автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Поздние поэмы А.С. Пушкина "Полтава", "Тазит" и "Анджело"

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поздние поэмы А.С. Пушкина "Полтава", "Тазит" и "Анджело""

На правах рукописи

Гарт Ирина Владимировна

ПОЗДНИЕ ПОЭМЫ A.C. ПУШКИНА «ПОЛТАВА», «ТАЗИТ» И «АНДЖЕЛО» (АСПЕКТЫ КОМПОЗИЦИИ)

Специальность 10.01.01 - русская литература (филологические науки)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

ПОЗОТОЗ 1.4

Новосибирск - 2007

003070314

На правах рукописи

Гарт Ирина Владимировна

Поздние поэмы А С. Пушкина «Полтава», «Тазит» и «Анджело» (аспекты композиции)

Специальность 10 01 01 - русская литература (филологические науки)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Новосибирск - 2007

Работа выполнена на кафедре русской литературы государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Новосибирский государственный педагогический университет»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Официальные оппонеиггы: доктор филологических наук, профессор

Ольга Борисовна Лебедева,

Защита состоится «24» мая 2007 года в 17 часов на заседании диссертационного совета Д 212 172 03 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук в Новосибирском государственном педагогическом университете по адресу 630126, г Новосибирск, ул Вилюйская, 28

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Новосибирского государственного педагогического университета

Автореферат разослан «20» апреля 2007 г

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук,

Юрий Николаевич Чумаков

кандидат филологических наук, старший научный сотрудник

Института филологии СО РАН Елена Владимировна Капинос

Ведущая организация: Томский государственный

педагогический университет

доцент

Елена Юрьевна Булыгина

Пушкинистика развивается применительно к сменяющим друг друга культурным парадигмам В каждую новую эпоху происходит кардинальное переосмысление творческого наследия поэта, что, по мнению Ю Н Тынянова, мотивировано самой природой пушкинского творчества, его особыми «писательскими методами»

Диссертационное сочинение посвящено определению специфики композиционных структур поздних поэм А С Пушкина «Полтава», «Тазит» и «Анджело» Актуальность исследования обусловлена тем, что предлагаемая работа является попыткой систематического изучения композиции трех пушкинских поэм в аспекте существования и функционирования в их структуре драматического элемента В литературоведении до сих пор не существует отдельного монографического издания, посвященного стихотворному эпосу Пушкина в целом и композиционной специфике его стихотворных эпических текстов в частности В содержательных работах исследователей XX — нач XXI вв (Ю Н Тынянова, В М Жирмунского, Б В Томашевского, В В Виноградова, Г А Гуковского, А Н Соколова, А Л Слонимского, А П Скафтымова, Ю М Лотмана, В Э Вацуро, Ю Н Чумакова, Ю В Манна, Д Д Благого, В С Непомнящего, Л С Сидякова, С А ФомичЬва, М Н Виролайнен, Н Н Скатова, А М Гуревича, В И Коровина, В А Кошелева, Э И Худошиной, Ю В Стенника, Г В Москвичевой и др) подробно освещаются некоторые вопросы, связанные с формальными особенностями поэм и повестей Пушкина, т к академическое описание стихотворной эпики поэта на первом этапе предполагает изучение и проработку частных явлений в текстах или их группах Рассмотрение композиционного плана «Полтавы», «Тазита» и «Анджело» сквозь призму драматического элемента актуально потому, что является одним из подготовительных моментов к созданию масштабного труда, посвященного проблемам стихотворного эпоса Пушкина

Научная новизна. В диссертационном исследовании впервые проведен последовательный анализ драматического элемента в составе композиционных структур поэм Пушкина «Полтава», «Тазит» и «Анджело» как в его инвариантных основаниях, так и в текстовых конкретизациях, дано определение драматического элемента и установлены его основные функции в конкретном тексте, выявлено, что драматический элемент коррелирует с другими составляющими композиционной структуры поэм, установлена его эквивалентность «сильным» позициям текста началу, концу, эпиграфу и т д, определено, что композиция «Полтавы», «Тазита» и «Анджело» тяготеет к симметрии, выделены жанровые константы трех поэм Пушкина в их противопоставлении стихотворным повестям («Графу Нулину», «Домику в Коломне» и «Медному всаднику»), данные поэмы рассмотрены как «подсистема» большого стихотворного эпоса Пушкина

Объектом исследования в настоящей работе становятся поздние поэмы Пушкина «Полтава», «Тазит» и «Анджело»

Предметом изучения является их композиция.

Цель исследования - выявить композиционную специфику поэм А С Пушкина «Полтава», «Тазит» и «Анджело» путем концентрации внимания на отдельной составляющей их структуры - драматическом элемен-

те, а также на особенностях его функционирования в каждом конкретном тексте

Данная цель определяет постановку следующих задач:

1) осуществить аналитический обзор классических и современных работ, посвященных «Полтаве», «Тазиту» и «Анджело» с тем, чтобы выявить основные аспекты их изучения, установить и осмыслить преемственность и развитие филологических идей, являющихся теоретической базой для настоящего исследования,

2) выделить в составе поэм драматический элемент и дать его определение,

3) описать структуры драматического элемента, выраженного в конкретных сценах, как внутритекстовые «микрокомпозиции»;

4) выявить основные функции драматического элемента в каждом отдельно взятом тексте,

5) рассмотреть корреляции драматического элемента с другими составляющими композиционной структуры поэм Пушкина;

6) установить принципы, лежащие в основе построения «Полтавы», «Та-зита» и «Анджело», изучив композиционную специфику поэм, попытаться выявить новые смыслы в каждом тексте,

7) рассмотреть «Полтаву», «Тазита» и «Анджело» на фоне «южных» поэм («Кавказский пленник», «Братья разбойники», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы») и стихотворных повестей («Граф Нулин», «Домик в Коломне», «Медный всадник») и определить место, которое они занимают в системе большого стихотворного эпоса Пушкина

Методологическую базу диссертационного исследования составили положения, представленные в теоретических историко-литературных трудах Ю.Н Тынянова, В.М Жирмунского, Б В Томашевского, Ю М. Лотмана, Ю Н Чумакова, Э И Худошиной и др

В диссертации использованы историко-литературный, сравнительно-типологический, структурно-описательный и статистический методы

Теоретическая значимость сочинения заключается в возможности использования его положений в работах, посвященных изучению композиционных особенностей гибридных текстов

Практическая значимость. Основные положения и выводы исследования могут быть использованы при чтении лекционных курсов и проведении практических занятий по истории русской литературы первой половины XIX века, при проведении спецкурсов и спецсеминаров, посвященных творчеству А С Пушкина

Положения, выносимые на защиту:

1 Поэмы «Полтава» и «Тазит» построены на лиро-эпико-драматической основе, поэма «Анджело» - на эпико-драматической композиционные структуры этих текстов Пушкина включают в свой состав драматический элемент, который понимается как исполненные драматизма замкнутые сцены, где действующие лица обмениваются между собой репликами, которые заменяют

эпический рассказ, где цепь их реплик и монологов составляет непрерывную линию, где могут присутствовать ремарки и где высказывания персонажей оформлены традиционным для драмы способом Драматические эпизоды вводятся в текст преимущественно по одной и той же схеме вводные стихи, определяющие ситуацию, - переход (высказывание какого-либо действующего лица, оформленное автором как прямая речь) - собственно драматический эпизод

2 Присутствие в «Полтаве» и «Тазите» трех, а в «Анджело» - двух литературных родов позволяет определить форму этих произведений как межродовую, а сами тексты как синкретичные, или контаминированные поэмы В результате родового монтажа в поэмах актуализируется ряд текстовых категорий (время, сюжет, характеры действующих лиц и др )

3 Драматический элемент в поздних поэмах Пушкина выполняет три основные функции характероизобразительную, сюжетообразующую и смысло-концентрирующую и является «сильной» позицией текста наравне с заглавием, началом, концом, эпиграфом и тд Характероизобразительная и сюжетообра-зующая функции драматического элемента в конкретном тексте факультативны, смыслоконцентрирующая - инвариантна,

4 Драматические сцены в «Полтаве», «Тазите» и «Анджело» коррелируют между собой и другими составляющими композиционной структуры текстов Установленные взаимосвязи позволили выявить важнейшие авторские смыслы, темы, конфликты, содержащиеся в произведениях, а в «Тазите» также обнаружить элементы «пражанра» романтической поэмы — баллады

5 Структуры поздних поэм Пушкина обладают симметрией, что проявляется на тематическом, стиховом и др уровнях «Полтава» и «Анджело» дву-планны они состоят из частной и «государственной» линий События, связанные с политической деятельностью действующих лиц освещаются преимущественно в эпическом ключе, для изображения частных конфликтов выбран драматический способ

6 Драматическая форма восходит к народной балладе и кельтским сказаниям В восточных поэмах Байрона и ранних южных поэмах Пушкина, исполненных «драматизма», элемент «драмы» не был формализован Заложенные в романтической поэме как ро(епПа «сценические» эпизоды впервые появляются в стихотворном эпосе Пушкина в 1824 году (поэма «Цыганы»)

7 Система большого стихотворного эпоса Пушкина видится единой и расщепленной одновременно После «Цыган» большой стихотворный эпос Пушкина эволюционирует по двум направлениям, двум ветвям, которые противопоставляются друг другу по характеру жанровых модификаций поэма («Полтава», «Тазит», «Анджело» / повесть («Граф Нулин», «Домик в Коломне», «Медный всадник») В позднем стихотворном эпосе Пушкина произошла деконвергенция сюжетной схемы романтической поэмы, в основе которой лежит оппозиция «экзотический мир — мир наш» в жанровое поле поэмы сместилась составляющая «экзотический мир», в жанровое поле стихотворной повести - составляющая «мир наш» Кроме этого, поэму от повести отличают та-

кие признаки, как наличие драматического элемента в составе тяготеющей к симметрии композиционной структуры текста, отсутствие ориентации на современность и современного героя, отсутствие «установки на достоверность», отсутствие иронии

Апробация работы. Отдельные положения и результаты исследования были представлены на Третьих Филологических Чтениях «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении» (Новосибирск, ноябрь 2002), Четвертых Филологических Чтениях «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении» (Новосибирск, ноябрь 2003), Пятых Филологических Чтениях «Интерпретатор и текст проблема ограничений в интерпретационной деятельности» (Новосибирск, октябрь 2004), Шестых Филологических чтениях «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении мета- и реин-терпретация» (Новосибирск, октябрь 2005), межвузовской конференции молодых ученых (Новосибирск, апрель 2006) По теме диссертационного сочинения имеется пять публикаций.

Структура работы. Диссертационное исследование объемом в 203 страницы состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка, насчитывающего 307 наименований

Общая характеристика работы

Во Введении обосновывается актуальность и новизна темы, определяются цели и задачи исследования, теоретическая и практическая значимость работы, осуществляется аналитический обзор классических и современных работ, посвященных поэмам «Полтава», «Тазит» и «Анджело» Здесь же из множества аспектов, в которых изучалась композиция художественного текста (М М Бахтин, Ю М Лотман, Б А Успенский, А К Жолковский, Ю К Щеглов, Л Нире, Е Фарыно и др ), избирается точка зрения Ю М. Лотмана, понимавшего композицию «как сверхфразовую и сверхстиховую синтагматику поэтического текста» [Лотман ЮМ Анализ поэтического текста Структура стиха - Л Просвещение, 1972 - С 115]

В первой главе "Драматический элемент в поэмах «Полтава», «Тазит» и «Анджело»" предлагается определение драматического элемента, устанавливается его пропорциональное соотношение с лиро-эпической (в «Полтаве» и «Та-зите») / эпической (в «Анджело») основой, выявляется структура ввода данного явления в пушкинский текст, а также рассматривается проблема взаимодействия поэтических родов в художественных текстах

В композиционную структуру поэм «Полтава», «Тазит» и «Анджело» входят диалоги персонажей, или действующих лиц, оформленные традиционным для драмы способом Этот факт позволил Б В Томашевскому заметить по поводу «Полтавы» поэма «дает в своем составе ряд драматических эпизодов», в ней «Пушкин делает попытку разрушить границы поэтических родов» [То-машевский Б В Пушкин Работы разных лет - М Книга, 1990 - С 226-227] Литературоведы (Ю Н Тынянов, В М Жирмунский, И М Нусинов, Н В Из-

майлов, В И. Глухов), указывая на присутствие элементов драмы в поэмах Пушкина, зачастую вели речь о явлениях различного характера имелись в виду то драматические («по пафосу») моменты произведений, то места, где автором использовались драматургические средства Ситуация осложняется тем, что в теории литературы до сих пор не прояснено, что же подразумевается под драматическим элементом в тексте Возникает вопрос, на каком основании некоторые сцены «Полтавы», «Тазита» и «Авджело» можно считать драматическими7

Анализ классических и современных трудов, посвященных теории и истории драмы (Аристотель, Д Дидро, ГЭ Лессинг, П Бомарше, Ф Шиллер, И В Гете, Г В Ф. Гегель, Ф Ницше, А С Пушкин, В Г Белинский, Л Н Толстой, Б Брехт, С Д Балухатый, В Волькенштейн, В А Сахновский-Панкеев, А А Аникст, Г Д Гачев, М С Кургинян, В Е Хализев, Г Н Поспелов, А А. Карягин, М Я Поляков, Б О Корман, С В. Владимиров, В Б Блок, Е Н Горбунова, А С Чирков, В В Федоров, О Б Лебедева, В Е Головчинер, Ю Б Орлицкий, В Красногоров и др ), позволил сформулировать рабочее определение драматического элемента это исполненные драматизма замкнутые сцены, где действующие лица обмениваются между собой репликами, которые заменяют эпический рассказ (то есть отсутствует повествовательно-описательное изображение), где цепь их реплик и монологов составляет непрерывную линию («иллюзия настоящего времени»), где могут присутствовать ремарки и где высказывания персонажей оформлены традиционным для драмы способом «Драматизм» вслед за Ф Шиллером, В Г Белинским, Г Н Поспеловым и др понимается нами как некоторое «несчастливое» событие, переживание, положение, являющееся причиной глубокого нравственного страдания

В таком понимании драматическим элементом можно считать, например, разговор Марии с матерью во второй песни «Полтавы»

Мать

Тебе одной Свирепство их смягчить возможно Спаси отца

Дочь, в ужасе

Какой отец7

Какая казнь9

Следует уточнить драматические элементы в «Полтаве», «Тазите» и «Анджело» воспринимаются нами как Ьевеската, то есть драма для чтения. Как правило, произведения, написанные в драматургической форме, предназначаются для постановки на сцене Тем не менее, давно осознано, что драма может существовать и вне театра Зачастую трагедия, комедия и др представляют интерес не только как сценические интерпретации, но и как произведения, обладающие чисто литературными достоинствами

Итак, некоторые эпизоды, входящие в состав трех поздних поэм Пушкина, соответствуют данному нами определению драматического элемента В тексте «Полтавы» легко можно выделить пять таких сцен 1 Мария - Мазепа, 2 Кочубей - Орлик, 3 Мать - Дочь, 4 Мазепа - Орлик, 5 Мазепа - Мария В поэме

«Тазит» подобных эпизодов три 1 Отец - Сын, 2 Отец - Сын, 3 Сын - Отец В составе «Анджело» драматические сцены опять встречаются трижды 1 Иза-бела - Анджело, 2 Анджело - Изабела, 3 Клавдио - Изабела

Пушкин писал, «Смех, жалость и ужас суть три струны нашего воображения, потрясаемые драматическим искусством» В своих поздних поэмах он прибегает к драматическому способу изображения событий тогда, когда действие достигает своего наивысшего напряжения, в самые «ужасные» для персонажей моменты В «Полтаве» это следующие положения а) Мария делает страшный выбор между отцом и возлюбленным, б) Орлик допрашивает приговорённого к смерти Кочубея в башне; в) Мария узнает, что Мазепа отправил на казнь ее отца, г) Мазепа терзается сомнениями накануне Полтавского сражения, д) гетман встречает безумную Марию В «Тазите» - три напряженных разговора Тазита с отцом, в которых Гасуб узнает, что его сын нарушил законы гор, пренебрёг традициями, он больше похож на «старуху», чем на храброго «чеченца». В «Анджело» а) Изабела на коленях умоляет наместника помиловать брата, б) Изабела должна сделать выбор жизнь брата или собственная честь, в) приговоренный к смерти Клавдио в свою очередь выбирает смерть или честь сестры

Действующие лица в данных сценах обмениваются между собой репликами, которые графически оформлены традиционным для драмы способом При таком оформлении реплики заменяют эпический рассказ, а повествовательно-описательное изображение отсутствует Цепь реплик действующих лиц составляет непрерывную линию В результате, складывается впечатление, что действие разворачивается перед глазами читателя-зрителя в настоящем времени Это одна из самых ярких отличительных черт драмы как рода литературы (так называемое сценическое время) На протяжении всех «сценических» эпизодов время воспроизводимых событий (как и во всякой драме) не сжимается и не растягивается Мария - Мазепа, Орлик - Кочубей, Мать - Дочь, Мазепа -Орлик, Отец — Сын, Изабела — Анджело, Изабела - Клавдио обмениваются репликами без сколько-нибудь заметных временных интервалов, между тем, что изображается, и читателем нет посредника-автора Кроме того, в «Полтаве» драматический элемент сопровождается ремаркой

Дочь, в ужасе Какой отец"?

