автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Фольклорная традиция в поэме А.С. Пушкина "Медный всадник"

Полный текст автореферата диссертации по теме "Фольклорная традиция в поэме А.С. Пушкина "Медный всадник""

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ВШПЧИТАДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

Яа прашх рукопиеи

МАНАЕНКОВА Елена Федоровна

ФОЛЬКЛОРНАЯ ТРАДИЦИЯ В ПОЭМЕ А.С.ПУШКИНА «МЕДНЫЙ ВСАДНИК»

Специальность 10.01.01. — русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук

ВОЛГОГРАД 1994

003065435

Работа выполнен?., на кафедре литературы Волгограде ко .

государственного педагогического университета

Научный руководитель - доктор фяяаяогичеекик яауч

профессор Д.Н.МЕПШ'.

Официальные оппонента - доктор филологических наук»

профессор В.Ш.КРИВОНОС, - кандидат филологических наук»

доцент Ю,Н»КОВАЛЕВА

Ведущая организация - Саратовский государственный

университет им. Н.Г.Чернышеве коп

Защита состоится 4 " ноября 1994 г. в__часов

на заседании специализированного совета К 113.02.03 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук при Волгоградском государственном педагогическом университете /400013, Вол:гоград5 пр. Ленина, 27/»

С диссертацией можно ознакомиться в научно! библиотеке Волго. градского государственного педагогического университета»

Автореферат разослан сосп^и^Л^ 1994 г.

Ученый секретарь специализированного совета, кандидат филологических наук»

Доаент Си^ри^и^ С.В.ПЕРЕВАЛОВА

ОШАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

До последнего времени в пушкиноведении преобладало "монологичное" прочтение "Медного Всадника", сводившееся» при всем шо~ -гообразии оттенков, к рассмотрению прямого конфликта между Петром и Евгением. Принято выделять три "группы" толкователей повести^ »

В первую "группу" вошли представители "государственной" кон-цепшв, основателем которой считается В.Г.Белинский, полагавший, что в по®« Пушкин безоговорочно поддерживает Петра и обосновывает такт образом право государственно! мощи распоряжаться жизнью человека» Среди последователей этой точки зрения - Д.С.Мережковский» Г.А.Г'уковский я др.

Представители второй "группы" ~ В.Я.Брюсов« Г.П.Макогоненко, М.П.Еремин, С.Б.Борев * отстаивают правоту бедного Евгения. Концепция ета получила название "гуманистической".

С начала 1960-х годов в работах С.М.Бонди» Е.А.Майшка, затем М.Н.Эгштейна зарождается третья концепция - "трагической неразрешимости конфликта". Суть концепции состоит в том, что конфликт между Петром и Евгением остается неразрешимым» поскольку сама эпоха не допускала его разрешения.

Между тем нам видится, что делать "смысловую ставку" следует не на кого-либо аз героев, как это предлагают сторонники изложенных точек зрения, а на повесть как целое, причем рассмотрение "Медного Всадника" необходимо включает, в контекст устного народного творчества, помня, что Пушкин не ограничивается отражением противоречий исторического процесса, а делает объектом художественного изображения историческое самосознание народа.

Поэма Пушкина не монологична и да»:е не диалогична - она поли-фонична, так как включает в себя множество точек зрения» расположенные а на синхронной, ш ка аиахронной осях. ?тот факт не мог оставаться незамеченным, отеадш - работа* асследувщие в поэ^е, например, "отзвуки" то городе». \> анекдота Ш.В.Измайлов, 1978;

ГЛекобяь, 1В77; А Д. Основа*?, Р.Д.Тименчик» 198?; Н.А,Рябикява5

/

1 ■ ^ - ..... —

'См.: Архангельский А.Н. Стксотворная повесть А.С.Пушкина "Медный Всадник". - М.. 1990. - С.5. «

1977), то мифа {Н.П.Анциферов, 1924; С. Евдокимова, 1990; А.Ф.Лосев, 1957} и т.д.

Наше исследование посвящено анализу фольклорной традиции в последней пушкинской поэме; в фольклорную традицию включены ми-фолого-фольклорные мотивы, укоренившиеся в народном сознании библейские сюжеты и петербургский эсхатологический фольклор. Все эти аспекты сливаются в сложную, противоречивую картину народного видения эпохи и понимания ее глубинного смысла.

В поэме Пушкина Петр-- не только такой, каким он был, но и такой, каким он остался в исторической памяти потомков, запечатленной в документах, преданиях, легендах. Пушкинский Петр - это и Петр исторический, и Петр, переосмысленный в свете фольклорных представлений. В работе рассматриваются как фольклорные источники произведения,* бесспорные и вероятные, так и принципы и приемы их переосмысления в пушкинской поэме.

