автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему: Формирование и развитие архетипических образов в кабардинской литературе

Полный текст автореферата диссертации по теме "Формирование и развитие архетипических образов в кабардинской литературе"

На правах рукописи

ХАКУАШЕВА МАДИНА АНДРЕЕВНА

ФОРМИРОВАНИЕ И РАЗВИТИЕ АРХЕТИПИЧЕСКИХ ОБРАЗОВ В КАБАРДИНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

10.01.02 - литература народов Российской Федерации (кабардино-балкарская и карачаево-черкесская литература)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Нальчик - 2008

003452202

Работа выполнена на кафедре русской литературы Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М.Бербекова

Научный консультант:

доктор филологических наук Тхагазитов Юрий Мухамедович Институт гуманитарных исследований Правительства КБР и КБНЦ РАН

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук

Чагин Алексей Иванович

Институт мировой литературы им.М.Горького

доктор филологических наук, профессор Мамий Руслан Галимович Адыгейский государственный республиканский институт гуманитарных исследований

доктор филологических наук Фидарова Рима Японовна Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований им.В.И.Абаева ВНЦ РАН и Правительства PCO-Алания

Ведущая организация:

Ставропольский государственный университет

Защита состоится 28 ноября 2008 года в 10.00 часов на заседании диссертационного совета ДМ 212.076.04 в Кабардино-Балкарском государственном университете им. Х.М.Бербекова (360004, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М. Бербекова.

Автореферат разослан « октября. 2008 года.

Ученый секретарь диссертационного совета

А.Р. Борова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Процесс взаимодействия фольклора и литературы сложился как универсальный и относительно устойчивый еще в эпоху античности, и процессы фольклорно-литературного взаимодействия по необозримой диахронической координате развития (вплоть до сегодняшнего дня) -лишь его зеркальное отражение с поправкой на особенности изменяющихся эпистем.

В некоторых регионах бывшего СССР, в том числе, республик Северного Кавказа, складывается ситуация би- и полилин-гвизма, значительных культурных трансмиссий, которые вместе сложно и неоднозначно отражаются на художественном сознании, вызывая, кроме ускоренного развития литературы, значительные модификации и инверсии ее традиционных структур и жанров. Поэтому особый интерес вызывают проблемы фольклоризма так называемых «младописьменных» литератур, в частности, адыгской.

Современный устойчивый интерес к фольклоризму остается высоким и неуклонно повышается. Причина, очевидно, заключается не только в большой степени самых разнообразных форм и методов фольклорного заимствования, характерных для современной литературы. Оказывается необыкновенно обширной и усложненной сама сфера заимствования, внутри которой возникают определенные закономерности, что позволяет говорить о формировании отдельной межсистемной эстетической области или направления.

Наряду с героической античной, индоевропейской мифологиями, кавказская может быть отнесена к «развитым, рационалистическим, глубоко философским» (У.Б.Далгат). Такой тезис усугубляет степень обоснованности нашей основной задачи - исследование онтологического аспекта художественного материала.

Заинтересованность в метафизическом аспекте кажется вполне закономерной: любая область науки и искусства рано или поздно приходит к научнофилософской и культурфилософской рефлексии. С другой стороны, расширение узких рамок традиционной философии по направлению к определенным наукам и раз-

личным областям культуры приводит к своеобразному сращиванию разных сфер знаний. Подобная интеграция уже объективно существует и представляется весьма перспективной: на «стыках» наук выявляются новые неисследованные аспекты. Метафизическое осмысление мифологии раскрывает новую грань научных исследований, в частности, ее онтологический аспект.

Философское исследование и осмысление выявленных онтологических категорий мифологии и фольклора на материале адыгской литературы позволяет выделить своеобразную, неизученную область фольклоризма. Две глобальные эстетические системы - фольклор и литература - непосредственно сопрягаются через общие онтологические категории, которые проявляются в обеих системах по разным эстетическим законам, но при этом одинаково активно. Одновременно в пределах двух систем между различными формами этих проявлений возникают определенные корреляции, которые можно назвать сигнификационными отношениями или закономерностями.

Для определения степени художественной актуализации онтологических категорий в адыгской литературе мы использовали преимущественно теорию архетипов, так как этот метод оказался наиболее эффективным для исследования нашей проблемы. Для нас важно было установить динамику проявления литературных архетипических образов и мотивов, корреляцию с архетипами, представленными в фольклоре и мифе, особенности их проявлений в пределах национального литературного процесса. Поэтому мы использовали наиболее репрезентативные (в отношении поставленной проблемы) произведения кабардинских писателей, представляющих разные периоды истории кабардинской литературы. Вместе с тем, кабардинская литература является частью единой адыгской литературы, которая имеет типологические сходства, закономерности развития с литературой других адыгских субэтносов. Они имеют единый источник - адыгскую мифологию и фольклор. Поэтому нам представилось необходимым проанализировать произведения других адыгских писателей, таких как Н. Куек и Ю. Чуяко.

Художественное сознание адыгов характеризуется мифологическим типом восприятия. Это обстоятельство объясняется

богатым мифо-фольклорным наследием, а также хронологически небольшой отдаленностью от фольклорной эпохи (в сравнении с развитыми литературами). Рассматривая миф и фольклор как основу, колыбель любой культуры, можно утверждать, что степень проявления национальной идентичности литературы зависит, в первую очередь, от степени сопряженности с ними.

Инициация, игра, трансценденция отнюдь не абстрактные умозрительные категории - они органично присущи самому феномену адыгской культуры, более того, являются его важнейшими и определяющими составляющими. Онтологические категории становятся необходимым ориентиром, благодаря им восстанавливается целостная картина мира. Это объясняется тем, что художественная репрезентация фундаментальных онтологических категорий в мифе и фольклоре была подготовлена длительным процессом эволюции художественного сознания.

В основе мифотворчества лежит мифопоэтика и мифоон-гпология. Мифопоэтика предполагает использование в литературном дискурсе разных форм мифологических заимствований, в том числе, мифологического образостроения, сюжетостроения, использование мифологических мотивов, реминисценций, аллюзий и пр.

В основе мифопоэтики лежит мифоонтологический способ художественного мышления, который апеллирует к мифологическим формам сознания (например, циклическому, а не телеологическому восприятию времени и истории).

Такой тип метафизического мышления предполагает архе-типическую модель первичного восприятия, абстрагирования, дискурсивные акты любого рода.

Мифопоэтика адыгской литературы связана с мифологиз-мом, который представляет собой художественную ассимиляцию мифологических элементов литературным текстом.

Мифологизм, в свою очередь, непосредственно соотносится с фолъклоризмом. При значительной идентичности, между этими понятиями существует известная дифференциация: если мифологизм предполагает литературное заимствование мифологических элементов, то фольклоризм - фольклорных. Вместе с тем, в ряде случаев достаточно сложно разделить мифологические

и фольклорные элементы, так как последние чаще всего -трансформаций первых, в первую очередь, формальная. Но тогда очевидно, что для разделения мифологизма и фольклоризма необходимо руководствоваться, прежде всего, различиями их художественной формы.

Адыгская литература находится под значительным влиянием мифологической и фольклорной поэтики, хотя динамика усложненности заимствования мифо-фольклорных элементов и структур не всегда зависит от степени заимствования. С другой стороны, трудно утверждать прямое влияние фольклорной традиции на литературную, равно как ее прямую преемственность; с большей вероятностью эту связь можно считать опосредованной; при этом с течением времени она усложняется, а формы литературного художественного воплощения испытывают все большую степень трансформации. Это объясняется, в первую очередь, тем, что сам феномен адыгского художественного сознания сложен и своеобразен в той же мере, как и любой другой, и склонен эволюционировать по нелинейной модели.

Отсутствие или недостаточная разработанность метафизического аспекта фольклоризма северокавказских литератур (в том числе, адыгской) представляется основанием, которое среди прочих причин повлияло на наш выбор. С другой стороны, представленные онтологические категории не являются специфичными для адыгской мифологии, фольклора и литературы - это важнейшие универсальные производные, которые в той или иной форме и степени проявляются в мировой литературе, искусстве, философии, культуре. Исследуя закономерности их проявлений в национальной литературе, мы тем самым определяем одну из сфер их оригинального воплощения как эманацию общего в частном.

Объект изучения - литературный процесс адыгской литературы от просветительства до современности как феномен, отражающий особенности изменения художественного сознания адыгских авторов. Предшествующий литературному процессу мифо-фолыслорный пласт адыгской культуры, включая героический эпос «Нарты», нами анализируется в контексте диссертационного исследования. Особенное внимание привлекают образы,

мотивы и архетипы адыгской мифологии и фольклора, которые нашли отражение в национальной литературе.

Предмет исследования - художественная актуализация онтологических категорий игры, трансценденции, инициации через воплощение архетипических литературных образов, мотивов, сюжетов. Они находят непосредственное воплощение в произведениях адыгских авторов, представляющих разные периоды литературы: Хан-Гирей, Али Шогенцуков, А.Кешоков, М.Эльберд, Х.Бештоков, Ю.Чуяко, Н.Куек, М.Емкуж, Д.Кошубаев.

Отнесение художественных произведений к разным периодам литературного процесса было основано на принципе очевидных изменений в поэтике и жанровой структуре (главным образом, в появлении и развитии архетипических образов и мотивов), что является непосредственным свидетельством трансформации художественного сознания.

Цель исследования - выявление степени актуализации онтологических категорий игры, трансценденции, инициации в адыгской литературе. Особенностями выбранной темы было обусловлено наше обращение к фольклоризму как особой сфере, находящейся на границе мифологии (фольклора) и литературы. Мы исходили из эволюции становления художественного сознания, которое развивалось по модели «архетипы - мифология - фольклор - литература». Если древнее сознание обращалось к мифотворчеству как способу объяснения всей совокупности природных, социальных и психологических явлений, то заимствование мифо-фольклорных элементов в литературе было вызвано целым комплексом мотивов. В первую очередь, это - возвращение к истокам, к утраченному эмпиризму, особенно в метафизическом, онтологическом восприятии человека и мира.

Исходя из специфики поставленной проблемы, для решения основной цели мы определили несколько задач:

- исследование на материале адыгской литературы закономерностей проявления наиболее распространенных литературных архетипических образов (в основе которых лежат мифологические архетипы), которые прямо или косвенно связаны с категориями игры, инициации, трансценденции;

- определение наиболее распространенных литературных архетипических мотивов, которые сами формируются под влиянием мифо-фолышорных мотивов и обусловливают актуализацию онтологических категорий в литературном дискурсе;

- выявление динамики и особенностей развития литературных архетипических образов, мотивов;

- исследование корреляций между архетипическими образами, мотивами и онтологическими категориями;

- выявление общих закономерностей развития в хронологических рамках литературного процесса, а также в пределах обозначенных литературных периодов;

- определение особенностей трансформации мифоонто-логии и мифопоэтики, связанных с соответствующими изменениями художественного сознания.

Научная новизна диссертационной работы состоит в том, что в ней впервые предпринимается попытка создания обобщающего исследования по онтологическому аспекту фольклориз-ма (мифологизма) и архетипизации адыгской литературы. Фольк-лоризм северокавказских литератур (адыгской, в том числе) является молодой, еще недостаточно разработанной научной сферой, которая представляется одной из самых интересных и перспективных. Диссертационная работа может явиться началом исследования нового направления, что позволит вывести его на фундаментальный уровень изучения. В основе нашего анализа использована новая методологическая база, определяемая принципами семиотики, герменевтики и аналитической психологии (теории архетипов), которая, на наш взгляд, неизмеримо расширяет возможности подобных исследований. Таким образом:

- в работе впервые предпринята попытка исследования степени и формы художественной актуализации онтологических основ адыгской мифологии;

- установлена значительная степень актуализации всех трех онтологических категорий адыгской мифологии (инициации, трансценденции, игры) в литературе. Степень их выраженности в адыгской мифологии и фольклоре соотносится со степенью репрезентации в адыгской литературе;

- определены основные закономерности художественных проявлений онтологических категорий: литературные архе-типические образы участвуют в формировании литературных ар-хетипических мотивов, последние способствуют актуализации категорий инициации, трансценденции, игры;

- в связи с этим, в качестве промежуточного этапа исследования, впервые выявлена динамика формирования литературных архетипических образов и мотивов в адыгской литературе на разных этапах ее развития;

- впервые выявлены особенности проявления неомифо-логизма в адыгской литературе, появление нового романа-мифа, повести-притчи, обоснованы закономерности их возникновения;

- определена общая тенденция дегуманизации адыгской литературы, которая проявляется разными способами снижения: демифологизацией, десакрализацией, дегероизацией. В художественных текстах применяются элементы постмодернизма;

- в контексте этой тенденции нами обозначены новые жанры современной литературы - антиутопия, которая проявляет себя преимущественно в больших и средних прозаических формах;

- нами обоснован тезис, что фольклоризм - это сознательное и бессознательное использование автором мифо-фольклорных элементов в художественном тексте. Бессознательное предполагает художественную реализацию архетипического;

- определены новые закономерности развития фолькло-ризма, способы его проявлений на основных этапах литературного процесса.

Художественная актуализация онтологических основ адыгской мифологии и фольклора через литературные архетипы -тема, которая впервые разрабатывается в отечественном литературоведении.

Степень научной разработанности темы. Тема нашего исследования имеет непосредственное отношение к онтологическому аспекту фольклоризма Усиленное развитие и усложнение взаимосвязей между фольклором и литературой привели к закономерному повышению интереса в этой области. В нашей стране достаточно широк диапазон исследований разных аспектов

фолыслоризма. В их числе работы С.С.Аверинцева, А.И.Алиевой, М.М.Бахтина, В.А.Бигуаа, Л.С.Выготского, В.М.Гацака, Г.Д. Га-чева, М~Я.Голосовкера, У.Б.Далгат, В.В.Иванова, В.В.Кожинова, Г.И.Ломидзе, Ю.М.Лотмана, А.ДЛосева, Е.М.Мелетинского, A.B. Пошатаевой, В.Н.Топорова, М.И.Стеблин-Каменского, К.К. Султанова, О.М.Фрейденберг и др.

Значительный научный вклад в исследование фолькло-ризма северокавказских литератур внесли А.И.Алиева, Л.А. Беки-зова, А.М.Гадагатль, Г.Г.Гамзатов, У.Б.Далгат, З.А.Кучукова, Р.Г.Мамий, А.Х.Мусукаева, З.М.Налоев, У.М.Панеш, К.К. Султанов, А.А.Схаляхо, В.Б.Тугов, Ю.М.Тхагазитов, Ф.А.Урусбиева, Ш.Х.Хут, К.Г.Шаззо и др. В своем исследовании мы опирались на положения, концепции, выводы, представленные в работах этих и других авторов.

Представляется совершенно обоснованной точка зрения К.К.Султанова относительно закономерной противоречивости фолыслоризма.

У.Б.Далгат отмечает разные формы фольклорного влияния в зависимости от периодов развития литературы. Так, на начальном, «генетическом» этапе, который соответствовал формированию молодых северокавказских литератур, преобладало прямое, формообразующее влияние фольклора. На более поздних этапах сложного взаимодействия двух эстетических систем этот процесс выливался в противоположную тенденцию - «антитезу», которая проявлялась в форме отталкивания от фольклорной традиции.

В разработку проблем мифопоэтического сознания, фолыслорно-литературных и мифо-литературных связей внесли существенный вклад Л.А.Бекизова, Ю.М.Тхагазитов. Говоря о значительной степени заимствования фольклорного и мифологического элемента адыгской литературой, Л.А.Бекизова в монографии «От богатырского эпоса к роману» ставит этот принцип за дифференцирующую основу. К первому типу исследователь относит романы, тесно связанные с фольклорной поэтикой, ко второму - менее зависимые от нее.

Ю.М.Тхагазитов отчетливо обозначил наиболее актуальные проблемы мифологических и фольклорных влияний на молодые литературы. Он продолжил поднятую полемику по этой теме

в журнале «Вопросы литературы» («Вопросы литературы», 1976 -1978 гг.), поставил ряд важных теоретических проблем, требующих своего разрешения. Исследователь впервые осмысливает историю адыгского фольклоризма, начиная с 1930-х годов.

Работа З.М.Налоева «На стыке фольклора и литературы» явилась началом исследования фольклоризма адыгской литературы. Этой же проблеме посвящены другие работы З.М.Налоева: «Из истории культуры адыгов», «Джегуако и поэт», в которой нашли отражение важнейшие этапы переходного типа художественного сознания в период трансформации его из мифо-эпического в литературное. З.МНалоев впервые подверг фундаментальному исследованию народный институт джегуако - адыгских народных певцов-исполнителей, изучил и классифицировал разнообразные игровые формы культуры адыгов, которые получили яркое воплощение в творчестве джегуако.

Значительное влияние на адыгскую литературу, по мысли

A.А.Схаляхо, оказывает героический эпос «Нарты».

Героический Нартский эпос и фольклор, по мнению

B.Б.Тугова, являются идейно-эстетической базой младописьменного романа. Исследователь отмечает неровный характер взаимодействия двух эстетических систем на разных этапах развития, при этом проявляется тенденция к усложнению. Говоря о скрытых и неявных фольклорных проявлениях в литературном тексте, В.Б.Тугов, вместе с тем, не абсолютизирует роль самого фольклора.

С точки зрения Р.Г.Мамий, фольклорный материал служит задаче реалистического постижения исторической действительности, глубокого проникновения в национальный характер.

Г.Г.Гамзатов, говоря о недостаточном исследовании «внутренних закономерностей» литературно-фольклорных взаимосвязей, видит выход в исследовании «питательной среды», вскормившей «гениальное дитя фольклора - литературу как высшую форму художественного сознания народа».

Нам представляется неслучайным, что авторы (Г.Г.Гамзатов, А.М.Гадагатль, А.В.Кулагина, Б.А.Рыбаков) акцентируют внимание на одной из важнейших особенностей фольклорной поэтики - повторяемости. Это свойство, в свою очередь,

является одним из важнейших определяющих архетипа. Подобная фиксация на повторяемости фольклорной поэтики, отмеченная в исследованиях адыгских авторов, - красноречивое свидетельство того, что в настоящее время созрели объективные предпосылки для комплексных структурных исследований литературно-мифологических архетипов.

С течением времени отмечается закономерное «уплотнение» художественной, метафизической, онтологической и любой другой формы информативности художественного текста на его разных уровнях. Если она уже относительно давно коснулась развитых национальных литератур, то в настоящее время ее влияние испытывает адыгская литература; в первую очередь, это касается значительного усложнения композиционной и структурной организации художественного текста, формирования сложных, символически закодированных жанровых форм (роман-миф, повесть-притча). Это мнение разделяют Ю.М.Тхагазитов, Н.А.Приймакова и др. Несмотря на значительные изменения художественного сознания, появление новых закономерностей в современной адыгской литературе, они все еще не имеют сколько-нибудь серьезного убедительного объяснения со стороны исследователей. Между тем, разрешение этой проблемы нам представляется весьма важной задачей, учитывая непосредственную зависимость молодых северокавказских литератур от древней богатой мифоэпической традиции.

Несмотря на значительные достижения в отношении фольклоризма, почти не разработан его онтологический аспект. Мы разделяем позицию ФЛ.Аутлевой, которая, исследуя нравственно-философский аспект современного адыгейского романа, полагает, что современный фольклоризм - проблема, находящаяся на первой ступени разработки.

Устойчивый интерес к личности и учению К.Г.Юнга в нашем отечестве вызвал значительный резонанс, в частности, в отношении методологической базы широкого круга гуманитарных дисциплин. Своеобразным переосмыслением и «адаптацией» теории архетипов Юнга к области отечественного литературоведения явилась фундаментальная работа Е.М.Мелетинского «О

литературных архетипах», которая стала необходимой основой для целого ряда современных научных исследований.

За последние два десятилетия появился целый ряд диссертационных работ, в которых при всей разноплановости поставленных проблем основным методологическим принципом явилось применение теории архетипов. Очевидно, такому активному и полноправному процессу ее вхождения в сферу отечественной методологии, как и приобретению особой роли, предшествовали серьезные объективные и субъективные предпосылки. С конца 80-х - начала 90-х годов XX века теория архетипов нашла необыкновенно широкое применение в научных исследованиях целого ряда российских авторов.

В нашем отечестве сам термин «архетип» начал активно использоваться в работах А.Ю.Большаковой, А.Г.Бондарева, О.В.Латышко, М.А.Новиковой и др. В.А.Марков усматривает неисчерпаемые возможности художественных реконструкций архетипов. Целый ряд научных работ посвящен исследованию разных аспектов русской культуры:

философии: «Архетипы гностицизма в философии русского литературного модернизма» (1998) СЛ.Слободнюка;

культурологии: «Архетипическая матрица русской культуры» (2002) М.Н.Любавина, «Архетипическая традиция в истории художественной культуры: на материалах языческой и христианской Руси» Т.Л.Стороженко; «Архетипические образы в русской культуре» Н.С.Пивневой.

Актуальных аспектов литературоведения касаются следующие диссертационные исследования: Ю.В.Доманского «Архетипические мотивы в русской прозе XIX века» (1998); В.А. Смирнова «Литература и фольклорная традиция, вопросы поэтики: архетипы «женского начала» в русской литературе XIX - начала XX века: Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Бунин» (2001); И.С. Гра-цианова «Концептосфера и архетипическое пространство русской онтологической прозы последней четверти XX столетия» (2004); A.A. Колесникова «Особенности переосмысления библейского архетипа «Жертвы» в романах М.Е.Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» и Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы» (2001); А.Н. Киселевой «Художественные формы трагического сознания

в прозе JI.Андреева (1898-1907): проблемы становления и архети-пического соответствия» (2004), и др.

Несколько научных работ посвящено сравнительному анализу зарубежной и русской литератур с позиции теории архетипов К. Юнга: А.Н.Майковой «Интерпретация литературных произведений в свете теории архетипов К.Юнга» (2000) (на материалах сказки Гофмана «Крошка Цахес» и произведений A.C. Пушкина, И.А.Бунина, И.А.Гончарова); В.С.Юдова «Художественная актуализация архетипического в европейской литературе первой трети XX века: Г.Гессе, Д.Джойс, Т.Манн, А.Платонов» (2001); Т.А.Хитаровой «Архетипические образы верха и низа в романе с притчевым началом» (2003) (на материалах произведений А.Мердок, У.Голдинга, А.Платонова). На белорусском фольклорном материале выполнена диссертационная работа Т.Г. Кутыревой-Чубали «Белорусский жнивный напев: архетипы и инновации» (2001).

Авторы диссертационных работ на обширном литературном материале попытались осмыслить историю формирования теории архетипов, убедительно проиллюстрировали репрезентацию некоторых мифологических архетипов в художественных образах произведений отечественной и зарубежной литератур.

Методологическая основа. Чтобы в той или иной степени отразить состояние современного сознания, художнику требуется особый шифр - знак, а исследователю - понятийный терминологический аппарат. Поэтому процесс научного осмысления труден без сложных семиотических означающих. В связи с этим нам представляется крайне важным использование семиотического метода, который получил научную разработку в трудах целого ряда авторов, в том числе Р.Барта, ЮЛотмана, И.Ильина и др.

В диссертационной работе использовались основы герменевтики. Среди зарубежных исследователей важную роль психического в литературной интерпретации отмечал Поль Рикер. Универсальный характер самого герменевтического метода отмечает В.Е.Хализев. В настоящем исследовании мы ориентировались на теорию типологических схождений А.Н.Веселовского, благодаря которой получила развитие методология инварианта. Концепция инварианта, а также работы по изучению повествовательного

фольклора (КЛеви-Стросса, А.Ж.Греймаса, Р.ОЛкобсона, П.Г. Богатырева) создали целое направление, в основу которого легла теория инвариантной синтагматической схемы функций персонажей волшебных сказок, разработанная В.Я.Проппом. Она же повлияла и на появление методологии структурного анализа художественных произведений (С.С.Аверинцев, Г.Д.Гачев, Н.М. Зоркая, В.В.Иванов, Ю.МЛотман, Е.М.Мелетинский, В.Н. Топоров, О.М.Фрейденберг и др.)

В принципах структурного исследования мы опираемся на концепцию и определение В.Я.Проппа, который рассматривает модель отечественного структурализма как наследие русского формализма. В контексте поставленной нами проблемы актуальным представляется мнение У.Б.Далгат, которая считает, что в решении проблем фольклоризма находят свое применение и принципы системного анализа.

На необходимость системного подхода указывает Г.Г. Гамзатов, который полагает, что анализ литературно-фольклорных связей мог бы обрести значительно большую полноту и системную представительность, если бы к нему был привлечен более широкий культурологический план. С этой точки зрения, считает автор, не только важно выявление закономерностей развития обеих эстетических систем, находящихся в постоянном взаимодействии, но определение, выяснение национальных и региональных закономерностей такого взаимодействия. Именно проблема фольклоризма, по мнению исследователя, теснейшим образом связана с вопросами национальной самобытности искусства, так как на определенных стадиях литературного развития фольклор выступает в роли своеобразного «генетического кода» национальной литературы.

Метод мифологизма теснее всего сочетается с аналитической психологией архетипов, и его применение в нашей работе кажется наиболее конструктивным. Для выявления этой особенности в структуре литературных произведений были использованы элементы структурализма и феноменологии, и наиболее эффективно -метод аналитической психологии.

Тема нашего исследования имеет непосредственное отношение к фольклоризму, в частности, его онтологическому аспекту.

Теоретическая значимость заключается в обосновании нового направления в литературоведении северокавказского региона - мифоонтологии, научное исследование которой впервые осуществлялось с применением теории архетипов. Являясь универсальной, эта область отличается значительным этнокультурным своеобразием. Теоретические положения и выводы диссертационного исследования могут быть использованы в литературоведении и фольклористике, культурологии, этнологии, при формировании словарей символов, семиотики, архетипов.

Практическая значимость работы состоит в создании предпосылок для применения нового направления в национальном литературоведении. Методологические принципы, фрагменты, результаты и научные выводы исследования могут быть использованы для разработки спецкурсов и спецсеминаров, учебных программ по истории адыгских литератур народов Северного Кавказа, в ходе преподавания кабардинской литературы и литературного анализа художественных произведений адыгских авторов. Концепции, положения, фрагменты научной работы могут быть реализованы при изучении теории мифа, включены в курсы истории культуры адыгов, философии, социологии и т.д.

Положения, выносимые на защиту.

• Исходя из тезиса о философичности развитого адыгского фольклора, мы обосновали, что его метафизическая основа нашла непосредственное отражение в адыгской литературе. Это вполне логично, учитывая тесную связь обеих эстетических систем. Онтологические категории адыгской мифологии (игра, инициация, трансценденция) органически присущи не только мифо-фольклорному пласту адыгской культуры, но и литературе.

• Литературные символы, мифологемы, архетипы непосредственно связаны с основными онтологическими категориями адыгской мифологии и фольклора, способствуют их художественной актуализации.

Тактика нашего исследования мотивирована предположением, что на основных этапах истории адыгской литературы существует:

• определенная динамика проявления литературных архе-типических образов, которые берут свое начало из мифа и фольклора;

• устойчивые закономерности репрезентации литературных архетипических мотивов, особенно тех, которые являются наиболее типичными для мифо-фольклорного пласта адыгской культуры;

• определенная корреляция между литературными архе-типическими образами и мотивами;

• онтологические категории и литературные архетипы во многом определяют особенности поэтики адыгской литературы;

• выраженное проявление общей закономерности дегуманизации адыгской литературы, которая манифестирует себя в демифологизации, дегероизации, десакрапизации, отдельных элементах постмодернизма, появлении жанра антиутопии',

• появление нового романа- мифа, повести- притчи, что является отражением общей тенденции;

• архетипический литературный конфликт (в основе которого лежит бинарность архетипических образов) имеет под собой кризисную ситуацию мифологического и фольклорного героя, которая, в свою очередь, репрезентирует трансформированный обряд инициации. Мы полагаем, что эта тенденция в адыгской литературе является проявлением общей закономерности;

• обоснование тезиса о том, что фольклоризм - это сознательная и бессознательная (архетипич'еская) реализация художественного потенциала автора;

• мифологическое и архетипическое непосредственно связаны и выражают себя посредством друг друга.