Какая казнь7

В данном случае ремарка комментирует интонацию, с которой требуется, по мнению автора, произнести текст

По ходу исследования устанавливается, какое место количественно занимает «драма» в «Полтаве», «Тазите» и «Анджело». Пропорции соотношения драматического элемента с лиро-эпической / эпической основой важны, так как, например, встречающийся у В Скотта в поэме «Песнь последнего менестреля» (1805) драматический элемент столь непродолжителен (несколько стихов), что совершенно теряется на фоне обширного повествовательно-описательного изображения

«Полтава», как известно, состоит из трех песен и текста под чертой, который принято называть «эпилогом» В поэме драматический элемент составляет 16% (15,9%) от общего количества стихов поэмы (около 250 стихов) Незавершенная поэма «Тазит» разделена автором на шесть небольших частей чертами, подобными тем, какие Пушкин использовал для членения «Цыган» Всего в исследуемом тексте драматическим элементом занято около 15 % стихов Поэма «Анджело» так же, как и «Полтава», состоит из трех частей Можно видеть, что место, отведенное драматическому элементу, очень значительно 32 % от общего количества стихов «Анджело», 1/3 текста (около 170 стихов) Таким образом, пропорции «драмы» и лиро-эпики / эпики в пушкинских поэмах колеблются в пределах от одного к пяти до одного к трем Следует признать, что фактически драматический элемент в «Полтаве», «Тазите» и «Анджело» занимает очень существенное место, не поглощается лиро-эпической / эпической основой, а вполне способен коррелировать с нею

Как правило, драматические эпизоды вводятся в текст по одной и той же схеме Сначала вниманию читателя представляются вводные стихи, которые обрисовывают ситуацию («Тазит», сцена 3 «Тазит опять коня седлает. // Два дня, две ночи пропадает // На третий, бледен, как мертвец, // Приходит он домой») Затем следует переход - высказывание какого-либо действующего лица, оформленное автором как прямая речь Переходы предназначены, с нашей точки зрения, для того, чтобы сделать границу между литературными родами менее жесткой Переходы предшествуют всем пяти сценам «Полтавы», одной из сцен «Тазита» и двум сценам из трех в «Анджело» («Полтава», сцена 2 «Страдалец горько вопрошает // «Ты здесь, жестокий человек9 // Зачем последний мой ночлег // Еще Мазепа возмущает?») Затем уже следует сам драматический эпизод

Изредка в поэмах встречается другая схема ввода драматического элемента В «Анджело» вторая сцена дается сразу, без каких-либо переходов. Там она целиком занимает третью «субстрофу» (Н С Поспелов) второй части и тем самым резко отграничена от эпики Встречается случай введения драматического элемента сразу после определяющих стихов, но на общем фоне он не релевантен Явно преобладает схема вводные стихи, определяющие ситуацию, -переход — собственно драматический эпизод

Драматическое начало очевидно присутствует в «Полтаве» и «Тазите» на фоне лиро-эпики, в «Анджело» - на фоне эпики Это позволяет определить их форму как межродовую, а сами тексты как синкретичные, или контамини-рованные поэмы (соединяющие в себе несколько поэтических родов, в результате совмещения которых в произведении возникают новые смыслы)

Ясно, что принципы, организующие синкретичное произведение, значительно отличаются от принципов, организующих текст, расположенный в области одного литературного рода В связи с этим в работе затрагивается проблема взаимодействия поэтических родов в художественных текстах

В трудах некоторых известных исследователей (Б Кроче, Э Кассирер, К Фосслер, Г Шторц, Э Штайгер, В Рутковский, А И Белецкий, Г Н. Поспелов, А А Карягин, В Е Хализев, Б О Корман и др ) можно встретить высказывания о том, что в настоящий момент принцип деления литературы на три поэтических рода следует признать условным, что триада эпос-лирика-драма не просто поколеблена, но нуждается в корректировке Представляется, что гибридный текст обладает специфическими особенностями, в нем актуализируется ряд текстовых структур (последнее - индивидуально для различных типов совмещения родов в тексте), наконец, у такого произведения особая композиционная структура (зачастую именно «несовершенная» композиция «Полтавы» и «Анджело» ставила исследователей в тупик и позволяла им говорить о «любимых» поэмах Пушкина как о неудавшихся)

У драмы и эпоса / лиро-эпики есть ряд общих родовых черт, что позволяет их сопоставить как явления одного порядка, и ряд различий, которые при совмещении в одном произведении приобретают особую рельефность Родовой контраст выводит на первый план те категории текста, которые наиболее резко противопоставляют (в нашем случае) драму и эпос / лиро-эпику и повышают их художественную выразительность Одной из таких дифференцирующих роды категорий является время прошедшее — в эпосе, настоящее - в драме «Полтава», «Тазит» и «Анджело» - тексты, в которых действие протекает то в прошедшем, то в настоящем времени Сюжет в межродовых формах развивается то при посредстве повествователя, сообщающего о событиях, то его продвигают вперед словесные действия героев (речь в драме тождественна действию, она сама есть действие) Кроме того, при введении драматического элемента в эпический, лиро-эпический текст меняется способ изображения характеров действующих лиц Драматический характер и характер в эпосе не идентичные образования «Характер в драме всегда односторонняя фиксация черт персонажа, рельефных признаков не лица, но характеристической темы, лицо -схема, лицо - тип Поэтика драмы требует единства, собранности, цельности черт характера » [Балухатый СД Проблемы драматургического анализа // Вопросы поэтики — Л-ЛГУ, 1990 -С 20] Межродовые формы нашего типа позволяют с одной стороны в определенный момент слышать подробные комментарии повествователя о переживаниях и действиях персонажа-характера, а с другой стороны, вдруг ярко увидеть квинтэссенцию этого характера, своего рода схему, стержень Текст, имеющий синкретичную форму, сложен и многогранен, он обладает широчайшим диапазоном изобразительных возможностей

Специфическая межродовая форма «Полтавы», «Тазита» и «Анджело» ярко проявляется на уровне композиции этих произведений

Во второй главе «Композиционная структура «Полтавы», «Тазита» и «Анджело» предпринимается попытка подойти к композиционной структуре трех поздних поэм Пушкина с точки зрения контаминации литературных родов, присутствия и функционирования в их лиро-эпической / эпической основе драматического элемента

В разделе, посвященном исследованию композиционной структуры «Полтавы», произведен анализ драматических сцен, входящих в ее состав, на основе которого установлено драматический элемент в поэме, прежде всего, был предназначен для объяснения исторических характеров действующих лиц во всей их глубине и противоречивости, следовательно, выполнял характерои-зобразительную функцию (« речи его [Мазепы -ИГ] объясняют его исторический характер», - писал Пушкин) Сама по себе характероизобразительная функция не является чем-то новым, как и сюжетообразующая, она присуща драме как роду литературы в целом

Интересны корреляции драматических сцен между собой и с другими составляющими композиционной структуры «Полтавы». Во-первых, значимыми оказываются многочисленные взаимосвязи, возникающие между пятью драматическими сценами Первая сцена соотносится с третьей, четвертой и пятой, вторая с четвертой, третья с пятой Какой бы способ сцепления мы ни избрали, линейный (3 + 2) или кольцевой (1 и 5, 2 и 4, 3 и 5), «парными» оказываются следующие темы тема преступной любви, тема непредсказуемости судьбы / хода истории, тема мести и тема возмездия Во-вторых, драматические сцены соотносятся не только с основным текстом поэмы, но и с элементами его макроструктуры, прежде всего с эпиграфом и эпилогом

Известно, что Пушкин придавал эпиграфам огромное значение и тщательнейшим образом выбирал их для своих произведений Эпиграф к «Полтаве» был взят поэтом из поэмы Байрона «Магерра» («Мощь и слава войны, // Вероломные, как и люди, их суетные поклонники, // Перешли на сторону торжествующего царя») Мысль об игре счастья, судьбы, случая как законе истории была близка автору «Полтавы» в момент ее создания В композиционную структуру «Полтавы» (первое издание, 1829 г) ранее входило историческое предисловие В нем присутствовало довольно пространное высказывание, смысл которого заключается в том, что никто не может предсказать хода истории Полтавская победа есть своего рода счастливый случай, подарок судьбы Таким образом, тема непредсказуемости судьбы / хода истории, лежащая в основе первой драматической сцены «Полтавы» («Кто может знать, что ждет меня*7»), дублируется в предисловии

В третьей и пятой драматических сценах во всей остроте была поставлена тема возмездия Автор еще раз обращается к ней - в эпилоге поэмы Основная часть эпилога имеет симметричное построение Стихи, составляющие её, делятся на две почти равные половины в первой речь идет о государственных мужах, Петре I и Карле XII, во второй половине говорится о частных лицах Кочубее, Искре и Марии В центре эпилога, таким образом, оказываются строки, посвященные Мазепе Распределение героев поэмы по обе стороны от главного действующего лица соотносится с двумя линиями «Полтавы» — исто-рико-политической и частной Мазепа, объединяющий в поэме эти линии в одно целое, находится в центре завершающих стихов Он единственный, кого в эпилоге Пушкин называет по имени Гетман противопоставлен другим персонажам произведения при помощи такого стилистического приема как перифра-

за В эпилоге историческая память является той мерой, при помощи которой оцениваются деяния исторических лиц Мазепа после смерти получает заслуженное возмездие - он единственный, кто забыт потомками Тема, затронутая в третьей и пятой драматических сценах «Полтавы», была вновь поднята в заключительных стихах

В связи с тем, что наиболее значительное выражение мысли о непредсказуемости хода истории и возмездии за совершенные преступления получили в драматических сценах поэмы, можно предположить, что одной из функций драматического элемента является смыслоконцентрирующая В этом случае драматический элемент в произведениях Пушкина можно поставить в один ряд с другими «сильными» позициями текста заглавием, началом, концом и тд Предположение подтверждается дальнейшим анализом сцен «Полтавы», «Та-зита», и «Анджело»

Общеизвестно, что Пушкин имел особую склонность к симметричным построениям. При рассмотрении «Полтавы» в первую очередь следует обратить внимание на то, что стихотворный текст поэмы заключён в двойное композиционное кольцо Внутрь большого, «романтического», кольца заключено другое, «малое» - эпическое Описание историко-политической обстановки того времени («Была та смутная пора ») в первой песни соотносится с описанием Полтавской битвы в третьей

И первые черновики «Полтавы», и предварительный анализ композиции поэмы в ее окончательной редакции свидетельствуют, что повествование ведется в двух планах, историко-политическом и частном С нашей точки зрения, каждая из двух линий «Полтавы» имеет свои собственные завязку, развитие действия, кульминацию и развязку Кульминационной точкой «Полтавы» исследователи считают Полтавский бой В свете нашего взгляда на композицию поэмы это наблюдение следует уточнить Полтавский бой является кульминацией третьей песни, потому как вторая песнь поэмы имеет свой момент наивысшего напряжения - казнь Кочубея и Искры. Между описанием казни и описанием сражения существует сходство, позволяющее провести некоторые аналогии Два плана поэмы, естественно, не существуют изолированно, а взаимопроникают друг в друга

Драматические сцены в поэме группируются вокруг частной линии, содержащей в себе основные конфликты Историко-политическая линия связана преимущественно с эпической струей Точкой пересечения этих двух составляющих «Полтавы», с нашей точки зрения, является личность Мазепы «Малороссийский владыка» представлен в двух «ипостасях» Мазепа-гетман и Мазепа-частное лицо Именно он оказывается в центре переплетения планов

В связи с этим встает проблема заглавия почему Пушкин назвал поэму «Полтава», а не «Мазепа»'' Подавляющее большинство критиков и исследователей воспринимают заглавие исторической поэмы Пушкина как номинацию грандиозного сражения Между тем, «Полтава» прежде всего географическое понятие, и лишь потом - вследствие метонимического переноса - сражение Из восьми упоминаний о Полтаве в поэме пять относятся к географическому про-

странству, месту жительства героев Автору требовалось название, которое вбирало бы в себя все смыслы и их оттенки, содержащиеся в тексте Таким названием было многозначное слово - «Полтава»

Второй раздел главы посвящен исследованию композиционной структуры поэмы «Тазит» Данный текст воспринимается нами как завершенный фрагмент неоконченной поэмы Из имеющихся черновых планов интерес для нашего исследования представляют только те пункты, которые были реализованы Пушкиным

Композиционно поэма состоит из шести частей, разделенных при помощи графических знаков Основой третьей, четвертой и пятой частей являются драматические сцены. В отличие от «Полтавы» и «Анджело», где драматические эпизоды, имеющие некоторое сходство в плане построения, структурно вовсе не дублируют друг друга, в «Тазите» три диалога, происходящие между главным героем и его отцом, практически идентичны При построении сцен автором используется градация три «встречи» Тазита группируются в порядке нарастания их эмоционально-смысловой значимости

Драматический элемент в «Тазите» носит иной характер, нежели в «Полтаве» и «Анджело» В «Полтаве» в репликах действующих лиц обнаруживался их характер, обнажались страсти, движущие героями, противоречия, им свойственные В «Тазите» диалоги немного дают для понимания, например, характера главного героя поэмы Драматические сцены здесь невероятно лаконичны, в них дублируется одно и то же положение Зато в драматических эпизодах второй кавказской поэмы Пушкина на первый план выступает сюжетообра-зующая функция Если из текста «Тазита» вычесть драматические сцены, то образуется сюжетный провал и логика повествования нарушается

Идентичные по структуре сцены, скреплённые в единый монолит, удивительным образом напоминают балладу В основе поэмы «Тазит» находится конфликт нового и старого, наиболее ярко проявившийся в драматических сценах Это подтверждает и семантика собственных имен, используемых в поэме Имена героев поэмы не являются традиционными для народов Кавказа, они сотворены автором имя «Тазит» образовано от персидского слова «тазе» -«новый, свежий, молодой», имя «Гасуб» от взятого из арабского языка слова «гасыб», означающего «хищник, разбойник, грабитель» Конфликт, лежащий в основе произведения, соотносится с конфликтом, характерным для баллад социального типа Ситуация, отразившаяся в композиционной части, образованной тремя драматическими сценами, является «единичным» «сенсационным случаем» Одной из основных функций баллады является функция эмоционального воздействия Признано, что сильнейшие переживания вызывает так называемая «табуированная» баллада, в основе которой лежит нарушение традиционного запрета С точки зрения христианской нормы, нарушением табу, например, является убийство или кровавая месть, а героем баллады чаще всего становится человек, который совершил преступление С точки зрения мусульманской, как понимал ее Пушкин, - нарушением традиционно почитаемых ритуалов будет НЕубийство, отказ от кровной мести Тазит для своей среды при-

мерно то же, что для русского человека приемыш из катенинского «Убийцы» Поведение Тазита исключительно, сенсационно, оно является нарушением и осквернением общепринятых норм Поэма обладает недосказанностью, граничащей с загадочностью Читателю неясно, чем спровоцировано аномальное поведение Тазита Ощущение тайны усилено молчанием Тазита, которым он отвечает на вопросы отца В балладе значительное место уделяется обрядам, обычаям, поверьям В «Тазите», открывавшемся обрядом похорон, как открывалась обрядом святочного гадания «Светлана» Жуковского, идет речь о первобытном поверье, по которому дух убитого взывает о мщении Большое место в поэме занимают обычаи аталычества и кровной мести Кроме того, в черновике Пушкин начинал свою поэму другим размером - четырехстопным хореем, которым были написаны «страшная» баллада «Утопленник» (1828) и баллада «Жил на свете рыцарь бедный» (1829) Завершающее рассматриваемый нами фрагмент «Тазита» проклятие отца является наказанием преступника-сына Это достаточно распространенный в балладах финал Таким образом, три части «Тазита», скреплённые идентичными по структуре драматическими эпизодами, пронизаны элементами баллады

В плане общего хода повествования «Тазит» делится натрое (1-2 + 3-5 + 6). В первой и второй частях события изображаются связно, последовательно Главный герой появляется в доме отца в день похорон своего брата Кратковременный скачок в прошлое, совершенный в рассказе старика-воспитателя («Прошло тому тринадцать лет »), сменяется изложением того, как возвращенный домой Тазит проводит время В третьей-пятой частях характер повествования меняется, оно становится прерывистым за счет кульминационных сцен, перерывы между которыми оказываются ничем не заполненными Шестая часть открывается описанием нового места пребывания Тазита По ходу знакомства с текстом обнаруживается, что моменту, в который читатель снова видит Тазита, предшествовали некоторые события любовь, сватовство и отказ В поэме они даны ретроспективно Количество стихов до объединенного сценами фрагмента и количество стихов после него примерно одинаково Интересно, что работа над поэмой оборвалась в тот момент, когда в тексте возникла симметрия (1 и 2 часть 85 стихов, 3-5 - драматические сцены, 6 часть около 80 (с учетом стихов в черновике)) Создается такое впечатление, что созданный фрагмент «свернулся» в некоторое завершенное целое

Третий раздел посвящен исследованию композиции поэмы «Анджело», замыкающей ряд текстов Пушкина, в состав которых входит драматический элемент Произведение включает в себя три сцены, две из них происходят между Анджело и Изабелой, третья - между Изабелой и ее братом Клавдио Первая сцена интересна тем, что она демонстрирует в полном объеме механизм введения драматического элемента в стихотворный текст В «Полтаве» и «Тазите» высказывание какого-либо действующего лица, обычно предшествующее драматическому элементу, было кратким, в нем не содержались определяющие для сцены или для всего произведения в целом смыслы В «Анджело» ситуация изменяется В содержательном отношении обе части диалога - та, которая

оформлена как прямая речь, и та, которая представлена в драматической форме

- равноценны В предшествующих синкретичных поэмах Пушкина и примыкающих к ним текстах такая структура не встречалась

Основной темой диалога, поданного различными способами, является тема милосердия, что подтверждает наблюдения Ю М Лотмана, который обратил внимание на недраматическую заключительную сцену «Анджело» Для нас чрезвычайно важно, что обращение к данной теме произошло именно в стихах, предшествующих драматическому фрагменту, и в стихах, составляющих его Смыслоконцентрирующая функция драматического элемента в «Анджело» играет ещё более значимую роль, чем в предыдущих синкретичных поэмах, важнейшие смысловые пласты сосредоточились в драматических сценах поэмы

Анализ второй драматической сцены показал, что идее «милости» в поэме противопоставлен не только государственный закон и государственная власть, но и закон религиозный, христианский Системы мировоззрения Анджело и Изабеллы, на первый взгляд, резко противопоставленные друг другу, внезапно оказываются если и не равными, то очень близкими С точки зрения Анджело, акт милосердия является грехом, так как происходит нарушение государственного закона, которому вельможа всецело подчинен Избавить от смерти Клавдио - значит поступиться своими принципами и самому совершить преступление Анджело предпочитает остаться чистым Ситуация, переворачиваясь, дублируется, когда наместник предлагает Изабеле выбор смерть брата или падение С точки зрения Изабелы, ее падение является тем же, чем для Анджело - оказание милости, то есть грехом, так как происходит нарушение христианской морали, закона, которому подчиняется она Спасти от смерти брата путем совершения преступления она не хочет и так же, как лицемерный вельможа, предпочитает верность своим принципам жизни Клавдио

Устойчивая параллель между земной и высшей властью зафиксирована по всему тексту, а не только во втором драматическом эпизоде Оппозиции «земной властитель / закон / суд» - «небесный властитель / закон / суд», «грех»

- «милосердие» (религиозный аспект), «ангел» - «демон», «тело» — «душа» и т п играют очень существенную роль в «Анджело», а слова, их составляющие, являются одними из наиболее употребительных лексем в поэме

Третья драматическая сцена представляет собой диалог Изабелы с приговоренным к смертной казни братом В ней выясняется, что позиция, на которой стоит Клавдио, противостоит не только государственному закону Анджело, но и христианскому закону Изабелы Три различных мировоззрения - «государственный закон», «христианский закон» и «закон природы» - в трех драматических сценах поэмы сталкиваются друг с другом, «поворачиваясь» к читателю то одним, то другим боком Острейшие конфликты, возникающие между действующими лицами, олицетворяющими различное видение мира, образуют треугольник и являются основой «Анджело»

Драматический элемент вновь выполняет свою основную функцию — смыслоконцентрирующую Необходимо отметить, что в «Анджело», в отличие от «Полтавы», не менее важна и сюжетообразующая функция Из текста поэмы

нельзя «выбросить» какую-либо из сцен, повествование потеряет смысл А вот характероизобразительная функция в некотором роде трансформируется Если в «Полтаве» Мазепа, Кочубей и Мария воспринимаются как «живые» люди, с «настоящими» страстями и правдоподобными характерами, то в «Анджело» Дук, Изабела, наместник и Клавдио изображены более схематично

Долгое время пушкинскую поэму считали прямым заимствованием из Шекспира Сюжет пьесы «Мера за меру» не принадлежит Шекспиру, а является «бродячим» и восходит к популярному в средние века и в эпоху Возрождения рассказу Поэтому вряд ли можно говорить о том, что «Анджело» - вольный перевод или переложение текста английской драмы, скорее, вопрос следует поставить так. как и каким образом Пушкин интерпретировал известный мировой сюжет, который до него использовал великий Шекспир'?