Включая мифотворчество в фольклорную традицию, мы исходили из признания мифа",.древнейшей частью словесного культурного наследия"1 . Под мифом мы понимаем сюжетное повествование, выражающее основные аксиологические идеи мифологического сознания (понятие "мифологическое сознание" определяют Ю.М.Яотман, Б.А.Успенский, понятие "аксиологика" - В.М.Пивоев}. Авторы исследований констатировали перекличку "Медного Всадника" с мифом, как правило, ограничиваясь замечанием, что мифология здесь ::е буквальная, но художественным образом обработанная. В работах последнего времени предпринимались попытки определить функциональную роль мифа в поэме (С.Евдокимова, 1990; Д.Крыстева, 1992), причины же мифо-поэтического осмысления Пушкиным образов и событий в "петербургской повести", приемы художественного мифологизма, а также возможность прочтения истории Евгения в мифологическом плане остались без должного внимания.

Тема «"Медный Всадник" и Библия» вызывает в литературоведении оживленные споры. В исследовательской литературе по этому вопросу наметились три основные позиции: 1. "Медный Всадник" не зависит от библейских текстов (Р.Г.Назиров, 1975), 2. Библейские

Мелетинский Е.М. Миф и историческая поэтика фольклора // Фольклор: Поэтическая система. - М., 1977. - С.25.

книги - конкретные источники поэмы (А.Е.Тархов, 1977). з, Библия - творческая модель "петербургской- повести" (Н.П.Анциферов, 1924, И.В.Немировский, 1990). Отсутствие ясности в этом вопросе предполагает необходимость дополнительного изучения возможного влияния библейских текстов и сюжетов на пушкинскую поэму.

Влияние петербургского предания на поэму "Медный Всадник" усматривали многие исследователи, отмечая, что Пушкин создал синтетический образ Петербурга, где традиция литературная оказалась дополненной традицией фольклорной. Накопленный современным пушкиноведением материал делает возможным переход от анализа фольклорных источников отдельных сцен к целостному рассмотрению места городского фольклора в структуре поэмы. Говоря об участии петербургского фольклора в "Медном Всаднике", мы употребляем понятие "петербургский миф". Под "петербургским мифом" мы понимаем не исходный миф, отражающий мифологическое мышление на том этапе, когда миф складывался, а миф городской, представляющий собой явление синтетическое, впитавший в себя различные мотивы, подчас противоречивые, дополненный новыми культурными образованиями, сочетающий всевозможные словесные жанры и соответственно воплощающий мифологическое шшление, каким оно сложилось к началу XIX века. Отсюда, говоря о "петербургском мифе", мы не разграничиваем разнородные понятия - миф, легенда, предание -и употребляем их в едином значении: народный рассказ о Петербурге.

Актуальность данной диссертационной работы определяется необходимостью от рассмотрения отдельна фольклорных источников • поэмы перейти к изучению их многообразия и полифонического единства.

Целью работы является определение фолыслорно-мифологическнх источников в их полноте и взаимосвязи, установление их роли в поэтической структуре "Медного Всадника". Решение этой пробле-№ позволило бы внести некоторые дополнения в трактовку тематики и проблематики поэмы. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие основные задачи:

1. Определить причины обращения Пушкина к фольклорно-мифоло-гической поэтике, проанализировать и охарактеризовать приемы I художественного мифологизма в "Медном Всаднике", уточнить существующие положения о фольклорно-мифологическом подтексте поэмь

и рассмотреть ее неучтенные фольклорные источники.

2, Конкретизировать положения по вопросу «"Медный Всадник" и Библия*, установить роль народно-редигиозянэс представлений в по» зме.

3. Выяснить место "петербургского мифа" в структуре "Медного Всадника".

При исследовании учитывается тот факт, что данные источники позмы вступают при их переосмыслении во взаимодействие, взаимопроникают и вз-аимодополняют {"а подчас оспаривают) друг друга.

Объектом исследования является канонический текст "Медного ' Всадника" в контексте произведений Пушкина, а также вероятные источники поэмы (мифы народов мира, тексты Библии, документы петровской эпоха, исторические предания и легенды, духовные стихи, русские народные песни, в частности, записанные Пушкиным, петербургский фольклор, нашедший отражение на страницах печатных изданий пушкинской поры).

Предмет исследования - мифолого-фольклорный аспект прочтения отдельных сцен "Медного Всадника" и на этой основе внесение не- , которых коррективов в прочтение пушкинской поэмы в целом.

