автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Философское осмысление феномена смерти: гносеологические аспекты

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Федяй, Денис Сергеевич

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ПОЗНАВАТЕЛЬНЫЕ МОДЕЛИ ФЕНОМЕНА ТАНАТОСА В ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОЙ И РУССКОЙ

ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ.

Параграф 1. Основные периоды развития философской танатологии.

Параграф 2. Русская философия о смертности человека: чаяние сверхвозможного и сомнение в неизбежном.

ГЛАВА 2. ПРОБЛЕМА ПОЗНАНИЯ ТАНАТОСА В УСЛОВИЯХ

КРИЗИСОВ.

Параграф 1. Источник смерти: структура кризиса и смыслы смертельной угрозы.

Параграф 2. Духовные и материальные основания для противостояния смертельной опасности.

Введение диссертации2005 год, автореферат по философии, Федяй, Денис Сергеевич

Л Актуальность темы исследования. Демократизация жизнедеятельности общества представляет благодатную почву для широкого, носящего подчас характер напряженной и жесткой полемики, обсуждения проблем смерти и умирания. Вопрос о философских основаниях понимания смерти, отношения к ней, познания её значения для живущих на Земле людей во второй половине двадцатого века уверенно вышел за пределы специализированных учреждений и их подразделений. Суть вопроса может быть определена как экзистенциальная. Но философское осмысление смерти далеко не исчерпывается даже этой (.* крайне обширной сферой рефлексии, ибо так или иначе отмеченные печатью смерти и умирания события связаны как с природными и техногенными катастрофами, так и с агрессивным поведением людей.

В планетарном масштабе ужесточается конкуренция за материальные, энергетические, вещественные ресурсы, формируются идеологии индивидуального и массового уничтожения (самоуничтожения) людей, учения об эстетике смерти и умирания. Даже в условиях цивилизованной, комфортной среды обитания не исчезает угроза усиливающегося, принципиально непреодолимого социального неравенства и связанных с ним смертельных болезней, голода.

Индивидуальный человеческий опыт столкновения со смертью в том или ином облике имеет несколько измерений, в каждом из которых оценка данного опыта порой радикально различна. Таковы экзистенциальное, научное, культурно-философское, религиозное измерения. Поэтому актуально, помимо совершенствования конкретных способов осмысления феномена смерти, непрерывное уточнение предельно общих оснований для подобной рефлексии. Обращение исследователей к философским учениям и системам, создававшимся много веков назад, становится как ^ нельзя более уместным.

Однако и здесь исследователей ждёт сложность, связанная с тем, что большое количество направлений и подходов к осмыслению феномена смерти, часто противостоящих друг другу, создают общую рассогласованную картину. Насущной задачей становится нахождение связи гносеологических и онтологических проблем с феноменом смерти; не менее важно подтвердить или опровергнуть необходимость особых подходов к его исследованию. В условиях продолжающейся дифференциации проблемных областей, где в той или иной степени компетентно освещается феномен смерти, актуальность таких уточнений велика. Специалистам-практикам они позволят эффективнее освоить достижения современной философии, а философам - грамотно интерпретировать научные открытия в области сохранения жизни человека.

Степень разработанности проблемы. Философская категория смерти весьма результативно разработана в самых различных областях теоретической и практической философии. В последние десятилетия отправным пунктом для философской рефлексии над феноменом смерти всё чаще становится также знание, носящее прикладной характер. Такое знание дают частные науки и практические отрасли деятельности, исследуя феномен смерти с использованием строго определённых терминов и выражений. Вместе с тем далеко не все представители специальных наук при осмыслении феномена смерти приветствуют обращение к категориям со многими смысловыми и содержательными уровнями, что составляет препятствие к плодотворному интегральному осмыслению феномена смерти.

Научно-практическое направление философских исследований феномена смерти в целом фокусирует внимание именно на возможностях и перспективах преодоления и упразднения смерти. Акценты расставлены если не на бессмертии как таковом, то, по меньшей мере - на замедлении процессов старения организма человека и физическом продлении жизни (витаукт). Данные вопросы в разной степени отражены в работах И. Мечникова, В.В. Фролькиса, В.А. Неговского, Н.В. Эльштейна, А.П. Огурцова, А .Я. Иванюшкина, получая научно-материалистическое объяснение и истолкование. Основные изыскания в этой области касаются биомедицинской этики, философских комментариев по поводу оказания социальной, психологической и медицинской помощи пациентам с не подлежащими радикальному лечению заболеваниями (mortal diseases).

Религиозно-философская традиция осмысления феномена смерти связана с именами B.C. Соловьёва, Л.П. Карсавина, Н.А. Бердяева, В.В. Розанова, Л.И. Шестова, И. Ильина, Евг. Трубецкого, C.JI. Франка, С.Н. Булгакова. Актуальность идей, предложенных ими, в условиях современного духовного кризиса российского общества чрезвычайно велика. Тем не менее, углублённое целенаправленное изучение этого ценнейшего наследия в аспекте феномена смерти ещё только предстоит.

В экзистенциализме изучение феномена смерти традиционно занимает одно из ведущих мест. Среди философов данного направления, посвятивших исследованию феномена смерти не один десяток страниц своих главных работ, следует назвать С. Кьеркегора, М. Хайдеггера, А. Камю, Ж.-П. Сартра, Р. Гвардини, К. Ясперса, X. Ортегу-и-Гасета.

Работы исследователей М. Сабома, Г. Ритчи, Р. Моуди, Э. Кюблер-Росс содержат богатейший преимущественно фактический материал, касающийся процесса умирания, состояния клинической смерти, пограничных состояний между жизнью и смертью (NDE - near death experience). Опыт подобного рода с не меньшей тщательностью комментируют А. Ландсберг, Ч. Файе, Л. Уотсон. Интерпретаторы пограничных со смертью состояний не настаивают на их исчерпывающем объяснении путём создания унифицированной теории или концепции. Авторы, анализируя документы - протоколы наблюдений, тексты самоанализа лиц, имеющих предсмертный или предполагаемый посмертный опыт - помимо написания своих заключений и комментариев, стремятся привлечь других учёных для теоретического обобщения. Однако речь идёт большей частью о ситуациях, в которых активно применяются современные способы реанимации, известные лишь ряду специалистов узкого профиля. Это вызывает многозначные толкования фактического материала, неоправданные выводы на его основе, полемические столкновения не по сути проблемы, но по частным и порой привходящим моментам. Обнаруживается недостаточность общемировоззренческих и философских концепций, которые обладали бы высокой степенью научности и в то же время могли бы быть доступными широкой аудитории.

Ряд авторов концентрируются на выявлении культурно-исторических контекстов феномена смерти, значения обрядовых практик для выработки отношения людей к смерти. Они исследуют механизмы функционирования символов и знаков смерти в культурном пространстве, этнические и этнопсихологические особенности осмысления смерти и сопутствующие национальные традиции, обычаи, предания. На Западе таким проблемам посвящены работы Дж. Фрэзера, Ф. Ариеса, К. Ламонта, особенно значимы исследования Р. и Б. Кастенбаум; среди отечественных специалистов Т. Щепанская, М.А. Шенкао. М.А. Шенкао даёт философскую оценку важнейшим социальным, культурно-историческим, мировоззренческим аспектам современного осмысления феномена смерти; однако следует отметить, что число работ столь масштабного уровня относительно невелико.

Собственно философские аспекты феномена смерти сравнительно недавно стали предметом подробного рассмотрения российских представителей философской танатологии А.В. Демичева, М.С. Уварова, Е.Ю. Сиверцева, Г.Г. Ершова, А.В. Коневой, Т.А. Лисициной, Т.В. Мордовцевой, О.С. Суворовой, П.Д. Тищенко, О.В. Харитоновой, Г.Н.

Рогановой, JI.A. Колесниковой. Существенный вклад в разработке проблемы принадлежит И.И. Лапшину, Н.Н. Трубникову, С.В. Поросенкову, К.Г. Исупову, С.С. Неретиной. В ряде публикаций саратовских учёных В.П. Барышкова, В.Н. Белова, В.Н. Гасилина, Е.В. Листвиной представлены историко-философские, аксиологические, онтологические и гносеологические, культурологические и религиоведческие аспекты осмысления феномена смерти.

Устойчивый интерес вызывает у современных специалистов биоиммортологическое направление, ориентированное на оправдание и изыскание способов достижения индивидуального бессмертия (И.В. Вишев, В.П. Ярышкин, В.В. Минеев). Свои поиски указанные авторы осуществляют в контексте философских идей Н.Ф. Фёдорова, отчасти B.C. Соловьёва.

Весьма перспективна философская интерпретация обыденного языка, репрезентирующего смыслы и оттенки значения смерти. Но такие исследования нередко лишь подчинены поискам решения более обширных философских проблем, подтверждение чему мы находим, например, у М. Фуко, Ж. Бодрийяра, Ж. Делёза, Ф. Гваттари, Ж. Лиотара. Место и значение феномена смерти в социальных и экономических процессах получают в их работах философское объяснение. Однако и на фоне успеха аналитических изысканий постмодернистской философии потребность именно в фундаментальном осмыслении феномена смерти сохраняется.

В свою очередь, глубинные определения сущности феномена смерти требуют высокого уровня абстракции, удаляясь от предметного и антропологического измерений бытия. В этой связи существенно усложняется и определение аксиологического статуса феномена смерти, поскольку ценностное отношение представляет собой продолжение и своего рода усложнение познавательного отношения. Определить, что есть вещь для меня, затруднительно без уточнения: что она есть вообще (сама по себе). Последнее и представляет собой предметную область гносеологии.

Одним из основных препятствий к продуктивному осмыслению феномена смерти служит недостаточное взаимодействие учёных естественных и гуманитарных наук, а также практиков и теоретиков, сталкивающихся с проявлениями феномена смерти в проблемном поле философской рефлексии. Данная работа направлена на привлечение возможно большего количества квалифицированных мнений в эту область, предлагая необычный подход к исследованию указанной проблемы.

Методологическая основа диссертации. Ведущим методом исследования избран структурно-функциональный анализ, опирающийся на возможности исторического метода, и по мере необходимости сочетающийся с элементами системного подхода. Содержательная структура диссертации построена с ориентацией на возможность осуществления исследователем избирательно-синтетических заключений сугубо познавательного, оценочного и регулятивного характера. При этом из вида не упускается и необходимость связи частных и общих аспектов данной проблематики, которая прослеживается по публикациям авторов отечественной и зарубежной философии.