Весьма интересным представляется сравнение двух характеров- Анджело у Пушкина и Анджело у Шекспира При сравнении обращает на себя внимание то, что шеспировский Анджело, как становится ясно из текста пьесы, далеко не безупречен в своём поведении еще до начала действия Несостоявшийся брак Анджело обнажает его корыстолюбие будущий наместник, узнав о произошедшем кораблекрушении и о потере приданого, отказался от невесты Кроме прямых указаний на неблаговидные поступки Анджело, в тексте драмы содержатся многочисленные намеки на его отрицательные качества, скрытые от окружающих. Эти намёки содержатся преимущественно в словах Герцога, который понимает, что Анджело не тот, за кого себя выдает, и устраивает лицемеру испытание властью, надеясь, что это поможет обнажить перед всеми его истинную натуру

Совершенно иное представляет собой наместник у Пушкина В отличие от Шекспира Анджело в поэме изначально безгрешен У Пушкина Мариана не невеста, а жена вельможи, весь эпизод с кораблекрушением выпущен и на корыстолюбие героя нет ни одного намека Пушкин оставил без внимания и не перенес в свою поэму возникшие у Герцога подозрения о том, что Анджело только на вид кажется безупречным Пушкинский Дук уверен в своем преемнике. Таким образом, выясняется, что Анджело у Шекспира изначально лицемер, а Анджело у Пушкина изначально невинен как ангел («Анджело» в переводе и есть «ангел») Великий поэт и великий драматург обратились к одному и тому же мировому сюжету о неправедном судье и прекрасной просительнице и по-разному его интерпретировали Отметим, что наличие драматического элемента в поэме, с нашей точки зрения, никак не связано с тем, что у Шекспира «Мера за меру» есть драма Пушкин использовал родовой монтаж задолго до написания «Анджело»

Композиционная структура «Анджело», с некоторыми уточнениями, об-ратна композиционной структуре «Полтавы» В исторической поэме «внешней» была новеллистическая линия, в нее вписывалась историко-политическая, в «Анджело», наоборот, новеллистическая линия оказывается обрамлённой линией политической

Поэма открывается политическим планом, описанием деятельности государственной власти С одной стороны мы имеем «доброго» Дука, с другой -«сурового» Анджело» В VI «субстрофе» намечается переход к новеллистической линии - под действие забытого закона попадает молодой Клавдио На протяжении большей части дальнейшего текста происходит бурное развитие событий новеллы По ходу действия возникают множественные конфликты В конечном итоге, как было установлено при помощи анализа драматического элемента, в новеллистическом плане поэмы столкнулись три мировоззрения -«государственный закон» (Анджело), «христианский закон» (Изабела) и «закон природы» (Клавдио), но окончательная приоритетность какого-либо из трех видений мира не была признана В предпоследней, шестой, «субстрофе» третьей части поэмы активность от новеллистической вновь переходит к государственной линии Дук возвращается к власти Именно здесь, в последней сцене, выясняется, какая из вершин треугольника «государственный закон - христианский закон — закон природы» является истинной и подчиняет себе оставшиеся Высшим законом, которому подчиняются все живущие, является закон природы

В основу «Анджело», помимо темы милости, положена тема власти закона природы, управляющего человеком Если тема милости «закреплена» за политической линией, то тема власти «природы» — за новеллистической В «Анджело» оба плана переплетены и, по выражению Лотмана, "«просвечивают» друг сквозь друга" Композиционная структура «Анджело» так же двойственна, как композиционная структура «Полтавы», и столь же едина в этой своей двупланности

Синкретичные поэмы А С Пушкина «Полтава», «Тазит» и «Анджело» построены на основе принципа совмещения эпического / лиро-эпического «рассказа» и драматического «показа» Драматический элемент в поэмах Пушкина выполняет три основные функции характероизобразительную, сюжетообра-зующую и смыслоконцентрирующую и является «сильной» позицией текста наравне с заглавием, началом, концом, эпиграфом и т д Сцены «Полтавы», «Та-зита» и «Анджело» оказываются тесно связанными не только между собой, но и с другими составляющими их структуры Анализ драматического элемента помог выявить важнейшие авторские смыслы, темы, конфликты, содержащиеся в произведениях, а в «Тазите» обнаружить элементы «пражанра» романтической поэмы — баллады

В ходе исследования удалось выяснить, что композиционная структура по крайней мере двух из трех синкретичных поэм Пушкина двупланна и неизменно состоит из частной и «государственной» линий Драматический элемент закреплен, прежде всего, за частной («новеллистической») линией, основанной на острейших конфликтах Для их адекватного выражения автором и была выбрана соответствующая форма Помимо того, что драматический элемент был предназначен для объяснения характеров действующих лиц, выделения важнейших текстовых смыслов и т д, контаминация литературных родов способствовала

возникновению необыкновенного эффекта - читатель на какое-то время становился «зрителем», «очевидцем» происходящего

Выявленная специфика композиции «Полтавы», «Тазита» и «Анджело» позволяет в третьей главе «Поэмы «Полтава», «Тазит» и «Анджело» в эволюции большого стихотворного эпоса Пушкина» рассмотреть оригинальный план этих текстов в качестве одного из признаков такого жанра, как «поэма» В главе выделяются жанровые константы трех поэм Пушкина в их противопоставлении стихотворным повестям («Графу Нулину», «Домику в Коломне» и «Медному всаднику»), ставится вопрос о происхождении драматического элемента, а также рассматриваются некоторые сочинения поэта, находящиеся в области взаимодействия лирики и драмы («Разговор книгопродавца с поэтом» (1824), «Сцена из Фауста» (1825), «Поэт и толпа» (1828), «Герой» (1830))

Большой стихотворный эпос Пушкина воспринимается как некоторая система, состоящая из романа в стихах («Евгений Онегин»), поэм и повестей (от «Руслана и Людмилы» до «Медного всадника») Вполне возможной представляется попытка подойти к эволюции пушкинской большой формы с точки зрения наличия \ отсутствия в текстах драматического элемента

В связи с этим ставится вопрос о происхождении драматического элемента Впервые в большом стихотворном эпосе Пушкина он появился в «Цыганах» Литературоведы относят «Цыган» к романтическим поэмам Пушкина Следовательно, именно в романтической поэме Байрона - Пушкина нужно искать истоки драматического элемента

В М Жирмунский, подробно рассмотревший то влияние, которое оказал Байрон на творчество Пушкина, сожалел, что до сих пор не написана история романтической поэмы Исследователь высказал предположение, что романтическая поэма Байрона через поэму-балладу Вальтера Скотта («Песнь последнего менестреля, 1805, «Мармион», 1808, «Госпожа озера», 1810) и лирическую поэму Кольриджа («Кристабель», 1798-1800) восходит к народной английской балладе Наблюдение Жирмунского впоследствии было поддержано другими учеными, установившими, что баллада оказала влияние на романтическую поэму не только в Англии, но и повсеместно Для нашего исследования особый интерес представляет прежде всего тот факт, что далеко не последнее место в балладах занимает драматический элемент Известны баллады, целиком состоящие из диалога Например, «Лорд Рональд» Бернса Примечательно, что некоторые поэмы Оссиана (Д Макферсон), оказавшие столь значительное влияние на современников Пушкина, содержат элементы «драмы» («Конлат и Кутона», «Карик-тура»)

На синкретичность баллады обратили внимание И.-В Гёте и Л Уланд Последний отмечал « так же, как мы наблюдаем процесс расхозвдения этих трёх форм [эпос, лирика и драма -ИГ], мы можем проследить и процесс их объединения Ничто не мешает нам предположить вид поэзии, в котором соединяются лирическое чувство, эпическая наглядность и драматическое действие, и это предположение на практике подтверждается в явлениях балладного творчества» [Уланд Л О балладе // Эолова арфа Антология баллады - М

Высшая школа, 1989 - С 557] Такого же мнения придерживаются некоторые современные исследователи (А М Микешин, М Я Поляков, А. Мерилай и др ) С нашей точки зрения, именно из баллады романтическая поэма унаследовала не только «внезапный зачин, отрывочность и недосказанность повествования», «лирические повторения», «новеллистический сюжет» (Жирмунский), «мон-тажность» (Ходгарт), но и драматический диалог В восточных поэмах Байрона и ранних южных поэмах Пушкина, исполненных «драматизма», элемент драмы формально не реализовался В чистом виде, то есть с указанием имен говорящих персонажей, их репликами и монологами, с ремарками, он возник у Пушкина только в «Цыганах» Драматическая форма, заложенная в романтической поэме как ро1епПа, воплотилась в жизнь

Со всей осторожностью можно предположить, что «Цыганы» ознаменовали собой не только завершение целого этапа в поэзии Пушкина, но и явились текстом, в котором наметилось расщепление стихотворного эпоса поэта С момента появления этой поэмы пушкинский эпос эволюционировал по двум направлениям, двум ветвям одного дерева, тесно переплетающимся между собой одна ветвь шла от первых глав «Евгения Онегина» через «Графа Нулина» и «Домик в Коломне» к завершающим строфам стихотворного романа и к «Медному всаднику» (эпос здесь представлен стихотворными повестями и романом в стихах), другая, исходившая из «Цыган», выросла в «Полтаву», «Тазита» и «Анджело» (собственно поэмы) Наличие в «Цыганах», «Полтаве», «Тазите» и «Анджело» драматического элемента и его отсутствие в других составляющих системы большого стихотворного эпоса Пушкина оказывается теснейшим образом связано с жанровой спецификой произведений

Время, с момента выхода в свет «Кавказского пленника» (1822) до конца 30-х - нач 40-х гг, условно можно назвать периодом «жанрового смятения» В этот момент, с одной стороны, рождалась и развивалась романтическая «поэма-повесть» (Э И Худошина), пересаженная на русскую почву «индивидуальным усилием» Пушкина (В М Жирмунский), с другой - внутри формирующегося жанра шли процессы дифференциации повесть постепенно начинала отделяться от поэмы Вопрос о разграничении этих двух литературных жанров на фоне их изначальной нераздельности следует признать очень сложным Он до настоящего времени вызывает определённые затруднения у литературоведов

После анализа поздних поэм Пушкина с учетом работ В М Жирмунского, Б В Томашевского, Ю В Манна, Э И Худошиной и Н П Сысоевой и др мы пришли к выводу, что «Граф Нулин», «Домик в Коломне» и «Медный всадник» внутри большого стихотворного эпоса Пушкина могут восприниматься как стихотворные повести, а «Полтава», «Тазит» и «Анджело» как поэмы Два ряда текстов оказываются противопоставлены друг другу по некоторым признакам, которые можно расценивать как признаки жанра

В сознании Пушкина два жанра - поэма и повесть - долгое время не дифференцировались В 1833 году он называет «Анджело» то поэмой, то повестью так же, как десять лет назад называл поэмой и повестью «Кавказского пленника» Но, с нашей точки зрения, впоследствии жанровая природа боль-

ших стихотворных эпических текстов все-таки была осознана поэтом Произошло это в 1835 году в связи с изданием сборника его поэм и повестей

Известно, что композиция текста есть один из существеннейших жанровых признаков (жанр есть «особый исторически обусловленный тип объединения композиционных и тематических элементов поэтического произведения (иногда сопровождаемый определенными признаками словесного стиля)» [Жирмунский В М Байрон и Пушкин -JI Наука, 1978 - С 226] Композиционная структура «Графа Нулина», «Домика в Коломне» и «Медного всадника» в отличие от «Полтавы», «Тазита» и «Анджело» не содержит драматических элементов Между тем в повестях присутствуют сцены, в которых действующие лица обмениваются рядом коротких реплик Диалоги героев здесь оформлены в виде прямой речи С трудом можно представить появление в этих текстах обозначения имен говорящих и ремарки Органично вписанный в структуру поэмы драматический элемент совершенно немыслим в повести Пушкина, так как не имеет в ней под собой никакой почвы Представляется, что драматический элемент целиком и полностью принадлежит области поэмы и является у Пушкина одним из ее жанровых показателей

В отношении «Медного всадника» Э И Худошина заметила «Исследователи неизменно обращают внимание на одну его особенность несоответствие эмоционального тона «Вступления» тональности самой повести Поэма заканчивается как бы интонационным и смысловым многоточием, в то время как читатель ждет восклицательного знака или хотя бы точки громкой увертюре должен соответствовать громкий финал» «Неправильная», «скошенная» композиция, по мнению исследователя, была использована Пушкиным уже в «Домике в Коломне» и подчеркнута недоумённым возгласом «читателя» «Так вот куда октавы нас вели'» [Худошина Э И Жанр стихотворной повести в творчестве А С. Пушкина - Новосибирск, 1987 — С. 54] В отличие от повестей композиционные структуры «Полтавы», «Тазита» и «Анджело», как было установлено, симметричны и устойчивы

В основе «общей сюжетной схемы» байронических поэм «можно видеть оппозицию «экзотический мир» - «мир наш» (культура, хорошо знакомая автору и читателю). В южных поэмах действие происходит в «чужом» мире Он обладает внутренним единством, замкнутостью, «дикой» гармонией Основное событие, организующее повествование, - соприкосновение двух нравственно чуждых миров - катастрофично и для героя, пересекающего «семантический рубеж», и для мира, в который он вторгается» [Худошина Э И О сюжете в стихотворных повестях Пушкина («Граф Нулин», «Домик в Коломне», «Медный всадник») // Болдинские чтения - Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1979 — С 29-30] В более поздних поэмах и повестях Пушкина, с нашей точки зрения, эта единая сюжетная схема романтической поэмы раскапывается надвое Поэме, по большому счету, достается область «чужого» мира, а стихотворной повести - «своего», современного читателю 20-х- нач 30-х годов XIX в, русского мира

В поэмах «Полтава», «Тазит» и «Анджело» местом действия остается экзотическое пространство неспокойная Украйна, хищный Кавказ, «счастливая» Италия Противопоставление между двумя «цивилизациями» отсутствует Столкновение происходит между героями, принадлежащими к одному и тому же «миру» Бывший в романтической поэме «чужим» экзотический мир в поздних поэмах безраздельно господствует. Значимо, что он становится неоднородным, противоречивым Это особенно заметно в «Тазите», воспринимающемся на фоне «Кавказского пленника» Изменения, происходящие с героями, уже не обусловлены появлением «чужака», а связаны со средой, в которой существуют действующие лица, или кроются в них самих В повестях Пушкина события разворачиваются в «своем» мире Петербург, его предместья и русская деревня хорошо знакомы читателю В «Графе Нулине», «Домике в Коломне», «Медном всаднике» нет представителей «чужого» мира, разрушающих вселенную героев и ведущих их к гибели

Очень важной представляется ориентация повестей Пушкина (в отличие от поэм) на современную действительность и современного героя. Героями повестей становятся легкомысленный граф, возвращающийся из Парижа, деревенская барыня с претензиями на изысканность, гвардеец, переодевшийся кухаркой, таинственная графиня, наконец, чиновник и его бедная невеста Все они в обыденной жизни находятся «рядом» с читателем, живущим в первой трети XIX века Подобно «Евгению Онегину» тексты насыщены реальными лицами, о существовании которых потенциальный читатель не просто знал, но с которыми зачастую был знаком лично. Такие лица введены, например, в «Медного всадника» покойный царь, его генералы, Милорадович и Бенкендорф, пресловутый граф Хвостов Действие в повестях происходит в современной столице («Домик », «Медный всадник»), герои ходят по тем же улицам, по которым вчера и сегодня прогуливался читатель, только что вернувшийся из своего имения («Граф Нулин»)

«Идеальная» действительность поэм оказывается «несовременной» Происходящее отделено от читателя временем и пространством события столетней давности в «Полтаве», Италия эпохи Возрождения в «Анджело», Кавказ неизвестного периода в «Тазите» Говорить о современности действующих лиц тем более не приходится Мятежный гетман, страстная Мария, непреклонный Тазит, набожная Изабела, лицемерный Анджело помещены в отдалённое прошлое или некоторое неопределенное время

Повести Пушкина пронизаны ироническим началом Ирония проникла даже в «Медный всадник» (пассаж о графе Хвостове, описание наводнения, рассказ автора о мечтающем Евгении), хотя следует признать, что ее пропорции там скромнее, нежели в «Графе Нулине» и «Домике», что объясняется «серьёзностью» содержания В «Полтаве», «Тазите» и «Анджело» ирония фактически отсутствует Первые две поэмы исполнены драматизма, который она могла бы уничтожить В «Анджело» «несчастливые» события и переживания в небольшой степени разбавлены комическими элементами, восходящими по большей части к драме Шекспира «Мера за меру», жанр которой обычно опре-

деляется исследователями как «трагикомедия» Повести и поэмы Пушкина оказываются противопоставлены и по такому признаку как наличие \ отсутствие иронии

Э И. Худошина, рассмотрев «семантический ореол» слова «повесть», отметила, что одним из признаков этого жанра является «установка на достоверность» В байронической поэме «автор рассказывает лишь то, что ему рассказали свидетели, или то, о чем ему стало известно по слухам» [Худошина Э И Жанр стихотворной повести в творчестве А С Пушкина - Новосибирск, 1987 - С 21] «Установка на достоверность», по мнению исследователя, нашла отражение в «Графе Нулине», «Домике в Коломне» и «Медном всаднике» В «Полтаве», «Тазите» и «Анджело» такая установка, с нашей точки зрения, не представлена Например, примечания к «Полтаве» сопоставимы с авторскими примечаниями к классицистическим текстам, где различные пояснения «подчёркивали преображение факта в поэзии превращение того, что было, в то, что должно быть, правды жизни в правду поэзии» [Там же - С 21-22] Как и в «Полтаве», в «Тазите» и «Анджело» нет никаких отсылок к «молве», «слухам», «преданиям», которыми автор якобы воспользовался при создании текста, в них ни разу не употребляется слово «повесть»

Таким образом, повести «Граф Нулин», «Домик в Коломне» и «Медный всадник» оказываются внутри большого стихотворного эпоса Пушкина противопоставлены поэмам «Полтава», «Тазит» и «Анджело» по некоторым признакам, которые можно считать признаками жанра В позднем стихотворном эпосе Пушкина произошла деконвергенция сюжетной схемы романтической поэмы, в основе которой лежит оппозиция «экзотический мир - мир наш» в жанровое поле поэмы сместилась составляющая «экзотический мир», в жанровое поле стихотворной повести составляющая «мир наш» Кроме этого, поэму от повести отличают такие признаки, как наличие драматического элемента в составе тяготеющей к симметрии композиционной структуры текста, отсутствие ориентации на современность и современного героя, отсутствие «установки на достоверность», отсутствие иронии.

Пушкинисты видят в «Медном всаднике» конечную точку эволюции большого стихотворного эпоса Пушкина Нам же представляется, что конечных точек было две В болдинскую осень 1833 г Пушкин писал не только «Медного всадника», параллельно он работал над «Анджело» Итогом эволюции было два текста Каждый из них явился завершающим звеном в той жанровой традиции, к которой он принадлежал. «Медного всадника», с нашей точки зрения, можно считать вершиной стихотворной повести, «Анджело» - вершиной поэмы.

«Полтава», «Тазит» и «Анджело» составляют особый ряд текстов и имеют такие специфические композиционные особенности, которых нет ни в «Евгении Онегине», ни в стихотворных повестях, написанных после «южных» поэм. В то же время «Граф Нулин», «Домик в Коломне», «Медный всадник» образуют другой массив текстов, существующий параллельно первому, и также имеют общие характерные черты, позволяющие объединять их и рассмат-

ривать в одном ряду Эти две «ветви» пушкинского большого стихотворного эпоса противопоставляются друг другу прежде всего по характеру жанровых модификаций поэма / повесть Система большого стихотворного эпоса Пушкина видится единой и расщепленной одновременно Две ее составляющие, с одной стороны, противопоставлены друг другу, с другой — теснейшим образом связаны между собой

В Заключении подводятся итоги исследования и определяются перспективы дальнейшей разработки темы «Полтава», «Тазит» и «Анджело», унаследовали от романтической поэмы «Цыганы» драматический элемент, восходящий к народной балладе и кельтским сказаниям Три текста имеют оригинальную композиционную структуру, позволяющую дифференцировать их в стихотворном эпосе Пушкина как некоторую «подсистему» Своим существованием поэмы позволяют предположить, что для поэтики Пушкина характерна такая черта, как стремление к первичному синтезу, существовавшему еще до того, как из него выделились три рода литературы - эпос, лирика и драма

1 Два Анджело поэма А С Пушкина и драма У Шекспир // Вестник Томского гос ун-та Бюллетень оперативной научной информации «Теоретические и прикладные аспекты литературоведения 2006 №80 Июль - С 117-123

2 Драматический элемент в композиционной структуре поэмы А С Пушкина «Полтава» // Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении Материалы Третьих Филологических чтений — Том II Литературоведение. — Новосибирск, 2004 - С 45-50

3 Проблема взаимодействия литературных родов // Аспирантский сборник НГПУ - 2005. - Часть 1 - Новосибирск, 2005 -С 96-103.

4 Функция примечаний к поэме А С Пушкина «Полтава» // Аспирантский сборник НГПУ - 2005 - Часть 1 - Новосибирск, 2005 -С 104-106

5 Драматический элемент в поэмах «Цыганы», «Полтава», «Тазит» и «Анджело» к вопросу об эволюции стихотворного эпоса А С Пушкина // Молодая филология Аспирантский сборник (По материалам межвузовской конференции молодых ученых, состоявшейся в НГПУ 17-18 апреля 2006) - Новосибирск, 2007 -С 12-21

Статьи, опубликованные в рекомендованных ВАК изданиях

Статьи

Подписано в печать 01 2007 Формат 60x84/16 Бумага офсетная Тираж 100 экз Печл 1,75 Уч-издл 1,62 Заказ № 170 Типография 630087, Новосибирск, пр К Маркса,28

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Гарт, Ирина Владимировна

Содержание.

Введение.

Глава 1 Драматический элемент в поэмах «Полтава», «Тазит» и

Анджело».