Апробация результатов исследования. Диссертационная работа обсуждена на расширенном заседании кафедр русской литературы, кабардинской литературы, зарубежной литературы Кабардино-Балкарского государственного университета, отдела кабардинской и балкарской литератур Кабардино-Балкарского Института гуманитарных исследований (май, 2007 г.), на заседании научного семинара «Актуальные проблемы литератур народов Российской Федерации» (июнь, 2007 г.) Института филологии Кабардино-Балкарского государственного университета.

По теме диссертации опубликовано 30 работ, монография «Литературный архетипы в художественных произведениях адыгских авторов» (сентябрь, 2007 г.), общий объем которых составляет 37 пл. По материалам диссертационного исследования прочитаны доклады на международных, всероссийских, региональных, республиканских конференциях: «Актуальные проблемы общей и адыгской филологии, посвященной 75-летию проф. З.И. Кераше-вой (Майкоп, 1999), Научная конференция, посвященная юбилею В.И.Абаева (Владикавказ, 2000), «Современные проблемы кавказского языкознания и фольклористики: материалы международной конференции, посвященной 100-летию К.С.Шакрыл» (Сухум, 2000), «VI Царскосельские чтения» (Санкт-Петербург, 2002), «Актуальные проблемы общей и адыгской филологии» (Майкоп, 2005), «Ломидзевские чтения» (М., 2005).

Структура диссертации - введение, основной корпус, состоящий из четырех глав, заключение, схемы, библиография.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается выбор и актуальность темы, теоретическая основа и методология, использованные для исследовательской работы, формулируются основные цели и задачи, комплекс ключевых положений, выносимых на защиту, характеризуется теоретическая и практическая значимость работы, научная новизна ее идей и выводов, выявляются особенности формирования фольклоризма адыгской литературы, литературных архе-типических образов и мотивов.

В первой главе «Онтологические категории (трансцен-денция, инициация, игра): современное представление» онтологические категории рассматриваются как «мост», благодаря которому восстанавливается связь с метафизической основой мифо-фольклорного наследия адыгов. Их «растворенность» в мифе и фольклоре обусловлена длительным процессом эволюции художественного сознания. Фундаментальные онтологические категории находили непосредственное отражение в эмпирических мифологических формах мышления. Метафизическое осмысление

мифологии раскрывает новую грань научных исследований, в частности, ее онтологический аспект.

Сама мифология, на наш взгляд, в значительной степени является результатом философского поиска в пределах любой национальной культуры. После кризиса адыгской советской литературы для восстановления потерянной национальной самоидентификации художественное сознание возвращается именно к онтологическим основам национальной культуры, воплощенным в мифо-фольклорных художественных формах. Такой тип восстановления является одним из важнейших способов «регенерации» нарушенной духовной преемственности.

Обозначенные онтологические категории представлены в большом количестве источников - зарубежных и отечественных. Они относятся к разным областям знаний, течениям, направлениям, методологиям. Вместе с тем, при всей разноплановости в отношении форм выражения, все они в той или иной степени воплощают в себе идею инициации, игры, трансценденции.

Стержневой онтологической категорией адыгской мифологии и литературы, вокруг которой разворачивается стихия онтологических взаимодействий, является трансценденция. Транс-ценденция, условно говоря, - это высшая точка в воплощении всех возможностей, заключенных в любой форме бытия, любом акте бытия, во всем сущем. Если кратко определить наши выводы в отношении обозначенной категории, то основным мотивом ми-фо-метафизического героя (термин М.Х.) адыгского фольклора становится достижение трансцендентной цели. Стремление к ней проявляется как универсальная данность, заложенная в природе мифологического героя. Сама трансценденция определяется как стремление к высшей цели (с позиций метода аналитической психологии - как полное проявление индивидуации), которая в рамках фольклора имеет конкретное воплощение: чаще всего она представлена в образе красавицы, невесты (распространенный мотив добывания невесты) или бога. В настоящем исследовании мы попытались рассмотреть те же категории (в том числе, категорию трансценденции) на материале адыгской художественной литературы.

Трансценденция как категория возникает из игры и непосредственно с ней связана. Стихия игры имманентно сопряжена с адыгской культурой и во многом определяет ее. Причины, на наш взгляд, следует искать в тесной связи с религиозным синкретизмом, основой которого остается язычество. Последнему присущ дух карнавала, обрядности, игры, динамизма действий, что определенным образом обусловило игровой способ художественного мышления адыгов в целом. Другой важной причиной, объясняющей доминирование категорий игры (и инициации) и их значительное влияние на индивидуальное художественное сознание, является неразрывная связь адыгской культуры с институтом дже-гуако, который еще существовал в начале XX века. Третья причина заключается в тесной связи с народным обрядом, феномен которого до настоящего времени не стал формальным.

Нами были разработаны четыре формы игры (с учетом схемы Хейзинги - Кайюа), основанные на материале адыгской мифологии и фольклора:

1. Игра-состязание;

2. Игра с судьбой;

3. Игра-превращение;

4. Игра с Богом.

Мы пришли к заключению, что для мифо-метафизи-ческого героя трансценденция (трансцендентная цель) осуществляется через инициацию.

Были отмечены (на основании классификации В.Я. Проппа) наиболее распространенные инициационные мотивы в адыгской мифологии и фольклоре:

- необычное происхождение мифологического (фольклорного) героя;

- невероятно быстрый рост в детстве;

- изоляция героев, воспитание «вдали от людских глаз»;

- конь из подземелья;

- «переносчики» в царство мертвых (конь, орел);

- другие способы «переправы» (веревка, ремни, лестница и

пр.);

- нагучица;

- иныжи, их слепота;

- имитация обжорства;

- обет молчания;

- определение героя по запаху;

- значение плешивости Куйцук, Куйжий;

- «большой» или «мужской» дом;

- тайная комната;

- «сестрица» в мужском доме;

- судьба детей мужского дома;

- братья-драконы;

- дракон-похититель, дракон-поглотитель;

- мотив «заглатывания» и «извержения»;

- змей убивает змея;

- добывание невесты. Смена царя.

В центре нашего внимания на всех этапах исследования находилась инициация метафизическая, (онтологическая), возрождение «homo philosophicus, или второго Адама» (по выражению Юнга) как проявление некоего универсального духовного феномена, который актуализируется, отражаясь в творческой деятельности народа. Именно под этой призмой мы выделили три стадии становления адыгского мифо-метафизического героя.

Мотив поисков отца (месть за отца) связывается с мифологемой дороги, странствия, путешествия, центральной в адыгских мифологии, фольклоре и литературе. Путешествие героя становится, с одной стороны, испытанием (компонент, необходимый для инициации). Эта сторона характерна для мифо-фольклорного и литературного героя. С другой стороны, путешествие - прямой символ индивидуации для обретения собственной самости. Такой аспект мотива путешествия всегда характерен для мифологического (фольклорного) героя, тем более, для литературного.

Во второй главе «Актуализация онтологических категорий мифологии через формирование архетипических образов и мотивов в творчестве адыгских писателей (Хан-Гирей, А.А.Шогенцуков, А.П.Кешоков)» исследуется динамика трансформации архетипических образов и мотивов в произведениях адыгских писателей.

Особенностью «Черкесских преданий» (1841) является своеобразное совмещение двух когнитивных культурных полей,

которые синтезировали элементы русской литературы (русский романтизм, лйтературный русский язык) и адыгской мифо-фольклорной традиции. В произведении Хан-Гирея можно отметить использование некоторых распространенных адыгских фольклорных мотивов, в частности, «мести за отца» и «пребывание героя в склепе (пещере)». Отмечается использование фольклорных элементов на уровне сюжето- и образостроения (герой-мститель, трансформирующийся в героиню-мстительницу, как литературная инверсия образа. Характерен фольклорный мотив «перекати-поле», который находит воплощение и в современной адыгской литературе, например, в творчестве кабардинского прозаика М.Емкужа).

Вместе с тем, репрезентация фольклорных мотивов в художественных произведениях адыгских просветителей реализуется преимущественно в форме литературной стилизации. В творчестве С.Хан-Гирея находят воплощение фольклорные и мифологические мотивы, образы и сюжеты. Вместе с тем, в произведении еще не проявлены литературные архетипы. Однако уже отмечается формирование зачаточных форм художественного символа.

В главе рассматривается проявление мифо-фолыслорных традиции и новации на примере некоторых произведений А.А.Шогенцукова. В его творчестве заметны влияния бесписьменной национальной культуры, адыгского этикета, традиций восточной и русской литератур. Последняя, в свою очередь, формировалась под воздействием европейского романтизма, который косвенно повлиял на художественный стиль поэта. В качестве формообразующего принципа им впервые была использована структура русской баллады (драматическая поэма «Зимняя ночь»). В творчестве поэта нашла закономерное отражение поэтика фольклорной традиции (в частности, песенного творчества дже-гуако, особенно песен-плачей - гыбзэ), которая ярко, своеобразно преломилась индивидуальным художественным сознанием. Этими многообразными слагаемыми объясняется значимость и противоречивость его творчества.

На примере литературного анализа некоторых произведений поэта исследовалась степень влияния этих традиций на формирование новых, независимых литературных тенденций и зако-

номерностей индивидуального поэтического стиля. В литературном методе А.А.Шогенцукова фольклорная и литературная традиции органично сосуществуют. Влияние первой проявляется в цельности, отсутствии рефлексии и «расщепленности» психологических портретов литературных героев, характерных для развитых литератур; специфическое для фольклора «черно-белое» интонирование текста, радикальная поляризации бинарных оппозиций. Специфично и заимствование типичного сюжета народных преданий, например, трагический исход любовной истории на фоне враждебного окружения (сюжет поэм «Мадина», «Камбот и Ляца»). Тем не менее, появление простого психологического портрета уже имеет отношение к литературной традиции. Последний представляет ее начальные формы, и вместе с тем, весьма своеобразно сочетается с яркой манифестацией личностного начала каждого из главных героев.

Творчество А.А.Шогенцукова оказалось непосредственно связанным с лирикой джегуако. Форма некоторых стихов-посвящений напоминает хохи и величальные песни, таким образом, мифологический и фольклорный элементы несут формообразующую и стилистическую функции. Особенностью творчества А.А. Шо-генцукова является рельефность социальных, феноменальных и экзистенциальных конфликтов, которые чаще возникают в условиях пограничной ситуации (как предвосхищение современного направления в отечественной и мировой литературе). Эта же особенность его творчества позволяет рассматривать большинство художественных конфликтов в произведениях поэта как проявление бинарности - одной из важных современных тенденций фольклоризма, связанной с теорией архетипов (Е.М.Мелетинский, В.С.Севастьянова, Е.В.Воробьева, А.М.Майкова и др.). В основе последней, на наш взгляд, лежит кризисная ситуация мифологического и фольклорного героя, которая, в свою очередь, отражает трансформированный обряд инициации.

В рассказе «Под старой грушей» (1933) представлена авторская художественная реконструкция архетипа Мирового Дерева. В творчестве А.А.Шогенцукова впервые обозначились литературные архетипы, такие как Мировое дерево, Мировая Гора, Пещера и др., которые получили наибольшее развитие в совре-

менной адыгской литературе. Если в «Черкесских преданиях» Хан-Гирея можно говорить лишь о литературной стилизации фольклора, то у Шогенцукова фольклорные и мифологические образы преломляются через усложненную систему семиотического литературного метода. А.А.Шогенцуковым часто используются мифологемы.

В диссертации значительное место уделяется исследованию романа-дилогии А.П.Кешокова «Вершины не спят» («Чудесное мгновение» (1958), «Зеленый полумесяц» (1965), дилогия «Вершины не спят» (1970)), который достаточно показателен для периода послевоенной адыгской литературы. Миф претворяется в литературном дискурсе, пожалуй, на всем протяжении процесса становления адыгской литературы, с той лишь разницей, что на разных исторических этапах он воплощается в разной степени и форме. Своеобразной вехой в этом отношении стал советский адыгский роман. Этот этап характеризовался динамичным развитием литературного мастерства и его методов, преимущественно, в рамках соцреализма. Одновременно в литературе отмечалась тенденция к «откату» от фольклоризма, обусловленная пристальной фиксацией на самом литературном процессе, его активном становлении в условиях новой общественно-экономической формации. Вместе с тем, именно в этот период в нашем отечестве были написаны произведения, в основе которых лежат мифологические или фольклорные мотивы: «Закон вечности» Н.Думбадзе, «Железный театр» О.Чиладзе, «Дата Туташхиа» Ч.Амирэджиби, «Выбор» Ю.Бондарева, «Твоя заря» О.Гончара, «Белый пароход», «Буранный полустанок» Ч.Айтматова, «Императорский безумец» Я.Кросса, «Сказание о Юзасе» Ю.Балтушиса и др.

Сложная художественная тематика дилогии касалась одного из самых драматических периодов Кабарды - переходного исторического этапа становления советской власти, революционных и послереволюционных преобразований, гражданской и первой мировой войн, которые сопровождались неразрешимыми противоречиями во всех сферах жизни. Именно советский литературный дискурс становится наиболее активной и востребованной сферой, которая формировала партийное, «правильное» отношение к социализму во всех его проявлениях. Это достигалось с по-

мощью относительно высокого уровня художественной литературы и ее непосредственным активным влиянием на культурное бессознательное широких масс. Литературные персонажи становятся яркими, убедительными выразителями советской идеологии и приобретают статус самостоятельных «живых» героев, очень напоминающих известные знаменитые эпические персонажи.

В романе-дилогии присутствуют образы-символы (кинжал (меч), колесо, вершина, камень). Наряду с ними в романе формируются архетипические образы Кузнеца, всадника, воды, дерева.

Формируется общий собирательный образ Кузнеца нового времени; его составляют кузнец Бот, Инал Маремканов, дед Баля-цо, Эльдар, Тембот, Аслан, Нургали, мальчик Лю. Все они, так или иначе, дополняют типаж Нового Кузнеца или кузнеца советского времени. Комплекс индивидуальных особенностей и профессиональных функций всех этих персонажей-кузнецов определяет единый общий портрет Кузнеца, точнее, его архетип.

Архетип дерева. Одним из доминирующих архетипиче-ских образов в романе-дилогии «Вершины не спят» является дерево. В «Чудесном мгновении» это - старая груша. Образ грушевого дерева вызывает ассоциации со сходным образом в рассказе А.А.Шогенцукова «Под старой грушей». Старое грушевое дерево - место, которое неизменно привлекает детей: у Шогенцукова -школьников, для которых повествует старик-сказитель, у А.Кешокова это - место для мальчишеских игр. Сидя на верхушке грушевого дерева, воспитанница княгини девочка-сирота Тина наблюдает за свадьбой.

Образ дерева получает новую, советскую интерпретацию, порой курьезную. Если раньше собственность принадлежала князьям и уоркам, то теперь принадлежит всем, рассуждает Дав-лет.

Архетип всадника является одним из наиболее распространенных образов в адыгской литературе. В советском романе он имеет собственную характеристику. Астемир Баташев, укрощающий необъезженного коня Емлиджа - одна из наиболее экспрессивных, запоминающихся сцен первой части дилогии. Всадник Астемир со своим конем Похом представляют собой классическую пару, трансформированную из фольклора литературной

национальной традицией; столь же традиционным является преодоление препятствий всадником. Такой же фигурой становится Жираслан, который еще представляет традиционный портрет адыгского всадника.

Позже на страницах романа появляются всадники Красной Армии с красными лентами на черкесках. Так, традиционный адыгский всадник в советском романе превращается в красного всадника.

Однако с последним происходят и другие перевоплощения - он становится «всадником просвещения», по определению просветителя Казгирея Матханова, в духе совершающихся вокруг грандиозных перемен. Образ всадника превращается во множественную метафору - старым всадником становится даже шариат. С всадником сравнивается река Урух, которую герой называет «золотым всадником». Аналогом последнего становится новый всадник, о котором главный герой говорит весьма символично: «Это человек в седле с ружьем - с букварем в руках». Определяется динамика формирования архетипа в пределах романного дискурса: типичный всадник (например, Астемир Баташев, укрощающий необъезженного жеребца, Жираслан) - «плохие» всадники (всадники Шкуро) - «красный» всадник (Эльдар с красной лентой на груди, Астемир с красным знаменем в руках) - всадник «просвещения», Шариат - «старый» всадник, у которого «перерезали подпруги». Так в романе формируется литературный архетип всадника советской эпохи.

Он достаточно часто встречается в произведениях адыгских авторов, причем подобная широкая вариабельность типична для адыгской литературы в целом. Характерно, например, название романа Т.Керашева - «Одинокий всадник».

Архетип воды. Природные стихии в дилогии А.Кешокова символически соотносятся с глобальными социальными преобразованиями и событиями переходного периода. Неудержимый водный поток открывается совершенно разными художественными гранями. Его символическая функция необыкновенно пластична и вариабельна: река приносит блага жизни - от валежника и деревьев до бытовой утвари - то и другое систематически вылавливается жителями аула Шхальмивоко.

Мотив ливня связан с мотивом библейского потопа, который подводит итог очередному витку прошедшего циклического времени, уничтожая его. Вместе с тем, вода как один из эсхатологических мотивов «смывает», нейтрализует мир несовершенного бытия, при этом она выступает как стихия очистительная, поскольку приводит его к исходной точке отсчета, давая возможность заново выстроить более совершенную систему мироустройства взамен старой, несостоятельной.

Функция обновления непосредственно связана со стихийной, безличной жестокостью воды - ведь в качестве обновляющего начала она предварительно уничтожает старый мир и людские жизни. Река Шхальмивоко (прототип ее - река Шалушка, старое название - Шхалюко) разливается после ливня. Поток ее в свое время «унес» Мурата, отца Эльдара, и князя Шарданова. Жертвы реки - закономерный итог «темной» стороны ее символической амбивалентности и полиморфизма, в которых наряду с созидательным началом присутствует равноценный элемент деструкции.

Вода, как слепая разрушительная сила, уносит плоды тяжелого труда, необходимого для построения новой социалистической жизни: так, водный поток сносит трактор, ломает плотину, которую строили под руководством Жираслана. Стихия воды является универсальным полифункциональным символом, который «работает» на разных уровнях художественного текста. Таким образом, в дилогии А.Кешокова формируется самостоятельный литературный архетип воды, который представлен как полисеми-ческий образ, определяет целый ряд семантических нагрузок и выполняет структурообразующую функцию.

В дилогии находят воплощение распространенные мифологические мотивы, например, мотив поисков отщ, который выступает как его инверсия или реминисценция, мотив путешествия, подземелья. Они непосредственно содержат в качестве мифологического ядра мотив превращения. Эти мотивы в совокупности и в частности представляют онтологическую категорию -инициацию. Категория трансценденции выступает в качестве трансцендентной цели.

В творчестве А.П.Кешокова очевидна художественная преемственность в отношении архетипической поэтики А. Шо-

генцукова, первой в истории кабардинской литературы. В его произведениях4 нашли воплощение и дальнейшее развитие архе-типические образы и мотивы, распространенные в адыгском фольклоре и мифологии.

В третьей главе «Репрезентация онтологических категорий и особенности формирования архетипических образов и мотивов в художественной литературе 1980-90-х годов (на примере творчества М.Т.Эльберда, Х.К.Бештокова, Ю.Г. Чуяко)» представлена динамика проявления литературных архетипических образов и мотивов в художественной литературе так называемого нового времени. Она оказывается наиболее интенсивной в сравнении с предшествующими этапами литературного процесса.

Художественные методы, использованные М.Эльбердом в романе «Страшен путь на Ошхамахо» (1987), имеют самую тесную связь с фольклором и мифологией; они проявляются в разных формах практически на всех уровня текста. В структуре романа М.Эльберда соотнесены адыгские обычаи, этикет, предания. Национальный мир показан глазами самих адыгов, реже - через их внутренний мир (исповедь Мысроко, внутренние монологи Кан-болета, Казаноко и т.д.), с точки зрения представителей русского и европейских народов на национальный мир адыгов, наконец, с высоты современности - с позиции Созерцателя. Такая частая смена точек зрения позволяет добиться «стереоскопического» изображения художественного предмета, образа и, в совокупности, основной художественной идеи. Подобный игровой композиционный прием позволяет дистанцироваться от изображаемого, допуская юмористическое или ироническое отчуждение.

Эволюция художественного мастерства адыгских поэтов и прозаиков осуществляется, в первую очередь, в русле трансформации древнейшей фольклорной традиции, преломления ее в том или ином варианте на пути формирования новых литературных традиций. Настоящее исследование касается именно этого аспекта романа «Страшен путь на Ошхамахо».

В произведении широко используется фольклорный и этнографический материал. Этно-материал органически ассимилирован художественным текстом, удачно «вписан» в него, поэтому

богатая этнографическая и фольклорная основа проступает как бы исподволь.

Достаточно часто автор апеллирует к адыгским фольклорным и мифологическим персонажам. Чаще всего они упоминаются в монологах героев, реже используются как литературные прототипы. Величественная фигура бога-кузнеца Тлепгиа становится одной из самых распространенных в адыгской прозе. Это не случайно, так как Тлепш - излюбленный мифологический образ, который отвечал за вооружение адыгского воина. Очевидно, именно поэтому его чаще всего упоминают персонажи романа, представляющие адыгское воинство.

Литературные аллюзии на мифологические и фольклорные образы, эпизоды, сюжеты встречаются в тексте от экспозиции до финала.

Центральными архетипическими образами становятся архетип Кузнеца, архетип Нарта, предметным архетипическим образом выступает панцирь (как инверсия образа меча или кинжала).

Композиция романа построена по типичной модели приключенческого жанра и, соответственно, одним из главных мотивов композиционной структуры заключает в себе мотив путешествия.

Наряду с ним автором используется другой распространенный мифологический мотив - добывания невесты (как трансцендентной цели).

Стихия воды активно применяется в разных вариантах как средство для инициации литературного героя, точнее, литературной инверсии этого мотива.

Здесь же художественно репрезентируется мифологическая форма игры-состязания. Адыгские фольклорные и мифологические мотивы используются для сюжето- и образостроения, нового литературного мифотворчества и песнетворчества, приобретают своеобразную форму мифо-литературной «гибридизации» и литературной стилизации. Автор применяет метод игровой поэтики, «смешивая» миф и реальность, зачастую меняя их местами, использует метод частой смены (или совмещения) ракурсов (точек зрения) на один и тот же художественный объект. Например, автор «мифологизирует» историческую личность народного

адыгского джегуако Казаноко Жабаги. Мифологические персонажи становятся матрицами литературных, трансформируясь в ряде случаев в литературные архетипы. Фольклорные и мифологические реминисценции проявляются в разных формах на протяжении всего повествования.

Одним из самых распространенных образов адыгской литературы является камень. Он несколько раз встречается в романе М.Эльберда: в начале повествования — это священный черный камень Каабы в Мекке, к которому направляются паломники, чтобы освятить чудесный панцирь. Священный камень мусульман в середине повествования сменяется священным адыгским языческим камнем, на котором оставляют подношения. Характерно, что в сцене с образом языческого камня связаны:

- старик-шоген, живущий в пещере;

- старуха, которая принесла пожертвование к камню;

- Кубати, который приносит камню первую жертву (дикого кабана);

- пожертвование шогену, которое инициирует старуха Ха-

дыжа.

Непосредственная связь Кубати (прототипом которого является Сосруко) с камнем нам кажется закономерной. Подобные аналогии протагониста, имеющего мифологическую матрицу, с камнем, уже известны в некоторых литературных произведениях северокавказских авторов.

Особое место в адыгской литературе занимает творчество Х.Бештокова. Одним из самых значительных явлений в кабардинской литературе стал роман в стихах «Каменный век» (Мывэ лъэхъэнэ, 1985), который во многом определил новый уровень кабардинской литературы. Методом стилизации под архаический сюжет автор пытается раскрыть тайну происхождения и способ существования зла, жажду познания для приближения человека к истине, утверждает торжество непреходящих духовных ценностей. Использован новый художественный слог, элементы поэтики, граничащие с творческим экспериментом. Поэма кодифицирована сложными и простыми символами. На примере войны двух древних племен (Дореев и Эминеев) автор в экспрессивно-выразительной художественной манере отражает один из самых важ-

ных моментов истории человечества, когда на смену принципа правоты с позиции силы приходит нравственный императив. В войне Дореев и Эминеев нет победителей, но проигравшими оказываются все: люди обоих племен погибают, кроме случайно оставшегося в живых Ану. Гуманизм, с точки зрения автора, не просто принцип, а закон необходимости, без которого оказывается обреченной не только частная жизнь, но существование всего человечества.

Текст денотативно связан с историей самих адыгов, так же, как с историей любого другого народа, так как содержит некую универсальную модель длительного драматического становления человеческой морали. Автор художественно репрезентирует эпоху, когда трагически уходили в прошлое великие тотемы, освобождая сознание людей для другого, принципиально нового духовного движения. Каким оно будет? Чтобы понять это, юноша Ану забирается на высокое дерево вместе со своей подругой. За его плечами ничего не осталось: истреблено племя, погибла семья и последняя надежда - Черный Бык, приносящий счастье ему и его народу. Юноша напряженно всматривается в будущее. Сможет ли он выбраться из порочного страшного круга «кровь за кровь», в котором до сих пор вращались люди по нелепой прихоти судьбы? Белая вершина горы из сна Ану кажется такой же призрачной, как сон. Но в виртуальном единоборстве вершины и Черного Быка животное соскальзывает и погибает. Вершина оказывается той высшей планкой нравственной эволюции, которую уже не может одолеть бык-тотем, заключающий в себе силу и агрессию. Она оставляет надежду на спасение двух одиноких людей в жестоком, враждебном мире. Дерево оказывается единственным спасением для Ану и его подруги - настоящее Древо жизни. Новоявленные изгнанники - Адам и Ева - поднимаясь выше, опираются на его ветки, чтобы перейти на совершенно другой уровень отношений: возможно, он явится предпосылкой для появления нового, небывалого еще мира, который будет управляться уже другими, человеческими законами.

Произведение Х.Бештокова отмечено достижением нового уровня поэтики, стиля, композиции, внутренней динамики и энергетики художественного текста. В романе-мифе «Каменный век»

представлен архетип Оборотня (Псомордого). Амбивалентным символом выступает образ Черного Быка, воплощающего старый мир, который управляется с позиций силы. В нем еще отсутствует нравственный закон. Другими символическими образами выступают дерево, река, гора, камень. Они могут быть рассмотрены как литературные архетипы только в общем контексте современной адыгской литературы. Символы дерева, горы являются трансцендентными.

С появлением «Каменного века» Х.Бештокова в адыгской литературе берет начало новая тенденция - неомифологизм, в рамках которого утверждает себя жанр романа-мифа. Следует отдельно подчеркнуть особые, новаторские принципы поэтики, смелость и неожиданность в системе структурирования и организации художественного текста, глубину и широту философского поэтического осмысления и постижения материала, особенную силу и остроту художественного воздействия. Сложная мифологическая поэтика X. Бештокова оказала значительное воздействие на адыгскую литературу.

Талантливый адыгейский прозаик Ю.Чуяко в романе «Сказание о Железном Волке» (1993) своеобразно интерпретировал широкий пласт адыгской мифологии и фольклора, сформировал новые методы организации и структуры художественного текста, которые вывели адыгскую современную прозу на новый уровень художественного мастерства. Любая художественная идея произведения вырастает из предшествующей мифологической основы, оформляется в пределах ее лучших традиций, и это дает ей основной импульс для дальнейшего движения и роста. Художественные образы, архитектоника сюжета, символические, метафорические элементы непосредственно связаны с адыгским фольклором.

Как можно было убедиться на примере литературного анализа художественного текста, автором часто используется метод фольклорного заимствования на уровне сюжето- и образо-строения. Мифологические персонажи продолжают свое инобытие, воплощаясь в литературные, которые так же, но по другим законам, формируют литературный архетип.