Активно используются результаты теоретических и методологических изысканий М. Аврелия, Э. Роттердамского, С. Кьеркегора, Р. Гвардини, К. Леви-Стросса, А. Шопенгауэра, Н.Ф. Фёдорова, В.В. Розанова, Л.П. Карсавина. Для соотнесения промежуточных и итоговых результатов осмысления феномена смерти с основополагающими утверждениями религиозно-философской и естественнонаучной традиций привлекаются православно-патристические идеи Н. Святогорца, И. Брянчанинова, Ф. Затворника, о. С. Роуза, материалы современных системных исследований в области гносеологии, идеи кибернетики и экологии.

При рассмотрении разнокачественных явлений, процессов, фактов, относящихся к феномену смерти, постоянно применяется принцип соответствия; привлекается семантический анализ. На основе избирательного подхода к выбору адекватных предмету исследования способов познания это позволяет существенно уменьшить диспропорцию генерализирующей и индивидуализирующей стратегий.

Смертельная угроза рассматривается с позиций потребления и обмена ресурсами, а также в контексте кризисных состояний системы. Таким образом, современный научный арсенал интегрируется в традиционные, исторически сложившиеся философские направления и подходы. Не последнее место в перечне методов исследования занимает принцип аналогии (элемент компаративистского подхода).

Объект исследования. В качестве объекта исследования выступает осмысление феномена смерти, объединяющего в себе обширные группы событий, состояний, явлений, процессов и фактов; изначально принимается характеристика феномена смерти как универсального, имеющего глубинный смысл компонента в структуре Бытия.

Предмет исследования. Предмет исследования - комплекс возможностей, реальных или потенциальных условий, необходимых и дополнительных средств, способов осмысления феномена смерти, описываемый с учётом порядка его использования и требования его соответствия конкретной наличной ситуации. Кроме того, изыскиваются пути перехода от полученных в результате философской рефлексии над феноменом смерти выводов к практическому применению их в повседневной деятельности субъекта.

Цели и задачи исследования. Данная диссертация имеет целью определить наиболее существенные гносеологические аспекты осмысления феномена смерти и предложить способы обращения с ними. Учитывая их, оптимизировать процесс осмысления и, по возможности, максимально повысить практическую применимость его результатов. Когнитивная ф регуляция масштабов совершаемой рефлексии позволит привлечь строго необходимый по качеству и количеству эмпирический или аналитико-теоретический материал. В интересах строгости исследования автор стремится избегать в равной степени ограничения трактовки проблемы смерти и необоснованного расширения спектра относящихся к ней вопросов. Заявленной цели соответствуют перечисленные задачи:

1) зафиксировать изменения, происходившие во взглядах на феномен смерти в ходе исторического развития философской мысли; выделить как стабильные, так и изменчивые компоненты гносеологических структур, сф) применяющиеся, вне зависимости от времени их создания, с высокой эффективностью в условиях современности;

2) определить ведущие направления, по которым проводилось ранее и осуществляется в настоящее время исследование феномена смерти; установить наличие доступных экспликации форм их преемственности и существенных различий, обусловленных происходящими изменениями в человеческом бытии, природе и техносфере;

3) выявить ситуации, в которых исследовательский арсенал конкретного направления познания - научного, религиозного, философского и других форм - перестаёт соответствовать содержательной и/или сущностной области феномена смерти;

4) предложить гносеологическую схему и практические рекомендации, направленные на устранение неясности и непоследовательности исследователя при осмыслении им феномена смерти, на повышение применимости формулируемых выводов в условиях наличной культурно-исторической ситуации;

5) проанализировать специфику философской рефлексии над феноменом смерти в российском обществе и мировом сообществе в аспекте взаимодействия научной и ненаучной, светской и религиозной ф) s областей осмысления.

Научная новизна исследования. Совмещение при проведении исследования элементов системного подхода и структурно-функционального анализа позволило сообщить диссертации следующие инновационные свойства:

1) на основе внутреннего единства и преемственности философского знания, онтологической общности самих субъектов познания предложены возможные пути преодоления как чрезмерной простоты, так и излишней академической сложности в осмыслении феномена смерти,

1#' предпочтительные способы интерпретации соответствующих философских позиций;

2) разработана особая унифицированная познавательная структура, облегчающая систематику и обобщение имеющихся в распоряжении исследователя данных теоретического, практического, исторического характера и осуществление на их основе направленного избирательного синтеза знания о феномене смерти;

3) применительно к феномену смерти сформулирован принцип возрастающего познания, который состоит в непрерывном обновлении и пополнении знания, необходимого в деятельности по обнаружению источника смерти и защите от его воздействия;

4) использована возможность непротиворечивого и не враждебного взаимодействия научного и вне-научных подходов к осмыслению феномена смерти при учёте уровня, формы и порядка такого взаимодействия, а также при ограничении области его реализации;

5) в область собственно научного и философского знания активно вовлекаются высказывания, стереотипы, распространённые в повседневной жизни, а также некоторые пословицы и поговорки как незаменимый эмпирический материал, подлежащий гносеологической интерпретации;

6) рекомендовано привлечение проблемы смерти в качестве тестовой, позволяющей определить практические и теоретические слабые стороны теорий, концепций и учений, претендующих на универсализм и руководящее место в ряду светских и религиозных целевых, ценностных, поведенческих ориентиров, предлагаемых отдельному человеку и всему современному человечеству локальной культурой или культурой, отмеченной признаками глобальности.

Положения, выносимые на защиту.

1. Философия располагает действующими моделями осмысления феномена смерти как факта и умирания как процесса. Однако эффективность подобной рефлексии достигается не выводом завершённых и непогрешимых определений, а созданием инвариантных познавательных структур. Последние уместно сопоставлять с выделенными автором направлениями исследования феномена смерти: природным, натуралистически-материалистическим; сверхприродным - божественным, духовным, демоническим, идеалистическим в собственном смысле; вещественным, сфокусированном на действительности как таковой и на видах её интерпретации; экзистенциальным, включающим все деятельные, динамические характеристики, способы функционирования вещей, антропные феномены воления и поведения.

2. Применяя избранную познавательную модель для характеристики самой смерти и взаимодействия с источником смерти, следует учитывать: время создания модели для выяснения её исторических предпосылок; основания, структуру и типовые функции самой модели в целях определения её функциональной и структурной совместимости с другими одновременно применяемыми моделями; область и способ применения модели, а также набор объектов и процессов с указанием их типовых состояний и особенностей, которые номинально доступны для данной модели, что предотвратит неуместность её приложения; персональные характеристики пользователя модели, прежде всего преобладание в его мировоззрении научного, религиозного или иного компонента.

3. На основе понятий и схем, положительных и отрицательных аффектов различной силы и фоновых эмоций, поведенческих стереотипов и изменяемых композитных поведенческих установок возможен синтез целостной и согласованной мировоззренческой и поведенческой конструкции, способствующей оптимизации осмысления феномена смерти. Синтез осуществляется средствами и методами философии, науки, религии, искусства с применением индивидуального и коллективного опыта.

4. Руководящий принцип осмысления феномена смерти: избирательный подход к поиску необходимых сведений и способов их обработки на всех без исключения этапах исследования (критерии выбора указаны в положении 5, выносимом на защиту). Применяя полученные познавательные конструкции при условии соблюдения правил и порядка обращения с ними, индивидуум получает дополнительную возможность оптимизации своих действий при столкновении с источником смерти и способен в идеале повысить собственную адаптацию.

5. Прежде чем отвечать на вопрос о персональном отношении к смерти, следует уточнить: характер самого запрашиваемого отношения -познавательное, практическое и др.; частное или всеобщее подразумевается под словом «смерть»; уровень обсуждения личный/общественный; природный/вне-природный и интересующую область наличия феномена смерти: быт, наука, религия или иная. Это помогает определению исследователем доминирующего подхода и выделению соответствующих гносеологических детерминант рефлексии над феноменом смерти.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Представленная работа способствует процессу выработки нового подхода к осмыслению феномена смерти, соответствующего, помимо формальных требований научности, также культурно-исторической ситуации. Специфика последней состоит в значительном обогащении повседневного опыта человека экзистенциальными состояниями проживания или переживания смертельной угрозы. Некоторые идеи диссертации позволяют преодолеть действующие в настоящее время познавательные и поведенческие стереотипы, негативно влияющие на полноценность рефлексии, посвященной вопросам смертельной опасности, смысла жизни человека и жизни как феномена Вселенной, пограничным содержаниям понятий «живое» и «мёртвое». Исследование побуждает к освоению отечественного и зарубежного философского наследия, к органичному включению созвучных персональному мировоззрению и поведенческим стратегиям индивидуума философских позиций в личную, профессиональную и коммуникативную культуру. Материалы диссертации могут стать полезными для создания локальных программ, методических рекомендаций и лекций по таким философским направлениям, как онтология, теория познания; возможно использование их в рамках курсов по истории философии, современной философии.

Апробация результатов исследования. Принципиальные положения, использованные в качестве основы диссертационного исследования, наиболее значимые его выводы и показательные результаты включены в содержание соответствующих научных публикаций. Обсуждение базовых позиций диссертации проводилось на Международной научно-практической конференции «Проблемы образования и воспитания в сфере межэтнических отношений» (Саратов, 2002); научно-методической конференции «Развитие идей Л.С. Выготского в современной отечественной науке» (Саратов, 2003); заочной научной конференции «Философия и проблемы современности» (Саратов, 2003); научной конференции «Философия и жизненный мир человека» (Саратов, 2003); научной конференции «Человек в глобальном мире» (Саратов, 2004); Всероссийской научной конференции «Социальные идеалы в стратегиях общественного развития» (Саратов, 2004).