§ 1.1 Определение драматического элемента.

§ 1.2 Пропорции драматического элемента.

§ 1.3 Драматический элемент: структура ввода.

§ 1.4 Контаминация литературных родов.

Глава 2 Композиционная структура «Полтавы», «Тазита» и

Анджело».

§ 2.1 Композиционная структура «Полтавы».

§ 2.1.1 Первоначальная композиция «Полтавы».

§ 2.1.2 Драматические сцены.

§ 2.1.3 Корреляция драматических сцен между собой.

§ 2.1.4 Драматические фрагменты в макроструктуре «Полтавы».

§ 2.1.4.1 Личность и ход истории: эпиграф.

§ 2.1.4.2 Эпилог: суд истории.

§ 2.1.5 Композиция «Полтавы»: симметричное построение.

§ 2.1.6 Заглавие поэмы.

§ 2.2 Композиционная структура «Тазита».

§ 2.2.1 Проблема незавершённости текста.

§ 2.2.2 Драматические сцены.

§ 2.2.3 Композиционная структура: элементы баллады.

§ 2.2.4 Реминисценции романтической поэтики.

§ 2.3 Композиционная структура «Анджело».

§ 2.3.1 Драматические сцены.

§ 2.3.2 «Анджело» и «Мера за меру» Шекспира.

§ 2.3.3 Композиционная структура «Анджело»: «двуслойная организация».

Глава 3 Поэмы «Полтава», «Тазит» и «Анджело» в эволюции стихотворного эпоса Пушкина.

§3.1 Potentiaромантической поэмы: «Цыганы».

§ 3.2 Диалогизированные формы у Пушкина.

§ 3.3 Поэмы и повести Пушкина: константы поздних поэм и эволюция жанров.

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Гарт, Ирина Владимировна

В русском и зарубежном литературоведении большому стихотворному эпосу Пушкина посвящено огромное количество работ. Внимание исследователей было сосредоточено преимущественно на романе в стихах «Евгений Онегин», «южных» поэмах и петербургской повести «Медный всадник».

На этом фоне странным исключением выглядят три текста, относящиеся к позднему творчеству поэта, - «Полтава», «Тазит» и «Анджело». На русском языке не существует ни одной достаточно крупной и значимой монографии, посвященной проблемам этих сочинений, взятых вместе или порознь. Сложившаяся в науке ситуация вступает в противоречие с мнением самого Пушкина, который при всем известной требовательности к себе и своим произведениям, о двух поэмах из этих трёх отзывался очень высоко.

Наименее изученными являются аспекты, связанные с построением «Полтавы», «Тазита» и «Анджело». Между тем, их «композиционные структуры» (Ю.М. Лотман) обладают интереснейшими специфическими особенностями. Речь идёт прежде всего о таком малоисследованном явлении, как драматический элемент, то есть о сценах, где диалоги действующих лиц сопровождаются ремарками и оформлены традиционным для драмы способом.

Выбранная в работе точка зрения предполагает изучение различных аспектов композиции «Полтавы», «Тазита» и «Анджело» посредством сосредоточения внимания на отдельной составляющей их структуры -драматических сценах, что может способствовать не только восприятию плана поэм в новом ракурсе, но и высвечиванию важных смыслов, присущих этим текстам.

Необходимо отметить, что «Полтава», «Тазит» и «Анджело» не единственные поэмы Пушкина, в которых содержится драматический элемент. «Сценические» эпизоды входят также в состав «Цыган». Этот текст, написанный до переломного 1825 года, неоднократно подвергался тщательному и всестороннему изучению. «Цыганы» вписываются в круг романтических поэм Пушкина и теснейшим образом связаны с «Кавказским пленником», «Братьями разбойниками» и «Бахчисарайским фонтаном». Очевидно, что «Цыган» достаточно сложно извлечь из их окружения. На этом основании последняя «южная» поэма, хотя и будет привлекаться для исследования по мере необходимости, в целом останется за рамками настоящей работы.

Приступая к труду, посвященному аспектам композиции, необходимо сразу уточнить, какое значение будет вкладываться в этот термин. Как известно, построение художественного текста привлекало внимание известнейших литературоведов: М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, Б.А. Успенского, А.К. Жолковского, Ю.К. Щеглова, JL Нирё, Е. Фарыно и др. В настоящем исследовании избирается точка зрения Ю.М. Лотмана, понимавшего композицию «как сверхфразовую и сверхстиховую синтагматику поэтического текста» [155;115].

Актуальность исследования обусловлена тем, что предлагаемая работа является попыткой систематического изучения композиции трёх пушкинских поэм в аспекте существования и функционирования в их структуре драматического элемента. В литературоведении до сих пор не существует отдельного издания, посвящённого стихотворному эпосу Пушкина в целом и композиционной специфике его стихотворных эпических текстов в частности. В содержательных работах исследователей XX - нач. XXI вв. (Ю.Н. Тынянова, В.М. Жирмунского, Б.В. Томашевского, В.В. Виноградова, Г.А. Гуковского, А.Н. Соколова, А.Л. Слонимского, А.П. Скафтымова, Ю.М. Лотмана, В.Э. Вацуро, Ю.Н. Чумакова, Ю.В. Манна, Д.Д. Благого, B.C. Непомнящего, Л.С. Сидякова, С.А. Фомичёва, М.Н. Виролайнен, H.H. Скатова, A.M. Гуревича, В.И. Коровина, В.А. Кошелева, Э.И. Худошиной, Ю.В. Стенника, Е. Ларионовой, Г.В. Москвичёвой и др.) подробно освещаются некоторые вопросы, связанные с формальными особенностями поэм и повестей Пушкина: академическое описание стихотворной эпики поэта на первом этапе предполагает изучение и проработку частных явлений в текстах или их группах. Рассмотрение композиционного плана «Полтавы», «Тазита» и «Анджело» сквозь призму драматического элемента актуально потому, что является одним из подготовительных моментов к созданию масштабного труда, посвященного проблемам стихотворного эпоса Пушкина.

Научная новизна. В диссертационном исследовании впервые проведён последовательный анализ драматического элемента в составе композиционных структур поэм Пушкина «Полтава», «Тазит» и «Анджело» как в его инвариантных основаниях, так и в текстовых конкретизациях; дано определение драматического элемента и установлены его основные функции в каждом тексте; выявлено, что драматический элемент коррелирует с другими составляющими композиционной структуры поэм; установлена его эквивалентность «сильным» позициям текста: началу, концу, эпиграфу и т.д.; определено, что композиция «Полтавы», «Тазита» и «Анджело» тяготеет к симметрии; выделены жанровые константы трёх поэм Пушкина в их противопоставлении стихотворным повестям («Графу Нулину», «Домику в Коломне» и «Медному всаднику»); данные поэмы рассмотрены как «подсистема» большого стихотворного эпоса Пушкина.

Объектом исследования в настоящей работе становятся поздние поэмы Пушкина «Полтава», «Тазит» и «Анджело».

Предметом изучения является их композиция.

Цель исследования - выявить композиционную специфику поэм A.C. Пушкина «Полтава», «Тазит» и «Анджело» путём концентрации внимания на отдельной составляющей их структуры - драматическом элементе, а также на особенностях его функционирования в каждом конкретном тексте.

Данная цель определяет постановку следующих задач:

1) осуществить аналитический обзор классических и современных работ, посвященных «Полтаве», «Тазиту» и «Анджело» с тем, чтобы выявить основные аспекты их изучения, установить и осмыслить преемственность и развитие филологических идей, являющихся теоретической базой для настоящего исследования;

2) выделить в составе поэм драматический элемент и дать его определение;

3) описать структуры драматического элемента, выраженного в конкретных сценах, как внутритекстовые «микрокомпозиции»;

4) выявить основные функции драматического элемента в каждом отдельно взятом тексте;

5) рассмотреть корреляции драматического элемента с другими составляющими композиционной структуры поэм Пушкина;

6) установить принципы, лежащие в основе построения «Полтавы», «Тазита» и «Анджело»; изучив композиционную специфику поэм, попытаться выявить новые смыслы в каждом тексте;

7) рассмотреть «Полтаву», «Тазита» и «Анджело» на фоне «южных» поэм («Кавказский пленник», «Братья разбойники», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы») и стихотворных повестей («Граф Нулин», «Домик в Коломне», «Медный всадник») и определить место, которое они занимают в системе большого стихотворного эпоса Пушкина.

Методологическую базу диссертационного исследования составили положения, представленные в историко-литературных трудах Ю.Н. Тынянова, В.М. Жирмунского, Б.В. Томашевского, Ю.М. Лотмана, Ю.Н. Чумакова, Э.И. Худошиной и др.

В диссертации использованы историко-литературный, сравнительно-типологический, структурно-описательный и статистический методы.

Прежде чем приступить к исследованию «Полтавы», «Тазита» и «Анджело», необходимо осуществить аналитический обзор классических и современных работ, а также «разбросанных» в трудах пушкинистов замечаний об этих поэмах с тем, чтобы на их основе представить концепцию, назначением которой будет определение специфики формы этих текстов, описание их композиционной структуры.

Тому, что «Полтава», «Тазит» и «Анджело» не получили достаточного освещения в литературоведении, во многом поспособствовала критика, современная Пушкину, предопределившая характер оценок этих произведений. «Проблемы, поставленные критикой 1830-х годов, надолго сохранили свою актуальность, а частью не сняты до сих пор» [225; 110].

Первые критики поздних поэм отказывали «Полтаве» в целостности, «единстве мысли и плана» [25;Т6;358], а «Анджело» называли «самым плохим произведением Пушкина» [«Молва», 1834, №24] (поэма «Тазит» была напечатана после смерти Пушкина в «Современнике» [1837, № 3] и прошла незамеченной).

Появление в 1829 году «Полтавы» вызвало обширнейшую журнальную полемику. Первый отклик на поэму был напечатан в «Северной пчеле» Ф. Булгарина и Н. Греча. В нём подчеркивалось, что «Полтава» является «третьим по достоинству сочинением Пушкина, то есть после «Цыган» и «Бахчисарайского фонтана». .Это весьма много еще, чтоб поэма «Полтава» была читана, перечитана и расхвалена»1. В заключении статьи автор обещал подкрепить свое мнение доказательствами. Вероятно, разбор «Полтавы», опубликованный в журнале «Сын Отечества и Северный Архив», и был этим обещанным продолжением. Основной упрек, который делался здесь Пушкину, - несоответствие характеров исторических лиц, выведенных в поэме, и исторической действительности. Упрек исходил из общего положения статьи о крайнем легкомыслии как основной черте пушкинского творчества: «Пушкин везде и во всем слишком легок, и даже в предметах величайшей важности»2.

1 «Северная пчела», 1829, № 39,30 марта. Подпись *** [208;127].

2 Разбор поэмы «Полтава», сочинения Александра Сергеевича Пушкина// «Сын Отечества и Северный Архив», 1829. Т. 3, № 15. С. 36-52. Статья, вероятно, принадлежит Ф.В. Булгарину.

Обвинения «Сына Отечества» были подхвачены и развиты в более обстоятельном отзыве о «Полтаве», опубликованном в «Вестнике Европы» и принадлежавшем перу Н.И. Надеждина, где последний упрекал Пушкина в окарикатуривании истории и ее деятелей. «Поэзия Пушкина есть просто -пародия»3.

Выход в свет «Полтавы» вызвал не только резко отрицательные, но и положительные отзывы. Высокая оценка новой поэмы Пушкина была дана М.А. Максимовичем в статье «О поэме Пушкина «Полтава» в историческом отношении»4, анонимным автором заметки "О разборе «Полтавы» в 15 № «Сына Отечества и Северного Архива»"5, в предварительном кратком известии о поэме, напечатанном без подписи в «Московском телеграфе»6, и в пространной статье о «Полтаве», принадлежавшей Ксенофонту Полевому . Но, например, оценка «Полтавы» «Московским телеграфом» не привлекла к себе особого внимания современников, так как журнал Полевого регулярно печатал восторженные отклики на произведения Пушкина. Наоборот, резкие критические выступления Надеждина прозвучали «новым словом» о прославленном поэте и получили очень широкий резонанс.

Поэма «Анджело» была напечатана во втором выпуске альманаха Смирдина «Новоселье» (1834) и осталась практически не отмеченной современной критикой. В небольшой заметке лица, скрывшегося под псевдонимом «Житель Сивцева вражка», опубликованной в «Молве» [1834, №24], отмечалось: «Анджело» есть самое плохое произведение Пушкина; если б не было под ним его имени, я бы не поверил, чтоб это стихотворение принадлежало к последнему двадцатипятилетию нашей словесности и счёл бы его стариною, вытащенной из отысканного вновь портфеля какого-либо из второстепенных образцов писателей прошлого века».

3 Надеждин Н.И. «Полтава», поэма Александра Пушкина // Вестник Европы, 1829. Ч. 165. № 9. [208;168].

4 Максимович М.А. О поэме Пушкина «Полтава» в историческом отношении // Атеней. 1829. Ч. 2. № 11. С. 501-515.

3 О разборе «Полтавы» в 15 № «Сына Отечества и Северного Архива» // Галатея. 1829. Ч. 4. № 17. С. 41-50.

6 «Полтава», поэма Александра Пушкина // Московский телеграф, 1829. Ч. 26. № 7. С. 337-340.

7 К.А. Полевой «Полтава», поэма Александра Пушкина // Московский телеграф, 1829. Ч. 27. № 10. С. 219236.

Причина неприятия «Полтавы» и «Анджело», как, впрочем, и других более или менее поздних произведений Пушкина («Бориса Годунова», последних глав «Евгения Онегина») современными поэту критиками и публикой объяснена самими критиками: «Первое впечатление решило славу его, положило основной камень мнению публики о Пушкине. Каждый стих его, каждое слово ловили, записывали, выучивали и всюду думали видеть тень или блеск того же характера пылкой, стремительной юности, по произведениям которой составили о нём понятие. Но поэт, как Пушкин, не мог оставаться в зависимости, даже и от общественного мнения: он шёл своим путём, и чем сильнее, самобытнее, выше развивался талант его, тем далее последующие его произведения расходились с тем первым впечатлением. Публика стояла крепко на своём, и поэт, не внимая ей, идучи своим путём, более и более отдалялся от её участия» [«Молва», 1834, № 21]. Другими словами, пушкинский гений надолго опередил своё время.

Ощутимый удар «Полтаве» и, особенно, «Анджело» нанесла критика В.Г. Белинского, резкость и категоричность которой, подкреплённые авторитетом, надолго исказили представления литературоведов о «Полтаве» и оставили «Анджело» без должной критической оценки.

Белинский, отметив ряд достоинств («красот») «Полтавы», пришёл к мнению, что в целом она не удалась. Он писал, что «главный недостаток «Полтавы» «вышел из желаний поэта написать эпическую поэму» «в новом духе» [25;Т.6;338], что поэма «не представляет собою единого целого» [25;Т.6;337], а «заключает в себе несколько поэм и по тому самому не составляет одной поэмы» [25;Т.6;358]. Белинский утвердил мысль о двойственном характере поэмы. «Этот ошибочный взгляд на «Полтаву», основанный на неверных исходных суждениях, тем не менее долго держался в критике и литературоведении» [218;396] и привёл самого Белинского к следующему итогу: «Полтава» лишена «единства мысли и плана» [25;Т.6;358].

Дважды упоминал Белинский об «Анджело». В «Литературных мечтаниях» (1834) он говорил о поэме как о произведении, свидетельствующем об упадке таланта поэта («.судя по его сказкам, по его поэме «Анджело» и по другим произведениям .мы должны оплакивать горькую, невозвратную потерю» [25;Т.1;97]), называл вещью, преподносящей читателю взамен прежних картин жизни и природы, перед которыми «была бледна жизнь и природа», лишь «стихи с правильною цезурою, с богатыми и полубогатыми рифмами, с пиитическими вольностями» [25;Т.1;98]. Ещё раз Белинский вернулся к «Анджело» в 1846 году и остался верен той оценке, которую он дал в «Литературных мечтаниях» двенадцать лет назад. В «Анджело» критик видит «.какое-то усилие на простоту, отчего простота её слога вышла как-то искусственна. Можно найти в «Анджело» счастливые выражения, удачные стихи, если хотите, много искусства, но искусства чисто технического, без вдохновения, без жизни. Короче: эта поэма недостойна таланта Пушкина. Больше о ней нечего сказать» [25;Т.6;470]. В отношении «Анджело» «.непродуманный взгляд Белинского продолжал механически повторяться в новых работах, обратившись в шаблон, не подлежащий проверке» [217:378].

Между тем, следует обратить внимание на то, что В.Г. Белинский был единственным критиком, отметившим появление «Тазита» (тогда ещё «Галуба») в печати. В отличие от «Полтавы» и «Анджело», критик достаточно высоко оценил новую поэму, назвав её в числе произведений, свидетельствующих «о новом, просветлённом периоде художественной деятельности великого поэта России, об эпохе высшего и мужественнейшего развития его гениального дарования» [25;Т.6;418]. Позднее, в последней из статей пушкинского цикла, обратившись к конкретному анализу этого произведения, он указал на некоторые проблемы его изучения, сохранившие своё значение до нашего времени.

Аспекты изучения поэмы «Полтава»

Если систематизировать все то, что в дальнейшем было написано литературоведами о «Полтаве», то можно выделить ряд аспектов изучения пушкинской поэмы.

Биографические реминисценции в «Полтаве», которые рассматривались исследователями в двух направлениях: а) вопрос об адресате посвящения поэмы, освещавшийся в трудах таких авторитетных исследователей, как П.Е. Щеголев, М.О. Гершензон, Т.Г. Цявловская, Ю.Н. Тынянов, Ю.М. Лотман, Н.В. Измайлов, В.М. Есипов. Мнений об адресате чувства поэта было несколько. Исследователи «выдвигали кандидатуры» М.А. Голицыной, E.H. Раевской, Е.А. Карамзиной, A.A. Олениной, Н.В. Кочубей. Наиболее авторитетная точка зрения, на наш взгляд, принадлежит П.Е. Щеголеву, с которым, впрочем, были согласны и Н.В. Измайлов, и Т.Г. Цявловская, и Ю.М. Лотман, и Д.Д. Благой. П.Е.Щеголев, основываясь на черновых вариантах текста, адресатом посвящения называл М.Н. Волконскую (Раевскую); б) вопрос о «биографических параллелях», о соотношении текста и биографии поэта. Практически всем исследователям, занимающимся разбором «Полтавы», так или иначе приходится затрагивать биографию Пушкина. Это происходит хотя бы потому, что поэма имеет личное посвящение. Ряд пушкинистов - Ю.М. Лотман, Н.В. Измайлов, Т.Г. Цявловская, Б.В. Соколов и др. - обратили свое внимание на рисунки, сделанные рукой поэта на полях черновых рукописей, которые изображали казненных декабристов. Связав специфику изображений с адресатом посвящения поэмы (М.Н. Волконская), эти исследователи сделали интересные выводы о том, каким образом в тексте «Полтавы» отразились факты, касающиеся биографии Пушкина, при этом высветилось отношение поэта к восстанию декабристов, сформировавшееся к 1828 году.

Эпическое и лирическое в «Полтаве». В пушкинской исторической поэме лирическое «я» автора присутствует не столь откровенно, как, например, в «Бахчисарайском фонтане», тем не менее, у исследователей не возникает сомнения, что в исторической поэме Пушкина лирическое начало довольно значительно. Об этом говорят В.М. Жирмунский, Б.В. Томашевский, А.Л.Слонимский, Н.В. Измайлов, Л.С. Сидяков, Ю.М. Лотман и др. «Очевидное присутствие «автора» роднит «Полтаву» с такими произведениями Пушкина, в которых субъект повествования предопределяет восприятие его объекта» [225; 111 ].

