающих осмысление форм проявления традиционного в поэтических произведениях. В работе используются термины «цитата», «реминисценция», «аллюзия». Согласно современным представлениям, они позволяют конкретизировать представления о традициях, наследуемых его автором.

О сознательной обращенности акмеистов к традиции в разное время писали Л.Я. Гинзбург, О. Ронен, А.М. Ранчин, З.Г. Минц, Т.В. Цивьян, М.М. Гельфонд, H.A. Богомолов, Р.Д. Тименчик, Б.М. Эйхенбаум, JI. Ал-лен, В.И. Тюпа, Н.Ю. Грякалова, Д.С. Грачёва, Ю.М. Лотман, ИЛ. Смирнов, O.A. Лекманов, Л.Г. Кихней и др.

Значимо то, что основным эстетическим положением акмеистов было представление об открытости поэта и писателя мировой культуре. Отметим, что ранние русские романтики руководствовались теми же представлениями о единстве мировой культуры. Цитаты были органичным компонентом их произведений, поскольку синтезирующее творчество романтиков, согласно обобщившему их культурную практику Ф. Шеллингу, основывалось на мифотворчестве.

Отказавшись от заявленной символистами «теории соответствий», акмеисты, подобно ранним русским романтикам, искали целостное мировоззрение, которое они обрели, обратившись, прежде всего, к православной культуре.

Глава завершена подведением итогов, определяющих характер дальнейшего исследования.

Во второй главе «Пушкинская традиция в лирике и лироэпосе Н.С. Гумилёва» рассматриваются мотивы, образы и произведения Пушкина, усвоенные Гумилёвым и определившие особенности его по-

эзии и поэтического мироощущения. На основе широкого биографического и культурно-исторического контекста в главе уточняются имеющиеся наблюдения по данному вопросу, вводятся и аргументируются новые факты, определяется характер творческого восприятия поэтом начала XX века пушкинской традиции (заимствование, травестирова-ние, творческий диалог и пр.).

В параграфе 1.1. «Вопрос о пушкинской традиции в исследовательской литературе» анализируются наблюдения и открытия в области выявления и типологизации пушкинского текста в творчестве Гумилёва (H.A. Оцуп, Б. Шварцбанд, П.Н. Медведев, Л.А. Левинтон, Ю.П. Анненков, JI. Аллеи, М. Рубине, М. Баскер, C.JI. Барбашов и др.). Результатом этого является следующий вывод: при обил ии отдельных наблюдений и разборов остается ощутимым отсутствие исследований, в которых был бы осуществлен целостный подход к истолкованию традиции Пушкина в лирике поэта XX века. Важной составляющей этого подхода является анализ творчества поэтов в общей для них типологии — романтической парадигме. В этом ракурсе и осуществляются в работе анализ и интерпретация пушкинской традиции в лирике и лироэпосе Гумилёва.

В параграфе 2.2. «Пушкин в восприятии Гумилёва: совершенная поэзия, мир поэта-странника» анализируется творчество Гумилёва в контексте усвоения поэтом пушкинской традиции. В ходе аргументации значимости творческой личности и поэтики Пушкина для поэта-акмеиста привлекаются несколько типов источников. Прежде всего, выявляется пупжинская тема в литературно-критическом наследии Гумилёва и свидетельствах современников (мемуары, эпистолярная и литературно-критическая проза). Пушкин предстает не только выразителем художественного совершенства в поэзии, но и личностью, обладающей полнотой национального самовыражения и самоосуществления. Рецензируя сборник Вяч. Иванова «Cor Ardens», Гумилёв писал: «...Мы — не только переход от психологии Востока к психологии Запада или обратно, мы уже целый и законченный организм, доказательство этому — Пушкин:»3. С именем великого поэта у Гумилёва связано представление о жизни настоящего художника, которому свойственны активная жизненная позиция и верность поэтическим идеалам. Кроме того, в работе прослеживается влияние Пушкина на восприятие Гумилевым отдельных тем: Кавказа., Царского Села. В качестве значимых факторов, сформировавших пушкинский образ, приводятся биографические данные. Так, в студенческие годы Гумилёв принимал участие в работе пушкинского семинара, руководимого профессором С.А. Венгеровым. Фактом био-

3 Гумилёв Н. Сочинения. В 3 т. Т. 3. Письма о русской поэзии / Подгот. текста, примеч. Р. Тименчика /Н. Гумилёв. -М..: Худож. лит., 1991. —430 с. - С. 105.

графии, связавшим двух поэтов, является и то, что местом благополучно разрешившейся дуэли с Максимилианом Волошиным Гумилёв выбрал Чёрную речку. Как пишут современники Гумилёва, за этим решением ощущалась серьезность, с которой поэт относился к проблеме чести.