Кроме того, диссертация обсуждалась на аспирантских методических семинарах философского факультета СГУ.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, каждая из которых содержит по два параграфа, заключения, приложений и библиографического списка литературы. В заключительной части кратко сформулированы итоги исследования, нашедшие отражение в положениях, выносимых на защиту.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Философское осмысление феномена смерти: гносеологические аспекты"

Выводы Бердяева вполне согласуются с идеей всеединства B.C. Соловьёва, Л.П. Карсавина и замечанием Н.Ф. Фёдорова об онтологической силе памяти. При всей очевидности роли памяти в познании она оказывается не просто основой накопления данных, но и объединяющей, примиряющей и воскрешающей силой: «Поэтому память есть вечное онтологическое начало, создающее основу всего исторического»55. Бердяев считает, что существует некая единая жизнь, а метафизическое начало истории должно посредством памяти завершиться метафизическим же вхождением вечности в историю, объединением и примирением всего того, что было сокрушено временем.

Русская религиозно-идеалистическая традиция философского мышления отказывается исчерпывать бытие областью конкретного, данного, в общем плане материально-эмпирического, требует трансцендирования, устремления познания за пределы видимого-очевидного, вводит понятие видимого-зримого (физиологические очи теряют монополию на функцию зрения: сравним - «видение духовное, очи духовные»). Живительным синтезом мгновенно отметается столь

54Цит. по: Н.А. Бердяев. Время и вечность // На переломе. Философские дискуссии 20-х годов: Философия и мировоззрение. М., 1990. С 406.

55 Там же. С 409. болезненный (местами сознательно усиленный) антагонизм разума щ, «cogito» и веры «credo»: отныне умо-зрению не противостоит упование/чаяние; поскольку необходимо знать, во что верить, сам феномен «слепой веры» оказывается недопустимым. Важнее же всего — требование поступать и жить по вере, а не только ею обладать: верой нельзя, как знанием, овладеть, в ней можно лишь находиться (пребывать). На пределе человеческого разума познающего «охватывает» сомнение (неуверенность/неверие) как сила, превышающая компетенцию разума, и тогда следует позволить не сомнению, но вере «охватить» и усилить разум.

Учёные-философы, представляющие естественнонаучный «русский ' космизм» и не признающие религиозных идеалов, в отличие от христиански ориентированных философов обнаруживают не метафизические, а природно-исторические основы смерти. Для них знание - мощное орудие, которым мировой порядок должен быть переоборудован с обязательным удалением всех негативных, по оценке человека и для него, составляющих. Общие положения стратегии космизма религиозного и «естественнонаучного»: что-либо в самом деле достойное и великое даром не даётся, и для его достижения требуются усилия не только предельно большие, но и - что, очевидно, даже главнее - непрерывные.

Не только индивидуальное бессмертие в его традиционном понимании предлагалось в качестве итоговой цели человечества. Так, академик К.Э. Циолковский, изложение идей которого открывают данный раздел работы, буквально с религиозным благоговением проповедовал о монизме Вселенной, материальном бессмертии, придавая атому статус субъекта и наделяя его едва ли не способностью свободного выбора.

1. Ограниченное пространство индивидуума (и это отмечено специалистами, изучающими наследие учёного) по сути отрицается во имя экстенсивно расширяющего пространства органической жизни как

• феномена: «Вы будете умирать с радостью и в убеждении, что вас ожидает счастье, совершенство, беспредельность и субъективная непрерывность богатой органической жизни»56.

2. В интегральном развитии органической жизни, органической формы как таковой учёный видит залог всеобщего торжества жизни, которая заполнила бы всю Землю при условии достаточности одного из её материальных источников (солнечная энергия); подобно Демокриту, категорически заявляет: и душа, и мозг со смертью разрушаются.

Так как атомы неизменно циркулируют в самых разнообразных объектах, получается, что они просто обречены на «одну субъективно-непрерывную прекрасную и нескончаемую жизнь»57. Такой приём может быть назван временной гносеологической элиминацией превосходящей структуры: человек - превосходящая атом структура, и превосходство многомерно и существенно. Однако из познавательного отношения к смерти человек устранён именно как такая структура, и потому от заботы о смертных или предсмертных (а уж тем более - посмертных) муках избавлен.

Реальность и сны для человека одинаково важны и нагружены не самым последним смыслом, но ведь тогда речь идёт о синтетическом паритете онтологического статуса разноплановых явлений. Так что о связи и преемственности поколений и речи быть не может: новый мозг -новая обстановка, и никакой памяти о прошлом.

Основателю и апологету философии «общего дела» Н.Ф. Фёдорову и ревнителю исторической памяти Н.А. Бердяеву такое понимание места и значения памяти в человеческой жизни категорически чуждо. Сам же Циолковский в итоге, подобно Марку Аврелию и практичному Фрэнсису Бэкону, делает практический вывод: необходима всё же более-менее продолжительная жизнь, чтобы существо реализовало себя в полной мере.

56Цит. по: К.Э. Циолковский. Монизм Вселенной // Русский космизм. М., 1993. С. 264.

57 Там же. С. 275.

3. Как и Шопенгауэр, Циолковский отрезвляет сомневающихся и боящихся смерти-рассеяния людей напоминанием: наше «вещество» до нашего рождения также было рассеяно, но это не воспрепятствовало появлению нас на свет.

В итоге за человеком всегда остаётся право непосредственно принимать участие в бесконечной органической жизни, но неповторимая и уникальная человеческая личность отдаётся при этом на откуп релятивистской субъективности (наблюдающего).

Гораздо белее реалистичны рассуждения В.И. Вернадского. Учёный приводит ориентировочные данные о бедственном положении и смертности людей от «социальных ошибок» и голода по России, на фоне которых несомненные успехи научного преобразования природной среды выглядят скорее как новая проблема, а не разрешение всех или большинства предыдущих.

Об этом и говорит Вернадский, когда характеризует современный ему этап развития человечества в глобальном масштабе выражениями: «на краю пропасти», «к ужасающим последствиям», «непрочность человеческого существования», «падение человечества», «в потрясённых душах», «состояние непрерывных потрясений», «существование даже большинства является необеспеченным», «тревожные факты», «положение со станет серьёзным», «отразить неминуемую опасность» . Все эти характеристики отражают угрозу основам (в данном случае, прежде всего, вещественным и энергетическим) существования человека как вида. Не умаляя ценности изысканий в области нравственного и духовного совершенствования человека, замечания В.И. Вернадского возвращают нас к жестокой повседневности, предуготовляющей земные условия его дальнейшего существования.

58Цит. по: В.И. Вернадский. Автотрофность человечества // Там же. С. 298-299.

Разносторонние исследования A.JI. Чижевского позволили в итоге говорить о собственно природных основах смертности людей как серийного феномена. Выясняется, что среда и организм не столь уж и независимы друг от друга именно в функциональном плане (материальный уровень их взаимовлияния с ростом научного потенциала уже многократно опосредован): можно скрыться в убежище от урагана, уехать из зоны землетрясения, да и голод при всей его очевидности не вездесущ на планете. Но Чижевский напоминает о диалектике взаимоотношений живой и мёртвой материи: «Только тогда, когда миллионы человеческих жизней в одно мгновение смываются раскалённой лавой или волнами океана, при землетрясениях или когда целые области гибнут от голода, только тогда человек смутно начинает сознавать ничтожество своей физической организации перед физическими силами природы»59.

В данном случае космизм проявился в выходе за пределы некой антропосферы, где обосновался человек. И вот - мы уже обнаруживаем большую преемственность к античной логоцентрической позиции «знать, чтобы лучше исполнять (закон) и не понести ущерба»: теперь речь идёт о том, чтобы знать и при возможности использовать для своего блага. Уже ясно: «статистические исследования с несомненностью показали, что в те годы, в те месяцы, в те недели, когда электромагнитная и радиоактивная деятельность Солнца увеличивается, на Земле, на разных её материках, в различных странах, увеличивается также число массовых феноменов, например заболевания, смертность от разных причин и многое другое»60.

Те же замечания, обогащённые положениями впечатляющей авторской системы, мы находим у Н.Ф. Фёдорова. Его проект посвящён воссозданию целостного человеческого сообщества в жизни и для жизни вместо

59Цит. по: АЛ. Чижевский. Колыбель жизни и пульсы Вселенной // Там же. С. 318.

60 Там же. С. 322. потребления родителей потомками, возрождения вместо ограниченного порождения.

1. Фёдоров упрекает философию в устранении от этого трудного дела и внимании, направленном на «отвлечённые категории, говорящие только уму, но не действующие ни на сердце, ни на волю»61. Гипотетически он считает возможным посредством снабжения «слепых частиц», составляющих материальную основу мироздания, «представлением и чувством целого» упразднить саму смерть: «тогда столкновение исчезнет; не будет и разрушения, смерти»62.

2. Гносеологически неспособность целостно мыслить и действовать (для Фёдорова эта связь безусловна, слово без дела = пустота) провоцирует процессы столкновения, исходом своим имеющие смерть, полагает начало раздору (в органическом мире) и распаду (термин, более подобающий неорганическому миру).

3. Вслед за рассмотренными указаниями Фёдоров демонстрирует структуру позитивного онтолого-гносеологического совмещения (объединения): слово становится делом, слово воплощается и обладает продуктивным потенциалом, а дело без остатка концентрируется в слове и обретает своё знаковое оформление. И это совмещение для человека (обладающего голосом - природным задатком и умением владеть словом) -признак «существа, сознающего смертность»63.

4. Вертикальное положение человека понимается философом как метафизический акт востания, устремления к небу, обязывающий изыскивать и использовать «средства против столкновений», пользоваться своей памятью, мыслимой как ассоциация, соединение (!)частей, для преодоления смерти. Гносеолого-психологический аспект отношения к

61 Н.Ф. Фёдоров «Горизонтальное положение и вертикальное - смерть и жизнь» // Н.Ф. Фёдоров. Сочинения. М., 1994. С 15.

62 Там же. С 17.

63 Там же. С 23-24. смерти - один из центральных в учении Фёдорова, и он также неразрывно связан с нравственным долгом каждого человека в отношении к отцам.

Возможно, традиционное для гражданских панихид «он вечно останется в нашей памяти (в наших сердцах)» - это и есть предварительное воскрешение, начинающееся непосредственно после погребения; но Фёдоров нацелен на большее.

5. В онтологическом смысле следствием сознания смертности, по Фёдорову, является действие-смирение (не приветствуется и приравнивается к бездействию) или же «стремление к бессмертию» (пропагандируется и мыслится как «стремление к воскрешению»). Здесь одна из ведущих идей Фёдорова: даровое, требующее минимальных усилий, не обеспечивает полноты бытия, но рано или поздно упирается в смерть.