Методы исследования. В работе использовались современные принципы изучения проблемы "литература и фольклор", сформулированные в осуществленном ИРЛИ Ай СССР многотомном труде "Русская литература и фольклор", а также в исследованиях философов, литературоведов и фольклористов: М.К.Азадовского, П.Г.Богатырева, Л.И.Емельянова, К.Г.Исуттова, Н.А.Криничной, А.Ф.Лосева, Ю.М.Дот-мана, Д.Н.Медриша, Е.М.Мелетинского, В.Я.Проппа, Р.О.Якобсона и ■ др. При этом мы исходим из понимания литературы и фольклора как некой метасистемы, обе части которой, существенно различаясь между собой, находятся в постоянном взаимодействии и взаимовлиянии.

Научная новизна исследования определяется анализом сложного единства и взаимодействия в "Медном Всаднике" мифо-религиозно-фольклорных традиций, а также выявлением незафиксированных фольклорных источников произведения, что открывает новые возможности современного прочтения поэмы.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что она не только в новом свете представляет поступки персонажей, разделяющие их,конфликты, вызванные историческими противоречиями, но и раскрывает отраженное поэтом самосознание народа, по-своему интерпретирующего эти поступки, события и противоречия.

Материалы и результаты нашей работы могут быть использованы в вузовских курсах, спецкурсах и спецсеминарах по истории русской литературы XIX века и устному народному творчеству, что составляет практическое значение исследования.

Наиболее существенные результаты исследования позволяют сформулировать основные положения, которые выносятся на защиту:

1. Мифолого-фолъклорная символика в "Медном Всаднике" как характеристика необратимости петровских преобразований и как один из приемов создания противоречивого образа Петра. Раскрытие авторского замысла через прочтение поэмы в контексте космогонического мифа.

2. Отражение в поэме народного восприятия Петра и Петербурга сквозь призму библейской эсхатологии.

3. "Осуществление" "петербургского мифа" в масштабе "частной истории".

4. Поэма "Медный Всадник." как своеобразное народное предание, отразившее народный "образ мира".

Апробация материала. Концепция, основные положения и выводы исследования бага изложены в докладах и сообщениях на научных конференциях профессорско-преподавательского состава ВГПУ (Волгоград, 1990-1993), на ГУ Международной научной конференции МАПРЯЛ (Волгоград, май 1993), иа Всероссийской научной конференции "Литература и фольклорная традиция" (Волгоград, сентябрь 1993). Диссертация обсуждалась на кафедре литературы ВГПУ. По теме диссертации опубликовано 4 работы.

Структура и объем диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы. Объем диссертации - 147 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, определяются его цели и задачи, научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы.

В главе I «"Медный Всадник" в контексте мирового мифа» рассмотрены два аспекта проблемы: поэма Пушкина как единый косшго-

нический миф и мифолого-фольклорный мотав преодоления преграда в позме. Выводы, сделанные в результате этой работы, показывают, что прочтение пушкинской поэда в мифолого-фольклорном ключе дает дополнительные возможности в постижении ее многочисленных смысловых слоев.

Оценивая значение деятельности Петра I, Пушкин в "Медном Всаднике" прибегает к мифологической символике, отличающейся "космическими" масштабами. В пушкиноведении имеет место точка зрения, что Вступление к поэме воспроизводит космогонический миф творения, где Петр выступает в роли демиурга. Мы приводам дополнительные аргументы в пользу существующего положения» Создание Петербурга представляется автором как мифическая эпоха первопредме-тов и перводействий; трансформаций, связанные с появлений« города, иллюстрируют семантические оппозиции: избы/дворцы; челн/корабли - некультивированное/культивированное; топкие берега/гранит - мягкое/твердое; одиноко/оживленно - единственное/множен ственное; неведомые воды/Нева - неопределенное/определенное и т.д., которые в конечном итоге сводятся к главной оппозиции всякой мифологии - хаос/космос. Петербург Вступления описывается Пушкиным как сакральный центр мира, что достигается использованием существенных семантических оппозиций - основным инструментом мифологизирования, и подчеркнутой огражденностью города ("Мосты повисли над водами"; "Твоих оград узор чугунный" (У, 136) ' и т.д.). Но Вступление не исчерпывает "мифологический потенциал" поэмы. Мифологическое содержание Пушкин вкладывает и в описание памятника Петру. Так, акцентированное "высотное" положение статуи позволяет сопоставить кумира с богом грозы славянской мифологии Перуном, поскольку характерной чертой мифов и ритуалов, связанных с Перуном, является их соотнесение с возвышенностями, "Смысловое же раздвоение жеста медного Петра ведет к раздвоению образа и делает логичным сравнение Петра-Всадника с богом римской мифологии Янусом и олимпийским богом Аполлоном, интересными своей противоречивой природой. Позволяет говорить о следовании поэта мифологической традиции и изображение коняг подчеркнута прелде всего необузданность, стихийность образа. Конь и его хозяин в пушкинской поэме предстают характерным для мифологических представлений символом единства жизни и смерти, символом вечности. Игнорирование Пушкиным скульптурной змеи и возможная

^ Текст?* цитируются по изданию: Пушкин A.C. Полн.собр.соч.:В 16 т.