Значимым фактом художественной биографии представлено восприятие Пушкина сквозь призму творчества и эстетически?: идеалов литературных «учителей» Гумилёва - И.Ф. Анненского и В.Я. Брюсова. Если в Брюсове Гумилев ценил прежде всего знатока творчества Пушкина, то у Анненского он находил реализацию пушкинских художественных и нравственно-философских принципов: гармоничное равновесие содержательности образа и его формы. Помимо объединяющего пушкинского контекста, трех поэтов XX века связывала близость романтическому типу поэзии и мироощущения. Ранним романтикам было известно, что «каждая муза ищет и находит другую, все потоки поэзии сливаются во всеобщем великом море единой неделимой поэзии»4, и этим знанием они оказались особенно близки поэтам начала XX века, стремившимся приобщиться великой национальной и мировой поэзии. В работе доказывается, что, подобно русским романтикам начала XIX столетия, акмеисты считали творчество средством преодоления дисгармонии, того противоречия, «раздвоенности», на языке романтиков, которое особенно остро чувствуется в переломные эпохи, а начало XX века было именно таким периодом.

От анализа мемуарных, эпистолярных и литературно-критических источников, свидетельствующих о влиянии пушкинской традиции на Гумилёва, осуществлен переход к разбору лирических и лироэпических произведений поэта, обнаруживающих связь с пушкинским текстом.

Так, эта связь выявляется в художественном мире и словесном строе стихотворений Гумилёва, посвященных женским образам: «Священные плывут и тают ночи...», «Рассыпающая звёзды», «Девочка». При анализе последнего демонстрируется связь гумилёвского текста с пушкинским стихотворением «Портрет» 1828 года через посредство стихотворения Анненского «Среди миров» (1909). Кроме того, указано и на связь с этим произведениями другого стихотворения поэта — «Среди бесчисленных светил...» (1918). Показываются сложные соотнесения этого текста с пушкинской лирикой (связь с элегией «Осень», стихотворением «К морю»). В числе других поэтических тропов исследуется эпитет «сладкий» у Пушкина и Гумилева: его семантика интерпретируется как сакральная, связанная с представлением о жреческой, высокой

4 Шлегель Ф. Разговор о поэзии / Ф. Шлегель // Литературные манифесты западно-европейских романтиков / Под ред. А С. Дмитриева. - М.: Изд-во Московского университета, 1980. - С. 62.

миссии поэта, что связывает поэта-акмеиста с романтической традицией, русской и европейской (эти наблюдения поддержаны ссылками на работы И.А. Балашовой, Ю.В. Зобнина).

Романтическая тема поэта-пророка, гонимого толпой, также обнаруживает у Гумилёва связь с пушкинской традицией (анализируются гумилёвские стихотворения «Дева Солнца», «Пусть будет стих твой гибок, но упруг...» и пушкинское «Поэту»; «Восьмистишие», «Я говорил: "Ты хочешь, хочешь?"» - и пушкинский «Пророк»), Отдельное внимание уделено освоению романтической темы странничества через посредство творчества Пушкина (но также и Жуковского, Батюшкова) в лирике Гумилёва (вскрывается связь с пушкинскими произведениями «Путешествие в Арзрум», «Поэт», «Поэт и толпа», «Поэту», «Странник», «<Из Пиндемонти>»),

В лирическом сознании Гумилёва Пушкин присутствует на протяжении всего творчества, и его мотивы, образы, интонации, его творческая концепция были востребованы, прежде всего, при создании образа поэта, осмыслении темы поэзии, трактованными поэтом начала XX века в романтическом ключе. Хорошо зная стихи классика, Гумилёв воспроизводит, одновременно свободно видоизменяя, образы пушкинской лирики («Маркиз де Карабас»). Гумилёв трансформирует пушкинские образы («Цветок»), обогащая их новым содержанием («В библиотеке»).

Анализ лирики Гумилёва позволяет прийти к заключению, что для поэта «явное» цитирование Пушкина не было характерным. Лишь в стихотворении «О дева Роза, я в оковах» (ок. 1920), не вошедшем ни в один поэтический сборник и при жизни не напечатанном, Гумилёв использует цитаты, отсылая к стихам Пушкина, давая его строки в кавычках.

Проанализировав различные формы диалога лирики Гумилёва с пушкинским текстом, резюмируется, что, во-первых, Пушкин является для Гумилёва классическим образцом поэта, воплощающим такие универсалии, как гармония, оптимизм, просветительская миссия поэта; во-вторых, через Пушкина Гумилёв наследует русскую и европейскую романтическую традицию; в-третьих, в своих произведениях поэт избегает прямого цитирования своего литературного кумира, предпочитая формы заимствования мотива, темы, образа или иронического обыгрывания цитаты.

В параграфе 2.3. «Изобразительные возможности слова поэта-акмеиста, восходяшце к пушкинской традиции» осуществлен анализ стилистики поэзии Гумилёва, его отношения к изобразительному потенциалу поэтического слова. Для Гумилёва «поэзия — рождение новых сочетаний», такая позиция оказывается близка пушкинской поэтике «называния,... отбора и тонкого сочетания прекрасных слов» (Л.Я. Гинзбург).