6. Разделение и умерщвление всего, которое проделывает философия, всё же необходимы64. Но опасна остановка, «задержка» на этом этапе: по Фёдорову, взаимное понимание должно носить универсальный и единый характер, для чего требуется и единство языка.

7. Фёдоров трактует и смертный грех, этот частный случай онтолого-гносеологического объединения в отрицательном модусе: отсутствие знания, произвольный гносеологический дефицит как нежелание выполнять обязательства, налагаемые вертикальным положением на человека: «грехи неведения, т.е. вообще невольные, бессознательные, - первородный грех» наказуются смертью, ибо человек призван действовать65.

Для обоснования проекта воскрешения выстраивается рассуждение от обратного: в противовес сомнению в действительности возможности

64 Н.Ф. Фёдоров. Вопрос о братстве, или родстве, о причинах небратского, неродственного, т.е. немирного, состояния мира и о средствах к восстановлению родства. Записка от неучёных к учёным, духовным и светским, к верующим и неверующим // Н.Ф. Фёдоров. Сочинения. М.,1994. С. 30.

65 Там же. С. 35. воскрешения даётся определение действительной смерти (принцип инверсии скепсиса, который применил и B.C. Соловьёв). «Действительною смерть может быть названа только тогда, когда никакими средствами восстановить жизнь невозможно или когда все средства, какие только существуют в природе, какие только могут быть открыты человеческим родом, были уже употреблены»66.

Для активизации деятельности в указанном направлении философ показывает, какой стимулирующей силой обладало бы слово «смертный» («сын человеческий», «сын умерших отцов»)61, а также слово, обозначающее природу не по признаку рождения, а опять же по признаку ^ смертности, без застенчивой маскировки главнейшей характеристики человека - и по существу, недостойной его. Пусть слово смертный останется, но только в виде памятника былому, некогда существовавшему, свойству человека - смертности.

И даже философию, бесполезную для общего дела, Фёдоров готов объявить мёртвой: её «понятия и идеи только мечты философского воображения и реальны только как психические состояния»68. Всё, что не имеет приложения, должно не исчезнуть, а получить приложение - вот квинтэссенция позиции Фёдорова.

Фёдоров с буквально драматическим пафосом провозглашает необходимость бытийного упразднения конкуренции, революции, внешней борьбы и собственно естественного закона борьбы, ибо последний «может держаться только невежеством и слепотою»: крайнее же выражение их суть смерть, понятая как неродственность. Показана противоестественность такого миропорядка (скорее - беспорядка) для человека. Ведь «мы можем положительно утверждать, что останки отцов

66 Там же. С. 72.

67 Там же. С. 133-134.

68 Там же. С. 126. или вообще людей, чем-либо славных, могут пробуждать в нас силы»69. Это нам, живущим, признавая за останками некоторую жизненность, предстоит сообщить им жизненность полную. Речь идёт об онтологической комплектации останков, которые обладают жизненностью, здесь понятой в смысле количественном не менее, чем в качественном: Демокрит, как помним, также признавал, что и в трупах содержится некоторое количество теплоты, а значит, и жизни.

Что касается общих вопросов родителей и потомства, то этим аспектам Фёдоров уделяет особое внимание, ибо здесь выделяется целая группа сопряжённых направлений исследования:

А. Диалектика индивида и рода в области онтологической перманентности (бессмертия). Особь и род онтологически находятся в ситуации пространственно-временной диахронии, которая относительна, поскольку в данном мгновенном срезе биологической формы движения бытия всё же одновременно присутствуют и род, и особь. В противоположность этому полная пространственно-временная синхрония у Фёдорова формулируется в одной из наиболее цитируемых фраз: жить со всеми и для всех.

Б. Половая любовь и её соотношения со смертью. У существ с бессильным сознанием, по Фёдорову, размножение порабощает всё их естество70. Это прямой вызов разуму, причём исходящий от смерти, а не от жизни, хотя речь идёт о восполнении популяции. Даже человеческое оформление отношений воспроизводства потомства, половая любовь, не способно поколебать столь жуткий порядок:«.извращённая природа под

71 видом брака и рождения скрывает смерть» . Кстати, подобное понимание брака - может, лишь более терминологически оформленное согласно

69 Там же. С. 52.

70 Там же. С. 139.

71 Там же. С. 136. богословскому контексту - обнаруживаем у Св. Отцов Православия (особенно у Феофана Затворника).

В. Натуральные предпосылки смерти72:

-обособленность мира (общая онтологическая предпосылка: ограниченность ресурсов среды, «смерть должна в конце концов явиться уже по недостатку средств к существованию, если бы она не успела явиться раньше по причинам случайным»);

-трофический фактор (локализация недостатка в живых объектах -«Смерть есть результат голода в смысле или недостаточного питания, или же полного его прекращения»);

-конкуренция (развёртывание эффектов предшествующего фактора -«Недостаток производит борьбу, которая ограничивает жизнь существ, т.е. делает их ограниченными во времени и пространстве»);

-негативное средовое влияние (конкретизация характеристик среды -«Смерть происходит и от болезни, в смысле менее или более вредного, смертоносного влияния природы (Смерть как разложение, заразы)»).

Нетрудно заметить, что первая и последняя предпосылки относятся к среде, а вторая и третья - к живым объектам, в этой среде находящимся73.

Г. Природные закономерности, управляющие воспроизводством потомства и отношениями в системе «предок-потомок»74. Как поступить с природно-детерминированными отношениями предков и потомков, если они так и стремятся всюду «привести» за собою смерть? Питание понимается и в нравственно-метафизическом смысле, как поедание предков потомками. Возможны ли возражения? «Чувство смертности и стыд рождения», по Фёдорову, ссылающемуся на Писание, для человека имеют единую онтологическую проекцию, а именно - то, на что направлен вопрос «совершенно праздный, у детей - об их происхождении, начале»,

72 Там же. С. 58-61.

73 Там же. С. 60.

74 Там же. С. 99-100. который так смущает педагогов. Роковой закон, один из корней зла, * сквозит в словах «животноподобное рождение будет наказанием».

Д. Специфика отношений в системе «родители-дети», включая умерших родителей. Прежде всего, враждебное отношение к умершим. Новая двухкомпонентная онтологическая деталь смертного греха (мы уже оценили два гносеологических его компонента - незнание, гносеологический дефицит спонтанный или произвольный; произвольно умерщвлённое знание = бездействие, отрицательный модус гносеологической концентрации). Нравственно-онтологический дефицит («недостаток забот друг о друге») и одноимённый избыток, но в отрицательном модусе в виде суммы «мельчайших неприятностей, перенесённых умершим от своих близких, присных.»75.

Судя по слову «мельчайшие», Фёдоров имеет в виду повседневные, рутинные обиды и неприятности. А в таких ситуациях обидчик обычно располагает солидным запасом «нравственных» оправданий своего поведения, который и применяет по мере необходимости. Это и его полнота нравственности, и его избыток нравственности, но только вся она - в его пользу. Это нравственность для него, а не для окружающих.

Резюмируя свои рассуждения, Фёдоров видит воскрешение «победою нравственности», «последнею высшею степенью, до которой может дойти нравственность» и распространением блага в противоположность, судя по всему, злу смерти. Фёдоров определяет смерть как «самое полное трупоразъятие, разложение и рассеяние вещества». «Собирание рассеянных частиц» - привилегия мужчин, «а сложение уже собранных частиц есть .женское дело.»76. Уже достигнуты некоторые успехи в деле собирания: созданы коллекции фрагментов, мёртвых материалов,

75 Там же. С. 94.

76 Там же. С. 120. помещённые в «особые кладбища, названные музеями», но это ли окончательная цель знания (музеолатрия)?

Науке и искусству предстоит ещё проделать путь к обретению высшего нравственного содержания, став по-настоящему полезными и действенными. Заповедь любви к себе в Фёдоровском представлении структурно связана со своего рода метазаповедью любви к жизни -происходящей не из высвобождающейся энергии смерти, а из возвращения к «источнику всякого блага» и из соединения с ним.

Русский космизм, как и религиозная философия, относительно смерти решает единую задачу: как невозможность жизни и долженствование (необходимость) смерти преобразовать в невозможность смерти и необходимость жизни. Путь религиозного философа - содействие божественному внутреннему началу (жизни), путь философа-учёного — противодействие материально-естественному внешнему началу/источнику смерти. По сути, размышления над феноменом начала и источника смерти составляют смысловое ядро русской философии смерти, программа преодоления последней такова: Вера/Знание - источник: смерти/жизни -Со/противо: действие. Ценностно-этическое и ценностно-эстетическое отношения, применённые ко второму компоненту триады, иллюстрируют случай, когда смерть вовсе не так категорично безобразна и зловеща, как это обыкновенно представляется (вспомним JI. Карсавина).

Выделим в философии смерти важнейшие моменты, ценные для последующего осмысления исследуемого феномена.

1. Философия располагает действующими моделями осмысления феномена смерти как факта и умирания как процесса. Познание происходит в теоретико-познавательном или практико-преобразовательном модусе, дополняемом в равной степени ценностно-этическим и ценностно-эстетическим отношением, способным выступать, помимо собственной роли, в виде оценочно-аффективного оптимизатора как познания, так и деятельности.

2. Применяя полученные познавательные конструкции при условии соблюдения правил и порядка обращения с ними, индивидуум получает дополнительную возможность оптимизации своих действий при столкновении с источником смерти и способен в идеале повысить собственную адаптацию. Адаптивные эффекты обеспечиваются: в познавательном плане - представлением, знанием, пониманием; в праксиологическом - отношением, поведением, оценкой, осознанной и осмысленной деятельностью в целом.

3. Для характеристики самой смерти и своего взаимодействия с нею как с вездесущим феноменом следует учитывать: время создания применяемой модели для выяснения её исторических предпосылок; основания, структуру и типовые функции самой модели в целях определения её функциональной и структурной совместимости с другими одновременно применяемыми моделями; область и способ применения модели, а также набор объектов и процессов с указанием их типовых состояний и особенностей, которые номинально доступны для данной модели, что предотвратит неуместность её приложения; персональные характеристики пользователя модели, прежде всего преобладание в его мировоззрении научного, религиозного или иного компонента.