-Л., 1937 - 1949.

подаена ее зверем-Невой также могут быть объяснены мифолого-фольклорной традицией, в которой "узаконен" мотив оборотничества змея. Сравнение памятника с мировым древом, впервые предложенное С. Евдокимовой1, допускает интерпретацию Медного Всадника как символа нерушимости петровских преобразований. Наводнение, изображенное в "Медном Всаднике", в общих чертах совпадает с основным^ мифом индоевропейской мифологий (поединок Громовержца со змеевидным врагом). Имя героини, являющееся эквивалентом имени Мокошь, действующего лица грозового мифа, убеждает в этом предположении. Соотнесенная с мифом о Перуне картина отступившего наводнения предстает как главная победа космоса над хаосом, иначе - как окончательная победа петровской России над старыми силами.

Если представленные в поэме образы Петра и Петербурга вполне вписываются в мийопоэтичеекий строй мышления, то к "ничтожному герою" Евгению едва ли приложимо мифологическое прочтение (имеется в виду Евгений как субъект мифа). Может показаться, что с этим образом связана, скорее, демифологизация в поэме, когда "космические" масштабы Петра и Петербурга сужаются до размеров судьба бедного петербуржца. Однако это не совсем так. Линия Евгения, рассмотренная в аспекте ннидаационного обряда (пребывание за пределами "здешнего" мира - пересечение Евгением Невы; символическая временная смерть «. уход из доМа и самый факт -безумия; необходимость знания племенных мифов - история Петербурга и его строителя), составляет очередной виток в спирали космогонического шкл&, так как в широком плане инициация - трансформация психофизиологического "хаоса" в социальный "космос". Поэма же в целом воспринимается как единый космогонический миф. Действительно, царь Петр творит город, что соотносится с пафосом превращения божеством хаоса в космос; наводнение знаменует высвобождение стихийных сил хаоса, иначе ~ рецидив хаоса, за которым следует обновление мира; Евгений является героем следующего этапа мифа, когда победу вновь торжествует хаос. Город-космос не уничтожен, хаос одерживает победу на уровне не космоса в целом, но отдельных его частей - горожан, среди которых герой "петербургской по-

7, ^Евдокимова С. "Медный всадник": История как миф // А*Ш£ал-1990. £4. - С,444.

вести". На закономерный вопрос: почему Душкин поэму, проникнутую пафосом торжества победы космоса над хаосом, заканчивает на витке хаотизации составных космоса ("смертью Евгения) - следует однозначный ответ: поэт-гуманист переносит тем самым акцент на личность, сохраняя при этом "космический" масштаб повествования.

В "Медном Всаднике" Пушкин использует отдельные мотивы, пришедшие из мифологии и нашедшие дальнейшее развитие в национальном и инонациональном фольклоре. Таковым является мотив преодоления преграды. Для Евгения - это переправа через Неву, которая ассоциируется с мифологической переправой через реку мертвых. Мы обращаем внимание на неучтенный в исследовательской литературе момент, подтверждающий мифологический подтекст сцены: обязательность оплаты за перевоз через реку смерти. Поэт реконструирует древний мифологический сюжет, безусловно, интерпретируя его со значительной долей "осовременивания". Анализ черновиков поэмы показывает, что к мифологическому осмыслению сцены переправы Пушкин пришел в процессе работы, стремясь острее передать трагизм событий. Петр в поэме также преодолевает преграду:"...прорубает окно в Европу". Мы приводим доказательство того, что выражение "прорубить окно" в его фольклорно-метафорическом облике было Пушкину известно не только по труду Альгаротти, на которого ссылается сам поэт. Приводя в примечании к "Медному Всаднику" слова Альгаротти (а пушкинские примечания - органическая часть художественного текста), поэт мог также рассчитывать на фольклорно-об-разные ассоциации, восходящие к народной символике окна как глаза дома, его неусыпающего ока (ср.;русск. "окно", "око", бояг. "прозорец"). В этом смысле мифологичен был и Альгаротти, когда писал, что "Петербург - окно, через которое Россия смотрит в Европу", В поэме же не "смотреть в окно", а - "прорубить окно", на что обратил внимание В.В.Виноградов1. Формула "прорубить окно" пржгла к Пушкину через русский фольклор. Среди народных песен, записанных Пушкиным и переданных им П.В.Киреевскому, есть песня, где посаженная в темницу девица просит "батюшку родимого": "Про-

1 Виноградов В.В. Стиль Пушкина. - М., 1941. - С.389.