Так, дается сравнительный анализ образа «златая ночь» у Пушкина («Друзьям» (1826)) и Гумилёва («Пролетала золотая ночь...»; поэма «Звёздный ужас»), возродившего в поэзии Серебряного века преданный забвению пушкинский троп. В стихотворении «Пролетала золотая ночь...» семантика образа и его сюжетно-композиционная роль оказываются близки пушкинским, так как у классика «златые ночи» — это, прежде всего, счастливая, прекрасная пора. И у Гумилёва «золотая ночь» — напоминание о несбывшемся, но когда-то казавшемся возможным счастье с любимой. В поэме «Звёздный ужас» необычное сочетание оказывается использованным в другом контексте, значении и роли: образ, поддержанный им, становится более многоплановым. Однако и в этом произведении образ не утрачивает связи с пушкинским, и, создаваемый почти оксюморонным сочетанием, вызывает множество ассоциаций. Исследуется связь гумилёв-ской поэтической семантики золотого и голубого цветов с пушкинской, при этом обращается внимание на общую ассоциативную основу — цветовую символику Царского Села, фигурировавшую, кроме того, у Анненско-го и Тютчева, а в европейской поэзии осваивавшуюся романтиками (Л. Тик, Новалис). Сакрализация золотого цвета Гумилёвым связывается также с канонической семантикой данного цвета в православии, однако поэт тогда наделяет его амбивалентностью значений — золотой цвет символизирует и жизнь, и смерть.

Восприятие изобразительного потенциала слова интерпретируется также в проекции на увлечете Гумилёва французской поэзией парнасцев, их концепцией ясного, отточенного, пластически выразительного слова, и этот культ пластического слова акмеист связывает также с истоками романской литературы — античностью. Гармоничное соединение античного идеала ясности и романтического культа индивидуальной стихии Гумилёв разделяет с Пушкиным, а также немецкими романтиками (Ф. Шлегель и др.). Стихотворение «Мореплаватель Павзаний» (1906) может служить примером ученичества у поэта-классика. Источником образности стало стихотворение Пушкина «Нереида». В обоих произведениях особую роль приобретают контрасты и сравнения, игра цвета и света. В пушкинской «Нереиде» принцип «словесного рисования» (экфрасиса) позволил ввести новые изобразительные детали, которые «оживили» мифологический образ древних. Сопоставительный анализ стихотворений выявляет характерную поэтическую манеру Гумилёва, которая формулировалась под влиянием поэзии XIX века и особенно глубоко усвоенной традиции Пушкина. Свобода выражения себя в слове, безукоризненный вкус, умение придать цветовую и световую выразительность, пластичность и скульптурную осязаемость образу как ор-

ганическое свойство пушкинского гения стали для Гумилёва теми образцовыми свойствами, к которым он всегда стремился в своей поэзии.

Параграф 2.4. «"Предметность" лирики Гумилёва как результат усвоения им пушкинской традиции» посвящен одному из ключевых качеств поэтики Гумилёва. Анализируется развитие художественной пластики поэта от импрессионистической образности с её неопределенностью, размытостью к точности и скульптурной конкретности образного мира («новой предметностю>, по определению О.Б. Черненьковой). Ясность и достоверность образов была обретена Гумилёвым и акмеистами, прежде всего, при творческом освоении наследия Пушкина. Разбираются стихотворения «Заводи», «Царица», «Пятистопные ямбы» (1915), наглядно демонстрирующие данное свойство поэтики Гумилёва. Анализ стихотворений «Заводи» и «Царица» позволяют прийти к выводу, что и до возникновения нового течения поэт был восприимчив к опыту Пушкина в вопросе создания художественного образа. Это проявилось в пейзажной лирике, где Гумилёв достигает точности и выразительности, избегая образной избыточности символистов. Как и классик, поэт передает эмоциональное напряжение через фиксирование внешних событий и деталей.

В параграфе анализируется итоговое для определенного этапа творчества поэта стихотворение «Пятистопные ямбы» (1915), содержащее пушкинский подтекст. Стихотворение венчают строки, где упоминание монастыря и выражение стремления к нему, утверждение всепобеждающей гармонии, связанной с обретением веры, прямо отсылает к стихотворению Пушкина «Монастырь на Казбеке». На основании сопоставления делается вывод, что глубина и многозначность слова, проявляющиеся в контексте этой особо значимой традиции, позволили Гумилёву решить одну из задач романтической эстетики — выразить поэтическим словом духовное богатство личности и обнаружить силу воздействия её творческих проявлений на социальный мир. Делается вывод о том, что в зрелый период творчества простота и «вещность» слова, свойственные Пушкину, стали характерны для стиля Гумилева.