На основании художественных новаций, активного использования множественных архетипов и символов, благодаря привлечению богатого фольклорного, мифологического, этнографического материала, автор сумел создать широкомасштабное художественное полотно - литературный миф. Нашу точку зрения разделяет Ф.А.Аутлева, Н.А.Приймакова и др.

Но в этих случаях современного литературного мифотворчества остается общая авторская тенденция к дегероизации и «снижению» старого мифологического стиля - ведь новый современный миф носит больше пародийный или иронический характер.

В романе представлены литературные архетипы Кузнещг Тлепша, Оборотня (и его разные варианты), Всадника, Джегуако (дедушка Хаджекыз), Коня. Предметные литературные архетипы воплощаются образами Мирового Дерева, Меча. Встречаются символы трансценденции, которые актуализируют ее онтологический аспект. В повествовании присутствует трансформированный мотив путешествия. Ярко выраженный мотив двойнтества можно рассматривать, с одной стороны, как близнечный мотив, распространенный в фольклоре и мифологии, с другой - как проявление мотива оборотничества. Автор воссоздает новый литературный миф, широко вводя мифологические и фольклорные образы, мотивы, реминисценции, новые притчи и сказания Джегуако Хаджекыза, что позволяет говорить о литературном мифотворчестве. Роман «Сказание о Железном Волке» соответствует жанру романа- мифа.

В четвертой главе «Актуализация онтологических категорий посредством формирования архетипических образов и мотивов в творчестве современных адыгских писателей (М.Емкуж, Н.Куек, Д.Кошубаев)» рассматриваются новые принципы поэтики современных авторов в контексте поставленной проблемы.

На авансцене повести М.Емкужа «Всемирный потоп» (1994) - мир современности, но сквозь него просматривается другой, сакральный план, на который «работает» видимый, профанный. Именно в соотношении двух совмещенных временных плоскостей становится очевидной вся степень деформации видимого плана - современной жизни, ставшей недолжной. Этот процесс носит перманентный, циклический характер: художественный хронотоп (по автор-

скому умолчанию) каждый раз восстанавливается после очередного природного катаклизма (кары божьей), но всякий раз жизнь деградирует, приходит к упадку, что инициирует новое стихийное бедствие, и так без конца (мифологема порочного круга). Таким же образом, на фоне своей мифологической матрицы литературные архетипические варианты оказываются непоправимо деформированными. В этом заключается индивидуальный прием художественного снижения.

Такую же отчетливую тенденцию снижения мы обнаруживаем в романе Н. Куека «Вино мертвых» - она достигается за счет постепенного устранения сакрального. Иной метод применяется ДКошубаевым; здесь эффект снижения достигается через смеховую стихию - иронию, сарказм, пародию, гротеск. Но в трех случаях результирующим оказывается общий эффект дегероизации, десакрали-зации, демифологизации.

Автором повести «Всемирный потоп» применен принцип деконструкции. В пространстве двух совмещенных ракурсов становятся очевидными те отклонения от мифологических «правильных» прообразов, которые, оставаясь фоном, дают возможность оценить степень «деформации» тех или других литературных образов-двойников. Повесть М. Емкужа - отчетливая антиутопия. Н.А.Шогенцукова справедливо называет произведение М.Емкужа «романом-предупреждением», классифицируя его как роман в силу масштабности, глубины и цельности замысла и композиции. Стиль повести отличается преимущественно мягким юмором и легкой иронией, пониманием человеческих слабостей героев, сочувствием и приятием их. Именно такая тональность придает в общем безотрадной драматической картине просвет надежды. Автор не подсказывает, (да и, возможно, не знает) выхода, но «согревает» все повествование теплом гуманизма. Благодаря художественному мастерству, автору удалось в рамках выбранной поэтики добиться значительного художественного эффекта.

Кроме главных литературных героев, которые представляют различные варианты архетипа пророка, автор вводит в повествование предметные образы - архетипы воды, камня, дерева, горы (кургана), благодаря которым достигается необходимый художественный эффект и семиотическая насыщенность.

Мы можем заключить, что в современной адыгской литературе центральным становится образ оборотня, который олицетворяет мировое зло. В повести «Черная гора» (1997) талантливого адыгейского писателя Н.Куека таким образом становится сама Гора. Природа зла, его воплощение, генезис и развитие, действенные способы противостояния злу - проблемы, которые волнуют современных адыгских художников слова. Зло, согласно художественным представлениям писателей, неуловимо, разнолико, протейно, именно поэтому оно выступает чаще всего в облике Оборотня. «Оборотни-чество» - магическая перемена облика персонажа. Мотив оборотни-чества, очевидно, базируется на практике маскировки, а также на некоторых тотемических и анемических воззрениях: о воплощении души человека в животном (растении, предмете), о человеческой или животной ипостаси аграрных божеств, духов. В оборотничестве отразились представления о зооантропоморфной природе мифологических персонажей - тотемных первопредков и культурных героев. Двойственность их природы обнаруживается первоначально не в облике, а в поведении, причем грань между ипостасями человека и животного под час трудноуловима.

Оборотень доминирует в романах Х.Бештокова «Каменный век» (Псомордый), Ю.Чуяко «Сказание о Железном Волке» (в образе Железного Волка). Мотив оборотничества непосредственно связан с инициацией, его семантическое наполнение отчасти сохраняется в художественном дискурсе современных адыгских писателей.

Кроме архетипа Оборотня, в повести присутствуют архетипы Старца (глава «Старик»), Матери («Мать Нешара»), Юноши (Нешара), Девушки, Врага (Рыжебородый), Одинокого Всадника (символ адыгского народа), собирательный образ страдающего ребенка (который идентичен архетипу Божественного Младенца); предметные архетипы дерева, камня.

Наиболее выраженными являются символы трансценденции, которой достигает герой через превращения и метаморфозы (аналогии духовной инициации). С помощью архетипических образов репрезентируются архетипический мотив путешествия (во временах и пространствах) и танца

Прозаик Н.Куек проявляет себя мастером поэзии. «Вино мертвых» (2002) - роман, написанный в манере поэтической прозы.

Такая особенность соответствует тенденции в адыгейской литературе. 4

Вместе с тем, роман является своеобразной литературной стилизацией адыгской версии Нартского эпоса, в которой художественное пространство обретает особое свойство многомерности. Автор создает свой, новый миф - литературный Все это позволяет говорить о создании произведения в жанре романа-мифа, впервые отчетливо воплощенного в творчестве Х.Бештокова. В пределах этого жанра позволительным оказывается дидактизм, который мог бы показаться порой избыточным, если бы не авторское чувство стиля, которое сохраняет органичное читательское восприятие.

Одновременно обе особенности (поэтизированный стиль, жанр романа-мифа) соответствуют тенденциям мирового литературного процесса.

В романе репрезентированы основные онтологические категории адыгской мифологии, которые находят воплощение в трансформированных мифологических мотивах.

Категория инициации представлена мотивами подземелья, тесно связанного с мотивом поисков отца (точнее, его инверсией -мотивом поисков мертвого отца), быстрого роста, путешествия (как художественного воплощения военного похода - зек1уэ, пути одиночества, путешествия в небо).

Мотив путешествия и мотив танца (полета) объединяет категорию инициации с категорией трансценденции. Последняя воплощается мотивами полета, архетипом богочеловека Тлепша, образами-символами воды, света, звука.

Категория игры представлена инверсией мифологического (фольклорного) мотива игры-состязания.

Все вышеперечисленные мотивы актуализируются за счет композиционных функций литературных архетипов и образов.

Литературными вариантами мужских архетипов являются Воин, Певец (Джегуако Ляшин), Фэнэс (адыгский вариант Вакха), Богочеловек Тлепш.

Литературными вариантами женских архетипов являются Дева, Великая Мать.

В романе представлен литературный архетип Младенца (сын Тлепша).

Автором используются сюжеты и мотивы нартского эпоса, которые чаще актуализируются в литературном дискурсе как след, реминисценция. Интерес представляет композиция романа, в которой автор совмещает две когнитивные плоскости - историческую и мифологическую. Композиционно линейное историческое время «сворачивается» в циклическое, мифологическое, но коннотативно оба плана сосуществуют до самого финала.

Особыми методами, которые применяются автором, становятся игровой метод, (используется на разных уровнях текста), прием гиперболы, метод снижения; последний достигается при помощи десакрализации, дегероизации, демифологизации.

Декодируя художественную систему символов, можно заключить, что герой (Тлепш) может обрести свободу, исполнив то, «что предначертано». Оно задается женским началом, праматерью. Вероятно, ее образ потому постоянно преследует героев, что они не выполняют того, что им предписано. Может, именно поэтому все Хаткоесы движутся по замкнутому магическому кругу, и только Тлепшу удается разорвать его, перейдя в другое онтологическое измерение. Характерно, что ко всем героям-воинам приходит образ прабабушки, за исключением Тлепша.

Роман Д.Кошубаева «Абраг» (2004) является литературной пародийной стилизацией нартского эпоса. Автор использует практически весь диапазон смеховой стихии: юмор, ирония, сатира, пародия, гротеск. Эти приемы действуют на всех уровнях текста, в том числе, лингвистическом, стилистическом, композиционном, онтологическом, метафизическом. Жанр романа можно классифицировать как роман-миф, роман-антиутопию. С другой стороны, учитывая, что в основу романа положена адыгская притча об исчезновении озера Абраг, произведение можно назвать ее литературной репрезентацией и классифицировать его как роман-притчу. При этом мифологическая основа является едва ли не единственной, если не считать проекцию романа на современность, в первую очередь, на общий и культурный кризис. Впервые в истории адыгской литературы автор подверг жесткой критике фундаментальную составляющую современного адыгского культурного феномена (в частности, современное семантическое наполнение адыгэ хабзэ), применив метод тотального отчуждения через заимствование образов, мотивов и сюжетов из

адыгской мифологии, в первую очередь, нартского эпоса. Вместе с тем, в романе использованы библейские мотивы и их реминисценции (мирового потопа, Содома и Гоморры и пр.). Можно утверждать, что Д.Кошубаевым впервые был применен метод последовательной деконструкции. Он соотносится с основными установками постмодернизма (деконструкция, отказ от художественного моделирования целостной картины мира, ирония, пастиш и т.д.), что позволяет говорить о преимущественно постмодернистской ориентации романа.

В романе актуализированы все три онтологические категории - трансценденция, инициация, игра. Но в силу указанных особенностей, они получают обратное семантическое наполнение. Так, трансценденция представлена своими типичными символами: лестница, образ неба, мотив полета, трансцендентная цель в образе невесты (красавицы) и бога. Но символ лестницы не служит своему онтологическому, сакральному назначению (которое намеренно подменяется профанным), этому же соответствует образ неба; мотив полета превращается в бескрылый полет, означающий падение; соответственно, сама категория трансценденции превращается в свою противоположность - «анти-трансценденцию». Другие мифологические мотивы - путешествия, превращения, мотив добывания невесты, поиски отца (те, которые в большей или меньшей степени воплощают категорию инициации), близнечные мотивы, реминисценция этих и других мифологических и фольклорных мотивов -также подвергается иронической и пародийной деконструкции. В тексте находят воплощение литературный архетип Мирового Дерева (точнее, пародия на него), архетип Жрицы Любви (Богини любви), архетип Нарта, в отношении которых также применяется общий принцип снижения. Категория игры находит свое воплощение в форме фрагментов игры-состязания (которое выглядит больше как форма стихийной борьбы без правил). Автором широко применяется игровой метод, который, в первую очередь, заключается в регулярной подмене традиционного семантического статуса означаемых на пародийный.

В заключении подытожены и обобщены основные итоги исследования.

Нашей задачей являлось исследование особенностей эволюции мифопоэтической традиции в художественных произведениях адыгских авторов разных периодов.

Дореволюционный период характеризуется стилизацией фольклорных мотивов, сюжетов и образов (некоторые художественные произведения адыгских просветителей, в частности, Хан-Гирея). Первый этап развития адыгской литературы совпал с начальным развитием советской литературы. Он связан с некоторым нивелированием мифо-фольклорной основы или использованием ее в пределах существовавших идеологических рамок художественного дискурса. Вместе с тем, анализируемые художественные произведения этого периода А.А.Шогенцукова, А.П.Кешокова отличаются относительно большой степенью мифо-фольклорного заимствования. Чаще оно проявляется в латентной, неявной форме на уровне реминисценций, но могут использоваться в качестве принципа для образострое-ния, сюжетостроения и т.д. В этот период происходит на первый взгляд парадоксальное обогащение национального художественного сознания без заметной степени его деформации. Мы объясняем это тем, что на всех этапах степень восприятия и усвоения инонациональной культуры регламентировалась в первую очередь мифологической структурой художественного сознания адыгов, в основе которого лежит архетипическое бессознательное. В творчестве А.Шогенцукова появляется определенная тенденция к формированию литературных архетипов. Она послужила новацией, которая была усвоена, продолжена и развита его последователями.

1980-90-е годы становятся переломным этапом, когда кризисное художественное сознание в поисках значительно утраченной национальной самоидентификации усиливает связи с фольклором, мифом. Одновременно усложняются и обогащаются сами формы связей. Их можно считать одним из способов восстановления целостной картины мира. Художественное сознание испытывает серьезные трансформации, приближаясь к основной особенности мифологического мышления - его креативности, то есть способности к мифотворчеству, в данном случае, литературному. Новый литературный миф порой обретает форму смелого творческого эксперимента -так возникает роман-миф в стихах Х.Бештокова «Каменный век», а

вслед за ним - целое направление современной адыгской литературы, которое мозкно обозначить как неомифологизм.

Эта новая тенденция связана с появлением целого ряда художественных произведений, в основе которых в большей или меньшей степени и разной форме доминирует мифологический и фольклорный элемент и структура. Мы классифицируем как роман-миф «Вино мертвых» Н.Куека, «Сказание о Железном Волке» Ю.Чуяко, «Каменный век» Х.Бештокова. Роман Д.Кошубаева «Аб-раг» также относится к жанру романа-мифа, вместе с тем, в истории адыгской литературы это первый роман-антиутопия.

Повесть Емкужа «Всемирный потоп» соответствует определению повести-притчи, одновременно, это повесть-антиутопия. Наряду с этим, мы признаем правомерность классификации Н.А.Шогенцуковой, которая определяет произведение М. Емкужа как роман-предупреждение. К жанру повести- притчи относится «Черная гора» Н. Куека.

Появление жанра антиутопии кажется нам вполне закономерным, учитывая объективно существующую тенденцию снижения. Она проявляется как национальный вариант в русле общей дегуманизации культуры. Тенденция снижения осуществляется за счет десакрализации, дегероизации, демифологизации, а также благодаря форме литературной пародии и сатиры (Д. Кошубаев). Кроме существенных трансформаций поэтики, это свидетельствует еще и о серьезных аксиологических сдвигах общественного сознания, которое впервые от идеализации «абсолютного эпического прошлого» и настоящего подошло к их критическому и пародийному переосмыслению.

Неомифологизм современной адыгской литературы представляется нам вполне закономерным. Его появление мы объясняем, в первую очередь, связью с особым влиянием древнего, богатого фольклорного пласта, который имеет асимметричное соотношение с молодой литературной традицией, отчетливо превалируя над ней. Этой же особенностью можно объяснить преимущественно архети-пический способ художественного мышления адыгов. Мы можем согласиться с тезисом Ю.М.Тхагазитова о типологическом сходстве произведений латиноамериканской литературы с молодыми литературами Северного Кавказа, в частности, адыгской. Период неомифо-

логизма в адыгской литературе соответствует периоду формирования «созидающего» романа-мифа Латинской Америки 1950 - 60-х годов, который сменил период «примитивного» романа 1930-50-х годов. Это обусловлено особенностями целой совокупности объективных и субъективных факторов, характерных для развития адыгской литературы. Одновременно, этот этап соответствует появлению подобного направления в мировой литературе в начале XX века. Такие общие типологические схождения кажутся отнюдь неслучайными: в них проявляются некие общие универсальные закономерности мирового литературного процесса.

Поэтика нового мифа отличается не только мифологическим способом литературной художественной реконструкции, но и усиленной мифо-онтологической рефлексией. Если в литературе для формирования художественных образов и мотивов используется типизация, то в рамках неомифологизма наряду с первой используется архетипизация. Это усугубляется значительно усложнившимся литературным материалом, который требует столь же сложных методов организации художественного текста, таких, как аллюзия, интертекстуальность, реминисценция, код (двойной код), символ, мифологема, архетип и пр. Подобные особенности национальной литературы обусловлены не только художественным сознанием авторов, но и авторским бессознательным: творческое мышление - это, в первую очередь, репрезентация архетипического бессознательного, интуитивного мышления, за которое отвечает мифологический и фольклорный национальный элемент. Подобную точку зрения разделяют А.Н.Майкова и В.А.Марков.

В своем исследовании мы непосредственно коснулись проблемы разночтений в отношении фольклоризма. На наш взгляд, авторское использование фольклорных и мифологических элементов и структур в литературе может быть лишь сознательным и бессознательным одновременно: само обращение и отбор фольклорного материала носит сознательный характер, тогда как архетипическое, живущее в подсознании автора, проявляется и актуализируется в творчестве по другим законам - иррациональным. Творчество проявляется как уникальный синтез авторского сознательного и бессознательного.

Одной из важнейших задач, стоящих перед нами, стало определение архетипизации мифо-эпических текстов, так как сферы мифологического и архетипического нераздельны и выражают себя посредством друг друга. В результате исследования мы пришли к выводу, что наиболее распространенными литературными архети-пичскими образами в представленных произведениях является литературный архетип Оборотня, Кузнеца, которые репрезентированы в большинстве романов. Из женских архетипов представлен архетип Великой Матери, Девы, Жрицы (Богини любви). Из мужских архетипов нашли воплощение архетип Всадника, Нарта, Воина, Певца (Джегуако), Старика, Юноши, Врага, Младенца.

В произведениях встречаются архетипы Мировой Горы, Камня, Воды (Реки), Коня, Меча.

Выявление архетипических образов и динамики их формирования для нас являлось промежуточной задачей для определения архетипических мотивов, которые получили широкое и яркое воплощение в творчестве адыгских авторов. В качестве архетипического ядра в них репрезентируются соответствующие мифологические и фольклорные значения.

Самым распространенным архетипическим мотивом в адыгской литературе становится мотив Путешествия, который встречается практически во всех представленных произведениях. Достаточно широко репрезентируется литературный архетипический мотив Превращения, который в качестве традиционного формально-семантического варианта не встречается в представленных художественных текстах. Литературно воплощаются мифологические мотивы поисков отца (месть за гибель отца), подземелья, добывания невесты, конь из подземелья, игры-состязания, быстрого роста, близнечные мотивы. Выражены трансцендентные мотивы полета, танца.

Литературные архетипические мотивы, в свою очередь, актуализируют онтологические категории игры, инициации, трансцен-денции.

Категория инициации актуализируется благодаря мотивам Подземелья (варианты: пещера, подвал, могила и т.п.), поисков отца (вариант: месть за гибель отца), быстрого роста, кош из под-

земелья, путешествия, превращения (варианты: мотив двойничест-ва, оборотничества).

Категория трансценденции актуализируется за счет архети-пических мотивов путешествия, добывания невесты, полета, танца

Категория игры актуализируется через мотив Игры - состязания.

Следует особо отметить, что категория игры распространяется на художественные методы игровой поэтики авторов. Она проявляется у М.Эльберда, Н.Куека, М.Емкужа, Д.Кошубаева. При этом отмечается тенденция к усилению и усложнению игрового начала в творчестве современных авторов.

В результате исследования мы заключаем, что литературные архетипические образы участвуют в формировании литературных архетипических мотивов, последние, в свою очередь, актуализируют онтологические категории литературного дискурса. При этом связь архетипических литературных мотивов с онтологическими категориями носит универсальный константный характер. «Переменной» величиной является составляющая архетипических образов, которая, возможно, и определяет национальное своеобразие произведений подобного жанра каждой литературы. Некоторые архетипические мотивы могут способствовать проявлению двух онтологических категорий. Так, мотив путешествия способствует литературной актуализации категорий инициации и трансцевденции. Архетипические литературные образы и мотивы почти всегда связаны и обусловливают друг друга. Например, мотив добывания невесты чаще всего связан с мотивом путешествия (или им же и является, если принять другую точку зрения), архетип матери и ребенка связан с архетипом дерева, архетип камня — с мотивом подземелья (склепа) ит. д.

Архетипический литературный конфликт (в основе которого лежит бинарность архетипических образов) имеет под собой кризисную ситуация мифологического и фольклорного героя, которая, в свою очередь, репрезентирует трансформированный обряд инициации. Мы полагаем, что эта тенденция в адыгской литературе является проявлением общей закономерности.

Основные положения диссертации отражены в 4 следующих публикациях: I. Монографии

1. Хакуашева М.А. Метафизический герой адыгского эпоса (онтологический аспект). - Майкоп, 1996. - 4 пл.

2. Хакуашева М.А. Литературные архетипы в художественных произведениях адыгских писателей. - Издательство Кабардино-Балкарского научного центра РАН. - Нальчик, 2007. -19, 5 п.л.

II.Ведущие рецензируемые журналы, рекомендованные ВАК

1. Хакуашева М.А. Особенности формирования адыгской литературы (20-30 годы XX века) // Культурная жизнь Юга России. - Краснодар, 2007, №3 (22). - 0,5 п.л.

2. Хакуашева М.А. Творчество Али Шогенцукова и современность. Проблемы методологии // Вестник дагестанского научного центра. - Махачкала, 2006, №26. - 0,5 п. л.

3. Хакуашева М.А. Новый роман-антиутопия: «Абраг» Д.Кошубаева // Южно-российский вестник. Филология, география и глобальная энергия. - Астрахань, 2006, №10 (23). - 0, 5 п.л.

4. Хакуашева М.А. Композиционные особенности в романе Н.Куёка «Вино мертвых».// Южно-российский вестник. Филология, география и глобальная энергия. - Астрахань, 2006, №12. -0,5 п.л

5. Хакуашева М.А. Художественный метод Али Шогенцукова // Вопросы филологии. - М., 2006, №5. - 0, 5 п. л.

6. Хакуашева М.А. Мифологические мотивы в романе Д.Кошубаева «Абраг» // Культурная жизнь Юга России. - Краснодар, 2007, №4 (23). - 0,5 п.л.

7. Хакуашева М.А. Формирование литературных архетипов в адыгской литературе (на примере реконструкции архетипа Великой Матери в романе Н.Куёка «Вино мертвых»). // Культурная жизнь Юга России. - Краснодар, 2008, №1. - 0,5 пл.

8. Хакуашева М.А. Архитепические образы и мотивы в повести-притче «Черная гора» Н.Куёка.// Вестник ПГЛУ, №2. -Пятигорск, 2008. - 0,5 пл.

9. Хакуашева М.А., Тхагазитов Ю.М. Новый роман-миф Х.Бештокова «Каменный век» (1985 г.). И Вестник ПГЛУ, №2. -Пятигорск, 2008. - 0,5 п.л.

III. Статьи

10. Хакуашева М.А. Признаки инициации в адыгском фольклоре // Вопросы кавказской филологии и истории. Сборник научных статей. - Нальчик, 2000, Выпуск 3. - 0, 5 п. л.

11. Хакуашева М.А. Три метафизические стадии в развитии метафизического героя // Проблемы развития государственных языков Кабардино-Балкарии. Материалы II республиканской научно-практической конференции по проблемам развития государственных языков КБР, посвященной 40-летию КБГУ. - Нальчик, 1997.-0, 5 п.л.

12. Хакуашева М.А. Инициация в адыгской мифологии // Журнал «Ошхамахо». - Нальчик, 1997, №2 (на каб. языке). - 1 п. л.

13. Хакуашева М.А. Онтология адыгской мифологии // Современные проблемы кавказского языкознания и фольклористики: Материалы международной конференции, посвященной 100-летию К.С.Шакрыл. -Сухум, 2000. - 0, 5 п.л.

14. Хакуашева М.А. Онтологические основы адыгской мифологии // Актуальные проблемы общей и адыгской филологии. Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 75-летию проф. З.И.Керашевой. - Майкоп, 1999. - 0, 5 п. л.

15. Хакуашева М.А. Онтологические аспекты адыгской мифологии // Материалы научной конференции, посвященной юбилею В.И.Абаева. - Владикавказ, 2000. - 0, 5 п.л.

16. Хакуашева М.А. Мифологический герой. Онтологический аспект // Сборник научных трудов «Текст: онтология и техника». - Нальчик, 2001. - 0, 5 п. л.

17. Хакуашева М.А. «Еще раз о «летающих» // Сборник научных трудов «Текст: онтология и техника». - Нальчик, 2001. -0.5 п. л.

18. Хакуашева М.А. Некоторые архетипы в адыгском фольклоре и мифологии // Сборник научных статей «Актуальные

проблемы общей и адыгской филологии». - Майкоп, 2001. - 0,5 п.л.

19. Хакуашева М.А. Мифологические природные архетипы в адыгском фольклоре И VI Царскосельские чтения. Международная научно-практическая конференция. - Санкт-Петербург, 2002. - 0,5 п. л.

20. Хакуашева М.А. Художественный мир Али Шогенцу-кова и современность // Сборник научных трудов ИМЛИ по материалам международной конференции «Ломидзевские чтения». -М., 2005.-0, 5 пл.

21. Хакуашева М.А. Литературные архетипы в романе Н.Куека «Вино мертвых // Актуальные проблемы общей и адыгской филологии: материалы международной научной конференции. - Майкоп, 2005. - 0,5 п. л.

22. Хакуашева М.А., Тхагазитов Ю.М. «Страшен путь на Ошхамахо», роман М.Эльберда // Известия Кабардино-Балкарского научного центра РАН, 2005, №2. - 0, 5 пл.

23. Хакуашева М.А. Литературные архетипы в романе Н.Куека «Вино мертвых» // Caucasus philologia - научный журнал. - Пятигорск, 2006, №1. - 0, 5 п.л.

24. Хакуашева М.А. Проблемы современной кабардинской литературы // Сборник научных трудов Северокавказского Института искусств: материалы международной конференции. - Нальчик, 2007. - 0, 5 п. л.

Всего по теме диссертации опубликовано 30 работ объемом 37 п.л.

ЛР № 040940 от 04.02.1999

Формат 84х108,/з2- Бумага офсетная. Гарнитура «Тайме». Усл. печ. л. 2.3. Тираж 100 экз. Заказ № 25

360000, г. Нальчик, ул. И. Арманд, 37"а". Издательство КБНЦ РАН Тел. (8662) 42-65-42

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Хакуашева, Мадина Андреевна

Актуальность темы исследования. Процесс взаимодействия фольклора и литературы сложился как универсальный и относительно устойчивый еще в эпоху античности, и процессы фольклорно-литературного взаимодействия по необозримой диахронической координате развития (вплоть до сегодняшнего дня) - лишь его зеркальное отражение с поправкой на особенности изменяющихся эпистем.

В некоторых регионах бывшего СССР, в том числе, республик Северного Кавказа, складывается ситуация би- и полилингвизма, значительных культурных трансмиссий, которые вместе сложно и неоднозначно отражаются на художественном сознании, вызывая, кроме ускоренного развития литературы, значительные модификации и инверсии ее традиционных структур и жанров. Поэтому особый интерес вызывают проблемы фольклоризма так называемых «младописьменных» литератур, в частности, адыгской.

Современный устойчивый интерес к фольклоризму остается высоким и неуклонно повышается. Причина, очевидно, заключается не только в большой степени самых разнообразных форм и методов фольклорного заимствования, характерных для современной литературы. Оказывается необыкновенно обширной и усложненной сама сфера заимствования, внутри которой возникают определенные закономерности, что позволяет говорить о формировании отдельной межсистемной эстетической области или направления.

Наряду с героической античной, индоевропейской мифологиями, кавказская может быть отнесена к «развитым, рационалистическим, глубоко философским» (У.Б.Далгат). Такой тезис усугубляет степень обоснованности 6 нашей основной задачи - исследование онтологического аспекта художественного материала.