руби ты мне окошко...". У истоков этого мотива мифологическое представление о сотворении мира как строительстве дома: глухие стены возводит сатана. Бог прорубает окно. Царь Петр, по Пушкину, намеревается совершить и совершает то, что, по легенде, творит Еог. Согласно мифологической традиции, окно используется нечистой силой и смертью как нерегламентярованннй вход в дом (вместо двери). Таким образом, амбивалентная природа мифологемы "окно" ( жизнь/смерть ) помогает сделать вывод: Петр I в поэме - носитель света я одновременно Бог смерти для Евгения.

В главе II библейские мотивы в "Медном Всаднике"-» сопоставляются тексты пушкинской поэмы и Библии, приводятся дошедшие до нас предания о Петре, существенной стороной которых являлось осмысление личности царя в библейско-эсхатологическом ключе. Результаты исследования подтверждают, что Пушкин в поэме передает народное восприятие Петра и Петербурга, отличившееся библейской направленностью и амбивалентностью.

Рассматриваемая проблема предполагает разъяснение вопроса об отношении Пушкина к религии. Религиозность Пушкина и использование им в произведениях библейских сюжетов - явления, безусловно, разные. Однако не следует отрицать, что отношение художника к религиозной культуре накладывает определенный отпечаток на его творчество, в немалой степени ориентирует его. Из всех тем пушкиноведения тема "Пушкин и религия" менее всего изучена, "существующие же исследования по проблеме отличаются крайней противоречивостью (ср., напр., работы Е.Кислицыной, С.Франка, А.М.Панчен-ко). Так или иначе многочисленные свидетельства современников поэта, часть которых мы приводим в нашей работе, его письма (напр., П.А.Вяземскому, 4-ХГ-23 г.' (ХШ, 74); 8-14-24 г. ДШ, 85); 1У-24 г. (Х1Й, 92) и др.), факты биографии (в частности, нами отмечается устойчивый интерес Пушкина к агиографическим жанрам, указывается на то, что библиотека поэта была богата религиозной литературой) убеждают: Пушкин прекрасно знал религиозную традицию и использовал эти знания в своем творчестве. В период работы Пушкина над "Медным Всадником" Библия находилась в центре его творческих поисков.

Связь "петербургской повести" с христианской культурой прослеживается вполне отчетливо. Так, в поэме имеют место отдельные детали и мотивы, проецирующиеся на библейские книги. Уже загла-

вие поэмы подразумевает религиозную традицию: образ скачущего всадника часто упоминается в библейских текстах (Кн. Пророков Иоиля, 2:4; Аггея, 2:22; Захарии, 1:8; Апокадипсис, 6:8). В доказательство -положения Е.Хаева, что .. важным источником высоких ассоциаций, связанных с медью, была для русских поэтов Библия"1 , мы приводим ряд библейских текстов, широко представляющих медь как металл, связанный с богослужением (Исход, 25:3; 35-39; ID Кн. Царств, 7:23; Кн. Пророка Даниила, 5:4; Числа, 21:9). В изображении Петра и его памятника Пушкин обращается к библейской стилистике. В сакральном тексте, как известно, табуируется имя Бога и любое его изображение. В тексте поэмы Душкин останавливается на предельно обобщающем аазывании Петра * "Он". Имя царя-преобразователя встречается только в родительном падеже и_ обозначает принадлежность Петру: "Петра творенье", "грая Петров", "сон Петра", "площади Петровой!! При описании статуи поэт пользуется библейской символикой. "Простертая рука" - деталь в Библии весьма значительная. Она относится к "Зиждителю мира" и символизирует Божью кару; "О» если бы благоволил Бог сокрушить меня, простер руку Свою и сразил меня!" Ш.Иова. 6:9), В номинациях медного Петра Пушкин применяет понятия "кумир", "истукан", которые в современном поэту толковом словаре сближены со значением слова "идол". В конечном итоге слова "кумир" и "истукан" характеризуют в поэме не столько самого Петра, сколько - отношение к нему. Глазами Евгения мы видим "Того, / Кто неподвияно возвышался / Во мраке медною главой..," (У," 147); через сознание простого петербуржца воспринимаем "кумира" и "горделивого истукана" как ложное божество, равнодушное к человеческому горю. В сознании "безумца бедного", таким образом, всплывают отголоски мифа о Петре как об антихристе. Совмещением номинаций разной природа ("Он" и "истукан", "кумир" - Бог и ложное божество) Пушкин передает противоречивое отношение к Петру I, сложившееся в народной традиции /обожествление Петра - приметы антихриста). Показательна в этом плане легенда о путешествии Петра по Ладожскому оаеру.

тХаев E.G. Эпитет "медный" в поэме "Медный Всадник" // Временник Пушкинской комиссия. 1981. - Д., 1985. - С.182.