В третьей главе «Творческое осмысление Н.С. Гумилёвым лирики Ф.И. Тютчева» исследуются формы диалога Гумилёва с тютчевской традицией. Рассматривается усвоение традиций Тютчева акмеистической поэзией в целом, выявляются общие для Ахматовой, Мандельштама, Гумилёва эстетические и философские основания.

Недостаточная изученность роли тютчевской традиции в поэзии Гумилёва отмечается в параграфе 3.1. «Исследователи о традициях Ф.И. Тютчева в поэзии акмеизма», где дается краткий обзор ряда работ в этой области (Ю.Н. Верховский, М. Баскер, H.A. Афанасьева, O.A. Клинг, С. И. Видю-щенко, Ю.В. Зобнин и др.). При анализе исследования Ю.В. Зобнина отме-

чена неправомерность негативной трактовки этим автором понятия «хаос», в котором Тютчев, как и немецкие романтики, видел нечто необходимое творчеству, творчеством же преодолеваемое. Дискуссионными признаны отдельные положения оценки влияния Тютчева, данной С.И. Видющенко.

В параграфе 3.2. «Лирические произведения классика в сознании Гумилёва, поэта, критика и эссеиста. Современники об отношении поэта к Тютчеву» исследуется литературно-критическая рецепция Гумилёвым тютчевской поэтики. Для воссоздания исторически: верной картины этого творческого диалога рассматриваются также документальные источники — эпистолярные, журнальные, мемуарные произведения современников.

В 1914 году в рецензии на книгу П. Радимова «Земная риза» Гумилёв объяснил наличие в своей натурфилософской лирике образов Тютчева потребностью в философском синтезе. Хорошо знавшая Гумилёва в последние годы его жизни С.К. Эрлих оставила воспоминания о том, что в разговорах о поэзии он «из поэтов чаще всего упоминал кроме Пушкина, Иннокентия Анненского и Тютчева».

Мандельштам откликнулся на тютчевский призыв о молчании поэтически, создав свой «Silentium!», а ответ Гумилёва Тютчеву был дан в статье «Жизнь стиха». Поэт начала XX века размышлял о том, каким должно быть стихотворение, чтобы «жить жизнью полной и могучей». Среди необходимых требований к стихотворению Гумилёв выделял «превыше всего — стиль и жест», вступив в полемику с тютчевской мыслью «мысль изреченная есть ложь» и противопоставив ей поэзию дела.

Наибольшая близость тютчевской картине мира предстает в натурфилософских воззрениях Гумилёва, воспринимавшего мир природы как живое целое, как космос, законы которого не до конца постижимы человеком («Камень», «Деревья», «Дута и тело», «Неизвестность», «Естество» и др.). Особенно отчетливо это мироощущение выразилось в зрелых книгах поэта — «Огненный столп», «Поэма Начала». Гумилёв, вслед за поэтом XIX века, понимает природу как «преображающееся» естество, и в этом преображении ему слышны слова Творца, произнесенные при создании мира, и жизнь с Богом для него - «залог бессмертия для смертных».

При сравнительном анализе философских стихов Тютчева «Н.И. Кролю» и Гумилёва «Вечер» (1915) выявлено, что оба поэта развивают романтическую идею преображения мира и индивидуального бытия силой искусства, но автор второго произведения действительно верит в безграничные возможности поэтического слова.

В параграфе 3.3. «Стихотворения книги Гумилёва "Колчан" в свете тютчевской традиции» исследуется книга 1916 года, создание которой

ознаменовало расцвет творчества Гумилёва-акмеиста, раскрывается семантика названия книги. Выявлено, что в ряду множества реминисценций из европейских и русских поэтов Тютчеву отведена одна из значимых ролей. В первую очередь, рассматривается близость лирического героя книги, проникнутого религиозно-мистическим воодушевлением, герою Тютчева. Однако отношения с художественными идеями поэта выстраиваются неоднозначно. Так, стихотворение «Восьмистишие» может восприниматься и как еще один аспект полемики Гумилёва-поэта с тютчевским стихотворением «Silentium!», поскольку в нем озвучена проблема восприятия поэтического слова. Важно быть услышанным читателем, и мысль, внушенная Творцом, не может быть «ложью».

Одна го черт мироощущения Гумилева, объединяющая его с Тютчевым, - восприимчивость к внешнему миру, способность вчувствования (ср.: тютчевская романтическая формула «Всё во мне и я во всём»). Осмысленная, она впервые предстала декларативно в манифесте поэта-акмеиста: «... Ощущая себя явлениями среди явлений, мы становимся при-частны мировому ритму, принимаем все воздействия на нас и в свою очередь воздействуем сами». В стихотворении «Фра Беато Анджелико» Гумилёв творчески преобразует эту мысль, сообщая ей новое наполнение: «Но всё в себя вмещает человек, который любит мир и верит в Бога».