4. Сами по себе ни знание, ни оценочное отношение, могущие к тому же быть искажёнными вследствие как гносеологического дефицита -незнания, так и гносеологической концентрации - многознайства, ни поведенческие схемы не гарантируют постоянно безболезненного взаимодействия с феноменом смерти при столкновениях с его конкретными проявлениями. Требуется хотя бы минимальная согласованность теоретико-познавательных и практически-преобразовательных стратегий функционирования индивидуума, компоненты которых должны изменять соотношения и с учётом изменяющихся условий.

5. Прежде чем отвечать на вопрос о персональном отношении к смерти, следует уточнить: характер самого запрашиваемого отношения -познавательное, оценочное, практическое, эстетическое и др.; частное или всеобщее подразумевается под словом «смерть»; уровень обсуждения -личный/общественный; природный/вне-природный и интересующую область наличия феномена смерти: быт, наука, религия или иная.

Это помогает выбрать из выделенных автором направлений исследования феномена смерти ведущее: природное, натуралистически-материалистическое; сверхприродное - божественное, духовное, демоническое, идеалистическое в собственном смысле; вещественное, сфокусированное на действительности как таковой и на видах её интерпретации; экзистенциальное, включающее все деятельные, динамические характеристики, способы функционирования вещей, антропные феномены воления и поведения.

При отсутствии формализма и предвзятости такой подход оградит от упрощённых, искажённых или вовсе неверных выводов; поспособствует бережному отношению к слову, к смыслу слова, и, в итоге, к тому, что обозначается этим словом, а значит, лишит незрелости, легкомысленности и обывательской поверхностности отношение индивидуума к феномену смерти.

ГЛАВА 2

Проблема познания танатоса в условиях кризисов

Параграф 1.

Источник смерти: структура кризиса и смыслы смертельной угрозы

Задача настоящего раздела исследования - показать соотношения достатка, недостатка и чрезмерности/избытка (количественные показатели) в их связи с феноменом смерти с позиций его осмысления на допустимых и недопустимых основаниях (качественные характеристики). Главенствующим понятием при столкновениях с явлениями, вещами, процессами, постоянно или ситуационно указывающими на смерть, оказывается источник смерти или смертельной угрозы. Жизнь, таким образом, предстаёт незащищённым, уязвимым, хрупким как структурно, так и функционально. Речь идёт, в первую очередь, не о ресурсах жизнеобеспечения (светская парадигма) или источнике жизни (религиозная парадигма), но о стабильности, гарантирующей от рассеяния/разрушения несущие структуры самого носителя жизни, субъекта. Перед угрозой смертельной болезни, физической расправы или иного насилия, речь всегда идёт о покупке минимум - благополучия, максимум - жизни. Самые дорогостоящие и ценные ресурсы, запасы без промедления отдаются взамен на сохранение жизни, но обыкновенно с непременной перспективой восстановления её полноценности. Резко выраженное уменьшение последней на длительный срок или отсутствие всяких возможностей сокращения такого срока способны сделать несостоятельной исходную для многих посылку «страшнее смерти ничего нет». Эвтаназия, например, предстаёт как самоё благо, и тогда субъект готов так или иначе оплатить её, то есть попросту купить свою смерть.

Не столь редки и ситуации, сопровождающиеся качественной или количественной избыточностью ресурсов, условно обозначаемой «роскошь» («шик»). Благосклонность к получившему блага, то есть к благополучному, разумеется, требует для своего проявления справедливого (не просто равномерного!) распределения блага, которого даже в духовном модусе на большинство никогда не хватит. Блага жизни могут включать только натуральный (или технически расширенный квазинатуральный) набор ощущений и переживаний, позволяющий не думать о смерти, а со временем и вообще не думать по возможности, заменив сдержанное meditatio на страстное volo (примитивный гедонизм). В противоположность такому ухищрению античная парадигма Сократа-Платона-Аристотеля постижением истинного Блага и добродетелью защищает от смерти даже на фоне постоянных воспоминаний о ней; изобилие материальных ресурсов-благ даже порицается.

Наконец, гегелевская «посредственность», в оптимальном для неё способе бытия-по-средствам, блага расценивает как «всё для жизни», предусматривающее некоторые объёмы духовного и материального. Но с приходом смерти отчётливо проступает соловьёвская пустота прожитой жизни (сравним: «Жил не жилец и умер не покойник»). Источник смерти, в свете сказанного, может представлять собой не только факторы угрозы жизненным благам, понятым как материальные и сверхприродные ресурсы, но и незаконное получение/обладание, неверное распоряжение благами (в пределе это может оказаться сама жизнь как благо-возможность для накопления и рециркуляции новых форм блага).

Солидаризируясь с Н.Ф. Фёдоровым в положении «вопрос богатства и бедности - это вопрос о жизни и смерти»77, можем утверждать: количественные крайности в отношении каких бы то ни было ресурсов ф 77Н.Ф. Фёдоров. Супраморализм, или всеобщий синтез (т.е. всеобщее объединение) //

Н.Ф. Фёдоров. Сочинения. М.,1994. С 151. столь же смертоносны, как и качественные. Во многих случаях смерть присутствует изысканно завуалировано: человек живёт, но на самом деле он, как принято говорить, заживо умер (сравним: «он умер для коллектива (общества)»). Более подробно такие эффекты будут рассмотрены в конце данной работы как проявления особой формы смерти - функциональной смерти.

Уделим внимание феномену кризиса с позиций смертельной угрозы (имея в виду живые организмы). Кризисное состояние как таковое в своём отвлечённом значении предполагает нестабильное состояние системы, характеризующееся спектром отдельных или последовательно развивающихся изменений. Ф - функциональные: искажение функции одного элемента качественное или количественное; искажение группы функций одного элемента качественное или количественное; утрата функций или их группы одним элементом или их совокупностью. С — структурные: повреждение исполнительного/коммуникационного элемента или их группы вплоть до уничтожения; повреждение регулирующего элемента или их группы вплоть до уничтожения; повреждение всех исполнительных и/или регулирующих элементов, равносильное уничтожению системы.

Если употребляется «глубокий кризис» или «глубочайший кризис», становится ясно: речь идёт о дефекте структурном (больших групп регулирующих и исполнительных элементов). Такой кризис провоцирует резкие недопустимые отклонения от диапазонов устойчивости главнейших узлов системы, потому чреват смертельным исходом для неё.

Агрессивная среда вызывает внутренний кризис системы при отсутствии его и усиливает при его наличии. Принципиально, конфликтуют ли только внутренние элементы системы, или также элементы системы с частями (компонентами) среды. Всякий материальный или духовный процесс всегда основан на присутствии и всевозможных видах обмена некоторого оптимального количества подобающих по своим характеристикам ресурсов. Последние находятся в пространствах (на территориях) действия или в распоряжении участников процесса; сам же процесс требует определённых с различной степенью жёсткости условий, причём с повышением сложности процесса условиям его протекания задаются характеристики всё возрастающей чёткости. Кризис зарождается при внезапном (заранее не предусмотренном) или чрезмерном изменении следующих спецификаций процесса: 1) численность элементов («участников» процесса), 2) скорость (указание на фактор времени) и объёмы потребления ресурсов, 3) воздействие на окружающую среду (территория/пространство), вызванное появлением основных, побочных и случайных (следствия ущерба учёта руководящих сил) результатов процесса.

Но весь комплекс объективных составляющих уже оформившегося кризиса (экологического, биологического, духовного, личностного), базируясь на исходной тенденции усложнения функционирования системы, являет не более чем результат. Любое живое существо, вступая в процесс, активно включается либо в конкуренцию (conquerer - завоеватель), войну за, выражаясь терминами логики и математики, необходимый и достаточный во всех аспектах ресурс, либо в адаптацию (приспособление) к условиям, доступным для него без серьёзных усилий.

Простейший способ физического устранения конкурентов субъектом, известный в природе и виртуозно принятый к применению человеком, состоит в 1) умерщвлении неразвитого и незащищённого участника процесса (зародыша, детёныша, молодой особи), 2) лишении его территории, располагающей витальными ресурсами для него. Известнейшим примером служит распоряжение царя Ирода об избиении

7ft младенцев в Вифлееме . Отсюда опасность и риск нисхождения субъекта до описанных способов конкуренции.

Разумеемая ситуация, согласно применяемой здесь авторской классификации, не общая (политическая, экономическая, социальная, культурная), специальная (духовное состояние социума; речь о ней ниже) или особая (в данном исследовании чрезвычайная, extreme - радикальные тоталитарные идеологии, особенно мондиалистские версии глобализма79), а натуральная - природная, только особым образом преломленная в многих планах бытия человека. «Новый человек», приводящий в восторг своих родителей, для окружающих всего лишь новый потенциальный (для особо радикальных ревнителей различных «теорий выживания» - и реальный) конкурент в противоборстве. Сражение идёт за: территорию, благоприятную для а) обитания, б) размещения полноценных жилых и необходимых хозяйственных объектов, в) размножения; условия, позволяющие оптимально: а) питаться; б) трудиться (или не трудиться, а просто получать материальную прибыль); в) осуществлять рекреационные мероприятия для себя и потомства; г) участвовать в коммуникационных процессах - транспортное сообщение; радио, телевизионная, телефонная и другие виды связи; благоприятное окружение - доброжелательные ** сотрудники и соседи, чиновники и прочие; д) избрать адекватного персональным запросам брачного партнёра.