тт

В работе приводятся две абсолютно противоположные редакции народной легенды, причем в первом ее варианте обуздание стихии Петром трактуется как деяние Господа, во втором - как антихристово действие. Центральное событие поэмы - наводнение 1824 года в тексте "Медного Всадника" названо "потопом" (У, 147), в черновиках произведения царский дворец сравнивается с ковчегом (У, 480). В Библии основной причиной, вызывающей гнев Бога, является поклонение ложным божествам: "Если же вы и сыновья ваши... станете служить иным богам и поклоняться им, то Я истреблю Изра-. яля с лица земли, которую Я дал ему" (Ш Кн. Царств, 9:6,7). Тема города .обреченного на гибель за поклонение ложным божествам, пронизывает Книгу Иисуса Навина (18:27), Книги Пророков Иеремии (7:34; 19:11), Иезекииля (30:7), Осии (11:6), Михея (5:11), Наума (разрушение города Ниневии - единственная тема книги), Аввакума (2:12), Софонии (3:1), Захарии (13:2). Н^лболее часто употребляемое Пророками наказание городу за идолопоклонство - потоп. Мы разделяем мнение й.Немировского, что тема Вавилона, хотя и на концептуальном уровне, присутствует в поэме.

Проведенный анализ сцены наводнения и сравнение ее с религиозной проповедью, посвященной этому событию (в работе цитируется отрывок из "Цлова по случаю бывшего в Санкт-Петербурге наводнения 1824 года, 7 ноября", которое произнес архимандрит Поликарп в Казанском соборе 14 ноября 1824 года - впервые приводится Н.й.МахаЙловой1), доказывает; сцена, созданная Пушкиным, "ложится" на библейский образ всемирного потопа. Как и в проповеди, в поэме встречается перечень самых разных предметов, создающих картину страшного хаоса, отсутствуют конкретные петербургские реалии,'смешены временные*границы, наконец, "потоп" мотивируется "божиим гневом" ("Народ/Зрит божий гнев и казни ждет", "С бо-жией стихией/Царям не совладеть" (У, 141)). Описывая петербургский "потоп", Пушкин в "Медном Всаднике" обращается к традиционной для церковной литературы теме быстротечности жизни и неизбежности смерти. В исследований мьГнриводам библейские сентен-

"'" 4........ ...... "'

'Михайлова Н.И. Творчество А.С.Душкина и русская ораторская проза первой трети Х1Х века: Ляс. ... д-ра филол. наук. - М., 1988. — С.242. 1

ции, которые соответствуют поставленному в поэме риторическому вопросу о целесообразности мироустройства - "...иль вся наша/ И жизнь ничто» как сон пустой,/ Насмешка неба над землей?" (У. 142,). В частности, в учении Ефама Езрахита содержится вопрос: "Вспомни, какой мой век: на какую суету сотворил Ты всех сынов человеческих?" (Псалтирь, 88:48). В молитве Моисея читаем: "Ты как наводнением уносишь их /'сынов человеческих - Е.М.); они...как трава, которая утром вырастает, утром цветет и зеленеет, вечером подсс .ается и засыхает" ("Псалтирь, 89:6).

Особо мы останавливаемся на том, что статуя, как она представлена у Душкина, способствует раскрытию "антихристовой природы" Петра. "Если же будешь делать Мне жертвенник из камней, то не сооружай его из тесаных. Ибо, как скоро наложишь на них тесло твое, то осквернишь их" (Исход, 20:25). Русская религиозная традиция осуждала искусство скульптуры, не допускала его в храмы и донимала его как языческий или сатанинский порок. Учитывая это, можно предположить, что, делая статую носителем зла в поэме, Пушкин следовал православной традиции. _

Не только отдельные эпизоды "Медного Всадника" сопоставимы с библейскими мотивами. Вся смысловая структура "петербургской по-' вести" вполне приложима к сшетам из Библии: основание города -возникновение мира, память о Петре - поклонение кумиру, наводнение - проявление Божьего гнева (наказание водами), скитания "безумца бедного" - живяь страдалица, изложенная в "Молитве страждущего, когда он уповает и изливает перед Господом печаль свою" (Псалом 101), "ожившая" статуя - явление Создателя.

Сопоставительный анализ истории безумца и молитву страждущего, сделанный наш в работе, разумеется, не свидетельствует о смысловом тождестве данных текстов. Но вместе с тем результата анализа показывают достаточно близкую соотнесенность обоих эпизодов (общность темы, предельное обобщение образов, перекличка некоторых мотивов,). Сверхчеловечески-грозное величие погони Всадника напоминает "явления", описанные в некоторых библейских книгах. Наш приводятся тексты из Библии, подтверждающие это сходство {"Бытие, 20:18,19; II КЙ.Царств, 22:16; Исход, 32:10 и Др.).