При сопоставлении стихов «Пожары» Тютчева и «Лесной пожар» Гумилёва выявлено, что, кроме близких названий, обнаруживается совпадение образов и концепций произведений. Внутренний мир лирического героя стихов поэта XX века так же драматичен, герой так же, в отличие от зрелого творчества Гумилёва, безволен, беспомощен перед силами природы, но его мир и более гармоничен, поскольку герой слышит «глас Бога» и «Божьими зовёт свои дороги».

В книге «Колчан» реализуется стремление поэта обрести гармонию с миром, чья божественная природа неоспорима. В своём глубоком прочувствовании мира Гумилёв, как и Тютчев, слышит музыку стихий, душа его открыта чистым звукам. Тютчевские строки: «Певучесть есть в морских волнах, / Гармония в стихийных спорах...» и состояние, выраженное в ни?:, знакомы Гумилёву. Поэт наследует романтикам, и, прежде всего, Тютчеву, во внимании к гармонии природы, гармонии, доступной и человеку. Но если у Тютчева «Не то душа поёт, что море...», то для лирического героя Гумилёва «целый мир, чужой и знакомый» готов породниться с поэтом и сердце его бьётся в унисон с морской стихией.

В параграфе 3.4. «Музыка стихий. Образ моря в поэтическом сознании Тютчева и Гумилёва» не ставится цель дать исчерпывающий ответ на вопрос о месте и значении в поэтическом мире Гумилёва образа морской стихии, однако делается ряд существенных наблюдений. Про-

слеживается генезис семантики моря в романтической поэтике, при этом наряду с изобразительной суггестивностью морской стихии акцентируется ритмическая форма реализации этой темы (указывается на значимость данного наблюдения в работах И.А. Балашовой). Знаменательно, что в книге «Колчан», в которой тема творчества занимает важнейшее место, образ моря становится одним из самых ярких, создает ритмико-интонационное и эмоциональное настроение, свойственное всем вошедшим в неё стихам (ср.: «Пахнет звёздами и морем / Твой плащ широкий, Женевьева» («Средневековье»); «Как эмаль сверкает море» («Неаполь») и др.). Кроме того, море предстает романтической реалией Италии («Ода Д'Аннунцио»),

В параграфе дан развернутый анализ стихотворения «ГГрапамять», в котором Гумилёв развивает образы тютчевских стихов «Конь морской», «Сон на море», сохраняя их связь и непосредственно с античной культурой, и с творчеством ранних русских романтиков («Тень друга» К.Н. Батюшкова, «Море» В.А. Жуковского, «Погасло дневное светило» A.C. Пушкина).

Усвоение и осмысление сюжетов Тютчева, его образов и ритмов, способствовало совершенствованию поэтического мастерства Гумилёва, создававшего образы обобщенные и наделенные индивидуальными свойствами, которые характерны для поэта-акмеиста, продолжавшего традиции романтической поэзии.

В главе четвертой «Традиции Е.А. Баратынского в поэзии Н.С. Гумилёва» рассматривается восприятие поэтом-акмеистом творчества одного из классиков русской романтической поэзии XIX века, к началу нового столетия почти забытого, но возвращенного в литературную рецепцию символистами.

В параграфе 4.1. «История изучения традиций Е.А. Баратынского в поэзии Н.С. Гумилёва» дается обзор работ, в которых выражены мнения о роли традиций Баратынского в литературе русского Серебряного века (О. Ронен, O.A. Лекманов, В.Н. Климчукова). Они предполагают развитие положений о значительности таковой. Связи произведений двух поэтов реализовались в контексте современной Гумилёву русской поэзии, развитие которой происходило в период, в ряде свойств близкий времени жизни и творчества Баратынского.

В параграфе 4.2. «Н.С. Гумилёв о творческом наследии "поэта мысли": овладение приемами мастерства» рассматривается оценка Гумилёвым творчества русского поэта в литературно-критических произведениях («Письма о русской поэзии», «Вожди новой школы») и лирике. Гумилёв-критик и теоретик литературы дает высокую оценку творчеству Баратынского, вводя его в круг «поэтов мастеров». В продолжение отклика Мандельштама на размышления Баратынского о будущем читателе, Гумилёв

развивает тот же образ в стихотворении «Мои читатели». Очевиден и пушкинский подтекст этого стихотворения, отмеченный исследователями и увиденный в мотивах бессмертия и предстоящи поэта перед Богом. Важность воззрений Баратынского на тему «Поэт и поэзия» подтверждается упоминанием его строк в эссе Гумилёва «Читатель».

Баратынский, лирику которого называют «поэзией мысли», оказался близок поэту начала XX века своими поэтическими размышлениями о вечных, «последних» темах. Они предстали в его философичных стихах, а также в произведениях, в которых он стремился понять сущность искусства и раскрыть тайну предназначения поэта, чье вдохновенное творчество будет жить в последующих поколениях. Баратынский и Гумилёв, следовавшие принципам романтической эстетики, высоко ценили возможности поэтического слова, способного, по их мнению, врачевать «болящий дух» и расковывать «косный сон стихий».