Приведена структура функциональных направлений потребления ресурсов, которые, в свою очередь, в интересах настоящего исследования предложено классифицировать по показательным принципам, что в сокращённой форме изложено ниже. Многие характеристики относительны, поскольку хорошее, доступное и важное для одного потребителя станет наихудшим, недоступным и никчёмным для другого в

78Новый Завет. Мф. 2,16. ф 79С.А. Егищянц. Тупики глобализации: торжество прогресса или игры сатанистов? М.,

2004. С 83. силу его потребительских запросов. А. Принадлежность владельцу в пределах от единичного субъекта до совокупных субъектов. Б. Источник получения (может сам считаться ресурсом): Б1. Качественная характеристика: Б 1.1. Происхождение (естественный, искусственный; сверхъестественный, для нерелигиозных людей сомнителен или сам источник, или добытый из него ресурс, поэтому предпринимаются попытки установить принадлежность его к двум указанным выше группам; законы природы при таком поступлении ресурса не нарушаются, но и, как правило, не подтверждаются; смешанный, ресурс при этом всегда сложен по структуре). Б 1.2. Доступность. Б2. Количественная характеристика <# (Б2.1. Число источников. Б2.2. Параметры источника; уточняются в соответствии с его собственными измерительными критериями). В. Характеристика собственно ресурса: В1. Природа ресурса (материальный (энергетический, вещественный); нематериальный (информационный, духовный); комплексный). В2. Структурная организация ресурса: простой (монокомпонент); сложный (два и более компонента); системный (содержащий несколько сложных частей, иногда даже регулирующие). ВЗ. Качество ресурса. В4. Устойчивость ресурса - в среде и в процессах добычи, транспортировки, хранения, потребления. В5. Безопасность w' ресурса для его потребителя. Г. Функциональный спектр потребления ресурса. Г1. Области применения. Г2. Способ потребления: непосредственное; косвенное; сочетанное. Д. Наличие возможности дублирования (Д1. Подбор функциональных и/или структурных эквивалентов. Д2. Пути восполнения). Е. Важность (значимость, популярность, нужность).

Следовательно, сам человек со временем обращается в ресурс (так называемый человеческий), который подлежит потреблению. Однако человеческий ресурс, как таковой, в целом имеет наименьшую популярность: он системен и обладает весьма ограниченными

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В настоящем исследовании выполнялась задача, состоящая в обнаружении реальных причин отсутствия должного взаимопонимания и позитивного взаимодействия между сторонниками научного, философского и религиозного подходов к проблеме танатоса. Поэтому в рассмотрение были включены характеристики как самого процесса познания, так и его результата; намечены некоторые возможности предельного повышения теоретического потенциала и порядок применения знания, способствующего максимальному освоению опытного материала.

Смерть так же, как и рождение, феноменологически продолжает характеризоваться как внутренний, сугубо личный опыт индивидуума, накапливаемый в сфере совмещения повседневно-практической деятельности и целенаправленной рефлексии. Однако для оптимизации процесса познания феномена смерти автором предложены руководящие принципы: избирательный поход к поиску необходимых сведений и способов их обработки; непрерывное обновление и пополнение знания, необходимого в деятельности по обнаружению источника смерти и защите от его воздействия. Показана перспектива синтеза продуктивной познавательной конструкции, включающей в себя рациональные, иррациональные, побудительно-волевые, деятельно-практические компоненты. Названия и число групп этих компонентов обнаруживают преемственность антропологической философской мысли, начиная со времени античности.

Для облегчения учёта динамических и статических характеристик -познающего субъекта, феномена смерти и процесса их взаимодействия -рекомендованы предпочтительные тактика и стратегия исследования. Это избирательное применение имеющихся в распоряжении субъекта данных относительно феномена смерти и форм работы с ними в сочетании с непрерывным или регулярно проводимым наблюдением за состоянием и функционированием синтезируемой познавательной конструкции. Отдельно отмечена важность бережного и почтительного обращения со словом, особенно если оно полно и точно выражает относящийся к смерти опыт-знание или опыт-переживание.

Неверно понятая и многократно неуместно применяемая категория смерти приводит к тому, что в стройном ряду представлений не только ординарного субъекта, но и носителя научного сознания возникает существенный сбой, немедленно проявляющийся на практике онтологической инверсией поведения. Утверждение жизни фактически подменяется утверждением её отдельных, причём объективно не самых лучших, сторон, а в крайне неблагоприятных случаях скрыто пропагандируется заигрывание с источником смерти. Категориальный аппарат в таких случаях перестаёт соответствовать действительному положению вещей и способствует построению неверных и опасных для жизни стратегий мышления и поведения, а также стереотипов аффективных ответов на повседневные ситуации. Человек подвергается смертельной угрозе, а его здоровью наносится ущерб.

Автор выражает надежду, что настоящее исследование станет подспорьем в осмыслении феномена смерти для исследователей, работающих над соответствующими вопросами. Не вошедшие в рассмотрение проблемы локализации источника смерти в конкретных вещах и их свойствах, словах или процессах, структурные и содержательно-смысловые аспекты наиболее популярных в научном и обыденном сознании способов осмысления феномена смерти станут основой для дальнейших изысканий в этом направлении. Перспективно также более подробное культурно-философское исследование смыслов, образов и характеристик смерти, содержащихся в народных пословицах и поговорках, сказках, преданиях, суевериях и приметах, в обыденной речи и других культурных феноменах.

Список научной литературыФедяй, Денис Сергеевич, диссертация по теме "Онтология и теория познания"

1. Августин А. Исповедь // Августин А. Исповедь; Абеляр П. История моих бедствий. М.: Республика, 1992. — 735 с.

2. Аврелий Марк. Размышления. СПб.: Кристалл, 2001. — 160 с.

3. Антонов В.Ю. Метафизика страха и этика бессмертия. Саратов: ТОО «Печатный двор», 1994. - 64 с.

4. Антропология насилия. Отв. редакторы Бочаров В.В. и Тишков В.А. -СПб.: Наука, 2001.-536 с.

5. Ариес Ф. Человек перед лицом смерти. -М.: Прогресс, 1992. 528 с.

6. Аристотель. Никомахова этика // Соч. в 4-х тт. М.: Мысль, 1978. Т.4. — 830 с.

7. Аристотель. Большая этика // Соч. в 4-х т. М.: Мысль, 1978. Т.4. - 830 с.

8. Архимандрит Лазарь. Грех и покаяние последних времён. М.: Издательство Московского подворья Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря, 1995. - 112 с.

9. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Советская энциклопедия, 1969. - 608 с.

10. Барышков В.П. Персонологическая аксиология // Философия и проблемы современности: Сб. науч. статей / Отв. ред. Л.И. Тетюев. -Саратов: Научная книга, 2003. 168 с.

11. Басос А.В. «Единственный аргумент» Ансельма Кентерберийского // Истина и благо: универсальное и сингулярное. М., 2002. - 376 с.

12. Белов В.Н., Рожков В.П. История русской философии. Курс лекций. -Саратов: Научная книга, 2003 г. 288 с.

13. Белов В.Н. Счастливая возможность умереть? // Фигуры Танатоса. 1993. №3. СПб. С. 12-16.

14. Белосельский-Белозерский A.M. Диалог на смерть и на живот // Вопросы философии. 2005. № 1. С. 109-118.

15. Бердяев Н.А. О назначении человека: сборник. М.: Республика, 1993. -383 с.

16. Бердяев Н.А. Самопознание (опыт философской автобиографии). М.: Книга, 1991.-446 с.

17. Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М.: Правда, 1989.-607 с.

18. Блюменкранц М. Время анти-истории. Картина мира: дубль 2003 // Вопросы философии. 2004. № 11. С. 181 -184.

19. Блюменкранц М. Мир после смерти вещей // Вопросы философии. 2003. №2. С. 181-184.

20. Блюменкранц М. Общество мёртвых велосипедистов // Вопросы философии. 2004. № 1. С. 175-178.

21. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2000. -327 с.

22. Бодрийар Ж. Соблазн. М.: Ad marginem, 2000. - 318 с.

23. Больнов О.Ф. Философия экзистенциализма. СПб.: Лань, 1999. - 224 с.

24. Брак и деторождение. Москва: Русский хронограф, 2000. - 176 с.

25. Брянчанинов И. О прелести. СПб.: Шпиль, 1996. - 136 с.

26. Бэкон Фрэнсис. Сочинения в двух томах. Второе, исправленное и дополненное издание. Том 1 (Великое восстановление наук). М.: Мысль, 1977 г.-567 с.

27. Булгаков С.Н. Свет невечерний: Созерцания и умозрения. М.: Республика, 1999.-415 с.

28. Булгаков С.Н. Философия хозяйства. М.: Наука, 1990. - 412 с.

29. Варава В.В. Духовно-философский горизонт русской мысли и метафизика смерти // Философская и правовая мысль: Альманах. Вып. 3. -Саратов-Санкт-Петербург: Научная книга, 2002. С. 175-190.

30. Великий П.П., Бочарова Е.В. Взаимосвязи социального и территориального пространства // Философия и проблемы современности: Сб. науч. статей. Саратов: Научная книга, 2003. С. 109-117.

31. Вили К. Биология. М.: Мир, 1966. - 688 с.

32. Воронин А.А. Техника и мораль // Вопросы философии. 2004. № 10. С. 93-101.

33. Восприятие современной России за рубежом. Цикл публичных дискуссий «Россия в глобальном мире». Выпуск 1. М.: Никитский клуб, 2001.-64 с.

34. Гайденко П.П. Смерть // Философский энциклопедический словарь. -М.: Политиздат, 1989. 815 с.

35. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Философия природы. Том 2.-М.: Мысль, 1975. 695 с.

36. Гегель Г.В.Ф. Философия религии. В двух томах. Т.1. М.: Мысль, 1977. -532 с.

37. Гегель Г.В.Ф. Философия религии. В двух томах. Т.2. М.: Мысль, 1977. -573 с.

38. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук // Соч. в 3 т. М.: Мысль, 1977. Т.1.-452 с.

39. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук // Соч. в 3 т. М.: Мысль, 1977. Т.2.-695 с.

40. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук // Соч. в 3 т. М.: Мысль, 1977. Т.3.-471 с.

41. Герменевтика: история и современность: (Критические очерки). М.: Мысль, 1985.-303 с.

42. Гнатик Е.Н. Некоторые философско-гуманитарные проблемы генетики человека // Вопросы философии. 2004. № 7. С. 125-135.

43. Грачёва Т.В. Мораль, ориентированная на смерть // Православная вера. 2001. № 19. С. 7,12.

44. Грекова Т.И. Странная вера доктора Швейцера. М.: Советская Россия, 1985.-208 с.

45. Грицай Е.В. Инициация постмодерна (на полях у Бодрийяра) // Вопросы философии. 2002. № 11. С. 170-179.

46. Гроф С., Хэлифакс Дж. Человек перед лицом смерти. М.: Изд-во Трансперсонального Института, 1996. - 246 с.

47. Губанов В.А. БЕСчеловечность, или Клонирование в свете Евангелия // Православная вера. 2001. № 12. С. 3.