Итак, сопоставление текстов поэмы и Библии показало перекличку стихотворной повести не только с Книгой Иова, о чем пишет

А.Тархов, но и с другими библейскими книгами, Помимо названных В исследовательской литературе библейских текстов (так, й.Неми-ровскш называются Книги Пророков Иеремии, Иезекииля, Наума, За-харии, Аввакума» Ездры, Даниила и Апокалипсис/, мы отметили также параллели "Медного Всадника" с Т.П.IV Княгамк Моисеевыми, Книгой Иисуса Навииа, Книгами Царств, Псалтирью, Книгой Екклесиаста, или Проповедника, Книгами Пророков Исаии, Осии, Иоиля, Михея, Софойии, Аггея» исполненными трагических пророчеств гибели городам за идолопоклонство. Все это позволяет говорить о том, что Пушкин в работе над поэмой ориентировался на эсхатологическую религиозную культуру» нашедшую развитие в русском фольклоре.

В.Шглаве « Отражение "петербургского мифа" в "Медном Всаднике"» исследуется вопрос о месте эсхатологического петербургского фольклора в структуре поэмы, доказывается возрастание роли петербургского предания в ходе поэтического повескования.

Народная молва» оформившаяся в "петербургский миф", содержала пророчество о грядущем неминуемом исчезновении Петербурга. Причинами возникновения столь страшной легенды явились и место расположения города - на берегу моря, в устье реки, среди болот; и методы строительства: красота и великолепие Петербурга были основаны на мученической смерти подневольных строителей города; и самый облик Петербурга, резко отличающийся от русских городов, полный коллонад и "языческих идолов".

Создавая "петербургскую повесть", Пушкин отталкивался от страшного петербургского предания. Рисуя поэтический образ города, поэт в соответствии с легендой "воспроизводит" его фантастичес-•кую атмосферу, оперируя мифологизирующими олицетворениями ("белые "задумчивые ночи", "спящие громады" улиц, заря, спешащая "сменить другую"). Но Пушкин не принимает пророчество о гибели Петербурга, он переосмысливает "зловещее преданье", предсказывая городу вечную славу. Однако, хотя в заключительных строках Вступления к поэме Пушкин отвергает "петербургский миф" (мы показываем это также на примере черновых редакций последних пяти строк Вступления.), анализ последующих глав убеждает в том, что поэт не только не отбрасывает петербургское предание, а, напротив, на его основе строит свою "петербургскую повесть", поэтический миф о Петербурге.

В первой части повести, рассказывая о наводнении ? ноября

1824 года, Душкин использует ряд городских анекдотов, в которых "реализовывался" народный тф. В исследовании мы конкретизируем понятие литературного анекдота, или "устного литературного рассказа", поскольку привлекаем в своей работе так называемый "салонный фольклор" - дневниковый и мемуарный материал современников Душкина. Литературный анекдот занимает как бы промежуточную позицию между фольклором и письменной словесностью. Он перемещается из сферы быта в литературный ряд» закрепляется во всевоз-можн .х печатных изданиях и вновь уходит в быт. Ю.М.Лотман, за ним Е.Я.Курганов говорят о необходимости выделения кроме групп "устное народное творчество" и "письменная литература" промежуточной группы: "устная литература". На наш взгляд» вряд ли будет правомочным отрывать "устный литературный рассказ" от фольклора, ввдеашя его в самостоятельную группу, поскольку он в большинстве случаев является лишь обработкой фольклорного материала. Расцвет "устного литературного рассказа" приходится как раз на пушкинскую эпоху. Сам поэт был мастер увлекательного разговора высшей образованности, блестящий рассказчик. Итак, в "Медном Всаднике" Пушкин использует городские анекдоты, так или иначе связанные с наводнением 1824 года. Тем самым поэт продлевает жизнь исконного мифа, но при этом наполняет его новым смыслом, шогда прямо отражая (анекдот о Яковлеве в сцеае » Евгений", на звере мраморном верхом"), иногда оставляя узловые моменты {'анекдот о графе В. в. Толстом) или преломляя в мифологическом плане реальные факты (слова Александра I), Наводнение и"ночь накануне его переживаются поэтом в духе мифологических представлений. Описывая "происшествие", Пушкин "оживляет" стихию и одновременно "умервщляет" город и его обитателей. Тем не менее, несмотря на значительное место "петербургского шфа" в первой части "Медного Всадника", здесь ему отведена скорее факультативная роль: он служит, главным образом, для создания "петербургского фона" в основном сюжете о Евгении.