Помимо общих эстетических воззрений выявляются текстуальные переклички Гумилёва с Баратынским. Осуществлен сравнительный анализ стихотворения «Осень» Баратынского и поэмы «Осенняя песня» Гумилёва. Усвоение образов, ритмов, жанровых особенностей поэзии Баратынского свойственно Гумилёву, включившему в сборник «Романтические цветы» стихотворение «Перчатка» (1907). Его название вторит тому, которое дал своей переводной балладе, имеющей жанровое обозначение «Повесть», В.А. Жуковский, а также - заголовку Лермонтова, который сопроводил стихотворение указанием: «Из Шиллера». Произведение поэта начала XX века сохраняет черты баллады (прихотливый рисунок строф, сюжет любовного свидания). Но его рифмы, характер рифмовки, ритмика наделяют образный мир произведения тем психологизмом, который восходит к элегическим мотивам любовной романтической лирики. Воплотившись в новом произведении интонационно, повлияв на его образы, сю-жетно-композиционное строение, ритмику и тропы, элегия Баратынского «Поцелуй» предстает в качестве значимого традиционного. Будучи творчески освоено, оно способствовало художественному осмыслению поэтом-акмеистом эстетических принципов раннего русского романтизма и, в частности, соотношению реального, представленного деталью, и идеального, обусловленного прочувствованием этой детали.

«Поэтика отрицания» Баратынского воспринята Гумилёвым, автором стихов «Я и Вы» (1917). Его название актуализирует еще одну, пушкинскую традицию. Стихотворение «Ты и вы» с иным, чем у Баратынского, но не менее выразительным и содержательным контрастом и, главное, утверждением всепобеждающей силы чувства любви, присутствует в контексте поэтической традиции, важной для Гумилёва, сообщая его стихам дополнительную психологическую глубину.

В параграфе 4.3. «Преодоление Гумилёвым трагизма стихов Баратынского и его элегий, вошедших в сборник "Сумерки"» интерпретируется концепция лирического героя у двух поэтов. Сравниваются стихотворения, посвященные смерти и мужеству («Волшебная скрипка», «В пустыне», «Смерть», «Я и Вы», «Трагикомедией - названьем "человек"...» Гумилёва и «Отрывок», «Смерть», «Последний поэт» Баратынского и др.). Результатом анализа двух одноимённых стихотворений — «Смерть» - становится вывод о различии концепции смерти у двух поэтов. Так, у Баратынского «смерть» — хранительница установленного Всевышним хода вещей, поэт создает образы, содержащие философские обобщения. У Гумилёва же «смерть» - сопроводительница к Райской обители. Оба поэта размышляют о вечном: о смысле жизни, неизбежности смерти, её всевластии и о возможности ей преодоления актом творения. Духовная сила лирического героя обоих поэтов проявляется в их бесстрашии. В нем проявились характерные свойства личностей обоих поэтов — мужественно-твёрдый взгляд на жизнь, о котором Гумилёв в манифесте писал как об одной из черт акмеистической поэтики. Думается, его привлекала эта черта характера Баратынского, ведь поэт XIX столетия, как и сам Гумилёв, много пережил и прочувствовал. Оба ощущали трагические диссонансы эпохи, разрыв должного и сущего. В сборнике «Огненный столп», последнем, как и «Сумерки» Баратынского, Гумилёв опубликовал стихотворение «Душа и тело», в котором изображен разговор лирического «я» с душой. Герой поэта предстает способным к самоанализу и иронии. Обнаруживается также сходство в трактовке любовной темы Гумилёвым и Баратынским.

Поэтов сближают личностные предпочтения и обстоятельства жизни. Оба любили путешествия. Баратынскому, находившемуся на военной службе, пришлось часто переезжать, а в конце недолгой жизни он совершил круиз по Средиземноморью. Во время его поэт написал стихотворение «Пироскаф», в котором звучат мотивы обретения земного рая: «Завтра увижу Элизий земной».

В параграфе 4.4. «Стихотворение Баратынского "Пиры" в эстетической рецепции Гумилёва» исследуется восприятие Гумилёвым одного из знаковых стихотворений Баратынского «Пиры», значимого дня мифотворчества ранних романтиков. Это произведение соотносимо с лицейскими годовщинами Пушкина, с анакреонтикой A.A. Дельвига, Н.М. Языкова, П.А. Вяземского. В свою очередь, годовщины A.C. Пушкина доминируют в его романтической мифологии в качестве системообразующих, как и пиршественные стихи названных поэтов — в их личных мифологиях. Поэты 1820-1830-х годов откликнулись и на пушкинский стихи, и на стихи Баратынского и, тем самым, включили их в свою мифологическую систему, составив выразительный образный и мотивно-эмоциональный ряд.