48. Делёз Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? СПб.: Алетейя, 1998. -286 с.

49. Демичев А.В. Дискурсы смерти. Введение в философскую танатологию. СПб.: ИНА ПРЕСС, 1997. - 144 с.

50. Джордж Ф. Основы кибернетики: Пер. с англ./ Под ред. A.JI. Горелика. -М.: Радио и связь, 1984. 272 е., ил.

51. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М.: Мысль, 1979. - 620 с.

52. Доброхотов A.JI. Ничто // Философский энциклопедический словарь. -М.: Политиздат, 1989. 815 с.

53. Егишянц С.А. Тупики глобализации. М.: Вече, 2004. - 448 с.

54. Жизнь земная и последующая / Сост. П.С. Гуревич, С.Я. Левит: Пер. с англ. М.: Политиздат, 1991. - 415 с.

55. Жизнь. Смысл жизни. Смерть // Философский альманах «Человек. Культура. История.». 1998, № 1. С. 169-172.

56. Жильсон Э. Жизнь и смерть картин // Вопросы философии. 2003. № 11. С. 164-174.

57. Иванов В.Г. Конфликт ценностей и решение проблем экологии. М.: Знание, 1991. - 64 с. - (Новое в жизни, науке, технике. Сер. «Биология»; № 8).

58. Игнатенко A.M., Сиафетдинова Ф.З. К вопросу о смысле жизни в молодости // Философия и проблемы современности: Сб. науч. статей / Отв. ред. Л.И. Тетюев. Саратов: Научная книга, 2003. - 198 с.

59. Ильин И.А. Сочинения в двух томах. Том 1. Философия права. Нравственная философия. М.: Московский философский фонд, «Медиум»,1993.-512 с.

60. Иноземцев В.Л. Вестернизация как глобализация и «глобализация» как американизация // Вопросы философии. 2004. № 4. С. 58-69.

61. И сотворил Бог мужчину и женщину: Комментарии к Социальной концепции Русской Православной Церкви. М.: Даниловский благовестник, 2001. - 96 с.

62. Исупов К.Г. Русская философская танатология // Вопросы философии.1994. №3. С. 106-114.

63. Каган М.С. Философская теория ценности. СПб.: Петрополис, 1997. -205 с.

64. Как защитить вашего ребёнка? М.: Даниловский благовестник, 2002. -352 с.

65. Калиновский П. Переход. Последняя болезнь, смерть и после. — М.: Аксиос, 2002. 256 с.

66. Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство: Пер. с фр. М.: Политиздат, 1990. - 415 с. - (Мыслители 20 века).

67. Канон покаянный // Православный молитвослов и Псалтирь. -Смоленск: Посох, 1993. 288 с.

68. Кант И. Антропология с прагматической точки зрения // Кант И. Соч. в 6-и тт. Том 6. М.: Мысль, 1966. - 743 с.

69. Кант И. Вопрос о том, стареет ли Земля с физической точки зрения // Кант И. Соч. в 6-и тт. Том 1. М.: Мысль, 1963. - 544 с.

70. Кант И. Критика практического разума // Соч. в 6-и тт. М.: Мысль, 1965. Том 4. Часть 1.-544 с.

71. Кант И. Критика способности суждения // Соч. в 6-и тт. — М.: Мысль, 1966. Том 5. -564 с.

72. Кант И. Критика чистого разума. М.: Мысль, 1994. - 591 с.

73. Карасев Л.В. Входит и выходит (Вини Пух и Мюнхгаузен) // Вопросы философии. 2004. № 9. С. 126-134.

74. Каратеев В.П. Философия. Курс лекций. Саратов: Изд-во Научная книга, 2001.-392 с.

75. Карсавин Л.П. Малые сочинения. СПб.: Алетейя, 1994. - 536 с.

76. Карсавин Л.П. Религиозно-философский сочинения. Т. 1 / Сост. и вступ. ст. С.С. Хоружего. М.: Ренессанс, 1992. -LXXIII, 325 с.

77. Касавин И.Т. Познание в мире традиций. М.: Наука, 1990. - 208 с.

78. Касавин И.Т. Язык повседневности: между логикой и феноменологией // Вопросы философии. 2003. № 5. С. 14-29.

79. Каширин В.И. Метарефлексия и метаобразование // Метаобразование как философская и педагогическая проблема. Сборник научных статей. -Ставрополь: Изд-во СГУ, 2001.- 185 с.

80. Китанович Б. Планета и цивилизация в опасности. М.: Мысль, 1985. -240 с.

81. Коган Л.А. Жизнь как бессмертие // Вопросы философии. 1994. № 12.

82. Коган Л.Н. Цель и смысл жизни человека. -М.: Мысль, 1984. 252 с.

83. Конев В.А. Онтология культуры (избранные работы). Самара: Изд-во Самарский университет, 1998. - 195 с.

84. Коркина М.В., Лакосина Н.Д., Личко и др. Психиатрия. М.: МЕДпресс-информ, 2002. - 576 с.

85. Кто кем побеждён, тот тому и раб // Калуга: Православный фонд, 1996. -224 с.

86. Кузьменко Д. Бог управляет миром // Православная вера. 1996. № 23. С. 4. № 24. С. 4.

87. Культин С. Е. Бессмертие: иллюзия или реальность? // Философские науки. 1991. №9. С. 73-85.

88. Кучинский С.А. Человек моральный. М: 1989. - 303 с.

89. Кьеркегор С. Страх и трепет. М.: ТЕРРА; Республика, 1998. - 384 с.

90. Кьеркегор С. Болезнь к смерти // Этическая мысль: Научно-публицистические чтения. М.: Политиздат, 1990. -480 с.

91. Ламонт К. Иллюзия бессмертия. М.: Политиздат, 1984. - 286 с.

92. Лаврин А. Рандеву со смертью // Еженедельник «Грани». 2002. № 74(224). С. 12.

93. Лапшин И.И. Ars morendi // Вопросы философии. 1994. № 3. С. 115-126.

94. Леви-Строс К. Структурная антропология. М.: Наука, 1983. - 536 с.

95. Л. Карсавин pro et contra Б. Уильямса (проблема смерти и умирания в представлениях религиозного мыслителя и экзистенциалиста) // Проблемы философии, истории, культуры. Саратов: Изд-во СГТУ, 1996. С. 15-19.

96. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.: Институт экспериментальной социологии. - СПб.: Алетейя, 1998. - 160 с.

97. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991. -525 с.

98. Лосский Н.О. Бог и мировое зло. М.: Республика, 1994. - 432 с.

99. Лоусон Т., Гэррод Д. Социология. А-Я. Словарь-справочник. / Пер. с англ. К.С. Ткаченко. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2000. - 608 с.

100. Мамардашвили Мераб. Лекции по античной философии. М.: Аграф, 1998.-320 с.

101. Медведева И., Шишова Т. Приказано не рожать. Демографическая война против России. Саратов: Издательство Саратовской епархии, 2004. - 160 с.

102. Медведева И., Шишова Т. Логика Глобализма. М.: Изд-во храма Трёх Святителей на Кулишках, 2002. - 112 с.

103. Моисеев Н.Н. Судьба цивилизации. Путь разума. М.: Яз. рус. культуры, 2000. - 224 с.

104. Монтень М. Опыты. М.: Правда, 1991. - 656 с.

105. Муди Р., младший. Жизнь после жизни: исследование феномена выживания после физической смерти. СПб.: Лениздат, 1992. - 91 с.

106. Назаретян А.П. Архетип восставшего покойника как фактор социальной самоорганизации // Вопросы философии. 2002. № 11. С. 73-84.

107. Налчаджян А.А. Загадка смерти. СПб.: Питер, 2004. - 224 с.

108. На переломе. Философские дискуссии 20-х годов. Философия и мировоззрение / Сост. П.В. Алексеев. -М.: Политиздат, 1990. 528 с.

109. Неретина С.С. Смерть как условие бессмертия: этические парадоксы // Истина и благо: универсальное и сингулярное. М., 2002. - 376 с.

110. Никита Кожемяка // Русские сказки. Ташкент: Укитувчи, 1986. - 400 с.

111. Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М.: Пресса, 1991. - 640 с.

112. Новый Завет и Псалтирь. М, 1990. - 365 с.

113. Огурцов А.П. Этика жизни или биоэтика: аксиологические альтернативы // Вопросы философии. 1994. № 3. С. 49-61.

114. О человеческом в человеке. / Под общ. Ред. И.Т. Фролова. — М.: Политиздат, 1991. 384 с.

115. Панарин А.С. Искушение глобализмом. М.: ЭКСМО, 2003. - 416 с.

116. Петрик О. Курьёзы техники. Венгрия: Изд-во Академии Наук, 1985. -148 с.

117. Печчеи А. Человеческие качества. М.: Прогресс, 1980. - 301 с.

118. Платон. Диалоги. Ростов-на-Дону: Феникс, 1998. - 510 с.

119. Плотин. О бессмертии души (Энн. 4.7.) // Вопросы философии, 1994. №3.

120. Последний взгляд Бога // Российская газета, 2004. № 224 (3601).С. 14.

121. Пригожин И. Философия нестабильности // Вопросы философии. 1991. №6. С. 46—57.

122. Пришвин М.М. Когда били колокола. (Из дневников 1926-1932 годов) // Прометей: Ист.-биогр. альм. сер. «Жизнь замечат. людей». Т. 16: Тысячелетие русской книжности. — М.: Мол. гвардия, 1990. — 4302. с.

123. Проблема человека в западной философии. Переводы. М.: Прогресс, 1988.-552 с.

124. Проблемы иммортологии. Книга 2: Проблема бессмертия человека в русской философии: история и современность. / И.В. Вишев, В.П. Ярышкин, В.В. Минеев. Челябинск, 1994. - 121 с.

125. Пушкарева Н.В. Жизненное пространство человека в глобальном социуме // Человек в глобальном мире: Сб. ст. молодых учёных. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2004. - 216 с.

126. Рассел Б. Почему я не христианин: Избранные атеист, произведения. -М.: Политиздат, 1987. 334 с.

127. Рашковский Е.Б. Пласты нетерпимости: философские заметки // Вопросы философии. 2003. № 4. С. 61-67.