Заинтересованность в метафизическом аспекте кажется вполне закономерной: любая область науки и искусства рано или поздно приходит к научнофилософской и культурфилософской рефлексии. С другой стороны, расширение узких рамок традиционной философии по направлению к определенным наукам и различным областям культуры приводит к своеобразному сращиванию разных сфер знаний. Подобная интеграция уже объективно существует и представляется весьма перспективной: на «стыках» наук выявляются новые неисследованные аспекты. Метафизическое осмысление мифологии раскрывает новую грань научных исследований, в частности, ее онтологический аспект.

Философское исследование и осмысление выявленных онтологических категорий мифологии и фольклора на материале адыгской литературы позволяет выделить своеобразную, неизученную область фольклоризма. Две глобальные эстетические системы - фольклор и литература - непосредственно сопрягаются через общие онтологические категории, которые проявляются в обеих системах по разным эстетическим законам, но при этом одинаково активно. Одновременно в пределах двух систем между различными формами этих проявлений возникают определенные корреляции, которые можно назвать сигнификационными отношениями или закономерностями.

Для определения степени художественной актуализации онтологических категорий в адыгской литературе мы использовали преимущественно теорию архетипов, так как этот метод оказался наиболее эффективным для исследования нашей проблемы. Для нас важно было установить динамику проявления литературных архетипических образов и мотивов, корреляцию с архетипами, представленными в фольклоре и мифе, особенности их проявлений в пределах национального литературного процесса. Поэтому мы использовали наиболее репрезентативные (в отношении поставленной проблемы) произведения кабардинских писателей, представляющих разные периоды 7 истории кабардинской литературы. Вместе с тем, кабардинская литература является частью единой адыгской литературы, которая имеет типологические сходства, закономерности развития с литературой других адыгских субэтносов. Они имеют единый источник - адыгскую мифологию и фольклор. Поэтому нам представилось необходимым проанализировать произведения других адыгских писателей, таких как Н. Куек и Ю. Чуяко.

Художественное сознание адыгов характеризуется мифологическим типом восприятия. Это обстоятельство объясняется богатым мифо-фольклорным наследием, а также хронологически небольшой отдаленностью от фольклорной эпохи (в сравнении с развитыми литературами). Рассматривая миф и фольклор как основу, колыбель любой культуры, можно утверждать, что степень проявления национальной идентичности литературы зависит, в первую очередь, от степени сопряженности с ними.

Инициация, игра, трансценденция отнюдь не абстрактные умозрительные категории - они органично присущи самому феномену адыгской культуры, более того, являются его важнейшими и определяющими составляющими. Онтологические категории становятся необходимым ориентиром, благодаря им восстанавливается целостная картина мира. Это объясняется тем, что художественная репрезентация фундаментальных онтологических категорий в мифе и фольклоре была подготовлена длительным процессом эволюции художественного сознания.

В основе мифотворчества лежит мифопоэтика и мифоонтологыя. Мифопоэтика предполагает использование в литературном дискурсе разных форм мифологических заимствований, в том числе, мифологического образостроения, сюжетостроения, использование мифологических мотивов, реминисценций, аллюзий и пр.

В основе мифопоэтики лежит мифоонтологический способ художественного мышления, который апеллирует к мифологическим формам сознания (например, циклическому, а не телеологическому восприятию времени и истории). 8

Такой тип метафизического мышления предполагает архетипическую модель первичного восприятия, абстрагирования, дискурсивные акты любого рода.

Мифопоэтика адыгской литературы связана с мифологызмом, который представляет собой художественную ассимиляцию мифологических элементов литературным текстом.

Мифологизм, в свою очередь, непосредственно соотносится с фолъклоризмом. При значительной идентичности, между этими понятиями существует известная дифференциация: если мифологизм предполагает литературное заимствование мифологических элементов, то фольклоризм -фольклорных. Вместе с тем, в ряде случаев достаточно сложно разделить мифологические и фольклорные элементы, так как последние чаще всего -трансформация первых, в первую очередь, формальная. Но тогда очевидно, что для разделения мифологизма и фольклоризма необходимо руководствоваться, прежде всего, различиями их художественной формы.

Адыгская литература находится под значительным влиянием мифологической и фольклорной поэтики, хотя динамика усложненности заимствования мифо-фольклорных элементов и структур не всегда зависит от степени заимствования. С другой стороны, трудно утверждать прямое влияние фольклорной традиции на литературную, равно как ее прямую преемственность; с большей вероятностью эту связь можно считать опосредованной; при этом с течением времени она усложняется, а формы литературного художественного воплощения испытывают все большую степень трансформации. Это объясняется, в первую очередь, тем, что сам феномен адыгского художественного сознания сложен и своеобразен в той же мере, как и любой другой, и склонен эволюционировать по нелинейной модели.

Отсутствие или недостаточная разработанность метафизического аспекта фольклоризма северокавказских литератур (в том числе, адыгской) представляется основанием, которое среди прочих причин повлияло на наш выбор. С другой стороны, представленные онтологические категории не 9 являются специфичными для адыгской мифологии, фольклора и литературы -это важнейшие универсальные производные, которые в той или иной форме и степени проявляются в мировой литературе, искусстве, философии, культуре. Исследуя закономерности их проявлений в национальной литературе, мы тем самым определяем одну из сфер их оригинального воплощения как эманацию общего в частном.

Объект изучения - литературный процесс адыгской литературы от просветительства до современности как феномен, отражающий особенности изменения художественного сознания адыгских авторов. Предшествующий литературному процессу мифо-фольклорный пласт адыгской культуры, включая героический эпос «Нарты», нами анализируется в контексте диссертационного исследования. Особенное внимание привлекают образы, мотивы и архетипы адыгской мифологии и фольклора, которые нашли отражение в национальной литературе.

Предмет исследования - художественная актуализация онтологических категорий игры, трансценденции, инициации через воплощение архетипических литературных образов, мотивов, сюжетов. Они находят непосредственное воплощение в произведениях адыгских авторов, представляющих разные периоды литературы: Хан-Гирей, Али Шогенцуков, А.Кешоков, М.Эльберд, Х.Бештоков, Ю.Чуяко, Н.Куек, М.Емкуж, Д.Кошубаев.

Отнесение художественных произведений к разным периодам литературного процесса было основано на принципе очевидных изменений в поэтике и жанровой структуре (главным образом, в появлении и развитии архетипических образов и мотивов), что является непосредственным свидетельством трансформации художественного сознания.

Цель исследования - выявление степени актуализации онтологических категорий игры, трансценденции, инициации в адыгской литературе. Особенностями выбранной темы было обусловлено наше обращение к фольклоризму как особой сфере, находящейся на границе мифологии (фольклора) и литературы. Мы исходили из эволюции становления

10 художественного сознания, которое развивалось по модели «архетипы -мифология - фольклор - литература». Если древнее сознание обращалось к мифотворчеству как способу объяснения всей совокупности природных, социальных и психологических явлений, то заимствование мифо-фольклорных элементов в литературе было вызвано целым комплексом мотивов. В первую очередь, это - возвращение к истокам, к утраченному эмпиризму, особенно в метафизическом, онтологическом восприятии человека и мира.

Исходя из специфики поставленной проблемы, для решения основной цели мы определили несколько задач:

- исследование на материале адыгской литературы закономерностей проявления наиболее распространенных литературных архетипических образов (в основе которых лежат мифологические архетипы), которые прямо или косвенно связаны с категориями игры, инициации, трансценденции;

- определение наиболее распространенных литературных архетипических мотивов, которые сами формируются под влиянием мифо-фольклорных мотивов и обусловливают актуализацию онтологических категорий в литературном дискурсе;

- выявление динамики и особенностей развития литературных архетипических образов, мотивов;

- исследование корреляций между архетипическими образами, мотивами и онтологическими категориями;

- выявление общих закономерностей развития в хронологических рамках литературного процесса, а также в пределах обозначенных литературных периодов;

- определение особенностей трансформации мифоонтологии и мифопоэтики, связанных с соответствующими изменениями художественного сознания.

Научная новизна диссертационной работы состоит в том, что в ней впервые предпринимается попытка создания обобщающего исследования по

11 онтологическому аспекту фольклоризма (мифологизма) и архетипизации адыгской литературы. Фольклоризм северокавказских литератур (адыгской, в том числе) является молодой, еще недостаточно разработанной научной сферой, которая представляется одной из самых интересных и перспективных. Диссертационная работа может явиться началом исследования нового направления, что позволит вывести его на фундаментальный уровень изучения. В основе нашего анализа использована новая методологическая база, определяемая принципами семиотики, герменевтики и аналитической психологии (теории архетипов), которая, на наш взгляд, неизмеримо расширяет возможности подобных исследований. Таким образом:

- в работе впервые предпринята попытка исследования степени и формы художественной актуализации онтологических основ адыгской мифологии;

- установлена значительная степень актуализации всех трех онтологических категорий адыгской мифологии (инициации, трансценденции, игры) в литературе. Степень их выраженности в адыгской мифологии и фольклоре соотносится со степенью репрезентации в адыгской литературе;

- определены основные закономерности художественных проявлений онтологических категорий: литературные архетипические образы участвуют в формировании литературных архетипических мотивов, последние способствуют актуализации категорий инициации, трансценденции, игры;

- в связи с этим, в качестве промежуточного этапа исследования, впервые выявлена динамика формирования литературных архетипических образов и мотивов в адыгской литературе на разных этапах ее развития;

- впервые выявлены особенности проявления неомифологизма в адыгской литературе, появление нового романа-мифа, повести-притчи, обоснованы закономерности их возникновения;

- определена общая тенденция дегуманизации адыгской литературы, которая проявляется разными способами снижения: демифологизацией,

12 десакрализацией, дегероизацией. В художественных текстах применяются элементы постмодернизма;

- в контексте этой тенденции нами обозначены новые жанры современной литературы - антиутопия, которая проявляет себя преимущественно в больших и средних прозаических формах;

- нами обоснован тезис, что фольклоризм - это сознательное и бессознательное использование автором мифо-фольклорных элементов в художественном тексте. Бессознательное предполагает художественную реализацию архетипического;

- определены новые закономерности развития фольклоризма, способы его проявлений на основных этапах литературного процесса.

Художественная актуализация онтологических основ адыгской мифологии и фольклора через литературные архетипы - тема, которая впервые разрабатывается в отечественном литературоведении.

Степень научной разработанности темы. Тема нашего исследования имеет непосредственное отношение к онтологическому аспекту фольклоризма. Усиленное развитие и усложнение взаимосвязей между фольклором и литературой привели к закономерному повышению интереса в этой области. В нашей стране достаточно широк диапазон исследований разных аспектов фольклоризма. В их числе работы С.С.Аверинцева, А.И.Алиевой, М.М.Бахтина, В.А.Бигуаа, Л.С.Выготского, В.М.Гацака, Г.Д.Гачева, М.Я.Голосовкера, У.Б.Далгат, В.В.Иванова, В.В.Кожинова, Г.И.Ломидзе, Ю.М.Лотмана, А.Д.Лосева, Е.М.Мелетинского, А.В.Пошатаевой, В.Н.Топорова, М.И.Стеблин-Каменского, К.К.Султанова, О.М.Фрейденберг и др.

Значительный научный вклад в исследование фольклоризма северокавказских литератур внесли А.И.Алиева, Л.А.Бекизова, А.М.Гадагатль, Г.Г.Гамзатов, У.Б.Далгат, З.А.Кучукова, Р.Г.Мамий, А.Х.Мусукаева, З.М. Налоев, У.М.Панеш, К.К.Султанов, А.А.Схаляхо, В.Б.Тутов, Ю.М.Тхагазитов, Ф.А.Урусбиева, Ш.Х.Хут, К.Г.Шаззо и др. В своем

13 исследовании мы опирались на положения, концепции, выводы, представленные в работах этих и других авторов.

Представляется совершенно обоснованной точка зрения К.К.Султанова относительно закономерной противоречивости фольклоризма.

У.Б.Далгат отмечает разные формы фольклорного влияния в зависимости от периодов развития литературы. Так, на начальном, «генетическом» этапе, который соответствовал формированию молодых северокавказских литератур, преобладало прямое, формообразующее влияние фольклора. На более поздних этапах сложного взаимодействия двух эстетических систем этот процесс выливался в противоположную тенденцию - «антитезу», которая проявлялась в форме отталкивания от фольклорной традиции.

В разработку проблем мифопоэтического сознания, фольклорное литературных и мифо-литературных связей внесли существенный вклад Л.А.Бекизова, Ю.М.Тхагазитов. Говоря о значительной степени заимствования фольклорного и мифологического элемента адыгской литературой, Л.А.Бекизова в монографии «От богатырского эпоса к роману» ставит этот принцип за дифференцирующую основу. К первому типу исследователь относит романы, тесно связанные с фольклорной поэтикой, ко второму - менее зависимые от нее.

Ю.М.Тхагазитов отчетливо обозначил наиболее актуальные проблемы мифологических и фольклорных влияний на молодые литературы. Он продолжил поднятую полемику по этой теме в журнале «Вопросы литературы» («Вопросы литературы», 1976 - 1978 гг.), поставил ряд важных теоретических проблем, требующих своего разрешения. Исследователь впервые осмысливает историю адыгского фольклоризма, начиная с 1930-х годов.

Работа З.М.Налоева «На стыке фольклора и литературы» явилась началом исследования фольклоризма адыгской литературы. Этой же проблеме посвящены другие работы З.М.Налоева: «Из истории культуры адыгов», «Джегуако и поэт», в которой нашли отражение важнейшие этапы переходного типа художественного сознания в период трансформации его из мифо

14 эпического в литературное. З.М.Налоев впервые подверг фундаментальному исследованию народный институт джегуако - адыгских народных певцов-исполнителей, изучил и классифицировал разнообразные игровые формы культуры адыгов, которые получили яркое воплощение в творчестве джегуако.

Значительное влияние на адыгскую литературу, по мысли А.А.Схаляхо, оказывает героический эпос «Нарты».

Героический Нартский эпос и фольклор, по мнению В.Б.Тугова, являются идейно-эстетической базой младописьменного романа. Исследователь отмечает неровный характер взаимодействия двух эстетических систем на разных этапах развития, при этом проявляется тенденция к усложнению. Говоря о скрытых и неявных фольклорных проявлениях в литературном тексте, В.Б.Тугов, вместе с тем, не абсолютизирует роль самого фольклора.

С точки зрения Р.Г.Мамий, фольклорный материал служит задаче реалистического постижения исторической действительности, глубокого проникновения в национальный характер.

Г.Г.Гамзатов, говоря о недостаточном исследовании «внутренних закономерностей» литературно-фольклорных взаимосвязей, видит выход в исследовании «питательной среды», вскормившей «гениальное дитя фольклора - литературу как высшую форму художественного сознания народа».

Нам представляется неслучайным, что авторы (Г.Г.Гамзатов, А.М.Гадагатль, А.В.Кулагина, Б.А.Рыбаков) акцентируют внимание на одной из важнейших особенностей фольклорной поэтики - повторяемости. Это свойство, в свою очередь, является одним из важнейших определяющих архетипа. Подобная фиксация на повторяемости фольклорной поэтики, отмеченная в исследованиях адыгских авторов, - красноречивое свидетельство того, что в настоящее время созрели объективные предпосылки для комплексных структурных исследований литературно-мифологических архетипов.

С течением времени отмечается закономерное «уплотнение» художественной, метафизической, онтологической и любой другой формы

15 информативности художественного текста на его разных уровнях. Если она уже относительно давно коснулась развитых национальных литератур, то в настоящее время ее влияние испытывает адыгская литература; в первую очередь, это касается значительного усложнения композиционной и структурной организации художественного текста, формирования сложных, символически закодированных жанровых форм (роман-миф, повесть-притча). Это мнение разделяют Ю.М.Тхагазитов, Н.А.Приймакова и др. Несмотря на значительные изменения художественного сознания, появление новых закономерностей в современной адыгской литературе, они все еще не имеют сколько-нибудь серьезного убедительного объяснения со стороны исследователей. Между тем, разрешение этой проблемы нам представляется весьма важной задачей, учитывая непосредственную зависимость молодых северокавказских литератур от древней богатой мифоэпической традиции.

Несмотря на значительные достижения в отношении фольклоризма, почти не разработан его онтологический аспект. Мы разделяем позицию Ф.А.Аутлевой, которая, исследуя нравственно-философский аспект современного адыгейского романа, полагает, что современный фольклоризм -проблема, находящаяся на первой ступени разработки.

Устойчивый интерес к личности и учению К.Г.Юнга в нашем отечестве вызвал значительный резонанс, в частности, в отношении методологической базы широкого круга гуманитарных дисциплин. Своеобразным переосмыслением и «адаптацией» теории архетипов Юнга к области отечественного литературоведения явилась фундаментальная работа Е.М.Мелетинского «О литературных архетипах», которая стала необходимой основой для целого ряда современных научных исследований.

За последние два десятилетия появился целый ряд диссертационных работ, в которых при всей разноплановости поставленных проблем основным методологическим принципом явилось применение теории архетипов. Очевидно, такому активному и полноправному процессу ее вхождения в сферу отечественной методологии, как и приобретению особой роли, предшествовали

16 серьезные объективные и субъективные предпосылки. С конца 80-х - начала 90-х годов XX века теория архетипов нашла необыкновенно широкое применение в научных исследованиях целого ряда российских авторов.

В нашем отечестве сам термин «архетип» начал активно использоваться в работах А.Ю.Большаковой, А.Г.Бондарева, О.В.Латышко, М.А.Новиковой и др. В.А.Марков усматривает неисчерпаемые возможности художественных реконструкций архетипов. Целый ряд научных работ посвящен исследованию разных аспектов русской культуры: философии: «Архетипы гностицизма в философии русского литературного модернизма» (1998) С.Л.Слободнюка; культурологии: «Архетипическая матрица русской культуры» (2002) М.Н.Любавина, «Архетипическая традиция в истории художественной культуры: на материалах языческой и христианской Руси» Т.Л.Стороженко; «Архетипические образы в русской культуре» Н.С.Пивневой.

Актуальных аспектов литературоведения касаются следующие диссертационные исследования: Ю.В.Доманского «Архетипические мотивы в русской прозе XIX века» (1998); В.А.Смирнова «Литература и фольклорная традиция, вопросы поэтики: архетипы «женского начала» в русской литературе XIX - начала XX века: Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Бунин» (2001); И.С.Грацианова «Концептосфера и архетипическое пространство русской онтологической прозы последней четверти XX столетия» (2004); A.A.Колесникова «Особенности переосмысления библейского архетипа «Жертвы» в романах М.Е.Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» и Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы» (2001); А.Н.Киселевой «Художественные формы трагического сознания в прозе Л.Андреева (18981907): проблемы становления и архетипического соответствия» (2004), и др.

Несколько научных работ посвящено сравнительному анализу зарубежной и русской литератур с позиции теории архетипов К. Юнга: А.Н.Майковой «Интерпретация литературных произведений в свете теории архетипов К.Юнга» (2000) (на материалах сказки Гофмана «Крошка Цахес» и

17 произведений А.С.Пушкина, И.А.Бунина, И.А.Гончарова); В.С.Юдова «Художественная актуализация архетипического в европейской литературе первой трети XX века: Г.Гессе, Д.Джойс, Т.Манн, А.Платонов» (2001); Т.А.Хитаровой «Архетипические образы верха и низа в романе с притчевым началом» (2003) (на материалах произведений А.Мердок, У.Голдинга, А.Платонова). На белорусском фольклорном материале выполнена диссертационная работа Т.Г.Кутыревой-Чубали «Белорусский жнивный напев: архетипы и инновации» (2001).

Авторы диссертационных работ на обширном литературном материале попытались осмыслить историю формирования теории архетипов, убедительно проиллюстрировали репрезентацию некоторых мифологических архетипов в художественных образах произведений отечественной и зарубежной литератур.

Методологическая основа. Чтобы в той или иной степени отразить состояние современного сознания, художнику требуется особый шифр - знак, а исследователю - понятийный терминологический аппарат. Поэтому процесс научного осмысления труден без сложных семиотических означающих. В связи с этим нам представляется крайне важным использование семиотического метода, который получил научную разработку в трудах целого ряда авторов, в том числе Р.Барта, Ю.Лотмана, И.Ильина и др.

В диссертационной работе использовались основы герменевтики. Среди зарубежных исследователей важную роль психического в литературной интерпретации отмечал Поль Рикер. Универсальный характер самого герменевтического метода отмечает В.Е.Хализев. В настоящем исследовании мы ориентировались на теорию типологических схождений А.Н.Веселовского, благодаря которой получила развитие методология инварианта. Концепция инварианта, а также работы по изучению повествовательного фольклора (К.Леви-Стросса, А.Ж.Греймаса, Р.О.Якобсона, П.Г.Богатырева) создали целое направление, в основу которого легла теория инвариантной синтагматической схемы функций персонажей волшебных сказок, разработанная В.Я.Проппом. Она же повлияла и на появление методологии структурного анализа

18 художественных произведений (С.С.Аверинцев, Г.Д.Гачев, Н.М.Зоркая, В.В.Иванов, Ю.М.Лотман, Е.М.Мелетинский, В.Н.Топоров, О.М.Фрейденберг И др.)

В принципах структурного исследования мы опираемся на концепцию и определение В.Я.Проппа, который рассматривает модель отечественного структурализма как наследие русского формализма. В контексте поставленной нами проблемы актуальным представляется мнение У.Б.Далгат, которая считает, что в решении проблем фольклоризма находят свое применение и принципы системного анализа.

На необходимость системного подхода указывает Г.Г.Гамзатов, который полагает, что анализ литературно-фольклорных связей мог бы обрести значительно большую полноту и системную представительность, если бы к нему был привлечен более широкий культурологический план. С этой точки зрения, считает автор, не только важно выявление закономерностей развития обеих эстетических систем, находящихся в постоянном взаимодействии, но определение, выяснение национальных и региональных закономерностей такого взаимодействия. Именно проблема фольклоризма, по мнению исследователя, теснейшим образом связана с вопросами национальной самобытности искусства, так как на определенных стадиях литературного развития фольклор выступает в роли своеобразного «генетического кода» национальной литературы.

Метод мифологизма теснее всего сочетается с аналитической психологией архетипов, и его применение в нашей работе кажется наиболее конструктивным. Для выявления этой особенности в структуре литературных произведений были использованы элементы структурализма и феноменологии, и наиболее эффективно — метод аналитической психологии.

Тема нашего исследования имеет непосредственное отношение к фолъклоризму, в частности, его онтологическому аспекту.

Теоретическая значимость заключается в обосновании нового направления в литературоведении северокавказского региона - мифоонтологии,

19 научное исследование которой впервые осуществлялось с применением теории архетипов. Являясь универсальной, эта область отличается значительным этнокультурным своеобразием. Теоретические положения и выводы диссертационного исследования могут быть использованы в литературоведении и фольклористике, культурологии, этнологии, при формировании словарей символов, семиотики, архетипов.

Практическая значимость работы состоит в создании предпосылок для применения нового направления в национальном литературоведении. Методологические принципы, фрагменты, результаты и научные выводы исследования могут быть использованы для разработки спецкурсов и спецсеминаров, учебных программ по истории адыгских литератур народов Северного Кавказа, в ходе преподавания кабардинской литературы и литературного анализа художественных произведений адыгских авторов. Концепции, положения, фрагменты научной работы могут быть реализованы при изучении теории мифа, включены в курсы истории культуры адыгов, философии, социологии и т.д.

Положения, выносимые на защиту

• Исходя из тезиса о философичности развитого адыгского фольклора, мы обосновали, что его метафизическая основа нашла непосредственное отражение в адыгской литературе. Это вполне логично, учитывая тесную связь обеих эстетических систем. Онтологические категории адыгской мифологии (игра, инициация, трансценденция) органически присущи не только мифо-фольклорному пласту адыгской культуры, но и литературе.

• Литературные символы, мифологемы, архетипы непосредственно связаны с основными онтологическими категориями адыгской мифологии и фольклора, способствуют их художественной актуализации.

Тактика нашего исследования мотивирована предположением, что на основных этапах истории адыгской литературы существует:

20

• динамика проявления литературных архетипических образов, которые берут свое начало из мифа и фольклора;

• устойчивые закономерности репрезентации литературных архетипических мотивов, особенно тех, которые являются наиболее типичными для мифо-фольклорного пласта адыгской культуры;

• определенная корреляция между литературными архетипическими образами и мотивами;

• онтологические категории и литературные архетипы во многом определяют особенности поэтики адыгской литературы;

• выраженное проявление общей закономерности дегуманизации адыгской литературы, которая манифестирует себя в демифологизации, дегероизации, десакрализации, отдельных элементах постмодернизма, появлении жанра антиутопии;

• появление нового романа- мифа, повести- притчи, что является отражением общей тенденции;

• архетипический литературный конфликт (в основе которого лежит бинарность архетипических образов) имеет под собой кризисную ситуацию мифологического и фольклорного героя, которая, в свою очередь, репрезентирует трансформированный обряд инициации. Мы полагаем, что эта тенденция в адыгской литературе является проявлением общей закономерности;

• обоснование тезиса о том, что фольклоризм - это сознательная и бессознательная (архетипическая) реализация художественного потенциала автора;

• мифологическое и архетипическое непосредственно связаны и выражают себя посредством друг друга.

Апробация результатов исследования. Диссертационная работа обсуждена на расширенном заседании кафедр русской литературы, кабардинской литературы, зарубежной литературы Кабардино-Балкарского

21 государственного университета, отдела кабардинской и балкарской литератур Кабардино-Балкарского Института гуманитарных исследований (май, 2007 г.), на заседании научного семинара «Актуальные проблемы литератур народов Российской Федерации» (июнь, 2007 г.) Института филологии Кабардино-Балкарского государственного университета.

По теме диссертации опубликовано 30 работ, монография «Литературные архетипы в художественных произведениях адыгских авторов» (сентябрь, 2007 г.), общий объем которых составляет 37 п.л. По материалам диссертационного исследования прочитаны доклады на международных, всероссийских, региональных, республиканских конференциях: «Актуальные проблемы общей и адыгской филологии, посвященной 75-летию проф. З.И.Керашевой (Майкоп,

1999), Научная конференция, посвященная юбилею В.И.Абаева (Владикавказ,

2000), «Современные проблемы кавказского языкознания и фольклористики: материалы международной конференции, посвященной 100-летию К.С.Шакрыл» (Сухум, 2000), «VI Царскосельские чтения» (Санкт-Петербург, 2002), «Актуальные проблемы общей и адыгской филологии» (Майкоп, 2005), «Ломидзевские чтения» (М., 2005).

Структура диссертации - введение, основной корпус, состоящий из четырех глав, заключение, схемы, библиография.

Основное содержание работы

Во введении обосновывается выбор и актуальность темы, теоретическая основа и методология, использованные для исследовательской работы, формулируются основные цели и задачи, комплекс ключевых положений, выносимых на защиту, характеризуется теоретическая и практическая значимость работы, научная новизна ее идей и выводов, выявляются особенности формирования фольклоризма адыгской литературы, литературных архетипических образов и мотивов.

22

В первой главе «Онтологические категории (трансценденция, инициация, игра): современное представление» онтологические категории рассматриваются как «мост», благодаря которому восстанавливается связь с метафизической основой мифо-фольклорного наследия адыгов. Их «растворенность» в мифе и фольклоре обусловлена длительным процессом эволюции художественного сознания. Фундаментальные онтологические категории находили непосредственное отражение в эмпирических мифологических формах мышления. Метафизическое осмысление мифологии раскрывает новую грань научных исследований, в частности, ее онтологический аспект.

Сама мифология, на наш взгляд, в значительной степени является результатом философского поиска в пределах любой национальной культуры. После кризиса адыгской советской литературы для восстановления потерянной национальной самоидентификации художественное сознание возвращается именно к онтологическим основам национальной культуры, воплощенным в мифо-фольклорных художественных формах. Такой тип восстановления является одним из важнейших способов «регенерации» нарушенной духовной преемственности.