В связи с интересом к изобразительности в стихотворении Баратынского «Пиры» Гумилёву, автору стихов «Мне на Ваших картинах ярких...», «Пиза», «Неаполь», «Осень», «Индюк», «Маркиз де Карабас» и других, близки образы, ироничные и воспринятые в этом свойстве и в их красочности Пушкиным, автором романа «Евгений Онегин». Описаниями дружеского, обильного едой, питьем и общением застолья поэзия Гумилёва, всё же, более камерная, не богата, но некоторые его стихи оказываются связанными с вполне определенной литературной традицией. Е.Ю. Куликова отметила, что в «Сентиментальном путешествии» Гумилёв использует пушкинские приемы и обыгрывает ужин Евгения Онегина у Talon.

В «Пирах», восходящих к традиции философского пира Платона и Лукиана, преисполненных античной образности, поэт писал о «тёплой молитве». И так же вполне воспринята античная тематика и одновременно близок Бог поэту XX века. Гумилёв заканчивал свое стихотворение «Заводи» столь же открыто лирическим тезисом: «Я люблю тебя, Господи». Образ Бога, религия непреложно гармонизируют мир хаоса, мир страстей, сует и драм социальной жизни, и это известно обоим поэтам. Существенно, что, дав своим стихам о смерти то название, которое использовал Баратынский, как это было и при наследовании традиций Пушкина и Тютчева, поэт-акмеист вступает с ним в особый диалог. В «Пирах» Баратынского Гумилёву оказываются близкими и пластическая изобразительность в обрисовке сюжета, и психологизм в передаче любовного чувства (мотив невозвратимости сильной любви). Близость в интерпретации любовной темы обнаруживается и при сравнении стихов Баратынского «Не искушай меня без нужды...», «Она» и стихотворения Гумилёва «Ты пожалела, ты простила...». Поэт использует образы интимной лирики Баратынского, представляя характерное для ранних русских романтиков восприятие возлюбленной как жизненного воплощения идеала. Чувство меры, гармоничность образного мира Баратынского, исповедальность, интеллектуальное содержание его стихов освоены Гумилёвым как необходимые свойства подлинной поэзии.

Однако, сближаясь с предшественником во внимании к теме смерти, жанру элегии, Гумилёв педалирует не трагедийные, но трагедийно-героические интонации, гармонизирующие образы и мотивы.

В заключении подводятся итоги работы, обобщаются результаты исследования.

Эпистолярное наследие поэта, его статьи и рецензии, свидетельства его современников подтверждают: особое место в ряду поэтов, чьи произведения существенно повлияли на образный мир, эволюцию и эстетику поэта-акмеиста, принадлежит трём авторам - Пушкину, Тютчеву и Баратынскому. Эстетические воззрения Гумилёва, касающиеся понима-

ния им категорий прекрасного, трагического, гармонического, соотношения реального и идеального, художественной бытийиости, открытости личности миру Бога, «оприродненности» творчества и боговдохно-венности поэта, являются осознанным развитием эстетических принципов трёх крупнейших русских романтиков, названных Гумилёвым создателями образцовых творений.

Представление об акмеистах как о поэтах, цитирующих произведения своих предшественников, должно быть конкретизировано в связи с осмыслением композиционной значимости цитаты, узнаваемой, представленной частично или с трудом угадываемой из-за её изменения; с синтезирующим свойством художественного сознания Гумилёва; с обоснованием поэтом роли поэтического Слова, выявляющего формирование индивидуальной и, одновременно, общей мифологии: принадлежа автору, оно является собственностью всех, кто его слышит и вновь произносит Слово в сакральном акте создания стихов.

Системное изучение традиций Пушкина у Гумилёва заставляет признать, что именно Пушкин был поэтом, в творчестве которого с юных лет, также и посредством учения у Анненского и Брюсова, неофит обретал названные им как принадлежащие классику точность, простоту поэтической речи, требовательность к себе, верность идеалам, религиозность, полнозвучие и содержательность образов, укорененность создаваемых образов в традиции.

Осмысление внимания Гумилёва к произведениям Тютчева, в круг которых введены новые стихи, позволяет преодолеть одностороннюю трактовку философской лирики классиков раннего и зрелого русского романтизма как создавшей трагическую картину мира и представившей образ страдающего лирического героя. Восприятие поэтом-акмеистом напряженного драматизма философской лирики Тютчева и одновременное усиление им увиденной у классика тенденции гармонизации введением в стихах поэта XX века мотива открытости лирического героя миру, созданному Творцом, становится важнейшей составляющей национальной поэзии.

В следовании Баратынскому поэт усложняет контекст традиции, привносит гармонизирующие образы и мотивы, откликается на восприятие Баратынским смерти как умиротворения, добавив, что она открывает «путь к небесам». Присутствие традиций поэта мысли возрастает в зрелом периоде творчества Гумилёва, но трагизм философской лирики классика заметно умерен. Наиболее же близка Гумилёву эстетика визу-альности и вещественности, уравновешивающая идеальное образного мира романтиков, представляющая поэта, которому открыта выявляемая в художественном мире романтиков гармония быта и бытия.