Жанровая и стилевая принадлежность «Полтавы» рассматривается в целом ряде исследований. Наиболее значимыми из них являются работы В.М. Жирмунского, А.Н. Соколова, А.Л. Слонимского, Г.А. Гуковского, Д.Д. Благого, Н.В. Измайлова, Н.В. Фридмана, Г.М. Фридлендера, Г.В. Москвичёвой, Ю.В. Стенника и др. Кроме того, когда в 1829 году читатели получили в руки только что вышедшее отдельное издание, то они имели возможность прочитать на титульном листе: «Полтава», поэма Александра Пушкина». Автор сам определил жанр своего произведения - поэма. При исследовании «Полтавы» в указанном аспекте пушкинистов, в основном, волновали два момента: а) проблема взаимоотношения поэмы с разными литературными парадигмами. Соотношению элементов классицизма, романтизма и реализма посвящены труды В.М. Жирмунского, Г.А. Гуковского, А.Л. Слонимского, А.Н. Соколова, Н.В. Измайлова, Г.В. Москвичёвой, Ю.В. Стенника; б) вопрос о жанровой принадлежности «Полтавы» занимал исследователей с момента выхода поэмы в свет в 1829 году. Г.В. Москвичёва отметила: «Споры ведутся главным образом вокруг жанровой специфики «Полтавы»; именно она продолжала привлекать внимание исследователей и в дальнейшем» [186; 110]. «Полтаву» определяли как романтическую поэму, эпическую, семейную, историческую, комбинированную и т.д. Наибольшее распространение получило мнение, восходящее к работам А.Н. Соколова -Н.В. Измайлова: «Полтава» есть историческая поэма.

Соотношение художественного вымысла и исторической правды. Н.В. Измайлов, В.И. Лаврецкая, В.Д. Сквозников, Д.Д. Благой, В.Е. Шутой -вот далеко не полный перечень тех, кто интересовался соотношением литературного элемента и объективной исторической правды в поэме Пушкина.

Известно, что «Полтава» создавалась поэтом на основе внимательного изучения Петровской эпохи. Главные источники, служившие Пушкину для создания «Полтавы», известны давно, в значительной части указаны в примечаниях самим Пушкиным и не вызывают сомнений. Это первое издание «Истории Малой России» Д.Н. Бантыша-Каменского (1822), «Деяния Петра Великого» И.И. Голикова, «Журнал, или Поденная записка. императора Петра Великого.», «История Петра» Ф. Прокоповича, исторические труды Вольтера - «История Карла XII» и «История Российской империи при Петре Великом». Кроме этого, Н.В. Измайлов доказал, что Пушкин использовал еще «Историю Карла XII» Адлерфельда, «Историю казачества» Шарля-Луи Лезюра и, возможно, «Военную историю походов россиян.» Д.П. Бутурлина. На основе этих трудов Пушкин сформировал свою концепцию исторической эпохи, свое понимание характеров ее главных деятелей - Петра I, Карла XII, Мазепы и Кочубея. Вышеперечисленные источники помогли поэту построить и вторую сюжетную линию поэмы -историю любви дочери генерального судьи Украйны к Мазепе. «Отступив в ней от некоторых исторических фактов, но в полном согласии с психологией героев и характером исторической эпохи, Пушкин создал в «Полтаве» подлинно историческую поэму» [109;9]. Сам Пушкин настаивал на полной историчности «Полтавы» - и в предисловии к поэме, и в ответе на замечания критики, написанном осенью 1830 года.

Интертекстуальные связи. Литературные связи, источники и окружение «Полтавы» особо рассматриваются исследователями творчества Пушкина. Здесь также можно выделить два направления, в которых шла работа пушкинистов: а) связь с произведениями самого Пушкина. О связях, существующих между «Полтавой» и другими произведениями Пушкина писали В.М. Жирмунский, В.В. Виноградов, А.Н. Соколов, J1.C. Сидяков, Ю.М. Лотман, H.H. Петрунина, О.В. Кузнецова. Ю.М. Лотман, Л.С. Сидяков, О.В. Кузнецова считают, что существуют очевидные параллели между «Полтавой» и «Евгением Онегиным», в частности, его седьмой главой; б) связь с произведениями других поэтов и писателей.

При создании произведения такого синтетического жанра, Пушкин имел перед собой ряд предшествующих произведений, старых и новых, классицистических и романтических, элементы жанра и стиля которых он частью воспринимал и разрабатывал, частью от них отталкивался и их разрушал» [109; 114]. Исследователи (Г.М.Фридлендер, A.B. Кулагин, Ю.В. Стенник), опираясь на эпиграф и примечания к «Полтаве», говорят о её связях с поэмой Дж.-Г. Байрона «Мазепа» (1819). Высказывалось мнение, что литературным образцом для «Полтавы» послужила поэма Вальтера Скотта «Мармион, или Битва при Флодценс-Фильде» (1808). Отмечены связи «Полтавы» с поэмой А. Мицкевича «Конрад Валленрод» (1828), поэмой К.Ф. Рылеева «Войнаровский» (1824-1825), с «исторической повестью» Е. Аладьина «Кочубей» и др.

Проблема номинации текста. Практически все пушкинисты, анализирующие «Полтаву», были вынуждены обратить внимание на заглавие поэмы. Дело в том, что вначале Пушкин предполагал озаглавить свою поэму байроновским названием - «Мазепа», однако затем изменил это намерение и назвал ее «Полтава». Это вызывает недоумение у литературоведов по сей день. Одни считают название «Полтава» ошибкой Пушкина (точка зрения восходит к В.Г. Белинскому), другие приходят к выводу, что заглавие поэмы соответствует первоначальному замыслу поэта.

Проблема главного героя. В литературоведении сложились следующие точки зрения на главного героя «Полтавы»: 1) «Полтава» -«поэма без героя»; 2) главный герой - Петр; 3) главный герой - Мазепа.

В.Г. Белинский, анализируя «Полтаву», считает, что это - «поэма без героя». Мнение критика основано на том, что он не видит в «Полтаве» «единого целого», а лишь произведение, распадающееся на части. Белинский считает, что нет героя, связывающего все три песни поэмы. Существует точка зрения, что главным героем поэмы является Петр Великий. «Заблуждение многих исследователей, видевших главного героя в Мазепе или совсем не видевших его, подобно Белинскому, объясняется смещением идейного содержания всего произведения - темы Петра - на самый конец» [140;82]. Героем поэмы автор называет «Петра-победителя» [140;83]. Наиболее адекватным и самым распространенным является мнение о том, что главным героем «Полтавы» является Мазепа.

Композиция «Полтавы». Вопрос о композиции «Полтавы» рассматривали Ю.Н. Тынянов, Б.В. Томашевский, А.П. Скафтымов, Д.Д. Благой, Н.В. Измайлов, В.И. Лаврецкая и др. Исследователи неоднократно указывали на двойственность плана «Полтавы». Ю.Н. Тынянов считал, что первоначальный интерес к «романтико-исторической фабуле» у Пушкина «вырос при исторических изучениях в интерес к центральным событиям эпохи. Это обусловило как бы раздробление центров поэмы на два: фабульно-романтический и внефабульный» [255;158]. Д.Д. Благой пытался доказать, что «Полтава» совершенна с точки зрения композиции. «Поэма открывается описанием богатства и довольства Кочубея, в том числе и его главного сокровища - дочери. Заканчивается поэма тем же, чем начиналась, - перед читателями снова хутор Кочубея, снова Мария. Но все кругом являет картину полного разорения и гибели. В этом кольцевом и вместе с тем резко контрастном построении поэмы. мастерски замыкается ее романтическая фабула» [33;254-255].

Таким образом, даже краткий анализ критических оценок «Полтавы» и литературоведческих работ, ей посвященных, показывает, что мнения о поэме «как правило, не следуют по линии прямой преемственности, а иногда прямо противостоят друг другу» [271 ;5].

Аспекты изучения поэмы «Тазит»

История изучения этого неоконченного текста Пушкина свидетельствует о том, что многие вопросы, связанные с его созданием, жанром, композицией, его литературными связями и источниками и, наконец, с его идейным содержанием, окончательно ещё не решены исследователями.

Наиболее подробно поэма под редакторским названием «Тазит» изучалась в текстологическом отношении. Над черновиками и тремя планами «Тазита» размышляли П.В. Анненков, Н.О. Лернер, С.М. Бонди, В.Л Комарович, Г. Турчанинов, Т.П. Бурлакова и др.

Особое внимание литературоведов привлекали последние оборванные стихи поэмы, так как в них намечается дальнейшее развитие сюжетной линии «Тазита». Но следует отметить, что этот ряд необработанных и недоделанных стихов «прочитан предположительно» [39;67].

В пределах культурологического аспекта, связанного с проблемой взаимодействия Запада и Востока в поэме, можно выделить два основных направления, вызывающих особый интерес исследователей: а) религия: христианство-ислам. Литературоведы, анализируя вторую кавказскую поэму Пушкина, отмечали, что в «Тазите» основополагающей идеей является противопоставление двух миров - христианского и мусульманского: герой поэмы, христианин по вероисповеданию, находится в конфликте с мусульманской этнической средой.

П.В. Анненков утверждал: «Тазит был уже христианином ещё в ауле своего отца». По его мнению, «.вся драма должна была объясниться и закончиться христианством» [9;213-214]. Н.О. Лернер, не разделяя точки зрения Анненкова на то, что пункт программы «Черкес хри<стианин>» в планах Пушкина относится к Тазиту, полагал, что она характеризует воспитателя. В.Л. Комарович, следуя за П.В. Анненковым, также считал Тазита христианином. Исследователи, говорившие о христианстве героев пушкинской поэмы, видимо, оказались под сильным влиянием не текста поэмы, а её планов. Г. Турчанинов и В.И. Коровин не принимали точку зрения, согласно которой Тазит и его аталык исповедовали христианство; б) стадия развития общества: цивилизация - «естественное состояние»

Некоторые исследователи полагали, что идеей, положенной в основу «Тазита», является вовсе не религиозное противопоставление, а, по аналогии с «Кавказским пленником» и «Цыганами», противопоставление двух стадий развития общества: цивилизации и «естественного состояния». Наиболее интересны в связи с этим три варианта интерпретации поэмы «Тазит», предложенные Е.А. Тодцесом:

А. Герой совершает движение от естественного состояния к состоянию цивилизации. Коллизия «перевёрнута по отношению к «Цыганам».

B. Неевропейский уклад представляет собой определённую цивилизацию. Тогда конфликт «Тазита» аналогичен конфликту «Цыган»

C. Борьба двух цивилизаций» [246;63-64].

Учёный подчёркивает, что все три варианта по сути самостоятельны и не исключают друг друга.

Этнографический аспект. Существует ряд работ, в которых поэма «Тазит» исследовалась с позиций историко-этнографических, «кавказоведческих». Это статьи Г. Турчанинова, С.А. Андреева-Кривича, Е.Г. Кагарова, Т.П. Бурлаковой и др.

К сожалению, литературоведы, не всегда хорошо осведомлённые в вопросах кавказской этнографии, при исследовании поэмы допускали множество неточностей. Например, П.В. Анненков отмечал: «В тетради Пушкина отыскана ещё и вторая программа Галуба, которая показывает, что Тазит был уже христианином ещё в ауле своего отца» [9;213]. Такое рассуждение, по мнению Г. Турчанинова, было «.вызвано полным незнанием черкесской этнографии» [251;39]. С.А. Андреев-Кривич говорил о том, что историки литературы должны осторожнее работать с историческими и этнографическими составляющими поэмы: «Кавказ в творчестве Пушкина» является «областью пушкиноведения, которая редко подвергается рассмотрению компетентными в данном вопросе исследователями» [7;110].

Жанровая и стилевая принадлежность. Данный вопрос рассматривается в работах В.М. Жирмунского, Е.А. Тоддеса, В.И. Коровина. Тоддес в статье «О незаконченной поэме Пушкина "Тазит"» указал, что произведение тесно связано с «байроническими» поэмами Пушкина и является инерцией «жанра романтической поэмы»: «.жанровые тенденции «Тазита» определяются рядом признаков, позволяющих сблизить его с романтической поэмой» [246;74,70-71]. В числе таких признаков исследователь называет «пропуск» детства и воспитания героя «в обычных для романтического повествования функциях: характерологической -атрибут тайны, и сюжетной - подготовка «биографической реминисценции» (термин В.М. Жирмунского), речевое поведение героя (молчание в диалогах), «поза героя на фоне бурной природы», «вершинная композиция». На основании этого Тоддес утверждает, что «Тазит» - последнее обращение к «байроническому» эпосу.

Проблема незавершённости текста. В настоящее время литературоведы по преимуществу считают, что разрешили данный вопрос: «Тазит» - неоконченная поэма Пушкина. Тем не менее нельзя не указать и на другую точку зрения, имевшую место в истории литературы.

Ещё В.Г. Белинский, анализируя текст «Тазита», пришёл к выводу: «Поэму эту можно считать целою и оконченною. Мысль её видна и выражена вполне» [25;Т.6;469]. М.Л. Гофман вообще высказал предположение, что есть все основания думать, что «Галуб» был вполне закончен вчерне.

Интертекстуальные связи. В пушкинистике немного работ, посвящённых интертекстуальным связям «Тазита». Г.Турчанинов, Е.А. Тоддес, Т.П. Бурлакова и некоторые другие исследователи отмечали тесную связь «Тазита» и «Путешествия в Арзрум». Считается, что в основе этих двух произведений лежат впечатления поэта от его второй поездки на Кавказ в 1829 году. «Тазит» «подтверждает основные положения Пушкина по кавказскому вопросу, высказанные им в "Путешествии в Арзрум"» [48; 115]. О том, что путевые заметки, положенные в основу «Путешествия.», были использованы поэтом и в «Тазите», наглядно говорит, например, описание обряда осетинских похорон, имеющееся в двух этих произведениях.

В.Г. Белинский первый сопоставил «Тазита» с «Кавказским пленником». Действительно, две поэмы связаны общим местом действия (Кавказ); героями и той, и другой являются черкесы. Сходны условия, природа, обычаи. Е.А. Тоддес указал на непосредственные текстовые параллели. Исследователь пишет о близости «Тазита» и «Цыганов». Он считает, что в ряду возможных интерпретаций текстов коллизия «Тазита» аналогична конфликту «Цыганов»: неевропейский уклад, по мнению Пушкина, представляет собой определённую цивилизацию. Кроме того, две поэмы связаны присутствием в них драматического диалога.

Что касается связи поэмы «Тазит» с произведениями других авторов, то наблюдения исследователей довольно скудны. П.В. Анненковым и В.Л. Комаровичем предложены некоторые сравнительно-исторические параллели с Шатобрианом. В.Л. Комарович, например, комментируя стих «Ты не чеченец - ты старуха.», видит в нём влияние соответствующего места из «Начезов» («Ты наденешь на себя одеяние старухи»).

Вторая кавказская поэма Пушкина не была избалована вниманием критиков и литературоведов. Вероятно, это объясняется тем, что текст не был завершён. Перед современными учёными стоит задача - продолжить начатую некоторыми исследователями работу и разрешить целый ряд вопросов, которые возникают в связи с описанием специфики «Тазита».

Аспекты изучения поэмы «Анджело»

Поэма «Анджело» рассматривалась пушкинистами в таких аспектах, как историко-политический и философско-социологический.

Связи «Анджело» с историческими условиями 30-х годов посвящена не одна работа. Интерес к возможным параллелям, возникающим при сопоставлении поэмы с действительностью, часто заслонял важнейшие вопросы изучения текста: «устройству» произведения, его форме, не уделялось должного внимания.

Первым значительным исследованием поэмы «Анджело» в дореволюционной России был критический этюд Н.И. Черняева, где автор высказал предположение о том, что в сознании Пушкина могла существовать своеобразная историческая параллель двум типам правителей, изображённым в его поэме, - сопоставление Дука и Анджело с императором Александром I и Аракчеевым [281]. Это предположение было впоследствии отчасти принято С.Я. Гессеном как параллель между Анджело и Аракчеевым [72;78-79].

Интересно, что подобное сравнение получило развитие в работе Ю.М. Лотмана [156]. У него Дук, как и у Н.И. Черняева, - Александр I, но Анджело - не Аракчеев, а Николай. Лотман обратился к слухам, которые зародились в царствование Николая I о том, что Александр I не умер в Таганроге, а под именем старца Фёдора Кузьмича отправился в Сибирь на богомолье. Возвращение Дука в поэме позволяет, таким образом, Пушкину изобразить «утопическую народную веру в окончательное воцарение справедливости» [156; 18] после возвращения на престол «настоящего царя».

Ряду исследователей была близка философско-социологическая трактовка «Анджело». А. Македонов, Б.С. Мейлах, Г.П. Макогоненко и М.Ю. Лотман считали, что разгадка того огромного значения, которое Пушкин придавал «Анджело», кроется именно «в философских и политических идеях» [176; 120]. Г.П. Макогоненко предположил, что в основе «Анджело» лежит «противостояние двух типов правления - просвещённой монархии Дука и деспотической - Анджело.» [167; 112], что «пафос поэмы в стремлении подорвать легенду о спасительности для государства и народа режима просвещённой монархии» [ 167; 121 ].

Жанровая и стилевая принадлежность «Анджело» смущает критиков поэмы до сих пор. «Среди произведений Пушкина «Анджело» стоит особняком. Жанр его в пушкинском творчестве не имеет аналогий» [262]. Как только не определяли критики и историки литературы жанровую принадлежность поэмы: Н.И. Черняев называл её «рассказом в стихах», Н.И. Стороженко - «психологическим этюдом», П.В. Анненков - «рассказом», И.М. Нусинов - «эпически-драматургической композицией», Ю.Д. Левин говорил, что это «нечто среднее между стихотворной новеллой, притчей и сказкой» [145;81].

Можно выделить несколько точек зрения, наиболее распространённых в пушкинистике. Исследователи отмечают в «Анджело» присутствие различных жанровых и стилевых элементов, принадлежащих: а) новелле (первый, неизвестный нам, критик «Молвы» [1834, №22]., Н.И. Черняев, С.М. Бонди, М.Н. Розанов, Ю.М. Лотман и др.); б) мифу (Ю.М. Лотман, выделивший элементы эсхатологического мифа в «Анджело», восходящие к «Мере за меру», мнение исследователя было оспорено Г.П. Макогоненко); в) сказке (Ю.Д. Левин, Л.Н. Лузянина, считавшая, что «разработка. литературного типа дана Пушкиным в жанровой структуре, тяготеющей к мифологическому источнику, <.> на уровне более позднего, сказочного типа сознания, определяющего условность поэтического языка и всей художественно-поэтической системы в целом» [161;68]); г) философской повести (с философской повестью эпохи Просвещения, в частности, философской прозой Вольтера сближал поэму «Анджело» С.А. Фомичев: «Повесть, взятая из Шекспировой трагедии «Measure for measure» (так обозначен в рукописи жанр «Анджело») ориентирована .на традиции просветительской философской повести, в которой занимательный и авантюрный (как правило, фривольный) рассказ подчинён беспощадной критике общественных предрассудков и институтов власти с позиций просвещённого Разума» [262;206]; д) повести (Г.Г. Красухин писал: «Речь, таким образом, с самого начала пушкинского произведения и до конца его идёт о тончайших психологических нюансах поведения Анджело, Дука и зависящих от них сограждан. Основной конфликт «Анджело» разворачивается вокруг тех психологических мотивировок, которые будут искать и находить его герои для оправдания своих действий. А это - верный признак того, что мы имеем дело с повестью» [131; 152]).

Композиция «Анджело» привлекала внимание И.М. Нусинова, А. Македонова, Г.П. Макогоненко, Ю.М. Лотмана и др.

И.М. Нусинов считал, что «Анджело» делится на три части (в соответствии с тем, как разделил свою поэму сам Пушкин): «Первая часть, лишённая, собственно, драматургических конфликтов и коллизий, развивается в эпическом плане. Вторая часть, заполненная конфликтами страсти и долга, чести и человеколюбия, чести и сострадания, раскрыта драматургически. Третья часть опять переведена в эпический план» [191;302].

На особую, кольцевую, композицию «Анджело» указывали многие пушкинисты: в конце поэмы повторяется тот же мотив, с которого она начинается. «Кольцевая композиция подобного типа довольно редка, но это чрезвычайно содержательная форма. Пожалуй, как никакая другая, она с предельной чёткостью выражает точку зрения автора, его идейную позицию» [167; 120].