Поскольку в основу повести легло конкретное историческое событие, завершившееся, к счастью, не столь трагично, как предрекала петербургская легенда, поэт но логике вещей должен был отвергнуть чудовищный миф о гибели города. Но, повествуя во второй части поэмы о "побежденной стихии", Пушкин продолжает оперировать мифологическими категориями и представлениями. Зверь-Нева,

"насытясь разрушеньем", постепенно "смиряется", "город трепетный", наоборот, сразу оживает, все приходи» в движение. Цушкин словно переворачивает "петербургский миф", создавая "миф-каобо-рот". Однако зло, парализовавшее накануне город с его жителями, всего лишь "прикрыто". Зловещий миф возвращается в поэму, входит "в порядок прежний". Город перед стихией устоял, но "против ужасных потрясений" не устояли его жители: гибнут "вдова и дочь", сходит с ума Евгений.

Сердцевину "петербургского мифа" составляла мысль о призрачности, нереальности города. В "устной литературе" петербургского салона особое место занимало рассказывание страшных и фантастических историй. Безусловно, Пушкину хорошо был известен "страшный" петербургский рассказ, который населили призраки царей. Среди них главенствующее положение занимал основатель города -Петр Великий. В работе приводятся С Русский а^хив . 1869. ¡i 3) и сопоставляются с текстом поэмы рассказ Павла,на который впервые указал Ю.М.Легтман1, о появлении призрака Петра 1-й рассказ -о "сне 1812 года", восходящий к разным источникам. Мы не утверждаем, что приведенные рассказы являются непосредственными источниками стихотворной повести, хотя в преданиях присутствуют, бесспорно пушкинские образы (возможно и обратное влияние, так называемое явление "бумеранга"). Для нас знаменателен уже сам факт переклички текстов.

Вторая часть "Медного Всадника" словно воплощает фантастику "петербургского мифа". События повести Пушкин пропускает через "смятенный ум" героя. Все, что происходит с Евгением после "ужасных потрясений", в поэме смещено: сон - явь, воспоминания и реальность, день и ночь, леФо и осень ("Мрачно было", Дни лета/ Клонились к осени" (У, 146J,). Петербургское предание также пропущено через сознание "безумца бедного"v И Всадник Медный, защитник города, в первой части йоэмы противостоящий стихии, становится для Евгения в один ряд со злом-i "ужасный день", "ужасные потрясения"» "ужасные душ", "прошлый ужас" и "Ужасен он в окре-

Дотман Ю.М» Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Семиотика города и городской культуры. Петербург; Труды по знаковым системам* <- Тарту, 1984. Выл.18. - С.38.

стиой мгле>"„ Оживший памятник приходит не защищать, а губить героя. Таюш образом, "петербургский миф" в заключительной части повести не отвергнут автором, даже не отодвинут на периферию "реального" сшета. Напротив, миф становится во главу сюжета, когда реальность смешана с вымыслом, действительность - с представлениями о ней. Так, в "Медном Всаднике" Пушкин усиливает значимость петербургского предания, "осуществляя" страшный шф в масштабе "частной истории*.

В заключении обобщаются результаты проведенного исследования, намечаются перспективы дальнейшей работы по проблеме.

конце диссертационной работы праведен список использованной научной и художественной литературы (212 наименований).

По теме исследования опубликованы следующие работы;

1. Фолькдорно-шфологвческая символика в поэме кгС,Пушкина "Медный Всадник" (преодоление преграда) // Литература и фольклор. Проблемы взаимодействия: Межвуз. об. науч. тр. - Волгоград; Перемена, 1992» - С.43-55.

2. Отражение городского шфа в поэме А.С «Пушкина "Медный Всадник"// Литература и фольклорная традиция; Тез. докл. науч. конф. 16-17 сентября 1993 г. - Волгоград: Перемена, 1993. - С»23-25.

3. ЯВ Европу прорубить окно" (к прочтению ключевого образа пушкинской поэмы) // Яробяеда формирования языковой личности учителя-русиста зарубежной и национальной школа; Тез» докл. 1У междунар. конф. МАЛРЯ1. 12-14 мая 1993 г. - Волгоград: Перемена, 1993, - С.13?.

4. Мифологическая традиций в образе Петра (поэма А.С.Пушкина "Медный Всадник")// Филологический гоиок: Межвуз.сб.кауч.тр. Вып. I. - Волгоград*. Перемена, Г994. - С. 121 - 128.

p.*, sy-f/s-у?

a $3 v¿r}¿?/С/je

Научное издание Манаенкова Екеяа -Федоровна

«ошионая твдшя в поэме а.с.гшшна ищнй жжтшК

Авторефврат

Подписано к печати Й0»09.94г. Формат 50x84/16,

Бумага тип, £1. Печати офс, Ус л» печ. л* 0,93» Уч.-йзд» я, 1»С, Тираа 100 экз. Заказ ЗЛА,

Типография издательства яПеремечав

Волгоградский государственный педагогический университет 400013, Волгоград, пр. ш. В.И.Ленияа, 27.