Обозначенные онтологические категории представлены в большом количестве источников - зарубежных и отечественных. Они относятся к разным областям знаний, течениям, направлениям, методологиям. Вместе с тем, при всей разноплановости в отношении форм выражения, все они в той или иной степени воплощают в себе идею инициации, игры, трансценденции.

Стержневой онтологической категорией адыгской мифологии и литературы, вокруг которой разворачивается стихия онтологических взаимодействий, является трансценденция. Трансценденция, условно говоря, -это высшая точка в воплощении всех возможностей, заключенных в любой форме бытия, любом акте бытия, во всем сущем. Если кратко определить наши выводы в отношении обозначенной категории, то основным мотивом мифо-метафизического героя (термин М.Х.) адыгского фольклора становится

23 достижение трансцендентной цели. Стремление к ней проявляется как универсальная данность, заложенная в природе мифологического героя. Сама трансценденция определяется как стремление к высшей цели (с позиций метода аналитической психологии - как полное проявление индивидуации), которая в рамках фольклора имеет конкретное воплощение: чаще всего она представлена в образе красавицы, невесты (распространенный мотив добывания невесты) или бога. В настоящем исследовании мы попытались рассмотреть те же категории (в том числе, категорию трансценденции) на материале адыгской художественной литературы.

Трансценденция как категория возникает из игры и непосредственно с ней связана. Стихия игры имманентно сопряжена с адыгской культурой и во многом определяет ее. Причины, на наш взгляд, следует искать в тесной связи с религиозным синкретизмом, основой которого остается язычество. Последнему присущ дух карнавала, обрядности, игры, динамизма действий, что определенным образом обусловило игровой способ художественного мышления адыгов в целом. Другой важной причиной, объясняющей доминирование категорий игры (и инициации) и их значительное влияние на индивидуальное художественное сознание, является неразрывная связь адыгской культуры с институтом джегуако, который еще существовал в начале XX века. Третья причина заключается в тесной связи с народным обрядом, феномен которого до настоящего времени не стал формальным.

Нами были разработаны четыре формы игры (с учетом схемы Хейзинги -Кайюа), основанные на материале адыгской мифологии и фольклора:

1. Игра-состязание;

2. Игра с судьбой;

3. Игра-превращение;

4. Игра с Богом.

Мы пришли к заключению, что для мифо-метафизического героя трансценденция (трансцендентная цель) осуществляется через инициацию.

24

Были отмечены (на основании классификации В.Я.Проппа) наиболее распространенные инициационные мотивы в адыгской мифологии и фольклоре:

- необычное происхождение мифологического (фольклорного) героя;

- невероятно быстрый рост в детстве;

- изоляция героев, воспитание «вдали от людских глаз»;

- конь из подземелья;

- «переносчики» в царство мертвых (конь, орел);

- другие способы «переправы» (веревка, ремни, лестница и пр.);

- нагучица;

- иныжи, их слепота;

- имитация обжорства;

- обет молчания;

- определение героя по запаху;

- значение плешивости Куйцук, Куйжий;

- «большой» или «мужской» дом;

- тайная комната;

- «сестрица» в мужском доме;

- судьба детей мужского дома;

- братья-драконы;

- дракон-похититель, дракон-поглотитель;

- мотив «заглатывания» и «извержения»;

- змей убивает змея;

- добывание невесты. Смена царя.

В центре нашего внимания на всех этапах исследования находилась инициация метафизическая, (онтологическая), возрождение «homo philosophicus, или второго Адама» (по выражению Юнга) как проявление некоего универсального духовного феномена, который актуализируется, отражаясь в творческой деятельности народа. Именно под этой призмой мы выделили три стадии становления адыгского мифо-метафизического героя.

25

Мотив поисков отца (месть за отца) связывается с мифологемой дороги, странствия, путешествия, центральной в адыгских мифологии, фольклоре и литературе. Путешествие героя становится, с одной стороны, испытанием (компонент, необходимый для инициации). Эта сторона характерна для мифо-фольклорного и литературного героя. С другой стороны, путешествие - прямой символ индивидуации для обретения собственной самости. Такой аспект мотива путешествия всегда характерен для мифологического (фольклорного) героя, тем более, для литературного.

Во второй главе «Актуализация онтологических категорий мифологии через формирование архетипических образов и мотивов в творчестве адыгских писателей (Хан-Гирей, А.А.Шогенцуков, А.П.Кешоков)» исследуется динамика трансформации архетипических образов и мотивов в произведениях адыгских писателей.

Особенностью «Черкесских преданий» (1841) является своеобразное совмещение двух когнитивных культурных полей, которые синтезировали элементы русской литературы (русский романтизм, литературный русский язык) и адыгской мифо-фольклорной традиции. В произведении Хан-Гирея можно отметить использование некоторых распространенных адыгских фольклорных мотивов, в частности, «мести за отца» и «пребывание героя в склепе (пещере)». Отмечается использование фольклорных элементов на уровне сюжето- и образостроения (герой-мститель, трансформирующийся в героиню-мстительницу, как литературная инверсия образа. Характерен фольклорный мотив «перекати-поле», который находит воплощение и в современной адыгской литературе, например, в творчестве кабардинского прозаика М.Емкужа).

Вместе с тем, репрезентация фольклорных мотивов в художественных произведениях адыгских просветителей реализуется преимущественно в форме литературной стилизации. В творчестве С.Хан-Гирея находят воплощение фольклорные и мифологические мотивы, образы и сюжеты. Вместе с тем, в произведении еще не проявлены литературные архетипы. Однако уже отмечается формирование зачаточных форм художественного символа.

В главе рассматривается проявление мифо-фольклорных традиции и новации на примере некоторых произведений А.А.Шогенцукова. В его творчестве заметны влияния бесписьменной национальной культуры, адыгского этикета, традиций восточной и русской литератур. Последняя, в свою очередь, формировалась под воздействием европейского романтизма, который косвенно повлиял на художественный стиль поэта. В качестве формообразующего принципа им впервые была использована структура русской баллады (драматическая поэма «Зимняя ночь»), В творчестве поэта нашла закономерное отражение поэтика фольклорной традиции (в частности, песенного творчества джегуако, особенно песен-плачей - гыбзэ), которая ярко, своеобразно преломилась индивидуальным художественным сознанием. Этими многообразными слагаемыми объясняется значимость и противоречивость его творчества.

На примере литературного анализа некоторых произведений поэта исследовалась степень влияния этих традиций на формирование новых, независимых литературных тенденций и закономерностей индивидуального поэтического стиля. В литературном методе А.А.Шогенцукова фольклорная и литературная традиции органично сосуществуют. Влияние первой проявляется в цельности, отсутствии рефлексии и «расщепленности» психологических портретов литературных героев, характерных для развитых литератур; специфическое для фольклора «черно-белое» интонирование текста, радикальная поляризации бинарных оппозиций. Специфично и заимствование типичного сюжета народных преданий, например, трагический исход любовной истории на фоне враждебного окружения (сюжет поэм «Мадина», «Камбот и Ляца»). Тем не менее, появление простого психологического портрета уже имеет отношение к литературной традиции. Последний представляет ее начальные формы, и вместе с тем, весьма своеобразно сочетается с яркой манифестацией личностного начала каждого из главных героев.

27

Творчество А.А.Шогенцукова оказалось непосредственно связанным с лирикой джегуако. Форма некоторых стихов-посвящений напоминает хохи и величальные песни, таким образом, мифологический и фольклорный элементы несут формообразующую и стилистическую функции. Особенностью творчества А.А.Шогенцукова является рельефность социальных, феноменальных и экзистенциальных конфликтов, которые чаще возникают в условиях пограничной ситуации (как предвосхищение современного направления в отечественной и мировой литературе). Эта же особенность его творчества позволяет рассматривать большинство художественных конфликтов в произведениях поэта как проявление бинарности - одной из важных современных тенденций фольклоризма, связанной с теорией архетипов (Е.М.Мелетинский, В.С.Севастьянова, Е.В.Воробьева, А.М.Майкова и др.). В основе последней, на наш взгляд, лежит кризисная ситуация мифологического и фольклорного героя, которая, в свою очередь, отражает трансформированный обряд инициации.

В рассказе «Под старой грушей» (1933) представлена авторская художественная реконструкция архетипа Мирового Дерева. В творчестве А.А.Шогенцукова впервые обозначились литературные архетипы, такие как Мировое дерево, Мировая Гора, Пещера и др., которые получили наибольшее развитие в современной адыгской литературе. Если в «Черкесских преданиях» Хан-Гирея можно говорить лишь о литературной стилизации фольклора, то у Шогенцукова фольклорные и мифологические образы преломляются через усложненную систему семиотического литературного метода. А.А.Шогенцуковым часто используются мифологемы.

В диссертации значительное место уделяется исследованию романа-дилогии А.П.Кешокова «Вершины не спят» («Чудесное мгновение» (1958), «Зеленый полумесяц» (1965), дилогия «Вершины не спят» (1970)), который достаточно показателен для периода послевоенной адыгской литературы. Миф претворяется в литературном дискурсе, пожалуй, на всем протяжении процесса становления адыгской литературы, с той лишь разницей, что на разных

28 исторических этапах он воплощается в разной степени и форме. Своеобразной вехой в этом отношении стал советский адыгский роман. Этот этап характеризовался динамичным развитием литературного мастерства и его методов, преимущественно, в рамках соцреализма. Одновременно в литературе отмечалась тенденция к «откату» от фольклоризма, обусловленная пристальной фиксацией на самом литературном процессе, его активном становлении в условиях новой общественно-экономической формации. Вместе с тем, именно в этот период в нашем отечестве были написаны произведения, в основе которых лежат мифологические или фольклорные мотивы: «Закон вечности» Н.Думбадзе, «Железный театр» О.Чиладзе, «Дата Туташхиа» Ч.Амирэджиби, «Выбор» Ю.Бондарева, «Твоя заря» О.Гончара, «Белый пароход», «Буранный полустанок» Ч.Айтматова, «Императорский безумец» Я.Кросса, «Сказание о Юзасе» Ю.Балтушиса и др.

Сложная художественная тематика дилогии касалась одного из самых драматических периодов Кабарды - переходного исторического этапа становления советской власти, революционных и послереволюционных преобразований, гражданской и первой мировой войн, которые сопровождались неразрешимыми противоречиями во всех сферах жизни. Именно советский литературный дискурс становится наиболее активной и востребованной сферой, которая формировала партийное, «правильное» отношение к социализму во всех его проявлениях. Это достигалось с помощью относительно высокого уровня художественной литературы и ее непосредственным активным влиянием на культурное бессознательное широких масс. Литературные персонажи становятся яркими, убедительными выразителями советской идеологии и приобретают статус самостоятельных «живых» героев, очень напоминающих известные знаменитые эпические персонажи.

В романе-дилогии присутствуют образы-символы (кинжал (меч), колесо, вершина, камень). Наряду с ними в романе формируются архетипические образы Кузнеца, всадника, воды, дерева.

29

Формируется общий собирательный образ Кузнеца нового времени; его составляют кузнец Бот, Инал Маремканов, дед Баляцо, Эльдар, Тембот, Аслан, Нургали, мальчик Лю. Все они, так или иначе, дополняют типаж Нового Кузнеца или кузнеца советского времени. Комплекс индивидуальных особенностей и профессиональных функций всех этих персонажей-кузнецов определяет единый общий портрет Кузнеца, точнее, его архетип.

Архетип дерева. Одним из доминирующих архетипических образов в романе-дилогии «Вершины не спят» является дерево. В «Чудесном мгновении» это - старая груша. Образ грушевого дерева вызывает ассоциации со сходным образом в рассказе А.А.Шогенцукова «Под старой грушей». Старое грушевое дерево - место, которое неизменно привлекает детей: у Шогенцукова -школьников, для которых повествует старик-сказитель, у А.Кешокова это -место для мальчишеских игр. Сидя на верхушке грушевого дерева, воспитанница княгини девочка-сирота Тина наблюдает за свадьбой.

Образ дерева получает новую, советскую интерпретацию, порой курьезную. Если раньше собственность принадлежала князьям и уоркам, то теперь принадлежит всем, рассуждает Давлет.

Архетип всадника является одним из наиболее распространенных образов в адыгской литературе. В советском романе он имеет собственную характеристику. Астемир Баташев, укрощающий необъезженного коня Емлиджа - одна из наиболее экспрессивных, запоминающихся сцен первой части дилогии. Всадник Астемир со своим конем Похом представляют собой классическую пару, трансформированную из фольклора литературной национальной традицией; столь же традиционным является преодоление препятствий всадником. Такой же фигурой становится Жираслан, который еще представляет традиционный портрет адыгского всадника.

Позже на страницах романа появляются всадники Красной Армии с красными лентами на черкесках. Так, традиционный адыгский всадник в советском романе превращается в красного всадника.

30

Однако с последним происходят и другие перевоплощения - он становится «всадником просвещения», по определению просветителя Казгирея Матханова, в духе совершающихся вокруг грандиозных перемен. Образ всадника превращается во множественную метафору - старым всадником становится даже шариат. С всадником сравнивается река Урух, которую герой называет «золотым всадником». Аналогом последнего становится новый всадник, о котором главный герой говорит весьма символично: «Это человек в седле с ружьем - с букварем в руках». Определяется динамика формирования архетипа в пределах романного дискурса: типичный всадник (например, Астемир Баташев, укрощающий необъезженного жеребца, Жираслан) -«плохие» всадники (всадники Шкуро) - «красный» всадник (Эльдар с красной лентой на груди, Астемир с красным знаменем в руках) - всадник «просвещения», Шариат - «старый» всадник, у которого «перерезали подпруги». Так в романе формируется литературный архетип всадника советской эпохи.

Он достаточно часто встречается в произведениях адыгских авторов, причем подобная широкая вариабельность типична для адыгской литературы в целом. Характерно, например, название романа Т.Керашева - «Одинокий всадник».

Архетип воды. Природные стихии в дилогии А.Кешокова символически соотносятся с глобальными социальными преобразованиями и событиями переходного периода. Неудержимый водный поток открывается совершенно разными художественными гранями. Его символическая функция необыкновенно пластична и вариабельна: река приносит блага жизни - от валежника и деревьев до бытовой утвари - то и другое систематически вылавливается жителями аула Шхальмивоко.

Мотив ливня связан с мотивом библейского потопа, который подводит итог очередному витку прошедшего циклического времени, уничтожая его. Вместе с тем, вода как один из эсхатологических мотивов «смывает», нейтрализует мир несовершенного бытия, при этом она выступает как стихия

31 очистительная, поскольку приводит его к исходной точке отсчета, давая возможность заново выстроить более совершенную систему мироустройства взамен старой, несостоятельной.

Функция обновления непосредственно связана со стихийной, безличной жестокостью воды - ведь в качестве обновляющего начала она предварительно уничтожает старый мир и людские жизни. Река Шхальмивоко (прототип ее -река Шалушка, старое название - Шхалюко) разливается после ливня. Поток ее в свое время «унес» Мурата, отца Эльдара, и князя Шарданова. Жертвы реки -закономерный итог «темной» стороны ее символической амбивалентности и полиморфизма, в которых наряду с созидательным началом присутствует равноценный элемент деструкции.

Вода, как слепая разрушительная сила, уносит плоды тяжелого труда, необходимого для построения новой социалистической жизни: так, водный поток сносит трактор, ломает плотину, которую строили под руководством Жираслана. Стихия воды является универсальным полифункциональным символом, который «работает» на разных уровнях художественного текста. Таким образом, в дилогии А.Кешокова формируется самостоятельный литературный архетип воды, который представлен как полисемический образ, определяет целый ряд семантических нагрузок и выполняет структурообразующую функцию.

В дилогии находят воплощение распространенные мифологические мотивы, например, мотив поисков отца, который выступает как его инверсия или реминисценция, мотив путешествия, подземелья. Они непосредственно содержат в качестве мифологического ядра мотив превращения. Эти мотивы в совокупности и в частности представляют онтологическую категорию -инициацию. Категория трансценденции выступает в качестве трансцендентной цели.

В творчестве А.П.Кешокова очевидна художественная преемственность в отношении архетипической поэтики А.Шогенцукова, первой в истории кабардинской литературы. В его произведениях нашли воплощение и

32 дальнейшее развитие архетипические образы и мотивы, распространенные в адыгском фольклоре и мифологии.

В третьей главе «Репрезентация онтологических категорий и особенности формирования архетипических образов и мотивов в художественной литературе 1980-90-х годов (на примере творчества М.Т.Эльберда, Х.К.Бештокова, Ю.Г.Чуяко)» представлена динамика проявления литературных архетипических образов и мотивов в художественной литературе так называемого нового времени. Она оказывается наиболее интенсивной в сравнении с предшествующими этапами литературного процесса.

Художественные методы, использованные М.Эльбердом в романе «Страшен путь на Ошхамахо» (1987), имеют самую тесную связь с фольклором и мифологией; они проявляются в разных формах практически на всех уровня текста. В структуре романа М.Эльберда соотнесены адыгские обычаи, этикет, предания. Национальный мир показан глазами самих адыгов, реже - через их внутренний мир (исповедь Мысроко, внутренние монологи Канболета, Казаноко и т.д.), с точки зрения представителей русского и европейских народов на национальный мир адыгов, наконец, с высоты современности - с позиции Созерцателя. Такая частая смена точек зрения позволяет добиться «стереоскопического» изображения художественного предмета, образа и, в совокупности, основной художественной идеи. Подобный игровой композиционный прием позволяет дистанцироваться от изображаемого, допуская юмористическое или ироническое отчуждение.

Эволюция художественного мастерства адыгских поэтов и прозаиков осуществляется, в первую очередь, в русле трансформации древнейшей фольклорной традиции, преломления ее в том или ином варианте на пути формирования новых литературных традиций. Настоящее исследование касается именно этого аспекта романа «Страшен путь на Ошхамахо».

В произведении широко используется фольклорный и этнографический материал. Этно-материал органически ассимилирован художественным

33 текстом, удачно «вписан» в него, поэтому богатая этнографическая и фольклорная основа проступает как бы исподволь.

Достаточно часто автор апеллирует к адыгским фольклорным и мифологическим персонажам. Чаще всего они упоминаются в монологах героев, реже используются как литературные прототипы. Величественная фигура бога-кузнеца Тлепша становится одной из самых распространенных в адыгской прозе. Это не случайно, так как Тлепш - излюбленный мифологический образ, который отвечал за вооружение адыгского воина. Очевидно, именно поэтому его чаще всего упоминают персонажи романа, представляющие адыгское воинство.

Литературные аллюзии на мифологические и фольклорные образы, эпизоды, сюжеты встречаются в тексте от экспозиции до финала.

Центральными архетипическими образами становятся архетип Кузнеца, архетип Нарта, предметным архетипическим образом выступает панцирь (как инверсия образа меча или кинжала).

Композиция романа построена по типичной модели приключенческого жанра и, соответственно, одним из главных мотивов композиционной структуры заключает в себе мотив путешествия.

Наряду с ним автором используется другой распространенный мифологический мотив - добывания невесты (как трансцендентной цели).

Стихия воды активно применяется в разных вариантах как средство для инициации литературного героя, точнее, литературной инверсии этого мотива.

Здесь же художественно репрезентируется мифологическая форма игры-состязания. Адыгские фольклорные и мифологические мотивы используются для сюжето- и образостроения, нового литературного мифотворчества и песнетворчества, приобретают своеобразную форму мифо-литературной «гибридизации» и литературной стилизации. Автор применяет метод игровой поэтики, «смешивая» миф и реальность, зачастую меняя их местами, использует метод частой смены (или совмещения) ракурсов (точек зрения) на один и тот же художественный объект. Например, автор «мифологизирует»

34 историческую личность народного адыгского джегуако Казаноко Жабаги. Мифологические персонажи становятся матрицами литературных, трансформируясь в ряде случаев в литературные архетипы. Фольклорные и мифологические реминисценции проявляются в разных формах на протяжении всего повествования.

Одним из самых распространенных образов адыгской литературы является камень. Он несколько раз встречается в романе М.Эльберда: в начале повествования - это священный черный камень Каабы в Мекке, к которому направляются паломники, чтобы освятить чудесный панцирь. Священный камень мусульман в середине повествования сменяется священным адыгским языческим камнем, на котором оставляют подношения. Характерно, что в сцене с образом языческого камня связаны:

- старик-шоген, живущий в пещере;

- старуха, которая принесла пожертвование к камню;

- Кубати, который приносит камню первую жертву (дикого кабана);

- пожертвование шогену, которое инициирует старуха Хадыжа.

Непосредственная связь Кубати (прототипом которого является Сосруко) с камнем нам кажется закономерной. Подобные аналогии протагониста, имеющего мифологическую матрицу, с камнем, уже известны в некоторых литературных произведениях северокавказских авторов.

Особое место в адыгской литературе занимает творчество Х.Бештокова. Одним из самых значительных явлений в кабардинской литературе стал роман в стихах «Каменный век» (Мывэ лъэхъэнэ, 1985), который во многом определил новый уровень кабардинской литературы. Методом стилизации под архаический сюжет автор пытается раскрыть тайну происхождения и способ существования зла, жажду познания для приближения человека к истине, утверждает торжество непреходящих духовных ценностей. Использован новый художественный слог, элементы поэтики, граничащие с творческим экспериментом. Поэма кодифицирована сложными и простыми символами. На примере войны двух древних племен (Дореев и Эминеев) автор в экспрессивно

35 выразительной художественной манере отражает один из самых важных моментов истории человечества, когда на смену принципа правоты с позиции силы приходит нравственный императив. В войне Дореев и Эминеев нет победителей, но проигравшими оказываются все: люди обоих племен погибают, кроме случайно оставшегося в живых Ану. Гуманизм, с точки зрения автора, не просто принцип, а закон необходимости, без которого оказывается обреченной не только частная жизнь, но существование всего человечества.

Текст денотативно связан с историей самих адыгов, так же, как с историей любого другого народа, так как содержит некую универсальную модель длительного драматического становления человеческой морали. Автор художественно репрезентирует эпоху, когда трагически уходили в прошлое великие тотемы, освобождая сознание людей для другого, принципиально нового духовного движения. Каким оно будет? Чтобы понять это, юноша Ану забирается на высокое дерево вместе со своей подругой. За его плечами ничего не осталось: истреблено племя, погибла семья и последняя надежда - Черный Бык, приносящий счастье ему и его народу. Юноша напряженно всматривается в будущее. Сможет ли он выбраться из порочного страшного круга «кровь за кровь», в котором до сих пор вращались люди по нелепой прихоти судьбы? Белая вершина горы из сна Ану кажется такой же призрачной, как сон. Но в виртуальном единоборстве вершины и Черного Быка животное соскальзывает и погибает. Вершина оказывается той высшей планкой нравственной эволюции, которую уже не может одолеть бык-тотем, заключающий в себе силу и агрессию. Она оставляет надежду на спасение двух одиноких людей в жестоком, враждебном мире. Дерево оказывается единственным спасением для Ану и его подруги - настоящее Древо жизни. Новоявленные изгнанники - Адам и Ева - поднимаясь выше, опираются на его ветки, чтобы перейти на совершенно другой уровень отношений: возможно, он явится предпосылкой для появления нового, небывалого еще мира, который будет управляться уже другими, человеческими законами.

36

Произведение Х.Бештокова отмечено достижением нового уровня поэтики, стиля, композиции, внутренней динамики и энергетики художественного текста. В романе-мифе «Каменный век» представлен архетип Оборотня (Псомордого). Амбивалентным символом выступает образ Черного Быка, воплощающего старый мир, который управляется с позиций силы. В нем еще отсутствует нравственный закон. Другими символическими образами выступают дерево, река, гора, камень. Они могут быть рассмотрены как литературные архетипы только в общем контексте современной адыгской литературы. Символы дерева, горы являются трансцендентными.

С появлением «Каменного века» Х.Бештокова в адыгской литературе берет начало новая тенденция - неомифологизм, в рамках которого утверждает себя жанр романа-мифа. Следует отдельно подчеркнуть особые, новаторские принципы поэтики, смелость и неожиданность в системе структурирования и организации художественного текста, глубину и широту философского поэтического осмысления и постижения материала, особенную силу и остроту художественного воздействия. Сложная мифологическая поэтика X. Бештокова оказала значительное воздействие на адыгскую литературу.

Талантливый адыгейский прозаик Ю.Чуяко в романе «Сказание о Железном Волке» (1993) своеобразно интерпретировал широкий пласт адыгской мифологии и фольклора, сформировал новые методы организации и структуры художественного текста, которые вывели адыгскую современную прозу на новый уровень художественного мастерства. Любая художественная идея произведения вырастает из предшествующей мифологической основы, оформляется в пределах ее лучших традиций, и это дает ей основной импульс для дальнейшего движения и роста. Художественные образы, архитектоника сюжета, символические, метафорические элементы непосредственно связаны с адыгским фольклором.

Как можно было убедиться на примере литературного анализа художественного текста, автором часто используется метод фольклорного заимствования на уровне сюжето- и образостроения. Мифологические

37 персонажи продолжают свое инобытие, воплощаясь в литературные, которые так же, но по другим законам, формируют литературный архетип.

На основании художественных новаций, активного использования множественных архетипов и символов, благодаря привлечению богатого фольклорного, мифологического, этнографического материала, автор сумел создать широкомасштабное художественное полотно - литературный миф. Нашу точку зрения разделяет Ф.А.Аутлева, Н.А.Приймакова и др.

Но в этих случаях современного литературного мифотворчества остается общая авторская тенденция к дегероизации и «снижению» старого мифологического стиля - ведь новый современный миф носит больше пародийный или иронический характер.

В романе представлены литературные архетипы Кузнеца Тлепша, Оборотня (и его разные варианты), Всадника, Джегуако (дедушка Хаджекыз), Коня. Предметные литературные архетипы воплощаются образами Мирового Дерева, Меча. Встречаются символы трансценденции, которые актуализируют ее онтологический аспект. В повествовании присутствует трансформированный мотив путешествия. Ярко выраженный мотив двойничества можно рассматривать, с одной стороны, как близнечный мотив, распространенный в фольклоре и мифологии, с другой - как проявление мотива оборотничества. Автор воссоздает новый литературный миф, широко вводя мифологические и фольклорные образы, мотивы, реминисценции, новые притчи и сказания Джегуако Хаджекыза, что позволяет говорить о литературном мифотворчестве. Роман «Сказание о Железном Волке» соответствует жанру романа- мифа.

В четвертой главе «Актуализация онтологических категорий посредством формирования архетипических образов и мотивов в творчестве современных адыгских писателей (М.Емкуж, Н.Куек, Д.Кошубаев)» рассматриваются новые принципы поэтики современных авторов в контексте поставленной проблемы.

На авансцене повести М.Емкужа «Всемирный потоп» (1994) - мир современности, но сквозь него просматривается другой, сакральный план, на

38 который «работает» видимый, профанный. Именно в соотношении двух совмещенных временных плоскостей становится очевидной вся степень деформации видимого плана - современной жизни, ставшей недолжной. Этот процесс носит перманентный, циклический характер: художественный хронотоп (по авторскому умолчанию) каждый раз восстанавливается после очередного природного катаклизма (кары божьей), но всякий раз жизнь деградирует, приходит к упадку, что инициирует новое стихийное бедствие, и так без конца (мифологема порочного круга). Таким же образом, на фоне своей мифологической матрицы литературные архетипические варианты оказываются непоправимо деформированными. В этом заключается индивидуальный прием художественного снижения.

Такую же отчетливую тенденцию снижения мы обнаруживаем в романе Н. Куека «Вино мертвых» - она достигается за счет постепенного устранения сакрального. Иной метод применяется Д.Кошубаевым; здесь эффект снижения достигается через смеховую стихию - иронию, сарказм, пародию, гротеск. Но в трех случаях результирующим оказывается общий эффект дегероизации, десакрализации, демифологизации.