128. Рейчелс Дж. Активная и пассивная эвтаназия // Этическая мысль: Научно-публицистические чтения. М.: Политиздат, 1990. - 480 с.

129. Розанов В.В. Уединённое. М.: Политиздат, 1990. - 543 с.

130. Ростовская М.Н. Наука об организации: три волны развития теории систем // Тектологический альманах. Выпуск 1. Труды международной научной конференции «Тектология в XXI веке». М.: Международный институт А. Богданова, 2001. - 334 с.

131. Роттердамский Э. Похвала глупости. М.: Советская Россия, 1991. -464 с.

132. Роуз С. Душа после смерти. Киев: Издательство имени святителя Льва, папы Римского, 2003. - 288 с.

133. Русский космизм: Антология философской мысли / Сост. С.Г. Семеновой, А.Г. Гачевой. М.: Педагогика-пресс, 1993. - 368 е.: ил.

134. Рябушкин Н.В., Царегородцев Г.И. Наказание ли божье?: Медицина и религия. М.: Политиздат, 1988. - 319 с.

135. Сафаров Г.Ш. Некоторые философские аспекты и концепции теории организации // Вопросы философии. 2004. № 4. С. 92-101.

136. Святитель Феофан Затворник. Спасение в семейной жизни. М.: NBI, 1995.-64 с.

137. Сенека. Нравственные письма к Луциллию; Трагедии. М.: Худ. Литература, 1986.-543 с.

138. Скиба М. Социальные проблемы потребительского рынка // Общество. Этнос. Образование. Сб. науч. трудов. Саратов: Научная книга, 2004. С. 97-100.

139. Смерть и воскресение. Москва: Общество любителей церковной истории, 2002 г. - 24 с.

140. Смысл жизни: Антология. -М.: Прогресс, 1994. 591 с.

141. Смысл жизни в русской философии. Конец 19 начало 20 века. Отв. Редактор А.Ф. Замалеев. Сост. В.Г. Безносов. - СПб: Наука, 1995. - 384 с.

142. Соловьёв Вл. С. Сочинения в двух томах. Том 2. М.: Мысль, 1988. -822 2. с. - (Филос. наследие. Т. 105).

143. Солодухо Н.М. Философия небытия. Казань: изд-во Казан, гос. техн. ун-та, 2002.- 146 с.

144. Столович Л.Н. Об общечеловеческих ценностях // Вопросы философии. 2004. № 7. С. 86-97.

145. Существование и деятельность в определении ценностного отношения. Пермь: Изд-во Перм. гос. ун-та, 2002. - 408 с.

146. Тайны загробной жизни. Сост. Е. Басаргина. СПб. ТОО «Диамант», АОЗТ «Золотой век», 1995. - 576 с.

147. Тертуллиан К.С.Ф. Избранные сочинения. М.: Издательская группа

148. Прогресс», «Культура», 1994. 448 с.

149. Толстоухов А.В. Глобальный социальный контекст и контуры эко-будущего // Вопросы философии. 2003. № 8. С. 49-63.

150. Тоффлер А. Футурошок. СПб.: Лань, 1997. - 464 с.

151. Трубецкой Е.М. Смысл жизни. М.: Республика, 1994. - 432 с.

152. Трубецкой С.Н. Сочинения / Сост., ред. и вступ. статья П.П. Гайденко; Примеч. П.П. Гайденко, Д.Е. Афиногенова. -М.: Мысль, 1994. 816 с.

153. Трубников Н.Н. О смысле жизни и смерти. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1996. - 383 с.

154. Утченко С.Л. Цицерон и его время. 2-е изд. - М.: Мысль, 1986. - 352 с.

155. Фёдоров Н.Ф. Сочинения. М.: Раритет, 1994.- 416 с.

156. Феномен человека: Антология / Сост., вступ. ст. П.С. Гуревича. М.: Высш. шк., 1993.-349 с.

157. Фигуры Танатоса: Искусство умирания: Сб. ст. / С.-Петерб. гос. ун-т. Каф. филос. антропологии и др.; Под общ. ред. А.В. Демичева, М.С. Уварова. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1998. - 218, [2] с.

158. Филимонов В.П. Архипастыри, пастыри и монашествующие Русской Православной Церкви о глобализации и цифровом кодировании людей. -М.: Вектор, 2004.- 176 с.

159. Философия смерти. С.-П.: СПИКС, 1994. - 320 с.

160. Философские размышления на тему смерти: Сб. ст.. СПб.: С.-Петерб. ун-т, 1992. - 295 с.

161. Фрагменты ранних греческих философов. М.: Наука, 1989. 4.1 - 576 с.

162. Франк С.Л. Ересь утопизма // Квинтэссенция: Филос. альманах, 1991. М.: Политиздат, 1992. - 400 с.

163. Франк С.Л. Непостижимое. Сочинения. М.: Правда, 1990. - 607 с.

164. Франк С.Л. Смысл жизни. М.: ООО «Издательство ACT», 2004. - 160с.

165. Фрезер Дж.Дж. Фольклор в Ветхом Завете. М.: Политиздат, 1990. -542 с.

166. Фрейд 3. Мы и смерть. По ту сторону принципа наслаждения. / Сергей Рязанцев. Танатология наука о смерти. Под общ. Ред. М.М. Решетникова. - СПб: Восточно-Европейский Институт Психоанализа, 1994. - 384 с.

167. Фрейд 3. Психология бессознательного. М.: Просвещение, 1990. - 448 с.

168. Фролькис В.В. Старение и увеличение продолжительности жизни. -Ленинград: 1988.-239 с.

169. Фромм Э. Душа человека. М.: Республика, 1992. - 430 с.

170. Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Фолио, 2003. - 503 с.

171. Хайдеггер М. Что такое метафизика? // Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. М.: Республика, 1993. - 447 с.

172. Хоружий С.С. Человек и его три дальних удела. Новая антропология на базе древнего опыта // Вопросы философии. 2003. № 1. С. 38-62.

173. Церковь и медицина: на пороге третьего тысячелетия. — Мн.: Издательство Белорусского экзархата, 1999. 192 с.

174. Человек: Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии. Древний мир эпоха Просвещения / Редкол.: И.Т.Фролов и др.; Сост. П. С. Гуревич. -М.: Политиздат, 1991. - .с.

175. Что есть смерть // Российская газета. 2003. № 80 (3194). С. 9.

176. Чудновский B.C., Чистяков Н.Ф. Основы психиатрии. Ростов-на-Дону: Феникс, 1997.-448 с.

177. Швейцер А. Упадок и возрождение культуры // Швейцер А. Благоговение перед жизнью. М.: Прогресс, 1992. — 576 с.

178. Шенкао М. А. Основы философской танатологии / М.А. Шенкао; Карачаево-Черкес. гос. технол. ин-т. Черкесск: Изд-во Карачаево-Черкес. гос. технол. ин-та, 2002. - 251 с.

179. Шенкао М.А. Смерть как социокультурный феномен. К.: Ника-Центр, Эльга; М.: Старклайт, 2003. - 320 с.

180. Шопенгауэр А. Смерть и её отношение к неразрушимости нашего существа // Избранные произведения. М.: Просвещение, 1993. - 479 с.

181. Шопенгауэр А. Мысли. М.: ООО «Издательство ACT», 2003. - 157, 3. с. — (Философия. Психология.)

182. Шубин Б.М., Грицман Ю.Я. Легенды и правда о раке. М.: 1978. - 160 с.

183. Щукин В.Г. О философском образе мира (философские заметки) // Вопросы философии. 2004. № 10. С. 47-64.

184. Якимец К.И. Своё и чужое // Вопросы философии. 2003. № 11. С. 2842.

185. Якимец К.И. Слово «Я» // Вопросы философии. 2004. № 9. С. 118-125.

186. Якимович А.К. «Свой» «Чужой» в системах культуры // Вопросы философии. 2003. № 4. С. 48-60.

187. Яркова Е.Н. Утилитаризм как тип культуры: концептуальные параметры и специфика России. Новосибирск: Сибирский Хронограф, 2001.-432 с.

188. Agnon S.V. Days of Awe / Introduction by J. Goldin. New York: Schocken Books, 1975. - 279 p.

189. Allen, Maurice. Our invisible friends: A Scientific Experiment with the Spirit World. New York: Liveright publishing corporation, 1943. - 267 p.

190. A Birthday Wish to Honor Life and Death and everything in Between (by Patti Davis) // Los Angeles Times Magazine December, 9. 2001. P. 24-25.

191. Browk, S. La population du monde: Apercu ethnodemographique. M: Progres, 1983.-590 p.

192. Gardner, J.W. Self-Renewal: The individual and the innovative Society. -New York: Harper & Row, 1965. 141 p.

193. Gardner, Patrick. Kierkegaard. Oxford; New York: Oxford University Press, 1988.- 117 p.

194. Grisbach, Eduard. Schopenhauer. Neue Beitrage zur-Geschichte seines. Lebens. Berlin, 1905. - 143 S.

195. Huisman, Denis. Historie de l'existentialisme. Paris: Nathan, 1997. - 128 P

196. Philosophy and Religion: Selections from the Twentieth Century. / W. James; H. Bergson; J. Dewey; A.N. Whitehead; B. Russell; M. Heidegger; L. Whittgenstein; K. Barth. 552 p. (The Great Books of the Western World; v. 55.).

197. Stretch, Lewis. Engineering: Mechanical or Moral Science? Oxford: Becket Publications, 1986. - 129 p.

198. Stumpf, Samuel Enoch. Sokrates to Sartre: A History of Philosophy. 4 th. Ed. -New York: Mc Graw-Hill Publ. Сотр., 1988. - 558 S., ill.

199. The New Encyclopaedia Britannica. Vol. 16. Chicago-Death. 994 p., ill.

200. Trobish, Walter. A Baby Just Now? 7 Ed. - Kehl/Rhein; Ed Trobish, 1980.-56 p.

201. White E.G. Final War. Phoenix: Inspiration Books, 1979. - 218 p.

202. Williams, Ernest Swing. Systematic Theology. Springfield: Gospel Publ. House, 1953. - vol. 2. Christology: Anthropology: Soteriology. - 299 p.

203. Williams, Ernest Swing. Systematic Theology. Springfield: Gospel Publ. House, 1953. - vol. 3. Pneumatology: Ecclesiology: Eschatology. - 284 p.