Ю.М. Лотман, разбирая структуру пушкинской поэмы, выделяет «три идейно-композиционных слоя». Исследователь подчёркивает, что эти слои, «накладываясь друг на друга, охватывают каждый художественное пространство между первой и последней строками. Однако художественная активность их неравномерна. Такая неравномерность создаёт сложную «смысловую игру.» [156; 13].

Соотношение оригинального и переведённого из Шекспира в поэме. Долгое время «Анджело» воспринимали как творческий перевод комедии Шекспира «Мера за меру». В 1880 году шекспировед Н.И. Стороженко указал на то, что помимо несомненных художественных достоинств поэма заслуживает внимания именно как перевод некоторых сцен драмы Шекспира, стоящий на уровне своего оригинала8.

8 «Венок на памятник Пушкину». - СПб., 1980. С. 226-227.

Об отношении поэмы Пушкина к драме Шекспира писали Н.И. Черняев, И.М. Нусинов, Ю.М. Лотман, Ю.Д. Левин, В.И. Глухов, И. Шайтанов и др.

Несмотря на довольно близкое Шекспиру изложение диалогов, поэма Пушкина разительно отличается от английской комедии. Характеры, состав действующих лиц, объём произведения, наконец, сама его форма - всё было Пушкиным переосмыслено и переделано, что дало Б.С. Мейлаху основание утверждать: «Анджело» не пересказ «Мера за меру», а оригинальная поэма по мотивам Шекспира» [176; 121].

Интертекстуальные связи. Исследователи творчества Пушкина регулярно обращались к литературным связям, источникам и окружению «Анджело». Можно выделить два направления, в которых шла работа пушкинистов: а) связь с произведениями самого Пушкина. В пушкиноведении определилась традиция изучать произведения поэта в рамках определённого цикла. Поводом для их объединения является не формальная принадлежность к конкретному жанру, но «.более существенные и глубокие - идейные, тематические, художественные - основания» [167; 131].

Анджело» создавался в болдинскую осень 1833г., то есть в тот период, когда были написаны «Медный всадник», «Пиковая дама», «Сказка о рыбаке и рыбке», «Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях», «Осень» и т.д. Связь «Анджело» с этими произведениями отмечается в работах И.М. Тойбина, Л.С. Сидякова, Д.И. Белкина, Ю.Д. Левина, Л.Н. Лузяниной, Г.Г. Красухина и др. Ю.М. Лотман говорил о близости «Анджело» и «Капитанской дочки», объединённых, с его точки зрения, темой милости; б) связь с произведениями других поэтов и писателей. Помимо драмы Шекспира «Мера за меру» «Анджело» связан с целым рядом других текстов. М.Н. Розанов, Ю.Д. Левин, Ю.М. Лотман и др. считают, что поэма Пушкина через Шекспира восходит к новелле пятой восьмой декады (новелла об Эпитии) из сборника Джамбаттисты Джиральди Чинтио «Экатоммити, или

Сто новелл» (1565). Ссылка на неё и краткое изложение содержатся в предисловии Амедея Пишо к переводу драмы во французском издании Шекспира, сохранившемся в библиотеке Пушкина. Полностью же новелла (в немецком переводе) приводится в сборнике Карла Зимрока «Источники Шекспира». Две части этого издания (из трёх) находились в библиотеке Пушкина, но впоследствии были утеряны [183].

Кроме новеллы об Эпитии, существует ещё одно произведение, выступающее «связующим звеном» между «Мерой за меру» и «Анджело». Ю.Д. Левин доказал, что пушкинская поэма связана не только с новеллой Чинтио, но и с изложением драмы в книге Чарльза Лэма «Рассказы из Шекспира». Одно из изданий «Рассказов» также находилось в библиотеке Пушкина [183].

Таким образом, мы систематизировали и описали те аспекты, в которых пушкинистика изучала «Полтаву», «Тазита» и «Анджело» с момента выхода поэм в свет до наших дней. В это описание включены практически все значимые печатные работы, которые нам удалось обнаружить.

Необходимо учитывать, что высказывания исследователей о «Полтаве», «Тазите» и «Анджело» пришлось извлекать из их работ буквально по крупицам, так как, повторимся, мы не обнаружили ни одной крупной монографии, где бы комплексно рассматривались проблемы этих текстов. Исключение, пожалуй, составляют работы Н.В. Измайлова о «Полтаве», одна из глав монографии В.М. Жирмунского, статьи Ю.М. Лотмана. Ни один из исследователей трёх поэм не занимался спецификой их родовой формы в аспекте совмещения в одном произведении драматического элемента с эпосом и лиро-эпикой (исключение - замечания, высказанные И.М. Нусиновым в статье об «Анджело») и ни один, с нашей точки зрения, не ответил на вопрос, почему Пушкин считал «Полтаву» самой зрелой и оригинальной «изо всех» его «стихотворных повестей», а про «Анджело» говорил, «ничего лучше я не написал».

Труды пушкинистов помогли нам определить ряд проблем, связанных с «Полтавой», «Анджело» и «Тазитом». Конечно, мы не имеем возможности рассмотреть их все, так как ограничены рамками настоящей работы. Поэтому выберем лишь те из них, которые соответствуют заявленной теме и помогут описать композиционную структуру поэм, определить специфику формы и ответить на вопрос, в чем же заключается «оригинальность» этих произведений. Те проблемы, которые, на наш взгляд, нашли адекватное разрешение в трудах пушкинистов, рассматриваться не будут, мы воспользуемся только полученными результатами.

Так как тема настоящей работы связана с анализом композиционной структуры и определением специфики формы трёх пушкинских тестов, то в исследовании отношения преемственности устанавливаются прежде всего с теми из вышеперечисленных аспектов, которые: а) связаны с родовой формой поэм: эпическое, лирическое и драматическое в «Полтаве» и «Тазите»; эпическое и драматическое в «Анджело»; б) связаны с композиционной структурой поэм: непосредственно вопрос о композиции произведений, проблема номинации «Полтавы», вопрос о главном герое «Полтавы», проблема незавершённости текста «Тазита», проблема жанровой принадлежности всех трёх поэм и др.

Кроме того, мы коснемся авторской концепции истории, его философско-социальных и культурологических взглядов.

Теоретическая значимость диссертационного сочинения заключается в выявлении композиционных закономерностей гибридных, с точки зрения родовой ориентации, текстов.

Практическая значимость. Основные положения и выводы исследования могут быть использованы при чтении лекционных курсов и проведении практических занятий по истории русской литературы первой половины XIX века, при проведении спецкурсов и спецсеминаров, посвященных творчеству A.C. Пушкина.

Положения, выносимые на защиту:

1. Поэмы «Полтава» и «Тазит» построены на лиро-эпико-драматической основе, поэма «Анджело» - на эпико-драматической: композиционные структуры этих текстов Пушкина включают в свой состав драматический элемент, который понимается как исполненные драматизма замкнутые сцены, где действующие лица обмениваются между собой репликами, которые заменяют эпический рассказ, где цепь их реплик и монологов составляет непрерывную линию, где могут присутствовать ремарки и где высказывания персонажей оформлены традиционным для драмы способом. Драматические эпизоды вводятся в текст преимущественно по одной и той же схеме: вводные стихи, определяющие ситуацию, - переход (высказывание какого-либо действующего лица, оформленное автором как прямая речь) - собственно драматический эпизод.

2. Присутствие в «Полтаве» и «Тазите» трёх, а в «Анджело» - двух литературных родов позволяет определить форму этих произведений как межродовую, а сами тексты как синкретичные, или контаминированные поэмы. В результате родового монтажа в поэмах актуализируется ряд текстовых категорий (время, сюжет, характеры действующих лиц и др.).

3. Драматический элемент в поздних поэмах Пушкина выполняет три основные функции: характероизобразительную, сюжетообразующую и смыслоконцентрирующую и является «сильной» позицией текста наравне с заглавием, началом, концом, эпиграфом и т.д. Характероизобразительная и сюжетообразующая функции драматического элемента в конкретном тексте факультативны, смыслоконцентрирующая - инвариантна;

4. Драматические сцены в «Полтаве», «Тазите» и «Анджело» коррелируют между собой и другими составляющими композиционной структуры текстов. Установленные взаимосвязи позволили выявить важнейшие авторские смыслы, темы, конфликты, содержащиеся в

26 произведениях, а в «Тазите» также обнаружить элементы «пражанра» романтической поэмы - баллады.

5. Структуры поздних поэм Пушкина обладают симметрией, что проявляется на тематическом, стиховом и др. уровнях. «Полтава» и «Анджело» двупланны: они состоят из частной и «государственной» линий. События, связанные с политической деятельностью действующих лиц освещаются преимущественно в эпическом ключе, для изображения частных конфликтов выбран драматический способ.

6. Драматическая форма восходит к народной балладе и кельтским сказаниям. В восточных поэмах Байрона и ранних южных поэмах Пушкина, исполненных «драматизма», элемент «драмы» не был формализован. Заложенные в романтической поэме как ро(епНа «сценические» эпизоды впервые появляются в стихотворном эпосе Пушкина в 1824 году (поэма «Цыганы»).

7. Система большого стихотворного эпоса Пушкина видится единой и расщеплённой одновременно. После «Цыган» большой стихотворный эпос Пушкина эволюционирует по двум направлениям, двум ветвям, которые противопоставляются друг другу по характеру жанровых модификаций: поэма («Полтава», «Тазит», «Анджело») / повесть («Граф Нулин», «Домик в Коломне», «Медный всадник»). В позднем стихотворном эпосе Пушкина произошла деконвергенция сюжетной схемы романтической поэмы, в основе которой лежит оппозиция «экзотический мир - мир наш»: в жанровое поле поэмы сместилась составляющая «экзотический мир», в жанровое поле стихотворной повести - составляющая «мир наш». Кроме этого, поэму от повести отличают такие признаки, как наличие драматического элемента в составе тяготеющей к симметрии композиционной структуры текста, отсутствие ориентации на современность и современного героя, отсутствие «установки на достоверность», отсутствие иронии.

Апробация работы. Отдельные положения и результаты исследования были представлены на Третьих Филологических Чтениях «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении» (Новосибирск, ноябрь 2002); Четвертых Филологических Чтениях «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении» (Новосибирск, ноябрь 2003); Пятых Филологических Чтениях «Интерпретатор и текст: проблема ограничений в интерпретационной деятельности» (Новосибирск, октябрь 2004); Шестых Филологических чтениях «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении: мета- и реинтерпретация» (Новосибирск, октябрь 2005); межвузовской конференции молодых учёных (Новосибирск, апрель 2006). По теме диссертационного сочинения имеется пять публикаций.

Структура работы. Диссертационное исследование объёмом в 203 страницы состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка, насчитывающего 307 наименований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поздние поэмы А.С. Пушкина "Полтава", "Тазит" и "Анджело""

Заключение

Поздние поэмы Пушкина «Полтава», «Тазит» и «Анджело» -удивительно многоплановые тексты, которые не только включают в себя разнородные жанровые и стилистические элементы, но и, как показало исследование, обладают оригинальной и сложной структурой.

Восприятие построения поэм через призму входящего в их состав драматического элемента позволило выявить специфику композиции «Полтавы», «Тазита» и «Анджело» и обнаружить множество новых смысловых оттенков, присущих этим текстам.

Три поэмы имеют специфическую межродовую форму, которую можно определить как лиро-эпико-драматическую. Они построены на основе совмещения эпического / лиро-эпического «рассказа» и драматического «показа». Драматический элемент, воплощённый в конкретных сценах, в этих поэмах выполняет три основные функции: характероизобразительную, сюжетообразующую и смыслоконцентрирующую и эквивалентен другим «сильным» позициям текста: заглавию, началу, концу, эпиграфу и т.д. Характероизобразительная и сюжетообразующая функции драматического элемента факультативны, а смыслоконцентрирующая - инвариантна.

Драматический элемент играет существеннейшую роль в композиционной структуре исследуемых поэм. Сцены «Полтавы», «Тазита» и «Анджело» оказываются тесно связанными и коррелируют не только между собой, но и с другими составляющими текстового «плана». Анализ драматического элемента помог выявить важнейшие авторские смыслы, темы, конфликты, содержащиеся в произведениях, а в структуре «Тазита» обнаружить элементы «пражанра» романтической поэмы - баллады.

Три поздние поэмы Пушкина имеют симметричное построение, что проявляется на тематическом, стиховом и др. уровнях. «Полтава» и «Анджело» двупланны: они состоят из частной и «государственной» линий. События, связанные с политической деятельностью действующих лиц освещаются преимущественно в эпическом ключе, для изображения частных конфликтов выбран драматический способ.

Помимо того, что драматический элемент был предназначен для объяснения характеров действующих лиц, выделения важнейших текстовых смыслов и т.д., контаминация литературных родов способствовала возникновению необыкновенного эффекта - читатель на какое-то время становился «зрителем», «очевидцем» происходящего. Подобная техника в настоящее время используется телевидением: в авторских программах рассказ ведущего сменяет репортаж с места событий.

Полтава», «Тазит» и «Анджело» теснейшим образом связаны с «южными» поэмами Пушкина, особенно с «Цыганами», текстом, в композиционной структуре которого драматический элемент появился впервые, а также с лирикой («Разговор книгопродавца с поэтом», «Сцена из Фауста», «Поэт и толпа», «Герой») и драматургией («Борис Годунов», «маленькие трагедии») поэта.

Поэма как литературный жанр испытала сверхсильное влияние со стороны народной баллады (а также кельтских сказаний) и обогатилась рядом её формально-содержательных признаков. Родилась романтическая поэма-повесть. Среди унаследованных ею от баллады черт был не только «внутренний» драматизм, но и соответствующая форма - драматический элемент. В восточных поэмах Байрона и южных поэмах Пушкина эта форма в чистом виде не реализовалась. Заложенная в романтической поэме как ро1епНа она воплотилась в жизнь только в «Цыганах».

В работе «Поэмы Пушкина» Е. Ларионова отметила, что стихотворный эпос русского гения имел общую тенденцию к драматизации действия, нараставшую «от одной южной поэмы к другой» и получившую «максимальное выражение» в «Цыганах» [141; 101]. Как показало наше исследование, стремление к «драме» отразилось не только в последнем тексте южного периода, но также в трёх поздних поэмах. «Разрушение» (Ю.Н. Тынянов) в «Цыганах» романтической системы и появление в лиро-эпосе сценических» эпизодов свидетельствовало об эволюционном сдвиге, произошедшем в творчестве поэта.

Цыганы» ознаменовали собой не только завершение целого этапа в поэзии Пушкина, но и явились текстом, в котором наметилось расщепление стихотворного эпоса поэта. С момента появления этой поэмы пушкинский эпос эволюционировал по двум направлениям: одна ветвь шла от первых глав «Евгения Онегина» через «Графа Нулина» и «Домик в Коломне» к завершающим строфам стихотворного романа и к «Медному всаднику» (эпос здесь представлен стихотворными повестями и романом в стихах), другая, исходившая из «Цыган», выросла в «Полтаву», «Тазита» и «Анджело» (собственно поэмы). Поздние поэмы Пушкина оказываются противопоставлены его стихотворным повестям по характеру жанровых модификаций.

В стихотворном эпосе Пушкина во второй половине 20-х - начале 30-х годов произошла деконвергенция сюжетной схемы романтической поэмы, в основе которой лежала оппозиция «экзотический мир - мир наш»: в жанровое поле поэмы сместилась составляющая «экзотический мир», в жанровое поле стихотворной повести составляющая «мир наш». Поэму от повести, кроме этого, стали отличать такие признаки, как наличие драматического элемента в составе тяготеющей к симметрии композиционной структуры, отсутствие ориентации на современность и современного героя, отсутствие «установки на достоверность» и отсутствие иронии.

В русской литературе существует целый пласт текстов, «сконструированных» при помощи родового монтажа. Помимо Пушкина, этот приём использовали И. Козлов, А. Бестужев-Марлинский, Е. Баратынский, А. Одоевский, А. Полежаев, М. Лермонтов, Н. Некрасов, В. Хлебников, Д. Хармс, М. Цветаева, А. Ахматова, О. Вациетис, Э. Межелайтис, А. Вознесенский и т.д. В будущем ещё предстоит описать своеобразные композиционные структуры сочинений, принадлежащих этим авторам. Ведь принципы, организующие синкретичное произведение, значительно отличаются от принципов, организующих текст, расположенный в области одного литературного рода. Гибридное сочинение обладает специфическими особенностями, в нём актуализируется ряд текстовых структур (последнее - индивидуально для различных типов совмещения родов в тексте). Родовой контраст выводит на первый план те категории текста, которые наиболее резко противопоставляют драму и эпос, эпос и лирику и т.д.

В «Цыганах», «Полтаве», «Тазите» и «Анджело» Пушкин выступил не только в роли автора блестящих текстов, но и в качестве новатора, который обогатил русскую поэму драматическим элементом. Своим существованием эти произведения позволяют предположить, что для поэтики Пушкина характерна такая черта, как стремление к первообразной форме (А.Н. Веселовский), стремление к первичному синтезу, существовавшему еще до того, как из него выделились три рода литературы - эпос, лирика и драма.

Список научной литературыГарт, Ирина Владимировна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Абрамович Г.Л. Введение в литературоведение. М.: Просвещение, 1979.-352 с.

2. Аверинцев С.С. Поэты. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. -364 с.

3. Алексеев М.П. Литература средневековой Англии и Шотландии. М.: Высшая школа, 1984. - 351 с.

4. Алексеев М.П. Пушкин и мировая литература. Л.: Наука, 1987. - 616 с.

5. Алексеев М.П. Пушкин. Сравнительно-исторические исследования. JL: Наука, 1972.-468 с.

6. Альми И.Л. О некоторых особенностях литературного характера в пушкинском повествовании // Болдинские чтения. Горький, 1985. С. 416.

7. Андреев-Кривич С.А. Пушкин и Ногмов // Советская этнография, 1948. -№3. — С.110-113.

8. Аникст A.A. Теория драмы от Аристотеля до Лессинга. М., 1967. - 455 с.

9. Анненков П.В. Материалы для биографии A.C. Пушкина. М.: Современник, 1984. - 476 с.

10. Аронсон М. "Конрад Валленрод" и "Полтава" Пушкина // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. М.; Л.: АН СССР, 1936. Кн. 2. С. 4357.

11. Архангельский А.Н. Герои Пушкина: Очерки литературной характерологии. -М.: Высшая школа, 1999. 286 с.

12. Архангельский А.Н. Стихотворная повесть A.C. Пушкина «Медный всадник». -М.: Высшая школа, 1990. 95 с.

13. Арутюнова Н.Д. В целом о целом. Время и пространство в концептуализации действительности // Логический анализ языка. Семантика начала и конца. М.: Изд-во «Индрик», 2002. С. 3-18.

14. Аузинь И. На границах жанров // Дружба народов, 1973. №7. - С. 243250.

15. Ахматова A.A. Пушкинские штудии // Ахматова A.A. Стихотворения и поэмы. М.: Эксмо, 2005. С. 461 - 633.

16. Бабаев Э.Г. Творчество A.C. Пушкина. М.: МГУ, 1988. - 206 с.

17. Базанов В.В. К дискуссии о поэме в современной критике (о некоторых спорных вопросах теории жанра) // Русская литература, 1975. № 2. - С. 222-233.

18. Байрон Дж.-Г. Собр. соч.: В 4-х томах. М.: Правда, 1981. 4т.

19. Балухатый С.Д. Вопросы поэтики. Л.: ЛГУ, 1990. - 320 с.

20. Барт Р. Драма, поэма, роман // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. -М.: Прогресс, 2000. С. 312-334.

21. Батурова Т.К. Критика начала 30-х годов XIX века о взаимодействии родов литературы // Жанрово-стилевое взаимодействие лирики и эпоса в русской литературе XIII-XIX веков. М., 1986. С. 62-74.

22. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худ. лит., 1975. -502 с.

23. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990. - 541 с.

24. Белецкий А.И. Избранные труды по теории литературы. М.: Просвещение, 1964. - 478 с.

25. Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9-ти томах. М.: Худ. лит., 1981. 9 т.

26. Белкин Д.И. О некоторых структурных особенностях болдинской поэмы A.C. Пушкина «Анджело» // Болдинские чтения. Горький, 1980. С. 96 -102.