Автором повести «Всемирный потоп» применен принцип деконструкции. В пространстве двух совмещенных ракурсов становятся очевидными те отклонения от мифологических «правильных» прообразов, которые, оставаясь фоном, дают возможность оценить степень «деформации» тех или других литературных образов-двойников. Повесть М. Емкужа - отчетливая антиутопия. Н.А.Шогенцукова справедливо называет произведение М.Емкужа «романом-предупреждением», классифицируя его как роман в силу масштабности, глубины и цельности замысла и композиции. Стиль повести отличается преимущественно мягким юмором и легкой иронией, пониманием человеческих слабостей героев, сочувствием и приятием их. Именно такая тональность придает в общем безотрадной драматической картине просвет надежды. Автор не подсказывает, (да и, возможно, не знает) выхода, но «согревает» все повествование теплом гуманизма. Благодаря художественному

39 мастерству, автору удалось в рамках выбранной поэтики добиться значительного художественного эффекта.

Кроме главных литературных героев, которые представляют различные варианты архетипа пророка, автор вводит в повествование предметные образы - архетипы воды, камня, дерева, горы (кургана), благодаря которым достигается необходимый художественный эффект и семиотическая насыщенность.

Мы можем заключить, что в современной адыгской литературе центральным становится образ оборотня, который олицетворяет мировое зло. В повести «Черная гора» (1997) талантливого адыгейского писателя Н.Куека таким образом становится сама Гора. Природа зла, его воплощение, генезис и развитие, действенные способы противостояния злу - проблемы, которые волнуют современных адыгских художников слова. Зло, согласно художественным представлениям писателей, неуловимо, разнолико, протейно, именно поэтому оно выступает чаще всего в облике Оборотня. «Оборотничество» - магическая перемена облика персонажа. Мотив оборотничества, очевидно, базируется на практике маскировки, а также на некоторых тотемических и анемических воззрениях: о воплощении души человека в животном (растении, предмете), о человеческой или животной ипостаси аграрных божеств, духов. В оборотничестве отразились представления о зооантропоморфной природе мифологических персонажей -тотемных первопредков и культурных героев. Двойственность их природы обнаруживается первоначально не в облике, а в поведении, причем грань между ипостасями человека и животного подчас трудноуловима.

Оборотень доминирует в романах Х.Бештокова «Каменный век» (Псомордый), Ю.Чуяко «Сказание о Железном Волке» (в образе Железного Волка). Мотив оборотничества непосредственно связан с инициацией, его семантическое наполнение отчасти сохраняется в художественном дискурсе современных адыгских писателей.

40

Кроме архетипа Оборотня, в повести присутствуют архетипы Старца (глава «Старик»), Матери («Мать Нешара»), Юноши (Нешара), Девушки, Врага (Рыжебородый), Одинокого Всадника (символ адыгского народа), собирательный образ страдающего ребенка (который идентичен архетипу Божественного Младенца); предметные архетипы дерева, камня.

Наиболее выраженными являются символы трансценденции, которой достигает герой через превращения и метаморфозы (аналогии духовной инициации). С помощью архетипических образов репрезентируются архетипический мотив путешествия (во временах и пространствах) и танца.

Прозаик Н.Куек проявляет себя мастером поэзии. «Вино мертвых» (2002) - роман, написанный в манере поэтической прозы. Такая особенность соответствует тенденции в адыгейской литературе.

Вместе с тем, роман является своеобразной литературной стилизацией адыгской версии Нартского эпоса, в которой художественное пространство обретает особое свойство многомерности. Автор создает свой, новый миф -литературный. Все это позволяет говорить о создании произведения в жанре романа-мифа, впервые отчетливо воплощенного в творчестве Х.Бештокова. В пределах этого жанра позволительным оказывается дидактизм, который мог бы показаться порой избыточным, если бы не авторское чувство стиля, которое сохраняет органичное читательское восприятие.

Одновременно обе особенности (поэтизированный стиль, жанр романа-мифа) соответствуют тенденциям мирового литературного процесса.

В романе репрезентированы основные онтологические категории адыгской мифологии, которые находят воплощение в трансформированных мифологических мотивах.

Категория инициации представлена мотивами подземелья, тесно связанного с мотивом поисков отца (точнее, его инверсией - мотивом поисков мертвого отца), быстрого роста, путешествия (как художественного воплощения военного похода-зек 1уэ, пути одиночества, путешествия в небо).

41

Мотив путешествия и мотив танца (полета) объединяет категорию инициации с категорией трансценденции. Последняя воплощается мотивами полета, архетипом богочеловека Тлепша, образами-символами воды, света, звука.

Категория игры представлена инверсией мифологического (фольклорного) мотива игры-состязания.

Все вышеперечисленные мотивы актуализируются за счет композиционных функций литературных архетипов и образов.

Литературными вариантами мужских архетипов являются Воин, Певец (Джегуако Ляшин), Фэнэс (адыгский вариант Вакха), Богочеловек Тлепш.

Литературными вариантами женских архетипов являются Дева, Великая Мать.

В романе представлен литературный архетип Младенца (сын Тлепша).

Автором используются сюжеты и мотивы нартского эпоса, которые чаще актуализируются в литературном дискурсе как след, реминисценция. Интерес представляет композиция романа, в которой автор совмещает две когнитивные плоскости - историческую и мифологическую. Композиционно линейное историческое время «сворачивается» в циклическое, мифологическое, но коннотативно оба плана сосуществуют до самого финала.

Особыми методами, которые применяются автором, становятся игровой метод, (используется на разных уровнях текста), прием гиперболы, метод снижения; последний достигается при помощи десакрализации, дегероизации, демифологизации.

Декодируя художественную систему символов, можно заключить, что герой (Тлепш) может обрести свободу, исполнив то, «что предначертано». Оно задается женским началом, праматерью. Вероятно, ее образ потому постоянно преследует героев, что они не выполняют того, что им предписано. Может, именно поэтому все Хаткоесы движутся по замкнутому магическому кругу, и только Тлепшу удается разорвать его, перейдя в другое онтологическое

42 измерение. Характерно, что ко всем героям-воинам приходит образ прабабушки, за исключением Тлепша.

Роман Д.Кошубаева «Абраг» (2004) является литературной пародийной стилизацией нартского эпоса. Автор использует практически весь диапазон смеховой стихии: юмор, ирония, сатира, пародия, гротеск. Эти приемы действуют на всех уровнях текста, в том числе, лингвистическом, стилистическом, композиционном, онтологическом, метафизическом. Жанр романа можно классифицировать как роман-миф, роман-антиутопию. С другой стороны, учитывая, что в основу романа положена адыгская притча об исчезновении озера Абраг, произведение можно назвать ее литературной репрезентацией и классифицировать его как роман-притчу. При этом мифологическая основа является едва ли не единственной, если не считать проекцию романа на современность, в первую очередь, на общий и культурный кризис. Впервые в истории адыгской литературы автор подверг жесткой критике фундаментальную составляющую современного адыгского культурного феномена (в частности, современное семантическое наполнение адыгэ хабзэ), применив метод тотального отчуждения через заимствование образов, мотивов и сюжетов из адыгской мифологии, в первую очередь, нартского эпоса. Вместе с тем, в романе использованы библейские мотивы и их реминисценции (мирового потопа, Содома и Гоморры и пр.). Можно утверждать, что Д.Кошубаевым впервые был применен метод последовательной деконструкции. Он соотносится с основными установками постмодернизма (деконструкция, отказ от художественного моделирования целостной картины мира, ирония, пастиш и т.д.), что позволяет говорить о преимущественно постмодернистской ориентации романа.

В романе актуализированы все три онтологические категории -трансценденция, инициация, игра. Но в силу указанных особенностей, они получают обратное семантическое наполнение. Так, трансценденция представлена своими типичными символами: лестница, образ неба, мотив полета, трансцендентная цель в образе невесты (красавицы) и бога. Но символ

43 лестницы не служит своему онтологическому, сакральному назначению (которое намеренно подменяется профанным), этому же соответствует образ неба; мотив полета превращается в бескрылый полет, означающий падение; соответственно, сама категория трансценденции превращается в свою противоположность - «анти-трансценденцию». Другие мифологические мотивы - путешествия, превращения, мотив добывания невесты, поиски отца (те, которые в большей или меньшей степени воплощают категорию инициации), близнечные мотивы, реминисценция этих и других мифологических и фольклорных мотивов - также подвергается иронической и пародийной деконструкции. В тексте находят воплощение литературный архетип Мирового Дерева (точнее, пародия на него), архетип Жрицы Любви (Богини любви), архетип Нарта, в отношении которых также применяется общий принцип снижения. Категория игры находит свое воплощение в форме фрагментов игры-состязания (которое выглядит больше как форма стихийной борьбы без правил). Автором широко применяется игровой метод, который, в первую очередь, заключается в регулярной подмене традиционного семантического статуса означаемых на пародийный.

В заключении подытожены и обобщены основные итоги исследования.

Нашей задачей являлось исследование особенностей эволюции мифопоэтической традиции в художественных произведениях адыгских авторов разных периодов.

Дореволюционный период характеризуется стилизацией фольклорных мотивов, сюжетов и образов (некоторые художественные произведения адыгских просветителей, в частности, Хан-Гирея). Первый этап развития адыгской литературы совпал с начальным развитием советской литературы. Он связан с некоторым нивелированием мифо-фольклорной основы или использованием ее в пределах существовавших идеологических рамок художественного дискурса. Вместе с тем, анализируемые художественные произведения этого периода А.А.Шогенцукова, А.П.Кешокова отличаются относительно большой степенью мифо-фольклорного заимствования. Чаще оно

44 проявляется в латентной, неявной форме на уровне реминисценций, но могут использоваться в качестве принципа для образостроения, сюжетостроения и т.д. В этот период происходит на первый взгляд парадоксальное обогащение национального художественного сознания без заметной степени его деформации. Мы объясняем это тем, что на всех этапах степень восприятия и усвоения инонациональной культуры регламентировалась в первую очередь мифологической структурой художественного сознания адыгов, в основе которого лежит архетипическое бессознательное. В творчестве А.Шогенцукова появляется определенная тенденция к формированию литературных архетипов. Она послужила новацией, которая была усвоена, продолжена и развита его последователями.

1980-90-е годы становятся переломным этапом, когда кризисное художественное сознание в поисках значительно утраченной национальной самоидентификации усиливает связи с фольклором, мифом. Одновременно усложняются и обогащаются сами формы связей. Их можно считать одним из способов восстановления целостной картины мира. Художественное сознание испытывает серьезные трансформации, приближаясь к основной особенности мифологического мышления - его креативности, то есть способности к мифотворчеству, в данном случае, литературному. Новый литературный миф порой обретает форму смелого творческого эксперимента - так возникает роман-миф в стихах Х.Бештокова «Каменный век», а вслед за ним - целое направление современной адыгской литературы, которое можно обозначить как неомифологизм.

Эта новая тенденция связана с появлением целого ряда художественных произведений, в основе которых в большей или меньшей степени и разной форме доминирует мифологический и фольклорный элемент и структура. Мы классифицируем как роман-миф «Вино мертвых» Н.Куека, «Сказание о Железном Волке» Ю.Чуяко, «Каменный век» Х.Бештокова. Роман Д.Кошубаева «Абраг» также относится к жанру романа-мифа, вместе с тем, в истории адыгской литературы это первый роман-антиутопия.

45

Повесть Емкужа «Всемирный потоп» соответствует определению повести-притчи, одновременно, это повесть-антиутопия. Наряду с этим, мы признаем правомерность классификации Н.А.Шогенцуковой, которая определяет произведение М.Емкужа как роман-предупреждение. К жанру повести- притчи относится «Черная гора» Н. Куека.

Появление жанра антиутопии кажется нам вполне закономерным, учитывая объективно существующую тенденцию снижения. Она проявляется как национальный вариант в русле общей дегуманизации культуры. Тенденция снижения осуществляется за счет десакрализации, дегероизации, демифологизации, а также благодаря форме литературной пародии и сатиры (Д.Кошубаев). Кроме существенных трансформаций поэтики, это свидетельствует еще и о серьезных аксиологических сдвигах общественного сознания, которое впервые от идеализации «абсолютного эпического прошлого» и настоящего подошло к их критическому и пародийному переосмыслению.

Неомифологизм современной адыгской литературы представляется нам вполне закономерным. Его появление мы объясняем, в первую очередь, связью с особым влиянием древнего, богатого фольклорного пласта, который имеет асимметричное соотношение с молодой литературной традицией, отчетливо превалируя над ней. Этой же особенностью можно объяснить преимущественно архетипический способ художественного мышления адыгов. Мы можем согласиться с тезисом Ю.М.Тхагазитова о типологическом сходстве произведений латиноамериканской литературы с молодыми литературами Северного Кавказа, в частности, адыгской. Период неомифологизма в адыгской литературе соответствует периоду формирования «созидающего» романа-мифа Латинской Америки 1950 - 60-х годов, который сменил период «примитивного» романа 1930-50-х годов. Это обусловлено особенностями целой совокупности объективных и субъективных факторов, характерных для развития адыгской литературы. Одновременно, этот этап соответствует появлению подобного направления в мировой литературе в начале XX века.

46

Такие общие типологические схождения кажутся отнюдь неслучайными: в них проявляются некие общие универсальные закономерности мирового литературного процесса.

Поэтика нового мифа отличается не только мифологическим способом литературной художественной реконструкции, но и усиленной мифо-онтологической рефлексией. Если в литературе для формирования художественных образов и мотивов используется типизация, то в рамках неомифологизма наряду с первой используется архетипизация. Это усугубляется значительно усложнившимся литературным материалом, который требует столь же сложных методов организации художественного текста, таких, как аллюзия, интертекстуальность, реминисценция, код (двойной код), символ, мифологема, архетип и пр. Подобные особенности национальной литературы обусловлены не только художественным сознанием авторов, но и авторским бессознательным: творческое мышление - это, в первую очередь, репрезентация архетипического бессознательного, интуитивного мышления, за которое отвечает мифологический и фольклорный национальный элемент. Подобную точку зрения разделяют А.Н.Майкова и В.А.Марков.

В своем исследовании мы непосредственно коснулись проблемы разночтений в отношении фольклоризма. На наш взгляд, авторское использование фольклорных и мифологических элементов и структур в литературе может быть лишь сознательным и бессознательным одновременно: само обращение и отбор фольклорного материала носит сознательный характер, тогда как архетипическое, живущее в подсознании автора, проявляется и актуализируется в творчестве по другим законам -иррациональным. Творчество проявляется как уникальный синтез авторского сознательного и бессознательного.

Одной из важнейших задач, стоящих перед нами, стало определение архетипизации мифо-эпических текстов, так как сферы мифологического и архетипического нераздельны и выражают себя посредством друг друга. В результате исследования мы пришли к выводу, что наиболее

47 распространенными литературными архетипичскими образами в представленных произведениях является литературный архетип Оборотня, Кузнеца, которые репрезентированы в большинстве романов. Из женских архетипов представлен архетип Великой Матери, Девы, Жрицы (Богини любви). Из мужских архетипов нашли воплощение архетип Всадника, Нарта, Воина, Певца (Джегуако), Старика, Юноши, Врага, Младенца.

В произведениях встречаются архетипы Мировой Горы, Камня, Воды (Реки), Коня, Меча.

Выявление архетипических образов и динамики их формирования для нас являлось промежуточной задачей для определения архетипических мотивов, которые получили широкое и яркое воплощение в творчестве адыгских авторов. В качестве архетипического ядра в них репрезентируются соответствующие мифологические и фольклорные значения.

Самым распространенным архетипическим мотивом в адыгской литературе становится мотив Путешествия, который встречается практически во всех представленных произведениях. Достаточно широко репрезентируется литературный архетипический мотив Превращения, который в качестве традиционного формально-семантического варианта не встречается в представленных художественных текстах. Литературно воплощаются мифологические мотивы поисков отца (месть за гибель отца), подземелья, добывания невесты, конь из подземелья, игры-состязания, быстрого роста, близнечные мотивы. Выражены трансцендентные мотивы полета, танца.

Литературные архетипические мотивы, в свою очередь, актуализируют онтологические категории игры, инициации, трансценденции.

Категория инициации актуализируется благодаря мотивам Подземелья (варианты: пещера, подвал, могила и т.п.), поисков отца (вариант: месть за гибель отца), быстрого роста, коня из подземелья, путешествия, превращения (варианты: мотив двойничества, оборотничества).

Категория трансценденции актуализируется за счет архетипических мотивов путешествия, добывания невесты, полета, танца.

48

Категория игры актуализируется через мотив Игры - состязания.

Следует особо отметить, что категория игры распространяется на художественные методы игровой поэтики авторов. Она проявляется у М.Эльберда, Н.Куека, М.Емкужа, Д.Кошубаева. При этом отмечается тенденция к усилению и усложнению игрового начала в творчестве современных авторов.

В результате исследования мы заключаем, что литературные архе типические образы участвуют в формировании литературных архетипических мотивов, последние, в свою очередь, актуализируют онтологические категории литературного дискурса. При этом связь архетипических литературных мотивов с онтологическими категориями носит универсальный константный характер. «Переменной» величиной является составляющая архетипических образов, которая, возможно, и определяет национальное своеобразие произведений подобного жанра каждой литературы. Некоторые архетипические мотивы могут способствовать проявлению двух онтологических категорий. Так, мотив путешествия способствует литературной актуализации категорий инициации и трансценденции. Архетипические литературные образы и мотивы почти всегда связаны и обусловливают друг друга. Например, мотив добывания невесты чаще всего связан с мотивом путешествия (или им же и является, если принять другую точку зрения), архетип матери и ребенка связан с архетипом дерева, архетип камня - с мотивом подземелья (склепа) и т. д.

Архетипический литературный конфликт (в основе которого лежит бинарность архетипических образов) имеет под собой кризисную ситуация мифологического и фольклорного героя, которая, в свою очередь, репрезентирует трансформированный обряд инициации. Мы полагаем, что эта тенденция в адыгской литературе является проявлением общей закономерности.

49

Заключение научной работыдиссертация на тему "Формирование и развитие архетипических образов в кабардинской литературе"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Целью нашего исследования явилось выявление литературной репрезентации онтологических категорий адыгской мифологии: игры, инициации, трансценденции. Нами были использованы преимущественно семиотический, герменевтический методы. Для решения промежуточных задач по выявлению литературных архетипов был применен метод аналитической психологии. Тактика нашего исследования была мотивирована:

1. определением динамики формирования литературных архетипических образов на основных этапах истории адыгской литературы;

2. определением динамики формирования литературных архетипических мотивов;

3. определением степени актуализации онтологических категорий адыгской мифологии через архетипические мотивы и образы.

В результате исследования мы пришли к выводу, что наиболее распространенным архетипическим образом в адыгской литературе является литературный архетип Кузнеца, который репрезентирован в романах «Вершины не спят» А. Кешокова, «Страшен путь на Ошхамахо» М. Эльберда, «Сказание о Железном Волке» Ю. Чуяко, «Вино мертвых» Н. Куека.

Центральным литературным архетипом становится образ Оборотня. Он доминирует в романах «Каменный век» X. Бештокова, «Сказание о Железном Волке» Ю. Чуяко, в повести «Черная гора» Н. Куека.

Литературный архетип Всадника (имеющий соответствующий мифологический и фольклорный прообраз) сформирован в творчестве A.A. Шогенцукова, романе «Вершины не спят» А. Кешокова, повести «Черная гора» Н. Куека, реминисценции образа присутствуют во всех представленных произведениях.

Сходный литературный архетип Нарта репрезентирован в романах «Страшен путь на Ошхамахо» М. Эльберда, «Абраг» Д. Кошубаева,

344 присутствует во всех остальных художественных текстах как символ или мифологема.

Женские мифологические архетипы нашли наибольшее литературное воплощение в творчестве Н. Куека: архетип Великой Матери представлен несколькими вариантами в романе «Вино мертвых», повести «Черная Гора» Н. Куека; архетип Девы - в двух произведениях Н. Куека, романе «Абраг» Д. Кошубаева; в последнем произведении репрезентирован архетип Жрицы (Богини).

Согласно нашим наблюдениям, наиболее распространенным литературным архетипом явился образ Мирового Дерева, представленный почти во всех произведениях (в романах «Вино мертвых», «Страшен путь на Ошхамахо» - его мифологема). В романе «Абраг», повести «Всемирный потоп» архетип дерева выступает как его инверсия.

Мифологический архетип Мировой Горы трансформируется в литературный только в творчестве А. Шогенцукова (при этом литературный образ все еще приближается к мифологеме), повести М. Емкужа «Всемирный потоп», в других произведениях выступает как символ.

Литературный архетип Камня представлен в романе «Вино мертвых», повестях «Черная гора», «Всемирный потоп», в остальных текстах принимает функции символа или мифологемы.

Литературный архетип Воды (Реки) сформирован в романе «Вершины не спят», является центральным образом-архетипом в повести «Всемирный потоп», в качестве символов, реминисценций, мифологем используется в других художественных произведениях.

В диссертационном исследовании проанализированы архетипы Воина, Певца (Джегуако), Старика, Юноши, Врага, Младенца.

Свое литературное воплощение получили мифологические архетипы Коня, Меча и др.

Выявление архетипических образов и динамики их формирования для нас являлось промежуточной задачей для определения архетипических

345 мотивов, которые получили широкое и яркое воплощение в творчестве адыгских авторов. В качестве архетипического ядра в них репрезентируются соответствующие мифологические и фольклорные значения.

Самым распространенным архетипическим мотивом в адыгской литературе становится путешествие, которое встречается практически во всех представленных произведениях. В большинстве случаев этот литературный мотив семантически и формально соотносится с мифологическим, но в части случаев литературная форма подвергается инверсии. Так, в качестве варианта мотив путешествия выступает в романе-мифе «Каменный век» (путешествие, как путь войны племени, как путь спасения для главного героя, как восхождение на гору); в повести «Всемирный потоп» (интерпретация имплицитного контекстуального означающего: как путешествие по замкнутому кругу); в повести «Черная гора» (как путешествие в пространственно-временных континуумах).

Весьма распространенным оказался литературный архетипический мотив превращения, который в качестве традиционного формально-семантического варианта не встречается в представленных художественных текстах. В качестве инверсии сформирован в романах «Страшен путь на Ошхамахо» (редукция мотива), «Сказание о Железном Волке» (мотив двойничества, оборотничества), «Абраг» (наделение означающего противоположной семантикой), повестях «Черная гора» (мотив используется почти неизменным), «Всемирный потоп» (имплицитно присутствующее символическое означающее: превращение героя в трикстера самой жизнью).

Мотив поисков отца (месть за гибель отца) представлен в романах «Вершины не спят», «Вино мертвых», «Абраг». Вариант мотива представлен в «Черкесских преданиях» Хан-Гирея.

Мотив подземелья (пещеры, склепа, могилы и т. п.) актуализируется в творчестве A.A. Шогенцукова, романах: «Вершины не спят» А. Кешокова (его инверсия), «Вино мертвых» Н. Куека, «Абраг» Д. Кошубаева.

346

Мотив добывания невесты встречается в романах «Страшен путь на Ошхамахо» М. Эльберда, «Сказание о Железном Волке» Ю. Чуяко, «Абраг» Д. Кошубаева.

Мотив «конь из подземелья» непосредственно связан с инициацией протагониста, выражен в романах «Сказание о Железном Волке» Ю. Чуяко, «Вино мертвых» Н. Куека.

Мотив «игры-состязания» сформирован в романах «Вершины не спят» А. Кешокова, «Страшен путь на Ошхамахо» М. Эльберда, «Вино мертвых» Н. Куека.

В произведениях авторов репрезентируются другие архетипические мотивы: быстрого роста, танца, полета, близнечные мотивы и др.

Литературные архетипические мотивы, в свою очередь, актуализируют онтологические категории игры, инициации, трансценденции.

Категория инициации актуализируется благодаря мотивам подземелья (варианты: пещера, подвал, могила и т. п.), поисков отца (вариант: месть за гибель отца), быстрого роста, коня из подземелья, путешествия, превращения (варианты: мотив двойничества, оборотничества).

Категория трансценденции актуализируется за счет архетипических мотивов путешествия, добывания невесты, полета, танца.

Категория игры актуализируется через мотив игры-состязания.

Следует особо отметить, что категория игры распространяется на художественные методы игровой поэтики авторов. Она отмечена у М. Эльберда, Н. Куека, М. Емкужа, Д. Кошубаева. При этом отмечается тенденция к усилению и усложнению игрового начала в творчестве современных авторов. Так, например, Н. Куеком широко привлекается номинология, которая проявляется в качестве «единичного случая» уже в творчестве А. Кешокова. У М. Эльберда игровая поэтика воплощается попыткой совмещения нескольких точек зрения (включая «всеведающего» автора), которые создают «стереоскопический» эффект на одну и ту же художественную экспозицию. М. Емкуж прибегает к нескольким семантическим совмещениям в пределах одной

347 лексемы, образа или мотива, Д. Кошубаев достигает значительной степени отчуждения благодаря ироническому, пародийному и саркастическому снижению или полной семантической подмене означающих на разных уровнях текста.

В результате исследования мы заключаем, что литературные архетипические образы участвуют в формировании литературных архетипических мотивов, последние, в свою очередь, актуализируют онтологические категории литературного дискурса. При этом связь архетипических литературных мотивов с онтологическими категориями носит универсальный константный характер (осмелимся гипотетически предположить, - для каждой национальной литературы). «Переменной» величиной является составляющая архетипических образов, которая, возможно, и определяет национальное своеобразие произведений подобного жанра каждой литературы. Некоторые архетипические мотивы могут способствовать проявлению двух онтологических категорий. Так, мотив путешествия способствует литературной актуализации категорий инициации и трансценденции {см. схемы 1-5 в приложении). Архетипические литературные образы и мотивы почти всегда связаны и обусловливают друг друга. Например, мотив добывания невесты чаще всего связан с мотивом путешествия (или им же и является, если принять другую точку зрения), архетип матери и ребенка связан с архетипом дерева, архетип камня - с мотивом подземелья (склепа) и т. Д.

Архетипический литературный конфликт (в основе которого лежит бинарность архетипических образов), имеет под собой кризисную ситуацию мифологического и фольклорного героя, которая, в свою очередь, репрезентирует трансформированный обряд инициации. Мы полагаем, что эта тенденция в адыгской литературе является проявлением общей закономерности.

348

Нашей задачей являлось исследование особенностей эволюции мифопоэтической традиции в художественных произведениях адыгских авторов разного периода.

Дореволюционный период характеризуется стилизацией фольклорных мотивов, сюжетов и образов (некоторые художественные произведения адыгских просветителей, в частности, Хан-Гирея). Первый этап развития адыгской литературы совпал с начальным развитием советской литературы. Он связан с некоторой аннигиляцией мифо-фольклорной основы или использованием ее в пределах существовавших идеологических рамок художественного дискурса. Вместе с тем, анализируемые художественные произведения этого периода A.A. Шогенцукова, А.П. Кешокова отличаются относительно большой степенью мифо-фольклорного заимствования. Чаще они проявляются в латентной, неявной форме на уровне реминисценций, но могут использоваться в качестве принципа для образостроения, сюжетостроения и т. д. В этот период происходило на первый взгляд парадоксальное обогащение национального художественного сознания без заметной степени его деформации. Мы объясняем это тем, что на всех этапах степень восприятия и усвоения инонациональной культуры регламентировалась, в первую очередь, мифологической структурой художественного сознания адыгов, в основе которого лежало архетипическое бессознательное. В творчестве А. Шогенцукова появляется определенная тенденция к формированию литературных архетипов (в том числе, архетипическому литературному конфликту). Она послужила новацией, которая была усвоена, продолжена и развита его последователями.

80-90-е годы становятся переломным этапом, когда кризисное художественное сознание в поисках значительно утраченной национальной самоидентификации усиливает связи с фольклором, мифом. Одновременно усложняются и обогащаются сами формы связей. Их можно считать одним из способов восстановления целостной картины мира. Художественное сознание испытывает серьезные трансформации, приближаясь к основной

349 характеристике мифологического мышления, - его креативности, то есть способности к мифотворчеству, в данном случае, литературному. Новый литературный миф порой обретает форму смелого творческого эксперимента, -так возникает роман-миф в стихах - «Каменный век» X. Бештокова, а вслед за ним - целое направление современной адыгской литературы, которое можно обозначить как неомифологизм.