На основе изучения важнейших для Гумилёва традиций выясняется, что его религиозность связана не с обязательной воцерковленностыо поэта, но является значимым принципом его эстетической программы. Такой подход актуализирует мнение самого поэта, в котором искусству отведена роль важнейшей формы приближения к особо содержательному религиозному мироощущению.

Полнота восприятия наследия классиков русской поэзии XIX века Гумилёвым сказалась на творчестве его последователей и друзей по Цеху. Важное для поэзии Серебряного века и осуществленное именно акмеистами возвращение полноты звучания, значения, ощущения слова как художественного события сделало вновь востребованными точность, предметность, плановость, эти основные свойства поэзии Пушкина, философичность, напряженно преодолеваемый драматизм творчества Тютчева!, способность к образным обобщениям лирика Баратынского. Следуя принципам русских романтиков, Гумилёв своим выверенным по камертону национальной классики поэтическим творчеством и своей судьбой верного долгу чести офицера оправдал высокое предназначение русского поэта.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Саяпина A.C. К вопросу о традициях Ф.И. Тютчева у Н.С. Гумилёва [Текст] / A.C. Саяпина // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Спецвыпуск: Филология и журналистика. - Ростов-н/Д: ЗАО Центр Универсальной полиграфии, 2007. - С. 19-21. - [Статья. - 0,4 пл.].-[Издание из перечня ВАК].

2. Саяпина A.C. К вопросу о традициях Е.А. Баратынского у Н.С. Гумилёва [Текст] / A.C. Саяпина // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия: Филологические науки. - Волгоград: ВГПУ; Перемена, 2011. - № 2(56). - С. 102-105. -[Статья. - 0,36 пл.]. - [Издание из перечня ВАК].

3. Кудрявцева (Саяпина) A.C. Традиции русского романтизма XIX века в творчестве Н.С. Гумилёва [Текст] / A.C. Кудрявцева // Русская литература XIX века в контексте мировой культуры: Материалы Меж-дунар. науч. конф. - Ростов-н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002. - С. 19-21. -[Статья.-0,1 п.л.]

4. Кудрявцева (Саяпина) A.C. Об одном пушкинском образе у И. Анненского и Н. Гумилёва [Текст] / A.C. Кудрявцева // Материалы конференции аспирантов факультета филологии и журналистики РГУ. — Ростов-н/Д: Изд-во Ростовского ун-та, 2002. - С. 27-29. — [Статья. — 0,1 пл.].

5. Кудрявцева (Саяпина) A.C. Традиции Ф.И. Тютчева в творчестве Н.С. Гумилёва [Текст] / A.C. Кудрявцева // Творчество Ф.И. Тютчева: филологические и культурологические проблемы изучения: литературоведческий сб. Вып. 15-16. - Донецк: ДонНУ, 2003. - С. 240-250. - [Статья. - 0,53 п.л.].

6. Кудрявцева (Саяпина) A.C. A.C. Пушкин в восприятии Гумилёва [Текст] / A.C. Кудрявцева // Литература в диалоге культур: материалы 2 Междунар. научной конф. - Ростов-н/Д: Изд-во Ростовского ун-та, 2004. — С. 83-84. - [Статья. - 0,1 п.л.].

7. Кудрявцева (Саяпина) A.C. Об использовании эпитета «золотой» в лирике Н.С. Гумилёва [Текст] / A.C. Кудрявцева // Труды аспирантов и соискателей Ростовского государственного университета. Т. XI. — Ростов-н/Д: Изд-во ростовского ун-та, 2005. — С. 179-181. — [Статья. -0,12 пл.].

8. Кудрявцева (Саяпина) A.C. О трансформации пушкинских образов в стихотворении Н.С. Гумилёва «В библиотеке» [Текст] / A.C. Кудрявцева // Литература в диалоге культур: Материалы 3 междунар. научной конф. - Ростов-н/Д: Изд-во Ростовского ун-та, 2006. - С. 143-145. -[Статья. -0,15 п.л.].

9. Кудрявцева (Саяпина) A.C. К вопросу о традициях Е.А. Баратынского в лирике Н.С. Гумилёва [Текст] / A.C. Кудрявцева // Литература в диалоге культур: Материалы 4 междунар. научной конф. — Ростов-н/Д: Изд-во Ростовского ун-та, 2006. - С. 195-199. - [Статья. - 0,3 п.л.].

Подписано в печать 24.04.2012 Формат 60x84 1/16 Усл.печ.л. 1,34 Уч.-изд.л. 1,36 Бумага офсетная_Тираж 120 экз._ Заказ 99

Отпечатано в Издательско-полиграфическом комплексе Ставропольского государственного университета. 355009, Ставрополь, ул. Пушкина, 1.

п О - /