27. Белопольский В.Н. Проблема поэтических родов в литературной критике второй половины пятидесятых начала шестидесятых годов XIX века // Учёные записки ЛГПИ. Историко-литературный сборник. 1966. Т. 308. С. 94-108.

28. Белый А.А. «Анджело»: между свободой и милостью // Пушкин в XXI веке. Сборник в честь B.C. Непомнящего. М.: Русскш м1ръ, 2006. С. 140169.

29. Беляк Н.В., Виролайнен М.Н. «Маленькие трагедии» как культурный эпос новоевропейской истории (судьба личности судьба культуры) // Пушкин: Исследования и материалы. Д.: АН СССР, 1991. Т. 14. С. 73-96.

30. Бентли Э. Жизнь драмы. М.: Искусство, 1978. - 368 с.

31. Березнева А.Н. Русская романтическая поэма. Лермонтов. Некрасов. Блок: К проблеме эволюции жанра. Саратов: СГУ, 1976. - 97 с.

32. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. Л.: Худ. лит., 1973. - 568 с.

33. Благой Д.Д. Историческая поэма Пушкина ("Полтава") // Пушкин. Исследования и материалы. Труды третьей Всесоюзной Пушкинской конференции. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1953. С. 241-265.

34. Благой Д.Д. Мастерство Пушкина. М.: Сов. Писатель, 1955. - 268 с.

35. Благой Д.Д. Мицкевич и Пушкин // Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней. -М.: Худ. лит., 1972. Т. 1. С. 304-333.

36. Благой Д.Д. "Полтава" и "Медный всадник" // Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней. М.: Худ. Лит., 1979. Т. 2. С. 248-305.

37. Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1826-1830). -М.: Сов. писатель, 1967.-723 с.

38. Блок В.Б. Диалектика театра: Очерки по теории драмы и ее сценического воплощения. М.: Искусство, 1983. - 294 с.

39. Бонди С.М. «Гасуб», а не «Галуб» // Бонди С.М. Новые страницы Пушкина.-М., 1931. С. 59-73.

40. Бонди С.М. Драматургия Пушкина и русская драматургия XIX века // Пушкин родоначальник новой русской литературы. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1941. С. 365-436.

41. Бонди С.М. О чтении рукописей Пушкина // Бонди С.М. Черновики Пушкина.-М.: Просвещение, 1971. С. 143-190.

42. Бонди С.М. Шестистопный ямб Пушкина // Пушкин: Исследования и материалы. JL: Наука, 1986. Т. 12. С. 5-27.

43. Борев Ю.Б. Эстетика. М.: Политиздат., 1988. - 496 с.

44. Бочаров С.Г. Поэтика Пушкина. Очерки. М.: Наука, 1974. - 270 с.

45. Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы. М.: Языки русской лит-ры, 1999.-632 с.

46. Бройтман С.Н. Неканоническая поэма в свете исторической поэтики // Поэтика русской литературы. К 70-летию профессора Ю.В. Манна. М.: РГГУ, 2001. С. 29-38.

47. Брюсов В.Я. Мой Пушкин: Статьи, исследования, наблюдения. M.-JL: ГИЗ, 1929.-319 с.

48. Бурлакова Т.П. Поэма A.C. Пушкина «Тазит» // Учёные записки Адыгейского научно-исследовательского института языка, литературы и истории. Серия фольклора и литературы. Майкоп: Адыгейское книжное изд-во. 1964. Т. III. С. 114-139.

49. Бырдина Г.В. О диалоге в художественном произведении // Драма и театр. Тверь, 2002. Вып. IV. С. 222 231.

50. В мире Пушкина. М.: Сов. писатель, 1974. - 599 с.

51. Вакуленко А.Г. Эволюция «страшной» баллады в творчестве русских поэтов-романтиков XIX-начала XX веков (от В.А. Жуковского до Н.С. Гумилёва): Автореф. дис. канд. филол. наук. -М., 1996. 18 с.

52. Васильковский А.Т. Жанровые разновидности русской советской поэмы (1917 1941): Опыт типологической характеристики. - Киев: Головное изд-во объединения «Вища школа», 1979. - 199 с.

53. Вацуро В.Э. Лирика пушкинской поры. Элегическая школа. СПб.: Наука, 1994.-240 с.

54. Вацуро В.Э., Гиллельсон М.И. «Анджело» // Вацуро В.Э., Гиллельсон М.И. Сквозь «умственные плотины». -М.: Книга, 1977. С. 166-173.

55. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. -406 с.

56. Видова О.И. A.C. Пушкин и русский Ренессанс. М.: Дрофа, 2004. - 208 с.

57. Виноградов В.В. Стиль Пушкина. М., Гослитиздат, 1941. - 620 с.

58. Виноградов В.В. Язык Пушкина: Пушкин и история русского литературного языка. М.: Наука, 2000. - 509 с.

59. Винокур Г.О. «Горе от ума» как памятник русской художественной речи. М., 1959.-389 с.

60. Винокур Г.О. Статьи о Пушкине. -М.: Лабиринт, 1999. 253 с.

61. Виролайнен М.Н. Пушкинский возможный сюжет и виртуальная реальность // Виролайнен М.Н. Речь и молчание: Сюжеты и мифы русской словесности. — СПб., 2003. С. 469-478.

62. Владимиров C.B. Действие в драме. Л.: Искусство, 1972. - 159 с.

63. Волков P.M. Жанр баллады в русской литературе начала XIX в. // Народные истоки творчества A.C. Пушкина. Учёные записки Черновицкого гос. ун-та. Серия филологических наук. Черновцы, 1960. T. XLIV. Вып. 13. С. 3 46.

64. Воскресенский Е. Повести Пушкина: Опыт разбора. Ярославль: Тип. Губерн. зем. управы, 1888. - 66 с.

65. Воскресенский Е. «Полтава» A.C. Пушкина: Опыт разбора поэмы. М., 1910.-71 с.

66. Гаркави A.M. «Маленькие трагедии» Пушкина как драматургический цикл (композиция в связи с жанром и художественным методом) // Сюжет и композиция литературных и фольклорных произведений. -Воронеж: ВРУ, 1981. С. 61-73.

67. Гаспаров Б.М. Поэтический язык Пушкина как факт истории русского литературного языка. СПб.: Акад. проект, 1999. - 400 с.

68. Гаспаров М.Л. О русской поэзии: Анализы. Интерпретации. Характеристики. СПб.: Азбука, 2001. - 478 с.

69. Гачев Г.Д. Образ в русской художественной культуре. М.: Искусство, 1981.-246 с.

70. Гачев Г.Д. Содержательность художественных форм. Эпос. Лирика. Театр. -М.: Просвещение, 1968. 303 с.

71. Гершензон М.О. Мудрость Пушкина. М.: Книгоизд-во писателей в Москве, 1919.-230 с.

72. Гессен С.Я. Аракчеев в поэме Пушкина // Утренники. Пб., 1922. С.78-79.

73. Гёте И.В. Собр. соч.: В 13-ти томах. -М.-Л.: ГИХЛ, 1932. 13 т.

74. Гинзбург Л.Я. О лирике. Л.: Сов. писатель, 1974. - 408 с.

75. Глухов В.И. «Анджело» Пушкина и «Мера за меру» Шекспира // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во Нижегородского университета, 1995. С. 28-39.

76. Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 7-ми томах. М.: Худ. лит., 1986. Том VI. -424 с.

77. Головчинер В.Е. К вопросу о статусе эпической драмы в системе драматического рода // Драма и театр. Тверь, 2002. Вып. III. С. 7 22.

78. Головчинер В.Е. Эпическая драма в русской литературе XX века. -Томск: ТГПУ, 2001. 241 с.

79. Городецкий Б.П. Драматургия Пушкина. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1953.-360 с.

80. Городецкий Б.П. К истории создания «Кавказского пленника» // Пушкин. Временник Пушкинской Комиссии. М.-Л.: АН СССР, 1936. Вып. 2. С. 290 294.

81. Горшков А.И. Русская словесность. От слова к словесности. М.: Просвещение, 1995.-336 с.

82. Грехнёв В.А. Мир пушкинской лирики. Нижний Новгород, 1994. - 464 с.

83. Грехнёв В.А. Словесный образ и литературное произведение: Книга для учителя. Нижний Новгород: Гуманитар, центр, 1997. - 198 с.

84. Гроссман Л.П. Пушкин. М.: Изд-во «Молодая гвардия», 1958. - 527 с.

85. Груздев А.И. Декабристский цикл поэм Некрасова. Л., 1976. - 138 с.

86. Гуковский Г.А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М.: Гослитиздат, 1957. - 414 с.

87. Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М.: Худ. лит, 1965. -355 с.

88. Гуревич А.М. Сокровенный смысл «Полтавы» // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. М., 1988. Т. 47. № 3. С. 228 235.

89. Debreczeny P. Narrative voices in Puskin's Poltava II Russian Literature. North-Holland, 1988. XXIV. P. 319-348.

90. Долгополов JI.K. Поэмы Блока и русская поэма конца XIX начала XX веков. - M.-JL: Наука, 1964. - 189 с.

91. Долинин А.А. История, одетая в роман: Вальтер Скотт и его читатели. -М.: Книга, 1988. -317 с.

92. Долинин А.А. Пушкин и Англия // Всемирное слово, 2001. № 14. - С. 41-52.

93. Дуганов Р.В. Велимир Хлебников: Природа творчества. М.: Сов. писатель, 1990. - 350 с.

94. Дуганов Р.В. Эпос, лирика, драма в творчестве В.В. Хлебникова: Автореф. дис. канд. филол. наук. -М., 1988. -26 с.

95. Евсенева Ж.Е. К характеристике главного героя в поэме «Анджело» // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книж. изд-во, 1990. С. 164-171.

96. Есипов В.М. Кому же посвящена пушкинская «Полтава»? // Филологические науки, 1993. № 4. - С. 31 - 42.

97. Жданова JI.A., Ревзина О.Г. «Культурное слово» милосердие // Логический анализ языка. Культурные концепты. М.: Наука, 1991. С. 5661.

98. Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин. Л.: Наука, 1978. - 424 с.

99. Жирмунский В.М. Гёте в русской литературе. Л.: Наука, 1982. - 559 с.

100. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л.: Наука, 1977.-408 с.

101. Закруткин В.А. «Братья-разбойники» Пушкина // Ученые записки Ленинградского пединститута им. А.И. Герцена. Серия филологических наук. 1937. T. VII. С. 189-201.

102. Зарецкий В.А., Цилевич Л.М. Об основных направлениях сюжетологии // Сюжетосложение в русской литературе. Даугавпилс, 1980. С. 13-24.

103. Заславский И .Я. Пушкин и Украина: Украинские связи поэта, украинские мотивы в его творчестве. Киев: Вища школа, 1982. - 152 с.

104. Захаров В.Н. О сюжете и фабуле литературного произведения // Принципы анализа литературного произведения. М., 1984. С. 130-136.

105. Зелинский В.А. Русская критическая литература о произведениях A.C. Пушкина: Хронологический сборник критико-библиографических статей. -M., 1887. Ч. 1,2.

106. Зоненашвили Д.С. Диалог в драме и диалог в прозе: Автореф. дис. . канд. филол. наук. M., 1980. - 20 с.

107. Иезуитова Р.В. Баллада в эпоху романтизма // Русский романтизм. Л.: Наука, 1978. С. 138-163.

108. Иезуитова Р.В. Из истории русской баллады 1790-х- первой половины 1820-х годов (Жуковский и Пушкин): Автореф. дис. . канд. филол. наук.-Л., 1966.-19 с.

109. Измайлов Н.В. Пушкин в работе над "Полтавой" // Измайлов Н.В. Очерки творчества Пушкина. Л.: Наука, 1975. С. 5-125.

110. Исаева Л.А., Катермина В.В. Языковая личность A.C. Пушкина: особенности проявления в номинации персонажей // Поэтика русской литературы (Пушкинская эпоха. Серебряный век). Краснодар, 1999. С. 45-53.

111. История всемирной литературы: В 9-ти томах. M.: Наука, 1989. Т. 6. -880 с.

112. Ищук-Фадеева Н.И. Ремарка как знак театральной системы. К постановке проблемы // Драма и театр. Тверь, 2001. Вып. II. С. 5 16.

113. Кагаров Е.Г. Энографические мотивы в поэзии A.C. Пушкина // Советская этнография, 1937. №1. - С. 52 - 56.

114. Казакова JI.A. Лирическая драматургия: Пушкин и Блок // Проблемы современного пушкиноведения. Псков, 1999. С. 162-168.

115. Каноныкин П.В. Анализ языка и стиля описания Полтавского боя из поэмы "Полтава" A.C. Пушкина // Ученые записки Ленинградского пединститута им. А.И. Герцена. 1949. Т. 76. С. 189-201.

116. Карташова И.В. Романтизм и формирование драматургической системы A.C. Пушкина // Романтизм в художественной литературе. Казань: Изд-во КГУ, 1972. С. 23-38.

117. Карягин A.A. Драма как эстетическая проблема М.: Наука, 1971. -224 с.

118. Квятковский А.П. Поэтический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1966.-376 с.

119. Киреевский И.В. Критика и эстетика. М.: Худ. лит., 1976. - 374 с.

120. Клюев В.Г. Театрально-эстетические взгляды Брехта: Опыт эстетики Брехта. М.: Наука, 1966. - 183 с.

121. Ковач А. О закономерностях развития литературных родов // Проблемы теории и истории литературы. М.: Изд-во МГУ, 1971. С. 3140.

122. Комарович В.П. Вторая кавказская поэма Пушкина // Временник пушкинской комиссии. М.-Л., 1941. № 6. С. 211 234.

123. Коплан Б. Полтавский бой Пушкина и оды Ломоносова // Пушкин и его современники. Л., 1930. Вып. 38-39. С. 113-121.

124. Копылова Н.И. Фольклоризм поэтики баллады и поэмы русской романтической литературы первой трети XIX века. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Воронеж, 1975. - 23 с.

125. Корман Б.О. Опыт описания литературных родов в терминах теории автора (субъектный уровень) // Проблема автора в художественной литературе. Ижевск, 1974. Вып. 1. С. 219-224.

126. Корман Б.О. Целостность литературного произведения и экспериментальный словарь литературоведческих терминов // Проблемы истории критики и поэтики реализма. Куйбышев, 1981. С. 39-54.

127. Коровин В.И. Кавказская поэма «Тазит» и пушкинский гуманизм // Коровин В.И. Лелеющая душу гуманность. М., 1982. С. 49-84.

128. Коровин В.И. Размышления Пушкина о русской и западноевропейской истории как фон «Бориса Годунова» // Филологические науки, 1995. № 5-6. -С. 14-28.

129. Кошелев В.А. «Топот бледного коня» (К проблеме Пушкин и Апокалипсис) // Русская литература, 1999. № 2. - С. 157 - 164.

130. Красногоров В. Четыре стены и одна страсть или Железные законы драмы // http: // techunix.technion.ac.il /-merghvf/

131. Красухин Г.Г. Что человек может // Красухин Г.Г. Пушкин. Болдино. 1833. Новое прочтение: «Медный всадник». «Пиковая дама». «Анджело». «Осень». М.: Изд-во «Флинта», 1997. С. 114 - 153.

132. Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М.: Сов. энциклопедия, 1962 - 1978 (КЛЭ). 9 т.

133. Кржижановский С. Поэтика заглавий. М.: Кооперативное изд-во писателей «Никитские субботники», 1931. - 32 с.

134. Кроче Б. Эстетика как наука о выражении и как общая лингвистика / Пер. с ит. В. Яковенко. М.: Изд-во М. и С. Сабашниковых, 1920. Ч. 1. Теория. -171 с.

135. Крыстева Д.Н. К проблеме единства «Полтавы» A.C. Пушкина // Проблемы современного пушкиноведения. Псков, 1991. С. 53-60.

136. Кузнецова О.В. Жанровые разновидности художественной полифонии ("Евгений Онегин" и "Полтава" A.C. Пушкина) // Проблемы стиля и жанра в русской литературе XIX нач. XX в. Свердловск, 1989. С. 58-66.

137. Кукулевич A.M., Лотман Л.М. Из творческой истории баллады Пушкина «Жених» // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941. Вып. 6. С. 72-91.

138. Кулагин A.B. Эпиграф в поэме A.C. Пушкина «Полтава» // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книж. изд-во, 1979. С. 110-112.

139. Кюхельбекер В.К. Дневник. Л.: Прибой, 1929. - 375 с.

140. Лаврецкая В.И. Произведения A.C. Пушкина на темы русской истории. -М.: Учпедгиз, 1962. 163 с.

141. Ларионова Е. Поэмы Пушкина // The Pushkin Handbook / Edited by David M. Bethea. Wisconsin: The university of Wisconsin press, 2005. P. 96125.

142. Лебедева Л.Б. Конец обращение к началу: завершение опыта // Логический анализ языка. Семантика начала и конца. М.: Индрик, 2002. С. 437-442.

143. Лебедева О.Б. Драматургические опыты В.А. Жуковского. Томск: ТГУ, 1992.-206 с.

144. Лебедева О.Б. Поэтика театральности в романе A.C. Пушкина «Евгений Онегин» // Пушкин и русская культура. Доклады на Международной конференции в Новгороде. СПб. Новгород, 1996. С. 7377.

145. Левин Ю.Д. Некоторые вопросы шекспиризма Пушкина // Пушкин. Исследования и материалы. Л.: Наука, 1974. T. VII. С. 58 85.

146. Левин Ю.Д. Об источниках поэмы Пушкина «Анджело» // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. М.: Наука, 1968. T. XXVII. Вып. 3. Май-июнь. С. 255-258.

147. Левин Ю.Д. Оссиан в русской литературе. Л.: Наука, 1980. - 205 с.

148. Левин Ю.Д. Пушкин // Левин Ю.Д. Шекспир и русская литература XIX века. Л.: Наука, 1988. С. 32-63.

149. Лермонтовская энциклопедия, 1814-1841. М.: Большая рос. энцикл., 1999.-784 с.

150. Лесскис Г.А. Синтагматика и парадигматика художественного текста // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. М., 1982. Т. 41. Вып. 5. С. 430-441.

151. Литературный энциклопедический словарь / Под ред. В.М. Кожевникова и П.А. Николаева. М.: Сов. энцикл., 1987. - 750 с.

152. Лихачёв Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л.: Наука, 1967. -372 с.

153. Лобкова H.A. Русская баллада 40-х годов XIX века // Проблемы жанра в истории русской литературы. Л., 1969. С. 111-133.

154. Лотман Л.М. «Бова» Радищева и традиция жанра поэмы-сказки // Учёные записки ЛГУ. Серия филологических наук. 1939. Вып. 2. № 33. С. 134-147.

155. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха. Л.: Изд-во «Просвещение», 1972. - 272 с.

156. Лотман Ю.М. Идейная структура поэмы Пушкина «Анджело» // Учёные записки. Пушкинский сборник. Псков, 1973. С. 3 23.

157. Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3-х томах. Таллин: Александра, 1992. 3 т.

158. Лотман Ю.М. К структуре диалогического текста в поэмах Пушкина (Проблема авторских примечаний к тексту) // Лотман Ю.М. Пушкин: статьи 1960-1990 гг. СПб.: Изд-во «Искусство - СПБ», 2005. С. 228236.

159. Лотман Ю.М. Посвящение "Полтавы" (Адресат, текст, функция) // Лотман Ю.М. Пушкин: статьи 1960-1990 гг. СПб.: Изд-во «Искусство -СПБ», 2005. С. 253-265.

160. Лотман Ю.М. Своеобразие художественного построения «Евгения Онегина» // Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. -М.: Просвещение, 1988. С. 30-107.

161. Лузянина Л.Н. Жанровое своеобразие поэмы A.C. Пушкина «Анджело» // Поэзия A.C. Пушкина и её традиции в русской литературе. М., 1989. С. 63-73.

162. Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории. Аналитический минимум. М.: Изд-во «Ось-89», 2005. - 560 с.

163. Любовные похождения и военные походы А.Н. Вульфа. Дневник 18271842 годов. Тверь: Издательский Дом «Вся Тверь», 1999. - 352 с.

164. Маймин Е.А. Пушкин. Жизнь и творчество. М.: Наука, 1981. - 209 с.