Эта новая тенденция связана с появлением целого ряда художественных произведений, в основе которых в большей или меньшей степени и разной форме доминирует мифологический и фольклорный элемент и структура. Мы классифицируем как роман-миф «Вино мертвых» Н. Куека, «Сказание о Железном Волке» Ю. Чуяко, «Каменный век» X. Бештокова. Роман Д. Кошубаева «Абраг» также относится к жанру романа-мифа, вместе с тем, в истории адыгской литературы это - первый роман-антиутопия. Повесть Емкужа «Всемирный потоп» соответствует определению повести-притчи, одновременно, это - повесть-антиутопия. Наряду с этим, мы признаем правомерность классификации H.A. Шогенцуковой, которая определяет произведение М. Емкужа, как роман-предупреждение. К жанру повести-притчи относится «Черная гора» Н. Куека.

Появление жанра антиутопии кажется нам вполне закономерным в русле общего направления, учитывая объективно существующую тенденцию 4 снижения. Она осуществляется за счет десакрализации, дегероизации, демифологизации, а также благодаря литературной пародии и сатиры (Д. Кошубаев). Кроме существенных трансформаций поэтики, это свидетельствует еще и о серьезных аксиологических сдвигах общественного сознания, которое впервые от идеализации «абсолютного эпического прошлого» и настоящего подошло к их критическому и пародийному переосмыслению.

Неомифологизм современной адыгской литературы представляется нам вполне закономерным. Его появление мы объясняем в первую очередь связью с особым влиянием древнего, богатого фольклорного пласта, который имеет ассиметричное соотношение с молодой литературной традицией, отчетливо

350 превалируя над ней. Этой же особенностью можно объяснить преимущественно архетипический способ художественного мышления адыгов. Мы можем согласиться с тезисом Ю.М. Тхагазитова о типологическом сходстве произведений Латиноамериканской литературы с молодыми литературами Северного Кавказа, в частности, адыгской. Нам представляется, что неомифологизм в адыгской литературе соответствует периоду формирования «созидающего» романа-мифа Латинской Америки 50-60-х годов, который сменил период «примитивного» романа 30-50-х годов [267:25]. Это обусловлено особенностями целой совокупности объективных и субъективных факторов, характерных для развития адыгской литературы. Одновременно, этот этап соответствует появлению подобного направления в мировой литературе в начале XX века. Такие общие типологические схождения кажутся отнюдь неслучайными: в них проявляются некие общие универсальные закономерности мирового литературного процесса.

Поэтика нового мифа отличается не только мифологическим способом литературной художественной реконструкции, но и усиленной мифоонтологической рефлексией. Если в литературе для формирования художественных образов и мотивов используется типизация, то в рамках неомифологизма наряду с первой относительно активно используется архетипизация. Это усугубляется значительно усложнившимся литературным материалом, который требует столь же сложных методов организации художественного текста, таких, как аллюзия, интертекстуальность, реминисценция, код (двойной код), символ, мифологема, архетип и пр. Подобные особенности национальной литературы обусловлены не только художественным сознанием, но и авторским бессознательным: творческое мышление - это, главным образом, репрезентация архетипического бессознательного, интуитивного мышления, за которое, в первую очередь, отвечает мифологический и фольклорный национальный элемент. Подобную точку зрения разделяет А.Н. Майкова. «Влияя на творческий процесс, бессознательное автора как бы диктует свои закономерности в конструкции

351 образной системы произведения» [153:159]. Этой же позиции придерживается В.А. Марков: «Художественное мышление. формируется на той же архетипической основе и пронизано образами, производимыми от базисных бинарных символов, которыми задается «общая космологическая структура бытия» [409:140-141]. «Можно сказать, что единственный контакт современного человека с космическим, - пишет М. Элиаде, - сакральным осуществляется через бессознательное, идет ли речь о его мечтаниях и воображаемой жизни, или же о формах творческого сознания, возникающего из бессознательного (поэзия, игры, спектакли и т. д.)» [333:201]. И. Кажарова, отмечая явление неомифологизма в современной адыгской литературе, отмечает: «Неомифологизм порождает, что весьма существенно, общекультурный миф, нацеленный на поиск единых истоков. Истинно мифологическая установка в художественном осмыслении истории оптимистичнее, так как предоставляет читателю и исследователю больше возможностей прочтения» [104:137].

Так мы подходим к проблеме разночтений в отношении фольклоризма. Совершенно оправдана концепция В.М. Гацака, предложившего закрепить термин «фольклоризм» за творческим иносистемным преобразованием фольклорной традиции у писателей, композиторов, художников» [384:13]. С другой стороны, последовательна в своей позиции У.Б. Далгат, подчеркивающая сознательное применение элементов и структур мифологии и фольклора в литературе. При такой постановке, соответственно, подразумевается возможность бессознательного применения, которое, по логике автора, уже не будет называться фольклоризмом. Вместе с тем, кажутся справедливыми возражения Г.Г. Гамзатова, полагающего, что литературное творчество само по себе - сознательный целеполагающий акт, который исключает «бессознательное» применение фольклорных мотивов, поэтому акцент на «сознательном» применении неуместен [54:345]. На наш взгляд, авторское использование фольклорных и мифологических элементов и структур в литературе может быть лишь сознательным и бессознательным

352 одновременно: само обращение и отбор фольклорного материала носит сознательный характер, тогда как архетипическое, живущее в подсознании автора, проявляется и актуализируется в творчестве по другим законам -иррациональным. Творчество проявляется как уникальный синтез авторского сознательного и бессознательного.

353

Схема 2

Мобильная составляющая

Схема 5

355

Список научной литературыХакуашева, Мадина Андреевна, диссертация по теме "Литература народов Российской Федерации (с указанием конкретной литературы)"

1. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. - М., 1977. -320 с.

2. Агаев А.Г. Сулейман Стальский. Махачкала, 1975. - 184 с.

3. Али Шогенцуков в документах и фотографиях / Под ред. М.К. Шаковой. Нальчик, 2002. - 291 с.

4. Алиева А.И. Адыгский нартский эпос. М.; Нальчик, 1969. - 168 с.

5. Алиева А.И. Поэтика и стиль волшебных сказок адыгских народов. -М., 1986.-278 с.

6. Ананьина O.A. Льюис Кэрролл: искусство игры (исследование дилогии Л. Кэрролла об Алисе в свете игровой поэтики). Ростов-на-Дону, 2002. - 143 с.

7. Андрей Платонов. / Под ред. Н.В. Корниенко М., 2004. - Т. 1. - Кн. 1-2.-645 с.

8. Античные источники о Северном Кавказе. Нальчик, 1990. - 308 с.

9. Антология мировой философии. М., 1971. - Т. 3. - 760 с.

10. Арнхейм Р. Новые очерки по психологии искусства. М., 1994. - 356 с.

11. Арто А. Театр и его двойник. СПб., 2000. - 440 с.

12. Архетипы в фольклоре и литературе. Кемерово, 1994. - 124 с.

13. Аутлева Ф.А. Взаимосвязь фольклорно-эпического и литературного сознания в художественном осмыслении нравственно-философских проблем современного адыгейского романа. Майкоп, 2003. - 163 с.

14. Ахундов М. Концепция пространства и времени: истоки, эволюция, перспективы. М., 1982. - 135 с.356

15. Баков Х.И. Национальное своеобразие и творческая индивидуальность в адыгской поэзии. Майкоп, 1994. - 252 с.

16. Барабаш Ю.Я. «За» и «против»: полемические заметки. М., 1965.

17. Барабаш Ю.Я. Вопросы эстетики и поэтики. М., 1983.

18. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1989. - 616 с.

19. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. - 502 с.

20. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М., 1986. - 543 с.

21. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. М., 1994. - 173 с.

22. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. - 423 с.

23. Бгажноков Б.Х. Адыгский этикет. Нальчик, 1978. - 160 с.

24. Бгажноков Б.Х. Основания гуманистической психологии. М., 2003. -272 с.

25. Бекизова Л.А. От богатырского эпоса к роману. Черкесск, 1974. -302 с.

26. Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания. Полное собрание сочинений. М., 1992. - Т. 1. - 325 с.

27. Бергсон А. Смех. М., 1992. - 137 с.

28. Берковский Н.Я. Статьи и лекции по зарубежной литературе. СПб., 2002. - 479 с.

29. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. М., 1975. - 565 с.

30. Берн Э. Игры, в которые играют люди. Психология человеческих взаимоотношений. Люди, которые играют в игры. Психология человеческой судьбы. СПб., 1992. - 400 с.

31. Бигуа В.А. Абхазский исторический роман. История. Типология. Поэтика. М., 2003. - 600 с.

32. Бодкин М. Архетипические образы в поэзии. М., 1934.

33. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. -М., 1983. 412с.

34. Бухуров М.Ф. Адыгская богатырская сказка. Нальчик, 2002. - 180 с.

35. Бухуров М.Ф. Адыгская богатырская сказка: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Нальчик, 2002. - 19 с.357

36. Введение в индийскую философию. М., 1955. - 375с.

37. Введение в литературоведение / Под ред. JI В. Чернец. М., 2000. 556 с.

38. Введение в литературоведение: Хрестоматия / Сост. П.А. Николаев и др.-М., 1988.-479 с.

39. Ведерникова Н.М. Русская народная сказка. М., 1940. - 648 с.

40. Вейнингер О. Пол и характер. М., 1992. - 480 с.

41. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1940. - 648 с.

42. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989. - 406 с.

43. Вестник КБИГИ РАН. Нальчик, 2001285 с.

44. Волков И.Ф. Творческие методы и художественные системы. М., 1989.-С. 250.

45. Волков И.Ф. Теория литературы. М., 1995. - 256с.

46. Вопросы кавказской филологии и истории, Нальчик, 2000. - Вып. 3. - 216с.

47. Воробьева Е.Ю. Бинарность и ее архетипические основания. Омск, 2005. - 150 с.

48. Воробьева H.H., Хитарова С. М. На новых рубежах. М., 1974. - 223 с.

49. Выготский JI.C. Психология искусства. М., 1987. - 344 с.

50. Выготский JI.C. Собрание сочинений. М., 1984. - Т.4. - 432 с.

51. Габниева J1.JI. Слово в контексте мифопоэтической картины мира : Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2003. - 26 с.

52. Габуния 3., Башиева С. Риторика как часть традиционной культуры. -Нальчик, 1993.-88 с.

53. Гадагатль A.M. Память нации. Генезис эпоса «Нарты». Майкоп, 1997. -399 с.

54. Гамзатов Г.Г. Национальная художественная культура в калейдоскопе памяти. М., 1996. - 651 с.358

55. Гамзатов. Г.Г. Литература народов Дагестана дооктябрьского периода. -М., 1982.-368 с.

56. Гартман Э. Сущность мирового процесса, или философия бессознательного. М., 1973. - 361 с.

57. Гацак В.М. Восточно-романский героический эпос. Исследование и тексты. М., 1967. - 470 с.

58. Гацак В.М. Фольклор и молдавско-русско-украинские исторические связи.-М., 1975.-232 с.

59. Гачев Г.Д. Национальные образы мира. М., 1998. - 430 с.

60. Гачев Г.Д. Неминуемое. Ускоренное развитие литературы. М., 1989. -431с.61 .Гачев Г.Д. Жизнь художественного сознания. М., 1998. - 432 с.

61. Гегель В.Ф. Эстетика. М., 1968-1973. - Т. 3. - 621с.

62. Гинзбург Л .Я. О литературном герое. Л., 1979. - 222с.

63. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л., 1977. - 443 с.

64. Гиппенрейтер Ю.Б. Введение в общую психологию. М., 1996. - 336 с.

65. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М., 1987. - 217 с.

66. Голосовкер Я.Э. Сказание о титанах. М., 1993. - 269с.

67. Грацианова И.С. Концептосфера и архетипическое пространство русской онтологической прозы последней четверти XX столетия. М., 2004.

68. Громова Е.П. Образно-символическая природа ренессансного сознания. -СПб., 1995. 137 с.

69. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1972. - 318 с.

70. Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981. — 360 с.

71. Гусев В.Е. Эстетика фольклора. Л., 1967. - 319 с.

72. Гутов A.M. Поэтика и типология адыгского нартского эпоса. М., 1981. - 160 с.

73. Гутов A.M. Слово и культура. Нальчик, 2003. - 157с.359

74. Далгат Б.К. Первобытная религия чеченцев и ингушей. М., 2004. -240 с.

75. Далгат У.Б. Героический эпос чеченцев и ингушей. Исследования и тексты. М., 1972. - 467 с.

76. Далгат У.Б. Литература и фольклор. М., 1981. - 303с.

77. Далгат У.Б. Этнопоэтика в русской прозе 20-90 гг. XX века. (Экскурсы). М., 2004. - 210 с.

78. Деррида Ж., Гурко Е. Деконструкция. Тексты и интерпретация. -Минск, 2001.-319 с.

79. Джапуа З.Д. Абхазские архаические сказания о Сасрыкуа и Абрскиле. -Сухум, 2003.-374 с.

80. Дзамихов К.Ф. Адыги и Россия. М., 2000. - 288 с.

81. Доманский Ю.В. Смыслообразующая роль архетипических значений в литературном тексте. Тверь, 1999. - 92 с.

82. Доманский Ю.В. Архетипические мотивы в русской прозе XIX века. -Тверь, 1998.- 184 с.

83. Дубровин. Черкесы (адыге). Нальчик, 1991. - 416 с.

84. Дьяконов И.М. Архаические мифы Востока и Запада. М., 1987. - 382 с.

85. Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология. М., 1976. - 277 с.

86. Дюмезиль Ж. Скифы и нарты. М., 1992. - 231 с.

87. Дюран Ж. Антропологические структуры воображения. М., 1969.

88. Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение. Л., 1979. - 493 с.

89. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977. - 407 с.

90. Завадский С.А., Новикова Л.И. Искусство и цивилизация. М., 1986. -272 с.

91. Зигмунд Фрейд, психоанализ и русская мысль: Сборник статей. М., 1994.-384 с.360

92. Иванова E.B. Мифологический архетип диалектического мышления в свете антитезы добра и зла. Екатеринбург, 1995.

93. Из адыгского эпоса. Материалы архива H.A. Цагова. Нальчик, 1987. -108 с.

94. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М., 1998. - 256 с.

95. Ильин И.П. Постмодернизм. Словарь терминов. М., 2001. - 414 с.

96. Искусство: художественная реальность и утопия. Киев, 1992. - 215 с.

97. История адыгейской литературы. Майкоп, 1999. - Т. 1. - 522 с.

98. История адыгейской литературы. Майкоп, 2002. - Т. 2. - 558 с.

99. История искусств / Под ред. А. Воротникова, О. Гошковоза, О. Еркина. Минск, 1998. - 607 с.

100. История зарубежной литературы конца XIX- начала XX века / Под ред. Л.Г. Андреева-М., 1978.-471 с.

101. Камю А. Бунтующий человек. М., 1990. - 414 с.

102. Камю А. Избранные произведения. М., 1993. - 446с.

103. Кардини Ф.И. Истоки рыцарства в Европе. М., 1987. - 360 с.

104. Карельский А. От героя к человеку. М., 1990. - 275с.

105. Касавин И.Т. Миграция. Креативность. Текст. СПб., 1998. - 408 с.

106. Кильчевская Э.В. От изобразительности к орнаменту. М., 1968. - 207 с.361

107. Киселева A.H. Художественные формы трагического сознания в прозе JI. Андреева (1898-1907): проблемы становления и архетипического соответствия. М., 2004.

108. Кожевникова H.A. Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв.-М., 1994.-335 с.

109. Кожинов В.В. Основы теории литературы. М., 1962. - 48 с.

110. Кожинов В.В. Происхождение романа. Теоретико-исторический очерк. -М., 1963.-56 с.

111. Кожинов В.В. Размышления о русской литературе. М., 1991. 524 с.

112. Кожинов В.В. Статьи о современной литературе. М., 1990. - 542 с.

113. Козлов A.C. Мифологическая направленность в литературе США. -М., 1984.- 175 с.

114. Колесникова A.A. Особенности переосмысления библейского архетипа «Жертвы» в романах М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» и Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». Белгород, 2001.

115. Корман Б.О. Литературоведческие термины по проблеме автора. -Ижевск, 1982.

116. Корниенко Н.В. Сказано русским языком. М., 2003. - 534 с.

117. Кофман А.Ф. Латиноамериканский художественный образ мира. М., 1997.-318 с.

118. Кудашев В.Н. Исторические сведения о кабардинском народе -Нальчик, 1991.- 189 с.

119. Кумахов М.А., Кумахова З.Ю. Язык адыгского фольклора: нартский эпос. М., 1985.-222 с.

120. Кумыков Т.Г. Казы-Гирей. Нальчик, 1978. - 135с.

121. Кунижев М.Ш. Истоки нашей литературы. Майкоп, 1978. - 100 с.

122. Курашинов Б.М. Содружество муз. Нальчик, 1982. - 204 с.

123. Кучукова З.А. Онтологический метакод как ядро этнопоэтики. -Нальчик, 2006. - 311 с.362

124. Кэмпбелл Д. Тысячеликий герой. М., 1997. - 382с.

125. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1989.-602 с.

126. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М.-Л., 1930. - 339 с.

127. Леви-Стросс К. Структурная антропология. М., 1974.

128. Лейбин В. Фрейд, психоанализ и современная западная философия. -М., 1990.-397 с.

129. Лившиц М. Мифология древняя и современная. М., 1980. - 582 с.

130. Липовецкий М.Н. Русский модернизм (очерки истории поэтики). -Екатеринбург, 1997. 317 с.

131. Литература на рубеже 60-70-х годов. М., 1983. - 286с.

132. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Отв. ред. А.Н. Николюкин. М., 2003. - 1596 с.

133. Литературный энциклопедический словарь М., 1987. - 752 с.

134. Литературы народов России. XX век. М., 2005. - 365 с.

135. Лихачев Д.С. Заметки о русском. М., 1981.-71 с.

136. Лихачев Д.С. Литература реальность - литература. - Л., 1984. - 209 с.

137. Лихачев Д.С. Раздумья. М., 1991. - 316 с.

138. Ломидзе Г.И. Проблемы взаимосвязи и взаимодействия литератур. -М., 1963.-350 с.

139. Лосев А.Ф. Миф. Число. Сущность. М., 1994. - 919с.

140. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1993. -959 с.

141. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. - 525 с.

142. Лосев. А.Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М., 1957.-620 с.

143. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976.-367 с.

144. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992. - 272с.363

145. Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2000. - 704 с.

146. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970. - 384 с.

147. Любавин М.Н. Архетипическая матрица русской культуры. -Новгород, 2002. 244 с.

148. Бахтин М.М.: pro et contra. Личность и творчество Бахтина в оценке русской и мировой гуманитарной мысли: Онтология. СПб., 2001. -Т. 1.- 552 с.

149. Майкова А.Н. Интерпретация литературных произведений в свете теории архетипов К. Юнга. М., 2000. - 168 с.

150. Малкандуев Х.Х. Этническая культура балкарцев и карачаевцев. -Нальчик, 2001.- 176 с.

151. Мамардашвили М. Как я понимаю философию. М., 1990. - 367 с.

152. Мамий Р.Г. Вровень с веком. Майкоп, 2001. - 339с.

153. Мароши В.В. Архетип Арахны: мифологема и проблема текстообразования. Новосибирск, 1995. - 204 с.

154. Мафедзев С.Х. Межпоколенная трансмиссия традиционной культуры адыгов. Нальчик, 1991. - 225 с.

155. Между Эдипом и Озирисом. Становление психоаналитической концепции мифа : Сборник статей. Львов, 1998. - 512 с.

156. Мелетинский Е.М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. -М., 1986. 318 с.

157. Мелетинский Е.М. Герой волшебной сказки. М., 1958. - 264 с.

158. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах М., 1994. - 133 с.

159. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976. - 408с.

160. Менегетти А. Система и личность. М., 1996. - 128с.

161. Мерло-Понти М. Око и дух. М., 1992. - 63 с.

162. Мижаев М.И. Мифологическая и обрядовая поэзия адыгов. -Черкесск, 1973.- 100 с.

163. Мир культуры адыгов: проблемы эволюции и целостности /Под ред. Р. Ханаху/. М., 2002. - 515с.364

164. Мир культуры. Нальчик, 1990. - Вып. 1. - 203 с.

165. Миф фольклор - литература: Сборник статей АНСССР. - JL, 1978. -250 с.

166. Мифологический словарь. М., 1990. - 672 с.

167. Мифологический словарь. М., 1991. - 736 с.

168. Мифы народов мира. -М., 1987. Т. 1. - 671 с.

169. Мифы народов мира. М., 1988. - Т. 2. - 719 с.

170. Мудрецы Китая. Ян Чжу, Ленцы, Чжуанцзы. СПб., 1994. - 416 с.

171. Мусукаев А.И., Першиц А.И. Народные традиции. Нальчик, 1992. -240 с.

172. Мусукаева А.Х. Поиски и свершения. Нальчик, 1978. - 140 с.

173. Мусукаева А.Х. Северокавказский роман. Нальчик, 1993. - 192 с.

174. Надъярных Н.С. Литература и духовная жизнь. М., 1979. - 64 с.

175. Надъярных Н.С. Ритмы единения. Киев, 1986. - 324 с.

176. Надъярных Н.С. Рожденная историей. М., 1976. - 64 с.

177. Налоев З.М. Из истории адыгской культуры. Нальчик, 1978. - 192 с.

178. Налоев З.М. Корни и ветви. Нальчик, 1991. - 278с.

179. Налоев З.М. Этюды по истории и культуре адыгов. Нальчик, 1985. -270 с.

180. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. Минск, 1997. - 298 с.

181. Ницше Ф. Сочинения в 2 т. М., 1990.

182. Новейший философский словарь. 3-е изд., перераб. - Минск, 2003. -1279 с.

183. Норман Д. Символизм в искусстве. М., 1997. - 272с.

184. Ортега-и-Гассет X. Дегуманизация искусства и другие работы: Эссе о литературе и искусстве. М., 1990. - 639 с.

185. Ортега-и-Гассет. Эстетика. Философия культуры. М., 1990. - 360 с. 190.0сманова З.Г. Художественная концепция личности в литературах

186. Советского Востока. —М., 1972. 375с.365191.0сманова З.Г. Встречи и преображения: Поэтика повествовательных жанров в контексте взаимосвязей национальных литератур. М., 1993. - 232 с.

187. От мифа к литературе. М., 1993. - 352 с.

188. Панеш У.М. Типологические связи и формирование художественно-эстетического единства адыгских литератур. Майкоп, 1990. - 275 с.

189. Паранук К.Н. Иду к человеку. Майкоп, 2004. - 98с.

190. Первые писатели Кабарды. Нальчик, 1968. 379 с.

191. Пивнева Н.С. Архетипические образы в русской культуре. Ростов н/Д, 2003.- 117 с.

192. Писатели Кабардино-Балкарии. Нальчик, 1978. - 316 с.

193. Писатели Кабардино-Балкарии: Биобиблиографический справочник / Под ред. Р.Х. Хашхожевой. Нальчик, 2003. - 441 с.

194. Платон. Диалоги. М., 1997. - 256 с.

195. Потебня A.A. Символ и миф в народной культуре. М., 2002. - 450 с.

196. Пошатаева A.B. Литература и фольклор. М., 1981. - 60 с.

197. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М., 1986. - 432с.

198. Приймакова H.A. Жанрово-стилевое богатство адыгского романа об историческом прошлом (поэтика сюжета) : Автореф. дис. . канд. филол. наук. Майкоп, 2003. - 23 с.

199. Проблемы психологии личности. М., 1982. - 245с.

200. Проблемы романтизма. М., 1967. - 302 с.

201. Пронин В.А. Теория литературных жанров. М., 1999. - 196 с.

202. Пропп В.Я. Фольклор и действительность. Л., 1976. - 325 с.

203. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. М., 1928. - 368 с.

204. Пропп В.Я. Русский героический эпос. Л., 1955.- 551 с.

205. Пропп В.Я. Фольклор. Литература. История. М., 2002. - 463 с.

206. Прорыв к трансцендентному. Новая онтология XX века. М., 1997.366

207. Пшиготыжев. О кабардинском стихосложении, (на каб. яз.) Нальчик, 1981.- 143 с.

208. Развитие традиций в кабардинской и балкарской литературах. -Нальчик, 1980. 123 с.

209. Ранк О. Миф о рождении героя. СПб., 1998. - 115с.

210. Ранние формы искусства. М., 1972. - 479 с.

211. Религиозные верования адыгов. Майкоп, 2001. - 639 с.

212. Рикер П. Конфликт интерпретаций. М., 1995.

213. Рифтин Б.Л. От мифа к роману. Эволюция изображения персонажа в китайской литературе. М., 1979. - 360 с.

214. Рифтин Б.Л. Типология и взаимосвязи литератур древнего мира : Сборник статей. М., 1982. - 273с.

215. Роттердамский Эразм. М., 1986. - 702 с.

216. Руднев. В. Прочь от реальности. М., 2000. - 432с.

217. Русская литература XX века. Направления и течения. Екатеринбург, 1996.-247 с.

218. Русская литература и фольклор. Вторая половина XIX века. Л., 1982. - 444 с.

219. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 1987. - 784 с.

220. Салакая Ш.Х. Абхазский нартский эпос. Тбилиси, 1976. - 235 с.

221. Самуэле Э. Юнг и постюнгианцы. М., 1997. - 417с.

222. Сартр Ж.-П. Ситуация: Антология литературно-эстетической мысли. -М., 1997.-432 с.

223. Севастьянова B.C. Архетипика романтического двоемирия в поэтике русского символизма. Магнитогорск, 2004. - 180 с.

224. Седаков М.Э. Архетипы бытия и символы культуры : Карл Густав Юнг и Мирча Элиаде. М., 2004.

225. Семиотика. Антология. М., 2001. - 701 с.

226. Слободнюк СЛ. Архетипы гностицизма в философии русского литературного модернизма. Магнитогорск, 1998.367

227. Словарь литературоведческих терминов. Ростов н/Д, 2002. - 319 с.

228. Смирнов В.А. Литература и фольклорная традиция, вопросы поэтики: архетипы «женского начала» в русской литературе XIX- начала XX века: Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Бунин. Иваново, 2001. -254 с.

229. Смирнов И.П. Порождение интертекста (Элементы текстуального анализа с примерами из творчества Б.Л. Пастернака). СПб., 1995. -190 с.

230. Смирнов И.П. Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней. М., 1994. - 351 с.

231. Смирнова H.A. Тезаурус Джона Фаулза. Нальчик, 2000. - 359 с.

232. Современная западная философия. М., 1991. - 414с.

233. Современное зарубежное литературоведение: страны Западной Европы и США. М., 1996. - 317с.

234. Сокуров М.Г. Лирика Алима Кешокова. Нальчик, 1969. - 160 с.

235. Сокуров М.Г. Поступь литературы. Нальчик, 1977. - 256 с.

236. Сперанский М.Н. История древней русской литературы. 3-е изд. -М., 1921.-287 с.

237. Специфика фольклорных жанров. М., 1973. - 304с.

238. Спиркин А.Г. Философия. М., 2005. - 368 с.

239. Стеблин-Каменский М.И. Миф. Л., 1976. - 104 с.

240. Стеблин-Каменский М.И. Историческая поэтика. Л., 1987. - 173 с.

241. Султанов К.К. Динамика жанра: Особенное и общее в опыте современного романа. М., 1989. - 153 с.

242. Схаляхо A.A. Идейно-художественное становление адыгейской литературы. Майкоп, 1988. - 284 с.

243. Теоретическая поэтика: понятия и определения: Хрестоматия. М., 2002. - 467 с.

244. Теория литературы. Литература. М., 2005. - 334с.

245. Теория литературы. Литературный процесс. М., 2001. - 337 с.368

246. Теория литературы. Роды и жанры. М., 2003. - 591с.

247. Теория метафоры : Сборник. М., 1990. - 512 с.

248. Тимижев Х.Т. Историческая поэтика и стилевые особенности литературы адыгского зарубежья. Нальчик, 2006. - 359 с.

249. Тлостанова М.В. Постсоветская литература и эстетика транскультурации. М., 2004.

250. Тойнби А.Д. Постижение истории : Сборник. -М., 1991. 731 с.

251. Толгуров З.Х. В контексте духовной общности. Нальчик, 1991. - 190 с.

252. Толгуров З.Х. Время и литература. Нальчик, 1978. - 206 с.

253. Толгуров Т.З. Информационно-эстетическое пространство поэзии Северного Кавказа. Нальчик, 2000. - 560 с.

254. Томашевский Б.В. Стилистика. Д., 1983. - 288 с.

255. Томашевский Б.В. Поэтика. М., 1996.

256. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. -М., 1995.-621 с.

257. Трахо Р. Черкесы. Нальчик, 1992. - 160 с.

258. Туганов Р.У. Страницы прошлого. Нальчик, 1989. - 206 с.

259. Тугов В.Б. Память и мудрость веков. Карачаевск, 2002. - 348 с.

260. Тхагазитов Ю.М. Традиции и новаторство, (на каб. яз.) Нальчик, 1991.- 164 с.

261. Тхагазитов Ю.М. Адыгский роман. Нальчик, 1987. - 110 с.

262. Тхагазитов Ю.М. Духовно-культурные основы кабардинской литературы. Нальчик, 1994. 150 с.

263. Тхагазитов Ю.М. Али Шогенцуков. Нальчик, 2000. - 243 с.

264. Тхагазитов Ю.М. Жизнь и судьба Али Шогенцукова. Нальчик, 2005. - 123 с.

265. Тхагазитов. Ю.М. Эволюция художественного сознания адыгов. -Нальчик, 1996.-214 с.

266. Ты создал мир, и он велик. Книга о поэте А. Шогенцукове / Под ред. М. и В. Котляровых. Нальчик, 2000. - 198 с.369

267. Умберто Эко: парадоксы, интепретации. Минск, 2000. - 198 с.

268. Унарокова Р.Б. Песенная культура адыгов. Эстетико-информационный аспект. М., 2004. - 216 с.

269. Уотте Алан В. Путь дзэн. Киев, 1993. - 320 с.

270. Урусбиева Ф.А. Метафизика колеса. Вопросы тюркского культурогенеза. Сергиев Посад, 2003. - 207 с.

271. Урусбиева Ф.А. Портреты и проблемы. Нальчик, 1990. - 164 с.

272. Успенский Б.А. Поэтика композиции. СПб., 2000. - 348 с.

273. Уэллек Р., Уоррен О. Теория литературы. М., 1978. - 325 с.

274. Федоров A.A. Томас Манн. Время шедевров. М., 1981. - 334 с.

275. Федоров Ф.П. Романтический художественный мир : пространство и время. Рига, 1988. - 456 с.

276. Фидарова Р.Я. Герои, характеры, жизнь. Орджоникидзе, 1990. - 240 с.

277. Философский контекст русской литературы 1920-1930-х годов / А. Гачева, О. Казнина, С. Семенова. М., 2003. - 400 с.

278. Философский энциклопедический словарь. М., 1983. - 837 с.

279. Фоли Д. Энциклопедия знаков и символов. М., 1997. - 510 с.

280. Франц M-JI. Психология сказки. СПб., 1998. - 360с.

281. Фрейд 3. Введение в психоанализ. М., 1994. - 287с.

282. Фрейд 3. Художник и фантазирование. М., 1995. - 400 с.

283. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1978. - 605 с.

284. Фрейденберг О.М. Миф и театр : Лекции по курсу «Теория драмы». -М., 1988. 131 с.

285. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997. - 448 с.

286. Фромм Э. Душа человека. М., 1992. 288 с.

287. Фрэзер Дж. Золотая ветвь: исследование магии и религии. М., 1980. - 704 с.

288. Фрэзер Дж. Фольклор в Ветхом Завете. М., 1990. - 542 с.370

289. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб., 1997. - 576 с.

290. Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. - 437 с.

291. Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. - М., 1991. - 19 с.

292. Хакуашев А.Х. Адыгские просветители. Нальчик, 1978. - 258 с.

293. Хакуашев А.Х. Али Шогенцуков. Нальчик, 1958. - 100 с.

294. Хакуашев А.Х. Кабардинское стихосложение. Нальчик, 1998. - 160 с.

295. Хакуашева М.А. Онтологические основы адыгской мифологии. -Майкоп, 1996.-59 с.

296. Хакуашева М.А. Онтологические основы адыгской мифологии : Автореф. . дис. канд. филол. наук. Нальчик, 1997. - 18 с.

297. Хализев В.Е. Теория литературы. М., 1999. - 398с.

298. Хапсироков Х.Х. Восхождение. Творческий путь Алима Кешокова. -М., 2002.-301 с.

299. Хапсироков Х.Х. Жизнь и литература. М., 2002. - 301 с.

300. Хацукова М.М. Духовная вселенная адыгов. Нальчик, 2004. - 440 с.

301. Хачемизова М.Н. Художественный мир Тембота Керашева. Майкоп, 2005.-275 с.

302. Хашхожева Р.Х. Избранные статьи. Нальчик, 2004. - 167 с.

303. Хиллман Дж. Исцеляющий вымысел. СПб., 1997. - 181 с.

304. Хитарова Т.А. Архетипические образы верха и низа в романе с притчевым началом (на материалах произведений А. Мердок, У. Голдинга, А. Платонова. Краснодар, 2003. - 298 с.

305. Художественная литература в социокультурном контексте: поспеловские чтения. М., 1997. - 181с.

306. Художественный мир Али Шогенцукова. Нальчик, 1994. - 130 с.

307. Цагараев В.А. Золотая яблоня Нартов. Владикавказ, 2000. - 299 с.

308. Царскосельские чтения. Международная научно-практическая конференция. СПб., 2002. - Т. 1.-201 с.371

309. Ципинов A.A. Мифоэпическая традиция адыгов. Нальчик, 2004. -179 с.

310. Чагин А.И. Герой и время. О лирическом герое современной поэзии. М., 1985.

311. Человек и его символы. СПб., 1996. - 380 с.

312. Чернец JI.B. Как слово наше отзовется. М., 1995. - 239 с. 318.Чиковани А. Структурная типология сказок Северного Кавказа. - М.,1985.-300 с.

313. Шаги к рассвету. Адыгские писатели-просветители XIX века. -Краснодар, 1986.-391 с.

314. Шаззо Е.Ш. Художественное своеобразие адыгейской поэзии (эволюция, поэтика, стилевые искания). Майкоп, 2003. - 379 с.

315. Шаззо К.Г. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах. Тбилиси, 1979. - 238 с.

316. Шаззо К.Г. Ступени. Исхак Машбаш : жизнь и творчество. Майкоп, 1991.- 150 с.

317. Шеллинг Ф. Философия искусства. М., 1966. - 496с.

318. Шенкао М. Специфика мифоэпического сознания (на материале эпоса «Нарты») : Дисс. . канд. филол. наук. Ростов н/Д, 1982. - 195 с.

319. Шогенцукова H.A. Лабиринты текста. Нальчик, 2002. - 219 с.

320. Шогенцукова H.A. Опыт онтологической поэтики. М., 1995. - 232 с.

321. Шортанов А.Т. Адыгская мифология. Нальчик, 1982. - 196 с.

322. Шортанов А.Т. Адыгские культы. Нальчик, 1992. - 165 с.

323. Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993. - 500 с.

324. Эйзенштейн С.М. Избранные произведения. М., 1964.

325. Эко У. Заметки на полях «Имени розы» СПб., 2003. - 94 с.

326. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. М., 1998 -432 с.

327. ЗЗЗ.Элиаде М. Миф о вечном возвращении. Архетипы и повторяемость. -СПб., 1998.-249 с.372

328. Элиаде M. Избранные произведения: Миф о вечном возвращении; образы и символы. М., 2000. - 414 с.

329. Элиаде М. Космос и история. М., 1987. - 311 с.

330. Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994. - 143с.

331. Эльконин Д.Б. Психология игры. М., 1999. - 358 с.

332. Энциклопедия символов (В. Бауэр, И. Дюмотц, С. Головин). М., 2000. - 502 с.

333. Энциклопедия символов, знаков, эмблем. М., 2001.

334. Эсалнек А.Я. Типология романа. М., 1991. - 156с.

335. Эстес К.П. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и сказаниях. -София ; Киев, 2003. 495 с.

336. Юдов B.C. Художественная актуализация архетипического в европейской литературе первой трети XX века: (Г. Гессе, Д. Джойс, Т. Манн, А. Платонов. Орехово-Зуево, 2001. - 207 с.

337. Юнг К. Алхимия снов. СПб., 1997. - 351 с.

338. Юнг К. Аналитическая психология: ее теория и практика. М., 1998. -295 с.

339. Юнг К. Архетип и символ. -М., 1991.-297 с.

340. Юнг К.Г. Душа и миф. Шесть архетипов. Киев; Москва, 1997. - 383 с.

341. Юнг К.Г. Избранное. Минск, 1998. - 443 с.

342. Юнг К. Дух и жизнь. M., 1996. - 551 с.

343. Юнг К. Либидо, его метаморфозы и символы. СПб., 1994. - 416 с.

344. Юнг К. Психологические типы. СПб., 1995. 716с.

345. Юнг К. Психология бессознательного. М., 1996. - 317 с.

346. Юнг К. Психология и алхимия. М., 1997. - 587 с.

347. Юнг К. Сознательное и бессознательное. М., 1997. - 536 с.

348. Юнг К., Нойман. Психоанализ и искусство. М., 1996. - 304 с.

349. Юсуфов Р.Ф. Русский романтизм начала XIX века и национальная культура. 1970. 424 с.

350. Якобсон Р. Работы по поэтике. М., 1987. - 461 с.373

351. Яковлев Е.Г. Искусство и мировые религии. М., 1985. - 288 с.

352. Ямпольский М.Б. Память Тиресия: Интертекстуальность и кинематограф. М., 1993. - 456 с.

353. Ямпольский М.Б. Демон и лабиринт. М., 1996. - 318 с.

354. Ясперс К. Ницше: введение в понимание его философствования. -СПб., 2004.-628 с.

355. Ясперс К. Смысл и назначение истории. -М., 1991. 527 с.

356. Analytical psychology. L., 1980. - 279 p.

357. Bodkin M. Frchetypal patterns in poetry. L., 1963. - 325 p.1.

358. Абдулаева X.P. Творчество первых чеченских литераторов. Начало XX века // Нация. Личность. Литература. М., 1996. - С. 226-240.

359. Аверинцев С.С. Аналитическая психология К. Юнга и закономерности творческой фантазии // Вопросы литературы. М., 1970. № 3. - С. 117.

360. Аверинцев С.С. Риторика как подход к обобщению действительности // Поэтика древнегреческой литературы. М., 1981. - С. 15-46.

361. Авидзба В. Проблемы современного абхазского литературоведения // Актуальные проблемы общей и адыгской филологии. Майкоп, 1999. -С. 116-122.

362. Алиева А.И. Народные истоки творчества А. Кешокова // Роль фольклора в развитии литератур народов СССР. М., 1975. - С. 214232.

363. Алиева. А.И. Национальная идея и эстетика социалистического реализма // Нация. Личность. Литература. М., 1996. - С. 67-82.

364. Арутюнов Л.Н. Развитие эпических традиций в современной советской литературе // Взаимодействие литератур и художественная культура развитого социализма. М., 1981.374

365. Аузинь И. Расширение горизонта // Вопросы литературы. М., 1977. -С. 90.

366. Базиева Г.Д. Миф фольклор - литература: современные взаимосвязи // Вестник КБИГИ КБНЦ РАН. - 2003. - Вып. 10. - С. 100-110.

367. Барабаш Ю.Я. О языковой дихотомии у Гоголя // Нация. Личность Литература. М, 1996. - С. 11-24.

368. Бардавелидзе Джондо. Кавказская война и ее отражение // Актуальные проблемы общей и адыгской филологии. Майкоп, 1999. - С. 146-152.

369. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья // Литературно-критические статьи. М., 1986. - С. 291353.

370. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Литературно-критические статьи. М., 1986. С. 121-191.

371. Бахтин М.М. Автор и герой в эстетической деятельности // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. - С. 149-151.

372. Бигуаа В.А. Символ в прозе Алексея Гогуа // Нация. Личность. Литература. М., 1996. - С. 217-226.

373. Волошинов В.Н. Фрейдизм // 3. Фрейд, психоанализ и русская мысль. -М., 1984.-С. 269-346.

374. Габния Ц. Душа и смерть. // Актуальные проблемы общей и адыгской филологии. Майкоп, 1999. - С. 178-183.

375. Гавриляченко С. Живое куначество // Космос «Железного Волка», или Панцирь кузнечика. Майкоп, 2001. - С. 8-47.

376. Гарданов Б.А. «История адыгейского народа» Ш.Б. Ногмова // Ногмов Ш.Б. История адыгейского народа. 1959. С. 22-54.

377. Гацак В.М. Поэтика эпического историзма во времени // Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР: Поэтика и стилистика. М., 1980.-С. 6-47.375

378. Гацак В.М. Фольклорное наследие народов СССР достояние новой социальной и интернациональной общности // Фольклорное наследие народов СССР и современность. - Кишинев, 1984. - С. 13.

379. Гвардини Р. Конец Нового времени // Вопросы философии. М., 1990. №4. - С. 127-169.

380. Гегель Г.В. Философия духа // Энциклопедия философских наук. М., 1977. - Т. З.-С. 6-408.

381. Гутов A.M. Межжанровая диффузия в цикле Жабаги Казаноко // Жабаги Казаноко Нальчик, 1987. - С. 110-118.

382. Дахужева H.A. К вопросу о становлении национально-художественной традиции исторического романа в адыгской прозе // Актуальные проблемы общей и адыгской филологии. Майкоп, 1999. - С. 139-146.

383. Емельянов Л.И. Изучение отношений литературы к фольклору // Вопросы методологии литературы. М.-Л., 1966. - С. 257.

384. Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв. : Сборник статей / Под ред. Г.К. Косикова. М., 1987. - 511 с.391.3улумян Б.С. Григор Нарекаци. Бессмертие души // Нация. Личность. Литература. М., 1996. - С. 179-189.

385. Иванов В.В. Интепретация текста хаттско-хеттского строительного ритуала: (в свете данных внешнего сравнения) // Текст: семантика и структура. М., 1983. - С. 5-36.

386. Иванов В.В., Топоров В.Н. Инвариант и трансформация в мифологическом и фольклорном текстах // Типологические исследования по фольклору. М., 1975. - С. 44-76.

387. Камбачокова Р.Х. К вопросу о художественном осмыслении действительности в историческом романе М. Эльберда «Ищи, где не прятал» // Актуальные проблемы общей и адыгской филологии. -Майкоп, 1999.-С. 129-379.376

388. Инаркаева С.И. Новеллистические традиции в современной чеченской литературе // Актуальные проблемы общей и адыгской филологии. -Майкоп, 1999.-С. 132-139.

389. Кореньи К., Юнг К.Г. Введение в сущность мифологии // Юнг К. Душа и миф. Киев, 1996. - С. 11-210.

390. Когония В.А. Функционально-поэтические особенности повторов (припевов) в песенном фольклоре абхазов // Актуальные проблемы общей и адыгской филологии. Майкоп, 1999. - С. 156-169.

391. Кожинов В.В. Современная жизнь традиций. Размышления об абхазской прозе // Дружба народов. М., 1977. № 4. - С. 252.

392. Кожинов В.В. // Вопросы литературы. М., 1957. № 6. - С. 87-88.

393. Корниенко Н.В. Андрей Платонов: «Туркмения страна иронии» // Нация. Личность. Литература. - М., 1996. - С. 83-98.

394. Котора Д.В., Чекалов П.К. Веселовский, Куприн, Соломон и сказки народов Кавказа // Актуальные проблемы общей и адыгской филологии. Майкоп - С. 169-178.

395. Кудаева З.М. Нижний мир и символика «отсечения» ног в адыгской мифологической традиции // Культурная жизнь Юга России. -Краснодар, 2005. № 3. С. 44.

396. Кузьмина Е.Е. Конь в религии саков и скифов // Скифы и сарматы. -Киев, 1977.

397. Кулагина A.B. Вопросы поэтики фольклора в трудах болгарских ученых // Фольклор. Историческая наука. М., 1977. - С. 324-325.

398. Ломидзе Г.И. Понятие о нации в современном общественноми художественном сознании // Нация. Личность. Литература. М., 1996. -Вып. 1. - С. 4-10.

399. Лотман Ю.М. О понятии географического пространства в русских средневековых текстах // Труды по знаковым системам. Тарту, 1965. -Вып. 2.-С. 210-216.377

400. Мамий Р. След человека: К 80-летию А. Евтыха // Дружба. 1995. № 3. -С. 4-14.

401. Маремкулова Ф.М. Этно-фольклорная основа художественного творчества адыгских просветителей XIX века (Шора Ногмов, С. Хан-Гирей) // Вестник КБИГИ КБНЦ РАН. Нальчик, 2003. Вып. 10. - С. 153-159.

402. Марков В.А. Литература и миф: проблема архетипов (к постановке вопроса): Тыняновский сборник. Четвертые тыняновские чтения. -Рига, 1990. С. 133-145.

403. Мелетинский Е.М. О происхождении литературно-мифологических сюжетных архетипов // Мировое древо. М., 1993. № 2. - С. 9-63.

404. Миллер Вс. Кавказское предание о великанах, прикованным к горам // Журнал Министерства народного просвещения. М., 1883. № 223. - С. 76.

405. Надъярных Н.С. Пространство диаспоры // Нация. Личность. Литература. М., 1996. - С. 33-45.

406. Немченко Г.Сон Пегаса в богатом «стойле» // Космос «Железного Волка», или Панцирь кузнечика. Майкоп, 2001. - С. 153.

407. Ницше Ф. Миф о Сизифе // Сумерки богов. М., 1990. - С. 222-319.

408. Османова. З.Г. Прогресс в литературе: иллюзия или реальность? // Нация. Личность. Литература. М., 1996. - С. 45-56.

409. Отарова Р.К. Оппозиция «родина чужбина» в балкарской поэзии // Нация. Личность Литература. - М., 1996. - С. 200-217.

410. Панцирь кузнечика. Майкоп, 2001. - С. 85.

411. Паштова М.М. Адыгская народная лирика. Опыт системно-аналитического исследования типологии текстов // Вестник КБИГИ КБНЦ РАН. Нальчик, 2003. - Вып. 10. - С. 159-165.

412. Поспелов Г.Н. Что же такое романтизм? // Проблемы романтизма. М., 1967. - Вып. 1.-С. 302.378

413. Прието А. Семиотика литературы // Семиотика. Антология. М., 2001. С. 413-414.

414. Рыбаков Б.А. Языческое мировоззрение русского средневековья // Вопросы истории. М., 1974. № 1. - С. 4.

415. Саськова Т.В. Образ Кавказа в русской литературе // Советская литература и Кавказ. Грозный, 1991. - С. 5-11.

416. Степанов Ю. Семиотика концептов // Семиотика. Антология. М., 2001. С. 603-613.

417. Султанов К.К. Не храм, а мастерская // Вопросы литературы. М., 1978. №8.-С. 109-111.

418. Султанов К.К. Национальная идея и национальная литература // Нация. Личность. Литература. М., 1996. - С. 24-33.

419. Тертерян И.А. Романтизм как целостное явление // Вопросы литературы. -М., 1983. №4. -С. 151-181.

420. Толгуров Т.З. Фольклорные аффектно-эмоциональные структуры // Вестник КБИГИ КБНЦ РАН. Нальчик, 2003. - Вып. 10.-С.165-180.

421. Топоров В.Н. О ритуале: Введение в проблематику // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М., 1988. -С. 7-44.

422. Топоров В.Н. Растения // Мифы народов мира. М., 1982. Т. 2. - С. 369.

423. Тхагазитов Ю.М., Хакуашева М.А. Мифоэпическая традиция в кабардинской прозе : Сборник // Известия Кабардино-Балкарского Научного Центра. Нальчик, 2005. № 2. - С. 128-134.

424. Тхагазитов Ю.М. «Свое» и «чужое» в художественном мире Али Шогенцукова//Нация. Личность. Литература. М., 1996.-С. 158-171.

425. Тхагазитов Ю.М. Светлый образ поэта // Али Шогенцуков. Нальчик, 2000.-С. 37-38.

426. Тюпа В.И. Тезисы к проекту словаря мотивов // Дискурс. -Новосибирск, 1996. № 2. С. 52.379

427. Федь Н.М. Современная литература. Симптомы кризиса // Нация. Личность. Литература. М., 1996. - С. 56-67.

428. Хаджиева Т.М. Нартский эпос балкарцев и карачаевцев // Нарты. Героический эпос балкарцев и карачаевцев. М., 1994. - С. 8-66.

429. Хакуашев А. X. Спор вокруг адыгской народной рифмы // Актуальные проблемы общей и адыгской филологии. Майкоп, 1999. - С. 152-156.

430. Хакуашева М.А. Еще раз о «летающих» //. «Текст: онтология и техника» : Сб. науч. тр. Нальчик, 2001. - С. 136.

431. Хашхожева Р.Х. Султан Кази-Гирей // Писатели Кабардино-Балкарии : Биобиблиографический справочник. Нальчик, 2003. - С. 56.

432. Хашхожева Р.Х., Шекихачева А.Х. Изображение национального быта в произведениях Хан-Гирея // Вестник КБИГИ КБНЦ РАН. Нальчик, 2003. Вып. № 10. - С. 202-208.

433. Хут Ш. Адыгские писатели-просветители XIX века // Шаги к рассвету. -Краснодар, 1986. С. 5-20.

434. Чагин А.И. О «Белевском уезде» в русской литературе // Нация. Личность. Литература. М., 1996. - С. 82-98.

435. Степанова Ю.С., Булыгина Т.В. Семиотика концептов // Семиотика. Антология. М., 2001. - С. 603-613.

436. Юнг К. Архетипы коллективного бессознательного // Юнг К. Структура психики и процесс индивидуации. М., 1996. - С. 139-154.

437. Юнг К.Г. Аналитическая психология и воспитание // Юнг К.Г. Аналитическая психология и конфликты детской души. М., 1995. - С. 133-134.

438. Юнг К.Г. Личное и сверхличное или коллективное бессознательное // Юнг К. Структура психики и процесс индивидуации. М., 1996. - С. 121-132.

439. Юнг К. Психологический аспект архетипа матери // Юнг К.Г. Структура психики и процесс индивидуации. М., 1996. - С. 30-50.380

440. Юнг К. Психология образа трикстера // Юнг К. Душа и миф. Киев, 1996.-С. 338-356.

441. Юнг К.Г. Психологический портрет архетипа матери // Структура психики и процесс индивидуации. М., 1996. - С. 30-50.

442. Ян Ван дер Энг. Искусство новеллы. Образование вариационных рядов мотивов как фундаментальный принцип повествовательного построения // Русская новелла. СПб., 1993. - С. 205.

443. Яффе А. Символизм в визуальном искусстве // Человек и его символы. -СПб., 1996.-С. 234-240.

444. Derrida J. Freud et la scune de 1 ecriture // Le Ecriture et differens. Paris -P. 338.111

445. Андемиркъан. Адыгэ л1ыхъужь эпос. Нальчик, 2002. - 369 с.

446. Антология абхазской литературы. M., 1958.

447. Атажукин К. Избранное. Нальчик, 1991. - 250 с.

448. Бештоков X. «Каменный век», (подстрочный пер. X. Бештокова) // «Литературная Кабардино-Балкария». Нальчик, 2005. № 5. - С. 58117.

449. Бештоков X. Земля отцов. Нальчик, 1978. - 88 с.

450. Бештоков. Х.К. Совесть. Нальчик, 1985. - 107 с.

451. Бештоков Х.К. Мелодия Нартов. Нальчик, 1981. - 92 с.

452. Бицуев. A.M. Реликвия, (на каб. яз.) Нальчик, 1975. - 116 с.

453. Блок А. О романтизме // Блок А. Избранное. М., 1995. - 511 с.

454. Джойс Д. Улисс. -М, 1993.-669 с.

455. Емкуж. М. Всемирный потоп. Нальчик, 1994. - 126 с.

456. Избранные произведения адыгских просветителей /Под ред. Р.Х. Хашхожевой. Нальчик, 1980. - 300 с.

457. Кабардинский фольклор. Нальчик, 2000. - 649 с.381

458. Казы-Гирей С. «Долина Ажитугай» : Хрестоматия по истории адыгской литературы дореволюционного периода. Нальчик, 1981. - С. 42-50.

459. Каламбий (Адиль-Гирей Кешев). Записки черкеса. Нальчик, 1988. -272 с.

460. Кауфов Х.В. В зеркале социальной жизни. Нальчик, 1980. - 256 с.

461. Кауфов X. Вечные странники. Нальчик, 2002. - 376с.

462. Кафка. Ф. Замок. Избранное. М., 1989. - 329 с.

463. Керашев Т. Избранное. Майкоп, 1997. - 594 с.

464. Керашев Т.М. Дорога к счастью. М., 1953. - 295 с.

465. Кешоков А.П. «Вид с белой горы». М., 1981. - Т. 3. - 711 с.

466. Кешоков А.П. Вершины не спят. М., 1973. - 736 с.

467. Кошубаев Д. «Абраг». Нальчик, 2005. - 190 с.

468. Куек Н.Ю. Вино мертвых. Майкоп, 2002. - 295 с.

469. Куек Н. «Черная гора». Майкоп, 1997. - 114 с.

470. Налоев А.Х. Далекие зори. Нальчик, 1984. - 244 с.

471. Нарский эпос. Орджоникидзе, 1957. - 231 с.

472. Нартхэр. Нальчик, 1995. - 559 с.

473. Нарты. Адыгский героический эпос. М., 1974. - 235с.

474. Нарты. Героический эпос балкарцев и карачаевцев. М., 1994. - 656 с.

475. Нарты. Кабардинский эпос. М., 1951. - 502 с.

476. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М., 1990. - 300с.

477. Ногмов Ш.Б. История адыгейского народа. Нальчик, 1991. - 278 с.

478. Пачев Б. Собрание сочинений, (на каб. яз.) Нальчик, 1963. - 275 с.

479. Сказания и сказки адыгов. М., 1987. - 319 с.

480. Сказки народов Карачаево-Черкесии. Черкесск, 1992. - 325 с.

481. Сокровище Нартов. Нальчик, 1980. - 262 с.

482. Теунов X. Свет с Севера. Нальчик, 1956. - 160 с.

483. Фаулз Д. Подруга французского лейтенанта. Л., 1985.

484. Хан-Гирей. Избранные произведения. Нальчик, 1974. - 334 с.

485. Хан-Гирей. Черкесские предания. Нальчик, 1989. - 286 с.382

486. Хан-Гирей. Черкесские предания: Хрестоматия по истории адыгской литературы дореволюционного периода. Нальчик, 1981. - С. 55-138.

487. Хейзинга Й. Homo Ludens. Статьи по истории культуры / Сост. и пер. Д.В. Сильвестрова. М., 1997. - 416 с.

488. Чуяко Ю.Г. Сказание о Железном Волке. Майкоп, 1993. - 384 с.

489. Чуяко Ю.Г. Милосердие Черных гор или смерть за черной речкой. -Майкоп, 2003.- 175 с.

490. Шогенцуков A.A. Избранное. М., 1957. - 311 с.

491. Шогенцуков Али. Стихотворения. Поэма. Роман в стихах. Нальчик, 2000. - 243 с.

492. Эльберд М. Страшен путь на Ошхамахо. М., 1987. - 384 с.