165. Макогоненко Г.П. Пушкин и Гёте: К истории истолкования пушкинской «Сцены из Фауста» // XVIII век. Л., 1975. Сб. 10. С. 284-291.

166. Макогоненко Г.П. Творчество A.C. Пушкина в 1830-е годы (1830-1833).-Л.: Худ. лит., 1974.-374 с.

167. Макогоненко Г.П. Творчество A.C. Пушкина в 1830-е годы (1833-1836).-Л.: Худ. лит., 1982.-464 с.

168. Македонов А. Гуманизм Пушкина // Литературный критик, 1937. №1. -С. 62-100.

169. Малкина В.Я. Этический конфликт и драматические формы в произведениях A.C. Пушкина и A.A. Бестужева (Марлинского): «Выстрел» и «Вечер на бивуаке» // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во Нижегородского ун-та, 1998. С. 34-42.

170. Манн Ю.В. Динамика русского романтизма. М.: Аспект Пресс, 1995. -381с.

171. Манн Ю.В. Русская философская эстетика. М.: МАЛП, 1998. - 382 с.

172. Маркович В.М. Юмор и сатира в «Евгении Онегине» // Вопросы литературы, 1969. № 1. - С. 67-88.

173. Мартынова Н.В. Конфликт в поэмах A.C. Пушкина 1830-х годов («Тазит», «Анджело», «Медный всадник»): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1985. - 18 с.

174. Меднис Н.Е. Слово в скобках в романе «Евгений Онегин» // Болдинские чтения. Горький, 1979. С. 82 - 94.

175. Мейлах Б.С. Декабристы и Пушкин. Иркутск: Восточно-Сибирское книжное изд-во, 1987. - 368 с.

176. Мейлах Б.С. Загадочная поэма // Мейлах Б.С. Талисман. М.: Современник, 1984. С. 117-127.

177. Мейлах Б.С. Судьба кавказской темы в творческом пути Пушкина // Литературная Грузия, 1972. № 1. - С. 66-72.

178. Мелетинский Е.М. Избранные статьи. Воспоминания. М.: РГГУ, 1998.-574 с.

179. Мелихова Л.С., Турбин В.Н. Поэмы Лермонтова. М., 1969. - 51 с.

180. Мережковский Д.С. Пушкин // Мережковский Д.С. В тихом омуте. Статьи и исследования разных лет. М.: Сов. писатель, 1991. С. 146-212.

181. Мерилай А. Вопросы теории баллады. Балладность // Поэтика жанра и образа. Труды по метрике и поэтике. Тарту, 1990. С. 3 21.

182. Микешин A.M. К вопросу о жанровой структуре русской романтической баллады // Из истории русской и зарубежной литературы. Кемерово, 1973. С. 3-29.

183. Модзалевский Б.Л. Библиотека A.C. Пушкина М.: Книга, 1988. -441с.

184. Москвичёва Г.В. К проблеме трагического в драматургии Пушкина // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во Нижегородского ун-та, 1997. С. 35-50.

185. Москвичёва Г.В. К проблеме художественной целостности поэмы A.C. Пушкина «Руслан и Людмила» // Болдинские чтения. Горький, Волго-Вятское книжное изд-во, 1990. С. 62-80.

186. Москвичёва Г.В. Поэма A.C. Пушкина «Полтава» и жанровая традиция // Болдинские чтения. Горький, Волго-Вятское книжное изд-во, 1983. С. 147-159.

187. Недзвецкий В.А. Прозаизация поэмы как путь к «эпосу нового мира» («Евгений Онегин») A.C. Пушкина // Вестник Московского ун-та. Серия 9. Филология. 1995. № 2. С. 23-33.

188. Непомнящий B.C. Поэзия и судьба: Над страницами духовной биографии Пушкина. М.: Сов. писатель, 1987. - 448 с.

189. Неупокоева И.Г. Революционно-романтическая поэма первой половины XIX века. М.: Наука, 1971. - 520 с.

190. Нирё Jl. О значении и композиции произведения // Семиотика и художественное творчество. М.: Наука, 1977. С. 125-151.

191. Нусинов И.М. «Мера за меру» и «Анджело» // Нусинов И.М. История литературного героя. М., Гослитиздат, 1958. - 296-324.

192. О современной русской повести // Телескоп, 1932. № 17. - С. 46-58.

193. Орлицкий Ю.Б. Драматическое начало в поэзии и прозе Генриха Сапгира // Драма и театр. Тверь, 2002. Вып. III. С. 180 184.

194. Орлицкий Ю.Б. Драматическое начало в современной поэзии и малой прозе // Драма и театр. Тверь, 1999. С. 40 - 50.

195. Османова З.Г. О «Тазите» Пушкина. Уч. записки Кабардинского НИИ. 1957. Т. IX. С. 425-427.

196. Петров С.М. A.C. Пушкин. Очерк жизни и творчества. М.: Просвещение, 1973. - 352 с.

197. Петрунина H.H., Фридлендер Г.М. О поэмах Пушкина // Петрунина H.H., Фридлендер Г.М. Над страницами Пушкина. Л.: Наука, 1974. - С. 5-28.

198. Пиксанов Н.К. Творческая история «Горя от ума» М.-Л.: ГИЗ, 1928. -363 с.

199. Полевой H.A., Полевой Кс.А. Литературная критика: Статьи и рецензии. Л.: Худ. лит., 1990. - 592 с.

200. Поляков М.Я. В мире идей и образов: Историческая поэтика и теория жанров. М.: Сов. писатель, 1983. - 367 с.

201. Полякова Е.А. Поэтика драмы и эстетика театра в романе «Идиот» и «Анна Каренина». М., 2002. - 325 с.

202. Поспелов Г.Н. Вопросы методологии и поэтики. М.: МГУ, 1983. -336 с.

203. Поспелов Г.Н. Лирика среди литературных родов. М.: Изд-во МГУ, 1976.-208 с.

204. Поспелов Г.Н. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1978. - 351 с.

205. Поспелов Н.С. Синтаксический строй стихотворных произведений Пушкина. М.: АН СССР, 1960. - 249 с.

206. Прошина Г.П. Современное литературоведение о жанре поэмы // Проблемы жанрового своеобразия литературного произведения. Ашхабад, 1963. С. 39-57.

207. Пушкин в прижизненной критике. 1820-1827. СПб.: Госуд. Пушк. театр, центр в Санкт-Петербурге, 2001. - 528 с.

208. Пушкин в прижизненной критике. 1828-1830. СПб.: Госуд. Пушк. театр, центр в Санкт-Петербурге, 2001. - 575 с.

209. A.C. Пушкин: Pro et contra: Личность и творчество Александра Пушкина в оценке русских мыслителей и исследователей. СПб.: Изд-во Рус. Христ. гуман. ин-та, 2000. - 704 с.

210. Пушкин A.C. Рабочие тетради: В 8-ми томах. СПб.; Лондон: Пушкинский Дом РАН, Консорциум сотрудничества с Санкт-Петербургом, 1995-1997. 8 т.

211. Пушкин A.C. Полн. собр. соч.: В 16-ти томах (17 т. доп.). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937-1949.

212. Пушкин A.C. Полн. собр. соч.: В 19-ти томах. -М.: Воскресенье, 19941997.

213. Пушкин A.C. Собр. Соч.: В 10-ти томах. М.: Худ. лит., 1974-1978.

214. Пушкин A.C. Сочинения: В 6-ти томах. / Под ред. С.А. Венгерова. -СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1907-1915.

215. Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П.И. Бартеневым в 1851-1860 годах. -М.: Изд-во М. и С. Сабашниковых, 1925. 140 с.

216. Рецептер В.Э. О композиции «Русалки» // Русская литература, 1978. -№ 3. С. 90-105.

217. Розанов М.Н. Итальянский колорит в «Анджело» Пушкина // Сборник статей к сорокалетию учёной деятельности академика A.C. Орлова. Л.: Изд-во АН СССР, 1934. С. 377-389.

218. Сандомирская В.Б. Поэмы // Пушкин. Итоги и проблемы изучения. М. Л.: Наука, 1966. С. 394 - 398.

219. Сахновский-Панкеев В.А. Драма: Конфликт. Композиция. Сценическая жизнь. Л.: Искусство, 1969. - 232 с.

220. Серман И.З. Художественная проблематика и композиция поэмы "Полтава" // A.C. Пушкин. Статьи и материалы. Уч. зап. Горьк. гос. ун-та им. Н.И. Лобачевского. Горький, 1971. Вып. 115. С. 25-41.

221. Сибирская пушкинистика сегодня: Сб. науч. ст. Новосибирск: Изд-во АН СССР, 2000.-382 с.

222. Сигуа С. Поэма жанр лирический // Дружба народов, 1974. - №7. - С. 251-258.

223. Сидяков Л.С. "Арап Петра Великого" и "Полтава" // Пушкин. Исследования и материалы. Л.: Наука, 1986. Т. 12. С. 60-77.

224. Сидяков Л.С. «Пиковая дама», «Анджело» и «Медный всадник» (К характеристике художественных исканий Пушкина второй болдинской осени) // Болдинские чтения. Горький, 1979. С.4 - 15.

225. Сидяков Л.С. "Полтава" и "Евгений Онегин" (К характеристике повествовательной системы исторической поэмы Пушкина) // Пушкин: Исследования и материалы. Л.: Наука, 1986. Т. 9. С. 110-122.

226. Сиповский В.В. Пушкин. Жизнь и творчество. СПб.: Бр. Башмаковы, 1907.-618 с.

227. Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей: Ст. и исслед. о русских классиках. М.: Худ. лит., 1972. - 543 с.

228. Сквозников В.Д. Пушкин. Историческая мысль поэта. М.: Наследие, 1999.-231 с.

229. Словарь литературных типов. Пушкин / Под ред. Н.Д. Носкова. Изд-во «Словарь Лит. Типовъ», 1912. Т.6. - 316 с.

230. Словарь литературоведческих терминов / Под ред. Л.И. Тимофеева и C.B. Тураева. М.: Просвещение, 1974. - 509 с.

231. Словарь языка Пушкина: В 4-х томах. М., 2000.4 т.

232. Слонимский A.JI. Мастерство Пушкина. М.: Худ. лит., 1963. - 527 с.

233. Смирнов-Сокольский Н.П. Рассказы о прижизненных изданиях Пушкина. М.: Изд-во Всесоюзной книжной палаты, 1962. - 632 с.

234. Соколов А.Н. От романтизма к реализму. М.: МГУ, 1957. - 233 с.

235. Соколов А.Н. Очерки по истории русской поэмы XVIII и первой половины XIX века. -М.: МГУ, 1955. 692 с.

236. Соколов А.Н. "Полтава" Пушкина и жанр романтической поэмы // Пушкин. Исследования и материалы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962. Т. 4. С. 154-172.

237. Соколов А.Н. "Полтава" Пушкина и "Петриады" // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1939. Вып. 4-5. С. 57-90.

238. Соколов Б.В. М.Н. Раевская кн. Волконская в жизни и поэзии Пушкина. - М.: Задруга, 1922. - 92 с.

239. Staiger Е. Grundbegriffe der Poetik. Zurich, 1951.-263 p.

240. Стенник Ю.В. Пушкин и русская литература XVIII века. СПб.: Наука, 1995.-349 с.

241. Сысоева Н.П. Русский стихотворный эпос второй трети XIX века: Дисс. д-ра. филол. наук. Оренбург: ОГПУ, 2003. - 405 с.

242. Теория литературы: В 2 т. / Под ред. Н.Д. Тамарченко. М.: Академия, 2004. 2 т.

243. Теория литературы: Основные проблемы в историческом освещении: В 3-х томах. -М.: Изд-во АН СССР, 1962-1965. 3 т.

244. Тимофеев Л.М. К анализу семантики лексемы «народ» в творчестве А.Н. Радищева и A.C. Пушкина // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книж. изд-во, 1990. С. 81-90.

245. Тихонов С.Е. О некоторых композиционно-стилистических особенностях включения прямой речи в текст русской народной лирической песни // Композиционное членение и языковые особенности художественного произведения. М, 1987. С. 126-136.

246. Тоддес Е.А. О незаконченной поэме Пушкина «Тазит» // Учёные записки. Пушкинский сборник. Псков, 1973. С. 59 76.

247. Тойбин И.М. Пушкин. Творчество 1830-х годов и вопросы историзма. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1976. - 280 с.

248. Томашевский Б.В. Пушкин: В 2-х томах. -М.: Худ. лит., 1990. 2 т.

249. Томашевский Б.В. Пушкин. Работы разных лет. М.: Книга, 1990. -672 с.

250. Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. М.: Высшая школа, 1996.-344 с.

251. Турчанинов Г. К изучению поэмы Пушкина «Тазит» // Русская литература, 1962. №1. - С. 38 - 54.

252. Тынянов Ю.Н. Архаисты и новаторы. Л.: Прибой, 1929. - 529 с.

253. Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка. М.: Сов. писатель, 1965.-300 с.

254. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. -574 с.

255. Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники. М.: Наука, 1969. - 424 с.

256. Уланд Л. О балладе // Эолова арфа. Антология баллады. М.: Высшая школа, 1989. С. 556-562.

257. Успенский Б.А. Поэтика композиции: Структура художественного текста и типология композиционной формы. М.: Искусство, 1970. - 256 с.

258. Уэллек Р., Уоррен О. Теория литературы. М., 1978. - 325 с.

259. Фарыно Е. Введение в литературоведение. СПб., 2004. - 578 с.

260. Фёдоров В.В. Диалог в романе. Структура и функции: Автореф. Дис. . канд. филол. наук. Донецк, 1975. - 20 с.

261. Фёдоров В.В. О природе поэтической реальности. М.: Сов. писатель, 1984.- 184 с.

262. Фомичёв С.А. Поэзия Пушкина: (Творческая эволюция). Л.: Наука, 1986.-304 с.

263. Франк С.JI. Светлая печаль // Пушкин в русской философской критике: Конец XIX-первая половина XX в. М., 1990. С. 465—481.

264. Фридман Н.В. Романтизм в творчестве А.С, Пушкина. М.: Просвещение, 1980.- 191 с.

265. Хаев Е.С. Проблема фрагментарности сюжета «Евгения Онегина» // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1982. С. 41-51.

266. Хализев В.Е. Веселье и смех в пушкинских сюжетах 1830 г. -Филологические науки, 1987. № 1. - С. 3 - 10.

267. Хализев В.Е. Драма как род литературы (Поэтика, генезис, функционирование). М.: МГУ, 1986. - 261 с.

268. Хализев В.Е. Драма как явление искусства. М.: Искусство, 1978. -240 с.

269. Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 2000. - 398 с.

270. Хвостова O.A. Любовный сюжет в составе сюжета пушкинских поэм: Дис. канд. филол. наук. Саратов, 2003. - 203 с.

271. Ходасевич В.Ф. Петербургские повести Пушкина // Ходасевич В.Ф. Колеблемый треножник. Избранное. -М.: Сов. писатель, 1991. С. 172186.

272. Худошина Э.И. Жанр стихотворной повести в творчестве A.C. Пушкина («Граф Нулин», «Домик в Коломне», «Медный всадник»). -Новосибирск: НГПИ, 1987. 84 с.

273. Худошина Э.И. К вопросу о стиховом эпосе Пушкина как целостной системе // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1983. С. 180-188.

274. Худошина Э.И. О сюжете в стихотворных повестях Пушкина («Граф Нулин», «Домик в Коломне», «Медный всадник») // Болдинские чтения. -Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1979. С. 28-47.

275. Цилевич JI.M. О проблеме сюжетно композиционного единства // Сюжетосложение в русской литературе. Даугавпилс, 1980. С. 3 - 12.

276. Цявловская Т.Г. Мария Волконская и Пушкин (Новые материалы) // Прометей. М., 1966. Вып. 1. С. 54-71.

277. Цявловский М.А. Летопись жизни и творчества A.C. Пушкина: В 4-х томах. М.: Слово, 1999.4 т.

278. Цявловский М.А. Статьи о Пушкине. -М.: АН СССР, 1962. 436 с.

279. Чернец Л.В. Литературные жанры: Проблемы типологии и поэтики. -М.: Изд-во МГУ, 1982. 192 с.

280. Черняев Н.И. Критические статьи и заметки о Пушкине. Харьков, 1900.

281. Чирков A.C. Эпическая драма (Проблемы теории и поэтики). Киев: Вища школа, 1988. - 159 с.

282. Числов М.М. Время зрелости пора поэмы. - М.: Сов. писатель, 1986.-256 с.

283. Чулков В.И. Государство без полномочного монарха автомат (становление представлений Пушкина-поэта о монархе, власти и государстве) // Проблемы современного пушкиноведения. Псков, 1999. С. 26-31.

284. Чумаков Ю.Н. "Евгений Онегин" A.C. Пушкина: В мире стихотворного романа. М.: Изд-во МГУ, 1999. - 128 с.

285. Чумаков Ю.Н. Стихотворная поэтика Пушкина. СПб.: Государственный Пушкинский театральный центр в Санкт-Петербурге, 1999.-432 с.

286. Шайтанов И. Две «неудачи»: «Мера за меру» и «Анджело» // Вопросы литературы, 2003. -№ 1.

287. Шекспир У. Полн. собр. соч.: В 8-ми томах. -М.: Искусство, 1959. 8 т.

288. Шиллер Ф. Собр. соч. в 7-ми томах. -М., 1957. 7 т.

289. Шомина В.Г. Русская романтическая баллада начала XIX века и фольклор // Из истории русской и зарубежной литературы XIX-XX вв. Кемерово, 1973. С. 30-41.

290. Шрайнер И.В. Драматический элемент в композиционной структуре поэмы A.C. Пушкина «Полтава» // Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении: Материалы Третьих Филологических чтений. Новосибирск, 2004. Том II. Литературоведение. С. 45-50.

291. Шрайнер И.В. Проблема взаимодействия литературных родов // Аспирантский сборник НГПУ. Новосибирск, 2005. Часть 1. С. 96-103.

292. Шрайнер И.В. Функция примечаний к поэме A.C. Пушкина «Полтава» //Аспирантский сборник НГПУ. Новосибирск, 2005. Часть 1. С. 104-106.

293. Шрайнер И.В. Два Анджело: поэма A.C. Пушкина и драма У. Шекспира // Вестник Томского гос. ун-та. Бюллетень оперативной научной информации «Теоретические и прикладные аспекты литературоведения. 2006. № 80. Июль. С. 117-123.

294. Шутой В.Е. Если проверить примечания. // Вопросы литературы, 1974.-№ 10. -С. 178-185.

295. Шутой В.Е. Историзм «Полтавы» A.C. Пушкина // Вопросы истории, 1974.-№ 12. -С. 114-126.

296. Эйдельман Н.Я. Пушкин и декабристы: Из истории взаимоотношений. -М.: Худ.лит., 1979. 422 с.

297. Эйдельман Н.Я. Пушкин: История и современность в художественном сознании поэта. -М., 1984. 368 с.

298. Эйзенштейн С. М. Монтаж 1938 // Эйзенштейн С. М. Монтаж. М.: ВГИК, 1998.-С. 79-95.

299. Эйхенбаум Б.М. Путь Пушкина к прозе // Эйхенбаум Б.М. О прозе. О поэзии. Л.: Худ. лит., 1986. С. 29-44.

300. Эстетика: Словарь / Под общ. ред. A.A. Беляева и др. М.: Политиздат, 1989.-447 с.

301. Эткинд Е. Поэтическая композиция и законы симметрии // Симметрические композиции у Пушкина. Париж, 1988. - С. 7-14.

302. Якобсон Р. Статуя в поэтической мифологии Пушкина // Работы по поэтике.-М.: 1987.-461 с.

303. Якубинский Л.П. О диалогической речи // Якубинский Л.П. Избр. работы: Язык и его функционирование. -М.: Наука, 1986. С. 17-58.

304. Янушкевич A.C. Романтизм Жуковского и пути развития русской литературы XIX века // Проблемы метода и жанра. Томск: ТГУ, 1990. Вып. 16. С. 3-22.

305. Янушкевич A.C. Этапы и проблемы творческой эволюции В.А. Жуковского. Томск: ТГУ, 1985. - 285 с.